не помешает человечеству преспокойно, с достоинством влиться в
магистральное русло формирования пангалактической культуры и занять там
подобающее место... А вас не смущает то обстоятельство, что тектоны
заранее предвосхитили некоторые ваши поступки?
- Вы правы, Григорий Матвеевич: я упрямец. И потому не люблю, когда
мною двигают, как пешкой, даже в сторону ферзевого фланга. Вы это и сами
отлично знаете.
- Еще бы! - хохотнул Энграф.
- Но чего за тектонами ни разу не отмечалось ни в одном свидетельстве
- так это лжи. И если они говорят, что в Галактике творится нечто,
обеспокоившее их, и это "нечто" каким-то невероятным образом связано со
мной, значит, так оно и есть. И сейчас не тот случай, чтобы я артачился.
Хотя у меня накопилась прорва проблем, разрешить которые было бы не только
интересно, но и полезно.
- Вы слишком много носитесь по Галактике, - укоризненно проговорил
Энграф. - Вот и нашалили где-нибудь. Зацепили какие-то струны, доселе
скрытые от чуткого уха и недреманного ока тектонов. И эти струны зазвучали
не в их излюбленной тональности.
- Горный Гребень просил меня заняться мемуарами. Не знаю, зачем это
тектонам. Быть может, они хотят найти в них первый аккорд этих струн? Или,
еще того проще, выиграть время, осмотреться, изучить ситуацию поглубже?
Подозреваю, что наши многомудрые тектоны слегка растерялись. Могут они
растеряться, в конце-то концов?
- Могут. И растеряться, и ошибиться. И перестраховаться, кстати,
тоже. Только не вкладывайте в эти термины человеческое содержание, Костя.
Растеряться для тектона, вероятнее всего, означает обрабатывать объем
информации несколько больший, нежели требуется для оптимального решения
проблемы.
- Вы снова принялись за мое воспитание, Григорий Матвеевич, - заметил
Кратов. - Неужели я плохой ксенолог?
- Отнюдь нет, Костя, - ласково промолвил Энграф. - Вы хороший
ксенолог. В свете последних событий я бы даже выразился: чересчур хороший.
Очень мне нравится и завидно, что сердце у вас болит обо всех этих...
нелюдях. Что вы за ксенологическими абстракциями отчетливо видите живых
существ. Сострадаете им. У меня, грешника, оно давно уже не болит,
сердце-то. И контакты для меня - лишь набор формальных описаний, которые
надо привести к истинному, однозначно определенному виду... Как долго вы
предполагаете быть на Земле?
- Примерно с месяц. На дольше мне просто не достанет воспоминаний.
- В таком случае у меня будет к вам ряд поручений.
- Разумеется, я их исполню. - Кратов испытующе поглядел на Энграфа. -
А почему бы нам не наведаться туда вместе? Проведать матушку-Землю?
- Что мне там проведывать, Костя? - пожал плечами Григорий Матвеевич.
- Искать старые стены своей молодости, которые давно стерты в прах?
Молчать над могилами ушедших родных и друзей? Я реликтовый космический
волк-одиночка. С Землей меня не связывают ни дом, ни семья. Потому что на
все это нужно было жертвовать временем, а в молодости мы необдуманно
склонны отдавать предпочтение более важным - на наш, разумеется, взгляд -
занятиям. И однажды выяснилось, что ничего уже не поправить и не
построить. С тех пор мой дом - на Сфазисе, а моя семья - все вы, кто
проводит здесь некоторый период своей биографии, чтобы затем пропасть
где-то за тысячи парсеков. И я вполне понимаю ощущение цейтнота, какое
вечно испытывают тектоны. Только вот не нравится мне, что и вы, Костя,
похоже, неосознанно повторяете мой путь.
- Что вы, Григорий Матвеевич, - Кратов смущенно засмеялся. - Какой же
из меня аскет?
- Вполне сложившийся, Костя, - печально покивал Энграф. - Мой вам
совет - хотя вы редко прислушиваетесь к моим советам, и напрасно! Разумно
используйте время, дарованное вам судьбой. Не запирайтесь там, на Земле, в
монашескую келью. Полюбите красивую женщину. Постройте, наконец, дом. И
шут с ней, с ксенологией! Кстати, отчего бы вам не умыкнуть окончательно
нашу Руточку? Ведь пропадет она здесь, в девках засидится. Ну сами
взгляните, какое сокровище!
Кратов поднял голову. На том берегу пруда нагая Руточка Скайдре
собиралась купаться. Укладывала волшебные свои волосы в тугой жгут,
пугливо пробовала босой ногой воду.
- Утица, - сказал Григорий Матвеевич с отеческой нежностью. -
Белорыбица... Ну, я, пожалуй, пойду отсюда. А то она, чего доброго, и меня
заставит бултыхаться.
Камыши тихонько сомкнулись за ним. Кратов подобрал очередной камешек,
примерился и пустил его по воде. "Блинов", как и прежде, напечь не
удалось, камешек мигом затонул, и Кратов сердито закышкал на взволнованных
рыб.
- Костик! - окликнула его Руточка. - Твой завтрак в саду. А потом
приходи плавать.
"Обедать я буду уже на Земле, - подумал Кратов. - Дома".
"А ты уверен, что там еще есть твой дом? - спросил он себя спустя
мгновение. - Или тебе просто хочется верить в то, что есть?"
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДРАКОНОБОРЕЦ
1
Кратов старался ступать неслышно и легко - так, чтобы ни единый звук
не выдал его присутствия. Он весь обратился в слух, но прислушивался
главным образом к самому себе, а не к той тишине, что его окружала. Он
почти оглох от ударов собственного сердца. А тишина была нехорошая,
подозрительная. Полное безветрие, бестравье и безлесье. Только
предательски скрипучий галечник под ногами и серые пористые скалы со всех
сторон. Да еще паутинки облаков над головой. Больше всего Кратов желал бы
превратиться в одно такое вот облачко, и тогда ему было бы совсем просто
проделать то, что от него требовалось - пересечь весь этот галечник,
жалких двести метров, из конца в конец и уцелеть.
Он отважился еще на один шаг, и чертова галька зашуршала, поползла
под его ботинком. "Воронка... Конечно же, без этого никак, - успел
подумать он, падая на выставленную руку. - Теперь-то уж все". И
действительно: когда он выпростал ногу из воронки и выпрямился,
здоровенный полосатый звиг уже сидел напротив на свернутом в калачик
толстом лоснящемся хвосте, а мокрые губы его, свернутые в трубочку,
плотоядно подрагивали. Отныне Кратову оставалось одно - убить этого звига
прежде, чем тот убьет его самого. Все складывалось не так элегантно, как
замышлялось, и впереди была сплошная пальба, брызги крови и лохмотья
горелого мяса, сила против силы, меч на щит, но иного выхода теперь уже
просто не существовало. И он вскинул фогратор - чуть раньше, чем звиг
напал на него. Все же сказывалась долгая, изматывающая мускулы и нервы
первичная подготовка, да и природными данными Бог не обидел.
Но второй звиг все это время торчал у него за спиной. Известно, что
звиги всегда атакуют поодиночке, но охотятся парами... И второй звиг,
сочтя, что пришел его черед, убил Кратова ударом ороговевшего жалоязыка в
основание черепа.
2
- Повторить? - спросил Грачик и протянул руку к пульту видеала. На
руке сквозь тугую черную шерсть проступала сложная многоцветная
татуировка.
- Не надо, - пробормотал Костя. Ему было стыдно. - Ни к чему это
теперь.
- Как оно там, в потустороннем мире? - полюбопытствовал Грачик. -
Старина Харон держит извоз как прежде?
- Твои промахи, полагаю, очевидны тебе самому, - произнес Михеев. Он
сидел в кресле - лысый, огромный, в обширных белых брюках и бесформенной,
пятнистой от пота распашонке. Развалившись так, что руки свисали через
подлокотники до полу, а ноги простирались на всю комнату. И весь он
разительно напоминал собой выброшенного на берег осьминога. - Впрочем, что
я говорю! Будь они тебе очевидны, ты по крайней мере притворился бы, что
намерен их избежать... Итак, первое. Когда не хочется производить много
шума, следует ходить босиком. - Михеев с ощутимой натугой приподнял одну
ногу и выразительно покрутил ступней в плетеной сандалии. - Предварительно
остановив потоотделение на подошвах. Особенно по галечнику. Особенно когда
ждешь ловушек. Вроде той воронки.
- Особенно когда кругом звиги, - вставил Грачик, ухмыляясь в
мушкетерские усики. - Да такие голодные.
- Второе. Предупреждали мы тебя, что непременно будут сюрпризы?
- Предупреждали, - буркнул Костя, потупясь. - А я, может быть, не
умею останавливать потоотделение.
- Ну так бы и сказал звигам: мол, не обессудьте, ребята, не умею.
Ты... как бишь тебя... Кратов, даже не почувствовал за спиной второго
звига. Хотя знал, что он обязательно будет. А ведь он буквально сверлил
тебя своими гляделками. В мыслях он уже убил тебя, сожрал и переварил.
Лишь то обстоятельство, что это был звиг-вассал, помешало ему прихлопнуть
тебя сразу. А так он предоставил тебе возможность посостязаться со
звигом-сюзереном в быстроте реакции. Звиги - существа бесхитростные,
честные охотники, подлости в них нет.
- Кстати, и реакция у тебя тоже неважная, - заметил Грачик.
Костя сидел красный, как маков цвет. Ему казалось, что сейчас рдели
даже пятки, которые подвели его с потоотделением, будь оно неладно.
Никогда прежде он не сознавал себя таким неуклюжим дураком, как сейчас. Он
готов был провалиться сквозь землю.
- У меня, может быть, лучшая реакция на всем курсе, - наконец
выговорил он с обидой. Чтобы хоть как-то возразить.
- Посмотрите на него! - захохотал Грачик.
- Малыш, - с нежностью произнес Михеев. - Как бишь тебя... Никогда не
произноси таких слов в присутствии звездоходов. Мало того, что реакция
сама по себе не есть большое достоинство. Тоже, нашел предмет для гордости
- физиологическую характеристику организма! Еще похвались, что у тебя
отличный утренний стул... Я уже старый. Меня давно списали из Звездной
Разведки. И даже в лучшие годы я не рисковал заигрывать с двумя звигами на
тропе охоты. Разве что нужда заставляла. Ну-ка, воздвигнись.
Костя медленно встал, оправляя рубашку.
- Вот тебе боевое задание, - продолжал Михеев. - Когда захочешь - не
обязательно сейчас и даже сегодня - подними правую руку, выставь в
направлении меня указательный палец и скажи: "Пуфф!" Если ты проделаешь
это достаточно быстро и неожиданно, будем считать, что я убит.
- Можешь тогда съесть его, - потешался Грачик. - Переварить и удалить
из организма.
- Пуфф! - сказал Костя.
Однако его указательный палец смотрел в потолок, потому что Михеева
уже не было в кресле, где он только что лежал в лежку, словно раскисший
моллюск. Михеев стоял вплотную лицом к лицу с совершенно уже ничего не
соображающим юношей и заботливо, под локоток, направлял его правую руку
вверх.
- Так, - проронил уничтоженный Костя. - Ясненько. Кому я могу заявить
о своей профессиональной непригодности?
- Например, мне, - ответил Михеев, снова громоздясь в свое кресло. -
Садись-ка лучше, где сидел.
- Обиделся, - сказал Грачик. - Гордый! А чего ты пыжишься? Тебе когда
еще будет двадцать лет, и ты пока что абсолютный нуль. Эмбрион! Даже с
учетом твоей реакции. Тебе никто этого раньше не говорил? Ты, наверное,
полагал, что мы полюбуемся твоей статью, хором закричим: "Ах, какой ты
хороший!", посадим тебя в корабль и фуганем завоевывать Галактику? Эх,
знать бы тебе, как меня драили здесь в свое-то время... Долго драили, пока
вышел толк!
- Задницей по битому стеклу, - добавил Михеев. - Это сейчас что ни
полигон - то курорт. Так вот, для справки, чтобы ты уяснил перспективу. Я,
конечно, уже старик. Все меня и зовут за глаза "дед Михеич". Придет пора -
