от случайного кинжала, от нечаянной стрелы. Ну, это-то я исполнял с самого
начала... Каждый раз, продирая утром опухшие от беспорядочных побудок
глаза, я вспоминал нечто новое. Со временем это обратилось в подобие игры.
Я даже загадывал, какая завеса спадет с тайны моего фантастического
приключения с приходом нового дня. И вот настало такое время, когда я не
узнал ничего нового.
Однако пользы эксперименту я принес немного. По-прежнему неясен мне
был этот мир. Неясны были его законы, скрытые пружины, приводившие в
действие этот общественный механизм. И толку от моего исторического
образования, а в особенности от моей мнимой осведомленности в искусстве
политической интриги, было ровно с гулькин фаллос. Я не понимал логики
насаждаемых императором социальных нововведений. К слову, не понимали
этого и простые зигган. Но им-то понимание вбивалось огнем и мечом. Мне
требовалась обычная логика. Желательно на уровне исторического
материализма. И хорошо бы марксистско-ленинского...
- Пусть император откажется раздавать рабам землю, - долбил я
Солнцеликому во время ночных наших бдений.
- Ты не смеешь мне указывать! - взвивался Луолруйгюнр под потолок.
Потом, остывая, прибавлял: - С мечом ты хорош. В государственных делах -
темен.
- Но почему, почему?! Отбери земли у рабов, и угроза твоей бесценной
жизни вполовину уменьшится. Как с Юга, так и с Севера.
- Грязные свиньи, годные лишь перекапывать рылами мои поля в поисках
кореньев... Они никогда не отважатся поднять на меня оружие.
Он мог бы не кичиться своей доблестью при мне. Пять последних
арбалетных стрел в открытые окна и два копья из-за угла направлялись в
Солнцеликого именно "раскулаченными" князьками.
- Хорошо. Пусть тогда император велит прогнать юруйагов. Все едино
пользы от их окружения никакого, зато опасности хоть отбавляй.
- Как ты смеешь!.. - Потом, после паузы: - Юруйаги мои братья.
Императорская кровь, кровь моего отца благородна. Как можно пренебречь
хотя бы одной ее каплей? Руки моих детей не настолько еще сильны, чтобы
держать меч. И если ты не исполнишь надлежаще свой обет, империя
достанется юруйагу, воину, а не ребенку... Когда мой старший сын вступит в
возраст власти, я сам возведу его на престол. А остальные мои дети станут
новыми юруйагами.
Я не спрашивал, что станется со старыми. Я мог лишь предвкушать этот
момент, когда произойдет смена правителей... Но старшему сыну
Луолруйгюнра, по моим сведениям, исполнилось только двенадцать. Он был
сокрыт от друзей и недругов в потайном месте. Скорее всего, в каком-нибудь
провинциальном монастыре. И сам, наверное, не догадывался о том, что сулит
ему будущее. Так что ждать "возраста власти", то есть совершеннолетия
по-зиггански, было еще изрядно. Честно говоря, этому пареньку я не
завидовал. И не хотел бы такой участи своему Ваське. Все полтора
десятилетия правления Луолруйгюнра состояли из непрерывной резни и
стрельбы по императорской особе из всех видов оружия. И не было оснований
ждать перемен к лучшему.
- Император жаждет испытаний. Он привык держать клубок разъяренных
вауу в своем изголовье. Пусть... Но к чему испытывать судьбу сверх
необходимого? У любого человека, будь он даже сам император, только одна
голова, только одно сердце.
- Я понял значение твоих слов. Но при чем здесь сердце? Жизнь
человека - в его печени, ибо там обитель души. А что такое сердце, как не
мех для перекачивания животворных жидкостей?
- Разумеется, император прав, а я, разумеется, ошибся...
- Но я не понял смысла сказанного.
- Пусть император обрушит своды Эйолудзугг!
Из "Троецарствия": "Я трепещу от страха, но не могу пренебречь долгом
подданного - говорить правду своему государю! Я уже приготовил гроб,
совершил омовение и жду суровой кары".
Богоравный властелин исчезал, а на его место заступал разъяренный
дикий кот, которому отдавили яйца. Истошный визг, фонтаны слюны. Вращание
красными прожекторами, что возникали вместо глаз. Метание в меня всем, что
попадало увесистого под руку. Иногда я, в зависимости от настроения,
обращал это в тренировку, отбивая мечом летящие в меня предметы. Иногда
просто ловил их и возвращал на место.
- Грязный ниллган! - шипел Солнцеликий, тряся седой куделей. - Как ты
дерзнул!.. Лабиринт - символ власти, владеющий ключами Эйолудзугг владеет
этой страной!
- Император убежден, что все ключи в его руках? - подначивал я.
- А у кого же, во имя Йунри?!
- День и ночь отборные рабы мудрейшего Дзеолл-Гуадза строят под
ногами своего повелителя новые святилища и украшают их человеческими
черепами...
- Я знаю об этом. Дзеолл-Гуадз такой же мой раб, как и всякий, кто
дышит и вкушает пищу под этим небом.
- И под землей?
Император нашаривал под подушкой длинный кинжал с рукояткой в виде
беснующегося демона. Я брал меч наизготовку. Все шло обычным чередом.
- Нет никакой Ночной Страны, - говорил Луолруйгюнр утомленно и
выпускал оружие. Годы правления брали свое: как воин он уже не годился мне
в соперники. - Сказки о Многоруком выдуманы старухами, которые давно
отучились рожать и скуки ради перемалывают голыми деснами всякий вздор.
- Словно мухи, тут и там... - фыркал я. АД ИНФИНИТУМ.
Но больше всего меня настораживало то, что вокруг ничего не
происходило.
То есть, конечно, где-то за пределами дворца разворачивались какие-то
события, о чем ежедневно докладывалось императору.
На Севере, в провинции Аэйнюймб бунтовала чернь, и полководец
Эойзембеа отправлен был с пятитысячным карательным войском на усмирение.
Вести оттуда поступали весьма утешительные. Из соображений классовой
солидарности я сочувствовал мятежникам, но в то же время не мог не
испытывать облегчения: число наемных убийц с Севера, тупых, фанатичных и
потому особенно неразборчивых в средствах, практически сошло на нет.
В пропасти Ямэддо ночью замечен был огонь. По мнению придворных
гаруспикантов, гадателей на свиных кишках, это предвещало гнев Эрруйема,
царя Земли Теней, а значит - и сильные колебания тверди. Правда, горлопан
и брехун Гиам
Уэйд третьего дня блажил на рыночной площади, что-де Бюйузуо собирает
к своим кострам Черное Воинство, и нужно-де ждать нашествия из Ночной
Страны, за что был колочен палками случившегося поблизости дозора.
"Диссидент хренов, узник совести!.. - подумал я не без раздражения. - И
чего подставляться на каждом шагу со своими апокалипсисами?!" Мне не
хотелось бы по нелепой случайности, из-за чрезмерного усердия
какого-нибудь пьяного юруйага потерять этого вздорного старика... Но более
соответствующим истине следует полагать недовольство Эрруйема,
обнаружившего недостачу одной из душ при поголовной поверке. Это был
камень в мой огород. На помощь мне пришел Дзеолл-Гуадз. Эрруйему обещана
была жертва двадцати буйволов и пяти бегемотов. На поимку сакральной
скотины снаряжен был отряд во главе с Элмайенрудом. Гаруспиканты
заикнулись было, что не худо бы прикомандировать к отряду и меня как
главного виновника торжества. Но наивный замысел удаления от императора
его непробиваемой защиты был настолько прозрачен, что никто не рискнул
развивать эту тему.
Из заморской провинции Дзиндо к императорскому двору доставлен был
диковинный зверь жираф, зачатый страусом и рожденный зеброй. Любопытные
изволят видеть его ежедневно в специальном загоне, рядом с гигантскими
ленивцами и дикими людьми-лемурами. Я в числе первых воспользовался
приглашением. До сей поры мне доводилось наблюдать жирафа только по
"ящику". Плод греха непарнокопытного и птицы был измучен дорогой и
выглядел весьма унылым. Дикие же люди, размерами с пятилетнего ребенка,
напротив, очень веселились и кидали в нового соседа, а затем и в зрителей,
засохшим дерьмом. Огромные пестрые моа бродили по своему загону, как
неприкаянные души, изредка квохча по-куриному. Ленивцы, более похожие на
интеллигентных горилл, как им и полагалось, дрыхли под деревьями.
Дерзец Одуйн-Донгре снова не уплатил метрополии дань. Соглядатаи
стучали, что планы Солнцеликого им всячески высмеиваются и предаются
забвению. "Безгранично ли наше терпение?" - осторожно спросил
Дзеолл-Гуадз. "Он будет наказан", - прикрывая глаза от бешенства, произнес
Луолруйгюнр и более к этому вопросу не возвращался.
Я был повязан узами мнимого обета. Мимолетные отлучки в город в счет
не шли. Какую пользу черпал я из разговоров с вургром, что упорно
отказывался назвать свое имя? Что могла сообщить неискушенная в любовных
играх, не ведавшая, что такое поцелуй, но стремительно набиравшая класс
милая стихотворица Оанууг? В каком невежестве уличал меня желчный
прорицатель Гиам, потирая побитые дозорными бока? Разрозненные крупицы
знания, из которых не сложить мозаики. Я никак не врастал в эту жизнь. Она
отторгала меня, как инородное тело. Точнее было бы сказать, что я встал ей
костью поперек горла. Все только вздохнули бы с облегчением, исчезни я
насовсем. Император избавился бы еще от одного критика своих нелепых,
анахроничных реформ. Юруйаги сорвались бы с цепи, чтобы драть своего брата
и господина в клочья. Рыночные торговцы расстались бы с печальной
необходимостью порскать врассыпную при виде вооруженного до зубов
ниллгана, от которого всего можно ожидать: ниллган что вургр, не человек -
нежить...
Не понимал я и хода эксперимента, затеянного спорыми на выдумку
потомками из двадцать первого века общей нашей с ними эры. Ну, нашептали
они каким-то образом на ухо Луолруйгюнру суть его бредовых реформ, против
которых только ленивый не восстал бы. На какой результат они рассчитывали?
Получить в итоге социальную химеру, этакий феодальный социализм? История
уже знавала похожие взбрыки. Из школьной программы: фараон Аменхотеп
Четвертый, которому предстоит родиться через тысячу лет, вздумал
ниспровергать старый пантеон в угоду им же придуманному новому божеству,
солнцеликому Атону. Даже имя свое сменил на Эхнатона. Ни черта-то у него
не вышло. Уж не напел ли бедняге его солнечные гимны голосок из дальнего
будущего? Вот и солнцеличие фигурирует в деле, как улика... Впрочем,
супруга его, Нефертити, будет хороша. Спасибо Тутмесу, который сумеет
передать ее очарование в известняке... А что останется человечеству от
императора Луолруйгюнра Первого?
Здесь во мне, разумеется, вопиял заклятый гуманитарий в первом
поколении Славик Сорохтин. Которого весьма незначительно волновали нюансы
социального устройства империи. Для которого козни врагов "перестройки
по-зиггански" представляли сугубо статистический интерес. И который еще в
безмятежном студенчестве самостоятельно и совершенно стихийно пришел к
мысли, что история человечества есть не сумма занимательных фактов, а
процесс созидания культуры. Ниллгану Змиулану такие подробности были до
фени.
Итак, безликие дни чередовались с такими же ночами. Стольный град
Лунлурдзамвил пребывал в спокойствии. Если и ковалась вокруг нас с
императором какая-то интрига, то, по всему видать, делалось это с
неподвластным моему опыту искусством. А может, и нет никакой интриги? И
злодей Элмайенруд впрямь пригонит к прорве Ямэддо стадо обреченных
буйволов и бегемотов?
Но была, была интрига.
26
...тащусь сквозь темноту и холод в никуда. Такой темноты и такого
холода я здесь еще не знал. Теперь уже совершенно ясно, что я заблудился.
