зато сколько высокомерия!.. Их было пять братьев, все - урожденные
"пальцы"; они всегда стояли в ряд, хоть и были различной величины. Край-
ний - Толстяк, - впрочем, отстоял от других, он был толстый коротышка, и
спина у него гнулась только в одном месте, так что он мог кланяться
только раз; зато он говорил, что если его отрубят, то человек не годится
больше для военной службы. Второй - Лакомка - тыкал нос всюду: и в слад-
кое и в кислое, тыкал и в солнце и в луну; он не нажимал перо, когда на-
до было писать. Следующий - Долговязый - смотрел на всех свысока. Чет-
вертый - Златоперст - носил вокруг пояса золотое кольцо и, наконец, са-
мый маленький - Пер-музыкант - ничего не делает и очень этим гордился.
Да, они только и знали, что хвастаться, и вот - я бросилась в раковину.
- А теперь мы сидим и блестим! - сказал бутылочный осколок.
В это время воды в канаве прибыло, так что она хлынула через край и
унесла с собой осколок.
- Он продвинулся! - вздохнула штопальная игла. - А я осталась лежать!
Я слишком тонка, слишком деликатна, но я горжусь этим, и это благородная
гордость!
И она лежала, вытянувшись в струнку, и передумала много дум.
- Я просто готова думать, что родилась от солнечного луча, - так я
тонка! Право, кажется, будто солнце ищет меня под водой! Ах, я так тон-
ка, что даже отец мой солнце не может меня найти! Не лопни тогда мой
глазок <игольное ушко по-датски называется игольным глазком>, я бы, ка-
жется, заплакала! Впрочем, нет, плакать неприлично!
Однажды пришли уличные мальчишки и стали копаться в канавке, выиски-
вая старые гвозди, монетки и прочие сокровища. Перепачкались они страш-
но, но это-то и доставляло им удовольствие!
- Ай! - закричал вдруг один из них; он укололся о штопальную иглу. -
Смотри, какая штука!
- Черное на белом фоне очень красиво! - сказала штопальная игла. -
Теперь меня хорошо видно! Только бы не поддаться морской болезни, этого
я не выдержу: я такая хрупкая!
Но она не поддалась морской болезни - выдержала.
- Я не штука, а барышня! - заявила штопальная игла, но ее никто не
расслышал. Сургуч с нее сошел, и она вся почернела, но в черном всегда
выглядишь стройнее, и игла воображала, что стала еще тоньше прежнего.
- Вон плывет яичная скорлупа! - закричали мальчишки, взяли штопальную
иглу и воткнули в скорлупу.
- Против морской болезни хорошо иметь стальной желудок, и всегда пом-
нить, что ты не то что простые смертные! Теперь я совсем оправилась. Чем
ты благороднее, тем больше можешь перенести!
- Крак! - сказала яичная скорлупа: ее переехала ломовая телега.
- Ух, как давит! - завопила штопальная игла. - Сейчас меня стошнит!
Не выдержу! Сломаюсь!
Но она выдержала, хотя ее и переехала ломовая телега; она лежала на
мостовой, вытянувшись во всю длину, - ну и пусть себе лежит!
СУНДУК-САМОЛЕТ
Жил был купец, такой богач, что мог бы вымостить серебряными деньгами
целую улицу, да еще переулок в придачу; этого, однако, он не делал, - он
знал, куда девать деньги, и уж если расходовал скиллинг, то наживал це-
лый далер. Так вот какой был купец! Но вдруг он умер, и все денежки дос-
тались сыну.
Весело зажил сын купца: каждую ночь - в маскараде, змеев пускал из
кредитных бумажек, а круги по воде - вместо камешков золотыми монетами.
Не мудрено, что денежки прошли у него между пальцев и под конец из всего
наследства осталось только четыре скиллинга, и из платья - старый халат
да пара туфель-шлепанцев. Друзья и знать его больше не хотели - им ведь
тоже неловко было теперь показаться с ним на улице; но один из них, че-
ловек добрый, прислал ему старый сундук с советом: укладываться! Отлич-
но; одно горе - нечего ему было укладывать; он взял да уселся в сундук
сам!
А сундук-то был не простой. Стоило нажать на замок - и сундук взви-
вался в воздух. Купеческий сын так и сделал. Фьють! - сундук вылетел с
ним в трубу и понесся высоко-высоко, под самыми облаками, - только дно
потрескивало! Купеческий сын поэтому крепко побаивался, что вот-вот сун-
дук разлетится вдребезги; славный прыжок пришлось бы тогда совершить
ему! Боже упаси! Но вот он прилетел в Турцию, зарыл свой сундук в лесу в
кучу сухих листьев, а сам отправился в город, - тут ему нечего было
стесняться своего наряда: в Турции все ведь ходят в халатах и туфлях. На
улице встретилась ему кормилица с ребенком, и он сказал ей:
- Послушай-ка, турецкая мамка! Что это за большой дворец тут, у само-
го города, еще окна так высоко от земли?
- Тут живет принцесса! - сказала кормилица. - Ей предсказано, что она
будет несчастна по милости своего жениха, вот к ней и не смеет являться
никто иначе, как в присутствии самих короля с королевой.
- Спасибо! - сказал купеческий сын, пошел обратно в лес, уселся в
свой сундук, прилетел прямо на крышу дворца и влез к принцессе в окно.
Принцесса спала на диване и была так хороша собою, что он не мог не
поцеловать ее. Она проснулась и очень испугалась, но купеческий сын ска-
зал, что он турецкий бог, прилетевший к ней по воздуху, и ей это очень
понравилось.
Они уселись рядышком, и он стал рассказывать ей сказки: о ее глазах,
это были два чудных темных озера, в которых плавали русалочки-мысли; о
ее белом лбе: это была снежная гора, скрывавшая в себе чудные покои и
картины; наконец, об аистах, которые приносят людям крошечных миленьких
деток.
Да, чудесные были сказки! А потом он посватался за принцессу, и она
согласилась.
- Но вы должны прийти сюда в субботу! - сказала она ему. - Ко мне
придут на чашку чая король с королевой. Они будут очень польщены тем,
что я выхожу замуж за турецкого бога, но вы уж постарайтесь рассказать
им сказку получше - мои родители очень любят сказки. Только мамаша любит
слушать что-нибудь поучительное и серьезное, а папаша - веселое, чтобы
можно было посмеяться.
- Я и не принесу никакого свадебного подарка, кроме сказки! - сказал
купеческий сын.
Принцесса же подарила ему на прощанье саблю, всю выложенную червонца-
ми, а их-то ему не доставало. С тем они и расстались.
Сейчас же полетел он, купил себе новый халат, а затем уселся в лесу
сочинять сказку; надо ведь было сочинить ее к субботе, а это не так-то
просто, как кажется.
Но вот сказка была готова, и настала суббота.
Король, королева и весь двор собрались к принцессе на чашку чая. Ку-
печеского сына приняли как нельзя лучше.
- Ну-ка, расскажите нам сказку! - сказала королева. - Только что-ни-
будь серьезное, поучительное.
- Ну чтобы и посмеяться можно было! - прибавил король.
- Хорошо! - отвечал купеческий сын и стал рассказывать.
Слушайте же хорошенько!
- Жила-была пачка серных спичек, очень гордых своим высоким происхож-
дением: глава их семьи, то есть сосна, была одним из крупных и старейших
деревьев в лесу. Теперь спички лежали на полке между огнивом и старым
железным котелком и рассказывали соседям о своем детстве.
- Да, хорошо нам жилось, когда мы были молоды-зелены (мы ведь тогда и
в самом деле были зеленые!), - говорили они. - Каждое утро и каждый ве-
чер у нас был бриллиантовый чай - роса, день-деньской светило на нас в
ясную погоду солнышко, а птички должны были рассказывать нам свои сказ-
ки! Мы отлично понимали, что принадлежим к богатой семье: лиственные де-
ревья были одеты только летом, а у нас хватало средств и на зимнюю и на
летнюю одежду. Но вот явились раз дровосеки, и начались великие переме-
ны! Погибла и вся наша семья! Глава семьи - ствол получил после того
место грот-мачты на великолепном корабле, который мог бы объехать кругом
всего света, если б только захотел; ветви уже разбрелись кто-куда, а нам
вот выпало на долю служить светочами для черни. Вот ради чего очутились
на кухне такие важные господа, как мы!
- Ну, со мной все было по-другому! - сказал котелок, рядом с которым
лежали спички. - С самого появления на свет меня беспрестанно чистят,
скребут и ставят на огонь. Я забочусь вообще о существенном и, говоря по
правде, занимаю здесь в доме первое место. Единственное мое баловство -
это вот лежать после обеда чистеньким на полке и вести приятную беседу с
товарищами. Все мы вообще большие домоседы, если не считать ведра, кото-
рое бывает иногда во дворе; новости же нам приносит корзинка для прови-
зии; она часто ходит на рынок, но у нее уж чересчур резкий язык. Послу-
шать только, как она рассуждает о правительстве и о народе! На днях,
слушая ее, свалился от страха с полки и разбился в черепки старый гор-
шок! Да, немножко легкомысленна она - скажу я вам!
- Уж больно ты разболтался! - сказало вдруг огниво, и сталь так уда-
рило по кремню, что посыпались искры. - Не устроить ли нам лучше вече-
ринку?
- Конечно, конечно. Побеседуем о том, кто из нас всех важнее! - ска-
зали спички.
- Нет, я не люблю говорить о самой себе, - сказала глиняная миска. -
Будем просто вести беседу! Я начну и расскажу кое-что из жизни, что бу-
дет знакомо и понятно всем и каждому, а это ведь приятнее всего. Так
вот: на берегу родного моря, под тенью датских буков...
- Чудесное начало! - сказали тарелки. - Вот это будет история как раз
по нашему вкусу!
- Там в одной мирной семье провела я свою молодость. Вся мебель была
полированная, пол чисто вымыт, а занавески на окнах сменялись каждые две
недели.
- Как вы интересно рассказываете! - сказала метелка. - В вашем расс-
казе так и слышна женщина, чувствуется какая-то особенная чистоплот-
ность!
- Да, да! - сказало ведро и от удовольствия даже подпрыгнуло, плеснув
на пол воду.
Глиняная миска продолжала свой рассказ, и конец был на хуже начала.
Тарелки загремели от восторга, а метелка достала из ящика с песком
зелень петрушки и увенчала ею миску; она знала, что это раздосадует всех
остальных, да к тому же подумала: "Если я увенчаю ее сегодня, она увен-
чает меня завтра!"
- Теперь мы попляшем! - сказали угольные щипцы и пустились в пляс. И
боже мой, как они вскидывали то одну, то другую ногу! Старая обивка на
стуле, что стоял в углу, не выдержала такого зрелища и лопнула!
- А нас увенчают? - спросили щипцы, и их тоже увенчали.
"Все это одна чернь!" - думали спички.
Теперь была очередь за самоваром: он должен был спеть. Но самовар от-
говорился тем, что может петь лишь тогда, когда внутри у него кипит, -
он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у господ.
На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писала слу-
жанка; в нем не было ничего замечательного, кроме разве того, что оно
слишком глубоко было обмокнуто в чернильницу, но именно этим оно и гор-
дилось!
- Что ж, если самовар не хочет петь, так и не надо! - сказало оно. -
За окном весит в клетке соловей - пусть он споет! Положим, он не из уче-
ных, но об этом мы сегодня говорить не будем.
- По-моему, это в высшей степени неприлично - слушать какую-то приш-
лую птицу! - сказал большой медный чайник, кухонный певец и сводный брат
самовара. - Разве это патриотично? Пусть рассудит корзинка для провизии!
- Я просто из себя выхожу! - сказала корзинка. - Вы не поверите, да
чего я выхожу из себя! Разве так следует проводить вечера? Неужели
нельзя поставить дом на надлежащую ногу? Каждый бы тогда знал свое мес-
то, и я руководила бы всеми! Тогда дело пошло совсем иначе!
- Давайте шуметь! - закричали все.
Вдруг дверь отворилась, вошла служанка, и - все присмирели, никто ни
гу-гу; но не было ни единого горшка, который не мечтал про себя о своей
знатности и о том, что он мог бы сделать. "Уж если бы взялся за дело я,
пошло бы веселье!" - думал про себя каждый.
Служанка взяла спички и зажгла ими свечку. Боже ты мой, как они за-
фыркали, загораясь!
"Вот теперь все видят, что мы здесь первые персоны! - думали они. -
