- Ясно,- подтвердил Римо.- Последняя надежда.- Он мечтал поскорее уб-
раться из Фолкрофта и исчезнуть. К черту Смита, к черту Фолкрофт,- пусть
весь мир катится ко всем чертям.
Но вышло совсем по-другому, и у Римо началась новая жизнь. Шли годы.
Списки имен, люди, которых он не знал, люди, считавшие, что оружие может
их защитить, и вдруг обнаруживавшие, что пистолеты плотно засели у них в
глотке. Годы тренировок под руководством Чиуна, Мастера Синанджу, кото-
рый постепенно преобразовывал тело, разум и нервную систему Римо в нечто
сверхчеловеческое - в существо, лишенное будущего, ибо если слишком час-
то меняешь имя, место жительства и даже лицо, то уже перестаешь строить
планы.
И вот сейчас все кончено, и Римо танцует под теплыми солнечными луча-
ми. Воздух чист и свеж, с близлежащей горы доносится благоухание распус-
кающихся почек. Возле сиденья подвесной канатной дороги, закрытой по
случаю окончания сезона, стоит девчонка с собакой. Дорога закрыта на
профилактику, но при вермонтском стиле работы ремонт начнется не раньше
чем через два месяца.
Для трудолюбивой Новой Англии Вермонт - словно паршивая овца, которая
портит все стадо. Каким-то загадочным образом ему удалось избежать уко-
ренения протестантской трудовой этики. Люди, покупающие дома и землю в
этом райском уголке, вдруг обнаруживают, что невозможно заставить санте-
хника или электрика выполнить заказ в положенный срок. Земля ждет зас-
тройки, дома ожидают обустройства, а народ работает так лениво, что по
трудолюбию ему даст сто очков вперед любой полинезийский остров.
Но это мало волновало Римо, так же, как необходимость хранить теперь
какие-либо секреты.
- Привет,- сказала девочка.- Это Паффин, а меня зовут Нора. У меня
есть брат Джей-Пи, а еще Тимми и тетя Гери, а как насчет тебя?
- Ты имеешь в виду, есть ли у меня тетя?
- Нет, как тебя зовут?
- Римо. Римо Вильямс,- ответил Римо, он же Римо Пелам, Римо Барри, Ри-
мо Бедник и много еще как. Но теперь он снова стал Римо Вильямс. Это бы-
ло его настоящее имя, и ему было приятно, как оно звучит.- Римо Вил-
ьямс,- повторил он.- Хочешь, я покажу тебе такое, что мало кто умеет на
всей нашей огромной земле?
- Возможно,- произнесла Нора.
- я могу забраться вверх по подвесной канатной дороге.
- Ерунда. Это каждый может. Любой может подняться на гору.
- Нет. Я имею в виду пройти по проволоке, над сиденьями,- прямо по той
стальной нити, что протянута между опорами.
- Не может быть. Этого не может никто.
- А вот я могу. Смотри!
И Римо подбежал к подвесному креслу, подпрыгнув, ухватился за него од-
ной рукой, затем, не прерывая движения, подтянулся и встал на проволоку.
Нора засмеялась и захлопала в ладоши, а Римо побежал вверх, едва ка-
саясь ногами металла, разодетого ярким весенним солнцем.
Это не было тренировкой, по крайней мере, в представлении Чиуна, пос-
кольку Римо не задействовал рассудок, концентрируя все ресурсы своего
организма. Он просто рисовался перед маленькой девочкой и все бежал и
бежал вверх - над небольшой ложбиной, находящейся в сорока пяти метрах
под ним, перепрыгивая через крепления сидений,- к самой вершине горы.
Добежав туда, он остановился, оглядывая недавно еще исчерченные лыжнями
зеленеющие склоны под собой и соседние горы, зелеными громадами уходящие
в синие небеса. Он мог бы купить здесь дом, если бы захотел. Или целую
гору. Или даже целый остров где-нибудь, и всю оставшиеся жизнь есть упа-
вшие с пальмы кокосы.
Он был свободен, как свободен мало кто из людей. Чем бы там ни был вы-
зван сигнал тревоги, пусть это волнует Смита, но только не его. Возмож-
но, это будет стоить Смитти жизни. Ну и что? Он знал, на что шел. Сам
согласился на это. Вот в чем разница: Римо не был добровольцем. Может,
он теперь вернется в Ньюарк, куда ему была дорога заказана с тех самых
пор, как его втянули на борт этого корабля дураков КЮРЕ. И он сможет
увидеть, на что стал похож его родной город. Господи, сколько лет прош-
ло!
Он вновь подумал о Смите и тут же постарался выкинуть эту мысль из го-
ловы. Смит сознательно выбрал себе эту работу, а Римо нет, вот и все. Он
больше не станет об этом думать.
Он неотступно думал о том, что не станет больше об этом думать, всю
дорогу назад - спускаясь по проволоке вниз и проходя мимо радостно хло-
пающей в ладоши девочки, не обращая на нее уже ни малейшего внимания.
Оказавшись в своем охотничьем домике, он принялся ждать, нетерпеливо бо-
лтая ногой, когда кончится сериал "Пока Земля вертится", который потом
плавно перешел в "Доктора Лоренса Уолтерса, психиатра" и череду прочих
дневных теледрам, где никогда ничего не происходит, а актеры только об-
суждают, что произошло. Римо уже давно определил любовь Чиуна к "мыльным
операм" как первый сигнал приближения старости, на что тот неизменно от-
вечал, что при всем своем невежестве и идиотизме Америка дала жизнь
единственному величайшему виду искусства, каковым являются "мыльные опе-
ры", и что если бы Римо был корейцем, он умел бы ценить прекрасное, но
поскольку Римо вообще ничего не в состоянии оценить, даже наиболее вы-
дающуюся школу боевых искусств за всю историю человечества, то как он
может оценить нечто столь бесподобное, как "мыльная опера"!
Итак, Римо весь кипел от нетерпения, а доктор Карингтон Блейк занудно
объяснял Уилле Дугластон, что у ее сына Бертрама, возможно, возникнут
проблемы с Квалюд. Насколько помнил Римо, за последние несколько лет у
Бертрама были сначала проблемы с марихуаной, затем с героином, затем с
кокаином, а раз уж появилась Квалюд, значит, теперь будут проблемы и с
нею.
Во время одной из рекламных пауз Чиун отметил:
- А вот и неблагодарный сын.
Римо промолчал. На то, что он хотел сказать, перерыва на рекламу было
явно недостаточно.
Когда закончился последний фильм и Чиун отвернулся от экрана, Римо на-
конец взорвался.
- Папочка, меня совершенно не волнует, что произойдет со Смитом и всей
организацией! Меня это абсолютно не волнует! Совсем!- заорал Римо.- И
знаешь что?
Чиун продолжал хранить молчание.
- Знаешь что, папочка?- продолжал Римо свою гневную тираду.- Знаешь
что?
Чиун кивнул.
- Я счастлив!- завопил Римо.- Счастлив, счастлив, счастлив!
- Я рад, что ты счастлив, Римо. Ибо если таков ты в счастье, увидеть
тебя в плохом настроении будет для меня настоящим бедствием.
- Теперь я свободен.
- Что-то случилось?- поинтересовался Чиун.
- Точно. Организация разваливается,- объяснил Римо. Он знал, что Чиун
имеет весьма смутное представление о том, что за организация КЮРЕ, пос-
кольку раз она выполняла основное требование Чиуна к работодателю, то
есть исправно ему платила, то его совершенно не интересовало, чем именно
она занимается. Он называл ее "император", поскольку в Доме Синанджу су-
ществовала традиция служить императорам.
- Значит, мы найдем другого императора и станем служить ему,- невозму-
тимо заметил Чиун.- Теперь ты оценишь мою мудрость. Если верой и правдой
служишь одному императору, то без труда найдешь работу у другого.
- Но я больше не желаю ни на кого работать!
Уста Чиуна извергли целый набор корейских слов. Римо знал, что они не
являются законченными предложениями, а всего лишь довольно мягкими руга-
тельствами, из которых он понял такие, как "белый человек", "голубиное
дерьмо", а также выражение, которое на английский можно перевести приб-
лизительно как "тухлые желудки диких свиней". Речь эта содержала также
традиционные сетования относительно метания бисера перед свиньями и нес-
пособности даже Мастера Синанджу превратить рисовую шелуху в дорогое
угощение.
- А как же с твоей подготовкой?- спросил наконец Чиун.- Как быть с
ней? С долгими годами постижения мудрости, прикоснуться к которой до те-
бя не было позволено ни одному белому человеку? Ты об этом подумал? Дол-
жен признаться, ты неплохо начал. Да, я могу твердо об этом сказать. Не-
плохо. Тебе удалось достичь достаточного мастерства... для начинающего.
- Спасибо, папочка,- поблагодарил Римо.- Но ты никогда по-настоящему
не понимал, для чего я это делаю.
- Нет, понимал. Но не одобрял. Ты говоришь о патриотизме, любви к ро-
дине. Но кто раскрыл перед тобой секреты Синанджу - Америка или все-таки
Мастер Синанджу?
- Америка за это платила.
- За эти деньги я мог научить тебя кун-фу, айки-до или каратэ, и никто
даже не заметил бы разницы. Они бы не уставали удивляться, как ловко ты
разбиваешь рукой кирпичи и работаешь ногами. По сравнению с Синанджу все
это - жалкие игрушки, и ты это прекрасно знаешь.
- Да, папочка, верно.
- Мы с тобой наемные-убийцы, а те, другие,- лишь жалкие плясуны.
- Мне и это известно.
- Доктор Смит был бы в восторге от такого танцора, но я научил тебя
Синанджу, тебя, белого человека, и сделал это честно, от всей души, так
что теперь даже каменная стена может рассыпаться в прах при одном лишь
звуке твоих шагов. Этому научил тебя я, Мастер Синанджу.
- Да, папочка.
- А теперь ты собираешься выкинуть дарованные тебе знания на помойку,
как ненужное тряпье!
- Я никогда не забуду, что ты...
- Забыть! Да как у тебя язык поворачивается сказать, что не забудешь?
Неужели ты так ничему и не научился? Если не вспоминать ежедневно, при-
ходит забвение. Знание - это не то, что ты не забыл, а то, что ты пос-
тоянно вспоминаешь - всем своим телом, своим разумом, каждым нервом. То,
о чем не вспоминаешь каждую секунду, теряется навсегда.
- Папочка, но я больше не хочу никого убивать.
Потрясенный последним заявлением, Чиун некоторое время молчал, и Римо
понял, что сейчас услышит все, что Мастер Синанджу думает по поводу ве-
ликодушных учителей и неблагодарных учеников. Он заново прослушает всю
историю Синанджу, этой бедной деревушки, которая, будучи не в состоянии
прокормить себя, отправила своих мужчин служить наемными убийцами при
дворе китайского императора, и если бы Мастер Синанджу не справился со
своею задачей, младенцев деревни пришлось бы утопить, ибо такая смерть
лучше смерти от голода. Это называлось "отправить детей домой". Римо
слышал эту историю уже тысячу раз. Суть ее заключалась в том, что у
наемного убийцы есть лишь одна альтернатива: убивать людей, неугодных
императору, или ни в чем не повинных младенцев Синанджу - третьего не
дано.
Римо покорно выслушал все и, когда Чиун кончил, сказал:
- Папочка, мне не нравится убивать людей. И никогда не нравилось.
- Чушь,- отозвался Чиун.- Кому нравится убивать? Как ты думаешь, нра-
вится ли хирургу, например, печень? Или механику - мотор? Конечно, нет.
Я и сам был бы рад любить все человечество.
- В это трудно поверить, Чиун. Боюсь, не поздоровилось бы тому, кто
рискнул бы отвлечь тебя от дневного сериала...
- Речь сейчас не о моих скромных удовольствиях,- гневно проговорил
Чиун. Уж если корейцу было приятно представлять себя нежным цветком, на-
поминание о том, что он один из самых опаснейших убийц, считалось грубе-
йшим нарушением этикета. И Римо это было прекрасно известно.- Я бы тоже
с удовольствием больше не покушался ни на чью жизнь,- продолжал Чиун.-
Но это невозможно, и я делаю то, что на моем месте стал бы делать любой.
Каждый занимается тем ремеслом, какое знает. И так, как умеет. Я здесь
не исключение.
- Мы никогда не придем к согласию. По крайней мере, в этом вопросе.
И вопрос был закрыт ровно до тех пор, пока просмотр ночных новостей не
объяснил Римо, почему он получил вдруг сигнал тревоги. Он наблюдал, как
репортер допрашивает помощника президента, и, услышав слово "Фолкрофт",
пришел в бурный восторг.
- Хотел бы я видеть лицо Смитти, когда он смотрел эту пресс-конферен-
цию,- со смехом воскликнул он. Но смех его тут же оборвался, потому что
он увидел-таки лицо доктора Харолда В. Смита. Телерепортеров не допусти-
