мучительной смерти.
Они медленно побрели вслед за солдатом. Сделав несколько
шагов, Паг оглянулся и поймал на себе исполненный жгучей
ненависти взгляд Ногаму.
Посреди ночи Пага разбудил скрип деревянной половицы. Он
широко раскрыл глаза и лежал неподвижно, настороженно
прислушиваясь к звуку чьих-то тяжелых шагов. Пришедший
остановился в ногах его постели. Паг слышал, как Лори, лежавший
чуть поодаль, вздохнул и сел на своем тюфяке. Паг был уверен,
что почти все рабы, ночевавшие в бараке, проснулись и
приготовились дать отпор ночному посетителю, явно замышлявшему
недоброе. На несколько мгновений в бараке воцарилась зловещая
тишина. Но вот над головой Пага раздалось сдавленное рычание, и
он мгновенно скатился со своего тюфяка, инстинктивно
почувствовав, что за этим звуком неизбежно последует бросок
незнакомца. Так и случилось. Стоило ему переместиться в
сторону, как в соломенный тюфяк, туда, где лишь мгновение назад
находилась его обнаженная грудь, вонзился кинжал. В бараке
поднялся невообразимый шум. Невольники вскочили со своих
постелей и все разом бросились к дверям, сталкиваясь друг с
другом, падая и вновь подымаясь на ноги. Многие из них
пронзительно кричали, зовя на помощь стражников.
Паг увидел, что в темноте к нему мотнулась чья-то тень и
тотчас же ощутил, как лезвие кинжала полоснуло его по груди. Он
бросился на нападавшего, пытаясь завладеть его оружием, но тому
удалось следующим ударом рассечь ладонь его правой руки. Паг
ринулся на своего противника, и оба они покатились по полу.
Нападавший схватил Пага за горло, и тот начал задыхаться. Но
внезапно цепкие пальцы, сжимавшие его шею, разжались. Паг
вздохнул полной грудью и приготовился дать отпор неведомому
врагу. Но тяжелое тело, придавившее его к полу, обмякло и
оставалось недвижимым.
В барак вбежали солдаты с фонарями в руках. В их
колеблющемся свете Паг разглядел навалившегося на него Ногаму.
Тот еще дышал, но по всему было видно, что жить ему осталось
недолго. Лори с расширившимися от ярости и ужаса глазами
продолжал сжимать рукоятку кинжала, которым он пронзил бок
надсмотрщика.
Солдаты и невольники расступились, давая дорогу молодому
воину в синих доспехах. Он приблизился к Пагу, Лори и Ногаму и
бесстрастно спросил:
- Он умер?
Надсмотрщик с трудом открыл глаза и слабо улыбнулся.
- Еще нет, господин. Но я умираю от удара кинжалом! - с
гордой радостью пробормотал он.
Молодой воин помотал головой и столь же равнодушно бросил:
- Ничего подобного. - Он кивнул двоим из солдат охраны: -
Вытащите его во двор и немедленно повесьте. Пусть его клан
будет обесчещен! Тело оставьте на съедение хищным птицам и
насекомым. Такая же казнь ждет всякого, кто осмелится нарушать
мои приказы. Ступайте!
И без того бледное, покрытое каплями пота лицо умиравшего
стало белым как полотно.
- О нет, господин! - взмолился он. - Позвольте мне умереть
от удара кинжалом! Ведь мгновения моей жизни сочтены, и смерть
уже стоит у моего изголовья! - Словно в подтверждение слов
надсмотрщика в углах его рта выступила кровавая пена.
Но юный воин даже не удостоил его ответа. Двое солдат
подхватили Ногаму под мышки и поволокли прочь из барака, нимало
не беспокоясь о том, что причиняют ему страшные мучения.
Умиравший разразился жалобными криками. Паг подивился тому, что
надсмотрщик, который за несколько минут до этого едва дышал,
теперь оказался способен издавать такие оглушительно громкие
вопли. Не иначе как мысль о позорной казни, которой его
собирались подвергнуть, придала ему сил.
Вскоре стоны и крики Ногаму смолкли вдали. Паг понял, что
повешение состоялось, и невольно вздрогнул. Молодой воин
взглянул на Лори и Пага, сидевших на тюфяке. Из раны на груди
Пага сочилась кровь. Левой рукой он придерживал окровавленную
ладонь правой.
- Помоги своему раненому другу подняться. Оба следуйте за
мной! - отрывисто бросил им офицер.
Лори кивнул. Поддерживая Пага за плечи, он встал с тюфяка.
Друзья вышли из барака вслед за юношей-воином. Он провел их к
своему просторному дому и кивком предложил войти. У дверей
дежурил стражник. Молодой офицер приказал ему привести лекаря.
Несколько минут прошли в молчании. Наконец стражник вернулся в
сопровождении лекаря, пожилого щуплого цурани, облаченного в
яркий балахон. Старик был жрецом одного из многочисленных
богов, которым поклонялись цурани. Быстро осмотрев раны Пага,
он заверил офицера, что порез на груди неглубок и неопасен, и
сокрушенно покачал головой, указывая на правую ладонь раненого
невольника.
- Лезвием кинжала рассечены мускулы и связки, - прошамкал
он. - Рана со временем затянется, но пальцы утратят былую
подвижность и силу. Боюсь, господин, его можно будет
использовать только на легких работах.
Юноша кивнул и приказал лекарю:
- Перевяжи его раны и возвращайся к себе. Старик заштопал
порез на ладони Пага костяной иглой с протянутой в нее тонкой
жилой и, смазав обе раны целебным снадобьем, перевязал их
чистыми тряпицами. Велев своему пациенту как можно меньше
двигать раненой рукой, он с поклоном удалился. Паг вытерпел
болезненную процедуру молча, ни разу не поморщившись. Он сумел
пересилить боль с помощью одного из приемов самовнушения,
которым научил его Кулган.
Стоило лекарю уйти, как молодой офицер сурово взглянул на
Лори и сказал ему, чеканя слова:
- Согласно закону, я должен был бы повесить тебя за
убийство надсмотрщика! - Паг и Лори молчали: рабы не смели
говорить без разрешения хозяев. - Но поскольку я приказал
повесить Ногаму, в моей власти сохранить тебе жизнь. Я
ограничусь тем, что накажу тебя за нанесенную ему рану. Можешь
считать себя наказанным. - Губы его раздвинулись в легкой
усмешке. Лори и Паг молча поклонились, и юноша махнул рукой: -
Оставьте меня, но возвращайтесь сюда на рассвете. Я должен
решить, что делать с вами дальше.
Друзья вышли из дома юного офицера и зашагали к своему
бараку. Оба чувствовали себя так, словно с плеч их свалилась
гора. Ведь еще так недавно они были уверены, что рассвет
застанет их висящими возле Ногаму с петлями на шее. Лори повел
плечами и прошептал:
- Я решительно ничего не понимаю!
Паг слабо улыбнулся ему в ответ.
- Мне так больно, что я не в силах даже удивляться. Но я
рад, что мы с тобой остались в живых.
У порога невольничьего барака Лори пробормотал:
- Сдается мне, что у молодого хозяйского сына есть какие-то
задумки на наш счет!
- Я давно оставил всякие попытки разобраться в мыслях и
намерениях наших хозяев, - устало ответил Паг. - Мне кажется,
что только благодаря этому я не погиб, подобно многим, в первые
же месяцы неволи. Я просто делаю, что они велят, и молча терплю
все, что выпадает на мою долю, друг Лори. - Он кивнул в сторону
виселицы с покачивавшимся на ней телом Ногаму. Нынче ночью на
небосклоне светила лишь малая луна, и ее слабые лучи едва
обрисовывали контуры могучего тела надсмотрщика. - Но от
подобной участи никто из нас не застрахован.
- Твоя правда. Я все время думаю об этом. И у меня из
головы не идет мысль о побеге.
Паг горько усмехнулся.
- Куда же ты надеешься убежать, менестрель? Неужто
рассчитываешь отыскать вход в звездный туннель, охраняемый
десятком тысяч цурани?!
Лори не ответил ему. Они вернулись в барак и улеглись на
свои тюфяки, чтобы безмятежно проспать те несколько часов, что
оставались до рассвета.
Юный офицер восседал на груде подушек, скрестив ноги по
цуранийскому обычаю. Отослав стража, который привел к нему Пага
и Лори, он кивком приказал им сесть. Поколебавшись, ибо
невольникам редко дозволялось сидеть в присутствии господ,
друзья опустились на ковер, устилавший пол в комнате.
- Я - Хокану из рода Шиндзаваи, - сказал юноша без всяких
предисловий. - Мой отец - хозяин этой плантации. Он весьма
недоволен тем, что урожай в этом году оказался низким. Я прибыл
сюда, повинуясь его приказу, чтобы выяснить, в чем причина
такого неуспеха. Теперь в лагере нет надсмотрщика, потому что
этот глупец Ногаму проявил пренебрежение к своим обязанностям и
непочтительность ко мне. Что же мне делать? - Невольники
промолчали, и Хокану спросил их: - Как долго вы находитесь на
этой плантации?
Паг и Лори по очереди ответили ему. Помолчав, Хокану кивнул
в сторону менестреля.
- В том, что тебе удалось остаться в живых четыре месяца,
нет ничего необычного. Такой срок выдерживают почти все.
Странно, однако, что ты говоришь на нашем языке много лучше
других. Но вот ты,- обратился он к Пагу, - прожил в лагере
гораздо дольше, чем кто-либо другой из ваших упрямых и
пустоголовых соплеменников. Ты говоришь по-нашему почти без
акцента. Ты мог бы даже сойти за крестьянина из отдаленной
провинции.
Друзья сидели молча, внимательно ловя каждое слово молодого
господина и пытаясь угадать, что у него на уме. Внезапно в
голове Пага молнией пронеслась мысль, что юноша, сидевший перед
ними, был скорее всего его ровесником, а то и годом-двумя
моложе. Ему казалось странным, что сын хозяина плантации, почти
ребенок, был наделен такой огромной властью и мог распоряжаться
судьбами многих людей. В Крайди юнцы его возраста все еще
продолжали обучение ремеслам, а их ровесники из числа знати -
искусству верховой езды и владению оружием. Те и другие были
обязаны беспрекословно повиноваться родителям и наставникам. О
том же, чтобы им доверяли ответственные должности, даже речи
быть не могло.
- Как тебе удалось так хорошо освоить наш язык? - обратился
Хокану к Пагу.
- Господин, я оказался в числе первых мидкемян, попавших в
неволю, - ответил Паг. - Нас было всего семеро среди множества
рабов - цурани. Мы все боролись за жизнь, но через несколько
месяцев мои товарищи погибли от ран и лихорадки или были убиты
стражниками. Мне не с кем стало даже словом перемолвиться на
родном языке. Ведь за целый год на плантации не появилось ни
одного жителя моей страны.
Хокану кивнул и перевел взгляд на Лори:
- А ты где выучился говорить по-цуранийски?
Лори улыбнулся и развел руками.
- Здесь, где же еще, господин? Я ведь певец. У себя на
родине я был менестрелем и зарабатывал на жизнь тем, что
развлекал почтенную публику исполнением песен и баллад. Мое
ухо, чуткое к музыке, восприимчиво и к звукам человеческой
речи. А цуранийский язык мне удалось освоить без труда, потому
что он очень музыкален. Ведь значение слов в нем меняется в
зависимости от длительности ударного звука. На языках, подобных
вашему, говорят жители южных окраин Королевства. Мне не раз
случалось бывать там и разговаривать с ними.
Хокану с интересом взглянул на невольников.
- Все это очень любопытно, - пробормотал он и надолго
задумался. Паг и Лори хранили почтительное молчание. Через
несколько минут, кивнув каким-то своим мыслям, юноша вновь
заговорил: - Судьба невольника зависит от множества самых
разных обстоятельств. - В глазах его мелькнули насмешливые
искорки. В эту минуту он стал похож на озорного мальчишку,
ненадолго избавившегося от докучливого общества взрослых и
решившего вволю насладиться минутами свободы. - Дела в этом
лагере идут из рук вон плохо. Я должен подготовить подробный
отчет для моего отца, властителя Шиндзаваи. Мне думается, я
понял, в чем состоит причина неурожая. - Он вновь принял
серьезный вид и кивнул в сторону Пага. - Но сперва я желал бы
