приходит ко мне в гости. Ему нравится у меня на руках.
- Какой огромный...
- Он тебя немного боится. Видишь, свет чуточку голубоватый? Когда он
успокоится, то засияет зеленым.
Ольга Олеговна бесшумно, как тень, опустилась в плетеное кресло.
Легким, молодым движением откинула волну темно-русых волос, скользнувшую
на лицо. Кратов осторожно сел напротив. Кресло под ним жалко заскрипело.
- Ты просто великан, - сказала Ольга Олеговна. - А моя мебель не
рассчитана на великанов.
- В мой прошлый приезд тут была, кажется, дубовая скамья.
- Да, она больше подходила для богатырских застолий. Но мои богатыри
гостят очень редко. А чужие не бывают вовсе. Я же выгляжу рядом с ней
просто нелепо... К следующему твоему набегу я подготовлюсь специально и
придумаю, где тебя усадить.
"Она не меняется, - подумал Кратов. - Меняюсь только я, а она все та
же. Когда-нибудь я наберусь отваги и спрошу, в чем секрет".
- Как тебе понравился город? - Ольга Олеговна небрежно обрисовала в
воздухе контуры чего-то разлапистого.
- Я... еще не решил.
- И я тоже. Хотя он вырос у меня на глазах. Прямо из ничего, из
песка. Наверное, мы так и остались в душе пустынниками. Не то от слова
"пустыня", не то от слова "пустынь".
- А в чем разница?
- Пустынь - это монашеская обитель.
- Понятно, - хмыкнул Кратов. - Недавно один человек уже назвал меня
аскетом. Правда, это было на Сфазисе...
- Я постелила тебе в вашей с Игорем старой комнате. Жаль, что ты
ненадолго. В общем-то, у них с этим городом вышло неплохо.
- Я пробуду здесь очень долго, мама. Целый месяц, а то и два. Я тебе
еще надоем!
- Месяц... - Ольга Олеговна качнула головой. - Без малого вечность.
Ты никогда не задерживался дома дольше, чем на неделю. И мне кажется, что
ты и на этот раз не усидишь. Вы оба пустынники. Кочевники, туареги... Вы
видитесь с Игорем?
- И часто. По каналам ЭМ-связи.
- Если бы хоть однажды вы встретились дома!
- Да мы же все здесь развалим!
...Игорь, старший брат, раддер-командор Южного отряда страйдеров,
полгода назад ушел в очередной сверхдальний поиск, в галактику 6822
Стрельца, и с тех пор никто ничего не знал о нем и его группе. Как и
обычно, перед страйдерами стояла единственная задача: обнаружить
сформировавшуюся либо близкую к тому пангалактическую культуру, оценить
хотя бы в первом приближении ее внешние проявления. Будь то
широкомасштабная астроинженерия, как в Двойной галактике Гидры, или
управляемая ассимиляция культур, как здесь, в Галактическом Братстве
Млечного Пути, или еще какие-нибудь неизвестные доныне процессы. И
немедленно вернуться. Столь длительное отсутствие страйдеров означало, что
они достигли цели своего рейда и набирают информацию, либо их уже нет.
Экзометральная связь на таких расстояниях не действовала, глохла в
межгалактических гравитационных штормах, а разыскивать пропавших
страйдеров было бессмысленно. Как можно обнаружить их утлые суденышки,
вероятнее всего - разбитые, с угасшими сигнал-пульсаторами, среди мириад
звезд чужой галактики?..
- О чем ты думаешь, Костя? - спросила Ольга Олеговна. - У тебя лицо
стало... как у сфинкса.
В саду шуршал обязательный ночной дождик. Люцифер умиротворенно
мерцал зеленым.
Посреди ночи Кратова разбудили голоса под окном. Кто-то возился в
кустах малины. Неизвестный старался производить как можно меньше шума, но
по неумению достигал совершенно обратного эффекта.
"Нервничаешь, звездоход, - укорил себя Кратов, с неодобрением
прислушиваясь к собственному сердцу. - Весь на взводе, от шорохов
просыпаешься. Напрасно... Надо расслабиться, сыграть отбой, угомонить
строптивое подсознание, которому взбрело в подкорки, что я попал в чуждую,
а потому предположительно агрессивную среду. Эй ты там, серое вещество!
Запомни раз и навсегда: я дома. Дома! Я в родной среде, я здесь вырос,
черт вас побери совсем!"
Он бесшумно поднялся и на цыпочках подошел к окну. В темноте что-то
белело. Девушка, скорее даже девчонка-подросток, в белом платье, лицо
скрыто распущенными волосами и ветками малины. Рядом, разумеется, ухажер,
тоже весь в белом. И шепчутся. Кратов затаил дыхание, чтобы не спугнуть
парочку.
- Ну вот, опять я просплю все на свете... - ворчал юнец.
- И тебе влетит! - резвилась юница. - И поделом: по ночам спать надо,
а не бродить неизвестно где и неизвестно с кем.
- Известно, давно уже всем известно с кем. Весь город знает. От одной
болтушки.
- Кто же эта болтушка?
- Есть такая... Смотри, какая малинища!
- Разве? Я думала, это шиповник. Сейчас мы ее...
- Лучше не надо. Вдруг это какой-нибудь экзотический сорт с лечебными
качествами? У нас двое как-то налетели на такой фрукт. Думали - яблоки,
объели полдерева, а потом оказалось - почки для вакцины от спутниковой
лихорадки. Ох, и чистило их!.. А завтра мы где встретимся?
- Завтра уже наступило, а мы еще не расставались.
- Ну тогда с добрым утром!
- Приветик! А почему ты об этом спросил? Торопишься улизнуть? Не
выйдет, я тебя так просто не отпущу, ты меня еще провожать пойдешь через
полгорода, ножками.
- Я и сам так просто не уйду.
- Может быть, тебя дома потеряли, мальчишечку?
- Конечно, потеряли!.. Но дело не в этом. Просто в последнее время я,
грустно сказать, засыпаю на занятиях.
- Какой сты-ыд! - девушка захихикала. Кратов живо представил себе ее
мордаху: ехидную, остроносую, веснушчатую и обязательно с хитрющими
зелеными глазами. - А еще последний курс! Гнать таких в три шеи!
- Тебе смешно! А у меня экзамены...
- И что?
- И все. Получу диплом - и вперед, в Галактику!
Кратов едва не взвыл. "Господи! - подумал он. - В этом мире ничего не
меняется".
Два десятка лет назад он точно так же торчал всю ночь напролет под
чужими окнами и распускал павлиний хвост перед дамой своего сердца. А она,
пряча улыбку, поддакивала ему, подзуживала на новые откровения. Им было
поровну лет, но в силу самой природы она повзрослела и поумнела раньше и
потому выслушивала его трели со спокойной женской мудростью. Ни на миг не
забывая, кто он есть на самом деле - маленький, напыщенный хвастунишка,
гордый своим несуществующим пока высшим предназначением. Но благодаря той
же мудрости оставляя его похвальбы за скобками. До поры...
"Не из нашего ли с Астаховым кафе эта девочка? Вроде бы нет. Трескали
бы уж лучше малину, чем болтать попусту!" Кратову внезапно пришло в
голову, что если парочка вдруг вознамерится погулять вокруг дома и
наткнется на Чудо-Юдо-Рыбу-Кит, который лежит на заднем дворе и запасается
впрок дармовой рассеянной энергией, то может произойти конфузия. "Пустяки,
- решил он. - Новые впечатления никому не повредят. Ни им, ни Киту. Только
бы обошлось без визгов и обмороков".
Все так же крадучись он вернулся в постель. Сон, разумеется, не шел.
"Тектон был прав. Здесь меня буквально захлестнут воспоминания.
Совладаю ли я с ними?.."
Шепот за окном удалялся, стихал.
"Надо будет повесить над малинником транспарант: "Можно есть".
Светящимися буквами. Да и самому отведать".
Кратов несколько раз с остервенением крутнулся с боку на бок и
внезапно, рывком сел. Он почувствовал, что ему просто необходимо
освободиться от воспоминаний, которые выбрались на свет из потаенных
закоулков его памяти и теперь буйно, разноголосо толпились в сознании.
Требовалось хоть что-нибудь, куда можно было перелить их - по принципу
сообщающихся сосудов.
Почему с ним так не бывало раньше?!
"Вот беда, - Кратов горестно улыбнулся. - Послушный мальчик Костик. А
это где я слышал? Тоже какое-то воспоминание... До недавнего времени я был
нацелен на работу. И работал так, что пыль крутилась столбом! Но явился
тектон Горный Гребень и перенацелил меня на мое прошлое. И вот оно
пробудилось во мне, и теперь я у него в плену".
На столике в изголовье стоял мемограф - старый, но еще надежный
прибор для записи информации на кристаллы. Из тех, что уже вышли из
всеобщего употребления, но сохранились у ретроградов и любителей старины.
Мемограф не был в деле, быть может, с того часа, как юный Костя Кратов
ушел в Галактику. Как назло, в нем не осталось ни одного кристаллика. "Ну
конечно, я все свои записи прихватил с собой. Дневники, мудрые речения,
излюбленные стихи в стиле "танка", "хокку" и "сэдока", и даже драму в
античном стиле на исторический, понятное дело, сюжет. Что-то из Плутарха.
И ведь ни разу не воспользовался, пока не потерял! Где же я их посеял - до
Псаммы или после?"
Зато под мемографом обнаружилась тонкая стопка бумаги. Кратов
поспешно, пока ничего не улетучилось из памяти, нашарил в кармане
брошенной на стуле куртки перо и примерился, чтобы начертать первый
символ.
Но рука его замерла на полдороге.
"У нее были рыжие волосы, целое облако теплого огня. И нос в
веснушках. И лукавые зеленые глаза. Она все время посмеивалась надо мной.
Она была умнее и лучше меня. А я любил ее как сумасшедший и думал, что чем
страшнее разрисую опасности, стерегущие меня в Галактике, чем большим
героем покажусь ей, тем сильнее она полюбит меня. Вот дурень-то... Ей были
безразличны эти дутые опасности и мои ненаступившие подвиги. Не этого она
ждала от меня, не это во мне искала. Но что же тогда? Быть может, сейчас,
на пятом десятке, я знаю, чего ждут от нас женщины? Как бы не так... Ну
кому интересна моя память об этом?!"
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГРЕБЕНЬ ВОЛНЫ (1)
1
Корабль был пристыкован к западному шлюзу, знаменитому самым длинным
переходником на всей базе. Кратов успел сосчитать до трехсот, прежде чем
достиг тамбура. При его приближении ожил и замигал чисто-синий глазок
видеокамеры на бронированной двери, а нелюдской, с перезвоном хрусталя
голос негромко испросил фамилию и личный код. Кратов назвал. Тяжелая,
перехваченная полосами кованного металла дверь неожиданно легко
откатилась, из-за нее ударил сноп яркого света, ослепляющий после
тамбурного полумрака.
- Архаизм, - проворчал Костя сквозь зубы. - Дешевая экзотика...
Во всей цивилизованной Галактике давно уже не было таких крепостных
стен и ворот. Когда нужно было как-то ограничить доступ, применялись более
современные и надежные средства вроде изолирующих полей. Не видно, не
слышно, и при всем том никаким тараном, фогратором, чертом и дьяволом не
прошибить.
По-прежнему чувствуя себя большим звездным асом, по странному
недоразумению угодившим на доисторическую ладью, Кратов прошел по
центральному коридору корабля, служившему как бы продолжением долгой кишки
переходника. Внутри дела обстояли гораздо утешительнее. Корабль оказался
на уровне эпохи. Он принадлежал к славному семейству грузопассажирских
малых трампов класса "гиппогриф". Не так давно сошедший со стапелей,
совсем не битый, а значит - и совсем не латанный. Судя по размерам и числу
дверей, выходивших в коридор, "гиппогриф" мог принять на борт до
пятидесяти живых душ и никак не меньше килотонны багажа. То есть
практически сколько поместится при соблюдении удобств экипажа.
Костя на ходу коснулся пальцами теплой на вид розовой обшивки стен.
Она и вправду оказалась теплой, через нее руке передалось едва уловимое
подрагивание. Трясся, понятное дело, не сам корабль, а вся база, с которой
он был соединен пуповиной шлюза. База была древней, ее так и величали -
Старая База. Она болталась здесь, на орбите вокруг Земли, едва ли не с
