друг на друга, как близнецы - оба крупные, курчавые. Может быть, они и на
самом деле были братьями. Пазур, улыбаясь - зрелище довольно неожиданное -
рассказывал что-то весьма забавное. Странная компания оживленно
реагировала на его слова и временами даже взрывалась хохотом.
- Не следует это никак понимать, - пробормотал Костя. - Я же сказал:
как хотите. Только не мешайте мне съесть мою курицу.
- Не волнуйся, друг, - улыбнулся Стас. - Я убью каждого, кто посягнет
на твою курицу. Запомните все: курица в зубах моего друга священна.
- Ну вот все и разъяснилось, - сказала Рашида. - Маленькая кобра -
недостойный объект для могучего танка. Ему бы крепостную стену в пятьдесят
кирпичей толщиной.
- Неуд, Рашуленька, - сказал Ертаулов. - По истории тебе неуд! Танки
- это из эпохи мировых войн. Средневековье тут ни при чем.
- Милый Стасик, - сказала девушка. - Ты обречен рядом с Костей. Тебе
вечно будут перепадать все шишки, что предназначены ему. Он же в броне, а
ты уязвим. Что толку стрелять по танку? Тебя же и ранит рикошетом.
Разумнее сразу метить в доступную цель... Знаешь, кто ты? Маленький глупый
мангуст, который изо всех сил притворяется бесстрашным охотником на кобр.
И прыгает-то он хорошо, и зубки-то у него белые да острые. А вот умения
защищаться нападая и нападать защищаясь он пока не накопил. Подожди
немного, маленький мангуст. Твое время еще не пришло. Когда-нибудь ты
победишь всех змей в округе. Если раньше не наткнешься сам по глупости на
ядовитый зуб. Не торопись с атакой...
- Но ведь маленькая кобра тоже не обременена опытом, - осторожно
предположил Ертаулов.
- Даже если так - даже если тебе хочется, чтобы было так - зубы у
маленькой кобры ядовиты от рождения.
- И что же теперь делать маленькому глупому мангусту?
- Потанцевать с маленькой коброй. Оба притворятся, что у них все
серьезно, что они большие мастера боевых действий. И никто не будет знать,
что это лишь притворство. Кроме них самих. Да еще могучего танка, грозы
жареных куриц.
- Учти, дочь великого танцовщика, - сказал Ертаулов. - "Голубые
Сатурны" вовсе не так неуклюжи, как мнится "Солнцу и кометам"!
Он встал, протягивая руку девушке. Та ленивым, тягучим движением
подала, а скорее - подарила ему свою ладонь. Их пальцы переплелись. А
затем Рашида выскользнула из кресла, будто язык алого пламени, тяжелые
пряди ее волос смазали Стаса по лицу. "Прощай, Второй, - застонал
Ертаулов. - Звездоходы погибают, но не сдаются!.." Они исчезли за стеной
дыма.
Кратов неожиданно испытал глубочайшее облегчение. Словно стопудовая
ноша свалилась с плеч.
С ним уже бывало такое. Три года назад, когда весь курс проходил
адаптацию к перегрузкам.
Во времена первых робких напрыгов человека в космос перегрузки были
самым обычным делом. Управление гравитацией поставило на них крест, все
фазы полета проходили при обычной, земной силе тяжести - разумеется, если
экипажу по какой-то причине не хотелось острых ощущений. На
планетах-гигантах, если кому-то взбредала фантазия туда соваться,
использовались гравикомпенсаторы. Но звездоход должен быть готов ко всему.
Теоретически - на практике такого еще ни разу не случалось - гравикомы
могли отказать. А отказ техники для звездохода не повод к отступлению...
Когда Костя выполз из имитационной камеры после первого сеанса,
слепой, глухой и отупевший, он внезапно почувствовал, что взлетает. Земля
больше не удерживала его! Он судорожно вцепился в чью-то протянутую руку,
чтобы его ненароком не унесло под потолок. "Пятикратка, - сказал кто-то
рядом. - Ты сейчас весил полтонны. Как хорошо упитанная горилла". - "Вот
жалко-то зверушек, - пробормотал Костя набрякшими губами. - И как они
только себя таскают всю жизнь?.." - "Еще шутит, - отметил невидимый
собеседник. - Молодец. Будет толк".
И теперь, с уходом Рашиды, он будто заново родился на свет. К нему
мигом подкатил аппетит, пошловатые голографические миражи больше не
раздражали до подкожного зуда. Косте стало хорошо и покойно. И в то же
время чуточку не по себе.
Потому что он вынужден был признать: именно прекрасная Рашида повинна
в его угнетенном состоянии!
6
- Добрый вечер, Второй, - услышал Костя над самым ухом.
Он поспешно отодвинул блюдо и засуетился, чтобы выбраться из-за стола
и приветствовать мастера, как полагается по уставу.
Пазур поморщился и жестом отмел его позывы громко и внятно доложить,
что экипаж жив, здоров, весел и развлекается на всю катушку.
- Угомонись, - сказал он. - В тавернах все равны, и капитаны, и
матросы. - Это прозвучало, как строка из старинной, забытой всеми песни.
Быть может, так оно и было. - Не очень-то мне по нраву торчать перед тобой
с задранной головой и узнавать то, что я и сам вижу. Хотя, не скрою,
любопытно наблюдать твою приверженность уставам, которые уже лет этак
двести тлеют и все никак не могут окончательно рассыпаться в прах.
- Как же без устава? - спросил Костя недоумевающе. - А дисциплина?
- Очень даже распрекрасно без устава, - промолвил Пазур, наливая себе
в пустовавший бокал темно-красного сауэра. - Как это делалось в старину:
сел на метлу и полетел... Что есть устав? Свод ветхозаветных правил, среди
которых ярчайший перл - табель о рангах. Экзотика, антураж. В юности всем
хочется познать точную меру своим достоинствам. Расставить все по
ступенечкам: ты лучше бегаешь, зато я лучше прыгаю, а бегать непременно
научусь... Устав сообщает полную определенность. Сразу видно, кого следует
выслушивать со всевозможным почтением, а кого можно и пошпынять.
Достаточно лишь бросить взгляд на регалии. Ясно, чего ты уже достиг, а до
чего тянуться и тянуться. Устав - как летная форма, как нагрудные знаки, с
которыми вы и во сне не разлучаетесь. Масса декорума, минимум
целесообразности. Наши корабли, наш опыт, мы сами давно переросли все эти
регламенты... - Пазур вдруг сморщился еще сильнее против обыкновенного и с
негодованием поглядел на бокал в своей руке. - Что за кислятину ты пьешь,
Второй?! Пощади свой желудок перед полетом!
Костя стиснул зубы и опустил глаза, чтобы не рассмеяться.
- О чем я? - спросил Пазур, брезгливо отпихнув недопитый сауэр. - Так
вот, об уставах. Табель о рангах вещь, конечно, приятная. В молодости
каждая новая ступенька вверх отзывается сладостным щекотом под мышками у
собственного тщеславия. Но... ты, наверное, пока не знаешь, а если знаешь,
то не веришь, что это неизбежно... однажды наступает момент, когда
делается абсолютно неважно, кого же ты сумел обогнать, а кто там еще
маячит впереди. На смену беготне за успехами заступают иные ценности. Ты
перестаешь накапливать и начинаешь отдавать. Как сверхновая... Вместо
самосовершенствования - обычная работа. В меру умения и сил.
- Но ведь чем больше я накопил, - сказал Кратов, - тем больше могу
отдать. Если я не достиг совершенства в своем деле, кому я буду нужен?
- Совершенствуйся сколько влезет, на здоровье, - усмехнулся Пазур. -
Только успей отдать. Некоторые, между прочим, не успевали. Что проку от их
успехов? Даром истраченная жизнь, жаль таких. Вот если бы каждый мог знать
свой день и час, когда хватит разбегаться и пора взлетать! Но у человека
нет для этого приборов, как у самого паршивого блимпа. Блимп знает, когда
взлетать. Наверное, сверхновая знает, когда взрываться. А человек не
знает. Колеблются где-то чаши весов: на одной то, что взял себе, на другой
- то, что успел отдать. А ты их не видишь... Но ты не переживай, Второй.
Ошибки бывают редко. Чему-то мы все же научились как разумный вид за те
немногие годы, когда вразумились. - Пазур помолчал, разглядывая Кратова
выпуклыми стеклянистыми глазами. - Должно быть, я не слишком внятно доношу
до тебя вселенскую мудрость?
- Ну, отчего же, - смутился Костя.
- Да я и сам знаю, что вожу корабли лучше, чем воспитываю себе смену.
Одно меня утешает: в этой мудрости особой нужды нет. Сейчас, здесь, в
таверне, ты, все едино, пропустишь мои слова мимо ушей. Не поверишь мне,
что так все и будет. Думаешь себе втихомолку: "Болтай, старый перец,
болтай... Я-то знаю, что первый навигатор лучше, чем второй, что Звездные
Разведчики смелее всех на свете, что носить шевроны раддер-командора
почетнее, чем латать дыры в отсеках грузового блимпа..." Ничего. Не
пройдет и пяти лет, как я окажусь прав. И все случится так просто и
обыденно, что ты и не вспомнишь обо мне, а будешь полагать, что так оно
всегда и было.
- Я понял вас так, - начал Кратов, - что с завтрашнего дня мы можем
забыть про все уставы...
- Ничего ты не понял, - оборвал его Пазур. - Забыть он захотел...
Когда Длинный Эн взял меня третьим навигатором в загалактический бросок, я
величал его исключительно полным титулом и ухитрялся бледнеть и краснеть
одновременно, когда он ко мне обращался. "У парня уставные схватки, -
потешался Длинный. - Дайте ему валерьянки. И увидим, перетащит ли он свою
любовь к регулам через гребень первой волны". Длинный Эн меня недооценил.
Я переехал, помня устав наизусть, через две гравитационных волны, и только
третья вышибла его из меня напрочь. Потому что крикнуть "ты" получается
короче, нежели "разрешите обратиться, командор". Но никто из вас еще не
побывал в штормах. Так что не торопитесь в космические асы.
Пазур поднялся, рассеянно глядя по сторонам. Костя тоже встал. Он
почему-то не был убежден в том, что мастеру потребуется задирать голову,
чтобы посмотреть ему в глаза.
- Гм, - сказал Пазур. - Как ты, наверное, догадываешься, я отметил
нарушение формы инженер-навигатором.
- Это моя вина, Первый, - потупился Костя.
- Твоя, твоя. Это уж точно... Забудь об этом. Девочка очень красивая,
и с этим приходится считаться. По-моему, она решила, что красота - это
оружие, которое не должно ржаветь в ножнах. Честно говоря, я не знаю,
хорошо это или плохо. Но если девочка думает, что ее место в космосе, не
будем ей мешать. Космос всех рассудит. Своих он принимает, а посторонних
выплевывает, как вишневую косточку. Далеко и без мякоти.
- Как вы думаете, Первый, - негромко произнес Кратов. - Меня он
выплюнет?
Пазур пожал узкими худыми плечами.
- Что я, провидец? - спросил он. - Мне кажется, не выплюнет. Но
космос может иметь иное мнение. Итак, я ухожу, Второй. Пускай эти шалопаи
считают, что я их не видел. А ты не забывай, что завтра полет.
Он бросил короткий взгляд на пятачок, где в клубах цветного дыма
бесновались гигантские фантомы. Лицо его снова перекосилось, будто он
глотнул кислятины.
7
- Ты меня почти покорил, "Сатурн", - объявила Рашида, падая в кресло.
Ее щеки полыхали, глаза горели, от вечерней прически не осталось и следа.
- Я действительно не ожидала, что ты так здорово танцуешь!
- Да кто я перед тобой? - воскликнул Ертаулов. - Мойдодыр, вылезший
на подмостки большого балета! Честное слово, Рашуля, это я без ума от
тебя. Зачем ты себя губишь? Иди на сцену, радуй людей, очаровывай их, это
твоя стихия. А в Галактике тебе делать нечего, или я ни черта не смыслю в
жизни.
- Конечно, не смыслишь, - согласилась Рашида. - Я лишена всяких
задатков для настоящего танца. Гены моей матери оказались доминантными. К
сожалению... И не кричи на весь зал, а то могут подумать, что ты в меня
влюбился.
- А разве можно в тебя не влюбиться?!
- Я и сама так полагала. Оказывается, можно. Видишь, Костя ко мне
абсолютно равнодушен. Даже разговаривать не хочет. И это меня озадачивает.
