показалось странным его поведение или то, как он выглядел?
Эмили снова пожала плечами.
- У него на ноге был кошмарный ожог. Он то приходил в себя, то
терял сознание. Но ничего странного в его поведении я не заметила.
- А после операции?
- После операции я его не видела. Я как раз распустила детей по
домам и ехала сюда. когда по радио передали, что он... Я не
поверила. И до сих пор не верю.
- Миссис Кайсдейл, - вкрадчиво произнесла Скалли, - в вашей
семье никто не страдал психическими заболеваниями? Может быть, в
предыдущих поколениях?
Эмили как-то сразу съежилась. Она словно только сейчас
осознала, что перед ней - агенты ФБР.
- Нет, - сухо сказала она. - Мне об этом ничего не известно.
Скалли почувствовала, что в разговоре нужно сделать паузу и
обдумать дальнейшие шаги. Из последнего ответа явствовало, что
Эмили готова помогать расследованию лишь до определенной
степени. Для нее отец был не преступником, а всего лишь жертвой.
Между тем он совершил ужасное преступление. И Скалли с
Малдером пытались понять причину внезапного приступа бешенства
не как врачи, которым предстоит лечить несчастного пациента, а как
служители закона, которые Должны разобраться в логике действий
правонарушителя, задержать его и определить меру его
ответственности. И пока именно Перри Стэнтон представлялся
единственным виновником страшной гибели Терри Нестор.
- Миссис Кайсдейл, - на этот раз Скалли заговорила гораздо
тверже, - как вы думаете, где сейчас скрывается ваш отец?
Возможно, вам известны какие-то места, о которых полиция не
догадывается?
Эмили била мелкая дрожь. Она вцепилась в чашку мертвой
хваткой - так утопающий хватается за обломок судна. Наконец, с
трудом сдерживая слезы, женщина сказала:
- Они обшарили все. Квартиру, кабинет дома его друзей.
Облазили все закоулки университета. Даже на кладбище заглянули.
Поймите хоть вы - я не знаю, где его найти! Потому что убийца
Терри Нестор - это... не отец. Это HI тот Перри Стэнтон, которого я
знала.
Скалли опустила глаза. Допрашивать Эмилг ей было ничуть не
легче, чем Малдеру. Она не понаслышке знала, что значит потерять
близкого человека. Вспоминая погибшую сестру и умершего отца,
Скалли не осмеливалась осуждать свидетельницу за нежелание
отвечать более конкретно. Возможно, это и был самый определенный
ответ: Перри Стэнтон, которого она знала, ушел навсегда.
Скалли коснулась руки женщины, молчаливо извинившись за
свою бестактность. Малдер поблагодарил Эмили за помощь и
направился к лифту. У дверей он оглянулся. Эмили беззвучно
рыдала, и слезы капали в чашку с кофе, которую она ни разу так и не
поднесла к губам...
- Знаешь, - сказал Малдер, когда дверцы лифта захлопнулись.
- Она права, Скалли. Её отец - совсем не тот человек, которого мы
должны искать.
- То есть?
- Ты же слышала: когда Стэнтона привезли сюда, он был
абсолютно нормален. Когда ввели солумедол - тоже. Но после
операции все изменилось! Нормальной реакцией человека была бы
слабость, страдания, головокружение. А Стэнтон вскочил с кровати,
стал все крушить, зверски убил человека, выпрыгнул из окна - и
ушел невредимым. То есть совершил такое, что невозможно пока ни
понять, ни объяснить.
В этот момент Скалли очень захотелось увидеть его лицо, но
Малдер уже отвернулся - лифт остановился на четвертом этаже, где
находились операционные.
- Что-то случилось во время трансплантации, - сказал Малдер,
понизив голос. - Что-то, полностью изменившее Перри Стэнтона.
Они вышли в коридор.
- О чем ты говоришь, Малдер, - покачала головой Скалли. -
Подсадка временного трансплантанта - вполне обычная и
безопасная процедура. Тем более что ожог занимал не слишком
большой участок - только правое бедро...
Скалли еще не договорила, когда ее пронзила внезапная мысль.
Участок действительно был небольшой, но трансплантант все-таки
контактировал с кровеносной и, следовательно, иммунной системой
пациента. Идея, высказанная Малдером, возможно, не лишена
оснований - Стэнтон мог подхватить что-нибудь через донорскую
кожу! "Нужно, конечно, как следует полистать литературу, -
подумала она, - хотя и так вспоминается прецедент, когда таким
путем пациентам передавался даже рак! Но вопрос в другом - какое
заболевание могло проявиться в форме внезапного зверсксого
припадка?!"
- Может, какая-то форма менингита? - предположила она. -
Вообще-то немало болезней стимулируют проявления жестокости.
- Ты не поняла, - усмехнулся Малдер. - Это был не просто
психический припадок. Стэнтон не просто заболел - он
переродился. Даже дочь отказывается его узнавать.
Скалли вздохнула: слова Малдера - не просто гипербола. Их
следовало понимать буквально. Научные аксиомы этого человека
никогда особенно не интересовали. Но на сей раз она не пойдет на
поводу у его безудержных фантазий. Да, в деле Стэнтона кроется
какая-то тайна, но не мистическая, а медицинская. А это уже ее
специальность.
- Иногда, - назидательно изрекла Скалли, - перерождение -
как ты выразился - заключено в самой природе заболевания.
Между коридором и операционной было широкое окно, и Скалли
стала с интересом наблюдать, как доктор Бернстайн колдует с
лазерным скальпелем над участком тела пациентки чуть пониже
спины.
Инструмент напоминал карандаш, соединенный длинной цепью
стальных шарниров с металлическим цилиндром около четырех
футов высотой. У основания цилиндра была педаль, нажимая на
которую, хирург регулировал силу и глубину проникновения луча.
- Интересное сочетание, - заметил Малдер. - Новейшая
технология против изобретения тесячелетней давности.
На коже пациентки красовалась огромная татуировка, луч лазера
медленно скользил по ее периметру, как бы съедая нанесенный
рисунок;
о том, что происходит какое-то физическое воздействие,
свидетельствовал лишь тонкий белый дымок - испаряющиеся
клетки эпидермиса. Пациентка была в сознании - местной
анестезии вполне хватало, чтобы исключить болевые ощущения.
Подобную процедуру трудно было даже назвать операцией -
помимо хирурга и пациентки, в палате находилась только одна
сестра, следящая за монитором тонометра.
- Ничто не вечно в наше время, - заметил Малдер. - Все
можно стереть, уничтожить...
- Татуировка - весьма неудачный объект для философских
параллелей, - усмехнулась Скалли.
Хотя и ей было немного жаль, что такое своеобразное
произведение искусства - лев с роскошной гривой (от которой,
правда, теперь остались одни огрызки), можно легко погубить.
Немногие знали, что у Даны Скалли, тоже чуть пониже спины,
красуется изображение змеи, пожирающей собственный хвост.
Иногда сама Скалли забывала об этом несмываемом свидетельстве
визита в филадельфийский танц-салон. Наверное, подобный
поступок был достоин разве что шестнадцатилетнего подростка;
однако, вспоминая о нем, агент Дана Скалли никогда не
раскаивалась в содеянном. Напротив - приятно осознавать, что ты
способна совершить нечто неожиданное. Да, она скептик, но не была
и никогда не будет конформистом. И это, возможно, одна из черт,
сближающих ее с Малдером...
Через десять минут доктор Бернстайн закончил процедуру.
Увидев, что его ждут, он выключил лазерный скальпель, отдал какие-
то распоряжения медсестре, стянул хирургические перчатки и быстро
вышел из операционной.
- Насколько я понял, татуировки вас не беспокоят, -
предположил Бернстайн, когда они обменялись приветствиями. -
Чем могу служить?
При ближайшем рассмотрении он оказался довольно высоким,
слегка полноватым и лысоватым. Самой примечательной деталью его
внешности были руки - огромные мускулистые лапищи.
- Извините, что вынуждены вас отвлечь, доктор Бернстайн. Я -
агент Скалли, это - агент Малдер. Нас интересуют подробности
дела Перри Стэнтона.
Хирург кивнул и задумался, массируя пальцы. Скалли заметила,
что его руки слегка задрожали.
- Я в общем-то все рассказал следователю Баррет, - проговорил
Бернстайн. - И вряд ли могу сообщить что-то новое. Когда я
выходил из реабилитационной палаты, мой пациент вел себя
нормально, а когда вернулся - всего через несколько минут... он уже
выскочил в окно. То, что я увидел... жуткое зрелище, даже вспомнить
страшно. Не понимаю, как это могло случиться...
"Типичный медик-практик, - подумала Скалли. - Как только
случается нечто, не вписывающееся в привычные схемы, он
приходит в полную растерянность. Даже жалко смотреть".
- Действительно, это загадка, - согласилась она. - И мы
пытаемся ее разгадать, доктор Бернстайн. Поэтому позвольте еще
вопрос. Вы, как записано в карте, назначили Стэнтону солумедол
внутривенно?
- Да, - подтвердил он. - После того как вы побеседовали со
следователем Баррет, она тут же спросила меня про солумедол. В
самом Деле, надо было рассказать ей об этом в первую очередь. Но...
я не думаю, что дело в стероиде. Стэнтону уже вводили солумедол,
во время пневмонии. Это было сравнительно недавно, примерно три
года назад. Вряд ли за такой короткий отрезок времени организм мог
выработать подобную аллергическую реакцию.
Скалли кивнула. Она обязана была задать этот вопрос, и получила
ожидаемый ответ. Окончательно отвергать версию со стероидом
нельзя, но показания хирурга сделали ее еще менее правдоподобной.
Следовательно, наступило время прорабатывать другие версии. Что
скажет Малдер?
- Доктор, постарайтесь вспомнить подробности операции. Как
она протекала, как реагировал пациент? Возможно, что-то показалось
вам необычным?
Бернстайн тщательно вытер руки и произнес, чеканя каждое слово:
- Я сотни раз делал подобные, с позволения сказать, операции. И
у меня никогда никаких сложностей не возникало. И на этот раз
процедура заняла не больше часа. Я промыл пораженный участок,
расправил трансплантант, пришил степлером...
- Чем-чем? - недоуменно переспросил Малдер.
Скалли украдкой усмехнулась, она-то прекрасно знала, о чем идет
речь.
- Степлером, - повторил Бернстайн, - Если интересуетесь, я
покажу вам это приспособление, оно в самом деле напоминает
обычный офисный степлер, только скрепки, естественно,
дезинфицированы и сделаны из особой стали. Потом я наложил
стерильную повязку, чтобы через три дня ее поменять, а недельки
через две заменить временный трансплантант постоянным. Скалли
вкратце объяснила Малдеру суть процедуры, когда они знакомились
с записями карте Стэнтона, но сейчас ей самой было интересно
выслушать пояснения специалиста.
- То есть, донорская кожа не приживляется навсегда? - быстро
уточнил Малдер.
- Совершенно верно. Ведь организм пациента все равно ее
отторгнет. Спустя две недели мы пересаживаем больному участок его
собственной кожи. А временный трансплантант предохраняет рану
от проникновения инфекции и, кроме того, позволяет определить,
готов ли пациент к окончательной пересадке.
- Но коль скоро больному подсаживается чужая кожа, очевидно,
принимаются какие-то меры предосторожности, чтобы исключить
возможность заражения инфекционными заболеваниями?
Бернстайн внимательно посмотрел на Скалли. По выражению его
глаз она поняла, что хирург не раз задумывался над этим вопросом.
Особенно в последнее время, после страшного происшествия, в
котором, видимо, винил и себя.
- Если уж быть откровенным, - медленно начал он, - то
никаких особых мер не принимается. По крайней мере здесь, в
клинике. Мы получаем кожу из специального банка при Нью-
Иоркском департаменте пожарной охраны. В принципе именно они
отвечают за проверку трансплантантов на наличие вирусов. Но в
департаменте, в свою очередь, руководствуются записями в
карточках доноров. Естественно, если человек умер от какого-то
инфекционного заболевания, его кожу не возьмут - никто такой
труп и присылать не будет. Но если причина смерти иная - кожу
скорее всего примут в банк. А кто может дать гарантию, что
покойный не был носителем какого-то вовремя не обнаруженного
вируса...
- Значит, определенный риск есть всегда. -
заключил Малдер. - Но скажите - какова вероятность
