дело. Кто-то выхватил из едва теплившегося костра ветку и принялся
размахивать ею, пока она не вспыхнула. Эверард распростерся на земле. Мимо
куста, за которым он спрятался, пробежал воин. Патрульный скользнул в
темноту. Позади раздался пронзительный вопль, а затем - пулеметная очередь
проклятий: кто-то обнаружил нойона.
Эверард вскочил и пустился бежать туда, где под охраной паслись
стреноженные лошади. На раскинувшейся под колючими звездами серо-белой
равнине они выглядели темным пятном. Навстречу Эверарду галопом понесся
один из дозорных.
- В чем дело? - раздался его крик.
- Нападение на лагерь! - гаркнул в ответ патрульный. Ему нужно было
выиграть время, чтобы всадник не выстрелил, а подъехал поближе. Он
пригнулся, и монгол увидел только какую-то сгорбленную, закутанную в плащ
фигуру. Подняв облако пыли, он осадил лошадь. Эверард прыгнул вперед.
Прежде чем его узнали, он успел схватить лошадь под уздцы. Дозорный
вскрикнул и, выхватив саблю, рубанул сверху вниз. Но Эверард находился
слева от него и легко отразил неуклюжий удар. Его ответный выпад достиг
цели - он почувствовал, как лезвие вошло в мышцу. Испуганная лошадь встала
на дыбы. Вылетев из седла, всадник покатился по земле, но все-таки
поднялся, пошатываясь и рыча от боли. Эверард тем временем успел вдеть
ногу в круглое стремя. Монгол заковылял к нему. Кровь, струившаяся из раны
в ноге, при свете звезд казалась черной. Эверард вскочил на лошадь, ударил
ее саблей плашмя по крупу, и направился к табуну. Наперерез ему устремился
другой всадник. Эверард пригнулся - мгновение спустя над ним прожужжала
стрела.
Угнанная лошадь забилась под незнакомым седоком, и на то, чтобы
справиться с ней, у Эверарда ушла почти минута. Догнав его и схватившись
врукопашную, лучник запросто мог бы взять над ним верх, но он, стреляя на
ходу, по привычке проскакал мимо, так ни разу и не попав из-за темноты.
Прежде чем монгол смог развернуться, Эверард скрылся в ночи.
Размотав с седельной луки аркан, патрульный ворвался в испуганный
табун. Он набросил веревку на ближайшую лошадь, которая, на его счастье,
оказалась смирной; наклонившись, Эверард саблей разрубил путы и поскакал
прочь, ведя ее в поводу. Проехав через табун, он двинулся на север.
"Конная погоня, долгая погоня, - ни с того, ни с сего забормотал он
про себя. - Если не сбить их со следа, меня обязательно догонят. Что ж,
насколько я помню географию, к северо-западу отсюда должны быть отложения
застывшей лавы".
Он оглянулся. Пока его никто не преследовал. Конечно, им понадобится
какое-то время, чтобы организоваться. Однако...
Над ним сверкнули узкие молнии. Позади загремел расколотый ими
воздух. Его забил озноб - но не от ночного холода. Погонять лошадь он
перестал: теперь можно было не торопиться. Все это означало, что Мэнс
Эверард... вернулся к темпороллеру и отправился на юг в пространстве и
назад во времени - именно в эту точку.
Чисто сработано, подумал он. Правда, в Патруле подобная помощь самому
себе не приветствовалась. Слишком большой риск возникновения замкнутой
причинно-следственной цепи, когда прошлое и будущее меняются местами.
"Но сейчас все сойдет мне с рук. Даже выговора не объявят. Потому что
я спасаю Джо Сандоваля, а не себя. Я уже освободился. От погони я могу
отделаться в горах, которые я знаю, а монголы - нет. Прыжок во времени -
только для спасения друга.
А кроме того (к сердцу подступила горечь), все наше задание - не что
иное, как попытка будущего вернуться назад и сотворить собственное
прошлое. Если бы не мы, монголы вполне могли завладеть Америкой, и тогда
никого из нас никогда бы не существовало".
Огромное черное небо было ясным: редко увидишь столько звезд. Над
заиндевевшей землей сверкала Большая Медведица, в тишине звонко стучали
копыта. Никогда еще Эверарду не было так одиноко.
- А что я делаю там, в лагере? - спросил он вслух. Ответ пришел к
нему тут же, и он немного успокоился.
Подчинившись ритму скачки, он одолевал милю за милей. Он хотел
поскорее покончить с этим делом. Но то, что ему предстояло, оказалось не
таким отвратительным, как он опасался.
Тохтай и Ли Тай-цзун никогда не вернулись домой. Но не потому, что
погибли в море или в лесах. Просто с небес спустился колдун и перебил
молниями всех лошадей, а потом разбил и сжег корабли в устье реки. Ни один
китайский моряк не осмелится плавать в этих коварных морях на неуклюжих
судах, которые можно построить здесь. Ни один монгол и не подумает
возвращаться домой пешком. Вероятно, так все и было. Экспедиция осталась в
Америке, ее участники взяли себе в жены индианок и прожили здесь до конца
своих дней.
Племена чинуков, тлинкитов, нутка (весь здешний потлач [группа
родственных индейских племен]) с их большими морскими каноэ, вигвамами и
медными изделиями, мехами и одеждой, а также с их высокомерием... Что ж, и
монгольский нойон, и даже ученый конфуцианец могли прожить куда менее
счастливую и полезную жизнь, чем та, что привела к появлению такого
народа.
Эверард кивнул - об этом хватит. С крушением кровожадных замыслов
Тохтая смириться было куда легче, чем с истинным обликом Патруля, который
был для него семьей, родиной и смыслом жизни. А далекие супермены
оказались в конце концов не такими уж идеалистами. Они вовсе не охраняли
"божественно упорядоченный" ход событий, который породил их самих. Тут и
там они вмешивались в историю, создавая собственное прошлое... Можешь не
спрашивать, существовала ли хоть когда-нибудь "изначальная" картина
исторических событий. И не задумывайся об этом. Взгляни на извилистую
дорогу, которой пришлось идти человечеству, и скажи себе, что если кое-где
она и оставляет желать лучшего, то некоторые ее участки могли быть гораздо
хуже.
- Пусть крупье - мошенник, - сказал Эверард вслух, - но это
единственная игра в городе.
В тишине белой от инея гигантской равнины его голос прозвучал так
громко, что он не произнес больше ни слова. Он прикрикнул на лошадь, и та
помчала его на север.
DELENDA EST
[Delenda est - уже разрушен (лат.).
Это слегка видоизмененные слова Марка Порция Катона,
прозванного Старшим (234-149 гг. до н.э.), который по
преданию каждое свое выступление в Сенате завершал
фразой: "Ceterum censeo Carthaginem esse delendam
(А кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен)"]
1
Охотиться в Европе двадцать тысяч лет назад одно удовольствие, а об
условиях для зимних видов спорта и говорить нечего. Поэтому Патруль
Времени, неусыпно заботясь о своих высококвалифицированных специалистах,
построил охотничий домик в Пиренеях плейстоценового периода.
Мэнс Эверард стоял на застекленной веранде и смотрел на север, туда,
где за ледяными вершинами гор и полосой лесов тянулась болотистая тундра.
Широкоплечий патрульный был облачен в свободные зеленые брюки и
куртку из термосинта двадцать третьего века, обут в сапожки, сшитые во
французской Канаде девятнадцатого века, а в зубах сжимал старую вересковую
трубку неизвестного происхождения. Им владело какое-то смутное
беспокойство, и он не обращал внимания на шум, доносившийся сюда из
домика, где полдюжины агентов Патруля пили, болтали и бренчали на рояле.
Заснеженный двор пересек проводник-кроманьонец - высокий ладный
парень с раскрашенным лицом; его одежда напоминала эскимосскую (бытует
странное представление, что первобытный человек, живший в ледниковом
периоде, не додумался до куртки, штанов и обуви). За поясом у него торчал
стальной нож - проводники предпочитали такую плату. Здесь, в далеком
прошлом, Патруль мог действовать достаточно свободно, не опасаясь исказить
ход истории: металл съест ржавчина, а странных пришельцев забудут через
век-другой.
Главной бедой были сотрудницы Патруля из эпох, отличавшихся свободой
нравов: они то и дело заводили романчики с местными охотниками.
Питер ван Саравак (венерианин голландско-индонезийского
происхождения, из начала двадцать четвертого века), гибкий темноволосый
юноша, благодаря своей внешности и манерам успешно конкурировавший с
кроманьонцами, присоединился к Эверарду. С минуту они стояли молча. Они
понимали друг друга без слов - Питер тоже был агентом-оперативником,
которого в любой момент могли отправить с заданием в любую эпоху. Ему уже
доводилось сотрудничать с американцем, и отдыхать они поехали вместе.
Саравак заговорил первым - на темпоральном:
- Говорят, под Тулузой выследили парочку-другую мамонтов.
Возникнуть Тулузе предстояло еще очень не скоро, но от привычных
оборотов речи отвыкнуть не так-то просто.
- Я уже одного подстрелил, - пробурчал Эверард. - И на лыжах катался,
и по скалам лазал, и на пляски аборигенов насмотрелся...
Ван Саравак кивнул, достал сигарету и щелкнул зажигалкой. Он
затянулся, и на его тонком смуглом лице отчетливо выступили скулы.
- Конечно, побездельничать приятно, - согласился он, - но жизнь на
природе все-таки приедается.
Им оставалось отдыхать еще две недели. Теоретически, отпуск не был
ограничен, поскольку всегда можно вернуться почти сразу после отбытия, но
никто так не делал: какую-то, вполне определенную часть своей жизни
патрульный должен был посвятить работе. (Тебе никогда не говорили, когда
ты умрешь, а здравый смысл подсказывал, что не стоит выяснять это самому.
К тому же, ничто не определено раз и навсегда - время изменчиво, а Патруль
давал своим сотрудникам возможность пройти омоложение с помощью техники
данеллиан.)
- Вот бы сейчас махнуть туда, - продолжал ван Саравак, - где много
света, музыка и девочки, которые слыхом не слыхивали о темпоральных
путешествиях...
- Идет! - согласился Эверард.
- Рим времен Августа? - выпалил венерианин. - Ни разу там не был.
Язык и обычаи можно выучить под гипнозом прямо здесь...
Эверард покачал головой.
- Ты переоцениваешь Рим. Если не забираться слишком далеко в будущее,
то самая подходящая обстановка для разложения - в моем времени. Скажем,
Нью-Йорк... То есть если знаешь нужные телефонные номера. Вот как я.
Ван Саравак ухмыльнулся.
- И в моем секторе кое-что есть. Но, по правде говоря, пионерские
цивилизации не слишком поощряют изящное искусство развлечений. Ну ладно,
давай смотаемся в Нью-Йорк, в... какой год?
- Давай в 1960-й. В последний раз в моем официальном обличье я был
именно там.
Обменявшись улыбками, они пошли собирать вещи. Эверард
предусмотрительно запасся для своего друга костюмом двадцатого века.
Укладывая одежду и бритвенный прибор в чемоданчик, американец мельком
подумал, сможет ли он угнаться за ван Сараваком. Он никогда не был
забубенным гулякой, а идея попойки в каком-нибудь закоулке
пространства-времени просто не приходила ему в голову. Хорошая книга,
дружеская беседа за кружкой пива - для него этого было вполне достаточно.
Но даже самому положительному трезвеннику нужно иногда встряхнуться.
А то и не просто встряхнуться. Если ты - агент-оперативник Патруля
Времени, если твоя работа в "Компании прикладных исследований" - только
ширма для странствий и сражений во всех эпохах человеческой истории, если
ты видишь, как эту историю, пусть в мелочах, переписывают заново - и
делает это не Бог, с чем еще можно смириться, а простые смертные, которым
