третьем поколении, завалили и миттельшпиль, ни к чему не имея
способностей, кроме пустопорожней болтовни о гражданских свободах да
возведения все новых и новых идолов!
- Да я то при чем?!
- А ты - ни при чем! Ты, как всегда, в стороне, диссидент из сортира!
Хотя тебе слаще сознавать себя над схваткой, эдаким олимпийским божком,
разве не так?
- Не нравлюсь? Вот сам и вали в свою империю, лижи императорскую
жопу...
- Да с удовольствием! Думаешь, приятно каждый раз выслушивать эти
ваши истерики, ваши _ш_в_е_й_ц_е_р_о_з_н_ы_е_ а_л_е_с_т_ы?! Стал бы я о
вас мараться, кабы можно было самому!
- Отчего ж нельзя?
- А вот нельзя! - вопит он во всю глотку, наливая выпученные глазки
дурной кровью. - Нельзя, и все тут! Темпоральное отторжение, мать его в
душу. Келоид... Прошлое выплевывает нас из того региона, как обезьяна
ореховую скорлупу. Не принимает нас. Закон подлости в чистом виде - нам
туда нужно позарез, а пространство-время не пускает.
- Почему - подлости? Скорее - справедливости. Вы там круто нагадили,
да еще захотели на собственном говне урожай снять. Но не вышло.
- Не вышло. Не вышло, Славик. А с вами - выходит. Ваше поколение -
самое близкое к нам из тех, которые зигганская эпоха к себе допускает. Вот
мы и дергаем вас к себе, тратимся на вас. Если нужно, я перед тобой сам на
колени стану, всю лабораторию, весь центр сюда пригоню...
- И ради ваших поганых экспериментов я должен охранять императора...
кого-то рубить, давить голыми руками... лезть по уши в кровь и грязь? Это
же люди, а не пешки! Захотел - расставил, захотел - смел... порубил... С
людьми _т_а_к_ нельзя!
- Да не люди это, Славик. Тени, фантомы. Пять тысяч лет как их не
существует. Да и не существовало никогда. Исторический анекдот. Шагающие
чучела динозавров в паноптикуме для развлечения зевак...
- Ну вот что, юморист. В такие шахматы я не играю. Подыщи себе
другого гроссмейстера.
Разговор, кажется, окончен. Я опрокидываюсь на кровать,
отворачиваюсь, закрываю глаза. Он может уходить. Пусть передаст по
инстанциям: Сорохтин не согласен. Такие потомки мне неинтересны. Если это
мое будущее - я не желаю его строить. И раньше всемерно избегал, теперь и
Ваське закажу. Гнусная, тянущая жилы мысль опрометью проносится в мозгу: а
ведь Васька-то еще, наверное, жив! И где-то в это мире живут мои внуки...
- Ты отказываешься? - спрашивает он мою спину. - Именно.
- И что прикажешь нам с тобой делать?
- А что у вас принято делать в таких случаях? - фыркаю я в подушку. -
Закатать в асфальт. Растворить в чане с кислотой. Скормить красным
муравьям. Я же слишком много знаю. И если спросят, могу не смолчать.
- Ну, знаешь ты не так много. И потом, лишнее знание можно попросту
стереть. Есть такая безболезненная, но очень эффективная процедура -
ментокоррекция.
- Прекрасно. Расстанемся друзьями. Верните меня... откуда вы меня
дернули?.. из архива? Вот в архив и верните. Вместе с моими сумками.
- Вернуть, говоришь? - в голосе Ратмира маячит тень глубокой скорби.
- Можно и вернуть. Только...
- Ну, что еще?
- Не хотел тебе говорить. Помнишь, ты давеча проходил медицинское
обследование? Да, ты практически здоров и по тем временам неплохо
сохранился для своих лет. Прекрасное сердце, чистые легкие, непорушенная
алкоголем печень. Зубы мы тебе починили.
- Не забудь упомянуть исправно функционирующий половой аппарат...
- Остается одна неприятность. То есть, пока вроде бы все нормально.
Однако медик предупредил меня, что в тканях твоего организма обнаружены
раковые клетки. Обычное дело для конца двадцатого века. Они покуда
дремлют. Но наступит день, и они проснутся. Этот день близок, Славик.
Оч-чень близок. И ты умрешь. Скоро и страшно.
Я продолжаю лежать. Пауза просто невыносима. Ненавижу этот мир. Эту
тишину. Эту квартиру с абсолютной звукоизоляцией. Хочу домой, в свой
"курятник", в котором никогда не остаешься до конца один - за одной
стенкой матерится Вилли Токарев и слоны справляют свадьбу, за другой в это
же время ракетный обстрел ливанской столицы экстремистами, наверху кого-то
бьют и режут, стекла ходят ходуном от любого паршивого грузовика, а
особенно весело бывает ночью, когда по гулкой пустынной улице внезапно
протрюхает запозднившийся трамвай.
- Снова ребенок в коридоре? - разжимаю я спекшиеся губы.
- Какой ребенок? - он прикидывается недоумевающим. - Впрочем,
неважно. Можешь воспринимать меня как последнего шантажиста, но я должен
предупредить. Нам нетрудно вылечить тебя навсегда. И ты умрешь от иной
причины. Но если ты настаиваешь на своем возвращении, мы не сможем тебе
помочь. Говоря откровенно, и не станем. Мы не самые большие альтруисты в
истории человечества.
- Сволочи, - говорю я с отчаянием. - С-с-суки. Мафия.
- Это как угодно, - холодно говорит Ратмир и отходит к окну.
Раздергивает шторы и смотрит на улицу. Прямо против бешеного солнечного
света. И не жмурится.
- Но ты же знаешь мой ответ! - я чуть не плачу. - В моем досье должно
быть написано... Подскажи мне, что я ответил и от чего умер?!
Он оборачивается. Коротко улыбается мне: - Ты умер от старости.
31
- Это не Бюйузуо, - сказал я, расслабляясь. - И прекрати ныть. Они
думают, что заманили меня в ловушку. На деле же они сами в нее угодили.
Мы вступили под высокие своды Святилища Теней. Того самого, где я
пережил церемонию Воплощения. Все оставалось по-прежнему. Даже алтарь не
удосужились починить. На ходу я пнул один из обломков горбыля. Слава Богу,
хоть догадались убрать отсюда падаль.
- Эй! - крикнул я. Эхо заметалось, отскакивая от стен. - Что за
гадину вы натравите на меня сегодня?
- В этом нет нужды, ниллган, - услышал я звучный голос Дзеолл-Гуадза.
Я повернулся на звук. Верховный жрец стоял на неподобающем даже его
высокому сану месте, впереди императора, который тоже пожаловал сюда в
окружении тупо озирающихся эмбонглов. Взгляд Солнцеликого блуждал. Должно
быть, нелегко далась ему первая ночь без меня. А может быть, Дзеолл-Гуадз
попросту опоил его какой-нибудь наркотической дрянью. Чтобы кукла вела
себя смирно, не встревала в беседу.
Гиам, съежившись, опустился на карачки и проворно пополз обратно, в
темноту и сырость лабиринта.
- Вот как, - усмехнулся жрец. - Могучий ниллган водил дружбу с
разгребателем говна.
- Где Оанууг? - спросил я, покачивая ржавым от высохшей крови
клинком.
- Я не знаю.
- Ты лжешь, заклинатель пауков!
- Тебе придется принять мои слова на веру, ниллган. Потому что выйти
отсюда и узнать им цену ты уже не сможешь.
- Кто сумеет остановить меня? Ты? Эти дикари?
- Тебя остановит тот, кто останавливал всех ниллганов. Бюйузуо
Многорукий, повелитель Рбэдуйдвура.
- Наконец-то! Я счастлив услышать его вызов. Я втройне счастлив буду
свидеться с ним лицом к лицу. Зови его, ты же имеешь власть над вауу,
колдун.
- Он сам придет, когда наша беседа мне наскучит.
Оказывается, на протяжении всей перебранки мы совершали круг за
кругом в центре святилища, и разделяли нас только обломки алтаря. Зеленый
кошачий взор Дзеолл-Гуадза явно не лишен был гипнотической силы. Да ему
это и по должности полагалось.
- Ты хочешь иметь право на поступки, ниллган. Тебе кажется, что ты
наделен волей и разумом. Но глиняная кукла Юламэм тоже спит и видит сны,
будто бы она человек.
- С тех пор, как я здесь, меня преследует упоминание об этой кукле.
Хотел бы я взглянуть на нее.
- Обернись, и ты ее увидишь.
Я бросил короткий взгляд через плечо. Император Луолруйгюнр Первый.
Он безмолвно торчал на прежнем месте, едва заметно раскачиваясь из стороны
в сторону.
- Рабы не должны быть свободны. Но высшие силы приказали мне сделать
так, чтобы они могли жить и работать, как им заблагорассудится. Чтобы
увидеть, захотят ли они работать, смогут ли обойтись без надсмотрщика за
спиной. И я не свободен, и я такой же раб высших сил... Но Одуйн-Донгре
стал своеволен. И тогда Солнцеликий стер его в прах. Также и ты. Когда мне
стало обременительно соседство юруйагов, я спустил на них тебя. Как
бешеного пса. И ты разорвал их на куски. Ты понял меня? Там не было твоей
женщины и твоего вургра. Но ты мне поверил. Потому что в этом мире только
я наделен свободой говорить правду.
- Теперь ты хочешь убить меня, жрец?
- Мне безразлично, жив ты или мертв. Я призвал тебя из Земли Теней
охранять императора, и ты справлялся со своей работой лучше других. Ты
великий воин. Но ты странный ниллган. Ты все время пытаешься ускользнуть
из моей власти. А этого не должно быть.
- Мне неведомы силы, способные уничтожить меня. Многорукий? Я не верю
в него. Но все же, коль скоро ты задумал вернуть меня к престолу Эрруйема,
ответь мне: что это за высшие силы, способные управлять даже тобой?
- Вот стоят эмбонглы. Им доступны лишь простые чувства. Гнев, голод,
похоть. Они не ведают разницы между жизнью и смертью. Они не задают
вопросов и умрут счастливыми. Почему же ты постоянно ищешь себе огорчений,
ниллган?
- Теперь ты поверь мне, жрец. Я не умру, пока не узнаю всей правды.
Даже если мне придется вырезать ее из тебя по кусочкам.
- Хороший ответ, ниллган. Смотри на меня. Не отводи глаз, если не
хочешь упустить свою правду.
32
...наш последний разговор по-мужски краток. Чего тут особенно
рассусоливать? Союзником они меня не сделали, родные мои внучатки.
Привыкли, видно, вербовать себе этаких вечных пилигримов, рыцарей плаща и
кинжала, которым все едино где жить, на кого работать и в чем эта работа
заключается - абы побольше мордобоя и баб. Когда возникла нужда в
присутствии у вышеупомянутых рыцарей хотя бы малого интеллекта, принялись
искать некую отстраненную личность, вне времени, над событиями. И
напоролись на меня. Отозвали из внутренней эмиграции. Да только не
рассчитали, что человеку с самым небольшим количеством мозгов в голове их
планы покажутся противными. Вне зависимости от его отношения к обществу, в
котором он принужден влачить существование. _Н_е_в_ы_н_о_с_и_м_о
п_р_о_т_и_в_н_ы_м_и. Однако же, добились формального согласия на участие в
их вонючем эксперименте - и на том спасибо. Я у них как должник. У
собственной смерти заложник. Они мне - жизнь, я им - информацию. Пусть
подавятся.
- Твоя задача, Змиулан - уберечь императора. И вызнать, кто под него
роет. Прими к сведению, что на него бывало по три покушения за ночь.
Оч-чень умно подготовленных. И только телохранители, наша резидентура,
отводили беду. В конечном итоге - ценой собственной жизни.
- Так-таки и жизни?
- Ну, для зигган они выбыли из игры. Разве может поддерживать
нормальную жизнедеятельность человек, перерубленный пополам или хотя бы
лишившийся головы? В таких случаях мы избавляем случайных свидетелей от
умножения числа сущностей сверх необходимого. Мертвый телохранитель должен
быть мертв. А то, что в момент предания бренных останков огню таковые
перемещаются во времени и приводятся обратно в состояние доброго здравия,
никого из участников гражданской панихиды не касается.
- Значит, вы гарантируете мне полное излечение от травматической
ампутации головы?
- Вне всякого сомнения.
- Приходится верить на слово. Тем более, что выбор у меня небогатый:
койка в раковом корпусе либо тризна в империи.
- Еще одно. Здесь ты также вынужден будешь поверить на слово. Как и
