ровщика Сархаддоиа. Заскрипели массивные петли ворот, и траурная процес-
сия скрылась в затененной навесами глубине двора. Опустив носилки, рабы
присели на корточки, но перед ними вырос могучий Сархаддон и велел уби-
раться. Привычным движением бальзамировщик сдернул с носилок покрывало и
усмехнулся. Минхотеп лежал неподвижно, глаза его были закрыты. Сархаддон
хлопнул в ладоши. Из дома выбежали слуги, скульптора внесли в низкое ка-
менное помещение, где в центре прямоугольной комнаты стоял большой, оби-
тый медью стол. Рослый нубиец выкладывал на нем толстый слой веток, пе-
ресыпая их рубленой соломой. Минхотепа уложили на стол. Все вышли, оста-
лись только Сархаддон и Хатор. Минхотеп открыл глаза.
- Ну вот, - сказал он, слезая со стола, - разве можно верить сказкам
о том, что стол бальзамировщика - это дверь в царство Озириса?
- Я заткнул бы рты моих мастеров тряпками, но это не поможет, - мрач-
но сказал Сархаддон. - Предательство, доносы, подкуп - вот зараза, кото-
рая страшнее чумы. Так говорил мой отец, и он был прав.
- Да, Нормат знал, что такое предательство, - согласился Минхотеп, -
но он знал также, что такое дружба. Иначе разве я нашел бы приют в этой
стохрамной тюрьме?
- Твой ученик едва не поплатился жизнью, когда забрался ко мне в дом.
Только узнав амулет со сфинксом, я понял, что должен помочь. Слава Ози-
рису, теперь мы оба в безопасности.
Вечерний прием закончился. Слуги гасили светильники в малом тронном
зале. Другие собирали в корзины благовонные травы, разбросанные по мра-
морным ступеням между колоннами. Утром траву отнесут в храмы, где жажду-
щие исцеления станут прикладывать к ранам сухие пучки.
В зале остались двое: царевич Менкау-Ра и верховный жрец Иссахар.
- ...Он опасен, хотя опасность можно предотвратить, - хрипел жрец. -
Мне достоверно известно, что преступник скрывается близ Меннефера. Мы
ищем пути для того, чтобы оградить церемонию от возможных случайностей.
Внутренняя охрана с этой задачей не справится. Безопасность владыки
должна находиться в надежных руках, А эти руки можно найти среди рев-
ностных слуг Озириса и Птаха. Стража должна перейти в подчинение жрецов.
Верховный сановник не способен вернуть Кемту былое спокойствие.
- Вот как! - воскликнул царевич. - Не способен? Так знай же, что
преступник, о котором идет речь, пойман. Он находится сейчас в доме
бальзамировщика Сархаддона. Стоит мне приказать, и от него останется
безмолвная мумия. И не о чем будет беспокоиться.
Хитрость Менкау-Ра унаследовал от нубийца, подумал жрец. Придав лицу
горестное выражение, Иссахар сказал:
- Что я слышал? Неужели в Кемте забыты законы великой Девятки. Убить
того, кто находится под защитой самого Озириса?
Царевич нервно закусил губу. О какой защите идет речь, если на чашу
весов положено бессмертие отца? Неужели этот жрец, которого боялся и не-
навидел отец, будет распоряжаться и им, будущим фараоном Менкау-Ра? Нас-
ледник вспомнил детство, вспомнил день, когда увидел отца, божественного
сына Ра, могущественного Хафру ползающим на коленях перед Иссахаром.
- Законы великой Девятки? Я должен знать о них! - заявил царевич.
- Знать законы - желание, достойное будущего владыки Кемта, - сказал
Иссахар с подобострастием. - Законы гласят: кто в день Суда над мертвым
хочет потребовать отмщения, носит в себе частицу божественного гнева Го-
ра. Он неприкосновенен. Нужно убедить святотатца отказаться от Суда. Он
будет упрям. Придется пустить в ход золото, сыграть на тщеславии. Можно
и оставить его в покое - пусть говорит. Имя Хафры столь чисто, что народ
может сам расправиться с этим Минхотепом. Но стоит ли так рисковать?
Нужно быть полностью уверенным в том, что погребение владыки пройдет как
задумано и ничто не помешает Великому Дому стать бессмертным. Нельзя до-
пустить, чтобы люди начали сомневаться в том, кому верили безгранично. У
нас нет времени, до погребения всего две ночи. Этот шаг - визит царицы к
бальзамировщику.
- Это необходимо? - царевич не мог уловить связи между предстоящим
подкупом мятежного скульптора и визитом матери к Сархаддону.
- Так угодно богам, - пояснил Иссахар, давая понять наследнику, что
есть вещи, которые навсегда останутся для него тайной. Попрощались они
холодно.
Меннефер засыпал. Улицы гудели: узкие, стиснутые лавками и мастерски-
ми, они пели надрывно, им отвечали ровной басовитой нотой кварталы бога-
чей и храмы.
Минхотеп долго прислушивался к этой забытой в песках Каграта музыке
города фараонов. Воспоминания больше не мучили его, скульптор думал о
будущем, и этим будущим был Суд Озириса. Все остальное не имело смысла.
Лязг засовов прервал размышления скульптора. Каморка наполнилась дро-
жащим светом факелов. Могучая фигура Сархаддона выплыла из темной рамы
двери. За дверью угадывались силуэты вооруженных людей. Сархаддон напра-
вился к Минхотепу, но на его пути вырос Хатор:
- Нас предали!
- Что я слышу! - Сархаддон воздел к небу руки и принялся шумно расс-
казывать о том, как царская стража уличила его в укрывательстве, но в
последний момент, когда он чувствовал уже, что его голова становится
слишком тяжелой для рлеч, от него потребовали молчания и отпустили.
- Но меня заверили, - продолжал Сархаддон, - что долг гостеприимства
не будет нарушен. Клянусь святым карпом...
- Веди! - неожиданно сказал Минхотеп.
Скульптор подошел к Хатору и, поцеловав его в голову, шепнул:
- Если сможешь, беги...
В маленьком зале для приема богатых клиентов ярко горели ароматные
светильники. Царские храбрецы в черных накидках стояли неподвижно у
стен. В большом золоченом кресле сидела высокая полная женщина в дорогих
сирийских тканях, усыпанных хризолитовым бисером. Ее часто мигающие гла-
за выдавали волнение, которому она и сама удивлялась.
"Неужели этот дряхлый старик с взлохмаченной шевелюрой - Минхотеп? -
думала царица Юра. - Как странно, ведь я любила его когда-то. И спасла
его от смерти, когда взбешенный Хафра хотел уничтожить безумца. А теперь
прошлое вернулось..."
Она вспомнила слова, сказанные Иссахаром перед этим странным визитом
к грязному бальзамировщику.
- Нет ничего страшнее Суда Озириса. Он дает право, установленное и
охраняемое богами. Каждый может воспользоваться этим правом. Но никто
еще не воспользовался им, потому что для каждого из смертных Великий Дом
- воплощение мудрости и справедливости. Но Минхотеп не способен увидеть
божественное сияние, окружающее непогрешимого Хафру. Он способен обви-
нить, вызвать смуту. Наши молитвы не остановили его. Пусть же материнс-
кая сила Изиды, поможет тебе обезвредить жало скорпиона.
Минхотеп подошел к креслу и едва удержался от крика. Перед ним была
его статуя из белого мрамора. Нежный овал почти живого лица, каждая чер-
точка которого переполнена быстротекущим временем. Неожиданно статуя
ожила, и лицо обмякло, расплылось под слоем румян, потускнело. Царица
Юра - он узнавал ее и не узнавал.
- Великий Ра решил, что мы должны встретиться сейчас... зачем? - ска-
зал Минхотеп, отступив. - Ты не знаешь?
Голос... Нет, это не голос Юры, Минхотеп покачал головой, и царице
показалось, что скульптор сказал "нет".
- Суд, - сказала она. - Через два дня у гробницы Великого Дома ты
выйдешь к судьям и произнесешь: "О Гор, великое солнце!"
- Открыть народу правду, - Минхотеп сжал кулаки, - это единственное,
что я могу сделать. Сказать, что лик, который каждодневно лицезреют на
фресках, барельефах, статуях - не лик владыки, а только маска. Сказать,
что владыка был тираном, что он, а не его подданные виновны в бедствиях
народа. Проклятие богов...
- Богов? Ты отрекся от них!
- Нет! Я знаю - боги желают Суда! За твою разбитую жизнь...
- Я царица! Я мать! Мой сын должен стать владыкой Кемта, и ему не
придется носить на лице маску. Ни он, ни я никогда не думали о себе.
Твоя правда, Минхотеп, вызовет смуту. Но ведь Суд может обратиться и
против тебя. Вторично я не смогу спасти тебя, Минхотеп... Боги говорят,
жизнь - это покорность.
- А жестокость, подлость - это тоже от богов? - Ты похож на Сфинкса,
- царица утомленно откинулась в кресле. - Думаешь о долге и забываешь о
людях.
- Сфинкс, - Минхотеп неожиданно улыбнулся. - Сфинксэто правда. Ког-
да-нибудь ветры развеют песок...
- Минхотеп... Забвение Хафры - это и твое забвение. Ведь это ты воз-
высил его своим искусством. Его лицо - твое создание. Значит, и твое имя
исчезнет со скульптур и рельефов.
Юра была уверена, что сыграла на самой чувствительной струнке в душе
Минхотепа. Ее намек слишком прозрачен.
- Есть вещи, - сказал Минхотеп, повторив слова Ментаха, - которые
прочнее пирамид. Человеческая память...
Царица вздрогнула. Давая понять, что визит закончен, она медленно
поднялась и хлопнула в ладоши. Вбежали служанки и закутали царицу в тя-
желую накидку.
- Помнишь, Минхотеп, - сказала Юра, - однажды во дворце моего отца я
передала тебе амулет? - Он всегда со мной.
- Пришли его мне, когда поймешь. Я буду знать. Прощай. Она вышла.
Царские храбрецы с топотом двинулись вслед. Скульптор остался один в
пустом зале.
Для Сетеба настали спокойные размеренные дни: он молился Птаху, а в
остальное время возился с испорченной каким-то подмастерьем глыбой мра-
мора. Вечером являлся Пахор и вел с Сетебом беседы о покорности и вер-
ности богам Кемта.
- Мне жаль тебя, юноша, - сказал жрец однажды. - Я услышал голос:
"Молитвы твои не доходят до великой Девятки, ибо тот, за кого ты мо-
лишься, связан паутиной Сета с тем, кто покинул дорогу истины. Пусть
бросит он в святотатца гарпун Гора и пусть скажет: я пронзаю того, кто
замышляет против Озириса"... Дела, а не молитвы спасут твою душу.
Сетеб склонил голову. Он понял, чего ждет от него жрец. Пахор протя-
нул Сетебу нож.
- Это оружие выковано из бронзы, которая упала со шлема Гора, пронза-
ющего гиппопотама. Нож этот не знал промаха в руке жреца, когда приноси-
лись жертвы Птаху. Пусть он будет точен и в твоей руке.
Сетеб взял клинок, укололся и вскрикнул. - А теперь идем, - сказал
Пахор. - Боги ждут.
В последнюю ночь перед Судом Хатор не мог заснуть. В каморке, где он
жил теперь один, было сыро и смрадно. Хатор думал об учителе. Со вчераш-
него вечера, после визита знатной женщины, скульптор стал почетным гос-
тем в доме Сархаддона. Ему отвели лучшие комнаты, но Хатору в гостепри-
имстве было отказано, и даже сам учитель будто забыл о его существова-
нии. Хатору казалось, что Минхотеп неспроста избегает встреч с ним, -
юноша помнил взволнованный шепот: "Если сможешь, беги!" Но бежать - зна-
чит оставить учителя в опасности.
Хатор долго ворочался на жесткой подстилке. Вскочил, вышел из камор-
ки. Среди навесов послышался шорох, Хатор прижался к стене и похолодел
от ужаса: ему показалось, что это бродят беспокойные души мертвых. В
лунном свете Хатор увидел человека, который, озираясь, шел к тяжелой,
украшенной медными кольцами двери в хозяйские покои. Дверь легко подда-
лась нажиму его плеча. Когда неизвестный скрылся в доме, юноша прос-
кользнул следом. Незнакомец что-то высматривал. Наконец они оказались в
небольшой комнате, устланной мягкими циновками. Человек опустил ниже
светильник, который нес в левой руке, и Хатор едва не вскрикнул, узнав
Сетеба, склонившегося над спящим скульптором.
Сверкнуло лезвие ножа. Хатор метнулся вперед, выхватив из-за пояса
тем. Оружие обрушилось на голову убийцы. Сетеб дико закричал и рухнул
навзничь. Светильник выпал из его рук и погас.
- Учитель! - Хатор бросился к старику.
Дом наполнился движением. Крики слуг, шум распахиваемых дверей. Сар-
хаддон в сопровождении телохранителей ворвался в спальню,
