Раздевшись до пояса, он с помощью глины разрисовал себя древними
индейскими узорами; ничем не прикрытое лицо было вымазано землей и до
неузнаваемости искажено гримасой. Просканировав это изображение, машина
внесла в него дополнительные изменения. Перед монголами на фоне светового
занавеса предстала громадная, выше гор, фигура. Скользя в странном танце,
она моталась между линией горизонта и небом, издавая громоподобные
завывания и взвизгивания.
Эверард скорчился, пальцы словно примерзли к пульту. Им овладел
первобытный ужас, разбуженный в глубинах его существа этим танцем.
"Черт побери! Если им и этого будет недостаточно..."
К нему вернулась способность рассуждать, и он даже взглянул на часы.
Полчаса... Дать им еще минут пятнадцать, чтобы все постепенно
затихло?.. Они наверняка останутся в лагере до рассвета, а не разбегутся в
темноте кто куда - на это дисциплины у них хватит... Следовательно, нужно
затаиться еще на несколько часов, а затем нанести последний удар по их
нервам, спалив электрическим разрядом дерево прямо посреди лагеря...
Эверард махнул Сандовалю рукой. Индеец, по-видимому, устал сильнее, чем
можно было предположить; тяжело дыша, он тут же сел на землю.
- Отличное шоу, Джонни! - сказал Эверард, когда грохот затих.
Собственный голос показался ему каким-то дребезжащим и чужим.
- Я, наверное, целую вечность не проделывал ничего подобного, -
пробормотал Сандоваль.
Он чиркнул спичкой - в наступившей тишине этот звук заставил обоих
вздрогнуть. Пламя на мгновение осветило его поджатые губы. Спичку он сразу
же отбросил, и теперь в темноте виднелся только огонек сигареты.
- В резервации никто из нас не воспринимал все это всерьез, -
продолжил он немного погодя. - Некоторые старики заставляли нас,
мальчишек, разучивать ритуальные танцы, чтобы мы сохраняли древний обычай
и не забывали о том, кто мы такие. А мы хотели только заработать немного
мелочи, танцуя для туристов.
Он снова надолго умолк. Эверард окончательно погасил проектор. В
наступившей темноте, словно маленький Алголь [затменно-переменная звезда в
созвездии Персея], то разгоралась, то затухала сигарета Сандоваля.
- Для туристов! - повторил он и через несколько минут продолжил: -
Сегодня я танцевал не просто так, а с определенной целью. Я никогда раньше
не вкладывал в танец этого смысла.
Эверард молчал.
Внезапно одна из лошадей, забившаяся на привязи во время
"представления" и до сих пор не успокоившаяся, тихо заржала.
Эверард вскинул голову. Вокруг царил непроницаемый мрак.
- Ты что-нибудь слышал, Джо?
В глаза ему ударил луч фонарика.
Ослепленный, он на какое-то мгновение застыл, а затем с проклятием
вскочил на ноги, выхватывая свой парализующий пистолет. Из-за дерева к
нему метнулась тень, и он тут же получил удар по ребрам. Эверард
отшатнулся, но парализатор оказался наконец у него в руке, и он выстрелил
наугад.
Луч фонарика снова зашарил вокруг. Эверард краем глаза увидел
Сандоваля. Оружие навахо так и осталось в его одежде, поэтому он просто
увернулся от удара монгольского клинка. Нападавший снова взмахнул саблей,
и тогда Сандоваль воспользовался приемом дзюдо. Он упал на колено,
неповоротливый монгол промахнулся и налетел животом прямо на подставленное
плечо. Сандоваль тут же выпрямился, ударив противника снизу ребром ладони
в подбородок, а когда голова в шлеме откинулась назад, рубанул монгола еще
раз, по кадыку; выхватив у него саблю, он повернулся и парировал удар
сзади.
Лающие выкрики монголов перекрыл чей-то голос, отдававший приказы.
Эверард попятился. Одного из нападавших он оглушил, но на пути к роллеру
встали другие. Он повернулся к ним, и в этот момент ему на плечи набросили
аркан, затянув его одним умелым движением. Эверард упал, и на него тут же
навалились четверо. Он успел увидеть, что с полдюжины монголов бьют
Сандоваля древками копий по голове, но тут ему самому стало не до
наблюдений. Ему дважды удавалось подняться, но к этому времени он потерял
парализатор, маузер из кобуры вытащили, а низкорослые воины и сами неплохо
владели приемами борьбы явара [одно из названий дзю-дзюцу (джиу-джитсу)].
Его поволокли по земле, избивая на ходу кулаками, сапогами и рукоятками
кинжалов. Сознания он так и не потерял, но в какой-то момент ему все стало
безразлично.
6
Тохтай снялся со стоянки еще до рассвета. Когда выглянуло солнце, его
отряд уже пробирался между редкими рощицами по дну широкой долины.
Местность становилась ровнее и суше, тянувшиеся справа горы отодвигались
все дальше: виднелось только несколько снежных вершин, да и те почти
сливались с белесым небом.
Монгольские лошадки неутомимо бежали вперед - стучали копыта,
скрипела и побрякивала сбруя. Колонна, когда Эверард на нее оглядывался,
сливалась у него в глазах в единое целое: поднимались и опускались копья,
ниже колыхались бунчуки, перья и плащи, под шлемами виднелись смуглые
узкоглазые лица, тут и там мелькали причудливо разрисованные панцири.
Никто не разговаривал, а по выражению этих лиц он ничего прочесть не
мог. Голова у него до сих пор кружилась. Руки ему оставили свободными, но
привязали к стременам ноги, и веревка натирала кожу. Кроме того, его
раздели догола (разумная предусмотрительность: кто знает, что зашито у
него в одежде?), а выданное взамен монгольское обмундирование оказалось
смехотворно мало. Пришлось распороть швы, прежде чем он смог с горем
пополам натянуть на себя куртку.
Проектор и роллер остались на холме. Тохтай не рискнул взять с собой
эти могущественные орудия. Ему даже пришлось наорать на своих перепуганных
воинов, прежде чем они согласились увести странных лошадей, которые бежали
теперь среди вьючных кобыл - с седлами и скатками на спинах, но без
всадников.
Послышался частый стук копыт. Один из лучников, охранявших Эверарда,
что-то проворчал и направил своего коня чуть в сторону. Его место занял Ли
Тай-цзун.
Патрульный хмуро посмотрел на него.
- Ну, что? - спросил он.
- Боюсь, твой друг больше не проснется, - ответил китаец. - Я устроил
его немного поудобнее.
"...Привязав его, так и не пришедшего в сознание, ремнями к
самодельным носилкам между двумя лошадьми. Конечно, это сотрясение мозга
от ударов, полученных вчерашней ночью. В госпитале Патруля его быстро
поставили бы на ноги. Но наша ближайшая база в Ханбалыке, и мне как-то не
верится, что Тохтай позволит вернуться к роллеру и воспользоваться рацией.
Джон Сандоваль умрет здесь, за шестьсот пятьдесят лет до своего рождения".
Эверард посмотрел в холодные карие глаза, заинтересованные, глядящие
даже с некоторым сочувствием, но чужие. Он понимал, что все бесполезно:
доводы, которые в его время сочли бы разумными, покажутся здесь
тарабарщиной, но попробовать следовало.
- Неужели ты не можешь хотя бы объяснить Тохтаю, какую беду он
навлекает на себя и на всех своих людей?
Ли погладил раздвоенную бородку.
- Мне совершенно ясно, досточтимый, что твой народ владеет
неизвестными нам искусствами, - сказал он. - Но что с того? Варвары (он
быстро оглянулся на карауливших Эверарда монголов, но те, очевидно, не
понимали диалекта сун, на котором он говорил) захватили множество царств,
превосходивших их во всем, кроме умения воевать. Теперь нам уже известно,
что вы, э-э, кое-что выдумали, когда говорили о враждебной империи
поблизости от этих земель. Зачем ваш царь пытался запугать нас обманом,
если у него нет оснований бояться нас?
Эверард осторожно возразил:
- Наш славный император не любит кровопролития. Но если вы вынудите
его нанести удар...
- Прошу тебя! - Ли поморщился и махнул своей изящной рукой, будто
отгоняя какое-то насекомое. - Рассказывай Тохтаю все, что угодно, я не
стану вмешиваться. Возвращение домой меня не опечалит - я ведь отправился
сюда только по приказу Императора. Но когда мы говорим с глазу на глаз, не
стоит считать собеседника глупцом. Господин, разве ты не понимаешь, что
нет такой угрозы, которая испугала бы этих людей? Смерть они презирают;
любая, даже самая длительная пытка рано или поздно убьет их, а самое
постыдное увечье не страшно человеку, способному прокусить свой язык и
умереть. Тохтай сознает, что если он сейчас повернет назад, то покроет
себя вечным позором, а продолжив путь, может стяжать бессмертную славу и
несметные богатства.
Эверард вздохнул. Его собственное унизительное пленение действительно
оказалось поворотным пунктом. Шоу с молниями едва не заставило монголов
удрать без оглядки. Многие с воплями попадали на землю (после этого все
они будут вести себя еще агрессивнее, чтобы стереть воспоминания о своем
малодушии). Тохтай пошел в атаку на источник грозы скорее с перепугу, а
также из вызова: лишь горстка людей и лошадей была способна сопровождать
его. Да и сам Ли приложил к этому руку: скептичный ученый муж, знакомый с
уловками фокусников и чудесами пиротехники, уговорил Тохтая напасть
первым, пока их не прикончило ударом молнии.
"Истина, сынок, заключается в том, что мы недооценили этих людей. Нам
следовало взять с собой специалиста, нутром чувствующего все тонкости их
культуры. Так нет же, мы решили, что нам хватит собственных знаний. А
теперь что? Спасательная экспедиция Патруля в конце концов обязательно
появится, но Джо умрет через день-два... - Эверард взглянул на каменное
лицо воина, ехавшего слева. - Вполне вероятно, что и меня к тому времени
не будет в живых. Они все еще нервничают и охотно свернут мне шею".
И даже если другая группа Патруля выручит его из этой передряги (что
маловероятно), то как потом смотреть в глаза товарищам? От
агента-оперативника, учитывая особые привилегии этого статуса, ожидают
умения овладеть любой ситуацией без посторонней помощи... не ставя при
этом под угрозу жизнь других, не менее ценных сотрудников.
- Так что я со всей искренностью советую тебе больше не пытаться
обмануть нас.
- Что? - Эверард обернулся к Ли.
- Ты что, не понимаешь? - удивился китаец. - Ведь наши местные
проводники сбежали. Но мы рассчитываем вскоре встретить другие племена,
завязать с ними знакомство...
Эверард кивнул раскалывающейся от боли головой. Солнечный свет резал
ему глаза. Его не удивляло успешное продвижение монголов через десятки
разноязыких областей. Если не забивать ум грамматическими тонкостями, за
несколько часов можно выучить необходимый минимум слов и жестов, а потом
днями и неделями практиковаться, разговаривая с нанятыми провожатыми.
- ...и брать проводников от одного племени до другого, как мы делали
раньше, - продолжал Ли. - Если ты поведешь нас в неправильном направлении,
это быстро обнаружится, и Тохтай накажет тебя самым нецивилизованным
образом. С другой стороны, верная служба будет вознаграждена. Ты сможешь
рассчитывать на высокое положение при здешнем дворе - когда мы завоюем эти
земли.
Эверард не шелохнулся. Брошенная невзначай похвальба словно контузила
его. Он предполагал, что Патруль пришлет другую группу. Ведь что-то должно
помешать возвращению Тохтая. Но так ли уж это очевидно? Разве стали бы
приказывать им вмешаться в ход истории, если бы в этой самой точке
континуума - каким-то парадоксальным, непостижимым для логики двадцатого
века образом - не возникла неопределенность, какое-то нарушение...
Тысяча чертей! Монгольская экспедиция может увенчаться успехом!
