Нет никакого сомнения в том, что могут быть очень интересные пути,
такие, как музыка и скульптура. Но невозможно требовать от каждого человека,
чтобы он учился музыке и скульптуре. В школьной работе, несомненно,
существуют обязательные предметы, изучение которых необходимо. и, если так
можно выразиться, вспомогательные предметы. изучение которых предполагается
только в помощь изучению обязательных. Методы школ также могут значительно
отличаться друг от друга. Соответственно трем путям методы каждого гуру
могут приближаться пли к пути факира, или к пути монаха, или к пути йогина.
И. конечно, может случиться. что начинающий работу человек совершит ошибку.
выбрав такого руководителя, за которым он не может следовать сколько-нибудь
далеко. Разумеется, задача руководителя - следить за тем. чтобы с ним не
начинали работать люди, для которых его методы и предметы его специальности
будут всегда чуждыми, непонятными и недоступными. Но если это все-таки
случилось, если человек начал работать с таким руководителем, за которым он
не в состоянии следовать, тогда, конечно, заметив это и уяснив положение. он
должен уйти и искать другого руководителя или работать самостоятельно, если
он на это способен.
Что касается моих взаимоотношений с Гурджиевым. то в описываемое время
я обнаружил, что ошибался относительно многих вещей, которые приписывал
Гурджиеву, и что, оставаясь с ним, я не должен идти в том же направлении, в
каком шел прежде. Я подумал, что все члены нашей группы, за малыми
исключениями, оказались в сходном положении.
Это "наблюдение" было странным, но абсолютно верным. Я ничего не мог
возразить против методов Гурджиева, кроме того, что мне они не подходят.
Тогда же на ум пришел очень ясный пример. Я никогда не относился
отрицательно к "пути монаха", к религиозным, мистическим путям. Вместе с тем
я никогда и на мгновение не мог подумать, что такой путь будет для меня
подходящим или возможным. И вот, если бы после трех лет работы я увидел, что
Гурджиев фактически ведет нас к религиозному пути, к монастырю, требует
соблюдения всех религиозных форм и церемоний, это, конечно, послужило бы
основанием для того. чтобы выразить свое несогласие и уйти, даже рискуя
утратить при этом его непосредственное руководство. Но это, конечно, не
означало бы. что я считаю религиозный путь неправильным. Он может даже
оказаться более правильным, чем мой, но этот путь - не мой.
Решение оставить работу у Гурджиева и его самого потребовало от меня
большой внутренней борьбы. Я многое строил на этом, и мне трудно было теперь
перестраивать все с самого начала. Но ничего другого не оставалось. Конечно,
я сохранил все, что узнал за эти годы: однако прошел еще целый год, пока я
вник во все и нашел возможным продолжать работу в том же направлении, что и
Гурджиев. но самостоятельно.
Я перебрался жить в отдельный дом и возобновил прекращенную в
Петербурге работу над своей книгой, которая впоследствии появилась под
заглавием "Новая модель вселенной".
В "доме" еще какое-то время продолжались лекции и демонстрации; затем и
они прекратились.
Иногда я встречал Гурджиева в парке или на улице, иногда он заходил ко
мне домой. Но сам я старался "дом" не посещать.
В это время положение дел на Северном Кавказе резко ухудшилось. Мы
оказались полностью отрезанными от Центральной России и не знали, что там
делается.
После первого налета казаков на Ессентуки обстановка стала быстро
изменяться к худшему, и Гурджиев решил покинуть Минеральные Воды. Он не
говорил, куда намерен направиться, да и, принимая во внимание обстоятельства
того времени, сказать это было нелегко.
Лица, покидающие в то время Минеральные Воды. пытались пробраться в
Новороссийск: и я предположил, что он отправится в этом же направлении. Я
сам тоже решил уехать из Ессентуков, но мне не хотелось уезжать раньше него.
У меня было какое-то странное чувство: я хотел ждать до самого конца,
сделать все, от меня зависящее, чтобы потом можно было себе сказать, что я
не оставил ни одной неиспользованной возможности. Мне было очень трудно
отказаться от идеи совместной работы с Гурджиевым.
В начале августа Гурджиев уехал из Ессентуков, и вместе с ним - большая
часть обитателей "дома". Несколько человек уехало еще раньше. Около десятка
осталось в Ессентуках.
Я решил перебраться в Новороссийск. Но обстоятельства быстро менялись.
Через неделю после отъезда Гурджиева прекратилось всякое сообщение даже с
самыми близкими местами. Казаки устраивали налеты на боковую ветку железной
дороги от Минеральных Вод, а там, где находились мы, начались большевистские
грабежи, "реквизиции" и тому подобное. Это было время "расправы" с
"враждебными элементами" в Пятигорске, когда погибли генерал Рузский,
генерал Радко-Димитриев, князь Урусов и многие другие.
Должен признаться, что я оказался в глупейшем положении. Я не уехал за
границу, когда это было возможно, ради того, чтобы работать вместе с
Гурджиевым, а вышло так, что я распрощался с ним и остался у большевиков.
Всем нам, оставшимся в Ессентуках, пришлось пережить очень трудные времена.
Для меня и моей семьи все обошлось сравнительно благополучно. Только двое из
четырех заболели брюшным тифом; никто не умер; нас ни разу не ограбили; все
время я работал и зарабатывал деньги. Другим было гораздо хуже. В январе
1919 года мы были освобождены казаками армии Деникина. Но я смог покинуть
Ессентуки только позже, летом 1919 года.
Известия о Гурджиеве были очень краткими. Он доехал по железной дороге
до Майкопа, а оттуда вся его группа отправилась пешком по очень красивой, но
нелегкой дороге через горы на берег моря, к Сочи, захваченному тогда
грузинами. Они несли на себе весь свой багаж и, встречая всевозможные
приключения и опасности, шли через горные перевалы, где не было дорог и
охотники встречались лишь изредка. До Сочи они добрались, кажется, только
через месяц после отбытия из Ессентуков.
Но внутреннее положение изменилось. В Сочи большая часть компании, как
я и предвидел, рассталась с Гурджиевым; среди них были П. и 3. С Гурджиевым
осталось четверо; из них только доктор С. принадлежал к первоначальной
петербургской группе. Остальные оказались из "молодых" групп.
В феврале П., устроившийся в Майкопе после разрыва с Гурджиевым,
приехал в Ессентуки за оставшейся там матерью. От него мы услышали
подробности обо всем, происходившем по пути в Сочи и по прибытии туда.
Москвичи уехали в Киев. Гурджиев со своими четырьмя сотоварищами отправился
в Тифлис, и весной мы узнали, что он продолжает в Тифлисе работу с новыми
людьми и в новом направлении, основанном, главным образом, на искусстве -
музыке, танцах и ритмических упражнениях.
К концу зимы, когда условия жизни немного улучшились, я начал
просматривать свои заметки и рисунки диаграмм Гурджиева, которые с его
разрешения хранил со времен работы в Петербурге. Особое мое внимание
привлекла энеаграмма. Было ясно, что толкование энеаграммы до конца не
доведено, и я угадывал в ней намеки на дальнейшее продолжение. Очень скоро я
понял, что это продолжение связано с неправильным положением "толчка",
который входил в энеаграмму в интервале "соль-ля". Тогда я обратил внимание
на то, что в московских комментариях на энеаграмму говорилось о влиянии трех
октав друг на друга в "диаграмме пищи". Я нарисовал энеаграмму в том виде, в
каком она была нам дана, и увидел, что до определенного пункта она
представляет собой "диаграмму пищи". Точка 3, или "интервал ми-фа", была тем
местом, где входит "толчок", дающий начало "до 192" второй октавы.
См. 18-01.gif
Когда я прибавил начало этой октавы к энеаграмме. я увидел, что точка 6
приходится на "интервал ми-фа" второй октавы и "толчок в форме третьей
октавы до 48", который начинается в этой точке. Окончательный рисунок октавы
выглядит следующим образом:
См. 18-02.gif
Это означало, что здесь совсем нет неверных мест для "толчков". Точка 6
показывает вхождение "толчка" во вторую октаву, и "толчком" является "до",
начинающее третью октаву. Все три октавы достигают Н12. В одной это "си", во
второй "соль", в третьей "ми". Вторая октава, которая кончается на Н12, в
энеаграмме должна идти дальше. Но "си 12" и "ми 12" требуют "дополнительного
толчка". В то время я много думал о природе этих "толчков", но поговорю о
них позднее.
Я чувствовал, что в энеаграмме содержится очень много материала.
Согласно "диаграмме пищи", точки 1, 2, 4, 5, 7, 8 представляют собой
различные "системы" внутри организма: 1 - пищеварительная система; 2 -
дыхательная система; 4 - кровообращение; 5 - головной мозг; 7 - спинной
мозг; 8 - симпатическая нервная система и половые органы. Согласно этому
толкованию, направление внутренних линий 1 - 4 - 2 - 8 - 5 - 7 - 1, т.е.
содержание части 7, показывало направление тока или распределение
артериальной крови в организме и последующее ее возвращение в виде венозной
крови. Особенно интересно, что пунктом возвращения оказалось не сердце. а
пищеварительная система, которая и в самом деле является таковым, ибо
венозная кровь прежде всего смешивается с продуктами пищеварения, после чего
идет в правое предсердие, проходит через правый желудочек в легкие для
поглощения кислорода, оттуда в левое предсердие и левый желудочек. а затем
через аорту в артериальную систему.
Рассматривая далее энеаграмму, я понял, что семи точкам соответствуют
семь планет древнего мира: иными словами. энеаграмма может быть
астрономическим символом. Расположив планеты в том порядке, который
соответствовал порядку дней недели, я получил следующую картину:
См. 18-03.gif
Дальше идти я не пытался, так как у меня не было под рукой необходимых
книг, да и времени было совсем мало.
"События" не оставляли времени на философские размышления. приходилось
думать о жизни, т.е. попросту о том, где жить и работать. Революция и все,
связанное с ней, вызывали во мне глубокое физическое отвращение. Однако,
несмотря на мои симпатии к "белым", я не мог верить в их успех. Большевики
не колеблясь обещали такие вещи, которые ни они, ни кто-либо другой не мог
выполнить. В этом была их главная сила, в этом никто не мог с ними
состязаться. К тому же их поддерживала Германия, которая видела в них шанс
для будущего реванша. Добровольческая армия, освободившая нас от
большевиков, могла с ними сражаться и побеждать. Но она не способна была
правильно организовать ход жизни в освобожденных провинциях. Ее вожди не
имели для этого ни программы, ни знаний, ни опыта. Конечно, нельзя было от
них этого и требовать, но факты остаются фактами. Положение оставалось
весьма неустойчивым, и волна, которая в то время катилась к Москве, в любой
день могла покатиться обратно.
Необходимо было уезжать за границу. В качестве конечной своей цели я
наметил Лондон. Во-первых, потому что мне казалось, что среди англичан я
встречу больше понимания и интереса к тем новым идеям, которыми я теперь
обладал, нежели в другом месте. Во-вторых, я побывал в Лондоне по пути в
Индию еще до войны, а возвращаясь, когда война уже началась, я решил поехать
туда, чтобы написать и издать там начатую в 1911 году книгу "Мудрость
богов". Впоследствии эта книга появилась под названием "Новая модель
вселенной". В России книгу, в которой я касался вопросов религии и, в
частности, методов изучения Нового Завета, издать было невозможно.
