Слышишь, великий вождь Шаровая Молния? Мимо ушей и мимо сердца! Поэтому я
подойду и поцелую тебя. Было бы несправедливо, если бы я так ни разу в
этой жизни тебя не поцеловала. А затем я уйду, и мы не увидимся до самого
отлета. Потому что по-другому нельзя. Все равно планеты не сойдут со своих
орбит... А ты обещаешь мне сидеть и не сделаешь ни малейшего движения, не
проронишь ни единого слова, пока за мной не затворится дверь.
- Хорошо, - сказал Кратов.
Он закрыл глаза и почувствовал, как влажные горячие губы коснулись
его лба.
- Еще, - попросил он.
Хлопнула дверь.
"Терпи, брат-плоддер, - подумал Кратов, продолжая сидеть с закрытыми
глазами. - Твой путь еще не окончен. Планеты не сойдут со своих орбит...
пока не взорвется светило!"
Он пружинисто встал, встряхнул затекшими плечами, подобрал небрежно
брошенный свитер. Пора было возвращаться от нежданного тайм-аута к
повседневным заботам. Для начала следовало разыскать Гранта, надавать ему
по шее за пренебрежение своими обязанностями, а затем отправить гонять
сепульку в тестовом режиме. Да и самому простучать лишний разок схемы
контроля. Потому что Галактический маяк должен работать, и не просто
работать, а всегда и хорошо. Только таким способом и можно выбить всякую
блажь из головы... С этими мыслями Кратов натянул свитер и шагнул к двери.
"А ведь она хотела, чтобы я вернул ее, - внезапно подумалось ему. -
Словами ли, просто ли поймал бы за руку. В добрые старые времена великому
вождю Шаровой Молнии достаточно было крепкой затрещины, чтобы привести в
повиновение строптивую Ленку Драную Коленку. Как все усложнилось с тех
пор! И зачем?.. Она же не хотела уходить. Недаром она сменила комбинезон
на белое платье. - Он скривился, как от страшной боли. - О, идиот!.. Нет -
два идиота! Пробыли вместе битый час, говорили какие-то пустые слова, а
хотели совсем другого! Мне ничего не стоило удержать ее. Я и сейчас еще
могу... Где мне взять силы, чтобы не сделать этого?!"
Ему почудилось легкое движение по ту сторону незапертой двери.
Кратов перестал дышать и прислушался. Там кто-то стоял и так же, как
и он, сдерживал неровное дыхание.
Кратов прижался щекой к шершавому и теплому пластику двери и застыл.
"Это она, - подумал он обреченно. - Ждет, когда я открою. Только бы не
постучала. Меня здесь нет! Я ушел, слышишь? И ты уходи! Господи, сделай
так, чтобы она ушла!"
Он заскрежетал зубами и едва успел перехватить левой рукой правую,
которая сама собой тянулась к замку...
- Кратов, - позвал Грант несчастным голосом. - Ты не спишь?
Кратов обмяк и шумно вздохнул.
- Привет, - сказал он, отступая.
Грант пихнул дверь кулаком. На его лице, будто забытая, застряла
трагическая улыбка.
- Тебя съели? - спросил Кратов с жалкой иронией.
- А тебя - нет?
Грант попытался переступить порог и споткнулся.
- Кратов, - промолвил он. - Зачем только они спасли нас?
- "Я вижу в этом знак..." - сказал Кратов печально.
- Знак? Добрый или злой?
- Никакой. Просто знак. Предупреждение о повороте, который впереди.
- Кратов, - сказал Грант. - Давай напьемся вина. Только
по-настоящему, сильно, а?
10
Кратов и Грант стояли у полуразрушенной стены, опоясывавшей
Галактический маяк. Задрав головы, они глядели в небо. А в зените парил
небольшой спасательный корабль Звездного Патруля. И с каждой секундой он
становился все меньше и меньше, пока не растаял вовсе в липком розовом
мареве.
- Пойдем проверять головку, - наконец сказал Грант и со вкусом
добавил: - Импульсную, инфразвуковую, аж со следящей системой. Чур, ты
будешь пантавром!
Кратов не двигался.
- Пойдем, - повторил Грант. - В следующий раз нас будут вызволять
здоровенные грубые мужики. Мордастые, три дня не бритые, с медвежьими
лапами, пудовыми кулаками и плоскими шуточками.
- Да, - проговорил Кратов. - Пошли, пожалуй.
ИНТЕРЛЮДИЯ. ЗЕМЛЯ
Дворец из белого мрамора громоздился на вершине холма, словно
айсберг, каким-то чудом угодивший в самое сердце вечнозеленой рощи.
Овальные окна в разноцветных стеклах были мертвы. Ступени широкой лестницы
начинались прямо у подножия холма и пропадали между витых колонн в темном
провале распахнутых дверей. Кратов, поколебавшись, шагнул на нижнюю
ступеньку. От его ног на белом камне оставались следы. Здесь очень давно
никто не ходил, все было припорошено слоем пыли.
- Зачем одному человеку столько пространства? - шепотом спросила
Марси.
Она была подавлена.
Кратов и сам чувствовал себя до чрезвычайности неуютно.
- Ученики подарил эти хоромы ее отцу, - сказал он так же тихо. - Он
не сумел отказаться. Отказ - обида. Но отец умер, а хоромы стоят.
Покинутый приют - весь в зарослях плюща.
Тоскливо здесь. Хозяин все забросил.
Нет никого...
И только каждый год
Печальная сюда приходит осень...
[Энкэй-хоси. Пер. с яп. А.Глускиной]
- Я бы сбежала, - промолвила Марси, не выпуская его ладони. - А вдруг
здесь никто не живет? Вон сколько пыли нанесло.
Кратов промолчал. Он тоже ни в чем не был уверен.
В роще вдруг истошно загалдели невидимые птицы. Этот единственный
живой звук в мертвом царстве из камня и стекла вернул ему ощущение
реальности происходящего. Кратов даже встряхнул головой, освобождаясь от
наваждения.
- У нас, русских, есть сказка про аленький цветочек, - сказал он
солидным голосом. - На зеленом острове во дворце жило да было чудовище и
стерегло этот цветок. Однажды туда угораздило заплыть купца...
- Я знаю, - улыбнулась Марси снисходительно. - У нас тоже есть такая
сказка. Про красотку и чудовище. Ее сочинила мадам Лепренс де Бомон. А ваш
писатель Аксаков... э-э... позаимствовал.
- Эта история стара, как мир, - возразил Кратов. - И вообще я
встречал ее даже в инопланетном фольклоре. Если уж разобраться по совести,
так эта ваша мадам...
Он оборвал фразу и прислушался. Лестница кончилась, они стояли в
дверях. Эхо последних слов разнеслось по пустому зданию, запрыгало где-то
под сводами и там разбилось в мелкие осколки. Марси тревожно прижалась к
плечу Кратова. У нее мигом улетучилась охота обсуждать литературные
приоритеты.
- Здесь никого нет, - снова сказала она.
Они вошли. Под ногами скрипела надутая сквозняками сухая земля. На
голых стенах лепились старинные светильники, закутанные в кисейные чехлы.
Возможно, это была паутина.
- Я боюсь, - шепнула девушка.
- Еще бы, - усмехнулся Кратов. - Сейчас из-за угла выползет мерзкое
чудовище и станет домогаться твой любви.
Он толкнул одну из бесчисленных дверей, та бесшумно отворилась. За
ней лежало залитое светом из пыльных окон просторное помещение с паркетным
полом. Марси шагнула вперед и тотчас же пулей вылетела обратно. Глаза ее
расширились на пол-лица.
- Там кто-то есть!
Кратов отстранил девушку и заглянул в помещение. В зеркальной стене
отразилась его напряженная физиономия. В углу валялся высохший, почти
истлевший букет цветов.
- Это балетный класс, - сказал Кратов. - Ее отец был великий
танцовщик.
- Мне здесь жутко, - призналась Марси. - Я бы с радостью ушла!
- Когда мне грянет сто лет, - сказал Кратов мечтательно, - я выстрою
себе такой же мавзолей. Только не будет никакой пыли. Все комнаты будут
завалены экспонатами. И я при них - смотрителем.
- Как профессор Бекетов?
- Отращу такую же бородищу, и все поневоле станут звать меня
профессором.
- А где ты станешь жить?
- В маленькой светлице под самой крышей. Диван, письменный стол и
пара кресел - на случай, если придут друзья.
- У тебя так мало друзей?
- Друзей и должно быть мало. Но чтобы без них не прожить. У меня пока
таких нет.
- А те, к кому мы вот уже неделю добираемся и все никак не можем
добраться?
- Это иное дело. Мы жили порознь долгие годы и не нуждались во
встречах...
- Где же в твоей светлице место для меня?
- А ты вот уже шестьдесят лет как удерешь от меня. Ведь за тобой не
только право выбора, но и право ухода.
- Кратов! Я сейчас тебя укушу!
- Нельзя. Я заору, и мы всех перепугаем.
- Летучим мышам и паукам это пойдет на пользу... Ну с чего ты взял,
что я удеру?!
- Надо мной довлеет страшное заклятие. Меня не может полюбить ни одна
женщина - если, конечно, она мечтает найти в этом счастье. И я умру в
одиночестве.
- Глупости! Я же смогла тебя любить, и мне это нравится.
- Ты все выдумала, - сказал Кратов и обнял ее за плечи. - Я для тебя
заморская диковина. Аленький цветочек. Экспонат галактического музея.
Инопланетянин. Когда ты убедишься, что я такой же человек, как все, тебе
станет скучно. Ты же ненавидишь скуку. И ты удерешь.
- Не обижай меня, Кратов, ну пожалуйста...
- Больше не буду, - сказал он и, опустившись на колени, ткнулся лицом
в ее теплый, упругий животик между пояском юбки и узлом платка.
Его обостренный слух уловил слабый, но отчетливый шорох. Кратов
обернулся. В конце коридора, царственно оперевшись на палку из темного
дерева, стоял высокий прямой старик в стеганом синем халате и смотрел на
них запавшими глазами. Его седые волосы, перехваченные белой лентой,
ниспадали на гордо развернутые плечи, делая его похожим на славянского
языческого бога. У ног старика лежала огромная кошка с подрубленным
хвостом, пышными бакенбардами и чутко вскинутыми ушами.
Кратов поспешно поднялся. Ему отчего-то почудилось, что сейчас этот
величественный старик укажет на них своей палкой, и кошка, обнажив
страшные когти, кинется рвать их в клочья.
- Идемте, - сказал старик тусклым голосом и, шаркая ступнями, убрел в
одну из боковых комнат.
Кошка медленно зевнула, растворив алую клыкастую пасть, а потом
неслышно скользнула следом за хозяином. У нее были тяжелые мягкие лапы -
мощные, как присоски гравитра.
- Кто это? - взволнованно зашептала Марси.
- Он... великий танцовщик.
- Но ведь он умер!..
Совершенно ничего не соображая, Кратов потянул слабо упирающуюся
девушку за собой.
Они вошли в комнату, которая в отличие от всего встреченного ими во
дворце имела обжитой вид. Половину ее пространства занимал старинный
механический рояль, покрытый белым бархатом. Повсюду висели картины и
портреты, не больше ладони каждый ("Бокард... Данутович... Сэйнт-Пол!.." -
приглядевшись, потрясенно выдохнула Марси). Круглый низкий столик на
гнутых ножках был придвинут к стене, на нем высился массивный золотой
канделябр с оплывшими свечами. По комнате были распиханы в беспорядке
мягкие кресла. Одно из них стояло спинкой к ветхому книжному шкафу, в
котором рядами теснились книги в толстых потемневших переплетах
("Киотансубеки... Гинсберг... Курт Алейников!.."). В этом кресле сидел
старик и молча взирал на нежданных гостей. Несмотря на жару, он успел
накинуть на плечи пестрый шерстяной плед. Чудовищная кошка умостилась у
него в ногах, будто живая грелка, и нервно зевала. Ее раздражало
присутствие посторонних.
Марси, растерявшись, сделала книксен и открыла рот, чтобы
поздороваться, но только жалко пискнула. Старик безразлично усмехнулся.
- Мне сто лет, - сказал он, словно продолжал прерванную беседу. - Я
здесь один. Наверное, мне следовало бы умереть молодым. Тогда я стал бы
легендой. А теперь я - анекдот. Архаизм, пережиток. Я никому не нужен. Вот
