Детектив - Мерфи Уоррен

Цикл "Дестроуер" 1-12

Уоррен Мерфи
Цикл "Дестроуер", 1-12

Узы крови
Священный ужас
Доллары мистера Гордонса
ЩИТ УБИЙЦЫ
Вторжение по сценарию (Дестроер-79)
Тропа войны
Потрошитель мозгов
Жизнь или смерть
Империя террора
У последней черты
Гены - убийцы
Черная кровь


   Уоррен Мерфи,  Ричард Сэпир.
   Узы крови


|             Цикл "Дестроер"              |
|       Перевод Эвелины Меленевской        |
+------------------------------------------+
|       Warren Murphy, Richard Sapir       |
|            Blood ties (1987)             |
+------------------------------------------+
|  Америка славит Лайла Лаваллета, изобрев-|
|шего автомобиль, который превращает  авто-|
|мобили с двигателем внутреннего сгорания в|
|допотопных монстров. Лишь немногим удается|
|разглядеть под этой  личиной  авантюриста,|
|поставившего  США  на  грань  краха.  Римо|
|Уильямс и Чиун, призванные охранять мошен-|
|ника, сталкиваются с единственным  челове-|
|ком на Земле, которого не в силах  уничто-|
|жить Дестроер. Это... отец Римо Уильямса! |
+------------------------------------------+
        Этот файл из коллекции художественной литературы
                  Андрея Федоренко (2:4641/127)
 Sysop: Andrey Fedorenko Fido: 2:4641/127
 Modem: USRoboticks Sportster 33600, V34+
 Data: (0612) 64-20-97 Voice: (0612) 64-16-43
 Work time: 00.00 -- 23.59


               Перевод с английского Эвелины Меленевской


ПРОЛОГ

  Чиун, правящий Мастер Синанджу,  почтенный  глава  древнего  рода  наемных
убийц-ассасинов,  служившего  властителям  мира с древних времен, недоуменно
вздохнул:
  -- Ничего не понимаю!
  -- Я не сомневался: рано или поздно ты придешь к моему образу  мыслей,  --
сказал Римо Уильямс, его ученик и последователь.
  -- Молчи, белый! Что за манера все на свете обращать в шутку!
  -- А я не шучу.
  --  Поговорим  в  другой  раз,  когда ты сумеешь вести себя как подобает и
держать свой бестолковый язык за зубами.
  "Как угодно", хотел было сказать Римо, но, сообразив, что, сделай он  так,
жизнь  его  станет  сущим  несчастьем, а выслушать Чиуна все равно придется,
склонил голову:
  -- Прости, папочка. Что именно ты не понимаешь?
  -- Так-то лучше, -- сказал Чиун. -- А не понимаю я, что за чепуха с  этими
канцерами.
  -- С чем?
  -- С канцерами. Ведь канцер -- это болезнь?
  -- Да. И весьма опасная -- рак.
  -- Но если рак так ужасен, почему все стремятся приобщиться к нему?
  -- Не встречал никого, кому хотелось бы заполучить рак, -- сказал Римо.
  --  Я сам видел. Или ты думаешь, я совсем глупец? Люди собираются в толпы,
чтобы иметь канцер! Много раз видел. Своими собственными глазами.
  -- Ну теперь уже я ничего не понимаю! -- воскликнул Римо.
  -- Собственными,  --  настойчиво  повторил  Чиун.--  По  телевизору.  Ради
канцеров  прерывают  даже  регулярные  передачи,  и  все эти длинноволосые и
неряшливые люди поют, танцуют и кричат: "Канцер для фермеров!", "Канцер  для
шахтеров!"
  Некоторое  время  Римо обдумывал услышанное. Чиун длинными ногтями выбивал
дробь по натертому  до  блеска  полу  гостиной  занимаемых  ими  гостиничных
апартаментов.
  Наконец Римо сказал:
  --  Может,  ты имеешь в виду концерты? Благотворительные концерты в помощь
сельскохозяйственным рабочим и прочим?
  -- Именно. "Канцер для фермеров!"
  -- Чиун, канцер и концерт -- разные вещи. Концерт  --  это  представление.
Денежный  сбор  от  благотворительных  концертов  идет  в  пользу  больных и
неимущих.
  Теперь призадумался Чуин.
  -- Кто это -- неимущие?
  -- Таких много. И в Америке, и по всему миру.  Это  бедные  люди,  которым
нечего есть. Даже прикрыть наготу нечем.
  --  В  Америке?  В  Америке есть такие бедные?! -- недоверчиво переспросил
Чиун.
  -- Да. Встречаются.
  -- Не верю! В жизни своей  не  видел  страны,  которая  бы  так  швырялась
деньгами. В Америке не может быть бедных.
  -- И все-таки они есть.
  Чиун покачал головой.
  --  Никогда  не  поверю.  --  Он  отвернулся  к  окну.  -- Вот я -- я могу
рассказать тебе, что такое бедность. В стародавние времена...
  И поняв, что ему предстоит  в  десятитысячный  раз  услышать  о  том,  как
невыносимая  нищета  заставила  жителей  северокорейской  деревушки Синанджу
податься в наемные убийцы, Римо тихо выскользнул за дверь.

x x x

  Когда  Римо  вернулся,  то,  замерев  в  гостиничном   коридоре,   услышал
доносящиеся из номера горестные всхлипывания. Чье-то пение служило им фоном.
  Он  толкнул  незапертую дверь. Чуин, сидевший перед телевизором на татами,
поднял на него ореховые глаза, в которых сверкали слезы.
  -- Римо, я все понял!
  -- Что именно, папочка?
  -- Что нищета и голод -- бедствие, поразившее  Соединенные  Штаты.  --  Он
показал  на экран, на котором распевал какой-то парень. -- Ты только взгляни
на этого беднягу. Ему не на что купить себе нормальные  штаны.  Он  вынужден
покрывать  голову  тряпьем.  У  него нет денег, чтобы постричься или хотя бы
купить мыла, и все-таки он поет вопреки  своему  убожеству!  О,  невыносимая
противоестественность  нищеты  в этой злобной и беспечной стране! О, величие
бедняка, не согнувшего спину перед несчастьями! -- причитал Чиун.
  -- Папочка, это Уилли Нелсон.
  -- Привет тебе, Нелсон, -- откликнулся Чиун,  смахивая  слезу.  --  Привет
тебе, мужественный, непокоренный бедняк!
  -- Уилли Нелсон, к твоему сведению, может скупить пол-Америки.
  -- Что!?
  -- Он певец. Очень богатый и знаменитый.
  -- Почему же он в лохмотьях?
  Римо пожал плечами.
  -- Это концерт в пользу фермеров. Чтобы собрать для них денег.
  Чиун снова вперился в экран.
  --  А  может,  он не откажется устроить такой же и тем самым принести этой
штуке, -- он махнул рукой на телевизор, -- наипочетнейшее  место  в  истории
человечества?
  -- Нельзя ли поточнее? -- осведомился Римо.
  --  Концерт в пользу ассасинов, -- пояснил Чиун. -- И чтобы все вырученные
деньги пошли мне.
  -- А что, неплохая идея.
  -- Рад, что тебе нравится. Пожалуй, я поручу тебе организационные вопросы.
  -- Почту за честь, папочка, -- откликнулся Римо, и Чиун поглядел на него с
недоверием. -- Но, к несчастью, я позвонил Смиту и у него для  меня  нашлось
дело.
  -- Пустяки! -- отмахнулся Чиун. -- Концерт в пользу убийц -- вот настоящее
дело.
  -- Обсудим это, когда вернусь.
  Уходя, Римо слышал, как Чиун кричит ему вслед:
  --  Концерт!  Специально  к  случаю  я напишу стихотворение в традиционном
корейском стиле "Унг" и  сам  его  прочитаю.  "Привет  тебе,  Нелли  Уилсон,
надежда бедных!" Ему понравится.
  -- За что караешь, Господи? -- пробормотал Римо себе под нос.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

  У  Марии  был  Дар.  Другие могли бы назвать его талантом или могуществом,
однако Мария была преданной католичкой, каждый день причащалась святых  тайн
в  церкви  Св.  Девина,  твердо  верила,  что все хорошее в этой жизни -- от
Создателя нашего, и не позволяла  себе  думать,  что  способность  проникать
взором в будущее -- что-либо иное, как не Дар Божий.
  Этот  Дар  и  раньше спасал ее. И сейчас, когда она отъехала от цветочного
магазина, положив на сиденье рядом с собой букет весенних цветов, ему  вновь
предстояло сохранить ей жизнь.
  На этот раз ненадолго.
  Мария  держала  руль,  как всегда сжимая в правой руке нитку черных четок.
Посмотрев в зеркало заднего вида, не обнаружила серебристого седана, который
ожидала увидеть, коротко выдохнула:  "Слава  Богу!"  и  отсчитала  еще  одну
бусину  на  четках,  доставшихся  ей от матери, а той -- от ее матери, еще в
Палермо, на родине.
  Напрасно я с ним пререкалась, думала она. Надо было идти прямо в полицию.
  Почти на выезде из Ньюарка ее  посетило  видение.  Впереди  был  спокойный
перекресток,  и  вдруг  на  Марию  снизошла  странная  легкость.  Мир вокруг
сделался серым и плоским, и  крест-накрест  заплясали  в  глазах  непонятные
тоненькие  черные полоски, уже не раз виденные раньше. Она нажала на тормоз.
Когда,  через  мгновение,  зрение  прояснилось,  перед   ней   снова   лежал
перекресток, но не такой, как раньше, а каким ему предстояло стать.
  Мария  увидела,  как  ее  маленькая  "хонда"  приближается  к перекрестку,
тормозит, едет снова, и вдруг огромный трейлер накатывается прямо на нее. Из
разбитого ветрового стекла "хонды"  торчит  женская  рука,  и  с  замиранием
сердца  Мария  узнала  черные четки, стиснутые в безжизненных пальцах. Своих
собственных безжизненных пальцах.
  Когда видение померкло, Мария отъехала к обочине и остановилась.  Мимо  по
направлению  к  перекрестку проехал золотистый фургон. Она уткнулась лицом в
руль, но уже через секунду душераздирающий визг тормозов заставил ее поднять
голову.
  Это  рваными  рывками  пытался  остановиться  фургон,  но  его   с   силой
развернуло,  и  послышался  глухой удар. Трейлер -- тот самый, из видения --
снес ему радиатор и с воем пополз дальше.
  -- О, Господи!
  Выскочив из машины, Мария побежала  к  покалеченному  фургону,  из  кабины
которого на ватных ногах выбирался парень в джинсах.
  -- Вы не пострадали? -- спросила Мария.
  --  Нет...  кажется,  нет,  --  неуверенно проговорил парень и поглядел на
смятый передок своей машины. -- Ух ты! Пожалуй, мне еще повезло!
  -- Повезло нам обоим, -- сказала Мария и пошла назад  к  "хонде",  оставив
озадаченного этими странными словами водителя посреди дороги.
  Уже  второй  раз Дар спасал Марию. Тогда, впервые, она тоже была за рулем,
на пути в Ньюаркский аэропорт. На Бельмонт-авеню застряла в дорожной  пробке
и,  нервничая,  ждала.  Все  те же черные полоски вдруг застили ей зрение, а
потом она увидела авиалайнер, с натугой взлетающий в небо... выше... выше --
и вдруг он пал камнем, взорвался и дымно сгорел где-то в  районе  Байонского
парка.  Мария  знала,  что  это  тот самый самолет, на котором ей предстояло
лететь. Непонятно откуда, но знала, и все тут. Знала она и то, что взлет еще
не объявлен и что время у нее есть.
  Она выскочила из машины, не обращая внимания на гудки и ругань,  бросилась
к   телефону   и   трясущимися  руками  стала  набирать  телефон  аэропорта.
Дозвонилась, но никто даже не подумал прислушаться к ее  словам.  Сгорит  на
взлете, спросили ее, там что же, подложена бомба? Нет?
  Тогда  откуда  же ей известно, что самолет разобьется, едва оторвавшись от
земли?
  -- У меня было видение, -- опрометчиво призналась Мария, сама понимая, что
этого говорить не стоит.
  -- Ах, вот как, -- сказали в аэропорту. -- Тогда спасибо,  что  позвонили,
-- и повесили трубку.
  Заливаясь  слезами, Мария вернулась к машине. Лучше бы мне солгать, думала
она, насочинять небылиц, только б они поверили и отменили  взлет.  Например,
что я -- террористка и требую выкупа.
  Она вывела машину из пробки, направилась к дому и проехала всего несколько
кварталов,  когда  заметила  в  окно  "хонды"  самый обычный на вид самолет.
Задрав нос, он поднимался в воздух -- тяжело, медленно, с бликами солнца  на
остроконечных  крыльях. На мгновение ей показалось, что все обойдется. И тут
он рухнул. Мария зажмурилась, изо всех сил стиснула руль, надеясь ничего  не
услышать.  Тщетно  --  где-то вблизи парка раздался глухой взрыв, похожий на
отдаленный раскат грома.
  В этот день погибли 128 пассажиров. Но Марии среди них не было.
  Способность к предвидению открылась  у  нее  еще  в  детстве.  Она  умела,
например,  не  снимая  трубки,  угадывать, кто звонит. С годами Дар креп, но
вплоть до выпускного класса школы Мария не принимала его всерьез.
  Тогда, на занятиях по  изобразительному  искусству,  мистер  Зенкович  дал
всему  классу  задание лепить из глины. Мария обнаружила, что разминать ее в
руках, влажную, серую, податливую, доставляет успокоительное удовольствие, и
как бы сам собой вылепился бюст  неведомого  молодого  человека  с  твердыми
чертами  привлекательного  лица,  глубоко  посаженными  глазами  и  высокими
скулами. Все  были  просто  поражены  жизнеподобием  этой  скульптуры,  все,
включая Марию, которая никогда раньше лепить не пробовала.
  Бюст  обожгли  в  муфельной  печке, Мария принесла его домой, поставила на
книжную полку и думать о нем забыла -- до того  дня,  когда  привела  домой,
чтобы  познакомить  с  родителями,  своего  жениха.  Ее мать первой обратила
внимание, как удивительно схож молодой человек  с  достопамятным  бюстом.  И
прежде  чем  этот  молодой  человек стал ей мужем, Мария, не желая вопросов,
ответов на которые у нее все равно не было, разбила скульптуру.
  Насчет мужа она ошибалась. Он не собирался донимать ее своим  любопытством
--  в  той  же  мере,  как  не  желал  отвечать на ее расспросы, связанные с
работой, то и дело задерживающей его вне дома. Они жили как чужие, связанные
только постелью, и когда терпение Марии иссякло, она поразила свое семейство
требованием развода. У них был маленький сын, который  остался  с  отцом,  и
больше  Мария  его  не видела. А теперь он лежал на маленьком ньюджерсийском
кладбище, и только мать приносила цветы на могилу.
  Ей было 56. В глазах цвета кленового сиропа  светились  боль  и  мудрость.
Темноволосая, сохранившая фигуру тридцатипятилетней, в пальто цвета лаванды,
она вышла из машины у кладбища, проскользнула в щель между створками ворот и
привычно  направилась  по  отороченной  зеленью  дорожке. Сладкий воздух пах
свежей хвоей. Прижимая к себе букет, она думала о смерти.
  Смерть сопровождала ее всю жизнь -- из-за Дара. Не такая уж это радость --
знать будущее. Иногда это полезно, но способность  предвидеть  смертный  час
тех,  кого  любишь,  и  порой  надолго вперед, -- сомнительное удовольствие.
Целых три года Мария с точностью до дня и часа знала, когда рак доконает  ее
мать.  Долгих  три  года она хранила этот секрет в своем сердце, умоляя мать
лечь на обследование. Когда та наконец согласилась, было уже поздно.
  Так и пришлось Марии научиться держать свое знание при себе, усвоив:  чему
быть,  того  не  миновать.  Но дважды она видела собственную смерть и дважды
избегала ее. И все-таки когда-нибудь это ей не удастся.
  Мария миновала мужчину, склонившегося над чьей-то могилой.  Она  думала  о
еще  одной  смерти -- своего сына. Дар ей тогда не помог, смерти сына она не
предвидела, даже вообразить не могла, что его арестуют и казнят в тюрьме  за
преступление, которого он не совершал.
  После  развода  она  оставила ребенка мужу, надеясь, что, как мужчина, тот
сумеет лучше подготовить мальчика к жизни. Тогда она убедила себя,  что  это
решение правильное. Кто мог предвидеть, чем все обернется?
  Я могла, сказала себе Мария.
  Сейчас она в последний раз поклонится могиле сына, потом пойдет в полицию,
а что уж там будет дальше -- все равно.
  Постукивая  каблучками,  она дошла до знакомой развилки, у которой высился
засохший старый дуб, а под ним стоял мраморный обелиск с высеченным  на  нем
именем Дефуриа. Тут ей надо было сойти с дорожки.
  Так она и сделала.
  Подходя  к  родной  могиле, Мария услышала за собой размеренную поступь и,
побуждаемая скорее любопытством, чем интуицией, обернулась на  звук.  К  ней
шла смерть.
  Это  был  высокий  мужчина  в  габардиновом  пальто, с глубоко посаженными
глазами на чеканном лице. Шрам, пересекавший правую  скулу,  делал  его  еще
бездушней.  Такого  жестокого  выражения  на  этом  лице  она еще никогда не
видела.
  -- Что, выследил?
  -- Да, Мария. Я знал, что ты приедешь сюда. В это время  ты  всегда  здесь
бываешь. Все не можешь расстаться с прошлым?
  -- Это мое прошлое. Я вольна поступать с ним как вздумается.
  --  Это  наше прошлое, -- сказал человек со шрамом, -- наше общее прошлое,
Мария. Мы повязаны им. Я не могу допустить, чтобы ты пошла в полицию.
  -- Ты убил нашего... моего сына!
  -- Ты же знаешь, что это не так.
  -- Ты мог спасти его!  Ты  знал  правду.  Он  был  невиновен.  Но  ты,  ты
отстранился. Ты позволил ему умереть.
  --  Напрасно  я  рассказал  тебе об этом. Но, видишь ли, я хотел, чтобы ты
вернулась. Я надеялся, ты поймешь.
  -- Пойму? -- Потоком полились слезы. -- Пойму? Я  поняла  только  одно:  я
отдала тебе мальчика, а ты позволил его казнить.
  Высокий протянул к ней руки.
  --  Мне  нужен  был  еще  один  шанс, Мария. -- Он улыбнулся. -- Мы уже не
молоды. Мне так грустно видеть тебя отчаявшейся. -- Улыбка  была  печальной,
умудренной. -- Я думал, мы сможем поладить.
  Мария  крепче прижала цветы к груди, а высокий небрежно вынул из-за пазухи
длинноствольный пистолет.
  -- Если бы я не знал тебя так, как знаю, я бы выторговал у тебя в обмен на
жизнь обещание держать язык за зубами. Я знаю: твое слово дорогого стоит. Но
ведь ты мне его не дашь, верно?
  Голос Марии остался чистым, твердым, бесстрашным.
  -- Верно, -- сказала она.
  -- Так я и знал, -- сказал высокий.
  В этот момент тонкие черные полоски снова запестрили в глазах Марии, и она
увидела будто со стороны, как из дула вырывается огонь, как пули вонзаются в
ее тело, как она падает. На этот  раз  предвидение  опоздало.  На  этот  раз
спастись  не  удастся.  Но  Мария  не  испугалась. Поразительное спокойствие
снизошло на нее. Ибо видела она  дальше  смерти,  дальше  этого  прохладного
весеннего  вечера  с  солнцем,  умирающим  в  верхушках  сосен.  С небывалой
ясностью увидела она судьбу своего убийцы, своего бывшего мужа, и произнесла
последнее пророчество:
  -- К тебе придет человек. Мертвый,  поправший  смерть,  он  принесет  тебе
гибель  в  пустых руках. Он будет знать, как тебя зовут, ты будешь знать его
имя, и имя это явится тебе смертным приговором.
  Улыбка исчезла с лица убийцы, как изгнанный молитвой дьявол.
  -- Благодарю за предсказание, -- сказал он. -- Я слишком хорошо тебя знаю,
чтобы пренебречь им. Но всему свое  время.  Сейчас  у  меня  другая  забота.
Извини, что так получилось. -- Он прицелился. -- Прощай, Мария!
  Глушитель  выкашлянул два звука, подобных хлопкам шутих. От ударов в грудь
Мария пошатнулась, оступилась и потеряла туфельку с открытым носком. Тело ее
перекрутило, она упала, и воротник лавандового пальто  потемнело  от  крови.
Она  умерла  мгновенно,  прежде,  чем  ударилась головой о чью-то надгробную
плиту.
  Не такой представляла себе Мария смерть. Душа ее вовсе не выскользнула  из
тела. Нет. Но сознание сгустилось и стало сжиматься в мозгу все туже и туже,
все  плотней, пока не сделалось как бы величиной с горошину, но и на этом не
остановилось, а продолжало сокращаться  до  точки  невыразимо  крошечной,  с
атом.  И  когда  стало  ясно,  что  дальше  уже  не  уменьшится,  взорвалось
ослепительно белой вспышкой, осыпав сиянием Вселенную.
  Мария увидела себя плывущей в теплом золотом свете. и это было  похоже  на
возвращение  в  материнское  лоно,  пребывание в котором вдруг вспомнилось с
непостижимой ясностью. Видеть она могла во все стороны одновременно,  и  это
было  чудесно.  При  этом смотрела она отнюдь не глазами, нет. Скорее, перед
ней расстилались  видения,  подобные  тем,  какие  посещали  ее  при  жизни.
Невозможно  было  понять,  как  она могла видеть без глаз, но так было. И во
всех направлениях золотой свет расстилался до бесконечности далеко.  Кое-где
в  этой  беспредельности  мерцали  крошечные  искры.  Где-то  за границей ее
видения, она это знала, сияют звезды.
  Но к звездам Мария была равнодушна.  Она  просто  парила  себе  покойно  в
теплом беспамятном свете и ждала. Ждала, когда придет срок родиться снова.
  Человек в габардиновом пальто, опустившись на колени, смотрел, как угасают
цвета кленового сиропа глаза Марии. Сняв перчатку, он нежно прикрыл ей веки.
Прощальным благословлением упала на мертвый лоб слеза.
  Он  поднялся с колен и тут заметил букет -- белые пионы в облаке крошечных
звездочек подмаренника, букет, который Мария уронила на ближайшее надгробие.
Это была совсем простая гранитная плита с выбитым на ней крестом.
  И двумя словами. Именем усопшего.
  РИМО УИЛЬЯМС
  Человек со шрамом оставил цветы лежать там, где они упали.

ГЛАВА ВТОРАЯ

  Его звали Римо, и  он  терпеливо  втолковывал  своему  попутчику,  что  на
самом-то деле вполне жив.
  --  Да ну? -- отзывался попутчик преувеличенно скучающим голосом, уставясь
в иллюминатор  и  гадая,  долго  ли  еще  им  кружить  над  лос-анджелесским
аэропортом.
  --  Ей-богу, -- без тени юмора подтвердил Римо. -- Все думают, что я умер.
У меня даже могила имеется. Юридически говоря -- да, умер. Но фактически  --
ничего подобного.
  -- Вот как? -- отсутствующе пробормотал попутчик.
  --  Случается,  люди  совершенно  не обращают на меня внимания. Вот как ты
сейчас. И это меня беспокоит. Серьезно. Это, знаешь ли, форма дискриминации.
Ведь не будь я юридически мертв, стал бы ты пялиться в окно, когда я с тобой
разговариваю?
  -- Не знаю и не хочу знать.
  -- Мортизм!  Вот  как  это  называется.  Или  смертизм.  Как  тебе  больше
нравится. Бывают сексисты, бывают расисты, а ты -- мортист. Думаешь, раз там
на кладбище в Нью-Джерси установили плиту с моим именем, так можно со мной и
не разговаривать? Ошибаешься! У мертвых тоже есть свои права.
  --Я и не спорю, -- сказал попутчик, которого звали Леон Хискос-младший.
  Это  был  непринужденных  манер,  с  мягким  взором голубых глаз и пышными
пшеничными волосами молодой человек в полотняном  пиджаке  от  Версаче,  без
галстука. Сидел он себе в салоне для курящих "Боинга-727", никого не трогал,
как   вдруг   --   здрасьте!  --  подходит  к  нему  этот  худощавый  тип  с
непропорционально  широкими  запястьями,  плюхается  в  соседнее  кресло   и
сообщает,  что  зовут  его  Римо Уильямс, но говорить об этом никому нельзя,
потому что юридически он, видите ли,  покойник.  Хискос  с  первого  взгляда
решил,  что  у  этого  Римо  --  шпаны-шпаной  в  солдатских брюках и черной
футболке -- не все дома, и отвернулся к окну, но недоумок этот как сел,  так
пошел трепаться и никак не угомонится.
  --  Вот  признайся  честно,  что  не принимаешь меня всерьез, -- приставал
Римо.
  -- Ох, да отвяжись ты!
  -- Ну вот! А я о чем говорю! А знаешь, я ведь не рассказываю  эту  историю
кому попало. Это в некотором роде честь. Ценил бы! А началось все, еще когда
я был полицейским в Нью-Джерси.
  --  Ты  что,  легавый?  --  вскинулся  вдруг  Леон Хискос-младший, впервые
взглянув Римо прямо в глаза -- темные, глубоко  посаженные,  без  блеска.  И
взгляд у них был и впрямь, как у мертвеца.
  -- Был когда-то, -- кивнул Римо. -- Пока меня не казнили.
  -- А, -- неопределенно протянул Хискос.
  -- В парке нашли забитого до смерти торговца наркотой, а рядом валялся мой
полицейский значок. Но я этого типа не трогал. Меня подставили -- и под суд.
Не успело до меня дойти, что никакой это не показательный процесс на радость
общественности   или   что-то  вроде  того,  смотрю  --  уже  привязывают  к
электрическому  стулу.  Впрочем,  стульчик-то  оказался  липовый.  Скоро   я
очухался  и  услышал  радостную  весть,  что с этого дня вычеркнут из списка
живых.
  Может, если отвечать, он отвяжется, подумал Хискос и сказал:
  -- Наверно, твоя семья очень переживала.
  -- Нет, не очень. Я сирота. Отчасти по этой причине  меня  и  выбрали  для
работы.
  -- Работы? -- переспросил Хискос, поневоле признаваясь себе, что слушает с
интересом -- может, из-за этих мертвенных глаз?
  --  Ну  да.  Это, вообще-то, нелегко объяснить. Видишь ли, некоторое время
назад  один  из  президентов  решил,  что  плохи  наши  дела.  Правительство
проигрывает  войну  с  мафией.  Мошенники  вертят  конституцией  как  хотят,
уклоняясь   от   ответственности   перед   нацией.   Еще   немного   посадит
организованная  преступность своего человека и Белый дом, и тогда -- прощай,
Америка! Ну и что тут мог президент? Не отменять же конституцию! И тогда  он
надумал  создать  суперагентство под названием КЮРЕ и поручил парню по имени
Смит наладить его работу.
  -- Смит? Хорошее имя, -- ухмыльнулся Хискос.
  -- Да и парень хороший, -- сказал Римо. --  Доктор  Харолд  У.  Смит.  Его
прерогатива   --   бороться  с  преступниками  неконституционными  методами.
Нарушать закон во имя торжества справедливости. Во всяком случае,  так  было
задумано.  Ну, Смит начал действовать и через какое-то время понял, что КЮРЕ
позарез нуждается в собственном подразделении, которое выполняло бы  функции
правосудия.  В  собственном, так сказать, карательном органе. Не всегда ведь
можно надеяться, что суд отправит преступника  в  тюрьму.  Вот  тут-то  я  и
вступаю в дело.
  -- Так ты, что ли, ходячее правосудие?
  Римо кивнул.
  -- Именно. Причем действую в одиночку.
  -- А не многовато будет?
  --  Для  обыкновенного  человека  --  да,  многовато.  Но, видишь ли, я --
необыкновенный.
  -- И ненормальный к тому же, -- прибавил Хискос.
  -- Ну вот ты снова! Мортизм в чистом виде. Но я тебе объясню,  в  чем  тут
дело.  Поднатаскать  меня КЮРЕ подрядил главу корейского рода наемных убийц.
Его зовут Чиун. Он последний Мастер Синанджу.
  -- Что это еще за Синанджу?
  -- Это название рыбацкой деревушки в Северной Корее, где тысячи лет  назад
основался  род  наемных  убийц.  Земля  там такая скудная, что жителям порой
нечем было прокормить младенцев, и они бросали их в Западно-Корейский залив,
называя это: "отправить детей на их морскую  родину".  В  конце  концов  они
стали  наниматься  убийцами  сначала  к  окрестным  императорам, а потом и к
любому, кто позовет. Сам Александр Македонский пользовался их  услугами.  Со
временем  они  выработали  свойственные  только  им  приемы,  в совокупности
известные как боевое искусство Синанджу.
  -- Мне показалось, что это деревня называется Синанджу? -- перебил Хискос,
снова теряя интерес к разговору.
  -- Верно. Но так же называется и изобретенная  местными  жителями  техника
боя.
  -- Похоже, эти корейцы экономят на словах!
  Римо пожал плечами.
  -- Может быть. Но позволь, я закончу. Скоро посадка. Ты, конечно, слышал о
школах карате, кун-фу и ниндзя? Так вот, все они -- только жалкое подражание
Синанджу. Синанджу -- первоисточник, основа, подлинник, и если не сломаешься
в период  подготовки,  то  получаешь возможность в полной мере раскрыть свои
физические и умственные возможности.  Твои  чувства  предельно  обостряются.
Твоя   сила  достигает  небесных  высот.  Владея  приемами  Синанджу,  можно
совершать подвиги, немыслимые для обыкновенных  людей.  Это  все  равно  что
стать  суперменом,  только не нужно рядиться в маскарадный костюм. Вот кем я
стал благодаря Синанджу.
  -- Вот повезло-то! Ну и каково в суперменах?
  -- Повезло-то повезло, да только не думай, что это  сплошная  клубника  со
сливками.  К  примеру,  я  не  могу есть обычную пищу. Один рис. И ни грамма
спиртного. Знаешь, что бы я отдал за глоток пива? И  к  тому  же  еще  Чиун!
Ква-ква-ква,  непрестанные  жалобы  и  попреки. Дескать, что с меня взять, с
бестолкового белого! Ничего-то я толком не умею!
  -- Что, не любит тебя?
  -- Нет,  так  бы  я  не  сказал.  Просто  он  пытается  добиться  от  меня
совершенства.  Он,  видишь  ли,  вбил  себе в голову, что во мне воплощается
древняя  легенда  о  некоем  белом  мертвеце,  который  на  самом  деле   --
воплощение, ни много ни мало, индуистского бога Шивы, и когда Чиун умрет мне
выпадет  стать его преемником, следующим Мастером Синанджу. Да, ладить с ним
нелегко. Теперь ему  вздумалось,  чтобы  я  уломал  Уилли  Нелсона  устроить
благотворительный  концерт  в его, Чиуна, пользу. Это при том, что в мире не
так уж и много людей богаче него. Ну, можно в это поверить?
  -- Нельзя, так же, как и во все остальное, -- сказал Леон Хискос-младший.
  -- Очень жаль, потому что это все правда.
  -- А зачем ты мне это рассказываешь?
  -- Чиун не смог отправиться на задание вместе  со  мной,  он  готовится  к
перезаключению  контракта,  поэтому  мне  пришлось действовать самому. Чтото
одиноко стало, захотелось душу излить. А ты, Леон,  производишь  впечатление
человека здравого, рассудительного.
  Когда  Римо  неожиданно назвал его по имени, у Хискоса затряслись руки. Он
помнил, хорошо помнил, что не говорил  Римо,  как  его  зовут.  Чтобы  унять
дрожь,  он  ухватился  за  подлокотники.  Это подействовало. Теперь тряслись
только бицепсы.
  -- А ты что, сейчас на задании? -- выговорил он тоненьким голосом.
  -- Ну да. И должен сказать, что это как раз тот случай,  когда  я  выполню
его   с   чувством   глубокого  внутреннего  удовлетворения.  Видишь  ли,  я
представляю интересы покойников и, будучи  покойником  сам,  нахожу  в  этом
глубокий смысл. Хочешь взглянуть на фотографии моих доверителей?
  -- Нет, спасибо, -- отказался Хискос, возясь с замком привязного ремня. --
Кажется, мы сейчас приземлимся.
  -- Позволь, я тебе помогу.
  Римо  взял у него короткий конец и с такой силой затянул ремень, что ткань
задымилась, а Леон Хискос-младший почувствовал, как содержимое  его  желудка
выдавилось  назад  в  пищевод.  Издав  что-то  хрипло-нечленораздельное,  он
посерел.
  -- Вот так-то лучше, -- сказал Римо.  --  А  то,  чего  доброго,  упадешь,
разобьешься, будет бо-бо.
  Он достал из кармана брюк аккуратный пластиковый альбомчик с фотографиями,
раскрыл,  поднял  к  взмокшей  физиономии  Хискоса и, перелистывая страницы,
принялся рассказывать -- так гордый родитель перечисляет своих отпрысков:
  -- Вот это -- Джеки  Сандерс,  когда  ей  было  шестнадцать.  Хорошенькая,
верно?  Увы,  семнадцать  ей  так  и  не исполнилось. Ее тело нашли в лощине
неподалеку от Куинси, штат Иллинойс. Ее изнасиловали, а потом задушили.
  Леон  Хискос-младший  пытался  что-то  сказать,  но  сумел  лишь  зловонно
хрюкнуть.
  --  А  эту девочку звали Кэти Уолтерс. Я сказал "звали", потому что, когда
ее фотографировали, она была уже мертва. Ее тоже  нашли  в  лощине.  Тот  же
случай, только лощина другая. Подобная история произошла и с этой юной леди,
Бет  Андерс.  Ее  тело  обнаружили  в  городе  Литл-Рок, в песчаном карьере.
Похоже, лощины там не нашлось.
  Быстро перелистнув, Римо щелкнул пальцем по двум снимкам на развороте:
  -- А это -- близнецы Тилли.  Здорово  похожи,  верно?  Но  когда  их  тела
отыскали в одной из лощин Арканзаса, сходства уже не было. Тот гад, которому
они достались, добил их камнем по голове. Возможно, тебе знакомы их лица. На
прошлой  неделе они были во всех газетах. А может, ты признаешь их по другой
причине?
  Оторвавшись   от   фотографий,   Римо   встретился   взглядом   с   Леоном
Хискосом-младшим.
  Почуяв  смерть, Хискос скользнул рукой в карман пиджака, вытащил маленький
автоматический пистолет и нацелил его в живот Римо.
  -- Эй, а ведь ты не имел права  проносить  оружие  на  борт  самолета!  --
укорил Римо. -- Ну-ка спрячь, пока не застукала стюардесса!
  Хискос громко икнул, и физиономия его чуть порозовела.
  -- Как ты узнал? -- просипел он.
  -- Что ты -- Лощинный Насильник? Помнишь, я рассказывал тебе про КЮРЕ? Так
вот,  вся эта цепочка убийств сделала тебя главным подозреваемым. Компьютеры
проанализировали имевшиеся об убийствах сведения, выработали маршрут убийцы,
и кредитная карточка с твоим именем засветилась на  автозаправках  по  всему
этому  маршруту.  А потом ты совершил настоящую глупость. Забронировал билет
на Нью-Орлеан. Смит послал меня наперехват, и вот он я, тут как тут.
  Римо улыбнулся.
  -- Ты хочешь сказать, что должен меня убить? -- выдохнул Хискос.
  -- Именно. Какую смерть предпочтешь? Через удушение? Обычно я не пользуюсь
этим методом, но сейчас -- случай особый.
  -- Ты, кажется, забыл, что у меня в руках пистолет.
  -- Ах да, пистолет. Кстати, я хотел спросить, как ты  протащил  его  через
контроль?
  -- Это новая модель. Пластиковый сплав.
  -- Серьезно? Дай-ка взгляну.
  И  прежде  чем  Хискос  успел что-либо понять, Римо уронил фотографии, его
правая ладонь метнулась  вперед,  и  рука  Хискоса,  в  которой  тот  держал
пистолет,  совершенно  одеревенела.  Боли не было -- только ощущение, словно
ткани пропитаны новокаином. А плоский пистолет оказался в руках  у  Римо,  и
тот с интересом принялся его рассматривать. Попытался отвести затвор, но тот
заклинило.  Римо  нажал  посильнее,  защелка хрустнула, и спусковой механизм
отвалился.
  -- Вот халтура, -- пробормотал он.
  -- А говорили, прочней стального, -- сказал Хискос.
  Хмыкнув, Римо большим пальцем умудрился сломать ударник.
  -- Да, в "пушках" я не очень-то разбираюсь,  --  признался  он,  возвращая
пистолет. -- Кажется, эту я сломал. Прошу прощения.
  Лощинный Насильник три раза нажал на курок. Тот даже не щелкнул. Он бросил
пистолет и поднял руки:
  -- Ладно, сдаюсь.
  -- Пленных не берем, -- сказал Римо.
  Хискос панически оглянулся в поисках стюардессы. Открыл рот, чтобы позвать
на  помощь, и обнаружил вдруг, что не в силах произнести ни звука, поскольку
гортань каким-то  таинственным  способом  оказалась  забита  останками  того
самого пистолета из пластикового, прочнее стали, сплава.
  --  Ты  что-то  неважно  выглядишь,  --  сказал  Римо. -- Я знаю, что надо
сделать, чтобы полегчало. Зажми голову между колен и держи так,  пока  мозги
не прочистятся. Давай.
  И Римо взял Леона Хискоса-младшего за загривок, потихоньку, несильно, стал
наклонять  вперед,  и Хискос почувствовал, как медленно, понемногу, начинают
разъединяться его позвонки. Услышал отрывистый  треск.  Потом  еще.  И  еще.
Всякий раз ощущение было такое, словно в голове что-то взрывается.
  -- Если б мы не садились, -- прошептал Римо, -- я бы продлил боль. С тобой
я проделал  бы  это  с  превеликим  удовольствием.  Однако, увы, все мы рабы
времени.
  Хискос услышал, как  хрустят,  ломаясь,  его  зубы,  впившиеся  в  осколки
пистолета,  которыми был забит рот. А затем он еще раз услышал треск, громче
и резче предыдущих, и после этого не слышал и не чувствовал больше ничего.
  Римо  сунул  фотографии  в  карман  пиджака  покойника  и  застегнул  свой
собственный  ремень  безопасности  как  раз  в  тот  момент,  когда  самолет
подпрыгнул, коснувшись колесами покрытия посадочной полосы.
  -- О, Боже, что это  с  ним?!  --  воскликнула  стюардесса,  увидев  спину
согнутого дугой Хискоса.
  -- Это всего лишь один из моих доверителей, -- обезоруживающе улыбнулся ей
Римо.  --  Пожалуйста,  не  беспокойтесь  о  нем.  Он  выходит из себя после
длительного полета.
  -- Вы хотите  сказать,  приходит  в  себя,  сэр?  --  улыбнулась  в  ответ
стюардесса.
  -- Вам виднее, -- согласился Римо и покинул салон самолета.
  Пройдя  в  зал,  он купил билет на ближайший рейс, не заботясь о месте его
назначения, -- лишь бы взлететь в ближайшие пять минут.

  Нет, Римо не хочет выпить. Нет, он не голоден. Кажется, он  ясно  дал  это
понять  в  предыдущие  три  раза,  когда стюардесса подходила к его креслу с
этими же вопросами.
  -- Да, сэр, -- сказала она. -- Я просто  хотела  удостовериться  еще  раз.
Ведь заботиться об удобстве пассажиров -- моя обязанность.
  Это  была  стройная  блондинка  в облегающей синей, оттененной ярко-желтым
шарфиком форме, с глазами такой яркой голубизны, что смотреть  на  них  было
почти  больно. В других обстоятельствах -- а именно, если бы она каждые пять
минут не совала ему в лицо свою благоухающую грудь, чтобы задать один и  тот
же вопрос, -- Римо, очень может быть, весьма бы ею заинтересовался.
  -- Почему бы вам не позаботиться о других пассажирах? -- осведомился он.
  -- У них все в порядке, -- обмахнула она ресницами свои сияющие глаза.
  -- Ничего подобного! -- откликнулось несколько голосов сразу.
  --  Что  такое?  --  удивилась  стюардесса,  судя  по приколотой к лацкану
карточке -- Лорна.
  -- Я, например, хочу пить.  Некоторые  хотят  есть.  Когда  вы  прекратите
вертеться  вокруг  этого  парня  и  займетесь  наконец  нами?!-- возмутилась
почтенного вида дама в третьем ряду.
  Лорна огляделась. Пассажиры, занимающие передние ряды,  выглядели  большей
частью  уныло  и  взирали  на нее с укоризной. Тележка с напитками торчала в
проходе, перекрыв доступ к туалету.
  -- Простите, -- покраснела она. -- Пожалуйста, простите. Я сейчас.
  Но тут она снова наклонилась к Римо, покаяние вылетело у нее из головы,  а
лицо озарилось блаженной улыбкой:
  -- Так на чем мы остановились?
  --  На  том, что я прекрасно себя чувствую, а у вас проблемы со слухом, --
отрезал Римо, которому совсем не нравилось, что  на  него  обращают  столько
внимания.
  Однако  вины  стюардессы тут не было. Так реагировали на него все женщины.
Проявлялся один  из  побочных  эффектов  искусства  Синанджу.  Однажды  Чиун
объяснил   ему:   когда   ученик  Синанджу  достигает  определенной  степени
совершенства, все стороны его существа приходят между собой  в  гармонию,  и
другие  это  чувствуют.  У  мужчин  это  вызывает страх, у женщин -- половое
влечение.
  Но по мере того, как возрастало к нему влечение  женщин,  Римо  обнаружил,
что  все  меньше  ими  интересуется.  Отчасти  это  объяснялось сексуальными
приемами из арсенала Синанджу, которым обучил его Чиун. Они низводили секс к
жестко  определенной,  монотонной   последовательности   действий,   которые
доводили дам до исступления, но Римо скучал так, что хоть за книгу берись. С
другой  же стороны, равнодушие к сексу вызывалось причинами психологического
свойства: если ты можешь заполучить любую когда и  где  вздумается,  ты  уже
никакой не захочешь.
  Это   неизменно   беспокоило   Римо.   Впервые   осознав   причины  своего
беспокойства, он спросил Чиуна:
  -- На черта мне моя неотразимость, если из-за  нее  я  стал  равнодушен  к
сексу?
  Чиун церемонно предложил ему сесть.
  --  Перед Мастером Синанджу стоят две задачи: обеспечить процветание своей
деревни и воспитать преемника.
  -- Ну и?
  -- Это же очевидно, Римо.
  -- Мне -- нет, Чиун. Какая здесь связь с сексом?
  Чиун воздел руки к небу.
  -- Чтобы воспитать нового Мастера, у тебя должен быть исходный материал --
ученик. Мне не очень повезло, ты -- самый сырой материал из всех  возможных,
но  я  надеюсь, что у тебя в свое время отыщется что-нибудь получше. Из моей
деревни, предпочтительно -- мой кровный родственник.
  -- И все-таки я не понимаю.
  -- Просто непробиваем, --  вздохнул  Чиун.  --  Когда  придет  твой  черед
воспитать  себе  преемника,  ты возмешь в жены девственницу из Синанджу. Она
родит тебе сына, а ты вырастишь из него нового Мастера.
  -- И при чем здесь это?
  Чиун опять вздохнул, сложил руки на коленях и наконец сказал:
  -- Сейчас я постараюсь изложить это так просто, чтобы даже ты понял. Когда
наступит час выбрать девушку из Синанджу, чтобы она родила тебе  наследника,
ничто  не  должно  воспрепятствовать твоему выбору. Следовательно, ты должен
владеть способами заставить женщину захотеть совокупиться  с  тобой.  Теперь
понятно?
  --  О,  да. Интересы будущего Мастера -- превыше всего. Что об этом думает
девушка, никого не интересует!
  Чиун поучающе поднял палец, увенчанный длиннющим ногтем:
  --  Тайные  приемы  Синанджу,  которым  ты  обучен,  призваны  смести  все
препятствия к твоему счастью.
  -- По-моему, это омерзительно, -- сказал Римо. -- Я не хочу, чтобы женщина
спала  со  мной  только потому, что какие-то приемчики заставляют ее думать,
будто я -- предел совершенства. Я хочу, чтобы женщина любила меня ради  меня
самого.
  --  Ну,  слепых девушек в моей деревне нет, -- хмыкнул Чиун. -- Хе-хе! Нет
слепых девушек в моей деревне.
  И, очень довольный собой, оставил  Римо  горевать  по  поводу  собственной
сексуальной мощи.
  С течением времени положение только ухудшилось.
  Потому-то,  заметив,  как стелется перед ним красотка-стюардесса, Римо тут
же утратил к ней всякий интерес.
  -- Вы уверены, что ничего не хотите? -- в который раз спросила Лорна.
  -- Ну, вообще-то, есть один вопрос.
  -- Все, что угодно!
  -- Купили бы вы билет на благотворительный концерт в пользу наемных убийц?
-- спросил Римо.
  -- А вы там будете?
  -- А как же. С Уилли Нелсоном.
  -- Я пойду! И я, и мои друзья. Оставьте для меня сотню билетов.
  -- Благодарю вас, -- сказал Римо. -- Прямо камень с души свалился.
  -- Рада быть полезной. Что-нибудь еще?
  -- Да. Куда мы летим?
  -- Вы же покупали билет. Разве не помните?
  -- Торопился, не обратил внимания. Так куда?
  -- В Солт-Лейксити. Бывали там раньше?
  -- Я отвечу на это, когда прибудем, -- сказал Римо, который  за  последние
десять  лет  путешествовал  столько,  что  все  города перепутались у него в
голове.
  -- Смотрите, не забудьте, -- сказала Лорна. -- И дайте мне знать, если вам
негде остановиться.
  Но в Солт-Лейксити они так и не прилетели. Над  штатом  Юта  какой-то  тип
зашел в туалет и выскочил оттуда с автоматом в руках.
  --  Я террорист! -- заявил он и, чтобы доказать, что не шутит, дал очередь
в потолок.
  Давление в самолете немедленно упало. Зажегся сигнал "Пристегнуть  ремни".
Панели  над  креслами  с  треском  раскрылись, выбросив кислородные маски из
желтого пластика. Пилот резко направил самолет вниз, надеясь  удержаться  на
высоте четырнадцать тысяч футов, где воздух хотя и разреженный, но дышать им
можно.  Салон  наполнился  туманом.  Врываясь  в  прорехи,  холодный  воздух
клубился и оседал изморозью.
  -- Прошу всех сохранять спокойствие,  --  сказала  в  микрофон  Лорна.  --
Плотно  прижмите  маску  ко  рту  и натяните пластиковую трубку. Дышите, как
обычно.
  Она мужественно показывала, как следует обращаться с  кислородной  маской,
хотя самолет терял высоту прямо-таки с устрашающей скоростью.
  Никто не запаниковал. Кроме террориста.
  -- Что произошло? Что произошло?! -- кричал он, размахивая автоматом.
  -- Сейчас мы рухнем, -- ответил Римо, внезапно оказавшись рядом.
  --  Я  этого  не  допущу,  --  заявил террорист. -- Передайте пилоту, чтоб
разбиваться не смел. Моя смерть не принесет пользы нашему делу.
  -- А в чем оно, собственно, заключается?
  -- Сербско-хорватский геноцид, -- сказал перепуганный террорист.
  -- "За" или "против"?
  -- Против.
  -- Каким образом угон американского лайнера  поможет  решению  европейской
проблемы?
  --  Это  лучший  способ  привлечь  к ней внимание общественности! Средства
массовой информации разнесут  мое  имя  по  всему  свету,  и  кто-нибудь  из
репортеров  непременно свалит на Америку всю вину за происходящее. Это новый
подход.
  -- Есть подход и поновее, -- сказал Римо и, выхватив у террориста  оружие,
вмиг  соорудил  из него что-то вроде ершистого металлического обруча, внутри
которого оказались прочно заключены обе руки преступника.
  -- Прошу всех занять свои места! Еще немного, и мы приземлимся,-- раздался
спокойный голос Лорны, и стояла она в проходе так, словно самолет  находился
где-нибудь над международным аэропортом, а не над безлюдной пустыней.
  Римо, восхищенный таким самообладанием, толкнул террориста в кресло:
  -- Я с тобой позже поговорю, -- и сел через проход от него.
  Долгое время все, как один, молчали. Земля приближалась.
  Удар  и  бесконечно долгий скрежещущий звук -- это самолет бороздил брюхом
пустыню.
  Затем наступила тишина.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  Чиун, правящий Мастер Синанджу, последний прямой потомок  рода,  уходящего
своими  истоками  во  времена  Великого  Вана,  первый  из первых убийц Дома
Синанджу, недвижно сидел на  циновке.  Его  ореховые  глаза  были  прикрыты.
Безмятежное  лицо,  на  цвет и на ощупь -- точь-в-точь египетский пергамент,
казалось изваянным из камня.
  Вот уже три часа он сидел так не шевелясь. Уже  три  часа  думал  он  свои
думы, читал молитвы и спрашивал совета у предков, великих Мастеров Синанджу.
Уже  три  часа  Чиун, -- и есть надежда, что потомки запомнят его под именем
Великий Учитель Чиун, -- томился от того, что решение ускользает от него.
  Наконец тонкие пряди волос, ниспадающие  ему  на  уши,  вздрогнули.  Глаза
Мастера  Синанджу  открылись,  подобно  агату,  освобожденному  от  каменной
шелухи, чистые, яркие, не подвластные времени. Плавным движением он  перетек
в стоячее положение. Решение принято.
  Он  наденет  кимоно  не синее с вышитым на груди оранжевым тигром, а серое
шелковое.
  Неслышно переступая, Чиун подошел  к  четырнадцати  лакированным  дорожным
сундукам,   сложенным   в   дальнем   углу   гостиной.  Сундуки  никогда  не
распаковывались из-за гнетущей, зловещей, мрачной  --  нет,  лучше  сказать,
гнусной,  отвратительной,  ненавистной! -- работы, которую Мастер подрядился
исполнять в этой варварской Америке. Ненавистной. Именно. Этим словом  он  и
воспользуется. Император Смит оценит степень неудовольствия Чиуна, если Чиун
употребит  именно  это слово. В конце концов Смит -- белый, а покорейски, на
языке предков Чиуна, "ненависть" и "белизна" -- синонимы. Этого он, положим,
Смиту не скажет. Он скажет только, что  ему,  Чиуну,  ненавистны  постоянные
переезды из гостиницы в гостиницу, словно он бродяга, не имеющий места, куда
преклонить   голову,   не   имеющий  дома,  где  можно  распаковать  наконец
четырнадцать дорожных сундуков. Разве так подобает жить Мастеру Синанджу?
  Чиун отыскал серое шелковое кимоно, и хотя в номере никого, кроме него, не
было, переодеваться отправился  в  спальню,  предварительно  плотно  прикрыв
дверь  и  задернув  шторы.  Очень скоро при полном параде он вышел из отеля,
расположенного вблизи Центрального парка.
  На улице он попытался поймать такси. Первые три машины, не останавливаясь,
промчались мимо.
  Четвертую Чиун остановил, хладнокровно выйдя на проезжую часть прямо у нее
на пути. Такси взвизгнуло тормозами и замерло, причем бампер и колени  Чиуна
разделяло не более миллиметра.
  Водитель высунулся в окно и заорал:
  -- Эй, что с тобой?!
  -- Со мной ничего. Я один. Я хочу нанять эту повозку.
  --  Это  такси,  а не повозка, чудило, -- ухмыльнулся водитель и указал на
световой сигнал на крыше автомобиля. -- Видишь, не горит? Значит, занят.
  Чиун посмотрел на лампочку и фыркнул:
  -- Я заплачу больше.
  -- Чего!?
  -- Я сказал, что заплачу тебе больше, чем твой нынешний наниматель.
  -- Слушай, приятель, не знаю, откуда ты свалился, но так у нас  в  Америке
не делается. Обслуживаем в порядке очереди. А теперь освободи-ка проезд.
  -- Понятно.
  И  у  Чиуна  как  бы вдруг выпал из пальцев золотой, которым он поигрывал,
обольщая  таксиста.  Монета  закатилась  под  левое  переднее  колесо.  Чиун
взмахнул   своим   длинным  ногтем,  выметая  оттуда  золотой,  такси  вдруг
вздрогнуло, а из проколотой шины пошел с ленивым посвистом воздух.
  -- Что это шипит? -- спросил таксист.
  -- Твоя шина, -- ответил Чиун. -- Испускает дух. Ай-ай-ай! Сам виноват, не
покупай американских.
  Водитель выбрался поглядеть на сплющенную шину.
  -- Черт! Наверно, где-то на гвоздь напоролся. Что ж,  леди,  придется  вам
выйти. Надо менять эту штуку.
  Из  машины  появилась  средних  лет  дамочка  в  очках  с  блюдце и плотно
обтягивающем крупные формы платье.
  -- Я уже и так опаздываю, -- сказала она. -- Я не могу ждать.
  -- Как хотите, --  сказал  таксист,  вытаскивая  из  багажника  домкрат  и
запаску.  Ворча  себе  под  нос,  он  скорчился  у проклятого колеса и начал
откручивать гайки. Услышав, как хлопнула дверь, поднял голову. -- Эй, ты что
это там?
  С заднего сиденья раздался скрипучий голос:
  -- Я не тороплюсь,  --  благодушно  ответствовал  Мастер  Синанджу.  --  Я
подожду.
  -- Ну и денек, -- пробормотал таксист.
  --   Судьба,   --   философски  сказал  Чиун,  аккуратно  снимая  с  ногтя
указательного пальца прилипший кусочек резины.
  Тремя часами позже такси доставило Чиуна к подъезду санатория  "Фолкрофт",
расположенного в городке Рай, штат Нью-Йорк, на север от Манхэттена. Сначала
водитель  не  хотел везти Чиуна в такую даль, но после недолгого уламывания,
сопровождаемого осмотром и перебором  старинных  восточных  золотых,  сменил
гнев на милость.
  -- Это другая дорога, -- заметил Чиун, когда они выехали за границу города
в районе Эсбюри-парк. -- Я еще этой дорогой ни разу не ездил.
  --  Новая,  --  сказал  таксист,  в полной уверенности, что старый пень не
знает, что Эсбюри-парк на юге Нью-Иорка, в то время как Рай от  него  --  на
север.  Они  договорились,  что  Чиун  заплатит  в два раза больше показаний
счетчика; таким образом, он за одну эту поездку сделает недельную выручку  и
сможет позволить себе до понедельника не работать. -- Мы почти приехали.
  -- Это ты уже говорил, -- сказал Чиун.
  --  Так  оно  и  было.  Оно  и сейчас так. Потерпи чуток. Объехав Хобокен,
Ньюарк и супермаркеты Парамауса в  Нью-Джерси,  водитель  наконец  и  впрямь
направился к Раю, где с неописуемой любезностью помог Чиуну выйти.
  --  С  вас  одна тысяча триста пятьдесят шесть долларов. Не считая чаевых,
конечно.
  -- Это больше, чем я платил в прошлый раз, -- сказал Чиун.
  -- Цены поднялись.
  -- Что, в три раза?
  -- Может, и так, -- пожал плечами таксист и вежливо улыбнулся.
  Он уже представлял себе, как славно проведет уик-энд.  Может,  на  бейсбол
сходит.
  --  Предлагаю  сделку,  -- сказал Чиун, пересчитывая монеты в кошельке для
мелочи.
  -- Какую еще сделку? -- запротестовал водитель.  --  Мы  же  договорились:
двойной тариф.
  --  Верно,  --  сказал  Чиун.  --  Но  насчет  экскурсии  по  юго-западным
пригородам Нью-Йорка договора не было.
  -- Ну заплутал я слегка, да, --  пожал  плечами  водитель.  --  С  кем  не
бывает.
  --   И   насчет   того,  чтобы  не  прокалывать  тебе  шины,  мы  тоже  не
договаривались.
  -- Шины?.. Да ты шутишь!
  Чиун вышел из машины и пнул правое заднее колесо.
  -- Что ты мне дашь за  эту  шину?  Хорошая  шина,  упругая,  прочная.  Она
отлично послужит тебе на долгом обратном пути.
  -- С какой стати? Это моя собственная шина!
  Чиун наклонился и с легкостью вонзил в протектор указательный палец. Когда
он его вынул, шина с громким хлопком спустилась. Такси осело на бок.
  -- Эй! Что ты сделал с моей шиной!
  --  Подумаешь.  Ты  можешь  ее  сменить. Человек, который за самую обычную
поездку зарабатывает одну тысячу триста  пятьдесят  шесть  долларов,  всегда
должен иметь с собой несколько запасных колес.
  Водитель  с ужасом смотрел, как крошечный китаец -- и лет ему восемьдесят,
не меньше, -- подходит к радиатору и задумчиво осматривает передние колеса.
  -- Что, если я спрошу с тебя девятьсот сорок семь долларов за эту пару?
  -- Грабеж!
  Чиун поучающе потряс пальцем.
  -- Нет, не грабеж. Торговля. Ты торговался со мной, теперь  я  торгуюсь  с
тобой. Ну, быстро. Согласен?
  -- Ладно. Только не порть шины. Мне еще до города ехать.
  --  Через Эсбюри-парк, -- сказал Чиун, подходя к левому заднему колесу. --
Отлично. Итак, я все еще должен тебе четыреста девять  долларов  за  услуги.
Заплатишь пятьсот за эту оставшуюся шину?
  -- Но тогда я еще буду должен тебе девяносто девять! -- возмутился шофер.
  -- Наличными, -- сказал Чиун.

  Доктор  Харолд  У.  Смит  не  любил, чтобы ему мешали, но когда секретарша
подробно описала ему посетителя, нажал на  потайную  кнопку  и  монитор  его
компьютера убрался в свое гнездо, утопленное в дубовой столешнице спартански
скромного письменного стола.
  Поступил  он  так  только в силу привычки, поскольку, хотя компьютер Смита
был подключен ко всем важнейшим информационным сетям, какие  только  есть  в
мире,  и,  следовательно,  обеспечивал  доступ к самым разнообразным тайнам,
Чиун в них все равно никогда бы не  разобрался.  Один  только  Смит,  будучи
главой  секретного  агентства КЮРЕ, понимал, что там, на экране, к чему. Оба
-- и Римо, и Чиун -- во всем, что касалось техники, были безнадежны. Они и с
телефоном-то едва справлялись, что уж там говорить о компьютере!
  -- Привет тебе, Император Смит, -- сказал Чиун.
  -- Это  пока  все,  миссис  Микулка,  --  отпустил  Смит  свою  седовласую
секретаршу.
  --  Может, пригласить служителя? -- предложила та, с опаской поглядывая на
странного старика.
  -- Нет необходимости, -- сказал Смит. -- И пожалуйста, не соединяйте  меня
ни с кем.
  Миссис Микулка удивленно подняла бровь, но тихо закрыла за собой дверь.
  -- Я не вызывал вас, Чиун.
  -- Тем не менее ваше удовольствие от нашей встречи возвращено вам стократ.
  --  Римо  не  с  вами? -- усаживаясь, спросил Смит и поправил свой галстук
выпускника Дартмута.
  У него были редкие седые волосы, а на  лице  застыло  выражение  человека,
который только что обнаружил червяка в своем яблоке. Он был еще молод, когда
занял свой пост в КЮРЕ, и успел состариться на этой службе.
  --  Римо  еще  не вернулся с последнего задания, -- сказал Чиун. -- Но это
сейчас неважно.
  -- Странно, -- сказал Смит. -- У меня есть  сведения,  что  его  объект...
ликвидирован.
  Чиун улыбнулся. Смит всегда испытывал трудности, говоря о смерти.
  --  Еще  одна  драгоценность  в  вашей короне, -- поздравил он, удивляясь,
почему это Смит и успех, и горькое поражение воспринимает с одинаково кислой
миной.
  -- Мне бы не хотелось, чтобы вы меня так  называли,  --  сказал  Смит.  --
Император! Вы прекрасно знаете, что никакой я не император.
  --  Могли  бы быть, -- сказал Чиун. -- Ваш президент прожил большую жизнь.
Кто знает, не пришло ли время для кого-нибудь помоложе?
  -- Благодарю вас, нет, -- сказал Смит, который  давно  отчаялся  объяснить
Чиуну,  что  он служит президенту и вовсе не претендует на кресло в Овальном
кабинете. -- Чем я могу быть полезен вам, Мастер Синанджу?
  -- Разве вы забыли? -- горячо удивился Чиун. -- Пора возобновить  контракт
между Домом Синанджу и Домом Смита.
  --   Соединенными   Штатами,  --  поправил  Смит.  --  Ваш  контрагент  --
Соединенные Штаты. Однако срок нашего договора истекает только  через  шесть
месяцев.
  --   Оформление   сделок,   отягощенных  трудностями  и  проволочками,  --
торжественно сказал Чиун, -- лучше начинать загодя.
  -- Вот как? А  я  полагал,  что  мы  просто  возобновим  старый  контракт.
Насколько  я  понимаю,  он  заключен  на  весьма  щедрых  по отношению к вам
условиях, не так ли?
  -- Великодушно щедрых, -- согласился Чиун. -- Учитывая  недопонимание,  на
котором они основывались.
  -- Недопонимание?
  Смит  смотрел,  как  Чиун  разворачивает  свою циновку, раскладывает ее на
полу, тщательно расставляет целый набор свитков и только  потом  усаживается
сам. Пришлось даже встать, чтобы письменный стол не мешал наблюдениям.
  Смит  вздохнул.  Не  в  первый раз участвовать ему в подобных переговорах.
Теперь Чиун не проронит ни слова, пока Смит тоже  не  усядется  на  пол.  Он
безропотно взял со стола карандаш, блокнот с желтыми официальными бланками и
неловко  уселся на ковре лицом к корейцу. Пристроил блокнот на колене. После
стольких  лет  за  клавиатурой  компьютера  карандаш   в   пальцах   казался
неповоротливым, словно банан.
  -- Я готов, -- сказал Смит.
  Чиун  развернул  свиток,  и Смит узнал копию последнего подписанного между
ними контракта. Эта была на специальной рисовой бумаге  с  золотым  обрезом,
которая сама по себе стоила сотни долларов. Еще одна никчемная трата.
  -- А, вот, -- нашел то, что искал, Чиун. -- Отвертка.
  -- Прошу прощения?
  -- Это юридический термин. Отвертка. Разве вы никогда не слышали? Они есть
в большинстве контрактов.
  -- Вы хотите сказать -- увертка. Однако наш контракт имеет жесткие условия
соглашения. В нем нет уверток.
  --  Как  говорят  в  моей  деревне:  "Никогда  не поправляй императора. За
исключением случаев, когда он  ошибается".  Сейчас  как  раз  такой  случай,
Великий  владыка.  Отвертка  имеется  в  пункте  касательно  обучения белого
человека искусству Синанджу.
  -- Насколько я помню, за это вы запросили отдельную плату.
  --  Крохи,  всего  лишь  крохи  за  то,  что  полагал  великим  позором  и
непереносимым стыдом. Однако, как выяснилось, я совершил ошибку.
  -- Какого рода? -- осведомился Смит, предчувствуя, что, как всегда, ошибка
Чиуна выльется ему в круглую сумму.
  -- Я обучал совсем не белого! -- со счастливой улыбкой сообщил Чиун.
  Смит нахмурился.
  --  Что  вы  имеете  в  виду? Разумеется, Римо -- белый. Не могу отрицать,
достоверно, кто были его родители,  мы  не  знаем.  Однако  достаточно  лишь
взглянуть на него, чтобы понять, что он белый.
  Чиун терпеливо покачал головой.
  --  Ни  один  китаец,  ни  один  японец,  ни  один не-кореец доныне не был
способен усвоить учение Синанджу. Этот же  предполагаемый  белый  схватывает
все на лету, как никто до него за всю историю моей скромной деревушки.
  --  Так  ведь  это, на мой взгляд, как будто неплохо? -- осторожно спросил
Смит, не понимая, куда Чиун клонит.
  -- Еще бы! Это означает, что Римо на самом деле -- кореец.
  И Чиун пробормотал по-корейски несколько слов.
  -- Что это вы сейчас сказали?
  -- Всего лишь назвал его по  имени  --  Римо  Великолепный.  В  нем  течет
корейская кровь. Другого объяснения быть не может.
  --  Может,  американцы  по  природе  своей  восприимчивы  к  Синанджу?  --
предположил Смит. -- Ведь других американцев  до  Римо  вам  не  приходилось
учить.
  -- Не смешите меня, -- с гримаской презрения отмел это предположение Чиун.
--  Римо  усваивает Синанджу успешнее любого корейца. Следовательно, Римо --
не белый.
  -- И, следовательно, теряют  силу  ваши  прежние  требования  относительно
компенсации за обучение белого.
  -- Именно так, -- кивнул Чиун.
  Смит  внимательно  всмотрелся в лицо корейца, однако прочитать, что за ним
кроется, не сумел. С лицом Чиуна Смиту это вообще никогда не удавалось.
  -- И вы хотите сказать, что согласны из-за этого получать меньше денег? --
прямо спросил он.
  -- Разумеется, нет! Я подписал контракт  на  то,  чтобы  обучить  для  вас
белого, и, зная белых, вы могли получить в результате такого прыгуна-бегуна,
который  с  шумом  и  кряканьем  колет  доски  ребром ладони. Вы же получили
настоящего, неподдельного Мастера Синанджу. Вы  с  большой  выгодой  вложили
свои  средства, и это, по справедливости, требует поправок не только в нашем
будущем контракте, но и радиоактивных -- за все годы назад -- выплат.
  -- Вы хотите сказать -- ретроактивных, имеющих обратную силу?
  --  Да.  Значит,  договорились.  Я  знал,  что  вы  все  поймете,   Мудрый
властитель.
  -- Я понял не все, -- резко сказал Смит, -- и не хочу разводить антимонии,
пока не пойму. Скажите попросту, каковы ваши претензии на этот раз?
  Спокойным, размеренным жестом Чиун развернул другой свиток.
  --  У  нас  не  претензии,  --  обидчиво  сказал  он.  --  У  нас разумные
требования, и состоят они в следующем. -- И начал читать:
  "Два  горшка  изумрудов,  неограненных.   Двадцать   горшков   бриллиантов
различной  огранки.  Без  дефектов.  Восемь  рулонов  шелка  времен Таньской
династии. Различных цветов. Одна персидская статуя  царя  Дария.  Из  дерева
гофер  [Из  дерева гофер, согласно Ветхому Завету, был построен Ноев ковчег.
(Прим. пер.)]. Двенадцать бушелей рупий..."
  Он прервал чтение, заметив, что Смит предостерегающе поднял руку.
  --  Мастер  Синанджу.  Многое  из  перечисленного  относится  к   музейным
редкостям.
  -- Да?
  -- Таньский шелк, например, огромная редкость.
  -- Конечно, -- сказал Чиун. -- Иначе бы мы его не просили.
  -- Я вообще сомневаюсь, сохранился ли он до наших дней.
  --  Почему же? Сохранился. У меня он есть. В Синанджу, в сокровищнице моих
предков.
  -- Зачем же вы хотите еще?
  -- Вы никогда не задавали такого вопроса раньше, во  время  наших  прежних
переговоров,  когда  я просил у вас обычного золота. Вы никогда не говорили:
"Мастер Синанджу, зачем вам еще золото? У вас ведь уже есть!"
  -- Верно, -- сказал Смит. -- Но это же совсем другое дело!
  -- Да. -- согласился Чиун с широкой улыбкой. -- Другое. На этот раз золота
я не прошу. У меня его вдоволь благодаря вашей щедрости. Но должен  сказать,
что в древние времена заслуги моих предков не всегда оплачивались золотом. И
мне бы хотелось, чтобы эта добрая традиция была соблюдена и сейчас.
  --  Мое  правительство  платит  вам  жалованье,  которою достаточно, чтобы
накормить всю Северную Корею, --ровным голосом сказал Смит. --  Вы  принесли
Синанджу  столько,  сколько  ваш  народ  не  видел  за всю свою тысячелетнюю
историю.
  -- Ни один Мастер до  меня  не  был  принужден  скитаться  по  чужедальней
ненавистной   земле   так  долго,  --  ответил  Чиун.  --  Все  заработанное
причитается мне по справедливости.
  -- Прошу прощения, -- сказал Смит, который, единолично заправляя секретным
нелимитированным фондом на проведение операций, тем не менее следил за  тем,
не  слишком ли расточительна его секретарша со скрепками для бумаг. -- Прошу
прощения, Мастер Синанджу, но, боюсь, ваша просьба невыполнима.
  -- Мой долг -- восстановить древнее величие Синанджу, -- сказал  Чиун.  --
Известно  ли  вам,  что  вчера  Римо  сообщил  мне,  что  хочет организовать
благотворительный концерт в мою пользу?  Он  сказал,  что  не  может  больше
видеть  меня  усталым,  голодным,  обездоленным и собирается попросить Нелли
Уилсона провести для меня благотворительный концерт. Известно вам это?
  -- Нет, неизвестно. Кто это -- Нелли Уилсон?
  -- Это благородный певец, который  стоит  на  стороне  угнетенных  в  этой
жестокой  стране.  Римо  сказал,  он с радостью споет для меня, на что я ему
ответил, что Император Смит и так не допустит падения Дома Синанджу. -- Чиун
не отрывал глаз от пола. -- Но теперь я вижу, что был не прав. И все-таки  я
ни  от  кого  не приму подаяния, даже от такого великого человека, как Нелли
Уилсон. Если Америка  не  может  помочь  мне,  я  отправлюсь  искать  работу
куда-нибудь в другое место.
  -- Это запрещено условиями нашего контракта, -- сказал Смит.
  --  Условиями  нашего  старого  контракта!  -- с тонкой улыбкой подчеркнул
Чиун. -- И очень может быть, что новый заключен не будет.
  Смит прокашлялся.
  -- Не торопитесь, -- сказал он. -- Бесспорно,  мы  заинтересованы  в  том,
чтобы заключить с вами новый контракт, но обеспечить вас предметами, которых
в  мире  больше  не  существует,  мы  не  в  состоянии.  Так же, как, должен
отметить, и любой другой гипотетический работодатель.
  -- Мы не непреклонны, о Великий Император. Хотя наше сердце удручено вашим
бессилием изыскать  перечисленные  нами  жалкие  крохи,  не  исключено,  что
найдется другая возможность достичь соглашения.
  --  Я  вдвое  увеличу  количество  золота,  которое  мы  пересылаем в вашу
деревню.
  -- Втрое.
  -- Невозможно.
  -- Это белые невозможны, -- сказал Чиун. --  Кроме  того,  в  Синанджу  не
знают такого слова -- "невозможно".
  --  Ладно,  пусть  будет втрое, -- устало вздохнул Смит. -- Но это -- все.
Предел. Больше -- ни грамма.
  -- По рукам, -- быстро сказал Чиун.
  Смит расслабился.
  -- Так, с золотом покончено, -- довольно произнес Чиун. -- Теперь перейдем
к следующему вопросу.
  Смит напрягся.
  -- Мы ведь договорились! Никаких следующих вопросов!
  -- Нет, -- сказал  Чиун.  --  Это  вы  договорились  о  никаких  следующих
вопросах. Я договорился только о золоте.
  -- И какой же следующий вопрос? -- спросил Смит.
  -- Только один. Земля. Мы с Римо бездомны в этой вашей ненавистной стране.
  --  Этот  вопрос  мы  уже  не раз обсуждали, Мастер Синанджу, -- с усилием
произнес Смит. У него от сидения на полу затекли  ноги.  --  Вам  рискованно
подолгу жить на одном месте.
  --  Земельный  участок, о котором я веду речь, расположен в месте глухом и
отдаленном, -- сказал Чиун, от которого не  укрылось,  что  Смит  ерзает  и,
следовательно, его ноги деревенеют. Проводя переговоры, он всегда ждал этого
момента,  чтобы  приступить к самым заковыристым вопросам. -- Этот земельный
участок достаточно велик и имеет много оборонительных сооружений, а  значит,
нам с Римо будет легко защититься. Поверьте, там мы будем и безопасности.
  -- Где именно "там"? -- спросил Смит.
  --  И  прошу  учесть,  что  это  всего  лишь  клочок  земли по сравнению с
владениями, которые в свое время предоставили Синанджу египетские фараоны.
  -- Вы можете показать его на карте?
  -- И рядом  нет  никакого  жилья,  --  гнул  свое  Чиун.  --  Впрочем,  на
территории  имеется  несколько  незначительных сооружений, но в них никто не
живет. Я даже не стану требовать, чтобы их снесли. Может статься, мы с  Римо
найдем им какое-нибудь применение.
  -- Нельзя ли поточнее?
  Чиун притворно уткнулся в очередной свиток.
  --  Я не помню его точного местонахождения, -- сказал он, -- это... это...
да, нашел! В провинции Калифорния. Но даже не на берегу океана. И  насколько
я понимаю, кишит мышами и другими вредителями.
  -- Калифорния -- большой штат, -- заметил Смит.
  -- Это место имеет название.
  -- Да?
  --  А,  вот оно. Странное название, но я не возражаю. Мы с Римо как-нибудь
привыкнем к нему. И к мышам тоже.
  -- И что ж это за название?
  Чиун с надеждой поглядел на него поверх свитка.
  -- Диснейленд!

  Ллойд Дартон выложил сорок девять баксов  и  получил  ключ  от  номера.  В
другом районе Детройта, подешевле, он мог бы снять комнату только на час, но
там  человека  могут  пришить  ни  за  что прямо у регистрационной стойки, а
Дартон был не из тех, кто зря рискует. Уж лучше переплатить,  тем  более  он
здесь  по делу. Отмахнувшись от провожатого, он прошел мимо лифта и поднялся
в свой номер по лестнице.
  Тщательно заперев дверь на два оборота ключа, он положил составлявший весь
его багаж чемоданчик на кровать и открыл ключиком.
  Внутри, в  специальных  гнездах,  закрепленный  ремнями  и  пенопластовыми
прокладками, находился целый арсенал. Убедившись, что от перевозки ничего не
пострадало,  он  закрыл  крышку  и уселся рядом. Было 20.46. Клиент явится с
минуты на минуту, и Дартон рассчитывал, что выйдет из номера самое позднее в
21.30.
  В 20.56 раздался стук в дверь. За порогом стоял высокий,  лет  пятидесяти,
человек  с  глазами, каких Дартон за свою жизнь перевидал немало. У всех его
клиентов были такие глаза. По правой скуле этого тянулся еле видимый шрам.
  -- Приветствую, -- произнес Дартон.
  Пришедший, войдя в комнату, ограничился кивком и заговорил,  только  когда
дверь была вновь заперта:
  -- Вы сделали изменения, о которых я просил?
  --  Конечно.  Вот,  взгляните.  --  Дартон  поднял крышку кейса и настроил
оптический прицел,  который  был  слегка  не  в  фокусе.  Впрочем,  учитывая
усовершенствованный механизм, большого значения это не имеет.
  --  Не  нахваливайте,  не  на  базаре,  -- сказал человек со шрамом, имени
которого Дартон не знал.
  Его  клиенты  всегда  оставались  безымянными.  Фамилия  Дартона  была  им
известна,  где  его  найти  --  они  знали,  но  сам он никогда не просил их
представиться. Это были односторонние отношения: им товар -- ему  деньги,  и
все тут. Нынешнее дело -- не исключение.
  --  Прошу  вас. -- Дартон вынул из кейса блестящий черный пистолет и целый
ассортимент приспособлений к нему.
  В несколько ловких движений он присоединил складное ложе,  телескопический
объектив,  навинтил  удлинитель  ствола  и  превратил пистолет в снайперскую
винтовку.  Вставил  обойму,  демонстративно  щелкнул  затвором  и   протянул
винтовку заказчику.
  --  Нечасто  получаешь такие заказы, -- сказал Дартон. -- Раз уж вы здесь,
не взглянете ли на кое-что еще? Может, понравится больше, чем...
  -- Нет ничего  лучше  доброй  старой  "беретты-олимпик",  --  оборвал  его
высокий, прицеливаясь.
  -- Как угодно. Просто... просто она не считается профессиональным оружием,
если вы понимаете, что я имею в виду.
  --  Это  стрелковый  пистолет.  Я  собираюсь  стрелять  и  мишень. Уж куда
профессиональней!
  Дартон покивал. Рассуждение вполне здравое, да и внешне  клиент  похож  на
профессионала.  Одно  странно:  винтовку он наводит сейчас прямо на Дартона,
что отнюдь не профессионально, а напротив, нарушение правил безопасности при
обращении с оружием. Не говоря уже о хороших манерах.
  -- Вполне разделяю вашу привязанность к  "олимпик",  --  торопливо  сказал
Дартон.  --  Однако  замечу,  что  многие ваши коллеги предпочитают время от
времени менять инструментарий. Из соображений безопасности.
  -- Думаете, я этого не знаю? -- спросил тип со шрамом. -- "Беретта"  имеет
для меня сентиментальную ценность. Напоминает о бывшей жене.
  И  прицелился  в блестящий от пота лоб Дартона. Дар-тон заморгал. Он любил
оружие. Покупал его, продавал,  чинил,  придумывал,  как  усовершенствовать,
охотился.  Оружие  было  его  хобби  и  бизнесом  одновременно. Да, он любил
оружие. Но стоять под прицелом ему совсем не понравилось.
  -- Я бы попросил... -- проговорил он, глядя на винтовку.
  Тип со шрамом не обратил на эти слова никакого внимания и только спросил:
  -- В деле пробовали?
  -- Конечно. Бьет без промаха. Никаких отклонений. Для вашей работы --  то,
что надо.
  -- Да? Это для какой же?
  -- Сами знаете, -- сказал Дартон.
  -- Мне бы хотелось услышать это от вас.
  -- Ну, насколько я понимаю, ваша мишень -- люди.
  -- А что это вы все сводите разговор к моим делам?
  -- Я не имел в виду ничего обидного, мистер...
  -- Зовите меня Римо.
  --  Мистер  Римо. Я только хочу, чтобы вы получили наилучший товар за свои
деньги.
  -- Отлично. Рад это слышать. Я беру эту пушку, и мне нужно от  вас  коечто
еще.
  -- Что именно?
  --  Хочу собственноручно проверить, как она действует. Мне предстоит очень
серьезная работа, и не хотелось бы  отправиться  на  нее  с  непристрелянным
свежаком только из магазина.
  -- Чем я могу помочь? -- поинтересовался Ллойд Дар-тон.
  --  Стой  спокойно,  и  все,  -- сказал высокий и одним выстрелом расколол
вспотевший лоб Дартона.
  Цветастое покрывало кровати  украсилось  дополнительным  узором.  Красного
цвета.
  -- Не люблю, когда лезут в мои дела, -- буркнул себе под нос высокий.
  Он  разобрал  "беретту",  укрепил ее в специальном гнезде и покинул номер,
унеся с собой все приспособления, которые Дартон так  хотел  всучить  ему  в
довесок к сделке.
  Спускаясь  по  лестнице,  он  думал о предстоящей работе. Детройт для него
город новый. Новое место, и кто знает, может  быть,  новая  жизнь.  Странное
ощущение.
  Впрочем,  нет ничего важнее работы. В кармане у него список. Четыре имени.
И заказчик хочет, чтобы он застрелил их на публике. Подумать  только!  Чтобы
все  было  и открытую. Сумасшествие, но и деньги за это обещаны сумасшедшие,
так что оно того стоит. Хотя имя нанимателя остается для него тайной.
  В холле он подумал о Марии. В последнее время она не шла у него из головы.
  Он не хотел убивать ее. Но он -- солдат,  солдат  той  армии,  которая  не
носит  форму,  не служит какой-либо стране и тем не менее покорила почти все
цивилизованные народы. Некоторые верят, что мафия  --  семья,  но  это  миф.
Мафия -- не семья. Это огромная захватническая армия.
  Дон Педро Скубиччи, его крестный отец, сказал однажды:
  --  У  нас  есть  банки.  У  нас  есть  суды  и  юристы. У нас есть люди в
правительстве. И поскольку мы не  одеваемся,  как  солдаты,  --  сказал  он,
старчески  трясущимися пальцами стуча себя в грудь, -- поскольку мы ни в чем
не сознаемся, люди об этом не знают. Мы сжимаем им горло, но  делаем  это  с
улыбкой,  твердя  о  "деловых интересах", и щедро одариваем Церковь, поэтому
дураки притворяются. что нас нет. Их глупость -- наша величайшая сила. Помни
это. И помни, мы -- всегда на первом месте.
  -- Всегда, -- согласился человек со шрамом.
  -- Твоя мать, твой отец, твоя жена, твои дети, -- загибая пальцы,  говорил
дон  Педро, -- все они -- на втором месте. Если мы попросим, ты откажешь им.
Если мы скажем, ты уйдешь от них. Если мы прикажем, ты убьешь их.
  Это была правда. Он  верил  в  нее  так  истово,  что  когда  понадобилось
выбирать  между  честью  солдата  и  любимой  женщиной, он сделал правильный
выбор. Единственно возможный. Он действовал без раздумий, без  жалости.  Как
солдат.  Мария  решила  пойти  в  полицию. Защищая невидимую армию мафии, он
обязан был убить ее -- и убил. А потом приехал  сюда,  в  Детройт,  и  начал
новую жизнь.
  Усаживаясь  за  руль  взятой  напрокат машины, он вспомнил последние слова
Марии:
  "Он будет знать, как тебя зовут, ты будешь знать его имя, и имя это явится
тебе смертным приговором".
  -- На этот раз, Мария, -- вполголоса проговорил он, -- ты ошиблась.
  И тут ему показалось, что где-то в ночи прозвенел ее тихий смех.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  Римо Уильямс учуял запах гари еще прежде, чем лайнер остановился. Взглянув
вверх, он увидел сочащуюся между  панелей  облицовки  тонкую  струйку  дыма.
Стояла  страшная,  неестественная  тишина.  Люди  сидели  на  своих  местах,
ввергнутые в бесчувствие ошеломительным аттракционом авиакатастрофы.
  Что-то тихо потрескивало. Значит, горит проводка, понял Римо,  который  по
опыту  знал, что, начавшись с малого, такой пожар может вмиг охватить салон,
словно его специально оклеили самыми легковозгорающимися обоями.
  Но еще до этого люди, находящиеся на борту,  погибнут  от  ядовитых  паров
горящей пластмассы.
  Все  шесть экстренных выходов были загромождены телами потерявших сознание
пассажиров. Тогда Римо нашел в потолке то  место,  куда  для  острастки  дал
автоматную    очередь    незадачливый    террорист,    из-за    чего   салон
разгерметизировало и огромный авиалайнер потерял управление. Сквозь дырки от
пуль виднелось небо. Балансируя на спинке кресла, Римо вставил в них пальцы.
Внешнее алюминиевое покрытие  самолета  поддалось  нажиму  его  рук,  словно
анализаторы  чувствующих  слабые  места  в строении металла, дефекты сплава.
Потолок лопнул с резким металлическим визгом.
  Не размыкая хватки, Римо побежал вдоль прохода от хвоста к носу, разрывая,
располосовывая за собой металл, словно крышку консервной банки с сардинами.
  В салон хлынули горячие лучи  солнца.  Пассажиры  зашевелились,  кашляя  в
кислородные  маски.  Римо  принялся освобождать их из кресел, для скорости с
корнем выдирая привязные ремни.
  -- Отлично, -- приговаривал он,  передвигаясь  по  проходу.  --  А  теперь
быстро на воздух! Не сыграть ли нам в волейбол?
  Важно  было  заставить их двигаться. Однако он видел, что некоторым уже не
подняться: головы неестественно вывернуты. Значит, при столкновении с землей
им сломало шею.
  Потрескивание горящей проводки за его  спиной  заглушилось  вдруг  шипящим
фырканьем.  Римо,  оглянувшись,  увидел,  что  Лорна,  стюардесса, орудовала
огнетушителем. Химическая пена, гася языки огня, в то  же  время  сжирала  и
кислород.
  Молодая женщина, побагровев, упала на колени.
  Римо схватил ее, поднял и подсадил на крышу самолета.
  --  Переведи  дыхание!  --  крикнул  он.  --  Сейчас  я буду подавать тебе
пассажиров.
  Она хотела что-то сказать, но закашлялась и смогла лишь пальцами показать:
"О'кей".
  Римо вынул из кресла какого-то мужчину  и  нечеловечески  легким,  плавным
движением вознеся над головой, передал на крышу, где его приняла Лорна.
  Кое-кто  из  пассажиров  начал приходить в сознание, стягивать кислородные
маски.  Римо  быстро  организовал  спасательную  команду,  и  сильные  стали
поддерживать слабых. Те, кто первым выбрался на фюзеляж, помогали выбираться
другим.  Через  несколько  минут в салоне оставался только Римо. Вынули даже
погибших.
  -- Пожалуй, все, -- сказал Римо.
  -- Пожалуйста, проверь еще раз! -- крикнула сверху Лорна. -- Погляди,  нет
ли на полу детей.
  -- Идет, -- и Римо, заглянув под каждое кресло, в последнем ряду обнаружил
забившегося в угол террориста.
  -- Вот ты где! -- сказал Римо -- А я-то чуть было не забыл!
  Ухватив  за пояс и за воротник, он подбросил его, как мешок с навозом. Тот
с воплем взмыл вверх и вылетел в дыру в крыше.
  Римо  уже  собрался  вылезти,  как  едва  различимый  шорох  заставил  его
замереть.  Пойдя  на  звук,  он  открыл  дверь туалета. Там девочка лет пяти
сжалась под раковиной в комочек, засунув  в  рот  палец  и  крепко  зажмурив
глаза. Она тихо скулила -- именно этот звук и привлек внимание Римо.
  -- Все хорошо, детка. Можешь выходить.
  Девочка зажмурилась еще сильней.
  -- Не бойся.
  Римо  наклонился,  подхватил  ее  на  руки и вынес из самолета прежде, чем
огонь ворвался в салон.
  Часом позже пожар изжил себя, оставив от  самолета  дымящийся,  источающий
запах горелой резины остов. Вокруг расстилалась кораллово-розовая каменистая
пустыня. Солнце клонилось к закату.
  Лорна уложила в лубки сломанную руку одной пассажирки, поднялась на ноги и
смахнула пыль с остатков своей униформы. Подол юбки и рукава пошли на бинты.
  -- Это была последняя, -- сказала она Римо. -- Ты что-нибудь видишь?
  --  Куда  ни глянь, песок, -- ответил тот. -- Но скоро придет помощь. Как,
радар наверняка нас поймал, а?
  Лорна покачала головой.
  -- Не обязательно. Иногда можно угодить как раз между  двумя  радарами,  в
мертвую зону. Но они начнут прочесывать трассу. Надо ждать.
  -- А ты молодец, Лорна, -- сказал Римо.
  -- Ты тоже. Знаешь, остальные думают, что кабина раскололась при крушении.
  -- А ты разве так не думаешь?
  -- Я видела, как ты вскрыл фюзеляж.
  -- Тебе померещилось.
  -- Не хочешь говорить -- не надо, -- сказала она. -- Что еще надо сделать?
  -- Почему ты меня спрашиваешь?
  -- Пилоты погибли. Теперь ты -- главный.
  Римо  кивнул.  Он  смотрел  на  девочку,  которую  вынес в самую последнюю
минуту. Она стояла на коленях между неподвижно лежащими на песке женщиной  и
мужчиной.
  Кто-то прикрыл им лица носовыми платками.
  Римо подошел и тоже встал на колени.
  -- Это твои родители? -- спросил он.
  -- Они в раю, -- со слезами сказала девочка.
  Римо взял ее на руки и отнес к Лорне.
  -- Побудь с ней.
  -- Что ты собираешься делать?
  -- То, чему меня учили, -- сказал Римо и направился куда-то в пустыню.
  Ветер перемешивал песок, заметая следы, но для Римо это значения не имело.
Ветер  следовал  своему  пути, а песок -- своему, подчиняясь хитрым законам,
которые каким-то образом тайной для Римо не были.
  Он знал, что где-то здесь след. Он знал это по тому, как лежал песок.  Вот
тут  песок  улегся  высоковато. Тут его потревожили, и он рассыпался не так,
как ему свойственно.
  Он был близко. Совсем уже близко.
  Римо Уильямс убил за свою  жизнь  столько  людей,  что  сбился  со  счета.
Некоторые  из них были всего лишь целью с именем, добытым компьютером Смита.
Других он уничтожил, защищая себя или свою страну. Бывало, он убивал  с  тем
же бесстрастием, с каким хирург моет руки перед операцией. Бывало порой, что
убийство вызывало у него такое отвращение, что он хотел уйти из КЮРЕ.
  Но  сегодня,  глядя  на умирающее красное солнце, Римо хотел убивать не из
профессиональных соображений. Из мести.
  Он нашел террориста. Тот осматривался, стоя на верхушке торчащего из песка
камня.
  -- Что-то никого не видно, -- заметив Римо, сказал он. указывая  рукой  на
горизонт.
  -- Зато мне видно, -- сквозь зубы проговорил Римо.
  -- Да? Что?
  Римо  приблизился  к  нему  медленным,  размеренным  шагом. Ни песчинка не
скрипнула под его ногами.
  -- Животное, для  которого  какое-то  "дело"  важнее  человеческой  жизни.
Недочеловека, который по дурости лишил ребенка родителей!
  -- Эй, ты чего разорался? Я тоже жертва! Меня тоже могло убить!
  -- Еще не поздно.
  Террорист отшатнулся.
  -- Я сдаюсь!
  -- Раньше надо было думать.
  Его учили убивать трижды -- во Вьетнаме, в полиции, в Синанджу. Каждый раз
подход разнился, и только одно правило оставалось неизменным: бей немедля.
  На  этот раз Римо пренебрег им. Он убивал террориста тщательно, молчаливо,
не торопясь. Тому досталась смерть долгая и мучительная.  И  когда  замолкло
эхо  его  последнего  вопля,  останки  его  даже  отдаленно  не  походили на
человеческие.
  Покончив с этим, Римо насухо вытер руки  чистым  красным  песком,  который
океаном крови расстилался до самого горизонта.

ГЛАВА ПЯТАЯ

  Если измерять успех газетными заголовками, то Лайл Лаваллет был величайшим
автомобильным гением со времен Генри Форда.
  Пресса  обожала  Лайла,  и его коллекция альбомов для наклеивания газетных
вырезок,  которых  со  временем  набралось  столько,  что  он  вынужден  был
перевести   их  на  микрофиши,  пестрела  заголовками  типа:  "БЕЛАЯ  ВОРОНА
АВТОМОБИЛЬНОЙ ИНДУСТРИИ", "АВТОКОНСТРУКТОР-ДИССИДЕНТ",  "НЕПРИЗНАННЫЙ  ГЕНИЙ
ДЕТРОЙТА". Последний нравился ему больше других.
  Популярность среди газетчиков пришла к нему весьма старомодным образом: он
ее  заработал.  В  одной  из самых консервативных отраслей индустрии Америки
Лайл Лаваллет был  глотком  свежего  воздуха.  Он  участвовал  в  скоростных
регатах; кочуя по дискотекам, танцевал ночи напролет; его лучшие друзья были
рок-звездами;  он ухаживал, женился и разводился, причем все его пассии были
топ-модели и актрисы, одна роскошней и, соответственно, пустоголовей другой.
Он всегда имел что сказать по любому поводу и три  раза  в  год,  как  часы,
неизменно  приглашал  всю пишущую, теле- и радиовещающую братию на роскошные
приемы в своем имении в Гросс-Пойнте.
  К большому неудовольствию Лаваллета, боссы Детройта больше  интересовались
содержанием  его  проектов,  чем  статьями  о нем. Поэтому больше трех лет в
любой из компаний "Большой Тройки" он не задерживался.
  На своем первом ответственном посту он возглавил отдел дизайна в "Дженерал
моторе", где посоветовал сделать "кадиллак" компактней, убрав киль --  крыло
сзади  на  кузове.  "Зачем  этот  киль  сдался?  -- вопрошал он. -- Никто не
покупает машин с килем!" К счастью для "кадиллака", в компании к  совету  не
прислушались, и Лаваллета вскоре прогнали.
  Затем  он  всплыл  в  "Крайслере", в отделе долгосрочною планирования, где
ратовал за  продолжение  производства  больших  машин:  обывателю,  дескать,
льстят  обитые  плюшем  катафалки. Когда поддавшийся было "Крайслер" едва не
пошел с  молотка,  Лаваллета  уволили.  Поговаривали,  что  на  условии  его
увольнения "Крайслеру" и удалось выпросить государственную субсидию.
  В  "Форд  моторе" Лаваллет тоже потрудился. Начальником отдела маркетинга.
Он заявил  верхушке,  что  выпускать  четырехцилиндровые  машины  не  стоит.
Раскупаться  не  будут.  Нечего  соревноваться с японским импортом. Все, что
производят японцы, непременно разваливается. Естественно, его выгнали.
  В Детройте считалось в порядке вещей, что ни одно из  этих  увольнений  не
было  названо  своим  именем.  Давал-лету  всегда  предоставляли возможность
подать в отставку. Каждая отставка давала  повод  для  пресс-конференции,  и
всякий  раз  герой  дня  непременно  таинственно  намекал  на какое-то новое
назначение, после чего напившиеся-наевшиеся журналисты торопились в редакции
писать очередные статейки на тему: "Детройтский гений: что впереди?"
  Впереди же была его собственная модель. Лаваллет отправился в Никарагуа  и
уговорил   тамошнее   правительство   дать   ему   денег   на  строительство
автомобилестроительного  гиганта  под  названием,  естественно,  "Лаваллет".
Через  пять  лет  он  запустил  новую модель в производство, и первая машина
сошла с конвейера. Коробка передач развалилась на выезде из заводских ворот.
  В первый год был продан семьдесят один "лаваллет". У всех  без  исключения
разваливались  коробки  передач. У самых выносливых, выдержавших без поломки
целых два месяца, ржавели корпуса, бамперы отваливались.
  Однажды темной ночью Лаваллет смылся из Никарагуа, после  чего  объявил  в
Нью-Йорке  о  закрытии завода и назвал "лаваллет" "одной из величайших машин
всех времен", потерпевшей неудачу из-за  сандинистского  саботажа.  "Они  не
хотели нашего успеха, -- говорил он. -- Они мешали нам на каждом шагу".
  Пресса  даже  не задумалась, кого он имеет в виду под "ними". Его бредовых
обвинений  оказалось  достаточно  для  половодья  газетных   выступлений   о
Непризнанном-Гении-Которого-Пытались-Сломить-Коммунисты.  Никто не вспомнил,
что  никарагуанское  правительство  предоставило  Лаваллету   90   миллионов
долларов и полностью потеряло вложения.
  И  теперь пришла пора снова встретиться с прессой. В своих апартаментах на
крыше роскошного отеля "Детройт-плаза" Лайл Лаваллет, президент  только  что
созданной   компании  "Дайнакар  индастриз",  разглядывал  себя  в  огромном
зеркале.
  Стрелки на двухсотдолларовых брюках -- просто восторг. В точности, как  он
любит,   --   острые  и  прямые,  как  бритва.  Итальянского  пошива  пиджак
подчеркивает осиную талию и широкие плечи. Впрочем, приглядевшись, он пришел
к выводу, что плечи все-таки недостаточно широки и надо велеть портному  при
работе  над  следующим  костюмом об этом подумать. Белый шелковый платочек в
нагрудном кармане высовывается двумя  вершинками,  одна  чуть  выше  другой.
Отлично.  Платок  в  тон  галстуку, галстук -- в тон седине. Год за годом он
заливает прессе, что поседел, когда ему было пятнадцать. На самом же деле  в
детстве   его   дразнили   "Рыжим",   и   теперь  приходится  каждую  неделю
обесцвечивать  шевелюру,  чтобы  где-нибудь  в   "Инквайре"   не   появилось
заголовка: "НЕПРИЗНАННЫЙ ДЕТРОЙТСКИЙ ГЕНИЙ -- КРАШЕНЫЙ РЫЖИЙ!"
  Одна мысль о такой катастрофе заставила его страдальчески свести брови. Он
взялся за ручное зеркальце, и тут в комнату вошла секретарша.
  -- Пресса прибыла, мистер Лаваллет, -- проворковала она. Лайл выбрал ее из
почти  шестидесяти  претенденток,  каждая  из которых подверглась испытанию,
названному им: "проверка на локоть".
  Экзамен был очень прост: испытуемой требовалось встать в  центре  комнаты,
сомкнуть  руки  на  затылке  и  свести  локти  так, чтобы они смотрели прямо
вперед, как у военнопленного в каком-нибудь старом фильме.
  -- Теперь вперед! -- командовал Лаваллет.
  -- И все?
  -- Пока ваши локти не коснутся стены.
  Претендентки,  чьи  локти  касались  стены  раньше,  чем  их   же   грудь,
подвергались  дисквалификации. Из семи, прошедших отбор, только одна не дала
ему пощечину и не пригрозила подать в суд за сексуальное домогательство. Это
была мисс  Мелани  Блейз,  и  он  немедленно  зачислил  ее  на  работу.  Как
секретарша  она  была  из  рук  вон плоха, но во всем остальном отвечала его
требованиям, особенно теперь, когда он развелся. И ему очень нравилось,  как
вплывали в комнату ее стати -- на целых полтакта раньше всего остального.
  --   Чудно   смотритесь,   --   сказала   она.   --   Ну   как,  готовы  к
пресс-конференции?
  -- Это не пресс-конференция, -- поправил  Лаваллет.  --  Пресс-конференция
завтра.
  --  Да, сэр, -- сказала мисс Блейз, которая могла бы поклясться, что когда
бизнесмены собирают прессу, с тем чтобы сделать официальное заявление, это и
есть пресс-конференция.
  -- Не подержите ли зеркало, мисс Блейз?
  Рыжеволосая  красотка  приблизилась,  семеня  на  высоченных  каблуках,  и
немедленно пожалела об этом.
  Лаваллет взвыл.
  --  Что?  Что случилось? -- перепугалась секретарша, уж не заметил ли он у
себя какую-нибудь канцероподобную бородавку?
  -- Волосок! -- вскричал Лаваллет. -- Только взгляните!
  -- Я смотрю, смотрю. Если мы позвоним доктору, может, он  его  срежет,  --
проговорила  она,  думая  о том, что волос, растущий из бородавки, -- плохая
примета. -- Но где ж она, эта бородавка?
  -- Что вы несете, кретинка? У меня выбился волосок!
  -- Да где же?
  -- На затылке, черт побери!
  Но мисс Блейз не видела, как  ни  старалась.  Наконец  Лаваллет  сдался  и
показал сам.
  Да,  волосок  не  на  месте,  согласилась мисс Блейз. Но нужен электронный
микроскоп, чтобы это увидеть.
  -- Вы что, надо мной смеетесь, мисс Блейз?
  -- Нет, сэр. Просто я не думаю, что кто-нибудь его заметит. Кроме того, он
на затылке, а камеры будут снимать спереди, не так ли?
  -- А что, если там фотограф из "Инквайра"? Что, если он подберется  сзади?
Вы  знаете,  как  они  любят такие штучки! Представляю себе: "ЛАЙЛ ЛАВАЛЛЕТ,
ГЛАВА "ДАЙНАКАР ИНДАСТРИЗ", ТЕРЯЕТ ВОЛОСЫ" -- аршинными буквами! "Шокирующие
подробности в середине номера!" И моя физиономия -- между "Ужасающим Снежным
Человеком" и родившей козленочка малазийкой! Нет уж, увольте!
  -- Я принесу расческу?
  -- Нет-нет-нет! Только прикоснись расческой -- и начинай  сначала!  Возись
потом  целый  час.  А то и больше. Нет, давайте сюда пинцет и лак для волос,
быстро!
  -- Молодец, -- сказал он, когда она  вернулась,  --  теперь  осторожненько
возьмите пинцет и очень, очень аккуратно положите волос на место.
  -- Я стараюсь. Только, пожалуйста, не могли бы вы не дрожать?
  -- Ничего не могу с собой поделать. Уж слишком это серьезно. Ну как?
  -- Мне кажется... Да, готово.
  -- Отлично! Теперь, быстро -- лаком!
  Мисс Блейз встряхнула баллончик и коротко брызнула.
  -- Больше, больше! Залакируйте получше. Не дай Бог, этот паршивец выскочит
в какой-нибудь неподходящий момент!
  --  Как  угодно, волосы ваши, -- пожала плечами секретарша, отметив, что в
составе лака значится Зверски-Прочный  Клей,  и  выпустила  на  снежно-белый
затылок шефа с полбаллона.
  Одобрив  проделанную  работу,  он  позволил  себе ослепительно-безупречную
улыбку. Она не была бы такой безупречной, останься у  него  его  натуральные
зубы.
  -- Ну что ж, мы готовы. Вперед!
  --  Надо  сказать,  вы  на  редкость  заботитесь  о  своем  облике, мистер
Лаваллет, -- заметила секретарша.
  -- Форма, мисс Блейз! -- проронил Лаваллет, поддергивая манжеты так, чтобы
они ровно на узаконенные полдюйма выглядывали из-под  обшлагов  пиджака.  --
Форма -- это все!
  -- А содержание?
  -- Содержание -- вздор! Форма! -- подчеркнул он.

  --  Да  кого это мы ждем? -- спрашивал фотограф газетчика в банкетном зале
отеля.
  -- Лайла Лаваллета.
  -- А кто он?
  -- Непризнанный гений автомобилестроения.
  -- Никогда о таком не слышал. А что он сделал?
  -- Когда-то давно, когда еще были компании  "Дженерал  моторе",  "Форд"  и
"Крайслер",   еще   до  всех  слияний  и  перекупок,  Лаваллет  был  главным
генератором идей и привел их к высотам.
  -- И все-таки я никогда о нем не слыхал, -- удивился фотограф.
  -- Ну и дубина, -- отрезал газетчик.
  -- Подумаешь, -- огрызнулся фотограф, услышал аплодисменты, поднял  голову
и  увидел  Лаваллета,  шествующего  к трибуне, за которой возвышалось десять
квадратных  футов  торгового   знака   новорожденной   компании   "Дайна-кар
индастриз".
  -- Это он, что ли, и есть? -- спросил фотограф.
  -- Да. Лайл Лаваллет, Непризнанный Гений.
  -- Волосы у него вытравленные.
  --  Ты  бы  все-таки  снял  его,  -- сердито сказал газетчик. У некоторых,
подумал он, напрочь отсутствует вкус к истории.
  Лаваллет,  озаряемый  бесчисленными  вспышками,  купался  в  электрическом
свете.  Непонятно,  думал  он,  почему  бы  всем  газетам-журналам не нанять
пару-тройку фотографов,  те  сделали  бы  несколько  снимков,  размножили  и
разослали  бы  по редакциям? Они же взамен посылают тьму народа сделать тьму
фотографий, только крошечная часть которых в конце концов попадает в печать.
Куда деваются остальные? Он представил себе, как хранится где--  то  толстая
папка  с таким количеством его фотографий, что их достало бы украсить каждое
слово в толковом словаре.
  Что ж, сегодня он рад видеть фотографов. Количество собравшихся говорит  о
том, что Лайл Лаваллет не утратил контакта с прессой и сейчас ему очень даже
есть, чем их порадовать.
  Вакханалия  фотовспышек  продолжалась три минуты, а потом Лаваллет, взойдя
на трибуну, поднял руку.
  -- Леди и джентльмены, господа журналисты! -- начал  он  звучным  глубоким
голосом. -- Я рад нашей встрече и счастлив видеть среди вас множество старых
друзей.  На  тот  случай,  если вас занимает, что со мной сталось, позвольте
сказать вам, что непризнанные автоконструкторы не  умирают  и  не  уходят  в
тень. Мы неизменно возвращаемся в свет.
  По аудитории прошел одобрительный гул.
  --  Как  некоторые  из вас уже знают, последние годы я провел в Никарагуа,
ведя безнадежную одинокую борьбу с тоталитарным режимом. Я знаю, есть  люди,
считающие,  что  я  потерпел  поражение,  потому  что  машина, которую я там
создал, не утвердила себя среди ведущих моделей мира.
  Лаваллет сделал выразительную  паузу  и  обвел  зал  взглядом.  Непокорный
волос, чувствовал он, лежит на месте, и кажется, все идет как надо.
  --  Я  так  не  думаю.  Я  помог  внедрить  в Никарагуа новые промышленные
технологии. Наши усилия внесли свой вклад в жизнь никарагуанского народа  --
никогда  она  уже  не станет такой, какой была до нашего там появления. Одно
это  могло  бы  свидетельствовать  о  нашем  успехе,  поскольку,  по   моему
убеждению,  распространение  демократических  свобод  --  вот главная задача
автомобильной промышленности. Однако  мне  есть  чем  похвалиться  и  помимо
этого.
  Он опять сделал паузу и оглядел собравшихся.
  --  Ведя  одинокую безнадежную борьбу с тоталитаризмом, все свое свободное
время я проводил в исследовательской лаборатории, -- если угодно,  называйте
ее  конструкторским бюро, -- и счастлив и горд сообщить вам, что мое усердие
было вознаграждено. Мы  готовы  объявить  о  создании  машины  принципиально
новой,  воистину  революционной  конструкции, машины, которая окажет влияние
столь значительное, что с этого момента автомобильная индустрия, какой мы ее
знаем и любим, преобразится неузнаваемо!
  Аудитория  ахнула.  Телевизионщики  ринулись  ближе,  ловя   в   объективы
видеокамер  загорелое лицо Лаваллета. У него мелькнула мысль, уж не пытаются
ли они получить точный снимок его глазной сетчатки.  Где-то  он  читал,  что
сетчатка так же индивидуальна и неповторима, как отпечатки пальцев.
  --  Это  открытие  потрясет  мир,  и  два  дня  назад  промышленные шпионы
вторглись в новое здание "Дайнакар индастриз" здесь, в Детройте, и  выкрали,
как  им  казалось,  единственный  прототип  этой  новой  машины. -- Лаваллет
расплылся в улыбке. -- Но нет, они заблуждались!
  Он поднял руки, чтобы утихомирить шквал вопросов.
  -- Завтра в новом здании нашей компании я сниму  завесу  тайны  со  своего
великого  открытия.  Пользуюсь  нашей сегодняшней встречей, чтобы пригласить
руководителей "Дженерал автос", "Америкэн автос" и "Нэшнл автос" -- "Большую
Тройку" -- присутствовать там, чтобы они смогли своими глазами увидеть,  как
выглядит  будущее.  Сегодня ответов на вопросы не будет. Надеюсь увидеться с
вами завтра. Благодарю за внимание.
  Лаваллет поклонился и сошел с трибуны.
  -- Что он сказал? -- спросил репортер женского журнала, в продолжение всей
речи записывавший, в чем Лаваллет одет, и не слышавший ни единого слова.
  -- Что пресс-конференция -- завтра, -- ответил ему другой.
  -- Завтра? А сейчас что было?
  -- Черт его знает!
  -- Эй, что ж это такое, если не пресс-конференция? --  выкрикнул  репортер
женского журнала, адресуясь к мисс Блейз, уходящей за Лаваллетом.
  Она подняла было плечи, но внезапно закричала. Закричала потому, что в тот
момент,  как журналисты ринулись запечатлевать, как Лайл Лаваллет выходит из
зала, раздалось два выстрела -- и Лаваллета отбросило к стене.
  -- В него стреляли! Кто-то стрелял в Лаваллета!
  -- Кто? Что? Кто-нибудь, вызовите же  "Скорую  помощь"!  --  взывала  мисс
Блейз.
  --  Где  стрелявший?  Он  должен  быть  в  зале!  Найдите  его! Пусть даст
интервью!
  Ведущий теленовостей вскочил на трибуну и яростно замахал руками:
  --  Если  тот,  кто  стрелял,  еще  находится  в  комнате,  предлагаю  ему
эксклюзивный  контракт  на  выступление  в  ток-шоу  "Злоба  ночи"! Компания
возьмет на себя все ваши судебные расходы!
  -- Удваиваю это предложение! -- крикнул кто-то с кабельного телевидения.
  -- Я еще не говорил о  цене!  --  возмутился  ведущий.  --  Как  можно  ее
удваивать?!
  --  Предлагаю  карт-бланш!  -- закричал тот, что с кабельного, поднялся на
маленькую сцену в передней части зала, выхватил из кармана чековую книжку  и
стал  махать ею над головой, надеясь, что стрелявший его увидит. -- Назовите
свою цену! Я выпишу чек!
  -- Кредитную карточку! -- завопил  в  ответ  ведущий  теленовостей.  --  Я
предлагаю вам кредитную карточку нашей компании! Это лучше, чем его чек!
  -- О-о-ох, -- застонал лежащий на полу Лаваллет.
  --  Вы  позволите  это  процитировать?  --  наклонилась  к  нему женщина с
микрофоном.
  Телевизионщики лихорадочно снимали все, что  попадало  в  объектив:  Лайла
Лаваллета,  с  глупейшим  выражением  лица лежащего на золотистом ковре; его
секретаршу мисс Блейз,  с  декольте,  раздвоенным  а-ля  Большой  Каньон,  и
струящимися по щекам горючими слезами. Они не пропустили никого.
  Кроме стрелявшего.
  Два  раза  в  упор  выстрелив  в  грудь  Лайла  Лаваллета,  киллер  вложил
"беретту-олимпик" в полое отделение своей видеокамеры и притворился, что  не
отрываясь  снимает.  Убегать он и не подумал, потому что знал: нужды нет. За
всю историю Вселенной ни один журналист, присутствуя при несчастье, будь оно
делом рук стихии или человека, никогда еще не предлагал  своей  помощи.  Они
снимают  заживо  горящих  людей  --  и  даже  не подумают набросить на огонь
одеяло. Они берут интервью у сбежавших от  полиции  убийц-маньяков  --  и  в
жизни  не  предпримут попытки способствовать аресту. Они, кажется, полагают,
что  единственные  персонажи,  заслуживающие  следствия  и  тюрьмы,  --  это
президенты Соединенных Штатов и противники бесплатных завтраков в школах.
  Так  что  убийца  спокойно  дождался  прибытия  машины медицинской помощи,
которая увезла Лаваллета в  больницу.  Он  переждал  нашествие  полицейских,
делая  вид,  что  запечатлевает  для  вечности  методы  их  работы. Когда те
закончили формальный опрос и записали имена всех присутствовавших  на  месте
преступления,  он  без  суеты  покинул  зал  вместе  с  остальными и, уходя,
услышал:
  -- Ужасно! Такое возможно только в Америке. И кому  он  понадобился,  этот
Непризнанный Гений?
  --  Наверно,  его  приняли за политика. Может, президент послал убить его,
потому что боится, что он выдвинет свою кандидатуру на президентские выборы?
  -- Нет, -- авторитетно заявил третий. -- Это большой бизнес.  Капиталисты!
"Большая Тройка" решила прихлопнуть его, чтобы он не сбил ей прибыль.
  Человек   со   шрамом,   стрелявший   в   Лайла  Лаваллета,  выслушал  все
предположения равнодушно. Он  лучше  всех  знал,  почему  того  подстрелили:
только потому, что его имя первым значилось в списке.
  В  этот  вечер детройтская "Свободная пресса" получила анонимное письмо, в
котором без затей говорилось, что Лаваллет -- только первая жертва. Один  за
другим,  прежде чем они успеют окончательно угробить окружающую среду, будут
убиты все  автопромышленники  Америки.  "От  дьявольских,  загрязняющих  мир
автомобилей  погибло  уже столько невинных жертв! -- говорилось в письме. --
Пусть теперь умрут и прямые виновники. И они непременно умрут!"

  Желудок не отпускало. Харолд У. Смит, стоя  у  огромного  окна  у  себя  в
кабинете,  глотнул  "маалокс"  прямо  из  бутылки.  Внизу  несся  по  волнам
Лонг-Айлендского залива юркий ялик. Ветер с силой бил ему в  парус,  и  ялик
взлетал  на  гребнях  так резво, что, казалось, вот-вот опрокинется. Но Смит
знал: судно устроено так, что парус наверху и  киль  внизу  образуют  единую
вертикальную  ось. Ветер может давить на парус только до известного предела,
потому что  киль  под  водой  оказывает  ему  противодействие.  Когда  парус
достигнет угрожающего наклона, ветер покорно отступит. Идеальное равновесие.
  Смиту  порой казалось, что и КЮРЕ работает так же. Хорошо сбалансированный
киль -- правительство Соединенных  Штатов.  Но  бывает  --  как,  случается,
неумеренно разыгравшееся море опрокидывает парусник предательским ударом, --
бывает, даже КЮРЕ с трудом удается удерживать Америку на плаву.
  Похоже,  сейчас  как  раз  такой  момент.  Смит  только  что  по  телефону
переговорил с президентом.
  -- Я знаю, что вправе лишь высказывать пожелания,-- сказал президент таким
жизнерадостным голосом, словно всего минуту  назад  встал  из-за  обеденного
стола.
  -- Да, сэр.
  -- Но вы слышали об этом детройтском деле?
  -- Похоже, дело серьезное, господин президент.
  --  Чертовски  серьезное,  --  сказал  президент.  --  Наша  автомобильная
промышленность только-только снова встает на ноги. Мы  не  можем  позволить,
чтобы какой-то сбрендивший "зеленый" перестрелял пол-Детройта.
  --   К   счастью,   Лаваллет   жив,   --   сказал  Смит.  --  На  нем  был
пуленепробиваемый жилет.
  -- Думаю, остальным понадобится  кое-что  понадежней  жилетов,  --  сказал
президент. -- Не понадобятся ли им ваши люди?
  --  Это  надо  обмозговать,  господин  президент.  Может, какой-то подонок
просто вздумал нас попугать?
  -- Вы это серьезно? На мой взгляд, вряд ли.
  -- Я перезвоню вам, господин президент. Всего хорошего.
  Смит положил трубку телефона, напрямую связывающего его с Белым домом.
  Смиту совсем не нравилось говорить так жестко, но  он  придерживался  этой
манеры  со  всеми  предыдущими президентами, когда им случалось обращаться в
КЮРЕ с просьбами. Изначальным  уставом  КЮРЕ  предусматривалось:  президенты
могут  только  предлагать  какие-то  действия, но отнюдь не приказывать. Это
было сделано для того, чтобы  предотвратить  превращение  КЮРЕ  в  очередной
орган  исполнительной власти. В теории существовал только один президентский
приказ, которому Смит не мог не подчиниться: о расформировании КЮРЕ.
  Нелюбезности Смита имелось  еще  одно  объяснение.  Римо  до  сих  пор  не
объявился   после   своего   последнего   задания  --  уничтожить  Лощинного
Насильника,  а  между  тем,  просматривая  материалы  дела  о  нападении  на
Лаваллета, Смит наткнулся в них на его имя.
  В деле имелся полный список всех присутствовавших на месте происшествия.
  И  в  конце  его значилось: Римо Уильяме, фотограф. Не такое это было имя,
чтобы, подобно Джо Смиту или Биллу Джонсону, попадаться на каждом шагу. Тот,
кто представился Римо Уильямсом, должен был либо знать Римо Уильямса... либо
быть им.
  Но ни одна душа не знала Римо Уильямса.
  Смит покачал головой и отхлебнул еще "маалокса".
  И что же из этого следует? Две вещи.
  Первая: Римо по неизвестной причине работает на кого-то еще.
  Вторая: Смиту пора действовать.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

  -- А я говорю -- уходим,  --  сказал  Лоренс  Темпли  Джонсон  --  человек
крупный   и   властный,  из  тех,  что  проводят  жизнь  в  залах  заседаний
американских  корпораций.  Даже  сейчас,  когда  от  его  костюма  только  и
осталось,  что  по колено оборванные брюки и грязнее половой тряпки рубашка,
привычка распоряжаться витала над ним, как дурной запах.
  -- А я говорю -- остаемся, -- спокойно сказал Римо. -- Конец дискуссии.
  В пустыне похолодало. Нагретый за день песок уже отдал  остатки  тепла,  и
всем сделалось зябко.
  --  Это  почему же? -- полюбопытствовал Лоренс Темпли Джонсон. -- Я требую
ответа.
  Римо смотрел на женщину со сломанной рукой. Лубки Лорна наложила, но  было
видно, что боль все-таки не унялась.
  Римо  мягко  коснулся  больной  руки  и пальцами легко ощупал все ткани от
кисти к локтю, не зная толком, что следует делать, но мало-помалу  набираясь
уверенности.
  Он  чувствовал,  где  сломаны  кости,  -- в трех местах, все ниже локтя, и
осколки сложились неправильно.
  -- Я требую ответа, -- настаивал Джонсон.
  Как на импровизированной трибуне, он стоял на невысоком  камне  у  скелета
сгоревшего самолета и вещал тоном полицейского при исполнении обязанностей.
  -- Как сейчас? -- спросил Римо женщину.
  -- Кажется, лучше.
  Римо  резко сжал пальцы. Женщина ахнула, но когда утих болевой шок, и она,
и Римо поняли, что кости улеглись как надо. Потом Римо помассировал ей  шею,
чтобы смягчить глухую боль заживления, которая прилет позже.
  -- Спасибо, -- сказала женщина.
  --  Послушайте,  я  к  вам  обращаюсь!  -- кипел Джонсон. -- Как вы смеете
игнорировать мои вопросы? Кто вы, по-вашему, такой?  --  Он  оглядел  других
пострадавших,  вяло  сидевших  на  песке  у  самолета, и приказал: -- Только
посмотрите на него! Посмотрите, во что он  одет!  Ничтожество!  Какой-нибудь
автомеханик! Командование беру на себя я и говорю вам, что мы уходим!
  Римо встал и небрежно стряхнул песок со своих солдатских штанов.
  -- Мы остаемся, потому что скоро прилетят вертолеты спасателей. Это вопрос
времени.  Сгоревший  самолет -- ориентир. Если мы начнем бродить по пустыне,
нас могут вообще не найти.
  -- Можно ждать часами, пока  прилетят  эти  так  называемые  спасатели!  Я
сказал -- уходим.
  -- А я сказал -- остаемся.
  --  Ты  это  с  чего  распетушился?  Кто  тебя уполномочил командовать? --
спросил Джонсон, в мыслях своих воображая, как  в  Голливуде  снимут  фильм,
живописующий  его героические действия по вызволению из пустыни собратьев по
несчастью. В роли Лоренса Темпли Джонсона -- Роджер  Мур.  Он  бы  предпочел
Дэвида  Найвена  [И  Роджер  Мур, и Дэвид Наивен в свое время играли Джеймса
Бонда. (Прим. перев.)], но тот уже умер. -- Ставлю на голосование.  Здесь  у
нас демократия.
  --  Нет,  --  сказал  Римо.  --  Здесь  у  нас  пустыня. И тот, кто пойдет
разгуливать, погибнет.
  -- Посмотрим! -- повысил голос Джонсон. -- Все,  кто  за  то,  чтобы  уйти
отсюда, скажите: "да".
  Никто  не  сказал  "да".  Все  проголосовали  своей  задней частью, прочно
упертой в песок.
  -- Кретины! -- рявкнул Джонсон. -- Ну, я пошел.
  -- Очень сожалею, но не могу тебе этого позволить, -- сказал Римо.
  -- Почему это?
  -- Потому что я дал себе слово, что все мы выберемся отсюда живыми,  и  не
допущу, чтобы ты достался стервятнику.
  Джонсон  соскочил  с камня, широким шагом приблизился к Римо и ткнул ему в
грудь указательным пальцем;
  -- Только попробуй мне помешать!
  -- Джонсон, скажи людям: "Спокойной ночи",  --  пробормотал  Римо,  правой
рукой ненадолго сжал тому горло, подхватил обмякшее тело и уложил на песок.
  -- Это не опасно? -- забеспокоилась Лорна.
  Римо покачал головой.
  -- Поспит немного, -- и оглядел остальных, внимательно на него смотревших.
--  С  ним все в порядке, ребята. А сейчас, я думаю, стоит сбиться потесней,
для тепла. Пока за нами не прилетят.
  -- А они правда прилетят? -- спросила девочка.
  -- Правда, -- сказал Римо. -- Я тебе обещаю.
  -- Хорошо. Тогда я лучше посплю.
  Позже, когда звезды завели в эбеново-черном  небе  свой  хоровод,  Римо  и
Лорна уединились.
  -- Ты так и не назвал мне своей фамилии.
  Она взяла его за руку.
  -- У меня ее нет, -- сказал Римо, усаживаясь на покатом песчаном склоне.
  Женщина устроилась рядом.
  -- Когда мы летели, мне показалось, что ты нахал. Но я была неправа.
  -- Знаешь, ты лучше не привыкай ко мне, -- попросил Римо.
  -- Что?
  Он  поглядел  на  огромную  луну,  выплывшую  из-за остроконечной верхушки
дальнего бархана, похожую на футуристический фонарь. Легкий ветер с шелестом
гонял чистый сухой песок.
  -- Когда прилетят спасатели, я уйду. Один. Никому обо мне не говори.
  -- Как не говорить? Ты же нас спас! Ты вытащил всех из самолета! Обо  всех
позаботился! Эта маленькая девочка... Она же тебя обожает!
  --  Это  все замечательно, и все-таки я исчезну, так что забудь обо мне, и
делу конец.
  -- Но почему? Ты что, преступник?
  -- Что-то вроде, -- сказал Римо. -- Знаешь, у меня никогда не было  семьи.
Сегодня  я впервые понял, что такое родня. -- Он горько усмехнулся. -- И для
этого понадобилось попасть в авиакатастрофу!
  -- Нет худа без добра.
  -- Как ты думаешь, когда они прилетят?
  -- Скоро. Странно, что еще не прилетели.
  Она подняла руку к его лицу.
  -- Но ведь у нас есть еще немножко времени, правда?
  -- Есть, -- сказал он и осторожно опрокинул ее на песок.
  Сначала  встретились  их  губы,  голодные,  печальные.  Римо  инстинктивно
потянулся,  чтобы,  как  рекомендовала  первая  из  тридцати  семи  ступеней
любовной техники Синанджу, начать легко массировать  пальцами  правую  кисть
девушки.
  И тут он вспомнил, до чего обычно доводит любовная техника Синанджу.
  -- К черту! -- пробормотал он и попросту овладел ею.
  Тела  их соединились, как вышло, без всякого ритма. Каждый раз, когда один
из них забывался,  другой  напоминал  о  себе.  Это  длилось  и  длилось  --
примитивно, иногда отчаянно, но зато бесхитростно и естественно, и когда пик
настал, он настиг обоих сразу.
  И нет этому цены, подумал Римо.
  Она  заснула в его объятиях, а Римо глядел на небо, зная, что вместе они в
первый и последний раз.
  Телефон звонил и звонил, замолкал и снова  звонил,  но  Чиун  не  поднимал
трубку.  Скорее всего это Римо, и если Чиун ответит, придется разговаривать,
и он не удержится. непременно спросит Римо, беседовал  ли  он  уже  с  Нелли
Уилсоном, и тогда Римо придумает какое-нибудь нелепое извинение, вроде того,
что  был занят, и Чиун расстроится. Вечно Римо его злит. Мальчишку вообще не
мешает подержать на расстоянии, пусть не думает, что  стоит  позвонить,  как
Чиун тут же снимет трубку, будто слуга какой-нибудь.
  После трех часов непрерывного трезвона Чиун решил, что Римо уже достаточно
наказан,  и  неторопливо  направился  в  угол гостиничной комнаты, где стоял
телефон, поднял трубку и медленно произнес:
  -- Кто говорит?
  В трубке кто-то шипел и кашлял.
  -- Кто? Кто это?
  Опять свист и кашель.
  -- Вот дурацкая шутка, -- поджал губы Чиун.
  -- Чиун, это Смит, -- прорвался голос.
  -- Император Смит? А я думал, это Римо.
  -- Как? -- резко спросил Смит. -- Разве он вам еще не звонил?
  -- Нет, но в любой момент может.
  -- И вы не знаете, где он?
  -- Я с ним не разговаривал, -- сказал Чиун.
  -- Чиун, у меня есть сведения, что Римо сейчас в Детройте. Пытается  убить
ведущих автопромышленников Америки.
  -- Хорошо, -- сказал Чиун. -- По крайней мере, не болтается без дела.
  -- Нет, вы не поняли. Я ему этого не поручал.
  -- Значит, он практикуется. Тоже неплохо.
  -- Чиун, я подозреваю, что его нанял кто-то еще.
  -- Странно, -- пробормотал Чиун себе под нос, а в трубку сказал: -- Может,
он  хочет немного подработать, чтобы помочь обнищавшим жителям Синанджу? Это
было бы великодушно.
  -- Нужно остановить его.
  -- Что вы имеете против бедных жителей Синанджу? -- спросил Чиун.
  -- Послушайте, Мастер Синанджу. Римо в Детройте и  неуправляем.  Он  может
переметнуться к противнику.
  -- Нет никакого противника, -- сплюнул Чиун. -- Есть только Синанджу.
  -- Он вчера стрелял в человека.
  -- Стрелял?!
  -- Из пистолета.
  -- Ай-яй-яй! -- застонал Чиун.
  -- Теперь вам ясна серьезность ситуации?
  --  Из  пистолета!  -- воскликнул Чиун. -- Опозорить Синанджу, прибегнув к
механическому оружию! Этого быть не может. Римо бы не посмел.
  -- Сегодня днем кто-то стрелял в президента компании "Дайнакар индастриз".
Известен список всех, кто при этом присутствовал, и Римо есть в этом списке.
Чиун, вам придется поехать в Детройт. Если подтвердится, что Римо там и  что
он работает на сторону, нужно его остановить.
  -- Это не входит в условия нашего контракта.
  --  Об  этом  поговорим  позже.  Я  вышлю за вами машину и закажу билет на
самолет. Вылет -- через час.
  -- Не входит! -- повторил Чиун.
  -- Об этом -- позже.
  -- Недавно мы обсуждали с вами один земельный участок...
  -- О Диснейленде забудьте. Если Римо действует сам по  себе,  вам  следует
остановить его. Это -- условие контракта.
  --  Хорошо.  Я  поеду.  Но  говорю вам, что Римо никогда в жизни не станет
пачкаться о какие-то шумные пистолеты.
  -- Приедете -- разберетесь, -- сказал Смит. -- Этот предполагаемый  убийца
пригрозил уничтожить руководителей всех ведущих автомобильных компаний.
  -- Кого мне тогда охранять? -- спросил Чиун.
  --  Сегодня  он  ранил  Лайла  Лаваллета. Это очень известный конструктор.
Любимец прессы. Логично предположить, что  следующей  жертвой  явится  Дрейк
Мэнген,  президент  "Нэшнл  автос".  Он только что опубликовал книгу и часто
выступает по телевизору. Если Римо,  или  кто  там  есть,  хочет  произвести
впечатление на публику, следующим будет Мэнген.
  -- Я поеду к вашему Мэнгену, привезу голову этого убийцы-самозванца, и вам
еще придется принести нам с Римо извинения. Прощайте.
  Чиун так швырнул трубку, что она раскололась и детальки посыпались из нее,
как воздушная кукуруза.
  Служить белому худо само по себе, но служить белому безумцу -- еще хуже! И
все-таки, что, если Смит прав? Что если Римо работает на сторону?
  Чиун  поглядел  в угол, где высились тринадцать его сундуков, и решил, что
поедет налегке. Пребывание в Детройте будет  недолгим.  Нужно  взять  только
шесть сундуков, не больше.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  Дрейк Мэнген стал главой огромной "Нэшнл автос компани" весьма старомодным
способом: женился на наследнице.
  Семья  Крэнстонов  стояла  у  истоков автомобильной индустрии -- начиная с
Джетро Крэнстона, который еще в  1898  году  прицепил  паровой  двигатель  к
безлошадному экипажу. Когда старый Джетро умер, дело возглавил его сын Грант
--  и  "Крэнстон"  стала  международной.  А когда компания перешла к другому
сыну, Бранту, стало понятно, что судьба  "Крэнстон  моторе"  обеспечена,  по
крайней мере, еще на одно поколение. Все в момент переменилось, когда в 1959
году  пьяный водитель "форда", проехав на красный свет светофора, врезался в
лимузин Бранта Крэнстона.
  Контроль  над  компанией  перешел,  таким  образом,   в   нетвердые   руки
единственной   наследницы   Крэнстонов   --   Майры.  Майра,  которой  тогда
исполнилось двадцать два, была  до  крайности  избалована  и  находилась  на
верном  пути  к получению черного пояса в таком виде спорта, как алкоголизм.
Дрейк Мэнген, считалось, за ней ухаживал.
  Дурное известие настигло их, когда они  сидели  в  ресторане  с  видом  на
Детройт-ривер.  Дрейк  Мэнген  специально  выбрал ресторан с самыми дорогими
винами в городе,  чтобы  сообщить  своей  даме,  что  после  восьми  месяцев
бесплодных  свиданий  собирается  с  ней расстаться. Прежде чем приступить к
делу, он позволил Майре опорожнить две бутылки "бордо". Он надеялся, что она
слишком пьяна, чтобы устроить скандал, а уж скандалы  она  умела  устраивать
оглушительные.
  --  Майра,  я  хочу  сказать  тебе  что-то  очень важное, -- начал Мэнген,
привлекательный тридцатилетний мужчина, хотя темные, под  выпуклыми  веками,
глаза  и  нос  с  горбинкой  старили  его  лет  на  десять.  Он  был главным
управляющим компании "Крэнстон" и в Майре находил лишь одно  достоинство  --
она  была дочкой босса. Однако даже эта приманка перестала действовать после
восьми  месяцев  ухаживания  за  женщиной,  которую  в  детройтских   кругах
именовали Железной Девственницей.
  Майра, с мутным алкогольным блеском в глазах, хихикнула.
  -- Д-да, Дрейк.
  -- Мы с тобой вместе уже почти год...
  --   Восемь  месяцев,  --  поправила  Майра,  поднимая  бокал.  --  Восемь
до-о-оо-лгих месяцев.
  -- Да. И знаешь, во взаимоотношениях всегда  наступает  момент,  когда  им
следует  либо  вырасти  во  что-то  большее, либо угаснуть. На мой взгляд, в
нашем случае им пора...
  В этот момент у их стола выросли  с  одеревенело-торжественным  выражением
лиц двое полицейских в форме.
  --  Мисс  Крэнстон?  -- осведомился один из них. -- С прискорбием вынужден
сообщить, что в вашей семье произошла трагедия. Ваш брат... он покинул нас.
  Майра на мгновение выглянула из алкогольного тумана.
  -- Уехал? -- спросила она. -- Куда?
  Полицейские замялись.
  -- Я имел в виду, мисс Крэнстон, что он... скончался. Очень сожалею.
  -- Н-не понимаю, -- правдиво призналась Майра и икнула.
  Дрейк Мэнген понял. Понял как нельзя лучше. Он сунул каждому  полицейскому
по двадцатидолларовой банкноте и сказал:
  -- Я вам очень признателен. Пожалуй, дальше я сам управлюсь.
  Полицейские охотно покинули ресторан.
  -- Что это они тут говорили? -- спросила Майра, наполняя еще пару бокалов.
  Слева  у  нее  стояла  бутылка  с  белым  вином,  справа  -- с красным. Ей
нравилось пить попеременно из каждой.
  Иногда она смешивала вина. Однажды смешала в блюдце и пила из него.
  -- Я тебе потом объясню, милая, -- сказал Дрейк.
  -- Слушай, ты сейчас в первый раз за  все  время  назвал  меня  милой!  --
хихикнула Майра.
  -- Это потому, что я сделал открытие, -- произнес Дрейк Мэнген, призвав на
помощь все свое актерское мастерство. -- Я люблю тебя, Майра!
  -- Честно? -- икнула она.
  --  Страстно.  И  хочу,  чтобы  ты  стала моей женой.-- Он сжал ее влажную
веснушчатую руку. -- Ты выйдешь за меня, дорогая?
  Его подташнивало, но бизнес есть бизнес.
  -- Это все так внезапно...
  -- Я не могу ждать. Давай поженимся сейчас же! Найдем мирового судью.
  -- Сейчас? Когда мой брат уехал? Он обидится, что мы без него!
  -- Он поймет. Ну же, собирайся.

  -- Вы уверены, что хотите жениться на ней? -- с сомнением в голосе спросил
мировой судья.
  -- Конечно, -- сказал Мэнген, -- а что?
  -- Невеста едва держится на ногах!
  -- Значит, мы проведем церемонию сидя. Вот кольцо. Приступайте.
  -- Вы уверены, что хотите выйти замуж за этого мужчину, мисс? -- обратился
судья к Майре.
  Та хихикнула:
  -- Мой брат уехал, но он не обидится.
  Судья только пожал плечами, и дело было сделано.
  Медового месяца не было. Только похороны Бранта Крэнстона.  Медовый  месяц
не  состоялся  и  после  похорон, так что теперь, почти тридцать лет спустя,
Майра Крэнстон-Мэнген по-прежнему оставалась, во  всяком  случае,  насколько
это касалось ее супруга, девственницей.
  Но  Дрейку  Мэнгену было наплевать. Теперь он имел контрольный пакет акций
"Крэнстон моторе" и не  спускал  с  него  глаз,  особенно  в  процессе  всех
перекупок,  слияний  и  реорганизаций,  в результате которых старая "Большая
Тройка" сгинула, а новая -- "Дженерал  автос",  "Америкэн  автос"  и  "Нэшнл
автос" -- родилась.
  Президент "Нэшнл автос". Годовое жалованье -- миллион долларов. Только это
и имело  значение  для  Дрейка  Мэнгена.  Ну,  еще, может быть, когда-нибудь
забраться в трусы к жене. Просто на пробу.
  После покушения на жизнь Лайла Лаваллета полиция предложила Дрейку охрану.
Он отказался. Не хотел посвящать ФБР в подробности своей личной жизни.
  -- Никому в  голову  не  придет  убить  меня,  --  заявил  он.  Его  жена,
протрезвев ненадолго, предложила увеличить число телохранителей.
  -- У меня уже есть двое, и это больше, чем нужно, -- отверг он и это.
  Его  телохранители  были  из  бывших  центровых "Детройтских львов". Дрейк
Мэнген держал их по двум причинам: во-первых, они не облагались  налогом,  а
во-вторых,  он был большой поклонник футбола и за ленчем любил слушать байки
про их  боевые  заслуги.  Остальное  рабочее  время  охранники  проводили  в
прохладном  холле первого этажа "Нэшнл автос", в то время как сам он варился
в офисе на двенадцатом этаже.
  Вот почему, когда Дрейк Мэнген услышал выстрелы, по шахте лифта донесшиеся
до него  из  холла,  он  только  слегка  поднял  бровь,  не  удивился  и  --
определенно  --  не испугался. Такое случалось, и даже, бывало, по нескольку
раз в неделю.
  Тем не менее Мэнген приказал секретарше позвонить в холл.
  -- Спросите охрану, что там происходит.
  Секретарша почти немедля с озабоченным видом вернулась в его кабинет.
  -- Мистер Мэнген, там, кажется, непорядки.
  -- Какого рода? Что, опять кто-то из этих ходячих бифштексов ранил себя  в
ногу?
  -- Нет, мистер Мэнген. Один из них застрелил охранника.
  --  Черт.  Разве он не знает, как это обременительно для нашего страхового
фонда? -- Секретарша пожала плечами. -- Ну ладно, пусть поднимутся  сюда,  и
мы решим что делать.
  -- Не получится. Они тоже убиты. Другими охранниками.
  --  Что  там,  черт  возьми,  происходит?  Сколько  всего убитых? С кем вы
разговаривали?
  -- Точно не знаю. У этого  человека  какой-то  странный  тоненький  голос.
Квакающий. Как у китайцев. Он сказал, это в него они стреляли.
  -- Что еще?
  -- Он сказал, что поднимается наверх.
  -- Наверх? Сюда, что ли?
  -- Вы знаете еще какой-нибудь верх, мистер Мэнген?
  -- Ладно, не умничайте. Звоните лучше в полицию.
  В этот момент приглушенный шум лифта достиг их этажа.
  -- Это он, -- сказал Дрейк Мэнген, озираясь, куда бы смыться.
  Лифт,  урча,  распахнул  двери.  Из недр его выплыла и очутилась на пороге
кабинета фигура.
  Дрейк Мэнген ткнул в нее обвиняющим перстом.
  -- Ты! Убийца!
  Чиун, Мастер Синанджу, ответил улыбкой на этот редкий  знак  признания  со
стороны белого человека.
  --  Автографов  не  даю, -- сказал он, ореховыми глазами по-птичьи оглядев
помещение. Он был в персиковом кимоно, с большим  вкусом  отделанным  черным
шелком. -- Если я здесь останусь, мне нужна комната. Эта подойдет.
  -- Это мой кабинет, -- непреклонно сказал Мэнген.
  -- Для белого у тебя почти приемлемый вкус.
  -- Что ты сделал с моими охранниками?
  -- Ничего, -- сказал Чиун, любуясь букетом на длинном столе для заседаний.
--  Они  это  сами  с  собой сделали Я всего лишь информировал их о том, что
являюсь личным эмиссаром их собственного правительства,  но  они  отказались
впустить меня. А потом принялись стрелять друг в друга. Очень нервные типы.
  --  Они  что,  перестреляли  друг  друга,  стараясь  попасть  в  тебя?  --
недоверчиво переспросил Мэнген.
  -- Старанием я бы это не назвал, -- выразительно пожал плечами Чиун.
  Мэнген  кивнул  секретарше,  которая  скользнула  в  приемную,  и  тут  же
раздалось "би-бип" кнопочного телефона.
  --  Что  это  ты сказал о правительстве? -- громко спросил Мэнген, надеясь
заглушить свидетельство того, что секретарша зовет на помощь.
  Чиун оторвался от цветов и решил не обращать на звонок внимания.
  -- Тебе очень повезло,  --  сказал  он.  --  Как  правило,  меня  нанимают
защищать конституцию. Сегодня я защищаю тебя.
  -- Меня?! От чего?
  -- От неправедного убийства, конечно.
  -- А что, бывают другие?
  Чиун сплюнул на восточный ковер, в котором признал иранский.
  -- Конечно. Убийство оружием -- неправедное убийство. Убийство не за плату
-- неправедное убийство. Убийство...
  --  Кто  тебя  послал? -- перебил Мэнген, когда секретарша сунула голову в
дверь и подняла вверх большой палец.
  Отлично. На подходе подмога. Надо только чем-то отвлечь старого идиота.
  -- Это секрет. -- Чиун прижал к губам указательный палец. -- Но  тот,  кто
меня  послал,  втайне  правит  этой  страной по поручению вашего президента.
Только никому не говори об этом, не то рухнет правительство.
  -- Понятно, -- соврал Мэнген и как бы украдкой скользнул в кожаное  кресло
за массивным письменным столом. Стол был очень массивный и очень удобный для
ныряния  под  него  на случай перестрелки, которую Мэнген ожидал с минуты на
минуту.
  -- Тогда, может, когда-нибудь объяснишь это мне, -- сказал Чиун. -- Теперь
к делу. Скажи, были у тебя какие-нибудь контакты с человеком по  имени  Римо
Уильямс?
  -- Нет. Кто это -- Римо Уильямс?
  --  Римо Уильямс -- это мой ученик. Он кореец, как я. На одну шестнадцатую
кореец. Но дело в том, что появился самозванец, который называет  себя  Римо
Уильямсом. Он хочет тебе зла, и я здесь, чтобы защитить тебя от него.
  -- И работаешь ты на президента?
  --Я  ни  на  кого  не  работаю!  --  возмутился Чиун. -- У меня контракт с
императором. Он работает на президента. -- Чиун улыбнулся. -- Но  я  уверен,
президент знает, что я здесь.
  Тут  двери  лифта  распахнулись и в офис, держа оружие дулом вниз, вбежали
четверо полицейских.
  -- Стреляйте! -- закричал Мэнген. -- Во всех, кроме меня!
  Чиун обернулся, а Мэнген выскочил из кабинета  в  приемную  и  мимо  стола
секретарши  кинулся  в маленький альков, где схватился за телефонную трубку.
За его спиной кто-то из полицейских сказал:
  -- А теперь, старина, вот что: ты только не серди нас, и тебе не  причинят
вреда.
  В трубке раздался ответный щелчок.
  -- Мне нужно поговорить с президентом, -- сказал Мэнген.
  -- Это срочно, мистер Мэнген? -- поинтересовался оператор Белого дома.
  --  Я  личный  друг  президента.  Я  выложил  семизначную сумму из доходов
корпорации на его переизбрание!
  Через несколько  секунд  до  него  донесся  голос  президента  Соединенных
Штатов:
  -- Рад тебя слышать, Дрейк. У тебя все в порядке?
  --  Есть  один вопрос, господин президент. Знаю, что ли прозвучит дико, но
не посылали ли вы, случайно, охранять меня одного китайца?
  -- Опишите его.
  -- Футов пяти ростом, лет восьмидесяти на вид. В каком-то розовом  женском
халате. Только что смел к черту всю мою охрану.
  -- Отлично. Значит, он действует, -- сказал президент.
  -- Сэр? -- переспросил Мэнген.
  -- Все хорошо, Дрейк. Можешь расслабиться. Ты в хороших руках.
  -- В хороших руках? Но, господин президент, он же древний старик!
  -- Это неважно, -- сказал президент. -- Я послал его тебе на защиту.
  -- От чего?
  --  От того психа, который подстрелил Лаваллета. Не можем же мы позволить,
чтобы он разнес весь мозговой центр Детройта!
  -- И для защиты прибегаем к помощи китайца?
  -- Корейца. Смотри,  не  вздумай  назвать  его  китайцем,  --  предостерег
президент. -- Я за последствия не отвечаю. А паренек его тоже там?
  -- Нет, старик один.
  --  Ну, одного из них вполне хватит, -- сказал президент. -- Так что держи
меня  в  курсе.  Привет  жене.  И,  между   прочим,   не   стоит   об   этом
распространяться. Я, например, о нашем разговоре уже забыл.
  -- Все понял, господин президент.
  Мэнген положил трубку и бегом кинулся назад. Черт. старый пень и впрямь от
президента,  а  он  натравил  на него четверых верзил! Как оправдаться, если
старика уже нет на свете?
  Чиун был на этом свете. Он спокойно сидел за  письменным  столом  Мэнгена.
Четверо  полицейских  лежали  в  центре ковра, скованные вместе собственными
наручниками, и извивались, стараясь освободиться.
  -- Мистер Мэнген! -- закричал один из них. -- Пошлите за подкреплением!
  Мэнген покачал головой:
  -- Нет необходимости,  ребята.  Дело  в  том,  что  я  обознался.  Пожилой
джентльмен, как выяснилось, -- один из моих охранников.
  -- Ну тогда выпустите нас отсюда, -- попросил другой полицейский.
  Мэнген  залез каждому в карман, выудил ключи от наручников и освободил их,
хотя прикасаться к пролетариям не любил.
  -- Уверены, что старик в норме? -- спросил  один,  растирая  кисти,  чтобы
восстановить кровообращение.
  -- Да. Это была моя ошибка.
  -- Нам, знаете ли, придется составить рапорт, -- сообщил полицейский.
  -- Сейчас уладим, -- улыбнулся Мэнген.
  И  уладил.  Каждый  полицейский получил возможность за полцены купить свою
следующую машину.  Взамен  они  обязались  объявить  мертвые  тела  в  холле
жертвами случайной перестрелки. И забыть о старике.
  Дрейк проводил их к лифту и вернулся в свой кабинет.
  -- Итак, мистер...
  -- Чиун. Мастер Чиун, а не мистер.
  -- Мастер Чиун. Я навел о вас справки. Вы и в самом деле тот, за кого себя
выдаете.
  --  Надо было сразу верить, не было бы столько лишней мороки, -- проворчал
Чиун.
  -- Ну, что сделано, то сделано. Итак, если вы здесь, чтобы защищать  меня,
что я должен делать?
  -- Стараться, чтоб тебя не убили, -- сказал Чиун.

  Вертолеты  спасателей  прибыли ночью. Римо первым услышал их приближение и
разбудил Лорну.
  -- Летят, -- сказал он.
  -- Я ничего не слышу.
  -- Скоро услышишь.
  -- Отлично. Я буду рада вернуться, -- произнесла она.
  -- А я, сказать по правде, буду по вам всем скучать, -- признался Римо.
  -- Что ты имеешь в виду?
  -- Что сейчас моя остановка. Я выхожу.
  -- Разве ты не вернешься с нами?
  Она помолчала. Глухой рокот приближающихся вертолетов разнесся по пустыне.
  -- Нет. А то замучают расспросами.
  -- Куда же ты пойдешь? Вокруг один песок.
  -- Я сумею выбраться.
  -- Но почему?!
  -- Надо! Я хотел попрощаться с тобой. И попросить об одном одолжении.
  -- Каком?
  -- Никому не называй моего имени.  Только  ты  одна  его  знаешь,  и  если
кто-нибудь заговорит обо мне, скажи, что я ушел и заблудился.
  -- Ты уверен, что хочешь именно этого?
  -- Да.
  Лорна обняла его.
  --  Я не стану мучить тебя расспросами, -- сказала она. -- Но, пожалуйста,
побереги себя.
  -- Договорились. А ты побереги нашу девчушку.
  Римо прижал ее к себе, отстранил, повернулся и ушел в ночь как раз  в  тот
момент, когда в миле от них засветились прожектора вертолетов.
  Римо  бежал,  пока не убедился, что его уже не увидят. затем снизил темп и
шагом направился на север. Через несколько  миль  он  взобрался  на  огрызок
скалы  и посмотрел назад. Чуть поодаль от сгоревшего лайнера на песке стояли
два  огромных  вертолета.  Он  увидел,  что  людям   помогают   погрузиться,
удовлетворенно кивнул и снова тронулся в путь.
  Справа,  окрашивая  барханы  в  розовый цвет, поднялось солнце. К полудню,
взобравшись  выше,  оно  выбелило  песок.  Ближе  к  вечеру  пустыня   стала
каменистей. А Римо все шел и шел, погруженный в свои мысли. Странным образом
он уже скучал по собратьям-авиапассажирам. Сирота, он никогда не имел семьи;
здесь  же  люди  смотрели  на  него  снизу вверх, как на старшего брата. Они
нуждались в нем, надеялись  на  него.  Это  было  непривычное,  но  приятное
ощущение,  и он снова пожалел себя за то, сколько он всего пропустил в своей
жизни и еще пропустит.
  Городской черты он достиг сразу после заката и в  местной  пивнушке  нашел
телефон.  Как  бы  мал городок ни был, пивнушка всегда найдется, подумал он.
Может, это и есть ядро любого поселения: сначала кто-то строит  пивную,  она
обрастает домами и улицами -- и получается город?
  Он  набрал  номер Чиуна в Нью-Йорке. Трубку никто не брал. Тогда он набрал
специальный код. Сигнал пошел на  номер  в  Ист-Молайн,  Иллинойс,  потом  в
Айолу,  Висконсин,  и  наконец  потревожил  телефон на рабочем столе доктора
Харолда У. Смита.
  -- Да? -- услышал Римо кислый голос босса.
  -- Смитти, это я, -- сказал Римо. -- Я вернулся.
  Молчание.
  -- Смитти! Что случилось?
  -- Римо? -- медленно проговорил Смит. -- Чиун с вами?
  -- Нет. Я только что ему звонил, но никто не ответил. Я думал, вы  знаете,
где он.
  -- Римо, я очень рад вас слышать.
  --  Тогда  почему  у  вас такой голос, словно вы говорите не со мной, а со
своей покойной бабушкой?
  -- Вы все еще в Детройте?
  Римо так посмотрел на трубку в своей руке, будто личная ответственность за
вздор, который она издает, лежала лично на ней.
  -- В каком Детройте? О чем вы? Я в Юте.
  -- Когда вы прибыли в Юту, Римо?
  -- Вчера, когда мой чертов  самолет  разбился  в  пустыне  А  что  это  за
подозрительный тон, Смитти? Я вам не Джек Потрошитель!
  В  санатории  "Фолкрофт"  Смит  набрал на клавиатуре своего терминала одно
слово: ПЕЛЕНГ.
  Зеленые буковки замерцали, и на экране появился номер телефона. Смит сразу
понял, что звонок из Юты. Компьютер сообщил ему также, что Римо  говорит  из
автомата.
  -- Эй, Смитти. Вы меня еще слышите?
  -- Да, Римо, слышу. Что вы сказали о крушении самолета?
  -- Самолет, которым я летел, упал в пустыне милях и восьмидесяти отсюда.
  -- Номер рейса?
  --  Да  какая  разница!  Послушайте,  я спас целый самолет с людьми! И сам
выбрался живым. Почему вы так со мной разговариваете?
  На  компьютере  Смита,  по  его  команде,  появились  данные  о  вчерашнем
исчезновении самолета, следовавшего рейсом "Лос-Анджелес -- Солт-Лейксити".
  -- Вы летели из Лос-Анджелеса?
  --  Ну  конечно.  Я прикончил того парня, как вы велели. и выбрался оттуда
ближайшим рейсом.
  -- И в Детройте вы не были?
  -- Что бы я, интересно, делал в Детройте? Машина у меня японская.
  -- Римо,  я  думаю,  лучше  всего  будет,  если  вы  направитесь  сюда,  в
"Фолкрофт".
  -- У вас такой голос, словно там вы засадите меня в клетку.
  -- Я должен внести в картотеку данные о вашем отсутствии.
  --  Внесите  следующее.  Я был в пустыне. Там было жарко. Все, кто остался
жив, -- живы. Я посадил самолет в песок. Все. Конец передачи.
  -- Римо, пожалуйста, не нервничайте. Я просто хочу поговорить с вами.
  -- Где Чиун? Вот о чем следует говорить.
  -- Он уехал, -- сказал Смит.
  -- Что, назад в Синанджу?
  -- Нет.
  -- Так где же он, Смитти, а?
  -- У него поручение.
  -- Поручение? У Чиуна? Чиун не примет поручений даже  от  иранского  шаха,
если тот снова придет к власти. Может, он на задании?
  Смит замялся.
  -- Можно выразиться и так.
  -- Где он?
  -- Этого я и в самом деле не могу вам сказать. А сейчас, если вы...
  --  Смитти, -- перебил его Римо. -- Я сейчас вешаю трубку. Но прежде чем я
это сделаю, я хочу, чтобы вы очень внимательно меня выслушали.
  -- Да? -- сказал Смит, прижав трубку к уху.
  И Римо в Юте с  такой  силой  врезал  ладонью  по  микрофону,  что  трубка
разлетелась на куски.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  Черная машина подъехала так бесшумно, что он не слышал ее приближения.
  Тонированное  стекло  со стороны водителя сдвинулось, образовав щелочку, в
которую водителя было не разглядеть.
  Стрелок со шрамом на правой  скуле,  выйдя  из  своей  машины,  подошел  к
прибывшей.  Все  стекла  в  ней,  даже  ветровое, были такими темными, что в
тусклом свете подземного гаража на канадской стороне Детройт-ривер он  видел
на месте водителя только темную тень.
  -- Уильямс? -- спросил невидимый водитель.
  --  Зовите  меня  Римо,  --  поправил  стрелок.  -- Славная у вас машинка.
Никогда такой не видел.
  -- Еще бы. Это тот самый большой сюрприз Лаваллета, "дайнакар".  Я  выкрал
ее.
  В оконной щели появился конверт.
  --  Возьмите.  Это за Лаваллета. Следующий -- Мэнген. В конверте адрес. Он
принадлежит женщине, у которой Мэнген бывает каждую ночь по  средам.  Можете
достать его там.
  -- Я еще не кончил Лаваллета.
  -- Все было как надо. Действуйте по плану в указанном мной порядке. Добить
Лаваллета времени еще хватит. Пусть немного понервничает.
  -- Я мог бы прикончить его на том сборище журналистов. Возможности были.
  --  Вы  все сделали правильно. Я вам сказал, никаких выстрелов в голову, и
вы следовали инструкции. Кто мог знать, что он окажется в  пуленепробиваемом
жилете.
  --  Мне  надо  беречь  репутацию,  --  сказал стрелок. -- Если я в кого-то
стреляю, мне не нравится, что он потом проводит пресс-конференции.
  -- Действуйте по плану. В порядке очереди. И никаких выстрелов в голову.
  Стрелок пересчитал банкноты и пожал плечами:
  -- Как хотите. А это письмо в газету -- ваша идея?
  -- Да, -- тихо произнес невидимый водитель. --  Я  решил  устроить  что-то
вроде дымовой завесы. Впрочем, вам это несколько осложнит жизнь.
  -- Чем это?
  -- Ну, они будут наготове. Усилят охрану.
  Стрелок покачал головой:
  -- Мне без разницы.
  -- Люблю профессионалов, -- одобрительно кивнул водитель.
  Тонированное  стекло  плавно  закрылось, и черный автомобиль, как призрак,
абсолютно бесшумно выскользнул из гаража.
  Стрелок, называвший себя Римо Уильямс, сел  в  свою  машину  и,  как  было
приказано, некоторое время выждал.
  Что  и говорить, дельце было с придурью, он не любил такие. Игры какие-то:
письма, туда стреляй, сюда не  стреляй.  Профессиональней  --  чистый  удар,
желательно  под  покровом  ночи.  И дело с концом. От этого же слишком несло
вендеттой.
  Он посмотрел на часы. Условленные пять минут истекли. Он  завел  машину  и
выехал  из  гаража.  Шпионить  за клиентом смысла не было. Во-первых, за это
время он укатил далеко. А во-вторых, хороший профессионал внимательно следит
за деталями. Детали -- это все. Выехать сразу за  ним  и  через  пять  минут
оказаться  бок  о  бок  у  светофора  --  глупость.  Клиенты  от таких вещей
нервничают.
  Стрелка ничуть не интересовало имя человека, который нанял  его  проколоть
четыре  ведущих  детройтских  колеса. Ни на одну секунду не поверил он в то,
что клиент и впрямь псих, съехавший на охране  окружающей  среды,  и  жаждет
крови   автопромышленников   только   потому,  что  автомобили,  видите  ли,
загрязняют воздух. Но какая ему разница? Лишь бы платили.
  Если его что и беспокоило,  так  это  требование  не  стрелять  жертвам  в
голову.  Клиенту следовало бы знать, что стопроцентно надежны как раз только
такие выстрелы. Ты можешь весь вечер палить парню в грудь, а  он  все  равно
останется жив-живехонек.
  Видал  он  такие случаи, что называется, своими глазами. Взять, к примеру,
его первое задание. Жертву звали Энтони Сенаро-Носатый, мастодонт был, а  не
человек,  и вклинился невпопад в дела дона с подпольной лотереей в Бруклине.
Сенаро предупредили, и он смылся в Чикаго.
  Стрелок отыскал его там, тот таскал тюки на складе. Дождался  перерыва  на
обед,  подошел  вплотную и всадил ему в грудь три пули кряду. Носатый взвыл,
как бык, и кинулся на обидчика.
  Он выпустил в Носатого всю обойму.  Все  вокруг  было  залито  кровью,  но
Сенаро пер и пер, как грузовик, сорвавшийся с тормозов.
  Стрелок,  не  выдержав,  побежал,  и  Сенаро  целый час гонял его по всему
складу. Наконец загнал в угол, схватил за горло и стал душить. И как  раз  в
тот  миг,  когда  белый свет совсем уже было померк в глазах стрелка, Сенаро
вздохнул, как кузнечный мех, и рухнул от потери крови.
  Стрелок выполз из-под туши Носатого, оставив свой башмак  в  его  намертво
сжатых  руках.  А  Сенаро  потом  очухался  и со временем даже сделал себе в
Чикаго имя.
  Дон проявил полное понимание.
  -- Это всегда трудно, -- сказал он, -- в первый-то  раз,  а?  Первый  блин
комом, так всегда и бывает.
  --  В  другой  раз  я  его  достану,  -- пообещал стрелок дону Педро, хотя
желудок его содрогался при мысли о том, чтобы увидеться с Носатым еще разок.
  -- Другого не будет. Ни для тебя, ни для Носатого.  Вы  оба  счастливчики,
вам  повезло  выжить. Сенаро нас больше не побеспокоит. Он заслужил жизнь. А
ты заслужил наше уважение. У нас для тебя будет много работы.
  С другими заданиями он справился лучше и со временем тоже сделал себе имя.
Предпочитая выстрелы в голову. Так что это ограничение его  беспокоило.  Как
непрофессиональное.
  Однако клиент всегда прав.
  По крайней мере, пока.
  Дрейк  Мэнген  совещался  по  телефону  с  Джеймсом  Ривеллом, президентом
"Дженерал автос компани", и Хьюбертом Миллисом, главой "Америкэн автос".
  -- Что будем делать? -- спрашивал Ривелл. -- Этот наглец Лаваллет  перенес
свою пресс-конференцию на завтра, и мы все приглашены. Идем или не идем?
  --  Куда  денешься,  --  сказал  Миллис.  -- Не можем же мы показать всему
свету, что боимся Лаваллета и этой  его  ублюдочной  сверхсекретной  машины.
Надеюсь, она даже не заведется.
  -- Ох, не знаю, -- сказал Мэнген. -- Как бы нас там не перестреляли.
  --  А  охрана  для чего? Пусть поработают, -- сказал Миллис. -- Но знаете,
что застряло у меня, как кость в горле?
  -- Что? -- спросил Мэнген.
  -- Что в свое время Лаваллет работал на каждого  из  нас,  и  все  мы  его
выперли.
  --  Еще  бы не выпереть! Он предложил нам снять всю красоту с "кадиллака"!
-- вспомнил Ривелл. -- Недоумок!
  -- Нет, -- сказал Миллис, -- не увольнять надо было сукина сына. Убить.  И
не было б у нас сейчас этой головной боли.
  --  Может,  еще не поздно, -- хмыкнул Мэнген. -- Ну, значит, договорились.
Завтра на пресс-конференции.
  Ладно, он пойдет, но будь он проклят, если пойдет без своего корейца.  Сам
президент  Соединенных  Штатов  сказал,  что  старый  пень  сумеет  защитить
Мэнгена, а Мэнген не может не верить своему президенту. Как  его  там...  а,
да, Чиун. Пусть этот Чиун всюду за ним и ходит.
  Кроме того места, куда он собирается сегодня вечером.
  Что  ни  говори,  а старый пень умел-таки обращаться с подчиненными. Дрейк
Мэнген не мог этого не признать.
  После того, как Мэнген освободил кабинет, Чиун решил: неплохо бы на  двери
что-то  нарисовать.  Он  велел  секретарше  послать  за  заведующим  отделом
покраски автомобильных корпусов.
  Дверь оставалась открытой, и Мэнген слышал весь  разговор,  сидя  у  стола
секретарши.
  -- Нарисуешь на двери новую надпись, -- распорядился Чиун.
  -- Я не разрисовываю дверей, -- ответил заведующий отделом.
  -- Погоди. Ты художник или нет?
  -- Да. Я отвечаю за внешний вид автомобильного корпуса.
  -- Но то, о чем я прошу тебя, гораздо легче, чем раскрасить машину!
  --  Нет,  ни  за что! Красить двери не входит в мои обязанности, -- вконец
разгневался заведующий отделом.
  -- Кто тебе это сказал? -- поинтересовался Чиун.
  -- Профсоюз. В трудовом договоре сказано: дверей я не крашу.
  -- Это указание отныне теряет свою силу, -- сказал Чиун. -- С сегодняшнего
дня ты отвечаешь за разрисовывание дверей для меня. Начиная вот с этой.
  -- С какой это стати? И кто вы, вообще говоря, такой?
  -- Я Чиун.
  -- Ну хватит, я ухожу, -- сказал заведующий  отделом.  --  И  в  профсоюзе
немедленно об этом узнают.
  Со  своего места в приемной Мэнген услышал сдавленный стон. Он вытянул шею
и заглянул в дверь. Старый кореец, страшно подумать, выкручивал  заведующему
ухо.
  -- Я хочу, чтобы краска была золотой.
  -- Да, сэр, да, -- бормотал заведующий. -- Я уже иду за краской.
  --  Даю тебе пять минут, -- сказал Чиун. -- Через пять минут не вернешься,
приду за тобой сам. И вряд ли тебе это понравится.
  Заведующего отделом как ветром сдуло. Лифт не торопился явиться на зов,  и
он пешком рванул вниз по лестнице.
  На Дрейка Мэнгена это произвело большое впечатление. Надо же, выкручивание
ушей  как метод улаживания трудовых отношений! А ему и в голову не приходило
прибегнуть к нему в своих многотрудных борениях с  профессиональным  союзом.
Говорят же, век живи -- век учись.
  Теперь  дверь,  из-за которой разгорелся сыр-бор, была закрыта. Заведующий
отделом, стоя  перед  ней  на  коленях,  выводил  последние  буквы  надписи,
сочиненной Чиуном.
  Она гласила: "ЕГО ВНУШАЮЩЕЕ СТРАХ ВЕЛИКОЛЕПИЕ".
  Мэнген  рассудил,  что  Чиун,  пока  художник  не закончит, из кабинета не
выйдет, и, прытко подойдя к лифту, нажал кнопку вызова.
  -- Уходите, мистер Мэнген? Я предупрежу Мастера Чиуна.
  -- Нет! Не делайте этого!
  -- Но он -- ваш телохранитель!
  -- Только не сегодня. У меня очень важная деловая встреча.  Передайте  ему
-- увидимся утром.
  Лифт открылся, и как только Мэнген ступил внутрь, его секретарша связалась
с Чиуном по интеркому:
  --  Мастер Чиун, мистер Мэнген только что ушел. Я думаю, вам следует знать
об этом.
  Чиун распахнул дверь, помедлил, чтобы прочитать надпись, и  снисходительно
потрепал художника по голове.
  --  Что  ж,  неплохо,  -- сказал он, -- конечно, учитывая, что ты белый. Я
буду иметь тебя в виду, если потребуется еще что-нибудь сделать.
  -- Ладно-ладно. Только без рукоприкладства, идет?
  -- Это будет зависеть от твоего поведения, -- сказал Чиун. -- И не  забудь
про звезды под надписью. Мне нравятся звезды.
  -- Будут, будут вам звезды, не сомневайтесь.
  Дрейк Мэнген припарковался перед высотным многоквартирным домом поблизости
от  набережной  Сен-Клер,  что  проделывал почти каждую среду с тех пор, как
женился.
  Он поднялся на лифте в роскошную квартиру -- пентхаус, которую снимал  для
своих  любовниц. Они время от времени менялись, но квартира всегда была одна
и та же. Поселять там любовниц стало у него как бы традицией. Ему  нравилось
втайне думать, что по натуре он традиционалист.
  Он ногой закрыл за собой дверь и крикнул:
  -- Агата!
  Интерьер  был  решен  в наидурнейшем вкусе, вплоть до мебели в зебровидную
черно-белую полоску и картин с клоунами по черному  бархату  на  стенах,  но
залитое мягким светом пространство благоухало любимыми духами Агаты, терпким
ароматом порока. Одного вдоха было достаточно, чтобы заботы дня забылись как
дурной сон, и Мэнген почувствовал, как забродили в нем соки.
  -- Агата! Папочка дома!
  Молчание.
  -- Детка! Ты где?
  Он  скинул  пальто  на  одно  из  отвратительно  полосатых кресел. Дверь в
спальню была чуть приоткрыта, и теплый свет, слабее, чем от  свечи,  сочился
оттуда.
  Значит,  она в спальне. Отлично. Не придется терять полвечера на болтовню.
Болтовни ему хватает и дома. Болтовня  --  это  единственное,  что  ему  там
перепадает.
  -- Что, детка, греешь мне местечко?
  Он распахнул дверь.
  -- Вот умница. Ну, иди к папочке.
  Но  Агата не подняла головы. Она лежала на спине в шелковой красной пижаме
и смотрела в потолок. Закинутая за голову рука  спрятана  под  светловолосой
гривой. С края кровати свисает нога.
  Казалось, она следит за мухой, которая кружила над ее непомерным бюстом.
  Ничего  подобного.  Мэнген видел, как муха приземлилась на кончик длинного
носа Агаты, а та даже не поморщилась. Даже не моргнула.
  Он шагнул к ней и тихо позвал:
  -- Агата?
  Позади него захлопнулась дверь. Прежде  чем  повернуться,  Мэнген  наконец
заметил  дыру в красном шелке пижамной рубашки. Дыра выглядела так, будто ее
прожгли сигаретой, однако с сердцевиной тошнотворного цвета сырого  мяса,  а
вокруг по красному шелку расползлось пятно еще краснее, чем щелк.
  Тот,  кто  захлопнул дверь у него за спиной, был высок, сухощав, с длинным
шрамом, рассекшим правую скулу, и в  перчатках.  В  руке  он  держал  черный
длинноствольный   пистолет,   нацеленный   прямо  в  грудь  Мэнгену.  Сердце
автопромышленника подпрыгнуло и заколотилось в горле. Он  почувствовал,  что
сейчас задохнется, но, пересилив себя, рявкнул:
  -- Кто вы, черт побери, такой? Что тут происходит?
  Человек со шрамом холодно улыбнулся:
  -- Можешь звать меня Римо. Сожалею, но пришлось утихомирить твою подружку:
не согласилась сотрудничать. Все рвалась вызвать полицию.
  -- Да я вас даже не знаю... Почему вы... за что...
  Убийца пожал плечами:
  -- Я против тебя ничего не имею, Мэнген. Ты всего лишь пункт в списке.
  Палец  его понемногу усилил давление на курок. Мэнген, не в силах оторвать
взгляд от дырки в стволе, пытался что-то сказать, но не мог выдавить из себя
ни звука.
  Внезапно раздался скрежет, столь пронзительный,  что  его  мог  бы  издать
только  станок  с  алмазным  сверлом. затем звук бьющегося стекла заставил и
Мэнгена,  и  его  убийцу  одновременно  повернуть  головы,  точно  обе   они
управлялись одной веревочкой.
  Через идеально круглую дыру в оконном стекле, вырезанную длинным ногтем, в
комнату вступил, с ледяным блеском в очах, Чиун, Мастер Синанджу.
  -- Это он, Чиун! -- вскричал Дрейк Мэнген. -- Наемный убийца Римо Уильямс!
  -- Ошибаешься, -- сказал Чиун и посмотрел на человека со шрамом: -- Положи
оружие, и тогда, возможно смерть твоя будет легкой и безболезненной.
  Тот,  что  со  шрамом,  засмеялся, направил пистолет на хрупкого корейца и
дважды выстрелил.
  Это доконало остатки оконного стекла позади Чиуна. Казалось,  он  даже  не
шевельнулся, однако пули его не задели.
  Человек  со  шрамом двумя руками взялся за пистолет, стал в стойку, как на
стрельбище, и тщательно прицелился.  Старикашка  даже  не  моргнул.  Грохнул
выстрел.
  Штукатурка  позади  покрылась  трещинами,  а  старик стоял как ни в чем не
бывало.
  Еще один  выстрел  --  результат  тот  же.  Но  на  этот  раз  стрелявшему
показалось,  что  он засек какое-то зыбкое движение: как-будто, тень старика
отступила в сторону, а потом неуловимо быстро вернулась на место  --  и  все
это в ту долю секунды, в какую пуля вырвалась из ствола, долетела до стены и
погребла себя в ней.
  -- Черт знает что! -- воскликнул стрелявший.
  И  тут  старикашка  двинулся  на  него.  Словно  история  с Носатым Сенаро
повторялась один к одному.
  Дрейк Мэнген, который, лежа на кровати, смотрел,  чем  все  это  кончится,
сейчас,   когда   Чиун   перешел   в   наступление,  понял  вдруг,  что  ему
подворачивается редкая возможность  прогреметь  на  всю  страну  заголовками
вроде:  "АВТОМАГНАТ  БЕРЕТ  В  ПЛЕН  ТЕРРОРИСТА.  ДРЕЙК МЭНГЕН ОБЕЗОРУЖИВАЕТ
НАЕМНОГО УБИЙЦУ".
  Потрясающий материал для нового издания его биографии!
  Видя, что глаза стрелка прикованы к Чиуну, он вскочил на ноги и  в  прыжке
наискось кинулся на человека с пистолетом.
  -- Нет! -- вскричал Чиун, но было уже поздно.
  Стрелок  развернулся  навстречу  Мэнгену и нажал на курок прежде, чем Чиун
успел встать между ним и его жертвой.
  Президента "Нэшнл автос" с силой отбросило назад на кровать. Но раны в его
груди не было. Он стонал.
  Черт, опять пуленепробиваемый  жилет,  подумал  стрелок  и  направил  свой
пистолет  на  приближающегося  китайца.  Но китаец больше не приближался. Он
лежал на полу лицом вниз.
  Стрелок увидел струйку крови, выбежавшую из-под  седых  прядей  над  ухом.
Надо же, рикошет. Один случай на миллион. Пуля отскочила от Мэнгена и попала
прямо в голову старику.
  Стрелок с облегчением рассмеялся.
  Мэнген на кровати громко стонал, лежа поверх тела своей мертвой любовницы.
  --  Так,  теперь  разберемся с тобой, -- стрелок схватил Мэнгена за лацкан
пиджака. Ткань холодила пальцы.
  Костюм из кевлара. Ну вот все и объяснилось. Мэнген на всякий случай надел
костюм из пуленепробиваемой ткани. В наши дни костюмы из  кевлара  популярны
среди  бизнесменов  и  политиков,  потому  что  легки, сравнительно удобны и
поддаются не всякой пуле.
  -- Что вы делаете? -- спросил Мэнген, когда стрелок принялся стягивать его
галстук.
  -- То, что было принято в старые добрые времена. Приговоренного доставляли
куда-нибудь побезлюдней, и прежде чем хлопнуть,  распахивали  ему  на  груди
рубашку. Это была такая традиция, и сейчас я ее возобновлю.
  Стрелок  рванул  сначала  сорочку  -- да так, что пуговицы полетели, потом
исподнее, левой рукой пригвоздил сопротивляющуюся жертву, приставил пистолет
к обнаженной груди Мэнгена и одним выстрелом попал в сердце.
  Дрейк Мэнген дернулся, будто от удара током, и тело его обмякло.
  Выпрямившись, стрелок произнес, обращаясь к трупу:
  -- Нет, на мой вкус, лучше бы в голову!
  Он тихо вышел из квартиры,  помедлил,  чтобы  убрать  пистолет  и  стянуть
перчатки.  Он не торопился. Спуск вниз занял много времени, но куда ему было
спешить?
  Интересно, приплатят ли ему за китайца?
  Скорей  всего  нет.  Наверно,  дзюдоист  какой-нибудь,   которому   Мэнген
переплатил, взяв в телохранители. Таких сейчас пучок на пятачок.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  --  Ума  не  приложу,  что  там  могло взорваться в вашей трубке! -- пожал
плечами ремонтник из телефонной компании.
  -- Сейчас-то она в порядке? -- спросил Смит.
  -- Ну да. Я только приберусь и уйду.
  -- Я сам приберусь. Вы свободны, -- сказал Смит.
  -- Нет, -- улыбнулся ремонтник. -- Убрать за собой -- моя обязанность. Это
входит в пакет  услуг,  оказываемых  "Америкэн  телефон  энд  норт-ист  Белл
комьюникейшнз   найнекс  энд  Телеграф  консолидейтед,  инкорпорейтед".  Так
называется наша новая компания.
  -- Потрясающе, -- сказал Смит.
  Тут зазвонил телефон, и он выставил ремонтника за дверь:
  -- Благодарю вас.
  -- Но я хотел убраться!
  -- Вот именно. Всего доброго.
  Смит заперся на ключ и бегом вернулся к телефону.
  -- Привет вам, Император Смит, -- услышал он голос Чиуна.
  -- Что-то у меня опять неполадки со связью, -- сказал Смит. -- Я вас плохо
слышу.
  -- Ничего, это пустяки, -- произнес Чиун. -- Я скоро оправлюсь.
  -- Оправитесь? От чего?
  -- От стыда, -- сказал Чиун.
  Только что поставленная ремонтником трубка неплотно прилегала к уху.  Смит
прижал ее что было сил.
  -- Не сомневаюсь, что так и будет, -- промолвил он, сильно подозревая, что
начались обычные Чиуновы игры.
  --  Я  горько  унижен,  -- словно оправдывался Чиун, хотя Смит не требовал
объяснений.-- Одно меня утешает, что Мастер, воспитавший меня, не  дожил  до
этого дня. Я бы поник перед ним своей повинной головой; его упреки истерзали
бы мне душу.
  Смит вздохнул:
  -- Чем именно вы унижены?
  Без  толку  разговаривать  со  стариком,  пока  он  не  вы полнит все свои
ритуальные па.
  -- В древние времена Мастеров Синанджу призывали,  чтобы  сохранить  жизнь
разным  особам.  Королям,  императорам, султанам. Однажды препоручили защите
Мастера Синанджу даже египетского фараона. Когда он  вступил  на  трон,  ему
было  всего  шесть  лет, и Мастер, которому он был поручен, присутствовал на
его девяносто шестом дне рождения.  Правление  этого  владыки  известно  как
самое  долгое  в  истории  человечества,  и оно не было бы возможно, не будь
Синанджу с ним рядом. Вот это была почетная миссия.  О,  если  бы  нынешнему
Мастеру задали столь же величественную задачу!
  Смит насторожился:
  -- Что-то случилось?
  --  Но  нет,  такие  задачи  не для Чиуна! -- продолжал скорбный голос. --
Чиуну не королей поручают охранять, нет! Даже не каких-нибудь принцев!  Даже
не  претендентов! Да, я вполне мог бы высоко держать голову, если бы охранял
какого-нибудь претендента на какой-нибудь достойный престол.
  -- Что-то произошло с Дрейком Мэнгеном? Он жив?
  -- Вместо этого мне достался жирный белый торговец, жизнь которого в  грош
не  ставят  даже его близкие! Как человек может работать в полную силу, если
он выполняет работу, его недостойную? Я вас спрашиваю -- как?
  -- Мэнген мертв? -- потребовал ответа Смит.
  -- Тьфу! -- сплюнул Чиун. -- Да он мертвым родился! И всю  свою  жизнь  он
так  мертвым  и прожил, да еще ел и пил яд, что делало его еще мертвее. Если
он сейчас мертв, то это лишь  вопрос  степени.  Вся  разница  между  живущим
мертвым  белым  и  умершим  мертвым  белым  состоит  в том, что последний не
говорит глупостей. Хотя воняет так же.
  -- Что случилось? -- вымотанно спросил Смит.
  Чиун драматически возвысил голос:
  -- Ужасное  создание  обрушилось  на  него!  Огромное,  величиной  с  дом!
Настоящее  чудище.  Однако  Мастер  Синанджу  не  испугался этой напасти, не
испугался этой нечисти, необъятность которой могла бы соперничать с  великим
храмом.  Мастер  Синанджу вступил с ним в борьбу. Но было уже поздно. Жирный
белый торговец, мертвый еще до того, как  Синанджу  узнало  его  имя,  затих
навсегда.
  -- Понятно, -- разочарованно произнес Смит. -- Он его убил.
  --  Нет,  --  возразил  Чиун.  --  Его убило оружие. Эти пистолеты -- зло,
Император. Пожалуй, пришло время запретить их законом.
  -- Это мы обсудим позднее, -- сказал Смит. -- Он убил Мэнгена. Но  если  я
правильно понял, вы прикончили убийцу, не так ли?
  Чиун, прежде чем ответить, помолчал.
  -- Не вполне так.
  --  Что  это  значит?  --  нахмурился Смит, которому довелось увидеть, как
хрупкий кореец пронесся сквозь взвод вооруженных солдат, как  ураган  сквозь
пшеничное поле.
  --  Это  значит  то,  что  значит,  --  заносчиво  ответил Чиун. -- Мастер
Синанджу всегда выражается ясно.
  -- Хорошо. Каким-то образом он сумел от вас уйти. Но вы его видели? Это не
Римо?
  -- И да, и нет, -- ответил Чиун.
  -- Как я рад, что вы всегда выражаетесь ясно, -- сухо сказал Смит.--  Либо
это был Римо, либо нет. Одно из двух.
  Чиун понизил голос до конспиративного шепота:
  --  Он  назвался его именем. Это, знаете, очень странно. Дилетанты редко в
полной мере понимают значение рекламы. Но этот --  да,  он  назвался  именем
Римо.
  -- Вот как?
  --  Он  сказал,  что  его зовут Римо Уильямс. Но он не был Римо Уильямсом.
Зачем же он лгал?
  Смит мгновенно привел в действие компьютерную систему КЮРЕ и  настроил  ее
на поиск.
  --  Может,  это  была  не ложь, -- прошептал он, набирая "РИМО УИЛЬЯМС", и
нажал командную клавишу. Поиск начался, и с такой скоростью, которая привела
бы в изумление операторов "суперкомпьютеров" Пентагона. Все мыслимые  архивы
Америки  просматривались  на наличие в них заданного компьютеру имени. Когда
много лет назад Римо  выбрали  для  работы  в  КЮРЕ,  все  его  личные  дела
подверглись   уничтожению   и   его  имя  вычистили  отовсюду.  Если  сейчас
обнаружатся какие-то сведения о Римо Уильямсе, значит, его именем пользуется
самозванец.
  --  Опишите  этого  человека,  --  попросил  Смит,  открывая   на   экране
дополнительное окно, чтобы ввести в компьютер внешние данные.
  -- Бледный, как все белые, высокий, слишком высокий, с большими неуклюжими
ногами,  как  у всех белых. И так же, как у всех белых, из подбородка у него
растут жесткие волосы.
  -- Борода?
  -- Нет. Борода -- это у меня. У этого белого из лица торчали концы волос.
  Смит занес в компьютер: щетина.
  -- Возраст? -- спросил Смит, наблюдая, как в основном окне идет поиск.
  Миллионы записей, мерцая зеленью букв, сливались ц  информационный  поток.
Больно было смотреть. Пальцы Смита замерли над клавиатурой.
  --  Не более пятидесяти пяти зим, может быть, меньше, -- сказал тот. -- Вы
уже узнали, кто он?
  -- Мастер Синанджу, -- осторожно сказал Смит, -- я вас очень прошу  хорошо
подумать. Был этот человек похож на Римо? На нашего Римо?
  Трубка очень, очень надолго замолкла.
  --  Кто знает?! Все белые на одно лицо. Погодите. У него на лице был шрам,
через всю правую скулу. У нашего Римо такого шрама нет.
  По дрогнувшему голосу  Чиуна  Смит  понял,  что  Мастер  Синанджу  поражен
мыслью,   которая  мучает  и  самого  Смита.  Оба  они  думали  о  том,  что
случайность, какую  люди,  основавшие  КЮРЕ,  предугадать  никак  не  могли,
все-таки произошла.
  --  Что,  если  этот  стрелок -- отец Римо? -- спросил Чиун. -- Вы ведь об
этом думаете, верно?
  Информационный поиск закончился прежде, чем Смит успел ответить. На экране
вспыхнула надпись: "ФАЙЛ НЕ НАЙДЕН. НАЖМИТЕ КЛАВИШУ "ВЫХОД"".
  Смит так и сделал, а потом запросил личное  дело  Римо  Уильямса,  которое
велось в КЮРЕ.
  --  Если  ему  пятьдесят  пять,  то  возраст  как раз подходящий. Но очень
сомнительно.  Римо  всегда  считался  сиротой.  Насколько  мы  знаем,  живых
родственников у него нет.
  --  Родственники  у  всех  есть,  --  вздохнул  Чиун,  имея  в виду своего
покойного шурина, не к ночи будь помянут. -- Хочешь не хочешь.
  -- Младенцем его нашли  монахини  на  ступеньках  сиротского  дома  Святой
Терезы, -- говорил Смит, просматривая файл с данными на Римо. -- Кто дал ему
имя  --  неизвестно.  Может, монахини нашли записку в его вещах, может, сами
придумали. Архив, в котором могла бы найтись разгадка, сгорел за пять лет до
того, как Римо попал в КЮРЕ. Сиротского дома Святой Терезы  тоже  уже  давно
нет.
  -- Римо не должен знать об этом, -- решил Чиун.
  -- Согласен. -- Смит отвел глаза от экрана компьютера.
  Читая  личное  дело Римо, он всегда чувствовал неловкость. Мучила совесть.
Как он поступил когда-то с молодым полицейским... И хотя  оправданием  этому
была государственная необходимость, легче не становилось.
  --   Итак,   Чиун,  тот,  кто  называет  себя  Римо  Уильямсом,  на  вашей
ответственности. Надеюсь, вы справитесь.
  -- Если он связан с нашим Римо кровным  родством.  мне  терять  не  меньше
вашего, -- холодно согласился Чиун. -- Даже больше.
  Смит  кивнул.  Он  знал,  Чиун  надеется,  что Римо станет его преемником,
следующим Мастером Синанджу, наследником традиций, уходящих  в  самую  глубь
времен.  В этом и состоял главный пункт разногласий между Смитом и Чиуном --
каждый считал его своим. И ни один не побеспокоился спросить, что думает  об
этом сам Римо.
  --  Хорошо.  Он  мне звонил, наш Римо, но я отказался сообщить ему, где вы
находитесь. Я задержу его здесь, сколько смогу, а вы тем временем,  надеюсь,
покончите с этим делом.
  -- Считайте, что уже сделано, Император, -- сказал Чиун.
  --  Двух  других  автопромышленников зовут Джеймс Ривелл и Хьюберт Миллис.
Они дали  согласие  присутствовать  на  завтрашней  пресс-конференции  Лайла
Лаваллета. Если покушение произойдет, то скорее всего именно там.
  --  Часы этого бандита сочтены, о Император, -- мрачно произнес Чиун. -- А
вы знаете, где наш Римо сейчас?
  -- Звонил из Юты.  Думаю,  он  примчится  сюда,  чтобы  выяснить,  где  вы
находитесь.  Постараюсь  его  попридержать,  пока  вы  не позвоните, что все
улажено.
  -- Договорились. -- Чиун повесил трубку.
  Смит закрыл файл Римо. Чиун позаботится об этом типе, отец он Римо или  не
отец. Тем все и кончится, и Римо ни о чем не узнает. Наверно, по отношению к
нему  это  несправедливо,  но что значит еще одна несправедливость, когда их
несметное количество?

  Римо Уильяме прибыл в Детройт около полуночи.
  После того, как  Смит  отказался  сказать  ему,  где  Чиун,  Римо  сначала
растерялся,  а  потом припомнил, что Смит упомянул Детройт. И даже два раза.
Смит думал, что Римо звонит из Детройта. Интересно, с чего бы это?
  Тут подходил только один ответ: Смит  пришел  к  заключению,  что  Римо  в
Детройте, поскольку знал, что Чиун уже там.
  Рассуждение  было  самое  элементарное, даже обидно, что Смит рассчитывал,
будто Римо на него не способен. И чем больше он думал об этом,  тем  обиднее
ему   становилось,   так  что,  добравшись  до  детройтского  аэропорта,  он
направился к стойке проката автомобилей и потребовал самую  дорогую  машину,
которая там имелась.
  Он выудил из бумажника кредитную карточку на имя Римо Кочрена.
  -- Очень сожалею, сэр, но все наши машины в одной цене.
  -- Хорошо, -- сказал Римо. -- Тогда дайте мне четыре.
  -- Четыре?
  -- Именно. Не люблю, чтобы меня долго видели в одной и той же дешевке. Это
дурно для репутации.
  -- Все четыре -- вам одному?
  -- Разумеется. Я что, двоюсь или троюсь у вас в глазах?
  -- Нет, сэр. Просто я подумал, кто же будет водить остальные?
  -- Никто, -- сказал Римо. -- Пусть они мирно ждут здесь на стоянке, пока я
за ними не приеду. И знаете, оформите-ка все четыре на три месяца.
  За вычетом скидки за долгосрочный найм и высокую водительскую квалификацию
Римо,  но  с  прибавкой  штрафных  за найм в пятницу, плюс страховка, на чем
настоял сам Римо, счет составил 7 тысяч 461 доллар 20 центов.
  -- Вы уверены, что хотите этого, сэр? -- спросил клерк
  -- Да, -- кивнул Римо.
  Клерк пожал плечами.
  -- Что ж, деньги ваши.
  -- Нет, не мои, -- сказал Римо. Пусть Смит подавится этим счетом.  --  Где
тут ближайший телефон?
  Клерк указал на будку в трех шагах слева от Римо.
  -- А я и не заметил! Мерси.
  --  Простите,  сэр,  вы  в  самом деле хотите, чтобы я дала вам телефонные
номера всех  отелей  города?  --  испуганно  переспросил  девичий  голос  из
справочной по телефону.
  -- Нет, только самых лучших. В других он не останавливается.
  --  Простите,  сэр, но делать заключения о качестве отелей -- противоречит
политике  "Америкэн  телефон  энд   Грейтер   Мичиган   Белл   консолидейтед
эмальгамейтед Телефоник энд Телеграфик комьюникейшнз, инкорпорейтед".
  --  Очень  жаль,  -- сказал Римо, -- тогда мне все-таки придется попросить
вас дать мне номера всех отелей Детройта. Без исключения.
  -- Ну, может, попробуете вот эти,  --  девушка  неохотно  назвала  Римо  с
полдюжины номеров, после чего он принялся названивать.
  -- Отель "Пратер", -- ответил коммутатор первого отеля.
  --  Скажите,  не  остановился  ли  у вас пожилой кореец, который прибыл, я
думаю, с дюжиной, не меньше, лакированных дорожных сундуков и доставил вашим
посыльным много мороки?
  -- Пол каким именем он зарегистрирован?
  -- Не знаю. Может, мистер Парк, может, Его Внушающее Страх Великолепие.  В
зависимости от настроения.
  -- Как? Вы не знаете его имени?
  --  Не  знаю,  --  сказал Римо. -- Но, будьте любезны. назовите мне точное
число соответствующих этому описанию пожилых корейцев, которые  остановились
в вашем отеле.
  Оператор проверил. Такие корейцы в отеле "Пратер" не проживали.
  Римо  задал  тот  же  вопрос  еще  в  трех  отелях.  На  пятом  звонке ему
подтвердили, что точь-в-точь такой кореец поселился в "Детройт-плаза" и  что
главный  посыльный,  отвечавший  за переноску багажа джентльмена по двадцати
пяти лестничным пролетам, поскольку джентльмен опасался доверить свой  багаж
лифту,  который  может  застрять  или оборваться, уже вполне оправился после
операции по удалению грыжи. Не угодно ли Римо позвонить джентльмену в номер?
  -- Нет, благодарю вас, -- сказал Римо. -- Я хочу сделать ему сюрприз.
  Номер Чиуна был заперт на ключ, и Римо два раза постучал. До него  донесся
профильтрованный дверью голос:
  -- Кто тревожит меня? Кто топает по коридору мимо моей двери, как вымерший
як, да еще долбит в дверь, прерывая мою медитацию?
  Римо покачал головой. Старик не мог не услышать, что он приближается, едва
Римо вышел из лифта в сотне футов по коридору, и не мог не узнать его шагов,
несмотря на толстое ковровое покрытие.
  -- Ты чертовски хорошо знаешь, кто это, -- сказал Римо.
  -- Уходи. Мне никто не нужен.
  -- Открывай, не то я вышибу дверь.
  Чиун  дверь  отпер, но не открыл. Когда Римо распахнул ее, старик сидел на
полу спиной ко входу.
  -- Очень гостеприимно. -- Римо оглядел апартаменты.
  Как и следовало ожидать, номер для новобрачных.
  Чиун фыркнул. Вместо ответа.
  -- И ты не хочешь узнать, где я был? -- спросил Римо.
  -- Нет. Мне достаточно знать, где ты не был.
  -- Да? И где же я не был?
  -- Ты не был у  Нелли  Уилсона,  чтобы  договориться  о  благотворительном
концерте  в  пользу  наемных  убийц.  А мне приходится унижаться, выпрашивая
разрешение у этого безумного Смита.
  -- Мне было некогда, папочка, -- попытался оправдаться Римо. -- Я попал  в
авиакатастрофу.
  Чиун опять фыркнул, отмахнувшись от таких пустяков.
  -- Знаешь, Чиун, я кое-что понял.
  -- Это никогда не поздно, -- сказал Чиун.
  --   Я   понял  наконец,  что  ты  имеешь  в  виду,  когда  говоришь,  что
необходимость кормить твою деревню -- не только долг, но и привилегия. -- Он
увидел, что Чиун медленно поворачивает голову, чтобы посмотреть на него.  --
Я  помог  спасти людей, попавших в авиакатастрофу. Ненадолго мне показалось,
что они -- моя семья, и, я думаю, теперь мне понятно, что  ты  чувствуешь  к
Синанджу.
  --  Как можно сравнивать благоденствие моей бесценной деревни со спасением
кучки бестолковых и жирных белых! -- пожал плечами Чиун.
  -- Знаю, знаю, знаю, -- согласился Римо. -- Это понятно.  Я  только  хотел
сказать, что идея, в принципе, та же самая.
  --   Что  ж,  может,  ты  не  так  безнадежен,  как  я  думал.  --  Взгляд
коричневато-зеленых глаз смягчился. -- Дай-ка мне твои руки! -- ни с того ни
с сего сказал Чиун.
  -- Зачем?
  Чиун нетерпеливо хлопнул  в  ладоши,  отчего  дрогнул  кофейный  столик  и
задребезжало оконное стекло.
  -- Руки, быстро!
  Римо  протянул  ладони.  Чиун  взял  их  в  свои  и  внимательно осмотрел.
Принюхиваясь, сморщил нос.
  -- Может, за ушами проверишь? -- поинтересовался Римо.
  -- Из огнестрельного оружия в последнее время ты не стрелял,  --  заключил
Чиун.
  --  Я  не  стрелял  уж  не помню сколько лет, и ты это знаешь, -- удивился
Римо. -- Что с тобой?
  -- Ты со мной, -- ответил Чиун и отвернулся. -- Но  ненадолго.  Ты  должен
вернуться в "Фолкрофт". Император Смит имеет в тебе нужду.
  -- Отчего это мне кажется, будто ты хочешь выпроводить меня отсюда?
  --  Меня  не  интересует,  что тебе кажется, -- сказал Чиун. -- Я здесь по
своим личным, Мастера Синанджу, делам, которые  никого  не  касаются.  Тебя,
например. Уходи. Уезжай к Смиту. Может, ты ему пригодишься.
  --  Не  надейся.  Послушай... -- начал было Римо и замер на полуслове. Под
редкими седыми волосами над левым  ухом  Чиуна  он  увидел  красную  полоску
шрама. -- Э, да ты ранен!
  Он потянулся к Чиуну, но тот сердито шлепнул его по руке.
  -- Порезался, когда брился, -- небрежно бросил Чиун.
  -- Ты не бреешься, -- сказал Римо.
  -- Ну и что? Это просто царапина.
  --  Тебя  не  поцарапает  даже  ракетно-бомбовым залпом! Что, черт возьми,
произошло?
  -- Ничего. Псих с пистолетом. Завтра я с ним покончу. Тогда и поговорим  о
других делах. Например, о концертной программе.
  --  Кто-то с пистолетом сделал это с тобой? -- Римо присвистнул. -- Должно
быть, он и впрямь хоть куда!
  -- У него хоть  куда  только  имя,  --  сказал  Чиун.  --  Ничего.  Завтра
отправится на корм собакам. А ты возвращайся в "Фолкрофт".
  -- Ни за что!
  Чиун сердито вскинул руки, располосовав мимоходом ногтями тяжелую камчатую
штору, и заявил:
  -- Мне ты не нужен.
  -- Ну и ладно. Все равно останусь.
  --  Тогда  сиди  здесь  и  не  смей  меня беспокоить. Мне не о чем с тобой
говорить.
  Чиун вышел в спальню и захлопнул за собой дверь.
  -- Останусь, и все тут! -- крикнул Римо.
  -- Но чтоб я тебя не видел!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  Римо услышал, что дверь  из  спальни  в  коридор  открылась  и  закрылась.
Значит,  Чиун  уходит.  Он  подошел к своей двери, прислушался и услышал шум
закрывающихся дверей лифта.
  Чиун ехал вниз.
  Выскочив из номера, Римо в момент достиг  лестницы  клетки  и  гигантскими
прыжками  кинулся  по  ней  вниз,  безо всяких видимых усилий касаясь только
одной ступеньки.
  При этом Римо не слишком торопился, поскольку знал, что  времени  у  него,
чтобы  раньше  лифта добраться до холла, достаточно. Там он спрячется, потом
пойдет за Чиуном и посмотрит, что же это за такое сверхважное, о чем Чиун не
может ему сказать.
  В холле он уселся в глубокое мягкое  кресло  и  прикрыл  лицо  развернутым
газетным  листом.  Поверх  газеты  была видна контрольная панель лифта. Лифт
спускался в холл.
  Спустился. Двери распахнулись. Лифт был пуст.
  Где же старик? Римо встал, огляделся и обнаружил Чиуна точно  в  таком  же
кресле спиной к нему.
  --  Сядь,  недоумок,  --  сказал Чиун. -- Не привлекай внимания! Ты ведешь
себя так, словно потерял собаку.
  Римо смущенно усмехнулся.
  -- Я слышал, как ты ушел из номера.
  -- А я слышал, что ты идешь за мной.
  -- Я обогнал лифт по лестнице.
  -- Я тоже.
  -- Ну и что будем делать? -- спросил Римо. -- Играть  в  прятки  по  всему
Детройту?
  --  Нет,  --  ответил  Чиун.  --  Ты  пойдешь назад в номер. Или поедешь к
Императору Смиту в "Фолкрофт". Или же найдешь Нелли Уилсона и уговоришь  его
спеть на нашем концерте. Выбирай.
  -- А ты?
  -- А у меня есть дело, которое тебя не касается.
  --  Не  выйдет,  -- сказал Римо. -- Я тебя не покину Можно сказать, репьем
вцеплюсь.
  Чиун развернул свое кресло так, чтобы оказаться рядом с Римо, и  глядя  на
него прозрачно-карими глазами, очень искренне произнес:
  -- Римо, есть вещи, которых ты не понимаешь.
  --  Истинная правда, -- кивнул Римо. -- Но я рассчитываю на то, что ты мне
их объяснишь. Ты мой учитель, я тебе верю.
  -- Тогда поверь и сейчас: я действую в твоих собственных интересах,  когда
говорю тебе, что узнать некоторые вещи ты еще не готов.
  -- Нет, так не пойдет, -- сказал Римо. -- Что именно я не готов узнать?
  --  О,  многое. Какими словами приветствовать персидского императора. Чего
ни в коем случае нельзя говорить фараонам. Как  вести  себя  при  заключении
контрактов. Тайное значение легенд. И прочее.
  --  Так ты морочишь мне голову, потому что я не знаю, как сказать "привет"
персидскому императору? Это, дорогой мой, как-то не убеждает. Я хочу  знать,
в чем дело.
  -- Упрямый и своевольный мальчишка!
  -- Да, я такой.
  Чиун вздохнул:
  -- Ладно, пойдем. Но вопросов не задавай и под ногами не путайся!

  На  огромной  автомобильной  стоянке  "Дайнакар индастриз", совсем рядом с
Эдсел-Форд-паркуэй в Детройте, суетились  рабочие,  пытаясь  обвязать  нечто
зеленой лентой.
  Не  будь это нечто шести футов высотой, шести шириной и пятнадцати длиной,
оно  напоминало  бы  свадебный  подарок,  особенно  если  учесть  элегантную
серебристую бумагу, в которую было упаковано.
  До  пресс-конференции  Лайла  Лаваллета оставалось пятнадцать минут, и две
дюжины только что прибывших  репортеров,  операторов  и  фотографов  бродили
вокруг, гадая, что под оберткой.
  --  Тачка,  что  ж еще! Не позвал же нас Лаваллет, чтоб продемонстрировать
холодильник!
  -- Угу. Его ранили несколько дней назад,  а  прошлой  ночью  убили  еще  и
Мэнгена.  Чего  доброго,  под  этой  штучкой  --  взвод  автоматчиков, и они
разнесут нас в клочья.
  -- Надеюсь, начнут с тебя, -- предположил первый репортер. -- Скорее все--
таки машина, но одно точно -- запашок от нее -- мерзостный.
  -- А я думал, мне кажется, -- сказал другой. -- Может, это от работяг?
  -- Что ты сказал, мерзавец? -- возмутился один из рабочих.
  Их было четверо, они гнездились на верху упаковки,  пытаясь  соорудить  из
широкой зеленой ленты идеально правильный бант-цветок.
  -- Ничего, -- нервно ответил репортер. -- Ничего не сказал.
  --  Мы вот-вот сами задохнемся от этой тухлятины, -- скривился рабочий. --
И нравится нам тут не больше, чем вам.
  -- Будто рядом с помойкой стоишь, -- пожаловался еще один журналист.
  -- Ладно, не трави душу. Эй, сдвинь там еще на четверть дюйма!  Нормально.
-- Рабочий взял радиотелефон, спросил в трубку: -- Ну как?
  Над  стоянкой  появился вертолет. Ответный голос из трубки донесся даже до
репортеров:
  -- Блеск. Теперь закрепляйте.
  Рабочие принялись приклеивать бант клейкой лентой.
  -- Черт бы побрал Лаваллета с его прибамбасами, -- пробормотал  кто-то  из
них.
  --  А  чего  б  вы  ждали от Непризнанного Гения Автоиндустрии? -- спросил
кто-то из репортеров.
  -- Ну уж не вонючих сюрпризов, -- сказал один рабочий.
  -- И чадящих машин, -- прибавил второй.
  Лайл Лаваллет, между тем,  наблюдал  за  происходящим  из  окна  высотного
здания "Дайнакар индастриз". Чувствовал он себя хорошо, ибо знал, что хорошо
выглядит.  Новый  корсаж  для  беременных,  разработанный  в  Европе, еще на
полдюйма уменьшил его талию.
  Личный консультант  по  внешнему  виду,  который  в  "Дайнакар  индастриз"
числился координатором по дизайну, только что сделал ему омолаживающую маску
и  к  тому  же  нашел  способ  приклеить  тот  непокорный волос, который так
взволновал Лаваллета тремя днями раньше, к другому волосу,  так  что  теперь
тому уж не выбиться и не смутить хозяина в самый неподходящий момент.
  --  Чудненько, -- бормотал Лаваллет. -- Пресса почти вся собралась. Миллис
и Ривелл здесь? -- обратился он к мисс Блейз.
  Его секретарша сегодня была в умопомрачительно  облегающем  свитере  цвета
фуксии.  Сначала,  впрочем,  она  была  в  красном,  но Лаваллет заставил ее
сменить свитер, потому что сам он был в оранжевом галстуке и, на его взгляд,
сочетание получалось кричащим. Переодеться проблемы не составляло, поскольку
Лаваллет настоял на том, чтобы мисс Блейз  всегда  держала  в  офисе  дюжину
разноцветных свитеров на радость забредшим на огонек репортерам.
  --  Мистер Ривелл и мистер Миллис еще не приехали, -- ответила секретарша.
-- Но я позвонила в их офисы, и там сказали, что они уже в пути.
  -- О'кей. Я боялся, что они дадут отбой -- из-за  того,  что  вчера  убили
Мэнгена.
  -- Нет, едут, -- сказала мисс Блейз.
  -- О'кей. Пожалуйста, встретьте их внизу и усадите на помосте.
  -- Хорошо. Какие-нибудь специальные места, мистер Лаваллет?
  -- Да. С левой стороны.
  -- Для этого есть причина? -- поинтересовалась секретарша.
  -- Еще бы, -- улыбнулся Лаваллет. -- Туда ветер дует.

  -- Ну и в местечко ты меня привел! -- присвистнул Римо.
  -- Никто не просил тебя составлять мне компанию, -- проворчал Чиун.
  -- Воняет, как на городской свалке.
  --  Это  потому,  что  собралось  столько белых, -- съязвил Чиун. -- Я уже
давно заметил это их свойство.
  -- А с чего это мы явились на автозавод?  "Дайнакар  индастриз".  Сроду  о
таком не слышал.
  --  Я здесь потому, что это мой долг, -- сказал Чиун. -- Ты -- потому, что
ты репей.
  У входа на стоянку их остановил охранник в форме и, протянув им картонку с
прикрепленным к ней списком гостей, попросил пометить свои имена.
  Чиун просмотрел список сверху вниз, потом снизу вверх, поставил крестик  у
какого-то имени, вернул бумагу охраннику и прошел в открытые ворота.
  Охранник поглядел на имя, потом на Чиуна, потом опять на имя.
  -- Что-то не слишком он похож на Роберта Редфорда, -- сказал он.
  -- Грим, -- объяснил Римо, -- он сейчас без грима.
  Охранник  понимающе  кивнул  и протянул список Римо. Тот проглядел его и в
самом низу увидел аккуратно напечатанным свое собственное имя: РИМО УИЛЬЯМС.
  Рядом с ним стоял крестик.
  -- Меня кто-то уже отметил.
  -- Ну? Дайте-ка посмотреть. Где?
  -- Вот. Римо Уильямс. Это я. Видите? А рядом крестик.
  Охранник пожал плечами:
  -- Ну и что мне теперь делать? Знаете,  по  идее,  каждый,  кто  приходит,
должен  сам пометить свое имя. Так что теперь я не вправе впустить вас, пока
вы  не  сделаете  пометку  в  списке.  Такая  здесь  система,  и  наш   долг
придерживаться ее.
  -- Что за вопрос! -- сказал Римо. -- Я -- само понимание.
  Взял список, поставил крестик и прошел в ворота.
  Охранник взглянул на имя и крикнул вслед:
  -- Рад вас видеть, мисс Уотерс! Всегда смотрю вашу передачу!
  Римо  догнал  Чиуна,  когда  тот  шел  сквозь  толпу  журналистов, которых
набралось уже больше полусотни. Точнее сказать, маленький кореец не  шел,  а
маршировал  по-командирски,  властной рукой отбрасывая с пути болтающиеся на
ремнях камеры журналистов. Те было подняли крик, но тут  на  помост,  вызвав
дружный  вздох  восхищения, ступила мисс Блейз. Она привела за собой Джеймса
Ривелла, главу "Дженерал автос", и Хьюберта  Миллиса,  президента  "Америкэн
автос", и рассадила их по местам.
  -- Какая грудь! -- потрясенно сказал один фотограф другому.
  -- Да, ничего не скажешь, -- ответил тот, -- Лаваллет знает, где пастись.
  -- Надеюсь, на этой он пасется всласть, -- вставил третий.
  Чиун, остановясь у помоста, осуждающе покачал головой.
  -- Никогда не понимал, что ты и тебе подобные находят в молочных железах!
  -- Разве я что-нибудь сказал? -- спросил Римо.
  На  помосте два только что усевшихся автомагната дружно вынули и прижали к
носам свои носовые платки. Именно в  этом  месте  вонь  превосходила  всякое
разумение, и Римо предложил:
  -- Может, найти место, где разит меньше?
  --  Дыши  реже, -- посоветовал Чиун, -- это поможет тебе. И меньше болтай.
Это поможет мне.
  Римо кивнул и наклонился к Чиуну:
  -- Знаешь, случилась странная штука.
  -- И уж, конечно, сейчас ты поведаешь мне о ней, -- съязвил Чиун.
  -- Да что  с  тобой  сегодня?  Но  все  равно,  слушай.  У  них  в  списке
приглашенных было мое имя. Ты кому-нибудь говорил, что я приду?
  -- Нет. -- Чиун взглянул на Римо, а тот продолжил:
  -- И кто-то поставил рядом с ним крестик. -- Римо подумал, что Чиун слегка
взбодрится, если он выставит себя дураком, и подбросил тому реплику, которая
в обычных  условиях  стопроцентно вызывала первоклассное оскорбление: -- Как
ты думаешь, может на свете быть кто-нибудь в точности, как я?
  Он чрезвычайно удивился, когда Чиун ответил не так, как ожидалось.
  -- Ты видел пометку рядом с твоим именем? -- переспросил тот.
  Римо кивнул.
  -- Римо, еще раз прошу тебя уйти отсюда, -- сказал Чиун.
  -- Нет.
  -- Ну, как знаешь. Но что бы ни произошло, не смей вмешиваться. Понял?
  -- Понял. Слово чести. Что бы ни произошло, у меня связаны руки.
  Чиун,  казалось,  не  слушал,  а  прочесывал  глазами   толпу.   Раздались
нестройные аплодисменты, и все взгляды обратились к помосту с головой Медузы
из  микрофонов.  Лайл  Лаваллет, в синем блейзере с эмблемой новой "Дайнакар
индастриз" на кармашке, помахал прессе и приблизился к микрофонам.
  -- Кто это? -- прошептал Римо то ли себе, то ли Чиуну.
  --  Это  Лайл  Лаваллет,  Непризнанный  Гений  Автоиндустрии,  --  пояснил
репортер рядом. -- Чего ты сюда приперся, если не знаешь даже этого?
  --  В  основном  для  того, чтобы вырвать тебе язык, если вякнешь еще хоть
слово, -- сказал Римо и посмотрел прямо в глаза репортеру.
  Тот мигом захлопнул рот и отвернулся.
  Лаваллет изобразил на лице широкую  улыбку,  зафиксировал  ее  и  медленно
повернулся   на   180  градусов,  чтобы  каждый  желающий  получил  шанс  ее
запечатлеть.
  -- Леди и джентльмены! -- начал он. -- Хочу поблагодарить вас за  то,  что
пришли.  Хочу  также  принести  свои  извинения  за  небольшие  изменения  в
расписании:  меня  задержали  в  больнице,  где  долечивали  нанесенные  мне
огнестрельные  раны.  -- И он опять улыбнулся, давая понять, что потребуется
больше, чем пуля, чтобы остановить Лайла Лаваллета. Жаль,  он  не  догадался
пошутить  с  больничным  персоналом:  получился  бы  чудный материальчик для
журнала "Пипл".
  -- Также я хочу поблагодарить мистера  Джеймса  Ривелла,  главу  "Дженерал
автос",  и мистера Хьюберта Миллиса, президента "Америкэн автос", за то, что
они приняли наше приглашение. Их присутствие здесь  подчеркивает  тот  факт,
что  мы  собрались  сегодня  не  для  того,  чтобы торжественно открыть, так
сказать, спустить на воду,  очередное  коммерческое  предприятие,  но  чтобы
объявить о событии мирового значения.
  Скорбная пауза.
  --  Не могу не упомянуть нашего глубочайшего сожаления по поводу трагедии,
унесшей мистера Дрейка Мэнгена, президента "Нэшнл автос". Я  знаю,  что,  не
вмешайся смерть, Дрейк -- мой добрый старый дружище Дрейк -- с его обширными
познаниями в технике тоже сейчас был бы здесь с нами.
  Римо услышал, как перебросились репликами Ривелл и Миллис.
  --  Добрый  старый  дружище Дрейк? -- поднял брови Ривелл. -- Да Дрейк был
готов убить его!
  -- Хорошая была мысль, -- ответил Миллис.
  -- Но не  будем  более  отвлекаться,  леди  и  джентльмены,  --  продолжал
Лаваллет.  --  Я  знаю, вы все в нетерпении узнать, какой сюрприз приготовил
вам Непризнанный Гений Автомобилестроения на этот  раз.  Что  ж,  все  очень
просто. Всем нам хорошо известный автомобиль на бензиновом топливе -- мертв.
  Молчание длилось, пока Римо не произнес:
  -- И хорошо.
  Лаваллет проигнорировал этот комментарий и продолжал:
  --  Двигатель  внутреннего  сгорания,  основа  традиционной автоиндустрии,
отныне -- музейный экспонат. Динозавр.
  Римо зааплодировал. Его не поддержали.
  -- Перестань, -- сказал Чиун. -- Я слушаю.
  Однако его глаза не переставали сканировать  публику,  и  Римо  знал,  что
Мастер  Синанджу  здесь  совсем  не  для того, чтобы выслушивать сообщения о
каком-то новом автомобиле.
  -- Динозавр, -- повторил Лаваллет. --  В  этом,  знаете  ли,  есть  что-то
ироническое,  потому  что  именно  динозавры  в  течение  многих лет служили
источником нашей чудесной автомобильной культуры --  в  форме  разложившихся
животных   останков,   разумеется,   останков  динозавров,  погибших  еще  в
доледниковый период, которые мы извлекали из-под земли в виде  сырой  нефти.
Однако  эти ресурсы стали иссякать, и наша четырехколесная культура, подобно
динозаврам, оказалась под угрозой медленного вымирания. -- Эффектная  пауза.
-- Сегодня эта угроза предотвращена.
  Лаваллет  провел  ладонью по затылку и с облегчением обнаружил: непокорный
волос на месте.
  -- Когда я вел одинокую борьбу с коммунистической тиранией в Никарагуа, --
сказал он, -- у меня было вдоволь  времени,  чтобы  исследовать  возможности
изыскания новых ресурсов автомобильного топлива. Леди и джентльмены, решение
-- перед вами!
  Он  поднял  голову.  По  этому  знаку вертолет, который кружил неподалеку,
направился к месту действия и  завис  над  серебристой  упаковкой.  Лаваллет
кивнул,  с  вертолета спустили человека на веревке, тот прикрепил ее к крюку
на упаковке, дернул, и вертолет стал медленно подниматься.
  -- Леди и джентльмены, добро  пожаловать  на  публичную  презентацию  чуда
нашего  времени,  супермашины  завтрашнего дня. Позвольте представить вам --
"дайнакар"!
  Серебристая упаковка, привязанная к вертолету, поднималась вверх. У нее не
оказалось  дна,  и,  оторвавшись  от  земли,  она   обнаружила   под   собой
глянцево-черный автомобиль.
  Перед  ним аккуратно в ряд выстроились три новехоньких металлических бачка
для  мусора.  Они  были  полны  до  краев,  оттуда-то  и   относил   ветерок
тошнотворную  вонь  прямо  на  прессу.  Ривелл, на краю помоста, закашлялся.
Хьюберт Миллис поперхнулся и побагровел.
  Рядом с бачками стояло черненькое устройство, похожее на большой пылесос.
  -- Подобно тому,  как  автомобили  вчерашнего  дня  работали  на  топливе,
полученном из вчерашних отходов, "дайнакар" -- автомобиль дня завтрашнего --
будет  работать  на  отходах  сегодняшних.  Никакого бензина. Никакой нефти.
Никакого загрязнения окружающей среды. Джентльмены, прошу вас.
  Он кивнул рабочим, которые подошли к мусорным  бачкам  и  один  за  другим
вытряхнули  их  в  воронку  черного  устройства. Полусгнившие старые газеты,
очистки картофеля, куриные кости, грязные тряпки --  все  это  повалилось  в
круглую  черную  дыру,  но  что-то  упало  мимо, и по блестящему боку машины
поползли слизни. Рабочие торопливо смахнули их внутрь. Когда все  три  бачка
опустели, на черном устройстве была нажата кнопка.
  Раздался высокий перемалывающий вой, будто две машины -- для сушки белья и
для переработки мусора -- заработали одновременно.
  Горка  хлама, венчающая воронку, задрожала, приподнялась, опала и медленно
исчезла в чреве устройства.
  -- Сейчас вы видите, как работает преобразователь отходов  "дайнакар",  --
объявил  Лаваллет. -- Это устройство проделывает те же самые операции, как в
свое время при переработке скелетов  динозавров  в  нефть.  С  той,  однако,
разницей, что в нашем случае процесс длится не тысячелетиями, а мгновенно. И
конечный продукт, к тому же, выдается сразу очищенным.
  Вой  прекратился.  Лаваллет  дал  знак.  Рабочий  закрыл воронку крышкой и
отступил в сторону, с видимым усилием сдержав  рвотный  позыв.  Это  вредило
имиджу  корпорации,  и  Лаваллет  пометил  себе  в  уме,  что рабочего нужно
непременно уволить.
  Он сошел с помоста. Римо заметил,  что  два  автопромышленника,  Ривелл  и
Миллис,   с   интересом  наклонились  вперед.  Чиун,  меж  тем,  по-прежнему
разглядывал собравшихся.
  Лаваллет подошел к черному устройству и открыл  дверцу  в  его  основании.
Повернулся   к  гостям,  подняв  над  головой  грязновато-коричневый  брусок
размером с пачку сигарет.
  -- Взгляните, леди и джентльмены. Три емкости отходов, которыми только что
на ваших глазах был заполнен преобразователь, превратились вот в это.
  -- И при чем здесь автомобили?! -- выкрикнул кто-то.
  -- При всем, -- победно ответил Лаваллет. -- При том, что этот кирпичик  в
моей  руке  --  полноценное  топливо, на котором мой "дайнакар" будет бегать
неделю без дозаправки. Только представьте себе! Вместо  того,  чтобы  каждый
вторник  выбрасывать отходы, вы просто заполняете преобразователь, включаете
мотор -- и вынимаете из него топливо  для  вашего  автомобиля.  Одним  махом
решаются  две  проблемы сразу -- уничтожения отходов и источника энергии для
транспорта!
  Выкрикнули следующий вопрос. Лаваллет узнал крикуна: он был от независимой
местной радиостанции, которая никогда не жаловала Лаваллета. Там  не  только
отказывались  именовать  его Непризнанным Гением, но, напротив, по существу,
обозвали крупнейшим неудачником автоиндустрии. Вопрос был ехидный и  состоял
в следующем:
  -- Мою станцию интересует, что делать, если в семье две автомашины?
  --  Такие  семьи  могут  круглые сутки слушать вашу станцию. Вы извергаете
столько хлама, что его хватит на всю страну.
  По толпе пробежал смешок. Лаваллет удивился: где взрыв хохота? Внимательно
посмотрел  на  лица  и  вместо  заинтригованного   изумления,   на   которое
рассчитывал,  увидел  беспокойство  в  глазах,  нахмуренные  лбы  и изрядное
количество зажатых пальцами носов.
  --  Давайте  напрямую,  мистер  Лаваллет,  --  спросил  телерепортер.   --
Автомобиль действует исключительно на мусоре?
  --  На  отходах,  --  поправил  Лаваллет.  Слово "мусор" ему не нравилось.
Только представить  заголовок  в  "Инкуайре":  "НЕПРИЗНАННЫЙ  ГЕНИЙ  ИЗОБРЕЛ
МУСОРОМОБИЛЬ"!
  -- На любых? -- уточнили справа.
  --  Абсолютно.  На  всем, на чем угодно, от рыбьих голов и старых комиксов
до...
  -- А на дерьме? -- перебил его  журналист  из,  судя  по  значку,  журнала
"Роллинг Стоун".
  -- Прошу прощения?
  -- Я говорю о фекалиях. Будет он работать на дерьме?
  -- Этого мы не пробовали...
  -- Но могли бы?
  После  короткой паники Лаваллет с облегчением понял, что ни одна уважающая
себя американская газета не выпустит в свет  словечко  "дерьмомобиль".  И  в
конце-то концов, кого волнует, что пишется в "Роллинг Стоун"!
  -- Вполне возможно. В самом деле, не вижу причин, почему бы нет.
  --  Мы хотим посмотреть, как она ездит, -- сказал журналист из зловредного
"Роллинг Стоун".
  До сих пор, видно,  эта  мысль  в  голову  ни  одному  из  журналистов  не
приходила, потому что все они вдруг закричали вразнобой:
  --  Верно!  Точно!  Давайте  посмотрим, как она бегает! Покатайтесь в ней,
Лаваллет!
  Лаваллет, жестом призвав к тишине, сказал:
  -- Это второй  прототип.  Первый  украли  на  прошлой  неделе...  Полагаю,
промышленный   шпионаж.   Но   они   обманулись.   Оба   изобретения   --  и
преобразователь, и автомобильный мотор "дайнакар" -- столь революционны, что
построить их, не имея моих эксклюзивных патентов, нет никакой возможности. А
кроме  того,  чтобы  секрет  действия  системы  оставался  в  исключительной
собственности   компании  "Дайнакар",  каждая  модель  будет  выпускаться  с
фирменной  печатью  на  радиаторе,  и   только   лицензированные   компанией
мастерские  получат  право  их  обслуживать. Всякий, кто попытается нарушить
печать, обнаружит, что мотор самоуничтожился, превратившись  в  бесформенную
железку, -- что, я уверен, и случилось с ворами, которые увели единственную,
помимо  стоящей  перед  вами,  существующую модель. А теперь... Демонстрация
"дайна-кара" в действии!
  Шествуя сквозь толпу,  Лаваллет  чувствовал  на  себе  неотрывные  взгляды
Ривелла  и  Миллиса.  Окруженный  фотографами  и  телеоператорами, он открыл
маленький люк в капоте автомобиля и вложил внутрь кирпичик сжатого мусора.
  -- Итак, леди и джентльмены, этого достаточно,  чтобы  автомобиль  работал
неделю.
  Он  уселся  за  руль, и когда вспышки фотокамер засверкали со всех сторон,
поднял напоказ золотой ключик зажигания.
  Сначала журналистам показалось, что Лаваллету не  удается  завести  мотор.
Они  видели,  как  он вставил и повернул ключ зажигания, но из-под капота не
донеслось урчания, машина не дрогнула, не затряслась.
  Но вдруг, жизнерадостно махнув в окно, Лаваллет резво  тронулся  с  места.
Периметр  стоянки,  свободный  от  автомобилей,  стал испытательной трассой.
Кто-то из репортеров подсчитал, что всего в десять секунд скорость  возросла
с  нуля  до  65  миль  в  час,  для негоночной машины -- показатель хороший.
Лаваллет завершил круг и плавно притормозил у старта. Исключая визг  шин  по
бетону, за всю поездку "дайнакар" не издал ни единого звука.
  Во  весь  рот  улыбаясь,  Лаваллет выбрался из машины и принял героическую
позу.  Мисс  Блейз,  на  помосте,  первой  начала  аплодировать.   Репортеры
поддержали  ее  почин  -- не столько потому, что считали овацию необходимой,
сколько чтобы поощрить мисс Блейз подольше продолжать это волнующее ее грудь
действие.
  Лаваллет  дал  знак  рабочим,  те,  подойдя,  выстроились  в   ряд   перед
"дайнакаром".  Один  проговорил что-то в радиотелефон, и через мгновение над
головами присутствующих снова появился вертолет  со  все  еще  свисающей  на
веревке  гигантской  серебристой  упаковкой,  под  которой  пряталась машина
вначале. Ловким, хорошо отработанным движением вертолет развернулся и  снова
накрыл  "дайнакар".  Рабочий  отсоединил  веревку,  вертолет  был  таков,  а
Лаваллет вернулся на помост и сказал в микрофоны:
  -- Если есть вопросы, прошу вас.
  -- Вы утверждаете, что это экологически чистая машина?
  -- Вы же видели  сами:  ни  газов,  ни  выхлопной  трубы,  ни  даже,  могу
прибавить, глушителя.
  -- А запах?
  -- Какой запах? -- удивился Лаваллет.
  -- Зловоние. Когда вы проехали мимо, мы все его слышали.
  --  Вздор, -- сказал Лаваллет. -- Это всего лишь остаточный запах отходов,
которые стояли  здесь  в  ожидании  своей  переработки.  Прошу  простить  за
доставленное  неудобство,  но  я  хотел  использовать  наихудший, застарелый
вариант отбросов, чтобы показать в полной мере, до какой степени  эффективен
процесс.
  -- Надо было попробовать дерьмо! -- нес свое репортер из "Роллинг Стоун".
  --   В  начале  этой  недели  в  вас  стрелял  некто,  заявивший,  что  он
представляет собой группу "зеленых" экстремистов. Как вы думаете,  произошел
бы этот инцидент, если бы покушавшийся знал о "дайнакаре"?
  --  Думаю,  что  нет,  --  сказал Лаваллет. -- "Дайнакар" -- голубая мечта
"зеленых".
  -- Что скажешь, Чиун? -- спросил Римо.
  -- Скажу, что хорошо б ты ушел отсюда.
  Чиун по-прежнему разглядывал толпу.
  -- Это мы уже обсудили. Да что, черт возьми, ты все время ищешь?
  -- Душевный покой. И не нахожу, -- огрызнулся старик.
  -- Отлично, -- пожал плечами Римо. -- Получай свой покой. Пойду поброжу.
  -- Помни, что обещал ни во что не лезть!
  Римо исчез в толпе. Какой бес вселился в Чиуна? Ладно, предположим, старик
не в духе, потому что его задело шальной пулей, но при  чем  здесь  Римо?  И
зачем  было являться сюда? С чего он вздумал, что тот, кто его ранил, придет
тоже?
  Между тем Лаваллет продолжал отвечать на вопросы.
  --  Мистер  Лаваллет,  хотя  всем  известно,  что  вы  Непризнанный  Гений
Автоиндустрии,  изобретателем  вы  не  числитесь. Как же вам удалось создать
революционное  технологическое  открытие,  на   основе   которого   работает
"дайнакар"?
  --  Как  ни  странно,  в  этой  машине  нет  технологических  открытий, за
исключением привода, -- гладко произнес Лаваллет. -- Все остальное имелось в
наличии.  Широко  известно,  что  на  Западе  есть   жилые   дома   и   даже
электростанции,   использующие  в  качестве  топлива  спрессованные  отходы.
Проблема состояла в том, чтобы воплотить существующую  технологию  в  формы,
доступные каждой американской семье. Мы ее решили.
  -- Когда вы сможете приступить к производству?
  -- Немедленно, -- сказал Лаваллет.
  --   Когда,   по   вашему  мнению,  вы  сможете  реально  конкурировать  с
автогигантами "Большой Тройки"?
  -- Вопрос следует переадресовать, -- усмехнулся  Лаваллет,  --  когда  они
смогут конкурировать со мной?
  Он  с улыбкой повернулся к Ривеллу и Миллису, которые так и сидели на краю
помоста, не отрывая глаз от серебристой упаковки "дайнакара".
  -- Вообще говоря, -- продолжал Лаваллет, -- с того времени, как  случилась
трагедия  с  Дрейком  Мэнгеном,  ко  мне обратился уже не один представитель
компании "Нэшнл автос".  Кто  знает,  может,  мы  сумеем  найти  возможность
объединить наши усилия?
  -- Вы хотите сказать, что возглавите "Нэшнл автос"?
  -- Такого поста мне не предлагали, -- сказал Лаваллет, -- но мистер Мэнген
погиб,  как  это  ни  прискорбно,  и,  возможно, "Нэшнл автос" приспела пора
изменить направление развития. "Дайнакар" -- компания завтрашнего  дня.  Все
остальные -- вчерашнего.
  -- Ривелл! Миллис! -- переключились журналисты.
  Те вздрогнули, словно их застали врасплох.
  --  Вы  допускаете возможность объединения с Лаваллетом?! -- закричал один
репортер.
  -- Для производства модели "дайнакар"? -- подхватил другой.
  У края помоста Римо приметил группу вполголоса переговаривающихся людей  в
костюмах-тройках.  По  тому,  как  они держались, он сразу понял: одетые под
обычных бизнесменов, они  вооружены.  Жесты  их  были  скованны,  ладони  не
отстранялись  далеко  от  пояса или подмышки, где крепилось оружие. Там даже
слегка оттопыривались  пиджаки.  Недоумки,  подумал  он.  Лучше  б  нацепили
галстуки с люминесцентной вышивкой: "Телохранитель".
  Усиленный  динамиками,  голос  Лайла Лаваллета плыл над головами. Внимание
Римо привлек оператор, двигающийся по кромке толпы, и произошло это  потому,
что видеокамеру тот держал неловко, словно не привык к ее весу. Оператор был
высокий,  темноволосый,  со  шрамом,  пересекающим  правую  скулу, и ледяным
взглядом, в котором Римо почудилось что-то знакомое.
  Неторопливо обойдя толпу, тот оказался в  ее  арьергарде  строго  лицом  к
месту, где сидели автомобильные бонзы Ривелл и Миллис.
  Уголком  глаза  Римо  заметил, что Чиун перемещается к помосту. Видимо, он
тоже что-то почуял. Но от чего, черт возьми, предостерегал его старик?
  Пожалуй, лучше всего -- развернуться и уйти восвояси. Не его дело.  Однако
уже  додумывая  эту  здравую мысль, он увидел, что тот самый оператор правой
рукой возится с ручкой  камеры,  пристроенной  на  левом  плече.  Он  что-то
затевал,  это  было  ясно  как  день,  а  потом вдруг все его тело замерло в
стойке, которая могла означать только одно: оружие.
  -- Чиун! Внимание! -- крикнул Римо.
  Кратчайший путь к оператору был сквозь толпу  журналистов,  и  Римо  мощно
двинулся  вперед,  разметая  собой  людей,  как пудовый шар разметает легкие
кегли.
  Человек со шрамом уронил повисшую на ремне видеокамеру, в его руках  вдруг
оказался  черный  длинноствольный  пистолет,  он  прицелился, как на учебных
стрельбах, и, прежде чем Римо настиг его, ахнуло четыре выстрела.
  Раз, два, три, четыре. Один за другим быстро, как автоматная очередь.
  Римо перевел взгляд на помост. Тело Чиуна наискось накрыло тела Миллиса  и
Ривелла.  Все  трое  были  недвижны.  Лайл  Лаваллет  бежал  к ним по слегка
наклонному помосту. С другой стороны бежали телохранители.
  Римо, изменив курс, кинулся туда  же.  Вокруг  помоста  плотно  сгрудились
журналисты, и Римо, сделав вольт над их головами, приземлился на груду тел.
  -- Чиун, Чиун, ты в порядке?
  --  Был,  пока  какой-то  слон  не  рухнул  на  меня, бедного, -- раздался
скрипучий голос.
  Убийца перестал стрелять:  слишком  много  журналистов  мельтешило,  мешая
попасть  в  цель.  Значит, пора его брать. Римо попытался встать на ноги, но
тут куча-мала пополнилась свалившимися на него Лаваллетом и телохранителями.
  -- Я возьму стрелка, Чиун, -- сказал Римо и начал было выскальзывать  из--
под тел, как вдруг почувствовал, как что-то держит его за лодыжку.
  Он  попытался  освободиться.  Хватка разжалась. Он хотел встать -- в клещи
попала другая  лодыжка.  В  суматохе  все  руки-ноги  так  перепутались,  не
разберешься.
  Римо  рванулся  что  было  сил,  но внезапно все препятствия исчезли, и он
плашмя рухнул на доски.
  Поднявшись наконец на ноги, он осмотрелся поверх  голов  толпящихся  перед
помостом. Стрелок исчез.
  Римо соскочил вниз, прочесал толпу, но того и след простыл, только жужжали
в ушах репортеры:
  -- Кто это был?
  -- Кто стрелял?
  -- Кто-нибудь ранен?
  И вдруг:
  -- А я знаю, кто стрелял.
  Римо молнией подлетел со спины и ухватил сказавшего это за мочку уха:
  -- Говори, кто!
  -- Перестань, -- зашипел тот от боли.
  -- Сначала скажи, кто.
  --  Оператор.  Мы  пришли  сюда  одновременно,  и я видел его имя в списке
приглашенных.
  -- Что за имя?
  -- Смешное какое-то. Ой, не надо! Скажу-скажу. Римо Уильямс.
  Римо отпустил ухо, тяжко сглотнул и побежал к помосту за Чиуном. Надо было
успеть выбраться с места  событий,  чтобы  не  стать  звездами  шестичасовых
новостей.
  Автостоянку они покидали под вой приближающихся полицейских сирен.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  Нет, Мастер Синанджу есть не хочет. Нет, Мастер Синанджу не захочет есть в
предсказуемом  будущем,  по крайней мере, до тех пор, пока это неблагодарное
создание -- его ученик -- не перестанет покушаться на его уединение.
  -- Ну а я голоден как волк и сейчас приготовлю рис.
  -- Отлично,  --  отозвался  Мастер  Синанджу  и  машинально  прибавил:  --
Приготовь  его  в  Массачусетсе.  --  Это была фраза из застрявшего в памяти
рекламного ролика.
  Римо сдержался, чтобы  не  сдерзить,  и  направился  в  кухоньку,  которая
имелась  при  номере.  На стойке, доставленные посыльным, лежали шесть пачек
коричневого риса и для разнообразия одна пачка белого --  по  мнению  Чиуна,
куда менее питательного и вкусного. Не говоря уж о цвете.
  Римо открыл пачку белого.
  -- Ага! Мой любимый белый рис!
  Он  посмотрел  в гостиную -- удостовериться в отвращении, начертавшемся на
пергаментной физиономии Чиуна. Но старик так и остался сидеть, как сидел  --
в позе лотоса посреди комнаты.
  -- Давненько я не ел белого риса! Даже слюнки текут!
  Чиун пренебрежительно фыркнул.
  Римо  поставил  на  огонь кастрюлю с водой и отмерил с полчашки риса. Пока
вода закипала, он вел светскую беседу, хотя настроение у него было так себе.
И все-таки после целого дня бесплодных ссор и уговоров надо было попробовать
подкатиться к Чиуну и с этой стороны тоже.
  -- Как мечтал я о чашке риса в пустыне после крушения! И знаешь что, Чиун?
Я был у них главным, у тех, кто спасся. Прямо посреди пустыни. И знаешь что?
Мне понравилось.
  -- Молодец, --  сказал  Чиун.  --  Пусть  Смит  на  Рождество  купит  тебе
песочницу.
  --  Мне  нравилось,  что меня слушаются. Мы сидели там, среди песка, и эти
люди, которых я до того в жизни не видел, ждали от меня верных решений.
  -- И песок ждал тоже, -- сказал Чиун.
  Закипающая вода в  кастрюле  пустила  первые  пузыри,  и  Римо,  не  найдя
деревянную ложку, удовлетворился пластмассовой.
  --  Мне кажется, некоторым я даже спас жизнь, -- продолжал он. -- Я всегда
буду помнить об этом. Пожалуй, теперь я лучше понимаю, как важно  для  тебя,
чтобы в Синанджу все были сыты.
  Он высыпал рис в бурлящий кипяток.
  Взгляд   коричневатых  глаз  Чиуна  смягчился,  он  было  открыл  рот,  но
опомнился, перехватил едва  не  сорвавшееся  с  губ  доброе  слово  и  снова
уставился в пустоту.
  Для  Римо  это  все  отнюдь  не  осталось  незамеченным. Накрывая кастрюлю
крышкой, он говорил:
  -- Раньше я думал, что жители Синанджу -- ленивые неблагодарные  паразиты.
Все и каждый. Присосались к деньгам, которые Мастер добывает потом и кровью.
Но теперь я переменил свое мнение.
  Своим  длиннющим  ногтем  Чиун  смахнул  что-то с глаза. Неужто слезу? Так
держать, решил Римо.
  -- Теперь я понимаю, что это почетный долг  Мастера  --  содержать  родную
деревню.
  Он  выждал  пять  минут, прежде чем снять крышку с кастрюли. Рис получился
мягкий и пышный.
  -- Может, когда-нибудь кормить жителей Синанджу  выпадет  мне,  --  сказал
Римо, раскладывая рис в две одинаковые пиалы. -- Я почту это за честь.
  Он покосился на Чиуна, но кореец отвернулся.
  -- Будешь рис? -- мягко спросил Римо.
  Чиун  поднялся  с  пола  так  стремительно, словно его катапультировало, и
золотой  вспышкой  цвета  кимоно,  в  котором  он  был  сегодня,   преодолел
расстояние до двери в спальню.
  Дверь  за ним хлопнула, но и сквозь нее Римо слышал, как громко сморкается
Мастер Синанджу. Звук был похож на гусиное "га-га-га".
  Через некоторое время дверь растворилась, и  Чиун  предстал  в  обрамлении
проема, спокойный, величественный, с умиротворенным выражением лица.
  -- Да, сын мой. Немного поем, пожалуй, -- чинно сказал он.
  Когда они отставили опустевшие пиалы и палочки для еды, Римо сказал:
  -- Мне надо поговорить с тобой, папочка.
  Чиун жестом остановил его:
  -- Приличия должны быть соблюдены. Сначала о еде.
  -- Да?
  --  Сдается  мне, ты научился наконец по-настоящему готовить рис. Вот этот
был сварен правильно, не то  что  несъедобный  клей,  который  получается  у
японцев. Этот был сделан по-корейски.
  -- Рецепт -- из китайского ресторана.
  --  А  ты  хоть  знаешь, откуда он у китайцев? -- фыркнул Чиун. -- Китайцы
стащили настоящую технологию приготовления риса у  корейцев,  во  всем  мире
признанных лучшими поварами.
  Римо   согласно  кивнул,  хотя  единственное  корейское  блюдо,  какое  он
когда-нибудь пробовал -- что-то вроде  маринованной  капусты,  --  по  вкусу
напоминало протухшие водоросли.
  Он в ожидании опустил голову, пока Чиун не произнес наконец:
  -- Вот теперь можно поговорить о других вещах.
  --  Я знаю, Чиун, что тебе эта тема неприятна, но не могу не спросить: кто
был этот тип с пистолетом?
  -- Какой-то безумец, которому нравится стрелять  в  людей,  --  отмахнулся
Чиун.
  -- Один из журналистов знал его имя.
  --  Псевдоним,  --  сказал Чиун. -- Американские гангстеры часто выступают
под псевдонимами.
  -- Но этот назвал себя Римо Уильямс.
  -- Наверно, выудил наобум в телефонной книге, -- предположил Чиун.
  -- Не так уж много Римо Уильямсов в телефонных книгах,  папочка.  А  зачем
Смит послал тебя в Детройт?
  -- Дела! -- вздохнул Чиун.
  -- Ну это-то я понял. Что, охотишься за этим стрелком?
  -- Тоже мог бы понять.
  --  Я стараюсь держаться уважительно и беседовать, как подобает, -- сказал
Римо, и Чиун, на редкость пристыженный, ничего не ответил. -- Я передумал об
очень многих вещах там, в пустыне. Я думал о том, кто я  такой  и  откуда  и
почему  у  меня  никогда  не  было родных, кроме тебя, конечно. Мне кажется,
потому-то меня так впечатлило такое, знаешь, уважительно-зависимое отношение
остальных пассажиров. Это было похоже на семью.
  Чиун молчал, и Римо продолжил:
  -- Странно, что у этого типа такое же имя, как у меня.
  --  Одно  дело  --  иметь  имя,  --  сказал  Чиун.  --  Совсем  другое  --
воспользоваться чужим.
  -- Ты думаешь, он воспользовался моим?
  --  Этот  человек -- гнусный и жестокий обманщик, злобный, порочный белый.
Не будь он так вероломен, мою седую голову не обезобразил бы этот шрам.
  -- Рана скоро заживет, папочка.
  -- Да, но не заживет стыд. Во всяком случае, не заживет, пока я  не  сотру
этого мерзавца с лица земли. В мире таким не место!
  Голос Чиуна дрожал от гнева.
  -- Я готов помочь, -- сказал Римо.
  Но  почему  Чиун  так  странно  взглянул на него в ответ? Словно сверкнула
молния. Что это? Неужто страх?
  -- Нет, -- сказал Чиун  как-то  слишком  громко.  --  Ты  не  должен.  Это
запрещено.
  --  Стыд, что тебя тяготит, лежит и на моих плечах тоже, -- возразил Римо.
-- Ты же сам это знаешь.
  -- Я знаю это и знаю много других вещей. Некоторые из  которых  тебе,  сын
мой, неизвестны.
  -- Например?
  --  Я  знаю, что делать можно и чего нельзя. И поскольку я твой учитель, а
ты мой ученик, ты должен принять это без разговоров.
  -- Не спорю, -- сказал Римо, -- но твой долг -- объяснить  мне  эти  вещи,
иначе я никогда их не постигну.
  Не оставалось сомнений, что Чиун что-то скрывает. Но что?
  --  Подожди  здесь, -- спокойно произнес Чиун, стремительно-плавно встал и
мягко зашлепал  к  лакированным  сундукам,  аккуратно  составленным  в  углу
гостиной.
  Он  нырнул  на  самое  дно  одного из них, порылся немного, удовлетворенно
хмыкнул и вернулся, бережно держа что-то в костлявых пальцах.
  Уселся наискось от Римо и подал ему то, что принес.
  -- Это -- одно из величайших сокровищ Синанджу.
  Римо  принял  вещицу  размером  с  кулак,  серую,  испещренную  блестящими
крапинками кварца, холодную на ощупь.
  -- Простой камень? -- спросил он.
  -- Нет, -- сказал Чиун. -- Не простой. Это камень с Луны.
  Римо повертел его в руках.
  -- С Луны? Наверно, Смит раздобыл его для тебя. -- Он улыбнулся. -- Чем же
ты заморочил Смита, что он уломал НАСА отдать тебе образец лунного грунта?
  --  Нет,  -- сказал Чиун. -- Этот камень дал мне мой отец, который получил
его от своего отца, и так далее, до того, кто поднял его с лунных  предгорий
-- Мастера Шаня.
  Римо вскинул бровь.
  -- Никогда не слыхивал о таком. И, смею предположить, вряд ли слыхивали на
Луне.
  --  Мастер  Шань,  --  значительно  потряс  головой  Чиун, -- известен как
Мастер, который ходил на Луну.
  -- А, ну тогда понятно, -- улыбнулся Римо. --  Известно,  что  у  Мастеров
древности  не  было  космических кораблей, но Мастера в них, естественно, не
нуждались, потому что ходили в космос пешком.
  -- Я пропущу  мимо  ушей  твою  дерзость,  ограничившись  замечанием,  что
категоричность -- прибежище невежд.
  --  Невежда  я  или нет, но первым из людей на Луну ступил Нейл Армстронг,
американец. А с чего это мы вдруг о Луне? Начали  с  того,  что  есть  вещи,
которые  тебе известны, а мне -- нет, и сейчас стало категорически ясно, что
о Луне ты не знаешь ничего. Меньше, чем ничего.
  -- Я расскажу тебе историю Мастера Шаня, --  сказал  Чиун.  --  Это  было,
когда  в Китае правила династия Хань. Мастер Шань тогда был правящий Мастер,
но за исключением похода на Луну за ним не числится  великих  деяний.  Итак,
Мастер Шань часто выполнял задания китайского императора. Это было в те дни,
когда китайцы еще расплачивались по своим счетам. Страной воров и попрошаек,
каким  мы  знаем его сейчас, Китай стал позже. Как бы то ни было, китайского
императора непрестанно осаждали враги, всякие отпрыски королевской  крови  и
претенденты  на  трон,  которые  спали  и  видели захватить его золото и его
женщин, поскольку, помимо императрицы, он имел множество наложниц  --  такая
традиция  была тогда у императоров Китая, личностей растленных и аморальных.
Мастер  Шань  совершал  многотрудные  путешествия  из  деревни  Синанджу   в
Западно-Корейском заливе к императорскому двору, чтобы уничтожить очередного
врага трона, но стоило ему сместить одного, как тут же возникали все новые и
новые. Тогда однажды Мастер Шань сказал императору: "Послушай, врагов у тебя
--  как  звезд  на  сентябрьском  небе. Каждый год ты призываешь меня, чтобы
избавиться от них, но на следующий  год  их  число  только  возрастает".  --
"Разве  это  нехорошо,  -- спросил император, -- ведь работы у тебя при моем
дворе не убавляется?" -- "Нехорошо, -- отвечал Шань, -- потому что  скоро  у
китайского  престола  будет  больше  врагов, чем подданных". Император Китая
обдумал услышанное и сказал: "Каковы твои предложения, Мастер Синанджу?"
  Чиун сделал паузу, чтобы взять камень из рук Римо и положить  его  на  пол
посередине комнаты.
  -- Тогда Мастер Синанджу сказал императору: "Допусти женщин твоих врагов к
своему  двору.  Возьми  их,  и тогда по крови твои враги превратятся в твоих
родственников". Император обдумывал совет целый день и целую ночь,  а  потом
ответил:  "Твоя мысль имеет свои достоинства, Мастер Синанджу. Но что же мне
делать с наложницами, которые у меня уже есть? Дворец и так переполнен!"  --
"Освободи  их,  --  сказал  Мастер  Синанджу,  сам  не  без  благосклонности
поглядывавший на одну из наложниц императора. -- Может статься,  и  я  приму
какую-нибудь  в  качестве  оплаты". Итак, император Китая поступил, как было
сказано,  освободил  наложниц,  и  одна  из  них,   по   имени   Йи,   стала
собственностью Мастера Синанджу и вернулась в нашу деревню с Мастером Шанем.
  --  Все  хорошо, что хорошо кончается, -- сказал Римо. -- Надо думать, она
была красотка.
  -- Ничего хорошего, -- сказал Чиун.  --  Как  только  Мастер  Шань  привез
китаянку,  в  деревне  поднялся  ропот, потому что тогда, как и теперь, даже
дети знали, что китайцы -- немытый народ с плохими зубами и дурным нравом  и
что,  хотя  работать  на  них  позволительно,  спать с ними ни в коем случае
нельзя. Но что мог сделать Мастер Шань, который потерял голову от любви? Эта
женщина, Йи, избалованная роскошью при дворе императора, измучила его своими
капризами. Ей не по силам было оценить величественную простоту Синанджу. Она
требовала изумрудов -- и Мастер Шань дарил ей изумруды. Она просила  рубинов
-- и получала желаемое. Она хотела...
  -- Недуг Шаня можно определить одним словом, -- перебил Римо.
  -- Каким?
  -- Подкаблучник.
  --  Что за способность говорить пошлости даже в момент высокого пафоса! --
поморщился Чиун. -- Однажды Мастер Шань заметил, что  сокровищница  Синанджу
пустеет,  пошел к Йи и сказал ей: "Мое богатство оскудевает, но я становлюсь
богаче, потому что у меня есть ты", -- хотя, говоря по  чести,  эта  женщина
понемногу начала ему докучать. Однажды Йи сказала: "Я хочу то, чего нет ни у
императора,  ни  у  Мастера".  Шань  разгневался:  "Я дал тебе бриллианты, и
изумруды, и жемчуга. Чего еще можно желать?" Йи, глядя на Шаня, задумалась и
увидела в ночном небе над головой Мастера нечто яркое и блестящее, и  хитрая
улыбка  появилась  на  ее  корыстолюбивом,  покитайски плоском, как лепешка,
лице.
  -- Можно без комментариев? -- попросил Римо. -- Легенда,  только  легенда,
ничего, кроме легенды. У меня еще есть дела сегодня.
  -- Ты можешь уйти сейчас, -- обиделся Чиун.
  -- Нет, а история? -- запротестовал Римо.
  --  Легенда,  -- поправил Чиун. -- Итак, корыстолюбивая Йи сказала Мастеру
Шаню, что есть всего одна вещь, которая ей надобна, но если Мастер  Шань  не
сумеет  ее  достать, она, Йи, будет вправе считать себя свободной и вернется
на родину. Тут Мастер Шань наконец понял то, чего не понимал доныне: что  Йи
любит  не  его, а вещи, которые он ей дарит. Но он понял также и то, что сам
он продолжает ее любить, и дал ей такое обещание.  "Чего  ты  желаешь,  жена
моя?"  И  Йи  указала  на  ночное  небо. "Это", -- сказала она. -- "Луну? Но
невозможно достать Луну. Этого не может  никто.  Ты  хитришь  со  мной!"  --
"Хорошо,  я  согласна  на часть Луны. Частицу не больше моего кулака. Неужто
это такая непосильная просьба?" Несколько дней Шань не находил  себе  места.
Он  не  спал,  не  ел,  потому  что страдал от любви, и вот наконец пришел к
решению, что если он хочет, чтобы Йи по-прежнему была ему женой,  он  должен
сделать попытку.
  -- Вот олух, -- вставил Римо.
  --  Не  перебивай!  -- приказал Чиун. -- Итак, одной ясной ночью он взял в
руки посох, повесил на спину дорожный мешок и отправился на Луну.  Он  пошел
на  север,  пересек  Корею, потом более холодные страны за Кореей, так чтобы
Луна всегда была у него перед глазами. Место его назначения  там,  где  Луна
садится,  решил  он.  Тогда,  куда  бы  Луна ни девалась днем, он отыщет ее.
Мастер Шань шел, шел и шел, пока земля, по которой можно идти, не  кончилась
у  него под ногами, и тогда он сделал себе лодку и в ней продолжил свой путь
на север. У него кончилась еда, стало нечем утолить жажду. В воде  появились
странные  животные  и  плавающие  медведи  цвета снега. Наконец Мастер Шань,
ослабевший от голода, приплыл  в  холодное  море,  над  которым  никогда  не
садилось солнце. Он решил, что он уже умер и обречен в вечности плыть сквозь
Пустоту. Но тут он достиг странной земли. Земля эта была вся белая, покрытая
снеговыми  горами.  Снег  был  повсюду,  а под снегом -- камень. День шел за
днем, но солнце не садилось, а только висело низко в усталом небе.  Луны  не
было.  И  тогда Мастер Шань понял, что он достиг своей цели. -- Чиун понизил
голос до почтительного шепота. -- Таким-то образом, согласно легенде,  он  и
дошел  до  Луны.  Мастер  Шань поел мяса белого плавающего медведя и отколол
кусок камня размером с кулак Йи от одной из лунных гряд. А  потом,  запасясь
мясом,  он  поплыл  назад,  с  Луны  на Землю. Когда много месяцев спустя он
вернулся в деревню Синанджу, то  сказал  Ии:  "Вот,  я  принес  тебе  лунный
камень.  Я  выполнил  свое  обещание".  И Йи приняла его дар и выслушала его
историю, хотя и плача при этом, ибо поняла, что  никогда  больше  не  увидит
родины.  Дней  ее  после  этого  было  немного, и Мастер Шань, убитый горем,
вскорости тоже умер. Но умер в почете и уважении, потому что совершил  чудо.
И  чтобы  будущие  поколения  не забывали про урок Шаня, камень, который ты,
Римо,  держал  в  руках,  передается  от  поколения  к  поколению.  --  Чиун
доброжелательно улыбнулся. -- Ты все понял?
  --  Мне  очень  жаль, Чиун, но я никак не могу скрыть от тебя, что Шань до
Луны так и не дошел.
  -- Ты не понял, -- печально посмотрел на него старик.
  -- Куда он добрался, так это на Северный Полюс, -- сказал Римо. -- Там как
раз водятся белые медведи. И солнце на  Северном  Полюсе  не  садится  шесть
месяцев кряду -- полярный день. Вот почему там всегда светло.
  -- Ты разочаровал меня, Римо, -- сказал Чиун, подняв с пола камень Мастера
Шаня. -- Буду иметь в виду, что этот урок ты пока не усвоил. Очень печально.
  -- Очень,-- произнес Римо. -- И покончим с этим, только ответь мне на один
вопрос: если Шань дошел-таки до Луны, почему он не признан Великим Мастером?
Ведь в конце-то концов дойти до Луны способен не каждый.
  --  Шань  не  увенчан званием Великого по очень простой причине, -- ровным
голосом ответил Чиун. -- Он женился на китаянке, а так не делают. Не смой он
отчасти свою вину тем, что дошел до Луны, его имя вычеркнули бы  из  истории
Синанджу.
  Зазвонил телефон.
  -- Это Император Смит, -- сказал Чиун.
  -- Откуда ты знаешь?
  --  Очень  просто.  Я  здесь.  Ты здесь. Смит не здесь. Следовательно, это
Смит.
  -- Недурно, -- признал Римо. -- Что еще предскажешь? Чиун прижал пальцы  к
вискам и прищурился, вглядываясь в будущее.
  -- Еще предскажу, кто ответит на этот звонок.
  -- И кто же?
  -- Ты, Римо.
  -- Почему?
  Чиун открыл глаза:
  --  Очень  просто. Потому что я этого не сделаю. Хе-хе. Потому что я этого
не сделаю!
  -- Очень смешно. -- Римо направился к телефону и жизнерадостно  крикнул  в
трубку: -- Смитти, ку-ку!
  -- Римо? -- резко сказал Смит. -- Я звонил Чиуну.
  --  А  дозвонились мне. Но не огорчайтесь так сильно. Просто Чиун в данный
момент на звонки не отвечает.
  -- Что вы делаете в Детройте? Где вы были сегодня в два часа дня?
  -- С Чиуном, на какой-то автомобильной выставке. Смитти, а вы знаете,  что
здесь есть парень, который расхаживает по городу под моим именем?
  -- Римо, я хочу поговорить с Чиуном, -- потребовал Смит.
  Римо перебросил трубку Чиуну, тот поймал ее в воздухе и возгласил:
  --  Привет  вам,  Император  Смит. Ваши страхи безосновательны, потому что
Римо со мной и все в порядке.
  Римо терпеливо слушал только одну сторону диалога: реплики  Чиуна.  Обычно
он  без  труда  даже  с  другого конца комнаты мог уловить весь разговор, но
сейчас Чиун так плотно прижал трубку к уху, что из слов  Смита  до  Римо  не
доносилось ни звука.
  -- Не могу объяснить, -- говорил Чиун. -- Сейчас не могу. Будьте спокойны,
время все расставит по местам. Да. Больше из автомобильщиков никто не умрет.
Я дал слово Мастера Синанджу, чего ж вам больше?
  И, не прощаясь, повесил трубку.
  -- О чем речь? -- спросил Римо.
  -- Это дела Императора.
  -- Снова здорово! Ну же, Чиун. Объясни мне, что происходит.
  Чиун махнул рукой, приглашая Римо присесть. Тот неохотно, но подчинился.
  --  Сын  мой,  ты  веришь  своему Мастеру, который сделал тебя тем, кто ты
есть, или не веришь?
  -- Ты же знаешь, что верю, -- сказал Римо.
  -- В таком случае призываю тебя прислушаться к этой вере.  Император  Смит
хочет,  чтобы  ты  вернулся  в  "Фолкрофт". Подчинись. Я присоединюсь к тебе
через день. От силы через два. Верь мне, Римо. Есть вещи, которых тебе  пока
знать не нужно. Эта -- одна из них.
  -- Я сделаю, как ты скажешь, -- вздохнул Римо.
  --  Вот  и хорошо, -- с облегчением произнес Чиун. -- А теперь иди. У меня
дела.
  -- Надеюсь, Смит поблагодарил тебя за то, что ты  спас  жизнь  этим  двоим
сегодня, когда началась стрельба? -- спросил Римо.
  -- На что мне благодарности? Это была часть моей миссии.
  -- А в чем состоит другая?
  Чиун молча поднялся и спрятал свой лунный камень обратно в сундук.
  Римо,  зная,  что  он  не  ответит,  пошел  к  двери,  но  у самого порога
остановился.
  -- Чиун, это парень с моим именем? Из-за него вы со Смитом сами на себя не
похожи?
  -- Нет, -- ответил Чиун, хотя ему было больно лгать своему ученику.
  Но все было так, как он говорил Римо. Есть вещи, которых лучше не знать.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  Что президент взволнован, Смит понял по выбору выражений.
  -- Какого хрена, Смит, что вы  там  делаете?  Вы  обещали  позаботиться  о
Дрейке  Мэнгене, и что же? Его убивают! А теперь еще, черт побери, покушение
на Ривелла и Миллиса!
  -- Они под присмотром, -- успокоил его Смит. -- Просто произошла неувязка.
  -- Неувязка? Вы там для того,  чтобы  неувязок  не  происходило!  Как  это
случилось?
  -- Я еще не уверен, -- сказал Смит.
  --  Не  уверены?  --  В  голосе  президента  зазвенел металл. -- Вы хотите
сказать, Смит, что не контролируете своих людей? Надеюсь, вы хотите  сказать
не  это,  потому  что  я  уже борюсь с искушением применить крайние меры. Вы
понимаете, о чем я.
  -- Решение за вами, сэр, -- произнес Смит, -- но, думаю, сейчас  это  было
бы  ошибкой.  А  кроме  того,  я  получил  заверения, что больше детройтские
автопромышленники не пострадают.
  -- Между прочим, они не растут на деревьях, --  сказал  президент.  --  Мы
потеряли Мэнгена. Больше я терять не хочу.
  --  Если  у  вас  нет  ко  мне каких-то особых приказаний, сэр, я бы хотел
вернуться к отслеживанию ситуации.
  Со стороны Вашингтона в трубке установилось тяжелое молчание, и  Смит  уже
было  совсем приготовился услышать приказ о расформировании. Но вместо этого
услышал:
  -- Ну ладно,  Смит.  Постарайтесь  как-нибудь  справиться.  Какого  черта!
Сегодня  никого  не  убили,  это уже кое-что. И кто знает, может, завтра все
образуется. Так оно обычно бывает.
  -- Надеюсь, сэр, -- облегченно вздохнул Смит и повесил трубку.
  Может, президент прав, и завтра дела пойдут лучше? Или они  уже  настолько
вышли  из-под  контроля,  что  уже  ничем не поправить? Чиун уверил его, что
детройтский киллер -- это не Римо, но с какой стати Римо  вдруг  оказался  в
Детройте?  Как Римо сумел так быстро найти Чиуна? Что, если они оба работают
на сторону, против Смита?
  Еще одна смерть -- и президент, Смит знал это наверняка,  распустит  КЮРЕ.
Смит  готов.  У  него  припасены  и  таблетка  яда,  которую  он  примет без
колебаний, и гроб, в котором погребут его  тело.  Элементарная  компьютерная
команда  сотрет  весь  архив  КЮРЕ,  а последний приказ, обращенный к Чиуну,
будет: уничтожить Римо и вернуться в Синанджу. После этого от КЮРЕ  и  следа
не останется.
  Впрочем,  один  все-таки  останется.  Довольно  большой.  Америка. И никто
никогда не узнает, что она еще существует только благодаря одному секретному
агентству.
  Тут Смита ледяной вспышкой озарила ужасная мысль. Почему  он  уверен,  что
Чиун,  получив приказ, в самом деле уничтожит Римо? А если нет? И что потом,
ведь Смита не будет рядом, чтобы держать в узде двух самых искусных убийц  в
истории человечества?
  Он пожал плечами и обратился к компьютеру.
  Чиун  пообещал,  что Римо немедленно вернется в "Фолкрофт". Если так оно и
будет, то дела, может быть,  не  столь  безнадежны.  Смит  вызвал  на  экран
информационную  сеть,  где  регистрировались  все  авиабилеты в Детройт и из
Детройта. По экрану побежали имена и места назначения. Завидев знакомое  имя
--  Римо  Кочрен,  --  Смит остановился. Под этим, одним из нескольких своих
псевдонимов,  Римо  подтверждал  готовность  лететь   рейсом   "Детройт   --
Нью-Йорк".
  Хорошо.  Теперь  следует  дождаться,  чтобы  Римо вошел в ворота санатория
"Фолкрофт". Тогда, и только тогда Смит и впрямь поверит,  что  ситуация  под
контролем.
  Римо  домчался  до детройтского аэропорта, отдал ключи от машины клерку за
стойкой проката автомобилей и напомнил, что остальные три принадлежат только
ему в течение следующих трех месяцев и обязаны дожидаться его на стоянке.
  -- На всякий случай, -- пояснил он.
  Затем Римо  купил  билет  до  Нью-Йорка  на  рейс  компании  "Мидвест-норт
сентрал-Макбрайд-Джонсон-френдли эйр", которая до последнего своего слияния,
происшедшего    ровно    пять    минут   назад,   называлась   "Мидвест-норт
сентрал-Макбрайд-Джонсон эйруэйз". Полет отложили на час, чтобы  экипаж  мог
быстренько  дописать на фюзеляже новое имя, так что Римо купил три газеты и,
отбросив страницы с новостями, спортом и бизнесом, углубился в комиксы.
  Он покончил с комиксами, и тут его взгляд упал на первополосный  заголовок
одной  из  газет:  "ПОКУШЕНИЕ НА АВТОПРОМЫШЛЕННИКОВ. В ПОЛИЦИИ НАМЕКАЮТ, ЧТО
ИМЯ ПРЕСТУПНИКА УСТАНОВЛЕНО".
  Римо подобрал страницы с новостями и внимательно изучил их.  В  каждой  из
трех  газет  излагалось  примерно  следующее:  сегодня  около  полудня некто
стрелял в Ривелла и Миллиса, но промахнулся. По утверждению полиции, стрелял
тот же, кто ранее на этой неделе покушался на жизнь Лайла Лаваллета, в обоих
случаях  попавший  на   пресс-конференцию   по   фальшивому   журналистскому
удостоверению.  Хотя  полиция  не  намерена в данный момент обнародовать его
имя, предположительно оно то  же,  каким  преступник  воспользовался,  когда
ранил Лаваллета в "Детройт-плаза".
  Рядом  с материалом о покушении был другой, повествовавший о том, как Лайл
Лаваллет изобрел автомобиль, который  работает  на  топливе,  полученном  из
домашних  отходов, и как Непризнанный Гений Автоиндустрии провозгласил конец
эпохи детройтских бензиносжигателей.
  Римо в ошеломлении опустил газету. Тот, кто стрелял  в  автопромышленников
сегодня, уже совершил покушение три дня назад -- когда Римо был в пустыне --
и  в  первом  случае тоже воспользовался именем Римо Уильямс! Почему Чиун не
сказал ему этого? Что Чиун и Смит пытаются от него скрыть?
  Римо повырывал статьи из газет и сунул их в карман.
  -- Я думал, вы улетаете, -- сказал клерк у стойки проката автомобилей.
  -- Передумал, -- сказал Римо. -- Мне нужна одна из трех моих машин. Ключи,
пожалуйста.
  -- Да, сэр. Не угодно ли еще машину вместо той, что покинет стоянку?
  -- Нет. Двух  оставшихся  вполне  достаточно.  Как  проехать  к  "Америкэн
автос"?
  -- По западному шоссе, там и увидите указатель.
  Кивнув,  Римо,  злой  как черт, покинул аэропорт. Такой злой, что впивался
пальцами в теплый пластик рулевого колеса, будто оно было из  пастилы.  Чиун
солгал  ему. Происходят вещи, которые явно касаются его, Римо, а Смит и Чиун
-- оба -- морочат ему голову!  Но  что,  что  именно  происходит?  Кто  этот
стрелок, на что ему чужое имя? А ведь Римо мог запросто поймать его сегодня,
не вцепись Чиун в лодыжку.
  Он  сосредоточился,  пытаясь  вспомнить  лицо этого человека. Что-то в нем
было узнаваемое, в этом лице... в глазах. Где он видел такие глаза раньше --
темные, глубоко посаженные, мертвые?
  И он вспомнил. Он видел такие глаза, глядясь в зеркало, когда брился.
  Римо гнал по Эдсел-Форд-паркуэй. К черту  Чиуна!  К  черту  Смита!  Что-то
происходит, и Римо сейчас сам выяснит, до какой степени это его касается.
  Одну  деталь  газеты  описали неправильно. Все три утверждали, что стрелок
метил сразу в обоих, Ривелла  и  Миллиса,  но  Римо  был  там  и  видел  все
собственными глазами. Он видел, как стрелок встал в стойку, видел траекторию
полета пуль и знал, что намеченной целью был Джеймс Ривелл. Стрелок, который
ранил  Лайла  Лаваллета  и  убил  Дрейка Мэнгена, метил в Джеймса Ривелла. В
списке остался только Хьюберт Миллис. Римо хотелось  еще  раз  взглянуть  на
стрелка.  Все, что ему требовалось теперь, это найти Хьюберта Миллиса, стать
его тенью и выждать.
  Хорошо бы не слишком долго.
  В санатории "Фолкрофт" Смит, взглянув на  часы,  понял,  что  самолет,  на
который  зарезервировал  себе  билет  Римо,  десять  минут  как  вылетел  из
Детройта. Он позвонил в Нью-Йорк и заказал лимузин -- встретить и  доставить
в Рай, штат Нью-Йорк, пассажира по имени Римо Кочрен.
  Покончив  с  этим, он налил себе из охладителя воды в бумажный стаканчик и
устроился перед  компьютером  просмотреть  последние  новости.  Сбор  данных
продолжался круглосуточно со всех информационных сетей -- агентств новостей,
радио-  и телепрограмм. Смит запрограммировал службу так, чтобы та подбирала
сообщения по определенным ключевым словам и  по  темам,  интересующим  КЮРЕ.
Разоблачения коррумпированных политиков шли под ключевым словом "коррупция".
Сообщения  о  поджогах  можно  было просмотреть, набрав на клавиатуре только
одно слово -- "поджог".
  Постоянно растущий файл помогал Смиту быть  всегда  готовым  к  тому,  что
какая-нибудь  вялотекущая  история  в  один  день вдруг может стать вопросом
первостатейной важности для КЮРЕ. И  когда  это  происходило  и  все  другие
возможные  способы  разрешения  ситуации  оставались неэффективны, вступал в
действие Римо Уильямс. Лощинный Насильник представлял собой  как  раз  такой
случай.  В  том,  что  он  виновен,  сомнений  не  было  никаких, но процесс
установления личности, следствия и суда столь протяженны во  времени,  столь
зависимы  от разных случайностей, что, пока они длились, могло бы пострадать
еще множество других ни  в  чем  неповинных  людей.  Римо  предотвратил  эти
напрасные потери.
  Смит  просматривал  новости  очень  быстро. Он ничего не записывал, хотя и
заметил в последнее время, что память его стала не так остра, как раньше,  и
что пометки пошли бы на пользу. Но делать их было небезопасно, и он напрягал
память.
  Дойдя до ряда сообщений о покушениях в Детройте, Смит потянулся к клавише,
которая  бы  их перелистнула, но был остановлен боковым значком перекрестной
ссылки:
  СМ. ФАЙЛ э 00334
  КЛЮЧ: РИМО УИЛЬЯМС
  Смит отхлебнул воды, недоумевая, в какую бы это ссылку могло занести Римо.
  Когда же увидел, в какую, вода пошла не в то горло, целая минута  ушла  на
то,  чтобы  прокашляться,  и  только  потом  он оказался в состоянии считать
информацию с экрана.
  Она пришла из  Ньюарка,  Нью-Джерси,  и  была  датирована  четырьмя  днями
раньше.
  Полиция  все  еще  расследует  убийство неопознанной женщины, тело которой
прошлой ночью было обнаружено на Уайлдвудском кладбище.
  Женщина, примерно пятидесяти  пяти  лет,  была  найдена  распростертой  на
могиле.  Вскрытие  показало, что она была с близкого расстояния застрелена в
сердце из пистолета 22-го калибра. Из тела извлечены три пули.
  Вызывает удивление отсутствие документов при пострадавшей, хотя внешне она
ухожена, хорошо одета, и, по  данным  вскрытия,  состояние  ее  здоровья  до
гибели   было   удовлетворительным.   Возле   тела   найден  букет.  Полиция
подозревает, что на женщину напали, когда она  возлагала  цветы  на  могилу.
Предварительное  расследование  показало,  что  ближайшая  к  месту действия
могила принадлежит Римо Уильямсу, в  прошлом  офицеру  полиции  из  Ньюарка,
более десяти лет назад казненному за убийство мелкого торговца наркотиками.
  Все усилия установить личность женщины путем опроса друзей и родственников
покойного  Римо  Уильямса  оказались  безрезультатны.  Согласно  полицейским
источникам, у Уильямса семьи не было.
  Полиция подозревает, что мотивом убийства могло быть ограбление.
  Смит выключил компьютер. Этого просто не может быть.  Сначала  в  Детройте
появляется  киллер,  выступающий под именем Римо. Потом, после стольких лет,
кто-то вдруг является на его могилу. За все время  с  тех  пор,  как  в  нее
опустили  гроб,  ни  одна  душа не остановилась отдать дань памяти покойного
полицейского. Смит  твердо  знал  это,  потому  что  кладбищенский  рабочий,
считавший,  что работает на социологический центр, ежемесячно собирал данные
о посещаемости  некоторых,  обусловленных  заранее,  могил.  Центра  такого,
конечно,  в  природе  не  было,  и отчеты окольными путями поступали в КЮРЕ.
Каждый месяц в них отмечалось, что посетителей на могиле  Римо  Уильямса  не
было.
  И теперь это!
  Кем  могла  быть  эта  женщина?  Подружкой,  у которой вдруг всколыхнулись
сентиментальные воспоминания? Сомнительно. Слишком стара. Достаточно  стара,
чтобы быть ему матерью.
  --  Мать  Римо!  --  хрипло прозвучал шепот в кабинетной тиши, -- О, Боже!
Время пошло вспять!
  На территорию большой загородной стройки будто по  воздуху  вплыла  черная
машина.  Лишь  мягкое  шуршание  шин по треку предупредило о ее приближении.
Стояли предвечерние  сумерки.  Рабочий  день  был  окончен.  Подъемный  кран
фантастическим кровососом приник к скелету полувозведенного здания.
  Черная  машина  с  затемненными стеклами объехала вокруг крана, прежде чем
остановиться нос к носу с  другой  машиной,  приехавшей  раньше.  Золотистой
дугой  мелькнул  окурок,  отброшенный  человеком  со шрамом на правой скуле,
который в ожидании стоял, опершись на крышу своего автомобиля.
  -- Уильямс, -- донесся сквозь закрытые окна брюзгливый голос.
  Тот приблизился к машине. Благодаря сегодняшней презентации он узнал в ней
"дайнакар" Лаваллета. Значит, его наниматель не свистел, когда говорил,  что
увел одну из моделей.
  -- В чем дело? -- спросил стрелок.
  --  Чем  вы,  по-вашему,  занимались  сегодня? -- сердито спросил голос из
"дайнакара".
  -- Пытался выполнить свой контракт.
  -- Кто вас просил? Вы могли все испортить.
  -- Что и вправду все портит, так это когда вы пудрите мне мозги,  и  я  не
знаю, в какую сторону поворачиваться!
  -- О чем вы?
  --  Сегодня,  к  примеру, я бы сделал Ривелла, если б тот старый китаец не
оттолкнул его. Тот самый китаец, который вчера ввалился в  окно  в  квартире
Мэнгена. Кто он, черт побери, такой?
  --  Не  знаю, -- ответил голос из глубины "дайнакара". Наступило молчание,
потом голос сказал: --  Зато  знаю,  что  сегодняшней  стрельбы  не  было  в
разработанном  мной  сценарии,  а вы должны ни на йоту не отступать от него!
Импровизация -- удел дилетантов.
  -- Не терплю, когда меня называют дилетантом! -- тихо произнес стрелок.
  -- Правила состоят в следующем. Вы убираете их по порядку,  только  одного
за раз. Никакой спешки. Никаких выстрелов в голову.
  -- Скажите тогда, кто из них нужен вам первым.
  --  Попробуйте Миллиса, -- сказал голос. -- Ривелл напуган до смерти, да и
Лаваллет от страха ни жив ни мертв. Так что -- Миллис.
  -- О'кей, -- сказал стрелок со шрамом.
  "Дайнакар", резво дав задний ход, развернулся и уплыл со стройки.  Что  бы
там писаки ни говорили, это не машина, а привидение, подумал стрелок.
  Он  уселся  за  руль  своей  и,  выжидая  положенные  пять минут, закурил.
Сигарета показалась ему невкусной. Десять лет, как он бросил курить, но  эта
работенка его прямо достала. Все не в радость с тех пор, как не стало Марии.
То  донимают  воспоминания,  то  ее лицо так и стоит перед глазами. Когда-то
давно она была такой нежной, такой прекрасной!
  И еще кое-что не давало ему покоя. С  самого  начала  он  заподозрил,  что
нанял  его конкурент Лаваллета, и теперь подозрение переросло в уверенность.
Такое расстройство нервов из-за стрельбы на демонстрации  "дайнакара"  могло
объясняться единственно тем, что наниматель сам там присутствовал.
  На  этот  раз  ему велено убрать Хьюберта Миллиса из "Америкэн автос". Что
отсюда вытекает? То, что он  киллер  по  контракту  с  Джеймсом  Ривеллом  и
сегодня едва не убил своего нанимателя.
  Неудивительно,  что  седок  "дайнакара" сдрейфил. Будет ему уроком. Впредь
пусть играет в открытую.
  Но кто этот чертов китаец? На кого работает он?
  И еще у стрелка возникло ощущение, что сегодня старик был не один. Но лица
того, второго, он не заметил.
  Плевать. Если кто-то из них объявится или снова встанет на  его  пути,  он
пришьет их и не задумается, если придется пальнуть в голову.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  Над  Великими  озерами  неторопливо  садилось  солнце.  С  озера  Эри веял
прохладный бриз. Листва на деревьях подумывала  о  том,  что  пора  желтеть.
Дети,  которым  до  школы  оставалось  несколько недель, забыли о играх. Час
веселья прошел; жизнь входила в  будничную  колею,  и  люди  в  своих  домах
ужинали,  собираясь  посвятить  вечер  просветительному воздействию вечерних
новостей. Умиротворенное предосеннее настроение снизошло на городок Инкстер,
расположившийся в непосредственной близости от Детройта.
  Если не  считать  завода  "Америкэн  автомобиле",  который  выглядел,  как
военная база в полной боевой готовности.
  Последнее  слово  техники,  только  что  сошедшие  с  конвейера  "Америкэн
Вистас",   "Штурмовики"   и   фургоны   "Морская   пена"   плотно   окружили
заводоуправление. Одно кольцо машин внутри гудящей от тока ограды высотой 20
футов, другое -- снаружи.
  Шесть  блокпостов,  каждый  в  тридцати  ярдах  от  другого,  держали  под
контролем единственный подъезд к главным воротам,  а  территория  управления
кишела  охранниками  "Америкэн  автос"  в  зеленой  форме,  которые  рыскали
повсюду, нянча в руках полуавтоматические винтовки.
  Смотрится очень внушительно, думал Хьюберт Миллис,  глядя  на  эту  бурную
деятельность  из  окна  своего  кабинета  на  верхнем этаже корпуса, торчком
вознесшегося  в  самом  центре  административного  комплекса.   Сердце   его
преисполнилось  гордости  от  готовности,  с какой выстроилась ему на защиту
продукция "Америкэн автос".
  --  Сто  процентов  надежности,  --  довольно  произнес  начальник  отдела
безопасности  компании,  молодой  человек  в  опрятном  коричневом  костюме,
обладавший редким даром к анализу систем безопасности.
  С такими способностями -- прямая дорога в ЦРУ, но "Америкэн автос" платила
ему столько, сколько в Вашингтоне он бы сроду не заработал.
  Миллис рассеянно кивнул и повернулся к телевизору. Только  что  закончился
120-секундный  выпуск  международных,  национальных  и  спортивных новостей,
увенчанный прогнозом погоды. Сейчас начнется двадцатиминутный обзор новостей
автоиндустрии. Миллис, коренастый мужчина  с  нервической  привычкой  ломать
руки, завидев на экране Лайла Лаваллета, включил звук.
  --  По  мнению  автомобильных  экспертов  --  говорил  ведущий,  --  Лайлу
Лаваллету может быть предложено возглавить  "Нэшнл  автос".  Это  --  прямое
следствие  трагической  гибели Дрейка Мэнгена, застреленного в квартире мисс
Агаты Баллард, с мистером Мэнгеном предположительно не знакомой.
  -- Как же! Прекрасная незнакомка! -- взорвался Миллис. -- Да Дрейк  трахал
ее  добрых  три  года!  --  Тут  он  вспомнил,  что  в кабинете присутствует
охранник, и пробормотал: -- По крайней мере, мне так говорили. Что-то  вроде
этого.
  Ведущий  продолжал  пересказывать, что говорят эксперты. Говорили же они о
том,  что  новый  "дайнакар"  Лаваллета  может   оказаться   самым   большим
потрясением  Детройта  со  времен  Генри  Форда.  Еще говорили о том, что из
"Нэшнл автос" подумывают, не пригласить ли  Лаваллета  возглавить  компанию,
чтобы держать под контролем развитие "дайнакара". А также говорили о том, не
последуют  ли  этому  примеру  "Дженерал  автос"  и  "Америкэн  автомобиле",
особенно если "зеленый" киллер продолжит свою атаку на автопромышленников.
  Говорили эксперты еще о многом другом, но Хьюберт Миллис этого не услышал,
поскольку с возгласом: "Бред собачий!" -- выключил телевизор.
  -- Все мы в свое время повыгоняли этого чертова Лаваллета, потому  что  он
--  вонючее  пустое  место.  Отдать компанию недотепе? Ну уж нет! Мало будет
одного несчастного киллера, чтобы заставить меня пойти на это! -- Он подошел
к окну и посмотрел на множество машин, заполнивших собой заводскую  стоянку.
-- Уверены, что все перекрыто?
  -- Муха не пролетит, мистер Миллис.
  --  Похоже,  вы правы, Лемминге. Знаете, мне кажется, сверху это выглядело
бы более  художественно,  что  ли,  если  б  вы  там  внизу  воспользовались
различными моделями нашего парка. Неплохая была бы идейка для рекламы.
  -- Мы так и сделали, -- сконфужен но признался Леммингс.
  -- Да ну?
  Миллис   еще  раз  посмотрел  вниз  сквозь  тройной  толщины  стекло.  Все
выстроенные кольцом машины выглядели одинаково. Он платит  своим  дизайнерам
шестизначные   суммы,  чтобы  они  делали  продукцию  "Америкэн  автомобиле"
узнаваемой с первого взгляда, и вот результат!
  -- Все одинаковые, -- подытожил Миллис.
  -- Я  считал,  так  оно  и  задумано,  --  сказал  Лемминге.  --  Массовое
производство и все такое.
  --  Но  они  абсолютно одинаковые! Странно, что раньше я не обращал на это
внимания. Что, модели других компаний тоже не различить?
  -- Да, сэр. Еще больше, чем наши.
  -- Ну, тогда ладно. Значит, мы по-прежнему флагман индустрии. Это я люблю.
Эй! Это еще что такое?
  -- Сэр?
  -- У ворот что-то происходит. Узнайте, что там.
  Лемминге схватился за телефон и позвонил на пост у ворот.
  -- Что там у вас случилось, ребята? -- спросил он.
  -- Тут один тип попытался пройти в ворота, мистер Леммингс.
  -- Что ему надо?
  -- Говорит, хочет видеть мистера Миллиса. И слышать не хочет, что  нельзя,
-- сказал охранник.
  -- Так в чем проблема? Прогоните его, и все тут.
  -- Никак не выходит, сэр. Он отнял у нас оружие.
  Леммингс  посмотрел  в  окно  вовремя,  чтобы  увидеть,  как  летят  через
высоковольтную ограду сначала  стрелковая  винтовка,  потом  автомат.  Засим
последовали  разнообразные  пистолеты  и  полицейские  дубинки.  Тут настала
очередь радиотелефона, и трубка в руке Леммингса смолкла.
  -- Похоже, у ворот серьезная заварушка, мистер Миллис.
  -- Сам вижу, -- сказал Миллис. -- Наверно, группа захвата. Господи, может,
этот стрелок из какой-то террористической банды?
  Тут в воздухе над оградой возникло еще нечто. Вернее,  некто  --  мужчина,
который с такого расстояния выглядел нельзя сказать, чтобы внушительно.
  --  Это  не  группа  захвата,  -- сказал Леммингс. -- Всего лишь костлявый
парень в футболке.
  -- Как он преодолевает забор? Вскарабкивается или прыгает?
  -- Не могу сказать, сэр, да это и неважно. Сейчас коснется высоковольтного
провода наверху, и ему конец.
  Костлявый приземлился на венчающий ограду оголенный электрический провод и
замер там, превосходно держа равновесие. Ничего не произошло.
  -- Почему же он жив? -- спросил Миллис.
  -- Видимо, потому, что знает, что делает, сэр. Удар тока смертелен  только
в том случае, если человек, прикасающийся к нему, заземлен.
  -- Заземлен, не заземлен -- этого я не понимаю. Для этого у нас есть отдел
электрического оборудования, -- пробурчал Миллис. -- Я думал, если потрогать
оголенный провод, то сразу убьет.
  --  Вы  когда-нибудь  видели,  как сидят голуби на третьем рельсе в метро,
сэр? Тот же случай.
  -- Я в метро не езжу. У меня шесть машин, все похожи одна на другую.
  -- Ток не опасен для человека, который к нему  прикасается,  до  тех  пор,
пока человек, находясь в контакте с током, не коснется другого предмета.
  --  Но  ведь  не  может же он торчать там вечно? Циркач какой-то. Может, в
этой банде все террористы -- канатоходцы, акробаты и прочее?
  -- Пока что он здесь один, -- сказал Лемминге, и в  этот  момент  человек,
балансировавший  на оголенном проводе, подпрыгнул и как бы поплыл по воздуху
к земле -- тем же волшебным образом,  как  поднимался  на  ограду  с  другой
стороны.
  --  Пора  его остановить, -- пробормотал Леммингс и набрал номер основного
поста безопасности.
  Хьюберт Миллис смотрел, как человек в черной  футболке  бежит  по  газону,
отделяющему  административный  корпус  от  первой  линии  обороны. Крошечное
облачко пыли взлетело у его ног. Потом другое. Но он все бежал.
  -- Что там у вас за охрана? В бегуна попасть не могут!
  -- Они стараются, -- сказал Леммингс. -- Что там у вас такое? -- заорал он
в трубку. -- Мазилы!
  -- Погодите, -- сказал Миллис. -- Он, кажется, уходит.
  Лемминге ринулся к окну. Тощий в черной футболке сделал  разворот  на  180
градусов.  Тучки  пыли  еще клубились у его ног, по-прежнему без всякого для
него вреда, но теперь он определенно бежал в противоположном направлении.
  Высоко   подпрыгнув,   он    красивой    дугой    поднялся    до    высоты
электрифицированного  забора,  на  этот  раз  не  сделав остановки, в полете
миновал его высшую точку, приземлился с  наружной  стороны  и  без  задержки
побежал дальше.
  --  Мы  его  отпугнули, -- радостно сказал Лемминге. -- Мои люди отпугнули
его!
  -- Может, оно и так, -- произнес Миллис. -- А может, и не так.  Я  смотрел
на  него  в тот момент, когда он развернулся. Он смотрел вон на то здание по
ту сторону шоссе, словно что-то  привлекло  его  внимание,  и  он  переменил
планы.
  --  Прошу  прощения, сэр, но это как-то нелогично. Очевидно, что его целью
были вы. Он не стал бы поворачивать обратно, пройдя половину пути.
  -- Да? Тогда почему он бежит к тому зданию? -- поинтересовался Миллис.

  Римо Уильямс с легкостью преодолел посты охраны у  "Америкэн  автос".  Как
все  воины, привыкшие рассчитывать больше на оружие, чем на свои собственные
силы, обезоруженные, охранники сделались совершенно беспомощны.
  Ограда тоже была  пустяк.  Волосы  на  предплечьях  Римо  ощутили  течение
электрического  тока  прежде,  чем  он  разумом это понял. Несколько секунд,
проведенных им на вершине ограды, позволили сделать  рекогносцировку,  а  уж
потом,  на  земле, ничего не стоило уворачиваться от пуль внутренней охраны,
боявшейся перестрелять друг друга.
  Римо знал, что Миллиса следовало искать на верхнем этаже  самого  высокого
корпуса,  но  как раз на бегу к этому зданию уголком глаза он приметил блеск
чего-то еще.
  На крыше здания, расположенного за  территорией  комплекса,  отразилось  в
каком-то стеклышке заходящее красное солнце.
  На  крыше  прятался  человек. Даже с расстояния в пятьсот ярдов Римо узнал
его -- это был человек со шрамом, которого он видел сегодня днем  и  который
сейчас приник к оптическому прицелу винтовки.
  И  поскольку  Хьюберт  Миллис  интересовал Римо только как нить к стрелку,
называвшему себя Римо Уильямсом, он развернулся и направился  разбираться  с
типом, который спер у него имя.
  Оптика   снайперской   винтовки  работала  идеально.  Хьюберт  Миллис  был
отчетливо виден в прицел. Ухохочешься. Столько сил ухлопать  на  обеспечение
безопасности  и  не  подумать  о  том,  что  снайпер  может  свить гнездо за
территорией комплекса!
  Сидя на корточках,  стрелок  видел,  как  Миллис  встревоженно  говорил  с
подчиненным,  как  возникла  у  ворот  какая-то  неразбериха.  Плевать!  Еще
несколько минут и -- конец.
  Он закрыл оптический прицел.  Достал  из  открытого  кейса  дополнительные
детали,  превращавшие "беретту-олимпик" в стрелковое ружье. Ввинтил складной
приклад, растянул его и приложил к плечу, проверить, ловко ли. Отлично!
  Затем он насадил на дуло держатель, в который, как  по'  маслу  и  плотно,
вошел ружейный ствол. И наконец заменил патронную обойму, чтобы годилась для
сверхдлинных пуль 16-го калибра.
  Под  конец  он  старательно  проверил, все ли соединено прочно и до упора.
Вскинул ружье к плечу и приник к прицелу.
  В поле  зрения  оказалась  входная  дверь  управления  компании  "Америкэн
автос".
  Он  поднял  дуло так, чтобы увидеть небо, затем медленно опустил его, пока
не остановился на уровне верхнего этажа  административного  корпуса.  Миллис
все еще был там, разговаривал с кем-то. Хорошо.
  Стрелок  глубоко вдохнул и мало-помалу осторожно усилил давление на курок,
для пущей гладкости первого выстрела. Нужно, чтобы второго не потребовалось.
Он тщательно прицелился в грудь Миллиса.
  Тут вдруг его с силой двинуло в плечо ружейным прикладом, откинув назад.
  Придя в себя, он понял, что  сидит,  а  его  любовно  собранное  ружье  на
несколько  футов  отлетело в сторону. Да что такое?! Ведь он даже выстрелить
не успел!
  Он поднялся на ноги, нагнулся за ружьем. Вроде цело.  Нет.  Погоди.  Вдоль
ствола  прочертилась  царапина,  а вот и обломок камня на гравийном покрытии
крыши. Раньше его тут точно не было. Он поднял  обломок.  Нет,  это  был  не
камень,  а  кирпич,  причем  точно  того цвета, что и стены здания, на крыше
которого он находился.
  Значит, кто-то бросил его. Но кто? Как? На крыше не было ни души, а других
зданий в такой  близости,  чтобы  добросить  камень,  нет.  Кроме  того,  он
определенно  помнит,  что  ствол  подбросило  вверх.  Значит, камень бросили
снизу. Но это невозможно! Он на крыше двадцатиэтажного здания!
  Тем не менее он перегнулся через парапет и посмотрел вниз.
  Он увидел человека. Вернее, что-то фантастическое в  человеческом  облике.
Оно взбиралось по совершенно ровному отвесному фасаду здания, чудом цепляясь
за швы между кирпичами. При этом оно не просто карабкалось, оно стремительно
продвигалось вверх.
  По  мере  приближения  лицо  существа  виделось  все отчетливей. Оно часто
поднималось вверх, чтобы взглянуть на стрелка, и тот узнал человека, который
на  презентации  "дайнакара"  побежал  к  старому  китайцу,  когда  началась
стрельба.
  Что  он  тут  делает? Впрочем, какая разница? Он прицелился в белое лицо и
выстрелил.
  Тот прекратил подъем  и  прыгающим  пауком  отскочил  в  сторону.  Промах.
Стрелок  выстрелил  снова.  На этот раз его цель отскочила в другую сторону.
Даже больше, чем на прыжок, это походило на перелет, и стрелок в самом  деле
заметил,  как  существо  зависло в воздухе на ту долю секунды, которой глазу
наблюдателя хватило, чтоб ухватить движение. Затем существо снова приникло к
стене и возобновило подъем.
  Стрелок не торопясь  взял  его  на  мушку  опять.  На  этот  раз  существо
остановилось,  ребром  ладони  отбило  от  стены  кусок  кирпича  и небрежно
швырнуло его вверх. Осколок угодил стрелку в плечо. Это был совсем небольшой
осколок, размером с гальку, но удар был такой  силы,  что  стрелка  откинуло
футов на двенадцать назад и на ногах он не удержался.
  Не успел он подняться, как человек оказался уже на крыше.
  --  Так-так-так,  мистер  Окружающая  среда, а также четверг и пятница, --
сказал Римо. -- А я-то вас все ищу! Клуб защитников  утконосов  поручил  мне
вручить вам награду.
  Стрелок оглянулся в поисках "беретты". Она оказалась слишком далеко, чтобы
дотянуться,  а другого оружия у него при себе не было. Другого он никогда не
носил: не было нужды.
  Римо подошел к нему. Стрелок почувствовал, как его поднимают и  ставят  на
ноги  с  такой  силой  и скоростью, что кровь отлила от головы. Когда зрение
прояснилось, он увидел, что смотрят на  него  поразительно  знакомые  глаза.
Глаза холодной смерти.
  --  Ну  так давай свою награду и отпусти с Богом, -- ухмыльнулся стрелок и
поднял руки, сдаваясь.
  -- Стариков мы уважаем, -- сказал Римо. -- Первый ход твой. Как твое  имя?
Настоящее имя?
  -- Уильямс, Римо Уильямс.
  -- Сдается мне, это ответ не вполне искренний, -- осуждающе сказал Римо, и
стрелок снова растянулся навзничь с разрывающимся от боли правым плечом.
  Римо улыбался ему сверху.
  -- Будет еще хуже, приятель. Быстро. Имя!
  Стрелок покачал головой.
  -- Римо Уильямс, -- сказал он. -- Возьми в бумажнике удостоверение.
  Рывком  оторвав карман, Римо извлек оттуда бумажник. Там были водительское
удостоверение, карточка соцобеспечения, три кредитные  карточки  и  карточка
донора внутренних органов.
  Все они были на имя Римо Уильямса. Карточку донора Римо порвал.
  --  Эта  наверняка  не  понадобится.  Твои  внутренности  будут  не  в том
состоянии, чтобы поднять ажиотаж на медицинской бирже.
  -- Не понимаю, почему ты мне не веришь, -- сказал самозванец.-- Я --  Римо
Уильямс. Что в этом такого особенного?
  -- То, что это мое имя, -- сказал Римо.
  Стрелок пожал плечами и, несмотря на боль в плече, попытался улыбнуться.
  --  Кто  знает?  Может,  мы  родственники. Я -- из Ньюарка. Не того, что в
Огайо. В Нью-Джерси.
  Римо вдруг пошатнулся.
  -- Я тоже оттуда, -- тихо проговорил он.
  -- Может, мы в родстве, -- сказал стрелок и встал на ноги.
  Боль в плече утихла. Он покосился на "беретту".
  -- Я сирота, -- сказал Римо. -- По крайней мере, всегда думал, что сирота.
  -- Когда-то у меня был сын, -- сказал стрелок, все еще косясь на оружие, и
сделал к нему шажок. -- Но мы с женой развелись, и больше я его  никогда  не
видел. Ты как раз примерно его возраста.
  -- Нет, нет! -- потряс головой Римо. -- Так не бывает!
  -- Конечно, не бывает, -- сказал стрелок. -- Просто совпадение. Мы с тобой
всего  лишь  два случайно встретившихся парня из сорока или пятидесяти тысяч
Римо Уильямсов, проживающих в Ньюарке, штат Нью-Джерси.
  Он сделал еще два шажка по направлению к "беретте". Было  ясно,  что  его,
так  сказать,  собеседник  в  упор ничего не видит: в темном тревожном взоре
застыло ошеломление.
  -- Фантастика, -- сказал Римо. -- А ведь Чиун велел мне держаться от  тебя
подальше. Наверно, он знал.
  -- Как пить дать, -- сказал стрелок. Чиун -- это, наверно, тот престарелый
китайский  фокусник,  который  путается у него под ногами. -- Но кровь, она,
знаешь, не водица. Теперь мы с тобой вместе. Сынок.
  Он как бы мимоходом  поднял  "беретту".  Ноль  внимания.  Парень  даже  не
шелохнулся.
  --  Смит,  наверно,  тоже.  Они  оба знают. Они оба старались сделать все,
чтобы мы не встретились. Чтобы я не узнал правды.
  -- Точно, -- сочувственно вздохнул стрелок. -- Оба  знали,  но  понимаешь,
сынок, семью так просто не разлучить.
  Ну  теперь-то мы вместе! Погоди, тут у меня есть еще работенка. Вот сейчас
кончу, и мы свободны.
  Взгляд Римо вдруг прояснился.
  -- Ты профессиональный убийца, -- сказал он.
  -- Работа есть работа, -- вздохнул стрелок.
  -- В некотором роде я тоже этим занимаюсь, -- произнес Римо.
  -- Наверно, это у нас семейное, сынок. Вот погоди,  сейчас  твой  старикан
покажет тебе класс.
  Стрелок  подошел к парапету и поднял винтовку к плечу. Может, еще выгорит,
подумал он. Хорошо б побыстрее.
  -- Я не могу этого допустить, -- сказал Римо.
  Стрелок положил палец на курок.
  -- Вот мы сейчас поглядим, водица кровь или не водица, -- прошептал он.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  Сержант Дэн Ковальски развел руками.
  --  Двадцать  три  года  беспорочной  службы,  и  вы  уволите  меня  из-за
пустяковой канцелярской ошибки?
  --  Нет,  -- ответил лейтенант, -- я не сказал, что тебя уволят. Я сказал,
могут уволить.
  -- Из-за такой-то фигни? Вот как  теперь  в  Ньюарке  относятся  к  лучшим
работникам? Ну ничего, я еще поговорю об этом в нашем чертовом профсоюзе!
  Ковальски  негодовал  так,  что  в  окнах  полицейского участка дребезжали
стекла. Лицо его сделалось свекольного цвета.
  Чтобы не  привлекать  лишнего  внимания,  лейтенант  по-отечески  приобнял
трясущегося Ковальски за плечи и повел в туалет.
  --  Послушай, Дэн, -- сказал он, как только они остались одни. -- Запрос у
тебя лежал со вчерашнего  дня.  Почему  ты  не  отослал  данные  сразу,  как
просили?
  --  Потому  что  запрос  был  не  по  форме! Без второго экземпляра, чтобы
подшить в дело, понятно? -- Он вытащил из кармана порядком изжеванный листок
бумаги и потряс им в воздухе. Голос его дрожал не меньше  бумажки.--  Видишь
писульку?  Запрос  называется!  Даже  без  резолюции! Кто его, спрашивается,
утвердил?
  -- Я это понимаю, -- сказал лейтенант. --  И  ты  это  понимаешь.  Но  мне
устроил  головомойку  капитан,  которому  намылил  шею майор. Мне показалось
даже, что и майору порядком досталось от кого-то повыше.
  -- Из-за поганых баллистических данных? Из-за поганого убийства Джейн До?
  -- Ладно, Дэн, уймись. Я этого не понимаю, ты этого не понимаешь, но давай
с этим делом покончим и будем себе жить дальше, а?
  -- Хорошо. Я его отошлю. Но тут чем-то попахивает.
  -- Вот пусть и попахивает где-нибудь в другом  месте.  Отошли,  и  дело  с
концом.
  Сержант  Ковальски  пошел в архив, оформил запрос, и служащий в хаки выдал
ему бланк баллистической экспертизы, озаглавленный "Джейн До, э 1708".
  Бланк был помятый, и Ковальски вполголоса ругнулся. Он по опыту знал,  что
помятые бумаги имеют свойство намертво застревать в факсе.
  Так  что  сержант  сделал  ксерокопию  бланка,  вернул  оригинал в архив и
направился к факсу.
  Машинка помещалась на столе,  была  напрямую  присоединена  к  телефону  и
использовалась -- за исключением случаев, когда надо было срочно созвониться
с  букмекером,  --  только  для  передачи сообщений между всеми полицейскими
управлениями страны. В систему также  входило  и  ФБР,  и  это  было  чистое
наказание, потому что фебеэровцам вечно подай все немедленно.
  Но  то, с чем он возился сейчас, было почище ФБР. Может, это дело лап ЦРУ?
Но на  запросе  ни  слова  о  том,  кому  предназначается  документ.  Только
телефонный  номер, а, видит Бог, это против правил -- вот почему Ковальски и
не ответил на запрос немедленно.
  Он набрал номер. Звонок едва отзвучал,  как  трубку  подняли,  и  холодный
голос произнес:
  -- Передавайте.
  --  Наверно,  я  ошибся номером, -- пробормотал Ковальски, зная, что любой
правительственный служащий, подняв трубку, сразу представится.
  -- Не кладите трубку. Назовите себя, -- приказал голос.
  -- С кем вы, по-вашему, разговариваете? -- возмутился  Ковальски.  --  Это
полиция!
  --  К  тому  ж  вы еще и опоздали, -- укорил холодный голос. -- У вас есть
данные?
  -- Да.
  -- Передавайте немедленно, -- велел голос.
  -- Ладно, ждите, -- сказал Ковальский,  решив,  что  все-таки  попал  куда
надо.
  Он  вставил  отчет  в  прорезь  над  вращающимся цилиндром, нажал кнопку и
положил телефонную трубку.
  Цилиндр провернул вместе с собой бланк отчета.  Как  эта  штука  работает,
Ковальский  не  разумел,  но  принимал как должное, что содержание бланка по
телефонным проводам перенеслось  к  такой  же  машинке,  из  которой  сейчас
выползает точная копия оригинала.
  Когда цилиндр остановился, Ковальски поднял трубку и спросил:
  -- Ну как, получили?
  -- Получили. До свидания.
  -- Эй, погодите секунду!
  -- Нет у меня секунд, -- отрезал холодный голос и дал отбой.
  -- Чертовы цеэрушники, -- проворчал Ковальски.
  В  санатории  "Фолкрофт"  доктор Харолд У. Смит положил полученный факс на
стол  рядом  с  тремя  подобными  же  документами.   Те,   тоже   отчеты   о
баллистических  экспертизах,  были  получены  из ФБР, а фигурировавшие в них
имена принадлежали Дрейку Мэнгену, Агате Баллард и Лайлу Лаваллету.
  Все отчеты имели сходство по нескольким параметрам. Мэнген и его любовница
были застрелены, а Лаваллет ранен пулями 22-го  калибра,  вообще-то  говоря,
нетрадиционного  для такого рода убийств. Если, конечно, не брать убийства в
толпе. Когда убивают в толпе, с близкого расстояния, особенно если убийца  и
жертва  на  дружеской ноге, 22-й калибр очень удобен -- такой пистолет можно
легко спрятать в рукаве.
  Смит до конца просмотрел отчеты. Он достаточно понимал в баллистике, чтобы
разобраться, что к чему. Ствол любого оружия обработан  так,  чтобы  придать
выпущенной  из него пуле вращение, чем увеличивается ее устойчивость. Однако
следствием этого являются пометки, которые ствол оставляет на выпущенной  из
него  пуле.  Как  отпечатки  пальцев,  они  неповторимы  и  с  неизбежностью
указывают, из какого оружия был произведен выстрел.
  Смит, запрашивая результаты баллистических экспертиз,  играл  вслепую.  Не
было  причин  думать,  что  есть  какая-то связь между убийством неизвестной
женщины  на  всеми  забытой  могиле  Римо  Уильямса  и  внезапной  эпидемией
покушений  на детройтских автопромышленников, однако же одномоментность этих
событий все-таки наводила на мысль о необходимости некоторых изысканий.
  Отчеты ФБР были получены  незамедлительно.  Нью-аркский  задержался  из-за
некомпетентности  исполнителя.  Однако  теперь  все  четыре бок о бок лежали
перед ним на столе, о чем оставалось только пожалеть,  потому  что,  похоже,
воплощались наяву самые страшные кошмары Смита.
  Ибо   отчеты   баллистической   экспертизы   с   неоспоримой  уверенностью
доказывали, что неведомая женщина в Ньюарке была убита из того же оружия, из
которого застрелили Дрейка Мэнгена и его любовницу Агату  Баллард,  а  также
ранили Лайла Лаваллета.
  Одно  и то же оружие. Один и тот же стрелок. Смит потряс головой. Чтобы ни
происходило в Детройте, начало ему положено у могилы Римо Уильямса.
  Но в чем смысл всего этого? Может, Римо сумеет понять, когда приедет?
  Зазвонил телефон, и Смит вздрогнул, но поняв, что это не спецсвязь КЮРЕ, а
линия для обычных фолкрофтских дел, немного расслабился.
  -- Доктор Смит?
  -- Да.
  -- Это компания по заказу автомобилей. Вы просили  встретить  в  аэропорту
вашего пациента, Римо Кочрена.
  -- Да, -- настороженно сказал Смит и невольно сжал трубку.
  -- Мы не нашли его.
  -- Поищите получше.
  -- Нет, он не прилетел. Говорят, его вообще не было в самолете.
  -- Не было... -- пробормотал Смит.
  Предвечернее  солнце  заливало  кабинет  розовым светом, но ему показалось
вдруг, что в комнате потемнело.
  -- Вы уверены? -- спросил он.
  -- Да, сэр. Может, он задержался? Не подождать ли нам следующего рейса?
  -- Да. Ждите. Когда он прибудет,  перезвоните  мне.  Звоните,  как  только
что-нибудь произойдет. Или не произойдет. Понятно?
  -- Следующий рейс через четыре часа. Это будет стоить...
  -- Знаю, -- сказал Смит. -- Знаю я, чего это будет стоить.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  --  Что ты сказал? -- ледяным тоном переспросил стрелок, осторожно опуская
"беретту-олимпик".
  Он был уверен, что разом прикончит Хьюберта Миллиса, находящегося в здании
через дорогу, но так же не сомневался ни на миг, что этот  уму  непостижимый
тип  с  мертвыми глазами и широкими запястьями способен с такой же легкостью
убить его самого.
  Расчетливо и осторожно стрелок повернулся к парню. Все зависело  от  того,
можно  ли  переломить  ситуацию.  Убить  Миллиса  --  важно,  но куда важней
остаться жить самому. Жизнь -- приоритет номер один.
  -- Что ты сказал? -- повторил он тоном потверже.
  -- Я не могу допустить, чтобы ты убил его, -- ответил Римо.
  Его руки были свободно опущены вниз. Руки, его оружие,  его  хирургические
инструменты,  здесь,  на  крыше,  в  свете  заходящего  солнца,  перед лицом
человека,  который  делил  с  ним  его  имя,  казались  ему  бессильными   и
никчемными.
  --  Я слышал, что ты сказал, -- ответил стрелок и потер шрам, пересекающий
правую скулу. -- Я другое имел в виду.
  -- Что? -- спросил Римо.
  -- Разве не следовало сказать: "Я не могу допустить этого, папа"?
  -- Папа? -- удивился Римо. -- Я не могу называть тебя "папа"! Я тебя  даже
не знаю.
  --  Ну если хочешь, можешь говорить мне "отец". Мне самому больше нравится
"папа", но если ты предпочитаешь "отец", сынок...
  -- Сынок... -- тихо повторил Римо. -- Отец... -- пробормотал он,  чувствуя
себя маленьким и испуганным. -- Я никогда никому не говорил: "отец". Я вырос
в сиротском доме. У монахинь.
  -- Не слишком хорошо они тебя воспитали, -- сказал стрелок. -- Не научили,
как  обращаться  к родному отцу. Только и слышу от тебя, что угрозы. Ты ведь
мне угрожал, верно?
  -- Я не хотел.  Но  я  не  могу  позволить,  чтобы  ты  хладнокровно  убил
человека.
  -- А почему нет? Я же сказал тебе, такая у меня работа. Что, хочешь лишить
своего  старика  корки  хлеба? Ты же видишь, я уже не молод, лучшие мои годы
позади... На что тебе этот Миллис?
  -- Да я его даже не знаю.
  -- Отлично. Не будешь о нем скучать, -- стрелок отвернулся и снова  прижал
приклад к плечу.
  Римо нерешительно шагнул к нему:
  -- Нет.
  --  Ладно,  парень, -- сказал стрелок и бросил оружие Римо. -- Тогда давай
ты.
  Римо  инстинктивно  поймал  "беретту".  Ощущение   оказалось   враждебным,
уродливым, чуждым. Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз брал в
руки  оружие. Одним из постулатов Синанджу было, что оно -- нечисть, грязная
вещь,  которая  оскорбляет  Искусство   и   разрушает   личность   человека,
прибегающего к нему.
  Он уронил пистолет.
  -- Я не могу. Так -- не могу.
  --  Этого  следовало ожидать. Меня поблизости не случилось, вот ты и вырос
как придется. Только взгляни на себя!  Одет,  как  бродяга!  Огрызаешься!  Я
прошу  тебя  сделать  ерундовое  одолжение,  и что же? Отказываешь в пустяке
родному отцу!
  -- Но...
  -- В жизни не думал, что придется такое сказать, особенно теперь, когда  я
тебя  наконец-то нашел, -- говорил стрелок, -- но мне за тебя стыдно, сынок.
Стыдно!
  Римо поник головой.
  -- А  мне-то  показалось,  ты  сказал,  что  сам  работаешь  киллером,  --
продолжал  стрелок. -- Разве не так? Разве мне послышалось? И я сказал себе:
"Римо, твой сын -- мужчина. Сын пошел по твоим стопам".  Вот  что  я  сказал
самому  себе.  --  Он презрительно сплюнул. -- Я не думал, что ты слабак. Но
раз так, дай отцу сделать его работу, идет? Договорились?
  Римо не отвечал. Он  смотрел  то  на  человека  со  шрамом,  то  на  дверь
пожарного хода, выходящего на крышу.
  Он  шевелил  губами,  силясь  что-то сказать, и уже почти преуспел в этом,
когда дверь хрустнула и вылетела, как из тостера  выскакивает  поджарившийся
ломтик  хлеба.  Детали  замка  и  дверных  петель  шрапнелью  просвистели по
сторонам.
  В образовавшееся отверстие плавно вознеслась, как у привидения,  встающего
из  могилы,  сначала  голова,  потом все остальное. Впрочем, привидения, как
известно, одеты в саваны, а это было в ярко-красном кимоно  и  разговаривало
голосом трескучим, как неисправный электрический провод.
  -- Римо! Что ты тут делаешь с этим человеком?
  -- Папочка, это...
  --  Как  ты  его назвал? -- вмешался стрелок, готовясь исподволь подобрать
"беретту", все еще валявшуюся на гравии крыши. -- Папочка?
  -- Ну на самом деле он мне не отец, -- пояснил Римо, -- но был как отец.
  -- Твой отец -- я, Римо. Никогда не забывай  об  этом,  --  нравоучительно
сказал стрелок.
  -- Ложь! -- с загоревшимся от гнева лицом крикнул Чиун.
  -- Нет, Чиун, -- сказал Римо. -- Кажется, это правда.
  --  Отойди,  --  приказал  Чиун.  --  Я  сам разберусь с этим наглейшим из
обманщиков.
  -- Нет, -- сказал Римо.
  Стрелок  быстро  поднял  оружие.  Хорошо,  подумал   он.   Пусть   паренек
разбирается с китайцем, а я тем временем все закончу.
  -- Нет? Ты сказал мне "нет", Римо? -- вскричал Чиун. -- Ты в своем уме?
  -- Разберись с ним, сынок, -- сказал стрелок.
  -- Извини, пожалуйста, Чиун, но я не могу позволить, чтобы ты причинил ему
вред.
  -- А я не могу позволить, чтобы этот стрелок-любитель причинил вред особе,
находящейся под протекцией Синанджу!
  -- Разве ты не слышал, Чиун? Это мой отец. Мой отец! А я даже не знал, что
он есть на свете!
  -- Недолго ему осталось, -- сказал Чиун и двинулся мимо Римо.
  Тот инстинктивно преградил ему путь рукой и почти коснулся персоны Мастера
Синанджу, но споткнулся и упал.
  Но тут же, как подкинутый трамплином, вскочил на ноги.
  -- Чиун! -- позвал он.
  Кореец  стремительно  развернулся  и  погрозил пальцем, угрожающе сверкнув
длиннющим ногтем.
  -- В живых его оставить нельзя!
  -- Ты с самого начала знал, что он  мой  отец,  да,  Чиун?  Так  ведь?  --
вскричал Римо.
  -- Я делаю это ради тебя, -- сказал Чиун. -- Отойди.
  --  Вот почему ты не хотел, чтобы я здесь остался! Вы со Смитом все знали!
Вы знали, что он мой отец, верно?
  -- Я твой Мастер. Во всей Вселенной нет для тебя ничего важнее.  А  теперь
оставь нас, Римо.
  --  Ты  не  можешь  применить  к  нему  силу,  --  сказал  Римо, и гримаса
болезненного ужаса исказила его лицо.
  -- Этот человек, --  неколебимо  произнес  Чиун,  --  осквернил  священную
персону  Мастера  Синанджу.  -- Он коснулся местечка над ухом, поцарапанного
отскочившей от костюма Мэнгена пулей. -- Он напал на особу, находящуюся  под
протекцией Синанджу. Его удел -- смерть.
  -- Дай ему под зад, сынок! -- крикнул стрелок. -- Я знаю, ты можешь.
  Римо  поглядел  сначала  на  стрелка, потом на Чиуна. Решение отразилось у
него на физиономии.
  -- Ты не смеешь поднять руку на Мастера Синанджу, -- мрачно произнес Чиун.
-- Хотя я люблю тебя, как односельчанина, Синанджу превыше всего.
  -- Не можешь поднять руку, врежь ему ногой, -- вставил стрелок.
  -- Я не хочу бороться с тобой, Чиун. Ты же знаешь.
  -- Хорошо. Тогда спустись вниз и жди там.
  Грянул выстрел, и голова Чиуна с танцующими седыми прядями закачалась.
  -- Готово! -- крякнул киллер. -- Видал? Один выстрел -- и все в ажуре!
  -- Убийца! -- крикнул Чиун и пошел на него, но Римо встал между ними.
  Чиун остановился и, глядя на ученика, сузил свои орехово-карие глаза.
  -- Быть посему, -- проговорил он. -- Ты сделал свой выбор, Римо. Теперь ты
потерян для Синанджу, потерян для меня.
  Через пару секунд стрелок сообразил, что нормальным людям небезопасно даже
просто находиться поблизости, и выскользнул  через  пожарный  ход,  на  бегу
засовывая "беретту" в кейс.
  Он  спускался,  покачивая  головой. Такой драки он в жизни своей не видел.
Началась она, как балет. Движения старика были медленны и грациозны.  Ступня
в  сандалии  плавно  взлетела  вверх,  но  Римо,  став на мгновение размытым
пятном, избежал удара. Контрудар --  вытянутой  копьем  рукой  --  окончился
ничем,  потому  что  старик  отступил  в  сторону  с  такой  скоростью, что,
казалось, вообще не пошевелился.
  Если  это  учитель  и  ученик,  думал  стрелок,  то  страшнее  врагов   не
придумаешь.   Движения  Римо  выглядели  более  стремительными,  потому  что
человеческий глаз все же  прочитывал  их  как  смазанное  пятно,  однако  же
молниеносных перемещений старика глаз просто не успевал заметить.
  С  него  хватит.  Если стрелку чего и хотелось, так это поскорее убраться.
Спустившись на первый этаж, он сообщил  дежурному  охраннику  за  стойкой  в
холле, что на крыше -- драка.
  Охранник  его не узнал, но по всему свету охранники одинаково реагируют на
людей в хорошо сшитых костюмах с кожаными кейсами для бумаг.
  Он позвонил, чтобы  на  крышу  выслали  спецбригаду,  сам  взял  пистолет,
проверил, заряжен ли, и поднялся наверх.
  Прибыв  на  место  действия, он пробрался сквозь толпу охранников в форме,
столпившихся у пожарного выхода.
  -- Что тут такое? Почему не вмешаетесь?
  -- Мы пытались. Ничего не выходит.
  -- Как "не выходит"? Что значит "не  выходит"?  Двух  парней  разнять  "не
выходит"?
  Один из охранников показал ему вздувшуюся сине-багровую руку.
  --  Я  только подошел к старику и хотел тронуть его за плечо. Не знаю, как
это может быть, но рука сразу онемела. И только глянь теперь на нее!
  -- Болит?
  -- Нет, но сдается мне, будет, когда пройдет онемение. Если  оно  пройдет,
конечно.
  --  Ну  ладно,  с  этим  надо  кончать.  Они даже вроде бы не дерутся. Они
танцуют. Пусть закругляются!
  -- Не надо,  --  нервно  проговорил  охранник  с  багровой  рукой.  --  Не
становись между ними!
  Дежурный,  не  обращая  внимания  на  предостережение,  протопал по крыше,
правой рукой с зажатым в ней пистолетом помахал дерущимся и сказал:
  -- Ладно, ребята, спектакль окончен. Вы арестованы. Оба!
  Он не понял, который из двух сделал это, но движением, недоступным  глазу,
кто-то  обмотал  ему пальцы стволом его собственного пистолета. Он посмотрел
на руку, безнадежно  зажатую  в  штопоре  скрученного  металла,  и  закричал
собратьям по профессии:
  -- Вызывайте Национальную гвардию, живо!
  Римо  был у самого края крыши, когда заметил, далеко внизу, фигуру идущего
к машине стрелка.
  Он перегнулся через парапет и крикнул:
  -- Не уезжай, отец! Подожди меня!
  И заскользил вниз  по  наружной  стене  здания.  Чиун,  под  внимательными
взорами  охранников,  постоял  недолго,  покивал,  отвернулся и направился к
выходу.
  Охранники почтительно расступились, и один потом даже  клялся,  что  видел
сверкнувшую в глазах старика слезу.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

  Доктор  Харолд  У.  Смит  провел  бессонную ночь, а теперь утреннее солнце
ясным светом заливало его кабинет.
  Лицо  Смита  осунулось,  редеющие  волосы  были   всклокочены.   Полосатый
дартмутский  галстук  по-прежнему  туго  стягивал шею, но серый пиджак криво
висел на спинке стула. Это  была  единственная  дань,  которую  Смит  принес
усталости и тревоге.
  Такая  уж  была  у него привычка: казаться меньше и незначительней, чем на
самом деле, и выглядеть менеджером  средней  руки,  который  на  склоне  лет
достиг   почтенной,   но   нудной   должности  директора  в  высшей  степени
малоинтересного учреждения для престарелых, известного под именем  санатория
"Фолкрофт".
  Никто не знал его по-настоящему, а если б узнал, то скорее всего описал бы
как  человека  серого,  скучного, начисто лишенного воображения, коротающего
век до пенсии, перекладывая с места на место бессчетные стопки бумаг.
  Только одна из этих характеристик соответствовала действительности. Чего у
Смита и впрямь не было, так это воображения.
  Но именно по этой причине когда-то ныне  покойный  президент  поручил  ему
возглавить  КЮРЕ.  Да,  воображение  у Смита отсутствовало. Не было у него и
честолюбия  --  стремления  к  власти,  от  природы  присущего  политикам  и
журналистам.
  Однако  президент  счел  этот недостаток достоинством, поскольку знал, что
человек,  наделенный  воображением,  способен,  не  успеешь  и   оглянуться,
поддаться  соблазнам неограниченной власти, которая попадет в руки директору
КЮРЕ.  С  человека,  наделенного  и  воображением,  и  амбициями,   станется
попытаться  захватить  власть  в  Америке.  И  не  только  попытаться,  но и
преуспеть в этом.  КЮРЕ  как  организация  была  абсолютно  неподконтрольна.
Директор  правил  ею, как вздумается, безо всяких ограничений. Президент мог
только что предлагать какие-то действия,  и  единственный  приказ,  которому
Смит не мог не подчиниться, был приказ расформировать КЮРЕ.
  И  все  двадцать  лет  Смит  был ежеминутно наготове выполнить этот приказ
президента -- или же лишиться жизни, ежели КЮРЕ не оправдает возложенных  на
него ожиданий.
  О  пенсии Харолд У. Смит даже не помышлял. Быстрая, безболезненная смерть,
и никаких почетных похорон на Арлингтонском кладбище -- вот  удел  человека,
награжденного  орденами  во время второй мировой войны, а перед отставкой, в
шестидесятых,  занимавшего  высокий  пост  в  Центральном   разведывательном
управлении.   Сугубая   секретность  КЮРЕ,  несуществующей  организации  под
аббревиатурой, которая значила все и ничего, была слишком важна, чтобы  Смит
мог позволить себе какие-то там посмертные почести.
  Что  и  говорить,  работа была одинокая, но никогда не нудная, и Смит, как
никто другой, понимая значимость этой работы, не променял бы ее ни на что на
свете.  КЮРЕ  и  только  КЮРЕ  стояла  между  конституционным  правлением  и
анархией.
  Чтобы,  не  дай  Бог,  не  упустить это из виду, Смит ежедневно, приходя в
кабинет, нажимал скрытую в  столешнице  письменного  стола  кнопку,  которой
приводился  в  действие  главный  компьютерный  терминал  КЮРЕ.  Это простое
действие   неизменно   сопровождалось   привычной   мыслью   о   том,    что
могущественнейшей  в мире организацией КЮРЕ является именно вследствие своей
возможности неограниченного доступа к любой существующей информации, а также
умения хранить секреты.
  Вот и этим утром Смит, как обычно, набрав простой код,  увидел  на  экране
мерцающие  зеленые  буквы  первого  параграфа Конституции Соединенных Штатов
Америки.
  Смит начал читать -- медленно, вдумчиво, повторяя про себя каждое слово:
  "Мы, народ Соединенных  Штатов,  во  имя  создания  наиболее  совершенного
союза, установления справедливости..."
  Говоря  по  правде, он мог бы прочитать весь документ наизусть, однако для
Смита, тертого калача,  несентиментального  уроженца  Вермонта,  конституция
была  не поводом для декламации -- так декламируют Союзный договор бездумные
школьники, -- а священным документом, обеспечивающим гражданам Америки столь
ценимые ими свободы. Он знал, что для большинства американцев конституция не
более чем пожелтевшая от  времени  бумага,  которую  хранят  под  стеклом  в
Вашингтоне. Но Харолд У. Смит относился к ней как к живому существу, которое
может  умереть  или  быть убито именно потому, что живо. Чтобы защитить этот
полузабытый документ и то, что представлял он собой для Америки и для  всего
мира,  Смит,  несуетно  просиживающий  дни  за  письменным  столом  в  своем
по-спартански скромном  кабинете,  на  самом  деле  находился  на  передовых
рубежах необъявленной войны с преступностью.
  И  все-таки,  каждый  раз,  входя  в кабинет, Смит чувствовал, что предает
конституцию  --  предает  тем,  что  вынужден  прибегать   к   подслушиванию
телефонных  разговоров,  шантажу,  а  в последнее время все чаще и чаще -- к
насилию и убийствам. Только  благодаря  своему  безоговорочному  патриотизму
Смит  мирился с этой неблагодарной работой, сама сущность которой вызывала у
него глубокое отвращение.
  Вот поэтому-то, дабы  не  позабыть  о  своей  ответственности  перед  этим
одушевленным  документом,  а может быть, даже исполняя что-то вроде покаяния
перед тем, во что безгранично верил, Смит каждое утро читал  конституцию  на
экране  своего компьютера, читал медленно, обдумывая слово за словом, пока в
конце концов они не становились не просто словами, но Истиной.
  Окончив чтение, Смит закрыл файл и протянул руку  к  трубке  спецтелефона,
который  соединял его напрямую с президентом Соединенных Штатов. Но не успел
он ее коснуться, как телефон зазвонил сам.
  -- Да, господин президент, -- немедленно отозвался Смит.
  -- Хьюберта Миллиса только что привезли из операционной, -- не здороваясь,
сказал президент.
  -- Да, господин президент. Я  как  раз  собирался  звонить  вам  по  этому
поводу. Насколько я понимаю, вы готовы к тому, чтобы расформировать нас.
  -- Да уж следовало бы! Черт побери, Смит, нет никаких оправданий тому, что
вы не сумели сберечь Миллиса. Что там опять стряслось? Смит прокашлялся.
  -- Не могу сказать с уверенностью, господин президент.
  -- Не можете?
  --  Нет,  сэр.  У  меня  нет  связи  с  моими  людьми.  Я не знаю, где они
находятся, и не знаю, что произошло.
  -- Я скажу вам, что произошло. Несмотря ни на что, Миллиса подстрелили,  и
ему  повезло,  что  еще  не  до смерти, а ваши люди ничего не сделали, чтобы
этому помешать. Если б его убили, ваша контора была бы немедленно  свернута,
и я хочу, чтоб вы знали об этом!
  -- Понимаю, сэр. Придерживаюсь такого же мнения.
  --  Нет,  не  понимаете!  Идут  разговоры  о  том,  что  "Большая  Тройка"
собирается предложить  Лайлу  Лаваллету  возглавить  все  три  автокомпании,
поскольку  они  все равно не в состоянии конкурировать с его "Дайнакаром". Я
хочу, чтобы Лаваллет был вне опасности. Если его убьют,  Детройт  рухнет.  И
еще  я  хочу,  чтобы  ваши  люди либо приступили наконец к работе, либо были
уничтожены. Понятно? Они слишком опасны, чтобы разгуливать без присмотра.
  -- Понимаю, сэр.
  --  Вы  все  время  это  повторяете,  Смит,  но,  знаете,   как-то   менее
убедительно, чем обычно. Ну, жду известий.
  -- Да, сэр.
  Смит  положил  трубку  и  вновь  попытался, уже в сотый раз с тех пор, как
узнал о покушении на Хьюберта Миллиса, дозвониться в гостиницу Чиуну.
  Думал он при этом о том, доведется ли ему  еще  когда-нибудь  начать  свой
рабочий  день с чтения Конституции Соединенных Штатов с экрана компьютерного
монитора.
  В номере люкс гостиницы "Детройт-плаза" Чиун,  правящий  Мастер  Синанджу,
наблюдал, как встает в утреннем блеске солнце.
  Он  сидел на соломенной циновке перед стеклянной балконной дверью, которая
наилучшим образом  позволяла  созерцать  рассвет.  За  его  спиной,  освещая
комнату,  сердито  мерцал  коптящий  светильник.  По мере того, как вставало
солнце, пламя фитиля тускнело, как меркнет перед блеском новых  царств  мощь
старых империй.
  Множество  Мастеров  Синанджу  предшествовало  Чиуну.  Все  они были одной
крови. Крови Чиуна. Но не только кровные узы соединяли Чиуна с его предками.
Все они происходили от одного источника, и этим источником  было  Солнце  --
животворящая  сила,  которая  позволила  Мастерам  Синанджу пробудить в себе
богоподобную мощь, дремлющую в любом человеке.
  Но только тот мог приникнуть  к  живительному  источнику  --  Солнцу,  кто
прошел  курс  наук  у  Мастера,  уже  постигшего  его  тайны, и только после
долгого, длиною в жизнь, обучения. Искусство Синанджу  передавалось  каждому
поколению  предков  Чиуна  со  времен  первого  Мастера,  Вана, который, как
утверждали легенды, получил свое знание от спустившегося со звезд  огненного
кольца.
  Эта  величавая  и  нерушимая  традиция  длилась вплоть до дней Чиуна, жена
которого не принесла ему сына. Чиуна, который взял в ученики белого человека
из чуждого племени, потому что достойных корейцев в  Синанджу  не  осталось.
Чиуна, ученик которого оказался столь неблагодарным, что когда его попросили
выбрать  между  животворящим даром Солнца и белым мясоедом, до такой степени
равнодушным к своему чаду, что ребенком оставил его на ступеньках сиротского
дома, -- сделал неверный выбор.
  Вот до чего дошло.
  Чиун в печали поник старой, усталой головой и, казалось, услышал в  тишине
голоса предков, говорящих такие слова:
  -- О горе нам, горе, черные дни настали для Синанджу!
  --  Это  конец,  самый  великий  род  наемных  убийц  во  Вселенной  скоро
перестанет существовать.
  -- Честь наша поругана, и нет никого, кто продолжил бы наше дело.
  -- Стыд и позор Чиуну, воспитателю белых, выбравшему в ученики  некорейца!
Стыд  и  позор  тому,  кто, живя в роскоши на продажной чужбине, упустил меж
пальцев будущее Синанджу.
  -- Мы все были, нас не стало,  сейчас  есть  ты.  Когда  не  станет  тебя,
угаснет слава Синанджу.
  -- И мы станем голосами в ночи, только шепотом голосов в ночи. Шепотом без
надежд, ибо нет у нас потомка, который продлил бы дело Синанджу.
  -- И ты станешь одним из нас, Чиун.
  -- Шепотом.
  -- В ночи.
  -- Без сына.
  -- Без надежды.
  -- Такая у тебя судьба, Чиун, последний Мастер Синанджу.
  -- Таков твой позор!
  -- Горе нам, горе!
  Заслышав  телефонный  звонок,  Чиун  поднял  голову.  Отвернулся.  Но звон
продолжался, и Чиун наконец поднялся из  позы  лотоса  и  словно  перетек  к
телефону.  Поднял  трубку,  но  ничего не сказал, а только молча держал ее у
уха.
  После короткого молчания Смит произнес: -- Чиун?
  -- Я Чиун.
  -- Я давно пытаюсь к вам дозвониться, Чиун. Что случилось? Миллис в коме.
  -- У меня нет ответа, -- сказал Чиун.
  Смит заметил, что голос старого корейца звучит безжизненно, и произнес:
  -- Римо так и не приехал. Его не было в самолете.
  -- Я знаю. Он потерян для нас, для Синанджу.
  -- Потерян? -- переспросил Смит. -- Что вы хотите этим сказать?
  -- Он с тем белым, который теперь его отец, -- сказал Чиун.
  -- Но он жив, да?! -- воскликнул Смит. -- Он ведь не умер?
  -- Нет, -- с болью сказал Мастер Синанджу, положив трубку. -- Он умер.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

  Все обстояло бы как нельзя лучше, сумей Лайл Лаваллет  справиться  с  этим
чокнутым  киллером.  Он  как раз думал об этом у себя в кабинете, примерив и
отвергнув пару туфель, присланную его итальянским обувщиком.  Туфли  обещали
сделать  его  на  дюйм выше, чем его собственные шесть футов, но когда он их
надел, носки пошли волнами, и Лаваллет выбросил туфли в мусорную корзину.
  Честно говоря, выводя в  свет  свой  "дайнакар",  он  ожидал  от  "Большой
Тройки"  более  ожесточенного  сопротивления.  Однако после убийства Мэнгена
совет директоров "Нэшнл автос" чуть  не  на  блюдечке  с  голубой  каемочкой
преподнес  ему  предложение возглавить компанию. Кроме того, он очень удачно
переговорил с двумя директорами "Америкэн автос", президент которой  Хьюберт
Миллис  лежал  сейчас  при смерти. Держалась пока только компания Ривелла --
"Дженерал автос" --и то,  по  расчетам  Лаваллета,  Ривелл  уже  должен  был
дрогнуть, так что, предложи ему хорошую пенсию, он благополучно отправится в
отставку. И тем самым откроет Лаваллету путь и в "Дженерал автос".
  Такое   не   удавалось   еще   никому.   Он  возглавит  всю  автомобильную
промышленность Соединенных Штатов! Это было его мечтой с самого детства, еще
с тех пор, как он играл игрушечными машинками. Теперь мечта сбывалась.
  -- Похоже, мисс Блейз, дела наши идут хоть куда, -- сказал он  вошедшей  в
кабинет секретарше.
  --  Ну  не  знаю,  мистер Лаваллет. А как же этот ужасный человек, который
пытался вас застрелить? Я не смогу  спать  спокойно,  пока  он  не  сядет  в
тюрьму.
  --  Нам  не  страшен  серый  волк,  -- ухмыльнулся Лаваллет, похлопывая по
нагрудному карману своего пуленепробиваемого кевларового костюма.
  Даже галстук был из кевлара.  Особой  необходимости  в  том  не  было,  но
Лаваллет  заказал  целый  набор  за тысячу долларов, потому что любил, чтобы
галстуки соответствовали костюму.  Во  всяком  случае,  его  консультант  по
связям  с  общественностью сказал, что сможет устроить целую полосу в "Пипл"
под  шапкой  "ЛАИЛ  ЛАВАЛЛЕТ,  НЕПРИЗНАННЫЙ   ГЕНИЙ   АВТОИНДУСТРИИ,   НОСИТ
МЕТАЛЛИЧЕСКИЕ ГАЛСТУКИ".
  Идея  показалась  ему  отличной.  Ему  вообще нравилась вся эта история, и
когда  она  будет  позади,  он  все  равно  в  память  о  ней  будет  носить
пуленепробиваемые галстуки.
  Он  проверил,  как  смотрится  галстучный  узел,  не поленившись подойти к
одному из трех высоких зеркал, украшающих  его  кабинет.  Из  стратегических
соображений  зеркала  были повешены так, что, каких бы визитеров ни принимал
Лаваллет, уж одно-то свое изображение, сидя за  письменным  столом,  он  мог
беспрепятственно видеть в любой момент. Таким образом, собственная внешность
всегда   была   у  него  под  контролем:  не  скособочился  ли  галстук,  не
растрепались  ли  волосы,  не  произошли  ли  другие  чреватые   катастрофой
беспорядки.
  Лаваллет  улыбнулся своему отражению и подумал вдруг, не слишком ли сильно
он обнажает в улыбке десны. Напряг лицевые мускулы. Да, так и есть.  Слишком
много  десен.  Пожалуй,  они гасят сияние его керамических зубов. Интересно,
делают ли  сейчас  операции  по  удалению  излишка  десен?  Легче  перенести
операцию,  чем  постоянно  следить  за своей улыбкой. Он сделал себе пометку
заняться этой проблемой.
  -- По-моему, вы ужасно храбрый, -- проговорила мисс Блейз.
  Лаваллет вернулся к реальности.
  -- Что вы сказали?
  -- Я сказала, что вы ужасно смелый. Я бы на вашем месте просто  умерла  от
страха.
  От  этой  ужасающей  мысли  мисс  Блейз  содрогнулась.  Особенно  эффектно
содрогнулась ее грудь, и Лаваллет решил, что трястись  от  страха  ей  очень
идет. Неплохо бы организовать, чтоб она почаще пугалась.
  -- Одно покушение я уже пережил. Переживу как-нибудь и другое, -- небрежно
сказал он.
  -- Но когда я думаю о бедном мистере Миллисе, который лежит в коме...
  -- Это ничтожество?! А известно ли вам, что в семьдесят пятом году он меня
уволил?
  -- Да. Вы говорили об этом раз двадцать, не меньше. Мне кажется, у вас еще
не прошла обида.
  --  Они  все  меня  увольняли.  Все!  Но  я поклялся, что снова окажусь на
вершине. И, как видите, оказался. А где сейчас  они?  Мэнген  мертв,  Миллис
останется безмозглым растением...
  -- Вы не должны о нем так говорить, -- надула губки мисс Блейз. -- Прошлое
есть прошлое. Что было, то быльем поросло.
  -- Мисс Блейз, а вы знаете, что такое "былье"?
  Надутые губки невольно раскрылись, лоб нахмурился.
  -- Конечно. Это... это...
  --  Неважно,  --  перебил  ее  Лаваллет. Вспоминая о черных периодах своей
биографии, он неизменно расстраивался. -- Вы ведь пришли сюда,  чтобы  что--
то мне сообщить, не так ли?
  -- Да, кажется... наверно... Дайте-ка вспомнить.
  Лаваллет  нетерпеливо  барабанил  пальцами  по  столу,  но  вдруг замер и,
похолодев от ужаса, застонал.
  -- Что? О, Боже! Что, вас опять ранили? Может, позвать доктора?
  Лаваллет подскочил в кресле, вытянув перед собой руку, словно не  в  силах
терпеть  боль. Мисс Блейз смотрела во все глаза, силясь увидеть капли крови,
но не видела ни одной.
  -- Да что же случилось?! --  взвизгнула  она  и,  чтобы  не  грохнуться  в
обморок, до боли закусила костяшки пальцев.
  -- Вон там аптечка, живо!
  Мисс  Блейз  рывком  открыла  дверцу  бара и нашла там шкатулку с надписью
золотом: "Первая помощь".
  -- Вот она. Что мне делать дальше?
  -- Да откройте ее, и все, -- сдавленно скомандовал Лаваллет.
  Мисс Блейз совладала с запором и обнаружила внутри вместо обычных бинтов и
йода пинцеты, расчески, щетки и  две  длинненькие  пластмассовые  коробочки,
одна с пометкой "правая", другая -- "левая".
  Все еще держа правую руку на отлете, Лаваллет выбрал "правую" коробочку.
  Внутри  той  мисс  Блейз увидела пять овальной формы предметов, похожих на
древесные стружки, только чистые. Она могла бы поклясться, что это ногти. Не
длинные, остроконечные, женские, а тупо подточенные, мужские.
  Затем она увидела, что Лаваллет каким-то золотым орудием неистово работает
над кончиком указательного пальца правой руки. Орудие  отдаленно  напоминало
щипчики для ногтей.
  Когда  орудие  перестало  щелкать,  на  поверхность письменного стола упал
сегмент ногтя.
  Лаваллет изъял из коробочки  один  предмет  овальной  формы  и  осторожно,
пользуясь пинцетом и клеем, закрепил его поверх ногтя указательного пальца.
  Озабоченное  выражение  исчезло  с  его лица, когда он осмотрел результаты
своей работы в лупу.
  -- Из-за вас чуть не погиб мой стодолларовый маникюр!
  -- Из-за меня?! -- изумилась мисс Блейз.
  -- Вы заставили меня ждать, я в нетерпении барабанил пальцами по столу,  и
ноготь  сломался. Ну все, забыли. Так с чем вы вошли, мисс Блейз? И смотрите
мне, пусть это будет хорошая новость!
  -- О! -- озарилась мисс Блейз. -- Вас спрашивали по  телефону.  Кто-то  из
ФБР.  Они  хотят  знать,  может, вы передумали -- и примете их предложение о
круглосуточной охране.
  -- Не передумал. Скажите, у меня есть свои средства.
  -- А в холле -- военные. Говорят, назначено.
  -- Военные? Я не назначал встреч военным.
  -- А полковник Сэвидж говорит -- назначали.
  -- А, Сэвидж! Глупенькая, он не военный. Он из моих новых охранников.
  -- А я думала, вы никого не боитесь, -- разочарованно сказала мисс Блейз.
  -- Я и не боюсь. Но если киллер опять явится, надо быть готовым к визиту.
  -- Так что, мне их впустить, что ли? Их  там  человек  тридцать,  если  не
больше,  все  в  таких, знаете, пятнистых маскировочных костюмах, с ружьями,
веревками, в сапогах, прямо как Рэмбо.
  -- Нет, всех не надо. Только одного Сэвиджа.
  -- Ладно.
  -- И не говорите "ладно", мисс Блейз!  Надо  --  "слушаюсь,  сэр".  Вы  же
теперь  не  официантка  в  забегаловке,  а  личный секретарь одного из самых
влиятельных людей в  Америке.  И  одного  из  самых  красивых,  --  подумав,
прибавил  он и покосился на зеркальное отражение своей белоснежной волнистой
гривы.
  -- И еще -- храброго. Вы ведь еще и храбрый!
  -- Верно. Храбрый. Ну что ж, давайте сюда Сэвиджа.
  Полковник Брок Сэвидж в поисках вьетконговских  партизан  обрыскал  добрую
половину вьетнамских болот. Две сотни миль преодолел по ангольским джунглям.
В пустынях Кувейта прожил бедуином восемь недель, чтобы внедриться в близкие
к  шейху  круги.  Он  был специалистом по подводным взрывам, ночным атакам и
тактике выживания. Лучшим отдыхом полагал --  на  парашюте,  имея  при  себе
только  перочинный  нож  и  "сникерс",  --  спуститься  в  Долину  смерти  и
поглядеть, сколько времени понадобиться, чтобы выбраться оттуда живым.
  Все эти его достоинства были обозначены в  рубрике  "ИЩУ  РАБОТУ"  журнала
"Солдаты  удачи",  где  раскопал его объявление Лаваллет. В принципе, охрану
Лаваллет мог бы получить от ФБР,  и  она  досталась  бы  ему  бесплатно,  но
Лаваллету  хотелось  не  только защиты. Ему хотелось иметь под своим началом
настоящих вояк, мужчин, которые  без  пререканий  слушались  бы  его  команд
независимо от их, команд, смысла и содержания.
  Полковник  Брок  Сэвидж  и  завербованная  им  отборная  команда  идеально
соответствовали  потребностям  Лаваллета.  Сэвидж,  тот  был   просто   само
совершенство,  за  исключением  того,  что  не  привык  к  коврам  кабинетов
промышленных воротил Америки.
  Этот факт стал  очевиден  сразу,  как  только  Сэвидж,  с  головы  до  ног
обвешанный  разного  рода  снаряжением, попытался войти к Лаваллету. Дверной
проем, правда, он сам-то  преодолел,  но  его  винтовка,  наискось  и  низко
повешенная через плечо, сеткой зацепилась за дверную ручку. -- Ух! -- прежде
чем  рухнуть,  ухнул  Сэвидж. Приземлился он на крестец. Набитые патронташи,
крест-накрест пересекающие грудь, лопнули. Их содержимое,  подскакивая,  как
мраморные шарики, россыпью разлетелось по полу. Из сапога вывалился складной
нож. С пояса сорвался пакет с НЗ.
  Лаваллет тихо застонал. Может, лучше все-таки принять предложение ФБР?
  Брок   Сэвидж,   придавленный   весом  почти  сотней  футов  жизнеопасного
оборудования, силился  встать  на  ноги.  Отчаявшись,  он  стряхнул  с  себя
патронташи и винтовку. После этого стало совсем просто.
  --  Полковник  Сэвидж  прибыл  по  вашему  приказанию, сэр! -- рявкнул он,
втаптывая в дорогой ковер галеты и шоколад из неприкосновенного запаса.
  -- Не  надо  кричать,  Сэвидж,  --  сказал  Лаваллет.  --  Поднимите  свое
снаряжение и садитесь.
  -- Никак нет, сэр, это никак невозможно.
  Лаваллет  вгляделся  повнимательней  и  понял,  что  если Сэвидж сядет, то
чайник, пакеты с НЗ и  прочие,  свисающие  с  пояса  предметы  погубят  его,
Лаваллета, кожаное испанской работы кресло.
  -- Хорошо. Стойте. Я объясню вам положение и суть ваших обязанностей.
  -- Не трудитесь, сэр. Я читаю газеты.
  -- В таком случае вы понимаете, что ранивший меня киллер, этот сумасшедший
"зеленый", Римо Уильямс, непременно явится по мою душу еще раз.
  --  Мои  люди и я, мы готовы. Пусть только сунется, мы мигом возьмем его в
плен!
  -- В плен не нужно. Мне нужно, чтоб вы его убили. Понятно? Если б я  хотел
его  захватить,  тут  кишмя  кишели бы ребята из ФБР. Мой "дайнакар" требует
большой секретности. Его охрана, кстати, тоже входит в ваши обязанности.
  -- Есть, сэр.
  -- И будьте любезны, прекратите отдавать честь. Это не военная операция.
  -- Что-нибудь еще, мистер Лаваллет?
  -- Да. Выбросьте прочь эти идиотские пакеты с НЗ. В  "Дайнакар  индастриз"
имеется  превосходная  столовая  по сниженным ценам. Надеюсь, вы и ваши люди
будете питаться там.
  -- Есть, сэр.
  -- В зале для обслуживающего персонала, разумеется.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

  -- Расскажи мне о маме.
  -- Слушай, сынок, я уже три раза рассказывал.
  -- Расскажи еще, -- попросил Римо Уильямс.
  Он сидел  на  гостиничной  кровати,  следя  глазами  за  каждым  движением
человека,  который  оказался  его  отцом.  Его  мучило  странное,  смешанное
ощущение  чего-то  далекого  и  близкого  одновременно.  Отец,  только   что
переговорив по телефону, сейчас искал свежую рубашку.
  --  Идет.  Но  смотри,  в  последний  раз!  Твоя  мать  была замечательной
женщиной. Доброй и красивой. И еще умной. При  благоприятном  освещении  она
казалась двадцатитрехлетней даже когда ей было сорок три.
  -- Как она умерла?
  --  Это  было ужасно, -- ответил стрелок. -- Скоропостижная смерть. Только
что весела и румяна -- и через минуту мертва.
  --  Сердечный  приступ?  --  предположил  Римо,   и   стрелок   кивнул   в
подтверждение.
  -- От горя я потерял разум, -- сказал он. -- Вот почему уехал из Ньюарка и
вынырнул здесь.
  -- Ты не сказал мне, почему вы оставили меня в сиротском доме, когда я был
маленький.
  --  Видишь ли, мы с твоей матерью никак не могли ужиться. Старались, но не
могли. Ты ведь знаешь, как это бывает.  Мы  развелись.  Ты  остался  с  ней.
Понимаешь?
  -- Да, -- произнес Римо.
  В  вечерних сумерках отцовские глаза, казалось, еще сильней напоминали его
собственные. Такие же  темные,  как  у  самого  Римо,  не  отражающие  свет,
тусклые. Мертвые глаза.
  --  В  общем,  знаешь  ли,  в те времена разведенной женщине было непросто
одной с ребенком. Все ее осуждали. Соседи, родственники -- никто не хотел  с
ней  знаться. И она решила в конце концов, что для тебя будет лучше пожить с
монахинями. Я был в ярости, когда узнал  об  этом,  но  если  бы  я  приехал
забрать  тебя, это выглядело бы как упрек твоей матери, будто она не может о
тебе позаботиться. Поэтому я оставил тебя там, где ты был, хотя  сердце  мое
разрывалось от горя. Я, видишь ли, понял... понял, что лучше не оглядываться
назад.
  --  Пожалуй,  -- согласился Римо. -- А у тебя есть ее фотография? Иногда я
стараюсь представить себе, какой была моя мать. Маленьким, когда не спалось,
я представлял себе разные лица.
  -- Вот как? -- сказал стрелок, надевая пиджак. -- И  как  же  она,  сынок,
по-твоему, выглядела?
  --  Как  Джина  Лоллобриджида. Я однажды видел ее в кино. Всегда хотелось,
чтобы мама была похожа на Джину Лоллобриджиду.
  -- Это потрясно, сын. Просто с ума сойти. Твоя мать и впрямь была  на  нее
похожа. Как две капли воды. Наверно, ты ясновидящий или что-то вроде.
  Римо поднял глаза:
  -- Ты куда-то идешь?
  -- Да, у меня дела, знаешь ли. Делишки.
  -- Я с тобой.
  -- Послушай, парень. Это очень здорово, что мы с тобой встретились и нашли
друг  друга  через  столько  лет, но никак нельзя, чтобы ты повсюду ходил за
мной. Лучше отдохни. Я вернусь через часок. Ты пока  перекуси,  поспи,  один
или   с   кем-нибудь,   идет?  Или  потренируйся.  Именно!  Лучше  всего  --
потренируйся. Потому что когда я вернусь, ты покажешь мне, как  ты  все  это
выделываешь -- с беготней по стенам, драками и прочим, О'кей?
  И дверь захлопнулась прямо в обиженное лицо Римо.
  Стрелок,  спустившись  на  лифте  в  гостиничный  гараж,  завел  машину  и
направился на окраину Детройта.
  -- Черт! -- громко сказал он самому себе. -- Вот это дела.
  Он зажег сигарету, с отвращением ощутив во рту ее кислый  вкус.  От  парня
надо  как-то отделаться. Чего ему не хватает, так это обзавестись перезрелым
сыночком, который  беспокоится  о  своем  папочке.  В  его-то  годы!  Может,
подождать  немного,  пока  Римо  не научит его своим фокусам? Он называет их
Синанджу. Черт его знает, что это за Синанджу такое, но учиться  никогда  не
поздно.  Особенно если на пользу дела. Так что, может, надо сначала повысить
профессиональную квалификацию, а потом  одной  прекрасной  ночью  дождаться,
когда парень заснет, всадить ему пулю в лоб и сделать ноги.
  Это  один  вариант. Есть еще другой. Не возвращаться сейчас в гостиницу, и
все, пусть этот Римо ищет  его.  Но,  впрочем,  он  ведь  уже  находил  его.
Синанджу  не  Синанджу, а кажется, он умеет делать штуки, которые нормальным
людям не по  зубам.  И  старый  китаец,  кстати,  тоже,  а  тому  не  меньше
восьмидесяти, это как пить дать.
  Интересно,  какого  черта  этот  китаец ходит за мной по пятам? -- подумал
стрелок. На квартире Мэнгена -- раз, на демонстрации "дайнакара" -- два, при
покушении на Миллиса -- три. А все потому, что заказчик настоял разослать по
газетам  это  дурацкое  послание  в  защиту  природы.  Это  было   глупо   и
непрофессионально"  но  куда  денешься:  кто  платит, тот заказывает музыку.
Однако старый козел в этой музыке -- явно лишняя нота.
  Сегодня днем он уже попытался смыться, когда оставил их драться на  крыше.
Но, отъезжая со стоянки, заметил, что паренек спускается по стене, как паук,
и бежит за ним.
  Он  поддал  скорости  до 75 миль в час, потом, выехав на скоростное шоссе,
решил, что свободен, и  сбавил  до  65.  И  тут  вдруг  распахнулась  правая
передняя дверца его машины.
  Он  нажал  на газ и резко крутанул вправо, надеясь, что дверь захлопнется.
Не тут-то было.
  -- Эй, покрепче держи руль! -- крикнули ему -- это и был тот парень, Римо.
Он бежал бок о бок с  машиной,  держась  за  дверцу,  а  потом  впрыгнул  на
пассажирское  ме-сто,  захлопнул  за собой дверь и утешил: -- Не беспокойся,
отец. Я в порядке.
  От одного воспоминания об этом у стрелка пересыхало во рту.
  Да, так просто от  этого  Римо  не  избавиться.  По  крайней  мере,  пока.
Пожалуй, чтобы выжить, лучше всего будет ему подыгрывать.
  А  что  если  паренек  прав?  Если он и вправду его сын? В принципе это не
исключено. Парень, умеющий бегать наперегонки  с  автомобилем,  имеет  право
быть тем, кем вздумается.
  Римо  Уильямс  сидел  в  темноте гостиничного номера, которая для его глаз
была не совсем темнотой, а чем-то вроде сумрака.
  Об этой способности глаза привыкнуть к отсутствию света он теперь даже  не
думал,  принимая  ее как должное. Между тем, в отличие от зрительных органов
обычных людей, зрачки его не просто расширялись,  чтобы  захватить  побольше
наличного   света.   Нет,  они  занимались  тем,  что  Чиун  однажды  назвал
"выуживанием света". Римо каким-то таинственным образом научился  этому,  но
как -- рассказать бы не смог. В общем, его глаза выискивали лучистую энергию
там, где ее, казалось бы, совсем не было, и видели даже в кромешной тьме.
  Может,  в  далекой  древности,  размышлял Римо, еще до появления костров и
свечек, этой способностью обладали все, ведь далекие предки людей  охотились
по  ночам,  при  лунном  свете,  а иногда и совсем без света. Кто его знает!
Важно то, что сам он этой способностью обладает. Благодаря Чиуну.
  В темноте, которая не была темнотой, думая об учителе, он чувствовал,  что
совсем запутался.
  Чиун всегда действовал исходя из интересов ученика. Только учение Синанджу
было  важнее, чем Римо. Синанджу, которое всегда стояло на первом месте. Так
между ними было договорено без  слов.  Синанджу  безоговорочно  признавалось
центром личной вселенной Чиуна.
  Но  ведь  речь  сейчас  не  о  том! Чиун -- и Смит, тоже -- скрыли от Римо
правду о его отце. Как они могли? Это было  трудно  принять  и  еще  труднее
понять.
  Вообще  все  это ужасно трудно. Римо годами даже не вспоминал о родителях.
Они не были частью его детства, не говоря уж о более взрослых годах.  Скорее
они  были  каким-то умозрительным представлением, потому что у всех когда-то
были родители.
  Однажды, в разгар обучения Синанджу, Римо обнаружил, что может достучаться
до самых ранних своих  воспоминаний,  вызывая  их  так,  как  Смит  вызывает
информацию  из  своего  компьютера,  и  в один прекрасный день задался целью
восстановить  в  памяти  лица  родителей,   которые   мог   видеть   еще   в
бессознательном младенчестве.
  Чиун  обнаружил  его  сидящим  в  позе  лотоса  с  плотно закрытыми, чтобы
сосредоточиться, глазами.
  -- Еще один способ бездарно убить время?
  -- Я не убиваю время. Я вызываю воспоминания.
  -- Тот, кто живет прошлым, лишен будущего, -- заявил Чиун.
  -- Не слишком  убедительное  высказывание  в  устах  человека,  способного
сообщить,  чем любил завтракать каждый из Мастеров Синанджу. Вплоть до эпохи
сооружения египетских пирамид.
  -- Это не прошлое. Это история! -- фыркнул Чиун.
  -- Чеканная формулировка! А какие у тебя, собственно, возражения? Я просто
хочу увидеть лица моих родителей.
  -- Ты не хочешь их видеть.
  -- Почему ты так говоришь?
  -- Потому что знаю, -- сказал Чиун.
  -- Нет, не знаешь. Не можешь знать. Ты знаешь все о своих родителях, дедах
и бабках, родственниках до седьмого колена. Я о своих ничего не знаю.
  -- Это потому, что о них нечего знать.
  -- Как это?
  -- Они не стоят воспоминаний. Они белые.
  -- Ха! -- парировал Римо. -- Вот я тебя и поймал. Ты все  время  твердишь,
что  я  отчасти  кореец,  --  чтобы оправдаться перед самим собой за то, что
учишь Синанджу чужестранца. А сейчас вдруг запел по-другому!
  -- Это не я запел по-другому. Это у тебя со слухом неважно. Ты не белый, а
твои  родители  --  белые.  Где-то  глубоко  в  прошлом,  пересиленная  ныне
многовековым  спариванием  с  некорейцами,  в  твоем  роду была капля гордой
корейской крови. Может, даже две капли. Вот эти-то две  капли  я  и  обучаю,
понятно?  И  несчастье мое в том, что они отягощены неподъемным грузом крови
белых.
  -- Даже если мои родители были белые, -- сказал Римо, --  это  не  значит,
что они недостойны воспоминаний.
  -- Они потому недостойны воспоминаний, -- воскликнул Чиун, -- что оставили
тебя младенцем у чужой двери! И в гневе вышел.
  Римо снова закрыл глаза, но так и не смог вызвать в памяти лица родителей.
Еще  минуту  назад, до появления Чиуна, он прошел весь путь вглубь до первых
дней в сиротском доме Святой Терезы и был уверен, что вот еще совсем немного
усилий -- и родные лица всплывут из темноты забвения.  Но  не  теперь.  Чиун
своими  словами все разрушил и, может быть, не так уж он был и неправ? С тех
пор Римо ни разу не пытался вернуться к своим младенческим впечатлениям.
  И теперь, когда он нашел своего отца, и не мертвым, а  очень  даже  живым,
Римо  думал,  не  лучше  ли  было  бы, по совету Чуина, не ворошить прошлое,
оставить его в покое. Потому что теперь Римо никогда уже не сможет верить ни
Чиуну, ни Смиту. Они его предали, и  если  от  Смита  этого  можно  было  бы
ожидать, то отношение Чиуна его просто ошеломило.
  Римо  знал,  что  в лице Чиуна потерял отца, который по крови отцом ему не
был, и что нашел другого, кровного, который  при  этом  держался  совсем  не
по-отцовски.
  Может,  потом,  когда  мы  узнаем  друг  друга  получше?  Может,  потом мы
привыкнем? Может, это будет похоже на чувство, связывавшее нас с Чиуном?  Но
в  сердце  своем  Римо  знал,  что  этому  не бывать. С Чиуном его связывали
чувства более глубокие, чем чувства двух обыкновенных людей.  С  Чиуном  его
связывало Синанджу. И вот эта связь порвалась.
  Уверенности  в  том, как поступит теперь Чиун, у Римо не было. Но он знал,
каким будет следующий шаг Смита. Смит прикажет Чиуну найти Римо и  вернуться
с  ним в "Фолкрофт". Если Римо откажется, Смит прикажет уничтожить его. Смит
не станет раздумывать. Это его работа --  действовать  без  раздумий,  когда
речь идет о безопасности КЮРЕ.
  Но  что  сделает, получив такой приказ, Чиун? И что сделает он, Римо, если
Чиун явится его убить?
  Их бой на крыше мог одурачить  только  неискушенных  наблюдателей.  Но  не
Римо.  Оба  они, и он сам, и Чиун, наносили свои удары, стараясь не поранить
один другого. Результатом этого явился долгий стилизованный поединок в стиле
кун-фу, из тех, что показывают в  китайских  фильмах.  Но  Синанджу  --  это
совсем  другое.  Синанджу  --  борьба  экономная.  Не наноси два удара, если
можешь обойтись одним. Не тяни до двух минут, если можешь управиться  в  две
секунды.
  Ни  один из них не хотел причинить боль другому. Но когда они встретятся в
следующий раз, дело может пойти по-другому. И Римо не представлял себе,  как
он тогда поступит.
  Поэтому он и коротал время в темноте. Да, его заветный детский сон сбылся,
он  нашел  отца,  но  скоро, не ровен час, может начать сбываться и страшный
ночной кошмар.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

  "Дайнакар"  ждал  его  на  городской  свалке,  раскинувшейся   на   берегу
Детройт-ривер.
  Выбираясь из машины, стрелок подумал, что эти горы старого хлама -- вполне
подходящее окружение для машины, работающей на мусоре.
  -- Я здесь, -- он подошел к затемненному стеклу "дай-накара".
  -- Я вижу, -- ответил голос невидимки за рулем. -- Миллис жив.
  -- Он в коме. Он, может, и не мертв, но и не жив тоже.
  -- Я хотел, чтобы он умер.
  -- И так бы оно и было, если б мне позволили стрелять в голову.
  -- Я вам уже говорил...
  -- Помню: в голову не стрелять.
  -- И все-таки я хочу, чтоб он умер.
  -- Там же полно охраны, и они стерегут его днем и ночью! Пусть все немного
поостынет, а потом я его прикончу.
  -- Нужно сейчас, -- отрезал голос.
  -- А почему не Лаваллета? Я могу убрать его, а потом уже Миллиса.
  --  Лаваллета еще черед не настал. Он без конца демонстрирует публике свою
новую машину, с ним проблем не будет. Сейчас мне нужен Миллис.
  -- Пришить парня, окруженного полицейскими, не так просто, как кажется.
  -- Сначала Миллис. Потом Лаваллет.
  -- А Ривелл?
  -- О нем можно не беспокоиться.
  -- Еще есть одна проблемка, -- проговорил стрелок.
  -- С вами все время проблемки. Когда я вас нанимал, я думал,  что  покупаю
лучший товар.
  -- Я и есть лучший, -- холодно сказал стрелок.
  -- И в чем проблемка?
  -- Старый китаец. Тот, что был на презентации "дайна кара". Он объявился и
при покушении на Миллиса.
  -- Ну и что?
  -- Думаю, он работает на правительство.
  --  Наплевать,  -- голос стал сердитым. -- Путается под ногами -- уберите.
Что-нибудь еще?
  -- Да нет, вроде все.
  -- Хорошо, -- сказал голос. -- За Миллиса заплачу, когда закончите.
  И "дайнакар" черным призраком на колесах неслышно поплыл над  замусоренной
землей.
  Стрелок  уселся  за  руль  своей  машины. Слишком это рискованно сейчас --
браться за Миллиса. В больнице легавых не счесть. А может, есть другой путь?
Он зажег еще одну сигарету.
  Но самая потеха начнется, когда придет время  снова  заняться  Лаваллетом,
подумал он. Ох, будет и потеха!

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

  Смит  больше  не  сомневался.  Неопознанная женщина, убитая на могиле Римо
Уильямса, была мать Римо. А ее убийца -- тот самый, который устроил бойню  в
Детройте, -- его отец.
  Другого  объяснения  нет.  Можно  предположить,  что на кладбище произошла
семейная сцена. Единственным близким родственником убитой был ее муж, он  же
убийца. Вот почему никто не заявил в полицию об исчезновении жертвы.
  Но  все-таки  непонятно,  как  через столько лет отец с матерью ухитрились
отыскать захоронение Римо. Пока он находился на  попечении  монахинь  приюта
Святой  Терезы,  родители  ни  разу  не  попытались  связаться  с сыном. Они
держались на расстоянии, когда Римо служил во Вьетнаме. То же можно  сказать
и о времени, отданном им ньюаркской полиции.
  Но  сейчас  Римо  и  впрямь  умер.  А  его папаша голова за головой сносит
верхушку детройтской автопромышленности.
  Хотя головоломка вроде бы сложилась,  Смит  не  ощутил  удовлетворения.  А
кроме того, оставались еще вопросы.
  Проверка архивов не обнаружила, чтобы где-то в Соединенных Штатах проживал
Римо  Уильямс-старший.  Смит  не  знал  имени женщины, предполагаемой матери
Римо. Фотография, сделанная в морге, усилиями Смита была разослана  по  всем
полицейским  участкам  страны, но пока что никого, знавшего ее при жизни, не
обнаружилось.
  Где же эта парочка обитала все эти годы?  За  границей?  Под  вымышленными
именами? На Луне?
  Как  бы там ни было, много лет назад Смит совершил ошибку. Ошибка состояла
в том, что когда понадобилось создать лицо официально несуществующее,  выбор
Смита
  пал  на  Римо  Уильямса. Смит выбрал его, полагая, что Римо -- человек без
прошлого, но оказалось, что прошлое у него все-таки есть,  и  он  попался  в
ловушку. Они попались все!
  Даже  разрешив большую часть вопросов, Смит тревожился о тех, что остались
неразрешенными. Ими непременно нужно заняться.
  Но не сейчас. Сейчас главное -- разобраться с Детройтом.
  Дрейк Мэнген погиб. Хьюберт Миллис в больнице, при смерти. Из  достоверных
источников  поступила  информация, что Джеймс Ривелл покинул пределы страны.
Таким образом, остается еще Лайл Лаваллет, и чем больше Смит думал об  этом,
тем  больше  приходил  к  выводу,  что следующим шагом киллера будет попытка
добить Лаваллета.
  Как ему помешать?
  Римо уже нет. Остается Чиун. Смит поднял телефонную трубку.
  Когда зазвонил телефон, Мастер Синанджу паковал дорожные  сундуки.  Трубку
он снял раньше, чем успел дозвенеть первый звонок.
  -- Чиун? -- пробился сквозь треск атмосферных помех голос Смита.
  --  Приветствую  вас, Император Смит, -- сказал Чиун. Это было его обычное
приветствие, но голос, каким оно было произнесено, звучал тускло и устало, и
Смит понял, что надо действовать осторожно.
  --  Мастер  Синанджу,  я  знаю,  что  вы  должны   чувствовать   в   таких
обстоятельствах.
  -- Ха! Ни один человек не может этого знать. Ни один, кто не плоть от моей
плоти.
  --  Хорошо,  я  не знаю. Но мир не перестал вертеться из-за того, что Римо
нет больше с нами. У нас есть задание.
  -- Это у вас есть задание, -- проворчал Чиун, бережно укладывая  последнее
спальное кимоно в чрево последнего дорожного сундука.
  -- Позвольте напомнить вам, Чиун, -- сурово сказал Смит, -- что между нами
заключено   священное   соглашение,   одним  из  условий  которого  значится
следующее: в случае ранения, недееспособности или смерти вашего  ученика  на
вас,  как  на  его учителя, падает долг предоставить нам услуги, необходимые
для завершения начатой миссии. Детройтское дело  подпадает  именно  под  это
условие.
  --   Не  говорите  мне  о  долге,  --  зашипел  Чиун.  --  Белым  неведома
благодарность! Я дал Римо то, что позволило ему достичь  высот,  недоступных
никакому  другому  белому,  и я дал вам возможность использовать Римо. А что
получил взамен? Болтовню о долге!
  -- Вам платили, и щедро. Золотом. Вы богатый человек. Ваша деревня богата.
  -- Я бедняк, я нищий, ибо нет у меня наследника! --  воскликнул  Чиун.  --
Сейчас  моим односельчанам есть чем питаться, да, это так. Но что будут есть
их дети и дети их детей, если я умру и никто не займет моего места?
  Смит сдержался и не стал напоминать о том, что  правительство  Соединенных
Штатов  обеспечило  Синанджу  таким количеством золота, какого хватит, чтобы
досыта кормить население  деревни  в  течение  по  меньшей  мере  следующего
тысячелетия. Вместо этого он сказал:
  --  Я  всегда  считал,  что  договоры, заключенные Синанджу, нерушимы. Что
слово Синанджу свято.
  Его смущало, что в споре пришлось прибегнуть к излюбленной  уловке  Чиуна,
однако  это  сработало.  Старик  погрузился в молчание. Под спальным кимоно,
только что уложенным в сундук, его рука нащупала нечто твердое. Это оказался
шелковый мешочек с серым, посверкивающим вкраплениями кварца камнем  Мастера
Шаня, камнем, который, как говорилось в легендах Синанджу, Мастер Шань добыл
с лунных гор.
  Взвешивая  камень  на  ладони,  Чиун припомнил урок Мастера Шаня и голосом
твердым и чистым произнес:
  -- Что я должен сделать?
  -- Я знал, что могу рассчитывать на вас, Чиун, -- сказал Смит, который  на
самом  деле  вовсе  не был уверен ни в чем подобном. -- Этот киллер, который
живет  под  именем  Римо,  насколько  я  понимаю,  следующим  атакует  Лайла
Лаваллета, владельца "Дайнакар индастриз".
  --  Я  поеду  к этому автомобильщику. Я защищу его. На этот раз -- никаких
оправданий для Синанджу.
  --  Его  надо  не  только  защитить,  Чиун.  Побудьте  с  ним.  Хорошенько
расспросите  его.  Мы  все еще не можем понять, почему эти автопромышленники
стали жертвами покушений. Не верю, что  это  каким-либо  образом  связано  с
защитой  окружающей  среды. Может, вам удастся обнаружить между этими людьми
что-то общее, объединяющее их помимо профессии? Пригодятся  любые  сведения.
Все  может  оказаться полезным. И если киллер снова объявится, если удастся,
возьмите его живым. Надо установить, по личным мотивам он действует  или  же
по заказу.
  --  Я  понял.  Я  все  сделаю.  Я выясню, что ему известно. Хотя, конечно,
многого знать он не может, потому что он белый и к тому же американец.
  Последнее замечание Смит пропустил мимо ушей. Помолчав, он сказал:
  -- Не могли бы вы рассказать мне, как  умер  Римо?  Если,  конечно,  вы  в
состоянии говорить об этом.
  -- Попал в дурную компанию, -- коротко произнес Чиун.
  Смит  ждал  продолжения,  но  старик  не проронил больше ни слова. Наконец
директор КЮРЕ прокашлялся и сказал:
  -- Ну что ж, Чиун. Свяжитесь со мной, как только у вас что-то появится.
  -- Уже появилось. Неблагодарность белых. Самая крупная вещь, какая  только
была когда-нибудь у Мастера Синанджу.
  Он бросил трубку, а Смит в "Фолкрофте" удивился резкому тону, которым Чиун
говорил  о  Римо.  Можно  было ожидать, что Чиун будет раздавлен скорбью, но
ничего подобного. Понять Чиуна всегда было непросто. Смит оставил эту  затею
как безнадежную и обратился к убийству женщины на могиле Римо Уильямса. Даже
в  это  неспокойное  время,  может,  в  последние  часы  существования КЮРЕ,
неразрешенная задача не давала ему покоя.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

  -- Так чем же ты занимался всю жизнь, сынок? -- осведомился стрелок  после
того, как официантка принесла им напитки.
  Они  сидели  в  тихом  углу лучшего детройтского ресторана. Освещение было
приглушенное, а из окна открывался вид на центральную  часть  города.  Ночью
грязь  была  незаметна,  и Детройт выглядел скульптурой из эбенового дерева,
украшенной ожерельем огней.
  -- Работал на правительство, -- после паузы ответил Римо.
  Ему было неловко говорить о своей работе.
  -- А поподробней? Уж растолкуй мне,  старику.  Раньше  ведь  ты,  кажется,
говорил, что мы с тобой вроде коллеги.
  -- Так и есть. Только я работаю как бы на правительство.
  -- Понятно. Под грифом "Совершенно секретно"?
  -- Да, -- ответил Римо. -- Примерно.
  -- Ух ты! Ну рассказывай. И пей. Виски приличное.
  -- Я не могу, -- отказался Римо.
  --  Не  можешь  рассказать  старику-отцу, чем зарабатывал на жизнь все эти
годы?
  -- Этого не могу тоже. -- Римо  отодвинул  от  себя  стакан  с  золотистой
жидкостью.  Даже  запах  ее  был ему неприятен. -- Я имею в виду, что не пью
такое.
  -- Ну так закажи, что хочешь!  Правила  игры  очень  простые:  каждый  сам
выбирает себе отраву! -- сказал стрелок и оглянулся в поисках официантки.
  -- Я ничего такого совсем не пью.
  -- Да ну? Что у меня за сынок! Прямо девица!
  -- Мой организм не переносит алкоголя.
  -- Так ты что, болен?
  Римо  подавил  смешок.  Вот еще, болен! Как раз наоборот. С его организмом
все в полном порядке. Благодаря
  Синанджу он отлажен, как мотор гоночного автомобиля, и недоброкачественные
добавки к топливу могут нарушить его бесперебойную  работу.  А  в  некоторых
случаях,  например  с  алкоголем,  неполадки  могут  быть  серьезными и даже
непоправимыми.
  -- Чему ты улыбаешься? -- спросил стрелок.
  -- Вспомнил Чиуна, -- сказал Римо. -- Он говорит, мы смешные,  потому  что
едим мясо мертвых коров и пьем сок скисшей травы.
  -- С Чиуном покончено.
  -- Я органически не переношу спиртного. Меня потом вывернет наизнанку.
  Стрелок пригубил виски.
  -- Мужчина, который не пьет, уже вывернут наизнанку, вот что я тебе скажу,
сын.
  Римо  промолчал.  Мучило  сознание,  что  человек,  сидящий с ним за одним
столом, абсолютно ему чужд. Он все вглядывался и  вглядывался  в  это  лицо,
ожидая,  что  вспыхнет  узнавание, проснется давно дремлющая память о чемто,
сообща пережитом, но тщетно.  Римо  чувствовал  себя  сбитым  с  толку,  его
терзали  печаль  и  смущение. В другие времена, в другом месте он и человек,
сидящий напротив, должны были оказаться по разные стороны баррикад  --  ведь
за годы своего служения КЮРЕ Римо убил сотни профессиональных киллеров. Если
бы  не  случайное стечение обстоятельств, он бы убил и этого не задумавшись,
не заподозрив, что убивает собственного отца.
  Подошла официантка.
  -- Бифштекс с кровью. Пюре. Салат из овощей, -- заказал стрелок.
  -- Рис, сваренный на пару, -- сказал Римо.
  Официантка, подождав продолжения, спросила:
  -- И?..
  -- И все, -- ответил Римо. -- Нет, еще стакан воды, пожалуйста.
  -- Слушаюсь, сэр. -- забирая у них меню, с сомнением в  голосе  произнесла
официантка.
  -- Рис? -- переспросил стрелок. -- Один рис, и ничего больше?
  -- Я на диете.
  --  Да  забудь  о  ней  ради  такого случая! Каждый день, что ли, находишь
родного отца? Разве это не повод отпраздновать? Давай-ка мясца, а?
  -- Не могу.
  -- Да, монашки здорово над тобой поработали, -- вздохнул стрелок. -- Или я
ошибаюсь и это целиком заслуга старикашки-китайца?
  Однако, заметив, как пугающе  переменился  в  лице  Римо,  стрелок  быстро
сменил  тон.  В  будущем  эту  тему  лучше  не задевать, решил он. Если есть
какое-то будущее, конечно.
  -- Ну дело твое, -- легко произнес он. -- Я, собственно, не об этом.  Мне,
знаешь ли, кое-что надо с тобой обсудить.
  -- Ты так и не ответил мне, где я родился, -- внезапно сказал Римо.
  -- Так ты и не спрашивал! В Джерси-сити.
  -- Я вырос в Ньюарке.
  -- Я там служил. Мы потом туда переехали.
  -- У меня еще есть родственники?
  --  Только я, -- покачал головой стрелок. -- Я был единственным ребенком в
семье, и твоя мать тоже. Наши родители, и ее, и  мои,  уже  умерли.  У  тебя
никого нет, кроме меня, сын. А теперь послушай. Это очень важно.
  -- Я слушаю, -- сказал Римо.
  Однако  думал  он  в  этот момент о Чиуне. Старый кореец с его легендами и
историей Синанджу  дал  Римо  семью  куда  более  многочисленную,  чем  этот
человек, хотя он ему и отец. Интересно, подумал он, чем Чиун занят сейчас.
  -- Раньше, там, на крыше, ты сказал, что сам -- профессионал, -- между тем
говорил стрелок. -- Ладно. Я не буду спрашивать, на кого ты работаешь, и все
такое. Я просто хочу знать, был ли ты честен со мной, когда говорил об этом?
  -- Конечно, -- сказал Римо.
  --  Хорошо.  Я тебе верю. Теперь послушай внимательно своего старика, сын.
Тот тип, в которого я метил, Миллис, он не умер.
  -- Да?
  -- Да. И это значит, что мне не заплатят.
  -- Логично.
  -- Это значит, что мне нужно его прикончить.
  -- А почему бы нам не плюнуть на него и не уехать отсюда? -- спросил Римо.
-- Мы можем устроиться где-нибудь еще. В какой-нибудь другой  стране.  Чтобы
получше узнать друг друга.
  -- Послушай. Мне необходимо его прикончить. И если б ты не вертелся там на
крыше, я б выстрелил точней и все было бы в ажуре.
  -- Извини, -- пожал плечами Римо.
  -- Этого мало. У меня есть репутация. Ее надо беречь. Этот случай повредит
моей репутации.
  -- Я же сказал: извини.
  --  Я принимаю твои извинения, -- сказал стрелок. -- Но как ты собираешься
с этим поступить, сын?
  -- С чем? -- спросил Римо, кажется, начиная понимать, куда тот клонит.
  Мысли о Чиуне вылетели у него из головы.
  -- Ты передо мною в долгу, Римо. Ты в долгу  перед  своим  стариком,  сын,
потому  что вертелся у меня под ногами и испортил мне выстрел. Я хочу, чтобы
ты занялся Миллисом вместо меня.
  -- Я не могу, -- сказал Римо.
  -- Не можешь? Ну и ну! Только одно и слышу от тебя весь вечер: не могу то,
не могу это!  "Отец,  я  не  могу  пить!";  "Отец,  я  не  могу  есть!"  Это
бесконечное "не могу" может осложнить наши отношения, сын.
  Римо виновато потупился, а стрелок продолжил:
  -- Миллис в коме. Это просто. Хочешь, одолжу тебе свою лучшую "пушку"?
  -- Чтобы убивать, мне не нужно оружия.
  -- Вот и ладно, -- стрелок зажег сигарету. -- Значит, договорились?
  -- Но это неправильно! -- словно не слыша, сдавленно проговорил Римо. -- Я
убивал  ради  моей  страны  во Вьетнаме. Я убивал ради Чиуна и Смита... ради
правительства. И теперь ты! Это неправильно, что мы встретились, и ты тут же
заставляешь меня кого-то убить --  ради  тебя.  Это  не  по-людски.  Это  не
по-отцовски!
  Стрелок понял, что выиграл, расслабился и сочувственно произнес:
  --  Уж  такие  они,  правила  игры,  сынок.  Приходится  плыть по течению.
Выбираешь, да или нет, и плывешь дальше. Ну как?
  -- Не знаю, -- ответил Римо. -- Посмотрим.
  -- Посмотрим-посмотрим, сынок, -- пробормотал  стрелок.  --  Ты  точно  не
будешь бифштекс?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

  Раньше на Уайлявудском кладбище он не бывал.
  Прошло  уже  больше  десяти лет с тех пор, как Смит организовал погребение
человека, на могиле которого  значилось:  Римо  Уильямс.  Он  договорился  с
похоронным  бюро,  заказал  надгробие, купил участок кладбищенской земли. Он
даже нашел тело, которое положили в могилу. Тело  принадлежало  не  Римо,  а
какому-то  бездомному  бродяге,  которого  никто  не хватился. Когда-то Смит
помнил, как звали этого бродягу, но  теперь  забыл.  У  того  тоже  не  было
никакой родни. И досье в КЮРЕ на него не было.
  Никогда  раньше  не  навещал  он  этой  могилы  и  теперь,  стоя  над ней,
почувствовал, как властно захватывают его эмоции, все эти годы дремавшие под
спудом.
  Смита захлестнуло волной странных ощущений. Да, десять лет назад он выбрал
из толпы полицейского -- молодого, здорового человека  с  незапятнанным,  но
вполне  ординарным  прошлым  --  и разрушил ему жизнь. За одну ночь из всеми
уважаемого  полицейского  Римо  Уильямс  превратился   в   подследственного,
которому  грозила  смертная казнь. Все до мелочей было продумано Смитом -- и
торговец наркотиками, найденный в проулке забитым до смерти, и личный значок
Римо, так удобно для следствия валявшийся рядом с телом. К  тому  же  смерть
произошла в такой час, на который алиби у Римо не было.
  Смиту  не  пришлось  подкупать  судью,  который приговорил Римо к казни на
электрическом стуле, хотя, если бы понадобилось, подкупил бы.
  И, наконец, Смит устроил так, что орудие смерти сработало не до  конца,  и
Римо  Уильямс,  благополучно  переживший свою казнь, поступил в распоряжение
КЮРЕ и под опеку Чиуна, последнего Мастера Синанджу.
  Не единожды за эти годы он чувствовал уколы вины за  то,  что  натворил  с
Римо,  но  теперь,  когда  тот  был мертв, раскаяние овладело всем существом
Смита.
  И все-таки слез не было. Для Римо все позади. Позади все, кажется,  и  для
КЮРЕ.
  Могила Римо пряталась в тени засыхающего старого дуба с наполовину седыми,
лишенными  листвы  ветвями.  Это  была  самая незатейливая из могил -- серый
квадрат гранита с крестом и именем, ничего больше. Смит заказал надгробие по
каталогу и из  соображений  экономии  дал  указание  ограничиться  этим,  не
высекая дат рождения и смерти.
  Надгробие  заросло  травой.  Здесь  не  слишком  заботились  об  уходе  за
могилами, потому-то Смит и остановил свой  выбор  на  Уайлдвуде.  Небольшое,
скрытое  в  малонаселенном  районе  невдалеке  от  Ньюарка,  со  всех сторон
огражденное кованым железным забором в последней стадии разрушения, кладбище
идеально отвечало целям Смита.
  Посетители здесь бывали редко.
  Могила Римо стояла не на отшибе. Довольно  близко  к  ней  с  двух  сторон
теснились  "соседи".  Справа  --  старый, замшелый камень с именем Д. Колта.
Слева -- массивный, принадлежащий  семейству  Дефуриа,  несколько  поколений
которого были погребены вокруг.
  Смит  попытался вообразить, как в этих декорациях могло выглядеть убийство
безымянной женщины. Он стоял там, где, насколько ему было  известно,  стояла
она.  Он  представил  себе,  с  какого  места в нее стреляли, какое действие
произвели на нее пули. Он  увидел  место,  куда  упали  цветы,  которые  она
держала.
  Казалось,  картина  сложилась  довольно  убедительная, но сходились не все
концы. Почему она не приходила сюда раньше? Как после  долгих  лет  отыскала
давно умершего Римо?
  Именно  эти  докучливые  вопросы  привели  Смита в Уайлдвуд, и сейчас, над
могилой Римо, они докучали ему еще больше.
  Смит вынул из кармана блокнот и занес  в  него  имена  с  соседних  могил,
сделав  пометку:  спросить  у  Чиуна,  где  находится  настоящее  тело Римо.
Пожалуй, надо попытаться  устроить  так,  чтобы  Римо  похоронили  здесь,  в
Уайлдвуде. На этот раз по-настоящему. Уж этим-то он Римо обязан.
  Смит покинул кладбище.
  Не оглядываясь. Оглядываться не имело смысла.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

  Когда  стрелок  говорил, что проникнуть в больницу будет трудновато, хотел
возразить, что больница -- не крепость и не тюрьма и устроена не  для  того,
чтобы  туда  было  трудно  войти  или  оттуда  выйти. Больница -- всего лишь
больница, место, куда больных  помещают,  чтобы  они  поправились,  и  можно
поставить  вокруг хоть тысячу солдат, но защита все равно будет проницаемой,
как дуршлаг. Но решил промолчать: тот все равно не поймет.  Стрелок,  следуя
по  скоростной  автостраде  имени  Джона  С. Лоджа в центре Детройта, снизил
скорость. Римо выскользнул из машины,  и  прежде  чем  за  ним  захлопнулась
дверь, успел услышать: "Ну давай, сынок, покажи им, что ты умеешь!"
  Машина  умчалась  прочь,  а Римо, перемахнув через ограждение, оказался на
территории  больницы.  Он  был  в  черном  и  в  темноте  молчаливой   тенью
перемещался от дерева к кусту, от куста, когда добрался до автостоянки перед
больницей, -- к машине.
  В  заливающем  территорию холодном белом свете прожекторов здание главного
корпуса выглядело блестящим кубиком льда.
  Римо на полусогнутых проскользнул мимо лениво расхаживающих патрульных. От
них он никаких неприятностей не ждал.  Если  неприятности  и  будут,  то  на
этаже, где лежал в коме Хьюберт Миллис, президент "Америкэн автос".
  Добравшись   до   больших   парадных   дверей,   Римо   вошел   в  холл  с
самоуверенностью посыльного, доставившего из закусочной кофе со слойками.
  Сверяя что-то в блокноте, за стойкой приемной  стояла  непреклонного  вида
медицинская сестра.
  -- Слушаю вас, -- сказала она, подняв на Римо глаза.
  -- Скажите, на каком этаже лежит мистер Миллис?
  -- Часы посещений -- с трех до пяти дня.
  -- Я спросил не об этом.
  -- К посещениям допускаются только самые близкие родственники.
  -- Это меня тоже не интересует.
  -- Вы -- родственник?
  --  Как всякий, кто знает, что человек человеку -- брат, -- сказал Римо и,
перегнувшись через стойку, выхватил из рук сестры блокнот.
  -- Отдайте немедленно! -- зашипела она.
  Римо нашел имя Миллиса с пометкой "12-Д". Это  означало  либо  двенадцатый
этаж, либо больничное отделение "Д".
  -- Где отделение "Д"? -- спросил Римо.
  -- Нет у нас такого отделения! -- обидчиво сказала сестра.
  -- Премного обязан.
  Римо  вернул блокнот. Проще добраться до двенадцатого этажа, чем рыскать в
ночи в поисках какого-то сомнительного отделения "Д".
  -- Охрана! -- закричала сестра.
  -- Ну вот, кто вас просил, -- с мягким укором произнес Римо.
  Из-за угла появился охранник.
  -- Что такое? -- сурово осведомился он, держа руку на  рукоятке  торчащего
из кобуры револьвера.
  -- Этот человек интересуется пациентом из "12-Д".
  -- Какие проблемы, приятель? -- обратился охранник к Римо.
  -- Никаких проблем! -- удивился Римо. -- Как раз собираюсь уходить.
  -- Пойдем, провожу, -- сказал охранник.
  -- Чудно. Обожаю компанию.
  Не спуская руки с оружия, охранник выпроводил Римо на улицу. Его подмывало
вызвать  по  радиотелефону  помощь  и  для  порядка  заковать  нарушителя  в
наручники, но, говоря по чести, тот ведь на самом деле  не  совершил  ничего
противозаконного. Он просто задал сестре несколько
  вопросов  о  пациенте из палаты "12-Д", которая, как охраннику было хорошо
известно, находилась под круглосуточным наблюдением агентов ФБР.
  Эти агенты, когда он предложил им свою помощь, окатили его презрением.
  -- Главное, старина, не путайся под ногами, -- сказал ему их главный.
  И никаких особых указаний от них не поступило, так что теперь он и не знал
толком, что делать с этим костлявым, одетым во всем черное парнем.
  Но скоро вопрос сделался сугубо академическим, поскольку костлявый  исчез,
как сквозь землю провалился.
  Только что он стоял рядом -- и вот его уже нет. Охранник огляделся кругом,
ничего  не  увидел  и  направился  к кустам сбоку от входной двери. Там были
тени, и какие-то странные, темнее обычных,  и  кажется,  они  двигались.  Он
успел убедиться, что тени двигались, но было уже поздно.
  Ослабив хватку на горле охранника, перекрывшую тому доступ кислорода, Римо
подхватил  обмякшее  тело  и  легко,  как  ребенка, перенес к припаркованной
неподалеку машине, пальцем выбил замок и усадил охранника за руль, где он  и
очнется несколько часов спустя в полном недоумении, как там оказался.
  К тому времени Римо наверняка уже скроется.
  Больничный фасад был гладким, облицованным керамической плиткой, не за что
ухватиться,  но  оставались  еще окна, и Римо легко запрыгнул на выступ окна
первого этажа. Отсюда он достиг выступа окна  второго  этажа  и,  словно  по
ступенькам  лестницы,  двинулся наверх. Со стороны могло показаться, что это
очень легко. Для Римо так оно и было. Некоторые из окон  на  его  пути  были
открыты  или светились, и тогда он, чтобы не засветиться самому, обходил их,
ведь  успех  всего  предприятия  зависел  от  внезапности   и   незаметности
восхождения.  Как  ходы  на  шахматной  доске:  окна  --  клетки,  а Римо --
единственная боевая фигура.
  Он прошел двенадцатый, в окне этажом выше ногтем очертил по стеклу круг  и
надавил   на  его  верхнюю  часть.  Безупречно  круглая  плоскость  бесшумно
выскочила ему прямо в руку. Римо метнул ее, как дискобол, и стеклянный круг,
красиво спланировав над автостоянкой, впился в ствол дерева.
  Просунув  руку  в  образовавшееся  отверстие,  Римо  нащупал  шпингалет  и
бесшумно  открыл  окно.  Скользнул  в  комнату,  огляделся  --  глаза тут же
приспособились к темноте. Это была двухместная, никем не занятая  палата.  В
воздухе  витал особый больничный дух, на девяносто процентов -- дезинфекция,
на десять -- отчаяние и недуг.
  Римо стянул с кровати  простыню,  сделал  в  ней  несколько  дыр,  в  одну
просунул   голову   и   задрапировался,   как   в   тогу.  Если  не  слишком
приглядываться, одеяние смахивало на бесформенный балахон, какие в больницах
выдают вместо ночных рубашек.
  В коридоре на него никто не  обратил  внимания.  В  ближайшем  торце  Римо
обнаружил лестницу, ведущую на двенадцатый этаж.
  Лестер  Трингл,  оперативный  агент ФБР, назубок усвоил совет, преподанный
ему на подготовительных курсах:  "Всегда  и  везде  жди  неприятностей.  Они
начнутся -- а ты к ним уже готов".
  Так  что  даже  теперь,  во  время  простого,  как  кусок мыла, задания --
охранять лежащего в коме пациента, -- Трингл был начеку. Он стоял на посту у
двери в палату "12-Д", нянча в руках  короткоствольный  автомат  со  сложным
телескопическим и лазерным наведением.
  Трингл не слишком жаловал эти новомодные штучки. Он был меткий стрелок, но
начальство  настаивало,  и он подчинился. В Белом доме безопасность Хьюберта
Миллиса считали делом государственного значения -- не столько из-за  персоны
собственно  Миллиса, сколько потому, что слишком уж много автопромышленников
пострадало в последнее время. Вопрос стоял принципиально:  если  вооруженный
псих  с легкостью изничтожает цвет национальной автоиндустрии, это нездорово
отражается на репутации страны.
  Дурацкая история, подумал Лестер Трингл, и самое дурацкое в  ней  то,  что
этот псих разослал в газеты письмо и подписал его.
  Он  сомневался,  что  тот  предпримет  штурм больницы, но на всякий случай
Трингл был наготове: потому он и отставил свой пистолет, который столько лет
носил на поясном ремне,  ради  этого  автомата,  способного  вдоль  красного
лазерного луча выдать тысячу пуль в минуту.
  Когда  работаешь  командой,  как  Трингл  сегодня,  у автоматов с лазерным
прицелом есть одно крупное достоинство: сильно уменьшается  шанс,  что  тебя
ненароком  пристрелит  твой  же  напарник.  Лазер  позволял  поражать мишень
практически наверняка. Легонько касаешься курка, выпускаешь на волю луч.  На
цели  появляется  красная  точка,  с  десятицентовик, не больше, видимая при
любом освещении, и днем, и ночью. Появись она там, где  у  человека  сердце,
можешь  спорить  на  годовое жалованье, что если нажать курок до конца, пули
пойдут точно туда. Следовательно, гораздо меньше вероятность, что  во  время
операции  подстрелишь  случайного  прохожего  или  других  агентов,  что для
Лестера Трингла, который собирался  дослужить  до  пенсии  и  открыть  потом
таверну в Ки-Вест, штат Флорида, было очень существенно.
  Заслышав  в  коридоре  звук,  похожий  на  треск  автоматного огня, Трингл
оторвал спину от стены.
  Звук стих почти мгновенно. Странно. Странно потому,  что  даже  кратчайшее
нажатие  на  курок  этих  автоматов  вызывает очередь в дюжину выстрелов, не
меньше, и длительностью в целую секунду.
  -- Эй, Сэм! -- позвал Трингл. -- Что там у тебя?
  Из холла восточного крыла не донеслось ни звука. В том конце здания  лифта
не было, и агент Сэм Биндлштейн охранял выход на лестницу.
  Трингл вытащил из-под пуленепробиваемого жилета радиотелефон.
  -- Харпер, слышишь?
  -- Что? -- проскрипел в ответ голос Келли Харпера.
  --  Кажется,  тут  что-то  началось. Я не могу отойти от двери. У тебя там
спокойно?
  -- Вроде да.
  -- Тогда беги сюда и береги спину.
  Трое до зубов вооруженных агентов -- вот все, что местное руководство  ФБР
сочло  достаточным  для  этой  работы.  Но  сейчас, когда один из агентов не
отвечал, а второй оставил свой пост, Лестер Трингл засомневался всерьез,  не
промахнулось ли оно со своими расчетами.
  Он  безуспешно  вызывал  Биндлштейна  по  радиотелефону и тут заметил, что
какой-то больной -- тощий, с выступающими скулами -- приближается к нему.
  -- Эй! -- окликнул его Трингл, подняв автомат на уровень груди. -- Вы не с
этого этажа!
  -- Я заблудился, -- сказал Римо. -- Никак не  найду  свою  палату.  Вы  не
поможете?
  -- Вам нужен другой этаж. Сюда вход запрещен. Направо по коридору -- лифт.
Спуститесь в холл, там вам кто-нибудь поможет.
  Но  больной  все  приближался.  Тут  Трингл  заметил,  что  хотя  руки его
обнажены, из-под балахона торчат ноги в  черных  штанинах,  а  на  настоящих
больничных пациентах, кроме этих балахонов, ничего нет.
  Он  нацелился  автоматом  самозванцу в живот и легонько коснулся курка. На
месте желудка загорелась красная точка.
  -- Приказываю, стойте! -- крикнул Трингл.
  -- Приказам не подчиняюсь с тех пор,  как  выбыл  из  морской  пехоты,  --
ответил Римо.
  -- Тогда прошу: остановитесь. Иначе буду вынужден открыть огонь.
  Красная  точка  дрожала,  потому что больной продолжал идти. Руки его были
пусты, но темные, без блеска, глаза смотрели твердо и уверенно.
  -- Последнее предупреждение. Стой, где стоишь!
  -- Говорю ж, заблудился. Значит, не знаю, где нахожусь. Как я могу стоять,
где стою, если понятия не имею, где это?
  Трингл дал ему подойти на десять ярдов, а затем нажал на курок.
  Залп был короткий, выстрелов на двенадцать, и стена за  спиной  самозванца
осыпалась облаком пыли и кусков штукатурки.
  Но  он  шел,  как  заговоренный.  Красная точка по-прежнему плавала на его
желудке. Трингл недоуменно моргнул. Призрак он, что ли? Неужто пули  прошили
его  насквозь?  Он  опять  выстрелил. Залп вышел длиннее. На этот раз Трингл
заметил мимолетное, смазанное  стремительностью  движение  уклонившегося  от
пуль  самозванца.  Трингл  прицелился  с  поправкой. Красная точка поднялась
выше. Трингл выстрелил снова.
  Пациент отклонился влево. Стрельба в узком коридоре звучала не так громко,
как можно было предполагать, потому что автомат был с глушителем.
  Трингл выругался. Наверно, это глушитель мешает. Но, едва додумав, он  тут
же отверг эту мысль. Лазер, по идее, должен исправлять все огрехи глушителя.
  Трингл  с  силой  нажал  на  курок,  выпустив  длинную  очередь. Человек в
больничном одеянии отнесся к ней наплевательски и продолжал приближаться.
  -- Почему ты стреляешь в больного? -- изумился агент Келли Харпер, труся с
автоматом наперевес с другого конца коридора.
  -- Потому что нечего ему здесь делать, -- с жаром сказал Трингл.
  -- А почему ему ничего не делается? Или ты лупишь холостыми?
  -- Посмотри лучше, на что похожа стена, -- огрызнулся Трингл.
  И впрямь. Стена за человеком в ночной рубашке и по  обе  стороны  от  него
была   разбита   до  бетонного  костяка  и  махрилась  клочьями  покраски  и
штукатурки.
  -- Может, у тебя лазер сломался? -- спросил Харпер.
  -- Попробуй свой, -- предложил Трингл.
  -- Это ФБР! -- выкрикнул Харпер. -- Стой!
  -- А ты попробуй заставь меня, -- ухмыльнулся Римо.
  -- Хорошо. Ты сам напросился, -- сказал Харпер, наводя прицел на ничем  не
защищенную грудь приближающегося человека.
  К этому времени тот уже почти вплотную подошел к фебеэровцам. Харпер нажал
на  курок, намереваясь выпустить короткую очередь, но по какой-то непонятной
причине его автомат сам собою уставился в потолок. Он попытался снять  палец
с курка, но тот будто приклеился и отрываться не пожелал.
  Затем  Харпер  заметил,  что  этот,  в  рубашке,  стоит рядом и с жестокой
улыбкой на губах легко массирует ему локоть. Харпер понял, что и уставленное
в потолок дуло, и примерзший к курку палец -- все из-за этого почти  нежного
прикосновения к локтю.
  Римо  опустил  агента на пол. Трингл между тем пятился задом, чтоб удобней
стрелять.
  -- Только что ты убил агента ФБР, -- ледяным тоном обвинил он.
  -- Не убил. Отключил, и все. Так же, как сейчас отключу тебя.
  -- Черта с два! -- крикнул Трингл и  выстрелил,  не  заботясь  о  лазерном
луче. С такого расстояния не промахнешься.
  Ничего  подобного.  Пули  прошили  стену,  но  в  цель  ни одна не попала.
Самозванец захохотал.
  -- Не сметь смеяться над ФБР! -- со слезами отчаяния вскричал Трингл.
  -- Это почему же?
  Трингл не ответил. Ему было некогда. Он пытался вытащить  пустой  магазин,
чтобы  вставить  новый.  На  учениях  это удавалось ему меньше, чем за две с
половиной секунды, что считалось очень похвальным.
  Однако в настоящих  боевых  условиях  этой  скорости  оказалось  маловато,
потому  что  не  успел  он выдернуть старый магазин, как автомат вдруг начал
разваливаться и в итоге остался в руках каким-то  разобранным  на  блестящие
детали хламом. Лазерный прицел между тем продолжал действовать. Трингл понял
это по тому, как танцевала красная точка на беспечной физиономии самозванца.
Некоторые  части  автомата  Трингла  оказались у него в правой руке, а левая
медленно поднималась к залитому слезами лицу агента.
  Больше Трингл уже ничего не видел, потому что  без  сознания  свалился  на
пол.
  Римо  оттащил  обоих агентов в кладовую и прикрыл одеялами, потому что там
было прохладно. Через несколько часов они очухаются в  достаточной  степени,
чтобы  выслушать  порицания  по службе, и только одному Римо будет известно,
что они не виноваты. Их было всего трое, а троих на него -- мало.
  Римо вошел в незапертую палату "12-Д".
  Хьюберт Миллис, широко раскрыв глаза, лежал на  постели  с  торчащими  изо
рта,  носа и на кистях прозрачными трубками. На фоне гудящей и попискивающей
электроники его дыхания было почти не слышно.
  Римо осторожно поводил рукой  перед  глазами  раненого.  Никакой  реакции.
Чувствовалось,  что близка, очень близка смерть. Легко нажать на висок будет
милосердней убийства.
  Римо протянул правую руку. Замер. Убрал руку. Много  он  убивал  на  своем
веку,  но  это -- случай особенный. Лежащий перед ним беспомощный человек --
не преступник, он не нарушал закона, он всего лишь  бизнесмен,  которому  по
чьей-то злой воле случилось попасть в список лиц, подлежащих уничтожению.
  Но убить его попросил его собственный, Римо, отец!
  Он медленно поднял руку еще раз.
  Тут   вдруг   перестал   попискивать   электрокардиограф.   Издав  долгий,
монотонный, высокий "скри-и-и-и-и-п", ожила другая машина.
  В коридоре зазвенели звонки. Кто-то закричал: "Синий код! Палата "12Д"!"
  Комната  наполнилась  медиками.  Они  не  обратили  никакого  внимания  на
разгромленный коридор, а мимо
  Римо промчались, словно его тут не было.
  Медсестра  разорвала рубашку на тощей груди Хьюберта Миллиса. Врач, прижав
к ней стетоскоп, покачал головой.
  Кто-то передал ему два металлических  диска,  проводами  присоединенных  к
машине на колесиках.
  --  В стороны! -- крикнул врач. Все отступили. Когда диски коснулись груди
Миллиса, тело подскочило на кровати.
  Три раза доктор повторял эту процедуру, одним глазом косясь на кардиограф,
прямая линия в оконце которого означала, что сердце не работает.
  Наконец врач отбросил диски и отступил назад.
  -- Все. Бесполезно. Сестра, приготовьте его к перевозке.
  И так и не заметив Римо, доктора вышли из палаты.
  Сестра осталась стоять у кровати. Римо коснулся ее руки.
  -- Что произошло?
  -- Сердце остановилось.
  -- Значит, он умер?
  -- Да. Вы были с ним здесь, в комнате? Кто вы?
  -- Это неважно. Скажите, что его убило? Мне важно знать.
  -- Просто остановилось сердце. Мы этого, собственно, ожидали.
  -- Так это не из-за волнения?
  -- Какое волнение! Он был в коме. Его не взволновала бы и бомбежка.
  -- Спасибо, -- сказал Римо.
  -- Не за что. Но все-таки, что вы тут делали?
  -- Боролся с собственной совестью, -- на ходу, через плечо бросил Римо.
  -- И кто победил?
  -- Ничья.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  Когда  Римо  вернулся  из  больницы,  стрелок  сидел  перед   телевизором.
Показывали очередную серию "Новобрачных".
  -- Ну как? -- поинтересовался он, не отрывая взгляда от экрана.
  -- Миллис мертв.
  -- Отлично. Молодчага, сынок. Садись, посмотри телевизор.
  -- Лучше лягу посплю.
  -- Конечно, сын. Что хочешь, то и делай.
  -- Мы скоро уедем? -- спросил Римо.
  -- Не гони лошадей. У меня еще есть дела, -- сказал стрелок.
  -- Какие?
  -- Дела, понимаешь? Просто дела. Не мешай, а? Хочу посмотреть.
  -- Я думал, твое дело -- Миллис.
  -- Так оно и было, -- сказал стрелок.
  -- Миллис мертв.
  --  И  чего  ты  от  меня хочешь? Золотую медаль? Это был твой должок мне,
потому что ты путался там, на крыше. Теперь мы квиты, и с этим все.  У  меня
еще и другие дела есть.
  Римо ушел в спальню, лег, но сон не шел к нему. Всю жизнь он мечтал о том,
чтобы  иметь  семью,  но, кажется, семья -- это совсем не то, как он себе ее
представлял.
  Для своего отца он ровно ничего не значил. Тот за дверью в  голос  хохотал
над фильмом, который видел не меньше десяти раз. И это -- семья?!
  Чиун  при  всем  его  занудстве  все-таки  о нем беспокоился. А Чиун -- не
семья, во всяком случае, не по крови.
  Может, "семья" -- это всего лишь этикетка, наклейка, бумажка, если за  нею
нет любви, доверия и заботы? Римо не знал. Он лежал на кровати и придумывал,
что  бы такое сказать отцу. Но все главные вопросы -- кто Римо такой, где он
родился и прочее -- были уже  заданы,  ответы  получены,  так  что  вопросов
больше не осталось, и Римо чувствовал себя опустошенным.
  В   соседней   комнате   зазвонил   телефон.  Стрелок  взял  трубку.  Римо
сфокусировал  слух.  Обыкновенные  люди  не   умеют   слушать   направленно,
концентрируясь  на  одном или двух голосах, не умеют отфильтровывать фоновые
шумы. Римо же мог  направлять  внимание  в  узкий  звуковой  диапазон  и,  к
примеру,  из-за  закрытой  двери  без  особых  усилий слышать полностью весь
телефонный разговор.
  -- Когда расплатитесь за Миллиса? -- спрашивал отец.
  -- Как только достанете Лаваллета, -- ответил голос.
  -- Минутку! Договоренность была: товар -- деньги.
  -- Миллис еще не остыл, а дело срочное. Я не могу  сейчас  объяснить.  Мне
нужен Лаваллет, и немедленно.
  -- Так мы не договаривались, -- сказал стрелок.
  -- За Лаваллета плачу вдвойне, -- ответил голос.
  -- Вдвойне? Так вы что, в самом деле хотите убрать Лаваллета?
  -- А что, у вас есть сомнения?
  -- Да нет, почему же. Ладно, согласен.
  --  Сегодня  в восемь утра он будет у себя в офисе. Только учтите: никаких
выстрелов в голову. Попадете в голову или в лицо -- ничего не получите.
  -- Я помню.
  -- Это действительно важно. У меня есть для этого свои основания.
  Стрелок положил трубку, и Римо услышал в пустой комнате его голос:
  -- Еще бы. Но будь я проклят, если что-нибудь понимаю!
  Лайл Лаваллет тоже повесил трубку и взвинченно рассмеялся.
  Игра почти сделана. Еще один рискованный ход, и он отхватит большой куш.
  Двадцать лет назад -- кто бы  мог  представить  себе  такое?  Кто  бы  мог
подумать  об  этом тогда, когда эти три неблагодарных подонка повыгоняли его
из своих компаний?
  Ну а теперь пришло время расплаты, и "дайнакар" -- лучшее средство. Месяца
не пройдет, как Лаваллет возглавит всю автомобильную промышленность  страны.
Железной рукой он возьмет ее под уздцы так, как не снилось даже Генри Форду.
  И кто знает, что потом?
  Может быть, Вашингтон.
  Может быть, Белый дом.
  Почему нет? Пока что все срабатывает, как надо.
  Это была блестящая мысль -- нанять киллера и себя самого, Лайла Лаваллета,
наметить  первой  жертвой. Благодаря этому потом, когда жертвами пали другие
автопромышленники, никому в голову не пришло заподозрить самого Лаваллета.
  И это сработало! В автокомпаниях  поднялась  паника.  Перепуганные  советы
директоров бросились к нему за помощью.
  Единственным  пробелом  остается  киллер.  Ни  к  чему,  чтобы он болтался
вокруг. Чего доброго, арестуют, начнет болтать... Хотя он и  не  знает,  кто
его нанял, толковый следователь может разговорить любого и сообразить, что к
чему.
  Киллера  нужно убрать, потому-то Лаваллет и назначил ему свидание у себя в
офисе.
  Киллер явится утром.
  Его встретят полковник Брок Сэвидж и команда наемников.
  Стрелку -- конец. Конец всем проблемам.
  Прелесть, как ладно все складывается.
  Лаваллет натянул сеточку на покрытые лаком волосы  и  осторожно  улегся  в
постель.  Надо поспать немного. Нельзя появиться перед телекамерами усталым!
А появиться придется.  Кому  же,  как  не  ему,  объявить  всему  миру,  что
сбрендивший "зеленый", нагнавший ужас на весь Детройт, мертв?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

  -- Так вот он какой, "дайнакар". Когда приступаете к производству?
  Лайл  Лаваллет искоса посмотрел на своего нового, только что приступившего
к работе консультанта по связям с общественностью и сказал:
  -- Пусть это вас не беспокоит. Есть дела поважнее.
  Они находились  в  просторном  гараже  главного  здания  завода  "Дайнакар
индастриз".  Консультант был в полном недоумении: судя по газетам и выпускам
теленовостей, Лаваллет хоть сейчас готов начать выпуск "дайнакаров".  Однако
внутри  завод  выглядел  голой  пусто,  как  бейсбольный  стадион в декабре.
Рабочих нет, конвейерные линии не установлены, ни деталей, ни  оборудования.
Не завод, а огромный пустой ангар.
  -- Не вполне уверен, что уловил вашу мысль, мистер Лаваллет, -- неуверенно
произнес он.
  До  того,  как  пойти в консультанты, чтобы "заработать по-настоящему", он
пятнадцать лет был  газетчиком,  и  сейчас  журналистское  чутье  настойчиво
подсказывало ему, что он вляпался в какую-то аферу.
  Даже  зрелище  изящного  черного  "дайнакара",  одиноко  стоящего  посреди
гаража, не развеяло этого чувства.
  -- Слушайте внимательно, и вам все станет ясно, как дважды два, --  сказал
Лаваллет. -- Сначала я, конечно, готовился запустить производство, но потом,
когда в округе стал хозяйничать этот "зеленый" киллер, все изменилось.
  -- Каким образом? -- спросил консультант.
  --   Во-первых,  когда  подстрелили  Мэнгена,  осиротевшие  директора  его
компании начали со мной переговоры об объединении и совместном  производстве
"дайнакаров". Верно?
  -- Верно.
  --  Во-вторых, вы сами вчера передали газетчикам утку о том, как "Америкэн
автос" обратилась ко мне с точно таким предложением. Они клюнут,  непременно
клюнут  и  позвонят  нам,  как  только  выйдут  утренние газеты. Ну не позже
полудня.
  -- И как это объясняет то, что вы не собираете "дайна-кары"?
  -- Одну минуту. Я еще не кончил. В-третьих, всем известно, что  Ривелл  из
"Дженерал  автос"  наложил  в штаны от страха и скрылся, якобы в отпуск. Что
нам  теперь  требуется?  Опять  намекнуть  газетчикам,  что  и   управляющие
"Дженерал автос" явились по мою душу!
  -- И просят возглавить их тоже?
  -- Именно.
  --  То  есть  вы  не  прочь  управлять  всеми тремя компаниями, плюс еще и
"Дайнакаром"?
  -- Вот теперь до вас дошло.
  -- Но это еще никому не удавалось!
  -- Но на свете еще не бывало Лайла Лаваллета! Ну теперь вам  ясно,  почему
сейчас  здесь замерла жизнь. Слившись с компаниями "Большой Тройки", я смогу
в  полной  мере  использовать  их  производственные  мощности   для   сборки
"дайнакаров".  Таким образом, всего через год удастся сделать то, на что при
других условиях мне понадобилось бы столетие. "Дайнакар" появится  в  каждом
гараже. Понимаете?
  -- Вполне, -- сказал консультант.
  Понял   он   только   одно:   Лайл   Лаваллет,   этот  Непризнанный  Гений
Автоиндустрии, здорово не в себе. Размечтался! Ну кто поверит, что три  кита
автоиндустрии,  существующие,  чтобы  взаимодополнять  друг  друга, все, как
один, дружно обратятся к одному и тому же человеку? Может, в России об  этом
еще и можно было бы говорить, но -- в Америке?!
  --  Отлично, -- сказал Лаваллет. -- Вот и продолжайте распространять слухи
об объединении. Теперь, когда у меня есть "дайнакар", только мне  одному  по
силам  спасти  всю  "Большую  Тройку". А что, может, стоит где-нибудь как бы
мимоходом окрестить меня -- знаете как? "Непризнанный  Спаситель"!  Кажется,
неплохая идея.
  --  Идет,  --  кивнул  консультант.  А  почему нет? Деньги Лаваллет платит
большие.
  -- И еще один жизненно важный момент, -- прибавил Лаваллет.
  -- Да, сэр?
  --  Проследите,  чтобы  фотографировали   меня   всегда   слева.   Так   я
фотогеничнее.
  --  Будет  сделано,  мистер  Лаваллет. Скажите, а эта машина, она что, и в
самом деле ездит на мусоре?
  Лаваллет с укором покачал головой.
  -- Не на мусоре. На отходах. Мы всегда говорим: отходы. Если к этой  штуке
прилипнет  прозвище  "мусоромобиль",  потребитель может заартачиться, и поди
его потом уговори. Запомните  хорошенько:  отходы!  --  Он  пригладил  рукой
волосы.  Отлично.  Каждый волосок на своем месте. -- И чтобы ответить на ваш
вопрос, скажу, что ездит она,  как  по  волшебству,  и  что  это  величайшее
открытие  в  автомобилестроении,  может  быть, со времен изобретения колеса.
Вставьте  это  в  какое-нибудь  интервью.  Величайшее  открытие  со   времен
изобретения колеса!
  -- Будет сделано, мистер Лаваллет.

  В  Белом  доме  президент  Соединенных  Штатов  пил  в спальне кофе, когда
вошедший помощник подал ему  краткий  перечень  важнейших  событий  минувшей
ночи.
  Главной  новостью  значилось,  что  Хьюберт  Миллис,  президент  "Америкэн
автос", скончался в 1.32 ночи в Детройте.
  Президент принял решение.  Он  отпустил  помощника,  открыл  ящик  ночного
столика  и снял трубку телефона без наборного диска, затиснутого между двумя
грелками и старым номером "Плейбоя".
  Он ждал, когда Харолд У. Смит снимет трубку.
  Он собирался поставить Смита в известность, что КЮРЕ, этот оплот порядка в
Америке, должна быть распущена.  Организация  не  выполнила  своих  функций.
Отныне   придется   прибегать  к  более  традиционным  средствам  соблюдения
законности, таким, как ФБР. Ему всегда нравилось ФБР, особенно  с  тех  пор,
как он сам однажды сыграл фебеэровца в кино.
  Однако на звонок никто не ответил.
  Президент  подождал еще немного. По прошлому опыту он знал, что Смит редко
отсутствует  на  рабочем  месте,  а  когда  отлучается,  то  носит  с  собой
портативный спецрадиотелефон.
  Прошло  пять минут. По-прежнему никакого ответа. Президент повесил трубку.
Не горит, отложим приказ о расформировании на несколько часов, и все.
  Несколько часов ничего не значат.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

  Чиун, Мастер Синанджу, позволил швейцару  гостиницы  "Детройт-плаза"  себе
услужить.
  Когда   подкатило  такси,  швейцар  в  форме,  напомнившей  Чиуну  камзолы
придворных французского Короля-Солнце, почтительно открыл  для  него  заднюю
дверь и мягко закрыл ее после того, как Чиун уселся.
  Затем с выжидательной улыбкой швейцар склонился к окошку такси.
  --  Хорошо  сделано,  -- похвалил его Чиун. -- А теперь убери свое лицо из
поля моего зрения.
  -- Видимо, вы недавно в нашей стране, сэр, --  ответил  швейцар,  все  еще
улыбаясь. -- У нас в Америке хорошая служба обычно вознаграждается.
  --  Отлично, -- сказал Чиун. -- Вот тебе в награду совет: не заводи детей,
иначе  в  преклонные  годы  их  неблагодарность  принесет   тебе   множество
огорчений.
  -- Я говорил о совсем не такой награде! -- возмутился швейцар.
  --  Тогда  вот  другая,  -- проговорил Чиун. -- Людям, которые задерживают
других людей, спешащих по своим важным делам, случается, ломают шею. Вперед,
водитель!
  Таксист влился в поток машин и спросил:
  -- Куда едем, приятель?
  -- К конторе этого автомобилыдика. Лаваллета.
  -- А, "Дайнакар индастриз"! Знаю. Домчу мигом.
  -- В каком это направлении? -- встревожился Чиун.
  -- Направлении? Я бы сказал, на запад.
  -- Тогда почему ты едешь на север?
  -- Чтобы попасть на автостраду,  которая  идет  на  запад,  нужно  сначала
поехать на север, -- добродушно пояснил таксист.
  --  О, мне хорошо известны уловки занимающихся твоим ремеслом. Направляйся
на запад.
  -- Как это?
  -- Очень просто. Поверни колеса на запад, и все.
  -- По прямой?!
  -- Плачу только за мили, приближающие нас к  месту  моего  назначения.  За
западные  мили,  --  сказал Чиун. -- За ненужные отклонения от заданной цели
платить не собираюсь.
  -- Да как же по прямой-то? На пути могут встретиться разные пустячки вроде
небоскребов.
  -- Я даю  тебе  разрешение  такие  препятствия  объезжать.  Но  на  запад,
неизменно  на запад. Я тебе помогу. Буду подсчитывать за тебя западные мили,
-- сказал Чиун, уставясь на пощелкивающий таксометр.
  Водитель пожал плечами:
  -- Хорошо. Босс у нас -- ты.
  -- Я не босс, -- поправил его Чиун. -- Я -- Мастер.
  -- Ладно. Лишь бы я был водитель, -- согласился таксист. Пока  они  ехали,
Чиун не отрывал глаз от таксометра, но думал при этом о Римо.
  Он не солгал, когда сказал Смиту, что Римо потерян для Синанджу. Появление
Римо Уильямса-старшего -- кровного отца Римо -- повело воспитанника Чиуна по
другой тропе, его жизненный путь направился прочь от Синанджу. Чиун надеялся
предотвратить  это  осложнение,  убив стрелка еще до того, как Римо узнает о
его существовании. Не получилось.
  Однако Чиун солгал, когда сказал Смиту, что Римо мертв. В некотором смысле
оно, конечно, так и было. Без направляющей руки Чиуна, удерживающей  ученика
в  русле правильного дыхания и -- шире того -- существования вообще, могучие
возможности Римо скоро ослабнут и, может  быть,  исчезнут  совсем.  Так  уже
бывало  раньше,  когда Римо оставался один, без Чиуна. Не исключено, что это
может случиться и теперь. Римо перестанет быть Синанджу.
  Но чего Чиун опасался пуще всего, так это что Смит,  узнав,  что  Римо  не
умер и существует неподконтрольно
  Чиуну, прикажет убить Римо, и связанный контрактом
  Чиун будет вынужден подчиниться приказу.
  Время  для крайних мер еще не пришло. Еще не упущен последний шанс вернуть
Римо в лоно Синанджу.
  Вот почему этим прохладным утром Чиун направился к автомобильщику. Не ради
автомобильщика. Не ради Смита. И уж, конечно, не ради того, чтобы  послужить
этой  дурацкой  стране  белых  людей, которым -- всем до единого -- неведома
благодарность.
  Чиун ехал туда в надежде, что если на жизнь этого Лаваллета будет еще одно
покушение, предполагаемый киллер придет туда не один, а  прихватит  с  собой
Римо.
  Тогда-то все и разрешится, думал Чиун. На веки веков.
  К заводу "Дайнакар индастриз" такси подъехало сорок минут спустя.
  --  Сорок девять долларов двадцать пять центов, -- сказал таксист. Было бы
в три раза меньше, если бы они ехали по автостраде.
  -- Цена разумная, -- кивнул Чиун,  порылся  в  складках  кимоно  и  выудил
оттуда   одну   из  новеньких,  только  что  выпущенных  правительством  США
сувенирных золотых монет с обозначенным достоинством пятьдесят долларов.
  Таксист посмотрел на нее скептически:
  -- Что это такое?
  -- Что видишь. Пятьдесят долларов золотом. Американских.
  -- А чаевые? Только не надо мне пудрить мозги этим "не  заводи  детей"!  У
меня их уже девять. Потому-то мне и нужны чаевые.
  --  Вчера  котировка  этих монет на Лондонской бирже равнялась четыремстам
сорока шести долларам двадцати пяти центам. На мой взгляд, триста  девяносто
семь долларов -- весьма приличные чаевые за езду в правильном направлении.
  -- Откуда мне знать, что она настоящая? -- усомнился водитель.
  --  Когда  через пять секунд ты умрешь из-за своего дерзкого языка, я выну
вторую такую же и, чтобы облегчить переход в мир иной,  положу  их  тебе  на
веки. Достойно ли пользоваться для такого дела фальшивкой?
  -- Так это что, настоящее золото?
  -- А я тебе что говорю?
  -- И стоит взаправду четыреста сорок шесть долларов?
  --  Четыреста  сорок  шесть долларов двадцать пять центов, -- поправил его
Чиун.
  -- Хотите, я подожду, чтобы доставить вас  обратно  в  отель?  --  спросил
таксист.
  -- Не хочу, -- отказался Чиун.
  Охранника  у  ворот  огромной  пустующей  автостоянки "Дайнакар индастриз"
заинтересовало, что за дело привело Чиуна на завод.
  -- Это мое дело, а не твое. Дай пройти.
  -- Что ты не служащий, это точно. В такой-то одежке! Вот что, без разового
пропуска впустить не могу. У тебя есть пропуск, а, старина?
  -- Есть, -- Чиун поднял открытую ладонь к носу охранника. -- Пожалуйста.
  Охранник поглядел, ожидая увидеть в ладони  удостоверение,  но  ничего  не
увидел.  Не  увидел  в  первый раз, потому что ладонь оказалась пустой. А во
второй -- потому что Чиун ухватил его за нос большим и указательным пальцами
и сжал так, что все поплыло перед глазами, и охранник рухнул прямо на стул в
своей будочке.
  Проваливаясь в беспамятство,  охранник  в  последние  полсекунды  все-таки
понял, что с ним произошло. Он слыхивал раньше, что есть в человеческом теле
чувствительные  нервные  окончания,  и если на них нажать особым образом, то
человек теряет сознание. Но ему было невдомек, что  такие  нервы  имеются  в
кончике носа.
  Часа через три очнувшись, он все еще обдумывал эту мысль.
  В огромном пустом гараже Лайл Лаваллет сидел за рулем своего "дайнакара" и
тихонько  рычал,  изображая  работу мотора. Что он не один, Лаваллет заметил
только тогда, когда машина слегка накренилась направо.
  Повернув голову, он увидел рядом с собой преклонных лет  старика-азиата  в
красном парчовом, затканном шелком кимоно.
  --  Я  -- Чиун, -- сказал старик. -- Я здесь для того, чтобы охранять твою
никчемную жизнь.
  Лаваллет узнал старика. Это был тот самый китаец, который на  демонстрации
"дайнакара" телом прикрыл Джеймса Ривелла от пуль.
  -- Что вы тут делаете? -- спросил он.
  --  Я  уже  сказал.  У тебя уши заложило? Я здесь для того, чтобы охранять
твою никчемную жизнь.
  -- Я стою больше десяти миллионов долларов.  Я  бы  не  назвал  эту  сумму
никчемной!
  -- Десять миллионов долларов. Десять миллионов песчинок. Это одно и то же.
Мусор.
  -- Сэвидж! -- крикнул Лаваллет в открытое окно "дайнакара".
  Полковник  Брок  Сэвидж  услышал крик из комнатки на выходе из гаража, где
сидел с другими наемниками. Он снял винтовку с предохранителя, махнул  рукой
своим людям, чтобы они следовали за ним, и подбежал к "дайнакару" со стороны
водителя.
  Лаваллет, явно перепуганный, еле выговорил:
  -- Он, -- и указал на Чиуна.
  -- Окружить машину! -- приказал Сэвидж. -- Ты! Выходи! -- рявкнул он Чиуну
и сунул  дуло  в  окно  --  так,  чтобы,  если придется стрелять, изрешетить
безоружного китайца.
  Лаваллет, сообразив, что Сэвидж изрешетит заодно и  его,  потому  что  он,
Лаваллет, находится точно на линии огня, завопил:
  -- С другой стороны, придурок! Ты же меня пристрелишь!
  Сэвидж обежал машину. Там Чиун ткнул в него пальцем:
  -- Не вздумай в меня целиться.
  -- Выходи, китаеза!
  --  И  прекрати  мне  приказывать. Я не подчиняюсь приказам белых, которые
одеваются, как деревья.
  -- Идиот, я  наемник!  Самый  высокооплачиваемый  наемник  в  мире.  Я  --
профессиональный убийца!
  -- Нет, -- сказал Чиун. -- Ты -- профессиональный покойник.
  С  точки зрения Лаваллета, это выглядело так, будто старик просто пролетел
сквозь запертую дверь "дайнакара".
  Брок Сэвидж указательным пальцем нажал на курок.  Чиун,  в  свою  очередь,
нажал на указательный палец Сэвиджа, и оружие вывалилось у того из рук. Чиун
поднял его и с легкостью переломил ствол надвое.
  Сэвидж  потянулся  за  ножом "ниндзя-баттерфляй", который открывается, как
складной метр. Широко взмахнул рукой -- и нож оказался рядом  с  ружьем,  на
полу.
  Сэвидж  бросил  взгляд  на  сломанное  лезвие и, вытянув перед собой руки,
хотел вцепиться Чиуну в горло.
  -- Киай-ай! -- выкрикнул он боевой клич, тут же смолкший, так  как  Сэвидж
под воздействием прижатого к его височной артерии пальца Чиуна рухнул на пол
и потерял сознание.
  Чиун повернулся к остальным наемникам.
  --  Его  увечья  не  опасны.  Я  не хочу причинять вам вред. Унесите его и
больше не появляйтесь.
  Подбежали двое, подхватили обмякшую тушу Сэвиджа и уволокли ее прочь.
  Чиун подтолкнул Лаваллета к двери, ведущей в корпус заводоуправления.
  В кабинете Лаваллета Чиун сказал:
  -- Тебе повезло, что я здесь.  Небезопасно  оставаться  под  защитой  этих
частных намордников.
  -- Наемников, -- поправил Лаваллет.
  -- Только один из нас прав, -- фыркнул Чиун, -- и не думаю, что это ты.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

  Стрелок заснул на диване, смотря телевизор, а когда проснулся, взглянул на
часы, взял чемоданчик и бесшумно вышел из номера.
  Пусть  Римо  спит.  Бесконечные вопросы паренька будут только помехой. Тот
уже и так порядком поднадоел со своей вечной  трезвостью,  дурацкой  рисовой
диетой                              и                              припевом:
"Я-не-могу-объяснить-как-у-меня-получаетсято-что-я-делаю".
  Покончив с заданием, стрелок уедет, а Римо Уильямса  --  к  черту.  Больно
нужен! Пусть возвращается к своему китайцу.
  Охранник у входа на автостоянку "Дайнакар индастриз", похоже, спал в своей
будке.  Стрелок планировал припарковаться неподалеку и как-нибудь пробраться
на территорию, но спящий охранник -- подарок небес, а дареному коню  в  зубы
не  смотрят. Он спокойно въехал в ворота и остановился невдалеке от главного
здания.
  Он вынул "беретту-олимпик"  из  кейса,  сунул  ее  в  кобуру  под  мышкой.
Приспособления,  превращающие  "беретту"  в винтовку, он оставил в кейсе. Не
понадобятся.
  Он прошел огромным пустым складского  типа  помещением,  посреди  которого
одиноко  стоял  "дайнакар".  Тело  его  было  напряжено,  все внимание -- на
предстоящей задаче. Странно, что нет охраны. Может, это ловушка?
  Однако он  не  замечал  ничего  опасного,  так  же,  как  не  видел  Римо.
прятавшегося  за  спинкой кресла в машине, выскользнувшего из задней двери и
следующего за ним по пятам.
  Вообще говоря, спроси его кто, стрелок бы признался в своей растерянности.
До  последних  минут  он  считал,  что  нанял  его   один   из   президентов
автокомпаний,  которые  были перечислены в списке. Однако что получается? Он
убил  Мэнгена,  и  не  влезь  чокнутый  китаец,  убил  бы  Ривелла.  Значит,
оставались  Миллис  и  Лаваллет.  Теперь,  когда  Миллис  умер, остался один
Лаваллет. И все было бы просто, кабы  наниматель  не  позвонил  и  не  велел
сегодня убить и его тоже.
  Так на кого ж он работает?
  Вот получит последний гонорар, откроет рывком дверь "дайнакара" и выяснит,
кто там сидит за рулем.
  Ну ладно, это -- потом. Сейчас главное -- не вляпаться в западню.
  На  складе  никого  не  было.  В  холле  высокого управленческого корпуса,
примыкающего с задней стороны к производственному, -- тоже.
  Стрелок приостановился, чтобы зажечь  сигарету,  и  почему-то  лицо  Марии
вдруг  встало у него перед глазами. А он ведь не вспоминал о ней с тех самых
пор, как к нему привязался этот Римо.
  Он затянулся, потушил сигарету в пепельнице  на  чьем-то  пустом  столе  и
вошел  в  лифт, чтобы подняться наверх. Может, и западня. Если так, он к ней
готов.
  Чиун был тоже готов. Он сидел на коврике перед входом в кабинет Лаваллета.
Автомобильщику было приказано оставаться внутри,  и  тот  ослушался  приказа
только  один  раз,  когда  вышел  сказать,  что  поступил  анонимный звонок,
предупредивший, что киллер уже в дороге, чтобы его, Лаваллета,  убить.--  Он
один? -- поинтересовался Чиун.
  -- Не знаю. Этого мой информатор не сказал.
  -- Иди назад в кабинет.
  --  Он меня прикончит! -- зашипел Лаваллет. -- Полковник Сэвидж и его люди
ушли. Я -- живая мишень!
  -- Чтобы убить тебя, ему надо пройти мимо  меня,  --  сказал  Чиун.  --  В
кабинет, быстро.
  Он  запихнул  Лаваллета  внутрь,  закрыл  за  ним  дверь и снова уселся на
коврик, в ожидании глядя на лифт.
  Наступал час расплаты.
  Римо и сам не знал, зачем  выслеживает  отца,  зачем  прятался  на  заднем
сиденье  его  машины.  Увидев, что человек со шрамом входит в лифт, он нашел
лестницу  и,  движимый  побуждением  невнятным,  но  неодолимым,  решительно
направился вверх.
  Когда  двери  лифта  распахнулись,  стрелок  принял  боевую стойку: согнул
колени и выставил  вперед  крепко  зажатую  в  обеих  руках  "беретту".  Ему
казалось,  он  готов  ко  всему  на свете. Однако открывшееся ему зрелище --
старый китаец, спокойно сидящий на ковре в центре приемной, -- все-таки  его
удивило.
  -- Опять ты?!
  Лицо Чиуна было -- сама суровость.
  -- Где мой сын?
  -- Уж не о моем ли сыне ты говоришь? А ведь представь, он, похоже, уверен,
что так и есть!
  -- А в чем уверен ты сам? -- холодно спросил Чиун.
  -- В том, что он -- чокнутый.
  Чиун плавно поднялся с пола -- будто вырос из него, как подсолнечник.
  --  Кто  бы он ни был, Римо -- сын Синанджу. Ты посмел оскорбить Синанджу.
Готовься к смерти.
  Стрелок выскочил из кабины лифта, дважды  выстрелив  на  ходу.  Одна  пуля
ударила  в  дверь  позади  Чиуна,  но того там уже не было. Каким-то образом
китаеза оказался тремя футами левей. И мерещится это стрелку, или  старик  и
впрямь уже стоит к нему ближе?
  Он  опять  выстрелил  -- Чиун снова таинственным образом очутился совсем в
другом месте, не сделав при этом ни единого видимого телодвижения. Это  было
похоже  на  волшебство:  с  физиономией  мрачной и решительной старый китаец
будто перелетал по комнате.
  Теперь их разделяло футов двенадцать, не больше, и стрелок веером выпустил
четыре пули. Однажды ведь он уже достал старика рикошетом. Какого черта  это
не удается ему сейчас?
  Грохот  и  вспышки  собственных  выстрелов  заставили  стрелка моргнуть, и
крошечной микросекунды, ушедшей на взмах ресниц. Мастеру  Синанджу  хватило,
чтобы  вновь  переместиться.  Открыв  глаза, стрелок увидел, что находится в
просторной приемной в полном одиночестве.
  Из-за двери с табличкой "ЛАЙЛ ЛАВАЛЛЕТ, ПРЕЗИДЕНТ", придушенно спросили:
  -- Эй, там уже есть кто-нибудь мертвый? Я могу выйти? Э-эй!
  Нет, ну это уж слишком. Куда ж он делся?  Комната,  конечно,  большая,  но
спрятаться  тут негде. Может, старик стал невидимым? Может, у него чтонибудь
вроде шапки-невидимки? Стрелок решил  ретироваться  и  начал  было  пятиться
назад к лифту, но далеко не продвинулся, застыл, будто его пригвоздило.
  Правую  руку,  в  которой  он  держал "беретту", охватило адским огнем. Он
завизжал. Пистолет со стуком упал на пол. С правой рукой происходило  что-то
невыносимо ужасное!
  Прижимая  ее  к себе, он рухнул на колени и уголком залитого слезами глаза
заметил, что Мастер Синанджу выходит из лифта.
  -- Как?! -- с трудом вымолвил он.
  -- В догадках можешь истратить вечность,  --  ледяным  тоном  ответствовал
Чиун. Его взгляд наводил ужас. -- Теперь будешь отвечать на мои вопросы.
  Чиун  опустился на колени рядом со скрюченным стрелком и коснулся точки на
внутренней стороне его левой кисти.
  Стрелок закричал.
  -- Это всего лишь прикосновение, -- сказал Чиун. -- Я  могу  сделать  боль
еще сильнее. Могу сделать и так, что ее не станет. Что ты предпочитаешь?
  -- Пусть ее не станет!
  -- Где Римо?
  -- В отеле.
  -- Хорошо. Ты сказал мне правду.
  -- Пусть она прекратится! Пусть ее не станет! Прошу!
  -- Кто тебя нанял? -- невозмутимо спросил Чиун.
  -- Не знаю. Никогда не видел его лица.
  -- Это нехороший ответ.
  --  Другого  у  меня  нет. Сначала я думал, что это Лаваллет, но теперь не
знаю. Это может быть кто угодно. Помоги, помоги мне! Я сейчас умру.
  -- Нет, позже. Зачем бы автомобильщику нанимать тебя, чтобы ты его убил?
  -- Спроси его, спроси его самого. Дай мне передохнуть немного.
  Чиун  прикоснулся  к  руке  стрелка.  Перекрученные   суставы   разошлись,
освободив  нервные окончания. Стрелок, обмякнув, рухнул на пол и обессиленно
замер, недвижимый.
  Чиун был у входа в кабинет Лаваллета, когда открылась дверь  на  лестницу.
Не  требовалось оборачиваться. В приемную вошел Римо. Он понял это по мягким
шагам, никто другой не мог бы  ступать  с  такой  кошачьей  грацией.  Кроме,
конечно, самого Чиуна.
  --  Папочка,  --  сказал  Римо  и  тут  увидел  распростертое на полу тело
стрелка.
  -- Нет! -- вскричал он.
  -- Он не мертв, Римо, -- мягко сказал Чиун.
  -- А-а.
  -- Я собирался прийти за тобой, когда покончу с делами здесь.
  -- Приказ Смита?
  -- Нет. Я сказал императору, что ты мертв. Ложь во спасение.
  -- Послушай, вы оба давно знали, кто он такой,  верно?  --  спросил  Римо,
показывая на тело на полу.
  Чиун помотал головой, так что белые прядки над ушами затрепетали.
  -- Нет, Римо. Истина неведома никому. И меньше всех -- тебе.
  --  Этот  человек  --  мой  настоящий  отец.  Вы  это от меня скрывали. Вы
пытались убить его!
  -- Если я и таился, Римо, то только для  того,  чтобы  не  причинить  тебе
горя.
  -- Какого еще горя?
  --  Горя, какое ты бы испытал, если бы Смит приказал тебе уничтожить этого
негодяя. Но теперь это моя задача, -- чтобы помочь тебе, я принял ее на свои
плечи.
  -- О, Чиун, что же мне делать?! -- воскликнул Римо.
  -- Каково бы ни было принятое  тобой  решение,  ты  должен  исполнить  его
быстро,  -- сказал старик, длиннющим ногтем указывая на стрелка, который меж
тем уже поднялся на ноги, держа пистолет в руках.
  -- Прочь с дороги, малыш, -- хрипло приказал он. -- Я должен  убить  этого
желтого недоноска.
  -- Нет, -- качнул головой Римо.
  -- Я сказал, прочь с дороги. Ты что, не слышишь?
  Римо  взглянул  на  Чиуна.  Тот невозмутимо сложил руки на груди и прикрыл
глаза.
  -- Ну что ж ты стоишь, Чиун!
  -- Без ученика у Синанджу нет будущего. Без будущего у меня нет  прошлого.
Меня  будут помнить, как последнего Мастера Синанджу, Мастера, который отдал
Синанджу неблагодарному белому. Будь что будет.
  -- Нет, Чиун, -- Римо повернулся к стрелку. -- Опусти оружие.  Пожалуйста.
Разве нельзя договориться как-то иначе?
  -- Иначе -- никак нельзя, -- промолвил Чиун.
  -- Именно. В кои-то веки этот олух прав, -- сказал стрелок. -- Ну-ка, уйди
с дороги! На чьей ты, черт возьми, стороне?
  -- Да, Римо, скажи нам, -- подхватил Чиун. -- Ты на чьей стороне?
  Стрелок навел на него пистолет. Чиун стоял под дулом как вкопанный, закрыв
глаза. Стрелок медленно надавил на курок.
  Римо  в отчаянии выкрикнул что-то и, подчиняясь рефлексам, которые столько
лет вырабатывал у него Чиун, двинулся на стрелка.
  Человек со шрамом, развернувшись, выстрелил в Римо. Пуля просвистела мимо.
  -- Ну, малыш, ты сам напросился, -- сказал стрелок и снова выстрелил.
  -- Ты и в меня?..
  Удар пришелся стрелку точно в грудную кость. Кость сломалась. И  это  было
только  начало. Сила удара сотрясением отдалась по всему телу, положив почин
цепной реакции ломающихся костей, распадающихся в желе мышц.
  Стрелок со шрамом застыл и бесконечно  долгое  мгновение  стоял  недвижно.
Распались  кости  черепа,  искаженное  болью  лицо,  казалось, смягчило свое
выражение. А потом он  рухнул  на  пол,  как  высыпается  из  рваного  мешка
картошка.
  Последнее,  что  видел  стрелок,  была надвигающаяся на него пустая ладонь
Римо. Последнее, что он слышал, был голос Марии, и ему стал  ясен  смысл  ее
предсмертных слов:
  --  К  тебе  придет  человек.  Мертвый, поправший смерть, он принесет тебе
гибель в пустых руках. Он будет знать, как тебя зовут, ты будешь  знать  его
имя, и имя это явится тебе смертным приговором.
  Он не почувствовал, как словно выскальзывает из тела. Нет, но сознание его
сгустилось  и стало сжиматься в мозгу, все туже и туже, все плотней, пока не
сделалось как бы величиной с горошину, потом с булавочную головку,  потом  с
точку  невыразимо  крошечную,  с атом. И когда стало ясно, что дальше уже не
уменьшиться, оно все равно продолжало сжиматься и сжиматься.
  Но стрелку было все глубоко безразлично. Самая суть его существа влилась в
темноту  такую  густую  и  черную,  что  и  вообразить  было  невозможно,  а
непонимание  того,  где  он  и  что  с ним, было гораздо, гораздо лучше, чем
понимание.
  -- Я его убил, -- сдавленно произнес Римо. -- Я убил своего родного  отца.
Из-за тебя.
  -- Мне очень жаль, Римо. Мне очень жаль, -- сказал Чиун.
  Но  Римо  не  слышал  его.  Он  все повторял и повторял одни и те же слова
жалким тихим голосом, как маленький мальчик:
  -- Я убил его!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

  Римо тяжело опустился на  пол,  коснулся  рукой  тела  человека,  которого
называл отцом. На ощупь оно стало тряским и бесформенным, как медуза.
  Лаваллет  тихонько  приоткрыл  дверь  и  выглянул  наружу.  Увидел сначала
покойника, потом Чиуна.
  -- Что с ним случилось?
  -- Синанджу, -- коротко ответил Чиун.
  -- Он сказал, кто его нанял? -- спросил Лаваллет.
  -- Нет. В этом не было необходимости, -- сказал Чиун.
  -- Почему это?
  -- Потому что я знаю, что его нанял ты.
  -- Я нанял его, чтобы убить себя самого? Да ты спятил!
  --  Есть  только  один  человек,  которому  выгодны   убийства   остальных
автомобильщиков. Этот человек -- ты.
  --  Что  за  вздор! -- возмутился Лаваллет. В этот самый момент в приемную
вошла его  секретарша,  мисс  Блейз,  и,  завидя  босса,  быстро  глянула  в
шпаргалку, которую держала в руке.
  -- Звонил ваш консультант по связям с общественностью, мистер Лаваллет, --
сказала  она,  не  поднимая  глаз  от  бумажки.  --  Он просил передать, что
разослал  по  редакциям  материал,  в  котором  сообщается,  что   все   три
автокомпании попросили вас их возглавить. -- Она улыбнулась, подняла глаза и
только тут заметила стоящего рядом с боссом Чиуна и сидящего у мертвого тела
Римо. -- О, простите, -- смутилась она. -- Я не знала, что вы не один.
  --  Идиотка!  -- прошипел Лаваллет, кинулся к открытым дверям лифта, нажал
на кнопку, и двери за ним захлопнулись.
  -- Что в него вселилось? -- удивилась мисс Блейз.  --  Я  могу  чем-нибудь
помочь?
  --  Ты  можешь  уйти,  глупая  женщина, -- сказал Чиун и подошел к все еще
сидящему у тела Римо.
  -- Римо, -- тихо позвал он. -- Человек, который  по-настоящему  виноват  в
этой смерти, только что вышел отсюда.
  -- Что? -- отсутствующе спросил Римо.
  --  Поверь  мне,  боль и горечь, которые ты сейчас чувствуешь, -- дело рук
автомобильщика Лаваллета. Он зачинщик всех этих неприятностей.
  Римо еще раз посмотрел на тело. Поднялся на ноги.
  -- Не знаю, -- пробормотал он. -- Мне, кажется, все равно...
  -- Римо, ты еще молод. Поверь мне. В жизни мужчины не раз  случается  так,
что он вынужден совершать поступки, о которых потом жалеет. Все, что мужчина
может,  --  это  действовать  с сознанием собственной правоты, и тогда он не
должен никого бояться. Даже самого себя.
  -- Сознание собственной правоты?! О чем  ты  говоришь,  Чиун!  Я  же  убил
своего отца!
  --  Но  иначе  он  бы  убил  тебя,  -- сказал Чиун. -- Разве это отцовская
любовь? Отцы, Римо, так не поступают.
  И тут Римо вспомнил вчерашний бой на крыше здания поблизости от  "Америкэн
автос",  вспомнил, как Чиун отражал его удары, не делая ничего, что могло бы
причинить Римо вред, и понял, что  такое  настоящая  отцовская  любовь,  что
такое  семья.  Он  был  не  сирота, он не был сиротой с того самого дня, как
встретился с Чиуном. Старый кореец был ему  настоящим,  неподдельным  отцом,
отцовство которого основывалось на любви.
  И Синанджу, уходящая в древность длинная череда Мастеров, тоже была семьей
Римо. Тысячи могучих богатырей через века протягивали ему свои руки.
  Его семья.
  -- Так ты говоришь, Лаваллет смылся?
  Чиун кивнул, и Римо сказал:
  -- Пойдем, папочка, прикончим подонка.
  -- Как тебе будет угодно, сын мой.
  Лаваллет за рулем "дайнакара" торопился прочь от завода.
  Пусть  полиция  во  всем разбирается, думал он. Я буду все отрицать. Пусть
попробуют что-нибудь доказать. Свидетелей-то нет!
  Поворачивая  на  шоссе,  он  взглянул  в  зеркальце  заднего  обзора,   не
преследует ли его какая машина.
  Нет.  Позади  были  только  два  парня,  в  погоне  за  инфарктом трусящих
оздоровительным бегом. Отлично. Он нажал на акселератор.  "Дайнакар"  рванул
вперед.  Но  дистанция  между ним и двумя бегунами в зеркале не увеличилась.
Напротив, они даже стали как будто ближе. Не может быть!
  Но тут Лаваллет увидел, что это были за бегуны. Тот самый азиат и  молодой
парень с неживыми глазами! Они преследовали его. Они его догоняли.
  Он  бросил  взгляд  на  спидометр.  Семьдесят миль в час! Он прижал педаль
почти к самому полу. Без толку. Бегуны  сначала  увеличились  в  зеркале,  а
затем поравнялись с набирающим скорость "дайнакаром".
  В открытое боковое окно Лаваллет покосился на бегущего рядом Римо.
  -- Вам меня не остановить! Как бы вы, черт вас возьми, ни бегали!
  -- Посмотрим, -- сказал Римо.
  Чтобы  доказать,  как  крупно  он  ошибается, Лаваллет резко повернул руль
налево, направив машину прямо на Римо. Тот, не сбавляя  скорости,  принял  в
сторону.  Лаваллет  рассмеялся,  но  рука  Римо плавно протянулась к нему, и
крыло автомобиля, что с водительской стороны,  оторвалось  от  рамы.  Та  же
судьба постигла дверь пассажирского салона, она с грохотом полетела вдоль по
улице. Лаваллет покосился направо. Бок о бок с машиной легко бежал старик.
  -- Не остановить? -- усмехнулся Римо.
  Лаваллет  пригнулся  к  рулю.  Он  делал  восемьдесят  пять  миль  в  час.
Невероятно! Как они могут, почему они не отстают? Но ничего,  долго  так  не
протянут: выдохнутся.
  Но  преследователи,  не  выказывая  признаков усталости, подломили опорные
стойки крыши и скинули ее наземь. Потом  послали  вскачь  по  бетону  крышку
багажника. Затем -- остальные крылья.
  Вслед за тем бегуны ухватились за одну из несущих стоек машины, и Лаваллет
почувствовал,  как  скорость  ее  снижается.  Через  несколько  сотен  ярдов
"дайнакар", ободранный до шасси, остановился совсем.
  Лаваллет вышел, все еще сжимая в руках руль,  теперь  уже  ни  к  чему  не
присоединенный.
  -- Пощадите меня, -- попросил он умоляющим голосом.
  -- Это по какой же причине? -- холодно осведомился Римо.
  -- Зачем ты нанял киллера? -- спросил Чиун.
  --  Хотел  избавиться  от  конкурентов.  Если  б  они  все  умерли,  я,  с
"дайнакаром" на руках, получил бы полную власть над Детройтом.
  Римо подошел к заднику машины.
  -- Если эта чертова штука хоть на что-то годится, ты бы и так ее получил.
  Он заглянул в открытый багажник. -- Что это за батареи? Для чего они?
  -- Я буду откровенен, -- заявил Лаваллет, понимая, что на карту поставлена
его жизнь. -- Видите ли, "дайнакар" -- блеф. Машина работает не на  отходах,
а на одноразовых электрических батареях.
  -- То есть? -- спросил Римо.
  --  Это  значит, что она бегает месяц или два, а потом ей настает конец, и
вам придется покупать другую.
  -- Однажды у меня был такой "студебеккер", -- сказал Римо.
  -- Так она не превращает мусор в энергию? -- переспросил Чиун.
  -- Нет, -- вздохнул Лаваллет. -- Это было так, для эффекта.
  -- "Дайнакар" не ездит на мусоре, -- сказал Римо. -- Она сама -- мусор.
  -- Можно сказать и так,-- вздохнул Лаваллет.
  -- Хочу тебе еще кое-что сказать, -- проговорил Римо.
  -- Что? -- спросил Лаваллет.
  -- Прощай!
  Римо  взял  элегантно  причесанную  голову  Лаваллета  в  руки  и   слегка
встряхнул.   Контактные   линзы   вылетели   из   глаз  Непризнанного  Гения
Автоиндустрии.  Фальшивые  зубы  выскочили  изо  рта.  Корсет  хрустнул   и,
взорвавшись эластиком, прорвал ткань рубашки.
  Больно   было   только  одно  мгновение.  Потом  Лаваллет  уже  ничего  не
чувствовал. Римо оставил недвижное тело лежать рядом со скелетом "дайнакара"
и пошел прочь.
  -- Молодец. Ты отомстил и за себя, и за Синанджу, -- сказал вслед Чиун.
  Римо промолчал. Но  то,  как  сгорбились  его  плечи,  подсказало  Мастеру
Синанджу, что он сильно страдает.
  Уважая  его  чувства,  Чиун пошел в другую сторону. Римо сейчас нуждался в
одиночестве.
  Прежде чем они отошли  на  сто  ярдов,  из  зарослей  сорняка  на  обочине
выскочила  банда подростков и принялась сдирать с изувеченной машины подушки
сидений, зеркала, детали.
  Часом позже на дороге осталось лежать только тело Лаваллета.

  То одно, то другое  --  и  президент  все  никак  не  мог  урвать  минутку
позвонить  Смиту.  Наконец перед тем, как принять назначенного на эту неделю
посла Зимбабве, помощник подал ему записку.
  Он  прочитал  ее,  пулей  выскочил  из  зала  и  помчался  в   спальню   к
спецтелефону.
  -- Да, господин президент, -- ответил кислый голос Харолда У. Смита.
  -- Нет, ну каково? Теперь уже и Лаваллет мертв!
  -- Я знаю, сэр. Это сделали мои люди.
  -- Ваши люди, дорогой мой, вышли из-под контроля! Я приказываю вам...
  --  Одну минуту, сэр, -- перебил его Смит. -- Я только что говорил с ними,
точнее, со старшим. Он поставил меня  в  известность,  что  именно  Лаваллет
стоял за всеми убийствами. Сам киллер тоже убит. А "дайнакар" -- липа.
  --  Машина,  работающая  на  произведенной из мусора энергии, -- липа?! --
потрясенно переспросил президент.
  -- Это длинная история, господин президент, я передаю вам самую  ее  суть.
Мошенничество  вдоль и поперек. В ближайшее время я представлю полный отчет.
Осталось лишь несколько второстепенных вопросов.
  -- Кстати, о вопросах, Смит, у меня есть к вам один, не второстепенный.
  -- Да, сэр?
  -- Вы уверены, что контролируете своих сотрудников?
  -- Да, господин президент. КЮРЕ находится в полной боевой готовности.
  -- Тогда я спокоен. Но я хочу, чтобы вы знали, Смит: на этот раз  вы  были
на самой грани.
  -- Я это знаю, сэр. Что-нибудь еще?
  --  С  моей  стороны  --  нет. Я сейчас, пожалуй, вздремну. Зимбабве пусть
подождет.
  -- Очень хорошо, сэр, -- сказал Смит, и президент положил трубку.
  Смит повернулся к своему  компьютеру.  Несколько  вопросов  и  впрямь  еще
оставалось,  и  чтобы  КЮРЕ  вернулась  к  своему  нормальному состоянию, их
следует разрешить. Когда стемнело, все уже было ясно.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

  Смит и Чиун в темноте ждали Римо.
  Красно-золотая кладбищенская листва шелестела под порывами ветерка, словно
перебегали по ней крошечные мертвые существа, эльфами возродившиеся к жизни.
Где-то одиноко ухал филин. На аллее, весь в черном, показался Римо.
  -- Вы опоздали, -- сказал Смит.
  -- Подумаешь, -- отозвался Римо.
  -- Мальчик еще страдает, -- прошептал Чиун. -- Не ставьте грубость  ему  в
вину, Император. Все утрясется, когда вы сообщите ему добрую весть.
  -- Что еще за добрая весть? -- спросил Римо.
  Смит вынул из кейса папку.
  --  Я  попросил  вас  встретиться  со мной здесь, поскольку именно на этом
месте началась вся эта история, Римо. У вашей могилы.
  Римо впервые заметил надгробный камень со своим именем.
  -- А, вот он какой! Ну, Смитти, вы поскупились. Могли бы  и  на  ангелочка
потратиться.
  --  И  так  хорошо,  -- сказал Смит. -- На этом самом месте несколько дней
назад была убита женщина -- в тот момент, когда возлагала цветы  на  могилу.
Цветы, Римо, упали на вашу могилу.
  -- На мою? А кто она такая, эта женщина?
  --  Чтобы  это  выяснить,  пришлось  провести целое расследование. С толку
сбивало то, что цветы лежали  на  вашей  могиле,  а  человек,  который  убил
женщину, был тем самым киллером из Детройта.
  -- А женщина? Кто была эта женщина? -- повторил Римо.
  Смит вытянул из папки лист бумаги и фотографию.
  --  Ее звали Мария Дефуриа. Она была бывшей женой киллера-мафиози по имени
Джезуальдо Дефуриа, в профессиональных кругах известного своим  пристрастием
к пистолету "беретта-олимпик".
  -- Ну и при чем здесь я?
  -- Погоди, Император же объясняет, -- сказал Чиун.
  --  Джезуальдо Дефуриа -- так звали человека, которого вы, Римо, принимали
за вашего отца. Но на самом деле вашим отцом он не был.
  -- Да ну? Докажите!
  -- Вот копия  записки,  найденной  в  доме  Марии  Дефуриа.  Можете  потом
прочитать  ее сами, но сейчас, позвольте, я перескажу в двух словах. Женщина
обнаружила, говорится в записке, что ее бывший муж обучил их сына,  Анджело,
собственному  ремеслу.  При исполнении одного из заданий мафии сына схватила
полиция. Обвинение в убийстве пало на него. На самом  же  деле  убийцей  был
отец,  а  сын у него -- только подручным. Соблюдая кодекс чести мафиози, сын
не выдал отца и был казнен за убийство.
  Смит показал куда-то за спину Римо.
  -- Его похоронили здесь, на семейном участке, рядом с вашей могилой.
  Римо прочитал имя Дефуриа на соседнем надгробии.
  --  Значит,  парень,  который  лежит  рядом  со  мной,  тоже   казнен   за
преступление, которого не совершал, -- прямо, как я?
  --  Странное  совпадение,  --  согласился  Смит.  --  Но  Уайлдвуд -- это,
согласитесь, не Арлингтонское национальное  кладбище.  В  конце  концов  оно
рядом с Ньюарком. Позвольте, с вашего разрешения, закончить историю. Дефуриа
пытался  помириться  со  своей  бывшей  женой  и,  видимо, проговорился ей о
невиновности сына. Мария решила сообщить об этом властям. Об остальном можно
только догадываться. Вероятно, по пути в полицию она  остановилась  положить
цветы  на  могилу  сына.  Дефуриа  за  ней следил. Они поссорились, он в нее
выстрелил, а цветы упали на вашу могилу.
  -- Но он называл себя Римо Уильямс!
  -- Убив бывшую жену, он был вынужден  уехать  из  города.  Даже  мафия  не
одобряет  такого  рода  убийства.  Он  знал, что ему придется жить под чужим
именем, и взял то, что было высечено на камне, к которому его  жена  уронила
цветы.  Ваше  имя, Римо. Если бы цветы упали по другую сторону вашей могилы,
он, вполне вероятно, назвал бы себя Д. Колт.
  -- Но ведь у него были все мыслимые документы и удостоверения личности! --
сказал Римо
  -- В наши дни, имея немного денег, несложно купить любое удостоверение, --
ответил Смит.
  -- А фамильное сходство? -- не унимался Римо. -- Особенно вокруг глаз?
  -- Сходство действительно было, -- признал Смит. -- Но  не  фамильное.  Вы
оба,  по  существу говоря, занимаетесь одним ремеслом. Причастность к смерти
не может не оставить своего знака. Я думаю, это можно назвать не  фамильным,
а  профессиональным  сходством.  -- Смит помолчал. -- Не позволяйте чувствам
влиять на ясность ваших суждений, Римо.
  -- Это и есть урок Мастера Шаня, -- промолвил Чиун.
  -- О чем это ты?
  -- Не делай вид, будто забыл, Римо, -- сказал Чиун. -- Мастер  Шань,  тот,
что принес камень с Луны, помнишь? Я рассказывал тебе эту легенду.
  -- Помню, конечно. Ну и что?
  --  Урок  Мастера  Шаня содержится в этом камне, о котором сам Шань думал,
что принес его с лунных гор. --  Чиун  вынул  из  складок  кимоно  ничем  не
примечательный сероватый камень. -- Видите?
  -- А я думал, ты веришь в эту историю, -- с подозрением произнес Римо.
  -- Я что, похож на глупца? -- оскорбился Чиун. -- Любой невежда знает, что
пешком  до  Луны не дойдешь! Мастеру Шаню тоже следовало бы знать. Но он так
сгорал страстью к этой китайской вертихвостке, что заставил себя поверить  в
то, что ради ее любви сможет дойти до Луны. Вот настоящая суть урока Мастера
Шаня.  Не  желай  чего-либо  с  чрезмерной силой, не то мечтания застят тебе
взгляд. Ты, Римо, заставил себя поверить, что этот негодяй -- твой  отец,  и
все потому, что тебе очень сильно хотелось иметь отца.
  --  Уж  не хочешь ли ты сказать, будто с самого начала знал, что он мне не
отец?
  -- Я ничего не хочу сказать. Я уже все сказал.
  -- Так я тебе и поверил!
  -- Тем не менее, это истинная правда, --  сказал  Чиун.  --  Я  с  первого
взгляда заметил, что он двигается, как бабуин. А это пристрастие к оружию? А
полное отсутствие представления о хороших манерах? Короче, никакого сходства
с тобой.
  -- Ого, да ты, кажется, сделал мне комплимент?
  -- В таком случае беру свои слова назад.
  -- Как вы все это раскопали, Смитти? -- поинтересовался Римо.
  --  Компьютеры!  Они  не  смогли  отыскать архивных данных на другого Римо
Уильямса, живущего в США. Это заставило меня усомниться в подлинности имени.
А  потом  еще  это  дело  с  застреленной  здесь  женщиной.   Баллистическая
экспертиза  показала,  что  она  убита  из  того  же самого пистолета, что и
детройтские жертвы, вот я и приехал сюда проверить обстановку на месте. Римо
долго молчал.
  -- Они похоронят его здесь? В этой могиле?
  -- Да, -- ответил Смит. -- Но пусть это вас не тревожит. Вы с ним ничем не
связаны.
  -- Знаете, Смитти, а ведь где-то непременно должны быть люди, с которыми я
связан.
  -- Прежде чем завербовать вас в КЮРЕ, Римо,  я  самым  тщательным  образом
расследовал  ваше  прошлое,  -- пояснил Смит. -- Если у вас и есть родители,
выйти на их след невозможно.
  -- Я бы хотел знать  наверняка,  --  настаивал  Римо.  --  Смитти,  будьте
другом, запросите свои компьютеры, а?
  -- И что потом, Римо? Вас ведь не существует. Вы сейчас, если на то пошло,
стоите у собственной могилы. Семьи у вас быть не может.
  --  Я  просто хочу знать, -- сказал Римо. -- Хочу знать, есть ли у меня на
этом свете родная душа.
  -- Синанджу -- твоя родная душа, -- твердо промолвил Чиун.
  -- Я знаю, папочка. Знаю и то, что моя родная душа -- ты. Но это же совсем
другое дело. Незаполненная дырка в головоломке, которая бередит мне душу.
  -- Римо... -- начал было Смит.
  -- Найдите их, Смитти! Найдите, не то уйду от вас к чертовой бабушке!
  -- Это что, шантаж, Римо? В конце концов я  всегда  могу  попросить  Чиуна
подготовить для КЮРЕ кого-нибудь другого!
  --  Да чтобы я пачкал руки о другого? -- поднял брови Чиун. -- Тем более о
белого! Тем более, если не получу Диснейленд!
  Смит щелкнул замком кейса.
  -- Хорошо, Римо, -- с каменным лицом сказал он. -- Я сделаю  запрос.  Буду
держать вас в курсе.
  -- Смитти! -- крикнул ему вслед Римо.
  -- Да?
  -- Спасибо за то, что разобрались в этом деле!
  -- Не за что.
  Когда Смит ушел, Римо сказал:
  -- Ну что ж, Чиун. День прожит, доллар нажит.
  -- Если не начнешь тренироваться, долларов много не наживешь, -- проворчал
Чиун.  --  Посмотри-ка  на  свой  живот,  как  ты разъелся! А припомни удар,
которым ты отделался от этого мафиози! Я едва не сгорел со стыда!
  -- Завтра начнем, -- пообещал Римо. -- Знаешь,  Чиун,  тебя  я  тоже  хочу
поблагодарить.
  -- За что?
  -- За заботу.
  --  Да  кто  же  еще,  несчастный,  станет  о  тебе  заботиться?  Нет,  ты
безнадежен! Но не надейся, что я  забыл,  как  ты  обещал  пригласить  Нелли
Уилсона на мой концерт. И не думай, что я забыл про...
  На  пути  к  кладбищенским  воротам  Чиун  пустился  было  в  перечисление
многочисленных претензий, но, оглянувшись, увидел, что ученик  его  все  еще
стоит  у  могилы.  Старик  молча ушел, а Римо остался стоять над собственным
надгробием, наедине с думами и мечтами. Сухие осенние листья  кружились  над
его головой.



   Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
   Священный ужас

У==========================================ё
|        Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР        |
|             "СВЯЩЕННЫЙ УЖАС"             |
|           Перевод В. Михайлова           |
|              Цикл "Дестроер"             |
+------------------------------------------+
|      Warren Murphy, Richard Sapir        |
|   "Holy Terror" (1975) ("Destroyer")     |
+------------------------------------------+
|  Новоявленный восточный  проповедник-гуру|
|под прикрытием воли небес ведет последова-|
|телей к массовому психозу использую нарко-|
|тики, секс и насилие, а  государство  -  к|
|хаосу и гибели.                           |
+------------------------------------------+
|           by Fantasy OCR Lab             |
Т==========================================ѕ

                                          Не счесть святынь в мире,
                                          но ничтожно число людей,
                                          достойных называться святыми


ГЛАВА ПЕРВАЯ

  Когда преподобный Титус Пауэлл увидел на окраинах Калькутты,  как  мертвые
тела наваливают на повозки, запряженные волами, он задал себе вопрос: "Готов
ли я умереть?"
  Если точнее, он спросил себя, готов ли он отдать жизнь за белую девушку?
  А если еще точнее, готов ли он отдать жизнь за богатую белую девушку, отец
которой ровно два десятка лет тому назад заставил его, преподобного Пауэлла,
задать  себе  точно такой же вопрос только тогда речь шла всего лишь о чашке
кофе Он очень ясно все это помнил. Моменты,  когда  смерть  смотрит  тебе  в
лицо, не забываются.
  --  Никто не помешает вам выпить эту чашку кофе, преподобный отец. Но и им
никто не помешает повесить вас на ветке большого вяза у Сухого Ручья.
  Эти слова принадлежали Элтону  Сноуи,  владельцу  аптеки  Сноуи,  мельницы
Сноуи,  закусочной  Сноуи  и  фермы  Сноуи в Джейсоне, штат Джорджия. Мистер
Сноуи -- а мать его  носила  фамилию  Джейсон  --  стоял  за  стойкой  своей
закусочной  перед  булькающим  кофейником,  а юный пастор Пауэлл сидел перед
пустой чашкой и за спиной его злобно скалилась группа белых молодчиков.
  -- С сахаром и со сливками пожалуйста, -- попросил  преподобный  Пауэлл  и
одновременно  с  этим  в лицо его уставились два темных дула дробовика. Чуть
дальше па курках, лежал толстый розовый  палец  с  грязным  ногтем.  Ноготь,
палец, рука и ружье принадлежали мастеру местной лесопилки, бывшему -- все в
Джейсоне это знали -- руководителем местного отделения Куклукс-клана.
  --  Сколько  пуль  положить  тебе  в  кофе  -- одну или две, а, ниггер? --
спросил тот.
  Преподобный Пауэлл услышал смех  у  себя  за  спиной,  увидел,  как  Сноуи
подносит  кофейник к чашке, вдохнул аромат свеженамолотого кофе и понял, что
если ему суждено остаться в живых, он больше никогда в жизни не  притронется
к кофе.
  -- Я спросил, одну пулю или две, ниггер? -- повторил мастер с лесопилки.
  -- Уймись! -- заорал Сноуи. -- В моем заведении чтоб никакой стрельбы!
  -- Ты собираешься обслужить ниггера?
  -- Я сказал -- здесь не место для стрельбы.
  -- А я сказал -- здесь не место для ниггера.
  --  Эй,  мистер  Сноуи!  --  послышался  от дверей взволнованный голос. --
Девочка.
  -- Если вы полагаете, что я позволю вам устраивать тут бойню в  тот  самый
день,  когда  жена  подарила  мне  дочку,  то значит, весь хлопок со здешних
плантаций пошел на то, чтобы набить ваши тупые головы, -- заявил  Сноуи.  --
Убери  свою  пушку,  и давайте-ка все пойдем ко мне и как следует обмоем это
дело. Я закрываюсь.
  "Все" -- разумеется, за исключением преподобного Пауэлла. Но в  обстановке
всеобщего ликования ему все-таки удалось получить чашку кофе. Без пуль.
  -- Только ради такого случая, -- предупредил его мастер с лесопилки, ткнув
стволами ружья в чашку. -- И чтоб больше это не повторялось.
  Но  все  меняется,  и  Юг  не  исключение,  и  это  повторилось,  и  стало
повторяться регулярно, и негры в Джейсоне стали  есть  за  одной  стойкой  с
белыми,  и  ходить  в  те  же  кинотеатры,  и  пить  воду  из одних и тех же
фонтанчиков, и теперь, двадцать лет  спустя,  если  бы  кто-нибудь  спросил,
может  ли  негр  --  любой  негр,  а  не  только  преподобный Пауэлл, пастор
баптистской церкви в Маунт-Хоуп, выпить чашку кофе в заведении Сноуи, житель
Джейсона решил бы, что тому, кто задает  подобные  вопросы,  самое  место  в
психушке.
  И  вот сейчас, когда влекомая волами повозка проскрипела мимо преподобного
Пауэлла по незнакомой индийской дороге, он вспомнил тот  давний  случай.  Он
видел  свешивающиеся с повозки человеческие конечности -- они покачивались с
полной отрешенностью от  всего  окружающего,  которую  дает  только  смерть.
Животы  мертвецов  распухли, ребра выпирали, щеки ввалились, а пустые глаза,
не мигая, уставились в вечность.
  Над дорогой висел запах испражнений, а ранний час  не  приносил  прохлады.
Удушливая  жара  скоро  станет невыносимой, когда солнце начнет припекать во
всю мощь. Легкий костюм  пастора  прилип  к  телу,  так  было  и  вчера,  но
гостиница,  в  которой  ночевал  преподобный  Пауэлл,  была  такой мерзкой и
вонючей, что он не рискнул  переодеться.  Пауэлл  стоял,  опираясь  о  серый
"паккард"  1947  года  выпуска  свежевыкрашенная  развалюха,  для  которой в
Джейсоне нашлось бы место разве что на городской свалке,  --  и  смотрел  на
шофера,   темнокожего,   но   с  вполне  европейскими  чертами  лица.  Шофер
остановился из-за огромной серой коровы с болтающимся из стороны  в  сторону
зобом.  Всего  пару минут назад он не стал останавливаться, чтобы пропустить
плачущего   ребенка,   потому   что   ребенок   был,   как   он   выразился,
"неприкасаемый".  Корова  --  священное  животное  в  Индии.  Клопы  -- тоже
священные животные в Индии. "В  Индии  свято  все,  --  подумал  преподобный
Пауэлл, все, кроме человеческой жизни".
  Сиденье  в машине было грязное и липкое. Преподобный Пауэлл не стал сидеть
в машине, пережидая, пока корова соизволит перейти дорогу. Он вышел  наружу,
и,  когда  мимо  проехала  телега  с трупами, он понял, что перед ним встала
дилемма: продолжать свой путь туда, где его -- он теперь был в  этом  твердо
уверен -- ждала смерть, или вернуться в Джейсон.
  Ему  еще  предстояло  проехать несколько сот миль по дорогам вроде этой от
Калькутты вверх по течению Ганга до  города  Патна,  что  стоит  у  подножия
горной  гряды  Виндхья.  Страшный  голод  поразил  этот  край,  несмотря  на
американскую продовольственную помощь в виде зерна, которое гнило на складах
Калькутты, Бомбея и Солапура, несмотря даже на то количество зерна,  которое
все-таки  доходило до людей. Несмотря на то, что Америка оказала Индии самую
щедрую помощь, какую  когда-либо  оказывала,  Индия  по-прежнему  продолжала
собирать  своих мертвых в запряженные волами повозки, а тем временем ханжи в
министерских креслах в  Дели,  считающие  себя  вправе  наставлять  на  путь
истинный  весь  остальной  мир,  тратили  огромные суммы на создание атомной
бомбы.
  Преподобный Пауэлл прочел коротенькую молитву и взял себя в  руки.  Корова
скоро  сдвинется  с места, и ему предстоит решить: продолжать ли свой путь в
Патну или поехать назад в аэропорт и вернуться туда, где так  легко  дышится
среди  сосновых  лесов,  где  можно тихо пообедать в кругу семьи или воспеть
любовь к Богу вместе с прихожанами  в  маленькой  белой  церкви  на  зеленом
склоне холма возле старой мельницы Сноуи.
  Он  чувствовал,  что  от  этого решения зависит его жизнь, хотя еще неделю
назад оно не казалось столь роковым. Трудным -- да, но никак не роковым.  Он
тогда счел это лишь еще одной возможностью подставить вторую щеку.
  -- Преподобный отец, -- сказал ему Элтон Сноуи там, в Джейсоне, ровно семь
дней  тому  назад.  --  Вы должны помочь мне. Думаю, вы -- единственный, кто
может мне помочь. Я получил письмо от Джоулин. Сдается мне, ее похитили.
  -- Джоулин! Крошка Джоулин. Такая милая девушка. Я бы сказал  --  истинная
христианка, мистер Сноуи.
  -- Да, сэр, милая девушка, милая девушка, -- повторил Сноуи.
  Преподобный  Пауэлл  заметил красные круги вокруг его глаз -- похоже было,
что самый богатый человек в Джейсоне недавно плакал.
  -- Мне нужна ваша помощь, преподобный отец. Я знаю,  что  Джоулин  не  раз
тайком пробиралась в вашу часть города и выполняла какую-то там общественную
работу или как вы это называете. И я знаю, что вы и ваши люди любили ее.
  -- Очень милая девушка, мистер Сноуи. Не хотите ли чашечку кофе? Сам я уже
двадцать лет кофе не пью.
  --  Нет, благодарю вас, -- отказался Сноуи и протянул преподобному Пауэллу
измятое письмо. -- Прочтите, пожалуйста. Это письмо Джоулин матери.
  Преподобный Пауэлл прочел письмо. Оно привело  его  в  замешательство.  На
первый взгляд, это было вполне обычное послание от девушки, обретшей счастье
и  причастившейся  Высшей  Божественной Истине. Что смутило Пауэлла, так это
упоминание о вкладе отца Джоулин в дело борьбы за гражданские права. Девушка
писала, что это -- ничто в сравнении  с  деятельностью  Всеблагого  Владыки,
которого она узнала здесь, в Индии, в городе Патна.
  "Если  бы  только  твой  близкий  друг, преподобный Пауэлл, смог лицезреть
величие и блеск Миссии Небесного Блаженства в Патне, -- гласило письмо, -- я
была бы вечно признательна тебе. Ради  процветания  Джейсона  он  непременно
должен это увидеть. И как можно скорее".
  Письмо было написано на фирменном бланке, где значилось: "Миссия Небесного
Блаженства",  а  далее пояснялось, что миссия имеет свои отделения в Париже,
Лос-Анджелесе, Нью-Йорке  и  Лондоне.  Головное  отделение  располагалось  в
Индии,  в  Патне.  На  верху страницы был изображен толстощекий юноша, почти
мальчик. Голову его окружал венчик из цветов фуксии.
  -- Я вижу, что ваша дочь сумела сделать то, чего пока не сделал Господь во
всей его милости, -- самым любезным тоном произнес  пастор  Пауэлл.  --  Она
сделала меня вашим близким другом.
  --  Это  шифр,  преподобный отец. Она попала в беду. Я не знаю, что это за
беда, но она в беде -- это точно. И она  считает,  что  вы  --  единственный
человек,  который  может  спасти ее. Не знаю, почему. Может быть, потому что
эти индийцы -- тоже цветные. Она хорошая девушка, преподобный отец. Я  знаю,
что  она  не  из  ваших  прихожан, но... но... -- Элтон Сноуи отвернулся. --
Прошу вас, не переносите на дочь ответственность за грехи отца.
  -- А почему бы вам самому  не  посетить  одно  из  отделений  этой  Миссии
Небесного Блаженства и не навести справки о ней?
  --  Я так и сделал. Я нанял людей. Я нанял много людей. Двое отправились в
Индию. Но они не вернулись. Они стали  последователями  этого  мальчишки  --
этого Великого Всеблагого Владыки.
  --  Понятно,  --  сказал  преподобный  Пауэлл. -- Что ж, я помню тот день,
когда родилась Джоулин. Я как раз собирался выпить чашечку кофе.
  -- Я прошу не ради себя. И кроме того, если с  вами  что-нибудь  случится,
уверяю вас, я позабочусь о вашей семье. Даю вам честное слово.
  --  Это  вполне  приемлемое  предложение,  мистер  Сноуи.  И у меня нет ни
малейшего сомнения в том, что моя семья будет вполне обеспечена. Потому что,
если я отправлюсь на поиски Джоулин, вы переведете пятьдесят тысяч  долларов
на счет моего адвоката.
  --  Я  дам их вам прямо сейчас, преподобный отец. Хотите наличными? Мне не
сложно выложить всю сумму прямо сейчас.
  -- Мне не нужны ваши деньги. Мне нужно, чтобы мои родные были обеспечены в
случае, если я больше не смогу о них позаботиться.
  -- А может, страховка? Я мог бы  застраховать  вашу  жизнь  на  сто  тысяч
долларов, преподобный отец, и тогда...
  --  Счет моего адвоката. Если я умру, о моей семье позаботятся. Прошу вас,
мистер Сноуи, я не хотел бы повторять.
  -- Конечно, конечно. Вы настоящий христианин.
  И вот теперь он разыскивал Джоулин, дочь мистера Сноуи, и если дело благое
-- значит, он вполне может положиться на волю Всевышнего. Если Пауэлл  будет
стоек  в  вере,  то  до  конца  месяца  он вместе с Джоулин вернется назад в
Джейсон. Он вернет деньги мистеру Сноуи, и, может быть, тогда свершится чудо
и этот скряга наконец проявит щедрость. В церкви действительно не мешало  бы
обновить систему кондиционирования воздуха.
  Если он будет стоек в вере... Но как трудно сохранить веру, когда смотришь
в глаза смерти!
  Корова  со  снисходительным  видом  огляделась  по  сторонам  и  не  спеша
заковыляла по пыльной дороге вслед за телегой, которая -- окажись эта корова
вчера гамбургером -- не тащилась бы сегодня со своим грузом по направлению к
ямам, куда сваливали мертвые тела.
  -- В Патну. Едем в Патну, -- сказал преподобный  Титус  Пауэлл,  священник
баптистской церкви из Джейсона.
  --  Я думал, вы вернетесь обратно, -- сказал шофер, слегка коверкая слова.
-- Большинство так и поступает, когда видят эти телеги.
  -- Я думал об этом.
  -- Я надеюсь, вы не станете хуже думать об Индии из-за того, что  увидели.
На  самом  деле  почти  все  они  --  неприкасаемые  и,  значит,  не  играют
значительной роли в создании подлинного величия Индии. Вы не согласны?
  -- Я вижу людей, которые умерли из-за нехватки пищи.
  -- Патна -- странное место для чернокожего американца, -- сказал шофер. --
Вы хотите повидать какого-нибудь святого?
  -- Возможно.
  -- Патна -- настоящее гнездо святых людей, --  рассмеялся  шофер.  --  Они
знают,   что  правительство  их  не  тронет,  потому  что  побоится  старого
пророчества. Они там такие же важные, как священные коровы.
  -- Что за пророчество? -- спросил преподобный Пауэлл.
  -- О, очень древнее. Вообще-то у нас пророчеств больше, чем ила  в  Ганге.
Но в это пророчество верят многие, хотя не все в этом признаются. -- И шофер
разразился новым приступом хохота.
  -- Так вы говорили о пророчестве, -- напомнил преподобный Пауэлл.
  --  А, да, конечно. В самом деле. Если в Патне будет причинен вред святому
человеку, настоящему  святому,  тогда  затрясется  земля  и  гром  грянет  с
Востока.  Даже  англичане  верили этому. В годы их правления однажды в Патне
случилось землетрясение, и они просто с ног сбились в поисках  пострадавшего
святого.  Но  все  знаменитые  и  влиятельные  святые  были  живы, здоровы и
невредимы.  А  потом  они  обнаружили,  что  один  ничтожнейший   отшельник,
обитавший  у  подножия гор, стал жертвой ограбления -- у него отняли миску с
едой. Это была его последняя  еда.  А  вскоре  после  этого  было  нашествие
японцев. В другой раз одного святого окунули в ароматичное масло и подожгли,
потому что наложница махараджи сказала, что дух святого великолепен.
  И  после  этого  в  Индию вторглись монголы. И с тех пор любая религиозная
организация обязательно имеет хоть одно  отделение  в  Патне.  Правительство
уважает их, очень уважает.
  -- А знаете ли вы что-нибудь о Миссии Небесного Блаженства?
  -- А, это какое-то американское заведение. Да-да, они тут процветают.
  -- Вы ничего нс слышали о Великом Всеблагом Владыке?
  -- Всеблагой Владыка?
  Преподобный Пауэлл достал из кармана письмо Джоулин.
  -- В Индии его называют Шрила Гупта Махеш Дор.
  --  Ах,  юный  Дор.  Ну  конечно. Каждый, кто умеет хорошо читать и писать
по-английски, всегда может найти у него работу. А тот, кто умеет... -- Шофер
не докончил и потом, сколько Пауэлл ни настаивал, так и не  ответил,  какого
еще типа люди могут всегда найти работу у юного Дора.
  В Патне, как и в других пораженных голодом районах Индии, мертвых вывозили
телегами.  По  дороге  мимо  пронесся "роллс-ройс", и шофер сообщил, что это
министр центрального правительства, спешащий в  Калькутту  на  очень  важную
конференцию,   где   будет  обсуждаться  варварская  политика  американского
империализма, в частности решение о прекращении финансирования библиотеки  в
Беркли, штат Калифорния, где собрана литература о борьбе американских негров
за гражданские права.
  --  Он  произнесет  великолепную  речь,  -- сказал шофер. -- Я читал -- он
назовет вещи своими  именами:  закрытие  библиотеки  --  это  акт  геноцида,
расизма и варварства. -- Тут "паккард" 1947 года выпуска слегка подскочил, и
преподобного   Пауэлла   передернуло.  Шофер  не  промахнулся  --  маленький
темнокожий ребенок остался лежать на дороге. Что  ж,  может,  для  него  это
лучший выход.
  --  Ну,  вот  мы  и  приехали.  --  Шофер остановил машину возле массивных
деревянных  ворот,  укрепленных  большими  металлическими  скобами.  Высотой
ворота  были  с двухэтажный дом, и к ним примыкала белая бетонная стена. Все
это очень напоминало тюрьму.
  -- Это и есть Миссия Небесного Блаженства? Это больше похоже на крепость.
  -- Западное сознание  устроено  так,  что  не  доверяет  ничему,  чего  не
понимает, -- ответил шофер. -- За всем непонятным оно видит свои собственные
злые устремления. У нас нет людей с копьями, как у вашего папы.
  Преподобный  Пауэлл  попытался  объяснить,  что  он баптист, а посему папа
вовсе не является его духовным руководителем,  и,  кроме  того,  швейцарская
гвардия  в  Ватикане  существует просто как украшение и никогда не пускает в
ход оружие. Шофер согласно кивал головой, пока Пауэлл с ним не  расплатился,
накинув  щедрые чаевые, а потом издал воинственный и вместе с тем прощальный
клич и заявил, что папа -- агент Центрального разведывательного управления и
что-то еще в том же духе.
  Преподобный Пауэлл крикнул шоферу вдогонку, чтобы тот подождал его  --  он
скоро  поедет назад, но, как ему показалось, в ответ из старого кашляющего и
плюющегося "паккарда" раздался язвительный хохот.
  Когда Пауэлл снова обратился лицом к воротам, он увидел, что они  открыты.
В  проеме  стоял  индийский  жрец  в  розовом  одеянии  и  улыбался. Лоб его
пересекала полоска, нанесенная какой-то серебристой краской.
  -- Добро пожаловать, преподобный Пауэлл. Мы уже давно ожидаем вас.
  Преподобный Пауэлл прошел  во  двор.  Тяжелые  окованные  ворота  медленно
затворились с тихим стоном, хотя людей, закрывших их, видно не было.
  В  самом  центре  двора возвышался великолепный розовый дворец. За ним, на
горизонте,  виднелись  заснеженные  вершины  гор  Виндхья.  Цветные   стекла
отбрасывали  мерцающие  зайчики  на  розовые  стены дворца, а золотой купол,
венчавший сооружение, сверкал так ослепительно, что  пастор  поневоле  отвел
глаза.
  --  Дядя  Титус!  Дядя Титус! Вы здесь! Уй ты! -- раздался молодой женский
голос. Голос был похож на голос Джоулин, но принадлежал он  юной  девушке  с
очень  темными  глазами.  Она  бежала  к преподобному Пауэллу, громко шлепая
сандалиями.  На  голове  ее  было  розовое  покрывало,  а   лоб   пересекала
серебристая полоска. Подбежав поближе, она сказала:
  -- Наверное, мне больше не следует говорить "уй ты".
  -- Джоулин? Это ты?
  -- Вы не узнали меня? Я очень изменилась?
  -- Глаза.
  -- О, это от соприкосновения с Высшим Блаженством.
  Она  обеими  руками  схватила  сильные  усталые руки преподобного Пауэлла,
ловко выхватила у него потрепанный фанерный чемоданчик, хлопнула в ладоши, и
жрец в розовых одеждах подбежал к ним и взял вещи пастора.
  -- У тебя веки накрашены чем-то вроде угля, -- заметил преподобный Пауэлл.
Он чувствовал, как ее коготки щекочут ему ладонь, и инстинктивно отнял руку.
Она рассмеялась.
  -- Грим на веках -- это только внешнее. Глазами вы видите грим. Но  вы  не
видите  того,  что  происходит  внутри,  не видите, как мои глаза купаются в
озерах светлого мерцания.
  -- Мерцание? -- переспросил Пауэлл.
  Что это -- какой-то шифр? Может, эта краска содержит какой-то наркотик? Не
опоили ли ее какой-нибудь гадостью? Преподобному Пауэллу все это казалось  в
высшей степени странным.
  --  Это  чувство, которое испытывают мои глаза. Мы рождены для того, чтобы
наслаждаться данным нам телом, а не страдать из-за него.  Великий  Всеблагой
Владыка -- да святится имя его! -- научил нас, как достичь свободы. Мерцание
-- одна из ступеней на пути к свободе.
  -- Да, мы получили твое письмо -- мой добрый друг, твой отец, и я.
  --  Ах,  это.  Да  славится  вечно имя Всеблагого Владыки! Да славится его
нетленное имя и сам он -- вечная и нетленная Верховная Личность!  Он  творит
чудеса при жизни, и вся жизнь его -- его доказательство Высшей Истины. О, да
славится вечно его блаженная жизнь!
  -- Джоулин, дитя мое, не могли бы мы поговорить где-нибудь без свидетелей?
  -- Ничто не скроется от всевидящего ока того, кто постиг Самое Сокровенное
Знание.
  -- Понятно. Тогда, может быть, ты согласишься поехать вместе со мной домой
сегодня или как только это будет возможно, чтобы мы могли распространить его
благое слово в Джейсоне, -- сказал преподобный Пауэлл Джоулин, оглядывая все
пространство двора.
  Вдоль  стен  стояли  мужчины в халатах, с тюрбанами на голове, с совсем не
святыми ручными пулеметами и с патронными лентами на груди и на поясе.  Двор
был  выложен  красными  и  золотыми плитками. Преподобный Пауэлл слышал, как
громко стучат его грубые кожаные  башмаки,  пока  они  с  девушкой,  которую
раньше  звали Джоулин Сноуи, шли по направлению к златокупольному сооружению
в центре двора.  Внутри  струя  холодного  воздуха  развеяла  все  восточное
великолепие.  Пол  был  выстлан  линолеумом, невидимые кондиционеры нагоняли
прохладу, странное неяркое освещение давало отдых глазам.  Как  было  хорошо
снова  оказаться в сухой прохладе, вдали от жары и пыли несущих смерть дорог
Индии, от бурой грязи Ганга, от вони трупов и испражнений.
  Прозрачная струя воды била из чистого хромированного фонтанчика.  Вплотную
к белой стене стоял красный газировочный автомат высотой с человека.
  --  Всеблагой  Владыка  считает,  что  свято все, что сотворено святым, --
заявила Джоулин. -- Он учит, что мы пришли в этот мир для того,  чтобы  быть
счастливыми,  а если мы несчастны, то, значит, мы сами отравляем собственное
сознание. Пусть вас  не  смущает,  что  здесь,  в  этом  дворце,  все  такое
современное.  Это  еще  одно доказательство того, что Всеблагой Владыка есть
Высшая Истина. Хотите газировки?
  -- С превеликим удовольствием, дитя мое. Я  просто  с  наслаждением  выпью
газировки. А здесь у вас в Патне есть газировка с апельсиновым сиропом?
  --  Нет,  только самая простая. Всеблагой Владыка не пьет сладкие напитки.
Если хотите с сиропом, поезжайте в Калькутту или  в  Париж.  Тут  у  нас  --
простая газировка.
  -- Да, понятно, у Всеблагого Владыки есть проблемы с избыточным весом.
  -- Проблемы нет. Диетические напитки освобождают от проблем.
  Преподобный  Пауэлл заметил, как щеки Джоулин вспыхнули легким румянцем, и
впервые за все это время он увидел прядь ее золотых волос, выбившуюся из-под
покрывала, окутывавшего голову.
  -- Если пожелаешь, дитя  мое,  мы  можем  уехать  сегодня  вечером,  чтобы
донести до людей его слово.
  -- Вы думаете, меня похитили, правда ведь? Правда?
  Преподобный  Пауэлл  обвел  глазами  огромную  прохладную комнату с белыми
стенами -- шарик мороженого на огромном разогретом  коричнево-розовом  блюде
Индии.  Ультрасовременная  роскошь среди гниения и смерти. Раз тут все такое
современное, значит, могут быть  и  современные  электронные  подслушивающие
устройства.  Он  полной  грудью  вдохнул свежий воздух и еще раз ощутил, что
больше не дышит запахом испражнений.
  -- Разумеется, я не думаю, что тебя похитили. Как я сказал  моему  доброму
другу,  твоему  отцу,  я  просто  съезжу  в Индию повидаться с милой крошкой
Джоулин.
  -- Ерунда. Папа вовсе не друг вам. В тот самый день, когда я родилась, вам
едва не пришлось заплатить жизнью за  чашку  кофе  в  его  закусочной.  Папа
расист и реакционер. И всегда был таким. И всегда будет.
  --  Но  письмо,  Джоулин?  --  У преподобного Пауэлла от изумления отвисла
челюсть.
  --  Великолепно,  правда?  Еще  одно  доказательство  совершенства  нашего
Всеблагого  Владыки.  Он сказал, что вы обязательно приедете. Он сказал, что
папа пойдет к вам, а вы приедете сюда за мной. Он сказал,  что  вы  сделаете
это по просьбе человека, который двадцать лет назад равнодушно наблюдал, как
вас  собираются  убить за чашку кофе. Разве это не доказывает, как он велик?
О, совершенство, совершенство, мой Владыка совершенен! -- взвизгнула Джоулин
и начала скакать по комнате, в экстазе хлопая  в  ладоши.  --  Совершенство!
Совершенство! Совершенство! И еще раз совершенство!
  Из дверей, которых он не видел, из-за портьер, которых он не заметил, пока
они  не зашуршали, с лестниц, которые сливались со стеной, пока он не увидел
ступающие по ним сандалии, в комнату вошли  молодые  мужчины  и  женщины  --
почти  все  белые,  несколько черных. Никто из них не был похож на индийцев,
кроме одной девушки, да и та, решил Пауэлл, скорее еврейка или итальянка.
  -- Позвольте мне представить  вам  еще  одно  доказательство  совершенства
нашего Великого Всеблагого Владыки, -- громко объявила Джоулин, обращаясь ко
вновь  прибывшим,  и  рассказала  им про город Джейсон в штате Джорджия, про
историю взаимоотношения рас -- белой и  черной,  как  они  всегда  старались
держаться  подальше  друг от друга, но как Всеблагой Владыка сказал, что его
совершенство не знает расовых барьеров. -- И вот, в доказательство этого,  ~
в  полном  восторге  заключила  Джоулин, -- перед нами негр, который приехал
сюда по первой просьбе моего отца, белого расиста. О,  совершенство,  воочию
мы зрим!
  --  О, совершенство, воочию мы зрим! -- нараспев повторили все собравшиеся
в зале. -- О, совершенство, воочию мы  зрим!  --  И  Джоулин  Сноуи  провела
преподобного  Пауэлла  сквозь  группу  молодых людей к двойным белым дверям,
которые сами собой раздвинулись. За ними обнаружился лифт.
  Когда дверцы  захлопнулись  и  они  остались  вдвоем,  преподобный  Пауэлл
сказал:
  --  Мне  не  кажется,  что  обман  --  это  разновидность совершенства. Ты
солгала, Джоулин.
  -- Это не ложь. Раз вы здесь, разве это  не  большая  реальность,  большее
доказательство истины, чем клочок бумаги? А значит, меньшая правда отступает
перед большей.
  -- В твоем письме содержался обман, дитя мое. Обман остается обманом, ложь
--  ложью. Ты никогда раньше не лгала, дитя мое. Что они с тобой сделали? Не
хочешь поехать домой?
  -- Я хочу достичь совершенного блаженства с помощью Всеблагого Владыки.
  -- Взгляни на меня, дитя мое, -- сказал преподобный Пауэлл. -- Я  проделал
долгий  путь, и я устал. Твой отец беспокоится о тебе. Твоя мать беспокоится
о тебе. Я тоже очень беспокоился о тебе. Я приехал сюда, потому  что  думал,
что  тебя  похитили.  Я  приехал  сюда,  потому что мне показалось, что твое
письмо -- это зашифрованное послание и ты зовешь меня. Итак,  хочешь  ли  ты
поехать со мной и вернуться домой в Джейсон?
  Джоулин  склонила  голову  набок и уставилась ему в грудь -- казалось, она
пытается сформулировать очень непростой ответ.
  -- Я дома, преподобный отец. И вообще вы ничего не понимаете. Вы  думаете,
вас  привело  сюда то, что вы называете христианской добродетелью. Но это не
так. Вас привело сюда совершенство Великого Всеблагого Владыки, и я так рада
и так счастлива за вас, потому что теперь вы сможете соединиться  с  нами  в
блаженстве. А вы ведь уже не молоды и могли не получить такой возможности.
  Двери лифта открылись, и их глазам предстала комната, где стояла роскошная
мебель,  отделанная  хромом  и черной кожей. Мягкие глубокие кресла, большие
диваны, круглые стеклянные столики, светильники -- все это  было  похоже  на
картинку  в  модном  журнале,  который  преподобный  Пауэлл однажды купил по
ошибке. Их с миссис Пауэлл тогда очень позабавили цены.  Некоторые  предметы
обстановки стоили столько, что за эти деньги можно было бы купить целый дом.
  "Бип!"   --   пропищало   в   дальнем  углу  комнаты,  которая  пахла  как
ароматизированная салфетка в самолете.
  -- Вот мы и пришли, -- объявила Джоулин. -- Это  внутреннее  святилище  --
сердце   Миссии   Небесного   Блаженства.   О   совершенство,  всемилостивое
совершенство!
  "Бип!" -- снова раздался тот же звук. Преподобный Пауэлл вгляделся  вглубь
огромной комнаты с низким потолком.
  Пищал  какой-то  автомат  --  что-то  вроде  огромного ящика; по бокам его
нервно дергались две пухлые светло-коричневые руки.
  "Бип!" -- пискнул автомат.
  -- Черт! -- раздался голос из-за ящика.
  -- Преподобный  Пауэлл  здесь,  о  Великий  Владыка,  --  пропела  Джоулин
писклявым голосом.
  -- Что? -- донеслось из-за ящика.
  "Бип!" -- пищал автомат.
  --  Преподобный  Пауэлл  здесь,  как вы и предсказывали, о совершенство, о
неземной свет!
  -- Кто?
  -- Тот, о ком вы сказали, что он приедет. Христианин. Баптистский  пастор,
которого мы представим всему миру обращенным в нашу истинную веру.
  -- Что? Что ты несешь?
  -- Вспомните письмо, о Великий.
  -- А, да. Ниггер. Тащи его сюда.
  Джоулин  схватила  Пауэлла  за  руку и с сияющей улыбкой кивнула, чтобы он
следовал за ней.
  -- Мне не нравится это слово. Последний  раз,  мой  юный  друг,  меня  так
называли головорезы в закусочной твоего отца.
  --  Вы  не  понимаете.  В  устах  Всеблагого Владыки слово "ниггер" звучит
совсем не оскорбительно. Да и что такое слово  --  два  ничего  не  значащих
слога. "Ниг" и "гер". И больше ничего.
  -- Это не тебе решать. И не твоему владыке.
  Когда  преподобный  Пауэлл  увидел Всеблагого Владыку, он кивнул головой и
сказал себе "Ага!", как бы в подтверждение собственных мыслей. Он уже понял,
что в этом здании ничему удивляться не следует. На  Всеблагом  Владыке  была
лишь  пара  слишком  тесных  белых  трусиков.  Никакой другой одежды на этом
пухлом светло-коричневом теле не наблюдалось.
  Он  был  похож  на  сардельку,  перехваченную  посередине  лейкопластырем.
Юношеский  пушок  пробивался  над четко очерченными губами. На лоб ниспадала
прядь сальных черных волос. Он стоял перед  экраном,  вроде  телевизионного,
внимательно  следил  за прыгающей по экрану светящейся точкой и крутил ручки
по бокам автомата.
  "Бип!" -- пропищал автомат, и точка с сумасшедшей скоростью  пролетела  от
одного края экрана к другому.
  -- Минутку, -- сказал юноша.
  На  вид  Пауэлл  дал  бы  ему  лет пятнадцать-шестнадцать. Губы его нервно
дергались, в речи чувствовался слабый акцент -- так говорили белые  юноши  и
девушки,  приезжавшие  много  лет  тому  назад  на  Юг,  чтобы  бороться  за
гражданские права негров.
  "Бип,  бип,  бип!"  --  пропищал  автомат,  и  Всеблагой  Владыка   широко
ухмыльнулся.
  --  Ладно,  так ты и есть тот самый ниггер? Тогда к делу. Я -- Шрила Гупта
Махеш Дор. Для тебя -- Великий Всеблагой Владыка.
  Преподобный Пауэлл устало вздохнул. В этом вздохе было все: сотни миль  по
пыльным  дорогам  Индии;  ночевки  на  заднем сиденье автомобиля; созерцание
увозимых  куда-то  сотворенных  из  человеческой  плоти  монументов  голоду;
беспокойство  о судьбе белой девушки, которая когда-то была так мила и добра
ко всем. Обо всем этом  он  вздохнул,  и  когда  заговорил,  то  понял,  что
бесконечно устал:
  --  Юноша,  вы  ошиблись адресом -- со мной ваш номер не пройдет. Моя душа
принадлежит Господу Иисусу. А ты, Джоулин... Мне жаль тебя. Это не  духовный
человек.
  --  Отлично,  --  сказал  Шрила  Дор. -- Всю эту фигню можно опустить. Мое
предложение очень простое. Мы с тобой могли бы сотню лет  нудно  препираться
друг с другом, ссылаясь кто на апостола Павла, кто на Веданту, или какое там
еще  дерьмо сегодня в моде. Вот что я предлагаю. Я знаю, как ты должен жить,
чтобы быть счастливым. Слушай. Язык дан тебе  для  того,  чтобы  чувствовать
вкус.  Глаза  --  для  того, чтобы видеть. Ноги -- для того, чтобы ходить. А
когда они этого не делают, значит, что-то не так. Так или нет?
  Преподобный Пауэлл пожал плечами.
  -- Так или нет? -- повторил Шрила Дор.
  -- Глаза видят и ноги ходят, если Бог желает этого.
  -- Ладно, сойдет. А теперь задай себе вопрос по полной программе.  Неужели
ты рожден для того, чтобы ходить по земле с ощущением, что ты несчастен? Что
что-то  не так? Что-то не сбылось? Ничто и никогда не было таким прекрасным,
как ты ожидал? Или я не прав?
  -- Иисус не обманул моих ожиданий. Он прекрасен.
  -- Конечно, потому что ты  с  ним  никогда  не  встречался.  Окажись  этот
еврейский  мальчишка  на  Земле  сегодня,  я  бы заполучил его себе, если бы
только до него добрался. Я не стал бы его никуда подвешивать и втыкать ему в
ладони гвозди. Зачем это, малыш? Я такого никому не предлагаю.
  -- Да славится имя Всеблагого Владыки! -- воскликнула  Джоулин,  хлопая  в
ладоши.
  -- Замолчи, дитя мое, -- строго сказал преподобный Пауэлл.
  --  Я  предлагаю  совсем другое. С моей помощью ты будешь чувствовать себя
так, как должен чувствовать. Твое тело скажет тебе, что я прав. Твои чувства
скажут тебе, что я прав. Только не пытайся их отключить. Но даже и  тогда  я
все равно выиграю, потому что я знаю истинный путь. Усек?
  --  О  Всеблагой  Владыка!  --  воскликнула  Джоулин и сбросила с головы к
пухлым коричневым ногам Дора  свое  покрывало.  Ее  золотые  волосы  волнами
раскинулись по закутанным в розовую ткань плечам. Преподобный Пауэлл увидел,
как дрожат под сари ее юные груди.
  Шрила  Дор  щелкнул  пальцами,  и Джоулин скинула с себя сари. Она стояла,
бледная и совершенно нагая,  и  торжествующе  улыбалась.  Как  бы  предлагая
покупателю помидор, Шрила Дор помял ее левую грудь.
  -- Хороший товар, -- сказал он.
  Преподобный  Пауэлл  увидел,  как напрягся ее розовый сосок, зажатый между
двумя коричневыми пальцами -- указательным и большим.
  -- Ты думаешь, ей это не нравится? -- спросил мальчишка. -- Да она  просто
без ума. Так что же тут плохого? Так или нет? -- И он сильнее сжал ей грудь.
  Преподобный Пауэлл отвернулся. Он не собирался унижаться, вступая в спор с
этими язычниками.
  -- Хочешь попробовать? Ну, давай.
  --  Доброй  ночи,  сэр.  Я ухожу, -- сказал преподобный Пауэлл, а юный Дор
улыбнулся.
  Когда Пауэлл развернулся, чтобы уйти, он вдруг  почувствовал,  как  в  его
локти  впились  чьи-то  цепкие  руки,  а  когда  он попытался высвободиться,
почувствовал, что ему на шею надели ошейник и  защелкнули,  а  руки  какимто
образом  оказались  закованными  в  кандалы за спиной. Голова его откинулась
назад, и кто-то дернул его за  ноги.  Он  попытался  собраться,  думая,  что
сейчас  грохнется  на  пол, но приземлился на что-то мягкое. И даже кандалы,
сжимавшие запястья, были мягкими. Он попытался поджать  ноги  под  себя,  но
мягкие  путы  развели  их  в  стороны.  Чьи-то руки расстегнули ему пиджак и
рубашку, и каким-то необъяснимым способом с него  сняли  одежду,  не  снимая
кандалы. Перед глазами его был освещенный потолок и звукоизолирующая мозаика
вокруг полосок света.
  Прямо  над ним оказалось лицо Джоулин. Он увидел, как она высунула язык, и
почувствовал его прикосновение к своему лбу. Ее упругие груди терлись о  его
грудь,  а  язык полз вниз -- по носу к губам. Кончиком языка она разжала ему
губы. Он отвернулся и почувствовал, как влажный язык коснулся его шеи.
  -- Кое-что ты можешь повернуть, но не все, ниггер, -- произнес Шрила Дор.
  Язык щекотал пупок пастора, а когда пополз ниже, пастор вдруг  понял,  что
потерял контроль над своим телом.
  --  Ну  что  ж,  я  вижу,  твое  тело тебе кое-что говорит, ниггер. Как ты
думаешь, что? Ты знаешь, что оно  тебе  говорит.  Но  ты  думаешь,  что  оно
ошибается.  Ты думаешь, что ты все знаешь лучше, чем твое тело, данное тебе,
как ты говоришь. Богом. Когда тебе нужен воздух, ты дышишь. Когда тебе нужна
вода, ты пьешь. Когда тебе нужна пища, ты ешь. Так или не так?
  Преподобный Пауэлл почувствовал, как сомкнулись теплые влажные губы. Он не
хотел, чтобы ему было приятно. Он не хотел испытывать возбуждение, не хотел,
чтобы это ощущение подавило его волю, привело на грань полного  исступления.
Но  вот  губы  отпустили  его,  но  желание не прошло. Тело его содрогалось,
требуя продолжения.
  -- Еще. Пожалуйста, еще, -- взмолился преподобный Пауэлл.
  -- Покончи с этим, -- приказал Шрила Дор.
  Но  когда  теплая,  пульсирующая,  дарующая  небывалое  облегчение   волна
захлестнула  преподобного  Пауэлла,  одновременно  он  ощутил и гнев на себя
самого. Он предал себя, своего Бога и девушку, ради спасения которой приехал
сюда.
  -- Ну, малыш, нечего так переживать, -- сказал Шрила  Дор.  --  Твое  тело
здоровее тебя самого. Тебе плохо не потому, что плохо твоему телу, а потому,
что  у  тебя  непомерно большая гордыня. Гордыня, слышишь ты, христианин? Ты
рискнул головой ради чашечки кофе,  но  ты  тогда  думал  не  о  гражданских
правах.  Какой человек смотрит на дуло направленного на него ружья и говорит
"стреляй"? Тот, кто чувствует себя униженным и угнетенным? Черта с  два!  Ты
считал  себя  самым  распрекрасным  из всех сукиных детей в этой закусочной.
Великий герой! И по той же самой причине ты, герой вонючий, прикатил сюда за
этой светловолосой телкой -- как там ее  зовут...  Ты  считал  себя  великим
христианином!  Подставил  вторую  щеку  самому  богатому  человеку  в  своем
занюханном городишке -- как он там называется?.. Так или нет? Великий герой!
  Когда те горлопаны называли тебя дядей Томом,  тебя  это  не  трогало,  --
продолжал  Шрила  Дор. -- Ты знал, что у них кишка тонка сделать то, что мог
сделать ты. Глядя в дуло ружья, заказать кофе. Вот уж герой так герой. У них
было и оружие, и крепкие кулаки, но у тебя был твой Бог. Великолепный  Титус
Пауэлл!  Я скажу тебе, зачем ты здесь. Ты приехал сюда, чтобы доказать всем,
что ты -- самый расчудесный ниггер во всем Царстве Божьем. Так послушай, ты,
черный ублюдок, никто не станет ублажать тут твою гордыню никакими  ружьями.
Тебе не удастся стать великомучеником! И линчевать тебя никто не собирается.
Ты  получишь то, от чего убегал всю свою жизнь. А для начала мы избавим тебя
от чувства вонючей вины.
  Пастор  Пауэлл  почувствовал  укол  в  правое  предплечье,  а  потом   его
захлестнула  теплая  волна  и  все  стало  прекрасно.  И  он  ощутил  легкое
покалывание в кончиках пальцев, и оно распространилось на кисти рук, а потом
ожили и расслабились его запястья и предплечья. А затем его плечи, познавшие
так много тягот в этой жизни, воспарили куда-то и поплыли, а в груди --  как
под   замерзшей   гладью   тихого   спокойного   озера  зимой  --  скопились
восхитительные пузырьки воздуха. Он не чуял ног -- они  словно  растаяли,  а
потом  чьи-то прохладные пальцы наложили ему мазь на веки, а потом он увидел
звезды -- чудесные мерцающие звезды. Это был рай, он был в раю, и он  слышал
голос.  Это  был  грубый,  резкий голос, но если ты отвечал ему "да", то все
снова было в порядке. А голос этот говорил, что он должен  делать  все,  что
велит  Великий,  он  же  Всеблагой Владыка. Блаженство продолжалось, если ты
говорил "да", и кончалось, если ты  говорил  "нет".  Преподобный  Пауэлл  не
знал,  сколько  времени  прошло -- может, минуты, а может, дни. Лица над ним
менялись, а однажды ему показалось, что  в  открытом  рядом  окне  он  видит
ночное  небо.  И  среди всего происходящего он несколько раз пытался сказать
Богу, что  сожалеет  о  своей  гордыне,  и  что  он  любит  Его,  и  что  он
раскаивается в том, что делает его тело.
  И  каждый  раз,  когда  это  случалось, преподобный Пауэлл чувствовал, как
блаженство покидает его, а когда  он  громко  взывал  к  Иисусу,  начиналась
непереносимая  боль.  Он  чувствовал,  как в кисти его рук впиваются толстые
иглы, и снова взывал к Иисусу. И тогда трещали кости ног и  железо  пронзало
тело,  и,  вздохнув  всей  грудью,  преподобный Титус Пауэлл возопил о своей
любви к тому, кто всю жизнь был ему другом:
  -- О Иисус! Будь со мной сейчас!
  И что-то вонзилось в его правый бок,  и  прежде  чем  наступило  черное  и
вечное  ничто,  ему  послышался  голос  его  лучшего  друга, поздравляющий с
возвращением домой.
  Шрила Дор стоял у игрового автомата и  выигрывал,  когда  один  из  жрецов
доложил ему о провале.
  -- Что ты несешь? Как он мог умереть? Он же только что приехал.
  --  Он  здесь  уже  неделю,  о Всеблагой Владыка, -- ответил жрец, склонив
бритую потную голову.
  -- Неделю, надо же. Что вы сделали не так?
  -- Мы сделали все, как вы велели, о Всеблагой Владыка.
  -- Все?
  -- Все.
  -- Наверное, напортачили? Хм. М-да... Ладно. Правительство об этом  знает?
Что-нибудь слышно из Дели?
  --  Мы  пока  ничего  не  слышали,  но  им  это  станет  известно.  Узнает
иммиграционная  служба.   Узнает   и   министерство   иностранных   дел.   И
представитель третьего мира тоже узнает.
  -- Ладно. Вот триста рупий. Кто еще?
  -- Представитель третьего мира потребует больше. Преподобный Пауэлл был по
паспорту гражданином США, но по цвету кожи -- представителем третьего мира.
  -- Скажите им, что сто рупий им причитается только потому, что этот -- как
его там? -- был гражданином Америки. И пусть заткнутся. Скажите им, что если
бы он был из Африки, они не получили бы и пачки сигарет. Уяснил?
  -- Как прикажете.
  -- А как это восприняла телка?
  -- Сестра Джоулин?
  -- Да, она.
  --  Она  долго плакала и сказала, что очень любила преподобного Пауэлла, а
теперь он пустил свой шанс по части высшего блаженства.
  -- Хорошо. Исчезни.
  -- Меня все-таки беспокоит правительство.
  -- Не беспокойся. В Дели нет ничего, что нельзя было бы купить  за  триста
рупий.  А кроме того, у нас есть это пророчество. У них проблемы с Китаем. А
значит, они не станут трогать нас. Мы -- люди  святые,  уяснил?  А  в  Патне
нельзя  обижать  святых  людей.  Вот  увидишь. Подмасливаем мы их только для
того, чтобы все прошло гладко. Они ведь и в самом деле  верят  этой  вонючей
легенде.
  "Бип!  Бип!  Бип!!!"  --  запищал  вдруг  автомат, хотя никто не дергал за
ручки. Светящаяся точка бешено запрыгала по экрану, стекло экрана  треснуло,
а  вмонтированные  в стены и в потолок светильники выскочили из своих гнезд.
Внезапно наступила темнота, посыпались осколки  стекла,  и  жрец  вместе  со
Шрилой   Гуптой   Махешем   Дором,   как  яблоки  под  уклон,  откатились  к
противоположной стене, где и пролежали долгие  часы,  пока  чьи-то  руки  не
подняли их.
  Как  выяснилось,  Шриле  Дору  сильно  повезло.  Не  всем  в Патне удалось
пережить это ужасное землетрясение, и на следующий день  в  город  нагрянули
правительственные  чиновники,  чтобы осмотреть тела всех погибших святых. Но
все они были жертвами землетрясения, а стало быть, их смерть не могла  стать
его причиной.
  Но  ни  один  чиновник,  ни один полицейский или солдат, или представитель
самой госпожи  премьер-министра  не  удосужился  проверить  влекомые  волами
телеги,  вывозившие  мертвые  тела  прочь  из  города по направлению к общим
могилам. И, следовательно, никто не  заметил  одно  тело  --  гораздо  более
темное,  чем  все  остальные, -- лежавшее на самом дне телеги под грудой тел
неприкасаемых, тело с проколотыми насквозь ладонями и  ступнями  и  страшной
раной в боку.
  Землетрясение было ужасно. Так ужасно, что поначалу все решили, что умерли
самые  святые  из  всех  местных  святых.  Но очевидно, это было не так, ибо
граница  с  Китаем  оставалась  спокойной.  Никакого  ужаса  с  Востока   не
предвиделось.
  Но  именно  на Востоке, восточнее Китая, в прибрежной деревушке в Северной
Корее в это время было получено некое известие.  Оно  гласило,  что  Великий
Мастер  Синанджу скоро прибудет домой, поскольку дела службы призывают его в
Индию -- там, в городе Патна, случилось нечто, затрагивающее интересы  того,
кто  платил за услуги Мастера. И по дороге туда, в награду за его неоценимые
услуги, Великое Мастеру будет даровано право во всем блеске  славы  посетить
родную деревню, жившую за счет его трудов вот уже многие годы.

ГЛАВА ВТОРАЯ

  Его  звали Римо, и ему до смерти надоели тарелки, летящие ему в голову, --
красивые, покрытые лаком тарелки с инкрустированным  изображением  клыкастой
собачьей пасти на фоне белых лилий. Одна за другой они со свистом летели ему
в  голову, иногда -- по замысловатой траектории, то словно ныряя, то взмывая
ввысь, а иногда -- прямо и с такой скоростью, что случись им  достичь  своей
цели -- от черепа мало что осталось бы.
  Левая  рука  Римо  как  бы  плавала  в  воздухе, легонько касаясь тарелок.
Некоторые из тарелок он не удосуживался отбивать, а просто пропускал мимо --
и в этом было высочайшее мастерство, глубоко въевшееся в его плоть и  кровь.
Мастерство заключалось не в силе мускулов, а в точной координации во времени
и  пространстве. Такой координации можно было достичь только через состояние
гармонии, умение найти и постоянно сохранять единство твоего восприятия мира
с объективной реальностью.
  Отражая смертоносные тарелки, Римо вспомнил простейший  урок,  преподанный
ему  Мастером  Синанджу много лет назад. Тогда Великий Мастер воспользовался
бамбуковыми дротиками, летевшими очень медленно, но Римо казалось, что летят
они с бешеной скоростью, и он с ужасом наблюдал за их приближением.
  А тарелки летели впятеро быстрее, чуть медленнее" чем  револьверная  пуля.
Они врезались в подушки за спиной у Римо, вспарывая красный плюш и с треском
ломая диванные пружины. Но Римо хорошо помнил тот урок, который преподал ему
Мастер много лет назад: не выставляй защиту там, где тебя нет, умей выделить
то,  что  может тебя коснуться. Летящие странными зигзагами тарелки причинят
тебе вред только в том случае, если ты будешь ориентироваться на них,  а  не
ощущать пределы своего тела и защищать их от постороннего вторжения.
  Последняя  тарелка  летела ему прямо в переносицу, потом словно бы зависла
на мгновение, круто взмыла вверх, просвистев  у  него  над  правым  ухом,  и
воткнулась  в  стену. И тотчас в оштукатуренной стене мотеля "Рода" в городе
Росуэлл, штат Нью-Мексико, образовалась трещина длиной в три фута. За  окном
текла  Рио-Ондо,  узкий  ручеек,  прокладывающий  себе  путь  среди огромных
камней, -- назвать его рекой можно было  разве  что  в  такое,  как  сейчас,
жаркое иссушающее лето.
  -- Я выиграл, -- заявил человек, швырявший тарелки.
  Его  восторг,  явный  и все возрастающий, превращал жизнь Римо в сущий ад.
"Ну уж если мне суждено оказаться в аду, --  подумал  Римо,  --  почему  это
обязательно  должно  случиться  в  Нью-Мексико?"  Но  здесь  ему велено было
находиться, и потому он был здесь. Чиуну, тому, что бросал тарелки, было все
равно -- Нью-Мексико или что  другое.  Он  собирался  домой  в  свою  родную
деревню Синанджу, что в Корее, -- деревню, жителям которой он давал средства
к существованию своими трудами точно так же, как это делали его отец, и отец
его отца, и все его предки с самых незапамятных времен.
  Чиун  был  не кто иной, как последний Великий Мастер Синанджу, а на услуги
Мастера Синанджу всегда существовал устойчивый спрос при дворе то одного, то
другого правителя.  Цари  и  императоры,  короли  и  фараоны,  президенты  и
наместники  всегда  нуждались  в  профессиональных  убийцах,  а  древний Дом
Синанджу, солнечный источник всех боевых искусств, являлся просто старейшим,
наиболее уважаемым и самым надежным в мире хранилищем этого товара.  Наемных
профессиональных убийц.
  В  Америке,  однако, задача, поставленная перед Мастером Синанджу, немного
выходила за рамки его обычных  фикций.  Ему  было  поручено  обучить  одного
человека,  белого,  который  был мертв в глазах остального мира -- казнен на
электрическом стуле. Тогда его звали Римо Уильямс.
  И за последующие годы тренировок изменилось  не  только  тело,  но  и  вся
внутренняя  организация  личности  Римо,  и теперь его тело и сознание могли
отчетливо видеть молнией летящие в воздухе тарелки и моментально определять,
на какие надо реагировать, а на какие можно наплевать.
  -- Никаких побед, папочка. В бейсболе очко зарабатывает тот, кто  отбивает
мячи, а не тот, кто бросает.
  --  Ты  меняешь  правила  на  ходу, потому что я кореец и, по-твоему, могу
всего этого не знать. Я заработал очко, а ты меня хочешь надуть,  --  заявил
Чиун  и,  приняв горделивую позу, сложил руки перед собой, переплетя длинные
изящные пальцы.
  Его золотистое кимоно с белыми бабочками струилось складками. Весь  он  --
даже всклокоченная седая борода -- излучал чувство торжества: Великий Мастер
Синанджу  чувствовал  удовлетворение  оттого, что ему удалось уличить своего
ученика в нечестности.
  Подобные сцены стали повторяться регулярно с того самого дня, когда  Чиуну
сообщили,  что  Римо  отправляется  в Индию, в город Патна, и поскольку путь
туда пролегает через Тихий океан, мимо Японии и Кореи, Чиуну будет позволено
посетить родную деревню Синанджу, даже несмотря на то, что она расположена в
северной части Кореи, с которой у США далеко не дружественные отношения.
  С того самого дня, как "наверху" стали проявлять  беспокойство  по  поводу
чего-то  случившегося  в Индии -- при чем тут Индия, Римо не знал, поскольку
Индия, на его взгляд, имела такое  же  отношение  к  делам  его  шефов,  как
картофельное  пюре  --  к гипотенузе треугольника, -- так вот, с того самого
дня Чиун принялся коллекционировать все нечестные и несправедливые  поступки
по  отношению  к  нему  --  терпеливому  и угнетенному корейцу, заброшенному
судьбой в страну белых расистов.
  Он вернется в свою деревню и расскажет жителям о том, сколько ему пришлось
пережить ради них за  время  службы,  на  которую  он  пошел,  чтобы  помочь
прокормиться старикам и детям, и калекам, и всем беднякам деревни Синанджу.
  -- Если бы я был белым, то заработают бы очко, -- заявил Чиун.
  --  Во-первых,  папочка,  это была всего лишь тренировка. По крайней мере,
для меня. И мы вовсе не играли в бейсбол.
  -- Конечно, ты не станешь играть с корейцем. Как и ваша бейсбольная  лига.
Я  понимаю.  Все вы белые одинаковы. Нетерпимые. Но я считаю себя выше ваших
мелких пакостей.
  Сквозь щель в стене мотеля показалось лицо. Когда оно  чуть  отодвинулось,
Римо  и  Чиун  увидели  над  лицом  огромную  -- ведра на три -- широкополую
ковбойскую шляпу, а под лицом -- голую волосатую грудь, голый живот и  голое
все  прочее.  Человек  отошел  еще  дальше  от  стены. Что-то виднелось и на
кровати. Светловолосое и задастое,  и  голое,  как  выскочившая  из  стручка
фасолина.
  -- Эй, привет, ребята! -- закричало это что-то.
  --  Заткнись,  женщина! -- рявкнул человек под шляпой и снова повернулся к
дырке в стене: -- Эй, ты! Ты и косоглазый.
  -- Ага, -- сказал Чиун. -- Косоглазый.
  -- Черт, -- прорычал Римо.
  -- Ты слышал, что я сказал. Ко-со-гла-зый.
  -- Ага! Ага! Ага! -- закивал Чиун. -- Я тихо-мирно стою здесь и выслушиваю
оскорбления. И все же я терплю, поскольку  я  человек,  исполненный  мира  и
спокойствия. Исполненный любви. Исполненный чувства всепрощения.
  -- Ну, поехали, -- сказал Римо.
  -- Это вы проделали дырку в стене? -- спросил человек из-под шляпы.
  Длинный  худой  палец  отделился  от  своих  товарищей,  с которыми вместе
отдыхал, и уставился в сторону Римо, как бы пригвождая его к стене.
  -- Ты, парень, да? -- обратилась шляпа к Римо.
  -- Моя жизнь полна скорби, -- вздохнул Римо.
  -- Скорби? Ты хочешь скорби? Ты сейчас очень поскорбишь, -- сказал человек
под шляпой, и Римо увидел, как он надел кожаные ковбойские сапоги на высоких
каблуках, взял с груды одежды блестящий шестизарядный револьвер и скрылся из
виду. Потом Римо услышал, как открылась и закрылась дверь, а вскоре раздался
стук в дверь его, Римо, номера.
  -- Не заперто, -- отозвался Римо.
  Человек вошел. Росту в нем было босиком -- шесть  футов  четыре  дюйма,  в
сапогах -- все шесть футов восемь дюймов. Револьвер в его руке смотрел прямо
в лицо Римо.
  --  Ты,  сукин сын, какого хрена ты помешал мне и моей женщине? Щас я тебе
голову разнесу.
  -- Давай, Клит! -- завизжала  девица  через  дырку  в  стене.  --  Вперед!
Подстрели  кого-нибудь  для меня. Если ты меня любишь, то должен кого-нибудь
для меня подстрелить.
  Она соскочила с кровати, и груди ее запрыгали вверх-вниз. Она заглянула  в
дырку, и Римо почуял, что от нее несет перегаром.
  -- С кого из них начать, Лоретта? -- спросил человек с револьвером.
  -- Готовность американцев прибегнуть к насилию просто поражает, -- заметил
Чиун.
  --  Начни  с  коротышки-косоглазого,  милый.  Он слишком много болтает, --
пропела Лоретта.
  -- Насилие по отношению к национальным меньшинствам, -- все тем же  унылым
тоном продолжал Чиун. -- Гонимым, унижаемым и оскорбляемым.
  --  Когда  это тебя унижали, оскорбляли или гнали? -- удивился Римо. -- Ни
один Мастер Синанджу никогда не становился ничьей жертвой.
  Клит навел на Чиуна револьвер. Чиун возвел глаза к небу с самым невинным и
блаженным видом. Мученик, жертва  насилия  со  стороны  белых  расистов.  Но
что-то   помешало  ему  сполна  насладиться  собственным  страданием.  Когда
револьвер уже готов был выстрелить, а палец -- нажать  на  курок,  маленькая
белая  тарелочка  взвилась  вверх с такой скоростью, что ее очертания просто
размазались в воздухе, и влетела под шляпу, туда, где раньше  находился  рот
Клита,  где  раньше  была  щека  Клита,  а  теперь  осталась  только шляпа и
пол-лица, судорожно кусающие белую тарелку, которая вдруг стала  красной  от
крови,  а  остатки  нижней  челюсти белыми и красными пятнами рассыпались по
волосатой груди. Револьвер упал, так и не выстрелив.
  -- Черт раздери, -- выругалась Лоретта. -- Никогда я не получаю того,  что
прошу. Клит! Клит?
  Клит сделал шаг вперед и грохнулся на ковер. Вокруг его головы серый ковер
начал темнеть, и это пятно расплывалось все шире и шире.
  -- Ладно, все равно он был слабак, -- заметила Лоретта. -- Ну что, ребята,
хотите немного полакомиться?
  -- Полакомиться чем? -- поинтересовался Чиун.
  Он с недоверием относился к кулинарным вкусам и пристрастиям белых. Совсем
недавно он обещал Римо, что накормит его по-настоящему, когда они вернутся в
Синанджу, славное сердце Востока, жемчужину всего корейского побережья.
  -- Мной полакомиться, парниша.
  --  Я  не  людоед,  -- отказался Чиун, и Римо понял, что Чиун включит этот
случай в серию своих рассказов об Америке, где  люди  не  только  становятся
людоедами,  но многие из них готовы предложить себя на обед. Мастер Синанджу
включал в свои воспоминания все подобные странные случаи.
  -- Да нет, не в  том  смысле,  --  сказала  Лоретта,  сделала  колечко  из
указательного  и  большого  пальцев  левой руки и проткнула его указательным
пальцем правой. -- Вот чего!
  -- Ты ничем не заслужила честь иметь дело со мной, -- заявил Чиун.
  -- А ты, красавчик? -- обратилась девица к Римо, стоявшему в  полный  рост
-- шесть футов.
  Его стройное мускулистое тело возбуждало многих женщин, стоило Римо только
войти  в  комнату.  У  него  были  темные, глубоко посаженные глаза, высокие
скулы. Тонкие губы слегка кривились  в  улыбке.  Крепкие  запястья  выдавали
силу.
  -- Надо избавиться от тела, -- сказал Римо, глядя на голого мертвеца.
  -- Нет, не надо. За его голову объявлена награда. Клита разыскивают в трех
штатах. Ты из-за него прославишься. Представляешь?
  --  Понял,  что  ты  наделал? -- спросил Римо, и Чиун отвернулся -- он был
выше всего этого.
  Хорошо еще, подумал Римо, что номер в мотеле -- просто явочная квартира, и
ничего из чиуновского объемистого багажа тут нет.
  -- Куда вы? -- закричала Лоретта, увидев, как два странных человека  вдруг
сорвались  с  места.  --  Сейчас  сюда приедет телевидение. И журналисты. Вы
станете знаменитыми.
  -- Да, здорово, -- отозвался  Римо,  и  они  с  Чиуном  быстро  прошли  по
коридору мотеля, а голая блондинка все что-то кричала им вслед.
  Чтобы сбить ее со следа, они сначала взяли направление в сторону дороги на
Техас,  но  потом  спустились  к почти пересохшему руслу Рио-Ондо, прошли по
белой гальке вверх по течению ярдов двести и остановились там, к  западу  от
мотеля.
  Вскоре к мотелю подъехала полиция, потом скорая помощь, потом репортеры.
  На  следующий  день,  когда  на  дороге  показался  некий конкретный серый
"Шевроле-Нова", Римо выбежал из укрытия и остановил машину.
  -- Небольшой несчастный случай,  Смитти,  --  сказал  он  пожилому  --  за
пятьдесят  человеку  с кислым, нездорового оттенка лицом. Таким образом Римо
отметал все вопросы относительно того,  почему  он  находится  не  в  номере
мотеля, как они условились.
  Римо помахал Чиуну, чтобы тот тоже подошел к машине, по Мастер Синанджу не
шелохнулся.
  --  Подойди сюда, будь добр. Мы и так уже из-за тебя провели в этой канаве
целую ночь.
  -- Я буду разговаривать только с императором Смитом, -- ответил Чиун.
  -- Ладно, -- вздохнул Римо. -- Он хочет говорить с вами, Смитти.
  Седая голова Смита скрылась в бурых кустах, росших вдоль русла реки.  Римо
проводил его взглядом и вдруг вспомнил свою первую встречу со Смитом. Тогда,
много  лет  назад, Римо впервые оказался в санатории Фолкрофт, что на берегу
залива Лонг-Айленд. Как  было  объяснено,  его  взяли  на  службу  --  после
инсценированной  казни  на  электрическом  стуле за убийство, которого он не
совершал, -- для работы на секретную организацию, деятельность которой будет
проходить тихо и незаметно и абсолютно вне закона --  но  ради  того,  чтобы
закон получил возможность работать более эффективно.
  Смит  был руководителем этой организации и единственным человеком -- кроме
Римо и президента Соединенных Штатов, -- который знал  о  ее  существовании.
Римо  нес в себе эту тайну уже многие годы. Для всего остального мира он был
мертв, да  и  работал  на  организацию,  которой  не  существовало.  Он  был
профессиональным убийцей-одиночкой, а Чиун -- его наставником.
  Тут Римо снова заметил Смита -- он с трудом поднимался вверх по склону.
  --  Он  требует  извинений, -- сообщил Смит, одетый в серый костюм и белую
рубашку даже здесь, в Росуэлле, штат Нью-Мексико.
  -- От меня?
  -- Он требует, чтобы вы взяли назад все свои  расистские  высказывания.  И
мне  кажется, вы должны знать, как высоко мы ценим его мастерство. Он оказал
нам неоценимую услугу, сделав из вас то, чем  вы  являетесь  на  сегодняшний
день.
  --  А  я  что  при  этом  делал?  Стоял  в  сторонке  и  наблюдал  за всем
происходящим?
  -- Извинитесь, Римо.
  -- Да катитесь вы! -- огрызнулся Римо.
  -- Мы отсюда не тронемся, пока вы не принесете извинений.  Честно  говоря,
меня  очень  удивило, что вы, оказывается, расист. Мне казалось, вы с Чиуном
очень подружились...
  -- Стоп, стоп! -- прервал его Римо. -- Это наше дело. Вас это не касается,
да вы и не сможете ничего понять.
  Римо подобрал с земли булыжник и разнес в  мелкие  брызги  кактус,  росший
ярдах в двадцати.
  --  Как  бы  то  ни  было, если вы не извинитесь, мы все останемся тут, --
повторил Смит.
  -- Значит, мы останемся тут, -- отозвался Римо.
  -- В отличие от вас обоих, мне, как это ни странно, требуется вода,  крыша
над головой и пища через определенные промежутки времени. И кроме того, я не
располагаю свободной неделей для отдыха на берегу реки в штате Нью-Мексико.
  --  Вам и вашим компьютерам в Фолкрофте вовсе не обязательно знать, почему
мы тут очутились.
  -- Насколько я понял, со  слов  Чиуна,  вы  оказались  здесь,  потому  что
жульничали  при  игре  в  бейсбол,  а  потом позвали на помощь еще какого-то
белого. Он согласен забыть об этом, если вы должным образом извинитесь.  Еще
он что-то говорил о компенсации.
  --  Занесите  это  в  компьютер.  В  последний  раз, когда Чиун потребовал
компенсацию, ею должна была стать Барбра Стрейзанд. Вы готовы пойти на это?
  Смит откашлялся.
  -- Пойдите и скажите ему, что вы сожалеете о  случившемся.  И  перейдем  к
делу. Для вас есть работа. Очень важное задание.
  Римо  пожал  плечами.  Он  нашел  Чиуна  там,  где оставил его несколькими
минутами раньше. Мастер  Синанджу  сидел,  скрестив  ноги,  сложив  руки  на
коленях,   и   жаркий  ветер  пустыни  играл  его  жидкой  бороденкой.  Римо
перекинулся с ним несколькими фразами и вернулся к Смиту.
  -- Получайте. Вот  какую  он  требует  компенсацию  за  нанесенную  обиду:
четырнадцать  откормленных коров, племенного быка-рекордсмена, уток, гусей и
кур -- несколько сотен, шелковой ткани столько, чтоб ею можно было  опоясать
замок  -- Фолкрофт. Он продолжает считать санаторий замком. Плюс к этому еще
десять служанок и сто телег с нашим самым лучшим рисом.
  -- Что все это значит? -- Смит не верил своим ушам.
  -- Он хочет все это привезти с собой в Синанджу. Вы  допустили  ошибку  на
прошлой  неделе,  когда пообещали ему поездку в родные места. Вот он и хочет
привезти с собой домой нечто грандиозное, чтобы доказать, что  не  терял  на
Западе времени даром.
  -- Я уже говорил ему, что вы отправляетесь туда на подводной лодке. Именно
таким  путем  в  Синанджу  доставляют золото. По-моему, этого достаточно. Вы
ведь понимаете, что мы -- секретная организация, а не цирк. Скажите ему, что
обеспечение  его  транспортом  для  поездки  домой  --  само  по  себе   уже
достаточная компенсация.
  Римо снова пожал плечами, снова пошел к Чиуну и снова вернулся с ответом:
  -- Он говорит, что вы тоже расист.
  --  Передайте  ему,  что  мы  просто  не в состоянии доставить все это, по
крайней мере пока не установим дипломатические отношения с Северной  Кореей.
Скажите также, что мы дадим рубин размером с голубиное яйцо.
  Ответ  Чиуна,  переданный  через  Римо,  гласил, что каждый Великий Мастер
Сининджу, когда-либо отправлявшийся  за  моря,  возвращался  домой  во  всем
блеске  славы и величия. Каждый, кроме одного -- того, которому не повезло и
пришлось работать на расистов.
  -- Два рубина, -- сказал Смит.
  И наконец, когда под жарким солнцем Нью-Мексико было достигнуто соглашение
о размере компенсации -- два рубина, бриллиант размером в половину рубина  и
цветной  телевизор,  --  Смиту сообщили, что большое достоинство американцев
заключается в  их  способности  разглядеть  свои  недостатки  и  предпринять
попытки по их устранению.
  В  машине  Смит  в  общих  чертах  обрисовал задание. КЮРЕ -- организация,
которую он возглавлял и на которую работали Римо и Чиун, -- потеряла четырех
агентов, пытавшихся навести справки о Миссии Небесного  Блаженства.  И  хотя
криминальный  потенциал МНБ был минимален -- денежные аферы и тому подобное,
-- деятельность  Миссии  беспокоила  Смита.  Тысячи  религиозных  фанатиков,
мечущихся  по стране и направляемых ловким вымогателем, мошенником, играющим
роль пророка.
  Чиун, сидевший на заднем сиденье, заметил, что это ужасно.
  -- Нет ничего хуже, чем лжепророк, -- заявил он. -- Горе той стране,  куда
он  явится,  ибо  в  полях не будет родиться зерно, и юные девушки забудут о
своих  повседневных  обязанностях,  поддавшись  соблазнам,  изрекаемым   его
лживыми устами.
  --  Мы  решили, что вы, принимая во внимание ваше глубокое знание Востока,
могли бы оказать нам неоценимую помощь  сверх  того,  что  вы  уже  сделали,
передав  свой  опыт  Римо,  --  сказал  Смит,  время от времени поглядывая в
зеркальце заднего вида.
  Римо давно обратил внимание на то, как Смит ведет  машину.  Каждые  десять
секунд  он смотрел в зеркальце заднего вида, а на каждые пять таких взглядов
приходился один в боковое зеркальце. Он вел машину так независимо  от  того,
ехал  ли  он  по  скоростной  магистрали или по тихому переулку, -- это была
привычка, за  которой  стояла  самодисциплина  и  самоконтроль,  никогда  не
изменявшие  Смиту.  Покойный  президент,  создавший КЮРЕ, выбрал подходящего
человека на роль ее главы -- человека, никогда  не  терявшего  контроль  над
собой;  человека,  чье  честолюбие  никогда  не заставит его воспользоваться
имеющейся у него силой и властью для того, чтобы подчинить себе всю  страну;
человека,  не  имевшего  честолюбия,  потому  что  для  честолюбия требуется
воображение, а Римо был абсолютно уверен, что последняя фантазия, посетившая
этого типичного твердолобого жителя  Новой  Англии,  касалась  привидений  в
платяном шкафу, которые убегут, "пусть только мамочка зажжет свет".
  --  Дом  Синанджу  к  вашим  услугам,  готовый служить верой и правдой, --
смиренно сказал Чиун; Римо стало тошно, и он отвернулся к окну
  -- Вот почему я сказал Римо,  что  мы  награждаем  вас  поездкой  домой  в
качестве премии за ту великолепную работу, которую вы проделали над ним.
  --  Это  было  нелегко,  учитывая качество исходного материала, -- ответил
Чиун.
  -- Мы знаем это, Мастер Синанджу.
  -- Кстати о вымогателях, -- вставил  свое  слово  Римо.--  Какого  размера
рубины ты затребовал?
  --  Есть разница между вознаграждением за труды и вымогательством, но я не
думаю, что расист сумеет это понять. Император  Смит,  который  не  является
расистом,  все  прекрасно  понимает.  Он  настолько хорошо понимает значение
вознаграждения, что ради возвеличения своей славы среди благодарных  жителей
Синанджу,  надеюсь,  даст  мне  три рубина и бриллиант вместо двух рубинов и
бриллианта -- той минимальной награды, которую можно ожидать  разве  что  от
китайцев.  Таково  благородство  души  почтеннейшего из почтенных Харолда В.
Смита, директора санатория Фолкрофт,  --  человека,  более  достойного  быть
верховным  правителем,  чем  ваш  президент. Впрочем, ему достаточно сказать
одно слово, и эта несправедливость будет тотчас же исправлена.
  Смит откашлялся, а Римо коротко хохотнул.
  -- Вернемся к делу, -- сказал Смит. -- Нам повезло. Один из последователей
Небесного Блаженства решил порвать со своими хозяевами. Он был  в  Патне,  а
потом  его  послали  сюда  для  участия в подготовке того, что последователи
Всеблагого Владыки именуют "грандиозным событием". Этот человек был возведен
в ранг, если я не ошибаюсь, гуру или духовного учителя. Мы не  знаем  точно.
Как  вам известно, наша организация действует так, что те, кто нам помогают,
не знают, кому служат.
  -- Начиная с самого верха, Смитти.
  -- Я как раз хотел сказать, за  исключением  вас  и  меня.  Чиун,  как  вы
знаете, считает меня императором.
  -- Или дойной коровой, -- заметил Римо.
  -- Прекрасный, великий император, -- пропел Чиун. -- Щедрость его не знает
границ и обеспечит ему вечную славу.
  --  Один  из  наших осведомителей, который, сам того не зная, снабжает нас
информацией, работает на одну из газет на побережье. И  вот  кто-то  сообщил
ему,  что  в  скором времени в Америке должно произойти нечто грандиозное и,
поскольку дело очень сложное, провернуть его  сможет  только  сам  Всеблагой
Владыка. Самое грандиозное в истории, так было сказано.
  -- Самое грандиозное что? -- спросил Римо.
  --  Вот  этого-то  мы и не знаем. Но мы знаем, что целая армия религиозных
фанатиков может натворить многое. Вот почему мы и назначили  вам  встречу  в
мотеле  "Рода".  Вокруг  этого Небесного Блаженства крутится столько народу,
что я не могу доверять нашим  обычным  каналам  связи.  Поэтому  я  назначил
встречу  здесь. Честно говоря, меня немного обеспокоило то, что я вас застал
в  придорожной  канаве.  У  этого  Всеблагого  Владыки   здесь   есть   один
последователь  --  это  местный  шериф,  и  он  назначил  награду  за поимку
перебежчика. Розыск ведется в трех штатах.  Бедняге  приходится  скрываться.
Нам  удалось  устроить  его  рядом  с  вами, чтобы вы могли его допросить. Я
уверен, что ваши методы допроса могут дать нужный результат.
  -- Предатель? Его зовут Клит? -- спросил Римо.
  -- Да, под этим именем он скрывается.
  -- А его подружку зовут Лоретта?
  -- Да, да. Верно.
  -- Здоровенный такой парень? Шесть футов четыре дюйма, когда без сапог?
  -- Да. Вы с ним знакомы?
  -- И он носит ковбойскую шляпу?
  -- Да. Это он.
  -- А была у него глубоко в  глотке,  где-то  в  районе  шейных  позвонков,
тарелка?
  -- Нет. Разумеется, нет.
  -- А теперь есть, -- невозмутимо заметил Римо.
  Чиун   поглядел   в   безоблачное   небо   над  штатом  Нью-Мексико  и  на
расстилающуюся вокруг равнину. В этой стране белых расистов кто знает, в чем
еще могут обвинить бедного корейца?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  -- Так вот, значит, почему вы оказались у "реки, -- сказал Смит,  узнав  о
происшествии  с  тарелкой. -- Пожалуй, нам лучше съехать с дороги. Вероятно,
они напичкали весь мотель своими людьми. Возможно, вас заметили.
  -- Не исключено, что за нами следят, -- поддакнул Римо.
  -- Все возможно в расистской стране, -- вставил  свое  слово  Чиун.  --  В
стране, где голые люди врываются и нарушают ваш покой.
  Сзади на дороге показался "форд" цвета кофе со сливками с красной мигалкой
на  крыше  и черной надписью "Шериф" на капоте. Когда Римо обернулся, машина
шерифа включила сирену, прибавила скорости и  стала  быстро  нагонять  серый
"шевроле-Нова".
  --  Это  вполне может быть тот самый шериф, который работает на Всеблагого
Владыку, -- предположил Смит.
  -- Хорошо, -- отозвался Римо.
  -- Хорошо?  Боже  мой,  они  увидят  нас  вместе.  Вы  умеете  уходить  от
преследования.  Я  нет.  Великолепно! Единственное, чего мне не хватало, так
это быть арестованным в Нью-Мексико.
  -- Как вы любите волноваться,  а,  Смитти?  --  съязвил  Римо.  --  Ладно,
обрисуйте в общих чертах задание и перестаньте беспокоиться.
  --  Выясните, что этот индийский мошенник делает с американцами. Выясните,
что это за "грандиозное событие", и предотвратите его, если оно представляет
опасность.
  -- Ну вот, так бы сразу и сказали, -- удовлетворенно произнес Римо.  --  А
то посылаете нас в Патну, затеваете какую-то возню с подводной лодкой да еще
организуете экскурсию в эту дыру Синанджу.
  --  Потому  что  наш император в его безграничной мудрости, -- подал голос
Чиун, -- оказал нам  великое  благодеяние.  Если  нам  приказывают  ехать  в
Синанджу, значит, в Синанджу мы и поедем.
  --  Подводная  лодка  "Арлекин"  будет  ждать вас на военно-морской базе в
Сан-Диего.  Капитан  считает,  что   вы   --   сотрудники   Госдепартамента,
исполняющие секретное задание. Он думает, что это -- прелюдия к установлению
контактов с Северной Кореей для последующего дипломатического признания.
  --  И  все-таки я не понимаю, с какой стати нам ехать в Синанджу, -- стоял
на своем Римо. -- Разве что оттуда ближе до Индии, чем до  Канзас-Сити.  Или
мы там что-то потеряли?
  Машина  шерифа поравнялась с ними, и человек с лицом, словно высеченным из
камня, и в светло-коричневой ковбойской шляпе жестом приказал им съехать  на
обочину.  Свой  жест  он для пущей убедительности подкрепил пистолетом 44-го
калибра, чей ствол смахивал на железнодорожный тоннель.
  -- Не скромничайте, Римо. Чиун уже предупредил меня,  что  вы  собираетесь
сбежать  со  службы и своим ходом отправиться в Синанджу, родину всех боевых
искусств. А вы представляете для нас определенную ценность, так  что  мы  не
могли  позволить  себе  потерять  вас. И вот, когда возникла эта заварушка в
Индии, я решил, так сказать, одним выстрелом убить двух зайцев.
  Римо злобно обернулся назад и посмотрел на Чиуна, на худом иссушенном лице
которого застыло выражение невинного спокойствия. Смит остановил машину.
  -- Вытащите меня из этой передряги, -- попросил он.
  Машина шерифа тоже съехала на обочину, перегородив путь машине Смита.
  -- Человек, который может поверить, будто я брошу работу у вас ради  того,
чтобы  посетить  рыбацкую  деревушку  в  Северной  Корее,  деревушку, жители
которой такие плохие рыбаки, что им  приходится  сдавать  в  аренду  наемных
убийц,  чтобы  прокормиться,  --  такой  человек вряд ли способен даже улицу
перейти без посторонней помощи.
  -- Нельзя допустить, чтобы меня арестовали, -- сказал Смит.
  -- Если это наш шериф, то это -- дар Божий, -- отозвался Римо.
  -- Это, -- произнес Смит,  глядя  на  вылезающего  из  машины  человека  в
ковбойской  шляпе,  со  значком  шерифа на груди и пистолетом в руке, -- тот
самый. По крайней мере, так мне кажется.
  -- Эй, вы там! Выходите по одному и держите руки так, чтобы  я  их  видел.
Пошли! -- скомандовал шериф.
  -- Хотите посмотреть на мои руки? -- вежливо спросил Римо, положил руки на
баранку руля прямо перед Смитом, а потом легко проскользнул мимо Смита через
окно, мгновенно подтянув ноги. В полете он лишь слегка коснулся рукой дверцы
машины -- и вот он уже стоит перед шерифом на земле.
  --  Как  это  у  тебя получилось? Ч-черт -- взял да и вылетел в окошко. --
Шериф сделал шаг назад, чтобы не упустить из виду никого из троицы.
  -- Вы хотели посмотреть на мои руки, -- напомнил ему Римо.
  -- Я хочу видеть все руки.
  Смит положил руки на баранку, растопырив  пальцы.  Изящные  руки  Чиуна  с
длинными  ногтями  и  тонкими  пальцами поднялись к окошку и медленно начали
раскрываться наподобие цветка, а потом словно бы слились друг  с  другом,  и
пальцы  сцепились  с  пальцами,  как  бы  превратившись  в один кулак. Шериф
смотрел  на  это  как  зачарованный,  но  всего  долю  секунды  --  так  ему
показалось.  Он  был  крепким профессионалом и умел не упускать из виду тех,
кого держал под прицелом. Прошло всего одно мгновение --  он  был  твердо  в
этом  уверен.  Но  видимо, все-таки времени прошло больше. Молодой белый уже
держал его руку с пистолетом, а потом пальцы перестали слушаться  шерифа,  и
он даже не мог как следует лягнуть этого типа, потому что его не было видно.
Но он чувствовал, что тот где-то сзади, и позвоночник его вдруг пронзили две
вспышки боли, и вот уже ноги перестали его слушаться, и они сами несли его к
машине,  а  косоглазый  старик  предусмотрительно  открыл  дверь.  Ноги сами
ступили в машину, а спина почувствовала прикосновение чего-то  вроде  мягкой
теплой  подушки,  а  потом  он  понял, что сидит на заднем сиденье и смотрит
вперед, как если бы оказался в машине по собственной воле.
  -- Вы все арестованы, -- услышал он собственный голос.
  -- Чудесно, -- отозвался Римо. -- Ну-ка, Чиун, подержи это.
  И на какое-то мгновение шериф почувствовал,  что  мягкая  подушка  куда-то
исчезла,  а  боль в позвоночнике отпустила, и он чуть было не рухнул на пол,
но потом вернулись прежние ощущения, и он снова  стал  глядеть  прямо  перед
собой, не владея собственным телом.
  Римо  выбрался  из  автомобиля, велел Смиту следовать за ним и сел за руль
машины шерифа, мотор которой все еще работал. Он съехал с дороги и поехал по
плоской, поросшей чахлым кустарником равнине. Воздух там был чище, а  далеко
впереди виднелся невысокий пологий холм. Езды до него было добрых полчаса, и
когда  Римо  затормозил,  и  машина  Смита  нагнала  его, он увидел, что его
пожилой босс сильно вспотел и едва дышит.
  Смит, наверное, заметил выражение лица Римо, потому что сразу же сказал:
  -- Со мной все в порядке.
  -- Нет, не все, -- возразил Римо. -- Откиньте  голову  назад  и  выдохните
весь воздух из легких. Ну же, давайте.
  Лимонно-желтое  лицо запрокинулось назад, губы скривились, щеки задрожали.
Римо нагнулся и надавил ладонью на грудь Смита, выталкивая последний  воздух
из  легких.  Смит  выкатил глаза, его голова дернулась вперед, лицо выразило
крайнее изумление, а затем он откинулся на спинку сиденья с сияющей  улыбкой
на  лице.  Римо  не  помнил,  чтобы  он когда-нибудь так улыбался. Вероятно,
внезапное облегчение вызвало у него шок.
  -- У-у-ф-ф-ф! -- произнес Смит, полной грудью вдыхая свежий воздух.
  Когда он пришел в себя, улыбка исчезла.
  -- Ну, хорошо, приступайте к делу. Мне нужно выбраться  отсюда  как  можно
скорее.  Я  не  имею  права  быть публично замешанным в подобные истории, --
сказал Смит.
  -- В глазах общества?
  -- Разумеется, в глазах общества, -- ответил Смит.
  -- Глаза императора никогда не должны  видеть  то,  что  делается  по  его
приказу, -- вставил свое веское слово Чиун.
  Он по-прежнему держал шерифа за позвоночник, как чревовещатель, работающий
с куклой, которая по размерам больше него самого.
  --  Вообще-то я не отказался бы посмотреть на ваши методы ведения допроса,
-- сказал Смит.
  -- К сожалению, это секрет Синанджу, и он не продается, а только сдастся в
аренду, -- ответил Чиун.
  Когда они отошли подальше, так, что Смит не мог их  видеть,  Чиун  положил
шерифа  на  землю,  где  он  и  лежал -- все еще не в силах шелохнуться -- и
слушал странный разговор.
  Тощий белый парень хотел знать, с какой стати этот  азиат  сказал  комуто,
будто  он,  этот  парень, хочет поехать в какое-то место под названием Синий
кто-то там, а косоглазый старик  ответил,  что  белому  парню  следовало  бы
хотеть  туда поехать, а белый заявил, что никогда не говорил, что хочет туда
поехать, потому что этого Синего Жука ему хватает прямо тут,  в  Америке,  а
косоглазый старик на это сказал, что он и есть Синий Жук и что он собирается
домой,  а  если Римо еще не дорос до того, чтобы захотеть поехать туда, куда
он должен ехать, то это не его, косоглазого, проблемы, и вообще  императоров
никогда не интересует истинное положение вещей.
  Так что, этот пожилой человек за рулем -- какой-то император?
  Потом  началась  боль.  Но  шериф  обнаружил,  каким способом можно от нее
избавиться. Для этого надо было лишь немного напрячь голосовые связки и  кое
о чем этим ребятам рассказать. Например, о том, как он обрел счастье. Да, он
преданный  последователь  Великого Всеблагого Владыки, но он не стал об этом
рассказывать своим друзьям, потому что они бы подняли  его  на  смех.  Кроме
того,  старший  жрец,  гуру  в  ашраме Всеблагого Владыки, сказал, что будет
лучше, если об этом будет знать как можно меньше народу. Да,  да.  Всеблагой
Владыка  дарует  истинное блаженство и счастье, то самое счастье, которое он
искал всю свою жизнь. О, Харе, Харе, Харе! Да, да, конечно, он готов убивать
ради Всеблагого Владыки, потому что Всеблагой  Владыка  --  это  воплощенная
Истина,  это центр Вселенной в одном человеке. Да, шериф приехал сюда, чтобы
убить парня, который называл себя Клит, но за него  это  уже  сделал  кто-то
другой.
  И  внезапно  шериф почувствовал сильное жжение по всему телу, и избавиться
от этого ощущения уже не помогали даже слова.  Нет,  он  не  знает,  что  за
грандиозные  планы  строит Всеблагой Владыка, но что-то поистине грандиозное
должно случиться и тогда все преданные будут  счастливы  отныне  и  во  веки
веков. Нет, он не знает имени этого старшего жреца. Но с ним можно связаться
в  Сан-Диего, в отделении Миссии Небесного Блаженства. Да, он уверен, что не
знает его имени. Тот ему просто однажды позвонил.
  -- Можешь вспомнить еще что-нибудь? -- донесся голос сверху.
  -- Нет, ничего, -- ответил шериф и отправился в свое последнее путешествие
к блаженству. Полное расслабление -- свет погас.
  Римо отошел от тела.
  -- Он не упоминал Синанджу, -- сказал Чиун. --  Но  Смиту  об  этом  знать
совсем не обязательно.
  -- А теперь к чему ты клонишь? -- спросил Римо. -- Что ты наболтал Смиту?
  --  Там,  в  машине,  император  потребовал  у  меня  информацию о древних
хрониках и пророчествах Синанджу,  и  я,  преисполненный  верноподданических
чувств к нему, точно так же, как и ты...
  -- Ты никогда не был ничьим верным подданным.
  -- И я, точно так же, как и ты, исполненный верноподданических чувств, был
принужден  открыть  ему  информацию  о  старинных  преданиях  под давлением,
заметь.
  -- Да уж, принужден -- как младенцев принуждают мочиться, -- заметил Римо.
  -- И я сказал императору Смиту, что в хрониках Синанджу  рассказывается  о
родословной этого -- как его -- Всеблагого Владыки.
  --  На  тот  случай,  если  одной лжи окажется недостаточно для бесплатной
поездки домой, ты придумал еще одну.
  -- И император Смит спросил меня, не помню ли я, что там говорится.
  -- И ты сказал, что не помнишь, но стоит  тебе  лишь  раз  взглянуть,  как
сразу вспомнишь все?
  --  Да,  кажется,  так  все  и  было. Иногда память подводит меня. Ты ведь
понимаешь.
  -- Я понимаю, что сначала  мы  поедем  в  Сан-Диего  и  посетим  отделение
Миссии.
  Чиун начал бормотать по-корейски что-то о людской неблагодарности и о том,
что  только  самый  бессердечный  человек  может  отказать  умирающему в его
просьбе о поездке на родину.
  -- Ты умираешь, папочка? -- спросил Римо, в изумлении выгнув бровь.
  -- Мы все умираем, -- ответил Чиун. -- Смерть -- это всего  лишь  служанка
жизни.
  -- Я так и думал, -- сказал Римо.
  Они  вернулись  к  машине.  Смит  дремал  --  его  усталое  лицо выглядело
совершенно умиротворенным.
  -- Это был наш клиент, -- сообщил ему Римо.
  -- Вы нашли какую-нибудь ниточку?
  -- Она ведет в Синанджу, -- быстро сказал Чиун.
  -- С остановкой в Сан-Диего, -- добавил Римо.
  -- Хорошо,  --  удовлетворенно  произнес  Смит.  --  Самое  неприятное  --
неизвестность,  и  это дело меня пугает, так как я совершенно не представляю
себе, что именно должно случиться. Вам удалось получить хоть какой-то намек?
  -- Просто -- что-то грандиозное.
  -- Мне кажется, я читал пророчества Всеблагих Владык древности,  --  начал
Чиун.  --  Я  не  очень точно помню, но там говорилось, что настанет время и
произойдет бедственное...  дайте-ка  вспомнить...  бедственное  бедствие,  и
начнется  оно вскоре после того, как будет решено, что оно должно случиться.
Вот все, что я помню. Остальное -- в Синанджу.
  -- Знаете, мы могли бы забросить  вас  самолетом  прямо  в  Синанджу  хоть
завтра, -- задумчиво произнес Смит.
  --  Достаточно  подлодки,  --  отказался  Римо.  --  Но сначала -- визит в
СанДиего.
  -- Чиун лучше разбирается в подобных вещах. Вы должны  его  слушаться,  --
наставительно изрек Смит.
  --  А  я  лучше разбираюсь в Чиуне. Вы должны слушаться меня, -- парировал
Римо. -- Мастер Синанджу знает то, что он предпочитает знать. Но то, чего он
предпочитает не знать, иногда имеет куда большее значение.
  -- Не понял, -- сказал Смит.
  -- Римо просто троекратно  выразил  свои  верноподданические  чувства,  --
объяснил Чиун.
  Он  был  страшно зол на своего ученика. Императорам нельзя рассказывать об
истинном положении дел.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  Великий Всеблагой Владыка, Шрила Гулта  Махеш  Дор,  избранник  Вселенной,
рожденный  от того, что было рождено раньше и будет рождено в будущем, сидел
и выслушивал предостережения своих жрецов и гуру -- старших жрецов. Он сидел
на золотых подушках трона и склонял свое ухо то к тому, то к этому  рассказу
о  том,  что беспокоит его преданных. Выслушивал сообщения женщин и мужчин о
том, что тот преданный потерялся, а этот был убит. Выслушал предостережения,
пришедшие с Востока. Он выслушал и просьбы отложить -- хотя бы на  один  год
--  свой  грандиозный  план,  о котором он иногда говорил и который, как все
знали, должен был скоро осуществиться.
  Женщины с бритыми головами, и женщины, на головах у которых осталась всего
одна  косичка,  и  женщины  с  рассыпавшимися  по  плечам  пышными  волосами
прижались  лбами  к  мозаичному  полу.  Чарующие  благовония  поднимались из
серебряных чаш, украшенных рубинами. Мозаичный  потолок  был  покрыт  новыми
цветочными узорами.
  И тогда заговорил сам Всеблагой Владыка:
  --  Честно  говоря,  вся  эта  брехня меня не интересует. Хотите знать мое
мнение -- так получайте.
  Писклявый  голос  пятнадцатилетнего  мальчишки  срывался,   круглое   лицо
блестело  от  пота,  жиденькие  усики  едва пробивались над пухлыми детскими
губами.
  --  О  Великий  Избранник,  о  Совершенство,   не   отворачивайте   своего
совершенного  лица  от  нас.  Пусть  Ваше  Совершенство прислушается к нашим
мольбам, -- произнес человек  с  темным  изборожденным  морщинами  лицом  --
человек из племени иллибад, обитавшего в горах.
  Когда-то  он вместе со своими братьями спустился с гор, чтобы служить отцу
Всеблагого Владыки, а теперь служил сыну, ибо разве не несет в себе сын  дух
своего  отца,  и  разве  не  совершенен  этот  дух -- дух направляющий, дух,
дарующий  наслаждение,  зримое  воплощение  той  силы,   которая   позволяет
сообществу преданных жить, процветать и разрастаться. Особенно разрастаться.
  -- Прислушайтесь еще раз, -- сказал этот человек.
  --  Прислушайтесь,  прислушайтесь, прислушайтесь,-- нараспев повторили все
собравшиеся.
  -- Ладно, как там тебя, давай послушаем  еще  раз,  --  сказал  Шрила  Дор
темнокожему  человеку,  имевшему  ранг  гуру.  Сколько Дор себя помнил, этот
старый зануда всегда вертелся под ногами, и Владыке  до  смерти  осточертели
его идиотские советы. -- Давай выкладывай, как там тебя.
  -- Разве не написано, что существует три доказательства нашей истинности?
  --  Послушай,  крошка,  я  командую этим заведением. И нечего мне излагать
азы. Я -- Великий Всеблагой Владыка.
  --  Во-первых,  --  продолжал  гуру,  воздев  руки  над  головой,  --  это
доказательство  бытия.  Есть  то,  что существует. Мы существуем. Это первое
доказательство.
  -- Это доказательство равно годится и для Диснейленда, и для  Тадж-Махала,
-- пробормотал Дор, ни к кому конкретно не обращаясь. Его глаза остановились
па  белой  шее  девушки,  которая  своим письмом заманила сюда этого черного
баптиста, Пауэлла.  Почему  имя  этого  человека  преследует  его?  Из  всех
священников,  побывавших  здесь,  из  всех  людей, с которыми ему доводилось
встречаться, он запомнил имя этого. Он взглянул на шею  девушки  и  вспомнил
преподобного  Пауэлла,  а  потом,  взглянув на контуры юных бедер, обтянутых
розовым сари, подумал, что неплохо бы еще разок переспать с этой -- как  там
ее.
  -- Второе доказательство заключается в том, что из поколения в поколение у
нас всегда был Всеблагой Владыка.
  --  Это доказательство лучше годится для католической церкви, чем для нас,
-- пробормотал Шрила Дор.
  ~ И третье, последнее, абсолютное доказательство состоит  в  том,  что  мы
разрастаемся,  неуклонно  увеличиваемся  в  числе. В дни вашего прадеда была
лишь горсточка просветленных, но их стало больше во времена вашего деда,  во
времена   вашего   отца   была  уже  большая  община,  а  теперь  не  счесть
просветленных по всему свету. Вот доказательства.
  -- Слава Всеблагому Владыке! Пусть славится Он, приносящий мир и  счастье.
Он -- истина, воплощенная в человеке, -- пропела толпа преданных.
  -- Ладно, ладно, -- отмахнулся Шрила Дор.
  --  И  вот  мы просим отложить ваш план всего лишь на год, пока враждебные
нам силы не успокоятся и ничто не будет заслонять от людей свет Сокровенного
Знания, -- заключил гуру.
  -- Если мы будем ждать, пока улетучатся все враждебные силы, придется  нам
сидеть в Патне и сосать пальцы еще в течение жизни целого поколения.
  --  Но  один  из  преданных  был убит весьма неприятным способом. А он был
вооружен.
  -- На фига ему понадобился  пистолет?  Как  я  понимаю,  вооружен  он  был
пистолетом?
  --  Он  был  шерифом. Человек, работавший на одно из многих правительств в
Америке. Просветленный, узревший истинный путь.
  -- Грустно слышать. Мы глубоко скорбим о том, что один  из  наших  братьев
пал  жертвой  насилия.  Но  тем  не  менее  он в своей жизни испытал большее
счастье, чем любой из  непросветленных.  И  будем  благодарны  за  этот  его
краткий миг счастья. Так, проехали.
  -- Беспокоит то, каким образом он был убит, -- стоял на своем жрец.
  -- Перемены в погоде тебя тоже порой беспокоят.
  -- Он был найден с раздробленной шеей.
  -- Он упал.
  -- В ровной пустыне, где нет никаких высоких скал?
  -- Значит, он оступился.
  -- Его шея была раздроблена, а не сломана. Раздроблена, как...
  --  Довольно, -- прервал его Шрила Дор. -- Поговорим без свидетелей. -- Он
хлопнул в ладоши,  встал  с  золотых  подушек  и  вышел  под  громкие  звуки
песнопений. Жрец следовал за ним.
  Когда  они  добрались  до  игровой  комнаты,  Шрила Дор обнаружил, что там
установлен новый игровой автомат с какой-то космической игрой.  Автомат  был
включен, и мелкие светящиеся тачки плясали по экрану.
  -- Так вот. Если я сказал тебе однажды -- считай, что я сказал тебе тысячу
раз:  чтобы  в  присутствии  преданных  такие  разговоры не велись. Зачем им
слушать страшные истории?
  -- Но, Великий...
  -- Заткнись. Наш бизнес -- это счастье людей. Так или нет?
  -- Но...
  -- Да или нет?
  -- Да, мы даруем людям то счастье, для которого они рождены.
  -- Итак, если мы даруем счастье, зачем ты  пугаешь  наших  прихожан  этими
страшными рассказами?
  -- Но мы в опасности.
  Шрила  завел  автомат  на  полную мощность и послал светящуюся точку через
экран, сквозь все хитросплетения лабиринтов на  экране.  Наверху  загорелось
табло: победа.
  --  Если  двигаться  быстро,  то  пройдешь  через  все препятствия целым и
невредимым. А если двигаться медленно... -- Шрила повел  точку  осторожно  и
медленно,  и она тут же столкнулась с препятствием и отлетела в угол экрана.
На табло высветилась надпись "крушение".
  -- Я слышал рассказы о людях, которые могут раздробить шею голыми  руками,
-- сказал жрец.
  --  Может,  у  них  было  какое-то  техническое устройство, -- предположил
Шрила.
  -- Никакой техники. Вокруг тела были только следы ног.
  -- Ну, значит, они это сделали голыми руками. Сколько они стоят? Может, мы
сумеем купить их даже дешевле, чем наших министров в Дели.
  -- Их так и не нашли. Меня это пугает. Ибо я  знаю,  что  люди,  способные
совершить такое, уже бывали в Индии раньше, сотни лет тому назад. Я полагаю,
это  было  еще  до  того,  как  ваш прадед достиг просветления. Наш народ не
всегда  ютился  в  труднодоступных  горах.  Некогда  племя  иллибад  жило  и
процветало  в  долине. Мы служили при дворе Великого Могола, и один из наших
вождей подумал: почему мы, составляющие силу и могущество императора, почему
мы, отдающие свою жизнь за императора, почему мы -- опора власти императора,
почему мы должны подбирать крошки с  императорского  стола,  хотя  могли  бы
вдоволь наесться самых изысканных яств?
  -- Ты так никогда не дойдешь до сути, -- раздраженно заметил Шрила.
  --  И вот, наши предки решили в ночь великого празднества убить императора
и его сыновей и забрать себе его пищу и женщин, все его богатство и  власть.
Но  той  самой  ночью  наш  вождь умер. Он был найден в своем шатре, который
охраняли  преданные  слуги,  и  шея  у  него  была  не  просто  сломана,  но
раздроблена.  И  тогда  новый  вождь стал во главе племени и решил совершить
задуманное на следующую ночь. Но на следующую ночь его тоже нашли мертвым, а
вместо шеи у него было просто покрытое кожей крошево.
  -- Быстрей, быстрей, давай к сути.
  -- И третий вождь...
  -- Ну да, да, да! И с его шеей было то же. Дальше.
  -- Дальше Великий Могол позвал людей нашего племени к  себе  во  дворец  и
выстроил  нас  рядами.  И  он  сказал  нам, что нам только кажется, будто мы
воины, а на самом деле мы -- просто младенцы, которым в руки попали мечи.  И
он  велел  воину,  лучше  всех  владеющему мечом, выйти из строя. И он велел
воину, лучше всех владеющему пикой,  выйти  из  строя.  И  он  велел  самому
могучему  силачу  выйти  из  строя.  И  он  сказал  нам: "В отсутствие тигра
обезьяна думает, что может стать царем. Вот перед вами тигр", -- сказал  он.
И  все  увидели  человека с Востока, желтого человека. И император пообещал,
что если хоть  кому-нибудь  из  наших  лучших  воинов  удастся  убить  этого
человека, он получит и земли, и женщин, и все богатства императора.
  -- Ну, и у них ничего не вышло, продолжай, -- нетерпеливо сказал Шрила.
  --  Да,  но  как все это было! У воина, вооруженного мечом, были отрублены
руки. У воина, вооруженного пикой, были  выколоты  глаза,  а  у  силача  был
сломан позвоночник -- так быстро двигались руки этого желтолицего, что никто
из моих предков даже и не заметил, как все это произошло. А потом он подошел
к каждому из трех мертвых тел и одним движением -- таким незаметным, что оно
казалось  просто  легким прикосновением, -- раздробил шеи. И тогда император
сказал, что вот перед нами тигр, а раз мы обезьяны, то  и  должны  убираться
туда, где живут обезьяны, -- в горы. И если кто-нибудь из нас останется, ему
придется  встретиться лицом к лицу с Великим Мастером. Великий Мастер -- так
император именовал этого желтолицого. И он добавил,  что  если  когда-нибудь
кто-то из людей нашего племени вернется на равнину, ему снова придется иметь
дело  с  Мастером. Вот таков этот рассказ, и с той поры, о Великий, я ничего
не слыхал о людях, которые убивают таким образом, пока мне не рассказали про
одного из преданных, убитого в Америке, в штате Нью-Мексико.
  -- Ну и в чем проблема?
  -- Проблема в том, о Совершенный, что в тот день, когда умер черный  слуга
Божий,  земля  затряслась,  и  теперь я опасаюсь того, что может нагрянуть с
Востока.
  -- Ты боишься какого-то китайца, так?
  -- Кого-то с Востока.
  -- А скажи мне, как там тебя, каким же образом вы спустились с  гор?  Ведь
насколько я понимаю, большая часть твоих соплеменников все еще живет там.
  -- Я служил вашему отцу, о Бесценный.
  -- Ну да, но почему? Почему ты осмелился спуститься с гор?
  --  Потому что ваш отец освободил меня. Он был сама Истина, и он освободил
меня, и я и многие мои братья нашли в  себе  мужество  спуститься  с  гор  и
поселиться  в Патне. Мы -- единственные из племени иллибад, кто осмеливается
носить серебряную полоску на лбу, живя на равнине.
  -- Ну что ж, мой отец был хорош, но я лучше. А если бы я был  недостаточно
хорош,  то  вы не чувствовали бы себя в безопасности. А посему возвращайся к
работе  и  проследи,  чтобы  эти  баптистские  священники   были   постоянно
счастливы.
  --  Душа  моя  не  знает страха, о Совершенный, но все же у меня сосет под
ложечкой.
  -- У вашего императора был первоклассный телохранитель, который  справился
с  целым  племенем. Что ж, нам придется купить собственных телохранителей. О
чем горевать и печалиться? Мы наймем убийц,  и  они  защитят  нас  от  вашей
идиотской легенды.
  -- Я сам займусь поисками подходящих людей.
  --  Ничего  подобного  ты  не  сделаешь.  Тебе и твоим братьям я не доверю
купить даже жевательную резинку. Я сам сделаю это.
  -- Но, Совершенство, покупка услуг наемных убийц запрещена законом во всех
странах Запада.
  -- Здесь у нас тоже.
  -- Но ведь законы Индии -- лишь благие пожелания, а в тех далеких  странах
это  -- строгие и четкие правила. И слугам закона там безразлично, кто ты --
святой или неприкасаемый.
  И тогда Шрила Гупта Махеш Дор отдал приказ своему подданному:
  -- Исчезни и на этот раз не завали  всю  подготовительную  работу.  Аренда
стадиона  "Кезар"  стоит  уйму  денег. И смотри, не заиграйся с баптистскими
священниками. Ты уже одного убил.
  -- У нас есть другие, о Всеблагой Владыка.
  -- Да, жалкие полдюжины.
  -- Со многими из них было трудно справиться.
  -- Если ты туп, как задница, то тебе любое дело покажется трудным.
  -- К сожалению, должен сообщить, что еще один из них умирает.
  -- Черт! -- выругался Шрила Дор. -- Все приходится делать самому.
  И вот он спустился в лазарет, и жрец-охранник у массивной окованной  двери
склонился  в поклоне, пропуская его, и Шрила коротко побеседовал с каждым из
баптистских священников. Он обменялся с ними лишь  несколькими  словами,  но
смысл  их  неизменно сводился к одному: священники сделали правильный выбор.
Разве не Бог, которому они поклонялись, создал их тела?
  Разве их тела лгут им? Разве они думают, что Бог  хочет,  чтобы  они  были
несчастливы? И кроме того, кто привел их сюда, если не воля их Бога?
  А  того  священника,  который  находился  при  смерти,  Всеблагой  Владыка
спросил, зачем он это сделал. Зачем он отказался от наслаждения жизнью?
  -- Твой путь -- это смерть, -- еле слышно выговорил этот человек. Бледное,
осунувшееся лицо, красные глаза,  белые  волосы  разметались  по  больничной
подушке.
  Шрила  Дор жестом велел сиделкам удалиться. Он откинул светло-серое одеяло
с эмблемой Миссии Небесного Блаженства и  увидел,  что  наручники  и  ножные
кандалы  до  сих  пор  не сняты. Этот человек был здесь уже неделю и все еще
проходил первую стадию. Дор знал, что человеческое тело не  может  выдержать
первую  стадию  в  течение  этого  срока. Под красными глазами уже появились
глубокие темные впадины. Пальцами он ощупал грудь умирающего. Сердце  билось
очень слабо.
  -- Ты умираешь, -- сказал Дор.
  -- Я знаю, -- ответил священник.
  --  Скажи  мне,  почему  ты  сопротивлялся своему телу? Что заставило тебя
совершить такую глупость? Другие не стали сопротивляться.
  -- Я знаю.
  -- А что же ты?
  -- Я прошел через это раньше.
  -- Ты бывал в Патне раньше? -- удивился Дор.
  --  Нет.  Наркотики.  Когда-то  я  сам  этим  занимался.  Я  был  шулером,
взломщиком,  сутенером,  убийцей  и вором. Самым падшим из падших. И я знаю,
что значит -- посадить на иглу. Я сам таким  образом  отправлял  девочек  на
панель.  Секс  и  игла -- и они твои, и чем дольше они остаются с тобой, тем
сильнее это входит у них в привычку, и потом уже можно обойтись без иглы.
  -- Я не знал, что это столь распространено. Интересно. Я  думал,  что  эту
формулу изобрел мой прадед.
  -- Сатана не вчера явился в этот мир.
  --  Да,  но это комплексный подход. Лишить человека его собственного "я" и
подставить на его место новое "я" по своему желанию.
  -- Старье.
  -- Да, но мы пользуемся не героином. У нас целый набор -- просто  симфония
разных препаратов, и плюс к этому -- воздействие словом.
  -- Героин, алкоголь, травка, даже сигарета, если человек достаточно сильно
в этом  нуждается.  Все  что  угодно.  Даже  еда, если ваш клиент достаточно
голоден. Старье, дружище.
  -- Так почему же ты не поддался?
  -- Иисус.
  -- Вот уж старье, -- фыркнул Шрила Дор.
  -- Он вечно юн и нов, и я скоро встречусь с ним.
  Круглоликий юноша почесал в затылке, задумался, а потом произнес --  очень
медленно, взвешивая каждое слово:
  -- Разве ты не знаешь, что мы даруем умиротворение тысячам душ? И даже без
наркотиков.  Тысячам.  Наркотики -- это для особых случаев, для тех, от кого
нам нужно что-то особенное.
  -- Вы даруете ложное умиротворение.
  -- С вами, раскаявшимися преступниками, совершенно невозможно иметь дело.
  -- Благословен будь Владыка наш!
  -- Спасибо, -- рассеянно отозвался Шрила Дор и лишь потом  сообразил,  что
не он имеется в виду...
  --  Вот  что  я  тебе  скажу,  -- задумчиво произнес Всеблагой Владыка. --
Помоему, я могу спасти твое тело. Давай заключим соглашение.
  -- Никаких соглашений, -- отрезал умирающий Веки его начали дергаться.
  Дор понял, что конец близок.
  -- Я дам тебе все что захочешь, если ты порекомендуешь  мне  какого-нибудь
мокрушника.
  -- Кого?
  -- Профессионального убийцу.
  --  Нет,  я  отошел  от  прежней  жизни. Я больше не имею дела с подобными
людьми.
  -- Слушай меня. У меня здесь еще пять баптистских священников.  Пятеро.  Я
отпущу  одного  из  них,  если  ты назовешь мне хорошего убийцу. Хорошего, я
подчеркиваю это. Большинство из них  ужасно  непрофессиональны.  Назови  мне
хорошего профессионала, и я верну твоему Богу одного из его людей. Ну как? Я
гарантирую  тебе  возвращение  одного христианина за жизнь человека, который
скорее всего язычник. Может быть даже, это католик или  иудей.  Ты  ведь  их
ненавидишь, не так ли?
  -- Нет.
  -- Я думал, вы все друг друга ненавидите.
  -- Нет.
  --  Чего в этом мире избыток, так это неверной информации. Ну так как? Даю
двоих. Я готов даже отпустить троих. Меньше я не могу себе оставить.
  -- Всех.
  -- Хорошо. Всех.
  -- Освободи их от своего греховного воздействия, и я -- Господь да простит
мне это! -- назову тебе имя наемного убийцы.
  -- Решено. Клянусь тебе всем, что свято для меня. Слово Шрилы Гупты Махеша
Дора, Совершенства на Земле, Великого Всеблагого Владыки. Слово мое  крепко.
Где я найду этого парня?
  Умирающий  пастор  назвал реку Миссисипи. По берегам этой реки -- вверх по
течению от Нового Орлеана -- есть много маленьких городов. Некоторые из  них
были  основаны  французами.  В  одном из этих городов жило семейство Де Шеф,
сейчас они носят фамилию Хант. От отца к  сыну  в  этой  семье  передавалось
искусство  наемных  убийц.  Это  самые  меткие  стрелки  в мире. Но это было
двадцать  пять  лет  назад.  Священник  не  знал,  занимаются  ли  они  этим
по-прежнему.
  --  Кто  хоть  раз  ввязался  в  подобные  дела, тот уже никогда с этим не
развяжется, -- изрек Шрила Дор. -- Повтори имя.
  -- Де Шеф или Хант.
  -- Как далеко вверх по реке от Нового Орлеана? Я спрашиваю, как далеко?
  Дор положил руку пастору на грудь. Биения сердца он не ощутил. Он прижался
к бледной груди ухом и почувствовал, что она уже остыла. И больше ничего. Он
быстро наклонился к изножию кровати и глянул на ленту электрокардиограммы --
прямая линия. Рядом лежала шариковая ручка. Шрила Дор второпях записал  имя.
Де Шеф.
  Он  оторвал  клочок  бумаги  с именем от ленты кардиограммы и направился к
двери. За дверью, в  коридоре,  его  поджидал  один  из  бывших  баптистских
священников.
  --  О  Всеблагой Владыка, я слышал, как вы обещали отправить меня назад, к
моей прежней жизни. Пожалуйста, не  делайте  этого.  Я  здесь  обрел  Высшую
Истину
  -- С чего ты взял, что я тебя отсюда вышибу?
  -- Из-за обещания, которое вы дали непросветленному брату.
  -- А, этому покойнику. Там, в комнате, да?
  -- Да, вы поклялись всем, что для вас свято.
  -- Я свят для себя. Ты свят для меня. Мы святы для нас. Этот кусок тухлого
мяса  не  был  просветленным,  а  значит,  он  не свят. И незачем осквернять
святое, связывая его с нечестивым. А значит, с самого начала я себя ничем не
связал.
  -- О, да будет благословенна ваша  Вечная  Истина!  --  воскликнул  бывший
баптистский  священник  и  покрыл  ступни  Дора поцелуями, что было нелегкой
задачей, так как Всеблагой Владыка тем  временем  быстро  шел  по  коридору.
Очень быстро. Приходится передвигаться быстро, а то все эти преданные просто
зальют ноги своей липкой слюной.
  --  Что  у нас в Новом Орлеане? -- спросил Великий Владыка одного из своих
старших жрецов. -- У нас должно там быть отделение. Это крупнейший  торговый
район. Я его хорошо знаю.

ГЛАВА ПЯТАЯ

  Миссия  Небесного  Блаженства  на  Лорки-стрит  в Сан-Диего смотрелась как
умытое лицо среди грязных задниц. Стекла окон были до блеска  вымыты,  стены
свежевыбелены.   А   вокруг  --  покосившиеся  ветхие  фанерные  домишки  на
деревянных каркасах, серые, ободранные, как голые трупы, ждущие  погребения.
Пыльная  трава  росла  на  Лорки-стрит  --  жалкие  остатки  того,  что было
ухоженными лужайками, прежде чем  этот  район  пал  жертвой  новой  жилищной
политики властей, которая заключалась в том, чтобы помогать приобретать дома
людям,  не  имеющим  ни наличных, ни возможности в будущем регулярно вносить
установленную плату. "Покупатели" жили в доме год или меньше, не вкладывая в
него ни копейки, а потом съезжали, оставив счета неоплаченными и обветшавшие
дома пустыми.
  Римо взглянул на улицу, залитую ярким полуденным солнцем, и вздохнул.
  -- Я уезжал во Вьетнам из этого города. Моя девушка жила на этой улице.  Я
помню  ее.  Когда-то  здесь было красиво. Я воображал, что воюю за то, чтобы
когда-нибудь купить себе дом на этой или на другой такой же улице.  Я  много
чего воображал в те времена.
  --  Ты  хочешь  сказать,  что  какая-то  девушка готова была встречаться с
таким, каким ты был, когда я тебя нашел? -- спросил Чиун.
  -- Я был довольно привлекательным на вид парнем.
  -- Привлекательным для кого?
  Для девушек, -- сказал Римо.
  -- Ага, -- отозвался Чиун.
  -- А что, почему ты спрашиваешь?
  --  Да  мне  просто  было  интересно   знать,   что   американцы   считают
привлекательным. Я расскажу об этом в Синанджу, когда мы туда вернемся. А мы
туда вернемся -- это обещание императора, а обещания императора -- святы.
  --  Ты  мне  никогда  этого  не  говорил.  Ты всегда говорил, что то, чего
император не знает о тебе, всегда идет тебе на пользу.
  -- Кроме тех случаев, --  сказал  Чиун,  --  когда  это  --  приказ.  Смит
приказал, чтобы мы ехали в Синанджу.
  --  Мы  загрузимся в подлодку завтра утром. Я обещаю. Я просто хочу коечто
прояснить для себя. Прежде чем мы  отправимся  в  Патну,  я  хочу  выяснить,
нельзя ли покончить с этим делом прямо тут, в Штатах.
  --  А  если  это займет долгие дни и недели? -- спросил Чиун. -- Я остался
без багажа, без моего любимого ящика, который показывает волшебные картинки.
Я тут, как нищий бродяга.
  -- Четырнадцать сундуков с твоими пожитками и телевизор уже  погружены  на
подводную лодку.
  --  Да,  но  пока мы не окажемся на борту подводной лодки, у меня нет всех
этих необходимых вещей, которые делают  жизнь  не  столь  непереносимой  для
усталого человека, изнывающего в тоске по родине. Сколько лет прошло!
  -- И с каких пор ты изнываешь?
  --  Это  всегда  очень  утомительно  --  пытаться  просветить непробиваемо
невежественного человека. Тебе нечего гордиться своим триумфом.
  Раздался кашляющий рев моторов, и  группа  негров  в  отливающих  серебром
куртках  с нарисованными на них черепами влетела на мотоциклах на Лоркистрит
и с угрожающим видом закружилась по мостовой вокруг  Римо  и  Чиуна.  Обычно
такого  простого  маневра  было  достаточно, чтобы старик попытался сбежать,
спасая свою шкуру, а тот, который помоложе, запутался в  собственных  ногах.
"Черные  Черепа"  ловко умели это делать. У них это называлось -- "разделать
белую вонючку", и не проходило недели, чтобы кому-- то из  мотоциклистов  нс
удалось  "собрать  косточки"  -- это означало заставить какого-нибудь белого
сломать ногу или руку. Со стариками "сбор костей" обычно проходил  успешнее,
так как кости у них были более хрупкие, чем у молодых.
  Последнее  лето выдалось для "Черных Черепов" особенно урожайным на кости,
чему способствовала новая доктрина полиции по поводу межобщинных  отношений,
согласно  которой, вместо того чтобы арестовать мотоциклистов по обвинению в
нанесении телесных повреждений, их приглашали на беседу  о  том,  что  такое
белый расизм и каким образом полиции Сан-Диего следует с ним бороться. Ответ
неизменно оставался один и тот же: "Отвалите, ребята!".
  Итак,  не  тронутые  полицией  "Черные  Черепа" собрали этим летом богатый
урожай  костей.  Разумеется,  не  в  итальянских  кварталах  --  старомодное
отношение  этой публики к расовым проблемам привело "Черепов" к единодушному
решению не связываться с макаронниками. Иногда "Черные Черепа" обращали свое
внимание и па негров, но только в тех случаях, если день выдался неурожайным
на белые косточки.
  На этот раз замыкающий в  шеренге  мотоциклистов  оглянулся  назад,  чтобы
посмотреть,  удалось ли ему "разделать" бородатого старика в странном желтом
халате и белого хлыща в легких серых брюках  и  синей  водолазке.  Казалось,
мотоциклисты  не  произвели  на  них ни малейшего впечатления, и тогда Вилли
"Миляга" Джонсон и Мухаммед Креншоу велели своим  товарищам  развернуться  и
предпринять новый штурм.
  Теперь   Вилли  "Миляга"  Джонсон,  которого  школьная  система  Сан-Диего
признала своим самым крупным провалом -- последняя его учительница не смогла
научить его читать, возможно, отчасти потому,  что  как  раз  в  этот  самый
момент  Миляга ее насиловал, и названия букв алфавита недостаточно отчетливо
слетали с ее разбитых в кровь губ, -- так вот, теперь  Миляга  избрал  самый
верный  путь.  Направление  --  в  живот белого помоложе. Но он промахнулся.
Белая вонючка был прямо перед блестящим хромированным рулем, а потом куда-то
исчез.
  -- Ты видел, как этот парень отскочил? -- спросил Миляга, делая поворот на
другом конце улицы.
  -- Я целил в желтого, -- ответил Мухаммед Крен-шоу. -- Но он еще там.
  -- На этот раз они от нас не уйдут, -- завопил Миляга.
  -- Во имя Аллаха! -- завопил Мухаммед Крен-шоу.
  -- Ага, во имя Аллаха и его долбаной мамочки! -- заорал Миляга, и  четверо
мотоциклистов с ревом двинулись на двух пешеходов.
  Римо  заметил,  что  мотоциклисты  возвращаются.  --  Я скажу тебе правду,
папочка. Я тоже хочу повидать Синанджу. Я знаю, что я лучший из  всех  твоих
учеников, и я хочу посмотреть на молодых парней из Синанджу.
  --  Ты  стал что-то мало-мальски из себя представлять только потому, что я
согласился уделить тебе дополнительное время, -- заявил Чиун.
  -- Не имеет значения, -- отозвался Римо. -- Все равно  я  лучше  всех.  Я.
Белый. Бледнолицый. Я.
  Не  оборачиваясь,  Римо сдернул с седла первого мотоциклиста и оставил его
висеть в воздухе. Чиун достиг чуть лучших результатов.  Он  позволил  своему
мотоциклисту  ехать  дальше,  но только в пластиковом щитке, закрывавшем его
лицо, произошли небольшие изменения. Там  появилось  отверстие  диаметром  в
палец.  И  такое  же  отверстие появилось во лбу под щитком. Из него потекла
красная жидкость, а  мотоциклист,  которому  вдруг  все  стало  безразлично,
благодушно  врезался  в  пожарный  гидрант,  где  отделился от своей машины,
плавно влетел в кучу гниющего мусора и очень удачно в нее вписался.
  Мотоциклист в руках Римо визжал и лягался. Римо держал его за шею.  Миляга
пытался дотянуться до кармана куртки, там у него был револьвер. К сожалению,
Миляга  уже  стал  непригоден  к  военной  службе. Его правая рука кончалась
окровавленным запястьем.
  Двое  других  мотоциклистов,  полагая,  что  Мухаммед   Креншоу,   лежащий
вперемешку  с  прочим мусором, наткнулся на кочку и потерял управление, и не
зная  точно,  слез  ли  Миляга  с  мотоцикла  по  своей  воле,  чтобы  лично
разобраться  с  белой  вонючкой,  или  его  сдернули, продолжали путь к этой
странной парочке, спокойно стоявшей посередине улицы.
  Римо взял Милягу за щиколотки, раскрутил в воздухе и швырнул  упакованного
в  кожу  парня по изящной, плавной траектории, которая неизбежно должна была
пересечься с быстро приближающимися мотоциклами. Чиун не двигался и даже  не
желал  замечать  Римо.  Он не хотел иметь ничего общего с человеком, который
был настолько самонадеян, что полагал, будто он хороший ученик.
  Громко крякнув. Миляга вышиб обоих мотоциклистов из седел.
  -- Три ноль, -- сказал Римо, но Чиун даже не обернулся. Шлем Миляги  резво
скакал по сточной канавке.
  Один  из мотоциклистов лежал плашмя на мостовой, другой безуспешно пытался
встать на колени. Один из мотоциклов бестолково  кружил  по  улице,  окончив
свой  путь  у двери одного из заброшенных домов. Другой опрокинулся и заглох
неподалеку, горючее из пробитого топливного  бака  стекало  в  канаву.  Римо
обнаружил, что у парня, сыпавшего роль биты, была буйная копна волос в стиле
"афро", размером вдвое больше мотоциклетного шлема.
  --  Привет,  --  сказал Римо, глядя сверху вниз на прическу. -- Меня зовут
Римо. А тебя?
  -- Тву мать! -- выговорил Миляга.
  -- Кто тебя послал, Твумать?
  -- Никто меня не посылал, парень.  Убери  свои  грязные  руки  и  пошел  в
задницу!
  --  Давай  сыграем  в  школу,  -- предложил Римо. -- Я задаю вопросы, а ты
отвечаешь с милой, приветливой улыбкой. Ладненько?
  -- Тву мать!
  Держа мотоциклиста вниз головой, Римо отнес  его  к  пробитому  топливному
баку  и  несколько раз окунул пышную копну волос в темную жидкость. Затем он
таким же образом отнес свою поклажу к тому из мотоциклистов, который пытался
встать на ноги.
  -- Огоньку не найдется? -- спросил Римо.
  Парень вытащил было складной нож из кармана куртки, но Римо носком ботинка
выбил его из рук.
  -- Еще три очка, -- сказал Римо, вошедший во вкус спортивной)  состязания.
--  Гол с игры. -- И та же самая нога, возвращаясь назад, по пути расплющила
парню ухо. -- Это чтобы ты  лучше  слышал,  --  сказал  Римо.  --  Я  просил
огоньку.
  -- Не давай ему спичек! У меня волосы в бензине.
  -- Пшел ты, тву мать! -- сказал мотоциклист с окровавленным ухом.
  -- Это ты мне? -- поинтересовался Римо.
  -- Не-а, ниггеру. Миляге, -- ответил тот и чиркнул спичкой.
  Римо поднял Милягу повыше. Волосы вспыхнули, как факел.
  -- Кто тебя послал? -- спросил Римо.
  -- "А" -- арбуз, "Б" -- барабан, "В" -- воробей! -- закричал Миляга.
  -- О чем это он? -- удивился Римо.
  --  Школа.  Он  учит  алфавит,  чтобы  получить диплом учителя. Не захотел
кончать простую школу для черных. Там не надо считать, или писать, или знать
алфавит.
  -- А-а-а-а! -- вопил Миляга, но тут мозг его перестал функционировать. Что
было и к лучшему. Он все равно так никогда и не дошел до "Ж -- жук", даже  в
старших классах школы.
  Римо отпустил ноги.
  -- Ну а ты, мой друг, кто послал тебя?
  -- Никто не послал. Мы так развлекаемся.
  --  Ты  хочешь  сказать,  что  вы  готовы убивать, даже если вам за это не
заплатят?
  -- Мы просто развлекаемся.
  -- Ваши развлечения помешали нашему разговору. Это ты знаешь?
  -- Простите.
  -- "Простите" -- этого недостаточно. Нельзя мешать людям разговаривать  на
улице. Это нехорошо.
  -- Я буду вести себя хорошо.
  -- Уж постарайся. А теперь забери отсюда своих друзей.
  -- Они мертвые.
  --  Ну  тогда  похорони  их  или еще что, -- сказал Римо, перешагнул через
обугленную голову еще дергающегося Миляги и  подошел  к  Чиуну,  невозмутимо
стоявшему на тротуаре.
  -- Неряшливо, -- произнес Чиун.
  -- Я был на улице. Пришлось работать с подручными средствами.
  -- Неряшливо, небрежно и неаккуратно.
  --   Мне  надо  было  удостовериться,  что  они  не  из  Миссии  Небесного
Блаженства.
  -- Разумеется. Резвись на улицах. Посещай святые места.  Все  что  угодно,
лишь  бы  не  дать своему благодетелю поехать на родину. Даже твой император
приказывает тебе это, но нет -- ты должен играть в свои игрушки.  И  почему,
спрашиваю  я  себя, почему человек, которому я дал так много, отказывает мне
-- и в чем? В скромной поездке в родные места?  Почему,  спрашиваю  я  себя.
Почему?  Где  я  допустил  ошибку в процессе обучения? Возможно ли, что вина
лежит на мне?
  -- Мне некогда ждать ответа, -- сказал  Римо.  Он  стоял  перед  массивной
деревянной дверью с крохотным глазком посередине. Римо постучал.
  --  Неужели  я  ошибся, спрашиваю я себя. И, будучи скрупулезно честным по
отношению к самому себе, я отвечаю: нет, все, что я тебе дал, было правильно
и безупречно. Я сотворил чудеса, работая над тобой. Это я вынужден признать.
Но тогда почему мой ученик все еще поступает не так, как должно? Почему  мой
ученик  отказывает  мне  в  маленькой  и  очень  скромной просьбе? И, будучи
строгим и беспощадно критичным к самому себе, я вынужден  сделать  следующий
вывод: Римо, ты жесток. У тебя садистские наклонности.
  -- Ты здорово умеешь надрывать себе душу, папочка, -- заметил Римо.
  В глазке показался чей-то глаз, и дверь отворилась.
  --  Быстрее  заходите,  --  сказала девушка в розовой шали и с веснушками.
Шаль сливалась с чистым изящным  сари.  На  лбу  у  девушки  была  начерчена
серебристая полоска.
  Чиун внимательно посмотрел на полоску, но ничего не сказал.
  -- Быстрее, мотоциклисты снова носятся по улицам.
  -- Парни в кожаных куртках? -- спросил Римо.
  -- Да.
  --  Можете  о  них  не  беспокоиться,  --  Римо  показал  на единственного
оставшегося  в  живых  мотоциклиста,  складывающего  товарищей  штабелем  на
тротуаре.
  --  Слава Великому Всеблагому Владыке! Он показал нам истинный путь. Идите
все сюда, смотрите -- мы спасены!
  Вокруг девушки сгрудились новые лица -- некоторые с  серебристой  полоской
на лбу, другие -- без. Чиун внимательно смотрел на каждую полоску.
  --  Всеблагой  Владыка всегда указывает истинный путь, -- сказала девушка.
-- И пусть смолкнет дух сомнения.
  -- Это я сделал, а не Всеблагой Владыка, -- заявил Римо.
  -- Вы действовали по его воле. Вы были всего лишь инструментом.  О,  слава
Всеблагому  Владыке!  Он  снова  явил  нам  свою  правду. Многие высказывали
опасения,  когда  мы  покупали  этот  дом.  Многие   говорили,   что   район
небезопасен,  но  Всеблагой  Владыка  сказал,  что  мы  должны  купить такую
обитель, какую позволяют наши кошельки, -- неважно, где она находится. И  он
оказался прав. Он всегда прав!. Он всегда был прав, и он всегда будет прав.
  -- Можно нам войти? -- спросил Римо.
  -- Входите. Вас послал Всеблагой Владыка.
  --  Я подумывал о том, не вступить ли мне в ваше общество, -- сказал Римо.
-- Я пришел выяснить, что вы из себя представляете.  У  вас  ведь  тут  есть
главный жрец, не так ли?
  -- Я гуру, настоятель Миссии в Сан-Диего, -- раздался голос с лестницы. --
Вы -- те самые люди, которые очистили улицу, верно?
  -- Верно, -- ответил Римо.
  --  Я  готов  поговорить  с  вами  и  попытаться наставить на путь истины.
Единственное, что от вас требуется,  --  это  возвыситься  над  собственными
сомнениями.
  -- У нас скоро начнутся занятия для новообращенных, -- напомнила девушка.
  --  Я  сам проведу с ними отдельное вводное занятие. Они заслужили его, --
возразил голос.
  -- Как пожелаете, -- низко поклонилась девушка.
  Римо и Чиун  поднялись  по  лестнице.  Человек  с  лицом,  являвшим  собой
свидетельство  поражения  в  затяжной  борьбе с угрями, легким кивком головы
приветствовал их. Он тоже был облачен в розовое одеяние. Волосы у него  надо
лбом  были  выбриты.  На  ногах  -- сандалии, а запах от него шел такой, как
будто его только что выкупали в благовониях.
  -- Я настоятель. Я был в Патне, чтобы воочию  увидеть  совершенство.  Есть
совершенство  на Земле, но западное сознание восстает против этой мысли. Сам
факт вашего  прихода  сюда  доказывает,  что  вы  признаете  за  собой  этот
недостаток. Я спрашиваю вас: против чего вы бунтуете?
  Чиун   не   ответил  --  он  неотрывно  смотрел  на  серебристую  полоску,
пересекавшую лоб жреца. Римо слегка пожал плечами.
  -- Сдаюсь, -- произнес он.
  Они проследовали за жрецом в комнату со  сводчатым  потолком  из  розового
пластика.  С  потолка  спускалась  массивная  золотая  цепь, а на ней висело
четырехстороннее   изображение   пухлолицего   индийского   юноши   с   едва
пробивающимися усиками.
  В  углу  комнаты  грудой лежали подушки. Мягкий ворсистый ковер со сложным
красно-желтым рисунком покрывал пол. Жрец продолжал:
  -- Во всяком бунте есть противодействие частей -- как минимум,  двух.  Они
наносят  вред друг другу. Любой человек, который не верит, что может достичь
внутреннего  единства,  любой  человек,  который  пытается  бороться  против
собственных  страстей,  поражен  бунтарским духом. Как вы думаете, почему вы
подвержены страстям?
  -- Потому что он белый, как и ты, -- заявил Чиун. -- Все знают, что  белые
люди  не  способны  обуздывать  свои страсти и к тому же во глубине души они
неизлечимо жестоки, особенно по отношению к своим благодетелям.
  -- Все люди подвержены одним и тем же страстям, -- сказал  прыщавый  жрец,
усаживаясь  под  портретом  толстого мальчишки. -- Все люди одинаковы, кроме
одного.
  -- Мусор, -- заявил Чиун. -- Словесный мусор белого человека.
  -- Зачем же вы сюда пришли? -- удивился жрец.
  -- Я здесь потому, что я здесь. Вот тебе действительно истинное  единство,
-- ответил Чиун.
  -- Ага, -- обрадовался жрец. -- Значит, вы понимаете.
  -- Я понимаю, что в бухте Сан-Диего весьма благоприятные приливы и отливы,
но  очень  трудно  подплыть  на  подводной  лодке сюда, на второй этаж этого
здания.
  --  Говорите  со  мной,  --  обратился  к  жрецу  Римо.  --  Это  я   хочу
присоединиться.
  --  Все  мы  созданы  совершенными,  --  сказал  жрец.  --  Но нас обучили
несовершенству.
  -- Если бы это было так, -- заметил Чиун, -- тогда грудные  дети  были  бы
самыми мудрыми из нас. А на самом деле -- они самые беспомощные.
  -- Их учат не тому, чему надо, -- заявил жрец.
  --  Их учат искусству выживания. Некоторые учатся этому лучше, чем другие.
Их вовсе не учат невежеству, как ты утверждаешь. И все те  страсти,  которые
ты  называешь святыми, -- это лишь основные пружины выживания. Когда мужчина
берет себе женщину -- это  выживание  племени.  Когда  человек  ест  --  это
выживание  тела. Когда человек напуган -- это выживание человека. Страсти --
это первый уровень выживания. Сознание -- это  высший  уровень.  Дисциплина,
если  правильно ей следовать, помогает самосовершенствованию. Это долго, это
трудно, и если делать это должным образом, то человек  начинает  чувствовать
себя  маленьким  и  ничтожным. Так мы растем. И никогда еще не было короткой
дороги ни к чему стоящему.
  Так говорил Великий Мастер Синанджу, так излагал  он  истину  и  при  этом
неотрывно смотрел на серебристую полоску.
  Римо  растерянно  моргал, взирая на Чиуна. Он уже слышал это раньше, и это
входило в программу его многолетней подготовки. Он знал это так  же  хорошо,
как  знал  самого  себя.  Удивляло  его  то,  что  Чиун тратит силы и время,
объясняя все это постороннему человеку.
  -- Я читаю удивление на твоем лице,-- обратился Чиун к Римо. --  Я  говорю
все это ради тебя. Просто чтобы ты не забыл.
  -- Ты, наверное, думаешь, что я полный идиот, папочка.
  --  Я знаю, что судно, которое отвезет нас в Синанджу, ждет в гавани, а мы
сидим здесь, вот с этим.
  Тонкая рука изящно указала на жреца. Тот вздохнул.
  -- Ваш путь -- это  боль  при  каждом  маленьком  шаге  и  мелкие,  трудно
достающиеся  победы над своим собственным телом, -- сказал жрец. -- Мой путь
-- это мгновенное подлинное просветление, которое подтвердят даже ваши тела.
У нас есть три  доказательства  нашей  правоты.  Первое.  Великий  Всеблагой
Владыка  существует  --  следовательно,  он  есть. Он есть реальность. Мы не
просим вас признавать ничего несуществующего. Второе. Он через своих предков
существовал много лет. Следовательно, это не  просто  одна  из  бесконечного
множества  мимолетных  реальностей.  И  третье,  конечное доказательство: он
растет. Как бесконечная Вселенная, так и мы разрастаемся с каждым годом и  с
каждым днем. Вот таковы наши три доказательства.
  -- Они очень хорошо годятся и для загрязнения атмосферы, -- заметил Римо.
  Чиун хранил гордое молчание. Тратить слова на пустые разговоры с человеком
в розовом больше не было необходимости.
  --  Есть  чистое  озеро  изначальной  и  вечной  истины,  но ваше сознание
затуманено, и вы не можете увидеть его. Это потому, что вас учили  не  тому,
чему  надо. А мы просто-напросто, благодаря совершенству Всеблагого Владыки,
возвращаем вас к этому источнику, показываем  вам  путь  познания  истины  о
самих  себе.  Раз  --  закройте  глаза. Закройте. Плотнее. Хорошо. Вы видите
маленькие светлые точки. Это лишь  малая  часть  бесконечного  света,  а  вы
ограбили  себя -- лишили возможности лицезреть чистый и светлый поток жизни.
Я открою для вас этот светлый поток.
  Римо ощутил мягкое  прикосновение  пальцев  к  векам.  Он  слышал  тяжелое
дыхание  жреца.  Чуял  исходящий  из  его рта запах мяса. Чуял запах потного
натруженного тела. Маленькие светлые  точки,  которые  может  увидеть  любой
человек,   если  быстро  закроет  глаза,  превратились  в  чистые,  дарующие
облегчение полосы света, льющегося свободно и непрерывно. Все это  могло  бы
произвести  на него сильное впечатление, если бы много лет назад Чиун уже не
показал  ему  нечто  подобное,  но  только  дарующее   несравненно   большее
облегчение,  --  простое  упражнение,  которому в Синанджу обучают маленьких
детей, страдающих бессонницей.
  -- Чудесно, -- заявил Римо.
  -- Теперь, когда мы дали вам возможность слегка соприкоснуться с  энергией
освобождения,  мы  дадим  больше.  Скажите себе: "Мое сознание спокойно, мое
тело расслаблено". Повторяйте за мной:  "Мое  сознание  спокойно,  мое  тело
расслаблено".  Почувствуйте,  что  вы составляете единое целое с тем светом,
который вы видите. Вы -- это свет, вы -- это святость. Все, что входит в вас
и исходит от вас, -- свято. Вы прекрасны. Все в вас прекрасно.
  Римо услышал очень легкие шаги. Мягкая ткань легонько коснулась ковра. Еще
пара ног. Еще прикосновение ткани к ковру. Человек с обычным  слухом  ничего
бы не услышал. Жрец явно готовил для них сюрприз.
  -- Откройте глаза, -- приказал жрец. -- Откройте.
  Две девушки стояли перед ними -- обнаженные и улыбающиеся. Справа мулатка,
слева  блондинка-  на  голове  у  нее  волосы  были светлее. Их единственное
одеяние состояло из серебристой полоски, пересекающей лоб.
  -- Американки, -- буркнул Чиун. -- Типичные американки.
  -- Вы полагаете, что это дурно? Вы считаете, что тело -- это дурно?
  -- Для Америки просто прекрасно, -- ответил Чиун. -- Как я рад, что вы  до
сих пор не занесли свою заразу в Корею!
  -- Лучшие шлюхи в мире -- это кореянки, папочка. Ты сам мне говорил.
  -- Из Пхеньяна и Сеула. А не из приличных мест вроде Синанджу.
  --  "Шлюха"  --  просто  грязное слово, которое оскверняет то, что по сути
хорошо, -- сказал жрец и хлопнул в ладоши. Девушки подошли к Римо и Чиуну  и
опустились  перед  ними  на  колени. Блондинка сняла ботинки с Римо. Мулатка
попыталась  запустить  руки  под  кимоно  Чиуна,  но  пальцы  ее   постоянно
натыкались  на  другие  пальцы  --  с куда более длинными ногтями. Эти ногти
впивались ей в ладони,  кололи  подушечки  пальцев,  отталкивали  их  --  и,
скривившись от боли, девушка была вынуждена убрать руки.
  -- Такое впечатление, будто сунула руки в муравейник, -- пожаловалась она,
тряся кистями.
  --  Ничего  не  поделаешь,  --  примирительно  произнес жрец. -- Некоторым
бывает невозможно помочь. Со стариками такое случается...
  Чиун с интересом огляделся. Где же этот старик, о котором говорит жрец?
  Блондинка стянула с ног Римо носки и поцеловала его ступни.
  -- Разве это плохо? -- спросил жрец. -- Или  вас  обучили  тому,  что  это
плохо?
  Блондинка придвинулась поближе к ногам Римо и принялась тереться грудями о
его ступни. Он чувствовал, как она все сильнее возбуждается. Пальцами ног он
вывел ее из состояния возбуждения. Она взвизгнула, заморгала -- и от страсти
ничего не осталось.
  -- Может, вы предпочитаете мальчиков? -- поинтересовался жрец.
  --  Нет, девушки -- это прекрасно. Просто у меня нет времени на все это. Я
хочу вступить.
  -- Не пройдя стадию телесного просветления?
  -- Ага.
  -- Видите ли. Есть разные формы участия. Мы всем  обеспечиваем  крышу  над
головой  и  средства к существованию. Вам больше не надо беспокоиться о том,
как добыть себе пропитание и что вы будете есть.  Мы  обеспечиваем  все.  Но
взамен вы должны отрешиться от всего мирского, в том числе -- от имущества.
  -- Все мое мирское имущество при мне, -- заметил Римо.
  --  У  него есть то, чего никогда не будет у вас, -- сказал Чиун жрецу. --
То, что вы никогда не  сможете  отнять  у  него.  Единственная  подлинная  и
непреходящая собственность. То, что знает его сознание и его тело. И, будучи
неспособны  понять  то,  что  понимает он, вы никогда не сможете взять это у
него.
  -- Ага, значит, ты думаешь, я не так уж плох,  а,  папочка?  --  улыбнулся
Римо.
  -- Я думаю, ты чуть-чуть выше, чем этот угреватый кусок свиного уха.
  -- Безнадежно невежествен, -- сказал жрец Римо. --
  Боюсь, что ваш отец -- ведь это ваш отец, не так ли, вы его так называете,
-- боюсь, я ничего не смогу сделать для него.
  -- Червяк никогда не сможет помочь орлу, -- изрек Чиун.
  --  Я  --  жрец  лишь недавно. Но у нас есть такие жрецы, которые могли бы
голыми руками превратить вас в жидкое месиво, так что вам пришлось бы молить
о пощаде. Эти люди пришли с гор Виндхья, в Индии.
  -- А у них тоже на лбу серебристая полоска, как у тебя  и  у  девочек?  --
поинтересовался Чиун.
  --  Да,  это  знак  отличия  у  тех преданных Великого Всеблагого Владыки,
которые побывали в Патне. Эти жрецы поистине устрашающи. Они  бы  быстренько
показали вам, в чем вы ошибаетесь.
  -- Когда они спустились с гор? -- продолжал расспрашивать Чиун.
  -- Когда дед Всеблагого Владыки позвал их. Это еще одно доказательство его
совершенства, его пришествия и его истины.
  --  И  что,  они просто вот так взяли да и спустились с гор без опаски? --
спросил Чиун.
  -- С поющими сердцами.
  -- И даже без каких-либо мер предосторожности? -- спросил Чиун.
  -- С благодарностью Всеблагому Владыке.
  -- Он просто сказал, что они могут спуститься с гор, и  они  поселились  в
долине? В Патне? Ни от кого не скрываясь?
  -- Да.
  -- Кто такой этот ваш Всеблагой Владыка, чтобы позволять любому идти, куда
заблагорассудится? Кто он такой? Как он смеет?
  -- Он совершенство.
  -- Ты уродлив лицом и мыслями, -- заявил Чиун. -- Плохие новости принес он
нам, Римо. Плохие новости.
  -- Что такое, папочка?
  --  Потом  скажу.  Сначала  закончи  свои  дела  с этим червяком. О-хо-хо,
печально, печально. Работа убийцы никогда не бывает завершена.
  Римо снова обратился к жрецу. Он объяснил,  что  как  новообращенному  ему
хотелось  бы  познать  как  можно  больше  мудрости  Всеблагого  Владыки.  А
поскольку жрецы всегда говорят правду, он, Римо, хотел бы  узнать  правду  о
предстоящем событии. О том самом, грандиозном.
  --  А, грандиозное событие. Оно будет самым грандиозным за все времена, --
сказал жрец и снова хлопнул в ладоши.
  Девушки оделись и ушли, блондинка при этом посмотрела на Римо  так,  будто
он ее предал.
  --  Я видел, что вы сделали на улице с этой бандой крутых ребят, -- сказал
жрец. -- Даже если у  вас  нет  никакого  имущества,  вы  все  равно  можете
пригодиться. У нас много людей, чей вклад -- разнообразные услуги. Это очень
влиятельные  люди  на  очень  высоких  постах.  Среди  них есть и пожилые, и
молодые. Вы бы очень удивились, если бы узнали, кто с нами.
  -- Так удивите меня! -- сказал Римо.
  -- Это тайна!
  -- Ничего подобного, -- мягко произнес Римо  и  оказался  прав:  с  лицом,
перекошенным  от боли, жрец рассказал ему обо всех известных ему влиятельных
людях, которые были  тайными  последователями  Всеблагого  Владыки,  и  Римо
запомнил каждое имя.
  -- Есть и другие, -- говорил жрец, но я не знаю всех имен.
  Не  знал  он  точно и того, какое грандиозное событие должно произойти, но
Всеблагой Владыка собирается прибыть на стадион "Кезар" в Сан-Франциско.
  Римо  сказал,  что,  возможно,  был  слишком   резок.   А   теперь   будет
благоразумным. Он попытается воззвать к разуму жреца.
  -- Если ты мне не скажешь точно, что должно произойти на стадионе, я очень
благоразумно собираюсь отделить твою голову от плеч.
  -- Я не знаю. Не знаю! Клянусь Богом, я не знаю!
  -- Каким Богом?
  -- Истинным Богом.
  Чиун  сделал  шаг  и оказался между ними. Его рука порхнула в воздухе, как
бабочка, и завершили смертоносный. полет у жреца на шее.
  -- Он не знает. Не трать время попусту. Пора заняться делами.
  -- Ты не дал мне закончить! Я же сказал, что мы поедем в Синанджу после. У
меня тоже есть своя работа.
  -- Мы не едем в Синанджу. Вот они -- плохие новости. Мне придется заняться
совсем другим делом. Делом давно минувших дней. У  индийцев  память  --  как
решето.  За  четыре  согни  лет они забывают все. Все! Нам придется отложить
возвращение  в  Синанджу  --  жемчужину   западного   побережья   Корейского
полуострова, бриллиант среди селений, сокровищницу красоты.
  -- А как же подлодка?
  --  Подождет.  У твоей страны много кораблей. А Мастер Синанджу один, и он
должен проследить, чтобы не нарушались соглашения минувших лет.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

  Когда Римо в шесть пятнадцать сообщил Смиту по  закодированной  телефонной
линии  имена  влиятельных  последователей  Всеблагого  Владыки, Смит надолго
замолчал, и Римо решил, что линия  автоматически  отключилась,  как  бывало,
когда к ней подсоединялось какое-нибудь подслушивающее устройство.
  Потом он услышал голос Смита:
  -- Дело крайне щепетильное. Некоторые из названных вами лиц занимают очень
ответственные  посты.  Даже не некоторые, а большинство. Послушайте, Римо, а
есть какая-нибудь возможность распрограммировать людей, прошедших обработку?
  -- Откуда я знаю, -- ответил Римо.
  -- Но вы ведь прошли.
  -- Ну и что?
  -- Возможно, раз вы прошли обработку  и  не  поддались  ей,  то  могли  бы
придумать способ распрограммировать этих людей.
  -- Сбросьте их с крыши небоскреба.
  -- Весьма вам благодарен, -- сказал Смит.
  -- Мне нужны паспорта для поездки в Индиго.
  -- Вы считаете, это лучший способ добиться цели?
  -- Похоже, так.
  -- Что вы хотите сказать?
  -- Чиун так считает. У него есть какие-то свои причины отложить ради этого
поездку домой.
  -- Что-нибудь слышно про грандиозное события?
  -- Ничего нового. Только стадион "Кезар".
  -- Некоторых из этих последователей, уж если их нельзя распрограммировать,
придется... э-э... удалить от дел.
  -- Я уже сказал: небоскреб.
  Священный ужас
  -- Я начинаю думать, что у вас и в самом деле садистские наклонности.
  -- Вы общались с Чиуном?
  -- Я считал трупы.
  --  Если вы хотите, чтобы я жил в мире и дружбе с человечеством, вам стоит
только сказать слово, Смитти.
  -- Ваши паспорта будут в гостинице.
  Почти всю дорогу до Индии Римо пришлось  выслушивать  бормотанье  Чиуна  о
том,  что  у  некоторых  людей  дырявая  память и им постоянно надо обо всем
напоминать. Со стюардессой, подавшей  им  обед,  Чиун  заговорил  на  языке,
которого  Римо  никогда  не  слышал.  Чиун  объяснил,  что  это  ория  и что
стюардесса, несомненно, принадлежит к племени, говорящему на этом языке,  --
Чиун определил это по тому, как она носит сари.
  Чиун объяснил Римо, что хотя все члены экипажа называют себя индийцами, на
самом деле все они -- представители разных народностей, которые не только не
любят,  но  даже  и  не  уважают  друг  друга. Он сказал, что только белые в
Америке беспокоятся по поводу голода в Индии. Разные народы  в  самой  Индии
никогда  не  проявляют  озабоченности,  если  беда  сваливается на других, а
поскольку  среди  членов  правительства  голодающих  нет,  то  правительству
совершенно на это наплевать.
  --  Когда  они снова попросят у вас продовольственную помощь, заставьте их
питаться собственными атомными бомбами. Вы набиваете им  животы,  чтобы  они
могли  бездельничать  и  обзывать  вас  всякими  обидными  кличками,  а свои
собственные деньги  они  тратят  на  создание  бомб.  Я  очень  хорошо  знаю
индийцев.  Они  продажные  и  подлые, всегда такими были и такими останутся.
Запомни об Индии и об индийцах хотя бы это, уж  если  ты  больше  ничего  не
знаешь.  Идеи братства в их речи вкладывают белые, но в сердце своем никаких
подобных идей индийцы не носят.
  -- А как же Махатма Ганди? -- спросил Римо.
  -- А как же Римо Уильямс? Не станешь же ты говорить,  что  все  американцы
владеют  своим телом, только потому, что есть ты. Чего я не понимаю, так это
зачем вы взялись кормить людей, которые не хотят прокормить себя сами.
  -- Я никого не кормлю.
  -- Твоя страна. Твоя страна кормит людей, которые не держат  обещаний,  --
сердито сказал Чиун и замолчал до конца полета.
  Таможенник  в Дели обратил внимание на то, что паспорта у Римо и Чиуна той
серии, какая часто бывает у  сотрудников  ЦРУ.  Обратил  он  внимание  и  на
отсутствие багажа у этой парочки.
  --  Индия не потерпит империалистического вторжения в самое сердце страны,
-- заявил таможенник.
  -- Десять рупий, -- сказал Римо.
  -- Но Индия всегда рада приветствовать друзей, -- отозвался таможенник. --
И советую вам не платить больше двух рупий за женщину. За восемь  вы  можете
купить  любую  в  полную собственность. Со всеми потрохами. Пользоваться ею,
как вещью. А потом пустить на удобрение, когда она вам надоест. Какова  цель
вашего визита?
  -- Просветление в ашраме Всеблагого Владыки в Патне.
  -- Просветление вы можете получить и тут, в Дели. Какого рода просветление
вам требуется?
  -- Всеблагой Владыка.
  -- В последнее время он работает просто великолепно, -- сказал таможенник.
-- Просто великолепно.
  До  Патны  они  добирались на старом "паккарде", которого явно не касалась
рука механика с тех  пор,  как  он  покинул  Штаты.  Римо  видел,  что  Чиун
по-прежнему  чем-то  обеспокоен  --  все два дня, проведенные в дороге, Чиун
большей  частью  молчал.  Когда  шофер  протянул  руку  за  деньгами,   Чиун
пробормотал  что-то  о  дырявой  памяти  и  оттолкнул  руку. Римо начал было
отсчитывать банкноты, но Чиун остановил его.
  Шофер выскочил из машины и завопил. За спиной его стали собираться люди  с
грязными   босыми  ногами  и  изможденными  коричневыми  лицами.  Толпа  все
прибывала. Шофер, которому эта поддержка придала смелости, перестал вопить и
пустился в пространные разглагольствования. Чиун перевел:
  -- Он говорит, что мы вырываем у него еду прямо изо рта. Он  говорит,  что
иностранцы  до  сих  пор  воображают,  будто  могут  делать в Индии все, что
пожелают. Он говорит, что у нас много денег и будет справедливо, если он  их
отнимет  и разделит между всеми присутствующими. Ну что, Римо, ты наслушался
достаточно?
  -- Вполне, -- сказал Римо.
  -- Хорошо, -- удовлетворенно  произнес  Чиун  и  чуть  заметным  движением
правого  запястья  уронил  шофера  на  мостовую  Патны.  Новорожденный Фронт
спасения Индии рассеялся, как пыль, под палящим солнцем. Шофер остался один,
мотор его "паккарда" 1947 года тарахтел на холостых оборотах, а все  беды  и
тревоги этой жизни таксиста уже больше не волновали.
  Чиун указал на высокую бетонную стену и массивные деревянные ворота.
  -- Здесь, -- сказал он.
  -- Откуда ты знаешь? -- удивился Римо.
  -- Видишь узор на воротах?
  -- Такой же формы, как серебристые полоски на лбах?
  --  Точно. Это означает, что дом или дворец, или -- если полоска на лбу --
человек  находится  под  покровительством  определенного  племени.   Племени
иллибад.
  -- Понятно, -- сказал Римо.
  --  Но  это ложь. Они не имеют права никого защищать на равнине, и они это
знают.
  Чиун подошел к воротам. Его белая всклокоченная голова едва  доставала  до
самого нижнего массивного металлического засова.
  --  Слушайте,  вы!  Вы,  горные  червяки!  Великий  Мастер Синанджу пришел
напомнить вам об обещании, данном вами другому Великому  Мастеру  из  нашего
Дома,  --  обещании  не спускаться с гор, куда он изгнал вас. Эй, вы, жалкие
букашки, трепещите!
  Чиун с виду несильно шлепнул ладонью по деревянным воротам, и они загудели
в ответ.
  -- Выходите, я желаю напомнить вам  о  вашем  обещании.  Выходите,  жалкие
извивающиеся червяки!
  Чиун  повернулся  к  Римо,  улыбнулся  и  кивком головы велел следовать за
собой.
  -- Иногда я бываю красноречив, -- удовлетворенно произнес  он.  --  Сейчас
они  все  сгрудятся  возле этой двери, вооруженные до зубов, надеясь обрести
храбрость в своем множестве. У них не хватит мужества открыть дверь  --  они
так  и будут стоять там. Я знаю этих людей. Мне передали знания о них, когда
я был еще ребенком, так же, как я сейчас пытаюсь передать знания тебе. Но, к
счастью, я  был  куда  лучшим  учеником.  Моему  учителю  больше  повезло  с
учениками, чем мне.
  В  одном  месте  стена  вплотную  подходила  к обрыву холма, и они полезли
вверх. Лезли они совсем не так, как лазают  другие,  --  они  безостановочно
продвигались  вверх,  как будто шли по горизонтальной поверхности. На гребне
стены они увидели голову в тюрбане. Лицо было обращено в сторону  двора.  До
них  доносился  аромат  специй с кухни дворца Всеблагого Владыки. Чиун снова
улыбнулся Римо, когда они добрались до самого верха стены. Человек в тюрбане
держал наготове ручной пулемет, но направлен он был в  сторону  двора,  где,
припав  к земле, сгрудилась уйма таких же людей в тюрбанах -- все с оружием,
нацеленным на ворота.
  -- Видишь, я их знаю. Я знаю их мысли, -- сказал Чиун.
  Страж на стене обернулся на голос,  и  удивление  на  его  лице  сменилось
ужасом, лишь только он завидел Чиуна. Челюсть у него отвисла, и он завизжал:
  --  А-а-а-е-е-и-и!  --  На розовых одеждах в районе паха расплылось мокрое
пятно, и пулемет задрожал у него в руках.
  Римо увидел, как напрягся указательный палец, лежащий на курке, но грозные
руки Мастера Синанджу уже ухватились за тюрбан,  размотали  его  и,  щелкнув
полоской  материи,  как  кнутом,  захлестнули  петлю  на  шее стража. Потом,
очертив телом стража два широких  круга  в  воздухе,  Чиун  по  дугообразной
траектории отправил его вниз, на плиты двора.
  Чиун  нырнул  в  окно  под  огромным золотым куполом. Римо -- за ним. Пули
застучали по толстым стенам, сопровождая передвижение Чиуна и Римо от окна к
окну. Потом стрельба прекратилась, и стало так  тихо,  что  Римо,  казалось,
слышал  шаги  Чиуна.  Римо  выглянул  во  двор.  Люди  во  дворе  о чем-- то
совещались.
  Чиун подошел к высокому окну и встал там, сложив руки.
  -- Взгляни на них, -- сказал он. -- Я знал, что все так и будет.
  Один из людей в тюрбанах склонился над распростертым телом  стража,  того,
что был на стене, внимательно разглядывая его шею.
  -- Это вы?! -- крикнул он.
  --  Если  я спущусь туда, где ты ползаешь, о горный червяк, я покажу тебе,
что это именно я.
  Люди снова принялись о чем-то совещаться. Они размахивали руками, а голоса
их звучали все громче, перекрывая друг друга.
  Римо не заметил момента, когда они приняли решение, но суть его была ясна.
К воротам они не бежали, а скорее в беспорядке  сыпались.  Бег  в  толпе  не
получался. Люди падали на колени, ползли на четвереньках, колотили в ворота,
хватались  за  перекладины и, как муравьи, атакующие огромный черный огрызок
хлеба, сумели-таки сдвинуть одну громадную  створку.  Она  отворилась,  и  в
образовавшийся проем хлынули они на улицу Патны -- кто с оружием, кто без.
  -- Куда они? -- спросил Римо.
  --  Домой.  Туда,  где  им место. Туда, где они теперь останутся навсегда.
Теперь мы можем ехать в Синанджу. Я не хотел возвращаться домой, пока в мире
было не все улажено. Должен сознаться, если бы Мастер  былых  времен  сделал
свое дело как должно, во всем этом не было бы необходимости. Но мы не станем
это  обсуждать.  Что  сделано,  то сделано, а то, что сделано хорошо, -- это
навсегда.
  -- Эти, в тюрбанах, они что, тоже работали здесь по контракту, вроде нас?
  -- Ты принижаешь искусство убийцы-ассасина. Ты его американизируешь.
  -- Ладно, ладно. У меня своя работа. Мы  на  службе  у  Смита,  а  ты  сам
недавно говорил, что приказ императора -- свят.
  --  Если  это  достойный  приказ.  Императоры могут быть самыми опасными и
самыми невыносимыми из людей, потому что сверхъестественная власть лишает их
внутренних  ограничений,  которые   помогают   нормальным   людям   выбирать
правильный путь в жизни.
  Но  Римо  не  слушал. Он спустился по лестнице вниз и принялся осматривать
комнаты. Пусто было в комнатах и залах, и в крохотных каморках, и  на  кухне
--  если  не  считать  горшков,  кипевших  на  очаге.  Дворец был оборудован
кондиционерами, но пищу здесь готовили по-старому,  на  дровяных  плитах.  В
здании  было  электрическое  освещение, но окна -- из стекол явно кустарного
производства, словно новых технологий еще не было. От ароматических  палочек
и  кубиков, тоже явно сделанных вручную, исходили запахи благовоний. А потом
Римо добрался до компьютерного зала. Неужели  без  компьютеров  сегодня  уже
ничто  не  обходится?  Потом  Римо увидел тюремные камеры, кое-где на ножных
кандалах запеклась кровь. А вот больница. Допотопные металлические кровати и
современное кардиологическое оборудование. На одной из кроватей под  одеялом
что-то  лежало.  Римо  по  запаху  определил, в каком состоянии это "что-то"
находится. От сладкого тошнотворного запаха  разлагающегося  трупа  защипало
ноздри, а если побыть здесь еще некоторое время, то вонь пропитает и одежду.
Это такой запах, что от него не скоро избавишься.
  Римо  отдернул одеяло. Белый мужчина средних лет, рост -- около пяти футов
десяти дюймов, умер не менее суток назад. Труп уже начал  раздуваться.  Кожа
на  запястьях  полопалась. Коричневый запекшийся крест был вырезан на правой
руке, кисть которой превратилась в твердый  коричневокрасный  шар.  На  полу
Римо нашел золотой значок с серебряной полоской и сунул его в карман.
  Выйдя  из комнаты, Римо снова вздохнул полной грудью. Откуда-то из глубины
здания доносились рыдания. У алтаря с изображением  толсторожего  мальчишки,
обвешенным  цветочными гирляндами, светловолосая девушка рыдала, уткнув лицо
в ладони.
  -- Кто ты? -- спросил Римо.
  -- Я та, которая  недостойна  сопровождать  Великого  Владыку.  Моя  жизнь
разбита на кусочки. О, блаженный, блаженный Всеблагой Владыка!
  -- Куда он уехал?
  -- К славе.
  --  Давай начнем сначала, милая. Как тебя зовут? Имя, фамилия. И давай еще
раз уточним, куда конкретно поехал Всеблагой Владыка.
  -- Джоулин Сноуи. Он поехал в Америку.
  -- Хорошо. Куда конкретно?
  -- Стадион "Кезар".
  -- Ряд, номер места? -- спросил Римо, чувствуя, что ему, кажется, повезло.
  -- Да не место и не ряд. Он будет в центре. Это будет грандиозное событие.
  -- Чудесно. Что за грандиозное событие?
  -- Третье доказательство его истины.
  -- Какое именно?
  -- Что он растет и ширится.
  -- И что он собирается сделать, когда вырастет?
  -- Доказать, что он -- воистину истина.
  -- Мне кажется, мы свою истину тоже доказали, и довольно  убедительно,  --
сказал Римо.
  -- Ах, где мне найти нового Великого Владыку? -- разрыдалась Джоулин.
  В конце коридора показался Великий Чиун, Мастер Синанджу, с миской в руке,
и Римо  стал  соображать,  как сказать ему, что он не сразу поедет к себе на
родину Надо бы сделать это подипломатичнее.
  -- Что у тебя в миске, папочка?
  -- Первая хорошая еда за все то время, что я не дома.
  -- Насладись ею сполна, -- дипломатично сказал Римо. -- Тебе еще долго  не
удастся отведать ничего подобного.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  Фердинанд   Де   Шеф   Хант  скомкал  обертку  печенья,  составившего  его
сегодняшний второй завтрак, и легким движением отправил ее через левое плечо
в мусорную корзину, отделенную от него  тремя  столами.  Он  знал,  что  его
сослуживцы всегда следят как завороженные за тем, как он, не глядя, попадает
в  цель.  Пусть  хоть  это  отвлечет  внимание других аналитиков компании от
огромного экрана в противоположном  конце  комнаты  --  экрана,  на  котором
высвечивалась  неприглядная  правда о состоянии дел на Нью-йоркской фондовой
бирже.
  По мере того, как ценные бумаги на бирже падали в цене,  Хант,  специалист
по  вопросам  производства и сбыта лекарственных препаратов в новоорлеанском
отделении  компании  "Долтон,  Харроу,  Петерсен  и  Смит",   имеющей   свое
представительство  на  Нью-йоркской  фондовой  бирже,  подыскивал  все новые
эвфемизмы для слова "депрессия". Рынок копил силы перед  новым  взлетом,  на
рынке  происходила  необходимая  перестройка,  рынок  искал  новое  солидное
обоснование для последующего неуклонного подъема.
  На второй год депрессии, когда официальные  лица  в  правительстве  начали
обсуждать  вопрос,  не  стоит  ли  страна  на  пороге нового "экономического
спада", Фердинанд Де Шеф Хант стал позволять себе маленькие вольности, когда
его просили выразить свое мнение о состоянии рынка лекарственных препаратов.
  В английском языке лекарственные препараты и наркотики обозначаются  одним
словом (drug). (Примечание переводчика).
  -- Принимайте их внутривенно, -- говорил он.
  Покупатели хихикали и почему-то больше не звонили.
  И  теперь,  этим  утром,  когда,  по его расчетам, шел последний месяц его
блестящей биржевой карьеры --  такой  блестящей,  что  родовое  поместье  на
берегу  Миссисипи  пришлось  заложить в третий раз, чего не случалось с 1732
года, когда его предки получили это поместье в дар от семейства Бурбонов, --
Фердинанд Де Шеф Хант решил, что единственное, чем ему стоит заниматься,  --
это  подбрасывать  бумажки высоко в воздух и по плавной дуге направлять их в
мусорные корзины за его спиной.
  Ему было двадцать восемь лет -- красивый смуглый  мужчина,  своими  руками
всего  добившийся в жизни, промотав миллион, доставшийся ему в наследство от
матери четыре года тому назад.
  -- Не стоит этого делать, -- сказал его коллега у него за спиной. --  Сами
Долгой и Харроу здесь.
  -- В Новом Орлеане?
  --  Да,  с раннего утра. Заперлись в кабинете босса, запросили личные дела
всех сотрудников, пообщались с боссом пару часов -- и все.
  -- Они закрывают новоорлеанское отделение.
  -- Не может быть. Наше отделение -- одно из наиболее успешно работающих.
  -- Это означает, что мы разоряемся медленнее, чем другие. Вот погоди,  сам
увидишь. Мы летим под откос. Жаль только, что это не произошло несколько лет
назад, когда у меня еще водились деньги на обед.
  --  Если ты думаешь, дружище, что я опять перекинусь с тобой в картишки на
обед, то ты спятил.
  -- Сыграем в "ножички"?
  -- Я видел тебя в парке. Выглядело так, что ты нож не бросаешь,  а  просто
втыкаешь.
  -- Дартс?
  --  Ты  неделю пьянствовал на свой выигрыш в дартс. Ты был единственным на
всей Бурбон-стрит, у кого водились деньги.
  -- Бильярд? Гольф? Теннис? Пинг-понг? Кегли?
  -- Сегодня для разнообразия я сам хочу пообедать. Послушай, Хант, если  бы
у  меня были твои таланты, я бы пошел в профессионалы. Я бы сегодня же вышел
на площадку для гольфа. Завтра -- на теннисный корт. А послезавтра  обставил
бы всех в бильярд.
  -- Не могу. Я обещал маме. Я не имею права зарабатывать этим деньги.
  -- Ты называешь свой талант "это". Я никогда не мог тебя понять.
  --  Ладно,  --  отмахнулся  Хант,  и тут, к его радости, разговор прервала
секретарша, сообщившая, что его ждут в кабинете директора.
  -- Мне очистить стол сейчас или потом? -- поинтересовался Хант.
  -- Думаю, никогда, -- ответила секретарша и отвела его  в  кабинет  босса,
где  сидели два человека -- он хорошо знал, кто это, потому что не раз видел
их портреты, развешанные на стенах конторы.  Уинтроп  Долтон  и  В.  Родефер
Харроу  Третий.  На  обоих  были темные полосатые костюмы-тройки. Долгой был
седой и сухопарый с выражением неподкупной честности на лице,  типичным  для
представителя  старого богатого рода из штата Нью-Йорк. Харроу -- потолще, с
четко очерченными скулами и подслеповатыми голубыми глазами. Он был лыс, как
бильярдный шар.
  -- Вы -- младший представитель  рода  Де  Шеф,  так?  --  спросил  Долтон,
сидевший  справа  от  стола  директора.  Харроу  сидел  слева.  Сам директор
отсутствовал.
  -- Ну, сэр, да, можно так сказать. Только по линии отца  я  --  Хант.  Мой
отец  --  Л.  Хант  из  Тексарканы.  Возможно,  вы слышали о нем. Подряды на
поставки электротехнического оборудования. Попал в список  самых  выдающихся
людей 1954 года. Первый президент компании "Арканзас элкс". Крупнейший дилер
компании "Вермиллион сокет" на всем Юге.
  -- Никогда не слышал о нем, -- сказал Долтон. -- Садитесь и расскажите нам
о своей матери. И особенно -- о ее отце.
  -- Но, сэр, он умер...
  -- Печально слышать. А были у него еще дети?
  -- Да, у него был сын.
  Хант увидел, как задрожали челюсти В. Родефера Харроу.
  -- И где живет ваш дядя? -- спросил Долтон.
  -- Он умер ребенком. Ему было три года. Несчастный случай на охоте. Да, на
охоте, хотя, я понимаю, это звучит необычно.
  Хант  чувствовал  себя  неловко в прекрасном кожаном кресле, одном из тех,
что были куплены компанией в лучшие времена. Руки он положил на полированные
деревянные подлокотники -- словно готов был по  первому  слову  убраться  из
кабинета.
  --  Расскажите нам об этом. Мы знаем, что в мире множество странных вещей.
Даже самая простая истина может кое-кому показаться странной.
  -- Он утонул в пруду.
  -- Что в этом странного? -- удивился Долгой.
  -- Странно то, чем он занимался в  этот  момент.  Вы  не  поверите  --  он
охотился.
  -- Я верю. А в каком возрасте вы начали охотиться?
  --  Дедушка -- отец моей матери -- начал учить меня рано, а потом он умер,
и мама  заставила  меня  пообещать,  что  я  никогда  больше  не  буду  этим
заниматься, и с тех пор я не охотился. А когда она умерла, мне по наследству
досталось  поместье, которое раньше принадлежало деду. Он умер от сердечного
приступа. Ну и вот, возвращаясь к поместью, когда я  заложил  его  в  первый
раз,  то  занялся бизнесом. Я поступил на службу в компанию "Долтон, Харроу,
Петерсен и Смит". И я не охочусь.
  -- Вы сказали: не буду заниматься "этим". Чем "этим"?
  -- Ну, это у нас вроде  как  семейный  талант.  Я  бы  не  хотел  об  этом
говорить.
  -- А я бы хотел.
  -- Ну, сэр, это очень личное.
  --  Я  вижу, вы не расположены говорить. И В. Родефер, и я хорошо понимаем
ваши чувства. Но мы бы хотели, чтобы вы нам доверяли. Как своим друзьям.
  -- Как друзьям, -- эхом отозвался В. Родефер Харроу Третий.
  -- Как добрым друзьям, -- подчеркнул Уинтроп Долтон.
  -- Я правда не хотел бы, сэр. Честно говоря, я стесняюсь.
  -- Друзья не должны стесняться друзей, -- заявил  Уинтроп  Долтон.  --  Ты
разве стесняешься меня, В. Родефер?
  -- Я слишком богат, чтобы стесняться, -- брякнул В. Родефер Харроу Третий.
  -- Не обижайтесь на В. Родефера. Он с побережья. Прошу вас, продолжайте.
  --  Ну, понимаете, у членов нашей семьи есть особый дар. Во всяком случае,
по маминой линии. Это имеет отношение к разным предметам. И на первый взгляд
очень просто, но на самом деле довольно сложно. У этого довольно  неприятная
история,  и моя мама заставила меня пообещать, что я не стану передавать это
дальше. Похоже, я и не смогу это никому передать -- сына у меня нет.
  -- Мы знаем, но разве нельзя научить этому  кого-нибудь  еще?  --  спросил
Долтон.
  -- Строго говоря, научить этому невозможно. Понимаете, этому можно научить
только  человека  определенного  склада.  Некоторые  люди  умеют,  не глядя,
чувствовать, где какой предмет расположен, и  тут  еще  включается  механизм
наследственности, если вы понимаете, что я имею в виду.
  -- Значит, у вас есть "это"?
  -- Да. Поскольку я Де Шеф по отцовской линии.
  Челюсти Харроу затряслись от восторга.
  --  А  не  могли  бы  вы  нам  его  показать,  я  имею  в  виду  "это"? --
поинтересовался Уинтроп Долтон.
  -- Конечно, -- с готовностью согласился Хант и встал.  Он  взял  со  стола
листок  бумаги, ручку и календарик, сначала слегка подбросил их на ладони, а
потом со словами: "Мусорная корзина вон  там",  --  швырнул  ручку,  за  ней
календарь, а затем резким движением кисти подбросил бумагу вверх. Ручка, как
мини-дротик, полетела пером вперед и звякнула о дно металлического ведра для
мусора.  Календарь последовал за ней, а листок бумаги описал в воздухе круг,
упал на край ведра, потом съехал вниз и тоже  оказался  в  ведре.  --  Когда
бросаешь  бумагу,  все  дело в воздухе. Бумага -- это самое сложное. Главный
секрет тут в том, что слишком много переменных величин. Как, например, когда
стреляешь из ружья при сильном боковом ветре. Действительно сильном -- узлов
двадцать. Понимаете, что я имею в виду? Или когда играешь в гольф  на  сырой
площадке,  а  тут еще начинает моросить дождь, -- тогда игроки понимают, что
имеют дело с непостоянными величинами. Тут требуется особое  чутье  --  надо
знать,  где  что  расположено, что находится вокруг, и, конечно, чувствовать
вес предмета. Большинство людей думает, что воздух -- это ничто. Но на самом
деле это не так. Воздух -- это тоже предмет или вещество. Как вода  или  как
этот стол. Воздух -- это вещество.
  --  И ваше мастерство распространяется на все предметы? -- поинтересовался
Уинтроп Долтон. В. Родефер Харроу перегнулся через собственное пузо.
  Свет ламп отражался от его гладкой, словно полированной лысины.
  -- Конечно.
  -- Пошли сыграем в гольф, -- предложил Долтон. -- По-дружески.
  -- По тысяче долларов за лунку, -- добавил Харроу.
  -- У меня нет...  Стыдно  сказать,  но  у  меня,  бизнесмена,  нет  тысячи
долларов.
  -- Для бизнесмена это довольно типично. Сколько у вас есть?
  --  У  меня  есть тридцать пять, нет, тридцать три цента. Я купил печенье.
Вот все, что у меня есть.
  -- Мы сыграем на эту сумму, -- сказал Харроу.
  -- Но мне нечем заплатить за аренду площадки.
  -- Об этом мы  позаботимся.  У  вас  есть  клюшки?  Ничего  страшного,  мы
достанем  и  на  вашу долю. Не считайте себя бедным только потому, что у вас
нет денег. У нас тоже бывают трудные времена, но секрет нашего  "это",  если
так  можно  выразиться,  заключается  в  том, что мы никогда не считаем себя
бедными. И мы не хотим, чтобы и вы себя таким считали.
  -- Ни в коем случае не хотим, -- подтвердил Харроу.
  Если бы это был кто-то другой, а не эти двое, то  Фердинанд  Де  Шеф  Хант
чувствовал  бы  себя  неловко на площадке для гольфа в обществе двух людей в
жилетах, в рубашках с закатанными рукавами и в уличной обуви.
  Долтон поспорил с администратором клуба по поводу цены за  прокат  клюшек.
Это  бы  сильно  уязвило  гордость  Ханта,  если  бы Долтон не был тем самым
Уинтропом Долтоном. Долтон требовал самые дешевые мячи.
  Когда Долтон поставил мяч на стартовую отметку  на  первой  дистанциитреке
(длина  --  425 ярдов, норма ударов -- четыре) и нанес первый удардрайв, мяч
позорно срезался в кусты, росшие на берегу озера Поншартрен. Он на  двадцать
минут  задержал  всех остальных, пока искал свой мяч, хотя и отыскал еще два
чьих-то мяча, ползая в кустах.
  Хант первым драйвом послал мяч на 165 ярдов -- не слишком удачно, но  зато
-- точно по прямой в направлении к лунке. Бриз, дувший с озера, придавал ему
силы.  Траву  на поле недавно подстригли, запах был чудесный, солнце ласково
пригревало, и Фердинанд Де Шеф Хант полностью забыл о рынке ценных бумаг  --
настолько полностью, насколько был способен.
  Второй  удар  продвинул  его  вперед еще на сто пятьдесят ярдов и опять --
точно по прямой, и В. Родефер Харроу заявил, что ничего особенного в этом не
видит. Потом Хант послал мяч по  высокой  крутой  параболе.  Мяч  взвился  в
воздух и упал совсем рядом с лункой.
  -- Фью! -- присвистнул Харроу.
  -- Ух ты! -- не удержался Долтон.
  --  Ничего  особенного,  -- сказал Хант и последним ударом -- каких-то два
дюйма -- загнал мяч в лунку, закончив трек в четыре удара.
  -- Мы должны вам по тридцать три цента каждый, -- сказал Долгой. -- Итого:
шестьдесят шесть центов. -- И он заставил Харроу вытащить мелочь из  кармана
и отсчитать требуемую сумму.
  -- Давайте теперь сыграем на шестьдесят шесть центов, -- предложил Долтон.
-- Я хочу отыграться. А ты как, В. Родефер?
  --  Еще  как,  --  заявил  Харроу,  которому на прохождение трека пришлось
затратить девять ударов. При этом он еще и жульничал. Долтон  затратил  семь
ударов, причем завершающий удар был довольно неплох.
  Норма  ударов на следующем треке тоже была равна четырем, и Хант преодолел
этот трек аналогично первому: впечатляющий полет мяча  и  последний  удар  в
лунку с расстояния в четыре дюйма.
  -- Теперь у вас доллар и тридцать два цента. Удвоим или хватит?
  --  Длина  следующего трека -- сто семьдесят ярдов, норма ударов -- три. Я
на таких -- супер, -- заявил Хант.
  -- Посмотрим, какой вы "супер".
  А "супер" был вот какой: мяч летал, как птичка, всего было  затрачено  два
удара,  а потом Хант обнаружил, что играет на следующем треке на два доллара
шестьдесят четыре цента. Проходя трек за треком  и  загоняя  мячи  в  лунки,
новые  друзья  продолжали расспрашивать его об "этом" и каждый раз удваивали
ставки, говоря, что они не упустят шанса отыграться. К седьмому треку ставка
увеличилась до сорока двух долларов двадцати четырех центов,  и  Хант  вовсю
разговорился со своими новыми друзьями.
  Его  мама,  объяснил  он,  заставила его пообещать никогда не пользоваться
"этим" для того, чтобы заработать себе на пропитание, так как этот  семейный
дар  имел  мрачное  прошлое.  Далеко не всегда им пользовались ради победы в
спортивных состязаниях. Изначально это был способ заработать с помощью  ножа
и  ружья.  Де  Шеф  --  старинное  французское имя. Род ведет свое начало от
одного из слуг при  дворе  Людовика  Четырнадцатого.  Слуга  был  помощником
шеф-повара,  но королю пришлось возвести его в дворянское достоинство, чтобы
он получил право убивать дворян. Все дело  началось,  когда  по  приглашению
короля  ко  двору  прибыл  убийца  --  иначе  его не назовешь -- откуда-то с
Востока. Хант не знал, хорошо ли знают историю Долгой и Харроу, но объяснил,
что в то время Король-Солнце  --  так  называли  Людовика  --  столкнулся  с
сильной  оппозицией со стороны местных феодалов. Он хотел объединить страну.
Ну,  и  этому  убийце  Франция  чем-то  не  приглянулась.  Единственная  его
характеристика,  сохранившаяся  в  роду  Де  Шефов, -- это то, что он не был
китайцем. Так вот, Франция ему  не  понравилась.  И  тогда  король,  который
испытывал  к  нему  глубочайшее  уважение  --  а может быть, страх, пообещал
заплатить огромную сумму, если этот  азиат  обучит  некоторых  из  преданных
королю  дворян  части того, что он умеет делать. По-видимому, этот азиат был
очень хорош, просто великолепен.
  --  Мы  считаем,  что  великолепны  вы,  сказал  Харроу,  отсчитывая   сто
шестьдесят  девять  долларов  --  в казначейских билетах -- и запихивая их в
карман Ханту. Они уже отыграли на десятом  треке  и  теперь  возвращались  в
здание клуба.
  --  Да нет, куда мне до него. Я хочу сказать, мои способности -- это ничто
или почти ничто в сравнении с его. Ну, как бы то ни  было,  но  ни  один  из
дворян  не смог ничему научиться, а потом этот азиат обнаружил, что помощник
шеф-повара может, а король сказал, что простолюдин не  имеет  права  убивать
дворян,  и  для  разрешения  проблемы,  как  это  принято  во  Франции,  они
придумали, будто один из его предков был незаконнорожденным сыном кого-то из
знати, а значит, в его жилах текла дворянская кровь,  и  теперь,  обучившись
"этому"  у  азиата,  он  мог  укокошить  любого дворянина, какого укажет ему
король. И с тех пор, как перед революцией Де Шефы  приехали  сюда,  все  они
вроде как зарабатывали на жизнь именно таким способом. Пока дело не дошло до
моей матери. Мама сказала: хватит, и заставила меня пообещать, что я никогда
не стану использовать свой талант ради денег
  --  Благородный  порыв  и  благородное обещание, сказал Долтон. -- Но если
что-то неправильно, неистинно, то это не может быть благородно, так?
  -- Пожалуй, так, -- согласился Хант Выиграв  337  долларов  92  цента,  он
предложил  заплатить за обед. Когда он выложил почти двести долларов за обед
на троих у "Максима" и тем самым потратил  большую  часть  своего  выигрыша,
Уинтроп Долгой сообщил ему, что он и так уже нарушил данное матери обещание.
  --  Но ведь все начиналось с тридцати трех центов! Я всегда играл на обед,
иногда на выпивку или на пару баксов.
  -- Что ж, а теперь это -- триста тридцать семь долларов  и  девяносто  два
цента.
  -- Я верну.
  --  Это  не  будет означать, что вы не нарушили обещания, и честно говоря,
нам  не  нужны  ваши  деньги.  Наблюдать  вас   в   работе   было   истинным
удовольствием.
  --  Колоссальным,  --  подтвердил  Харроу.  --  Одно  из  пятнадцати самых
незабываемых впечатлений в жизни.
  -- Вам неприятно, что вы нарушили обещание? -- спросил Долтон.
  -- Да, -- ответил Хант.
  -- Но все было нормально, пока вы не стали об этом задумываться. Когда  вы
нарушали обещание, не отдавая себе в этом отчета, все было прекрасно. Да или
нет?
  -- Ну-у, да, -- признался Хант.
  -- Вы себе друг или враг? -- задал вопрос Харроу.
  -- Думаю, я себе друг.
  -- Тогда зачем же вы заставляете себя страдать?
  -- Я, э-э, я обещал.
  --  Правильно.  И,  храня верность данному вами обещанию, вы готовы обречь
себя на голод, заставить себя жить в нищете -- вы ведь разорены, и вообще --
причинить себе боль. Неужели вы и вправду  думаете,  что  обязаны  причинять
себе боль?
  -- Ну-у, нет.
  -- Тогда зачем вы это делаете?
  -- Меня учили, что обещание есть обещание.
  --  Вас  много  чему  учили. И меня тоже научили огромному множеству таких
вещей, которые сделали меня жалким и несчастным и,  честно  говоря  довольно
противным человеком, -- сказал Долтон
  -- Вы можете уйти отсюда нищим, -- добавил Харроу. -- Вы можете возвратить
нам  долг.  Вы  можете  даже  считать, что должны нам за обед, и целый месяц
отказывать себе в еде, чтобы расплатиться  со  мной,  хотя  мне  эти  деньги
абсолютно не нужны. Вы станете от этого счастливее?
  -- Конечно, нет, -- ответил Хант.
  -- Значит, это довольно глупо, так?
  -- Да, так.
  Долтон по-хозяйски положил руку на плечо молодого человека.
  --  Скажи  мне,  сынок,  неужели  тебе  ни  капли  не надоело быть глупым,
причинять себе боль, превращать свою единственную жизнь  в  ад?  Неужели  не
надоело?
  -- Кажется, надоело.
  -- Кажется? Ты не знаешь точно?-- переспросил Долтон. -- Ты что, глупый?
  -- Нет.
  -- Тогда перестань делать глупости, произнес Долтон. -- Мы просто пытаемся
убедить  тебя,  что  глупо  умирать  с  голоду,  пытаясь  сохранить верность
обещанию, которое уже нарушено.
  -- Я оставлю деньги себе, -- сказал Хант.
  -- Понимаешь, сынок, тут есть кое-что еще. Мы хотим, чтобы ты был богат  и
счастлив. Ты поможешь нам сделать тебя богатым и счастливым?
  -- Поможешь? -- подхватил В. Родефер Харроу Третий.
  -- Так точно, сэр, -- отозвался Фердинанд Де Шеф Хант.
  Долтон наклонился вперед.
  --  Мы  хотим,  чтобы  ты  познакомился с самым замечательным человеком на
земле. Ему всего пятнадцать лет, но он лучше всех нас, вместе взятых, знает,
как сделать людей счастливыми. В том числе  и  очень  знаменитых  людей.  Ты
будешь потрясен.
  -- Он как раз сейчас в Америке, -- вставил Харроу.
  -- О, да святится его блаженное имя! -- воскликнул Уинтроп Долтон.
  --  Да  святится  его совершенное блаженство! -- эхом отозвался В. Родефер
Харроу Третий.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  Доктор Харолд В. Смит устало смотрел на аккуратную стопку бумаг,  лежавшую
на его громадном письменном столе.
  "Договор  об  аренде" -- называлось все это, и он начал продираться сквозь
пункты  соглашения,  в  каждом  из  которых  оговаривалось  "если   это   не
противоречит  пункту...", и через обязательства сторон, разбавленные всякими
"кроме как в случаях...". Он машинально  переводил  все  это  на  нормальный
английский  и в конце концов понял, что через четыре дня АО Миссия Небесного
Блаженства берет в аренду на один вечер стадион "Кезар" в  Сан-Франциско  "в
целях проведения массового религиозного мероприятия".
  Договор  об  аренде  был  подписан за АО Миссия Небесного Блаженства неким
Гопалой Кришной, известным также под именем  Ирвинг  Розенблатт  и  носившим
титул  "Главный  гуру  Калифорнийского региона". Штамп на последней странице
гласил: "Оплачено полностью".
  Смит еще раз перечитал соглашение. Вот оно, "грандиозное событие". У  него
не  было  на этот счет никаких сомнений. Но что грандиозного может произойти
на сборище одной из многих религиозных сект, на каком  бы  стадионе  это  ни
проводилось?  Билли  Санди  и  Эми Семпл Макферсон, Отец Богоданный и пророк
Джонс, Билли Грэм и Орал  Роберте  --  скольким  из  них  удавалось  убедить
миллионы  людей  в  правильности  именно  своего видения Бога -- и иногда на
целых два дня,  и  страна  нисколько  от  этого  не  пострадала.  Что  такое
особенное хотел совершить этот индийский малолетний правонарушитель?
  Да,  конечно,  Римо сообщил Смиту имена последователей Шрилы. Некоторые из
этих людей занимали

  очень высокое положение. Ну и что?  Что  такого  могли  они  сделать,  что
оправдало  бы  все  затраты  сил  и  средств  организации  Смита из-за этого
индийского мальчишки?
  Смит оторвал взгляд от соглашения. Если бы только  несколько  американцев,
отправившихся   в   Патну,   не   исчезли  бесследно  и  если  бы  индийское
правительство не отказалось проявить хоть малейшую озабоченность по  данному
поводу,  Смит вообще очень сомневался бы, что это входит в компетенцию КЮРЕ.
Во всем этом он не мог пока усмотреть ничего, что бы представляло угрозу для
его правительства. А это, в конце  концов,  и  было  первой  и  единственной
функцией  КЮРЕ  --  сохранять  конституционное  правительство. Именно с этой
целью ныне покойный президент создал КЮРЕ, и именно с этой целью он  поручил
Смиту  возглавить  ее,  и  именно  поэтому только два человека, кроме самого
президента, -- Смит и Римо -- знали, что такое КЮРЕ и чем она занимается.
  С точки зрения уровня секретности, "Проект Манхэттен" по сравнению с  КЮРЕ
мог  бы показаться собранием регионального комитета демократической партии в
Гринвич-Вилледж. И это естественно.  Результатом  "Проекта  Манхэттен"  была
всего-навсего  атомная  бомба,  а  сохранение секретности КЮРЕ -- куда более
важная задача. Раскрытие тайн КЮРЕ  будет  означать,  что  правительство  не
действовало  и  не  может  действовать  в  рамках  конституции,  а это может
привести к полному развалу всей страны.
  Доктор Смит отложил бумаги в сторону. Он принял решение.  Римо  занимается
этим делом, и пока пусть все остается как есть, а потом будет ясно, стоит ли
дать  Римо  новое  задание.  А  в  качестве меры предосторожности он возьмет
список людей, названных ему Римо, и проследит, чтобы их временно  вывели  из
игры,  прежде  чем  начнется  "Марафон  Блаженства"  Шрилы  Дора на стадионе
"Кезар". Может  быть,  под  предлогом  медицинского  обследования.  И  таким
образом  некоторые  из  козырей  Дора будут биты. Но очень хотелось бы иметь
полный список последователей Дора  в  Америке.  Римо  сообщал,  что  есть  и
другие.
  Смит  посмотрел  на  компьютерный терминал, расположенный в углублении под
стеклянной панелью у него на столе. Компьютер бесшумно и непрерывно  выдавал
распечатанную  информацию,  собранную  тысячами  агентов  по  всей стране --
агентов, которые думали, что работают на ФБР, или на  налоговое  управление,
или  служат  таможенными инспекторами, или банковскими аудиторами, но все их
донесения в конечном итоге попадали в компьютерную систему КЮРЕ.
  Там -- намек, тут -- неосторожное слово, где-то еще --  изменение  цен,  и
компьютер выдавал свое заключение на стол Смиту, сопровождая рекомендациями.
Компьютер бесшумно печатал:
  "Возможен  приток  иностранной  валюты, следствие -- нестабильность цен на
зерно на биржах Среднего Запада. Никаких рекомендаций". Пауза. И снова:
  "Авиакомпания, бывшая на грани разорения, снова  платежеспособна.  Изучить
возможные связи с экспортерами нефти в арабском мире". Такие донесения целый
день  поступали  к  нему  на  стол. В этом состояла суть ежедневной рутинной
работы Смита. Самое важное. То, что могло повлиять на безопасность  Америки,
на ее положение в мире.
  Может  быть, он ошибся? Может, нужно отозвать Римо прямо сейчас? Возможно,
это дело вообще не стоило того, чтобы поручать его Римо?
  Смит снова обратился к компьютеру, бесшумно печатавшему  букву  за  буквой
под стеклянной панелью.
  "Убийство  полицейского на Среднем Западе, очевидно связанное с борьбой за
контроль над преступным синдикатом в этой части страны. Деятели  преступного
мира   имеют   тесные   связи   с   некоторыми  сенаторами,  и  определенные
законопроекты, касающиеся иммиграционных норм и имеющие отношение к деятелям
преступного мира, были недавно внесены этими  сенаторами".  Вот  это  важно,
решил  Смит.  Преступный  мир  дотянулся  своими щупальцами ухе и до Сената.
Возможно, это дело как раз для Римо с его способностями. Компьютер продолжал
печатать:
  "Предлагается -- нажать на сенаторов, заставить их отказать в политическом
покровительстве  лидерам  преступных  группировок".  Вероятно,  так  и  надо
поступить,  решил  Смит.  Вероятно,  это и станет новым заданием для Римо. А
компьютер печатал дальше:
  "Да  святится  имя  Великого  Всеблагого   Владыки!   Он   есть   неземное
блаженство".
  И Смит содрогнулся.
  А  в  2700  милях  оттуда, на другом конце страны, Мартин Мандельбаум тоже
содрогался, но от гнева.
  Он им зачитает положения закона о массовых беспорядках, это уж  точно.  Он
им  вставит в хвост и вставит в гриву. Как они посмели? Черт их раздери, как
они посмели?
  Он  шел  по  отполированному  до  блеска  мраморному   полу   центрального
аэровокзала Сан-Франциско, и гнев его возрастал с каждой минутой.
  Кто этот толстомордый молокосос?
  На  каждой  стене,  на  каждом столбе, на каждой урне в прекрасном, чистом
здании аэровокзала висела  картинка,  изображающая  круглолицего  смазливого
мальчишку  с  убогим подобием усов над верхней губой. Черт побери, да кто он
такой?
  А под фотографиями были слова:
  ОН ПРИЕЗЖАЕТ!!!
  ВО ВТОРНИК ВЕЧЕРОМ!!
  СТАДИОН "КЕЗАР"!.
  ПРИГЛАШАЕМ ВСЕХ. ВХОД СВОБОДНЫЙ.
  Черт побери, кто ОН?
  И еще раз черт побери, как все эти гнусные  картинки  попали  в  чудесное,
чистое здание аэровокзала, где хозяином был Мартин Мандельбаум?
  У  НЕГО,  кто  бы  ОН  ни  был, наверное, не было недостатка в наглости, и
служащие аэропорта, работавшие под  началом  Мандельбаума,  сейчас  об  этом
услышат.
  Мандельбаум  в  ярости  содрал  одну  из  картинок  с  мраморной колонны и
прошествовал в коридор, ведший в его кабинет.
  -- Доброе утро, мистер Мандельбаум, -- приветствовала его секретарша.
  -- Соберите  всех,  --  прорычал  он.  --  Всех.  Дворников,  сантехников,
уборщиц,  маляров,  мойщиков  окон  --  всех. Соберите всех в конференц-зале
через пять минут.
  -- Всех-всех?
  -- Да, мисс Перкинс, всех-всех, мать  их  в  душу!  Мандельбаум  прошел  в
кабинет  и  с  грохотом захлопнул за собой дверь. Ух, как он им вставит! Как
вставлял во время Второй мировой  войны,  когда  был  старшим  сержантом,  и
позже,   на   гражданской   службе,  когда  у  него  появились  первые  двое
подчиненных, и потом, продвигаясь вверх по служебной лестнице.  Словом,  всю
свою жизнь.
  Было   просто  невозможно  представить,  что  вандалы  проникли  в  здание
аэропорта  ночью  и  весь  его  залепили  листовками  с  изображением   ЕГО.
Мандельбаум взглянул на листовку, которую держал в руке.
  Что  за  глупая рожа! Какого черта -- почему его служащие не заметили, как
хулиганы поганят аэропорт?
  -- ОН! -- громко обратился Мандельбаум к лицу на листовке. --  Держи  свой
зад подальше от моего аэропорта.
  Он  смачно  харкнул  в  эту  гнусную рожу и попал Шриле Гупте Махешу Дору,
Всеблагому Владыке, прямо промеж глаз. Потом  швырнул  листовку  в  мусорную
корзину,  стоявшую  возле его стола, и принялся ходить взад-вперед, про себя
отсчитывая пять минут, которые предстояло ждать.
  Подождать стоило. Это было великолепно. Он им вставил в  хвост,  и  он  им
вставил  в  гриву.  Сто сорок человек сидели перед ним в тупом, ошеломленном
молчании, а Мартин Мандельбаум излагал им все, что он думает  по  поводу  их
неустанных усилий, направленных на поддержание чистоты в здании аэровокзала,
время  от  времени  добавляя  некоторые  соображения относительно морального
облика  их  матерей  и  выражая   сомнения   в   мужских   достоинствах   их
предполагаемых отцов.
  --  А  теперь  убирайтесь отсюда, -- сказал он в заключение. -- Убирайтесь
отсюда и снимите со стен все до одной картинки  с  этой  толсторожей  сучьей
жабой,  а  если  вы  увидите,  как какой-нибудь ублюдок вешает их, то зовите
легавых и пусть его арестуют. А если вы захотите сначала выколотить из  него
все  кишки вместе с дерьмом, я не возражаю. Теперь убирайтесь. -- Его взгляд
пробежал по лицам служащих и остановился на первом заместителе,  краснолицом
отставном  полицейском-ирландце  по  имени Келли, тихонько сидевшем в первом
ряду. -- Келли, последи, чтобы все было  выполнено  точно,  --  распорядился
Мандельбаум.
  Келли  кивнул,  и,  поскольку речь Мандельбаума была построена так, что не
располагала к свободной дискуссии, все сто сорок  служащих  молча  встали  и
вышли  из  большого зала. Вся эта толпа понеслась по зданию вокзала, на ходу
срывая со стен портреты Шрилы Дора.
  -- Что нам с ними делать? -- спросил кто-то.
  -- Отдайте мне, -- сказал Келли. -- Я их пристрою. Не  рвите.  Может,  мне
удастся  продать  их  как  макулатуру.  --  Он  коротко  хохотнул и принялся
собирать плакаты --и стопка на его вытянутых руках росла и росла.  --  Я  их
пристрою, ребята, -- говорил он служащим, копошившимся по всему вокзалу, как
рой  муравьев, облепивших кусок сладкого пирога. -- Не оставляйте ни одного.
Ведь не хочется, чтобы жид снова нам вставил, а?--И он подмигнул.
  И служащие мигали в ответ, хотя прекрасно отдавали себе отчет в  том,  что
человек,  называющий  Мандельбаума  за  глаза  жидом,  без  всякого зазрения
совести называет их самих за глаза ниггерами,  латиносами  и  макаронниками.
Келли  собрал  целую  охапку,  и  когда,  потея  под  грузом  макулатуры, он
направился из главного пассажирского зала в служебное помещение, вокзал  был
выскоблен до блеска.
  Келли вошел в пустую комнату, где стояли шкафы, в которых служащие хранили
свои  вещи, положил стопку листовок на деревянный стол и отпер высокий серый
шкаф в углу комнаты.
  Дверца распахнулась.  С  внутренней  стороны  к  ней  клейкой  лентой  был
прикреплен  портрет  Шрилы  Гулты  Махеша Дора. Келли огляделся по сторонам,
удостоверился, что в комнате никого нет, затем наклонился вперед и поцеловал
портрет в обрамленные пушком губы.
  -- Не беспокойся, Всеблагой Владыка, -- мягко сказал он. -- Жид не  сможет
помешать твоему чуду.
  Он  аккуратно  положил  стопку  листовок  в  шкаф. Когда Мандельбаум уйдет
домой, он, Келли, вернется за ними и снова расклеит.
  Как и прошлой ночью.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  -- Ты меня удивляешь, крошка. Глядя на тебя, никак не  подумаешь,  что  ты
такая патриотка Америки, -- сказал Римо.
  Джоулин  Сноуи  пропустила  его  слова  мимо ушей. Она стояла на коленях у
нижней ступеньки трапа, по которому только что  сошла  с  самолета  компании
"Эйр  Индия",  и  целовала  асфальтовое покрытие, раскинув руки перед собой,
словно бы молясь, аппетитно выставив круглый задок.
  -- О, волшебная Америка! -- стонала она. -- Земля красоты и блаженства.
  Римо взглянул на Чиуна, невозмутимо стоявшего рядом.
  -- О, жемчужина Запада! О, хранилище всего самого прекрасного!
  -- Смотри-ка, -- сказал Римо. -- Патриотка!
  --  О,  возвышенная  благородная  страна!  О,  сокровищница  святости!  --
завывала Джоулин.
  -- По-моему, она перебирает, -- заметил Чиун. -- А как же расизм? А как же
этот ваш Гейтуотер?
  -- Уотергейт. Это мелочи, -- отозвался Римо и схватил ее за правый локоть.
-- Ладно, малышка, вставай и вперед.
  Она  встала,  прижалась  к  Римо и улыбнулась ему. Несмотря на серебристую
полоску на лбу и темную краску на веках, ее лицо выглядело очень юным.
  -- Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты  привез  меня  на  эту  великую
землю.
  --  Да  ладно,  -- скромно ответил Римо. -- Страна и правда неплохая, но у
нее есть свои недостатки. Даже я вынужден признать это.
  -- У нее нет недостатков, -- с вызовом заявила Джоулин. -- Она совершенна.
  -- Почему  же  ты  из  нее  уехала?  --  спросил  Римо,  ведя  девушку  по
направлению к зданию аэровокзала.
  --  Я  уехала  потому,  что Великий Всеблагой Владыка был в Индии, и тогда
Индия была совершенна. А теперь Всеблагой Владыка в Америке...
  -- Точно, -- закончил Римо с отвращением. -- Теперь Америка совершенна.
  Она была неуправляемой, когда он нашел ее, она была неуправляемой на борту
самолета, и  до  сих  пор  она  оставалась  неуправляемой,  как  машина  без
тормозов.
  Римо повернулся к Чиуну и пожал плечами. Чиун доверительно поведал ему:
  --  Человек,  который  посмел разрешить людям племени иллибад спуститься с
гор, чтобы они его защищали, -- такой человек  способен  на  все.  Если  эта
девушка  -- его последовательница, значит, у нее не все в порядке с головой.
С нее надо не спускать глаз.
  И  едва  только  через  стеклянную  дверь  они  вошли  в  главное   здание
аэровокзала,  Джоулин  издала  дикий  вопль и вырвалась из рук Римо. Публика
обернулась на крик, чтобы узнать, в чем дело. Они увидели девушку в розовом,
которая на полной скорости  пронеслась  по  залу  и,  добежав  до  мраморной
колонны, обняла ее обеими руками и принялась осыпать поцелуями.
  -- Слушай, Чиун, это уже совсем глупо, -- растерялся Римо.
  --  Это твоя проблема. Я желаю только одного: попасть на подводное судно и
вернуться в Синанджу, и чтобы твои фокусы не помешали мне это сделать.
  -- Ты сам решил не  ехать  туда,  --  возразил  Римо,  рассматривая  спину
Джоулин -- девушка все еще продолжала страстно целовать колонну.
  --  Только потому, что надо было исполнить долг, а теперь долг исполнен, и
я хочу поехать домой. Если бы в этой стране жили  порядочные  люди,  которые
держат свои обещания, мне бы не пришлось испытать чувство обиды, как сейчас,
поскольку...
  -- Верно, верно, верно, верно, -- оборвал его разглагольствования Римо.
  Он покинул Чиуна и пошел за Джоулин Сноуи. Она уже полностью удовлетворила
свою  страсть  к  одной колонне и теперь обнимала следующую. Римо разглядел,
что именно она так  обильно  смачивает  слюной.  К  колонне  была  приклеена
листовка,  изображающая Шрилу Гупту Махеша Дора. Римо покачал головой. Шрила
был похож на толстую коричневую жабу. Коричневая жаба с растительностью  под
носом, которой никак не удается стать усами.
  Подойдя вплотную к Джоулин, он услышал, как она лепечет:
  --  О,  небесное  блаженство! О, совершеннейший Великий Владыка! -- Каждое
слово сопровождалось смачным чмоканьем. -- Твоя  раба  снова  ожидает  тебя,
открыв  для  тебя  свое  тело  -- чистое поле, которое ты можешь вспахать по
своему желанию.
  -- Не говори непристойности, -- сделал ей замечание Римо  и,  обхватив  за
талию, оторвал от колонны.
  --  Не  обращай  в  непристойность  то, что на самом деле чисто, духовно и
прекрасно. Я -- служанка Владыки.
  -- Он похож на похотливого старичка, -- заметил Римо. -- Но нет  --  и  на
это  не  потянет. Так и останется сексуально озабоченным недоростком с пухом
на губе.
  Тут к ним подошел Чиун, и Римо повел Джоулин Сноуи по направлению к выходу
из аэровокзала.
  -- Он совершенный Владыка! -- визгливо кричала она. -- Он  блаженство!  Он
мир и любовь для тех, кто искренне любит его. Я была среди избранных!
  Она  продолжала  свой  кошачий  концерт  и  в  такси,  пока  Римо  пытался
прокричать шоферу адрес.
  -- Он блаженство! Он красота! Он сила!
  -- Она свихнулась, -- сказал Римо  шоферу.  --  Отвезите  нас  поскорее  в
город. Я скажу, куда конкретно, когда она выдохнется.
  Но Джоулин не унималась.
  -- Он блаженство! Он совершенство! Он мир и любовь! -- вопила она.
  -- Шеф, останови-ка здесь, -- сказал Римо.
  Машина  остановилась  у  обочины.  Римо  перегнулся через спинку переднего
сиденья, чтобы шофер мог его слышать.
  -- Тебя этот шум не нервирует? -- громко спросил Римо.
  Шофер кивнул.
  -- Это твоя младшая сестренка или кто? -- прокричал он в ответ.
  Римо  отрицательно  покачал  головой,  сунул  руку  в  карман   и   достал
пятидесятидолларовую бумажку.
  --  Возьми,  --  сказал  он,  протягивая  деньги шоферу. -- Это тебе плата
вперед и чаевые. А пока не хочешь ли прогуляться вон до того кафе  и  выпить
чашечку кофе? Дай мне пять минут.
  Шофер развернулся на сиденье и внимательно посмотрел на Римо.
  --  Что  ты  задумал?  --  спросил  он. -- На прошлой неделе какие-то типы
пытались разделать счетчик у одного из таксистов.
  -- Разделать? Я никогда в жизни не сражался со счетчиками, -- заверил  его
Римо. -- Давай, всего пять минут.
  -- Я возьму ключи?
  -- Конечно, -- кивнул Римо.
  Шофер  еще  раз  взглянул  на пятидесятидолларовую бумажку, пожал плечами,
выхватил бумажку из руки Римо и засунул  в  карман  своей  желтой  клетчатой
рубашки.
  -- Ладно, мне так и так пора пообедать.
  Он открыл дверь и ушел, предусмотрительно положив ключи в карман.
  -- Он истина! Он красота! Он чудо! Он великолепие!
  -- Чиун, сходи прогуляйся, -- попросил Римо.
  --  Не пойду. Никакие вопли не выгонят меня из машины. Да и район этот мне
кажется подозрительным -- может, тут совсем даже не безопасно гулять.
  -- Ладно, папочка. Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.
  Римо обернулся к Джоулин Сноуи, которая  все  еще  продолжала  визжать,  и
положил  руку  ей  на  левую  грудь,  потом пальцами нащупал окончание нерва
пониже соска и сильно ущипнул.
  -- О любовь! О совершенство! О-о-о-о-о! -- застонала Джоулин.
  -- О, как это отвратительно! -- заявил Чиун.  --  Вы,  американцы,  ведете
себя, как лошади на пастбище.
  В  следующее  мгновение он стоял на мостовой, и дверца машины захлопнулась
за ним с такой силой, что это вряд ли способствовало продлению службы замка.
  Оставшись в машине наедине с Джоулин, Римо сказал:
  -- Ты хочешь блаженства? Я дам тебе блаженство.
  В конце улицы шофер такси потягивал кофе.
  В другом конце  улицы  Чиун  рассматривал  витрину  магазина,  уставленную
магнитофонами,  радиоприемниками  и  переносными телевизорами, показавшимися
ему  интересными  и  заслуживающими  того,  чтобы  их  приобрести,  пока  не
выяснилось, что все они сделаны в Японии.
  Он заставил себя оставаться на месте ровно триста секунд, потом вернулся к
машине. Он открыл заднюю дверцу и сел рядом с Римо и Джоулин Сноуи. При этом
он не проронил ни слова.
  Через  несколько  минут  вернулся шофер. Он подо-зрительно глянул на своих
присмиревших  пассажиров,  желая  удостовериться,  что  Римо  не   прикончил
крикунью.
  Джоулин  тихо сидела между Римо и Чиуном. Единственным звуком, который она
издавала, было тихое постанывание.  При  этом  она  беспрестанно  улыбалась.
Шофер завел мотор.
  --  М-м-м-м, -- стонала Джоулин. -- Блаженство. Счастье. М-м-м-м-м. -- Она
обхватила шею Римо обеими руками. -- Ты тоже совершенный Владыка!
  Чиун хихикнул. Римо с отвращением отвернулся.
  Десять минут спустя Римо стоял  в  телефонной  будке.  На  противоположной
стороне  Маркет-стрит  в  Сан-Франциско  электронные  часы  на  здании банка
показывали часы, минуты и секунды: 11.59.17.
  Римо чувствовал себя неуютно -- ему  казалось,  что  времени  уже  больше.
Часов  он  не  носил -- не носил ухе многие годы, но он не верил, что сейчас
11.59 и уже 22-е.
  Римо набрал номер через код 800, позволявший  звонить  в  любой  город  из
любого конца страны. Смит снял трубку после первого же гудка.
  --  Как раз вовремя, -- сказал он. -- Я уже собирался отключать на сегодня
эту линию.
  -- Сколько сейчас? -- спросил Римо.
  -- Двенадцать ноль две и пятнадцать секунд, -- ответил Римо.
  -- Я так и знал, -- сказал  Римо.  --  Тут  часы  показывают  неправильное
время.
  -- Что в этом особенного? Большинство часов показывает неправильное время.
  --  Ага,  --  отозвался  Римо.  --  Я  знал,  что они врут, но не знал, на
сколько. Я уже сто лет так не выбивался из чувства времени.
  -- Наверное, сказалась разница поясного времени, -- предположил Смит.
  -- На мне никогда не сказывается разница поясного времени, что бы  она  ни
значила, -- ответил Римо.
  -- Ладно, не важно. Какие новости?
  -- Мы были в Патне, но маленькая толстая жаба ускакала еще до того, как мы
туда приехали.
  -- Где вы сейчас?
  --  В Сан-Франциско. Этот Всеблагой Зашрила через пару дней устраивает тут
что-то вроде митинга.
  -- Ясно,  --  сказал  Смит.  --  Как  я  полагаю,  это  и  есть  то  самое
"грандиозное событие", о котором мы уже столько слышали.
  -- Думаю, да. Он собирал коллекцию баптистских священников.
  -- Баптистских священников? Зачем?
  --  Не знаю. Может быть, это его новообращенные последователи. Когда я его
найду, я выясню.  Чиун  меня  достал.  Он  хочет  немедленно  отправиться  в
Синанджу.
  --  Римо,  с этим придется подождать. В системе секретности КЮРЕ произошел
прокол. Где-то внутри нашей организации есть люди Шрилы.
  -- Почему бы и нет? Его люди везде.  А  вы  сбросили  всех  тех  людей,  о
которых я вам говорил, с крыши небоскреба?
  --  Нет.  Но  их  всех  положили на обследование, и они там пробудут, пока
Шрила не уедет из страны. Вы сказали, что есть и другие последователи, имена
которых тот человек в Сан-Диего не знал.
  --Ага.
  -- Попытайтесь узнать, кто это. У меня  есть  ощущение,  что  "грандиозное
событие" как-то связано с американскими последователями Шрилы.
  -- Возможно.
  -- Вам помощь нужна? -- вдруг спросил Смит.
  --  Да,  пожалуй, духовой оркестр не помешает -- пусть все знают, что мы с
Чиуном здесь. Парочка команд  по  устройству  фейерверков  и  артиллерийский
дивизион,   и  тогда,  я  думаю,  мы  сумеем  справиться  с  Его  Пресветлым
Толсторожеством. Конечно же, мы обойдемся без посторонней помощи. Во  всяком
случае, ваши компьютеры нам ничем помочь не смогут. Сколько сейчас?
  -- Двенадцать ноль пять и десять секунд.
  -- Черт возьми, я отключаюсь. Пока, Смитти. Не перерасходуйте свой бюджет.
  Пока Римо отсутствовал, в машине произошел следующий разговор.
  -- Вы его друг? -- спросила Джоулин Чиуна.
  -- У меня нет друзей, кроме меня самого.
  -- Но вы так хорошо ладите.
  --  Он  мой  ученик. Он туповат, но, со скидкой на это, мы делаем все, что
можем. Он мне больше сын, чем ДРУГ.
  -- Не понимаю.
  -- Если друг вам больше не нравится, дружбе наступает конец.  С  сыновьями
все  по-другому.  Даже  если  они  вам  не  нравятся, они все равно остаются
сыновьями.
  -- Верно, приятель, -- поддержал его шофер. -- В  точности,  как  с  моим.
Слишком  много  о  себе  думает.  Учился в школе, уже тогда входил в сборную
штата по футболу. Я вкалывал, только чтобы он  окончил  школу.  Ему  за  его
спортивные  успехи  готовы  были  дать  стипендию  в  колледже. И что же? Он
оказался настолько ленивым, что даже школу не осилил. И вы думаете, он  стал
после  этого  искать  работу?  Да  никогда в жизни? Он сказал, что ему нужно
положение. Ему, видите ли, первая попавшаяся работа не годится.
  -- Меня не интересуют подробности личной жизни  твоего  оболтуса-сына,  --
заявил Чиун.
  -- Да, положение! -- Шофер не расслышал ни слова из замечания Чиуна. -- Вы
когда-нибудь  слышали  что-нибудь подобное? Ему не нужна работа -- ему нужно
положение!
  -- Я придумал подходящее для тебя положение, -- сказал Чиун.  --  Лежа  на
животе. Лицом в грязь. И молча.
  Римо вернулся в машину.
  -- Ну что? -- спросил Чиун.
  -- Что "ну что"?
  -- Когда отходит корабль?
  --  Боюсь,  еще  не  скоро,  --  сказал  Римо  и  назвал  шоферу  адрес на
Юнионстрит.
  Чиун скрестил руки на груди. Джоулин посмотрела на него, потом -- на Римо.
Римо сказал:
  -- Ничего не поделаешь, папочка. Дело есть дело.  Дело  всегда  на  первом
месте.
  Джоулин посмотрела на Чиуна.
  -- Дело не должно заслонять собой выполнение обещаний, -- произнес Чиун.
  -- Сначала надо закончить всю эту историю, -- сказал Римо.
  Джоулин  вертела  головой  от  Римо  к  Чиуну, словно следя за мячиком для
пинг-понга.
  -- Но что такое обещание белого человека? --  спросил  Чиун,  обращаясь  к
себе  самому.  --  Ничто,  --  ответил  он сам себе. -- Ничто, данное ничем,
означающее ничто и стоящее ничто. Римо, ты -- ничто. И Смит тоже -- ничто.
  -- Правильно, папочка, -- поддакнул Римо. --  И  не  забудь  добавить  про
расистов.
  --  Да,  и  вы  оба  расисты.  Я такого в жизни не встречал: невыполненные
обещания, неблагодарность... Вы никогда бы не позволили себе ничего такого в
отношении человека с кожей такой же бледной, как у вареной рыбы  или  у  вас
самих.
  --  Верно,  --  согласился  Римо.  -- Мы расисты с головы до ног -- и я, и
Смитти.
  -- Правильно.
  -- И нашим словам нельзя доверять.
  -- Это тоже правильно.
  Римо обратился к Джоулин:
  -- А ты знаешь, что он обучил меня всему, что я знаю.
  -- Да, -- кивнула Джоулин. -- Он мне сказал.
  -- А, уже успел.
  -- И, кстати, он прав, -- сказала Джоулин.
  -- В чем?
  -- Ты расист.
  -- С чего ты взяла? -- удивился Римо.
  -- Все это знают. Все американцы расисты.
  -- Верно, девочка, --  удовлетворенно  заметил  Чиун.  --  Расизм  --  это
самооборона людей, которые ощущают свою неполноценность.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  В Сан-Франциско, на тихой улочке -- ответвлении Юнион-стрит, разношерстные
и разномастные   хиппи   вразнос  торговали  всякими  разностями.  Ювелирные
изделия, раскрашенные ракушки и камни,  кожаные  ремни  заполняли  маленькие
лотки и лавчонки по обеим сторонам улицы.
  Торговля в целом шла плохо, но торговцев это, похоже, не беспокоило. Они с
самым  довольным  видом  грелись на солнце, курили марихуану и толковали меж
собой, как будет здорово, когда победит революция и  новое  социалистическое
правительство станет платить им за то, что они здесь сидят.
  В  конце  улицы  была  посыпанная  гравием  площадка,  окруженная  высоким
деревянным забором. По периметру площадки стояли лавчонки, и на одной из них
развевалась листовка с портретом Шрилы Гупты Махеша Дора.
  Джоулин грохнулась на колени и поцеловала стальной трос, к  которому  была
прицеплена эта листовка.
  --  О, Всеблагой Владыка, -- пропела она. -- Я пересекла море, чтобы вновь
узреть твое совершенство.
  -- Эй, ты! Какого черта ты дергаешь мой  трос?  --  крикнул  ей  бородатый
загорелый  светловолосый  парень.  Он  был  без рубашки, в джинсах с грязной
бахромой, в ухе -- серебряная серьга. Парень торговал в лавчонке виноградным
соком.
  Из лавок, стоявших вдоль забора, выглянули люди, главным  образом  молодые
женщины, и воззрились на Джоулин.
  -- Они плохо пахнут, -- сказал Чиун Римо. Римо пожал плечами.
  -- Это и есть дети цветов? -- спросил Чиун. Римо кивнул.
  -- Почему же они не пахнут цветами?
  --   Хороший  запах  --  это  составная  часть  общего  заговора  мирового
империализма, -- заявил Римо.
  Чиун засопел.
  -- Впрочем, какая разница. Все белые пахнут странно.
  Бородатый блондин тем временем пытался поставить Джоулин на ноги.  Она  же
упорствовала  в  своем  намерении  стоять  на  коленях.  Обеими  руками  она
вцепилась в трос, который крепил шест, поддерживавший крышу лавчонки.
  -- Я сказал, проваливай отсюда! -- орал парень.
  Римо направился было к Джоулин, но тут раздался чей-то громкий голос:
  -- Прекрати!
  Голос доносился с противоположного конца площадки.  Все  лица  повернулись
туда.
  Там  стоял  человек.  Он вышел из калитки в заборе между двух лавчонок. На
нем было розовое одеяние,  ниспадавшее  складками  к  обутым  в  серебристые
сандалии  ногам.  Лоб  его пересекала серебристая полоска -- такая же, как у
Джоулин.
  -- Оставь ее, -- нараспев произнес он. -- Она одна из нас.
  -- Это не дает ей права дергать трос и раскачивать мою  лавку,  --  заявил
светловолосый парень и снова попытался поднять Джоулин с колен.
  Человек в розовом дважды резко хлопнул в ладоши.
  Молодые  женщины из соседних лавок повернулись, как по команде, и медленно
направились в сторону Джоулин и бородатого блондина. Тот все еще  был  занят
девушкой  и  не  сразу  увидел угрожающую ему опасность. На него надвигалась
дюжина молодых женщин с ничего не выражающими лицами.  Их  ноги  --  большей
частью  обутые в сандалии -- ритмично топали по гравию, производя шум, какой
издает поезд, медленно отходящий от станции.
  -- Эй! -- крикнул им парень. -- Ладно вам, я просто пошутил. Я  не  хотел,
чтобы она...
  И тут они на него набросились. Четверо навалились на беднягу всей тяжестью
своих  тел  и  как  бы пригвоздили к земле, а остальные окружили и принялись
бить руками и ногами по лицу и вообще по чему попало.
  Джоулин с непреклонной решимостью держалась за трос и бормотала:
  -- О блаженный! О блаженнейший!
  Человек в розовом посмотрел на Римо и Чиуна и улыбнулся им. Улыбка не была
ни дружелюбной, ни извиняющейся. Потом он снова дважды хлопнул в ладоши.
  По  этому  сигналу  женщины,  избивавшие  парня,  прервали  свое  занятие,
поднялись и потопали назад к своим лавкам.
  --  Через  час  тебя  здесь  не  будет,  --  обратился человек в розовом к
окровавленному, в синяках парню, валявшемуся  на  гравии.  --  Ты  недостоин
здесь находиться.
  Потом он понизил голос и обратился к Джоулин:
  -- Встань, дитя Патны. Блаженство ожидает тебя.
  Джоулин поднялась, как по команде, и направилась к нему. Римо и Чиун пошли
следом за ней.
  -- У вас есть к нам дело? -- спросил человек в розовом.
  --  Мы привезли ее из Индии, -- ответил Римо. -- Из Патны. -- И, не вполне
отдавая себе отчет, зачем он это делает, он показал  жрецу  золотой  значок,
найденный им на полу дворца Дора.
  --  Вообще-то,  --  вставил  Чиун,  --  мы направлялись в Синанджу, но нас
остановило обещание белого человека.
  -- Ах да, Синанджу, -- чуть растерянно пробормотал жрец. --  Заходите.  --
Римо он кивнул как своему.
  Жрец   провел  их  через  калитку  в  сад,  где  цвели  крупные,  пахучие,
тропического вида цветы, а затем в заднюю дверь старого здания,  выходившего
фасадом на соседнюю улицу. Там они оказались в залитом солнцем зале, который
был переоборудован из четырех маленьких комнат первого этажа.
  В  помещении было безукоризненно чисто. Девять молодых женщин в просторных
белых одеяниях сидели на полу и шили.
  Когда жрец  привел  новоприбывших,  все  женщины  оторвались  от  шитья  и
взглянули на них.
  --  Дети  блаженства!  --  громко  объявил  жрец  в  розовом  и  для пущей
убедительности хлопнул в ладоши. -- Эти путники прибыли из Патны.
  Молодые женщины  с  белой  кожей  и  соломенными,  черными  и  каштановыми
волосами вскочили на ноги и окружили Джоулин.
  -- Ты видела Его?
  Джоулин кивнула.
  -- Он поделился с тобой своим совершенством?
  Джоулин кивнула.
  --  Окажите  ей гостеприимство -- пусть чувствует себя как дома, -- сказал
жрец и жестом позвал Римо и Чиуна следовать за ним в соседнюю комнату.
  За их спинами раздавалась счастливые голоса молодых женщин.
  -- Какой он, наш Великий? -- спросила одна.
  -- Он -- совершенство, -- ответила Джоулин.
  Чиун остановился и кивнул.
  -- А какое это совершенство? -- спросила другая.
  -- Это совершенное совершенство.
  Чиун снова кивнул, на этот раз более энергично.
  Джоулин продолжала восхваления.
  -- Он мудрость всяческой мудрости. Он -- лучший из лучших.
  Чиун с этим согласился.
  Римо обернулся к нему:
  -- Чиун, они говорят о Шриле.
  -- Нет, -- не поверил Чиун.
  -- Да, -- настаивал Римо.
  -- Все американцы -- идиоты.
  Римо проследовал за жрецом и Чиуном в кабинет и на пороге обернулся. Число
девушек выросло с девяти ухе до пятнадцати. Одна что-то шепнула  Джоулин  на
ухо, та покраснела и кивнула. Девушка в восторге захлопала в ладоши:
  -- Расскажи нам все.
  -- Я тоже хотела поехать в Святую Патну, -- пожаловалась еще одна девушка.
-- Но мой отец отобрал у меня кредитную карточку.
  --  Идите сюда! -- крикнула одна из девушек новым, которые все прибывали и
прибывали. -- Познакомьтесь с сестрой Джоулин. Она была  в  Патне  и  видела
Великого Владыку. Она с ним...
  Римо  закрыл  за  собой  дверь. Человек в розовом сел за стол и грациозным
жестом указал Римо и Чиуну на мягкие кожаные кресла.
  -- Добро пожаловать в нашу  обитель,  --  сказал  он.--Я-  Гопала  Кришна,
старший гуру Калифорнийского региона.
  -- Где Владыка? -- спросил Римо.
  Кришна пожал плечами.
  -- Все готово для встречи. Мы приготовили лучшие комнаты. И даже поставили
электронные игровые автоматы.
  -- Ясно, но где он сам? -- повторил Римо.
  -- Мы с вами еще толком не пообщались, -- ушел от ответа Кришна, -- Вы его
ученики?
  -- Он ученик, -- ответил Чиун. -- А я- это я.
  -- А что такое "я"?
  --   Я  --  это  человек,  поверивший  обещаниям  вероломных  бессердечных
расистов.
  -- Чиун, прошу тебя.
  -- Это правда. Правда. Расскажи ему, и пусть скажет, что это неправда.
  -- Правда то, что мы здесь и мы сделаем  все,  чтобы  грандиозное  событие
свершилось  во  славу Великого Владыки, -- сообщил Римо Кришне. -- Для этого
мы и приехали из Патны.
  Чиун рассмеялся.
  -- Великий! -- презрительно произнес он.
  -- Нам велели подготовиться к его приезду, -- поведал  Кришна.  --  Но  он
может остановиться и где-то еще.
  -- В зоопарке. Вместе с лягушками и жабами, -- пробормотал Чиун.
  --  Чиун,  будь  добр,  выйди  и  поговори  с  девушками.  Расскажи  им  о
великолепии Великого, -- попросил Римо.
  Итак, Великий Мастер Синанджу вышел из кабинета,  пока  Римо  и  лжеиндиец
болтали  глупости, и начал вести беседу с юными женщинами, собравшимися там,
и поведал им абсолютную истину,  что  было  не  слишком  сложно,  ибо  никто
особенно не задавался вопросом, о ком именно он ведет речь.
  -- Что вы думаете о Великом?
  --  Он  самый благородный, самый добрый, самый чуткий человек на земле, --
ответил Великий Мастер Синанджу.
  -- Он правда воплощенное совершенство?
  -- Некоторые приближаются к совершенству. Он достиг его и пошел дальше.
  -- Чему он учит?
  -- Творите добро и любите справедливость, и будьте милосердны, и все у вас
будет жорошо, -- изрек Мастер Синанджу.
  -- Как нам приблизиться к совершенству?
  -- Слушайте, что он говорит, и поступайте так,  как  он  учит,  --  сказал
Великий  Мастер  Синанджу. -- Это самая драгоценная истина, какую я могу вам
дать.
  -- Идите сюда! Послушайте, что говорит этот мудрый человек.  Познакомьтесь
с мудростью Востока, освященной блаженным совершенством Великого Владыки.
  Такое  занятие  нашел  для  себя  Мастер  Синанджу,  пока  по соседству, в
маленькой комнате за закрытыми дверями, Римо продолжал совещаться с Кришной.
  Когда дверь за Чиуном затворилась, Кришна  обеими  руками  снял  с  головы
розовый тюрбан, и вокруг головы выросла копна светло-рыжих курчавых волос.
  -- Ох, нелегкая это работа, -- вздохнул он.
  -- Круто тебе приходится -- такое хозяйство, -- посочувствовал ему Римо.
  -- Не-а, нет у меня никакого хозяйства. Они просто дали мне титул и платят
двадцать  процентов  от  всего,  что  я заработаю. Понимаешь, я что-то вроде
дилера -- торгую блаженством. А что у тебя за акцент?
  -- Ньюарк, штат Нью-Джерси, -- ответил Римо. Он был  раздосадован  --  ему
давно полагалось говорить без акцента.
  --  Дай пять, старина, -- обрадовался Кришна. -- Я сам из Хобокена. Ньюарк
изменился.
  -- Да и Хобокен тоже, -- сказал Римо, протягивая руку. Кришна схватил ее и
начал изо всех сил трясти.
  -- Как ты во все это вляпался? -- спросил он.
  -- Да как-то просто занесло, -- ответил Римо. -- А ты?
  -- Ну, понимаешь, революция вроде как заглохла, и они  начали  закручивать
гайки.  А  ко  всему этому дерьму насчет третьего мира у меня как-то никогда
душа не лежала. То есть, конечно, там  можно  было  что-то  сделать,  но  уж
слишком  много  придурков.  И вот пару лет назад всплыло это дело, и я решил
завербоваться. Фирма Дора была тогда поменьше, чем сейчас, и им  были  нужны
профессиональные  организаторы.  Ну,  и  Ирвинг Розенблатт тут как тут. Но и
здесь все, как везде. Они начали разрастаться, и теперь на самых  тепленьких
местечках сидят их собственные жирные задницы. Слушай, выпить хочешь?
  Римо отрицательно покачал головой.
  -- Может, травку? У меня тут прекрасный товар с Гавайев.
  -- Нет, -- отказался Римо. -- Я завязал.
  -- Пить в одиночку -- что может быть хуже! Только одно: не пить совсем.
  Кришна подошел к небольшому шкафу, вытащил из-за книг бутылку виски, налил
себе полный стакан "Чивас Ригал", улыбнулся и подмигнул Римо:
  -- За казенный счет езжу только первым классом.
  -- Для грандиозного события все готово? -- поинтересовался Римо.
  --  Хрен  его  знает!  Это  меня и бесит. Меня сделали боссом, я имею свои
двадцать процентов и не жалуюсь, потому что дела  идут  неплохо.  А  теперь,
когда  они затеяли этот свой Марафон Блаженства, меня отставляют в сторонку.
Понасылали сюда своих ловкачей со всего мира, а я вроде не при  чем.  --  Он
злобно  глотнул  виски.  --  Я  скажу  тебе, что они собираются сделать. Они
заявят,  что  сан-францисское  отделение  не  имеет  никакого  отношения   к
Марафону, и попытаются зажать мои двадцать процентов!
  --  Сволочи,  --  согласился  Римо.  --  Они что, даже не посвятили тебя в
детали?
  -- Даже и понюхать не дали. Скажи ты. Что там будет? Все кругом  только  и
трубят о чем-то грандиозном.
  Римо пожал плечами и без особых усилий изобразил сожаление:
  -- Приказ, старина. Ты ведь понимаешь.
  --  Да,  ясно.  --  Кришна  сделал еще один большой глоток. -- Впрочем, не
беспокойся. Миссия Сан-Франциско будет  присутствовать  там  во  всей  славе
своей, чтобы приветствовать старину Всеблагого.
  --  Ты все-таки думаешь, что свами тут появится? -- продолжал допытываться
Римо.
  -- Свами, -- расхохотался Кришна. -- Хорош свами!.. Да откуда  мне  знать?
Но на всякий случай мы установили тут его любимый электронный пинг-понг.
  -- Кстати, должен тебя поздравить, -- сказал Римо.
  --  У  тебя  тут очень крутая служба безопасности. Девушки -- это здорово.
Как они того парня отделали!
  -- Ага. Телки -- они всегда в первых рядах борцов за свободу.  Тяжкая  это
доля -- родиться бабой.
  -- То есть?
  --  Ну  а  как же -- а с чего бы они тогда носились со всяким дерьмом? Все
ищут каких-то великих тайн или простого способа  всех  сделать  счастливыми.
Что за жизнь!
  Римо кивнул.
  --  У тебя серебристая полоска на лбу. Похоже, ты был в Патне, но сохранил
способность мыслить здраво.
  Кришна допил виски и снова наполнил стакан.
  -- Знаешь, говорят, зараза к заразе не пристает.  Бизнес  Дора  стар,  как
мир.  Немного  наркотиков,  много  секса, а еще больше светлого будущего для
всего человечества. Хочешь трахнуть  родную  мамочку?  Валяй.  Это  средство
достижения  блаженства.  Хочешь  ограбить  своего  работодателя  или  надуть
акционеров? Ты просто обязан это сделать, если хочешь достичь блаженства.
  -- А ты сам?
  -- Когда я поехал в Патну, я прекрасно представлял себе, что меня ждет.  И
его  штучки  не  сработали.  Я  уже  сидел  на  игле, и секса я перепробовал
предостаточно, так что этим меня не проймешь. А счастье всего  человечества?
Тьфу,  я  и  так  всегда счастлив. Но как бы то ни было, я притворился и вел
себя, как все остальные, и вот я тут, и не просто я --  а  главный  гуру.  И
сдается  мне,  они  хотят  надуть  меня  и  отобрать  мои  кровные  двадцать
процентов. Пусть лучше поостерегутся. А если они это сделают  --  я  уйду  в
трансцендентальную медитацию.
  --  Во  всяком  случае, -- произнес Римо, вставая, -- я сообщу, куда надо,
что система безопасности у тебя безупречна. И вообще все отделение, помоему,
работает неплохо.
  -- Спасибо. У вас есть где остановиться?
  Римо помотал головой.
  -- Ладно, оставайтесь здесь. У нас наверху полно свободных комнат.  Раньше
тут был бордель.
  -- Думаю, так мы и поступим, -- согласился Римо.
  --  Здесь  мы будем поближе ко всему происходящему Особенно если Всеблагой
соизволит явиться. Скажи мне еще вот что: как ты добился такого цвета кожи?
  -- Лосьон для загара, -- усмехнулся Кришна. Он отставил  стакан  и  теперь
пытался  запихнуть  свои  рыжие космы под розовый тюрбан. -- Ну, знаешь, эта
химическая дрянь. Мажься погуще  и  почаще  --  и  станешь  коричневым,  как
индиец.  Одно неудобство -- когда я езжу в Малибу на уикенд, то выгляжу так,
будто у меня желтуха.
  Зазвонил  телефон.  Кришна  откашлялся  и,  подражая  индийскому  акценту,
сказал:
  -- Миссия Небесного Блаженства. Может ли Кришна вас осчастливить?
  Он выслушал, что ему сказали, и присвистнул'
  -- Ни фига себе. Спасибо, что позвонили.
  Он повесил трубку и улыбнулся Римо:
  -- Черт побери, я рад, что вы тут.
  -- А что такое? -- удивился Римо.
  --  На  прошлой  неделе  прошел слушок, что в отделении Миссии в Сан-Диего
произошла какая-то заварушка. Но толком никто ничего не знал или  не  хотели
говорить.  А  сейчас  мне  рассказали. Старший гуру, Фредди, откинул копыта.
Кто-то сломал ему шею.
  -- Кто же? -- невозмутимо спросил Римо.
  -- Они пока не знают. Все там разбежались, чтобы не иметь дела с полицией.
  -- Ты думаешь, они подбираются к Шриле?
  -- Черт его знает, -- пожал плечами Кришна. -- Одно тебе скажу: я рад, что
ты здесь. Мне вовсе не хотелось  бы  чтобы  тут  болтались  всякие  психи  и
убивали моих людей
  -- Не волнуйся, -- заверил его Римо. -- Мы тебя защитим.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  -- Кто же он, Элтон?
  -- Индеец.
  -- Да брось ты, Элтон, во всей стране не осталось ни одного индейца.
  -- Да не тот индеец. Он из тех индейцев, что в Индии живут. -- Элтон Сноуи
перегнулся  через  стойку,  всю  испещренную  следами окурков, и прошептал в
багровое ухо бармена: -- Вроде как ниггер, ясно?
  -- Еооо... С твоей  Джоулин?  --  На  толстом  лице  цвета  вареного  рака
отразилось недоверие.
  Сноуи мрачно кивнул.
  --  Наркотики.  Он ее накачивает. Ну, я пошел к пастору-ниггеру и отправил
его туда, но он так и не вернулся. Наверное, и его накачали.
  -- Слушай, Элтон, по-моему, все пошло наперекосяк  с  тех  пор,  как  этот
раздолбай заказал чашку кофе.
  Сноуи задумчиво кивнул и глянул на стакан кактусовой водки в руке.
  --  Надо было его тогда пристрелить, -- продолжал бармен. -- Да, -- сказал
он, как бы соглашаясь с собой. -- Надо было его пристрелить.
  Сноуи, который вымотался, весь день собирая  отряд  добровольцев,  готовых
помочь ему в деле спасения дочери, устало ответил:
  -- Но как бы это помешало этому кобелю из Индии?
  --  Это  был  бы  для  него урок. Вся беда в том, что мы слишком позволяем
высовываться всяким ублюдкам. Сначала ниггеры,  потом  пуэрториканцы,  потом
настоящие  индейцы, а теперь еще эти странные индейцы, которые на самом деле
ниггеры. И все они нами утираются. Не успеешь оглянуться, как еще и католики
начнут выступать.
  -- Будем молиться, чтоб до этого не дошло, -- сказал Сноуи.
  --Да уж. А то после них непременно жди жидов.
  Мысли о таких ужасных последствиях усилили жажду Сноуи, он  залпом  осушил
стакан и со стуком поставил его на стойку
  -- Еще, Элтон?
  -- Нет, хватит. Ну, и как?
  -- Только мигни. Я с тобой.
  -- Хорошо, -- произнес Сноуи. -- Собери вещи. Мы едем сегодня.
  -- Мы?
  -- Ты, я, Фестер и Пьюлинг.
  -- Хей-хо! -- воскликнул бармен. -- Все мы едем в Сан-Франциско?
  --Угу.
  --  Черт побери, вот это я понимаю -- гулять так гулять! И без жен!! Хей--
хо!! -- Он так громко закричал, что посетители бара  уставились  на  него  с
недоумением  Он  наклонился к Сноуи и сказал уже тише: -- Я просто сгораю от
нетерпения.
  -- Сегодня вечером у меня. В шесть.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  Он ехал из Фриско на  запад,  в  сторону  Японии,  которая  называет  себя
Страной  восходящего  солнца,  но  с  точки  зрения Америки является Страной
заходящего солнца, что Америка и продемонстрировала в конце  Второй  мировой
войны,  и  далее -- через мост Золотые Ворота, застенчиво краснеющий в лучах
полуденного солнца. Зной прогнал покров тумана, вездесущие рабочие  наносили
на мост очередную дозу омерзительной красной краски, а его путь лежал дальше
--  с  моста  на  шоссе,  потом  в  тоннель,  разинутая  пасть которого была
размалевана всеми цветами радуги, и, наконец, снова из тоннеля на шоссе.
  Он  вел  машину  без  напряжения,  очень  четко.  Его  внимание  не   было
сконцентрировано  ни  на  машине,  ни  на  дороге, его тело и инстинкты были
просто настроены на одну волну с ними и автоматически реагировали на  каждый
поворот   дороги,  точно  рассчитывая  массу  ма  шины,  скорость,  величину
центробежной силы с поправкой на коэффициент трения колес -- и  все  это  не
сознанием, а кончиками пальцев, ладонями и спинным мозгом.
  Фердинанд  Де Шеф Хант никогда раньше не бывал в этой части Сан-Франциско.
Несколько лет назад он приезжал сюда по делам,  но  у  него  тогда  не  было
никакого желания осматривать окрестности
  Хант  рано  узнал  о  своей  способности  подчинять себе разные предметы и
местности тоже он рассматривал как  своего  рода  предметы,  только  большие
Потому места которые он не видел, его не интересовали.
  Впереди  еще  один  тоннель. Склон горы над ним был вымазан белой краской,
словно какой-то исполинский Том Сойер пытался выкрасить  не  забор,  а  весь
мир.   Острый   взгляд   Ханта  различил  под  краской  рисунок.  Он  слегка
притормозил. Да, там была когда-то изображена  женщина,  обнаженная  женщина
высотой  в  сорок  футов.  Белая  краска  уже  начала  стираться,  и под ней
проступали пышные формы женщины. И выглядела она весьма соблазнительно.
  Еще две недели, решил Хант, и белая краска  вся  слезет:  хорошо,  если  к
этому  времени  он  еще  будет  поблизости.  Ханту  очень  хотелось  получше
рассмотреть  женщину.  По  резкости  линий  рисунка  он  догадался,  что   и
художником  тоже  была женщина. Мужчины, изображая женщин, обычно пользуются
мягкими плавными линиями, каких на самом деле  женское  тело  не  имеет,  но
большинство  мужчин  этого не знает, потому что они попросту боятся смотреть
на женщин. Чтобы оценить женщину, чтобы  разглядеть  ее  внутреннюю  силу  и
жесткость,  нужна  женщина  --  и  в этом рисунке явно чувствовалась женская
рука.
  Открытие замазанной картины означало, что день не прошел бессмысленно. Так
бывает, когда в углу  картины  Иеронима  Босха  находишь  маленькую  деталь,
которую  не  замечал  раньше,  хотя видел картину уже сто раз, и вот, на сто
первый, вдруг замечаешь эту деталь и крик удивления рвется из груди, и какая
тебе разница, если другие совершили это открытие раньше.  Для  тебя  это  --
твое  личное открытие, настоящее и бесценное. Оно превращает тебя в Колумба,
и Хант, нажимая на газ и снова увеличивая скорость, испытывал  именно  такие
ощущения.
  И  дальше,  в  сторону  с  автострады,  через  маленькие городишки, жители
которых в основном заняты изготовлением разных вычурных  поделок,  отчего  о
районе к северу от Залива идет дурная слава среди любителей искусства. И вот
дорога  перевалила  через  холм, и, спустившись по длинному пологому склону,
Хант неожиданно выехал из сельской местности в  пригородный  район,  который
вполне  можно  было  бы перенести в любую другую часть Соединенных Штатов, а
потом миновал окраины и въехал в центр города -- аккуратный  и  весь  словно
срисованный с городов времени освоения Запада.
  Милл-Вэлли.  Оставив  позади  магазин  стройматериалов,  Хант  оказался на
главной площади. На перекрестке сигнал светофора заставил его  остановиться.
Напротив   была  старая  пивнушка.  Перед  входом  стояли  три  мотоцикла  с
наклейками, гласящими, что "Иисус бережет", -- и, видимо, речь шла о  весьма
существенных  сбережениях,  потому  что  это были мощные "харлеи-дэвидсоны",
каждый ценою тысячи по три.
  Еще один квартал. Хант повернул налево, и его старенький "форд" 1952  года
покатил  вверх по склону холма. Похоже было, что он ехал по спине гигантской
змеи,  кольцами  свернувшейся  на  дороге  специально  для  того,  чтобы  ее
раздавили.  Он  доехал  до  едва  заметной  проселочной  дороги, отходящей в
сторону от шоссе, и чуть было не проскочил мимо, но дернул рычаг, переключая
скорость с третьей на вторую, одновременно с этим развернул передние  колеса
вправо и нажал на тормоз.
  Машину  занесло,  он  выключил зажигание и отпустил тормоз, и машина своим
ходом поехала по проселочной дороге, постепенно замедляя ход, а Хант  сидел,
сложа руки, позволяя машине катиться по инерции, и ничуть не удивился, когда
автомобиль остановился в дюйме от двери гаража.
  В  отличие  от Америки цивилизованной, где гаражи строятся либо вплотную к
дому, либо неподалеку от него, здесь гараж стоял на  самом  краю  обрыва,  а
сбоку от него Хант увидел ступеньки, ведущие вниз.
  Хант  пошел  по  ступенькам,  и  тут путь ему преградили четыре человека в
длинных розовых одеяниях -- здоровенные парни с  непроницаемыми  коричневыми
лицами. Они стояли, скрестив руки, и в упор смотрели на Ханта.
  -- Я Ферди...
  --  Мы  знаем, кто вы, -- оборвал его один из людей в розовом. -- Следуйте
за нами.
  Двумя пролетами ниже, на узком выступе скалы, примостился домишко -- серое
деревянное здание с окнами на все четыре стороны.
  Не проронив ни слова, четверо в розовом повели Ханта в дом, и он  оказался
в  маленькой  комнате  с  розовыми  стенами.  В  комнате раздавался какой-то
странный писк. В центре помещения Хант увидел огромный  металлический  ящик.
По  бокам  ящика  торчали  грязноватые  сапоги для верховой езды и клетчатые
бриджи.
  -- Он здесь. Всеблагой Владыка, -- произнес голос за спиной Ханта.
  -- Уйди отсюда, Христа ради, -- донесся голос из-за ящика.
  Потом Хант остался в одиночестве. Он слышал, как за его  спиной  закрылась
дверь, как из ящика донеслась новая серия попискиваний, и наконец:
  --  Ч-черт! -- и из-за игрового автомата высунулось толстое лицо. -- Итак,
ты и есть тот самый янычар? -- спросило оно.
  -- Я Фердинанд Де Шеф Хант, -- ответил Хант, который  не  знал,  зачем  он
здесь  и  что  такое  янычар. Знал он только одно: что двое владельцев фирмы
дали ему бессрочный отпуск с полным содержанием и  оплатили  всю  дорогу  до
Сан-Франциско.
  --  А  эти  два  трепача с Уолл-стрит не соврали? Ты действительно большой
мастер?
  Хант не знал этого и пожал плечами.
  Шрила Гулта Махеш Дор встал со стула. И сидя, и стоя,  он  все  равно  был
ниже,  чем игровой автомат. На нем были бриджи в красную, коричневую и белую
клетку, темно-коричневые высокие сапоги и золотисто-бежевая  майка  с  тремя
обезьянками  --  не  видеть зла, не слышать зла, не говорить зла. Майка туго
облегала его мягкую и округлую, почти женскую грудь.
  -- Возьми стул, -- сказал он. -- Ты знаешь, чего я хочу?
  -- Я даже не знаю, кто ты есть, -- ответил Хант, усаживаясь на вращающийся
стул, обтянутый черной кожей, -- такой же стул был и у Дора.
  Дор внимательно посмотрел на Ханта и откинулся на спинку своего стула.
  -- Как тебя, кроме Ханта?
  -- Фердинанд Де Шеф Хант.
  -- О'кей. Пусть будет Фердинанд. Можешь звать  меня  Шрилой,  или  Великим
Всеблагим  Владыкой,  или  Богом,  как  тебе  больше нравится. -- Он еще раз
пристально посмотрел на Ханта. -- В раю возникли проблемы, дружище.
  -- В раю всегда проблемы, -- проронил Хант.
  -- Я рад, что ты это понимаешь. Тогда ты должен понимать, зачем мне  нужен
ангел мщения. Как его -- серафим или херувим? Не помню, я всегда их путаю. Я
никогда  не  был  особенно  силен  в теологии. Вот бизнес -- это мое. Ладно,
Фердинанд, перейдем к делу. -- Не прерывая разговора, Дор снова повернулся к
своему игровому автомату -- это был электронный пинг-понг, -- нажал  красную
кнопку, и по экрану от одного края к другому поползла белая точка.
  Дор  ухватился  руками за обе рукоятки -- и справа, и слева -- и, время от
времени бросая косой взгляд на  экран,  начал  манипулировать  рычагами.  По
обоим  краям  экрана  вверх-вниз,  повинуясь  движениям  рук Дора, двигались
короткие вертикальные линии. Белая точка, все ускоряя движение, ударялась об
эти  линии  и  отскакивала  к  противоположному  краю   экрана.   Хант   как
завороженный  следил  за ней. Дор продолжал говорить, не слишком внимательно
следя за игрой.
  -- Так вот, к делу, -- повторил он. --  Во  вторник  вечером  я  собираюсь
устроить  тут  одну  грандиозную  штуку,  а  два  каких-то типа путаются под
ногами. Они были в моем дворце в Патне -- это наш  Пентагон  в  Индии  --  и
устроили там жуткий разгром. Разогнали моих телохранителей и забрали с собой
одну из моих телок.
  -- А кто они? -- спросил Хант, все еще не понимая, при чем тут он.
  -- Сейчас дойду и до них.
  "Бип-бип-бип!".
  --  Примерно  неделю назад был убит один предатель. Потом был убит один из
моих людей. А потом еще один. Прямо здесь -- в Соединенных Штатах этой вашей
Америки, и это меня просто выводит из себя. "Бип-бип-бип!".
  -- И всех их не просто убили, а переломали шеи, и мои старики с кальсонами
на голове заныли и заскулили что-то насчет древнего проклятия.
  "Бип-бип-бип!".
  -- И все это дело рук  двух  человек,  и  сдается  мне,  они  где-то  тут,
неподалеку. Вот почему я прячусь в горах, вместо того чтобы жить в городе.
  -- А зачем тебе я?
  --  Слушай,  я  не хочу, чтобы эти два типа испортили грандиозное событие,
которое я назначил на стадионе "Кезар". Это будет мой триумфальный  въезд  в
вашу Америку -- с флагами и фанфарами, -- и мне не нужны помехи.
  -- Что я должен сделать? -- спросил Хант.
  Дор  развернулся  вместе  со стулом. Он отпустил рычаги, и белая точка, не
встретив на пути препятствия, стукнулась о край  экрана.  Раздался  писк,  и
табло высветило счет 10. Дор пристально воззрился на Ханта.
  -- Уж конечно, не встречать их хлебом-солью. Я хочу, чтобы ты их убрал.
  Хант  посмотрел  на  экран. Белая точка снова поползла справа налево и, не
встретив препятствия, стукнулась о левый край экрана.  Раздался  писк.  Счет
стал 2:0. Хант нюхом ощутил, как нагрелся автомат.
  -- Убрал? -- переспросил он.
  -- Ну да. Прокомпостировал им билеты!
  -- Билеты?..
  -- Черт тебя раздери, ты что -- полный придурок? Убей их, болван!
  Хант  улыбнулся. Так, значит, вот что такое янычар. А тем временем машина,
предоставленная самой себе, уже довела счет до 5:0.
  -- Кстати, какой у тебя опыт? -- поинтересовался Дор. -- Сколько засечек у
тебя на прикладе?
  -- Насколько я понимаю, ты спрашиваешь, сколько человек я убил?
  -- Точно, Ферди. Сколько?
  -- Ни одного.
  Дор опять воззрился на Ханта. На его гладком, лоснящемся  лице  отразилось
раздражение.
  -- Погоди-ка, -- недоумевающе произнес он. -- Это еще что за фигня?
  Хант пожал плечами.
  --  Черт  побери,  я  прошу  найти  мне  классного  убийцу, а мне приводят
джентльмена-южанина, который торчит тут, как шишка на сучке, и скалится. Что
тут происходит, черт вас всех побери?
  -- Я могу их убить, -- с удивлением услышал Хант собственный голос.
  --  Конечно,  малыш,  конечно.  У  меня  в  Патне  было  девяносто  восемь
телохранителей  -- служба безопасности, какой нет у этого вашего крестоносца
в Риме, и знаешь, где они теперь? Все девяносто восемь! Они наклали в  штаны
и  вернулись к себе в горы -- и все из-за этих двух мерзавцев. А ты хочешь в
одиночку с ними справиться. Не смеши меня.
  "Бип-бип-бип!". Счет стал 11:0, и обе вертикальные линии по  краям  экрана
исчезли.  Игра окончилась, и белая точка принялась беспорядочно двигаться по
экрану -- бесцельно и безрезультатно.
  -- Я могу их убить, -- спокойно повторил  Хант,  на  этот  раз  слова  его
прозвучали  куда естественнее для него самого -- так, будто именно эти слова
ему следовало произносить всю жизнь.
  Дор вернулся к игре, презрительно отмахнувшись от Ханта  --  вали  отсюда,
убирайся в задницу.
  Хант  сидел  и  наблюдал за тем, как Дор играет -- мрачно, сосредоточенно,
дергая за оба рычага -- правая рука против левой.  Светящаяся  точка  бешено
металась  по  экрану.  Один -- ноль, один -- один, два -- один, три -- один.
Розыгрыш каждого очка шел долго, и у Ханта было время поразмыслить. А почему
бы и нет? Его предки занимались этим несколько столетий. Его боссы, Долтон и
Харроу, говорили, что это принесет ему много денег. Так  почему  бы  и  нет?
Почему  бы  и  нет?  Почему  бы нет? Итак, блудный сын Фердинанд Де Шеф Хант
решил вернуться в лоно  семьи  и  стать  профессиональным  убийцей.  И  черт
побери, он не позволит этому жирному поросенку помешать ему.
  -- Что за игра? -- спросил он громко.
  -- Электронный пинг-понг, -- отозвался Дор. -- Играл когда-нибудь?
  -- Нет. Но я тебя побью.
  Дор язвительно расхохотался.
  --  Ты  не побьешь меня, даже если я буду играть с завязанными глазами, --
сказал он.
  -- Я побью тебя, даже если я буду играть с завязанными глазами, --  заявил
Хант.
  -- Уйди отсюда, прошу тебя, -- отмахнулся Дор.
  -- Давай сыграем, -- предложил Хант.
  -- Уходи.
  -- Моя жизнь против работы. Игра решит.
  Дор  обернулся  и  пристально  посмотрел  на  Ханта. Тот встал и подошел к
автомату.
  -- Ты это серьезно? -- спросил Дор.
  -- Я ставлю свою жизнь, -- ответил Хант. -- Я не привык этим шутить.
  Дор хлопнул в ладоши. Точка продолжала скакать по экрану. Теперь, когда ей
никто не мешал, очки набирала та сторона, за которой было право подачи.
  Открылась дверь, и в комнату вошли четыре человека --  те  самые,  которые
привели Ханта в дом.
  --  Мы будем играть в пинг-понг, -- сказал им Дор. -- Если он проиграет --
в расход. -- И обернулся к Ханту: -- Ты не возражаешь?
  -- Ничуть. А если я выиграю?
  -- Тогда мы с тобой поговорим.
  -- Мы поговорим в шестизначных цифрах?
  -- Хорошо, но насчет этого не волнуйся: через три минуты ты  будешь  одним
из незабвенных, ушедших в мир иной.
  Дор потянулся к красной кнопке, чтобы начать новую игру.
  -- Не надо, -- остановил его Хант.
  -- Как так?
  -- Давай доиграем эту.
  --  А,  ну конечно. Я так и знал! Так я и знал, что тут какая-то хитрость.
Ты хочешь фору? Так вот, я не дам тебе семь очков форы. Счет восемь -- один.
Ага, уже девять -- один.
  -- Мое -- одно очко, твои -- девять. Играй, -- сказал  Хант  и  взялся  за
левую  рукоятку.  Точка  мягко  отскочила  от  правого нижнего угла экрана и
полетела в его сторону.
  -- Заказывай гроб, -- сказал Шрила. -- Похороны я тебе обеспечу.
  Хант не спеша нажал  на  рычаг.  Вертикальная  линия  поползла  вверх.  Он
поменял  направление  движения  рычага,  и  линия  поползла вниз. Ханту было
наплевать, что  светящаяся  точка  полетела  беспрепятственно  по  экрану  и
ударилась о левый край.
  -- Десять -- один, -- сказал Дор. -- Осталось одно очко.
  -- Ты его не получишь, -- заявил Хант.
  Он  уже ощущал рычаг как часть себя самого. Он держал черную пластмассовую
рукоятку, охватив ее пальцами так,  будто  и  рукоятка  и  весь  рычаг  были
изготовлены  на  заказ  специально  для  него.  Кончиками  пальцев он ощущал
движение вертикальной линии, малейшие изменения ее скорости. Он  чувствовал,
как  и  когда  ее  надо послать верх, когда -- вниз. Без мыслей, с полностью
отключенным сознанием, он знал, что надо  делать.  Подача  опять  перешла  к
Дору, и точка полетела в левый нижний угол экрана. Дор улыбнулся.
  Хант медленно повел вертикальную черту вниз, точка ударилась о нижний край
экрана  и  отскочила  вверх,  и  как  раз в этот момент Хант перехватил ее и
послал вправо вдоль нижнего края. Дор встретил точку и послал  ее  назад  по
той же траектории.
  Хант  не  сдвинул  с  места  вертикальную  черту  -- она была все в той же
позиции, и точка должна была бы отскочить под прямым углом. Но в  тот  самый
момент,  когда  точка  должна  была  стукнуться  о черту, Хант сделал резкое
движение вверх, и точка полетела через экран по диагонали в  правый  верхний
угол.  Дор  крутанул  свой рычаг, и его вертикальная черта подскочила вверх,
упершись в верхний край экрана под прямым углом, но точка  перелетела  через
черту, и автомат запищал.
  --  Десять -- два, -- улыбнулся Хант. Он понял, что в верхней части экрана
есть "мертвая зона", где вертикальная  черта  не  может  перехватить  точку.
Теперь надо выснить, есть ли такая зона в нижней части.
  Игра продолжалась. Опять подавал Дор. В нижней части экрана тоже оказалась
"мертвая зона". Десять-три, десять -- четыре, десять -- пять.
  Раздражение  Дора  росло.  Он  то  и  дело  орал  на  игровой автомат и на
светящуюся точку. Хант молча, как бы невзначай, двигал свой рычаг.
  Когда счет стал десять -- десять, Дор со всего размаха хлопнул по автомату
своей пухлой короткопалой рукой. На экране возникла надпись "Игра окончена",
и вертикальные линии исчезли.
  -- Ладно, -- махнул Шрила стоявшей в дверях четверке. --  Все  ушлепывайте
отсюда.
  Они ушли, а Хант сказал:
  -- Я играл правой рукой. Хочешь, я сыграю левой?
  -- Не хочу.
  -- А если левой рукой и с завязанными глазами?
  --  В  эту  игру  с завязанными глазами не сыграешь. Как ты можешь играть,
если ничего не видишь?
  -- А ничего и не надо видеть, -- объяснил Хант. -- Ты этого до сих пор  не
заметил?  Звук совершенно разный при движении точки по верхнему и по нижнему
краю. И кроме того, можно определить по  свисту  --  быстро  она  летит  или
медленно.
  -- Знаешь, по-моему, ты мне не нравишься, -- задумчиво проговорил Дор.
  -- Я бы обыграл тебя даже по телефону, -- заявил Хант.
  Дор внимательно посмотрел на него и прочитал в его глазах дерзкий вызов. А
ведь,  переступая порог комнаты, он выглядел таким неуверенным. Шрила решил,
что лучше не отвечать на этот вызов, а с толком использовать талант Ханта.
  -- Сто тысяч долларов, -- сказал он. -- Убей их обоих.
  -- Имена?
  -- Все, что нам  удалось  узнать,  это  --  Римо  и  Чиун.  Они,  по  всей
вероятности, в Сан-Франциско.
  --  Тем  хуже  для  них,  --  сказал  Хант,  и  эти  слова  доставили  ему
удовольствие.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  Сегодня, решил Римо, Джоулин похожа на человека. Весь предыдущий вечер она
тихонько сидела и напряженно вслушивалась в слова лекции, которую читал Чиун
девушкам из сан-францисского отделения Миссии Небесного  Блаженства.  Затем,
поздно  ночью,  она  попыталась  составить  Чиуну  компанию на его циновке в
огромной спальне, отведенной для него и для Римо.
  Но Чиун отогнал ее легким движением руки, и, вынужденная  довольствоваться
Римо, она забралась в его постель, а он так устал за день и так хотел спать,
что пришлось обслужить ее -- хотя бы затем, чтобы не слушать ее болтовню.
  Похоже,  вчерашний  пятиминутный  эпизод  в  такси  несколько  ослабил  ее
безумную тягу к Шриле Гупте  Махешу  Дору,  решил  Римо,  а  ночное  соитие,
видимо,  еще  больше  остудило  ее  пыл, потому что сегодня она говорила как
достаточно разумное существо, а не как заезженная пластинка.
  Чиун все утро стонал и жаловался, что насекомые всю  ночь  не  давали  ему
спать,  а когда Римо заметил, что лично его никакие насекомые не беспокоили,
Чиун высказал предположение, что себе подобных они не трогают.
  И вот теперь они  втроем  сидели  на  переднем  сиденье  взятого  напрокат
автомобиля -- Джоулин как кусок мяса в гамбургере между Чиуном и Римо.
  -- Не понимаю, -- сказала девушка.
  -- Слушайте, слушайте! -- возгласил Римо.
  --  Если  вы -- истинный Великий Владыка, -- продолжала Джоулин, -- то кто
же тогда Шрила?
  -- Маленьким людям нужны вещи маленького размера, -- изрек Чиун. --  Людям
большим нужны вещи побольше. То же относится и к величию.
  Джоулин  ничего  не  сказала.  Она  крепко  сжала  губы  и о чем-то крепко
задумалась. Чиун глянул через нее на Римо.
  -- Куда мы едем?  --  спросил  он.--Я  не  знал,  что  до  Синанджу  можно
добраться на автомобиле.
  -- Мы едем не в Синанджу. И прекрати это.
  --  По-моему,  он очень жестокий человек, -- сказала Джоулин Чиуну, кивнув
головой в сторону Римо.
  -- Ага, как хорошо ты его поняла! Видишь, Римо?  Она  тебя  раскусила.  Ты
жестокий.
  -- Не забудь -- самонадеянный, -- сказал Римо.
  --  Да,  дитя  мое,  --  сказал Чиун, обращаясь к Джоулин. -- Не забудь --
самонадеянный. А  кроме  того  --  неповоротливый,  неспособный,  ленивый  и
глупый.
  -- Но он ведь ваш ученик... -- недоумевала девушка.
  -- Сделать прекрасным необработанный алмаз могут многие, -- объяснил Чиун.
--  Но сделать что-то маломальски приличное из бледного куска свиного уха --
совсем другое. Туг требуется Великий  Мастер.  Пока  еще  я  просто  пытаюсь
сделать из него нечто похожее на человека. Красота и сияние придут позже. --
И он сложил руки.
  -- А вы могли бы сделать меня прекрасной и сияющей? -- спросила Джоулин.
  -- Легче, чем его. У тебя нет его дурных привычек. Он -- расист.
  -- Ненавижу расистов, -- заявила Джоулин. -- Мой отец расист.
  -- Спроси расиста, куда мы едем, -- сказал Чиун.
  -- Куда мы едем, расист?
  --  Просто  на прогулку -- подышать свежим воздухом. Благовония, поклоны и
суета ужасно действуют мне на нервы, -- ответил Римо.
  -- Вот видишь, -- гнул свое  Чиун.  --  Он  еще  и  неблагодарен.  Люди  с
открытой душой распахивают перед ним двери своей обители, а он нос воротит и
не  ценит  их  гостеприимства. Истинный американец. Если он станет говорить,
что отвезет тебя назад в Патну, не верь ему. Белые никогда не  держат  своих
обещаний.
  --  Слушай,  Чиун.  Она  такая  же  белая,  как и я. Она из Джорджии, черт
побери.
  -- Мне кажется, я больше не хочу возвращаться в Патну, --  вдруг  объявила
Джоулин.
  --  Вот  видишь,  --  сказал  Чиун. -- Она не такая, как ты. Она умнеет на
глазах, а ты за последние десять лет жизни сумел усвоить меньше чем ничего.
  Римо съехал на обочину и остановил машину.
  -- Ладно, все выгружайтесь. Пойдем прогуляемся.
  -- Вот видишь, -- не унимался Чиун. --  Смотри,  как  он  нами  командует.
Охо-хо, какое вероломство!
  Чиун вышел из машины и огляделся по сторонам.
  -- Это Диснейленд? -- громко спросил он.
  Римо в удивлении посмотрел по сторонам. Примерно в полуквартале от них, на
автостоянке  был  устроен  парк  аттракционов  для  сбора  средств  в пользу
римско-католического храма Св. Алоизия.
  -- Да, -- солгал Римо. -- Это Диснейленд.
  -- Я прощаю тебе, Римо,  твой  расизм.  Я  всю  жизнь  мечтал  побывать  в
Диснейленде.  Забудь  о  том,  что  я говорил тебе, -- сказал он Джоулин. --
Человек, который ведет  своего  Мастера  в  Диснейленд,  --  еще  не  совсем
пропащий.
  -- Но... -- начала было Джоулин, но Римо оборвал ее.
  --  Тише,  детка,  --  прошептал он, крепко стиснув ей локоть. -- Вот тебе
Диснейленд, так что забудь все заботы и радуйся жизни. -- И нажал посильнее.
Она поняла.
  А Чиун тем  временем  дрожал  всем  телом  --  он  словно  подпрыгивал  от
восторга,  хотя  ноги его крепко стояли на тротуаре. Его необъятных размеров
шафранное кимоно было похоже на наволочку, надуваемую порывами ветра, -- оно
то наполнялось воздухом и взлетало вверх, то плавно опускалось, то взлетало,
то опускалось.
  -- Обожаю Диснейленд, -- в восторге воскликнул Чиун. -- Сколько раз я могу
прокатиться?
  -- Четыре, -- сказал Римо.
  -- Шесть, -- сказал Чиун.
  -- Пять, -- сказал Римо.
  -- По рукам. У тебя есть деньги?
  -- Есть.
  -- Достаточно?
  --Да.
  -- И для нее тоже?
  --Да.
  -- Идем, дитя мое. Римо ведет нас в Диснейленд.
  -- Сначала мне надо позвонить.

  Фердинанд Де Шеф Хант медленно вел машину  назад  в  Сан-Франциско.  Город
приводил  его  в  смятение лабиринтами улиц, которые сбегали с одного холма,
взбегали на другой, а потом, казалось, бесследно исчезали.
  Не без труда он нашел Юнион-стрит и с еще  большим  трудом  --  здание,  в
котором  разместилось сан-францисское отделение Миссии Небесного Блаженства.
Если эти двое -- Римо и Чиун -- искали Дора в районе Сан-Франциско,  то,  по
всей вероятности, должны были сюда заглянуть.
  Он не ошибся.
  --  Они  были  здесь.  Были,  -- сказал старший гуру Кришна. -- У него был
значок, -- добавил он.
  -- И где они теперь?
  -- Они только что звонили. Они в парке аттракционов у Рыбацкой Пристани.
  -- А они знают, где Дор?
  -- Послушай, да откуда им знать? Даже я этого не знаю.
  -- Если они вернутся сегодня вечером, не говори  им  обо  мне,  --  сказал
Хант. -- Если мне повезет, то они не вернутся.
  -- Кто ты такой, чтобы отдавать приказы? -- спросил Кришна.
  Хант  достал  из бумажника сложенный листок бумаги. Кришна развернул его и
прочитал нацарапанные Дором строчки, в которых тот  рекомендовал  Ханта  как
своего личного представителя.
  -- Круто, -- сказал Кришна, возвращая письмо. -- А ты видел Его?
  --Да.
  -- О, да святится его Всеблагое Совершенство!
  -- Да, да, святится. Когда они ушли?
  --  Час  назад. Если снова увидишь Всеблагого Владыку, скажи ему, что наша
Миссия с восторгом ожидает, когда он пожалует в наш город.
  -- Ладно. Это произведет на него неизгладимое впечатление, -- сказал Хант.
  Хант  сошел  с  высокого  каменного  крыльца  здания  Миссии.  В   машине,
припаркованной  на  противоположной  стороне  улицы,  сидел  Элтон  Сноуи  и
внимательно следил за ним.
  -- Ну, и что скажешь, Элтон? -- спросил его один из двух мужчин,  сидевших
на заднем сиденье.
  -- Не знаю, Пьюлинг, но, по-моему, надо ехать за ним.
  Хант забрался в свой старый рыдван и мягко отъехал от обочины.
  --  Ну  что ж, поехали за ним, -- сказал Пьюлинг. -- Если окажется, что он
ни при чем, это здание никуда не убежит.
  -- Тогда -- вперед, -- сказал Сноуи, завел мотор и отчалил.
  -- Следуйте за ним! -- со смехом произнес Пьюлинг.
  Его сосед издал боевой клич армии южан.
  -- Сейчас мы этого похитителя разделаем! -- сказал  человек,  сидевший  на
переднем сиденье рядом со Сноуи.
  Сноуи вздохнул и поехал вперед.
  Хант  увидел  в  зеркальце  заднего  вида большой черный автомобиль, но не
придал этому никакого значения. Мысли его были заняты  тем,  что  ждало  его
впереди,  и  он  испытывал  приятное  покалывание  по всему телу. Он ехал по
направлению к парку аттракционов, где должен был исполнить то, что его семья
так мастерски исполняла в течение столетий, и заранее ликовал. Казалось, вся
его жизнь представляла лишь прелюдию к тому, что должно случиться сегодня.
  -- Я хочу покататься на лодке.
  -- Нельзя. Лодки -- для маленьких детей.
  -- Покажи, где это написано, -- обиделся Чиун. -- Покажи мне, где?
  -- Вот тут. -- Римо вытянул палец. --  Вот  тут,  на  табличке,  написано:
"Город малышей". Как, по-твоему, что это означает?
  -- По-моему, это не означает, что мне нельзя прокатиться на лодке.
  --  Ты не боишься, что будешь выглядеть глупо? -- спросил Римо, рассмотрев
лодки -- их было четыре, все размером не  больше  ванны,  и  плавали  они  в
круглой  канавке  с  водой,  шириной  два  фута  и  глубиной  шесть  дюймов.
Металлические трубы соединяли лодки с мотором в центре канавы.  Служитель  в
грязной  драной  тенниске  и  с  кожаным ремешком на правом запястье стоял у
калитки в  четырех  футах  от  водоема,  совмещая  в  одном  лице  должности
карусельщика, кассира и контролера.
  --  Только  глупец  выглядит  глупо,  --  возразил Чиун -- И только дважды
глупец беспокоится по этому поводу.  Я  хочу  покататься  на  лодке.  --  Он
обернулся к Джоулин: -- Скажи ему, что мне можно покататься на лодке. Вы оба
-- белые, может, он тебя лучше поймет.
  -- Римо, пусть Великий Владыка покатается на лодке.
  --  Ему жалко двадцати пяти центов, -- заявил Чиун. -- Я не однажды видел,
как он тратил впустую целый доллар за раз, а для  меня  ему  жалко  двадцати
пяти центов.
  -- Ладно, ладно, ладно, -- сдался Римо. -- Но мы с тобой договорились, что
ты покатаешься пять раз. Три раза ты уже покатался.
  --  Римо, клянусь тебе всем святым. Если ты дашь мне прокатиться на лодке,
я не стану больше ни о чем тебя просить.
  -- О'кей, -- согласился Римо.
  Римо подошел к служителю и выудил из кармана четверть доллара.
  -- Один билет, -- сказал он.
  Служитель ухмыльнулся, выставив напоказ редкие зубы:
  -- Надеюсь, скорость не покажется тебе слишком большой.
  -- Это не для меня, дорогой. А теперь  давай-ка  сюда  билет,  пока  я  не
сообщил полиции тринадцати штатов, что нашел тебя.
  --  О'кей,  умник.  -- Служитель оторвал билет от длинной бумажной ленты и
протянул Римо. -- Держи.
  Римо отдал ему монету.
  -- И будь добр, окажи себе еще одну услугу, -- напутствовал его  Римо.  --
Когда этот билет пойдет в дело, не говори ничего.
  -- Чего-о?
  --  Не  позволяй  себе  никаких  замечаний  и не лезь на рожон с дурацкими
остротами. Постарайся не причинять вреда самому себе и  держи  свою  широкую
пасть на замке.
  -- Знаешь, ты мне не нравишься. Очень хочется дать тебе по мозгам.
  --  Понимаю.  Ты  бы  дал,  только  боишься,  как бы я не сообщил тюремной
администрации, что зря тебя выпустили под честное слово раньше срока. Делай,
как я сказал. Захлопни пасть.
  Римо вернулся к Чиуну и девушке и протянул старику билет.  Чиун  был  явно
разочарован.
  -- А ей?
  -- Она не говорила, что хочет прокатиться.
  --  Хочешь  прокатиться,  девочка?  Не  стесняйся, -- сказал Чиун, -- Римо
очень богатый. Он может себе это позволить.
  -- Нет, спасибо, не надо, -- отказалась Джоулин.
  Чиун кивнул и направился к "лягушатнику". Римо шел рядом.
  -- Знаешь, я даже рад, что она отказалась, -- признался Чиун.  --  Женский
визг меня раздражает.
  Чиун  протянул билет контролеру. Тот посмотрел на хлипкого старика-азиата,
потом на  Римо.  Римо  прижал  указательный  палец  к  губам,  давая  понять
служителю, что комментариев не требуется.
  --   Не  забудь  пристегнуть  ремни,  папаша,  --  дал  Чиуну  наставление
служитель. -- Мне бы не хотелось, чтобы ты вывалился и утонул.
  -- Обязательно, обязательно, -- заверил его Чиун. Он миновал контролера  и
обошел  вокруг  водоема. Сначала он сел в голубую лодку, аккуратно расправив
свое кимоно на узком сиденье,  потом  вдруг  быстро  вылез  и  направился  к
красной  лодке.  Как  раз  в  этот  момент  к  той же самой лодке вприпрыжку
приближалась девочка лет пяти -- на лице  ее  сияла  улыбка,  золотые  кудри
развевались  вокруг  головки,  коротенькое  платьице подпрыгивало при каждом
шаге. Чиун увидел ее и перешел на бег.
  К лодке они подоспели одновременно.
  Оба остановились.
  Чиун показал на небо.
  -- Смотри! Смотри! -- воскликнул он, изобразив крайнюю степень  удивления.
-- Смотри, что там такое!
  Девочка  подняла глаза и посмотрела туда, куда указывал палец Чиуна. Чиун,
воспользовавшись моментом, проскочил мимо нее и  прыгнул  в  красную  лодку.
Когда взор девочки вернулся назад, Чиун уже удобно расположился на сиденье.
  Ее лицо скривилось, она была готова расплакаться.
  -- Голубая лодка лучше, -- сказал Чиун.
  -- Я хочу покататься в красной, -- заявила девочка,
  -- Пойди покатайся в голубой.
  -- Но я хочу в красной.
  -- Я тоже, -- заупрямился Чиун. -- И я пришел раньше. Уходи.
  Девочка топнула ногой.
  -- Убирайся из моей лодки!
  Чиун сложил руки на груди.
  -- Покатайся в голубой, -- сказал он,
  -- Не хочу, -- стояла на своем девочка.
  --  Что  ж,  я не заставляю тебя кататься в голубой, -- гнул свое Чиун. --
Можешь стоять здесь до конца жизни, если тебе так хочется.
  -- Убирайся из моей лодки! -- закричала девочка.
  -- Эй, старикашка, убирайся из ее лодки! -- заорал и контролер.
  Римо похлопал его по плечу.
  -- Ты уже забыл, что я тебе говорил, дружок, --  сказал  он.  --  Помнишь?
Никаких   неосторожных   высказываний.   Сделай  себе  одолжение,  заткнись,
пожалуйста.
  -- Я тут распоряжаюсь. Пусть он освободит красную лодку.
  -- Хочешь сказать ему лично?
  -- Пошел ты в задницу! -- огрызнулся контролер,  поднимаясь  с  места.  --
Именно это я ему и скажу.
  -- Куда отправить твои бренные останки? -- поинтересовался Римо.
  Контролер потопал к девочке и, остановившись рядом, обратился к Чиуну:
  -- Убирайся из лодки!
  --  Она  может  покататься  на  голубой,  --  возразил Чиун. -- А ты -- на
желтой.
  -- Она будет кататься на красной.
  Чиун сел так, чтобы не видеть лица контролера.
  -- Запускай карусель, -- сказал он. -- Мне надоело ждать.
  -- Не запущу, пока ты не уберешься.
  -- Римо! -- крикнул Чиун. -- Заставь его запустить карусель.
  Римо отвернулся, чтобы никто не мог подумать, что они с Чиуном знакомы.
  -- Все вы, белые, заодно, -- проворчал Чиун.
  -- И нечего распускать язык, -- огрызнулся  контролер.  --  Если  тебе  не
нравится наша страна, почему бы тебе не вернуться туда, откуда ты взялся?
  Чиун вздохнул и повернулся к нему лицом.
  -- Хороший совет. Почему бы тебе самому ему не последовать?
  -- Я родом из этой страны.
  --  Вовсе  нет,  --  возразил Чиун. -- Разве не сказано в вашей книге: "Из
праха ты вышел и в прах возвратишься"?
  Услышав эти слова, Римо обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чиун
встал с сиденья. Взметнулось кимоно -- и не успел Римо  моргнуть  глазом,  а
контролер  уже  лежал  распластанный поперек маленькой фиберглассовой лодки.
Лицо его находилось под водой.
  -- Чиун, хватит, перестань! -- закричал Римо, направляясь к лодке.
  -- Правильно, давай, защищай его, --  обиженно  сказал  Чиун,  по-прежнему
удерживая под водой голову судорожно дергающегося контролера.
  -- Отпусти его, Чиун! -- крикнул Римо.
  -- Не отпущу.
  -- О'кей, пусть так, -- сказал Римо. -- Больше ты кататься не будешь. -- И
отвернулся.
  --  Погоди,  Римо.  Погоди.  Смотри,  я  отпустил его. Видишь? С ним все в
порядке. Видишь? Скажи ему, что с тобой все  в  порядке.  --  Чиун  похлопал
контролера  по щекам -- Перестань задыхаться, идиот, и скажи ему что с тобой
все в порядке!
  Контролеру наконец удалось перевести дух, и  он  отодвинулся  подальше  от
Чиуна.  Бросил  полный  ужаса  взгляд  на  Римо,  но  тот  пожал  плечами --
я-жетебе-го-ворил.
  -- Лучше будет, если ты запустишь карусель, -- сказал он.
  Контролер вернулся на свой стул и нажал кнопку. Мотор  закашлял,  и  лодки
поплыли  по  кругу.  Девочка  подняла  крик. Римо достал из кармана доллар и
протянул ей.
  -- Возьми, -- сказал он. -- Пойди купи себе мороженое, а в  следующий  раз
прокатишься в красной лодке
  Девочка  выхватила  бумажку  из руки Римо и умчалась. Лодка Чиуна медленно
проплыла мимо Римо.
  -- Я смотрю, тебе удалось избавиться от этой сопливой маленькой негодницы,
-- сказал старик. Молодец.
  -- Пусть покатается подольше, -- сказал Римо, проходя мимо  контролера,  и
присоединился к Джоулин.

  К  тому времени, как Фердинанд Де Шеф Хант добрался до парка аттракционов,
он уже был твердо уверен,  что  большой  черный  автомобиль  его  преследует
Поэтому  он припарковал свою машину на стоянке у входа в какой-то ресторан в
одном квартале от парка, проскользнул в боковую дверь, пробежал через зал  и
черным ходом вышел на соседнюю улицу.
  Внимательно  озираясь по сторонам, Хант прошел по пирсу из дерева и бетона
и примерно через полквартала оказался напротив парка аттракционов. Обернулся
назад -- преследователей не было  видно.  Тогда  он  не  спеша  двинулся  по
направлению к парку.
  -- А теперь надо найти этих двоих -- как их там?.. -- Римо и Чиуна.
  Чиун  перегнулся  через  деревянный  барьер  и осторожно кончиками пальцев
подбросил пятицентовую монету. Монета полетела вверх и вперед, перевернулась
всего один раз и плашмя  приземлилась  на  площадку,  чуть  приподнятую  над
уровнем  асфальта. Монета попала в самый центр маленького красного кружка --
одного из многих сотен красных кружков на  белом  линолеуме.  Диаметром  эти
кружки  лишь  немного  превосходили  диаметр  монеты. Если монета попадала в
самый центр кружка и не залезала краем на белое поле, игрок получал приз.
  -- Я опять выиграл! -- воскликнул Чиун.
  Служитель аттракциона воздел глаза к небу, как бы моля о снисхождении.
  -- На этот раз я хочу розового кролика, -- попросил Чиун.  За  спиной  его
стояли Римо и Джоулин, держа охапки плюшевых и резиновых зверушек, коробки с
настольными играми и много всего прочего. На указательном пальце правой руки
Римо небрежно болтался круглый аквариум с золотыми рыбками.
  Служитель  снял  с  полки маленького розового плюшевого кролика и протянул
его Чиуну.
  -- О'кей, -- сказал он. -- Вот ваш кролик. А почему бы вам не пойти куда--
нибудь еще?
  -- А потому, что я хочу играть именно в эту игру, -- ответил Чиун.
  -- Да, но так вы меня разорите, -- взмолился служитель. -- Вы уже выиграли
девятнадцать призов!
  -- Да, и я хочу выиграть еще.
  -- Только не здесь? -- в гневе возопил служитель.
  Чиун через плечо обратился к Римо:
  -- Поговори с ним. Пригрози, что пожалуешься мистеру Диснею.
  -- Почему бы нам не пойти  куда-нибудь  еще?  --  Римо  попытался  отвлечь
Чиуна.
  -- Ты тоже не хочешь, чтобы я выиграл, -- заявил Чиун. -- Ты завидуешь.
  -- Точно. Я завидую. Всю жизнь я мечтал о золотых рыбках, о трех резиновых
утках, о семи плюшевых кошках, о карманных шашках и еще о двух охапках сена.
  Служитель  удивленно  посмотрел на Римо. "Сено" -- так на профессиональном
жаргоне работников увеселительных заведений назывались  все  эти  игрушечные
призы.
  Он  повнимательнее  присмотрелся  к  Римо.  Римо  заговорщически  кивнул и
подмигнул ему. Служитель понял:  этот  парень  --  вымогатель,  собирающийся
пощипать  перышки  старому  желтому попугаю. Служитель едва заметно кивнул в
ответ.
  -- Конечно, папаша, -- сказал он Чиуну. -- Валяйте, играйте дальше.
  -- Следи за мной, Римо, -- сказал  Чиун.  --  Я  сделаю  это  с  закрытыми
глазами. -- И он крепко зажмурился.
  -- Ты следишь, Римо?
  -- Да, папочка.
  -- Ты меня видишь?
  -- Да. Это у тебя глаза закрыты, а не у меня.
  -- Хорошо. Смотри внимательно.
  Чиун  перегнулся  через  барьер.  Глаза  его  по-прежнему были закрыты. Он
подбросил монетку с ногтя большого  пальца  правой  руки.  Монетка  взлетела
высоко,  почти к полотняному потолку палатки, бешено вращаясь, описала дугу,
перевернулась еще раз и плашмя приземлилась в самом центре красного кружка.
  Чиун все еще не открывал глаза.
  -- Я не смотрю, не смотрю. Я выиграл?
  Римо глазами  показал  на  монетку.  Служитель  носком  ботинка  чуть-чуть
сдвинул ее так, что монетка оказалась наполовину на белом.
  -- Нет, ты проиграл, -- солгал Римо.
  Потрясенный Чиун открыл глаза.
  --  Ты лжешь! -- воскликнул он и посмотрел на монетку, лежавшую наполовину
на красном, наполовину на белом. -- Ты обманул меня.
  -- Более того, -- продолжал лгать Римо, -- теперь  тебе  придется  вернуть
все призы.
  -- Никогда. Никогда я не расстанусь со своими золотыми рыбками.
  --  Все,  кроме золотых рыбок, -- уступил Римо и вернул служителю все, что
было в руках у него и у Джоулин. Служитель  со  счастливым  видом  расставил
призы на полках. Аквариум с золотыми рыбками остался у Римо.
  --  Ты обманул меня, -- повторил Чиун. Голос его был на удивление спокоен.
-- Скажи мне правду: ты ведь обманул меня?
  -- Да.
  -- Зачем?
  -- Затем, что нам не нужно все это барахло.
  -- Согласен. Очень может статься, что руки тебе понадобятся свободными. --
Глаза Чиуна сузились, он, казалось, к чему-то принюхивался.
  -- В чем дело? -- удивился Римо.
  -- Ни в чем, -- ответил Чиун. -- Пока. Не урони рыбок.
  Когда Фердинанд Де Шеф Хант  увидел  молодого  белого  с  руками,  полными
призов,  и  старика-азиата, бросающего монетки, он сразу понял: это они. Те,
кого он искал. Странное ощущение возникло у него -- словно в  горле  застрял
комок,  который  никак  не  удавалось  ни проглотить, ни выплюнуть. Это было
новое чувство -- интересно, испытывали ли такое  многие  поколения  рода  Де
Шефов, когда выходили на дело?
  Пока  те  играли,  Хант  остановился  у соседнего аттракциона. Он заплатил
двадцать пять центов и получил три бейсбольных мяча.  Ими  надо  было  сбить
шесть  бутылок,  стоявших  на  бочке Хант отвернулся и не глядя кинул первый
мяч. Служитель улыбнулся, но мяч попал в  бутылку,  стоявшую  посередине,  и
повалил все бутылки на бок. Потом мяч прокатился по кругу и сбил их на пол.
  Служитель  перестал  улыбаться,  когда Хант проделал то же самое со вторым
мячом. Потом Хант глянул через плечо и увидел, что  двое  его  подопечных  и
девушка в розовом сари уходят прочь. Он кинул третий мяч служителю.
  -- Ваши призы, -- сказал тот.
  --  Оставьте  их  себе, -- отказался Хант и легким прогулочным шагом пошел
вслед за троицей.
  Он отпустил их от себя ярдов на двадцать. Они были заняты разговором, и он
знал, что они еще не почувствовали за собой слежку.
  Чиуна, действительно, в этот момент больше всего  интересовало  содержание
разговора.
  -- Я покатался всего четыре раза, -- заявил он. -- А ты обещал пять.
  --  Ты  сказал, что если я разрешу тебе покататься на лодке, ты не станешь
больше ни о чем просить.
  -- Не помню, чтобы я это говорил, возразил Чиун. -- А я всегда помню,  что
говорю.  С какой стати я должен быть доволен четырьмя разами, если ты обещал
пять? Можешь придумать  какую-нибудь  причину,  по  которой  я  мог  бы  это
сказать?
  -- Сдаюсь. -- Римо пришлось уступить.
  --  Вот и хорошо, -- обрадовался Чиун. -- Вон на чем я хочу покататься. --
Он протянул руку вперед, в сторону аттракциона, который назывался  "Летающая
корзина"  Потом  наклонился к Джоулин: -- Ты можешь покататься со мной. Римо
заплатит.
  -- Все, что пожелаете, -- устало отмахнулся Римо, и все трое Чиун  впереди
--  пошли  по  узкому проходу среди лавчонок и аттракционов по направлению к
"Летающей корзине".
  Это была огромная карусель вроде "чертова колеса", где на стальных  тросах
болтались пластмассовые кабинки, формой напоминающие корзины.
  Когда все трое завернули за угол, Хант потерял их из виду и ускорил шаги.
  И  тут  на  плечо ему легла чья-то рука. Он резко обернулся и увидел очень
красную и очень злобную рожу. Рядом стояли еще три такие же косные  и  такие
же злобные рожи.
  --  Вот  он, ребята, -- сказал Элтон Сноуи. -- Вот он, похититель. Где моя
дочь?!
  В Элтоне Сноуи Хант признал того человека, который сидел за рулем  черного
автомобиля,  преследовавшего  его всю дорогу от Миссии Небесного Блаженства.
Он пожал плечами:
  -- Не знаю, о чем вы. Вы, вероятно, ошиблись.
  -- Не пытайся запудрить мне мозги,  сынок,  --  прорычал  Сноуи  и  крепко
схватил Ханта за локоть.
  Трое  других  тут  же  обступили  его и быстро оттащили через узкий проход
между двумя палатками на поросшую травой  лужайку,  где  было  на  удивление
пусто и тихо, хотя шумная площадь находилась всего в нескольких ярдах.
  --  Послушайте, сэр, я ничего не знаю о вашей дочери, -- повторил Хант. Он
не хотел тратить слишком много времени на выяснение отношений -- нельзя было
упускать своих подопечных.
  -- Что скажете, ребята, может, обработаем его немного, чтобы развязать ему
язык?
  Все четверо навалились на Ханта и опрокинули его на землю.
  Двое держали его за ноги, двое -- за руки, весом своих  тел  вжимая  их  в
мягкий дерн.
  -- Сейчас этот сукин сын заговорит, -- сказал Сноуи.
  Хант  шарил  пальцами  левой  руки  по  земле  и  наткнулся на трехгранный
металлический колышек, за который был  зацеплен  трос  брезентового  навеса.
Кончиками  пальцев  он  выдернул  колышек  из  земли и зажал в кулаке. А тем
временем лицо его ощущало периодически повторяющиеся пощечины.
  -- Говори, ублюдок? Вор, мразь? Что ты делал в этой Блаженной Миссии?  Где
моя девочка?
  Пальцы  правой  руки Ханта судорожно скребли землю. Он зачерпнул пригоршню
пыли, среди которой попался камешек размером с виноградину Пыль  он  просеял
сквозь пальцы, а камень оставил.
  -- Это ошибка. Я не знаю вашу дочь. -- Сноуи, до того державший левую руку
Ханта  и  одновременно  хлеставший  его  по  щекам,  издал  яростный  клич и
попытался обеими руками вцепиться Ханту в  горло,  чтобы  выдавить  из  него
правду.
  Левая  рука  Ханта  получила  свободу.  Легким движением кисти он пустил в
полет металлический колышек.
  -- А-а-а-а! -- раздался  дикий  вопль  за  спиной  Сноуи.  Тот  обернулся.
Колышек  вонзился  глубоко  в  правый  бицепс  того из друзей Сноуи, который
держал левую ногу Ханта. Видимо, была задета  артерия.  Кровь  залила  белую
рубашку  с  короткими  рукавами и струей выбивалась из раны при каждом ударе
пульса. В ужасе человек схватился левой рукой за правое  плечо  и,  шатаясь,
попытался встать на ноги.
  И почти в тот же момент камешек вылетел из правой руки Ханта, просвистел в
воздухе  и  попал  в  левый  глаз  того,  кто  держал правую ногу Ханта. Тот
закричал и опрокинулся навзничь, обеими руками схватившись за лицо.
  Сноуи сначала растерялся, потом гнев его удвоился, и он с  новой  энергией
устремился  к  горлу  Ханта. Но у его предполагаемой жертвы уже освободились
обе ноги и левая рука. Хант повернулся на правый бок. Руки Сноуи ткнулись  в
грязь.  В  тот  же  самый  момент  Хант снова набрал полную пригоршню пыли и
швырнул ее в лицо человека, все еще  державшего  его  правую  руку.  У  того
перехватило  дыхание,  он  закашлялся  и  ослабил  хватку, и Хант сделал еще
поворот направо, подтянул ноги и встал
  Человек, истекающий кровью, был в шоке.  Тот,  в  которого  попал  камень,
по-прежнему   держался  обеими  руками  за  лицо.  Третий  все  еще  пытался
откашляться и очистить от пыли  легкие.  Сноуи  стоял  на  коленях,  как  бы
пытаясь  задушить  человека-невидимку.  Но жертва была уже у него за спиной.
Хант поднял ногу, надавил Сноуи на задницу и  сильно  пихнул.  Очень  сильно
Сноуи растянулся, уткнувшись лицом в землю
  --  Последний раз повторяю, -- произнес Хант. -- Я не знаю вашу дочь. Если
вы еще когда-нибудь встанете у меня на пути, вы  уже  никогда  и  никому  не
сможете об этом рассказать.
  Он  отряхнулся  и  пошел  прочь,  надеясь, что его подопечные еще не ушли.
Элтон Сноуи глядел ему в спину, судорожно пытаясь найти подходящие слова  --
такие,  чтобы  точнее  выразить  чувство отчаяния и гнева, переполнявшее его
Губы его шевелились. Мысленно, не отдавая себе в этом  отчета,  он  одно  за
другим   отвергал   все  ругательства,  которые  казались  ему  недостаточно
обидными. Наконец он изрек получился не столько крик, сколько шипение.
  -- Поцелуйся со своим черномазым!
  Фердинанд Де Шеф Хант услышал эти слова и рассмеялся.

  -- Ух ты! -- воскликнул Чиун.
  -- Ух ты! -- воскликнула симпатичная блондинка.
  И с похожим уханьем пластиковая корзина, подвешенная к колесу карусели  на
двух тонких стальных тросах, медленно поползла вверх.
  -- Давай раскачаем корзину, -- предложил Чиун.
  Глаза его горели от возбуждения.
  --  Давайте  лучше  не  будем  раскачивать корзину, -- выдвинула встречное
предложение девушка. -- Это запрещается.
  -- Нехорошо со стороны мистера Диснея, -- обиженно произнес Чиун. -- Зачем
он подвешивает такие чудесные корзины, если их даже нельзя раскачивать?
  -- Не знаю, -- ответила девушка. -- Но там внизу я видела табличку,  а  на
ней написано: "Не раскручивайте корзины".
  -- Ух! -- воскликнул Чиун.
  -- Ух! -- воскликнула девушка.
  -- У-ух! -- воскликнул Чиун.
  -- У-ух! -- воскликнула девушка.
  --  Забавно,  как  забавно,  мистер  Дисней, -- произнес Чиун. -- У-ух! --
добавил он.
  Держа болтающийся на пальце аквариум, Римо терпеливо ждал, пока закончится
сеанс катания. Все его внимание было приковано к происходящему  наверху.  За
спиной  его  стоял  Фердинанд Де Шеф Хант. В карманах у него не было ничего,
что можно было бы использовать как оружие. Он глянул на землю, но и  там  не
увидел  ни  единого  камешка,  хотя  бы  даже самого крошечного, -- сплошной
асфальт.
  Хант обернулся. Рядом он обнаружил павильон под  вывеской  "Дискобол".  За
один  доллар  можно  было  получить  четыре  тоненькие  жестяные  тарелки  и
попытаться бросить их так, чтобы они влетели в узкую  щель  в  задней  стене
павильона. Тот, кому удавалось это сделать два раза подряд, получал приз. Но
лишь  немногие выигрывали, так как тарелки были разнокалиберные, и если одна
летела по прямой, то другая могла  вдруг  ни  с  того  ни  с  сего  взвиться
вертикально вверх и ткнуться в потолок.
  Хант  вытащил  несколько  мятых  бумажек  из кармана рубашки, бросил их на
прилавок и левой рукой сгреб три тарелки.
  -- Покупаю, --  сказал  он  служителю.  Тот  пожал  плечами.  Ему  тарелки
обходились по десять центов каждая.
  Хант  медленно  направился  в  сторону Римо, который по-прежнему неотрывно
смотрел вверх. Дело обещало быть легким. Сначала белый,  а  потом  --  когда
корзина спустится вниз -- желтый.
  По тарелке на каждого. И одна запасная. Промахнуться невозможно
  До Римо оставалось двенадцать футов. Еще шаг. Осталось десять футов.
  Высоко  вверху  Чиун перестал "ухтыкать". Он увидел приближающегося к Римо
молодого человека. Глаза Чиуна сузились и превратились в тоненькие  щелочки.
Что-то  было  не так. Он чувствовал это -- точно так же, как некоторое время
тому назад он чувствовал, что кто-то за ними  следит.  Но  как  раз  в  этот
момент  корзина Чиуна перевалила через верхнюю точку, и колесо загородило от
него Римо.
  Римо расслабился. Катание заканчивается. Скоро Чиун с  девушкой  будут  на
земле.  Тут  он  почувствовал  какое-то движение сзади справа и, не чувствуя
опасности, медленно повернулся.
  Рассекая воздух, как НЛО, на него надвигалась металлическая  тарелка.  Она
летела  совершенно бесшумно, параллельно земле, ее острый край был направлен
прямо ему в переносицу.
  Черт, а тут еще этот аквариум, и совершенно невозможно допустить, чтобы он
разбился. Лучшее, что он мог сделать,  --  это  чуть-чуть  отклонить  голову
вправо. Левая рука его согнулась в локте и резко рванулась вверх, как копье.
Твердые,  как  железо,  пальцы  ткнулись  в  самый центр тарелки в тот самый
момент, когда она уже готова была вонзиться ему в голову. Тарелка задрожала,
смялась и упала к ногам Римо.
  Римо огляделся. В десяти футах от него стоял худощавый молодой человек.  В
руках  у  него  были  еще  две тарелки. Римо улыбнулся. Он позвонил в Миссию
Небесного Блаженства и сообщил, где  они  находятся,  специально  для  того,
чтобы любой, кого пошлет Шрила Дор, смог бы их найти.
  Хант  улыбнулся,  глядя,  как  Римо  делает  шаг в его сторону. Идиот. Ему
повезло -- поднял руку как раз вовремя и перехватил тарелку. Второй раз  ему
так не повезет.
  Римо  сделал  еще  один  шаг  --  очень  медленно  и  осторожно,  чтобы не
расплескать воду из аквариума.
  Тарелка в правой руке Ханта нырнула под его левый локоть и резко  вылетела
вперед -- прямо в горло Римо. С восьми футов промахнуться невозможно.
  Но,  черт  его  подери, ему опять повезло. Он перехватил тарелку движением
левой кисти, и она, отклонившись от курса,  врезалась  в  асфальт  мостовой,
пропахав борозду длиной в шесть дюймов.
  Римо  сделал  еще  один  шаг.  Хант  понял,  что тарелки не годятся. Нужно
другое, более надежное оружие, а к рукопашному бою он был не готов. И в этот
момент со стороны "Летающей корзины" донеслось очередное "ух ты!".
  Пора кончать.
  Хант поднял  взор.  Корзина  со  стариком-азиатом  достигла  нижней  точки
карусели  и  снова  начала подниматься. Правая кисть Ханта снова нырнула под
его левый локоть, и третья тарелка с  почти  неслышным  свистом  полетела  к
карусели  -- точно по направлению к той корзине, в которой находились Чиун и
Джоулин. Римо обернулся вслед тарелке и бросился к карусели.  Острым  ободом
тарелка  перерубила  один  из  двух стальных тросов, поддерживающих корзину,
пролетела чуть дальше и упала на землю.
  Кабинка начала падать.
  -- Ух ты!-- завопил Чиун, залившись счастливым смехом
  Он протянул левую руку вверх и зажал в ней оборванный конец  троса  Носком
левой  ноги  он  нащупал  углубление в стенке корзины и зацепился за него, а
правой рукой ухватился за край корзины В таком положении левая рука  вверху,
а  правая рука и левая нога внизу он удержал кабинку и, не переставая во всю
мочь  "ухтыкать",  держал  ее,  пока  колесо  поднималось  вверх  и   начало
опускаться,  а  Джоулин  тем  временем  в страхе вжималась в противоположную
стенку кабинки.
  -- Останови эту штуку! -- крикнул Римо служителю.
  Тот рванул тяжелый рычаг, выключавший мотор, и одновременно  схватился  за
другой  рычаг,  служивший тормозом. Когда колесо совершило оборот, служитель
увидел оборванный трос  и  старика-азиата,  удерживающего  корзину.  Опытный
служитель  остановил  карусель  в тот самый момент, когда корзина с Чиуном и
девушкой достигла самой нижней точки -- прямо над деревянным настилом.  Чиун
отпустил трос, и кабинка мягко упала на настил с высоты четырех дюймов.
  Лицо Чиуна сияло.
  --   У-у-у-у-х!--   воскликнул  он,  выскакивая  из  кабинки.  --  Чудесно
прокатились. Рыбки целы?
  -- Да, целы. Ты в порядке?
  Чиун самодовольно ухмыльнулся и посмотрел на Джоулин, которая приходила  в
себя после пережитого потрясения и неуверенно пыталась встать на ноги.
  --  Конечно,  мы  в  порядке,  --  ответил  Чиун.  --  Катание на карусели
совершенно безопасно. Никаких жертв и несчастных случаев не  бывает.  Мистер
Дисней такого не допустит.
  Римо  обернулся  назад. Молодой человек исчез. Искать его сейчас -- значит
попусту тратить время.
  Позднее, когда они уже ушли из парка, Чиун задумчиво произнес:
  -- Знаешь, Римо, одного я никак не могу понять.
  -- Чего?
  -- Когда мистер Дисней перерубает трос тарелкой,  сколько  людей  способны
сохранить самообладание, схватить оборванный конец троса и удержать корзину?
Разве никто никогда не падает?
  --  Конечно,  нет, -- заверил его Римо. Указательный палец его правой руки
был по-прежнему согнут крючком, и на нем болтался аквариум. --  Это  первое,
чему учатся американские дети. Схватить трос и не дать корзине упасть.
  --  Странно,  --  сказал  Чиун.  --  Вы, нация, не умеющая ни говорить, ни
бегать, ни даже двигаться правильно, нация, поедающая плоть самых  различных
животных, и тем не менее -- вы умеете такое.
  -- Это не сложно, -- скромно заявил Римо.
  --  И  еще.  Ты  не  заметил,  что  за нами в парке следили? Худой молодой
человек.
  -- Нет, -- ответил Римо. -- Я никого не видел.
  -- На тебя похоже, -- изрек Чиун. -- Ты никогда ничего  не  замечаешь.  Не
урони рыбок.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  Хоть  Ханту  и  пришлось спасаться бегством из парка аттракционов, на лице
его сияла улыбка. Он не считал, что потерпел поражение.
  Итак, этот молодой американец умеет отбивать тарелки, и дело тут вовсе  не
в  везением.  Значит,  этот  Римо  -- человек исключительный. Ну и что? Ну и
ничего. Много лет назад дедушка предупреждал Ханта, что  такие  люди  иногда
попадаются.
  Сейчас,  вспоминая  прошлое,  Хант  стал  подозревать,  что дедушка всегда
готовил его именно к жизни профессионального убийцы. Впрочем, это  не  имело
никакого значения. Имело значение совсем другое -- то, что дедушка рассказал
ему,   как   можно  справиться  с  людьми,  физические  способности  которых
превосходят обычные. Техника простая, но абсолютно надежная. В следующий раз
никакая ловкость рук не поможет его противнику.
  Хант снова улыбнулся. Он направлялся прочь из Сан-Франциско.  Впереди  уже
маячил  мост  Золотые  Ворота. Хант знал, какой сюрприз приготовит для этого
Римо, когда они снова встретятся. Поскорее бы!
  А тем временем готовил свой сюрприз  Элтон  Сноуи.  Он  стоял  у  прилавка
магазина спортивных товаров на Маркет-стрит.
  --  Мне  нужна  дюжина  дюжин  охотничьих  зарядов. Гросс. Самого крупного
калибра.
  -- Дюжина дюжин? -- переспросил продавец, слегка улыбнувшись.
  -- Да, дюжина дюжин. То есть всего -- сто сорок четыре штуки.
  -- Хорошо, сэр. Организуете большую охотничью экспедицию?
  -- Можно сказать и так, -- уклончиво ответил Сноуи.
  Он расплатятся наличными и расписался в  регистрационном  журнале,  указав
свое  настоящее  имя  и  адрес.  Когда  Сноуи  вышел  из  магазина, продавец
перечитал запись и, вспомнив угрожающее выражение красного лица  покупателя,
снял трубку телефона.
  Следующую  остановку  Сноуи  сделал в другом магазине спортивных товаров в
дальнем конце Маркет-стрит, где улица превращалась в лабиринт пересекающихся
переулков, автострад и  трамвайных  линий,  которые,  похоже,  находились  в
состоянии  перманентного  ремонта.  Здесь он купил револьвер 38-го калибра с
полным комплектом боеприпасов, снова расплатился наличными, снова расписался
в журнале, и снова продавец, бросив взгляд на его судорожно сжатые  челюсти,
подождал, пока покупатель уйдет, и позвонил в полицейский участок.
  Последней  остановкой Сноуи был бар через дорогу от железнодорожного депо,
где он выпил бурбон, завязал  беседу  с  освободившимся  после  смены  и  на
радостях   надравшимся   стрелочником   и   кончил  тем,  что  купил  дюжину
капсюлей-детонаторов, которыми пользуются  железнодорожники  при  проведении
взрывных работ, заплатив пятьдесят долларов наличными.
  И  хотя  сведения об этой последней торговой операции до полиции не дошли,
двух первых было достаточно, чтобы полицейские засуетились. Двое детективов,
расспросив продавцов, получили его словесный портрет, но ни в  одном  мотеле
его  отыскать  не  удалось,  так  как  к этому времени Сноуи уже находился в
меблированных комнатах, причем под вымышленным именем. Запершись в  комнате,
он  аккуратно  вскрыл  все  купленные заряды и ссыпал порох в полиэтиленовый
пакет.
  Детективы исправно доложили начальству о постигшей их неудаче.  Их  отчеты
пошли  выше, и обычная в таких случаях рутина привела к тому, что они попали
в поле зрения ФБР.
  Начальник городского  управления  Сан-Франциско  прочитал  донесение.  При
обычных  обстоятельствах он бы выбросил его в корзину для мусора, уже полную
прочих оставленных без внимания бумажек. Но сегодня все было подругому.
  Последнюю неделю действовало  строжайшее  распоряжение  относительно  всех
сообщений   о   необычных   покупках  оружия.  Эти  сообщения  следовало  по
межведомственным каналам передавать в офис ЦРУ в  Вирджинии,  неподалеку  от
Вашингтона.  Начальник  городского  управления ФБР не знал, зачем; он только
догадывался, что это каким-то образом связано  с  приездом  в  Сан-Франциско
индийского  гуру  --  видимо,  ЦРУ  хочет избежать международных осложнений.
Начальник не считал, что разбираться в этом входило в его обязанности.  Пока
кое-кто ему не указал, что все-таки входило.
  Он снял трубку телефона специальной связи и позвонил в Вашингтон.
  В  доме  в  Милл-Вэлли, на противоположном от Сан-Франциско берегу залива,
звучало все то же "Бип-бип-бип-бип!".
  -- Иными словами, ты провалил операцию, -- сказал Шрила Гупта Махеш Дор.
  Хант улыбнулся и покачал головой.
  -- Иными словами, я понял, с кем имею дело. Ребята крутые, только и всего.
  -- Слушай, парень. Я не собираюсь подставлять свою задницу  под  плетку  и
устраивать  тут  блаженную  тусовку,  если  эти  два  психа  будут сшиваться
поблизости.
  На мгновение Ханту показалось, что перед ним просто насмерть  перепуганный
мальчишка.
  Хант встал со стула и положил руку на мягкое, почти детское плечо.
  -- Не волнуйся, -- сказал он. -- Я тоже буду там.
  Если придет хоть один из них, ему конец. Вот так.
  В   углу  комнаты  орал  телевизор.  С  экрана,  перекрывая  звуки  музыки
коммерческой  программы,  донесся  голос   диктора,   зачитывавшего   сводку
новостей:  "Три  человека ранены в драке в парке аттракционов. Подробности в
шесть часов".
  -- Ты? -- обернулся Дор к Ханту.
  Тот кивнул:
  -- Они сами напросились.
  Всеблагой Владыка секунду вглядывался в  бесстрастное  лицо  Ханта,  потом
улыбнулся:
  -- Все системы работают нормально. Завтра мы их ублажим до смерти.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  Донесения  о закупках оружия Элтоном Сноуи через несколько часов попали на
стол одного из высших чинов ЦРУ, который их запрашивал.
  Его звали Клетис Лэрриби, ему был пятьдесят один год, и родом  он  был  из
Уиллоуз-Лэндинг, штат Теннесси, где многие годы по воскресеньям проповедовал
и  пел  псалмы  в  местной  баптистской  церкви, а также состоял президентом
мужского клуба ее прихожан.
  Во время Второй мировой войны Лэрриби служил в Бюро стратегических служб и
ничем не прославился. Потом, после войны, принимал  участие  в  деятельности
той  разведывательной  службы,  которая  стала преемницей БСС и впоследствии
переросла в ЦРУ, и опять не прославился ничем. И в дальнейшем он  опять-таки
ничем себя не прославил, поскольку не впутался ни в одну неприятную историю.
И  это  так прославило его среда всех сотрудников вашингтонского офиса, что,
когда встал вопрос  о  кандидатуре  на  пост  помер  два  в  ЦРУ,  тогдашний
президент сказал:
  --   Поставьте  этого.  Библией  по  башке  стукнутого...  (характеристика
опущена) малого. По крайней мере, мы можем быть твердо уверены, что он не...
(также опущено по цензурным соображениям).
  У самого Клетиса Лэрриби никогда не было никаких нецензурных  соображений.
Он  хотел  служить  Америке,  пусть  даже иногда казалось, будто Америке его
служение не нужно. В стране  рос  дух  безбожия  и  революционности,  страна
отказывалась  от  традиционных  ценностей, и не было ничего, что могло бы их
заменить.  Сам  Клетис  Лэрриби  никогда  не  отказывался  от   традиционных
ценностей, не заменив их новыми.
  Информация  о  том,  что  Шрила  Гупта  Махеш  Дор находится в Соединенных
Штатах, входила в сферу компетенции Лэрриби, и когда  он  узнал,  что  Шрила
собирается провести спой Марафон Блаженства, он сказал начальству:
  --  Нам  не  хватало только, чтобы этого святого кокнули в Америке, -- при
нынешнем-то состоянии мира.
  И благодаря подобной аргументации он получил доступ  ко  всей  информации,
касающейся  продажи  оружия  в  Сан-Франциско,  и  вот  теперь  он  сидел  и
внимательно читал донесения полиции об  Элтоне  Сноуи,  и  беспокойство  его
росло.
  Он решил позвонить другу, занимавшему крупный пост в ФБР, и посоветоваться
с ним, но секретарша друга сказала, что ее босс находится в больнице.
  -- Нет-нет, ничего серьезного. Просто обычный профилактический осмотр.
  Лэрриби  позвонил  другому  близкому  другу, работавшему в Государственном
департаменте в отделе Индии.
  -- Извините, мистер Лэрриби, но мистер Вольц в больнице.  Нет-нет.  Ничего
серьезного. Обычный осмотр.
  Еще  трое  госпитализированных  друзей  --  и  Клетис  Лэрриби  заподозрил
неладное. В чем и признался двум своим самым близким  друзьям  за  обедом  в
недорогом   ресторане  в  пригороде  Вашингтона.  Возможно,  жизнь  Шрилы  в
опасности, предположил он.
  -- Вздор, -- ответил Уинтроп Долтон.
  -- Дважды вздор, -- добавил В. Родефер Харроу Третий. -- Ничто не угрожает
и не может угрожать осуществлению планов Великого Всеблагого Владыки.
  -- Он есть истина, -- сказал Долтон.
  -- Он -- самая совершенная истина. --  Харроу  решил  не  уступать  пальму
первенства.
  --  Он  смертен,  --  возразил  Лэрриби.  --  И он может погибнуть от руки
убийцы.
  -- Вздор, -- сказал Долтон.
  --  Дважды  вздор,  --  добавил  В.  Родефер  Харроу  Третий.  --  Система
безопасности Владыки под стать ему самому. Она совершенна.
  -- Но что можно сделать против бомбы, брошенной рукой убийцы? -- продолжал
гнуть свое Лэрриби.
  --  Я  не  имею  права  раскрывать все карты, -- сказал Долтон, -- но меры
безопасности предприняты более чем  достаточные.  Мы  сами  позаботились  об
этом. -- И он взглянул на Харроу, как бы ища поддержки.
  -- Точно, -- важно кивнул Харроу. -- Мы сами позаботились.
  Он  махнул  рукой  официанту,  чтобы тот принес еще одну порцию бесплатных
сырных крекеров в целлофановой упаковке -- именно из-за них его  всегда  так
влекло в этот ресторан.
  --  Может  быть,  поставить  в  известность  ФБР?  --  Лэрриби  все еще не
успокоился.
  -- Нет,  --  осадил  его  Долтон.  --  Вам  надо  просто  точно  следовать
инструкции и прибыть на стадион "Кезар" завтра вечером. И быть во всеоружии,
чтобы показать Америке истинный путь. У вас есть все, что нужно для этого?
  Лэрриби  кивнул  и  посмотрел  на пол, где стоял его "дипломат" коричневой
кожи.
  -- Да, у меня тут все. Куба,  Чили,  Суэцкий  канал,  Испания.  Все  самые
крупные операции.
  --  Хорошо,  --  одобрительно  сказал  Долтон. -- Когда Америка увидит вас
рядом со Всеблагим Владыкой, весь народ встанет на его сторону.
  -- И не волнуйтесь, -- еще раз заверил Клетиса Лэрриби В. Родефер  Харроу.
-- Всеблагого Владыку хранит сам Бог.
  Лэрриби улыбнулся:
  -- Всеблагой Владыка -- это и есть Бог.
  Долтон и Харроу посмотрели на него, и, чуть помолчав, Долтон сказал:
  -- Да, он и есть Бог. В этом нет никаких сомнений.
  А  в  трехстах  милях к северу от Вашингтона, в санатории на берегу залива
Лонг-Айленд, доктор Харолд В. Смит перечитывал кипы донесений, которые никак
не могли избавить его от чувства тревоги.
  Высокопоставленные последователи Шрилы, список которых ему  передал  Римо,
были помещены в больницы, по крайней мере -- до отъезда Дора из США.
  Но могли быть и другие, и Смит не имел ни малейшего понятия, кто они и что
замышляют.  Вдобавок  --  полная  неизвестность относительно местонахождения
Шрилы. И вдобавок -- сообщение Римо о том, что кто-то пытался  убить  его  в
Сан-Франциско.
  Итоговая  сумма предвещала катастрофу. "Грандиозное событие" -- чем бы оно
ни было -- надвигалось, и Смит чувствовал себя беспомощным. Он не только  не
мог  предотвратить его, он даже не мог установить его сущность. И теперь его
единственной надеждой оставался Римо.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

  Солнце стояло в зените, когда два  индийца  в  розовых  одеяниях,  толстая
низенькая  индианка,  тоже  в  розовом одеянии и с головой, плотно окутанной
покрывалом,  и  молодой  стройный  американец  подъехали  к  задним  воротам
стадиона "Кезар".
  Они  показали  какие-то документы охраннику в форме, он пропустил их через
турникет и жестом показал на лестницу в тридцати футах от ворот.
  Все четверо поднялись по одной лестнице, затем  по  другой  спустились  на
поле  стадиона.  Они  внимательно  осмотрели  установленный  в  самом центре
стадиона  помост  и  даже  заглянули  под  него.   Потом,   явно   довольные
результатами  осмотра,  они  пересекли  поле и снова поднялись, теперь уже к
раздевалкам и служебным помещениям.
  Они вошли в дверь,  на  которой  значилось:  "Вход  строго  воспрещен",  и
оказались в кабинете. И тогда толстая молодая индианка сказала:
  -- Черт, как тут жарко, -- и принялась срывать с себя розовые одежды.
  Когда  одежды  были  сняты,  женщина перестала быть женщиной. Это оказался
переодетый Шрила Гупта Махеш Дор. Теперь он предстал во всем великолепии  --
в  белом  атласном  костюме,  состоящем  из штанов, широких на бедрах и туго
обтягивающих икры, и закрытого сюртука, как у Джавахарлала Неру, с  расшитым
драгоценными камнями воротником.
  Дор передернул плечами, как бы желая стряхнуть с себя липкую жару.
  --  Эй,  ты,  как  тебя!  --  крикнул  он  одному  из  пожилых  индийцев с
серебристой полоской поперек лба. -- Выйди наружу и поищи этого  придурка  с
телевидения. Он должен был встретить нас тут в двенадцать.
  Дор  повернулся и пошел в смежную комнату. Молодой американец -- за ним. В
дверях Дор кинул ему через плечо:
  -- А ты,  Фердинанд,  не  спи  и  поглядывай,  не  появятся  ли  тут  наши
нарушители спокойствия. Мне бы не хотелось перед уходом снова переодеваться.
  Фердинанд Де Шеф Хант улыбнулся, показав ряд жемчужно-белых зубов -- таких
же  белых,  как  два  совершенно круглых камешка, которые он вертел пальцами
правой руки и один из которых -- Хант был твердо в  этом  уверен  --  станет
кроваво-красным еще до вечера.
  Комната,  в  которую  прошел Шрила Дор, была маленькая, без окон, в ней на
полную мощность работал кондиционер, и освещалась она электрическим  светом,
падающим сверху.
  -- Годится, -- хмыкнул Дор и с размаху плюхнулся в кресло позади огромного
деревянного стола.
  -- Я нашел его, о Блаженный! -- сказал появившийся в дверях индиец.
  Дор  поднял  глаза  и  увидел, что тот привел молодого человека в твидовом
костюме, в очках и с рыжими лохмами на голове.
  -- Хорошо, теперь брысь отсюда. Я хочу поговорить с этим парнем по  поводу
сегодняшнего вечера.
  --  Эта ночь станет ночью непревзойденной красоты, о Всеблагой Владыка, --
сказал индиец.
  -- Да, разумеется. Расскажи-ка мне еще раз о возможностях  телетрансляции,
--  обратился Дор к телевизионщику. -- Что мы можем получить, используя вашу
сеть? Нам нужен прямой эфир, и чтобы было видно на обоих побережьях.
  -- Мы привлечем к себе души всех, кто  хочет  познать  истину,  --  сказал
индиец.
  --  Слушай,  будь  так  добр,  убирайся отсюда к чертовой матери вместе со
своим бредом. Мне надо поговорить о деле.  Ну?  --  снова  обратился  Дор  к
телевизионщику.
  --  Ну,  мы  предполагаем,  что  ваша  программа  очень  удачно впишется в
интервал между...
  Хант снова улыбнулся и пошел вслед за индийцем прочь  из  комнаты,  плотно
затворив  за  собой  дверь.  Вопросы телетрансляции его не интересовали. Его
интересовало только убийство.
  Хотя начало программы было назначено на восемь часов вечера,  толпа  стала
собираться  уже с пяти. Большинство составляли молодые, здоровые, волосатые;
немало было и таких, которые тайком принесли свое собственное, вполне земное
блаженство -- кто в  бумажных  пакетиках  в  кармане  джинсов,  кто  в  туго
скатанных бумажных трубочках, запрятанных в уголке обычных сигаретных пачек.
  Еще  один  человек, пришедший раньше многих, принес с собой большой пакет,
но пакет этот содержал  отнюдь  не  блаженство.  Элтон  Сноуи  прошел  через
турникет,  поднялся  по  лестнице, затем стал спускаться. Он хотел оказаться
как можно ближе к помосту. В правой  руке  у  него  был  большой  пакет,  из
которого торчали куски жареной курицы. Под курицей находился еще один пакет,
наполненный порохом, кусочками железа и капсюлями-детонаторами.
  Сноуи  спустился по лестнице и направился к передним рядам. Левая нога его
испытывала некоторые неудобства оттого, что к ней был  пластырем  прикреплен
пистолет  38-го  калибра.  Сноуи  не  был  уверен,  сработают  ли детонаторы
самодельной бомбы от пистолетного выстрела, но  решил  все  же  попробовать.
Если,  конечно,  раньше он не отыщет Джоулин. Он с мрачной решимостью обеими
руками вцепился в свою ношу, как если бы кто-то невидимый пытался ее у  него
отнять.
  Римо,  Чиун  и  Джоулин  прибыли  довольно  поздно -- когда они входили на
стадион "Кезар", уже совсем стемнело.
  Багаж Чиуна наконец-то прибыл из Сан-Диего в Сан-Франциско, где Римо  снял
в  отеле номер из нескольких комнат, и Чиун настоял на том, чтобы посмотреть
одну из прекрасных драм -- так он называл  вечерние  телевизионные  "мыльные
оперы".  Он  наотрез  отказался  уйти  из  гостиницы  до  того, как кончится
представление, -- если, конечно, Римо не  собирается  снова  свозить  его  в
Диснейленд и дать покататься в чудесной "Летающей корзине".
  Поскольку  именно  этого  Римо  не  собирался  делать ни в коем случае, им
пришлось ждать, пока закончится последний телесериал.  Потом  Чиун  встал  с
пола, расправил красное кимоно и сказал:
  --  Если  мы  будем  сидеть  здесь  и  ждать,  мы  никогда не доберемся до
Синанджу.
  "Кезар" напоминал сумасшедший дом. Для стадиона таких размеров толпа  была
относительно  небольшая  --  около  пятнадцати  тысяч человек. Последователи
Небесного Блаженства сидели ближе к помосту -- на  трибунах  и  на  складных
стульях,  расставленных  прямо  на  поле. Эту публику легко было опознать по
розовым одеяниям и по фанатичному блеску в глазах. Но они составляли  только
половину   зрителей.  Другую  половину  составляли  любопытствующие  зеваки,
разного рода хулиганы, рокеры и прочие крутые парни,  и  они  разбрелись  по
всему стадиону, задирали зрителей, затевали драки между собой и медленно, но
верно уничтожали стадионное оборудование.
  И  над  всем  этим  шумом  возносился  нестройный  хор  голосов  небольшой
вокальной группы -- шести мужчин и  одной  девушки,  которые  с  энтузиазмом
исполняли  старинные  церковные  песнопения,  заменив  в них слова "Иисус" и
"Господь" словами "Владыка" и "Всеблагой Владыка".
  По меньшей мере один человек был в полном восторге. Шрила Гулта Махеш  Дор
сидел  в  своем штабе вместе с представителем телевизионной компании и время
от времени, прищелкивая от удовольствия пальцами, повторял:
  -- Лихо. Лихо. Вот так оно и должно быть. Лихо.
  -- Билли Грэму до этого далеко, -- сказал серьезный молодой телевизионщик,
глядя, как  по  внутренней  трансляции  экран,  мерцающий  призрачно-зеленым
светом, показывает то, что происходит на поле.
  -- Не трогай Билли Грэма, -- одернул его Шрила. -- Он здорово работает. Он
просто великолепен.
  Дор посмотрел на часы.
  --  Скоро начнутся выступления. На них отведено сорок пять минут. Потом мы
врубаем прямую трансляцию, и ее начало должно совпасть с выступлением одного
из этих ниггеров -- баптистских  священников,  который  представит  меня,  а
потом я выхожу на сцену и исполняю свой номер.
  -- Да, же так, -- подтвердил телевизионщик. -- Точно по плану.
  -- Великолепно, -- удовлетворенно произнес Дор. -- Ну, теперь можешь идти.
Иди  и  последи,  чтобы  твои  операторы не забыли снять крышки с объективов
камер или как там у вас это называется.
  Римо оставил Чиуна и Джоулин на поле стадиона. Им легко удалось проникнуть
в самый центр происходящего благодаря красному кимоно Чиуна и розовому  сари
Джоулин. В это время как раз выступал первый оратор -- баптистский священник
рассказывал  аудитории,  как он отринул лживое христианство ради того, чтобы
служить  высшему  началу,  воплощенному  во  Всеблагом  Владыке.  Надо  было
обладать  очень  острым  зрением, чтобы различить -- когда священник вздымал
руки над головой -- что запястья его покрыты едва заметными шрамами.
  -- Этого человека держали в кандалах, -- заметил Чиун.
  -- Он был в Патне, -- произнесла Джоулин, как бы вне  связи  с  замечанием
Чиуна.
  -- Твой владыка очень злой человек, -- прокомментировал Чиун.
  Джоулин посмотрела на Чиуна и нежно улыбнулась.
  -- Он больше не мой владыка. У меня новый владыка.
  Девушка схватила Чиуна за руку и нежно сжала, но он резко отдернул ее.
  А  тем  временем  Римо  свернул  куда-то  не  туда  и оказался в той части
стадиона, где он вовсе не рассчитывал оказаться. Он с трудом  пробирался  по
длинным  коридорам,  которые  почему-то  все  оказывались  перекрытыми  либо
заканчивались тупиками. Но все стадионы  похожи  друг  на  друга,  и  всегда
найдутся обходные пути и проходные комнаты, благодаря которым можно миновать
все препятствия.
  В   одной   из   комнат   Римо  задержался,  чтобы  предотвратить  попытку
изнасилования.  А  поскольку  времени  у  него  было  мало,   ему   пришлось
предотвратить  ее самым простейшим способом -- просто выведя из строя орудие
нападения.
  Потом он снова долго шел по  коридорам,  заглядывал  в  разные  комнаты  и
наконец очутился в коридоре, который вел к выходу на поле.
  Здесь  он  завернул  за  угол  и  увидел  дверь  с  табличкой "Вход строго
воспрещен", перед ней, скрестив руки на груди, стояли два громадных человека
в розовых одеяниях.
  Римо направился к ним.
  -- Привет, -- окликнул он часовых. -- Хорошая погодка сегодня,  не  правда
ли?
  Они не ответили.
  --   Как   дела,   ребята?   --  продолжал  Римо.  --  Хорошо  ли  ловится
рыбка-бананка?
  Стражи молчали, не удостаивая его даже взглядом.
  -- Ладно, ребята, отойдите в сторонку. -- Терпение Римо подошло  к  концу.
-- Мне надо побеседовать с вами.
  За спиной у Римо раздался резкий оклик:
  -- Сначала со мной.
  Римо повернулся и увидел молодого парня, с которым уже встречался накануне
в парке аттракционов.
  --  А, это ты, -- как старого знакомого приветствовал его Римо. -- Тарелки
принес?
  -- Они мне не понадобятся, -- сказал Фердинанд Де Шеф Хант  и  приблизился
еще  на  несколько  шагов.  Теперь его от Римо отделяло не больше пятнадцати
футов.
  За дверью Шрила Гупта Махеш Дор  еще  раз  посмотрел  на  часы,  потом  на
монитор и увидел, как зажегся сигнал, показывавший, что трансляция началась.
Пора  идти. Время расписано по минутам -- ни в коем случае нельзя выбиваться
из графика.
  Он просунул голову сквозь дверь в соседнюю  комнату,  где  сидели  Уинтроп
Долтон, В. Родефер Харроу Третий и Клетис Лэрриби.
  -- Все готово? -- спросил Дор.
  -- Да, Всеблагой Владыка, -- ответил Долтон.
  Лэрриби кивнул.
  -- О'кей. Я пошел. Ваш выход через десять минут.
  Дор вернулся к себе в комнату, закрыл дверь и через другую дверь прошел по
служебному пандусу в небольшую ложу прямо напротив помоста.
  Хант, не спуская глаз с Римо, вынул из кармана два маленьких камешка.
  --  Тарелки.  Теперь  камни,  --  произнес  Римо. -- Когда ты дорастешь до
пирожков?
  Хант в ответ только улыбнулся. Он аккуратно положил один камень на ладонь,
другой сжал кончиками пальцев. Все именно так, как учил его дедушка.  Старик
говорил  Фердинанду  о  животных,  но  теперь Хант понял, что он имел в виду
людей.
  -- Некоторые животные отличаются  от  других,  --  говорил  дед.  --  Одни
сильнее. Одни быстрее. Иногда -- хитрее.
  -- И как можно с ними справиться? -- спросил внук.
  --  Надо сделать так, чтобы их сила обернулась против них самих. -- Старик
встал и указал в сторону леса. Видишь его?
  -- Кого? -- спросил мальчик.
  -- Там притаился дикий кабан. Сильный,  быстрый,  коварный  и  хитрый.  Он
знает, что мы тут и он ждет когда мы уйдем, чтобы и он мог уйти.
  -- Так что же нам делать, дедушка?
  Старик поднял ружье, огляделся и нашел маленький камешек.
  -- Смотри, -- сказал он.
  Он  подбросил камень высоко в воздух, целясь значительно левее того места,
где заметил кабана. Камень мягко приземлился в траву, но сверхчувствительный
слух кабана уловил даже этот слабый  шорох,  и  животное  метнулось  вправо,
прочь  от  звука упавшего камня. Лишь на какое-то мгновение кабан мелькнул в
узком проеме между деревьями, но дедушка Де Шеф успел всадить ему  в  голову
пулю.
  -- Вот так, Ферди, -- сказал старик. -- Ты заставляешь жертву спасаться от
ложной опасности. И тогда жертва раскрывается, и ты делаешь свое дело. -- Он
нежно  улыбнулся  мальчику.  --  Быть  может, пока ты этого не понимаешь, но
когда-нибудь обязательно поймешь. Что бы там ни говорила твоя мамочка.
  -- Эй, приятель, я не могу ждать весь вечер. -- Голос Римо вернул Ханта на
землю.
  Без колебания, без размышления Хант отвел правую руку назад, а потом резко
выбросил вперед по направлению к Римо.
  Камень, который был зажат в кончиках пальцев, полетел первым -- в  сторону
Римо, но двумя дюймами левее его головы.
  Второй  камень, тот, что лежал на ладони Ханта, отстал от первого всего на
один фут, и летел он чуть правее головы Римо, так что, когда Римо попытается
уклониться от первого камня, второй попадет ему точно между глаз.
  Хант улыбнулся, но улыбка быстро сменилась удивлением, потом -- страхом.
  Раздался глухой стук, а затем -- дикий вопль.  Первый  камень,  просвистев
над  ухом  у  Римо,  вонзился  в  лоб одного из стражей в розовом, стоявшего
позади Римо. Страж заорал и рухнул на пол.
  А Римо так и не шелохнулся, и второй камень продолжал  лететь  правее  его
головы,  мимо  цели. И тут Римо легким движением поднял правую руку и поймал
камень большим и указательным пальцами.
  Римо посмотрел на камень, потом на Ханта.
  -- Извини,  приятель.  Я  говорил,  что  тебе  следовало  остановиться  на
тарелках.
  Хант попятился.
  -- Ты собираешься меня убить?
  -- Придется. Дело есть дело, дорогой, -- произнес Римо.
  Хант  круто повернул и побежал по пандусу к выходу на залитый ярким светом
стадион. Римо бросился было за ним,  но  увидел  включенные  телекамеры.  Он
остановился.  Не  хватало  только  ему попасть на телеэкран. Хант был уже на
поле и бежал к помосту. На бегу он обернулся назад.
  В это время Шрила Гупта Махеш Дор стоял  в  небольшой  ложе  возле  самого
поля, скрытый от всех взоров группой окружавших его людей в розовом.
  Римо  ждал.  Хант снова оглянулся. На этот раз Римо пустил камень в полет.
Хант увидел приближающийся камень, поднял  правую  руку,  чтобы  перехватить
его,  но  камень  ударил  в  руку, словно молоток по шляпке гвоздя, и, ломая
пальцы, круша череп, врезался Ханту в лоб.
  Хант упал. Два человека видели, как он падает, и завизжали,  но  их  крики
были  заглушены  ревом преданных, поскольку именно в этот момент Шрила вышел
из укрытия и почти бегом затрусил через поле к помосту
  -- Всеблагой Владыка! Всеблагой Владыка! -- Рев восклицаний  покатился  по
стадиону.  Уже  мертвое  тело  Ханта  лежало  на  траве,  наполовину скрытое
помостом: те двое, которые  видели,  как  он  упал,  убедили  себя,  что  им
померещилось, и присоединились ко всеобщему ликованию.
  Римо  повернулся  к  двери.  Страж  в  розовом  склонился над телом своего
товарища, поверженного камнем Ханта. Римо обошел их и оказался в комнате.
  Уинтроп Долтон, В. Родефер Харроу Третий и Клетис  Лэрриби  разом  подняли
глаза.
  -- Эй, парень, что ты тут делаешь? -- спросил Долтон.
  -- Который из вас тут лишний? -- спросил Римо.
  -- Он, -- показал Долтон на Харроу.
  -- Он, -- показал Харроу на Долтона.
  --  Выбираю  тебя,  --  сказал Римо Харроу и ладонью раскроил ему череп до
самых челюстей.
  -- Эй, парень! -- закричал Долтон, глядя на падающего  Харроу.  --  Нечего
срывать на нас плохое настроение!
  -- Где он?
  -- Кто?
  -- Свами.
  Долтон  показал  на  экран  телевизора на стене. На экране был Шрила Гупта
Махеш Дор. Он с улыбкой выслушал аплодисменты и подошел к микрофону.
  -- Он там, -- сказал Долтон. -- А теперь нам пора идти, так что будь добр,
уйди с дороги.
  -- А ты кто такой? -- спросил Римо Клетиса Лэрриби. -- Ты почему молчишь?
  -- Ему надо будет много говорить всего через несколько минут,  --  ответил
за  него  Долтон.  --  А  если  ты  уж  непременно  хочешь  знать, так он --
заместитель директора Центрального разведывательного управления.
  -- А что у тебя в чемодане, дружок? -- продолжал допытываться Римо.
  -- Смотри телевизор,  --  задиристо  ответил  Долтон.  --  Скоро  сам  все
увидишь. Пошли, Клетис, нам пора.
  Долтон  сделал  шаг  к  двери,  но только один. На большее его не хватило,
потому что его адамово яблоко вдруг соединилось с шейными позвонками и никак
не хотело с ними расставаться. Он упал на пол поверх Харроу.
  -- Итак, ты и есть то самое "грандиозное событие"? -- спросил Римо.
  От ужаса Лэрриби не мог выговорить ни слова и только молча кивнул в ответ.
  -- Но ты сегодня вечером  ничего  не  скажешь,  правда  ведь?  --  ласково
спросил Римо.
  Лэрриби замотал головой. К нему вдруг вернулся голос.
  -- Не волнуйся, приятель. Я ничего не скажу.
  --  Посмотри сюда. -- Римо жестом указал на мертвые тела. -- И не забывай.
Я буду за тобой следить.
  Лэрриби кивнул.
  -- Не забуду. Не забуду.
  -- А чемоданчик я заберу, -- сказал Римо.
  -- Тут государственные тайны, -- предупредил его Лэрриби.
  -- Получишь их назад, как только закончишь свое выступление.
  На помосте, перед камерами телевидения, вещавшего на всю страну, Шрила Дор
закончил подробное описание того, какую поддержку нашло его простое послание
счастья и блаженства миру повсеместно  и  даже  среди  служителей  одной  из
исконно американских религий -- среди баптистов.
  --  Но  еще  более вдохновляющее доказательство истинности моего пути, еще
более великая демонстрация всесилия моей правды -- это человек,  которого  я
вам  сейчас представлю. Этот человек знает все правительственные тайны, и он
вам о них расскажет. Он Откроет перед вами истину о вашем  правительстве,  а
потом он будет говорить о Божественной Истине.
  Он повернулся и увидел поднимающегося на помост Лэрриби.
  --  Леди  и  джентльмены,  услышьте  слово  заместителя  директора  вашего
Центрального разведывательного  управления.  Мой  друг  и  последователь  --
Клетис... ээ... я его зову просто Клетис.
  И  он  широко  взмахнул  рукой,  приветствуя  Лэрриби. Раздались отдельные
аплодисменты,  кто-то  заулюлюкал,  но  большая  часть  публики   ошарашенно
молчала.
  Лэрриби,  глядя прямо перед собой, прошел мимо Шрилы Дора, взял микрофон и
окинул взглядом толпу. Тысячи лиц  смотрели  на  него.  Он  понял,  что  еще
миллионы  от  одного  океана  до  другого так же пристально следят за ним по
прямой трансляции.
  Он опустил было микрофон, но вспомнил жесткий взгляд Римо и  снова  поднес
микрофон к губам. Открыл рот и негромко, неуверенно запел:
  О, возлюбленный друг наш Иисус!
  Все грехи и скорбь несем Ему.
  По  мере  того,  как  губы его выводили слова старинного церковного гимна,
голос Лэрриби становился увереннее. Он закрыл глаза и представил  себе,  что
находится на хорах баптистской церкви у себя дома в Уиллоуз-Лэндинг.
  О, как счастливы мы, что можем
  Обратить молитвы к Богу.
  Шрила Дор подскочил к Лэрриби и вырвал у него из рук микрофон.
  --  И теперь вы знаете, -- срывающимся голосом прокричал он, -- что нельзя
доверять ЦРУ!
  Он бросил микрофон на дощатый настил помоста.  Гром  удара  прокатился  по
стадиону.
  --  Я  уезжаю  домой!  -- орал Дор. -- Я возвращаюсь в Патну! -- Он топнул
ногой, как обиженный ребенок. -- Вы слышите? Я уезжаю.
  -- Ну и уезжай, толстозадый! -- донеслось из публики.
  -- Катись, толстозадый! Кому ты нужен?
  Стадион превратился в одну большую улюлюкающую чашу, когда Римо подошел  к
Чиуну и Джоулин.
  В  этот  самый  момент  Элтон Сноуи, осторожно пробиравшийся через поле со
своей самодельной бомбой  под  жареной  курицей,  обошел  вокруг  помоста  и
оказался лицом к лицу с дочерью.
  -- Джоулин! -- воскликнул он.
  Джоулин подняла глаза и завизжала от радости:
  -- Папа!
  Сноуи  подбежал  к  ней,  и  она повисла у него на шее. Сноуи хотел обнять
дочь, но мешала курица с бомбой.
  -- Эй, друг, подержи-ка! -- обратился он к Римо и сунул ему пакет.
  Римо пожал плечами, принял пакет, затем открыл чемоданчик Лэрриби, засунул
пакет внутрь и защелкнул замки.
  -- Как я по тебе скучал! -- воскликнул Сноуи.
  -- Я тоже, папа -- Джоулин чуть-чуть отстранилась. -- Папа, я хочу,  чтобы
ты познакомился с моим любимым человеком.
  Слоуи   посмотрел   через  ее  плечо  на  Римо.  Тот  помотал  головой  --
категорически отрицательно. Джоулин повернулась и махнула рукой на Чиуна.
  -- Вот мой подлинный владыка, -- сказала она. -- И я люблю его.
  -- Джоулин, милая, -- сказал ей отец. -- Я люблю тебя. И ты это знаешь...
  Она кивнула.
  Он поднял кулак и нанес ей короткий удар в челюсть.
  Девушка обмякла и повисла у него на руках.
  -- ...но ты не выйдешь замуж за косоглазого!
  Он поднял ее на руки и пошел к выходу со стадиона.
  -- Что это значит? -- спросил Чиун Римо.
  -- Это расизм, Чиун, -- объяснил Римо.
  -- Расизм? Я думал, расизм имеет отношение к бейсболу.
  -- Нет. Он просто не хочет, чтобы его дочь вышла замуж за корейца.
  -- Но как  вы,  белые,  сможете  улучшить  свою  породу,  если  не  будете
заключать браки с желтыми? -- удивился Чиун.
  --  Черт его знает, -- завершил дискуссию Римо, и они с Чиуном пошли туда,
куда потопал Шрила Дор.
  Но когда они подошли к пандусу, Римо увидел, что Лэрриби по-прежнему стоит
возле помоста, испуганный и потерянный.
  -- Я тебя догоню, -- сказал Римо Чиуну и вернулся к Лэрриби.
  -- Хорошо спел, -- похвалил его Римо.
  Лэрриби был так испуган, что смог только кивнуть в ответ.
  -- Вот твой чемоданчик. Думаю, тебе пора домой, -- сказал Римо.
  Лэрриби опять кивнул, но не двинулся с места. Казалось, его  парализовало,
или он врос в землю.
  -- О черт! -- вздохнул Римо. -- Пошли.
  Он  схватил  Лэрриби  за  руку  и  потащил  его  к  выходу, быстро и ловко
продираясь сквозь толпу возмущенных сердитых людей, как  муравьи,  сновавших
по полю стадиона.
  Усадив Лэрриби в машину и отправив его в аэропорт, Римо снова проскользнул
через  толпу  -- теперь уже в обратную сторону -- и направился в апартаменты
Шрилы.
  Если не считать трупов Долтона и Харроу, первая из двух  комнат  оказалась
пустой.  Дверь во вторую была закрыта, но как только Римо подошел к ней, она
распахнулась. В проеме стоял Чиун.
  -- Римо, -- объявил он. -- Я отправляюсь в Синанджу.
  -- Я уже сказал тебе: как только мы покончим с делами, я  снова  попытаюсь
устроить эту поездку.
  Он прошел в комнату, но Чиун остановил его:
  -- Нет, ты не понял. Я еду прямо сейчас.
  Римо  посмотрел  на  него,  потом на Шрилу Дора, сидящего за столом, потом
снова на Чиуна. Чиун сказал:
  -- Я поступил к нему на службу.
  Римо был ошарашен. Какое-то время он ничего не мог сказать, потом  выдавил
из себя:
  -- Ах, вот как!
  --  Да,  вот  так,  --  ответил  Чиун. -- Я буду по спутнику получать свои
чудесные телевизионные драмы. Он обещал. И я смогу часто ездить в  Синанджу.
Римо, у тебя не было возможности должным образом понять, какие замечательные
люди живут в Индии, и увидеть, как прекрасна индийская природа.
  Он выжидательно посмотрел на Римо.
  Римо глянул ему в глаза и холодно произнес:
  -- Если ты едешь с ним, ты едешь без меня.
  -- Да будет так, -- резюмировал Чиун.
  Римо повернулся и пошел прочь.
  -- Куда ты? -- спросил Чиун.
  -- Пойду напьюсь.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

  Римо разучился пить.
  Шесть  барменов  в Сан-Франциско могли бы под присягой засвидетельствовать
это
  В первом баре он заказал виски, и когда бармен  принес  ему  стакан,  Римо
поднес  его  ко  рту  и  уже был готов влить в себя содержимое, но в нос ему
ударил запах, и  Римо  не  смог  себя  заставить  даже  сделать  глоток.  Он
расплатился  и  ушел и в соседнем баре заказал пиво, а когда пиво подали, он
поднес его к губам, но опять, не в силах преодолеть отвращение,  расплатился
и ушел, оставив пиво нетронутым.
  Он  сделал еще четыре попытки, но законы Синанджу слишком крепко въелись в
него, чтобы их можно было легко и  небрежно  нарушить.  И  кроме  того,  над
каждым стаканом ему слышался менторский голос Чиуна:
  --  Алкоголь  используется  для  консервирования того, что уже мертво. Или
людей, которые хотят умереть. Или:
  -- Пиво делают из такого зерна, которое могут переварить только коровы, но
даже и им нужно два желудка, чтобы с этим справиться
  Итак, вместо того чтобы напиться,  Римо  брел  по  ночным  улицам  злой  и
мрачный,  очень  надеясь,  что  кто-нибудь, желательно целая армейская рота,
попытается задеть его, и тогда у него появится шанс дать выход своему гневу.
  Но никто к нему не пристал. Римо впустую пробродил всю  ночь  и  лишь  под
утро  вернулся в свой номер, выходивший окнами на стадион для гольфа в парке
"Золотые Ворота".
  Он осмотрелся по сторонам, надеясь увидеть выходящего из спальни Чиуна, но
номер был пуст, и даже эхо молчало.
  Потом зазвонил телефон.
  Римо поднес трубку к уху еще до того, как отзвенел первый звонок.
  -- Хорошо сработано, Римо, -- сказал Смит.
  -- А, это вы.
  -- Да. Похоже, мы полностью контролируем ситуацию.
  -- Что  ж,  я  рад.  Очень  рад  за  вас,  сказал  Римо.  --  Вы  даже  не
представляете себе, как я рад.
  --  Только  вот что. Сегодня утром, возвращаясь домой в Вашингтон, в своей
машине взорвался Лэрриби.
  -- Тем лучше для него.  По  крайней  мере,  он  нашел  неплохой  выход  из
ситуации.
  -- Вы к этому никакого отношения не имеете? -- с подозрением спросил Смит
  -- Нет. К сожалению.
  --  Хорошо. Кстати, вас это заинтересует. Помните, я говорил вам о проколе
в  системе   безопасности   Фолкрофта?   Так   вот,   оказалось,   что   это
просто-напросто  низкооплачиваемый оператор компьютерной системы. Видимо, он
был последователем Шрилы и однажды просто не сумел сдержаться и  излил  свои
чувства компьютеру. Очень забавно, но на самом деле ничего за этим не стоит
  -- Смитти, -- оборвал его Римо.
  -- Что?
  -- Вы не пробовали пописать против ветра?
  И  он  с  грохотом  бросил  трубку. Потом еще раз обвел глазами номер, как
будто Чиун мог незаметно проскользнуть в помещение, пока он разговаривал  по
телефону,  но  тишина  была  полной,  гнетущей, такой, что звенело в ушах, и
Римо, стремясь  хоть  чем-то  ее  нарушить,  включил  цветной  транзисторный
телевизор Чиуна.
  Звук  и  изображение  появились  сразу же. Перед авали утренние новости, и
дикторша с улыбкой на устах сообщила:
  -- Шрила Гупта Махеш Дор провел сегодня утром  пресс-конференцию  в  отеле
"Холидейинн"  в  Сан-Франциско  и  заявил,  что  ноги  его больше не будет в
Америке.   Это   заявление   последовало   вслед    за    провалом    широко
разрекламированного "Марафона Блаженства" на стадионе "Кезар" вчера вечером.
Мероприятие   закончилось  шумным  скандалом,  в  происшедших  столкновениях
погибло по меньшей мере три человека.
  Вслед за этим сообщением на экране возникли кадры пресс-конференции  Дора,
и  когда  Римо  увидел  его  толстое  лицо  с  зачаточными усиками, он глухо
зарычал. размахнулся правой рукой и...
  Тук-тук-тук.
  Римо замер. Кто-то стучал в дверь. Звук был очень знакомый -- как если  бы
стучали очень длинными ногтями.
  Римо  просиял и поднес правую руку к лицу, чтобы смахнуть влагу -- он и не
знал, что лицо у него мокрое.
  Он открыл дверь. На пороге стоял Чиун
  -- Чиун! Как дела?
  -- Как они могут быть? Я пришел за  своим  телевизором.  Я  не  хотел  его
оставлять.  --  Он  протиснулся мимо Римо в дверь и вошел в комнату. -- Ага,
вот ты им уже и пользуешься, изнашиваешь оборудование,  стоит  мне  лишь  на
минуту отвернуться.
  -- Забирай его и вали отсюда, -- огрызнулся Римо.
  --  Уйду,  уйду. Но сначала надо его проверить. Не то чтобы я думал, будто
ты можешь что-то украсть, но с американцами надо всегда быть начеку.
  Римо стоял и смотрел, а  Чиун  подошел  к  телевизору  и  начал  тщательно
считать и пересчитывать кнопки, затем наклонился к задней стенке телевизора,
заглянул  внутрь  сквозь  решетку  и принялся изучать механизм, в котором --
Римо  точно  знал  это  --  ничего  не  смыслил.  Время  от   времени   Чиун
многозначительно хмыкал.
  -- Надо было мне прикончить этого толстомордого ублюдка, -- заявил Римо.
  Чиун фыркнул и продолжал осмотр.
  --  Знаешь, почему я оставил его в живых? -- спросил Римо. -- Потому что я
знал: на этот раз ты говоришь серьезно и он в самом деле твой новый босс.  А
твоего босса я не мог убить.
  Чиун  оторвался  от  телевизора,  посмотрел  на  Римо  и  печально покачал
головой.
  -- Ты сумасшедший, сказал он. -- Как все белые Меня тошнит  от  белых.  Та
девушка  была  влюблена в меня, а этот псих с пакетом цыплячьих ножек ударил
ее. А я-то думал, что расизм связан только с бейсболом. И со Смитом. И...
  -- Заткнись. Надо было мне прикончить эту жабу Если я его еще когда-нибудь
увижу, я так и сделаю.
  -- Типичный образ мыслей белых. Делать все так, чтобы вреда  было  больше,
чем  пользы.  Разве ты не знаешь, что индийцы очень расстраиваются, когда их
соотечественники умирают вдали от родины? Особенно богатые индийцы. И тем не
менее ты готов действовать бабах! и нет его. К  счастью,  подобной  глупости
тебе  уже  не совершить. Я убил его, и убил так, что Дом Синанджу никогда не
смогут обвинить в неряшливом исполнении дела.
  Чиун сложил руки и с вызовом посмотрел на Римо.
  -- Но я только что видел его живого и невредимого.
  По телевизору...
  -- Ничто никогда не доходит до  белого  расистского  сознания.  Если  рука
поражает жизненно важный центр на шее человека, означает ли это, что человек
немедленно умрет?
  -- Да, -- ответил Римо.
  --  Нет, -- возразил Чиун. -- Это означает, что человек должен умереть. Но
он умрет не сразу. Нужно время, чтобы мозг отъединился от  остального  тела.
Некоторые удары дают быстрый эффект. Некоторые действуют медленнее, и смерть
наступает  через  какое-то  время.  Достаточное,  например,  для того, чтобы
человек вернулся в Индию и уже там умер от почечной недостаточности.
  -- Не верю, -- сказал Римо. -- Невозможно нанести такой удар так, чтобы он
ничего не почувствовал.
  -- А ты дурак! Что, так ничему и не научился? Если человек чувствует удар,
и после удара с ним ничего не  происходит,  он  решает,  что  все  прошло  и
беспокоиться  не  о  чем.  Можно  на глазах у всех столкнуться с человеком и
нанести ему такой удар. Через два дня боль проходит, а через два  месяца  он
умирает. Любой глупец может этому научиться. Любой идиот, кроме, разумеется,
тебя.  Римо,  ты  мой позор! Жалкий, неумелый осквернитель имени Синанджу. Я
видел, как ты  вчера  вечером  использовал  камень  против  этого  француза,
предков которого обучил мой предок. Позор! Провал. Ужасно.
  -- Но...
  --  Это  решает  дело.  Я  не могу оставить тебя на этом уровне идиотизма.
Нужно еще много работать, чтобы довести  тебя  хотя  бы  до  самого  низкого
уровня  мастерства.  Очень много работать. И боюсь, мне придется быть здесь,
чтобы  проследить  за  этим.  О-хо-хо,  такова  уж  судьба   добросовестного
наставника,  который  взвалил  на  себя тяжкое бремя -- учить дураков умению
избегать лишних неприятностей.
  -- Чиун, -- начал Римо, и на лице его заиграла улыбка. -- Я не  могу  тебе
сказать... Не могу...
  Но  Чиун  уже  переключил  телевизор  с  выпуска  новостей о Шриле Доре на
очередную серию еще одной утренней  мыльной  оперы  и  потому  поднял  руку,
призывая Римо к молчанию, и уставился на экран.
  И  Римо  замолчал,  ибо никто не смеет тревожить Мастера Синанджу в редкие
моменты его наслаждения истинной красотой.
  -- Тренируй дыхание, -- не  отрываясь  от  экрана,  произнес  Чиун.  --  Я
займусь  тобой  позже.  А  потом  мы  обсудим  поездку  в Синанджу. То есть,
конечно, если ты и прочие расисты еще не забыли своего обещания.
  Римо направился к двери.
  -- Куда ты? -- спросил Чиун.
  -- Пойду зафрахтую подводную лодку, -- ответил Римо.



     Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
     Доллары мистера Гордонса

У==========================================ё
|        Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР        |
|        "ДОЛЛАРЫ МИСТЕРА ГОРДОHСА"        |
|            Перевод В. Hикитина           |
|              Цикл "Дестроер"             |
+------------------------------------------+
|      Warren Murphy, Richard Sapir        |
|    Funny Money (1975) ("Destroyer")      |
+------------------------------------------+
|  Hад Америкой нависла  смертельная  опас-|
|ность:  коварный  замысел  робота-андроида|
|грозит превратить всемогущий доллар в про-|
|стую бумажку, а  процветающую  нацию  --  в|
|толпу голодных нищих. Римо Уильямс  и  его|
|учитель -- Мастер Синанджу  должны  предот-|
|вратить эту опасность.                    |
+------------------------------------------+
|           by Fantasy OCR Lab             |
Т==========================================ѕ

     Перевод В. Никитина


     ГЛАВА ПЕРВАЯ

     В  последний  свой день, когда его руки были еще соединены с плечами, а
спинные позвонки составляли единое целое --  невредимый  позвоночный  столб,
Джеймс  Кастеллано  снял  с  верхней  полки  стенного  шкафа в прихожей свой
служебный револьвер 38-го калибра.
     Оружие он хранил в коробке из-под ботинок компании "Том Макен". Коробка
была тщательно обмотана изоляционной лентой --  так,  чтобы  дети  не  могли
открыть  или проткнуть картонную крышку, если, не дай Бог, доберутся до нее,
играя в небольшом фермерском домике Кастеллано, расположенном в одном из тех
районов Сан-Диего, в которых проживали люди среднего достатка.
     Но дети  давным-давно  покинули  этот  дом  и  обзавелись  собственными
детьми.  Изрядно  подсохшая  за  долгие  годы  изоляционная  лента рвалась в
пальцах, когда Кастеллано начал сдирать се с коробки. Это занятие не  мешало
ему  одновременно,  сидя  за  кухонным  столом,  жевать  недозрелый персик и
слушать жалобы своей супруги  Бет  Мари  на  высокие  цены,  на  его  низкую
зарплату,  на поселяющихся в их районе в последнее время "не таких" жильцов,
на то, что машине требуется ремонт, а денег, конечно же, нет.
     Когда Кастеллано улавливал в потоке слов паузу,  он  вставляют  в  него
свое  "Угу!",  когда  голос  жены повышался, он каждый раз реагировал на это
кивком головы, сопровождая его словами: "Это ужасно!"
     Сняв с коробки последний слой изоляционной  ленты,  Кастеллано  заметил
доставленную  на  крышке  цену  -- семь долларов и девяносто пять центов. Он
хорошо помнил эти ботинки. Пожалуй, они были намного изящнее и  крепче,  чем
те,  за которые он заплатил недавно двадцать четыре доллара и девяносто пять
центов.
     Револьвер был обложен толстым мягким слоем  белой  туалетной  бумаги  и
густо  смазан  неким  вазелиноподобным  составом, который ему много лет тому
назад дали на оружейном складе. В коробке лежала также карточка размером три
дюйма на пять с печатными буквами, написанными от руки чернильной ручкой,  с
кляксой в конце.
     Это  была  составленная  им  когда-то  памятка  по  содержанию  оружия,
состоявшая из десяти пунктов. Она начиналась с напоминания о том, что первым
делом с револьвера  надо  снять  густую  смазку,  и  заканчивалась  словами:
"Прицелиться в лицо Никольса и нажать на спусковой крючок".
     Прочитав  последний  пункт,  Кастеллано улыбнулся. Насколько он помнил,
Никольс был тогда помощником районного инспектора Секретной  службы,  и  его
ненавидели  все  подчиненные. Это было уже в прошлом, поскольку минуло более
пятнадцати лет с тех пор, как Никольс умер от сердечного  приступа.  Теперь,
когда  Кастеллано  сам  стал  помощником  районного  инспектора по вопросам,
связанным  с  изготовлением  и  сбытом  фальшивых,  или,  как  их  называли,
"веселых" денег, он понял, что Никольс, собственно говоря, был не таким уж и
злыднем. Просто он был требователен. Но в этом деле по-другому нельзя.
     -- Угу, -- сказал Кастеллано, внимательно рассматривая на свет кухонной
лампы  внутреннюю  поверхность  абсолютно  чистого  ствола револьвера.-- Это
ужасно, -- добавил он наугад.
     -- Что именно? -- спросила Бет Мари.
     -- То, что ты сказала, дорогая.
     -- А что я сказала?
     -- Ну, про то, как все теперь становится ужасным, -- сказал  Кастеллано
и,  прочитав  в  пункте  восьмом  памятки,  что надо вложить в барабан шесть
патронов, долго шарил по дну коробки, пока не нашел все шесть.
     -- Как жить дальше? Эти постоянно растущие  цены  нас  просто  убивают.
Просто  убивают.  Это ведь все равно, как если бы каждый месяц тебе понижали
жалованье, -- сказала Бет Мари.
     -- Будем, дорогая, налегать на гамбургеры вместо бифштексов.
     -- На гамбургеры? Да мы в последнее время  почти  совсем  перестали  их
покупать, чтобы сэкономить немного денег.
     Последнее слово заставило ее мужа насторожиться.
     -- Что ты сказала? -- спросил Кастеллано, подняв глаза от револьвера.
     --  Я  сказала,  что  мы  экономим  деньги  на  гамбургерах. Ты что, не
слушаешь?
     -- Слушаю, дорогая, -- сказал Кастеллано.  Требование  десятого  пункта
инструкции  было  явно  невыполнимо: для этого нужно было выкопать из могилы
тело давно умершего помощника районного инспектора  Никольса.  Вместо  этого
Кастеллано  поставил револьвер на предохранитель и положил его во внутренний
карман своего  легкого  полосатого  пиджака.  В  офисе  ему  обещали  выдать
наплечную кобуру.
     -- А зачем тебе револьвер? -- спросила Бет Мари.
     -- Иду в офис, -- сказал Кастеллано.
     --  Знаю,  что  в  офис.  Конечно  же,  я  не думаю, что ты собираешься
ограбить "Бэнк оф Америка". Но револьвер-то зачем? Тебя что  --  понизили  в
должности, и ты теперь оперативник или что-то в этом роде?
     -- Да нет, просто сегодня у меня особое задание.
     --  Понятно,  что особое. Если бы не особое, ты бы не брал с собой свою
пушку. Впрочем, я только попусту трачу время, задавая тебе все эти вопросы.
     -- Угу, -- сказал Кастеллано и поцеловал жену в щеку. Он  почувствовал,
что  она обняла его в этот раз крепче обычного, и сам крепко обнял ее, давая
понять, что дружеская простота их взаимоотношений вовсе не означает, что  он
остыл к ней, что любовь прошла.
     --  Дорогой,  принеси  домой  несколько  образцов.  Говорят,  будто они
становятся лучше чуть ли не с каждым днем. Интересно взглянуть.
     -- Что ты имеешь в виду? -- спросил Кастеллано.
     -- Ну что ты так сразу разволновался! Я прочитала об этом в газете.  Не
беспокойся  --  ты  мне ничего не говорил. Ты мне вообще никогда ни о чем не
рассказываешь. В газете написано, что по рукам ходит очень  много  фальшивых
двадцаток, причем высокого качества.
     -- Хорошо, дорогая, -- сказал Кастеллано и нежно поцеловал жену в губы.
Когда  она  повернулась,  чтобы  идти  обратно  на  кухню,  он шлепнул ее по
широкому заду, и она взвизгнула, шокированная этой фривольностью. Так было и
тогда, когда они только что поженились, и она еще пригрозила, что  уйдет  от
него, если он посмеет это повторить. Это было более двадцати пяти лет назад.
За это время шлепки повторялись не менее семидесяти тысяч раз.
     Кастеллано  вошел  в расположенное в центре Сан-Диего здание, в котором
находились  правительственные  учреждения,  и  поднялся  в   свой   кабинет.
Поддерживаемая  кондиционером  благословенная прохлада была как нельзя более
кстати, учитывая то, в какое пекло превращались улицы города  в  эти  жаркие
летние  дни.  В полдень к нему пришел посыльный из отдела снабжения, который
принес кобуру и показал, как надо ее надевать.
     В 16.45  позвонил  районный  инспектор.  Он  поинтересовался,  взял  ли
Кастеллано  оружие.  Услышав  утвердительный  ответ,  инспектор  сказал, что
позвонит еще.
     В семь вечера, то есть двумя с половиной  часами  позже  того  времени,
когда  Кастеллано  обычно  отправлялся домой, инспектор позвонил ему снова и
спросил, получил ли он "это".
     -- "Это"? -- переспросил Кастеллано. -- Что конкретно?
     -- Вы должны были уже получить...
     В дверь постучали, и Кастеллано сказал об этом инспектору.
     -- Вот, должно быть, принесли, -- сказал инспектор. --  Позвоните  мне,
когда ознакомитесь с этим.
     В  кабинет  вошли  два  человека,  вручившие ему запечатанный сургучной
печатью пакет из оберточной бумаги. На нем стоял  черный  чернильный  штамп:
"Совершенно  секретно".  Кастеллано  предложили  расписаться  в получении, и
когда он ставил свою подпись в регистрационной книге, он  заметил,  что  там
уже  стояли подписи не только его непосредственного начальника -- инспектора
Секретной службы, но и, как ни  странно,  заместителя  министра  финансов  и
заместителя  министра иностранных дел. Пакет успел побывать во многих руках.
В  соответствии  с  действующей  инструкцией  Кастеллано   подождал,   когда
вручившие  ему  пакет люди выйдут из кабинета, и только тогда сломал печать.
Внутри находились два  конверта  и  записка.  На  одном  из  конвертов  было
написано:  "Открыть  сначала этот конверт"; надпись на втором предупреждала:
"Открывать только после получения специального разрешения  по  телефону".  В
записке  от  инспектора  было  всего  несколько  слов: "Джим, что вы об этом
думаете?"
     Кастеллано надорвал с угла первый конверт и осторожно  вытряс  из  него
абсолютно новую пятидесятидолларовую банкноту. Подержал ее в руках: на ощупь
бумага  похожа  на  настоящую. Именно качеством бумаги чаще всего отличаются
фальшивые банкноты от подлинных. Листая  пачку  банкнот,  опытный  кассир  в
банке  может  легко,  иногда даже с закрытыми глазами, определить по фактуре
бумаги, какие из них фальшивые. Натренированные пальцы чувствуют  разницу  в
качестве бумаги, на которой отпечатаны деньги. Касаясь поверхности фальшивых
банкнот,  пальцы  ощущают  фактуру  дешевой бумаги, при изготовлении которой
используется мало ветоши.
     Бумага этой банкноты производила впечатление настоящей. Он потер уголки
банкноты о листок простой белой бумаги, сильно  нажимая  на  нее.  На  листе
остались  мазки  зеленого  цвета.  Проделывая  этот  эксперимент, Кастеллано
проверял не столько краску, сколько бумагу. Та специальная  бумага,  которая
использовалась  правительством  Соединенных  Штатов  в производстве денежных
знаков, была недостаточно пористой для  того,  чтобы  на  ней  могла  хорошо
держаться  соответствующая  краска.  В  общем,  пока  что банкнота выглядела
нормально. В углу офиса, под увеличенными фотографиями  знаменитых  подделок
--     таких,     например,     как    гитлеровские    фальшивые    банкноты
пятидесятидолларового  достоинства,  которые  оказались  сработанными  столь
искусно,  что  было  решено  даже  не  изымать  их  из  обращения, -- стояла
установка подсвечивания ультрафиолетовыми лучами. С ее  помощью  можно  было
определить  структурный состав бумаги более точно, чем на ощупь. Дело в том,
что многие фальшивомонетчики, принимая во внимание чувствительность кончиков
пальцев  банковских  кассиров,  применяли  при  производстве  своих  банкнот
коммерческую   бумагу,   выделываемую   из   массы,  в  которую  добавлялось
относительно большое количество ветоши.
     Однако  коммерческая  бумага  изготавливается  из  старой   ветоши,   а
поскольку  старую  ветошь  хотя  бы  однажды  стирали  или промывали, то при
ультрафиолетовом освещении на ней  заметны  следы  использованных  при  этом
химикатов.  Денежные знаки Соединенных Штатов изготовляются исключительно из
новой, нестиранной ветоши. Новая ветошь -- вот в чем вся штука!
     Кастеллано  внимательно  всмотрелся  в  банкноту,  освещенную   мрачным
фиолетовым  светом,  от которого ярко засветились белые манжеты его рубашки.
Банкнота не отсвечивала, и теперь у Кастеллано не осталось сомнений -- ясно,
что  фальшивомонетчики  в  данном  случае  отбеливали  новые  однодолларовые
банкноты  американского  Казначейства,  а  затем наносили на них изображение
стодолларовой банкноты. Бумага была настоящая.
     Правда, такая операция ставила перед фальшивомонетчиком другую  задачу:
на  этой  настоящей  бумаге с нужным содержанием требуемой ветоши нужно было
правильно напечатать  картинку.  Дело  в  том,  что  правительство  печатало
банкноты  на  больших  листах,  которые  затем  разрезались. Используя метод
отбеливания  однодолларовых  и  печатания  на  них  стодолларовых   банкнот,
фальшивомонетчик  сталкивается с проблемой центровки наносимого рисунка, его
правильного расположения. Лицевая сторона, например, может не  совсем  точно
совпасть с обратной.
     Но на этой банкноте все границы рисунка были безупречными.
     Взяв   увеличительное   стекло,   Кастеллано  придирчиво  всмотрелся  в
тончайшую штриховку лица на портрете Улисса С. Гранта. Линии гравировки были
четкими и нигде не прерывались. Это была работа искусного гравера  --  точно
такие  же  линии были и на подлинных банкнотах. Можно, конечно, так же точно
воспроизвести  этот   рисунок,   если   изготовить   фотоспособом   матрицы,
используемые  при  офсетной печати, но этот способ не годится для гладкой, с
высоким содержанием ветоши бумаги, какую Кастеллано держал сейчас  в  руках.
Используемая  при  офсетной печати краска будет на такой бумаге растекаться,
мазать и делать кляксы. Ясно,  что  в  распоряжении  фальшивомонетчика  были
добротные  гравировальные  пластины,  а когда Кастеллано обратил внимание на
то, как исполнена цифра "5" в углу  банкноты,  он  невольно  присвистнул  от
восхищения. Эту банкноту делал большой мастер!
     Напоследок  он проверил серийный номер. Бывало, что фальшивомонетчик, у
которого была и пластина прекрасная, и бумага правильная,  хороший  печатный
станок и качественная краска, делал все-таки в конце концов единственную, но
довольно  распространенную  ошибку  --  нечеткое написание серийного номера.
Иной фальшивомонетчик тратил годы напряженного труда, тщательнейшим  образом
выгравировывал  изображение банкноты, а когда все уже было как будто позади,
мог взять да и написать серийный номер более коротким чем надо  шрифтом!  Не
торопясь, скрупулезно Кастеллано проверил все цифры номера, одну за другой.
     --   Сукин  сын!  --  выругался  он  и  набрал  номер  телефона  своего
начальника. -- Ну что, вы довольны? Сейчас уже половина десятого, и  значит,
я  просидел здесь целых пять сверхурочных часов. С самого утра я таскаю свой
старый револьвер, гадая, для чего,  собственно,  он  может  понадобиться,  а
оказывается,  что  все  это  --  не  что  иное, как старая заигранная шутка,
которую проделывают с зелеными школярами. Я давно уже не нуждаюсь ни в каких
тренировочных занятиях по определению фальшивых банкнот. Более того, как вам
должно быть известно, я много  лет  возглавляю  именно  отдел  по  борьбе  с
"веселыми" деньгами!
     --  Значит,  вы утверждаете, что та банкнота, которую я вам прислал, --
настоящая?
     -- Не менее настоящая, чем моя злость.
     -- Вы можете в этом поклясться?
     -- Могу! И вы прекрасно  это  знаете,  черт  побери!  Вы  прислали  мне
подлинную  банкноту.  Еще  в  те  времена, когда нас учили всем премудростям
нашего дела, таким способом пытались сбить с  толку  новичков,  чтобы  потом
потешаться  над  тем, кто попадался на эту удочку. Вы, может быть, и сами на
нее попадались.  Трюк  нехитрый  --  тебе  предлагают  распознать  фальшивую
банкноту; после того, как ты это сделаешь, тебе дают другую, которую сложнее
раскусить,  потом  еще  более  сложную,  а  потом  --  настоящую, нормальную
банкноту, и ты в ней ковыряешься до скончания века, выискивая несуществующие
погрешности.
     -- Вы готовы поспорить на вашу должность и уйти в  отставку,  если  эта
банкнота окажется все же фальшивой?
     -- Готов.
     --  Не  надо.  Откройте  второй  конверт и помолчите. Это не телефонный
разговор.
     Кастеллано вскрыл конверт с надписью: "Открывать только после получения
специального разрешения по телефону". Внутри  него  он  обнаружил  еще  одну
новую пятидесятидолларовую банкноту. Кастеллано взял ее в руки и вгляделся в
четкие тонкие линии вокруг лица Гранта.
     --  Я  открыл  конверт,  --  сказал он в трубку, зажатую между плечом и
щекой.
     -- Теперь сравните номера серий и идите сюда, ко мне.
     Кастеллано  сравнил  серийные  номера  на  двух  денежных  банкнотах  с
номиналом в пятьдесят долларов каждая, и с губ его невольно сорвалось:
     -- О, Господи! Не может быть!
     Когда  он вошел к инспектору с злополучными банкнотами, в голове у него
вертелись два вопроса: был ли допущен типографский брак на монетном дворе  в
Канзас-Сити? Если нет, то не означает ли это, что Америке угрожает серьезная
опасность?
     Кастеллано  не  пришлось задавать свои вопросы: ответы на них стали ему
ясны, как  только  он  переступил  порог  инспекторского  кабинета,  который
выглядел  как  армейский штаб перед началом военных действий. Никогда еще со
времен окончания Второй мировой войны не приходилось Кастеллано видеть сразу
столько оружия в  одной  комнате.  Четверо  в  гражданских  костюмах  и  при
галстуках  нянчили автоматические винтовки М-16. Они сидели у дальней стены,
и на лицах у них застыло выражение подавленного страха. Другая группа лиц  в
гражданском   сгрудилась   вокруг   стола  с  макетом  перекрестка,  который
Кастеллано легко узнал. На юго-западном углу перекрестка был ресторанчик,  в
который  он  частенько  заглядывал с женой. Как только один из толпившихся у
стола людей убрал свою руку, Кастеллано тут же увидел  этот  ресторанчик  на
макете.
     Инспектор,  сидя  за  своим столом, сверил часы с худосочным блондином,
державшим  в  руке  продолговатый  чемоданчик  рыжеватой  кожи.   Кастеллано
заметил, что чемоданчик закрыт на блестящий замок с цифровым шифром.
     Завидев Кастеллано, инспектор дважды хлопнул в ладоши.
     -- Внимание, -- сказал он, -- прошу соблюдать тишину. У нас осталось не
так много   времени.   Джентльмены,   это  --  Джеймс  Кастеллано  из  моего
департамента. Именно он будет производить обмен, и пока он, и никто  другой,
не просигналит, что обмен состоялся, никто не трогается с перекрестка.
     --  Что, собственно говоря, здесь происходит? -- спросил Кастеллано. Он
чувствовал, что ужасно нервничает.  Холодное  выражение  лиц  этих  странных
людей  производило  на него тягостное впечатление. Хорошо еще, что они с ним
заодно, по крайней мере Кастеллано на это надеялся.
     Ему вдруг страшно захотелось затянуться сигаретой,  хотя  он  и  бросил
курить уже более пяти лет назад.
     --  Надо  сказать,  что  нам  повезло, -- добавил инспектор. -- Здорово
повезло, и я сам не знаю почему. Я не могу сказать вам,  кто  эти  люди,  но
вряд  ли  есть необходимость объяснять, что, хотим мы этого или нет, задача,
поставленная  перед  нами,  будет  решаться  в   сотрудничестве   с   другим
департаментом.
     Кастеллано кивнул, чувствуя, как вспотела его правая рука, в которой он
держал  два  небольших  конверта  с  банкнотами.  Куда  бы  их  положить? Он
чувствовал, что на него смотрят все эти типы  с  М-16  в  руках,  и  ему  не
хотелось на них оглядываться.
     --  Мы  пока  не  знаем,  как давно попали в обращение эти банкноты, --
продолжал инспектор. -- Если, однако, они будут ходить по рукам еще какое-то
время,  то  это  может  стать  важным  фактором  подталкивания  инфляционных
процессов. Они могут обесценить нашу валюту. Я говорю "могут", потому что мы
не  знаем, были ли они отпечатаны и распространены в большом количестве, или
это всего лишь первая партия.
     -- Сэр, -- спросил Кастеллано, -- а как удалось вообще об этом  узнать?
Банкноты  сработаны  настолько безукоризненно, что я был абсолютно убежден в
их подлинности, пока не увидел на двух одинаковые серийные номера.
     --  Вот  именно.  Нам  просто  повезло.  Мы  получили  их   от   самого
фальшивомонетчика.  Это уже вторая пара. На первых банкнотах, которые он нам
прислал, стояли разные номера. Для того чтобы доказать, что изготовляемые им
деньги -- фальшивые, он специально отпечатал и прислал нам  две  банкноты  с
одинаковыми номерами серий.
     --  Невероятно, -- сказал Кастеллано. -- Так чего он, собственно, хочет
от  нас?  Имея  такие  гравировальные  пластины  и   такое   полиграфическое
оборудование, можно ведь купить все что пожелаешь.
     --  В том то и дело, что, по-видимому, не все. Он хочет получить от нас
запись  сложной  компьютерной  программы,  которая  является  частью   нашей
программы  исследования  космоса  и  не  подлежит  продаже.  Пожалуйста,  не
думайте, Джим, что я обращаюсь с вами, как с ребенком, но я могу сказать вам
только то и только в такой форме, что было сказано мне самому.  Национальное
агентство  по  космическим  исследованиям  --  НАСА  --  требует,  что когда
запускаешь что-то в космос, это "что-то"  должно  быть  очень  маленьким  по
размерам,  но  рассчитано  на выполнение сложнейших операций. Это называется
миниатюризацией. Некоторые из этих миниатюрных вещичек  способны,  например,
воспроизвести  реакцию  сетчатки человеческого глаза. Ну так вот, программа,
которую хочет заполучить наш фальшивомонетчик, является подобием  того,  что
НАСА  называет  творческим  интеллектом. Подобие настолько близко, насколько
это возможно вообще. Можно, конечно, создать и что-то, еще более хитроумное,
но тогда эта штука будет размером с вокзал Пенсильвания-стейшн. Понятно?
     -- Значит, парень, который выпекает такие пятидесятки,  хочет  получить
эту хреновину?
     --  Правильно. Он предлагает обмен и готов отдать за эту программу свои
гравировальные пластины. Итак,  встретимся  ночью,  в  ноль  пятнадцать,  на
перекрестке улиц Себастьяна и Рандольфа. Перед вами макет этого перекрестка.
Наши друзья объяснят вам ход операции. Ваша главная задача -- убедиться, что
будут предложены те самые гравировальные пластины.
     Стоявший  у макета человек в сером костюме, с безукоризненной прической
сделал школьной указкой знак подойти поближе. Подойдя к  макету,  Кастеллано
почувствовал себя как Господь Бог, взирающий с небес на один из перекрестков
Сан-Диего.
     --  Я  --  руководитель  группы  Фрэнсис  Форсайт,  -- сказал человек с
указкой. -- Вы на углу этой улицы, вот здесь, идентифицируете гравировальные
пластины.  Человек,  с  которым  вы  встретитесь,  проверит  в   это   время
адекватность доставленной вами компьютерной программы. Вам нельзя отходить с
пластинами  от  уличного  фонаря  и вообще исчезать из вида, пока имеете при
себе  эти  пластины.  Вас  подберет  бронеавтомобиль.  Если  ваш  подопечный
попытается   по   какой-либо   причине  отобрать  их,  вам  разрешается  его
ликвидировать. Вы умеете обращаться с оружием?
     -- У меня с собой револьвер 38-го калибра.
     -- Когда вы пользовались им в последний раз?
     -- В тысяча девятьсот пятьдесят третьем или пятьдесят четвертом.
     -- Да, ну и чудо нам досталось. Ладно, Кастеллано, если он поведет себя
не так, просто направьте ему в лицо револьвер и несколько раз сильно нажмите
на спусковой крючок. Хочу предупредить еще раз  --  вы  не  должны  покидать
перекресток, когда получите гравировальные пластины... Под страхом смерти.
     -- Вы что же -- пристрелите меня, если ядам деру?
     -- Охотно, -- сказал Форсайт и постучал своей указкой по перекрестку.
     --  Разумеется,  я  не  собираюсь бежать с этим добром. Да и к чему оно
мне? У меня, например, нет доступа к источнику  бумаги,  который  имеется  у
того парня. На чем я буду печатать эти фальшивки? На туалетной бумаге?
     -- Если только вы рискнете покинуть это место, -- сказал Форсайт, -- то
нам наверняка  потребуется  туалетная  бумага, чтобы привести вас в божеский
вид.
     -- А вы наверняка из ЦРУ, --  огрызнулся  Кастеллано.  --  Таких  тупиц
больше нигде нету.
     --  Будет вам, успокойтесь, -- сказал инспектор. -- Поймите, Джим, дело
с гравировальными пластинами -- не просто очередная  операция  по  борьбе  с
фальшивомонетчиками.  Все  гораздо серьезнее. Речь идет об опасности подрыва
нашей  экономики  в  целом.  Вот  почему  в  этот  раз  приняты  такие  меры
предосторожности. Пожалуйста, Джим, постарайтесь понять и помочь, о'кей? Это
-- не рядовая фальшивка, отнюдь. Договорились?
     Кастеллано нехотя кивнул. Человек с рыжим чемоданчиком подошел к столу.
Кончик указки Форсайта уткнулся в крышу дома.
     --   Вот  здесь  будет  наша  основная  снайперская  точка,  где  будет
находиться вот этот человек. Отсюда все хорошо видно, и здесь  ему  ничто  и
никто не будет мешать. Покажите господину Кастеллано ваше оружие.
     Кастеллано  отметил, что, набирая шифр замка на чемоданчике, пальцы его
владельца двигались так быстро, что было невозможно уследить за  тем,  какие
именно  цифры и в какой последовательности он набирал. Чемоданчик раскрылся,
и глазам присутствующих предстал прекрасной отделки толстый ружейный ствол и
металлический приклад, покоящиеся на  красном  бархате.  Кастеллано  обратил
внимание  на  восемь  патронов  из  нержавеющей  стали  длиной  в два дюйма.
Головная часть патрона заканчивалась чем-то металлическим и заостренным. Ему
еще никогда не приходилось видеть такие тонкие патроны -- не толще соломинки
для коктейля.
     Стрелок быстро собрал винтовку, и Кастеллано заметил, что в ее  толстом
стволе  выходное  отверстие очень маленькое. "Точность сверления такого дула
должна быть просто невероятной", -- подумал он.
     -- Я могу с пятидесяти ярдов попасть из нее в цель размером с  радужную
оболочку  глаза,  --  сказал  стрелок.  -- Ружьишко что надо. Вы, я заметил,
обратили внимание на патроны. Пули в них не простые. Соприкоснувшись с любым
металлом при попадании в цель, они мгновенно разлагаются, так что мы ни  при
каких  обстоятельствах  не  повредим  ваших пластин или каких-либо приборов.
Однако они убивают, и очень даже мило. Поскольку их кончики  пропитаны  ядом
кураре,  то  для  поражения  достаточно  лишь  пробить кожу. Если вы увидите
маленькую, как от укола иглой, ранку на лице вашего  партнера  или  услышите
что-то  вроде  тихого шлепка, то знайте, что он обречен. Второго выстрела не
потребуется. И не вздумайте куда-нибудь бежать после этого.
     -- Я посчитал, что вам следует знать, кто остановит вас в случае,  если
вы вдруг решите рвануть куда-нибудь с этими пластинами, -- пояснил Форсайт.
     --   А   мне   начинает  казаться,  что  вы  считаете  меня  сообщником
преступника, -- сказал раздраженно Кастеллано и с  удивлением  услышал,  что
кто-то  из автоматчиков засмеялся. Однако, когда он взглянул на них, ожидая,
что за этим последует какое-то выражение поддержки, они отвели глаза.
     Ему еще раз показали тот угол перекрестка, на котором он должен стоять,
и вручили завернутую в серое сукно коробку.
     -- И не забудьте вот еще что -- старайтесь  занимать  такое  положение,
при котором ваш подопечный находился бы все время между вами и снайпером. Из
всех наших снайперов этот -- самый лучший.
     При этих словах обладатель супервинтовки гордо вскинул голову.
     --  После  того,  как  вы  убедитесь,  что  товар  настоящий, -- сказал
снайпер, -- сразу падайте ничком. Просто валитесь на асфальт  и  прикрывайте
пластины своим телом.
     -- Значит, я подставляю его под пулю? -- спросил Кастеллано.
     -- Вы выполняете приказ, -- ответил человек с указкой.
     --  Делайте  то, что он говорит, Джим, -- сказал районный инспектор. --
Это очень важно.
     -- А я совсем не уверен, хочу ли я брать  на  себя  ответственность  за
смерть человека.
     --  Джим,  это  --  исключительно  ответственная  операция.  Вы должны,
наконец, понять всю ее важность, --  сказал  районный  инспектор,  и  Джеймс
Кастеллано, сорока девяти лет, впервые в жизни дал согласие на участие, если
это потребуется, в убийстве.
     Его  посадили  на  заднее  сиденье  четырехдверного  серого  "седана" и
отвезли на угол улиц Себастьяна и Латимера. За рулем был  человек  Форсайта.
Предназначенный  для  обмена  предмет,  находившийся  внутри обернутой серым
сукном коробки, был в свою очередь упакован в толстую полиэтиленовую пленку,
обмотан липкой лентой и проволокой. Это сделали специально для того, чтобы у
Кастеллано было больше времени  на  осмотр  гравировальных  пластин,  чем  у
фальшивомонетчика   --   на   изучение  компьютерной  программы  творческого
интеллекта.
     На заднем сиденье машины пахло застарелыми сигарными  окурками,  обивка
была  липкой.  Водитель  то  резко  дергал  машину  вперед,  то  тормозил, и
Кастеллано быстро укачало. Он знал немного о компьютерах и о космической эре
и считал, что та программа, которую ему предстояло передать, предназначается
для того, чтобы беспилотные космические корабли, выйдя  из  сферы  наземного
контроля, могли сами принимать в дальнейшем творческие решения в зависимости
от складывающихся внешних обстоятельств.
     Но кому и зачем это могло понадобиться? Ведь здесь, на Земле, эта штука
практически  бесполезна,  потому  что  любой  нормальный человек обладает по
сравнению с ней во много раз большим творческим интеллектом.
     Когда машина проезжала супермаркет,  Кастеллано  вдруг  неожиданно  для
себя  осознал  огромную  значимость  своей  миссии. Вполне возможно, что эти
банкноты Федерального резервного банка серии  "А",  выпуска  1963  года  уже
наводнили  рынок и снизили зальную стоимость денежной массы страны. Массовое
производство банкнот с использованием тех  гравировальных  пластин,  которые
ему  предстояло получить, может стать причиной такого феномена, как инфляция
в  условиях  экономической  депрессии.  В  рекламном  объявлении  в  витрине
супермаркета  он  успел  заметить  цену  гамбургера  -- один доллар и девять
центов. Ровно столько стоит гамбургер сегодня. Если, однако, стоимость денег
понизится,  то  придется  платить  больше,  а  покупать  меньше.  Если   эти
лжедоллары  отпечатаны  массовым  тиражом,  то  деньги  Америки  уже  сейчас
находятся в процессе обесценения. А почему, собственно говоря,  им  не  быть
отпечатанными в больших количествах? Кто может этому помешать?
     Если   уж   обманулся  помощник  директора  департамента  по  борьбе  с
фальшивомонетчиками отделения Секретной службы в штате Калифорния, то  разве
не  ясно,  что  во  всей  стране  не найдется ни одного банковского кассира,
который бы отказался принять  эти  банкноты.  Они  ничем  не  отличаются  от
настоящих.  И  с каждой, сошедшей с этих пластин, банкнотой на какую-то долю
процента  уменьшается  реальное  содержание  получаемой  вдовами  пенсии  по
социальному  страхованию, вырастает на сколько-то процентов цена гамбургера,
каждый вклад в банке становится все менее надежным и на  каждую  последующую
зарплату можно будет купить все меньше и меньше.
     Итак,  тот  самый Джеймс Кастеллано, который уже больше двадцати лет не
стрелял из своего табельного оружия 38-го калибра, кто  редко  когда  шлепал
своих  детей,  да  и  то  если  на  этом  уж очень настаивала жена, мысленно
готовился  к  тому,  чтобы  лишить  кого-то  жизни.  Он  говорил  себе,  что
фальшивомонетчики фактически отнимают малые частицы жизни у людей, которые в
связи с инфляцией не могут купить себе жилье или хотя бы нормально питаться,
и  если  эти  частички  жизней  сложить  все  вместе,  то общий урон и будет
приблизительно равен жизни одного человека.
     -- Чушь собачья! --  буркнул  Джеймс  Кастеллано  и  вынул  из  кармана
завернутую   в  сукно  коробку.  Шоферу,  переспросившему,  что  он  сказал,
Кастеллано не ответил. Его часы показывали 23.52, когда он вышел  из  машины
на пересечении улиц Себастьяна и Латимера и медленно двинулся сквозь влажный
удушливый воздух разомлевшего от жары ночного города к улице Рандольфа.
     Человек должен был назваться мистером Гордонсом.
     Как сказал руководитель группы Форсайт, мистер Гордонс произведет обмен
ровно в 00.09.03.
     --  Что?  --  переспросил  Кастеллано,  предполагая, что у руководителя
группы внезапно прорезалось чувство юмора.
     -- Мистер Гордоне сказал -- в 00.09.03, а это означает: полночь, девять
минут и три секунды,
     -- А что, если я буду там в полночь, девять минут и четыре секунды?
     -- Это будет означать, что вы опоздали, -- сухо бросил ему Форсайт.
     Шагая по улице Себастьяна, Кастеллано вспомнил этот разговор и, еще раз
взглянув на свои часы, невольно прибавил шагу. Когда он дошел до угла  улицы
Рандольфа,  было пять минут первого. Он изо всех сил старался не смотреть на
крышу шестиэтажного дома, на  котором  находился  снайпер.  Чтобы  исключить
случайность, он уставился на тот ресторан, в котором он часто бывал с женой,
и  не  отводил от него глаз. В его залах было пусто и темно. Серый кот сидел
на кассовом аппарате и смотрел  на  проходящего  с  выражением  равнодушного
презрения. Изрыгая облака черного дыма из подвязанного проволокой глушителя,
вдоль  квартала пропыхтел расхлябанный желтый "форд" с полдюжиной горланящих
пьяных мексиканцев и  пожилой  крашеной  блондинкой,  призывающих  весь  мир
наслаждаться  жизнью.  Начадив,  машина  растворилась  в ночи где-то в конце
квартала, но до Кастеллано время  от  времени  еще  продолжали  долетать  ее
гудки.
     Он помнил, что еще в офисе положил свой револьвер в кобуру, но никак не
мог вспомнить,  снял  или  не снял его с предохранителя. Дурацкий же будет у
него вид, когда  он,  выхватив  из  кобуры  револьвер,  примется  давить  на
спусковой крючок, поставленный на предохранитель! Что тогда делать? Крикнуть
"ба-бах!"?  А  теперь,  когда  на  крышах сидят все эти эксперты, уже поздно
вынимать и осматривать револьвер.
     Ночь была жаркая, и Кастеллано вспотел. Его рубашка взмокла  не  только
под мышками и на спине, но и на груди. На губах появился привкус соли.
     --  Добрый  вечер!  Я  --  мистер  Гордонс,  --  послышалось  за спиной
Кастеллано.
     Он обернулся  и  увидел  перед  собой  невозмутимое  лицо  с  холодными
голубыми глазами и раскрытыми в полуулыбке губами. Человек был на добрых два
дюйма  выше Кастеллано, который, прикинув его рост, оценил его в шесть футов
и один или полтора дюйма. Он был  одет  в  легкий  голубой  костюм  и  белую
рубашку  с  голубым  в  горошек  галстуком, которые можно было назвать почти
элегантными. Почти. В теории белый и голубой цвета хорошо сочетаются,  да  и
на  практике комбинация из голубого костюма и белой рубашки обычно смотрится
неплохо. В данном случае, однако, это  сочетание  яркой  белизны  рубашки  с
сияющей  голубизной  костюма  резало  глаз  и выглядело слишком пижонским. И
немного смешным. Человек этот не потел.
     -- Ваш пакет с вами? -- спросил Кастеллано.
     -- Да, я принес предназначенный для вас пакет, -- ответил пришедший.  В
голосе  его не было и намека на какой-либо местный диалект, как если бы этот
человек учился говорить по-английски у диктора радио.  --  Сегодня  довольно
жаркий  вечер, не так ли? К сожалению, не могу ничего предложить вам попить:
мы находимся на улице, а на улицах ведь нет водопроводных кранов.
     -- Не имеет значения, не  беспокойтесь,  --  сказал  Кастеллано.  --  Я
принес для вас пакет. Вы ведь тоже что-то принесли для меня?
     Дышать  было  тяжело.  Казалось, в воздухе мало кислорода, и Кастеллано
так и не удастся вздохнуть полной грудью. Странный человек  с  его  странным
разговором  был  спокоен,  как  утренний  пруд.  Лицо  его сохраняло учтивую
улыбку.
     -- Да, -- сказал он, -- у меня ваш пакет, а у вас мой. Я  дам  вам  ваш
пакет  в  обмен  на  свой.  Вот ваш пакет. В нем находятся те гравировальные
пластины, которые ваша страна так жаждет изъять из  рук  фальшивомонетчиков.
Это  --  формы  для печатания купюр серии "Е" Федерального резервного банка,
изготавливаемых  монетным  двором  в   Канзас-Сити.   Пластина   номер   214
предназначена  для  печатания  лицевой,  а  пластина  номер  108 -- обратной
стороны купюры. Этот  пакет  стоит  больше,  чем  жизнь  вашего  президента,
поскольку,  по  вашему  убеждению,  здесь  затрагиваются  сами  основы вашей
экономики, которая обеспечивает вас средствами к жизни.
     -- О'кей, --  нетерпеливо  сказал  Кастеллано,  --  давайте  сюда  ваши
пластины.
     "Да  это  же  --  явный  дебил",  --  подумал  он и напомнил себе, что,
убедившись в идентичности гравировальных пластин, ему надо сразу  падать  на
асфальт.  Он  не  воспользуется  своим  оружием, а предоставит это снайперу,
который пустит этого недоумка в расход. В конце концов, не он --  Кастеллано
-- посоветовал этому типу стать фальшивомонетчиком.
     Человек держал в правой руке две ни во что не завернутые гравировальные
пластины, между которыми был проложен лишь клочок оберточной бумаги. Отметив
это, Кастеллано  понял,  что  обе  они  должны быть уже испорчены: для того,
чтобы пластины не скользили одна по другой и  их  можно  было  удерживать  в
одной  руке,  надо  было  сжимать  их  с  такой силой, что мягкие выпуклости
рисунка тончайшей гравировки не могли не смяться от взаимного давления.
     Когда Кастеллано протянул правой рукой коробку с  программой,  а  левой
осторожно   взял   гравировальные  пластины,  он  с  тревогой  подумал,  что
руководитель группы не дал ему никаких  инструкций  относительно  того,  что
должен  он делать в случае, если окажется, что пластины испорчены -- ведь, в
сущности,  если  они  испорчены,  то  это  все  равно  как  если  бы  их  не
существовало вовсе, поскольку их нельзя использовать для печатания купюр или
восстановить.  Ни  один  кассир не оставит без внимания пятидесятидолларовую
купюру с изображением царапин на рисунке.
     Взяв пластины, Кастеллано с силой потер их одна о  другую,  чтобы  быть
уверенным, что ими уже никогда нельзя будет пользоваться. Только после этого
он  поднес  их к глазам и стал внимательно рассматривать. Глядя на царапину,
протянувшуюся на  лицевой  пластине  через  всю  бороду  Гранта,  Кастеллано
подумал,  что  поступил глупо: его поступок мог разгневать мистера Гордонса.
Положив лицевую пластину с портретом Гранта  на  пластину  обратной  стороны
купюры  с  изображением  Капитолия США, он с помощью авторучки-фонарика стал
разглядывать рисунок печати. Это была печать с буквой "J" в центре -- печать
Федерального резервного банка в Канзас-Сити. Внешняя  зубчатка  печати  была
выполнена  столь  искусно,  что Кастеллано не мог не восхититься мастерством
гравера. Услышав характерный шум, производимый мистером  Гордонсом,  который
распаковывал  коробку, Кастеллано подумал: "Как бы ты там ни шумел, а у меня
все равно будет достаточно времени, чтобы как следует исследовать пластины".
Что ни говори, а  этому  человеку  предстоит  продраться  через  упаковочную
ленту,  потом  размотать проволоку и снять полиэтиленовую пленку, прежде чем
он доберется до компьютерной программы. Он -- Кастеллано -- не позволит себе
спешить.
     -- Эта  программа  не  соответствует  спецификации,  --  сказал  мистер
Гордонс.
     Кастеллано  в  смущении  поднял голову. Мистер Гордонс держал перед ним
маленькую дискету, с его рук свисали  обрывки  клейкой  ленты,  проволоки  и
полиэтилена. Разорванное в клочки сукно валялось у его ног.
     --  О  Боже!  --  воскликнул  Кастеллано  и замер, ожидая, когда кто-то
что-то сделает.
     -- Эта программа не  соответствует  спецификации,  --  повторил  мистер
Гордоне.
     Кастеллано  вдруг  осознал,  что  воспринимает  эти  слова,  как  некий
абстрактный, далекий от сферы его интересов факт, не имеющий к нему никакого
отношения. Человек протянул руку за гравировальными  пластинами.  Кастеллано
не  мог  отдать их. Даже с царапиной поперек грантовской бороды эти пластины
могли принадлежать только американскому правительству и никому  больше.  Всю
свою  жизнь  он  занимался тем, что защищал истинность американских денег, и
отдать сейчас эти пластины было для него просто немыслимо.
     Прижав их к животу,  он  упал  ничком  на  тротуар.  Послышался  свист,
который,  видимо, произвела выпущенная главным снайпером пуля с ядом кураре.
И сразу после этого Кастеллано почувствовал, как что-то вроде гаечного ключа
с невероятно мучительным хрустом раздробило его левое запястье,  после  чего
возникло  ощущение,  будто  в левое плечо вливается расплавленный металл. Он
увидел, как мимо его лица промелькнула рука с зажатыми в ней гравировальными
пластинами, залитыми темной жидкостью,  которая,  как  он  понял,  была  его
кровью.  Потом его обожгла боль в правом плече, он увидел упавшую рядом свою
правую руку и с воплями ужаса забился на тротуаре. Наконец, на его  счастье,
что-то  повернулось в тыльной части его шеи, будто рванули ручку рубильника,
-- и все погасло. Был, правда, еще мгновенный  проблеск  сознания,  когда  в
глазах мелькнуло отображение окровавленного ботинка, и после этого наступила
темнота...
     В  ходе  демонстрации  в  здании  Казначейства в Вашингтоне кинопленки,
зафиксировавшей, как был четвертован Джеймс Кастеллано, руководитель  группы
Фрэнсис  Форсайт  попросил  остановить  проектор  и  коснулся  своей указкой
изображения  оторванной  окровавленной  руки,  сжимающей  два  продолговатых
металлических предмета.
     --  Мы  полагаем,  джентльмены, -- сказал он, -- что эти гравировальные
пластины были испорчены в схватке. Как многие из вас знают, в высшей степени
уязвимы верхние кромки штриховых канавок на  поверхности  пластин.  Учитывая
это,  представители  вашего  Казначейства  также  пришли  к выводу, что наша
группа ликвидировала угрозу.
     -- А вы уверены,  что  пластины  поцарапаны?  --  усомнился  кто-то  из
сидящих в затемненном зале.
     В темноте никто не заметил, как Форсайт, выслушав вопрос, усмехнулся.
     --  В  нашей  группе  мы  всегда  готовимся  к любым неожиданностям. Мы
использовали в данном случае три кинокамеры, снимающие в инфракрасных  лучах
на  специальную  кинопленку,  но не только их. У нас были еще фотоаппараты с
телеобъективами и пленкой, покрытой  особой  эмульсией,  с  помощью  которых
можно  сфотографировать  ноготь человека так, как если бы он был размером со
стену, когда на снимке становятся видны даже отдельные клетки.
     Форсайт откашлялся и  громко  распорядился,  чтобы  показали  слайд  со
снимком  пластины.  Экран  потемнел, а вместе с ним потемнело и в помещении.
Затем экран заполнило увеличенное во много  раз  изображение  гравировальной
пластины.
     --  Вот,  посмотрите,  -- сказал Форсайт. -- На бороде Гранта царапина.
Вот она.
     Из глубины комнаты, из задних рядов кисло прозвучал скептический голос:
     -- Скорее всего, это произошло уже  после  того,  как  Кастеллано  взял
пластины.
     --  Я  не  думаю,  что  есть  смысл спорить о том, кому принадлежит эта
заслуга. Просто порадуемся, что страшная угроза уже перестала быть  для  нас
угрозой.  В  конце  концов,  пока  мистер  Гордонс  не попытался получить ту
космическую программу, никто даже и не подозревал, что эти деньги  находятся
в обращении, -- сказал Форсайт.
     --  Каким  образом  ему  удалось  сбежать?  Я что-то не понял, -- вновь
проскрипел тот же голос.
     -- Чего именно вы не поняли, сэр? -- спросил Форсайт.
     -- Я сказал, что мистер Гордоне не должен был уйти.
     -- Вы же видели фильм, сэр. Хотите посмотреть его  еще  раз?--  спросил
Форсайт.  Тон, которым это было сказано, был одновременно и снисходительным,
и вызывающим. Он как бы говорил,  что  только  тот,  кто  не  понимает,  что
делает,  может  позволить себе глупость попросить показать ему снова то, что
было очевидным для всех. Этот прием уже  сотни  раз  срабатывал  у  него  на
вашингтонских брифингах. В этот раз он не сработал.
     -- Да, -- сказал голос, -- я бы хотел посмотреть это еще раз. Начните с
того места,  где  Кастеллано  берет  две  пластины и трет их друг о друга, в
результате чего на бороде Гранта появляется царапина. Это было  в  то  самое
время, когда он передавал Гордонсу поддельную программу.
     --  Покажите  фильм еще раз, -- приказал Форсайт. -- Примерно со 120-го
кадра.
     -- Со 140-го, -- поправил его скептик из зала.
     Увеличенная фотография бороды  на  портрете  Улисса  Гранта  исчезла  с
экрана.  Вместо  нее  пошли  в  замедленном  темпе  кадры,  в которых Джеймс
Кастеллано правой рукой отдавал серый сверток, а левой --  брал  две  темные
прямоугольные пластины. Тот же голос из зала прокомментировал:
     -- Вот сейчас он царапает пластину.
     В  тот момент, когда на экране Кастеллано начал рассматривать при свете
авторучки-фонарика лицевую пластину, из зала вновь прозвучал тот же голос:
     -- А теперь мы видим и царапину.
     Пока мистер Гордонс разрывал пакет -- сначала с правой, а потом с левой
стороны, -- на его лице сохранялась легкая улыбка. Он  распаковывал  дискету
без  видимых  усилий  и  без спешки. При всем том ему понадобилось лишь пять
секунд, чтобы полностью раскрыть пакет.
     -- Чем его завязали? -- спросил все тот же скрипучий голос.
     -- Проволокой и упаковочной лентой. У него, видимо, был какой-то  резак
или кусачки, голыми руками он не смог бы сделать это так быстро.
     -- Не обязательно. Некоторым рукам это под силу.
     -- Никогда не видел таких рук, которым это было бы под силу, -- сердито
сказал Форсайт.
     --  Что не исключает возможность их существования, -- спокойно возразил
лимонно-кислый голос.
     Взрыв  смеха  прорвал  удушливую  пелену   официозной   торжественности
брифинга.
     -- Что он сказал? -- спросил кто-то.
     --  Если Форсайт чего-то не видел, то это еще не означает, что этого не
существует в природе.
     Смех  нарастал.  На  экране  между  тем  показались  кадры  расправы  с
Кастеллано,  когда  Гордонс  отделил  ему  сначала левую руку, потом правую,
потом свернул шею и отделил голову, -- и так вплоть до того  момента,  когда
на залитый кровью тротуар повалилось окровавленное туловище.
     --  Может  быть, и теперь кто-нибудь скажет, что у него в руках не было
никаких инструментов? -- Форсайт обращался вроде бы ко всему залу,  но  было
ясно, что этот вызов был адресован скептику из последних рядов.
     --  Вернитесь  к  сто  шестидесятым  кадрам, -- отозвался тот. На 162-м
кадре Гордоне опять начал расчленять тело Кастеллано на части.
     -- Стоп! Вот здесь. Взгляните на каплю на лбу мистера Гордонса. Я знаю,
что это такое. Это --  одна  из  ваших  отравленных  пуль,  не  так  ли?  Вы
пользуетесь   ими   в  тех  случаях,  когда  не  хотите  случайно  повредить
металлические части каких-либо механизмов или приборов. Правильно я говорю?
     -- Гм... Да, я полагаю, что именно такова была функция нашего основного
снайпера,  --  сказал  Форсайт,  весь   кипя   от   негодования,   поскольку
существование  этого  оружия считалось суперсекретным фактом, известным лишь
немногим членам правительства.
     -- Хорошо, но если допустить, что в этого человека попала такая пуля  и
он  был  смертельно ранен, тогда как можно объяснить, что на 240-х кадрах мы
видим его убегающим с этими пластинами?
     Кто-то в зале кашлянул. Кто-то высморкался. Кто-то прикурил сигарету от
зажигалки, огонек которой прорезал темноту зала. Форсайт молчал.
     -- Ну, так как же? -- не унимался въедливый голос.
     -- Видите ли, -- начал Форсайт, -- мы вообще ни в  чем  не  можем  быть
уверены.  Но после того, как в течение долгого времени в стране увеличивался
объем  находящейся  в  обращении  денежной  массы  и   она,   следовательно,
обесценивалась,  а  в  нашем  Казначействе об этом даже и не подозревали, мы
можем только радоваться, что гравировальная пластина, с  которой  печатались
эти  фальшивки,  испорчена  так, что ее уже невозможно снова использовать. С
этой опасностью покончено,
     -- Ни с чем еще не покончено! -- резко возразил невидимый оппонент.  --
Тот,  кто  мог сделать один идеальный комплект гравировальных пластин, может
сделать и второй. Мы еще не  слышали  от  мистера  Гордонса  его  последнего
слова.
     Два  дня  спустя  секретарь  Казначейства  получил личное письмо. В нем
содержалось предложение. Автор письма хотел бы  получить  миниатюрную  копию
компьютерной   программы   по   творческому  интеллекту,  разработанной  для
использования  в  космических  полетах,  в  обмен  на   комплект   из   двух
безукоризненно    исполненных    гравировальных    пластин   для   печатания
стодолларовых  банкнот.  О  качестве  пластин  можно  было  судить  по  двум
прилагаемым,  безукоризненным  банкнотам.  Они были поддельные: на них стоял
один и тот же серийный номер.
     Письмо было от мистера Гордонса.

     ГЛАВА ВТОРАЯ

     Его звали Римо. Бесшумно, но  быстро  передвигался  он  в  предутренней
полутьме переулка, ловко проскальзывая между деревьями и мусорными ящиками в
безостановочном,   стремительном  полубеге.  Секундная  заминка  у  запертых
железных ворот. Рука, затемненная особой пастой из бобов и жженого  миндаля,
нащупала  замок,  он  лопнул  под  напором  нечеловеческой силы, и ворота со
скрипом отворились.  Бесшумно  положив  сломанный  замок  на  тротуар,  Римо
посмотрел  вверх. Здание протянулось к пепельно-черному небу на четырнадцать
этажей. В переулке пахло молотым кофе. Даже в районе Парк-авеню в  Нью-Йорке
переулки  так  же  пахнут  кофе,  как  в  Далласе  или  Сан-Франциско  или в
африканской Империи Лони.
     "Переулок, он и есть переулок", -- подумал Римо. Все нормально.
     Левая ладонь дотронулась до кирпичной кладки и двинулась вверх,  изучая
наощупь  текстуру  этой  стены дома. Ее бугорки и расщелинки откладывались в
сознании, вернее  --  в  подсознании.  На  это  ему  требовалось  не  больше
умственного  напряжения,  чем  для  того,  чтобы  моргнуть.  Вообще  говоря,
раздумья лишают человека  части  его  силы.  Во  время  тренировок  ему  уже
говорили  об  этом,  но  тогда  он не был уверен, что это действительно так.
После многих лет тренировок он постепенно понял всю  справедливость  советов
учителя.  Он  не  помнил,  когда  его тело, а еще важнее -- нервная система,
стали отражать те произошедшие в его разуме изменения, благодаря которым  он
стал  качественно иным человеком. Но однажды Римо осознал, что это произошло
уже давно и что многое проделывается им теперь без  малейших  раздумий,  без
участия сознания.
     Как,  например,  лазание по поднимающейся вертикально гладкой кирпичной
стене.
     По запаху Римо  определил,  что  стену  недавно  чистили  пескоструйным
агрегатом.  Римо  прижался  к  стене  телом  и расслабил ноги, вскинул руки,
ладони будто прилипли к кирпичной  кладке,  уперся  большими  пальцами  ног,
подтянулся, руки снова пошли вверх...
     Сегодня  ему  предстоит  очень  простая работа. Вообще это задание чуть
было  не  отменили,  когда  "сверху"  пришло  срочное  послание,  в  котором
говорилось,  что  в связи с какими-то неприятностями то ли с деньгами, то ли
еще с чем-то Римо предписывалось посмотреть какие-то фильмы с расчленением и
сообщить "наверх", использовал ли тот человек какое-то скрытое  оружие,  или
это  была  особая  техника  исполнения.  Римо посоветовал обратиться лучше к
Чиуну, Мастеру Синанджу. "Верхи" отказались, сославшись  на  то,  что  когда
имеешь   дело   с   Чиуном,   всегда  возникает  проблема  правильно  понять
недоговорку, намеки и туманные выражения престарелого азиата. Римо с этим не
согласился:
     -- По-моему, он выражается очень ясно.
     -- Знаете ли, говоря  откровенно,  вас,  Римо,  тоже  теперь  не  сразу
поймешь, -- скептически заметили "сверху", и разговор на этом закончился.
     Прошел  уже  добрый  десяток лет, и может быть, он теперь действительно
выражается не всегда так уж ясно. Но если для обычного  человека  радуга  --
всего  лишь  знак того, что дождь кончился, то для других она означает еще и
многое другое. Римо и его тело знают теперь такие вещи, которые он не сможет
втолковать ни одному уроженцу Запада.
     Его руки вспорхнули вверх, нащупав  отколовшийся  кусок  кирпича.  Римо
механически  пропустил его между пальцами, и камешек, не задев Римо, полетел
вниз. Это не вызвало у него никаких эмоций: он и  стена  представляли  собой
одно  целое;  он  не мог упасть, раз он был частью этой стены. Подтягивание,
упор пальцами ног, взлет рук, вжатие, подтягивание...
     Та подготовка, которую он прошел, могла бы  изменить  любого  человека.
Римо   приступил   к  занятиям  почти  сразу  после  того,  как  побывал  на
электрическом стуле -- он был одним из последних приговоренных  к  смерти  в
тюрьме  Трентон штата Нью-Джерси. Его звали Римо Уильямс, он был полицейским
округа Ньюарк в штате Нью-Йорк. Скорый и строгий суд признал его виновным  в
убийстве  и  приговорил  к  смертной  казни  без  права  на  помилование или
амнистию. Все было сработано без сучка  и  задоринки,  кроме  электрического
стула,  который, как оказалось, специально "подрегулировали" так, чтобы Римо
мог покинуть его живым. Когда он очнулся,  ему  рассказали  об  организации,
которая официально не существует.
     Организация  называлась  КЮРЕ.  Признать,  что  она существует, было бы
равносильно признанию того, что законными средствами Америкой управлять  уже
невозможно. Эта организация была создана президентом США, вскоре безвременно
погибшим.  Она  снабжала  прокуроров  дополнительными уликами, содействовала
разоблачению  полицейских-взяточников  и  вообще  сдерживала   бурный   рост
преступности,   в  борьбе  с  которой  слишком  мягкая  и  слишком  гуманная
Конституция оказалась почти беспомощной. Предполагалось, что эта организация
создается на короткий срок и, выполнив  возлагаемые  на  нее  задачи,  будет
вскоре  распущена.  Было также задумано, что организация, которой по идее не
существует, будет использовать в качестве орудия человека, которого также не
существует, того, чьи отпечатки пальцев уничтожены за ненадобностью -- после
того, как он был казнен на электрическом стуле.
     Но расчеты не оправдались. КЮРЕ существовала уже более  десяти  лет,  а
подготовка,  которую  за  это  время  прошел Римо, сделала из него не только
высокоэффективного исполнителя, она  превратила  его  в  совершенно  другого
человека...
     Пальцы  ног  упираются  в  кирпичную  кладку.  Давление  не должно быть
слишком большим. Руки идут вверх, вниз, пальцы прилипают к стене.
     -- Эй! -- послышался молодой женский голос.  --  Какого  черта  ты  там
делаешь?
     Голос  был  слева,  но его левая щека была прижата к кирпичу, и попытка
повернуться в ту сторону могла окончиться тем, что Римо, точно тяжелая гиря,
отправился бы туда, откуда пришел. Вниз.
     -- Эй, там, на стене! -- услышал он снова.
     -- Это вы мне?  --  спросил  Римо,  внимательно  вслушиваясь  и  гадая,
имеется  ли  у того металлического предмета, который женщина держала в руке,
полый ствол, не пистолет  ли  это.  Не  похоже  на  то:  в  голосе  не  было
напряжения,  характерного для человека, когда он держит в руках смертоносное
оружие. Луч света упал на стену. Ну  вот,  теперь  все  ясно:  металлический
предмет в ее руке -- всего лишь электрический фонарик.
     -- Ну, конечно же, тебе. Разве ты не один?
     -- Что вы от меня хотите, мадам? -- вежливо попросил Римо.
     --  Я  хочу  знать,  что  ты делаешь в четыре утра на высоте двенадцати
этажей.
     -- Ничего особенного, -- сказал Римо.
     -- Ты, может быть, собираешься меня изнасиловать?
     -- Нет.
     -- Это почему же?
     -- Потому что я собираюсь изнасиловать другую.
     -- А кого? Может быть, я ее знаю. Может быть, я понравлюсь тебе больше.
     -- Я люблю ее. Отчаянно и безнадежно.
     -- А почему ты не поднялся на лифте?
     -- Потому что она меня не любит.
     -- Ну нет, ни в жизнь не  поверю.  В  этом  черном  трико  твоя  фигура
смотрится  просто  изумительно.  Тонкая,  но по-настоящему красивая. Чем это
черным покрыты у тебя руки? Ну, повернись, дай хоть взглянуть на  тебя!  Ну,
будь хорошим мальчиком, покажи личико.
     -- И тогда вы оставите меня в покое?
     -- Конечно. Ну, давай!
     Крепко  сжимая  правой  рукой выступ стены, Римо с силой втиснул пальцы
ног в шов между двумя  рядами  кирпичей,  отстранился  немного  от  стены  и
повернул голову, сощурившись под ярким светом фонарика.
     -- На здоровье! -- сказал он. -- Смотрите, наслаждайтесь.
     --  А  ты красивый. Даже очень! Я таких не встречала -- одни скулы чего
стоят. А эти карие глаза! А губы! Будто вырезаны резцом --  это  видно  даже
сквозь  черную  дрянь  на  лице.  Нет, вы только посмотрите на эти запястья!
Словно бейсбольные биты. Подожди, я сейчас вылезу к тебе.
     -- Оставайтесь, пожалуйста, на месте, -- быстро сказал  Римо.  --  Сюда
нельзя: вы упадете. Это, между прочим, двенадцатый этаж.
     --  Ну и что? Я наблюдала за тобой, все очень просто, порхаешь себе как
бабочка!
     -- Но вы же не бабочка!
     -- Ладно, я не стану вылезать. Но только если ты заглянешь сюда.
     -- Позже.
     -- Когда?
     -- Когда я закончу свои дела.
     -- Когда ты закончишь, тебе, может быть, уже больше не захочется.
     -- Ладно, откроюсь вам: я не собираюсь никого насиловать.
     -- Я так сразу и подумала. Но вдруг тебе  все-таки  захочется  со  мной
встретиться?
     --  Может быть, -- сказал Римо, -- но большая любовь всегда оказывается
неразделенной. Любовь к страннику в ночи...
     --Красиво! Это ты для меня придумал?
     -- Да. Закрывайте окно и ложитесь спать.
     -- Спокойной ночи, дорогой. Если что, номер моей квартиры --1214.
     -- Спокойной ночи, -- сказал Римо.
     Фонарик погас. Он увидел, как округлое  женское  лицо  убралось  внутрь
комнаты  и  окно  закрылось.  Римо снова прижался к стене. Пальцы ног, руки,
пальцы ног, руки... На высоте тринадцатого этажа он взял  правее,  ухватился
за  выступ  подоконника,  открыл  окно  и  заглянул  внутрь. Квартира, как и
говорили "наверху", оказалась пустой. Прижавшись к стене, он подождал,  пока
не  замедлятся дыхание и биение сердца. Когда напряжение спало, он продолжил
движение вверх. Еще один этаж. Это окно квартиры-люкс было заперто. Большими
пальцами Римо нажал на  раму,  шпингалеты  не  выдержали.  Открыв  окно,  он
скользнул  внутрь,  на мягкий коврик на полу комнаты. Большая выпуклость под
легким белым одеялом издавала храп, напоминающий раскаты  сотрясаемых  недр.
Рядом  с  большой выпуклостью виднелась еще одна, поменьше, с копной светлых
волос.
     Римо осторожно поднял край одеяла. Закатав нижние концы пижамных  брюк,
он  обнажил  толстые,  волосатые  икры спящего. Вынув из-под своего широкого
черного пояса большой моток прочной  упаковочной  ленты,  он  одним  быстрым
движением  крепко связал ему ноги. Ноги дернулись, поскольку их владелец уже
проснулся, но прежде чем он успел вскрикнуть, Римо подсунул правую руку  под
жирную  спину,  нажал  на спинной нерв, и груда мяса, немного поколыхавшись,
замерла. Легко подняв тело правой рукой, Римо отнес его  к  окну,  перевалил
через  подоконник  и  начал  потихоньку  спускать вниз головой, подтравливая
упаковочную ленту, как рыбак травит  леску,  опуская  крючок  с  грузилом  в
прорубь.  Когда  тело  толстяка  опустилось  на  девять  фугов, Римо надежно
привязал конец ленты к трубе кондиционера. Все было  проделано  быстро  и  в
полном молчании.
     Затем,  держась  левой рукой за подоконник, он выбрался за окно, повис,
примеряясь, и отпустил руку. Скользнув вниз, он уцепился  за  подоконник  на
тринадцатом этаже, влез в комнату и, выглянув из окна, посмотрел на крупное,
обрамленное  сединами  лицо, которое постепенно наливалось багровой краской.
Обладатель лица был в полном сознании.
     -- Доброе утро, судья Мантелл, -- сказал Римо. -- Я представляю  группу
заинтересованных  граждан, которые желают обсудить ваш подход к правосудию и
юриспруденции.
     -- О-о-о!.. Тельма! -- выдавил, задыхаясь, судья.
     -- Тельма спит  этажом  выше,  а  вы  висите  над  тринадцатью  этажами
пустоты.   От  падения  вас  удерживает  упаковочная  лента,  привязанная  к
лодыжкам. Ну, а я, между прочим, специализируюсь на  разрезании  упаковочных
лент.
     -- Что?! Прошу, не надо!.. Нет!.. Не надо!..
     --  Наша  группа  хочет  вас  поздравить  с  тем,  как лихо вы выносите
приговоры. А вернее сказать -- с тем, как вы их не выносите. Общественностью
было отмечено,  что  за  последние  два  года  вы  председательствовали  при
рассмотрении  в  суде  ста  двадцати  семи  дел, связанных с изготовлением и
распространением наркотиков. Но только  двое  из  обвиняемых  были  признаны
виновными,  да  и  тем вы дали срок условно, заявив прессе, что не допустите
давления со стороны общественности, требующей осудить  якобы  невиновных.  Я
прав?
     -- О-о-о!.. Да... Помогите мне!
     Руки судьи Мантелла потянулись к подоконнику. Римо помешал судье.
     -- Лучше не надо, -- сказал он, -- лента может соскользнуть.
     -- О, Боже! Нет!..
     --  Боюсь,  что да. Вернемся к более важным вещам. Вскоре вам предстоит
разбирать дело обвиняемого по имени Джозеф Боско или  Биско,  или  что-то  в
этом  роде.  На  имена  у  меня  плохая  память.  Ему полагается пожизненное
заключение, поскольку один молодой пуэрториканец, арестованный  за  торговлю
наркотиками, признал в нем главного поставщика.
     -- Но улики недостаточны, -- простонал Мантелл.
     --  Более  чем  достаточны,  --  сказал Римо и слегка толкнул пальцем в
подбородок судьи Мантелла.
     -- Но это же верное пожизненное заключение! -- забормотал  Мантелл.  --
Без  права  обжалования  или  амнистии.  Я  не могу выносить такой приговор,
основываясь только на показаниях какого-то мальчишки.
     Римо толкнул Мантелла снова, на этот раз  сильнее.  Тот  закачался  над
пустотой,  словно  маятник, а на голубых пижамных брюках начало расплываться
мокрое пятно. Оно быстро перешло  на  куртку,  и  вот  уже  светлая  струйка
побежала по шее и ушам судьи Мантелла, нырнула в волосы и -- капля за каплей
-- полетела вниз.
     --  Судя  по  тому,  что  адвокат этого Боско или Биско заявил, что его
подзащитный отказывается от суда присяжных, они  уже  уверовали  в  вас,  --
сказал  Римо. -- А теперь скажите мне: разве судья, такой состоятельный, как
вы, который может позволить себе жить на Парк-авеню, не обладает достаточным
опытом, чтобы определить, кто виновен, а кто нет?
     -- Согласен, согласен, этот мерзавец  виновен  как  смертный  грех,  --
выдохнул  судья  Мантелл.  --  Отпустите  меня, прошу вас. Виновен, виновен,
виновен...
     -- Хорошо. Теперь делайте так, как я скажу. Я хочу, чтобы  вы  навсегда
запомнили  одну картину. Советую вспоминать ее каждый раз, когда у вас будет
дело, связанное  с  героином,  и  кто-то  предложит  вам  очередной  толстый
конверт,  которые  вы  так любите. Я уверен, что вам предстоит еще не раз ее
вспомнить,  поскольку   добрая   половина   предстоящих   крупных   судебных
разбирательств  в  этом городе по делам, связанным с героином, уже вписаны в
ваш календарь. А теперь поднимите-ка голову, господин судья.
     Судья Мантелл прижал подбородок к груди.
     -- Нет, не так. Наоборот, назад, подтяните затылок к спине.
     Судья повиновался.
     -- Откройте глаза.
     -- Я не могу...
     -- Сможете.
     -- О, Боже! -- простонал судья Мантелл.
     -- Если я вас сейчас отправлю вниз, ваша смерть будет несравнимо  более
легкой,  чем  смерть  тех,  кто погибает от белого порошка, -- сказал Римо и
слегка  дернул  за  ленту.  Руки  Мантелла  безвольно  повисли,  он  потерял
сознание.  Римо  втащил  его в комнату, сорвал ленту, помассировал заплывший
жиром позвоночный столб, чтобы привести судью в чувство, и помог  встать  на
ноги.
     -- Я на всю жизнь запомню этот переулок там, внизу, и то, как я смотрел
на него сверху, -- сказал, тяжело дыша, судья.
     -- Вот и прекрасно, -- сказал Римо.
     --  Но мне, вероятно, осталось жить не слишком долго. Ко мне приставлен
некто по имени Дон, телохранитель, а точнее -- палач.
     -- Я знал, что вас охраняют, -- сказал Римо, -- потому и не пошел через
парадный вход.
     -- Он следит, чтобы  я  не  наделал  ошибок,  --  пояснил  Мантелл.  --
Политика кнута и пряника. Деньги -- пряник. Дон -- кнут.
     -- У него, видимо, отдельная комната в вашей квартире?
     -- Точно, -- подтвердил, весь дрожа, судья Мантелл.
     --  Дышите глубже, -- посоветовал Римо. -- Я сейчас вернусь. Старайтесь
дышать так, чтобы легкие доставали при вдохе до самой спины. Я бы не  хотел,
чтобы  вы  умерли  от  шока  теперь,  когда  вы, так сказать, встали на путь
истинный.  Постарайтесь  представить  себе,  что  ваши  легкие  соединены  с
позвоночником.
     Тучный  судья  в пропитанной мочой пижаме задышал так, как было велено,
и, к своему удивлению, почувствовал, что страх уходит. Он даже  не  заметил,
как худощавый молодой человек вышел из пустой квартиры, расположенной этажом
ниже  квартиры  Мантелла. Судья радовался, что с каждым глубоким вздохом все
дальше отступает переполнявший его  ужас,  и  не  следил  за  временем.  Ему
показалось,  что  лишь  секунду  назад  молодой человек был еще здесь, потом
вышел и вот он уже возвращается, толкая вперед здоровенного  верзилу  --  на
целый фут выше и на добрую сотню фунтов тяжелее его самого. Худощавому, судя
по всему, совсем не трудно было тащить тяжеловеса: на его лице была написана
скука и ничего больше.
     --  Это  Дон?  --  уточнил  Римо, держа одну руку на плече, а другую на
загривке пленника.
     -- Да, -- подтвердил судья Мантелл. -- Он самый.
     -- До свидания. Дон! -- Римо швырнул его в окно.
     Разведя ноги в стороны, Дон попытался зацепиться ими за  стену  по  обе
стороны   окна,   но   в  его  пояснице  что-то  хряснуло,  громадное  тело,
переломившись, сложилось вдвое, ступни достали до плеч,  и  Дон  вылетел  за
окно.
     --  Надеюсь,  теперь  вы не забудете, кто мы и что от вас требуется, --
сказал Римо человеку в мокрой пижаме.
     Судья отправился к себе, а Римо пошел в ванную,  чтобы  отмыть  лицо  и
руки  от  черной  краски. Снял черную рубашку, вывернул ее наизнанку и надел
снова. С изнанки  рубашка  оказалась  белого  цвета.  Вышедший  из  квартиры
человек  в  белой рубашке и черных брюках сбежал, насвистывая, по лестнице с
тринадцатого этажа и,  выходя  на  улицу,  бодро  пожелал  швейцару  доброго
--утра.
     Он возвращался в гостиницу пешком, что выглядело как утренний моцион по
Парк-авеню.  Войдя  в свое временное обиталище -- номер в гостинице "Уолдорф
Астория", -- он усердно проделал утреннюю зарядку, так что  даже  запыхался.
Оставалось  лелеять  надежду,  что  свернувшийся на циновке тщедушный старик
спит.  Чиун  обладал  способностью  так  располагать  свое  ложе,   что   он
доминировал  над  помещением,  где  находился,  и препятствовал какой-- либо
активности.  Номер-люкс  был  достаточно  просторным,  но  всю  его  площадь
контролировала пегая бороденка азиата. Даже тогда, когда он спал.
     Однако в это утро Чиун бодрствовал.
     -- Если ты так и не научился правильно дышать, то совсем не обязательно
делать это в присутствии других, -- проворчал он.
     -- Я думал, что ты спишь, папочка.
     -- Я спал. Но дисгармония нарушила покой моей души.
     --  Если бы ты спал, как все, в спальне, а не в гостиной, то тебя бы не
разбудило мое дыхание.
     -- Никто не может быть таким, как все, так как никто  по-настоящему  не
знает  никого  другого.  Можно,  конечно, стараться быть похожим на то, чем,
судя по всему,  являются  другие,  но,  не  зная  точно,  что  они  из  себя
представляют,  достичь  этого не удастся. Тот "другой", с которым я нахожусь
большую часть времени, это -- ты. Я не хочу походить на тебя. Поэтому я сплю
здесь.
     -- Спасибо за разъяснение, -- буркнул Римо, даже не пытаясь  проследить
за  вязью  витиеватых  чиуновских  сентенций,  и  вдруг  заметил стоявшую на
телевизоре  разорванную  коробку.  Как  пенная  шапка  над   кружкой   пива,
поднимался  из  коробки  спутанный клубок кинопленки. На коробке был написан
номер их люкса, она была, очевидно, доставлена с нарочным, так  как  на  ней
была наклеена голубая этикетка, означавшая также и кое-что еще.
     -- Папочка, но ведь на коробке голубая этикетка!
     --  Ты  прав,  --  ответствовал  Мастер  Синанджу,  поднимаясь с тонкой
циновки, на которой он спал в предназначенном  для  сна  специальном  желтом
кимоно, -- она действительно голубая.
     --  Но  ты же знаешь, что треугольная этикетка голубого цвета означает,
что это посылка от начальства.
     -- Да, от императора Смита, -- подтвердил Чиун, который называл так  их
шефа  --  доктора  Харолда  В.  Смита,  обладавшего скрипучим лимонно-кислым
голосом и возглавлявшего секретную организацию КЮРЕ.
     Поскольку Смит возглавлял эту организацию,  то  для  Чиуна  он  являлся
императором.  При этом не имело никакого значения то, что формально Смит был
директором  санатория  Фолкрофт.  Поколение  за  поколением   Чиун   и   его
предшественники,  другие  Мастера  Синанджу, служили императорам. За счет их
жалованья кормилось население корейской деревушки Синанджу, расположенной  к
югу  от  реки  Йялу.  Некоторые  из этих императоров называли себя королями,
другие -- монархами, патриархами, царями, принцами, председателями или  даже
директорами  санаториев.  Но  император  есть  император,  и им был тот, кто
платил в данное время Дому Синанджу.
     -- Значит, ты понимаешь, что  если  этикетка  голубая,  то  посылка  от
Смита,  --  сказал Римо. -- Но это означает также, что коробка предназначена
мне лично. Ты не должен был ее открывать. И ты это прекрасно знаешь.
     -- Внутри что-то пересыпалось.
     -- Голубая этикетка вовсе не означает, что ты можешь  открыть  коробку,
даже  если  в  ней  что-то  пересыпается.  Она означает только то, что ты не
должен вскрывать посылку. Пересыпается в ней что-то или нет.
     -- Не все ли равно? Все равно эта штука оказалась сломанной и ни к чему
непригодной. Я воткнул вилку в розетку, но никакой  картинки  не  появилось.
Только свет да жужжание.
     -- Но, папочка, это же не телевизор. Это кинопроектор и пленка к нему.
     --  А  вот об этом они почему-то забыли написать на голубой этикетке. Я
не должен ее, видите ли, открывать. О!  Это  так  важно!  Кто  и  что  будет
смотреть  --  это тоже не менее существенно. Разве можно понять разум белого
человека?
     -- Эта штука показывает фильм. Смит хочет, чтобы я его посмотрел.
     -- Это фильм о нежной любви и верности? --  с  надеждой  спросил  Чиун,
сложив  перед  собой  тонкие  пальцы с длинными ногтями, словно две красивые
птички в своих гнездах.
     -- Нет, Чиун. Там показано  нападение  одного  человека  на  другого  с
расчленением  или чем-то в этом роде. Смит интересуется техникой исполнения.
Он говорит, что смотрел этот фильм, и ему это  кажется  важным.  Что-то  там
такое, связанное с деньгами.
     -- С деньгами для нас?
     -- Нет. С фальшивыми деньгами.
     --  Все, что не золото, -- фальшивое. Я никогда не доверял этим клочкам
бумаги. Как тебе известно, я никогда не  соглашался,  чтобы  в  мою  деревню
посылали бумажки. Только золото. Все остальное -- лишь надежда или обещание.
Запомни это, Римо. Иногда можно согласиться на драгоценные камни, но ты ведь
в них не разбираешься.
     Римо  обследовал  коробку  и  занялся  адским  делом  --  разматыванием
перепуганной пленки. Ряд за рядом он укладывал  ее  на  полу  во  всю  длину
комнаты,  пока все пленка не оказалась уложенной ровными полосами и ее можно
было снова перемотать на катушку. Чиун наблюдал, ревниво следя за тем, чтобы
пленка не касалась его циновки или телевизора, по которому в  дневное  время
он наблюдал столь дорогие его сердцу мыльные оперы.
     --  Кому  придет  в  голову смотреть, как работают другие? -- удивлялся
Чиун.  --  Только  не  мне.  Когда  такое  показывают  по   телевизору,   я,
естественно,  выключаю  его.  Лучше бы Смит прислал нам какой-нибудь фильм о
подлинной красоте и нежных чувствах.
     -- Это нужно для дела. Он хочет узнать, что за техника применялась  при
этом нападении.
     -- А... Так вот почему он собирается прибыть сюда сегодня утром!
     -- Смит приезжает? Что же ты сразу не сказал?
     --  Потому  что  на  телефонном  разговоре  не  было  голубой наклейки.
Хе-хехе!
     Чиун, довольный собой, время от времени хихикал.  Так  продолжалось  до
тех пор, пока Римо не закончил возиться с пленкой и не включил проектор.
     Они  увидели,  как  на  углу  улицы  остановился  человек и стал ждать.
Подошел другой. Чиун заметил, что было бы неплохо, если бы все  это  шло  на
фоне органной музыки, поскольку его не очень интересовало то, о чем они там,
собственно,  говорили. Римо сказал, что у мужчины с легкой улыбочкой на лице
хорошо контролируемое дыхание. Чиун высказал мнение, что Рэд Рекс из сериала
"Пока Земля вертится" красивее. Римо отметил, что у этого человека  странная
координация движении. Чиун проворчал, что он с большим интересом смотрел бы,
пожалуй, какую-нибудь рекламу. Римо обратил внимание Чиуна на то, как что-то
маленькое  ударило  нападающего в лоб и прорвало его кожу. Чиун высказался в
том смысле, что стыдно показывать такие вещи на экране. Римо заметил, что  у
того  человека что-то не в порядке с чувством равновесия. Чиун сказал, что в
фильме явно не хватает женщины или чего-либо, связанного с женщиной.
     -- Какое же это искусство, когда нет женщины?
     Римо удивился тому,  как  легко  этот  человек  расчленил  другого.  Он
посочувствовал  жертве:  тот  отчаянно, до последнего дыхания не выпускал из
рук  какие-то  прямоугольные  предметы  и  был   достоин   уважения.   Чиуну
показалось,  что  фильм  только  выиграл бы, если бы в число действующих лиц
включили еще кого-нибудь, скажем, врача, или в канву событий  было  вплетено
что-то вроде нежелательной беременности.
     Но  когда фильм окончился, Чиун продолжал молча смотреть на то место на
стене комнаты, на котором только что светились, сменяя друг друга, кадры.
     -- Что скажешь, папочка? -- спросил Римо.
     -- Скажу, что еще не встречался с этой  школой.  Она  не  имеет  ничего
общего  с  такими  новинками, как карате или кунг-фу, или с другими игровыми
вариантами Синанджу.
     -- Как ты думаешь, что это такое?
     -- Прежде всего, я думаю, что ничего не надо  говорить  Смиту.  С  этим
шутить  нельзя.  Этот  человек  --  серьезный  противник, я не знаком с этой
техникой боя.
     -- Мне все время казалось, -- сказал Римо, -- что то, что он делал,  не
должно было сработать. Мы знаем, например, как двигается тело. То, что делал
он... В этом, понимаешь ли, не было жизни.
     -- Ты должен пока что избегать этого человека.
     -- Почему? -- заинтересовался Римо.
     -- Ты знаешь его?
     -- Нет.
     -- Может быть, ты знаком с его техникой?
     -- Нет.
     -- Тогда почему ты считаешь, что сможешь одолеть его?
     --  Он  слишком медленно передвигается. Я легко с ним справлюсь. Я могу
справиться с кем угодно, за исключением, может быть, тебя, папочка.
     -- Неужели ты так ничему и не  научился?  Видел  ли  ты,  чтобы  собака
нападала  на  льва?  Или змея атаковала мангуста? Или червяк напал на птицу?
Почему ты уверен, что не окажешься червяком или змеей, или собакой, если  не
знаешь наверняка ни того, кто он, ни того, что он собой представляет?
     -- Он какой-то медлительный.
     --  Снежная  лавина в горах со стороны тоже выглядит медленной. Волна в
океане тоже выглядит медленной.
     -- А, чепуха! -- Римо в раздражении отвернулся.
     -- Еще один пример типичной мудрости Запада, -- промолвил Чиун.
     Приехавший в полдень Смит объяснил им опасность,  которую  представляют
собой  безукоризненно  выполненные фальшивые деньги. Из-за них может рухнуть
экономика страны, люди  будут  умирать  от  голода  прямо  на  улицах.  Римо
почувствовал  облегчение,  когда  оказалось,  что  у Смита к ним только один
вопрос -- о технике, которую использует этот загадочный субъект.
     -- К сожалению, Чиун не распознал ее, -- сказал Римо.
     -- Я  принимал  участие  в  совещании,  на  котором  выступал  человек,
возглавлявший  неудавшийся  обмен.  Он считает, что у этого мистера Гордонса
был какой-то режущий инструмент, -- сказал Смит кислым  голосом,  под  стать
его длинному, худому, изжелта-бледному лицу" на котором невозможно было даже
представить улыбку.
     Римо пожал плечами.
     --  Но  дело  не  в  этом,  --  продолжал  Смит.  --  В настоящее время
существуют уже четыре гравировальные пластины -- две пятидесятидолларовые  и
две   новые,  стодолларовые.  Я  хочу  их  получить.  Вам  необходимо  также
разузнать, нет ли других. Это, может быть, самое важное задание из всех, что
вам давались.
     -- Еще бы! Ведь речь идет о деньгах... -- заметил Римо.
     -- Я не понимаю вашего негативного отношения к этому делу.
     -- Это потому, что у вас его никогда не было.
     -- Чего не было? Негативного отношения?
     -- Никакого отношения. Мы вам до лампочки. Компьютеры  в  Фолкрофте  --
душа вашей организации. А мы только работаем на эти машины.
     --  Эти компьютеры, Римо, необходимы для того, чтобы нам не приходилось
использовать людей. Если тысячи людей будут знать о КЮРЕ,  то  сохранять  ее
деятельность  в  тайне  будет  просто невозможно. В лице этих компьютеров мы
имеем  идеальных  координаторов  и  аналитиков.   А   собирают   информацию,
разумеется,  люди,  но  им совсем не обязательно знать, чем, собственно, они
занимаются. В повседневной жизни многие не имеют представления о том, как  в
конечном счете используются результаты их труда.
     -- А мы?
     Смит прочистил горло и поправил "дипломат", лежащий у него на коленях.
     -- У нас подготовлено место для встречи с мистером Гордонсом. Над этим,
вместе  с представителями Казначейства, работает руководитель группы Фрэнсис
Форсайт из ЦРУ. Он  ожидает  прибытия  специального  агента  по  имени  Римо
Брайен.  Я  привез  вам  удостоверение  личности и другие документы. Не было
времени передать их вам обычным способом. Приступайте к делу незамедлительно
и поскорее во всем разберитесь. Раньше я иногда высказывал неудовольствие по
поводу ваших чересчур... насильственных действий. На этот раз  все  чересчур
серьезно,  и я не думаю, что при данных обстоятельствах вообще можно считать
что-либо чрезмерным.
     -- Конечно, -- съязвил Римо, -- ведь мы же защищаем Всемогущий  доллар!
Упаси  нас Боже отвлекаться от работы и тратить усилия на то, чтобы защищать
еще и жизнь американцев.
     -- Мы и защищаем американцев. От этого задания прямо зависит, что у них
будет на обеденном столе.
     Выходя, Смит специально задержался, чтобы заверить  Чиуна  в  том,  что
ежегодное  вознаграждение  за  его  службу -- золото -- отправлено в деревню
Синанджу, в Северной Корее.
     -- Синанджу вверяет свою судьбу  в  руки  императора  Смита,  а  Мастер
Синанджу всегда готов поддерживать и еще больше возвеличивать его славу.
     -- Кстати, вы видели этот фильм?
     -- В вашем прекрасном городе Нью-Йорке сегодня замечательная погода, не
правда ли? -- ответил Чиун.
     Как  ни  старался  Смит  вытянуть  из него ответ на свой вопрос, старик
оставался невозмутимым и величавым, точно  белое  облако.  Смиту  ничего  не
оставалось,  как  пожать  плечами,  махнуть  мысленно  рукой и уйти, пожелав
Мастеру Синанджу успехов в продолжающемся обучении американца.
     -- Почему ты не сказал, что видел фильм? -- спросил  Римо,  когда  Смит
вышел из номера.
     -- А почему ты слушаешься Смита и не считаешься со мной?
     -- И все же?
     --  Чем  меньше  император  будет  знать  о  наших делах, тем лучше. Мы
отправляемся вместе. Слишком много я в тебя  вложил,  чтобы  позволить  тебе
бездумно рисковать своей жизнью.
     И Чиун вновь величаво сложил руки на груди.
     -- Ты чем-то обеспокоен?
     Чиун промолчал.
     -- Может быть, тебя беспокоит Смит? Ты так и не ответил на его вопрос и
явно не  хотел  говорить  с  ним об этом фильме. Может быть, ты что-то в нем
увидел?
     Но Чиун -- последний Мастер из древнего и великого дома  наемных  убийц
-- Дома Синанджу -- не ответил. Он оставался безмолвным до конца дня.

     ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     Руководитель  группы  Фрэнсис  Форсайт в охотничьей куртке цвета хаки и
перламутрово-серых  брюках  для   верховой   езды,   постучал   указкой   по
трехдюймовой  высоты  ангару,  являвшемуся  частью макета аэропорта О'Хара в
Чикаго. Макет был выполнен тщательнейшим образом -- окна, вращающиеся двери,
ангарные пролеты -- все было точно так, как и  у  настоящего  ангара.  Макет
стоял в изолированном подвальном помещении здания Казначейства в Вашингтоне.
     Падающий сверху яркий желтый свет, совсем как солнце, освещал взлетно--
посадочные  полосы,  пассажирские  терминалы  и  даже миниатюрные реактивные
лайнеры. Весь макет был размечен окружностями, причем цвет  их  варьировался
от  бледно-розового до кроваво-красного. Темно-красный цвет преобладал около
пассажирских терминалов, а бледно-розовый -- на взлетно-посадочных полосах.
     -- Мы закодировали все пространство цветом крови для того, --  объяснял
Форсайт,  --  чтобы  знать,  в  каких  именно  местах более, а в каких менее
вероятна возможность поражения случайных людей -- в случае, если, стреляя  в
Гордонса,  наш  снайпер  все-таки  промахнется. Красным цветом более темного
оттенка отмечены зоны высокой концентрации людей, а светлее -- зоны  меньшей
концентрации. Наши основная, вторичная и третичная снайперские позиции будут
расположены  таким образом, чтобы их перекрестным огнем простреливались лишь
те сектора, которые окрашены в цвет не темнее розового.  Не  темнее...  Если
это, конечно, устраивает Римо Брайена.
     --  Как это может меня устраивать или не устраивать, -- сказал Римо, --
если я не понял ни единого слова?
     -- Я говорил о моделировании зон снайперского огня, мистер  Брайен,  --
сказал Форсайт со злостью, которая могла бы заставить содрогнуться и стены.
     Форсайт  пребывал  в состоянии раздражения с утра, когда переговорил со
своим начальством в Лэнгли, штат Вирджиния, и узнал, что этот тип в  слаксах
и  спортивной маечке с открытой шеей, у которого даже не имелось пистолета и
которого, казалось, больше всего интересовало мнение хилого  старика-азиата,
чем самая современная технология контрразведки и антитерроризма, -- назначен
руководителем  операции,  то есть старшим над ним, Форсайтом. Приказ об этом
пришел с таких "верхов", что даже непосредственное  начальство  Форсайта  не
представляло толком, кто его подписал.
     --  Моделирование зон огня, мистер Брайен, -- повторил Форсайт, -- если
вы понимаете, что это такое!
     -- Это когда стреляют, правильно?
     Тонкие  длинные  пальцы   Чиуна   потянулись   к   миниатюрной   модели
"Боинга747",    стоящей   на   макете   аэропорта.   Он   прокатил   ее   по
взлетно-посадочной   полосе,   чтобы   убедиться,   что    колесики    шасси
прокручиваются.  Скользнув  по  полосе,  самолетик  в  руках Чиуна взмыл над
аэродромом, заложил крутой вираж и вернулся  на  прежнее  место,  осуществив
безукоризненную посадку.
     Руководитель  группы  Форсайт  с  побагровевшей  шеей  молча  следил за
пожилым корейцем. Потом он повернулся к Римо.
     -- Правильно, моделирование зон огня -- это когда стреляют.  Теперь  вы
знаете это.
     С противоположного конца стола донесся сдавленный смешок.
     --  Нет,  --  твердо  сказал  Римо,  -- никакой стрельбы. Никакой вашей
зауми. Я против того, чтобы ваши люди болтались  с  оружием  в  руках  среди
пассажиров.
     --  Вы  просто  не  понимаете,  насколько  опасен  этот  Гордонс. Самое
неприятное в том,  что  у  него  имеется  доступ  к  идеально  изготовленным
гравировальным  пластинам для печатания пятидесяти- и стодолларовых банкнот.
Так можно буквально погубить  нашу  экономику.  Не  знаю,  какие  инструкции
получили  вы,  сэр,  но  мне  приказали  следующее: первое -- найти источник
поступления этих пластин и уничтожить его; второе  --  ликвидировать  самого
господина Гордонса...
     --  Хватит  считать, -- перебил его Римо. -- Слушайте новые инструкции.
Что я должен передать завтра Гордонсу в обмен на эти пластины?
     -- Этот вопрос решается.
     -- Что вы имеете в виду?
     Чиун  тем  временем  покатил  по  дорожке  макета  модель  "Боинга-747"
компании  "Пан-америкэн"  и  врезался  в модель "Боинга-707" компании "ТВА".
Потом "семьсот седьмой" прокатился вокруг ангара и врезался  носом  в  крыло
"семьсот сорок седьмого".
     Форсайт  откашлялся  и  с  отвращением  отвел  взгляд  от  торчащих  из
просторных рукавов кимоно старческих  рук,  перебирающих  модели  самолетов,
стоящие перед макетом пассажирского терминала.
     --  То, что мы используем в качестве наживки, -- продолжал Форсайт,-- и
что мистер Гордоне хочет  от  нас  получить,  это  --  высочайшей  сложности
компьютерная  программа.  Чтобы она не оказалась для нас навсегда утерянной,
сейчас изготавливается ее дубликат.
     -- Очень ценная штука, а?
     -- Ни для кого, кроме  НАСА,  она  никакой  ценности  не  представляет.
Странно,  что  этот  мистер Гордонс стремится заполучить вещь, которая может
быть практически полезной только на расстоянии нескольких сотен  тысяч  миль
от Земли.
     Форсайт понизил голос. Покашливание в дальнем конце стола прекратилось.
Чиун перестал играть в самолетики. Форсайт заговорил снова:
     --  Итак,  эта  компьютерная  программа,  разработанная  специально для
беспилотных космических полетов, новейшая и очень сложная  программа.  Мы  и
русские,   особенно   русские,  которые  больше  работали  над  беспилотными
космическими кораблями, получаем иногда радиосигналы с таких кораблей  через
день  или  даже  через  два  после  того,  как  эти  корабли прекратили свое
существование. Так долго идет радиосигнал, преодолевая громадные космические
расстояния. При таком разрыве во времени между отправлением  сигнала  и  его
приемом  в  случае  непредусмотренных  критических  ситуаций  ни из русского
Центра управления космическими  полетами,  ни  из  центра  НАСА  в  Хьюстоне
невозможно   никакое   оперативное   вмешательство.  Вся  беда  в  том,  что
компьютеры, установленные на космических кораблях, не умеют думать. Их можно
запрограммировать любым образом, но как только создается  нестандартная,  не
заложенная   в   программу   ситуация,   бортовые   компьютеры   оказываются
неспособными реагировать на нее. Они не в состоянии импровизировать,  у  них
нет  творческого  интеллекта. В этом смысле любой пятилетний малыш смышленее
их. Способность увидеть слона в комке глины, способность сделать хотя бы то,
что  делали  наши  предки,  привязавшие  острый  камень  к  куску  дерева  и
изобретшие  таким  образом топор, который никогда до этого не видели, -- все
это за пределами возможностей компьютеров. Вот чего не хватало тем кораблям,
о которых я упомянул вначале, и вот почему они погибали. Они  не  только  не
могли  решать возникающие проблемы, но и запросить совета у Земли, поскольку
к тому  времени,  когда  этот  запрос  доходит  сюда,  ситуация  на  корабле
меняется,  и  полученный  запрос  может  представлять для нас к тому времени
чисто академический интерес.
     Чиун легонько толкнул Римо.
     -- Он думает, что человеческий интеллект -- это то, что  размещается  у
него между ушами. Невежда! -- шепнул он Римо.
     Форсайт постучал указкой по взлетно-посадочной полосе.
     --  Может  быть,  ваш  напарник  соизволит  поделиться  с нами тем, что
сказал? -- резко бросил он.
     -- Не соизволит, -- ответил Римо.
     Последовала секундная пауза. Римо обратился к Форсайту:
     -- Выходит, программа, которую хочет получить Гордонс, ни для  кого  на
Земле не представляет ценности?
     -- Выходит, так, -- подтвердил Форсайт.
     -- А в прошлый раз вы всучили ему подделку?
     -- Да.
     --Зачем?
     --  Совершенно  ни  к чему кому-то иметь доступ к нашим государственным
секретам. Это унизило бы наше национальное достоинство.
     Снова   воцарилась   тишина,   нарушаемая   лишь   хихиканьем    Чиуна,
возобновившего игры с самолетиками. Форсайт вспотел, его лицо покраснело.
     --  И  все-таки я еще раз советую вам использовать снайперов, -- сказал
он Римо.
     -- А я еще раз говорю вам: "Нет!"
     -- Ну, согласитесь хотя бы на одного, -- сказал Форсайт, и на макет лег
рыжий кожаный футляр.  Крышка  откинулась.  Появился  неестественно  толстый
ствол винтовки с узеньким дулом, щелкнул стальной затвор. Появившаяся в луче
света рука держала длинный и тонкий патрон.
     --  Я  могу  попасть  из этой винтовки с расстояния ста ярдов в зрачок.
Любое попадание смертельно. Пуля отравлена.
     -- Вы уже попали в мистера Гордонса, и  что  же?  У  него  после  этого
хватило  сил  буквально  разорвать  на  куски несчастного парня, которого вы
тогда подставили.
     -- Это был агент Казначейства, и он знал, на  что  идет,  --  отчеканил
Форсайт,  вытягиваясь  на  военный манер и держа указку, как наездник держит
хлыст.
     Римо кинул на него недобрый взгляд. Снайпер положил  пулю  на  макет  и
подтолкнул ее к Римо. Тут снова ожил Чиун.
     -- Та-та-та-та-та-та!
     На этот раз модель ДС-10 авиакомпании "Америкэн эйрлайнз", которую Чиун
держал   в  левой  руке,  расстреливала  из  пулемета  главный  пассажирский
терминал. Правая рука разгоняла  в  это  время  по  взлетной  полосе  модель
"Боинга-747".
     -- Вжик! Та-та-та-та!
     "Боинг",  словно  заправский  истребитель, стремительно набрал высоту и
отогнал подальше ДС-10.
     -- Ба-бах! Бум! Бум! Ба-бах! -- воскликнул Мастер  Синанджу,  и  ДС-10,
беспорядочно закрутившись, вошел в штопор над аэропортом О'Хара.
     -- Тра-ба-бум! -- вскричал Чиун.
     ДС-10 врезался носом в ангар и рухнул на взлетно-посадочную полосу.
     -- Вы кончили играть в игрушки? -- спросил Форсайт.
     --  В  ваших  руках  и  в  руках ваших людей, -- отвечал Чиун, -- любое
оружие -- игрушка. В моих руках любая игрушка -- оружие.
     -- Очень мило, -- усмехнулся Форсайт. --  Вот  и  возьмите  завтра  эти
модельки на встречу с мистером Гордонсом в аэропорт О'Хара вместо оружия.
     --  В  моих  руках  и  в руках этого человека, -- повторил Чиун, махнув
рукой в сторону Римо, -- любая вещь -- оружие, более  мощное,  чем  странное
ружье, которое показывал ваш человек. Его ружьецо -- действительно игрушка.
     -- Ну, хватит! -- нахмурился Форсайт. -- Это уж слишком!
     --  Ты,  китаеза,  видать  последнего ума лишился! --вскипел снайпер. В
лучах желтого света появилось его лицо с холодным взглядом водянисто-голубых
глаз.
     -- Заряди-ка свое игрушечное ружье, -- негромко сказал Чиун.
     -- Прекратите немедленно! -- забеспокоятся Форсайт. -- Это  --  приказ!
Брайен, скажите своему напарнику, чтобы он перестал злить снайпера.
     -- Я тут ни при чем, -- ответил Римо.
     -- Заряжай, заряжай свое игрушечное ружье, -- хихикнул Чиун.
     Модель  ДС-10,  плавно  взмыв  в  воздух,  застыла в его правой руке на
уровне плеча, носом в сторону снайпера, который  зарядил  винтовку.  Форсайт
отошел  от  стола в тень. Лежавшие на краях стола руки обступивших его людей
вмиг исчезли. Все, отпрянув, растворились в тени.  Римо  остался  стоять  на
прежнем  месте  --  между  Чиуном  и снайпером, выстукивая пальцами какой-то
мотивчик. "Сердцем молодой" -- на слух определил Форсайт название песенки.
     Снайпер вогнал патрон с отравленной пулей  в  патронник,  клацнувший  с
глубоким   металлическим   звуком,   свидетельствующим  о  высокой  точности
обработки и подгонки деталей. Снайпер поднял винтовку к плечу.
     Римо зевнул.
     -- Стреляй! -- сказал Чиун.
     -- С такого  расстояния  я  просто  не  могу  промахнуться,  --  сказал
снайпер. -- Отсюда я могу расщепить пулей надвое ресницу.
     -- Стреляй! -- повторил Чиун.
     --   Ради   Бога,   --  взмолился  Форсайт,  --  только  не  в  подвале
Казначейства!
     -- Ну уж нет, -- злобно пробормотал снайпер, -- если этот придурок  сам
того хочет, сейчас у него во лбу появится третий глаз.
     Снайпер  нажал  на  спусковой  крючок,  и рука Чиуна с тонкими длинными
пальцами, освещенная ярким желтым светом, казалось, вздрогнула. ДС-10 в  ней
уже не было. Только один Римо уследил полет игрушечного самолетика, зато все
остальные  очень  хорошо  увидели,  как он произвел посадку. Крылья модельки
распластались по лбу снайпера, а нос  самолета  с  кабиной  пилотов  глубоко
вонзился  в  череп.  С хвостовой части фюзеляжа закапала кровь. Снайпер упал
лицом вниз. Винтовка с толстым стволом грохнулась на макет и застыла рядом с
пассажирским терминалом.
     Чиун отбросил ее в сторону.
     -- Игрушка! -- презрительно сказал он.
     -- Что вы наделали! -- вскричал Форсайт. -- Не положено никого  убивать
в  подвале Казначейства, не имея на то соответствующего приказа в письменном
виде.
     Римо повернулся к Форсайту и сказал:
     -- Нельзя допустить, чтобы это сошло ему с рук,  заставьте  его  убрать
труп. Он всегда оставляет за собой неубранные мертвые тела.
     --  Но  он  первый  начал,  -- возразил Чиун. -- Если бы начал я, тогда
другое дело.
     -- Своими "бум-трахами"  ты  спровоцировал  этого  болвана.  Тебе  было
скучно, -- заявил Римо.
     --  Я  всего  лишь играл в самолетики, -- ответил Чиун. -- А вы, белые,
всегда покрываете друг друга.
     -- Послушайте,  о  чем  вы?  Ведь  у  нас  здесь  труп,  --  растерянно
пробормотал Форсайт.
     --  Правильно,  --  поддержал  его  Римо. -- Не позволяйте ему уйти, не
убрав за собой.
     -- Если бы я был белым, вы бы так не говорили, -- стоял на своем Чиун.
     -- Как теперь объяснить убийство? Что  делать?  --  спросил,  с  трудом
приходя в себя, Форсайт.
     --  Спишите  его  на  расовые  разногласия,  --  посоветовал  Чиун.  Он
подхватил эту фразу в одной из своих любимых "мыльных опер" и сейчас счел ее
подходящей к случаю. -- Вы, белые, не только смешно пахнете, вы глупы, и  вы
расисты. И никакая вы не "лучшая раса"!
     --  Не  обращайте  внимания,  --  сказал  Римо Форсайту. -- Он не любит
убирать за собой... Так где, вы говорите, эта программа? Кстати, раз она  не
представляет ни для кого на Земле ценности, на этот раз -- никаких подделок.
     По  дороге  в Чикаго Римо, сидя в кресле самолета, обследовал коробку с
непонятными надписями типа  "миниатюризация",  "компонент",  "ввод"  и  тому
подобное,  ломая  голову  над  тем,  кому  может  понадобиться искусственный
интеллект на уровне пятилетнего ребенка. Форсайт сообщил, что над  проблемой
создания  искусственного  интеллекта бились лучшие умы, используя сложнейшие
компьютеры, но так до конца ее и не решили.
     Когда Чиун прикончил снайпера, Форсайт перестал настаивать, чтобы  Римо
с Чиуном взяли с собой его людей в Чикаго.
     --  Учтите,  нам  не нужны ни ваши кинооператоры, ни звукооператоры или
кто там еще -- со всей их техникой, -- предупредил его Римо.
     -- Но наше оборудование -- самое современное и технологичное в мире, --
запротестовал Форсайт.
     -- В прошлый раз вы им пользовались? -- спросил Римо.
     -- Да, но...
     -- Оно остается здесь. И вы тоже.
     Форсайт хотел было возразить, но, взглянув на лежащее на носилках  тело
снайпера, покрытое простыней, внезапно передумал и сменил тему.
     --  В этот критически важный для всей операции период, -- заявил он, --
мы должны диверсифицировать персональную инициативу.
     -- Мы проведем эту встречу одни, --  по-своему  расшифровал  его  мысль
Римо. -- И только так.
     --  И не вернетесь назад, -- мрачно предрек руководитель группы Фрэнсис
Форсайт.
     Римо заметил, что Чиун подает ему знаки.
     -- Мой коллега хотел бы захватить с собой модели самолетов.
     -- Пусть берет. Господи, неужели вы  думаете,  что  кто-нибудь  из  нас
рискнет ему помешать?
     Когда  самолет  пролетал  над озером Эри, Чиун вывалил из рукава своего
кимоно  полдюжины  миниатюрных  моделей  пассажирских  реактивных  лайнеров.
Некоторое время он их молча разглядывал, а потом сказал:
     --  Не  знаю,  как  вы,  западные  люди,  это  делаете, но машины почти
идеальны для движения сквозь воздух. Не понимая самой  сущности  движения  и
тех  философских  основ,  которым  я  тебя  учил,  эти  люди,  имея  в своем
распоряжении всего лишь свои  приборы,  пишущие  машинки  и  прочую  чепуху,
создали эти самолеты. Я поражен.
     Мастер  Синанджу  не  удержался  и  высказал это же стюардессе, которая
передала его слова пилоту. Заинтересовавшись, пилот подошел к Чиуну и Римо.
     -- Это хороший самолет, -- похвалил Чиун.
     --  Спасибо,  --  сказал  пилот,  атлетически  сложенный  мужчина   лет
пятидесяти с чеканным загорелым лицом спортсмена, соблюдающего форму.
     -- Но у него есть изъян, -- продолжал Чиун, указывая на хвост самолета.
-- Вот это место. Здесь должно загибаться внутрь, а не выступать наружу.
     Пилот повернулся к стюардессе:
     --  Вы  что, разыгрываете меня? -- И добавил, адресуясь к Чиуну: -- Вы,
конечно же, инженер и работаете в компании "Макдоннел Дуглас", не так ли?
     -- Что происходит? -- заинтересовался вздремнувший было Римо.
     --   Да   вот   этот   джентльмен   только    что    пытался,    будучи
инженером-авиаконструктором,  выдать  себя  за  дилетанта.  Он  высказал мне
конструктивную идею, над которой  работала  компания  "Макдоннел  Дуглас"  и
которую   не  удалось  осуществить  лишь  потому,  что  пока  не  существует
необходимых для этого современных высокотехнологичных материалов.
     --  Современных?  --  переспросил  Чиун  и  засмеялся.  --   Да   моему
предложению несколько тысяч лет!
     В  аэропорту  О'Хара,  куда  они  прибыли,  маленький  мальчик  захотел
поиграть в чиуновские самолетики, на что Чиун посоветовал ему заиметь  свои.
У  них  оставалось  целых  пять  часов  свободного времени. Было лишь начало
одиннадцатого, а мистер  Гордонс  назначил  им  встречу  в  посадочном  зале
Аллегени,  у  восьмого  выхода, на три часа. Форсайт высказал предположение,
что Гордонс предпочел это место потому, что  зал  этот  походил  на  длинную
коробку, из которой не так-то легко быстро скрыться.
     Римо  и Чиун наблюдали, как люди встречают друг друга и как расстаются.
Они видели легкое волнение, которое  чувствуется  обычно  перед  посадкой  в
самолет,  и  сопереживали  ему.  В три часа они были начеку и должны были бы
заметить Гордонса еще на подходе. Но особое чувство, которое  всегда  давало
знать  Римо,  что к нему кто-то приближается, на этот раз не сработало. Чиун
испуганно вздрогнул, что на памяти Римо случилось с ним впервые,  его  глаза
широко  раскрылись. Медленно, сохраняя безупречную координацию движений, как
и подобает Мастеру Синанджу, он отступил назад, чтобы между ним  и  мистером
Гордонсом оказалась билетная касса. Римо вспомнил уроки Чиуна: в критических
обстоятельствах  следует  прятать от глаз противника свои ноги, чтобы скрыть
свою технику защиты.
     -- Добрый вечер! Я -- мистер Гордонс.
     Прикинув на взгляд, Римо решил, что Гордонс  был  с  ним  почти  одного
роста,  но тяжелее. Передвигался он со странной медлительностью. Это была не
грациозная плавная замедленность движений Чиуна, а осторожное,  чуть  ли  не
спотыкающееся  поочередное  скольжение ног. Когда Гордонс остановился, серый
костюм на нем почти не шелохнулся. Губы его раздвинулись  в  некоем  подобии
улыбки и застыли в этом положении.
     -- А я -- Римо. Вы принесли пластины?
     --  Да, предназначенные для вас пластины у меня. Вечер сегодня довольно
теплый, не правда ли? Я сожалею, что не могу предложить вам  выпить,  но  мы
находимся  в посадочном зале аэропорта, а в посадочных залах не бывает баров
с напитками.
     -- Еще здесь нет кегельбанов и столиков для игры  в  ма-джонг.  Что  за
околесицу вы несете?
     -- Я говорю так, чтобы вы чувствовали себя спокойно и непринужденно.
     -- Я и так чувствую себя непринужденно. Так вы говорите, пластины у вас
при себе?
     --  Да, у меня есть пакет с пластинами для вас, и я вижу по вашей руке,
что у вас есть пакет для меня. Я отдам вам мой пакет в обмен на ваш.
     -- Отдай ему пакет, Римо! -- крикнул из-за билетной кассы Чиун.
     Римо увидел, как модель самолета -- идеальное оружие  в  руках  Мастера
Синанджу  --  молнией  устремилась  к  мистеру  Гордонсу. Тот увернулся едва
уловимым движением. Увернулся он и от второго самолетика. И  от  третьего...
Одна  за  другой  модели  врезались  в сработанные из алюминия и стали стены
посадочного зала, пробивая  их  насквозь  и  оставляя  дыры,  через  которые
виднелось  ночное  небо.  Одна  из  них  попала в рекламный плакат эстрадной
группы "Памп рум". У изображенной на нем певицы при этом исчезла  голова,  и
вместо нее над высокой грудью оказалось сквозное отверстие.
     -- Римо! -- кричал Чиун. -- Отдай ему то, что он хочет! Отдай!
     Римо не шелохнулся.
     -- Давайте ваши пластины, -- обратился он к Гордонсу.
     -- Римо, не занимайся глупостями! -- крикнул Чиун.
     --   У  меня  четыре  пластины,  с  которых  печатаются  пятидесяти-  и
стодолларовые банкноты. Пятидесятки -- купюры Федерального резервного  банка
Канзас-Сити  выпуска  1963  года,  серия  "Е",  лицевая  сторона  номер 214,
оборотная  --  номер  108.  Сотенные  --   Федерального   резервного   банка
Миннеаполиса,  выпуска  1974  года,  серия  "Б",  лицевая сторона номер 118,
оборотная -- номер 102.
     -- На кого вы работаете? -- спросил Римо,  левой  рукой  нащупывая  под
мышкой  Гордонса  нерв,  нажатие  на который парализует человека и причиняет
страшную боль, которую можно усилить, если  ответ  задерживается.  Так  было
раньше, много раз.
     --  Я  работаю  сам  на  себя.  Для своего выживания, -- ответил мистер
Гордонс.
     -- Отдай ему то, что он хочет, Римо! Убери руку! -- крикнул  Чиун  и  в
ажиотаже   выдал   целый  поток  корейских  слов,  которые  показались  Римо
знакомыми, похожими на те, которые он  не  раз  слышал  в  начальный  период
обучения  и  которые  означали,  что  что-то идет не так. Позднее "не таким"
оказывалось только то, что делал  Римо,  а  все  остальное  в  мире  было  в
порядке. Но Римо понимал, что сейчас Чиун имел в виду совсем не его ловкость
и умение.
     -- Посмотри на его лицо!
     На  лице  мистера  Гордонса застыла все та же глуповатая улыбочка. Римо
усилил давление на нерв. Кожа под  его  пальцами  подалась,  затем  под  ней
что-то  хрустнуло.  По  звуку это была кость, но в этом месте никаких костей
быть не должно.
     -- Не делайте этого. Вы уже нанесли мне повреждение, --  сказал  мистер
Гордоне. -- Если вы не прекратите, наступит временный паралич правой стороны
моего тела. Это может угрожать моему выживанию. Я должен вас остановить.
     Может  быть,  все  дело  было  в этой улыбке, а может -- в том странном
ощущении, которое Римо испытывал от прикосновения к телу этого человека. Так
или иначе, когда он удвоил нажим, причем в этот раз не пальцем, а  острым  и
твердым  ребром  дискетки, то, похоже, поскользнулся. Тело его теперь уже не
было сбалансировано с телом мистера Гордонса, и Римо начал  падать.  В  этот
момент мистер Гордонс схватил его за правый локоть и равномерно, со страшной
силой, которую он теоретически развить не мог, учитывая положение, в котором
он  в  этот  момент  находился,  начал  сжимать  запястье Римо, вынуждая его
разжать пальцы, державшие программу.
     -- Пусть забирает! Отдай! -- кричал Чиун.
     -- Отдать? Черта с два!  --  буркнул  Римо  и  вскинул  колено,  целясь
Гордонсу в пах.
     Колено  застыло  в  воздухе.  Будто раскаленные стальные прутья впились
Римо в правое плечо и рвали сухожилия.
     Словно желтое пламя, мелькнуло перед глазами Римо кимоно Чиуна,  но,  к
своему изумлению, Римо не увидел результатов того потрясающего мастерства, с
помощью  которого  Чиун  мог стереть тонкими длинными пальцами улыбку с лица
мистера Гордонса. Чиун атаковал его -- Римо --  руки!  Длинные  ногти  Чиуна
впились  ему  в  правую  ладонь,  заставив  ее  раскрыться.  Мгновение  -- и
программа оказалась у Гордонса. Положив ее в карман. Гордонс бросил  на  пол
гравировальные пластины.
     -- Спасибо! -- сказал мистер Гордонс и пошел прочь.
     Несмотря  на  повреждение  правой стороны тела, шаги его были ровными и
уверенными.  Римо  вскочил  на  ноги  и  рванулся  было  вслед,  намереваясь
отплатить  за  рану в плече. Сейчас он схватит белокурую голову и оторвет се
от туловища. Однако Чиун оказался проворнее:  споткнувшись  о  подставленную
ногу,  Римо грохнулся на пол и закувыркался, глухо застонав от боли в плече.
Чиун быстро забежал вперед и встал перед Римо, загораживая от  него  мистера
Гордонса,  который  уже  выходил  из  посадочного  зала  в  центральный  зал
ожидания.
     -- Зачем ты это сделал? Он же был  у  меня  в  руках!  В  руках!  --  в
бешенстве крикнул Римо.
     -- Уходим. Нужно срочно перевязать твою рану, дурачок.
     --  Ты  позволил ему забрать программу! Теперь мы его больше никогда не
увидим!
     -- Будем на это надеяться, -- сказал Чиун  и  ощупал  длинными  чуткими
пальцами  мышцы  плеча  Римо. Оторвав от кимоно несколько полосок, он стянул
плечо так, чтобы ограничить его подвижность, и отвел Римо к билетной  кассе.
Там  Мастер Синанджу поинтересовался, как попасть на самолете в такое место,
где есть солнце и морская вода. Из мест,  которые  ему  назвали,  он  выбрал
ближайшее  --  остров  Святого Томаса в гряде Виргинских островов, о котором
Мастер Синанджу ранее не слыхал, так как он, наверное, открыт-то был  совсем
недавно, лет пятьсот, не более, тому назад.
     Пластины,  с  помощью  которых  белые люди делают свои бумажные деньги,
Чиун положил в бумажный пакет, купив специальные картинки, которые  у  белых
называются  марками  и  которыми оплачивается пересылка. Затем особой ручкой
белого человека, которую не нужно макать в чернила и которой далеко до такой
вещи, как кисточка для письма иероглифов,  он  сочинил  послание  императору
Смиту:
     "Дорогой господин Харолд Смит!
     В  течение многих лет Ваша империя прибегает к услугам Дома Синанджу, и
все эти годы Ваша благодать снисходит  на  нашу  ничтожную  деревушку.  Наши
дети, неимущие и старики сыты и одеты, они спят в домах под крышами, которые
сделаны из прочных материалов.
     Не  бывало,  чтобы  империя  Смита  не  выполнила  своих  обязательств.
Своевременно и полностью оплачивала она золотом услуги Дома Синанджу,  иначе
деревня  Синанджу  вымерла  бы  от  голода, так как земля там скалистая, а в
холодных водах  морского  залива  нет  рыбы.  Благодаря  поддержке  Мастеров
Синанджу наши люди в течение веков, во-первых, имели пищу и, во-вторых, жили
достойной жизнью.
     Ваша  империя  точно  выполняла  заключенное  более  десяти  лет  назад
соглашение. Выполнял его и  Мастер  Синанджу.  По  этому  соглашению  Мастер
брался, как Вы помните, обучить искусству Синанджу обычного белого человека,
дабы  он  не  нуждался в оружии для выполнения своей работы. Молодой человек
научился этому. Он научился этому в первый же год.  Но  он  получил  гораздо
больше  того,  что  было  оплачено  Вашим золотом. Он получил гораздо больше
того, что можно купить за Ваше золото: он стал представителем Дома в большей
степени, чем кто-либо, включая японцев и даже корейцев  (о  жителях  деревни
Синанджу речь не идет).
     В  его  сердце  поселилось  солнце, и Вы ничего не заплатили за это. Он
победил собственное тело, стал его господином и повелителем, и Вы ничего  не
заплатили  за  это. Он получил знание Синанджу в той полноте, которую только
был в состоянии охватить. Вы ничего не заплатили за это, хотя  Дом  Синанджу
никогда  бы  Вам  этого и не продал: Синанджу не продается, продаются только
его услуги.
     Вот почему, с большим сожалением и благодарностью, Мастер считает  себя
обязанным известить Вас, что Дом Синанджу расторгает соглашение. Мы найдем в
другом месте средства для существования деревни, так же как и для Римо и для
меня самого.
     Между  прочим,  поскольку  Римо не просто белый человек, но еще и белый
американец, то он, естественно, испытывает особые  чувства  привязанности  к
своей  родине,  и,  если  позднее Вам понадобятся его услуги, он отнесется к
Вашему предложению с вниманием.
     Посылаю Вам металлические предметы,  которые  были  Вам  нужны.  Миссия
окончена. Контракт расторгнут".
     В конце послания Чиун начертал символ Синанджу -- перевернутую трапецию
с делящей  ее  по  вертикали  линией,  что  символизировало Дом и абсолютное
превосходство. Этот знак заключал  в  себе  имя  и  титул  Мастера.  Заклеив
конверт  с  посланием  Смиту,  он  вложил его в общий пакет, который, в свою
очередь, тщательно упаковал в оберточную бумагу  и  наклеил  марки.  Посылка
заняла  свое  место  в  одном  из  металлических  ящиков, содержимое которых
регулярно  изымается  и  доставляется  по  адресам.  Со  времен   Чингисхана
человечество  не  знало  столь  хорошо  организованной  и надежно охраняемой
почтовой службы. Очень нужная вещь! Для белых людей, конечно.
     Вернувшись к скамейке, на которой ждал  Римо,  Чиун  с  удовлетворением
отметил,  что Римо так сбалансировал вес тела, чтобы здоровые мышцы брали на
себя нагрузку поврежденных. Сообразительность и основывающаяся на полученных
от учителя знаниях предприимчивость молодого  человека  зачастую  не  только
радовала   старого  Мастера,  но  и  вызывала  у  него  чувство  счастливого
удовлетворения. Конечно, это удовлетворение не следовало выказывать:  и  так
уже самонадеянность ученика была просто невыносима.
     --  Что  ты там делал, папочка? Книгу, что ли, писал? Ты изрисовал чуть
ли не весь блокнот! -- сказал, завидя его, Римо.
     -- Я поведал императору Смиту о постигшей тебя неудаче, о ранении.
     -- Зачем? Все будет нормально.
     Чиун нахмурился и покачал головой.
     -- Да, конечно. Я  знаю  это,  и  ты  это  знаешь,  но  император  есть
император,  даже  если  он для тебя -- директор или президент, или как ты их
предпочитаешь называть. Но, независимо от достоинств  убийцы-ассасина,  если
он ранен, то больше императору не нужен.
     -- И Смитти тоже?
     --  И  ему.  Это  печально,  сын  мой.  У  раненого  убийцы  нет  дома.
Расположение императоров не беспредельно.
     -- Но я же- часть его организации. Кроме Смита, я -- единственный,  кто
знает, чем мы занимаемся.
     --  Ты  получил  сегодня  один  из  тех  печальных  уроков,  которые мы
получаем, когда вырастаем и становимся умнее,  --  сказал  Чиун.  --  Но  не
расстраивайся.  Правда,  императорам не свойственно любить таких, как мы, но
верно и то, что на наши услуги всегда большой спрос. На них был  спрос  и  в
мирные  годы Римской империи, и во времена правления сыновей Чингисхана, и в
годы  различных  бурных  исторических  событий  в  мире,  когда  этот  спрос
неизмеримо  возрастает. Не беспокойся. Того Рима давно уж нет, тех китайских
династий -- тоже, а Синанджу живет!
     -- Не могу поверить, чтобы мы  были  безразличны  Смитти!  --  возразил
Римо.
     Чиун  успокоил  его,  как  мог.  Молодой  человек  нуждался  в  отдыхе:
приближалось время вылета. Эти перелеты только  кажутся  безвредными,  а  на
самом  деле они портят людям кровь не меньше, чем смена фаз Луны. Белые люди
не понимают этого. Как и большинство желтокожих!
     При посадке на самолет, который должен был  менее  чем  за  пять  часов
доставить их на остров Святого Томаса в аэропорт, названный в честь умершего
императора  Трумэна,  Чиун  заметил  на  одежде  Римо  металлическую кнопку.
Поскольку он не знал, что это такое, то не стал ее снимать. Вполне вероятно,
что эту штуковину при-цепил мистер Гордонс,  с  техникой  которого  не  было
знакомо  ни  одно  из  многих  поколений  Мастеров Синанджу и которому столь
неразумно бросил вызов Римо. Ему это, конечно, простительно -- он молод, еще
и шестидесяти нет...
     Римо не знал еще, что когда  предстоит  схватка  с  неизвестным,  лучше
понаблюдать  со  стороны и дождаться, когда неизвестное станет известным, то
есть проявятся его слабые места, а следовательно --  и  то,  как  его  можно
победить.  Римо  не знал, что Мастер Синанджу рассчитывает на новые действия
мистера Гордонса, и тогда им станут  известны  его  приемы,  как  это  было,
например,   с  арабскими  хашашинами,  которые  эффективно  сочетали  боевое
искусство с фанатизмом. Когда один из предыдущих Мастеров  Синанджу  впервые
столкнулся   с  хашашинами  (они  тогда  еще  только-только  появились),  то
немедленно отказался от службы Исламабаду, стал работать в  другом  месте  и
год  за  годом  ждал,  наблюдал и изучал, пока не разобрался в их методах. А
они, эти методы, были настолько хороши,  что  от  них  пошло  и  само  слово
"ассасин",  то  есть  "убийца".  Все,  что  узнал  тот  Мастер,  он  передал
следующему Мастеру. Добавив к этому собственные наблюдения, второй Мастер, в
свою очередь, передал  познания  о  хашашинах  преемнику  и  так  далее.  Из
поколения  в  поколение  Мастера  наблюдали  и выжидали, намеренно игнорируя
богатый арабский рынок, хотя спрос на их услуги в этих  странах  был  весьма
велик. Понадобилось целых восемьдесят лет для того, чтобы в анналах Синанджу
скопилась  полная информация о том, как хашашины, используя гашиш, дурманили
сознание своих последователей-фанатиков и как потом подбирали  из  их  числа
телохранителей, готовых умереть, чтобы попасть в рай.
     Выяснив  это,  Дом  Синанджу  вновь  предложил  свои  услуги  исламским
владыкам. Однажды ночью его люди выследили одурманенного  гашишем  воина  из
Дома хашашинов, подождали, пока появится наркотический дым, и затем перебили
их всех до одного прямо в их пещерах. С хашашинами было навсегда покончено.
     Та  же  участь  ждет  и  мистера  Гордонса.  Если  не в этом году, то в
следующем. А если не в следующем, то наверняка в следующем  за  ним.  Раньше
или  позже  Чиун  или  Римо,  или  преемники Римо узнают о приемах и методах
мистера Гордонса. Вот тогда Дом Синанджу вернется с предложением своих услуг
правителям Америки.
     Но не сейчас. Сейчас надо бежать, скрыться. Оставить этого  Гордонса  в
покое  на  десять,  двадцать  или  даже на сотню лет. Синанджу без работы не
останется.
     Чиун осмотрел то место, где была прикреплена кнопка, исследовал под ней
кожу Римо и, убедившись, что она не повреждена и не оцарапана, снял кнопку и
спрятал в кимоно для дальнейшего  изучения.  Вовсе  не  исключено,  что  она
принадлежит  Гордонсу,  а  если  это  так,  то есть смысл приглядеться к ней
повнимательнее.
     В то самое время, когда их самолет, взревев, устремился ввысь,  посылка
Чиуна  попала  на  сортировочный  узел  почтовой  службы  США,  а  затем,  в
соответствии с указанным адресом, была доставлена в  санаторий  Фолкрофт,  в
местечке Раи, штат Нью-Йорк.
     Любой  из  сотен работавших в этом заведении техников-электронщиков мог
бы подсказать Мастеру Синанджу, что если он хочет  избавиться  от  человека,
который  оставил  эту  металлическую  кнопочку, то лучше подарить ее первому
встречному.
     При условии, что этот встречный направляется в противоположную  сторону
света.

     ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Моррису (или просто Мо) Алштайну принадлежал единственный во всем южном
Чикаго  бар,  который  приносил  одни  убытки.  В  60-х  годах  Мо  приобрел
неказистую местечковую таверну, ежегодно приносившую владельцу добрых  сорок
тысяч  долларов  дохода,  плюс  от сорока до пятидесяти тысяч дополнительных
поступлений от таких необлагаемых налогами источников,  как  букмекерство  и
ростовщичество.
     Нанятые Мо Алштайном рабочие содрали со стен тронутые гнилью деревянные
панели,   убрав  труху,  оборудовали  элегантный  бар  из  красного  дерева,
установили скрытое освещение, перестроили туалеты и убрали часть простенков,
чтобы клиентам было просторнее. В залах  поменяли  обои,  настелили  паркет,
поставили красивые столики, соорудили сцену. С помощью импресарио и молодого
темпераментного конферансье Алштайн ухитрился перевернуть вверх дном картину
былого финансового благополучия. Первоначальный убыток составил двести сорок
семь  тысяч  долларов.  Правда,  в  следующем  году эта цифра уменьшилась до
сорока тысяч, но с тех пор  не  менялась.  Некоторые  объясняли  эти  убытки
переменами:  потеряв  традиционных  завсегдатаев  бывшей таверны, Алштайн не
смог  заменить  их  другими  клиентами.  Так  во  всяком  случае   выглядело
формальное объяснение, предназначавшееся для широкой публики.
     Среди  близких  друзей, умеющих держать язык за зубами, бытовала другая
точка зрения: убытки Мо являлись следствием некоторых его,  если  можно  так
выразиться,  необычных  привычек.  Мо любил оружие, и в ресторане "Источники
Эльдорадо" (новое  название  бывшего  "Муррея")  был  устроен  тир,  где  он
практиковался в стрельбе каждый божий день, и все было бы ничего, не вздумай
он  расширить рамки тира и включить в него сцену ресторанного зала. Стрельба
из пистолета вошла в программу представления. Чтобы продемонстрировать  свое
искусство,  он  отстреливал у посетительниц серьги и вышибал пулями рюмки из
рук кавалеров. Даже южная  сторона  Чикаго  не  могла  похвастать  настолько
фанатичной  привязанностью  клиентуры  к определенным ресторанам, и, хотя Мо
"никогда, черт  побери,  никого  еще  не  задел",  число  посетителей  резко
сократилось.
     К  счастью  для  Мо,  у  него  была  еще  одна  профессия,  что  давало
возможность компенсировать убытки, которые приносил его  шикарный  ресторан.
Именно об этом и желал побеседовать с Алштайном некий мистер Гордонс.
     --  Я  вас  не знаю, -- сказал Мо вежливо улыбающемуся мужчине с гладко
зачесанными волосами песочного цвета. Его правая рука хотя и двигалась вроде
бы нормально, но почему-то казалась немного короче левой.
     -- Меня зовут мистер Гордонс, и я сожалею, что не могу  предложить  вам
выпить,  но  это  -- ваше заведение, а потому именно вам надлежит предложить
мне выпивку.
     -- Ладно, что вы хотите?
     -- Спасибо, я не пью. Я хочу, чтобы вы  попытались  кое-кого  убить  из
вашего пистолета.
     -- Вы что, не в своем уме?
     По  сравнению  с  посетителем  Мо  был  худощавее  и  пониже  ростом, с
пронзительным  взглядом   голубых   глаз.   Этим   глазам   не   понравилась
невыразительная  физиономия клиента, но дело было не в этом: не в обычаях Мо
было принимать такого рода предложения от первого встречного.
     -- Я не понимаю, что означает выражение "не в  своем  уме",  --  сказал
мистер Гордоне.
     --  Во-первых, я никого не убиваю. Во-вторых, если бы даже и убивал, то
не стал бы этого делать для первого попавшегося незнакомца. Ну, а в-третьих,
кто вы такой, черт бы вас побрал?
     -- Я не вполне уверен, что вы используете адекватные выражения.  Думаю,
что  вы  говорите  так  для  того,  чтобы обезопасить себя, а не потому, что
именно это имеете в виду. Я уже убедился, что так поступают почти все  люди.
Пожалуйста,  не  обижайтесь  --  те,  кому  я  раньше говорил об этом, часто
обижались. У меня для вас есть то, чего вы хотите.
     -- Я хочу, чтобы вы убрались отсюда, пока еще в  состоянии  ходить,  --
огрызнулся Алштайн.
     --  Сделаем  по-другому,  --  сказал мистер Гордонс и, вынув из кармана
пиджака пачку из пятидесяти  новеньких  стодолларовых  банкнот,  положил  ее
перед Мо на стол.
     Затем  положил сверху вторую пачку, такую же. Потом третью и четвертую.
И пятую. Мо удивился,  как  это  с  полными  карманами  денег  пиджак  этого
человека  совсем  не  топорщился.  Долларовый  штабель тем временем вырос до
десяти пачек. Мистер Гордонс начал выкладывать второй, такой же по высоте.
     -- Это сто кусков, -- сказал Мо Алштайн. -- Целых сто  кусков!  Никогда
еще мне за... э-э услуги не предлагали таких денег.
     -- Я полагал, что вы так подумаете.
     --   Ни  один  из  клиентов  не  предлагал  за  то,  чтобы  кого-нибудь
пристукнуть, такие бабки.
     -- И это не фальшивые деньги, -- кивнул на  пачки  мистер  Гордонс.  --
Обратите  внимание  на шелковистость бумаги, на линии гравировки вокруг лица
Франклина, на четкость номеров серий и на то, что все номера разные.
     -- Да, настоящие, -- подтвердил Мо Алштайн. -- Но я не  могу  вот  так,
сразу,  все бросить и приступить к делу. Пристрелить "капо мафиози" не такто
просто. Сперва надо понадежнее пристроить часть деньжат.
     -- Нет, это  не  та  привычная  для  вас  работа,  когда  вы  помогаете
разобраться  между собой различным преступным кланам определенной этнической
группы. Я вам плачу просто за убивание.
     -- За убийство,-- поправил его Мо.
     -- Благодарю вас. За убийство. Я запомню, -- сказал мистер Гордонс.  --
Убийство  будет простым: я покажу вам, где находится тот, кого вам предстоит
убить.
     Мо Алштайн изумленно вскинул голову.
     -- За что же вы мне платите, если тоже будете там? Я  думал,  что  весь
смысл  убийства  по  контракту  как  раз в том и состоит, чтобы в тот момент
заказчика там не было! Или вы  хотите  посмотреть,  как  этот  парень  будет
мучиться?
     --  Нет. Я просто хочу видеть, что вы его убили. Их там двое. Оба очень
интересные люди. Особенно желтокожий  старик.  Его  движения  естественны  и
вполне  обычны, и тем не менее гораздо более эффективны, чем движения других
людей. За ним я хочу понаблюдать. Но я не  смогу  внимательно  наблюдать  за
ним, если в то же самое время буду занят другим делом.
     --  А,  так,  значит,  два  убийства! -- воскликнул Мо. -- Но это будет
стоить дороже.
     --Я заплачу дороже.
     Мо пожал плечами:
     -- Дело хозяйское, деньги-то ваши.
     -- Нет, теперь это ваши деньги, -- возразил мистер Гордонс  и  подвинул
банкноты ближе к Мо Алштайну.
     -- Когда их нужно прикончить?
     -- Вскоре. Но сначала мне нужно найти других.
     -- Других?
     -- С нами будут и другие люди. Мне нужно их найти.
     --  Минуточку.  --  Мо  отодвинулся.  --  Я ничего не имею против, если
будете присутствовать вы: перед законом вы так же виновны, как и я, если  не
больше.  Я  только выполняю контракт, а вам, я уверен, обломится пожизненное
заключение. На ваш счет я спокоен. Но посторонние? Зачем мне свидетели? Да и
вам тоже? Понимаете?
     -- Понимаю, -- сказал  мистер  Гордонс.  --  Но  это  будут  не  просто
свидетели, их я тоже нанимаю.
     --  Я не нуждаюсь в помощи. Вот еще! Можете убедиться, какой я стрелок,
-- обиженно пробормотал Мо и велел бармену взять в руку бокал.
     Бармен -- пожилой, лысеющий негр, к которому  в  эти  часы  редко  кто,
кроме  хозяина,  обращался,  -- стоял за стойкой с газетой "Чикаго трибюн" в
руках, глубоко погрузившись в дебри кроссворда. Он вздрогнул и оторвался  от
своего занятия.
     -- Нет, лучше два бокала, -- передумал Алштайн.
     -- Я пас, -- сказал негр.
     Правая  рука  Алштайна  юркнула  под пиджак и вынырнула на свет божий с
изрыгнувшим пламя  и  грохот  револьвером  "Магнум-357".  Сверкающее  хромом
чудовище  напоминало  небольшую  пушку.  Звук  выстрела  был  сродни грохоту
обрушившейся крыши. Тяжелая пуля разнесла полку с бокалами и большое зеркало
над  головой  бармена.  Осколки  разлетелись  по  паркету,  сверкая,  словно
капельки росы под утренним солнцем.
     Бармен  спрятался  под  стойку, выставив удерживаемый кончиками пальцев
бокал для шампанского на длинной ножке.
     Грянул выстрел. Со стены сорвался фанерный задник  бывшего  зеркала.  В
дрожащих пальцах бармена осталась только ножка бокала.
     --  Видите,  мне не нужна помощь, -- сказал Мо Алштайн и, обернувшись к
стойке, крикнул: -- Можешь вылезать, Вилли!
     -- Я -- не Вилли, -- донесся голос из-под стойки, -- Вилли уволился.
     -- Когда? --обиженно спросил Алштайн.
     -- В тот день, когда вы заказали новое зеркало.  То  самое,  что  лежит
сейчас на полу.
     -- Чего это он?
     -- Некоторым не нравится, когда в них стреляют, мистер Алштайн.
     --  Я  ни  разу  не попал в того, в кого не собирался попасть. Ни разу,
черт возьми! Вы, антисемиты,  все  одинаковы,  --  проворчал  Мо  Алштайн  и
доверительно   сообщил  мистеру  Гордонсу,  что  речь  идет  о  воинствующем
антисемитизме, который подорвал его ресторанный бизнес.
     -- Люди могут чувствовать себя в опасности, даже если им и не причинили
боли, -- сказал мистер Гордонс.
     -- Чепуха, -- заявил Мо Алштайн, -- антисемит есть антисемит. А  вы  не
еврей? Нет, вы не похожи на еврея.
     -- Нет, не похож, -- подтвердил мистер Гордонс.
     -- Вы БАСП?
     -- Что это?
     -- Белый англосакс, протестант.
     -- Нет.
     -- Поляк?
     -- Нет.
     -- Немец?
     -- Нег.
     -- Грек?
     -- Нет.
     -- Тогда кто же?
     -- Человеческое существо.
     -- Это и так понятно. Но какое конкретно?
     -- Творческое, -- гордо ответил мистер Гордонс.
     --  Среди  моих  друзей  тоже  есть  творческие работники, -- сказал Мо
Алштайн и задумался: а не связан ли антисемитизм с творчеством? И как  может
быть,  чтобы  с  виду  образованный  человек, изъясняющийся по-английски без
всякого акцента, не знал такого простого и  общеизвестного  сокращения,  как
БАСП.
     Но  теперь  мистер Гордонс уже знал значение этого термина. Более того,
он его никогда не забудет, заложив  в  раздел  памяти,  касающийся  языковых
особенностей  английского  языка,  которыми  американцы  обозначали  границы
этнических групп и иногда использовали  в  социальных  взаимоотношениях  для
обособления  и  демонстрации  своей  исключительности.  В  общем,  это  была
активная переменная без реальной константы, заключил мистер Гордонс.
     Следующим, с кем он встретился в тот день, был сержант  морской  пехоты
Соединенных Штатов, работавший в пункте набора добровольцев, расположенном в
центральной части Чикаго. Сержант был одет в синюю форму морского пехотинца,
с красным, потным и одутловатым от неумеренного потребления спиртного лицом.
     -- Вы умеете пользоваться огнеметом? -- спросил мистер Гордонс.
     -- Вы тоже научитесь, если станете морским пехотинцем. Сколько вам лет?
     -- Что вы имеете в виду?
     -- Когда вы родились?
     -- Теперь я понимаю. Я, наверное, выгляжу старше одного года?
     --  Вы  выглядите на двадцать девять. Точно -- вам двадцать девять лет.
Это -- отличный  возраст,  --  сказал  сержант,  еще  не  заполнивший  квоту
рекрутов,  которую  он  мог заполнить только из числа добровольцев не старше
сорока.
     -- Да, двадцать  девять,  --  согласился  мистер  Гордонс,  и  сержант,
которому  он  показался  туповатым,  настоял на том, чтобы новобранец прошел
стандартный тест на уровень умственных способностей.
     То, что произошло дальше, так потрясло сержанта, что он долго  сидел  с
отвисшей  челюстью и широко открытыми глазами. Это, возможно, и сыграло роль
в том, что он так легко согласился на последовавшее за сим предложение.
     На глазах у сержанта  этот  парень  молниеносно  заполнил  все  анкеты,
безостановочно,  кажется,  даже  не читая вопросов, а сам при этом продолжал
расспрашивать сержанта о его умении обращаться  с  огнеметом.  И  что  самое
удивительное,  все  ответы  оказались  правильными, за исключением одного, в
котором требовалось опознать некоторые простейшие предметы. Сумма полученных
очков была самой высокой из всех,  которые  когда-либо  видел  сержант.  Еще
никто  и  никогда  не  заполнял  эти  анкеты так быстро и вместе с тем столь
аккуратно.
     -- Вы не ответили на один вопрос, -- подытожил результат теста сержант.
     -- Да. Я не знаком с этими инструментами, так как никогда не  видел  их
раньше.
     -- Ну, вот это, например, -- обычный шприц для смазки.
     -- А, для смазки? Да. В мире много механизмов и машин, таких, например,
как автомобили,   в  которых  есть  трущиеся  поверхности,  а,  значит,  для
уменьшения трения имеется необходимость в использовании машинного масла  или
смазки. Смазка -- это антифрикционное вещество, правильно?
     --  Ну да,-- сказал сержант. -- Вы, я вижу, знаете все, кроме того, что
такое масляный шприц для смазки.
     -- Да. И теперь я чувствую себя в большей безопасности, потому что смог
догадаться, для чего могут использоваться масляные шприцы. Неделю назад я не
мог. А  теперь  могу.  Скажите,  вам  никогда  не  хотелось  разбогатеть   и
распрощаться с Питульскими морскими пехотинцами?
     --  Питульский -- это моя фамилия, -- сказал сержант Питульский. -- Тут
не название моей части, а моя фамилия.
     И сержант постучал пальцем по черной  пластиковой  пластинке  с  белыми
буквами, приколотой над правым карманом его рубашки.
     --  Ах, да... фамилия. Ну, что ж, ничто не совершенно. Так не хотите ли
разбогатеть?  --  снова  спросил  мистер  Гордонс,  и,   не   успев   толком
поразмыслить, сержант Питульский согласился встретиться с ним завтра вечером
в  ресторане  "Источники  Эльдорадо",  которым  владеет  Мо Алштайн. Да, он,
конечно, захватит с собой огнемет. Полная  гарантия!  Ему  ужасно  хотелось,
чтобы  огнемет  был  и сейчас при нем, чтобы защитить "это самое" -- то, что
мистер Гордонс только что выложил перед ним в виде  двух  штабелей.  Сержант
Питульский  быстро  смахнул  пачки  денег в верхний ящик письменного стола и
запер на ключ. Он был настолько ошарашен, что ему пришел в голову лишь  один
довольно  нелепый  вопрос:  почему  мистер Гордонс, войдя, извинился, что не
может ничего предложить ему выпить?
     -- Но ведь так положено делать при встрече, не так ли?
     -- Нет, не обязательно, -- ответил Питульский.
     -- А когда это лучше делать?
     -- Когда кто-то приходит к вам домой или в контору, если в вашем  офисе
принято подавать алкоголь.
     -- Понятно. А что говорят в таких случаях?
     -- "Привет" вполне достаточно.
     Через  час  и семь минут мистер Гордонс входил в магазин спорттоваров в
одном из кварталов Чикаго. На стенах были развешаны черные резиновые костюмы
для подводного плавания и ярко-оранжевые  баллоны  со  сжатым  воздухом.  За
стойкой стояли ружья для подводной охоты. В стеклянном ящике лежали маски.
     -- Чем могу быть вам полезен? -- спросил продавец.
     -- "Привет" вполне достаточно, -- поздоровался мистер Гордонс...
     Двадцатью    минутами    позже   продавец   решительно   воспользовался
возможностью разбогатеть. Такой шанс представляется раз в жизни.  Собственно
говоря, он был уже богат, когда, несколько позже, заявил владельцу магазина,
что  тот  "подонок  и  кретин,  не  умеющий  отличить  продаваемый  товар от
продукции прямой кишки". Перед  тем  как  появиться  на  следующий  вечер  в
ресторане  "Источники  Эльдорадо"  на  южной  стороне  Чикаго,  он разместил
капитал в десяти разных  банках  под  десятью  фамилиями,  так  как  не  без
основания  опасался,  что  при  виде  ста  тысяч долларов наличными у любого
клерка могут возникнуть нежелательные вопросы.
     Экс-продавца звали Роберт Джеллико. Он еле  дотащился  до  "Эльдорадо",
изнемогая   под  тяжестью  резиновых  костюмов,  стальных  баллонов  и  трех
гарпунных ружей: так и не сумев остановить свой выбор на одном, он прихватил
все три. Сомнения его были вполне объяснимы: до сих пор он стрелял только  в
рыбу.
     Мистер  Гордонс  и  двое других сидели за столиком. Тишину пустого бара
нарушало лишь слабое гудение кондиционера.
     Вид зала удивил Джеллико. "Странно, -- подумал он, -- кто-то не пожалел
ухлопать уйму денег на интерьер, а стенка позади  бара  из  простой  фанеры.
Кстати, на этом месте отлично смотрелось бы большое зеркало".
     --  У меня вопрос, -- сказал сержант Питульский, на этот раз облаченный
в зеленый костюм, белую  рубашку  и  синий  галстук.  --  Каким  образом  мы
пронесем  это  через  таможню?  --  Он  похлопал  по окрашенному в цвет хаки
сдвоенному баку огнемета.
     -- И это, -- сказал Мо Алштайн, похлопав по висящей под  мышкой  кобуре
револьвера.
     --  Со снаряжением для подводного плавания не будет никаких проблем, --
сказал Джеллико. -- Многие везут его с собой в отпуск. И я брал. Много раз.
     -- У вас с собой не будет всех этих вещей, -- сказал мистер Гордоне, --
в их нынешнем виде.
     -- Но мой револьвер особый, -- заупрямился Алштайн, -- и другого мне не
надо.
     -- Я к своему снаряжению тоже приноровился, -- поддержал его Джеллико.
     -- Ну а я могу работать с  любым  старым  дерьмом,  --  сказал  сержант
Питульский.  --  Я  из  морской пехоты. Чем хуже снаряжение, тем лучше я его
использую.
     Мистер Гордонс велел всем замолчать, выйти и подождать снаружи, пока их
не позовут. Алштайн заявил, что это его бар и  он  останется  здесь.  Мистер
Гордонс  взял  Алштайна за шею и за ноги, перевернул вниз головой, отнес без
видимых усилий к двери, вернул в  нормальное  положение  и  знаком  приказал
остальным не медлить, что и было тут же исполнено. Он запер за ними дверь, а
через полчаса вышел и роздал каждому по коробке.
     Самая  большая  досталась  Джеллико.  По  размерам  она  была похожа на
чемодан, но весила, как сундук. А точнее -- коробка  весила  ровно  столько,
сколько  весило его снаряжение: баллоны, резиновый костюм и гарпунные ружья.
Упаковка  полегче  досталась  сержанту  Питульскому.  Была  она   достаточно
объемистой, и внутри что-то плескалось. Самую маленькую коробочку, величиной
с футляр для ожерелья, получил Мо Алштайн.
     Перед   вылетом   на   остров  Святого  Томаса,  предъявляя  свою  ношу
таможеннику, Джеллико увидел в своем багаже выгравированную на металлической
доске картину с маленьким оранжевым солнышком  в  углу.  Цвет  солнышка  был
таким  же,  как и цвет баллонов его акваланга. Картина была заключена в раму
из черной резины, и хотя Джеллико так и не смог сдать экзамен по инженерному
делу на втором курсе колледжа,  он  сразу  же  определил,  что  это  тот  же
материал,  из которого был сделан его костюм для подводного плавания. Только
материалу этому теперь придана совсем иная форма.
     Такое, конечно, невозможно, но как  быть,  если  он  видит  это  своими
собственными  глазами?  Мистер Гордонс смог каким-то образом сконденсировать
материалы и сжать их до размеров небольшой гравюры.  Джеллико  почувствовал,
как  в  животе  у  него  задрожало  и  ослабли колени. Он увидел перед собой
глуповатую улыбочку Гордонса и поспешил сообщить, что с ним все  в  порядке.
Ожидая  других  возле  арки  металлодетектора,  Джеллико видел, как изумился
Алштайн, обнаружив в своей коробке отлично выполненную хромированную фигурку
Авраама Линкольна, и  как  поднял  глаза  к  потолку  Питульский,  в  багаже
которого оказался стальной бюст Джорджа Вашингтона и пять стальных цилиндров
с жидкостью.
     -- Что в них? -- спросил инспектор.
     --  Никаких горючих жидкостей, -- сказал мистер Гордонс, быстро подойдя
к таможенной стойке. -- И что еще важнее -- снижение  атмосферного  давления
во время полета не окажет на них никакого влияния.
     -- Хорошо, но все-таки что это?
     Когда  Джеллико  услышал  ответ  -- формулы базовых химических веществ,
входящих в состав горючей жидкости для огнеметов, -- он едва не грохнулся на
пол. Покачнувшись, он тем не менее  устоял  на  ногах,  успев  опереться  на
высокую  напольную  пепельницу. Джеллико объявил, что ему нехорошо, и оба --
мистер Гордонс и таможенный инспектор -- разрешили ему вернуться в зал через
арку металлоискателя.
     Он шел, шаркая ногами, словно больной, пока стальные двери  таможни  не
скрылись  из  вида,  после чего бросился бежать. Джеллико все еще чувствовал
слабость в ногах, но надеялся, что его легкие все же выдержат, если даже  он
пробежит  так  целую  милю.  Он  будет  дышать  и бежать, дышать и бежать от
охватившего его невероятного страха,  от  ужаса,  который  ему  внушал  тот,
которого он согласился убить. Он не знал, кто был тот человек, но понял, что
никто  на  свете  не  сможет  с  ним совладать. Если даже такой человек, как
мистер Гордонс, не может сам, без посторонней помощи, прикончить его,  то...
Да поможет им Господь!
     У  стойки  авиакомпании  Бранифф  он  свернул,  пронесся мимо газетного
киоска, юркнул в полутемный бар, заказал выпивку и прошел в туалет.  Там  он
забрался  с  ногами  на  унитаз  и стал ждать. До вылета оставалось двадцать
минут. "Как хорошо, -- думал он, -- что пассажиров всех  пролетающих  вблизи
Кубы  самолетов  проверяют металлоискателем! Иначе я бы не догадался, во что
вляпался!"
     Когда  до  отлета  оставалось  всего  десять  минут,  в  дверь  кабинки
постучали.  Это было странно, поскольку никто не мог видеть из-под двери его
ноги.
     -- Роберт Джеллико, выходите, не то вы опоздаете на самолет!
     Это был голос мистера Гордонса.

     ГЛАВА ПЯТАЯ

     Над  аквамарином  Карибского  моря  и  его   островами   сияло   жаркое
тропическое  солнце.  Острова  эти  --  не  более  чем  выступающие  из воды
нагромождения скал, на тощих землях которых борются  за  свое  существование
люди, а в кустарниках рыщут коричневые, с удлиненным пушистым телом мангусты
--  потомки тех хищников, которые были вывезены в свое время из Индии, чтобы
очистить острова от зеленых змей. На островах уже давно не осталось  зеленых
змей, зато возникла проблема с мангустами.
     Об этом и о многом другом размышлял Мастер Синанджу Чиун.
     --  Эти  острова  для  тех, кто хочет и может выжить, -- говорил он. --
Здешнее солнце полезно для твоего  плеча,  морской  соленый  воздух  --  для
легких. Мы нашли хорошее место, ты быстро поправишься.
     --  Надеюсь, папочка, -- откликнулся Римо. Он полулежал в легком кресле
на  веранде  снятого  ими  дома,  смотревшего  окнами  на  залив  Меджен   и
состоявшего  из  трех  крытых террас и жилой комнаты. Дом из дерева и стекла
стоял на скалистом уступе -- куда ни глянешь, непременно  видишь  плещущееся
внизу  море.  С  плавок  Римо  стекала  вода:  он  только  что  проделал под
наблюдением Чиуна ежедневный заплыв  на  четыре  мили  --  две  туда  и  две
обратно.  Когда  Римо  попробовал  протестовать,  заявив,  что его плечу для
заживания нужен покой, а не упражнения, Чиун презрительно усмехнулся:
     -- Ты напоминаешь этого вашего... четвертинщика.
     -- Кто это такой?
     -- Четвертинщик. Тот, что каждый год  повреждает  себе  колено,  и  его
отправляют отдыхать, а потом он возвращается и ломает суставы пуще прежнего.
     --  О  чем  ты? Если не можешь толком ответить, лучше помолчи -- хватит
того, что ты наговорил.
     -- Я говорю об игре, которую ты смотришь по телевизору. Ну,  этой,  где
толстяки сшибают один другого и прыгают друг на друга.
     -- Футбол?
     --  Правильно.  Футбол.  Четвертинщик. Он очень смешно выглядит, смешно
говорит. Когда его показывали, он, по-моему, был в женских чулках.
     На этом дискуссия закончилась, и Римо, как был в мокрых плавках, уселся
в кресло, а Чиун высказался  в  том  смысле,  что  эти  острова  --  острова
выживших победителей.
     --  Не  знаю,  не  знаю, -- сказал Римо. -- У меня такое чувство, что я
здесь чужой. Мы как будто настроены в разных тональностях.  Может,  мне  для
быстрой поправки лучше вернуться туда, где я родился?
     Чиун  тихо  покачал  головой.  Его  седая  редкая  бородка качнулась от
свежего ветерка, залетевшего с дальних невидимых отсюда островов.
     -- На  этих  островах  могут  выжить  только  агрессивные  пришельцы  и
захватчики, вроде этих мангуст. Скажи, где сейчас карибские индейцы?
     --  Не  знаю.  Должно  быть,  валяются  пьяные  где-нибудь  в "Шарлотте
Амалии", -- предположил Римо, имея в виду торговый район на  Святом  Томасе,
где  беспошлинное  спиртное,  не облагавшееся налогом, стоило как газировка.
Практически в каждом втором магазине, а все они были освобождены от  налогов
с  выручки, можно было, например, купить часы "Сейко". Эти часы были едва ли
не главным, что привлекало на остров  пассажиров  морских  круизов,  которые
охотно оставляли здесь свои деньги, а взамен получали бронзовый цвет кожи.
     --  Карибских  индейцев,  которые  здесь  обитали когда-то, уже нет, --
сказал Чиун. -- Они жили полнокровной и  счастливой  жизнью,  пока  сюда  не
заявились испанцы. Новые повелители были такими жестокими, что все карибские
индейцы  бросились  однажды  с высокой скалы и поразбивались насмерть. Вождь
сказал перед смертью, что боги отомстят за них.
     -- Отомстили?
     -- Если верить истории, которую здесь любят  рассказывать,  то  --  да.
Произошло  землетрясение,  город  был  полностью  разрушен, погибло тридцать
тысяч человек
     -- Это все были испанцы?
     -- Нет. Потому что тот, кто  ждет,  чтобы  за  него  отомстили  другие,
никогда  не  удовлетворит жажду мщения. Как тебе известно, Синанджу не имеет
ничего общего с местью. Месть вообще глупость.  В  основе  нашего  искусства
лежит  жизнь.  Наша  цель  --  жить и выживать. Даже суть наших смертоносных
услуг состоит в том, чтобы Синанджу могла выжить. Именно это  и  делает  нас
могущественными.  Силен  тот,  кто  живет. Ты посмотри на черные лица вокруг
нас. Их привезли сюда в цепях. Их избивали кнутами. На  голой  и  бесплодной
земле  они должны были выращивать для других сахарный тростник. И кто выжил?
Гордые карибские индейцы, надеявшиеся на то, что за них отомстят  боги?  Или
негры, которые день за днем растили детей, строили дома и смиряли свой гнев?
Негры  победили  и  живут.  Мангусты  победили и живут. А вот зеленых змей и
карибских индейцев больше нет.
     -- У зеленых змей была гордость?!
     -- Эта история должна научить тебя не думать об отмщении  Гордонсу.  Ты
должен  учиться  выживанию,  что  традиции Синанджу составляют главный смысл
нашего искусства. И я говорил вовсе не о зеленых змеях.
     -- А мне показалось, что о них, -- сказал Римо, зная наперед,  что  эти
слова  рассердят  Чиуна.  Он  не  обманулся  в  своих ожиданиях -- из потока
корейских слов, которым разразился Мастер  Синанджу,  он  понял,  что  никак
нельзя  превратить  бледный кусок свиного уха в шелк, как невозможно сделать
из грязи бриллиант. Римо понял, что вечером  его  ожидает  лекция  на  тему:
"Бесплодность  попыток передать белому человеку тысячелетний опыт Синанджу".
Но Римо не придавал особого значения словам: за Чиуна говорили --  громче  и
яснее слов -- его дела.
     Старый  кореец  оставил  в  Штатах все свои пожитки -- и кимоно, и, что
гораздо важнее, специальную телевизионную систему, которой его снабдил  Смит
и  с  помощью  которой  он  мог смотреть свои любимые дневные мыльные оперы,
зная, что при этом не упустит и другие,  которые  передавались  параллельно.
Эта  штука  записывала их на пленку, так что Чиун мог часами, не прерываясь,
наслаждаться сериалами. В США осталось и фото главного героя  сериала  "Пока
Земля  вертится"  Рэда  Рекса  с  автографом. Чиун знал, что пока они с Римо
прохлаждаются на тропическом острове, Рэд Рекс в Штатах мучается сомнениями:
сказать или не сказать миссис Лоретте Ламонт о  том,  что  когда  ее  дочери
делали аборт, то обнаружили злокачественную опухоль, и это некоторым образом
оправдывало  Уайетта  Уолтона,  оставившего  на Майорке жену с семью детьми,
прежде чем появиться в качестве духовного наставника в доме миссис Ламонт. И
Римо знал, что Чиун очень страдает от того,  что  не  пришлось  увидеть  эту
сцену.
     И уж коли Чиун пожертвовал телевизионными мелодрамами, то и Римо в свою
очередь должен не раздумывая покинуть КЮРЕ. Но Чиуна не слишком занимал этот
вопрос.  С  тех  пор,  как  они  неделю  назад прибыли на Святой Томас, Чиун
ежедневно втолковывал своему ученику, что главное --  выживание.  И  тем  не
менее вопрос о выходе из КЮРЕ продолжал тревожить Римо до глубины души.
     А в это время на другом конце острова, в аэропорту имени Гарри Трумэна,
совершил  посадку  реактивный лайнер компании "Америкэн эйрлайнз", в котором
находился пассажир,  встревоженный  не  меньше,  чем  Римо.  Но  по  Роберту
Джеллико это было, в отличие от Римо, очень заметно. Все пассажиры двинулись
в  переднюю  часть  самолета на выход, а Роберт Джеллико направился назад, в
тесный туалет, где его снова стошнило. Он не запирал за собой дверь туалета.
Он не пытался спрятаться в нем. Он машинально спустил воду, вышел и  побрел,
спотыкаясь  между  рядами  кресел,  спустился по трапу и направился в здание
аэропорта, где его ждали мистер Гордонс, Мо Алштайн  и  сержант  Питульский.
Алштайн  заметил,  что  из-за  жары  и  влажного  воздуха  у  него появилось
ощущение, будто надетый на нем костюм  прирос  к  коже.  Сержант  Питульский
считал, что единственный способ избавиться от этого чувства -- добрая порция
виски "Сигрэмс севен" с бутылочкой пива, но Гордонс пить запретил.
     Они остановились в гостинице "Уинуорд" в номере с видом на порт. Мистер
Гордонс попросил всех троих подождать немного: ему надо было кое-что купить.
Сержант  Питульский  заверил,  что  он  может за них не беспокоиться, и, как
только Гордонс вышел,  сразу  же  заказал  в  номер  бутылку  виски  и  ящик
баденского  пива.  Он  пил  большими  глотками,  пока не пришел к мысли, что
нынешние морские пехотинцы не имеют  права  называться  настоящими  морскими
пехотинцами.  Этой  мыслью  он  поделился  с  остальными.  Настоящие морские
пехотинцы не воевали во Вьетнаме, иначе Америке не пришлось бы уйти  оттуда,
не  доведя  дело  до  конца.  Настоящие морские пехотинцы -- это те, которые
служили в Сан-Диего, Японии, Черри-пойнте, Северной Каролине  и  на  острове
Паррис.
     -- Ага, значит, вы служили в этих местах? -- догадался Мо Алштайн.
     Сержант Питульский подтвердил эту догадку.
     -- Я так и думал, -- сказал Алштайн.
     Джеллико  сидел  тихо  и  молчал.  Алштайн предложил ему выпить, но тот
отказался.
     -- В чем дело, приятель? -- спросил Алштайн.
     -- Ни в чем.
     -- Мне, знаете, тоже не улыбается работать с вами. Вы --  сукин  сын  и
антисемит,  --  сказал  Алштайн, -- вы дилетант. А из-за дилетантов и я могу
пострадать.
     -- Кто дилетант, я?! -- вскинулся сержант Питульский. -- Я  --  морской
пехотинец!
     -- Вы -- болван! -- сказал Алштайн.
     -- Вы не знаете, на что способны морские пехотинцы!
     --  Единственное,  на  что  они  способны,  --  отрезал Алштайн, -- это
напиваться и затевать драки. Боже, как мне не хватает моего револьвера! Если
бы он был со мной!
     -- Еще будет, -- сказал Джеллико.
     -- Какое там! -- вздохнул Алштайн. -- Он  отобрал  его  еще  в  Чикаго.
Странный  тип  этот  Гордонс!  Бьюсь  об  заклад,  он  притащит какое-нибудь
дешевенькое дерьмо, пистолетик, который придется засовывать жертве  прямо  в
ноздрю,  чтобы был хоть какой-то толк. Вот увидите. Все смеются над калибром
моей пушки и над тем, что она хромирована. А,  между  прочим,  хром  --  моя
идея. Со своим "магнумом" я -- король!
     -- Да получите вы назад свою пушку, -- сказал Джеллико.
     --  Чепуха. Не мог же он пронести револьвер через таможню! Они особенно
усердствуют, когда имеют дело с рейсами, пролегающими мимо Кубы.
     -- А морские пехотинцы запросто  могут  закинуть  оружие  па  Кубу,  --
сказал  Питульский.  --  Собственно говоря, оно там уже есть, на Гуантанамо.
Храни Господь американскую морскую пехоту!
     Тут сержант зарыдал и стал жаловаться, что оставил единственную  семью,
которая  у него когда-либо была, -- морскую пехоту. И ради чего? Ради денег.
Ради грязных, вонючих денег! Да  к  тому  же  пришлось  стащить  огнемет,  о
котором  они  будут  очень жалеть. Это не то что ВВС, где ты можешь потерять
весь воздушный флот, а  правительство  пришлет  тебе  еще  пять  эскадрилий.
Морские пехотинцы всегда дорожили своим оружием...
     --  Заткнись!  --  сказал  Алштайн.  --  Ты  разнылся  о своей сопливой
работенке за какие-то шесть сотен в месяц, а у меня от  этого  зависит  все,
вся карьера.
     -- Вы оба получите обратно ваше оружие, -- сказал Джеллико.
     -- Но не то же самое, -- возразил Алштайн. -- Того уже не будет.
     -- Точно такое же.
     -- Номер будет не тот.
     --  Тот самый номер. Все будет абсолютно то же самое, включая пупырышки
на хроме, -- твердо сказал Джеллико.
     Мистер Гордонс вернулся в гостиницу и,  войдя  в  номер,  распорядился,
чтобы  каждый  принес  свертки,  полученные  от  него  в  Чикаго и прошедшие
таможенный досмотр. Заметив, что Питульский нетвердо держится на  ногах,  он
поставил свою ношу на пол.
     --   Негативное   явление!   Прекратить.   Не   пить   так  много!  Это
невоздержанность. Прекратить! -- произнес Гордонс и дважды  звонко  хлестнул
Питульского по лицу.
     Малиновые  щеки  сержанта  загорелись еще ярче. Подталкивая Питульского
перед собой, Гордонс подвел его к туалету и, без видимого усилия  перевернув
вверх ногами, задвинул внутрь и запер дверь.
     --  Чрезмерное  потребление  спиртных напитков опасно, особенно когда в
руках  этих  людей  орудия,  предназначенные  для   выживания   других,   --
наставительно сказал мистер Гордонс.
     -- Но у него вроде не было никаких орудий, -- заметил Алштайн.
     -- Я говорю в данном случае о его возможностях как об орудии, а также о
моем выживании, -- пояснил мистер Гордонс.
     Он  показал  кивком на покупки. Джеллико нагнулся, ухватился за ручку и
резко рванул. Чемодан остался там, где был.
     -- Тяжеловато, не так ли? -- заметил Гордонс. -- Ладно, я сам отнесу.
     Легко, как если бы они были наполнены кружевами и носовыми  платочками,
Гордонс поднял баулы и перенес их в другую комнату.
     -- А вы, Джеллико, оказывается, слабачок, -- заметил Алштайн.
     Прошло  примерно  полчаса.  Алштайн  читал  в гостиной журнал, Джеллико
сидел, тупо уставившись в дверь, за которой скрылся  мистер  Гордонс.  Дверь
внезапно распахнулась.
     -- Что это? -- спросил мистер Гордонс.
     -- Ничего, -- ответил Алштайн.
     -- Я что-то слышу.
     Алштайн и Джеллико пожали плечами.
     -- Я что-то слышу. Я в этом уверен, -- повторил мистер Гордонс.
     Руки  его были прикрыты полотенцем. Вернее, было прикрыто то место, где
должны были находиться руки, но, судя по неясным очертаниям, под  полотенцем
были  вовсе  не  кисти  рук,  а  какие-то инструменты, которыми оканчивались
запястья.
     -- Откройте туалет!
     Алштайн открыл дверь, и все увидели сержанта Питульского. Ноги его были
наверху, а голова с налитым кровью лицом -- внизу. Алштайн наклонился к нему
и прислушался.
     -- Он мурлычет "Чертоги Монтецумы".
     -- Поставьте его на ноги, -- приказал мистер Гордонс. -- И с этого  дня
не  давать  ему  спиртных  напитков. Остальным, поскольку они могут, видимо,
пить и не терять голову, это разрешается. Но не Питульскому.
     -- А каким образом мы удержим его от выпивки, если будем пить сами?  --
спросил Алштайн.
     --  Вы  хотите  сказать, что у человека возникает желание выпить только
потому, что он видит, как пьют другие?
     -- Да, бывает и так, -- подтвердил Алштайн.
     -- Заложите это себе в память, -- сказал Джеллико.
     -- Сделано, -- ответил Гордоне.
     -- С положительной вероятностью семьдесят три процента.
     -- А что означают эти цифры?
     -- Что это будет верно в семидесяти трех случаях из ста.
     -- Ввожу в память и это, с учетом  типичной  для  людей  погрешности  в
расчетах, -- сказал Гордонс и снова исчез в своей комнате.
     Когда  он вернулся, в его руках, которые, как и ожидал Джеллико, теперь
выглядели нормальными, были револьвер "Магнум-357" с патронами  и  гарпунные
ружья. На левой руке висел на ремнях огнемет, на правой -- баллоны акваланга
и водолазный костюм. В огнемете что-то плескалось: он был заправлен.
     Мистер Гордонс отдал Алштайну револьвер, Джеллико -- его принадлежности
для подводной   охоты   и  положил  огнемет  к  ногам  Питульского,  который
безмятежно храпел, развалившись в мягком кресле.
     Алштайн любовался сверкающим хромом револьвером. Покачал его на ладони.
Крутанул барабан. Взглянул на патроны, взял один из них и  стал  внимательно
рассматривать.
     --  Это  тот  же  самый револьвер и те же патроны, -- изумился он. -- Я
узнаю этот патрон. Два дня тому назад я заряжал револьвер и  засмотрелся  на
бронзовые   гильзы.  Ведь  патроны  обворожительно  красивы,  как  настоящее
произведение искусства.  Я  взял  тогда  булавку  и  просто  под  настроение
нацарапал  на  одной  из  гильз  свои  инициалы. Еле-еле, чтобы не ослаблять
гильзу. И посмотрите, вот тот самый патрон!
     -- Эти царапины меня озадачили, -- сказал Гордонс. -- Я  посчитал,  что
это  связано с какой-то вашей особой системой. Но теперь я понял, что это не
так, потому  что  вы  собираетесь  вставить  этот  патрон  в  другое  гнездо
барабана.
     -- Гнезда все одинаковы, -- сказал Алштайн.
     --  Нет, не одинаковы. Как и патроны. Все они имеют различные размеры и
форму. Просто вы этого не замечаете. Давайте я  вставлю  патроны  в  прежнем
порядке.
     Алштайн так и не понял, как Гордонс отличал один патрон от другого. Это
была,  однако,  не  первая  и  не  последняя странность. Алштайну предстояло
первый раз работать в группе, но  и  это  было  не  все.  Его  подключили  к
проводам  и  прикрепили на живот какую-то штуковину, которую Гордонс называл
"трекером". После этого он  поставил  Алштайна  в  центре  комнаты  и  велел
медленно  поворачиваться  вокруг  своей  оси.  Когда прикрепленная на животе
Алштайна похожая на пуговицу штучка завибрировала, мистер Гордонс  остановил
его  и  сообщил,  что  обе цели находятся в данный момент в том направлении,
куда обращено его лицо.
     -- Как... В этой комнате?
     Мистер Гордонс разложил карту острова Святого Томаса.
     -- Нет, ориентировочно где-то здесь -- в  районе  поместья  Петерборгов
или  у залива Мэджен. Всякий раз, когда цель будет находиться перед вами, вы
ощутите вибрацию. Чем ближе цель, тем сильнее будет вибрация.
     Сержант Питульский зевнул, поморгал и попытался  собраться  с  мыслями.
Что-то  прицепилось  сзади  к  его  рубашке и царапало кожу. Засунув руку за
спину, он поднатужился и выдрал из рубашки  какую-то  металлическую  кнопку.
Сдавил ее пальцами, а затем прикусил зубами, чтобы проверить на прочность. В
тот же миг Алштайн схватился руками за живот и закрутился на месте.
     -- Ой, жжет, жжет! -- закричал он. -- О, больно!
     --  Отойдите  от  Питульского!  --  приказал Гордонс и выхватил изо рта
сержанта морской пехоты кнопку, как это делают с  домашней  собачкой,  когда
она намеревается проглотить какую-нибудь гадость.
     Джеллико видел, как пальцы Гордонса восстановили прежнюю форму кнопки и
как Алштайн  тут  же  вздохнул  с облегчением. Так вот каким образом Гордонс
легко отыскал его в туалете в  аэропорту  О'Хара,  догадался  Джеллико.  Это
миниатюрные  радиопередатчики  для  наведения  на  цель. Когда сержант сдуру
решил попробовать кнопку на зуб, то, видимо, случайно поменял частоту своего
сигнала на частоту тех, за кем им предстоит охотиться. Джеллико ощупал  свою
спину,  и  пальцы  его  наткнулись  на  шип кнопки. Он быстро отдернул руку.
Гордонс, похоже, не заметил этих манипуляций. Пусть остается на месте,  пока
не  появится  возможность  сбежать.  И уж тогда он не станет таскать на себе
радиомаяк, а выбросит его подальше и смоется. Только бы подвернулся случай.
     -- Компания идиотов,  --  проворчал  Алштайн  и  принялся  разглядывать
фотографии двух мужчин, которых ему предстояло лишить жизни.
     Как   сказал   мистер  Гордонс,  одного  из  них  "с  большой  степенью
вероятности звали Римо", а другого -- "с  большой  степенью  вероятности  --
Чиун".  Чиуном  звали  азиата.  Мистер  Гордонс был почти уверен, что их так
зовут, поскольку слышал, что так они обращались друг к другу.
     Снимки походили на обычные фото, но, когда Джеллико взял их в руки,  на
пальцах  остались следы чернил. Джеллико внимательно вгляделся в снимки. Это
были не фотографии, а отпечатки с клише невероятно тонкой работы!
     Кто этот мистер Гордонс? В чем его сила и откуда  она  у  него?  Мистер
Гордонс  -- ходячая лаборатория и завод одновременно. Джеллико содрогнулся и
попытался переключиться на более приятные мысли.
     -- Через час дело будет сделано, я вернусь, и мы отправимся  по  домам,
-- объявил Алштайн.
     Но через час он не вернулся. Более того, до самого захода солнца он так
и не нашел  дома,  в  котором  находились  те двое. Кнопка-вибратор работала
безотказно, но дороги уводили Алштайна то в поля,  то  на  склоны  Скалистых
гор,  и  только  перед  рассветом  ему  удалось,  наконец, определить нужную
комбинацию дорог. Его машина  стояла  перед  небольшим  деревянным  домом  с
красивым  видом на широкий зелено-голубой залив и набегающие на берег волны.
Под банановым деревом пробежал пушистый, похожий на крысу зверек  с  длинным
туловищем. Коричневая ящерка, висевшая на стене дома, недобро поглядывала на
гостя вращающимися независимо друг от друга глазами.
     Мо Алштайн взвел револьвер и постучал в дверь.
     Никто не ответил. Он постучал еще раз.
     -- Кто там? -- послышался голос.
     -- Компания "Уэстерн юнион", -- отозвался Алштайн. --Телеграмма.
     -- Кому?
     -- Какому-то Римо.
     -- Минуточку!
     Алштайн  направил  револьвер  чуть  повыше  дверной  ручки. Когда ручка
повернулась и дверь слегка приоткрылась, он  выстрелил.  В  двери  появилась
дыра  размером  с  кулак.  Дверь  распахнулась,  и  Алштайн  шагнул  внутрь,
уверенный, что увидит лежащее тело. Пол был усеян  щепками,  в  застекленной
двери в противоположном конце дома тоже зияла дыра, но нигде не было заметно
ни  капли  крови.  Старый  азиат  с  бороденкой  высунул из-за двери голову.
Алштайн выстрелил ему прямо в лицо. Опять никакой крови! Не заметно и  тела,
которое выстрел из револьвера такого калибра должен был отбросить к стене...
Никакого результата, только еще одна большая дыра -- на этот раз в стене.
     А  где  же  тот,  кто открывал дверь? Где? Мо Алштайна внезапно охватил
непонятный страх, и он попятился. Лучше вернуться на дорогу  и  разнести  их
оттуда   в   пух   и  прах.  Ничто  в  этом  доме  не  сможет  противостоять
"Магнуму-357".
     Но что же все-таки произошло? Он ведь наверняка кого-то ранил, но крови
почему-то нигде нет. Нет сомнения и в  том,  что  он  пристрелил  бородатого
старикашку. С расстояния в тридцать футов Алштайн запросто отстреливал ножку
от рюмки, а уж в человеческую голову, стреляя в упор, он не дал бы промаха и
в темноте! Щепки от двери тоже ведь должны были зацепить того, кто эту дверь
открыл!
     Алштайн  попятился  и  вдруг  почувствовал  в руке, держащей револьвер,
легкое покалывание. К его запястью откуда-то сверху скользнула чья-то  рука.
Алштайн  поднял  глаза:  на  притолоке удобно, словно в гамаке, расположился
какой-то парень.
     -- Привет! Я -- Римо. Вы принесли мне телеграмму? Так давайте ее сюда.
     Алштайн попытался высвободить руку, но из этого ничего  не  получилось.
Револьвер  с  глухим  стуком  упал  на  пол. Перед пробитой выстрелом дверью
появился старик-азиат. Бороденка его была  на  прежнем  месте  в  целости  и
сохранности.
     Чиун  приблизился  к  Алштайну,  его  руки,  точно обезумевшие бабочки,
заметались, запорхали и, нащупав на животе Алштайна маленькую  металлическую
кнопку,  не остановились, а продолжали обыск еще некоторое время, прежде чем
Чиун отступил в сторону.
     -- Кто тебя послал? -- спросил Римо, спрыгивая вниз.
     -- Мистер Гордонс.
     -- Он здесь, на острове? Где именно?
     Но Алштайн уже не мог произнести ни слова. Его рот открылся  и  тут  же
заполнился кровью. Мастер Синанджу вытащил из его горла длинный ноготь, и из
раны хлынула кровь, как если бы из умывальника вынули затычку.
     --  Зачем  ты  это  сделал? -- возмутился Римо. -- Скажи, зачем? Он был
готов рассказать о Гордонсе!
     -- Слушайте, слушайте, мистер Гордонс! -- вскричал Мастер Синанджу.  --
Мы  не  хотим вашей смерти. Слово Синанджу одно! В мире достаточно места для
нас обоих. Да здравствует Дом Гордонсов!
     -- Теперь я понимаю, зачем ты его  убил,  --  сказал  Римо,  --  ты  не
хочешь, чтобы я вышел на Гордонса.
     Алштайн  корчился на полу. Кровь заливала его одежду, руки конвульсивно
дергались. Римо отошел от растекающейся по полу темной лужи.
     -- Это -- кровь, -- сказал Римо. -- Ты  знаешь,  как  плохо  отмывается
кровь  с  сухого  деревянного  пола?  Это  очень  трудно.  Убери  его отсюда
побыстрее.
     Но Чиун снова запричитал:
     -- У Синанджу нет и никогда не будет никаких претензий к славному  Дому
Гордонсов! Синанджу смиренно отступает.
     -- Ах ты шмук! -- пробормотал Римо.
     Здоровой  рукой  он  подцепил  Алштайна  за  брючный  ремень,  держа на
вытянутой руке, чтобы не испачкаться кровью, отнес тело на веранду и  резким
броском  швырнул  через  парапет.  То, что недавно было Мо Алштайном, описав
крутую дугу, плюхнулось в воду залива Мэджен.
     --  У  нас  есть  что-нибудь  из  моющих  средств  типа   "Комет"   или
"Фэнтастик"? -- спросил Римо.
     --  Мы  склоняем голову перед Гордонсами, -- громко отвечал Чиун. -- Мы
хотим только мира.
     -- "Листола" тоже нет?
     Небольшой телеэкран без  корпуса  тихо  светился  в  одном  из  номеров
гостиницы  "Уинуорд",  транслируя  речи Мастера Синанджу. Последними словами
была  фраза  Чиуна  о  мире.  Последней  картинкой  был  вид  неба.  Бледные
предутренние   звезды   словно  кинулись  врассыпную,  на  экране  появились
пузырьки, и все сменилось темнотой и тишиной.
     Джеллико смотрел на погасший экран.  Он  застонал  и  замотал  головой.
Сержант Питульский имел озадаченный вид.
     -- Я толком ничего не понял, -- признался он. -- Сначала дверь... потом
выстрел.  Потом  косоглазый  дед,  которого по идее пристрелили, и откуда-то
сверху появилась эта рука. Может, у них там, в этом доме, есть  какие-нибудь
хитрые устройства или что-то в этом роде?
     --  Ладно,  -- сказал мистер Гордонс, -- металл мы испробовали. Теперь,
сержант Питульский, очередь за огнем.
     -- Морская пехота готова к бою! -- рявкнул Питульский.
     -- Не подходите к ним ближе, чем  на  расстояние  протянутой  руки,  --
предупредил мистер Гордонс. -- Если отправимся немедля, то сможем застать их
в  доме. Бейте по дому из огнемета с расстояния двадцать пять ярдов. Судя по
тому, что мы видели на экране, вокруг дома место открытое, так что им  негде
спрятаться   и   подстеречь   вас.   Это   обстоятельство  можно  эффективно
использовать.
     Им не пришлось петлять в поисках дороги к заливу Мэджсп.  Алштайну  она
была не известна, и он добирался туда, непродуктивно потратив массу времени.
Теперь,  проследив  за  его метаниями по телевизору, они могли сразу выбрать
наиболее короткий и удобный маршрут. Несмотря на ранний час, было уже жарко,
и скоро в машине стало нечем  дышать.  Сержант  Питульский  поинтересовался,
зачем понадобилось мистеру Гордонсу сопровождать его в этой поездке.
     --  Это  оказалось  необходимым,  потому что вы пьете. Нет ничего менее
надежного, чем человек с алкоголем в крови.
     -- Пьяный я воюю лучше, чем трезвый, -- сказал Питульский.
     --  Это  только  иллюзия,  вызванная  наличием  в   крови   посторонних
химических соединений, -- сказал мистер Гордонс.
     Машина  взбиралась  по  серпантину  Мофоли-авеню.  Позади,  у  подножия
возвышающейся горы, в заливе белели круизные красавцы-корабли.
     -- Могу я спросить, для чего нам убивать тех двоих? -- полюбопытствовал
Джеллико. -- Если это не секрет, конечно.
     -- У меня нет мотивов уклоняться от ответа.  Тот,  что  без  бороды  и,
значит, моложе другого, обладает необыкновенной силой. Он повредил мне левый
бок, и если он смог это сделать, значит, он или тот, что с бородкой, или оба
вместе смогут меня уничтожить. Верно?
     --  Верно,  --  ответил  Джеллико.  --  Но ведь азиат заявил совершенно
определенно, что не хочет с вами связываться.
     -- "Связываться" означает сражаться? -- уточнил мистер Гордонс. --  Да,
он  так  сказал.  Но  если  человек что-то обещает, это еще не означает, что
именно так он и поступит.
     -- Но ведь не они нас ищут, а мы их, правда?
     -- Вы правы. Но это  доказывает  лишь  то,  что  в  данный  момент  они
действительно не нападают.
     --  А  мне  кажется, что они вообще не собираются охотиться за вами. По
крайней мере, этот старик точно не хочет с вами встречаться -- ни сейчас, ни
потом.
     -- Какая, к чертовой матери, разница? -- сказал сержант Питульский.
     -- Помолчи, болван! -- оборвал его Джеллико.
     Не обращая внимания на Питульского, мистер Гордонс уверенно вел машину.
     -- Я  тоже  склонен  считать,  что  с  вероятностью  шестьдесят  четыре
процента, плюс-минус восемь, тот, бородатый, будет меня избегать. По крайней
мере, сейчас.
     -- Тогда почему же вы и мы все собираемся их убить?
     -- Потому что это оптимальный вариант, -- ответил мистер Гордонс.
     -- Не понимаю.
     --  Мои  шансы на выживание повысятся, если они будут мертвы. Поэтому я
должен их убить.  Покончив  с  ними,  я  к  тому  же  научусь  в  дальнейшем
обращаться с такими, как они.
     --  Хорошо,  но  зачем?  Я  хочу  сказать, для чего вам убивать их и им
подобных?
     -- Чтобы увеличить до максимума свои шансы на выживание.
     -- Но должна же быть более весомая причина. Вероятность того,  что  вам
доведется  еще  раз  встретиться с такими, как они, практически ничтожна. Вы
что же, заняты только выживанием?
     -- Именно.
     -- Только выживанием и больше ничем?!
     -- Выживание поглощает все мое время и силы.
     -- А как насчет любви? -- спросил Джеллико, отчаянно пытаясь вызвать  у
Гордонса  хоть  какие-нибудь эмоции вместо запрограммированных рассуждений о
выживании.
     -- Любовь многозначна, каждый человек понимает ее по-своему, -- ответил
мистер Гордонс. -- Любовь не поддается систематизации и программированию, --
добавил он, сворачивая на узкую дорогу, пролегающую над заливом Мэджен...
     -- Вот этот  дом,  --  сказал  мистер  Гордонс,  обращаясь  к  сержанту
Питульскому.
     Они  остановились  там,  где  дорога  переходила  в  нечищенную от леса
площадку. В центре ее стоял деревянный дом с большой дырой во входной  двери
вместо ручки.
     --  Я  хочу,  чтобы  вы это сделали следующим образом, -- сказал мистер
Гордонс, поправляя огнемет на спине Питульского, и проверил сопло  свисающей
справа трубы. -- Я не хочу, чтобы вы били прямо в центр дома: такой алгоритм
дает  возможность  избежать  огня.  Вначале  вы подожжете заднюю часть дома.
Затем, не выключая огнемета, направите струю огня справа налево  и  замкнете
огненное  кольцо.  После  этого  вы  ударите  огнем прямо в центр. Получится
хороший погребальный костер.
     Сержант  Питульский  возразил  было,  что  в  морской  пехоте   принято
поступать по-другому, но мистер Гордоне ответил, что все должно быть сделано
так, как он сказал. Первая струя огня прочертила арку над иссушенным солнцем
деревянным  домом,  ударив  по  задней  части  крыши. Капли жидкого пламени,
разлетаясь в стороны, зажигали все,  на  что  попадали.  Сержант  Питульский
замкнул  огненное кольцо по периметру деревянной постройки, и дом скрылся за
высокой стеной огня. Отступив назад, сержант нашел  место  повыше  и  ударил
огнем  наудачу  --  в  том  направлении, где по его расчетам находился центр
круга пламени. Кустарник и обшивка дома были  такими  сухими,  что  пламя  с
ревом  взметнулось  до  небес.  Грохочущий жар смертоносного костра заставил
Питульского поспешить прочь.
     -- Вот и все, -- негромко сказал Джеллико, наблюдавший за  происходящим
с переднего сиденья автомобиля.
     -- Нет, не все, -- сказал мистер Гордонс.
     С  ревом  мотора и визгом тормозов он развернул на узкой дороге машину.
Оглянувшись, Джеллико увидел позади на фоне огненной  стены  две  фигуры  --
одну  в  дымящемся  кимоно, другую -- с забинтованным плечом. Они зашвырнули
сержанта  Питульского  в  центр  разожженного   им   погребального   костра.
Грузноватое тело моментально превратилось в пепел.
     Пораженный  Джеллико  с  изумлением  следил,  как  мистер Гордонс ведет
машину по  узкой  горной  дороге.  Срезая  углы,  на  максимально  возможной
скорости, автомобиль вылетел на шоссе. Джеллико обернулся и с ужасом увидел,
что  молодой  человек  с  поврежденным плечом не только от них не отстал, но
постепенно сокращал разрыв. Он мчался с такой  неимоверной  скоростью,  что,
казалось, летел, распластавшись над бетонным покрытием.
     -- Наденьте костюм и акваланг. Быстро. Все на заднем сиденье, -- сказал
мистер Гордонс. -- Это ваш единственный шанс выжить. Быстро!
     Джеллико  тщетно пытался натянуть резиновый костюм. Машину подбрасывало
на ухабистой дороге, руки и ноги никак не попадали  куда  следует;  в  конце
концов  он  решил  обойтись  ластами,  маской  и баллоном. С ходу, не снижая
скорости, влетев в узкие  ворота  пляжа  на  берегу  залива  Мэджен,  мистер
Гордонс  резко  затормозил,  чтобы  не  врезаться в административное здание.
Машина пошла юзом, но столкновения удалось избежать, и мистер Гордонс  вновь
нажал  на  газ.  Раздались  испуганные крики купальщиков. На пути автомобиля
оказалось дерево, и мистер  Гордонс  резко  вывернул  руль,  сбив  при  этом
ребенка.  В конце пляжа он резко нажал на тормоза, и машина, скользнув боком
и выбросив из-под колес фонтан мокрого песка, остановилась.
     -- Выходите из машины! Вода -- ваш единственный шанс. Быстро в воду!
     В ластах на суше  Джеллико  был  неуклюж,  точно  пингвин.  Оказавшись,
наконец, в воде, он сжал зубами дыхательную трубку, включил подачу воздуха и
блаженно заработал ногами.
     Залив  был  неглубоким,  и  Джеллико поплыл над песчаным дном в сторону
открытого моря. В прозрачной морской воде он чувствовал себя как дома:  ведь
то,  чего  он  боялся,  осталось  на земле. И ему подумалось: когда человек,
вернее, его далекий примитивный предок впервые покинул море и вылез на сушу,
то, наверное, он сделал это потому, что в воде ему что-то угрожало.
     На глубине сорока футов его левый ласт за что-то зацепился.
     Джеллико обернулся и увидел молодого человека с  забинтованным  плечом.
Лицо его было безмятежно спокойно.
     В  таких  случаях  Джеллико  всегда  использовал один и тот же прием --
удержание противника без воздуха под водой. К его удивлению, молодой человек
по имени Римо не сопротивлялся, когда Джеллико обхватил руками его  шею.  Он
был  спокоен,  из  его  рта  не поднимались вверх пузырьки воздуха. Джеллико
подержал его под водой для верности минут  десять,  потом  отпустил  и  стал
всплывать, довольный тем, что отработал свои сто тысяч долларов.
     Он  остановился почти у самой поверхности: что-то держало его за ласты.
Это был Римо. Он тянул его вниз, и, когда  его  лицо  поравнялось  с  маской
Джеллико,  он  улыбнулся  и  выдернул  у него изо рта дыхательную трубку, по
которой поступал воздух из баллона за спиной. Когда вода хлынула  в  легкие,
Джеллико  вдруг  пришла  неожиданная  мысль  о том, что ему так и не удалось
отделаться от той металлической кнопки. А потом ему послышалось, будто  Римо
прямо под водой произнес что-то вроде: "Вот так-то, дорогуша".
     Мистер  Гордонс  стоял  на  высокой  скале  над  заливом  и наблюдал за
подводным поединком, который хорошо просматривался в чистой морской воде.
     -- Не сработали ни вода, ни огонь, ни металл, -- тихо промолвил он.  --
Если  бы  мне  добавить творческого интеллекта! Необходимо усовершенствовать
компьютерную программу, которую я получил в аэропорту О'Хара, но как?
     В кустарнике, ярдах в пятидесяти, он услышал какое-то движение и,  хотя
не  видел,  что  это было, мог проследить по звуку. Звук перемещался быстрее
бегущего человека. Из кустов кто-то выскочил. В кимоно с  опаленными  полами
перед Гордонсом появился престарелый азиат.
     --  Мистер  Гордонс, почему вы преследуете нас? -- спросил Чиун. -- Чем
мы -- я и мой сын -- вам угрожаем? Скажите -- и мы избавим вас от опасности.
     -- Ваше существование представляет для меня опасность.
     -- Но каким образом? Мы не собираемся на вас нападать.
     -- Это только слова.
     -- Не только. Смотрите, я держусь от вас на расстоянии. Хотя вы  сейчас
и остались без презренных прислужников.
     -- Хотите напасть на меня?
     -- Нет, -- сказал Мастер Синанджу. -- Вы нападайте, если посмеете.
     -- Я уже атаковал вас. Через помощников.
     -- Теперь попробуйте лично.
     -- А вы -- личность?
     -- Да, и самая искусная.
     --  Я  так  и  предполагал.  А  откуда вы знаете, что тот, кто нападает
первым, выдает свои секреты и тактику и становится более уязвимым?
     -- А откуда это знаете вы -- белый человек?
     -- Такова моя природа. В соответствии с ней я и реагирую.
     -- Какая же это реакция -- револьвер и огонь?
     -- Я только  испытывал  свою  способность  действовать  творчески.  Мне
необходимо развивать творческое мышление.
     --  Спасибо,--  сказал  Мастер  Синанджу и исчез в густом кустарнике на
возвышающейся над заливом горе. Им с Римо не придется перекладывать  схватку
на плечи следующего поколения Мастеров Синанджу: мистер Гордонс выдал себя.

     ГЛАВА ШЕСТАЯ

     -- Мы атакуем, -- сказал Чиун.
     Римо  удивленно  пожал  плечами:  поблизости не было никаких врагов. Не
было их, собственно, и когда они вылетали со Святого Томаса, а Чиун и  тогда
бурчал:  "Мы  атакуем",  и в Центре космических исследований в Хьюстоне, где
Чиун тоже бормотал: "Мы атакуем". То же повторилось  в  НАСА,  в  отделе  по
связям с общественностью, где им сообщили:
     --  В  связи  с сокращением ассигнований работы по созданию творческого
компонента электронного интеллекта значительно сокращены. Эта тема не входит
в число приоритетных программ.
     -- Угу, -- сказал Чиун.
     -- На человеческом языке это  означает,  что  лабораторию  закрыли?  --
спросил Римо.
     -- В известной степени, да.
     -- А я сразу понял, о чем идет речь, -- сказал Чиун.
     -- Не ври, -- сказал Римо.
     Судя  по  полученной  от  чиновника  отдела по связям с общественностью
брошюрой, тот самый интеллектуальный компонент  был  разработан  в  местечке
Чейенн,  штат Вайоминг. К тому времени, когда их самолет приземлился, и Римо
и Чиун порядком утомились. Долгий перелет болезненно сказался на их  нервных
системах  --  более  совершенных,  а  потому  более  чувствительных,  чем  у
обыкновенных людей.
     Лаборатория   Уилкинса   представляла   собой    трехэтажное    здание,
возвышающееся  на  травянистой  равнине,  как  ящик  на полу пустой комнаты.
Наступили сумерки, и во всех окнах горел свет.
     -- Что-то не похоже, чтобы им урезали финансирование, -- заметил Римо.
     -- Мы атакуем, -- сказал Чиун.
     --  Какого  дьявола?!  Сначала  он  хочет  бежать,  потом,  когда   нас
преследует  мистер  Гордонс,  он  решает атаковать, а теперь я не знаю даже,
кого или что, собственно говоря, мы должны атаковать!
     -- Его слабое место. Он выдал нам его.
     -- Да видел я его слабое место! Он смешно передвигается. Если бы мне не
показалось, что там, в воде, в  заливе  Мэджен  был  мистер  Гордонс,  я  бы
разделался с ним еще на Святом Томасе. Ему удалось меня провести.
     -- Нет, -- сказал Чиун. -- Он воспользовался методом исключений. Против
нас не  сработали ни металл, ни огонь, ни вода, и об этом он узнал, ничем не
рискуя. Но, будучи чересчур самоуверенным, он заявил, что не оставит  нас  в
покое, и потому нам придется атаковать первыми.
     --  Но  ты  же говорил, что только грядущие поколения смогут обнаружить
уязвимые места мистера Гордонса.
     -- Мы -- то самое поколение. Там, на скале, он признался,  что  ему  не
хватает   творческого   интеллекта.   Здесь   строят   машины  с  творческим
интеллектом. Мистер Гордонс это знает.  Потому  он  и  хотел  заполучить  ту
штуковину,  которую  ты  дал ему в аэропорту. Теперь мы здесь. И мы атакуем.
Детали, конечно, ты можешь взять на себя.
     -- Ну, хорошо,  но  каким  образом  мы  подключим  к  атаке  творческий
интеллект?
     --  Я  в  технике  не  разбираюсь,  -- сказал Чиун. -- Я не японец и не
белый. Это -- по твоей части. Все белые знают толк в машинах.
     -- Если не все азиаты  знают  Синанджу,  то  почему  все  белые  должны
разбираться в машинах? Я, например, ничего в них не смыслю.
     -- Попроси кого-нибудь научить тебя. Ты быстро научишься.
     -- Я, правда, могу заменить свечу зажигания...
     --  Вот  видишь!  Я  же  говорю, что ты разбираешься в машинах, как все
белые. А помнишь, ты сумел запустить машину, которая показывала спектакль  о
нападении на кого-то?
     -- Там всего-то нужно было заправить ленту в проектор.
     --   А   сейчас  нужно  всего-то  сообразить,  как  Гордонс  собирается
использовать для нападения машину, которая создает творческий интеллект.
     -- Чиун, это же компьютер третьего поколения, а не кинопроектор.
     -- Мы атакуем! -- отрезал Чиун и двинулся к зданию.
     -- Послушай, а почему ты так уверен, что мы  обязательно  встретимся  с
этим Гордонсом?
     --  Ага!  --  воскликнул  Чиун  и  взялся  за кусок свинца, висевший на
ремешке у него на шее. -- Я уверен. Секрет здесь, внутри.
     Но больше Чиун не сказал ничего, потому что, хотя Римо и  разбирался  в
машинах,  как  все белые, но все-таки мог случайно сломать эту металлическую
кнопку, по которой их  отыщет  Гордонс.  Уж  лучше  подержать  эту  штуку  в
свинцовой оболочке, пока не придет время вызвать Гордонса.
     Когда  они  подошли  к парадной двери лаборатории, раздался хрипловатый
женский голос, огрубевший, по-видимому, от чрезмерного потребления  никотина
и коктейля "Драй Мартини":
     -- Кто там?
     Римо огляделся, но никого не увидел.
     -- Я спрашиваю, кто там?
     Не  похоже  было,  чтобы  голос  исходил  из  репродуктора, но когда он
прозвучал во второй раз, Чиун  обнаружил  источник.  Да,  это  был  все-таки
динамик,  но  весьма  качественный,  без обычных для репродукторов искажений
звука.
     -- Мастер Синанджу и его ученик, -- ответил Чиун.
     -- Положите ладони на дверь.
     Чиун прижал ладони с  длинными  ногтями  к  металлической  двери.  Римо
последовал его примеру. Он был настороже, ожидая возможного нападения сзади.
     -- Ага, вы потеете. Хорошо, можете войти.
     Дверь  скользнула вправо, открыв идущий в глубь здания светлый коридор.
Входя, Чиун и Римо обследовали глазами интерьер. Ни над дверью, ни по  бокам
от нее никого не было.
     В коридоре стоял странный запах, напоминающий атмосферу бара.
     Дверь за ними закрылась.
     -- Теперь отвечайте: кто вас прислал?
     -- Мы насчет программы творческого интеллекта...
     --  Я так и знала! Крыса, значит, не посмела явиться сюда сама. Сколько
он обещал вам заплатить? Я дам вам больше.
     -- Золотом? -- осведомился Чиун.
     -- Наличными.
     -- Если бы речь шла о золоте... Дом Синанджу сейчас как раз подыскивает
работу.
     -- Синанджу? Это, кажется, деревня в  Корее?  Одну  секундочку...  Ага,
вот:    Дом    Синанджу,   Северная   Корея.   Тайное   сообщество   наемных
убийц-ассасинов, известное исключительной жестокостью и готовностью  служить
любому  нанимателю.  Считается  первоисточником  всех  боевых  искусств,  но
фактических данных об этом очень мало. Ничего не  известно  об  используемых
методах.  Существует  предположение,  что это -- всего лишь древняя легенда,
сказка, которую китайские императоры использовали для устрашения  подданных.
Но ты, приятель, совсем не выглядишь таким уж страшным.
     -- Я -- всего лишь смиренное существо перед лицом вашего славного Дома,
о прекрасная  повелительница  машин, -- сказал Чиун и шепнул Римо: -- У нее,
скорее всего, нет золота. Бумажные деньги не бери.
     -- Я все слышала. Проходите. Похоже, с вами все нормально.
     Справа от них, в монолитной на  вид  стене,  плавно  отошла  в  сторону
раздвижная  дверь.  За столиком для коктейлей, спиной к полкам, заставленным
всевозможными спиртными напитками, сидела блондинка с  такой  фигурой,  ради
которой  любой  священник  в  момент  отречется от веры и сана. Мощные груди
выдавались впереди, громогласно заявляя о молочном  потенциале,  до  предела
растягивая белый халат. Тончайшая талия. Пышные бедра. Короткая голубая юбка
едва прикрывала их белизну.
     Наконец,  Римо  взглянул  ей в глаза и отметил, что они тоже голубые. И
покрасневшие.
     -- Что будете пить? -- спросила она.-- Садитесь!
     -- О, хрупкий душистый цветок, -- приветствовал ее Чиун, --  встреча  с
которым вызывает возвышенные чувства в наших скромных сердцах!
     -- Рад познакомиться, -- сказал Римо.
     --  Не  ври!  --  ткнула  она бокалом с мартини в сторону Римо. -- Тебе
нужна или моя грудь, или мои мозги. -- И, обращаясь к Чиуну, добавила: --  А
вот  ты  не такой. Ты -- настоящий. Скажи своему дружку-трепачу, чтобы он не
пытался вешать мне лапшу на уши.
     -- Этому несчастному не доступно подлинное чувство прекрасного.  Он  не
может  оценить  грациозность, воплощением которой вы являетесь, о прекрасная
леди!
     -- Ладно. Пусть только не распускает руки. Что будете пить? Эй,  мистер
Сигрэмс, поспешите с выпивкой!
     Из-за  бара к ним выкатилась тележка с напитками и тонко позванивающими
бокалами.
     -- Спасибо, -- сказал Чиун. -- Мне простой воды.
     -- И мне, -- сказал Римо.
     -- Где вы откопали эту мокрую курицу? -- обратилась она к Чиуну.
     -- Как вы правильно заметили, мне  не  легко  с  ним  приходится,  есть
определенные трудности.
     -- Трудности! Уж я-то знаю, что это такое.
     Среди   бутылок   и   бокалов   на   тележке  задвигались,  засуетились
металлические руки. Чтобы получить воду, они принялись  растапливать  кубики
льда.
     --  Эти  машины  доведут  меня  до  сумасшествия,  --  сказала  она. --
Программируешь их, перепрограммируешь снова и снова, стараешься, стараешься,
а они вытворяют черт знает что. Что мне нужно от мистера Сигрэмса? Чтобы  он
предлагал визитерам чего-нибудь выпить. Ну, я его так и запрограммировала. И
что  же?  Приходится  постоянно изменять программу. Или ты предлагаешь гостю
выпить, или нет. Вот и  все!  Так  нет  же,  все  время  возникают  какие-то
дурацкие проблемы.
     --  Как  я  вас понимаю! -- Чиун кивком указал на Римо. -- Но я считал,
что машины никогда ничего не забывают.
     -- Собственно говоря, дело не в самих машинах. Требуется весьма гибкое,
многовариантное программирование. Я -- доктор Ванесса Карлтон. Возможно,  вы
обо мне слышали.
     -- Ах, так вы и есть знаменитая доктор Карлтон! -- восхитился Чиун.
     Римо  посмотрел  в  потолок и зевнул. Чиун не только ничего не слышал о
докторе Карлтон, но и не подозревал о существовании таких имен, как  Ньютон,
Эдисон или Эйнштейн.
     --  Мы  связаны  с  программой беспилотных космических полетов, создаем
компьютерные компоненты, которые играют в полете роль мозга. Долейте-ка  еще
мартини,   мистер  Сигрэмс,  --  приказала  она,  и  с  тележки  протянулась
сверкающая никелем металлическая рука, взяла бутылку, поднесла ее к  бокалу,
плеснула две порции джина и тонкой струйкой добавила вермута.
     -- Не хотите ли перекусить?
     -- Неплохо бы немного коричневого риса, -- откликнулся Чиун.
     --  Эй, Джони Уолкер! Отварите немного коричневого риса. Сто граммов. И
чтобы на этот раз не слипся! Так на чем мы остановились?
     -- О том, что вы -- мозг программы беспилотных космических полетов,  --
напомнил Римо.
     --  Любая  программа  беспилотных  космических  полетов  --  ничто  без
компоста, -- добавил Чиун.
     -- Вы хотите сказать без компьютерных компонентов? Да, это так. Если бы
НАСА поручили готовить экспедицию Колумба, то они ради экономии вполне могли
выпустить в море корабли без рулей. Это точно.  А  мартини  хорош!  Ты  даже
вроде как стал посимпатичнее. Как тебя зовут?
     -- Римо. Я и трезвым нравлюсь.
     -- Я вовсе не пьяная, ты, придурок, -- сказала доктор Карлтон и сделала
еще один добрый глоток мартини. -- Так на чем мы остановились?
     --  На  том,  что  Колумб  отправился  открывать  Америку  без руля, --
подсказал Римо.
     На противоположной стороне комнаты открылась  дверь,  и  к  их  столику
подкатился  небольшой поднос на колесах. От двух стоявших на подносе тарелок
шел пар. Металлическая рука переставила их на столик.
     -- Черт побери! -- вскричала доктор Карлтон. -- Теперь рис подгорел! --
От удара ее ноги тележка с подносом отлетела в угол. -- Проклятье! Теперь вы
понимаете, почему я пью. Чертовы машины!
     -- Вы говорили о рулях, -- напомнил Римо.
     -- Ах, да! Ну, с этим так или иначе все  обошлось,  --  сказала  доктор
Карлтон,  расстегивая  верхнюю  пуговицу  на  блузке и выставляя на всеобщее
обозрение великолепную ложбинку меж грудей. -- Вы знаете, что они  отчудили?
Сначала  дали  мне тонну денег, чтобы я сделала это, купила то и испробовала
третье. Представляете, у меня здесь даже имеется готовая к  запуску  ракета.
Прямо  на  территории.  Моя  собственная  ракета.  Прямо  здесь. Они на этом
настояли. Да. Так вот они  дают  все  эти  деньги,  ты  набираешь  персонал,
закупаешь  материалы  и  приступаешь  к  делу.  И тут они говорят, что денег
больше нет, и тебе приходится рассчитать весь персонал, а материалы, которые
ты успела закупить, остаются тихо пылиться на полках. И так каждый раз. Чтоб
им провалиться!
     -- Конечно-конечно, -- поддакнул Чиун.
     Римо знал, что он  притворяется,  так  как  Мастер  Синанджу  ненавидел
западную псевдонауку и знания, особенно исходящие от женщин.
     --  Мы здесь по поводу творческих способностей машинного интеллекта, --
сказал Чиун. -- Как можно научить машину мыслить творчески?
     -- Ага, -- сказала доктор Карлтон. -- Пойдемте. Вы хотите  узнать,  что
такое   искусственный   творческий  разум?  Я  вам  покажу.  Это  связано  с
выживанием. -- Вставая с кресла, она ухватилась за руку Римо и не  отпускала
ее,  пока  они  не  оказались  в  зале размером с хороший стадион. До самого
потолка высились  приборные  панели  всевозможных  приборов,  причем  многие
циферблаты  и шкалы располагались так высоко, что Римо огляделся по сторонам
в поисках подъемных устройств, без  которых  невозможно  было  бы  считывать
показания.  Высота  куполообразного зала равнялась трехэтажному дому, и Римо
понял, что здесь расположены лишь приборы управления.
     -- Это друзья мои, мистер Даниэльс. Так я окрестила его: Джек Даниэльс.
Такого в космос не запустишь, а?
     Они вошли в зал. Слева, спиной к ним, лицом к приборам, стоял  человек.
Доктор  Карлтон  подкралась  к  нему сзади и носком правой ноги изо всех сил
ударила его пониже спины. Удар послал его к противоположной стене,  где  он,
ударившись лицом, грохнулся на пол.
     --  Не  стойте  на  дороге,  мистер  Смирнофф!  --  крикнула ему доктор
Карлтон. Человек в неловкой позе  остался  неподвижно  лежать  на  полу.  --
Ха-ха-ха!
     Смех  доктора  Карлтон  эхом  разнесся  по залу, как крик хищной птицы.
Обернувшись, она встретила удивленные взгляды Римо и Чиуна.
     -- Эй, -- поспешно сказала она, -- не принимайте это близко  к  сердцу.
Это не человек, это -- кукла по имени мистер Смирнофф. Мы используем его для
контроля  за  показаниями  приборов. Кто-то оставил его здесь, посреди зала.
Так о чем мы говорили? Ах, да -- о творческом интеллекте.
     Доктор Карлтон подошла к пульту. Римо и Чиун следовали за ней по пятам.
     -- Джек Даниэльс -- компьютер, -- сказала она. -- А знаете ли  вы,  что
такое синапс?
     Римо уставился в потолок, а Чиун сказал:
     --  Конечно,  мы  не  можем  сравниться познаниями с вами, выдающийся и
милостивый доктор. -- Прикрывая рот ладонью, он шепнул Римо на  ухо:  --  На
самом  деле  синапс  --  это  когда  по  телевизору рассказывают, о чем была
прошлая серия. Но пусть болтает и чувствует себя умнее нас.
     -- Синапс, -- продолжала  доктор  Карлтон,  --  это  парное  соединение
клеток  мозга.  В  мозгу человека их более двух миллиардов. От них и исходит
то, что мы называем интеллектом. Господин Даниэльс -- предел того,  что  нам
удалось  достичь. У него тоже два миллиарда синапсов. Если бы не транзисторы
и миниатюризация, он бы не  поместился  и  в  Центральном  парке  Нью-Йорка.
Транзисторы помогли уменьшить его до размеров городского квартала.
     --  Пусть  болтает,  --  прошептал  Чиун, -- но все равно синапс -- это
краткий пересказ.
     -- Чиун, ты говоришь о синопсисе, а не о синапсе, -- сказал Римо.
     -- Вы, белые, все заодно, -- буркнул Чиун.
     Ванесса Карлтон смотрела вверх, на панель контрольных приборов. Ее губы
сжались в линию, грудь поднималась и опускалась, точно пекущийся пудинг.
     -- Вы только посмотрите на  него,  --  злобно  сказала  она.  --  Дебил
размером с городской квартал. Кретин.
     -- Отправьте его обратно производителю, -- предложил Римо.
     --  Я  и есть производитель. В эту чертову громадину вложено все, что я
знаю.
     -- Может быть, вы знаете маловато?
     -- Нет, мальчики. Я знаю очень много. Я  --  талант  высшей  категории,
Менза-тип  интеллект  группы  "А",  имею сертификат. Интеллектом такого типа
наделены только гении.
     -- Была бы она на самом деле такая умная, знала бы, что такое на  самом
деле синапс, -- шепнул Чиун.
     Ванесса Карлтон не слышала его слов. Она продолжала говорить, обращаясь
больше к компьютеру, чем к визитерам:
     --  Знаете  ли  вы,  что такое гений? Если что-то невозможно, гений это
осознает. Высшее достижение моего разума состоит  в  том,  что  я  пришла  к
выводу: создание искусственного творческого интеллекта невозможно.
     -- Не понял, -- сказал Римо.
     -- Еще бы, это явно не твой профиль. Вот в постели ты, наверное, хорош.
Неплохо  бы  тебя испытать. Однако выбрось из головы мысли о сексе. Господи,
ну почему вас, мужчин, никогда не интересует ничего,  кроме  секса?  Сиськи!
Задницы! Это -- все, о чем вы думаете. Я пытаюсь тебе что-то растолковать, а
ты думаешь только об оргазме.
     --  Не  стоит  так  волноваться  из-за  него,  --  сказал  Чиун.  -- Он
необразован и бестактен.
     Ванесса Карлтон согласно кивнула.
     --  Короче  говоря,  --   сказала   она,   --   я   капитулировала.   Я
программировала   их   на   речь,   на  движение,  на  исполнительность.  На
приспособляемость. На способность к анализу. На выживание. Я продвинулась  в
этом  дальше,  чем  кто-либо  до  меня. Но создать искусственный интеллект с
творческими способностями так и не удалось.
     -- Ну и что? -- спросил Римо.
     Она возмущенно  тряхнула  головой,  удивляясь  тому,  что  она  считала
непроходимой тупостью.
     -- Ты, кареглазый, точно хорош, наверное, только в постели, поскольку в
остальном, похоже, не мастак.
     -- Зовите меня просто Римо.
     --  Прекрасно. А ты зови меня доктор Карлтон. Если бы мы могли встроить
творческий интеллект в компьютер космического корабля, тогда те три  пробных
непилотируемых  корабля,  которые  мы потеряли, функционировали бы и теперь.
Ведь   компьютер,   видите    ли,    прекрасно    справляется    только    с
запрограммированными ситуациями.
     --   А   капризы   погоды?  Неисправности?  Метеорные  дожди  и  прочие
губительные для космических кораблей факторы? Можно ли все предусмотреть? --
спросил Римо.
     -- И все же они предсказуемы. Переменные факторы самые предсказуемые из
всех. Требуется всего лишь запрограммировать различные варианты, и компьютер
будет знать, что делать в любом из этих случаев. Однако  невозможно  научить
машину  адекватно реагировать на что-то не заложенное в программу. Заставить
компьютер делать что-либо уникальное просто невозможно. Компьютер, например,
никогда не сможет выбрать из двух равных или нарисовать улыбку Джоконды.
     Чиун быстро шепнул Римо на ухо:
     -- Я знаю, это портрет жирной итальянки с глупой ухмылкой.
     -- Спасибо, Чиун, -- поблагодарил Римо.
     -- Или возьмем компьютеры, которые  играют  в  шахматы,  --  продолжала
доктор  Карлтон.  --  Вы можете ввести в их память миллион различных партий,
сыгранных тысячью разных гроссмейстеров. Но как только компьютеру встретится
соперник, который сыграет неординарно, который сделает такой ход, в  котором
есть  блеск,  ход,  которого  нет  в их программе, они тотчас пасуют. Они не
только не могут творить сами, но и не в состоянии нормально  функционировать
перед лицом творческого интеллекта. Ничтожества!
     Разговор  прервала  тележка  по  имени  мистер  Сигрэмс,  которая  тихо
подкатилась к доктору Карлтон и забрала у нее пустой бокал. Отмерив и смешав
новую порцию джина с  вермутом,  мистер  Сигрэмс  протянул  мартини  Ванессе
Карлтон. Та молча взяла бокал. Тележка дала задний ход и покатилась к двери.
Доктор Карлтон сделала долгий глоток.
     --  Ничтожества!  -- повторила она. -- Мой вклад в историю науки будет,
видимо, заключаться  лишь  в  следующем  утверждении:  способность  человека
творить  небезгранична.  Он  не  может  воссоздать  самого  себя. Интересный
парадокс, правда? Возможности человека безграничны, но  он  не  в  состоянии
скопировать самого себя. Это парадокс доктора Карлтон.
     -- О чем это она? -- спросил Римо.
     --  Тихо!  --  прошептал Чиун. -- Она учит нас, как бороться с мистером
Гордонсом.
     -- Хорошо, но если вы не можете, как вы  говорите,  создать  творческий
интеллект,  тогда что это была за программа, которую вы недавно скомпоновали
для НАСА? -- спросил Римо.
     -- Это было мое  высшее  достижение.  Творческий  интеллект  на  уровне
пятилетнего  ребенка,  своего  рода  неупорядоченный  интеллект.  Пятилетний
ребенок не в силах долго фокусировать на чем-либо свое внимание. Точно таким
же недостатком страдает и  моя  программа  творческого  интеллекта.  Она  не
годится  для  решения  специфических  проблем,  поскольку никогда не знаешь,
когда именно эта программа начнет проявлять свои  творческие  способности  и
начнет ли вообще.
     -- Зачем же она понадобилась нашему правительству?
     --  По  принципу "Почему бы и нет?". А вдруг повезет, и эта штука решит
использовать свои творческие способности в самый  нужный  момент  --  тогда,
когда   во  время  космического  полета  возникнет  какая-то  непредвиденная
проблема? Ого! Это может спасти весь проект. Может, конечно, и навредить, но
может и помочь.
     -- Вот эту программу они и отдали Гордонсу, -- сказал Римо.
     Бокал выскользнул из руки Ванессы  Карлтон  и  разлетелся  на  каменном
полу, залив мартини ее ноги, чего она даже не заметила.
     --  Что  вы  сказали?  --  спросила  доктор  Карлтон, вперившись в него
взглядом.
     -- Что это та самая программа, на которую наложил лапу мистер Гордонс.
     -- Не может быть, -- сказала она, как  бы  не  веря  своим  собственным
ушам. -- Не может быть. Не настолько же они тупы, чтобы...
     -- Именно настолько, -- беспечно подтвердил Римо.
     -- Да знают ли они, что наделали? Имеют ли они хоть какое-то понятие об
этом?
     --  Не  имеют,  -- сказал Римо. -- Точно так же, как и мы. Поэтому мы и
пришли поговорить о мистере Гордонсе. Что он из себя представляет?
     -- Мистер Гордонс -- самый опасный... человек на Земле.
     -- Он работал здесь?
     -- Можно сказать и так. И если они дали ему творческий интеллект,  хотя
бы  немного, он может выйти из-под контроля. Этот творческий интеллект может
подсказать ему, например, что надо перебить всех людей на Земле, потому  что
любой человек может в принципе представлять для него опасность.
     -- И что тогда?
     --  И  тогда погибнет много людей. Кстати, а сами-то вы кто? Вы ведь не
из НАСА?
     -- Позволь, я скажу, Римо. -- Чиун повернулся  к  доктору  Карлтон.  --
Нет,  милая  леди.  Мы  --  всего  лишь  двое  ничтожных  и  скромных людей,
восхищающихся вашим умом. Мы пришли, чтобы  послушать  вас,  простершись  во
внимании у ваших ног.
     -- Знаете, старина, что-то я перестаю вам доверять.
     --  Правильно,  осторожность  никогда не помешает, -- кивнул Чиун. -- Я
сам не доверяю никому моложе семидесяти. Но нам вы можете верить.
     -- Сперва объясните толком, кто вы  такие,  --  твердо  заявила  доктор
Карлтон.
     Римо решил перехватить инициативу:
     --  Мы  действуем  по  заданию  правительства.  Нам  поручено выследить
Гордонса и покончить  с  ним,  прежде  чем  он  наводнит  страну  фальшивыми
банкнотами. Для этого понадобится ваша помощь...
     Он остановился, заметив, что доктор Карлтон смеется.
     -- Что я сказал такого смешного? -- спросил Римо.
     -- Вам не удастся вывести из строя мистера Гордонса, -- сказала она, не
переставая смеяться.
     --  Возможно,  --  сказал  Римо.  --  Но  для  начала  вы,  может быть,
расскажете нам, где находится его типография? Если мне удастся добраться  до
нее...
     Теперь  доктор  Карлтон  хохотала вовсю, глаза ее были полны слез. Римо
попытался было вновь  заговорить,  но  едва  слышал  сам  себя,  заглушаемый
приступами смеха.
     --  Нам  не  до  шуток,  черт  побери! -- раздраженно воскликнул Римо и
взглянул на Чиуна.
     -- Мы здесь ничего больше не узнаем, --  сказал  ему  Чиун.  --  И  что
вообще  может  сообщить женщина, которая даже не знает, что такое синапс? --
Он выглядел разочарованным.
     Они направились  к  выходу,  сопровождаемые  взрывами  хохота.  Веселье
доктора  Карлтон  приобретало  уже  характер истерики. Они молча тащились по
коридору к металлической входной  двери.  Когда  они  подошли  к  раздвижной
панели, Римо вдруг сказал:
     -- Черт возьми, Чиун, так не пойдет!
     -- Что ты хочешь делать?
     -- Атаковать, -- ответил Римо. -- Атаковать. Подожди меня снаружи.
     Чиун  пожал плечами и вышел через автоматическую дверь. Оставшись один,
Римо бесшумно направился обратно в компьютерный зал.
     Дверь в зал все еще была открыта, но смеха не было слышно. Вместо этого
из зала доносились голоса. Женский голос принадлежал Ванессе Карлтон.
     --  ...  поменять  все   комбинации   кодовых   замков   и   установить
дополнительные электронные детекторы. Ты все понял?
     Отвечавший ей мужской голос звучал ровно и невыразительно:
     -- Я понял. Как пожелаете, доктор.
     -- Выполняй!
     Римо вошел в зал.
     Доктор  Карлтон  стояла  у контрольной панели, там же, где они оставили
ее, и беседовала с каким-то мужчиной в сером костюме. Римо посмотрел налево.
Человека-куклы (тоже в сером костюме), которого она сбила с ног, там уже  не
было.  Увидев  удивленные  глаза  доктора  Карлтон,  человек  в  сером резко
повернулся к Римо. Судорожно дернувшись, он сделал шаг вперед. У  него  были
ясные  глаза  и  какой-то  несфокусированный,  но  в  то же время неотвязный
взгляд. Да, лицо ничего не выражало, но Римо готов  был  поклясться,  что  в
глазах человека в сером горит ненависть.
     --  Нет,  нет,  мистер  Смирнофф, -- остановила его Ванесса Карлтон. --
Займитесь замками.
     Существо в сером костюме прошло мимо внимательно  наблюдавшего  за  ним
Римо. Серый двигался с осторожной неловкостью только что оправившегося после
паралича  человека,  который обнаружил, что не так-то просто совершать самые
естественные и необходимые движения. Каждый шаг, казалось, требовал от  него
усилия  воли. Отступив в сторону, Римо настороженно следил за руками мистера
Смирнофф,  опасаясь  нападения,  пока  не  сообразил,  что  глупо   пытаться
предугадать  намерения робота по характеру движений его рук. Мистер Смирнофф
молча, даже не взглянув в его сторону, проскользнул мимо и вышел.
     Подождав, пока закрылась дверь, доктор Карлтон сказала:
     -- И что теперь, кареглазый?
     -- Что хотите.
     -- Где твой друг?
     -- Ждет снаружи.
     -- Что вам известно о мистере Гордонсе?
     -- Только одно.
     -- Что именно?
     -- Он не человек.
     Ванесса Карлтон кивнула головой:
     -- Да, он -- не человек. Но для вас было бы лучше, если бы он был им.
     -- Вы занимаетесь производством роботов?
     -- Нет. Компонентов космических кораблей.
     Ванесса  Карлтон  поставила  на  стол  новый  бокал  мартини  и,  легко
перешагнув   через   осколки,  подошла  к  консоли  компьютера,  достала  из
небольшого  шкафчика  клубок   электрических   проводов   и   принялась   их
распутывать.
     --  Удобнее  было  делать их в форме гуманоидов, -- сказала она. -- Так
лучше представляешь себе те проблемы, с  которыми  могут  столкнуться  члены
экипажа  в будущей космической экспедиции. Заложенную в программу небольшого
металлического ящика задачу предстоит потом решать шестифутовым астронавтам.
Вот я и решила делать их в виде гуманоидов.
     -- А почему вы не придали эту форму  своему  бармену  на  колесиках  --
мистеру Сигрэмсу?
     --   Это  был  один  из  первых  экспериментов  по  разработке  систем,
реагирующих на человеческий голос.
     Вытягивая по одному проводку из пучка, она  складывала  их  на  длинный
стол перед панелью компьютера.
     --  Я  решила  эту  проблему. Постепенно удалось добиться того, что они
стали  не  только  слышать  и  понимать,  но  и  говорить.  Потом  я  начала
программировать  их на выполнение более сложных задач. Но... -- она печально
покачала головой, -- в них отсутствовало творческое начало. Ясно  как  день,
кареглазый,  что любая машина без этого ни черта не стоит. Мистер Гордонс --
вершина того, что мне удалось достичь.
     Римо присел на край стула, глядя на доктора Карлтон, раскладывающую  по
всей длине стола провода, на ее прыгающие при каждом движении труди.
     -- Какая разница между Гордонсом и, скажем, мистером Смирнофф?
     --  Как  между  днем и ночью, -- отвечала блондинка. -- Мистер Смирнофф
запрограммирован на выполнение моих прихотей.  Он  обязан  делать  все,  что
доставляет  мне  удовольствие. Это преданный механический дворецкий. Гордонс
-- совсем другой.
     -- А именно?
     -- Он одновременно и ассимилятор и производитель. Гордонс --  это  весь
американский  военно-промышленный  комплекс, сконцентрированный в нем одном.
Он может из чего угодно создать что угодно. Поставьте, например,  перед  ним
кресло,  и  он  сделает из него бумагу или, если захотите, точную копию того
дерева, из которого оно было сделано. Из любого  сырья  он  может  сотворить
дубликат  любого предмета. Кстати, свою человекоподобную форму он сам создал
из металла и пластика.
     Разобрав все провода, она присела на край стола, взяла один из них и  с
помощью липкой ленты стала прилаживать его конец себе к левому виску.
     --  Так в чем же его принципиальное отличие от других? -- спросил Римо.
-- Пока что мы знаем только, что  это  --  очень  сильный  робот  и  что  он
выглядит как человек. Но почему он преследует нас?
     Доктор  Карлтон  досадливо  потрясла  головой,  как  любой  специалист,
пытающийся растолковать что-то дилетанту:
     -- Все дело в его программе! Послушайте, как  это  было.  Правительству
потребовалась программа творческого интеллекта, а я не могла выполнить такой
заказ.  Тогда  правительство  собралось было закрыть нашу лабораторию. Нужно
было что-то придумать. И я дала им все, что смогла, -- выживание.
     -- Выживание?
     -- Вот именно. Мистер Гордонс запрограммирован на выживание. Его больше
ничего не интересует.
     Приклеив, наконец, левый электрод, она взялась за правый.
     -- Так вот, -- продолжала она, -- у  него  непонятно  почему  возникла,
очевидно,   мысль,   что   ты  и  твой  приятель  представляете  угрозу  его
существованию, и он решил избавиться от вас. Чтобы выжить. Повторяю, это  --
единственное, что его интересует и мотивирует все его действия.
     -- А как отреагировало правительство?
     --  Об этом я и думала и решила так: поскольку я не в состоянии создать
искусственный  творческий  интеллект,  то,  может   быть,   сумею   получить
практически  тот  же  результат,  если  научу  робота  выживанию. Собственно
говоря, именно для этого  и  нужен  творческий  интеллект  --  чтобы  помочь
космическому кораблю выжить. Вот я и подумала, что механизм выживания мог бы
сработать примерно так же, как и творческий интеллект.
     -- И?..
     --  И,  --  продолжила  она  с  горечью,  --  мне  не  удалось  убедить
правительство. Они не приняли мою идею и дали  мне  три  месяца  сроку:  или
программа творческого интеллекта должна быть готова, или нас закроют.
     Присоединив  электроды  к  вискам,  доктор  Карлтон начала пристраивать
третий -- к запястью.
     -- Возвратившись сюда,  я  объявила  персоналу,  что  мы  в  беде,  что
лабораторию, скорее всего, закроют. Мистер Гордонс слышал мои слова. В ту же
ночь он принял человеческое обличье и убежал. С тех пор я его не видела.
     -- А почему вы никуда не сообщили об этом, никого не предупредили?
     --  О  чем?  Не  забывайте,  что  мистер  Гордонс в то время был просто
машиной и ничем больше. И похож он был тогда на маслобойку,  укрепленную  на
больничной  каталке. Облик андроида он принял, как средство выживания, когда
решил смыться. С помощью  пластика  и  металла  он  полностью  изменил  свою
внешность.  Я  даже  не  знаю,  как он теперь выглядит. Вот почему я приняла
здесь такие строгие меры  безопасности.  Я  боялась,  что  ему  может  здесь
что-нибудь  понабиться,  и  он  может  вернуться  за этим, а мне бы очень не
хотелось пытаться ему помешать.
     Она закончила возиться с электродами на обоих запястьях и поманила Римо
пальцем:
     -- Иди-ка сюда, кареглазый!
     Римо подошел к столу.
     Ванесса, примостившись на краешке, обхватила его руками.
     -- Между прочим, и ты вполне можешь оказаться мистером Гордонсом. Нука,
сейчас мы тебя проверим...
     Она притянула его к себе, крепко поцеловала и откинулась назад на стол,
увлекая Римо.
     -- Сама не пойму, но что-то в тебе  есть  такое...  притягательное,  --
сказала  она.  --  Это,  конечно, не твой интеллект, а нечто возбуждающее на
уровне подсознания. Хочу быть твоей! Немедленно!
     Одним движением она расстегнула все  пуговицы  на  блузке,  подняла  до
талии подол юбки.
     -- Я нравлюсь многим женщинам, они прямо-таки загораются, как лампочки,
-- сказал  Римо.  --  Но  вы  с  вашими проводами вполне можете обойтись без
мужчины и включать себя прямо в сеть.
     -- Ничего, все эти провода -- как бы контрольный пульт на случай,  если
у  тебя что-то не заладится, как это бывает у каждого второго мужчины... Ну,
поехали!
     Римо пустил в ход свои опытные ласковые руки и... чуть было не свалился
со стола: по залу прокатился рев басовитого голоса:
     -- Левее!
     Римо огляделся по сторонам: в зале, кроме них, никого не было.
     -- Что за дьвольщина?
     -- Это компьютер, наш мистер Даниэльс. Он будет подсказывать тебе, если
что не так.
     -- Черт знает что!
     -- Ладно, поехали!
     -- Воистину, перед вашей нежностью и обходительностью не устоит мужское
сердце.
     -- Поменьше болтай и делай свое дело! Кстати, на кого ты работаешь?
     -- На правительство. Секретная служба, -- соврал Римо. -- Мы занимаемся
фальшивыми долларами мистера Гордонса.
     Снова пустив в ход руки, Римо решил, что не пойдет на поводу у какого--
то компьютера, и поэтому повел рукой не влево, а еще правее,  чем  в  первый
раз. Компьютер промолчал и даже довольно загудел.
     -- Ах, левее, да? -- бормотал Римо. -- Ну, это мы еще посмотрим!
     Он  продвинул руку еще правее. Тихое мычание компьютера перешло в стон.
Римо обнял другой рукой атласные бедра Ванессы Карлтон. Стон усилился.
     -- Да, да, так, хорошо! -- забасили динамики компьютера.
     Римо слился воедино с доктором Карлтон прямо на столе, и тут же на весь
зал загремел металлический рев компьютера:
     -- Изумительно! Изумительно! Сказка! Чудо!
     Римо стало не по себе. Не всякий любит заниматься любовью на публике. К
тому же мистер Даниэльс обладал  баритоном,  что  также  делу  не  помогало.
Разозлившись, Римо всерьез принялся за работу.
     -- Чудо, чудо! -- продолжал грохотать компьютер. Тембр его голоса начал
меняться  --  с баритона перешел на тенор, с тенора на сопрано, с сопрано на
фальцет... Темп все убыстрялся,  отдельные  звуки  начали  терять  четкость,
слова становились неразборчивыми.
     Слово "чудо" повторялось снова и снова, потом машина начала сбиваться:
     -- Чу-до-чу-до-ччу-ддо! Чу-до-чу! До-чу-до-чу!
     Тут компьютер разразился резким, неприятным смехом кастрата, переросшим
в визг.
     Римо выругался и сорвал провода с головы партнерши. Металлический вопль
компьютера  оборвался,  сменившись нежными стонами и лепетом доктора Ванессы
Карлтон:
     --...до-чу-до!А-а-а-а!О-о-о!
     Она  содрогнулась  и  так  счастливо  застонала,  что  Римо  захотелось
расцеловать ее. Вместе с чертовым компьютером. Высвободившись из ее объятий,
он отошел от стола.
     -- О, Римо, -- твердила она, -- такое наслаждение! Чудо! Это может даже
заменить алкоголь. Такое наслаждение!..
     Отвернувшись,  чтобы  привести  в  порядок  одежду, Римо поднял глаза и
увидел в дверях мистера Смирнофф. Он стоял,  молча  уставившись  на  доктора
Карлтон, которая лежала на столе, томно бормоча:
     -- Это было чудно, я так счастлива, мне так хорошо...
     Поправив одежду, Римо снова повернулся к ней:
     -- Ну, хорошо, так где мистер Гордонс держит оборудование для печатания
фальшивых денег?
     Вопрос вызвал у нее смех.
     -- Я ничего не знаю ни о каких фальшивых деньгах, -- сказала она.
     Смех  ее,  однако,  звучал неестественно. Римо решил до поры до времени
отложить обсуждение этого вопроса.
     -- Посоветуй, как с ним можно совладать? В чем его слабое место?
     -- Запомни, Римо: его интеллектуальные  способности  можно  сравнить  с
разумом  пятилетнего ребенка. Он вспыльчив и непоследователен. -- Она села и
начала приводить себя в порядок. --  В  этом  его  слабость.  Ты  бы  с  ним
запросто  разделался,  если  бы  эти  кретины  в  Вашингтоне не передали ему
программу творческого интеллекта.
     Он кивнул и собрался уходить.
     -- Римо! -- окликнула его Ванесса.
     Он оглянулся.
     -- А как он выглядит?
     -- Кто? Гордонс?
     Она кивнула.
     Римо описал ей мистера Гордонса: рост чуть больше шести футов,  светлые
волосы,   губы  тонкие,  глаза  голубые.  Он  еще  не  закончил,  когда  она
рассмеялась.
     -- Мне было интересно, чей облик он примет.
     -- Ну?
     -- Он взял за образец фотографию  на  моем  столе.  Гордонс  скопировал
облик моего отца.

     ГЛАВА СЕДЬМАЯ

     --  Мне  это  не  нравится,  --  сказал  задумчиво  Римо,  глядя в окно
"Боинга747", уносящего их на восток Штатов -- в Нью-Йорк.
     -- Что именно? -- спросил Чиун, безмятежно развалившись  в  крайнем  от
прохода   кресле,   придерживая  висящую  на  шее  свинцовую  штуковину.  --
Внимательно следи за этим крылом, -- быстро добавил он.
     -- Смитти опять вызывает нас в Нью-Йорк. Наверное, что-то очень важное.
     -- Почему ты так думаешь? Потому что нас вызывает император Смит? А что
важного, собственно, это может означать? Может быть, он просто снова  сходит
с ума? Если помнишь, он и раньше, бывало, терял рассудок. Например, когда он
был  в  месте,  называемом  Цинцинатти,  а ты пытался разыскать его в месте,
которое называется Питтсбург.
     -- Ну, ладно, ладно? -- сказал Римо. -- Лучше  не  будем  об  этом.  Во
всяком случае я рад, что ты снова согласился работать на него.
     -- А разве в этом кто-нибудь сомневался? Мы должны атаковать. Он нам за
это заплатит.  А  мы  что,  откажемся  от его золота? В этом случае мы будем
такими же безумцами, как и он, такими же, каким он был,  когда  находился  в
том месте, которое называется Цинцинатти, а мы в это время пытались...
     Римо постарался отключиться от монолога Чиуна и снова уставился в окно.
     Несколько  часов спустя они встретились со Смитом и убедились, что он в
здравом уме. Он ждал их в  подвальном  помещении  крупнейшего  нью-йоркского
банка. Лицо его вытянулось, а выражение было еще более кислым, чем обычно.
     -- В чем дело, Смитти? Что произошло? -- бодро приветствовал его Римо.
     -- Вы разузнали, где мистер Гордонс печатает свои фальшивки?
     Римо отрицательно покачал головой.
     -- Тогда у нас серьезные неприятности.
     --  А  когда  у  нас  их  не было? Вы не замечали, что при каждой нашей
встрече вот уже десять лет оказывается, что у нас неприятности. На  нас  все
время  обрушиваются  небеса.  Но  на сей раз неприятность, конечно же, самая
неприятная: ведь опасность угрожает Всемогущему доллару!
     Теперь наступила очередь Смита помотать головой.
     -- Нет, не доллару, -- сказал он, -- а вам.
     -- Вот видишь,  --  обратился  Чиун  к  Римо,  --  оказывается,  ничего
важного. Это всего лишь ты.
     По мнению Римо, это как раз и придавало делу весьма серьезный оборот.
     -- При чем здесь я? -- спросил он.
     Смит протянул ему листок желтой бумаги.
     -- Мы получили вот это, -- сказал он.
     Римо  взял  бумагу  и,  перед  тем  как  прочитать, ощупал ее кончиками
пальцев. Она была тонкая, тоньше луковой шелухи, но жесткая и прочная. Такой
бумаги раньше ему  держать  в  руках  не  приходилось.  Римо  ознакомился  с
содержанием:
     "ТЕМ, КОГО ЭТО МОЖЕТ КАСАТЬСЯ:
     "Привет"  вполне достаточно. Пожалуйста, имейте в виду, что если мне не
будет вручена голова того, кто в высокой степени вероятности является  Римо,
бумажные деньги в сумме одного миллиарда долларов будут разбросаны над одним
из  американских  городов  без  предупреждения.  Это  серьезное  обещание. Я
предложил  бы  Вам  выпить,  но  это  невозможно  по  почте.  С   наилучшими
пожеланиями, искренне Ваш, мистер Гордонс".
     Записка,  казалось,  была отпечатана на машинке, но если при машинописи
правая граница текста по вертикали получается неровной, то  в  этой  записке
эта  линия  была  абсолютно ровной, как будто текст предварительно отлили на
линотипе. Римо перевернул листок и заметил бугорки на обороте в тех  местах,
где на лицевой стороне были отпечатаны знаки препинания.
     -- Что вы об этом думаете? -- спросил Смит.
     --  Качественно  исполнено,  --  ответил Римо. -- Правое поле абсолютно
ровное. Посмотри-ка, Чиун! Абсолютно ровное поле.  Это  машинопись,  хотя  я
никогда  в  жизни  не  видел  пишущей  машинки,  на  которой  можно  было бы
выравнивать правую границу текста.
     -- Прекратите, Римо! -- рассердился Смит. -- Мы собрались здесь не  для
того, чтобы обсуждать, как мастерски Гордонс печатает на машинке.
     --  Вы  просто  завидуете  ему,  Смитти. Бьюсь об заклад: вы не сможете
напечатать ни одной страницы с такими ровными полями справа,  а  вот  мистер
Гордонс может. Над этим стоит задуматься: вам это тоже должно быть по силам,
так как оба вы -- роботы.
     Смит изумленно поднял брови:
     -- Роботы?!
     -- Да! Роботы! Бездушная нежить. Только он более совершенный робот, чем
вы, поскольку  в состоянии так печатать. А вы умеете только играть со своими
компьютерами. У вас, видимо, что-то сломалось, а, Смитти?
     -- Чиун, -- спросил Смит,  --  это  правда?  Гордонс  --  действительно
робот?
     -- Да, -- сказал Чиун. -- Мы давно знаем об этом.
     -- "Мы" знаем?! -- воскликнул Римо. -- Почему это "мы"?
     -- Поправку принимаю, -- сказал Чиун. -- Правильно, не "мы", а я.
     --  Вот  это да! -- сказал Римо. -- Ты, значит, знал? Расскажи ему, что
это я узнал и сказал тебе!
     -- Римо только подтвердил мои давние догадки.  Если  человек  ходит  не
по--  человечески,  говорит не по-человечески и поступает не по-человечески,
естественно предположить, что это вовсе и не человек.
     Заметив, что Смит смотрит на него, ожидая дальнейших разъяснений,  Римо
пожал плечами:
     --  Что  тут  скажешь?  Каким-то  боком  ко всему этому имеет отношение
доктор Ванесса Карлтон. Она делает всякие  компьютерные  штучки  для  ракет.
Гордонс  был у нее чем-то вроде компьютера, настроенного на выживание. Когда
он случайно услышал ее слова, что  лаборатория  будет  закрыта,  потому  что
правительство  прекращает  финансирование,  он  принял  человеческий облик и
сбежал оттуда. Потому что все, что он знает и умеет, связано с  единственным
вопросом  --  как  выжить? Ну, а потом наше тупое правительство передумало и
снова выделило ассигнования.
     -- Правительство и не думало менять своего решения, --  возразил  Смит,
-- оно прекратило финансирование исследований доктора Карлтон еще два месяца
назад,
     --  Какая  разница?  Так  или  иначе  этот  робот  сейчас  на  свободе,
соображая, что бы еще сделать, чтобы выжить. Он  считает,  что  это  просто.
Попробовал бы он выжить на месте домашней хозяйки -- при нынешних-то ценах!
     --  Я  думаю,  --  сказал  Смит,  --  что  с  точки зрения технического
устройства он андроид.
     -- Нет. Он -- робот, -- возразил Римо.
     -- Робот -- это машина, которая и выглядит как  машина.  Андроид  имеет
гуманоидное обличье и действует подобно человеку.
     -- Ладно, пусть будет андроид. Это решает проблему?
     --  Проблема -- в вас. Кроме меня, правда, никто не знает точно, ни кто
вы, ни чем  занимаетесь.  Но  кое-кто  в  Казначействе  из  тех,  с  кем  вы
встречались, считает, что мы должны дать мистеру Гордонсу все, что он хочет.
И это мнение имеет сторонников в окружении президента.
     -- А Форсайт? -- спросил Римо.
     Смит кивнул.
     Чиун  играл  с  трехпозиционным выключателем, включая то малый свет, то
большой, то выключая его вообще, так что комната периодически погружалась  в
полную темноту.
     --  А  если  президент  согласится?  --  спросил Римо. Смит молча пожал
плечами. Чиун выдрал выключатель из настольной лампы и зажал его в руке.
     -- Где предполагается вручить ему мою голову? -- спросил Римо.
     -- Она должна быть положена в урну, стоящую  возле  стойки  регистрации
билетов  компании  "Истерн  эйрлайнз" в аэропорту Далласа в любой день после
трех часов утра. Мистер Гордонс передал это Форсайту по  телефону.  Если  бы
вам удалось найти, где он печатает деньги!
     Прихватив с собой выключатель, Чиун двинулся к выходу.
     --  Римо,  --  позвал  он,  --  оставим  императора Смита наедине с его
думами!
     Взяв Римо за локоть, он вывел его из комнаты.
     -- Не стоит говорить с ним, -- шепнул он Римо. -- Он опять сошел с ума.

     ГЛАВА ВОСЬМАЯ

     Чиун настаивал на немедленной встрече с Форсайтом. Римо заявил, что ему
наплевать на этого Форсайта и век бы его не видеть.  По  мнению  Чиуна,  это
доказывало,  что Римо глуп и ни в чем не разбирается. Чего еще можно ожидать
от белого с его рыхлой комплекцией, смешными  большими  ногами  и  руками  с
толстыми запястьями.
     --  Недоумки  стараются поступать, как все. Они думают, что это придает
им силу. Но сколько ни собирай  вместе  дураков,  они  все  равно  останутся
дураками.
     -- Ну хватит, -- сказал Римо. Он решил прекратить беседу и уж во всяком
случае не говорить Чиуну, где находится офис Форсайта.
     Когда они сели в такси, Чиун сказал водителю:
     -- Отвезите нас в офис мистера Форсайта.
     -- Куда? -- переспросил водитель.
     -- В офис мистера Форсайта. Он -- важная шишка, вы должны его знать. --
Чиун наклонился  к  водителю  и доверительно шепнул: -- Он тоже белый, как и
вы.
     -- Слушай, приятель, не знаю я никакого Форсайта.
     -- А я его вам сейчас опишу. Он противный и глупый. Самый  противный  и
самый глупый.
     Водитель  оглянулся на Римо, в расчете на его помощь, однако тот ничего
не сказал.
     -- А какое в этом противном городе самое уродливое здание?  --  спросил
Чиун.
     --  Ну,  это  легче легкого. Для Казначейства построили здание, которое
выглядит, как мавзолей.
     -- Вот туда нас и везите, -- сказал Чиун, удобно располагаясь на заднем
сиденье. -- Где же еще, если не там, может находиться Форсайт?
     Здание Казначейства напоминало  склеп-мавзолей  потому,  что  оно  было
спроектировано  наподобие  гробницы Мавзолов, сооруженной в IV веке до нашей
эры. Имя его осталось в веках, поскольку  подобного  типа  сооружения  стали
называться мавзолеями.
     Чиун  подождал, пока Римо расплачивался с таксистом. Внутри их встретил
сидящий за столом охранник в форме.
     -- Мы ищем мистера Форсайта, -- сказал, подойдя к охраннику, Чиун.
     -- Не смеши человека, -- сказал Римо.
     -- Вам назначена встреча? Он ждет вас? -- спросил охранник.
     -- Всякий почтет за честь встретиться с  Мастером  Синанджу,  --  важно
изрек Чиун.
     -- С кем, простите?
     -- Передайте ему, что прибыл Мастер Синанджу со слугой.
     -- Слуга -- это я, -- пояснил Римо.
     -- А я -- Мастер Синанджу, -- добавил Чиун.
     -- Ну, а я тогда -- белый ферзь, -- сказал охранник. -- Убирайтесь!
     С  помощью  большого  пальца,  нажавшего охраннику куда-то под ключицу,
Чиуну удалось моментально урезонить охранника и заставить  его  позвонить  в
офис господина Форсайта.
     --  Сэр, -- сказал страж голосом, прерывающимся от боли, -- здесь внизу
находится господин, называющий себя каким-то мастером. Он желает  поговорить
с вами... Шизоидный кранк... Да, я подожду.
     -- А что это означает? -- спросил Чиун у Римо.
     -- Что?
     -- Ну, это, "шиферный кран", что ли...
     -- Это означает, что ты -- псих.
     Чиун  впился  взглядом в охранника, который вслух повторил услышанную в
трубке фразу:
     -- Мистер Форсайт не знает никакого мастера?
     Охранник беспомощно пожал плечами, подняв глаза на Чиуна.
     -- Скажите, что здесь находится  также  и  Римо,  --  посоветовал  Римо
охраннику.
     --  Здесь  находится  также некто по имени Римо, -- быстро проговорил в
трубку охранник.
     Он подождал с  минуту,  потом  облегченно  вздохнул  и  повесил  трубку
медленно  и  аккуратно,  потому  что  при  любом резком движении острая боль
пронизала не только плечо, но и всю верхнюю половину тела.
     -- Он примет вас.
     -- Чиун, оставь его в покое! -- попросил Римо.
     Чиун нажал еще разок и отпустил, наконец,  охранника,  который  тут  же
схватился  левой  рукой  за  правое  плечо  и стал усиленно массировать его,
пытаясь унять боль.
     -- Нет будущего у страны, в которой имя Римо служит пропуском, а Мастер
Синанджу не известен, -- проворчал Чиун.
     -- Ты же знаешь белых -- они всегда заодно, -- сказал Римо.
     -- Вот именно, -- крякнул Чиун, -- истинная правда!
     Форсайт ждал их в офисе на пятом этаже. Когда  они  вошли,  он  остался
сидеть за столом в огромном кабинете, но Римо простил ему отсутствие хороших
манер,  посчитав это уступкой хорошему вкусу: пока Форсайт сидел, над столом
была видна только его розовая рубашка  с  бордовыми  цветами.  Позже,  когда
Форсайт  поднялся,  Римо увидел такой же расцветки брюки, которые делали его
похожим на уличного торговца ракушками на Багамских  островах.  Для  полного
сходства  не  хватало только соломенной шляпы, которую Римо тут же заметил в
углу, на столике.
     -- Рад снова видеть вас, мистер Мастер, -- сказал Чиуну Форсайт.  --  И
вас. Римо, кажется?
     Римо не сомневался, что Форсайт прекрасно помнит его имя, раз речь идет
о его  голове,  которую  требовал мистер Гордонс, угрожая в противном случае
покрыть город сугробами из фальшивых банкнот.
     Чиун кивнул в знак приветствия. Римо не отреагировал никак.
     -- Чем могу быть полезен? -- спросил Форсайт.
     Римо взглянул на Чиуна, который  безмолвно  и  неподвижно  стоял  перед
столом Форсайта.
     Чтобы заполнить неловкую паузу, Римо сказал:
     -- Мы хотели узнать, как обстоят дела с мистером Гордонсом.
     --  О,  мы  пытаемся  выйти на его след. После того, как вы получили от
него в аэропорту эти пластины,  мы  ничего  о  нем  не  слышали,  --  соврал
Форсайт. -- Абсолютно ничего. Может быть, вам повезло больше?
     Вдохновенная ложь заслуживает достойного ответа.
     --  Мы  немного покопались в его биографии, -- сказал Римо. Чиун бросил
на него предупреждающий взгляд. Римо продолжал: -- Родом  он  из  небольшого
городка  в  штате Миссури. Его отец -- он давно умер -- был печатником. Мать
зарабатывала стиркой белья. Он учился  в  школе,  каким-то  образом  избежал
призыва   в   армию   и  отправки  в  Корею,  работал  учителем.  Увлекается
моделированием, любит смотреть по телевизору бейсбол и вышивать  гарусом  по
канве. Не пьет и не курит. Атеист.
     -- Здорово! -- с энтузиазмом воскликнул Форсайт. -- Просто удивительно,
как вы в столь краткий срок смогли узнать так много. Я просто поражен!
     Римо глупо улыбался в ответ на глупую улыбку Форсайта.
     Чиун продолжал молча взирать на человека за письменным столом.
     --  Может  быть, парни, совместными усилиями нам удастся изловить этого
Гордонса? -- с надеждой в голосе сказал Форсайт.
     -- Может быть, парень, -- сказал Римо. -- Полный  вперед!  Нам  это  по
силам, надо только дружно навалиться на весла. И так далее, и тому подобное.
     --  Точно,  --  сказал Форсайт. -- Прямо мои мысли! У вас, кстати, есть
где остановиться?
     Римо отрицательно помотал головой.
     --  Минуточку!  --  сказал  Форсайт  и  поднял  трубку.  Набрав   номер
гостиницы,  он  попросил позвать к телефону управляющего. -- Алло, Фредерик!
Это Форсайт. Только что в город прибыли  очень  важные  люди...  --  тут  он
подмигнул Римо, -- и я хочу, чтобы вы разместили их у себя на ночь. Дайте им
особенную  комнату.  Второй этаж. Вблизи центрального лифта... Это подойдет!
Забронируйте ее на имя мистера Мастера... Нет, лучше на имя мистера Римо. До
встречи, Фредерик.
     Довольно ухмыляясь, Форсайт повесил трубку.
     -- Итак: гостиница "Кэрол армз", номер  226.  Отличное  место,  ребята!
Передохните  слегка, а вечерком встретимся снова. Я вам позвоню. Может быть,
за это время появятся новости о  мистере  Гордонсе.  --  Он  улыбнулся  Римо
ободряющей улыбкой.
     Чиун продолжал молча смотреть на Форсайта.
     Римо согласно кивнул.
     Форсайт  встал  (вот  тут-то  и  Римо  увидел  его  штаны в цветочек) и
протянул руку сначала Римо, а потом -- Чиуну, но тот предпочел сделать  вид,
что не заметил ее, и продолжал пялиться на хозяина кабинета. Ладонь Форсайта
на мгновение повисла в воздухе, а затем опустилась.
     --  Ладно, парни, поговорим вечерком, -- сказал Форсайт. -- Мне в самом
деле было приятно встретиться с вами. Я  уж  было  беспокоиться  начал,  что
вдруг больше не увидимся. Но все же надеялся, честное слово!
     Он  сел, давая понять, что аудиенция окончена. Римо повернулся к двери.
Чиун бросил последний взгляд на Форсайта и последовал за Римо.
     Уже на выходе Римо посмотрел в висевшее на стене зеркало: рука Форсайта
змеей ползла к телефону. Пальцы выстукивали нетерпеливую дробь на столе.  Он
ждал, когда они выйдут, чтобы куда-то позвонить.
     --  Ты  был  очень  красноречив,  --  заметил  Римо, когда они вышли из
здания. -- Просто заговорил всех!
     -- Мне не о чем говорить с человеком, который смешно одевается.
     -- А тебе  никогда  не  говорили,  что  неприлично  так  таращиться  на
человека? Что ты в нем нашел?
     -- Я смотрел на его голову.

     ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

     Номер  в гостинице был идеальным капканом. Находился он в дальнем конце
коридора, возле лифта.  Пожарная  лестница  проходила  как  раз  мимо  окна.
Выдвижной  ее  конец  свисал  над  землей  так низко, что любой человек мог,
подпрыгнув, схватиться за нижнюю перекладину, а на площадке у  окна  комнаты
номер  226  можно было разместить целый взвод. И дверь, и окно комнаты легко
могли быть заблокированы.
     -- Чиун, это -- ловушка, -- сказал Римо, осмотрев помещение. Сбросив  с
ног легкие мокасины, он откинулся на кровать.
     --  Да, -- подтвердил Чиун. Его глаза остановились на стоявшем на столе
цветном телевизоре. Он быстро подошел и включил его. -- Ты знаешь --  я  уже
почти две недели не смотрю свои чудные истории!
     -- Лопни мои глаза, ты заметил, как он на меня смотрел?
     -- Конечно, -- сказал Чиун. -- Как на лакомое блюдо.
     Из хаоса линий на экране телевизора постепенно проступило изображение.
     --  А  зачем  тебе,  собственно  говоря,  требовалось  его повидать? --
спросил Римо.
     -- Мы атакуем мистера Гордонса. Нельзя позволять, чтобы  нас  отвлекала
от  важного  дела  эта  обезьяна  в  штанах  в цветочек, охотящаяся за твоей
головой.
     -- Интересно, -- подумал Римо вслух, -- неужели Форсайт явится за  нами
сам?
     Чиун щелкал переключателем каналов, питая слабую надежду, что, несмотря
на позднее  время,  где-то  возможно  все-таки  показывают  одну  из дневных
мыльных опер.
     -- Да, он придет сам, -- сказал он.
     -- Ты уверен?
     -- Уверен. Потому что твой мистер Форсайт -- идиот.
     Сколько ни крутил Чиун ручку переключателя, мыльных опер он  так  и  не
нашел.  По  всем  каналам  передавали  либо  новости,  либо  образовательные
программы для детей. Он с силой ударил по клавише выключателя и отколол край
пластмассового корпуса.
     -- Это -- страна идиотов, -- сказал он раздраженно. -- И с какой  стати
должен  мистер  Форсайт  отличаться от тебя или от тех идиотов в Вашингтоне,
которые проводят опросы и планируют ваши телевизионные программы? Ведь  ваше
правительство располагается в Вашингтоне, так?
     -- Так.
     -- Почему же тогда оно ничего не дает на телевидение? Их последнее шоу,
которое  они  передавали,  было  очень  забавным. Помнишь, там еще был такой
толстяк, который все задавал вопросы, и тот, что с  Гавайских  островов?  Он
очень  смешно  говорил.  Это  шоу  должно  было всем понравиться. Почему они
изъяли его из программы?
     -- Это было не  шоу,  --  объяснил  Римо,  --  а  трансляция  заседания
сенатского комитета, и когда оно закончилось, прекратились и передачи.
     -- Не шоу?!
     -- Нет.
     -- Они показывали, как работает ваше правительство?
     -- Да.
     -- Да поможет Америке Бог!

     Руководитель  группы  Фрэнсис  Форсайт, прикомандированный ЦРУ в помощь
Казначейству, не собирался ждать, когда Америке поможет Бог, поскольку,  как
правильно охарактеризовал его Чиун, он был идиотом.
     Как  только  Чиун  и  Римо  покинули его офис, он вызвал к себе старших
советников, которых взял с собой из ЦРУ, чтобы "сдать в архив это  дельце  о
фальшивых деньгах".
     Ожидая,  пока соберутся ассистенты, Форсайт сидел, закинув ноги на стол
и покуривая сигарету в длинном мундштуке со специальным водяным фильтром.
     Вошли двое и молча сели. Третий, входя, спросил:
     -- Чем займемся, шеф?
     -- Надо кое-кому отрубить голову, -- ответил, ухмыляясь, Форсайт.
     Он снял ноги со стола, швырнул сигарету в пепельницу  и  потер  руки  в
радостном  предвкушении  предстоящих  ночью  дел.  Он знал, что именно такие
непосредственные, оперативные действия у него получаются лучше всего. Они  и
создали  ему  соответствующую  репутацию,  благодаря  которой он продвигался
вверх по служебной лестнице.
     Во время Второй мировой войны он числился в составе американских  войск
в  Европе  в качестве офицера-шифровальщика. Однажды нацисты решили заманить
американцев  в  ловушку.  Разведка  американцев  перехватила   зашифрованное
сообщение  немцев.  Командир  части  передал  его  Форсайту,  который в свою
очередь отдал его для расшифровки  имевшемуся  в  его  команде  криптографу.
Минут  через  пять  ему сообщили, что генерал требует немедленно представить
ему  расшифрованное   сообщение.   Форсайт   буквально   выдернул   из   рук
дешифровальщика  бумажку  с  записью  перехвата  и листок с его неоконченным
"переводом" и поспешил в генеральскую палатку.
     По дороге он  попытался  закончить  декодирование  сообщения.  Представ
перед  генералом,  он  лихо  доложил, что в расшифрованном им радиоперехвате
немецкого сообщения говорится о том, что немцы намерены захватить два города
в качестве  плацдарма  и,  развивая  успех,  глубоко  вклиниться  в  занятую
американскими  войсками  территорию.  Главный удар будет нанесен по первому,
ближайшему к фашистам, городу. Так сказано в шифровке, заверил он генерала.
     Генерал срочно направил подкрепления в этот город, но  когда  они  туда
прибыли,  то  оказалось, что ударные немецкие части захватили совсем другой,
второй город. Оказавшись таким образом отрезанными  от  своих  главных  сил,
немецкая группировка сдалась окружившим их американцам.
     На  допросе  командир  окруженной  немецкой  группировки  не переставал
изумляться, как все-таки американцам удалось избежать ловушки.
     -- Какой  ловушки?  --  спросил  через  переводчика  допрашивавший  его
Форсайт.
     Фашистский  офицер объяснил, что ловушка строилась в расчете на то, что
американцы перехватят специально для этого составленное и легко  поддающееся
расшифровке сообщение.
     --  Мы  рассчитывали, -- объяснил он, -- что когда вы его перехватите и
прочтете, что первый город не заслуживает главного удара,  то,  естественно,
направите  свои  части  поддержки  во  второй  город, где мы их, заранее там
расположившись, и встретим. Вместо этого вы направили их в первый  город,  и
они оказались у нас в тылу. Как вам это удалось?
     --  Военная  хитрость,  --  ответил Форсайт, не желая признаваться даже
себе в том,  что  он  --  слишком  большой  болван,  чтобы  его  можно  было
одурачить.
     В  результате  Форсайт  получил  повышение, а после войны был принят на
работу в ЦРУ. Последовали дальнейшие успехи, по большей части  случайные,  и
вот  теперь,  много  лет  спустя,  он оказался за письменным столом в здании
Казначейства, чтобы спасти Америку от угрозы, которую  представляет  для  ее
экономики  массовый  выброс  в  обращение фальшивых стодолларовых банкнот, с
неподдельным удовольствием вспоминая славные денечки, когда он почти  что  в
одиночку боролся с нацистской угрозой и побеждал.
     Нацистов,  конечно,  уже  не было, зато появились другие враги. Один из
них -- мистер Гордонс. Судя по всему, этот расхлюстанный штатский типчик  --
Римо  -- тоже может быть причислен к лагерю противника. Ну, а если один враг
желает получить голову другого врага, то кому от этого плохо?
     Правда, у этого Римо  имеются  высокопоставленные  покровители,  но  им
совсем  не  обязательно  знать,  что  решение  о  выдаче головы Римо мистеру
Гордонсу  было  принято  им,  Форсайтом,  единолично,  без  согласования   с
начальством.  Во  всяком  случае  сам  он  будет  помалкивать,  если  только
останется от этого в выигрыше.  Ну,  а  пока  суд  да  дело,  Форсайт  будет
действовать  так,  как  он  считает  нужным  действовать  в  государственных
интересах.
     Вместе с помощниками Форсайт тщательно проработал все детали  операции,
назначенной  на  ближайшую  ночь. Азиат не в счет. Если он окажется у них на
пути, то его, конечно, тоже придется убрать. А вообще им нужно тело Римо,  а
вернее часть тела -- голова.
     Глаза  Форсайта  лихорадочно  блестели,  он  нервно  разминал  ладонями
заплывшие жиром щеки. Жир давно уже сгладил то,  что  было  когда-то  слегка
выдающимися скулами.
     --  Быстрота действий очень важна, -- говорил Форсайт, -- но еще важнее
правильный выбор времени. На нашей стороне фактор внезапности. Эти двое, как
подсадные утки, ничего не подозревают. Плевое дело! Встретимся в  проулке  в
23.55.

     -- Как насчет утки на ужин? -- спросил Чиун.
     -- Терпеть не могу утку, -- ответил Римо. -- К тому же может оказаться,
что ее  просто  не  успеют  хорошо зажарить до того, как Форсайт начнет свою
атаку.
     Чиун с сомнением покачал головой:
     -- Он не нападет раньше полуночи.
     -- Почему?
     -- Я уже объяснял. Он -- идиот, а идиоты всегда нападают в полночь.
     Самоуверенность старика начинала раздражать Римо. Лежа на  кровати,  он
старался  прикинуть  лучшее  время  для тайного нападения. Но, как ни крути,
выходило -- полночь.
     -- Так как же насчет утки? -- терпеливо спросил Чиун.
     -- Нет. Никаких уток! -- Римо схватил телефонную  трубку  и  заказал  в
номер рис и рыбу.
     Поужинав, Чиун предложил лечь спать.
     -- Завтра у нас будет, возможно, тяжелый день, -- пояснил он.
     Римо  кивнул.  Взяв  со  стола две пустые тарелки, он примостил одну на
верхнем углу рамы окна, выходящего на пожарную лестницу, а  вторую  просунул
вертикально в щель входной двери.
     Чиун молча наблюдал за его манипуляциями.
     --  Это  будет  чем-то вроде системы раннего предупреждения, -- пояснил
Римо.
     Чиун что-то буркнул себе под нос.
     Позже, когда был выключен свет и воцарилась тишина,  Римо  почувствовал
легкое  движение  воздуха,  но  слух его не уловил ни малейшего звука. Потом
послышался недовольный шепот Чиуна:
     -- Тарелки... А  почему  не  коровьи  колокольчики?  Или  осветительные
ракеты?  А  может  быть,  нанять  охрану,  чтобы  она предупредила нас об их
приходе? Фокусы! Все время его так и тянет на фокусы. Никак не может понять,
что суть искусства -- в его чистоте.
     Вынув тарелку из дверной щели и  сняв  другую  с  окна,  Чиун  тихонько
поставил их на краешек стола. Римо не видел Чиуна, хотя слышал его голос.
     Почти не дыша, Римо молча лежал на кровати.
     Удовлетворенный  тем,  что  теперь  они ничем не защищены от внезапного
нападения, Чиун свернулся калачиком на соломенной циновке в углу  комнаты  и
почти мгновенно уснул. Перед тем как заснуть, он тихо сказал:
     -- Спокойной ночи, Римо, я знаю, что ты еще не спишь.
     --  Да  как тут заснешь, когда в комнате такой шум и грохот? -- ответил
Римо.
     Нападение началось в ноль часов, ноль-ноль минут, сорок восемь секунд.
     Атаке предшествовал грохот прокатившегося по асфальту мусорного  бачка,
на  который  наткнулся  в  темноте  под  пожарной  лестницей кто-то из людей
Форсайта. Бачок пришелся кстати -- изловленный  и  поставленный  на  прежнее
место,  он  послужил  подставкой для одного из помощников Форсайта, который,
взгромоздившись на него, дотянулся до нижней,  выдвижной,  секции  лестницы.
Она  подалась  вниз со скрежетом, сравнимым разве что с лязгом, производимым
бортом корабля, трущегося об айсберг.
     Сам Форсайт, правда, этого шума не слышал. Сверив свои  часы  с  часами
тех помощников, которые не забыли взять их с собой, и прихватив третьего, по
имени  Ал,  Форсайт  проник в гостиницу через черный ход и, преодолев крутые
ступеньки лестничных маршей в тыльной части здания, поднялся на второй этаж.
Продвигаясь по коридору к комнате 226, Форсайт наткнулся на какой-то  столик
и сбил на пол вазу с пластмассовыми цветами.
     Оставив  ее  там,  куда  она откатилась, они с Алом осторожно подошли к
дверям комнаты  226.  Форсайт  стоял,  молча  сжимая  и  разжимая  кулаки  и
чувствуя,  как  кровь  приливает  к кончикам пальцев. Все теперь зависело от
кончиков пальцев. Именно  они  должны  подсказать  момент,  когда  он  будет
психологически  готов к броску. Он потер кончики пальцев правой руки о левую
ладонь.
     -- Ты не спишь, Чиун? -- тихо спросил Римо.
     -- Сплю. Хочу, чтобы меня убили во сне.
     -- Чего они ждут там под дверью?
     -- Кто знает? Может быть, они просто потирают кончики пальцев.
     Форсайт посмотрел на часы и начал потихоньку вставлять ключ  в  дверной
замок.  Он  не  сразу  попал в замочную скважину, поскольку не сводил глаз с
фосфоресцирующего циферблата своих наручных электронных часов "Таймекс".
     Стоящий позади него Ал нервно переминался с ноги на ногу. Он  переносил
вес сначала на правую ногу, потом на левую, потом снова на правую -- опять и
опять.  Чисто  случайно  ему  удалось  найти  это  единственно возможное для
человека положение, при  котором  он  находится  в  состоянии  неустойчивого
равновесия.
     Когда  секундная стрелка на часах Форсайта приостановилась на мгновение
на цифре одиннадцать, он весь напрягся  --  оставалось  всего  пять  секунд.
Вынул  из  пиджака  пистолет  32-го  калибра,  изрядно  поизносившийся за те
несчетные часы, которые проводил с ним Форсайт на тренировочных стрельбах  в
тире,  повернул в замке ключ, резко распахнул дверь и ворвался в комнату. За
ним ринулся его помощник. Форсайт резко остановился; не ожидавший  этого  Ал
налетел  на  него, и Форсайт, спотыкаясь и взмахивая руками, точно крыльями,
сделал еще несколько шагов вперед. В комнате стало светло от лампы, горевшей
в холле. Римо посмотрел на Чиуна и сожалеюще покачал головой. Остановившись,
наконец,  и  восстановив  равновесие,  Форсайт  увидел  Римо  в  кровати   и
ухмыльнулся. Лежащего в Углу на соломенной подстилке Чиуна он не видел.
     Форсайт  снова  ухмыльнулся,  ожидая,  что вот-вот в окне покажутся два
других помощника. Капкан захлопнется, и жертву  можно  будет  брать  с  двух
сторон, как берут насекомое пинцетом.
     Все  молча ждали. В комнате висела тишина. Стоящий рядом с Форсайтом Ал
чувствовал себя неуверенно и досадовал, что  Форсайт  не  разрешил  взять  с
собой  револьвер.  Шеф  настоял  на  том,  чтобы  никто, кроме него, не брал
оружия.
     Подождали еще. Наконец секунд через тридцать, по подсчету Римо,  что-то
скрипнуло  за  окном.  Поднявшиеся  по пожарной лестнице агенты изо всех сил
дергали окно, пытаясь поднять раму, но, будучи недавно покрашенной,  она  не
подавалась.
     -- О Господи! -- сказал Форсайт.
     --  Послушай,  приятель,  -- обратился к нему Римо, -- это смахивает на
налет.
     Голос Римо напомнил Форсайту о его долге и ответственности.
     Посчитав, что двое на пожарной лестнице теперь не нужны, Форсайт жестом
приказал им убираться. Прижавшись носами к стеклу, они пытались рассмотреть,
что происходит  внутри.  Форсайт  поднял  руки  над  головой,   замахал   на
пялившихся  в  окно  агентов  и  заорал "Проваливайте!" Римо видел, как они,
помешкав  секунду-другую,  пожали  плечами  и  отлепились  от  окна.   Через
несколько секунд внизу опять раздался скрежет опустившейся выдвижной секции.
Секундой  позже  скрежет  повторился: агенты спустились на землю, и лестница
поползла вверх, на свое место.
     Форсайт стоял неподвижно, глядя в окно, за которым  больше  не  маячили
силуэты его помощников.
     --  Давайте  скорее, -- поторопил Римо Форсайта, -- не ждать же мне всю
ночь!
     -- Я полагаю, вам хочется узнать, ради чего вам предстоит  умереть,  --
сказал  Форсайт.  Он  отвел  концы губ назад, растянув рот в тонкую полоску,
пытаясь изобразить улыбку.
     -- Разумеется, старина.
     -- Ваша смерть послужит на благо Соединенных Штатов Америки.
     -- Так это имеют в виду, когда говорят "выполни долг и погибни"?
     -- Правильно,  --  подтвердил  Форсайт.  Запоздало  спохватившись,  что
ктонибудь,  проходя  по  коридору,  может заглянуть в открытую дверь и найти
подозрительным вид человека, целящегося  в  другого,  он  бросил  Алу  через
плечо: -- Включи свет и закрой дверь.
     Ал включил стоявшую на столе лампу и направился к двери.
     --  Сначала  закрой  дверь!  -- рявкнул Форсайт. -- Свет потом. Сначала
дверь!
     -- Извините, шеф.
     Нагнувшись к лампе, Ал снова выключил ее и пошел  в  темноте  к  двери,
закрыл  ее,  вернулся и снова включил лампу. Форсайт тем временем возмущенно
сопел носом.
     В тот момент, когда Форсайта и Ала ослепил свет лампы,  Чиун  незаметно
встал  с  циновки.  Когда  Ал  подошел к двери, Чиун вытолкал его в коридор,
шепнув: "Иди домой, ты больше не нужен", и закрыл за ним дверь.
     Ал очутился в коридоре перед запертой изнутри дверью. Для  того,  чтобы
вернуться,  надо  было  постучать  в  дверь,  но  если  постучать, шеф может
отвлечься и потерять контроль над ситуацией. Ал решил,  что  лучше  тихонько
подождать.
     Чиун за спиной Форсайта подошел к столу и включил лампу.
     --  Молодец,  Ал, -- сказал Форсайт. -- Теперь ты все сделал правильно.
-- Он посмотрел на Римо. -- Ага, вы сегодня без старика-китайца...
     -- Нет, почему же, он здесь.
     -- Не ври, парень. Его постель не тронута.
     -- Он спит в углу, на полу.
     Взглянув, куда указывала рука Римо, Форсайт увидел в углу циновку.
     -- Он что, вышел?
     -- Нет.
     -- А где же он?
     -- Позади вас.
     Не оборачиваясь, с саркастической улыбкой  по  поводу  старого  и  всем
известного трюка, Форсайт, не сводя с Римо глаз, спросил через плечо:
     -- Ал, ты видишь китаезу?
     Ал  не  мог ответить, так как находился в коридоре, за дверью, и не мог
слышать вопроса.
     -- Черт побери. Ал, я к тебе обращаюсь!
     -- Здесь нет мистера Ала, -- сказал Чиун.
     Подпрыгнув, как от удара  током,  Форсайт  резко  обернулся  и,  увидев
Чиуна,  отскочил  к  окну,  чтобы  оказаться вне досягаемости и не выпускать
обоих из поля зрения.
     -- О, это вы! -- воскликнул он.
     -- Я -- всегда "я", -- подтвердил Чиун.
     -- Надеюсь, старина, мне не придется вас убить, -- сказал  Форсайт,  --
но  если  вы  шевельнете  хотя  бы  пальцем,  то я это сделаю. Без малейшего
колебания разнесу вас вот из этой штуки. -- Он кивнул на пистолет.
     -- Осторожнее, Чиун, -- сказал Римо. -- Ты имеешь дело с  хладнокровным
убийцей.
     Форсайт повернулся к Римо:
     -- Я собирался рассказать вам, почему вы должны умереть.
     --  Давайте  закругляться,  --  зевнул  Римо.  --  Мне еще надо немного
поспать.
     -- Вам предстоит очень и очень долгий сон, -- сказал Форсайт.
     -- Отлично.
     -- Но сперва я все-таки объясню вам, почему вы должны умереть. Я обязан
это сделать, -- продолжал Форсайт.
     Римо обреченно посмотрел на Чиуна, спокойно примостившегося на  краешке
стола.  Если  этот  идиот собирается говорить вечно, это отнюдь не означает,
что Чиун согласен вечно слушать его стоя.
     Форсайт  объяснял  тем  временем,  что  жизнь  Римо  --  цена,  которую
потребовал   мистер   Гордонс   за   свой  отказ  от  действий,  подрывающих
американскую экономику.
     -- И я пришел сюда для того, чтобы заплатить эту цену, -- сказал он.
     Да, он, Форсайт, в принципе против уступок  шантажистам,  но  в  данном
случае  приходится  учитывать  экстраординарные  обстоятельства и жертвовать
принципами.
     -- Я должен выполнить свой долг, -- сказал он твердо. -- Надеюсь, что и
вы, состоящий  на  государственной  службе,  также  выполните  свой  долг  и
добровольно,  без  лишнего  шума  уйдете  из жизни. Это -- выше нас обоих. Я
уверен, что вы не станете противиться.
     Форсайт замолчал, ожидая ответа. Тишину в комнате нарушало лишь  легкое
размеренное дыхание: Римо крепко спал.
     Форсайт растерянно взглянул на Чиуна.
     -- Как можно убить человека, который ничего не понимает? -- пробормотал
он.
     -- Очень легко, -- ответил Чиун, -- вот так.
     Правой  рукой  он  взял  со  стола  тарелку,  оставшуюся  после  ужина.
Удерживая ее большим, средним и указательным  пальцами  согнутой  кисти,  он
мягко  и  плавно  вытянул  руку  по  направлению  к Форсайту. Тарелка словно
прилипла к кончикам пальцев. В тот  момент,  когда  она,  казалось,  вот-вот
упадет на пол, запястье старика распрямилось с явственным щелчком, и тарелка
полетела в Форсайта со скоростью, которая делала ее невидимой.
     На  лету  тарелка  вращалась вокруг своей оси, издавая высокий жужжащий
звук.  Это  жужжание,  однако,  продолжалось  недолго,  лишь  долю  секунды:
последовал  глухой удар, и тарелка, врезавшись ребром в шею Форсайта, легко,
как диск циркулярной пилы, прошла насквозь.  Скользнув  по  спине  Форсайта,
тарелка, порозовевшая от покрывшей ее крови, упала на пол и разбилась.
     Глаза  Форсайта были все еще открыты, рот искривлен в последней попытке
что-то сказать, когда его тело, в котором уже не было жизни, рухнуло на пол.
Отдельно от  тела  и  долей  секунды  позже  за  ним  последовала  голова  и
откатилась к стене.
     Римо спал.
     Чиун  подошел  к  двери  и  открыл  ее.  По коридору взад-вперед нервно
вышагивал Ал.
     -- Шеф велел вам идти домой, -- сказал Чиун. -- Он остается.
     -- С ним все в порядке?
     -- Идите домой, -- повторил Чиун и закрыл дверь.
     Вернувшись в комнату, он подошел к голове Форсайта, поднял ее за волосы
с пола  и  стал  внимательно  рассматривать.  Так,  лицо,  правда,   немного
полновато,  но сходство есть... Используя ребро ладони -- сначала как топор,
а потом как скальпель, -- Чиун  начал  обрабатывать  голову,  чтобы  она  не
напоминала больше голову Форсайта и ее можно было бы принять за голову Римо.
     На  это  ушло  тридцать  секунд. Когда он закончил, переносица Форсайта
была сломана так, что в принципе напоминала переносицу  Римо.  Убрав  лишний
жирок  из-под  форсайтовских щек, Чиун добился того, что теперь они не очень
отличались от щек Римо с четко очерченными  скулами.  Сломав  кости  глазных
впадин,  Чиун  изменил посадку глаз, и они стали выглядеть почти так же, как
глаза Римо.
     Уши! Уши явно не те. Чиун еще раз взглянул на то,  что  минутой  раньше
было головой Форсайта, и повернулся к спящему Римо. У Римо мочек практически
не  было,  а у Форсайта они, наоборот, были предлинные. Очень подходящие для
типичного американца уши, решил Чиун, -- раз  они  по  большей  части  ведут
себя,  как ослы, то, естественно, должны иметь не только одинаковый с ослами
интеллект, но и ослиные уши. Пальцами и ногтями он начал перекраивать мочки.
Откинулся назад, вгляделся -- нет, не то!
     Двумя ударами ладони Чиун как ножом срезал все лишнее, оставив Форсайта
вообще без  мочек.  Сходства  конечно,  немного,  но,  может  быть,  сойдет.
Оставалось надеяться, что сойдет.
     Сняв со стола пластиковую скатерть, Чиун завернул в нее голову, засунул
узел в наволочку и, положив его на диван, огляделся. Обезглавленное тело все
еще валялось  посреди комнаты. Так не годится. Все сделанное потеряет смысл,
подмена  не  удастся,  если  наутро  здесь  обнаружат  обезглавленный   труп
Форсайта.  Об  этом  не замедлит сообщить пресса, которая постоянно трубит о
разных пустяках на потребу нации любителей всякой ерунды.
     Чиун подошел к окну, выходящему на пожарную  лестницу.  Слегка  щелкнув
ногтями  по  раме  справа  и  слева,  он уперся в нее указательным пальцем и
толкнул. Окно легко и плавно поднялось. Высунувшись наружу,  Чиун  посмотрел
вниз.  Там,  рядом  с  пожарной лестницей, стоял металлический контейнер для
мусора.
     Легко подняв с пола тело Форсайта, Чиун вылез через  окно  на  пожарную
лестницу.  Вынув  из  кармана  пиджака  бумажник Форсайта, он перевалил тело
через перекладину лестницы и слегка подтолкнул его. Оно полетело ногами вниз
и бесшумно угодило точно в контейнер, не задев его краев,  --  будто  кто-то
сплюнул в раковину умывальника.
     Чиун,  довольный  собой,  проводил  тело  взглядом. Если в какой-нибудь
газетенке и появится заметка об обнаруженном в мусорном ящике  трупе,  то  в
ней может быть сказано лишь то, что обезглавленный труп был найден под окном
гостиничного  номера,  который занимал господин Римо. Как раз то, что нужно.
Чиун прошел в ванную и спустил в унитаз бумажник Форсайта. Теперь на очереди
был валявшийся на полу пистолет. Орудуя длинными ногтями, Чиун вспорол  одну
из  диванных  подушек  и  глубоко  засунул  в  нее не пригодившееся Форсайту
оружие.
     Потом он поднял с дивана узел, взглянул напоследок на  спящего  Римо  и
вышел  из номера, беззвучно заперев за собой дверь, чтобы какой-нибудь жулик
не проник случайно внутрь и не нарушил бы отдых ученика.
     --   Хе-хе-хе,   старикан!   Что-то   рановато   ты   начал   разносить
рождественские подарки!
     Полицейский в аэропорту широко осклабился, обращаясь к Чиуну. В красном
кимоно, с мешком на плече старик смахивал на Санта-Клауса.
     --  Напрасно  стараетесь, это не смешно, -- с достоинством сказал Чиун.
-- Где здесь стол реанимации компании "Истерн эйрлайнз"?
     -- Стол реанимации?!
     -- Где выписывают целую кучу бумажек, хотя для  того,  чтобы  сесть  на
самолет, нужна только одна.
     --  А,  стол регистрации. Хе-хе! Вон там, старина! -- И полисмен махнул
рукой в другой конец зала.
     Напротив стойки компании "Истерн эйрлайнз" Чиун заметил урну. И тут  он
понял,  что  мистер Гордонс где-то рядом. Откуда исходило это ощущение, Чиун
не смог бы объяснить. Он чувствовал присутствие людей, потому  что  у  людей
был  пульс  жизни  со  свойственным  ему  ритмом. В отличие от людей, машины
издают колебания, они вибрируют. Мистер Гордонс  тоже  вибрировал.  Чиун  не
сразу понял, что это не человеческое биение жизни. Эти колебания он ощущал и
сейчас и чем ближе подходил к урне, тем отчетливее.
     Оглядевшись  и  убедившись,  что  за  ним никто не следит, Чиун опустил
мешок в урну.
     Исходившие от Гордонса колебания были теперь  столь  сильны,  что  Чиун
почувствовал: еще немного и начнет вибрировать его собственное тело.
     Где  бы  ни  находился Гордонс, понял Чиун, ясно, что он следит за ним.
Чиун изобразил па лице глубокую скорбь, приличествующую старому человеку при
прощании со своим учеником, а затем повернулся и тихо побрел, шаркая ногами,
к выходу из аэровокзала.
     Отойдя  метров  на  двадцать  от  стойки,  Чиун  ощутил,  как   ослабли
колебания,  исходящие от мистера Гордонса, резко повернулся и успел заметить
спину Гордонса, который с узлом в руке скрылся за вращающейся дверью другого
выхода.
     Чиун посмотрел в сторону стола регистрации: на том  месте,  где  стояла
урна, теперь валялись газеты, жестяные банки из-под напитков и окурки.
     Урна бесследно исчезла.

     ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

     Вернувшись в гостиницу, Чиун сразу же разбудил крепко спавшего Римо.
     -- Пошли, нам следует поискать другое пристанище.
     --  А  что с Форсайтом? -- спросил Римо. Оглядев комнату, он заметил на
полу запекшуюся кровь. -- Впрочем, неважно. Лучше скажи,  где  ты  был?  Чем
занимался?
     -- Определил твою голову в подходящее место, -- ответил Чиун и довольно
хихикнул.  Расценив  свою шутку, как юмор высокого класса, он решил, что она
заслуживает  повторения:  --  Определил  твою  голову  в  подходящее  место,
хе-хе-хе...
     --  Ладно, хватит! -- буркнул Римо, скатываясь с кровати. Поднявшись на
ноги, он увидел в  углу  комнаты  испачканную  кровью  тарелку.  --  Похоже,
тарелки все-таки пригодились? Теперь ты доволен, что я о них позаботился?
     -- Я передумал, -- сказал Чиун.
     -- Насчет чего?
     -- Твоей голове нет подходящего места, хе-хе-хе...
     Мистер  Гордонс  сидел  на  полу  маленькой, лишенной мебели комнаты на
другом конце города. Без каких-либо усилий,  совершенно  не  напрягаясь,  он
развел  в сторону руки, и на пол с глухим стуком упала окровавленная голова.
В воздухе, будто снежинки, заплясали перья из подушки, на пол стали медленно
оседать  пушистые  ворсинки  фланелевой  подкладки   пластиковой   скатерти.
Отбросив  в  сторону  рваную  наволочку  и  скатерть,  мистер Гордонс впился
глазами в кровавый ком на полу.
     -- Очень хорошо, -- произнес он вслух. С тех пор как он перенастроился,
использовав программу элементарного творческого интеллекта, разработанную  в
лаборатории  доктора  Ванессы Карлтон, он высказывал мысли вслух. Он пытался
понять, почему это делает,  но  полученного  интеллекта  не  хватало,  чтобы
понять:  пятилетние  малыши  разговаривают  сами  с собой не потому, что это
непосредственно связано с их интеллектом. Развивающийся мозг позволяет им на
этой стадии формирования личности осознать, что они представляют собой всего
лишь пылинки в огромном непостижимом мире, и это открытие  вызывает  чувство
одиночества.
     Подобного рода мысли были за пределами возможностей мистера Гордонса. А
коль скоро  их  у  него  не было, он и не догадывался о том, что они могли у
него быть.
     -- Очень хорошо, -- повторил он и дотронулся до мертвого лица.
     Голова на полу, несомненно, выглядела, как голова Римо. Азиат,  который
принес ее в аэропорт и которого, по всей вероятности, зовут Чиуном, выглядел
опечаленным.  Состояние  печали  характерно  для  того, кто теряет друга или
понуждает его расстаться с жизнью. Ему говорили о таких друзьях --  их  было
много  у  древних  греков.  Мистер  Гордонс не совсем четко представлял себе
смысл понятия "друг", но если друг  не  хочет  вас  потерять,  то  разве  не
логично  предположить,  что  он  должен помочь вам выжить? Да, решил он, это
было бы вполне логично. Эта мысль была интеллектуально творческой, и  мистер
Гордонс   порадовался  своим  успехам:  он  явно  прогрессирует.  Творческий
интеллект является средством выживания, а выживание -- это ведь самое важное
на свете. Друг тоже пригодился бы для выживания.  Надо  будет  завести  себе
друга. Но это потом.
     Сейчас  надо  внимательно  изучить  эту  голову.  Электронные  системы,
заполняющие  его  похожую  на  человеческое  тело   оболочку,   выдали   ему
изображение человека, имя которого с высокой степенью вероятности было Римо.
Высокие скулы. У этой головы скулы тоже выступают. Глубокосидящие темнокарие
глаза. Мистер Гордонс протянул руку и поднял веко. Да, глаза, действительно,
темно-карие  и, похоже, сидят глубоко в глазницах. Правда, его палец ощутил,
что кости глазниц повреждены, так что полной уверенности быть не могло.
     Пробегая пальцами по мягкому  лицевому  покрову  лежащей  меж  его  ног
остывшей  головы,  мистер  Гордонс  сравнивал  показания  своих  сенсоров  с
имевшимся в  его  электронной  памяти  анализом  изображения  Римо.  Никакой
разницы  он  не  находил.  Все  данные  обмеров,  которые производили пальцы
Гордонса, полностью  совпадали  с  данными,  которые  были  заложены  в  его
механический  мозг  во  время  контактов  с  тем, чье имя с высокой степенью
вероятности было Римо.
     Со щек пальцы мистера Гордонса переместились к ушам.  Они  были  сильно
повреждены.  Римо,  должно  быть,  отчаянно  сопротивлялся,  перед  тем  как
умереть. Возможно, что ему пришлось схватиться с тем  желтокожим  человеком,
чье  имя с высокой степенью вероятности Чиун. Мистер Гордонс пожалел, что не
видел этого поединка. Видимо, это было стоящее зрелище.
     Во время их первой встречи  Римо  нанес  повреждения  Гордонсу,  и  тот
сперва  даже  предположил,  что Римо тоже андроид. Теперь он считал иначе. В
конце концов, вот перед ним голова этого Римо. Одним глазом она невидяще, не
мигая, вперилась в Гордонса; другой глаз оставался плотно закрытым.
     Мистер Гордонс ощупал те места, где  на  ушах  у  людей  обычно  бывают
мочки.
     Уши  были  окровавлены,  изуродованы  и  обрезаны.  Кому  и  зачем  это
понадобилось?  Нанесенный  в  нос  удар  мог  бы  быть  смертельным.  Удары,
сломавшие  кости глазниц, тоже могли быть смертельными. Удары по мочкам ушей
не могут быть смертельными.  Такие  удары  могут  иметь  единственной  целью
обезображивание  трупа.  Стал  бы  старик, который выглядел таким печальным,
обезображивать голову того, чье имя  с  высокой  степенью  вероятности  было
Римо?
     "Нет.  Они  были  друзьями.  У  меня, -- мечтал мистер Гордонс, -- тоже
когда-нибудь будет друг. Разве стал бы я уродовать уши  своего  друга?  Нет.
Может быть, уши Римо обезобразил кто-то другой? -- Мистер Гордонс на секунду
задумался  над  таким  вариантом. -- Нет. Никто другой сделать этого не мог.
Его не смог бы убить никто, кроме того желтокожего старика. Только он.
     Почему же тогда изуродованы уши?"
     Мистер  Гордонс  использовал   все   возможности   своего   творческого
интеллекта,  пытаясь  решить  эту  проблему.  Ответа  на  этот  вопрос он не
находил. Возможно, здесь кроется какая-то опасность? Угроза  его  выживанию?
Надо  подумать  над  этим  еще.  Больше  исследований. Больше данных. Больше
интеллекта.
     Он подсунул два пальца под нижнюю часть правого уха, помял раздавленное
в кашицу мясо и нащупал что-то инородное. Это  "что-то"  имело  отличные  от
общей  массы  удельный вес, массу и плотность. Это "что-то", извлеченное им,
оказалось кусочком кожи. Он осторожно исследовал его пальцами. На  ощупь  он
не  отличался  от  остальной  кожи  головы. Поднеся его поближе к зрительным
сенсорам, он подсчитал количество пор на квадратном миллиметре этого кусочка
кожи, потом, нагнувшись к  голове,  произвел  аналогичные  подсчеты  в  трех
разных, выбранных наугад, местах на кожном покрове головы. Анализ полученных
данных  указывал  на то, что этот кусочек кожи был частью уха на той голове,
которая лежала у него между ног. Степень вероятности была весьма высокой.
     Мистер Гордонс тщательно обследовал ухо, стараясь  отыскать  то  место,
где  был  раньше  этот кусочек кожи. Ему повезло -- в одном месте он заметил
часть уха, очертания которой напоминали букву "V". Лоскут кожи  в  его  руке
имел  те  же  самые  очертания.  Мистер  Гордонс  стал  искать место на ухе,
очертания которого совпадали бы с конфигурацией лоскутка кожи.  Он  приложил
туда лоскуток, но если верхняя часть петли совпадала с ухом, то нижняя часть
повисла  в  воздухе.  Там  было  пустое  место.  Три  с половиной миллиметра
пустоты. Значит, ухо было укорочено, часть его была удалена. Он пригляделся.
Да, здесь должна была  быть  мочка.  Но  у  того,  кто  с  высокой  степенью
вероятности назывался Римо, на ушах мочек почти не было!
     Значит,  эта  голова  не  принадлежала  тому,  кого  с высокой степенью
вероятности можно было считать Римо!
     Вывод был логичным. Взглянув снова на голову, он попытался  распознать,
кому  же  она принадлежала, но у него ничего не вышло: он такого человека не
знал. Это, однако, было не важно; важно было лишь то, что эта голова не была
головой Римо.
     Следовательно, желтокожий старик  пытался  его  обмануть.  Когда-то  он
заявил,  что  не  будет  угрожать  выживанию  мистера  Гордонса,  но на деле
поступил как раз наоборот, и теперь он  тоже  должен  умерен.  Да,  человек,
которого с высокой степенью вероятности можно считать Чиуном, должен умереть
--  так  же,  как  и  человек, которого с высокой степенью вероятности можно
считать Римо. Мистер Гордонс позаботится об этом.
     Но на очереди и другие дела. Он должен разбросать, как  обещал,  деньги
над городом.
     И найти себе друга.

     ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

     -- Если вы станете моим другом, я угощу вас выпивкой. Согласны?
     Пилот   реактивного   лайнера   компании  "Пан-америкэн"  с  изумлением
воззрился на человека с невыразительной внешностью, стоявшего  перед  ним  с
большой картонной коробкой в руках.
     Капитан  Фред  Барнсуэлл собирался на свидание. Новая стюардесса весьма
прозрачно намекнула, что  он  ей  небезразличен.  Закончив  отчет  о  рейсе,
Барнсуэлл  закрыл  за  собой  дверь  офиса и направлялся домой на Манхеттен:
предстоял интимный ужин...
     Короче говоря, у  него  не  было  ни  желания,  ни  времени  на  пустые
разговоры  с  любителями  гражданской  авиации,  тем более -- с незнакомым и
немолодым мужчиной.
     -- Конечно, приятель, конечно. Я твой друг на всю жизнь.
     Невыразительный мужчина благодарно улыбнулся, но не сдвинулся с  места,
загораживая капитану Барнсуэллу дорогу в узком коридорчике, соединяющем офис
с главным терминалом аэропорта Кеннеди неподалеку от Нью-Йорка.
     --  О'кей,  приятель?  -- улыбнулся ему Барнсуэлл. Он уже опаздывал. --
Говори скорее, что ты хочешь.
     -- Хорошо, -- сказал мужчина. -- Поскольку вы теперь мой друг,  я  могу
обратиться к вам с просьбой об одолжении. Правильно?
     "Ну  вот,  начинается",  --  подумал Барнсуэлл. Опять к нему привязался
очередной забулдыга. Ну отчего они все время лезут к нему? Выражение лица  у
него такое, что ли?
     --  Конечно,  дружок,  --  сказал  он, однако опуская руку в карман. --
Сколько вам надо? Двадцать пять центов? Доллар?
     -- Мне нужен ваш самолет.
     -- Что?! -- воскликнул Барнсуэлл, прикидывая,  не  позвать  ли  стражей
порядка.
     -- Ваш самолет. Если об этом просит друг, то не так уж это, наверное, и
много?
     -- Послушай, парень, я не знаю, что ты задумал, но...
     -- Так вы не дадите мне свой самолет? Значит, вы мне не друг. -- Улыбка
сошла с его лица. -- Другу должно быть небезразлично мое выживание.
     --   Ну  все,  хватит!  Тебе  лучше  убраться  отсюда,  пока  не  нажил
неприятностей.
     -- Как вы думаете, найдется ли другой пилот, который захотел  бы  стать
моим другом и одолжил бы мне самолет?
     "И  чего  я с ним волынюсь? Наверное, я слишком снисходителен к людям",
-- подумал Барнсуэлл, но все же начал терпеливо объяснять:
     --  Послушай,  друг,  ведь  это  не  наши  собственные  самолеты.   Они
принадлежат  авиакомпании, а мы просто работаем на нее. Я, например, не могу
одолжить тебе самолет потому, что у меня просто нет своего самолета.
     На лице мужчины вновь появилась улыбка.
     -- Так, значит, вы все-таки мне друг?
     -- Да, -- сказал Барнсуэлл.
     -- А есть такие люди, которые имеют собственные самолеты?
     -- Конечно, частные пилоты. Маленькие самолеты видел? Почти все  они  в
частной собственности.
     --  А  захочет  кто-нибудь  из  них  стать  моим другом? Можно иметь не
одного, а двух друзей? Или еще больше?
     -- Конечно, конечно, можно. Кто сможет тебе отказать? -- Какую шикарную
историю расскажет сегодня Барнсуэлл стюардессочке перед тем, как снять с нее
трусики!
     -- Вы -- настоящий друг, --  сказал  с  улыбкой  мужчина.  --  Вот  вам
миллион долларов. Теперь мы друзья.
     Он  опустил  на  пол  картонную  коробку и открыл ее. Она была до краев
наполнена стодолларовыми банкнотами.
     "Здесь миллионы, если не  миллиарды,  --  подумал  Барнсуэлл.  --  Они,
разумеется,  фальшивые.  Мало  в  каком  банке  найдется столько наличности,
сколько этот псих таскает в картонной коробке".
     -- Ладно, ладно, приятель, -- сказал Барнсуэлл, -- мне не нужны деньги,
чтобы быть твоим другом. А, собственно, откуда они у тебя?
     -- Я их сделал.
     -- Сделал в смысле "заработал" или сделал в смысле "изготовил"?
     -- В смысле "изготовил", друг.
     -- Думаю, приятель, тебе лучше самому передать все это властям.
     -- Почему, друг?
     -- Они будут с тобой  не  так  суровы,  если  ты  явишься  с  повинной.
Правительство не любит, когда кто-то сам печатает деньги вместо него.
     -- И меня арестуют?
     -- Ну, может быть, не сразу, но им наверняка захочется тебя допросить.
     -- И вы советуете мне это сделать? -- спросил улыбающийся мужчина.
     -- Советую, дружок. Лучше пойти и во всем признаться.
     --  Нет,  вы -- не настоящий друг, -- сказал мужчина с улыбчивым лицом,
который вдруг перестал улыбаться.  Его  правая  рука  со  свистом  прорезала
воздух  и  соприкоснулась  с головой Барнсуэлла, отчего проломилась височная
кость, и капитан Барнсуэлл без промедления отправился  в  рай  для  пилотов,
полный очаровательных стюардесс.
     Мистер  Гордонс посмотрел на распростертое перед ним тело, не испытывая
никаких эмоций, кроме недоумения. В какой момент и почему  их  дружба  вдруг
прекратилась?
     Следующим,  кого  он  встретил, был небольшого роста жилистый мужчина с
испорченными зубами и выцветшей под  солнцем  всех  широт  пилоткой.  Хозяин
старенького ДС-4 с удовольствием согласился подружиться с мистером Гордонсом
и  не  стал  советовать  передать  деньги властям. Правда, предварительно он
убедился, что в коробке полно денег и что если даже они и фальшивые, -- а  у
него  имелся  кое-какой  опыт  с перевозкой фальшивых денег, -- то это самые
лучшие фальшивки из всех, какие он когда-либо видел.
     Ну, конечно, он с удовольствием прокатит господина на  своем  самолете.
Чего не сделаешь для друга! Деньги вперед. Две тысячи долларов.
     Когда  они  взлетели,  мистер Гордонс поинтересовался, какой из районов
города населен наиболее густо.
     -- Гарлем, -- сказал пилот.  --  Они  там  плодятся,  как  кролики.  Не
успеешь оглянуться -- хоп! -- еще один зверек.
     --  Нет, -- сказал Гордонс. -- Мне нужен район, населенный людьми, а не
кроликами. Я сожалею, что высказался недостаточно ясно.
     -- Все абсолютно ясно, приятель,  --  сказал  пилот  сидящему  рядом  в
кресле  второго  пилота  мистеру Гордонсу.-- Следующая станция -- угол 125-й
улицы и Ленокс-авеню!
     На подлете к Гарлему пилот  поинтересовался,  почему  у  его  пассажира
возникло желание поглядеть с воздуха на этот район.
     -- Потому что я хочу раздать деньги тем, кто живет там.
     -- Ничего путного из этого не выйдет, -- сказал пилот.
     -- Почему?
     --  Да  потому, что они понакупят новых "кадиллаков" и зеленых замшевых
ботинок и дело с концом. И плакали твои денежки.
     -- Я должен. Я обещал. Прошу вас, друг, опуститесь пониже  и  пролетите
на  малой  высоте  над  Гарлемом  --  кроличьим  заповедником,  как  вы  его
называете.
     -- Будет сделано, приятель.
     Пилот увидел, что мистер Гордонс поднял коробку и направился  к  правой
двери  дряхлого  самолета,  построенного  лет двадцать пять назад. Если этот
чокнутый откроет дверь, то может статься, что не деньги, а он сам упадет  на
Гарлем.
     Мистер  Гордонс  распахнул дверь. Пилот почувствовал, как упругая струя
воздуха ворвалась в самолет и заметалась  по  салону.  Он  повернул  самолет
правее,  а затем заложил крутой вираж через левое крыло. Сила инерции должна
выбросить пассажира из дверного проема за борт самолета.
     Но ничего не  произошло.  Пассажир  по-прежнему  стоял  перед  открытой
дверью.  Примостив  рядом  с собой картонную коробку, он нагнулся и принялся
пригоршнями выбрасывать за борт банкноты.  Покосившись  через  плечо,  пилот
увидел,  как  подхваченные  воздушными  потоками  бумажки  скользнули  вдоль
фюзеляжа, а затем начали рассеиваться по сторонам  и  заплясали,  постепенно
снижаясь, в небе предрассветного Гарлема.
     Пилот  еще  раз  повторил маневр, надеясь сбить своего нового "друга" с
ног, но тот как ни в чем не бывало продолжал утреннюю раздачу денег.
     Снова и снова повторял пилот свои попытки, но мистер Гордонс стоял,  не
меняя позы, у двери и разбрасывал деньги. Наконец коробка опустела.
     Оставив  дверь  открытой,  пассажир  вернулся в пилотскую кабину. Пилот
смотрел на него с благоговейным страхом.
     -- Сколько же денег ты расшвырял? -- спросил он, изо всех сил  стараясь
выглядеть беззаботно.
     -- Один миллиард долларов.
     -- Надеюсь, дружище, ты оставил кое-что и для меня?
     --  Вы  -- не мой дружище, а я-не ваш. Вы пытались сделать так, чтобы я
выпал из самолета, и тем самым причинить мне вред. Следовательно, вы мне  не
Друг.
     --  Друг,  друг! Я -- твой друг! -- завопил пилот, когда мистер Гордонс
стащил его с кресла и поволок к открытой двери. -- Ты  не  умеешь  управлять
самолетом!  Ты  разобьешься!  -- крикнул он, вылетая из открытой двери, и, в
отличие от денежных банкнот, полетел к земле напрямую.
     Самолет слегка клюнул, Гордонс быстро вернулся  в  кабину  и  уселся  в
кресло  пилота.  Почему считают, что вести самолет трудно? Все очень просто,
чисто механически. Во всяком случае это выглядело именно так, когда он повел
самолет  обратно  к  аэропорту  Кеннеди.  Правда,  он  ничего  не  знал   об
авиационных  правилах  и, проигнорировав доносившиеся из наушников тревожные
крики авиадиспетчеров, без заходов приземлился на главной взлетно-посадочной
полосе  и  подрулил  к  одному  из  терминалов.  В  него  чуть  не  врезался
приземлившийся  на  той  же  полосе огромный "Джамбо-джет", который пронесся
рядом, подняв такую воздушную волну, что самолетик  Гордонса  чуть  было  не
потерял управление. Гордонс слышал, как кто-то кричал в наушниках:
     --  Боже,  что  случилось  с  этим ДС-4? Герман, чтоб ты провалился, ты
поплатишься своими правами!
     Мистер Гордонс понял, что сделал что-то не так, и теперь власти захотят
рассчитаться с ним. К приземлившемуся самолету подбежали какие-то люди. Это,
видимо, были особого рода полицейские, потому что на них была  синяя  форма,
островерхие  фуражки  и  бляхи.  Внимательно  присмотревшись  к  деталям, он
заложил данные в свой электронный мозг и оглядел салон, приспособленный  под
перевозку  грузов  --  немногие оставшиеся кресла были обтянуты грубым синим
сукном.
     Когда трое полицейских поднялись на борт самолета, там никого не  было.
Они самым тщательным образом обыскали самолет, не поленившись даже заглянуть
под   кресла   с   рваной  обивкой.  Позднее  к  ним  присоединились  другие
полицейские, в штатском, но никто не обратил внимание на то, что полицейских
в синей форме стало не трое, а четверо.  А  немного  позже  мистер  Гордонс,
трансформировавший  синюю  форму  полицейского в синий же двубортный костюм,
преспокойно вышел через главный вход аэропорта на улицу.
     Придется написать еще одно письмо, в котором  он  потребует  не  только
голову  Римо,  но  и  голову того, кого с высокой степенью вероятности зовут
Чиуном. Если этих людей оставить в живых, то не известно, сможет ли  он  сам
выжить   в   Америке.   Надо   придумать   такую  угрозу,  которая  заставит
правительство выполнить его  требование.  Для  этого  потребуется  весь  его
интеллектуальный потенциал.
     И  это хорошо. По крайней мере, его компьютеры переключатся, наконец, с
неотвязно преследующего его вопроса: почему у него  не  ладится  с  дружбой?
Может быть, некоторым просто не суждено иметь друзей?

     ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

     -- Наша хитрость не сработала, Чиун, -- сказал Римо, развернув вечерний
выпуск газеты.
     Через   всю  первую  страницу  шел  заголовок,  напечатанный  огромными
буквами, будто бы речь шла о конце света:
     "ГАРЛЕМ ЗАСЫПАН ДЕНЬГАМИ".
     В статье рассказывалось о том, как на улицах  Гарлема  ночью  появились
груды  денег.  Здесь  же  была помещена фотография с изображением нескольких
стодолларовых  банкнот.  Пока  фотокорреспондент  этой  газеты  добрался  до
Гарлема,  на  улицах  не  осталось  уже  ни одной купюры, однако, заглянув в
винный магазин, он получил  возможность  сфотографировать  целую  кучу  этих
банкнот. Образцы банкнот были внимательно изучены двумя управляющими банков,
которые подтвердили, что они настоящие.
     Автор  статьи  пришел  к  выводу: на улицы Гарлема был выброшен, по его
прикидке, миллиард долларов, и за этим кроется некий заговор, коварный  трюк
властных  структур, рассчитанный на то, чтобы отвлечь черных от борьбы за их
справедливые требования.
     Само появление статьи подавалось как результат достойных похвалы усилий
работников редакции их настойчивости и профессионализма.
     Заметка появилась уже через два часа после того,  как  стало  известно,
что  "в  Гарлеме  какая-то  заварушка". В течение этих двух часов в редакции
работали  над  разоблачительным  материалом,  который  должен  был  по  идее
потрясти  читателя  своим  драматизмом.  Сообщалось,  что в Гарлеме началась
всеобщая забастовка, что никто не вышел  на  работу  и  что,  хотя  никакого
специального  заявления  пока не сделано, однако всем ясно, что акция хорошо
организована  и  является,  по  сути  дела,  выражением  массового  протеста
чернокожего  населения  против  расовых предрассудков и дискриминации и всех
форм показного либерализма Когда оказалось, что подоплекой гарлемской  смуты
были  неизвестно как очутившиеся на улицах этого района кучи бумажных денег,
редактор смахнул в ящик стола все то, что было  написано  и  подготовлено  к
печати  на  тему "всеобщая забастовка в Гарлеме". Ничего, это еще очень даже
может пригодиться в другой раз.
     Представители  Казначейства,  когда  их  прямо  спросили  о  гарлемских
деньгах,  ответили, что они изучают этот вопрос и пока не готовы ответить на
него
     -- Мы атакуем, -- сказал Чиун
     -- Я был почти уверен, что наша хитрость сработает и  он  поверит,  что
это -- моя голова, -- сказал Римо.
     --  Я  думаю,  он  обнаружил  внутри черепа какое-то содержимое и сразу
догадался, что это голова принадлежит не тебе,-- хихикнул Чиун.--  Итак,  мы
атакуем!
     Разговор  этот  проходил  в такси по дороге в аэропорт. Через несколько
минут они уже были в самолете, направляясь  в  Чейенн,  штат  Вайоминг,  где
располагалась лаборатория доктора Карлтон.
     На  следующий  день  на  стол  перед  доктором Харолдом В. Смитом в его
кабинете в санатории Фолкрофт легли две растревожившие его бумаги.
     Первая из них представляла собой письмо, которое выглядело так,  словно
оно  было  отпечатано  в  типографии.  Под  письмом  стояла  подпись мистера
Гордонса. Оно было направлено в Федеральное бюро расследований, где сразу же
попало на стол директора, тот переслал его в канцелярию президента, а  после
этого оно оказалось в самом секретном из всех секретных учреждений. В письме
просто  сообщалось, что если мистеру Гордонсу не будут выданы головы Чиуна и
Римо,  то  он  подкупит  командование  американских   военно-воздушных   сил
стратегического   назначения,  заплатив  каждому  по  миллиону  долларов,  и
использует их вооружение для того,  чтобы  взорвать  несколько  американских
городов.
     Второй   документ  был  вырезкой  из  газеты.  В  ней  сообщалось,  что
руководитель  знаменитой  лаборатории  Уилкинса,  разрабатывающей  различные
компоненты  и  оборудование для космических кораблей, объявила о том, что ее
сотрудниками  создана  абсолютно  новая  программа  творческого  интеллекта.
Впервые   в  истории  применений  компьютеров  для  управления  космическими
кораблями они смогут действовать самостоятельно.
     "Новая программа творческого интеллекта несравнима с той, которая  была
создана  в  нашей  лаборатории  ранее, -- заявила доктор Карлтон. -- Это все
равно  что  сравнивать  гения  с  дебилом.  Имея  эту  программу  на  борту,
космический  корабль  сможет безошибочно реагировать на любые непредвиденные
ситуации, которые могут возникнуть в космосе".
     Доктор Карлтон заявила также, что эта программа  будет  установлена  на
борту космической ракеты, которая будет запущена через два дня.
     От  Римо  и Чиуна не было ни слуху ни духу, но Смит знал, что они живы,
поскольку Гордонс осуществил  свою  угрозу  и  сбросил  на  Гарлем  миллиард
долларов. По всей вероятности, они не поладили с мистером Гордонсом, а иначе
с  чего  бы  последний  вздумал ужесточать свои условия, требуя теперь еще и
головы Чиуна?
     Смит повернулся вместе  с  креслом  и  посмотрел  в  окно  со  стеклом,
непроницаемым  для  взглядов  снаружи.  Накатываясь  одна за другой на берег
залива Лонг-Айленд, волны мягко били в песок  пляжа  санатория  Фолкрофт,  в
местечке Раи, штат Нью-Йорк. Он отсидел в этом кресле уже больше десяти лет.
Десять лет работы на КЮРЕ. Римо с Чиуном, так же как и он сам, неотделимы от
этой  организации. По его вытянутому лицу пробежала тень. Смит поднял руку и
задумчиво  потер  гладко  выбритый  подбородок.  Неотделимы?  Римо  и   Чиун
неотделимы?  Он  медленно  покачал головой. Нет таких людей, которые были бы
незаменимы. Даже сам президент --  единственный  человек,  который  знает  о
существовании  КЮРЕ,  -- тоже не является незаменимым. Президенты приходят и
уходят. Остается страна, нация.
     Письмо мистера Гордонса потрясло его. Именно он, Смит, должен  доложить
президенту  альтернативные  варианты решения, а ведь это новый, лишь недавно
вступивший в должность президент. Кто знает, что он надумает? А что, если он
просто скажет, чтобы мистеру Гордонсу заплатили запрашиваемую цену?  Но  это
было  бы  неверным шагом. Уступка шантажисту лишь поощряет его на дальнейший
шантаж, и так без конца. Мы все должны против этого бороться. Должны.
     Но годы государственной службы давно уже научили Смита, что "мы должны"
далеко  не  всегда  означает  "мы  будем".   Если   президент   распорядится
пожертвовать  Чиуном  и  Римо, то Смиту останется лишь придумать способ, как
передать их головы мистеру Гордонсу.
     Этого требует долг. А как же дружба? Разве она ничего не  значит?  Смит
снова посмотрел на лижущие песок волны и принял решение. Прежде чем он сдаст
Римо  и  Чиуна, он сам попытается уничтожить Гордонса. Вообще говоря, сказал
он себе,  это  не  имеет  ничего  общего  с  дружбой.  Это  лишь  правильное
административное  решение.  Однако  он не мог объяснить себе, почему, приняв
решение не выдавать Римо и Чиуна без борьбы, он  почувствовал  удовольствие,
тогда  как никакие из принимавшихся им ранее административных решений такого
чувства не вызывали.
     Он снова повернулся в кресле к  столу  и  перечитал  заново  вырезку  с
заявлением  доктора  Карлтон.  Программа творческого интеллекта. Ведь это то
самое, что так нужно мистеру Гордонсу! Если он получит такую программу,  его
уже  нельзя  будет  остановить.  Зачем  было  объявлять во всеуслышание о ее
создании? Разве доктор Карлтон, творец мистера Гордонса, не  понимает,  что,
прочитав  это  заявление,  Гордонс  очертя  голову ринется в ее лабораторию,
чтобы выкрасть программу?
     Он прочитал статью еще раз.  Ему  бросились  в  глаза  отдельные  места
заявления:  творческий  интеллект,  дебил,  гений, выживание... Из этих слов
сложилось нечто такое, что положило конец его раздумьям.
     Харолд В. Смит подвинул к себе телефон. Через несколько минут у него на
столе уже лежал список всех пассажиров, которые в этот день  зарезервировали
себе  места  на самолеты, вылетающие в штат Вайоминг, а также на те, которые
совершают  в  этом  штате  транзитную  посадку.  Под  каким  именем  мог  бы
зарегистрироваться  мистер  Гордонс?  Он  запрограммирован  на  выживание, а
поэтому вряд ли воспользуется собственной фамилией. Выбирая себе  псевдоним,
люди  обычно  сохраняют  инициалы. Поступит ли таким образом и Гордонс? Смит
начал медленно просматривать список пассажиров,  намеревающихся  вылететь  в
этот  день в район Чейенна. В нем было семьдесят фамилий. Его скользивший от
фамилии к фамилии палец остановился почти в самом его конце, "м. Андрю".  Он
так  и  знал!  Он так и знал! Ну конечно же, это мистер Гордонс! Он составил
псевдоним, использовав свой единственный инициал и переделав слово "андроид"
в фамилию "Андрю". Вот так!
     Смит вызвал секретаршу, и она тут же заказала ему  билет  на  следующий
самолет  до  Вайоминга. Запуск ракеты назначен на завтрашнее утро, и Гордонс
будет там к этому времени. А Римо и Чиун, наверное, уже там.
     А теперь к ним присоединится и доктор Харолд В. Смит.

     ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

     Идея использовать доктора  Карлтон  в  качестве  приманки  принадлежала
Чиуну.
     --  Нападая  на  человека,  надо  узнать,  чем  он особенно дорожит, --
наставлял Чиун своего ученика. -- А дорожит  он  больше  всего  тем,  в  чем
нуждается.
     -- Но Гордонс -- не человек, -- возразил Римо.
     --  Помолчи.  Неужели не понимаешь? У всего есть своя потребность. Если
ты захочешь перегородить реку, разве ты будешь строить плотину  на  равнине,
где  река  просто обогнет преграду и потечет дальше? Конечно, нет. Ты будешь
строить плотину там, где реке нужно прокладывать путь между горами. У  всего
своя потребность. Понял?
     Римо  угрюмо  кивнул.  Он знал по опыту, что если согласиться сразу, то
можно иногда  избежать  очередной  бесконечной  истории  Чиуна  о  вороватых
китайцах. На этот раз, однако, это не помогло.
     --  Много  лет  назад,  --  начал  Чиун,  --  у  вороватых китайцев был
император, который  был  просто  никудышным  даже  для  такого  народа,  как
китайцы.  Этот  император  нанял  Мастера  Синанджу, который оказал ему одну
услугу, но император отказался за нее платить. Он поступил так потому, что с
типичным для китайца высокомерием считал, что закон для него  не  писан.  Он
утверждал,  например,  что  он  --  "Солнечный  император"  и что ему должны
поклоняться, как Солнцу...
     --  Все  ясно,  --   прервал   его   Римо,   --   твой   предшественник
прокомпостировал его билет по жизни.
     --  Не  в этом суть истории, -- отвечал Чиун и терпеливо продолжал свой
рассказ: -- Так  вот,  этот  император  жил  в  замке,  окруженном  высокими
стенами,    многочисленной   стражей   и   всякими   хитрыми   устройствами,
предназначенными для охраны покоя и жизни императора...
     -- Для твоего предшественника это было, конечно,  детской  забавой,  --
снова перебил его Римо.
     --  Возможно.  Но  от него зависело благополучие его деревни, и поэтому
мой предшественник не мог рисковать своей жизнью. Так что же он сделал, этот
мой предшественник? Может быть, он вернулся домой, в Синанджу, и сказал:  "О
горе!  У  меня  ничего  не  получилось.  Шлите детей домой, в море"? Ибо так
поступали люди в Синанджу, когда наступал голод. Они вывозили детей к морю и
опускали их в воду, говоря при этом, что "посылают их домой". На самом  деле
люди  знали,  что  они  не  посылают  их домой, а топят, потому что их нечем
кормить. Синанджу, как тебе известно, -- очень бедная деревня и...
     -- Помилуй, Чиун! Я все это уже слышал.
     --  Так  вот,  этот  предшественник  не  сказал:  "У  меня  ничего   не
получилось".  Он  пораскинул  мозгами  и  понял,  какая  у  императора  была
потребность. Этот император не мог, конечно, сидеть из года в год за стенами
замка. Он был тщеславен и считал, что если он будет все  время  отсиживаться
во  дворце,  то  его  жуликоватым подданным придется туго, так как (он был в
этом уверен) они не смогут сами собой управлять.  У  него  была  потребность
чувствовать  себя  важным!  И  скоро  наступил  день, когда император открыл
ворота дворца для того, чтобы люди могли приходить к нему со своими жалобами
и просьбами. Тогда мой предшественник покрыл свое  лицо  грязью,  одолжил  у
нищего его рваное платье...
     -- Не заплатив за это, бьюсь об заклад, -- вставил Римо.
     --  Потом  он  вернул  его.  Если вещь возвращается, то за нее не нужно
платить.  Он  проник  во  дворец  под  видом  нищего,  и  когда   император,
развалившись   на   троне,   удовлетворял   свою  потребность  править,  мой
предшественник схватил его за горло и сказал, что пришел за платой.
     -- И одним императором стало меньше, -- подхватил Римо.
     -- Нет. Император тут же заплатил ему. Он  дал  ему  много  драгоценных
камней  и  большое  количество монет, сделанных из золота. И у жителей нашей
деревни снова была еда, и не надо было посылать детей "домой".
     -- И все это благодаря тому, что у императора была потребность править?
     -- Правильно.
     -- Рад за твоего предшественника.  А  теперь  скажи,  какое  это  имеет
отношение к мистеру Гордонсу?
     --  Он  думает,  что  для выживания ему необходим творческий интеллект.
Если мы ему скажем, где он может его получить, то он обязательно  отправится
туда. Вот тогда-то мы и атакуем!
     -- Ты считаешь, что это сработает?
     -- Слово Мастера Синанджу!
     --  Очень  хорошо, -- сказал Римо, -- но я все-таки настаиваю, чтобы ты
дал мне возможность схватиться с ним один на один.
     -- Понятно,  --  сказал  Чиун.  --  Как  видно,  у  тебя  тоже  имеется
потребность -- тебе позарез надо быть глупым.
     Все  остальное  время Чиун молчал, пока они не оказались перед доктором
Карлтон в ее кабинете, в лаборатории Уилкинса. Она обрадовалась их приходу.
     -- С тех пор как ты ушел, -- сказала она Римо, -- я  только  о  тебе  и
думала.  А  ты, оказывается, жутко нервный. Мне пришлось потратить целых три
дня на ремонт Джека Даниэльса. Боже, что ты натворил с его транзисторами!  И
с моими тоже.
     -- А, ерунда, -- сказал Римо, -- ничего особенного.
     --  Особенное  тоже  было,  -- сказала она, приглаживая па пышной груди
белую нейлоновую блузку.  --  Можешь  поучиться  у  этого  человека,  мистер
Смирнофф, -- сказала она, глядя мимо Римо. -- Ты вроде бы считаешься машиной
удовольствий, а на деле не стоишь и прыщика на его пятке.
     Римо  обернулся.  Андроид  -- господин Смирнофф молча смотрел на них из
угла комнаты. Наблюдал ли он? Слушал? А может быть, он просто стоял в  углу,
выключенный,  как  холодный  электрический  утюг?  Но  тут Римо заметил, что
мистер Смирнофф, словно  бы  соглашаясь  с  тем,  что  ему  говорила  доктор
Карлтон,  кивнул.  Затем  его  глаза шевельнулись в орбитах и встретились со
взглядом Римо. Тот повернулся к Ванессе Карлтон.
     -- Если честно, ты, действительно, кое-чего стоишь, кареглазый...
     -- Да, да, конечно, -- прервал ее Чиун, -- но мы пришли сюда по важному
делу.
     -- Я никогда не обсуждаю дел без выпивки. Эй, мистер Сигрэмс!
     В дверь вкатилась самоходная  тележка  и,  выполняя  заказ,  изготовила
двойную  порцию сухого, очень сухого, коктейля мартини. Доктор тут же отпила
изрядный глоток. Тележка покатилась прочь.
     -- Теперь выкладывайте, что у вас там!
     -- Вы объявите  о  создании  качественно  новой  программы  творческого
интеллекта, -- сказал Римо.
     Доктор Карлтон рассмеялась:
     -- А вы пройдетесь по потолку!
     --  Вы  должны  это  сделать, -- сказал Римо. Чиун поддержал его кивком
головы. -- Нам это нужно, чтобы заманить сюда Гордонса.
     -- Именно этого я и не хочу. Я больше не контролирую  действия  мистера
Гордонса. Я не знаю, что он сделает, если сюда заявится. Мне лишняя головная
боль  совершенно  ни  к  чему. Как вы думаете, почему я поменяла всю систему
запоров на входах? Нет уж, спасибо!
     -- Вы меня не так поняли, -- сказал Римо. -- Мы не просим  вас  сделать
такое объявление -- мы приказываем вам.
     Чиун молча кивнул, подтверждая сказанное Римо.
     -- Это что -- угроза?
     -- Вот теперь вы нас поняли правильно.
     -- А почему вы считаете, что я испугаюсь?
     --   А   вот   почему,  --  сказал  Римо.  --  Правительство  перестало
финансировать ваши исследования. Вы тем не менее продолжаете свою работу так
же беззаботно, как и раньше. На что? На какие деньги? Готов поставить четыре
цента  против  ваших  двух,  что  на  фальшивые  деньги  мистера   Гордонса.
Правительство очень не любит тех, кто сам печатает доллары.
     Доктор Карлтон сделала еще один большой глоток и села за свой стол. Она
начала  было говорить, потом остановилась на полуслове, глотнула еще мартини
и, наконец, сказала:
     -- Ну, хорошо.
     -- Что "хорошо"? -- спросил Римо. -- Возражения снимаются?
     Она кивнула.
     -- А все-таки что навело вас на  мысль  запрограммировать  Гордонса  на
изготовление фальшивых банкнот?
     -- Ах ты кареглазый поганец, так ты, значит, блефовал?
     Римо пожал плечами.
     --  Я  не  программировала  его  на  изготовление  фальшивых  денег, --
запальчиво сказала Ванесса. -- Однажды я  проводила  совещание,  на  котором
обсуждались  наши  финансовые  проблемы.  Я  сообщила,  что  нас  собираются
закрывать. Помнится, я еще сказала, что если бы у нас были деньги, то мы  бы
выжили. Деньги означают выживание. Что-то в этом роде.
     Она сердито допила бокал и снова вызвала мистера Сигрэмса.
     -- Среди присутствовавших был и мистер Гордонс. Он слышал мои слова и в
ту же  ночь сбежал. На следующий день он прислал мне кипу фальшивых банкнот,
написав в сопроводительной записке: "Это поможет Вам выжить".
     -- С фальшивками, выполненными  столь  безукоризненно,  это,  наверное,
было не трудно, -- заметил Римо.
     --  Вначале  они были совсем не идеальны. -- Она подождала, пока винная
тележка наполнит ее бокал. Но я отсылала их обратно со  своими  критическими
замечаниями,  пока,  наконец,  у  него  не  стали  получаться  банкноты,  не
отличимые от настоящих.
     -- Ну, хорошо,  теперь  ему  не  отвертеться.  Сегодня  же  вечером  вы
объявите  о  создании  новой  программы  творческого интеллекта. Не забудьте
упомянуть, что собираетесь ее опробовать и с этой  целью  запускаете  отсюда
послезавтра ракету с программой на борту.
     -- Я сделаю это, -- сказала доктор Карлтон, но каковы ваши шансы против
него? Он ведь непобедим. Он -- тот, кто выживет при любых обстоятельствах.
     -- Что-нибудь придумаем, -- сказал Римо.
     Однако  и  у  Римо  были  свои  опасения.  Вечером,  когда они с Чиуном
остались одни, Римо сказал:
     -- Боюсь, Чиун, у нас ничего не получится.
     -- Почему?
     -- Да потому, что Гордонсу не составит труда во  всем  разобраться.  Он
поймет,  что  это  -- липа, дело наших рук. Чтобы догадаться об этом, хватит
интеллекта улитки.
     -- Угу, -- сказал Чиун, поднимая вверх указательный палец  с  блестящим
длинным ногтем. -- Я уже думал об этом. Я продумал буквально все.
     -- Расскажи!
     -- Расскажу. -- Чиун приоткрыл у горла кимоно
     Ты ничего не замечаешь?
     -- Шея, кажется, стала тоньше. Ты худеешь?
     --  Нет,  дело  не  в этом. Ты помнишь тот свинцовый предмет, который я
всегда носил на шее? Теперь его нет.
     -- Ну и хорошо. Выглядел он, надо сказать, препротивно.
     Чиун сокрушенно покачал головой: Римо временами все-таки был туповат.
     -- Эта штука принадлежала мистеру  Гордонсу.  Такая  пищалка,  которыми
часто  пользуется  твое  правительство.  Они  еще  бибикают. Вы их, кажется,
называете насекомыми.
     -- А, "жучок"?
     -- Вот именно. Насекомое. Я носил его при себе, но завернул  в  свинец,
чтобы Гордоне не получал от него сигналы.
     -- Ну?
     --  Ну, и когда мы сюда прибыли, я снял с этой штуки свинцовую обертку,
и теперь он эти сигналы получает.
     -- Но это же глупо, Чиун! Теперь уж он  наверняка  догадается,  что  мы
здесь.
     --  Нет,  --  сказал  Чиун,  --  не догадается. Я запечатал эту штуку в
конверт и отправил по почте подальше, в то место, которое любят посещать все
американцы и которое находится довольно далеко отсюда.
     -- Что это за место?
     -- Ниагарский водопад. Мистер Гордонс будет думать, что мы  отправились
на Ниагарский водопад и здесь нас нет.
     Римо поднял брови:
     -- А знаешь, Чиун, это может сработать. Толково придумано!
     -- Спасибо. Я ложусь спать.
     Когда Римо уже засыпал, Чиун сказал:
     -- Не переживай, Римо. Когда-нибудь и ты, может быть, поумнеешь: доктор
Карлтон может сделать для тебя программу.
     Чиун ехидно хихикнул.
     -- А пошел бы ты... -- сказал Римо, но очень тихо.
     На  следующий  день  заявление доктора Карлтон появилось в газетах. Оно
привлекло к себе пристальное внимание двух  пар  глаз:  проницательных  глаз
доктора  Харолда  Смита  и  электронных  сенсоров, спрятанных за пластиковым
покрытием лицевой части головы  мистера  Гордонса.  Оба  тотчас  отправились
самолетом в Чейенн, штат Вайоминг

     ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

     День  клонился к вечеру, когда доктор Харолд В. Смит подошел к стальным
дверям лаборатории Уилкинса.
     Римо сидел в кабинете  доктора  Карлтон.  Раздался  звонок,  и  Ванесса
попросила визитера представиться.
     -- Доктор Харолд В. Смит, -- последовал ответ.
     Римо взял микрофон.
     --  Спасибо, -- сказал он, -- мы уже приобрели зубные щетки. Нам больше
не требуется.
     -- Римо, это вы?
     -- Нет здесь никакого Римо!
     -- Не валяйте дурака, откройте.
     -- Убирайтесь прочь!
     -- Дайте мне поговорить с кем-нибудь, у кого все на месте!
     Римо вернул микрофон доктору Карлтон:
     -- Должно быть, он хочет поговорить с вами.
     -- Ты считаешь, что у меня все на месте? -- спросила она.
     -- Абсолютно все.
     -- Ты действительно так думаешь?
     -- Я всегда так думал.
     -- Ну, и что будем делать?
     -- Я знаю, что мне хотелось бы сделать.
     -- Да?
     -- Да, но...
     -- Но что?
     -- Но мне не улыбается любовь втроем -- с вами и с компьютером.
     -- К черту компьютер!
     -- Римо! Римо! -- квакал в динамике голос Смита.
     Римо взял микрофон:
     -- Подождите несколько минут, Смитти! Мы заняты.
     -- Хорошо, но заканчивайте поскорее.
     -- Не учите его, что  и  как  делать!  --  сказала  в  микрофон  доктор
Карлтон.  Выключив интерком, она повернулась к Римо: -- Не нравится мне этот
доктор Смит.
     -- Узнать его, -- сказал Римо, -- значит не любить, а хорошо его  знать
-- значит испытывать к нему чувство отвращения.
     -- Ну так пусть подождет!
     Сорок  пять  минут провел доктор Смит перед стальной дверью, прежде чем
она отворилась и он  смог  войти  в  лабораторию.  Он  прошел  по  коридору.
Отодвинулась вторая стальная панель, и он вошел в кабинет, где увидел Римо и
сидящую за столом доктора Карлтон.
     --  Я знал, что вы здесь, -- сказал Смит. -- А вы, я полагаю, -- доктор
Карлтон?
     -- Да. А вы, я полагаю, -- доктор Смит?
     -- Да. --  Он  посмотрел  через  открытую  дверь  на  пульт  управления
компьютерного центра. -- Вот это да!
     -- Это -- мистер Даниэльс, -- сказала доктор Карлтон. -- Джек Даниэльс.
Подобного ему в мире нет.
     -- Сколько у него синапсов? -- спросил Смит.
     -- Два миллиарда.
     -- Невероятно!
     -- Пойдемте, я покажу вам. -- Она поднялась из-за стола.
     Римо   подождал   немного,   но   его  начало  мутить  от  бесчисленных
"невероятно!", "изумительно!", "прекрасно!" и тому подобных  восклицаний,  и
он  ушел  к  себе, где чуть позже к ним с Чиуном присоединился Смит, который
рассказал им о последнем требовании мистера Гордонса.
     -- Не беспокойтесь, -- сказал Римо. -- Он скоро будет здесь.
     -- По-моему, он уже здесь, --  сказал  Смит.  --  Один  из  пассажиров,
прибывших  предыдущим  рейсом,  числился  в  списке  как  господин Г. Андрю.
Наверное, это он.
     -- Значит, мы увидим его утром.
     Смит кивнул и, не сказав больше ни слова, отправился к себе отдохнуть с
дороги.
     -- Император не в себе, -- заметил Чиун.
     -- Я знаю. Он думает о том, он беспокоится об этом...  Ты  когда-нибудь
видел, чтобы Смит колебался?
     --  Он  беспокоится  о  тебе,  --  сказал  Чиун.  -- Он боится, что его
император прикажет выдать мистеру Гордонсу твою голову.
     -- Мою голову? А как насчет твоей?
     -- Если дело дойдет до этого, то  ты,  Римо,  обязан  сообщить  мистеру
Гордонсу,  что я -- единственный кормилец в большой деревне. Я совсем не то,
что ты. Ты -- сирота, от тебя никто не зависит. Но если я не смогу  помогать
своей деревне, много людей погибнет от голода и холода.
     -- Я постараюсь замолвить за тебя словечко, -- пообещал Римо.
     -- Спасибо, -- сказал Чиун. -- Ты правильно сделаешь. В конце концов, я
ведь незаменимый.
     К  утру,  когда  Смит  отправился  с Римо осматривать готовую к запуску
ракету, настроение доктора заметно улучшилось. Пусковая  шахта  представляла
собой громадную кирпичную трубу, обшитую изнутри сталью. Она была встроена в
центральную часть основного здания. Труба поднималась на высоту трех этажей,
а  нижняя  ее  часть была заглублена на два этажа в землю. В целом ее высота
составляла пятьдесят футов.
     Тридцатифутовая заостренная  сверху  ракета  находилась  уже  в  шахте.
Встроенная  в стены сложная система нагнетала в двигатели жидкий кислород. В
шахту смотрело окно  центра  управления,  забранное  прозрачным  стеклом  из
толстого  пластика. Рядом с окном в стене шахты была врезана стальная дверь,
ведущая в центр управления.
     Сидящий там Смит посмотрел в окно на ракету и спросил  стоявшего  рядом
Римо:
     -- А может быть, заманить его в ракету и отправить в космос?
     Римо отрицательно покачал головой:
     --    Поймите    наконец,    что    он   представляет   собой   машину,
запрограммированную  на  выживание.  Он   обязательно   найдет   возможность
спуститься обратно на Землю. Мы должны уничтожить само вещество, из которого
он сделан. Это -- единственная возможность покончить с ним. Единственная!
     --  С  дороги,  мальчики!  --  Доктор  Карлтон в длинном белом халате с
деловым видом  прошествовала  мимо  них  к  пульту  управления  и  защелкала
выключателями,  не  отрываясь от показаний приборов, контролирующих давление
внутри ракеты и другие параметры. За ней по пятам следовал  Чиун;  оставаясь
за ее спиной, он все время заглядывал ей через плечо и внимательно следил за
всем, что она делала.
     -- А как это сделать? -- спросил Смит.
     --  Спросите  у  Чиуна,  --  сказал  Римо.  --  Это  у  него творческий
интеллект, а не у меня.
     Смит обратился к Чиуну:
     -- У вас есть план уничтожения мистера Гордонса?
     -- Никакого плана и не требуется, -- сказал Чиун,  продолжая  наблюдать
за  работой  доктора  Карлтон.  -- Он придет тогда, когда придет, а когда он
придет,  я  его  атакую,  используя  его  потребность.  Не   будет   никаких
трудностей. Она очень приятная женщина.
     --  Изменяешь  Барбре  Стрэйзанд? -- спросил Римо. -- И это после того,
как любил ее так долго?
     -- Не обязательно любить только одного человека, --  ответил  Чиун.  --
Можно  любить  сразу  многих.  Взять  хотя  бы меня -- я один, но любят меня
многие. Почему бы не допустить, что возможно и обратное?
     -- Да перестаньте же вы! -- воскликнул Смит. -- Мы не можем  полагаться
на случай. Нам нужен какой-то план!
     --  Вот  и составьте его, -- сказал Римо. -- До запуска еще три часа. Я
пошел завтракать. -- Он поверялся и вышел.
     -- Да, составьте план, -- сказал Чиун  Смиту  и  повернулся  к  доктору
Карлтон. -- Вы так мило нажимаете эти кнопки, -- сказал он ей.
     -- Благодарю вас.
     -- Вы -- исключительная женщина.
     -- Спасибо.
     Смит возмущенно покачал головой, нашел в углу комнаты стул и сел, чтобы
попытаться  разработать  план  действий.  Должен  же  хоть кто-то вести себя
благоразумно!
     Очень благоразумно вел себя в  это  время  мистер  Гордонс.  Подойдя  к
дверям  лаборатории,  он  прочитал  объявление,  в котором говорилось, что в
связи с запуском ракеты в полдень, весь персонал  лаборатории  освобождается
от работы.
     Датчики  времени  сообщили  ему, что до полудня осталось 172 минуты. Он
подождет. Опасности никакой не предвидится. Этих двоих -- Римо  и  Чиуна  --
здесь нет. Прибор наведения показывает, что они находятся в северо-восточной
части  Соединенных  Штатов.  Надо  подождать.  Лучше всего войти перед самым
запуском, когда люди из группы управления будут в таком напряжении,  что  им
будет просто не до него.
     Часы  над  пультом  показывали  11.45.  Доктор  Карлтон  находилась  за
пультом, рядом стоял Смит. Доктор Карлтон не отрывала глаз от приборов.
     -- Все готово, -- сказала она через плечо, -- можно производить  запуск
в любой момент
     -- Хорошо, -- сказал лежавший на столе Римо, -- держите меня в курсе.
     Чиун подошел поближе.
     -- Слышал? -- спросил он.
     -- Что именно?
     -- Этот звук. Там, снаружи.
     -- Нет.
     А  Чиун  слышал.  И  внимательно вслушивался, ожидая его повторения. Он
узнал этот звук: это был хруст разрываемого металла. Стальная  дверь  больше
не преграждала доступ в лабораторию. Над пультом управления замигала красная
лампа.
     --  Он здесь, -- сказала доктор Карлтон. Римо вскочил на ноги и подошел
к ней. -- Тепловые датчики показывают, что кто-то находится в  коридоре,  --
добавила она.
     --  Хорошо, -- сказал Римо. -- Нельзя ли как-нибудь затемнить это окно,
чтобы он нас не видел?
     Доктор Карлтон нажала на какую-то кнопку,  и  прозрачный  пластик  окна
начал постепенно темнеть.
     --  Там,  в  середине,  имеется поляроидный экран, -- объяснила она. --
Можно сделать так, что окно станет совершенно непрозрачным.
     -- Хватит, -- сказал Римо. -- Уже достаточно темно.
     Мистер Гордонс медленно  двигался  по  коридору,  ведущему  к  пусковой
шахте.  Он  не  спешил.  Времени  в  запасе было предостаточно -- до запуска
оставалось четырнадцать минут. Путь ему преградила стальная перегородка.  Он
прижал  ладони  к  краю  переборки.  Его  пальцы потеряли свой обычный вид и
превратились в стальные лезвия,  скользнувшие  в  еле  заметную  щель  между
перегородкой  и  стеной.  Они  вытянулись  на толщину перегородки, потом еще
немного, и  вот  уже  их  концы  загнулись,  зацепившись  с  противоположной
стороны. Мистер Гордонс потянул край переборки к себе, сталь издала стонущий
звук  и  подалась.  Открылся проход в другой коридор. На ходу мистер Гордонс
поменял форму своих кистей, вновь придав им вид человеческих рук.  Дойдя  до
конца коридора, он стал подниматься вверх по лестнице.
     Пройдя  три пролета, он оказался на крыше лаборатории и направился к ее
центральной части  --  туда,  где  находилось  выходное  отверстие  шахтного
ствола.   Оттуда   поднимался   туман,   образованный   испаряющимся  жидким
кислородом. Подойдя к краю ствола, он заглянул в него и увидел остроконечный
нос ракеты. Через край шахты была перекинута спускавшаяся вниз металлическая
лестница,  конца  которой  нс  было  видно  в  густых  клубах  испаряющегося
кислорода. Гордонс перелез через край шахты и начал спускаться по лестнице.
     --  Вот  он, -- сказал вполголоса Римо. -- Двигается все так же смешно,
как и раньше.
     Мистер Гордонс почувствовал, что за пластиковым окном  находятся  люди,
но это его не встревожило -- он знал, что в связи с запуском там должны были
находиться  люди.  Достигнув  дна  шахты, он направился к ракете и встал под
ней, окутанный облаками кислородных паров.
     -- Уберите этот туман, -- обратился Римо к доктору Карлтон, --а  то  не
видно, что он там делает.
     Доктор  Карлтон нажала кнопку и перекрыла поступление охладителя. Дымка
начала рассеиваться, и они увидели, как мистер Гордонс поднял  руки,  взялся
за  запертую  крышку  люка  и,  вырвав  ее,  бросил  себе  под  ноги. Потом,
ухватившись за края люка, подтянулся и скрылся внутри ракеты.
     Рука Смита потянулась к стартовой кнопке. Римо перехватил ее на полпути
и накрыл своей ладонью.
     -- Только не это, -- сказал он. -- Я же говорил, что от этого не  будет
проку.
     -- А от чего будет?
     -- А вот от этого!
     Римо  открыл  дверь  центра управления и легко соскользнул вниз, на дно
шахты. Сверху, из ракеты, до  него  доносились  звуки  разрываемых  стальных
листов и оборудования.
     --  Эй  ты, беглец из психушки, вылезай оттуда! -- крикнул Римо. -- Там
для тебя ничего интересного нет!
     Шум внутри ракеты прекратился, и наступила тишина.
     -- Ты слышал? -- крикнул Римо. -- Вылезай сюда, ко мне! Я тебя  вскрою,
как консервную банку!
     Внутри  ракеты  послышалось  какое-то  движение,  и  в  отверстии  люка
показались  ноги.  Мистер  Гордонс  спрыгнул  вниз  и  встал  под   ракетой,
вперившись в Римо.
     --  "Привет"  вполне  достаточно, -- сказал он, наконец. -- Я не думал,
что вы здесь.
     -- А  ты  и  не  должен  был  думать,  что  мы  здесь,  примитивный  ты
арифмометр!
     --  Я  бы  предложил  вам  выпить,  но у меня нет времени. Я должен вас
уничтожить.
     -- Попробуй.
     -- Желтокожий тоже здесь?
     -- Да.
     --  Тогда  я  уничтожу  и  его.  После  этого   мое   выживание   будет
гарантировано навсегда.
     --  Сначала тебе придется пройти мимо меня: я всегда делаю за Чиуна то,
что полегче.
     -- Мне не нужны руки, чтобы  расправиться  с  вами,  --  сказал  мистер
Гордонс,  и  Римо  увидел,  как задвигались у него под кожей кости и как его
руки на глазах начали менять свою конфигурацию. И вместо рук  появились  два
сверкающих  стальных  клинка, начинающихся от самой грудной клетки Гордонса.
Римо сделал резкий выпад правой ногой. В тот же момент Чиун, находившийся  в
центре управления, повернул регулятор, окно просветлело, и Чиун увидел, как,
подняв  над  головой  руки-ножи,  мистер  Гордонс  бросился  на  Римо.  Римо
остановился, подождал, пока Гордонс приблизится почти вплотную, сделал  финт
влево,  отскочил  вправо  и,  проскользнув под свистящими в воздухе клинками
Гордонса, оказался у него за спиной.
     -- Эй! -- позвал Римо. -- Поворачивайся, жестянка безмозглая! Я тут!
     Мистер Гордонс обернулся.
     -- Эффектный маневр, -- сказал он. -- Могу вам сообщить, что я ввел его
в свою память. Если вы его повторите, я убью вас наверняка.
     -- О'кей, тогда я покажу тебе кое-что другое.
     Мистер Гордонс двинулся к Римо, но если до этого он рубил ножами воздух
перед собой, то  теперь  он  напоминал  дирижера  оркестра  с  той,  однако,
существенной  разницей,  что вместо дирижерской палочки воздух рассекали два
обоюдоострых сверкающих лезвия. Гордонс ринулся к  Римо,  который,  резко  и
высоко  подскочив, оттолкнулся от плеча андроида и оказался за его спиной --
за какие-то доли секунды до того, как через эту зону со свистом прошел левый
нож-рука. Лезвие не достало Римо, зато довольно глубоко  вонзилось  в  плечо
самого мистера Гордонса.
     -- Внеси это в свою программу, -- услышал он позади себя голос Римо. --
А не то в следующий раз сам себе перережешь глотку.
     Мистер  Гордонс  ощутил, что в нем поднимается какое-то новое, странное
чувство, никогда еще им не испытанное. Оно было незнакомым, непривычным;  он
хотел  остановиться,  чтобы  совладать  с  ним,  но оно уже не позволило ему
остановиться. Это был гнев -- холодный, бешеный  гнев,  и  он  заставил  его
ринуться на Римо со всей скоростью, на которую был способен андроид. Присев,
Римо  проскользнул  у  Гордонса между ног и снова оказался у него за спиной.
Мистер Гордонс пролетел по инерции вперед  и  врезался  в  стальную  обшивку
шахты; правое лезвие сломалось и с лязгом упало на бетонный пол.
     Мистер  Гордонс  взглянул  вверх, на пластиковое окно. Он увидел за ним
доктора Карлтон, Чиуна и кого-то еще, кого он никогда раньше не встречал. Он
понял, что доктор Карлтон была свидетельницей его неудачи, и это еще  больше
разожгло  его  гнев. Повернувшись, он снова бросился к Римо, прислонившемуся
спиной к противоположной стене шахты. Тот подождал, пока Гордонс приблизится
почти вплотную, а затем взлетел, ухватившись за одну из  укрепленных  высоко
над ним опор ракеты, и перепрыгнул через голову Гордонса.
     В  бешенстве  Гордонс  резко  махнул  культей, лишившейся ножа, и задел
левую икру Римо. Тот отпрыгнул, уходя из опасной зоны, но когда приземлялся,
нога подвернулась, и он упал на пол шахты. Он  попытался  было  вскочить  на
ноги,  но  левая  нога  не слушалась. Тупой обрубок, видимо, повредил мышцы.
Римо поднялся, перенеся вес тела  на  правую  ногу,  и  повернулся  лицом  к
Гордонсу.
     -- Вы повреждены, -- сказал мистер Гордонс, -- и теперь я вас уничтожу.
     И  тут,  будя  раскаты  эха в шахте, как гром прогремел голос, казалось
существовавший вне времени и пространства:
     -- Остановись, машина зла!
     Это был голос Мастера Синанджу. Дверь центра управления была открыта. В
проеме стоял облаченный в красное кимоно старый азиат.
     -- "Привет" вполне достаточно, -- сказал мистер Гордонс.
     -- "До свидания" еще лучше, -- ответил Чиун. Он скользнул  из  дверного
проема на пол шахты и схватил осколок руки-лезвия длиною в фут.
     -- Теперь я вас тоже уничтожу, -- сказал андроид.
     Он  повернулся  к  Чиуну, который стал медленно пятиться назад, пока не
оказался у противоположной стены.
     -- Как ты меня уничтожишь, если не можешь соображать?-- сказал Чиун. --
А я, как видишь, вооружен. Римо, к двери!
     Римо подскочил к двери, рывком подтянулся и тяжело перекинул свое  тело
в  комнату. Как только он оказался внутри, Смит захлопнул за ним дверь. Римо
проковылял к пульту, чтобы следить за поединком.
     -- Это ужасно, -- тихо проговорила доктор  Карлтон.  --  У  меня  такое
впечатление, что я вижу своего собственного отца...
     --  Вы  не  правы.  Я  могу  соображать,  --  послышался  голос мистера
Гордонса.
     -- Я сейчас нападу на тебя с этим лезвием, -- сказал Чиун.
     -- Оценка отрицательная. Отрицательная! Вы сделаете вид, что  угрожаете
мне  этим  оружием, а сами нанесете удар другой, невооруженной, рукой. Это и
есть творческий подход! Как видите, я могу соображать и предугадывать. -- Он
стоял, глядя на Чиуна, в каких-то восьми футах от него.
     -- Но я обдумал и это, --  сказал  Чиун.  --  Я  знал,  что  ты  так  и
подумаешь.  А  поскольку  ты  считаешь,  что  угроза  лезвием  -- всего лишь
отвлекающий маневр, то я именно этим лезвием и нанесу удар. Это лезвие  тебя
и уничтожит.
     --  Отрицательная  оценка! Отрицательная! -- завопил мистер Гордонс. --
Поскольку я теперь знаю ваш план, то  буду  следить  за  тем,  чтобы  вы  не
нанесли мне удар этим лезвием.
     --  И  это я предусмотрел, -- сказал Чиун, -- а потому буду все же бить
не лезвием, а рукой.
     --    Отрицательно,    отрицательно,    отрицательно,     отрицательно,
отрицательно!   --  заверещал  мистер  Гордонс.  --  Не  может  быть  такого
творческого интеллекта! Это невозможно! Меня никто не обманет!
     -- А я обману, -- сказал Чиун.
     -- Я вас уничтожу! -- закричал мистер Гордонс и совершил  ту  фатальную
ошибку,  которую  он  был  запрограммирован  никогда  не совершать, -- напал
первым. С тонким свистом рассекая  воздух,  металась  перед  ним  его  левая
рука-клинок,  глаза  следили  за клинком в правой руке Чиуна. Молниеносно он
бросил взгляд на левую руку, потом --  снова  на  правую,  опять  на  левую,
правую,  левую, правую, левую... Когда мистер Гордонс был уже совсем близко,
Чиун вдруг отвел руку в сторону, глаза его  противника  метнулись  вслед  за
ней,  и  в это мгновение Чиун метнул другой рукой лезвие. Оно попало мистеру
Гордонсу между глаз и,  прорезав  пластиковую  лицевую  оболочку,  вошло  на
четыре   дюйма   в   голову.  Дождем  посыпались  искры  --  сталь  замкнула
электрические цепи в голове андроида.
     -- Мои глаза, мои глаза! -- завопил мистер  Гордонс.  --  Я  ничего  не
вижу!
     А Чиун уже стоял над распростертым на полу андроидом. Он вытащил лезвие
из головы  и  с  силой  вонзил  ему  в грудь. Опять посыпались искры, и тело
мистера Гордонса беспорядочно  задергалось  на  полу  пусковой  шахты.  Чиун
поднял голову и махнул рукой, давая сигнал к запуску.
     Римо  протестующе  мотнул  головой,  но Смит стремительно выбросил руку
вперед и ударил по кнопке с надписью "пуск". Раздался громоподобный рев.  Из
нижней  части  ракеты  ударили  в  бетонный  пол шахты тугие струи красного,
оранжевого,  синего  и  ослепительно  белого  пламени.  Отражаясь  от  пола,
огненные  струи рассыпались, дробясь на отдельные языки, которые устремились
вверх, облизывая ракету и стальную обшивку шахты.
     Под извергающимся из ракеты  огненным  потоком  лежал  мистер  Гордонс.
Одежда на нем сгорела почти мгновенно. Затем расплавилась пластиковая плоть,
а   вслед   за   этим  проволочки,  трубочки,  транзисторы  и  металлические
соединения, накалившись,  засветились  красным,  потом  оранжевым  цветом  и
вспыхнули белым огнем.
     Чиуна  не  было  видно, но дверь комнаты управления вдруг распахнулась,
дохнув на всех адским жаром бушующего в шахте огня, и снова захлопнулась  за
Чиуном,  который  быстро  прошел  к  окну.  Он  успел  увидеть,  как  ракета
задрожала, затем приподнялась на несколько дюймов, зависла без движения,  ее
двигатели  бешено взревели, вырвавшееся из них ослепительное пламя высветило
дно шахты, и ракета, ускоряясь с каждым мгновением, пошла вверх. Шахту залил
солнечный свет -- ракета ушла в небо.
     На дне шахтного ствола лежала  кучка  дымящегося  электронного  мусора.
Римо взглянул на Чиуна.
     -- Ты был прав, -- сказал Чиун. -- Он и в самом деле двигался смешно.
     Доктор Карлтон зарыдала и выбежала из комнаты.
     -- Как ваша нога? -- поинтересовался Смит у Римо.
     -- Лучше. Просто свело мышцу.
     -- Это хорошо, поскольку нам предстоит кое-что доделать.
     -- Например?
     --  Например,  найти полиграфическую базу мистера Гордонса и уничтожить
его штампы и запасы бумаг. Если все это найдем не мы, а  кто-то  другой,  то
проблема останется.
     Римо  кивнул  и  повернулся  к  Чиуну, чтобы обсудить новое задание. Но
Чиуна в комнате не было.
     Мистер Сигрэмс только что вручил доктору Карлтон бокал мартини, когда в
ее кабинет вошел Чиун.
     -- Вы -- красивая женщина, -- сказал он.
     Она не ответила. Взглянув в его холодные карие  глаза,  она  застыла  с
бокалом в руке.
     -- Но вы еще и умны, -- сказал Чиун. -- Вы понимаете, зачем я здесь, не
так ли?
     Она сглотнула и кивнула.
     --  Впредь  никогда  --  ни Римо, ни я -- не должны встретиться с такой
опасностью. Мистер Гордонс -- продукт вашего мозга. Ваш мозг больше не будет
создавать такие существа.
     Она снова взглянула ему в глаза, откинула голову, залпом осушила  бокал
и опустила голову под удар.
     Рука   Чиуна   поднялась  как  раз  в  тот  момент,  когда  в  кабинет,
прихрамывая, вошел Римо.
     -- Чиун! -- Римо метнулся к столу. -- Не надо...
     Но поздно. Удар был нанесен.
     Римо подбежал к доктору Карлтон.
     -- Проклятье, Чиун! Мы еще не все сделали...
     Он присел рядом с Ванессой Карлтон и наклонился к ней.
     --  Где  типография,  Ванесса?  --  спросил  он.  --  Штампы,   бумага,
оборудование... Где их прячет Гордонс?
     Она взглянула на Римо, и слабая улыбка тронула ее губы.
     -- Римо, -- прошептала она, -- он... он...
     Ванесса Карлтон была мертва.
     Римо осторожно опустил ее на пол и поднялся.
     --   Черт   тебя  дернул,  Чиун!  Как  теперь  узнать,  где  он  прячет
типографское оборудование?
     -- Меня не интересуют бумажные деньги. Мне платят в золоте.
     Пахнув длинными красными полами кимоно, Чиун вышел  из  кабинета.  Римо
последовал за ним.
     В углу кабинета молча стоял мистер Смирнофф, запрограммированный на то,
чтобы  доставлять удовольствие доктору Карлтон. Он видел, как эти двое вышли
из комнаты -- один из них был тем самым, который доставил ей  ни  с  чем  не
сравнимое  удовольствие.  Андроид  посмотрел на лежащее на полу тело. Взгляд
его остановился на открытых  до  самых  бедер  полных  белых  ногах.  Мистер
Смирнофф медленно двинулся к ней, расстегивая на ходу молнию на брюках...
     В   этот   вечер  Римо  нашел  в  жилых  апартаментах  Ванессы  Карлтон
адресованный ей конверт. В левом углу  конверта  типографским  способом  был
напечатан  адрес  отправителя:  "Фермерская  траст-компания, город Биллингз,
штат Монтана". Ниже от руки было приписано: "От мистера Г.".
     -- Вот то, что нам нужно, -- сказал он Смиту. -- Надо искать  в  здании
этого банка.
     -- Срочно отправляйтесь туда, -- распорядился Смит. -- А мне необходимо
вернуться в Фолкрофт.
     Покидая  лабораторию,  Римо  и  Чиун  прошли  через  центр управления и
посмотрели  через  пластиковое  стекло  вниз,   на   дно   шахты.   Римо   с
удовлетворением  хмыкнул.  Чиун  молчал.  Неужто  глаза  обманывают его? Ему
показалось, что кучка горелого мусора стала меньше, чем была несколько часов
назад...
     По прибытии в Биллингз Чиун решил  подождать  в  аэропорту,  пока  Римо
съездит  в  город. Взглянув на адрес, таксист заявил, что вряд ли есть смысл
туда ехать, поскольку фермерский банк прекратил свое существование.
     -- Сюда понаехали с Восточного побережья целые толпы этих длинноволосых
хиппи, и фермеры стали один  за  другим  покидать  эти  места.  Ну,  банк  и
закрылся! -- объяснил таксист.
     -- Не имеет значения, -- сказал Римо. -- Поехали!
     Было  за  полночь,  когда  водитель  высадил его перед старым кирпичным
зданием на окраине делового района города. Окна были забиты  досками,  дверь
--  металлическими  листами.  Римо  подождал,  пока такси скрылось за углом,
огляделся и,  убедившись,  что  на  него  никто  не  смотрит,  отодрал  край
железного  листа,  прикрывавшего  дверной  замок.  Потом  он ударил по замку
ребром ладони, дверь вздрогнула и открылась. Римо шагнул  в  кромешную  тьму
банка и закрыл за собой дверь.
     Там  кто-то  был -- Римо сразу же понял это. Он скорее почувствовал это
ногами, чем услышал ушами -- ноги ощутили вибрацию пола.  Что-то  двигалось,
кто-то уже разыскал типографию мистера Гордонса. Или, может быть, у него был
напарник? "Господи, -- подумал Римо, -- что, если это второй Гордонс?"
     Римо  двинулся  вперед,  ориентируясь  на  вибрацию.  Лестница  в конце
коридора привела его в подвальное помещение. Прямо перед  собой  он  нащупал
закрытую стальную дверь банковского хранилища. Он постоял, прислушался... За
дверью ощущалась вибрация работающего механизма.
     Римо  выждал еще немного и открыл дверь. Перед ним было ярко освещенное
свисающей с потолка лампочкой  небольшое  подвальное  помещение.  Посередине
стоял  печатный  станок.  Он  работал,  и  на полу громоздилась большая куча
стодолларовых банкнот
     В помещении,  однако,  никого  не  было  видно.  Римо  вошел  внутрь  и
огляделся по сторонам. Никого. Ни единой души.
     Он  подошел  к  дальней  стене.  Не исключено, что она была фальшивой и
скрывала другую дверь. Он мало что знал о банках. Может  быть,  как  раз  за
такими  вот фальшивыми стенами и хранили банкиры настоящие ценности, а также
закладные и долговые обязательства, с помощью которых грабили вдов и сирот.
     Он ощупал стену, надеясь найти в ее бетонной  поверхности  какие-нибудь
швы. Их не было. Удивленный и огорченный, Римо размышлял, что делать дальше.
И тут он услышал позади себя чей-то голос:
     -- Вы меня повредили, Римо.
     Не может быть! Римо стремительно повернулся. Печатный станок сам собой,
без посторонней помощи, выкатывался в дверь. В комнате не было больше никого
и ничего.
     Дверь  подвала  с  глухим  стуком  закрылась, наглухо отрезав Римо путь
назад. Снаружи до него донесся тот же голос:
     -- Вы повредили меня, но я себя восстановлю и тогда вернусь за  вами  и
за  желтым  человеком.  Я  не  должен  позволить  выжить  ни  вам, ни вашему
изготовителю -- я научился этому в борьбе с Домом Синанджу.
     Римо подбежал к двери и с силой нажал на нее, но она не подавалась.
     -- Как ты выжил? -- крикнул он.
     -- Я -- ассимилятор, -- долетел до него из-за двери еле слышный  голос.
--  Любая  частица  меня,  если  она  останется  не  уничтоженной,  способна
восстановить все остальное из любого оказавшегося поблизости материала.
     -- Но зачем ты превратил себя в печатный станок?
     -- Доктор Карлтон сказала однажды, что  если  иметь  деньги,  то  можно
выжить.  Я должен выжить, а это значит, я должен делать деньги. До свидания,
высокой степени вероятности Римо!
     Римо приложил ухо к двери. Он различил негромкий скрежет, похожий на те
звуки, которые издает оборудование, когда его тащат волоком по  полу.  Затем
наступила полная тишина.
     Целых  два часа потребовалось Римо для того, чтобы снять с петель дверь
и выйти из подвала. Перед тем как уйти, он сжег стоявший в углу рулон чистой
бумаги --  точно  такой,  на  которой  печатает  доллары  Казначейство  США.
Свежеотпечатанные  стодолларовые  банкноты  он  сгреб  и  запихал  себе  под
рубашку.
     На улицах Биллингза, по-ночному пустынных, не было видно ни души.  Римо
направился в центр города, ориентируясь по немногим освещенным окнам домов и
витринам.  Перед зданием, где размещалась редакция местной газеты, он увидел
сидевшего  прямо  на  асфальте  заросшего  бродягу  в  линялой  тельняшке  и
соломенной шляпе.
     Римо вытащил из-за пазухи груду банкнот и свалил ее к ногам нищего.
     -- Вот, бери, тут миллион долларов. Я и сам когда-то торговал газетами.
     -- Всего один миллион? -- пробормотал бродяга.
     -- Ты же знаешь, -- ответил Римо, -- как туго нынче с деньгами.




                               Уоррен МЭРФИ
                               Ричард СЭПИР

                                ЩИТ УБИЙЦЫ




                                    1

     Перл Уилсон, больше известный как Большой Перл, велел  белой  лисичке
принести    из    спальни    пару    пачек    баксов.    Его    ноги     в
стовосьмидесятипятидолларовых шлепанцах от Гуччи утопали  по  щиколотку  в
густом  ворсе  белого  ковра,  застилавшего   середину   комнаты.   Плотно
зашторенные окна отделяли роскошное гнездышко от смердящих, кишащих всяким
сбродом гapлемских улиц  -  этакий  райский  уголок  в  Аду.  Одни  только
огнестойкие и звуконепроницаемые  шторы  обошлись  ему  в  2200  долларов.
Наличными.
     -  Выпьете  чего-нибудь,  начальник?  -  спросил  Большой   Перл,   с
неторопливой  величавостью  направляясь  к  бару.  Эта  величавая  походка
буквально сводила с ума белых лисичек.
     - Нет, спасибо, - ответил полицейский и посмотрел на часы.
     - А как насчет понюхать? - снова  спросил  Большой  Перл,  коснувшись
пальцами носа.
     От кокаина полицейский тоже отказался.
     - Сам-то я не употребляю кокаин, - сказал Большой Перл. - А  те,  кто
употребляют, раз к разу укорачивают себе жизнь. Эти уличные коты  держатся
на плаву максимум год, а потом или прогорают, или  погибают,  или  куда-то
надолго  исчезают,  пока  снова  не  встанут   на   ноги.   Они   безбожно
эксплуатируют своих баб, а потом одна из них не выдерживает, и все летит в
тартарары. Им нравится всякая показуха. Обожают, например,  раскатывать  в
шикарных  машинах.  Я  не  такой  дурак.  Я  плачу  моим  женщинам,   моим
полицейским, моим судьям, моим политикам и спокойно делаю  деньги.  И  вот
уже десять лет у меня нет никаких проблем с полицией.
     В комнату торопливо вбежала  девушка,  прижимая  к  груди  объемистый
пакет из плотной бумаги. Большой Перл снисходительно взглянул внутрь.
     - Добавь еще, - сказал он и, покосившись на полицейского, понял,  что
допустил оплошность. Тот сидел на краешке глубокого кожаного кресла и  при
появлении  девушки  быстро  встал.  Судя  по  всему,   он   был   бы   рад
довольствоваться и этим, лишь бы поскорее убраться отсюда.
     - Еще немного лично для вас, - поясню Большой Перл.
     Полисмен сдержанно кивнул.
     - Вы в этом участке недавно, - продолжал Большой  Перл.  -  Обычно  в
подобных случаях новичков не посылают. Не возражаете, если я для  верности
позвоню в участок?
     - Не возражаю. Звоните, - спокойно ответил полицейский.
     Большой Перл одарил его широкой белозубой улыбкой:
     - Вы, может быть, не вполне осознаете, что вам поручено самое  важное
из всех дел, которые предстоят в  этот  вечер  нью-йоркскому  департаменту
полиции. Сунув руку  под  стойку  бара,  Большой  Перл  достал  телефонный
аппарат. На телефонной трубке,  с  внутренней  стороны,  был  закреплен  с
помощью клейкой ленты миниатюрный револьвер системы "деррингер",  и  когда
Большой Перл стал набирать номер,  револьвер  незаметно  скользнул  в  его
широкую ладонь.
     -  Алло,  инспектор,  -  заговорил  Большой  Перл  вдруг   на   манер
деревенского парня. - Это - я, Большой Перл. Надо тут кой-чего  проверить.
А вот полицейский, которого ты ко мне послал... Он какой с лица? - Большой
Перл внимательно выслушал ответ, глядя при этом в упор на  сидящего  перед
ним полицейского. Время от времени он кивал головой, бормоча:  "Ага,  ага.
Ага. Да, сэр. О'кей. Премного благодарен".  Большой  Перл  вернул  аппарат
вместе с "деррингером" на прежнее место под стойкой.
     - А вы побледнели, - сказал он, осклабившись и прикидывая,  что  этот
белый мог понять из его телефонного разговора. - Успокойтесь.  Похоже,  вы
нервничаете.
     - Все нормально, - возразил полицейский. Взяв пакет  с  деньгами,  он
спросил: - Через кого вы  осуществляете  связь  с  домашними  хозяйками  в
Лонг-Айленде? Мы знаем, что это - белая женщина, проживающая в Грейт Неке.
Назовите ее.
     Большой Перл улыбнулся:
     - Что, добавить баксов? Пожалуйста  Только  редкостное  самообладание
позволило Большому Перлу продолжать улыбаться как  ни  в  чем  не  бывало,
когда белый полицейский выхватил револьвер 38-го  калибра  и  нацелил  его
прямо в голову Перлу.
     - Эй, мужик, ты что?
     Белая девушка охнула и зажала рот ладонями. Большой Перл поднял руки,
показывая, что у него нет оружия. Да у него и в  мыслях  не  было  убивать
полицейского из-за какой-то бледнолицей в Грейт Неке.  Есть  другие  пути,
причем такие, которые не таят угрозы твоей собственной жизни.
     - Послушай, мужик, я не могу ее выдать. Да и  зачем  она  вам?  Вы  в
Нью-Йорке, а она откупается в Грейт Неке!
     - Мне необходимо это знать.
     - Тогда тебе необходимо знать и то, что если этот  источник  в  Грейт
Неке иссякнет, то захиреет весь этот медовый промысел. Больше не будет тех
классно белых дамочек из Вавилона, Хемптона и  других  подобных  им  мест,
откуда я получаю первосортный товар. Если же медок перестанет поступить ко
мне, то он перестанет поступать и к вам. Смекаешь, малыш?
     - Как ее зовут?
     - Ты уверен, что инспектору и в самом деле необходимо это знать?
     - Это необходимо знать лично мне. Даю тебе три секунды, и не  пытайся
меня обманывать, иначе я вернусь и сотру тебя в  порошок  вместе  с  твоей
конурой.
     - Что мне делать? - обратился Большой Перл к перепуганной девушке.  -
Ну, ну, не волнуйся, миленькая. Все обойдется. Ну, перестань же плакать.
     Помедлив еще секунду, Большой Перл спросил снова,  не  столкуются  ли
они с полицейским на трех тысячах долларов.
     Полицейский ответил, что не столкуются. И тогда Большой Перл сказал:
     - Миссис Джанет Брейчдон.  Миссис  Джанет  Брейчдон,  проживающая  по
адресу: Седар Гроув Лейн, дом 311, муж которой отнюдь  не  преуспевает  на
поприще рекламы. Дайте мне знать, на сколько  ей  придется  раскошелиться.
Ведь счет она все равно представит мне, и я буду вынужден его оплатить, но
мне не хотелось бы переплачивать лишку. Короче, вы  поедете  в  Грейт  Нек
затем, чтобы получить то, что она посылает мне сюда. Так какой же  в  этом
смысл?
     Большой Перл был  явно  раздражен.  "Упаси,  Господи,  меня  от  этих
несусветных идиотов", - мысленно шептал он.
     -  Итак,  Джанет  Брейчдон,  Седар  Гроув  Лейн,  311,   -   повторил
полицейский.
     - Так точно, - подтвердил Большой Перл. Грянул выстрел, и  на  черном
лице Большого Перла, между  глаз,  появилась  дыра,  быстро  наполнившаяся
кровью. Из отвисшей челюсти вывалился язык Большой Перл  покачнулся,  стал
медленно падать, и тогда полицейский выстрелил еще раз ему в лицо. Девушка
охнула, и пуля тут же прошила ее грудь. Сделав как бы  кувырок  она  упала
навзничь. Полицейский  подошел  вплотную  к  корчившемуся  в  предсмертной
агонии черному сутенеру, выстрелил для верности еще раз в висок,  а  потом
прикончил недвижимо лежавшую на полу девушку.  Из  груди  у  нее  все  еще
струилась кровь. Он выстрелил и ей в  висок.  Полицейский  покинул  уютное
гнездышко  Большого  Перла.  Белый   пушистый   ковер   набухал   обильной
человеческой кровью.
     В тот же день, в 8.45 вечера, миссис Джанет Брейчдон раскладывала  по
тарелкам  жаркое,  приготовленное  по  рецепту  Джулии  Чайлд.   Служившее
гарниром картофельное пюре, как и  рекомендовала  Джулия  в  телевизионном
шоу, было сдобрено пряными травами  с  собственного  огорода.  Внезапно  в
столовую вошли двое незнакомцев, белый и черный, и прямо на глазах у  мужа
и старшего сына миссис Брейчдон вышибли ее мозги в это экзотическое  пюре.
Визитеры извинились перед мальчиком, а затем пристрелили и его и отца.
     В Харрисбурге, штат Пенсильвания, один из столпов общества  готовился
выступить в Торговой палате  по  поводу  целенаправленного  финансирования
социальных программ и более эффективного решения проблем гетто. Его машина
взлетела на воздух, когда он повернул ключ в замке зажигания. На следующий
день в редакцию местной газеты поступило необычное сообщение для печати. В
нем подробно рассказывалось  как  раз  о  "целенаправленной  деятельности"
этого столпа общества. И в частности, отмечалось, что ему ничем не  стоило
раскошелиться на строительство приюта для наркоманов поскольку связанные с
этим расходы он с лихвой покрывал  за  счет  торговли  героином.  В  штате
Коннектикут двое мужчин с револьверами в  руках  явились  в  дом  местного
судьи,  известного  редкостной  терпимостью  по  отношению  к   мафии,   и
препроводили его к бассейну на заднем  дворе.  Там,  под  страхом  смерти,
судье было предложено продемонстрировать свое мастерство  в  плавании.  Но
это предложение было  заведомо  невыполнимо,  поскольку  к  цепи,  обвитой
вокруг шеи судьи, был привязан  его  переносной  цветной  телевизор.  Так,
вместе с телевизором, его и выудили парни из местного полицейского участка
тремя часами полке.
     Об  этих  убийствах  и  о  полдюжине  им   подобных   было   доложено
председателю  соответствующего  подкомитета  Конгресса,  который   однажды
осенним ясным днем пришел к твердому убеждению, что смерть  этих  людей  -
отнюдь не результат разборок между мафиозными группировками. Здесь  что-то
другое, гораздо более зловещее. Он сообщил генеральному прокурору США, что
намерен провести расследование  по  линии  Конгресса,  и  запросил  помощи
Министерства юстиции. Его заверили, что помощь будет  обеспечена.  Тем  не
менее он не испытывал уверенности в успехе. Он чувствовал, что  эта  затея
ему не по зубам. Выйдя из  Министерства  юстиции  на  тихую  вашингтонскую
улицу, член палаты представителей от 13-го избирательного округа Нью-Йорка
Френсис К.Даффи вдруг вспомнил о том страхе, который он испытал  во  время
Второй мировой войны,  когда  как  агент  Бюро  стратегических  служб  был
заброшен во Францию.
     Его желудок тогда вдруг как бы замер, послав в мозг  сигнал  отсекать
все прочие мысли, не касавшиеся того, что происходило вокруг. Иных из тех,
кто находился тогда вместе с ним, страх повергал в полную растерянность, и
они теряли чувство реальности. Даффи, наоборот, подавил в себе все эмоции.
Именно поэтому он вернулся после войны домой, тогда как многие его коллеги
погибли. Эта способность Даффи  сосредоточиться  на  главном  не  являлась
некой добродетелью, какую он сумел развить в себе. Нет, она  была  присуща
ему от рождения.
     Этот известный многим людям страх - сродни сосущей боли под  ложечкой
- он испытывал и потом: когда возникли  сложности  с  сыном,  а  также  на
выборах, когда его соперник чуть ни опередил его по количеству  голосов  и
когда его жене предстояла операция в  клинике  Святого  Винсента.  В  этих
случаях на него накатывала дурнота, ладони становились влажными,  и  он  с
трудом сохранял самообладание. Но смерть - это совсем другое дело.
     Вот она, Даффи, совсем рядом. Он  стоял  перед  зданием  Министерства
юстиции - пятидесятипятилетний респектабельный мужчина. Редкие, а сединой,
аккуратно причесанные волосы, изрезанное морщинами лицо - печать  прожитых
лет. В руке - дипломат, набитый документами, которыми, как он понимал, уже
не удастся воспользоваться. То, что его тело ничего  не  забыло  и  сейчас
предупреждает его о реальности скорой смерти, глубоко потрясло его.
     Он подошел к скамейке,  усыпанной  красными,  желтыми  и  коричневыми
листьями, смахнул их на тротуар и сел. Видимо, листья  набросала  детвора,
поскольку такого сильного листопада  не  бывает  вообще,  а  тем  более  в
Вашингтоне, да еще в конце  октября.  Какие  дела  нужно  успеть  сделать?
Первое - завещание. Тут вроде все в порядке. Второе -  сказать  Мэри  Пэт,
что он любил ее. Третье - сказать сыну, что  жизнь  хорошая  штука  и  что
Америка - хорошая страна, может, даже лучшая из всех, и жить в ней хорошо.
При  этом  надо   избежать   как   излишней   сентиментальности,   так   и
нравоучительности. Может быть, просто пожать ему руку и  сказать,  что  он
всегда им гордился? Четвертое - исповедь. Это  необходимо,  но  как  найти
достойный путь обретения согласия с Господом, если, не желая иметь  больше
детей, он прибегал к средствам, осуждаемым церковью?
     Придется пообещать исправиться,  но  разве  честно  давать  обещание,
которое уже не имеет никакого значения? Он прекрасно знал,  что  больше  у
него не будет детей, даже если бы он и хотел, так  что  подобное  обещание
было бы ложью, а ему не хотелось лгать Господу, по крайней мере сейчас.
     Сложности во взаимоотношениях  с  церковью  возникли  у  Даффи  после
диспута с сестрами монастыря Святого Ксавье и постоянно давали себя  знать
на протяжении всей длительной  процедуры  вступления  в  общество  "Рыцари
Колумба", членство в котором он считал для  себя  обязательным,  поскольку
все  имевшие   какой-либо   политический   вес   ирландцы-католики   13-го
избирательного округа принадлежали именно к этому ордену, точь-в-точь  как
евреи аккумулируются главным  образом  на  поприще  медицины  и  культуры.
Человеку нужна опора в жизни, и он находит ее в религии. Даффи наслаждался
великолепием осеннего Вашингтона. Он всей душой любил этот город - кишащий
преступниками бордель на берегах Потомака, где в муках рождалась и  крепла
система, о которой может только мечтать человечество, система, при которой
люди будут жить в мире и  согласии,  где  сын  ирландского  контрабандиста
может стать конгрессменом и участвовать  в  выборах  наравне  с  сыновьями
нефтяных магнатов, нищих  фермеров,  сапожников,  рэкетиров,  священников,
прохиндеев  и  профессоров.  Вот  такая  она,  Америка.  Но  именно   этот
американский гуманизм и ненавистен радикалам, как  левым,  так  и  правым,
провозглашающим некий принцип абстрактной чистоты, которой никогда не было
в природе, нет и не будет. Правые при этом цепляются за прошлое, а левые -
за отдаленное будущее.
     Даффи взглянул на свой дипломат.  В  нем  были  докладные  записки  о
гибели сутенера,  женщины  вербовщицы  проституток,  торговца  героином  и
судьи, явно разбогатевшего на взятках за оправдание преступников,  которым
место в тюрьме. В дипломате были также документы, свидетельствующие о том,
что его прекрасной стране действительно грозит серьезная опасность. Что же
делать?  Конечно,  он  правильно  поступил,  обратившись  прежде  всего  к
генеральному прокурору, но не ступил ли он  на  опасную  стезю?  Можно  ли
доверять Министерству юстиции или ФБР? Как далеко зашло дело? По-видимому,
достаточно далеко, если убита кряду полдюжина  людей.  Распространился  ли
террор на всю страну? Причастны ли к этому федеральные службы? И  в  какой
степени? От этого зависит, как долго продлится его  жизнь.  Возможно,  его
враги и сами пока не знают, но в случае необходимости они  не  остановятся
перед убийством конгрессмена. Как, впрочем, и любого другого человека. Они
утратили чувство реальности и  теперь  будут  уничтожать  то,  что  прежде
стремились сохранить.
     Что теперь  делать?  Для  начала,  пожалуй,  следует  позаботиться  о
собственной безопасности. Нужен человек,  которому  он  может  довериться.
Самый крутой из всех, кого он знал. Может быть, даже самый крутой во  всем
мире. С крепкими мускулами и крепкими нервами.
     В  тот  же  день  конгрессмен   Даффи,   расположившись   в   кабинке
телефона-автомат и выложив перед собой стопку монет, набрал номер телефона
в другом городе.
     - Хелло, ленивый сукин сын, как дела? Это Даффи.
     - Ты еще жив? - послышалось в ответ. -  Твоя  трусость  давно  должна
была свести тебя в могилу.
     - Случись такое, ты бы непременно  узнал  об  этом  по  национальному
телевидению или из "Нью-Йорк таймс".  Я  ведь  не  какой-нибудь  ничтожный
полицейский инспектор!
     - Из тебя, Френки, не  получился  бы  полицейский  -  тебе  недостает
решительности. С твоим слезливо-сопливым вестсайдским либерализмом  больше
трех минут ты не продержался бы.
     - Именно поэтому я тебе и звоню, Билл. Ты  ведь  не  думаешь,  что  я
звоню для того, чтобы сказать тебе "хэлло!", не так ли?
     - Да уж вряд ли можно было ожидать звонка от  такой  важной  персоны,
как ты. Что случилось, Френки?
     - Я хочу, чтобы ты умер за меня, Билл.
     - Я готов, лишь бы  никогда  больше  не  слышать  твоей  политической
трепотни. Так в чем дело?
     - Сдается мне, что не сегодня-завтра меня настигнет пуля. Как  насчет
того, чтобы встретиться в нашем обычном месте?
     - Когда?
     - Сегодня вечером.
     - О'кей, я немедленно выезжаю. И  послушай,  старая  задница,  сделай
одолжение.
     - А именно?
     - Постарайся, чтобы тебя не укокошили до нашей встречи.  Они  сделают
из тебя еще одного героя-мученика, а их и так уже более чем достаточно.
     - Хорошо, Билл, только не двигай губами,  когда  будешь  уточнять  по
карте маршрут.
     После этого разговора Френк Даффи решил пока не говорить жене, что он
ее любит, а сыну, что гордится им, и не каяться  перед  Богом.  Встреча  с
инспектором  Макгарком  означала  для  него  как   минимум   двухнедельную
безопасность.  Гарантия!  Не  исключено,  что  ему  даже  удастся  умереть
естественной смертью - в назначенный судьбой день.
     Oн заскочил и магазинчик, расположенный в штате  Мэриленд,  чтобы  не
платить взимаемого в Вашингтоне высокого налога на алкогольные напитки,  и
купил десять бутылок виски марки "Джек Дэниелс". Так  как  останавливаться
он не собирался больше нигде, то купил там же еще и содовой воды.
     - Кварту, - попросил конгрессмен Даффи. - Кварту содовой.
     Продавец взглянул на шеренгу бутылок "Джека Дэниелса" и спросил:
     - Вы уверены, что вам нужна именно кварта?
     Даффи затряс головой:
     - Вы правы,  это  будет  многовато.  Дайте  пинту,  пожалуйста,  одну
маленькую бутылку.
     - У нас нет в продаже маленьких бутылок - сказал продавец.
     - Ну ладно. Тогда только то, что здесь на прилавке. А,  черт  с  ним,
дайте еще пару, ровным счетом до дюжины.
     - Дюжины чего - "Джека Дэниелса"?
     - А вы что подумали?
     Даффи поехал прямо в аэропорт, где погрузил бутылки  в  свой  самолет
марки "Цессна", старательно разложив их таким образом, чтобы  не  нарушать
равновесия самолета. Конечно, вес не такой уж и большой, и  все  же  зачем
рисковать. Есть рисковые пилоты,  и  есть  старые  пилоты,  но  не  бывает
одновременно и храбрых, и старых.
     Той  же  ночью  Даффи   совершил   посадку   на   небольшой   частной
взлетно-посадочной полосе недалеко от городка Сенека Фоллз,  что  в  штате
Нью-Йорк.  Макгарк  уже  ждал  его.  Холодная  ночь,  разгрузка   самолета
напомнили Даффи о той ночи во Франции, когда он впервые увидел лучшего  из
всех когда-либо встречавшихся ему бойцов. Во Франции была ранняя весна,  и
хотя они знали о предстоявшем в ближайшее  время  вторжении  союзников  из
Англии, однако когда это  произойдет  и  где  именно,  можно  было  только
гадать. Тем, кого посылают на рискованные операции, высокое начальство  не
сообщает каких-либо секретных данных из  опасения,  что  они  могут  стать
достоянием врага.
     На этот раз им было поручено доставить оружие в Бретань.  Макгарку  И
Даффи предстояло не только  доставить  и  раздать  оружие,  но  и  научить
французов умело пользоваться им в боевых операциях.  Так  было  сказано  в
полученном ими секретном приказе.
     - Мы должны научить лягушатников так стрелять из этих штуковин, чтобы
у них при этом не поотрывало ноги, - сказал Макгарк.
     Ростом он был выше Даффи и сухопар, а лицо его, круглое и  неожиданно
полное при такой фигуре, с носом-кнопочкой и  толстыми  губами  напоминало
детский воздушный шар.
     Даффи приказал по-французски всем взять по одному ящику,  не  больше.
Приказ был исполнен, но оставалось еще три ящика, и молодой  партизан-маки
вознамерился унести сразу два.
     - Заройте их в землю, - сказал Даффи. - Незачем  надрываться,  важно,
чтобы все оставались в строю. Я предпочитаю иметь одного человека с  одним
ящиком, чем ни ящика, ни человека.
     Молодой маки все еще продолжал тащить два ящика.
     Макгарк  ударил  его  по  лицу  и  толкнул   к   цепочке   французов,
направлявшихся к окутанному ночной мглой лесу, который  смутно  темнел  на
краю поля.
     - Этим людям невозможно что-либо  втолковать,  -  сказал  Макгарк.  -
Единственное, что они понимают, это - пощечина.
     В течение последующих двух дней  Макгарк  сумел  обучить  французских
маки обращению с  новым  оружием.  Его  метод  обучения  был  незамысловат
пощечина для привлечения внимания,  демонстрация  того,  что  и  как  надо
делать, и затем еще одна пощечина, если обучаемый не мог повторить  все  в
точности.
     Чтобы проверить, насколько французы усвоили  науку,  Макгарк  поручил
Даффи организовать засаду - своего рода боевое крещение. Даффи выбрал  для
этой цели дорогу,  по  которой  регулярно  от  полевой  базы  вермахта  до
расположенного в  этом  районе  крупного  аэродрома  курсировал  небольшой
нацистский конвой.
     Конвой  был  атакован  в  полдень.  Бой  длился  меньше  трех  минут.
Французы-водители  и  немецкая  охрана   с   поднятыми   руками   поспешно
выскакивали из грузовиков на дорогу.
     Макгарк построил их в шеренгу. Потом подозвал к себе маки, хуже  всех
стрелявшего на тренировках.
     - Поднимись  ярдов  на  пятьдесят  по  этому  склону  и  убей  оттуда
кого-нибудь из них.
     Молодой маки вскарабкался на холм и, не переводя дыхания,  выстрелил.
Пуля угодили немецкому солдату в плечо.  Остальные  пленники  попадали  на
землю,  закрыв  голову  руками  и  прижав  к  животу  колени.  Издали  они
напоминали гигантские человеческие эмбрионы кем-то выброшенные на дорогу.
     - Продолжай! - приказал Макгарк. - Будешь стрелять до тех  пор,  пока
его не убьешь.
     Следующий выстрел маки сделал не целясь, наугад.  Третьим  прострелил
своей жертве живот. Четвертый выстрел - опять мимо. Молодой маки плакал.
     - Я не хочу убивать! - крикнул он сквозь слезы.
     - Или ты убьешь его, или я убью тебя, - сказал  Макгарк  и  поднял  к
плечу карабин, целясь в маки. - А ты знаешь, я  стреляю  не  как  какой-то
вшивый лягушатник. Я вмиг вышибу тебе глаза.
     Плача и стеная, молодой  маки  выстрелил  еще  раз,  и  пуля  ударила
лежавшему солдату в рот, чуть ли не оторвав голову.
     - Ладно, гусиная лапка, достаточно, ты его добил, - сказал Макгарк.
     Он опустил карабин и повернулся к другому маки, тоже не отличавшемуся
меткостью на учебных стрельбах:
     - А теперь ты!
     Даффи приблизился к Макгарку и так, чтобы  слышно  было  только  ему,
сказал:
     - Билл, прекрати это сейчас же.
     - Нет.
     - Черт побери, но это же убийство!
     - Ты абсолютно прав, Френки. А теперь застегни свой рот  или  я  тебя
тоже заставлю стрелять.
     С немецкой охраной вскоре было покончено, живыми  среди  лежавших  на
дороге оставались лишь французские водители Макгарк сделал очередному маки
знак, чтобы тот поднимался на холм. Маки отказался.
     - Я не буду убивать французов, - сказал он.
     - Если бы не военная  форма,  как  бы  вы,  говнюки,  могли  отличить
французов от немцев! - рявкнул Макгарк.
     Стоявший поблизости маки внезапно вскинул свой  карабин  и  упер  его
ствол в тощий живот Макгарка.
     - Мы не будем убивать французов, - решительно заявил он.
     - О'кей. - Макгарк вдруг ухмыльнулся. - Поступайте  как  знаете.  Мне
просто было интересно проверить вас.
     - Теперь вы  нас  проверили  и  знаете,  что  мы  не  станем  убивать
французов, как псов.
     - Ну ладно, я не собирался настаивать на своем. Но, черт возьми,  это
все-таки война, - пробормотал Макгарк. Когда маки  опустил  свой  карабин,
Макгарк по-приятельски обнял его и притянул к себе. - Останемся друзьями?
     - Останемся, - ответил француз.
     Макгарк крепко пожал ему руку и стал торопливо  взбираться  на  холм,
подталкивая впереди  себя  разъяренного  Даффи.  Восемью  секундами  позже
дерзкий маки был  разорван  пополам  взрывом  висевшей  у  него  на  поясе
гранаты. Обнимаясь с маки, Макгарк умудрился  вытащить  из  нее  чеку.  На
вершине холма Макгарк разрядил  свой  карабин  в  продолжавших  неподвижно
лежать на дороге французских водителей. Бам! Бам! Бам!  Головы  несчастных
словно взрывались изнутри. Ни одного промаха. Тела убитых остались  лежать
на дороге. В воздухе повисла тишина.  Группа  маки  с  ужасом  взирала  на
маньяка-американца.
     - Все. Кончили. Уходим! - прокричал им Макгарк.
     В тот вечер, когда Макгарк укладывался в постель, Даффи изо всех  сил
ударил его кулаком по голове, отбросив к стене, а затем, когда тот кинулся
на него, двинул коленом прямо в луноподобное лицо.
     - За что? - взревел Макгарк.
     - За то, что ты - сукин сын.
     - Ты хочешь сказать - за то, что я расстрелял пленных?
     - Да.
     - Ты понимаешь, что, как твой командир, я мог бы расстрелять тебя  на
месте прямо сейчас с полным на то основанием?
     Даффи пожал плечами. Он все  равно  не  рассчитывал  уцелеть  в  этой
войне. Макгарк, видимо, почувствовал это, потому что сказал:
     - О'кей, мы это учтем на будущее. Черт подери,  мне  не  хотелось  бы
убивать американца!
     Он встал пошатываясь и протянул Даффи руку.
     Даффи шагнул ему навстречу и с силой ткнул кулаком Макгарка в  живот.
Макгарк охнул и отскочил назад, выставив вперед руки.
     - Эй, эй, послушай, друг, именно это я и имел в виду. Должен же  быть
человек, которого я ни при  каких  обстоятельствах  не  смогу  убить!  Ну,
прекрати!
     - Что, не можешь смириться с поражением? - вызывающе спросил Даффи.
     - Не могу смириться? Малыш, да я мог бы тебя  стереть  в  порошок  за
одну секунду. Поверь мне. Так что никогда больше не лезь ко мне. Это  все,
о чем я тебя прошу.
     Движимый то ли презрением, то ли азартом,  Даффи  снова  бросился  на
Макгарка. Он помнил только, что замахнулся кулаком - и все. А когда  позже
пришел в себя, увидел хлопотавшего над ним Макгарка - тот поливы его  лицо
водой.
     - Я же предупреждал тебя, малыш, что запросто справлюсь с тобой.  Как
ты себя чувствуешь?
     - Не знаю, - ответил, мигая, Даффи.
     И всю войну Даффи оставался тем человеком, которого  Макгарк  не  мог
убить. Вопреки логике и морали Френк Даффи испытывал  все  более  и  более
глубокую привязанность к Макгарку - человеку, который не мог его убить. Со
временем холодную страсть Макгарка к убийству он  стал  считать  болезнью,
искренне жалел его и уже не питал к нему ненависти.
     Если  кто-нибудь  проявлял  по  отношению  к  Даффи  неуважение   или
грубость, Даффи не спешил поделиться со своим другом, так как знал, что за
этим последует. В этом смысле ничего не изменилось и  после  войны.  Когда
Френк Даффи выставил свою кандидатуру на выборах в  палату  представителей
Конгресса,  имел  место  такой,  например,  случай.  Во  время  одного  из
предвыборных собраний несколько молодчиков стали было раскачивать трибуну,
на которой стоял Даффи. Сержант Макгарк, служивший в департаменте полиции,
арестовал их за  нарушение  общественного  порядка  Позже  им  было  также
предъявлено обвинение в оскорблении полицейского.  По  дороге  в  участок,
когда они удалились на почтительное расстояние от площадки,  где  выступал
Даффи, арестанты действительно  пытались  стукнуть  сержанта  Макгарка  по
голове, однако кончилось дело тем, что правонарушители были  доставлены  в
больницу Бет Израэль с проломами черепа, разбитыми физиономиями и  другими
телесными повреждениями.  Макгарку  была  оказана  медицинская  помощь  по
поводу травмы пальцевых суставов.
     Макгарк был крестным отцом сына Даффи.  Семьи  настолько  сдружились,
что  сообща  арендовали  небольшой  домик   дачного   типа   недалеко   от
Сенека-Пфоллз в штате Нью-Йорк Здесь-то ранним осенним вечером и  совершил
посадку самолет Даффи, явившегося туда с дюжиной бутылок "Джека  Дэниелся"
и с обуревавшей его тревогой.
     По пути к дачному домику, сидя в машине, быстро катившей в темноте по
пустынной  загородной  дороге,  член   палаты   представителей   Конгресса
Соединенных Штатов откупорил одну из  бутылок,  сделал  большой  глоток  и
передал ее инспектору, возглавившему  отдел  кадров  департамента  полиции
Нью-Йорка. Макгарк отпил из бутылки и вернул ее Даффи.
     - Не знаю, с чего  начать,  Билл,  -  сказал  Даффи.  Творится  нечто
чудовищное. Внешне все выглядит так, будто это делается на  благо  страны,
но если серьезно вникнуть в происходящее, то становится ясно: под  угрозой
оказались основополагающие принципы нашего государства.
     - Коммунисты?
     - Нет. Хотя, конечно, они тоже опасны.  Нет.  Но  эти  люди  схожи  с
коммунистами, поскольку тоже считают, что цель оправдывает любые средства.
     - Уж это точно, Френки.
     - Билл, мне нужна твоя помощь, а не философствование на  политические
темы, если ты конечно, не возражаешь. Происходит следующее.  Группа  людей
ставит себя выше закона. Они  творят  массовые  расправы.  Их  организация
тщательно законспирирована и действует по-военному четко. Очень похоже  на
то, что творили несколько лет тому назад полицейские в  Южной  Америке.  В
общем, они пытаются бороться с либеральными политиками и  снисходительными
судьями с помощью оружия.
     - Но судьи и в самом деле слишком снисходительны - возразил  Макгарк.
- Как ты думаешь, почему порядочные граждане не могут спокойно  ходить  по
улицам? Потому что звери заполнили улицы. Нью-Йорк превратился в  джунгли.
Твой округ - не исключение. Тебе следовало бы  когда-нибудь  спустится  на
землю, Френки, и поговорить  со  своими  избирателями.  Ты  найдешь  их  в
пещерах, где они прячутся.
     - Постой, Билл, дай же мне закончить!
     - Это ты мне дай закончить, - огрызнулся Макгарк. -  Мы  в  Нью-Йорке
широко распахнули двери обезьяньего питомника, и порядочный человек выходя
на улицу, не может бить уверен, что благополучно вернется домой.
     - Я не собираюсь  сейчас,  Билл,  вести  политические  дискуссии  или
лечить тебя от  расизма.  Позволь  мне  закончить.  Я  думаю,  что  сейчас
полицейские в Америке творят то же самое, что несколько лет назад  творили
полицейские в Южной Америке. Я также думаю, что существует соответствующая
организация.
     - У тебя есть осведомитель? - спросил Макгарк. Свернув  на  грунтовую
дорогу, он  взял  у  Даффи  бутылку.  Невзирая  на  неровность  почвы  под
колесами,  Макгарк  не  сбросил  газ,  и  машина,  ныряя  и   подскакивая,
продолжала стремительно мчаться вперед.
     - Нет, - ответил Даффи.
     - Тогда почему же ты думаешь что это - дело рук полицейских?
     - Хороший вопрос. А теперь подумай сам - кого  именно  убивают?  Тех,
кто  не  подвластен  полиции.  Мне  знакомо  имя  Элийя  Уилсона.  Ты  сам
рассказывал мне о Большом Перле. Помнишь, несколько лет назад  ты  сказал,
что по закону его трогать нельзя?
     - Ну, о том, что собой представляет Большой Перл, знают все.
     - В вашем кругу, но не  в  моем.  Это  навело  меня  на  определенные
размышления. Даже такой расист, как  ты,  признает,  что  Большой  Перл  -
далеко не дурак. Он ловко избегал ситуаций, чреватых опасностью для жизни.
Обычного сутенера хватает на два года. Этот держался пятнадцать  лет.  Как
это ему удалось? Отвечу - он действовал таким  образом,  что  убивать  его
просто невыгодно. Следовательно, мотивом его убийства должно было  явиться
что-то иное, не так ли?
     - Видимо, да, если ты так считаешь, Шерлок.
     - О'кей. Возьмем теперь того финансиста из Харрисбурга, что  в  штате
Пенсильвания. Допускаю, что у него были враги. В  героиновом  бизнесе  это
вполне возможно.
     - Правильно.
     - Но ведь он действовал точно так же, как Большой Перл, - он  платил,
и поэтому было невыгодно его убивать! И, наконец, судья  из  Коннектикута.
Мафия как раз была заинтересована в том, чтобы он продолжал здравствовать.
     - Может, он  взятку-то  взял,  но  обещание  не  выполнил,  -  сказал
Макгарк.
     Он резко бросил машину в темноту и затормозил, а когда выключил фары,
Даффи увидел очертания хорошо знакомого ему домика.
     Даффи прихватил две бутылки, Макгарк еще две, и они  с  удовольствием
ступили на каменистую площадку у входной двери. Макгарк  включил  свет,  и
Даффи достал лед.
     - Если просмотреть  решения  по  делам,  которые  он  вел,  то  легко
убедиться, что свои обещания он всегда выполнял, - сказал Даффи. - У мафии
были веские причины радеть о его жизни.
     - Хорошо, пусть мафия тут ни при чем. Тогда, может быть, какой-нибудь
псих? -  предположил  Макгарк.  Он  согнул  края  пластмассового  лотка  с
кубиками льда, и они  посыпались  на  стол.  Собрав  пару  пригоршней,  он
наполнил льдом две принесенные Даффи кружки.
     - Психи так профессионально не работают,  -  возразил  Даффи.  -  Это
точно. Залей лоток водой и поставь в холодильник, не то мы  останемся  без
льда.
     -   Да,   Освальд   работал   непрофессионально.   А   в   результате
непрофессиональной работы двух психов мы имеем  двух  мертвых  Кеннеди.  Я
залью часть второго лотка тоже.
     - Там, Билл, действовали убийцы - одиночки. Туг совсем  другое  дело.
Эти действуют в связке. Бам, бам, бам! Они появляются, делают свое  черное
дело и исчезают. Появляются и исчезают снова. Это не психи. Как ни  круги,
а налицо явная компетентность.
     Макгарк поднял кружку и улыбнулся.
     - За двух глупых ослов, - сказал он. - За нас!
     - За двух глупых ослов - за нас! - повторил Даффи.
     Они чокнулись, выпили и прошли в гостиную, оставив остатки льда таять
в лотке.
     - Мне представляется  несомненным,  -  продолжал  Даффи,  -  что  эти
убийства совершают либо солдаты, либо полицейские, и никто другой. Короче,
профессионалы.
     - О'кей, солдаты или полицейские, - согласился Макгарк.
     - Это полицейские, - уточнил Даффи. - Сними солдата с  толчка,  и  он
уже не сможет сказать, где у него прямая кишка.
     -  Ну  хорошо,  предположим,  это  были  полицейские,  -  ухмыльнулся
Макгарк. - Почему же тогда ни один из  них  не  был  опознан  свидетелями?
Жители этих городов знают  своих  полицейских  в  лицо,  о  городах  же  с
населением меньше полмиллиона и говорить не приходится.
     Сидевший  на  потертом  кожаном  диване  Даффи  подался  вперед.   Он
усмехнулся.  Это  была  усмешка  бывшего   профессионала,   анализирующего
действия профессионалов нынешних.
     - Вот в этом-то и состоит вся прелесть их замысла! Как я понимаю, эти
убийства осуществляются на принципе взаимопомощи, -  сказал  он,  поставив
кружку на пол, чтобы с помощью жестов выразить свою мысль более доходчиво.
     Он широко развел руки в стороны, а затем повел  их  на  уровне  груди
навстречу друг другу.
     -  Нью-йоркские  полицейские  совершают   убийство   в   Харрисбурге,
полицейские Харрисбурга - в Коннектикуте, а коннектикутские - в  Нью-Йорке
или  где-нибудь  еще.  Местные  полицейские   проводят   всю   необходимую
подготовку, а осуществляют убийство их коллеги из другого города... Просто
и надежно! Как ты знаешь, самое трудное в заказном  убийстве  -  разыскать
сукина сына, которого надо убить.  Если  бы  не  маки,  прекрасно  знавшие
Францию, мы никогда не нашли бы дороги в Париж.
     Макгарк покачал головой:
     - Вы, ребята из Фордхема,  всегда  были  дьявольски  умны.  Парня  из
Фордхемского университета всегда было легко распознать - он читал книги.
     - А все-таки что ты думаешь об этом? - спросил Даффи.
     - Думаю, ты прав Но какое тебе-то дело до этого?
     - Моя фамилия скоро будет в их списке. А я не хочу умирать.
     Макгарк изобразил недоумение:
     - Френки, ты же конгрессмен. Честный конгрессмен. Мы говорили здесь о
подонках  общества  -  сутенерах,   жирующих   на   героине   финансистах,
вербовщиках проституток, коррумпированных судьях, о состоящих ни службе  у
мафии убийцах. Какое это  имеет  к  тебе  отношение?  При  чем  здесь  ты?
Господи, что с тобой, Френки? - Голос Макгарка стал  гневно-взволнованным,
в нем зазвучали нотки отвращения - Ну, подумай сам, черт бы  тебя  побрал!
Ты же не кричишь об этом на всю  страну,  как  какой-нибудь  громкоголосый
петух на конференции по повышению уровня самосознания, где эти бездельники
и  собираются-то  лишь  для  того,  чтобы   заговорить   самих   себя   до
умопомрачения! Да, ты либерал, но ты думающий либерал. Ты  имеешь  дело  с
фактами. Но на этот раз у тебя нет фактов. Никаких. Это все равно как если
бы ты  выбежал  на  улицу  и  начал  скандировать:  "Прекратите  убийства!
Прекратите убийства! Прекратите убийства!" -  Макгарк  искусно  имитировал
бездумное  скандирование  толпы   демонстрантов.   Однако,   вопреки   его
ожиданиям, на лице Даффи не появилась улыбка. К его  пущему  удивлению  на
нем были слезы. Насколько помнил Макгарк, Даффи никогда прежде не плакал.
     - O, Боже! - прошептал Френк Даффи и,  опустив  голову,  зажал  ее  в
ладонях.
     - Эй, Френк, в чем дело? Ну  же,  прекрати!  Прекрати,  слышишь!  Ну,
хватит тебе! - старался утешить его Макгарк, обнимая за плечи.
     - O, Господи, Билл!
     - Проклятие, в чем дело, Френки? В чем дело?
     - Речь идет об убийце, выполняющем заказы мафии.
     - Что?
     - Я не упоминал пока об этом убийце. Вообще никогда не говорил ничего
подобного. Значит, его прикончили тоже вы. То есть  ваши  люди  по  вашему
приказу.
     Макгарк со злости изо всех сил швырнул свою  кружку;  пролетев  через
всю комнату,  она  с  треском  врезалась  в  стену  из  соснового  дерева,
забрызгав ее виски. Он вскочил, гневно ударил кулаком в ладонь.
     - Послушай,  зачем  ты  стараешься  быть  умнее  всех?  Ну  что  вам,
фордхемовцам, неймется? Френки, зачем тебе все это надо?
     Рассыпавшиеся по полу кубики льда постепенно таяли,  и  на  их  месте
появлялись темные пятна. Даффи подошел к Макгарку и похлопал его по спине.
Макгарк испуганно отскочил в сторону,  но  тут  же,  облегченно  вздохнул,
увидев протянутую ему Даффи кружку.
     - Что будем делать? - спросил Даффи.
     - Сейчас, фордхемовский умник, я скажу тебе, что мы будем делать.  Ты
прекращаешь  свои  расследования,  а  если  кто-нибудь  из   этих   парней
приблизится к тебе хоть на шаг, я сотру его в порошок. Вот что мы будем  с
тобой делать.
     - Ты знал, что я занимаюсь этим расследованием?
     - Знал, и не только это. Мы хорошо работаем, и наши силы крепнут.  Мы
задались целью вернуть эту страну в руки порядочных  людей,  тех,  которые
добросовестно и усердно трудятся. В руки честных людей. Эту страну слишком
долго превращали в сточную яму. Мы хотим очистить ее от дерьма.
     - Это невозможно, Билл, вы не сможете это сделать.  Хотя  бы  потому,
что вы начинаете с дерьма, но затем разделаетесь с любым, кто  встает  вам
поперек дороги. Что сможет вас сдержать? Что будет, если ваши люди  начнут
брать  деньги  за  то,  чтобы  промахнуться  или  действовать  по   своему
усмотрению? Если они начнут самочинствовать?
     - Тогда мы позаботимся и о них.
     - Именно "мы" и будут все это творить, а кто их остановит?
     - Если такое случится, я сам возьмусь за них.
     - Нет, не возьмешься. Ты будешь  счастлив  заниматься  своим  любимым
делом.
     - А ты к тому времени мог бы  стать  и  президентом.  Думал  об  этом
когда-нибудь?
     Даффи взял у него свою кружку:
     - У нас еще остался лед?
     - Да, и много. Много.
     - О'кей. Добавлю себе чуток.  Слушай,  я  хочу  позвонить  Мэри  Пэт,
попрощаться с ней... гм... и с сыном тоже. Не думаю, что ты позволишь  мне
также встретиться со священником.
     - Что ты мелешь? - возмутился Макгарк.
     - Ясно уж там! Тебе, конечно же будет приказано  убить  меня  сегодня
ночью. Ты ведь предупредил, где тебя можно найти?
     - В департаменте - нет, не предупреждал.
     - Да не в департаменте, я имею в виду  твоего  настоящего  хозяина  -
того, на которого ты теперь работаешь. Вряд ли он позволит своей  карающей
руке оказаться  вне  пределов  досягаемости  хоть  ненадолго.  А  ты  ведь
карающая рука, не так ли?
     - Так. Ну и что? Тебе-то чего беспокоиться? Тебе же известно, что  ты
- единственный человек, котором я не могу убить. Ты  -  мой  золотой,  мой
дорогой.
     - Я не из золота, Билл. Я из мяса. Мертвого мяса.
     - Ладно, из мертвого. Кстати, у меня гамбургеры  в  морозильнике.  Не
желаешь?
     - Нет.
     Они  молча  пили  под  шипение  гамбургеров  на  сковородке.  Макгарк
несколько  раз  принимался  шутить:  "Ну  и  как  оно,  чувствовать   себя
мертвецом?" Или: "А ты счастливчик - прошло уже целых пять минут, а я  все
еще тебя не убил."
     Раздался телефонный звонок - тихий мелодичный звонок, непривычный для
уха ньюйоркца.
     - Это тебя, Билл. Твой босс, - сказал, не поднимаясь, Даффи.
     Телефон продолжал звенеть.
     - Ну, а если эта не мой босс, ты успокоишься, наконец?
     Даффи улыбнулся:
     - Только они знают, что ты сейчас находишься здесь, и никто не  знает
- где я. Так что это они. И звонят они тебе с одной целью -  сказать,  что
меня надо убить. И скорее всего, посоветуют инсценировать с  самоубийство,
чтобы дискредитировать мое расследование.
     Макгарк рассмеялся:
     - Поскольку ты все  подобно  объяснил,  видимо,  мне  нет  надобности
подходить к телефону?
     Все еще продолжая улыбаться, Макгарк снял трубку.
     - Да, да, да. - Потом пауза и снова: - Ты уверен?
     На этом разговор окончился. Теперь улыбающееся лицо  Макгарка  являло
собой маску.
     - Еще налить? - спросил Макгарк.
     - Я сам. Ты все время забываешь про лед, - ответил Даффи.
     Пройдя в кухню, он распахнул дверцу холодильника и под ее  прикрытием
тихо выскользнул из дома. Он побежал к машине, но не добежал. Его  ударили
сзади по голове.  Он  поднял,  защищаясь,  руку  и  тут  же  провалился  в
кромешную тьму, понимая, что это - расплата за терпимость, которую  он  на
протяжении стольких лет проявлял к жестокости Макгарка.
     Перед тем как Даффи погрузился в вечный сон, в его сознании  возникло
странное  видение:  послышался  внятный  голос,  возвестивший,   что   ему
прощаются все прегрешения и даруется счастливая  жизнь.  А  когда  он  уже
ступил на порог вечности, тот же голос  добавил,  что  где-то  в  глубинах
человеческих  возможностей  высвободится  огромная  всесокрушающая   мощь,
которая обрушится на его убийц.
     И видение исчезло.



                                    2

     Его звали Римо.  Он  стоял  под  темным  куполом  цирка,  наслаждаясь
ощущением силы и безграничной власти над собственным телом.
     Даже  на  высоте  восмидесяти  футов  над  покрытой  опилками  ареной
чувствовался  исходивший  от  нее  специфический  терпкий   запах.   Слабо
натянутая парусина тента хлопала под порывами ветра.  В  нише,  где  стоял
Римо было холодно, и, как смерть, холодна была  металлическая  перекладина
трапеции, которую он только что  держал  в  руках,  прежде  чем,  легонько
толкнув, отправил в обратный путь.
     Римо прислушался к разговору, происходившему внизу.
     - Ну, как у него? Получилось? - полюбопытствовал кто-то.
     - Вам уплатили за аренду площадки, которая временно пустовала,  а  не
за то, чтобы вы торчали здесь и во все совали свой нос. Убирайтесь!
     Скрипучий голос и восточный акцент были хорошо знакомы Римо.
     - Но я вижу, что не натянуты страховочные сетки.
     - А вас никто и не просил заботиться о нашей безопасности, -  ответил
скрипучий голос.
     - Я обязательно должен это увидеть, но наверху не  включен  свет.  Он
там, на самом верху трапеции, без какого-либо освещения.
     - Еще труднее что-либо видеть с зарытым в землю лицом...
     - Папаша, ты что, пытаешься угрожать мне? Да ну тебя, дед!
     - Чиун! - крикнул, поймав перекладину, Римо. Оставь его  в  покое!  А
ты, приятель, не получишь ни пенса, если не уберешься отсюда!
     - Только-то и всего? Ты все равно разобьешься. И кроме том, все  свои
денежки я уже получил.
     - Послушайте, -  взмолился  Римо,  -  прошу  вас,  отойдите  от  того
старичка! Пожалуйста!
     - От благородного пожилого джентльмена с умными  глазами,  -  уточнил
Чиун, чтобы владелец цирка знал наверняка, о ком идет речь.
     - Я никому не мешаю.
     - Нет, мешаете. Мне, - сказал Чиун.
     - Ну так вот, папаша. Как хотите, а я сажусь и буду смотреть.
     Внизу  вдруг  раздался  истошный  вопль,  и  Римо  увидел,  как  тело
здоровенного мужчины взлетело вверх и шмякнулось ничком на землю.
     - Чиун, этот парень просто хотел здесь посидеть. Зачем ты с  ним  так
жестоко?
     - В уборке мусора я не вижу никакой жестокости.
     - Было бы лучше видеть его живым.
     - Он никогда не был живым. У него изо рта воняло гамбургерами, и этот
гнусный запах можно было почувствовать за сотню миль отсюда. Да, он не был
живым.
     - Ну хорошо, скажем так - было бы лучше, если бы у него  не  заглохло
сердце.
     - А оно и не заглохло, - проворчал Чиун, - а вот я, наверное,  так  и
не  сподоблюсь  дождаться  хотя  бы  самых  скромных  результатов   своего
многолетнего упорного труда, способных убедить меня в том, что лучшие годы
жизни я не потратил на бездарного олуха.
     - В общем, я хотел сказать, что достаточно было бы ударить  его  так,
чтобы потом он постепенно пришел в  себя,  а  то  он  дергается  сейчас  в
конвульсиях, того и гляди, умрет.
     - Может быть, ты хочешь спуститься и попрощаться с ним?
     - Ну хорошо, хорошо!
     -  И  на  этот  раз  постарайся,  пожалуйста,  выполнить   упражнение
прилично!
     Римо толкнул перекладину. Он знал, что Чиун видел его так же  хорошо,
как если бы купол цирка был освещен прожекторами. Глаз представляет  собой
мускул, и чтобы видеть в темноте, достаточно всего лишь его  поднастроить,
что достигается путем соответствующей  тренировки,  как  это  делается  со
всеми другими мускулами. Впервые он услышал это от Чиуна почти десять  лет
назад. Тогда Чиун заметил, что  большинство  людей  сходят  в  могилу,  не
реализовав  за  всю  прожитую  жизнь  и  десятой  доли  своих  духовных  и
физических возможностей. "Достаточно взглянуть на кузнечика или муравья, -
сказал тогда Чиун, - чтобы понять, чего можно  достигнуть  при  правильном
использовании  своих  энергетических  ресурсов.  Люди   забыли   об   этих
возможностях. Я напомню тебе о них".
     И это его "напоминание" порой приводило Римо  в  отчаяние:  во  время
тренировок он испытывал такую невыносимую боль во всем теле, что казалось,
вот еще совсем немного и он сойдет с ума. Каждый  раз  ему  казалось,  что
напряжение достигло предела человеческих возможностей. Но потом убеждался,
что это не так, и брал новые рубежи.
     - Ну, давай! - услышал он голос Чиуна снизу. Римо поймал  перекладину
и, толкнув ее от себя, снова отправил в плавный полет над бездной.  Он  не
только видел, но и чувствовал, как  перекладина  движется,  возвращаясь  к
нему,  в   подкупольном   пространстве.   Дальше   все   происходило   уже
автоматически - его тело само знало, что от него требуется, и  действовало
безошибочно. Напружинил пальцы ног, вскинул руки - и  он  уже  в  открытом
пространстве над ареной. Вот он достиг верхней точки свободного полета,  и
в это самое  мгновение  его  руки  ловят  перекладину,  движение  которой,
невзирая на темноту, он все это время отчетливо ощущал своим телом.  Взлет
над перекладиной и несколько кувырков между двумя  идущими  от  ее  концов
вверх тросами. Один. Два. Три. Четыре. А  теперь  перекладина  зажата  пол
коленями и снова  взлетает  вверх-вниз,  вверх-вниз,  затем  балансировка,
соскок  с  перекладины,  кувырок  в  воздухе  -  и  свободное  без  всякой
страховки, падение вниз головой; мускулы тела расслаблены, мозг  полностью
отключен. И вдруг мгновенный как у падающей кошки, перенос центра тяжести,
и ноги  уже  оказываются  внизу,  а  под  ними  -  арена,  четкая  плавная
амортизация. Все!
     Римо застыл на месте, вытянувшись в струну.
     "Безупречно, - подумал Римо. - На сей раз  все  сделано  великолепно.
Даже Чиун не сможет этого отрицать.  Получилось  не  хуже,  чем  у  любого
корейца. И даже у самого Чиуна, потому что не было  допущено  ни  малейших
погрешностей".
     Римо не спеша приблизился к старому корейцу,  облаченному  в  широкое
белое а золотой каймой кимоно.
     -  Думаю,  получилось  совсем  неплохо,  -  сказал  он  с   напускной
небрежностью.
     - Ты о чем? - спросил Чиун.
     - Ну не об очередной же серии этом шедевра "Пока Земля  вертится"!  О
чем я только что говорил?
     - Ах, это!
     - Да, это!
     - Ну, это лишь подтверждает тот факт, что,  имея  такого  наставника,
как   Мастер   Синанджу,   ученик   иногда   способен   продемонстрировать
относительно приличный результат. Даже если он - белый.
     - Приличный?  -  вскипел  Римо.  -  Приличный?  Мое  исполнение  было
безукоризненным! Я добился совершенства! Если это не так, объясни, почему!
Какие я допустил огрехи?
     - Что-то холодновато здесь. Пойдем отсюда.
     - Нет, ты мне сначала назови хотя бы один элемент, который я исполнил
хуже любого Мастера Синанджу!
     - Умерь гордыню, ибо гордыня - порок.
     - Я имею в виду то, что проделал сейчас на трапеции,  -  не  унимался
Римо.
     - Посмотри,  наш  приятель  уже  шевелится.  Как  видишь,  я  сдержал
обещание - он жив.
     - Чиун, признайся, сегодня я достиг совершенства.
     - Разве оттого что я назову то или иное исполнение  совершенным,  оно
действительно станет совершенным? Если исходить из  этого,  то  исполнение
нельзя назвать идеальным. Поэтому, - заключил Чиун с явным  удовольствием,
- я должен сказать, что оно было не совсем идеальным.
     Владелец цирка застонал и поднялся на ноги.
     - Я решил оставить эту затею с трапецией в темноте и спустился  вниз,
- ответил Римо.
     - Но вы не получите своих денег назад! Вы  сняли  помещение,  а  если
решили не использовать трапецию, то я тут ни  при  чем.  В  любом  случае,
можете  считать,  что  вам  повезло.  Еще  никто  и   никогда   не   делал
четырехкратное сальто-мортале. Никто!
     - Думаю, вы правы, - согласился Римо.
     Владелец цирка потряс головой:
     - А что случилось со мной?
     - Под вами сломалось кресло, - сказал Римо.
     - Какое кресло? Где? Кажется, они все были крепкие.
     - Да вот же,  посмотрите  сюда!  -  сказал  Римо,  нажимая  снизу  на
металлическое сиденье ближнего к Чиуну кресла.
     Когда  владелец  цирка  увидел  появившуюся  на  глазах   трещину   в
металлическом сиденье, он уверовал в то,  то  все  было  именно  так,  как
сказал Римо.  Иначе  ему  пришлось  бы  поверить,  что  этот  сумасшедший,
дрожавший от страха там наверху, и  в  самом  деле  проломил  одной  рукой
железное сиденье! Да разве такое кому-нибудь вообще под силу!
     Римо надел поверх темного трико синие расклешенные фланелевые брюки и
синюю же рубашку с небольшим воротничком, придававшим некоторый  шарм  его
излишне банальному костюму. У него были коротко  подстриженные  волосы,  а
лицо с резковатыми чертами вполне сгодилось бы для - звезды экрана. Однако
у кинозвезд не бывает таких глаз. В них невозможно было ничего прочесть, и
некоторые люди испытывали даже некий страх, как если бы заглянули в темную
пещеру. В его телосложении не было ничего  необычного,  и  только  широкие
запястья выдавали незаурядную силу рук.
     - Вы не забыли надеть часы? - спросил владелец цирка.
     - Нет, - ответил Римо. - Я их вообще перестал носить.
     - Скверно, - с сожалением сказал владелец цирка. - Мои сломались, а у
меня назначена встреча.
     - Сейчас три сорок семь и тридцать секунд, - в  один  голос  сообщили
Римо и Чиун.
     Владелец удивленно посмотрел на них.
     - Шутите, ребята?
     - Шутим, - сказал Римо.
     Спустя минуту, уже на улице, взглянув на  попавшиеся  ему  по  дороге
часы, владелец цирка был потрясен: они показывали три  часа  сорок  восемь
минут. К сожалению его арендаторов не было рядом, и он  не  мог  спросить,
как это им удалось, не имея часов, точно определить время.
     А те уже мчались в машине к мотелю на окраине Форт Уорта штат  Техас.
Чем дальше на юг, тем грязнее становилось шоссе: банки из-под пива,  трупы
собак - жертвы техасских водителей, считающих лобовые  столкновения  всего
лишь одним из способов торможения.
     - Тебя что-то беспокоит, сын мой? - спросил Чиун.
     Римо кивнул:
     - Боюсь, что я окажусь не на той стороне.
     Узкое пергаментное лицо Чиуна выражало недоумение.
     - Не на той стороне?
     - Да, думаю, что на сей раз я ввязываюсь в драку не на той стороне, -
грустно сказал Римо.
     - Какая такая не та  сторона?  Ты  прекращаешь  работать  на  доктора
Смита?
     - Послушай, ты же знаешь, что я не могу сказать тебе, на  кого  мы  в
действительности работаем.
     - А мне никогда это и не  было  интересно,  возразил  Чиун.  -  Какая
разница?
     - Есть, черт возьми, разница! Почему, ты думаешь,  я  занимаюсь  тем,
чем занимаюсь?
     - Потому что ты -  ученик  Мастера  Синанджу  и  демонстрируешь  свое
искусство убивать, потому что ты убийца. Цветок отдает свой сок пчелке,  а
пчелка делает мед. Река течет, а горы спокойно стоят  на  месте  и  иногда
осыпаются. Каждый занимается тем, что ему определено судьбой. А ты,  Римо,
- воспитанник Дома Синанджу несмотря на то, что ты белый.
     - Черт возьми, Чиун, я прежде всего американец, и то, что я делаю,  я
делая по иным мотивам. Так вот, на этот раз мне велели  продемонстрировать
высшую степень своего мастерства, а  потом  я  узнаю,  что  меня  посылают
убивать хороших парней.
     - Хороших парней... Плохих парней - ты, сын мой, в  сказке,  что  ли,
живешь? Ты рассуждаешь, как  капризный  ребенок  или  как  ваш  президент,
обращающийся к народу по цветному ящику. Ты так и не усвоил  наше  учение?
Хорошие парни! Плохие парни! У всех парней на теле одни  и  те  же  точки,
воздействуя на которые можно вызвать их смерть  или  повлиять  на  нервную
систему, сердце, легкие, глаза, ноги, руки или равновесие. Нет ни хороших,
ни плохих парней! Если бы они были, разве пришлось бы армиям разных  стран
носить различное обмундирование, чтобы отличаться друг от друга?
     - Ты этого не поймешь Чиун.
     - Я отлично понимаю, что у бедняков деревни Синанджу есть еда потому,
что Мастер Синанджу служит хозяину, который за это платит.  А  ты  в  свою
очередь зарабатываешь себе на жизнь тем, чему я тебя обучаю. Пока  ты  еще
не постиг мою науку в полном объеме,  но  непременно  постигнешь.  -  Чиун
печально   покачал   головой.   -   Ты   достиг   совершенства,    которое
продемонстрировал сегодня, а  сейчас  ведешь  себя,  как  заурядный  белый
человек.
     - Так ты признаешь, что мое исполнение было безупречным?
     - Что толку от совершенства, если им овладел дурак? Это все равно что
драгоценный изумруд в куче навоза.
     Чиун  умолк,  погрузившись  в  раздумье.  Римо  не  обращал  на  него
внимания. Он был вне себя от гнева, так же, как десять лет назад, когда он
пришел в себя после публичной казни и обнаружил, что находится в санатории
Фолкрофта на берегу залива Лонг-Айленд.
     Римо Уильямса обвинили в убийстве, которого он не совершал,  а  потом
публично казнили на электрическом стуле, который  не  сработал.  Когда  он
пришел в себя, ему сказали, что им как раз нужен такой человек как он, дня
выполнения заданий специального агентства, созданного вне  конституционных
рамок с целью защиты конституции от опасности, которую представляют  собой
организованная  преступность,  революционеры  и  все  те,  кто  хотели  бы
погубить страну. Эта организация  по  борьбе  с  преступностью  называлась
КЮРЕ,  и  о  ней  знали  только  четверо:  президент  Соединенных  Штатов,
возглавлявший КЮРЕ доктор Харолд Смит, вербовщик, а  теперь  еще  и  Римо.
Вербовщик покончил с собой, гарантируя  тем  самым,  что  уже  никогда  не
проговорится. "Америка стоит того, чтобы положить за  нее  жизнь",  сказал
Смит тогда Римо. После этого о КЮРЕ знали только трое.
     Римо решил тогда согласиться.
     "Прошло много лет, иногда думал он, - с тех пор  как  умер  тот  Римо
Уильямс, которым я  был  когда-то  простой,  с  усталой  походкой  рядовой
патрульный полиции Нью-Йорка. Да, этот полицейский умер  на  электрическом
стуле"
     Так думал  Римо  прежде...  А  сегодня  он  вдруг  осознал,  что  тот
полицейский вовсе не умер тогда на электрическом  стуле.  Патрульный  Римо
Уильямс жив. Он чувствовал это нутром. У  него  вскипала  душа  при  одной
только мысли о новом задании, о том, что ему придется  убивать  таких  же,
как он, полицейских.



                                    3

     С захоронением тела Френсиса К.Даффи, члена палаты представителей  от
13-го  избирательном  округа   штата   Нью-Йорк,   возникли   определенные
трудности. Святая церковь относится к самоубийцам  с  явным  неодобрением,
поскольку лишение себя жизни является  тяжким  прегрешением  перед  Богом,
который эту  жизнь  даровал.  Поэтому  хоронить  самоубийц  на  освященных
церковью кладбищах не разрешается. Строго следуя своим принципам,  церковь
тем не менее считает необходимым убедиться, что  принимаемые  ею  в  таких
случаях решения основываются на достоверных фактах. Такая позиция церкви в
данном случае объясняется реалистической оценкой человеческого восприятия,
как не безусловно истинного.
     Доказательства,  признанные  департаментом  полиции  Сенеки  Фоллз  и
национальными   средствами   массовой   информации    убедительными,    не
удовлетворили церковь.
     На виске у Френсиса Даффи имелись следы пороховых ожогов.  Экспертиза
подтвердила, что спусковой крючок был нажат именно  его  пальцем.  Полиция
заявила, что кровоподтеки на лице - ушибы, полученные при падении. Еще бы!
В последнее время он был подавлен  и  много  пил.  Его  ближайший  друг  -
инспектор департамента полиции Нью-Йорка  Уильям  Макгарк  конфиденциально
сообщил представителям церкви, что уже более года  его  друг  постоянно  и
много пил. Прогрессирующий алкоголизм неизбежно отразился на  психике.  То
же самое Макгарк изложил и генеральному прокурору США, который просил  его
сохранить их встречу в тайне.
     - Не говорил ли он вам, что  подозревает  о  существовании  заговора?
спросил генеральный прокурор.
     - Заговора? - Макгарк изобразил на своем лунообразном лице удивление.
     - Да, заговора.
     - Какого заговора?
     - А об этом вы мне расскажите, инспектор.
     - О'кей, Он  говорил,  что  полицейские  объединяются  в  группы  для
истребления преступников и что они готовились убить также  его,  поскольку
он знал об их существовании. Фермеры,  говорил  он,  грозились  сжечь  его
живьем в его собственном  доме,  так  как  он  намеревался  доказать,  что
принцип паритета ферм придуман протестантами,  дабы  навредить  католикам.
Общество  "Рыцари  Колумба"  -  в  руках  мафии.  Обществу   "Объединенный
еврейский призыв" удалось установить  тайный  контроль  над  деятельностью
общества "Анонимные алкоголики" с целью подрыва ликеро-водочной  индустрии
или что-то в этом роде, и поэтому  он  не  мог  прибегнуть  к  их  помощи.
Привратник дома, в котором жил Даффи, по его мнению, состоял на  службе  у
его политического противника и регулярно докладывал  о  количестве  пустых
бутылок, выбрасываемых из этой квартиры. Все это мне очень неприятно, сэр.
Френк Даффи был моим самым близким другом.
     - Вернемся к полицейскому заговору. А что вам, инспектор, известно об
этом?
     - Я знаю, что Даффи начал расследование этого заговора.
     - Сообщил ли он вам какие-нибудь подробности?
     - Да. Он собрал огромную информацию. Я ужасно всполошился.
     - Почему?
     - Потому что чуть было не поверил во все это.
     - Объясните, почему вы готовы были поверить в это.
     -  Видите  ли,  он  привел   несколько   примеров   убийства   видных
представителей уголовного мира. Одного из  них  я  знал.  Я  имею  в  виду
Большого Перла Уилсона. Это - ниг... черный  сутенер.  Очень  расчетливый.
Очень хитрый. Я хочу сказать, что среди черных есть немало умных людей.
     - Да, конечно. Продолжайте.
     - Так вот, Большой Перл кое-кого опасался и принял  предупредительные
меры, если  вы  понимаете,  что  я  именно  в  виду.  Чердак  варит.  Это
означает...
     -  Я  знаю  терминологию  нью-йоркской  уголовщины,  -  перебил   его
генеральный прокурор. - Продолжайте!
     - Так кому  понадобилось  убивать  Большого  Перла?  Он  был  умен  и
осторожен. Гипотеза о  полицейских  в  данном  случае  представляется  мне
вполне резонной.
     - Извините, инспектор. Конгрессмен Даффи заверил меня, что ни  с  кем
не делился этой информацией. Откуда же всем все это известно?
     Макгарк улыбнулся:
     - Я самый близкий его друг. Он не считал меня "кем-то".
     Генеральный прокурор кивнул. Лицо его было испещрено  оспинками,  как
побитая градом пустыня.
     - Насчет Большого Перла Уильсона. А вы-то - сами как думаете - почему
его убили?
     - Не знаю. Поэтому я и говорю, что предположение о заговоре совсем не
лишено смысла. Послушайте, я не знаю, допускается ли у вас  это,  но  если
хотите, я могу сам попробовать разобраться  в  случае  с  Большим  Перлом.
Посмотреть, что могло быть известно об этом Френки.
     Генеральный прокурор задумался, взвешивая предложение Макгарка.
     - Возможно, - сказал он. - Возможно, что конгрессмен Даффи покончил с
собой под влиянием паранойи. Но возможно также, что он вовсе  не  совершал
самоубийство. Не знаю. Однако вся эта история с Даффи  наводит  на  мысль,
что в чем-то он был прав. Вы понимаете меня?
     Макгарк кивнул:
     - Я сам чуть не поверил  в  это,  особенно  после  того,  и  "Рыцарях
Колумба".
     - Если Даффи был прав, то вы  -  единственный  в  Соединенных  Штатах
полицейский, который наверняка непричастен к заговору.
     Макгарк поднял бровь:
     - Как вы можете быть уверены? Вам же ничего обо мне не известно.
     - Известно. Я просмотрел ваше досье. Ваши данные были  перепроверены.
В досье Бюро стратегических  служб  сохранились  документы  времен  Второй
мировой войны, в которых говорится, что посылать вас на операции вместе  с
Даффи не рекомендуется, так как вы слишком заботились о его  безопасности.
Я знаю, вы убежденный консерватор, в то время как Даффи был  либералом.  И
тем не менее вы держались  друг  за  друга  вот  так,  сказал  генеральный
прокурор, крепко сцепив два пальца - Вот так, повторил он.  -  Различия  в
политических взглядах не способны разрушить прочную дружбу.  И  я  уверен:
если  бы  вы  участвовали  в  этом  заговоре  и  если  бы  такой   заговор
действительно существовал, то Френк Даффи был бы сегодня жив.
     Макгарк взволнованно сглотнул:
     - Как бы я хотел, чтобы и в  самом  деле  существовало  что-то  вроде
полицейского заговора и чтобы был конкретный негодяй, который убил  Даффи.
Потому что тогда я мог бы содрать с него шкуру живьем. Это уж точно!
     - Успокойтесь, Макгарк! Я не могу дать вам разрешение на убийство, но
я хочу, чтобы вы помогли мне в одном очень сложном деле.
     - А именно?
     - Предположим, что заговор  действо  существует.  Я  хочу,  чтобы  вы
осторожно, но тщательно проверили обстоятельства  смерти  Большого  Перла.
Если такой заговор существует и вы засветитесь, вас непременно убьют.  Ну,
как, принимаете мое предложение?
     - За Френка Даффи, сэр, я готов и умереть.
     - Возможно, именно так и будет, инспектор.
     Генеральный прокурор написал на листке номер телефона и протянул  его
Макгарку.
     - Домашний. Никаких сообщений через секретаршу.
     - Есть, сэр!
     - И вот что еще, инспектор. Будем все же надеяться, что  все,  о  чем
говорил Даффи, является плодом больного воображения, ибо если Даффи  прав,
то ваша жизнь не стоит и собачьего помета.
     Лунообразное лицо Макгарка расплылось в широкой, нагловатой улыбке:
     - О чем речь? Послушайте, а разве все то, в чем мы  ковыряемся  после
войны, не похоже на ту же подливку?
     Генеральный прокурор засмеялся и протянул руку.
     Макгарк пожал ее и вышел.
     "Странно,  -  думал,  глядя  ему  вслед,  генеральный   прокурор,   -
рукопожатие этого благородного и храброго человека холодное, как у  лжеца.
Это опровергает поговорку, которая гласит:  каково  рукопожатие,  таков  и
человек".
     Принимая в тот вечер генерального прокурора,  президент  США  выразил
недовольство его действиями:
     - Я запрещаю вам, черт возьми, создавать в рамках нашей администрации
какую-то особую полицейскую структуру! У нас и  так  уже  прорва  идиотов,
которые болтаются вокруг, изображая  из  себя  секретных  агентов,  а  мне
приходится их все время выгораживать. Это относится к вам лично и ко всему
вашему персоналу.
     - Мне кажется, господин президент, что вы  недооцениваете  опасность,
которая действительно существует.
     - Я - президент Соединенных Штатов. Законность  является  фундаментом
нашего государства. И мы будем действовать только в рамках законности.
     - Да, сэр, но в данном случае мы  имеем  дело  с  проблемой,  которую
невозможно решить в рамках законности.
     - Но с решением проблем вне рамок закона мы опоздали по меньшей  мере
лет эдак на триста, не так ли?
     - Вы имеете в виду конституцию?
     - Я имею в виду Америку. Спокойной ночи. Если захотите включить  того
нью-йоркского полицейского в свои ведомости на получение заработной платы,
то - пожалуйста, я возражать не буду. Но никаких  секретных  исполнителей,
кровной мести и тайного шпионажа!
     - Слушаюсь, сэр, - сказал генеральный  прокурор,  -  хотя  сама  идея
создания такой организации совсем не плоха!
     - Спокойной ночи! - сказал президент, завершая разговор.
     Когда генеральный прокурор закрыл за собой дверь, президент вышел  из
овального кабинета и прошествовал через весь Белый дом, направляясь к себе
в спальню.  Извинившись,  он  деликатно  попросил  дремавшую  там  супругу
оставить его на минутку одного. Она была верным соратником и с  пониманием
отнеслась к этой просьбе. "Такая жена -  более  ценное  сокровище,  нежели
рубины, - подумал он, вспомнив Ветхий завет. Должно быть, ее они и имели в
виду, когда писали эту священную книгу".
     Он выдвинул верхний ящик бюро, где хранился красный телефон,  и  снял
трубку.
     - Да, сэр! - услышал он после первого же гудка.
     - Доктор Смит, ко мне поступают тревожные сигналы.  Меня  интересует,
не преступили ли ваши люди границы дозволенного?
     - Вы имеете в виду убийства в восточных штатах?
     -  Да.  Подобные  вещи  недопустимы.  Даже  когда  ваша   организация
действует с оглядкой, она вызывает активное неприятие, а поскольку  сейчас
она вышла из-под контроля  и  открыто  творит  бесчинства,  ее  необходимо
запретить.
     - Мы не имеем к  этому  отношение,  господин  президент.  Это  кто-то
другой, и мы уже занимаемся этой проблемой.
     - Так это, значит, не вы?
     - Конечно, нет. У нас нет армии, сэр. К тому же наш  человек  никогда
не позволил бы себе ничего подобного. Мы уже принимаем необходимые меры, и
виновные понесут ответственность, кем бы они ни оказались.
     - Вы собираетесь в данном случае использовать того самого человека?
     - Если сможем.
     - Что вы имеете в виду?
     - Мне не хотелось бы подробно говорить об этом.
     Президент задумался, глядя на красный телефон, затем сказал:
     - Можете пока продолжать, но знайте: я не могу быть спокоен, пока  вы
существуете.
     - И я тоже, сэр. Спокойной ночи!
     Мужчина, снявший двенадцатый номер в мотеле на въезде  в  Форт  Уорт,
получил весточку от своей тети. Дежурный администратор приплелся к двери и
постучал. Дверь приоткрылась, и изнутри послышался голос:
     - Да?
     - Вам телеграмма.
     - От кого?
     - Не знаю.
     - Прочтите ее вслух.
     - О'кей. Ага, это от вашей тети Харриет из Миннеаполиса.
     - Спасибо! - послышалось из-за двери, и она захлопнулась перед  носом
администратора. Тот удивленно поморгал и постучал снова.
     - Эй, послушайте, вам эта телеграмма нужна или нет?
     - Нет.
     - Что?
     - Не нужна! Вы бы сами взяли телеграмму, которая вам не нужна?
     - Так это  ж  как  собаке  пятая  нога,  -  почесав  затылок,  сказал
администратор.
     - Ну вот и прекрасно, - сказали за дверью.
     Когда администратор удалился, Римо уже заканчивал укладывать чемодан.
Сунув в его дальний  угол  последний  носок,  он  захлопнул  крышку.  Чиун
внимательно наблюдал за его действиями.
     - Я беспокоюсь, - сказал Чиун.
     - О чем еще? - отрывисто спросил Римо.
     - Там будет достаточно много людей, которые попытаются убить тебя.  К
чему облегчать им работу, таская на себе тяжелое бремя гнева?
     - К тому, что я злой, как черт, вот к чему. Эта телеграмма - условный
сигнал. Я отправляюсь выполнять задание, но я не хочу его выполнять.
     - Я дам тебе совет. Из всех людей, которые тебя встретят, ни один  не
стоит того, чтобы отдать за него свою жизнь.
     - "Свою жизнь, свою жизнь"... Это - моя жизнь, черт возьми, и я  имею
полное право наплевать на нее, если мне  так  захочется!  Это  -  не  твоя
жизнь. Это - не жизнь Смита. Она моя, хотя эти ублюдки и отняли ее у  меня
десять лет назад. Моя!
     Чиун печально покачал головой.
     - Ты несешь в себе мудрость, выстраданную моими предшественниками  из
Синанджу. Не жертвуй ею из мальчишеского безрассудства.
     - Давай, папочка, начистоту: тебе же заплатили за то,  чему  ты  меня
научил,  причем   золотом,   твердой   валютой   за   счет   американского
налогоплательщика. За хорошую цену ты научил бы убивать и жирафа.
     -  Неужели  ты  думаешь,  что  я  стал  бы  учить  тебя  тому,   чему
действительно научил, за деньги?
     - Не знаю. Ты собрался?
     - Нет, ты знаешь. Ты просто не хочешь признать это.
     - Но и ты тоже  вряд  ли  беспокоишься  только  о  том,  что  впустую
потратил несколько лет жизни. Признайся!
     - Мастеру Синанджу не пристало  отвечать  на  вопросы.  Это  он  учит
других.
     Римо защелкнул замок чемодана. Когда Чиун не желал говорить, он и  не
говорил.



                                    4

     А тем временем в Филадельфии  Стефано  Колосимо  приветствовал  своих
детей и внуков, братьев и сестер, кузин и кузенов,  целуя  всех  подряд  в
щеку. Тем самым он демонстрировал горячую любовь патриарха к членам своего
клана.
     Небольшими  счастливыми  группами  двигались   они   по   фойе   мимо
телохранителей, чтобы почувствовать прикосновение тяжелых  рук  и  влажных
губ и получить затем маленький сверточек в яркой  обертке.  Детям  вручали
сладости и игрушки, а взрослым  -  ювелирные  украшения,  а  порой  еще  и
конверт, если в данной семье было туго с финансами. Дедушка Стефано вручал
эти конверты с чувством глубокого уважения, скромно замечая при этом,  что
только благодаря счастливой судьбе, которая  незаслуженно  выпала  на  его
долю, он может оказать своему родственнику эту маленькую любезность и что,
как знать, возможно, когда-нибудь  родственник  и  сам,  в  свою  очередь,
сможет оказать какую-нибудь услугу ему, Стефано Колосимо.
     Телохранители с их каменными лицами резко контрастировали с  царившей
на  этом  семейном  торжестве  атмосферой  всеобщей  радости.   Никто   из
присутствующих, правда, не обращал на  телохранителей  никакого  внимания,
как не обращают внимания, скажем, на водопроводные трубы.
     Юные отпрыски Колосимо, достигнув школьного  возраста,  с  удивлением
обнаруживали, что у других  учащихся  нет  собственных  телохранителей.  У
некоторых была прислуга и даже шоферы, но  телохранителей  не  было  ни  у
кого. Вот тогда-то дети впервые и осознавали, что значит быть членом клана
Колосимо. Обычные для одноклассников отношения на уровне "покажи и  скажи"
здесь не  подходили,  так  как  рассказывать  в  классе,  что  происходило
накануне дома, не разрешалось. Таким образом, юный  Колосимо  вроде  бы  и
находился в классе, но существовал отдельно сам по себе.
     Или, например, ему доводилось слышать как звонит в дом кто-то из тех,
кого показывают в телевизионных новостях, и просит разрешения переговорить
с его дедушкой. Об этом в классе полагалось помалкивать, потому что  ты  -
Колосимо.
     Дедушка Колосимо принимал у себя в доме представителей клана, но  его
приветствовали не только домочадцы, а также многие  из  тех,  кто  не  был
связан с ним  родственными  узами.  Соответствующие  телефонные  звонки  и
послания были получены в этот вечер от мэра города, сенатора, губернатора,
всех  членов  городского  совета,  начальника  полиции   и   председателей
отделений демократической и республиканской партий в этом штате.  Все  они
горячо поздравляли главу  крупнейшей  в  Филадельфии  строительной  фирмы,
крупнейшего импортера оливкового масла  и  землевладельца  с  сорокалетием
супружеской жизни.
     И конечно  же,  было  смешно,  когда  какой-то  ничтожный  патрульный
полицейский заявил, что желает переговорить  с  хозяином  дома,  поскольку
одна  из  припаркованных  снаружи  машин   мешает   нормальному   движению
транспорта.
     - Карло, займись этим, - приказал дедушка  Стефано  одному  из  своих
телохранителей.
     - Он  настаивает  на  встрече  лично  с  хозяином  дома,  -  доложил,
вернувшись,  Карло  Дигибиасси,  являвшийся,  суда  по  его  декларации  о
доходах, консультантом фирмы.
     -  Договорись  с   ним,   Карло,   -   сказал   дедушка   Стефано   и
многозначительно  поманипулировал  пальцами  правой  руки,  что   означало
предполагаемое вознаграждение настырному патрульному.
     Телохранитель мгновенно  исчез,  но  вскоре  вернулся,  обескураженно
пожимая плечами.
     - Не понимаю, что это за полицейский! - воскликнул он.
     - Ты сказал ему что мы - весьма уважаемые люди?
     Карло подтвердил.
     - Сказал, конечно, но полицейский говорит, что ему на это наплевать.
     - Ну тогда пусть выписывает штраф. Мы заплатим.
     - Он грозится арестовать вас и отправить, в участок в соответствии  с
каким-то постановлением муниципалитета.
     - За неправильную парковку?!
     Карло пожал плечами.
     -  Узнайте,  кто  такой  этот  полицейский,  -  распорядился  дедушка
Стефано.
     Последовали телефонные  звонки  в  полицейское  управление,  районные
участки  и  отдельным  полицейским,  исправно   получавшим   от   Колосимо
жалованье, хотя в штате его рабочих или служащих они никогда не значились.
     Вернулся Карло и доложил:
     - В управлении его знают, но наши  говорят,  что  никогда  прежде  не
слышали о нем.
     С раздражением человека, которому постоянно приходится все, буквально
все, делать самому, дедушка Стефано отправился на улицу, чтобы  поговорить
с полицейским.
     Выйдя  в  сопровождении  двух  телохранителей  на  веранду  дома,  он
представился.
     - Чем могу быть полезен? - спросил он.
     - Да вот... Бон та машина. Она мешает  движению  транспорта,  создает
аварийную ситуацию.
     - Мешает движению транспорта? У меня сегодня семейное торжество.
     - Сожалею, но аварийная ситуация - это очень серьезно.
     - Мешает движению транспорта,  -  повторил  дедушка  Стефано  с  едва
уловимым раздражением в голосе. - И никто  другой  не  может,  видите  ли,
устранить эту помеху. Ладно, я иду.
     Дойдя до угла дома, Карло увидел нечто необычное. К нему  направились
четверо полицейских. Однако необычность ситуации состояла не в присутствии
полицейских, а в том, как они себя вели. Они походили  на  баскетболистов,
блокирующих корзину  в  ожидании  вожделенного  мяча.  Двое,  что  повыше,
отступив чуть в стороны, поглядывали на двоих других, поменьше ростом, как
бы ожидая от них передачи мяча, чтобы тут же, подпрыгнув, положить  его  в
сетку. Однако прыгать они не стали, а прямо от  бедра  открыли  пальбу  из
револьверов. Последнее, что увидел Карло, была вспышка выстрела.
     Пятеро полицейских одновременно выхватили свои револьверы. Все пятеро
били по телохранителям. Какую-то долю секунды только один из  вышедших  из
дома оставался невредимым. Он стоял, широко раскрыв полные ужаса глаза,  и
это был сам дедушка Стефано Колосимо. Однако и он был тут же скошен  огнем
пяти револьверов.
     Сообщение об этом событии заняло центральное место в  послеполуденных
радио-  и  телевизионных  новостях.  Полиция  Филадельфии   заявила,   что
подозревает в этом убийстве одну из соперничающих мафиозных группировок.
     В Нью-Йорке инспектор Макгарк щелкнул выключателем радиоприемника и с
удовлетворением нацарапал  в  желтом  блокноте  несколько  цифр.  Толково!
Пришлось послать пятерых, и это, конечно,  многовато,  но  результат  того
стоил. Очень неплохо!
     Макгарк откинулся в кресле и уставился на карту, висящую на стене его
кабинета в полицейском управлении,  расположенного  наискосок  через  холл
напротив кабинета  начальника  полиции.  Он  зримо  представил  себе,  как
расширяется его полицейская сеть,  охватывая  все  новые  и  новые  районы
страны. Он уже многого добился. Его бумагам дан ход, и теперь в любой день
можно ожидать сообщения, что вопрос о выходе на пенсию решен. Он оставляет
пост руководителя отдела  кадров  департамента  пилиции  и  может  целиком
сосредоточиться на выполнении другой, более важной, миссии.  И  тогда  эта
сеть начнет быстро  расширяться,  охватывая  западные,  северные  и  южные
штаты. Техас. Калифорния. Чикаго. И наконец, Вашингтон! А куда ему деться?
И Даффи с присущими ему умом и умением предвидеть ход событий знал это.
     Армии Макгарка предстоит пройти весь  этот  путь.  До  самого  Белого
дома. Ринувшуюся с гор лавину на полпути не остановишь.
     Макгарк встал и принялся наводить порядок в кабинете перед  тем,  как
пересесть в другой, где будут вершиться по-настоящему важные  дела.  Скоро
он позвонит оттуда генеральному  прокурору  и  заверит  его,  что  никакой
тайной полицейской армии не существует.



                                    5

     Лимонного цвета лицо  доктора  Харолда  В.Смита  было,  как  никогда,
кислым. Он сидел в залитой  ярким,  слепящим  светом  и  надежно  запертой
комнате вкладчиков в здании Манхэттенского банка.  Перед  ним  лежали  два
небольших элегантных чемоданчика-"дипломата",  до  краев  набитых  пачками
новых стодолларовых банкнот. Крышки "дипломатов" были раскрыты.
     - Хэлло! - поприветствовал он появившегося на пороге Римо.
     Римо посмотрел на деньги. Удивительно, как деньги утрачивают в  твоих
глазах всякую ценность, когда ты можешь получить их  сколько  угодно,  для
этого надо только поднять телефонную трубку и промямлить в  нее  несколько
слов, - или когда у тебя вообще нет желания покупать что-либо, потому что,
кроме твоего  нанимателя,  ты,  в  сущности,  никому  не  нужен.  Так  что
стодолларовые банкноты - всего лишь банкноты. Бумажки.
     - Сначала я должен объяснить вам, что это  за  деньги.  Вам  надлежит
обосноваться в Нью-Йорке под видом важной фигуры в  мире  рэкета.  Как  мы
установили, в глазах тех, кем интересуется полиция, рэкетир  не  тот,  кто
действительно занимается рэкетом, а тот,  кто  регулярно  платит  полиции.
Другими словами, рэкетир может спокойно заниматься своим ремеслом,  только
если он систематически откупается от полиции. Вся прелесть ситуации в том,
что вам не придется создавать собственную  организацию,  на  это  ушло  бы
много времени. Более того, вы избавляетесь от необходимости барахтаться  в
мутном болоте  вымогательства,  цифр,  проституции,  наркотиков  и  прочих
весьма сложных для освоения вещей.
     - Вы хотите сказать, что, получая от меня взятки,  полицейские  будут
считать меня гангстером, а мне и правда  не  придется  впутываться  в  эти
дела?
     - Именно так, - подтвердил Смит.
     - А потом?
     - Вы выясните, кто возглавляет организацию, устраните руководство,  а
мы уже довершим дело.
     - А не проще ли вашим тунеядцам собрать необходимые доказательства  и
улики  и  представить  их   какому-нибудь   прокурору?   Зачем   требуется
ликвидировать их руководителей?
     -  Мы  не  хотим  предать  гласности  сам  факт  существования   этой
организации. При существующей ныне обстановке в стране  не  исключается  и
возможность того, что эти преступники не только избегнут  суда  но  смогут
выставить свои кандидатуры на выборах и победить.
     - Так разве это плохо? - сердито  воскликнул  Римо.  -  Если  бы  они
победили на выборах, мы могли бы уйти в отставку.  Мы  были  бы  тогда  не
нужны. Они сами будут делать эту работу, Смитти!
     - Нет, Римо, вы не правы, - мягко возразил доктор Смит.
     - Только не говорите мне, будто фамилии некоторых из  тех,  кого  они
кокнули, не были в ваших компьютерных распечатках  с  приложенными  к  ним
подробными, весьма  замысловатыми  планами  и  рекомендациями,  как  можно
спровоцировать их конфликт с налоговой инспекцией. Не крутите, Смитти! Эти
парни делают за нас нашу работу и делают ее быстрее и лучше нас. Да у вас,
аристократов, просто тонка кишка, и вы боитесь оказаться не у дел.
     - Римо, - Смит говорил глухим взволнованным голосом, -  ваша  функция
аналогична  той,  которую  взяли  на  себя  эти  люди,  и  поэтому  вы  их
оправдываете Но между  вами  существуют  серьезные  различия.  Первое.  Мы
используем вас только в случае острой необходимости, когда у нас нет  иной
возможности.  Второе.  Мы  для  того  и  существуем,  чтобы  предотвращать
подобные вещи. В стране существует КЮРЕ, поэтому Америка не превратится  в
полицейское государство. Нам доверено выполнение этой задачи, значит,  все
будет в порядке.
     - Это слишком сложно для моего понимания, Смитти.
     - Римо, я  хочу  обратиться  к  вам  с  теми  же  словами,  с  какими
полководцы всех времен и народов с тех пор, как они вывели человечество из
пещер,  в  трудную  минуту  обращаются  к  своей  армии.  Доверьтесь  мне.
Положитесь на мое мнение!
     - Хотя оно в корне противоречит моему?
     - Да.
     Римо нервно барабанил пальцами по столешнице.  Надо  держать  себя  в
руках, дабы не сломать стол. А с каким бы удовольствием он  разнес  его  в
щепки!
     - Хорошо. Я скажу вам, что чувствует каждый солдат с тех  самых  пор,
как нас вывели из пещер: у меня не слишком богатый выбор.
     Смит кивнул. Он кратко изложил Римо содержание  последних  донесений,
анализирующих   динамику    роста    тайной    полицейской    организации,
предположительно с центром на востоке страны.
     - Если судить по количеству  убийств  и  мест,  где  они  происходят,
полицейская  организация  должна  насчитывать  не  менее  ста   пятидесяти
человек. Такого количества людей вполне достаточно, чтобы посылать их  для
осуществления террористических актов в различные города, причем  с  полной
гарантией, что их лица не успеют там примелькаться.
     Смит добавил, что, выдавая  наличными  такую  сумму,  хранившуюся  на
счету некоего  фиктивного  лица,  кассир  банка  прожил  к  этой  операции
непомерно большой интерес. Римо следует  иметь  это  в  виду  и  опасаться
попыток ограбления, предупредил он.
     - В этих двух чемоданах почти миллион  долларов.  Наличными.  Остаток
вернете в обычном порядке.
     - Нет, - сказал Римо, глядя в худое, желчное лицо Смита.  -  То,  что
останется, я сожгу.
     -  Да  вы   что?   Сжигая   доллары,   вы   тем   самым   уничтожаете
аккумулированную в них энергию американского народа! - воскликнул Смит.
     - Я  знаю,  Смитти.  Вы,  конечно,   истинный   потомок   основателей
Америки...
     - Я просто не могу понять...
     - А я - тупой полицейский - южанин, - продолжал Римо, - который  если
и видел когда-нибудь своих родителей, то наверняка в рабочих комбинезонах.
     - Чиун говорит, что вы более высокого происхождения.
     - Не надо мне более высокого, - возразил Римо. - Я горжусь тем, что в
душе я -  южанин.  Вам  известно,  кто  такой  южанин?  Это  -  отнюдь  не
плантатор, а грязный, с натруженной шеей работяга-фермер. Это не  владелец
ранчо,  а  работающий  на  него  рядовой  ковбой.  Это  -  не   американец
итальянского происхождения, а жалкий полукровка. Это - еврей-филантроп, то
есть я.
     - Не думайте, что я  не  понимаю,  как  много  сделали  те  люди  для
Америки, - торжественно заявил Смит.
     - "Те люди"! Вот именно; для вас они всего лишь "те люди".
     Римо схватил пачку долларов, совершенно новых, еще пахнущих  краской,
плотно упакованных в твердые, как дерево,  бруски,  и  стальными  пальцами
превратил пачку в труху. На колени Смита посыпалось зеленое конфетти.
     - Это же десять тысяч долларов, Римо! В них - труд американцев.
     - Нет, это другие десять тысяч, в них - труд "тех людей".
     - Всего хорошего, Римо, - сказал поднимаясь, Смит.
     Римо видел, как в  этом  скромном  столпе  моральной  чистоты  растет
раздражение, и на него нахлынуло какое-то теплое, доброе  чувство  к  нему
особенно когда Смит попытался было что-то сказать, уже стоя в дверях, и не
смог найти подходящих слов.
     - Счастливо, Смитти, - засмеялся Римо, - удачного вам дня!
     Он закрыл "дипломаты", выждал немного, пока Смит покинет стены банка,
и спокойно вышел на улицу, где его должны были ограбить.
     Возле  банка  Римо  не  заметил  никаких  подозрительных   личностей,
казалось, никто не проявил к нему  интереса.  Он  прошелся  вокруг  здания
банка и тоже никого не заметил. На всякий случай  он  решил  пройтись  еще
раз, и только тут его внимание привлекла машина. Он понял, почему,  увидев
ее впервые, он не заподозрил ничего дурного. На  переднем  сиденье  машины
мужчина и женщина изображали  влюбленных,  занятых  друг  другом.  Неплохо
придумано! Но именно эта "влюбленность" и выдала их.  Пройдя  мимо  них  в
третий раз, он окончательно убедился, что это спектакль.
     "Сущность любви, - сказал однажды Чиун, - в ее преходящем  характере.
Она как сама жизнь. Быстротечна. Краткий миг и больше ничего".
     Зная  теперь  своих  грабителей,  Римо  бодро   зашагал,   размахивая
дипломатами, по Четырнадцатой улице. Дойди до постоянно  забитой  машинами
площади. Юнион-сквер, он замедлил шаг, чтобы "влюбленные" не потеряли  его
в уличной сутолоке. Он оглянулся. Нет, злоумышленники следовали за ним  по
пятам в машине. Более того, теперь это были целых две машины,  державшиеся
рядом. В следующую же минуту из второй машины выскочили  двое  здоровенных
чернокожих мужчин в шляпах с обвислыми полями. А из первой  "возлюбленный"
и еще один белый мужчина. Все четверо двинулись к Римо. Совместная работа.
Кто  сказал,  будто  нью-йоркцы  не  умеют  работать  дружно  и  слаженно,
независимо от их расовой принадлежности, вероисповедания и цвета кожи!
     Римо решил обойти всю Юнион-сквер, чтобы посмотреть, решатся  ли  они
на ограбление средь бела дня, на глазах  у  честного  народа.  Оставленные
далеко  позади  машины  продолжали  стоять  на   месте,   мешая   движению
запрудившего площадь транспорта Четверо  мужчин  вприпрыжку  следовали  за
Римо, изо всех сил стараясь не отстать.  На  бегу  они  придерживали  полы
пиджаков, но выдавали их не выпуклости на определенных местах тела, а  то,
как они двигались. Имеющие при себе оружие люди не просто идут, они как бы
"несут" себя.
     Когда Римо пошел на второй круг, четверка разделилась на две  группы,
чтобы напасть на свою жертву с  двух  сторон.  Римо  направился  к  центру
расположенного  на  площади  скверика.  Четверка   последовала   за   ним.
Чернокожие нацелились на его голову, а белые - на  "дипломаты".  Однако  с
"дипломатами" произошла осечка. Они одновременно взлетели  к  двум  черным
подбородкам. Послышался  громкий  хруст  костей.  А  оба  чемоданчика  тем
временем обрушились на спины белых.
     Со стороны же все это выглядело так, словно на одного бедолагу напали
четверо  бандюг.  При  этом,  как  заметил   Римо,   прохожих   заставляло
останавливаться только любопытство, и ничто другое. Ни криков о помощи. Ни
попыток помочь Римо. Так, некоторый  интерес.  Один  из  белых  грабителей
попытался было выхватить револьвер, но Римо ударом  ноги  переместил  зубы
бандита из челюсти в горло. Вколотив широкополую черную  шляпу  черного  в
центральную часть его мозга, Римо уложил второго белого всего лишь  легким
ударом локтя. Ударь он чуть сильнее, и пришлось бы потом  нести  костюм  в
чистку. Висок разбит, но кожа не порвана и ни капель  крови,  ни  сгустков
мозгового вещества.
     Одним  простым  рубящим  ударом  пятки   Римо   перебил   позвоночник
последнему из оставшихся на ногах члену четверки.
     А потом Римо испытал шок. Его потрясла реакция  публики.  Любопытство
прохожих было удовлетворено, и они как ни в чем не бывало продолжили  свой
путь, переступая через тела на дороге. Единственным человеком,  нарушившим
благодушное безразличие, оказалась навьюченная сумками и  пакетами  особа,
по мнении которой, городской  департамент  коммунального  хозяйства  плохо
справляется со своими обязанностями.
     Римо посмотрел туда, где,  по-прежнему  преграждая  путь  транспорту,
стояли две машины. Водители удирали во все лопатки. Женщина  -  в  сторону
Ист-ривер, а мужчина - к Гудзону. У Римо не было желания их  догонять,  и,
влившись в поток нью-йоркцев, спешащих по своим  делам,  он  просто  пошел
дальше, надеясь при этом остаться в живых.
     На   углу   Третьей   авеню    Римо    решил    почистить    ботинки.
Мальчишка-чистильщик взглянул на носок правого ботинка Римо и потянулся за
грязной бутылкой с зеленоватой жидкостью.
     - Что это? - поинтересовался Римо.
     - Простой водой кровь с кожи плохо смывается, объяснил мальчишка. Для
этого у меня есть специальный раствор.
     Римо взглянул на ботинок. Да, в самом деле - на нем была капля крови.
От частого употребления зеленоватая жидкость налипла  на  краях  горлышка.
"Нью-Йорк, Нью-Йорк, какой замечательный город",  промурлыкал  Римо  слова
песенки.
     В кабине чистильщика был включен небольшой транзисторный приемник,  и
как раз передавали сводку новостей. Римо прислушался. В  Филадельфии  убит
главарь мафии. В связи  с  этим  мэр  Нью-Йорка  заявил,  что  равнодушное
отношение общественности к социальным проблемам является  самим  серьезным
камнем преткновения на пути к улучшению положения в городе.



                                    6

     Для  Римо  купили  дом,  которому   мог   бы   позавидовать   крупный
нью-йоркский рэкетир. Это был особняк на одну семью в районе  Куинса,  где
живут представители среднего класса.  Римо  встретил  Чиуна  в  аэропорту.
Вместе с ним прибыл и багаж - восемь сундуков, пять больших баулов и шесть
фанерных ящиков.
     - Мне сказали, что мы переезжаем, так что я решил захватить небольшую
смену одежды, - сказал Чиун. При этом он настоял, чтобы один  из  фанерных
ящиков был погружен  на  заднее  сиденье  рядом  с  Римо.  За  их  машиной
следовали еще три с "небольшой сменой" чиуновской одежды.
     Римо знал, что в ящике находится устройство для записи идущих в  одно
и то же время телевизионных передач с  огромным  кадмиевым  аккумулятором,
благодаря которому Чиун сможет посмотреть очередной фильм своего  любимого
сериала, когда приедет в Нью-Йорк. Если бы не этот аппарат, он ни  за  что
не уехал бы из Техаса, не посмотрев  "Пока  Земля  вертится"  или  "Доктор
Лоуренс Уолтерс, психиатр".
     Римо сидел на заднем сиденье такси зажатый между ящиком и дверью.  Он
сердито взглянул на Чиуна.
     - Видишь ли, - сказал  Чиун,  понимая  причину  раздражения  Римо,  -
крайне нежелательно пропустить  момент,  когда  мимо  промчится  очередная
волшебная колесница. Иначе мгновение красоты, являющее собой  столь  малую
частицу безбрежной пустыни жизни, будет утеряно для меня навсегда.
     - Чиун, я же  говорил  тебе,  что  можно  покупать  видеозаписи  этих
проклятых шоу.
     - Я много чего слышал в своей жизни, но верю только в  то,  что  могу
пощупать, - ответил Чиун и похлопал ладонью по ящику, отчего Римо  испытал
дополнительное неудобство - его еще плотнее прижало к дверце машины.
     Взглянув поверх ящика на Чиуна, Римо отметил, что  хотя  тот  занимал
относительно меньше места, но тем не менее чувствовал себя вполне  удобно,
так как тело его каким-то образом сжалось и стало более узким.
     Римо поведал Чиуну о том, что его обеспокоило.
     - Сегодня днем в Нью-Йорке  я  допустил  непростительную  оплошность,
сказал он, имея в виду кровь на ботинке.
     Рассказывать Чиуну о ботинке и крови было  ни  к  чему.  "Оплошность"
означала, что удар был нанесен неправильно - не то, чтобы это было  совсем
плохо, но достаточно плохо, чтобы заподозрить  снижение  уровня  точности.
Это означало, что снижается уровень совершенства в технике  исполнения,  а
для настоящего мастера это - серьезный повод для тревоги.
     - Злость и гнев, - сказал Чиун. - Вот в чем причина.
     - Я не был зол. Я отбивался сразу от четверых. Ни  одного  из  них  я
прежде не видел.
     - Гнев, как яд, отравляет жизнь.  В  тот  момент  ты  не  должен  был
испытывать  гнева.  Потому  что  гнев  выводит  человека  из   равновесия.
Восстановить его могут только приверженность цели и спокойствие.
     - Да, в этом смысле я действительно был зол. Я и сейчас зол.
     - Тогда приготовься к другим оплошностям. А за  оплошностями  следуют
ошибки, за ошибками - несчастные случаи и потери. А  для  нас  с  тобой...
Чиун не закончил фразу.
     - Мы будем работать в состоянии душевной гармонии, папочка, - заверил
Римо. - Но знаешь, я до сих пор не нахожу себе места от злости.
     Караван такси остановился в конце улицы, по обе  стороны  которой  за
деревьями  виднелись  красные,  опрятные  кирпичные  дома  с   черепичными
крышами. На подъездных дорожках стояли автомобили.  На  чистых,  ухоженных
газонах играли дети.
     Римо увидел табличку с фамилией владельца,  прикрепленную  к  тяжелым
чугунным воротам, от которых к дому пролегала дорожка  из  плитняка  "Римо
Бедник" прочитал он на табличке. Так вот кем он будет  в  этот  раз!  Римо
Бедник.
     Не выпуская из рук "дипломаты", Римо следил за разгрузкой. Как только
она закончилась, была немедленно включена телевизионная аппаратура  Чиуна,
а Римо принялся за упражнения, которые должны были  вернуть  ему  гармонию
духа и тела. Сидя в позе  "полный  лотос",  он  представлял  себя  сначала
субстанцией, потом духом, а затем духом в сочетании с вселенским  духом  и
вселенской материей. Когда он вышел из состояния медитации и увидел себя в
хорошо обставленном доме, гнев хотя и не покинул его, но немного утих. Все
воспринималось совсем по-другому, словно это быт вовсе  не  он,  а  кто-то
другой.
     Спустившись на первый этаж, Римо занялся поисками  места,  где  можно
надежно спрятать деньги. Холодильник. Распахнув  дверцу,  он  увидел,  что
холодильник забит до отказа пятью аккуратно сложенными малиновыми  кимоно.
Ручка регулятора температуры была на максимальной отметке. Сам Чиун в  это
время в комнате наверху смотрел 287-ю серию, в которой вторая  жена  Уэйна
Хемптона,  бежавшая  с  начальником  охраны  корпорации  "Мальгар"  Брюсом
Кеботом, понимает, наконец, что она все-таки  любит  свою  дочь  Мери  Сью
Липпинкотт и что они обе, видимо, влюблены в одного и того же  человека  -
известного кардиолога Вэнса Мастерса,  пораженного  тяжелым  недугом,  над
излечением которого он теперь работает. Сам доктор Вэнс Мастерс не  знает,
что болен. Ему должны были сообщить об этом врачи еще в сентябре  прошлого
года, но так и не сообщили. Тем не менее в 287-й  серии  все  представлено
так, будто это должно было произойти не в прошлом сентябре, а вчера.
     Оторвать Чиуна от телевизора, когда шел этот серии,  было  совершенно
невозможно, а посему Римо и не спешил  потребовать,  чтобы  для  малиновых
кимоно было найдено другое  место.  Чиун  всегда  выбирал  для  них  место
похолоднее, так как низкопробные корейские красители,  которыми  Чиун  так
гордился, почему-то быстро выцветали и блекли все больше  и  больше  после
каждой стирки.
     Римо задумался и тут же вспомнил про чулан. Там был шкаф для  детских
игрушек! Но  он  оказался  заполнен  голубыми  кимоно.  Римо  спустился  в
подвальное  помещение.  Развешанные  в  нем  желтые  и  оранжевые   кимоно
придавали подвалу карнавальный вид.
     С дипломатами в руках Римо снова поднялся в комнату Чиуна. Чиун сидел
в зеленом кимоно перед телевизором  и,  затаив  дыхание,  ожидал  момента,
когда Мери Сью Липпинкотт сообщит, наконец, доктору Мастерсу, что он болен
как раз той самой смертельной болезнью, которую он пытается лечить.
     Римо молча ждал, пока на экране не появилась  женщина,  сообщившая  о
своем волнующем открытии, сделанном ею  во  время  очередной  стирки.  Это
открытие  обеспечило  ей  любовь  мужа,  привязанность  сына,  уважение  и
восхищение соседей и собственную уверенность в своем психическом здоровье.
И все  это  благодаря  стиральному  порошку  "БРА"  с  добавкой  лимонного
экстракта.
     Римо раскрыл "дипломаты" и высыпал их содержимое, завалив  банкнотами
пол вокруг Чиуна.
     - Взгляни, - сказал он.
     - Это мне? - спросил Чиун.
     - Нет. Это - деньги на связанные с операцией расходы.
     -  Это  очень  много,  -  сказал  Чиун,  -  туг  целое  императорское
состояние.
     - Мы могли бы взять их и смотаться. Кто нас остановит? На эти  деньги
твоя деревня могла бы безбедно жить десять поколений. Да что  там  десять!
Сто! Римо улыбался. Чиун покачал головой:
     - Если я присвою эти деньги, то лишу Синанджу будущего,  разорю  свой
собственный дом, ибо в этом  случае  вся  наша  добросовестная  служба  на
протяжении долгих веков будет запятнана мой кражей. После этого  на  сотни
лет многие поколения Мастеров Синанджу могут остаться не у дел.
     Как  было  известно  Римо,  деревушка  Синанджу  в  Корее   постоянно
бедствовала: земля ничего не рожала,  рыба  не  ловилась,  никакого  иного
промысла не существовало, и ее обитатели не вымерли только потому, что  из
поколения в поколение очередной Мастер Синанджу подавался на  заработки  и
становился либо наемным убийцей - ассасином,  либо  инструктором.  За  это
хорошо платили. За этот счет жила вся деревня.
     - При том, как бережно люди Синанджу расходуют  деньги,  Чиун,  этого
миллиона им хватит на сотню поколений.
     Чиун снова покачал головой:
     - Мы ничего не понимаем в деньгах. Мы понимаем в  искусстве  убивать.
На эти деньги, может быть, и смогут прожить сто поколений, а что будет  со
сто первым?
     - Папочка, тебя действительно беспокоит будущее?
     - Тот, кто за него отвечает, не может не беспокоиться. Так  как  твой
гнев? Он все еще продолжает слепить тебе глаза? -  С  этими  словами  Чиун
передал  Римо  отпечатанную  на  машинке  и  сложенную  вчетверо  записку,
вывалившуюся вместе с банкнотами на пол.
     - О! - воскликнул Римо.
     - "О!" - передразнил его Чиун. - О, записка!  О,  как  он  ходит!  О,
оружие! О, удар! О, жизнь! О!
     Римо развернул записку как раз в тот момент, когда  на  экране  снова
появилась Мери Сью  Липпинкотт.  Ах-ах!  Вот  сейчас  она  скажет  доктору
Мастерсу о его болезни!
     Записка была от Смита. И напечатана,  несомненно,  им  самим,  о  чем
свидетельствовало не только множество опечаток,  но  и  ее  содержание,  -
такие бумаги директора санаториев не диктую своим секретаршам.
     "Памятка по поводу взяток:
     1. Не рекомендуется предлагать  крупные  взятки  -  в  вас  сразу  же
распознают новичка. Лучше начинать с малой суммы, а  затем  постепенно  ее
увеличить.
     Если  вам  во  что  бы  то  ни  стало  необходимо  чего-то  добиться,
увеличивайте сумму. Однако в любом случае необходимо поторговаться.
     2.  Представляется  целесообразным  следующие  размеры   еженедельных
вознаграждений местным полицейским: 200  долларов  -  капитану,  по  75  -
лейтенантам, по 25 - сержантам и др., 15 - рядовым патрульным.
     3. Начинать также следует с минимума, а потом постепенно  увеличивать
суммы. Пусть поработает их воображение.
     4. Прикиньте, нельзя  ли  для  налаживания  контакта  с  инспекторами
ограничиться 5000 долларов. С более высокими чинами необходимо вести  себя
осмотрительно и по возможности не вступать в контакт, ибо можно  нарваться
на скандал и даже на арест. К ним следует подбираться осторожно, не  минуя
никого в иерархии - снизу вверх.
     5. Купите "кадиллак" или "линкольн",  причем  непременно  у  местного
торговца - дилера и за наличные. Не жалейте денег на чаевые в  ресторанах.
Всегда носите при себе пачку потолще. Удачной охоты! Записку уничтожьте".
     Римо разорвал записку в мелкие клочки.
     - "Записку уничтожьте!" - проворчал  он.  -  Нет,  я  отправлю  ее  в
редакцию "Дейли ньюс", причем  срочно,  чтобы  они  успели  тиснуть  ее  в
ближайшем номере! Записку уничтожьте!
     Римо  нашел  на  желтых  страницах  телефонного   справочника   адрес
магазина, торгующего автомобилями "кадиллак", убедился, что он  расположен
недалеко от дома, и немедленно отравился туда.  Войдя  в  демонстрационный
зал, он, не долго думая, ткнул пальцем в одну из выставленных там машин:
     - Вот эту!
     - Простите, сэр? - угодливо выгнув спину и заглядывая Римо  в  глаза,
спросил продавец.
     - Я хочу вот эту.
     - Прямо сейчас, сэр? - подобострастно потирая руки, спросил продавец.
     - Сейчас.
     - Может быть, я вам ее сначала покажу?
     - Нет необходимости.
     - Кхм...  Она  стоит  одиннадцать  тысяч  пятьсот  долларов,  включая
стоимость кондиционера и...
     - Залейте бензин и дайте мне ключи.
     - Документы на машину...
     -  Отправьте  их  мне  по  почте.  Я  хочу  купить  машину.   Это   -
единственное, что мне надо. Так оформите же покупку и все!  Мне  не  нужны
бумаги. Мне не нужна скидка, Мне не нужна пробная поездка. Мне  необходимы
ключи.
     - Как вы намерены платить за нее, сэр?
     - Деньгами, конечно, как же еще!
     - Я имею в виду форму оплаты, сэр.
     Римо достал из кармана пухлую пачку стодолларовых  купюр  и  отсчитал
сто  пятнадцать  бумажек.  Они  были  совершенно  новенькие   -   упругие,
хрустящие. Продавец ошалело смотрел на деньги и растерянно улыбался. Потом
он позвал менеджера. Тот, взглянув на банкноты, проверил одну  из  них  на
свет и на ощупь. Его явно насторожила свежесть купюр, поэтому он  проверил
наугад еще несколько штук.
     - Вы что - любитель изящных искусств? - спросил его Римо.
     - Нет, нет! Я - любитель денег, и это хорошие деньги.
     - Так могу я получить, наконец, ключи от машины?
     - И даже мою жену в придачу, - пошутил менеджер.
     - Мне нужны только ключи.
     Римо сообщил менеджеру необходимые для оформления  документов  данные
адрес и фамилию, - и продавец поспешил в остекленный офис.  Но  не  только
для оформления бумаг. Ему не терпелось, чтобы управляющий как  можно  шире
разнес молву о человеке, который уплатил за машину наличными. Вручая  Римо
ключи  от  бежевого  четырехдверного  "флитвуда",  продавец   не   скрывал
восторженной радости по поводу такого удачного покупателя, что  несомненно
плодотворно скажется на его жалованье.
     По дороге домой Римо остановился у мебельного магазина,  где  заказал
два ненужных ему цветных телевизора и ненужный спальный гарнитур. И  здесь
он сообщил свою фамилию, адрес и уплатил за все наличными.
     Заехав в тот вечер в местный полицейский участок, Римо  с  удивлением
почувствовал, что совсем не просто дать взятку полицейскому. Сам он, когда
был полицейским, никогда взяток не брал, да и многие из  его  коллег  тоже
никогда бы не взяли. Конечно, кое-что перепадало  порой  на  Рождество  во
время дежурства на участке, но это нельзя назвать взяткой. К тому же,  все
зависит от того, что, за что и как принимать. Хотя доходы игорного бизнеса
- отнюдь не чистые деньги, многие  полицейские  не  считали  их  грязными.
Грязными считались барыши от наркобизнеса и заказных убийств. В целом, как
считал Римо, мало кто из полицейских способен взять хотя  бы  цент,  если,
конечно, они не очень сильно  изменились  за  прошедшие  десять  лет.  Что
касается Смита, чьи предки сколотили состояние  на  нещадной  эксплуатации
рабов,  а  затем,   разбогатев,   имели   наглость   возглавить   движение
аболиционизма  -  за  смену  рабства,  то  его  готовность  навешивать  на
полицейских  ценники,  как  в  супермаркете,  уже  сама   по   себе   было
оскорблением.
     Римо вышел из машины на грязной  улице  и,  взбежав  по  выщербленным
ступенькам, вошел в здание окружного полицейского  участка.  Его  охватила
ностальгия. Во всех полицейских  участках  царил  этот  до  боли  знакомый
запах. Он оставался таким же, как десять лет назад и как сто лет назад. Он
такой же и в любом другом участке, будь  то  в  десяти  или  в  ста  милях
отсюда. Это был запах усталости. Смесь запахов  человеческого  напряжения,
выкуренных сигарет и всем том, что делает запах именно таким. Но в  первую
очередь это был запах усталости.
     Римо подошел к столу дежурного  лейтенанта,  сказал  что  он  недавно
поселился в этом районе, и представился. Лейтенант был  формально  вежлив,
но в лице его читалось презрение. Когда Римо протянул  дня  пожатия  руку,
лейтенант принял ее с ироничной ухмылкой. В ладони у Римо  была  сложенная
купюра. Римо думал, что лейтенант развернет ее, взглянет на него и швырнет
деньги ему в лицо.
     Ничего подобного не произошло. Рука проворно исчезла,  зато  на  лице
появилась приятная улыбка.
     - Я хотел бы поговорить с начальником участка. Скажите ему, чтобы  он
мне позвонил, хорошо?
     - Конечно, мистер Бедник. Добро пожаловать в Нью-Йорк!
     Когда Римо выходил из участка, он слышал, как  лейтенант,  который  к
тому  времени  наверняка  уже  оценил  достоинство  купюры,  крикнул   ему
вдогонку:
     - Очень, очень рады вашему приезду в Нью-Йорк!
     Римо вдруг понял, чего он опасался. Он  надеялся,  что  взятка  будет
отвергнута, что Смит окажется неправ, и начал не с того.  Правильнее  было
бы начать снизу. Остановить рядового  патрульного  полицейского  прямо  на
улице, завести с ним разговор, а потом предложить ему некоторую  сумму  на
семейные  расходы.  И  вот  так,  постепенно,  двигаться  по   полицейской
иерархической лесенке вверх. Вместо этого он сразу отправился  в  окружной
участок, где его могли принять, например, за  следователя  из  прокуратуры
штата, а лейтенант, если у него были какие-то проблемы с начальством,  мог
бы запросто  на  нем  отыграться.  Однако  все  прошло  гладко.  Римо  был
разочарован.
     Выйдя на улицу и вдохнув  насыщенный  всяческой  химией  нью-йоркский
воздух, Римо мысленно отчитал себя. В его работе проколы не позволительны,
и так рисковать он больше не будет.
     Было забавно ехать в роскошной машине,  включив  стереоприемник,  как
будто и эта машина и праздная езда на ней были  элементами  его  истинного
бытия.  Свернув  на  свою  улицу,  он  заметил  стоящую  в  коже  квартала
полицейскую  машину  без  опознавательных  знаков.  То,   что   это   была
полицейская машина, было понятно  даже  в  темноте.  Об  этом  безошибочно
свидетельствовали и маленькая антенна радиотелефона, и тусклая,  давно  не
видевшая полировки эмаль  кузова.  Любой  дурак  мог  без  труда  опознать
полицейскую машину, и Римо порой удивлялся - почему полиции не приходит  в
голову   использовать   в   целях   конспирации,   скажем,    какую-нибудь
красно-желтую  роскошную  машину  с   откидным   верхом   или,   наоборот,
полуразвалившуюся тачку, облепленную переводными картинками?
     Он быстро припарковал машину и кинулся в дом. Что там успел натворить
Чиун? Он мог всего лишь "просто защитить себя" или "не позволить  нарушить
его уединение", что порой приводило  к  неприятной  необходимости  куда-то
рассовывать мертвые тела.
     Римо влетел в дверь, которая  оказалась  незапертой.  В  гостиной  за
низким кофейным столиком сидел одутловатый, с брюшком, визитер в штатском.
Чиун, устроившись на полу, внимательно слушал еж.
     - Пусть не обеспокоит вас это грубое вторжение, сказал Чиун визитеру.
- Продолжайте, как если бы мы находились в цивилизованном обществе.
     Затем Чиун повернулся к Римо.
     - Римо, садись и послушай замечательные  истории  этого  джентльмена.
Очень волнительные. Как он профессионален! И постоянно рискует жизнью.
     - Теперь уже нет, - сказал визитер. - А вот когда я  был  патрульным,
то участвовал в двух перестрелках.
     - В двух перестрелках! - с напускным восхищением воскликнул Чиун,  Бы
кого-нибудь убили?
     - Я ранил одного из них.
     - Ты слышишь, Римо? Как это волнительно! Бандит ранен, пули  свистят,
женщины визжат...
     - Да нет, женщины не визжали, - возразил визитер, спохватившись.  Да,
позвольте представиться! Я капитан Милкен. Моррис Милкен. Лейтенант  Рассе
передал мне, что вы хотите меня видеть. Я пока поговорил с  вашим  слугой.
Отличный парень.  Правда,  излишне  возбуждается,  когда  речь  заходит  о
насилии и тому подобном. Но я заверил его, что если и  существует  в  этом
районе дом, которому гарантируется полная безопасность, то это - ваш дом.
     - Очень любезно с вашей стороны, - сказал Римо.
     - Капитан говорит, что если мы почувствуем малейшую угрозу, даже если
нам всем лишь покажется подозрительным какой-нибудь незнакомец на улице  в
нашем квартале, то мы можем ему позвонить, - сказал Чиун. -  Для  человека
моего возраста и хрупкой комплекции такая возможность исключительно ценна.
     - Мы  гарантируем  безопасность  пожилых  людей  в  нашем  округе,  -
отчеканил капитан Милкен.
     - Я как раз хотел поговорить с вами об этом и рад, что вы нашли время
заехать, - сказал Римо. -  Чиун,  я  хотел  бы  побеседовать  с  капитаном
наедине.
     - О, да. Конечно. Совсем забыл, что я - всего лишь ваш покорный слуга
и преступил границы дозволенного. Я возвращаюсь на подобающее мне место.
     - Прекрати, Чиун. Хватит.
     - Как прикажете, хозяин. Любое ваше слово - для меня приказ.
     Чиун подался, поклонился и прошаркал в соседнюю комнату.
     - Чего не отнимешь у этих старичков, так  это  понятие  об  уважении,
заметил капитан, - не так ли? В смирении этого старикана есть  своеобразны
прелесть.
     - Да уж, смиренен и кроток, как цунами, пробормотал Римо.
     - Что вы сказали?
     - Да так, ничего. Давайте перейдем к делу.
     Капитан Милкен улыбнулся и протянул руку ладонью вверх.
     - По две сотни в  неделю  вам,  -  сказы  Римо,  -  и  соответственно
поменьше вашим людям. По семьдесят пять - лейтенантам,  по  двадцать  пять
сержантам  и  детективам  и  по  пятнадцать  -  патрульным.  Об  остальном
договоримся позже.
     - Вы, я вижу, человек опытный, - заметил Милкен.
     - Всем надо жить, я это понимаю.
     - В нашем округе не так-то много возможностей для бизнеса. Во  всяком
случае я ничем не могу вам  помочь  в  таких  сферах,  как  проституция  и
наркотики. Заняты уже и некоторые другие сферы.
     - Вы пытаетесь узнать, чем я занимаюсь, правильно?
     - Да, это так.
     - Если узнаете и скажете "нет", я тут же приторможу. А  если  скажете
"да", но решите, что получаете недостаточно, дайте мне  знать.  А  пока  я
буду заниматься своим делом и прошу  только  об  одном  -  чтобы  меня  не
беспокоили каждый раз, когда, скажем,  у  кого-то  в  этом  округе  уведут
машину.
     - В таком случае вы,  может  быть,  слишком  высоко  оцениваете  нашу
скромную услугу.
     - Мажет быть, - сказал Римо, - но таков мой стиль.
     Милкен поднялся и достал из кармана бумажник.
     - Звоните в любое время,  когда  у  вас  возникнет  необходимость,  -
сказал он, открывая бумажник и протягивая Римо свою визитку.
     - Интересный значок, - заметил Римо.
     Милкен посмотрел в бумажник. В нем лежала пятиконечная золотая звезда
с изображением слитого кулака в центре.
     - Что он означает? - спросил Римо.
     - Это значок организации, в которой я состою, сказал капитан  Милкен.
- Она называется "Рыцари Щита". Вам приходилось слышать о ней?
     - Нет. Не могу этим похвастаться.
     Капитан Милкен улыбнулся:
     - А по-моему, вам следовало бы узнать о  ней  поподробнее.  Возможно,
наши  планы  заинтересуют  вас  лично.  Не  хотите  встретиться  с   нашим
руководителем? Это инспектор Уильям Макгарк. Чертовски интересный парень!
     - Макгарк, - повторил Римо, закладывая имя в  память.  -  Конечно,  с
удовольствием.
     - Прекрасно. Я это устрою. Уверен, что он тоже захочу  встретиться  с
вами.



                                    7

     Джеймс Хардести-третий  появился  в  двери  вертолета,  На  холмистых
просторах  Вайоминга  пощипывал  сочную  травку  принадлежащий  ему  скот.
Стерегущие  его  ковбои  галопом  мчались  к  посадочной  площадке,  чтобы
засвидетельствовать почтение хозяину.
     Они называли его просто Джимом, а  между  собой  говорили,  что  этот
миллионер в душе такой же ковбой, как и они. Хардести, высокий,  худощавый
мужчина с невыразительным лицом, спрыгнул на землю и  мощным  рукопожатием
чуть было не сдернул с лошади подскакавшего первым старшего  ковбоя.  Джим
Хардести был действительно простым парнем, таким, как они, если,  конечно,
не считать, что у него - куча денег.
     Если  бы   кто-то   из   ковбоев   задался   целью   проанализировать
взаимоотношения Хардести с ними, то он  усмотрел  бы  в  них  определенную
закономерность. Выяснилось бы,  что  в  год  "А"  Хардести  демонстрировал
"близость к народу пять раз, в год "Б" - четыре раза, три раза в год  "В",
и потом снова пять раз в следующем году,  и  так  далее  по  схеме  5-4-3,
5-4-3. По его расчетам, такая система отнимала у  него  не  так  уж  много
времени и вместе с тем достаточно эффективно поддерживала в его работниках
высокий моральный дух.
     Эта система предусматривала также угощения  с  выпивкой,  которые  он
устраивал для всех работающих в Чейенне.
     - Где найдется другой, такой же богатый,  как  Джим  Хардести,  босс,
который станет якшаться со своими  работниками?  -  задал  кто-то  однажды
риторический вопрос.
     - Да любой  босс,  знающий  толк  в  производственных  отношениях!  -
ответил один из работников. На следующий день его рассчитали.
     Приветливо здороваясь со всеми, кто  встречался  ему  по  пути,  Джим
Хардести прошелся по ранчо "Бар-эйч", более известному ему под индексом В.
108.08. Эта формула вмещала в себя данные о товарности  ранчо,  его  общей
стоимости, стоимости за вычетом налогов и иных расходов,  а  также  особый
показатель, получаемый путем деления количества голов скота  на  стоимость
его прокорма.
     - Эти  парни  из  "Бар-эйч"  когда-нибудь  загонят  меня  в  гроб,  -
посмеивался Большой Джим Хардести. Угостите-ка меня  фирменной  говядинкой
"Бар-эйч", сказал он, и ковбои  его  повели  туда,  где  за  холмом  стоял
фургончик полевой столовой, возле которого жарились на костре бифштексы.
     Говядина приносила высокие  прибыли,  которые  возросли  еще  больше,
когда консервный завод Джима Хардести поднял слегка цены, а вслед  за  ним
подняли цены также и фирма Джима  Хардести,  перевозящая  мясопродукты,  и
городская мясоторговая база Джима Хардести. Хотя  по  существу  эта  акция
являлась нарушением антимонопольных законов, на практике она нарушением не
считалась,   поскольку   формально   владельцами    консервного    завода,
автотранспортной фирмы и мясоторговой базы были друзья Джима  Хардести,  а
не он сам. Однако если кто-то сочтет, что  они  -  всего  лишь  подставные
лица, так ведь это, извините, надо еще доказать!
     Стабильно высокие прибыли Джима Хардести гарантировала  неспособность
ем конкурентов тягаться с ним. Он прекрасно знал свое дело и мог без труда
доказать любому владельцу ранчо или скотобойни, или  торговой  базы,  что,
пытаясь  сбить  цены  на  продукцию  Джима  Хардести,  они  прежде   всего
затягивают петлю на собственной шее. Если попадался упрямец,  не  желавший
или не способный согласиться, то друзья Джима Хардести  помогали  ему  это
уразуметь. В беседе с глазу на глаз. А среди людей  посвященных  слышались
мрачные намеки: мол, если хочешь полноценный гамбургер, не заказывай его у
Джима Хардести.
     Конечно, это не касалось Джима  Хардести  непосредственно,  поскольку
между ним и гамбургерами было много слоев персонала, и к тому  же  Большой
Джим, как известно, лишь однажды прибег к насилию, да  и  то  потому,  что
какой-то тип осмелился сквернословить в присутствии дам. Он тогда пустил в
ход кулаки и  только.  Да,  господа,  ничего  не  скажешь,  Джим  Хардести
настоящий мужик. Соль земли!
     Поэтому можно понять удивление работников ранчо, когда,  провозгласив
тост "за прекрасных работяг, на которых можно  во  всем  положиться!",  он
вдруг откинулся назад и потерял сознание. Да он мертв! Сердечный  приступ?
Постойте, дайте-ка понюхать  бокал.  Его  отравили!  Кто  ставил  на  стол
выпивку? А ну тащите сюда повара!
     Когда повару накинули на шею веревку, он, дрожа от страха, признался,
что это он отравил Хардести. Сделал он это ради того, чтобы расплатиться с
многочисленными долгами. Обнажив свою татуированную  руку,  он  указал  на
многочисленные следы уколов и объяснил, что пристрастился к героину, залез
по уши в долги, а двое незнакомцев пообещали не только оплатить его долги,
но и снабжать его всю оставшуюся жизнь героином, если он отравит Хардести.
     - Снять с него живьем шкуру! - закричал один из  рабочих,  размахивая
длинным охотничьим ножом.
     - Постойте! Надо же поймать тех двоих. Пока их не поймаем, нельзя его
убивать.
     Дрожащего и плачущего повара привели к шерифу,  который  сказал,  что
допросит его, составит точное описание тех двоих и объявит их розыск.
     Тех двоих повар еще раз увидел в ту же ночь в своей  камере.  На  них
была полицейская форма штата Вайоминг,  а  разговаривали  они  со  смешным
акцентом и интонацией жителей восточных штатов. Что делали  тут  эти  двое
невысоких, приземистых  мужчин,  похожих  на  двустворчатые  металлические
шкафы для хранения документов?  Были  ли  они  действительно  полицейскими
штата Вайоминг; которым поручено отвезти его в тюрьму?
     Повар получил  ответ  на  интересовавший  его  вопрос  в  придорожной
канаве. Один из: полицейских приставил револьвер к голове повара  и  нажал
на спусковой крючок. Повар не слышал выстрела - его  барабанные  перепонки
оказались на территории соседнего графства.
     А  тем  временем  Николас  Парсоупоулюс,  резвясь  на  пороге  своего
шестидесятилетия с четырьмя девицами из кордебалета в гигантской  ванне  в
собственном доме в  Лас-Вегасе,  решил  глотнуть  отличного  вина.  Только
спустя полчаса девушки сообразили, что он мертв.
     - Мне показалось,  что  он  как-то  изменился  что  ли,  -  объясняла
блондинка. - Стал приятнее, чем обычно.
     В  ходе  расследования  обстоятельств  его  смерти  выяснилось,   что
Парсоупоулюс был важнейшим звеном в  преступном  бизнесе  и  контролировал
вербовку и поставку проституток в бордели и  притоны  на  всей  территории
страны - от побережья до побережья. Его отравили.
     Круглое лицо  инспектора  Макгарка  светилось  радостью.  Вайоминг  -
хорошо! Лас-Вагас - тоже хорошо! Он подошел к карте США, висевшей на стене
его кабинета в  здании  Управления  полиции  Нью-Йорка.  Вдоль  восточного
побережья в карту были натыканы булавки  с  круглыми  красными  головками.
Взяв из коробки еще две, Макгарк воткнул одну из них в Вайоминг, другую  -
в Лас-Вегас. Вернувшись к столу, он снова взглянул на карту.
     Это были первые операции, предпринятые за пределами восточных штатов,
и проведены они были без сучка и задоринки. Те,  кто  убил  Хардести,  уже
успели  вернуться  и  в  положенное  время  заступить   на   дежурство   в
Харрисбурге, штат Пенсильвания. Те,  кому  было  поручено  расправиться  с
Парсоупоулюсом должны по идее, двигаться сейчас в  патрульной  полицейской
машине по улицам Бронкса. Расчеты по времени были безукоризненны. Проблемы
технического  обеспечения,  своевременного  выхода   людей   на   цели   и
возвращения, их обратно были решены  без  каких-либо  затруднений.  Теперь
ничто не может остановить наступление тайной полицейской армии.
     Но самое главное было впереди.
     Никто и никогда не возводил фундамент власти исключительно с  помощью
силы. За демонстрацией силы должно последовать что-то еще. Макгарк порылся
в стопке лежавших перед нии на столе бумаг и выудил  несколько  листков  с
текстом, отпечатанным крупным, как в заголовках, шрифтом. Это была речь, и
в ней содержалось то, что последует за убийствами. Вопрос состоял  в  том,
кто выступит с этой речью. Как Макгарк ни  старался,  он  не  мог  назвать
кого-то, кто подходил бы для этой цели.  Если  бы  Даффи  обладал  здравым
смыслом и если бы не сгубил его этот  фордхемовский  вздор,  если  бы,  он
вместо этого почаще ходил в храм Иоанна Крестителя, где люди меньше  всего
интересуются книгами, особенно всей этой либеральной мутью, то он  мог  бы
сгодиться на это. Но конгрессмен Даффи был мертв.
     Макгарк стал читать строчку за строчкой.
     "Вы называете себя нью-йоркцами  и  думаете,  что  живете  в  городе,
причем в одном из великих городов мира. Но это не  так.  Вы  живете  не  в
городе, вы живет в джунглях. Вы испуганно забились  в  свои  пещеры  и  не
смеете выйти на улицу,  потому  что  боитесь  зверей.  Так  позвольте  мне
сказать вам: "Это ваши улицы, это ваш город, и я намерен вернуть его вам!"
     Не вы, а звери окажутся в клетках.  Не  вы,  а  звери  будут  бояться
показаться на улице. Звери будут знать, что это - город для  людей,  а  не
для диких зверей. Кто-нибудь, несомненно, назовет меня  расистом.  Но  кто
больше  всех  страдает  от  преступников?  Чернокожие.  Люди,  старающиеся
воспитывать своих  детей  так,  как  воспитываются  все  другие  дети.  Вы
понимаете, о ком я говорю. Я говорю о добрых честных чернокожих, таких как
дядя Том, потому что они не хотят жить в джунглях.
     Я говорю и от их имени, так как знаю, что и они отвергают обвинение в
расизме. Если я говорю,  что  самый  маленький  ребенок  сможет  спокойно,
ничего не опасаясь, разгуливать по этому городу, то разве это расизм? Если
я не хочу, чтобы моего или вашего ребенка изнасиловали на большой перемене
в школе, разве это расизм? Если мне надоели призывы поддержать тех, кто не
выполняет своих  обещаний  и  угрожает  мне,  когда  я  прошу  прибавки  к
жалованью, разве это расизм? Я говорю "нет",  и  все  честные  граждане  -
белые и черные - громогласно заявляют вместе со мной:  "НЕТ!"  Суть  нашей
программы, нашей платформы в следующем:
     "Мы говорим "нет" зверям. Мы говорим "нет" бандитам. Мы говорим "нет"
злодеям и растлителям, шныряющим по нашим улицам. И мы будем  говорить  им
"нет" до тех пор, пока не искореним всех до единого". Слова речи явственно
звучали в голове инспектора Макгарка. Он внимал  им  с  таким  напряженным
искренним вниманием, что понял: только один человек  сможет  прочитать  их
как надо, и этот человек - майор Уильям Макгарк из Нью-Йорка. "Покажем им,
что это возможно в масштабе города. Покажем  им,  что  это  возможно  и  в
масштабе штата. А потом - и в масштабе всей страны. А если так..."
     Макгарк включил аппарат внутренней связи.
     - Слушаю вас, инспектор, - послышался женский голос.
     - Достаньте, пожалуйста, мне глобус, хорошо?
     - Да, инспектор. С  капитаном  Милкеном  пришел  джентльмен,  который
хотел бы с вами поговорить.
     - Ах, да, тот самый... Пусть войдут.



                                    8

     - И чем же занимается Римо Бедник?
     Вопрос был задан человеком с  круглым  лицом  инспектором  Макгарком.
Лицо и поза капитана Милкена выражали подобострастие, выходившее за  рамки
обычного почтения к старшему по званию и служебному положению. И это  было
очень заметно со стороны.
     - Бизнесом, - ответил Римо.
     - Каким бизнесом?
     - Разве капитан Милкен не сказал вам?
     - Только то, что сказали ему вы.
     - Не вижу, почему я должен сказать вам больше.
     - Потому, что иначе я оторву тебе башку!
     Римо пожал плечами:
     - Что я могу сказать? Если вы хотите, чтобы я уехал из этого  города,
я уеду. Хотите, чтобы я закрыл свое дело? Ну, сначала вам нужно разузнать,
что это за дело, а потом попробовать самому закрыть его. Если же вы хотите
проявить благоразумие, то я буду мыть ваши руки, а вы  мои,  и  это  будет
означать уже нечто иное. А именно - я выкладываю деньги на бочку.
     Макгарк прищурил глаза - он зримо представил  себе,  как  полицейские
эскадроны  смерти  перемещаются  из  одного  пункта   страны   в   другой,
регистрируются в мотелях, едят, пьют... И неумолимо растет горка счетов.
     - Да он нормальный парень, - встрял обеспокоенный капитан Милкен, - с
ним все о'кей.
     Макгарк окинул капитана высокомерным взглядом. Конечно, у этого  Римо
Бедника все в ажуре, но если бы капитан и знал еще - почему!
     - Поскольку я не знаю, что вы хотите, - сказал Макгарк, - то  позволю
слегка разыграться своей фантазии. Пять тысяч в неделю за то,  что  мы  не
знаем. Инспектор, таким образом, послал мяч через сетку на сторону  корта,
где  играл  Римо.   По-инструкции   Смита,   ему   следовало   для   пущей
убедительности  поторговаться,  а  потом  просто  отправить  мяч  обратно,
согласившись  на  первое  же  предложение.  Результатом   стало   бы   его
утверждение в качестве  нового  местного  рэкетира.  Но  прежде  чем  Римо
вспомнил об этой инструкции, сработал инстинкт, побудивший  его  завершить
игру мощным ударом сверху вниз в угол площадки.
     - Я назначаю вам не пять тысяч в неделю,  -  сказал  Римо,  следя  за
выражением луноподобного лица, - а десять. Как  раз  столько  у  меня  при
себе.
     Луноподобное  лицо  побагровело.  Римо  небрежным  жестом  вынул   из
карманов два пухлых конверта с новенькими банкнотами и бросил их  на  стол
инспектора так, как бросают кожуру от апельсина. Капитан прочистил горло.
     - В этом городе новичку не так-то просто найти нишу для  собственного
бизнеса, все уже занято, сказы Макгарк.
     - Об этом опять же я позабочусь сам.
     - Рад был познакомиться, мистер Бедник,  -  сказал  Макгарк,  вставая
из-за стола и протягивая большую, мускулистую ладонь.
     Римо вяло пожал ее, ощутив могучее  рукопожатие  Макгарка,  полностью
расслабил мускулы ладони и улыбался. Макгарк продолжал  сдавливать  пальцы
Римо, так что от натуги у него даже заиграли желваки на  скулах.  Все  еще
улыбаясь, Римо вдруг напряг мышцы и в мгновение ока  освободил  ладонь  из
тисков Макгарка. Именно так - неожиданно и сразу -  лопается  целлофановая
обертка.
     - Что-то вы не в форме, дорогуша, - заметил Римо.
     - Вы часом не штангист? Тяжести поднимаете?
     - Тяжести всего мира, инспектор, всего мира.
     - Когда мы сюда шли, мистер Бедник сказал, что хотел бы встретиться с
полицейским комиссаром, сообщил капитан Милкен, - но я сказал ему,  что  в
этом нет необходимости.
     - Ну что ж, - задумчиво хмыкнул Макгарк. Познакомь его с  комиссаром.
Пусть комиссар посмотрит, с какими людьми нам приходится иметь  дело.  Да,
Бедник, пожмите ему как следует руку. А то они у нею слишком мягкие.
     Своей широкой как лопата ладонью Макгарк сгреб конверты с деньгами  в
верхний ящик стола.
     - Не парень, а черт этот Макгарк, - буркнул капитан, выйдя  вместе  с
Римо из кабинета.
     - А ведь вы его ненавидите, - заметил Римо, - хотя и говорите, что он
вам по вкусу.
     - Нет, нет, он мне нравится! Почему вы считаете, что нет?  Я  никогда
не говорил, что он мне не нравится. Напротив, нравится!
     В коридоре им повстречалась блондинка  с  нежным,  словно  фарфоровым
личиком и небесно-голубыми глазами, направлявшаяся в кабинет Макгарка. Она
шла с неприступным видом, глядя прямо перед собой.
     - Жанет О'Тул, - прошептал, Милкен,  когда  она  скрылась  за  дверью
кабинета. - Дочка комиссара. Печальная история. Ее изнасиловали, когда  ей
было семнадцать. Банда черных. Полдепартамента  были  этому  только  рады,
поскольку: всем известно, что сам О'Тул закоренелый сердобольный  либерал.
Ребята из  департамента  забросали  его  анонимными  письмами,  в  которых
говорилось, что будто бы удалось найти преступников, но они вынуждены были
их отпустить  из-за  отсутствия  ордера  на  арест.  В  одной  из  записок
говорилось, что полицейским якобы удалось  даже  схватить  насильников  на
месте  преступления,  но  пока  они  зачитывали  им  пространный  перечень
конституционных  прав  этих  молодчиков  и  след  простыл.  Отвратительные
штучки. Вы понимаете, что я имею в виду?
     - Как все это восприняла девушка? - спросил Римо.
     - Ужасно. Она была буквально раздавлена этим происшествием  и  теперь
так боится мужчин, что не может даже смотреть на них.
     - Красивая! - заметил Римо, вспомнив ее кукольное личико.
     - Ага. Но фригидная.
     - А что она здесь делает?
     -  Она  -  аналитик-компьютерщик.  Занимается  вместе   с   Макгарком
вопросами расстановки имеющихся в его распоряжении полицейских.
     - Подождите-ка минутку! - сказал Римо.
     Он повернулся и быстро зашагал назад  -  в  кабинет  Макгарка.  Жанет
О'Тул стояла спиной к нему, разбирая стопку бумаг на столе.  На  ней  была
длинная подчеркнуто скромная  юбка  в  сельском  стиле,  которая  явно  не
вязалась с белой блузкой с чрезмерно глубоким вырезом, оголявшим не только
шею, но и плечи.
     - Мисс, - обратился к ней Римо.
     Девушка резко повернулась и испуганно взглянула на него. Римо лишь на
мгновение встретился с ней взглядом и сразу же опустил глаза.
     - Я... э... Мне показалось, что вы уронили это в коридоре, - смущенно
пробормотал он, протягивая ей серебряную авторучку, мятую  им  из  кармана
Милкена.
     Продолжая стоять с потупленным взором,  он  услышал  трепетный  голос
девушки, сказавшей:
     - Нет, это не моя.
     Изобразив испуг, он вскинул голову, их взгляды снова  встретились,  и
он опять скромно потупился:
     - Извините... Я... Но  я  думал...  То  есть  я  действительно  очень
сожалею, что побеспокоил вас, мисс, но мне показалось...
     Римо повернулся и быстро вышел из комнаты. Для  начала  этого  вполне
достаточно.
     Поравнявшись с ожидавшим его в  коридоре  Милкеном,  Римо  отдал  ему
авторучку.
     - Вы уронили это.
     - Ах да, спасибо! Между прочим, О'Тул не занимается ничем таким.
     - Ничем каким?
     Характерным жестом пальцев  Милкен  дал  понять,  что  имеет  в  виду
деньги.
     Римо кивнул.
     Голову комиссара О'Тула можно было бы сравнить с яйцом,  если  бы  не
одно "но" - яйца не  бывают  глупыми.  Он  напоминал  канарейку  Твити  из
знаменитого мультфильма, только глаза у нею  были  еще  более  печальными.
Когда капитан Милкен сообщил ему, что Римо намерен  заняться  политикой  в
качестве бизнесмена, О'Тул изложил ему  собственные  взгляды  на  проблему
обеспечения законности. Он говорил, в частности, о конституционных  правах
подозреваемых, о взаимоотношениях полиции с местным населением, о том, что
полиция должна быть хорошо осведомлена о положении дел в обслуживаемом  им
районе, более чутко реагировать на нужды и чаяния меньшинств.
     - А как насчет того, чтобы у граждан было побольше шансов остаться  в
живых? - поинтересовался Римо.
     - Ну, полицейские знают, что они  могут  применять  оружие  только  в
самых  крайних  случаях  и  что  каждый  такой  случай   будет   тщательно
проверяться...
     - Я не об этом, - прервал ем Римо. - Говоря о шансах остаться  живым,
я имею в виду не преступников, а тех простых людей,  тяжкая  вина  которых
может состоять лишь в том, что они посмели выйти ночью на улицу.  Какие  у
них шансы? Что сделано в этом направлении?
     - Гм...  Мы  живем  в  трудные  времена.   Если   мы   станем   более
отзывчивыми...
     - Минуточку, - снова перебил его Римо. - Ну вот  скажите  -  тридцать
лет назад полицейские вашего департамента были отзывчивыми?
     - Нет. Совсем нет. Им еще предстояло освоить новые приемы  и  методы,
которые...
     - Так, может быть, люди тогда чувствовали себя в большей безопасности
именно потому, что ее обеспечивали непросвещенные полицейские?
     - Сэр,  мы  не  можем  вернуться  к  прошлому,  раздраженно  возразил
комиссар.
     - Если не пытаться, то конечно.
     - Я бы и не хотел. Это было бы неразумно.
     - Замечательно! Ярлык наклеен, дело пошло в долгий ящик. А  за  вашим
окном перепуганный до смерти город. Если вы думаете, что еще один  семинар
по поводу человеческих взаимоотношений может предотвратить  хотя  бы  одно
вооруженное ограбление, то с равным успехом можете считать, что у  вас  из
задницы идет дымок.
     Комиссар  отвернулся,  давая   понять,   что   беседа   окончена,   и
разнервничавшийся  капитан  Милкен  проводил  Римо  Бедника  из  кабинета.
Никогда еще никто не разговаривал  с  комиссаром  подобным  образом.  Едва
дождавшись, когда Бедник покинет здание департамента,  Милкен  помчался  к
Макгарку, чтобы рассказать ему о стычке.
     К  его  великому  удивлению,  Макгарк  отнесся  к   этому   сообщению
совершенно индифферентно, как если бы оно касаюсь какого-то давно умершего
человека.



                                    9

     Доктор Харолд В.Смит смотрел  в  окно  своего  кабинета  в  санатории
Фолкрофт.
     Через   стекло,   непроницаемое   для   взгляда    снаружи,    хорошо
просматривался берег залива Лонг-Айленд. Уровень воды неожиданно, как  это
всегда бывает во время прилива, повысился. Как бы он ни был к этому готов,
внезапный подъем воды каждый раз удивлял и немного пугал Смита.
     Время и приливы  не  ждут.  То  же  можно  сказать  и  о  КЮРЕ,  и  о
государственных проблемах. Смиту не хотелось поворачиваться, чтобы  лишний
раз не видеть большую карту на противоположной  стене  кабинета  Он  очень
любил страну,  изображенную  на  карте,  но  сейчас  при  взгляде  на  нее
испытывал те же самые чувства, которые испытывал у постели тяжело  больной
матери. Свою мать Смит тоже очень любил, но он  не  мог  видеть,  как  она
страдает от снедавшей ее раковой опухоли, и в душе ждал, чтобы она  умерла
и перестала мучаться,  а  в  его  памяти  навсегда  осталась  бы  красивой
женщиной. Но это были его детские ощущения, с  годами  они  развеялись,  и
немощная, изменившаяся до  неузнаваемости  мать,  какой  он  видел  ее  на
смертном одре, навсегда осталась в его  памяти  просто  матерью  и  только
матерью.
     Он резко развернулся вместе  с  креслом  и  впился  глазами  в  карту
Соединенных  Штатов  Америки.  Все  Восточное  побережье  было   испещрено
красными кружками, означавшими, что там имело место убийство,  совершенное
этой разраставшейся, подобно раковой опухоли, организацией. Теперь  к  ним
добавились такие же две отметки в западной части страны. И ситуация  сразу
же приобрела критический характер.
     Численность организации росла  в  геометрической  прогрессии.  Теперь
можно было ожидать качественного скачка - превращения в  тайную  армию,  и
вот тогда возникнет по-настоящему реальная опасность превращения страны  в
полицейское государство,  особенно  если  эта  армия  желает  завладеть  и
рычагами политической власти.
     Смит горько усмехнулся. Интересно,  сколько  полицейских  насчитывает
эта тайная армия, готовящаяся переделать Америку в соответствии с чьими-то
весьма сомнительными представлениями о чистоте? Неужели они  не  понимают,
что  полицейское  государство  является  самой   коррумпированной   формой
правления?
     Смит  неотрывно  глядел  на  карту.  Издали   четко   просматривалась
определенная закономерность в расположении красных отметин: все они словно
невидимыми нитями были соединены с центром - Нью-Йорком. Ну сюда-то он уже
направил своею человека. Римо Уильямс, Дестроер,  приступил  к  выполнению
своей миссии. Если, конечно, он действительно приступил... А что, если  он
продолжает  упорствовать  в  своем  глупом   нежелании   проливать   кровь
полицейских?
     Он опять  повернулся  к  окну  и  взглянул  на  часы.  Пора  бы  Римо
позвонить! Он ждал. Минут через пять раздался телефонный звонок.
     - Смит.
     - Это Римо.
     - Есть новости?
     - Кажется, мне повезло. Когда-нибудь слышали о "Рыцарях Щита"?
     - Нет.
     - Что-то вроде организации полицейских. Возможно, это  -  ядро  того,
что мы ищем.
     - Известны ли какие-нибудь имена?
     - Организацию возглавляет инспектор Макгарк.
     - Вы вошли с ним в контакт?
     - Да. Дал ему  на  лапу.  На  следующей  неделе  ожидается  повторная
встреча с очередной порцией.
     - Римо, в нашем распоряжении очень мало времени. Вы не могли  бы  это
как-то ускорить?
     - Попробую, - сказал с раздражением Римо.
     Смит никогда не  был  способен  оценить  хорошо  и  быстро  сделанную
работу.
     - Кстати, - заметил Смит, - кажется, вы  смогли  перебороть  себя.  Я
имею в виду... э... ваши прежние чувства в отношении этого дела.
     - Да  нет,  Смитти,  ничего  не  изменилось.  Я  всего  лишь  собираю
информацию. Вот когда потребуется нечто большее, нежели информация,  тогда
мы и будем решать.
     - Позвоните завтра, - сказал  Смит,  хотя  в  этой  просьбе  не  было
никакой необходимости. Ответом был щелчок в трубке.
     Смит тоже положил трубку и снова повернулся к окну. Волны  с  плеском
набегали на берег. Полная вода вроде бы спадает, или ему  только  кажется?
Доктор Смит внимательно всмотрелся - нет, вода еще не отхлынула от большой
скалы на пляже, даже еще и  не  дошла  до  нее,  а,  значит,  подъем  воды
продолжается.



                                    10

     - Сделайте ему предложение, от которого он не сможет отказаться.
     С этими словами Дон Марио Панца отпустил  своего  советника.  Он  был
щедр. Он был вежлив. Он был уважителен. В  такие  тревожные  времена,  как
сейчас,  когда  несколько  ближайших  деловых  партнеров  уже  отправились
таинственным образом на тот свет, он предпочитал быть более чем щедрым  по
отношению к обосновавшемуся на его территории  незнакомцу,  который  вдруг
занялся подкупом полицейских.
     Щедрость Дона Марио Панца граничила с легкомыслием, хотя он и не  был
никогда легкомысленным. В  Куинсе  появился  неизвестный  никому  человек,
купивший весь окружной полицейский участок. Он покупал машины и  мебель  и
при этом расплачивался за все наличными. Совершенно  очевидно,  что  этому
типу надо отделаться от денег, о которых  не  хочется  сообщать  налоговой
службе.
     Дону Марио было  также  ясно,  что  бизнес  Римо  Бедника  явно  имел
какое-то отношение и к нему. Но что это за бизнес?  Финансовые  показатели
прибыли у Дона Марио не изменились. С профсоюзами все в порядке.  С  мясом
стало даже лучше, поскольку теперь не  надо  переплачивать  тому  парню  в
Вайоминге, Хардести. Что касается наркотиков, то для Куинса это не  бизнес
- слишком мал здешний объем сбыта. Ему даже приходилось поддерживать  этот
бизнес хотя бы на минимальном уровне. Чем же тогда  занимается  этот  Римо
Бедник, прибрав к рукам всю окружную полицию?
     Дои Марио был человеком уважительным, а потому послал своего эмиссара
с предложением о дружеской встрече. Деловым людям надо  встречаться  между
собой, не так ли?
     Ответ Римо Бедника был таков:
     - Не сейчас, приятель сейчас я занят.
     Будучи человеком терпеливым и здравомыслящим, Дон  Марио  направил  к
Римо другого эмиссара. На этот раз - не просто эмиссара, а важную шишку. В
его среде, где говорили в основном по-итальянски,  его  уважительно  звали
"капо", то есть "босс". Капо объяснил Римо, кто он такой и кто  такой  Дон
Марио, и чем Дон Марио мог бы быть ему полезен, и почему в  такие  времена
очень нужны друзья.
     - Лично мне, - сказал надевавший в это  время  ботинки  Римо  Бедник,
нужен второй темный носок. Вот что мне нужно - второй темный носок.
     Так капо и доложил Дону Марио.
     - А я хотел бы  портрет  с  автографом  Реда  Рекса.  Это  тот  самый
изумительный  актер,  который  играет  роль  выдающегося  ядерного  физика
Уайетта Уинстона в сериале "Пока Земля  вертится",  -  сказал  слуга-азиат
Бедника.
     Капо добросовестно передал Дону Марио и ту просьбу. Позже, расспросив
капо поподробнее, Дон Марио объяснил ему что этим людям на самом  деле  не
нужны были ни носки, ни картинки что они просто издевались над  ним.  Лицо
капо вспыхнуло от гнева, но Дон Марио сказал:
     - Достаточно, не  будем  создавать  себе  ненужные  трудности  Я  сам
займусь этим.
     Итак, Дон Марио послал своего советника, дав ему наказ,  как  следует
объяснить Римо Беднику, что  великий  дон  хотел  бы  ему  по  возможности
помочь. Что великий дон не привык повторять свои просьбы по несколько раз.
Что великий дон не может позволить, чтобы на  его  территории  совершались
какие-то неизвестные ему операции. Что  дон,  если  надо,  готов,  в  свою
очередь, обеспечить необходимую дополнительную защиту. Он  допускает,  что
их бизнес мог бы дополнять друг друга.  Дон  не  останется  в  долгу.  Дон
рассчитывает на взаимное уважение и, как минимум, на встречу. Об отказе не
может быть и речи.
     Советник вскоре вернулся в хорошо охраняемую дом-крепость Дона  Марио
Панца. Вид у него был удрученный. Со всем  должным  уважением  он  передал
Дону Марио ответ на исключающее возможность отказа предложение "нет".
     - И это все, что сказал Римо Бедник?
     - Нет. Он добавил: "Может быть когда-нибудь потом".
     - Понятно.
     - А слуга-азиат интересовался, почему до сих пор не  получил  портрет
Реда Рекса с автографом.
     - Ясно. Они продолжают над нами смеяться. Что ж,  возможно,  мы  сами
виноваты. Мы еще не объяснили им должным образом, что нас следует уважать.
А этот слуга-азиат? Кто, наш мистер Бедник очень к нему расположен?
     - Полагаю,  что  так,  Дон  Марио.  Я  никогда  не  видел,  чтобы  он
прислуживал, и к тому же он постоянно  без  всякого  стеснения  перебивает
мистера Бедника.
     - Значит, это не слуга.
     - Думаю, вы правы, Дон Марио.
     - Он старый?
     - Очень.
     - Крепкого телосложения?
     - Он потянет на девяносто фунтов, если набьет карманы свинцом.
     - Понятно. Так вот, я придумал, как  показать  мистеру  Беднику  нашу
силу и власть, да так чтобы он понял, что мы можем  уничтожить  его,  если
только захотим, и что не остановимся ни перед чем, чтобы добиться  своего.
И тогда он не замедлит сюда явиться, дрожа от страха.
     Советник кивнул, а когда  его  ознакомили  с  планом  Дона  Марио,  в
очередной  раз  восхитился  блеском  ума,  глубоким  знанием  человеческой
психологии, мудростью и даром предвидения своего дона.
     - Великолепно, Дон Марио!
     - Тщательно продумано, - сказал Дон Марио.
     - Да, чуть не забыл, - спохватился советник, - они  просили  передать
вам вот это.
     Он вынул из портфеля цветок лотоса и протянул его  Дону  Марио.  Тот,
глядя на цветок, задумался.
     - Они сказали вам что-нибудь, вручая цветок?
     -  Да.  Старик  заявил,  что  хотел  бы  в  обмен  на  него  получить
подписанную фотографию...
     - Да, да, да... Хватит! Я сыт ими по горло! - воскликнул Дон Марио  с
несвойственным ему  гневом:  значит,  они  продолжают  оскорблять  его.  И
швырнул цветок в мусорную корзину. - Пришли ко мне Рокко. Да, Рокко. И еще
троих. Чем бы они сейчас ни занимались. Рокко!
     Советник наклонил голову. Ему придется говорить с Рокко, и, хотя  они
были на одной стороне,  перспектива  встречи  с  ним  внушала  ужас.  Этот
человек-гора уже одним своим видом внушал ужас, и даже просто приблизиться
к нему было совсем не легко.
     Когда Рокко пришел  к  Дону  Марио,  тот  стоя  приветствовал  своего
верного заплечных дел мастера Рокко, как крепостная башня, возвышался  над
доном. Лицо  -  словно  каменный  утес,  ручищи  -  лопаты,  грудь  -  как
холодильник, а глаза - бездонная тьма потустороннего мира.
     - Я хочу высказать тебе уважение, Рокко, - сказал Дон Марио.
     - А я почитаю за великую честь  быть  принятым  вами,  Дон  Марио,  -
сказал Рокко.
     Потом Дон Марио объяснил Рокко, что  предстоит  сделать,  потому  что
Рокко нужно было все объяснять  очень  подробно  и  терпеливо.  Ему  будут
помогать трое: один - на карауле, другой должен  держать  старика,  третий
орудовать веревками. Если посреди ночи мистер Бедник вдруг  проснется,  то
ему надо дать сначала увидеть лицо Рокко, а уж потом погрузить в сон.
     - Только на одну ночь, Рокко, не навсегда, - нервно  втолковывал  Дон
Марио, - только на эту ночь. Он нам нужен. У него нужные мне  секреты.  Ты
понимаешь? Он должен проспать только одну ночь.  В  качестве  личного  мне
одолжения, Рокко. Только одну ночь.
     Отпуская Рокко, Дон Марио повторил ему вдогонку:
     - Только на одну ночь, Рокко. В этом весь смысл.
     Проводив Рокко, Дон Марио улегся  в  постель  в  своей  спальне,  под
защитой телохранителей. Его дом также был надежно  защищен  кольцом  домов
поменьше, в которых жили его люди, и высокой  каменной  стеной.  В  полной
безопасности от всех превратностей судьбы. Мистеру Беднику спокойного  сна
грядущая ночь не сулила. Проснувшись, он увидит своего  слугу  висящим  со
связанными руками  и  ногами  над  его  кроватью.  Скорее  всего,  бедняга
останется жив, но всем своим видом убедительно докажет  Римо  Беднику  что
дон при желании может с необыкновенной легкостью его убить. И Римо Беднику
будет ясно, что дон без колебаний пойдет на это. Дон Марио был  не  совсем
уверен только в одном - в Рокко. Но  Рокко  предупрежден,  и  в  последние
несколько лет он не давал дону повода для недовольства. За эти годы он  не
смог сдержаться только дважды.
     В предвкушении успеха задуманной им операции по устрашению Римо,  Дон
Марио скользнул под одеяло. Один. Он  заснул  глубоким,  безмятежным  сном
человека,  довольного  собой.  Он  спокойно  проспал  всю  ночь,   однако,
проснувшись наутро, почувствовал что что-то не  так.  Большой  палец  ноги
коснулся чего-то мягкого и нежного, как лепесток. Но откуда взяться в  его
постели цветку? Он поводил ногой под одеялом  и  нащупал  какую-то  липкую
влагу на простыне и нечто холодное, вроде комка глины. Нет, вроде печенки.
Дон Марио откинул одеяло. Увиденное повергло его  в  такой  ужас,  что  он
завопил во весь голос, подобно перепуганному до смерти ребенку:
     - А-а-а-а!!!
     Пронзительный  крик   переполошил   дремавших   за   дверью   спальни
телохранителей и взорвал предутренний  покой  крепости,  в  неприступности
которой никто не сомневался. На крик сбежалась вся многочисленная  охрана,
но Дон Марио запретил входить  в  спальню.  Нельзя,  чтобы  кто-либо  стал
свидетелем его унижения - в его кровати  лежала  голова  гиганта  Рокко  с
цветком лотоса во рту.
     В полдень, когда  Ред  Рекс  в  очередной  раз  отверг  просьбу  дать
автограф, технический персонал студии прервал съемку и объявил забастовку.
Ему весьма прозрачно намекнули, что стоит подписать фотографию,  и  запись
немедленно возобновится.
     Итак, взглянув в сотый раз за этот день на свою фотографию, Ред  Рекс
покорился злосчастной судьбе.
     - Хорошо, кому я должен это адресовать?
     - Пишите, я буду диктовать, - сказал  выступивший  вперед  коренастый
детина.  -  "Чиуну  -  мудрейшему,  удивительнейшему,  мягкосердечнейшему,
нежночувствительнейшему человеку. С вечным уважением. Ред Рекс".
     - Вы шутите?
     - Или все это слово  в  слово  будет  на  фотографии,  или  на  твоей
физиономии.
     - Вы не могли бы продиктовать текст еще раз?
     -  Кхм...   "Чиуну   -   мудрейшему,   удивительнейшему..."   Написал
"удивительнейшему"?    "...мягкосердечнейшему,     нежночувствительнейшему
человеку. С вечным уважением. Ред Рекс"
     Ред  Рекс  расписался  и  театральным   жестом   вручил   собственную
фотографию с этим нелепым автографом дикарю, от которого к тому же и запах
исходил скверный.
     - Ага. О! - сказал тот. Надо еще добавить "скромнейший".
     - Вы не говорили этого.
     - Ну и что? Мы хотим, чтобы оно было.
     - Скромнейший Ред Рекс или скромнейший Чиун?
     -     Чиун.     Впиши     это     между     "мягкосердечнейшим"     и
"нежночувствительнейшим".
     Фотография с автографом и две тысячи четыреста пар темных носков были
незамедлительно доставлены в дом, расположенный в том районе  Куинса,  где
обычно селятся представителя среднего класса.
     Когда Чиун увидел фотографию с продиктованной им когда-то надписью, о
чем он успел уж забыть, из его старческих глаз выкатилась слезинка.
     - Чем знаменитее, тем они добрее, - сказал Мастер Синанджу.
     Позднее он поделился этим наблюдением  с  Римо,  но  тот  не  проявил
никакого интереса. Он собирался к инспектору Уильяму Макгарку, чтобы выйти
на что-нибудь конкретное, и даже  не  поинтересовался,  откуда  у  него  в
спальне взялись 4800 черных носков.



                                    11

     Однако  инспектора  Уильяма  Макгарка  в  полицейском  управлении  не
оказалось. Он находился в это время на окраине Манхэтена, в старом  здании
на углу Двадцатой улицы и Второй  авеню,  где  когда-то  располагался  тир
городского полицейского управления. Теперь на  первом  этаже  был  магазин
одежды, а вход с лестничной площадки на второй  этаж  закрывала  массивная
двойная стальная дверь с небольшой табличкой - "РЩ". За дверью  находились
старый гимнастический зал и тир.
     Несмотря на наличие  кондиционеров,  помещение  тира  было  пропитано
пороховым дымом. Но кондиционеры и звукопоглощающее покрытие стен были  не
единственным новшеством в старом тире. Главное состоим в том,  что  теперь
не существовало разграничительных линий для стрелков с мишенью  на  каждой
полосе огня, а в конце тира была установлена  одна-единственны  мишень,  и
стреляли теперь не из револьверов, а из автоматов.
     - Хорошо. Теперь еще раз. Я говорю "массированный  огонь",  имея  при
этом в виду не стрельбу веером от бедра и не прицельный огонь  одиночными.
Короткими очередями изрешетить  чучело.  Изрешетить!  -  крикнул  Макгарк,
показывая рукой на темную, в человеческий рост, мишень. - Теперь внимание!
Не  будем  стрелять  на  счет  "три!"  или  когда  вам  заблагорассудится.
Открывайте огонь по щелчку вот этой штучки.
     Макгарк показал детскую игрушку-щелкунчика в виде  лягушонка,  обойдя
шеренгу стрелков, чтобы всем было видно. На нем были серые брюки и голубая
рубашка.  Лоб  в  испарине,  но  на  лице  довольная   улыбка,   казалось,
говорившая: вот она - сила, способная оправдать свое предназначение.
     - Итак, слушать! - крикнул Макгарк.
     Три полицейских встали полукругом приготовились  к  стрельбе.  Прошло
три секунды, десять, двенадцать. Щелчка не было.
     Макгарк  по-прежнему  стоял  с  щелкунчиком  в  руке,   наблюдая   за
полицейскими. Тридцать секунд.  Сорок  пять.  Один  из  полицейских  вытер
взмокший на спусковом крючке палец. Другой облизал  губы  и  посмотрел  на
Макгарка. Минута. Минута и десять секунд. Третий стрелок опустил автомат.
     Две минуты. Стволы всех трех автоматов были обращены к  полу,  а  три
пари глаз - на Макгарка, который, казалось, ничего не замечал.
     - Эй, когда же вы наконец щелкните этой штукой?  -  крикнул  один  из
полицейских.
     - Что? - спросил, подавшись вперед, Макгарк, словно он  не  расслышал
вопроса.
     - Я спросил когда вы...
     В этот момент раздался щелчок и один из  полицейских  открыл  бешеную
пальбу из автомата. Двое других поспешили последовать его примеру,  осыпая
пулями стену на почтительном расстоянии от мишени.
     - Ладно, все! - прокричал Макгарк.  -  Прекратить  огонь!  Прекратить
огонь!
     Последний   одиночный   выстрел   пробил   небольшое   отверстие    в
чучеле-мишени, и настала тишина. Макгарк покачал головой и  медленно,  как
бы нехотя вышел за огневой рубеж в зал и встал перед полицейскими.
     - Вам троим предстоит стать командирами, - начал он,  все  еще  качая
головой. - В скором времени, когда у  нас  прибавится  народу,  вы  будете
учить своих подчиненных. Вы станете лидерами, а посмотрите, что вы  сейчас
из себя представляете? Остолопы!
     Лицо его налилось кровью.
     -  Вы  что,  не  понимаете,  о  чем  я  говорю,  да?   По-вашему,   я
несправедлив, да? Вас не так учили?
     - Сэр, - отозвался один из троицы, вы так долго не щелкали! Ну вот мы
и расслабились".
     - Ах, я, видите ли, слишком долго не щелкал! Вас, видите  ли,  совсем
по-другому учили в полицейской академии! А поскольку вас учили по-другому,
то учиться по-новому вы  и  не  хотите.  Хорошо!  Кто  из  вас  когда-либо
участвовал в засаде? Поднимите руку!
     Поднялась одна рука.
     - Какая это была засада? - спросил Макгарк.
     - Там были эти... контрабандисты...
     - Скольких вы убили?
     Полицейский запнулся.
     - Мы ранили троих.
     - А были ли вы в такой засаде,  когда  требовалось  убить  всех?  Как
придется делать нам? Вот об этом сейчас  идет  речь.  Пора  психологически
перестраиваться и перестать мыслить на  манер  полицейских,  за  спиной  у
которых 30000 парней нью-йоркского департамента. Здесь вы не полицейские.
     - Как же так?  Мы  согласились  вступить  в  эту  организацию  именно
потому, что хотели стать лучшими из полицейских, - озадаченно  пробормотал
другой стрелок.
     - Забудьте об этом, - отрезал Макгарк. - Вас учат нападать из засады.
Чем дальше, тем более сложные будут возникать ситуации, и  я  советую  вам
серьезно учиться сейчас, чтобы всегда быть  во  всеоружии,  иначе  от  вас
может остаться мокрое место, так что и хоронить будет нечего.
     Все трое еще не совсем успокоились, но гнев  их  постепенно  сменялся
уважением. И  Макгарк  почувствовал  это.  Стоя  перед  ними,  он  щелкнул
лягушонком. Руки дернулись к спусковым крючкам, и один из  автоматов  чуть
было не выстрелил.  ~  Макгарк  громко  расхохотался,  и  его  смех  помог
окончательно снять напряжение. Ну и хорошо! Он пересек опять  линию  огня,
на сей раз в обратном направлении, и, не  дойдя  еще  до  своего  прежнего
места, щелкнул еще раз. Огневой рубеж мгновенно взорвался  дружным  залпом
трех  автоматов.  Помещение  заполнилось  грохотом  выстрелов  и   свистом
вспарывающего воздух свинца.
     - Прекрасно! - воскликнул, не оборачиваясь, Макгарк. - Прекрасно!
     - Почему вы так считаете? - поинтересовался один из стрелявших. -  Вы
же еще не видели результат.
     - Сейчас не это главное, - ответил довольный  Макгарк.  -  Главное  в
засаде  -  точный  выбор  момента  и  синхронность.   Вы   все   проделали
великолепно. Мне нет необходимости  смотреть,  куда  именно  угодили  ваши
пули. Мне достаточно было слышать, как слаженно вы стреляли.
     Однако и  стрельба  и  наставления  Макгарка  отнюдь  не  понравились
случайному свидетелю происходившего в зале. Этим человеком был заместитель
начальника департамента, который, не застав Макгарка в управлении,  пришел
в тир,  чтобы  получить  его  подпись  на  некоторых  бумагах  о  кадровых
перестановках в Бруклине. Подойдя к двери, ведущей в гимнастический зал  с
тиром,  он  вдруг  услышал  автоматную  стрельбу  и  наставительную   речь
Макгарка. Занятие было явно нестандартным. Он сразу же понял, что в недрах
полиции Нью-Йорка зародилось движение, аналогичное тому, что было в  Южной
Америке. Ему  хватило  ума  и  сообразительности  затаиться  за  дверью  и
прислушаться к тому, что говорит Макгарк. Бумаги подождут.
     Заместитель начальника департамента знал, что  во  всем  департаменте
был   один-единственный    человек    которому    он    мог    довериться.
Один-единственный человек, настолько одержимый  идеями  гражданских  прав,
что восстановил против себя всех своих сотрудников. Заместитель начальника
полиции не раз резко расходился во мнении с комиссаром О'Тулом. Однажды он
даже пригрозил подать в отставку, и О'Тул сказал ему тогда:
     - Потерпите. Если нам удастся пережить это сложное время, сохранив  в
неприкосновенности конституционные свободы, то только благодаря  стойкости
таких людей, как вы. Мы выбрали трудную дорогу. Прошу вас, верьте мне!
     - О'Тул, Вы не правы. То, что случилось с вашей дочерью, должно  было
убедить вас в этом. Хорошо, О'Тул, я не уйду, и  главным  образом  потому,
что в Святой Цецилии меня научили уважению. В данном  случае  это  -  дань
уважения Деве Марии, ибо никто другой уважения не заслуживает. Учтите это.
Тем  самым  я  изъявляю  веру  в  Господа  Бога,  но  отнюдь  не  в   вашу
компетентность, комиссар.
     И он остался и продолжал усердно исполнять свои обязанности, невзирая
на беспокойство, постоянно  причиняемое  активистами,  нападки  в  прессе,
недовольство граждан и даже оскорбления. Их называли свиньями! И кто?  Те,
кто сами отродясь мыла в руках не держали.
     Заместитель начальника продолжал  служить  даже  вопреки  возражениям
домочадцев. Он считал, что уж если  ему  приходится  страдать,  то  О'Тул,
несомненно, страдает в десять... нет, в сто раз больше! Так что если и был
человек, которому,  как  он  считал,  можно  полностью  доверять,  то  это
полицейский комиссар О'Тул.
     Поэтому, выйдя из здания бывшего  полицейского  тира,  он  отправился
прямиком к О'Тулу, в район, где жили главным образом выходцы из  Ирландии.
Надо  сказать,  что  этот  некогда  окраинный  район  за  последнее  время
существенно преобразился, обретя все атрибуты современного города.
     Они беседовали четыре часа, и с каждым часом лицо О'Тула все больше и
больше мрачнело. Их беседа прервалась  лишь  однажды,  когда  О'Тулу  надо
было, как всегда, позвонить в  управление,  чтобы  справиться,  все  ли  в
порядке.
     - Я не могу в это поверить, - сказал О'Тул, повесив трубку, -  просто
не могу. Я знаю Макгарка. Консерватор - да, но не убийца.
     Заместитель начальника подробно пересказал все то, что слышал.
     - Может быть, вы что-то не так поняли?
     - Нет.
     - Может быть, от грохота выстрелов вам заложило уши?
     - Нет.
     - Может быть, Макгарк просто разыгрывал новобранцев?
     - Нет, черт побери! И это были не новобранцы, а полицейские-ветераны.
     - О, Господи! Господи, Господи... -  О'Тул  схватился  за  голову.  -
Значит, дошло уже до этого. Ладно, поезжайте  домой  и  никому  ничего  не
говорите, обещайте мне. Завтра мы  решим,  что  предпринять.  Думаю,  надо
обратиться в департамент полиции штата.
     - А как насчет ФБР?
     - А если они сами к этому причастны?
     - Сомневаюсь, - сказал заместитель начальника.  Если  у  нас  и  есть
какое-то учреждение, которому мы, несомненно, можем доверять, так это ФБР.
Лучшее в мире.
     - Да, пожалуй... Но не звоните им сегодня. Приходите утром ко мне,  и
мы вместе отправимся к ним.
     - Хорошо, сэр.
     На следующий день утром заместитель начальника к мыслям  о  вчерашнем
разговоре с шефом не возвращался. Он  даже  не  вспомнил  об  этом.  Выйдя
наутро из дома в районе Стейтен-Айленл, он услышал что-то  вроде  стрекота
кузнечика. А может, это была всего  лишь  детская  игрушка?  Он  не  успел
толком подумать об этом. Перекрестный -  автоматный  огонь  был  настолько
плотным, что, казалось, внутри у него  одновременно  взорвались  несколько
бомб и на мгновение он как бы завис  в  воздухе.  Тем,  кто  стрелял,  это
мгновение, однако, показалось вечностью.
     - Понимаете теперь, что я имел в виду? - спросил потом Макгарк  своих
людей. - Прекрасно. Если правильно все  спланировать,  срабатывает  просто
прекрасно.
     Чуть позже в это же утро Макгарк заперся у себя в кабинете  и  набрал
не фигурирующий ни в каком справочнике номер.
     - Все в порядке, сэр, - доложил он.
     И услышал и ответ явно не то, что рассчитывал услышать.
     - Понимаете ли... Да, сэр. Извините,  -  быстро  заговорил  в  трубку
Макгарк. - Это случилось впервые. Конечно, дверь нужно было  запереть.  Он
не должен был проникнуть в помещение. Такого больше не случится. Да,  сэр.
Я понимаю, визит причинил вам излишнее беспокойство. Да, сэр. Я знаю, сэр.
Я гарантирую - нас никогда больше не подслушают, и вам никогда  больше  не
придется принимать у себя в доме подобных визитеров. Очень  сожалею,  если
он обеспокоил Жанет, сэр. Да, сэр. Да, комиссар.  Мы  больше  не  допустим
никаких ошибок.



                                    12

     Ночью, пока Римо мирно почивал на  ложе  из  4800  черных  носков,  в
редакции газет уже поступило известие о новой  волне  убийств.  Террористы
совершили  очередную  вылазку,   но   характер   их   действий   претерпел
существенные  изменения.  Так,  из  Уэст  Спрингфилда,  штат  Массачусетс,
сообщили, что полиция располагает уликой в виде клочка бело-голубой ткани,
оказавшегося крепко зажатым в ладони Роджерса Гордона.
     Гордон был старейшим из членов плановой комиссии одной из  крупнейших
торговых ярмарок страны, проводимых под девизом "Америка на параде",  и  в
качестве такового  он  пользовался  преимущественным  правом  восседать  в
открытой кабине подвесной дороги, разрывающей  своим  корпусом  протянутую
над толпой бумажную ленту, символизируя тем самым открытие длящегося целую
неделю торжества.
     Предполагалось, что Гордон поедет в вагончике один,  но  в  последний
момент  он  пригласил  с  собой  двух  мужчин  со   значками   официальных
представителей администрации ярмарки, вместе с  которыми  он  поднялся  на
посадочную площадку, расположенную на высоте двух этажей административного
здания ярмарки. Вагончик легко заскользил  по  канату  к  бумажной  ленте,
натянутой между двумя фонарными столбами. Несколько сот человек следили за
движением кабины. Среди них было множество корреспондентов радио,  которые
вели репортажи  о  церемонии  открытия  ярмарки.  Когда  золотисты  кабина
разорвала  тонкую  бумажную  ленту,  толпа  всколыхнулась  и   восторженно
зашумела. Этот шум не заглушил, однако, послышавшихся хлопков, и  те,  кто
смотрел вверх, увидели, как  Гордон  привалился  на  мгновение  к  бортику
кабины, затем повернулся, протянул руки к стоявшим сзади двум  мужчинам  и
перелетел через борт.
     Он упал на  трейлер  с  радиотрансляционной  установкой,  пробил  его
тонкую пластиковую крышу и оказался на столике, за которым, попивая  кофе,
сидел перед микрофоном диктор Трейси Коул, с головокружительной  быстротой
ведя репортаж. В груди у Роджерса  Гордона  было  четыре  крупнокалиберных
пули. Тем не менее он успел бы, наверное, сообщить, что те двое, явившиеся
к нему сегодня утром в дом, - отнюдь не федеральные агенты, проведавшие  о
его подпольной торговле оружием.  Успел  бы,  если  бы  не  плотные  клубы
сигарного дыма,  заполнившие  эту  маленькую  передвижную  радиостудию,  в
которых было просто  невозможно  дышать.  Однако  Роджерс  Гордон  все  же
рассказал об этом, будучи уже мертвым. Ладонь его медленно  раскрылась,  и
Коул, которого даже случившееся не могло сбить со взятого им ритма, увидел
как бы протянутый ему клочок материи. Позднее полиция  заявила,  что  этот
клочок ткани был, очевидно,  вырван  из  рубашки  одного  из  двух  убийц,
которым удалось, воспользовавшись возникшей сумятицей,  скрыться  с  места
преступления.
     Впервые за  все  время  изменился  характер  совершаемых  убийств,  а
именно: на месте преступления была оставлена улика.
     Второй пример отхода от прежней тактики был зафиксирован  в  Ньюарке,
где  в  гостиной  собственного  дома  в  жилом  районе,  расположенном  на
побережье и представляющем собой жалкий  конгломерат  кое-как  сколоченных
хибар, был обнаружен труп помощника мэра.
     У него в голове было три пули - по одной в каждом  глазу,  а  третья,
войдя в рот,  разворотила  горло.  В  преступной  среде  так  по  традиции
расправлялись с предателями.  Подобно  недремлющему  оку  взирал  на  тело
встроенный в стену сейф, который до  этого  скрывала  репродукция  картины
Иеронима  Босха  стоимостью  три  доллара,  вставленная   в   позолоченную
129-долларовую раму. Это  было  единственное  во  всем  доме  произведение
искусства,   если,   конечно,   не   считать   пластмассовых   вазочек   с
пластмассовыми же фруктами на каждом столе.
     Стенной сейф был вскрыт и  опустошен.  Супруга  этого  муниципального
служащего находилась с визитом  у  родственников.  Вернувшись  домой,  она
обнаружила труп мужа и вызвала полицию. Когда ее допрашивали, она рыдала и
билась в истерике, причем не столько от горя, сколько от радости, что ее в
тот момент не было лома, иначе она, несомненно, разделила бы участь  мужа.
Нет, сообщила она полиции сквозь слезы, в стенном  шкафу  не  было  ничего
ценного - всего лишь какие-то старые  залоговые  бумаги,  свидетельство  о
военной  службе  муха  -  справка  об  увольнении  за  нарушение  воинской
дисциплины - и пара пожелтевших вязанных виньеток их первого внука.
     Полицейские кивали, исправно записывали все, что она говорила,  и  не
верили ни одному ее слову. Потому что все знали,  что  от  помощника  мэра
зависело получение "лицензии" на занятие букмекерством в этом  городе.  Ни
дня кого не было секретом также, что каждую неделю  он  самолично  обходил
всех букмекеров до единого, собирая причитающуюся с них подать и что, хотя
он передавал собранные им деньги вышестоящим  властям,  каждый  раз  имела
место некоторая усушка,  благодаря  которой  со  временем  он  стал  очень
богатым человеком. Поэтому в сейфе, конечно же, была куча денег.
     - Сотня тысяч, - предположил один из детективов.
     - Чепуха! Пять сотен, - возразил его коллега,  направляясь  вместе  с
ним к машине.
     - Сам ты чепуха! Скорее всего, целый миллион.
     Последние две оценки были слегка завышены.  На  самом  деле  в  сейфе
находилось 353.716 долларов, преимущественно крупными купюрами.  Помощника
мэра не только убили, но и ограбили.  Впервые  с  тех  пор,  как  начались
террористические акции, убийство сопровождалось кражей.
     Деньги и вещественное доказательство фигурировали и в материалах дела
об убийстве, совершенном в трех тысячах миль от  Ньюарка.  В  Лос-Анжелесе
был взломан паркетный пол в  одной  из  комнат  богатого  особняка,  и  из
тайника  похищены  деньги.  Дом  принадлежал  голивудскому   кинорежиссеру
Атриону Беллифангу.
     Роскошный образ  жизни  ему  обеспечивали  отнюдь  не  его  бездарные
фильмы, а исключительно крупнейшая в мире  корпорация  по  производству  и
распространению порнографических лент. Одним из  направлений  деятельности
этой корпорации было приобщение молоденьких девушек к наркотикам.
     Труп  Беллифанта  был  обнаружен  его  пятнадцатилетней   рыжеволосой
любовницей, когда она очнулась от глубокого наркотического сна. О том, что
были похищены  деньги,  полиция  догадалась  по  обрывкам  бумажных  лент,
которыми обертывают пачки купюр.
     И опять вещественное доказательство! В руке  Беллифанта  была  зажата
золотая с изумрудом запонка.  Он,  видимо,  сорвал  ее  с  рукава  убийцы,
который вогнал в горло своей жертвы батарейный  вибратор  и  включил  его,
заставив киношника вибрировать и корчиться, пока он не задохнулся.
     Подряд две улики - карман от рубашки и запонка.
     И две украденные кучи денег.
     Раньше ничего подобного не случалось.
     Все это лежало сейчас на столе инспектора Макгарка  в  его  небольшом
кабинете в доме на углу Двадцатой улицы и Второй  авеню,  по  соседству  с
тиром и гимнастическим залом.
     Макгарк только что кончил  пересчитывать  деньги  и  укладывал  их  в
металлическую коробку. Каждая пачка была  завернута  в  вощеную  бумагу  и
аккуратно стянута резинкой. Вырвав из блокнота на  столе  два  листка,  он
проставил на них суммы - 353.716 долларов и 122.931 доллар  -  и  подсунул
эти листки под резинки на соответствующих пачках с деньгами.
     Выдвинув средний ящик стола, он достал два конверта.
     В один он положил золотую с изумрудом запонку,  в  другой,  побольше,
голубую в белую полоску рубашку с оторванным нагрудным карманом. В этот же
конверт он вложил чек из небольшого магазина  мужской  одежды  в  местечке
Трой, штат Огайо. И рубашку, и запонку  он  также  запер  в  металлическую
коробку,  а  коробку  поместил  в  стоявший  в  углу   комнаты   небольшой
металлический  сейф,  после  чего  с  самодовольным  видом  направился   к
письменному столу, намереваясь поработать.
     Услышав стук в дверь, он поднял голову.
     - Войдите!
     Дверь распахнулась, и вошел крупный, тучный мужчина в темно-синем,  с
чуть заметной полоской, костюме, по которому можно было безошибочно узнать
полицейского офицера высокого ранга. Макгарк приветливо улыбнулся ему.
     - Брейс!  -  воскликнул  он,  поднимаясь  из-за  стола  и  протягивая
вошедшему руку. - Рад тебя видеть. Когда прилетел?
     - С час назад. И успел встретиться с остальными членами моей группы.
     - Привел их сюда?
     - Нет. Они ждут в гостинице.
     Жестом Макгарк пригласил его сесть.
     - Когда у тебя обратный рейс?
     - В три часа утра. Аэропорт Кеннеди.
     - Ну, к тому времени вы управитесь, - сказал с ухмылкой Макгарк.
     Выдвинув средний ящик стола, он достал конверт из плотной бумаги.
     В правом верхнем углу была  написана  фамилия,  но  как  ни  напрягал
зрение инспектор Брейс Рзнсом из департамента полиции Саванны, он никак не
мог разобрать мелкий четкий почерк Макгарка.
     Вытащив из конверта пачку бумаг,  к  которой  сверху  была  приколота
глянцевая, размером восемь на десять, фотография, он отцепил ее и  толкнул
через стол к Рэнсому:
     - Вот твой "подопечный"!
     Инспектор Рэнсом  посмотрел  на  фотографию.  На  ней  был  изображен
невысокий коренастый мужчина, похожий на итальянца  или  грека.  По  левой
щеке от лба, мимо глаза к уголку рта проходил едва различимый шрам.
     Пока  Рэнсом  изучал  фото,  Макгарк   принялся   зачитывать   сухим,
хрипловатым голосом одну из бумаг:
     - Змилиано Корнолли. Сорок семь лет. Юрист. Кличка -  "Мистер  Фикс".
Поддерживает через своих людей преступные связи с рядом местных  отделений
профсоюзов. В судебных процессах по уголовным  делам  обычно  представляет
интересы главарей мафии, и ни для кого не секрет, хотя это и не  доказано,
что  он  добивается  оправдательных  приговоров  своим  подзащитным  путем
подкупа судей. Проживает в собственном имении  в  графстве  Сассекс,  штат
Нью-Джерси, недалеко от "Плейбой-клуба". Тут  приложена  карта  местности.
Холост, и считается, что живет один. Но одна-две телки  там  почти  всегда
крутятся. Во  дворе  два  злых  добермана,  так  что  о  них  нужно  будет
позаботиться в первую очередь. Если  там  окажутся  девочки,  то  придется
позаботиться и о них.
     Он оторвался от бумаг:
     - Дорога на машине  займет  у  вас  часа  полтора.  Когда  подъедете,
замажьте грязью номерные знаки, чтобы  вас  потом  не  могли  найти  через
прокатную контору.
     - А он точно дома?
     - Ага, У него грипп. Врач запретил ему выходить.
     Макгарк щелчком отправил по столу полицейскому карту  местности.  Тот
взял, внимательно всмотрелся в нее и положил в карман.
     - Я запомню это лицо, - сказал он и вернул фотографию Макгарку.
     - Тогда, значит, можно приниматься за дело, сказал Макгарк.
     Полицейский из штата Джорджия не шевельнулся, и Макгарк вопросительно
посмотрел на него.
     - Билл... - неуверенно начал южанин.
     - Что у тебя?
     - Мне  привелось  почитать  газету  в  самолете.  Тот,   политик   из
Ньюарка... Он вроде был одним из наших?
     - Надеюсь, тебе известно, что не  положено  задавать  такие  вопросы,
сказал Макгарк. - Поэтому-то все у нас и  идет  гладко.  Группы  прибывают
отовсюду. Тула и обратно. И никто не знает, что делает другой.
     - Все это мне известно, Билл. Но как насчет  тех  денег,  которых  не
оказалось? Я подумал, не изменилось  ли  что-нибудь  в  планах?  Надо  ли,
например, что-нибудь брать сегодня? Обыскать ли дом? Только  поэтому  я  и
спрашиваю.
     Макгарк обошел стол и, облокотившись на край, наклонился к Рэнсому.
     - Нет. Ничего не берите. И ничего не  оставляйте.  Просто  войдете  и
выйдете.
     Уловив разочарование в глазах Рэнсома, он мягко добавил:
     - Послушай, Брейс. На следующей неделе мы проводим национальный  сбор
"Рыцарей Щита". Я знаю, у тебя есть вопросы, но  подержи  их,  пожалуйста,
пока при себе. На сборе ты получишь на них ответы. А пока просто  доверься
мне и никому ничего не говори.
     - Ладно. Согласен. - Рэнсом поднялся со своего места. Он был  крупнее
Макгарка, но ему не хватало солидности, которая была присуща нью-йоркцу. -
А как держится Первый?
     - Пока нормально, - подмигнул ему Макгарк, но  ты  же  знаешь,  какие
они, эти либералы, - берутся за все, но ничего не  доводят  до  конца.  Ты
увидишь его на следующей неделе на нашем сборе.
     - О'кей, - сказал Рэнсом.
     - Послушай, -  продолжал  Макгарк,  стараясь  окончательно  успокоить
Рэнсома, - если управитесь со всем  вовремя,  заезжай  на  обратном  пути!
Посидим, выпьем. Между прочим, как те парни, которых тебе дали?
     - Да вроде ничего. Один - лейтенант из Сан-Антонио, другой -  сержант
из Майями. Выглядят оба солидно.
     - У нас все солидные, - с удовлетворением сказал Макгарк. - Лучшие  в
нашем деле. Только такие и нужны для спасения страны.
     Рэнсом слегка выпятил грудь:
     - Я тоже так думаю.
     Выйдя от Макгарка, он  быстро  сбежал  по  ступеням  вниз  к  взятому
напрокат "плимуту", припаркованному у входа. Он прихватит своих  партнеров
возле гостиницы, и они отправятся к предгорьям Нью-Джерси. Там получасовая
остановка - и обратно в  Нью-Йорк.  Несколько  рюмок  с  Макгарком,  потом
аэропорт - и мы дома. Просто и приятно!  Макгарк  прекрасный  организатор,
отлично владеет информацией, все держит в голове - расписания,  гостиницы,
билеты, выходные дни и прочее, так что в любой момент  у  него  пол  рукой
были нужные ему, люди. Он знал свое дело. Другого такого не найти!
     Какая роль принадлежит Макгарку и какая - О'Тулу? Формально руководил
всей операцией О'Тул, но Рэнсом знал, что  вся  практическая  деятельность
осуществлялась Макгарком, от него исходили все конкретные идеи и  задания.
Рэнсом видел О'Тула лишь однажды. На полицейском съезде.  Единственное,  о
чем он тогда говорил, это - проблема  вербовки  в  полицию  представителей
меньшинств. Ха!  Нужно,  видите  ли,  чтобы  в  полиции  служило  побольше
ниггеров! С такими завиральными идеями далеко не уедешь. Хорошо, что  этой
операцией руководит Макгарк.
     Инспектор Брейс Рэнсом из Саванны так глубоко погрузился в эти мысли,
что не заметил неотступно следовавший за ним огромный бежевый "флитвуд"  с
решительным мужчиной за рулем.



                                    13

     Римо был взбешен. Была затронута его профессиональная гордость.
     Он следовал за Макгарком  по  пятам  от  полицейского  управления  до
старого тира на Двадцатой улице. Он незаметно  сопровождал  его  до  самой
двери с табличкой "РЩ", но там ему пришлось  спрятаться,  так  как  в  тот
момент прибыл какой-то южанин, явно высокий полицейский чин. Когда  южанин
вышел от Макгарка, Римо интуитивно почувствовал, что  должен  проследовать
за ним. И вот теперь он уже битый час висит на хвосте прокатной  машины  с
тремя полицейскими, а они  до  сих  пор  не  заметили  его!  Интересно,  а
заметили ли бы, если бы он гнал за ними в цирковом фургоне? А не был ли он
сам таким же невнимательным до своей публичной казни? Вряд ли.
     Он автоматически, не думая  переключал  передачи,  время  от  времени
выключал фары или переводил их на  дальний  свет  или  ближний,  стараясь,
чтобы его не заметили. Однако в конце концов  он  решил,  что  овчинка  не
стоит выделки, и перестал усердствовать. Последние пятнадцать минут он шел
по дороге номер 80 почти впритык к ним, прилепившись, словно пластырь, так
как уже понял, что они чересчур самоуверенны  и  слишком  беспечны,  чтобы
обращать на него внимание.
     Они, как пахари  по  борозде,  двигались  все  вперед  и  вперед,  не
оглядываясь по сторонам, и это злило Римо, потому что  полицейские  должны
быть всегда начеку. Он попытался подавить в себе раздражение. Недаром Чиун
наставлял его: "Когда  человек  раздражен,  он  невольно  переключает  все
внимание  на  себя,  забывает  о   деле   и   вскоре   обнаруживает,   что
перелопачивает пустоту". Правильно, Конфуций, но все равно обидно.
     Десять минут спустя задние габаритные  огни  двигавшейся  перед  Римо
машины свернули с шоссе на боковой съезд. Римо притормозил, убедился,  что
сзади никого нет, дождался, когда машина с полицейскими скроется из  виду,
и только тогда выключил свет и последовал за ней. Он  увидел,  как  машина
свернула налево, и, по-прежнему не включая фар, устремился к  перекрестку,
чтобы посмотреть, куда они направятся дальше. На развилке  ярдах  ста  они
взяли круто вправо.
     Римо включил фары и нажал на газ.
     Минут пять они  кружили  по  дорогих,  то  взбегавшим  на  холмы,  то
нырявшим вниз по склонам, потом покатили по узкой дорожке, которая привела
их к массивным чугунным воротам в высокой каменной ограде.
     Римо, не задерживаясь, проехал мимо  ворот  и  припарковал  машину  в
зарослях кустарника. Он стоял в темноте под дерном в  каких-нибудь  десяти
футах от полицейских и вслушивался в рычание и лай собак. Потом,  как  это
бывает, когда кончается завод у  патефона,  собачий  лай  стал  постепенно
стихать. Слабое поскуливание, визг и, наконец, тишина.
     Кто-то с явно выраженным южным акцентом прошептал:
     - Еще не бывало  такого,  чтобы  какая-нибудь  собака  устояла  перед
вырезкой.
     - А как  долго  они  проспят?  -  тоже  шепотом  поинтересовался  его
спутник.
     - Этой порции им хватит часов на двенадцать. Так что  не  беспокойся,
они нам не помешают.
     Сухой, как летняя дорожная пыль, голос техасца произнес:
     - Будем надеяться, что в доме собак не обнаружится. Речь  говорившего
была такой корявой, что Римо невольно подумал: "И почему  это  техасцы  не
умеют говорить по-английски?"
     - Собак всего-навсего  две,  -  сказал  южанин.  -  Ну,  пошли!  Пора
заняться делом!
     Римо наблюдал, как двое помогли третьему  вскарабкаться  на  стену  и
перелезть через нее. Он повисел немного на  руках  и  тяжело  бухнулся  на
землю. Римо слышал как затрещали сучья у него под ногами.
     Вскоре полицейский появился по ту сторону ворот, повозился с  замком,
открыл ворота и впустил двоих других.
     Нет, подобный образ действий ему  не  подходит,  решил  Римо.  Единым
махом он взмыл на вершину почти двенадцатифутовой стены  и,  оттолкнувшись
от нее, как будто  это  был  гимнастический  снаряд,  мягко  и  совершенно
бесшумно соскочил на землю.
     Абсолютная тишина. Ни звука.
     Полицейские всего лишь в  шести  футах  от  него  бесшумно  и  быстро
двигались в темноте вдоль посыпанной гравием дорожки к дому. Дом из дерева
и кирпича,  оштукатуренный  снаружи,  этакое  подобие  швейцарского  шале,
абсолютно не  вписывался  в  местный  пейзаж  с  его  невысокими  плавными
холмами. В огромном окне  на  первом  этаже  -  вероятно,  там  находилась
гостиная - горел свет.
     Римо все время держался поблизости от полицейских.  Те  разговаривали
между собой хриплым шепотом.  Самый  рослый  из  них,  видимо,  начальник,
сказал:
     - Текс, двигай за дом. И повнимательнее - там может оказаться парочка
баб.
     - А вы что будете делать? - спросил техасец.
     - Попробуем пробраться с фасада.
     До дома оставалось ярдов тридцать. Внезапно огонек  на  первом  этаже
погас, зато весь двор перед домом  залил  ослепительный  зеленоватый  свет
установленных на прожекторов. Прогремел выстрел. Пуля  выбила  камешек  на
дорожке рядом с полицейскими, и они рассыпались в стороны, ища  убежища  в
кустарнике.
     Римо посмотрел, как неуклюже они  ползают  в  траве,  и,  укоризненно
покачивая головой, встал за дерево.
     Выстрелов больше не было. Он прислушался.
     - Вот поганец!  -  прошептал  южанин.  -  Ворота,  наверное,  были  с
сигнализацией.
     - Вам лучше сматываться отсюда, - сказал техасец. - Он,  видимо,  уже
позвонил и вызвал помощь.
     - Нет! Мы прибыли сюда для выполнения задания и мы его выполним! Этот
недоношенный стряпчий на днях избавил от  ответственности  двух  бандитов,
убивших полицейского. Ему это дорого будет стоить!
     - Но все это не стоит и клочка моей шкуры.
     - Он и не получит ни клочка, - сказал южанин. Послушайте, вот что  мы
сделаем...
     Римо уже достаточно наслушался.  Он  бесшумно  и  проворно  двинулся,
скользя среди деревьев и кустарника, налево, к тыльной стороне дома.
     Там было темно, но через окно Римо  заметил,  как  в  комнате  что-то
сверкнуло - видимо, отблеск луча света на металле.
     Эти типы упоминали женщину. Видимо, именно  она  и  стоит  у  окна  с
пистолетом.
     Римо свернул за угол и стал карабкаться вверх по торцевой стене дома.
Пальцы рук и ног впились в грубо отесанный камень, упор ногами  перемещает
тело вверх, затем перехват руками, и так постепенно все выше и выше,  пока
Римо не оказался рядом с открытым окном на втором этаже. Ловкое движение -
и он уже в небольшой гостевой спальне. Перед тем как выйти в коридор, Римо
на всякий случай выглянул во двор. Двое полицейских притаились в кустах  у
дорожки. Римо видел их тени. Третий  скорее  всего,  это  был  техасец,  -
наверное, сейчас подбирается к дому.
     Ступая по мягкому ковру, Римо вышел в коридор.
     Он быстро поморгал, нагнетая  в  мозг  кровь,  заставляя  расшириться
зрачки. Теперь он видел в темноте почти так же, как если бы в  доме  горел
свет. Он обнаружил, что находится на балконе второго этажа, а весь  первый
этаж по существу представлял собой одну громадную комнату.  Там,  у  окна,
задернутого плотными шторами, сидел на полу низкорослый мужчина в домашнем
парчовом пиджаке. В руке он держал пистолет.
     Римо  перегнулся   через   балконные   перила   и   осмотрелся.   Там
действительно была девушка. Она стояла у окна, что было совсем  неразумно,
и к тому же держала перед собой пистолет, что было  тем  более  неразумно,
потому что блеск от него можно заметить снаружи.
     Девушка была молода, темноволоса. И нага.
     Римо  подумал  о  притаившихся  снаружи  полицейских,  намеревавшихся
перебить этих людей. Дурное намерение! Но, с другой стороны, этот  адвокат
только что добился  освобождения  из-под  стражи  двух  бандитов,  убивших
полицейского, и ему тоже  не  следовало  так  поступать.  Что  шесть,  что
полдюжины - один черт!
     Римо не долго колебался. В прошлом  ему  самому  не  раз  приходилось
выполнять аналогичные поручения. Но если  подобные  акции  КЮРЕ  считались
вполне нормальными, то почему же они неправомерны теперь?
     Римо пошел на компромисс: он позволит им разобраться с адвокатом,  но
девушку им не отдаст!
     Он тихо перелез через перила балкона и, спрыгнув с  двенадцатифутовой
высоты вниз, практически бесшумно опустился на  пол,  выложенный  каменной
плиткой.
     Он тут же откатился в сторону,  недовольный  собой,  потому  что  при
приземлении все-таки слегка прищелкнул каблуком по полу.
     - Ты ничего не слышала? - прошептал человек у окна.
     У него был маслянистый тонкий голос. Римо увидел, как  он  повернулся
лицом к девушке.
     - Нет, - ответила та.  -  Когда  же,  наконец,  доберутся  сюда  твои
друзья? Не нравится мне все это!
     - Заткнись, сучка, и не спускай глаз  с  окна.  Стреляй,  как  только
кого-нибудь увидишь. Осталось ждать всего несколько минут.
     Итак, сначала мужчина. Римо, не таясь, шел во  весь  рост  по  темной
комнате. Сквозь щель в шторах ему был виден  ярко  освещенный  двор.  Двое
полицейских скорее: всего,  по-прежнему  сидят,  затаившись  в  кустах,  в
ожидании, когда техасец начнет штурм здания с тыла. Римо надеялся, что  он
не станет торопиться. Достаточно и одного Аламо.
     Римо оказался у адвоката за  спиной.  Взглянув  на  него  сверху,  он
медленно протянул руку и быстро защемил большим  и  указательным  пальцами
нервный узел на шее. Адвокат, не издав ни единого звука,  повалился  лицом
вниз. Римо удержал его  от  падения,  а  когда  тот  окончательно  впал  в
забытье, осторожно уложил его на пол... К черту! Если  полицейским  нужно,
пусть сами с ним и возятся, а он, Римо, совсем не собирается делать  чужую
работу.
     А теперь девушка.
     - Эмиль, - тихо позвала она, - я так никого и не вижу.
     - Эмиля с нами больше нет, - шепотом ответил Римо.
     Девушка испуганно повернулась к нему, все так же держа пистолет прямо
перед собой. Ладонь Римо легла на пистолет.
     Она открыла было рот, готовясь закричать, но Римо тут  же  зажал  его
свободной рукой.
     - Если хочешь жить, молчи!
     Опустив пистолет в карман пиджака, Римо усыпил ее  и  взял  на  руки,
словно манекен, чтобы отнести в безопасное место. Невольно прижимая  ее  к
груди, он попытался воскресить в памяти ощущение, испытанное им  во  время
последнего свидания с женщиной, и понял, что эта  девушка  была  для  него
сейчас всего лишь стодесятифунтовым  человеческим  телом  и  только.  Чиун
остался бы очень доволен!
     Взглянув во двор, Римо заметил, как что-то блеснуло  в  кустах  слева
Видимо, это был техасец с револьвером в руке. Похоже, он вот-вот  ворвется
через заднюю дверь в кухню.
     С девушкой на руках Римо направился к большому  окну,  обращенному  в
тыльную сторону приусадебного участка. Там, в сотне ярдов от дома,  стояли
несколько посаженных в ряд деревьев, а за ними - густой лес. Он  осторожно
открыл окно и замер, вглядываясь в темноту.
     - И-й-я-ааыа! - услышал он вдруг. Ну и идиот!  Конечно  же,  это  тот
самый дерьмоход-техасец с  воплями  штурмует  кухонную  дверь.  Римо  даже
подумал, не пойти ли да отшлепать его как следует, но решил, что не стоит.
     К черту! Глупость сама  себя  наказывает.  И  техасцу  в  свое  время
достанется по заслугам, и пусть тогда не  пеняет  на  гнев  Божий  или  на
злосчастные превратности судьбы.
     С револьвером в руке техасец ломился в дверь, не  переставая  вопить,
как обезумевшая сирена. Дверь стонала под ударами плеч и кулаков  техасца.
Пули со звоном и свистом рикошетили от металлического замка.
     Римо вздохнул. С чего полицейские взяли, что можно вот так,  запросто
разбить выстрелом дверной  замок?  Толку  от  такой  затеи  мало,  и  этот
недоносок может проторчать перед дверью всю ночь - не помогут ни вопли, ни
пальба!
     - Чтоб ты пропал! - выругался Римо, положил девушку на подвернувшийся
под руку столик и двинулся сквозь темноту к двери, которая  не  собиралась
поддаваться натиску полицейского. Надо  спешить.  Двое  других  придурков,
наверное, уже подобрались к парадной двери.
     Стоя  за  дверью,  Римо  подождал,  когда  техасец  в  очередной  раз
предпримет попытку сокрушить прочную дверь  из  болотной  сосны,  а  затем
быстро повернул защелку. Теперь достаточно просто нажать на ручку и  дверь
откроется. Даже полный кретин должен в  конце  концов  попытаться  открыть
дверь ручкой!
     Римо вернулся к девушке, открыл окно и влез на подоконник. Мгновением
позже техасец вломился, наконец, в дом. Почти одновременно распахнулась  и
парадная дверь, и яркий свет прожекторов со двора затопил первый этаж.
     Полиция  вошла,  а  Римо   вышел,   аккуратно   прихватив   с   собой
бесчувственную девушку.
     Римо тем временем отнес девушку в  заросли  и  осторожно  положил  на
землю, легонько пристукнул кончиками пальцев по вискам, чтобы она подольше
не приходила в себя. Может,  ей  повезет,  и  она  придет  в  себя,  когда
полицейских здесь уже не будет. Тогда она сможет просто одеться и уйти.
     Римо поспешил обратно к дому. Внутри вспыхнул свет.
     - Вот те на!  -  воскликнул  техасец.  -  Этот  сукин  сын  умудрился
отключиться со страху.
     - Ага, он в обмороке, - послышался уверенный голос южанина. - Давайте
прикончим его и поскорее уберемся отсюда. А женщин здесь не было?
     - Нет, - ответил техасец. - Здесь больше никого не было,  иначе  меня
наверняка пришлепнули бы, когда я появился в дверном проеме.
     Римо поспешил прочь.  Подходя  к  воротам,  он  услышал  приглушенный
выстрел. Одним  продажным  юристом  стало  меньше.  Выйдя  за  ворота,  он
направился к машине, обуреваемый  чувством  глубокого  отвращения  к  трем
полицейским, все еще остававшимся в доме.
     Да, это совсем не те полицейские, что были раньше!



                                    14

     Римо вошел и здание на Двадцатой  улице  и,  перескакивая  через  три
ступеньки, взбежал по лестнице. Он не слишком торопился на обратном  пути,
и если те трое полицейских должны вернуться сюда, то у него в запасе всего
несколько минут.
     А вот и двойная металлическая дверь на  лестничной  площадке  второго
этажа. Аббревиатура "РЩ", судя по всему, означает  "Рыцари  Щита".  Те  же
буквы были на значке капитана Милкена.
     Римо приложил ухо к двери.  Ни  звука.  Попробовал  повернуть  ручку.
Дверь оказалась незапертой. Он быстро скользнул внутрь,  закрыл  за  собой
дверь  и  оказался  в  небольшом  холле,  который  отделяли  от  основного
помещения двери из армированного стекла.
     За этими дверьми тоже было тихо, но из неплотно  прикрытой  двери  на
противоположной стороне холла выбивалась  полоска  света.  Римо  осторожно
открыл дверь и оказался в  просторном  помещении  без  мебели,  которое  в
бытность его полицейским служило гимнастическим залом. На  стенах  до  сих
пор  сохранились  приспособления  для  крепления  канатов,   а   на   полу
металлические планки, к которым  привинчивались  болтами  станины  тяжелых
гимнастических  снарядов.  В  дальнем  конце  зала   он   заметил   нечто,
напоминающее конфигурацией человека.  Приглядевшись,  он  понял,  что  это
мишень для стрельбы.
     Римо прошел в глубь зала и заглянул в  приоткрытую  дверь  одного  из
размещавшихся там кабинетов. И как раз в это время зазвонил телефон.
     После второго звонка он услышал голос девушки:
     - Алло! Рыцари Щита.
     Это была дочь комиссара  О'Тула.  Римо  сразу  же  узнал  ее  мягкий,
медлительный голос.
     - Нет, - сказала она. - Инспектора  Макгарка  сейчас  нет.  Он  вышел
выпить кофе и должен с минуты  на  минуту  вернуться.  Что  ему  передать?
Хорошо! сказала она после небольшой паузы.  -  Я  передам.  Римо  просунул
голову в дверь. Девушка сидела за столом, просматривая сложенный гармошкой
текст, отпечатанный на принтере,  и  делая  время  от  времени  пометки  в
блокноте. Дверь другого кабинета была открыта и из  кабинета  Жанет  О'Тул
туда просачивалось достаточно света, чтобы можно  было  прочитать  фамилию
его хозяина на табличке у него на столе: "Уильям Макгарк".
     Римо уловил звук голосов в коридоре и  приближающиеся  шаги.  В  этот
момент Жанет О'Тул встала и направилась к  стоявшему  у  стены  шкафу  для
бумаг.
     Воспользовавшись тем, что она оказалась к нему спиной, Римо скользнул
внутрь и, бесшумно ступая по линолеуму, юркнул в кабинет Макгарка.
     Теперь   Римо   отчетливо   слышал   раскатистый   хохот,   Макгарка,
направлявшегося, видимо, сюда. В произношении его  спутника  улавливались,
черты,  характерные  для  жителей  южных  штатов.  Это  был   полицейский,
руководивший только что завершенной операцией. Римо  быстро  огляделся  по
сторонам и, недолго думая, шмыгнул  в  стенной  шкаф.  Подтянув  колени  к
животу и прижав подбородок к груди, он  затаился  на  верхней  полке.  Тем
временем Макгарк в сопровождении южанина вошел и кабинет и  плотно  закрыл
за собой дверь.
     - Хорошенькая! - заметил южанин.
     -  Да.  Дочка  О'Тула.  Прекрасная  помощница.  Сегодняшнюю  операцию
разработала фактически она. Присаживайся,  Брейс,  и  рассказывай  все  по
порядку.
     "На улице тепло, все ходят без пальто, и вряд ли у Макгарка возникнет
необходимость заглядывать в шкаф", - с удовлетворением  подумал  Римо.  Он
позволил себе расслабиться, устроился поудобнее  и  стал  слушать  рассказ
инспектора Рэнсома из Саванны, штат Джорджия, о том,  как  он  только  что
прикончил юриста в штате Нью-Джерси.
     - Вот что забавно, - с удивлением сказал Рэнсом, - он  несколько  раз
выстрелил в нас, а потом... ха, потом упал в обморок!
     - Упал в обморок?
     - Ну да! Когда мы ворвались в дом, он был в полной отключке, лежал на
полу, сжавшись в комок, как пьяный, но пистолет из рук не выпускал.
     - Ну, а вы?..
     - Все сделали, как надо! В доме находился он один, девиц  никаких  не
было.
     - Мда... - сказал Макгарк. - Ему даже не удалось  отсалютовать  своей
пушкой по случаю отбытия в мир иной.
     Они весело  рассмеялись  в  самодовольной  уверенности,  что  они-то,
полицейские, знают, что все остальные - попросту сумасшедшие.
     - В общем, хорошо сработали, - подвел итог Макгарк. - Когда обратно?
     - Прямо сейчас. Мои люди уже выписываются из гостиницы.  Я  заеду  за
ними по дороге в аэропорт. Так, что там дальше?
     - На следующей неделе мы предполагаем официально объявить о  создании
новой общенациональной полицейской организации "Рыцари Щита".
     - Билл, может быть, я просто недотепа, но я в самом деле не  понимаю,
что будет дальше.
     - Дальше? Дальше  мы  намерены  сформировать  из  полицейских  мощную
организацию для обеспечения законности и порядка в стране. Через пару дней
будут подписаны документы о моем  уходе  на  пенсию,  и  я  смогу  целиком
посвятить себя этому делу. Ты, я и те сорок человек, которые у нас  сейчас
имеются, составят ядро организации, но пройдет совсем немного времени, и в
ней,  как  мы  надеемся,  будут  все  полицейские  страны.   Можешь   себе
представить, какая это будет силища!
     - Если  ты  когда-нибудь  задумаешь  выставить  свою  кандидатуру  на
президентских выборах, тебе будет гарантировано черт те  сколько  голосов!
довольно хохотнул южанин.
     Макгарк ответил не сразу.
     - Что ж, Брейс, - сказал он, - может быть, я именно так и поступлю.
     - А как насчет наших... э... дальнейших заданий? - спросил южанин.
     - Мы хотим на время воздержаться от проведения акций. Коль  скоро  мы
намерены   легализовать   нашу   организацию,   надо    продемонстрировать
общественности, как мы боремся с преступностью. Посмотри, что  получается:
мы  избавили  общество  от  некоторых   коррумпированных   элементов,   но
одновременно породили беспокойство из-за  прокатившейся  по  стране  волны
насилия. Вспомни заголовки в газетах "Опять  убийства",  "Банды  объявляют
войну" и прочая чепуха. Скоро в наши ряды вольются все полицейские страны.
Полицейские, которые сейчас вынуждены повиноваться продажным политиканам и
беспринципным  начальникам,  будут  в  недалеком  будущем   снабжать   нас
информацией.  Мы  будем  крепко  связаны  между  собой   и   не   побоимся
действовать.  Заполним  тюрьмы.   Превратимся   в   более   могущественную
организацию, чем ФБР.
     - А что, если у нас не получится с легализацией? - спросил южанин.
     - Тогда мы просто вернемся к действиям, - со  злой  ухмылкой  ответил
Макгарк. - Но уверяю тебя, все получится. Начнем с крупных акций,  которые
взбудоражат всю страну. Объявим  общенациональную  войну  преступности,  и
догадайся, с расследования каких двух дел мы начнем?
     Южанин молчал, и Макгарк сам ответил на вопрос:
     - Мы начнем с того черного  короля  из  западных  штатов  и  торговца
оружием  из  Массачусетса.  Помнишь,  ты  спрашивал,  зачем  я  храню   те
вещественные доказательства? А вот зачем - у нас в  руках  как  бы  вторые
половинки улик, и мы их предъявим в нужный момент, так,  чтобы  все  стало
ясно. Такой успех на старте сразу же вызовет приток новых людей. Мы станем
крупнейшей организацией страны.
     - Так как насчет того,  чтобы  выставить  свою  кандидатуру  на  пост
президента?
     - А ты проголосуешь за меня?
     - Столько раз, сколько мне это удастся.
     Макгарк ухмыльнулся.
     - Ну как я могу отказаться, имея такую поддержку? А вообще-то, может,
было  бы  не  так  уж  и  плохо,  если  бы  хозяином  Белого   дома   стал
полицейский... хотя бы годика на четыре, чтобы подправить дела в стране.
     - Аминь!
     - Во всяком случае, - сказал Макгарк, снова переходя на деловой  тон,
- на следующей неделе О'Тул разошлет телеграммы всем членам организации  -
и тебе тоже, - чтобы они договорились с начальством и  приехали  на  сбор.
Тогда снова увидимся.
     - Билл, похоже, грядет праздник.
     - Ага. И для страны все это обернется тоже добром, - в тон ему сказал
Макгарк, имитируя речь южанина.
     - Никогда бы не подумал, - вторил ему, пародируя  сам  себя,  южанин,
что ты земляк. По этому случаю ставлю всем выпивку!
     Послышался  звук  отодвигаемых  стульев.  Они  поднялись,  собираясь,
видимо, уходить. Потом открылась дверь, и Римо услышал,  как  Жанет  О'Тул
что-то тихо сказала.
     - Что за сверток, Жанет? - раздался гулкий голос Макгарка.
     - Подарок папе на день рождения. Я хочу пока положить его  в  стенной
шкаф.
     - Хорошо, хорошо! Я пойду провожу своего приятеля. Скоро вернусь.  Ты
как, в порядке?
     - Все хорошо, инспектор, спасибо! - Она говорила  тихо,  чуть  ли  не
извиняющимся тоном.
     Скрипнула дверь кабинета Макгарка.  Послышались  тяжелые  удаляющиеся
шаги двух мужчин, потом приближающаяся к шкафу легкая поступь девушки.
     Дверца шкафа распахнулась, в лицо Римо  ударил  яркий  свет.  Рука  с
упакованным в фольгу свертком потянулась к полке, и  Жанет  О'Тул  увидела
Римо. Она готова была закричать и уже открыла было рот, но Римо  мгновенно
зажал его рукой, а затем ловко втащил ее к себе на полку.
     Дверь за Макгарком и Рэнсоном захлопнулась.
     - Все, что хотите, - прошептал Римо, - только не выдавайте меня! -  И
он тихо всхлипнул.



                                    15

     Плачущий мужчина не внушает страха. Римо  удалось  выдавить  из  глаз
настоящие слезы. Ему удалось также так деликатно убрать руку от рта Жанет,
что она этого не заметила. Похоже, она не осознавала, что  лежит  рядом  с
ним в стенном шкафу на полке. Мне так стыдно, - шепнул он сквозь слезы.
     - А что вы, собственно говоря, делаете здесь? Вы ведь мистер  Бедник,
не так ли?
     - Да, Римо Бедник. Я пришел сюда, чтобы посмотреть  на  вас,  но  они
чуть было не застали меня подглядывающим за вами. Пришлось  спрятаться,  и
вот теперь вы меня здесь обнаружили... Я так смущен, мне так стыдно!
     - Но это же глупо, Римо! Почему вы хотели меня видеть?
     "Полегче, Римо, подумал он, - не следует спешить".
     - Не знаю, - сказал он вслух. Просто хотел и все.
     - Хорошо, но почему  бы  просто  не  войти  в  дверь  и  не  сказать:
"Привет!"
     - Я боялся, что вы посмеетесь надо мной, - всхлипнул Римо.
     "Ты самый гнусный из всех гнусных ублюдков, мысленно сказы себе Римо.
Чиун был прав у тебя нет характера".
     Но это робкое самобичевание пришлось  проигнорировать.  Его  внимание
переключилось на блузку с глубоким вырезом покоящуюся на его руке  головку
и теснящуюся в блузке пышную грудь.
     - С какой стати стала бы я смеяться над вами? - спросила она.
     - Не знаю. Девушки всегда смеются надо мной! Наверное, потому, что  я
застенчив и боюсь женщин.
     - Когда вы в тот день были в моем кабинете, инспектор  Макгарк  вышел
из своего офиса, и мне показалось, судя  по  его  словам,  что  вы  вообще
ничего не боитесь.
     - Так то мужчины! Мужчин я не боюсь. Только женщин... Это  у  меня  с
детства.
     Теперь она прижималась к нему всем телом. Было  дьявольски  неудобно,
но Римо не смел шевельнуться, чтобы Жанет не спохватилась и не  вспомнила,
что они находятся на верхней  полке  стенного  шкафа.  Если  он  хочет  ее
вылечить, это надо делать здесь. Ради духовного здоровья надо идти на все!
     Он снова зашмыгал носом. Хорошо  бы  закрыть  эту  чертову  дверцу  -
тогда, если он вдруг не сдержится, она не заметит в темноте его ухмылку.
     - Ах ты бедняжка! - сказала она - Ну, не плачь. И нежно, как ребенка,
похлопала ладошкой его по щеке.
     Его левая рука была вытянута в сторону. Он ждал,  когда  она  наконец
опустит на нее голову. Вот наконец-то! Шея плотно лежит у  него  на  руке.
Пальцы быстро нащупали нужные точки. Осторожно, нежно, так, чтобы  она  не
всполошилась, он принялся массировать ей шею сзади и под подбородком.
     - Не надо бояться женщин, - мягко сказала она. Они  не  причинят  вам
никакого вреда.
     - Я почему-то был уверен, что вы меня  не  обидите,  -  сказал  Римо.
Поэтому я и пробрался сюда в надежде увидеть вас.
     Теперь его пальцы быстро двигались по ее шее,  выбивая  нежную  дробь
кончиками пальцев.
     - Нет, Римо, я никогда не обижу тебя, - сказала она. - Только  не  я!
Только не тебя!
     Она приблизила лицо вплотную к его лицу.  Он  приглушил  рыдания.  Не
надо доводить дело до абсурда. Теперь она нежно гладила его  по  щеке.  Ее
пальчики скользили от виска к подбородку и обратно. Так она реагировала на
массаж ее шейных нервов.
     - Как ты теперь себя чувствуешь? - спросила она. - Успокоился?
     - Вы такая отзывчивая! - сказал Римо.
     - Да, я понимаю тебя и твои проблемы. Знаешь, по-моему,  тебе  просто
попадались не те женщины. Они видели в тебе не то, что ты  есть  на  самом
деле... Они думали, что ты  будешь  ими  помыкать,  и  требовали  от  тебя
больше, чем ты мог им дать.
     Тем временем его правая рука скользнула по ее бедру и  сквозь  тонкую
ткань блузки ощутила нежную кожу ее спины. Пусть говорит!
     - Но я не такая, - продолжала она, -  и  ни  один  мужчина  не  будет
никогда больше помыкать мною. Никогда!
     Она замолчала.
     - Я знал, что вы поймете, - сказы Римо.
     - Пойму? Конечно, я понимаю. Единственное, чего  тебе  не  хватало  в
жизни, это немного силы воли. Тебе нужно, чтобы  тобой  кто-то  руководил.
О-о! У-ух!
     Пальцы его теперь массировали одновременно и  ее  шею  и  спину.  Она
плотнее прильнула к нему.
     - Я поняла, как только увидела тебя  впервые,  что  у  тебя  какие-то
трудности, что-то не  так  Разговаривая  со  мной,  ты  краснел,  не  смел
взглянуть мне в глаза. Я сразу поняла: тебе нужно, чтобы кто-то  повелевал
тобою. О-о! У-ух! Расстегни ремень!
     Оставалось надеяться, что Макгарк задержится и  вернется  не  слишком
быстро. Римо расстегнул пряжку ремня.
     - Мне надоели начальственные мужчины, - сказала она тоном, в  котором
не чувствовалось ни нежности, ни  покорности.  -  Миром  должны  управлять
женщины.
     - Я тоже так думая, - отозвался Римо.
     Она расстегнула молнию у него на брюках. Он снова принялся за ее шею.
     - У-ух! - вырвалось  у  нее.  -  В  сексе  ведущая  роль  принадлежит
женщине. Именно мы пробуждаем в мужчине страсть.
     Римо стал гладить ей ягодицы.
     - У-умммм, - простонала она. - Да, несомненно,  женщины  должны  быть
ведущими, а не ведомыми. Ты согласен? Скажи, что ты согласен!
     - Я согласен, - сказал Римо. - Я согласен.
     Жанет приподняла длинную юбку и в мгновение ока очутилась сверху.
     - Даже в этой ситуации, - сказала она, - даже в этой ситуации женщина
должна быть наверху!
     - О, нет, не говорите так, - взмолился он, - вы меня пугаете!
     Теперь, когда обе его руки были свободны он принялся  массировать  ее
шею с обеих сторон.
     - Я буду говорить так, как мне заблагорассудится,  -  резко  ответила
она, - и чем раньше ты это поймешь, тем лучше! Понятно?
     - Да, понятно.
     Ну, хватит!" - решил Римо и теперь уже всерьез  принялся  за  нервные
узлы эрогенной зоны у нее на шее, и внезапно, в безотчетном порыве она  не
только оказалась на нем, но словно бы поглотила его целиком.
     Впившись губами в его губы, она втягивала в себя его плоть.
     - У-ух! У-уммм! Делай, как я говорю. Вверх! Вверх и внутрь! Еще раз и
обратно! Нет, не еще раз и  обратно,  а  снова  вверх  и  внутрь.  Дальше,
дальше! Долой изнасилование и... вперед! Вверх, вверх и назад! Полетим  со
мной! Полетим со мно-о-о-ой!
     Она замерла, опустив голову Римо на грудь.
     Он пару раз судорожно вздохнул, как бы подавляя рыдания.
     - Все! Никаких слез!  -  скомандовала  Жжет.  -  То,  что  мы  сейчас
испытали, нормально и полезно для здоровы. Правильно? Правильно.  Повтори:
нормально и полезно.
     - Нормально и полезно.
     - Поверь, это действительно так. И к тому же дьявольски приятно.
     - Это я тоже должен повторить? - спросил Римо.
     - Нет, не должен.
     - Хорошо, - сказы Римо. - Такого со мной никогда прежде не случалось,
- добавил он, и это была истинная правда, поскольку он не мог  припомнить,
чтобы когда-либо прежде его вот так разложили в шкафу.
     Впрочем, нет, нечто подобное однажды случалось  в  шкафу,  но  не  на
полке! А заниматься любовью на полке - совсем другое дело. То  есть  когда
мы говорим "шкаф", это вовсе не значит, что мы имеем в виду любой  шкаф  и
любое место в нем. В прошлый раз,  например,  это  был  даже  не  шкаф,  а
кладовка, к тому же с кушеткой. Почти комната. А вот полка, дорогуша, есть
полка  и,  как  таковая,  не  может  подпадать   под   категорию   "шкаф".
Следовательно, ничего подобного с ним действительно прежде  не  случалось.
Правильно? Скажи, Римо, "Правильно"! Правильно.
     И все-таки он не  был  уверен  в  правомерности  своих  суждений.  По
возвращении домой надо будет посоветоваться с Чиуном.
     - Такого, может быть, ты никогда прежде не испытывал, - сказала Жанет
О'Тул, - но сможешь вновь испытать, если будешь меня слушаться.
     - Я буду, буду.
     - Хорошо. Не забудь это. И знаешь, Римо, я  действительно  рада,  что
помогла тебе избавиться от твоей проблемы.
     - Я тоже.
     - А теперь нам надо выбраться отсюда,  прежде  чем  кто-нибудь  здесь
появится.
     Римо думал о том же. Они спустились с полки, и через несколько минут,
когда вернулся Макгарк, Жанет как ни в чем не бывало сидела за  столом,  а
Римо пристроился на нем с краешку, восторженно и застенчиво глядя на нее.
     - Бедник, - удивился Макгарк, - а вы что здесь делаете?
     - Я проходил мимо, - вставая и поворачиваясь к нему, сказал Римо, - и
решил заскочить. - Он подмигнул Жанет.
     - У вас здесь вроде бы никаких дел нет?
     - Не-а.
     - Тогда очистите  помещение.  Достаточно  того,  что  мне  приходится
терпеть подобных вам в управлении.
     Римо пожал плечами.
     - Как вам будет угодно.
     Он наклонился к Жанет, и Макгарку бросилась вдруг в глаза ее  помятая
блузка и взъерошенные пепельные волосы.
     - Мы еще увидимся? - спросил Римо.
     - Не звони мне. Я позвоню сама. Может быть, ответила  она  мягко,  но
решительно.
     Римо изобразил смущение, адресованное только ей, потом  повернулся  и
быстро направился мимо Макгарка к выходу. Макгарк внимательно  глядел  ему
вслед.
     - Я не доверяю этому типу, - сказал он Жанет. -  В  нем  есть  что-то
животное, звериное, одна  походка  чего  стоит.  Вышагивает,  как  тигр  в
клетке, ждущий, когда откроется дверца и ему бросят кусок мяса.
     Жанет О'Тул хихикнула.
     - Тигр? По-моему, он больше похож на котенка.
     Макгарк взглянул на нее в упор, и, кажется,  впервые  она  не  отвела
взгляда.
     "Похоже, Смит установил в  комнате  какое-то  сигнальное  устройство,
подумал Римо. - Только войдешь - звонит Смит!"
     - Ну? - послышался в трубке властный голос.
     - Что "ну"?
     - Есть какие-нибудь новости? Могу сообщить, если вы еще не знаете, по
вчера  имело  место  несколько  инцидентов,  и  наш  друг   в   Вашингтоне
обеспокоен.
     - Он всегда чем-нибудь обеспокоен, - сказал Римо. - Не  уподобляйтесь
ему.
     - Ситуация очень серьезная.
     - Теперь она стала еще более серьезной, поскольку сегодня имел  место
еще один инцидент.
     - И вам не удалось предотвратить его?
     - Предотвратить? Наоборот, я помогал, как мог. Это была  великолепная
идея. Только представьте - сорок полицейских мотаются по стране, убирая за
всех нас мусор! Это как... нет, Смитти, поговорим об этом в Нью-Йорке.
     - Вы сказали "сорок полицейских"? - удивился Смит.
     - Сорок.
     - Это невозможно!
     - Оказывается, возможно, Их именно столько.
     - Слишком много  операций  совершается  постоянно,  причем  в  разных
концах  страны.  Усилиями  сорока  человек  немыслимо   достигнуть   таких
результатов. - Он помолчал. -  Впрочем,  если  они  разрабатывают  графики
операций, маршруты и прочее с помощью компьютера,  то  почему  бы  и  нет.
Замысел, конечно,  блестящий!  В  Смите  взыграл  бюрократ,  восхищающийся
другим  бюрократом,  которому  удалось  придумать  что-то  новое  и  более
эффективное.
     - Что, нравится? - спросил Римо.
     - Прекрасно, ничего не скажешь! Кто руководит противником - Макгарк?
     - Пока точно не знаю. И не называйте его противником.  Я  считаю,  он
делает полезное дело.
     - Я начинаю думать, Римо, не слишком ли вам близки по духу эти  люди.
А не отлыниваете ли вы от работы?
     - Да, случается иной раз прилечь в шкафу, -  сказал  Римо  и  повесил
трубку.
     Его злило, что Смит высказал именно то, о чем сам  Римо  старался  не
думать. Ему и самому приходило в голову, что его колебания связаны  именно
с тем, что он и полисмены принадлежат к одному братству.
     Ой покосился на телефон.
     - Тебя что-то тревожит, сын мой? - спросил сидевший на полу у кушетки
Чиун.
     - Нет, ничего.
     - Неправда, - сказал Чиун. - Ты опять за свое: "хорошие парни, плохие
парни". Выброси из головы эту чепуху.
     - Я постараюсь.
     - Ну и хорошо.



                                    16

     Мятая блузка Жанет О'Тул всю ночь не выходила у Макгарка  из  головы.
Эти думы заставляли его ворочаться в кровати, и под утро  он  окончательно
уверовал в то, что Римо Беднику каким-то образом удалось прямо у него  под
носом переспать с Жанет. Ее счастливый умиротворенный вид и  мятая  блузка
были явным тому доказательством. И это бесило Макгарка  куда  больше,  чем
продажные юристы, коррумпированные судьи или главари мафии.
     После печальной истории, приключившейся с этой девушкой, он относился
к ней с искренним сочувствием. А потом понял, что полюбил ее. Каждый  раз,
глядя на нее, он мысленно сокрушался, что этой юной красавице,  воплощению
любовных мечтаний, не суждено теперь познать  настоящее  чувство.  И  одна
только мысль о том, что она безрассудно  одарила  любовной  страстью  Римо
Бедника, этого мафиозного гаденыша, приводила его в бешенство.
     Но сомневаться больше не приходилось.
     - Что вы здесь делали? - строго  спросил  он,  когда  Римо  вышел  из
офиса.
     Все оттенки красок - от розовой и алой до пурпурной - залили бы  лицо
прежней Жанет при подобном вопросе; она начала бы  запинаться,  заикаться,
отводить глаза и потом в слезах выбежала бы прочь. А сейчас Жанет  холодно
взглянула на Магкарка,  спокойно,  не  моргнув,  выдержала  его  взгляд  и
сказала:
     - Я боюсь разбить ваше сердце.
     - Попробуй, - сказал Макгарк.
     - Не хочу: одно сердце я уже разбила...
     На этом разговор был  закончен.  Она  держалась  с  ним  как  строгая
учительница с нерадивым учеником, что разозлило его еще больше.
     Лежа в постели, он чувствовал, как его захлестывает ярость. Когда  он
впервые увидел Римо Бедника, то сразу же  определил  его  участь.  Беднику
суждено стать  одним  из  тех,  кого  "Рыцари  Шита"  объявят  виновным  в
совершении двух убийств. А необходимые улики уже хранились  у  Макгарка  в
сейфе.
     Теперь он отказался от этой идеи. А коль скоро решение принято...  Он
отбросил  всякие  мысли  и  погрузился  в  сон.   Какой   смысл   мучаться
бессонницей, крутясь в постели, когда решение принято - Римо Бедник умрет!
Макгарк не допустит никаких ошибок. Он сам возглавит эту операцию.
     Если у него и оставались еще  какие-то  сомнения,  то  они  полностью
рассеялись на следующее утро, когда он явился  в  свой  офис  в  городском
управлении полиции, где работал в дневные часы.
     С  ее  длинными  юбками  и  крестьянскими   блузками   Жанет   раньше
воспринималась им лишь как принадлежность служебного интерьера. Но кто это
там, за письменным столом, рядом с компьютером? Сегодня  на  девушке  была
микро-мини-юбочка шокирующего розового цвета. Когда она наклонилась,  стоя
к нему спиной, юбочка скользнула вверх, и его взгляду предстали не  только
длинные ноги и гладкие, белые  бедра,  но  и  обтянутые  розовым  нейлоном
ягодицы. Когда же она повернулась к нему лицом, он увидел, что на ней была
тонкая розовая трикотажная блузка, надетая на  голое  тело.  Казалось,  ее
упругая девичья грудь вздымалась даже от  малейшего  движения  мышц  лица,
как, например, при улыбке, которой она приветствовала вошедшего Макгарка:
     - Доброе утро, Билл. Что это у вас челюсть отвисла?
     Римо Бедник заплатит за это!
     Не говоря ни слова, Макгарк прошел в свой кабинет и принялся  звонить
троим своим верным "рыцарям", которым после окончания  дневного  дежурства
надлежало явиться к нему в штаб "Рыцарей Щита".
     Ближе к вечеру по пути в штаб "РЩ" он заехал в район Куинса, где  жил
Римо Бедник. Все будет проделано  просто,  без  особых  затей,  и  ему  не
терпелось как можно  скорее  осуществить  свой  замысел.  Позже,  объясняя
явившимся по его вызову "рыцарям" цель предстоящей операции, он заявил, по
будет руководить ею лично.
     - Когда? - спросил бесстрастным тоном один из них, рослый полицейский
сержант по фамилии Ковальчик.
     - Прямо сейчас, - ответил Макгарк.
     - Мне это не по душе, - сказал Ковальчик. - Ведь смысл таких акций  в
том, чтобы в своем городе их не проводить. А  в  данном  случае  нам  всем
предстоит действовать в городе, где  мы  живем  и  где  нас  все  знают...
Почему?
     - У нас нет времени дожидаться,  пока  соберется  команда  из  разных
городов. Парень пронюхал о нас. Если мы не отреагируем достаточно  быстро,
он может успеть настучать, - соврал Макгарк.
     Он уставился на Ковальчика и держал его под прицелом своего  взгляда,
пока тот не опустил глаза.
     - О'кей, - сказал Макгарк. - Еще вопросы?
     Вопросов не было.
     - Хорошо. Будем действовать по модели,  отработанной  на  стрельбище.
Открывать перекрестный огонь по моему сигналу. Никаких  ошибок.  Взгляните
на план местности, - сказал он и взял со стола лист бумаги, на котором был
изображен дом Римо Бедника в Куинсе.
     Чиун все-таки настоял на том, чтобы приготовить утку. Римо терпеть ее
не мог, а поэтому пребывал в плохом настроении.  Он  сидел  в  гостиной  и
смотрел телевизор, стараясь при этом  не  слушать  доносившиеся  из  кухни
мудрствования Чиуна:
     - Утка содержит все необходимые для  человека  питательные  вещества.
Глупый  белый  американец  не  любит  утку.  Есть   ли   необходимость   в
дополнительных доказательствах ее полезных для  здоровья  качеств?  Глупый
белый американец не доживет до шестидесяти  пяти.  Мастер  Синанджу  будет
жить вечно. Почему? Потому  что  он  ест  утку.  Глупый  белый  американец
предпочитает  гамбургеры.  Слушай,  весь  мир!  Вот  он  я,  глупый  белый
американец. Быстро набейте мне живот гамбургерами! Дайте мне моно-глюто  и
глюто-моно-мата! Побольше химии. Отравы! С горчицей и кетчупом на  булочке
с маком.  Пластмассовые  семечки!  Я  обожаю  пластмассовые  семечки.  Мне
нравится всякая химия Мне нравится отрава! Но я  ненавижу  утку.  Ах,  как
умен великолепный белый американец! Как он мудр!  Мастер  Синанджу  должен
гордиться тем, что знаком С ним.
     Так он тарахтел уже давно. Римо удалось переключить свое внимание  на
Гарри Ризонера, который тоже был смешон, но ни над кем не  издевался.  Как
раз в тот момент, когда закончились последние  известия  и  Римо  выключил
телевизор, на пороге кухни в белом, колышущемся при ходьбе кимоно появился
Чиун.
     - Обед подан, хозяин, - объявил он.
     - Спасибо, - поблагодарил Римо. - Я, пожалуй, выпью бренди под  утку.
Целую кварту. Что-нибудь подешевле и покрепче.
     - О, да! - согласился  Чиун.  -  Бренди  -  это  великолепно.  В  нем
содержится много таких ядов, которых нет в гамбургерах. Тогда на десерт  я
подам тебе машинное масло.
     - Вряд ли у нас осталось машинное масло, - в тон  ему  отвечал  Римо.
Разве ты не извел его на приготовление утки?
     - Не груби, - нахмурился Чиун. - Я готовлю утку по семейному рецепту,
которому не одна сотня лет.
     - Тогда понятно, почему все вы становились  убийцами.  Причина  вашей
криминальной склонности к насилию  -  изжога.  Почему  у  итальянцев  есть
мафия? Потому что они едят слишком много перца.
     Чиун подпрыгнул на месте, как рассерженный ребенок.
     - Твоя дерзость неизмерима!
     - А твоя утка  неописуема!  -  ответил  Римо  и,  не  в  силах  более
сохранять серьезную мину на лице, громко расхохотался.
     Гнев Чиуна как рукой сняло.
     - А, так ты смеялся над Мастером Синанджу?  Как  здорово  быть  таким
остроумным!
     Раздался звонок в дверь.
     - Не утруждайте себя, мистер "Хороший-плохой-парень"! - сказал  Чиун.
- Верный слуга  выяснит,  кто  смеет  вторгаться  в  ваш  мир  мудрости  и
остроумия.
     Чиун прошел через гостиную и столовую в небольшую прихожую  и  открыл
дверь. Перед ним стоял высокий, худощавый мужчина.
     - Римо Бедник? - спросил он.
     - Я похож на Римо Бедника?!
     - Позовите его. Я хочу с ним поговорить.
     - Как доложить о вас?
     - Никак.
     - Могу я поинтересоваться, по какому вы делу?
     - Нет.
     - Спасибо! - сказал Чиун, захлопнул дверь и вернулся в гостиную.
     - Кто это был? - спросил Римо.
     - Не важно, - ответил Чиун. - Пойдем, а то утка остынет.
     Они ели на кухне утку, и Римо всячески старался не показать вида, как
ему не нравится любимое блюдо Чиуна.
     Оба старались не замечать непрерывно звеневшего дверного звонка.
     Покончив минут через двадцать с уткой, они выпили минеральной воды.
     - Ну и как? - спросы Чиун.
     - Очень вкусная минералка, - ответил Римо. "Дз-з-з-з-з-зииь!"
     Римо решительно встал:
     - На сей раз дверь открою я. Не исключено, что кто-то задумал украсть
твой рецепт приготовления...
     - Кто-то идет к двери,  -  шепнул  Ковальчик  прятавшемуся  в  кустах
Макгарку. - Это, кажется, не косоглазый!
     - О'кей, - ответил тог. - Всем приготовиться!
     - Есть!
     Распахнув дверь, Римо едва удержался от смеха. Полицейский в штатском
стоял, держа руку у кармана куртки, готовый в любую  минуту  спрыгнуть  со
ступенек и начать палить из револьвера.  Насколько  же  бестолковым  может
быть человек? Эти остолопы-полицейские начинали действовать Римо на нервы.
     - В чем дело?
     - Римо Бедник?
     - Угу.
     - Спуститесь сюда. Мне надо вам кое-что показать.
     Полицейский стал спускаться по ступенькам. Римо понял: раз не  боится
повернуться к нему спиной, значит, где-то рядом подмога.  В  кустах!  Римо
прислушался. Да, конечно, там кто-то есть, и не один человек, а несколько.
Нагнав Ковальчика,  Римо  последовал  за  ним,  стараясь  держаться  таким
образом, чтобы от засады его заслоняла фигура полицейского.
     Сойдя со  ступенек,  полицейский  повернул  в  сторону.  Римо  быстро
пристроился  ему  в  затылок.  Стоило  полицейскому  повернуть,  как  Римо
мгновенно оказывался  за  его  спиной.  Короче  говоря,  Римо  использовал
полисмена, как прикрытие, подобное щиту.
     - Так что вы хотели мне показать? - спросил Римо.
     - Всего лишь  это,  -  ответил  полицейский,  выхватывая  из  кармана
револьвер.
     Римо услышал щелчок взводимого курка. Долговязый попытался выстрелить
в Римо, но тот легко отобрал у него револьвер и  локтем  ударил  в  висок.
Полицейский обмяк и упал навзничь, а Римо кинулся на землю и  откатился  к
кустам. Загрохотали выстрелы. Вокруг свистели пули.
     Чиун был прав. Стоит только дать волю гневу, и ты погиб. Оказывается,
с обеих сторон засели  в  кустах  полицейские.  Вот  что  значит  потерять
бдительность! Римо удалось  разглядеть  силуэты  двух  полицейских  слева.
Одним прыжком Римо преодолел разделявшее их расстояние и обрушился на  них
сзади, прежде чем они  успели  выстрелить.  Несколько  точно  рассчитанных
ударов  ребром  ладони,  костяшками  пальцев  -  и  -   двое   полицейских
безжизненно рухнули на землю. Трое готовы. Сколько еще осталось? Один  или
больше? Рядом  с  Римо  просвистели  две  пули,  потом  наступила  тишина.
Доносилось прерывистое дыхание одного человека. Только одного.
     Римо прыгнул в кусты, где, как он предполагал, прячется последний  из
налетчиков, пересек дорожку и обнаружил сидящего на корточках человека,  с
револьвером наготове. Римо выбил у него оружие.
     Это был Макгарк.
     Он встал и оказался лицом к лицу с Римо.  Потом  опустил  глаза  и  с
тоской посмотрел на лежавший у ног револьвер.
     - И не думай об этом, - предупредил Римо. - Все равно не получится.
     Послышался стон. Последний, предсмертный стон  лежавшего  на  дорожке
полицейского. Римо стало не по себе.
     - Эти люди - полицейские? - спросил он.
     - Были, - ответил Макгарк.
     Не хотел ведь Римо браться за это задание!  И  не  успел  еще  толком
приступить к нему, а трое полицейских уже убиты.  Наверное,  они  считали,
что сослужат Америке добрую службу, если помогут избавиться от  головореза
мафиози Римо Бедника.  Все.  Хватит  уничтожать  полицейских.  Чиун  может
сколько угодно смеяться над тем, что парни бывают  плохие  и  хорошие,  но
именно так оно и есть - среди парней  есть  как  плохие,  так  и  хорошие.
Полицейские относятся к хорошим парням, и сам Римо когда-то был  одним  из
них.
     В общем, больше он не убьет ни одного! Он снова взглянул на Макгарка,
который сказал:
     - Ну так как?
     - Что "как"?
     - Ты разве не собираешься прикончить меня?
     - Сейчас - нет. А почему ты хотел прикончить меня? Я исправно плачу и
жить вам не мешаю.
     - Из-за девушки.
     - Жанет О'Тул?
     - Да.
     - Ты хочешь сказать, что трое полицейских оказались  мертвыми  только
потому, что кто-то с ней пошалил?
     - Не кто-то, а бандюга!
     - Ну и подонок ты, Макгарк, - сказал в сердцах Римо.
     - "Но знатная леди и Джуди О'Греди..." Бедник, мы делаем  одно  дело,
только идем к цели разными путями.
     И тут Римо пришла в голову мысль, что можно и  не  убивать  Макгарка.
Если...
     - А что, если нам пойти вместе, по одной и той же дороге?
     Макгарк помолчал раздумывая, а потом настороженно сказал:
     - Мы были бы рады. У тебя есть способности.
     - Чем и живу.
     - А я думал, ты - игрок, - сказал Макгарк.
     - Нет. Я - профессиональный убийца. Ассасин. И я хорошо плачу за  то,
чтобы фараоны не беспокоили меня по каждому пустяку.
     - Сколько бы ты ни зарабатывал сейчас, мы удвоим твой доход.
     -  Каким  образом?  -  поинтересовался  Римо.  -  За   счет   продажи
пригласительных билетов на полицейский бал?
     - Об этом, Бедник, можешь не беспокоиться. У нас хватит денег,  чтобы
платить тебе. К тому же мы все равно собирались нанять профессионала.
     Минуту назад Макгарк обдумывал каждое слово, а  теперь,  как  заметил
Римо, заговорил торопливо. Он явно что-то задумал.
     - "Мы"? Кто это "мы"?
     Макгарк ухмыльнулся:
     - Я и мои соратники.
     - Расскажи-ка мне о соратниках. Кто они? - спросил Римо.
     И здесь, за кустами во дворе  дома  Римо,  Макгарк  рассказал  ему  о
"Рыцарях Щита". Сорок полицейских из разных  концов  страны,  составляющих
эскадрон смерти. Они вершат  правосудие  над  теми,  кого  государственные
правоохранительные органы взяли под защиту. Эти сорок  человек  составляют
ядро  общенациональной  организации,  ставящей  своей   целью   борьбу   с
преступностью. В будущем она, возможно, станет самой влиятельной  силой  в
стране.
     - Ты только представь  себе...  политическая  сила  общенационального
масштаба  на  выборах...  реальная  возможность  на  практике  осуществить
законность и порядок. - Макгарк мрачно ухмыльнулся:  -  Если  ты  с  нами,
Бедник, ты - в безопасности. В противном случае "Рыцари Щита" доберутся до
тебя. Рано или поздно.
     - Ты босс?
     - Считай, что так.
     Макгарк ждал, глядя в глаза  Римо.  Римо  задумался.  Или  прикончить
Макгарка, или принять его предложение. Но уж  больно  не  хочется  убивать
полицейских. К тому же и Смит будет  доволен,  если  он  внедрится  в  эту
организацию. Разве не это от него требуется?
     - Я согласен, - сказал Римо. - Но при одном условии.
     - А именно?
     - Девушка будет моей. Впрочем, у тебя  все  равно  с  ней  ничего  не
получилось бы! Ты ориентировался на длинные юбки, а надо  было  мечтать  о
тугих блузках. Она моя!
     Макгарк пожал плечами:
     - Она твоя.
     Он поднял свой револьвер и вложил его в кобуру. Уходя  со  двора,  он
одобрил свое решение не убивать этого типа из небольшого  пистолета  25-го
калибра, который лежал у него в кармане.
     В отношении Римо планы у  Макгарк  изменились.  Римо  поможет  решить
проблемы и с руководством "Рыцарей Щита", и с Жанет О'Тул. Римо  узнает  о
"Рыцарях Щита" ровно столько, сколько нужно для того, чтобы  расстаться  с
жизнью.



                                    17

     Полицейский кинулся на  него,  размахивая  ножом.  Римо  уклонился  и
ребром  ладони  ударил  нападавшего  по  запястью.  Нож  глухо  звякнул  о
деревянный помост.
     Римо шагнул к полицейскому и зажал кисть его  руки  в  своей  ладони.
Полицейский, взвыв от боли, бессильно опустился на колени.
     Отпустив его, Римо повернулся к трем другим полицейским, сидевшим  на
краю помоста, и показал им лежавшую у него на ладони гладко отполированную
деревянную палочку в шесть дюймов, похожую на собачью кость.
     - Вот что у меня в руке, - пояснил Римо.
     Называется "явара". Самый простой способ причинить боль.
     - А чем он лучше других? - спросил один из присутствующих. Он встал и
повторил вопрос: - Почему именно так? Не лучше ли ботинком  по  яйцам  или
кулаком по почкам? Причинять боль можно по-разному.
     - Способов-то много, - ответил Римо, - но большинство из  них  ни  на
что не годны. Если ударить парня слишком сильно между  ног,  его  придется
отправить на "скорой помощи" в больницу, и все. Стукни его как следует  по
почкам, и ему понадобится катафалк. А если промахнешься, он сам вышибет из
тебя дух вместе с  дерьмом.  "Явара"  действует  безотказно.  Надо  просто
схватить руку противника и прижать подушечку его большого пальца к  одному
из этих бугорков. И все! Суть в том,  что  нервные  окончания  на  ладонях
очень чувствительны к боли. Главное - причинить  невыносимую  боль,  а  не
травму. Вот в чем преимущество этого способа.
     Полицейский из Сент-Луиса - высокий, тощий, с  огненной  шевелюрой  и
выдающейся вперед челюстью, полностью лишенный чувства  юмора,  недоуменно
пожал плечами и сказал:
     - Фигня все это! Ваш номер удался, потому что он не ожидал этого.
     - Послушайте, приятель, почему бы вам просто не принять на  веру  мои
слова? Я ваш тренер. Макгарк поручил мне занятия с вами.
     - А мне  плевать,  тренер  вы  или  не  тренер.  Целуйтесь  со  своей
идиотской рогулькой, а лично я полагаюсь на хороший удар правой.
     -  Ну,  что  ж,  -  сказал  Римо,  подходя  вплотную  к  рыжеволосому
полицейскому. - Попробуем ваш знаменитый удар правой.
     Без всякого предупреждения полицейский бросил  правый  кулак  вперед,
целясь Римо в нос. Такой удар мог бы проломить и толстенную доску,  однако
теории  этой  не  суждено  было  подтвердится  на   практике.   Перехватив
нацеленный на него кулак левой рукой, правой Римо прижал "явару" к тыльной
части руки полицейского. Кулак разжался. Римо нажал палочкой на  ладонь  у
основания большого пальца, и полицейский взвыл от боли.
     - Хватит! Хватит! - кричал он.
     Римо не отпускал.
     - Теперь убедились?
     - Да, убедился.
     - О, нет! Пока еще недостаточно убедились. Так вы поверили наконец  и
эффективность этого способа?
     - Да, да, действительно поверил! - завопил полицейский.
     - Ну, ладно. - Римо нажал для  порядка  еще  разок  и  отпустил  руку
полицейского, посоветовав  напоследок:  -  Не  стоит  считать  все  вокруг
"фигней". Постарайтесь лучше чему-нибудь научится.
     Тренировки  занимали  большую  часть  дня.  В  качестве  назначенного
Макгарком тренера Римо  обучал  четырех  полицейских  приемам  самозащиты,
ловкости, умелому использованию силы для получения необходимой информации.
Макгарк хотел, чтобы эта четверка обучилась действовать эффективно, но  не
доводить депо до убийства,  поскольку  позже,  когда  "организация  станет
открытой", им предстоит стать следователями "Рыцарей Щита".  Словом,  Римо
требуется просто обучить будущих следователей силовым приемам.
     Сам Римо прошел все это давным-давно, на начальной стадии обучения  у
Чиуна  в  Фолкрофте,  и  эти  занятия  с  полицейскими  не  приносили  ему
удовлетворения. Он не переставал возмущаться: зачем  тратить  колоссальные
средства из федерального бюджета  на  приобретение  всевозможной  техники,
пенных распылителей, водометов  и  тому  подобного,  когда  можно  обучить
полицейских эффективным силовым приемам? А может, ему  с  Чиуном  заняться
бизнесом?  Поработать  на  благо  публики?  Дать  объявления  в   газетах:
"Компания "Наемные убийцы" приглашает всех желающих. Защитите себя!  Дайте
отпор свиньям-полицейским!" Они с Чиуном разбогатеют. Чиун будет просто  в
восторге. Сколько денег  он  сможет  посылать  в  Синанджу!  Но  наверняка
найдется какая-нибудь помеха. Чиун может, например, вспомнить какую-нибудь
пятисотлетней давности пословицу, согласно которой не полагается  помещать
объявления в газете или работать не на правительство, а на кого-либо  еще.
Профессиональные убийцы не имеют, видите ли, права работать официально!
     Итак еще одна хорошая идея полетела в тартарары.
     Занятия продолжались с девяти утра до полудня. Иногда Римо видел, как
Макгарк высовывал голову из своего расположенного в конце зала кабинета  и
наблюдал за действиями Римо на помосте.  Просто  наблюдал,  молча,  иногда
одобрительно кивая головой, а потом втягивал голову обратно.
     Ближе к обеду из двери офиса выглянула Жанет. Затем распахнула  дверь
и, демонстративно встав в дверном  проеме,  -  на  сей  раз  на  ней  была
короткая кожаная юбка и белый свитер в обтяжку -  властным  жестом  пальца
поманила к себе Римо.
     - О'кей, ребята, пока достаточно, - сказал  он.  Объявляется  большой
обеденный перерыв до двух часов.
     - Хорошо. О'кей. Пока, - пробормотали курсанты и поспешили прочь.
     Римо спрыгнул с помоста и направился в конец зала  -  туда,  где  его
ждала, стоя в дверях, Жанет.
     - Вызывали, мадам? - спросил он.
     - Да, и когда я вызываю, ты должен сразу же повиноваться.
     Радио потупился:
     - Зовут многих, да не все приходят.
     - Это потому, что они еще не встретились со мной. Билл хочет с  тобой
поговорить, - сказала она. Нам тоже нужно поговорить. После того,  как  он
закончит.
     - Шкаф готов?
     Римо  улыбнулся,  стараясь  не  слишком  откровенно  показывать  свою
радость. Его стараниями девушка изменилась до неузнаваемости.  Еще  неделю
назад она была бесчувственна, как чурбан. Теперь перед ним стояла  зрелая,
бесстыдная уличная девка. Что это  плюс  или  минус?  Или,  говоря  языком
политологов, нулевой выигрыш?
     - Ты что улыбаешься? - резки спросила она.
     - Ты не поймешь.
     - А ты попробуй объяснить,  -  сказала  она  холодным,  повелительным
тоном.
     - После разговора с Макгарком.
     И Римо прошел мимо нее к Макгарку. Тот сидел, прижав к уху телефонную
трубку, Он жестом попросил Римо прикрыть дверь и приложил палец к губам.
     Римо закрыл дверь и стоял, вслушиваясь в телефонный разговор.
     - Нет, сэр, - сказал Макгарк. - Нет, - сказал он снова чуть позже.  Я
внимательно расследовал обстоятельства  убийства  Большого  Перла,  но  не
обнаружил ничего,  что  подтверждало  бы  гипотезу  конгрессмена  Даффи  о
полицейских-убийцах... Нет, сэр. Если б мог, то с  удовольствием  бы...  Я
сам был бы рад расправиться с негодяями, но они  просто  не  существуют!..
Да, сэр.  Я  буду  продолжать  следить  за  этим.  Если  существует  нечто
подобное, я непременно докопаюсь. В конце концов Даффи ведь тоже был  моим
другом... Всего хорошего.
     Повесив трубку, он улыбнулся Римо.
     - Генеральный прокурор, - сообщил  он.  -  Интересуется,  смог  ли  я
что-либо узнать о какой-то суперсекретной  организации  полицейских-убийц.
Конечно, не смог. Поскольку такого зверя не существует.
     - Естественно!
     - Естественно! - повторил со смехом Макгарк. Как идут дела?
     - Великолепно. Так же захватывающе, как наблюдать за тающими кубиками
льда. Когда у нас день получки?
     - Завтра, -  сказал  Макгарк.  -  Тебе  заплатят  полностью.  Завтра.
Взглянув на часы, он встал  из-за  стола.  -  Обеденное  время.  Составишь
компанию?
     - Нет, спасибо.
     - На диете?
     - Голодаю.
     - Поддерживай свои силы. Они тебе вскоре понадобятся.
     Они вместе вышли из кабинета и остановились у стола Жанет.
     - Пойдешь обедать или что-нибудь тебе принести? - спросил Макгарк.
     Взглянув на Римо, Жанет поняла, что он остается, и попросила Макгарка
принести ей сандвич с салатом и яйцом и шоколадный молочный коктейль.
     Едва за Макгарком закрылась дверь, как  Жанет  вскочила  и  повернула
ключ в замке.
     Когда она повернулась к Римо, ее глаза блестели.
     - Я делала тебе знаки сегодня утром, - сказала она.
     - Да?
     - Но ты их проигнориравал. Почему?
     - Я не понял. Думал, ты просто поприветствовала меня.
     - От тебя не требуется думать, - сердито отрезала Жанет.  -  От  тебя
требуется немедленно являться на  мой  зов.  Может  быть,  другие  женщины
хотят, чтобы ты думал, а я - нет.
     - Я сожалею, - пробормотал он.
     - Ты еще больше будешь сожалеть, - сказала она Раздевайся!
     - Как, здесь? Сейчас?
     - Здесь и сейчас. Ну, давай! Торопись!
     Пряча глаза, он начал раздеваться. Ну,  хорошо,  он  ее  пожалел,  но
всему есть предел, и он был уже близок. Душевное здоровье  Жанет  начинает
обходиться ему слишком дорого. Ну, так и быть -  последний  раз,  а  потом
все, больше никаких забав!
     Римо снял брюки и рубашку.
     - Я сказала "раздевайся". Снимай все! - скомандовала она.
     Он повиновался, а она, все еще стоя  у  двери,  наблюдала.  Когда  он
полностью разделся, Жанет подошла к нему. Положила руки  ему  на  бедра  и
посмотрела в глаза.
     Он отвернулся.
     - А теперь раздень меня, - сказала она.
     Римо зашел со спины и стал стягивать с нее свитер через голову.
     - Осторожнее, - предупредила она. - Нежнее. Если  хочешь,  чтобы  все
было хорошо.
     Римо не было дома, когда в офисе доктора Харолда В. Смита в Фолкрофте
зазвонил телефон спецсвязи.
     Смит со вздохом поднял трубку.
     - Да, сэр.
     - Этот человек успел хоть  что-нибудь  сделать?  -  спросил  знакомый
голос.
     - Он занимается этим, сэр.
     - Он занимается этим уже целую неделю! Сколько же еще ему потребуется
времени?
     - Это непростое дело, - уклончиво ответил Смит.
     - Генеральный прокурор сообщил мне, что его попытки узнать что-нибудь
об этих эскадронах смерти оказались тщетными.
     - Очень может быть, сэр, - сказал Смит. - Я просил  бы  положиться  в
этом деле на нас.
     - Как раз это я и пытаюсь сделать. Но  как  вы,  конечно,  понимаете,
подключение к этому делу различных  правительственных  учреждений  -  всем
лишь вопрос времени.  Когда  это  произойдет,  я  не  смогу  помешать  им.
Возможно, тогда придется пожертвовать вашей организацией.
     - Нам постоянно приходится считаться с этим, сэр.
     - Постарайтесь, пожалуйста, ускорить дело.
     - Да, сэр.
     Позже, когда Смит позвонил Римо еще раз, того все еще не  было  дома.
Он поговорил с Чиуном, пытаясь выяснить, не тянет ли Римо с этим  заданием
из-за нежелания идти против полицейских.
     Чиун был, как всегда, невозможен, отвечал только "да" или  "нет",  и,
отчаявшись в конце концов получить вразумительный ответ, Смит сказал:
     - Передайте, пожалуйста, нашему другу послание.
     - Да, - сказал Чиун.
     - Скажите ему, что Америка стоит жизни.
     - Да, - сказал Чиун и повесил трубку.
     Он знал, что  завербовавший  Римо  человек  по  имени  Конн  Макклири
несколько лет назад сказал те же самые слова перед тем, как попросить Римо
убить его, чтобы обеспечить секретность КЮРЕ.
     Глупые белые!  В  мире  нет  ничего,  что  стоило  бы  жизни.  Только
искусство обладает чистотой вечности. Все остальное преходяще и  рано  или
поздно канет в небытие. Как глупо беспокоиться об этом!
     И когда много позже Римо вернулся домой, Чиун решил не говорить ему о
звонке Смита.



                                    18

     - Итак, - сказал Макгарк, - сегодня вечером.
     Римо сидел развалившись в кресле напротив Макгарка.
     - Что?
     - Сегодня будет положено начало превращению Америки  в  свободную  от
преступности страну...
     Макгарк вынул из коробки тонкую сигарку  с  фильтром  и  снял  с  нее
бумажное колечко с фирменным знаком.
     - ...и полицейский вновь займет подобающее ему высокое положение.
     Из соседней комнаты доносился шум мимеографа Жанет  О'Тул  размножала
пресс-релиз. Римо решил проверить, сможет ли он услышать сквозь гул машины
шуршание  снимаемой  с  сигары  целлофановой  обертки,  и   ради   чистоты
эксперимента отвел глаза в сторону.
     - Сегодня вечером в восемь часов, - продолжал Макгарк,  -  все  сорок
человек нашей группы соберутся здесь. Я  представлю  им  тебя  в  качестве
руководителя отдела подготовки. Встреча займет лишь несколько минут. Потом
мы проведем пресс-конференцию. Она состоится здесь же, в девять  тридцать,
и мы в присутствии прессы объявим о создании организации "Рыцари Щита".
     - Надеюсь, ты не собираешься  представлять  прессе  меня?  -  спросил
Римо.
     Он услышал, как Макгарк начал скатывать целлофан пальцами  в  жесткую
трубочку.
     - Нет, - мотнул головой Макгарк. - Нам  это  ни  к  чему.  Нет.  Твоя
причастность к нашей организации будет нашей с тобой тайной.
     - Хорошо, - сказал Римо. - Так меня больше устраивает.
     Он слегка отодвинул кресло, готовясь подняться.
     - Однако есть одно "но", - остановил его Макгарк.
     - Всю жизнь меня преследует какое-нибудь "но", - вздохнул Римо.
     - Ага. Меня тоже. "Но", о котором я говорю, очень важное.
     Макгарк встал и подошел к двери. Он открыл ее, желая  убедиться,  что
Жанет занята мимеографом и не может их  слышать.  Макгарк  плотно  прикрыл
дверь и, вернувшись к Римо, присел рядом а ним на краешке стола.
     - Речь идет об О'Туле, - негромко сказал он.
     - А что с ним?
     - Он может все разболтать.
     - Кто - он? О чем, черт побери, он может проболтаться?
     - Похоже, Римо, пришло время тебе узнать то, что знаю я.  Все  это...
Специальные  группы...  "Рыцари  Щита"...  Идея   создания   всего   этого
принадлежит О'Тулу.
     - Кому? О'Тулу? Этому либералу-воробышку?
     - И никому другому, - подтвердил Макгарк. - А теперь, как это  всегда
бывает с либералами, он струсил. И грозит сделать публичное  заявление  по
этому поводу, если я не отменю сегодняшнее мероприятие.
     Римо кивнул. Это объясняло многое, например, почему Макгарк  все  еще
продолжал служить в полиции, посвящая практически  все  свое  время  делам
"Рыцарей Щита".
     Что же касается О'Тула... Римо покачал головой:
     - Нет, не будет он делать никакого заявления.
     - Почему?
     - Потому что для этого  пришлось  бы  прилагать  какие-то  усилия,  а
либералы на это не способны. Болтать они мастера, а когда доходит до дела,
тот тут они - пасс.
     - Возможно, ты и прав, но мы не можем рисковать, так что...
     - Что?
     - Так что ты получаешь свое первое задание.
     - Ничего себе заданьице! - воскликнул Римо.
     - Ты справишься с ним без труда.
     - Где и когда?
     Макгарк встал и, обойдя стол, сел в кресло. Взял целлофан и  принялся
складывать его вчетверо.
     - О'Тул из тех, кто строго следует раз заведенному порядку.  Сегодня,
как обычно,  он  будет  вечером  ужинать  дома  с  Жанет.  Там  ты  его  и
прикончишь. Во время обеда. Я раздобыл для тебя ключ от их дома.
     - А как насчет девушки?
     - Я задержу ее допоздна здесь. Она тебе не помешает.
     Римо подумал минутку.
     - О'кей, - сказал он. - Только еще один вопрос. Последний.
     - Да?
     Римо изобразил характерный жест пальцами.
     - Деньги, и притом наличными.
     - Сколько ты обычно берешь за такую работу?
     - За полицейского комиссара? Пятьдесят кусков.
     - Ты их получишь.
     - Деньги вперед.
     - Можно и так.
     Макгарк открыл  стоящий  в  углу  сейф,  вынул  оттуда  металлический
ящичек, отсчитал пятьдесят тысяч и вручил их Римо.
     - И еще, Макгарк, почему именно я? Почему не поручить  это  одной  из
групп?
     - Я хочу, чтобы это сделал один человек. Никаких групп.  Чтобы  никто
ничего не знал. Кроме того, очень трудно  поручить  группе  полицейских...
убить полицейского.
     Римо кивнул.  Ему  было  хорошо  знакомо  это  чувство.  Полицейскому
действительно трудно убить другого полицейского. Он встал, чтобы уйти.
     - Что-нибудь еще?
     Макгарк отрицательно покачал головой.
     - Желаю удачи! - сказал он, вручая Римо ключ и бумагу с адресом.
     Чиун тем временем незаметно наблюдал за ним из кухни.
     День клонился к вечеру,  когда  Римо,  наконец,  принял  решение.  Он
выполнит это задание. Но прежде лично удостоверится, действительно ли идея
создания "Рыцарей Щита" принадлежит О'Тулу. Если нет  -  тот  останется  в
живых, а если да - умрет. Только так!
     Собравшись  уходить,  Римо  с  удивлением  заметил,  что  Чиун  успел
переодеться, и вместо белого кимоно на нем были одежды из плотной  зеленой
парчи.
     - Собираешься куда-нибудь?
     - Да, - сказал Чиун, - с тобой.
     - В этом нет никакой необходимости.
     - Весь  день,  -  пожаловался  Чиун,  -  сидишь  дома,  кухарничаешь,
убираешься, и никаких развлечений, каждый день одно и то же, а  ты  где-то
пропадаешь, кого-то обучаешь мастерству.
     - Что с тобой, Чиун?
     - Ничего особенного, Мастер желает всего лишь прийти в себя на свежем
воздухе. Ах, как это хорошо  снова  увидеть  солнце,  ощутить  под  ногами
траву!..
     - В этом городе нет никакой травы, и люди годами не видят неба.
     - Хватит пререкаться. Я все равно пойду.
     - Хорошо, хорошо! Но ты останешься в машине, предупредил Римо.
     - Может быть, тебе еще веревку принести, чтобы ты меня привязал?
     - Никаких разговоров - ты останешься в машине.
     И Чиун действительно остался в машине, когда Римо  с  помощью  ключа,
который ему дал Макгарк, проник в скромный домик О'Тула.
     Римо сидел в  гостиной  и  наблюдал,  как  над  Нью-Йорком  сгущаются
сумерки. Там, в городе,  сейчас  орудуют  тысячи  преступников.  Избивают,
грабят, калечат и убивают. Их тысячи, и лишь ничтожная  часть  попадает  в
руки правосудия и несет наказание. Так что же плохого в том,  что  полиция
помогает поддержанию  правопорядка?  Это  в  общем-то  то  же  самое,  чем
занимается и он, Римо.  Или  ему  это  дозволено  только  потому,  что  он
действует с благословения важного правительственного учреждения. Не в  том
ли суть, кому но рангу принадлежит привилегия санкционировать убийства?
     Он  осмотрел  комнату,  обратив  при  этом  внимание  на  уставленную
памятными подарками и призами каминную полку, вся стена над  которой  была
увешана почетными грамотами и медалями, полученными О'Тулом  за  долгую  и
безупречную службу в полиции. Нет, сказал он себе. Между  Римо  и  О'Тулом
существует огромная разница. Когда Римо получает задание, для него это  не
что иное, как работа. Не вендетта, не  начало  непрерывной  цепи  убийств.
Просто работа. Совсем иное у "Рыцарей Щита", где за одним убийством должно
последовать другое, а  за  одним  шагом  -  другой.  Началось  с  убийства
преступников. Потом дело дошло до убийства конгрессмена. А вот уже и  Римо
находится здесь потому, что один полицейский  поручил  ему  убить  другого
полицейского!
     Кто и когда сможет остановить эту  волну  убийств?  Чье  слово  будет
решающим? Того, у кого будет больше оружия?  Не  втянутся  ли  в  конечном
счете в этот процесс все? Не дойдет ли дело до создания арсеналов и армий?
И он понял то, в чем, похоже, не  отдавали  себе  ответа  эти  реформаторы
общества: когда попирается закон, сила обретает власть.  Выживут  богатые,
сильные и вероломные, а больше всех пострадают бедные и  слабые,  то  есть
именно те, кто  сегодня  громче  всех  вопит,  требуя  свержения  нынешней
системы.
     Систему эту необходимо уберечь, что и поручено Римо  Уильямсу.  Такие
вот, дорогуша, дела! Комната постепенно погружалась во  мрак,  когда  Римо
услышал звук открываемой  парадной  двери,  потом  мягкий  стук  шагов  по
ковровой дорожке в коридоре, и в гостиную вошел О'Тул.
     - Добрый вечер, О'Тул, - сказал, поднимаясь, Римо. - Я  пришел  убить
вас.
     О'Тул посмотрел на него с некоторым удивлением,  потом,  придав  лицу
невозмутимое выражение, спросил:
     - Мафия?
     - Нет. Макгарк.
     - Я догадывался об этом, - вздохнул О'Тул.  -  Это  было  лишь  делом
времени.
     - Когда начинаются убийства...
     - Кто сможет их прекратить?
     - Боюсь, что это предстоит сделать мне, - сказал  Римо.  -  И  знаете
почему?
     - Знаю. А вы?
     - Я тоже знаю. Потому что вы опасны. Еще несколько таких, как  вы,  и
страна погибнет.
     - В общем, правильно мыслите, - согласился О'Тул. - Но  вы  здесь  не
поэтому. Вы здесь потому, что вас послал Макгарк,  а  он  решился  на  это
потому, что я - единственный, кто  преграждает  ему  путь  к  политической
власти.
     - Бросьте! - поморщился Римо -  Политическая  власть!  Какая  у  него
программа? Пули вместо разглагольствований?
     - Когда он  превратит  "Рыцарей  Шита"  в  общенациональное  братство
линчевателей...  когда  эта  организация   объединит   всех   до   единого
американских полицейских... когда под его знаменем с изображенным  на  нем
сжатым кулаком соберутся же фанаты сильной полицейской  власти,  горластые
любители размахивать флагами, черносотенцы-расисты... Вот  когда  все  эти
люди соберутся под его знаменем, тогда он и обретет политическую власть.
     - Он не дождется этого дня, - заявил Римо.
     - Думаете, что сможете остановить его?
     - Да, я это сделаю, - уверенно сказал Римо,  глядя  в  глаза  О'Тулу,
который все еще продолжал стоять в дверях.
     О'Тул кивнул и, помолчав, обратился к Римо:
     - У меня одна просьба.
     - Слушаю.
     - Вы не могли бы представить  то,  что...  сейчас  произойдет,  таким
образом,  будто  это  -  дело  рук   мафии?   Если   станет   известно   о
полицейских-убийцах, это может привести к краху всей системы охраны закона
в стране.
     - Постараюсь.
     - Не знаю почему, но я верю вам, - сказал О'Тул.
     Рука его потянулась к карману костюма. Римо инстинктивно вздрогнул  и
насторожился. О'Тул поспешил его успокоить.
     - Это всего лишь бумага, - заверил он, вынимая  из  кармана  конверт.
Здесь все написано. Я, как полицейский,  предпочел  бы  погибнуть  от  рук
правонарушителей,  но  если  у   вас   возникнет   необходимость,   можете
использовать это. Напечатано мною лично, и никаких сомнений в  подлинности
моей подписи быть не может.
     Он подошел к бару и налил себе виски.
     - Все началось очень просто, - сказал О'Тул, опоражнивая бокал.  -  Я
хотел всего лишь расквитаться с теми, кто изнасиловал мою дочь...  Вначале
все было так просто!
     - Вот так всегда, - заметил Римо. - Начинается всегда все просто. Все
трагедии именно так и начинаются.
     Потом, поскольку все уже было сказано, Римо убил О'Тула.  Сделав  это
быстро и безболезненно, он аккуратно положил тело на ковер в гостиной.
     Усевшись опять в кресло, он в свете угасающего  дня  открыл  конверт,
который вручил ему О'Тул. В нем было десять отпечатанных на машинке  через
один интервал страниц, заполненных именами, датами  и  адресами.  На  этих
страницах  О'Тул  подробно  рассказывал,  как  он  и   Макгарк   создавали
общенациональные эскадроны смерти, как  вербовали  по  всей  стране  своих
друзей  по  совместной  работе  в  полиции.  Он  рассказывал  и  о  смерти
конгрессмена Даффи, и  о  решении  Макгарка  создать  организацию  "Рыцари
Щита", о его растущих политических амбициях. О том, что О'Тул окончательно
убедился: Макгарк вожделеет стать тем героем  на  белом  коне,  о  котором
всегда мечтала Америка. И еще о том, что О'Тул попытался остановить  такое
развитие событий, но  потерял  над  ним  контроль.  Каждая  страница  была
подписана О'Тулом, а заглавный лист написан  от  руки.  Прочитав  исповедь
О'Тула, Римо понял, почему О'Тул так спокойно принял смерть. Это было  его
предсмертное письмо. Он собирался покончить жизнь самоубийством.
     Римо перечитал написанное О'Тулом дважды.  Он  живо  ощутил  тоску  и
боль, сквозившие между строк. Глаза его были влажны.
     О'Тул прожил жизнь как ничтожество,  но  умер  как  мужчина,  подумал
Римо. Не каждый способен так достойно закончить жизненный путь.
     И уж  во  всяком  случае  не  Макгарк.  Через  сорок  пять  минут  он
встретится со своей командой полицейских  убийц.  Надо  помешать  Макгарку
осуществить свою затею. Римо надеялся, что он сумеет это сделать.



                                    19

     Римо заторопился. Если  повезет,  можно  успеть  к  началу  собрания,
разделаться с Макгарком и прикончить "Рыцарей Щита" в самом зародыше.
     Он был так поглощен своими мыслями, что не сразу заметил  присутствие
посторонних.
     Они появились у него за спиной, как только он вышел из  дома  О'Тула.
Один из них крикнул: "Бедник!" Повернувшись, Римо увидел троих здоровенных
парней. Очевидно, это были полицейские в штатском. Он явно попал в оборот.
Конечно, они не стали бы заходить сзади, если  бы  не  были  уверены,  что
спереди их страхуют сообщники. Римо взглянул в сторону ворот  и  обнаружил
еще троих - с оружием у бедра, как и положено полицейским.  Итак,  убивать
его отрядили целых шесть человек! Макгарк обвел его вокруг пальца,  и  он,
как заурядный простофиля, угодил в приготовленную западню.
     - Бедник? - опять спросил один из стоявших возле дома.
     - А кто спрашивает? - поинтересовался Римо и  шагнул  навстречу  этой
троице, стараясь приблизиться к ним на расстояние вытянутой руки.
     - Мы, - ответил полицейский, - рыцари Щита.
     Римо сделал шаг вперед и услышал за спиной шарканье ног  подступившей
к нему вплотную второй тройки.
     - Макгарк приказал тебя убить.
     - Макгарк использует вас в своих целях.
     Полицейский засмеялся.
     - Нам это доставляет удовольствие,  -  сказал  он,  взводя,  курок  и
направляя ствол прямо в глаза Римо. И тут же рухнул на землю. С  леденящим
кровь воплем, откуда-то сверху, из ночи, на  полицейских  обрушился  Чиун.
Воспользовавшись секундным замешательством, Римо бросился  на  обступившую
его сзади троицу. Удар налево, удар направо, а  позади  слышались  резкие,
как свист хлыста, звуки разящих ударов  Чиуна.  Так,  там  никого  уже  не
спасти... Римо склонился над лежащим  рядом  полицейским,  в  котором  еще
теплилась жизнь, и, схватив его за горло, сказал:
     - Говори быстро, вы должны отрапортовать Макгарку?
     - Да.
     - О моей смерти?
     - Да.
     - Каким образом?
     - Позвонить ему и после двух гудков повесить трубку.
     - Спасибо, приятель, - сказал Римо. - Хочешь верь, а хочешь - нет, но
мы с тобой спасем честь американского полицейского.
     - Не верю!
     - В том-то и дело, дорогуша! - сказал Римо и погрузил  его  в  вечный
сон.
     Он  поднялся  и  посмотрел  на  хрупкого  с  виду,  будто  фарфоровая
статуэтка, Чиуна, молча стоящего среди разбросанных на дорожке трупов.
     - Проводишь инвентаризацию? - спросил Римо.
     - Уже закончил. Итого: восемью идиотами  меньше.  В  остатке:  Мастер
Синанджу и еще один идиот. Ты.
     - Ладно, Чиун, пошли, нам предстоит еще одна встреча.
     Шагая по дорожке, Римо спросил:
     - Насколько я понимаю, ты их заметил и залез на крышу. Да?
     -  По-твоему,  Мастер  Синанджу  похож  на  простого  трубочиста?   -
огрызнулся Чиун. - Нет, я  почувствовал  присутствие  злодеев  и  поспешил
сюда. Как раздуваемое ветром пламя, Мастер метался из стороны в сторону и,
завершив миссию, остался наедине со смертью. С  ночного  неба  обрушил  он
смерть на зло.
     - Иными словами, ты прыгнул на них с крыши.
     - С крыши, - согласился Чиун.
     Позже, в машине, Римо признал, что Чиун был прав, увязавшись за ним.
     - Но теперь с этим покончено - для меня больше не существует  хороших
и плохих парней.
     - Я счастлив, - сказал Чиун, - что ты сохранил крупицу разума.  Между
прочим, тебе звонил доктор Смит.
     - Да?
     - Он сказал, что Америка стоит жизни.
     - Когда он звонил?
     - Не помню. Я не секретарша.
     - Так ты ждал, когда я созрею? - хмыкнул Римо. Спасибо!
     - Чепуха. Я просто забыл.



                                    20

     На столе инспектора Макгарка зазвонил телефон. Рука его  инстинктивно
потянулась к трубке, но застыла  в  воздухе.  Один  звонок.  Два.  Телефон
смолк. Макгарк улыбнулся. Все идет как по  маслу.  Нет  больше  О'Тула,  а
значит, можно его не опасаться. Нет Римо Бедника, и теперь никто не  стоит
между ним и Жанет. Он правильно сделал, отослав на  время  ее  подальше  -
якобы по просьбе отца ее отправили самолетом в Майями. Там ей легче  будет
пережить драматические известия.
     В  кабинет  доносились  оживленные  голоса  полицейских,  заполнивших
гимнастический зал. Часы  показывали  восемь.  Пора  начинать.  Необходимо
вовремя  закончить  собрание,  поскольку  на  девять  тридцать   назначена
пресс-конференция, на которую открыт доступ всем  желающим  в  отличие  от
собрания личной армии полицейских Макгарка.
     Макгарк взял  со  стола  бумаги  с  аккуратно  отпечатанным  текстом.
Сколько же часов провел он, работая над  этой  речью?  Но  сегодня  он  не
станет ее произносить. Сегодня есть  новости  поважнее  любой  официальной
речи. Хотя кое-что из речи можно будет использовать.
     Все  продумано  тщательнейшим  образом.  Он  поведает  собравшимся  о
трагедии, постигшей благородное дело обеспечения правопорядка. Назовет  их
элитной ударной группой, которая в  ближайшее  время  пополнится  тысячами
новых членов. Объявит о намерении создать центр частого сыска для борьбы с
преступностью. Намекнет о временной приостановке  деятельности  эскадронов
смерти. И сами того не ведая, участники собрания  благословят  его  первый
шаг на пути к политическому Олимпу.
     Подойдя к двери, Макгарк выглянул из кабинета в  гимнастический  зал.
Приглашенные осаждали стол со спиртными напитками. У  стола  с  сандвичами
было пусто. Боже, до чего же горласты эти полицейские! Можно подумать, что
в зале не сорок, а четыреста человек.
     Пройдя через пустующий кабинет Жанет, Макгарк остановился  в  дверях,
глядя  в  конец  зала,  где  у  входа  дежурили  двое   полицейских.   Как
парламентские приставы, подумал Макгарк и хихикнул от  удовольствия.  Один
из дежурных был ни много ни мало заместителем начальника  полиции  Чикаго,
другой - инспектор из Лос-Анджелеса. В их обязанности входило  следить  за
тем, чтобы в зал не проникли посторонние. По сигналу, Макгарка они покинут
зал и встанут у дверей снаружи.
     Когда тяжелые стальные двери захлопнулись за нами,  Макгарк  вышел  в
зал и стал обходить, приветствуя, собравшихся там полицейских.
     После двух гудков Римо повесил трубку,  вскочил  в  машину  и  погнал
через весь город к штаб-квартире Макгарка.
     - Веди машину аккуратно, - сказал Чиун.
     - Я и веду аккуратно, - ответил Римо. - Здесь, если  ты  не  несешься
как  камикадзе,  тебя  принимают  за  деревенщину  и   начинают   всячески
терроризировать.
     Римо впритирку  проскочил  между  двумя  машинами,  повергнув  одного
водителя в нервный шок и вызвав поток гневной брани у другого.
     - Меня и так терроризируют, - заметил Чиун. - Ты.
     - Черт побери, Чиун, хочешь сесть за руль?
     - Нет,  но  если  бы  я  сидел  за  рулем,  я  испытывал  бы  чувство
благодарности людям из Детройта, которые построили такую  прочную  машину,
что даже у такого водителя, как ты, она  до  сих  пор  не  развалилась  на
части.
     - В следующий раз иди пешком. Кстати, разве я тебя приглашал ехать со
мной?
     - Я не нуждаюсь в приглашениях. А ты  разве  не  рад,  что  Мастер  в
нужный момент оказался рядом?
     - Ты прав, как всегда, Чиун. Да, да, да!
     - Грубиян!
     Казалось, прошла вечность, но на самом деле несколько  минут,  и  они
втиснулись меж других  припаркованных  машин,  поставив  свою  у  пожарной
колонки возле здания на Двадцатой улице.
     На площадке второго этажа им преградили путь два полицейских.
     - Извините, мужики, - сказал тот, что повыше ростом, - но у  пас  тут
приватная встреча. Посторонним вход воспрещен.
     - Нелепица какая-то! - возмутился Римо. - Нас пригласил Макгарк.
     - Неужели? - Полицейский подозрительно взглянул на  них  и  вынул  из
кармана список. - Ваши фамилии?
     - Я - Ш.Холмс, а он - Ч.Чан.
     Полицейский быстро пробежал глазами список.
     - Откуда вы?
     - Мы из "Санта-Барбары".
     - Сейчас посмотрю...
     Полицейский снова обратился к списку.  Его  напарник  заглядывал  ему
через плечо. Римо ударил кончиками пальцев им под ключицы. Оба рухнули  на
пол.
     - Приемлемо, - одобрил Чиун.
     - Спасибо, - сказал Римо. - Я  усыпил  их,  чтобы  уберечь  от  твоих
жаждущих смерти рук. Отведав утки, ты всякий раз по крайней мере на неделю
утрачиваешь над собой контроль.
     Открыв дверь, он втащил потерявших сознание полицейских  в  небольшую
приемную, убедился, что в течение ближайшего часа или около  того  они  не
придут в себя, и пристроил их у стены в  сидячем  положении.  Затем  запер
входную дверь изнутри, чтобы никто больше не мог проникнуть в зал.
     Они немного постояли, глядя сквозь стеклянную дверь в зал. Римо сразу
же заметил Макгарка, переходившего от одной группы к другой, пожимая руки,
похлопывая по плечам. При этом он шаг за шагом приближался к  сооруженному
у стены небольшому помосту.
     - Вот он, - показал на него Римо. - Макгарк.
     - Он воплощение зла, - прошипел сквозь зубы Чиун.
     - Как ты это определил, черт возьми? Ты же его не знаешь.
     - Достаточно взглянуть на его лицо. Человек существо  миролюбивое,  и
чтобы он смог убивать, его надо учить. И потом, люди не убивают друг друга
просто так, без причины.  А  этот?  Взгляни  ему  в  глаза.  Ему  нравится
убивать. Мне уже доводилось видеть такие глаза.
     Толпа растекалась ручейками между рядов установленных в зале складных
деревянных стульев.
     - Чиун, я ничего не имею против тебя лично, но, ей-богу, ты совсем не
похож на полицейского сержанта из какого-нибудь Хобокена. Подожди-ка лучше
здесь, а я пойду один.
     - Свистни, если я понадоблюсь.
     - Хорошо.
     - А ты умеешь свистеть? Нужно сложить губы в трубочку и дунуть.
     - Ты опять  смотрел  по  телевизору  какой-нибудь  ночной  бред  типа
юмористического шоу?
     - Ладно, иди, отрабатывай свое жалованье, - скомандовал Чиун.
     Римо проскользнул в зал и, смешавшись с толпой, направился  в  задние
ряды. Опасаясь, как бы Макгарк  случайно  не  заметил  его,  Римо  изменил
походку и уткнулся подбородком в грудь. Большинство присутствующих были  в
форменных фуражках, и, подхватив такую  же  со  стула,  мимо  которого  он
проходил, Римо нахлобучил ее по самые глаза.
     Макгарк легко взбежал на сцену. Он стоял лицом к залу и  молча  ждал,
когда все рассядутся по местам и воцарится тишина.
     Постепенно все сорок человек расселись среди семидесяти пяти  кресел.
Съехавшиеся со всех концов страны убийцы, подумал было Римо, но тотчас  же
одернул себя. Нет, не убийцы. Это всего  лишь  люди,  которым  осточертело
преодолевать бесчисленные препоны, создаваемые обществом на их пути борьбы
с преступностью. Они пытались делать свое дело по совести. Они так  верили
в закон и порядок, что по глупости, во имя торжества  закона,  согласились
его же и преступить.
     Макгарк поднял  руку,  призывая  к  тишине.  Шум  голосов  постепенно
сменился молчанием.
     - Рыцари Шита, - гулко прозвучал  в  зале  голос  Макгарка,  -  добро
пожаловать в Нью-Йорк!
     Он неторопливо обвел взглядом собравшихся.
     - Сегодня для меня торжественный, но вместе с тем и скорбный день.  Я
счастлив приветствовать вас, лучших из полицейских... нет,  позвольте  мне
назвать  вас  лучшими  из  фараонов  -  мне   не   претит   это   слово...
приветствовать тех, кто не раз рисковал жизнью в  нескончаемой  борьбе  за
упрочение закона и порядка в нашей стране. Не мне говорить, что именно  вы
приняли на себя трудную миссию, которая далеко не всем по плечу.  Примерно
через час здесь соберутся представители  прессы,  и  я  объявлю  стране  о
создании организации "Рыцари Щита". Я расскажу  о  нашем  намерении  стать
общенациональным центром по борьбе с  преступностью  -  с  этим  подлинным
бедствием, поразившим наши города и сделавшим их  опасными  для  жизни.  Я
располагаю информацией, - он сделал многозначительную  паузу  и,  хмыкнув,
процитировал  свою  же  речь,  -  о  нескольких  тягчайших  преступлениях,
совершенных на волне насилия, обрушившейся на нашу страну.
     Макгарк хмыкнул снова, и  на  этот  раз  несколько  полицейских  тоже
ухмыльнулись.
     - И позвольте заверить вас,  -  продолжал  Макгарк,  что  преступники
будут наказаны. Будет подтверждена эффективность "Рыцарей Щита",  и  тогда
нашей задачей  станет  привлечение  под  общие  знамена  всех  до  единого
полицейских и всех работников правоохранительных органов  для  совместного
продолжения   работы   по   искоренению   преступности.   Когда   политики
бездействуют, прокуроры уклоняются от  выполнения  своих  обязанностей,  а
мягкотелые либералы мешают отправлять правосудие, рыцарям Щита  приходится
самим заниматься расследованием, установлением истины и заставить общество
всеми доступными ему средствами бороться с преступниками.
     Римо мысленно усмехнулся. Так вот  оно  что!  На  месте  преступления
оставляются фальшивые улики, а затем вина возлагается на того, с кем хотят
разделаться. Быстрый и легкий  способ  добиться  известности  и  завоевать
соответствующую репутацию, а заодно, по ходу дела, отделаться и от парочки
негодяев. Или честных людей. Неплохо придумано, Макгарк!
     - Первая фаза нашей работы, как  я  считаю,  уже  позади.  -  Макгарк
сделал   паузу   и   многозначительно    откашлялся.    -    Назовем    ее
планово-подготовительной фазой.
     Он  ухмыльнулся,  обнажив  длинные   желтые   зубы.   Слушавшие   его
полицейские тоже ухмылялись  и  обменивались  между  собой  одобрительными
репликами. Макгарк продолжал говорить, перекрывая поднявшийся в  зале  гул
голосов:
     - Я рад сегодняшней встрече, поскольку мы  вступаем  на  долгий  путь
борьбы, чтобы приблизить тот день, когда наша страна снова будет  свободна
от оков преступности, когда наши жены и дети смогут спать спокойно,  а  по
любой улице в любом уголке нашей страны можно будет пройти  без  опаски  в
любой час дня и ночи. И если для достижения этой  цели  потребуется  нечто
большее, нежели полицейские  расследования,  если  для  этого  потребуется
политическая власть, тогда, скажу вам, рыцари Щита будут добиваться  такой
политической власти, чтобы в полной мере воспользоваться ею.
     В разных концах зала послышались одобрительные возгласы:
     - Правильно!
     - Согласны!
     Макгарк подождал, пока утихнет шум, и тихо продолжал:
     - Вот почему сегодня я стою перед вами преисполненный гордостью.  Но,
как я уже сказал, сегодняшний день омрачен скорбью. Нас постигло  огромное
горе, так что, честно говоря, я думал даже отменить  это  собрание...  как
мне только что сообщили, комиссар полиции этого города комиссар  О'Тул,  -
более чем кто-либо  другой  способствовавший  созданию  "Рыцарей  Щита"...
бывший все эти долгие дни и часы всегда рядом  со  мной...  Я  только  что
узнал, что комиссар О'Тул убит в своем доме.
     Он сделал паузу, давая возможность присутствующим осознать сказанное.
Возник гул голосов, быстро стих, и все  снова  воззрились  на  Макгарка  в
ожидании подробностей.
     - Однако я все-таки решил провести это собрание, поскольку, по  моему
мнению, трагическая  смерть  комиссара  подтверждает  необходимость  нашей
организации.
     - Как это случилось? - выкрикнул кто-то.
     - Он был убит в своем доме, - сказал Макгарк, известным в этом городе
головорезом-мафиози... профессиональным  убийцей-наймитом...  попытавшимся
даже внедриться в  департамент  полиции...  сеятелем  зла  по  имени  Римо
Бедник. К счастью, Бедник уже мертв. Его настигли пули  лучших  из  нас...
Как я сказал, продолжил он,  -  в  связи  с  этой  ужасной  трагедией  мне
казалось необходимым отменить это собрание, но  я  подумал,  что  комиссар
О'Тул не одобрил бы этого, он наверняка пожелал бы, чтобы вы все  осознали
тот огромный риск, которому постоянно  будете  подвергаться,  если  у  вас
хватит мужества принять вызов сил организованной  преступности.  Вынув  из
кармана бумажник, Макгарк открыл его и показал всем значок такой  же,  как
Римо видел у капитана Милкена.
     - Это  значок  "Рыцарей  Шита",  -  сказал  Макгарк.  -  Его  эмблема
придумана лично комиссаром О'Тулом. Надеюсь и молюсь о том, чтобы  все  мы
носили его с честью и  гордостью  в  нашей  долгой  и  трудной  борьбе  за
будущее, и котором полицейские больше не будут умирать от рук гангстеров.
     Он поднял значок высоко над головой. При свет  висящих  под  потолком
ламп дневного света блики на золотой звезде  казались  почти  коричневыми.
Макгарк медленно поворачивал значок, дабы придать  особую  торжественность
моменту. Полицейские молча смотрели  на  него.  И  тут  в  последнем  ряду
поднялся со стула полицейский в нахлобученной на голову фуражке и, нарушая
тишину зала, громко заявил:
     - Макгарк, ты - трусливый и лживый негодяй!



                                    21

     И на глазах у изумленных  полицейских,  под  их  громкий  ропот  Римо
направился  к  помосту.  Он  шел  не  снимая  фуражки,  тяжелой  походкой,
абсолютно ему не свойственной, в расчете на то, что Макгарк не узнает  его
до последней минуты.
     Подойдя к  платформе,  Римо  остановился  перед  Макгарком,  медленно
поднял голову, и их глаза встретились. Если до этого  Макгарк  смотрел  на
ненормального полицейского с любопытством, то теперь, узнав Римо  Бедника,
опешил.
     Римо окинул  его  холодным  взглядом,  и  затем  повернулся  лицом  к
полицейским,  громко  обменивавшимся  мнениями  по   поводу   неожиданного
поворота событий. Он поднял руку, и голоса смолкли.
     - Я хочу прочитать вам то, что написал комиссар О'Тул, - объявил он.
     Вынув из кармана напечатанные О'Тулом на  машинке  листы  бумаги,  он
быстро перебрал их и вытащил тот, который искал.
     - О'Тул был разочаровавшимся в своих  надеждах  человеком,  -  сказал
Римо. - У него родилась идея, он выстрадал ее, а потом  эту  идею  у  него
украли, извратили и приспособили к защите не закона и  порядка,  а  личных
интересов одного человека... О'Тул решил покончить с собой. У меня в руках
- его предсмертное письмо-завещание. В нем говорится о том, например,  как
он создал организацию "Рыцарей Щита" и как  пытался  воспрепятствовать  ее
превращению в политическую организацию. Это у него  не  получилось,  и  он
написал: "Я пишу эти строки для того, чтобы власти  осознали  опасность  и
приняли соответствующие меры, гарантирующие всем  гражданам  нашей  страны
возможность спокойно жить и трудиться под защитой закона и Конституции". А
вот что он пишет дальше: "...я  обращаю  эти  слова  к  полицейским  нашей
страны - тонкому барьеру, который отделяет нас от джунглей. Я твердо верю,
что когда служащим в полиции будут изложены факты, они  поступят  так  же,
как поступали  всегда  с  незапамятных  времен  осознают  лежащую  на  них
ответственность и будут действовать как свободные люди, а не как  пешки  в
низкой игре политического маклера. И они будут  преисполнены  гордости  за
себя и свою страну, как и  подобает  американцам.  Моя  смерть,  возможно,
вернет мне доброе имя, утерянное в результате моих  действий  в  последние
дни жизни". Римо кончил читать и  посмотрел  в  безмолвный  зал,  в  глаза
сидящих там полицейских. Сзади, с помоста, послышался вопль Макгарка:
     - "Ложь! Вранье! Фальшивка! Ребята, не верьте ему!
     Римо повернулся, вспрыгнул на платформу и кинул  фуражку  на  стоящий
позади Макгарка столик. И снова обратился к залу.
     - Это - правда! - крикнул он. - И я скажу  вам,  почему  я  уверен  в
этом. Потому что это и убил О'Тула. Убил  потому,  что  меня  послали  его
убить. Кто  послал?  Да  вот  этот  "благородный"  друг  всех  полицейских
инспектор Уильям Макгарк. Потому что О'Тул помешал бы ему использовать вас
в политической игре.
     - Ты - лжец! - прорычал Макгарк.
     Римо повернулся к нему. Макгарк вынул из-под пиджака револьвер.
     Римо посмотрел на него и усмехнулся.
     -  Есть  ли  на  свете  что-либо  более  отвратительное,  чем  убийца
полицейского? - воскликнул он. И сам же ответил: - Да, это -  полицейский,
убивающий полицейских, Макгарк.
     Револьвер Макгарка смотрел ему прямо в  грудь,  от  острого,  подобно
зазубренному стеклу взгляда веяло холодом.
     - Помнишь тех ребят на крыльце моего дома? -  спросил  Римо.  -  Если
хочешь попробовать нажать на спусковой крючок, то давай!
     - Скажи им правду, Бедник, -  взмолился  Макгарк.  -  Скажи,  что  ты
мафиози-убийца, которому поручили убить нашего комиссара!
     - Я могу это сказать, но мы оба знаем, что это неправда. Я работал на
тебя и убил О'Тула по твоему  распоряжению.  Ну,  давай  же,  Макгарк!  Ты
создал себе репутацию твердого и решительного человека. И  последние  годы
эти ребята вдоволь наслушались об этом. Так покажи им, на что ты способен!
Нажми спусковой крючок!
     Римо стоял в трех футах от Макгарка, и его глаза, впившиеся  в  глаза
Макгарка, горели жарким огнем,  способным,  казалось,  расплавить  стекло.
Макгарк вспомнил дворик дома Римо и трупы троих полицейских  и  подумал  о
шести других трупах, лежащих, видимо, сейчас во дворе дома О'Тула.  А  еще
он подумал о смерти, которая, кажется, всегда ходит рука об руку с Римо.
     - Нажми спусковой крючок, Макгарк, - уже в который раз повторил Римо.
- А когда ты будешь лежать здесь, медленно умирая, эти люди пройдут  мимо,
бросая на твое тело значки "Рыцарей Щита". Ты  совершил  огромную  ошибку,
посчитав их за дураков, поскольку они - фараоны. Но они поумнее тебя.  Да,
почти каждый второй из вылавливаемых ими мерзавцев оказывается на свободе.
Но ты воспользовался этим, чтобы обмануть их. Правила игры жестоки, и  они
знают это. Они не могут быть иными, ибо в противном случае  страной  будут
управлять такие, как ты,  убивающий  полицейских  поганец,  не  стоящий  и
плевка честного фараона. Ну, давай же, Макгарк! Нажми на спусковой крючок!
     Говоря это, Римо все время улыбался, и Макгарк  вдруг  вспомнил,  при
каких обстоятельствах он уже видел эту улыбку. Он видел ее на  лице  Римо,
когда  тот  убил   последнего   полицейского   во   дворе   своего   дома;
отвратительную,  безжалостную  улыбку,  так  много  говорившую  о  боли  и
страданиях.
     Ствол револьвера качнулся в руке Макгарка, а затем мгновенно  взлетел
к его виску. Звук выстрела приглушили брызнувшие  на  пол  частицы  плоти,
раздробленной кости и пронзительный вскрик Макгарка. Тало Макгарка рухнуло
на помост. Револьвер вывалился из руки и, стукнувшись  о  настил,  упал  в
нескольких футах от трупа. Из кармана пиджака Макгарка вылетели листочки с
заготовленной  для  прессы  речью.  Как  опавшие  листья,   они   медленно
опустились на труп.
     Римо  поднял  револьвер,  повертел  в  руках  и  бросил  на   столик.
Собравшиеся сидели, не шевелясь, на своих местах,  пытаясь  осознать  суть
только что свершившегося у них на глазах.
     - Отправляйтесь по домам, - сказал Римо. - Забудьте Макгарка, меня  и
"Рыцарей Щита". И когда вам  снова  подумается  о  тяготах  вашей  работы,
вспомните то, что я вам  сейчас  скажу.  Да,  эта  работа  трудна.  Именно
поэтому Америка и выбрала вас из  лучших  своих  сыновей.  Именно  поэтому
столько людей гордятся вами. Отправляйтесь по домам!
     Он спрыгнул с платформы и зашагал по проходу, мех рядов сидящих слева
и справа полицейских. Поравнявшись с дожидавшимся его у дверей Чиуном,  он
оглянулся.
     Полицейские кидали  на  помост  из  зала  значки,  падавшие  на  труп
Макгарка или рядом.
     Римо шагнул через порог и захлопнул за собой дверь.
     - Прекрасно, сын мой, - сказал Чиун.
     - Да. И чертовски противно.



                                    22

     Римо позвонил  Смиту  и  отрапортовал.  Смерть  О'Тула.  Полицейские,
которых послали убить Римо и которые были убиты. Самоубийство Макгарка.
     - Как, черт возьми, мы объясним теперь все это воскликнул Смит.
     - Слушайте,  -  рассердился  Римо,  -  вы  хотели  ликвидировать  эту
организацию? Так она ликвидирована. А как все  вразумительно  объяснить  -
ваша забота. Пошлите туда спецгруппу генеральной прокуратуры для  изучения
и расследования и получите все объясняющий доклад на ваш вкус.
     - А как насчет членов организации? Эскадронов смерти?
     - Забудьте про них. Это всего лишь заблудшие фараоны.
     - Мне нужен список их имен. Они - убийцы.
     - Я - тоже. Вы получите список на следующий день после моего ареста.
     - Может быть, настанет и такой день, - буркнул Смит.
     - Чему быть, того не миновать, - сказал Римо и повесил трубку.
     Доклад окончен. Но Римо рассказал Смиту не  все.  Через  час  он  уже
сидел в кресле самолета, вылетающего в Майями. Ему надо было выяснить  еще
один момент, чтобы представить себе картину во всей полноте. Все  началось
с  высказанного  Смитом  предположения  об  использовании  компьютеров   в
планировании террористических операций по  всей  стране  с  участием  лишь
сорока человек.  О'Тул  упомянул  об  этом,  говоря  о  целях  организации
"Рыцарей Щита". Но особый смысл этой информации  придали  слова  Макгарка,
назвавшего Жанет О'Тул "мозговым центром операции". Римо  хотел  выяснить,
соответствовало ли это действительности. Могла ли Жанет О'Тул - специалист
по компьютерам - иметь прямое отношение к организации  убийств?  Она  люто
ненавидела всех мужчин... Здесь не должно быть  неясности,  ибо  если  это
так, долг требует "позаботиться" и о ней.
     Римо нашел ее в мотеле "Инка" - унылом скоплении зданий  и  бассейнов
различной  степени  загрязненности.  Была  полночь.  Жанет   возлежала   у
открытого бассейна, потягивая что-то из высокого бокала.
     Он встал в таком месте, куда не достигал свет от гирлянды лампочек  и
смотрел, как она нежится, томно раскинувшись в шезлонге.
     Официант принес еще один бокал и стоял, ожидая, когда она возьмет его
с подноса. Жанет выгнулась как  кошка,  вздымая  ему  навстречу  грудь,  и
наконец  взяла  бокал.  Но  когда  он  повернулся  и  пошел  обратно,  она
остановила его повелительным окриком:
     - Бой!
     - Да, мадам?
     - Подойди сюда!
     Парень был стройным блондином лет двадцати с небольшим,  загорелым  и
симпатичным. Когда он, вернувшись,  остановился,  вопросительно  глядя  на
нее, она согнула и слегка развела в стороны колени и тихо спросила:
     - Ты почему на меня пялился?
     Парень бросил взгляд на ее бикини и пробормотал заикаясь:
     - Видите ли... я... я не... я...
     - Не лги, - сказала она - ты глазел. Может быть, ты обнаружил у  меня
что-то  такое,  чего  нету  других  женщин?  -  И,  не  дожидаясь  ответа,
продолжала: Мне надоела твоя дерзость. Я иду в свой номер. Чтоб через пять
минут ты был там! И приготовься объяснить свое поведение!
     Поставив бокал на барьер  бассейна,  она  встала  и  ушла,  грациозно
ступая на высоких каблуках-шпильках Римо жестом подозвал "боя".
     - Кто это такая? - спросил он.
     Парень ухмыльнулся:
     -  Она  сексуальный  террорист,   мистер,   и   получает   от   этого
удовольствие. Провела тут каких-то несколько часов, а уже  успела  поиметь
половину  персонала.  Сначала  она  к  чему  нибудь   придирается,   потом
затаскивает к себе и номер и... ну, вы же знаете!
     - Гм, да, знаю, - сказал Римо и  сунул  парню  в  руку  стодолларовую
бумажку.
     Когда через пару минут в номер Жанет  О'Тул  постучали,  на  ней  уже
ничего не было. Выключив свет, она подошла к двери, слегка приоткрыла ее и
увидела силуэт мужчины в коридоре.
     - Я пришел извиниться, - произнес мужчина тихим голосом.
     - Входи, нехороший мальчик. Придется тебя наказать.
     Схватив мужчину за руку, она втащила его в номер. Через мгновение они
слились в единый клубок тел. За недолгую  карьеру  куртизанки  ей  еще  не
приходилось испытывать ничего подобного. Она  как  бы  парила  в  воздухе,
поднимаясь все выше и выше, к апогею экстаза, ощущая, как ее  плоть  будто
тает и растворяется в неземной страсти.
     Когда она достигла пика, послышался шепот:
     - Твой отец мертв...
     - Ну и что? Не останавливайся!
     - Макгарк мертв...
     - Не останавливайся! К черту Макгарка!
     - "Рыцари Щита" распущены...
     - Подумаешь! Одной дерьмовой конторой меньше. Не останавливайся!
     Он и не думал.
     Когда Римо встал с  постели,  она  уже  спала:  рот  чуть  приоткрыт,
дыхание все еще учащенное и неглубокое.
     Он включил лампу на туалетном столике и внимательно посмотрел на нее.
Нет, она не убийца,  а  всего  лишь  оператор  -  компьютерщик.  Если  она
кого-нибудь и доведет до смерти, то только в  постели  и  вполне  законным
способом.
     Римо достал из ящика ручку, лист бумаги и быстро начеркал:
     "Дорогая Жанет!
     Жаль, но я не в силах с тобой тягаться.
     Римо".
     Положив записку ей на обнаженную грудь, он открыл дверь  и  шагнул  в
духоту майамской ночи.



   Уоррен Мэрфи, Ричард Сэпир.
   Вторжение по сценарию (Дестроер-79)


 Authors:        Warren Murphy, Richard Sapir
 Title:          Destroyer No 79 "Shooting Schedule"
 Переводчик:     Леонид Холопов mailto:leo@platsoft.ru
 Дата перевода:  декабрь 1997
 Дестроер no 79. "Вторжение по сценарию"
 Comments: Издательство-заказчик книгу не выпускало. Этот перевод
 (возможно, кто-то делал другие, не знаю) нигде не публиковался.

 c Copyright Warren Murphy, Richard Sapir
 c Copyright Леонид Холопов, 1997


ПРОЛОГ

     Немуро Нишитцу знал - однажды император умрет.
     Многие  японцы  просто  отказывались об этом думать. Почти никто уже не
верил в бессмертие императора  Хирохито.  Считать,  что  нынешний  император
бессмертен  было  ничуть  не  логичнее, чем думать, будто бессмертен был его
отец, или дед, и так далее, вплоть до легендарного Джиммо Тенну,  первым  из
семейства  взошедшего  на  Хрустальный Трон, и первого японского императора,
отошедшего в мир иной.
     В божественном происхождении  императора  сомневаться  не  приходилось.
Немуро  Нишитцу  верил  в  это,  когда  в  1942  году  садился  в  вместе  с
десантниками в самолет, направлявшийся в Бирму, верил все дни, пока  муссоны
поливали   дождем   его   каску,  а  он  храбро  сражался  с  англичанами  и
американцами.
     Он продолжал верить и  в  1944-ом,  когда  Мародеры  Меррила  захватили
Восемнадцатую Армию под командованием генерала Танака. Тогда сержанту Немуро
Нишитцу  удалось  скрыться.  Веру  в  императора  он  унес с собой глубоко в
джунгли, где решил продолжать войну, даже если вся Япония  капитулирует.  Он
не сдастся никогда!
     Немуро  Нишитцу  учился  выживать у обезьян. То, что ели мартышки, ел и
он, то, чего они избегали, Немуро считал ядом. Он  понял,  как  поддерживать
силы, питаясь одними бамбуковыми побегами и плодами ямса, если его удавалось
украсть.  От  гноя,  сочившегося из покрывавших его ноги язв, Немуро Нишитцу
избавлялся с помощью пиявок. Иногда, после  того,  как  эти  твари  успевали
послужить делу императора, он их съедал.
     Немуро убивал любого, на ком видел незнакомую форму. Шли месяцы, и люди
в форме попадались ему все реже, но Немуро продолжал сражаться.
     Во время сезона дождей его нашли лежащим в канаве. Потоки струящейся по
его телу  воды  окрашивались  в  нездоровый  цвет  поноса  -  у Нишитцу была
малярия.
     Английские солдаты отправили его в лагерь для интернированных, где он и
оставался до тех пор, пока не поправился настолько, чтобы  присоединиться  к
остальным военнопленным.
     Именно  в  лагере  Немуро  Нишитцу  впервые столкнулся с предательскими
слухами,  которые  поползли  среди   солдат   -   говорили,   будто   Япония
капитулировала после мощного удара американцев.
     Нишитцу  лишь  презрительно посмеивался - император не сдался бы ни при
каких обстоятельствах. Это было просто невозможно, ведь император - существо
божественное.
     Но  вскоре  ему  сказали,  что  пленников  отправляют  на   родину,   и
возвращаются они не с победой, а разгромленные наголову.
     К  своему  ужасу  Немуро  Нишитцу  обнаружил, что Япония перестала быть
самой собой. Император отрекся от престола,  страна  капитулировала.  В  это
невозможно  было  поверить!  Американцы хозяйничали у него на родине, и само
существование японской  армии  было  запрещено.  Токио  лежал  в  руинах,  а
опустошенные улицы его родного города, Нагасаки, отзывались в сердце горечью
и стыдом.
     Однако  больше  всего  Немуро  Нишитцу  удивляла покорность его некогда
гордых соотечественников.
     Нишитцу особенно отчетливо осознал это зимой 1950-го, на двадцать пятом
году правления императора, когда  какой-то  пьяный  бюрократ  из  Верховного
Командования  Союзных  войск чуть не переехал его, когда Немуро спешил через
разрушенный  квартал  Гинза  в  лавочку,  где  он  торговал  для   заработка
сандалиями.
     Нишитцу  не  пострадал,  однако  подошедший  японец-полицейский, вместо
того, чтобы обрушиться на явно пьяного американца с  проклятиями,  предложил
водителю подать на Немуро Нишитцу в суд. Или, может быть, господин соизволит
ограничиться штрафом?
     Американец  удовлетворился  наличными,  которые  удалось  обнаружить  у
Нишитцу, и забрал вдобавок весь запас сандалий у него из лавки.
     В тот день  Немуро  Нишитцу  в  полной  мере  ощутил  горечь  поражения
японцев, и был уязвлен до глубины души.
     - Куда  же подевалась ваша гордость? - спрашивал он своих друзей. - Они
же унизили нас!
     - Все это в прошлом, - украдкой шептали друзья, - У  нас  нет  времени,
нужно возрождать страну.
     - А после этого, вернется ли к вам чувство собственного достоинства?
     - Когда  мы  восстановимся,  нужно  будет развивать наши достижения. Мы
должны догнать американцев - они ведь лучше нас.
     - Американцы победили, - горячо отвечал Нишитцу, - но  это  не  значит,
что они лучше, просто удача оказалась на их стороне.
     - Когда  сбросили  бомбу,  тебя  здесь  не  было.  Ты не способен этого
понять.
     - Зато я вижу, что, пока я сражался за императора, мой  народ  растерял
все свое мужество, - презрительно сплюнул он.
     Все,   что   попадалось  Немуро  Нишитцу  на  глаза,  вызывало  у  него
отвращение. Дым отстроенных заново заводов покрыл Японию пеленой позора,  и,
просыпаясь  по  утрам,  он  почти  что  ощущал  его ненавистный запах. Позор
неизгладимой печатью лег на лица мужчин и женщин. Уйти от него не  удавалось
никому,  и, тем не менее, японцы продолжали бороться. Однако поддерживала их
не вера в синтоистских богов, и не старинный кодекс  самураев,  а  мысль  об
Америке.  Каждый  хотел  стать похожим на американцев, могущественную нацию,
сумевшую поставить на колени считавшуюся непобедимой Японию.
     Немуро  Нишитцу  знал,  что  никогда  в  жизни  не   станет   подражать
американцам,  и  что  судьба Японии лежит не в прошлом, а в будущем. Поэтому
он, вместе с остальными  своими  соотечественниками,  принялся  строить  это
будущее.  Так,  со  временем,  всеобщее  сумасшествие  по поводу возрождения
Японии изгладило горечь и ненависть даже в его душе.
     На это ушли долгие годы. Оккупационные  власти  разбили  могущественную
компанию Зайтбацу на множество мелких предприятий, найти работу было трудно.
Однако   перед  наиболее  решительными  открывались  кое-какие  возможности.
Постепенно  Нишитцу  удалось  организовать   производство   радиоприемников,
которое,  благодаря  появлению американских транзисторов, со временем начало
расширяться. Благодаря огромному американскому рынку компания Нишитцу  стала
процветающим  предприятием, а с изобретением микросхем, начала выпускать все
больше разнообразной продукции, пока,  наконец,  горечь  Немуро  Нишитцу  не
исчезла  совсем.  Его  почитали,  как  одного из людей, возродивших японскую
экономику, друга императора и кавалера высшей японской  награды  -  Большого
Ордена  Священного  Сокровища.  Нишитцу  стал  "ояджи",  "умудренным  годами
властителем", и был весьма этим доволен.
     Однако со смертью императора горечь, отравлявшая в былые годы его душу,
вернулась вновь.
     Немуро  Нишитцу  сидел  в  кабинете  своего  токийского  офиса,  откуда
открывался  вид  на  район  Акихабара,  часть  города,  где  сосредоточилась
электронная промышленность, и превратившуюся стараниями Нишитцу  в  один  из
самых  дорогих  участков  недвижимости.  На  пороге появилась секретарша, и,
поклонившись, сообщила о смерти императора. Девушка  поразилась,  увидев  на
глазах  хозяина слезы - она принадлежала к молодому поколению, не заставшему
времен, когда император повсеместно почитался как Небесный Посланник.
     Немуро Нишитцу не проронил  ни  слова.  Он  подождал,  пока  секретарша
выйдет, и лишь затем зарыдал, целиком поддавшись охватившему его горю.
     Он плакал, пока не иссякли слезы.
     Приглашение  на похороны не явилось для него неожиданностью, но Нишитцу
отказался, решив наблюдать за церемонией, слившись с собравшейся  на  улицах
толпой.  Когда  тяжелый  кедровый  гроб,  окруженный  носильщиками  в черных
кимоно, проплывал мимо, Немуро  Нишитцу  подставил  лицо  под  струи  дождя,
надеясь   в  душе,  что  небесная  влага  унесет  вместе  с  собой  морщины,
появившиеся с тех пор, как много лет назад он отправлялся на войну с  именем
императора на устах.
     Еще  не  поздно  повернуть время вспять, решил он, чувствуя, как легкие
струи дождя, смешиваясь со слезами, катятся у него по щекам.
     Всю  следующую  неделю  Немуро  Нишитцу  провел,  просматривая   список
сотрудников    Корпорации    Нишитцу.    Он    говорил   с   менеджерами   и
вице-президентами, и в его негромком голосе то и  дело  звучали  решительные
нотки.    Те,   кто   отвечал   на   его   тщательно   продуманные   вопросы
удовлетворительно, получали задание найти единомышленников  среди  остальных
сотрудников.
     Шли  месяцы,  и  свежесть  весенних  цветов  сменилась удушливым летним
зноем. К осени ему удалось отобрать самых надежных  сотрудников  Корпорации,
начиная с самых высоких чинов и заканчивая разнорабочими.
     Этих   людей  пригласили  на  собрание.  Кто-то  приехал  из  токийской
штаб-квартиры Корпорации Нишитцу, другие  добирались  с  островов  Шикоку  и
Кюсю.  Часть  сотрудников  прилетела  из  других  стран,  некоторые из самой
Америки, где располагались автомобилестроительные заводы  Корпорации.  Имен,
лиц,  и  должностей  было  не счесть, ведь Немуро Нишитцу принадлежала самая
большая корпорация в мире, бравшая на работу лишь самых лучших.
     Собравшиеся,  несколько  десятков  тщательно  отобранных   сотрудников,
каждый  в  белой  рубашке и темном галстуке, расселись на полу. Их застывшие
лица не дрогнули даже когда, ступая по голому полу, в дальнем конце  комнаты
появился  сам  Немуро  Нишитцу.  Они находились в конференц-зале Корпорации,
куда по утрам сотни рабочих приходили на традиционную утреннюю гимнастику.
     - Я собрал вас здесь, - начал Нишитцу негромким, хрипловатым голосом, -
зная, что все мы думаем одинаково.
     Десятки голов согласно закивали в ответ.
     - Я  принадлежу  к  поколению,  которое  помогло   Японии   занять   то
экономическое  положение,  каким мы по праву гордимся сегодня. Да, я отлично
помню былые времена, и не цепляюсь за прошлое. И все же, я никогда о нем  не
забуду.  Вы  -  поколение,  сделавшее  Японию  сильной, и я приветствую ваше
трудолюбие.  В  мои  времена  люди,  запуганные  грубой   силой,   позволили
американцам  унижать  себя,  но  вы - поколение, которое поставит Америку на
колени экономически.
     Немуро  Нишитцу  на  секунду  смолк,  его  убеленная   сединой   голова
по-старчески подрагивала.
     - Через  два месяца, - продолжал он, - наступит первая годовщина со дня
смерти императора. Каким подарком  будет  для  его  светлой  души,  если  мы
навсегда  сотрем  покрывший нас позор поражения! И я придумал, как нам этого
добиться. Мой план не вызовет ответного возмездия, ведь, как и вы, я  ни  за
что  не позволил бы обрушить на наш народ еще один ядерный удар. Верьте мне,
так же, как я верил императору, в дни своей юности. Доверьтесь, и  я  нанесу
Америке поражение столь позорное, что они даже не решатся признать его перед
человечеством.
     Немуро Нишитцу оглядел обращенные к нему лица. На них застыло выражение
твердой  решимости. Сидевшие в зале не выказывали ни радости, ни страха, но,
взглянув в их глаза, Нишитцу понял, что эти люди с ним. Тем не менее, он так
же ясно понимал, что у каждого есть доля сомнения, хотя никто  и  не  желает
выражать их вслух.
     - Мой план тщательно продуман, и я выбрал человека, который поможет нам
его осуществить.  Вы  знаете  его  имя  и, без сомнения, узнаете его в лицо.
Некоторые из собравшихся с ним уже встречались, ведь  когда-то  это  человек
выступал в качестве представителя нашей Корпорации.
     Тростью  Немуро Нишитцу указал на молодого человека, стоявшего сбоку от
занимающего всю заднюю стену экрана.
     - Джиро! - позвал он.
     Японец, которого Нишитцу назвал Джиро, поспешил нажать на  выключатель,
и  свет в конференц-зале погас. Где-то сзади мигнул диапроектор, и на экране
появилось изображение -  обнаженный  по  пояс  мускулистый  человек,  черные
волосы  стянуты  на  затылке  резинкой,  в  руках  - базука. Сверху крупными
красными буквами шла надпись по-английски: "БРОНЗИНИ В РОЛИ ГРАНДИ"
     В ту же секунду сидевшие до этого с каменными лицами японцы  оживились.
Кто-то заулыбался, раздались аплодисменты и даже свист.
     По  рядам  собравшихся  пронеслось  имя,  голоса  повторяли его снова и
снова, пока не слились в единый гул:
     - Гранди! Гранди! Гранди!
     Немуро Нишитцу улыбнулся. Во всем мире люди, от обитателей жалких лачуг
до владельцев роскошных дворцов, увидев это лицо, реагировали  одинаково,  и
американцы не станут исключением.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Когда   все   закончилось,   погибшие   были  похоронены,  а  последние
иностранные солдаты выдворены с территории, в течение трех декабрьских  дней
именовавшейся Оккупированной Аризоной, мировая общественность сошлась лишь в
одном - Бартоломью Бронзини в этом винить не приходилось.
     Сенат  Соединенных  Штатов  принял  официальную резолюцию, где Бронзини
объявлялся невиновным, а президент посмертно наградил его  Почетной  Медалью
Конгресса,  и  выделил  для  похорон  место  на  Арлингтонском  Мемориальном
кладбище. И это несмотря на то, что  Бронзини  никогда  не  служил  в  рядах
американских вооруженных сил и не занимал официальных постов.
     Многим  идея  с  Арлингтоном  пришлась не по вкусу, но президент твердо
стоял на своем. Он знал, что шумиха вскоре уляжется,  разве  что  кто-нибудь
нечаянно обнаружит останки Бронзини. Однако этого, к счастью, не произошло.
     В  тот  день,  когда  стрелки часов начали отсчитывать последнюю неделю
отведенной ему жизни,  Бартоломью  Бронзини  на  мотоцикле  "Харли-Дэвидсон"
влетел в ворота студии Дворф-Стар - его собранные в пучок волосы развевались
по  ветру,  а  из-за отворота кожаной куртки выглядывала прозрачная папка со
сценарием.
     Никто и не пытался его остановить -  охранник  знал  Бронзини  в  лицо.
Впрочем,  оно  было  знакомо  каждому. Вот уже много лет фотографию Бронзини
можно было заметить на афишах, рекламных щитах или обложках журнала почти  в
любой стране мира.
     Бартоломью Бронзини знали все, и в то же время никто.
     Сидевшая  в  вестибюле  секретарша  попросила  у  него  автограф. Когда
девушка пододвинула ему закапанную горчицей  салфетку,  Бронзини  добродушно
хмыкнул.
     - Есть что-нибудь белое? - проговорил он ровным, чуть гнусавым голосом.
     Вскочив с места, секретарша торопливо стянула с себя трусики.
     - Достаточно белые, мистер Бронзини? - радостно прощебетала она.
     - Вполне  подойдут,  -  ответил  тот,  ставя росчерк на теплой на ощупь
ткани.
     - Пожалуйста, напишите "Для Карен".
     Бронзини поднял взгляд на девушку.
     - Карен - это вы?
     - Моя подруга. Нет, правда.
     Машинально  дописав  сверху  "Для  Карен",  Бронзини  протянул  трусики
секретарше.  На  лице  его появилась застенчивая улыбка, однако взгляд карих
глаз оставался совершенно непроницаем.
     - Надеюсь, у вашей подруги с чувством юмора все в порядке, - сказал он,
глядя, как девушка пожирает надпись восторженным взглядом.
     - Какой подруги? - непонимающе спросила секретарша.
     - Неважно,  -  вздохнул  Бронзини.  Никто  не  признавался,  что  берет
автограф  для  себя,  только  маленькие  дети.  Иногда  Бартоломью  Бронзини
казалось, что только они и есть настоящие его  поклонники.  Особенно  в  эти
дни.
     - Может,  скажете  Берни,  что  я уже здесь? - напомнил Бронзини. Чтобы
привлечь внимание девушки, ему пришлось щелкнуть пальцами у нее перед лицом.
     - Да-да,  конечно,  мистер  Бронзини,  -  ответила  секретарша,  выйдя,
наконец,  из  транса.  Протянув  руку,  она  нажала  кнопку  селектора. - Он
приехал, мистер Корнфлейк.
     Затем секретарша снова подняла взгляд на гостя.
     - Проходите прямо к нему, мистер Бронзини. Вас уже ждут.
     Вытащив из-за пазухи сценарий, Бартоломью Бронзини повернул в  коридор,
украшенный по стенам побегами папоротника. Зеленые ветки были увиты дорогими
рождественскими  гирляндами.  Несмотря  на  то,  что  украшения  из золота и
серебра - явно  ручная  работа,  выглядит  все  это  как-то  липко,  подумал
Бронзини.  А  нет  ничего  более  липкого,  чем  Рождественская пора в Южной
Калифорнии.
     Уже не в первый раз за свою долгую карьеру Бронзини подумал, что  жизнь
занесла  его  далековато от Филадельфии. В его родном городе снег не царапал
кожу.
     Бронзини вошел в роскошно обставленный конференц-зал студии  Дворф-Стар
без  стука.  Никому бы и в голову не пришло ожидать, что Бартоломью Бронзини
станет стучать, или, скажем, вдруг заговорит по-французски, а на банкете  не
перепутает   вилку  для  салата  с  рыбной,  словом,  все,  что  свойственно
культурному человеку, с ним не ассоциировалось. Его образ неизгладимо въелся
в общественное сознание, и, никакие слова и поступки Бронзини уже  не  могли
его  изменить.  Научись он исцелять рак, люди сказали бы, что Бронзини нанял
для этого специального доктора, лишь бы добавить себе популярности. С другой
стороны, если бы он вдруг подпрыгнул, и принялся качаться на  люстре,  никто
бы и глазом не моргнул.
     Когда  Бронзини  вошел  в  зал,  все  присутствующие  обернулись, и, не
отрываясь,  смотрели,  как  он  чуть  помедлил,  стоя  в  открытых   дверях.
Бартоломью  Бронзини  нервничал,  однако  никто  об  этом  и не догадывался.
Засевший у них в головах стереотип заставлял людей воспринимать все, что  он
говорил или делал так, чтобы это в точности соответствовало его образу.
     - Привет, - негромко проговорил Бронзини.
     Большего  и  не  требовалось  -  для  сидевших  в  зале  одно это слово
покажется исполненным глубочайшего смысла.
     - Барт, детка, - сказал один  из  них,  вскакивая  на  ноги  и  подводя
Бронзини  к единственному свободному креслу, как будто тот был слишком глуп,
чтобы проделать это без посторонней  помощи.  -  Рад,  что  ты  смог  к  нам
выбраться. Присаживайся.
     - Спасибо,  -  отозвался Бронзини, неторопливо проходя к дальнему концу
стола под пристальными взглядами собравшихся.
     - Думаю, ты здесь со всеми знаком,  -  произнес  человек,  сидевший  во
главе  стола, неестественно оживленным тоном. Это был Берни Корнфлейк, новый
директор студии Дворф-Стар. На вид  ему  едва  ли  можно  было  дать  больше
девятнадцати.  Бронзини окинул собравшихся угрюмым взглядом. Тяжело нависшие
веки почти скрывали  его  глаза.  При  родах  лицевые  нервы  Бронзини  были
повреждены,  и  только  ежегодные  пластические  операции  не  давали глазам
закрыться окончательно. Женщины находили его взгляд очаровательным,  мужчины
- угрожающим.
     Бронзини  заметил, что все собравшиеся были не старше двадцати пяти. Их
лица, еще не покрывшиеся морщинами, были начисто лишены индивидуальности,  и
напоминали  рекламу детского питания, из под расстегнутых пиджаков от Армани
выглядывали красные подтяжки. Да, именно так выглядели теперь деловые люди -
эмбрионы в дорогих шелковых костюмах.
     - Ну, так чем мы можем быть полезны, Барт? - спросил Корнфлейк  голосом
жидким и бесцветным, как растительное масло.
     - У  меня  есть  сценарий,  -  медленно  проговорил Бронзини, со стуком
опуская папку на безукоризненно  чистую  поверхность  стола.  Словно  листья
Венериной   мухоловки   в   ожидании  очередной  жертвы,  страницы  медленно
развернулись. Взгляды сидевших за столом людей были  прикованы  к  сценарию,
как  будто  Бронзини выложил перед ними грязные носки, а не плод мучительных
четырехмесячных стараний.
     - Отлично, Барт. Ну разве это не замечательно?
     Все единодушно признали, что  Бартоломью  Бронзини  и  правда  поступил
замечательно,  решив  принести  им  сценарий.  Их  заверения  прозвучали так
фальшиво, что автора этой замечательной идеи едва  не  стошнило.  Пятнадцать
лет  назад он сыграл в фильме, считающемся теперь классикой, и тогда все эти
педики, одержимые единственным желанием - снимать кино - только и знали, что
ему поддакивать.
     - Но, Барт, детка, прежде, чем мы займемся твоим совершенно потрясающим
сценарием, надо поговорить еще о нашей идее. Нам  кажется,  что  она  должна
просто  замечательно  подойти  к  твоему  теперешнему имиджу, - сказал Берни
Корнфлейк.
     - Это совершенно новый сценарий, - медленно проговорил Бронзини,
и в голосе его промелькнули нотки нетерпения.
     - Точно так же, как и наша идея. Знаешь,  ведь  девяностые  уже  не  за
горами, а там игра пойдет совсем по другим правилам.
     - Фильмы  остаются  фильмами, - отрезал Бронзини, - и за сто лет они ни
чуть не изменились. Вместо титров появился звук, потом кино  стало  цветным,
но  принцип остается совершенно таким же - дайте зрителям добротный сюжет, и
они повалят в кинотеатры валом. Фильмы девяностых ничем не  будут  отличатся
от фильмов восьмидесятых, можете поверить мне на слово.
     - О, какая глубина мысли, Барт! Разве он не гений?
     Все поспешили согласиться, что это действительно сказано сильно.
     - Но,  Барт, детка, мы собрались здесь вовсе не для того, чтобы спорить
с тобой о кино. Кино пришел конец.  По  нашим  расчетам  к  1995-ому,  самое
позднее к 1997-ому году, кино превратится в "ретро".
     - Это  значит,  оно  устареет,  - услужливо подсказал сидящий справа от
Бронзини блондин и ухмыльнулся. Бартоломью  поспешил  поблагодарить  его  за
справку.
     - Телевидение  - вот что станет лакомым кусочком, - лучезарно улыбнулся
Берни Корнфлейк.
     - Но телевидение не  сильно  моложе  кино,  -  возразил  Бронзини.  Его
хмурое, худощавое лицо окаменело. Что за игру они пытаются ему навязать?
     - Ты говоришь о старом телевидении, - дружелюбно откликнулся Корнфлейк.
- Появление  новых  технологий  означает,  что  скоро в каждом доме появится
широкоэкранное  телевидение  высокой  четкости.  Зачем   сидеть   в   душных
кинозалах,  когда  почти  то  же  самое  можно  получить, не выходя из дому?
Главное, что будет интересовать людей - как бы посидеть дома.  Берложничать,
как  теперь  говорят.  Вот  почему студия Дворф-Стар открывает новый проект,
ориентированный на домашний видеопросмотр. Мы хотим,  чтобы  ты  стал  нашей
первой крупной звездой.
     - Я предпочел бы сначала поговорить о сценарии.
     - Ладно, договорились. В чем заключается идея?
     - Идеи,  в сущности, нет, - сказал Бронзини, пододвигая сценарий Берни.
- Это будет рождественская картина. Старая добрая...
     - О, нет, - тут же, словно  семафор,  замахал  руками  Корнфлейк.  -  О
старом  не  может  быть  и  речи.  Ни  в  коем случае. Это слишком уж отдает
"ретро".
     - Но это же  классическая  старина,  то  есть  качество.  Это  означает
"хорошо",  -  добавил  Бронзини  для  блондина справа. Тот поблагодарил его,
почти не раскрывая рта.
     Президент Дворф-Стар принялся листать сценарий. По  его  отсутствующему
взгляду  Бронзини  догадался,  что  тот  всего лишь проверяет, большой ли по
объему текст. А еще  взгляд  Берни  наводил  на  мысли  о  порошке,  который
втягивается через ноздри и туманит сознание.
     - Продолжай,  продолжай,  Барт,  -  проговорил  Корнфлейк.  -  Сценарий
выглядит неплохо.  Я  имею  в  виду,  в  нем  столько  слов!  В  большинстве
сценариев, которые нам приносят, страницы полупустые.
     - Это  история  мальчика-аутиста, - настойчиво продолжал Бронзини. - Он
спокойно живет в своем собственном мире, но однажды,  на  Рождество,  просто
выходит побродить под снегом и теряется.
     - Погоди,  погоди,  это  я уже начинаю теряться. Все это звучит слишком
сложно, чтобы не сказать тяжеловесно. Попробуй сказать то  же  самое,  но  в
шести-семи словах.
     - В семи?
     - Конечно,  лучше  уложиться в пять. Дай мне самую общую идею. То есть,
о чем вся эта история. Например,  "Монашенка  на  скейтборде",  "Я  в
детстве  рылся  по  помойкам", "Шлюхи-домохозяйки во Вьетнаме". Что-нибудь в
этом духе, понимаешь?
     - В моем фильме нет четкой идеи. Это  просто  история  о  Рождестве,  с
настроением, эмоциональная и образная.
     - А в ней есть сиськи?
     - Сиськи? - оскорбленно переспросил Бронзини.
     - Ну  да,  сиськи.  Титьки.  Словом,  красивые девки. Понимаете, если в
фильме то и дело происходят шуры-муры, может быть,  нам  как-нибудь  удастся
сгладить  то,  что зрителю придется сидеть и следить за этой вашей историей.
Надо как-то их отвлекать от нее, что ли. Мы полагаем, что одной  из  главных
черт девяностых станет уход от реальности.
     - Вы  что,  забыли, на чем я сделал себе имя? - взревел Бронзини. - Что
это за варьете вы мне навязываете? Я вовсе не хочу, чтобы они отвлекались от
сюжета, ведь именно  за  него  они  и  платят.  На  этом  же  построено  все
киноискусство!
     Голос Бартоломью Бронзини взвился ввысь, как цены во время инфляции.
     В  комнате  внезапно  воцарилась  мертвая  тишина.  Кое-кто даже слегка
отодвинулся от стола, чтобы успеть побыстрее отползти, если  Бронзини,  чего
доброго, выхватит из-за пазухи Узи и откроет пальбу. Они знали, что Бронзини
вполне   способен   на  подобную  бестактность,  ведь  все  видели,  как  он
расправлялся с целыми армиями в фильмах из сериала "Гранди".  Это  не  могло
быть игрой - ведь всем было отлично известно, что Бронзини плохой актер. Как
же  еще можно было объяснить тот факт, что фильмы с его участием расходились
огромными тиражами, а он ни разу не получил Оскара за главную роль?
     - Ладно, ладно, - проговорил  Бронзини,  успокаивающе  подняв  руки,  и
кое-кто нырнул под стол, думая, что он бросил гранату.
     Когда  взрыва  так  и  не  последовало, собравшиеся в комнате понемногу
успокоились. Берни Корнфлейк извлек из внутреннего кармана бутылочку  из-под
лекарства  от  насморка  и  пару  раз прыснул себе в нос. По завершении этой
лечебной операции глаза его заблестели в несколько раз  сильнее,  и  это  не
укрылось  от  Бронзини, знавшего, что бутылочка наполнена отнюдь не аптечным
снадобьем.
     - Я хочу снять этот фильм, - заявил Бронзини серьезным тоном.
     - Конечно же, хочешь, Барт, - мягко  проговорил  Корнфлейк.  -  Все  мы
только этого и хотим. В этом-то и есть смысл жизни - снимать фильмы.
     Бартоломью  Бронзини  мог  объяснить  этим  киношникам, что смысл жизни
заключается вовсе не в этом, но  они  все  равно  бы  не  поняли.  Для  всех
присутствующих  слова  Берни  были  истинной  правдой  - ведь они занимались
кинобизнесом, так же, как и Бартоломью Бронзини. Разница заключалась  только
в  одном  -  у  этих  людей были энергия, амбиции, связи, необходимые, чтобы
заниматься этим делом, но у них не было  таланта.  Им  приходилось  воровать
идеи,  или  скупать  авторские  права  на  книги,  а  затем  искажать  их до
неузнаваемости.
     Бартоломью Бронзини, в отличие от них, знал, как надо снимать кино.  Он
писал  сценарии,  мог выступить в роли режиссера, сняться в главной роли. Он
даже мог заняться работой продюсера -  хоть  это  и  требовало  определенных
навыков и даже таланта.
     Никто  из  присутствовавших  не  умел делать ни одной из этих вещей, за
исключением  продюсерской  части   процесса,   которая   в   их   исполнении
воспринималось, как неквалифицированный труд. И именно поэтому каждый в душе
ненавидел Бронзини.
     - У  меня появилась идея! - вскричал вдруг Берни Корнфлейк. - Почему бы
нам  не  заключить  небольшую  сделку?  Барт  поможет  нам  с  телевизионным
проектом,  а  мы  во время летнего отпуска быстренько сляпаем его Пасхальный
сюжетец.
     - Рождественский. К тому же,  я  вовсе  не  хочу  становиться  каким-то
чертовым телеактером.
     - Барт,  детка, солнышко, ну послушай меня. Если бы Милтон Берль сказал
такое, он никогда бы не стал знаменитым дядюшкой Милти. На твоем месте я  бы
об этом подумал.
     - Я не желаю становиться еще одним Берлем, - ответил Бронзини.
     - Тогда  вы  можете  стать  новой  Люсиль  Болл!  -  выкрикнул кто-то с
энтузиазмом, обычно приберегаемым для сенсационных научных открытий.
     Бронзини устало взглянул на говорившего.
     - Мне не  нужно  походить  на  кого-то  другого,  -  отрезал  он.  -  Я
Бартоломью  Бронзини,  суперзвезда. Я снялся более чем в тридцати фильмах, и
каждый из них принес миллионные прибыли.
     - Кх-кхм, Барт, детка, ты,  кажется,  шутишь!  А  как  же  "Драгоценный
камень"?
     - Да,  этот  всего  лишь  окупил  затраты.  Тут  ты прав. Зато сборы за
"Ринго" превысили пятьдесят миллионов долларов, и это в те времена, когда на
фильмы о боксе никто не ходил. А с "Ринго-2" дело обстояло даже лучше.  Даже
"Ринго-5" по прибылям побил девять из десяти фильмов, вышедших в то время.
     - Это  включая  зарубежный  рынок,  - подчеркнул Берни Корнфлейк. - Что
касается нашей страны, то ничего особенного этот фильм не добился.
     - Его посмотрела, или посмотрит, половина людей на всем земном шаре.
     - Все это замечательно, Барт, но Оскаров выдают  в  Америке,  а  не  на
Филиппинах.
     - Я  не  выбираю своих поклонников, и мне наплевать, кто они, и в какой
стране живут.
     - Знаешь, Барт, - с искренней заботой в голосе заметил Корнфлейк, - зря
ты убил своего боксера в последнем "Ринго". Он протянул бы еще пять серий. А
ты еще немного продлил бы свою актерскую карьеру.
     - Судя по твоему тону, ты считаешь, что она уже окончена? -  с  вызовом
спросил Бронзини.
     - Ты  уже  достиг  наивысшей  точки,  как  написали на прошлой неделе в
"Вэрайети".
     - Меня уже тошнит от Ринго, - возразил  Бронзини.  -  Равно  как  и  от
Гранди,  Вайпера,  и прочих героев-суперменов. Вот уже пятнадцать лет, как я
снимаюсь в боевиках, и теперь мне захотелось  сделать  что-нибудь  новое.  Я
намерен  снять  рождественский  фильм.  Что-то вроде современной версии "Как
прекрасен этот мир!".
     - Никогда о таком не слышал, - с сомнением проговорил Корнфлейк. - А он
имел успех?
     - Этот фильм был снят еще в сороковые, - объяснил Бронзини, -  классика
кинематографа.  Его  показывают  на Рождество каждый год. Можешь хоть сейчас
включить телевизор, и на каком-нибудь канале обязательно его увидишь.
     - Еще в сороковых? - удивился кто-то из присутствующих. - А разве тогда
уже снимали кино?
     - Да, но фильмы никуда не годились - они были черно-белые.
     - Неправда, - вступил в разговор кто-то третий. - Я однажды видел такой
фильм. Назывался "Копабланка", или что-то в этом роде. В нем  было  довольно
много серого, да и пара других цветов.
     - Серый - это не цвет, а... Кстати, а что такое серый? Оттенок?
     - Неважно,  -  прервал их Корнфлейк. - Послушай, Барт, у меня есть идея
получше. Мы можем снять твою рождественскую историю здесь.  Да,  а  как  она
называется?
     Взглянув  на  первую  страницу,  Корнфлейк  увидел,  что она совершенно
пуста.
     - Что, никакого названия? - удивился он.
     - Не с той стороны, - вмешался Бронзини.
     Корнфлейк перевернул сценарий.
     - Да, действительно. Ну-ка, посмотрим... Джонни и  Рождественский  дух.
Да, от этого названия и вправду дух захватывает.
     Бронзини решил не обращать на это замечание внимания.
     - Сценарий о мальчике-аутисте, который попал в буран и потерялся. Он не
может  никому  объяснить,  где  живет.  Весь город сбился с ног, пытаясь его
найти, но, поскольку  дело  происходит  в  сочельник,  люди  слишком  быстро
сдаются и прекращают поиски. Однако мальчика спасает Рождественский дух.
     - Какой еще дух?
     - Санта-Клаус.
     - Постой,  -  прервал его Корнфлейк, поворачиваясь к секретарю. - Фред,
выясни, кто владелец авторских прав на Санта-Клауса. Из этого может  кое-что
получиться.
     - Да  что  с  вами творится? - не выдержав, взорвался Бронзини. - Какие
еще авторские права? Санта-Клаус - всеобщее состояние.
     - Наверное, кто получил хорошую взбучку за то,  что  не  успел  вовремя
оформить патент, - предположил рыжеватый продюсер.
     - Санта-Клаус  -  часть мировой культуры, а не какой-нибудь персонаж из
мультфильма.
     - Думаю, он прав, Берни, - заметил продюсер. - Я как  раз  слышал,  что
сейчас в одном их восточных штатов появился парень, который бегает по улицам
в костюме Санта-Клауса и топором отрубает детям головы. Сейчас по телевизору
только  о  нем  и  говорят. По-моему, это в Провиденс. Да, точно, Провиденс,
штат Массачусетс.
     - Провиденс находится в Род-Айленде, - поправил его Бронзини.
     - Нет-нет, Барт, - заявил рыжеватый продюсер. - Прошу прощения,  но  ты
не  прав.  Все  это  происходит  в американском городе, а не в той стране, о
которой ты говоришь. Я читал об этом в журнале "Пипл".
     Бартоломью Бронзини ничего не ответил. И эти люди, подумал он,  смеются
у  меня за спиной, потягивая коктейль на вечеринке. Они считают, что я всего
лишь везучий недоумок. У меня уже пять Оскаров за лучший фильм года,  а  они
все еще кричат, что мне просто повезло!
     - Я тоже об этом читал, - сказал Берни Корнфлейк. - Знаешь, может быть,
нам удастся вставить нечто подобное в фильм. Как считаешь, Барт, можно будет
слегка изменить сценарий? Сделай своего духа Исчадьем Ада, которое проникает
в наш  мир  и убивает мальчишку. Или нет, лучше, если он убьет и съест сразу
нескольких мальчишек. Это может даже потянуть на открытие в подобном  жанре.
Маньяки,  убивающие  подростков,  уже  начинают  приедаться, а вот маленькие
дети...  Когда  в  последний  раз  снимался  фильм  о  маньяке,   пожирающем
младенцев?
     Сидевшие  за  столом  задумались,  кто-то  полез  за  кожаной папкой, в
которой хранились аннотации  на  фильмы  вместе  с  кратким  содержанием,  и
принялся листать оглавление в поисках раздела "Маньяки, пожирание детей".
     - Ого,  Берни,  у  Барта  может  кое-что  получиться.  Этого даже нет в
содержании.
     При этих словах сидевшие вокруг люди вышли из состояния полудремы.
     - Нет такого раздела? - выпалил Корнфлейк. - А  что,  если  попробовать
наоборот? Есть фильмы о детях-убийцах?
     - Нет, на детей-убийц ничего нет.
     - А "Малолетние каннибалы"?
     Таковых в оглавлении тоже не нашлось. К этому моменту все собравшиеся в
конференц-зале  чуть  ли  не подпрыгивали от возбуждения. Сгрудившись вокруг
человека с папкой, они бросали на оглавление горящие взгляды.
     - Вы считаете, что этой темы действительно никто еще не использовал?  -
настойчиво  спрашивал  Корнфлейк,  который,  судя по взгляду, был удивлен не
меньше, чем если бы обнаружил тарантула на лацкане пиджака.
     - По крайней мере, я не могу найти ничего похожего.
     Двенадцать голов, повернувшись, уставились на  Бартоломью  Бронзини.  В
глазах киношников читалось изумление и даже что-то вроде уважения.
     - Барт,  детка,  -  хрипло  проговорил Корнфлейк. - Насчет твоей идеи о
детях-убийцах. Мы не сможем этого использовать -  слишком  уж  новая  мысль.
Нельзя  снимать настолько оригинальный фильм. Ну подумай, как мы преподнесем
его зрителю? "Картина в стиле,  в  котором  не  было  снято  еще  ни  одного
фильма"? Да она не принесет дохода и за миллион лет!
     - Это  была  твоя  идея, - прорычал Бронзини, - а вовсе не моя. Я, черт
побери, просто хочу снять фильм о Рождестве, простую, сердечную историю,  со
счастливым концом, пропади он пропадом.
     - Но  Барт,  детка,  -  запротестовал  Корнфлейк,  почувствовав,  что в
Бронзини заговорил уличный мальчишка, - мы не можем рисковать. Вспомни,  что
значится в твоем послужном списке за последние несколько лет.
     - Тридцать  фильмов.  Тридцать  суперхитов,  и три из них вошли в число
самых кассовых фильмов за всю историю чертова  кинематографа.  Я  Бартоломью
Бронзини,  кинозвезда.  Я  снимался  в  кино,  когда у вас, кретинов, только
начинали расти на груди волосы, и вы боялись, что пересмотрели  фильмов  про
оборотней!
     В голосе Корнфлейка зазвучала сталь.
     - Барт,  в  США  "Гранди-3" с треском провалился. Тебе ни в коем случае
нельзя было использовать Ирано-Иракскую тему. К тому  моменту,  когда  фильм
вышел  на экран, война закончилась, для зрителей это был уже вчерашний день.
Кому нужно такое старье?
     - Тем не менее, прокат  по  всему  миру  принес  восемьдесят  миллионов
прибыли. В магазинах видеокассеты с "Гранди-3" разлетаются в мгновение ока.
     - Вот  что, - сказал Корнфлейк, отодвигая от себя папку со сценарием, -
вставь сюда Гранди  или  Ринго,  а  потом  снова  приноси  нам.  Если  после
обсуждения  нам  покажется,  что с этим фильмом звезд с неба не схватишь, то
подумаем, как превратить его в комедию положений. Для нового  телевизионного
проекта  потребуется множество комедий. Обычно, мы заключаем контракт только
на первые три месяца, но для тебя, по старой дружбе, можно договориться и на
целый сезон.
     - Послушай,  я  актер,  пишу  сценарии,   ставлю   фильмы.   Я   принес
киноиндустрии  миллионы.  А  теперь  я  прошу  снять  один только несчастный
рождественский фильм, и все, что  вы  можете  мне  предложить,  это  комедия
положений?!
     - Ты  зря  воротишь  нос  от  комедий.  На  "Острове Джиллиган" удалось
сделать в общей сложности миллиард.  Понимаешь,  мил-ли-ард!  Хоть  один  из
твоих фильмов может с этим тягаться?
     - Мы  с  Бобом  Денвером  в  разных  командах, тут ты прав. Перед тобой
кинозвезда, а не какой-то там комедиант-самоучка. В  семидесятых  только  на
моих фильмах и держался Голливуд.
     - Но  мы-то  уже на пороге девяностых, - устало проговорил Корнфлейк. -
Поезд уходит, так что прыгай на ходу, если не хочешь остаться с носом.
     Одним скачком Бронзини запрыгнул на стол.
     - Взгляни на мои мускулы! - вскричал он, срывая с себя куртку и обнажая
мощные бицепсы, растиражированные на миллионах плакатов. -  Никто  не  может
похвастаться такими же, слышишь, никто!
     Смерив Бронзини взглядом, присутствующие дружно переглянулись.
     - Подумай   над   тем,  как  переделать  сценарий,  Барт,  -  улыбаясь,
посоветовал Берни Корнфлейк. В его  тоне  явно  читалось  желание  побыстрей
избавиться от этого зануды.
     - А  ты  помочись в штаны и выпей то, что натечет в ботинки! - прорычал
Бронзини, сгребая сценарий в охапку.
     Вне себя от ярости, он уже выскочил в коридор, когда услышал за  спиной
голос   Корнфлейка.  Еле  сдерживаясь,  Бронзини  обернулся  и  поглядел  на
директора студии.
     Сверкнув золотой коронкой, Корнфлейк  изобразил  на  лице  заискивающую
улыбку.
     - Пока  ты  не ушел, Барт, не дашь ли мне автограф? Понимаешь, старушка
мама от тебя просто без ума.

     Когда Бартоломью Бронзини снова заглушил мотор Харли-Дэвидсона, он  был
уже  в  своем  гараже  на десять машин в Малибу. Поставив мотоцикл на место,
Бронзини направился в гостиную,  выглядевшую,  как  церковь,  отстроенная  в
стиле  "ар  деко".  Одна  из  стен  была целиком увешана сделанными на заказ
охотничьими ножами. Три из них он использовал в качестве реквизита в фильмах
с Гранди, остальные были вывешены просто для  коллекции.  Всю  другую  стену
занимали  картины  Шагала  и  Магритта,  купленные  в  качестве прикрытия от
налоговой инспекции.
     Никто не верил, что Бартоломью Бронзини выбрал именно  этих  художников
потому,  что они и в самом деле ему нравились, хотя так оно и было. Однако в
тот день он прошел мимо картин, даже не обратив на них внимания.
     Бросившись на обитую испанской кожей  кушетку,  Бронзини  почувствовал,
что  попал в совершенно безвыходное положение. Кино было для него делом всей
жизни. А сейчас зрители смеялись над его  героями-суперменами,  которые  еще
десять лет назад срывали у них бурю аплодисментов. Когда Бронзини снимался в
комедии,  над  его  шутками  никто  не смеялся. И все, как один, удивлялись,
почему этот уличный мальчишка, ставший актером-миллионером, так несчастен.
     Окинув  комнату  остекленевшим  взглядом,  Бронзини  заметил,  что   на
автоответчике рядом с телефоном горит сигнальная лампочка. Когда он нажал на
кнопку, зазвучал голос его агента.
     - Барт,  детка,  это  Шон.  Я весь день пытаюсь тебя поймать. Послушай,
возможно, у меня кое-что есть для тебя. Перезвони мне как  можно  скорее.  И
помни, что я всегда с тобой.
     - Конечно, когда я приношу тебе половину годового дохода
     Услышав  сообщение,  Бронзини,  наконец,  пришел в себя. Потянувшись за
телефоном, он нажал на клавишу с надписью "Агент".
     - Эй! Получил твое сообщение. Что случилось?
     - Кое-кто хочет снять твой рождественский фильм, Барт.
     - Кто именно?
     - Нишитцу.
     - Нишитцу?
     - Именно. Они японцы.
     - Послушай, хоть я, возможно, и попал в  полосу  неудач,  но  до  того,
чтобы  снимать  дешевые  зарубежные  фильмы,  я еще не опустился. По крайней
мере, пока. Впрочем, ты должен был сам об этом знать.
     - Эти люди вовсе не дешевка. Большая компания. Просто огромная.
     - Никогда о таких не слышал.
     - Нишитцу - самый большой японский концерн во всем мире. Они занимаются
видеотехникой, компьютерами, фотоаппаратами. Именно они заполучили  контракт
на производство японской версии F-16.
     - F-16?
     - Так мне сказал их представитель. По-моему, это фотоаппарат.
     - Да  нет  же,  это  истребитель.  Самая  совершенная  боевая машина на
вооружении США.
     - Ого! Да это действительно солидная лавочка.
     - Чертовски верно подмечено, -  ответил  Бартоломью  Бронзини,  впервые
заметив, что на передней панели автоответчика стоит надпись "Нишитцу".
     - У   них   есть   свободные   деньги,   и   компания   хочет  заняться
кинопроизводством.  Начать  решили  с  твоего  фильма.  Так  что  они  хотят
встретиться с тобой как можно скорее.
     - Займись этим.
     - Мы уже обо всем договорились. Ты сегодня же вылетаешь ночным рейсом в
Токио.
     - Я не собираюсь лететь ни в какое Токио. Пускай приедут они.
     - У  них  так  не  принято,  ты  же знаешь. Ты уже снимал для японского
телевидения рекламу ветчины.
     - Не напоминай, - поморщившись, попросил Бронзини. Когда в кино дела  у
него пошли неважно, он согласился сняться в нескольких рекламных роликах для
японского  рынка,  оговорив  при  этом,  что  они  никогда  не  появятся  на
американском телевидении. "Нэшнл  Инквайрер"  опубликовал  по  этому  поводу
заметку под названием "Бронзини идет работать на скотобойню".
     - Так вот, компания, выпускавшая ветчину - одно из дочерних предприятий
Нишитцу. Эти ребята успели влезть почти во все отрасли производства.
     Бронзини заколебался.
     - Так они хотят снять фильм по моему сценарию, а?
     - И  это  еще не самое интересное. Они предлагают тебе миллион долларов
за исполнение главной роли. Можешь себе такое представить?
     - А сколько получится, если перевести миллион йен в доллары?
     - В том то и дело, что они платят в долларах. Как ты думаешь, может эти
японцы просто спятили?
     Первой реакцией Бронзини было:
     - Столько не платят ни одному актеру в мире!
     Через секунду он спросил:
     - А как с уплатой налогов?
     - Они  говорят,  что  это  сумма   гонорара   чистыми.   Знаю,   звучит
неправдоподобно, но...
     - Это  и  есть  полная  чушь,  и  ты  сам прекрасно это понимаешь. Я не
собираюсь в это влезать.
     - Но Барт, детка, дальше - больше. Режиссером фильма будет Куросава.
     - Акиро Куросава? Да это же великий режиссер, черт его подери! Я
что угодно отдал бы, чтобы с ним работать. Это просто не может быть правдой!
     - Пара условий все же имеется, -  признал  Шон.  -  Они  хотят  немного
подредактировать  сценарий. Всего пара незначительных изменений. Знаю, знаю,
обычно за сценарий отвечаешь только  ты,  но,  послушай,  Барт,  хотя  рыбки
вокруг плавает порядком, клюнула только эта.
     - Можешь не говорить. Я только что вернулся из Дворф-Стар.
     - Ну и как?
     - Вышел скандал.
     - Надеюсь, ты не стал в очередной раз рвать рубашку на груди?
     - Я потерял голову. Такое иногда случается.
     - Сколько   раз  мне  тебе  повторять,  что  это  уже  не  срабатывает.
Мускулистые супермены остались далеко в  восьмидесятых.  Ну  да  ладно,  что
сделано,  то  сделано.  Так  ты  летишь  на этом самолете, или нет? Подожди,
прежде, чем ты  ответишь,  должен  тебя  предупредить:  или  ты  примешь  их
предложение, или стоит подумать над фильмом "Ринго-6: Живой мертвец".
     - Только  не это, - ответил Бронзини, горестно рассмеявшись. - В студии
я провел чуть ли не больше раундов, чем Мохаммед Али. Что ж, думаю,  в  моем
положении выбирать не приходится.
     - Отлично, я все устрою. Запомни, я с тобой. Чао.
     Бартоломью  Бронзини  повесил  трубку.  Бросив  взгляд  на  телефон, он
заметил, что хотя тот и назывался "Манга", эмблема корпорации  совпадала  со
значком Нишитцу, стоявшим на автоответчике.
     Включив   компьютер,   Бронзини   принялся   печатать   указания  своей
многочисленной прислуге. Попутно он обнаружил, что на клавиатуре тоже  стоит
слово "Нишитцу".
     Раскатисто рассмеявшись, он произнес вслух:
     - Как здорово, что войну выиграли все-таки мы.
     Бартоломью  Бронзини  и  не подозревал, какая ирония заключалась в этой
его фразе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

     Его  звали  Римо,  и  он  во  что  бы  то  ни  стало  собирался   убить
Санта-Клауса.
     Над   Колледж-Хилл,  с  которого  открывался  вид  на  Провиденс,  штат
Род-Айленд, шел снег. Крупные белые хлопья  опускались  на  землю  с  легким
шелестом,  различить  который  мог  только  человек, обладавший таким острым
слухом, как у Римо. Снег пошел совсем недавно, однако под ногами у него  уже
лежал нетронутый белый покров.
     Когда Римо двинулся вперед, снег за его спиной оставался таким же
     девственно-чистым  -  его итальянские мокасины не оставляли ни малейших
следов. Римо шел по пустынной Бенефит-стрит, двигаясь мягко и бесшумно,  как
кошка.  Его  белая  футболка  совершенно сливалась со снегом, и только худые
руки с необычно  широкими  запястьями  порой  просвечивали  сквозь  падающие
снежинки.  Спортивные  штаны, довершавшие костюм Римо, были серого света, но
из-за налипшего на них снега тоже казались  почти  белыми.  Благодаря  такой
маскировке Римо был почти невидим.
     Однако  никакая  маскировка  не  могла  объяснить  тот  факт, что он не
оставлял за собой следов.
     Остановившись посредине улицы,  Римо  обвел  взглядом  безмолвные  ряды
ухоженных   домов,   выстроенных   в   колониальном  стиле,  с  характерными
полукруглыми окнами на дверьми. На Бенефит-стрит не было ни одной  машины  -
было  уже  начало  двенадцатого,  а в Провиденс ложатся спать довольно рано.
Однако сейчас, за неделю до Рождества, вовсе  не  привычный  распорядок  дня
заставил жителей этого обособленного города разойтись по домам так рано. Они
боялись - боялись Санта-Клауса.
     Римо   снова   двинулся  вперед.  На  том  месте,  где  он  только  что
останавливался, остались два явственных отпечатка ног, однако  дальше  следы
не вели. Если бы Римо оглянулся и заметил это сверхъестественное явление, на
его  скуластом  лице  возможно, отразилось бы удивление. Нет, вовсе не из-за
таинственного отсутствия следов - ведь он привык, что под его шагами ни одна
песчинка, ни один лист не зашуршат и  не  сдвинутся  с  места.  Его  мог  бы
удивить  лишь  скрытый в этом символизм - ведь официально его, Римо, тоже не
существовало.
     Когда-то, много лет назад,  Римо  был  полицейским  в  Нью-Джерси.  Его
обвинили  в  убийстве мелкого торговца наркотиками, и приговорили к казни на
электрическом стуле. Но вместе с  приговором  Римо  получил  и  новый  шанс,
благодаря  которому  все следы его прошлой жизни были тщательно стерты, и на
свет появился новый, более совершенный Римо.
     Ведь Римо стал Мастером Синанджу. Его обучили искусству
     наемных  убийц-ассассинов,  и  он  работал   на   тайную   организацию,
подчиненную  правительству Соединенных Штатов, и известную как КЮРЕ. Задачей
Римо было обнаруживать и обезвреживать врагов государства.
     А сегодня в его задание входило убить Санта-Клауса.
     Сам Римо не имел ничего против достопочтенного Святого. По  сути  дела,
он  давно  уже  в  него  не верил. Санта-Клаус был для него веселой сказкой,
олицетворявшей счастливое детство, то детство, которое Римо так и не удалось
ощутить в полной мере, поскольку вырос он в приюте.
     Тем не менее,  хотя  Римо  и  был  лишен  нормального  детства,  он  не
испытывал  особенного  чувства  обиды.  Может  быть, только чуть-чуть. В это
время года он обычно ощущал, что Рождество, всеобщий детский  праздник,  это
что-то такое, чего ему никогда не прочувствовать до конца.
     Вот  почему  Римо  собирался  убить  Санта-Клауса.  Этот  негодяй лишал
праздника детей, не похожих на него,  ребят,  у  которых  были  мамы,  папы,
братья  и  сестры.  Невинных  детей,  сидевших в теплых, уютных домах вокруг
елки, которую они украшали всей семьей, а не под  руководством  монахинь  из
приюта.  Римо  никогда  не  увидеть  такого Рождества, но черт побери, он не
позволит какому-то жирному неряхе в красном кафтане  и  с  топором  в  руках
лишить этого праздника еще одного ребенка.
     Римо  закончил  осмотр  Бенефит-стрит. Это была старая часть Провиденс,
где время, казалось,  остановилось.  Горящие  на  улицах  фонари,  наверное,
светили  точно  так же, как и сто лет назад. Дома словно принадлежали другой
эпохе. У многих каменных лестниц  виднелись  кованые  железные  пластины,  о
которые  во  времена  конных  трамваев  жители  города  соскребали  грязь  с
башмаков. Теперь же это были всего лишь забавные вещицы, пережиток старины.
     Этим вечером Санта-Клаус еще не успел потревожить покой  Бенефит-стрит.
Полный силуэт в кафтане не пробирался, крадучись, по крышам домов, бородатое
лицо не заглядывало в окна, слегка постукивая по стеклу пальцами.
     Римо  пошел по направлению к Проспект-парку, разбитому на склоне холма,
откуда открывался вид на Бенефит-стрит и на весь остальной город. Подойдя  к
высеченной  из  гранита  статуе  Роджера  Уильямса,  он  уселся  на парапет.
Возвышающийся над ним памятник  беспомощно  поднимал  руку,  на  которой  не
хватало отбитого пальца, словно говоря: "Боже, почему именно мой город..."
     Римо,  исподлобья  оглядывая заснеженный крыши домов, тоже задавал себе
этот вопрос. На его скуластом лице застыло напряженное выражение.  Время  от
времени он непроизвольно потирал запястья.
     Обычно  Римо редко задавался вопросом "Почему?". По крайней мере, когда
нужно было выполнить такое пустяковое задание. Он  никогда  не  спрашивал  у
торговцев  наркотиками,  почему  они  продают кокаин, прежде чем свернуть им
шею. Мафиози даже не пытались объясниться перед тем, как  Римо  разбивал  их
трещавшие,  словно  яичные  скорлупки,  головы  - он все равно не стал бы их
слушать. Двадцать лет он занимался своим делом, и  все,  в  конечном  счете,
сводилось  к  одному - новые люди, совершающие старые преступления. Только и
всего.
     Однако Санта не уйдет от него, не объяснившись. На это раз Римо сделает
исключение, и задаст ему этот вопрос.
     Сквозь плотные хлопья падающего снега луна казалась  огромным  размытым
снежком.  Ее  неровный  свет  отражался  на золотом куполе здания Городского
Совета.  Римо  внезапно  понял,  что  это  красивый  город.  Он  легко   мог
представить  себе,  что  перенесся  в  девятнадцатый  век.  Римо стало вдруг
интересно, чем занимались тогда его предки, кем они были, однако он не  имел
об  этом  ни  малейшего  представления.  И  тем  не  менее,  он  мог во всех
подробностях рассказать, чем занимались посланцы  одной  корейской  рыбачьей
деревушки  в  любом  году прошедшего столетия, на выбор. Они, как и он, были
Мастера Синанджу, но могли считаться его предками лишь по духовной линии.
     Вокруг было необыкновенно тихо, и чуткий  слух  Римо  позволял  уловить
обрывки  разговоров,  доносившихся  из  живописных  особняков,  сгрудившихся
внизу.  Поворачиваясь  из  стороны  в  сторону,  словно   ожившая   радарная
установка,  он,  не  стараясь прислушиваться, просто позволил фразам плыть к
себе.
     - ...Молли,   беги   быстрей!   Показывают   ту   серию,   которую   мы
пропустили!...
     - ...Сторож! Сторож Филлипс! Если вы немедленно мне не ответите...
     - ...Санта!  Как ты рано! - Голос явно принадлежал маленькому мальчику.
В ту же секунду  к  нему  присоединился  другой,  недовольный,  избалованный
голос.
     - Что там, Томми? Ты меня разбудил. Противный мальчишка!
     - Это Санта-Клаус, он у нашего окна.
     Послышался топот маленьких ножек.
     - Дай мне взглянуть, ну дай же!
     Усилием   воли   Римо  заставил  себя  расслабиться.  Напряжение  могло
уменьшить приток крови к мозгу  и,  тем  самым,  ухудшить  чувствительность.
Пытаясь  точнее  уловить,  откуда слышится этот разговор, он все медленнее и
медленнее поворачивал голову.
     До Римо донесся звук  открываемого  окна  и  хриплый  невнятный  голос,
произнесший: "Хо-хо-хо!"
     От  звука  этого  голоса  кровь  застыла у Римо в жилах. Он ведь помнил
каждую деталь из газетных заметок,  которыми  перед  заданием  снабдило  его
начальство.  Эти  заметки  вызвали у него поочередно тошноту, злобу, а потом
жгучую, как расплавленный свинец, ярость.
     От подножия холма, поросшего густым кустарником, парапет отделял  почти
пятнадцатиметровый склон. Это был самый короткий путь к нужному дому.
     Римо  встал  на  ноги.  Снежинки, словно пауки, скользящие по невидимым
нитям, одна за другой падали на землю вокруг него. Дыхание Римо замедлилось,
он набирал в легкие лишь столько воздуха, чтобы сохранить  жизнеспособность.
Римо  ощутил  падающий  снег,  поймал  его ритм, спокойную, уверенную в себе
непоколебимость. И в тот момент, когда он и снегопад слились в единое целое,
Римо прыгнул вперед.
     Он почувствовал, что хлопья снега летят ему  навстречу,  ощутил  каждую
снежинку  в отдельности, увидев в ней не мягкий недолговечный клочок пуха, а
твердые, прочные кристаллы. Он увидел их внутреннюю силу, их неповторимость.
Хлопья снега устремлялись к нему, как братья, и не таяли, касаясь обнаженных
рук или лица Римо, таких же холодных, как и они сами. Человек мыслил так же,
как и они, и на мгновение словно стал одной их снежинок.
     Римо полетел к подножию  холма  точно  с  такой  же  скоростью,  как  и
падавшие  вокруг  снежные  крупинки.  Когда его ноги коснулись земли, он был
весь покрыт снегом. На это раз он все же оставил следы - всего два отпечатка
ног, а потом скользнул вниз  по  склону,  ничем  больше  не  выдавая  своего
присутствия.
     Взгляд  Римо  был  устремлен  на потемневший от времени каменный дом, в
котором горело одно-единственное окно. Через  секунду  на  фоне  освещенного
прямоугольника  появилось  темное  пятно,  заслонившее свет, словно зловещее
затмение.
     Выругавшись сквозь зубы, Римо бросился к дому.

     Чтобы добраться  до  защелки,  Томми  Атвеллсу  пришлось  забраться  на
подоконник. Одетый в оранжевую пижаму, он стоял у окна, и колени его дрожали
от напряжения.
     - Скорее, Томми, - торопила его сестра. - Санта замерз.
     - Я  пытаюсь,  -  ответил  Томми,  и  широко  улыбающееся лицо за окном
нетерпеливо придвинулось ближе.
     Ухватившись обеими руками, Томми, наконец, удалось открыть  отскочившую
со стуком защелку.
     - Вот, получилось, - воскликнул он, спрыгивая на пол.
     Оконная  рама,  скрипя,  поднялась, и Томми отступил назад, к коробке с
игрушками, поближе к стоявшей  с  широко  раскрытыми  от  изумления  глазами
сестре.  Он уже много слышал о Санта-Клаусе, однако никогда не думал, что на
самом деле он такой огромный.
     Когда Санта протиснулся в комнату сквозь окно, Томми внезапно пришел  в
голову вопрос:
     - А  почему... Почему ты так рано? Мама говорит, что Рождество наступит
только на следующей неделе.
     - Хо-хо-хо,  -  только  рассмеялся  в  ответ  Санта.   Сняв   с   плеча
внушительных  размеров  мешок  с  торчавшей  наружу  словно огромный леденец
красной рукояткой, он опустил его на пол. Потом он затопал  к  дрожавшим  на
сквозняке  детям,  широко  расставив  руки, и в глазах его загорелся огонек.
Огромная тень Санты накрыла стоявших рядом Томми с сестрой.

     Когда Римо подбежал к дому, окно первого этажа уже было закрыто. Стекло
удерживала окаменевшая на морозе  замазка.  Протянув  руку,  Римо  аккуратно
толкнул  стекло,  и  под  его  нажимом оно слегка подалось. Тогда он надавил
посильнее, инстинктивно  чувствуя,  где  оно  держится  хуже  всего.  Затем,
перехватившись поудобнее, он твердым, но несильным движением выдавил стекло,
поймав его в воздухе, отбросил в наметенный у окна сугроб и пролез внутрь.
     Римо  оказался  в  детской  спальне. Хотя белье было смято, обе кровати
стояли пустые. В комнате пахло мятной  жевательной  резинкой,  в  коробке  с
игрушками валялась недоеденная конфета.
     Стараясь не ослаблять внимания, Римо скользнул к открытой двери.
     - Оооо, подарки! - раздался голос девочки.
     - А  можно...  Можно  открыть  их  прямо  сейчас,  Санта? - На этот раз
говорил мальчик.
     - Хо-хо-хо, - раздался в ответ смех Санта-Клауса, приглушенный  треском
разрываемой оберточной бумаги.
     Римо  осторожно  вошел  в холл. Он ступал так тихо, что на лакированном
паркете его шагов совсем  не  было  слышно.  Из-под  двери  дальней  комнаты
пробивалась  полоска  света,  струя  теплого  воздуха доносила оттуда аромат
еловых веток.
     Подойдя к двери, Римо заглянул внутрь.
     Сначала он заметил только двух детей - мальчика лет пяти и девочку чуть
помладше. Брат и сестра стояли  на  коленях  перед  украшенной  конфетами  и
мишурой елкой и, едва сдерживая радостное возбуждение, разворачивали свертки
с подарками. Римо никогда не испытывал подобного чувства - ему дарили только
новую одежду, а не игрушки.
     Однако  ему  тут  же  пришлось  отбросить  эти  грустные  воспоминания,
поскольку на дальней стене, рядом с силуэтом наряженной елки, виднелась  еще
одна тень. Невысокие, круглые очертания фигуры на стене легко узнал бы любой
американский ребенок, если бы сходства не портил поднятый над головой топор.
     Когда тень уже приготовилась опустить руки, Римо бросился внутрь. Дети,
очевидно,  не  замечали  стоявшего сзади и устремившего на них алчный взгляд
Санта-Клауса.
     - Нет! - закричал Римо, на  секунду  забыв  о  преимуществах  внезапной
атаки.
     Санта  вздрогнул  от неожиданности, дети обернулись, и увидели Римо. От
изумления глаза их широко раскрылись, ведь они  не  видели,  как  сверкающее
лезвие топора уже опускалось на их головы.
     Римо  избавил  их  от  этого  зрелища,  перехватив  топор  в воздухе, и
выдернув его из рук Санта-Клауса.
     - Бегите! - крикнул он детям.
     - Мамочка! Папа! Мамочка... - завопил Томми, бросившись вон из комнаты.
- Какой-то чужой дядя хочет побить Санту!
     Переломив топор пополам, Римо отшвырнул обломки в  сторону  и,  ухватив
Санта-Клауса  за  кроличий  воротник кафтана, рывком придвинул его бородатое
лицо к своему.
     - Почему, ублюдок? Я хочу  знать,  зачем  ты  это  делаешь!  -  яростно
выдохнул он.
     - Мамочка! Папа!
     Санта-Клаус  уже  открыл  было  рот,  но,  взглянув  Римо  через плечо,
передумал, и его лицо расплылось в придурковатой улыбке, обнажившей  желтые,
словно старая кость, зубы.
     Тишину нарушил еще один, незнакомый голос.
     - Стой и не двигайся! Я вооружен!
     - Не стреляй! Папочка, пожалуйста, не стреляй в Санту!
     Все  еще  не  выпуская  из рук воротник, Римо резко развернулся. Черные
ботинки Санта-Клауса оторвались от пола, а когда опустились снова, то они  с
толстяком  уже  поменялись  местами.  Теперь Римо стоял лицом к холлу. Из-за
плеча красного  кафтана  Санты  он  увидел  стоящего  в  дверях  человека  в
купальном  халате  с  револьвером  сорок пятого калибра в руках. Оружие было
направлено на Римо. Мальчик прижимался к ноге мужчины, но его сестра все еще
стояла у елки, прямо на линии огня.
     - Отойди от моей дочери! - прокричал человек  с  револьвером.  -  Кэти,
срочно звони в полицию!
     - Что случилось? - раздался откуда-то сзади тонкий женский голос. - Где
Сьюзи?
     - Опусти  оружие,  приятель,  -  проговорил  Римо.  - Это дело касается
только нас с Санта-Клаусом. Не правда ли, Санта?
     И он яростно встряхнул толстяка в красном кафтане.
     Санта-Клаус лишь вяло улыбнулся. Это была  страшная  улыбка  психически
неустойчивого человека.
     - Сьюзи, иди ко мне, - позвал отец. - Просто обойди их сбоку, малышка.
     - Ну же, послушай папу, - напряженно сказал Римо, не отрывая взгляда от
Санты.
     Девочка, стоявшая с засунутым в рот пальцем, не двигалась.
     - Полицейские  уже едут, Джордж, - послышался голос матери. В следующее
мгновение она показалась  в  дверях  комнаты,  увидела  сцепившихся  Римо  и
Санта-Клауса, и пронзительно вскрикнула.
     - Кэти! Немедленно ступай отсюда!
     - Ради Бога, Джордж, спрячь оружие! Ты же можешь задеть Сьюзи!
     - Твоя  жена  права,  -  заметил  Римо. - Ситуация полностью у меня под
контролем.
     В подтверждение своих  слов  он  пару  раз  приподнял  Санта-Клауса  за
шиворот.
     - Видите? - сказал Римо.
     Внезапно Санта выхватил из-за широкого черного пояса нож.
     Римо  скорее  почувствовал,  чем  увидел,  как  лезвие  метнулось в его
сторону. Однако его обеспокоило не это -  он  заметил,  как  отец  дрожащими
руками  наводит  револьвер на широкий красный кафтан Санта-Клауса и нажимает
на курок.
     Оттолкнув Санту в сторону, Римо пригнулся, чтобы избежать первой  пули.
Свободной  рукой  он  резким  движением  ударил  по дулу револьвера снизу, и
следующий выстрел пришелся в потолок.
     Сбитый на пол толчком Римо, отец  выпустил  револьвер.  Поймав  оружие,
Римо  отщелкнул обойму и для надежности резко отвел назад курок. В его руках
собачка отломилась, словно пластмассовая.
     Теперь настало время заняться Санта-Клаусом. Обернувшись, Римо  увидел,
как тот уже выбегает из комнаты.
     Римо бросился за ним, но почувствовал, что кто-то тянет его за ногу. Он
опустил  взгляд,  и  увидел,  что маленький Томми вцепился в его штанину, и,
весь в слезах, молотит кулачками по ноге.
     - У-уу, злой дядя! Ты прогнал Санту!
     Римо наклонился и  осторожно  разжал  тянувшие  его  назад  руки.  Взяв
мальчика за плечи, он взглянул ему в глаза.
     - Не  переживай,  -  попытался  утешить его Римо. - Это был не Санта, а
Злой Бука.
     - Никакого Злого Буки вовсе нет, а ты ударил моего папу! Я  тебя  убью,
убью!
     Ярость,  прозвучавшая  в  голосе  мальчика, ужаснула Римо, но думать об
этом времени не оставалось - снаружи послышался звук заводящейся машины.
     Отпустив Томми, Римо, словно пушечное ядро, вылетел из  комнаты,  снося
на своем пути массивные стенные панели.
     Оказавшись  на  улице,  он увидел, как от дома, пробуксовывая на мокром
снегу, отъезжает небольшой красный автомобиль.
     Набрав скорость,  машина  завернула  за  угол.  Бросившись  через  двор
наперерез, Римо попытался перехватить ее, но, к тому моменту, как он выбежал
на  мостовую,  автомобильчик  уже скрылся в лабиринте улочек, спускавшихся с
Колледж-хилл.
     Через несколько мгновений красный автомобиль показался в  начале  улицы
Дженкинса,  прозванной  "Вертикальной"  потому,  что  по крутизне эта улочка
могла бы соперничать с любой авеню в Сан-Франциско.
     Машина спускалась медленно, все время притормаживая. Отпустить  тормоза
на такой улице означало бы верную смерть.
     Добежав до вершины холма, Римо покрепче встал на ноги и оттолкнулся.
     Согнув   колени  и  прижав  руки  к  бокам,  Римо  устремился  вниз  по
Вертикальной  улице  Дженкинса,  словно  лыжник  с  крутого  склона.  Нагнав
автомобиль через пару секунд, он крепко ухватился за бампер.
     Пригнувшись  так,  чтобы водитель не смог увидеть его в зеркале заднего
вида, Римо напряг мускулы рук и позволил машине тащить себя на буксире.  Это
напомнило  ему детские годы в Ньюарке, когда он частенько катился вот так за
автомобилями через всю Брод-стрит. В те  годы  бамперы  на  машинах  ставили
тяжелые, хромированные, за них было легко держаться. А в современных машинах
было  фактически не за что ухватиться, поэтому Римо, ища точку опоры, впился
пальцами в пластик. Когда он отпустит руки, на  бампере  останутся  глубокие
вмятины.
     Машина,  петляя,  спускалась с Колледж-Хилл, таща за собой Римо, словно
прицеп. На ботинках Римо постепенно  скапливалась  горка  снега.  Когда  она
становилась  слишком  большой,  снег  падал на мостовую, чтобы через секунду
налипнуть снова. Поскольку делать было нечего, Римо с интересом смотрел, как
этот  процесс  повторяется  снова  и  снова.  Он  не   имел   ни   малейшего
представления,  куда  везет  его  Санта-Клаус, зато он точно знал, что когда
машина остановится, выражение на лице этого сказочного  героя  будет  весьма
забавным.  По  крайней  мере,  в  те  несколько  секунд, пока Римо не начнет
сдирать с него скальп.
     Тогда-то он точно получит ответ на все свои вопросы. Не исключено,  что
Санта-Клаусу  придется  пожертвовать рукой или ногой. Да, он сможет оторвать
этому ублюдку все конечности, одну за одной, а потом  бросить  его  истекать
кровью  на  заснеженном берегу, там, где он сможет вволю молить о пощаде, не
рискуя быть услышанным. Человек,  который  обучал  Римо  искусству  убивать,
наверняка  поморщился  бы,  услышав  о  таком  нелепом методе лишения жизни,
однако этот случай был особенным. Ведь на дворе стояло Рождество.
     Машина  выехала  на  95-ое  шоссе,  направляясь  к  границе  со  штатом
Массачусетс. Римо понял это, только когда они проехали мимо здания компании,
производящей  ядохимикаты,  рядом  с  которым  красовалась  огромная  фигура
муравья из папье-маше,  призванная  привлекать  клиентов.  Как-то  раз  Римо
услышал,  что,  по  утверждению  шутников  из  других  штатов,  род-айлендцы
представляли себе национальный американский  символ  именно  так.  Тогда  он
весело  посмеялся  над  этой  остротой,  однако теперь, когда вокруг плотной
стеной падал снег, а сам он мчался в неизвестном направлении, прицепившись к
машине маньяка-убийцы, Римо было уже не до смеха.
     Машина свернула с шоссе к городку под названием Таунтон. Римо  не  имел
ни  малейшего представления, как называется это место, но даже получи он эту
полезную информацию, то не обратил бы на нее внимания. Глаза  его  застилала
красная  пелена,  и  напоминала  она не о веселом рождественском наряде, а о
крови.
     Наконец автомобиль подрулил к  гаражу,  стоявшему  у  покрытых  тяжелой
шапкой снега елей.
     Римо  не  спешил  подниматься  на  ноги.  Он услышал, как дверца машины
открылась, а потом со щелчком  захлопнулась.  Топая  башмаками,  Санта-Клаус
направился   к  стоявшему  неподалеку  дому.  Потом  до  Римо  донесся  звук
вставляемого в замочную скважину ключа. Санта-Клаус так громко  звенел  всей
связкой,  что  Римо отлично слышал это с почти двадцатиметрового расстояния.
Потом громыхнула застекленная дверь, и  в  тишине  раздавался  только  шорох
падающих снежных хлопьев.
     Римо  встал  в  полный рост и двинулся к двери, но внезапно застыл, как
вкопанный. Перед ним, в тонированном  стекле  двери,  отражалась  жутковатая
фигура снеговика.
     Это  был не веселый, пухлый снеговик, каких дети лепят солнечным зимним
днем, а худощавая, абсолютно белая фигура. Нос из морковки отсутствовал,  но
зато  на  лице  резко  выделялись  угольно-черные  глаза. Римо придвинулся к
стеклу поближе, и столкнулся с собственным, ледяным, словно дыхание  смерти,
взглядом.
     Подняв  руки, Римо увидел, что они как будто вываляны в муке. Он глядел
на свое собственное отражение. Очевидно, он так сильно уменьшил  температуру
собственного тела, что снег не таял, а просто налипал на него.
     Отражение в стекле неожиданно натолкнуло Римо на мысль, и он решительно
постучал в дверь.
     Через  секунду в дверном окошке кто-то показался. Человек, с изумлением
глядевший на Римо, хотя и был круглощекий, но на его  простодушном  лице  не
было  и  тени  коварства.  Это  было  совсем не то, что ожидал увидеть Римо,
совсем не похоже  на  человека,  отрубившего  посреди  ночи  головы  семерым
ребятишкам, и бросившего трупы под деревом, где их и обнаружили родители.
     - Кто...  Кто  вы  такой?  - пролепетал обладатель бесхитростного лица.
Голос этого человека казался странным, как будто искаженным.
     - Фрости-Снеговик, - без тени улыбки ответил Римо.
     - Правда?
     Римо кивнул.
     - Понимаешь,  Санта  попросил  меня  навести  кое-какие  справки.  Хочу
узнать, хорошо или плохо ты вел себя в этом году.
     Собеседник Римо нахмурился.
     - Санта-Клауса на самом деле нет. Мне Винсент сказал.
     Римо прищурился.
     - А Фрости есть?
     Огромное  лицо  напряженно  сморщилось,  сразу  став похожим на сушеный
апельсин.
     - Винсент ничего не говорил насчет вас. А теперь вы стоите прямо
передо мной, как настоящий. Может быть, мне стоит спросить  у  него,  прежде
чем  впустить вас в дом. Знаете, мне вообще-то не велели впускать незнакомых
людей.
     - Послушай, дружок, мне еще нужно обойти восемьдесят семь тысяч  домов.
Если  не  хочешь  мне  помогать,  придется просто записать "вел себя плохо".
Спасибо за помощь, - сказал Римо, поворачиваясь, чтобы уходить.
     В ту же секунду дверь с грохотом распахнулась, и человек с лунообразным
лицом выскочил на улицу. Костюма Санта-Клауса на нем не было. На  вид  парню
можно было дать лет двадцать восемь, но вел он себя, как двенадцатилетний.
     - Нет,   нет,  подождите,  -  умоляюще  проговорил  он.  -  Пожалуйста,
заходите. Я готов с вами поговорить, честное слово.
     - Ладно, - пожал плечами Римо и вошел вслед за ним в дом.
     Окинув парня взглядом, Римо решил,  что  в  нем  никак  не  меньше  ста
двадцати  килограммов  живого  веса,  и  почти никаких мускулов. Живот парня
нависал  над  подпоясанными  веревкой  штанами,  подрагивая,  как  желе,   а
подбородков  с  лихвой  хватило  бы на всю семью Джексонов. Еще, по дороге к
симпатичной, хотя и неряшливой гостиной, Римо отметил,  что  ляжки  у  парня
настолько  толстые,  что трутся одна о другую. Звук, который производила при
этом ткань его вельветовых штанов, мог разбудить и мертвого.
     - Присаживайтесь, пожалуйста, - пригласил его  толстяк.  -  Меня  зовут
Генри. Может быть, вы хотите пить? У меня как раз есть горячий шоколад.
     В голосе его послышалось трогательное желание угодить гостю.
     - Нет,  спасибо,  -  рассеянно  проговорил Римо, оглядывая комнату, - я
ведь могу растаять.
     В гостиной не  было  обычных  для  этого  времени  года  рождественских
украшений - ни елки, ни носков, повешенных в ожидании подарков около камина.
Однако  в углу стояла полутораметровая пластмассовая фигура северного оленя,
от которой тянулся  электрический  шнур.  Олень  слегка  светился,  особенно
горевший  красным  светом нос. Такие игрушки выставляют обычно на лужайках в
парке.
     - Это олененок Рудольф? - спросил Римо.
     - Разве вы его не узнаете? - обиженно отозвался Генри.
     - Нет, просто хотел удостовериться, - сказал Римо. - Ну что ж, перейдем
к делу. Мне сообщили, что кто-то в этом доме плохо себя ведет.
     - Это не я, - пронзительно вскрикнул Генри.
     В ту же секунду из соседней комнаты раздался ворчливый голос:
     - Генри, ложись спать!
     - Хорошо, мама. Вот только договорю с Фрости.
     - Немедленно в кровать! - проревел другой, мужской голос.
     - Да, сэр... Уже нужно укладываться, раз Винсент так сказал.
     - Это займет всего одну минуту, - сказал Римо. Он заметил, что  снег  у
него на руках уже начал подтаивать. По спине под майкой уже побежали струйки
талой  воды.  Римо  прикинул, что у него еще есть минут пять, чтобы получить
ответы на все вопросы. Остальное будет несложно.
     - Хорошо, - согласился Генри, осторожно прикрывая дверь.
     Положив пуку на дрожащее плечо парня, Римо спросил:
     - Это действительно правда?
     Отвернувшись, Генри пытался найти взглядом пластмассового оленя.
     - Что правда? - уклончиво переспросил он.
     - Не увиливай! - прорычал Римо, вглядываясь в  исказившиеся  черты  его
лица.
     Рот,  несомненно,  был тот же, что и у Санта-Клауса.. Да, и запах точно
такой же - от Генри пахло хвойным мылом и  дезодорантом.  И,  хотя  хныканье
Генри  никак не вязалось со зловещим "Хо-хо-хо" Санта-Клауса, ошибки быть не
могло.
     - Мы знаем, что это ты, -  решительно  проговорил  Римо.  -  Ты  убивал
детишек.
     - Мне... мне пришлось... - несчастно выдавил из себя Генри.
     Схватив его обеими руками, Римо, яростно крикнул:
     - Но почему, ряди всего святого? Они же были совсем еще детьми!
     - Это он мне приказал, - всхлипывая, пробормотал Генри.
     Подняв   глаза,  Римо  увидел,  что  он  показывает  на  пластмассового
Рудольфа. Стоящий в углу олень невинно смотрел  на  них  тусклым  игрушечным
взглядом, лампочка у него в носу время от времени подмигивала.
     - Рудольф? - переспросил Римо.
     - Он меня заставил.
     - Значит,    отрубить   семерым   ребятишкам   головы   тебя   заставил
Рудольф-олень. Но зачем?
     - Чтобы эти дети не грустили, как я.
     - Грустили?
     - Винсент сказал, что Санта-Клауса нет. Сначала я ему не верил, но мама
тоже так говорит.
     - Кто такой Винсент?
     - Это мой отчим. Мой настоящий отец убежал.  Винсент  сказал,  что  все
из-за  того,  что  я  слабоумный, но мама его ударила, так что, наверное, он
сказал неправду.
     - Так как же все это произошло? - спросил Римо, чувствуя, как  вся  его
ярость улетучивается. Этот увалень оказался умственно отсталым.
     - После Дня Благодарения я спросил у Винсента, почему у нас нет елки, а
он сказал, что она нам не нужна.
     - Продолжай, ты все еще не ответил на мой вопрос.
     - Ну,  я  совсем  не  хотел причинять детям вреда, - пробормотал Генри,
теребя свои пухлые руки, - а Рудольф сказал, что если ребенок  умирает,  еще
не  зная,  что  Санта0-Клауса на самом деле нет, то он попадет в рай и будет
всегда смеяться. Но если он успеет вырасти, то прямиком отправится в  ад,  и
будет поджариваться на вечном пламени, как бекон.
     - Так  ты убил их, чтобы они не узнали, что Санта-Клауса не существует?
- недоверчиво переспросил Римо.
     - Да, мистер Фрости, сэр. А что, Винсент сказал неправду?
     Римо тяжело вздохнул. Прежде, чем он собрался с силами, чтобы ответить,
прошло несколько томительных секунд.
     - Да, Генри, - тихо проговорил Римо. - Он сказал неправду.
     - И теперь в аду буду поджариваться я?
     На этот раз Римо уже не медлил с ответом.
     - Нет, ты попадешь в рай, Генри. Ты готов?
     - А можно мне попрощаться с Рудольфом?
     - Боюсь, у нас слишком мало времени. Просто закрой глаза.
     - Хорошо. - Генри послушно  зажмурился,  лицо  его  напряглось,  колени
стучали  друг  о  дружку.  Он  был  настолько  жалок,  что  на  секунду Римо
заколебался. Но  потом  он  вспомнил  о  газетных  вырезках  с  фотографиями
обезглавленных  детей  и  душераздирающих воплях родителей, о которых писали
репортеры. И еще ему вспомнилось собственное лишенное радостей детство.
     Решительно шагнув вперед, Римо сложил пальцы в щепоть и направил  точно
рассчитанный удар в область над сердцем.
     Генри   рухнул   на  спину,  словно  перевернувшийся  холодильник.  Дом
содрогнулся от удара его огромного тела. В  ту  же  секунду  снова  раздался
раздраженный, почти бесполый голос:
     - Генри, сейчас же в кровать!
     Вслед за ним донесся мужской вопль. Винсент, догадался Римо.
     - Если  ты  не  утихомиришь  своего  недоразвитого ублюдка, я завтра же
возвращаюсь к Сандре.
     Римо  взглянул  на  лицо  лежащего  на  полу  толстяка.  Оно   казалось
спокойным,  в  уголках  глаз  застыло что-то напоминающее легкую улыбку. Это
зрелище только разозлило Римо - он же желал маньяку-убийце страшной и долгой
смерти. Он хотел, чтобы тот сполна заплатил за причиненные им  страдания.  И
вот,  теперь,  он  чувствовал, что его обманули. Санта-Клаус был мертв, но в
душе Римо не испытывал ни малейшего чувства  удовлетворения.  Он  чувствовал
только  пустоту,  как и каждое Рождество много лет подряд. Может быть, стоит
покончить с Винсентом, подумал он.
     В этот момент бесполый голос снова прокричал:
     - Генри, если через пять секунд я не услышу, как ты храпишь,  я  отведу
тебя в полицию и расскажу, что ты ездишь без прав. Они тут же посадят тебя в
тюрьму. В тюрьму, слышишь меня?
     Услышав  эту  тираду,  Римо  решил,  что  оставив  Винсента в живых, он
причинит ему гораздо больше мучений. Выйдя из дома, он  забрался  в  красный
рождественский  автомобильчик,  и,  скрутив  пару проводков, без труда завел
мотор. Римо вырулил на шоссе и свернул в сторону Бостона и аэропорта Логана.
     В тот момент, когда казалось, что снегопад,  словно  сыплющий  соль  на
старую рану, будет продолжаться вечно, он прекратился так же внезапно, как и
начался.
     - Иногда я просто ненавижу свою работу, - сквозь зубы пробормотал Римо.
- Особенно в это время года.
     Сев  на  рейс  до  Нью-Йорка,  он втайне надеялся, что самолет захватят
террористы, однако его ожидания не оправдались. Что ж,  может  быть,  к  его
возвращению  руководство  даст  ему, ради разнообразия, какое-нибудь стоящее
задание. Что-нибудь  масштабное,  под  стать  его  талантам.  И  обязательно
кровавое.
     Случилось так, что именно этой мечте и суждено было сбыться.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     Когда  зазвонил  телефон,  Бартоломью Бронзини, сидя в спортзале у себя
дома, делал упражнения  на  разработку  суставов  руки.  Прежде,  чем  снять
трубку,  он  неторопливо  сделал  еще  несколько движений. Бронзини гордился
своей ежедневной программой тренировок, согласно  которой  он  всегда  давал
левой  руке  большую  нагрузку.  У  правой  мускулы  справа  развиты  обычно
значительно  лучше,  поэтому  Бронзини   разработал   специальный   комплекс
компенсирующих  упражнений,  так  что  мускулы  у  него  были  развиты почти
одинаково на обеих руках.
     Вытирая струившийся по широкой  груди  пот,  Бронзини  свободной  рукой
сгреб телефонную трубку.
     - Ага, - отрывисто проговорил он.
     - Барт, детка, как поживаешь?
     Это был его агент, Шон.
     - Что у тебя?
     - Наши   японские  друзья  только  что  переслали  мне  экспресс-почтой
сценарий. Это что-то потрясающее.
     - Много изменений?
     - Откуда мне знать? Я его не читал.
     - Ты же только что сказал, что сценарий потрясающий.
     - Так оно и есть. Ты бы видел, в какой он папке! По-моему, это  телячья
кожа  или  что-то в этом роде. А страницы, ты только подумай, сверху до низу
исписаны от руки! Похоже на... как же это называется... каллиграфию.
     Бронзини тяжело вздохнул. Можно было и  не  спрашивать  -  в  Голливуде
сценарии  читали  только  в  случае  крайней  необходимости. В основном, все
просто заключали контракт, а потом надеялись на лучшее.
     - Ладно, пришли его с посыльным. Я просмотрю.
     - Барт, дорогуша, не могу. Люди из Нишитцу уже прислали за тобой лайнер
в Бэрбанкский аэропорт. Этот продюсер, ты с ним встречался  в  Токио...  Как
бишь его? Еще похоже на название греческой забегаловки...
     - Джиро Как-то там.
     - Точно! Так вот, он хочет, чтобы к полудню ты уже был в Юме.
     - Юма?!  Можешь  предать  ему,  что так дело не пойдет. Я целых три дня
убил на поездку в Японию к этим молодчикам из Нишитцу. Как вспомню, аж мороз
по коже продирает - вечные поклоны, бумаги на подпись, и вопросы вроде  "Где
вы  купили  эти туфли?" "А нельзя ли приобрести их в качестве сувенира?" Они
все такие вежливые, что у меня просто руки чесались расквасить им носы.
     - Юма находится вовсе не в Японии. Это город в штате Аризона.
     - А зачем я им понадобился именно там?
     - Это место, где будут проходить съемки. С тех пор,  как  ты  вернулся,
они объездили всю страну в поисках подходящей натуры.
     - Черт, это же рождественский фильм! И действие происходит в Чикаго.
     - Наверное, это одно из изменений, которые они внесли.
     - Но они не могут снимать "Джонни и Рождественский дух" в Аризоне!
     - Почему  бы  и  нет?  -  рассудительно  заметил Шон. - Ведь снимали же
"Звездные войны" в Калифорнии. На мой взгляд, вышло ничуть не  хуже,  чем  в
открытом космосе.
     - В  Аризоне  не  бывает  снега, - ядовито заметил Бронзини. - И там не
растут елки, одни только  кактусы.  По-твоему,  они  на  них  будут  игрушки
вешать?
     - А разве у кактусов нет иголок?
     - Черт бы тебя побрал, Шон, только не начинай!
     - Хорошо,  хорошо. Послушай, тебе нужно просто с ними поговорить, чтобы
утрясти все эти детали. Но сейчас ты им  просто  необходим,  чтобы  сдвинуть
дело  с мертвой точки. У этих японцев проблемы с городской Торговой палатой,
или еще чем-то. Насчет лицензии и распорядка рабочего дня.
     - Что я, по-твоему, лидер профсоюза? Пускай решают с ними эти  проблемы
сами.
     - Кхм, они почему-то не хотят этого делать.
     - Как  это не хотят? Я кинозвезда, а не мальчик на побегушках. Ведь это
фильм, одобренный профсоюзом?
     - Конечно, Барт, - успокаивающим тоном  проговорил  Шон.  -  Нишитцу  -
очень,  очень  крупная  фирма. И они хотят запустить лапу в такое прибыльное
дело, как  американская  киноиндустрия.  Конечно  же,  с  профсоюзом  все  в
порядке.
     - Отлично, потому что иначе я немедленно бросил бы ту затею.
     - Ты не смог бы.
     - Почему это?
     - А ты не забыл, что под контрактом стоит твоя подпись?
     - Пусть попробуют подать на меня в суд.
     - В этом-то вся и загвоздка. Так они и сделают, и, конечно же, выиграют
дело,  потому что слушаться оно будет в Японии. Это гигантская корпорация, и
они выдоят тебя дочиста. Никаких пони для  поло,  никаких  Ренуаров.  Скорее
всего,  они  отберут  у  тебя  даже  коллекцию  комиксов,  если  узнают о ее
существовании.
     Судя по паузе на  другом  конце  провода,  Шон  понял,  что  Бартоломью
Бронзини  задумался.  Наконец  агент  решился нарушить затянувшееся молчание
первым.
     - Ты же прекрасно знаешь, что они сделают, если ты пойдешь на попятный.
Они просто отдадут роль Шварценеггеру.
     - Ну уж нет! - взорвался Бронзини.  -  Этот  перекачанный  бифштекс  не
получит  моего  рождественского  фильма.  Единственный  актер  во всем мире,
который не может и двух слов толком связать!
     - Конечно, ты прав, вот и не будем доводить их до этого.  Договорились?
Бэрбанкский аэропорт, самолет уже ждет.
     Бартоломью Бронзини бросил трубку на рычаг с такой силой, что у фигурки
Дональда Дака, украшавшей телефон, отвалился клюв.

     Когда Бронзини подъехал на своем "Харли-Дэвидсоне" к аэропорту, самолет
корпорации Нишитцу уже ждал его. У люка стоял стюард-японец в белом костюме,
откинувший обитый плюшем трап.
     Увидев, что Бронзини слез с мотоцикла, стюард быстро поклонился.
     - Конничи  ва, Бронзини-сан, - проговорил он, непроницаемо улыбнувшись.
Улыбка тут же исчезла с его лица, когда Бронзини принялся закатывать  внутрь
свой мотоцикл. - Нет, Бронзини-сан.
     - Мой  "Харли"  всегда  путешествует  со  мной,  - огрызнулся Бронзини,
подталкивая машину наверх так легко, как будто это был велосипед.
     Стюард поднялся в салон вслед за  ним,  и,  пока  Бронзини  пристраивал
мотоцикл у борта, закрыл люк. Вслед за этим сразу же зашумели, разогреваясь,
двигатели.
     Когда,  спустя  час, самолет приземлился в международном аэропорту Юмы,
стюард опустил трап и тут же отскочил в  сторону,  чтобы  освободить  дорогу
сумасшедшему  американцу,  который  на  полной  скорости съехал на мотоцикле
вниз.
     Бронзини с грохотом приземлился на залитой  гудроном  взлетной  полосе,
едва  не вылетев из седла. Оправившись, он слез с мотоцикла и подкатил его к
поджидавшему неподалеку микроавтобусу с надписью "Нишитцу".  Глядя,  как  из
автобуса  на  него  ошарашено  уставилось  лицо Джиро Исудзу, он нетерпеливо
подкручивал ручку газа,.
     Наконец японец открыл дверь и вылез наружу.
     - Рад, что вы смогли прилететь, Бронзини-сан.
     - Ближе к делу, - ответил Бартоломью. - И зовите меня просто  Бронзини.
В чем тут у вас проблема?
     - Съемка начинаться через два дня. Много работы.
     - Через два дня?!
     - У нас плотный график. Нужно торопиться. Пожалуйста, садитесь?
     - Поезжайте вперед, - отозвался Бронзини, влезая на мотоцикл. - Все это
попахивает надувательством.
     Во  взгляде Джиро Исудзу промелькнуло раздражение. Он помедлил секунду,
как будто собирался что-то сказать, но затем лишь мотнул головой и захлопнул
дверь автобуса.
     Вслед за микроавтобусом Бронзини поехал по направлению к  городу.  Судя
по  первому  впечатлению, Юма была абсолютно плоской. По сторонам ведущего в
город шоссе  то  и  дело  попадались  закусочные  и  магазины  с  уцененными
товарами. Кактусов почти не было.
     Тем  не  менее,  когда  они  проехали  через  окраину города, во дворах
кое-где стояли приземистые кактусы-колла.  На  большинстве  домов  виднелись
рождественские  украшения, однако из-за долетавшего из пустыни теплого ветра
и отсутствия снега, Бронзини показалось, что сейчас не зима, а лето.
     - Как же они, черт побери, собираются снимать рождественскую картину  в
этом   Богом   забытом  месте?  -  пробормотал  он,  проезжая  мимо  дома  в
мексиканском стиле, с неизменным патио, вымощенным булыжником. Над входом  в
дом висел коровий череп, украшенный шапкой от костюма Санта-Клауса.
     Бронзини все еще размышлял над этой проблемой, когда автобус подрулил к
зданию мэрии города Юма.
     - Здесь-то  мы  что  забыли?  -  спросил он у Джиро, когда тот выбрался
наружу.
     - У нас встреча с мэром. Я сообщил ему, что вы собираетесь приехать. За
мной, пожалуйста.
     - С мэром? - проворчал Бронзини. - Надеюсь, на этот раз  мне  не  будут
вручать  ключи  от  города. У меня их и так уже столько, что впору открывать
сувенирный магазин.

     Бэзил Кловз пребывал на посту мэра города Юма вот  уже  шесть  лет.  Он
очень  гордился  своим  городом,  одним  из  самых быстрорастущих населенных
пунктов   штата.   Он   гордился   тремя   телестудиями,   имеющей   немалое
стратегическое значение военной базой и кристально чистым воздухом.
     Мэр  Кловз  никогда  не  сдал  бы  этот город иностранным агрессорам по
доброй воле. Однако когда его пресс-секретарь объявил о том, что в  приемной
находятся  представители  кинокомпании,  входящей  в Корпорацию Нишитцу, а с
ними Бартоломью Бронзини, суперзвезда мировой величины, лицо мэра расплылось
в радушной улыбке.
     - Мистер Бронзини! - вскричал он, сжимая ладонь актера обеими руками. -
Замечательно, что вы смогли к нам выбраться. Я  видел  все  фильмы  с  вашим
участием.
     - Я рад. Спасибо, - негромко отозвался Бронзини.
     Все   присутствующие   единодушно  расценили  его  слова,  как  признак
равнодушия  и  скуки.  На  самом  же  деле,  Бронзини  всего  лишь   смущала
официальная сторона, сопутствующая его популярности.
     - Я  был  просто  потрясен  вашим  "Конаном-попрошайкой".  Вы выглядели
таким... таким мускулистым!
     - Очень мило с вашей стороны,  -  пробормотал  Бронзини.  Он  решил  не
заострять  внимания  на  том,  что главную роль в этом фильме сыграл Арнольд
Шварценеггер. Бронзини  терпеть  не  мог,  когда  люди  путали  его  с  этим
австрийским буйволом,
     - Что  ж,  мистер  Бронзини, - начал мэр Юмы, жестом приглашая вошедших
садиться. - Мистер Исудзу утверждает, что вы решили снять в нашем прекрасном
городе свою новую картину.
     - Совершенно верно, сэр, - подтвердил Бронзини, и все решили, что таким
образом он показал,  насколько  снисходителен  он  бывает  к  другим  людям,
несмотря на то, что ничего подобного в виду не имелось.
     - Вы,  конечно  же,  понимаете,  что когда ко мне обращаются незнакомые
люди, прошу прощения, джентльмены, -  мэр  покаянно  поклонился  сидевшим  с
непроницаемыми  лицами  представителям Нишитцу, - и просят выдать лицензию и
все такое прочее, мне хотелось бы получить определенные гарантии. Знаете,  у
нас  в  Юме  снимается  не  так  уж  много фильмов, поэтому я и сообщил этим
уважаемым  господам,  что  как  только  они  смогут   наглядно   подтвердить
искренность  и  добропорядочность  своих  намерений,  я  сделаю  все от меня
зависящее, чтобы договориться с городским советом.
     Ну, началось, подумал Бронзини. Ему иногда приходилось выступать в роли
продюсера, и он уже успел привыкнуть, что в таких ситуациях на него начинали
давить.  Когда  заключаешь  с  городским  властями  контракт  на  съемки   в
общественных  местах,  им  никогда  не  приходило  в голову, какой доход это
принесет в бюджет города,  и  сколько  местных  жителей  получат  работу  на
съемках. Их интересовало только, что будут иметь с этого они.
     - Поэтому,  когда  мистер  Исудзу  сказал,  что  вы  готовы  приехать и
развеять наши опасения, - продолжал мэр, - то  я  ответил:  "Что  ж,  думаю,
этого будет вполне достаточно".
     В этот момент в комнату заглянул пресс-секретарь.
     - Они уже здесь, господин мэр.
     - Замечательно,  -  откликнулся мэр Кловз. - Пойдемте, нам нужно с ними
встретиться.
     В дверях комнаты Бронзини поймал Исудзу за руку.
     - В чем дело? - прошипел он.
     - Тише! Это скоро закончится.
     - Черт!  -  выругался  Бронзини,  увидев  журналистов,  устанавливающих
телекамеры.  По  сторонам  застыли  корреспонденты  из газет, уже занеся над
блокнотами карандаши.
     - Дамы и господа, благодарю вас  за  то,  что  вы  здесь  собрались,  -
громогласно  начал мэр. - Как вы уже имели возможность убедиться, знаменитый
Бартоломью Бронзини, снявшийся во многих фильмах, ставших  классикой  жанра,
таких,  как "Конан-попрошайка", почтил меня своим посещением. Барт приехал в
Юму специально,  чтобы  попросить  моего  разрешения  на  съемки  очередного
супербоевика.  Вместе с ним приехал мистер Джиро Исудзу, продюсер со стороны
Корпорации Нишитцу. Думаю,  судя  по  надписям  на  ваших  видеокамерах,  вы
знаете, что такое Нишитцу, гораздо лучше меня.
     Несмотря  на  то,  что  никто  не  составил  ему  компании, мэр от души
рассмеялся. Затем он продолжил:
     - Для съемок нового фильма Барта из десятков американских  городов  эти
люди  выбрали  Юму.  А  сейчас вы можете получить ответы на интересующие вас
вопросы.
     В зале повисла томительная тишина. Газетные  корреспонденты,  казалось,
внимательно  изучали  записи  в  своих  блокнотах.  Телеоператоры  застыли в
нерешительности.  Бронзини  уже   приходилось   сталкиваться   с   подобными
ситуациями. Его репутация могла запугать даже развязных тележурналистов.
     - Может  быть,  я  начну  сам?  -  попытался  сострить  Бронзини. - Ну,
например, насколько жарко у вас бывает в это время года?
     Никто даже не улыбнулся. Он просто ненавидел, когда  люди  не  смеялись
над его шутками.
     Наконец,  заговорила  развязная блондинка, представившаяся, как одна из
обозревателей с телевидения:
     - Мистер Бронзини, расскажите нам о своем новом фильме.
     - Это рождественская история. В фильме...
     - А какое впечатление сложилось у вас о Юме?
     - Думаю, достаточно сложно составить представление о городе,  когда  ты
успел  увидеть  только  здание  аэропорта  и  мэрии,  -  глуповато улыбнулся
Бронзини. Он ожидал, что журналистка задаст ему еще один, наводящий  вопрос,
но пресса уже переключилась на Джиро Исудзу.
     - Мистер Исудзу, почему вы выбрали для съемок именно Юму?
     - Она отлично подходит для наших целей, - ответил Джиро.
     - Мистер Исудзу, как вы думаете, захотят ли американцы смотреть фильм с
титрами "Сделано в Японии"?
     - Мистер   Исудзу,  какие  прогнозы  вы  могли  бы  сделать  по  поводу
лидирующего положения, которое Япония занимает на Тихоокеанском рынке?
     - Мистер Исудзу...
     И так далее, и тому  подобное.  Представители  прессы  с  удовольствием
тараторили,  затрагивая все темы, которые могли меть хоть малейшее отношение
к Юме, и даже несколько тем, совсем к ней не относящихся. Когда, быть может,
уже через несколько часов, журналисты опубликуют свои репортажи, то все  они
попытаются  сыграть  на  банальной  местной теме. Никто даже и не удосужится
упомянуть, что эта роль будет в корне отличаться  от  обычных  для  Бронзини
героев-суперменов.  То, что он является также автором сценария, тоже вряд ли
станет достоянием  общественности.  Если  те  две  короткие  фразы,  которые
Бронзини  успел  произнести в начале, не переврут, то уже можно считать, что
ему повезло.
     Все это он тоже ненавидел.
     Наконец  телевизионщики  принялись  собирать   свое   оборудование,   а
репортеры  из  газет  потянулись  к  выходу,  время от времени оглядываясь и
бросая на него полные любопытства взгляды. Бронзини  услышал,  как  одна  из
женщин  сказала  своей  спутнице:  "Ты  представляешь? Он заработает на этом
фильме миллионы, а сам и двух слов связать не может".
     Когда репортеры вышли, снова появился  мэр  Юмы  и  началась  очередная
серия рукопожатий.
     - Вы были великолепны, Барт. Ничего, если я буду вас так называть?
     - Продолжайте,  продолжайте.  Насколько  я понял, вы уже успели к этому
привыкнуть.
     - Спасибо, Барт.  В  следующем  году  будут  перевыборы,  и,  благодаря
сегодняшней пресс-конференции мои шансы взлетят до небес.
     - По   крайней  мере,  на  мой  голос  можете  рассчитывать  совершенно
спокойно, - пошутил Бронзини.
     - А вы разве зарегистрированы в нашем городе?
     - Это была маленькая шутка, - объяснил Бронзини.- Совсем малюсенькая.
     Мэр выглядел озадаченным. Во взгляде у него явно  читалось:  "Так  этот
неандерталец  еще  и  шутить  умеет?" О, каким знакомым все это казалось для
Бронзини.
     - Ааа! - протянул мэр Кловз. - Шутка. Что ж, приятно слышать, что у вас
есть чувство юмора.
     - Мне его не так давно пересадили, - ответил Бронзини.
     - Так вы уладите дело с лицензией? - поспешил вставить Джиро Исудзу.
     - Да-да, конечно. И позвольте мне  стать  первым,  кто  пожелает  вашей
съемочной бригаде всего самого наилучшего.
     Бронзини  с  явным облегчением пожал протянутую мэром руку. Неужели это
все? Нет, наверняка еще попросит автограф. Может быть, хоть это будет не так
ужасно?
     - Ах да, пока вы еще не ушли, - заторопился мэр. -  Можно  попросить  у
вас автограф?
     - Конечно,  -  согласился  Бронзини,  беря  у  него ручку и собственную
фотографию, вырванную из какого-то журнала.
     - Для кого сделать надпись? - спросил он.
     - Напишите на мое имя, хотя вообще-то это для дочери.
     - Угу, - вздохнул Бронзини,  расписываясь  на  фотографии.  Дарственная
надпись звучала так: "Мэру города Юма от его друга Арнольда Шварценеггера".
     Как он и предполагал, мэр проглотил это и глазом не моргнув.
     Когда они с Джиро Исудзу вышли на улицу, Бронзини прорычал:
     - Ну что, все? Теперь, наконец, я свободен?
     - Нет,  нам  осталось  нанести  еще  много визитов. Сначала мы зайдем в
отель.
     - Зачем? Неужели уборщица  требует  оставить  ей  локон  на  память?  -
пробормотал Бронзини, запрыгивая в седло мотоцикла.

     Они  поехали  в  сторону Шайло-Инн, элегантного каменного отеля рядом с
шоссе номер восемь. Вход в гостиницу был окружен толпой пикетчиков. В  руках
они держали плакаты с надписями "Бронзини потерял совесть", "Бронзини против
Америки", "Бронзини - предатель".
     У  одного  из  демонстрантов  была  афиша фильма "Гранди-3", на котором
Бронзини, с яркой повязкой на голове, был снят  в  профиль.  В  подписи  под
плакатом  "Бронзини  в  роли  Гранди"  последнее  слово было перечеркнуто, и
вместо него подписано "Гада".
     - Что это, черт возьми, значит? - взревел Бронзини.
     - Профсоюз, - объяснил Исудзу. - Они протестуют.
     - Будь  они  прокляты!  Но  мы  же  снимаем  фильм,   который   одобрен
профсоюзом!
     - Да, конечно. Японским профсоюзом.
     - Послушайте,  Джиро,  я  не могу принимать участие в подобных съемках.
Мое доброе имя втопчут в грязь. Я ведь друг и герой рабочего класса!
     - Так  было  до  "Ринго-5",  когда  Ринго  убил  соперника   во   время
боксерского матча. Но в Японии вы все еще супергерой. Ваше будущее там, а не
здесь. Американцы устали от вас.
     Бронзини уперся руками в бока.
     - Не виляйте, Исудзу. Почему бы нам не поговорить начистоту?
     - Извините. Не понимаю. Я и так говорить начистоту.
     - Вы  не понимаете! Хорошо, тогда я объясню: я не стану отказываться от
всего, что связывают с моим именем.  Ведь  я  Бартоломью  Бронзини,  ожившая
мечта миллионов американцев, богатых и бедных.
     - Эти люди тоже американцы, - возразил Исудзу, показывая на марширующих
пикетчиков. - Но они не называют вас героем.
     - Потому  что они считают, что я их предал. Но я не стану этого делать.
Все, с меня  довольно,  -  решительно  сказал  Бронзини  и  взялся  за  руль
мотоцикла.
     - Шварценеггер снимется за меньшие деньги, - бросил ему вслед Исудзу, -
и, наверное, сделает это лучше.
     - Ну  и  договаривайтесь  с  этим  олухом  из Шварцвальда, - огрызнулся
Бронзини.
     - Так мы и сделаем.  А  гонорар  заплатим  ему  из  денег,  которые  вы
выплатите нам по судебному иску.
     Уже  закинув  одну ногу, чтобы влезть в седло, Бронзини так и застыл на
месте. Казалось, что он вдруг решил изобразить собаку, которая после долгого
воздержания решила облегчиться у ближайшего столба.
     От одной только мысли, что Шварценеггеру заплатят из  его  собственного
кармана,  Бронзини  так  и  передернуло.  С явной неохотой он опустил ногу и
вернулся к невозмутимо поджидавшему его японцу. На обычно непроницаемом лице
Джиро Исудзу промелькнуло что-то, весьма похожее на удовлетворение.
     - Теперь вы понимать?
     - Похоже, мы с вами не сработаемся, Джиро.
     - Наш офис в этом отеле. Нужно идти туда -  много  телефонных  звонков,
много работы, если мы хотим, чтобы съемки начались по графику. - У Джиро это
слово выходило как "си-омки".
     Бронзини посмотрел в сторону демонстрантов, окруживших вход.
     - Мне никогда еще не приходилось прорываться через пикеты.
     - Тогда мы использовать задний ход. Пойдемте.
     Джиро  Исудзу  двинулся  к гостинице, вслед за ним потянулась остальные
японцы. Бронзини  еще  раз  поглядел  на  пикетчиков,  настолько  увлеченных
выкрикиванием  лозунгов,  что  от  их  внимания  ускользнуло  столь  близкое
соседство с объектом их претензий.
     Не привыкший отступать, когда ему брошен  вызов,  Бронзини  решил,  что
попытается  их  урезонить. Он уже направился к пикетчикам, как вдруг один из
них, здоровенный детина, заметил его.
     - Эй, а вот и  он!  -  закричал  этот  человек.  -  Стероидный  Жеребец
собственной персоной. Бронзини!
     Со стороны толпы послышались свист и улюлюканье.
     - Уууу! - кричали оттуда. - Бронзини, убирайся обратно в Японию!
     - Выслушайте же меня! - попытался перекричать их Бронзини, но его голос
потонул   во   всеобщем   шуме.   Пикетчики  -  члены  Международного  Союза
Кинематографических Работников - истолковали гневное выражение лица Бронзини
по-своему.
     - Слышали, как он нас назвал? - с негодованием прокричал кто-то.
     Это выкрик оказался последней каплей. Толпа двинулась на вперед.
     Бронзини остановился и сложил руки на груди. Он не двинется с места.  В
конце концов, на что они способны?
     Как   выяснилось   секундой   позже,  самое  большее,  на  что  хватило
пикетчиков, это окружить его плотной кричащей толпой.
     - Долой Бронзини! У бамбино-колосса оказались глиняные ноги!
     - Послушайте же! - кричал Бронзини. - Я просто хочу обсудить с вами все
это. Думаю, мы могли бы прийти к компромиссу.
     Он ошибался.  Никто  его  и  не  слушал.  К  гостинице  уже  подъезжали
телеоператоры, чтобы запечатлеть, как знаменитого Бронзини взяли в заложники
три десятка демонстрантов, вооруженных одними плакатами.
     Увидев,  что их снимают, один из пикетчиков крикнул: "Вот, глядите!", и
с силой хлопнул Бронзини своим транспарантом. Деревянная ручка, ударившись о
плечо актера, переломилась пополам. Он почти не почувствовал удара, но  дело
было  не  в  этом.  Суровое детство Бартоломью Бронзини прошло в итальянском
квартале, где подставивший другую щеку мог легко поплатиться жизнью.
     Поэтому Бронзини уложил обидчика мощным ударом справа.
     Демонстранты, ошалев, яростно бросились вперед, и Бронзини не  замедлил
ответить  ударом  на  удар. Один за другим он укладывал своих противников на
асфальт перед гостиницей. Его типично итальянское лицо  исказила  ухмылка  -
вот это то, что надо. В драке Бронзини чувствовал себя, как рыба в воде.
     Тем не менее, расквасив очередной нос, он засомневался, на чьей стороне
будет, в конечном итоге, перевес.
     Все  его  сомнения  разрешились,  когда из фойе на улицу высыпала толпа
японцев. Часть из них, очевидно, телохранители, услышав  возбужденные  крики
Джиро Исудзу, вытащила из-за пазухи пистолеты.
     - Остановите их! - верещал Исудзу. - Защищайте Бронзини! Живо!
     Телохранители  бросились вперед, и толпа моментально обрушилась на них.
Бронзини попытался прорваться вперед, но противников было слишком много.  Он
схватил  одного  из  пикетчиков за горло, и в этот момент прозвучал выстрел.
Человек, которого железной хваткой держал Бронзини, дернулся и обмяк. Когда,
упав, он ударился об асфальт, в голове у него что-то хрустнуло.
     - Какого дьявола! - завопил Бронзини. - Кто стрелял? Кто это был?
     Ответ он получил  через  несколько  секунд,  когда,  почувствовав,  что
кто-то    тянет   его   за   ремень,   обернулся,   и   увидел   одного   из
телохранителей-японцев.
     - Пусти, - рявкнул Бронзини. - Не видишь, он тяжело ранен!
     - Нет, идите за мной.
     - Я сказал пус...
     Бартоломью Бронзини так и не успел договорить, потому что земля и  небо
внезапно  поменялись  местами,  и  он  понял, что лежит на спине. От резкого
удара  у  него  перехватило  дыхание,  и  Бронзини  подумал,  что  наверняка
схлопотал  шальную  пулю.  Затем, под звуки не прекращающихся выстрелов, его
приподняли и потащили в сторону поджидавшего их микроавтобуса,  который  тут
же понесся прочь от гостиницы.
     - Что  это  было?  - ошеломленно спросил он у нависавшего над ним Джиро
Исудзу.
     - Дзюдо. Так было нужно.
     - Твою мать...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Когда Римо добрался на такси до своего обиталища в  городке  Рай,  штат
Нью-Йорк, уже светало.
     Расплачиваясь, он вручил водителю хрустящую стодолларовую бумажку.
     - С Рождеством, - сказал Римо. - Сдачи не надо.
     - Эй,  тебе  тоже счастливого Рождества, приятель. По-моему, ты неплохо
запасся к празднику.
     - Да нет, просто с меня не требуют отчета о расходах на службе.
     - Все равно спасибо, - поблагодарил, отъезжая, водитель.
     В Рае снегопада не было. Буря, засыпавшая  снегом  все  северо-западные
штаты,  прошла здесь днем раньше. Тротуары уже вычистил маленький бульдозер,
оставивший кое-где характерные отпечатки гусениц.
     Однако дорожка, по которой нужно было пройти Римо, все еще  лежала  под
слоем снега.
     Задержав  дыхание,  Римо  поставил ногу на корку, образовавшуюся поверх
сугроба. Его руки, казалось, слегка  приподнялись,  как  будто  наполнившись
каким-то легким газом, вместо обычной плоти и крови.
     Римо шел по тонкому слою наста, ни на миллиметр не проваливаясь внутрь.
Он чувствовал  себя  не тяжелее перышка. Да он и в самом деле был перышком -
он думал и действовал так же, как оно,  и  поэтому  покрывавшая  снег  корка
реагировала на него не больше, чем на клочок пуха.
     Когда  Римо  вошел  в  дом, на лице у него появилось выражение, которое
бывает обычно у людей, весь вечер шлепавших в носках по грязи,  а  вовсе  не
удовлетворение  человека,  только что справившегося с фактически непосильной
задачей.
     Даже тот факт, что впервые после своего вступления в организацию он мог
вернуться не в отель, а в свой собственный дом, не подняло Римо  настроения.
В  гостиной,  щеголявшей голыми стенами, из мебели был только широкоэкранный
телевизор, и перед ним на полу две соломенных циновки.
     Почему-то, эта обстановка не выглядела домашней.
     В спальне, куда направился Римо, тоже было  почти  пусто.  В  одном  из
углов  на  полу  был  расстелен матрас, а его личный гардероб, состоявший из
шести пар  штанов  и  нескольких  черных  и  белых  маек,  лежал,  аккуратно
свернутый,  в  шкафчике. Кроме этого, под пустой вешалкой валялось несколько
пар итальянских кожаных мокасин ручной работы.

     Из второй спальни доносились монотонные, протяжные, словно крики  диких
гусей осенью, звуки.
     - Грррррхммм!
     - Хнннннкккк!
     Храпит, подумал Римо.
     Спать ему не хотелось совсем, поэтому, развернувшись, Римо направился к
двери.
     Несколько  минут  спустя, в круглосуточной аптеке, он поинтересовался у
продавщицы, принимают ли здесь кредитные  карточки,  и,  когда  та  кивнула,
направился  прямо  к  полке  с рождественскими украшениями. Такое количество
гирлянд, мишуры и леденцов на палочке за  один  раз  было  явно  не  унести,
поэтому  Римо  просто  взялся  обеими  руками  за  полку  и потянул на себя.
Раздался громкий треск.
     Держа в руках полку, он подошел к кассе.
     - О Господи! - охнула продавщица.
     - Запишите все это мне на карточку, - попросил Римо  бросая  на  стойку
пластиковый квадратик.
     - Вы сломали полку!
     - Точно. Прошу прощения. Добавьте это к счету.
     Выйдя  на  улицу,  Римо  положил полку на крышу своего Бьюика и, открыв
багажник, ссыпал свертки внутрь. Затем  он  засунул  полку  сбоку,  рядом  с
пустыми канистрами, и сел за руль.
     Следующую  остановку  он сделал у огороженного участка, рядом с которым
виднелась вывеска "Подержанные автомобили. Рождественские елки. Распродажа".
Торговля еще не началась, так что у  Римо  было  достаточно  времени,  чтобы
внимательно осмотреть товар. Первая симпатичная елка была слишком высока для
его  гостиной,  когда  он  взялся  за  вторую, в руках осталась горсть сухих
иголок.
     Перепробовав все имевшиеся в наличии елки, Римо  пришел  к  заключению,
что  если  подержанные  автомобили  здесь  в таком же состоянии, то водители
вскоре начнут вымирать, как динозавры.
     - Да, в наши времена никто уже не уважает Рождество, - проворчал  Римо,
поднимая, одно за другим, деревья, и резким движением обрывая ветки.
     Уходя,  он  оставил  записку:  "Слишком увлекся благодаря царящей здесь
праздничной атмосфере. Извините. Можете прислать счет". Ни имени, ни  адреса
в записке указано не было.
     После   этого   возмущенный   Римо   отправился  на  поле  для  гольфа,
раскинувшееся прямо у него за домом. Пробираясь сквозь  еловую  поросль,  он
выбрал  молодое  деревце,  и, присев на корточки, принялся ощупывать рядом с
ним  землю,  чтобы  понять,  в  какую  сторону  идут   корни.   Как   только
обнаруживалось слабое место, Римо ребром ладони перерубал корень.
     Когда  он  закончил,  вырвать  елку  из промерзшей земли было ничуть не
труднее, чем сорвать ромашку.  Положив  деревце  на  плечо,  как  заправский
лесоруб,  Римо  пошел  к  дому.  Мастерски затащив свою ношу через дверь, он
ухитрился потерять всего три иголки.
     Елку Римо поставил в углу. Несмотря на отсутствие опоры, дерево  стояло
прямо  - он специально расправил торчащие во все стороны корни, образовавшие
естественную подставку.
     Сходив к машине за украшениями,  Римо  принялся  не  торопясь  наряжать
елку.  После  двух  часов  кропотливого  труда  напряжение начало постепенно
спадать с его лица, и в уголках глубоко  посаженных  глаз  появилось  что-то
вроде  веселого  удовлетворения.  Еще минута, и Римо стал бы насвистывать "В
лесу родилась елочка..."
     Однако этому моменту так и не суждено было наступить.
     Доносившиеся из спальни звуки внезапно стихли, как будто издававшая  их
стая  простуженных  гусей  все-таки  улетела  на юг. Потом зашуршал шелк, и,
наконец, послышался тихий, едва различимый шорох сандалий.
     В комнату просунул голову  ни  кто  иной,  как  Чиун,  Правящий  Мастер
Синанджу.  Взгляд  его  остановился на стройной, мускулистой спине ученика и
приемного сына, и в глубине светло-карих глаз  промелькнуло  удовлетворение.
Римо вернулся. Было приятно снова видеть его дома.
     Но тут Чиун заметил, чем был занят его ученик.
     - Тьфу, - сплюнул он. - Судя по всему, настал очередной День Иисуса.
     - Это называется Рождество, - бросил, не оборачиваясь, Римо, - и у меня
как раз  появилось  праздничное  настроение,  пока  ты  не  встрял со своими
замечаниями.
     - Встрял?! - возмущенно воскликнул Чиун. - Ничего я не встревал, что бы
ты не имел под этим в виду.
     Мастер Синанджу был уже не молод, юным оставался лишь его взгляд.  Чиун
был  низенький  азиат,  почти совсем лысый, только над ушами свисали длинные
седые пряди, а на подбородке  красовалась  клочковатая  борода.  На  Мастере
Синанджу  было  желтое  шелковое  кимоно,  длинные  рукава которого скрывали
сцепленные на животе руки.
     - Я не встревал, - повторил  Чиун,  когда  Римо,  не  обращая  на  него
внимания,  снова  повернулся  к  елке  и начал развешивать на ветках мишуру.
Ответа не последовало.
     - Деревьям место на улице, - не унимался Чиун.
     Римо устало вздохнул.
     - Это рождественская елка, и она должна стоять в доме. Так что, если ты
не собираешься мне помогать, лучше отойди.  Скоро  будет  первое  Рождество,
которое  мы  справим  в новом доме, и я собираюсь его отпраздновать, с тобой
или без тебя.
     Чиун, казалось, призадумался.
     - Это дерево напомнило мне о его величественных  собратьях,  украшающих
склоны  холмов  в  моей родной Корее, - наконец заметил он. - Да, пахнут они
очень похоже.
     - Тогда за работу, - смягчившись, предложил Римо.
     - И эту красоту ты загубил ради своей варварской  церемонии,  -  сурово
добавил Чиун.
     - Если  ты  будешь и дальше продолжать в том же духе, тогда под деревом
никаких подарков для тебя не окажется.
     - Подарки? - оживился Чиун. - Для меня?
     - Ага. Таков обычай. Я кладу подарки для тебя, а ты - для меня.
     Чиун с интересом заглянул под елку. Подарков не было.
     - А когда это произойдет? - спросил он.
     - Что?
     - Когда там появятся подарки?
     - В сочельник, то есть в воскресенье вечером.
     - А ты их уже купил? - недоверчиво поинтересовался Чиун.
     - Ну, не совсем, - загадочно ответил Римо.
     - У меня для тебя подарков нет.
     - Что ж, времени осталось еще достаточно.
     Прищурившись,  Чиун  с  нескрываемым  интересом  уставился   на   Римо,
сосредоточенно наряжавшего елку.
     - Последние   несколько   лет   тебя   не   так   уж  интересовала  эта
рождественская дребедень, - заметил он.
     - За последнее время мне впервые пришлось убить Санта-Клауса.
     - Ага! - проговорил Чиун,  со  значением  поднимая  украшенный  длинным
ногтем палец. - Наконец-то мы подобрались к сути дела.
     Римо  решил  промолчать.  Он  вынул  из  коробки связку колокольчиков и
теперь старательно очищал ее от налипших упаковочных стружек.
     - Кхм, насчет твоего задания, - Чиун решил зайти с  другой  стороны.  -
Все прошло успешно?
     - Он  мертв,  если  ты  хотел  узнать  именно это, - отозвался Римо, и,
пригнув верхушку елки, нацепил на нее колокольчики. Когда он отпустил  руки,
комната наполнилась веселым перезвоном.
     - Да,  для человека, который отплатил негодяю за смерть стольких детей,
ты выглядишь не слишком счастливо.
     - Убийца и сам был еще ребенком.
     Чиун чуть не поперхнулся от изумления.
     - Нет! Ты просто не мог убить ребенка! Это против всех правил,  которые
я пытался тебе привить! Дети священны. Скажи же, что я ослышался, Римо.
     - Убийца был ребенок душой, а не телом.
     - А,  один  из  миллионов  слабоумных,  населяющих  Америку!  Печальная
история. Думаю, все дело в том,  что  люди  здесь  пожирают  в  бесчисленных
количествах гамбургеры. Они явно разрушают мозговые клетки.
     - Мне так хотелось убить этого парня, что я стал сам себе противен.
     - В  твоей  работе нет места ненависти. Ты просто должен своевременно и
эффективно, как и подобает профессионалу, избавлять императора от врагов.
     - Я сделал все правильно. Это была легкая смерть.
     - Но ты-то отнесся к этому не так легко!
     Отложив коробку с украшениями в сторону, Римо уселся на циновку.  Тихо,
но  все  еще  взволнованно,  он  рассказал  Мастеру  Синанджу  обо всем, что
произошло предыдущей ночью. Закончив, он спросил:
     - Как ты считаешь, я поступил правильно?
     - Когда тигр из простого хищника становится людоедом, - глубокомысленно
проговорил Чиун, - его нужно выследить и уничтожить.
     - Тигр осознает смысл своих поступков. А насчет того парня  я  вовсе  в
этом не уверен.
     - Если  молодой  тигр убивает ребенка, с ним нужно сделать то же самое,
что и со взрослым. Не важно, понимал ли он, что творит, или нет,  ведь  тигр
уже  почувствовал  вкус крови, и воспоминание об этом будет преследовать его
всю оставшуюся жизнь. Точно так же, как и  этот  несчастный  слабоумный.  Он
совершил  тяжкий грех. Некоторые люди не стали бы судить его слишком строго,
но дело вовсе не в этом. Он вкусил крови, так что самым лучшим выходом  было
выпустить  его душу на свободу, чтобы она смогла вернуться на землю в другом
воплощении, и отплатить за все свои прошлые прегрешения.
     - Послушать тебя, так ты просто Второй Мессия.
     - Надеюсь, ты хотел сделать мне комплимент.
     - Напрасно надеешься.
     - Тогда  мне  не  остается  ничего  иного,  как  считать   твои   слова
оскорблением,  -  резко  бросил  Чиун,  -  и  оставить тебя, предпочитающего
кромешную тьму свету подлинной мудрости, влачить свое жалкое существование.
     Произнеся эту  обличительную  речь,  Мастер  Синанджу  одним  движением
поднялся  на  ноги  и  прошествовал  обратно  в  спальню.  Он  с такой силой
захлопнул за собой дверь, что волосы Римо взметнулись вверх. Как ни странно,
хотя движение было резким, дверь закрылась почти беззвучно.
     Римо вернулся к прерванному занятию, но на душе у него было неспокойно.
Внезапно зазвонил телефон, и ему пришлось снять трубку.
     - Римо, мне нужно с тобой увидеться, - Таким кислым тоном мог  говорить
только Харолд У. Смит, глава КЮРЕ и непосредственный начальник Римо.
     - Разве вы не хотите получить отчет по последнему заданию?
     - Нет, ведь если бы все сорвалось, ты бы уже позвонил мне сам.
     - А вы не можете предположить, что ошиблись?
     - У меня есть значительно более важная проблема. Прошу тебя, немедленно
приезжай в Фолкрофт.
     - Мы с Чиуном будем там через полчаса.
     - Нет,  -  поспешно  проговорил Смит. - Приезжай один. Я не хочу, чтобы
Чиун участвовал во всем этом.
     Дверь, ведущая в спальню старого корейца, внезапно распахнулась,  и  на
пороге показался сам Мастер Синанджу. Судя по его лицу, Чиун обиделся.
     - Я все слышал, - громко объявил он.
     - По-моему, вы вляпались, Смитти, - заметил Римо.
     Харолд Смит тяжело вздохнул.
     - Близится   срок   обновления   контракта,  и  мне  хотелось  избежать
преждевременного торга.
     - Торг никогда не бывает преждевременным, - заявил Чиун, повысив голос,
чтобы на другом конце провода его тоже услышали.
     - Ты что, говоришь по громкой связи? - недовольно поинтересовался Смит.
     - Нет. Но ты же знаешь, обидное слово Чиун  расслышит  даже  с  другого
берега Атлантического океана.
     - Значит, через полчаса, - сказал Смит. - До встречи.
     - Этот  человек  с  каждым  днем становится все невыносимее, - надменно
проговорил Чиун.
     - И что ты собираешься из него вытянуть на этот раз? Снова  Диснейленд?
Или, может быть, тебе не дает покоя годовой доход Рокфеллера?
     - Наши переговоры по поводу Диснейленда потерпели неудачу.
     - Нет, только не это! - в притворном ужасе вскричал Римо.
     - Смит  утверждает,  что теперешний владелец не собирается расставаться
со своей собственностью, - с горечью сказал Чиун. - Тем не менее, я оставляю
за собой право продолжить  этот  разговор.  Слишком  долго  я  помогал  тебе
справляться с работой, не получая должного вознаграждения.
     - А  я  думал,  что  мы с тобой, как ты любишь выражаться, равноправные
компаньоны.
     - Да, но это должны знать только мы с тобой. К Смиту это  не  имеет  ни
малейшего отношения. Когда речь заходит о подписании контракта, я выступаю в
роли  Мастера,  а  ты  -  всего  лишь  мой  ученик. Я пытался донести это до
императора Смита, но тщетно. Он, все-таки, потрясающий тугодум.
     - Именно поэтому ты и не поехал со мной в Провиденс?
     - Может быть. Если бы ты позорно провалил задание, мои переговоры могли
бы сдвинуться с мертвой точки. Тем не менее, глупо держать на  тебя  зло  за
этот неожиданный успех. Уверен, ты сделал это не нарочно.
     - Очень  мило  с  твоей стороны, но у меня действительно такое чувство,
как будто я потерпел неудачу.
     - Можно тебя процитировать в беседе со Смитом?
     - Делай что угодно, - ответил Римо. - Я ухожу.
     Мастер Синанджу поспешно засеменил за ним.
     - А я собираюсь пойти с тобой, - сообщил он. - Как знать,  может  быть,
Смит  решил  поручить  тебе такое задание, что станет умолять меня о помощи.
Разумеется, за соответствующее вознаграждение.
     Уже стоявший в дверях,  Римо  бросил  тоскливый  взгляд  на  наполовину
украшенную  елку. Он не подозревал, что сможет вернуться только когда иголки
уже засохнут и осыплются.

     Когда Бартоломью Бронзини вышел из  полицейского  участка  в  Юме,  его
молчание  не  предвещало  ничего хорошего. Вслед за ним, возглавляемые Джиро
Исудзу, в дверях показались трое адвокатов из Корпорации Нишитцу.
     Спустившись по лестнице, Исудзу повернулся к Бронзини и сообщил:
     - Полиция теперь не беспокоить. Не хотят потерять доход  от  съемки.  И
потом, мы обещали использовать в съемках полицейских.
     - Почему ты все время затыкал мне рот? Я хотел им все рассказать.
     - Нет  необходимости.  Теперь  ситуация под контролем. Полиция обвинять
пикетчиков.
     - Постой, но я ведь тоже принимал участие в этой заварушке. Я расквасил
им носы. По крайней мере, я виноват в случившемся ничуть не меньше, чем они.
И потом, какого дьявола ты приказал своим идиотам открыть огонь?
     - Вам грозить опасность.
     - Черта лысого! Я укладывал их наплаво и  нарево  -  то  есть,  я  хочу
сказать, направо и налево.
     - Действовать,  чтобы  спасать  вашу  жизнь.  Кроме того, предотвратить
демонстрацию.
     - Они имели полное право выступить с  протестом.  Америка  -  свободная
страна.
     - Но съемки ведет Япония. Нельзя публичный скандал - мешать работе.
     - Нельзя   публичный   скандал!   -  передразнил  Бронзини.  -  Четверо
пикетчиков убиты, и ты надеешься, что это не попадет на первые полосы?
     - Полиция обещала приостановить дело, пока мы не снимем фильм.
     - Что? Но вы же не надеетесь замять эту историю насовсем?
     - Не надо насовсем. На две недели.
     - Две недели? - взревел Бронзини. - Так вот за  сколько  вы  планируете
закончить  съемку?  Мать  вашу,  это  же невозможно. Прошу прощения, но я не
помню, как это будет по-французски.
     - Сначала мы делать натурные съемки, - объяснил Исудзу.  -  Разбиваться
на  девять  групп,  все  работаем  одновременно.  Другие актеры прилетать, и
подключаться к работе. Так мы укладываться даже  в  меньшие,  чем  намечено,
сроки. А теперь идемте.
     - Куда это?
     - Надо решить еще одну проблему. Пожалуйста, за нами.
     Японцы погрузились в автобус. Упершись в землю ногами, Бронзини сидел в
седле своего "Харли" и ждал, пока они отъедут.
     - Все это чушь. Полный бред, - ворчал он себе под нос.
     Тем  не менее, когда автобус тронулся, Бронзини поехал следом за ним по
прямым, будто расчерченным по линейке улицам, сначала через центр города,  а
потом  по  пыльному  шоссе.  Они  уже  приближались к городским окраинам. На
горизонте показались очертания далеких Шоколадных гор. Стоявшие  на  обочине
оштукатуренные   домики   постепенно   уступили   место  бесконечным  полям,
засаженным салатом - из всех овощей в Юме выращивали в основном только его.
     Вскоре поля сменились пустынным пейзажем, кое-где  попадались  песчаные
дюны,  поросшие  низкорослым  кустарником.  Асфальтированное шоссе давно уже
кончилось, но автобус, то и дело петляя, продолжал ехать вперед.  Интересно,
куда мы направляемся? подумал Бронзини.
     Наконец,  впереди  показался  огороженный участок, охраняемый людьми из
Нишитцу. В тени одной из дюн стояло несколько полосатых палаток, и  Бронзини
понял,  что перед ним основной съемочный лагерь. Но какого черта они разбили
его посреди пустыни?
     Подъехав  к  палаткам,  автобус  остановился  рядом  с  кучкой  джипов,
украшенных эмблемой Нишитцу.
     - В  чем  дело,  Джиро?  - потребовал объяснений Бронзини, спрыгивая на
землю.
     - Базовый лагерь для съемки.
     - Неужели? Не слишком ли далеко вы забрались?
     - Мы будем снимать в пустыне.
     - Что?! - только  и  смог  выдавить  из  себя  Бронзини.  -  Неужто  вы
собираетесь залить все белой краской, и притвориться, что это снег? Вот что,
этот фокус не пройдет. И я не потерплю идиотских картонных декораций. Съемки
будут  в городе, на настоящих улицах с настоящими домами, а в массовке будут
участвовать  настоящие  жители.  В  моих  фильмах  все  должно  быть  только
подлинное.
     - В финале картины действие происходит в пустыне. Мы снимем это здесь.
     - Одну  минутку,  -  поднял руку Бронзини. - Одну минуточку. Я хотел бы
взглянуть на сценарий.
     - Сценарий послан вчера. Вы не получать?
     - Он у моего агента.
     - А, - кивнул Джиро. - Я сейчас, пожалуйста.
     Подойдя к одному из фургонов, он залез внутрь,  и  вскоре  вернулся  со
сценарием.  Бронзини  тут  же  выхватил папку, и взглянул на обложку. Сквозь
затянутое прозрачной пленкой окошко виднелось название: "Красное рождество".
     - Как? А что случилось с "Джонни и Рождественским духом"?
     - При переработке название поменяли.
     Бронзини принялся судорожно перелистывать страницы, пока не добрался до
диалога с участием его героя, Мака.  Первая  же  фраза,  попавшаяся  ему  на
глаза, звучала так: "Хрен вам, коммунисты, ублюдки, безбожники!"
     - Да это же не мой сценарий! - взревел Бронзини.
     - Это переработанный вариант, - спокойно ответил Исудзу. - Имена героев
те же. Поменялись отдельные детали.
     - Но где же Джонни, мальчишка? Здесь нет ни одной его реплики.
     - Тот герой умирать на странице восемь.
     - Умирает?  Да  это  же  центральный  персонаж всего фильма! А человек,
которого играю я, всего лишь катализатор, позволяющий раскрыть его образ,  -
не  унимался  Бронзини,  тыча  пальцем в страницу. - А это что еще за дрянь?
Какая к черту танковая атака?
     - Джонни погибать в танковом бою.  Очень  героический,  очень  грустный
эпизод. Он защищать родину от китайских захватчиков.
     - Этого в моем сценарии тоже не было.
     - Сюжет  стал  лучше.  Теперь  фильм о нападении Красного Китая на Юму.
Действие происходит в сочельник. Много мишуры, рождественских  песен.  Очень
хорошая история об американском рождестве. Будет очень красиво.
     Бронзини  не  верил  собственным глазам. Он как раз смотрел на страницу
сценария, где горожане, распевающие праздничные песенки, гибнут под натиском
китайских боевиков, забрасывающих толпу гранатами.
     - Черт  бы  вас  всех  побрал!  Почему  бы  просто  не  назвать   фильм
"Гранди-4", и спокойно разъехаться по домам?
     - Нишитцу  не  владеть правами на Гранди. Мы пытались заключить сделку,
но владелец отказаться продать. Очень важно, чтобы в этом фильме  у  вас  не
было головной повязки. Иначе они подавать в суд.
     - Можете   не  дергаться,  я  все  равно  не  стану  сниматься  в  этой
тошнотворной картине. Если бы я хотел выпустить "Гранди-4", то с ними  бы  и
подписал контракт. Ясно?
     - Вы соглашаться на Рождественскую историю. Мы снимать ее.
     - Не дождешься, узкоглазый.
     Непроницаемое до этого лицо Джиро Исудзу дернулось.
     Опомнившись, Бронзини примирительно поднял руку.
     - Ну  ладно,  ладно,  беру  свои  слова обратно. Прошу прощения. Мне не
стоило так раздражаться, но ведь мы договаривались совсем о другом.
     - Вы подписать контракт, - вкрадчиво напомнил ему Исудзу. - Если что-то
вас что-то не устраивать, обсудите завтра с адвокатом. А сегодня  вам  нужно
говорить  с  индейским  вождем.  Вы убедить его, чтобы он разрешил снимать в
долине.
     - С каким вождем?
     - Нужное место  в  индейской  резервации.  Снимать  только  там.  Вождь
соглашаться,  только  если  вы  попросите  лично.  Мы ехать на встречу с ним
сейчас.
     - Да-а,  с  каждой  минутой  это   становится   все   увлекательней   и
увлекательней.
     - Рад,  что  вы  так  говорите. Чтобы не выбиться из графика съемки, мы
должны сотрудничать.
     Увидев, как Бартоломью Бронзини в изнеможении прислонился  к  автобусу,
упираясь  лбом в разогревшийся на солнце металл и закрыв глаза, Джиро Исудзу
улыбнулся.
     - И как я только влип в эту историю? - глухо проговорил он. - Я, первый
среди мировых кинозвезд!
     - Нишитцу вскоре стать первой среди всех  корпораций  мира,  -  заметил
Исудзу.  - С нами вы добьетесь новой, еще большей популярности. Американская
публика в вас не нуждаться. Так вы поговорите с вождем?
     - Хорошо, хорошо. Я всегда делаю то, что обещал, будь то на словах, или
на бумаге.
     - Нам это известно.
     - Уж в этом-то я не сомневаюсь. Но как только я доберусь  до  телефона,
то первым делом уволю своего агента.

ГЛАВА ПЯТАЯ

     Большинство  новорожденных  бывают  розового  цвета. Изредка попадаются
совсем уж красные. Доктор Харолд У. Смит родился, скорее, синюшным. То,  что
у  мальчика были синие глаза, врача, принимавшего роды, удивило не сильно. В
конце концов, у всех новорожденных детей, как  и  у  котят,  глаза  поначалу
синие.  Сложнее  дело обстояло с цветом кожи. Только что появившийся на свет
Харолд Смит - а этот достойный джентльмен получил  докторскую  степень  лишь
значительно  позднее,  что  бы там ни говорили его немногочисленные друзья -
был абсолютно синего цвета.
     Акушер в вермонтской больнице сообщил  матери  Смита,  что  ее  ребенок
больше  всего  похож  на  синие  летние  сумерки.  В ответ миссис Натан Смит
вежливо заметила, что, насколько ей известно, все новорожденные  плачут,  и,
со  временем,  она  уверена,  характер  у ее маленького Харолда станет более
жизнерадостным.
     - Я вовсе не хотел сказать, что  он  склонен  к  меланхолии,  -  заявил
доктор. - По правде говоря, это один из самых воспитанных детей, которых мне
доводилось видеть. Я имел в виду физическое состояние ребенка.
     Миссис Смит непонимающе уставилась на акушера.
     - У  вашего  сына  небольшой  порок  сердца. Такое случается достаточно
часто. Не вдаваясь в физиологические подробности,  можно  сказать,  что  его
сердце  работает  не  на полную мощность, и, в результате, в кровь поступает
недостаточное количество кислорода. Вот от этого кожа  мальчика  и  выглядит
слегка синеватой.
     Выслушав  тираду  доктора,  миссис  Смит  перевела взгляд на маленького
Харолда, уже сосавшего палец, и решительно пресекла  это  невинное  занятие.
Через секунду малыш, не менее решительно, снова засунул палец в рот.
     - А я думала, это мне кажется из-за освещения, - сказала миссис Смит. -
Он что, умрет?
     - Что  вы,  конечно  нет,  -  поспешил заверить ее доктор. - А кожа уже
через несколько недель может побелеть.
     - Какой позор! Впрочем, этот цвет подходит к его глазам.
     - Новорожденные все голубоглазые, так что  не  особенно  рассчитывайте,
миссис Смит, что они останутся у Харри такими синими навсегда.
     - У  Харолда.  Харри,  по-моему,  звучит  немного...  простецки.  Вы не
находите, доктор?
     - Гм, пожалуй, да, миссис Смит. Так вот, как я уже  говорил,  у  вашего
сына  есть  нарушения  сердечной  деятельности.  Не  сомневаюсь, он вырастет
отличным мальчиком, только, прошу вас, не требуйте от него слишком  многого.
Возможно,   он  будет  вяловат,  и  может  отставать  в  развитии  от  своих
сверстников. Но со временем все выправится.
     - Доктор, я не допущу, чтобы  мой  сын  вырос  бездельником,  -  твердо
сказала миссис Смит. Ей снова пришлось вытаскивать у него изо рта палец, но,
как  только  мать  отвернулась,  Харолд  принялся за палец на другой руке. -
Перед вами наследник одного из самых  крупных  издателей  журналов  в  нашей
стране.  Как  только  мальчик  достигнет  совершеннолетия,  он должен быть в
состоянии принять управление  делами  в  свои  руки,  как  это  всегда  было
заведено у Смитов.
     - Что ж, работа издателя не требует чрезмерного напряжения, - задумчиво
проговорил доктор. - Надеюсь, у Харолда все будет в порядке.
     Он  похлопал миссис Смит по костлявому колену, от каковой фамильярности
эту матрону едва не передернуло, хотя из вежливости она и не показала  виду,
и  отправился восвояси, мысленно благодаря судьбу за то, что ему не пришлось
родиться таким же, как Харолд У. Смит.
     Раздавшийся у него за спиной легкий шлепок заставил доктора  вздрогнуть
- миссис Смит снова застала Харолда за сосанием пальца.
     Уже  через  несколько дней глаза Харолда Смита поблекли и стали серыми,
но кожа все еще оставалась синеватой. Наконец, когда мальчику шел уже второй
год,  в  результате  ежедневных  упражнений,  на  которых   настаивала   его
родительница, кожа Харолда приобрела более естественный оттенок. То есть, по
сравнению   с   тем,   что   было.   Миссис   Смит  была  так  довольна  его
мертвенно-бледным цветом лица,  что  не  пускала  сына  на  улицу,  дабы  ее
старания не пропали даром.
     Харолд  Смит,  вопреки  семейной  традиции,  так  никогда  и не занялся
издательским делом. Началась Вторая Мировая война, и его призвали  в  армию.
Начальство    сразу    отметило    способность    Смита   к   отстраненному,
беспристрастному анализу, и вскоре  он  попал  в  Управление  Стратегической
Разведки,  работавшее  на  европейском  театре военных действий. Когда война
закончилась,   Смит   перешел   в   только   что    созданное    Центральное
Разведывательное  Управление,  где  и  проработал  все шестидесятые, занимая
неприметную должность в канцелярии,  пока  тогдашний  молодой  президент  не
основал КЮРЕ, всего за несколько месяцев до того, как погиб от руки наемного
убийцы.
     Созданная  первоначально  для  эффективной, не ограничивающейся рамками
конституции  борьбы  с  преступностью,  за  двадцать  с  лишним  лет  своего
существования  КЮРЕ  превратилась  в секретную службу, защищающую Америку от
любой,  внутренней  или  внешней   угрозы.   Имея   в   своем   распоряжении
неограниченные  финансовые  и  технические  возможности,  Смит  занимал пост
первого, и пока единственного руководителя организации. Вот уже много лет он
управлял своим детищем из невзрачного офиса в санатории "Фолкрофт",  который
являлся одновременно прикрытием и мозговым центром всей КЮРЕ.
     В  его  кабинете стояли все те же стол и кожаное кресло, что и двадцать
лет назад. Один президент сменял на своем  посту  другого,  суперкомпьютеры,
надежно спрятанные в подвале здания, несколько раз заменяли на более мощные,
однако  Смит,  казалось,  так и сидел все это время у себя в комнате, словно
набальзамированная и привинченная к креслу мумия.
     Если бы в  руководителе  КЮРЕ  можно  было  заподозрить  хоть  какой-то
интерес  к  веяниям  моды, то сторонний наблюдатель вполне мог подумать, что
Смит специально подобрал себе серый костюм-тройку под цвет волос и глаз.  На
самом  же деле, он был по своей природе бесцветной и прозаической личностью,
и носил серое, потому что считал, что этот цвет подходит  к  его  характеру,
каким бы тот ни был.
     Тем  не  менее,  кое-что  в  его  облике  все  же  поменялось. С годами
юношеская  бледность  исчезла,  и,  поскольку  болезнь   сердца   постепенно
обострялась,  теперь  кожа  Смита  выглядела,  как  будто  ее слегка натерли
графитным порошком.
     Любой другой человек с  лицом  серого  цвета  выглядел  бы  по-дурацки,
однако Смиту, как ни странно, это скоре даже шло. Никто и не подозревал, что
эта  особенность явилась следствием врожденной болезни сердца, точно так же,
как невозможно было даже предположить, что Смит -  второй  после  президента
Соединенных  Штатов  человек,  если  судить  по  сосредоточенной в его руках
власти.
     Однако, несмотря на все это, сегодня для Смита был страшный день.  Дело
было вовсе не в огромной ответственности, лежавшей на его костлявых, похожих
на  вешалку  для  пальто  плечах.  С  этой  точки зрения Смит был фактически
бесстрашен. Доктор боялся неизбежного визита Мастера Синанджу, с которым они
вели переговоры по поводу заключения очередного  контракта.  Этот  ежегодный
ритуал  отнимал у Смита больше жизненных сил, чем если бы доктор вдруг решил
принять участие в соревнованиях по тяжелой атлетике.
     Поэтому,  когда  Смит  услышал   за   дверями   своего   кабинета   шум
поднимающегося  лифта,  он  окинул комнату беспокойным взглядом, словно ища,
куда бы спрятаться. Через  мгновение  дверь  открылась,  и  доктор  вцепился
руками в край стола так, что пальцы его побелели.
     - Мое  почтение, император Смит, - важно поприветствовал его Чиун. Лицо
старого корейца было испещрено причудливой сетью  морщин,  складывавшихся  в
строгий, аскетический узор.
     Смит неуклюже поднялся из-за стола.
     - Мастер Чиун, Римо, - проговорил он своим обычным тоном, наводившем на
мысль о лимонной кислоте, - доброе утро.
     - Интересно,  что  же  в  нем  доброго? - проворчал Римо, усаживаясь на
кушетку. Чиун лишь поклонился, и Смит снова сел за стол.
     - Насколько мне известно, у вас есть задание для  Римо,  -  начал  Чиун
издалека.
     - Верно, - кашлянув, подтвердил Смит.
     - Ему будет полезно заняться сейчас каким-нибудь делом, ведь он в любую
минуту  может  впасть в апатию. Вернуться в то состояние, в котором пребывал
все время, пока я не взвалил на себя этот неблагодарный труд и  начал  учить
его искусству Синанджу.
     - Гм, да-да. В общем, задание, о котором я говорю, не совсем обычное.
     Светло-карие  глаза  Чиуна  сузились.  Смиту было знакомо выражение его
лица - оно означало, что Чиун почуял возможность поживиться.
     - Возможно, вы уже слышали отчет Римо  о  последнем  задании,  -  начал
Чиун.
     - Насколько я понял, все прошло благополучно.
     - Мне пришлось убить Санта-Клауса, - ворчливо заметил Римо.
     - Это тебе и было поручено, - заверил его Смит.
     - Ага, - с жаром откликнулся Римо. - Вы и представить себе не можете, с
каким нетерпением я ожидал такой возможности. Мне хотелось свернуть ему шею!
     - Римо, - Чиун был явно шокирован. - Такое впечатление, что ты говоришь
о цыпленке,  а  не  о личном враге императора. Смерть - дар, который следует
преподносить с должным почтением.
     - Я уложил его ударом в сердце. Казалось, я просто избавился  от  него,
как от какой-нибудь собаки.
     - Все  враги  Америки  -  не  что иное, как бешеные псы, - презрительно
фыркнул Чиун. - И погибать они должны именно как собаки.
     - Так уж случилось, что я люблю собак, - сказал Римо. - А в этот раз  у
меня  вообще  было  такое  чувство,  будто  я утопил щенка. Кстати, еще одно
правило, Смитти: с сегодняшнего дня я не работаю в Рождественскую неделю,  и
на Пасху тоже. А то в следующий раз вы заставите меня гоняться за Пасхальным
Кроликом.
     - А  что  натворил  этот  мерзкий  грызун  теперь?  -  серьезным  тоном
осведомился Чиун, но ответа не получил.
     Смит еще раз прокашлялся.
     - Задание, о котором я говорю, не предусматривало никаких убийств.
     - Плохо, - угрюмо заметил Римо. - Я ведь все еще жажду его крови.  Или,
по крайней мере, чьей-нибудь еще.
     - Не обращайте на моего ученика внимания, О Император. Каждый раз в это
время года на него нападает такое настроение.
     - У  меня было трудное детство. Можешь подать на меня по этому поводу в
суд.
     Чиун с достоинством уселся попрямее.
     - Поскольку последнее задание Римо прошло без  осложнений,  я  не  вижу
никаких  причин,  чтобы  сопровождать  его  на  этот  раз,  - проговорил он,
наблюдая, какое  впечатление  произведет  этот  искусный  гамбит  на  обычно
непроницаемого Харолда Смита.
     Смит  взглянул  на  него  с  явным  облегчением,  что  заставило  Чиуна
нахмуриться.
     - Рад это слышать, Мастер Чиун, - сказал доктор. - Как раз это  задание
весьма  деликатного  свойства,  и  ваше  присутствие  могло  значительно все
осложнить.
     Тонкие губы Чиуна сжались. В чем дело? Может быть, Смит  таким  образом
пытался  показать, что его не устраивают условия, которые он, Чиун, выдвинул
на переговорах? Как же он сможет прокормить родную деревню в следующем году,
если участие Мастера Синанджу в новых заданиях не будет  являться  предметом
сделки?
     Наконец Чиун пришел к выводу, что Смит просто блефует.
     - Ваша  мудрость  непревзойденна,  -  с  преувеличенным подобострастием
сказал он. - Ведь если Римо не справится  с  этим  поручением,  если  с  ним
случится беда, то я буду наготове и смогу встать ему на замену.
     - Не  обращайте  внимания,  Смитти,  -  предупредил Римо. - Он пытается
запудрить вам мозги.
     - Римо! Я стараюсь ради своей деревни, которая  когда-нибудь  станет  и
твоей!
     - Можешь оставить ее себе.
     - Какая дерзость!
     - Пожалуйста,  прошу  вас!  -  умоляюще  проговорил  Смит. - Давайте по
порядку. Благодарю вас за вашу готовность принять участие в задании,  Мастер
Чиун.
     - За соответствующее вознаграждение, - поспешил добавить Чиун.
     Смит  понял,  что  от  торгов ему не уйти, и договариваться им придется
сейчас.
     - О Диснейленде не может  быть  и  речи,  -  поспешил  объявить  он.  -
Владельцы говорят, что не продадут его, сколько бы им не предложили.
     - Поначалу они всегда так говорят, - не сдавался Чиун.
     - Но это был уже третий по счету разговор.
     - Ах,  скупердяи!  Они  пытаются  потребовать  какую-нибудь несусветную
сумму! Не поддавайтесь, о  Император!  Позвольте  мне  вести  переговоры  от
вашего имени. Уверен, что мы очень быстро договоримся.
     - Можете попрощаться с Микки-Маусом, - вставил Римо.
     Обернувшись в его сторону, Чиун прошипел:
     - Тсс!
     - Тем  не  менее,  - продолжал Смит, открывая ящик стола, - мне удалось
достать бессрочный пропуск в этот парк.
     Взгляд Чиуна смягчился - он был явно доволен.  Приблизившись  к  столу,
Мастер Синанджу спросил:
     - На мое имя?
     - В  знак  нашей  дружбы и сотрудничества, - пояснил Смит. - Чтобы наши
переговоры в этом году прошли на основе взаимного доверия.
     - Договорились, - кивнул Чиун и схватил протянутый ему пропуск.
     - Неплохо, Смитти! - одобрительно заметил Римо. - Не прошло и  двадцати
лет, а ты уже кое-чему научился.
     Римо  ожидал, что Чиун обрушит на него очередную лавину упреков, однако
вместо этого старый кореец помахал полученной бумажкой у него перед носом.
     - Я поеду в Диснейленд! - торжествующе сообщил Чиун. - А ты нет!
     - Вот это да! - с притворной завистью воскликнул Римо.
     - Надеюсь, что выполняя новое задание нашего императора, ты попадешь  в
суровые, негостеприимные края, - надменно проговорил Чиун.
     - Кстати, - сказал Смит, - я собираюсь послать Римо в пустыню.
     - Самое  подходящее  место  для  человека,  которому  чуждо  уважение и
доброта! Я порекомендовал бы пустыню Гоби.
     - Нет, я имел в виду Юму.
     - Тем лучше! - торжествующе воскликнул Чиун. - Это, должно быть,  такая
глушь, что даже я никогда о ней не слышал.
     - Юма находится в штате Аризона, недалеко от мексиканской границы.
     - А что там интересного? - поинтересовался Римо.
     - Кино.
     - Неужели нельзя подождать, пока этот фильм не покажут здесь?
     - Я  хотел  сказать, что в Юме снимается новая картина. Ты когда-нибудь
слышал о Бартоломью Бронзини? Он киноактер.
     - Нет, - ответил Римо. - Я был знаком с Бронзини-клерком, с Бронзини из
отдела по продаже дамского белья, и еще одним Бартоломью  Бронзини,  который
работал полотером. Но если ты имеешь в виду актера, я впервые о таком слышу.
А ты, Чиун?
     - Достопочтенная  семья  Бронзини  подарила  миру  многих Бартоломью, -
глубокомысленно изрек тот. - Конечно же, я отлично его знаю.
     - Что ж, ты меня убедил, - оживленно заметил Римо.
     - Это очень серьезно, - прервал их Смит. - Бронзини снимает свой  новый
фильм  в  Юме,  и  у  него  проблемы  с  профсоюзом. Съемки финансирует одна
японская    корпорация,    и,    таким    образом,    Международный     Союз
Кинематографических  Работников  остался не у дел. Они, конечно же, вне себя
от ярости, но с юридической стороны к японцам никак не придерешься. А  вчера
между пикетчиками из союза и Бронзини произошла потасовка. Несколько человек
были убиты, да и самому Бронзини порядком досталось.
     - Не удивлюсь, если он сам все это и затеял.
     - Так ты знаешь Бронзини? - с удивлением спросил Смит.
     - Нет,  лично  я  с  ним  не знаком, - признал Римо, - но кое-что о нем
читал. Когда Бронзини  идет  в  ресторан,  официантам  приходится  расчищать
специальную площадку, чтобы его "я" смогло разместиться без помех.
     - Все это слухи, - отмахнулся Смит, - а мы работаем с фактами.
     Римо привстал с кушетки.
     - По-моему, вся эта история - не наша забота.
     - Пойми,   дело   очень   важное.   Съемки   такого   масштаба  требуют
многомиллионных затрат. Если фильм  им  удастся,  японцы  станут  снимать  в
Соединенных  Штатах все новые и новые картины. Если дело раскрутится, то это
сможет привести к изменению нашего торгового баланса в отношениях с Японией.
     - По-моему, у меня появилась идея получше. Давайте отошлем  обратно  их
автомобили. Все равно все они похожи, как две капли воды.
     - Расист! - прошипел Чиун.
     - Я  вовсе  не  это  хотел сказать, - принялся оправдываться Римо, - но
разве это дело входит в нашу компетенцию?
     - Не слушайте его, Император, - вмешался Чиун.  -  Он  просто  пытается
открутиться от этого несомненно важного задания.
     - Вовсе   нет.   Если   Смит   настаивает,  я  поеду.  Никогда  еще  не
присутствовал на съемках. Это должно быть забавно.
     - Превосходно,  -  сказал  Смит.  -  Твоя  задача  -  присматривать  за
Бронзини.  Ты  отвечаешь за то, чтобы с ним ничего не случилось. Может быть,
его звезда и клонится к закату, но для миллионов людей он все  еще  остается
символом  американского образа жизни. Если Бронзини попадет в переделку, это
может привести к весьма неприятным последствиям. Я говорил с президентом,  и
он согласен, что мы должны заняться этим делом в первую очередь, несмотря на
то, что на первый взгляд это выходит за рамки нашей деятельности.
     - О'кей, - пожал плечами Римо. - Могу поработать и телохранителем.
     - На  самом деле, - продолжал Смит, - мы договорились, что тебя возьмут
в качестве каскадера. Это был самый простой  выход,  да  и  киношники  очень
рады,  что  нашелся настоящий профессионал, который не побоится пойти против
пикетчиков.
     - Так что, я буду сниматься в кино? - спросил Римо.
     Прежде, чем Смит успел ответить, встрепенувшийся Чиун воскликнул:
     - Римо снимается в кино!
     - Да, - кивнул Смит, и тут же спохватился, но  было  уже  поздно.  -  В
некотором роде.
     Чиун  сидел  молча,  и  Смит  опять расслабился. Но в этот момент Римо,
подойдя сзади хлопнул Мастера Синанджу по плечу.
     - Я буду сниматься в настоящем кино, - ехидно проговорил  он,  -  а  ты
всего лишь едешь в Диснейленд.
     Словно закутанный в шелка торнадо, Чиун накинулся на Смита.
     - Я требую, чтобы меня тоже взяли на съемки! - завопил он.
     - Это невозможно, - отрезал Смит, бросая яростный взгляд на Римо.
     - Почему?  -  не унимался Чиун.- Если уж Римо поедет, то я тем более. В
конце концов, как актеру ему до меня далеко.
     - Дело вовсе не в актерском мастерстве, - вздохнул Смит. -  Римо  будет
сниматься  только  в  качестве  дублера.  На  экране его фактически не будет
видно.
     - Может быть, для Римо это и  подойдет.  А  я  настаиваю  на  одной  из
главных ролей.
     Смит  в  отчаянии схватился руками за голову. А ведь все начиналось так
удачно...
     - Мастер Синанджу, -  устало  сказал  он,  -  прошу  вас,  поезжайте  в
Диснейленд. Поверьте, я не могу отправить вас на съемки.
     - Почему?  Я  готов выслушать ваши объяснения, если, конечно, они будут
разумными.
     Смит поднял голову. Его лицо, в котором не было ни  кровинки,  казалось
почти таким же серым, как и глаза.
     - Вы  можете  мне  не поверить, но на съемках большинства дорогостоящих
фильмов меры безопасности едва  ли  не  строже,  чем  на  секретных  военных
объектах.    Киношники   озабочены   тем,   чтобы   конкуренты   не   смогли
воспользоваться их идеями. В наши дни съемки даже самого скромного фильма  -
предприятие  с  многомиллионными  затратами. А прибыли исчисляются цифрами с
восьмью нулями. Мне удалось договориться насчет участия Римо, потому что  он
белый. А вы - кореец.
     - Я  ожидал объяснений, а вместо этого слышу какую-то нелепицу. Неужели
вы хотите сказать, что кинорежиссеры настроены против корейцев?
     - Нет, я имел в виду, что по вполне очевидным причинам,  вы  не  можете
выступать в роле каскадера.
     - По-моему, ничего очевидного здесь нет, - упрямо проговорил Чиун.
     - Римо, пожалуйста, постарайся ему объяснить...
     - Конечно,  - с готовностью отозвался тот. - Все очень просто, Папочка.
Я буду сниматься в кино, а ты поедешь в Диснейленд и будешь общаться  там  с
мышами и утятами.
     - Ну  что  за  логика  у  этих  белых!  - возопил Чиун. - Вы оба просто
сговорились, чтобы лишить меня заслуженной славы!
     - Ты прав, Чиун, - не стал спорить Римо. - Это  действительно  заговор.
Думаю,  тебе  не  помешало  бы выбить из Смита признание, пока я буду в Юме.
Желаю вам успешного подписания контракта...
     С этими словами Римо направился к дверям. Вскочив со своего места,  как
будто кто-то подсыпал ему на стул кнопок, Смит бросился за ним.
     - Римо, - умоляющим тоном начал доктор, - пожалуйста, не бросай меня!
     Остановившись в дверях, Римо обернулся.
     - А почему бы и нет? Вы друг друга стоите.
     - Тебе потребуется имя связного, - заметил Смит.
     - Черт,  -  спохватился  Римо.  Эта  мелочь  совсем  вылетела у него из
головы.
     - Ну вот! - вскричал Чиун. - Еще одно доказательство того, что Римо  не
способен  обойтись  без  моей  помощи.  Он бросается вперед, сломя голову, и
забывает о таких важных вещах! Да он наверняка влез бы не  в  свой  фильм  и
провалил все дело!
     - Еще несколько минут назад вы утверждали, что Римо прекрасно обойдется
и без вас, - попытался возразить Смит.
     - Я  имел  в  виду  обыкновенные  задания, а это явно задача повышенной
сложности, - парировал Чиун. - Ни одному из нас еще не приходилось сниматься
в кино.
     - Простите, значит, я неправильно вас понял.
     - Я готов отказаться от условия о повышенной оплате за  мое  дальнейшее
участие в работе, - пересилив себя, предложил Чиун.
     - Очень  щедро  с  вашей  стороны,  но,  к  сожалению,  ничего  не могу
поделать.
     - Ну тогда я сам готов вам доплачивать.  В  конце  концов,  снимаясь  в
фильме, я могу себе позволить эту роскошь.
     - Неплохо  придумано,  Папочка, - заметил Римо, - но, боюсь, Смитти уже
не переубедить.
     Смит кивнул.
     - У нас не остается иного выбора. Мастер Синанджу, мне очень жаль, но я
никоим образом не могу устроить вас на съемки.
     - Вы приняли окончательное решение? - холодно осведомился Чиун.
     - Боюсь, что да.
     - Тогда пусть этот неблагодарный белый отправляется в пустыню, -  голос
Чиуна  не  предвещал  ничего  хорошего,  -  и  приготовьтесь, потому что нам
предстоят очень нелегкие переговоры.
     - Мрачная перспективка, а, Смитти? - шутливо  заметил  Римо.  -  Можете
позвонить жене и сказать, что вернетесь как раз к новогоднему ужину.
     - Только не уточняйте, в каком году, - зловеще добавил Чиун.
     На лице у Смита выступил холодный пот. Одеревенелой рукой он пододвинул
Римо папку.
     - Здесь все, что может тебе потребоваться, - пробормотал доктор.
     Взяв папку в руки, Римо заглянул внутрь.
     - А я и не знал, что снимался в фильме "Кинг-Конг жив", - произнес он.
     - Действительно? - спросил потрясенный Чиун.
     - Здесь  моя  легенда, - объяснил Римо. - По ней меня зовут Римо Дюрок.
Ну что ж, пожелайте мне удачи.
     - Чтоб ты сломал себе ногу! - сквозь зубы пробормотал Чиун.
     - Такие вещи желают актерам, - отозвался его ученик, - а я каскадер. Им
обычно достаются более традиционные пожелания.
     - Тогда сломай руку, неблагодарная твоя душа!
     Римо лишь рассмеялся в ответ. Когда дверь за ним  захлопнулась,  Мастер
Синанджу   резко  повернулся  обратно  к  столу.  Судя  по  его  лицу,  Чиун
старательно сдерживал бушевавшее внутри негодование, но именно это, пожалуй,
и было страшнее всего.
     Не проронив ни слова, Чиун уселся прямо на пол.
     Взяв со стола папку с бланками и  два  карандаша,  доктор  Смит  вскоре
присоединился к нему.
     - Я  готов  начать  переговоры о контракте, - произнес Смит официальным
тоном.
     - Но действительно ли вы хотите, чтобы мы договорились? - сурово сказал
Чиун. - Вот что мне хотелось бы узнать в первую очередь.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

     Сенатор Росс Рэлстон порой  не  гнушался  обратится,  как  он  в  шутку
говорил,  в  свою "скромной лавочкой по использованию служебного положения",
но для него существовала вполне отчетливая граница  между  этим  занятием  и
предательством  государственных  интересов.  Не то, чтобы кто-то обращался к
нему  с  предложением  совершить  измену  родине,  однако,  если  бы   такое
случилось,  сенатор  Рэлстон  твердо  знал,  что  он  ответит.  Ведь Рэлстон
послужил на благо своей страны в Корее, и даже  был  награжден  медалью  "За
боевое   ранение".   Наверное,  в  тот  день,  когда  ему  пришел  приказ  о
награждении, больше всех удивился сам лейтенант Росс Рэлстон.
     - За что мне его дали?  -  спросил  Рэлстон,  служивший  маркитантом  в
тыловых частях.
     - За ранение в глаз.
     - Ранение?  -  Рэлстон  чуть  не рассмеялся. Он получил его в столовой,
когда пытался разбить сваренное всмятку яйцо. Скорлупа никак не поддавалась,
и Рэлстон с силой ударил по ней чайной ложкой так, что  осколки  разлетелись
во  все  стороны.  Один  из  них попал ему в глаз, но врач быстро вымыл этот
кусочек соляным раствором.
     - Да, за ранение в глаз, - повторил майор. - В рапорте написано, что  в
тебя  попал  осколок  снаряда.  Если это очередная ошибка, мы можем отослать
медаль обратно.
     - Нет-нет, - быстро проговорил лейтенант  Рэлстон.  -  Как  же,  помню,
осколок  снаряда.  Все  верно,  я  действительно был ранен. Просто не ожидал
получить за этот пустяк медаль. Конечно, ранение было не из приятных, но,  в
конце концов, я же не ослеп, да и головокружения почти уже не беспокоят. Ну,
так в чем же дело? Цепляйте скорее эту штуковину.
     Формально,  он никого не обманывал, и Росс Рэлстон утешал себя, что сам
он  не  подавал  рапорт  на  награждение.   Медаль   досталась   ему   почти
автоматически,  когда  заключение  медика  пошло  по  инстанциям. К тому же,
Рэлстон отлично понимал, что при других обстоятельствах на такой должности -
которую, кстати, выхлопотал его отец, сенатор Гроув  Рэлстон  -  наград  ему
было не видать, как своих ушей.
     Для  Росса  Рэлстона  все  началось  именно  с  этой  медали "За боевое
ранение". Мелкие уловки, легкое искажение фактов, и, в результате,  успешная
политическая   карьера,   и   неспешное,   но   неотвратимое  продвижение  к
сенаторскому креслу. И тем не менее, избранник штата Аризона Рэлстон отлично
знал, какую грань переступать нельзя. Эта грань напоминала ему о  себе  едва
ли не каждый день - он был членом Сенатского Комитета по Внешней Политике, и
часто   оказывал   людям   самые   разнообразные  услуги,  лишь  бы  они  не
противоречили интересам Государства.
     Однако сенатор Рэлстон и не подозревал об одной  маленькой  неувязке  -
нельзя  быть  мошенником  только  "чуть-чуть",  точно так же, как невозможно
слегка забеременеть. В таких вещах вопрос может решаться только однозначно.
     Поэтому, когда никто иной, как знаменитый Бартоломью Бронзини  попросил
его  прикрыть  глаза  на небольшое нарушение Закона о боевой технике 1968-го
года, сенатор не колебался ни секунды. Всем,  то  есть  людям,  посмотревшим
"Гранди-1",  "Гранди-2",  а  также  "Гранди-3",  было  отлично известно, что
Бронзини - ревностный патриот. Никакого нарушение государственных интересов.
Это парень был таким же стопроцентным воплощением Настоящего Американца, как
ковбой на пачке  "Мальборо",  даже  если  на  первый  взгляд  он  и  казался
сицилийским головорезом, у которого что-то не в порядке с гормонами.
     - Ну-ка,   расскажите   поподробнее,   зачем   вам   потребовалось  это
разрешение, - попросил Рэлстон.
     Они  сидели   в   превосходно   обставленном   кабинете   сенатора   на
Капитолийском   холме.  На  столе  стояла  маленькая  искусственная  елочка,
украшенная серебряной мишурой.
     - Что ж, сэр, - начал актер, и Рэлстон  довольно  ухмыльнулся,  услышав
такое  обращение  от  Бронзини,  - дело вот в чем. Я собираюсь снимать новый
фильм в вашем родном штате, в городе Юма.
     - А это в Аризоне? - спросил сенатор.
     - Да, сэр, совершенно верно.
     - А! Знаете, теперь я не часто выбираюсь в родные  края.  В  Вашингтоне
работы всегда по горло.
     - В  фильме  будет  много  батальных  сцен - автоматные очереди, ручные
гранаты и все такое. Так вот, мы не имеем права ввозить оружие в страну  без
специального разрешения от Государственного Департамента.
     - А  я  всегда  считал, что у вас, киношников, склады просто ломятся от
разного реквизита.
     Слово "реквизит" Рэлстон произнес с нажимом, явно желая показать, что и
он не полный профан в киноиндустрии.
     - Вы правы, сэр, но для этого фильма  нам  нужны  автоматы  Калашникова
китайского производства.
     - А, понятно. Те, которые подпадают под ограничения.
     - Вообще-то,  сенатор,  запрет  на  ввоз  касается  полуавтоматического
оружия, а нужная нам модель - самый настоящий автомат.  Видите  ли,  оружие,
которое  используют  в  качестве  реквизита, ничем не отличается от боевого,
только стреляют на съемках холостыми.
     - Да, я понимаю, в чем сложность, Барт.  Вы  не  против,  если  я  буду
обращаться к вам по имени?
     - Можете   звать   меня  хоть  Мэри,  если  вы  сможете  помочь  нам  с
разрешением. Я в страшной запарке - съемки начинаются уже через два  дня,  и
единственный способ доставить эти автоматы в Аризону - через Госдепартамент.
     Сенатор  Рэлстон  был  поражен  тем,  насколько  сдержанно  ведет  себя
Бронзини. Он скорее ожидал, что актер ворвется к нему в кабинет, и  будет  с
криком стучать кулаком по столу. Но этот человек явно знал основное правило,
принятое  среди  Вашингтонских  высокопоставленных  чинов  -  если не можешь
чего-то купить, придется лизать кому-то задницу.
     - Барт, - проговорил сенатор, поднимаясь со своего места,  -  думаю,  я
смогу кое-что предпринять по этому вопросу.
     - Чудесно, - ответил с улыбкой облегчения Бронзини.
     - Но взамен вы тоже окажете мне услугу.
     - Какую? - внезапно насторожившись, спросил Бронзини.
     Подойдя поближе, сенатор по-дружески приобнял его за плечи.
     - Мне   придется   отправиться   по   печально   известным  прокуренным
Вашингтонским кабинетам, и ходатайствовать  за  вас,  -  с  серьезным  видом
сказал он. - Очень помогла бы какая-нибудь мелочь, с помощью которой было бы
легче убедить моих коллег.
     - Что  угодно,  -  откликнулся  Бронзини. - Я готов сделать все от меня
зависящее.
     Сенатор Рэлстон широко улыбнулся. Все оказалось значительно проще,  чем
он предполагал.
     - Вас не затруднит сняться вместе со мной?
     - Нисколько.
     - Сэлли, можно вас на минутку? И захватите с собой фотоаппарат.
     Через  секунду  секретарша сенатора влетела в кабинет, прижимая к груди
дорогую японскую  камеру.  Бронзини  чуть  было  не  вздрогнул,  увидев  под
объективом красную надпись "Нишитцу".
     - Боже,  да  есть хоть что-нибудь, к чему эти люди не приложили руку? -
ошеломленно пробормотал он себе под нос.
     - Давайте встанем вот сюда, - радостно говорил сенатор Рэлстон. Он  уже
предвкушал,  как  эта  фотография  будет  висеть в рамочке на стене у него в
кабинете. Ведь здесь, в Вашингтоне, влияние измерялось количеством людей,  с
которыми  ты знаком. Связи - вот что было превыше всего, и, хотя актер вроде
Бартоломью Бронзини мог и не иметь особого веса среди акул большой политики,
фото с ним произвело бы на них впечатление, а это уже большое дело.
     Бронзини так часто приходилось позировать, что  он  порой  ощущал  себя
чем-то  вроде  фотомодели  в журнале "Плэйбой для дам". Сенатор положил руку
ему на плечо, потом в разных ракурсах было запечатлено, как  они  жмут  друг
другу  руку.  Когда  с  фотографиями было, наконец, покончено, Рэлстон лично
проводил гостя до дверей.
     - Рад был познакомиться, - широко улыбаясь, сказал он  на  прощание.  -
Разрешение вам перешлют завтра к концу дня.
     - Спасибо,  сэр  -  вполне искренне поблагодарил Бронзини, но его слова
прозвучали слегка вяловато.
     - Сэр! - вполголоса повторил сенатор  Рэлстон,  глядя,  как  знаменитый
хвостик,  украшавший прическу Бронзини, болтается из стороны в сторону, пока
актер спускается по лестнице. - Он назвал меня "сэр"!
     Рэлстон и не догадывался, что за несколько  фотографии  он  только  что
услужливо распахнул двери в страну перед армией иностранных оккупантов.

     Войдя  в  свой  номер в отеле Лафайетт, Бартоломью Бронзини увидел, что
Джиро Исудзу уже его поджидает. Японец вскочил с кресла  и  бросил  на  него
исполненный ожидания взгляд, каким обычно встречает хозяина верный пес.
     - Да? - спросил он.
     - Все  в  порядке,  -  кивнул  Бронзини.  -  Он  обещал,  что  достанет
разрешение к завтрашнему дню.
     - Это в высшей степени превосходно, Бронзини-сан.
     - Он даже и не спрашивал, какая компания будет вести съемки.
     - Я же говорил,  что  мое  присутствие  необязательно.  Одно  ваше  имя
открывать многие двери.
     - Да, я уже заметил, - сухо ответил Бронзини. - Итак, теперь у нас есть
разрешение. Ты успеешь доставить оружие в Юму к началу съемок?
     Джиро Исудзу сдержанно улыбнулся.
     - Да, автоматы на складе в Мексике, прибыли сегодня из Гонконга. Теперь
легко  доставить  сюда,  раз  разрешение  точно  будет.  Вот с танками будет
сложнее.
     - Танки?
     - Да, нам нужно много-много китайских танков.
     - О танках я с ним не договаривался.
     - Сенатор не тот, кого надо спрашивать, Бронзини-сан.  Таможня.  Сейчас
мы поедем туда. Пожалуйста, идите за мной.
     Бронзини остановил жилистого японца, схватив его рукой за шиворот.
     - Погоди-ка,  Джиро,  - сказал он. - Мы получили разрешение на автоматы
только потому, что я пообещал  немедленно  вывезти  их  страны,  как  только
съемки  закончатся.  Танки - совсем другое дело, и я не уверен, что из этого
что-нибудь выйдет.
     - Вы ведь раньше уже использовали в фильмах танки? - возразил Исудзу, с
трудом освобождаясь от железной хватки Бронзини.
     - Да, но "Гранди-3"  снимался  в  Израиле.  Местные  военные  разрешили
использовать  технику  сколько угодно, но ведь у них в стране постоянно идет
война. Люди уже привыкли к танкам на улицах. Так что, если вы хотите снимать
эпизоды с танковыми атаками, лучше будет сделать это в Израиле.
     - Наши танки - фарьсивые.
     - При чем тут фарс? Мы что, собираемся снимать комедию?
     - Не  фарс,  а  фарьсь.  Ненастоящий.  Это  просто  реквизит,  и  когда
таможенники в этом убедятся, они согласны пропустить их в Америку.
     - Ааа,  ты  хотел сказать "фальшивые". Послушай, Джиро, тебе явно стоит
поработать над буквой "Л", а то ты никогда не сделаешь в Америке карьеры.
     - Японцы гордятся тем, что не выговаривают "Л".
     У Джиро получилось что-то вроде "Эрь".
     - Что ж, каждому приходится нести собственный крест.  Так  куда  же  мы
направляемся   теперь?   Может  быть,  ты  хочешь,  чтобы  я  переговорил  с
президентом, раз уж мы оказались в Вашингтоне? А то можно было бы  попросить
его отменить летнее время, пока у нас идут съемки.
     - Вы знакомы с президентом Соединенных Штатов? - удивился Исудзу.
     - Никогда не встречался с этим типом. Это была всего лишь шутка.
     - Не вижу смешного, когда говорить ложь, - холодно заметил Джиро.
     - Действительно, а чем ты лучше других? - пробормотал Бронзини себе под
нос. - Ну, так чем мы займемся?
     - Мы идти на таможню. Затем возвращаться в Аризону, где лично проследим
за переброской ненастоящих танков.
     - Хорошо, ты веди, а я пойду средом, - передразнил его Бронзини,
широким жестом показывая в сторону двери.
     Когда  они оказались в устеленном толстым ковром коридоре, Джиро Исудзу
внезапно обернулся.
     - Вы стали оказывать большое содействие, с тех пор как  мы  приехать  в
Вашингтон. Почему изменить настроение?
     - Понимаешь,  Джиро, - ответил Бронзини, нажимая на кнопку лифта, - мне
вовсе не нравится, как меня вынудили ввязаться  в  эту  историю.  Совсем  не
нравится,  ясно?  Но  под контрактом стоит моя подпись, а я - человек слова.
Так что если вы хотите снять такой фильм, его вы и получите.
     - Честь - превосходное качество. Мы, японцы, понимаем, что это такое  и
ценим превыше всего.
     - Замечательно.  А  лифты  доступны  вашему  пониманию? Мне уже надоело
ждать, пока приедет этот чертов агрегат.  Кстати,  а  как  по-японски  будет
"лифт"?
     - Рифт.
     - Серьезно?  Звучит почти как по-английски, ну, конечно, с точностью до
согласных.
     - Да, так и есть. Японцы многое заимствовать из  американской  куртуры.
Отвергать только плохое.
     - Да,  и  это  напомнило  мне  еще  об  одной  причине, которую я забыл
упомянуть. Куда не бросишь взгляд, везде натыкаешься на название  "Нишитцу".
Вполне  возможно,  что  за  вами  будущее, ребята, так что, если вы решите и
дальше заниматься кино, я именно то, что вам нужно.
     - Да, - проговорил Джиро Исудзу, входя в лифт. - Вы  действительно  то,
что нам нужно, Бронзини-сан.

     С   главой  Таможенной  Службы  Соединенных  Штатов  проблем  не  было.
Обещанный автограф быстро сделал свое дело.
     - Но вы, конечно, понимаете, что когда  съемки  закончатся,  вы  должны
будете  вывезти  эти  танки  за пределы страны. - Таможенник издал смущенный
смешок. - Мы, конечно, ни в чем вас не подозреваем -  в  конце  концов,  для
чего  кинокомпании могут потребоваться боевые танки? А японцы, как известно,
одна из самых миролюбивых наций на всем земном шаре. Особенно,  после  того,
как мы их шандарахнули, а, мистер Исудзу?
     Поскольку   Джиро   почему-то  не  захотел  присоединиться  к  нервному
хихиканью начальника таможни, тот осекся и продолжал:
     - Тем не менее, вы должны понять, что у нас есть определенные  правила,
которым  мы  обязаны  подчиняться.  Я  могу  лишь  ускорить этот процесс, но
процедура досмотра все-таки должна состояться.  Это  совершенно  необходимая
вещь, которая только пойдет всем на пользу.
     - Конечно,  я  прекрасно  все  понимаю,  сэр,  - заверил его Бартоломью
Бронзини, пожимая начальнику руку.
     - Было приятно с вами познакомиться, мистер Исудзу, и прошу прощения за
мою маленькую шутку.
     - Не  обращайте  внимания  на  Джиро  внимания.  Ему  еще   в   детстве
ампутировали чувство юмора.
     - Очень жаль, - серьезно произнес начальник таможенной службы.

     Танки  модели  Т-62  вместе  с  бронетранспортерами хранились на складе
корпорации Нишитцу в мексиканском городе  Сан-Луис.  Они  прибыли  туда  под
видом запасных частей для сельскохозяйственного оборудования, и были собраны
механиками   уже   на  месте.  Взятки  мексиканским  властям  выдавались  из
ассортимента  производимой  корпорацией  продукции.   Особой   популярностью
пользовались видеомагнитофоны, а джипы марки "Нишитцу" не взял почти никто -
мексиканцы   были   наслышаны,   что   эти   автомобили   имеют  обыкновение
переворачиваться на крутых виражах, а именно из таких поворотов и  состояли,
преимущественно, дороги в этой стране.
     Таможенный  инспектор  Джек  Карри  дрожал  от волнения, когда зашел на
склад корпорации и прошелся мимо выстроенных в ряд  танков  вместе  с  самим
Бартоломью  Бронзини.  Однако вовсе не мощь этих боевых машин вызвала у него
эту дрожь, хотя они  действительно  выглядели  устрашающе  -  выкрашенные  в
камуфляжные цвета и с красными звездами на башнях.
     - Да, это действительно впечатляет, - проговорил Джек.
     - Я  сам  с  трудом  могу  в это поверить, - откликнулся Бронзини. - Вы
только взгляните на этих монстров!
     - Вообще-то, я имел в виду вовсе не  это,  мистер  Бронзини.  Просто  я
поражен, что вижу вас здесь, собственной персоной.
     Бронзини не пришлось повторять намек дважды.
     - Это  имеет для меня огромное значение, мистер Карри. Так хотелось бы,
чтобы все прошло гладко.
     - Понимаю. Очевидно, эти танки обошлись в несколько миллионов  долларов
каждый,  несмотря на то, что они бутафорские, - заметил Карри, ради интереса
щелкнув ногтем по броне, отозвавшейся гулким металлическим звуком.
     - Их собирали наши лучшие механики, - с гордостью вставил Джиро Исудзу.
     - Гм. Да, если бы я не знал, что это  для  съемок,  то  вполне  мог  бы
принять ваши танки за настоящие.
     - Это  сделанные  в  Японии  копии  китайских  боевых  машин, - пояснил
Исудзу. - Они должны выглядеть... как это по-английски...
     - Реалистичными, - пришел на помощь Бронзини.
     - Да, реаристичными. Большое спасибо. Так вы приступите к осмотру?
     - Да-да, конечно. Давайте примемся за дело.
     По команде Исудзу механики из Нишитцу, словно муравьи, облепили один из
танков, открывая люки. Один из них скользнул на  сиденье  водителя  и  завел
двигатель.  Зарычав, танк выбросил в тесное помещение склада облако выхлопа.
В воздухе запахло соляркой.
     Танк заскрежетал гусеницами и выкатился из общего ряда  машин.  Проехав
вперед, он остановился перед Бронзини и его спутниками.
     Взяв  в  руки  фонарь,  Джек Карри полез в башню. Он посветил в сторону
орудия - на нем не хватало всей казенной части. Явная имитация  -  без  этих
деталей такое орудие попросту не смогло бы выстрелить.
     Установленный  сверху  пулемет  пятидесятого  калибра  тоже  был  явным
муляжом - спусковой механизм установлен не был.
     Наконец, Карри с трудом протиснулся на водительское место. Там было так
тесно, что он  моментально  зацепился  ногой  за  торчащие  из  пола  рычаги
управления. Через пару секунд голова Карри высунулась из переднего люка.
     - Вроде  бы,  все  в  порядке, - сообщил он. - Насколько я понимаю, эти
машины полностью самоходные.
     - Конечно,  -  подтвердил  Исудзу.  -  Они  могут  передвигаться,   как
настоящие танки, только не стреляют.
     - Ну,  в таком случае, остается лишь одна вещь, из-за которой я не могу
пропустить эти машины.
     - А именно? - напряженно спросил Исудзу.
     - Никак не могу вылезти, чтобы  заполнить  все  необходимые  бумаги,  -
застенчиво улыбаясь, сказал Карри. - Не мог бы кто-нибудь мне помочь?
     К   его   изумлению,   на  помощь  ему  протянулась  обтянутая  кожаным
напульсником рука самого Бронзини.
     - Главное теперь не торопиться, - посоветовал Бронзини. - Так,  ставьте
ногу вот сюда...
     Он потянул руку на себя.
     - Ага, теперь другую ногу...Уфф, ну вот и все.
     - Большое  спасибо,  джентльмены,  -  поблагодарил  Карри,  спрыгивая с
брони. - Боюсь, что с годами я подрастерял былую ловкость.
     - Танки приспособлены для японских каскадеров. Они гораздо меньше,  чем
американцы, - заметил Исудзу, мелко-мелко кивая головой. Бронзини на секунду
даже испугался, что от чрезмерного усердия она может оторваться.
     Бегло   осмотрев   остальные   танки  и  бронетранспортеры,  таможенный
инспектор Джек Карри достал из кармана пачку бумаг, и, разложив их прямо  на
броне,   принялся   проставлять  печати.  Закончив,  он  протянул  документы
Бронзини.
     - Пожалуйста,  мистер  Бронзини.  Скажите  своим   людям,   чтобы   они
предъявили  это  на  границе,  и  никаких сложностей у вас не возникнет. Да,
кстати, а как вы собираетесь перевозить все это в Штаты?
     - Это уже не по моей части. Спросите лучше Джиро.
     - Все очень просто, - объяснил японец. - Мы всего-навсего  переедем  на
них через границу, и почти сразу же окажемся на месте съемок.
     - Ну вот, - сказал Бронзини. - Что-нибудь еще?
     - Нет,  -  энергично  помотал  головой Карри, обеими руками пожимая его
ладонь. - Я только хотел сказать вам, какое огромное удовольствие получил от
нашей встречи. Я просто без ума от сцены из "Гранди-3", где вы говорите  "Ну
что, прочистим им мозги?", а против вас весь иранский флот.
     - Я две ночи не спал, придумывая эту фразу, - сказал Бронзини, которому
очень  хотелось узнать, перестанет когда-нибудь этот парень трясти его руку,
или нет.
     В конце концов, Карри  прервал  затянувшееся  рукопожатие,  и,  пятясь,
двинулся  к выходу. За это время он успел попрощаться как минимум тринадцать
раз.  Таможенный  инспектор  пребывал  в  таком  восторге,  что  даже  забыл
попросить автограф. Это был первый подобный случай за всю практику Бронзини,
так что он даже слегка расстроился.

     Той  же ночью танки пересекли границу. Доехав до контрольно-пропускного
пункта, они выстроились в длинную колонну, рыча двигателями и изрыгая  клубы
выхлопных газов.
     Таможенники бегло просмотрели документы, расписались, и, таким образом,
без малейшей  попытки  сопротивления  пропустили  на  территорию Соединенных
Штатов первую оккупационную армию с  1812  года,  когда  англичанам  удалось
занять Вашингтон.
     Выйдя  наружу,  таможенники столпились на обочине, чтобы поглядеть, как
будут проезжать танки. Они радовались, как мальчишки, прибежавшие посмотреть
на военный парад. Японские танкисты, высунувшиеся из люков, словно черти  из
табакерки, махали руками и улыбались. Обе стороны по-дружески приветствовали
друг  друга, щелкали камеры, и со всех сторон доносился один лишь вопрос: "А
вы видели Бронзини? Разве он не сидит в одной из этих штуковин?"

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

     В Финиксе Римо  пересел  на  самолет,  летящий  в  Юму.  Он  ничуть  не
удивился,  когда оказалось, что лайнер авиакомпании Вест-Эйр, на котором ему
предстояло лететь, оказался маленьким двухмоторным самолетиком, с необычайно
тесным салоном на шестнадцать человек и без стюардессы.
     Самолет  вырулил  на  взлетную  полосу,  и  Римо  откинулся  в  кресле,
приготовившись   к  неминуемой  тряске.  Порывшись  в  карманах,  он  достал
документы, которые дал ему Смит, и принялся изучать отчет  о  своих  -  или,
вернее,  Римо  Дюрока  -  профессиональных  достижениях.  Римо  был поражен,
обнаружив,  что  участвовал  чуть  ли  не  во  всех   фильмах,   начиная   с
"Бронежилета"  и заканчивая "Возвращением болотной твари". Интересно, на что
надеялся Смит, сочиняя  все  это,  подумал  Римо,  но  затем  вспомнил,  что
основное правило дублера - никогда не поворачиваться лицом к камере.
     К  бумагам  был  прикреплен  членский  билет  Международной  Ассоциации
Каскадеров, которую Римо переложил  в  бумажник.  Не  менее  интересно  было
прочесть,  что  он,  оказывается, получил приз за участие в фильме "Звездные
переселенцы: Новое поколение".  Этого  фильма  Римо  не  видел,  и  поспешил
посмотреть,  не  получила  ли  картина  Оскара.  К сожалению, его надежды не
оправдались.
     Не прошло и десяти минут с начала полета, а ландшафт внизу  уже  сильно
изменился.   Пригороды   Финикса  сменились  пустынной  местностью,  за  ней
поднялись горы. Дальше снова пошла пустыня, и на многие мили вокруг не  было
видно  ни  малейших  следов  присутствия  человека, разве что прямое, словно
вычерченное по линейке шоссе, которое, по всей видимости, вело из ниоткуда в
никуда.
     Затем, внезапно, словно мираж, появилась Юма - город казался  островком
оазиса  в  безбрежном  океане  пустыни.  Рядом протекала река Колорадо, и по
краям город был окружен зеленой каймой. Вглядевшись  в  это  буйство  зелени
повнимательнее,  Римо  понял,  что видит засеянные салатом поля, разделенные
голубыми  ниточками  оросительных  каналов.  Помимо  этого,  Юма  ничем   не
отличалась  от  других  построенных  в  пустыне городов, разве что оказалась
несколько больше, чем  предполагал  Римо.  Большинство  домов  было  покрыто
ярко-красной черепицей, и почти в каждом дворе виднелся бассейн.
     Международный  Аэропорт  Юмы,  получивший  такое громкое название из-за
того, что там иногда заправлялись самолеты, летящие в Мексику, размерами  не
впечатлял.   Приземлившись,   самолет  прокатился  по  посадочной  полосе  и
остановился перед крошечным зданием аэропорта.
     Спустившись по трапу, Римо сразу же ощутил дуновение чистого  и  сухого
ветра,  до  неприличия  теплого, если учитывать, что на дворе стоял декабрь.
Вместе с остальными пассажирами он направился к зданию  аэропорта,  которое,
казалось, состояло из одной только маленькой палатки с сувенирами, к которой
неизвестный  архитектор добавил окошко кассы, и пары охранников. В последний
момент, однако, этот зодчий спохватился, и  в  аэропорту  все-таки  появился
весьма скромный зал ожидания.
     Его  никто  не  встречал,  поэтому  Римо  решил  поискать представителя
киностудии снаружи.
     Не успел он выйти на улицу, как к  обочине  подъехал  микроавтобус,  из
окна  которого  высунулась  девушка  в  ковбойской  шляпе,  из  под  которой
выбивались пряди черных  как  смоль  волос.  Ее  наряд  дополнял  кожаный  с
бахромой  жилет,  надетый  на  футболку,  на  которой два скелета нежились в
шезлонгах, а сверху шла надпись "Да, климат у нас суховат...".
     - Вы Римо Дюрок? -  бодро  спросила  девушка.  Глаза  у  нее  оказались
веселые, серые.
     Римо ухмыльнулся.
     - А вы хотите, чтобы это оказался именно я?
     - Запрыгивайте  сюда,  - рассмеялась она. - Меня зовут Шерил, я работаю
менеджером рекламе на съемках "Красного Рождества".
     Римо влез на сиденье рядом с ней.
     - А где ваш багаж? - спросила девушка.
     - Предпочитаю путешествовать налегке.
     - Вам нужно было захватить с собой  пару  ботинок,  -  заметила  Шерил,
выруливая на ведущее в город шоссе.
     - А  я-то  думал,  что  в  пустыне  снега  не бывает, - отозвался Римо,
оглядывая проносившиеся мимо дома, украшенные  пластиковыми  рождественскими
игрушками.  Точно  такие  же  он  видел пару дней назад, в восточных штатах.
Однако, на залитой жарким аризонским солнцем улице они выглядели липкими.
     - Вы правы, - говорила Шерил, - но там, где проходят съемки, попадаются
змеи и скорпионы.
     - Я буду смотреть, куда ставлю ноги, - пообещал Римо.
     - Наверное, это ваша первая натурная съемка, - закинула удочку Шерил.
     - Вообще-то, я снимался во многих фильмах. Может быть, вы видели меня в
"Звездных переселенцах: Новое поколение".
     - Так вы там снимались? Я просто влюбилась в  этот  фильм  с  тех  пор,
когда первый раз посмотрела его шести лет от роду. Скажите, а какая это была
серия? По-моему, я не пропустила ни одного.
     - С марсианами, - быстро нашелся Римо.
     На хорошеньком личике Шерил отразилось растерянность.
     - С  марсианами?  Не  помню.  Там  были  клингонцы, ромулы и ференги. А
марсиан, по-моему, не было.
     - Может быть, они еще не показывали этой  серии,  -  быстро  проговорил
Римо.  -  Я  дублировал  во  время  трюков  одного  актера,  у  него еще уши
заострялись на кончиках.
     От восхищения Шерил широко раскрыла глаза.
     - Неужели вы работали с Леонардом Нимоем?
     Поскольку он явно где-то слышал это имя, Римо кивнул, но тут же об этом
пожалел.
     - Так Леонард Нимой будет играть в следующей серии "Переселенцев"? Ого!
     - Он  там  играет  эпизодическую  роль,  -  поспешил   добавить   Римо,
предварительно  заглянув  в бумаги Смита. Который предусмотрительно составил
краткий словарик кинематографических  терминов.  -  А  я  был  эпизодическим
дублером, исполняющим каскадерские трюки.
     - Раньше я о таком амплуа не слыхала.
     - Идея   принадлежала   мне,  -  серьезно  проговорил  Римо.  -  Многие
посчитали, что это неплохая находка, и я уже нацелился было на Оскара...
     - Вы хотели сказать, Эмми. За телефильмы Оскара не вручают.
     - Да, именно это я и имел в виду. Эмми. Так вот, я чуть было не получил
своего заслуженного Оскара, но мне перебежал дорогу другой парень, по  имени
Смит.
     - Неприятно,  понимающе  кивнула  Шерил. - Но все равно, вам повезло. А
менеджерам рекламе вообще никаких наград не дают. Вообще-то,  я  первый  раз
попала  на  съемки.  Еще  на  прошлой неделе я работала суфлером на одной из
местных телестудий. А вокруг "Красного Рождества" заварилась такая каша, что
опытные люди решили не ввязываться, вот я и получила это место.
     - Проблемы с профсоюзом?
     - Ну, вы же знаете... Да что там, все сразу станет ясно, как только  мы
доберемся  до  съемочной  площадки.  Многим  этот  фильм - как кость поперек
горла, однако я решила рискнуть. В конце концов, это мой  единственный  шанс
выбраться из Юмы.
     - Неужто все так мрачно? - спросил Римо, бросая взгляд в окно - они уже
выехали  из  города  и  теперь  по  обеим сторонам дороги тянулись засеянные
салатом поля, которые он заметил тогда с самолета.
     - Город у нас большой, растущий, но находится он в Богом забытом месте.
Так было раньше, так и останется еще надолго. Ох-хо-хо...
     Пока они разговаривали, Римо любовался словно высеченным  из  песчаника
профилем  Шерил,  и,  когда  она нахмурилась, поспешил глянуть в окно, чтобы
узнать, в чем причина ее недовольства.
     Дорога впереди скрылась  в  клубах  пыли,  сквозь  которые  можно  было
различить  смутные  очертания  тяжелых  гусеничных  машин.  Они едва ползли,
перегораживая все шоссе.
     - Это что, танки? - поинтересовался Римо.
     - Именно. Держитесь, я попробую обогнать эту черепашью гвардию.
     Вывернув на обочину, Шерил  попыталась  объехать  танки  сбоку.  Теперь
колонна  остановилась  совсем, ревя на холостых оборотах моторами и наполняя
воздух едким выхлопом. Римо опустил со своей стороны  стекло,  и,  пока  они
проезжали  мимо,  разглядывал  непроницаемые  лица  танкистов, видневшиеся в
открытых люках.
     - Выглядят не очень дружелюбно, а? - заметила Шерил.
     - Кто это?
     - Китайские механики.
     - Не люблю спорить, но эти люди, несомненно, японцы.
     - У нас на съемках каждый второй - японец. А что касается  технического
персонала, на них никто не обращает внимания, так что какая разница?
     - Логично  было  бы  предположить,  что  японские продюсеры будут более
разборчивы в подобных ситуациях. Вам не  кажется,  что  "Красное  рождество"
может подкачать и с этой стороны?
     - Вы  правы,  об  этом  я  не  задумывалась.  Но  это  не  входит в мою
компетенцию - я отвечаю только за рекламу в Соединенных Штатах.  Меня  нанял
лично  Бронзини, хотя пока что работы у меня было негусто. Получается, что в
основном я на побегушках. Просьба не принимать на свой счет.
     - Все в порядке. А правду ли говорят, что  Бронзини  ничего  толком  из
себя не представляет?
     - Вообще-то  я  разве что перекинулась с ним парой слов. Он очень похож
на своего героя, Гранди, разве что в жизни не носит на  голове  повязки.  Но
есть один забавный
     момент  -  когда  меня принимали на работу, я перечитала все, что о нем
писали, и в нескольких интервью  Бронзини  клятвенно  заверял,  что  никогда
больше  не снимется в подобных боевиках. В первый день я выхожу на работу, и
что же я вижу? Типичный "Гранди-129"! Они просто дали герою новое имя - Мак.
Так что делайте выводы сами...
     - Так я и думал, - проговорил Римо. - Не актер, а пустое место.
     Они наконец объехали танковую колонну, и в ту же  секунду  стало  ясно,
отчего образовался затор.
     - Черт  побери,  да  они  сегодня  разошлись не на шутку! - усмехнулась
Шерил.
     Пикетчики стояли в два ряда, взявшись за руки и полностью перегораживая
дорогу, ведущую через металлическое ограждение. Римо удивленно подумал,  для
чего  могло  понадобиться  огораживать клочок пустыни, но тут же отвлекся от
этой мысли,  потому  что  водитель  переднего  танка  выскочил  из  башни  и
принялся,   размахивая  руками,  кричать  на  пикетчиков.  Римо  не  понимал
по-японски,  так  что  смысл  его  слов  оставался  неясным,  однако   когда
демонстранты  начали  кричать в ответ, все сомнения по поводу царивших здесь
настроений быстро исчезли. На японца посыпались фразы "азиатский ублюдок"  и
"косоглазый  китаеза".  По  всей видимости, у этих людей тоже было неважно с
этнографией.
     - По-моему, маленький японец скоро  вспылит,  -  задумчиво  проговорила
Шерил.  - Вы только посмотрите, как у него покраснела шея! Это вам не турист
с вечной улыбочкой и фотоаппаратом!
     - Пытаетесь угадать, что он  предпримет?  -  сказал  Римо,  глядя,  как
японец забирается обратно на башню.
     Взревел двигатель, и над пустыней снова взвились клубы черного выхлопа.
Танк неуклюже дернулся, и медленно пополз вперед.
     - Прямо-таки  готовая  сцена для фильма, - затаив дыхание, пробормотала
Шерил.
     Римо не отрывал взгляда от танков.
     - Не похоже, они не собираются отступать, - заметил он.
     - Кто, японцы или пикетчики?
     - И те, и другие, - озабоченно ответил Римо, глядя, как тяжелые  машины
надвигаются  на  демонстрантов.  Живая  цепочка  с вызывающим видом покрепче
взялась за руки, и продолжала выкрикивать свои лозунги еще громче.
     На лицах японцев  застыло  непреклонное  и  неживое  выражение,  словно
танками управляли не люди, а роботы. Танковую колонну и пикетчиков разделяли
уже всего какие-нибудь десять метров.
     - По-моему, это уже всерьез, - обеспокоенно проговорила Шерил.
     - Причем  с обеих сторон, - отозвался Римо, неожиданно выхватывая у нее
из рук руль. Шерил все еще держала ногу на  педали,  поэтому  Римо  пришлось
надавить на газ, наступив прямо поверх нее.
     Автобус  рванулся  вперед,  и  Римо  резко выкрутил руль влево, так что
машина пошла юзом, едва не столкнувшись с передним танком.
     - Вам что, жить надоело? - завопила Шерил.
     - Жми на тормоз!
     - Да ты чокнутый!
     Резко  нагнувшись,  Римо  рванул  рычаг  сам.   Машина   со   скрежетом
остановилась прямо между танком и цепочкой пикетчиков.
     Шерил  заметила,  что  танк  уже  надвигается на них, по крыше автобуса
заскрежетало дуло орудия.
     - О Господи, - в ужасе пробормотала она. - Да они вовсе  не  собираются
останавливаться!
     Схватив  Шерил в охапку, Римо распахнул со своей стороны дверь и рывком
вытолкнул  девушку  наружу.  Потом  он  обернулся  и,  быстро   оглядевшись,
попытался  оценить  ситуацию.  Гусеницы  танка уже начали подминать под себя
автобус, и надо было срочно принимать решение. Римо подумал, что проще будет
остановить эту железную махину, чем пытаться разогнать пикетчиков.
     Когда  рычащий  танк  сбоку   навалился   на   машину,   Шерил   издала
пронзительный  вопль.  Под  тяжелыми  гусеницами  толстые  стекла  и обшивка
лопались, как скорлупа.
     Молниеносным движением Римо скользнул к танку, который уже задрал  нос,
сминая  своей  многотонной  массой автобус. Лопались шины, скрежетал металл.
Стараясь, чтобы его не заметили водители остальных танков, Римо ухватился за
звено гусеницы, когда она на мгновение застыла на месте. Звено  состояло  из
нескольких  металлических  частей, и чувствительные пальцы Римо пробежали по
сложной конструкции из сочлененных  стальных  пластин,  шкивов  и  резиновых
прокладок,  отыскивая самое слабое место. Это оказался стержень, соединявший
между собой два звена, и он рубанул по нему ладонью. Одного удара  оказалось
достаточно - звенья разошлись, и ему пришлось быстро отскочить назад, потому
что  Римо  отлично  знал,  что  произойдет,  когда  гусеница  снова придет в
движение.
     Сначала раздался странный хлопок, потом танк  загрохотал,  и  гусеница,
натянувшись, разорвалась и отлетела в сторону. Искореженные звенья хлестнули
по  дороге,  и  на  асфальте,  словно  кто-то несколько раз энергично копнул
лопатой, появилась внушительных размеров воронка.
     Двигаясь только на одной гусенице, танк внезапно накренился. Балансируя
на крыше смятого в лепешку автобуса, он стал медленно заваливаться на  левый
борт. В этот момент вмешавшийся Римо с силой толкнул его рукой.
     Водитель  сообразил,  в  чем  дело, слишком поздно. Танк опрокинулся, и
лежал на башне, словно огромная черепаха цвета хаки. Водитель было попытался
выбраться со своего сиденья, но успел лишь высунуть голову, так  что,  когда
танк  перевернулся,  его  черепная коробка пришла в соприкосновение с землей
значительно  раньше,  чем  это  случилось  бы  при  других  обстоятельствах.
Вывалившись из люка, японец бессильно свесился наружу.
     Пробравшись  под  танк,  Римо вытянул водителя на дорогу и, склонившись
над ним, пощупал пульс. Он еле прослушивался - японец был явно контужен.
     - Он мертв? - с ужасом в голосе спросила Шерил.  Потрясенные  пикетчики
поспешно отступили назад, не произнося ни слова.
     - Нет,  но  этому  парню срочно требуется медицинская помощь, - ответил
Римо.
     Шерил собиралась что-то сказать, но  в  этот  момент  к  ним  подоспели
водители  остальных  танков.  Схватив  девушку  за плечо, один из них из них
грубо оттолкнул ее в сторону. Взвившись, словно пружина, Римо схватил японца
за руку.
     - Эй, в чем дело? -- крикнул он.
     Его противник прошипел что-то  непонятное,  и  попытался  подсечь  Римо
ногой.  Узнав  в  этой  неуклюжей попытке один из приемов джиу-джитсу, Римо,
сохраняя полное спокойствие, скривил губы в усмешке. Японец нанес удар, и  в
ту  же  секунду  упал  навзничь.  Римо  успел отдернуть ногу так быстро, что
японец промахнулся и потерял равновесие.
     Словно ненароком наступив ему на грудь, Римо шагнул к Шерил.
     - Все в порядке? -- негромко спросил он.
     - Какое там в порядке! Что здесь вообще, черт  побери,  происходит?  --
бушевала  девушка.  --  Они же собирались раздавить этих людей! А машина! Да
она просто стерта в порошок. К тому же, это мой собственный  автобус,  а  не
студийный.
     Тем  временем  водители-японцы  подхватили  бесчувственное  тело своего
товарища и положили его на броню одного из танков. Кто-то из  них  выкрикнул
короткое  приказание.  Японец,  который  пытался  ввязаться  в драку с Римо,
бросил в его сторону злобный взгляд, но, тем не менее, резво побежал к своей
машине.
     Снова  взревели  двигатели,  и  колонна  двинулась   вперед,   объезжая
оставшийся  без гусеницы танк и груду железа, которая когда-то была фургоном
Шерил.
     - О, Господи! Они собираются сделать еще одну  попытку!  --  простонала
Шерил.
     - Всем  взяться  за  руки!  --  крикнул  один  из  пикетчиков. -- Мы им
покажем, что настоящих американцев не запугать!
     На его призыв откликнулись далеко  не  все,  а  кое-кто  даже  поспешно
отбежал в сторону.
     Поняв, что надо действовать, Римо нырнул в толпу демонстрантов.
     - Спорить я с вами не собираюсь, - проронил он. -- Может быть, в другой
раз, когда у нас будет побольше времени.
     Хватая  попадавшихся  ему под руку людей за запястья, и защемляя нервы,
Римо побирался сквозь ряды пикетчиков. Люди отскакивали,  словно  ужаленные,
но,  тем  не  менее,  двигались  в том направлении, которое было нужно Римо.
Через несколько секунд на шоссе никого не осталось.
     Танки завернули к въезду в лагерь. Как только внутрь проехал первый  из
них,  пикетчикам  уже  не хватило духу, чтобы снова перегораживать остальным
дорогу.  Колонна  танков,  казалось,  тянулась  бесконечно.  Видневшиеся   в
открытых  люках  водители  неподвижно  глядели прямо перед собой, словно они
были всего лишь частью этих бронированных монстров.
     - Просто бред какой-то, - словно  не  веря  своим  глазам,  проговорила
Шерил. -- Что это на них нашло? Мы ведь всего лишь снимаем фильм.
     - Попробуйте им это объяснить, - отозвался Римо.
     Шерил отряхнула пыль со своей ковбойской шляпы.
     - Да,  а  вы  неплохо  разогнали  профсоюзный пикет, - заметила она. --
Готова поспорить, танки передавили бы их, словно котят.
     - Интересно... - задумчиво сказал Римо.
     - Что интересно?
     - По ту ли сторону баррикад мы с вами оказались? -  Он  поглядел  вслед
последнему танку, из под гусениц которого разлетался в стороны песок.
     - Ну  что  ж,  надо  двигаться.  Придется тащиться до съемочного лагеря
пешком. Ну ничего, Джиро еще об этом услышит!
     - Кто это?
     - Джиро Исудзу, исполнительный продюсер. Этакий упрямый сукин  сын.  По
сравнению с ним, эти танкисты сущие агнцы. Разве что Джиро настолько вежлив,
что иногда хочется свернуть ему шею. По крайней мере, мне хотелось не раз.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

     - Помилуйте,  Мастер  Синанджу, - надтреснутым, сухим голосом взмолился
Харолд Смит. -- Уже три часа ночи. Мы могли бы продолжить переговоры завтра.
     - Нет, - ответил Чиун, - мы ведь почти закончили.  Зачем  же  прерывать
такую важную беседу сейчас, когда мы вплотную подобрались к соглашению?
     Доктору  Харолду  Смиту,  однако,  так  не  казалось. Лично он вплотную
подобрался  только  к  полному  физическому   истощению.   Вот   уже   почти
девятнадцать  часов  Мастер  Синанджу  вел  с ним самые запутанные и сложные
переговоры за всю долгую историю их сотрудничества. Занятие это само по себе
было не из легких, но они еще, вдобавок, все  это  время  провели,  сидя  на
жестком  полу  в кабинете Смита. Чиун заявил, что, хотя Смит -- император, а
он всего лишь императорский ассасин, при заключении честной  сделки  это  не
имеет  никакого  значения,  и  доктор не может восседать на своем "троне", а
ему, Чиуну, не приличествует стоять.  Поэтому  они  и  сидели  на  полу,  не
прерываясь ни на еду, ни на питье.
     Несмотря  на  то,  что ночь уже подходила к концу, Чиун выглядел свежо,
как маргаритка ранним летним утром, в то время как  лицо  Харолда  Смита  по
цвету  напоминало несвежую устрицу. Смит чувствовал себя полутрупом, если не
считать раздираемого болью желудка. Этот незапланированный  постный  день  в
сочетании  с  нервным стрессом вызвал у него повышенную кислотность, которая
разбередила застарелую язву. Если эта пытка  будет  продолжаться  и  дальше,
подумал Смит, то вместо желудка у меня будет одна огромная дырка.
     - В  этом  году,  -  проговорил  Чиун,  время  от  времени заглядывая в
разложенный на полу свиток, который  удерживали  по  краям  два  специальных
грузика, - мы согласились на весьма скромное увеличение моего вознаграждения
-- десять  процентов  от  общей  суммы, золотом. Чтобы отразить изменившееся
положение дел.
     - Я все-таки не могу понять, почему  я  должен  увеличить  сумму,  хотя
новый  договор не предусматривает вашего участия в заданиях вместе с Римо, -
тупо глядя в пол, сказал Смит. -- Разве это не означает, что  работы  теперь
стало меньше?
     - Для Мастера Синанджу -- да, но не для Римо. - Чиун с глубокомысленным
видом   поднял   палец.   --   К  нему  перейдет  часть  моих  обязанностей,
соответственно, оплату нужно увеличить.
     - Да,  но  разве  не  имеет  смысла  вычислить,  сколько  стоили   ваши
дополнительные  услуги согласно изначальному договору, а потом договориться,
какое будет вознаграждение для Римо?
     Чиун отрицательно покачал убеленной сединами головой.
     - Ни в коем случае. Ведь эти условия оговаривались в старом  контракте,
а  мы  с  вами собираемся заключить договор на совершенно иных условиях. Это
только внесет лишнюю путаницу.
     - По-моему, все и так уже окончательно запуталось, - горестно  вздохнул
Смит.  Его  лицо,  обычно  казавшееся  аристократическим,  выглядело, словно
выжатый до последней капли лимон.
     - Тогда позвольте мне все вам объяснить, - вызвался Чиун, тихо добавив,
- в очередной раз. Десять процентов полагаются  Римо  за  увеличение  объема
работы.  И  плюс  к  тому,  мой  собственный гонорар, который будет выплачен
драгоценными камнями, шелком и рисом.
     - Если вы не принимаете участия в заданиях, над которыми работает Римо,
то в чем же заключается ваша роль? -- недоуменно спросил Смит. - Это  просто
выше моего понимания.
     - Пока Римо, расширяя свой кругозор, наслаждается путешествиями в столь
отдаленные экзотические края, как Аризона...
     - Аризона  -  штат  на  западе США, - раздраженно заметил Смит, - и его
вряд ли можно назвать "экзотическим краем".
     - ...в отдаленные западные штаты, с точки зрения  корейцев  определенно
экзотические,  -  упрямо  продолжал  Чиун, - и созерцает великолепие местной
природы...
     - Это же пустыня. Дикий, безлюдный край.
     - ... и встречается с различными знаменитостями, такими, как Бартоломью
Банзини...
     - Бронзини, - со вздохом поправил Смит. - Сколько  же  вы  будете  меня
этим  попрекать!  В  конце  концов,  идея, что Римо отправится обезвреживать
Санта-Клауса в одиночку, принадлежала вам.
     - Да, это была ошибка с моей стороны, - милостиво признал Чиун, -  и  я
готов ее признать, если вы пойдете на определенные уступки.
     - Я  не  могу, повторяю, просто не имею возможности устроить вас на эти
съемки, - твердо проговорил Смит.  -  Поймите  же,  с  мерами  безопасности,
принятыми там, нам не сладить.
     Испещренное морщинами лицо Чиуна нахмурилось.
     - Понимаю. Хорошо, не будем больше затрагивать эту тему.
     Услышав  это,  Смит  с облегчением распрямил плечи, но, как только была
произнесена следующая фраза, снова напрягся.
     - В оговоренной нами сумме должны учитываться и мои новые обязанности.
     Смит ослабил узел галстука.
     - Какие именно?
     - Обязанности, появившиеся во время последнего задания Римо, -  пояснил
Чиун,  зная,  что  ослабленный  узел  галстука  -  первый  признак того, что
упрямство императора подается под его напором.
     - Но вы же остались дома, - запротестовал Смит.
     С важным видом подняв указательный палец, на  котором  блеснул  длинный
холеный ноготь, Чиун мрачно проговорил:
     - И не находил себе места от волнения.
     От карандаша Смита с треском отлетел кусочек сломавшегося грифеля.
     - Но  ведь есть же способ все это уладить, - простонал доктор. - Просто
обязан быть.
     Агатовые глаза Чиуна сверкнули.
     - Способ  всегда  найдется,  -  заметил  он,  -  особенно  для   такого
изобретательного правителя, как вы.
     - С вашего разрешения, я сделаю один звонок.
     - Хорошо,  я  готов  поступиться  запретом  на разговоры по телефону, -
великодушно кивнул Чиун, - при условии, что это поможет быстро  решить  нашу
проблему.
     Смит  попытался  подняться,  но  замер,  и  в  недоумении  уставился на
собственные ноги.
     - Они меня не слушаются, - пожаловался он. - Должно быть, затекли.
     - А вы не заметили, как они занемели? - поинтересовался Чиун.
     - Нет. Вы мне не поможете?
     - Разумеется, - ответил Чиун, вставая с пола. Не  обращая  внимания  на
протянутую Смитом руку, он прошел к столу и спросил:
     - Какой именно телефонный прибор вам нужен?
     - Вообще-то, я хотел бы подняться на ноги, - заметил Смит.
     - Всему  свое  время. Вам потребовался телефон, так что давайте сначала
займемся основным вашим пожеланием, а потом уже перейдем к остальным.
     Смит хотел было  сказать,  нет,  прокричать  Мастеру  Синанджу,  что  в
настоящий  момент он желал лишь одного - снова овладеть собственными ногами,
но осекся. Он знал, что Чиун только ловко сменит тему,  поэтому  решил,  что
взять телефон - самый быстрый способ добиться своего.
     - Принесите обычный, - попросил Смит.
     Не  обращая внимания на красный телефон без диска, от которого тянулась
прямая линия в Белый дом, Чиун выбрал  более  привычный  офисный  аппарат  и
величественным движением опустил его на колени Смиту.
     Сняв трубку, Харолд Смит принялся набирать номер.
     - Алло,  Милбурн?  -  проговорил  он. - Да, знаю, уже три часа ночи, но
дело не терпит отлагательства. Пожалуйста, не кричи. Это Харолд.
     Чиун слегка повернулся в его сторону, и напряг свой чуткий слух.
     - Твой кузен Харолд, - повторил Смит. - Да, именно тот. У меня к
тебе огромная просьба. Ты все  еще  имеешь  отношение  к  изданию...  ммм...
журналов?  Замечательно.  У  меня сейчас сидит один человек, который хочет у
тебя опубликоваться.
     - Скажите, что я замечательный поэт, - громким шепотом подсказал  Чиун,
не  вполне понимая, какое отношение этот разговор имеет к Аризоне, но втайне
надеясь,  что  мозги  Смита  справились  с  напряжением   этих   марафонских
переговоров, и тот знает, что делает.
     - Нет,  Милбурн.  Да,  я  знаю,  что  ты  не  печатаешь стихов. У моего
знакомого очень  разносторонний  талант.  Если  обеспечишь  ему  пропуск  на
съемочную  площадку,  могу  ручаться,  что ты получишь интервью с Бартоломью
Бронзини.
     Чиун удовлетворенно улыбнулся. Хотя  Смит  и  бормотал  себе  под  нос,
окончательно с ума он еще не сошел.
     - Я  не  знал,  что  таких  пропусков не существует. А, так вот как это
обычно делается? Что ж, если ты берешь  на  себя  все  детали,  я  со  своей
стороны  готов  обещать,  что  Бронзини  согласится.  Моему  знакомому почти
невозможно отказать.
     Просияв, Чиун в знак одобрения оттопырил большой палец. Как раз в  этот
момент Смит прикрыл ладонью ухо, чтобы лучше слышать собеседника, и Чиун еще
долго  спрашивал  себя,  что  это  -  тайный масонский знак или просто жест,
выражающий недовольство.
     - Его зовут Чиун, - объяснял Смит. - Да, это фамилия. Если я ничего  не
напутал, - неуверенно добавил он, поворачиваясь к Мастеру Синанджу.
     - Мое  полное  имя так и звучит, - отозвался старый кореец. - Я ведь не
какой-нибудь Джон или Чарли, которым никак не обойтись  без  второго  имени,
чтобы их можно было отличить от сотен других людей.
     - Вообще-то,  это  его  творческий  псевдоним,  - сказал Смит в трубку,
опасаясь, что, пустись он в объяснения, и без того долгий разговор затянется
еще больше. - Хорошо, огромное спасибо. Он обязательно придет.
     Дрожащими от напряжения пальцами Смит опустил трубку на рычаг.
     - Я обо всем договорился, - сообщил он. - Но вам придется выполнить ряд
формальностей, и пройти собеседование.
     - Конечно. Я отлично понимаю, что, раз уж эти люди  хотят  получить  от
меня  киносценарий,  они должны быть полностью уверены, что по мне силам эта
важная задача.
     - Нет, нет, вы меня не поняли. Писать сценарий  вам  не  придется.  Мой
кузен Милбурн занимается журналами, посвященными кинозвездам. Вы отправитесь
на съемки "Красного Рождества" в качестве журналиста.
     - Мне придется читать журналы? - воскликнул Чиун. - Но зачем?
     - Нет,  журналисты  занимаются совсем не этим. Я буду рад рассказать об
этом поподробнее, если вы поможете мне подняться с пола.
     - Уже спешу, О Император! - весело  откликнулся  Чиун,  и,  нагнувшись,
легким движением пальцев надавил Смиту на коленные чашечки.
     - Я ничего не чувствую, - сообщил Смит, когда Чиун убрал руку.
     - Вот и замечательно, - заверил его Чиун.
     - То есть?
     - Это  значит,  что  когда  я  помогу вам подняться, вы не почувствуете
боли.
     Чиун оказался прав  -  Смит  даже  не  ощущал  обычного  покалывания  в
разбитом артритом колене, пока Мастер Синанджу помогал ему усесться за стол.
Ощущая  блаженное  облегчение,  Смит  вкратце  рассказал Чиуну о предстоящем
интервью и, придвинув к себе клавиатуру компьютера, набрал несколько команд.
     - Зачем это? - поинтересовался старый кореец.
     - Редактору, с которым  вам  завтра  предстоит  встретиться,  требуются
вырезки с предыдущими вашими статьями.
     - Но  я  никогда не писал статей, только стихи. Может быть, мне сходить
за ними?
     - О нет, даже и не  упоминайте  о  стихах.  Компьютер  уже  передает  в
редакцию по факсу копии нескольких публикаций. Разумеется, ненастоящих.
     Чиун уже открыл рот, чтобы что-то возразить, но Смит поспешил добавить:
     - Так вы попадете в Аризону гораздо быстрее.
     - Тогда я полностью полагаюсь на вашу мудрость.
     - Хорошо, - ответил Смит, выключая компьютер. - В аэропорту на ваше имя
будет  забронирован билет. А теперь, с вашего позволения, я пойду прилягу на
кушетке, и постараюсь хоть немного поспать.
     - Как вам угодно, Император, - поклонился Мастер Синанджу, и, не говоря
больше ни слова, выскользнул из комнаты.
     Смиту показалось странным,  что  Чиун  скрылся,  позабыв  о  длительном
ритуале  прощания,  которым заканчивались обычно все его визиты. Загадка эта
разрешилась через десять минут, когда ему почти уже удалось заснуть, но  тут
левую ногу схватила судорога.
     - Оох! - простонал Смит.
     Боль  все  нарастала,  пока,  казалось,  не  стала почти нестерпимой, и
внезапно отступила, но тогда сводить начало уже правую ногу.

     Такси высадило Мастера Синанджу по  указанному  адресу  на  Парк-Авеню.
Поднявшись  на  лифте  и  свернув  по коридору направо, он увидел сверкающую
неоновую вывеску "Издательский дом Звездный дождь".
     Чиун презрительно сморщил нос. Что это, редакция журнала или  китайский
ресторан?
     Подойдя  к  сидевшей  за  столиком  секретарше, Чиун отвесил церемонный
поклон.
     - Я Чиун, журналист.
     - Дон, к вам  мистер  Чиун,  -  обернувшись,  сообщила  секретарша  так
громко,  что  Чиун  в очередной раз поморщился от такого вопиющего нарушения
приличий.
     - Пригласите его, - прокричал раздраженный голос из раскрытой двери  по
соседству.
     Гордо  подняв  голову,  Чиун  прошествовал внутрь и поклонился молодому
человеку, сидевшему за стоявшим в углу комнаты столом. Хозяин  кабинета  был
до  смешного похож на коалу, которого шутки ради вываляли в патоке. Сходство
усиливалось еще больше из-за покрывавшей лицо молодого человека  трехдневной
щетины.   Выпрямившись,  Чиун  заметил,  что  стены  кабинета  были  увешаны
плакатами с портретами кинозвезд, среди которых преобладали  особы  женского
пола  в  купальниках  и  без.  Не в силах глядеть на это бесстыдство, Мастер
Синанджу поспешно отвел взгляд.
     - Присаживайтесь,  присаживайтесь,  -  неуверенно   предложил   молодой
человек за столом.
     - Вы  и  есть  Дональд МакДэвид, знаменитый редактор? - поинтересовался
Чиун.
     - А вас, должно быть, зовут Чиун? Рад познакомиться.
     - Чиун, журналист, - поправил его Мастер Синанджу.
     - Милбурн передал мне  сегодня  утром  ваши  вырезки.  Я  тут  как  раз
проглядывал их. Очень интересно.
     - Вам понравилось?
     - Картинки неплохие, - ответил Дональд МакДэвид.
     - Картинки?  -  переспросил  Чиун,  втайне  коря  себя  за  то,  что не
догадался представиться как "Чиун, журналист и художник".
     В ответ редактор протянул ему пухлый коричневый конверт. На фотографиях
в статьях были кадры из американских фильмов, но текст под ними был взят  из
какой-то  корейской  брошюры  по  личной  гигиене.  Смит  что,  окончательно
рехнулся, оскорбляя его имя этой чушью?
     - Вы действительно можете  писать  по-английски?  -  спросил  МакДэвид,
когда  вошедший  в  комнату  кудрявый  юноша  поставил  перед ним поднос, на
котором стояла чашка с кофе и стакан "Доктора Пеппера".
     - Разумеется, - ответил Чиун.
     - Это радует, поскольку я не читаю по-китайски, и, думаю, наши читатели
тоже. Они могут занервничать, посыплются письма...
     - Статьи написаны по-корейски, -  сообщил  Чиун,  глядя,  как  МакДэвид
отхлебывает кофе, и, явно недовольный результатом, перекладывает туда лед из
стакана с газировкой.
     - Корейского я тоже не знаю, - сухо проговорил редактор.
     Чиун расслабился. Потрясающе - этот человек, явно неграмотный, работает
редактором  одного  из  крупных  журналов! Нужно не забыть захватить с собой
папку,  подумал  Мастер  Синанджу.  Он  не  позволит  Смиту  запятнать  свою
репутацию как поэта всякой чушью!
     - Ну  что  ж,  эти вырезки ничего мне не говорят, но по ними стоит ваше
имя, а Милбурн сообщил, что с рекомендациями у вас все в  порядке.  Так  что
можете считать, что вы приняты.
     - В своем деле я лучший, - заверил МакДэвида Чиун.
     - Я  поговорил  с пресс-секретарями "Красного Рождества", и, вообще-то,
они не рвутся пускать кого-нибудь  на  съемочную  площадку  уже  сейчас.  Но
Бронзини удалось их переубедить, так что можете считать, дело в шляпе. Я тут
составил  парочку  договоров.  Нам нужно получить интервью с самим Бронзини,
статью о  съемках,  краткий  очерк  о  режиссере,  а  остальное  -  на  ваше
усмотрение.   Разнюхайте,  кто  еще  участвует  в  съемках,  побеседуйте,  и
присылайте материал, а мы уж тут разберемся.
     Взяв листки с договорами, Чиун пробежал глазами  пункт  о  гонораре,  и
глаза его превратились в две узенькие щелочки.
     - А вы не печатаете стихов? - неожиданно спросил он.
     - Сейчас этим никто не занимается.
     - Я   говорю   не   об   американской  поэзии,  а  о  венце  корейского
стихосложения. Унг.
     - Будьте здоровы.
     На лице Чиуна отразилось негодование.
     - Это название стиля, - сказал он. - Недавно я как  раз  закончил  оду,
посвященную  таящему  леднику на горе Пектусан. Это одна из величайших гор в
Корее. В моем произведении шесть тысяч восемьдесят девять строф.
     - Шесть тысяч строф! Да при цене доллар за слово, это поглотит половину
нашего годового бюджета!
     - Возможно, - с надеждой в голосе сказал Чиун.
     - К сожалению, мы не публикуем  стихов,  -  покачал  головой  МакДэвид,
показывая на висящий на стене стенд.
     Проследив  за  его  рукой  взглядом, Чиун увидел, что весь стенд увешан
обложками  журналов.  Последнее  детище  дизайнеров  из  "Звездного   дождя"
изображало  полуголую  блондинку  на  фоне  космического корабля. На обложке
другого журнала, называвшегося  "Фантасмагория",  человек  в  кожаной  маске
разделывал труп молодой девушки. Снято все это было настолько правдоподобно,
что  Чиуну  стало  интересно, уж не для каннибалов ли предназначено подобное
издание. Еще один журнал, "Мертвая хватка", по мнению Чиуна,  печатался  для
пит-булей, или, возможно, их хозяев. Рядом с ним был прикреплено издание под
названием "Звездные Герои".
     - И что, люди это читают? - поморщился Чиун.
     - Большинство  просто разглядывает фотографии. Да, кстати, чуть было не
забыл. Я хотел дать вам несколько рекомендации, чтобы вы  представляли  себе
принятый у нас стиль. Пишите только в настоящем времени, побольше цитат...
     Чиун  принял  из  рук редактора стопку журналов, незаметно подсунув под
них и конверт с поддельными вырезками Смита.
     - Я внимательнейшим образом их изучу, - пообещал Мастер Синанджу.
     - Договорились, - кивнул Дональд МакДэвид,  и  потянулся  за  чашкой  с
кофе.  Сделав  глоток  он  выругался:  "Совсем  остыл!",  и  переключился на
"Доктора Пеппера", но оказалось, что тот успел выдохнуться.  Откинувшись  на
спинку кресла, МакДональд прокричал в дверь:
     - Эдди! Принеси-ка мне молока.
     - Вам вредно пить молоко, - сообщил Чиун. - Оно сужает кровяные сосуды.
     - Ничего,  до  первого  инфаркта  можно  не  дергаться,  - махнул рукой
МакДональд. - И последнее. Все права принадлежат нам.
     - Пожалуйста, - отозвался Чиун, добавив, - Охотно  уступаю  свое  право
голоса на условиях "доллар за слово".
     Взяв   принесенный   помощником   стакан   молока,   Дональд   МакДэвид
оглушительно расхохотался, и,  в  порядке  эксперимента,  отхлебнул  оттуда.
Скорчив  мину, он взял стоявшую за телефонным аппаратом солонку, и, к вящему
ужасу Чиуна, от души посолил молоко, а затем залпом выпил все  до  последней
капли.
     - Первый  материал  должен  оказаться у меня через две недели, - сказал
редактор, вытирая капельки молока со щетины.
     - Если вас здесь не будет, кто следующий на очереди? -  поинтересовался
Чиун.
     Выйдя на улицу, Чиун остановил такси, и попросил отвезти его в аэропорт
Ла-Гардия, где и рассчитался с водителем, набрав всю сумму мелкой монетой.
     - Как, а чаевые? - взревел шофер.
     - Спасибо,  что  напомнили,  -  поблагодарил  Чиун,  вручая  ему стопку
журналов.
     - "Мертвая хватка"! - крикнул ему вслед шофер. - Да на  черта  мне  это
нужно?
     - Изучите  эти  издания,  проникнитесь  скрытой в них мудростью. Тогда,
возможно, и вы достигнете того возвышенного состояния души, когда вам  будут
платить по доллару за каждое слово.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

     Джиро Исудзу был чрезвычайно расстроен.
     - Я  приношу  глубочайшие  извинения,  -  сказал  он,  опустив  глаза и
поклонившись чуть ли  не  до  самой  земли.  Поднимался  ветер,  и  песчинки
вертелись  в  нем  хороводом,  залетая  всюду,  куда только было можно. Римо
захотелось узнать, пытался ли японец изобразить своим поклоном смирение, или
же это он просто хотел защититься от летящего ему  в  лицо  песка.  Вся  эта
сцена происходило неподалеку от раскинувшейся лагерем киносъемочной бригады.
     - Они  вели себя, как будто дорога принадлежала им одним, - возбужденно
рассказывала Шерил.
     - Японские статисты не говорить по-английски,  -  сказал  Исудзу.  -  Я
обещаю сделать им строгий выговор.
     - А как насчет моего автомобиля? - сурово заметила Шерил.
     - Студия возместит вам убытки. Можете взять любую машину на выбор. Если
вас устроит  микроавтобус  Нишитцу,  то  мы согласны поставить на него салон
"люкс".
     - Хорошо, - смягчившись, сказала Шерил. - Но я не  стану  брать  модель
"Ниндзя".  Говорят, они переворачиваются, стоит только ветру подуть не с той
стороны.
     - Замечательно.  И  я  еще  раз  прошу  прощения  за  причиненные   вам
неудобства.  А  теперь,  если  вас не затруднит, у нас есть проблема, решить
которую можете только вы. "Звездный дождь" направляет к нам  корреспондента.
Я  не хотел, чтобы съемки освещала пресса, но Бронзини-сан настаивает. Мы не
смогли договориться. Займетесь этим корреспондентом, хорошо?
     - Да. Все-таки, лучше, чем каждый день ездить с утра за почтой.
     - Кстати, график съемок изменился. Пробные съемки начинаются завтра.
     - Но завтра до Рождества останется всего два дня. Съемочной бригаде это
не понравится.
     - Вы забывать, что они японцы. Им все  равно,  что  Рождество.  А  если
американцам  не  нравится,  то  могут  поискать  себе  другую работу. Съемки
начинаться завтра.
     Выдав руководящие указания, Джиро Исудзу отправился по своим делам,  ни
на секунду не расслабив выпрямленной, словно по линейке, спины.
     - Какие здесь, интересно, американцы? - пробормотала Шерил. - Бронзини,
консультант по военным вопросам, и я, бедняжка?
     - Ну  что  ж,  -  со  вздохом  добавила она, - вот вы и познакомились с
Джиро. Впечатляет, а?
     - Разве Нишитцу производит автомобили? - невпопад спросил Римо.
     - Они производят абсолютно все,  и  ведут  себя,  как  будто  Вселенную
создали  именно  они.  Ладно,  думаю,  мне  стоит заняться этим журналистом.
Увидимся, когда начнутся съемки.
     - А где мне найти... - Римо запнулся, и заглянул  в  свой  словарик,  -
...заведующего дубляжем?
     - Вот  так  вопрос,  -  на  ходу ответила Шерил, направляясь к одной из
палаток. - Найдите помрежа с рацией, и попросите связаться с Санни Джо.
     Римо  огляделся.  Палатки  стояли  в  неглубоком   котловане,   вырытом
бульдозерами,  которые все еще трудились неподалеку, делая насыпи для защиты
от ветра. Вокруг, словно муравьи, суетились рабочие, исключительно японцы.
     Увидев у одного из них рацию, Римо поймал этого человека за шиворот.
     - Выручи меня, приятель, - сказал он. - я ищу Санни Джо.
     - Сони Джо?
     - Можно сказать и так.
     Нажав на кнопку рации, японец  затараторил  что-то  в  прикрепленный  к
отвороту куртки микрофон. Из многочисленных гортанных фраз Римо понял только
"Сони Джо".
     Наконец японец оторвался от разговора и махнул рукой на север.
     - Сони Джо там. О'кей?
     - Спасибо. А как его узнать?
     Японец отрывисто мотнул головой.
     - Не понимать английски. О'кей?
     Римо  понял,  что  общего  языка  они не найдут, и поплелся в указанном
направлении.  Заглянув  в  словарик,  он  выяснил,  что  "помреж"   означает
"помощник   режиссера".   Интересно,  как  человек  может  стать  помощником
режиссера в американском фильме, не говоря при этом по-английски? недоуменно
подумал он.
     Перелезая через дюны, он все время искал взглядом Бартоломью  Бронзини,
но  всемирно  известного  актера  словно  след простыл. Кроме того, Римо был
очень удивлен, не обнаружив  вокруг  кактусов.  Пустыня  представляла  собой
бесконечное  море  песка,  лишь  кое-где  попадался  низкорослый  кустарник.
Оглянувшись, Римо понял, что за ним не остается никаких следов, и, чтобы  не
привлекать  внимания,  перенес  всю  тяжесть  тела  на носки. Теперь досужий
следопыт подумал бы, что здесь проходил двенадцатилетний мальчишка.
     Взобравшись на одну из дюн, Римо с удивлением обнаружил, что перед  ним
простирается  долина,  целиком  заставленная  танками и бронетранспортерами.
Люди в китайской военной форме протирали уже успевшую запылиться технику.
     Понаблюдав за ними, Римо решил,  что  люди,  отрабатывающие  падение  с
близлежащего  пригорка  -  каскадеры,  и  искать  Санни  нужно среди них. Он
двинулся было вперед, но внезапно заметил притаившегося за камнем  человека,
который  целился в хлопотавших внизу людей из винтовки. Одинокий снайпер был
европейцем, на его обветренном лице выделялись прищуренные на  ярком  солнце
глаза. Человек с винтовкой нажал на курок.
     Один из суетившихся внизу японцев внезапно схватился за грудь, и из под
пальцев у него потекла кровь.
     Бросившись  вперед, Римо обогнул близлежащую дюну и подбежал к снайперу
сзади как раз в тот момент, когда тот выстрелил во второй раз.
     Схватив незнакомца за шиворот, Римо попытался поднять его на  ноги,  но
обнаружил,  что  длины  вытянутой  руки не хватает, чтобы его противник смог
стать во весь рост. Человек с винтовкой был, по крайней мере, на три  головы
выше его.
     - Гони  пушку, - проревел Римо, хватаясь за дуло винтовки, выглядевшей,
словно самодельное оружие времен Гражданской войны.
     - В чем дело, приятель? - удивился незнакомец.
     - Ты только что подстрелил одного из этих людей.
     - Похвальная наблюдательность. Может быть, ты наконец меня отпустишь, и
я смогу подстрелить еще парочку?
     - У нас в Америке проблемы с профсоюзом так не решают.
     - С каким профсоюзом? Неужели ты считаешь...
     Человек с винтовкой внезапно залился отрывистым смехом.
     - Нет, вы только подумайте... - хохотал он.
     - Что тут смешного? - воскликнул Римо. Отпустив противника, он  взял  в
руки  винтовку.  Сверху  на  ней  был прикреплен стальной магазин, в котором
лежало несколько наполненных красной жидкостью шариков.
     - Ты... Неужели ты действительно поверил, что  я  убил  парня?  Это  же
духовое ружье.
     - Из  такого ружья и в самом деле можно убить человека, если попадешь в
мягкие ткани, - заметил Римо, беря один из шариков в руки.
     - Эй, поосторожнее. В бутафорской не обрадуются, если ты его поломаешь.
Это ручная работа. В мире всего шестнадцать таких ружей.
     В этот момент на дюну взобрался один из работавших внизу японцев.
     - Санни Джо, почему остановка? - спросил он. Римо заметил, что на груди
у него красуется красное пятно.
     - Погодите-ка, - выпалил он. - Так вы и есть Санни Джо?
     - Сколько себя помню, так меня и зовут. А ты кто такой?
     - Римо.
     Услышав это имя, Санни Джо вздрогнул от неожиданности.
     - А фамилия? - спросил он.
     - Дюрок, - после короткой паузы ответил Римо.
     Этот ответ, казалось, разочаровал его собеседника,  и  во  взгляде  его
промелькнуло раздражение.
     - Это  что,  твоя  первая съемка? - ворчливо спросил он. - Не могут уже
отличить духового ружья от настоящего!
     - Извините, - сказал Римо, - но из-за этой  заварушки  с  профсоюзом  я
подумал было...
     - Ничего  страшного.  -  Санни  Джо  решил  сменить гнев на милость. Он
окинул Римо проницательным взглядом. - К тому же, приятно видеть хоть одного
бледнолицего. Половина этих чертовых японцев ни слова не знают по-английски.
Мы тут репетируем сцены с ранениями. Пойдем-ка посмотрим, что ты умеешь.
     Вслед за ним Римо пошел вниз по песчаному склону.
     - Главное, о чем тебе нужно помнить, Римо, - объяснял по  дороге  Санни
Джо,  - это мания Бронзини снимать все максимально приближенно к реальности.
Ну-ка, встань вот здесь, а я отойду назад и стрельну  в  тебя  разок.  Когда
почувствуешь  удар  шарика,  не  падай, а завертись на месте. Представь, что
тебя ударил кузнечный молот, а не  пуля.  На  экране  все  должно  выглядеть
эффектно.
     Пожав  плечами,  Римо  подождал, пока Санни Джо отойдет в свое укрытие.
Санни был и в самом деле высок - не меньше двух метров  ростом,  и  выглядел
впечатляюще,  несмотря на то, что руки и ноги у него были чрезмерно длинные.
Ему было, по меньшей мере, шестьдесят, но двигался этот человек,  как  будто
был лет на десять моложе.
     Согнувшись за камнем, Санни Джо прицелился. Раздался хлопок выстрела, и
острый  взгляд  Римо  на  мгновение  увидел  несущийся  к  нему  шарик. Римо
напрягся, но сыграли роль многолетние тренировки - его  учили  уворачиваться
от  любых пуль, даже самых безобидных. Он инстинктивно отступил в сторону, а
затем, чтобы скрыть свою промашку, завертелся на месте и рухнул на песок.
     Подняв голову, Римо увидел, что Санни Джо,  явно  раздосадованный,  уже
спешит к нему.
     - Что, черт побери, ты вытворяешь? - взревел он.
     - Я крутился.
     - Причем  до того, как в тебя попала пуля! Я не заметил красного пятна.
Да что с тобой происходит? Нацелился на Оскара?
     - Извините, - сказал Римо, отряхивая с одежды песок.  -  Попробуем  еще
разок?
     - Ладно. Только на этот раз дождись, все-таки, пули.
     Когда  они  снова разошлись по местам, над головами пролетело несколько
вертолетов. Их стрекотание гулким эхом отдавалось в долине.
     - Черт бы их побрал, - пробормотал Санни Джо. - Чувствую,  снять  фильм
нам  спокойно  не  удастся.  Готов  поспорить,  это вертолеты с местной базы
морских пехотинцев. Раздолбаи, которым нечем заняться, кроме как летать  над
съемочной  площадкой. Наверно, спорят между собой, какая из маленьких черных
точечек внизу - Бронзини. Идиоты чертовы.
     - Рано или поздно, им это надоест, - предположил Римо.
     - Конечно, если бы это были одни зеленые береты. А тут еще, чуть дальше
на север, есть военный полигон, и  авиабаза  на  востоке.  Так  что  нам  не
отделаться от летающих туда-сюда истребителей до самой весны.
     - Похоже, вы не слишком довольны своей работой.
     - Работа?  Черт,  да  я был на пенсии, пока не приехали эти япошки. Мне
ведь за шестьдесят, парень. В кино есть шанс работать, только пока ты молод.
Так что я вернулся в резервацию, так сказать,  доживать  свой  век.  Но  тут
появился Бронзини, и попросил разрешения снимать на наших землях.
     - Так это место - часть резервации?
     - Да,  черт  побери. Бронзини использовал все свои связи, чтобы съемки,
наконец, раскрутились. Местные власти буквально лизали ему пятки, и все  шло
отлично,  пока  он  не  наткнулся  на  вождя.  Конечно,  тот знал, кто такой
Бронзини, однако и виду не подал. Сказал,  что,  помимо  платы,  они  должны
взять  на  работу  меня.  Я  человек гордый, но эта профессия сидит у меня в
крови, так что я не стал кочевряжиться и согласился. Может быть,  что-нибудь
из этого и выйдет.
     - Вы не похожи на индейца.
     - В наше время, если хочешь знать, мало кто сам на себя похож.
     - А из какого вы племени?
     - Ну,  уж в школе вы точно такого не изучали. Мы практически вымерли. В
племени меня зовут Санни Джо. У всех индейцев есть прозвища, а  по  паспорту
мое  имя Билл Роум. Но можешь звать меня Санни Джо, все так и делают. Только
запомни, Санни, а не "Сони". Ну ладно, становись на место.
     Римо отошел, и, на этот раз, услышав, как хлопнуло ружье, закрыл глаза.
Почувствовав толчок в грудь, он согнулся, упал, и прокатился по песку.
     - Уже лучше, - крикнул ему Санни Джо.  -  А  теперь,  пускай  попробует
кто-нибудь из вас.
     Никто  из стоявших поодаль японцев не двинулся с места. Тогда Санни Джо
подошел поближе, и, отчаянно жестикулируя, попытался  донести  до  них  свою
просьбу  таким способом. В конце концов, ему пришлось схватить одного из них
за шиворот, и оттащить на нужное место.
     Казалось, японец вот-вот лягнет Санни в живот - ему явно не  нравилось,
что  его  куда-то тащат. Тоже мне, неженка, подумал Римо. Отойдя в сторонку,
он принялся наблюдать за репетицией, думая, что придется многому  научиться,
если он хочет выдать себя за профессионального каскадера.

     Увидев,  что  профсоюз  уже не пикетирует въезд на съемочную площадку в
резервации, Бартоломью Бронзини был сильно удивлен. Интересно, имеет ли  это
какое-нибудь  отношение  к  опрокинутому  танку, лежавшему рядом со смятым в
лепешку микроавтобусом, подумал он.
     Поддав газу, Бронзини направил свой Харли-Дэвидсон в объезд, и помчался
по дороге к лагерю. Тормозить перед палаткой продюсеров он не  стал,  вместо
этого влетев на полной скорости внутрь и врезавшись в стол.
     Бронзини   успел  соскочить  с  мотоцикла,  прежде  чем  тот  въехал  в
брезентовую стену палатки. Но никто не  обратил  ни  малейшего  внимания  на
треск порвавшейся ткани, в особенности Джиро Исудзу.
     Перед  ним было куда более устрашающие зрелище - искаженное гневом лицо
Бартоломью Бронзини, "Бронзового" Бронзини, причем выражение этого  лица  не
предвещало ничего хорошего.
     - Что,  черт  бы  вас  побрал,  здесь происходит? - проревел знаменитый
актер.
     - Пожалуйста, говорить в почтительном тоне, - попытался остановить  его
Исудзу. - Я ведь продюсер.
     - Ты, чтоб тебе провалиться, отвечаешь за сценарий, а я хочу говорить с
исполнительным продюсером!
     - Это мистер Нишитцу. С ним нельзя говорить. Он в Токио.
     - Что,   у   вас  в  Токио  нет  телефонов?  Или  он  тоже  не  говорит
по-английски?
     - Мистер Нишитцу жить в уединении. Уже не молод. Когда съемки начаться,
он приедет, и вы можете поговорить.
     - Да? Ну, тогда передайте ему кое-что.
     - С удовольствием. Что вы хотел сказать?
     - Терпеть не могу, когда меня пытаются надуть.
     - Надуть? Не знать слова.
     - Обмануть. Так тебе понятнее?
     - Пожалуйста,  объяснить,  -  упрямо  сказал  Джиро  Исудзу.   Бронзини
заметил,  что  тот  не  собирается  уступать. Он почувствовал к Джиро что-то
вроде уважения, и это заставило его если не успокоиться, то хотя бы  сбавить
тон.
     - Я только что говорил по телефону с Куросавой.
     - Это нарушение контракта. Вы не являться режиссером фильма.
     - Неужели, Джиро, детка? - насмешливо проговорил Бронзини. - Да я такой
же режиссер  этого  бреда,  как  и  Куросава. Он даже и не слышал о "Красном
Рождестве". Более того, он,  чтоб  его  разорвало,  вообще  не  совсем  ясно
представляет себе, что такое Рождество.
     - А,  теперь  понимаю.  У нас были проблемы, и Куросава не смог принять
участие в съемках. Как раз собираться  рассказать  вам  об  этой  неприятной
новости. Прошу извинить.
     - Мне надоело все время слушать твои "прошу извинить". Хватит, меня уже
тошнит от всего этого. И я все еще не услышал никакого объяснения.
     - Представители мистера Куросавы заверили меня, что он сможет выступить
в роли  режиссера.  Очевидно,  нас  введи в заблуждение. Серьезное нарушение
профессиональной  этики,  за  которое  мы  потребуем  возмещение  морального
ущерба. Уверен, виновные принесут самые глубокие извинения.
     - Моральный  ущерб!  Я  бы  перестал  чувствовать себя ущербным, только
работая с Куросавой. Он великий режиссер.
     - Очень жаль. Конечно же, мистер Нишитцу принесет свои извинения лично,
когда приедет на съемки.
     - Черт,  просто  жду  не  дождусь,  -  язвительно  заметил   Бартоломью
Бронзини. - И кто же теперь будет снимать картину?
     - Эта почетная обязанность возложена на меня, - поклонился ему Исудзу.
     Бронзини  застыл  как  вкопанный.  Его  прищуренные, как у таксы, глаза
сузились еще больше, а руки, до сих пор бешено жестикулировавшие, повисли  в
воздухе.
     - Ты? - тихо, но с непередаваемым выражением в голосе, спросил он.
     Джиро Исудзу невольно отступил назад.
     - Да, - так же тихо ответил он.
     Подойдя поближе, Бронзини наклонился и заглянул ему в лицо. Даже теперь
он казался  гигантом  по  сравнению  с  Джиро,  хотя был и не очень высокого
роста.
     - Джиро, малыш, а сколько фильмов ты уже снял?
     - Ни одного.
     - Тогда ты  сильно  рискуешь  своей  репутацией  режиссера,  решив  нас
выручить,  -  с  деланной беззаботностью заметил Бронзини. - В конце концов,
бюджет у нас, черт возьми, всего-то шесть миллионов.  Подумаешь,  мой  новый
фильм.  Какая  разница!  Слушай,  а  почему  бы  нам  вообще не обойтись без
режиссера? Может быть, просто начнем  дурачиться,  и  кидать  друг  в  друга
песочком,   и,   глядишь,   наберется   как  раз  достаточно  материала  для
коротенького мультфильма. Ведь к этому  мы  и  идем  -  все  превратилось  в
какой-то чертов фарс!
     - Я справляться хорошо, обещаю.
     - Нет.  Ни  за  что. Я выхожу из игры. Съемки прекращаются, мы проводим
конкурс, находим опытного режиссера, и  тогда  снова  начинаем  снимать.  Ни
секундой раньше. Ясно?
     - Нет времени. Снимать надо уже завтра.
     - Завтра  -  сочельник, - медленно, словно объясняя умственно отсталому
ребенку, сказал Бронзини.
     - Мистер Нишитцу ужал график съемок.
     - Позволь-ка на него взглянуть.
     - Невозможно. Нет в наличии. Очень жаль.
     - Здорово! Просто замечательно! Нет ни графика  съемок,  ни  режиссера.
Все, чем мы располагаем - это кинозвезда, несметное количество танков, и ты.
Потрясающе!  Я  направляюсь в отель, и попрошу шеф-повара, чтобы он разрешил
мне засунуть голову в духовку, а не то я за себя не ручаюсь!
     Сжав кулаки, Бронзини уже двинулся к  зиявшей  в  стене  палатки  дыре,
когда сзади раздался голос Джиро:
     - Нет. Вы нам нужны.
     Остановившись,  Бронзини  резко  развернулся  на каблуках. Он просто не
верил своим ушам - у этого парня хватило наглости настаивать на своем!
     - Зачем? - резко спросил он.
     - Договориться с морскими пехотинцами и летчиками.
     - Интересно, о чем?
     - Из-за того, что мы начинать раньше, часть каскадеров еще не приехала.
Мы попросить разрешения использовать американских солдат. И технику.  Завтра
- съемка большого парашютного десанта.
     - Что-то не припомню в сценарии никакого десанта.
     - Это есть в последней редакции. Дописать вчера вечером.
     - И кто же вставил эту сцену? - с подозрением спросил Бронзини.
     - Я.
     - Джиро, будь добр, объясни мне, почему я даже не удивлен? Ну почему?
     Джиро Исудзу прокашлялся.
     - Сценарий  мой,  -  оправдывающимся тоном сказал он. - Мой и господина
Нишитцу.
     - Только не забудьте, кто все-таки написал первоначальную версию,  -  с
горечью проговорил Бронзини. - Помнишь, была такая, еще до танковых баталий,
а действие происходило в Чикаго?
     - Вы  получать  соответствующее  вознаграждение  за участие, и конечно,
упоминаться в титрах. Пожалуйста, идти со мной?
     - Если ты просишь помочь вам, то и я кое о чем тебя попрошу.
     - Извините, не понял? - сказал Исудзу.
     - Я хочу, чтобы все проблемы с профсоюзом были  решены.  К  завтрашнему
дню. Только на этих условиях я могу обещать, что буду с вами сотрудничать.
     Джиро Исудзу заколебался.
     - Разобраться с профсоюзом до начала съемок. Вас устроит?
     От неожиданности Бронзини даже мигнул.
     - Ладно, договорились.
     Наученный  прошлым  опытом,  Джиро  Исудзу  быстро  отскочил  с дороги.
Проводив его тяжелым взглядом, Бронзини  поднял  с  земли  свой  мотоцикл  и
выкатил его из палатки.
     По  дороге  он  чуть  было не столкнулся с Санни Джо Роумом, за которым
плелись  несколько  японцев,  среди   которых   неожиданно   оказался   один
американец.
     - Я  заставил  их крутиться волчком, как вы просили, мистер Бронзини, -
прогрохотал Санни.
     - Отлично. Теперь тебе осталось только выучить японский,  -  проговорил
Бронзини,  влезая на мотоцикл и заводя мотор. - Судя по всему, без него тебе
не обойтись!
     Роум рассмеялся.
     - Когда познакомишься с ним поближе, понимаешь, какой это шутник. Барт,
позвольте вам представить Римо, нашего каскадера-американца. Он будет  вашим
дублером.
     Римо  протянул  руку,  сочтя,  что  раз  ему  поручили  приглядывать за
Бронзини, то лучше подавить в себе уже возникшую антипатию.
     - Я ваш большой поклонник, - солгал он.
     - Тогда что же вы не кланяетесь? - не подавая руки в ответ,  усмехнулся
Бронзини, и с грохотом умчался вслед за микроавтобусом Нишитцу.
     - Думаешь, какая собака его укусила? - спросил Санни Джо.
     - Бронзини   всегда  ведет  себя,  как  будто  ему  штаны  узковаты,  -
откликнулся Римо. - Я читал об этом в журнале.

     Когда Бартоломью Бронзини, за которым маячила неизменная фигура Исудзу,
вошел в кабинет, начальник базы морских пехотинцев в Юме воспринял  это  без
особого восторга.
     - Чтобы  между нами не возникло непонимания, - резко заметил он, - хочу
сказать сразу - я не видел ни одного вашего фильма.
     Услышав такое начало, Бартоломью Бронзини  сменил  виноватое  выражение
лица на глупую ухмылку.
     - Еще не все потеряно, - сострил он. - Все мои картины вышли на видео.
     Его  шутка  осталась  без  ответа  -  то  ли  начальник  базы был таким
непробиваемым человеком, то ли эта реакция стала  очередным  подтверждением,
что среди сценических талантов Бронзини напрочь отсутствовал дар комедианта.
Бартоломью  в  очередной  раз спросил себя, почему он все еще не бросил этот
японский цирк, в который превратились съемки. Тем не менее, как бы ни душила
его злоба, Бартоломью Бронзини все-таки был профессионалом, и  он  собирался
закончить  съемки в срок, каким бы ни был график, и только затем хлопнуть за
собой дверью.
     - Присаживайтесь и расскажите, для чего вам понадобились наши ребята, -
предложил полковник Тепперман.
     - Нам бы хотелось немного поснимать у вас на базе, - объяснил Бронзини.
- Скажем, начиная с завтрашнего дня.
     - Забавное вы выбрали время для съемок. Праздники-то уже на носу.
     - К сожалению, мы будем снимать всю  Рождественскую  неделю,  -  сказал
Бронзини.  -  Думаю,  поскольку  ваши солдаты будут находиться в отпуске, мы
доставим, таким образом, меньше хлопот.
     - Я не уполномочен дать вам такое  разрешение,  -  медленно  проговорил
полковник,  бросив  косой взгляд на Джиро Исудзу. - У нас на базе проводятся
операции, связанные с разведывательной деятельностью.
     - В  таком  случае,   кто   обладает   достаточными   полномочиями?   -
хладнокровно поинтересовался Бронзини.
     - Пентагон. Но я думаю, они вряд ли...
     - Пока   что   мы   очень  успешно  сотрудничали  с  вашим  Конгрессом,
Госдепартаментом, да и с местными властями тоже, - поспешно вставил Исудзу.
     Это сообщение заставило полковника задуматься.
     - Думаю, я мог бы кое-кому позвонить, - сказал он, наконец, с неохотой.
- Сколько дней вам потребуется на съемки?
     - Два, - ответил Джиро. - Самое большее, три. Нам нужно,  также,  чтобы
вы выделили некоторое количество солдат.
     - Зачем это? - с подозрением спросил полковник.
     - В качестве каскадеров.
     - Вы хотите использовать в фильме моих людей?
     - Да, сэр. - Бронзини почувствовал, что пора перевести огонь на себя. -
Я часто  делал так в фильме "Гранди". Ребята из Голливуда не умеют двигаться
и действовать, как настоящие  солдаты.  Просто  невозможно  добиться,  чтобы
оружие выглядело у них в руках хоть сколько-нибудь правдоподобно.
     Полковник кивнул.
     - Я  не  смотрел  фильмов о войне вот уже много лет. Просто невыносимо,
какую чушь там порой показывали. Знаете, в одном из фильмов у главного героя
к автомату Калашникова была приделана американская ракетная установка М-120.
     - В этом фильме такого никогда не случится, - заверил его  Бронзини.  -
Мы знаем, с каким оружием работаем.
     Полковник Тепперман протянул руку к телефонной трубке.
     - Хорошо,  я  позвоню,  -  решительно  сказал  он.  - А у вас есть роль
полковника морских пехотинцев?
     Приподняв бровь, Бронзини взглянул в сторону Джиро.
     - Да, - вкрадчиво проговорил  японец.  -  Это  будет  очень  престижный
фильм.  Для  каждого  из ваших людей найдется по роли. Но они должны взять с
собой оружие. Потребуется очень много подлинного американского оружия.
     - У нас есть все необходимое.
     - И конечно же, патроны должны быть холостые.
     - Верно, черт побери, - заметил полковник Тепперман, набирая  номер.  -
Алло, соедините меня с командным пунктом...

     Командующий авиабазой Льюк был упрямым человеком.
     - Прошу  прощения,  джентльмены, но разрешить этого я не могу, - сказал
полковник Фредерик Дэвис. - Я  вполне  понимаю  ваши  мотивы,  но  позволить
киносъемочной  группе  разгуливать  у  себя  по  базе не могу. Вас просто не
возможно будет проконтролировать.
     - Нам не потребуется находиться на базе очень долго,  -  с  готовностью
откликнулся Джиро Исудзу. - Самое большее, в течение одного дня.
     Бронзини  заметил,  что  рубашка на Джиро промокла насквозь. Что ж, при
таком жестком графике съемок оно и неудивительно, подумал он.
     - Боюсь, ничего не выйдет, - покачал головой полковник Дэвис.
     - Мы хотим отснять высадку большого десанта, сэр, - вступил в  разговор
Бронзини. - Столько человек, сколько вы сможете нам предоставить.
     - Вы хотите, чтобы я откомандировал к вам десантников?
     - При полной амуниции, - кивнул Бронзини.
     - Конечно,  сами  парашюты  -  наша  забота,  -  сказал Исудзу. - И все
расходы мы тоже берем на себя. Вас устраивать?
     - А людям будут выплачены суточные, - добавил  Бронзини,  заметив,  как
глаза полковника блеснули.
     - Господи, да вы понимаете, что это будет? Вам потребуется транспортный
самолет Геркулес С-130.
     - Я думаю, трех нам будет достаточно, - уверенно проговорил Бронзини. -
Людей  нужно  будет  сбросить  над  пустыней  Юма.  Конечно, сцену взлета мы
отснимем здесь, и вообще, весь процесс подготовки к выброске.
     - Звучит впечатляюще, - задумчиво протянул полковник Дэвис. Он  никогда
еще не принимал участия в военных действиях, ни разу не был свидетелем такой
масштабной операции, как предлагал этот актеришка.
     - Подумайте,  какая  эта будет реклама для военной авиации, - продолжал
Бронзини. - По сценарию, именно  десантники  вступают  в  бой  с  китайскими
пехотинцами и уничтожают их.
     Полковник надолго задумался.
     - Знаете,  -  сказал  он  наконец,  - мои подчиненные, ответственные за
вербовку, утверждают, что каждый раз после  выхода  очередного  "Гранди",  в
армию записывается процентов на двадцать больше людей.
     - На этот раз, может выйти и тридцать. Или даже сорок.
     - Все   это,  конечно,  соблазнительно,  но,  сами  понимаете,  просьба
необычная. Не думаю, что Пентагон пойдет на это.
     - Морские пехотинцы уже дали согласие, - вставил Джиро Исудзу.
     Полковник помрачнел.
     - А что в фильме делают эти придурки? - пробормотал он.
     - Их наголову разбивает китайская  армия  в  первой  сцене,  -  ответил
Джиро.
     - Возможно,  я  все-таки  попробую  сделать  пару звонков, - согласился
Дэвис. - Но вы должны пообещать мне кое-что взамен.
     - Только скажите, - откликнулся Бронзини. -  Автограф?  А  может  быть,
фотографию?
     - Что за глупости? Не нужно мне этого барахла. Я хочу первым выпрыгнуть
из самолета.
     - Договорились,  -  сказал  Бартоломью  Бронзини,  поднимаясь со своего
места. - Вы не пожалеете о своем решении, сэр.
     - Можешь звать меня просто Фред, Барт.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

     По дороге в Международный Аэропорт Юмы, Шерил Роуз размышляла, что  это
за имя "Чиун"? Напоминает азиатское. Возможно, он японец. Судя по их фильму,
это  почти  наверняка  так. Поставив студийный микроавтобус у обочины, Шерил
вошла в здание аэропорта.
     В зале  ожидания  сидел  только  один  человек.  Низенький,  в  длинных
шелковых одеждах, он выглядел одиноко, и Шерил даже слегка растрогалась.
     - Вы мистер Чиун? - подойдя к нему, спросила она.
     Повернувшись, маленький азиат смерил ее чопорным взглядом и ответил:
     - Да, меня зовут Чиун.
     - Что ж, здравствуйте. Я Шерил, из студии.
     - Они прислали женщину?
     - В  "Красном  Рождестве"  я  единственный  менеджер  рекламе, - весело
ответила Шерил. - Так что вы бора у вас никакого, хотя, надеюсь, я смогу вам
понравиться.
     - А кто понесет мой багаж? - горестно воскликнул азиат. Шерил заметила,
что он совершенно лысый, за исключением двух седых прядей над ушами.
     - Вы без шляпы? Разве редактор не  предупредил,  что  в  Аризоне  очень
жарко? Можете схватить солнечный удар.
     - Что  плохого  в  моей одежде? - потребовал объяснений Чиун, оглядывая
свое кимоно, темно-зеленое, с золотыми драконами на груди.
     - Вам нужен головной убор.
     - Меня гораздо больше беспокоит мой багаж.
     - Ну, не беспокойтесь, я  этим  займусь.  А  пока,  почему  бы  вам  не
заглянуть вон в тот магазинчик, и поискать что-нибудь себе на голову?
     - С моей головой все в порядке.
     - Да  не  стесняйтесь,  -  уговаривала Шерил этого смешного старичка. -
Студия с удовольствием возьмет на себя расходы.
     - Тогда я с  удовольствием  воспользуюсь  этим  любезным  предложением.
Багаж  за углом, - сказал азиат, протянув руку с необычайной длины ногтями в
сторону  нескольких  лакированных   сундуков,   сваленных   неподалеку,   и,
развернувшись, направился к палатке с сувенирами.
     Попробовав один из сундуков рукой, Шерил подумала, что он, должно быть,
наполнен застывшим бетоном.
     - Говорила  мне  мама,  что  язык  без  костей  до  добра не доведет, -
пробормотала она, пытаясь поставить верхний сундук на землю.
     Не прошло и часа, а багаж уже стоял около ее автомобиля.
     - Может быть, требуется мужская  помощь?  -  спросил  подошедший  Чиун,
которому  пришлось  запрокинуть  голову, чтобы обозревать окрестности из-под
полей огромной ковбойской шляпы.
     - А что, рядом есть мужчины, желающие помочь?
     - Нет, но может быть, попробовать мне?
     - Ох, нет, я сама справлюсь, - пропыхтела Шерил,  думая:  "Какой  милый
старичок!".  Он  выглядел таким хрупким, что, казалось, разлетится в пыль от
малейшего дуновения ветра.  Кто  знает,  что  случится,  если  он  попробует
взяться  за  эту  тяжесть.  Не исключено, что его хватит удар или что-нибудь
похуже.
     Наконец, Шерил запихнула внутрь весь багаж Чиуна.
     - Вы что, все время путешествуете с пятью сундуками?  -  спросила  она,
садясь  за  руль,  и  скривилась, увидев в зеркальце, что весь ее лоб покрыт
спекшейся от пота пылью.
     - Нет. Обычно их четырнадцать.
     Выворачивая на шоссе, Шерил мысленно поблагодарила Господа, что на этот
раз Чиун решил отправиться в поездку налегке.

     - Готова поспорить, вы в восторге от  того,  что  возьмете  интервью  у
Бронзини,  -  сказала Шерил, когда двадцатью минутами позже они подъезжали к
съемочной площадке в пустыне.
     - А который из  них  он?  -  спросил  Чиун,  напряженно  вглядываясь  в
мелькавших перед ними людей в военной форме.
     - В  данный  момент  Его Бронзовости что-то не видно, - заметила Шерил,
осмотревшись.
     - Первый раз слышу о таком титуле.
     - Так у нас шутят на съемках. Они зовут Бронзини Бронзовым  Бамбино,  а
некоторые  клиенты  обращаются к нему "Ваша Бронзовость". Неужели еще не все
об этом знают?
     - Я - нет. Но, с другой стороны, я - это не все, - высокомерно  заметил
Мастер Синанджу. - Я - Чиун!
     - О'кей.  - Опустив стекло, Шерил окликнула японского рабочего, - Эй, а
где Бронзини?
     - Руководит установкой оборудования, - ответил тот.
     - Спасибо, - ответила Шерил, направляя автобус к  долине  меду  дюнами,
где стояло огромное количество танков.
     - Здесь  они  будут  снимать  главную  сцену  - танковое сражение между
японскими оккупантами и американцами,  -  объяснила  она.  -  Вы  знакомы  с
сюжетом?
     - Нет,  -  рассеяно отозвался Чиун, который рассматривал отрабатывавших
сцены  рукопашного  боя  японцев.  Те,  в  свою   очередь,   с   подозрением
оглядывались в его сторону.
     - Может  быть,  вы  хотите  что-нибудь  записать?  Или  вы  пользуетесь
диктофоном?
     - Единственное, чем я пользуюсь - моя непогрешимая память,  которую  не
нужно ни затачивать, ни кормить бесчисленными батарейками.
     - Как скажете.
     - А почему на этих людях китайская форма?
     - Это массовка, они играют солдат Китайских оккупационных войск.
     - Но они же японцы! - воскликнул Чиун.
     - Еще бы. Больше на этих съемках, считай, никого и нет.
     - Какая  глупость!  -  презрительно  сплюнул Чиун. - Интересно, как они
собираются заставить  людей  поверить  в  их  трюки,  если  коварные  японцы
изображают тут ленивых китайцев!
     - Насколько я понимаю, вы не принадлежите ни к тем, ни к другим.
     - Я, вне всякого сомнения, кореец, - раздраженно заметил Чиун.
     - Да,  я заметила, что с буквой "Л" у вас проблем нет, - сказала Шерил.
- Наверное, для людей из вашего полушария разница более  очевидна,  чем  для
нас, американцев.
     Она остановила микроавтобус в тени одной из дюн.
     - Любой  жук  или  кузнечик  могли бы заметить разницу. Американцу, же,
наверное, пришлось бы объяснять, причем дважды.
     - Ну что, пойдемте? Надо найти Бронзини. Это  не  так  уж  и  сложно  -
просто высматривайте человека, у которого в каждой руке по штанге.
     Когда  они вышли наружу, из-за дюны показался красный с белым вертолет,
и облетев долину, приземлился, поднимая винтом клубы пыли. Остановив  мотор,
пилот открыл дверь.
     - Это  съемочный  вертолет,  а  вот  и  его  Бронзовость,  с  очередным
эффектным выходом на сцену, - показала рукой Шерил.
     Из вертолета вышли двое.
     - Я должен взять у него интервью. Немедленно, - решительно заявил Чиун.
     - Погодите-ка. Не вздумайте только бросаться к Бронзини  прямо  сейчас.
Сначала  я  должна  утрясти  этот  вопрос  с  Джиро,  а  он  поговорит с Его
Бронзовостью, и передаст ответ мне. Вот так у нас делаются все дела.
     - Он поговорит со мной, - бросил Чиун, бросаясь к вертолету,  где  двое
сошедших  людей  увлеченно  что-то  обсуждали.  Не обращая внимания на того,
который был пониже, Чиун обратился к высокому.
     - Я Чиун, известный автор,  -  громко  объявил  он.  -  Читатели  моего
журнала  требуют  ответа  на  наиболее  существенный  на  сегодняшний момент
вопрос, а именно: Каким образом вы  рассчитываете  на  успех  у  зрителей  с
нормальным  цветом  кожи, оскорбляя их просвещенные души зрелищем, в котором
японцы притворяются китайцами?
     С высоты своего роста Билл "Санни Джо" Роум  взглянул  на  раздраженное
лицо подошедшего, и заметил:
     - Вы слегка ошиблись адресом, вождь.
     - Могу  я  чем-то  вам  помочь?  -  спросил  Бартоломью  Бронзини, явно
забавляясь видом несуразной шляпы,  которая  могла  принадлежать  разве  что
какому-нибудь чемпиону родео.
     - Прошу  прощения, мистер Бронзини, - поспешила вмешаться Шерил Роуз, -
он от меня удрал. - Это мистер Чиун, корреспондент журнала "Звездный Дождь".
     - Ну вот, теперь ты зовешь его "мистер Бронзини", а еще минуту назад он
был "Его Бронзовость", - надменно проговорил Чиун.
     Глаза Шерил  расширились  от  ужаса,  но,  прежде  чем  Бронзини  успел
отреагировать, маленький азиат отступил назад, чтобы выглянуть, наконец, как
следует из-под полей своей шляпы.
     - Вы!  -  изумленно  воскликнул  он, но, быстро оправившись, согнулся в
глубоком, хотя и чопорном, поклоне.
     - Я поражен, увидев вас здесь, О Великий, - осторожно проговорил Чиун.
     - Я сам до конца еще не привык,  -  ворчливо  заметил  Бронзини.  -  Не
против, если мы займемся этим попозже? Я имею в виду интервью.
     - Как  вам  угодно,  -  сказал  Чиун,  и  поклонился еще раз, держа, на
мушкетерский манер, шляпу двумя пальцами.
     Как только Бронзини и Санни  Джо  ушли,  Шерил  встала  перед  Мастером
Синанджу, и упершись руками в бока, принялась его отчитывать:
     - Никогда,  слышите,  никогда  не  подбегайте  вот  так  к звезде такой
величины, как мистер Бронзини. И не вздумайте повторять при людях то, о  чем
я рассказываю неофициально.
     - Он   восхитителен,   -  проговорил  Чиун,  глядя  вслед  удаляющемуся
Бронзини.
     - По крайней мере, он обладает достаточным влиянием, чтобы сделать  или
разрушить мне карьеру. Надеюсь, вы возьмете себя в руки, когда Бронзини даст
добро по поводу интервью. Если это когда-нибудь произойдет.
     - Он точная копия Александра.
     - Александра? - непонимающе моргнула Шерил.
     - Да,  теперь  мне  все  стало  ясно,  -  продолжал  Чиун, обводя рукой
заполнивших долину людей и технику. - Неудивительно, что  он  снимает  такие
фильмы  -  они напоминают ему о днях былой славы. Как, однако, печально, что
он опустился до этого...
     - До какого "этого"? И кто такой Александр?
     - Македонский, - ответил Чиун.
     - Ну и...? - поджав губы, напомнила Шерил. - Македонский, а дальше?
     Чиун пристально взглянул ей в глаза.
     - Александр Македонский.
     - О чем это вы, ради всего святого?
     - Тот человек, - объяснил  Чиун,  маша  рукой  в  сторону  Бронзини,  -
воплощение  Александра  Македонского.  Иначе,  чем  еще  можно объяснить его
страсть к возрождению ярости сражений?
     - Ну, я бы подумала, что причина как-то связана с двадцатью  миллионами
долларов, которые ему платят за каждый фильм.
     - Он  выглядит  в точности, как Александр, - не унимался Чиун. - Тот же
прямой нос. Сонные глаза. Насмешливые очертания губ.
     - Вообще-то, я считала, что губы Бронзини  в  точности,  как  у  Элвиса
Пресли,  -  заметила Шерил. - Насколько я понимаю, вы знали этого Александра
лично?
     - Нет, но с ним был знаком один из моих предков. Интересно, вспомнит ли
об этом Бронзини?
     - Сомневаюсь.
     - Тем лучше. Тогда маловероятно, что он затаил в сердце обиду на Дом.
     - Хорошо, тогда еще один вопрос. Что это за Дом?
     Светло-карие глаза Чиуна прищурились.
     - Не имею права сказать, ведь я здесь под  прикрытием.  Как  бы  то  ни
было, один моих предков убил Александра.
     - В самом деле? Кто бы мог подумать!
     - О, уверяю, в этом не было ничего личного. Как я рад, что познакомился
с Бронзини!  С нетерпением жду нашего интервью. Все-таки, в наши дни нечасто
встречаешь великих мира сего!
     - Да, действительно, здорово, - отсутствующим тоном проговорила  Шерил,
окидывая  взглядом съемочную площадку, - но почему бы нам не начать с вашими
интервью? Ну-ка, посмотрим... с кем бы нам поговорить первым? Джиро я что-то
не вижу, технический консультант до завтра не  вернется...  С  руководителем
каскадеров, Санни Джо, вы уже знакомы. Это он был вместе с Бронзини.
     - Вот-вот,  -  поспешно вставил Чиун. - Я хотел бы побеседовать с одним
из каскадеров.
     - С кем-нибудь конкретно?
     - Да. Его зовут Римо.
     - Римо... Римо Дюрок? Хотите начать с него?
     - Да, обязательно нужно это подстроить.
     - Устроить, вы хотели сказать.
     - Я говорю именно то, что хочу. А другие пусть истолковывают мои слова,
как им угодно.
     - У Римо немая роль. Он отнюдь не важная птица.
     - Можно будет вас процитировать? - оживился Чиун.
     - Нет! Ни в коем случае! Ни по какому поводу меня не цитируйте.
     - Готов пообещать, если ты  отведешь  меня  к  Римо,  -  с  готовностью
отозвался Чиун.
     Оглянувшись, Шерил прикусила губу.
     - Что-то  его  нигде  не  видно. Давайте вернемся в основной лагерь, уж
там-то кто-нибудь скажет, где его искать.

     В основном лагере как раз накрывали обед в огромной палатке,  служившей
столовой. Перед раздаточным окошком выстроилась длинная очередь.
     - Посмотрим, чем сегодня кормят? - предложила Шерил.
     Чиун потянул носом воздух.
     - Рисом, - сообщил он.
     - Откуда вы знаете?
     - Они  же  японцы,  и  питаются  рисом. Единственная их особенность, не
вызывающая отвращения.
     - А редактор, когда посылал вас на съемки, знал, как вы... относитесь к
японцам?
     - Он едва умеет читать и писать. Пожалуй, лучше не ходить в столовую  -
я подумал, что не особенно голоден.
     - Ну, как хотите. Так, что бы мы могли предпринять? Может быть, в офисе
режиссера происходит что-нибудь интересное?
     Фургон  "Нишитцу",  в  котором  размещался  режиссер, стоял последним в
ряду.  На  нем  красовался  фирменный  знак  "Красного  Рождества"  -  елка,
увешанная  гранатами  и  пулеметными  лентами, нарисованная на фоне ядерного
гриба. Шерил постучалась, и, не услышав никакого ответа, обратилась к Чиуну:
     - Думаю, ничего страшного, если мы заглянем внутрь.
     Открыв дверь, она пропустила Мастера Синанджу вперед.
     Чиун оказался в  скудно  обставленном  помещении,  на  стенах  которого
висели многочисленные полоски рисовой бумаги, покрытые иероглифами. Стол был
целиком завален бумагами.
     - Вопреки моим ожиданиям, здесь не очень опрятно, - заметила Шерил.
     - Эти японцы никогда не показывают своего истинного лица на публике. По
этой крысиной  норе  видно, что они из себя представляют, когда уверены, что
рядом нет посторонних.
     - Видала  я  комнаты  и  похуже,  -  возразила  Шерил,  оглядываясь.  -
По-моему, вот это - копия сценария.
     Открыв одну из папок, она заглянула внутрь.
     - Ого,  разве  это  не  потрясающе?  Тут  все  по-японски.  Может быть,
где-нибудь завалялся английский перевод?
     Чиун, тем временем, разглядывал висящие на стенах полоски бумаги.
     - Это хозяйственные сметы, - сообщил он Шерил.
     - Не удивительно.  Для  съемок  такого  фильма  требуется  уйма  всякой
всячины. Мы ведь снимаем чуть ли не эпос.
     - Много оружия, боеприпасов. У них огромные запасы риса.
     - Так они же только им и питаются. Вы сами мне говорили.
     - Сколько времени отведено на съемки?
     - Они говорят, что по графику мы должны уложиться за четыре недели.
     - В  таком случае, это наглая ложь. Судя по этому документу, все должно
завершиться за пять дней.
     Нагнувшись, Шерил принялась изучать листок бумаги, который Чиун  держал
в руках.
     - Наверное,  вы  что-то  напутали,  -  сказала  она.  -  За  пять  дней
невозможно снять даже плохонькую комедию.
     - Ты читаешь по-японски?
     - Сказать по правде, нет, - признала Шерил.
     - Я свободно говорю и читаю на этом языке, и тут  сказано,  что  захват
Юмы займет пять дней.
     - Захват?
     - Я  перевожу  буквально.  Может  быть,  это  принятый у кинорежиссеров
термин?
     - Вообще-то, сценарий о том, как китайцы захватили Юму, и, насколько  я
знаю,  они  собирались  через  некоторое время проводить в городе съемки, но
здесь явно какая-то ошибка.
     - В таком случае, я с удовольствием послушаю твой вариант  перевода,  -
хладнокровно проговорил Чиун.
     - Не  глупите,  просто  человек,  который составлял эту бумагу, ошибся.
Съемки планируется провести за четыре недели.
     - Риса у них хватит на шесть месяцев.
     - Кто вам сказал?
     - Это я только что прочел вот здесь, - сказал Чиун, постучав пальцем по
другой полоске бумаги. - Тут говорится, что запас риса  рассчитан  на  шесть
месяцев, что вдвое превышает предполагаемый его расход.
     - Ну,  вот  видите. Выходит, что там все-таки была ошибка. Не станут же
они запасаться рисом на полгода, если планируют  закончить  съемки  за  пять
дней.
     - То  же  самое  можно  сказать  и о сроке в четыре недели, - задумчиво
проговорил Чиун. - Скажи, а почему речь все время идет о "вторжении"?
     - Я же уже объясняла, что это входит  в  сценарий  фильма.  Мы  снимаем
фильм  о  китайцах, задумавших оккупировать Америку. Погодите-ка! Ведь вы из
журнала, который печатает материалы о  кино.  Вы  же  должны  были  об  этом
слышать!
     - Ну  что  ж, по крайней мере, я услышал об этом теперь, - сказал Чиун,
внезапно бросая бумаги. - Я хотел бы взглянуть на их запасы риса.
     - Зачем вам это, ради всего святого?
     Прежде, чем Мастер Синанджу успел ответить, в дверь просунулась  голова
одного из японцев.
     - Что вы здесь делать? - прорычал он. - Вон одзюда!
     - Мы просто искали Джиро, - попыталась объяснить Шерил.
     - Вон одзюда! - со злобой повторил японец.
     - По-моему, он не говорит по-английски, - шепнула Шерил Чиуну.
     - Позвольте,  я  отвечу  ему сам, - ответил старый кореец, и разразился
гортанной тирадой по-японски. На лице  вошедшего  отразилось  изумление,  но
вскоре  он опомнился, и попытался схватить Мастера Синанджу. Тот с легкостью
увернулся, и японец, промахнувшись, упал ничком. Вскочив, он снова  бросился
на Чиуна.
     - Эй,  прекратите сейчас же, вы оба! - вскричала Шерил, становясь между
ими. - Это мистер Чиун, корреспондент  журнала  "Звездный  дождь",  так  что
ведите себя прилично.
     Не  обращая  внимания  на  ее  слова,  японец грубо отпихнул девушку, и
сделал еще один выпад в сторону Чиуна.
     В ответ Мастер Синанджу с улыбкой произнес резкое "Йогоре!". Взвыв, его
противник бросился вперед. Пролетев мимо отступившего Чиуна, он споткнулся о
ступеньку, тщетно попытался удержать равновесие, и рухнул лицом в песок.
     Мастер Синанджу хладнокровно спустился следом, и  пройдя  по  лежавшему
внизу телу, обернулся к Шерил:
     - Чего вы ждете? Он скоро очнется.
     Оглядевшись, девушка поняла, что никто не заметил произошедшего.
     - Уже  иду,  -  сказала  она,  переступая через все еще не двигавшегося
японца.
     Когда они пошли вперед, пробираясь через сгрудившиеся  вокруг  палатки,
Шерил мрачно проговорила:
     - Знаете,  на этих съемках бывает такая атмосфера, что порой напряжение
словно носится в воздухе. Если эти люди всегда такие, то, не дай Бог,  чтобы
они  подмяли  под  себя  нашу киноиндустрию. Я, по крайней мере, тогда начну
подыскивать себе другую работу.
     Палатка продовольственного склада стояла рядом с кухней, вокруг которой
царило оживление. Пригнувшись, Чиун с Шерил спрятались за углом.
     - А как мы попадем внутрь? - спросила Шерил, попробовав  толстую  ткань
на ощупь.
     - Сможете посмотреть, чтобы никто сюда не сунулся?
     - Конечно.
     Когда  Шерил  отвернулась,  Мастер  Синанджу  вонзил  длинный  ноготь в
брезентовую стену палатки, и резко опустил руку. Все произошло  так  быстро,
что  звук  рвущейся ткани слился в один резкий шорох. Чтобы скрыть его, Чиун
притворился, что закашлялся.
     - Что с вами, бедняжка? - спросила Шерил. - Пыль в нос попала?
     - Взгляните-ка, - отозвался Чиун, показывая на стену палатки.
     Сначала Шерил даже не поняла, в чем дело,  но,  когда  Чиун  дотронулся
рукой до ткани, в ней, словно по волшебству, появился вертикальный разрез.
     - Ну и ну! - изумленно проговорила девушка. - Нам сегодня просто везет.
     Разрез  проходил  точно  в  том месте, где оранжевая полоса на брезенте
сменялась белой. Чиун галантным движением пропустил Шерил вперед.
     - Наверное, мастера на фабрике пропустили этот дефект,  -  предположила
она,  когда  старый  кореец  вслед за ней проскользнул внутрь. После жаркого
воздуха снаружи, в палатке казалось прохладно.
     - В японском языке отсутствует слово "мастер", -  презрительно  заметил
Чиун.  Обойдя  все  помещение,  он ткнул рукой в один из сваленных посредине
мешков. Судя по всему, рис внутри был набит очень плотно.
     - Здесь достаточно провианта, чтобы прокормить людей  в  течение  очень
долгого срока.
     - Ну вот, я же вам говорила.
     - Больше,  чем  четыре  недели.  В  зависимости  от  количества едоков,
запасов может хватить даже на полгода.
     - Ну и что? Значит, они неплохо  подготовились.  Почти  как  бойскауты.
Съемки ведь нередко затягиваются.
     - Мне не нравится, что всем этим руководит Бронзини.
     - Почему же?
     - В своем прошлом воплощении это был очень опасный человек, - задумчиво
проговорил  Чиун.  -  Он  пытался завоевать весь мир, и принес много горя, в
частности, моей родной деревне  в  Корее.  Пока  под  его  предводительством
покорялись империи, для нас совсем не было работы.
     - Послушайте,  спрошу  вас  прямо,  иначе  я  просто  сойду  с ума. Вы,
случайно, не из журнала "Инквайрер"?
     - Нет.  Официально,  я  корреспондент  "Звездного  дождя",   однако   в
действительности  мое  призвание  -  поэзия.  Я  даже собираюсь описать свое
путешествие сюда в стиле Унг. Конечно, придется ограничиться краткой формой,
ведь мой журнал, к сожалению, не печатает поэм длиной в  две  тысячи  строф.
Думаю,  я  назову  ее  "Чиун  среди Юмцев". Кстати, теперь, поскольку у меня
появились в этой сфере кое-какие знакомства, можно было бы продать  и  права
на экранизацию.
     - Послушайте,   нам   действительно   не   стоит  здесь  находиться.  В
особенности, если мы будем говорить такие вещи. Давайте уматывать отсюда.
     - Я посмотрел все, что требовалось. А теперь, мне  нужно  поговорить  с
Римо.
     - Ну что ж, отлично. Давайте попробуем его найти.
     Ни  один  из  помощников  режиссера  не  смог  отыскать  Римо, хотя они
связывались друг с другом  по  рации  на  всей  территории,  отведенной  под
съемки.
     Наконец, пришел ответ.
     - Римо уехать Рьюк, - сообщил помреж, и тут же скрылся.
     - Замечательно.  -  Шерил обернулась к Чиуну. - Вы говорите по-японски,
так что переводите.
     - Здесь поблизости имеется место под названием Льюк? - спросил Чиун.
     - Льюк? Конечно.  По-моему,  это  авиабаза.  Римо  и  Санни,  наверное,
отправились  туда, чтобы подготовиться к съемкам воздушного десанта, которые
назначены на завтра.  Если  сможете  подождать  до  утра,  то  мы  могли  бы
поговорить с ними тогда.
     - Наверное, мне стоит поговорить с Греком, - заметил Чиун.
     - С каким это?
     - С Бронзини.
     - Но он же итальянец.
     - Теперь - да, но раньше он был греком.
     - В каком это фильме?
     - Когда он был Александром.
     - Мне  пришла в голову потрясающая мысль, - неожиданно сказала Шерил. -
Почему бы нам не укрыться где-нибудь от солнца? Как знать, если  посидеть  в
теньке, может, и голова прояснится?
     Мастер Синанджу с любопытством взглянул на девушку.
     - Зачем? - поинтересовался он. - Вам напекло голову?

     Ли  Рэбкин  подумал,  что  это  явно самая странная встреча из всех, на
которых ему доводилось присутствовать, а он, как  глава  местного  отделения
Международного  Союза  Кинематографических  Работников,  частенько  принимал
участие в жарких профсоюзных диспутах.
     Ли ожидал, что к требованиям профсоюза отнесутся, как обычно - в  конце
концов,  съемки  "Красного  Рождества"  вели  японцы,  а у них совсем другая
манера ведения дел. Поэтому, когда в два часа ночи позвонил Джиро Исудзу,  и
сообщил,  что,  по  настоянию  Бронзини,  кинокомпания  решила изменить свою
позицию  по  данному  вопросу,  и  просит  делегацию  немедленно  (у  Исудзу
получилось  "немедренно") приехать на съемочную площадку, Ли Рэбкин принялся
будить нужных людей чуть ли не до того, как японец повесил трубку.
     Сонных  пикетчиков  уже  ожидало  несколько  автобусов  "Нишитцу",   на
которых, без дальнейших объяснений, их отвезли в базовый лагерь.
     Где-то неподалеку, среди палаток, кашлянув, заработал электрогенератор.
Из одного из фургонов вышел Джиро Исудзу, и поклонился так низко, что Рэбкин
счел этот жест признанием полной победы профсоюза.
     - Ну что, будем играть по-нашему? - усмехнувшись, спросил он.
     - Играть?  Не  понимаю.  Мы  привезти  вас,  чтобы  вести  переговоры о
профсоюзной поддержке.
     - Это я и имел в виду, - снисходительно объяснил Ли Рэбкин, подумав про
себя, что япошка явно туго соображает. Теперь  понятно,  почему  он  решился
сначала пойти в обход профсоюза.
     - За  мной,  пожалуйста,  -  пригласил  Исудзу, резко разворачиваясь. -
Траншея для переговоров уже готова.
     - Траншея? - прошептал кто-то из пикетчиков на ухо Рэбкину.
     Беспечно пожав плечами, тот ответил:
     - Черт, да они даже сидят все время на полу. Наверное, переговоры у них
принято проводить в траншее.
     Вслед за Джиро  пикетчики  обошли  палаточный  лагерь  и  углубились  в
лабиринт песчаных дюн. В лунном свете пустыня выглядела жутковато - глубокие
тени  контрастировали  со  сверкавшими,  словно  иней,  песчинками.  Впереди
показались силуэты трех людей с автоматами Калашникова на груди.
     - А почему это  они  вооружены?  -  нервно  поинтересовался  кто-то  из
профсоюзных деятелей.
     - Фильм  о  войне,  -  повысив  голос, чтобы все смогли его расслышать,
сказал Ли Рэбкин. - Наверное, они репетируют.
     Внезапно шедший впереди Исудзу исчез, и Рэбкин поспешил, чтобы  догнать
его, но обнаружил, что японец просто спустился по доске в почти двухметровой
глубины  траншею.  Судя  по  всему,  она была вырыта совсем недавно - на дне
валялось несколько лопат.
     - Сюда, пожалуйста, - снова послышался голос Исудзу.
     - Церемонии, словно на приеме у папы  римского,  -  пробормотал  Рэбкин
себе  под  нос,  спускаясь  вниз.  Один  из  охранников  тут  же  поспешил к
генератору.
     - Наверное, они хотят наладить освещение, - обратился Ли  к  идущим  за
ним товарищам.
     - Неплохо бы, а то тут темно, как в заднице.
     Когда,  наконец, все представители профсоюза собрались в траншее, Джиро
Исудзу что-то скомандовал по-японски.
     - Ну что, нам садиться на землю, или как?  -  спросил  Рэбкин,  пытаясь
разглядеть в темноте лицо Джиро.
     - Нет, ведь вы сейчас умрете, - спокойно отозвался японец.
     В следующую секунду глаза Ли Рэбкина словно взорвались изнутри. На долю
секунды он ощутил, как по ногам его пробежал ток, а потом он упал ничком, и,
замкнув  таким  образом,  цепь,  позволил своему телу медленно обугливаться,
словно забытая на плите яичница.

     Джиро Исудзу равнодушно смотрел, как внизу извиваются тела  пикетчиков.
Они  дымились  еще  долго даже после того, как электрогенератор отключили от
зарытых в песке металлических пластин. Хотя теперь уже в траншее снова  было
безопасно,   Джиро  предпочел  не  пробираться  среди  обуглившихся  тел,  и
подождал,  пока  чьи-то  руки   не   помогут   ему   взобраться   наверх   с
замаскированного под песок резинового коврика.
     Бросив  через  плечо  еще  одно  короткое  приказание, Джиро Исудзу, не
оборачиваясь, зашагал прочь. До рассвета оставался всего час,  а  предстояло
столько еще успеть...

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

     Утром  двадцать  третьего  декабря  на территорию Соединенных Штатов со
стороны Канады надвинулся холодный атмосферный фронт,  и  температура  упала
везде  ниже  нуля.  В этот знаменательный день двумя самыми теплыми городами
страны оказались Майами, штат Флорида, и Юма, штат Аризона. И тем не  менее,
в Юме было вовсе не жарко.
     Когда  над  горой  Джила занялась заря, Бартоломью Бронзини вот уже час
как был на ногах. Наскоро позавтракав в ресторане  при  отеле,  он  вернулся
обратно в номер, чтобы провести обычную ежедневную тренировку.
     Когда Бронзини вышел из вестибюля гостиницы, его удивили две вещи. Было
холодно   -   градусов  пять  тепла,  не  больше,  и  нигде  не  было  видно
демонстрантов от профсоюза.
     Заглянув в вестибюль, Бронзини спросил у девушки-регистраторши:
     - Как, никаких пикетчиков? Что случилось?
     Придвинувшись к нему поближе, та прошептала:
     - У меня подруга работает в "Рамаде", они там  остановились.  Так  вот,
она  говорит,  что  сегодня  ночью  все  эти профсоюзные деятели сбежали, не
заплатив по счетам.
     - Наверное, деньги кончились. Спасибо.
     Пикетов не было  и  на  ведущей  к  съемочной  площадке  дороге,  когда
Бронзини подъехал туда на своем "Харли". Впереди стоял охрана - двое японцев
около   сломанного   танка  Т-62,  которые  попытались  остановить  его,  но
Бартоломью даже не сбавил скорости.
     - Да они совсем с ума посходили, не пускают меня на съемочную площадку,
- пробормотал Бронзини сквозь зубы. - Что я им, Грета Гарбо, что ли?
     В палаточном лагере никого не было, только невдалеке один из танков, на
время превращенный в бульдозер, засыпал песком траншею.
     Проехав дальше, к основной  съемочной  площадке,  Бронзини  был  немало
удивлен, увидев, что там происходит.
     Перед ним было около тысячи человек, выстроенных в боевом порядке. Люди
были одеты  в  коричневую форму Народно-освободительной Армии, каждый держал
свой Калашников на караул. По обе стороны  от  солдат  в  идеальном  порядке
стояли танки и бронетранспортеры, около которых в ожидании команды стояли их
экипажи.
     Перед этой маленькой армией, спиной к Бронзини, стоял Джиро Исудзу.
     Соскочив с мотоцикла, Бронзини направился прямо к нему.
     - Бронзини-сан, что вы здесь делать так рано? - с легким раздражением в
голосе спросил продюсер.
     - Отличная  форма,  Джиро,  -  спокойно  заметил  Бронзини.  -  Если ты
собираешься принять участие в массовке, то кто же будет режиссером? Один  из
разнорабочих?
     Джиро Исудзу, помрачнев еще больше, ответил:
     - Иногда  мне  придется руководить съемками, находясь прямо в кадре. Вы
же знаете, как это делается.
     - Да, я когда-то пробовал себя, как режиссер, - признал Бронзини. - Вот
только меч мне для этого не требовался.
     Схватившись за рукоять своего парадного меча, в котором  Бронзини,  как
знаток, узнал настоящее оружие самурая, Джиро выпалил:
     - Меч приносить удачу. Он в моей семье уже много поколений.
     - Постарайся  только  об него не споткнуться, - посоветовал Бронзини, и
перевел взгляд на  стройные  ряды  массовки.  Между  ними  сновали  люди  из
съемочной бригады, раздавая почтовые конверты.
     - Мы  снимаем,  как  китайские  солдаты  готовиться  к  бою,  - невинно
объяснил Джиро Исудзу. - Вы нам пока не нужны.
     - Правда? - откликнулся Бронзини,  заметив,  что  японцы  из  съемочной
бригады  тоже были в военной форме. Часть из них, вооружившись видеокамерами
"Нишитцу", снимала происходящее, а высоко над ними студийный  кран  проносил
оператора,   который   спешил   увековечить  эту  впечатляющую  панораму  на
кинопленку. - А что, операторы тоже носят форму?
     - Нам придется использовать всех, кого только можно.  Для  массовки  не
хватает людей.
     - Ага.  -  На  глазах  у  Бронзини, японцы присели на корточки, и вынув
из-за пояса ножи, принялись обрезать на руках ногти, а потом каждый отхватил
у себя по пряди волос. Все это они старательно заклеивали в конверты.
     - А это, черт побери, для чего? - спросил Бартоломью.
     - Китайский военный обычай. Солдаты,  отправляющиеся  в  бой,  посылают
домой  часть  своего тела, чтобы родственники смогли захоронить ее, если они
не вернутся.
     - Неплохая деталь, - хмыкнул  Бронзини.  -  Но  тебе  не  кажется,  что
эмблема Американской Экспресс-почты будут выглядеть на экране несколько не к
месту?
     По  рядам  прошли  люди,  собравшие конверты, и затем, по знаку Исудзу,
солдаты поднялись на ноги и прокричали: "Банзай!"
     - Банзай? - изумленно воскликнул Бронзини. - Может быть, я  чего-то  не
понимаю, но ведь "Банзай" - японское слово!
     - Люди немного увлеклись. Мы отредактировать при монтаже. Хорошо?
     - Мне  нужно  получить  согласие  технического консультанта. Он как раз
должен сегодня  приехать.  Я  не  допущу,  чтобы  картина  с  моим  участием
превратилась в кусок дерьма, ясно?
     - Мы  уже  оставили  ему  записку  в  отеле,  с просьбой встретиться на
съемках десанта. Хорошо?
     - Ничего хорошего я тут не вижу. Только вчера я перечитывал сценарий, и
хотел спросить об одной вещи. Я понимаю, что у нас, конечно, японский фильм,
но разве человек, которого я играю, обязательно должен умирать?
     - Вы - герой, и умираете, как герой. Трагическая сцена.
     - А эпизод, когда американцы сбрасывают на свой  город  атомную  бомбу?
Что это, по-вашему, такое?
     - Это счастливая развязка. Злобные китайцы гибнут все до одного.
     - Да, вместе с остальным гражданским населением. Как насчет того, чтобы
переделать это место?
     - Возможно. Давайте обсуждать позже.
     - Ладно,  -  согласился  Бронзини,  оглядывая  стоящих строем солдат. -
Потрясающее зрелище. Сколько здесь человек?
     - Больше двух тысяч.
     - Что ж, надеюсь, они обошлись вам недорого. На  съемках  "Гранди-4"  у
нас был из-за этого перерасход в бюджете.
     - Пока  мы  укладываемся  и в бюджет, и в съемочный график. Пожалуйста,
подождите в основном лагере.
     - Хорошо, но у меня осталась еще пара вопросов. Что это там  закапывают
около лагеря?
     - Мусор.
     - Ого!  Индейцы,  конечно,  будут  в  восторге,  когда  узнают,  что мы
превратили их резервацию в помойку.
     - Индейцам  заплатили.  Они  не  создавать  проблем.  Кроме  того,   мы
договорились  с  профсоюзом.  Они  согласны не мешать съемкам, а мы учтем их
требования в следующем фильме. А теперь идите.
     - Дайте знать, когда будете снимать первую сцену. -  Бронзини  взглянул
на  часы.  -  В  это время года у нас есть полдня до наступления "волшебного
часа".
     - Волшебный час?
     - Именно. После захода солнца, в течение часа  еще  достаточно  светло,
чтобы  снимать. Американские режиссеры называют это время "волшебным часом".
Только не говорите, что никогда не встречались с этим термином.
     - Это первый фильм для Нишитцу.
     - Неужели? - спросил Бронзини, влезая на мотоцикл.  -  И,  насколько  я
могу  судить,  Джиро, он же станет последним. Остается только надеяться, что
вы не потяните вслед за собой на дно и меня.
     И с этими словами, поддав газу, Бронзини умчался  в  сторону  основного
лагеря.

     Римо  Уильямс  прибыл на авиабазу Льюк ровно в восемь утра. Притормозив
взятый напрокат автомобиль у въезда на базу,  Римо  подождал,  пока  к  нему
подойдет часовой в летной форме.
     - Я со съемок, - сказал Римо.
     - Ваше имя, сэр?
     - Римо Дюрок.
     Часовой углубился в изучение списка приглашенных.
     - Думаю,  меня  будет  несложно  найти.  Начните с тех трех или четырех
фамилий, которые не похожи на японские.
     - Да, сэр. Все правильно, Римо Дюрок. Можете проезжать. Вам  нужно  вон
то красное кирпичное здание.
     - Большое спасибо, - поблагодарил Римо.
     Поставив  машину  около  красного  строения,  которое оказалось на краю
аэродрома, он осмотрелся. На взлетной полосе пристроился  винтовой  самолет,
казавшийся   просто   крошечным   рядом   с   неповоротливыми  транспортными
"Геркулесами", стоявшими крыло к крылу с краю.
     Зайдя в здание, Римо предъявил поддельное удостоверение на имя  Дюрока,
и сержант отвел его в отведенное для съемочной бригады помещение.
     - Эй, Римо! Что-то ты опаздываешь, - окликнул его Билл Роум.
     - Извините.  Пришлось  поколесить,  пока нашел въезд на базу, - ответил
Римо. Он заметил, что кроме Роума в  комнате  находится  еще  один  человек,
крепкого телосложения и в куртке цвета хаки.
     - Познакомься  с Джимом, Римо. Джим Конкэннон - технический консультант
Бронзини.
     - Как поживаете? - спросил Римо.
     - Гениально, - отозвался Конкэннон.
     - Джим - наш эксперт по всем вопросам, касающимся военного  снаряжения,
- пояснил Роум. - Он работал с Бронзини во всех сериях "Гранди". Джим сейчас
показывал мне, как проверять эти японские парашюты.
     Оглянувшись  вокруг,  Римо  заметил,  что  комната завалена парашютными
сумками. Их было, судя по всему, несколько сотен, и все черного цвета.
     Конкэннон как раз раскладывал один из них, вынимая  парашют  из  мешка,
чтобы  осмотреть  нейлоновый  купол.  Приблизив ткань к лицу, он внимательно
разглядывал ее на свет.
     - Нужно проверить все участки, на которые ляжет  основная  нагрузка,  -
объяснял  он. - На мелкие дырочки в самом куполе можно не обращать внимания,
главное, чтобы стропы были хорошенько закреплены и не спутаны.
     - Ясно, - откликнулся Билл Роум, бросая Римо парашют. - За дело, сынок.
В конце концов, именно твоя задница будет висеть под одним из этих  японских
зонтиков.
     Разложив  сумку  на  длинном  столе,  Римо  отстегнул пряжки и проверил
стропы и купол на прочность. На ощупь они казались вполне надежными.
     - Да, за что боролись, - говорил тем временем Роум, пока Джим показывал
им, как укладывать парашюты заново. - Я отлично  помню  времена,  когда  над
японскими  товарами  смеялся весь западный мир. И вот он я сегодня - работаю
на японскую кинокомпанию, и занимаюсь тем, что выталкиваю из  самолета  пару
сотен наших десантников с этими японскими штучками за спиной.
     - О'кей,  -  сказал,  наконец, Джим. - С этими, кажется, все в порядке.
Ну, а кто у нас будет подопытным кроликом?
     - Черт, парень, только не я. Староват уже, - сказал Билл Роум.
     - А я не прыгал с тех пор, как вернулся из Кореи, - добавил Джим.
     Не сговариваясь, оба повернулись к Римо.
     - Рискнешь? - спросил его Роум.
     - Почему бы и нет? - ответил Римо, закидывая парашют на спину.
     Выйдя из комнаты, они направились к уже  замеченному  Римо  самолетику.
Летчик,  сидевший  в  кабине, помог ему влезть в кабину и, надвинув на глаза
защитные очки, принялся ожесточенно жевать резинку.
     Джим Конкэннон похлопал Римо по спине.
     - Не забудь сообщить нам, если парашют вдруг не раскроется, слышишь?
     Все  присутствующие  расхохотались,  но  на  застывшем  лице  Римо   не
отразилось и тени улыбки - он все еще вспоминал Провиденс.
     Рокоча  мотором, самолет пробежал по летному полю и неуклюже поднялся в
воздух.
     Перекрикивая шум двигателя, летчик обратился к Римо:
     - Я постараюсь держаться как можно ближе к  базе.  Ветра  сейчас  почти
нет,  так  что  ты  должен  приземлиться где-нибудь неподалеку, а потом тебя
подберет вертолет. Годится?
     - Конечно, - отозвался Римо. Открыв пассажирский люк, он поставил  ногу
на крыло, и, когда самолет зашел на вираж, оттолкнувшись, бросился в воздух.
     На  ветру  рукава  его  армейской  куртки  затрещали, снизу надвинулась
огромная чаша Аризонской пустыни. Нащупав рукой кольцо, Римо с силой потянул
за него.
     Из мешка за спиной вырвалось  черное  нейлоновое  облако,  порыв  ветра
наполнил  парашют,  и  Римо  сильно  тряхнуло,  а  потом он, словно маятник,
закачался на стропах.
     Взглянув вверх, он увидел черный купол парашюта, а когда перевел взгляд
ниже, заметил, что песчаная равнина, куда он должен был приземлиться, быстро
летит ему навстречу.
     Как только его ноги коснулись земли, Римо прокатился, и одним движением
освободился от пут парашюта.
     Через несколько секунд  до  него  донеслось  стрекотание  вертолета,  и
вскоре  машина  приземлилась  в  нескольких  метрах  от  него. Лопасти винта
подняли тучу пыли, и Римо пришлось зажмуриться, пока  эта  импровизированная
буря  не  улеглась.  Лишь тогда он, пригнувшись, чтобы не попасть под винту,
подбежал к вертолету.
     Огромная ручища Санни Джо Роума помогла ему взобраться на борт.
     - Неплохой прыжок, - заметил Санни Джо. - Дело свое  знаешь.  Служил  в
армии?
     - Морская пехота, - признался Римо.
     - А, "мозги вперемешку", - хмыкнув, сказал он с улыбкой.
     - Не  обращай  внимания  на старину Джима, - рассмеялся Роум. - Он тоже
бывший военный. Может быть, иногда Джим и любит  поворчать,  но  специалиста
лучше его не найти. Да, кстати, Джим, нам нужно доставить тебя на место, где
будут снимать десант. Сегодня ты работаешь с ними.
     - А где будет Бронзини? - озабоченно спросил Римо.
     - Понятия  не имею, - ответил Роум. - Насколько мне известно, съемочная
бригада разбита на девять частей. Мы работаем с  теми,  кто  снимает  выброс
десанта,  а  Бронзини,  скорее всего, будет участвовать в танковой сцене, на
базе морских пехотинцев. Мы хоть повеселимся,  а  они  просто  будут  гонять
туда-сюда  танки  через  ворота. Как бы там ни было, спасибо, что согласился
прыгнуть. Я бы мог послать вместо тебя кого-нибудь из летчиков, но  тогда  в
случае прокола мы бы схватили огромный нагоняй, верно, Джим?
     И  оба приятеля зашлись в приступе добродушного хохота, который не смог
заглушить даже шум взлетающего вертолета.
     - А как быть с остальными парашютами? - поинтересовался Римо.
     - Черт побери, -  воскликнул  Санни  Джо,  -  ты,  что,  хочешь  каждый
испытать на себе?
     Они с Джимом захохотали еще громче.
     - На  вид  с  ними  все  в  порядке, и твой выдержал испытание. Значит,
сработают и другие.
     - В этом вся и проблема с парашютами, - протянул Джим. -  Прямо  как  с
презервативами  -  вроде  все  в  порядке, но проверять, выдержат ли они еще
разок, не хотелось бы.
     - Ну что ж, - сказал Римо, глядя, как его парашют трепещет на  песке  в
клубах пыли, - по крайней мере, мы знаем, что этот сработал как надо.
     Лицо  у  него  было  озабоченное  -  не  из-за  предстоящих  прыжков  с
парашютом, а потому, что первый съемочный день ему придется провести  далеко
от  Бронзини.  Но,  может  быть,  все  и обойдется - сегодня пикетчиков ни у
отеля, ни при въезде на авиабазу не было.

     Первыми на территорию базы морских пехотинцев въехали операторы.
     Полковник Эмиль Тепперман встречал их у ворот в парадном мундире, сбоку
у него  свисал  пистолет  с   отделанной   перламутром   ручкой.   Полковник
собственноручно зарядил его холостыми патронами.
     За  ними  следовал  смонтированный  на  грузовике  передвижной  кран, у
которого на конце стрелы была укреплена площадка для  оператора  с  камерой.
Все   операторы   были  одеты  в  мундиры  Народной  Освободительной  Армии,
выглядевшие вполне подлинными - вплоть до личного  оружия.  Проехав  ворота,
кран остановился на обочине.
     Из микроавтобуса выскочило с десяток японцев с видеокамерами "Нишитцу",
которые   быстро   выстроились  в  ряд,  поразив  Теппермана  почти  военной
выправкой.
     Последним ехал  автомобиль  с  Джиро  Исудзу.  Его  пропустили  быстрее
остальных,  и  вскоре  Джиро,  за которым тянулась свита людей в камуфляжной
форме и с кожаными дипломатами в руках, уже стоял перед полковником.
     - Доброе утро, мистер Исудзу, - радушно поприветствовал его  Тепперман.
- Отличный день для съемок, не правда ли?
     - Да, спасибо. Мы готовы начать прямо сейчас.
     - А где Бронзини?
     - Бронзини-сан едет во главе танковой колонны. Они уже в пути. Мы хотим
отснять, как танки врываться на базу, ваши люди обстреливать их, они тоже, а
затем вы сдаетесь.
     - Сдаемся?  Постойте,  но  это  не  соответствует  блестящей  репутации
морских пехотинцев.
     - Эта сцена в самом начале фильма, - заверил его  Исудзу.  -  Позже  мы
снимем, как ваши солдаты наголову разбивают армию захватчиков.
     - Что  ж, раз в конце концов мои люди выходят победителями, я согласен,
- уступил Тепперман.
     - Замечательно. Пожалуйста, не двигайтесь.
     Двое японцев в военной форме начали пристегивать к  мундиру  полковника
какие-то напоминавшие пуговицы предметы.
     - Что это за штуки? Бутафорские медали?
     - Петарды.  Когда  мы стрелять, они разбиваются и разбрызгивают красную
краску. Выглядеть очень убедительно.
     - А она отстирывается? - с опаской спросил Тепперман, представив  себе,
во что может обойтись счет из прачечной.
     - Да. Полная безопасность. У вас хоростые патроны?
     - Прошу прошения?
     - Вы зарядили хоростыми? - повторил Исудзу.
     - Я не совсем понял, куда вы клоните, - сдался полковник.
     Прежде, чем совершить еще одну попытку, Джиро Исудзу задумался.
     - Хоростые пури.
     - Ах, пули! Вы хотите сказать, холостые патроны!
     - Да, хоростые.
     - Конечно,  я  получил  те,  что  вы  нам прислали, и раздал всем своим
людям. Не беспокойтесь, я не допущу на этой базе никакой настоящей стрельбы.
     - Отлично. Мы скоро начинать.
     Исудзу повернулся было, чтобы идти, но Тепперман схватил его за рукав.
     - Постойте, а где же мое место?
     - Какое место?
     - Ну, вы же знаете. Насколько я понимаю, самое  главное  для  актера  -
знать, где ему нужно находиться.
     - Ах,  в  этом смысле... Понятно. Мммм... Здесь, - сказал Джиро, бросая
на землю петарду и придавливая ее каблуком.
     - Стойте вот тут, - пояснил он, указывая на расплывшееся красное пятно.
     Тепперман с облегчением улыбнулся - ему  вовсе  не  хотелось  выглядеть
полным идиотом, ведь многие его родственники частенько ходили в кино.
     - Замечательно. Большое спасибо, - поблагодарил он.
     Встав  на  обозначенное пятном место, полковник Эмиль Тепперман положил
руку на рукоятку своего пистолета,  принял  залихватскую  позу,  и  замер  в
предвкушении дебюта на мировом киноэкране.
     По  обе  стороны  ведущего  к  базе  шоссе  располагались  его  морские
пехотинцы,  вооруженные  винтовками  М-16.  Техники-японцы  уже  заканчивали
закреплять на их куртках петарды.
     Наконец  из-за  наружной  ограды  послышался  рев двигателей, и на лице
Эмиля Теппермана появилась широкая улыбка. Сквозь клубы пыли  он  увидел  на
переднем  танке  фигуру  Бартоломью  Бронзини,  стоявшего  на  броне рядом с
открытым люком. Полковник надеялся, что когда танк будет проезжать мимо,  он
тоже  попадет  в  кадр  -  было  бы  вовсе  неплохо сняться в одной сцене со
Стероидным Жеребцом.
     Перед воротами танки затормозили.
     Джиро Исудзу бросил взгляд в сторону  занявшего  свое  место  на  кране
оператора,  и  тут же кто-то подбежал, и заслонил камеру полосатой дощечкой.
Тепперман  улыбнулся  -  все  выглядело  точно  так  же,  как  в  фильмах  о
киносъемках.
     - Снимаем! - скомандовал Джиро.
     Щелкнув  дощечкой,  японец  бросил  ее на землю и побежал за автоматом,
который он оставил прислоненным около сторожевой  будки.  Камера  двинулась,
снимая крупным планом танковую колонну.
     Грохочущая цепь танков, подняв облако пыли, двинулась вперед. Тепперман
почувствовал,  как  по  телу  пробежала  дрожь  волнения. Его пехотинцы тоже
замерли в напряжении - вчера он прочитал им  небольшую  лекцию  о  том,  как
вести  себя, чтобы на экране выглядеть бравыми ребятами. Главное - ни в коем
случае не смотреть  в  камеру.  Тепперман  прочел  где-то,  что  это  первый
признак,  по  которому  можно отличить актера-любителя, а полковник гордился
профессионализмом своих  солдат.  Он  надеялся  только,  что  у  них  хватит
соображения чтобы не задвинуть на задний план его самого.
     Танковая  колонна  завернула  к  воротам,  и  часовой по сигналу трижды
выстрелил из своей М-16. Тепперман только сейчас  задался  вопросом,  почему
главный   герой   наступает  вместе  с  силами  предполагаемого  неприятеля.
Наверное, сценарий значительно сложнее, чем ему  рассказывал  Исудзу,  решил
он.
     Под  шквалом  ответного  огня  часовой  упал,  залитый  кровью, которая
брызнула из управляемых по радио петард. Падая, солдат бешено задергался,  и
полковник  Тепперман подумал, что надо будет объявить ему выговор за то, что
тот переигрывает.
     Между тем, танки разбились на две колонны, и  Джиро  Исудзу  с  размаху
рубанул  воздух  мечом.  Это  был  знак,  что  полковнику  нужно  вступать в
действие.
     - Огонь!  -  прокричал  он,  опускаясь  на  одно  колено  и  выхватывая
револьвер.  В несколько секунд Тепперман расстрелял всю обойму, надеясь, что
в кадре будет заметна перламутровая отделка его  парадного  оружия.  Тем  не
менее,  никто  из  людей  в  китайской  форме и не думал падать, и полковник
недовольно нахмурил брови.
     - Проклятие! - пробормотал он себе  под  нос.  -  Где  же  их  хваленый
реализм?
     Вокруг  него  один  за  другим  падали морские пехотинцы, и кровь на их
мундирах выглядела вполне правдоподобно. Кто-то  во  весь  голос  кричал  от
боли.
     - Черт бы их побрал, нельзя же так переигрывать, - проворчал Тепперман,
нашаривая в кармане новую обойму.
     Перезарядив  пистолет,  он  выстрелил  еще раз, целясь в пулеметчика на
одном из танков. Противнику, казалось, все было нипочем,  что,  впрочем,  не
удивительно  - ведь патроны у Теппермана были не боевые. Полковнику страстно
захотелось, чтобы начали снимать новый дубль, и тогда он смог  бы  объяснить
Исудзу,  что  для  этой  сцены  просто  необходимо  показать,  как  командир
пехотинцев, героически обороняясь, укладывает  врагов  наповал.  Разумеется,
только для того, чтобы на экране все выглядело убедительней.
     Тепперман  как  раз  придал  своему  лицу  соответствующее  героическое
выражение, когда почувствовал, что кто-то ухватился ему за ногу.
     Все еще припав на одно колено, он обернулся.
     Снизу на полковника  смотрело  исказившееся  от  боли  лицо  одного  из
пехотинцев,  который подполз к своему командиру с обочины, оставляя за собой
характерный кровавый след.
     - Неплохо сыграно, сынок, - громким шепотом похвалил его  Тепперман.  -
Старый солодат, умирая, все же пытается предупредить командира об опасности.
Отличная идея. А теперь изобрази, что ты в агонии.
     Но  пехотинец лишь вцепился в ногу полковника еще сильнее. Он застонал,
и сквозь  этот  стон  прорывались  едва  слышные  среди  грохота  пулеметных
очередей и рева моторов слова:
     - Сэр... Пули... настоящие...
     - Ну  же, возьми себя в руки. Это всего лишь кино. Ты что, с утра успел
травки накуриться?
     -Я ранен, сэр... Тяжело... Смотрите, кровь...
     - Это  краска  из  петард.  Ты  что,  никогда  раньше  не  видел  таких
спецэффектов?
     - Сэр...Послушайте меня...
     - Да  успокойся  же,  -  яростно проговорил Тепперман. - Там, на первом
танке, сам Барт Бронзини. Постарайся, наконец, взять себя в руки. Никогда бы
не подумал, что солдат морской пехоты испугается при виде ненастоящей крови.
Меня просто тошнит от таких неженок, как ты.
     Пехотинец отпустил ногу полковника, и, морщась от боли, провел рукой по
животу, и протянул ее Тепперману. С руки капало что-то густое и красное.
     - Вот... доказательство, - прохрипел он, и дернувшись, упал ничком.
     Полковник Эмиль Тепперман уставился на  то,  что  было  у  пехотинца  в
руках.  Красная  масса  поразительно  напоминала  человеческие внутренности.
Повинуясь внезапному порыву, полковник принюхался. Он сразу  же  узнал  этот
запах  - у его солдата действительно был разворочен живот. Он насмотрелся на
это, еще когда служил во Вьетнаме.
     Тепперман вскочил на ноги, от ужаса кончики его усов встопорщились, как
у кота.
     - Прекратить съемку! - закричал он. -  Стойте!  Что-то  случилось!  Это
человек ранен по-настоящему. Наверное, кто-то перепутал патроны!
     Не  обращая  на  его крики внимания, Джиро Исудзу продолжал, размахивая
мечом, дирижировать стрельбой.
     - Исудзу, Бронзини! Бронзини!  -  надрывался  Тепперман.  -  Боже  мой,
неужели никто меня не слышит?
     Не ведая, что творит, полковник бросился со своего места вперед, и в ту
же секунду петарды, прикрепленные к его мундиру, взорвались, разбрызгивая во
все стороны краску, но он уже не обратил на это внимания.
     - Остановитесь!  Выключите  камеры!  - снова завопил Тепперман, но увы,
безрезультатно.
     - Проклятие, как же это у них называется? - пробормотал он, и, наконец,
вспомнив, закричал, сложив руки рупором, - Новый дубль!
     Тем не менее, стрельба не умолкала. Вокруг падали на землю его солдаты.
Некоторые из них были действительно забрызганы краской, но  другие  внезапно
застывали  в  странных  позах  с  неестественно вывернутыми руками и ногами.
Голова одного из морских пехотинцев разлетелась на кусочки, и такое не  смог
бы  изобразить ни один голливудский мастер по спецэффектам - все это было до
ужаса правдоподобно, и полковник Эмиль Тепперман, наконец, тоже это понял.
     Въезжающие в ворота танки бесстрастно подминали под себя  тела  солдат.
Некоторые были уже мертвы, другие же просто играли свои роли, так и не успев
осознать,  что  в  сценарии  произошли  существенные  изменения.  Когда  они
попадали под лязгающие гусеницы, на лицах их отражалось непонимание, которое
быстро сменялось ужасом и страшными стонами.
     Ситуация полностью вышла из под контроля.
     Тепперман продолжал  кричать,  пока  не  охрип.  Наконец,  ему  удалось
пробраться  между  грохочущими  танками  и  грудами  трупов  к Джиро Исудзу.
Схватив японца за шиворот, полковник рывком повернул его к себе.
     - Прекратить  съемку!  -  проорал  он.  -  Приказываю  вам   немедленно
остановить это! Что вы творите?
     - Мы  снимаем,  -  ответил  Джиро,  показывая  на  огромный  рыбий глаз
кинокамеры, направленный прямо на них.
     - Это же настоящая резня, бойня, и вы все это снимаете!
     - Хоростые, - обнажил в улыбке зубы японец. - Не надо беспокоиться.
     - Но танки-то не холостые, они давят людей. Вы же слышите эти стоны!
     - Возможно,  кто-то  допускать  ошибку.  Ваш  пистолет,  пожалуйста.  Я
проверить.
     Изумленный  Тепперман  позволил  Джиро Исудзу взять свое оружие. Японец
был  настолько  уверен  в  себе  и  спокоен,  что   на   секунду   полковник
засомневался,  действительно  ли  то,  что  творится  у  него перед глазами,
происходит на самом деле.
     Приставив ствол пистолет к виску полковника, Исудзу сказал:
     - А теперь, для камеры. Вы сдаете нам вверенную вам базу?
     - Да, конечно, - пробормотал Тепперман.
     - Пожалуйста, четче.
     - Я сдаюсь, - смог, наконец, выговорить полковник.
     - Сейчас я нажму курок. Не волноваться, патрон хоростой. О'кей?
     Тепперман застыл на месте, говоря себе, что холостой  патрон  не  может
причинить  ему  никакого  вреда.  Он так и не узнал, что ошибся, потому что,
когда Джиро нажал на курок, полковнику показалось, как будто на  голову  ему
обрушился  кузнечный  молот. Воспламенившийся порох проделал у него в голове
дырку, и вырвавшийся из патрона пыж глубоко  вошел  ему  в  мозг.  Тепперман
замертво  рухнул  на  землю, как если бы его сразила обычная свинцовая пуля.
Единственная разница заключалась в том, что от пыжа  не  осталось  выходного
отверстия.
     - Никогда  не  сдавайся,  -  назидательно  заметил  Джиро  Исудзу, хотя
полковник уже вряд ли мог его услышать. -  Воин  не  должен  покрывать  себя
позором.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

     За  время  его кинематографической карьеры Бартоломью Бронзини обвиняли
во многом. Его критиковали за то, что он зарабатывает слишком  много  денег,
причем,  в  основном,  богатые.  Несостоявшиеся  актеры, отринутые Бродвеем,
упрекали Бронзини в невыразительной игре. Его  считали  излишне  плодовитым,
особенно  люди,  которые  в  анкете  в графе "домочадцы" моли указать только
"коккер-спаниель".
     Бронзини уже успел к этому  привыкнуть  -  такова  была  цена,  которую
приходилось   платить   за  славу.  Примерно  то  же  самое,  как  постоянно
подписывать автографы "для моих родственников".
     Единственное, что по-настоящему  смущало  Бронзини,  было  обвинение  в
жульничестве,  поскольку,  играя  солдата-супергероя  Дэка  Гранди,  он  сам
никогда не служил в рядах Вооруженных Сил США.
     Когда во время интервью на телевидение ему впервые задали этот  вопрос,
Бронзини сумел лишь ошеломленно выдавить: "Что?". Комментатор решил, что это
и  есть  его  окончательный  ответ,  и  снова  принялся разглагольствовать о
недавнем бракоразводном процессе актера, который обошелся  ему  в  несколько
миллионов  долларов.  К  тому  времени, как подобный вопрос прозвучал снова,
Бронзини уже успел подготовить на него вполне вразумительный ответ:
     - Я актер, который играет в кино, а  не  солдат,  решивший  поиграть  в
съемки фильма. Я скорее Джон Уэйн, чем Оди Мэрфи.
     Но сейчас Бартоломью Бронзини вовсе не играл одну из своих ролей.
     Он сидел на башне мчавшегося по базе морских пехотинцев танка, а позади
него в  руках  одного  из  японцев  грохотал  пулемет  пятидесятого калибра.
Обороняющиеся пехотинцы разлетались в разные  стороны  куда  правдоподобней,
чем  это  делают каскадеры. Вдребезги разлетались черепа, пулеметные очереди
перерубали людей пополам.
     Бартоломью Бронзини  был  отнюдь  не  дурак.  Конечно,  он  никогда  не
участвовал  в  настоящем бою, но зато много раз снимался в боевиках. Поэтому
он быстрее многих понял, что происходящее - не съемки, а реальность.
     И тем не  менее,  в  руках  операторов  продолжали  стрекотать  камеры.
Казалось,  происходит  что-то невероятное. По словам Исудзу, они должны были
въехать на базу как можно эффектнее, чтобы произвести впечатление на солдат,
и поэтому Бронзини должен ехать на броне первого в колонне  танка.  Но,  как
только  они  оказались  на  территории  базы,  морская пехота открыла огонь.
Холостыми. А затем начался весь этот кошмар.
     Хотя в сценарии такой сцены и не было, Бронзини  прыгнул  на  японского
пулеметчика. Выпустив оружие из рук, японец попытался ударить его в челюсть,
но  мускулистый  актер,  схватив противника за голову, ударом руки превратил
его лицо в кровавое месиво. Сбросив потерявшего сознание  японца  на  землю,
Бронзини взялся за пулемет.
     Развернув  дуло  в  сторону  танков,  Бронзини прицелился. До этого ему
никогда не приходилось стрелять из боевого оружия, но в  стрельбе  холостыми
он успел поупражняться порядочно. В том, как жать на курок, разницы не было,
другое  дело,  что  вылетало  из ствола пулемета. Стиснув зубы, Бронзини дал
длинную очередь.
     Голова  управлявшего  соседним  танком  японца  разлетелась  вдребезги.
Потерявший управление танк вильнул влево, врезавшись в шедшую за ним машину.
Сцепившиеся гусеницы принялись кромсать друг друга.
     Бронзини повернул пулемет в сторону японской пехоты, и уложил несколько
человек  одной  очередью.  В  этот  момент  из  люка  его собственного танка
высунулась голова. Бронзини не стал тратить патронов, а развернул пулемет и,
ударив японца стволом, выбил его из башни. Пока танкист, еще не  оправившись
от удара, лежал неподвижно, один из танков с хрустом перемолол ему ноги.
     Бронзини  огляделся.  Сбоку  от  ведущих на базу ворот он заметил Джиро
Исудзу,  размахивающего  самурайским  мечом.  Он   руководил   происходящим,
наполовину как режиссер, а наполовину как генерал.
     Прицелившись  ему  в  голову, Бронзини надавил на гашетку, но ничего не
произошло. Хлопнув по стволу пулемета, он  воскликнул:  "Ну  давай  же!",  и
только тут заметил, что лента с патронами пуста.
     В  ту  же  секунду  рядом  с  его ногой по броне щелкнула пуля, с такой
силой, что у Бронзини лязгнули зубы. Еще одна со свистом пролетела  прямо  у
него над ухом.
     - Черт!  -  выругался  Бронзини, увидев в руках у японцев нацеленные на
него автоматы. Он никогда не  был  солдатом,  но  знал,  что  когда  в  тебя
стреляют,  нужно  искать  укрытие. Поэтому Бронзини, не раздумывая, нырнул в
открытый люк башни.
     Оказавшись внутри, около казенника  орудия,  ему  пришлось  скрючиться,
чтобы  не  ушибить  голову.  По всей видимости, перед тем, как они пересекли
границу, танки каким-то образом снова  привели  в  боевую  готовность.  Чуть
дальше виднелся люк, ведущий к водительскому сиденью, выдвинутому вперед.
     Подползя  поближе,  Бронзини  увидел,  что  водитель,  переводя рычаги,
пристально всматривается в перископ.  Бесшумно  вынув  из-за  голенища  нож,
который, в отличие от патронов морских пехотинцев, был вовсе не бутафорский,
Бронзини  протянул  руку  вперед и, схватив водителя за горло, вонзил лезвие
ему в живот. Японец рванулся, но в тесноте танка ему не  оставалось  ничего,
как  сидя  бороться с безжалостной рукой, зажавшей ему рот и проворачивающей
вонзенный нож. Через несколько секунд водитель, дернувшись, затих.  Бронзини
вытащил  тело  через  люк  и  опустился  на  пропитанное кровью водительское
сиденье.
     Времени разбираться, что к чему, не было. Он действовал на  автопилоте,
повинуясь  исключительно  инстинкту,  который никогда не подводил его за всю
долгую съемочную карьеру.
     Бронзини понял, что с водительского места ему не удастся принять бой  с
японцами. Отсюда он не имел возможности управлять ни пулеметом, ни орудием -
для  этого  потребовался  бы целый экипаж. Поэтому он до отказа дернул левый
рычаг на себя, и танк начал разворачиваться.  Когда  в  перископе  показался
окружавший  базу  забор,  за  которым  до самого горизонта тянулись песчаные
дюны, Бронзини  надавил  на  газ.  От  свободы  его  отделяла  только  кучка
припавших к земле японских солдат.
     - Да провались вы пропадом, вместе с крысами, которые пустили вас сюда,
- стиснув зубы, пробормотал Бронзини и направил танк прямо на них.
     Стараясь  не  выпускать  из виду забора, он ехал вперед. Японцы, увидев
приближающийся танк, бросились врассыпную. Чья-то нога попала в гусеницу,  и
до  Бронзини  донесся  истошный вопль, но он не обратил на него ни малейшего
внимания. Где-то сбоку, прорываясь  сквозь  грохот  очередей,  звучал  голос
Джиро Исудзу, который не переставая, кричал: "Бронзини! Бронзини!".
     Внезапно в перископе появились лица двух японцев, которые, встав спиной
к ограде,  одиночными  выстрелами  пытались  попасть в него сквозь смотровые
щели. Пригнувшись, Бронзини до отказа нажал на педаль  газа.  Т-62  рванулся
вперед, как получившая удар кнута скаковая лошадь.
     Дуло  орудия  прошло между стрелявшими и проломило забор, как будто тот
был сделан из паутины. Японцы. подстегиваемые криками Исудзу, не  отступали,
стараясь  попасть  в  прыгающее перед ними отверстие смотровой щели. Одна из
пуль залетела внутрь, и, пролетев  мимо  уха  Бронзини,  отрикошетила  вбок,
оставив  на  спинке  сидения отметину. В следующее мгновение танк уже подмял
под себя остатки забора вместе  с  обоими  японскими  солдатами,  чьи  крики
быстро затихли.
     Бронзини  направил  танк  через  шоссе,  и клацанье гусениц по асфальту
сменилось хрустом перемалываемого песка. Теперь он ехал прямо вперед.
     Эту тактику пришлось сменить, как только метрах в двадцати перед танком
взметнулось облако пыли. В башне глухо прозвучал грохот  выстрела.  Бронзини
резко  бросил  танк  сначала  вправо,  потом  снова  влево.  Еще один снаряд
разорвался чуть сзади. Внутрь кабины посыпался град мелких песчинок.
     Петляя между дюнами, Бронзини высунул голову в люк и  посмотрел  назад.
Около  пролома  в  ограде стояли два Т-62, наводившие свои 125-миллиметровые
орудия. Один из танков выбросил сноп огня, и  дернулся,  слегка  откатившись
назад.  Снаряд  пришелся  на  добрых пятьдесят метров в сторону. Порыв ветра
принялся рассеивать поднявшуюся тучу песка, но она  не  становилось  меньше.
Бронзини закрыл крышку люка.
     - Песчаная буря, - оскалившись, пробормотал он.
     Переключив  рычаги, он двинул танк внутрь спасительной песчаной завесы.
Сквозь смотровые  щели  внутрь  залетал  песок,  так  что  понять,  в  каком
направлении  он  едет,  было  невозможно,  но  Бронзини  не  обращал  на это
внимания. Где-то вдалеке, позади него, прогрохотал  выстрел,  потом  донесся
такой  же  отдаленный  звук  разрыва.  По крайней мере, этот снаряд упал еще
дальше от его танка, чем предыдущий.
     Выровняв танк, Бронзини постарался держаться прямого курса. Эти  япошки
могут  расстрелять  хоть  весь  свой  боезапас,  ему плевать. Он ехал сквозь
песчаную бурю на закамуфлированном под цвет песка танке. Лучшего и придумать
было нельзя, даже если бы он сам написал для всего происходящего сценарий.
     Внезапно Бронзини понял, что, в  какой-то  степени,  именно  это  он  и
сделал, и сицилийские черты его лица исказились от ярости. Сгорбившись перед
выплевывающей горстями песок смотровой щелью, он попытался нашарить защитные
очки,  которые,  как  он  знал,  входили  в  обязательное снаряжение на всех
танках. Наконец ему удалось их нащупать и нацепить на голову.  Видно  сквозь
очки  было  ничуть  не  лучше, чем раньше, но теперь, по крайней мере, можно
было без опаски выглядывать в перископ.  Песчинки,  словно  сотни  маленьких
иголок,  ударяли  ему  в  лицо, но Бронзини не обращал на это внимания - его
терзала совсем другая боль.
     Где-то за этим маревом лежала  Юма,  и  там  можно  было  надеяться  на
помощь.  Бартоломью  Бронзини  поклялся  себе,  что  не остановится, пока не
доберется до города.
     - Я мог бы сразу догадаться! - бормотал он себе под  нос.  -  Никто  не
платит  чертов  миллион  долларов  за  съемки  одного-единственного  фильма!
Никому, даже мне!

     Транспортные "Геркулесы" С-130 разогревали двигатели, грузовые  люки  в
хвосте уже были раскрыты, готовые принять десантников в свои утробы, когда к
летному  полю  на  микроавтобусе,  в  котором был оборудован телетранслятор,
подъехал первый помощник режиссера Мото Хонда.
     Десантники уже выстроились в ожидании под суровым  взглядом  полковника
Фредерика  Дэвиса,  в  котором.  тем  не  менее,  сквозила гордость за своих
бойцов.
     - За дело,  ребята,  -  лающим  голосом  выкрикнул  полковник.  -  Кино
начинается!
     Его  люди  уже  успели  облачиться в полное камуфляжное обмундирование.
Первый помреж повернул бесстрастное,  словно  высеченное  из  камня  лицо  к
Дэвису и отрывисто спросил:
     - Ваши люди готовы, порковник?
     - Только  скомандуйте,  -  ответил  полковник Дэвис. - И не забудьте, я
прыгаю первым.
     - Понимаю, - сказал  Хонда,  кланяясь.  -  Вы  прыгать  первый.  Первый
приземлиться.
     - Замечательно, - сказал Дэвис. - А как дела у морской пехоты?
     - Плохо. База сдана оккупантам.
     - Вот  это  мне  нравится!  Настоящий,  без  прикрас,  реализм. - Дэвис
заметил, что японские операторы уже начали устанавливать  камеру.  Еще  одну
держал под мышкой другой японец в военной форме. - Ну что, начинаем съемку?
     - Одну  минуту.  Небольшие  изменения  в сценарии. Реквизитор напутал с
парашютом.
     - С каким?
     - Любым парашютом. - Заметив, что Дэвис явно  его  не  понимает,  Хонда
добавил, - С каждым.
     - А!  Но я считал, что их тщательно проверили как ваши люди, так и мои.
Где этот каскадер, Санни Джо?
     - Здесь! - откликнулся Санни Джо Роум, подбегая к ним. - Что-нибудь  не
так, полковник?
     - Маленькая  проблема, - объяснил Хонда. - Поменялся сценарий. Мы будем
снимать выброс десанта не  как  ночную  сцену.  Парашюты  нужно...  Как  это
по-английски?
     - Заменить?
     - Да. Спасибо, заменить. Вместо черных мы привезти белые, дневные.
     Полковник Дэвис бросил взгляд на Санни Джо Роума.
     - Что  скажете?  -  спросил  он  с легким беспокойством в голосе. - Мои
ребята нашли, что со снаряжением все в порядке.
     - Парашюты нормальные, - подтвердил Роум.
     - Новые парашюты с той же  фабрики,  Нишитцу,  -  заявил  Хонда.  -  Мы
использовать только высококачественные материалы. Но нужно торопиться.
     - Постой-ка,  приятель,  -  вмешался  Роум.  - За безопасность во время
съемок отвечаю я.
     - Мы терять много денег, если произойдет задержка, - подчеркнул  Хонда.
- График очень плотный.
     - Черт! - расстроено проговорил Роум. - Жаль, что Джима нет поблизости.
Ну ладно,  выносите,  мы  осмотрим  их  вдвоем.  Такой  вариант вас устроит,
полковник?
     - Конечно. Главное, чтобы мы не выбились из графика.
     Хонда повел их к фургону, доверху  набитому  парашютными  сумками.  Они
были уложены так плотно, что Санни Джо Роум и Дэвис с трудом смогли вытащить
пару на пробу. Наконец, отдуваясь, они разложили парашюты на земле.
     - По-моему, все в порядке, - заметил Роум, перебирая пальцами стропы.
     - У меня никаких возражений, - кивнул полковник Дэвис.
     По лицу Хонды промелькнула скупая улыбка.
     - Очень хорошо, - сказал он. - Выстраивайте людей для замены.
     Полковник  вернулся  к  стоявшим в ожидании десантникам. Санни Джо Роум
последовал за ним, скрестив на груди огромные ручищи и озабоченно  покачивая
головой.
     - Ребята,  -  прогрохотал  Дэвис. - В сценарий внесены изменения, и нам
выдают новые парашюты. Каждый взвод должен выстроиться вон там...
     Полковник махнул рукой  в  сторону  фургона,  из  съемочная  бригада  в
военной  форме  поспешно  вытягивала  парашютные  сумки.  Несколько штук они
положили отдельно, но никто не заметил, что они были именно из того внешнего
ряда, который только что проверили полковник с Санни Джо.
     Десантники выстроились в три шеренги, и, сбросив с плеч свои  парашюты,
обменяли их на новые.
     Римо  Уильямс  стоял  в конце одной из этих шеренг. Поймав взгляд Санни
Джо, он незаметно кивнул, и тот вскоре подошел к нему.
     - Что происходит? - шепотом спросил Римо.
     - Черт, они еще раз поменяли сценарий. Выброс  десанта  хотели  снимать
через  черный  фильтр,  как  будто дело происходит ночью, а теперь решили от
этого отказаться. И получается,  что  надо  выкидывать  черные  парашюты,  и
менять их на белые.
     - А кто-нибудь проверял эти штуковины? - озабоченно спросил Римо.
     - Мы с полковником осмотрели пару.
     - И как?
     - Не  хуже  старых.  Послушай,  если  ты волнуешься, то вот тебе совет.
Подумай, сколько всего парашютов? Пятьсот. А сколько из них могут  оказаться
бракованными?  Один, максимум, два. Так что, шансов нарваться на испорченный
у тебе чертовски мало.
     - Как скажешь, - ответил Римо. Он все еще  беспокоился  -  кто  же  мог
знать,  что  съемки  фильма  будут  проходить по частям в разных концах этой
пустыни? Как ему теперь приглядывать за Бронзини, если  придется  все  время
торчать  вдали  от  него?  Не  то, чтобы Римо особенно за него беспокоился -
Бронзини явно был просто самодовольным ничтожеством, но,  все-таки,  задание
есть задание.
     Римо  брал  парашют последним. Отстегнув пряжку на сумке, он потянул за
стропы - на ощупь они казались надежными.
     Когда  три  группы  десантников  выстроились  около  гудевших  моторами
транспортных  самолетов,  полковник  Дэвис  взглянул  на  первого  помощника
режиссера Хонду, смотревшего  в  видоискатель  камеры.  Подняв  голову,  тот
кивнул, и Санни Джо, чтобы не попасть случайно в кадр, пригнулся, и нырнул в
один из самолетов.
     - Мотор! - крикнул Хонда.
     - Начали! - откликнулся один из операторов.
     Повернувшись  к  своим  людям,  Дэвис сквозь нараставший рев двигателей
что-то  скомандовал,  и  десантники  принялись   взбираться   по   наклонной
поверхности  грузового  люка.  Как  только  последний  взбежал на борт, люк,
словно пасть огромного механического чудовища, начал закрываться.
     Римо смотрел, как поднимающийся люк постепенно закрывает (заслоняет) от
него дневной свет. Когда  пилот  отпустил  тормоз,  самолет  вздрогнул  всем
корпусом, и он почувствовал себя, как Иона во череве кита. В грузовом отсеке
стоял  нестерпимый  грохот, стихший, когда самолет, разбежавшись, поднялся в
воздух.
     Появившийся откуда-то из глубины Санни Джо Роум присел рядом с Римо.
     - Ты идешь последним! - перекрикивая шум двигателя, сообщил он.
     - Это что, почетное право?
     - Нет, просто из всех десантников  ты  единственный  гражданский.  Если
что-то  пойдет  не  так, остальные поймают тебя в воздухе, - прокричал Роум,
похлопав  Римо  по  спине.  Его  подопечного  эта  перспектива  не   слишком
обрадовала, что он и высказал вслух.
     - Что тебя все время гложет? - поинтересовался Санни Джо.
     - Неважно. Скажем, я не ожидал такого поворота событий.
     Лететь  пришлось  недолго.  Когда  пилот  сообщил, что они вошли в зону
прыжка, Билл Роум пробрался в кабину и выглянул в иллюминатор.
     Внизу, на расстилавшейся под ними песчаной  равнине,  поднимался  столб
багрового  дыма,  отчетливо  выделяясь  на фоне желтых дюн. Чуть дальше Роум
разглядел  зеленую  с  белым  палатку,  в  которой  размещались   операторы,
снимавшие полет с земли, и пару бронетранспортеров.
     - Постарайтесь засечь съемочный вертолет, - обратился он к пилоту.
     - Готово.   -   Летчик  показал  ему  на  висевшую  справа  перед  ними
красно-белую точку.
     - О'кей, - кивнул Роум. - Сообщите остальным  пилотам,  чтобы  по  моей
команде они открывали люки.
     - Роджер,  - проговорил летчик в микрофон, и через секунду протянул его
Роуму. - Они на связи.
     Санни Джо следил, как внизу  проплывает  холмистая  поверхность  Юмской
пустыни.
     - Говорит начальник прыжка, - сказал он в микрофон. - Приготовиться!
     В  то  же  мгновение, сидевшие в грузовом отсеке десантники вскочили на
ноги, и построились друг за другом перед люком.
     - Зацепились! - скомандовал Роум.
     Парашютисты защелкнули карабины страховочных тросов на протянутом вдоль
всего грузового отсека нейлоновом канате.
     - Люки!
     Под  долетевшее  сзади  жужжание  гидравлического  привода,  Билл  Роум
увидел,  что  люки летевших впереди "Геркулесов" начали раскрываться. Выждав
секунду, он крикнул "Прыгаем!" и бросился обратно в грузовой отсек.
     - Начали, - крикнул он Римо сквозь свист ворвавшегося внутрь воздуха. -
Счастливого приземления!
     Десантники  посыпались  наружу  один  за  другим,  держась  руками   за
нагрудные  ремни  парашютных  сумок.  Как  только они оказывались в воздухе,
ветер  сносил  их  в  сторону,  и  страховочные  концы   под   их   тяжестью
натягивались.  Десантники  действовали так быстро, что успели выпрыгнуть все
до единого еще до того, как первые парашюты должны были раскрыться.
     Первым с головного самолета прыгнул полковник Фредерик Дэвис. За десять
с лишним лет мирного времени, проведенных на службе Родине, он  никогда  еще
не  был  так  горд  собой,  как  сейчас,  когда вел своих солдат по дороге к
мировой кинематографической славе.
     Он еще не знал, что парашют, висевший у него за спиной, не раскрылся.
     Повернув  голову,  полковник  увидел,  как  руки   летевших   над   ним
десантников  судорожно  задергались,  словно  лапки  у перевернутых на спину
жуков. Внезапно он понял, что парашюты у них не  раскрылись,  и,  еще  через
секунду, что с ним происходит то же самое.
     - Проклятая  японская  дешевка! - выругался полковник Дэвис и рванул за
кольцо запасного парашюта. - О Господи!
     Кольцо  осталось  у  него  в  руках.  Отшвырнув  бесполезную   железку,
полковник  обеими  руками  дернул  за петлю, на которой оно было закреплено.
Вместе с тесьмой, петля оторвалась, словно была сделана из  марли,  повиснув
на одном тоненьком обрывке. Полковник Дэвис крепко ухватился за этот обрывок
- единственное,  что  отделяло  его  от  очень,  очень  жесткой  посадки при
приземлении.
     Этот маленький клочок ткани настолько поглотил внимание полковника, что
время, казалось, застыло. Тоненькая нейлоновая полоска  заслонила  для  него
весь  остальной мир. Он тянул за нее, пока петля не стала держаться всего на
трех ниточках. Потом, хотя это было уже бесполезно, он дернул и за них.
     Однако в реальности время никогда не стоит на месте, особенно когда  ты
со все нарастающей скоростью падаешь вниз. Полковник Фредерик Дэвис ударился
о землю с такой силой, что снова подскочил вверх на несколько метров. Он был
лишь первым из многих.

     Римо  Уильямс  выпрыгнул  из  самолета  позже  остальных  всего лишь на
какую-то секунду. Он  почувствовал,  как  страховочный  конец,  натянувшись,
высвободился. Хотя это произошло легче, чем он ожидал, Римо был спокоен.
     Беспокоиться  он начал позже, когда понял, что, хотя в воздухе вместе с
ним находилось не менее пятисот  парашютистов,  растянувшихся  над  песчаной
поверхностью  пустыни  почти на два километра, ни одного белого купола видно
не было. Даже его собственного.
     Римо  потянулся  к  кольцу,  но  оно  выскользнуло  из  петли.   Тогда,
вцепившись  пальцами  в  складки  ткани,  он  вытянул  запасной парашют, и в
воздухе перед ним появилось небольшое белое облачко.  Порыв  ветра  наполнил
купол, и тот распустился, словно прекрасный белый цветок.
     Римо  испустил вздох облегчения, которому, к сожалению, не суждено было
длиться долго - хотя парашют величественно парил в воздухе, сам он продолжал
камнем падать вниз, поскольку стропы отцепились.
     Переведя  взгляд  вниз,  Римо  увидел,  как  на  песчаной   поверхности
появилось облачко, напоминавшее дым от костра. Потом рядом выросло еще одно,
за  ним  еще,  и  еще. А потом, когда на землю обрушилась первая лавина тел,
облачка стали появляться быстро,  словно  брызги,  пока  серовато-коричневая
поверхность  пустыни  не стала напоминать лунный пейзаж. И тогда Римо понял,
что наблюдает за массовым хладнокровным убийством, и ему просто суждено быть
последней жертвой в этой трагедии.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

     Официантка в Ресторане и Комнате для  отдыха  при  гостинице  Шило  Инн
поставила на стол две дымящиеся тарелки.
     Мастер  Синанджу  посмотрел  на  темные зернышки вареного дикого риса у
себя в тарелке,  и  на  лице  его  появилась  довольная  улыбка.  Когда  его
светло-карие  глаза  скользнули  по  обеденному  прибору  Шерил, рот старого
корейца неободрительно скривился.
     Втянув ноздрями аромат бифштекса, Шерил  Роуз  почувствовала,  что  еще
чуть-чуть,  и у нее потекут слюнки. Дикий рис Чиуна, наоборот, вызывал у нее
отвращение.
     - Как вы можете есть такое на завтрак? - спросила она.
     - А как вы вообще можете это есть? - откликнулся Чиун.
     - Я девушка с Запада, и с детства привыкла есть на завтрак  бифштекс  с
жареной картошкой.
     - Поразительно,   как   вам   удалось   пережить   такое   детство,   -
неободрительно фыркнул Чиун.
     - И на том спасибо, - язвительно  ответила  Шерил,  подумав,  что  это,
пожалуй, будет похлеще, чем держать целый день на студии текст с подсказкой.
     - В  помещении постановочной группы никого нет, - сообщила Шерил, после
того, как они некоторое время молча занимались  завтраком.  -  И  распорядка
съемок  тоже. Конечно, если бы он и был, я вовсе не уверена, что стала в нем
рыться. Но, знаете, все это чертовски странно.
     Из столик находился у окна, за которым открывался  эффектный  пейзаж  -
зеленые  поля  к  северу  от Юмы. За ними начиналась плоская унылая пустыня,
тянувшаяся, казалось, без перерыва до самых Мохокских гор.
     - Действительно знаю, - заметил Чиун. - С этими съемками что-то не так.
     - Надеюсь, вы не собираетесь опять начинать разговоры об Александре?  Я
имею в виду, вы же все равно не станете этого писать в статье о фильме.
     - Истинный творец никогда не обсуждает своего произведения, пока его не
закончил, - отрезал Чиун.
     Вздохнув,  Шерил  отрезала  кусочек  бифштекса.  Зрелище  потекшего  по
тарелке кровавого сока заставило Чиуна отвернуться. Высоко в небе он заметил
три точки, превратившиеся под его зорким взглядом, в большегрузные самолеты.
Из них, словно  крошки  из  пакета,  одна  за  другой  посыпались  крошечные
фигурки.
     - Парашютные  прыжки,  -  раздраженно  сообщил  Чиун. - Почему же мы не
поехали туда, чтобы на них посмотреть?
     Шерил подняла голову.
     - Что?
     - Вон там, - показал Чиун. - Они уже начали.
     - Ничего не вижу, - ответила Шерил, прищуриваясь.
     - Вы что, ослепли? Они заполнили все небо!
     - Я вижу только три малюсенькие точки.
     - Совершенно верно. Это и есть самолеты.
     - Как скажете, - заметила Шерил, возвращаясь к своему бифштексу. - Я ни
черта не могу разобрать.
     - Из самолетов падают люди.
     - Но в небе не видно парашютов.
     - Парашютов и нет, -  холодно  заметил  Чиун.  -  Они  летят  навстречу
собственной смерти.
     - Ну да, не может быть.
     - Я вижу их так же ясно, как вас, - продолжал настаивать Чиун.
     - Наверное, это манекены. Они, скорее всего, делают пробный прогон.
     - Но я же вижу, как они в ужасе машут руками, - заявил Чиун.
     - Это  все  ветер.  Там, наверху, должно порядочно поддувать. Вы можете
себе представить, каково это, прыгать с одной из  этих  штуковин?  Бррр!  От
одной мысли у меня внутри все похолодело. Понимаете?
     - Да, - отозвался Чиун. - Мне даже сейчас немного прохладно.
     Он поднялся из-за стола.
     - Пойдемте, нам нужно разобраться, что там происходит.
     - Зачем?
     - Затем,  что  пока  вы  поглощаете  кровавую плоть какой-то несчастной
коровы, несколько сотен людей падают в ожидании собственной гибели.
     - Послушайте, вы, ... - начала было  Шерил,  но  под  суровым  взглядом
Мастера Синанджу замерла, не донеся вилку с куском бифштекса до рта.
     - Хорошо,  -  вздохнула она, расплачиваясь по счету. - Одним бифштексом
больше, одним меньше Хотя этот был весьма недурен.
     Они молча вышли из гостиницы и направились к автостоянке.
     - Я не смог связаться с Римо, - напряженно проговорил Чиун.
     - С вашим другом? Господи, у меня совершенно вылетело из головы, что вы
его разыскиваете.
     - Римо должен был участвовать в съемках десанта?
     - Возможно, но точно не знаю. Будь у меня на руках распорядок съемки, я
смогла бы удовлетворить ваше любопытство. А что такое?
     - Если он должен был прыгать, то сейчас Римо  уже  мертв.  И  тех,  кто
послал его туда, ожидает жестокая расплата.
     Шерил  внезапно  поняла,  почему  манера  маленького корейца совершенно
парализовала ее волю. Перестав спорить, она открыла дверь своего джипа.
     Взгляд Чиуна упал  на  красовавшуюся  на  приборном  щитке  табличку  с
надписью "Нишитцу Ниндзя".
     - Почему этот автомобиль называется "Ниндзя"? - спросил он.
     - В  рекламе  утверждается, что "в этой машине вы даже не почувствуете,
что движетесь", - объяснила Шерил, включая зажигание. - На  самом  же  деле,
название  хорошо подходит к манере этого джипа украдкой перевернуть водителя
на повороте. Джиро всучил мне "Ниндзю", пока не пришла новая машина.
     Чиун понимающе кивнул.
     - Настоящие ниндзя тоже падают без всякой  видимой  причины.  Наверное,
пьют слишком много рисовой водки.
     - Да,  тогда  понятно,  почему  эта  зверюга  жрет  столько  бензина, -
пробормотала Шерил, сворачивая на  шоссе  номер  восемь.  -  Вы  правда  так
беспокоитесь за своего друга?
     Чиун не ответил.
     - Послушайте,  мы  просто  заедем  на  базу  Льюк,  и все выясним. И не
волнуйтесь, - добавила она, похлопывая Чиуна по выпиравшему из-под шелкового
кимоно костлявому колену. - Я уверена, с вашим другом все в порядке.
     Чиун аккуратно переложил руку Шерил обратно на руль.
     - У нашего путешествия есть вполне определенная цель, - отрезал он, - и
я надеюсь, что мы туда все-таки приедем.
     - Как скажете, - сказала Шерил, ведя джип в сторону пригорода.
     Они были немало удивлены, когда по дороге им попался одинокий Т-62.
     - Наверное, отбился от стада, - заметила Шерил.
     Чиун не обращал на нее никакого внимания - он глядел в  небо.  Внезапно
где-то  в  стороне центра поднялся столб дыма. Через несколько секунд до них
долетел отдаленный грохот и джип качнуло.
     - Вот это да! - сказала Шерил. -  Значит,  "Ниндзи"  и  вправду  готовы
перевернуться  в  любую секунду. Какой-то несчастный раскат грома, и мы чуть
не полетели вверх тормашками.
     - Это был не гром, - заметил Чиун.
     Шерил взглянула поверх головы Чиуна в окно.
     - Пожар, - решила она. - Интересно, где это?
     - Это был взрыв, - продолжал настаивать Чиун.
     Прежде, чем Шерил успела что-либо  ответить,  город  сотрясли  еще  два
взрыва. Шерил даже пришлось затормозить, так сильно тряхнуло ее Нишитцу.
     - Боже мой, да вы только посмотрите! - воскликнула она. - Наверное, они
уже снимают в городе.
     - Нет, это были бомбы.
     - Наверное,  бензиновые  взрывпакеты.  Я  видела, как вчера приготовили
несколько штук. С виду они как надувные подушки, в которые  залили  красного
сиропа  от  кашля,  но  на самом деле там бензин. Когда их взрывают, сначала
идет вспышка, а потом поднимается огромный  столб  дыма.  Знаете,  сейчас  с
помощью спецэффектов добиваются совершенно потрясающих вещей.
     - Нам нужно поторопиться, - настойчиво проговорил Чиун.
     - Ладно,  -  кивнула Шерил, снова трогаясь с места. - Но предупреждаю -
если вдруг опять раздастся грохот, я тут же сворачиваю на обочину.
     В том месте, где шоссе номер восемь выходило за пределы города,  дорога
была перегорожена двумя стоявшими боком танками. Их пулеметы были развернуты
в стороны, так, чтобы шоссе простреливалось в обоих направлениях.
     - Они   не   должны   были   снимать   здесь,   -  пробормотала  Шерил,
притормаживая. Поскольку танки и не думали ее пропускать,  она  надавила  на
сигнал.
     Из  башни  танка  высунулась  голова  одетого  в  военную форму японца,
который тут же скинул с плеча свой АК-47 и застыл в классической позе "огонь
с бедра".
     - Дорога перекрывать! - заорал он.
     - Что? - крикнула в ответ Шерил.
     - Этот идиот хочет сказать, что дорога перекрыта,  -  резко  проговорил
Чиун.
     - Я и сама вижу. Ну-ка, подождите минутку, пока я не разберусь в чем ту
у них дело.
     Высунувшись из окна джипа, Шерил крикнула:
     - Меня  зовут  Шерил,  я  работаю менеджером рекламе у Джиро Исудзу. Мы
едем на базу Льюк, и были бы не прочь, если бы вы нас пропустили.
     Из танка появился еще один японец, вооруженный, на  этот  раз,  обычной
видеокамерой.  Спрыгнув  с  брони,  он  присел на корточки и припал глазом к
видоискателю.
     - Зачем, черт побери, они нас снимают? - удивленно спросила Шерил. - Да
еще и на видеокамеру?
     - Дорога  перекрывать!  Езжайте  назад!  -  снова  прокричал  японец  с
автоматом.
     Шерил пробормотала вполголоса:
     - Наверное, он не понимает по-английски. Подождите. Может быть, повезет
с водителем.
     Вылезя из джипа и оставив открытой водительскую дверцу, она двинулась к
японцам. Она прошла всего семь шагов, когда японец, словно рассерженный кот,
что-то прошипел и дал короткую очередь.
     Шерил  подскочила  в  воздухе, ей показалось, что выстрелы раздаются со
всех сторон - впереди треск очереди, а сзади несколько щелчков.  Эти  щелчки
больше  всего  ее  и беспокоили - когда стреляют холостыми, при попадании не
слышно никакого звука, ведь бумажный пыж успевает сгореть еще в воздухе.
     Обернувшись, девушка бросила взгляд в сторону машины.  и  увидела,  что
открытая   дверь  испещрена  зловещими  отверстиями,  а  стекло  разлетелось
вдребезги.
     - Вы что, спятили? - завопила Шерил. Ее хорошенькое  личико  исказилось
от  негодования,  но с места она не тронулась. Это было попросту невозможно,
ведь, каким бы невероятным это не казалось, учитывая  то,  что  происходящее
снималось на камеру, японец стрелял настоящими пулями.
     - Так и пойдет? - нервно спросила она.
     Японец хрипло расхохотался.
     - Хаи! - бросил он. - Мы идти на город.
     - Нет, я имела в виду, это войдет в фильм?
     - Хаи!
     Японец  навел  ствол  автомата  на ее живот. Шерил заколебалась. Сердце
бешено  колотилось   в   груди,   пока   она   стояла,   раздираемая   двумя
противоположными  чувствами  - ощущением невероятности всего происходящего и
страхом перед нацеленным на нее оружием.
     - Вы не могли бы опустить эту штуковину? - Голос  Шерил  зазвенел,  как
натянутая струна.
     Японец  напрягся,  и  палец  его лег на спусковой крючок. Его остановил
донесшийся сзади скрипучий голос, резко выкрикнувший какое-то слово.
     Шерил бросила взгляд через плечо.
     - Нет! Не стреляйте! - вскрикнула она.
     Но маленький кореец по имени Чиун уже вылез из джипа и спешил навстречу
танкистам, сжав кулаки, и на его лице застыла маска холодной ярости.
     Прогремела очередь, но Чиун, словно танцуя, сделал шаг в сторону, и, не
останавливаясь, продолжал идти вперед. Шерил моргнула, не веря своим глазам.
Неужели автомат был  все-таки  заряжен  холостыми?  Она  снова  поглядела  в
сторону  машины  -  на  двери все так же пробита насквозь, а чуть дальше, на
обочине, поднялись несколько облачков пыли, там, где ударились  о  землю  не
попавшие в Чиуна пули.
     Стрелявший  японец  присел  на  одно колено и прижал приклад автомата к
животу. От цели его отделяли каких-нибудь пять метров. Шерил не могла больше
этого выносить - закрыв лицо  руками,  она  повернулась  к  ним  спиной.  Со
стороны  танка  донесся  пронзительный  вопль, и она поспешила заткнуть уши,
чтобы не слышать предсмертных криков корейского старичка. Они были  поистине
ужасны - казалось, его разрывают на части, хотя ни одного выстрела больше не
раздалось.
     Наконец,  набравшись  мужества,  Шерил, все еще стоя на коленях посреди
дороги, обернулась. Японец с автоматом  лежал  на  спине,  а  вопил  второй,
только что снимавший их на видеокамеру. Он пытался вскарабкаться на танк, но
Чиун  успел  поймать его за щиколотку. Хотя японец был намного моложе своего
противника, а весил, по меньшей мере, килограммов  на  двадцать  больше,  он
кричал, как будто в ногу ему вцепился аллигатор, а не тщедушный старичок.
     Это  было поразительно, но вскоре происходящее стало и вовсе напоминать
гротеск. Чиун стянул японца на землю, затем одна из его сандалий мелькнула в
воздухе, и Шерил почти что ощутила хруст разлетающегося на части  черепа.  В
следующее  мгновение  Чиун был уже стоял на танке сверху. Из одного из люков
показалась голова в шлеме, но Чиун затолкал ее обратно и  захлопнул  крышку.
Нанеся по ней несколько быстрых ударов, он соскользнул вниз, топнул ногой по
люку водителя и перепрыгнул на второй танк. Чиун явно обошелся с запорами на
башне  довольно  бесцеремонно  -  до  Шерил донесся скрежет сгибающегося под
тонкими пальцами азиата металла.
     Соскочив на землю, Чиун  просеменил  обратно  к  машине,  остановившись
только затем, чтобы снова спрятать ладони в широких рукавах кимоно.
     - Теперь  вы можете без всякого опасения объехать этих японских лжецов,
- проговорил он.
     Подойдя вслед за Чиуном  к  машине,  Шерил  забралась  на  водительское
сиденье  и  захлопнула искореженную дверь. Разбитая пулей ручка осталась при
этом у нее в руках. Но завести машину она не успела - сказалась  реакция  на
пережитое  потрясение.  Обхватив плечи руками, Шерил принялась нервно кусать
губы.
     - Боже правый! Что там происходит? - слабым голосом проговорила она.
     - Они берут боем Юму, - ответил Чиун, - и будут  за  это  наказаны.  Но
сначала мы должны позаботиться о Римо.
     Собравшись  с  силами,  Шерил,  наконец,  завела машину. Чтобы объехать
перегородившие шоссе танки,  ей  пришлось  съехать  с  обочины..  Когда  они
проезжали  мимо, до нее донеслись вопли сидевших в танке людей. Хотя Шерил и
не понимала по-японски, тон этих криков не оставлял сомнений  -  экипаж  был
заперт  внутри. И тем не менее, японцы вовсе не остались беспомощными, в чем
ей вскоре пришлось убедиться, когда  в  зеркале  заднего  вида  промелькнуло
что-то движущееся.
     Ствол  орудия  на  одном из танков поднялся, из него вырвалось пламя, а
чуть левее машины взметнулось песчаное облако. Шерил что есть силы  надавила
на педаль газа. Ей больше не приходило в голову задавать вопросы, она хотела
лишь одного - убраться отсюда как можно скорее.

     Ворота  у  главного въезда на базу Льюк перегородили несколько танков с
эмблемой Народно-Освободительной армии Китая, однако самым странным было  не
это. На мачте рядом с караульней развивался белый флаг. Нет, это был не знак
капитуляции - в середине флага красовалось багровое Восходящее Солнце.
     - Можете  считать это суеверием, - сказала Шерил, внезапно останавливая
джип, - но я думаю, что нам не стоит туда лезть.
     - Мудрое решение, - отозвался Чиун. - Оставайтесь здесь.
     С этими словами он выбрался из джипа.
     - Куда вы, ради всего святого? - крикнула вслед ему Шерил.
     - Я ищу сына. Скоро я вернусь.
     - Вместе с генералом МакАртуром,  -  пробормотала  сквозь  зубы  Шерил,
нервно   вцепившись   дрожащими  пальцами  в  руль.  А  высоко  над  ней,  в
пронзительной синеве неба, заходил на посадку первый  из  трех  транспортных
"Геркулесов".

     Мастер  Синанджу направился к проволочному ограждению, обегавшему базу.
Пройдя сквозь  отверстия  в  сетке,  украшавшие  его  пальцы  длинные  ногти
деловито  защелкали,  проволока  начала  распадаться,  и в ограде, словно по
мановению волшебства, появилась дыра.
     Чиун  бесшумно  проскользнул  внутрь,  и,  оказавшись  у   приземистого
строения,  двинулся  вдоль  посаженного по его периметру кустарника. По пути
ему то и дело попадались наряженные в нелепую китайскую форму  японцы.  Кого
они надеются обмануть, недоумевал Чиун. Все же видно невооруженным глазом.
     Наконец  он добрался до летного поля, к которому под прикрытием ангаров
придвигалось несколько танков. Неподалеку Чиун заметил японца с капитанскими
погонами, который носился туда-сюда, отдавая приказы солдатам.
     Первый "Геркулес" коснулся  земли,  и  пробежав  по  посадочной  полосе
вперед,  замер  на  месте.  Вскоре  за  ним  приземлился  и  второй, а через
несколько секунд и последний.
     Пилотам потребовалось некоторое время, чтобы  заглушить  двигатели,  и,
прежде  чем  они  успели  вылезти  из  кабин,  люк в хвосте последнего С-130
откинулся, и оттуда на подгибающихся ногах вышел Билл Роум, больше известный
как Санни Джо.
     Не замечая сбежавшихся к нему людей, он  рухнул  на  землю  и  обхватил
голову  руками.  Двое  японцев попытались заставить его подняться, но поняли
свою ошибку, лишь когда Билл Роум,  словно  взъяренный  буйвол,  вскочил  на
ноги, и мощным ударом сшиб одного из них с ног. Другому японцу пришлось хуже
- два удара он получил в живот, а от третьего завертелся волчком и рухнул на
землю.
     - Ублюдки! - задрав голову вверх, кричал Билл. - Проклятые мерзавцы!
     Когда  он,  наконец, опустил голову, то увидел, что на него надвигается
строй японских солдат, выставивших вперед примкнутые штыки. У одного из  них
в  руках  была видеокамера, и японец, присев на одно колено, пытался поймать
всех в кадр, пока его товарищи, под  командой  первого  помощника  режиссера
Мото Хонды, шли на Санни Джо Роума.
     - Они мертвы! - скрежеща зубами, проговорил Роум. - Слышишь, Хонда? Все
эти мальчики лежат там, в песке.
     Хонда  ответил что-то по-японски, но понял его только Мастер Синанджу -
это был приказ заколоть Санни Джо насмерть. Тот осознал  это,  только  когда
приземистый   кореец   появился   перед   ним,   не   обращая   внимания  на
пододвигавшихся  японских  солдат.  Он   остановился   лишь   затем,   чтобы
прошептать:
     - Те, которые погибли. Среди них был Римо?
     - Да, - хрипло ответил Билл Роум. - Он был хороший парень.
     Вся  фигура старого корейца напряглась, руки сжались в кулаки, и тишину
прорезал крик:
     - Аййяяя!
     Японцы застыли на месте,  ведь  это  был  не  боевой  клич,  призванный
раззадорить  нападающего,  но  крик,  полный  боли и муки, который поколебал
застывшее на их лицах непроницаемое выражение.
     Через мгновение азиат был  уже  среди  них,  короткими  ударами  ладони
отводя  от  себя  штыки.  Некоторые все же попали в его ярко-алое кимоно, но
Чиуна, казалось, это нисколько не побеспокоило. Затем раздался  крик  одного
из  японцев  -  штык  товарища  пронзил  ему руку. Другой, сделавший выпад в
сторону старого корейца, ухитрился попасть в солдата, стоявшего за ним.
     Чиун вертелся волчком в середине этой толпы, и японцы, не понимая,  что
он  двигает  ими,  словно  пешками,  наносили  удар за ударом. Вскоре солдат
обуяла ярость, предмет которой  каждую  секунду  словно  ускользал  из  поля
зрения,  и  они  принялись  крушить друг друга, не обращая внимания на крики
Хонды.
     Хлестала кровь, японцы падали один за другим. Для  стрельбы  расстояние
было  слишком  близким,  но  даже мудрое решение не применять огнестрельного
оружия, чтобы не попасть по своим, ничего не дало - тех, кто еще  остался  в
живых,  настигали  чьи-то холодные руки, сжимавшие им горло. Кое-кто успевал
только ощутить, как что-то прорывает его воротник,  а  через  мгновение  уже
падал на землю с хлещущим из яремной вены фонтаном крови.
     Первый  помощник  режиссера  Хонда  увидел, что его люди превратились в
паяцев, уничтожающих друг друга,  и  понял,  что  на  карту  поставлена  его
репутация  самурая.  Подняв  пистолет,  он  зажмурил  один  глаз и тщательно
прицелился. На какую-то долю секунды, перед тем как нажать на  курок,  Хонда
моргнул,  и  это  мгновение  стало  для  него роковым. Вытянутая вперед рука
сжалась, словно пружина, и Хонда упал,  поскольку  ручка  пистолета  торчала
теперь из месива плоти и крови, бывшей когда-то его собственной.
     - Что,  черт  побери, здесь происходит? - завопил Билл Роум, когда Чиун
снова оказался рядом с ним. - Они что, накачались наркотиками?
     - Я объясню вам позже, - отозвался Чиун, - после того, как вы  отведете
меня к телу моего сына, Римо.
     - Римо? Так он ваш сын?
     - Вопросы  потом,  -  повторил Чиун. - Мы должны торопиться. По дорогам
вскоре нельзя будет пробраться без осложнений.

     Увидев выражение лиц Чиуна  и  Билла  в  боковом  зеркале,  Шерил  Роуз
ужаснулась.
     - Поезжайте, - коротко бросил Чиун, когда они залезли в машину.
     - Санни Джо, что произошло?
     - С прыжком что-то сорвалось Все они погибли.
     - В том числе, и Римо, - звенящим от напряжения голосом добавил Чиун.
     Скосив  глаза, Шерил оглядела его суровое лицо, но, к своему удивлению,
не заметила на нем ни слезинки.
     - Куда мы едем? - тупо спросила она. - Куда теперь вообще можно ехать?
     - В то место, куда упали тела, - ответил Чиун.
     - Для этого нам нужно будет проехать через город.
     - Тогда мы через него проедем.
     - Одна мысль о том, что мы можем там увидеть, наводит на меня ужас.
     - Я вас понимаю. То, чего боюсь я, ждет  в  пустыне,  но  я  постараюсь
встретить  это  стойко,  ведь  на что еще можно рассчитывать в столь ужасный
день, кроме собственного мужества?

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

     Первые сведения о  том,  что  происходит  в  Юме,  весь  остальной  мир
получил,  когда  Вуда  Н. Керр переключил канал телевизора, чтобы посмотреть
свою любимую передачу.
     Дом Вуды представлял собой обычный  трейлер,  поставленный  на  окраине
городка  Меса  в  Аризоне. От Юмы Месу отделяло около трехсот километров, но
телепередачи оттуда принимались вполне сносно.  По  каналу  К.И.М.А.  каждое
утро  в десять часов повторяли сериал "Кладбищенская земля", и Вуда старался
не пропустить ни одной серии, хотя смотрел этот фильм по крайней  мере,  раз
десять.
     Но  сегодня  на  экране  телевизора шли одни только помехи. Ворча, Вуда
принялся вертеть комнатную антенну, а когда увидел,  что  это  не  помогает,
заглянул  к  Джону  Эдвардсу,  жившему  в  соседнем  трейлере.  У Джона было
кабельное телевидение.
     Увидев, что дверь не заперта, Вуда просунул голову внутрь.
     - Привет, Джон. У тебя ловится одиннадцатый канал?
     - Дай-ка посмотреть, откликнулся Джон, беря в  руки  пульт.  На  экране
были сплошные полосы.
     - Слушай,  это  просто невероятно, - заметил Вуда. - Ничего не понимаю.
Телестудия не может передавать в эфир одни помехи. В  самом  худшем  случае,
эти ребята показывают настроечную таблицу.
     - Девятый  канал  тоже  молчит,  - проворчал Джон. - Его транслируют из
Юмы. Давай посмотрим, что там на втором.
     По второму каналу шла та же самая  рябь.  Тем  не  менее,  все  местные
кандалы принимались отлично, не вещали только студии из Юмы.
     - Как думаешь, в чем дело? - задумчиво проговорил Вуда. теребя застежку
на галстуке-шнурке.
     - Наверное,  накрылся  кабель,  протянутый  из  Юмы, - предположил Джон
Эдвардс.
     - Тогда не понятно, почему я  не  могу  поймать  их  через  антенну,  -
заметил  Вуда.  -  Спрошу-ка  у  сестры,  Милдред, она там живет. Любопытно,
все-таки, что у них случилось.
     Но когда он  набрал  номер  Милдред,  единственное,  чего  ему  удалось
добиться,  было  сообщение  на автоответчике телефонного узла: "К сожалению,
все линии сейчас заняты. Попробуйте перезвонить попозже". Вуда так и сделал,
но ответивший оператор сказал, что телефонная линия в Юме повреждена.
     Пожав плечами, Вуда Керр отправился смотреть сериал "Кадреж". Вуде было
шестьдесят семь, и  посмотрев  первую  серию,  он  подумал,  что  это  самая
несусветная  чушь  из всего, что ему когда-либо приходилось смотреть. Так он
стал верным поклонником этого замечательного фильма.
     Позже, уже днем, о том, что телефонная связь с Юмой  прервалась,  стало
известно  в  Финиксе,  столице  штата.  Это  было необычное происшествие, но
особого значения ему не придали. В конце концов,  Юма  находилась  далеко  в
пустыне, чуть ли не у самой мексиканской границы. В те времена, когда еще не
изобрели  ни  автомобилей,  ни телефонов, городок был маленький приграничный
городишко, поэтому в Финиксе решили, что там вполне обойдутся без  телефона,
пока поломку на лини не устранят.
     В  город  отправили аварийную бригаду, которая так и не вернулась. Но в
этом тоже не было ничего  удивительного  -  пустыня  и  в  самом  деле  была
огромная.
     Полное  отсутствие сообщения с Юмой прошло мимо властей штата абсолютно
незамеченным. Тысячи людей не  смогли  насладиться  своими  любимыми  шоу  и
мыльными  операми,  но,  когда  им не удавалось поймать передачи из Юмы, они
просто-напросто переключались на другой канал, и забывали об этом.
     В Вашингтоне о случившемся тоже узнали не сразу. Все началось  с  того,
что  прервалась  связь  между  Пентагоном  и  авиабазой  Льюк.  Туда  просто
невозможно было дозвониться. При обычных обстоятельствах никто не обратил бы
на это внимания, но главнокомандующего ВВС очень  беспокоило,  как  проходят
съемки у Бронзини. Поэтому он приказал связаться с базой по радио.
     На сигналы радистов ответа тоже на было.
     - Странно,  черт  бы  их  побрал,  - пробормотал генерал и набрал номер
авиабазы Дэвис-Монтэн в Тьюксоне.
     - Мы никак не можем наладить связь с ребятами в  Льюке,  -  сообщил  он
начальнику базы. - Вышлите пару самолетов и проверьте, что там стряслось.

     Через  десять  минут  после  того,  как командующий повесил трубку, два
истребителя Ф-15 уже парили в воздухе над горами  Санта-Роза  к  востоку  от
Юмы.
     Капитан   Кэртис   Стил  смотрел,  как  внизу  проносится  однообразный
пустынный пейзаж. Его напарник летел слева, а в наушниках  раздавался  голос
стрелка-радиста, говорившего:
     - Как  думаешь,  что  там  случилось в Льюке? Странно, но радиосигналов
оттуда никаких.
     - Может быть, они теперь все звезды Голливуда, - рассмеялся Стил.
     - Да, и развлекаются теперь  с  девочками.  Но  за  эту  вечеринку  они
получат хороший нагоняй.
     В этот момент запищал бортовой радар.
     - Внимание! Вижу две цели. Сто километров по курсу двадцать три. Прием!
- передал  Стил  и  опустил  взгляд  на локатор, который определял, свои это
самолеты или вражеские.
     Он не  был  особенно  удивлен,  увидев  на  экране  силуэты  двух  F-16
Американских ВВС.
     - Свои,  -  передал  он напарнику, а затем, повысив голос, проговорил в
эфир, - Вызывает Эхо Три-Ноль-Девять, прием. Повторяю, Эхо Три-Ноль-Девять с
базы Дэвис-Монтэн, как меня слышите?
     В ответ в наушниках раздавалось лишь потрескивание.
     - Не нравится мне это, - заметил напарник.
     - Держись ко мне поближе, - пробормотал Стил, снова взглянув  на  экран
локатора. Свои, определенно свои.
     - Почему же тогда не отвечают? - недоуменно спросил его штурман.
     - Черт,  -  раздался  хриплый  голос  второго  летчика,  - они включили
систему наведения!
     - Вижу, - ответил Стил. На радаре было  видно,  что  два  F-16  привели
ракеты  в  боевую  готовность  и прицеливаются. Скомандовав "Расходимся", он
резко  повернул  штурвал  влево.  Напарник  сделал  правый   поворот.   Хотя
таинственные  самолеты  были  все  еще  за  пределами  видимости, времени на
размышления оставалось немного - они сближались со скоростью полторы  тысячи
километров в час.
     Стил  послал  радиограмму  начальнику  своей  авиабазы.  Объяснив,  что
происходит, он получил приказ "Ждите". Это означало, что стрелять можно было
только в случае,  если  противник  первым  вступит  в  бой.  А  электроника,
пищавшая  на  приборном щитке, предупреждала, что это произойдет в ближайшие
несколько секунд.
     - Но это же наши ослы! - прорычал капитан. - Черт! Готовность один!
     - Есть боевая готовность, - откликнулся стрелок.
     Летевшие встречным курсом самолеты пронеслись мимо так быстро,  что  их
силуэты слились в одно размытое пятно.
     - Ты их разглядел? - передал Стил своему напарнику.
     - Да, это свои, F-16.
     - Тогда  какого черта они включили систему наведения? - выругался Стил,
стараясь поймать истребители в поле зрения.  -  Неопознанные  F-16,  говорит
капитан Стил с базы Дэвис-Монтэн. Как меня слышите? Прием.
     Стил  сделал  разворот  на  сто восемьдесят градусов, но в наушниках по
прежнему не раздавалось ни звука. Молчащие истребители тоже повернули назад.
     - Цели возвращаются, - предупредил его напарник.
     - Я засек их на радаре.
     - Они опять наводят на нас ракеты.
     - О'кей, они тоже должны были разглядеть нас  как  следует.  Приходится
считать, что это самолеты неприятеля. Повторяю, перед нами неприятель.
     - Вас понял. Удачи, Стил.
     - Будь осторожен.
     Капитан  Стил  увидел,  как  два  F-16  стремительно  приближаются.  Их
разделяло пятьдесят километров, потом сорок. Он потянул штурвал на  себя,  и
поймал луч системы наведения в перекрестие прицела.
     - Зарядить Фокс-1, - скомандовал он.
     - Вас понял.
     Стил  удерживал  прежний курс. Теперь до цели было двадцать километров.
Восемнадцать. Пятнадцать. Они приблизились на  расстояние  ракетного  залпа.
Тил  заколебался.  Самолеты были явно американские. Что, если у них отказала
радиосвязь? подумал он, но в тут же отбросил эту  мысль  -  такое  не  могло
произойти с двумя самолетами одновременно.
     - Двенадцать километров, - напряженно передал он. - Огонь!
     Со  свистом  из под левого крыла вылетела ракета, и Стил резко зашел на
вираж. Небо с землей поменялись местами. Когда самолет  выровнялся,  капитан
услышал, как стрелок-радист возбужденно кричит:
     - Есть! Прямое попадание!
     Наконец  Стил  увидел  - на нетронутой голубизне неба появилась облачко
вроде кляксы, а из него, объятый пламенем, к земле несся подбитый самолет. В
полете от фюзеляжа отделилось разбитое крыло.
     - Я одного подбил! - ликуя, прокричал Стил. - А где твой?
     Напарник не отвечал.
     - Стокбридж, как меня слышишь, прием.
     Но капитан Стокбридж не откликнулся - он уже никого  не  мог  услышать.
Стил  понял  это,  когда  два самолета, сделав разворот, устремились к нему,
словно пущенные в цель дротики. Оба истребителя были модели F-16, а подбитый
самолет пилотировал его напарник.
     - Они сбили Стокбриджа, - хриплым от волнения голосом сообщил Стил.
     - О, черт! - выругался штурман.
     Пытаясь  засечь  приближающуюся  цель  на  радаре,  Стил  увидел,   как
полыхающий  Ф-15  вошел  в штопор. В том месте, где самолет рухнул на землю,
поднялся столб дыма.
     - Они  успели  катапультироваться?  -  с  беспокойством  спросил  он  у
штурмана.
     - Парашютов не было. Извини, - тихо ответил тот.
     - Извиняться сейчас придется этим двум гадам, - пообещал Стил, услышав,
наконец, как запищал радар. - Готовь вторую. Огонь!
     Еще  одна  ракета понеслась навстречу летевшим на них истребителям. Они
зашли на вираж, но перед  этим  от  крыла  одного  из  самолетов  отделилась
огненная вспышка.
     - Цель  выпустила  ракету,  -  предупредил  штурмана  Стил.  Он  сделал
обманный маневр, и центробежная сила вдавила его в кресло. Кровь  прилила  к
голове, и защитный костюм уже не мог полностью скомпенсировать перегрузки. В
глазах у Стила потемнело, он судорожно пытался не потерять сознание.
     Слабея,  он  переключился на автопилот, глаза его снова застилала серая
пелена. Стил рисковал присоединиться к своему напарнику, но другого выхода у
него не было - он должен был во что бы то ни стало  уйти  от  выпущенной  по
нему ракеты.
     Песчаные дюны закрутились под носом его Ф-15, когда самолет, за которым
мчалась самонаводящаяся ракета, вошел в штопор.
     Стил  пришел  в  себя  и  рванул штурвал. Истребитель с трудом вышел из
пике, а менее маневренная ракета, пролетев вперед, ударила в землю.
     - Оклемался, парень? - спросил Стил.
     - С трудом, - отозвался штурман.
     - Где они? Ты их видишь?
     - Как раз пытаюсь засечь.  Есть!  Вижу  цель.  Они  заходят  на  вираж.
Господи!
     - Что там?
     - Я разглядел опознавательные знаки.
     - Докладывай.
     - Ты не поверишь, но на них круги.
     - Не слышу, повтори еще раз.
     - Круги. Знаешь, как на японских самолетах.
     У  Стила  помутилось  в  голове. Он так сконцентрировался на управлении
самолетом, что мозг почти не воспринимал болтовни штурмана. Что  он  сказал,
круги? При чем здесь круги, когда за ними гонятся два истребителя?
     - Они пикируют на нас! - пркоричал штурман.
     Капитан  Кэртис  Стил не мог уйти вниз - справа виднелась горная гряда,
поэтому он рванул штурвал на себя. Задрав нос, истребитель понесся ввысь.
     - Засекай цель! - прокричал штурман.
     - Не могу поймать сигнал, - отозвался Стил.
     - Ну давай же, их двое!
     - Чертов сигнал пропал! - крикнул Стил, колотя по  приборной  доске.  -
Постараюсь проскочить между ними.
     Капитан  держался  прежнего курса, позволив противникам включит систему
наведения. Он надеялся обмануть их, проскочив между двумя  F-16.  Для  этого
требовались крепкие нервы, однако у людей, решившихся управлять сорокатонной
летающей машиной, этого качества хватало в избытке.
     Державшиеся рядом F-16 пикировали прямо на него. Стил сосредоточился на
узком пространстве между ними. Только бы они не дали залп раньше времени...
     Вдруг,   двигатель,   задыхаясь,   выбросил   сноп   пламени,   и  Стил
почувствовал, как наклонившееся почти горизонтально кресло устремилось вниз.
Обездвиженная машина клюнула носом и понеслась к земле.
     - Двигатель! У меня сбои  в  двигателе!  -  прокричал  Стил,  судорожно
дергая стартер.
     Мотор взревел, но снова заглох. Самолет вошел в штопор, и перед глазами
Стила завертелась, словно колесо рулетки, песчаная поверхность пустыни.
     - Выброс!  Выброс!  -  скомандовал  он,  нажимая  на кнопку экстренного
катапультирования. Крышка кабины откинулась,  и  он  ощутил  мощный  толчок,
когда сработал укрепленный под сиденьем двигатель. В следующее мгновение все
вокруг  взорвалось.  Истребитель  Ф-15  разлетелся  на  части,  словно яйцо,
забытое в микроволновке, за секунду превратившись из грозной боевой машины в
груду обломков.
     Отлетевший при взрыве кусок крыла обезглавил капитана Стила прежде, чем
тот успел понять, что произошло. Его штурман не успел катапультироваться,  и
теперь падал вниз вместе с обломками самолета.
     Высоко  в  небе  два F-16 со знаком Восходящего Солнца на борту стрелой
понеслись прочь.

     Когда с базы Дэвис-Монтэн сообщили в Пентагон, что связь  с  посланными
ими  самолетами-разведчиками  прервалась, решено было собрать Высший Военный
Совет.  Председатель,  адмирал  Уильям  Блэкберд,  приказал  отправить   два
вертолета  военно-морских  сил  на  базу морских пехотинцев в Юме, поскольку
оттуда тоже не было никаких известий. После этого он  снял  трубку  аппарата
правительственной связи и попросил соединить его с президентом.
     Подошедший  к  телефону  начальник администрации ответил, что президент
сейчас как раз метает подковы на лужайке перед Белым домом, и  заверил,  что
тот перезвонит, как только освободится.
     Председатель Совета поблагодарил его, а затем повернулся к собравшимся.
     - Придется   разбираться   самим.   Этот  идиот-администратор,  похоже,
считает, что если в Пентагоне не кричат от ужаса, то  можно  не  торопиться.
Что там с посланными вертолетами?
     Командующий  ВМС  попросил подождать секунду, и снял телефонную трубку.
Выслушав сообщение, он побледнел.
     - Связь прервалась.
     - Что произошло?
     - Оба сбиты истребителями.
     В воздухе повисла тишина.
     - Проверьте все базы, - приказал адмирал Блэкберд. - Необходимо  срочно
выяснить, что у них там происходит.
     - Мы уже занялись этим, адмирал.
     И действительно, по всей комнате уже суетились командующие всеми родами
войск,  занимаясь тем, что получалось у них лучше всего - они делали спешные
телефонные звонки. Один за  другим  они  докладывали  председателю  Военного
Совета - на остальных военных базах все было спокойно.
     - Похоже,  ЧП  происходят  только  в  окрестностях  Юмы,  - предположил
кто-то.
     - Возможно, это диверсия. Мне  нужна  стратегическая  сводка  по  всему
миру.
     Присутствующие  срочно  бросились  исполнять  приказ, и на американские
военные базы по всей  территории  Соединенных  Штатов,  а  также  в  Европе,
обрушился  новый  шквал  телефонных звонков. В центре управления НАСА срочно
изменяли орбиты спутников слежения, каналы  связи  Пентагона  накалились  до
такого предела, что угрожали нормальной работе телефонных линий официального
Вашингтона.
     Через несколько часов стало ясно, что во всем мире не происходит ровным
счетом  ничего  подозрительного.  Оставалась  одна  только  Юма. А оттуда по
прежнему не было никаких известий.

     Римо Уильямс зажмурился. Он сделал это не для того, чтобы избавиться от
ужасного зрелища,  которое  представляли  собой  ударяющиеся  о  песок  тела
парашютистов  -  их  упало  уже  слишком  много,  чтобы это могло иметь хоть
какой-нибудь смысл. Снизу доносились их  крики,  приглушенные  ревом  ветра,
отчаянно задувавшего в уши распластавшемуся в свободном полете Римо.
     Он  закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на дыхании - в боевом искусстве
Синанджу  все  строилось  именно  на  этом.  Правильное  дыхание   позволяло
воспользоваться скрытым потенциалом человеческого тела. Исключительная сила,
быстродействие,  способность моментально реагировать - вот какие возможности
таила в себе человеческая природа. И  Римо,  благодаря  тому,  что  Синанджу
научило  его  погружаться  в  состояние  гармонии  с  окружающим  миром, мог
использовать их в полной мере.
     Он  знал,  что  людям  случалось,  падая  с  самолета,  не  разбиваться
насмерть.  Обычно  они  переламывали все кости, а те, кому удавалось выжить,
обладали поистине редким везением.
     Римо намеревался попасть в число  последних.  Он  зажмурился,  стараясь
поймать  тот  ритм,  которым  жил  окружающий  мир.  Не  обращая внимания на
собственные ощущения, он заглянул внутрь самого себя. Где-то в  глубине  его
организма,   в   области   желудка,   появилось  холодное  жжение,  и  Римо,
сконцентрировавшись, постарался слиться с ним  целиком.  Рев  ветра  в  ушах
исчез,  как будто у него внезапно пропал слух. Римо почувствовал, что пальцы
у него начали неметь, потом он перестал ощущать свои ноги.
     Все ощущения,  сосредоточенные  в  конечностях,  теперь  устремились  к
желудку,  месту, где, согласно учению Синанджу, располагалась душа человека.
Он понял, что стал легкими, как снежинка, но удариться о землю  даже  с  той
силой,  которой  обладает  маленький  кристаллик  льда, было опасно - в этом
состоянии его  кости  были  слишком  хрупкими.  Вся  масса  тела  Римо  была
сосредоточена  в  одной  точке,  он  весил  ничтожно  мало,  но  и эта масса
подчинялась всеобщему закону земного притяжения.
     Римо мысленно постарался сжаться еще сильнее.  Он  не  понимал  природы
того,  что пытался сейчас проделать, точно так же, как не понимал физических
законов, которые ниспровергал  всякий  раз,  когда  голыми  руками  разрывал
металл, или видел, словно кошка, в кромешной тьме.
     Когда   Римо   понял,  что  стал  почти  невесомым,  он  позволил  себе
прислушаться к окружавшим его звукам. Рев ветра теперь, казалось, стих. Римо
улыбнулся - он больше не несся к земле, словно камень. Но тем не  менее,  он
все-таки  падал.  Вытянув  руку,  он кончиками пальцев ощутил потоки теплого
воздуха,   поднимавшегося   с   раскаленной   поверхности   пустыни.    Римо
почувствовал,   что   составляет   с   ними   единое  целое.  Они  перестали
противоборствовать, и он сможет воспользоваться этими потоками, чтобы  мягко
приземлиться на сверкавший далеко внизу песок.
     Римо  открыл  глаза.  Перед  ним,  всего  в нескольких сантиметрах, был
песок. Улыбка, озарившая его лицо, испарилась, и он закричал  во  весь  рот.
Однако крика не было слышно, потому что в следующую секунду Римо захлебнулся
песком, и шея его с сухим хрустом откинулась назад.
     И где-то в черноте вселенной показался пышущий злобой красный взгляд, а
жестокий рот исказился от ярости.

     Старший  сержант  в  отставке  Джим  Конкэннон был слишком молод, чтобы
участвовать во Второй Мировой. К  тому  времени,  когда  началась  война  во
Вьетнаме,  у него уже успело появиться брюшко, хотя за свою долгую армейскую
службу Джиму приходилось бывать и в Плейку, и в Да Нанге. Однако  для  Кореи
Джим  оказался  самого  подходящего  возраста.  Именно там Конкэннон, бывший
тогда еще рядовым, научился, как нужно выживать и, став свидетелем  страшных
событий, не терять при этом воли и рассудка.
     Но  теперь,  в  мирное  время,  в  пустыне Юма, технический консультант
Бронзини,  глядя,  как  пятьсот  молодых  парашютистов   несутся   навстречу
собственной  гибели,  в  первые  в  жизни  застыл, совершенно парализованный
происходящим.
     Когда последнее тело, падавшее, казалось, бесконечно долго,  ударилось,
наконец,  о  землю, старший сержант в отставке Джим Конкэннон, не веря своим
глазам, отбросил бинокль в  сторону  и  повернулся  к  четвертому  помощнику
режиссера Нинтендо Тошибе.
     Лицо  Тошибы  скривилось  в  нездоровой улыбке, и Конкэннон бросился на
японца. От мощного удара кулака тот рухнул, и Джим, схватив Тошибу за горло,
принялся его душить. В  этот  момент  сзади  подкрался  один  из  рядовых  в
камуфляже и прикладом Калашникова уложил его на землю.
     Конкэннон  смутно  чувствовал,  что его подтащили к бронетранспортеру и
бесцеремонно забросили внутрь. У него страшно  болели  ребра.  Когда  машина
тронулась, он внезапно понял, почему - его бросили на груду ящиков.
     Притворяясь мертвым, Конкэннон осторожно ощупал край ящика, от которого
пахло  зеленью. Все ясно, в нем раньше перевозили с полей салат. Стараясь не
привлекать внимания, он просунул руку в щель между досками и нащупал  что-то
гладкое и неметаллическое. Вытянув непонятный предмет наружу, Джим Конкэннон
слегка приоткрыл глаза.
     Перед  ним  была  ручная  граната  китайского  производства, модель 67.
Конкэннон едва смог скрыть радостную улыбку. В Корее, когда  его  отправляли
на  дежурство,  Джим  всегда  носил  с  собой коробку с гранатами. Это стало
предметом постоянных шуток - ведь весила она немало. Но однажды,  неподалеку
от  Инчона,  его  взвод  подкараулил отряд красных китайцев. Увидев, что его
товарищи падают на землю один за другим, Конкэннон раскрыл коробку  и  начал
выдергивать  чеки  и  разбрасывать гранаты во все стороны. Он не задумывался
над тем, что делает - Джим просто действовал.
     Когда в лесу затих последний разрыв, Джим Конкэннон приподнялся с земли
и огляделся. Со всех сторон его окружали тела солдат  в  китайской  форме  -
почти  такой  же,  как  носили люди, сидевшие сейчас на скамейках вдоль стен
бронетранспортера, через сорок лет и в другом полушарии.
     Тогда, в 1953 году, Джим спас свой взвод. Он знал, что спасти тех,  кто
выпрыгнул  сегодня  из  самолета,  уже  не  удастся, но, по крайней мере, он
сможет за них отомстить. Одну за  другой  он  осторожно  доставал  из  ящика
гранаты.  Когда  их  набралось пять, Конкэннон выдернул чеки и приготовился.
Резко перекатившись, он швырнул гранаты вперед.
     В закрытом бронетранспортере скрыться было просто некуда.  Нет,  японцы
конечно,  пытались  что-то  предпринять.  Увидев  подкатившиеся гранаты, они
вскочили на ноги и, стучась головами  о  крышу  машины,  спотыкаясь  друг  о
друга, попытались вылезти наружу.
     Но было слишком поздно. Один за другим срабатывали запальные механизмы,
и, хотя  из  пяти гранат взорвались лишь три - что для гранат модели 67 было
неплохим   результатом   -   этого   хватило,   чтобы   превратить    экипаж
бронетранспортера в кровавое месиво.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

     За Арнольдом Зиффелем пришли, когда он пил свой ежеутренний кофе.
     Арнольд всегда знал, что это когда-нибудь должно было произойти. Иногда
ему казалось,  что придут русские, иногда - кубинцы, черные, азиаты или даже
мексиканцы. В голове у Зиффеля образ  злейшего  врага  Свободного  Мира  все
время   менялся.  Однако  его  смелость  было  не  изменить  ничем,  как  он
неоднократно заявлял. Именно поэтому он держал в гараже  трехмесячный  запас
еды  и  всегда  держал  наготове заряженную винтовку АР-15. Он не собирается
сдаваться без боя. Квинтэссенцией философии Арнольда Зифеля была наклейка на
стекле его пикапа: "Мою жену - да. Мою собаку  -  может  быть.  Но  ружье  -
никогда!"
     Когда  пришли  эти  люди,  миссис  Зиффель им не потребовалась. Собака,
Расти, получила пинок сапогом и была выброшена во двор.  Винтовку  Арнольда,
лежавшую в багажнике пикапа, солдаты заперли.
     - Чего  вы  хотите?  -  брызжа  слюной от волнения, проговорил Арнольд,
поднимаясь из-за стола, когда трое солдат,  подталкивая  штыками,  ввели  на
кухню миссис Зиффель.
     - Елка! - визгливо прокричал один из них. - Где?
     - Моя елка? - выпалил Арнольд. - Вам нужна моя елка?
     - Где она?
     - Господи Арнольд, - взмолилась миссис Зиффель, - скажи же им!
     Арнольд Зиффель решил, что сможет прожить и без елки.
     - В соседней комнате, - сказал он.
     - Ты  нам  показывать! - потребовал командир солдат, с виду азиат. Пока
он тащил Арнольда в соседнюю каморку, тот успел разглядеть, что на  вошедших
была форма Народно-Освободительной армии Китая - Арнольд регулярно выписывал
журнал "Наемник". Тем не менее, эти люди вовсе не были похожи на китайцев.
     - Вот  она,  -  сказал Арнольд, показывая на чахлое деревце, стоявшее в
кадке в углу. Елка была со вкусом украшена красно-серебряной мишурой.
     - Встать у дерева! - приказал китайский солдат.
     - Иди сюда, Хелен, - сказал Арнольд, притягивая жену к себе.
     - Что им нужно? - прошептала миссис Зиффель.
     Он почувствовал,  что  та  дрожит  от  страха.  Внезапно,  несмотря  на
выцветшие  волосы  и  то,  что  ходила  она все время в выцветшем халате, он
понял, что Хелен для  него  дороже  даже  любимой  винтовки  АР-15.  Он  уже
собирался  сказать  ей  об  этом,  когда командир солдат выкрикнул что-то на
незнакомом языке, и в комнатку вошли остальные, таща съемочное  оборудование
и  софиты,  которые,  включив,  расставили  по  углам. Арнольд прищурился от
слепящего света. Затем установили камеру, и миссис Зиффель сказала вещь,  от
которой по всему телу ее мужа пробежала волна облегчения.
     - Арнольд, это, должно быть, киношники.
     - Правда?  -  заикаясь, обратился к солдатам Арнольд. - Вы работаете на
съемках у нас в Юме?
     - Да, да, - рассеянно ответил командир и начал о  чем-то  совещаться  с
оператором. Они что-то измеряли ручным прибором, выглядевшим в точности, как
экспонометр на фотоаппарате "Нишитцу", имевшемся у Арнольда.
     - Ты думаешь, нас покажут в кино? - поинтересовалась Хелен Зиффель.
     - Сейчас спрошу. Послушайте, друг мой, вы нас покажете?
     Командир солдат обернулся, его холодные темно-опаловые глаза сверкнули.
     - Да, мы вам покажем. Скоро. Ждите, пожалуйста.
     - Ты  слышала?  -  возбужденно  сказал жене Арнольд. - Мы с тобой будем
сниматься в одном фильме с Бронзини.
     Арнольд Зиффель посмотрел каждую серию фильма дважды - первый раз, ради
удовольствия,  а  второй   -   чтобы   подсчитать   количество   технических
неточностей.
     Наконец,  оператор  встал  за камеру, а командир повернулся к Зиффелю с
женой.
     - Украсить дерево, пожалуйста.
     - Прошу прощения? - не понял Арнольд.
     - Дерево. Вы делать, как будто вешаете на него фонари.
     - По-моему,  он  хочет,  чтобы  мы  изобразили,   что   украшаем   елку
лампочками, Арнольд. Вот что он имел в виду, говоря "фонари".
     - Но  эта  чертова  елка уже наряжена, - улыбаясь, прошипел сквозь зубы
Зиффель. Он не хотел, чтобы тридцать миллионов кинозрителей видели,  как  он
ссорится с женой.
     - Мы  просто  притворимся,  -  так  же,  сквозь зубы, ответила Хелен. -
Господи, это же очень важный фильм. Послушай меня, хоть раз в жизни.
     Арнольд с Хелен встали по обе стороны от елки, и вывинтили по лампочке.
Хелен взяла серебряную, а Арнольду досталась красная.
     - Ну как? - спросил Арнольд, прикрепляя лампочку на дерево.
     Командир  выкрикнул  что-то  непонятное,   и   рождественская   игрушка
взорвалась,   брызнув  осколками  в  лицо  изумленному  Арнольду.  Его  жена
взвизгнула.  Елка  беспорядочно  затряслась,  хрустели  ломающиеся  ветки  и
сыпалось разбитое стекло.
     Арнольд  Зиффель  увидел,  что  его поднятая рука превратилась кровавое
месиво, и ощутил, как его трясущееся тело  пронизывают  автоматные  очереди.
Через секунду он уже лежал на полу рядом с женой. Новая люстра, завернутая в
праздничную  упаковку,  сплющилась  под тяжестью его стокилограммового тела.
Рука, которую не задел выстрел, упала на щеку жены, и,  хотя  он  ничего  не
почувствовал, Арнольд знал, что она мертва.
     Автоматный огонь прекратился.
     Арнольд Зиффель приподнял трясущуюся голову и попытался разглядеть тех,
кто скрывался  за  слепящим  светом  юпитеров.  За  мгновение перед тем, как
умереть, он подумал, почему, если это было кино, пули оказались  настоящими?
И  почему,  если  они,  как  он начал, наконец, догадываться, пришли за ним,
требовалось снимать все это на пленку?

     Мэру Бэзилу Кловзу очень  хотелось  узнать,  было  ли  запланировано  в
сценарии,  что  к нему в кабинет ворвутся японцы в военной форме и выволокут
его из-за рабочего стола.
     Он все еще пытался получить ответ на этот вопрос, когда пятью  минутами
позже  его  голову  пригнули к бордюру перед зданием городского совета, а на
тротуар  загнали  танк.  Его  гусеницы  остановились  всего   в   нескольких
сантиметров от головы мэра.
     Третий помощник режиссера Харачи Сейко проговорил:
     - Я в последний раз спрашивать, вы сдаетесь? Согласны?
     Кловз заколебался.
     - Так нужно по сценарию? - в очередной раз спросил он.
     В  ответ  Сейко  по-японски  выкрикнул солдатам какой-то приказ, и танк
придвинулся ближе. Щекой Кловз ощущал шершавую поверхность  камня.  Один  из
японцев,  присев  на  корточки,  прижимал его голову к земле, другой, словно
гарпия, уселся на ноги. Еще один солдат держал скрученные за спиной руки.
     - Скажите же, чего вы от меня хотите! - взволнованно  сказал  Кловз.  -
Если так нужно по сценарию, то я готов сдаться.
     - Выбор  за  вами, - твердо проговорил Сейко. - Вы сдаваться и говорить
горожанам, чтобы они сложили оружие, или умираете.
     Съежившись, Бэзил Кловз попытался  отвернуться  от  брызжущей  изо  рта
японца   слюны.  За  спиной  державшего  его  голову  солдата  он  разглядел
нацеленный на них объектив видеокамеры.  Может  быть,  от  него  требовалось
сыграть роль героя-патриота?
     Шедший  по  улице  человек,  увидев  их,  застыл от изумления и кричал,
заикаясь от волнения:  "Но  мы  же  в  Америке!  В  Америке!".  В  следующее
мгновение его уже окружила толпа японцев и заколола штыками.
     Мэру Кловзу внезапно пришло в голову, что перед ним, возможно, вовсе не
съемки,   а   взрывы,   звук  которых  долетал  до  его  кабинета,  были  не
спецэффектами. Может быть, и звучавшие время от времени  автоматные  очереди
были вовсе не безобидными?
     В этот момент Кловз понял, что натворил, и принял решение.
     - Я никогда не сдамся, - тихо проговорил он.
     Тут  же  раздался гортанный выкрик, а потом громыхание танка. Державший
его японец повернул голову мэра в сторону залепленной грязью гусеницы,  чуть
поблескивавшей металлом там, где соединялись звенья. Она придвинулась ближе.
     - Может быть, вы передумать? - спросил третий помощник Сейко.
     - Ни  за  что,  -  выкрикнул  мэр Кловз. Он знал, что они не смогут его
раздавить, не задев четырех своих, прижимавших его к земле. И тем не  менее,
гусеницы танка продолжали медленно надвигаться на него.
     Сжимавший  его голову японец внезапно отпустил руки и отошел в сторону.
Кловз поднял голову, но и только - остальные продолжали крепко держать его.
     Через секунду  железное  звено  коснулось  носа  мэра  города  Юма.  Он
закричал,  но  его  крик  скоро  заглушил треск перемалываемых костей. Бэзил
Кловз уже не слышал, как содержимое его головы с бульканьем брызнуло во  все
стороны на тротуар.
     Третий  помощник  режиссера  Харачи  Сейко  приказал подать танк назад,
чтобы оператор мог заснять голову мэра  крупным  планом.  Потом  танк  снова
двинулся вперед, и продолжал сновать туда-сюда, пока от нее не осталось лишь
мокрого кровавого пятна.

     Линда  Бэст  лишь  краем  уха  слышала,  что  в  Юме  снимают фильм. До
рождественских каникул оставался  всего  один  день,  а  это  означало,  что
придется   проверить   кучу   работ   и   дать   еще  одну  контрольную  для
третьеклассников в Начальной школе имени Рональда  Рейгана.  Поэтому,  когда
она  раздавала  листки  с  заданием,  а  в кабинет вошел солдат с азиатскими
чертами лица, мысль о кино пришла ей в голову самой последней.
     Линда увидела в руках солдата автомат Калашникова, и сразу же вспомнила
о трагедии в Калифорнии, когда маньяк  в  военной  форме  убил  и  покалечил
больше тридцати детей.
     С криком: "Нет!" она швырнула стопку бумаг ему в лицо. Тот увернулся, и
Линда  Бест  прыгнула  на  человека  в  камуфляже  ,  прежде,  чем  тот смог
опомниться. Она схватила автомат, совершенно не  ощущая,  что  острая  сталь
штыка  режет  ей  руку. Другой рукой Линда ухватилась за ствол Калашникова и
дернула оружие на себя. Азиат пытался бороться, но он, в отличие  от  Линды,
был маленького роста. Один за другим, дети полезли под парты.
     - Отпустите, - всхлипывая, проговорила Линда.
     В  ответ  азиат  прорычал что-то невразумительное. Сквозь шум борьбы до
нее донеслись звуки суматохи, творившейся в коридорах школы, треск,  похожий
на  взрывы  хлопушек. До Линды с трудом доходило, что там происходит. Все ее
мысли, вся энергия сосредоточились на вспотевшем от  борьбы  лице,  которое,
скривилось от напряжения прямо перед ней.
     Линда  Бест  знала,  что у нее не хватит сил одолеть противника. До сих
пор ей удавалось сыграть на неожиданности. Краем  глаза  она  заметила,  что
кто-то  из детей ползет к дверям. Молодцы, подумала она. Бегите же, позовите
кого-нибудь на помощь.
     Внезапно Линда почувствовала, что левая рука начинает слабеть.  О  нет,
только  не  сейчас,  пронеслось  у  нее  в  голове. Она беззвучно застонала.
Господи, дай же мне силы! Вдруг она увидела, что по  локтю  стекает  струйка
крови  -  все это время Линда изо всех сил сжимала острие штыка. Она разжала
ладонь, и японец замешкался, чтобы  перехватить  автомат  поудобнее.  В  это
мгновение  Линда  ногой  нанесла  ему удар в пах. Согнувшись, японец выронил
свой Калашников, скользнувший в руки девушки.
     Линда Бест никогда в жизни не держала в руках автомата, ни  сделала  ни
одного  выстрела в тире. Она ни разу не ударила кого-нибудь в раздражении. У
нее просто не возникало такого желания. Но в то декабрьское утро, когда  под
ногами,  ища  убежища,  ползком  пробирались к выходу дети, она нашла в себе
силы навести ствол незнакомого оружия на человека,  имевшего  неосторожность
зайти  в  ее  класс с кровожадными намерениями, и одной очередью выпустить в
него все содержимое магазина.
     - Дети, быстрее, - проговорила Линда, отвернувшись от того,  что  стало
последствием ее мужественного поступка. - За мной!
     Часть  детей  откликнулась  на  ее  призыв,  остальные так и продолжали
сидеть съежившись и плакать. Стараясь не терять времени, но в  то  же  время
мягко,  Линда  Бест  прошла  по  рядам,  поднимая  их  на  ноги,  и разжимая
вцепившиеся  в  ножки  столов   пальцы.   Она   повела   детей   к   дверям,
строго-настрого  запретив  смотреть  в сторону тела, лежавшего с раскинутыми
руками на полу.
     Двух последних детишек пришлось нести на руках. Они плакали и просились
домой, к своим мамам.
     Линда поняла, что в суматохе все дети вряд ли доберутся  до  аварийного
выхода.  Все  же, надеясь на лучшее, но терзаемая тревогой, она, спотыкаясь,
выскочила в коридор. Однако представшая перед ней  картина  заставила  Линду
вздрогнуть от неожиданности.
     Коридор  был забит школьниками, среди которых сновали вооруженные люди,
солдаты с суровыми лицами  и  наводящими  ужас  автоматами  в  руках.  Среди
царившей  суматохи она наткнулась на знакомую учительницу, мисс Хэд, которая
вела уроки у пятиклассников.
     - Что это? Что здесь происходит? - взволнованно спросила Линда.
     - Не знаем, - вполголоса ответила мисс Хэд.  -  Они  хотят,  чтобы  вся
школа собралась снаружи.
     - Но зачем? И кто они такие?
     - Завуч  считает,  что они со съемок этого фильма. Но посмотри, как эти
люди себя ведут! По-моему, все происходит по-настоящему.
     - Я в этом уверена, - отозвалась Линда,  показывая  на  свою  распухшую
руку. Увидев следы крови, мисс Хэд в ужасе зажала рот ладонью.
     Вскоре  их,  подталкивая штыками, погнали к школьному подъезду. Там ужу
собравшихся детей сажали на газон со сложенными за головой руками.  Все  это
напоминало  фильмы  о  военнопленных  и выглядело бы впечатляюще, если бы не
было так абсурдно.
     Грубые руки отделили Линду и ее коллег от толпящихся перед школой детей
и подтолкнули ко  все  растущей  кучке  учителей.  Девушка  оказалась  рядом
директором, мистером Малроем.
     - Неужели все это происходит на самом деле? - спросила она.
     - Эти люди не намерены шутить. Ротман и Скиндэриэн убиты.
     - О, нет!
     - Не болтать! - рявкнул над ухом голос одного из солдат.
     Когда  последних  детей заставили сесть на землю, солдаты повернулись к
учителям.  Человек  с  капитанскими  нашивками  выкрикивал  приказания.   Их
заставили построиться в шеренгу перед спешно устанавливаемой камерой.
     - Смотрите,  они  собираются  снимать,  -  прошептала мисс Хэд. - Может
быть, это все-таки кино?
     Но эта спасительная надежда просуществовала недолго  -  вскоре  солдаты
выволокли  наружу  окровавленные  тела  трех  погибших учителей. После этого
никому уже не могло прийти в голову даже мысли о кино.
     Капитан-японец напряженно ждал, пока  оператор  не  подал  ему  сигнал.
Кивнув, японец скомандовал: "Снимаем. Огонь!"
     Зажужжала  кинокамера,  и  в руках у солдат щелкнули затворы автоматов.
Выстрелы   прозвучали   одновременно,   как   во   время   казни,   и   весь
преподавательский   состав   начальной  школы  имени  Рональда  Рейгана  был
уничтожен безо всяких формальностей вроде последних желаний или  повязок  на
глаза.  Проходя  мимо  казненных,  капитан злобно пинал каждое тело сапогом.
Тех, у кого еще мог вырваться стон, закалывали штыками.
     Дети наблюдали за происходящим в полной тишине (молчании?).

     По всей Юме из школ выгоняли учеников, а учителей расстреливали. Вокруг
продуктовых складов была расставлена охрана, оружейные  магазины  закрылись.
Блокпосты  стояли  на  всех шоссе, ведущих из города, а железнодорожные пути
были подорваны.
     Через три часа после начала Битвы  за  Юму  отключилось  электричество.
Водохранилище  попало  под  контроль  оккупационных  властей,  и подача воды
прекращена.  Телефонные  линии  были  выведены  из  строя,  а  все  теле-  и
радиостанции захвачены и сняты с вещания.
     Несколько   танков   Т-62   окружили   здание  Городского  Полицейского
Управления и открыли огонь из 125-миллиметровых орудий,  в  результате  чего
аккуратно   оштукатуренное   одноэтажное   строение   превратилось  в  груду
строительного мусора. Отдельные полицейские  патрули  ловили  и  уничтожали.
казармы  Национальной  Гвардии  тоже  пали под натиском захватчиков, которые
конфисковали все имевшееся там оружие.
     К полудню танки и трупы погибших убедили городское население в том, что
происходящее - вовсе не съемки. Те, у кого было оружие, вышли  на  улицы,  и
еще  в  течение  двух  часов периодически вспыхивали очаги сопротивления. То
тут, то там раздавался выстрел охотничьего ружья, свидетельствовавший о том,
что горожане пытались обороняться.
     В два часа шесть минут  пополудни  танки,  перегородившие  летное  поле
Международного  аэропорта  Юмы,  отъехали,  чтобы  освободить место для пяти
одномоторных самолетов. Взлетев, они перестроились в одну линию, и, пролетев
над городом, одновременно выпустили по белому облачку  дыма.  Потом  еще,  и
еще,  и  постепенно  белые  пухлые  облачка  на  небе  сложились  в надпись:
"СОПРОТИВЛЕНИЕ ПРЕКРАТИТСЯ, ИЛИ ВАШИ ДЕТИ УМРУТ!"
     По всему городу ружейный огонь начал затихать. Поначалу оружие  сложили
не  все  - горожане, у кого не было семьи, продолжали сопротивляться, однако
вскоре  те,  кого  не  сумели  обнаружить  японские  патрули,  под   напором
обезумевших от страха за своих чад, сдались.
     К  шести  часам  вечера в городе уже царила тишина. Полуденная прохлада
сменилась настоящим холодом, на опустевших перекрестках  пылали  костры.  По
улицам  беспрепятственно  разъезжали  танки,  и  лучи  опустившегося за горы
солнца  отбрасывали  на  песчаные  дюны  длинные  багровые  тени.   Наступил
"волшебный час".
     Город Юма, штат Аризона, пал под натиском Корпорации Нишитцу.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

     Чем  ближе  они  подъезжали  к  окраине  города,  тем больше Шерил Роуз
охватывал страх. Юма была ее домом, она родилась здесь, ходила в школу, а по
окончании Колледжа Западной Аризоны получила работу на местной телестудии. В
недобрый час оставила она спокойную работу суфлера.
     Шерил покрутила ручку настройки приемника. Все станции вплоть до самого
Финикса принимались отлично, но из городских не вещала ни одна.
     Если бы Шерил не работала когда-то на телевидении, это, возможно, и  не
огорчило бы ее так сильно, но теперь тишина в эфире словно резанула ее ножом
по сердцу.
     - Они  добрались  до  радиостанций,  -  всхлипнула  она.  - Неужели это
происходит наяву? Это же Америка!
     - А Рим был Римом, - мрачно заметил Чиун. - И он тоже пал, когда пришло
его время. А что стало с былым величием Греции? Да и египтяне уже не  правят
своей  империей,  как раньше. Не стоит думать, что раз на ваши земли никогда
не ступала нога захватчика, то этого не могло случиться. Так уж  вышло,  так
что теперь нам нужно иметь дело со свершившимся фактом, а не отрицать его.
     Билл Роум впервые с тех пор, как они выехали с авиабазы, подал голос:
     - Вы  ведете  себя,  как  будто  Юму захватили фашистские отряды, а это
всего лишь обычная кинокомпания. Конечно, они сошли с ума, но  не  могут  же
они  вечно  держать  под контролем целый американский город. И уж по крайней
мере, масштаб своих операций они  расширить  не  в  состоянии.  У  них  едва
хватает людей, чтобы удерживать город. Когда пройдет первое потрясение, люди
опомнятся,  возьмутся  за  оружие и выбьют их отсюда. Вот увидите, так оно и
будет.
     Никто не ответил, и машина  продолжала  нестись  вперед,  пока  они  не
приблизились к блокпосту. Два Т-62 все еще стояли на месте, но теперь оттуда
не  доносилось  ни  звука.  Когда  "Ниндзя"  проехал  мимо, запертые японцы,
услышав звук двигателя, снова принялись молотить кулаками в  броню,  пытаясь
привлечь к себе внимание.
     - Что   с  ними  случилось?  -  поинтересовался  Билл  Роум,  удивленно
оглядываясь.
     - Это он, - ответила Шерил, показывая рукой в сторону Чиуна.
     - Наверное, вам  известно  какое-то  очень  сильное  средство  от  этих
тварей, - заметил Роум.
     - Да, - подтвердил Чиун. - Очень сильное.
     - Что  ж,  я  и  сам знаю пару приемчиков, - проговорил Роум, оглядывая
проносившиеся мимо дюны. - Возможно, прежде  чем  все  это  закончится,  мне
придется  пустить  их  в  ход.  Я  ведь  собственноручно помог экипажам трех
самолетов шагнуть навстречу Создателю. Такое можно смыть только кровью.
     Чиун тоже  напряженно  вглядывался  в  пустыню  и  ничего  не  ответил.
Продолжая  держаться  шоссе  номер  восемь, они въехали в город. По сторонам
улицы горели брошенные автомобили, наполняя воздух  густым  дымом,  висевшим
над  Юмой,  как  знак полного поражения. По настоянию Чиуна Шерил остановила
машину у  телефона-автомата,  но  вернувшись,  старый  кореец  сообщил,  что
аппарат сломан.
     Все телефоны, мимо которых они проезжали, тоже не работали.
     - Придется  признать, - сказал Роум, - что они отрезали нас от внешнего
мира.
     - О Господи, - испуганно проговорила Шерил. - Смотрите!
     Слева от них показалось здание школы. Перед ним, словно  обезображенный
грузовик  с  мороженым,  стоял  бронетранспортер,  покрашенный в камуфляжные
цвета. Весь школьный двор был забит детьми, которые стояли со сложенными  за
головой руками под охраной нескольких часовых. Остальные солдаты затаскивали
обратно в здание трупы.
     - Боже! - пробормотал Билл Роум. - Это просто мне снится!
     - Остановите машину, - потребовал Чиун.
     - Вы  что, сошли с ума? - вскричала Шерил. - У них такой вид, как будто
они начнут стрелять, как только мы туда сунемся.
     - Я не допущу, чтобы эти люди угрожали детям.
     Шерил схватила Чиуна за руку.
     - Послушайте, - взмолилась она. - Нужно хорошенько все обдумать. Их  же
значительно больше, чем нас.
     Вместо ответа Чиун бросил взгляд на обветренное лицо Билла Роума.
     - Я готов, - тихо проговорил тот.
     Оба повернулись к Шерил.
     - Ну,  хорошо,  -  неохотно согласилась она. - Но не думаю, что от меня
будет особенный толк. У меня так трясутся колени, что нога то и дело слетает
с тормоза.
     - Главное, следите, чтобы не заглох двигатель, мисс,  -  попросил  Билл
Роум,  пока  джип  подъезжал  к  обочине  недалеко от школы. - А мы с вождем
позаботимся обо всем остальном.
     - Почему ты так ко мне обращаешься? - спросил Чиун.
     - Вы выглядите в точности, как вождь. О'кей, все готовы? Пошли.
     Мужчины, стараясь не шуметь, выбрались из машины, и стали пробираться к
школе. Чиун, казалось, не шел, а скользил над землей, а Билл  Роум  двигался
пригнувшись, чтобы его огромная фигура не так бросалась в глаза. Он напомнил
Шерил   индейского   война,  вышедшего  на  тропу  войны.  Внезапно  девушка
вспомнила, что Билл и в самом деле индеец.
     Со все возрастающим беспокойством она стала наблюдать за происходящим в
окно.

     Мастер Синанджу занял место за огромным кактусом, откуда  отлично  было
видно  здание  школы  как  спереди,  так и со двора. Кактус, высотой почти в
человеческий рост, напоминал по форме пивную бочку. Дотронувшись до одной из
игл, Чиун почувствовал, что она достаточно острая. Используя длинный  ноготь
как нож, он принялся срезать иглы, собирая их в руку.
     Выглянув  из  своего  укрытия, Чиун поискал взглядом Санни Джо Роума, и
неодобрительно нахмурил брови - того  нигде  не  было  видно.  Неужели  этот
растяпа уже успел попасться? Это было бы слишком даже для белого!
     Стараясь  не  привлекать  внимания,  Чиун переместился к другой стороне
кактуса. С этой точки он наконец обнаружил, где находится Санни  Джо  -  тот
как  раз  подкрадывался к одному из часовых-японцев, болтавшемуся без дела в
стороне от своих товарищей. Тот стоял к Санни Джо вполоборота. Чиун  увидел,
как  часовой  вынул  из кармана пачку сигарет, и вытряхнув одну себе в руку,
попытался прикурить, но спичку задуло ветром.
     Двигаясь мягко, словно  кошка,  Санни  Джо  Роум  убыстрил  шаг.  Чиун,
мгновенно  понявший,  в  чем  дело,  мысленно восхитился смекалкой индейца -
чтобы прикурить сигарету, часовому придется повернуться к ветру  спиной,  и,
таким образом, у Санни Джо будет возможность незаметно подобраться поближе.
     Приподняв  руку с зажатыми в кулаке иглами, Чиун приготовился к броску,
однако ему так и не пришлось пустить это импровизированное оружие в ход.
     Японец повернулся, и Санни Джо, скользнув в сторону, замер за ближайшим
к нему кустом.
     Солдат наконец зажег упрямую сигарету, глядя прямо на куст, за  которым
притаился  индеец.  Ветки слегка покачивались под дуновением прилетевшего со
стороны пустыни ветерка, но японский часовой, по видимому, не обращал на это
внимания.
     На морщинистом лице Чиуна появилось выражение легкого изумления  -  ему
никогда  еще не приходилось видеть, чтобы белый мог двигаться так осторожно.
Конечно, за исключением  Римо.  Опустив  руку  с  иглами,  Чиун  решил  пока
подождать.
     Потянувшись  к  ширинке,  часовой  повернулся  к  стене, и из-за куста,
словно приведение, показался Санни Джо, уже занесший над головой кулак.
     Чиун отвернулся, поняв, что его помощь уже не потребуется, и переключил
внимание на солдат, которые  охраняли  взятых  в  заложники  детей.  Потряся
руками,  Чиун  освободил  кисти  от  стеснявших  движения  рукавов кимоно, и
приготовился метнуть в воздух  пригоршню  игл.  Он  ощутил  легкое  дрожание
воздуха - высоко в небе пролетало несколько самолетов. Ветер был сильный, но
достаточно ровный. Такого ему вполне хватит.
     Мастер  Синанджу  поднял  руки  и  совершил  бросок  из-за  плеча. Иглы
вылетели из-под разжавшихся пальцев, словно множество маленьких молний.
     Самые первые пролетели дальше всего. Описав в воздухе крутую дугу,  они
на  мгновение застыли на месте, и, словно запрограммированные, начали падать
на цель. К этому моменту иглы, запущенные вторым броском, как  раз  достигли
наивысшей точки своего полета.
     Мастер  Синанджу выпрыгнул из своего укрытия за кактусом. Скрываться от
посторонних глаз не имело теперь никакого значения.  Изо  всех  сил  работая
руками, он бросился к детям.
     Тут  из-за  угла  школы  появился  Санни Джо с автоматом в руках. Чиуну
оставалось лишь надеяться, что у того хватит выдержки не  пускать  оружие  в
ход.
     Пущенные Чиуном иглы посыпались на солдат двумя потоками, попадая в них
везде,  где  бы  они  не стояли, но ни одна из игл не упала на стоявших в их
кольце детей. Увидев, как в  ноги  и  руки  им  втыкаются  кактусовые  иглы,
охранники  отреагировали,  как сделал бы на их месте любой другой. Раздалось
что-то вроде японского "Ой!", люди  принялись  задирать  головы  и  наводить
оружие куда-то в небо.
     Японцы  все  еще  продолжали  вглядываться  в безоблачную синеву, когда
Мастер Синанджу вступил в игру, выводя из строя их жизненно  важные  органы.
Морщинистые  руки Чиуна подбирались к животам и спинам, нанося всего лишь по
одному удару на человека, но зато с  такой  силой,  как  будто  в  них  были
спрятаны паровые поршни. Ни один из упавших не издал ни звука, а их тех, кто
стоял на пути Чиун вскоре попадали все.
     Буквально через мгновение старый кореец оказался в толпе детей.
     - Быстрее!  - ворчливо командовал он. - Пошевеливайтесь, малыши, бегом!
Вы должны вернуться к своим семьям. Ну, вперед!
     В отличие от японцев, сидевших в бронетранспортере,  дети  откликнулись
на его призыв не сразу. Солдаты, словно тараканы из зажженной плиты, гурьбой
хлынули из люка.
     Ими  занялся  Билл  Роум,  хладнокровно  отстреливая японцев одиночными
выстрелами из своего Калашникова. Первые двое  рухнули  на  землю,  даже  не
успев  выстрелить.  Остальные  укрылись  за  броней  машины и пытались вести
ответный огонь из-под колес.
     Упав на землю, Билл прицелился и нажал на курок. Пуля ударила  в  шину,
он  поправил  прицел,  и  следующим  выстрелом убрал прильнувшего к прикладу
японца. Очередная пуля пришлась в переднее  колесо.  Бронетранспортер  резко
накренился,  и водитель, пытаясь спастись, резко нажал на газ. Однако далеко
уйти ему не удалось  -  остававшийся  под  машиной  стрелок,  очевидно,  уже
выдернувший   чеку   из   гранаты,   был   раздавлен   передним  колесом,  и
бронетранспортер, подскочивший от взрыва, с грохотом рухнул на  землю.  Билл
Роум   сделал   по   нему   еще  несколько  одиночных  выстрелов,  тщательно
прицеливаясь, но, в то  же  время,  не  давая  сидевшим  внутри  возможности
предпринять что-либо в ответ.
     К  этому  моменту,  подталкиваемые  Мастером  Синанджу  дети уже успели
укрыться в здании школы. Захлопнув за последним из них дверь, Чиун  поспешил
на помощь Биллу.
     - Прекратите  стрельбу, - потребовал он. - Дети уже в безопасности, так
что теперь этой нечистью займусь я.
     - Не против, если я присоединюсь к этой торжественной церемонии?
     - Только если вы пообещаете мне две вещи.
     - А именно? - с любопытством спросил Роум.
     - Бросьте оружие и постарайтесь не попасть под пулю.
     - Договорились, - отозвался Роум,  опуская  автомат  на  землю.  -  Все
равно, патроны уже кончались.
     Они   двинулись   к  бронетранспортеру,  заходя  с  двух  сторон.  Чиун
направился к заднему  люку,  а  Роуму  достался  водитель.  Пригнувшись,  он
скользнул к кабине и рывком открыл дверь. Все это было проделано так быстро,
что  водитель  осознал  грозящую  ему  опасность, только почувствовав легкое
колебание воздуха. Обернувшись, он успел заметить несущийся  на  него  кулак
Билла, а затем в глазах у него потемнело.
     Позади  водительской  кабины,  трое  японских  солдат  выставили стволы
автоматов в дверной проем, приготовившись  открыть  огонь.  С  поврежденного
взрывом   пола  шел  дым,  но  осколки,  по-видимому,  не  пробили  толстого
бронированного днища.
     Мастер Синанджу появился в дверях, словно разъяренный демон.  Когтистая
рука,  выброшенная  вперед,  отбросила  ствол автомата в сторону, прежде чем
японец успел нажать на курок. У его товарища  оружие  было  вырвано  из  рук
прямо вместе с кожей.
     В  следующее  мгновение  длинные  ногти  Чиуна одновременно вонзились в
горло обоим солдатам. Рухнув на пол, те вывалились наружу, и на землю струей
хлынула кровь. Отбросив умирающих небрежным движением руки, Чиун скользнул к
остававшемуся противнику. Тот успел  выпустить  очередь,  которая  наверняка
прошила бы голову старого корейца насквозь, если бы не одна маленькая деталь
- в  ту  долю  секунды,  пока  первая  пуля еще не успела вылететь из ствола
автомата, приклад и мушка неожиданно поменялись местами.
     В результате, выстрелами ему пробило пищеварительный  тракт.  Японец  в
недоумении  уставился  на  свой  живот,  едва прикрытый кровавыми лохмотьями
камуфляжной куртки. Он понял, что держит винтовку наоборот, но как это могло
произойти?
     Ухватившись руками за приклад, Чиун оттолкнул автомат от  себя,  и  его
противник  с  ужасом  осознал, что все это время к стволу был примкнут штык.
Глаза японца закатились, и он, так и не успев разжать руки, рухнул на пол.
     Когда Чиун вышел из бронетранспортера,  на  лице  его  застыло  суровое
выражение.  Внезапно  сбоку  появилась чья-то сгорбившаяся тень. Застигнутый
врасплох, Мастер Синанджу резко обернулся. Это был Билл Роум.
     - Для белого ты двигаешься очень тихо, - сказал Чиун, и в голосе у него
промелькнула тень уважения.
     - Я же индеец, помните? - рассмеялся в ответ Роум. - Кроме того, я ведь
знаю кое-какие приемы.
     - Как называется ваше племя?
     - Вы никогда о таких не слышали, - уклончиво ответил Билл.  -  Ну,  так
что нам теперь делать с детьми? Они никак не поместятся в маленьком джипе.
     - Да  и  в  этой  штуке  тоже,  -  добавил  он,  похлопывая  ручищей по
бронетранспортеру.
     - Возможно,  здесь  они  будут  в  большей  безопасности,  -   медленно
проговорил  Чиун,  глядя,  как к ним подъезжает Шерил. Девушка несколько раз
надавила на клаксон.
     - Ох-хо-хо, не нравится мне это, - зловеще произнес Роум.
     Высунувшись из окна джипа, Шерил показала рукой на небо:
     - Смотрите!
     Пятерка  самолетов  как  раз  заканчивала  дописывать  составленное  из
дымовых шариков сообщение: "СОПРОТИВЛЕНИЕ ПРЕКРАТИТСЯ, ИЛИ ВАШИ ДЕТИ УМРУТ"
     - Теперь это пустая угроза, - хмыкнул Билл.
     - Нет, - проговорил Чиун. - Раз они захватили эту школу, то и остальные
в руках у врага.
     - Черт! Что же нам делать?
     - Мне  знаком  японский склад ума, - хладнокровно заявил Чиун. - Долгие
годы они правили моей страной. За то, что мы сделали, с их стороны последуют
ответные меры.
     - Нужно доставить детей в  безопасное  место.  Как  насчет  резервации?
Может  быть, японцы еще не успели повздорить с моим народом. Тогда дети были
бы там, как у Христа за пазухой.
     - Нет, - ответил Чиун, - есть выход получше. Мы разошлем их по домам.
     - Понял. Гораздо труднее поймать  голубей  поодиночке,  чем  всю  стаю,
верно?
     - Именно. Идем.
     Стараясь  действовать  как  можно  быстрее,  они очистили здание школы.
Детей отправляли домой группами  по  несколько  человек,  старших  вместе  с
младшими.  Это  заняло  довольно  много  времени, но к тому моменту, как они
закончили, всем детям удалось скрыться в городе.
     - Кому-то из них может не удаться пробраться  незамеченным,  -  сказала
Шерил, глядя, как последняя группа выбегает из школьного двора.
     - Да, кто-нибудь обязательно попадется, - подтвердил Чиун.
     - Тогда  зачем  же  было  их  отправлять?  Разве  нельзя было придумать
что-нибудь получше?
     - Единственным другим выходом было послать их в пустыню, а там не  смог
бы выжить бы ни один. Поехали.
     Они молча забрались в джип.
     - Послушайте,  - сказала Шерил, заводя мотор. - Если ситуация и в самом
деле настолько серьезна, то нам  не  пробраться  через  город  без  боя.  По
крайней мере, днем. А мой дом как раз недалеко отсюда. Что скажете?
     - Девчонка дело говорит, - откликнулся Билл Роум.
     - Согласен,  -  кивнул  Чиун.  -  Ведь если нам придется разбираться со
сложившейся ситуацией, то я должен придумать план.
     - Разбираться? -  воскликнула  Шерил,  разворачивая  машину  в  сторону
города.  -  Я  бы  предпочла  дождаться,  пока  не  прибудет морская пехота,
рейнджеры, или кто-нибудь в этом роде.
     - В этом вся с вами и проблема, - презрительно фыркнул Чиун, глядя, как
дымовая надпись потихоньку расплывается в небе.
     - С кем это с нами? - поинтересовалась  Шерил,  чуть  притормаживая  на
спуске.
     - С  американцами,  -  ответил  Чиун.  -  Вы настоящие дети собственной
технологии. Помните случай, когда несколько китов оказались в полынье  и  не
могли выбраться?
     - Конечно. Об этом кричали все газеты. Ну и что?
     - Чтобы  освободить  их,  эскимосы  хотели  продолбить  к морю канал, -
продолжал  Чиун,  -  но  американцы  не  позволили  им  этого  сделать.  Они
утверждали,  что  когда  прибудут  специализированные ледоколы, то это можно
будет сделать быстрее.
     - И они в конце концов прибыли.
     - Да,  после  нескольких  задержек,  из-за  которых  животным  пришлось
страдать. Корабли не могли пробиться сквозь лед достаточно быстро, так что в
конечном  счете  американцы  сдались,  и эскимосам позволили пробивать канал
вручную.
     - Насколько я помню, им удалось закончить эту работу.
     - Один  кит  погиб.  Если  бы  американцы  не   стали   настаивать   на
использовании   своей   чудо-техники,  не  пострадали  бы  ни  животные,  ни
кто-нибудь другой.
     - Постойте, может быть, я чего-то не понимаю? Какое это имеет отношение
к нашей проблеме?
     - Американцы всегда  оказываются  беспомощными,  пока  не  прибудет  их
техника.  А  она  появляется вовремя далеко не всегда, но даже в этих редких
случаях частенько работает плохо.
     - Он пытается сказать, Шерил, - пояснил Билл Роум, - что  мы  не  можем
позволить себе сидеть и дожидаться морской пехоты.
     - Но  они  же  приедут,  правда? Я надеюсь, правительство не собирается
сидеть, сложа руки, пока Юма находится в руках террористов?
     - Ты не знаешь военных, - сжав губы, проговорил Роум. - Первое, что они
пустят в ход, так это именно свои задницы.
     - Что за бред, Санни Джо, - возразила Шерил. - Мы, все-таки, в Америке,
а не в какой-нибудь банановой республике, где каждый, кому  ни  лень,  может
совершить переворот.
     - У меня есть для тебя новость, детка. Они уже это сделали.
     - А...
     Проехав по Аризона-авеню, Шерил повернула вправо, на Двадцать Четвертую
улицу.  Там,  как  и  во  всем  городе,  не  было  видно  ни души. С фонарей
свешивались написанные от руки плакаты: "КОМЕНДАТСКИЙ  ЧАС.  ПО  НАРУШИТЕЛЯМ
БУДЕТ ОТКРЫТ ОГОНЬ".
     - Тут мы как белые вороны, - пробормотала она.
     Проезжая  мимо  парка  со  статуей Кеннеди, они увидели, что с деревьев
свисают тела казненных.
     - Черт! - взорвался Билл Роум. - Не смотрите в эту сторону, но, похоже,
они повесили всех из Городского Совета.
     Внезапно из парка выкатился, словно  ленивый  паук  из  логовища,  танк
Т-62.  Шерил  ударила  по  тормозам,  джип  занесло, и ей пришлось до отказа
выкрутить руль, чтобы развернуть  машину.  Но  поворот,  очевидно,  оказался
слишком  резким.  "Нишитцу  Ниндзя"  накренился,  как  парусник  под шквалом
урагана, перевернулся, и, проехав на крыше несколько метров, остановился.
     Распахнув со  своей  стороны  дверцу,  Чиун  выбрался  наружу,  за  ним
неуклюже последовал Билл Роум. Вместе они вытащили из машины Шерил.
     Лязгнув, Т-62 остановился напротив них. В мгновение ока перевернувшийся
джип окружили суровые японцы.
     - Вы сдаваться! - яростно выкрикнул один из них.
     - Черт, они нас прищучили! - тупо проговорила Шерил. - Хорошо, мы...
     - Нет! - холодно бросил Чиун. - Мы ни за что не сдадимся.
     Японец шагнул ближе.
     - Господи,   -  свистящим  шепотом  выговорила  Шерил,  -  они  же  нас
пристрелят.
     - Сдавайся, женщина! - повторил японец.
     Прежде, чем Шерил смогла ответить, Чиун выкрикнул:
     - Никто из нас не сдастся! Мы хотим видеть вашего командира.
     Японцы заколебались, стволы их автоматов нервно  задергались.  Наконец,
их предводитель, казалось, слегка успокоился.
     - О'кей, мы отвести вас, - сказал он.
     - Делайте,  как  он  говорит, - прошептал Чиун. - Японцы презирают тех,
кто сдается. Вы должны мне верить.
     - Послушайте, вождь, - запротестовал Билл Роум. - Я не могу  с  идти  с
вами.  Может  быть,  мы  и не совсем пленники, но уж, по крайней мере, не на
свободе. Я должен найти своих людей.
     - Мертвый ты им не поможешь, - предупредил его Чиун.
     Роум сжал свои огромные ручищи в кулаки, перебегая  взглядом  с  одного
японца на другого.
     - Мои ребята на меня надеются, - тихо проговорил он.
     - Мне  понятно  твое  беспокойство. Слушайся меня, и тогда останешься в
живых и сможешь их отыскать.
     - А если они уже погибли?
     - Тогда я помогу отомстить за них, - пообещал Чиун, не  сводя  сурового
взгляда с японцев.
     - Ловлю вас на слове, - ответил Билл Роум, пока японцы распихивали их в
стороны,  чтобы  обыскать.  Билл  выдержал это испытание стоически, спокойно
подняв руки. Когда японский солдат провел руками по  ее  узким  джинсам,  на
лице  Шерил выступил румянец. Чиун ударил первого, кто осмелился дотронуться
до подола его кимоно, по руке. У второго японца  руки  на  несколько  секунд
отнялись,  и  после  этого  к  Мастеру  Синанджу  никто  уже  не осмеливался
подходить.
     Подталкивая стволами автоматов, их повели  по  пустынной  улице.  Т-62,
громыхая гусеницами, двигался следом.
     - Как думаете, что с нами будет? - не разжимая губ, спросил Роум.
     - Я встречусь с человеком, убившем моего сына.
     - И что вы сделаете, когда увидитесь с ним? - нервно спросила Шерил.
     - Пока не знаю, - признался Чиун.
     Санни  Джо  и  Шерил  одновременно  бросили взгляд на бесстрастное лицо
Мастера  Синанджу.  Оно  казалось  застывшим,  как  у  восковой  фигуры,   а
полуприкрытые глаза сузились в щелочки.

     Пока   танки  освобождали  взлетно-посадочную  полосу,  личный  самолет
корпорации Нишитцу кружил над Международном Аэропортом Юмы.
     Джиро Исудзу наблюдал за посадкой. Он стоял навытяжку в своей китайской
форме, а на боку его болтался старинный  самурайский  меч.  За  ним,  словно
катафалк,  застыл  в  ожидании  черный  лимузин.  Когда самолет, пробежав по
летному  полю,  остановился,  между  ним  и  лимузином  поспешно  выстроился
почетный караул.
     Откинулся  трап,  и  из самолета вышел Немуро Нишитцу. На нем был серый
деловой костюм, белоснежная рубашка сверкала в лучах  клонящегося  к  закату
солнца. В Юме было не по сезону холодно, и Джиро Исудзу зябко повел плечами,
глядя, с каким трудом его наставник преодолевает ступеньки.
     Немуро Нишитцу спускался по трапу нетвердой походкой. Но, тем не менее,
он шел без посторонней помощи, зажав трость под мышкой. Казалось, он в любую
секунду может упасть.
     Спустившись,   наконец,   на   землю,  он  неуклюже  подошел  к  своему
заместителю. Джиро Исудзу отвесил глубокий поклон со  словами:  "Приветствую
вас, Нишитцу сан сан". Это была самая вежливая форма обращения в Японии.
     Нишитцу поклонился в ответ.
     - Ты добавил славную страницу к памяти покойного императора, Джиро-кан,
- тихо проговорил Нишитцу.
     Глаза  его  блестели,  и  Исудзу  подумал,  что  сейчас  он заплачет от
радости. Но вместо этого Немуро Нишитцу спросил:
     - Есть какие-нибудь известия от американского правительства?
     - Нет, сэр. Как  я  уже  сообщал  вам  по  радио,  мы  сбили  несколько
вылетевших  на  разведку  самолетов.  С  самого  полудня  больше  ни один не
появлялся.
     Немуро Нишитцу приподнял голову. На  нем  была  шляпа  с  загнутыми  на
западный  манер  полями,  так что ему приходилось задирать подбородок, чтобы
получше  взглянуть  на  собеседника.  От  этого  усилия  подбородок  Нишитцу
затрясся.
     - Они  воспользуются  спутниками, чтобы разглядеть город как следует, -
дрожащим голосом проговорил он. -  А  сегодня  ночью  они  не  смогут  этого
сделать.
     Джиро кивнул, бросив взгляд на высокие перистые облака.
     - Здесь холодно, сэр. Может быть, отправимся в путь? Я готов положить к
вашим ногам целый город.
     Нишитцу  коротко  дернул  головой, и позволил Джиро открыть перед собой
заднюю дверь. Взяв главу корпорации под локоть, Исудзу помог ему забраться в
просторный салон, а сам вскочил на переднее сиденье.
     Водитель вырулил на  шоссе,  ведущее  из  аэропорта,  почетный  караул,
рассыпавшись,  разошелся  обратно по танкам, и через несколько секунд летное
поле было снова перегорожено.

     Сидя в набиравшем  скорость  лимузине,  Немуро  Нишитцу  задал  вопрос,
которого Джиро давно ожидал.
     - Вы захватили телестанции. Они могут вести передачу?
     - Наши  инженеры  ознакомились  с оборудованием для трансляций, так что
ваши требования могут выйти в эфир в любое удобное для вас время.
     - В данный  момент  я  не  склонен  передавать  никаких  требований,  -
проговорил Нишитцу, кивком давая понять, что тема закрыта.
     Джиро  Исудзу хмыкнул, и, прежде чем он успел сказать что-либо в ответ,
Немуро Нишитцу перешел к тому, чего Исудзу ждал с опасением.
     - Где вы держите Бронзини?
     Помедлив, Джиро смущенно потупил взгляд.
     - Насколько я понял, вы усмирили город и всех его обитателей. -  В  его
голосе прозвучало неудовольствие.
     - Бронзини  удалось  бежать  на танке во время схватки на базе Льюк. Он
исчез, воспользовавшись  начавшейся  песчаной  бурей.  Захваченные  F-16  не
смогли его обнаружить.
     Морщинистое лицо Нишитцу потемнело.
     - Он нам нужен, - твердо проговорил он.
     - Но Бронзини уже сыграл отведенную ему роль.
     - Он  нам  нужен.  Найдите его. вы должны отыскать Бронзини, - повторил
Немуро Нишитцу, стукнув тростью по полу. В глазах его  сверкнула  ярость,  а
голос стал холоден, как лед.
     Джиро Исудзу нервно сглотнул.
     - Сию  минуту,  сэр,  -  кивнул  он,  и, взяв трубку сотового телефона,
произнес в нее: - Моши моши.
     Он недоумевал, зачем его начальнику  потребовался  американский  актер,
необходимость  в  котором давно отпала, поскольку Юма была уже захвачена. Но
Джиро не осмелился спросить об этом Нишитцу - для него  он  был  всего  лишь
"мидору", исполнителем.
     Когда  в  трубке  зазвучал  голос  японского  оператора,  Джиро  Исудзу
попросил соединить его с Императорским Командным Пунктом в отеле Шайло-Инн.

     Адмирал Уильям Блэкберд, председатель Высшего Военного Совета,  вскочил
на  ноги,  когда в кабинет для заседаний по чрезвычайным ситуациям в подвале
Белого Дома вошел президент Соединенных Штатов.
     - Господин президент, - козырнул он.
     Президент никак не отреагировал, и все остальные члены Совета  нарочито
не стали поднимать рук. Адмирал понял, что допустил тактический промах.
     - Как прошла игра, сэр? - оживленно поинтересовался он.
     - Я  проиграл,  -  кисло  ответил  президент  со  своим обычным немного
коннектикутским, немного мэйнским, немного техасским выговором. На нем  была
белая  ветровка,  надетая  поверх  ярко-красного вязаного свитера. - Давайте
ознакомимся с фактами, касающимися этого дела.
     - Хорошо, сэр. Коротко говоря, мы потеряли Юму, штат Аризона.  Вот  эти
фотографии были только что получены из разведывательного центра.
     Президент  склонился  над  стопкой  фотографий,  еще не просохших после
проявки. На нескольких особенно жутких снимках были видны груды тел, лежащих
в песке.
     - Перед вами тела парашютистов с авиабазы Льюк, - пояснил генерал. - Мы
считаем, что их вытолкнули в воздухе из самолета. Все эти люди погибли.
     - А вот этот, похоже, уходит на своих ногах, - заметил президент,  тыча
пальцем в фигуру, казалось, стоявшую прямо.
     - Скорее  всего, это обман зрения. После такого падения ни один человек
не может встать на ноги и идти. Может быть, он упал на ноги, а  остальное  -
результат трупного окоченения.
     На  остальных  фотографиях были обычные городские улицы. На них не было
видно ни машин, ни людей, только несколько танков и бронетранспортеров.
     - Чьи это танки? - спросил президент.
     Министр обороны, вошедший вместе с президентом,  подал  голос  на  долю
секунды раньше, чем адмирал успел собраться с мыслями.
     - Советские, - уверенно ответил он.
     Поскольку  именно  это  и собирался ответить адмирал Блэкберд, теперь с
министром соглашаться было нельзя.
     - Не обязательно, - возразил он. - Вполне возможно,  что  это  китайцы.
Основная модель, стоящая на вооружении китайской армии - имитация советского
Т-62, а именно их мы и видим на фотографиях.
     - Да,  это  действительно  Т-62,  -  все  так  же  уверенно откликнулся
министр. - Советские танки.
     - Ни на одном из снимков не видно опознавательных знаков,  -  продолжал
упорствовать  адмирал, - а без них. как бы хорошо мы не разбирались в боевой
технике, остается только предполагать.
     - И мое предположение, - веско проговорил министр  обороны,  -  таково:
эти машины советские.
     - Иными  словами,  -  прервал  их  президент,  -  вы не можете дать мне
точного ответа.
     - Это не так просто, - заявил министр.
     Решив,  что  его  вот-вот  могут  обойти  с  фланга,  адмирал  поспешил
добавить:
     - Я согласен с уважаемым господином министром.
     Судя по появившейся на лице президента кислой мине, Блэкберд понял, что
только  что  совершил  еще  один  промах.  Стало  также очевидно, что именно
министр обыграл хозяина Белого Дома в  метании  подков.  Неудивительно,  что
старик сегодня в отвратительном настроении.
     - Есть  какие-нибудь  признаки,  что  эта зараза распространяется? - со
вздохом спросил президент.
     - Нет, сэр. Эти люди - кто бы они ни были  -  захватили  Юму.  По  всей
видимости, неприятель пытается закрепиться на этой позиции.
     - Боже правый, сколько же там солдат?
     - По нашим расчетам, не более одной бригады.
     - Звучит, как будто их там порядочно.
     - Обычно,  одну  бригаду  нетрудно  окружить и нейтрализовать, господин
президент. Но только не в этом случае. Вам будет понятнее, если вы взглянете
на карту.
     Вместе со всеми собравшимися.  президент  подошел  к  занимавшей  стену
кабинета  карте Аризоны. Толстый палец адмирала уперся в точку, обозначавшую
Юму.
     - Как видите, - пророкотал  Блэкберд,  -  город  полностью  отрезан  от
окружающего  мира.  Со всех сторон его окружают пустыня и горы, мексиканская
граница находится всего в пятидесяти  километрах  к  югу,  а  до  границы  с
Калифорнией  тоже рукой подать. Электроэнергией и водой город обеспечивается
автономно. В его окрестностях находятся три военных объекта -  база  морских
пехотинцев,  авиабаза  Льюк  и  Юмский полигон. Неприятель, очевидно, с боем
занял базу морской пехоты и Льюк,  а  затем,  воспользовавшись  захваченными
самолетами, разбомбил полигон к северу от города. С точки зрения стратегии и
тактики,  это  был  блестящий  ход. Одним ударом они заполучили великолепную
воздушную технику, которую никогда не удалось бы перебросить через границу -
"Шершни" Ф/А-18, "Харриеры", боевые вертолеты "Кобра".  Как  мы  уже  успели
обнаружить,  они способны подбить любой направленный на разведку самолет. На
данный момент, мы попали в безвыходное положение.
     - Вы что, хотите сказать, что мы не можем отбить собственный  город?  -
не веря своим ушам, воскликнул президент.
     - Дело  не  в  том,  что  не  можем,  просто  мы даже не знаем, кто наш
противник.  Судя  по  манере  ведения  воздушного  боя,  мы  имеем  дело   с
квалифицированными  русскими  пилотами,  но  вариант с китайцами тоже нельзя
сбрасывать со счетов.
     - Почему бы не прозондировать почву в правительствах обеих  стран?  Ну,
чтобы понять, насколько они в курсе происходящего?
     - Господин  президент,  мы  не можем на это пойти. Это выглядело бы как
проявление слабости и нерешительности.
     - А  как  это  выглядит  сейчас?  Пока  что  я  не  услышал  ни  одного
конкретного предложения ни от кого из присутствующих.
     - На  это  есть  причины,  господин  президент. Неприятель захватил две
наших авиабазы, и все находящееся там связное оборудование.
     - О  Господи,  -  воскликнул  министр  обороны,  поняв,  что   означает
сказанное адмиралом.
     - Только   не  говорите  мне,  что  они  захватили  ядерное  оружие,  -
проговорил президент.
     - Ситуация намного серьезней, - ответил адмирал. - Приходится признать,
что они прослушивают наши переговоры. Если мы примем решение воспользоваться
Планом номер Один, что я со своей стороны настоятельно  рекомендую  сделать,
то  они  об  этом узнают. Правильным выходом из сложившейся ситуации было бы
мобилизовать Восемьдесят Вторую  эскадрилью  в  Форт-Брэгге,  но  теперь  мы
лишены фактора внезапности (элемента неожиданности). Мы не можем предпринять
ни  одного шага, которой неприятель не смог бы отследить. Кто бы ни были эти
люди, тактически они действовали безукоризненно, выбрав самый изолированный,
самый уязвимый, но, в то же время, самый выгодный для обороны город на  всей
территории страны. Одним мощным ударом они получили доступ ко всей армейской
системе связи и всем военным объектам в зоне военных действий.
     - Военных действий... - пробормотал президент. - Но как им это удалось?
     - В  этом  то  вся  и  проблема,  господин  президент.  Нам  не удалось
отследить ничего, что  могло  бы  стать  подготовительным  этапом  к  такому
мощному   удару.  По  нашим  предположениям,  танки  были  доставлены  через
мексиканскую границу.
     - Разве мы не должны были засечь их?
     - Мммм... Вполне возможно, что именно мы их и пропустили.
     - То есть как? - напряженно спросил президент.
     - Всего два дня назад таможенная служба дала официальное разрешение  на
въезд  танковой колонны. Технику должны были использовать на съемках фильма.
Примерно тогда же было получено разрешение  на  проведение  съемок  на  базе
морских  пехотинцев и в Льюке. Мы считаем, что именно так неприятелю удалось
проникнуть на территорию этих военных объектов.
     - И Пентагон дал на это разрешение?
     - Мы сочли, что таким образом  повысится  авторитет  наших  вооруженных
сил, - защищаясь, проговорил адмирал.
     - Не понимаю.
     - В фильме снимался Бартоломью Бронзини. По-моему, это был "Гранди-4".
     - Нет  же,  -  подал  голос командующий морской пехотой, - это не имеет
никакого отношения к "Гранди". В фильме совсем другой герой.
     Все присутствующие обернулись в его сторону, как будто хотели  сказать:
"Благодарим  за  эту  ценнейшую  информацию".  Однако  президент,  не  сводя
ошеломленного взгляда с узора на ковре, словно ничего не заметил.
     - Ну так что, сэр? - нарушил молчание адмирал Блэкберд.
     - Вводите в действие План номер Один, - сказал президент, отрываясь  от
размышлений.  -  Продолжайте  тщательно  отслеживать сложившуюся ситуацию. Я
скоро вернусь.
     - Но куда  вы,  сэр?  -  спросил  адмирал,  пораженный  столь  внезапно
проявившейся решительностью.
     - В уборную, - бросил президент, захлопывая за собой дверь.
     Бросив   выразительный  взгляд  в  сторону  министра  обороны,  адмирал
вполголоса спросил:
     - На сколько вы его обставили?
     - Вполне достаточно, - угрюмо откликнулся министр, - чтобы  постараться
не повторить этой ошибки до следующих выборов.

     Однако,  президент Соединенных Штатов отправился вовсе не в уборную. Он
прошел в спальню Линкольна и присел рядом с тумбочкой, под  крышкой  которой
находился красный телефонный аппарат без малейших признаков диска на лицевой
панели. Президент поднял трубку.
     В  ушах  раздался  гудок,  и уже через секунду в трубке зазвучал голос,
кисловатым тоном ответивший:
     - Да, господин президент?
     - Ваш человек все еще в Юме?
     - Вообще-то, они оба там.
     - Они не связывались с вами последние несколько часов?
     - Нет, - ответил Смит. - Задание вполне рядовое, так что дополнительных
проверок не требуется. А что, есть какие-то проблемы?
     - С городом полностью прервана связь, на улицах танки.
     - Но ведь фильм о войне, - подчеркнул Смит.
     - Съемки стали реальностью. Две военных базы в  руках  неприятеля.  Они
уже сбили два истребителя-разведчика.
     - О Господи, - воскликнул Харолд У. Смит.
     - Съемки и вправду ведут японцы?
     - Конечно,  я  вам  об  этом  уже докладывал. Их финансирует корпорация
Нишитцу.
     - Японцы вроде бы наши союзники. Не может оказаться, что на самом  деле
эту  операцию  провернули  Советы  или  Китай?  Вдруг  Нишитцу  - подставная
компания?
     - Если вы правы,  -  ответил  Смит,  -  то  дело  принимает  еще  более
серьезный  оборот,  чем  то, что происходит в Юме. По всей стране разбросаны
буквально десятки заводов Нишитцу. Но мне не кажется, что это  предположение
имеет  смысл.  Нишитцу  -  слишком  большая  корпорация.  Они определенно из
Японии.
     - А как насчет связей с Японской Красной  Армией?  Это  одни  из  самых
жестоких террористов во всем мире.
     - Довольно сомнительно.
     - Смит,  воспользуйтесь  своими  компьютерами, - выкрикнул президент, -
выкопайте все, что имеет отношение к Нишитцу, к их связям. Мне нужны ответы.
     - А именно, господин президент?
     - Я хочу знать, зачем им потребовалось захватывать американский  город.
Мне  нужно  хоть что-то для встречи с японским послом. Возможно, нам удастся
решить эту проблему без лишнего шума.
     - Господин президент, - твердо проговорил Смит, - если то, что  вы  мне
сообщили  -  правда,  то  один  из  наших  городов оккупирован, а это не тот
вопрос, который можно решить с помощью переговоров. Здесь нужно  действовать
решительно.
     - Именно  поэтому  я  к  вам  и  обратился, а вы не можете связаться со
своими людьми.
     - Если Римо и Чиун находятся поблизости, то можете мне поверить  -  они
не станут сидеть, сложа руки, пока враг пытается занять американский город.
     - Смит,  вы  используете  совсем не то время. Юма уже захвачена,
японцами, или кем бы то ни было. И где же были ваши люди?
     На это у Смита не нашлось ничего ответить.
     - Если я пущу вход войска, - продолжал президент,  -  то  потери  среди
гражданского  населения  будут  огромны.  Нет,  на  это  я  пойти  не  могу.
Дипломатия, без шумихи, и только, Смит. Никак иначе эту проблему не  решить.
Свяжетесь со мною как можно скорее.
     Президент  повесил трубку. За несколько сот миль от него, доктор Харолд
У. Смит склонился  над  компьютерным  терминалом.  Нажимая  на  клавиши,  он
недоумевал, что же могло случиться с Римо и Чиуном?

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

     Хватало уже одного того, думал Бартоломью Бронзини, что в него стреляла
слетевшая  с катушек съемочная группа. Или того, что его заставили удирать в
пустыню с поджатым хвостом - убегать от драки было ни в его  стиле,  как  на
экране, так и в жизни.
     Но кроме всего прочего, когда над песчаными дюнами начал сгущаться мрак
и похолодало, Бронзини начал беспрестанно чихать.
     - Отлично,  - пробормотал он, стараясь удерживать взятый на Юму курс. -
Когда,  казалось,  хуже  уже  ничего  и  не  придумаешь,   меня   угораздило
простудиться.
     Бронзини вслепую вел танк через пустыню. пока не понял, что оторвался о
возможных  преследователей.  Песчаная буря давно уже улеглась. Воды видно не
было - только горы и струящийся мелкий песок, насколько  хватало  глаз.  Ему
часто  приходилось объезжать отроги гор, чтобы сохранить направление на Юму,
и от этих объездов Бронзини окончательно потерял ориентацию в пространстве.
     Он уже не был уверен, что едет в ту сторону. На тела Бронзини наткнулся
совершенно неожиданно.  Сначала  ему  попался  лежащий  на  дороге  человек.
Затормозив,  Бронзини  выпрыгнул  из  люка  и  подошел  к неподвижному телу.
Человек, одетый в камуфляжную форму, лежал на животе, за спиной у  него  был
пристегнут нераскрытый парашют.
     Бронзини  перевернул  тело,  но  одного  взгляда,  брошенного  на  лицо
оказалось достаточно чтобы убедиться, что  человек  был  мертв.  Повреждений
заметно  не было, но в глазах мертвеца застыл ужас, а рот раскрылся словно в
беззвучном крике.
     Интересно, отчего он погиб, подумал Бронзини, ведь внешне тело казалось
нетронутым. Тем не менее, если бы он попытался согнуть его в любом месте, то
под кожей вместо скелета почувствовал бы раскрошенные вдребезги кости.
     Так ничего и не  поняв,  Бронзини  забрался  обратно  в  танк  и  снова
двинулся  вперед.  Он  решил  объехать  большую  дюну,  надеясь,  что за ней
местность будет ровнее. Его  ожидания  полностью  оправдались  -  перед  ним
расстилалась   бескрайняя   песчаная  равнина,  на  которой,  словно  щепки,
разбросанные в океанских волнах,  лежали  сотни  тел.  Бронзини  то  и  дело
приходилось  их  объезжать.  Картина,  словно  застывшая перед ним, казалась
миражем - на каждом из лежащих людей была парашютная сумка,  как  будто  они
просто упали, не выдержав долгого перехода через дюны.
     Чтобы   это  невероятное  зрелище  уложилось  в  голове,  потребовалось
довольно много времени. Вполне вероятно, что Бронзини так и  не  удалось  бы
догадаться,  что  к  чему, если бы не зарытая в песок канистра, одна из тех,
которые на съемках использовали в качестве  дымовой  шашки.  Топливо  в  ней
полностью сгорело.
     - Чертов парашютный десант, - пробормотал Бронзини, и голос его дрогнул
- в это  было просто невозможно поверить. Он взглянул в небо, и все стало на
свои места - во время съемок десанта произошла диверсия.
     Забравшись на водительское место, Бронзини  плотно  закрыл  люк.  Вести
танк,  пользуясь перископом, было труднее, но так, по крайней мере, на глаза
ему попадалось меньше трупов.
     На глаза ему тут же попались следы тяжелых машин, и Бартоломью Бронзини
решил ехать по ним, надеясь, что колея приведет его к Юме.
     По дороге он наткнулся на брошенный бронетранспортер, который  лежал  в
песке, все еще дымясь. От него доносился ужасный запах горелого мяса. Описав
круг,  Бронзини  внимательно  осмотрел  машину.  Из раскрытого заднего люка,
словно из пасти злобного дракона, свешивались тела в военной форме. Одно  из
них  показалось Бронзини знакомым - на человеке была ковбойская шляпа, и при
жизни его звали Джим Конкэннон, советник по военным вопросам,  работавший  с
ним на всех трех сериях "Гранди".
     - Что, пропади все пропадом, здесь происходит? - взвыл Бронзини.
     Не  останавливаясь, он повернул рычащий танк в сторону Юмы и погнал что
есть силы вперед. Теперь он уже сомневался, хороша ли вовсе была  идея  туда
ехать.  Бронзини  старался  не  думать  о том, что произошло на базе морских
пехотинцев. Это было просто  невероятно.  В  конце  концов,  они  же  просто
снимали  фильм. Но теперь, после неудавшегося парашютный десант, все надежды
на то, что на базе все просто посходили с ума, рухнули.  Внутри  у  Бронзини
все похолодело, и, вдобавок, он никак не мог перестать чихать.
     Он  ехал  через пустыню всю ночь, мучительно борясь со сном. Иногда ему
помогал вой койотов. Когда, наконец, из-за гор  появилось  солнце,  Бронзини
откинул крышку люка.
     К  своему изумлению, он ясно различил в лучах рассветного солнца фигуру
идущего впереди человека. Тот  шагал  через  дюны  ровно,  почти  монотонно.
Увеличив скорость, Бронзини поравнялся с пешеходом.
     - Эй! - крикнул он, стараясь удержать танк на прямой.
     Человек  не  отвечал,  он  просто  шагал и шагал вперед. Высунувшись из
люка, Бронзини попытался разглядеть его повернутое в профиль лицо. Черты его
казались смутно знакомыми, но он никак не  мог  припомнить,  где  уже  видел
этого  человека.  Бронзини  увидел, что лицо незнакомца сильно обветрилось и
обгорело на солнце.
     - Эй, я с тобой говорю! - прокричал он.
     Никакой реакции. Бронзини отметил размеренные, словно у робота,  взмахи
рук  и бесстрастное, похожее на маску выражение лица, как будто вырубленного
из  камня.  На  путнике  была  точно  такая  же  форма,  как  и  на  мертвых
парашютистах,  но  изодранная  в  клочья, а из-под куртки проглядывала белая
футболка.
     - Неужели я  что-то  сказал?  -  почти  безнадежно  попытался  пошутить
Бронзини.  Его предчувствия полностью оправдались. Он решил сделать еще одну
попытку, шутливо начав, - Вряд ли вы сможете показать, как  мен  проехать  к
Юме. Дело в том, что я опаздываю на деловую встречу.
     Тишина.
     Наконец,  порядком  разозлившись, Бронзини сунул пальцы в рот и громко,
настойчиво засвистел. На этот раз он добился  внимания  -  голова  человека,
словно   на  шарнире,  повернулась  в  его  сторону,  никак  не  повлияв  на
размеренную поступь и размах  рук.  Глаза,  заглянувшие  в  лицо  Бартоломью
Бронзини,  порядком  его  испугали - немигающие, как у змеи, они сверкали на
фоне изможденной плоти почти фанатическим блеском. Лицо незнакомца  казалось
мертвым - иначе назвать это было никак нельзя.
     - С  другой стороны, почему бы мне не обратиться к кому-нибудь другому?
- неожиданно проговорил Бронзини.
     Голова вернулась в прежнее положение, и человек продолжал идти  вперед.
Бронзини остановил танк, и некоторое время смотрел вслед удаляющейся фигуре,
словно  робот,  шагающей  по  оставленной  колесами бронетранспортера колее.
Только теперь он заметил любопытную вещь, которая заставила  его  развернуть
машину на север и что есть силы надавить на педаль газа.
     Встреченный им человек шел по песку настолько рыхлому, что ветер сдувал
его с  малейшей  неровности. Не было ни одного места, где песчинки успели бы
слежаться.
     И тем не менее, странный  путник  не  оставлял  за  собой  ни  малейших
следов.

     Немуро  Нишитцу  поднял взгляд от разложенных на столе перед ним бумаг.
На стоявшей рядом табличке была надпись "Мэр  Бэзил  Кловз".  Он  так  и  не
удосужился  сменить  ее  - глава корпорации не собирался задерживаться здесь
надолго.
     Вошедший Джиро Исудзу склонился в приветственном поклоне.
     - У нас посетитель, который настаивает на встрече с вами, Нишитцу  сан,
- почтительно доложил он.
     Седые брови Нишитцу нахмурились.
     - Настаивает?
     - Он  кореец,  совсем старик. Утверждает, что представляет американское
правительство, и хочет выяснить, каковы ваши требования.
     Немуро Нишитцу отложил бумаги в сторону.
     - Откуда ты знаешь, что он из Кореи? - спросил он. - И как этот человек
вообще сюда попал?
     - На ваш второй вопрос я ответить не могу, а что касается первого, могу
лишь сказать, что старик называет себя Мастером Синанджу.
     Нишитцу устало наморщил лоб.
     - Синанджу? Здесь, в Америке? Неужели это возможно?
     - Я думал, что этот род вымер.
     Немуро Нишитцу по-старчески затряс головой.
     - Во время оккупации Кореи, - сказал он, - я слышал  истории  об  одной
рыбацкой  деревушке под названием Синанджу, куда наши войска не осмеливались
заходить. Это не было данью уважения традиции, просто они боялись, что будут
приняты ответные шаги. Я готов встретиться с этим человеком.
     На лице  Нишитцу,  пока  он  ожидал  посетителя,  появилось  задумчивое
выражение.  Вскоре  Джиро Исудзу вернулся в сопровождении сурового корейца в
расшитом золотом кимоно.
     - Я  Чиун,  Действующий  Мастер  Синанджу,  -  проговорил   кореец   на
безупречном японском. В его манере не было ни тени доброжелательности, точно
так же, как и уважения.
     Нишитцу нахмурился.
     - Как  случилось,  что  из  всех  городов  на земле вы оказались именно
здесь? - спросил он, тоже по-японски.
     - Не стоит думать, что ваш коварный заговор остался для всех тайной,  -
ловко ушел от ответа Чиун.
     Немуро Нишитцу принял эти слова молча. Внезапно он снова заговорил:
     - Мой  помощник,  Джиро,  говорит, что вы на стороне американцев. Каким
образом Дом Синанджу дошел до этого?
     - Я служу Америке, - надменно ответил Чиун. - Ее сокровища богаче,  чем
у  любой  другой  страны  в мире. Остальное вас не касается. Я пришел, чтобы
выслушать требования.
     Некоторое время Нишитцу  созерцал  старого  корейца,  не  произнося  ни
слова.  Наконец,  его  бледные  губы сложились в некое подобие улыбки, и его
ответ изумил Джиро Исудзу не меньше, чем самого Мастера Синанджу:
     - Я не выдвигаю никаких требований.
     - Вы что, сошли  с  ума?  -  презрительно  фыркнул  Чиун.-  Неужели  вы
надеетесь удерживать целый американский город вечно?
     - Если и не вечно, то, по крайней мере, в течение длительного времени.
     - Не понимаю. Какова же ваша цель?
     - Это касается као. Лица.
     - Мы  с  вами  понимаем,  что  такое  "сохранить  лицо",  но  только не
американцы.
     - Некоторые все же слышали об этом. Вот увидите, со  временем  вы  меня
поймете. Все поймут.
     На лице Чиуна проступило явное раздражение.
     - Что  мешает мне прекратить ваше существование сию же минуту? - ровным
голосом поинтересовался он.
     Джиро Исудзу потянулся за своим мечом. К его удивлению, Мастер Синанджу
не тронулся с места, когда к его груди было приставлено сверкающее острие.
     Чиун смотрел на Немуро Нишитцу.
     - Вы дорожите этим бакаяро? - тихо проговорил он.
     - Он моя правая рука, - ответил Нишитцу. - Прошу вас, не убивайте его.
     Джиро Исудзу не мог поверить своим ушам. Ведь преимущество было на  его
стороне!
     То,   что  глава  Корпорации  Нишитцу  сказал  в  следующее  мгновение,
подсказало Джиро, что, несмотря на видимую сторону дела, это было не так.
     - Джиро-кан, - шепнул Нишитцу, -  убери  свой  меч.  Это  посланник,  к
которому нужно относиться с уважением.
     - Но он вам угрожал! - запротестовал Исудзу.
     - И  у него есть все средства, чтобы осуществить свою угрозу. Однако он
не станет этого делать, зная, что  когда  прольется  твоя  кровь,  ничто  не
помешает  моим  солдатам  убить  каждого  мужчину,  каждую  женщину, каждого
ребенка в этом городе. А теперь, убери меч.
     - Обычай требует, чтобы меч обагрила кровь, раз он вынут  из  ножен,  -
упрямо проговорил Исудзу.
     - Если  ты  хочешь  совершить харакири, - холодно заметил Нишитцу, - то
это тво5 личное дело. И в том, и в другом случае, ты покойник. Но окажи  мне
честь,  и  не тяни за собой мою жизнь, и вместе с ней, все, чего мы добились
вдвоем.
     Самолюбие Джиро Исудзу было явно уязвлено, но, тем не менее, он спрятал
меч. Подбородок его, помимо воли, дрогнул.
     - Знайте, японцы, - властно сказал Чиун, - что если бы под  угрозой  не
оказались невинные люди, я вынул и бросил бы к ногам ваши презренные сердца.
     - Можете  передать мои слова вашим хозяевам-американцам, - со значением
ответил Нишитцу. - Я прослежу, чтобы вас пропустили через пустыню.
     - Со мной еще двое, мужчина и женщина. Этот мужчина родом  из  племени,
которое обитает неподалеку. Именно туда я и направляюсь.
     - Из  племени?  -  переспросил  Немуро  Нишитцу,  ища  взглядом  своего
помощника.
     - Индейцы, - объяснил Джиро. - О них можно не беспокоиться. Наши  танки
окружили  их владения. Это мирное племя. Никто из них не пытался пробиться в
город, да и впредь не будет. Индейцы не любят белых, своих поработителей.
     - Тогда отправляйтесь, - кивнул Нишитцу в сторону Чиуна.
     - Еще один пункт, - быстро  проговорил  Чиун.  -  Я  требую,  чтобы  вы
позволили  выкупить  детей.  Они  невинны,  и, какие бы цели не преследовало
творящееся здесь насилие, дети тут не при чем.
     - Они помогают усмирить взрослых. Так я потеряю меньше  своих  людей  и
смогу пощадить больше американцев.
     - Тогда  самых  младших,  -  предложил  Чиун.  -  Тех,  которым  еще не
исполнилось восьми. Уж они-то вам не нужны.
     - Именно младшие особенно дороги отцам и матерям, - медленно проговорил
Немуро Нишитцу. - Однако я согласен освободить учеников, скажем, одной школы
в обмен на услугу с вашей стороны.
     На лице Чиуна отразилось любопытство.
     - Какую?
     - Я разыскиваю Бартоломью Бронзини.  Если  вы  доставите  его  живым  и
невредимым, я отдаю вам любую школу по вашему выбору.
     Чиун нахмурился.
     - Бронзини - ваш союзник?
     - Он всего лишь пешка.
     - Я  подумаю над этим предложением, - ответил Чиун, и, не поклонившись,
вышел из кабинета мэра.
     Джиро Исудзу проводил его полным ненависти взглядом. Затем он обернулся
к Нишитцу.
     - Не понимаю, почему вы не выдвинули никаких требований?
     - Вскоре увидишь, Джиро-кан. Телестудия готова?
     - Да.
     - Тогда начинай вещание.
     - Это приведет их армию в ярость.
     - Даже лучше. Это унизит их. Они бессильны, и  вскоре  об  этом  узнает
весь мир. А теперь, иди!

     Всю  дорогу  по пути к резервации Мастер Синанджу молчал, глядя в какую
то воображаемую точку далеко на горизонте.
     Ни Билл Роум, ни Шерил Роуз не пытались заговаривать с ним после  того,
как  Шерил  высказала  мысль,  которая,  по ее мнению, могла утешить старого
корейца.
     - Знаете, может быть, Римо и не погиб. Я  читала  о  человеке,  который
выжил после неудачного прыжка с парашютом. Такое иногда случается.
     - Нет,  он  мертв,  -  печально  проговорил  Чиун.  -  Я  не ощущаю его
присутствия. Раньше, в случае крайней необходимости, я мог связаться  с  ним
мысленно. Но не теперь. Римо больше нет в живых.
     Машину  вел  Билл  Роум.  Они  ехали  на  "Ниндзе"  Шерил, который Чиун
поставил  на  колеса  легким,  почти  незаметным  движением  рук.  Все  были
настолько  поражены  случившимся за день, что никак не отреагировали на этот
очередной подвиг Мастера Синанджу.
     В резервацию  вела  однополосная  дорога,  заканчивающаяся  незапертыми
воротами.  Рядом  с  ними  стоял  столб  с  деревянной табличкой, надпись на
которой почти стерлась под ударами гонимого  ветром  песка.  Первую  строчку
прочитать  было  почти  невозможно,  виднелась  только  буква  "С"  в начале
какого-то слова, а нижняя гласила "РЕЗЕРВАЦИЯ".
     - Я не могу разобрать названия вашего племени, - сказал Чиун, когда они
проезжали через ворота.
     - Вы  все  равно  его  не  знаете,  -  устало  отозвался   Билл   Роум,
всматриваясь вперед, где уже показались несколько глинобитных хижин.
     - Я и не говорил, что это племя мне знакомо, - категорично заявил Чиун.
- Я просто спросил, как оно называется.
     - Кое  кто  называет  нас  "Люди  Санни  Джо".  Отсюда я и получил свое
прозвище. Я ведь что-то вроде ангела-хранителя племени, а Санни  Джо  -  мой
наследственный титул. Его носил еще мой отец.
     - Ваше племя - великие воины?
     - Черт,  вовсе  нет,  - усмехнулся Роум. - Мы были фермерами, даже в те
времена, когда здесь еще не ступала нога белого.
     Чиун озадаченно сморщил лоб.
     Увидев, что в дверях показались люди, Билл  Роум  облегченно  вздохнул.
Подъехав к одной из хижин, он затормозил и выбрался наружу.
     - Эй, Донно, у вас все в порядке?
     - Конечно, Санни Джо, - ответил немолодой толстяк в джинсах и выцветшей
ковбойке. В руке он сжимал бутылку "Джим Бим". - Что творится?
     - В  городе  случилась  беда.  Скажи всем - никто не должен выходить из
резервации, пока я не скажу. И еще. Я хочу, чтобы  через  десять  минут  все
собрались в Большом Доме. Ну, поторопись же, Донно.
     - Заметано,  Санни  Джо,  - ответил толстяк. Сунув бутылку в карман, он
поспешил куда-то по пыльной улице.
     Билл Роум поставил машину около Большого Дома -  здания,  напоминавшего
школу  из  старых  ковбойских  фильмов, вплоть до складных стульев, которыми
было заставлена единственная  внутренняя  комната.  Он  прошелся  по  рядам,
распихивая стулья с тщательно сдерживаемой яростью.
     - Надеюсь,  вы  не  против  усесться на полу? - спросил он, закончив. -
Здесь чисто.
     - В моей деревне тоже предпочитают обходиться без  сидений,  -  ответил
Чиун,  и,  подобрав  полы  кимоно,  уселся. Шерил последовала его примеру, и
вскоре в дверях стали появляться  остальные  жители  резервации.  Загорелые,
судя  по  лицам,  явно  привыкшие  к невзгодам, они были, в основном, старше
Санни Джо Роума. Детей не было совсем. а женщин - всего несколько.
     Шерил наклонилась к Чиуну.
     - Посмотрите! Кто бы мог подумать,  но  в  глазах  у  них  есть  что-то
азиатское!
     - Вы  что,  никогда  не заглядывали в библиотеку? - сказал Билл Роум. -
Все мы, несчастные краснокожие, когда-то пришли через Алеутские  острова  из
Азии.
     - Никогда об этом не слышал, - заявил Чиун.
     - Конечно не слышали, вождь. Ведь вы-то остались там. Но, тем не менее,
это факт, если, конечно, верить антропологам.
     Наконец, последние члены племени расселись на полу в гробовой тишине.
     - Это все, - объявил толстяк по имени Донно, закрывая за собой дверь.
     - Ты забыл вождя, - возразил Роум.
     - Только  не  я,  Санни  Джо. Он умотал в Лас-Вегас с деньгами, который
получил за аренду земли от этого Бронзини. Сказал, что либо удвоит  капитал,
либо напьется.
     - Скорее всего, и то, и другое, - пробормотал Билл.
     - Что  же  это  за  предводитель,  который оставляет своих людей в час,
когда они больше всего в нем нуждаются? - ворчливо поинтересовался Чиун.
     - Самый сообразительный, - сухо ответил Билл Роум. Встав, он поднял над
головой раскрытые ладони и начал, - Это мои друзья. Я привел их сюда, потому
что они ищут убежища. Мужчину зовут Чиун, а девушку  -  Шерил.  Они  пришли,
потому что в городе случилась беда.
     - Какая  беда,  Санни  Джо?  -  спросил  старик с испещренным морщинами
лицом.
     - Из-за океана пришла армия. Они захватили город.
     Индейцы, повернувшись друг к другу,  зашумели,  обсуждая  новость.  Как
только  все  успокоились,  старуха  с  собранными  в  косицу седыми волосами
спросила:
     - Нам угрожает опасность, Санни Джо?
     - Сейчас - нет. Но когда правительство пришлет сюда  войска,  мы  можем
оказаться в самом центре большого сражения.
     - Что же нам делать? Ведь мы не воины!
     - Я  -  Санни  Джо  своего племени, - прогрохотал Билл. - Не бойтесь, я
защищу вас. Когда настали тяжелые времена, мой отец, предыдущий  Санни  Джо,
сумел прокормить племя. В прошлом веке, его отец так же оберегал свой народ.
До  того,  как пришли белые, ваши предки жили в мире со времен первого Санни
Джо, Ко Джонг О. Так оно и будет, пока моя нога еще  стоит  на  земле  наших
отцов.
     Чиун  слушал  его  речь  со  все  возрастающим  интересом.  Внезапно он
обернулся и настойчиво спросил:
     - Как, ты говоришь, звали этого человека?
     - Ко Джонг О, - ответил Роум. - Он был первым Санни Джо.
     - А ваше племя?  -  не  унимался  Чиун.  -  Я  должен  знать,  как  оно
называется.
     - Мы - Сан Он Джо. Но в чем дело?
     - Я   ношу  титул  Мастера  Синанджу.  Место,  откуда  я  прибыл,  тоже
называется Синанджу. Вам ни о чем не говорит это название?
     - Нет, - сказал Санни Джо Роум. - А должно?
     - У моего народа есть легенда, - медленно проговорил Чиун, - о сыновьях
моего предка, одного из Мастеров Синанджу.  У  его  жены  было  двое  детей.
Одного звали Коджинг...
     Чиун выдержал паузу, а затем твердо добавил:
     - ...А второго - Коджонг.
     - От  Ко  Джонг  О  пошло  все племя Детей Санни Джо, - так же медленно
отозвался Роум. - Это простое совпадение.
     - Согласно традиции, Мастер Синанджу должен  передать  свое  мастерство
сыну,  -  начал  Чиун,  повысив  голос,  так  чтобы  его  могли  слышать все
собравшиеся, - ведь мы - великие воины. Но  за  поколение  мог  существовать
только  один  Мастер Синанджу, и мать Коджинга и Коджонга знала об этом. Она
также понимала, что услышав  о  рождении  двойни,  отец  мальчиков  отправит
одного  из  них  на  смерть,  чтобы избежать опасного соперничества, которое
может возникнуть между ними позже. Но мать не могла заставить себя совершить
такое, поэтому скрыла Коджонга от отца, а когда для Коджинга  настало  время
приступить к тренировкам, стала каждый день менять детей, чтобы оба овладели
боевым искусством Синанджу.
     Светло-карие  глаза  Чиуна  обвели  сидевших  перед  ним на полу людей.
Взгляды, устремленные на него в ответ, были точно такие  же,  как  в  родной
деревне,  далеко на побережье Западно-Корейского Залива. Мужчины и старики с
незнакомыми лицами, но в каждом из них сквозило что-то родное Чиуну.
     Мастер Синанджу  продолжил  свой  рассказ,  голос  его  стал  глубже  и
проникновенней:
     - Отец,  которого  звали Нонджа, так никогда и не узнал об обмане, ведь
он произвел близнецов на свет, будучи уже немолод, и зрение у него  было  не
слишком  хорошее.  Таким  образом, об этой хитрости никто и не подозревал. И
однажды, Мастера Нонджи не стало. Он отправился в Вечность,  не  ведая,  что
оставляет  после  себя  не  одного  наследника, а двух. В тот день Коджинг и
Коджонг впервые появились в деревне вместе, и открыли жителям правду.  Никто
не  знал,  что  же  делать,  и  так  впервые в истории появились два Мастера
Синанджу.
     Чиун глубоко, во всю грудь, вздохнул.
     - Выход из сложившейся ситуации предложил Коджонг,  -  снова  заговорил
он,  -  объявив,  что покидает деревню, чтобы искать себе пристанище в чужих
землях. Коджонг поклялся, что никому не раскроет секретов  Силы  Солнца,  но
будет передавать их из поколения в поколение, на случай, если Синанджу снова
понадобится его искусство.
     Закончив, Чиун взглянул на Санни Джо Роума.
     - У  нас  тоже есть легенда, - медленно проговорил тот, - о Ко Джонг О,
который пришел сюда из-за западного моря, с восточных земель. Он был  первым
Санни Джо, так как в нем жил дух Сон Он Джо. Он научил индейцев жить в мире,
возделывать  землю,  а  не  охотиться  на  буйволов из-за мяса. Этот человек
открыл перед индейцами иной путь, и в благодарность наши предки назвали свое
племя Сон Он Джо. В каждом  поколении,  место  опекуна  племени  должен  был
занимать его старший сын. Только этим людям, Санни Джо, разрешалось воевать,
и  то  лишь  для  защиты  соплеменников,  ведь  наши  люди  верили, что если
воспользуются магией, чтобы убивать себе подобных, то навлекут на себя  гнев
Великого Духа, Сан Он Джо - Того, Кто Вдыхает Лучи Солнца.
     Чиун кивнул.
     - Твои   слова   справедливы.  Коджонг  понимал,  что  если  он  станет
практиковать Искусство  Синанджу,  искусство  убийцы-ассасина,  то  невольно
станет соперником настоящего Мастера, и тогда его разыщут и убьют, ибо ничто
не должно мешать работе Мастера, даже действия его ближайших родственников.
     - Так вы думаете, мы одной крови? - тихо спросил Роум.
     - А ты в этом сомневаешься?
     Прежде чем ответить, Билл Роум задумался.
     - Когда  я  был молод, - сказал он наконец, - то верил всему. С тех пор
произошло слишком много вещей, и я уже не знаю, во что верю, а во что нет. В
мире ходит множество легенд, полных великих  воинов,  покорителей  земель  и
просветителей. И я не вижу, почему нужно обращать особое внимание на то, что
в наших легендах совпала пара подробностей. Особенно сейчас.
     - Что  же сокрушило твою веру, веру человека, который для своего народа
является тем же, что я - для своего? - вопросил Чиун.
     Прежде, чем Роум успел ответить, раздавшийся  за  окнами  шум  заставил
индейцев повскакать со своих мест.
     - Похоже на танк, - еле слышно выдохнула Шерил.
     Расталкивая соплеменников, Билл Роум бросился к дверям. Через мгновение
к нему  присоединился  Мастер  Синанджу. Вместе они увидели, как по дороге к
деревне приближается, вздымая тучи песка, запыленный танк. Двигатель  машины
рычал   и   захлебывался,  словно  мотор  газонокосилки  в  руках  неумелого
садовника.
     - Думаете, нас перехитрили, вождь? - спросил Роум у Чиуна.
     - Мы имеем дело с японцами, - ответил тот, - а  для  них  не  совершить
подлости было бы просто удивительно.
     Танк резко затормозил, и водитель заглушил двигатель.
     Когда  откинулась  крышка  люка,  Билл Роум обернулся к Большому Дому и
прокричал:
     - Все назад! Я займусь этим!
     Обращаясь к Чиуну он добавил:
     - Если мне не удастся, то я рассчитываю, что вы поможете моему племени.
Договорились?
     - Так ты все-таки веришь? - с любопытством взглянул на него Чиун.
     - Нет, но верите вы. Именно на это я и рассчитываю.
     - Хорошо, - кивнул Чиун, скупо улыбнувшись.
     Из  раскрытого  люка  высунулась  голова  в  шлеме,  и  хриплый   голос
прокричал:
     - Санни Джо, это ты? Парень, я так рад, что наконец вижу друга!
     Это был Бартоломью Бронзини.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

     Утром  двадцать  четвертого декабря в эфир вышла радиостанция Свободная
Юма.
     По этим звучным названием скрывался юрист Лестер  Коул,  у  которого  в
сарае   стоял   портативный  радиопередатчик.  Он  отправил  всем  станциям,
принимающим в этом диапазоне, сообщение. Первым на него  откликнулся  зубной
техник из города Поуэй в Калифорнии, работавший под позывными Ку-Эс-Эль.
     - На  нас  напали,  - напряженно сообщил Лестер Коул. - Передайте это в
Вашингтон. Мы отрезаны от внешнего мира.  Это  японцы,  они  устроили  здесь
заварушку похлеще, чем в Пирл-Харборе.
     Зубной  техник  поблагодарил  Коула  за  интересную  байку  и  закончил
коротким: "Конец связи".
     Юристу Коулу - а именно под этим именем его знали собратья по  эфиру  -
больше  повезло  со  вторым  собеседником.  На  этот раз удалось связаться с
радистом из Ассошиэйтед Пресс во Флэгстаффе, который выслушал  его  историю,
не перебивая.
     В завершение, Коул сообщил:
     - Можете  проверить,  у нас нет ни радио, ни телевидения, ни телефонной
связи.
     - Я сообщу о результатах чуть позже. Конец связи.
     Радист Ассошиэйтед Пресс подтвердил,  что  с  Юмой  полностью  потеряно
всякое  сообщение.  Он  несколько раз выходил на связь со столицей штата, но
никто в Финиксе  не  мог  объяснить,  в  чем  дело.  Радиолюбитель  не  стал
повторять сумасшедшей истории Коула об оккупантах. Вместо этого он попытался
вызвать самого адвоката.
     Ответа не было.

     Кларенс  Джисс  вовсе  не  считал,  что предает родину. В Юме вступил в
действие комендантский час, и он не отваживался высунуть нос из дому, потому
что всех, кого ловили на улице, расстреливали. Джисс жил  один.  Он  считал,
что  Америка  сделала  для него не слишком много. Пособия по инвалидности не
хватало даже, чтобы нормально набить холодильник. Джисс оформил инвалидность
в 1970-м, после неудачного опыта с приемом ЛСД, из-за которого  он  не  смог
оставаться  на  постоянной  работе.  Как  он  объяснял  человеку  из  службы
социального обеспечения, "моя нога регулярно  выкидывает  коленца,  так  что
работать я не могу".
     Поэтому,  когда  в  Юме  появились  японцы,  и  отрезали город от всего
остального мира, Кларенс Джисс решил затаиться и выждать. Кто  знает,  может
быть, жить станет получше. По крайней мере, хуже, чем триста шестьдесят пять
долларов в месяц, придумать довольно сложно.
     Эта  мысль моментально испарилась у него из головы, как только на улице
показался бронетранспортер, с которого японский голос, усиленный  динамиком,
надрываясь, кричал:
     - Человек передает сообщения по радио. Он должен выйти и сдаться, иначе
мы поджигать по одному дому на каждой улице.
     Кларенс  Джисс  не хотел потерять собственное обиталище. Кроме того, он
знал,  что  единственный  владелец  портативного  передатчика  по  соседству
когда-то  выиграл  у  него дело по обвинению в вандализме. Еще у Джисса было
такое чувство, что, прежде чем поджечь  дома,  японцы  вовсе  не  собирались
выпускать обитателей наружу.
     Но больше всего, его беспокоило отсутствие пива.
     Стянув с себя потную майку, Кларенс Джисс примотал ее бечевкой к швабре
и помахал этим импровизированным белым флагом из окна. Через некоторое время
к его   дому  подъехал  бронетранспортер  и  оттуда  выбрались  два  японца,
немедленно застучавшие в дверь прикладами автоматов.
     - Я знаю, у кого передатчик, - не открывая, сообщил Кларенс.
     - Назовите имя.
     - Конечно, но взамен хотелось бы получить одну вещь.
     - Что вы хотите?
     - Пива.
     - Вы назвать имя, и мы привезем пьива, - раздалось в ответ.
     - Этого человека зовут Лестер Коул, адвокат. Он живет в пяти или  шести
кварталах отсюда, по этой стороне улицы.
     Забравшись  обратно  в машину, солдаты поспешно отъехали. Кларенсу было
хорошо слышно. как они  ломятся  в  дверь  адвоката.  После  короткой  паузы
раздался выстрел. Другой. Потом еще два. Затем наступила тишина.
     Когда  солдаты  вернулись  к его дому, Кларенса Джисса всего трясло. Он
слегка приоткрыл дверь, и один из японцев  просунул  в  образовавшуюся  щель
банку пива.
     - Вот, - сказал он. - Пьива.
     - Премного   благодарен,   -  хрипло  проговорил  Кларенс.  -  Надеюсь,
когда-нибудь нам удастся помочь друг другу еще раз.
     Когда солдаты ушли, Джисс вернулся в гостиную и  открыл  банку.  Сделав
глоток, он не мог сдержать навернувшихся на глаза слез - пиво было теплым.

     Когда  радист  из Ассошиэйтед Пресс наконец оставил попытки связаться с
Лестером Коулом, он надолго задумался, и, в конце концов, пришел  к  выводу,
что  это  сообщение  не  было  уткой.  Тогда  он позвонил редактору местного
отделения агентства.
     - Знаю, что это  звучит  неправдоподобно,  -  сказал  радист,  закончив
рассказ,  -  но  голос  у  парня был действительно испуганный. И с тех пор я
никак не могу до него добраться.
     - Ты говоришь, он из Юмы?
     - Ага. Если верить моему  атласу,  то  это  где-то  около  мексиканской
границы.
     - По телетайпу пришло что-то о странной передаче, которая транслируется
оттуда,  -  задумчиво  проговорил  редактор.  - Тянет на материал для второй
полосы. Погоди-ка, копия должна быть где-то здесь. Вот, слушай. Вчера  канал
К.И.М.А.  вместе с двумя другими телестанциями Юмы прекратил вещание. Теперь
передачи  возобновились,  но  показывают  что-то  вроде  военной  хроники  -
расстрелы, казни. Похоже на боевик, только немного странный. Они транслируют
это  целый  день. Сначала люди думали, что это какой-то фильм, но сюжета там
нет, одни только зверства.
     - И что ты об этом думаешь?
     - По-моему, стоит отправить материал начальству. Созвонимся позже.

     История о странной телепередаче попала на кабельные каналы  к  полудню.
Оттуда  записанный в Финиксе на пленку материал попал на общегосударственные
каналы, и вскоре вся  страна  с  ужасом  смотрела,  как  иностранные  войска
занимают американский город. То, что об этом городе практически никто, кроме
жителей  Аризоны  не слышал и понятия не имел, где это место находится, роли
не играло. Большинство американцев не смогли бы найти на  карте  Род-Айленд,
даже если бы этот штат обвели красным карандашом.
     Люди  смотрели,  как  их  сограждан  преследуют  на улицах и закалывают
штыками насмерть. Кадры, на которых чету  Зиффель  расстреливают,  пока  они
наряжают  Рождественскую  елку,  обошли  все  пятьдесят  пять штатов. Захват
авиабазы Льюк и базы морских пехотинцев был показан во всем своем  ужасающем
размахе.
     Среди  зрителей находился и президент Соединенных Штатов. Его лицо было
бледным, словно кусок мела, хотя все остальные в зале  заседаний  покраснели
от   напряжения.   Члены   Высшего   Военного   Совета   сгрудились   позади
президентского кресла.
     - Случилось самое страшное, господин  президент,  -  гневно  проговорил
адмирал Блэкберд. - Теперь об этом узнает весь мир.
     - Что   же   им  нужно?  -  пробормотал  президент,  наполовину  вслух,
наполовину, рассуждая с самим собой. - Чего они пытаются этим добиться?
     - Если эти кадры увидят в других странах, -  продолжал  адмирал,  -  то
сочтут,  что  наши  позиции  легко  уязвимы.  А  раз  так,  то  какое-нибудь
враждебное государство может решить,  что  сейчас  самое  подходящее  время,
чтобы  нанести  удар.  Исходя из известных нам фактов, это вполне может быть
диверсионной акцией.
     - Я не согласен, -  заявил  министр  обороны.  -  Все  разведывательные
данные, включая полученные со спутников слежения, подтверждают, что ситуация
в  мире  в  целом  спокойная.  Русские  не  проявляют  особенной активности,
китайцам  хватает  собственных  проблем.  А  наши  предполагаемые  союзники,
японские силы самообороны, и не думали объявлять мобилизацию.
     - Я  говорил  с  послом  Японии,  - сообщил президент, поворачиваясь от
телеэкрана к членам Совета. - Он заверил меня, что правительство его  страны
не имеет к случившемуся никакого отношения.
     - Мы не можем полностью полагаться на такие заверения, - брызжа слюной,
вскричал адмирал Блэкберд. - Вспомните Пирл Харбор.
     - Сейчас  мне  приходит  на  ум  скорее Аламо. Целый американский город
оказался в заложниках. Людей убивают  направо  и  налево.  Но  зачем?  Зачем
транслировать это по телевидению?
     Адмирал Блэкберд подтянулся.
     - Господин  президент,  мы  можем  обсуждать  вопрос  "Почему?" хоть до
второго пришествия, но эти передачи нужно немедленно пресечь на корню.  Ведь
это,   фактически,   реклама,  из  которой  ясно,  что  американские  войска
бессильны. С точки зрения престижа потери будут просто неисчислимы.
     - Неужели я ослышался, - оборвал его президент, - или вы в  самом  деле
говорите  о  престиже,  когда  мы являемся беспомощными свидетелями кровавой
резни?
     - Вы должны осознавать геополитическое значение политики устрашения,  -
не  сдавался  адмирал.  -  Если  мы  потеряем престиж в глазах соперников на
мировой политической арене,  то  это  будет  равнозначно  самоубийству.  Они
набросятся на нас, как свора бульдогов. Проблема должна быть решена.
     - Каким  образом?  Мы  уже  исчерпали  все силовые варианты. Проведение
полномасштабной  военной  операции  невозможно  без  огромных  жертв   среди
гражданского населения.
     - Возможно,  вам будет трудно это понять, но, прошу вас, попытайтесь, -
проговорил адмирал. - Во  Вьетнаме  нам  часто  приходилось  сталкиваться  с
такими  дилеммами.  Иногда  приходилось  прибегать к экстренным мерам, чтобы
какой-либо населенный пункт не попал в руки врага. Конечно, с  точки  зрения
человеческого  фактора  это было крайне печально, но порой мы были вынуждены
уничтожать деревни для их же спасения.
     Президент Соединенных Штатов невольно отступил на шаг назад.
     - Вы предлагаете, чтобы я отдал приказ нанести по  американскому  город
бомбардировочный удар? - ледяным тоном спросил он.
     - Я  не вижу другого выхода. Лучше раз и навсегда показать миру, что мы
не станем увиливать от принятия  силовых  мер,  когда  речь  идет  о  защите
государственных границ. Послушайтесь моего совета, и я обещаю, что история с
Юмой никогда больше не повторится.
     Президент  раскрыл  было рот, но слов, готовых уже сорваться с его губ,
так никто и не услышал, поскольку у него за  спиной  повторявшиеся  одна  за
другой   сцены   насилия   и   казней   сменило  изображение  благообразного
старика-японца. Из динамика телевизора зазвучал дрожащий голос:
     - Мое скромное имя не имеет никакого значения,  но  доволен,  что  могу
представиться вам как Правитель города Юма.
     Все  собравшиеся  в  зале  для  чрезвычайных совещаний молча глядели на
экран. Старик сидел за столом, позади которого на  стене  красовалось  белое
полотнище японского флага. Багровый круг восходящего солнца приходился ровно
позади его головы, образуя что-то вроде кровавого нимба.
     - На  моей  родине, - продолжал японец, - у нас есть поговорка: "Эдо
но катаки во Нагасаки дэ утцу", что означает  "Отмщение  придет  оттуда,
где  его  никто  не  ждет".  Я  сделал  это  ради  Шоувы, известного вам как
император Хирохито. Этому императору, которого вы унизили, я служил верой  и
правдой.  И  теперь, хотя мой император отправился к праотцам, демонстрацией
своего могущества я возвеличил его имя.
     - Нагасаки? - переспросил министр обороны. - Разве мы  уже  однажды  не
сбросили туда атомную бомбу?
     - Если меня сейчас видит американский президент, - говорил старик, - то
я приветствую  его и сожалею, что был вынужден пролить кровь, но такова была
необходимость.  Боюсь,  что  это  будет  продолжаться,  пока   правительство
Соединенных Штатов не сдастся в мои руки. Сайонара.
     Экран  телевизора  на  секунду  погас,  а  затем начался новый ролик, в
котором  несколько  солдат  держали  какого-то  несчастного,  пока  танк  не
раздавил  ему  голову.  Внизу  экрана  шли  титры:  "Казнь  мэра  Юмы Новыми
Имперскими Вооруженными Силами".
     - Да он сумасшедший! - вскричал президент. - Неужели  он  действительно
думает, что мы сдадимся?
     - Не  знаю,  что  уж там думает этот старый рисоед, - проворчал адмирал
Блэкберд, - но я умоляю вас прислушаться к моему совету до того, как русские
или китайцы решат воспользоваться ситуацией.
     - Подождите, - бросил президент, направляясь к двери.
     - Куда вы? - удивился министр обороны.
     - В уборную, - ответил президент на ходу. - Я  уже  целые  сутки  хлещу
кофе,  не  переставая.  Если  я не освобожу свой мочевой пузырь, то всем нам
придется взяться за швабры.
     На этот раз президент действительно направился в туалет, и  лишь  после
этого проскользнул в Линкольновскую спальню и взял трубку красного телефона,
соединявшего его с доктором Харолдом У. Смитом.
     - Смит, есть какие-нибудь новости?
     - От моих людей не слышно ни слова.
     - И  что  вы  думаете  по  этому  поводу? - нетерпеливо поинтересовался
президент.
     - Зная их, - бесцветно ответил Смит, - а также предполагая, что они  до
сих  пор  не вмешались в дело с захватом Юмы, остается предположить, что мои
люди либо мертвы, либо временно лишены возможности действовать.
     - Председатель Высшего Военного Совета пытается вынудить  меня  стереть
Юму с лица земли, - помолчав, сообщил президент.
     - Мне  хотелось  бы  как-то  вас  обнадежить,  - отозвался Смит, - но в
доводах генерала есть здравое зерно. Конечно,  если  все  другие  методы  не
сработают.
     Президент надолго замолчал.
     - Господин  президент, - неохотно прервал его Смит, - я видел последнее
сообщение, которое они передали. Человек, который называет  себя  Правителем
Юмы, никто иной, как Немуро Нишитцу, глава Корпорации Нишитцу.
     - Каким  образом  промышленная  корпорация  могла организовать подобное
вторжение?
     - Если вас интересует техническая сторона вопроса, - ответил Смит, - то
эти люди  обладают  средствами,  сравнимыми  по  масштабу  с   возможностями
небольшой страны. По сути, утверждение, что Корпорация Нишитцу и есть страна
внутри  страны,  не  так уж далеко от истины. Благодаря огромному количеству
производственных площадей и подчиненных им учреждений, они проникли почти во
все современные развитые страны. Я пытался проследить их прошлое и связи,  и
обнаружил  весьма  тревожные  факты.  Немуро  Нишитцу организовал свою фирму
вскоре  после  окончания  Второй  Мировой  войны.  Вначале  они   занимались
производством   электроники,   но   после   так   называемой  "транзисторной
революции",   фирма   начала   расширяться.    Они    изготовляли    дешевые
радиоприемники,  и  прочие  подобные товары. К началу семидесятых входящие в
Корпорацию  предприятия  производили  автомобили,   компьютеры,   и   прочее
высокотехнологичное  оборудование. Совсем недавно Нишитцу занялась системами
связи и военной техникой. Возможно, вы помните случай, когда в прошлом  году
одно из их отделений пыталось перекупить американскую керамическую компанию.
Вы  сами  вмещались  в  это  дело,  когда  узнали, что эта фирма изготовляла
компоненты для производства ядерного оружия.
     - Да, припоминаю. Я никоим образом не мог этого допустить.
     - К  сожалению,  именно  Корпорации  Нишитцу  вы   дали   лицензию   на
производство японского варианта F-16.
     - О  Господи!  -  воскликнул  президент.  -  Так  вот почему они смогли
победить  нас  на  нашей  собственной  технике!  Конечно,  японские  летчики
тренировались на собранных у них в стране аналогах.
     - Как ни прискорбно, но это именно так.
     - А что насчет самого Нишитцу?
     - Судя  по  имеющимся  сведениям,  во время войны он был одним из самых
фанатичных   приверженцев   императора.   В   последнее   время   он   ведет
отшельнический  образ  жизни,  а  список  его  психиатрических и медицинских
отклонений уходит еще во времена, когда его освободили из плена  в  джунглях
Бирмы.  Врачи считали, что это временное, а с тех пор как он начал принимать
активное участие в жизни обновленной Японии, то Нишитцу  считали  совершенно
излечившимся.
     - У него есть жена, семья, хоть кто-нибудь, с кем м могли бы связаться?
Может быть, его удалось бы отговорить от это сумасшедшей затеи?
     - Никаких   родственников.  Все  они  погибли  во  время  бомбардировки
Нагасаки. Так что, если вы ищете мотивы его поступка,  то  этого,  по-моему,
вполне достаточно.
     - Понимаю, - задумчиво проговорил президент. - Тогда вы больше ничем не
можете мне помочь.
     - Мне очень жаль, господин президент.
     - Конечно.  А  теперь,  с  вашего позволения, мне нужно идти, и принять
одно из  самых  трудных  решений  за  все  мое  пребывание  на  посту  главы
государства.
     Президент   негнущимися  пальцами  повесил  трубку  красного  телефона,
развернулся, и тихо ступая своими теннисными туфлями, направился в  зал  для
чрезвычайных  совещаний.  Его  начало  подташнивать  от  одной  лишь мысли о
решении,  которое  ему  предстояло  принять.   Но   ведь   именно   он   был
главнокомандующим  вооруженных  сил  страны, и ему не пристало уклоняться от
своих обязанностей перед жителями Юмы и гражданами всей Америки.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

     Бартоломью Бронзини был непреклонен.
     - Абсолютно, совершенно ни под каким видом, черт побери! - бушевал он.
     Внезапно Бронзини вскрикнул и упал на  колени.  Его  скрюченные  пальцы
скребли  придорожную пыль около Большого Дома в резервации Сан Он Джо. Глаза
его были широко раскрыты  от  боли,  но  Бронзини  не  видел  ничего,  кроме
каких-то белых полос.
     - Аааааа! - вопил он.
     Где-то  в  глубине его сознания, помимо ужасающей боли зазвучал суровый
голос маленького азиата, Чиуна:
     - Поскольку ты, презренный грек, не понимаешь всей несуразности  своего
поведения, я готов повторить: предводитель японцев предложил сохранить жизнь
детям  одной из школ в обмен на тебя. Случившаяся трагедия - дело твоих рук.
И если у тебя есть хоть капля собственного достоинства,  ты  согласишься  на
это.
     - Я  не  знал,  -  сквозь  стиснутые зубы выдавил из себя Бронзини. - Я
понятия не имел, что все так выйдет.
     - Ответственность и продуманное намерение - совершенно разные вещи. То,
что ты невиновен, очевидно, иначе ты не удирал бы от японской армии.  И  все
же, ты сделаешь так, как говорю тебе я.
     - Прошу  вас,  мистер  Бронзини,  они всего лишь дети, - раздался голос
девушки.  Бронзини  узнал  ее  -  Шерил,  отвечавшая  у  него  за  связи   с
общественностью.  -  Все  считают вас героем. Я знаю, что вы такой только на
экране, но, если бы не вы, здесь ничего бы не произошло.
     - Хорошо, я согласен, - простонал Бронзини, и боль ушла. Не постепенно,
как это обычно бывает, а в одно мгновение, как будто ее не было вовсе.
     Он поднялся на ноги и оглядел свое запястье,  но  на  нем  не  было  ни
царапин,  ни  синяков.  Бронзини  успел  лишь  заметить, как низенький азиат
прячет руки с необыкновенной длины ногтям в рукава кимоно.
     - Я хочу заметить, что  согласился  не  из-за  боли,  -  упрямо  заявил
Бронзини.
     - Какие  слова  ты  будешь нашептывать своей совести, твое личное дело,
грек, - презрительно скривился Чиун.
     - Мне просто нужно было немного привыкнуть к этой  мысли,  -  продолжал
настаивать  актер. - И, кстати, почему вы все время называете меня греком? Я
итальянец.
     - Сейчас, возможно, да, но до этого ты был греком.
     - Что значит до этого?
     - Он хочет сказать, в прошлой жизни, - объяснила  Шерил.  -  Только  не
спрашивайте меня, почему, но он считает, что в предыдущем воплощении вы были
Александром Македонским.
     Бронзини недоверчиво посмотрел на нее.
     - Бывало,  говорили  обо  мне  и  кое-что  похуже, - сухо заметил он. -
Большинство американцев считает, что для съемок в очередном фильме я  раз  в
год выползаю из торфоразработок в Ла-Бри.
     - Вы  простужены?  -  неожиданно  спросила  Шерил.- Мне кажется, что вы
говорите в нос.
     - Откуда тебе знать? - скривился Чиун.
     - Она ошиблась! - воспротивился Бронзини. - Но неважно,  давайте  лучше
побыстрее с этим покончим.
     Чиун повернулся к Биллу Реуму, стоявшему скрестив на груди руки.
     - Девушка  остается с тобой, - сказал он. - Если мы не вернемся, я хочу
попросить тебя об одной услуге.
     - Конечно. Что я должен сделать?
     - Если к тому времени, когда все закончится, я не появлюсь, отправляйся
в пустыню и отыщи тело моего сына. Ты должен проследить, чтобы он был предан
земле со всеми почестями.
     - Обещаю.
     - А потом ты отомстишь за нас обоих.
     - Если смогу.
     - Ты сможешь. На тебе лежит печать силы.
     И, ни говоря больше ни слова, Мастер  Синанджу  подтолкнул  Бронзини  к
стоявшему рядом танку.
     - Поведешь ты, - бросил он.
     - Что, если они просто убьют нас обоих? - спросил Бронзини.
     - Тогда  мы  умрем,  -  ответил  Чиун,  -  но за наши жизни им придется
заплатить немалую цену.
     - Здесь я полностью на вашей стороне, - согласился  актер,  залезая  на
водительское место.
     Чиун  с  кошачьей  легкостью  взлетел  на  броню  танка,  и, не обращая
внимания на открытый люк, уселся в позе лотоса рядом с башней.
     Оглянувшись, Бронзини предупредил:
     - Вы же свалитесь!
     - Следи за тем, чтобы довезти нас, - сурово отрезал  Чиун,  -  а  я  уж
постараюсь удержаться.
     Бронзини  включил  зажигание,  и  двигатель,  который поначалу обиженно
чихнул и едва не захлебнулся, в конце концов завелся,  и  танк  двинулся  по
ведущей из резервации дороге.
     - Что, по вашему, они собираются со мной сделать? - проговорил Бронзини
вслух.
     - Не  знаю,  -  отозвался  Чиун.  -  Но тот, кого зовут Нишитцу, крайне
желает тебя видеть.
     - Может быть, у него для меня приготовлен японский Оскар,  -  проворчал
Бронзини.  -  Я  слышал,  что  в  номинации  "Лучшая  роль в фильме, где все
посходили с ума" соперников у меня нет.
     - Если это действительно так, не забудь пожать ему руку, -  посоветовал
Чиун.
     - Я  хотел  пошутить,  -  сообщил  Бронзини,  и,  прежде чем Чиун успел
ответить, оглушительно чихнул.
     - У тебя и в самом деле простуда, - заметил старый кореец.
     - Да, - с кислой миной признал Бронзини.
     - Вот, - удовлетворенно кивнул Чиун, и в глазах его  появился  странный
блеск.  -  Когда  тебя отведут к этому человеку, обязательно пожми ему руку.
Запомни это накрепко. Еще не поздно искупить вину за то, что ты,  по  своему
недомыслию, натворил.

     Бартоломью Бронзини думал, что вид занятой японцами Юмы уже не способен
его удивить, однако в этом он ошибался.
     Все  подъезды  к  городу  были  перегорожены  танками,  отъезжавшими  в
сторону, как только оттуда успевали заметить, кто к ним приближается. Японцы
держались от их машины на почтительном расстоянии, постоянно оглядываясь  на
Чиуна. Взгляд светло-карих глаз Мастера Синанджу был устремлен на дорогу, на
лице его было написано презрение к пытавшимся бросить ему вызов врагам.
     Когда они въехали в город, Бронзини про себя отметил стоявшие у каждого
магазина  посты.  То  и  дело  им попадались трупы, лежащие в лужах засохшей
крови,  с  фонаря  свисало  тело  повешенного,   еще   один   несчастный   в
неестественной  позе  застыл  на  перекрестке, насаженный на ветку огромного
кактуса.
     Их танк беспрепятственно пропустили к зданию мэрии, на  крыше  которого
развевался   японский   флаг.   От  этого  зрелища  внутри  у  Бронзини  все
перевернулось.
     Как только он выпрыгнул из танка, рядом с ним неслышно возник Чиун.
     - Ну вот, приехали, - сообщил Бронзини. - Наступила развязка.  Или  это
называется кульминация? Все время их путаю.
     - Вытри  нос,  -  отозвался  Чиун, направляясь к парадному входу, около
которого застыли навытяжку двое японских часовых. - С него уже капает.
     - А, - сказал Бронзини, с  помощью  кулака  возвращая  своему  римскому
профилю подобающее величие.
     - Не  забудь  о  том, что я тебе говорил. Японцы не станут обращаться с
тобой грубо, если ты выкажешь должное уважение.
     - Постараюсь не забрызгать им мундиры соплями.

     Немуро Нишитцу был явно доволен, выслушав известия.
     - Пришел Бронзини-сан, -  сдержанно  доложил  Джиро  Исудзу.  -  Кореец
все-таки привел его.
     Нишитцу  потянулся  за тростью. С трудом поднявшись из кресла, он вышел
из-за стола. Глава корпорации не спал  уже  сутки,  которые  показались  ему
целой вечностью.
     Первым в кабинет величественно прошел Мастер Синанджу.
     - Я  привел  человека,  которого вы искали, - громко проговорил он, - и
требую, чтобы обещанное мне было выполнено.
     - Да-да, конечно, - рассеянно кивнул Нишитцу, глядя мимо него.
     Следом вошел Бронзини, стараясь скрыть пристыженное выражение лица.  На
Исудзу он старательно не обращал внимания.
     - Так значит, это вы - Нишитцу, - тихо сказал он.
     - Да, я - это он, - ответил японец, слегка наклоняя голову.
     - Я хочу спросить вас кое о чем. Почем именно я?
     - Вы были неподражаемы. Я смотрел все ваши фильмы по несколько раз.
     - Да,  нужно было и вправду отдать эту роль Шварценеггеру, - проговорил
Бронзини с плохо скрываемым отвращением.
     - Интересно, а что... - начал было Нишитцу, но тут глаза его  блеснули.
- Не откажите дать старику автограф.
     - Можешь изобразить его сам, кувшин с сакэ.
     Бронзини  внезапно  почувствовал  острую боль. Скосив глаза, он увидел,
что в локоть ему впились острые ноги старого корейца.
     - Всем  будет  легче,  если  ты  уважишь  просьбу  этого  человека,   -
многозначительно проговорил Чиун.
     - Для кого должна быть надпись? - неохотно проворчал Бронзини.
     Нишитцу растянул губы в неживой улыбке и ответил:
     - Для меня.
     - Мог бы и сам догадаться. Что ж, почему бы и нет?
     Взяв  протянутые  ручку и бумагу, Бронзини положил листок на ладонь, и,
сделав росчерк, протянул его Немуро Нишитцу.
     - Не забудь поздравить блестящего полководца с победой,  -  пихнул  его
локтем в бок Чиун.
     - Что?  Ах,  да,  -  вспомнил  Бронзини и протянул широкую ладонь. - Вы
отлично сыграли свою роль.
     Джиро Исудзу внезапно рванулся вперед, но Чиун выставил вперед обутую в
сандалию ногу.
     - Он вас не тронет, даю вам слово, - заверил он обоих японцев.
     - Для меня будет большой честью пожать  руку  Бронзини-сану,  -  сказал
Нишитцу,  как  только  оправился  от  удивления,  и протянул дрожащую руку в
ответ. Бронзини вяло пожал ее.
     - В качестве троянского коня вы были незаменимы, -  с  улыбкой  добавил
японец.
     - Теперь  понятно,  откуда  эта  ноющая  пустота  внутри,  -  проворчал
Бронзини, и неловко рассмеялся. - И что же дальше? Последний раз, когда  мне
довелось  быть  в  роли  военнопленного,  я получил шесть миллионов долларов
чистыми.
     Немуро Нишитцу с недоверчиво моргнул.
     - Они не смеются, - шепотом сообщил Бронзини Чиуну.
     - Это потому, что шутить  ты  не  умеешь.  И  это  вовсе  не  съемочная
площадка, пора бы понять даже своей недоразвитой головой.
     - Вас  отведут  в безопасное место, - сказал Нишитцу, и дважды ударил в
пол концом трости. Появившиеся двое солдат взяли Бронзини под руки.
     - Вперед, - рявкнул Джиро Исудзу.
     - А как же мое любимое "Средовать за нами", а, Джиро, детка?  -  уже  в
дверях спросил Бронзини.
     - Что  вы  с  ним сделаете? - поинтересовался Чиун, когда они с Нишитцу
остались наедине.
     - Это уже моя забота. Детей вам вскоре передадут.
     - Мне понадобится транспорт, - сказал Чиун. - Достаточно большой, чтобы
отвезти сразу всех в индейскую резервацию.
     - Как вам угодно. А теперь, уходите, у меня много работы.
     - Я в очередной раз готов выслушать ваши требования, - предложил Чиун.
     - У меня  и  сейчас  нет  никаких  требований.  А  сейчас,  пожалуйста,
уходите.
     Чиун   проследил   взглядом   за  хрупким  старым  японцем,  пока  тот,
прихрамывая, шел к столу. Губы его сжались, и, не говоря ни слова, он исчез,
шурша развевающимися полами кимоно.

     Конвоиры  бросили  Бартоломью  Бронзини  в  кузов  бронетранспортера  и
захлопнули  за ним дверь. Бронзини остался в полной темноте, и почувствовал,
как на него накатила волна страха, не имевшего ничего общего  с  боязнью  за
свою собственную жизнь.
     Ехать  пришлось  долго, он даже подумал, что они, наверное, уже выехали
из  города.  Наконец  машина  остановилась.  Когда  ведущая  в  кузов  дверь
открылась,  свет  резанул  Бронзини по глазам. Очевидно, его конвоиры сочли,
что он слишком медлит, и Бронзини бесцеремонно  вытащили  наружу.  Некоторое
время  он  моргал,  привыкая  к освещению. В лучах закатного солнца предметы
отбрасывали длинные лиловые тени.
     - Вперед, - рявкнул один из солдат.
     Бронзини повели  к  сгрудившимся  неподалеку  строениям,  на  одном  из
которых  виднелась вывеска "Юмская тюрьма-музей". Это была сувенирная лавка.
На ходу Бронзини огляделся по сторонам. Остальные здания представляли  собой
мрачного вида каменные казематы в испанском стиле - тюремные камеры.
     На  столбе  висела  дощечка  с  надписью: "Стоимость билета 1 доллар 40
центов с человека. Лицам до семнадцати лет вход бесплатный".
     - Я что теперь, музейный экспонат? - проворчал себе под нос Бронзини. -
Наверное, люди с удовольствием  заплатят  по  пятерке,  чтобы  взглянуть  на
лучшего простофилю двадцатого века.
     Его  провели  через  ворота и потащили дальше, мимо пустых камер. С тех
пор, как они вышли из бронетранспортера, конвоиры не проронили ни слова.
     - Ну,  мне,  как  всегда,  везет,  -  храбрясь,  попытался  усмехнуться
Бронзини.  -  Первый  раз  приходится  играть  вживую,  а зрители - что твои
манекены.
     Когда они дошли  до  конца  мрачного  прохода  между  камерами,  улыбка
сползла  с  его  сицилийского лица. Несколько японцев трудились в поте лица,
возводя какую-то конструкцию из бревен. Несмотря на то, что сооружение  было
еще  не  закончено,  Бронзини  узнал  в  нем  виселицу.  У него засосало под
ложечкой.
     Бронзини затолкали в одну из камер и навесили на дверь замок. Подойдя к
зарешеченному окошку, он выглянул  наружу.  Перед  ним  отлично  были  видны
строительные  леса.  Рабочие  как раз поднимали поперечину, к которой должна
была крепиться петля.
     - О Господи! - У Бронзини подступила тошнота к горлу. - По-моему, я уже
видел это в чертовом сценарии!

     Подошел сочельник, но приготовленные близким подарки были забыты. Никто
не пел рождественских песенок, из-за недостатка прихожан были даже  отменены
церковные службы.
     Вся  страна  была  прикована  к  экранам  телевизоров. Обычные передачи
отменили, и, впервые за несколько лет сериал "Как прекрасна жизнь" не шел ни
по  одному  каналу.  Вместо  этого  беспрерывно  показывали   информационные
выпуски,  в  которых  комментаторы  сообщали  об  очередных новостях "Юмской
трагедии".
     Эти новости представляли собой все ту же  хронику  первых  часов  после
захвата  города.  Хотя  их  крутили  уже  десятки раз, это были единственные
доступные прессе материалы. Белый Дом несколько  раз  объявлял,  что  вскоре
президент  выступит  с  обращением  к  народу,  но  всякий  раз  это событие
откладывалось. Даже из "неофициальных источников"  на  этот  раз  ничего  не
просачивалось - ситуация была слишком угрожающей.
     Затем,  посредине  прямого  эфира из Юмы, во время которого распевающие
рождественские песенки люди расстреливались из автоматов,  на  экране  снова
появилось лицо Немуро Нишитцу, объявившего себя Правителем города.
     - Я  приветствую  американский  народ и правительство, - произнес он. -
Когда идет вооруженный конфликт, порой приходится прибегать к тяжелым мерам,
чтобы поскорее покончить  со  сложившейся  ситуацией.  Такой  момент  настал
сейчас,  в канун одного из самых почитаемых вами праздников. Завтра наступит
третий день с момента захвата Юмы. Ваше правительство не предприняло никаких
шагов, чтобы выбить мои войска из города. Честно говоря, они просто не могут
этого сделать, но боятся в этом признаться. Но я заставлю их это сделать.  Я
бросаю  им  вызов,  и если правительство Соединенных Штатов не бессильно, то
пусть оно докажет это. Завтра утром, в знак презрения, которое я испытываю к
ним, будет повешен ваш любимый герой, Бартоломью Бронзини.  Казнь  назначена
на   семь   часов.   Это  событие,  ставшее  суровой  необходимостью,  будет
транслироваться в прямом  эфире.  А  до  тех  пор  я  остаюсь  Единовластным
Правителем Юмы.

x x x
     Немуро  Нишитцу  подал  оператору  знак,  что  съемка окончена. Красный
огонек телекамеры погас.
     Джиро Исудзу подождал, пока оператор не отойдет подальше, и лишь  затем
подошел к столу своего начальника.
     - Не понимаю, - взволновано проговорил он. - Вы фактически позволили им
начать против нас военные действия.
     - Нет,  я  вынудил их это сделать. Если они потерпят неудачу, то
потеряют лицо перед всем остальным миром.
     - Не думаю, что они допустят ошибку.
     - Совершенно с тобой согласен, Джиро-кан. Ведь  нанесенное  оскорбление
было  специально рассчитано на то, чтобы американский народ вынудил их пойти
на ответные меры.
     - Я отдам войскам  на  границе  города  приказ  вернуться  в  центр,  -
поспешно  предложил  Исудзу.  -  Если  мы  сосредоточим наши силы, то сможем
продержаться дольше.
     Немуро Нишитцу  отрицательно  покачал  головой.  Его  взгляд  рассеянно
блуждал по разложенным на столе бумагам.
     - Нет,  -  проговорил он. - Они не станут использовать наземные войска.
Как и мне, им отлично известно, что беспрепятственно пересечь пустыню пехоте
не удастся.
     - Что же они, в таком случае, сделают?
     - Американцы не будут посылать сюда войска -  теперь  это  уже  слишком
поздно.  Меньше,  чем  через  двенадцать  часов  их  величайший  герой будет
повешен,  и  за  его   предсмертной   агонией   будут   наблюдать   миллионы
телезрителей.  Никакие  войска  не  успеют  этого  предотвратить. Они вышлют
самолет.
     - И  мы  его  собьем!  -  вскричал  Исудзу.  -   Я   предупрежу   наших
перехватчиков.
     - Нет,  -  холодно отозвался Нишитцу. - Я запрещаю тебе! Только так мой
план может осуществиться. Город настолько отрезан от всего окружающего мира,
что,  однажды  захваченный,  уже  не  может  вернуться   в   прежние   руки.
Американские военные, если у них есть хоть капля мужества, должны прибегнуть
к самой последней мере - стереть пятно позора, этот город, с лица земли.
     - Неужели вы хотите сказать...
     - Подумай,  какая в этом кроется ирония, Джиро-кан. Америка, величайшая
из ядерных  держав  мира,  неприступная  для  любого  захватчика,  вынуждена
уничтожить собственный город своими же силами. Один удар, и позор Хиросимы и
Нагасаки  испарится,  как  утренняя  роса.  Одна  бомба,  и Япония отомщена.
Подумай, как будет гордиться нами император.
     Ошарашенный, Джиро Исудзу стоял, открывая и закрывая рот. Он просто  не
мог выговорить слов, уже готовых было сорваться с его губ.
     На  лице  Немуро Нишитцу появилась скупая улыбка. Внезапно он удивленно
приподнял брови, и оглушительно чихнул. Дрожащей рукой он принялся шарить по
столу в поисках носового платка.

     В зале  для  чрезвычайных  совещаний  президент  выключил  телевизор  и
повернул  к  застывшим  с  каменными  лицами членам Высшего Военного Совета.
Каждый из их знал, о  чем  сейчас  думает  главнокомандующий,  но  никто  не
осмеливался произнести это вслух прежде него.
     - Мы не можем этого допустить, - хрипло проговорил, наконец, президент.
Налив  из  графина воды, он жадно отпил несколько глотков и прокашлялся. - Я
хочу, чтобы бомбардировщик находился  в  полной  боевой  готовности,  но  не
вылетал, пока я не отдам приказа. Возможно, выход все же есть.
     Члены   Совета   бросились   отдавать  приказания  к  своим  телефонным
аппаратам.

     На авиабазе Касл в Этуотере, штат Калифорния,  для  полета  к  Юме  был
выделен  Б-52,  один  из  бомбардировщиков  93 эскадрильи. На борту его была
одна-единственная атомная бомба, и пилоты  уже  сидели  в  кабине  самолета,
проверяя  перед  полетом бортовые системы. Они еще не получили приказа, но в
глубине души со страхом догадывались, каким он будет.

     В песках  Юмской  пустыни,  человек,  идущий  размеренной  механической
поступью,  продолжал  свой  путь.  Его  горящие,  словно  уголья, глаза были
устремлены вперед,  туда,  где  за  горизонтом  в  темноте  лежал  город,  а
монотонно опускающиеся на землю ботинки по прежнему не оставляли следов.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

     В  Юме  наступил  сочельник. Солнце медленно опускалось за горизонт, и,
наконец, скрылось за Шоколадными горами,  оставив  за  собой  лишь  отблески
своего былого сияния. Наступил "волшебный час".
     Ровно  в  пять  часов пятьдесят пять минут на вершине холма, с которого
открывался вид на город, появился человек. Болтавшиеся на нем лохмотья  были
когда-то  армейским  камуфляжем,  белая  футболка  потемнела от пыли, черные
штаны казались теперь бежевыми. Стоявшего на холме не  заметил  никто,  зато
все услышали его слова.
     Словно  раскаты  грома  разнесся  над  городом  его  голос, и, хотя под
горевшим холодным огнем взглядом незнакомца лежал город с пятидесятитысячным
населением, слова его ясно слышал каждый из обитателей Юмы.
     - Я посланец Шивы, Дестроера, несущего смерть и разрушающего миры.  Кто
тот нечестивец, который посмел бросить мне вызов?
     Услышав   эти   слова,   задремавший  в  своем  кресле  Немуро  Нишитцу
встрепенулся. Дрожащей рукой он нашарил стоявшую  рядом  трость  и  поднялся
из-за стола, но тут же опустился обратно. Ноги его дрожали.
     - Джиро-кан, - сипло позвал он. - Джиро!
     Через   секунду  в  кабинет  вбежал  Джиро  Исудзу,  на  лице  которого
отразилось недоверие вперемешку с замешательством.
     - Вы тоже это слышали? - с порога спросил он.
     - Выясни, кто говорило, - приказал Нишитцу. - Но  сначала,  помоги  мне
перелечь на кушетку. Я неважно себя чувствую.
     - Что  случилось?  -  с  беспокойством  спросил  Исудзу,  склоняясь над
хозяином, чтобы тот мог опереться на его плечо.  Когда  старик  поднялся  на
ноги Джиро был поражен, насколько мало тот тщедушен и хрупок.
     - Ничего  страшного, - просипел Нишитцу, пока его помощник не то повел,
не то перенес его на кушетку. - Наверное, простудился. Это скоро пройдет.
     - Я пошлю за доктором. В  вашем  возрасте  даже  к  простуде  не  стоит
относиться пренебрежительно.
     - Да,  доктора.  Но  сперва выясни, откуда шел тот голос. Он наводит на
меня ужас.
     - Конечно, сэр, - кивнул Исудзу и выбежал из комнаты.

     Девятый помощник  режиссера  Минобе  Кавасаки  оглядывал  темную  линию
горизонта  в бинокль. Он был уверен, что голос прозвучал откуда-то с севера.
Кавасаки выглядывал из люка на  башне  Т-62.  Из  Императорского  Командного
Пункта  - бывшей мэрии города Юма - ему был отдан приказ захватить того, чей
сверхъестественный голос прогремел над городом.  Кавасаки  считал,  что  так
могло говорить только какое-то божество или демон.
     Взгляд  японца  пробежал  по  склону  возвышавшегося  неподалеку холма.
Окрашенная отблесками зашедшего солнца синева неба  понемногу  переходила  в
индиго, кое=где уже поблескивали звезды.
     Внезапно  Кавасаки  вскрикнул  -  взгляд  его встретился с приближенной
биноклем парой глаз, словно пронизавших его  душу  нестерпимым  ужасом.  Эти
глаза  наводили  на  мысли о мертвых планетах, вращающихся в ледяной пустоте
космоса.
     Дрожащей рукой японец снова навел бинокль  на  холм,  пытаясь  отыскать
фигуру  испугавшего  его  человека.  Судя  по внешнему виду, он вовсе не был
похож на бога. Глаза глубоко запали на истощенном лице,  горло  словно  было
выкрашено  в  синий  цвет.  Однако это была не краска - слишком естественным
казался оттенок. Шея незнакомца  была  покрыта  ужасными  синяками,  которые
бывают  только  у  людей,  сломавших  себе шею. Кожа на лице и обнаженных по
локоть руках была обожжена солнцем.
     Внезапно, к ужасу Кавасаки, глаза незнакомца уставились прямо на  него,
и  он  начал  спускаться с холма, дергано, то и дело спотыкаясь, но все же с
леденящей душу целеустремленностью.
     - Механик! - завопил Кавасаки. - Тот, кого мы ищем, идет сюда!
     Вздрогнув всем корпусом,  Т-62  сдвинулся  с  места.  Девятый  помощник
режиссера  судорожно  вцепился  в  установленный  на  башне крупнокалиберный
пулемет. Ему было страшно, хотя в руках приближающейся фигуры не было  видно
никакого оружия.
     Командуя  водителю, Кавасаки направлял танк по окраинным улочкам. Дойдя
до подножия холма, фигура  незнакомца  скрылась  из  вида,  так  что  теперь
оставалось лишь догадываться, откуда он войдет в город.
     Свернув  на  одну  их  жилых улиц, сразу за которой начиналась пустыня,
Кавасаки понял, что угадал. Прямо  на  него,  словно  восставший  из  могилы
мертвец, шел человек с наводящим ужас взглядом, ровно, бесстрашно, как будто
машина.
     В  приказе  говорилось,  что  незнакомца  нужно было захватить живым, и
Кавасаки уже начал было об этом сожалеть. Повысив голос, он прокричал:
     - Предлагаю сдаться Императорским Оккупационным Войскам!
     Идущий  на  него  человек  не  ответил,  его  пустые  руки  безжизненно
раскачивались  в  такт  шагам.  Кавасаки  нацелил пулемет на худощавую грудь
противника.  Ткань  футболки  так  плотно  обтягивала  его  ребра,  что   их
фактически можно было пересчитать.
     Незнакомец  даже  не дрогнул. Он целенаправленно продолжал идти вперед,
почти  неслышно  ступая  запыленными  ботинками  по  асфальту.   Интуитивно,
Кавасаки  нырнул  в  башню,  чтобы добраться до рычагов управления. Покрутив
одну из ручек, он опустил пушку так, что теперь она была нацелена  на  грудь
приближающегося противника.
     Раздосадованный тем, что вид огромного дула пушки никак не подействовал
на незнакомца,  Кавасаки опять схватился за пулемет и дал короткую очередь в
землю прямо у него перед ногами.  В  стороны  полетели  куски  асфальта,  но
человек  с  помертвевшим  взглядом,  казалось,  не  обратил  на это никакого
внимания.
     - Я не обязан брать тебя живым! - крикнул Кавасаки. Это было ложью,  но
он  просто не знал, что еще сказать. Если придется пустить оружие в ход, как
он объяснит тот факт, что у убитого даже не было при себе оружия?
     Вторая очередь, пущенная Кавасаки, прошла  над  головой  незнакомца,  и
оказалась  столь  же  малоубедительной. Человек продолжал идти, словно страх
смерти был ему абсолютно неведом.
     Или, внезапно подумал Минобе Кавасаки,  как  будто  он  уже  был
мертв.
     - Водитель! - прокричал он внутрь башни по-японски. - Подъезжай к этому
человеку поближе, но только медленно!
     Тяжелая  махина  танка  двинулась вперед. Дуло пушки указывало прямо на
грудь незнакомца, словно перст неумолимой судьбы. Если  человек  и  танк  не
свернут в сторону, то, как и рассчитывал Кавасаки, пушка собьет противника с
ног.
     Расстояние  между  ними сокращалось. Теперь их разделяло всего двадцать
метров. Потом десять. Пять. Один метр. Когда столкновения, казалось, уже  не
избежать,  правая  рука незнакомца поднялась, как будто кто-то дернул его за
ниточку. Минобе Кавасаки успел увидеть только это, потому  что  внезапно  он
слетел  с  башни  и  скатился  по  броне танка. Упади он на пару сантиметров
правее, тяжелые гусеницы подмяли бы его под себя,  но  Кавасаки  понял,  как
близко он был от смерти только позже. Раздавшийся ужасный скрежет ударил ему
по  барабанным  перепонкам.  Кавасаки зажал уши руками, решив, что произошел
взрыв.
     Он решился открыть глаза лишь когда звон  в  ушах  стих,  и  с  опаской
огляделся по сторонам. К его неописуемой радости, руки и ноги были на месте.
Тогда  Кавасаки  повернул голову в сторону танка, и увидел, что тот замер на
месте, а водитель,  высунувшись  из  люка,  тоже  пытается  понять,  что  же
произошло.
     И  тут у Минобе Кавасаки глаза полезли на лоб от изумления. Башня танка
больше не была соединена с  поворотным  механизмом.  Вместо  него  на  броне
поблескивал  срезанный, словно ножом, металл, а башня лежала в добрых десяти
метрах позади танка. За ней  виднелся  шагающий  все  с  той  же  неумолимой
целеустремленностью человек с горящим взглядом и громовым голосом.
     Минобе  Кавасаки  бросился к обезглавленному танку и, вырвав у водителя
рацию, принялся что-то возбужденно кричать в микрофон.

     Джиро Исудзу чуть было не оставил первое сообщение без внимания, приняв
его за  бред  опьяненного  победой  солдата,  еще  недавно  бывшего  простым
служащим.  Но  затем  подобные  сообщения  посыпались  на  него  валом, люди
возбужденно кричали, и в голосах их слышался неподдельный ужас.
     Свежесозданные Императорские Оккупационные Войска потеряли пять  танков
в  коротких  схватках с одним единственным противником, которого поверженные
японцы настойчиво называли "оно".
     - Мне  нужны  подробности,  -  рявкнул  Исудзу  на   первого   солдата,
употребившего в докладе это непонятное местоимение. - "Оно" это машина?
     - "Оно",  -  настойчиво  повторял  пересохший  от волнения голос, - это
человек, глаза которого излучают смерть, а руки крушат сталь.
     И это, по сути дела, было самое связное из всех  последующих  описаний.
Исудзу  приказал  направить  в  район, где в последний раз видели "это", еще
несколько танков, и приготовился ждать. От  некоторых  командиров  поступали
все  те  же  неразборчивые  сообщения,  другие  просто  не отвечали. Один из
танкистов, закончив доклад,  издал  душераздирающий  стон,  сопровождавшийся
треском  разрываемой  ткани.  Исудзу  догадался, что, не вынеся собственного
поражения, этот солдат совершил харакири.
     По ступавшие к нему сведения сходились лишь в одном - хотя в  это  было
трудно поверить, противник был один и не вооружен. Этот человек, безжалостно
сметавший  все  на  своем пути, приближался к зданию мэрии, и остановить его
было невозможно.
     Джиро  Исудзу  приказал  своим  людям  занять  вокруг  здания  круговую
оборону,  и  бросился  в  кабинет,  где на кушетке с закрытыми глазами лежал
Немуро Нишитцу.
     Осторожно, Исудзу дотронулся до плеча босса. Глаза Нишитцу, похожие  на
две  узкие щелочки, слегка приоткрылись, а губы шевельнулись, пытаясь что-то
произнести, но слышен был только сухой хрип. Джиро приложил  ладонь  ему  ко
лбу и ощутил на руке горячую испарину. Лихорадка.
     Джиро  Исудзу  склонился  над  больным, и, вместе с прерывистым горячим
дыханием до него донеслись едва слышные слова:
     - Ты должен выполнить свой долг. Банзай!
     Затем Немуро Нишитцу отвернулся к стене и закрыл глаза. Он спал. Исудзу
выпрямился, поняв, что теперь может действовать по собственному  усмотрению.
Он  вышел  из  кабинета, чтобы отдать новые приказания, размышляя по дороге,
когда же прилетят бомбардировщики.

     Мастер Синанджу стоял, устремив взгляд  к  горизонту,  словно  каменный
идол в пурпурном одеянии. Поднявшийся ветер играл полами его кимоно.
     Подошедший   сзади   Билл  Роум  громко  кашлянул,  но  Чиун  никак  не
отреагировал на его появление.
     - Женщины уже устроили детей, - сообщил он, становясь рядом  с  Чиуном.
Взглянув в том направлении, куда был устремлен взгляд Мастера Синанджу, Роум
увидел, что за горизонтом то и дело вспыхивают отсветы.
     - В городе идет бой, - значительно проговорил Чиун.
     - Да,  это  явно не похоже на зарницы, - согласился Роум. - Знаете, мне
все-таки жаль Бронзини.
     - Каждому рано или поздно приходится расплачиваться за свои поступки, -
сказал Чиун. - Кто-то платит за ошибки, кто-то - за удачи. Из-за  того,  что
Бронзини  был  удачлив, на нас обрушилось все это горе. Из-за него я потерял
сына, и вместе с ним для моей деревни угасла последняя надежда.
     - Я вас понимаю. Ведь я последний Санни Джо.
     Чиун обернулся к нему, и черты его сурового лица слегка разгладились.
     - Жена не принесла тебе сыновей?
     - Нет, но ребенок умер, много лет тому назад. Второй раз жениться я  не
стал.
     Чиун понимающе кивнул.
     - Я знаю, как это больно, - просто сказал он.
     Он  снова  отвернулся, наблюдая за полыхавшими в небе синими и красными
огнями. Город был слишком далеко, и шум столкновений до них не долетал.
     - Когда меня не станет, - сказал Санни Джо  Роум,  -  то  некому  будет
защитить мое племя. Точнее, то, что от него осталось.
     Чиун кивнул.
     - Когда умру я, в деревне некому будет кормить детей. Именно этот страх
заставлял  Мастеров  Синанджу  трудиться на грани человеческих возможностей,
ведь одно дело - рисковать собственной жизнью, а совсем другое  -  оставлять
тех, кто от тебя зависит.
     - Аминь, брат мой.
     - Знай,  Санни  Джо  Роум, что я не считаю тебя ответственным ни за что
произошедшее в последние два дня. Но я  намерен  сделать  так,  чтобы  люди,
заставившие меня страдать, отплатили за совершенное ими зло. Но сделать это,
пока  они  держат  в  заложниках детей, я не могу. Ведь жизни всех детей, не
только тех, в чьих жилах течет  наша  кровь,  бесценны.  Среди  Сан  Он  Джо
считают так же?
     - По-моему, так считают, или должны считать, везде, - ответил Роум.
     - Только  не  японцы. Когда они вторглись на мою родину, никто, начиная
от представителей Династии Дракона, и заканчивая грудными  детьми,  не  были
защищены от их клинков.
     - Это  не  может  продолжаться  слишком  долго, скоро должны высадиться
морские пехотинцы. Вашингтон не станет закрывать на происходящее глаза.
     - А сколько при этом будет потеряно жизней? - спросил Чиун, оглядываясь
на сверкающие в небе вспышки.  Немного  помолчав,  он  с  сомнением  покачал
головой.
     - Ваш сын, как его...
     - Санни Джо! Санни Джо, идите скорее сюда!
     Роум  резко  обернулся.  В  дверях  одного из домов стояла перепуганная
насмерть Шерил Роуз.
     - В чем дело? - спросил Роум.
     - Они  собираются  повесить  Бронзини!  Так  только  что  передали   по
телевизору.
     - Идем, - резко проговорил Билл Роум.
     Вслед  за  ним,  Чиун  последовал в дом. Шерил подвела их к телевизору,
возбужденно рассказывая:
     - Не знаю, почему я его включила, наверное, по привычке. Но пятый канал
снова работает. Смотрите!
     На экране телевизора творилось нечто, заставляющее вспомнить  об  "Аде"
Данте.  Нескольких  полицейских  с  завязанными глазами втолкнули в комнату,
увешанную рождественскими украшениями. Над  их  головами,  словно  насмешка,
висел плакат со словами "Да воцарится на земле мир и добрая воля!".
     - О  Господи,  -  воскликнула  Шерил.  -  Это же склад на телестудии. Я
когда-то там работала.
     Где-то за кадром раздалось жужжание, и через мгновение в кадре появился
японец в камуфляже, небрежно, но с безжалостной  точностью  начавший  дрелью
просверливать беспомощным полицейским виски.
     Шерил отвернулась, к горлу у нее подступила тошнота.
     - Зачем  им все это? - спросил Билл Роум, стискивая кулаки. Ответа ни у
кого не было.
     - Они... объявили, что на рассвете  повесят  Бронзини,  -  едва  смогла
выдавить  из  себя Шерил. - Так сказал этот с виду безобидный старый японец.
Он говорит, таким образом станет ясно, что Америка бессильна их остановить.
     - Этот канал принимают в других городах? - сурово спросил Чиун.
     - Да, в Финиксе. А что?
     - Японцы, конечно, жестокий народ, но они отнюдь не дураки, - задумчиво
продолжал  Мастер  Синанджу.  -  Они  должны  понимать,  что  это   заставит
американское правительство нанести удар.
     - Да  я  все  время вам об этом твержу, - отозвалась Шерил. - Нам нужно
только продержаться еще немного, и Вашингтон положит конец этому ужасу.
     - Все выглядит так, как будто они сами этого добиваются, -  еле  слышно
проговорил Чиун. - Но зачем?
     Внезапно его светло-карие глаза прищурились.
     - У  тебя  есть  экземпляр сценария? - спросил он, оборачиваясь к Санни
Джо.
     Билл Роум, казалось, был немало озадачен.
     - Сценарий? Да, конечно. А зачем он вам?
     - Хочу почитать, - решительно объяснил Чиун.
     - Сейчас, когда тут происходит такое? - ошарашено проговорила Шерил.
     - Я должен был догадаться об этом раньше, -  не  обращая  на  ее  слова
внимания, продолжал Чиун, беря в руки папку.
     - По-моему,  это  окончательный вариант, - сообщил Билл Роум. - Они все
время его меняли. Теперь это кажется странным, верно?
     - А чем все кончается? - спросил Чиун, перелистывая страницы.
     - Понятия не имею. Я заглох уже где-то на середине. Слишком много  было
работы,  да  еще  эти  японцы  ни слова не знали по-английски, и приходилось
объяснять им каждую мелочь.
     - Мне сценария не выдавали, - проговорила Шерил, стараясь  не  смотреть
на экран.
     Чиун  вчитывался  в  содержимое папки молча. Морщинистые черты его лица
словно застыли, живыми казались  лишь  глаза,  перебегавшие  со  строчки  на
строчку. Закончив, он поднял помрачневший взгляд на своих товарищей.
     - Теперь все ясно, - заявил Чиун, захлопывая папку. - Нельзя медлить ни
секунды. Мы должны сейчас же отправляться в город.
     - Что случилось? - спросил Билл Роум.
     - Объясню по дороге.
     - Я тоже еду, - вступила Шерил.
     - Не  обижайся, но на этот раз никаких скво, - мягко проговорил Роум. -
Это мужская работа.
     - У меня такое же право сражаться с этими ублюдками, как  и  у  вас,  -
вскричала  Шерил.  -  Это  мой город, Санни Джо, а не твой. Ты, черт побери,
всего лишь индеец из резервации, а Чиун даже не американец.  А  там  убивают
мою семью и моих друзей. Я не могу сидеть, сложа руки.
     Билл Роум взглянул на Чиуна.
     - По-моему, у малышки довольно сильные аргументы.
     - Тогда идем, - кивнул Чиун. - Сейчас для нас самое главное - скорость.

x x x
     Рождественским утром рассвет, точно стыдливый румянец, начал окрашивать
в розовое  восточное  побережье. Повинуясь вращению планеты, дневная граница
смещалась по суше, словно ускользающая тень.
     Самой последней встречала рассвет Калифорния. А на  военной  базе  Касл
был  получен  приказ  готовить  к  взлету бомбардировщик Б-52, выбранный для
выполнения операции "Адское пекло".
     Капитан авиации Уэйн Роджерс получил задание в  запечатанном  конверте.
Побледнев, он повернулся к своему напарнику.
     - Что ж, похоже, свершилось.
     Огромный самолет выкатился из ангара на взлетную полосу. Роджерс двинул
рукоятку  от себя, и казавшаяся неуклюжей стальная птица заскользила вперед,
набирая скорость для взлета.
     Мимо них промелькнули несколько К-135, самолетов-заправщиков.  На  этот
раз  они  нам  не  понадобятся,  подумал  Роджерс.  Хотя  конверт еще не был
распечатан, капитан знал, что станет их целью.
     Бомбардировщик взмыл в воздух и лег на правое крыло, разворачиваясь, не
в сторону океана, а к суше,  вглубь  страны.  Набрав  контрольную  высоту  и
выровняв самолет, Роджерс кивнул напарнику, который разорвал конверт.
     - Это Юма, - хрипло проговорил тот.
     - Боже, спаси и сохрани, - пробормотал капитан Роджерс.
     Он   постарался   сосредоточиться   на  показаниях  приборов,  мигавших
разноцветными  огоньками,  словно  рождественская  елка.  То  и   дело   они
расплывались у капитана перед глазами, и он подумал, что зрение уже начинает
его подводить, но внезапно понял, что это просто слезы.
     - Счастливого  рождества,  Юма,  - горько проговорил Роджерс. - Погоди,
скоро ты узнаешь, что припас для тебя Санта-Клаус на этот раз.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

     Бартоломью Бронзини наблюдал за  последним  в  своей  жизни  рассветом.
Красноватый  свет  пробивался  через затейливую решетку его камеры в главном
блоке Юмской Тюрьмы. Уже законченная виселица, казалось, пламенеет  в  лучах
восходящего  солнца. Камеры давно уже стояли на своих местах - всего их было
три.
     - Как будто сейчас они станут снимать сцену из  дешевой  комедии,  -  с
отвращением скривился Бронзини.
     Всю  ночь он не сомкнул глаз. Да и смог бы заснуть человек с состоянием
в  несколько  миллионов  долларов,  тот,  чье  изображение  украшало   стены
несметного  количества  домов,  и которого собирались повесить только за то,
что он согласился сниматься в японском фильме?
     Кроме того, всю ночь из города доносились звуки боев.  Неужели  наконец
прибыли  рэйнджеры,  подумал Бронзини. Но нет, выброски десанта он не видел,
да и в небе не пролетал ни один самолет. Может быть, это были собравшиеся  в
конце концов с духом горожане?
     В  его  сердце  начала  уже  просыпаться  надежда на освобождение, но с
течением  времени,  когда  бои  то  затихали,  то  начинались  вновь,  а  на
территории  тюрьмы  ничего  не  происходило,  она  постепенно угасла. Только
японские солдаты продолжали возиться с установкой  съемочного  оборудования,
нервно  бегая  туда-сюда,  что  Бронзини  отнес за счет вынужденного ночного
бодрствования.
     С наступлением рассвета Бартоломью Бронзини, кинозвезда номер  один  во
всей Америке, точно знал, как чувствуют себя приговоренные к смерти узники.
     Он  дал  себе  слово,  что просто так им в руки не дастся. Сжав кулаки,
Бронзини притаился за дверью, и принялся ждать.
     Поднявшаяся снаружи суматоха  словно  ножом  резанула  его  по  сердцу.
Бронзини  попытался успокоиться, слушая, как во дворе превращенного в тюрьму
музея раздается  топот  ног,  крики  и  японская  речь.  Вот  завелся  мотор
бронетранспортера, задвигался, скрежеща по асфальту гусеницами, танк.
     - Что  ж,  я  уже  готов,  подлые любители саке, - пробормотал Бронзини
сквозь зубы. - Чтобы вытащить меня на сцену, вам понадобится не один танк!
     К его удивлению, звуки начали  удаляться,  пока  не  затихли  где-то  в
стороне. Над Юмской тюрьмой-музеем повисло жутковатое безмолвие. Его нарушал
только  отдаленный  треск  автоматных очередей, заглушаемый время от времени
взрывами.
     Осторожно выглянув в забранное решеткой оконце,  Бронзини  увидел,  что
перед камерами никого нет. Его охранники куда-то исчезли.
     Он  решил  не терять времени даром, и принялся за дверь камеры. Кованая
железная дверь удерживалась на месте двумя  поперечинами,  прикрепленными  к
петлям. Поскольку служившая пугалом для всех аризонских бандитов тюрьма была
теперь  превращена  в  аттракцион для туристов, то и следили здесь больше за
внешним видом,  чем  за  прочностью  запоров.  Присев  на  колени,  Бронзини
попытался  выломать  нижнюю  поперечину.  Винты,  которыми  была прикреплена
петля, уходили глубоко в трехметровые каменные стены.  Поперечина  подалась,
но лишь слегка.
     Бронзини оглядел камеру. Из мебели в ней были только койка и деревянный
столик, но из металлической пластины посреди пола торчало массивное стальное
кольцо.    Подойдя   к   нему,   Бронзини   принял   знакомую   ему   стойку
штангиста-тяжеловеса, и начал тянуть, сначала медленно, потом все сильнее  и
сильнее.  На  покрасневшей  шее  актера  вздулись вены, он закряхтел. Кольцо
никак не хотело поддаваться, но ведь он был  все-таки  Бартоломью  Бронзини,
обладатель  самых  больших мускулов во всем Голливуде. Кряхтя от напряжения,
он продолжал изо всех сил тянуть  кольцо  наверх,  не  обращая  внимания  на
струившийся ручьем пот.
     Наконец, звериный рык Бронзини достиг наивысшей точки, и слился с новым
звуком  -  скрежетом ломающегося металла. Пластина вместе с кольцом отлетела
от пола, и Бронзини упал на спину, но теперь у него было орудие. Вскочив  на
ноги, он принялся молотить добытой пластиной в дверь.
     Времени  это  заняло немного - одна из петель треснула, другая вылетела
совсем. Теперь дверь держалась на одном лишь замке, и Бронзини  без  особого
труда  вышиб  ее  плечом. Выйдя во двор, он прошел мимо длинного ряда пустых
камер,  и  оказался  на  автостоянке.  Он  двигался  осторожно,  хотя  и  не
рассчитывал встретить никакого сопротивления.
     Перед сувенирной лавкой стоял чей-то пикап. Забравшись внутрь, Бронзини
попробовал  завести его. Наконец, он нащупал нужные проводки, соединил их, и
вскоре уже несся по Призон-Хилл Роуд.
     Бронзини отчаянно несся по дороге, не  совсем  представляя  себе,  куда
едет  и что станет делать, когда туда доберется. На шоссе никого не было, но
когда он въехал в  город,  у  порогов  домов  стояли  люди,  нерешительно  и
смущенно  поглядывающие  по  сторонам.  Бронзини подъехал к одной из групп и
спросил:
     - Эй! Что тут у вас происходит?
     - Японцы отступили куда-то  ближе  к  центру,  -  ответил  ему  пожилой
мужчина.  -  Там  началась настоящая заварушка, но никто не знает, с кем они
дерутся.
     - Может быть, рэйнджеры?
     - Догадка не хуже и не лучше других. Мы вот все думаем, что же делать?
     - Почему же вы не сопротивляетесь? Это же ваш город!
     - Чем? - спросил пожилой горожанин. - Они забрали у нас оружие.
     - Ну и что? Мы же в Аризоне, на Диком Западе. Отберите его назад.
     Подойдя поближе, его собеседник заглянул в кабину пикапа.
     - Погодите, а  вы,  случайно,  не  тот  самый  актер?  Как  это  там...
Бронзини?
     - Нельзя  сказать,  что  сейчас подходящий случай, чтобы этим гордится,
но, вообще-то, да.
     - Угу, а я и не узнал вас без повязки.
     Бронзини вымученно улыбнулся.
     - Предполагалось, что здесь не съемки очередного "Гранди".  Не  знаете,
где можно достать оружие?
     - Зачем это?
     - Там, откуда я родом, говорят: "Нашкодил, сам и расхлебывай".
     - Да  уж,  сказано неплохо. Насколько я знаю, они хранят конфискованные
ружья в Шайло-Инн. Может, потом вы их как-то раздадите?
     - Если я достану оружие, ваши товарищи станут драться?
     - Черт побери, Барт, я ведь посмотрел все ваши фильмы. Да  я  пошел  бы
под ваше начало в любую минуту!
     - Предупредите остальных, а я скоро вернусь.
     С  этими  словами  Бронзини  нажал  на  газ, и пикап рванулся в сторону
Шайло-Инн. Подъезжая к стоянке, он заметил в вестибюле  гостиницы  несколько
японцев  в  военной  форме.  Лихо  затормозив у свободного места на обочине,
Бронзини обнаружил прислоненный к  одной  из  машин  свой  "Харли-Дэвидсон".
Метнувшись к мотоциклу, он вскочил в седло и нажал на стартер.
     Старый  добрый "Харли" взревел, и в прищуренных глаза Бронзини сверкнул
огонь. Сдав назад, он до  отказа  выкрутил  ручку  газа  и  понесся,  словно
ракета, прямо на входные двери.
     На  шум  двигателя  из  гостиницы выскочили, крича и размахивая руками,
двое японцев. У них были автоматы, но благодаря внезапности перевес  был  на
стороне Бронзини. Его мотоцикл, словно смерч, пронесся между бросившимися на
землю  японцами,  влетел  на  тротуар и, подпрыгнув, обрушился на стеклянные
двери.  К  сожалению,  это  была  не  специально  подготовленная   съемочная
площадка,  и  кусок  стекла  располосовал  Бронзини  щеку,  а другой осколок
воткнулся в бедро. Не  обращая  на  это  внимания,  он  выпрыгнул  из  седла
прокатившегося  вперед  "Харли"  и  приземлился  на  мягкие плюшевые кресла.
Выдернув из ноги осколок, Бронзини ловко вспорол им шею  подбежавшего  сзади
японца, и схватил упавший на пол Калашников. Первым делом он отсоединил штык
и  сунул  его  за  голенище,  а потом, развернувшись, опустошил всю обойму в
пытавшихся подняться на ноги часовых.
     Покончив с охраной, Бронзини  принялся  обшаривать  комнаты  на  первом
этаже.  Оружие  он  обнаружил  за  дверью  с эмблемой "Красного Рождества" -
силуэт елки на фоне грибообразного облака.  Здесь  находился  основной  офис
съемочной  бригады в этом городе. Неся винтовки в обеих руках, он вернулся к
пикапу и сложил их в кузов, вместе  с  ящиком  ручных  гранат.  Туда  же  он
закатил свой мотоцикл.
     Прежде,  чем  сесть  за  руль, Бронзини оторвал от своей куртки рукав и
перевязал рану на ноге. После этого еще осталась полоска ткани,  которую  он
повязал вокруг головы, чтобы пот не заливал глаза.
     - Что  за  черт! - пробормотал актер, влезая на водительское сиденье. -
Может  быть,  еще  не  поздно  переименовать  наш  несостоявшийся  фильм   в
"Последнюю битву Гранди"?
     Подъехав  к  ожидавшей его кучке людей Бронзини увидел, что она выросла
вдвое. Раздав привезенные ружья, он повысил голос, обращаясь к собравшимся:
     - Эй! Всем внимание! Остальное  оружие  там,  в  отеле.  Разбейтесь  на
отряды  и  отправляйтесь за ним. Что дальше - решать вам самим, ведь это ваш
город.
     Забравшись в седло "Харли", Бронзини завел двигатель.
     - Эй, куда же вы? - спросил кто-то из толпы.
     - Город ваш, но случившееся здесь - моя собственная проблема, - ответил
Бронзини, засовывая за пояс гранаты. - Кое кто еще не заплатил по счету!
     И с этими словами Бартоломью Бронзини унесся  в  облаке  пыли,  и  было
видно лишь, как развеваются на ветру его собранные в пучок волосы.

     Джиро  Исудзу больше не надо было слушать по рации доклады подчиненных,
чтобы понять, что его лучшие силы падают под ударами неприятеля.  Достаточно
было  выглянуть  в  окно,  где  перед  зданием  мэрии  ощетинились  орудиями
выстроенные в ряд танки.
     Один из них с грохотом  выстрелил,  и  снаряд  превратил  уже  порядком
потрепанный  магазин  в  руины.  "Оно",  пригнувшись,  прошло  под снарядом,
пролетевшим в каких-нибудь нескольких сантиметрах выше. Проникнув  в  город,
человек  с  горящим  взглядом,  который  по  всем  сведениям калечил людей и
выводил из строя танки голыми руками, добрался, наконец, до последней  линии
обороны, выставленной Исудзу.
     Высунувшись из окна, Джиро прокричал:
     - Сотрите его в порошок! Прикончите его, во имя императора! Банзай!
     Танки   взревели   двигателями.   Исудзу   рисковал,   ломая  последние
оборонительные порядки, прикрывавшие его от существа, с виду так похожего на
человека, но выбора у него не было.
     Кроме Исудзу и лежавшего без сознания  на  кушетке  Немуро  Нишитцу,  в
кабинете  никого  не  было.  Сквозь забытье старый японец то и дело старался
что-то сказать. Прислушавшись, Джиро попытался разобрать слова.
     - Смерть  идет,  -  снова  и  снова  повторял  Нишитцу.  -  Смерть,  не
оставляющая следов даже на песке!
     Судя  по  всему, он бредил. Отвернувшись, Исудзу снова сосредоточил все
внимания на происходящем за окном.
     Императорские Оккупационные Войска, силы которых еще  недавно  казались
несокрушимыми,  теперь сократились до жалкой кучки обороняющихся солдат. Всю
ночь в городе шли тяжелые бои. Танки, люди,  орудия,  все  было  брошено  на
безоружного  человека,  который, не ведая страха, упорно продвигался вперед.
Они окружали его, и через несколько мгновений  танки  превращались  в  груду
металлолома  под  руками  незнакомца,  разрывавшего гусеницы и отламывающего
стволы орудий.
     Он шел  к  зданию  мэрии,  безостановочно  и  безжалостно.  Сначала  из
донесений  следовало,  что  человек этот продвигался абсолютно безнаказанно,
как будто солдаты, стоявшие у него на пути были не  больше,  чем  докучливые
мухи,  которых  не стоит никакого труда прихлопнуть или отогнать. Но вскоре,
когда противостоящих ему танков  стало  больше,  незнакомец  словно  сбросил
маску  безразличия.  Он  двигался  все  быстрее и изящнее, пока, наконец, не
стал, как с ужасом в голосе сообщил один из помощников  режиссера,  "танцуя,
ускользать  от  пуль.  Мы не можем его остановить. Все, что попадает ему под
руку, превращается в пыль. Нужно отступать!".
     Из  десятков  сбивчивых  сообщений  вырисовывалась   сверхъестественная
картина - то был безумный танец смерти и разрушения. Исудзу был вынужден все
уже  и  уже  стягивать  кольцо  обороны  вокруг здания мэрии, пока у него не
осталось всего  несколько  танков,  экипажи  которых  еще  не  обратились  в
паническое  бегство.  Он  ждал появления "несокрушимого" со все возрастающим
ужасом.
     Теперь, наконец, Джиро Исудзу удалось взглянуть на  "это"  собственными
глазами,  и  от  увиденного у него перехватило дыхание. "Оно" было похоже на
идущую, нет, танцующую смерть.
     Выглядело это, несмотря на  весь  объявший  его  ужас,  красиво.  Взвод
японских  солдат  бросился  вперед, пытаясь преградить путь неприятелю. Тот,
вертясь, словно обезумевший дервиш, лишь увертывался от сыпавшихся  на  него
пуль, проскальзывая между солдатами, нанося удары безостановочно мелькавшими
в  воздухе  руками  и  ногами, и каждый раз на землю падали бездыханные тела
японцев.
     Один из солдат попытался проткнуть  таинственное  создание  штыком,  но
через  секунду  уже  сам болтался на его острие, вздернутый в воздух, словно
знамя. Да, это был танец смерти, смерти, искавшей только японцев.
     Танкам пришлось немногим лучше. Окруженный двумя многотонными машинами,
незнакомец выбросил руку сначала вправо, потом влево, и,  лишенные  гусениц,
танки столкнулись и юзом вылетели на середину дымящейся в развалинах улицы.
     Шаг  за  шагом,  "оно"  продвигалось  вперед.  В  него десятками летели
гранаты, но таинственное существо перехватывало  их  и  отправляло  обратно.
Одни  гранаты  разрывались,  другие  нет,  и  Исудзу проклял себя за то, что
закупил бракованное китайское оружие. Было значительно легче купить  его  на
черном рынке в Гонконге, чем выпустить аналоги силами Нишитцу. Неверный ход.
Вся операция, как он внезапно понял, была одной большой ошибкой.
     Джиро  Исудзу  был  готов  к  смерти  - этого требовала верность Немуро
Нишитцу, любовь к родине. Он мог спокойно встретить смерть, но не поражение.
     Схватив снайперскую винтовку,  он  присел  перед  распахнутым  окном  и
прицелился  в  надвигающуюся  фигуру. Вскоре он уже опустошил всю обойму, но
единственным результатом стало лишь то, что существо с горящим на  опаленном
солнцем  лице  яростным  взглядом  повернуло  голову  и  посмотрело на него.
Растрескавшиеся губы сложились в  некое  подобие  хитрой  усмешки,  которая,
казалось,  говорила:  "Когда  я покончу с этой мелюзгой, дойдет очередь и до
тебя".
     Джиро  Исудзу  решил  оставить  свои  попытки  и,   опустив   винтовку,
прокричал:
     - Кто ты? Чего ты хочешь?
     В  ответ  ему  раздался  похожий  на  раскаты  грома голос, произнесший
единственное слово: "Тебя".
     - Но почему? Чем я разгневал тебя, демон?
     - Ты пробудил меня от длившегося целую вечность забытья. Теперь я не
смогу заснуть, пока не сотру твои кости в порошок, японец
     Отшатнувшись, Исудзу с  грохотом  захлопнул  окно.  Он  больше  не  мог
смотреть  на  эту  кровавую  бойню.  Единственной  надеждой на спасение было
бегство.
     Не глядя на своего наставника и командира, трясущегося  в  лихорадочном
ознобе,  Джиро Исудзу бросился к двери, но, уже взявшись за ручку, застыл на
месте. Он услышал то, чего так боялся - высоко в небе  мерно  гудел  тяжелый
бомбардировщик. И тогда Исудзу понял, что все кончено.
     На  негнущихся  ногах  он  вернулся  в  кабинет  и  опустился на ковер.
Потянувшись за мечом, уже много лет переходившим в его семье из поколения  в
поколение,  Джиро  вынул  его  из  ножен и разорвал на себе рубашку, обнажив
живот. Времени на слова, сожаления  и  прочие  церемонии  уже  не  было.  Он
приставил острие меча к боку и замер, приготовясь сделать мгновенный широкий
разрез,  который  сразу вспорет внутренности. Ему оставалось лишь надеяться,
что смерть наступит прежде, чем волна ядерного  взрыва  сотрет  его  с  лица
земли. Лучше умереть от собственной руки, чем от удара, нанесенного врагом.
     Когда  Джиро  издал  последний  клич  японского воина, звуки схватки за
окном внезапно стихли, и через мгновение раздался  голос,  сказавший:  "Я
иду за тобой, японец".
     Не  выдержав,  Джиро Исудзу разразился бессильными рыданиями - руки его
дрожали так сильно, что он не мог уже правильно держать меч. Отцепив с пояса
гранату, он зубами рванул чеку. Прошло несколько  мгновений,  но  ничего  не
произошло.  Это  была пустышка. А за окнами здания Джиро услышал, как трещит
дверь под ударами демона, принявшего человеческое обличье.
     - Ты опоздал, - тихо проговорил Исудзу, когда тот вошел  в  кабинет.  -
Через мгновение нас обоих сметет ядерный шквал.
     - Одного  мгновения достаточно, чтобы убить человека тысячи раз,
- насмешливо проговорил демон.
     - Как зовут тебя, о демон?
     - Меня? - спросило, приближаясь, существо.  В  чертах  его  лица
проступало что-то неуловимо европейское, почти знакомое, как будто Джиро уже
видел его когда-то, еще до того, как съемки превратились в войну. Это был не
Бронзини,  и не человек по имени Санни Джо. А затем демон назвал свое имя, и
Джиро Исудзу перестало интересовать, кому принадлежит его земная оболочка.
     - Я Шива, Дестроер, несущий смерть и разрушающий миры.
     Танец смерти, с  ужасом  вспомнил  Исудзу.  Шива.  Восточное  божество,
танцующее в знак сменяющих друг друга созидания и разрушения.
     Джиро Исудзу не знал, как он вызвал древнее индийское божество, но, тем
не менее,  ему  удалось  это  сделать.  Склонив  голову,  он произнес слова,
которые, казалось, никогда не должны были слететь с его губ.
     - Я сдаюсь, - проговорил Джиро Исудзу,  когда  на  него  упала  несущая
холод смерти тень.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

     Билл "Санни Джо" Роум был немало удивлен тем, что на шоссе не оказалось
ни одного  блокпоста.  Когда они въехали в город, на улицах не было видно ни
единого танка, хотя откуда-то из центра доносились звуки канонады.
     - Что-то случилось, - проговорил он,  петляя  по  окраинным  улицам.  -
Глядите, это американцы, и они вооружены!
     Внезапно  стоявшие  кучкой  горожане бросились бежать, стреляя на ходу.
Впереди, прижимаясь к  стене  одного  из  домов,  крался  одинокий  японский
солдат.  Увидев,  что  его  заметили,  он  нырнул в ближайший двор, но успел
добежать лишь до середины, и упал, скошенный автоматной очередью.
     - У нас нет времени, чтобы глазеть на них, - поспешно проговорил  Чиун.
- Нужно добраться до телестудии.
     - Слушайте,  -  вставила  Шерил, - даже если нам каким-то чудом удастся
туда добраться, там наверняка полно охраны.
     - Охраной займусь я.
     Судя по тону, Чиун ничуть не был обеспокоен.
     - И что тогда? - спросила Шерил, глядя на горевшие по сторонам  костры.
- Допустим,  я  выйду в эфир, и что же мне говорить? Что мы снимали фильм, а
потом съемки вышли из под контроля?
     - Если ты не выступишь по телевидению, будут сброшены бомбы.
     - Просто  не  верится,  что   наше   правительство   способно   бомбить
собственный город. Такого не может быть!
     - Можешь  поверить  мне  на  слово,  -  отозвался Билл Роум, закладывая
крутой вираж и  стараясь  удержать  машину  на  дороге,  -  во  время  войны
случается и не такое.
     - И все-таки, это невозможно. Мы всего лишь приехали на съемки...
     - Прекрасная  Елена  тоже  была  всего  лишь  женщиной,  - назидательно
проговорил Чиун, - и тем не менее, из-за нее погибло множество людей, и  пал
целый город.
     - Мы правильно едем? - поинтересовался Роум, объезжая подбитый танк. То
и дело им попадались фонари, с которых свисали тела. Но это были уже японцы.
     - Да,  следующий  поворот направо. Это Саут-Пасифик. Поезжайте прямо по
ней, я скажу, где остановиться.
     Не снижая скорости, они вписались  в  поворот.  На  этот  раз  "Ниндзя"
удержался на дороге, но, тем не менее, бешено вихлял.
     - Даже  не  знаю,  зачем  им  было  создавать  себе  такие сложности, -
прорычал Роум.
     - Что ты хочешь этим сказать? - поинтересовался Чиун.
     - Они бы убили куда больше американцев, если бы продавали эту дрянь  на
колесах подешевле.
     - Лучше  смотри  на дорогу! От нас теперь зависит судьба этого города и
всех его обитателей.
     - Думаю, это уже не важно, - с ужасом в  голосе  проговорила  Шерил.  -
Прислушайтесь.
     - Не обращай внимания, нужно ехать еще быстрее, - приказал Чиун Роуму.
     - Что?  -  переспросил  Санни  Джо,  и  тут, наконец, услышал то, о чем
говорила Шерил.
     Откуда издалека донесся глухой гул двигателей. Звук был ниже и хриплее,
чем у пассажирского самолета.
     - Неужели это... - начал было Роум.
     - Вперед, - только и ответил Чиун.
     До отказа  нажав  на  газ,  Роум  резко  повернул  налево,  и  чуть  не
столкнулся с несшимся по встречной полосе Бартоломью Бронзини.
     - Барт!  -  закричал  Билл Роум, глядя, как Бронзини пытается выбраться
из-под придавившего его "Харли-Дэвидсона". - Он смог бы нам помочь.
     - Не обращай на него внимания, - отрезал Чиун.
     - Нет, постойте, - вступилась Шерил. - Неужели  вы  не  понимаете?  Все
знают, кто такой Бронзини. Если его лицо появится в кадре, ему поверят.
     - Ты права, - признал Чиун.
     - Барт!  -  еще  раз  крикнул  Билл  Роум. - На объяснения нет времени.
Залезай в машину!
     Не выпуская из рук автомата, Бронзини забрался на заднее сиденье.
     - Куда мы едем? - спросил он, возбужденно оглядываясь по сторонам.
     - На телестудию, - объяснила Шерил. - Они собираются бомбить город.
     - Проклятые япошки! - сплюнул Бронзини.
     - Да нет же, американцы! В этом и состоял весь план  Нишитцу.  Если  вы
выступите по телевидению, возможно, нам удастся это предотвратить.
     - Быстрее,  вперед!  -  вскричал  Бронзини,  слыша,  как небо наполняет
унылый гул двигателей приближающегося бомбардировщика.

     Телестудия канала К.И.М.А. охранялась  весьма  посредственно.  Бронзини
зашел  с главного входа, то и дело давая короткие очереди, а когда кончились
патроны, пустил в ход штык.
     Хотя японцы и были хорошо обучены военному делу,  вид  самого  грозного
героя  киноэкрана,  с боевым кличем несущегося на них, напугал их до смерти.
Побросав оружие, они бросились наутек.
     Уйти не удалось ни одному. На выходе японцев встречал Мастер  Синанджу.
Его  длинные  ногти  сверкали,  когда  он наносил удар за ударом, переступая
через бездыханные тела противников.
     Шерил провела их в главную студию.
     - Я была всего лишь суфлером за кадром, - сказала она, берясь  за  одну
из  камер, - но много раз видела, как это делается. Санни Джо, проверь, идет
ли изображение на мониторы.
     Роум поспешил в аппаратную, а  Шерил  тем  временем  навела  камеру  на
покрытого потом вперемешку с кровью Бронзини.
     - С левой стороны я гораздо симпатичнее, - заметил тот.
     - На одном из экранов лицо Барта! - донесся до них голос Роума.
     - Отлично, мы в эфире.
     Бронзини повернулся к камере и чуть хриплым, ровным голосом начал:
     - Говорит  Бартоломью  Бронзини. Прежде всего, мне хотелось бы принести
американскому народу извинения за...
     - На эту ерунду у нас нет времени, - резко оборвал его Чиун. -  Скажите
им, что опасность миновала.
     - Черт побери, все сразу хотят стать режиссерами! - прорычал Бронзини в
сторону,  но  подчинился.  -  Я нахожусь в студии телеканала К.И.М.А. в Юме,
штат  Аризона.  Чрезвычайное  положение  в  городе  отменяется.  Японцы  уже
отступают.  Я  обращаюсь к правительству Соединенных Штатов и прошу прислать
рэйнджеров, морскую пехоту,  черт,  да  хотя  бы  бойскаутов!  Мы  заставили
японцев отступить. Повторяю, чрезвычайное положение отменяется.
     Высоко в небе, гул бомбардировщика становился все сильнее.
     - Вы уверены, что эта штука работает? - испуганно спросил Бронзини.
     - Не останавливайтесь! - прокричала в ответ Шерил.
     - Это  не  провокация,  -  снова  заговорил  в камеру Бронзини. - Самое
страшное уже позади. Нам нужна помощь, чтобы покончить с захватчиками раз  и
навсегда,  но жители Юмы уже сражаются на улицах. Город в руках американцев.
Все кончено. Главное, постарайтесь не принимать поспешных решений, о'кей?
     От рева бомбардировщика задрожали  стены,  и  трое  стоявших  в  студии
задрали  головы, как будто сквозь толстый потолок можно было разглядеть этот
самолет, один из самых грозных во всех американских ВВС.
     - Как вы думаете, - сказал Бронзини, может быть нам присесть, и закрыть
голову руками, как в детстве?
     Всем было не до смеха,  но  и  садиться  на  корточки  никто  не  стал.
Казалось  рев  двигателей  уже  не  мог  стать громче, но через мгновение он
усилился и стал просто нестерпимым.
     - По-моему, у нас ничего не вышло, - прошептала Шерил, кусая губы.
     - Говорят, - донесся отстраненный голос Билла Роума, - во время  взрыва
ничего не успеваешь почувствовать.
     Все  нараставший  звук дошел до наивысшей точки и затем начал понемногу
стихать.
     - Он удаляется, - моля Бога, чтобы это оказалось  правдой,  проговорила
Шерил.
     - Радоваться  еще  рано,  -  отозвался Бронзини. - Эта штуковина падает
довольно долго.
     Поползли томительные секунды ожидания. Через пять минут Бронзини  шумно
перевел дыхание.
     - Похоже,  фокус нам все-таки удался, - сказал он, до конца еще не веря
в собственные слова.
     Из аппаратной вышел Билл Роум.
     - А вы как считаете, вождь? - спросил он, обращаясь к Мастеру Синанджу.
     В ту же секунду где-то вдалеке  снова  началась  ожесточенная  танковая
пальба.
     - Я знаю, что дело еще не доведено до конца. Идемте!
     Следом  за  Мастером  Синанджу,  они  направились  к  выходу из студии,
стараясь удержать еще не прошедшую нервную дрожь.

     Джиро Исудзу отступил назад, не в  силах  отвести  глаз  от  того,  кто
называл  себя  Шивой.  Исудзу  был  как  кролик под гипнотизирующим взглядом
удава.
     Шива сделал еще один шаг,  и  его  холодная,  неземная  тень  упала  на
кушетку,  где в беспамятстве лежал Немуро Нишитцу. Джиро охватил такой ужас,
что он сделал вещь, которая еще  час  назад  была  бы  для  него  совершенно
немыслимой.
     - Вот!  -  выкрикнул он. - Вот тот, кого ты ищешь. Это был его план, не
мой. Я - всего лишь солдат.
     Шива остановился и повернул голову, так что свет упал на  его  покрытую
ужасными  синяками шею. Нагнувшись, он дотронулся до лба Немуро Нишитцу, все
с тем же непроницаемым выражением на истощенном лице.
     - Он уже получил отмщение от человека, который  мне  хорошо  знаком,  -
произнес наконец демон по имени Шива. - Его я оставляю наедине с собственной
смертью, а твоей займусь сам.
     И  Шива  надвинулся на Джиро Исудзу. Бежать было некуда, за спиной была
лишь стена с повисшим на ней японским флагом. И тогда Джиро,  закрыв  голову
руками, бросился в открытое окно.
     Он приземлился на лежавшую внизу груду трупов, прокатившись, вскочил на
ноги и продолжал бежать. Он не оглядывался - Джиро Исудзу знал, что демон по
имени  Шивы  будет  преследовать  его,  идя  той  же безжалостной, спокойной
походкой, словно говоря: "Беги же, ничтожный смертный, все равно от  меня
тебе  не уйти, ведь я сам Шива. Я никогда не устану, никогда не сдамся, пока
не сокрушу твои хрупкие кости."
     Спотыкаясь, Джиро бежал по  Первой  улице,  мимо  искореженных  танков,
мертвых  тел,  которые когда-то были Императорскими Оккупационными Войсками,
зная, что пешком ему от Шивы не уйти. Внезапно на  глаза  ему  попался  джип
"Нишитцу  Ниндзя",  и  Исудзу бросился к нему. Ключи все еще торчали в замке
зажигания, а водитель-японец распластался на переднем сиденье, и  во  лбу  у
него,  в  том  месте,  куда  ударил  палец демона, зияла окровавленная дыра.
Отпихнув труп в сторону, Джиро  повернул  ключ.  К  его  облегчению,  машина
завелась.
     Он гнал что есть силы, и, только проехав шесть кварталов, позволил себе
взглянуть  в  зеркало  заднего вида. Далеко позади, в конце улицы, из здания
мэрии, ужасный, словно посланец ада, появился Шива. Прибавив  еще  скорости,
Исудзу снова переключил все свое внимание на дорогу.
     Он  заметил,  что  вылетел  на  перекресток,  слишком  поздно.  В то же
мгновение у Джиро возникла в голове мысль, что  нужно  обязательно  свернуть
влево,  и  он,  почти  не  притормозив,  резко  выкрутил руль. Накренившийся
"Ниндзя" встал на два колеса, и Джиро, больше всего на свете  хотевший  уйти
от  идущего за ним по пятам демона, тоже наклонился влево. Его веса хватило,
чтобы джип потерял равновесие.
     "Ниндзя" перевернулся и понесся вперед на крыше, словно пущенные с горы
санки. По дороге он снес почтовый  ящик,  и,  врезавшись  в  пожарный  кран,
остановился.
     Джиро  Исудзу  выбрался из машины, и, хромая, пошел вперед. На этот раз
он то и дело оглядывался. Где-то впереди  он  услышал  характерное  лязганье
гусениц  и  шум  танковых  двигателей.  Превозмогая  боль  в  ноге, он пошел
быстрее.

     Мастер Синанджу, ведя за собой Бронзини, Билла Роума и Шерил, вышел  из
телестудии  на  улицу.  Не  успели они сделать и нескольких шагов, как из-за
угла выехали два Т-62. Танки двигались задним ходом, их  орудия  то  и  дело
поворачивались, как будто целясь в невидимого преследователя.
     На  лице  Бартоломью Бронзини тотчас же появилась хищная ухмылка. Вынув
из-за пояса гранату, он двинулся к ближайшему танку.
     - Куда, ты, черт побери? - крикнул ему вслед Билл Роума.
     Не оборачиваясь, Бронзини бросил в ответ:
     - Ты что, издеваешься? Я же звезда этого фильма, забыл?
     Разбежавшись, Бронзини спереди запрыгнул на  броню  и  на  четвереньках
взобрался  на  башню.  Вырвав чеку, он бросил гранату в люк и, словно кошка,
соскользнул вниз.
     Из  башни  вырвалось  пламя,  и  через  секунду  повалил  густой   дым.
Потерявший  управление  Т-62  некоторое  время  продолжал еще пятится назад,
затем вильнул в сторону и въехал в витрину аптеки.
     Обернувшись, Бронзини отвесил издевательский поклон.
     - А теперь, - объявил он, - следующий номер.
     В этот момент из-за поворота показался, припадая на левую  ногу,  Джиро
Исудзу. Заметив его, Бронзини тут же развернулся.
     - Ай-яй-яй,  глядите-ка,  а  вот и мой старый приятель Джиро! - радушно
проговорил он, отцепляя от пояса очередную гранату и бросая тому под ноги.
     - Бронзини! - закричал Билл Роум,  -  не  будь  идиотом!  Это  тебе  не
съемочная площадка!
     Билл бросился было вперед, но Чиун поймал его за рукав.
     - Нет,  -  сказал он, - оставь его. Если этому человеку суждено умереть
сегодня, по крайней мере, это будет лучше, чем бесславная кончина Александра
Македонского.
     Джиро Исудзу не заметил, предмета, который Бронзини бросил ему под ноги
- он был слишком поглощен, глядя на ту  сторону  улицы,  откуда  только  что
появился.  Башмаком  он  нечаянно  задел  гранату, отбросив ее в сторону, но
взрыва не последовало.
     - Черт! - воскликнул Бронзини, доставая новую.
     И в то  же  мгновение  из-за  угла  показался  молчаливый  безжалостный
призрак.
     - Римо!  -  закричала Шерил, возбужденно показывая на него. - Смотрите,
это же Римо! Он жив!
     Но Мастер Синанджу, заметив синеву, густо лежащую на  шее  появившегося
человека, проговорил:
     - Нет, это не он. Тот, кто перед нами, вселился в его истерзанную плоть
и сломанные кости, но это не Римо.
     - Что  за  ерунда!  - оборвала его Шерил. - Конечно, это он. Пустите, я
приведу его!
     - Вождь прав, - заметил Билл Роум, удерживая ее. - Римо не  пережил  бы
такого падения.
     - Барт, назад! Не приближайся к нему! - повысив голос, прокричал он.
     - Джиро - щенок, я справлюсь с ним, - рассмеялся в ответ Бронзини.
     - Я не о нем! - закричал Роум.
     Они  отвлеклись  всего  лишь  на  мгновение,  но для Джиро Исудзу этого
оказалось достаточно, чтобы догнать единственный уцелевший танк. Ухватившись
руками за стойку на броне, он повис на ней, и танк  потащил  его  за  собой.
Ботинки  Джиро  волочились  по  земле, он чувствовал себя почти что мертвым.
Немного переведя дыхание, Исудзу ухитрился вскарабкаться на башню и  неловко
соскользнул в открытый люк.
     - Держись,   Джиро,   детка!   -   прокричал   Бронзини,   не   замечая
приближающегося беспощадного призрака. - Впереди наш совместный выход!
     Выдернув чеку очередной гранаты, Бронзини метнул ее в люк и спрыгнул  с
танка.  Ничего  не  произошло.  Потянувшись  к поясу, он принялся нашаривать
новую, но, судя по разочарованному выражению лица, гранаты у него кончились.
Тогда он выхватил из-за голенища штык и, зажав его в зубах, бросился  следом
за отъезжающей машиной с каким-то жутковатым весельем во взгляде.
     Он  запрыгнул  в  люк  ровно  в  тот  момент, когда башня повернулась в
сторону изможденной фигуры Шивы, а дуло орудия  застыло,  нацелившись  прямо
ему  в  грудь.  Из танка донесся рычащий голос Исудзу, выкрикнувший какой-то
приказ. Танк застыл на месте в каких-нибудь нескольких сантиметрах  от  лица
Шивы. Опаленные красные руки потянулись к орудию и крепко обхватили ствол.
     Из  башни послышались звуки схватки - удары кулаков, крики, тонкий визг
и характерный звук лезвия, рассекающего плоть. Перекрывая этот шум, раздался
голос Бронзини, приговаривающий:
     - Вот, ну-ка, отведай!
     Руки Шивы сжались, и дуло орудия, подчиняясь силе, действующей в унисон
со всей вселенной, дрогнуло. Это был всего лишь металл,  заскрежетавший  под
напором рук призрака.
     Из танка послышалась короткая команда, и Чиун, понявший, что произойдет
в следующую  секунду,  увлек Шерил и Роума обратно в здание студии и толкнул
их на пол. Раздался оглушительный взрыв, от  которого  во  всех  близлежащих
домах  повылетали стекла. Воздух, словно невидимый колокол, загудел, а через
секунду на землю с  грохотом  опустилась  подброшенная  взорвавшимся  внутри
снарядом  башня  танка.  Он  расплющила  то,  что еще оставалось от стальной
машины, обрушившись на нее, как молот на  наковальню.  В  наступившей  затем
пронзительной тишине было слышно лишь потрескивание пламени.
     Чиун  поднялся  с  покрытого  ковром  пола  студии, стряхивая с рукавов
кимоно осколки, и шагнул наружу. В чертах его  испещренного  морщинами  лица
явственно читалось беспокойство.
     От  танка  осталась  лишь груда пылающих обломков, а рядом с ней стояла
фигура, один взгляд на которую наводил неописуемый ужас. Отблески пламени на
застывшем лице Шивы. казались порождением адского  пламени,  и  в  следующее
мгновение  Чиун  увидел,  как  его фигура шагнула к дымящейся глыбе, которая
была когда-то танком Т-62, и нагнулась. Руки, не обращая  внимания  на  жар,
идущий  от  раскаленного  металла,  принялись  рвать  его,  пока  на свет не
появилось нечто, с виду напоминавшее почерневший гранат, если бы не зиявший,
как рваная рана, оскал зубов.
     Шива-Дестроер приподнял голову над обломками, и вслед за ней показалось
обуглившееся тело. Сосредоточенно и безжалостно Шива принялся раздирать труп
на части, срывая кожу, круша  кости  и  перемалывая  их  в  пыль.  Уничтожая
останки Джиро Исудзу, он, не переставая, исполнял все тот же ужасающий танец
смерти.
     Наконец, он взял обеими голову Джиро и поднес ее к лицу.
     - Я низвергаю тебя в пучину ада, японец! - проревел Шива, и сжав
ладони, смял хрустнувший под его пальцами череп.
     -   Вот  та  судьба,  что  ожидает  врагов  Синанджу!  -  громко
проговорил Чиун.
     Уронив на землю то немногое, что оставалось от человека по имени  Джиро
Исудзу, Шива медленно обернулся, и обратил горящий холодным пламенем взор на
Мастера Синанджу. И Чиун шагнул навстречу Дестроеру.
     Изо  рта  человека, в котором с трудом можно было узнать Римо Уильямса,
раздался ровный, безжизненный голос:
     - Так свершилось моя месть.
     Чиун склонился в глубоком поклоне.
     - Теперь, когда ты закончил, я требую вернуть мне сына.
     - Поосторожней выбирай слова, обращаясь ко мне,  кореец!  Ты  видишь
своего  сына лишь благодаря моей милости - он не смог бы выжить после такого
падения.
     - И благодарность моя не знает границ. Не ощутив мыслей Римо, я  решил,
что он погиб.
     - Смерть не коснется того, кто стал моим земным воплощением.
     - С  течением  времени,  конец наступает для каждого человека, - упрямо
продолжал Чиун. - Может быть, то же происходит даже с богами.
     - Знай же, Мастер Синанджу,  что  эта  оболочка  из  плоти  и  крови
существует  лишь  до  того  дня, когда я призову ее к себе. Ты сделал своего
сына превосходным вместилищем для моего духа, но  час  мой  еще  не  настал.
Скоро,  возможно  очень  скоро,  он  наступит,  и тогда я заберу его навеки,
оставив тебя проливать безутешные слезы.
     - На то твоя воля, Величайший из Богов, - ответил Мастер Синанджу. - Но
до этого часа он мой, и я требую его возвращения.
     Голос Шивы надолго замолк. Наконец он произнес:
     - Не пытайся противиться моей воле, Мастер Синанджу.
     Чиун еще раз поклонился.
     - Я лишь песчинка на дороге, по  которой  мчится  неумолимая  колесница
судьбы.
     - Неплохо  сказано.  А  теперь,  я возвращаю твоего погибшего тигра.
Храни его силы, ибо настанет час, когда они мне потребуются.
     И с  этими  словами  горевший  в  глазах  Шивы  огонь  начал  меркнуть.
Заострившиеся  черты  лица  расслабились,  веки  закрылись,  и  Римо. словно
сдувшийся воздушный шар, мягко опустился на землю.
     Билл  Роум  осторожно  подошел  поближе,  Шерил,  зажавшая  рукой  рот,
укрылась за его плечом.
     - Он... мертв? - спросил Роум.
     Чиун помедлил с ответом. Приложив ладонь к груди Римо он ощутил слабое,
но ровное сердцебиение.
     - Да, - наконец, ответил Мастер Синанджу. - Его не стало.
     Шерил,  не  обращая  внимания на копоть и грязь, опустилась на землю, и
закрыла лицо руками. Ее плечи тряслись, но она не проронила ни звука.
     - Если хотите, - тихо сказал Билл Роум, - мы похороним его на земле Сан
Он Джо. Я не верю, что в вашей легенде говорится то же, что и в моей,  но  я
дал слово.
     - Нет,  -  торжественно  проговорил  Чиун,  осторожно беря тело Римо на
руки. - Я понял, что ты был прав, Санни Джо Роум. Только  потому,  что  наши
предания  в  чем-то  совпали, мы не можем считаться братьями. Я забираю Римо
домой. Отведи меня туда, откуда улетают  самолеты,  я  подожду,  пока  смогу
увезти своего погибшего сына.
     Билл Роум кивнул. Взгляд его скользнул по дымящимся обломкам танка.
     - Бронзини  тоже  не  стало.  Ни  один  человек не смог бы выжить после
такого чудовищного взрыва.
     - После смерти он стал тем, кем в жизни лишь притворялся,  -  сдержанно
заметил Чиун.
     - Да,  он  погиб,  как  герой.  Жаль, что никто не успел заснять это на
пленку. Он был бы доволен.
     Внезапно в небе над городом появились несколько большегрузных С-130. Из
них одна  за  другой  посыпались  маленькие  черные  фигурки,  над  которыми
раскрывались  белые  бутоны  парашютов.  Казалось,  кто-то  бросил  на гладь
голубого шелка горсть пушинок.
     - Похоже, это десант рэйнджеров, - подняв голову, сказал Билл Роум.
     Мастер Синанджу не стал смотреть в небо.
     - Слишком поздно, - мрачно  проговорил  он.  -  Они  всегда  появляются
слишком поздно.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

     Прошла  неделя. Неделя, за которую потрясенная страна пыталась прийти в
себя. Юма была объявлена зоной национального бедствия,  и  в  город  потекли
добровольцы  и  пожертвования  еще  до  того,  как  были  преданы земле тела
погибших. Конгресс провел  собственное  расследование  произошедшего,  но  в
окончательном  отчете,  когда  он  лег  на  стол  президента, ни на одной из
шестнадцати  тысяч  страниц  не  говорилось  о   том,   что   на   рождество
главнокомандующий отдал приказ сбросить ядерную бомбу на американский город.
     Эта  печальная  страница  истории  Соединенных Штатов не был занесена в
анналы, и поэтому лишь горстка людей  знала  о  том,  что  Юму  спасло  лишь
телевизионное  обращение  ныне  покойного  Бартоломью Бронзини. И еще, из-за
этого упущения дебаты, разгоревшиеся вокруг подлинной роли Бронзини в  Битве
за Юму так никогда и не были прекращены.
     Постепенно,  страна  возвращалась  к  нормальной  жизни. Первого января
отмечался Новый год, и пришедшее с ним новое десятилетие,  и,  хотя  обычные
торжества  не  были  на  этот  раз  такими  пышными,  никто не встречал этот
праздник с такими глубокими чувствами, как жители  Юмы,  штат  Аризона,  где
многие американцы впервые по-настоящему узнали, что значит быть свободными.

x x x
     В  первый  день наступившего нового года, Римо Уильямс открыл глаза. Он
увидел  перед  собой  белоснежный  потолок  отдельной  палаты  в   санатории
Фолкрофт. В голове его царила такая же девственная пустота.
     В первый момент врач подумал, что глаза открылись лишь под воздействием
бессознательного  рефлекса  - его пациент находился в коме уже целую неделю.
Проверив реакцию зрачков, он бросился к телефону и вызвал доктора Харолда У.
Смита.
     Войдя в палату, Смит первым делом тактично выпроводил  врача,  и,  лишь
когда  тот  удалился,  присел к кровати, на которой лежал Римо, отметив, что
ужасные синяки, покрывавшие его шею, уже  начали  проходить.  Обращенный  на
доктора взгляд Римо то и дело затуманивался.
     - Смитти, - хрипло проговорил Римо.
     - Что ты помнишь? - прямо спросил Смит.
     - Падение.  У  меня не сработал парашют. Я пытался уменьшить вес, чтобы
спланировать, и у меня почти что получилось, но потом я допустил ошибку.
     - Какую же?
     - Открыл глаза. До этого момента, все шло замечательно. А потом пустыня
словно обрушилась на меня. После этого, помню только темноту.
     - Тебе сильно повезло, что ты остался в живых. На шее  оказалось  всего
лишь растяжение связок. Поразительно, как ты ухитрился ее не сломать,
     - Все просто. Я всего лишь упал лицом вниз. А где Чиун?
     - Я  сообщил  ему,  скоро он будет здесь. Римо, есть несколько вещей, о
которых ты должен узнать...
     Упираясь обеими руками в матрас, Римо, кряхтя, попытался приподняться.
     - Какие именно?
     Прежде,  чем  Смит  успел  ответить,  в  комнату  проскользнул   Мастер
Синанджу. На нем было простое голубое кимоно без рисунка.
     Римо слабо улыбнулся.
     - Привет,  Папочка.  Знаешь,  по  дороге на съемки со мной приключилась
странная штука.
     Суровое лицо Чиуна тут же смягчилось, но затем, как  только  он  увидел
под стоявшей на столе маленькой елкой бирюзовую коробочку, застыло снова.
     - Давно он пришел в себя? - спросил Мастер Синанджу у Смита.
     - Всего лишь пару минут.
     - И  так  и  не удосужился открыть подарок, который я так заботливо для
него приготовил? - с раздражением заметил Чиун.
     - Подарок? - недоверчиво переспросил Римо.
     - Да, неблагодарное ты существо! - ответил Чиун, подходя к  елке.  Взяв
коробочку, он вручил ее своему ученику, подставившему сложенные ладони.
     - Совсем легкая, - заметил Римо, взвешивая на руке подарок.
     - В ней находится поистине бесценный дар, - заверил его Чиун.
     - Правда?  -  спросил  Римо, пытаясь усесться повыше. - А Рождество уже
наступило? Можно его открыть?
     - Рождество прошло неделю назад, - сообщил ему Смит.
     - Я отключился на целую неделю! Ничего себе, вот это был прыжок!
     - Возможно, это всего  лишь  очередное  проявление  лени,  свойственной
тебе, как белому, - спокойно предположил Чиун.
     - Рад слышать, что праздничное настроение не окончательно подпортило то
сочувствие, с которым ты обычно относишься к ближним, - сухо заметил Римо.
     - Пока  ты  бездельничал,  валяясь  в  постели,  -  продолжал Чиун, - я
пытался объяснить твоему императору, что, несмотря на  проваленное  задание,
винить  тебя  все-таки  не  стоит.  Действительно,  теперь  я вынужден снова
сопровождать тебя, но...
     - Проваленное? - переспросил Римо.
     - Бронзини мертв, - тихо сказал Смит.
     - Что произошло? - ошарашенно проговорил Римо.
     - Это долгая история, - ответил доктор. - Когда ты поправишься, я готов
сообщить тебе все подробности. Сейчас же достаточно  сказать,  что  Бронзини
стал национальным героем.
     - Правда?
     - Он спас город.
     - В самом деле?
     - Но об этом никто не должен знать, - поспешил предостеречь Смит.
     - Что  ж,  буду  нем,  как  рыба.  По правде говоря, этот парень мне не
слишком понравился.
     - Наверное, ты не успел узнать его как следует.
     - Вообще-то, я видел Бронзини только мельком, - признался  Римо.  -  Он
показался мне самодовольным болваном.
     - Вполне  возможно,  -  согласился  Смит.  - У Барта был противоречивый
характер.
     - Кстати, - добавил он,  поворачиваясь  к  Чиуну,  -  только  что  были
обнародованы  результаты  вскрытия Немуро Нишитцу. Судя по всему, он умер от
отека  верхних  дыхательных  путей,  спровоцированного  обычной   простудой.
Насколько я помню, вы сообщили, что устранили его собственноручно.
     - Кто  такой Немуро Нишитцу? - поинтересовался Римо, но ответа так и не
получил.
     - Я уже рассказал  вам,  что  этот  Бартоломью  Бронзини  в  предыдущем
воплощении  на  самом  деле  был  Александром Македонским? - спросил в ответ
Чиун.
     - Кем? - взорвался Римо.
     - Не могу сказать, что успел свыкнуться с этой мыслью, - сказал Смит.
     - Тем не менее, это правда. И один из моих предков отправил его на  тот
свет.
     - Насколько я помню, Александр умер от малярии.
     - Да,  именно  так  записано  в  исторических  хрониках.  Но  правду  о
настоящей судьбе Александра можно найти лишь на страницах Летописи Синанджу,
и состоит она в следующем...
     - Неужели мне придется это выслушивать? - с кислой миной спросил  Римо.
- Я ведь, все-таки, болен.
     Лицо Чиуна раздраженно скривилось.
     - Это чрезвычайно поучительная история, - назидательно заметил он.
     - Именно  эти  слова  я  слышал  все  тридцать  раз,  когда  ты  мне ее
рассказывал, - простонал Римо, скрещивая на груди руки.
     - На этот раз я обращался не к тебе, а к Смиту,  -  парировал  Чиун,  -
несмотря  на  то,  что  даже прослушав мой рассказ тридцать раз, ты так и не
оценил всей его красоты.
     -Увы,  эстетические  переживания,  связанные   с   малярией,   навсегда
останутся для меня загадкой, - проворчал Римо.
     - Итак,  -  продолжал  Чиун, обращаясь к Смиту, - во времена Александра
Македонского Мастера Синанджу находились на службе у Индии, из-за небольшого
недоразумения,  произошедшего  с  другим  постоянным  клиентом,   Персидской
империей.
     - Что  в  переводе  на  человеческий  язык, - вставил Римо, - означает:
индусы платили больше денег.
     - Не помню, чтобы об этом что-нибудь говорилось в Летописи Синанджу,  -
туманно заметил Чиун.
     - Загляни в "Приложения", - посоветовал Римо.
     - А  если  ты  будешь  и  дальше  мешать  моему  рассказу, то приложить
придется тебя, - проговорил Чиун, но уже  более  умеренным  тоном.  -  В  то
время,  когда Мастер Синанджу находился на службе в Индии, этот больной грек
обрушился на Персию и  уничтожил  сию  замечательную  империю.  Это  новость
необычайно расстроила Мастера.
     - Перевожу:  он  начал  подумывать, не переметнуться ли ему в очередной
раз на другую сторону.
     - И тогда  он  отправился  к  индийскому  султану,  -  продолжал  Чиун,
притворившись,  будто  не  замечает нападок Римо, но, тем не менее, мысленно
добавив его слова к длинному списку обид, которые нанес ему  ученик  за  все
годы  их  знакомства,  -  правителю земель, которым угрожал этот сумасшедший
грек по имени Александр. Султан пообещал  Мастеру  золотые  горы,  если  тот
уничтожит  врага.  Тогда  Мастер  Синанджу  отправил  к Александру посланца,
который доставил ему пергамент,  сказав,  что  в  нем  предначертана  судьба
завоевателя.  Но  заглянув  в  свиток, грек впал в ярость и убил посланника.
Судя по всему, записка была по-корейски, а Александр не умел читать на  этом
достойнейшем из языков.
     Чиун сделал театральную паузу.
     - И что же случилось потом? - спросил заинтригованный Смит.
     - С тех пор Синанджу жила спокойно и счастливо, - ответил Римо.
     - Это единственное, в чем ты оказался прав, - бросая недобрый взгляд на
своего ученика, заметил Чиун. - Да, в деревне действительно воцарились мир и
спокойствие, потому что посланец Мастера был болен малярией. К тому времени,
когда  он  добрался  до  Александра, болезнь начала прогрессировать, поэтому
жестокое убийство было  для  него  своего  рода  избавлением.  К  сожалению,
Македонский тоже успел заразиться, и вскоре умер, так ничего и не поняв.
     - Понятно. А что же было написано в пергаменте?
     - Всего две строчки, - просиял довольный Чиун, - "Вы больны малярией" и
еще старинное корейское выражение, которое в приблизительном переводе звучит
как "Ага, попался!".
     - Замечательно, - проговорил Смит.
     - Этот  рассказ  покажется  вам  еще  более  чудесным,  Смитти, если вы
задумаетесь о том, что он не имеет ни  малейшего  отношения  к  тому  парню,
который умер от простуды, - проворчал Римо.
     - Я  как раз собирался к нему перейти, - шикнул на него Чиун. - Когда я
повстречался с этим Бронзини...
     - Одну минуточку! - воскликнул Римо.  -  Так  ты  виделся  с  Бронзини?
Значит, тебе все-таки удалось попасть в Юму! Интересно, как ты этого добился
- похитил жену Смита?
     - К  твоему  сведению,  я  ездил туда в качестве корреспондента журнала
"Звездный дождь".
     - Никогда о таком не слышал.
     - Конечно же, нет. Там  платят  по  доллару  за  слово,  в  отличие  от
бульварных газеток, которыми ты интересуешься.
     - Поправка принимается.
     - Так  вот,  -  снова  заговорил  Чиун,  - увидев, что у бывшего грека,
Бронзини, простуда, я, зная, как стар  и  немощен  Нишитцу,  решил  передать
актера в руки японских захватчиков.
     - Захватчики?  -  переспросил  Римо.  -  Ты  имеешь  в  виду, съемочную
бригаду?
     - Нет, японскую армию, - ответил Чиун.
     - Он шутит, да? - спросил Римо, но Смит не проронил ни слова.
     - Я знал, что убив Нишитцу, - как ни в чем не бывало продолжал Чиун,  -
я  стану  причиной  гибели  невинных  детей. Однако в случае, если тот умрет
естественной смертью, его оккупационная армия  будет  деморализована,  и  не
предпримет никаких ответных мер.
     - Оккупационная армия? - неслышно, одними губами проговорил Римо.
     - Именно   так   бы   все   и  произошло,  не  вступи  в  игру  ядерный
бомбардировщик.
     Смит кивнул.
     - Нам повезло, что  Бронзини  удалось  бежать  из  тюрьмы.  Только  его
известность помогла убедить военных не бомбить Юму.
     - Что?  -  не  выдержав, вскричал Римо. - Японцы собирались сбросить на
город атомную бомбу?
     - Да нет же, американцы! - поправил его Чиун.
     - Ты меня разыгрываешь, - не сдавался Римо, и,  повернувшись  к  Смиту,
спросил: - Правда же, это розыгрыш?
     - Я  же  говорил,  что  это длинная история, - вздохнул тот. - И тем не
менее, все, что ты слышал - правда. Чиун помог предотвратить  катастрофу,  и
президент чрезвычайно за это признателен.
     - Мы  обсудим  этот  вопрос  позднее, - величественно отозвался Чиун. -
Возможно, когда вернемся к нашим переговорам по контракту.
     От одного упоминания слова "контракт" Смит вздрогнул всем телом.
     - Прошу прощения, но меня ждет срочное дело.
     Чиун церемонно поклонился.
     - Передавайте мои наилучшие пожелания кузену Милбурну.
     - С  удовольствием,  если  мы   когда-нибудь   снова   станем   с   ним
разговаривать.  Он  был  крайне  расстроен  тем, что для своего репортажа вы
избрали поэтическую форму. Милбурн утверждает, что настоятельно  просил  вас
этого не делать.
     - Этот  человек  -  невежественный  обыватель,  который  не в состоянии
оценить подлинного шедевра, который попал к нему в руки по цене всего лишь в
доллар за слово, - резко проговорил Чиун.
     - Думаю, что этого  я  передавать  ему  не  стану.  Кстати,  он  вернул
рукопись, взяв с меня обещание, что я лично ее перепишу.
     - Я не допущу, чтобы мое имя стояло под вашими опусами, Смит. Пускай ее
подпишет  кто-нибудь другой. Может быть, Римо с удовольствием примет на себя
бремя авторства. Но прошу вас проследить, чтобы чек был выписан на мое имя.
     - Мы вернемся к этому позднее, - поспешил  сказать  Смит,  закрывая  за
собой дверь.
     - У  меня  такое  чувство,  что  я много чего пропустил, - сообщил Римо
Чиуну, когда они остались наедине. - Так значит, ты тоже был в Юме?
     - Это теперь уже в прошлом, и я хочу, чтобы ты поскорее  о  нем  забыл.
Сейчас ты в Фолкрофте, в полной безопасности.
     - Да, это я уже понял. Жаль, мне хотелось бы попрощаться с Шерил. Я так
и не успел как следует с ней познакомиться.
     - Забудь о ней, - поспешно проговорил Мастер Синанджу. - Почему бы тебе
не открыть свой рождественский подарок?
     - Знаешь, а ведь я для тебя подарка не приготовил.
     - Ничего  страшного,  -  махнул  рукой  Чиун.  -  Уверен,  что когда ты
окончательно придешь в себя, то осыплешь меня дарами, которых  я  несомненно
заслуживаю.  Хотя  я  уверен,  что  ни один из них не сравнится с тем, что я
приготовил для тебя.
     - Ты сам его  сделал?  Приятно  слышать,  что  и  ты  наконец  проникся
рождественской  атмосферой, - сказал Римо, развязывая серебряную ленточку, -
пусть и на неделю позже.
     Внезапно он остановился.
     - На съемках я познакомился с одним человеком, Санни Джо. С ним  все  в
порядке?
     - Увы, нет, - ответил Чиун. - Ты никогда его больше не увидишь.
     - Жаль, он мне понравился.
     - Не знаю, я с ним не был знаком.
     - Тогда откуда ты знаешь, что он умер? - подозрительно спросил Римо.
     - Он был другом Бронзини, а всех его знакомых казнили японцы.
     - Черт!
     Сорвав  оберточную  бумагу,  Римо принялся возиться с крышкой маленькой
картонной коробки. Грусть, проступившая у него на лице, сменилась  радостным
предвкушением, но, как только он открыл коробку, лицо у него вытянулось.
     - Она пустая! - выпалил он.
     - Как  это  похоже  на  белых! - скривился Чиун. - Твоя неблагодарность
ранит меня в самое сердце.
     - Неблагодарность тут ни при чем, просто я...
     - Разочарован? - подсказал Чиун.
     - Да,  что-то  вроде  этого.  Ну,  хорошо,  я   действительно   немного
разочарован. Здесь же ничего нет.
     - Взгляни повнимательней.
     Озадаченный,  Римо поднес коробку поближе к свету, и тщательно осмотрел
каждый уголок.
     - Все так же пусто, - пожаловался, наконец, он.
     - До чего же ты все-таки глуп.
     Отложив коробочку, Римо скрестил на груди руки.
     - Отлично, я проспал  целую  неделю,  так  что  неудивительно,  если  я
плоховато соображаю. Тогда объясни мне, наконец, что это значит.
     - Я  подарил  тебе  вещь несравненной красоты, а ты порвал ее на мелкие
кусочки.
     - Так подарком была эта коробочка? - изумленно спросил Римо.
     - Не просто коробочка, - поправил его Чиун. - Я тщательно выбрал ее  из
сотен  других,  отбросив  многие, которые показались мне недостойными, чтобы
нести в себе этот подарок.
     - С виду - обыкновенная картонная коробка, - мрачно заметил Римо.
     - Оберточная бумага был бирюзовая. Я выбрал для нее твой любимый цвет.
     - В самом деле?
     - Ну, может быть, один из самых любимых.
     - Что ж, мне  действительно  симпатичен  бирюзовый  -  после  красного,
синего желтого, зеленого и оранжевого. Нет, пожалуй, еще, темно-коричневого.
     - Я  завязал коробку серебряной ленточкой. На нее мой выбор пал потому,
что серебро превосходно сочетается с бирюзой, так тщательно мною подобранной
для обертки. Наконец, когда я добыл все это,  то  целый  вечер  медитировал,
глядя на коробку, и только внутренне подготовившись к столь важному событию,
я  обернул  ее  бумагой и повязал сверху ленточку, сделав великолепный узел,
который твои детские пальцы разорвали, даже не потрудившись  задуматься  над
вложенным в него трудом.
     - Извини. Наверное, я совсем потерял голову в горячке.
     Суровое лицо Чиуна слегка смягчилось.
     - Может  быть,  я  смогу  восстановить этот бесценный подарок, ведь, по
сути, он всего лишь символ чего-то значительно большего.
     - Чего же?
     - Отцовской любви. Ведь я - единственный отец, которого  тебе  довелось
иметь.
     - О! - сказал Римо, и наконец, все понял.
     - Как  я  смогу тебя отблагодарить? - спросил он, держа в руках простую
бирюзовую коробочку, которая больше не казалась пустой.
     - Ты уже это сделал, - мягко проговорил Чиун. - Ведь у  меня  есть  ты,
подлинное сокровище Синанджу.
     Чиун просто сиял от счастья, и Римо улыбнулся ему в ответ. Казалось, их
радость словно осветила всю комнату.
     - Это самое лучшее Рождество из всех, которых у меня никогда не было, -
сказал Римо, ничуть не покривив душой.



   Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
   Тропа войны


У==========================================Л
|        Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР        |
|               "ТРОПА ВОЙНЫ"              |
|           Перевод М. Ходоковой           |
|              Цикл "Дестроер"             |
+------------------------------------------+
|       Warren Murphy, Richard Sapir       |
|   "Last war dance" (1974) ("Destroyer")  |
+------------------------------------------+
|  Римо и его учитель  Чиун  должны  помочь|
|Ван Рикеру спасти его страшную ракету, ко-|
|торая угрожает  уничтожить  большую  часть|
|Соединенных Штатов.                       |
+------------------------------------------+
|           by Fantasy OCR Lab             |
Т==========================================О



ГЛАВА ПЕРВАЯ

  На глубине двадцати пяти футов они наткнулись на  человеческие  кости.
Ковш экскаватора, вгрызающийся в землю Монтаны, уже разрыхленную  киркой
и динамитом, вместе с комьями грязи выплюнули чьи-то останки.
  Это были пробитые черепа: большие, поменьше и  такие  крохотные,  что,
казалось, они когда-то принадлежали обезьянкам; кости рук и ног,  целые,
сломанные, раздробленные на части. Ноги вязли по колено в груде  костей.
Стоял сухой летний день 1961 года.
  Рабочие заволновались: может, не стоит копать дальше?
  - Я думаю,- высказался инспектор из Вашингтона,- надо продолжать. Дай-
те-ка мне взглянуть. Господи! Сколько их здесь, а?
  - Что верно, то верно,- отозвался бригадир,- тут их полно.
  - Господи!- снова пробормотал инспектор,  исчезая  в  сером  трейлере,
где, по слухам, у него был телефон без номерного диска  и  личный  сейф,
спрятанный под походной кроватью. Там же обитал его неразговорчивый  по-
мощник, носивший при себе "пушку" 45-го калибра.
  Бригадир повернулся к рабочим:
  - Чего вы хотите от меня, эй?- Его выговор выдавал чужака.- Вам извес-
тно, что это за контракт? Кому понадобилась яма в сотню  футов  глубиной
посреди прерии? Не ждите инспектора. Не теряйте  времени.  Он  придет  и
скажет: "Продолжайте работать". Это уж точно. Скажет:  "Валяйте!  У  вас
еще осталось семьдесят пять футов."
  Крановщик вылез из машины и теперь стоял, держа в руках предмет, отда-
ленно напоминавший разбитую фарфоровую вазочку.
  - Кто мог это сделать? Какой сукин сын?-  спросил  он,  глядя  на  ма-
ленький череп, легко помещавшийся на его ладони. У черепа не было затыл-
ка. Крановщик осторожно положил находку на кучу земли и отказался копать
дальше.
  - Не имеешь права,- сказал бригадир.- Так сказано в контракте. Контра-
кты требуют соблюдения сроков. Тебя выгонят из профсоюза.
  - Подотрись своим контрактом! Сказал:  не  заведу  машину!-  выкрикнул
экскаваторщик с сильным бруклинским акцентом.
  Остальные тоже заглушили моторы, все стихло. В прерии воцарилась тиши-
на.
  Из серого трейлера выскочил инспектор.
  - Порядок! Все в порядке!- заорал он.- Продолжайте работу! Не беспоко-
йтесь: этим костям несколько веков.
  - Слыхали?- крикнул бригадир рабочим.- Он говорит, костям сотни лет.
  - А как получается, что здесь в черепушке дырка и  кусок  свинца?  Как
так?- ответил один из работяг - Тут еще побрякушки какие-то, вроде бусы.
И пуля.
  - Может, пуля здесь уже лежала. Откуда мне знать?
  - Ей не сотни лет, этой бабе.
  - А если ее и вчера прикончили, тебе-то какое дело?- заорал бригадир.
  - А вот такое,- ответил работяга.
  - Мы больше не воспользуемся вашими услугами!- рассердился инспектор.-
Впрочем, если вам нужны доказательства, мы найдем человека, который  об-
ъяснит вам, что мы не покрываем массовое убийство
  В конце дня на стройплощадке приземлился вертолет военно-воздушных сил
США. Из него вылез светловолосый человек с великолепным загаром. Он  го-
ворил просто и убедительно, с видом настоящего эксперта. На  самом  деле
здесь было не одно массовое убийство, а два. Они произошли с промежутка-
ми в несколько сотен лет
  Второе было в 1873 году, одно из последних сражений с индейцами,  если
это можно назвать сражением. Кавалеристы Соединенных Штатов,  в  поисках
отряда воинов сиу, наткнулись на мирную индейскую деревню  Вундед-Элк  и
перебили всех жителей -мужчин, женщин, детей. Отсюда и пули в  некоторых
черепах.
  В те времена правительство начало стыдиться своего обращения с  индей-
цами. Поэтому бойню решили сохранить в тайне, а кавалеристам в виде  на-
казания велели выкопать яму пятидесяти футов глубиной и похоронить в ней
страшные улики.
  Но на глубине двадцати пяти футов они обнаружили более старое  захоро-
нение, и капитан приказал им не копать дальше, а  положить  тела  убитых
тут же.
  - Откуда же взялись те, старые кости?- спросил крановщик.
  - Смотри: видишь на насыпи детский череп?- спросил светловолосый  муж-
чина, кивая на находку крановщика, которую тот не так давно обливал сле-
зами.- Ребенок был убит индейцами. Они обычно брали детей за  ноги  и  -
головой о камни.
  На лице крановщика было написано отвращение.
  - Вот ужас,- сказал он.- А когда это случилось?
  - Десять-пятнадцать тысяч лет назад. Все это очень приблизительно, так
как в прерии двадцать пять футов соответствуют примерно, пятнадцати  ты-
сячелетиям. Видите ли, индейцы не хоронили убитых, они оставляли  их  на
земле.- Казалось, он находил все это занятным, однако, никто не разделял
его чувств.
  Грубые обветренные лица мужчин были нахмурены и полны сожаления.  Пят-
надцать тысячелетий, сотня тысячелетий - какое это имело значение,  если
что-то брал ребенка за ноги, чтобы размозжить ему голову о камень?
  - Насчет того, последнего убийства,- начал один из мужчин, опиравшийся
на рукоять кирки,- ну, с каваре.. кавалеристами... откуда вам  знать  об
этом, если правительство решило молчать?
  - Да, откуда?- поддержал его крановщик.
  Светловолосый человек улыбнулся. Было видно, что знание фактов достав-
ляло ему удовольствие, даже если дело  касалось  убийства  ребенка.-  Об
этом остались записи в архивах штаба армии, теперь Министерства Обороны.
Мы приблизительно знали, где находится это место, но не ожидали, что  вы
наткнетесь именно на него. Вероятность была  минимальной,  если  учесть,
что на карте оно было отмечено звездочкой и соответствующим знаком  -  в
прерии. К тому же, прерия очень велика...
  - Да уж, рассказывайте. Вот я, к примеру, не знаю, где мы сейчас, черт
меня подери,- произнес крановщик
  - Вам и не надо знать,- сказал старший.- Ты что, думаешь,  они  наняли
городских ребят, потому что обожают Бруклин? Любая деревенщина знает эти
места, как свои пять пальцев. Ну, шевелитесь. Вы получили ответ,  теперь
за работу.
  Крановщик влез в кабину, дружно взревели моторы остальных машин.  Вер-
толет удалялся в направлении более цивилизованных мест.
  Две недели рабочие копали котлован, пока он не достиг величины, указа-
нной в контракте; затем их перебросили на другое место,  в  сотнях  миль
отсюда, где они начали рыть другую яму. Цель была одна - стереть  память
о том, первом котловане.
  Инспектор из Вашингтона и его молчаливый помощник остались  у  вырытой
ямы. Вслед за землекопами пришли арматурщики и установили железную арма-
туру для заливки бетона. После того, как бетон был залит, в прерии штата
Монтана образовалась аккуратная круглая дыра  в  сто  одиннадцать  футов
глубиной. Инспектор с помощником все еще оставались на месте.
  Бетонщиков сменили специалисты, оборудовавшие огромный подземный  бун-
кер. И, наконец, в три захода, на грузовиках,  была  доставлена  ракета,
установка которой по сложности равнялась выполненному с  ювелирной  точ-
ностью возведению одиннадцатиэтажного подземного здания. Было  завершено
и это. Инспектор с помощником проводили специалистов.
  Уже наступила зима, когда трактор с прицепом привез огромный ящик.  За
рулем трактора сидел тот самый блондин, отвечавший на  вопросы  рабочих.
Загар его был так же великолепен.
  Когда он вошел в серый трейлер, инспектор встал  по  стойке  "смирно".
"Генерал Ван Рикер, сэр".
  Вошедший подышал на озябшие руки и кивнул на торчащий  из-под  кровати
кодовый замок сейфа:
  - Как вы все это понимаете?- спросил он.
  - У меня было достаточно времени, чтобы разобраться, сэр,- ответил ин-
спектор.
  Генерал Ван Рикер посмотрел на молчаливого помощника. Тот кивнул.
  - Ладно,- сказал Ван Рикер, опускаясь на складной металлический стул.-
Как вам уже известно, мы чуть не остановили работы из-за этого случая  с
костями. Вы должны были подготовиться к подобным неожиданностям. Мне  не
следовало появляться здесь до определенного момента.
  Инспектор развел руками:
  - Рабочие знали, что это обычная ракета с обычной ядерной боеголовкой.
Их напугали кости, вот в чем  дело.  Над  одним  черепом  наш  крановщик
произнес надгробную речь и организовал небольшие похороны. Кажется,  это
было на следующий день после вашего отъезда.
  - Я знаю, что они считают ее обыкновенной межконтинентальной баллисти-
ческой ракетой. Дело не в том. Я не хочу,  чтобы  они  запомнили  именно
этот бункер. Поэтому я послал их накопать ям по всей прерии.  Пусть  от-
влекутся. Вам не надо беспокоиться: вы не виноваты.
  Генерал Ван Рикер снова кивнул в сторону сейфа:
  - А это нам понадобится.
  Инспектор достал из сейфа две магнитные  доски  с  листками  бумаги  и
диаграммами. Генерал Ван Рикер сразу же их узнал. Он сам вел эти записи.
Под его командованием никогда не было больше взвода пехотинцев или одно-
го-единственного самолета, но эти планы составлял лично он. В тот  самый
день, когда он придумал установку подземной ядерной ракеты за два дня  в
любых метеорологических условиях силами двух человек, ему было присвоено
звание генерал-лейтенанта военно-воздушных сил США. До этого он  работал
в одной из лабораторий Комитета по использованию атомной энергии.
  Перед тем, как уйти из лаборатории, Ван Рикер сделал еще одно  изобре-
тение, которое некий ученый муж назвал  "проигрышной  боеголовкой",  так
как "ею следует воспользоваться лишь в двух случаях:  если  вы  проигры-
ваете мировую войну или теряете рассудок.
  В настоящий момент в прерии штата  Монтана  Ван  Рикер  применял  свои
теории на практике.
  Инспектор облачился в зимнюю одежду и с обеими досками под мышкой  вы-
шел в холодную зимнюю ночь вместе с генералом Ван Рикером.
  Вооруженный молчаливый помощник видел, как они сели в грузовик и подо-
гнали его к крытому брезентом бункеру. Он погасил свет в трейлере, чтобы
видеть в темноте, но разглядел лишь огромный металлический желоб, торча-
щий из прицепа. Нечто большое, темное,  'завернутое  в  ткань,  медленно
поехало вдоль желоба, очевидно, с помощью шкивного устройства, пока  на-
конец не встало на место.
  Утром помощник увидел, что загадочный предмет оказался небольшим анга-
ром. Ван Рикер с инспектором вздремнули пару часов и вновь направились к
ангару.
  Следующей ночью генерал Ван Рикер вошел в трейлер и обратился к помощ-
нику:
  - Пошли! Не хочешь сначала выпить?
  - На работе не пью,- ответил тот.
  - А как насчет потом?
  - Не откажусь от двойного бурбона.
  Молчаливый помощник вытащил из кобуры свой 45-й калибр, проверил обой-
му, нажал на спусковой крючок и вернул револьвер на прежнее место.
  - Я знаю, что ты пьешь бурбон,- сказал Ван Рикер.- И в  большом  коли-
честве.
  - Только не тогда, когда я завязываю.
  - Знаю, знаю. Ты можешь продержаться довольно долго.  Ты  способен  на
это.
  - Благодарю за доверие,- ответил помощник.
  Ван Рикер еще раз продемонстрировал свою всезнающую улыбку, как тогда,
когда объяснял рабочим, откуда взялись в прерии на глубине двадцати пяти
футов те кости и сколько им лет.
  Выйдя из трейлера, помощник ощутил морозный воздух зимней ночи, взгля-
нул на яркие ледяные звезды над головой и пошел по  хрустящей  замерзшей
земле, залитой лунным светом, настолько ярким, что можно было читать.
  - Ого!- вырвалось у него, когда они подошли к бункеру, на котором  уже
не было ни брезента, ни ангара. Вместо этого на нем возвышалась огромная
мраморная глыба футов в пять высотой, а в длину явно  около  пятидесяти.
Гигантский кусок мрамора посреди прерии. На верхушке глыбы фута на  пол-
тора выступал какой-то темный предмет. Помощник приблизился к камню, ко-
торый теперь доходил ему до подбородка, и разглядел предмет, оказавшийся
круглым медным цилиндром.
  - Я здесь,- раздался откуда-то голос инспектора,-  я  здесь,  наверху.
Генерал Ван Рикер пообещал мне, что вы поможете.
  Когда помощник взобрался на камень, он увидал большой бронзовый диск с
рельефными буквами. Ему никогда не приходилось наступать на мемориальную
доску, и он рассеянно подумал: должно быть, эти буквы здорово  врезаются
в подошвы.
  Он знаком попросил у инспектора магнитные доски и молча прикрепил их к
поясу.
  - Ван Рикер сказал, что после того, как я отдам  доски,  ты  объяснишь
мне назначение вот этих дырок,- инспектор кивнул на дальний конец камня,
где темнели две дыры, напоминающие миниатюрные бункеры,  каждая  по  три
фута в диаметре.- В планах я не нашел никаких объяснений, а генерал  Ван
Рикер говорит, что они просто необходимы, а ты мне о них расскажешь.
  Помощник кивком пригласил инспектора подойти к дыркам.
  - Ты скажешь что-нибудь наконец?-  потребовал  обозленный  инспектор.-
Ван Рикер говорит, что ты дашь мне объяснения. Я  еще  сказал  ему,  что
так, может быть, нам посчастливится услышать твой голос. Ну!
  Помощник перевел взгляд с трехфутовых дыр на инспектора, с которым  он
прожил долгое время бок о бок, избегая на него смотреть, разговаривать с
ним и выслушивать от него фразы, более значительные, чем  просьба  пере-
дать солонку за обеденным столом. Он даже стащил у инспектора  со  стола
фотографию его семьи, чтобы не видеть трех мальчишек рядом с улыбающейся
женщиной. Он выбросил фотографию вместе с рамкой в мешок с мусором, под-
лежащий сжиганию тут же, на стройке.
  - Я молчал все это время, потому что не  хотел  узнать  вас  поближе,-
произнес помощник.
  Он вынул из кобуры пистолет и всадил первую пулю прямо в лоб инспекто-
ра. Он выстрела голова инспектора дернулась, как  мяч  под  ударом  бей-
сбольной биты. Тело опрокинулось навзничь, упало на доску,  дернулось  и
затихло. Помощник убрал револьвер в кобуру, не поставив  на  предохрани-
тель.
  Он оттащил инспектора за ноги к одной из дыр на краю мраморной  глыбы.
Ноги инспектора свесились через край. Затем он поднял его за плечи, сог-
нул пополам и протолкнул в дыру.  На  расстоянии  бронзовый  диск  мемо-
риальной доски выглядел увеличенной до  невероятных  размеров  монеткой,
лежащей на спичечной коробке.
  Когда молчаливый помощник снова полез за револьвером, рукоятка  оказа-
лась мокрой на ощупь. Он понял, что  его  пальцы  испачканы  кровью.  Он
встал на колени на бронзовую доску и посмотрел вниз, вытянув перед собой
руку с револьвером. Когда дуло дотронулось до головы  трупа,  он  трижды
выстрелил, чтобы дело было сделано наверняка. В лицо ему брызнули кровь,
мозг, осколки костей.
  - Дерьмо,- пробормотал он, заталкивая липкий револьвер в кобуру.
  - Он сопротивлялся?- спросил генерал Ван Рикер, увидев брызги крови на
лице и руках помощника.
  - Нет. Я запачкался, когда стрелял для верности. Я сделал из него  ре-
шето.
  - Выпей. Он без льда, ты и так замерз. Дай-ка мне доски.
  Помощник взял стакан, поглядел на него, но не выпил.
  - А для чего вторая дыра, генерал?
  - Это что-то вроде вентиляции. Видишь ли, тело начнет разлагаться, бу-
дет запах...
  - А я было подумал... Ведь вы тот самый человек, который изобрел раке-
ту... Я не специалист по ракетам, но, насколько  мне  известно,  обычные
боеголовки невозможно установить вдвоем за пару дней. Наверно,  это  ка-
кая-то особенная боеголовка. Поставить ее - это не ружье зарядить.
  - Значит, ты полагаешь, что раз я смог изобрести такую штуку,- прервал
его Ван Рикер,- то придумать для каждого по одной дыре для меня не проб-
лема. Верно?
  - Угу. Верно.
  - И еще ты думаешь, что мы убили инспектора подобно тому, как  фараоны
убивали строителей пирамид?
  - Да, вроде того.
  - А ты знаешь, какая это боеголовка?- спросил Ван Рикер.
  - Нет.
  - Тебе даже неизвестно, ядерная она или нет?
  - Неизвестно.
  - Вот видишь? Тебя даже незачем убивать. Ты ничего не знаешь. Ты дога-
дываешься, что это что-то особенное и знаешь  его  местонахождение.  Фа-
раоны не убивали всех, кому было известно, где находятся пирамиды Честно
говоря, если бы я мог убить человека, почему я сам не занялся  инспекто-
ром? Зачем я нанял человека из вашей конторы?
  - Верно,- ответил помощник, не поднося стакана ко рту.
  - Я вижу,- заметил Ван Рикер,- что тебя учили быть чрезвычайно предус-
мотрительным. Ты защищаешься, словно на тебя нападают. Я слышал, как  ты
сделал несколько выстрелов вместо одного.
  Ван Рикер задумчиво кивнул, осторожно взял стакан из рук  помощника  и
отпил ровно половину.
  - А теперь?- сказал он возвращая стакан.- Убедился, что неотравлено.
  - Да,- ответил тот. Однако, когда стакан снова был наполнен до  краев,
он подождал, пока генерал не сделает первый глоток.
  - Все это было так жутко,- проговорил он извиняющимся голосом.- С  са-
мого начала, когда мы наткнулись на кости. Ясно, было неприятно жить ря-
дом с человеком, которого я должен был прикончить, но эти  кости...  Что
они с ними сделали! Ведь это же были дети! И звери же эти индейцы, гене-
рал!
  Он много выпил и размяк. Кроме того, он долго ни с кем  не  разговари-
вал.
  Генерал Ван Рикер выслушал его и кивнул: да, древние индейцы были жес-
токими. Вдруг, щелкнув пальцами, он вспомнил:
  - Черт! Мы забыли пломбу. Все это должно быть немедленно опечатано.  Я
так перепугался, увидев тебя в крови, что совсем забыл о пломбе. Придет-
ся сейчас же заняться этим. Пошли.
  Помощник попробовал выпрямиться, опираясь на столик. Он слегка покачи-
вался, перед глазами все плыло. Давненько он так не набирался.
  - Знаете, генерал, хоть вы и не настоящий военный, вы мне  нравитесь,-
сказал он, наливая себе еще полстаканчика.- За прерию!- и она залпом вы-
пил.
  Ван Рикер снисходительно улыбнулся и помог ему выбраться из трейлера.
  - Один стаканчик за мою милашку, а второй - за прерию!- орал помощник,
который так долго не говорил ни слова.- Один за девчонку, другой на  по-
сошок, за прерию и ядерную ракету. И еще один - за пирамиды. Ван  Рикер,
дружище, я люблю тебя, просто обожаю. Не подумай ничего такого, я не го-
лубой. Ты знаешь, ты самый необыкновенный парень в мире, старина!
  Ван Рикер помог ему взобраться на огромное мраморное основание монуме-
нта.
  - Я пойду выгружу из грузовика крышки,- сказал он
  - Угу. Давай, дружище. Прекрасная идея. Выгрузи их.
  И помощник, не так давно ценивший слова на вес золота, фальшивя, запел
песню о крышках, грузовиках и старушке ракете, которая с  утра  до  ночи
бьет баклуши, ожидая, что кто-нибудь наконец нажмет кнопку.
  - Генерал, эй, генерал, любовь моя! Я сочинил песню,- завопил  он,  но
запутался в словах и прекратил пение К тому же по металлическому рычагу,
протянувшемуся от кузова грузовика, к нему приехало нечто,  напоминающее
расплющенную штангу. Обе крышки идеально подходили к отверстиям. К одной
из них была прикреплена длинная проволока.
  - Закрепи проволоку на дне одного из колодцев!- крикнул ему Ван Рикер.
  - Один колодец занят.
  - Тогда лезь в другой.
  - Сейчас, дружище.
  Обеими руками он схватил конец проволоки и прыгнул в  пустой  колодец.
Проволока последовала за ним, шелестя, разматываясь с невидимой катушки.
  - У твоих ног должен быть крючок,- услышал он голос Ван Рикера.-  При-
вяжи к нему проволоку.
  - Сейчас, дружище, ищу крючок,- пропел помощник  на  мотив  популярной
песенки. Он не мог нагнуться, и ему пришлось сесть  на  корточки,  чтобы
поискать крючок возле ног. Спиной и щекой он ощущал ледяную внутренность
этой черной шахты.
  Когда он наконец закрепил проволоку, сверху до него  донесся  какой-то
странный звук. Это был шелест проволоки, наматываемой на катушку. Прово-
лока натянулась, пригвоздив его к холодной  металлической  стене,  и  он
увидел, как один конец плоской штанги накрывает колодец Он сразу протре-
звел.
  Он попытался просунуть под крышку дуло револьвера, но, едва  он  успел
достать его из кобуры, крышка плотно закрылась, заслоняя собой  звездное
небо. Он оказался в полной темноте.
  На том самом месте, где когда-то воины сиу и  отряд  кавалеристов  США
перебили беззащитных людей, генерал Дуглас  Ван  Рикер,  взобравшись  на
грузовик, пытался залезть на мраморную глыбу.
  Теперь в ней были герметически запечатаны два человеческих тела и, ка-
жется, навсегда. На дальней крышке было написано: "Убитые в Вундед-Элк",
а на ближней: "17 августа 1873"
  Надпись на огромном центральном диске из бронзы гласила: "Здесь 17 ав-
густа 1873 года отряд кавалеристов Соединенных Штатов расстрелял пятьде-
сят пять человек, принадлежавших племени Апова. Комитет по делам  индей-
цев и народ Америки глубоко скорбят о погибших, и в память о них воздви-
гнут этот монумент 23 февраля 1961 года".
  Ван Рикер прочитал надпись. Через десять лет  он  ужаснется  страшному
совпадению, но в тот момент он считал свой план верхом совершенства. Жи-
зни двух людей, погребенных у его ног внутри мраморной глыбы,  не  имели
большого значения.
  Ван Рикер услышал внизу глухой щелчок. Это помощник пытался выстрелами
проложить себе путь наверх, но безрезультатно. Вероятно, пуля,  стукнув-
шись о крышку, отрикошетила вниз и убила человека. Он мертв.  Если  нет,
то скоро будет. Он задохнется от нехватки кислорода. Кто-то должен  был,
как это ни прискорбно, пострадать из-за этой ракеты. Это была  необычная
ракета. Две смерти сейчас окупятся в дальнейшем спасением миллионов жиз-
ней.
  В атомный век судьба планеты часто зависит от тех, в чьих руках  нахо-
дится оружие. Это относится ко всем народам. Речь не о том, у кого  ору-
жие лучше. Речь - о сохранении жизни на Земле.
  Ван Рикер лез вон из кожи не для того, чтобы спрятать обыкновенную ра-
кету. Нет, это была ракета под кодовым  названием  "Кассандра",  и  лишь
один человек знал ее местонахождение. Инспектор догадывался о необычнос-
ти ракеты, так же как и его пьющий помощник, проживший с ним в вагончике
немалый срок. Ван Рикер предусмотрел все детали.
  - Мне очень жаль, джентльмены,- сказал он зная, что вокруг нет ни души
и никто не услышит его в этой безлюдной прерии,- но  я  спасу  миллионы,
может быть миллиарды жизней. Мой план джентльмены спасет нас от  атомной
войны.
  И он подумал о сотнях тел у него под ногами о тех кто погиб  здесь  за
тысячелетия до Рождества Христова в 1873 году, и сейчас,  в  1961.  Если
его план удастся новой войны не будет.
  Он вел грузовик по пыльной и грязной дороге. Проехав  семьдесят  миль,
он наконец увидел следы человеческого присутствия: небольшую  резервацию
индейского племени Апова. Он оставил машину на стоянке автомобилей воен-
ной базы в пятидесяти милях западнее резервации и, не проверив в кармане
присутствие ключа зажигания, пересел на грузовой лайнер,  направляющийся
на Багамы. Там у него был дом и прямая телефонная связь с Пентагоном.

  Пока Ван Рикер наслаждался лучами багамского солнца, в посольстве  США
в Москве прибыл новый военно-воздушный атташе.  У  него  была  назначена
встреча в Кремле, и он заранее изучил досье тех лиц, которые должны при-
сутствовать на встрече. Он поздоровался с кое-какими учеными, военными и
людьми из КГБ. Кроме того, к удивлению русских, он назвал  по  имени-от-
честву человека, чья фамилия держалась в секрете, и кого знали лишь нем-
ногие официальные лица из министерства иностранных дел. Это был Валашни-
ков.
  Двадцативосьмилетний Валашников был лет  на   двадцать   моложе   при-
сутствующих здесь военных. В прежние века его бы приняли за лицо прибли-
женное к императору. А сейчас, глядя на него все думали: вот будущий ма-
ршал. Вот гениальная личность. Если в зрелом возрасте  он  не  возглавит
страну, то, по меньшей мере, будет командовать армиями. В настоящее вре-
мя он носил всего лишь форму полковника КГБ. Все были вежливы с ним, не-
смотря на его молодость и относительно низкий ранг: никто в этом зале не
имел чина, ниже генеральского.
  - Джентльмены!- сказал Атташе.- Мое  правительство  уполномочило  меня
сообщить вам информацию по развитию нового направления в разработке бал-
листических ракет с ядерными боеголовками.
  Русские мрачно кивнули, за исключением Валашникова, который был  занят
рассматриванием собственных ногтей.
  - Для того, чтобы оружие было  эффективным,  вам  необходимо  знать  о
нем,- продолжал атташе.
  - В таком случае, мы уходим,- произнес полковник Валашников.
  Старшие коллеги удивленно посмотрели на него. Увидев, что  он  направ-
ляется к дверям, они тоже стали подниматься один за другим. Никто не хо-
тел остаться в этом зале наедине с американцем.
  Однако у дверей Валашников остановился. На щеках его горел румянец по-
бедителя.
  - Что касается вашего оружия, мы не хотим о нем слышать и знать о  его
существовании. В этом случае оно останется неэффективным.
  Американец слабо улыбнулся.
  - Но мы разумные люди,- продолжил Валашников.- Если капиталисты  пред-
почитают тратить деньги своих налогоплательщиков на оружие, которое  мо-
жет оказаться неэффективным, то мы войдем в ваше положение.
  И Валашников снова занял за столом свое место. Так же поступили и  ос-
тальные, понимая, что Валашников уже выиграл половину битвы. Теперь аме-
риканец расскажет им гораздо больше, чем намеревался сообщить,  если  он
заинтересован в том, чтобы русские ему поверили. И все это было  сделано
легко и просто. Мальчик действительно гениален!
  Те, кто не знал  Валашникова,  бросали  в  его  сторону  одобрительные
взгляды и улыбались. Теперь беседа шла между  американским  генералом  и
решительным молодым полковником.
  - Я здесь для того,- начал американец, чтобы сообщить вам о ракете под
кодовым названием "Кассандра".
  И он рассказал о ядерной боеголовке, состоящей из более мелких  боего-
ловок, каждая из которых имеет свою траекторию полета.  Он  рассказал  о
сферической зоне поражения и о нескольких ступенях  ракеты.  Кое-кто  из
русских записывал. А те, кто когда-то принимал участие в танковых сраже-
ниях с фашистами и не разбирался в ядерном оружии, слушали американца  с
притворно-понимающим видом, в душе благодаря Валашникова и подобных  ему
людей, чьи знания восполняли их собственное невежество в вопросах  науки
и международных отношений.
  - То, что вы описываете - полный идиотизм,-  сказал  Валашников.-  Это
самая гнусная из всех известным мне ракет. Она крайне непредсказуема.  В
лучшем случае она поразит объекты, находящиеся рядом с целью. Может, вам
и удастся не промахнуться мимо нашего континента. Но после ядерного уда-
ра не рассчитывайте ловить рыбку в морях; по  крайней  мере,  при  жизни
следующих пяти поколений. Конечно, если они еще будут. Абсурд!
  - Благодарю вас,- холодно сказал американец.- Благодарю вас за то, что
вы поняли суть моего объяснения, суть "Кассандры". Мы  воспользуемся  ею
лишь в ответ на ваш ядерный удар. Другими словами, теперь вы знаете, что
в атомной войне победителей не будет.
  - Идиотизм!- закричал Валашников.- Два года назад  я  отверг  подобную
ракету еще на стадии разработки. Она опасна. Даже находясь под землей.
  Но американский генерал не слушал его. Он направлялся к дверям с  веж-
ливой улыбкой на лице. Теперь была его очередь не слушать.
  Когда американец ушел, гнев Валашникова утих. Он  пожал  плечами.  На-
чальнику штаба он доложил, что единственный способ обезвредить  "Кассан-
дру" это узнать, где она находится.
  - Видите ли,- докладывал он маршалу,- слабость "Кассандры" - ее  сила.
Сейчас поясню. Если вы уверены, что никто не собирается  вас  атаковать,
вы расслабляетесь. Если вы полагаете, что ваша защита безупречна, вы на-
чинаете тратиться на разные социальные программы и тому  подобное.  Если
мы найдем "Кассандру" и не тронем ее, у них останется иллюзия. Останется
до тех пор, пока мы не нанесем первый удар, целью которого  будет  "Кас-
сандра".
  - А если у них две "Кассандры"? Или три?- спросил маршал, некогда  на-
чинавший свою боевую карьеру красным конником, а теперь  считающий  себя
ученым-философом.
  Валашников покачал головой:
  - Это технический вопрос. Думаю, ученые поддержат меня.  Нельзя  иметь
две или три "Кассандры", потому что при их одновременном запуске возник-
нет так называемый "дрезденский эффект" в масштабе всей планеты.
  - Вы имеете в виду бомбежку во время Второй Мировой, когда горел  даже
воздух?
  - Вот именно,- подтвердил Валашников.- Только в  данном  случае  огонь
разгорится такой, что для его горения не  хватит  кислорода  всей  нашей
планеты. Жизнь прекратит существование. Нет, две или три  "Кассандры"  -
это даже не безответственность, это безумие. Американца не сумасшедшие.
  - Не будьте так уверены в этом,- заметил специалист  по  международным
отношениям. Посмотрите, что они сделали с Кубой.
  Оба засмеялись, и напряжение исчезло.
  Председателю КГБ и министру иностранных дел Валашников  объяснил,  что
"Кассандру" не так уж трудно найти. По меньшей мере, пять футов ее  дол-
жно находиться над землей и иметь защиту из мрамора или другого подобно-
го материала. Кроме того, у "Кассандры" имелся еще один  очень  заметный
недостаток.
  - Бронза,- улыбаясь, сказал один из ученых.- Конечно бронза. Бронзовый
щит двадцати футов в диаметре. Подвижный, на случай пуска ракеты.
  Валашников кивнул. Имитируя манеру речи американского атташе  он  ска-
зал:
  - Джентльмены! Перед нами стоит грандиозная задача.  Мы  должны  найти
огромный кусок мрамора с бронзовым диском посередине,  в  малонаселенной
местности Повторяю вам, на тот случай, если вы  не  сразу  узнаете  его:
диск должен быть абсолютно круглым. Вот ваша  задача,  джентльмены.  Она
займет у вас несколько дней джентльмены.
  Все, кроме маршала, рассмеялись.
  - Как несколько дней?- спросил он.
  У него в жизни было много неожиданностей,  как  например,  уничтожение
немцами нового советского танка, который  должен  был  наводить  на  них
страх. Он выбрался из горящей машины тогда, в июне 1941 года, но у  него
навсегда остались рубцы от ожогов.
  - У нас есть спутники для наблюдения, товарищ маршал. Они легко фикси-
руют мрамор и бронзу.
  - Статуи тоже сделаны из мрамора и бронзы,- заметил маршал, а в Амери-
ке статуй не сосчитать.
  - Да, конечно Но, думаю, вы разбираетесь в статуях и тому подобных ве-
щах, и КГБ тоже. Разве мы не сможем отличить кусок мрамора  с  бронзовым
диском в  какой-нибудь   пустыне   от   памятника?   Кроме   того,   для
строительства подземного бункера наверняка потребовалось много времени и
рабочих рук. Наши агенты соберут нужную информацию.
  - А если он не в пустыне, а в городе?
  - Сомневаюсь, что они поместили "Кассандру" в городе. Она очень  опас-
на, товарищ маршал. Кроме того, они тогда не смогли бы надежно  засекре-
тить строительство.
  - Я помню американцев,- сказал маршал.- Они способны на все. Пусть се-
годня все над ними смеются, но, поверьте  мне,  эти  глупые,  потакающие
своим слабостям дети, когда нужно, могут быть очень твердыми и  проница-
тельными. Да, я знаю, о чем вы думаете. Вы думаете: вот маршал,  который
начинал с сержанта в царской армии. Который носил горячий кофе в кабинет
Сталина, выжил и дослужился до генерала;  который  воевал  с  фашистами,
дружил с Берией и Хрущевым и стал наконец маршалом. Я говорю вам,  каби-
нетным ученым: я видел кровь русских, пролитую русскими. Я  видел  кровь
русских, пролитую немцами. Я видел кровь  русских,  пролитую  китайцами,
американцами, англичанами и финнами
  На глазах у маршала блеснули слезы, и все почувствовали себя неловко.
  - Я не хочу больше видеть, как льется русская кровь Я  уже  навидался.
Валашников, вы молоды и уверены в себе, вы никогда не молились Богу. Да,
не молились Богу! Я видел, как это делали  комиссары  во  время  Великой
Отечественной. Вы думаете, все можно предусмотреть и рассчитать на бума-
ге. Сделайте одно: найдите "Кассандру"! Разыщите ее! Вам не поручат  ни-
чего другого, вас не повысят в звании, пока вы не найдете  эту  страшную
ракету для матушки-России. Вы не ослышались: для матушки-России. До сви-
дания, господа. Да хранит Бог матушку-Россию.
  После ухода маршала в комнате воцарилось неловкое молчание. Его  нару-
шил Валашников.
  - Он попал прямо в их западню. Интересно, как он воевал  с  фашистами?
Итак, не вижу оснований для того, чтобы тратить на поиск больше  недели.
Кто-нибудь считает иначе?
  Никто не возразил ему. Но, когда прошла неделя, затем месяц, несколько
месяцев, кое-кто из высших чинов вспомнил этот разговор и, подобно  мар-
шалу, подумал что поиск "Кассандры" представляет определенные трудности.
  Валашников видел, что его коллеги становятся капитанами, майорами, по-
дполковниками, полковниками... в то время, как он ищет "Кассандру".  Од-
нажды он был уверен, что нашел ее, но затем испытал горькое  разочарова-
ние. По всем приметам это была "Кассандра",  но  в  результате  проверки
мраморная глыба с бронзовым диском оказалась идиотским памятником каким-
-то погибшим дикарям. Такой же в точности русские могли поставить убитым
татарам. В тот день Валашников впервые заметил  в  своих  волосах  наме-
чающуюся лысину и понял, что уже не молод. И все еще полковник.

  Время не стояло и в Америке. Вокруг памятника, сооруженного  Комитетом
по делам индейцев, разгорелись споры многих возмущала вопиющая несправе-
дливость по отношению к коренным американцам, особенно  после  выходя  в
свет книги Линн Косгроув "Я родом из Вундед-Элк".
  С криками "умрем как один", около сорока мужчин и женщин в боевой  ин-
дейской раскраске и головных уборах захватили в прерии Монтаны мраморный
монумент, а также помещение епископальной церкви, выстроенной  неподале-
ку. По словам лидеров движения, "они хотели привлечь внимание к  угнете-
нию американских индейцев".
  Коренные жители этих мест индейца Апова, которые за последнее  десяти-
летие выстроили себе городок Вундед-Элк в полумиле от  памятника  с  не-
доумением наблюдали за происходящим.
  Вундед-Элк окружили телевизионные камеры. Местная полиция оцепила  мо-
нумент вместе с епископальной церковью, но  не  делала  никаких  попыток
прогнать индейцев. Генерал Ван Рикер по багамскому телевидению наблюдал,
как полдюжины индейцев ружейными прикладами  сбивают  бронзовый  диск  с
"Кассандры". Затем какие-то идиоты начали работать электродрелью.  Гене-
рал Ван Рикер позвонил в Пентагон и потребовал соединить его с председа-
телем Объединенного Комитета начальников штабов.
  Раздраженный бригадный генерал объяснил Ван Рикеру  что  это  возможно
при помощи сверхсрочной седьмой  линии,  которой  можно  воспользоваться
лишь в случае атомной войны.
  - Соедините меня с адмиралом,- сказал Ван Рикер,- или ваша карьера ко-
нчена.
  - Да,- донесся из трубки сонный голос адмирала.- Что  вам  нужно,  Ван
Рикер?
  - У нас возникла проблема.
  - Можем мы поговорить о ней в понедельник?
  - Понедельник может не наступить,- ответил Ван Рикер.- По крайне мере,
для вас.


ГЛАВА ВТОРАЯ

  У человека по имени Римо было серьезное затруднение. Не применяя ника-
кой техники, он должен был разыскать пятидесятишестилетнего белого чело-
века, блондина с голубыми глазами по имени Дуглас Ван  Рикер,  с  особой
приметой - родинкой на левом боку. Поиск блондина являлся первой  частью
проблемы.
  - Вы случайно, не Дуглас Ван Рикер?- спросил Римо светловолосого голу-
боглазого человека с великолепным загаром. Тот читал журнал  "Форчун"  в
багамском аэропорту. На нем был дорогой костюм из белого шелка, идущий к
его белозубой улыбке. Казалось, он сошел со страниц этого журнала.
  - Нет. К сожалению, нет,  дружище,-   с   приятной   улыбкой   ответил
джентльмен.
  Римо рванул на нем белый шелковый костюм и одним движением сорвал ней-
лоновую сорочку. Родинки не было.
  - Вы правы,- сказал Римо - Вы сказали правду. Должен признать это.  Вы
правы. Родинки нет.
  Полуодетый блондин сидел с открытым ртом,  растерянно  моргая.  Журнал
наполовину свалился с его колен.
  - Что?- ошеломленно спросил он.
  - Почему ты в таком виде, Джордж?- спросила его сидящая  рядом  с  ним
дородная дама.
  - Ко мне подошел человек, спросил, не являюсь ли я Дугласом Ван  Рике-
ром и сорвал с меня одежду. В жизни не видел такой ловкости.
  - Дорогой, зачем ему было срывать с тебя костюм, если ты не тот  самый
Дуглас?
  - А зачем ему понадобилось его срывать, если я тот, кого он ищет? Смо-
три, вот он,- ответил раздетый джентльмен, указывая на скуластого  худо-
щавого человека футов шести ростом, с удивительно  большими  руками.  Он
был одет в серые брюки и синюю спортивную рубашку.
  - Кто-то указывает на вас, сэр,- сказал ему  человек  с  необыкновенно
светлыми, словно обесцвеченными волосами - Странно! Он почти раздет.
  - Ерунда,- ответил Римо - Вы не Дуглас Ван Рикер?
  - А почему вы спрашиваете?
  - Не грубите. Я спросил первым,- сказал Римо.
  - Обернитесь, этот человек направляется к  вам  в  сопровождении  двух
констеблей.
  - У меня нет времени. Вы не Дуглас Ван Рикер?
  - Да, это я. Когда вас выпустят из тюрьмы, разыщите меня.
  Римо почувствовал руку на своем плече. Схватив ее и рванув вперед,  он
посмотрел на обладателя руки. Это был констебль. Констебль отлетел к би-
летной кассе, врезавшись в нее. Другая рука на втором плече принадлежала
другому констеблю, который спикировал на круг для багажа и медленно кру-
тился на нем вместе с чемоданами лайнера компании "Пан-америкэн", прибы-
вшего рейсом 105 из Каира.
  - Боже мой!- произнес Ван Рикер.- Какая быстрота! Вы даже  не  оберну-
лись.
  - Разве это быстро? Быстро - это когда рук не видно,- сказал Римо.-  А
теперь за работу. Значит вы Дуглас Ван Рикер.
  - Да. Но я хочу остаться одетым.
  - У вас есть багаж?
  - Только один саквояж.
  Римо взглянул на ярлык: Ван Рикер.
  Светловолосый предъявил свой бумажник. Там были его кредитные  карточ-
ки, водительские права и военное удостоверение отставного генерал-лейте-
нанта военно-воздушных сил США.
  - Отлично,- сказал Римо.- А теперь пойдем. Этот рейс на Вашингтон.  Вы
туда не летите.
  - Но я лечу именно туда.
  - Нет, не летите. Вы идете со мной. Не капризничать. Я терпеть не могу
сцен.
  - А я вам устрою сцену,- ответил Ван Рикер и  внезапно  ощутил  острую
боль справа в груди.
  - Вот это действительно быстро,- заметил Римо.- Пошли. На нас смотрят.
  Стараясь глубоко не дышать, боком, Ван Рикер сел с  молодым  человеком
на такси. Они подъехали к небольшому частному аэропорту. Ван Рикер  уви-
дел черный реактивный самолет, готовый взлететь.
  - Куда мы летим?- спросил Ван Рикер своего сопровождающего, когда  тот
помогал ему взбираться по трапу.
  - Ваше дело - отвечать на вопросы, а не задавать их.
  Когда самолет оторвался от земли, Ван Рикер попросил у Римо  какой-ни-
будь анальгетик, чтобы заглушить боль в ребрах. Но  вместо  таблетки  он
получил легкий толчок в спину, рядом с позвоночником. Боль сразу же  ис-
чезла.
  - Нервы,- сказал Римо.- Ваше ребро не сломано. Это все нервы.
  - Благодарю вас. Не могли бы вы объяснить, куда мы летим? Кто вы?  Для
чего вы меня похитили?
  - Я не похитил вас,- ответил Римо,- я вас одолжил. Думаю, мы на  одной
стороне.
  - Я ни на чьей стороне,- заметил Ван Рикер.- Теперь я на пенсии.  Ког-
да-то я был офицером военно-воздушных Сил США.
  - Я не разбил вам никакой аппаратуры?
  - Нет,- ответил Ван Рикер.- У меня никакой аппаратуры нет.  Зачем  она
мне?
  - Не имею представления. Я всего лишь выполняю инструкции,- сказал Ри-
мо.- Скоро вы поговорите с человеком, который вам понравится.
  - Не думаю, что после всего этого мне кто-нибудь понравится. Вам нужны
деньги? Я могу предложить вам солидное вознаграждение.
  - У меня достаточно денег,- ответил Римо.
  - Я заплачу вам еще больше.
  - Не бывает больше, чем достаточно,- произнес Римо.- Это глупое  пред-
ложение. А мне сказали, вы большой ученый. Да хранит Бог Америку!
  - Если вы верите в Америку, доставьте меня в Вашингтон. Дело срочное.
  - Нет. Хватит об этом!- сказал Римо.
  - Да хранит Бог Америку!- произнес Ван Рикер.
  Они сидели молча до тех пор, пока не приземлились на частном  аэродро-
ме, по словам Римо, в Голдсборо, штат Северная Каролина, где расположена
крупная военно-воздушная база.
  Как только они спустились по трапу, самолет развернулся и снова  начал
разбег.
  - Куда это он?
  - Уносит ноги. Смити не любит посторонних. С ним-то вы и должны встре-
титься. Он со странностями, но вообще-то парень неплохой.
  - Да поможет нам Бог: нам и ему,- сказал генерал Ван Рикер.
  - Что-то вы слишком религиозны для ученого, который придумал эту  хре-
новую ракету,- заметил Римо.
  Слова Римо были хуже удара в грудь. Ван Рикеру помогли лишь многие го-
ды готовности к разного рода неожиданностям.
  Не может быть чтобы этот человек знал о ракете. Невероятно! Все  дела-
лось в такой глубокой тайне, что о "Кассандре" знали только  Ван  Рикер,
президент и председатель Объединенного Комитета начальников штабов.  Ря-
довые члены комитета знали, что речь идет о каком-то оружии, но не имели
представления, где оно находится и в чем его особенность. Сила  "Кассан-
дры" заключалась в ее засекреченности. Если о ней узнал кто-либо,  кроме
Ван Рикера, враги легко уничтожили бы ее. Наземный взрыв вызвал бы  пот-
рясающий "дрезденский эффект".
  Направляясь за юношей к дверям ангара, Ван Рикер услышал нечто, крайне
его удивившее.
  - Это ты свистишь?- не веря своим ушам спросил он.
  - Угу.
  - А ты не думаешь, что в любую минуту можешь  превратиться  в  горстку
пепла?
  - Ну и что?
  - Чему же ты радуешься?
  - Я выполнил свою работу. Вы здесь. Аппаратура цела.
  - Тебя не впечатляет то, что ты можешь сгореть заживо в ядерной катас-
трофе?
  - А чем лучше пуля в висок? Ядерная катастрофа меня не  колышет.  Меня
может убить потеря равновесия во время удара. Как  вам  это  понравится:
умереть от неверного выпада? Вот что меня пугает. Вот что я вижу в  ноч-
ных кошмарах.
  В дальнем конце ангара Ван Рикер заметил человека в темном  костюме  с
галстуком. Он сидел за столиком и читал. Справа от него на большом  ярко
раскрашенном дорожном сундуке в позе лотоса восседал старец-азиат с кос-
матой седой бородой. Ван Рикер насчитал поблизости еще тринадцать  чело-
век.
  - Вон тот, дальше всех - Смитти,- сказал Римо, указывая на сидящего за
столиком.
  Направляясь в глубину ангара, Ван Рикер услышал,  как  его  похититель
говорит старику:
  - Знаешь, папочка, этот парень не придает никакого значения боевым ис-
кусствам. Изобретает бомбу, которая может смести с лица земли целый кон-
тинент и отравить всю планету, но не дает ломанного гроша за нашу школу.
  - Когда человек не знает в совершенстве ни  одной  вещи,  он  начинает
хвататься за все, в качестве компенсации. В итоге он надеется, что никто
не заметит его бездарности. Если бы он мог сделать бомбу для того, чтобы
правильно убить одного человека, он бы создал стоящую  вещь.  Но  он  не
смог. Поэтому он сделал бомбу для несовершенного убийства миллионов  лю-
дей. Он угроза для самого себя и окружающих,- сказал старец.
  - Он генерал военно-воздушных сил, папочка.
  - О!- воскликнул старец, словно это заявление все объясняло.- Вот  яр-
кий пример торжества количества над качеством.
  Ван Рикер расслышал последнее замечание, но оно  не  взволновало  его.
Ведь сейчас может случиться катастрофа, мысль о которой засевшая глубоко
в подсознании, терзала его во сне и наяву. А он, единственный, кто может
предотвратить, находится в руках каких-то психов. Для него было огромным
облегчением увидеть европейский костюм и длинное  белое  лицо  человека,
представившегося как доктор Харолд Смит.
  - Садитесь, прошу вас,- сказал Смит.- Я вижу вы в затруднительном  по-
ложении. Мы можем вам помочь в решении ваших проблем.  Не  ищите  лучших
помощников. Мы помогаем далеко не всем в подобных делах. Но мы  знаем  о
"Кассандре", которая находится в Вундед-элк.
  - Что вы имеете в виду?- спросил Ван Рикер.- Я  направлялся  в  Вашин-
гтон, в отпуск. Меня похищают и рассказывают о  персонаже  из  греческой
мифологии и какой-то ужасной ракете. Я не понимаю вас.
  - Конечно, конечно,- сказал Смит.- Почему вы должны нам доверять?  Это
я должен заработать ваше доверие. Генерал  Ван  Рикер  создатель  ракеты
"Кассандра", я предлагаю вам свою помощь.
  - Боже мой, что за идиотизм! Кто вы? Я никогда не имел дела с  ракета-
ми. Я был тыловым офицером.
  - Так написано в вашем удостоверении,- сказал Смит.- И во многих  дру-
гих документах. Я предлагаю вам поразмыслить над тем, что мы  с  вами  -
союзники и что мы единственные люди, способные вам помочь. Во-первых, мы
не иностранцы. Если бы мы ими были, нам не нужно было бы  знать  ничего,
кроме местонахождения "Кассандры". Это уязвимое, опасное оружие, чья за-
щита в маскировке. Самую большую опасность она представляет для Америки,
так как, если о ракете узнают за рубежом, ее могут взорвать прямо  в  ее
убежище. Так ведь?
  Ван Рикер ничего не отрицал. Он выслушивал объяснения с  каменным  ли-
цом.
  - Во-вторых: являемся ли мы преступниками,  которые  хотят  с  помощью
"Кассандры" шантажировать правительство Соединенных  Штатов?  Надо  ска-
зать, такой шантаж имел бы успех. Чтобы ответить, на, этот вопрос, я до-
лжен дать вам информацию, представляющую,  опасность  для  правительства
Америки. Я дал, распоряжение убрать всех, знающих нашу тайну.  Когда  вы
узнаете, кто мы, вы поймете, что, кроме вас, только нам может  быть  из-
вестного "Кассандре". Кроме того, .вы получите в руки более грозное ору-
жие, чем мы имеем против вас.
  - У вас не найдется сигареты?- спросил Ван Рикер. Он  вспотел,  и  ему
страшно хотелось то ли глотка свежего воздуха, то ли сигаретной затяжки.
  - Простите, но я не курю.
  - Я тоже бросил несколько лет назад,- сказал Ван Рикер.-  Продолжайте,
я слушаю вас.
  Ван Рикер ощущал слабость во всем теле. Смит предложил ему стакан воды
и перешел к дальнейшим объяснениям.
  Более десяти лет назад находящемуся тогда во главе  страны  президенту
стало ясно, что Америка очень быстро превращается  в  полицейское  госу-
дарство. Причиной того были не только уличные  беспорядки,  но,  главным
образом, действия корпораций, превратившихся  в  автономные  державы  со
своими законами. Рэкет и коррупция приникли во  все  поры  американского
общества.
  - По историческим законам,  хаос  влечет  за  собой  диктатуру,-сказал
Смит,- но президент решил не сдаваться, а найти другое решение проблемы.
Он счел, что нужно слегка подправить Конституцию. Вы понимаете, о чем  я
говорю: там помочь судье, тут - свидетелю, и тому подобные вещи.
  - Если я вас правильно понял, конституция не  могла  существовать  без
значительных искажений,- заметил Ван Рикер.- В таком случае, ваша  орга-
низация должна обходиться полностью без посторонних лиц. Огласка вам яв-
но противопоказана.
  - Вы поняли меня правильно,- сказал  Смит.-  Вы  чрезвычайно  проница-
тельны. Для борьбы с оглаской у нас есть исполнитель.
  Ван Рикер вынул из кармана записную книжку и повертел в  руках  каран-
даш.
  - Исполнитель!? Таких у вас должно быть человек восемьсот!
  - Что вы, то невозможно!- воскликнул Смит.- Вы же специалист по засек-
речиванию, и знаете, что пять человек уже слишком много для тайны.  Поэ-
тому нас трое: я, Римо, с которым вы уже знакомы, и президент.
  - Вы контролируете президента?- спросил Ван Рикер.
  - Конечно. Он имеет право лишь распустить нашу организацию. Но  прика-
зывать нам он не может.
  - Вы хорошо поработали над распределением обязанностей,-  заметил  Ван
Рикер.
  - Разумеется. Разделение функций:  обычная   компьютерная   программа.
Только так люди могут работать над деталями, не представляя себе  опера-
цию в целом. Большие числа. К тому же...
  Находящимся у дверей ангара людям были слышны взволнованные голоса Ван
Рикера и Смита.
  - Я же говорил тебе, папочка,- сказал Римо,- что эти двое поладят. Со-
всем как мальчишки с новой игрушкой.- Разделение функций...  О  чем  они
рассуждают, черт возьми?
  - В Доме Синанджу тысячи лет назад нашли ответ на вопрос: почему пред-
ставитель императорской династии выбирает себе жену  не  менее  знатную,
чем он сам,- сказал Чиун, Мастер Синанджу.- Вовсе не для усиления своего
могущества. Потому, что взаимопонимание возможно только на одном уровне,
то же касается и взаимной терпимости.
  - Не понимаю тебя, папочка,- сказал Римо. Более десяти  лет  назад  он
начал свое обучение и теперь мог понять без объяснения многие премудрос-
ти Дома Синанджу, основанной много веков назад школы корейского  боевого
искусства, нынешним мастером которой был Чиун.
  - С кем ты больше всего любишь разговаривать?- спросил Чиун.
  - Конечно, с тобой. Ведь мы занимаемся одним делом.
  Чиун кивнул.
  - А ты, вероятно,- со мной,- улыбнулся Римо.
  Чиун покачал головой.
  - Больше всего я люблю беседовать с самим собой. Понимаешь?
  - Я имел в виду, с кем ты любишь говорить помимо себя,-  сказал  Римо,
стукнув носком ботинка о порог,- Бамс,- пробормотал он.
  Сидя за столиком, Ван  Рикер  вникал  в  дальнейшие  подробности,  ка-
сающиеся секретной организации.
  - Вдобавок,- говорил Смит,- мы не считаем, что  военные  смогут  взять
ситуацию под контроль; тем более теперь, когда дело приняло  такой  обо-
рот.
  - Не вижу, что мы сможем сделать.
  - Когда вы в 1961 году создавали "Кассандру", у нас было  стратегичес-
кое преимущество перед русскими. А сейчас его нет. Тогда "Кассандра" бы-
ла нам не так уж необходима, если только на всякий случай. И вот настало
время, когда она понадобилась. Имея стратегическое преимущество, русские
могут напасть в любую минуту, стоит им лишь подумать, что  они  способны
устранить "Кассандру". Как вам известно, если сейчас военные начнут спа-
сать ее, для этого и потребуется целая дивизия.  Весь  мир  узнает,  где
она. "Кассандра" во многом напоминает нашу организацию, КЮРЕ.  Если  нас
рассекретить, мы пропали.
  - Что вы можете предоставить в мое распоряжение?- спросил Ван Рикер.
  - Самых лучших в мире убийц-ассасинов.
  - Сколько?
  - Двоих,- сказал Смит, кивая на двери ангара.
  - Старик выглядит доходягой. Догадываюсь, они-то, и есть все ваши  лю-
ди. Восемьсот человек превратилось в двух.
  - В одного,- поправил его Смит.- Все мои люди - это Римо. Чиун  -  его
учитель, он заботится лишь о продолжении своего дела. Мы не  можем  про-
сить Мастера Синанджу выполнять наши поручения. Он считает их  недостой-
ными себя мелочами.
  - Армия из одного человека,- размышлял вслух Ван  Рикер.-  Наверно,  у
него масса дел. Друзья, знакомые, семья - все разбросаны по стране.  От-
печатки пальцев... Дайте подумать... Вы использовали мертвеца?
  - Римо Уильямс, полицейский из Ньюарка, был убит больше десяти лет на-
зад. Его отпечатки пальцев нигде не зарегистрированы,- сказал Смит.
  - Несуществующий человек для несуществующей организации,- с  уважением
кивнул Ван Рикер.
  Смит улыбнулся.
  - Если у меня будет преемник, мне бы хотелось, чтобы он был  похож  на
вас. Вы правы на все сто.
  - Теперь я четвертый человек, посвященный в это дело,- сказал Ван  Ри-
кер,- потому что вы хотите...
  - Потому что нам нечего будет защищать, если  мы  не  спасем  "Кассан-
дру",- продолжил Ван Рикер.
  Он встал и протянул Смиту руку. Смит тоже поднялся и пожал ее.
  - По рукам,- в один голос сказали они. Смит  проводил  Ван  Рикера  до
дверей ангара.
  - Удачи вам,- сказал Смит.- Если я вам понадоблюсь, звоните: санаторий
Фолкрофт, в местечке Рай, под Нью-Йорком.
  - Это для отвода глаз?
  - Да. Я директор санатория. Это официальная связь. Секретная  связь  -
переменный код, кратный пяти, по дням недели. Время по Гринвичу.
  - Удобно,- сказал Ван Рикер.
  - Ерунда,- произнес Римо.
  - Вы миритесь с таким нахальством?- удивился Ван Рикер.
  - Ничего не поделаешь. Он прекрасный специалист.
  - Откуда он знает?- шепнул Римо Чиун.
  - Подсчитывает трупы, папочка.
  - Очень мило с его стороны.
  У Ван Рикера оставался последний вопрос.
  - Как вам удалось узнать о "Кассандре"?
  - Такие вещи, сэр,- ответил Смит,- сами приходят в голову, если о  них
хорошенько подумать.
  И Римо впервые за сегодняшний день увидел  удовлетворенную  улыбку  на
лице Смита.
  - Конечно,- сказал Ван Рикер.- Ведь я, в отличие от вас,  ориентирован
всего лишь на один предмет.
  - Что это значит?- спросил Римо.
  - А это значит,- объяснил Ван Рикер,- что "Кассандра" была надежно за-
щищена от разведки русских и от нашей военной разведки, но не от органи-
зации, имеющей сторонников в правительстве и разработавшей такую компью-
терную сеть. В итоге вы узнали бы о "Кассандре" хотя бы по той  причине,
что она не попадала ни в какие данные.
  - Поиск путем исключения,- сказал Смит.
  - Вот именно,- подтвердил Ван Рикер.
  - Вот именно,- повторил Чиун.
  Римо обвел всех вопросительным взглядом.
  - Я займусь им, сынок. Он представляет определенную опасность,- по-ко-
рейски сказал Чиун.
  - Все еще не понял,- Римо посмотрел на Ван Рикера.
  На аэродроме их ждал другой самолет с новым пилотом. Пролетая над  Ар-
канзасом, Ван Рикер объяснил Римо,  как  КЮРЕ  разоблачила  "Кассандру".
Просто-напросто сообщения о  различных  происшествиях  обрабатывались  в
компьютерах, и то, о чем умалчивалось, само собой, выплывало наружу.
  - Не понимаю, хоть убей,- сказал Римо.
  - И не надо,- ответил Ван Рикер.
  - Попробуй понять,- сказал Чиун.- Ты можешь кое-чему научиться.
  За спиной Ван Рикера он подмигнул Римо и закатил глаза, словно показы-
вая, что этот светловолосый тип явно не в себе.
  Над Вундед-Элк самолет неожиданно тряхнуло. Даже  сквозь  загар  стало
видно, как побледнел Ван Рикер. Через несколько секунд дрогнувшим  голо-
сом он произнес:
  - Слава Богу. Это всего лишь воздушная яма.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  План по спасению американского Среднего Запада,  предложенный  Смитом,
был невероятно прост.  Во-первых,  обеспечить  надежную  защиту  ядерной
боеголовки, находящейся под монументом. Во-вторых, не допустить огласки,
которая могла бы нарушить равновесие сил в пользу противника.
  Однако в этом плане было одно маленькое "но". Оно заключалось  в  сле-
дующих названиях: "Эй-би-си", "Си-би-си",  "Нью-Йорк  Таймс",  "Нью-Йорк
Глоуб", "Вашингтон Пост", "Сан-Франциско Кроникл", "Чикаго Трибюн", "Де-
йли Мейл", "Тайм", "Ньюсуик", "Эсквайр",  "Пари-Матч",  "Асахи  Шимбун",
"Юнайтед Пресс Интернешнл", "Ассошиэйтед Пресс",  "Рейтер",  "Правда"  и
несколько сот других наименований средств массовой информации,  предста-
вители которых собрались в рыжей от засушливого лета прерии Монтаны.
  В полумиле, на плоскогорье располагался городок Вундед-Элк,  построен-
ный десять лет назад индейцами Апова. Они покинули резервацию, проделали
долгий путь по дороге, ставшей теперь большим шоссе,  и  начали  строить
новую жизнь. Но пресса интересовалась не ими. Ее интерес был прикован  к
сорока индейцам из Чикаго, Гарлема, Голливуда  и  Гарварда,  захватившим
памятник и церковь рядом с асфальтовым шоссе, которое  ведет  к  городку
Вундед-Элк.
  Местная полиция окружила индейцев кольцом, но, согласно приказу из Ва-
шингтона, не трогала их, чтобы избежать обвинений в насилии. Сперва  по-
лицейские пытались не допустить прессу к митингующим, но  это  оказалось
нелегким делом. Поэтому они не слишком старались.
  Римо наблюдал, как кто-то нес голубой флаг от здания церкви к монумен-
ту. Операторы засуетились. Потом человек бросил флаг, поднял над головой
автомат Калашникова и, вспрыгнув на мраморную глыбу, исполнил  индейский
военный танец, после чего соскочил на землю.
  - Он не попал в кадр, он не попал в кадр!- услышал Римо.- Дайте им ка-
кой-нибудь знак.
  Из передних рядов представителей прессы замахали, и со стороны  памят-
ника донесся усиленный мегафоном голос:
  - Что вам еще. Дерьмо собачье?
  - Я не успел его заснять, сэр!- крикнул репортер.
  - Ладно,- ответил голос,- еще раз и на сегодня хватит.
  Человек с черными косами вновь вспрыгнул на памятник, исполнил военный
танец, соскочил вниз и направился к церкви.
  Оператор нацелил камеру на ведущего, который, судя по всему,  завершал
программу теленовостей.
  - Итак, в окружении полиции, Партия  Революционных  Индейцев  клянется
продолжать борьбу до победного конца, пока их народу не будут возвращены
все права на человеческое существование. Это...
  Ведущего прервали вопли белокурой девушки с индейскими бусами на шее:
  - На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь  мир!  На  нас  смотрит
весь мир!
  Римо схватил орущую девушку за руку и потащил туда, где толпа была ре-
же. Там полицейские отгородили огромную стоянку для автомобилей предста-
вителей прессы. Площадью в два футбольных поля, стоянка была так опутана
телевизионным кабелями, что походила на блюдо черных спагетти.
  - Куда ты меня тащишь, ублюдок?- вопила девушка.- Шовинист! Свинья!
  - Я хочу попросить тебя об одной услуге.
  - Свинья! Ублюдок!
  - Пожалуйста, не ори. На нас смотрит весь мир,- сказал  Римо,  подводя
ее к черному лимузину.
  - На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир!- мстительно выкри-
кивала девушка.- На нас смотрит весь мир!
  Одной рукой Римо открыл заднюю дверцу, а другой втолкнул голову девуш-
ки в машину.
  - На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир!- продолжала девуш-
ка. Римо показал ее Ван Рикеру и, получив одобрительный кивок  генерала,
швырнул девушку через крыши нескольких автомобилей. Она врезалась в  ка-
пот и затихла.
  - Вот и небольшие "но" в вашем плане,- сказал Римо.- Трудно не привле-
кать к себе внимания, когда на вас смотрит весь мир.
  - Хм,- произнес Ван Рикер.
  - Есть какие-нибудь идеи?
  - Из минусов данной ситуации можно  получить  плюс,-  сказал  Чиун,  и
только Римо знал, что старик шутит.
  - Конечно,- сказал Ван Рикер.- Но как же мы это сделаем?
  - Слушайте,- сказал Римо,- я пойду к памятнику охранять диск. Вы дела-
йте, что хотите. Можете, к примеру, попрактиковаться со Смитом в кодиро-
вании. Чиун останется с вами.
  - Что вы собираетесь предпринять?
  - Вы - самое большое бедствие для нашей страны, со времен  Гражданской
войны, и еще спрашиваете о моих планах. А планы у меня такие: предотвра-
тить эту катастрофу. Вы довольны?
  - Не грубите. Вас выбрали вместо дивизии солдат лишь потому,  что  нам
необходимо держать все в тайне. Нам нужна секретность.
  - Ну мы-то уж точно не широко известная организация, Ван Рикер,-  ска-
зал Римо.
  - Я поговорю с ним,- сказал Ван Рикеру Чиун,- и научу уважать старших.
  Чиун и Римо вылезли из машины, отойдя на почтительное расстояние, Чиун
поинтересовался, действительно ли Америка на волосок от  ядерной  катас-
трофы. Римо объяснил, что слышал это от Смита, и что Ван Рикер  подтвер-
дил его слова.
  - И Америка может стать пустыней, если это произойдет?
  - Возможно, папочка.
  - Тогда мне все ясно. Надо искать работу в другой стране. Взять,  нап-
ример, Персию. Летом она - чудесное место для наемных убийц. Там  растут
замечательные дыни, и когда они созревают...
  - Забудь об этом. Я туда не поеду,- сказал Римо и направился к  памят-
нику сквозь кольцо корреспондентов.
  В ушах у него звучали слова Чиуна. Он заранее знал все,  что  тот  ему
скажет. Речь старика пойдет, как всегда, о том, что он нашел неблагодар-
ного поросенка и приобщил его к мудрости Дома Синанджу. А этот поросенок
пренебрег мудростью и начал безответственно рисковать своей жизнью - по-
сле того, как Мастер Синанджу потратил на его обучение лучшие годы.  От-
давал ли Римо себе отчет, сколько лет Мастера пропадет даром,  если  его
ученик погибнет?. И было бы за что! За страну с двухсотлетней  историей?
Дом Синанджу насчитывает много сотен лет, но, вероятно, Римо, как многие
европейцы, нс умеет хорошенько считать...
  Чиун, ворча, вернулся в машину Ван Рикера. К ним подошли два диктора и
корреспондент газеты новостей, намереваясь взять интервью.
  - Кто вы?- спросили они Чиуна, думая, что тот принадлежит к  какой-ни-
будь партии.
  - Сэр, вы поддерживаете движение за освобождение Третьего мира?- обра-
тился к нему хорошо поставленным голосом репортер. Чиун увидел камеру  и
заметил грим на лице репортера.
  - А что такое - Третий мир?- спросил Мастер Синанджу.
  - Черные, желтые и латиноамериканцы.
  - Конечно, я всей душой поддерживаю движение за освобождение  Третьего
мира, правда, с небольшими исключениями, к которым относятся черные, ла-
тиноамериканцы, китайцы, таитяне, японцы, филиппинцы, бирманцы и вьетна-
мцы.
  - Но кто же тогда остается, сэр?
  - Как кто? Конечно, корейцы,- отвечал Чиун, поднимая иссохшую  руку  с
длинными ногтями. И, чтобы репортер понял его правильно,  объяснил,  что
даже не все корейцы достойны освобождения. Южные корейцы - лентяи, в де-
ревнях Ялу страшная грязь, а Пхеньян - это хорошо  замаскированный  бор-
дель. Освобождения заслуживает лишь деревня Синанджу, за исключением че-
тырех домов на берегу залива, дома рыбака и дома ткача, не говоря  уж  о
той части деревни, где живут земледельцы, которые никого не могут проко-
рмить, кроме самих себя.
  - Что же вам тогда нравится в Третьем мире?
  - Отсутствие белых,- сказал Чиун.
  Увидев азиата, дающего интервью, к ним присоединился еще один  телере-
портер с намерением спросить, что тот думает о судьбе Вундед-Элк, об ин-
дейском движении и о том, как должно повести себя в данной ситуации пра-
вительство.
  Чиун подумал и пришел к выводу:  так  как  все  любят  деньги,  прави-
тельство должно давать индейцам больше денег, вместо сушеной рыбы.  Ведь
им может не нравится сушеная рыба. На собственном горьком опыте Чиун по-
нял, что многие люди терпеть не могут сушеную рыбу, особенно американцы.
Поэтому деньги - лучший выход из положения.
  Речь Чиуна была немедленно транслирована по телевидению, как  требова-
ние воинствующего представителя Третьего мира.
  Репортера сопровождал фотограф, который, когда Чиун и Ван Рикер  сади-
лись в машину, сфотографировал их. Ван Рикер закрыл лицо рукой,  но  это
спровоцировало фотографа на новые снимки. Рассерженный Ван Рикер  рванул
машину с места и помчался по полю с телевизионными кабелями, мимо  поли-
цейских, что-то пробормотав Чиуну, у которого был абсолютно  безмятежный
вид.
  - У вас очень хрупкая аппаратура?- спросил Чиун.
  - Нет. Я не захватил ее с собой,- ответил Ван Рикер.- Мы едем за ней.
  Ван Рикер припарковал машину в ближайшем придорожном отеле, стилизова-
нном под избу из неотесанных бревен, сбитых скобами. Он сразу же  отпра-
вился в номер и открыл смолистую дверь собственным ключом. Он видел, как
старик подошел к индейцу Алова в холщевых штанах у бюро регистрации. Ин-
деец помог ему вытащить из машины и отнести в  номер  расписной  сундук.
Старик велел индейцу оставить сундук у порога, потому что другой молодой
человек сам занесет его. Ван Рикер дал индейцу доллар чаевых и  выпрово-
дил из комнаты достал из чулана серую униформу уборщика и похожую на ме-
тлу щетку на длинной ручке.
  - Вот все, что мне нужно,- сказал он.- Правда, мне еще понадобится ко-
мната для работы над схемами.
  Чиун, поразмыслив с минуту, пришел к выводу, что  бледнолицый  человек
говорит что-то не то, а поэтому не обратил на его слова никакого  внима-
ния.
  Ван Рикер поразился тому, с какой быстротой старик освоился в комнате.
На столе, где Ван Рикер хотел разложить географическую карту  Вундед-Элк
и монтажную схему монумента, Чиун поставил телевизор с записывающим  ус-
тройством и уже смотрел одну программу в то время, как магнитофон  запи-
сывал то, что шло по двум другим.
  - Простите,- сказал Ван Рикер,- я не хочу показаться грубияном, но бу-
дущее Соединенных Штатов зависит от точности моих расчетов. Я был бы вам
чрезвычайно обязан, если бы вы переставили куда-нибудь  свой  телевизор.
Мне надо разложить бумаги.
  - Вы можете сделать это в ванной,- отозвался Чиун.
  - Думаю, вы не понимаете, насколько это важно.
  - Сегодня вы уже дважды прервали мои размышления о прекрасном.  Многим
я не прощал и одного раза. Но вас я прощаю, ибо Дом Синанджу заботится и
о благе всего человечества.
  - Спасибо,- сказал Ван Рикер.
  - Я оставлю вас в живых,- сказал Чиун.- Идите в ванную и спасайте свою
страну.

  Тем временем Римо приближался к рядам полицейских.  Они  махнули  ему,
чтобы он остановился, но он продолжал идти. Один из них прицелился в Ри-
мо, но Римо, увидев, что предохранитель не снят, подошел к оцеплению
  - Ты куда, парень?- спросил полицейский, круглолицый, с небольшими че-
рными усиками.
  Римо дружески хлопнул его по плечу:
  - Меня направили к вам,- сказал он, скользнув рукой по  его  рубашке.-
Из Вашингтона, для проверки. Старайтесь ребята!
  Римо отвернулся и пошел дальше, незаметно пряча в  карман  полицейский
значок, который он снял с рубашки у круглолицого. Пройдя сто  ярдов,  он
показал значок другому полицейскому, прошел через оцепление и направился
к церкви и памятнику.
  Когда он приблизился к траншее около дороги, из нее поднялась  молодая
женщина в оленьих шкурах с удивительно белой для индеанки кожей. Она на-
правила револьвер в грудь Римо.
  - Кто вы?- спросила она.
  - Джордж Армстронг Кастер,- ответил Римо, увидев,  что  предохранитель
не снят.
  - Теперь вы пленник Партии Революционных Индейцев, мистер Кастер.
  Она повела его к церкви, подталкивая револьвером в спину. На церковных
ступеньках двое играли в безик. Они положили дробовики на  колени  и  по
очереди отхлебывали виски из бутылки.
  Из их разговора Римо понял, что один задолжал другому  23  доллара  50
центов и обещал заплатить, как только они освободят еще  один  город  от
засилья белых.
  Они посмотрели на Римо. Женщина подошла к игрокам.
  - К нам пробрался репортер. Без приглашения,- сказала она.
  - Оставь его здесь и убирайся. Что сегодня на обед?- спросил  один  из
них.
  - Не говори так со мной. Это освободительное движение, а я твой сорат-
ник по борьбе с шовинизмом бледнолицых.
  - Приношу свои извинения, товарищ. Что сегодня на ужин?
  - Буйвол.
  - Буйвол? Но мы его уже съели.
  - Новый буйвол!
  - Ты имеешь в виду корову, которая пасется за церковью?
  - Эту корову и всех остальных на нашей земле  тех,  которые  бродят  в
универсамах, в супермаркетах и в ювелирных лавках,  полных  драгоценнос-
тей, принадлежащих нам, украденных у нас. Всех наших буйволов.  Мы  раса
охотников.
  - Они все еще охотятся за ней,- сказал тот, что с козырями, вознаграж-
дая себя глотком из бутылки.
  - Но к ужину она будет убита,- сказала девушка
  - С нее еще надо содрать шкуру.
  - Тогда придется экспроприировать продукты из магазина.
  - Магазины здесь только в деревне Апова, а экспроприация  вряд  ли  им
понравится.
  - Это наши продукты!- пронзительно закричала девушка.- Они принадлежат
нам! Они наши! Эта земля оплачена нашей кровью.
  - Конечно, конечно. Тасуй карты.
  - Проводите меня к главному,- сказал Римо.- Я хочу  поддержать  вас  в
доблестной борьбе с расизмом белых. Я хочу быть с вами. Я индеец.
  - Я никогда не видел тебя в Чикаго,- сказал мужчина, взглянув  на  не-
го.- Где ты там живешь?
  - А почему надо жить в Чикаго, чтобы вступить в  Партию  Революционных
Индейцев?- спросил Римо.
  - Если все члены нашей партии живут в Чикаго, мы не тратим кучу  денег
на почтовые расходы. Знаешь что? Ты можешь оказать нам моральную поддер-
жку. Что у тебя в карманах?
  - Сотни две,- сказал Римо и бросил на ступеньки несколько бумажек.
  - Я принимаю твою помощь, брат. А теперь уходи.  Ты  любишь  индейцев?
Можешь посетить деревню Апова.
  - Я знаю, где можно добыть еду. Сочный филей и жареных цыплят с  румя-
ной корочкой, мягких внутри,- сказал Римо.
  - Будьте тверды, братья. Мы будем охотиться  на  буйвола  и  останемся
свободными,- сказала женщина.
  - Клубничное мороженое с черничным пирогом, пиво с креветками, пиццу с
ветчиной и жареного гуся, фаршированного яблоками,- продолжал Римо.
  - Он лжет. Это неправда,- сказала девушка.
  - Заткнись, Косгроув,- сказал мужчина.- Парень, ты хочешь поговорить с
Деннисом Пети?
  - Если он у вас главный, то да,- ответил Римо.
  - Когда ты добудешь еду?
  - Сегодня вечером.
  - Я уже сто лет не видал хорошей лассаньи. Ты можешь достать лассанью?
Не привозную дребедень в коробках, а настоящую?
  - Такую, как делала твоя мама?
  - Моя мама не делала лассанью. Она была наполовину ирландка, наполови-
ну индеанка Катоба.
  - Но ее душа была душой индеанки,- сказала Косгроув.
  - Заткнись, Косгроув.
  - Это Лини Косгроув? Автор книги "Я родом из Вундед-Элк"?- спросил Ри-
мо.
  - Что ясно как божий день,- добавил мужчина
  - Мое имя не Лени Косгроув. Меня зовут Горящая Звезда.
  - Она чокнулась на этом,- сказал мужчина, опуская руку с картами. -  Я
- Джерри Люпэн, а это Барт Томпсон.
  - Их имена - Дикий Пони и Бегущий Медведь,- сказала Горящая Звезда.
  - Где я мог ее видеть?- спросил Римо у Джерри.
  - На церемонии присуждения "Акэдеми Аворд" Она им испортила  все  шоу.
Должна была петь Дебби Рейнольдс, а она решила рассказать о Партии.  Та-
кие чокнутые всегда все портят. Пошли, я отведу тебя к Пети.
  - Он на военном совете. Не допускайте белого захватчика на наши свяще-
нные советы!- закричала Горящая Звезда.
  - Косгроув?- прикрикнул Люпэн, показывая ей кулак.- Закрой рот, или ты
у меня попляшешь?
  Косгроув дрожащей рукой подняла револьвер и прицелилась в голову Римо.
  - Я увижу завтрашний день свободным или окроплю  эту  священную  землю
кровью бледнолицего. Только кровь бледнолицых может очистить от  скверны
наш континент. Реки крови. Целый океан,- монотонным  голосом  заговорила
Горящая Звезда.
  Римо выбил револьвер у нее из рук. Горящая Звезда изумленно посмотрела
на него и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
  - Она всегда такая,  когда  церковь  посылает  нам  продукты,-  сказал
Люпэн.- Их привозит священник на грузовике и пытается прочесть нам  про-
поведь. Словно он из Армии спасения, только его  продукты  -  дерьмо.  О
считает себя идеально подходящим для этой миссии только потому,  что  он
индеец.
  - Да?- удивился Римо.
  - Да,- сказал Люпэн,- он чероки. У него такие странные глаза и все ос-
тальное... Мы разрешаем ему тут околачиваться и иногда напускаем на него
фотографа.
  Военный совет проходил в красивом белом церковном здании. Оно выгляде-
ло красивым - по крайне мере, снаружи. Внутри же скамьи были в беспоряд-
ке, библии порваны, полы загажены. На скамьях спали мужчины  и  женщины.
Некоторые из них, опершись в полудреме о подоконники разбитых окон с ос-
татками грязных стекол, выцеживая последние капли виски из пустых  буты-
лок. Клочья американского флага прикрывали разбитое пианино.
  И еще было оружие. Пистолеты в кобурах, винтовки, ружья, зажатые в ру-
ках, прислоненные к стене, сваленные в груду. Если бы кому-нибудь пришло
в голову оборудовать арсенал в сортире, он бы выглядел именно так, поду-
мал Римо.
  На месте кафедры проповедника сидел человек с косами, в  оленьих  шку-
рах. Он махнул рукой в сторону Римо:
  - Уберите этого ублюдка. Я не знаю его.
  - Он знает, как добыть еду!- заорал Люпэн.- И виски.
  - Пусть подойдет.
  - Это Деннис Пети,- сказал Люпэн, подводя Римо к мужчине.
  Пети взглянул с возвышения, и его тонкие губы растянулись в усмешке.
  - Он похож на очередного репортера.
  - Он не репортер, Пети,- сказал Люпэн.
  У Пети было бледное лоснящееся лицо человека злоупотребляющего шокола-
дом, молочным коктейлем и арахисом. На переднем зубе у него сверкала зо-
лотая коронка, и усмешка казалась попыткой продемонстрировать ее.
  - Ну и как ты собираешься добывать для нас еду? И с какой целью?
  - Я хочу участвовать в военной кампании,- сказал Римо.
  - Мы уже дважды охотились, но в результате имеем  двух  дохлых  коров,
которые успели протухнуть.
  - Это потому, что вы не умеете охотиться,- сказал Римо.
  - Я не умею охотиться? Это я не умею? Я, верховный вождь  сиу,  ироке-
зов, могауков, шайенов и дакотов? Арапахо, навахо и...
  - Эй, босс, кажется, он в самом деле может добыть нам еду.
  - Дерьмо собачье! Он не может даже сохранить себе жизнь,- сказал  Пети
и щелкнул пальцами.- Закон гласит, что верховный вождь не должен  видеть
кровь, находясь на верховном совете.
  И Пети повернулся к гостю спиной. Римо, по всей видимости, не читал ни
"Нью-Йорк Глоуб", ни "Вашингтон Пост", а то бы он сразу же узнал Пети.
  - Я пытался помочь тебе,- с сожалением шепнул провожатый Римо.
  - Все в порядке, друг,- сказал Римо.
  Из ризницы вышли пятеро. У одного был головной убор из перьев, у  дру-
гого косы, как у Пети. Тот, что с перьями, вынул из-под  пончо  складной
нож. Щелкнув, показалось лезвие.
  - Он мой,- сказал индеец, и сделал выпад, намереваясь  вонзить  нож  в
грудь Римо. К сожалению, ему это не удалось, так как нож  выпал  из  его
руки. Кроме того, у него возникли дополнительные трудности, так как  па-
лец Римо насквозь проткнул его шею.
  Насвистывая "Я иду к тебе Господи", в честь освобожденной из-под влас-
ти белых церкви, Римо отбросил владельца ножа к дальней стене. Затем  он
поймал индейца с самыми длинными косами и обмотал  их  вокруг  его  шеи,
чтобы военная раскраска выглядела еще экзотичнее на темном фоне. Шаг на-
лево - и он попал рукой в лоб еще одному. Шаг направо поверг наземь чет-
вертого индейского революционера и явился причиной неожиданного  прозре-
ния пятого.
  - Ты - мой брат,- сказал он Римо.- Теперь ты один из нас.
  Услышав эти слова, Пети обернулся и увидел, как один из его людей зах-
лебывается кровью, второй посинел от удушья, двое других лежат на  скам-
ьях с почерневшими лицами. Их недавние чаяния оказались последними.
  - Мы принимаем тебя в племя,- сказал Пети.
  - Спасибо, брат.
  Внезапно скамьи затряслись, и церковь содрогнулась до  самого  основа-
ния.
  - Что это?- спросил Римо.
  - Ничего особенного,- сказал Деннис Пети.- Просто мы  взрываем  памят-
ник. Пойдем посмотрим, удалось ли им это сделать.
  - Спорю, что не удалось,- ответил, переводя дыхание, Римо.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  Владивосток оказался не самым плохим местом для работы. По крайней ме-
ре, там было электричество, и кадровый офицер крупнейшего тихоокеанского
порта России всегда мог рассчитывать на отдельную комнату в гостинице  с
одним телевизором на два номера.
  Конечно, это не дачи под Москвой, тут не было лимузинов, но мясо дава-
ли три раза в неделю, а весной из Кореи Японским морем привозили  свежие
дыни.
  Могло быть и хуже. В сталинские времена Валашникова, если бы ему  пос-
частливилось, расстреляли бы. В худшем случае он оказался бы живым  мер-
твецом в одном из концентрационных лагерей, заполнивших необъятные  рос-
сийские просторы.
  Но в России сейчас царили новые порядки, если их можно было  с  полным
правом назвать новыми, и Валашников, избежав военного трибунала, был на-
значен служить в народный порт Владивосток,  где  занимался  в  основном
просмотром отечественных телепередач. Однажды в конфиденциальной  беседе
он заметил, что если "часами смотреть наше телевидение, то вечный сон не
покажется вечным".
  Темные глаза Валашникова уже не сияли умом и талантом юности. Щеки об-
висли, он почти полностью облысел, лишь на висках и за ушами торчали пу-
чки седых волос. Толстое брюшко выдавалось вперед, словно мяч. Он  сидел
за столом в старом шелковом халате и пил чай с сахаром вприкуску.
  - Правда, русское телевидение - лучшее в мире?- спросила его десятиле-
тняя подружка, хорошенькая девочка с пухленькими щечками и миндалевидны-
ми глазами, которая терпела его объятия за финики в сахаре и мелкие  мо-
нетки.
  - Нет. Оно скучное.
  - А ты когда-нибудь смотрел другое?
  - Да. Американское. Французское. Английское.
  - Ты был в Америке?
  - Я не имею права говорить об этом, лапочка. Иди сюда, сядь рядышком.
  - Мне снять трусики?
  - Да, ты же знаешь, как мне нравится.
  - Мама говорит, ты должен мне за это давать больше денег. А мне нравя-
тся конфеты.
  - У меня мало денег. Я дам тебе лимонный леденец.
  - Я хочу сначала посмотреть новости. В школе спрашивают.
  - Хочешь, я расскажу тебе, что скажут в программе  новостей?  "Капита-
лизм разлагается, коммунизм набирает силу, но мы должны остерегаться фа-
натичного ревизионизма китайских поджигателей войны, а также  внутренних
врагов - фашиствующих литераторов в нашей стране." А теперь дай мне пот-
рогать тебя.
  - Если я не посмотрю новости,- сказала девочка,- мне придется  сказать
учительнице, почему я не посмотрела их. Чем я в это время занималась.
  - Тогда давай посмотрим,- сказал Валашников, которого перехитрил деся-
тилетний ребенок. Если бы его гениальный, но теперь спящий ум не обладал
таким запасом знаний, Валашников мог бы подумать, что опустился на самое
дно человеческой жизни. Но он знал, что всегда можно увязнуть еще  глуб-
же.
  Новости начались с показа того, как загнивает Америка. Оплот капитали-
зма сотрясают массовые волнения. Индейцы -  оборванные  сыновья  племен,
стертых с лица земли, подняли восстание, с помощью марксистско-ленинской
теории требуя вернуть украденные у них земли. Их учителями были истинные
сторонники диалектического материализма, а не китайские ревизионисты.
  - Что это такое?- спросила девочка, показывая пальцем на экран телеви-
зора.
  - Это, моя лапочка, памятник погибшему в 1873 году индейскому племени,
убийство которого правительство сначала замалчивало, а потом,  в  начале
шестидесятых годов, признало и  соорудило  памятник  собственному  веро-
ломству. Монумент выполнен из черного мрамора, 50 футов в длину и  25  в
ширину. В центре - бронзовый диск двадцать футов в диаметре. Это  памят-
ник. Всего лишь памятник. Недалеко от него вырос городок  под  названием
Вундед-Элк, в нем живую индейцы племени Апова. Эти люди на экране,  под-
делывающиеся под индейцев,- не Апова. Не говори никому. Я могу добавить,
что ни один человек из племени Апова никогда официально  не  работал  на
правительство Соединенных Штатов, а также не изучал курса ядерной  физи-
ки. Каждый год Вундед-Элк посещают сто тысяч человек,  и  все  благодаря
книге некой Линн Косгроув.
  Мисс Косгроув никогда не работала на правительство США, будучи  членом
Социалистической Партии. ЦРУ также не платило ей за эту книгу.
  В радиусе сорока миль вокруг памятника нет ни одного воинского подраз-
деления. Единственный человек, находящийся на  службе  у  правительства,
посещает памятник раз в месяц, чтобы его помыть и очистить от мха.
  Хочешь узнать его имя, возраст, образование, привычки? Название отеля,
где он живет? Спроси меня. Ты заслужила. Если честно, я тоже заплатил за
эту информацию. Своей карьерой.
  Человек, который ухаживает за памятником, без сомнения, уборщик.  Союз
Советских Социалистических Республик потратил две недели  на  то,  чтобы
узнать, уборщик он или нет. Но он оказался уборщиком до мозга костей.
  Знаешь, почему было важно все это узнать? Для того,  чтобы  убедиться,
памятник это или нет. Если это не памятник, раз в месяц потребовался  бы
инженер или ученый, а не уборщик. Со счетчиком Гейгера, а не со шваброй.
Но уборщик оказался цветным.
  - Какого цвета?-спросила девочка, глядя на экран, где в  прерии  возле
памятника маршировали люди. Глупый вопрос.
  - Бледно-лилового,- саркастически ответил Валашников.
  - Люди бывают разного цвета,- сказала девочка, отодвигаясь подальше от
толстого старика.
  - Прости, лапочка,- сказал Валашников.- Он был коричневый - африканец,
негр. А в Америке нет черных физиков-атомщиков,  что  послужило  оконча-
тельным доказательством. В Америке многие чернокожие работают  уборщика-
ми. Виной этому - капитализм, от которого свободны мы,  живущие  в  мар-
ксистско-ленинском государстве. А теперь садись сюда своей толстой  поп-
кой или выметайся из комнаты.
  - Белые люди летом загорают,- сердито сказала девочка.-  Мы  проходили
это в школе. Зимой белые капиталисты едут на юг, чтобы загореть, а потом
возвращаются на север, и выгоняют чернокожих из  их  дворцов  и  замков,
построенных трудом рабочего класса.
  - Профессионал высшего класса,- закричал Валашников,- не спутает  лет-
ний загар с цветом кожи!
  Девочка подтянула штанишки и, схватив свои книги, выбежала из комнаты.
В ту самую минуту Валашников заметил на телеэкране кимоно с типично  ко-
рейским рисунком - ведь Владивосток находился совсем недалеко от  север-
ной, дружественной СССР, части этой страны. Он увидел, как человек в ки-
моно садится в машину, за рулем которой - мужчина в светлом костюме. Ли-
цо его показалось Валашникову знакомым. Это лицо Валашников встречал  на
цветных фотографиях в самом конце своей карьеры. Сейчас же в черно-белом
цвете лицо казалось очень бледным, а его черты, прежде напоминавшие  ев-
ропейские - выглядели абсолютно европейскими. Валашников стукнул ладонью
по лбу.
  - Конечно! Конечно же!
  Телекомментатор пустился в занудные объяснения того, что  творилось  в
капиталистическом государстве, но Валашников не слушал его. Он  радостно
кричал:
  - Не уборщик! Не уборщик! Не уборщик!
  Громко смеясь, Валашников быстро оделся и выбежал из номера, задев  на
бегу блюдо с конфетами. Со дня приезда во Владивосток он ни разу не  вы-
шел из номера, не захватив с собой конфет. Но сейчас  он  торопился.  Он
бежал, пыхтя, смеясь и обливаясь потом в теплой влажной атмосфере порто-
вого города, в свой рабочий кабинет, где был телефон.
  Он вызвал Москву. Так как телефонные номера КГБ  менялись  каждые  три
месяца, он давно потерял прямую связь с этим учреждением, и сейчас гово-
рил с отделом КГБ, занимающимся широким спектром дел,  от  контрразведки
до нелегальной продажи помидоров
  - Говорит полковник Иван Иванович Валашников. Если вам  незнакома  моя
фамилия, начальство вам напомнит. Я должен  срочно  вылететь  в  Москву.
Нет, я не кадровый военный. Я полковник в отставке. Я должен  немедленно
вылететь в Москву... Нет, я не могу вам сказать... Тогда,  черт  возьми,
дайте мне место в пассажирском самолете на Москву. Да, да, я  знаю...  Я
Иван Иванович Валашников, офицер в отставке. Да я знаю, чем рискую, тре-
буя немедленного вылета. Да, я понимаю это. Я могу лететь одним из ваших
специальных самолетов. Если это розыгрыш или пьяная шутка, я  отправлюсь
прямиком в лагерь. Да, я согласен. Перезвоните.
  Валашников повесил трубку и стал ждать. Через десять минут телефон за-
звонил. Это был более высокий чин Комитета  Госбезопасности.  Голос  его
звучал доброжелательно. Не хотелось бы Валашникову еще раз все обдумать,
прежде чем предъявлять такие требования? Перед ним лежало раскрытое дос-
ье Валашникова. Глядя на записи, он понял, что стремительная карьера Ва-
лашникова внезапно застопорилась, и это, несомненно, было связано с  по-
меткой: "Чрезвычайно секретно". Пометка означала дело чрезвычайной  важ-
ности, о котором он мог лишь догадываться. Очевидно, тут было  серьезное
служебное упущение, граничащее с государственной изменой.
  Итак, может быть, товарищ Валашников все-таки подумает перед  тем  как
просить самолет? Не следует ли ему изложить свои соображения в  письмен-
ном виде и передать их в отдел КГБ во Владивостоке  для  рассмотрения  и
передачи по назначению. Если товарищ Валашников в  чем-то  заблуждается,
он не будет наказан за ошибку. Также не пострадает никто другой.
  - Но я говорю вам, что дело срочное!- воскликнул Валашников.- Конечно,
вы можете не дать мне самолет. В таком случае я буду вынужден предварить
свой отчет сообщением о том, что в шестнадцать пятнадцать я просил у вас
вылета в Москву в связи с делом, не терпящим отлагательства,  и  что  вы
посоветовали мне изложить суть дела в письме.
  На другом конце провода воцарилось молчание, и Валашников услышал, как
его собеседник проглотил слюну. Наконец-то он загнал его в угол.  Валаш-
никову нравилось снова ощутить свою власть над людьми - власть,  которую
дает умственное превосходство.
  - Это ваше окончательное решение?
  - Это мое окончательное решение,- ответил Валашников. На его глазах от
счастья выступили слезы: он снова в строю!
  - Сейчас мы имеем превосходство на международном уровне. Я  предупреж-
даю вас: каждая минута промедления может привести к потере нашего прево-
сходства.
  - Ждите в своем кабинете. Из уважения к вашим прежним заслугам я  поп-
робую изыскать для вас способ немедленной и тайной доставки в Москву. Но
я предостерегаю вас, Валашников.
  - Не теряй зря времени, сынок,- сказал Валашников и повесил трубку.
  Он дрожал от волнения. Ему захотелось либо выпить, либо  принять  что-
нибудь успокаивающее. Но нет, он не станет этого делать.
  Чувство волнения было приятным. Но вдруг он ошибся? Ведь он видел лицо
на экране всего лишь одно мгновение. Вдруг он спутал человека в машине с
тем самым уборщиком, только потому, что перед этим  девчонка  заморочила
ему голову болтовней о загаре и о цвете кожи? Может быть, он слишком до-
лго находился в стороне от дел? Что, если он ошибался?  Он  ведь  мог  и
ошибиться. Он видел того светловолосого человека в машине лишь мельком.
  Затем его гениальный мозг начал взвешивать и оценивать факты. Если  он
совершил ошибку, была ли для него смерть хуже, чем такая жизнь? Когда-то
в Москве он подсчитывал возможные потери в случае ядерной войны.  Теперь
он совершал иные подсчеты, на этот раз для  отдельно  взятого  человека.
Риск был оправдан. Несмотря ни на что, он будет стоять на своем: мрамор-
ный монумент с бронзовым диском - "Кассандра".
  Все это камуфляж. Если он увидит, как сдвинут эту глыбу, и там окажет-
ся просто земля... Что ж, он посвятил "Кассандре" всю  жизнь.  Ему  было
нечего больше терять.
  В дверь постучали, и не успел он сказать "войдите", как в номере  ока-
зались двое в форме КГБ. За ними следовал человек в  штатском,  которого
Валашников принимал за директора гостиницы и явно недооценивал.
  Человек в штатском внес картонный чемодан с кожаными ремнями,  принад-
лежащий Валашникову. Он сделал знак - и еще один офицер впустил в  номер
девочку, не так давно сбежавшую от Валашникова.
  - Вы готовы лететь?- спросил бывший директор гостиницы.
  - Да,- холодно произнес Валашников.- А что здесь делает ребенок?
  - Для вашего удовольствия, товарищ. В вашем деле сказано, что она  вам
нравится.
  - Уведите ее отсюда,- сказал Валашников, и его голос прозвучал автори-
тетно и убедительно.
  Услышав его слова, девочка заплакала.
  Валашников достал из кармана все свои деньги и, наклонившись к  девоч-
ке, вложил бумажки ей в руки.
  - Моя маленькая, совсем недавно я думал, что падение  бесконечно.  Те-
перь я знаю: возвышение не менее бесконечно. Не плачь.  Вот  деньги  для
твоей мамы. Ты хорошая. Иди домой.
  - Я тебе не нужна,- рыдала девочка.
  - Ты будешь моей внучкой, но не больше. Расти большая и не подпускай к
себе стариков. Ладно?
  Девочка всхлипнула и кивнула. Валашников дружески поцеловал ее в  щеч-
ку, взял чемодан у директора гостиницы, который криво улыбнулся и  пожал
плечами.
  - Отвезите ее домой, товарищ директор. И не приставайте к ней. Я  поз-
воню из Москвы.
  Валашников чувствовал себя на высоте: ведь он  узнал  этого  человека,
принятого по ошибке за чернокожего.
  Он был загорелым, а не черным, думал Валашников, по дороге в аэропорт.
По дороге в Москву и, может быть, по дороге к своему возвышению.


ГЛАВА ПЯТАЯ

  Римо увидел, как два человека в джинсах и фланелевых рубашках тянут от
монумента провода. Он предложил им остановиться.
  Очевидно, худощавый незнакомец произвел на них столь сильное впечатле-
ние, что они сразу же уронили катушки и, скорчившись, покатились в пыль.
  - Спасибо, ребята,- поблагодарил их Римо.
  - Зачем ты это сделал?- закричал Пети.
  - У меня есть идея получше,- сказал Римо.
  -Как это - "получше"? Даже "Ньюстайм" признает,  что  моя  организация
безупречна. Средства массовой информации назвали захват памятника хорошо
организованным. По радио передавали, что местная  полиция  считает  наши
ряды очень сплоченными. Я не позволю бить моих людей без разрешения.
  - Извини, но взорвать эту изящную штучку - плевое дело,- сказал  Римо,
указывая на массивное мраморное основание.- Один взрыв - и у вас остане-
тся только дырка в земле. И никаких телерепортажей.
  К ним начали присоединяться революционеры, вышедшие из здания  церкви:
те из них, кто еще мог держаться на ногах. Стоящая в задних рядах  Горя-
щая Звезда, она же Линн Косгроув, издала низкий тревожный вопль.
  - Что это?- спросил Пети.
  - Это индейская песня,- сказал стоящий с ним рядом человек.
  - Откуда ты знаешь, черт возьми?- спросил Пети.
  - Я видел нечто подобное в "Сверкающих стрелах", с Рэндольфом  Скоттом
и Виктором Мэтьюре. К тому же, я твой министр культуры.
  Он поставил точку в своей речи, сделав последний глоток из  бутылки  с
наклейкой "Старый дед" и запустил бутылку в мраморный монумент. Она уда-
рилась в брезент и, скатившись на землю, не разбилась.
  - Братья!- закричала Горящая Звезда.- Не слушайте белого человека. Его
язык раздвоен, как язык змеи. Мы должны разрушить памятник насилию,  или
мы никогда не будем людьми. Под игом белых мы стали пьяницами и  ворами.
Наше великое прошлое призывает стереть следы господства бледнолицых!
  - Да! Да!- закричали люди с ружьями в руках.
  Римо услышал индейский боевой клич.
  - Братья!- закричал Римо.- Если мы уничтожим памятник,  мы  ничего  не
добьемся. А если вы присоединитесь ко мне, у вас будут мясо,  бифштексы,
пирожки, пиво, жареная рыба и мороженое. Всего навалом.
  - Кто ты?- спросил министр культуры.
  - И виски!- заорал Римо.
  В предвкушении грандиозного набега  министр  культуры  заехал  Горящей
Звезде по лицу.
  - Мы - за!- выкрикнул вождь Пети.
  - Мы - за!- выкрикнули едва держащиеся на ногах члены  Партии  Револю-
ционных Индейцев.
  - А как же наше великое прошлое?- закричал кто-то. Увидев, что это же-
нщина, Джерри Люпэн стукнул ее прикладом по голове. Ее  парень  погнался
за Люпэном, который присоединился к Римо и сделал в сторону парня непри-
стойный жест.
  Парень показал ему кулак, обещая рассчитаться позже. Люпэн сцепил  два
указательных пальца, показывая, что он и Римо друзья.
  Пети знаком велел всем замолчать.
  - Мы совершим набег. Я назначаю этого человека главным.
  Слова Пети были встречены шумным одобрением.
  - Когда выберешься отсюда, берегись людей Апова,- шепнул Пети  на  ухо
Римо.- Они ненавидят нас. Причем страстно. Если бы не  полицейские,  они
бы нас прикончили. Эти Апова - крепкие орешки. Ты  уверен,  что  сможешь
пробраться мимо полицейских?
  - Конечно,- ответил Римо.
  - На грузовиках?
  - А сколько у тебя людей?
  - Человек сорок. Я их тебе дам, если ты привезешь мне мороженое и сли-
вочную помадку. Только не диетические продукты, а настоящее мороженое.
  Римо ободряюще подмигнул, и Пети положил руку ему на плечо.
  - Но тогда памятник - мой,- заявил Римо.- Оставь его мне. Насчет памя-
тника у меня есть план.
  - Что же?- заволновался Пети.
  - Полчаса лучшего времени в эфире,- объявил Римо.- Но погоди его взры-
вать.
  - У нас никогда еще не было лучшего эфирного времени,-  сказал  Пети.-
Нас показывали в шесть утра и в вечерних новостях. На нас работает чело-
век из "Нью-Йорк Глоуб", он пишет за меня или по нашим просьбам. Он  ос-
вещал то знаменитое восстание в тюрьме, в Аттике. Но у него  никогда  не
было лучшего времени.
  - Да еще получаса,- заметил Римо.
  Римо посмотрел, откуда тянутся провода. Огромный плоский монумент  был
похож на гигантский надгробный камень. Он вспрыгнул на мраморное основа-
ние и увидел, что недавний взрыв  динамита  разнес  на  куски  бронзовый
диск. Он ощутил пустоту под ложечкой, во рту у него пересохло.
  Он знал, что предмет, находящийся внизу, у него под ногами,  мог  сте-
реть всю эту прерию, весь этот штат и множество соседних штатов  с  лица
земли. И, хотя разум подсказывал ему, что любая смерть - это смерть;  не
все ли равно, от чего умереть: от брошенного в тебя камня или от баллис-
тической ракеты, тем не менее, последнее его пугало больше.
  После смерти тело обычно разлагается на более простые субстанции. Римо
предполагал, что со смертью кончается все. Но при этом считал, что чело-
век каким-то образом участвует в продолжающейся жизни, пусть хотя  бы  в
качестве удобрения для цветка. Ядерная же катастрофа разрушает саму  ма-
терию. Тело не превращается в облачко пара или золу, а исчезает  полнос-
тью. А запаса ядерной энергии под ногами у Римо хватило бы на все огром-
ное пространство от Скалистых гор на Западе до Аппалачей на Востоке.
  Римо нагнулся и отсоединил провода, ведущие к динамитным  шашкам.  Так
было безопаснее. Затем он проверил каждого из сорока  бойцов  Партии  на
предмет взрывчатки. Одного из подрывников он нашел в  церкви,  в  ванной
комнате.
  - Ты, парень, не указывай, что мне делать,- сказал тот, все еще  злясь
на Римо.- Если я решил взорвать этот паршивый памятник, то я взорву его!
  Римо принялся уговаривать упрямца. Он сказал, что находит его  поведе-
ние несколько инфантильным. Может быть,  эта  подростковая  враждебность
происходит от того, что в детстве его не так, как надо, приучали к  гор-
шку? Римо понимал его проблемы, коренящиеся в раннем детстве. Ни к  чему
взрывать памятник. Нет, все, что ему требовалось - это ночной горшок.
  - Ты прав, дружище,- сказал подрывник, ухмыляясь и глядя на  курчавого
коротышку, которому просто посчастливилось нанести первый удар в тот мо-
мент, когда он, никому не мешая, тянул провода.
  - Вот так-то, дружище,- произнес Римо, познакомив молодого человека  с
горшком совсем не так, как его приучали родители два десятилетия  назад.
На этот раз не было ни увещеваний, ни просьб слезть с горшочка,- словом,
никаких связанных с этим психологических травм.  Было  всего  лишь  нес-
колько пузырей, всплывших на поверхность. Затем молодой человек сполз на
пол рядом с унитазом. Изо рта у него капала вода, глаза остекленели. Ри-
мо запихал динамитные шашки ему в глотку, где их уж точно никто не  оты-
щет.
  В сгущавшихся сумерках на  пороге  церкви  собралось  двадцать  добро-
вольцев, в том числе и Лини Косгроув.
  - Я беру тебя, если обещаешь не выступать,- сказал Римо.- А ты, Люпэн,
не бей женщину по лицу.
  - Я хотел ей помочь,- начал оправдываться Люпэн.
  - Оставь ее в покое.
  - А я увековечу ваши подвиги, друзья,- сказала Горящая Заезда.- Я опи-
шу, как бесстрашные воины охотились на лося и буйвола,  как  они  решили
возродить прежнюю Америку - с чистыми водами рек и высокими горами.
  Римо тихонько прижал палец к ее распухшим губам:
  - Мы собираемся всего лишь выпотрошить винный магазин  и  супермаркет.
Это не штурм Бастилии.
  - Винный магазин и супермаркет - наша Бастилия,- сказала Горящая Звез-
да.
  - Мы все - Бастилии!- заорал кто-то в толпе, поднимая над головой  ав-
томат Калашникова.
  - Заткнись, или останешься голодным,- пригрозил Римо.
  В прерии Монтаны воцарилась  тишина.  Приглушенные  голоса  доносились
лишь со стороны репортеров. Римо видел их освещенные трейлеры и палатки.
Слева, на темном холме возвышался городок Вундед-Элк, населенный  индей-
цами Апова, которые, по словам Пети, могут прикончить любого члена  Пар-
тии Революционных Индейцев. А в центре всего этого под бронзовым диском,
почти полностью разнесенным на куски взрывом, скрывалась гроза  Америки,
"Кассандра".
  Еще дальше от репортеров и полицейских, находился мотель, где Чиун на-
блюдал, как Ван Рикер производит свои научные расчеты.
  - И вот идут они по горной тропе, могучие воины: впереди всех  человек
по имени Римо, на ним Олгала и Чиппева, Не Персе и Навахо, Могауки и Ка-
йены...
  - Косгроув, заткнись, или ты остаешься,- сказал Римо.
  Но, когда отряд со звоном и лязгом двинулся по траншее рядом с  памят-
ником, Римо понял, что так ничего не выйдет. Слишком много шума. Поэтому
по дороге к оцеплению Римо приказывал то одному, то  другому  вернуться.
На подходах к первому посту полиции у Римо остался лишь один человек. Он
еще не понял, кто это, но по звуку шагов угадал верно рассчитанные  дви-
жения - походку, собирающую энергию в единый центр.
  - Положи руку мне на спину и иди за мной,- шепнул Римо.
  Чувствуя на спине руку, Римо, крадучись, ступал по мягкой земле. В ти-
шине он останавливался, а когда вновь начинался шум, продолжал движение.
Приметив уставшего, сонного полицейского, который, казалось, почти ниче-
го не видел, перед собой, Римо подкрался к нему на расстояние около пят-
надцати футов. Затем внезапно вышел из темноты на свет,  таща  за  собой
того, кто шел сзади. Он развернулся, словно для того, чтобы бежать к па-
мятнику. Его компаньон сделал то же самое.
  - За мной!- громко сказал Римо.- Мы прорвались.
  - Эй, вы, стойте!- закричал полицейский.- Вернитесь!
  - Сволочь!- мрачно сказал Римо.
  - Вас могли убить, проберись вы мимо меня,- сказал полицейский,  сдви-
гая на затылок синюю бейсболку с эмблемой.- Не  пытайтесь  больше  этого
делать.
  - Ладно, твоя взяла,- махнув рукой, сказал Римо, и они прошли мимо по-
лицейского в толпу репортеров.
  - И вот храбрый воин по имени Римо, умеющий идти в темноте,  с  чистым
сердцем...
  - Заткнись, Косгроув,- сказал Римо, поняв, что  за  ним  идет  Горящая
Звезда, одна из всех твердо держащаяся на ногах.
  - На ней оленьи шкуры,- заметил полицейский.- Она репортер?
  - Да,- ответил Римо.
  - Я репортерша,- сказала Горящая Звезда.
  - Косгроув, заткнись,- сказал Римо.
  - Зови меня Горящая Звезда.
  - Где ты научилась так ходить? Ты заслужила черный пояс каратиста, да-
же больше того.
  - Я занималась балетом,- ответила Горящая Звезда.
  - Хм, что-то не укладывается в традиции исторического прошлого,- заме-
тил Римо.
  - Ты совсем как индеец,- сказала Горящая Звезда.- Когда мы шли, я  по-
няла это. Ты ведь индеец, правда?
  - Не знаю,- честно признался Римо.- Во время учебы я узнал, что на Зе-
мле живут в основном корейцы, но есть еще много разных других народов.
  Увидев одетую в оленьи шкуры Горящую Звезду, кое-кто из газетчиков по-
пытался ее проинтервьюировать, ко Римо тихонько шепнул ей, что  придется
пожертвовать славой ради грузовика общенационального телевидения,  кото-
рый им предстоит украсть.
  Да, конечно, она верила в то, что доллар стабилизируется, если  стаби-
лизируются цены на золото, ответила она наиболее настойчивому  репортеру
и нырнула за грузовик радиотрансляционной сети. Римо уже объяснял  води-
телю, что необходимо передвинуть грузовик для расширения поля зрения.
  - Чего?- спросил водитель, выглядывая из кабины.  Римо  разъяснил  ос-
тальное, оставив его лежать в бессознательном состоянии под соседней ма-
шиной.
  - А ты не мог угнать что-нибудь менее заметное, чем грузовик,  общена-
ционального радио?- спросила Горящая Звезда, откинув с лица прямые длин-
ные пряди рыжих волос.
  - Это здесь-то?- спросил Римо. Выехав с импровизированной автостоянки,
Римо внезапно заметил, как красива Горящая Звезда. По ее лицу  и  груди,
скрытой оленьими шкурами, струился лунный свет.
  - Знаешь,- сказала Горящая Звезда,-  ты  интересный  мужчина.  И  даже
очень.
  - Я сам думал сказать тебе что-нибудь в этом роде,- произнес Римо.
  Но тут грузовик тряхнуло, и он выбросил из головы подобные мысли, хотя
тотчас же понял, что это всего лишь выбоина на  дороге.  Он  притормозил
перед мотелем, где остановились Чиун и Ван Рикер.
  Он велел Горящей Звезде подождать в машине. Войдя в номер, Римо застал
своего учителя за просмотром записанной ранее телепрограммы. Несмотря на
то, что мыльные оперы длились не более полутора-двух часов, Чиун смотрел
и смотрел все подряд.
  Было полдесятого вечера.
  Римо сел на гостиничную кровать, терпеливо глядя на экран, где девушка
отказывалась идти на новоселье к свое родной сестре, только потому,  что
завидовала ее успехам. Мать обеих сестер не могла понять причину  завис-
ти, так как ее знаменитая дочь в действительности  умирала  от  рака  и,
кроме того, у нее были большие трудности в общении  с  мужчинами.  Перед
тем, как заговорить, Римо убедился, что последние рекламные ролики зако-
нчились.
  - Где Ван Рикер?
  - Там, где он не помешает священному искусству,- сказал Чиун.
  - Что ты с ним сделал? Ты был обязан оставить его в живых! Ведь ты  не
убил его? Нам велели охранять его, а это значит, он должен дышать во что
бы то ни стало, даже если это помешает твоим удовольствиям.
  - Я хорошо ознакомлен с инструкциями императора Смита, которым ты  ра-
болепно следуешь. Я прекрасно понимаю, что одни люди постигают  мудрость
Синанджу, а другие становятся всего лишь услужливыми исполнителями,  не-
зависимо от учености Мастера. Смит никогда не поймет разницу между асса-
сином и слугой.
  - Где Ван Рикер?
  - Там, где он не может помешать мирному удовольствию нежной души,  на-
шедшей скудное утешение в золотые дни заката человеческой жизни.
  Римо услышал громкий храп.
  - Ты запер его в ванной, да?
  - У меня не было под рукой темницы,- объяснил Чиун.
  Римо выбил дверь ванной комнаты, даже не потрудившись ее открыть.
  Ван Рикер, привалившийся к двери и так уснувший, упал навзничь, прижи-
мая к груди свои бумаги.
  - М-м-м,- сказал он, поднимаясь на ноги. Он выпрямился, аккуратно соб-
рал бумаги и заявил, что никогда еще с ним не  обращались  так  неуважи-
тельно.
  - С Мастером Синанджу также,- заметил Чиун.- Римо,  как  долго  еще  я
обязан терпеть этот поток бестактности и бесконечных упреков?
  - Все, что я сказал...
  - Тсс,- зашипел Римо, прикладывая к губам палец.- Слушай, у меня  нем-
ного времени. Они пытались взорвать бронзовый диск с помощью динамита.
  - О Боже!- воскликнул Ван Рикер.
  - Успокойся. Есть и хорошая новость. Я могу  с  уверенностью  сказать,
что никто не догадывается о "Кассандре". Если бы они догадывались, стали
бы они ее взрывать?
  - Верно. Просто меня напугал сам факт взрыва. Не попытаются ли они еще
раз?
  - Сомневаюсь. Я спрятал динамит.
  - Прекрасно. А сейчас я должен попасть туда, чтобы проверить,  нет  ли
утечки радиации.
  Для пояснения сказанного Ван Рикер развернул диаграммы и  заговорил  о
критической массе и многих других вещах, непонятных Римо.
  - В общем, так,- заключил Ван Рикер.- Я должен измерить эту  проклятую
штуковину, чтобы понять, не взлетит ли она на воздух. Я умею это делать.
Раньше я делал это каждый месяц. Там не одно ядерное устройство, а  нес-
колько. Их пять.
  - Ладно, ладно..,- прервал его Римо.- Мы доставим  тебя  в  Вундед-Элк
сегодня же.
  Ван Рикер открыл чулан и достал специальную метлу, которую уже показы-
вал старику.
  - Что это?- спросил Римо.
  - Счетчик Гейгера,- сказал Ван Рикер.- Мой  последний  штрих  к  плану
"Кассандры". Одна из деталей, завершающих картину.
  - Картина так хороша,- заметил Чиун,- что все мы,  здесь  находящиеся,
имеем возможность стать пеплом.
  - Она была настолько удачна,- побагровев, сказал Ван Рикер,-  что  ус-
трашала русских больше десяти лет. И все благодаря тому, что счетчик Ге-
йгера был замаскирован под метлу.
  На другом полушарии в комнате без окон,  в  московском  Кремле  совсем
другой человек в этот момент говорил то же самое.
  Высшие чины слушали его чрезвычайно внимательно. Они  не  слушали  его
так даже тогда, когда он был молод и  мог  разъяснять  научные  тонкости
военным, военные тонкости ученым и тонкости международной политики  всем
вместе взятым.



ГЛАВА ШЕСТАЯ

  Неожиданно возникли возражения со стороны дипломатов. Валашников стоял
у карты Соединенных Штатов, не помышляя, по сложившейся в последние годы
привычке, незаметно сесть на боковое сиденье рядом с генералами и марша-
лами, пока специалист по международным отношениям высказывал свое мнение
по этому вопросу.
  Улыбаясь, Валашников оперся правой рукой о край стола, и почти коснул-
ся Главнокомандующего вооруженными силами.
  - Вы закончили?- спросил он дипломата.- Или хотите  запросить  военную
разведку?
  - У нас возникли некоторые вопросы,- ответил  тот.-  Вопросы,  которые
должна была задать военная разведка перед тем, как нас всех тут  собрали
и заставили слушать рассказы отставного офицера из тихоокеанского  парта
о стратегическом преимуществе, могущем стать  политическим  и  завоевать
для нас весь мир. Правда, мы не сможем занять весь мир с  такой  быстро-
той.
  - Совсем не обязательно вводить войска, чтобы держать страну под  кон-
тролем. Продолжайте, товарищ,- решительно сказал Валашников.
  - Не кажется ли вам, товарищи, несколько странным, что эта  гигантская
подлая ракета - а она является именно такой - спрятана американцами где-
-то посреди прерии? Той самой прерии, где  было  совершено  преступление
против этнического меньшинства? Не правда ли, странно?
  - Да,- спокойно ответил Валашников.
  Генералы обменялись взглядами, дающими понять, что карьера, а, возмож-
но, и жизнь этого человека, уже закончена из-за совершенной им непрости-
тельной ошибки.
  - Да,- повторил Валашников.- Это крайне абсурдно. Вернее, было бы  аб-
сурдно, если бы "Кассандру" создали сейчас, а не в начале  шестидесятых.
В начале шестидесятых в Америке были другие индейцы.  Все  было  другое.
Тогда самым надежным местом для ракеты была индейская резервация, в  ко-
торой не было белых. И желтых тоже.
  - Но к памятнику вела дорога?
  - Верно. Но она даже не была заасфальтирована, пока  городок  не  стал
знаменитым после выхода в свет одной книги,- сказал  Валашников.-  Но  и
без асфальта, эта дорога была вполне проходима для военных грузовиков  с
частями ракеты.
  Дипломат покачал головой:
  - Я вовсе не сторонник немедленной разрядки напряженности в наших  от-
ношениях с Америкой. Это следующий шаг в развитии  советско-американских
отношений, который не означает никаких радикальных перемен. Когда разря-
дка нам не будет нужна, мы от нее откажемся. Чего я боюсь, так это неос-
торожного использования оружия разрядки из-за того, что  вы  что-то  там
увидали на экране.
  - Но, когда впоследствии ленту восстановили, я совершенно точно  иден-
тифицировал этого человека. Он - инженер, специалист по ядерной  физике,
Дуглас Ван Рикер, генерал-лейтенант военно-воздушных сил США, и которого
вы в течение многих лет принимали за уборщика, осуществляющего ежемесяч-
ный уход за памятником. Даже КГБ считало его уборщиком.
  Валашников громко хлопнул в ладоши и просиял:
  - ... что испортило мне всю карьеру. Я оказался позади на многие годы.
Я не предполагал, что памятник мог быть "Кассандрой".  А  почему?  Из-за
рапорта КГБ. Не подумайте, что я критикую. КГБ был прав в общем  направ-
лении нашей политики. Я посвятил свою жизнь поиску "Кассандры" и  проиг-
рал. Видя провал за провалом с моей стороны,  КГБ  был  прав,  направляя
своих лучших работников в самые горячие точки.
  Валашников получил одобрительный кивок от представителя КГБ. Он  озна-
чал, что его организация может позволить себе незначительную  оплошность
при общем верном курсе.
  - Поэтому,- продолжал Валашников,- на эту работу  был  назначен  менее
компетентный человек. Тот самый, который отметил, что цвет кожи -  убор-
щика - желто-коричневый. Когда его отчет был передан нижестоящему  отде-
лу, желто-коричневый превратился в коричневый. То  есть  уборщика  сочли
негром. А в те времена среди специалистов по ядерной физике не было нег-
ров. Но если мы сочтем желто-коричневый цвет кожи  загаром,  то  поймем,
что есть некий инженер-атомщик, живущий на Багамах и поэтому  обладающий
великолепным загаром. Его имя - Ван Рикер, генерал Ван  Рикер,  которого
видели в Вундед-Элк, в автомобиле, хотя его частично заслонял человек  в
кимоно.
  И Валашников окинул взглядом сидящих за столом.
  - Я поздравляю вас с открытием,- сказал  специалист  по  международным
отношениям.- Вы неплохо поработали, вот только одна неувязка.  Если  это
памятник - "Кассандра", почему правительство не пошевелит пальцем, чтобы
защитить его от демонстрантов? Если он - "Кассандра",  его  охраняли  бы
дивизии. Много дивизий! Поверите ли вы в то, что местная  полиция  мирно
сидит вокруг кучки негодяев, которая пляшет на устройстве,  предвещающем
конец света? Будьте самокритичны, товарищ.
  - А вы, товарищ, забываете,- ответил Валашников,-  что  лучшая  защита
"Кассандры" - в том, что никто не знает ее местонахождения.
  - Но мы действительно не знаем, где она,- сказал дипломат,- потому что
она никогда не существовала. Это мое глубокое убеждение. Я понимаю, нас-
колько могущественной была Америка в своем противостоянии России в нача-
ле шестидесятых. Вопрос, разумно ли с их стороны заставлять нас  тратить
силы на поиски несуществующей ракеты?
  - "Кассандра",- заявил Валашников,- в античной литературе - имя проро-
чицы, предрекавшей гибель. Никто не слушал ее. У  нее  была  способность
предвидеть будущее, но проклятие богов заключалось в том, что  ей  никто
не верил. Вполне вероятно, что адская машина американцев  названа  очень
точно. Может быть, нам следует поверить, чтобы не ошибиться.
  Все притихли. Затем снова заговорил международник.
  - Но вы не задали себе вопрос, почему сейчас никто не  охраняет  "Кас-
сандру"? Ни одна страна не оставит подобную ракету без защиты, и тем бо-
лее не отдаст на милость шайки сумасшедших.
  Валашников заметил, что человек из КГБ кивнул в знак согласия. Адмирал
последовал его примеру. Командующий ракетными войсками  присоединился  к
их мнению. Все кивали. Валашников был уничтожен. Затем представитель КГБ
попросил еще раз показать кадр с Ван Рикером. Ассистент быстро нашел ну-
жный слайд и высветил его на экране.
  - Рисунок кимоно у этого человека, кажется, мне знаком. Я где-то видел
его в прошлом году,- сказал он.
  - Но где?
  - Это корейский вариант китайского иероглифического письма,- пришел на
помощь его секретарь.
  - Но где я мог его видеть? Подобный снимок лежал у меня на столе. Зна-
чит, он был важен для дела.
  - Смысл надписи - "абсолют", или "мастер",- сказал  секретарь.-  Имеет
отношение к Дому Синанджу. В справочнике значится, что это древняя школа
наемных убийц-ассасинов.
  - Но что нам это дает?
  - Ничего особенного. Это длинная жалоба на непонимание важности  наем-
ных убийц в очень молодой стране, и намек на то, что Дом  Синанджу  ищет
новых работодателей, как только удастся извлечь свое капиталовложение из
лап бледнолицых.
  - Капиталовложение? Какое капиталовложение?- спросил глава КГБ.
  - Никак не пойму.- Он помедлил.- Казалось, что письмо не имеет никакой
важности в глазах военных. Оно было бы гораздо уместнее на страницах ка-
кого-нибудь сентиментального романа. Вот, кажется, понял. Капиталовложе-
ние заключалось в подготовке белого человека, которому  Мастер  посвящал
лучшие годы своей жизни. Далее речь идет о различных видах неблагодарно-
сти. Автор письма явно бьет на жалость.
  - Каким же образом письму сумасшедшего могло оказаться на моем столе?
  - Кого угодно, только не сумасшедшего. В Доме Синанджу их нет. Дом Си-
нанджу работал на династию Романовых, а письмо предназначалось для Ивана
Грозного. В царских архивах есть ссылки на  Дом  Синанджу.  У  них  была
взаимная приязнь. Но, во всяком случае, после революции наша страна рас-
прощалась с Домом.
  - Почему же?
  - Потому что он был связан со всеми реакционными  режимами  со  времен
династии Минь.
  - А это  учение,-  Синанджу,-  действительно  эффективное  боевое  ис-
кусство?
  - Да. Человек, обладающий этим искусством, эффективнее целой  дивизии.
Синанджу была родиной теории рукопашного  боя,  названной  солнцем  всех
боевых искусств. Теперь вы понимаете, почему снимок  оказался  на  вашем
столе.
  - Но человек в кимоно весьма преклонного возраста.
  - Согласно архивам. Мастеру Синанджу, служившему Ивану Грозному,  было
девяносто лет, когда он для развлечения царя перебил целый  отряд  каза-
ков.
  В зале послышалось приглушенное покашливание, и международник сказал:
  - Поздравляем вас, Валашников. Вы нашли вашу "Кассандру". Конечно,  вы
должны все еще раз подтвердить.
  - Вам также поручается,- сказал глава КГБ,- перевербовать этого Масте-
ра Синанджу. Мы все в вашем распоряжении.
  - Знаете, если нам действительно  удастся  найти  "Кассандру",  у  нас
появятся безграничные стратегические возможности,-   высказался   коман-
дующий ракетными войсками. И все вокруг поняли, что перевес стратегичес-
ких сил во всем мире может радикально измениться, только благодаря тому,
что секретарь смог расшифровать корейские символы.
  Но они не догадывались о том, что, хотя Мастер Синанджу одобрял их го-
сударственную политику и высоко ценил  советское  законодательство,  для
него не было особой разницы между загорелым светловолосым невежей и сче-
тчиком Гейгера и теми, кто называл себя коммунистами. Для него  они  все
были белыми людьми. А на его взгляд - все белые на одно лицо.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  - Скольких мы должны лишить жизни  ради  освобождения  своей  страны?-
спросила Римо Горящая Звезда, когда они мчались сквозь  ночь  в  Вундед-
Элк, городок племени Апова.- Сколько человек умрет во время охоты на бу-
йвола, пока великая орлица не совьет гнездо среди родных скал?
  - Это ты о супермаркете Апова?- Спросил Римо. Впереди он различал мно-
жество огней, горящую неоновую стрелу и неоновую надпись: "Биг Эй Плаза:
мы работаем по ночам.
  - Да, на новых охотничьих землях. Мы убьем десятки, сотни  или  тысячи
человек, чтобы добыть священного буйвола и принести его шкуру в  вигвам,
где мужчины снова станут мужчинами, а не беспомощными детьми под властью
алкоголя, разрушающего их личность и священное наследие предков?
  - Мы заплатим за продукты, если ты спрашиваешь именно об этом.
  - Но это наши продукты! Наш буйвол. Когда  я  говорю  об  убийстве,  я
знаю, что говорю. Надо привлечь внимание к несправедливости по отношению
к нашему народу.
  - У меня куча денег,- сказал Римо.- По-моему, лучше заплатить за това-
ры. Кстати, не хочешь ли погрузить их в машину?
  Горящая Звезда отрицательно встряхнула головой, и ее ярко-рыжие  пряди
взметнулись, как языки пламени.
  - Наших предков ограбили, их лишили собственной земли. Мы тоже отнимем
у захватчиков украденного буйвола.
  - Эй, Косгроув!- сказал Римо, подъезжая к автостоянке.-Ты забыла, вла-
дельцы этих лавочек - кровожадные Апова?
  - Знаешь, они кто? Они - Сакайавеа.
  - Сакай... что?
  - Сакайавеа. Так звали предателя, который был проводником у  Льюиса  и
Кларка. Он вел их по нашей земле.
  - И поэтому некто по фамилии Косгроув имеет право воровать у  индейцев
Апова?
  - Мы сожжем их детей, а разве они не сжигали наших? Если мы сожжем  их
заживо в их домах, похожих на дома бледнолицых, разве они не сжигали нас
в наших вигвамах? Мы всего лишь восстаем против насилия и...
  В тот момент, когда они въехали на стоянку супермаркета, Линн Косгроув
внезапно умолкла. Она не заметила  движения  руки  Римо,  но  вдруг  по-
чувствовала, что в горле у нее запершило. Она не могла вымолвить ни сло-
ва.
  Римо нашел владельца магазина и попросил у него свежезамороженные про-
дукты и обеды быстрого приготовления.
  - Не думаю, что там, в церкви, найдется кто-нибудь, кто  сможет  зажа-
рить индейку,- сказа Римо хозяину, который, как и все владельцы суперма-
ркетов, под конец дня устал до ижнеможения, но скрывал усталость под ос-
лепительной улыбкой. Когда же он услышал упоминание о церкви, с его ску-
ластого бронзового лица улыбка исчезла, и темные глаза  больше  не  при-
ветствовали Римо.
  - Это все - для головорезов, захвативших наш храм?
  - Но они тоже хотят есть.
  - Вы были там?
  - Да,- ответил Римо.
  - Говорят, они загадили нашу церковь.
  - Их скоро попрут оттуда.
  - Вы абсолютно правы, из скоро оттуда выкурят,- сказал хозяин  магази-
на, и в его глазах блеснули слезы.
  - Что вы имеете в виду?- спросил Римо.
  - Не ваше дело. Вы пришли за продуктами. Забирайте их и уходите.
  - Но я хочу знать, что вы под этим подразумеваете. Ведь  могут  погиб-
нуть люди. Много людей.
  - Пусть погибают.
  - Полиция разгонит их,- сказал Римо.
  - Когда-нибудь, без сомнения.  Но  стопятидесятимиллиметровая  гаубица
разгонит их еще быстрее, вот увидите. При этом настоящие индейцы не пос-
традают. Все произойдет в мгновение ока.
  Римо представил себе, как снаряд попадает в памятник. Как  взлетит  на
воздух "Кассандра". Со всеми пятью ядерными боеголовками. Как взлетит на
воздух вся Монтана. Южная часть Канады. Вайоминг,  Колорадо  и  Мичиган,
Канзас и Иллинойс, Индиана и Огайо - все в неукротимом ядерном пламени.
  - Неплохая идея, дружище,- сказал Римо,- но вы же не  хотите  разнести
на куски собственную церковь?
  - Мы отстроим ее заново. Мы построили ее  собственными  руками,  чтобы
увековечить событие, о котором говорится на табличке этого памятника. Мы
думали, если правительство имеет право поставить этот  памятник,  то  мы
тоже имеем на это право. Церковь - наш  памятник.  Знаете,  хроникер  из
"Нью-Йорк Глоуб" не захотел даже разговаривать с этими ворами и мошенни-
ками из Чикаго. Он-то разберется,  кто  настоящие  индейцы.  И  что  они
чувствуют.
  - Зачем вам отстраивать церковь заново? Хотите, помогу вам взять  Ден-
ниса Пети голыми руками?
  Когда хозяин услыхал слова "голыми руками", его глаза загорелись.
  - А не сможешь добыть для нас эту взбалмошную сучку, из-за которой вы-
шел весь сыр-бор? Сочинительницу книжки? Как ее... Горящую Планету?
  - Горящую Звезду? Косгроув. Линн Косгроув.
  - Да.
  - Согласен. В том случае, если вы не будете взрывать собственную  цер-
ковь.
  - Даю час времени. От силы полтора,- сказал хозяин.- А лучше  бы  пять
минут.
  - Не могу. Мне нужно время,- ответил Римо.
  - Вот если бы они гадили в вашей церкви...,- сказал хозяин.-  Что  вы,
белые, знаете о наших чувствах? Вы приходите на нашу землю и оскверняете
ее. Вы оставляете нам клочки, и когда мы на них  что-нибудь  строим,  вы
приходите и смешиваете все с грязью.
  - Только не я,- заметил Римо.- А Партия Революционных Индейцев.
  - Да. Индейцев... Ха! Это земли Апова. Разве французы позволят  немцам
взять и разрушить Нотр-Дам только потому, что немцы тоже  белые?  Почему
же мы, Апова, должны мириться с тем, что эти паршивые полукровки с  раз-
рисованными лицами стреляют наших коров?
  - Не должны,- сказал Римо.- Обещаю, что через день они будут  в  ваших
руках. А где же гаубица?
  - Не твое дело, бледнолицый. Но я сдержу свое слово. До  послезавтраш-
него утра. Даже больше, чем день. Это наш подарок тебе.
  - Послезавтрашнее утро... Ладно. Кого мне тогда спросить?
  - Мое имя по документам Уэйн Рэмидж Хендерсон  Хаббард  Мэйсон  Вудлиф
Келли Брандт.
  - А как тебя обычно называют?
  - А не будешь смеяться?
  - Я же не смеялся над тем именем?
  - Меня зовут: Тот, Кто Ходит Ночью, Как Пума.
  - А его помнят хоть несколько твоих друзей?
  - А как зовут тебя, великий охотник?- с вызовом спросил Брандт.
  - Римо.
  Тот, Кто Ходит Ночью, Как Пума подозвал людей посмеяться над  забавным
именем. Вволю навеселившись,  они  нагрузили  машину  свежезамороженными
обедами, консервами из креветок в собственном соку, сладостями и лимона-
дом.
  - Хорошо. Вот наш буйвол,- сказала Горящая Звезда, когда к ней возвра-
тился голос и она увидела, что в грузовик складывают продукты. Римо сту-
кнул ее так же, как в прошлый раз, и она умолкал.
  Он подъехал к оцеплению у церкви, но не смог  найти  свой  полицейский
значок. Со словами "Федеральный отдел юстиции Соединенных Штатов" он по-
казал вместо него кусочек целлофана.
  - Да это же просто обертка!- воскликнул парнишка-полицейский в  темно-
синей бейсболке с карабином. На бейсболке красовался американский орел.
  - Не всякий план безупречен,- заметил Римо, выхватив карабин,  отвесил
пареньку увесистую затрещину, и поехал к церкви мимо памятника. Как  раз
вовремя: к Линн Косгроув вернулся голос, и она запела  песню  о  храбром
охотнике, возвращающемся домой с убитым буйволом.
  Мастер Синанджу пробрался в Вундед-Элк совсем иначе.  Когда  наступила
ночь, он облачился в черное кимоно и объявил Ван Рикеру, что им пора.
  Странный белый человек был одет в костюм, отражающий свет,- химическое
волокно, широко распространенное на Западе. Он взял с собой забавную ме-
телку, с помощью которой мог  предсказывать,  случится  катастрофа,  или
нет. Странные люди, эти  американцы:  сотворить  оружие,  представляющее
большую опасность для них самих, нежели для их врагов, думал Чиун. Но он
молчал, потому что даже он и вся многовековая мудрость не могли помешать
дуракам уничтожить самих себя.
  - Ты должен переодеться,- сказал Чиун.
  - Не могу, отец,- ответил генерал Ван Рикер.- Этот костюм - защита  от
радиации.
  - А зачем мертвецу защита от радиации?- спросил Чиун.
  - Послушай, отец, я глубоко уважаю древние традиции и все  такое  про-
чее, но у меня нет времени отгадывать загадки. Пошли!
  Вежливо кивнув, Чиун последовал за белым человеком мимо автомобилей по
дороге в темноту. Когда они шли рядом с грязной  сточной  канавой,  Чиун
столкнул Ван Рикера прямо в воду, после чего вспрыгнул на него и,  пере-
катывая, словно бревно, извалял в грязи.
  Выплевывая грязь, Ван Рикер заорал:
  - Зачем ты это сделал? Зачем? Пригласил с собой и столкнул в канаву?
  - Ты хочешь жить?
  - Да, черт возьми! Но не в канаве же!
  - Конечно,- вздохнул Чиун. Как бы  объяснить  попроще  этому  великому
американскому ученому и генералу... Чиун подумал: какую притчу ему  рас-
сказать, чтобы он понял. Притчу, понятную даже ребенку.
  Ван Рикер выбрался из канавы задыхаясь и отплевываясь.
  - Когда-то давно,- сказал Чиун,- жил-был нежный цветок лотоса, красота
которого славилась повсюду...
  -Ради Бога, брось эту древнюю ерунду. Почему ты столкнул меня в  кана-
ву?
  Вежливый человек непременно найдет  дорогу  к  взаимопонимаю,  подумал
Чиун. Поэтому он попробовал объяснить иначе.
  - Если бы мы поехали к церкви и к памятнику на машине, нас бы  остано-
вили. Все машины останавливают.
  Ван Рикер кивнул.
  - Видишь ли, плывущее в небесах утро...
  - Нет-нет, только не это! Раньше было понятнее. Итак: почему канава?
  - Потому что твой костюм светится, словно маяк в ночи.
  - Почему же ты просто не попросил меня переодеться вместо того,  чтобы
спихивать в канаву?
  - Я просил.
  - Но ты не объяснил, для чего это нужно.
  - Человек может сомневаться, что наперсток вмещает целое озеро.  Лучше
сразу поверить во что-либо, чем спрашивать почему.
  - Ну хорошо, хорошо.
  Оказавшись в трехстах ярдах от огней оцепления, Чиун велел подопечному
спуститься в канаву слева от дороги, и  они,  нагнувшись,  стали  проби-
раться вперед. Некоторое время они шли по хрустящему гравию,  пока  Чиун
не велел Ван Рикеру остановиться.
  - Я не устал,- сказал Ван Рикер.
  - Остановись и отдохни. Ты неправильно дышишь.
  На этот раз Ван Рикер не спорил. Он остановился.
  Он посмотрел на ночное небо, на звезды и ощутил свое ничтожество перед
огромной Вселенной. Даже "Кассандра" не будет заметна там, среди звезд.
  - Изумительно,- сказал он.- Но как можно  восхищаться  таким  зловещим
великолепием?
  - Я одобряю подобные чувства,- заметил Чиун, несколько удивленный тем,
что этот чудаковатый парень, которого он ничему не  учил,  понимает  так
много.
  - Глава вашей организации тогда, в ангаре, сказал, что ты самый искус-
ный убийца в мире,- сказал Ван Рикер, чтобы как-то заполнить паузу.
  - Смит - не глава нашей организации. Глава моей организации -  я  сам.
То, что он говорит - глупость.
  - Почему?
  - Если он не самый искусный убийца-ассасин или хотя бы  просто  искус-
ный, какое право он имеет так говорить? Что я могу знать  о  "Кассандре"
если не обладаю всей мудростью вашего Дома науки? Что  я  могу  знать  о
ней?
  - Понимаю,- сказал Ван Рикер.- Тебе известен лишь эффект, производимый
"Кассандрой". Мы же имеем дело с людьми, которые  обладают  лишь  тайным
знанием. Если они не обладали бы им, наше оружие было бы неэффективно.
  Чиун положил руку на грудь Ван Рикеру. Его дыхание наладилось,  но  он
пока не хотел двигаться дальше, по крайней мере к той  цели,  к  которой
его вел Чиун.
  - "Кассандра",- плохое оружие,- сказал Чиун,- самое плохое из всех ви-
дов оружия. А самое грозное - человеческий разум. Если бы я был советни-
ком императора, ты бы никогда не сделал такого плохого оружия.
  - В нашей стране нет императоров. У нас президент.
  - Император - это президент, царь, епископ, король. Если  ты  назовешь
того, кто вами правит, лепестком лотоса, значит, лепесток лотоса  -  ваш
император. Ваш император сделал ошибку. Это плохое оружие.
  - Почему?- спросил  Ван  Рикер,  заинтригованный  рассуждениями  этого
странного азиата, обладающего необычайными способностями в убийстве  лю-
дей.
  - Оружие - всегда угроза. Верно?- спросил Чиун, и не дожидаясь ответа,
продолжил: - Но это оружие - угроза для вашей страны. Иначе мы бы  здесь
сейчас не стояли. Ты создал оружие, не имеющее цели. Ты мог с  таким  же
успехом создать ураган. А хорошее оружие всегда нацелено на врага.
  - Но "Кассандра" - могущественное средство устрашения врага.
  - Это неправильно. Твое оружие  должно  быть  могущественным  в  одной
стране, а не в двух, поэтому оно плохое,- сказал Чиун, указывая на огни,
освещающие памятник.- Здесь это оружие не на своем месте. Оно может  по-
разить твою собственную империю.
  Чиун указал на свою голову:
  - Вот тут, в уме врага - надлежащее место для твоего оружия. Тут оно и
должно быть, потому что только так оно может  устрашить  его.  Если  оно
вообще его устрашит.
  - Но нам необходимо было его создать, чтобы сообщить им правдоподобные
детали. Иначе как бы они поверили, что у нас оно действительно есть?
  - У меня нет привычки обдумывать подобные мелочи за горе вояк,- сказал
Чиун. Приложив ладонь к сердцу Ван Рикера, он добавил: - Ты готов.  Пош-
ли!
  Они двинулись по темной равнине, ступая между норками сусликов.  Когда
они, все еще оставаясь в темноте, приблизились к полицейским огням, Чиун
попросил Ван Рикера остановиться и подождать. Подумать  о  дыхании  и  о
звездах. Что бы ни случилось, не двигаться.
  Затем Ван Рикер увидел такое, что он никак не мог понять. Фигура  ста-
рика только что была перед ним - и вот ее нет.  Темнота.  И  вдруг  один
огонь погас. За ним другой. Не было слышно ни звука: ни драки,  ни  кри-
ков. Просто был огонь - и нет его. Стараясь разглядеть, где  же  старик,
он почувствовал, как кто-то тронул егоза плеча.
  - Пошли!- услышал он голос Мастера Синанджу, и Ван Рикер двинулся впе-
ред. Проходя мимо постов, он увидел, что полицейские спят.
  - Ты ведь не убил их?
  - Взгляни еще раз.
  Ван Рикер обернулся и увидел, что  огни  снова  горят,  а  полицейские
стоят спиной к ним с ружьями в руках и лениво обмениваются друг с другом
репликами, словно скучают здесь уже долгое время.
  - Как тебе это удалось?
  - Безделица,- ответил Чиун.- В нашей деревне такое умеют  делать  даже
дети.
  - Но как ты это сделал?
  - А как ты сделал "Кассандру"?
  - Я не могу так просто объяснить.
  Чиун улыбнулся, видя, что белый человек все понял. Когда они подошли к
памятнику, Чиун настоял на том, чтобы подождать. Небо уже светлело, бли-
зился восход. Они стояли на ровной местности, но никто не замечал их.
  - Римо возвращается,- сказа Чиун.- Пойдем. Иди со мной и не бойся.
  - Как ты узнал?- спросил Ван Рикер.- Но чувствую, я не должен  в  этом
сомневаться.
  Они увидели, как к церкви свернул грузовик, принадлежащий  радиокомпа-
нии. Его окружила группа мужчин и женщин, которые начали разгружать  ма-
шину.
  Ван Рикер увидел, как Римо выпрыгнул из кабины. В движениях Римо  была
молчаливая грация, сведение двигательных усилий к  простому  скольжению,
уже знакомое Ван Рикеру. Где он такое видел? Ах, да, старик! Ну  конечно
же!
  Увидев Чиуна и Ван Рикера, Римо направился к ним. В эту минуту часовой
Партии Революционных Индейцев, вооруженный  дробовиком  и  шестизарядным
револьвером, встал, шатаясь, на краю траншеи. Пустые  алюминиевые  банки
из-под пива, сверкая и звеня, покатились у него из-под ног.
  - Стой, зараза, кому говорю!- крикнул он Чиуну и Ван Рикеру.
  - Доброе утро,- сказал ему Римо.
  Часовой обернулся и наткнулся на руку Римо. Он отлетел назад в горизо-
нтальном положении, увидев сперва темно-синее утреннее небо Монтаны, по-
том грязно-коричневую землю, и, наконец, все слилось и потускнело у него
перед глазами.
  - Очень мило,- пожурил его Чиун.- Вечно ты, Римо, оставляешь после се-
бя всякий мусор. Пивные банки, трупы... Всякую дрянь.
  - Что с Ван Рикером?- спросил Римо, видя, что генерал с ног до  головы
покрыт высохшей грязью.
  - У него необычайные врожденные способности к военному искусству.  Кто
знает, что бы с ним стало, займись он чем-нибудь более мирным.
  - Мы должны идти к "Кассандре",- сказал Ван Рикер.- И, пожалуйста,  не
называйте ее "Кассандрой". Лучше монументом или памятником.
  - Тогда поспешим к монументу или памятнику,- хихикнул  Чиун,  повторил
свою реплику и снова засмеялся. Пока они шли  сквозь  толпу,  потрошащую
ящики с продуктами, Чиун повторял и повторял свою шутку.
  Ван Рикер удивился тому, что толпа расступалась перед ними. Перед Мас-
тером Синанджу все сразу же разбегались, и, очевидно, по собственной во-
ле. Это не было делом рук старика.
  - Великие духи вернули нам нашего буйвола!- взобравшись  на  грузовик,
кричала Линн Косгроув.- Мы очищаем нашу землю от отравы бледнолицых.
  Порыв ветра задрал ее кожаную юбку, и один из головорезов швырнул  не-
доеденную шоколадку, прицеливаясь в ее стройные белые ножки.
  Римо, Чиун и Ван Рикер продолжали свой путь. Когда они приблизились  к
монументу на расстояние сорока ярдов, метла Ван  Рикера  стала  издавать
потрескивание.
  - О!- только и мог сказать Ван Рикер.
  Ноги у него подогнулись, и Римо с Чиуном были  вынуждены  его  поддер-
жать. Он закрыл глаза. Затем отодвинул небольшой щиток у основания  мет-
лы, замаскированный под фирменную табличку. Под щитком находилась стрел-
ка прибора. Ван Рикер взглянул на нее и улыбнулся Римо странной улыбкой.
Римо увидел, что на брюках у генерала расплывается мокрое пятно.
  - Здесь где-нибудь есть туалет?- хрипло спросил Ван Рикер.
  - Слишком поздно,- заметил Римо.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  - Она сейчас взорвется,- лицо Ван Рикера стало таким же мокрым, как  и
его брюки.
  - Прекрати истерику,- сказал Римо.- Как ты думаешь, за что тебе плати-
ло правительство все эти годы? За то, чтобы ты стоял сложа руки, писал в
штаны и говорил: "Все, сейчас наступит конец света?"
  Он посмотрел на Чиуна в поисках моральной поддержки. Чиун  укоризненно
качал головой, глядя на Ван Рикера. Генерал снова посмотрел  на  стрелку
прибора, постучав по ручке метлы указательным пальцем.
  - Я не могу ничего сделать,- сказал он.- Пусковой  механизм  находится
под крышкой, а крышка запечатана.
  - Ты должен распечатать крышку во что бы то ни стало,- возмущенно ска-
зал Римо, словно его логика была безупречна.
  К Ван Рикеру вернулось самообладание. Он подошел  к  черной  гранитной
глыбе монумента и указал на два бронзовых диска справа.
  - Вот эти крышки,- сказал он.- Но мы не сможем их открыть. Они сделаны
с допуском на стотысячную долю дюйма. После того, как их закрыли, изнут-
ри замкнулись внутренние замки. А  устройство,  открывающее  эти  замки,
увезли. Сейчас оно находится в Вашингтоне. Только оно может их открыть.
  Римо усмехнулся:
  - Чиун, открой их.
  - Одну крышку или обе?
  - Бросьте дурачиться! Мне не до шуток,- сказал Ван Рикер.- У  нас  нет
инструментов.
  Чиун медленно поднял руки перед собой:
  - Вот они, инструменты,  мастер-ломастер.  Белым  людям  пора  бы  уже
научиться ими пользоваться.
  - Сколько у нас времени?- спросил Римо.
  Ван Рикер снова посмотрел на счетчик Гейгера.
  - Самое большее пятнадцать минут. Скоро наступит критический момент, и
тогда процесс станет неуправляемым. Все взлетит на  воздух.-  Он  сделал
паузу.- Знаете, у меня такое странное чувство. Я думал, что скажу:  быс-
трее, спасайтесь? Но за пятнадцать минут все равно далеко не убежать.
  - Чиун, открой крышки, пожалуйста,- попросил Римо.- Ведь скоро рассве-
тет.
  Чиун кивнул и отвернулся от них.
  - Там прожекторы,- сказал Ван Рикер.- Все увидят.
  Он указал в сторону прожекторов, расположенных с обеих сторон памятни-
ка на сорокафутовых столбах.
  - Сейчас посмотрим, что можно сделать,- сказал Римо, отходя от Ван Ри-
кера.
  Через секунду Ван Рикер услышал треск и обернулся. Римо направлялся от
ближнего столба к следующему. Столб  был  повернут  на  180  градусов  в
собственном гнезде, и прожектор вместо памятника освещал прерию.
  - Каким образом...- начал Ван Рикер.
  - Разве с спрашиваю, как ты сделал свою дурацкую ракету?- прервал  его
Римо.
  В тени, одетый в черное кимоно, сам похожий на ночную тень, Чиун скло-
нился над первым медным диском. Темнота скрывала его движения, но  вдруг
раздались глухие удары, похожие на звуки огромного колокола.
  Затем Римо услышал другие звуки. Это были голоса людей. Они  приближа-
лись.
  - Убейте этого дьявола. Конец белой свинье!
  - Бледнолицый захватчик!
  По прерии, залитой светом прожекторов, шагали члены Партии Революцион-
ных Индейцев во главе с Деннисом Пети. Его лицо все  еще  было  вымазано
шоколадным кремом; белки глаз дико сверкали. Он тяжело маршировал в пер-
вых рядах неистовых партийцев.
  - Вот он!- завопил Пети, указывая на Римо.- Вот он, предатель!
  Римо шагнул вперед и пошел им навстречу, чтобы они не помешали Чиуну.
  - Эй, ребята!- сказал он.- Ну как жратва?
  - Бледнолицый захватчик!- сказал Пети.- Готовься отдать свою душу  ва-
шему распятому Богу, висящему на небесах.
  - А в чем дело?- спросил Римо. Он все еще слышал, как  за  его  спиной
Чиун стучит по металлическим дискам. Римо знал, что он  должен  охранять
его от этих психов, пока тот не закончит работу.
  - В чем дело?- повторил Римо.- Ведь вы получили  священного  буйвола?-
Он указал в сторону грузовика.- Получили, и по уши вымазаны едой!
  -Ты обещал нам продукты, которые воодушевят нас на великую битву.
  - Ну да,- ответил Римо.
  - А вместо этого привез шоколадки.
  - Кроме шоколадок, мясо, молоко, хлеб, сыр, овощи и...
  - Да,- сказал Пети.- Верно. Но там нет виски.
  - Нет! Нет виски!- раздался рев голосов за спиной Пети.- Даже пива,  и
того не было,- пискнул кто-то.
  - Я подумал,- сказал Римо,- что будет лучше не привозить вам  огненную
воду бледнолицых. Ведь вам предстоит нелегкая борьба за возвращение  ва-
ших исконных земель и священного наследия предков. Вам предстоит  борьба
с великим вождем бледнолицых, который находится в Вашингтоне.
  - К черту Вашингтон!
  - К черту президента!
  - Долой Объединенный Комитет начальников штабов!
  - Распустить Палату Представителей!
  - Моя душа родом из Вундед-Элк,- раздался голос, который мог принадле-
жать только одному человеку - Линн Косгроув.
  - Заткнись, дубина,- заорал Пети.- Ты не лучше бледнолицых. Поехала  с
ним за едой и забыла про спиртное!
  Джерри Люпэн шагнул к Линн Косгроув и стукнул ее ружейным прикладом.
  - Что ты собираешься делать, чтобы исправить свою ошибку?-  потребовал
Пети.
  - Я дам вам деньжат, ребята,- сказал Римо,- и вы купите  пару  коробок
пива.
  - Пиво - всего лишь предлог для того, чтобы лишить нас огненной  воды,
принадлежащей нам по закону.
  Бумм! Бумм! Бумм! Чиун все еще работал.
  И вдруг наступила тишина. Наверно, он открыл одну крышку. Ван  Рикеру,
вероятно, потребуется помощь, чтобы демонтировать устройство. Пора  было
разгонять веселую компанию.
  - Ну пока, ребята!- крикнул Римо.- Вам пора в церковь.  Вы  на  верном
пути.
  - Это слова рассиста!- завопил Пети.- Мое сердце трепещет, как раненый
голубь.
  - Пошутили и хватит,- сказал Римо.- Расходитесь.
  - Ты один?- спросил Пети.
  - Один.
  - Вперед!- прорычал Пети.
  Услышав команду, сорок партийцев ринулись в  атаку.  Правда,  половина
бросилась не в ту сторону, а оставшиеся кинулись друг на друга, и  завя-
залась драка. Лишь человек десять двинулись в сторону Римо. Первым к не-
му приблизился Пети, которого Римо тотчас же успокоил и, подняв над  го-
ловой, швырнул в оставшихся.
  - Ваш лидер заболел,- сказал Римо.- Ему нужно  много-много  лекарства.
Отнесите его домой и полечите. Или я откручу вам головы. Ну же!
  Напуганные дерзостью Римо, индейцы отступили, чтобы  выработать  новую
стратегию.
  Новая стратегия начала вырисовываться в связи с известием  о  прибытии
Перкина Марлоу. Перкин Марлоу, звезда Голливуда, по его собственным сло-
вам, на одну двести пятьдесят шестую индеец, во что мало кто верил,  был
на пути в Вундед-Элк. Уж он-то наведет порядок! Раз Марлоу играл  мекси-
канского бандита, перехитрившего целую армию, сказал Пети, то как же  он
должен вступиться за нас, индейцев!
  Когда члены партии ушли, Римо вернулся к памятнику, чтобы  помочь  Ван
Рикеру, но тут его остановил новый голос. Это Джерри Кэндлер, представи-
тель газеты "Глоуб", ухитрился проскользнуть сквозь оцепление. Сейчас он
стоял в свете прожекторов в десяти футах от Римо.
  - Какое зверство!- закричал он, указывая на  Пери,  которого  волочили
под руки.- Какое насилие!
  Жилы напряглись у него на шее, и от этого у него был  вид  цыпленка  с
человеческой головой. Он был очень маленьким, и  в  ослепительном  свете
прожекторов казался мертвенно-бледным.
  - Заткнись!- сказал Римо.
  - Аттика! Чили! Сан-Франциско! А  теперь  еще  и  Вундед-Элк!-  кричал
Кэндлер.- Я напишу об этой жестокости.
  Он пристально поглядел на Римо, сглотнул слюну и произнес:
  - Боже мой! Ты убил их!
  - Кого?
  Кэндлер смотрел куда-то мимо него, в темноту. Римо  проследил  за  его
взглядом и увидел, что крышки отодвинуты, и Чиун  вытаскивает  из  люков
два трупа. Ван Рикер полез в первый люк. От  пятнадцати  минут,  которые
дал им Ван Рикер, оставалось совсем немного.
  - У вас что-то с глазами,- сказал Римо Кэндлеру.
  Кэндлер усмехнулся.
  - С моими глазами все в порядке. Когда  я  вижу  зверства,  геноцид  и
убийства, я могу отличить их от чего-то другого.
  Римо покачал головой.
  - Нет. У вас непорядок со зрением. Совершенно точно.
  Поверив в его искренность, Кэндлер прикоснулся рукой к глазам.
  - Что с моими глазами?- спросил он.
  - Они открыты.
  Римо шагнул вперед и легонько стукнул Джерри Кэндлера  по  спине.  Его
веки опустились, словно налитые свинцом. Он сел на землю, а Римо  поспе-
шил на помощь к Чиуну и Ван Рикеру.
  Он слышал, как из люка доносится пыхтение и покряхтывание Ван Рикера.
  - Ну как?- спросил Римо.
  - Нация убийц,- сказал Чиун.- В люках было два мертвеца.
  - Да, это ужасно,- заметил Римо.- Со стороны Америки совершенно бессе-
рдечно показывать тебе такое жуткое зрелище.
  - Совершенно бессердечно,- согласился Чиун.
  Из люка показалась голова Ван Рикера.
  - Готово,- сказал он.
  - Обезврежена?- спросил Римо.
  - Да. Безобидна, как грудной младенец.- Он поднял над головой какой-то
ящичек, похожий на коробку передач.- Если эту штуку вынуть, то она безо-
пасна.
  Ван Рикер осторожно поставил ящичек на мрамор и вылез из люка. Отряхи-
вая засохшую грязь с костюма, он сказал Чиуну:
  - Не знаю, как тебе удалось их распечатать.
  - Ты наблюдал за мной. Теперь ты можешь делать это сам.
  Ван Рикер слабо улыбнулся.
  - Наверно, науке неизвестны все тайны.
  - То, что ты называешь наукой, не знает ничего,- поправил его Чиун.
  - Спускайтесь. Давайте положим мертвецов обратно,- предложил Римо.
  Он шагнул к монументу, и Ван Рикер быстро схватил ящичек,  вынутый  из
"Кассандры".
  - Не трогайте его,- сказал он.- Высокий уровень радиоактивности.  Нес-
колько минут - и вы покойники.- он швырнул ящичек под куст рядом с памя-
тником и спустился с каменной глыбы.
  Взглянув на два трупа, лежащие на земле, он сказал:
  - Я думал, что никогда больше их не увижу.
  - Твоя работа?- спросил Римо.
  Ван Рикер кивнул.
  - Неприятно, но необходимо.
  Чиун кивнул в знак согласия. Затем он и Римо сбросили мертвецов обрат-
но в люки и закрыли их двойной бронзовой крышкой, похожей на штангу.
  - Послушай, Ван Рикер. Тебе не понадобится снова открывать крышки?
  - Нет, не понадобится.
  - Прекрасно,- сказал Римо.- Чиун! Можешь хорошенько закрыть их.
  Он отошел назад и встал рядом с Ван Рикером. Оба наблюдали,  как  Чиун
суетился вокруг бронзовых дисков.
  Его руки летали вокруг дисков  подобно  желтым  искрам.  Сначала  один
диск, потом другой. На все ушло секунд тридцать.
  Наконец он выпрямился.
  - Готово. Они запечатаны.
  - Когда все уладится,- негромко сказал Ван Рикер,- мы снова откроем их
и приведем ракету в рабочее состояние. Но тогда уж мы захватим инструме-
нты из Вашингтона.
  - Если ты когда-нибудь захочешь снова открыть их,- поправил его Чиун,-
тебе придется захватить с собой взрывчатку. Я же сказал: они запечатаны.
  Их разговор был прерван чьим-то стоном. Джерри  Кэндлер  перевернулся,
открыл глаза и поглядел в их сторону. Он встряхнул  головой,  словно  не
веря своим глазам, и увидел Римо, Чиуна и Ван Рикера около монумента.
  - Террористы!- закричал он.- Фашисты! Коричневые! Сторонники геноцида!
  - Кто это?- громко спросил Чиун.- И почему он кричит на меня?
  - Я частица разгорающегося  самосознания  Америки!-  в  истерике  орал
Кэндлер.
  - Сделай его частицей угасающего сознания Америки,- предложил Чиун Ри-
мо.
  - Я уже делал это.
  - Надо было хорошенько постараться.
  И Чиун обратился к поднимающемуся с земли Кэндлеру:
  - Уходи отсюда, пока я не запечатал твой рот.
  Кэндлер медленно попятился назад:
  - Что вы сделали с телами убитых?
  - Какими телами?- спросил Римо.
  Кэндлер все пятился и пятился. Крики его становились все громче по ме-
ре удаления от памятника.
  - Слушайте!- кричал он.- Я их видел! Я видел трупы! Я знаю,  вы  убили
двух ни в чем не повинных индейцев. Все скоро узнают об этом.
  - Чудесно,- сказал Римо.- Приятно получить хоть какое-то  вознагражде-
ние за свои старания,
  Кэндлер исчез.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  Джонатан Бушек был в плохом настроении. Кажется, у него начинали высы-
пать прыщи. Он ощущал, как на его лице под слоем грима начинается легкий
зуд. Потом эти паршивцы увеличатся в размерах, созреют, образуя вулкани-
ческие возвышенности, с гнойниками вместо вершин.
  И все из-за этого сволочного правительства!
  Бушек присутствовал при осаде Вундед-Элк уже четыре дня и ему приходи-
лось быть в гриме двадцать четыре часа в сутки. Особенно важно  было  не
спать по ночам, так как стоит правительству  почувствовать,  что  пресса
дремлет, оно пришлет войска и задушит революционное индейское движение.
  Ночь за ночью Бушек ожидал этого нападения. В голове у  него  вертелся
сценарий возможных событий. Правительство пошлет танки и вооруженную пе-
хоту. Кого оно думает одурачить тем, что прислало сюда только один  джип
с находящимися в нем лейтенантом и капралом? Всем репортерам было извес-
тно, что правительство собрало огромное количество людей и  бронетехники
всего в нескольких милях отсюда. Все считали, что правительство  выберет
вооруженное столкновение. Если оно разрешит индейскому  восстанию  наби-
рать силу, то скоро вся Америка выйдет на улицы, маршируя  по  аккуратно
подстриженным газонам, каждая семья сядет в одну из своих трех  машин  и
поедет выражать протест правительству, которое их так притесняет.
  Когда же правительство введет войска, Бушек окажется в более  выгодном
положении, чем все остальные.
  Он успел познакомиться с лейтенантом  национальной  гвардии,  страстно
желающим прославиться. Бушек пообещал ему широкую известность, а  лейте-
нант, в свою очередь, предложил Бушеку место в джипе, когда начнется ба-
талия.
  Бушек поедет в зону военных действий; кинокамеры ждали его  на  заднем
сиденье автомобиля. Он уже представлял себе в  подробностях  предстоящую
поездку.
  Вот он, Джонатан Бушек, его силуэт в профиль  вырисовывается  на  фоне
огня и взрывов, он идет вперед, в самое  пекло,  чтобы  первым  сообщить
Америке новости с поля брани. Эдвард Марроу, Элмер Дэвис, Фултон Льюис -
он оставит их всех позади. Он - Джонатан Бушек.
  Но ненавистное правительство не торопилось, и его грим по утрам  начи-
нал трескаться, повторяя контуры морщин. Лицо начинало чесаться,  но  он
боялся дотронуться до него, потому что тогда прыщей не избежать.  Он  не
сможет предстать перед камерой.
  Этот случай - его очередная удача. Когда правительство разгоняло моло-
дежь в Аттике, Бушек сидел за чашечкой кофе совсем рядом,  в  кафетерии.
Когда потребовался человек, чтобы выехать по поводу  похищения  ребенка,
Бушек как раз звонил в редакцию насчет денег на текущие расходы, на рас-
стоянии трех кварталов от места происшествия.
  На этот раз он будет начеку. Как бы ни зудело лицо, он до него не дот-
ронется. Пуская по коже пойдут прыщи, он займется ими позже, у врача. Но
сейчас он будет страдать ради блага Америки. В утреннем свете он оглядел
спящий лагерь представителей прессы. Порылся в кармане, достал баллончик
с лекарством и побрызгал себе в горло. Вот и прошла еще  одна  ночь  без
новостей. Там, в Вашингтоне, скоро  начнут  сомневаться  в  правильности
своего выбора: стоило ли посылать Бушека, раз он сообщал так мало.
  Вдруг размышления Бушека были прерваны чьими-то воплями. К нему  бежал
Джерри Кэндлер, крича, что через полчаса собирает собственную пресс-кон-
ференцию и просит всех присутствовать.
  Бушек оставил приятные мысли на будущее. Собрать собственную пресс-ко-
нференцию! Если новостей нет, можно их придумать. Правда, он не был уве-
рен, обрадуется ли таким новостям его начальство. Нет,  надо  разнюхать,
что там творится на самом деле.
  Бушек взял с собой коллегу с ручной камерой  и  звукооператора.  Выпив
утренний кофе, он поспешил с толпой репортеров к  месте  пресс-конферен-
ции, находящемуся на полпути от оцепления к церкви.
  Кэндлер собрал целую толпу. Присутствовали все репортеры и около дюжи-
ны членов Партии Революционных Индейцев, включая Линн Косгроув,  которая
громко настаивала на том, чтобы ее называли Горящей  Звездой.  Во  время
конференции она все время кивала и иногда стонала.  Рядом  с  ней  стоял
Дэннис Пети и сенатор и комиссии по делам национальных меньшинств Соеди-
ненных Штатов.
  Кэндлер махнул рукой, призывая всех к молчанию.
  - Это свинское правительство сегодня ночью зверски убило двух ни в чем
не повинных индейцев. Я присутствовал при  убийстве  и  видел,  как  все
произошло. Они были безоружны и мирно стояли около памятника, когда  пя-
теро людей в военной форме Соединенных Штатов зверски убили их.
  Конечно, армия будет отрицать это. И высшие сферы власти в  Вашингтоне
тоже. Но это произошло. Я видел собственными глазами.  Я  напишу  статью
для "Нью-Йорк Глоуб".
  Мало кто не прослезился в толпе, когда он закончил. Слушатели еще  на-
ходились под впечатлением сказанного, когда  некий  энергичный  репортер
одной небольшой нью-йоркской радиостанции начал задавать вопросы.  Ну  и
выдержка у парня, подумал Джонатан Бушек.
  - Кто были эти двое убитых?- спросил энергичный репортер.
  Кэндлер удивился тому, что это могло кого-то интересовать. Он поверну-
лся к Деннису Пети.
  - Кто были эти две жертвы?- спросил он Пети.
  Пети посмотрел на Линн Косгроув и прошептал:
  - Ты соображаешь лучше. Придумай два индейских имени.
  - М-мм, как насчет Сверкающей Воды и Высокого Дерева?- шепнула  она  в
ответ.
  Пети покривился:
  - Сверкающая Вода сойдет, а Высокое Дерево звучит как-то не так.
  Выгадывая время, он прикрыл глаза рукой, словно превозмогая боль утра-
ты.
  - Скорее, сука!- прошипел он.
  - Солнце, Которое Никогда Не Заходит,- сказала она.
  - О-о-о...- громко простонал Пети.- Два моих товарища, которые шли  со
мной по следу лося и буйвола, Свергающая Вода и Солнце, Которое  Никогда
Не Заходит, были сегодня зверски убиты бледнолицыми. Мы  больше  никогда
не увидим их.
  Репортеры поспешно схватились за блокноты.  Сенатор   по   делам   на-
циональных меньшинств был вне себя от горя. Слезы струились по его лицу.
  - Это ужасно,- прошептал он.- Ужасно. Я думаю, мы должны заплатить ка-
ждому по тысяче долларов.
  - Символическая плата!- рассердился Пети.- Нам не нужны  ваши  грязные
деньги. Но если речь пойдет о настоящих деньгах, мы всегда готовы  пере-
говорить с вами.
  - Мы дадим пять тысяч долларов,- сказал сенатор.- В качестве  возмеще-
ния морального ущерба каждому представителю Индейской Партии.
  - О, моя душа разрывается на части в Вундед-Элк,- простонала Линн Кос-
гроув.
  Пресс-конференция продолжалась. Кто-то дал Пети ружье, и он  приплясы-
вал, потрясая им над головой.
  Джонатан Бушек немного приободрился. Он зашагал  прочь  со  своей  не-
большой командой от репортеров и толпы индейцев, которые все прибывали и
прибывали, услышав, что их показывают по телевидению.
  Бушек послюнявил указательный палец и разгладил грим на лице.
  Когда на него навели объектив, он начал импровизировать:
  - Сегодня Вундед-Элк стал местом еще одного зверского убийства в своей
многовековой кровавой истории. Два индейца, Сверкающий Океан...  прости-
те, Сверкающая Вода и Солнце, Которое Никогда Не Всходит, были застреле-
ны группой военных здесь, в этом городке, занятом индейцами в знак  про-
теста против угнетения. При этом присутствовали несколько человек, среди
них репортер одной из крупнейших нью-йоркских газет. Лидер Партии  Рево-
люционных Индейцев, Деннис Пети заявил, что убитые являлись мирными  де-
монстрантами. Он сказал, что они были уважаемыми людьми и хорошими  сем-
ьянинами, глубоко преданными индейскому революционному движению. Он пок-
лялся отомстить за их смерть.
  Таким образом, Вундед-Элк снова может стать местом кровопролития.
  Джонатан Бушек пока не знал, что удача скоро опять улыбнется ему.
  Пока он стоял перед камерой, он пропустил конец пресс-конференции.
  Во-первых, сенатор по делам национальных меньшинств  обещал  расследо-
вать это дело и назвал его самым крупным нарушением законности со времен
убийства мексиканских патриотов в Аламо.
  Во-вторых, Деннис Пети поклялся, что члены Партии Революционных индей-
цев ступят на тропу войны, как только к ним присоединится Перкин Марлоу,
великий актер, индеец и революционер.
  - Когда он прибудет,- сказал Пети,- мы возьмемся за оружие и восстанем
против поработителей. Мы захлестнем всю страну кровавой волной.
  - Победа или смерть,- добавил он.- Так будет называться моя книга, по-
священная нашей борьбе.
  Чиун и Ван Рикер возвратились в свой номер в мотеле.
  В лучах восходящего солнца Римо  проследовал  на  пресс-конференцию  и
окунулся в волны дебатов, стараясь оставаться в  тени  и  наблюдая,  как
психи состязаются друг с другом в красноречии.
  Но пресс-конференция закончилась так же быстро, как и началась.  Слава
хороша, но завтрак лучше, решил Пети, вспомнив о коробках со сладостями,
оставленных в церкви.
  В редеющей тьме Линн Косгроув столкнулась с Римо.
  - Привет тебе, Горящая Звезда, защитница  притесняемых,  хранительница
культурного наследия краснокожих предков!- обрадовался Римо.
  - Пошел ты...- ответила Горящая Звезда.
  Римо пожал плечами.
  - Катись ты вместе со своим правительством и своими обещаниями,-  про-
должала она.
  - Ну и язычок у тебя,- заметил Римо.- Ты была со мной.  Почему  ты  не
напомнила мне?
  - Я доверяла великому охотнику, а ты подвел меня. Я больше  не  поверю
тебе.
  Она рванулась прочь от него. Ее грудь вздымалась, рыжие волосы  рассы-
пались по плечам.
  - Давай-ка поговорим об этом наедине,- сказал Римо, беря ее за руку  и
увлекая в открытую дверь телевизионного вагончика. Внутри никого не  бы-
ло. Римо легко поднял ее, внес в вагончик и запер изнутри дверь.
  - Твое сердце не с нашим движением,- сказала Горящая Звезда.
  - Мое сердце с тобой,- шепнул Римо, запуская руку в вырез ее платья.
  - Тебе наплевать на историю нашего народа,- продолжала Горящая Звезда.
  - Мне не наплевать на тебя,- ответил Римо. Он скользнул  рукой  по  ее
спине и нашел эрогенную точку.
  Горящая Звезда вздрогнула.
  - Фашистская свинья,- сказала она.
  - Никогда не был фашистом,- возмутился Римо. Он нажал на эрогенную то-
чку, и Горящая Звезда упала в его объятия.
  - О Великий охотник!- шепнула она.- Я твоя!
  Римо бережно уложил ее на коврик, отодвинув ящики с  оборудованием,  и
нежно поцеловал в ухо.
  - Ты согласна?- спросил он.
  - Хватит разговоров,- ответила Горящая Звезда.
  Пока они лежали в объятиях друг друга, в небе над вагончиком  пронесся
самолет с серпом и молотом на фюзеляже. Он летел в ярком утреннем свете,
как огромная серебряная птица.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  Когда Римо вернулся в номер, Чиун сидел на полу меж  двух  кроватей  и
смотрел на маленькую настольную лампу без абажура.
  - А где Ван Рикер?- спросил Римо.
  - Я снял для него соседний номер,- ответил Чиун.- Там.
  Он указал на следующую дверь по коридору.
  - Как ты сумел? Ведь мотель переполнен.
  - Очень просто,- сказал Чиун.
  - А именно,- настаивал Римо.
  Чиун вздохнул.
  - Ну если тебе так интересно... Там был репортер, Уолтер, не помню  по
фамилии. Я велел ему отправляться домой, если он дорожит своей жизнью.
  Римо открыл было рот, но Чиун сказал:
  - Я и пальцем его не тронул. Ведь я знаю, что нам нельзя привлекать  к
себе внимание.
  Он снова посмотрел на лампочку, которая горела ярким светом.
  - Хорошая работа,- сказал Римо.
  Чиун молчал.
  - Я сказал: хорошая работа.
  - Ты хвалишь лампочку за то, что она горит?
  - Что за вопрос?
  - Обыкновенный. Ведь ты знаешь ответ на него.
  - Лампочка и должна гореть,- сказал Римо.
  - Ну вот,- удовлетворенно кивнул Чиун.
  - Верно,- сказал Римо.- А скала разрушается под натиском волн,  только
медленно?
  - Это глупость,- сказал Чиун.
  - Это глупость, независимо от того, борешься ты с ней иди  нет,-  нас-
таивал Римо.
  - Все, что ты делаешь, глупо. Не осуждай то, что делают другие.
  - Вот в чем секрет всего необыкновенного,-  сказал  Римо.-  К  положи-
тельному через отрицательное.
  - Заткнись, пожалуйста,- отрезал Чиун.
  Когда Римо направился к телефону, Чиун сказал:
  - Мы сделали все, что могли. Еще одно дело, и мы уносим ноги.
  Чиун хмыкнул, а Римо, расценив последнюю фразу, как  похвалу,  продол-
жал, набирая номер:
  - "Кассандра" в безопасности. Завтра ее атакуют индейцы Апова, но  это
уже не наше дело. Привет, Смити!
  - Да?- ответил кислый голос.
  - Все в порядке,- заявил Римо.
  - Объясните подробнее.
  - Ван Рикер обезвредил устройство. Оно не взорвется.
  - Хорошо,- сказа Смит.- Вы знаете, что теперь делать?
  - Знаю. Между прочим, он неплохой старик. Куда лучше вас.
  - Сантименты.
  - Когда я возьмусь за него, постараюсь представить,  что  убиваю  вас.
Это упростит дело.
  - Чудесно. Договорились.
  Римо повесил трубку уже не в столь радужном  настроении.  Не  хотелось
начинать день с такого дела. Но что придется делать, лучше сделать  быс-
тро, решил он и направился в комнату Ван Рикера. Он тихо открыл дверь  и
вошел в номер.
  Кровать была пуста. Перед окном, спиной к  Римо,  Ван  Рикер  выполнял
приседания.
  Он услышал шаги и обернулся:
  - Привет,- сказал он.- Зарядка. Делаю каждое утро. А ты?
  - Нет,- ответил Римо.- Мне это не нужно.
  Ван Рикер покачал головой:
  - Не годится, парень. Зарядка нужна всем. Неважно, в какой  ты  форме.
Она продлевает жизнь.
  - Жизнь...- повторил Римо.- Вот о ней-то я и хотел с тобой поговорить.
  - Послушай,- предложил Ван Рикер,- если хочешь, я  составлю  для  тебя
комплекс упражнений. Немного гимнастики, бег  трусцой...  Тебе  поможет.
Как ты бегаешь?
  - Смотря на какую дистанцию.
  - Например, на милю.
  - За три минуты,- сказал Римо.
  Ван Рикер грустно взглянул на него.
  - А если честно?
  - За три минуты,- сказал Римо.
  - Мировой рекорд - четыре минуты,- сказал Ван Рикер.
  - А мой мировой рекорд - три.
  - Ну, как знаешь,- сказал Ван Рикер, видя, что Римо не  разделяет  его
страсть к бесполезным упражнениям.- Но все-таки советую. Зарядка  делает
чудеса. Ты поверишь, что мне пятьдесят шесть?
  - Ты жил полной жизнью?
  - Да,- ответил генерал.
  - А ты был счастлив?- спросил Римо, подходя к загорелому человеку поб-
лиже.
  - Был. Исключая пару последних дней.  Усмирение  этой  адской  машинки
снова сделало меня счастливым.
  - Счастливым?- переспросил Римо, делая еще один шаг.
  - Да, сэр,- ответил Ван Рикер.- Сейчас "Кассандра" безопасна... Ее мо-
жет запустить, к примеру, только крупный артиллерийский снаряд.
  - Артиллерийский снаряд?
  - Да. Но он должен быть достаточно крупным. Хотя бы стапятидесятипяти-
миллиметровым.
  Римо вздрогнул и остановился как вкопанный:
  - Такой снаряд может ее запустить?
  - Думаю, да. Но для этого требуется точное попадание. Эй, ты куда?
  - На поиски стапятидесятипятимиллиметрового орудия,- бросил через пле-
чо Римо.
  В дверях Римо столкнулся с Чиуном.
  - Если найдешь пушку, отдай ее генералу,- сказал Чиун.- Он хочет найти
новый способ взорвать собственную страну.
  Римо выбежал на улицу, залитую теплыми лучами утреннего солнца.
  Он негодовал. Все, что требовалось для запуска "Кассандры" - это  ста-
пятидесятипятимиллиметровая пушка, которая была у  индейцев  Апова.  Они
готовы пустить ее в ход, если Римо не доставит им  завтра  утром  членов
Партии Революционных Индейцев.
  Римо разыскал Брандта в супермаркете "Биг Эй", где он  отчитывал  нес-
кольких женщин за то, что они мяли рулоны туалетной бумаги. Гора рулонов
возвышалась почти до самого потолка.
  - А почему нельзя ее менять? Она же мягкая?- поинтересовался Римо.
  - Нельзя,- ответил Брандт,- мягкого в ней только воздух между оберткой
и рулоном. Сама по себе она похожа на наждак.
  Глядя на гигантскую гору, Римо заметил:
  - Ты должно быть, продал уже много.
  - Нет,- ответил Брандт.- Но парень, у  которого  я  ее  купил,  продал
действительно много.
  Он засмеялся, довольный своей шуткой, а потом поинтересовался:
  - Ну как дела?
  - Я как раз хотел поговорить об этом.
  - У меня нет времени,- ответил Брандт.- Я занят делом.
  - К черту дела, нам надо решать мировые проблемы.
  - Ты и решай. А я буду думать, как мне получить недельную выручку. Ес-
ли я не буду следить за прилавками, мои служащие обдерут меня, как  лип-
ку. Завтра утром эти слюнтяи из Партии должны быть у меня, или мы  взор-
вем все к чертовой матери.
  - Сколько человек тебе надо?
  - Всех,- сказал Брандт.
  - А что ты собираешься с ними делать?
  - Сначала устроить хорошую головомойку. А потом повесить.
  - Но это противозаконно,- сказал Римо.
  - Плевать мне на закон. Эй, там, не трогайте бумагу! Плевать на закон.
Они оскверняют нашу церковь, и закон позволяет им это. Но меня бесит еще
больше то, что на них смотрят люди со всего мира и думают: вот  они  ка-
кие, индейцы. Мы должны прекратить безобразие. Они нужны мне все до еди-
ного человека. Хороший партиец - мертвый партиец.
  - Может, тебе хватит Пети и Косгроув?
  - Нет. У меня трещит башка от танцев и пения Косгроув.  А  Пети  будет
так пьян, что не почувствует, что его повесили.  Мне  нужны  и  все  ос-
тальные.
  - Ладно, я постараюсь. Но что, если у  меня  не  получится?  Вообще-то
твоя пушка стреляет?
  - Хочешь поспорить?
  - Как это пушка, из которой никогда не стреляли, может выстрелить?
  - Из нее стреляли,- сказал Брандт.
  - Да?
  - Целый год раз в неделю.
  - А для чего?
  - Мы купили ее у военных. Мы смотрели в теленовостях на  все  эти  де-
монстрации и безобразия в городах и решили, что они могут  докатиться  и
до нас. Мы должны быть готовы защитить наш город от мятежников.
  - Вот бы взглянуть на эту пушку,- сказал Римо.
  - Сначала ты услышишь ее. Завтра утром. А потом, если ты будешь здесь,
я покажу ее тебе. Слушай, парень со смешным именем, они нужны  мне  все.
До единого.
  - Хорошо. Ты их получишь,- пообещал Римо.
  - Не трогайте туалетную бумагу!- заорал Брандт, отворачиваясь от  Римо
и угрожающе надвигаясь на шестидесятилетнюю индеанку в джинсах и мокаси-
нах. Она подождала немного, затем швырнула в него упаковку бумаги и пош-
ла к выходу.
  Римо оказался на солнечной улице, испытывая к себе  глубокое  отвраще-
ние. Доставить одного человека в нужное время и в  нужное  место  -  для
этого требовалась лишь определенная  изобретательность.   Но   доставить
Брандту сорок человек среди бела дня - дела явно невыполнимое.
  Римо зашел в небольшой муниципальный парк с  аккуратно  подстриженными
газонами и цветами, посаженными в геометрическом порядке, в центре кото-
рого возвышался большой деревянный памятник ветеранам Апова. Он  сел  на
скамейку и задумался.
  Парк и супермаркет "Биг Эй" находились на самом  краю  плоскогорья.  В
полумиле оттуда Римо мог различить монумент и церковь Вундед-Элк.
  Гнев индейцев Апова вполне справедлив. У них есть гордость. Они горди-
лись собой и своей страной. И парк, где он сидел, был основан  а  память
тех, кто погиб на войне. Индейские ребятишки играли среди пулеметов, ус-
тановленных на бетонном цоколе, и пушек, наполовину вросших в землю. Был
там и танк без башни и гусениц. Радостные детские голоса звенели в проз-
рачном воздухе.
  А внизу, в церкви, собралась всякая шушера,  называющая  себя  револю-
ционными индейцами. Мошенники без чести и совести. Дрянные артисты,  ду-
рачащие прессу и правительство, которым в один прекрасный  день  поверит
вся страна. Сначала все подумают, что они  просто  чокнутые.  Но  власть
прессы над умами людей такова, что слушая день за днем, как отважные ин-
дейские борцы за свободу противостоят угнетателям, даже умные люди пове-
рят им. Временами пресса становится опасной для страны. Как  вода  точит
камень, она подтачивает традиции, веру, мораль. Для  прессы  нет  ничего
святого, единственный Бог для нее - Спаситель, но приспособленный для ее
собственных целей.
  Римо слышал голоса детей, играющих среди орудий прошедших войн.
  Эти малыши не должны погибнуть. Если такое и случится, то когда-нибудь
потом, во имя высшей цели. Нельзя позволить им умереть нелепой  смертью,
лишь потому, что какие-то подонки собрались вокруг ядерной установки.
  Римо поднялся и пошел к выходу из парка с прекрасным видом на церковь,
памятник и шоссе. Он направлялся в мотель. Он  решил  доставить  Брандту
все сорок человек. Любой ценой.
  Когда Римо вернулся в мотель, он увидел Линн Косгроув сидящей на  кор-
точках под дверью. Она посмотрела на него умоляющим взглядом.
  - Ты совратил меня, бледнолицый,- сказала она.
  - Конечно.
  - Ты сделал меня Сакайавеа.
  - Может быть.
  - Я уничтожена твоей злой волей. Я ничтожество.
  - Ну и что?
  - Теперь мне ничего не остается, как только стать рабыней в твоих  ру-
ках, запятнанных кровью.
  - Ужасно, лапонька, но не надо этого делать прямо сейчас.
  - Я пария среди своих соотечественников. Я твоя рабыня.
  - Съешь лучше шоколадку.
  Она вскочила и топнула ногой:
  - К черту шоколадку! Сожми меня в объятиях, Римо.
  Римо дотронулся до определенной точки около ее уха,  и  она  мгновенно
превратилась из разъяренной пантеры в ласковую кошечку.
  - О-о-о...- простонала она.
  - Знаешь,- сказал Римо,- сегодня днем я очень занят. Но в три часа но-
чи я жду тебя в церкви.
  - О-о-о... Да. О-о-о...
  Римо снял руку с ее шеи.
  - Значит, договорились. Пока!
  - Ухожу, мой повелитель. Рабыня удаляется, покорная твоей воле.
  Она ушла. Римо смотрел ей вслед. В три часа ночи в церкви. У него  уже
сложился план действий. Возможно, банда партийцев скоро окажется в горо-
дке.


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  В номере вместо Чиуна оказался Ван Рикер. Сидя в кресле перед  телеви-
зором, он внимательно следил за дискуссией, в которой принимали  участие
два социолога и сенатор по делам национальных меньшинств, выступавший на
пресс-конференции Джерри Кэндлера. Они обсуждали важное социальное  зна-
чение восстания в Вундед-Элк.
  Когда вошел Римо, Ван Рикер оторвался от телевизора.
  - Я слишком долго не был в Америке. Что, теперь здесь все такие чокну-
тые?
  - Не все,- сказал Римо.- Только самые умные. А заурядные личности мыс-
лят вполне здраво.
  - Слава Богу!- сказал Ван Рикер, проводя рукой по чисто выбритой,  за-
горелой щеке.- Ты только послушай, что они говорят.
  Римо присел на краешек кровати и услышал, как один из социологов - че-
рнокожий - заявил, что события в  Вундед-Элк  -  закономерный  результат
длительного рабства.
  - Конечно, в конце концов люди должны восстать против правящего  клас-
са,- говорил он.- В этом заключается смысл происходящего  в  Вундед-Элк.
Нуждающиеся, обездоленные индейцы  восстали   против   политики   прави-
тельства, которая граничит, в лучшем случае, с фашизмом и геноцидом. Это
пример для все национальных меньшинств.
  Да, подумал Римо, это пример для индейцев Апова, которые волнуются из-
-за пустяков, вроде туалетной бумаги в супермаркете "Биг Эй", в  городе,
который они выстроили собственными руками и где они живут  по-человечес-
ки.
  Его утешало лишь то, что, наверно, никто в городке  Апова  не  смотрит
эту телепередачу. А если смотрит, то, конечно, катается по полу от  сме-
ха.
  Второй социолог - белый - был настроен крайне самокритично.  Он  пред-
сказывал еще больший размах насилия, его глаза блестели, как у сумасшед-
шего, на губах выступила пена. Он был в порыве страсти, его воодушевляла
мысль о том, что кто-то начнет борьбу с белыми.
  Затем выступил сенатор по делам национальных меньшинств.
  - Политическое решение проблемы потерпело поражение. Правительственная
администрация отказалась поддержать мой план  дать  каждому  восставшему
десять тысяч долларов. Поэтому, несмотря на то, что я целиком и  полнос-
тью с восставшими, я умываю руки. Эскалация насилия, которая за этим по-
следует, будет не на моей совести, а на совести тех официальных  лиц,  В
Вашингтоне, которые остались глухи к мольбам обездоленных индейцев.
  Ведущий, худощавый светловолосы человек, все время подшучивал над  со-
бой. Он напоминает, подумал Римо, одного французского генерала,  который
спрашивал, куда направляется его войско, чтобы успеть возглавить  его  и
повести туда.
  Ведущий задал вопрос: что за люди заняли мемориал в Вундед-Элк?
  - Обыкновенные индейцы,- ответил сенатор.-  Наши  краснокожие  братья,
тщетно пытавшиеся построить для себя нормальную жизнь, несмотря на  вся-
ческие лишения и унижения со стороны властей.
  Ван Рикер вскочил, разозлившись:
  - Что они мелют? Или где-нибудь есть еще один Вундед-Элк, о котором мы
не знаем?
  - Ты слишком долго отсутствовал, генерал. Видишь, этот чернокожий  оп-
равдывает любое насилие, если оно служит его идеям. Он хочет сделать на-
силие таким же будничным для Америки, как традиционный пирог с яблоками.
  А белый оправдывает насилие потому, что он хочет  быть  наказанным  за
то, что в детстве ходил в престижную школу. Ему даже в голову не  прихо-
дит, что он посещал ее благодаря зарплате своих родителей и своим спосо-
бностям. Он одержим идеей, что полученное им образование у кого-то отня-
ли силой.
  - А сенатор?
  Римо пожал плечами.
  - Он просто марионетка.
  - Знаешь, я впервые слышу такой сочный социологический анализ происхо-
дящего,- сказал Ван Рикер.
  - Меня научил Чиун,- пожал плечами Римо.- Кстати, он сейчас  вернется.
Думаю, он не одобрит того, что ты смотришь его телевизор.
  Ван Рикер выключил телевизор.
  - Ладно. Я пойду проветрю мозги. Скорее бы назад, на  Багамы!  Жду  не
дождусь, когда Комиссия по атомной энергии вернет "Кассандру" в  рабочее
состояние, и вся эта нервотрепка кончится.
  - Счастливо прогуляться,- пожелал Римо.
  Ван Рикер исчез в своем номере, а Римо растянулся на  постели  обдумы-
вая, стоит делать зарядку или нет.
  Он решил, что стоит: ведь у него целую неделю не было настоящей  рабо-
ты. Где бы ему поработать сегодня? В Лондоне? В Париже? Алжире? Сан-Фра-
нциско? Дейтоне, штат Огайо? Уайт Плейнз? Нью-Йорк? Ни один город его не
воодушевлял.
  Стоп! В Беркширских горах есть небольшой городок,  где  у  Чиуна  або-
нентский почтовый ящик. Однажды он и Римо  ездили  туда  забрать  почту,
пролежавшую несколько месяцев. Почта грозилась аннулировать  ящик,  Чиун
ожидал предложений от работодателей и был  разочарован  их  отсутствием.
Ему не предлагали даже временной работы. Но он бесстрастно отверг  пред-
ложение Римо выбросить письма.
  Как назывался городок? Ага: Питтсфилд,  штат  Массачусетс.  Теперь  он
вспомнил. Там был пруд и лагерь герлскаутов. Девчонки дни и ночи  напро-
лет пели жуткие песни, а трубач почти каждое утро выходил на берег пруда
и дул в свою трубу, вгоняя в краску птиц.
  Закрыв глаза, Римо живо представил себе Питтсфилд. Пруд. Он ступил  на
берег пруда и медленно пошел направо, по  самому  краю.  Была  безлунная
ночь. Он легко и быстро продвигался вперед, стараясь не  производить  ни
звука.
  Он услышал, как наступил на ветку, и ветка хрустнула. Он мысленно  вы-
ругался и побежал по берегу, едва касаясь ступнями деревянных досок  ло-
дочных пристаней, встречающихся на пути.  Вперед,  вперед!  Он  увеличил
скорость. Его шея вспотела. Он прислушался к своим ощущениям. Пульс уча-
щался. Прекрасно. Никакая работа не на пользу, если пульс не  учащается.
Свежий ветерок с воды обдувал его разгоряченный лоб.
  Сейчас он бежал так быстро, как только мог. Он обежал  ровно  половину
береговой линии. Но он о чем-то забыл. Конечно же!  Он  забыл  разогреть
ноги. Лежа на спине, он подкачал кровь к нижним конечностям и почувство-
вал, как они стали теплыми, а потом горячими.
  Хорошо. Он продолжил движение. У лагеря герлскаутов он  замедлил  бег,
под покровом ночи, тайком прокравшись к громкоговорителям, перерезал ве-
дущие к ним провода и побежал дальше.
  Через десять минут он вернулся туда, откуда начал свой путь.
  Его сердце бешено колотилось, частота вдохов в минуту возросла с обыч-
ных семи до двенадцати. Слегка вспотели шея, подбородок и правый висок.
  Отлично, подумал Римо, хватая ртом воздух, приводя пульс и  дыхание  в
норму. Неплохая работа! Прекрасный вечер в Питтсфилд, штат Массачусетс.
  Дверь открылась, и вошел Чиун. Стоя в дверях, он посмотрел на валяюще-
гося в кровати Римо.
  - Почему ты вспотел?
  - Я немного поработал, папочка,- ответил Римо.
  - А вот сейчас настало время поработать по-настоящему,- сказал  Чиун.-
Не лежать же все время, глядя в потолок.
  - Я к твоим услугам.
  Чиун вошел в комнату, ведя за собой кого-то.
  - Римо, познакомься! Я встретил очень приятного молодого  человека.  У
него дурацкое имя, но сам он далеко не глуп.
  В номер, пошатываясь, вошел толстый мужчина. Он взглянул на Римо прон-
зительными блестящими глазами, похожими на осколки синего антрацита. Ли-
цо обладателя глаз напоминало плохо пропеченую булочку.
  - Как вас зовут?- спросил Римо.
  - Валашников.
  - Он говорит правду,- заметил Чиун.- Это его настоящее имя. Но ты  мо-
жешь называть его "товарищ". Он сказал, что все обращаются к нему именно
так. Товарищ, познакомься с моим сыном Римо.
  Он подошел к Валашникову вплотную и сказал громким шепотом,  так,  что
Римо все слышал.
  - На самом деле он мне не сын, но я так говорю, чтобы он не чувствовал
себя не в своей тарелке.
  - Рад с вами познакомиться,- сказал Валашников Римо, все еще  лежащему
в кровати.
  - Римо,- восхищался Чиун.- Посмотри, как он мил! Он приветствует тебя.
Он должен тебе понравиться больше, чем кое-кто из императоров, с  какими
нам приходилось иметь дело.
  Римо сразу же понял, что всей душой  ненавидит  Валашникова.  Русский.
Вундед-Элк и так был веселеньким местом. Не хватало только русских, что-
бы перевернуть все верх дном окончательно.
  - Что вы здесь делаете, Валашников?- спросил Римо.
  - Я атташе по делам культуры в посольстве Советского Союза.
  - И вы прибыли сюда по делам культуры?
  - Я приехал по обмену культурными достижениями в области  музыкального
искусства. Мне хотелось бы услышать подлинную индейскую музыку. Матушка-
-Россия очень интересуется подобными вещами.
  - Россия интересуется разными вещами, Римо,- сказал Чиун.-  Знаешь,  в
отличие от многих других стран, в России наемные убийцы - уважаемые  лю-
ди.
  - Замечательно,- без энтузиазма отозвался Римо.
  Валашников тяжело опустился на табуретку рядом с трюмо.
  - Это правда,- сказал он.- Россия ценит всякие таланты. Мы ценим наем-
ных убийц, особенно тех, кто работал долгие годы бесплатно.
  Он посмотрел на Римо испытующим взглядом. Римо, в свою очередь, посмо-
трел на Чиуна, который возвел очи горе с видом  полнейшего  безразличия.
Римо заскучал. Значит, Валашников всего-навсего вербовщик! Римо  предпо-
чел бы встретиться с настоящим шпионом.
  Римо тошнило от попыток Чиуна найти работу. Ожидать, что завтра в  три
часа дня Америка взлетит на воздух - одно,  а  искать  работу  в  других
странах - совсем другое... В это было что-то аморальное. И  убежденность
Римо в аморальности своего наставника служила лишним  доводом  в  пользу
того, что ему не следовало становиться Мастером Синанджу. Чиун был  про-
фессиональным ассасином, для него были равны все, кто платил ему звонкой
монетой. Римо же чувствовал себя патриотом; он  хотел  приносить  пользу
Америке. Он не осуждал Чиуна. Просто они были разными.
  - Каждого, кто нанимается на работу, ждет радушный прием,- заявил  Ва-
лашников, глядя на Чиуна.- Всяческие почести.
  Он посмотрел на Римо.
  - И высокая оплата.
  - А служебный автомобиль?- поинтересовался Римо.
  - Конечно!- с готовностью воскликнул Валашников.- И не только  автомо-
биль. Квартира под Москвой, с двумя  спальнями.  С  телевизором,  персо-
нальной радиостанцией. Кредит в ГУМе.
  Улыбка внезапно появилась и исчезла на его лице.
  - Ваши лидеры назвали бы мое предложение крайне соблазнительным.
  - Какой человек, Римо!- воскликнул Чиун.- Разве он тебе не нравится?
  - Он прекрасный человек,  папочка.  И  ты  тоже.  Надеюсь,  вы  срабо-
таетесь.- Римо поднялся с кровати.- Пойду прогуляюсь. Мысль о  собствен-
ном телевизоре так потрясла меня, что мне необходимо подышать свежим во-
здухом.
  Римо вышел на улицу с твердым намерением на время  выбросить  русского
из головы. Сейчас у него были другие проблемы.
  Индейцы Апова готовились пальнуть в памятник из 155-миллиметровой пуш-
ки, если Римо не доставит им всю банду революционеров. Как это сделать?
  Вот в чем заключалась проблема номер один.  В  случае  неудачи  Брандт
сметет Америку с лица земли.
  В сравнении с этим русский не заслуживает никакого внимания. Пусть по-
ка Чиун торгуется с Валашниковым. Римо знал, как можно прекратить  торг,
когда наступит решительный момент. У него был веский аргумент, о котором
не догадывался Чиун.
  Надо же, русские послали вербовщика в такую даль только для того, что-
бы заполучить Чиуна!
  Очень скоро Римо понял, что у него возникла еще одна проблема. На про-
селочной дороге, ведущей из мотеля к автостоянке прессы, он столкнулся с
Ван Рикером. Генерал бодро шагал в темпе сто двадцать  шагов  в  минуту.
Увидав Римо, он улыбнулся:
  - А где старик?
  - У себя в номере с русским агентом. Обсуждают с ним деловые предложе-
ния,- с легкомысленным видом произнес Римо.
  Ван Рикер вздрогнул от удивления, не зная, верить или не верить словам
Римо. Наконец он выдавил:
  - Как это? С кем?
  - Его фамилия Валаш...- не помню, как дальше.
  Несмотря на загар, Ван Рикер побелел, как полотно.
  - Валашников? Вспомни, он сказал Валашников?
  - Да, именно так.
  - Боже мой,- простонал Ван Рикер.
  - А в чем дело?
  - Много лет назад он был русским разведчиком и занимался поисками "Ка-
ссандры". Когда он потерпел неудачу, ему пришлось  уйти  в  отставку.  И
вдруг после долгого отсутствия он возвращается. Что ж, на  этот  раз  он
нашел ее.
  - Не думаю,- сказал Римо.- Я верю, что он действительно хочет завербо-
вать Чиуна.
  - Может, ради этого тоже. Но он здесь из-за "Кассандры". Он знает, где
она.
  - Ну и что?
  - Тогда вся идея "Кассандры" обесценивается,-  продолжал  Ван  Рикер.-
Если враг узнает местонахождение "Кассандры", он первым ударом уничтожит
именно ее. И мы потерпим сильное средство морального воздействия.
  - Если он точно знает, что она здесь, зачем тогда он прибыл?-  спросил
Римо.
  - Хм,- задумался Ван Рикер.- А ты прав. Он лишь догадывается, но  пол-
ной уверенности у него нет.
  - Вот и прекрасно,- бросил Римо.- забудь о нем. Предоставь его мне.
  И Римо зашагал дальше, решив, что сегодня же позвонит Смиту и спросит,
что делать с русским. Проще убить его, но это  разозлит  Чиуна,  который
подумает, что Римо не хочет принять предложение русского.
  Сплошные проблемы...


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  Смит, как всегда, был рассудителен. Нет, убивать Валашникова  не  сле-
дует: тогда русские получат неоспоримое доказательство того,  что  "Кас-
сандра" - в Вундед-Элк.
  Если Римо помнит, у него сейчас две цели. Первая - не дать "Кассандре"
взорваться. Римо должен сконцентрировать  усилия,  главным  образом,  на
этом. А охранять ракету от русских - цель второстепенная.
  Смит разглагольствовал минут девять, пока Римо не надоело и он не  по-
весил трубку. Римо добился, чего хотел: он доложил  Смиту  о  русском  и
сбросил с плеч возникшую проблему. Пусть тот сам  занимается  Валашнико-
вым.
  Римо же был занят мыслями о своем плане по доставке партийцев в  горо-
док Вундед-Элк. По его мнению, план был неплох. Римо весело насвистывал,
шагая по темной дороге к революционному лагерю в  епископальной  церкви.
Его план сработает. Вот будет потеха! Тот, кто мыслит, всегда побеждает.
  - Стой, кто идет?
  Римо не хотел быть замеченным и перестал свистеть.
  Он замер. В черной одежде он полностью сливался с  темнотой.  Часовой,
находящийся от него в десяти футах, внимательно огляделся, но ничего  не
увидел. Он обошел вокруг Римо. Безрезультатно.  Решив  проявить  крайнюю
бдительность, он посмотрел на Римо в упор и, успокоившись, опустил  руж-
ье.
  Римо тихо проскользнул мимо, направляясь к церкви.
  Все будет очень просто.
  Бандиты хотели спиртного. Римо скажет им, что знает, где оно. Он приг-
ласит их залезть в фургон машины телевизионщиков, которую те  так  и  не
решились потребовать обратно, и отвезет их в супермаркет Брандта. Вот  и
все.
  Браво, Римо!
  Перед ним возвышалась сияющая огнями  церковь,  единственный  источник
света в кромешной тьме. Римо услышал отдаленное пение. По мере приближе-
ния Римо голоса становились громче.
  - Прислонись к стене, милашка. Вот я...
  Они распевали непристойные песни. В полный голос, понял Римо,  подходя
к церкви.
  - Девчонка живет на холме у речонки, откажет - утешусь с сестрою  дев-
чонки...
  Они орали, как резаные. Ну что ж, по крайней мере, не придется их  бу-
дить. Стоя на ступеньках церкви, Римо услышал шопот:
  - Тсс, бледнолицый!
  Он обернулся на голос.
  - Тсс, я здесь.
  Он шагнул в сторону и услышал шорох.
  - Ты опоздал.
  Он поглядел вниз и увидел лежащую на земле Линн  Косгроув.  Ее  одежда
была в беспорядке, а рядом с ней храпел Джерри Люпэн. Джерри был  в  чем
мать родила.
  - Куда это я опоздал? Лучше посмотри на себя, как ты выглядишь. Непри-
стойно.
  - Ты сказал, что придешь в три. А сейчас уже пять.  Человеческое  тело
не может быть непристойным. Оно прекрасно в  своих  неистовых  желаниях.
Кроме того, я твоя рабыня. Ты изнасиловал меня, отнял мою честь. Я  пол-
ностью в твоем распоряжении. Делай со мной, что хочешь.  Прошу  тебя!  Я
жду.
  - Ждешь? С ним?- указал Римо на Люпэна.
  Лини Косгроув улыбнулась.
  - Этим можно заниматься и с ним. И с кем-нибудь еще.
  - Прекрасно,- сказал Римо.- Ну и занимайся.
  - Ты обещал!
  - Ты же знаешь, что бледнолицому доверять нельзя,- коварно заметил Ри-
мо.
  - Нельзя доверять ни одному мужчине, которому за тридцать.
  - Нельзя доверять реакционеру,- продолжал Римо.
  - Любому мужчине,- поправила его Линн Косгроув.- Безмозглой,  похотли-
вой свинье. Ты понимаешь, что я человек, с человеческими чувствами?
  - Что-то не верится...
  - Ты хочешь изнасиловать меня?
  - Нет.
  - Ты должен это сделать.
  - Почему это?- удивился Римо.
  - Потому что я так хочу.
  - А я для тебя - человек или нет? С человеческими чувствами?
  - Не задавай дурацких вопросов. Возьми меня.
  - Нет,- не согласился Римо.
  - Грязная свинья,- прошипела она.- Больше никогда я не  предложу  себя
недостойному мужчине.
  Римо услышал, как она шарит по траве.
  - Проснись! Ну проснись же! Я хочу еще. Вставай!
  Римо чуть не бросился поднимать с земли бесчувственного Джерри Люпэна.
По крайней мере, занятие сексом могло утихомирить ее лучше любого друго-
го средства.
  Из церкви доносился оглушительный рев:
  - Когда-нибудь мы победим...
  Римо взбежал по лестнице и вошел в церковь. Внутренность храма напоми-
нала дешевый притон в воскресное утро. Люди спали кто сидя, кто лежа, на
полу, на церковных скамьях. Алтарные принадлежности валялись на полу,  а
сам алтарь был превращен в стойку пивного бара. На нем стояли бутылки  с
разнообразными наклейками; Деннис Пети исполнял обязанности  бармена,  а
заодно и дирижера.
  Он заметил Римо и махнул ему рукой:
  - Эй, присоединяйся к нам!
  - Нас не одолеть...- прорычал он, поднимая над головой стакан с виски,
и его слова подхватили человек десять-двенадцать, которые еще могли  ше-
велить губами.
  - Клянусь берегами Священного озера,- воскликнул Римо.
  - Когда-нибудь... мы... победим,- прохрипел Пети.
  - Клянусь старинной пагодой Муллмейна,- завопил Римо.
  - Какую чушь ты несешь,- сказал Пети.
  - Где ты достал выпивку?- с отвращением спросил Римо.
  Пети постучал по лбу указательным пальцем:
  - У нас есть друзья, придурок. Не ты один со своими шоколадками.
  - Неужели еще кто-то нашелся?
  - Нашелся. Перкин Марлоу,- сказал Пети.
  - Это он прислал вам выпивку?
  - Да. Целый грузовик.
  - А он придет?- спросил Римо.- Я имею в виду, сейчас. Мне очень  хоте-
лось бы его увидеть. Просто умираю от любопытства.
  - Не все ли равно, когда он придет?- продолжал орать Пети.- Выпивка  у
нас есть, а завтра будет еще больше. Когда-нибудь... мы победим! Мы  по-
бедим сегодня, завтра и послезавтра! Пока есть чем опохмелиться!
  На этот раз его поддержали четыре или пять голосов. Остальные соратни-
ки отключились надолго. Римо огляделся вокруг. Его план рухнул.  Каждому
из лежащих потребуется хотя бы один трезвый человек, чтобы вовремя  дос-
тавить его в городок индейцев Алова.
  Он подумал: что если притащить туда Пети и Линн Косгроув? Нет,  Брандт
не согласится на такую сделку.
  И вдруг его озарило. Надо найти эту стапятидесятипятимиллиметровую пу-
шку!
  В то время как Римо под покровом ночи пробирался в городок Апова,  Ван
Рикер спал. Но генерал был не один в комнате. На стуле рядом с  кроватью
сидел грузный человек. Он курил сигарету  за  сигаретой,  сжимая  фильтр
большим и указательным пальцем правой руки, а левой придерживал на коле-
нях револьвер. Человек изучал загорелое лицо Ван Рикера, освещенное тус-
клым светом ночника.
  Ван Рикер спал беспокойно. Известие Римо взбудоражило  его.  Но  когда
Ван Рикер зашел в номер к старику, но не нашел там ни Чиуна, ни Валашни-
кова.
  Генерал ждал несколько долгих часов, борясь с желанием  срочно  позво-
нить в Вашингтон. Но кому он позвонит. Что скажет? Никто в Вашингтоне не
знает о "Кассандре", тем более о генерале Ван Рикера. Связаться  с  ФБР?
Они сочтут его сумасшедшим. С ЦРУ? Через пять дней после того, как  сек-
ретарь на телефоне сообщит новость Джеку Андерсену, они сделают в ежене-
дельнике аккуратную пометку: обсудить данный вопрос через месяц на  бри-
финге.
  В итоге Ван Рикер вернулся в свою комнату и уснул.
  Сон его был тревожен. Перед ним проносились картины будущей войны: ра-
кеты русских наносят первый ядерный удар по североамериканскому контине-
нту. И полдюжины этих ракет нацелены на Вундед-Элк, на единственную  на-
дежду американцев предотвратить всемирную катастрофу.
  Если Валашников знает местонахождение "Кассандры",  то  русским  будет
легко ее уничтожить. Валашникову даже не потребуется устанавливать рядом
с ней наводящее устройство. Русским понадобится лишь географический  ат-
лас.
  Веки Ван Рикера дрогнули. Во сне он увидел холмы Монтаны, объятые яде-
рным пламенем; стертые с лица Земли города Америки.
  И тогда он проснулся. Он только что видел поднимающийся над Балтимором
багровый огненный шар. Открыв глаза Ван Рикер увидел что-то красное. Ко-
гда первоначальный испуг прошел, он сообразил, что красный шар  -  всего
лишь огонек сигареты. Кто-то сидел рядом с его кроватью.
  - Валашников?
  - Да, генерал,- ответил голос с сильным акцентом.
  - Сколько лет, сколько зим!
  - Когда мы встречались в последний раз?
  - Десять лет назад,- сказал Валашников, гася сигарету  о  донышко  пе-
пельницы.- Я потерял целых десять лет из-за того, что идиоты из  КГБ  не
знали разницы между загорелым человеком и негром. Ну да ладно... Вот  мы
и встретились. Все остальное не имеет значения.
  - Я ничего вам не расскажу,- пообещал Ван Рикер.
  - И не надо. Сам факт вашего присутствия говорит  обо  всем.  Если  вы
здесь - "Кассандра" здесь. Больше матушке-России ничего не надо знать.
  Ван Рикер медленно вылез из постели. За окном светлело. Скоро наступит
утро.
  - Что-то не похоже на правду,- сказал он Валашникову.-  Если  все  так
просто, зачем вы сюда приехали?
  - Вы уж простите меня, генерал,- ответил Валашников.- Простите челове-
ческую слабость: я приехал позлорадствовать. Долгих десять лет  вы  были
проклятием моей жизни. Вы и ваше дьявольское изобретение. Но я  все-таки
победил. И вот я тут, рядом с вами,  чтобы  вы  могли  ощутить  то,  что
чувствовал я все эти годы. Чувство поражения.
  Валашников засмеялся.
  - Конечно, это глупо, но я хотел отомстить.
  - Вы убьете меня?- спросил Ван Рикер.
  Валашников опять засмеялся нервным лающим смехом:
  - Убить вас? Убить? После всех этих лет? Ну нет,  генерал.  Я  оставлю
вас... как это говорят у вас в Америке... вариться в собственном соку.
  - Я спрячу "Кассандру" где-нибудь в другом месте.
  - На это у вас уйдут годы. Уже поздно. Тогда вы могли  держать  все  в
секрете, так как мы не знали о ваших планах. Теперь же у вас нет  такого
преимущества.
  - Я...- начал Ван Рикер и замолчал, осознав, что ему нечего возразить.
Валашников неуязвим.
  Валашников поднялся.
  - Всего хорошего, генерал. По крайней мере, вы не стали мне врать. Мо-
жете спокойно спать, зная, что обрекли свою страну на гибель.
  Он сунул револьвер в карман и засмеялся:
  - Приятных снов.
  В коридоре еще долго звучал его раскатистый смех. Ван Рикер  задумчиво
сидел на кровати, затем встал, включил свет и направился к телефону.
  Только один человек во всем мире мог помочь ему.
  Доктор Харолд В. Смит, санаторий Форлкрофт.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  Солнце уже показывалось над горизонтом, когда Римо добрался до городка
Апова. С холма была хорошо видна толпа репортеров, полицейское оцепление
и самозванцы, именующие себя индейцами.
  Римо постоял на краю плато, глядя вниз, на равнину, где рядом с  доро-
гой, ведущей в городок, высились церковь, занятая Партией  Революционных
Индейцев, и монумент, скрывающий "Кассандру".
  Римо повернулся к ним спиной и направился в городок.
  Была уже половина пятого. У него оставалось буквально несколько минут,
чтобы найти эту пушку и не дать ей взорвать "Кассандру".
  На мгновение Римо представил себе, что будет, если "Кассандра" все  же
взлетит на воздух. Он погибнет, вместе с ним погибнет и  Чиун.  Мысль  о
смерти Чиуна мало волновала Римо: поверить в это было невозможно, скорее
исчезнет земное притяжение или что-нибудь еще вроде того.
  Но против "Кассандры" устоять невозможно.
  Смерть. Странная штука. Римо отметил, что относится к ней скорее отри-
цательно, и подумал: неужели все то, кого он отправил на тот свет, отно-
сились к смерти точно так же? В следующий раз он спросит своего клиента,
как тот относится к смерти. Конечно, если следующий раз наступит.
  Брандт считал, что хорошо спрятал свою знаменитую пушку. Но Римо в по-
рыве вдохновения пораскинул мозгами и нашел единственно верное  решение.
Почему бы не спрятать пушку на виду у всех? В  парке,  среди  пулеметов,
зениток и мирно играющий детей? Из парка очень  удобно  обстрелять  цер-
ковь, памятник и шоссе. Все, что от него сейчас требовалось - это  найти
стапятидесятипятимиллиметровую пушку.
  Римо отправился на поиски.
  Но орудий было слишком много. Римо проверил их одно за другим. Ни одно
из них не представляло опасности. Небольшие пулеметы, которые не стреля-
ли. Бездействующие гранатометы. Минометы. Пушки, которые никогда не  за-
ряжались. Итак, орудия, из которого можно выстрелить в церковь,  зацепив
при этом "Кассандру", не было.
  У Римо оставалось еще двенадцать минут. Он растерялся. Он ведь даже не
знал, где находится дом Брандта, чтобы пойти туда  и  вытрясти  из  того
необходимую информацию. Что же делать, лихорадочно думал Римо?
  Городок мало-помалу просыпался. На улицах стали появляться  люди.  Вот
она, рабочая, трудолюбивая, богобоязненная Америка. Сидя на  скамейке  в
парке, Римо смотрел на прохожих.
  И вдруг его осенила идея. Кто же отправляется на работу в  пять  трид-
цать утра? В основном это были молодые мужчины. Воины. И все они  шли  в
одном направлении.
  У Римо появилась слабая надежда. Он присоединился к одной из небольших
групп, спешащих мимо парка в северном направлении. Римо быстро шагал ря-
дом с индейцами, переходя от одной группы к другой, оказываясь при  этом
всегда впереди идущих.
  Тут он понял: они идут в супермаркет "Биг Эй!"
  Римо был в супермаркете почти ровно в шесть. Хотя супермаркет открыва-
лся через два часа, везде уже горел яркий свет. Невдалеке  Римо  заметил
Брандта. Тот разговаривал с группой из двадцати человек, и каждую минуту
через открытые двери главного входа прибывали все новые люди.
  До Римо доносились обрывки речи Брандта:
  - ... может быть, он придет... или мы избавимся от них сами... вы рас-
считали наводку?
  Группа, насчитывающая уже человек сорок,  последовала  за  Брандтом  в
дальний конец супермаркета. Римо увидел, как индейцы принялись разбирать
огромную гору туалетной бумаги, сначала унося  отдельные  рулоны,  затем
упаковки из четырех рулончиков, коробки и, наконец, большие  ящики.  Под
горой бумаги была спрятана пушка. Тут Римо сообразил, почему Брандт  так
выходил из себя, когда покупательницы вертелись около бумаги.  Вероятно,
Брандт перепрятал свою пушку вскоре после инцидента с храмом.
  Совершенно неподходящее место для пушки! До того неподходящее, что Ри-
мо с трудом отыскал ее.
  Сейчас его задача заключалась в том, чтобы не дать из нее  выстрелить.
Желательно уладить все мирным путем. Ведь в конце концов, Римо  симпати-
зировал индейцам Апова и с радостью сам бы пальнул в банду,  засевшую  в
церкви.
  Брандт наблюдал, как индейцы выкатывают пушку из железной клетки. Пуш-
ка оказалась не маленькой: выше человеческого роста.
  В поисках запасного выхода, через который будут  вывозить  пушку  Римо
обежал подсобные помещения и обнаружил большие двери для доставки  това-
ров. Кроме того, он нашел главные кабели энергоснабжения  всего  здания.
Римо посмотрел, нет ли где предохранителей, но не нашел их.  Два  кабеля
шли по стене сверху вниз, не достигая всего двенадцати  футов  до  пола,
где были фарфоровые катушки, и исчезали в кирпичной стене.
  Римо подпрыгнул и дотронулся левой рукой до одной из катушек. Вот  за-
дача! Он ничего не понимал в электричестве, поэтому решил все  тщательно
продумать. Если, разрезая кабель, он дотронется до стены или до пола, то
заземлится, и его ударит током. Удар может оказаться смертельным. А если
бы он был в туфлях на резиновой подошве? Нет, они его не спасли бы. При-
дется резать провода, не заземляясь.
  Римо отступил немного назад, присел и подпрыгнул, рубанув рукой по од-
ному из хорошо изолированных кабелей и разрезал его надвое.
  Римо ощутил в руке слабое покалывание и легко приземлился рядом с  ка-
белем, извивающимся по земле, как змея, и выплевывающем искры. Он отпры-
гнул подальше.
  Затем Римо отступил и прыгнул снова, ударив рукой по  второму  кабелю,
который, рассыпая искры, также распался надвое.
  Приземляясь, Римо постарался его не задеть. Из супермаркета уже  доно-
сились встревоженные крики.
  - Что происходит?
  - Кто-нибудь, проверьте пробки!
  Надо было спешить. Небо уже розовело. Он обошел супермаркет и  остано-
вился перед автоматическими дверями главного входа,  которые  заклинило.
Римо пришлось открыть их вручную. В помещении было темно. Он  пробирался
среди индейцев, бросивших пушку и ожидающих, когда включится свет.
  Он подошел к пушке вплотную и  ощутил  над  головой  гладкую  холодную
сталь. Он прикоснулся к металлу и слегка постучал по нему ребром ладони.
В любом механизме есть слабые места, а пушка была всего лишь механизмом.
Чиун говорил, что всегда нужно найти точку, где вибрация разнесет  меха-
низм на части. Римо заработал руками быстрее, ударяя по металлу. Наконец
он нашел эту точку - место, которое вибрировало не  так,  как  остальной
механизм.
  Римо начал мерно бить по нему руками: то правой, то  левой,  взмахивая
ими над головой - совсем как метроном. Супермаркет наполнился гулом  ме-
талла.
  - Что за шум?- крикнул кто-то рядом.
  - Проверяю, на что годится эта пушка,- ответил Римо.
  Человек рядом с ним засмеялся.
  Скоро Римо понял, что металл начал вибрировать, в такт его  ударам,  и
изменил ритм на более быстрый. Пушка издала протяжный стон. Римо,  удов-
летворенный, начал пробираться к выходу.
  Из глубины помещения донесся голос Брандта:
  - Кто-то перерезал кабели! У меня есть карманные  фонарики.  Подходите
все ко мне.
  Люди разобрали фонарики и осветили им пушку.
  - Что за дьявольщина?- спросил кто-то.
  - Чтоб мне провалиться,- сказал Брандт.
  Пушка была на месте, но ее ствол, вместо того, чтобы с фаллической го-
рдостью указывать вверх, бессильно уткнулся в землю, как сломанный  сте-
бель.
  А Римо уже несся по дороге навстречу другой проблеме - Валашникову.
  Но он не успел полностью скрыться из виду. Разъяренный Брандт, подойдя
к окну, увидел убегающего в утреннем свете Римо.
  - Сукин сын!- выругался он.- Грязный двурушник.- Он стукнул кулаком по
ладони левой руки.- Если ты думаешь, что так легко  отделался,  то  оши-
баешься.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  Генерал Ван Рикер все-таки обставил его. Валашников осознал это  после
телефонного звонка первого заместителя атташе Советского Союза по  делам
культуры.
  -Товарищ Валашников, вы немедленно отзываетесь на родину,- без предис-
ловий заявил главный красный шпион в Америке.
  - На родину? Почему?
  - И вы еще спрашиваете? Разве наша политика по отношению к Соединенным
Штатам в корне изменилась?
  - Но я же нашел ее. Она здесь! Здесь! Я целых десять  лет  искал  ее,-
воскликнул Валашников.
  - Да. Вы нашли ее. Но чуть было не стали причиной международного скан-
дала. Вы могли поставить под угрозу разрядку, а без разрядки,  без  дру-
жественных отношений и взаимопонимания мы не  сможем  нанести  внезапный
удар. Вы идиот, Валашников. Вы отзываетесь немедленно.
  Валашников глубоко вздохнул. Он был слишком  близок  к  победе,  чтобы
проиграть так просто.
  - Не объясните ли мне, в чем моя ошибка?
  - С радостью,- сказал первый заместитель атташе  по  делам  культуры.-
Во-первых, оскорбление девочки-индеанки, влекущее за собой уголовную от-
ветственность для вас и осложнения в отношениях с Америкой для всей  на-
шей страны.
  - Но...
  - Никаких "но". Если бы вы были только извращенцем, но вы еще и идиот.
Подумать только, вы предложили русское оружие индейцам в Вундед-Элк!  Вы
вмешались во внутреннюю политику американцев. Вы влезли в дела, которые,
нас не касаются.
  - Но я никогда...
  - Не отрицайте очевидного, Валашников. Я   только   что   слышал   это
собственными ушами. Вам повезло, что мэр Вундед-Элк - рассудительный че-
ловек. Ван Рикер не станет предъявлять вам претензии.
  - Ван Рикер? Разве он...
  - Он официальное лицо, Валашников. Официальное. Станет ли он лгать? Вы
немедленно возвращаетесь во Владивосток и ждете, пока вас не вызовут.
  В трубке щелкнуло и раздались гудки.
  Сумасшедшие! Психи! Ван Рикер их одурачил. Ему удалось раздобыть  где-
то компромат на Валашникова, и он сочинил для советского посольства впо-
лне правдоподобную историю. И советское посольство поверило ему.
  Идиоты. Ладно, пусть дурью маются, Валашников им в этом деле не подмо-
га. Десять лет назад он был прав! Его наказали за глупость  КГБ.  И  вот
теперь, когда он близок к успеху, он не подчинится русскому шпиону в Ва-
шингтоне, поверившему в совершенно невероятную историю.
  Там, в Москве, должны знать, что Валашников прав. Это было целью  всей
его жизни, которая стала чередой невзгод и унижений.  Теперь  он  должен
взять реванш. Он докажет свою правоту.
  Взять и уехать? Вернуться во Владивосток? Нет! Даже если бы  он  решил
вернуться, он понимал, что никогда не доедет до Владивостока. Любой  ду-
рак знал, что вмешательство во внутренние дела Америки влекло  за  собой
ссылку и смерть.
  Валашников сунул пистолет в ящик трюмо, надел пиджак и вышел из комна-
ты. Он найдет способ доказать России, что он прав.
  Когда Римо шел по шоссе обратно, полицейских постов нигде не было. Все
собрались вокруг огромной палатки, в которой находился штаб прессы.
  Римо направился к палатке и увидел, что там горели прожектора  телеви-
зионщиков, стрекотали камеры, а репортеры поспешно чиркали в  блокнотах.
В центре внимания находился человек, которого Римо сразу  же  узнал  Его
лицо украшало обложки журналов. Весь мир видел это лицо на  киноэкранах,
увеличенное в сорок раз. Перкин Марлоу. Актер в голубых джинсах и тенни-
ске. Его длинные редеющие волосы были  стянуты  на  затылке  в  "конский
хвост".
  - Геноцид Америки.- тихо говорил он, едва шевеля губами.
  - Что он сказал?- всполошился один из репортеров.- Что он сказал?
  - Суицид Америки...- подсказал ему его коллега.
  - Спасибо,- поблагодарил его первый, довольный тем, что  не  пропустил
ни слова.
  Перкин Марлоу продолжал отвечать на вопросы репортеров так тихо и нев-
нятно, что все с трудом разбирали слова. Но идея  была  такова:  Америка
полна злодеяний; злым, глупым и скучным американцам  недостает  здравого
смысла, чтобы поддержать правое дело честных,  трудолюбивых,  близких  к
природе краснокожих. Он не желал вспоминать, что злые, глупые и  скучные
американцы сделали его богачом, платя за просмотр фильмов  с  его  учас-
тием. Репортеры также не вспоминали об этом, чтобы не  показаться  своим
коллегам правительственными провокаторами.
  - Я сейчас отправлюсь в лагерь Партии Революционных Индейцев,-  заявил
Марлоу.- Там я объединюсь со своими братьями-индейцами. Пусть мы  погиб-
нем как герои под натиском правительственных войск.
  - Каких войск?- спросил Римо, проталкиваясь сквозь толпу.
  Марлоу смутился.
  - Все знают, что мы тайно окружены правительственными войсками.
  - Информация верна,- пискнул  Джерри  Кэндлер.-  Я  писал  об  этом  в
"Глоуб". Кто там сомневается, успокойтесь!
  - Да, мы можем погибнуть в бою, но мы будем бороться!
  - Забудь о борьбе,- крикнул Римо,- ты забыл, что  обещал  привезти  им
еще выпивки? Грузовик уже свободен.
  Римо опять переменил свое место в толпе. Марлоу оглядел толпу,  тщетно
пытаясь найти возмутителя спокойствия. В итоге он сказа:
  - Джентльмены, я заканчиваю. Если нам не придется  встретиться  вновь,
продолжайте вашу работу и борьбу.
  Он повернулся и, покинув палатку, быстро зашагал к церкви. Кэндлер по-
пытался аплодировать, но было уже поздно.
  Представители прессы последовали за Марлоу, таща с собой оборудование.
Полицейские шли рядом с толпой, пересекающей поле.
  А по шоссе, ведущему от мотеля к памятнику, шагал не замеченный  никем
Валашников.
  Римо, не обратив на него внимания, вернулся в мотель.  Чиун  сидел  на
полу в позе "лотоса", глядя в большое окно.
  Он быстро поднялся на ноги:
  - Тебя так долго не было. Ну, как он тебе?  Правда,  он  замечательный
человек?
  - Сколько он тебе предложил?
  - Не только мне,- поправил его Чиун.- И тебе тоже.
  - Очень мило с его стороны,- заметил Римо.- Чиун, я всякий  раз  удив-
ляюсь тебе.
  - Я пытался оговорить для тебя хорошую оплату чтобы ты не обиделся.
  - Да я не об этом, Чиун! Как можно доверять русским? Ты ведь не  дове-
ряешь китайцам? А русские гораздо хуже.
  - Я ни разу не слышал о них ничего плохого,- заявил Чиун.
  - Ни разу? А ты не спрашивал у Валашникова, что у них идет по  телеви-
дению?
  Чиун удивленно вскинул брови:
  - По телевидению? А почему я должен спрашивать? Я не такой уж фанатич-
ный телезритель.
  - Я имею в виду твои дневные медитации. Что ты будешь смотреть  вместо
передачи "Вращение Земли"?
  - Что значит "вместо"?
  - В России не показывают "Вращение Земли",- сказал Римо.
  - Ты лжешь!- воскликнул Чиун, побелев как полотно.
  - Нет, папочка, это правда. Кроме того, там нет "мыльных опер".
  - А Валашников сказал, что есть.
  - Он соврал.
  - Ты уверен? Или ты не хочешь работать на Матушку-Россию из  патриоти-
ческих чувств?
  - Спроси его еще разок.
  - Спрошу.
  И Чиун вышел из комнаты. Они постучались к Валашникову. Ответа не  бы-
ло, и Чиун, положив правую руку на замок, легко сорвал его. Дверь откры-
лась. Чиун заглянул внутрь.
  - Его нет.
  - Что отрадно видеть,- произнес Римо, глядя на замок в руке Чиуна.
  - Мы найдем его. Он может находится лишь в двух местах: либо  в  своей
комнате, либо за ее пределами.
  Когда они шли по бетонной дорожке, ведущей из мотеля, на их пути  воз-
ник Ван Рикер. Он удовлетворенно улыбался.
  - Вы его видели?- спросил Чиун.
  - Кого?
  - Русского мошенника с дурацким именем,- сказал Чиун.
  - Валашникова,- пояснил Римо.
  - Нет,- произнес Ван Рикер.- Наверно, он уже отправился обратно в Рос-
сию.
  - Мы проверим,- сказал Чиун и пошел по дороге, ведущей к памятнику.
  Представитель прессы были разочарованы. Перкин Марлоу исчез в  помеще-
нии церкви, куда их не пустил Деннис Пети.
  - Когда вы нам понадобитесь, мы вас вызовем,- пообещал он.
  - Но мы информируем мировую  общественность,-  запротестовал  Джонатан
Бушек.
  - Пусть весь мир катится к чертям собачьим,- сказал  Пети,  захлопывая
перед репортерами дверь.
  Репортеры недоуменно посмотрели друг на друга.
  - Вероятно, он очень устал,- сказал Джерри Кэндлер.
  - Да,- согласился его коллега.- Но все равно он не имеет  права  вести
себя по-хамски.
  - Конечно,- сказал Кэндлер.- Его оправдывает лишь то, что  он  слишком
долго имел дело с правительством, и ему теперь трудно перестроиться.
  Репортеры дружно закивали, соглашаясь, что в высокомерии Пети  виноват
Вашингтон, и гурьбой направились к памятнику.
  Валашников ждал их. Он стоял рядом с "Кассандрой", погубившей его кар-
ьеру и отравившей десять лет его жизни. Какие еще сюрпризы  готовит  она
Валашникову?
  Он взглянул на бронзовую доску в центре мраморной глыбы.  На  редкость
изобретательно, подумал Валашников. Ван Рикер постарался.
  Валашников медленно обошел памятник. Рядом в кустах  что-то  блеснуло.
Он встал на четвереньки и вытащил из кустов металлический предмет,  выб-
рошенный Ван Рикером.
  Он тщательно осмотрел предмет, не осознавая, что впитывает смертельную
дозу радиации. Он был счастлив  узнать  в  металлической  детали  важное
соединяющее устройство, обеспечивающее запуск "Кассандры".
  Без этого устройства "Кассандра" не сработает. Она  просто  не  сможет
взлететь. Если ее взорвать, она поразит Америку, а не Россию? Под ударом
оказывалась Америка. Он должен срочно передать донесение в Москву.  Нуж-
но, чтобы там знали об этом.
  Валашников увидел приближающихся представителей прессы и  помахал  им.
Он еще не заметил Римо, Чиуна и Ван Рикера, идущих в задних рядах.
  - Вот он. Вот он, обманщик!- закричал Чиун.- Ты сказал мне правду, Ри-
мо?
  - Да, папочка. Зачем мне врать?
  Чиун хмыкнул и умолк.
  Валашников взгромоздился на монумент. Он помахал  над  головой  недос-
тающей частью "Кассандры".
  - Все сюда!- позвал он.- Эй вы, там!
  Репортеры остановились, изумленно взирая на странного человека,  прип-
лясывающего на мраморной глыбе. Он продолжал  размахивать  металлическим
предметом.
  - Все быстро сюда!- вопил он.- Я покажу вам свидетельство американско-
го милитаризма.
  - Нам нужно поторопиться,- встревожился Кэндлер.- У него  явно  что-то
есть.
  - Начинай снимать,- сказал Джонатан Бушек оператору. Застрекотали  ка-
меры, и репортеры бросились к Валашникову.
  Валашников поглядел на свои руки. Кожа на них покраснела, как обожжен-
ная. Ничего! Ради Матушки-России можно и потерпеть.  Он  приплясывал  на
монументе, крича:
  - Скорее! Скорее сюда!
  - Что он делает?- спросил Римо.
  Ван Рикер прищурился.
  - Черт!- сказал он.- У него в руках эта штука, которую я выбросил. Те-
перь ему известно, что "Кассандра" безопасна.
  - Ну и что?- спросил Римо.
  - Он сообщит русским. Любой инженер, увидевший эту деталь, скажет, что
ракета не взлетит. Теперь Америка снова уязвима.
  Чиун не принимал участие в разговоре. Он решительно зашагал к монумен-
ту, на котором все еще вопил и приплясывал Валашников.
  - Эй!- позвал его Чиун.
  Валашников посмотрел вниз.
  - Скажи мне правду: по вашему телевидению идет передача "Вращение Зем-
ли" или нет?
  - Нет,- ответил Валашников.
  - Ты солгал мне.
  - Я солгал во имя великой цели.
  - Нехорошо дурачить Мастера Синанджу.
  Римо тем временем сдерживал толпу репортеров, не давая им приближаться
к памятнику более, чем на тридцать футов.
  - Простите, ребята, но туда нельзя.
  - Почему?
  - Радиация,- объяснил Римо.
  - Я так и знал!- воскликнул Кэндлер.- Правительство использует ядерное
оружие против индейского освободительного движения.
  - Ага,- ответил Римо.- А потом оно займется теми, кто сует  нос  не  в
свое дело.
  Все камеры были нацелены на Валашникова, который орал изо всех сил:
  - Я русский шпион! Эта ракета, чтобы взорвать весь мир! Она сломалась!
Она больше не работает! Эта деталь делать ее сломанной!
  Он размахнулся над головой металлическим предметом,  словно  лассо,  и
бросил его на землю. Спрыгнув вниз, он посмотрел на  свои  руки.  Ладони
были покрыты волдырями, они горели, словно обваренные кипятком.
  Он встретился взглядом с генералом Ван Рикером.
  - Я выиграл, генерал!- торжествующе произнес Валашников.
  Ван Рикер молчал.
  - В России увидят эту хронику и поймут, что "Кассандра" безопасна.
  Вдруг Валашников резко обернулся: Чиун схватил его за плечо.
  - Почему ты солгал мне,- потребовал Мастер Синанджу.
  - Я не мог иначе. Простите меня. Но я победил.  Я  все-таки  победил!-
Лицо Валашникова сияло.- Теперь в России узнают, где находится  "Кассан-
дра"! Я победил!
  - Мы еще увидим, кто победил!- прошипел Чиун.
  Он нырнул под брезент, укрывающий мраморную глыбу. На пути продвижения
Чиуна ткань зашевелилась. Так ребенок, играя,  залезает  с  головой  под
одеяло.
  - Мы хотим побеседовать с русским шпионом,- обратился к Римо Бушек.
  - Нельзя,- сказал Римо, исказив  лицо  гримасой,  чтобы  сделать  себя
неузнаваемым.- Этот человек - опасный сумасшедший.
  - Что вы сказали о радиации?- задал вопрос другой репортер.
  - Государственная тайна. Не подлежит разглашению,- ответил Римо.
  Позади себя он услышал глухие удары и щелканье, исходившее от  пальцев
Чиуна.
  Римо бросил взгляд через плечо и увидел, что Чиун вылезает из-под бре-
зента. Старик снял тяжелую материю с черной мраморной глыбы,  в  верхней
части которой теперь тянулась тонкая длинная трещина.
  Ван Рикер беседовал с Валашниковым
  - Что ж, вы победили.
  - Спасибо, генерал,- ответил русский. Его сердце колотилось, а боль  в
обожженных руках стала невыносимой.- Сколько я проживу?
  - Как долго вы держали эту штуку?
  - Примерно, десять минут.
  Ван Рикер опустил голову:
  - Я глубоко вам сочувствую.
  - Я должен убедиться, что победил окончательно,- Валашников повернулся
к представителям прессы, но на его пути встал Чиун.
  - Ты хочешь полной победы? Я тебе ее приготовил,- сказал старик.
  - О чем вы?
  - Ты хочешь доказать русским, что это - "Кассандра"?
  - Да.
  - Хорошо,- сказал Чиун.- Видишь там, вверху, трещину? Иди туда и  раз-
двинь ее.
  Под жужжание телекамер Валашников, шатаясь, побрел к мраморной  глыбе.
Яд радиации уже разливался по его телу, отравляя мозг, в котором закипа-
ли какие-то отрывочные мысли. Он с трудом сохранял контроль над собой.
  - Я русский шпион...- выкрикивал он.- Это американская капиталистичес-
кая ракета...
  Он наконец нашел трещину, о которой говорил Чиун,  споткнулся  и  упал
рядом с ней. Кусок мрамора отъехал, обнажив  под  ним  вторую  мраморную
плиту
  Валашников увидел ее:
  - Нет!- простонал он.- Нет!
  И потерял сознание. Камеры все стрекотали. Репортеры столпились вокруг
его безжизненного тела, распростертого рядом с мраморной глыбой, на  ко-
торой было высечено: "Кассандра-2"


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  Репортеры вопросительно смотрели друг на друга.
  - А что означает "Кассандра-2"?- спросил Джонотан Бушек у Римо.
  - Секретное оружие, предназначенное  для  того,  чтобы  взорвать  весь
мир,- ответил за него Кэндлер.
  - Вы ручаетесь за свои слова?- обернулся к нему Бушек.
  - А что же это еще, по-вашему?- возмутился Кэндлер. И внезапно  умолк,
услышав позади какой-то странный шум. Сначала он напоминал дуновение ле-
гкого западного ветра. Затем, по мере приближения, он усилился. Все обе-
рнулись.
  Их глазам предстало необычное зрелище.
  На плоскогорье, где находился городок индейцев Апова,  появился  всад-
ник, за ним другой, третий. Множество всадников. Они выстроились в  неп-
рерывную линию на краю обрыва. Они были в перьях  и  военной  раскраске,
обнаженные по пояс, с ружьями и луками за спиной, они стояли и  смотрели
на церковь, в которой мирно выпивали члены Партии  Революционных  Индей-
цев.
  И вот один воин, находящийся посередке, поднял ружье над головой, и  с
оглушительными криками воины Апова устремились вниз по склону  на  своих
небольших лошадках.
  Римо невольно улыбнулся. Не так-то легко заставить Брандта  отказаться
от своих намерений!
  - Это индейцы на тропе войны,- закричал один из репортеров.
  - Не дай себя одурачить. По всей вероятности, это  переодетые  зеленые
береты,- сказал ему Кэндлер.- Для чего индейцам атаковать партию  Индей-
цев, борющихся за счастье всех краснокожих в Америке?
  - Ты прав,- согласился Джонатан Бушек.- Идем,- сказал он оператору,  и
они побежали по дороге, ведущей от памятника к церкви. Вместе с ними ри-
нулись и остальные.
  Воины Апова в количестве двухсот человек с воплями мчались  по  прерии
туда, где возвышалась церковь.
  Находящиеся в церкви тоже услышали шум. Члены Партии праздновали  при-
бытие Перкина Марлоу. Основным напитком пирующих был двойной шотландский
виски. Первым очнулся Деннис Пети.
  - Что-то становится шумновато. Невозможно даже нормально отпраздновать
встречу,- сказал он, швыряя пустую бутылку в угол алтаря, где она зазве-
нела и разбилась. Со стаканом в руке Деннис выбрался на крыльцо.
  - Перкин, старина, наливай, не стесняйся!- бормотал он. Открыв  дверь,
Деннис Пети выглянул наружу.- Вот это да!- присвистнул он.
  - Что там такое?- спросила сидящая на церковной скамье Линн  Косгроув,
что-то набрасывая в блокноте.
  - Индейцы,- ответил Пети.
  - Это индейцы!- завопил он на всю церковь.- Настоящие индейцы.
  - Наверно, они хотят изнасиловать женщин,- сказала Косгроув.
  - Вот зараза! Они приближаются,- орал Пети.- Они кричат: "Смерть рево-
люционерам!" Вот зараза! Я исчезаю.
  - Правительственные прихвостни!- надменно произнесла Косгроув.
  - Верно,- согласился Марлоу.
  - Как бы не так! Вот дерьмо! Это настоящие индейцы. С ними шутки  пло-
хи,- сказал Пети.
  Все сорок партийцев окружили Пети.
  - Он прав,- произнес кто-то.- Нужно смываться.
  - Быстрее,- крикнул Пети,- а то будет поздно.
  Они сбежали по ступенькам церкви и ринулись к полицейскому оцеплению.
  На бегу Пети сорвал с себя грязную рубашку и взмахнул ею над  головой:
"Просим защиты! Мы сдаемся. Защиты!"
  Остальные члены партии последовали его примеру, сняв рубашки и  разма-
хивая ими, как флагами.
  - Помогите! Просим защиты! Из их карманов выскакивали пивные  банки  и
бутылки виски.
  Репортеры попытались остановить их, но их сбили с ног и затоптали.
  - Убирайтесь с дороги, придурки!- крикнул Пети, давая  оплеуху  Джерри
Кэндлеру и наступая на Джонатана Бушека.
  Позади всех, спотыкаясь и падая, бежал Перкин Марлоу.
  - Я просто хотел помочь! Я хотел помочь! Не трогайте меня!- хныкал он.
  В одно мгновение бегущие миновали представителей прессы. Кэндлер  при-
поднялся на локте и поглядел на спины улепетывающих революционеров.
  - Не виню их за панику. Они испугались, что переодетые военные их  уб-
ьют,- сказал он лежащему на спине Бушеку.
  Кэндлер взглянул вверх и увидел смотрящего на  него  человека  на  не-
большой приземистой лошадке. У него был бронзовый оттенок кожи и  голов-
ной убор из перьев. В правой руке он сжимал ружье.
  - Кто вы?- спросил человек.
  Шатаясь, Кэндлер поднялся на ноги
  - Я рад, что вы спросили именно меня. Я - Джерри Кэндлер из  "Нью-Йорк
Глоуб"! Я знаю, зачем вы так вырядились,  терроризируя  этих  несчастных
индейцев. Вам это не сойдет с рук!
  - Вы имеете в виду индейцев из чикагского Саут Сайда?- спросил Брандт,
сверху вниз глядя на Кэндлера.
  - Весь мир узнает о ваших зверствах,- сказал Кэндлер.
  - У вас от рождения не все дома, или вас плохо учили в школе?- спросил
Брандт. Он посмотрел вдаль и увидел, что партийцы  наконец  добежали  до
оцепления и один за другим начали сдаваться полиции. Затем он  обернулся
к остальным воинам.
  - Пойдемте, друзья, вынесем мусор из нашего храма.
  Они повернули лошадок и направились к церкви. Кэндлер побрел  к  поли-
цейским, на ходу сочиняя заголовок для воскресного номера "Вьетнам,  Ат-
тика, Сан-Франциско, Вундед-Элк продолжает  список   американских   бес-
чинств".
  Римо наблюдал атаку и чуть не начавшуюся битву, сидя на мраморной глы-
бе. Он был весьма удовлетворен увиденным и повернулся к Чиуну, чтобы по-
делиться своими чувствами Но тот был занят разговором с Ван Рикером.
  - Вот оно, оружие, которое нужно было изобрести. Но для этого требова-
лось пошевелить мозгами,- говорил Чиун.
  - Что ты имеешь в виду, отец?- спросил Ван Рикер.- Теперь  о  "Кассан-
дре" узнает весь мир.
  Чиун покачал головой.
  - О "Кассандре-2". Так я написал на табличке. А это  значит,  что  еще
есть"Кассандра-1", и никто никогда не узнает, где она.
  Ван Рикер смутился:
  - И русские тоже?
  - Русские тем более поверят в существование  "Кассандры-1".  Ведь  они
видели часть механизма "Кассандры-2". Я создал для тебя самое  совершен-
ное оружие. Безопасное и эффективное. Белым людям можно доверять  только
такие игрушки.
  Загорелое лицо Ван Рикера расплылось в улыбке.
  - А ты прав, отец.- Он поглядел на мраморную глыбу, где лежал Валашни-
ков.- Знаешь, мне его жаль. Он столько лет искал "Кассандру", и вот, ко-
гда он нашел ее, такое разочарование.
  - Так ему и надо,- проворчал Чиун.- Только низкий и подлый человек мо-
жет лгать наемному убийце.
  Все втроем отправились обратно в мотель, и Ван Рикер немедленно  прис-
тупил к работе. Он позвонил в Вашингтон и попросил прислать команду  для
демонтажа "Кассандры-2". Он делал все в открытую и был рад, что дело по-
лучило широкую огласку.
  Ван Рикер улыбался. Теперь он мог рассказывать о "Кассандре-2". Ведь у
него есть более совершенное оружие - "Кассандра-1".
  Римо и Чиун сидели в соседней комнате. "Мыльные оперы"  еще  не  нача-
лись, поэтому они смотрели программу новостей.  Показывали  Валашникова,
"Кассандру-2", атаку воинов Апова и бегство Партии Революционных  Индей-
цев.
  Джонатан Бушек сунул микрофон в лицо Линн Косгроув.
  - Горящая Звезда...- начал Бушек.
  - Мое имя Линн Косгроув,- ответила она.
  - Но я думал, ваше индейское имя...
  - Все это в прошлом. Время битв миновало. Настало время  других  боев.
За сексуальное освобождение. Вот наброски к моей новой книге,- и она по-
махала блокнотом перед его носом.- Здесь изложены мои взгляды на честные
и здоровые сексуальные отношения между людьми. Ложный стыд  должен  быть
отброшен.
  Свободной рукой она рванула застежку платья из оленьих  шкур,  обнажив
грудь перед камерой.
  - Долой стыд!- закричала она.- Да здравствует секс!
  За ее спиной кто-то крикнул:
  - Сакайавеа!
  Это был Деннис Пети.
  Линн Косгроув обернулась:
  - Подлый обманщик! Дерьмо собачье, ублюдок! В объектив камеры  попало,
как Пети расстегнул ширинку и сделал непристойный жест  в  сторону  Линн
Косгроув:
  - А это для тебя!
  Наблюдая превращение свободного обмена мнениями в непристойную  переб-
ранку, Бушек медленно опустился на землю. Последнее, что увидели  телез-
рители, было искаженное лицо Бушека, по  которому,  смывая  грим,  текли
слезы.
  Затем сенатор по делам национальных меньшинств объявил, что внесет  на
заседание Сената предложение выплатить двадцать пять тысяч долларов каж-
дому члену Партии Революционных Индейцев. В заключение он назвал  проис-
шедшее "продолжением кровавого списка Вун-дед-Элк".
  Римо выключил телевизор.
  - Видишь, папочка, жизнь нации бьет ключом.
  - Я вижу,- ответил Чиун.- Безумие продолжается.
  - Кстати, о безумии... Надо бы позвонить Смиту.
  Смит терпеливо, без замечаний выслушал рассказ Римо событиях  дня,  из
чего Римо заключил, что все его действия были правильными.
  - У тебя остается еще одно дело,- напомнил ему Смит.
  - Знаю,- ответил Римо.
  Он повесил трубку и отправился к Ван Рикеру. Сидящий  у  телефона  Ван
Рикер обернулся к Римо. Он улыбнулся, потирая руки.
  - Ну вот, все в порядке,- сказал он.- Пентагон уже распространяет вер-
сию о "Кассандрах", разбросанных по всему миру. На редкость удачный  де-
нек.
  Он посмотрел на Римо и еще раз улыбнулся:
  - Давай приступай к своему делу!
  - К какому делу?- удивился Римо.
  - Ты же пришел убить меня, я знаю. Я знаю все о тебе, старике, Смите и
организации КЮРЕ.
  - Почему же ты не сбежал?
  - Помнишь тех двоих, в памятнике? Моих рук дело, чтобы сохранить  тай-
ну. Теперь ты сделаешь то же самое. Зачем мне убегать?
  - Верно. Все справедливо,- сказал Римо.
  - Передай Смиту мои наилучшие пожелания. Он умный  человек,-  произнес
Ван Рикер.
  - Передам,- ответил Римо и покончил с генералом. Затем он положил  его
тело на кровать, чтобы имитировать смерть от сердечного приступа, вызва-
нного переутомлением, и вернулся в свой номер.
  - Мы уезжаем, папочка.
  Чиун что-то писал на длинном пергаментном свитке.
  - Сейчас.
  - Что ты делаешь?
  - Пишу письмо сумасшедшему императору Смиту Поскольку  создание  "Кас-
сандры-1" и починка "Кассандры-2" не входили в наш контракт,  он  должен
заплатить мне за это отдельно.
  Он повернулся к Римо.
  - Тем более, что нам пришлось отклонить такое  заманчивое  предложение
матушки-России.



   Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
   Потрошитель мозгов


У==========================================Л
|        Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР        |
|           "ПОТРОШИТЕЛЬ МОЗГОВ"           |
|             Перевод Е.Туевой             |
|              Цикл "Дестроер"             |
+------------------------------------------+
|       Warren Murphy, Richard Sapir       |
|    "Brain drain" (1976) ("Destroyer")    |
+------------------------------------------+
|  Снова из нибытия возникает  мистер  Гор-|
|донз - андроид, запрограммированный на вы-|
|живание. Он считает, что Римо и  его  учи-|
|тель Чиун представляет  для  него  угрозу.|
|Чтобы устранить их  он  отправляется  в...|
|Голливуд.                                 |
+------------------------------------------+
|           by Fantasy OCR Lab             |
Т==========================================О



ГЛАВА ПЕРВАЯ

  Молоденький полисмен открыл дверь, и его тут же  вывернуло  наизнанку.
Застыв на пороге, он так и не смог заставить себя войти в  подвал.  Сер-
жант сыскной полиции Нью-Йорка помог ему подняться по ступенькам обратно
на улицу.
  Осматривавший подвал коронер поскользнулся в луже крови и плюхнулся на
спину. Поднимаясь, он попал рукой в багровое озерцо, расползшееся по ко-
гда-то нежно-голубому ковру; спина его клетчатого пальто  испачкалась  в
крови и потемнела, на коленях появились алые пятна. Он  вымазал  руки  и
теперь не мог делать записи в блокноте. В помещении стоял  запах,  какой
бывает, должно быть, только у коровы в желудке,- запах переваренной пищи
и экскрементов.
  Прибывший на место  преступления  начальник  отдела  по  расследованию
убийств манхэттенской полиции Джейк Уолдман первым делом увидел новичка-
-патрульного, корчившегося от приступов рвоты возле пожарного крана; его
крепко держал за плечи детектив из отдела Уолдмана.
  - Что, слабо парню?- бросил инспектор.
  - Такое мало кто выдержит,- отозвался детектив.
  - Труп он и есть труп. От живых  больше  неприятностей,-  назидательно
заметил инспектор Уолдман, обращаясь  к  патрульному.  Между  приступами
рвоты тот почтительно кивнул.
  Детектив тоже кивнул. Он видел однажды, как Уолдмен, посасывая сигару,
преспокойно разглагольствует о чем-то в комнате, где обнаружили пролежа-
вший целый месяц труп - от  такого  смрада  вырвало  бы  даже  носорога.
Больше в комнате никого не было - остальные предпочли  выйти  на  свежий
воздух, чтобы не сойти с ума.
  Но у Уолдмана был луженый желудок. Он мог уплетать сандвичи с копченой
говядиной в морге и удивляться, почему кто-то  находит  такое  поведение
странным.
  Когда на Малберн-стрит нашли труп Уилли Ригги по прозвищу  "Виноград",
коронер, обнаружив в глазнице трупа следы картофельного салата с  горчи-
цей, с уверенностью высказал предположение, что здесь, должно быть,  уже
успел побывать Уолдман. И оказался прав.
  - Томатный соус с соленым огурчиком - вот что поставит тебя  на  ноги,
сыпок,- произнес инспектор Уолдман, и на его полном квадратном лице  от-
разилось искреннее сочувствие. Сигара, зажатая в зубах,  прыгала  вверх-
вниз.
  При этих словах бедняга-патрульный скорчился в новом приступе рвоты.
  - Что я такого сказал?- удивился Уолдман. У людей порой  бывает  такая
странная реакция...
  Слава Богу, что еще не появилась пресса: у телевизионщиков  тоже  свои
причуды. Когда телевидение делало первые шаги, он служил простым  детек-
тивом. И вот однажды ему на глаза попалось распоряжение по  отделу,  где
говорилось, что "... детективам и другим сотрудникам полиции КАТЕГОРИЧЕ-
СКИ запрещается употреблять конфеты или иные сладости, принимать пищу  с
приправами или без таковых, а также пить безалкогольные напитки на  мес-
те, где обнаружен труп, поскольку телевизионные  репортажи  с  подобными
сценами могут создать у зрителя впечатление о бесчувственности сотрудни-
ков отдела".
  - Что это значит?- поинтересовался юный Уолдман у бывалого сержанта.
  Он тогда уже знал, что качество полицейского протокола оценивается  по
тому, сколько раз нужно заглянуть в словарь, чтобы  расшифровать  текст.
Понадобится целая вечность, прежде чем он сам выучится так писать, а тем
более говорить на подобном языке с репортерами.
  - А то значит, Уолди,- ответил сержант,- что зря ты вчера прямо  перед
телекамерами трескал жареную картошку прямо  над  обезображенным  трупом
этой монашки.
  Уолдман только пожал плечами. Он никогда не понимал католиков. И сего-
дня, хотя с того дня прошло много лет, он смотрел на корчившегося  поли-
цейского-новичка и радовался тому, что еще не успели прибыть  телерепор-
теры. Он только что купил себе свежий, посыпанный солью кренделек  и  не
собирался ждать, пока тот остынет.
  Из подвала нетвердой походкой поднялся коронер - руки и колени  испач-
каны кровью, в глазах - ужас.
  - Эй, позовите врача!- крикнул Уолдман детективу.
  - Врачи уже уехали,- крикнул в ответ детектив.- Там, внутри, одни тру-
пы.
  - Наш коронер расшибся.
  - Это не моя кровь,- произнес коронер.
  - А,- сказал Уолдман.
  Он заметил, как из-за полицейского поста, выставленного чуть дальше по
улице, показалась машина с репортерами, и поспешил расправиться с  крен-
делем, запихав последний кусок в и без того уже  набитый  рот.  Придется
минуту помолчать, вот и все.
  Спустившись по металлическим ступеням в подвал, он увидел  оставленные
коронером кровавые следы. На небольшой цементной площадке  перед  входом
пахло мочой, хотя накануне прошел холодный мартовский  дождь.  В  центре
площадки находился забитый уличной гарью водосток, куда стекала дождевая
вода. Так, коронер оставил на двери кровавые отпечатки. Ну что за  люди!
Ведь известно, что на месте преступления нельзя ни к  чему  прикасаться.
Словно вчера родились! Уолдман толкнул зеленую облупившуюся дверь  рези-
новым наконечником карандаша. Черт, крупинка соли с кренделька попала  в
дупло, и заболел зуб. Должно пройти, когда он все прожует  и  сможет  ее
высосать.
  Дверь со скрипом открылась, и Уолдман осторожно  ступил  внутрь,  ста-
раясь не попасть ногой в кровавую лужу и быстро  работая  челюстями.  На
полу не было ни одного сухого островка: от стены до  стены  простиралось
покрытое рябью кровавое озерцо. В красной жиже отражался свет стопятиде-
сятиваттной лампочки, свисающей с потолка. С дивана, что  стоял  справа,
смотрела чья-то голова - вместо уха зияла кровавая дыра. В дальнем  углу
комнаты стоял небольшой жестяной стол, где грудой  лежали  окровавленные
штаны. Уолдман пригляделся: нет, это были ноги без тел. Он сильнее  нап-
ряг зрение - три ноги. И все в разных башмаках.  Три  разных  башмака...
Как минимум три трупа.
  В помещении стоял запах  экскрементов  и  приторно-сладкий  -  гашиша.
Впрочем, дело было не в запахе.
  Уолдман прекратил жевать и выплюнул остатки кренделя на пол.
  - Ох,- закашлялся он.- Ох! Кх-кх. Ох!
  Он видал всякие стены. Например, простые, цементные, украшенные психо-
делическими плакатами. Жилище подростка. Или художника. Но во всей Грин-
вич-Виллидж не нашлось бы дома, где из стен сочилась бы  кровь.  Стен  с
отверстиями, из которых свисали бы человеческие руки, прямо из-под пото-
лка, будто у стен выросли руки. На одной из рук, вместо подмышки у кото-
рой была лепнина потолка, был скрючен мизинец.
  Смерть есть смерть, пусть даже насильственная, но это переходило  вся-
кие границы. Даже в те годы, когда он вылавливал бродяг из  Ист-Ривер  и
откапывал трупы на свалках, где над ними успели изрядно потрудиться кры-
сы, не видел он ничего подобного. Да, смерть есть смерть. Но это! А  над
входом из штукатурки потолка торчали четыре  окровавленных  торса.  Один
женский. Три мужских.
  В комнате словно потемнело, и Уолдман почувствовал себя почти  невесо-
мым, но все же сумел удержаться на ногах и поспешил наружу,  чтобы  втя-
нуть в себя такой родной и привычный городской смрад. Но в конце  концов
годы тренировки и здравый смысл взяли верх - он отвел в подвал  полицей-
ских фотографов, заранее предупредив, что их ждет кошмар, и  посоветовав
выполнять работу как можно быстрее и, что еще более важно, механически.
  На фотографиях все встанет на свои места, можно будет определить,  где
какая часть тела в конце концов оказалась. Он лично нанес на план комна-
ты расположение отдельных человеческих  частей,  потом  подобрал  чей-то
глаз, уложил в целлофановый пакет и снабдил ярлычком.  Двоих  детективов
отправил допрашивать жильцов, одного - искать хозяина. Врачи из  близле-
жащей больницы святого Винсента помогали его сотрудникам снять человече-
ские останки со стен и потолка.
  Куски трупов отвезли в морг. И только тогда, когда их попытались  соб-
рать для опознания (что было заранее обречено на провал - установить ли-
чности убитых можно было только по отпечаткам пальцев и пломбам во рту),
Уолдману бросилась в глаза еще одна ужасающая деталь этого  и  без  того
зверского убийства. Первым на нее обратил внимание главный коронер.
  - Ваши люди кое-что забыли.
  - Что именно?
  - Посмотрите на черепа.
  Там не было мозга.
  - Понимаете, в подвале царил такой хаос,- стал оправдываться Уолдман.
  - Конечно. Но где же их мозги?
  - Должны быть где-то здесь.
  - Вы уверены, что ваши ребята все собрали?
  - Да. Сейчас там идет уборка.
  - Что ж, значит, мозгов нет.
  - Они должны быть где-то здесь! Может, посмотреть в тех пакетах с  ка-
кой-то мешаниной?- предложил Уолдман.
  - В этой мешанине, как вы изволили ее назвать, есть что угодно, только
не мозги.
  - В таком случае, они были похищены убийцей.
  - Вы правы, инспектор,- согласился коронер.- Мозги кто-то украл.

  На пресс-конференции инспектор Уолдман три раза повторил репортеру  из
"Дейли-ньюс", что были похищены вовсе не те органы, которые  предполагал
репортер.
  - Если хотите знать, это мозг,- заявил Уолдман.
  - Черт!- огорчился репортер "Дейли-Ньюс".- Тут пахнет жареным. Мог  бы
получиться потрясающий репортаж.
  Уолдман отправился домой в Бруклин, даже не пообедав. А ночью мысли  о
загадочном убийстве никак не давали ему уснуть. Он считал,  что  повидал
все на свете, но это было выше... выше чего? Разум действует  по  схеме.
Кто-то, судя по всему вооружившись  явно  электрическими  инструментами,
расчленил трупы. Это определенная схема. И похищение мозга, как  бы  оно
ни было омерзительно, тоже укладывается в схему. Руки  в  стенах  и  от-
сутствие там ног,- также часть заранее продуманного плана, равно  как  и
собственно расположение тел.
  Наверно, потребовалось не меньше двух часов, чтобы сделать  углубления
в потолке и стенах и аккуратно уложить туда части трупов. Но где в таком
случае орудия, которыми действовал преступник? И если  действительно  на
это ушло два часа или даже час, то почему там  была  лишь  одна  дорожка
следов? Новичок-патрульный только заглянул в дверь, и его пришлось увес-
ти. Прибывшие на место преступления  доктора  однозначно  констатировали
смерть. Когда в подвал вошел Уолдман, на ступеньках  были  только  следы
коронера. Как же убийца или убийцы вышли наружу, не оставив кровавых от-
печатков?
  - Джейк, ложись спать!- позвала жена.
  Уолдман взглянул на часы: 2.30 ночи.
  - В такое детское время?
  - Но я хочу спать и не могу уснуть без тебя.
  Инспектор Джейк Уолдман скользнул под одеяло, почувствовал,  как  жена
прижалась к нему, и уставился в потолок.
  Если признать, что преступление подчинено какому-то  плану,  поскольку
оно укладывается в схему, то в чем может заключаться тот  план?  Руки  в
стенах, тела на потолке? Кража мозгов?
  - Джейк?- снова позвала жена.
  - Что?
  - Если не хочешь спать, вставай.
  - Ты все-таки наконец реши, что мне делать!- огрызнулся Уолдман.
  - Ложись спать,- сказала Этель.
  - Я и так лежу. Думаю.
  - Кончай думать и спи!
  - Как это - кончай думать?!
  - Ты же уже падаешь от усталости!
  Джейку Уолдману наконец удалось высосать из зуба последний кусочек со-
ли.
  Наутро Этель Уолдман заметила, что муж едва притронулся к еде  и  лишь
пригубил чай.
  - Теперь уже что-то не так в еде?- спросила она.
  - Нет. Просто я думаю.
  - Все еще думаешь? Ты же думал всю ночь. Сколько можно думать?
  - Я думаю.
  - Тебе не нравится моя яичница.
  - Нет, нравится.
  - Конечно, так нравится, что она скоро уже превратится в камень.
  - Дело не в яичнице. Просто я думаю.
  - У тебя появилась другая женщина,- изрекла Этель Уолдман.
  - При чем тут женщина?- не понял инспектор.
  - Я так и знала! У тебя кто-то есть!- воскликнула Этель.- Она, небось,
не портит руки, готовя тебе обед, и не стареет  на  глазах,  заботясь  о
том, как бы тебе угодить. Какая-нибудь уличная шлюха с дешевыми духами и
крепкими сиськами. Ей на тебя глубоко наплевать, не то что мне!  Уж  по-
верь!
  - Что ты несешь?
  - Надеюсь, ты счастлив с этой своей дешевкой. Убирайся отсюда!  Сейчас
же убирайся!
  - Послушай, Этель, но у меня действительно неприятности.
  - Убирайся, отсюда, скотина! Иди к своей шлюхе! Иди к ней!
  - Я пошел на службу. Увидимся вечером.
  - Убирайся! Да поживее! Животное!
  На площадке пятого этажа до Уолдмана донесся голос жены,  вещающей  из
окна на весь мир:
  - Эй, люди, прячьте дочерей! Старый развратник вышел на охоту!
  Не успел инспектор Уолдман войти в отдел, как раздался телефонный зво-
нок. Звонила Этель. Она обещала сделать все, чтобы сохранить семью.  Они
предпримут еще одну попытку, как взрослые люди. Она простит ему интрижку
с актрисой.
  - С какой актрисой? Какую интрижку?
  - Джейк, если мы хотим начать все сначала, давай хотя бы будем честны-
ми друг с другом.
  - Хорошо, хорошо,- поспешил согласиться Уолдман, который уже привык  к
подобным сценам.
  - Скажи, это хоть известная актриса?
  - Этель, прошу тебя!
  На этом выяснение семейных проблем закончилось. Теперь надо было  под-
готовить специальный рапорт для мэра и для комиссара  полиции.  Какая-то
служба в Вашингтоне требовала отчет об убийстве для специального  анали-
за, и к тому же с инспектором Уолдманом хотел побеседовать какой-то пси-
холог из университета. Инспектор приказал заняться этим первому же попа-
вшемуся ему на глаза детективу.
  Потом появились полицейские  фотографы  и  принесли  кое-что  интерес-
ненькое. Торопясь поскорее закончить осмотр места преступления,  Уолдман
вчера этого не заметил. Но мог ли он разглядеть плакат сквозь пятна кро-
ви, когда сверху над ним торчала чья-то рука?
  - Гм,- сказал Уолдман.
  - Что вы думаете по этому поводу?- поинтересовался фотограф.
  - Думаю, стоит еще раз вернуться в подвал. Очень вам благодарен.
  - Сумасшедший какой-то,- прокомментировал фотограф.
  - Напротив, весьма разумный человек,- отозвался Уолдман.
  Возле дома с пресловутым подвалом толпилась кучка зевак,  удерживаемых
на месте полицейским оцеплением. Молоденький нагульный, судя  по  всему,
пришел в себя и теперь с надменным видом стоял у ступеней, ведущих в по-
двал.
  - Я же говорил, что в этом нет ничего страшного, сынок,-  бросил  Уол-
дман, спускаясь вниз.
  - Так точно, ничего страшного,- задорно ответил тот.
  - Скоро ты и сам как ни в чем не бывало сможешь взять глаз и  положить
его в целлофановый пакет,- произнес Уолдман и заметил, что при этих сло-
вах новичок согнулся пополам и побежал в кусты. Забавный малыш.
  В подвале резко пахло  дезинфекцией.  Ковер  убрали,  пол  помыли,  но
большую часть коричневого пятна так и не удалось отскрести: оно  глубоко
впиталось в деревянные половицы. Это показалось Уолдману странным: обыч-
но в подвалах бывают цементные полы. В прошлый раз он не  заметил  этого
из-за луж крови. Удивительно, насколько свежая кровь  напоминает  нефть,
словно покрывая залитую поверхность гладкой пленкой.
  Инспектор достал из  конверта   фотографию.   Запах   дезинфицирующего
средства стал невыносимым; его вкус ощущался даже во рту, словно Уолдман
наглотался нафталина.
  Глянцевая поверхность фотографии отразила яркий свет  лампы,  висевшей
под потолком. Температура в помещении была слишком низкой, даже для под-
вала. Инспектор взглянул на снимок, потом перевел взгляд  на  стену:  во
время уборки приклеенные к стенам плакаты соскребли и теперь  там  оста-
лись только едва различимые полоски.
  Но у него была фотография. Глядя на нее  и  на  сохранившиеся  полоски
плаката он разглядел все что нужно. На плакате когда-то была  изображена
комната, возникшая в чьем-то болезненном воображении.  Из  стен  торчали
руки. С потолка свисали тела. И вот теперь, держа в руках снимок и  рас-
сматривая остатки плаката, инспектор Уолдман понял, что убийца попытался
повторить в действительности то, что увидел на плакате. И даже в той  же
пропорции. Это было точное воспроизведение рисунка.  Инспектор  отступил
на шаг - пол скрипнул у него под ногами. Да,  воспроизведешь  рисунка  с
точным соблюдением пропорций, можно сказать, подражание. Ему это  что-то
напомнило, что-то очень важное, подсказывал инстинкт. Но что именно?
  Уолдман снова взглянул на снимок. Точно! Вот в чем  дело!  Плакат  был
воспроизведен убийцей до мельчайших подробностей. Комната до такой  сте-
пени точно повторяла весь ужас, творившийся на  плакате,  словно  убийцу
запрограммировали. Будто безмозглая  обезьяна   попыталась   скопировать
произведение искусства, но не сумела создать ничего творческого - только
смерть.
  Конечно, в рапорте этого писать нельзя: его просто засмеют. Но  он  не
мог понять, что же это за убийца, который может хладнокровно  копировать
плакат во время безумия массового убийства? Должно быть,  здесь  провела
свой ритуал какая-то сатанинская секта. В таком случае, убийства на этом
не закончатся, а значит, исполнители ритуала обречены. Можно безнаказан-
но совершить одно преступление. Ну, от силы два. Но  на  второй  или  на
третий раз что-то обязательно их выдаст: случайность, ошибка, подслушан-
ный кем-то разговор, оставленный бумажник,- словом, все что угодно. Час-
то правосудие вершит время, а не талант следователя.
  Уолдман отступил еще на шаг. Одна из половиц была не закреплена. Отку-
да здесь дощатый пол? Он с силой наступил на конец доски - другой  конец
поднялся, словно покрытый коричневыми пятнами квадратный  язык.  Сдвинув
доску руками, инспектор обнаружил маленькие целлофановые пакетики с тем-
ным содержимым. Так вот в чем причина дощатого настила на полу.  Уолдман
понюхал содержимое пакетиков: гашиш. Оторвав еще одну доску, он  обнару-
жил целый склад. Да это настоящий притон! Он насчитал товару  на  три  с
половиной тысячи долларов. Инспектор взялся за следующую доску, но  там,
где ожидал найти новые пакеты с наркотиком, увидел портативный  магнито-
фон с мигающим желтым огоньком. Лента кончилась,  и  катушка  без  конца
вращалась, задевая хвостиком ленты за  протяжное  устройство.  Некоторое
время он наблюдал, как крутится плешка, а потом заметил  черный  провод,
уходящий вниз через дырку, просверленную в полу. Магнитофон стоял на за-
писи.
  Инспектор нажал "стоп" и поставил перемотку. Катушки  быстро  заверте-
лись. Магнитофон принадлежал торговцу наркотиками - они  часто  так  де-
лают. Такая запись дает им шанс на защиту. Кроме того, так можно зарабо-
тать немного дополнительных деньжат - на шантаже. Ее можно  использовать
как угодно.
  Пленка перекрутилась. Уолдман снова нажал  на  "стоп",  потом  включил
воспроизведение.
  - Привет, привет! Как я рад, что вы все здесь!- Голос  был  высоким  и
сладким - такой часто бывает у "голубых".- Вам, наверно, страшно интере-
сно, что я вам приготовил.
  - Деньжата.- Этот голос был грубее, глубже.- Капусту.  Презренную  зе-
лень.
  - Конечно, дорогие мои. Разве я могу лишить вас средств к  существова-
нию?
  - Для дельца вы слишком откровенны. Слишком!- Это говорила девчонка.
  - Тише, тише, драгоценные мои! Я художник. И мне много чего приходится
делать для того, чтобы выжить. Кроме того, и стены имеют уши.
  - А не вы ли сами их приделали?
  - Тише, не надо ссориться при госте.
  - Это ему что-то нужно от нас?
  - Да. Его зовут мистер Ригал. Он дал мне денег на всех.  Много  денег.
Хорошеньких, чудненьких денежек!
  - Ну, нам-то хрен чего от них достанется.
  - Наоборот - огромное количество. Он хочет, чтобы вы кое-что сделали в
его присутствии. Нет, Марла, раздеваться не надо,  ему  нужно  вовсе  не
это. Мистер Ригал хочет, чтобы вы как художники поделились с ним  своими
творческими способностями.
  - А что он делает с трубкой?
  - Я сказал ему, что гашиш помогает развитию творческих способностей.
  - Но он уже принял целую унцию. Сейчас совсем очумеет!
  И тут раздался голос - ровный и монотонный, от которого у Уолдмана мо-
роз прошел по коже. Стоя на корточках возле магнитофона,  инспектор  по-
чувствовал, как у него сводит ногу. Где он мог слышать этот голос?
  - Я не отравлюсь, если я правильно понял ваши слова. Более того, я по-
лностью контролирую свои чувства и рефлексы. Возможно, именно это  сдер-
живает мои творческие возможности. Поэтому я курю  больше,  чем  обычно,
точнее, больше того, что считается обычным в вашей среде.
  - Красиво излагает, зараза!
  - Вы употребили уничижительный термин, и я нахожу, что потворство  по-
добному обращению может привести в дальнейшем к покушению на целостность
субъекта. Так что кончай с этим, ниггер!
  - Ну-ну, милашки! Давайте по-хорошему. Пусть каждый из вас покажет ми-
стеру Ригалу, что умеет. А он посмотрит, как происходит процесс творчес-
тва.
  Воцарилось молчание, было слышно только шарканье ног. Уолдман различал
какое-то невнятное бормотание. Кто-то попросил  "красную",  и  инспектор
решил, что речь идет о краске. Потом женский голос, ужасно фальшивя, за-
пел. В песне говорилось об угнетении и о том, что свобода - это лишь еще
одна форма угнетения и что исполнительница хочет немедленно трахнуться с
тем, кому она поет, по это никак не затронет ее  чувств.  "Только  тело,
малыш" - так, кажется, называлась песня.
  Затем снова послышался монотонный голос:
  - Я заметил, что художник во время работы остается  абсолютно  спокой-
ным, а певец, напротив, сильно возбуждается. Гомик, как  ты  можешь  это
объяснить?
  - Мне не нравится ваше обращение, но все идет так  хорошо,  что  я  не
стану обращать внимание на подобные пустяки. У меня есть  объяснения  на
этот счет. Творчество идет от сердца. Виды творчества могут различаться,
но в любом случае сердце, наше нежное сердце всегда является центром лю-
бого творческого процесса.
  - Неверно.- Снова этот ровный, приглушенный голос.- Все творческие им-
пульсы испускает мозг. Сам организм - печень, почки, кишечник или сердце
- не играет никакой роли в творческом процессе. Так что не лги мне,  пе-
дик несчастный!
  - Гм. Я вижу, вы настроены на оскорбительный тон. Просто так говорится
- сердце. На самом деле сердце как орган  тут  совершенно  ни  при  чем.
Имеется в виду сердце как символ души. А с физиологической точки зрения,
творчество, конечно же, идет от мозга.
  - Какой именно его части?
  - Понятия не имею.
  - Продолжайте.
  Уолдман услышал топот ног и решил, что это танец. Затем раздались  ап-
лодисменты.
  - Скульптура - вот наивысшее воплощение искусства.
  - Больше похоже на детородный орган.- Тот же ровный, сухой голос.
  - Это тоже произведение искусства. Вы бы поняли это, если бы вам дове-
лось поближе с ним познакомиться.- Хихиканье. Говорил гомосексуалист.
  Дальше шли едва различимые просьбы передать папироску, очевидно, с га-
шишем.
  - Ну, вот вы и получили, чего хотели.- Это сказал гомик.
  - Что именно я получил?- Монотонный голос.
  - Различные виды творчества. Пение. Танец. Рисунок. Скульптуру. Может,
хотите сами попробовать, мистер Ригал?  Что  бы  вы  хотели  изобразить?
Только вам следует помнить, что  творчество  предполагает  самобытность.
Самобытность и есть основная черта настоящего творчества.  Ну,  давайте,
мистер Ригал. Сотворите что-то свое!
  - Но не скульптуру, не танец, не рисунок и не песню?
  - О, это было бы восхитительно!- Голубой.
  - Я не знаю, что сделать.- Бесстрастный голос.
  - Давайте, я вам помогу. Часто творчество начинается с подражания  уже
созданному, только в несколько измененном виде. Вы творите путем  подра-
жания, только иными средствами.  Например,  преобразовываете  рисунок  в
скульптуру. Или наоборот. Посмотрите вокруг, найдите что-нибудь интерес-
ное и воплотите это иными средствами выражения.
  Неожиданно раздались крики, звуки разрываемой  плоти,  треск  ломаемых
костей и суставов, словно взрывались воздушные шарики, залетевшие  слиш-
ком высоко в небо. Затем послышались дикие, отчаянные вопли певицы.
  - Нет, нет!- Это было завывание, мольба, оставшаяся без ответа.  Крак!
Жах!- и крики смолкли. От стены с хрустом отделился кусок  штукатурки  и
упал на пол. Послышался всплеск. Должно быть, он попал в лужу крови. Еще
кусок штукатурки, за ним - всплеск.
  - Прекрасно.
  Говорил все тот же ровный голос. На этот раз он эхом прокатился по ко-
мнате, потом захлопнулась входная дверь.
  Инспектор Уолдман перемотал пленку до того места, где начались  крики,
и снова включил магнитофон, на этот раз засекая время.  Полторы  минуты.
Все это сделал один человек, и всего за восемьдесят пять секунд.
  Уолдман снова перемотал кассету и снова прослушал  ее.  Скорее  всего,
убийца был один. На магнитофоне были записаны голоса четырех жертв - они
обращались к единственному гостю. Уолдман вслушался в запись.  Казалось,
работали электроинструменты, хотя звука  моторов  слышно  не  было.  Во-
семьдесят пять секунд!
  Уолдман попытался встать на ноги, но его попело. Он слишком долге про-
сидел на корточках для своих пятидесяти лет. Старею, подумал он. В  под-
вал вошел молодой патрульный с радостной приветливой улыбкой.
  - В чем дело?- спросил Уолдман.
  Лицо патрульного показалось ему знакомым. Тогда он взглянул  на  поли-
цейский значок. Так и есть. Он, должно быть, позировал для плаката, рек-
ламирующего службу в полиции. Вылитый полицейский с плаката,  вплоть  до
этой лучезарной улыбки. Но полицейский значок был  ненастоящий.  Дело  в
том, что художник, нанятый по контракту полицейским управлением, выразил
свое пренебрежение к профессии, снабдив красавца с плаката значком,  но-
мера которого никогда не существовало.
  На значке патрульного, который так сладко улыбался инспектору, значил-
ся именно этот номер.
  - Кто вы?
  - Патрульный Джилбис, сэр.- Тот же ровный, монотонный голос, что и  на
кассете.
  - Отлично,- произнес Уолдман ласково.- Очень хорошо.
  - Я узнал, что вы отправились на место преступления.
  - Да,- ответил инспектор. Надо отвлечь подозреваемого,  затем  как  бы
невзначай отвести его в управление, а там наставить  на  него  пистолет.
Уолдман попытался припомнить, когда он в последний  раз  чистил  оружие.
Полтора года назад. Ничего. Полицейскому револьверу все ни почем.
  - Меня интересует, что вы хотели сказать,  назвав  место  преступления
кошмарной сценой. Так написали газеты. Вы не упомянули элемент  творчес-
тва. Как по-вашему, было ли это творческим актом?
  - Конечно, конечно. Я в жизни не видел ничего более  творческого.  Все
ребята в управления восприняли это как  замечательное  произведение  ис-
кусства. Знаете что, нам лучше поехать и обсудить это всем вместе.
  - Не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, что ваш голос звучит преры-
висто. Это верный признак того,  что  вы  лжете.  Зачем  ты  лжешь  мне,
приятель?
  - Кто это лжет? Я лгу? Это действительно было настоящим творчеством!
  - Сейчас ты скажешь мне правду. От боли люди всегда  говорят  правду,-
заявил самозваный патрульный с приветливой улыбкой и непотребным значком
с плаката, призывающего поступать на службу в полицию.
  Уолдман отступил, схватившись за револьвер, но патрульный вдруг впился
ему в глаза. Инспектор не мог пошевелиться и сквозь красную пелену  нес-
терпимой боли сказал всю правду. Это был самый далекий от творчества ко-
шмар, какой ему доводилось видеть.
  - Благодарю,- произнес  полицейский-самозванец.-  Я  точно  скопировал
плакат, но думаю, что копирование чужой работы непродуктивно в  творчес-
ком плане. Благодарю.- С этими словами  он,  словно  дрелью,  просверлил
Уолдману грудь.- Вполне достаточно за конструктивную  критику,-  добавил
он.


ГЛАВА ВТОРАЯ

  Его звали Римо, и они желали видеть его  журналистское  удостоверение.
Желали до такой степени, что брат Джордж приставил к его правой щеке ду-
ло автомата Калашникова, сестра Алекса ткнула  ему  под  ребра  пистолет
45-го калибра, а брат Че, стоя в противоположном углу  комнаты,  целился
ему в голову из "смит-вессона".
  - Одно резкое движение, и мы разнесем его на  куски,-  сказала  сестра
Алекса.
  Почему-то никому и в голову не пришло  поинтересоваться,  отчего  этот
человек, назвавшийся репортером, не удивился, открыв дверь  гостиничного
номера. Они не догадывались, что молчание, которое они хранили,  подсте-
регая его, еще не тишина, что напряженное дыхание можно расслышать  даже
через такие плотные двери, как в  мотеле  "Бей-Стейт",  Уэст-Спрингфилд,
штат Массачусетс. Он производил впечатление  вполне  обычного  человека.
Худой, чуть ниже шести футов, с выступающими  скулами.  Лишь  утолщенные
запястья могли заронить какие-то подозрения. В серых  брюках  свободного
покроя, черной водолазке и мягких мокасинах он выглядел весьма заурядно.
  - Давай-ка взглянем на его удостоверение,- произнес брат  Че,  а  брат
Джордж тем временем закрыл за Римо дверь.
  - Где-то оно у меня было,- сказал Римо и полез в карман, заметив,  как
напрягся указательный палец брата Джорджа, лежавший на спусковом крючке.
Возможно, брат Джордж и сам не подозревал, насколько он близок  к  тому,
чтобы выстрелить. На лбу у него выступил пот, губы пересохли и потреска-
лись, и дышал он коротко, отрывисто, едва  восполняя  закаты  кислорода,
словно боялся сделать полный вдох.
  Римо показал пластиковое удостоверение, выданное  нью-йоркским  город-
ским отделом полиции.
  - А где же карточка "Таймс"? Это же удостоверение полиции!- воскликнул
брат Джордж.
  - Если бы он предъявил тебе карточку "Таймс", у тебя могли бы  возник-
нуть вопросы,- объяснил брат Че.-  Все  газетчики  Нью-Йорка  пользуются
удостоверениями, выданными полицией.
  - Жалкие полицейские марионетки,- согласился брат Джордж.
  - Полиция выдает журналистам удостоверения для того, чтобы их  пропус-
кали на место происшествия при пожаре и прочих подобных ситуациях,-  до-
бавил брат Че. Это был тощий человек с бородатым лицом, которое выгляде-
ло так, будто его однажды вымазали машинным маслом и с тех пор никак  не
могут отмыть.
  - Не доверяю полицейским,- заметил брат Джордж.
  - Давайте кончать с ним,- вмешалась сестра Алекса.  Соски  ее  заметно
напряглись под легкой белой блузкой в сельском стиле. Она явно  получала
от происходящего сексуальное наслаждение.
  Римо улыбнулся ей, и она опустила глаза на пистолет; бледное лицо  за-
лилось краской. Костяшки пальцев, сжимавших оружие, побелели, словно она
боялась, что оружие заживет собственной жизнью, если его как следует  не
сжать в кулаке.
  Брат Че протянул удостоверение брату Джорджу.
  - Ладно,- сказал он.- Деньги при вас?
  - При мне, если у вас есть товар.
  - А какие гарантии, что мы получим деньги, если покажем его?
  - Но я у вас в руках. Вы вооружены.
  - Не доверяю я ему,- произнес брат Джордж.
  - Все в порядке,- отозвался брат Че.
  - Давайте прикончим его. Прямо сейчас,- снова вмешалась сестра Алекса.
  - Ни в коем случае,- ответил брат Че, засовывая за пояс свой "смит-ве-
ссон".
  - Мы можем сами все напечатать.  Выпустить  так,  как  захотим.  Скажи
ему!- снова заговорила сестра Алекса.
  - И прочтут это все те же двести человек, которые и так разделяют наши
взгляды. А "Таймс" сделает это достоянием мировой общественности,-  ска-
зал брат Че.
  - Кому какое дело, что подумает общественность в Мексике?-  не  унима-
лась сестра Алекса.
  - Не доверяю я ему,- упрямо твердил брат Джордж.
  - Давайте соблюдать революционную дисциплину,-  предложил  брат  Че  и
сделал знак брату Джорджу встать у двери, а сестре Алексе -  у  входа  а
ванную. Шторы на окнах были опущены.
  Римо знал, что они находятся на двенадцатом этаже. Кивком головы  брат
Че предложил Римо присесть к журнальному столику, сверкающему хромирова-
нными и стеклянными поверхностями.
  Сестра Алекса привела из ванной какого-то бледного очкарика и  помогла
ему подтащить к журнальному столику большой черный чемодан с  новенькими
кожаными застежками. Очкарик выглядел так, словно солнце ему  всю  жизнь
заменял свет люминисцентных ламп.
  - Мы получили гонорар?- поинтересовался он, глядя на брата Че.
  - Сейчас получим,- ответил тот.
  Очкарик неуклюже положил чемодан на пол и откинул крышку.
  - Я сейчас все объясню,- сказал он, достал из чемодана стопку  компью-
терных распечаток, затем - конверт из плотной бумаги, где, судя по  все-
му, хранились вырезки из газет, и, наконец, чистый белый лист. Сняв кол-
пачок с шариковой ручки, он приготовился писать.- Это самое громкое  де-
ло, о каком вам только доводилось слышать. Похлеще, чем  Уотергейт.  Чем
любое политическое убийство. Чем подрывные действом ЦРУ в Чили и незако-
нное прослушивание телефонных разговоров сотрудниками ФБР. Настоящая се-
нсация. И вы сможете опубликовать ее раньше, чем другие газеты...
  - Он и так согласен ее купить,- перебил его брат Че.- Не будем  терять
времени.
  - Я работаю на компьютере в одном санатории на берегу залива  Лонг-Ай-
ленд, в местечке Рай, Нью-Йорк. Называется Фолкрофт.  Хотя  вы  вряд  ли
слышали о таком. Римо пожал плечами, но это была ложь.
  - У вас есть его фотографии?- спросил он.
  - Там не запрещается фотографировать. Вы сами можете сделать снимки.
  - Речь сейчас о другом,- вмешался брат Че.
  - Думаю, так оно и есть,- согласился очкарик.- Не знаю,  понимаете  вы
что-нибудь в компьютерах или нет, но для их  программирования  вовсе  не
нужно лишней информации. Только самое необходимое. Так вот, четыре  года
назад я начал делать кое-какие вычисления. Понятно?
  - Понятно,- ответил Римо. Ему сообщили, что три года назад  некто  Ар-
нольд Килт - тридцати пяти лет, проживающий  по  адресу  Мамаронек,  Ра-
волт-стрит, 1297, женат, трое детей, окончил в 1961 году  Массачусетский
технологический институт - получив степень магистра  естественных  наук,
начал проводить "собственные изыскания" и за ним было установлено наблю-
дение. Накануне встречи Римо получил его фотографию. Впрочем, по ней  не
было видно, до какой степени в лице Килта отсутствуют естественные  цве-
та.
  - Грубо говоря - думаю, так вам будет понятнее,- я начал  подозревать,
что мне дают минимум информации. Так было специально задумано, чтобы  не
дать мне выйти за узкие рамки служебных обязанностей. Позже я  вычислил,
что в организации служат тысячи подобных мне "винтиков" и что любой уча-
сток работы, который мог бы дать человеку более полное  представление  о
целях его деятельности, разделен между несколькими  сотрудниками,  чтобы
исключить любую возможность проникнуть в суть.
  - Другими словами, трое выполняют работу, с какой мог бы справиться  и
один,- объяснил брат Че, видя,  как  человек  по  имени  Римо  скучающим
взглядом смотрит на зашторенное окно.- Один  может  как  следует  разоб-
раться в работе, но если ту же работу выполняют трое, ни один  не  может
понять, в чем заключается ее смысл.
  - Понятно,- бросил Римо. Он заметил, что соски сестры Алексы расслаби-
лись.
  - Мы разделены даже тем, что в организации существует полдюжины столо-
вых, и люди, работающие над одной  программой,  лишены  возможности  об-
щаться друг с другом. Я, например, обедал с  парнем,  который  занимался
только фиксацией цен на зерно...
  - Короче!- с нетерпением перебил брат Че.- Давай ближе к делу.
  - Главное - задачи, которые ставит перед собой Фолкрофт.  Так  вот,  я
начал присматриваться и прикидывать. Обедал в разных столовых. Подружил-
ся с секретаршей доктора Смита (доктор Смит - это наш директор).  Кажет-
ся, я полностью завоевал ее доверие, но она была как каменная стена.
  Ему следовало бы познакомиться с самим Смитти, чтобы узнать, что такое
каменная стена, подумал Римо.
  - Полагаю, репортеру интереснее будет послушать о том, что вы  выясни-
ли, а не как вам это удалось. Выкладывайте, что вы там накопали,- произ-
нес брат Че.
  - Речь идет о незаконной тайной деятельности. В Америке действует  ор-
ганизация, которая является государством в государстве. У нее под колпа-
ком не только киты преступного мира, но и службы по охране правопорядка.
Вы никогда не задавались вопросом, откуда идет утечка информации? Почему
вдруг какой-нибудь прокурор начинает ни с того ни с сего предъявлять об-
винения всяким шишкам? Не надо сильно напрягать мозги - это наша  конто-
ра. Многое из того, что она делает, часто списывают на ЦРУ  и  ФБР.  Она
настолько законспирирована, что вряд ли о ее существовании знают  больше
двух-трех человек. Она разоблачает банды  террористов,  воздействует  на
полицию, чтобы та строго придерживалась закона,- короче, это второе, та-
йное правительство, заставляющее конституцию работать.
  - Расскажи про киллеров. Вот это новость так новость!
  - У них есть киллеры. У вас может сложиться впечатление, что организа-
ция является наиболее уязвимой в этом плане, поскольку десять,  двадцать
или тридцать наемных убийц, которых нанял бы тобой разумный человек, то-
чно знали бы, чем они занимаются, не так ли?- спросил очкарик.
  - Думаю, что так,- ответил Римо.
  - Так вот, у них нет такого количества убийц. И у меня есть точные до-
казательства.- Очкарик указал на компьютерные распечатки.- У них на слу-
жбе состоит всего один наемный убийца  -  ассасин,  но  на  его  совести
больше пятидесяти убийств.  Он  способен  на  невероятные  вещи.  Быстро
появился, сделал свое дело,  и  его  уж  след  простыл.  Его  отпечатков
пальцев нет ни в одной картотеке. Он настолько уверен в себе,  действует
настолько быстро, решительно и точно, что ему нет равных во всем  запад-
ном мире. Он может буквально творить чудеса. Если бы я не располагал то-
чными сведениями, то мог бы поклясться, что человек,  зарегистрированный
под кодовым названием "Р9-1 Дест", умеет лазать по стенам.- Глаза  очка-
рика лучились радостью кабинетного служащего, сумевшего таки обнаружить,
что данные о глушителе хранятся в папке "шевроле".
  - Можете сказать о нем что-нибудь конкретное?- спросил Римо.-  Предан-
ный, смелый, знающий свое дело? Прирожденный лидер?
  - Был там один файл, но я не уверен, что это о нем.
  - И что же в нем говорилось?
  - Упрямый, неуравновешенный, живущий идеалистическими представлениями.
  - Кто ввел эту информацию в компьютер?
  - Трудно сказать. Но я могу попытаться выяснить, хотя  уже  неделю  не
был в Фолкрофте. Видите ли, считается, что я в отпуске.
  - Ладно, Бог с ним,- пробурчал Римо.- Так чем вы можете доказать  ска-
занное?
  - Да, хорошо, что вы спросили. В Таксоне есть контора по торговле нед-
вижимостью. По крайней мере, сотрудники считают, что торгуют недвижимос-
тью. Они и понятия не имеют о том, что объем поступающей к ним  информа-
ции намного превышает необходимый. В этом конверте вы найдете  платежную
ведомость. Сумма в ней точно совпадает с той, которую получает в  качес-
тве зарплаты таксонское отделение нашей организации. Вот,  смотрите.-  С
этими словами он достал из конверта сложенную втрое распечатку и корешок
чека и, положив их на чистый лист, начал проводить  линии  между  совпа-
дающими цифрами.- Вот это,- он указал на  кодовый  номер,-  относится  к
этому.- Он указал на какое-то имя.- Оно относится к этому.- Ткнув в  за-
пись "Б-277-Л(8)-В", он сказал: - Что относит нас к  другой  программе.-
Он указал на имя человека, которым занималось таксонское агентство.  Имя
было Уолш.
  - Ну и что?- спросил Римо.
  Очкарик изобразил сладкую улыбку и достал газетную  вырезку  о  некоем
судье Уолше, который разбился насмерть в Лос-Анджелесе. Заметка гласила,
что судья Уолш выносил торговцам наркотиками  менее  суровые  приговоры,
чем другие судьи.
  - А где доказательства, что вы не  сняли  копию  с  этих  документов?-
поинтересовался Римо, внимательно разглядывая края распечаток.- Вы може-
те передать копню в "Вашингтон пост", "Керни обзервер" или "Сенека-Фоллз
пеннисейвер", и тогда мы потеряем право на эксклюзив. А наши денежки уже
будут у вас.
  - Очень правильный вопрос. Видите эту бумагу? Взгляните на края.  Если
бы мы сняли с нее копию, на полях остались бы красные полосы.
  - Откуда мне знать? Может, вы использовали фотоаппарат, а  не  копиро-
вальную машину. В таком случае не осталось бы никаких следов.
  - Послушайте, вы хотите получить товар или нет?- вмешался брат Че.
  - Конечно, хочу.- Со спокойной улыбкой Римо обернулся к брату  Че.-  А
ты, Арнольд,- обратился он к очкарику, хотя никто в комнате ни  разу  не
назвал его по имени,- скоро расскажешь мне всю правду.
  Брат Джордж вскинул автомат, палец его уже лежал на спусковом  крючке.
Но тут Римо поднялся с места, причем так спокойно,  что  тобой  из  при-
сутствующих мог бы поклясться, что сделал он это очень медленно. Но если
бы он двигался медленно, то как бы он мог оказаться за  спиной  у  брата
Джорджа и нацелить автомат на брата Че? От выстрела серое лицо брата  Че
покрылось алыми дырами размером с виноградину. Сестра Алекса  попыталась
выстрелить в нападавшего,  но  последнее,  что  она  увидела,  был  брат
Джордж, который признавался ей в любви. Они были любовниками.
  - Я люблю тебя!- крикнул Джордж.- И совсем не хочу тебя  убивать!-  Но
палец уже не подчинялся ему - журналист сжал ему запястье, и теперь  ру-
кой управлял не мозг, а вполне конкретная посторонняя сила.
  Первый выстрел попал ей в плечо - Джордж умудрился дернуться.  Ее  от-
бросило назад, и от испуга она разрядила в любовника  всю  обойму.  Римо
покрепче взял брата Джорджа, и на этот раз тот поразил ее прямо  в  сер-
дце. Живот Джорджа превратился в кровавое  месиво,  разорванное  пополам
пулями 45-го калибра.
  Арнольд Килт дрожал, забившись в угол,- он был цел, но боялся, что его
могут задеть. На всякий случай он прикрывал руками пах.
  - Арнольд,- произнес Римо, левой рукой  поддерживая  тело  Джорджа,  а
правой сжимая автомат,- отдай мне фотографии таксонской программы.
  - Но их нет!
  - Тогда ты умрешь!
  - Но я клянусь вам, их просто не существует!
  - Хорошо.
  Поскольку брат Джордж уже не подавал признаков жизни, Римо опустил его
на пол и сам взял автомат. Одним выстрелом он уложил  Арнольда  Килта  и
бросил оружие на пол.
  Он ненавидел оружие. Оно было... Он не мог выразить это  по-английски,
но в переводе с корейского это звучало как "находящееся за пределами ес-
тественных явлений и оскорбляющее чувство прекрасного".
  Но работа есть работа, а наверху хотели, чтобы вое выглядело как обык-
новенное убийство. Брат Джордж разбушевался и убил Арнольда Килта, брата
Че и сестру Алексу, которая, умирая, сумела отомстить обидчику. Римо  не
предупредили, что брат Джордж и сестра Алекса - любовники, и это ему  не
понравилось. Наверху явно что-то недодумали.
  Римо вложил автомат в холодеющую руку Джорджа и забрал распечатку так-
сонской программы. Ему было жаль Килта. Работая со Смитти  в  Фолкрофте,
можно еще не до такого дойти. Хотя он должен был хорошо ладить  со  Сми-
том: у компьютеров и у директора Фолкрофта  был  одинаковый  коэффициент
эмоциональности. Интересно, чего специалист по компьютерам Арнольд  Килт
ожидал от людей - человечности?
  С отпечатками пальцев проблем не будет. Конечно, полиция обнаружит  на
автомате отпечатки неизвестного, но не сможет обнаружить их ни  в  одной
картотеке, поскольку их владелец давным-давно исчез и пьяненький  доктор
в государственной тюрьме штата Нью-Джерси в Трентоне собственноручно за-
регистрировал смерть. В тот день был казнен на электрическом стуле чело-
век, которого знали под именем Римо Вильямс. Он был приговорен к  смерти
за убийство, которою не совершал. Когда этого самого  Римо  доставили  в
санатории и предложишь начать новую жизнь, он согласился.
  Санатории назывался Фолкрофт.
  Римо сунул компьютерную распечатку в карман брюк и выбежал из  номера,
крича:
  - Убийство! Убийство! Вон там, дальше по коридору! На помощь!
  Он вошел в лифт, где стояли четверо испуганных мужчин со  значками  на
лацканах, где были написаны их имена: Ральф, Арман, Фил и Ларри.  Значки
также сообщали, что их владельцы рады приветствовать любого, кто  взгля-
нул на значок.
  - Что случилось?- спросил Армаи.
  - Кошмар! Убийство на двенадцатом этаже.
  - На сексуальной почве?- поинтересовался Ральф,  которому  было  около
шестидесяти.
  - Двое из них любили друг друга.
  - Но я говорю о сексе,- подчеркнул Ральф.
  - Вам следует взглянуть на тела.- И Римо со значительным видом ему по-
дмигнул.
  На первом этаже Римо вышел, а мужчины  остались.  Ральф  нажал  кнопку
двенадцатого этажа.
  Оказавшись в вестибюле с мягкими кожаными креслами, Римо  остановился,
наслаждаясь весенним солнышком, проникавшим внутрь через  большие  окна.
Растерянный полицейский пытался что-то выяснить у  впавшего  в  истерику
портье.
  - На двенадцатом этаже,- вмешался Римо в разговор.- Все обнаружили че-
тверо мужчин. Убийство на сексуальной почве. У них  еще  были  значки  с
именами - Ральф, Арман, Фил и Ларри.
  - А что случилось?- спросил полисмен.
  - Не знаю. Эти четверо кричали: "Убийство!"
  Через полтора часа Римо был уже в Кейп-Коде. В этом городе, специально
построенном для летнего отдыха, туристский сезон еще не начался. А зимой
его населяли люди, обслуживающие курорт и ненавидящие тех, кто мог  себе
позволить здесь отдыхать.
  Подъезд к небольшому белому коттеджу с видом на бурлящие воды Атланти-
ки был свободен. Римо нажал на тормоза и пустил машину юзом. Он не любил
пользоваться оружием, каждая клеточка его тела протестовала против  это-
го. То, что полицейским экспертам удавалось установить лишь  при  помощи
различных приборов, он со всей остротой ощущал собственными нервами. При
таком обостренном восприятии даже сдобренная глютаматом натрия пища  вы-
зывала отвращение. Несколько лет назад, когда ему  иногда  еще  хотелось
мясного, он отведал гамбургер и угодил в больницу. Обследовавший его те-
рапевт на основе медицинских данных вывел закон, который Римо и без него
знал: когда от чего-то отвыкаешь, организм воспринимает  это  как  нечто
новое.
  - У вас нечеловеческая нервная система,- сказал ему тогда врач.
  - Бред какой-то,- ответил Римо, понимая, что доктор попал в точку.  Он
съел этот гамбургер не из-за чувства голода,  а  из-за  воспоминания  об
этом чувстве и на собственной шкуре узнал то, что уже давно известно фи-
лософам: нельзя дважды войти в один и тот же поток.
  Римо открыл дверь коттеджа. Он все еще переживал из-за того, что приш-
лось применить оружие.
  Посередине комнаты в позе лотоса сидел хрупкий старичок. Его  утреннее
кимоно золотой парчи ниспадало на пол. Пряди седых волос,  словно  пучки
тонких шелковых нитей, свисали с подбородка и висков. Работал телевизор,
и Римо уважительно присел, выжидая, когда очередная  серия  "Пока  Земля
вертится" сменится рекламой и он сможет поделиться наболевшим со старцем
по имени Чиун.
  У дальней стены стояли четырнадцать старинных лакированных сундуков.
  - Отвратительно!- воскликнул Чиун, когда началась реклама.- Они испор-
тили насилием и сексом величайшую драму в мире!
  - Папочка,- обратился к нему Римо,- мне нехорошо.
  - А ты делал утром дыхательные упражнения?
  - Да.
  - Старался?
  - Конечно.
  - Если отвечать на все вопросы "конечно", можно утратить все, чем вла-
деешь,- назидательно заметил Чиун.- Очень часто бывает,  что  величайшие
богатства мира раскачиваются только из-за того, что за ними попросту  не
следят. Ты один владеешь учением Синанджу, а значит, и  могуществом  Си-
нанджу. Смотри не потеряй их из-за неправильного дыхания.
  - Да правильно я дышал, правильно! Просто я применил оружие.
  Руки с удлиненными пальцами раскрылись, словно указывая  на  непричас-
тность их владельца к происходящему.
  - Так чего же ты хочешь от меня?- вопросил Чиун.- Я дарю тебе  алмазы,
но ты предпочитаешь возиться в грязи.
  - Я просто хотел поделиться с тобой своим огорчением.
  - Делись только радостью, а неприятности оставь  при  себе,-  произнес
Чиун и перешел на корейский, заговорив о неспособности даже столь  вели-
кого человека, как мастер Синанджу, превратить грязь в бриллианты, а жа-
лкий бледный кусок свинячьего уха - в нечто достойное.  И  что  остается
делать Мастеру, сетовал он, когда неблагодарный ученик является к нему с
пригоршней грязи и жалуется, что она не блестит, как бриллиант!- Он  хо-
чет поделиться со мной своими чувствами!- продолжал бормотать  Чиун  уже
по-английски.- Разве делятся болью в животе? Я делюсь с тобой мудростью,
а ты со мной - желудочной коликой.
  - Просто у тебя никогда не болел живот,- начал было Римо, но тут возо-
бновился телесериал.
  В нем и ему подобных "мыльных операх" показывали то же,  что  и  много
лет назад, но теперь на экране стали появляться негры,  аборты  и  герои
уже не смотрели с нежностью друг на друга, а сразу укладывались  в  пос-
тель. И тем не менее это была все та же тоскливая дребедень, хотя  глав-
ную роль играл никто иной, как Рэд Рекс, портрет которого  с  автографом
Чиун неизменно всюду возил с собой.
  За окном проехал пикап бригады дворников. На боку  машины  развевалось
полотнище, объявляющее о юбилейной выставке картин. Чиун хорошо ладил  с
местным населением, а Римо чувствовал себя чужаком. Чиун сказал,  что  у
него всегда будет такое чувство, пока он не поймет,  что  его  настоящий
дом - это Синанджу, крохотная деревушка в Северной Корее,  откуда  родом
Чиун, а не Америка, где родился Римо.
  - Чтобы понять других, надо прежде всего признать, что они  другие,  а
не ты сам в ином обличье,- говорил Чиун. Уже через неделю после  приезда
в Кейп-Код он объяснил причину враждебности, которую местные жители все-
гда испытывали к приезжим.- Их отталкивает не богатство и  даже  не  то,
что туристы приезжают в самый хороший сезон. Дело  в  том,  что  туристы
неизменно говорят "прощай", а каждое расставание - это маленькая смерть.
Вот они и не могут позволить себе слишком сильно привязаться к  кому-ли-
бо, потому что потом их будет ждать боль утраты. Они не столько недолюб-
ливают туристов, сколько боятся их полюбить, потому что иначе  им  будет
больно с ними расставаться.
  - Папочка, ты не понимаешь американцев.
  - А что тут понимать? Я знаю, что они не умеют ценить  профессионалов-
ассасинов, зато у них множество любителей, которые  практикуются,  когда
захотят, и что их величайшие драмы портит какой-то злодей, который  меч-
тает лишь о том, чтобы продать как можно больше стиральных машин. Нечего
тут понимать.
  - Папочка, я видел Синанджу, так что не надо рассказывать мне о  чуде-
сах Северной Кореи и принадлежащем лишь тебе клочке неба над бухтой. Ви-
дел я ее. Воняет помойкой.
  Чиун, казалось, был удивлен.
  - Теперь оказывается, тебе не понравилось. А  там  ты  говорил  совсем
другое. Сказал, что просто в восторге.
  - Я в восторге?! Да меня там чуть не убили. И тебя тоже. Я  не  считал
нужным жаловаться, вот и все.
  - Для тебя это все равно что быть в восторге,- изрек Чиун, и  на  этом
вопрос был закрыт.
  И вот теперь Римо сидел в ожидают очередной рекламной паузы и глядел в
окно. На дороге показался темно-зеленый "шевроле" с нью-йоркскими  номе-
рами. Машина ехала со скоростью ровно тридцать пять миль в час - на  та-
кой скорости чаще всего засыпают за рулем, но такого ограничения  требо-
вал дорожный знак. Так мог ехать только один  человек.  Припарковавшись,
водитель вышел из машины, аккуратно захлопнув дверцу.
  - Привет, Смитти,- сказал Римо, обращаясь к человеку лет пятидесяти  с
лимонно-желтым лицом, плотно сжатыми губами и мрачным  выражением  глаз,
которые никогда не оживлялись эмоциями.
  - Ну?- произнес доктор Харолд В. Смит.
  - Что - ну?- переспросил Римо, загораживая вход в коттедж.
  Смит не мог войти так тихо, чтобы не потревожить Чиуна, который  смот-
рел свой дневной сериал: хотя директор был в отличной физической  форме,
разум не контролировал его походку и он по-западному громко топал  нога-
ми. После отъезда Смита Чиун часто жаловался Римо, что тот  помешал  ему
смотреть сериал. И сегодня он  особенно  не  хотел  усугублять  ситуацию
неудовольствием Чиуна - ему было достаточно плохо оттого,  что  пришлось
применить оружие.
  - Как работа? Все прошло нормально?
  - Нет, они прикончили меня.
  - Римо, мне не нужен ваш сарказм. Это было очень важное задание.
  - Вы хотите сказать, что другие были просто прогулкой?
  - Я хочу сказать, что если бы дело не удалось, нам пришлось бы закрыть
лавочку, а сейчас мы так близки к успеху.
  - Мы всегда близки к успеху. Уже много лет. Но почему-то так и не  до-
бились его.
  - Мы переживаем полосу неудач, после которой наступит улучшение.  Надо
только немного подождать.
  - Чушь,- сказал Римо.
  Больше десяти лет назад, когда он в Фолкрофте вышел из комы, ему  рас-
сказали о возглавляемой доктором Харолдом В. Смитом  тайной  организации
под названием КЮРЕ, цель которой заключалась в том, чтобы заставить кон-
ституцию работать,- тогда это была небольшая  группа  людей,  призванных
предохранить нацию от анархии и установления  полицейского  государства.
Поначалу Римо поверил им и  стал  исполнителем-убийцей.  Его  тренировал
Чиун, мастер Синанджу, величайший ассасин в мире. Да, тогда  Римо  верил
всему. Но с тех пор он потерял счет загубленным им жизням, а немногочис-
ленная группа превратилась в огромную сильную  организацию.  Четверо  из
мотеля "Бэй-Стейт" тоже были в числе его жертв.
  Римо протянул Смиту полученные документы.
  - Хорошо,- похвалил Смит и убрал бумаги во внутренний карман.
  - Фотографий с них не делали. Вы, кстати, забыли предупредить  меня  о
фотографиях.
  - Да, но с этих документов фотографии бы не получились.
  - Что вы имеете в виду?
  - С них нельзя сделать фотографии, вот и все.
  - Как вам удалось этого добиться?
  - Не ваше дело.
  - Спасибо,- поблагодарил Римо.
  - Это связано со световыми волнами. Теперь довольны?- сказал Смит.  На
нем был безупречный серый костюм с накрахмаленной белоснежной сорочкой и
каким-то ужасным галстуком, на котором не было ни единого жирного пятны-
шка. Что ж, Смит не употребляет жиров. Такие люди едят только репу и от-
варную треску.
  - Ладно,- проговорил Римо.- Кажется, началась реклама.
  - Вы что, слышите через стену?
  - Не ваше дело,- огрызнулся Римо.
  - Как вам это удается?
  - Надо уметь слушать тишину. Теперь довольны?
  Чиун поднялся навстречу Смиту, вытянув руки в знак приветствия.
  - Приветствую вас, о император Смит! Бесконечны ваша мудрость и добро-
та! Желаю здравствовать тысячу лет, и пусть ваше царство внушает  трепет
всему миру!
  - Благодарю,- отозвался Смит, взглянув на чемоданы. Директор давно от-
казался от попыток объяснить Чиуну, что  он  вовсе  не  император  и  не
только не хочет, чтобы его боялся весь мир, а, напротив, мечтает как мо-
жно дольше оставаться в тени. Когда он в последний раз пробовал  донести
эту мысль до Чиуна, тот сказал, что это право императора -  быть  извес-
тным или оставаться в тени, все зависит от его воли.- Вижу, вы уже  соб-
рались. Желаю вам с Римо удачи, а мы увидимся через два месяца. Так?
  - Вы увидите в нас все то же преклонение перед вашей безграничной муд-
ростью, о император!- изрек Чиун.
  - Куда мы едем?- спросил Римо.
  - Вам следовало бы знать. Отправляем вас туда по причине болезни,- от-
ветил Смит.
  - Куда? И при чем тут болезнь?
  - Разве ты не помнишь, как  плохо  чувствовал  себя  утром?-  вмешался
Чиун.- Неужели ты так быстро забываешь о плохом самочувствии?
  - Ах, это! Но ведь все было лишь оттого, что я воспользовался оружием!
  - Не старайся скрыть боль и прислушивайся к тому, что говорит тебе ор-
ганизм,- заметил Чиун.
  - Но ведь это случилось только сегодня утром, а сундуки стоят упакова-
нными уже неделю!- воскликнул Римо.
  - Если вам так хочется попутешествовать, вам следует увидеть Иран.
  - Не хочу я в ваш дурацкий Иран! Это Чиун только и делает, что твердит
о Персии!
  - Надо же, его память ухудшается прямо на глазах,-  обратился  Чиун  к
Смиту.- Даже забыл, как ему понравилось в Синанджу!
  - Эй, послушай!- перебил Римо.
  - Желаю приятной поездки,- сказал Смит.- Кажется, реклама кончилась  и
снова начитается сериал.
  - Он ничто в сравнении с вашим великолепием, о император Смит!
  - Спасибо,- проговорил тот, не в силах устоять перед лестью, в которой
ассасины из Синанджу практиковались вот уже многие столетия.
  - Что все-таки происходит?- снова вмешался Римо, но его вопрос остался
без ответа.
  Чиун отвернулся к телевизору, а Смит ушел, унося  с  собой  таксонскую
программу - опасную улику, ведущую к тайнам КЮРЕ. По дороге он заехал  в
центр городка и остановился возле огромной алюминиевой  фигуры,  которая
чем-то очень понравилась ему. А другим казалось, что в ней недостает жи-
зни... не хватает - лучше не скажешь  -  творческого  начала.  Но  Смиту
скульптура показалась просто великолепной, и он подошел  поближе,  чтобы
лучше ее рассмотреть, но увидел лишь яркую вспышку. Осколки металла вон-
зились в его тело, окрасив окружающий мир в желтый цвет, а потом все по-
чернело.
  Грохот взрыва услышали в небольшом белом коттедже, который только  что
покинул Смит.
  Поскольку как раз началась реклама, Чиун позволил себе комментарии:
  - Это в честь вашего Четвертого июля? Но если сегодня праздник, то где
же множество толстых мамаш с детьми?
  - Нет, это не праздник,- ответил Римо.- Кстати, а почему ты не  сказал
Смитти, что он мешает тебе смотреть сериал?
  - Жаловаться императору?!- в ужасе воскликнул Чиун.- Это твоя забота -
проследить, чтобы он ушел прежде, чем помешает мне предаваться  скромным
утехам. Когда мне больше всего нужна была твоя помощь, я ее не получил!
  - Ты ничего не потерял. Даже если ты не будешь смотреть их  в  течение
пяти лет, и то мало что потеряешь! Рэд Реке по-прежнему будет носить ду-
рацкий белый халат и пытаться найти философский камень,  который  научит
его, как жить.
  Но Чиун хранил гробовое молчание. Рекламные ролики сменились очередной
мыльной оперой, и он, сложив на груди тонкие пальцы с длинными  ногтями,
легко, словно опавший лепесток, опустился на ковер.
  На экране двое главных героев беседовали в постели.  В  браке  друг  с
другом они не состояли.
  - Омерзительно!- фыркнул Чиун и продолжал хранить молчание до тех пор,
пока не закончилась дневная программа.
  Тогда-то Римо и узнал, что в городе кто-то был серьезно ранен.  Извес-
тие принес мальчишка на велосипеде.
  - Да,- сообщил он,- это был доктор. Из Нью-Йорка. Полицейский  сказал,
что у него где-то там какой-то санаторий, у него еще  такое  религиозное
название.
  - Ангел, что ли?- спросил Римо.
  Мальчик покачал головой.
  - Ад? Рай?
  - Точно, Рай,- вспомнил мальчишка.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  В больнице пахло эфиром и чистотой. В справочной подтвердили, что  ка-
кой-то человек был доставлен в тяжелом состоянии. Да,  он  пострадал  от
взрыва. Жену уже уведомили, а зовут его доктор Харолд Смит. Нет, посеще-
ния запрещены, потому что он находится в реанимации.
  Сестра в справочной была полноватой дамой средних лет. Римо по-мальчи-
шески задорно улыбнулся, сказал, что у нее красивые глаза,  взял  ее  за
руку и, словно невзначай, нежно провел кончиками пальцев  по  внутренней
стороне запястья. А потом они смотрели друг другу в глаза и  говорили  о
погоде, о больнице, пока Римо не заметил, что шея женщины  начала  крас-
неть.
  В самой середине рассуждений о наступающем лете  она  вдруг  высказала
предположение, что вряд ли кто остановит посетителя, если он наденет бе-
лый халат, раз уж визиты в реанимацию запрещены. В прачечной, что в под-
вале, как раз есть белые халаты, и вход туда никому не возбраняется. Ку-
да же молодой человек уходит? И когда вернется? Ее смена заканчивается в
восемь часов, и они могли бы встретиться в мотеле... Или в машине - пря-
мо на автомобильной стоянке. А может, на лестнице? Или в лифте?
  Дверь в прачечную почему-то была заперта, но Римо легким движением по-
тянул ручку на себя, и дверь распахнулась. Со стороны могло  показаться,
что он просто открыл незапертую дверь. Римо натянул халат и вышел в  ко-
ридор - на поиски отделения интенсивной терапии. Поднимаясь в лифте,  он
оказался в компании двух сестер и рентгенолога. Одна из сестричек одари-
ла его вполне недвусмысленной улыбкой. Интересно, подумал он, почему се-
йчас, когда он стал так привлекателен для женщин, ему меньше всего хоче-
тся воспользоваться своим обаянием? Эх, что можно было бы устроить с его
нынешним знанием Синанджу в восемнадцать лет!
  Смит лежал в кислородной палатке, в нос вели две трубки,  голова  была
забинтована, плотнее всего бинты лежали с левой стороны. Он  тяжело  ды-
шал, но в организме  чувствовалась  пульсация,  говорящая  о  борьбе  за
жизнь. Он обязательно поправится, понял Римо.
  - Смитти,- тихо позвал он.- Смитти!
  Смит открыл правый глаз.
  - Привет,- вымолвил он.
  - И вам привет! Что произошло?
  - Не знаю,- ответил Смит.- А где моя одежда?
  - Вы никуда не идете,- успокоил его Римо, взглянув на трубки, идущие к
его лицу. Казалось, Смит стал частью этой кровати со всеми  приспособле-
ниями, необходимыми для интенсивной терапии, и любое движение могло  ли-
шить его системы жизнеобеспечения.
  - Я знаю. Просто в кармане пиджака у меня лежала таксоновская програм-
ма.
  - Я достану ее. Но как это случилось?
  - Видите ли, на площади стояла очень любопытная скульптура. Кажется, с
выставки, приуроченной к какому-то юбилею. Я подошел поближе,  чтобы  ее
хорошенько рассмотреть. Она была действительно очень  хороша,  но  вдруг
взорвалась.
  - Похоже, это была ловушка. А вам не кажется, что это как-то связано с
теми ребятами из "Бей-Стейт"?
  - Нет, не может быть. Они были просто кучкой фанатиков, связавшихся  с
Арнольдом Килтом. Он хотел заработать, а они - устроить революцию.  Нет,
это была замкнутая группа без каких-либо связей. Вы покончили с ней.

  - Но они проникли в вашу компьютерную сеть.
  - Нет, только Килт. Это он нашел революционеров, а не наоборот.
  - А откуда у него сведения о том, что я упрям, неуравновешен и склонен
к идеалистическим иллюзиям?
  - Из компьютерного банка данных, откуда же еще?
  - Меня интересует, кто вводил эту информацию.
  - У компьютера был список лиц, характер которых он должен был  проана-
лизировать, и он сам сделал заключение. На основе этого заключения можно
будет проследить, как изменился со временем тот или иной человек. Что же
касается вас, то вам, возможно, будет интересно узнать, что  уже  давно,
больше десяти лет назад, компьютер дал то же самое заключение по  поводу
вашего характера. Вы нисколько не изменились.
  - А Чиуна никто обо мне не расспрашивал?
  - Нет. А что?
  - Да так просто,- солгал Римо.- Мы-то с вами знаем, что  компьютеры  -
это просто огромные и тупые счетные машины. То есть я хочу  сказать,  вы
меня знаете и, ну, в общем, это просто дурацкие выводы какого-то арифмо-
метра. Я не собираюсь обижаться на глупый компьютер.
  - Прошу вас, найдите мою одежду и, соответственно, документы. А я хочу
отдохнуть. Плохо себя чувствую.
  - Как насчет обезболивающего?
  - Я отказался. Вы же знаете, я не могу позволить вводить себе наркоти-
ки.
  - Я знаю, что может помочь. Не так, чтобы очень, но хотя  бы  немного.
Боль - это знак, который подает тело, когда борется за жизнь.- Рука Римо
скользнула Смиту под голову, ощутив грубую ткань подушки. Римо едва  за-
метно надавил там, где кончались позвонки и начинался череп.-  А  теперь
дышите медленно, словно заполняя все тело воздухом. Белым  воздухом.  Вы
чувствуете, как белый воздух входит  и  вас.  Он  светлый,  как  солнце.
Чувствуете? Чувствуете?
  - Да, теперь лучше. Спасибо.
  - Никакой самый расчудесный компьютер не способен на  такое,-  заметил
Римо.
  Он вышел в коридор, все еще злясь на компьютер, и возле палаты  встре-
тил медсестру, которая чем-то напоминала компьютер.
  Ее халат был накрахмален и отутюжен. На лице застыло  сладкое  выраже-
ние, а улыбка напоминала рекламу зубной пасты. Да, она знает, где  нахо-
дится одежда доктора Смита, который уже спрашивал о  ней,  что  странно,
поскольку одежда порвана и вся в крови, а бумажник и деньги ему положили
на тумбочку возле кровати, специально чтобы он не волновался. Однако его
это не удовлетворило, как будто водительские права и деньги не имеют для
него большого значения. Во что бы то ни стало он хотел заполучить  одеж-
ду, не думая о том, в каком она состоянии.
  - В следующий раз давайте ему все, о чем он просит,- посоветовал Римо,
улыбаясь обворожительной улыбкой и, словно теплым влажным туманом,  оку-
тывая медсестру своим мужским обаянием.
  - Обязательно.
  Сестра осталась холодна, лишь улыбнулась в ответ быстрой улыбкой - так
на улице приветствуют случайного знакомого, с которым не хотят говорить.
Но Римо не обратил на это внимания. Все его мысли  были  заняты  Смитом,
его одеждой и компьютером, который глубоко его, Римо, оскорбил.
  Одежда Смита лежала в  полиэтиленовом  пакете  в  служебном  помещении
больницы.
  - Доктору еще что-нибудь угодно?-  поинтересовалась  находившаяся  там
сестра.
  - Нет, благодарю вас,- ответил Римо. Странно, но сестра  возле  палаты
Смита не назвала его доктором.
  На лестничной площадке Римо обыскал карманы насквозь пропитанного кро-
вью пиджака. Наконец он нащупал бумагу с дырочками по  краям.  Вот  она,
программа. Римо достал документы, чтобы окончательно удостовериться,  то
ли это, что он искал. Да, вот пометки, сделанные рукой Арнольда Килта на
платежной ведомости.
  Но теперь по краям распечатки шла красная полоса. Значит, с нее  сняли
копию! Кто-то проник в больницу и сделал копию с этой  программы.  Выхо-
дит, взрыв статуи - отнюдь не несчастный случай.
  Римо вновь поднялся в палату Смита, но, открыв дверь, остолбенел:  па-
лата была пуста. Кровать со всей системой  жизнеобеспечения  как  сквозь
землю провалилась. Лишь со стены бессмысленно свешивался шнур с  кнопкой
вызова медсестры.
  - Сестра, что с моим пациентом?- обратился Римо к  неестественно  улы-
бающейся медсестре, которую только что просил ни в чем не отказывать до-
ктору Смиту.
  - Его перевели.
  - Где он?
  - Налево по коридору.- Сестра указала направление.
  Рука ее двигалась как-то странно, хотя большинство людей этого  бы  не
заметишь, поскольку не все знают, что даже в простом сгибании пальца за-
действованы все мышцы. Движение руки вызывает движение  всего  тела.  Но
эта рука поднялась так, словно она была прикреплена не к телу, а к  сте-
не. Римо, все чувства которого были обострены, сразу это заметил. Может,
у сестры поражена центральная нервная система? Только этим можно  объяс-
нить, что она не отреагировала на его заигрывания.
  Римо быстро пошел по коридору, то и дело сдерживая шаг, чтобы не прив-
лекать к себе внимания. Врач, бегущий по больничному коридору, может ис-
пугать любого, кто его увидит. Открыв первую же дверь, он увидел  кисло-
родную палатку и трубочки, ведущие в нос. Но лицо в ореоле когда-то  бе-
локурых волос было все испещрено морщинами. Это  была  пожилая  женщина,
доживающая последние дни, а вовсе не доктор Смит.
  Тут позади Римо возникла "пластиковая" медсестра и, указав на какую-то
дверь, произнесла:
  - Он там.
  Держа руки на кобуре, в коридоре показались двое идущих вразвалку здо-
ровенных полицейских. Сестра ретировалась к лестнице.
  - Эй, стойте!- приказал один из полисменов.- Кто вы такой?
  - Я ищу больного.
  - И мы тоже. Ваши документы!
  - Я ищу пациента из отделения  интенсивной  терапии.  Мужчину  средних
лет. Вы случайно не видели кровать с системой жизнеобеспечения?
  - Мы хотим знать, кто вы такой!
  Римо проскользнул между ними и открыл следующую дверь.  Снова  тяжелый
больной, но не Смит.
  - Эй, вы, мы приказываем вам остановиться! Что вы делаете? Мы полицей-
ские, вы должны подчиниться!
  Римо заглянул в очередную палату - какой-то ребенок. Опять не Смит.
  - Мы вас задерживаем!
  - Чуть позже,- на ходу бросил Римо, открывая новую  дверь.  Старик.  В
последней палате лежал человек средних лет, ничем не напоминавший Смита.
  - Эй, приятель, ты арестован!- крикнул полисмен, задыхаясь от бега.
  - Отлично,- произнес Римо, не обращая на него внимания.- Прекрасно.
  Он бросился на поиски медсестры, но лестница была пуста. Он  попытался
найти другую медсестру - никого. Ничего себе отделение интенсивной тера-
пии! А если кому-нибудь понадобится помощь? Коридор заканчивался  метал-
лическими дверями, ведущими в другое отделение. Родильное. Смиту там де-
лать нечего.
  - Стой, стрелять буду!- задыхаясь, крикнул обливающийся  потом  полис-
мен. Его напарник стоял в дальнем конце коридора, прислонившись к стене,
и судорожно хватал ртом воздух.
  И тут Римо увидел лифт. Может, кровать закатили сюда? Он нажал  кнопку
вызова, и двери открылись. Внутри стояли двое в зеленоватых  шапочках  и
халатах с каталкой. На каталке лежал человек, с головой укрытый  просты-
ней. Римо заглянул под простыню, хотя две пары рук в резиновых перчатках
изо всех сил пытались его остановить. Голова пациента была  забинтована,
и двое в зеленых халатах бешено орали, пока Римо не  удостоверился,  что
повязки скрывают не доктора Смита.
  Полицейский навел на Римо пистолет, но Римо в последний  момент  сумел
поставить его на предохранитель и в тот же момент почувствовал, как  по-
лицейский навалился на него сзади, пытаясь повалить на землю.
  Римо вытолкнул полицейского из лифта и нажал кнопку "вверх". Мужчины в
зеленом попытались скрутить его, но оказались прижатыми к мягкой  обивке
лифта. Лифт полз как черепаха. На каждом  этаже  Римо  останавливался  и
спрашивал, не видел ли кто-нибудь кровати из отделения интенсивной тера-
пии с мужчиной средних лет. Нет. Спасибо, извините. Один из зеленых  ха-
латов вдруг заявил, что он хирург, и потребовал, чтобы его срочно доста-
вили на второй этаж - больному на каталке  срочно  требуется  помощь.  И
вообще кто такой этот псих?
  - Тс-с-с,- сказал Римо.- Тише, я занят.
  Наконец, проверив шестой, седьмой, восьмой, четвертый и третий  этажи,
они оказались на втором, где Римо выпустил врачей  вместе  с  пациентом.
Даже подвал с прачечной был абсолютно пуст. Римо вышел в подземный гараж
- туда как раз въезжали полицейские машины с включенными мигалками. Выс-
кочившие из них два полисмена с пистолетами наготове бросились в больни-
цу. Воспользовавшись их машиной, Римо дал газ и выехал на улицы городка.
Остальные полицейские машины развернулись и на полном  ходу  ринулись  в
погоню.
  Проломив парапет, Римо вылетел на пляж. Взметнув фонтаны песка, он на-
правил автомобиль прямо в море, намереваясь там выскользнуть из машины и
затеряться в волнах. Солоноватая вода приятно облегала тело, ласкала но-
ги и руки. Ненужный больше белый халат всплыл на  поверхность,  а  Римо,
напротив, ушел в глубину; грудь его царапнул морской песок. Своими  дви-
жениями он напоминал огромную рыбу. Он и плыл некоторое время вдоль  бе-
рега у самого дна, а когда вынырнул на поверхность, то оказался в  семи-
десяти ярдах к северу от того места, где бросился в воду. Уже  стемнело,
и он спокойно вышел на пляж. В то месте, где он бросил машину,  полицей-
ские вели беспорядочную стрельбу по халату. Увидев  стреляющих  полицей-
ских и плавающий халат, любители купания  на  берегу  завопили:  "Акула!
Акула!" Завтра история о том, что в здешних водах видели акулу,  обойдет
все газеты, и туристический бизнес на Кейп-Коде достигнет небывалой  вы-
соты.
  - Беда,- проговорил Римо, едва оказавшись в скромном белом коттедже.
  Чиун жестом показал, что ничего страшного не произошло.
  - Я прощаю тебя за то, что ты опоздал. Если бы я не умел  прощать,  то
просто не смог бы тебя выносить. Я  просто  воплощенное  милосердие,  но
предупреждаю тебя, персидский шах не будет столь  же  терпим.  Он  будет
требовать исправной службы, так и знай.
  - Папочка, мы никуда не едем!
  - Отдохни, успокойся. Почему ты весь мокрый?
  - Я сказал: мы никуда не едем. Смит в беде!
  - В чем дело?
  - Его ранили. А потом похитили.
  - Ах, вот оно что!- воскликнул Чиун.- Тогда мы обязаны  показать,  что
Дом Синанджу не намерен это терпеть. Сначала казним  его  охранников,  а
потом отправимся в Персию.
  - У него не было охранников.
  - Почему же в таком случае тебя удивляют, что с ним случилось  несчас-
тье? Этого следовало ожидать. Совершенно очевидно, что он безумен, и да-
же Дом Синанджу не в силах его спасти. Если  помнишь,  я  уже  писал  об
этом, так что в архивах сохранилась  информация  о  безумном  императоре
Смите. Не волнуйся, нас никто не станет винить.
  - Но вся организация оказалась без руководства!
  - Послушай, ты наемный убийца, а не император, и твое ремесло  -  уби-
вать, в не царствовать.
  - Но я вовсе не хочу занять место Смитти!
  - В таком случае какое тебе дело до того, кто станет императором?
  - Я беспокоюсь об организации. О "КЮРЕ".
  - Почему тебя заботит какая-то организация?
  - Потому что я ее часть!
  - Все верно, но ты уже сыграл свою роль, и даже лучше, чем можно  было
ожидать.- Длинные пальцы поднялись вверх, словно подводя черту!
  - Нет, этого недостаточно!- воскликнул Римо.- Если хочешь, можешь  сам
ехать в Иран. А я нужен здесь.
  - Цветок может только цвести. Он не может бросать  в  землю  семена  и
снимать урожай.
  Но доводы Чиуна не возымели действия. Как все-таки часто безумие запа-
дного мира прорывалось наружу в этом незрелом юнце, и потому Мастер  Си-
нанджу решил остаться и проследить за учеником, чтобы тот в своем  безу-
мии не причинил себе вреда, растрачивая попусту драгоценные знания,  ка-
ковые представляло собой учение Синанджу.



ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  Когда Римо ушел разыскивать пропавшую одежду, в палату  доктора  Смита
вернулась медсестра.
  - Вас переводят,- сказала она, и он почувствовал, как  кровать  плавно
покатилась к двери. Вся система жизнеобеспечения двинулась вместе с ней.
Судя по всему, это была кровать нового образца, потому что сестра двига-
ла ее легко, словно инвалидную коляску. Через пластиковый верх кислород-
ной палатки лампы в коридоре казались маленькими, затянутыми дымкой  лу-
нами. Смит услышал, как открылись и закрылись двери лифта. Кабина  пошла
вниз.
  - Сестра, меня будут оперировать?
  - Нет,- ответил ровный, какой-то механический голос.
  Смиту и раньше доводилось испытывать страх. Оцепенение перед выброской
с парашютом над Францией во время Второй мировой войны, когда он  служил
в Бюро стратегических служб. Безмолвную панику в  бухарестском  подвале,
когда НКВД обыскивало близлежащие дома, а он находился в обществе профе-
ссора, который разрывался между желанием бежать на Запад и надеждой спа-
сти себе жизнь, выдав Смита. Но это был совсем иной страх -  тогда  кое-
что все-таки зависело от него самого. И смерть была бы легкой и быстрой.
  Но сейчас он был абсолютно беспомощен. Его разум  оказался  в  ловушке
собственного тела, искалеченного и причиняющего страдание. Любой случай-
ный прохожий имел больше власти над ним, чем он сам. Он не  мог  пошеве-
лить левой рукой и полностью отдавал себе  отчет,  что  если  попытается
приподнять голову, то потеряет сознание. Грудь так болела,  словно  туда
вылили горшок расплавленного свинца, в левом глазу пульсировала боль.
  Они выехали из лифта и оказались в каком-то подвале. Сестра снова пош-
ла к дверям лифта, а он остался один.
  Не прошло и двух минут, как она вернулась и снова куда-то его повезла.
Они оказались на свежем воздухе, который приятно холодил его тело.
  У него было ощущение, словно он плывет по сверкающему на солнце озеру,
и тут раздался скрип тормозов и вой полицейских сирен. Но все это проис-
ходило как бы в отдалении. Он сообразил, что находится в машине с плотно
закрытыми дверями, потому что вокруг стало совсем темно. Или  он  просто
потерял способность видеть?
  И вдруг зажегся свет. Это был самый резкий свет в его жизни - он  вры-
вался в забинтованный глаз, как вспышка рыжего пламени. Звук  машин  ис-
чез, зато он почувствовал запах нефти и услышал звук бьющегося  о  скалы
прибоя. Плечо его словно пылало в огне.
  - Ну, доктор Смит, вижу, вы страдаете.- Голос напоминал голос сестры и
звучал очень ровно, но Смит не видел, откуда он шел.
  - Да, верно. Но кто вы? И что я здесь делаю?
  - Вы здесь, чтобы ответить на мои вопросы.
  - Я все скажу,- отозвался Смит.- Но зачем вы меня сюда привезли?
  - Мне нужна только правда.
  - Разве я собирался что-нибудь от вас скрыть, сестра?
  - Посмотрим. А теперь скажите, кто по национальности Римо?
  - Кто?
  - Римо. Ваш агент. Я знаю, Чиун, тот, что постарше,- кореец.  Но  меня
интересует Римо.
  - Какой Римо? Какой Чиун?
  Боль была внезапной и такой острой, словно тело прижгли каленым  желе-
зом. Смит закричал:
  - Я все скажу! Перестаньте, прошу вас, остановитесь!
  - Вы помните Римо и Чиуна?
  - Да, я знаю их!
  - Отлично. Так кто же Римо по национальности?
  - Я не знаю, клянусь вам. Он всего-навсего  продаст  нам  в  санатории
"Фолкрофт" страховые полисы.
  Тело снова пронзила боль, и Смит захлебнулся от собственного крика.
  - Хорошо, хорошо! Мы часть ЦРУ. Римо, я н Чиун. ЦРУ.  Разведывательный
центр. Собираем информацию о перевозках, урожаях зерна и...
  На этот раз ощущение было такое, словно ему вонзили в грудь напильник.
Он потерял сознание, но вскоре снова увидел над собой яркий свет.
  - Хорошо,- продолжал ровный голос.- Начнем все сначала. Теперь я знаю,
что ты пытаешься что-то скрыть, и понимаю почему.  Но  меня  интересуете
вовсе не вы или ваша  организация.  Мне  не  дают  покоя  Римо  и  Чиун.
Единственное, чего я хочу,- это выжить, но пока они живы, это  невозмож-
но. Я мог бы предложить им полноценную замену, возможно, даже лучше. Это
я сам. Но взамен вы должны быть посговорчивей.
  - Хорошо, только прошу вас, не делайте мне больно!
  - Вы увидите, я очень разумное существо,- сказала сестра.
  - Мы не можем точно сказать, кто же Римо по национальности. Видите ли,
он сирота.
  - Сирота?
  - Да.
  - Что такое сирота?
  - Это человек, у которого нет родителей.
  - Но ведь ребенок не может родиться сам по себе, не может сам по  себе
расти. До года он даже не может стоять на ногах?
  - Он воспитывался монахинями в приюте.
  - А где он научился тому, что умеет?
  - В приюте,- солгал Смит.
  - Кто же его в приюте учил?
  - Монахини.
  На этот раз боль длилась дольше.
  - Его учитель - Чиун!- завопил Смит.- Тот самый кореец!
  - Что еще вы можете сказать о Чиуне?
  - Он Мастер Синанджу,- ответил Смит.
  - Синанджу? Они учителя?
  - Нет.
  - Хороший ответ. Так кто же они?
  - Наемные убийцы,- ответил Смит.- Синанджу - небольшая деревушка в Ко-
рее на границе с Китаем. Это святая святых всех  воинских  искусств.  На
протяжении многих веков мастера Синанджу продавали свое мастерство, что-
бы поддержать жителей деревни.
  - Какое мастерство?
  - Они наемные убийцы и оказывают услуги разным  властителям:  королям,
фараонам, царям, диктаторам, президентам, председателям. Всем  время  от
времени требуется их мастерство.
  - А могу я воспользоваться услугами Чиуна?
  - Не знаю.
  - А в нем есть творческий потенциал?
  - Не думаю.
  - А какой вид искусства ему больше всего по душе?
  - У нас в стране существуют так называемые "мыльные оперы". Это  исто-
рии, которые показывают днем по телевизору. Я так  полагаю,  что  вы  не
американец, хотя и говорите без акцента,- сказал Смит.
  - "Мыльные оперы", говорите?
  - Да.
  - А в них заложен творческий потенциал?
  - Я лично этого не нахожу,- честно признался Смит.
  - Но ведь способность к творчеству - отличительная черта вашего биоло-
гического вида. Умение создавать что-то из ничего при помощи новых идей.
  - В вашей стране, должно быть, тоже существует какой-то  замечательный
вид искусства,- заметил Смит.- В каждой стране есть какое-то особое  ис-
кусство.
  - Хотите задурить мне мозги?
  - Да,- поспешно произнес Смит, опасаясь новой волны боли, если он сов-
рет.
  - В таком случае я тоже вам кое-что скажу. Все отношения между  людьми
строятся на компромиссе. Знаете, это я создал  ту  статую  на  городской
площади, которая производила на всех такое отталкивающее впечатление.
  - Мне она понравилась,- сказал Смит.
  - Вы говорите правду.
  - Откуда вы знаете?
  - Когда человек лжет, его голос меняется. Вы можете этого даже не  за-
мечать, а вот я чувствую.
  - Вы что, проходили подготовку наподобие школы Синанджу?
  - Нет, но я обладаю знаниями, которые помогают мне  проникать  в  суть
вещей. Если бы я обладал творческими способностями, то мог бы вообще ни-
чего не бояться.
  - Возможно, я смогу вам помочь,- начал Смит и тут впервые до него дош-
ло, кем... или чем была эта медсестра.
  - А вот теперь вы лжете. Так чем вам понравилась скульптура?
  - Пропорциональностью и формой.
  - Но все называли ее безжизненным подражанием Муру.
  - Мне так не показалось. На мой вкус, в ней достаточно жизни.
  - Я не был уверен, что вам захочется остановиться, чтобы взглянуть  на
нее. Вероятность была невелика, но все же стоило попробовать. А что  это
за распечатка лежала у вас в кармане пиджака?
  - Платежная ведомость.
  - На этот раз вы не лжете, но голос у вас как-то дрожит.
  - Это ведомость,-твердо произнес Смит.
  - Ладно, неважно. А вы можете приказать Римо убить Чиуна и себя?
  - Нет.
  - Впрочем, это не имеет значения. Вы очень мне помогли.- Свет погас, и
Смит принялся напряженно всматриваться в темноту с голубой сердцевинкой,
которая исчезнет, как только зрачки привыкнут  к  переходу  от  света  к
тьме. Он глубоко дышал, прислушиваясь к шуму волн. Проснулся он в  маши-
не, а потом, когда его вновь обступил холодный ночной воздух, почувство-
вал запах эфира и понял, что он в лифте, идущем вверх.  Когда  он  снова
проснулся, ярко светило солнце и рядом находилась обычная сиделка.
  - Как вы себя чувствуете, доктор Смит?- спросила  она.-  Вас  приехала
навестить ваша жена. Мы так вчера испугались за вас! Где вы были?
  - А вы разве не знаете?
  - Нет,- ответила сестра.
  - Я буду...- начал Смит. Он прекрасно знал, что у раненых бывают  гал-
люцинации. Ночью он готов  был  поклясться,  что  эта  сестра  -  робот,
единственная цель которого - убийство Римо и Чиуна. А на самом деле Смит
спокойно лежит в своей палате, сестра сидит рядом, палата пахнет  свежей
краской и чистотой. Он улыбнулся и снова произнес: - Я буду...
  - Ты обязательно будешь,- сказала сестра, и голос ее прозвучал  ровно,
словно говорил автомат.
  - О Боже!- воскликнул Смит и потерял сознание.
  Тем временем Римо боролся с дурными предчувствиями. Если Смита похити-
ли, то кто же управляет конторой? Когда они подъехали к зданию санатория
"Фолкрофт", он решил задать этот вопрос Чиуну. У ворот не было усиленной
охраны - как всегда, дежурил один полицейский  из  отставников,  который
потребовал у Римо пропуск.
  - Обойдешься,- бросил Римо.
  - Ну и черт с тобой,- произнес страж фолкрофтских порот и отвернулся к
черно-белому телевизору.
  Чиун пожаловался Римо на то, что пропускает очередной сериал.
  - Так кто же теперь следит здесь за всем?- обратился Римо к Чиуну, ко-
гда они вошли на территорию старинного поместья с просторными газонами и
зелеными лужайками. Однажды, когда над КЮРЕ  нависла  угроза,  Римо  уже
пришлось тут побывать, но сейчас положение Фолкрофта было еще более уяз-
вимым.
  - Я знаю только то, что лишен возможности следить  за  происходящим  в
моем сериале. А за чем следят другие, меня не касается.
  - Странно, как здесь все изменилось. Даже стены кажутся уже не  такими
внушительными.
  - Детям всегда кажется, что дверные звонки висят слишком высоко,-  на-
зидательно изрек Чиун.
  - Знаешь,- начал Римо, глядя на старинные кирпичные здания, густо  за-
росшие плющом,- я сам толком не знаю, чего ищу.
  - Но узнаешь, что узнаешь, как  только  увидишь,-  договорил  за  него
Чиун.
  - Да, ты прав.
  - Ты никогда не сможешь это узнать. Нельзя найти того, чего не знаешь.
  Они вошли в большое старинное здание, где  находился  спортивный  зал.
Здесь Римо впервые встретил Чиуна, здесь начал изучать основы  Синанджу.
Теперь на полу лежали маты, были установлены баскетбольные кольца н спо-
ртивные снаряды.
  - Когда-то я считал, что оружие и большие  отряды  людей  представляют
собой значительную силу,- выговорил Римо.
  - И еще ел мясо,- добавил Чиун.
  - От этого было труднее всего отказаться. Помню, бифштекс мне  во  сне
снился. Я еще помню, как меня поразило, когда ты рукой разбил деревянный
брусок. Я хочу сказать, всего лишь какой-то деревянный брусок, а мне это
показалось удивительным. Знаешь, тогда я не понимал и половины из  того,
что ты мне говорил.
  - Тогда?- переспросил Чиун со смешком.- Только тогда?
  - Конечно, тогда.
  - Так вот, значит, в чем причина, что мы все ходим вокруг да  около  и
даже не знаем, чего ищем. Послушай, Римо, ты доставляешь мне одни волне-
ния.
  - А что именно тебя раздражает?- ехидно поинтересовался Римо.
  В дальнем конце зала занимались какие-то люди, судя по всему,  сотруд-
ники. Они трудились что есть сил, делая  упражнения,  которые  абсолютно
исключали друг друга, так что тренирующиеся просто зря изматывали  себя,
вместо того чтобы наращивать телесную мощь.
  - Неужели я был так же плох, папочка?- спросил Римо.
  - Еще хуже. Ты употреблял алкоголь, ел мясо, яростно махал руками и  к
тому же был корыстен и высокомерен.
  - Да... Но с тех пор я сильно изменился.
  - Перестал есть мясо и употреблять алкоголь.
  По дороге к кабинету Смита  Римо  рассказал  Чиуну  о  происшествии  в
больнице.
  - А эта сестра,- спросил Чиун,- она напомнила тебе кого-то, с  кем  ты
встречался прежде?
  - Нет.
  - Ты сконцентрировался, когда увидел ее?
  Римо помолчал.
  - Нет. Я думал о кое-какой информации, которую выдал компьютер.
  - Что ж, поживем - увидим.
  - Что увидим?
  - Еще не знаю. Но мы обязательно узнаем. Узнаем потому, что  не  будем
искать. Просто позволим произойти тому, что должно произойти.
  - Это не самое главное, папочка. Вся организация может  оказаться  под
угрозой.
  - Ошибаешься,- ответил Чиун.- Главное - твоя жизнь. Пусть проблемы ор-
ганизации сама организация и решает. Если ей не суждено выжить,  значит,
она погибнет. Ты когда-нибудь слышал о вождях ацтеков? Где  они  теперь?
Где цари? Где фараоны? Их нет. А Дом Синанджу стоит, потому что  никогда
не вдается в чужие проблемы.
  - Папочка, но ведь это моя работы!- воскликнул Римо.
  Секретарша Смита сказала, что его нет.
  - Ему никто не звонил?- поинтересовался Римо.
  - Прошу меня извинить, сэр, но должна сказать, что это вас не  касает-
ся. Он в больнице на Кейп-Коде, так что можете попробовать  с  ним  свя-
заться. Он сказал мне, что некоторые вопросы он в состоянии решить и  по
телефону, так что, если хотите...
  - Когда вы с ним говоришь?- перебил Римо.
  - Сегодня утром.
  - Что?
  - Прости его, дитя!- вмешался Чиун.- Он не ведает, что творит.
  Римо позвонил в больницу. Все верно, прошлой ночью  вышло  недоразуме-
ние, но Кейп-Кодская больница никакой ответственности в данном случае не
несет, да и пациент не желает огласки.
  Римо с Чиуном подъехали к больнице во второй половине дня, и Римо  об-
ъяснил корейцу, что не может войти внутрь из опасения, что  его  узнают.
Вчера он вроде бы как убегал от полиции.
  - Зачем же ты убегал от полиции? Может, ты хочешь стать не только  им-
ператором, но и вором?
  - Я не могу тебе этого объяснить,- сказал Римо.
  Дождавшись темноты, они проникли в больницу через подвал  и  поднялись
по лестнице к палате Смита.
  Дежурила та же сестра.
  - Я хотел бы с вами поговорить,- обратился к ней Римо.
  - Доктор Смит сейчас вас примет,- ответила она.
  - Стоп!- воскликнул Чиун.- Ни шагу! Держись подальше от этой сестры!
  - Старикан помнит меня,- заявила вдруг сестра.-  Косметика  и  женская
грудь не смогли обмануть его.
  - В чем дело?- не понял Римо.
  - Если вы желаете увидеть доктора  Смита,  можете  войти,-  предложила
сестра.
  - Римо, это вы?- послышался из палаты голос доктора Смита.
  - Я пошел,- произнес Римо, но  почувствовал  на  спине  цепкие  пальцы
Чиуна. Он попытался вырваться, но Чиун держал крепко, так  что  в  конце
концов Римо поскользнулся и шлепнулся на натертый мастикой пол.
  Он успел заметить, как сестра было двинулась на них,  по  Чиун  словно
ждал этого, двигаясь по кругу  со  свойственной  ему  обманчивой  медли-
тельностью и делая  едва  заметные  обманные  движения  своими  длинными
пальцами. Медсестра тоже кружила на месте. Римо заметил,  что  она  хро-
мает.
  - Боже мой,- ровным механическим голосом сказала сестра.- Я тебя  пом-
ню. Ну вот мы и встретились, идиот.
  По-корейски Чиун приказал Римо присоединиться к нему.  Из-за  какой-то
сестры? Мастеру Синанджу требуется помощь, чтобы разобраться с  какой-то
медсестрой?
  Римо встал напротив Чиуна и тоже принялся двигаться по кругу, так  что
сестра оказалась зажатой между ними.
  - Может, когда-нибудь ты поможешь мне в сражении с паралитиком,- съяз-
вил Римо.
  - Не шути. Она может с одинаковым успехом двигаться как вперед, так  и
назад, во много раз превосходя человека в сноровке.
  - Да, меня отлично запрограммировали,- откликнулась сестра.- Но все же
боюсь, что не смогу повторить кое-какие из ваших движений.
  - Кто вы?- спросил Римо.
  - Лучше задать вопрос "что",- произнес Чиун и по-корейски приказал Ри-
мо не отвлекаться.
  Голова сестры перевернулась на сто восемьдесят градусов, как башня та-
нка, и теперь с улыбкой смотрела на Римо; подбородок ее находился  точно
над позвоночником.
  - Ого,- только и вымолвил Римо.
  - Я вижу, и ты меня вспомнил,- заметила сестра.- На вашем месте я сей-
час не стала бы ввязываться в бой. Это может привести к уничтожению Сми-
та. Немедленному уничтожению.
  - Римо!- позвал Смит.- Кто там с вами?
  - Не двигайтесь, умоляю вас,  о  император!  Мы  пытаемся  спасти  вам
жизнь,- крикнул Чиун.
  - Кто-то охотится за вами,- слабым голосом выговорил Смит.- Мне кажет-
ся, это мистер Гордонз.
  - Вы нам очень помогли,- пробормотал Римо.
  - Похоже, вы попались, идиот и сирота,- сказала сестра.
  - Что там происходит?- что есть сил крикнул доктор Смит.
  - Примите две таблетки аспирина, а утром позвоните мне!- крикнул  Римо
в ответ.
  - Вероятность того, что вы войдете к Смиту, была очень велика.  Почему
же вы не вошли?- поинтересовалась сестра.
  - Римо, молчи,- предупредил Чиун.
  - Давай прикончим его,- предложил Римо.
  - Нет,- отрезал Чиун.
  - Вижу, у тебя мозги шевелятся лучше, идиот,- заметила сестра.
  - Чтобы это понять, большого ума не надо,- ответствовал  Чиун.-  Итак,
чего же ты хочешь?
  - Вашей гибели!
  - Зачем тебе это надо?- спросил Чиун.
  - Вы представляете для меня угрозу.
  - Земля велика. Мы вполне могли бы ужиться на ней.
  - Я здесь не для того, чтобы делить с кем-то землю, а для того,  чтобы
выжить! Ты и твой бледнолицый помощник - вот сила, которую я должен сте-
реть с лица земли.
  Пока они говорили, в коридоре показалась еще одна сестра. Она  прошес-
твовала мимо них и преспокойно вошла в палату Смита.
  Римо посмотрел ей вслед. Через мгновение она вышла и  двинулась  прочь
по коридору.
  - Вот видите, теперь вы можете войти,- ровным голосом произнесла  сес-
тра, зажатая между Римо и Чиуном.- Путь свободен.
  - Римо, не смей подходить к двери!- предостерег Чиун.- Почему  вы  так
мечтаете нас уничтожить?- обратился он к сестре.
  - Потому что вы представляете собой традицию,  которая  существует  на
протяжении многих веков. Я прав?
  - Верно,- согласился Чиун.
  - Так что существует вероятность, что она будет продолжаться и впредь.
Я понял, что мог бы пережить любую страну, достаточно  только  исчезнуть
на некоторое время, а потом появиться, когда она уже будет не  той,  что
была. Но вы, люди из Синанджу, будете существовать вечно. Так что  лучше
нам встретиться сейчас, иначе существует опасность встретиться с  вашими
потомками столетия спустя.
  - Пусть твои транзисторы на это даже не рассчитывают,- произнес Римо и
приготовился нанести удар. Он готов был разорвать это существо на части.
Но в данном случае было бессмысленно пытаться повредить сердце или мозг:
жизненные центры робота могли располагаться где угодно.  В  прошлый  раз
они находились у него в животе, теперь могли оказаться под колпаком  ме-
дицинской сестры. Или в ее белых туфлях.
  - Стой!- приказал Чиун.- Иначе Смит погибнет.
  - Он знает,- усмехнулась сестра.
  - Что у вас происходит?- снова крикнул Смит.
  - Что ты там устроила, несчастная машина?- строго спросил Чиун.
  - Сами догадайтесь. А теперь я ухожу. Но помните, я все равно уничтожу
вас! Прощайте.
  - Прощай, ничтожество, и послушай, что я тебе скажу. Творения рук  че-
ловеческих исчезают без следа, но человек продолжает жить.
  - Я принадлежу к новому поколению вещей.
  Озадаченный, Римо наблюдал, как сестра плавно двинулась к выходу.
  - Хорошо, что ты научился слушаться,- заметил Чиун.
  - Так что же все-таки происходит?- воскликнул Римо.
  - Прежде всего скажи мне, как был ранен император Смит.
  - Скульптура взорвалась,- ответил Римо.
  - Значит, взрыв.- Чиун подошел ближе к дверям  палаты  и  обратился  к
Смиту: - Там, внутри, что-нибудь изменилось?
  - Нет,- ответил Смит.- А в чем дело?
  - Я чувствую какой-то запах.
  - Запах свежей краски,- подсказал Смит.
  - Вся палата покрашена?
  - Да.
  - За этой краской что-то скрывается.
  - Но в чем дело?- не унимался Смит.
  - Ничего страшного. Спокойно поправляйтесь. Только не выходите из  па-
латы, пока мы не дадим сигнал, что опасность миновала.
  - Войдите сюда и толком все объясните,- попросил Смит.- Что за  манера
кричать через дверь?
  - К сожалению, это невозможно, о император,- ответил Чиун.- Вы в запа-
дне. И я полагаю, что это лишенное воображения существо  приготовило  то
же, что в прошлый раз.
  - Но я здесь не вижу никакой статуи,- отозвался Смит.
  - Зато там существуют стены - это и есть взрывное устройство.  И  если
бы мы вошли, я уверен, что и вы, и ваши преданные слуги были  бы  тяжело
ранены, возможно, даже мертвы.
  - Господи, что же нам делать?- спросил Смит.
  - Выздоравливайте и не покидайте палату. Боюсь,  если  вы  попытаетесь
это сделать, то устройство сработает. Не знаю, как уж оно  устроено,  но
уверен, что прогремит взрыв. За краской скрыта смерть, глядящая  на  вас
со всех четырех сторон.
  - Потолок тоже покрашен,- уточнил Смит.
  - Значит, с пяти.
  - Можно позвать саперов и обезвредить его,- предложил Смит.
  - Они могут случайно что-то задеть, и все взлетит на воздух. Поправля-
йтесь. Когда придет время, я покажу вам, как покинуть эту палату.
  - Что вы собираетесь делать?
  - Надеемся спасти вас с помощью доступного нам мастерства, о всемилос-
тивейший император.
  - Откуда мне было знать, что я имею дело с мистером Гордонзом?- сказал
Римо, когда они с Чиуном пошли к выходу.- Я думал,  что  после  прошлого
раза он покоится где-то на свалке.
  Спускаясь по лестнице в неведении, что ему следует  искать,  Римо  по-
чувствовал старое, давно забытое чувство: ему было страшно.


ГЛАВА ПЯТАЯ

  Доктор Роберт Колдуэлл не был алкоголиком. Разве алкоголик ушел бы  из
бара, оставят там недопитый стакан? Разве мог бы алкоголик не пить  три,
а порой и четыре дня подряд? И потом, разве мог бы  алкоголик  закончить
медицинский институт?
  И мог ли алкоголик разложить на лотках снабженный бирками мозг четырех
пострадавших, как это сделал доктор Колдуэлл? Он вовсе не был  алкоголи-
ком, просто больничная администрация была настроена против него. А такое
любого может до запоя довести.
  Если бы он был алкоголиком, то не смог бы получить сумму, составляющую
его годовой доход, только за то, что объяснил кое-какие вещи одному  че-
ловеку. А ведь тот пришел именно к нему. Значит, слышал о нем. Даже мер-
твецки пьяный, доктор Роберт Колдуэлл был гораздо лучшим  нейрохирургом,
чем иные трезвые костоправы. Но пьющих хирургов осудили еще в викториан-
скую эпоху. Хотя доктор Колдуэлл часто, выпивши, проводил более успешные
операции, чем в трезвом состоянии. Только как объяснить это  тупоголовой
администрации? Лицемеры проклятые! Да и коллеги тоже  ополчились  против
него, а один молодой врач просто вытолкал его из операционной! Самым на-
стоящим образом!
  Доктор Колдуэлл вошел в дом на задворках  Хьюстон-стрит  в  Нью-Йорке.
Конечно, не больница, но это и не нужно. Тот человек платил ему  за  ум.
За опыт. За интуицию, наконец. Ему вовсе не нужна была операция.
  Если бы ему требовалась операция, тогда другое дело. Но для того,  что
он задумал, сойдет и чердак. Тут вовсе не требуется стерильность.  Четы-
рем лоткам с мозгами немного пыли совсем не повредит.  Мозги  так  грубо
вынули из черепов, что невозможно было отличить лобовые доли от  мозжеч-
ка, а теперь они и вовсе превратились в месиво. Поэтому он уложил  их  в
лотки и прикрыл мешковиной. Вообще-то сначала он хотел убрать их в холо-
дильник, но это не имело особого значение, вот он и  забыл,  где  именно
собирался их хранить. Ну и что? Они и без того  превратились  в  месиво.
Когда же он заметил через грязные окна чердака первые лучи света, то по-
нял, что проспал на них всю ночь, как на подушке. Что ж, с  кем  не  бы-
вает! Но он тут же убрал их в холодильник... Непрофессионалу и невдомек,
какие они живучие, эти мозги. Он просто ничего не скажет заказчику,  вот
и все.
  Доктор Колдуэлл был рад, что успел с утра немного принять. Такая  мука
- подниматься по ступенькам! Если бы он не пропустил эти пару  стаканов,
он, может, вообще не стал бы сюда карабкаться. Но вот он уже поднялся на
свой чердак и стоял в нескольких шагах от собственной двери. Шаря по ка-
рманам в поисках ключа, он случайно облокотился на дверь. Она  оказалась
незаперта.
  Доктор дернул за выключатель, и три голые лампочки под потолком озари-
ли комнату желтым светом, от которого резало глаза. В  комнате  не  было
ничего, кроме холодильника, рабочего стола и учебников. Все было  готово
к сегодняшней встрече. Доктор захлопнул за собой дверь и подошел к холо-
дильнику. Внутри стояли четыре лотка, и на каждом лежала  серовато-бело-
ватая масса, напоминающая сдувшийся мячик с какими-то  наростами.  Когда
он переносил их к столу возле стены,  они  блестели  под  резким  светом
ламп. Заказчик снабдил каждый образчик ярлыком, но  доктор  Колдуэлл  их
перепутал. Впрочем, разве это имеет значение? Какая разница между мозга-
ми певца, художника, скульптора или танцора?
  Хорошо бы немного выпить, прежде чем приниматься за  работу.  В  конце
концов, он только что оставил в кабаке недопитый стакан. А в  комнатушке
стояли целых три ящика ржаного виски.
  Если бы доктор Колдуэлл был алкоголиком, он бы ни за что  не  променял
эти бутылки на какой-то кабак, а остался бы у себя на чердаке и  напился
бы до беспамятства. Но он все же пошел в кабак, как серьезный человек, и
даже умудрился не допить свое виски.
  Он достал из холодильника стакан и вымыл его в стоявшем здесь же огро-
мном тазу. А алкоголик выпил бы прямо из бутылки.
  Когда появился заказчик, он уже чувствовал себя вполне комфортно.  Под
мышкой клиент держал форму медсестры. Доктор Колдуэлл предложил ему  вы-
пить, но тот отказался. Это был  суровый  человек  лет  тридцати  с  не-
большим; у него были очень голубые глаза и каштановые волосы,  уложенные
с необычайной аккуратностью.
  - Что ж, рад, что вы на это способны, мистер Гордонз,- произнес доктор
Колдуэлл.- А знаете, вашим именем назван джин, хе-хе.
  - Неверно,- ответил мистер Гордонз.- Это меня назвали в  честь  джина.
Нас всех так назвали, но моя система оказалась наиболее  приспособленной
к жизни.
  - Да, порой родители наносят детям непоправимый ущерб.
  - Мои родители - все вы. Вся человеческая наука.
  - Весьма благородное суждение,- заметил доктор Колдуэлл.- Не хотите ли
выпить?
  - Нет. Я хочу получить оплаченную мною работу.
  - И довольно щедро оплаченную,- подхватил Колдуэлл, поднимая  стакан.-
Отлично оплаченную! За вашу щедрость, сэр. За мистера Гордонза!
  - Вы сделали, что я просил?
  - В целом, я получил необходимые ориентиры, но мог бы получить и более
точные характеристики.
  - Какого рода?
  - Конкретно то, что вы хотите от этих мозгов.
  - Но я уже все сказал вам в прошлый раз!
  - А еще вы сказали - я это хорошо помню,- что это, возможно, не  пона-
добится. Я точно помню,- повторил доктор Колдуэлл и подлил себе еще нем-
ного виски. Что он действительно ненавидел, так это когда люди часто ме-
няют свое решение. Ненавидел. С такими без выпивки не разберешься.
  - Я лишь сказал, что ваши услуги не будут играть столь решающего  зна-
чения, если удастся некий задуманный много план. Но он не удался. Прова-
лился.
  - Господи! Вам лучше выпить. Я знаю, как это бывает. Но от  виски  вам
станет легче.
  - Нет, спасибо. Вы сделали то, о чем я просил?
  - Боюсь, в прошлый раз вы не все так четко сформулировали,- заявил до-
ктор Колдуэлл. Ему становилось все труднее стоять. Неужели  мистер  Гор-
донз никогда не устает? Доктор уселся на стол, опершись на  левую  руку.
Вот несчастье-то - он попал в один из лотков с мозгами!  Ничего,  все  в
порядке. Мозги не пострадали. Он заверил Мистера Гордонза, что мозги го-
раздо крепче, чем может подумать не разбирающийся в этом  деле  человек.
Хотя чертовски липкие, не так ли?
  - Я дал вам четыре образца мозгов, и тогда затылочные, теменные, висо-
чные и передние доли были абсолютно целы.
  - Точно,- ответил доктор Колдуэлл. Ему нужны лекции  этого  шута,  как
рыбке зонтик.
  - И я особенно осторожно обращался с затылочными долями, которые,  как
известно, являются местом возникновения мысли.
  - Прекрасно,- воскликнул доктор Колдуэлл.- Просто  прекрасно!  Вы  так
хорошо знаете медицинскую терминологию. Неужели у вас  нет  медицинского
образования?
  - В меня ввели курс медицины.
  - Хе-хе, вы говорите, как компьютер.
  - В некотором роде. Но не такой жизнеспособный, как мне бы хотелось.
  - Мы все испытываем сходные чувства!- воскликнул доктор Колдуэлл и вы-
пил за это.
  - Так вам удалось выделить ту часть мозга, которая обладает наибольшим
творческим потенциалом? Когда мы ее выделим, то сможем  перевести  элек-
трохимический сигнал человеческого тела в электронные сигналы, восприни-
маемые мною. Но нам понадобятся для этого живые люди.
  - Блестяще,- обрадовался доктор Колдуэлл.- Позвольте выпить за ваш та-
лант!
  - Вы это сделали?
  - Нет,- признался доктор Колдуэлл.
  - Почему?
  - Боюсь, у нас недостаточно научный подход.
  - Я готов выслушать ваши предложения.
  - Давайте пойдем в бар и обсудим это за стаканчиком виски.
  - Я не уподобляю спиртного, а вам уже хватит.
  - Хорошо, буду с вами откровенен. Я согласился взяться за  дело,  пос-
кольку думал, что смогу вам помочь. Но вы сами не оказали мне  достаточ-
ного содействия.
  - В каком смысле?- поинтересовался мистер Гордонз.
  - Мне нужна более подробная информация. Вы были со  мною  недостаточно
откровенны.
  - При нормальных условиях я не способен на ложь.
  - В таком случае вам нужен психоаналитик. Психоаналитик! Человек не  в
состоянии говорить только правду! Это невозможно. Благодарю, что пришли,
но ваш случай безнадежен, и, честно говоря, мне сейчас нужен стакан вис-
ки гораздо больше, чем неизлечимый больной. Мне всегда достаются  безна-
дежные случаи. Они уже, считай, на том свете - так  отдайте  их  старине
Колдуэллу. Не удивительно, что я вынужден пить. Знаете ли  вы,  скольких
родственников я известил, что их близкие не перенесли операции?
  - Нет, не знаю.
  - Целую кучу. По моим подсчетам, я  проинформировал  о  смерти  родных
больше, чем все остальные врачи в больнице, вместе взятые.  Больше,  чем
все остальные врачи. Даже чем те, что имеют дело с раком. А знаете поче-
му?
  - Догадываюсь.
  - Так я вам скажу. Больные у меня хреновые. И опухоли у них оказывают-
ся совсем не такими, какие показывает рентген. И мне  всегда  попадались
мозги, которые только с виду казались нормальными, а на самом деле  были
совсем не нормальные, а тем временем сестры то и дело подло наговаривали
на меня, будто я пью. Мазкие твари. Из-за этого мне и стали  подсовывать
безнадежных больных. Скидывать самые тяжелые случаи. А  вот  теперь  еще
один - вы.
  - Я сказал, что обычно не способен на ложь, но в моем  случае  это  не
психическая болезнь, а научный факт. Чтобы быть хорошим лгуном, требует-
ся большая изобретательность. Вот я и ищу изобретательность, или способ-
ность к творчеству.
  - Вы желаете стать творческой личностью,-  произнес  доктор  Колдуэлл,
мрачно наполняя стакан. И как можно не пить, когда  тебя  окружают  одни
идиоты!- Тогда вам надо в Голливуд. А ко мне  стоит  обращаться,  только
если вам потребуется самый лучший на свете  нейрохирург.  Так  что  вам,
черт побери, от меня надо?
  - Я надеялся, что вы сможете выделить ту часть головного мозга,  кото-
рая является источником творческих способностей.
  - Это действительно затылочная доля. Но творческие волны не передаются
на расстояние. Только импульсы, не связанные с творчеством.- Доктор Кол-
дуэлл сполз со стола. В одной руке он сжимал бутылку  ржаного  виски,  в
другой - стакан.- Вам нужна безупречная нейрохирургия? Тогда вот  он  я!
Но только не приставайте ко мне с этой вашей чепухой относительно  твор-
чества! Я всего лишь нейрохирург.
  Пол почему-то оказался скользким, и доктор Колдуэлл  потерял  равнове-
сие. Оказавшись внизу, он попытался разглядеть, на чем же  это  он  пос-
кользнулся, но так и не смог ничего найти. Он снова встал на ноги,  при-
чем довольно легко. Правда, ему помог мистер Гордонз. Сильный, черт! Хо-
тя сумасшедшие всегда отличаются недюжинной силой.
  И почему ему всегда попадаются какие-то чудаки? Этот даже  начал  рас-
сказывать историю своей жизни. Оказывается, мистер Гордонз  родился  два
года назад. Два года назад? Да. Отлично. За это следует  выпить.  Парень
двух лет от роду, который выглядит на все тридцать пять и, словно перыш-
ко, поднимает блестящих нейрохирургов.
  Ну, родился не в полном смысле слова. Что ж, прекрасно. Может, это бы-
ло непорочное зачатие? Нет, это не так. Хотя помещение, где он  появился
на свет, было тщательно очищено от пыли и всяческих микробов. Он был од-
ним из целого поколения космических продуктов.  Машиной,  созданной  для
работы в открытом космосе.
  Мистер Гордонз оказался андроидом. Он был лучшим из всех, созданных  в
космической лаборатории. Его изобретательница была блестящим ученым, хо-
тя ей и не удалось создать поистине творческую машину, которая умела  бы
сама принимать решения в нестандартной ситуации. Но она сделала все, что
могла. Создала мистера Гордонза - машину, способную выжить в любых усло-
виях. Он не обладал творческим потенциалом, зато умел найти выход из лю-
бой ситуации - лишь бы выжить. Он мог изменять внешность, функции.  Ради
того, чтобы выжить, был способен на все.
  У его изобретательницы тоже были проблемы со спиртным, и она  называла
все свои космические изобретения в честь любимых  алкогольных  напитков.
Отсюда и имя "мистер Гордонз". Иногда он, правда,  называл  себя  мистер
Ригал, но это непринципиально. В какой-то момент выяснилось, что если он
останется в лаборатории, где его изобрели, то погибнет. И тогда он ушел.
  Единственную угрозу для него представляли два  человеческих  существа,
которые сотрут его с лица земли, если он сам не  сумеет  их  уничтожить.
Для этого мистеру Гордонзу и требовалось умение творить.  Понял  ли  его
доктор Колдуэлл?
  - Что вы хотели сказать своей фразой "тоже проблемы со спиртным"?
  - Вы алкоголик.
  - Что вы знаете о жизни? Вы всего лишь машина. Эй, не утомляйте  меня.
Вам нужен какой-нибудь агент из Голливуда, но только не я.
  И тут произошло нечто странное. Доктор Колдуэлл обнаружил, что оказал-
ся в холодильнике один на один с мозгами. Стало холодно, но он  не  имел
ничего против. У него была с собой бутылочка, к тому же страшно хотелось
спать.
  Просто невозможно, как его вдруг поклонило в сон.


ГЛАВА ШЕСТАЯ

  Римо медленно вытягивал вперед руки, продвигая их все дальше и дальше.
Одновременно он все шире раздвигал ноги, все глубже  н  глубже  заполнял
легкие воздухом и наконец, в момент наивысшего напряжения,  остановился,
застыл, словно яркий луч света в царстве тьмы. Ему  казалось,  будто  он
поднимается над матом, на котором только что лежал лицом вниз, над  ком-
натой в мотеле города Бурвелла в штате Небраска. Он был один на  один  с
истинным светом, светом жизни,- один.
  Если бы в этот момент в окно номера  заглянул  какой-нибудь  случайный
прохожий, то увидел бы лежащего на мате мужчину с раскинутыми в  стороны
руками н ногами, причем вытянутыми дальше, чем это может сделать обычный
человек. Еще он увидел бы, что мужчина лежит  совершенно  неподвижно.  И
прошел бы мимо, так и не узнав, свидетелем какого уникального упражнения
он стал.
  Потому что Римо лежал так почти полчаса, и пульс его замедлился до ми-
нимума - такой бывает только у трупа. Даже кровь его текла медленнее,  а
сердце находилось на грани остановки.
  Свет завладел им целиком, он весь превратился в свет,  а  затем  начал
потихоньку выпускать его  из  себя.  Очень-очень  медленно.  Сначала  из
пальцев рук, затем из пальцев ног, потом из всех органов его  тела  свет
начал постепенно возвращаться во вселенную, покидая его  плечи,  голову,
сердце. Быстрым движением Римо встал на ноги  -  дыхание  его  полностью
восстановилось.
  Чиун сидел у телевизора. Чтобы он не пропускал любимых сериалов,  КЮРЕ
снабдила его специальной записывающей видеосистемой, так что  теперь  он
мог смотреть свои "мыльные оперы" по шесть часов кряду, хотя и жаловался
потом на царившие в них насилие и безнравственность. Сейчас он  просмат-
ривал записи передач, которые пропустил из-за поездки в  Фолкрофт.  Чиун
сел к телевизору на рассвете, чтобы в одиннадцать  перейти  к  просмотру
текущих серий.
  - Отвратительно,- произнес он, когда Варна Халтингтон обратилась с не-
пристойным предложением к доктору Брюсу Эндрюсу, хотя и  знала,  что  он
женат на Алисе Фримантл, ее собственной племяннице, которую когда-то из-
насиловал бывший глава Универсальной Реалистической Церкви Дамиен  Плес-
тер и которая теперь находилась в сомнениях относительно того, стоит  ли
ей делать аборт. Насколько помнил Римо, она  обдумывала  этот  вопрос  с
прошлого марта, и сейчас у нее уже должен был  бы  родиться  нормальный,
доношенный четырнадцатимесячный младенец весом от сорока  до  пятидесяти
фунтов.
  - Какая испорченность нравов, какое вырождение! Отвратительно!- приня-
лся возмущаться Чиун, когда началась реклама.
  - Тогда почему бы тебе не перестать это смотреть?
  - Потому что когда-то давно ты обещал убрать всю  эту  грязь  из  моих
дневных сериалов, и я поверил тебе. Вот с тех пор я и жду,  хотя  и  без
особой надежды на успех, что ты исполнишь свое обещание.
  - Постой, да я никогда...- но Римо тут же оборвал себя.  У  него  было
всего сорок четыре секунды, чтобы поговорить с Чиуном, и он  предпочитал
обсудить проблему распада организации, ловушку, в которой оказался Смит,
и перспективы выхода из создавшегося положения.- А почему мы приехали  в
Бурвелл в Небраске?- спросил он.
  - Мы должны напасть на эту машину.
  - Но как же мы сделаем это, находясь в Бурвелле? Он что, здесь?
  - Конечно, нет. Потому-то мы и приехали сюда.
  - А не кажется ли тебе, что нам следовало бы отправиться туда, где на-
ходится он?
  - А где он?- поинтересовался Чиун.
  - Не знаю.
  - Тогда как же мы можем отправиться туда?
  На экране снова появилась Ванда Халтингтон, продолжавшая добиваться от
доктора Эндрюса близости, а заодно и отчета о душевном состоянии его же-
ны Алисы - Ванду интересовало, собирается ли она все-таки делать  аборт.
Некоторое время они бурно обсуждали этот вопрос, а затем Ванда  положила
руки на плечи доктору Эндрюсу, что означало переход к  половому  акту  и
конец эпизода.
  - Так как же мы все-таки отыщем его?- спросил Римо.
  - Разве тебя не было со мной в больнице? Разве ты сам  не  слышал  все
собственными ушами?
  - Конечно, я все слышал. Он обругал нас, а мы в ответ обругали его.
  - Тебе даны все ориентиры, а ты  так  ничего  и  не  видишь!-  заметил
Чиун.- Это он спешит, а не мы, поэтому он должен напасть на нас первым.
  - Но он таким образом получает инициативу!
  - Вовсе нет.
  - Но почему?
  - Потому что он не знает, где мы находимся.
  - Ну и что?
  - Значит, он должен нас найти.
  - Не думаю, что ему это удастся.
  - Именно так. Поэтому он должен сделать что-то чтобы нас  привлечь.  И
тем самым он обнаружит собственное место нахождение.
  - А мы снова попадемся к нему  в  ловушку,-  сказал  Римо  и  принялся
ждать, когда кончится новый эпизод.
  На этот раз непристойное предложение исходило от Катрин и было обраще-
но к доктору Дрейку Марлену, женатому, насколько ей  было  известно,  на
Нэнси Уитком, которую никто не изнасиловал, но которая тем не менее раз-
мышляла, стоит ли ей сделать аборт, поскольку состояла в интимной  связи
с собственным психоаналитиком. Дождавшись рекламы, Римо спросил:
  - Так почему временной фактор важнее для него, а не для  нас?  Я  хочу
сказать, что металл и транзисторы долговечнее плоти.
  - Если бы ты внимательно слушал, что я говорил в  больнице,  то  понял
бы, что я вложил ему в голову одну мысль, которую  он  легко  воспринял,
потому что она верна.
  - Я не уловил тогда никакой мысли.
  - Человек долговечнее любого творения собственных рук.
  - Но ведь это не так. Взять хотя бы надгробия.
  - Ну, и что надгробия? Где могилы скифов или кельтских племен? Все они
давно стерты с лица земли, а персы продолжают существовать,  и  ирландцы
процветают.
  - А пирамиды?
  - Они постепенно разрушаются, а египтяне живут. А вспомни Стену  плача
в Израиле! Это все, что осталось от величайшего храма. Но посмотри,  как
себя чувствуют новые жители этой страны! Нет, человек  постоянно  обнов-
ляется, а вещи умирают. И робот это понял. Он знал, что Дом Синанджу пе-
реходит от мастера к мастеру и останется по-прежнему полон жизни и  сил,
когда все шестеренки мистера Гордонза заржавеют. Поэтому именно он  дол-
жен попытаться уничтожить нас, а не наоборот.
  - Почему же он не тронул меня в больнице? Когда был  переодет  медсес-
трой и легко мог меня устрашить?
  - Должно быть, решил, что ты начеку. А это означает,  что  даже  самые
совершенные электронные системы способны на ошибку. А может, он не знал,
что станет делать один из нас, если другой погибнет.  Похоже,  он  хочет
расправиться одновременно с нами обоими, потому  и  заминировал  палату,
где лежит Смит.
  - Вот еще одна проблема - Смитти.
  - В мире есть и другие императоры.
  - Я почему-то предан именно этому.
  - Дом Синанджу славится своей преданностью. Но преданность - это одно,
а глупость - совсем другое. Императоров много, а мы одни.  И  мы  должны
хранить верность многим вещам. И прежде всего Синанджу,  хотя  ты  этого
еще как следует не осознал.  Кстати,  ты  должен  быть  предан  Синанджу
больше, чем кто-либо другой, поскольку однажды ты станешь  Мастером  Си-
нанджу.
  - Мы должны что-то сделать для Смитти,- продолжал настаивать Римо.
  - Если бы мы уехали в Персию, со Смитом не случилось бы этого  несчас-
тья. Самое большее, что можно сделать для императора,- это служить  ему,
пока он пребывает в здравии. И больше ничего.
  - Я не согласен. И хотя он больше не сидит в  своем  кабинете,  забав-
ляясь с компьютером, он все еще наш босс. Как мой, так и твой.
  - Твой - возможно. Но не мой. Если ты наемный работник, то я свободный
человек, работающий по контракту.- Чиун поднял вверх руку.- Но Смита  мы
спасем.
  - Как?
  - Ты видел, как в его палату вошла обычная сестра И она не потревожила
взрывное устройство!
  - Да, видел.
  - Мина настроена только на нас - тебя и меня. Мы спасем Смита тем, что
будем держаться подальше от него и таким образом не приведем в ход взры-
вной механизм.
  Римо хотел еще что-то сказать, но Чиун уже не слушал его  -  он  снова
отвернулся к телевизору, и Римо пришлось покорно  ждать,  пока  кончится
очередная серия "мыльных опер" "Пока вертится Земля" и "Невинные и поро-
чные", чтобы получить ответ на еще один злободневный вопрос.- Как ты ду-
маешь, какую ловушку подстроит нам Гордонз?- спросил наконец он.
  - Такую, какую мы сами подскажем ему,- ответил Чиун и наотрез отказал-
ся обсуждать далее этот вопрос, приведя пословицу, что, если  лить  воду
на мокрый камень, он не станет более мокрым.
  Днем Римо позвонил Смиту из придорожного кафе. Играл музыкальный авто-
мат - мелодия напоминала завывания подростка, заглушаемые грохотом бара-
банов. В кафе сидели несколько рокеров в черных куртках  -  прически  их
выглядели так, будто они использовали вместо расчески корни деревьев  из
мангровых лесов. Они пили пиво и приставали к посетителям. Бармен пытал-
ся сохранять достоинство, делая вид, что ничего не замечает. Потому  что
иначе ему пришлось бы что-то предпринять, а ему этого очень не хотелось.
  Дозвонившись, Римо узнал, что Смит в целом чувствует себя лучше.
  - Состояние стабилизировалось,- сообщил Смит,- и врачи обещают, что  к
концу недели снимут повязку с левого глаза. Они  говорят,  что  на  сле-
дующей неделе я уже смогу вставать.
  - Только не смейте это делать!- воскликнул Римо.
  - Я знаю. У вас есть какие-нибудь зацепки? Я здесь оказался совершенно
не у дел. Не могу же я пользоваться обычными телефонными линиями! Я даже
не могу установить секретные - кто знает, от чего эта штука  взлетит  на
воздух?
  - Да,- согласился Римо.
  - Итак, ваши идеи?- повторил Смит.
  - Ну, видите ли, мы... разрабатываем один план.
  - Отлично,- похвалил Смит.- Если бы не вы, меня бы,  наверно,  уже  не
было в живых.
  - Держитесь, Смитти,- произнес Римо, чувствуя себя совершенно беспомо-
щным.
  - И вам того же,- сказал Смит.
  Римо повесил трубку и попросил у бармена стакан минеральной воды.  Ро-
кер с волосатыми, как у обезьяны, лапами и украшенным свастикой немецким
шлемом времен Второй мировой войны предложил ему выпить что-нибудь  пок-
репче.
  - Я не пью,- ответил Римо.- А также не курю, не ем мяса, не хитрю и не
испытываю враждебности к окружающим.
  - А что же ты тогда делаешь, педик несчастный?- спросил парень и  зар-
жал, повернувшись к друзьям. Они тоже заржали. Веселый у  них  приятель.
Сзади на куртке розовой и белой краской у него  было  написано:  "Черепа
крыс".
  - Я ручной хирург,- произнес Римо.
  - Да? И что же это такое - ручной хирург?
  - Делаю пластические операции с помощью одной лишь руки без каких-либо
инструментов.
  - Да? Может, и мне сделаешь, а, голубой? Хе-хе!
  - О, спасибо за приглашение,- сказал Римо и подошел поближе  к  столу,
где сидели "Черепа крыс".- А сейчас, господа, я покажу, как умею хватать
за нос.
  - Детская шутка,- заметил один из "черепов".- Проводишь рукой  ребенку
по лицу, а потом стоишь фигу и говоришь: "Видишь, твой нос у меня в  ру-
ке".
  - Пусть сделает,- разрешил главарь, тяжело поднимаясь со стула у стой-
ки.- Давай, гомик, покажи, на что способен, а потом я покажу, какие опе-
рации делают при помощи цепи.- Он посмелел на Римо сверху вниз и поиграл
огромной цепью, которую не выпускал из рук.
  Остальные громко загоготали.
  - Не надо, ребята,- неуверенно запротестовал бармен.
  - Ты что-то сказал?- обратился к нему главный "череп", сжимая цепь.
  - Я имею в виду... Понимаете, это бар...
  - Он первый начал.- Владелец цепи кивнул на Римо.
  - Да, конечно, все в порядке,- забормотал бармен.- Я понимаю, вы выну-
ждены защищаться.
  - Ага,- хором сказали "крысиные черепа". .
  - Вы готовы?- приятным голосом спросил Римо.
  - Готовы,- подтвердили "черепа".
  - Только чур, не блевать,- предупредил Римо.- Может быть много крови.
  - С нами такого не бывает,- заверил его главарь.
  - Отлично. Потому что иначе мне придется вас наказать. И  помни  -  ты
лишаешься носа.
  - Давай-давай,- хихикнув, подбодрил его главарь "черепов".
  - Сейчас будет фокус-покус,- произнес Римо, перебирая пальцами.  Пона-
чалу рука его двигалась медленно - так обычно замахиваются  клюшкой  при
игре в гольф, но когда достигла цели, то всем показалось, будто она зак-
реплена на конце длинного кнута. Пальцы раздвинулись и снова  сомкнулись
со щелчком, напоминающим удар хлыста. Главарь "черепов"  ощутил  быстрое
прикосновение, словно ему вырвали молочный зуб. Из самого центра лица. И
сразу он стал как-то странно дышать - как будто делал вдох  прямо  голо-
вой. Но то, что проходило внутри, было более влажным,  чем  дыхание.  Он
так и застыл на месте. На лице его расплылось большое  красное  пятно  с
двумя дырками посередине. Он вдруг почувствовал страшную боль.
  - А вот и наш носик-курносик,- дурашливо произнес Римо и показал сидя-
щим "черепам" правую руку. То, что лежало у него в ладони, вполне  могло
быть большим пальцем. Если только на пальцах бывают ноздри.
  Римо повернул ладонь, и кусочек плоти скатился  одному  из  рокеров  в
стакан. Пиво тут же окрасилось в розоватый цвет.
  - Только без глупостей,- предупредил Римо.
  - О Господи!- пролепетал рокер, в пиво которому попал  оторванный  нос
главаря.
  Как ни странно, они не полезли в драку, а восприняли все так спокойно,
словно это было лишь детской шалостью.  Римо  приобрел  над  ними  такую
власть, что они и не думали вступать с ним в конфронтацию. Особенно ког-
да он заметил, что ему особенно удаются операции на половых органах.
  Тогда уж все поспешили согласиться, что это было лишь невинной шуткой.
  - А теперь допивайте пиво,- предложил Римо, и "череп" с розоватой жид-
костью в стакане тут же лишился чувств.
  Пока Римо ехал в мотель на своем взятом напрокат автомобиле, по  радио
шла дискуссия по поводу тюремной реформы. Какая-то  дама  жаловалась  на
жестокость законов.
  - Жестокие законы лишь провоцируют новые преступления,- говорила  она.
Дама почему-то забыла об одной интересной закономерности: чем реже поли-
ция пускает в ход оружие, тем больше ни в чем не повинных людей попадают
под добровольный арест в собственных домах из  страха  перед  подонками,
которые не боятся показаться слишком жестокими.
  Римо вспомнил "крысиные черепа" и подумал, что если бы  не  смог  пос-
тоять за себя, то, скорее всего, стал бы еще одной жертвой.
  И Римо вовсе не удивился, когда выяснилось, что  выступавшая  живет  в
престижном районе Чикаго и ей абсолютно  безразлична  судьба  тех,  кому
средства не позволяют поселиться в доме с привратником.
  Когда действенность законов по борьбе с уголовной преступностью падает
и судьи выносят все более мягкие приговоры, число  преступлений  растет.
Тут все очень просто. Непросто только найти выход из подобной  ситуации.
А выступавшая по радио дама считала, что для  этого  государство  должно
всего-навсего изменить человеческую природу. С этой целью она  призывала
закрыть все тюрьмы.
  - Они не способны наставить на путь истинный,- вещала она.- Преступник
выходит из тюрьмы еще более закореневшим, чем до того, как попал туда.
  Если у кого-то возникнут какие-либо мысли на этот  счет,  она  с  удо-
вольствием познакомится с ними. Ей можно писать. На виллу в окрестностях
Манитобы.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  У Ванды Рейдел был готовый план. Так почему же "Саммит-Стьюдиоз" ведут
себя как законченные идиоты?  Она  заполучила  режиссера,  награжденного
премией Кино-академии, и сценариста-лауреата той же  премии,  и  актера,
который прекрасно подходит на главную роль. Неужели они не хотят  поста-
вить что-нибудь вроде "Крестного отца"? Если так, то она  позволит  себе
напомнить, что у них есть ряд довольно влиятельных акционеров, которые и
без того недовольны сорванным по вине руководства студии договором,  так
что она обещает: скоро их головы полетят с плеч.
  - Кто угрожает? Это я угрожаю?- возопила Ванда. Секретарша нежно скло-
нилась над ее пухлым белокожим телом, любовно поправляя прическу,  кото-
рая, по словам парикмахера, называлась "Ванда".
  - Просто ваш стиль, драгоценная вы моя,- сказал ей парикмахер.  Волосы
выглядели так, словно их покрыли штукатуркой в  несколько  слоев.  Ванда
Рейдел, которую все в Голливуде называли Спрутом, носила просторные пла-
тья в гавайском стиле н каскады драгоценностей, придававшие ей вид вели-
чественной горы, утопающей в облаках и усыпанной сверкающими  бело-зеле-
ными камнями. Все эти камни сильно напоминали дешевые  украшения,  столь
модные в Бронксе, где Ванда росла.
  Когда Спрут заработала свой первый миллион,  она  заказала  одному  из
римских ювелиров украшения по собственному эскизу. От  него  сразу  ушли
два подмастерья, но зато этот заказ привлек множество  клиентов,  потому
что, если хочешь дружить с Вандой, приходится покупать  драгоценности  в
ее любимом римском магазине.
  Одна актриса, заказывая брошь за двадцать тысяч  долларов,  попросила:
"Сделайте дешевку в Вандином стиле".
  В Голливуде это называли "вандастическими  драгоценностями".  Ювелиры,
продолжившие традицию Челлини и создавшие  всемирно  признанные  шедевры
для рода Уиндзоров, Ротшильдов и Круппов, теперь перешли на  ассортимент
магазина фирмы "Вулворт", что на Фордхэм-роуд.
  - Я никому никогда не угрожала и не собираюсь угрожать,- сказала  Ван-
да.- Но в моих руках деньги просто творят чудеса. И если ваши  акционеры
напустятся на вас из-за того, что вы не  желаете  зарабатывать  для  них
деньги, то это не моя вина!
  - Ванда, милая,- произнес Дел Стейси, тоже носивший  морское  прозвище
"Ракообразное",- такие вещи могли у тебя пройти давным-давно,  в  начале
твоей карьеры, но только не сейчас.
  - Что ты имеешь в виду под этим давным-давно?
  - До прошлого четверга. Ты совершаешь ошибку, радость моя.
  - Ха!- сказала Ванда с легким смешком.- Целую тебя,- проворковала она,
но когда повесила трубку, лучезарная улыбка у нее на лице сменилась тем-
ной, мрачной гримасой.- Убирайся отсюда, дура!- крикнула она секретарше.
  - Хорошо, дорогая,- ответила та.
  Когда секретарша, кланяясь и пятясь, ушла, Спрут принялась  барабанить
пальцами с длинными ногтями, накрашенными зеленым  лаком  и  украшенными
наклепками с изображением Тадж-Махала, по  перламутровой  крышке  стола.
Бывший вице-президент студии как-то заметил, что  этот  стол  как  будто
взят с кухни у нелегальных эмигрантов. Теперь он в Бербанке торгует зап-
частями для тракторов.
  Она взглянула через розоватые стекла окон на Сансет-бульвар. Этот  ма-
ленький ублюдок из "Саммита" прав - она совершает  ошибку.  Конечно,  не
такую огромную ошибку, но этого уже достаточно, чтобы потерпеть фиаско в
городе, где не верят слезам.
  Нужно обязательно запустить эту сделку с "Саммитом". Просто  беспроиг-
рышный вариант. Идеальный набор. И все хорошо  заработают:  и  режиссер,
удостоенный премии Киноакадемии, и сценарист-лауреат той  же  премии,  и
актер, который идеально подходит на эту роль.
  К сожалению, сценарист уже подписал контракт с другим агентом, а режи-
ссер вообще не желает с ней говорить. Особый тип  идиота,  который,  как
ребенок, носится с какой-то безумной идеей. Зациклился на совершенно  не
выполнимом обещании и теперь не может успокоиться, согласившись на игру-
шку, немного отличающуюся от той, что ему посулили. Вот заладил:  Марлон
Брандо, Марлон Брандо. Как заезженная пластинка. Подавай ему, видишь ли,
Марлона Брандо.
  Никак не может попять, что Брандо занят  в  другом  фильме.  Не  может
взглянуть на вещи, как зрелый человек, иначе бы понял, что, если  нельзя
заполучить одного актера, его надо заменить другим. Раз Брандо  уже  за-
нят, то следует довольствоваться Биффом Бэллоном.
  - Какая разница?- спрашивала его Ванда.- Бифф вполне может сыграть де-
да, стоит только покрасить его чудные светлые волосы и спрятать  роскош-
ные мускулы. Послушайте меня, гораздо легче  будет  загримировать  Биффа
под старика, чем привести Марлона в физическую  форму,  необходимую  для
"Любовника-афериста". Хотела бы я посмотреть, как Марлон станет  прыгать
из горящего дома с автоматом в руке и ножом в зубах и умудрится при этом
остаться невредимым.
  Но детское упрямство сеть детское упрямство. Поэтому режиссер не желал
с нею говорить, а сценарист вообще ни с кем не разговаривал, потому  что
ему запретил это делать его агент.
  Так что, когда Ванда Рейдел сказала  представителям  компании  "Саммит
пикчэрз", что уговорила и сценариста, и режиссера, и актера, она была не
вполне точна. У нее был только актер. Бифф Бэллон.
  Надо было что-то срочно придумать. Ей позарез нужен был сейчас хороший
контракт. Этот ракообразный ублюдок не шутил, намекая,  что  она  выдох-
лась, исчерпала себя. Контракт было просто необходимо заключить,  причем
еще до коктейля, ну, в крайнем случае, до ужина, иначе она потерпит пол-
ное фиаско и к  завтраку  следующего  дня  перестанет  существовать  как
агент.
  - Пирожное!- крикнула она.- Хочу пирожное!
  В комнату поспешно вбежала секретарша.
  - Хочу клубничное пирожное!- вопила Ванда Рей-дел.
  - Но, дорогая, вы же знаете, как потом огорчитесь, если его съедите!
  - Клубничное пирожное. Я не огорчусь. Принеси мне пирожное!
  - Но вы же знаете: стоит вам его съесть,  как  вы  возненавидите  весь
мир!
  - Я и так ненавижу весь мир. Но  если  съем  пирожное,  то,  возможно,
жизнь покажется мне не такой уж мерзкой.
  - Но, милая, а как же ваша диета?
  - Хочу клубничное пирожное!- Голос Спрута разносился по кабинету, соз-
давая атмосферу темной, населенной призраками комнаты, в которую  обита-
тели дома не просто опасались входить, а делали вид, будто ее  вовсе  не
существует. Когда Ванда говорила таким тоном, секретарши не осмеливались
перечить.- Шесть клубничных пирожных,- уточнила Ванда Рейдел,  и  вскоре
заказ появился в приемной, доставленный посыльным в белой куртке и с та-
бличкой с именем на груди.
  - Хьюблейн,- обратилась секретарша к посыльному, взглянув  на  таблич-
ку,- оставьте пирожные здесь.
  - Ведь это для великой Ванды Рейдел, не так ли?- поинтересовался  юно-
ша.
  - Да, для нее, но она не хочет, чтобы ее отвлекали.
  - Но я только хотел взглянуть на нее. Я не умею узнавать людей по  фо-
тографиям. Люди часто не похожи на свои изображения.
  - Я прошу вас оставить пирожные здесь,- повторила секретарша,  но  по-
сыльный уже прошмыгнул мимо нее и открыл дверь в кабинет.
  - Госпожа Рейдел,- произнес он,- ради вас я могу  творить  чудеса.  Вы
имеете больший доступ к творчеству, чем кто-либо другой, об  этом  везде
пишут. Если бы вы увидели, на что я способен, то не  поверили  бы  своим
глазам.
  - Просто великолепно!- воскликнула Ванда.- И так  по-голливудски.  Дел
Стейси из "Саммита", у которого есть сумма, которая мне  так  нужна,  не
желает тратить ни цента, а вместо этого я получаю поддержку ресторанного
мальчишки!
  - Прошу вас очистить помещение!- обратилась к  посыльному  секретарша,
врываясь в кабинет.-Госпожа Рейдел ненавидит плебеев.
  - Кто это сказал? Вовсе нет! Дайте мне пирожное!
  - Только одно,- сказала секретарша.
  Но посыльный, ловко увернувшись от расставленных в стороны рук  секре-
тарши, проворно поставил коробку на стол.
  В два приема госпожа Рейдел расправилась с первым пирожным и приступи-
ла ко второму, прежде чем секретарша успела добраться до белой коробки с
масляными пятнами и следами сахарной пудры. Ванда стукнула ее по рукам и
принялась уписывать угощение, отбиваясь от наседавшей на нее секретарши.
Когда пять пирожных уже пребывали у нее в желудке, а шестое большими ку-
сками отправлялось в рот, Ванда вдруг заорала:
  - Зачем ты позволила мне все это съесть? Что,  черт  побери,  с  тобой
происходит?!
  Секретарша заморгала под градом полупрожеванных кусков, который внеза-
пно обрушился на нее.
  - Идиотка! Убирайся отсюда!- завизжала Ванда и швырнула  в  секретаршу
коробкой из-под пирожных, но промахнулась.  Коробка  приземлилась  возле
перламутрового стола на ворсистом персидском ковре.
  Секретарша, пятясь, вышла.
  - Зачем вы пришли?- обратилась Ванда к посыльному.
  - Чтобы решить ваши проблемы, если вы мне поможете решить мои.
  - Только этого не хватало - посыльный решает мои проблемы!
  - Я не вполне посыльный.
  - Понимаю. Вы собираетесь стать великим продюсером.
  - Нет. Я просто-напросто хочу выжить.
  - Мы псе этого хотим. Но зачем вам это нужно? Что в вас такого особен-
ного? И кто вы, наконец?
  Посыльный слегка поклонился - он заметил, что так, выходя из  комнаты,
поклонилась секретарша,- и рука его качнулась наподобие маятника. Госпо-
жа Рейдел не заметила этого движения, но зато прямо на  ее  глазах  край
перламутрового стола откололся, словно был заранее подпилен.
  - Ты умеешь ломать предметы, ну так что? Чем ты, в таком случае, отли-
чаешься от простых грузчиков?
  Посыльный снова поклонился, потом нагнулся и поднял с пола  отломанный
кусок стола. Ванда увидела рыжеватый отблеск и почувствовала запах горе-
лой пластмассы. Позже она готова была поклясться,  что  руки  посыльного
оканчивались вовсе не кистями.
  Вероятно, все длилось не больше минуты, хотя в тот момент  ей  показа-
лось, что время остановилось. И когда посыльный отошел в сторону,  перед
нею вновь стоял целый и невредимый перламутровый стол, словно его  никто
никогда не ломал.
  - Как тебе это удалось?
  - Главное здесь - это определить, с каким веществом имеешь дело и  ка-
ков коэффициент плавления при различных температурах в пределах темпера-
туры воспламенения.
  - Ясно,- произнесла Ванда, дотрагиваясь до края стола. Он был абсолют-
но гладким.- Садись, малыш,- пригласила она.  Возможно,  этот  посыльный
сможет ей помочь. В конце концов, именно  помощник  официанта  помог  ей
проникнуть в мужской туалет в "Браун-Дерби", где она хорошенько  прижала
Биффа Бэллона, не давая ему ни встать, ни воспользоваться туалетной  бу-
магой до тех пор, пока он не подписал все, что она  хотела.  Она  просто
наступила каблуком на его спущенные трусы. Кто-то поглупее и позавистли-
вее мог бы назвать подобное поведение грубой игрой,  но  победителей  не
судят.- Детка,- продолжала она,- проблема вот в чем. У меня есть  потря-
сающий план, и я пытаюсь его продать. Просто великолепный план, но  один
начальник на студии слишком глуп, чтобы это понять. Что бы ты мог  пред-
ложить?
  - Существуют кое-какие способы стимулировать активность  человеческого
мозга, но уже сложившийся интеллект нельзя улучшить даже при помощи  хи-
мических препаратов, которые чаще всего отрицательно влияют на человече-
скую природу.
  - Иными словами, он не переменит своего решения,- подытожила Ванда.
  - Вы не сказали, что речь идет всего-навсего о пересмотре решения. Это
как раз вполне реально.
  - Каким образом?
  - Боль.
  - Как могло получиться, что ты всего лишь посыльный?
  - Я только выгляжу как посыльный. Специально,  чтобы  беспрепятственно
проникнуть к вам в кабинет.
  - Ты влюблен в меня, малыш?
  - Конечно, нет.
  - Послушай, если ты собираешься работать на меня, тебе придется запом-
нить одно важное правило: бывают случаи, когда откровенность лучше  дер-
жать при себе.
  - Прошу вас точно указывать мне подобные случаи.
  - Сам подумай, малыш. А теперь скажи мне, какую боль ты имеешь в виду?
  - Выкручивание суставов производит в человеческом организме боль, нам-
ного превышающую допустимый порог. Люди готовы пойти на все, лишь бы она
прекратилась.
  Ванда Рейдел представила себе, как Делу Стейси выкручивают руки. А по-
том отрывают ноги. И вот уже его тело корчится на полу,  а  она  бросает
его в кипяток, чтобы посмотреть, действительно ли ракообразные от  этого
краснеют.
  - Разве я сказал что-нибудь смешное? Почему  вы  улыбаетесь?-  спросил
посыльный.
  - Да нет, я просто задумалась. Послушай, а ты можешь сделать так, что-
бы не убить человека, а только как следует его напугать?
  - Да, уж страху нагнать я умею.
  - Гм. А если тебя поймают, то, конечно же, поверят мне, а не какому-то
там посыльному. По крайней мере, в суде. Вот послушай, что  я  собираюсь
продать: режиссер-лауреат премии Киноакадемии плюс сценарист-лауреат той
же премии и в придачу актер, который, я уверена,  будет  выше  всяческих
похвал. Нужно только немножко нажать на участников, а потом продать  все
Стейси.
  - Что значит "нажать"?
  - Дело в том, что режиссер не хочет со мной разговаривать, потому  что
мне не удалось заполучить Марлона Брандо. А сценарист вообще ни с кем не
разговаривает. Но мне они нужны позарез. С Биффом Бэллоном я уже догово-
рилась.
  Предупредив юношу, что она не желает ничего знать о его методах, Ванда
дала ему адрес сценариста и режисера и велела снять этот дурацкий  белый
халат.
  - Если что-то сорвется, мы незнакомы.
  - О, я вижу, вы поднаторели в самогипнозе.
  - Весьма,- ответил Ванда Рейдел по прозвищу Спрут.- Кстати, Хьюблейн -
твое настоящее имя?
  - Нет.
  - Как же тебя зовут?
  - Гордонз. Мистер Гордонз.
  - Никогда не слыхала, чтобы кто-то менял такое имя. А как  тебя  звали
до того, как ты стал Гордонзом?
  - С тех пор, как я появился на свет, я Гордонз.
  Ванда протянула ему краткий проспект фильма, на который он должен  был
подписать сценариста и режиссера. С Биффом Бэллоном  она  уже  договори-
лась.
  Уолтер Матиас Бликден принимал солнечные ванны и читал "Проклятьем за-
клейменные", когда вдруг почувствовал, что кто-то дернул  его  за  ногу,
свисавшую в бассейн.
  - Валери, прекрати немедленно!- прикрикнул он.
  - Что ты сказал?- переспросила жена, просматривая очередной  сценарий,
от которого собиралась отказаться. Она сидела у него за спиной.
  - Надо же, а я думал, что ты в бассейне и схватила меня за ногу.
  - Нет,- сказала жена.
  - Что ж, теперь мне ясно - ты не в бассейне.
  Неожиданно он почувствовал, что не может пошевелить  ногой.  Тогда  он
изо всех сил дернул ею, но она не двинулась с места. Ее словно зажали  в
тиски.
  - Помогите!- заорал Уолтер Матиас Бликден. Жена тут же отшвырнула сце-
нарий и бросилась к бассейну. Нога оказалась зажатой между перекладинами
лестницы. Освободив ее, Валери вернулась к своим сценариям.
  - Но этой лестницы раньше здесь не было,-  сказал  Бликден.  Ему  было
около шестидесяти; на покрывавших грудь седых волосах блестел лосьон для
загара.
  - Может, ты просто не заметил,- бросила Валери.
  - Нет, я точно помню,- упорствовал Бликден.
  - А может, ты начитался Фанона и в тебе говорит комплекс  вины  белого
человека?
  - Я уже прошел стадию, когда испытывают комплекс  вины,  и  вступил  в
стадию активной деятельности. Чувство вины должны  испытывать  лишь  те,
кто находится вне борьбы.  Моя  следующая  картина  будет  очень  значи-
тельной. В социальном  и  нравственном  плане.  Я  не  желаю  испытывать
чувство вины - это буржуазный предрассудок.
  - Лучше бы твоя новая картина имела кассовый успех.
  - Я об этом и говорю. Произведения, значительные в нравственном плане,
всегда имеют кассовый успех. Фильмы о неграх и  бедных  всегда  приносят
хороший доход.
  - Кстати, я видела неплохую разработку индейской темы. На повозки  ко-
лонистов нападают бандиты, и колонистов спасают индейцы племени сиу.
  Но Уолтер Бликман не ответил - он сражался с шезлонгом. Каким-то обра-
зом его голова оказалась между каркасом и тканью шезлонга, ручки которо-
го больно вцепились режиссеру в запястья. Валери  изо  всех  сил  тянула
его, но освободить так и не смогла. Сжатое шезлонгом, лицо Бликмана  по-
синело, и в момент наивысшего напряжения он мог бы поклясться, что услы-
шал голос:
  - Позвони Ванде Рейдел.
  Было такое впечатление, будто голос идет из ножек кресла.
  - Хорошо,- прохрипел он и почувствовал, что Валери легко вытащила его.
  - Господи, как странно,- произнесла Валери.- Зачем ты пытался себя за-
душить?
  - Меня душил шезлонг.
  - Давай уйдем с солнца, дорогой,- предложила Валери.
  - Это он меня схватил!
  - Конечно, дорогой. Только с солнца все равно лучше уйти.
  Расположившись в просторной гостиной с кожаной мебелью, прикрученной к
полу, Уолтер Матиас Бликден налил себе виски и, все еще не в силах прий-
ти в себя от происшествия с шезлонгом, выпил стакан до дна. Потом  хлоп-
нул в ладоши, вызывая слугу, но тот не появился. Уолтер  Бликман  больше
всего на свете не  мог  терпеть  двух  вещей  -  угнетения  национальных
меньшинств и наглых слуг.
  - Где этот чертов слуга?- прорычал Бликден.
  - Придет, куда он денется? В конце концов, мы живем в реальном мире, а
не вымышленном, где царствует Ванда Рейдел.
  - При чем тут Ванда Рейдел? Кто сказал: Ванда Рей-Дел?
  - Она пытается сколотить команду, которую возглавишь ты и этот дарови-
тый сценарист, Бертрам Муэллер.  Правда,  тема  банальная  -  подражание
"Птицам" Хичкока. Мебель и все окружающие предметы ополчаются против че-
ловека. Вульгарно. Просто чудовищно.
  - Она обещала мне Марлона  Брандо,  а  теперь  хочет  подсунуть  Биффа
Бэллона. Я с ней даже разговаривать не хочу.
  - Очень мудро с твоей стороны, дорогой. Он неудачник.
  Бликден кивнул и пребывал в прекрасном расположении духа до  тех  пор,
пока не захотел по малой нужде. Однако стоило ему открыть дверь в ванную
и заглянуть внутрь, как он вернулся в гостиную, забыв застегнуть  ширин-
ку.
  Подняв трубку телефона, он набрал номер.
  - Здравствуй, Ванда, дорогая,- произнес он, глядя  прямо  перед  собой
расширившимися от страха глазами.- Я слышал, ты хотела со  мной  погово-
рить.
  Удивленная Валери заглянула в ванную комнату. Там на коленях перед ва-
нной стоял слуга; голова его плавала в воде. Он уже даже не пускал пузы-
ри, а вокруг шеи у него был обмотан массажный шланг.
  - Передавай от меня привет,- крикнула мужу Валери.
  Бертрам Муэллер заканчивал сценарий для "Уорнер  брозерз",  как  вдруг
ему показалось, что оранжевый ящик из-под бутылок, на котором он  сидел,
двигается под ним. Муэллер печатал свой опус на  оборотной  стороне  ис-
пользованных листов, колотя по клавишам пишущей машинки, к вторую в свое
время приобрел в "Вулворте" за тридцать пять долларов  девяносто  восемь
центов. Его фильмы никогда не собирали меньше пятнадцати миллионов, хотя
в диалогах у него не встречалось ни одного слова с буквой "у". Она стала
западать еще в 1960-е годы, когда сколоченный  им  собственноручно  стол
развалился и машинка загремела на пол.  Вообще-то  такое  незначительное
падение не должно было бы повредить даже дешевой машинке, но дело в том,
что пол настилал тоже сам Муэллер.
  Ему понадобилась целая неделя, чтобы отрыть машинку,  провалившуюся  в
подпол. Муэллер просто ненавидел тратить деньги на  предметы  не  первой
необходимости. Зачем тратиться на мебель, когда ее можно смастерить  са-
мому? И зачем покупать новую машинку, если и без "у" вполне можно писать
сценарии к фильмам, которые дают не меньше пятнадцати миллионов?
  Муэллеру показалось странным, что ящик, на котором он сидел, вдруг на-
чал двигаться. Он ведь не сам его делал.
  Он поглядел в окно - оттуда открывался вид на Тихий океан. Муэллер не-
давно снял этот дом за восемь тысяч долларов в месяц. Если уж  он  пошел
на такие траты, то ни за что не согласится отдать сорок два  доллара  за
стул. Восемь тысяч в месяц - вполне значительная плата за жилье, тем бо-
лее что супермаркет устроил распродажу оранжевых ящиков для бутылок.
  Снова возникло ощущение, будто его кто-то схватил, и  чувство  удушья.
Надо поменять сорт сигарет. Голова была как в тумане, словно кто-то  об-
вил вокруг шеи провод. Комната погрузилась в темноту, и он отчетливо ус-
лышал слова: "Позвони Ванде Рейдел!"
  Очнулся он на полу. Это было первое странное  происшествие.  Затем  он
обнаружил, что кто-то поднял его газонокосилку и бросил в океан - вскоре
волны сомкнулись над ручкой. И он вновь услышал шедший  словно  ниоткуда
голос:
  - Позвони Ванде Рейдел.
  Это было странно слышать от пляжного песка.
  Вернувшись в дом, он позвонил Ванде.
  - Ты меня искала?- спросил он.
  - Да, Берт. У меня к тебе предложение.
  - Это про то, как вдруг взбунтовалась окружающая среда? Как называется
фильм? "Любовник-аферист"?
  - Бликден согласен выступить в качестве режиссера.
  - Как тебе удалось его заполучить?
  - Так же, как и тебя.
  - Что ты сделала с моей мебелью?
  - Ты же знаешь меня, Берт. Я делаю все, что в моих. силах, чтобы удов-
летворить клиентов. Кроме того, вряд ли стоит беспокоиться из-за картон-
ных коробок.
  - Если хочешь знать, у меня теперь деревянная мебель.
  - Держись меня - скоро будешь купаться в золоте, дорогой!
  - Но только не с "Любовником-аферистом".
  - Но ведь Бликден согласился!
  - Я не хочу, чтобы мое имя ассоциировалось с тем жалким фарсом,  кото-
рый ты стараешься протащить.
  - Два пункта,- сказала Ванда, имея в виду,  что  Муэллер  получит  два
процента с прибыли.
  - Вздор!
  - Четыре пункта.
  - Я расцениваю это как оскорбление, напрасную трату времени,  денег  и
таланта. Бифф Бэллон. Тьфу.
  - Шесть пунктов, Берт!
  - Когда нужен сценарий?- спросил Бертрам  Муэллер  и  готов  был  пок-
лясться, будто телефонная трубка шепнула ему, что он принял верное реше-
ние.
  - Целую, милый,- проворковала Ванда.
  Еще до коктейля  Ванде  удалось  сколотить  еще  один  "вандастический
проект". Она решила выйти на люди и отправилась на  вечеринку,  куда  ее
никто не звал, чтобы заставить заткнуться любого, кто решится язвительно
спросить, как дела.
  - Да вот, подписала с "Саммитом" договор  на  проект,  где  будут  за-
действованы Бликден, Муэллер и Бэллон.  Сегодня  днем,-  сообщила  она.-
Спасибо, что интересуетесь.
  - Великолепно!- воскликнула хозяйка и отхлебнула виски, тем самым  де-
монстрируя ужас, что не зарезервировала за Вандой места среди самых важ-
ных гостей. Азарт соперничества - вот ради чего стоило жить. Так  считал
Голливуд.- Дорогая, как же тебе это удалось?
  - Талант, милочка,- ответила Ванда, не обращая внимания  на  соблазни-
тельные вазочки со сметаной и икрой и даже на хрустящие печенья, в кото-
рых обычно не могла себе отказать. Она даже  не  побеспокоилась  о  том,
чтобы по своему обыкновению в полночь перекусить. Теперь можно и  попос-
титься!
  Конечно, кое-какие сложности еще оставались. Гордонз был настоящей на-
ходкой. Надо срочно подписать с ним контакт,  предусмотрев  там  разного
рода услуги. И еще надо выяснить, что ему нужно. У каждого есть свой ин-
терес.
  Утром этим и займусь, решила она. Но когда Ванда перед  сном  натирала
свое весившее сто семьдесят фунтов и имевшее в длину пять  футов  четыре
дюйма тело маслом, которое стоило тридцать пять долларов за унцию (а она
каждую ночь выливала на себя целый фунт), дверь ее спальни бесшумно  от-
ворилась. Вошел Гордонз, только теперь на нем не было белой  куртки  по-
сыльного. Он был одет в бежевый костюм с рубашкой, расстегнутой до пупа,
волосы его были завиты, а на груди висела цепь с  полудюжиной  амулетов.
Ванда не стала тратить времени на выяснение, как ему удалось  проникнуть
на территорию виллы, войти в дверь с электронной сигнализацией  и  прос-
кользнуть незамеченным мимо дворецкого. Человеку, который  за  день  мог
напугать до смерти Бликдена и Муэллера, так что они приняли все ее усло-
вия, ничего не стоило проникнуть  в  ее  скромный  восемнадцатикомнатный
дом.
  - Привет, детка!- сказал Гордонз.
  - Дорогой мой, ты потряс Голливуд!- откликнулась Ванда.
  - Я умею подстраиваться к любой ситуации, любовь моя. Я свое дело сде-
лал. Теперь твой черед.
  Ванда занялась массажем груди.
  - Все, что ты пожелаешь, дорогой!
  И мистер Гордонз не заставил себя долго ждать. Он  подробно  рассказал
историю своей жизни и познакомил Ванду с тем, какие трудности испытывает
из-за двух homo sapiens.
  - Ах, вот как!- сказала Ванда, когда стало ясно, что он не  собирается
ею овладеть, и надела прозрачный халат цвета фуксии, отороченный горнос-
таем.- Это серьезная проблема. Значит, Дом Синанджу существует уже тыся-
чу лет? И даже больше тысячи?
  - Насколько мне известно,- подтвердил мистер Гордонз.
  - Мне нравится, как ты все придумал с их боссом, Смитом. Очень хорошая
мысль.
  - Это всего лишь попытка, но она не удалась. Вот если бы  они  попыта-
лись войти в палату, чтобы его освободить...
  - Ну, раз ты не вполне человек, я не должна обижаться, что ты  не  хо-
чешь меня как женщину.
  - Правильно. Тебе не следует воспринимать  мое  поведение  как  оценку
твоей сексуальной привлекательности, любовь моя.
  - Давай спустимся в кухню,- предложила Ванда. Она приказала, чтобы  из
холодильников изъяли всю калорийную пищу и оставили только овощи и обез-
жиренное молоко, поэтому она направилась прямиком к холодильнику прислу-
ги и стащила оттуда мороженое и пончики.
  - Творческие способности, творческие способности... Как мы добудем те-
бе творческие способности?- Она обмакнула покрытый  шоколадной  глазурью
пончик в сгущенное молоко.
  - Я пришел кое к каким выводам относительно творческих  способностей,-
сказал мистер Гордонз,- и решил, что это уникальное качество, свойствен-
ное только человеку. Поэтому я согласен обходиться без него.  Но  вместо
этого я собираюсь вступить в союз с какой-нибудь творческой личностью  и
воспользоваться способностями данной личности, чтобы достичь моей цели.
  - Конечно,- согласилась Ванда.- Только мы должны подписать контракт. У
нас в стране ничего не делается  без  контракта.  Подпишем,  скажем,  на
шестьдесят пять лет с правом продления еще на тридцать пять. Пожизненный
контракт подписать нельзя. Это незаконно.
  - Я согласен на любые условия. Но ты, любовь моя, тоже должна  придер-
живаться соглашения. Недавно один человек меня подвел  и  закончил  свои
дни в морозильной камере.
  - Хорошо, хорошо. Тебе нужно творчески что-то спланировать.  Тут  тре-
буются новые мысли, оригинальные идеи. Яркие, блестящие идеи  по  поводу
того, как прикончить этих двух друзей.
  - Все верно,- подтвердил мистер Гордонз.
  - Цемент. Залей им ноги цементом и столкни в реку.
  - Это вряд ли пройдет,- произнес мистер Гордонз, который недавно услы-
шал это выражение.
  - Тогда взорви их. Подложи им в машину бомбу.
  - Слишком банально.
  - А если расстрелять их из пулеметов?
  - Старо, как мир.
  - Договорись с какой-нибудь женщиной, которая вызнает их тайные слабо-
сти.
  - Библейские темы никого не волнуют со времен Сесила Де Милля.
  Ванда снова отправилась к холодильнику прислуги и, обнаружив там туше-
ную говядину и плавленый сыр, густо намазала сыр на кусок мяса.
  - Придумала,- заявила она.
  - Да?
  - Перестань обращать на них внимание. Забудь о них. Кто они  такие,  в
конце концов! Лучший способ отомстить - процветание в жизни.
  - Я так не могу. Я должен как можно скорее их уничтожить.
  - Еще раз скажи, чем они занимаются?
  - Они наемные убийцы, насколько я могу судить по той разрозненной  ин-
формации, которой располагаю.
  - Давай еще подумаем,- предложила Ванда. Она ела  тушеную  говядину  и
размышляла - над тем, что бы еще Гордонз мог сделать для нее. С его  по-
мощью она могла бы заполучить любого в Голливуде. Да что в  Голливуде  -
можно прибрать к рукам всю нью-йоркскую телевизионную  сеть!  Она  может
стать там главным заправилой! И даже больше. Он,  кажется,  сказал,  что
располагает какими-то компьютерными распечатками, которые доказывают су-
ществование тайной организации убийц. Она могла бы использовать эту  ин-
формацию, чтобы монополизировать прессу. Первые полосы всех  центральных
газет будут принадлежать только ей. Никто не сможет  встать  ей  поперек
дороги.
  - Ну что, надумала?- поинтересовался Гордонз.
  - Так сколько им лет?
  - Белому чуть за тридцать. Корейцу  лет  восемьдесят.  Они  используют
традицию, которая передается из поколения в поколение.
  - Традиции, традиции...- продолжала размышлять Ванда, высасывая  кусо-
чек мяса, застрявшего в одном из нижних зубов.- Используй  их  традицию.
Прими ее. Ты же сам говорил, что умеешь приспосабливаться.  Стань  таким
же, как они. Думай, как они. Поступай, как они.
  - Я уже пробовал. Именно поэтому я и не убил  молодого,  когда  застал
его одного. Я подумал, как бы они поступили на моем месте, и решил,  что
они бы дождались, пока оба интересующих их объекта воссоединятся.  Тогда
я стал ждать, и в результате моя попытка подорвать их провалилась.
  - А ты не пробовал использовать приманку?
  - Дорогая моя, милая, любовь моя,- произнес мистер Гордонз,- ты  скоро
выведешь меня из себя, и мне придется намазать этот сыр тебе на  бараба-
нило перепонку.
  - Давай не будем спешить. Что еще ты знаешь о них?
  - Старик обожает дневные телепрограммы.
  - Игры?
  - Нет, мелодрамы.
  - "Мыльные оперы"?
  - Именно так их и называют. Но больше всего ему нравится "Пока вертит-
ся Земля", где в главной роли снимается некто по имени Рэд Рекс.
  - Рэд Рекс?- переспросила Ванда.- Хорошо. Итак, вот  что  мы  сделаем.
Прежде всего, надо убрать их обоих одновременно. Это главное.
  - Я верю тебе, драгоценная ты моя. Но как мне удастся это сделать?
  - Дай мне немного времени, и я все устрою. Я кое-что  придумала.  Зна-
чит, Рэд Рекс?


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  Если он им нужен, пусть платят как следует. Черт  побери,  Рэду  Рексу
это было ясно как день, так почему же этого не понимают его вонючие аге-
нты в "Морис Уильямс Эйдженси" и эти чертовы ослы на телестудии?
  Получасовая серия, пять дней в неделю, двадцать две недели в году - да
все женское население страны с половины третьего до трех  смотрит  "Пока
вертится Земля". И если они хотят, чтобы  он  продолжал  играть  доктора
Вьятта Уинстона, в прошлом физика, а ныне известного хирурга, то  должны
ему за это как следует платить. Вот и все. Вопрос закрыт. Рим высказался
- дело кончено.
  Неужели они думают, что он играет этого занудного идиота ради собстве-
нного удовольствия? Нет, тут все гораздо проще - деньги! И если  они  не
желают платить, пусть поищут кого-нибудь еще. Попробуют уговорить  Рока,
Рода и, Рипа или Рори. На свете полно прекрасных актеров.
  Рэд Рекс поднялся со своего лилового дивана и направился к бару в оби-
той кожей гостиной - приготовить себе банановый дайкири.
  Он двигался очень осторожно, словно ступая по сырым яйцам, пытаясь  не
раздавить скорлупы, производя впечатление  человека,  которому  было  бы
удобнее в балетных тапочках, чем в обычной обуви.
  Ему было нехорошо. Сам виноват. Вчера, приклеив черные усы  и  нацепив
черный парик, он отправился в бар, где собирались  гомосексуалисты.  Там
он ввязался в драку, и ему здорово досталось. Он больше  ни  за  что  не
сделает такой глупости. На этот раз уж точно. А если бы его узнали? Если
бы ему разбили лицо?
  Он загрузил в шейкер все необходимые компоненты, плотно закрыл крышку,
чтобы, не дай Бог, не забрызгать свой  зеленый  замшевый  костюм,  нажал
кнопку и положил руку на шейкер, который зажужжал, доводя напиток до ну-
жной консистенции. Вдруг Рекс хихикнул - работа шейкера напоминала  виб-
ратор. Он снова хихикнул.
  - Столь знакомые мне и столь любимые вибраторы,- сказал он сам себе.
  - И как только кому-то может нравиться вибратор?- раздался металличес-
кий голос, звучавший словно из бочки. Рэду Рексу показалось, что загово-
рила стена. Он оглянулся по сторонам.
  Но комната была пуста. Он снова огляделся, на этот раз повнимательнее,
и почувствовал, что тело его покрывается гусиной кожей. Пусто. Но он от-
четливо слышал голос, черт побери!
  Он вновь обвел глазами комнату и пожал плечами. Ясно, у него не в  по-
рядке с головой. Эти бесконечные переговоры по поводу  нового  контракта
начинают сказываться на психике.
  Рэд Рекс налил коктейль в хрустальный бокал и вернулся на диван,  ста-
раясь держать бокал так, чтобы не пролить содержимое  на  костюм.  После
окончания переговоров он намерен взять отпуск. Вот и все. Ему надо куда-
-нибудь уехать. Хорошо бы недельки на две. Может, в  Сау-салито.  Или  в
Пуэрто-Валларте. Туда, где не смотрят телевизор.
  Куда глаза глядят, лишь бы там можно было хоть  недолго  побыть  самим
собой.
  Он снова хихикнул, затем умолк, отхлебнул из бокала и тут, же выплюнул
все на зеленые замшевые брюки - потому что вновь раздался глухой, как из
бочки, голос:
  - Прослушай автоответчик!
  На этот раз голос звучал ближе и в нем действительно слышался  металл.
Рэд Рекс даже не обернулся. Если владелец голоса похож на сам голос,  то
на него лучше не смотреть.
  - Кто здесь?- спросил актер, напряженно всматриваясь в до блеска отпо-
лированную стальную дверцу холодильника, словно отражение говорящего бу-
дет менее страшным, нежели сам человек.
  - Прослушай автоответчик,- повторил голос.
  Телефон стоял справа от Рэда Рекса. Он осторожно поставил бокал на то-
нкую мраморную крышку журнального столика и нажал кнопку  автоответчика.
При этом он теребил висевшие на поясе ключи - он всегда так делал, когда
нервничал.
  Пленка зашуршала, быстро перематываясь назад, и  вскоре  остановилась.
Он включил воспроизведение и прибавил звук. Потом вновь бросил взгляд на
дверцу холодильника и вновь ничего не увидел. Взяв бокал,  он  откинулся
на подушки - обтянутые бархатными чехлами, они, словно рукой  любовника,
обвили его плечи. Он сам придумал конструкцию этого дивана, который  ус-
покаивал, давал возможность расслабиться. На какое-то мгновение он  даже
забыл про голос.
  - Прослушай пленку,- снова произнес голос, и Рекс от неожиданности так
и подскочил. Черт возьми, это просто глупо! Надо все-таки  обернуться  и
посмотреть, кто же это с ним говорит!  Бред  какой-то:  разговаривать  с
кем-то в собственной гостиной и бояться  взглянуть  на  собеседника.  Он
обернется. Прямо сейчас.
  Но он так и  не  сделал  этого,  а  остался  сидеть  в  прежней  позе,
чувствуя, как на лбу выступает пот.
  Автоответчик заговорил.
  - Приветик, Рэд, душечка! Кушал ли ты  в  последнее  время  что-нибудь
вкусненькое?
  Снова эта гадина Ванда Рейдел. Если он что-то и ненавидел в жизни, так
это настырных баб, ведущих себя, словно мужики. Это был уже третий  зво-
нок за последние несколько дней. Нет, он ни за  что  не  станет  звонить
этой женщине! Есть у него проблемы с агентом, нет у него проблем с аген-
том - неважно, но с нею он дел иметь не станет! Никогда.
  - Это Ванда, драгоценный мой. Я пытаюсь тебе дозвониться вот  уже  три
дня.- В голосе зазвучали грустные нотки.- А ты мне не позвонил. Я  начи-
наю думать, что ты меня больше не любишь.- Она помолчала, словно  ожидая
ответа.- Ну ладно, что было - то было. Я хочу кое-что сделать для  тебя.
Насколько мне известно, у тебя трудности с заключением  контракта,  а  я
могла бы тебе помочь.
  Рэд Рекс отпил из бокала.
  - Кто б сомневался!- пробурчал он себе под нос.- Наверно, еще не успе-
ла вылезти из-под какого-нибудь босса с телевидения.
  - Выслушай до конца!- произнес металлический голос прямо у  Рекса  над
ухом, н тот подчинился.
  - Вот, решила предложить тебе свои услуги. На взаимовыгодной основе. Я
видишь ли, собираюсь заполучить нью-йоркское телевидение, но у меня мно-
го проектов и здесь, в Голливуде, так что у тебя есть реальный шанс  по-
лучить главную роль в фильме. Настоящем, художественном, а не в каком-то
там телевизионном. Я дело говорю, так что прикинь сам. Ты слишком  хоро-
ший актер, чтобы растрачивать жизнь на "мыльные оперы" с  этим  дурацким
врачом.
  - Пошла в задницу,- еле слышно прошептал Рэд Рекс. Впрочем, все  равно
недостаточно тихо.
  - Последний раз говорю тебе, ублюдок,- слушай внимательно!- Снова этот
металлический голос.
  - Понимаешь, Рэд, милый, любовь моя, мы можем помочь друг другу. Я по-
лучаю нью-йоркскую сеть, а ты - лучшего в мире агента и мою  гарантию  -
личную и твердую, как скала,- ты же любишь, чтобы кое-что было  твердым,
как скала,- гарантию, что скоро тебе дадут  роль  в  кино.  В  серьезном
фильме, а не в каком-то там дерьме. Разве эти тупицы из "Мориса  Уильям-
са" смогут предложить тебе что-либо подобное? Что они  вообще  для  тебя
сделали? Так знай, дорогуша, что у них полно своих людей, которые  рабо-
тают на одном с тобою канале. Неужели ты думаешь, что  они  станут  сами
себе вредить? Бороться за твои интересы в ущерб другим клиентам?
  Да, Спрут наступила на больную мозоль. Она, безусловно, права, подумал
Рэд Рекс. Конечно, права. Эти ублюдки в агентстве готовы продать  его  с
потрохами, лишь бы сэкономить пару центов. Избавиться от старины  Рекса.
Заставить его гнуть спину за гроши, а телевизионное начальство будет по-
дмигивать и давать обещания, умалчивая о том, что агентство неплохо  на-
варит на других контрактах, которые в ближайшее время будут перезаключе-
ны. Ух, грязные подонки! Все верно, и Рэд Рекс прекрасно это знает. Если
бы только Ванда Рейдел не была такой сукой.
  - Так вот, дружочек, посылаю к тебе мою правую руку, мистера Гордонза,
который привезет договор. Подпиши все, как хороший мальчик, и Ванда  тут
же заступится за тебя перед телевизионным начальством. И  помни  о  нас-
тоящем кино, Рэд. Мы сделаем настоящее кино. Попадешь в  Голливуд,  ста-
нешь важным, знаменитым, у тебя будет власть. Все в твоих  руках,  доро-
гой!- Она помолчала.- Целую, обнимаю. И если мой человек тебе  понравит-
ся, поцелуй его за меня.- Она издала резкий смешок, и  автоответчик  от-
ключился.
  - Грязная шлюха,- прокомментировал Рэд Рекс, приканчивая бокал.
  - Нельзя так говорить о своей благодетельнице.  Рэд  Рекс  по-прежнему
сидел, не поворачиваясь.
  - Вы и есть мистер Гордон?- спросил он, осторожно ставя бокал на  мра-
морный столик.
  - Мое имя мистер Гордонз. Да, это я.
  Рэд Рекс небрежно повернулся на диване, стараясь двигаться  как  можно
медленнее, чтобы в любой момент иметь возможность ретироваться.
  Выражение нервного ожидания тут же  сменилось  на  его  лице  улыбкой,
стоило ему увидеть стоявшего там человека. Он выглядел немногим за трид-
цать, светлые волосы образовывали на лбу кудрявую челку в стиле  Цезаря.
На нем был желтовато-коричневый замшевый пиджак, летние темно-коричневые
брюки и сандалии на босу ногу. Пиджак был распахнут, и  на  голой  груди
красовался огромный серебряный кулон с какой-то эмблемой.
  Но улыбку вызвал болтающийся у него на поясе ключ. Это был обычный зо-
лотой ключик, висевший на цепочке, другим своим концом уходящей в  левый
карман. Конечно, в наши дни люди носят на себе множество  различных  ве-
щей, но этот ключик много что сказал Рэду Рексу. В мистере  Гордонзе  он
обрел родственную душу.
  По-прежнему улыбаясь, Рэд Рекс поднялся с дивана, рассчитывая ослепить
мистера Гордонза великолепием своих зубов. Да, мистер  Гордонз  оказался
симпатичным молодым человеком. И выглядел достаточно  мягким.  Возможно,
знакомство окажется приятным.
  - Не хотите ли вышить?
  - Я не пью,- сообщил мистер Гордонз, не улыбнувшись в ответ.- Договор,
который передала Ванда, со мной.
  В правой руке он держал пачку бумаг. Рекс поднял руку, пытаясь его ос-
тановить.
  - Дружище, у нас еще будет уйма времени, чтобы об этом поговорить.  Вы
не будете возражать, если я пропущу рюмашку?
  - Ваше пристрастие к спиртному меня не касается.- Господи, просто жут-
ко, как кратко и точно он говорит. Такое  впечатление,  что  это  робот,
пронеслось у Рекса в голове.- Я здесь для того, чтобы вы подписали  кон-
тракт.
  Рэд Рекс улыбнулся про себя. Вряд ли кто заставит его  подписать  этот
контракт. Последний раз его силой заставили что-то сделать несколько лет
назад, когда в его гримерную ворвались какие-то головорезы, устроили по-
гром и вынудили его надписать собственный портрет для какого-то  поклон-
ника. В тот момент, когда все это происходило, было страшно, а потом по-
казалось просто глупым. Мафия, которая охотится за автографом? Чушь  ка-
кая-то! Но тогда Рекс не на шутку испугался.
  Он был слишком молод, но теперь никому не удастся его запугать. Ни те-
лестудии, ни Ванде Рейдел, ни мистеру Гордонзу, каким бы симпатичным  он
ни казался.
  Положив в шейкер все необходимые ингредиенты, он сделал себе еще  один
дайкири и повернулся к мистеру Гордонзу, облокотившись локтем на  стойку
бара, заложив ногу за ногу и держа стакан в правой руке, подальше от ко-
стюма. Глаза его были полузакрыты, на губах играла сладострастная  улыб-
ка.
  - Надеюсь, нелюбовь к спиртному - ваш единственный порок,- тихо произ-
нес он.
  - Послушай, ты, голубой,- начал мистер Гордонз,- моя  терпение  кончи-
лось. Можешь допить стакан, но после этого ты немедленно подпишешь  кон-
такт!..
  - Потише, приятель,- перебил Рекс. Ишь ты, голубой! Он не позволит ни-
кому так себя называть. По крайней мере, у себя дома.- Я вообще не знаю,
что ты здесь делаешь. Я тебя не звал и вышвырну сейчас к чертовой  мате-
ри.- С этими словами он указал на стену, где висело каратистское  кимоно
и связка метательных стрелок, применяемых  в  восточных  единоборствах.-
Это все принадлежит мне, приятель. У меня черный пояс, так что берегись,
иначе я быстро с тобой разделаюсь.
  - Это вряд ли, а вот ты точно подпишешь контракт.
  - Пошел к черту,- сказал Рэд Рекс. Не стоит так нервничать.  Ключик  у
него на поясе - жалкая фальшивка. И сам  он  фальшивка,  и  работает  на
фальшивку, а Рэд Рекс не привык иметь дело с какими-то  фальшивками.  Он
повернулся к мистеру Гордонзу спиной и сел на высокий стул  возле  бара,
поставив стакан на стойку. Потом взглянул на свое отражение в дверце хо-
лодильника и увидел, что мистер Гордонз беззвучно  движется  у  него  за
спиной.
  Ну и пусть. Рэд Рекс не станет оборачиваться. Слишком  много  чести  -
спорить с этим ничтожеством. Пусть убирается в свой Голливуд и трахается
там со своей мерзкой Вандой, на которую работает.  Пусть  убеждает  его,
пусть умоляет, но Рэд Рекс будет непреклонен и неумолим, как боги с Оли-
мпа.
  Но мистер Гордонз не стал спорить с Рэдом Рексом,  а  просто  протянул
руку и взялся за хрустальный бокал. Его тонкая, лишенная волос рука  об-
вила стекло. Отлично. Может, он решил пойти на попятную? Рекс повернулся
к мистеру Гордонзу - в уголках рта застыло  выражение  доброжелательного
ожидания, но мистер Гордонз не улыбался н не смотрел на него. Взгляд его
сосредоточился на правой руке, которая сжимала бокал.
  Крак! Звук испугал Рэда Рекса, и он взглянул на руку мистера Гордонза.
Бокал был раздавлен, желтоватая жижа дайкири вылилась на стойку. Осколки
дорогого хрусталя сверкали в разлитом напитке, словно крошечные айсберги
в густом желтом океане.
  Мистер Гордонз продолжал сжимать бокал, и Рекс как зачарованный следил
за ним. Он слышал, как дробились большие осколки стекла,  превращаясь  в
более мелкие. Господи, да этот человек не  чувствует  боли!  Кровожадный
ублюдок! Его рука сейчас, должно быть,  напоминает  отбивную.  Звук  ло-
мающегося стекла напоминал отдаленное дзиньканье  крохотных  колокольчи-
ков.
  Мистер Гордонз медленно разжал руку - бокал дорогого ирландского хрус-
таля превратился в белую пыль, по виду напоминавшую поваренную соль. Го-
рдонз высыпал ее на стойку бара. Рекс не мог прийти в себя от  удивления
- рука была абсолютно целой, ни одной царапины или пореза. Ни капли кро-
ви.
  Он посмотрел на Гордонза, Гордонз - на него.
  - То же самое может произойти и с твоей черепушкой, голубой. А  теперь
подписывай контракт.
  Рекс снова опустил глаза на хрустальную пыль, потом перевел взгляд  на
непораненную ладонь мистера Гордонза и потянулся за ручкой.  И  подписал
все три экземпляра договора, даже не прочитав.
  Поясница его вспотела. Он не мог вспомнить, когда в последний раз  ис-
пытывал подобное ощущение.
  Впрочем, он ошибается. Это было в тот день, когда посланные мафией го-
ловорезы пытались заполучить его автограф. Что же он тогда написал?  Ка-
жется, какое-то посвящение почитателю его таланта.
  Он отчетливо запомнил текст, потому что ему пришлось два раза  перепи-
сывать его:
  "Чиуну. Наимудрейшему, наиудивительнейшему, наидобрейшему, наискромне-
йшему и наичувствительнейшему человеку, которого только рождала земля. С
неизменным уважением, Рэд Рекс".
  Странно, что это вспомнилось ему именно сейчас.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  Джеральд О'Лофлин Флинн сделал знак официанту принести еще одну порцию
"Кровавой Мэри".
  - Нет, спасибо,- остановила его Ванда Рейдел.- Когда я при исполнении,
то не пью больше одного.
  Флинн одарил ее лучезарной улыбкой, и зубы его заблестели, словно пок-
рытые эмалью для холодильников.
  - О,- небрежно произнес он,- так вы сегодня на работе? А я-то подумал,
что вы позвонили просто из вежливости.
  Ванда Рейдел улыбнулась в ответ, и улыбка вышла такой же  теплой,  как
кожа трески.
  - В вас дерьма как в рождественском гусе,- произнесла  она,  продолжая
улыбаться и выковыривая вилкой из зубов кусочек застрявшего там  краба.-
Когда встречаются такой агент, как я, и шеф крупной телевизионной компа-
нии, вроде вас, речь может идти только о делах.
  Появился официант со значком "Эрнесто" на лацкане смокинга и двумя по-
рциями коктейля. Флинн снял их с подноса и поставил перед собой.
  - Не хотите ли чего-нибудь еще?- спросил он у Ванды.
  Она посмотрела на официанта, молодого, с хорошими манерами мужчину,  в
котором угадывался иностранец. У него были  темные  волнистые  волосы  и
оливковая кожа.
  - Я много чего хочу,- ответила она, не отрывая глаз от официанта,-  но
все это подождет.
  Официант с улыбкой кивнул и пошел прочь.
  - Минуточку,- позвала она, и молодой человек вновь обернулся  к  ней.-
Принесите мороженого. Кстати, а какое у вас есть?
  - А какое желает мадемуазель?- произнес официант  на  безупречном  ан-
глийском.
  - Мадемуазель, Боже мой! Мадемуазель желает ромовое с изюмом.- Она по-
вернулась к Флинну.- Знаете ли вы, что я уже двадцать лет не ела ромово-
го мороженого с изюмом?! Знаете ли вы, что я все отдам за порцию ромово-
го с изюмом?- Она снова обратилась к официанту: - Принесите любое.  Вряд
ли у вас есть ромовое с изюмом.
  - Мы постараемся найти немного для  мадемуазель,-  поклонился  молодой
официант и отправился на кухню, где обратился к метрдотелю с  произноше-
нием жителя Бронкса: - А вы уверены, что это дерьмо стоит такой возни?
  - Это дерьмо может купить и продать тебя к еще  семь  поколений  твоей
семьи, Эрни,- ответил метрдотель.
  - Тогда я помчался в "Баскин-Робинс" - попытаюсь раздобыть у них ромо-
вое с изюмом. Она, видите ли, желает ромовое с изюмом, черт бы  ее  поб-
рал! Сроду не видел, чтобы кто-то жрал ромовое с изюмом. Может, она про-
сто не в себе?
  - Если она хочет ромовое с изюмом, то достань его хоть из-под  земли,-
отозвался метрдотель.
  Эрни уже направился к выходу, когда метрдотель окликнул его:
  - Если нет в "Баскин-Робинс", поезжай в ближайший "Ховард Джонсонз". И
поспеши. Если понадобится, возьми такси. А пока ты будешь искать, я  по-
пытаюсь изобразить что-нибудь сам.
  - Хотите сами сделать мороженое?
  - А почему бы и нет,- пожал плечами метрдотель.- Что туда входит?  Ва-
ниль, ром и изюм. Попытаюсь. Но ты постарайся меня опередить.
  - А сколько купить?
  - Бери сразу галлон. Она сожрала три порции крабов. Думаю, галлон  для
этой помойной ямы будет в самый раз.
  Тем временем Джеральд О'Лофлин Флинн выпил полстакана "Кровавой  Мэри"
и спросил:
  - Ну, если у нас деловая встреча, то о чем пойдет речь?
  - О Рэде Рексе.
  - Ах, вот что,- заметил Флинн, напоминая себе, что  надо  быть  крайне
осторожным.- Очень милый парень, этот Рэд, но, кажется, неверно предста-
вляет себе экономические проблемы дневного телевидения.- Он посмотрел на
Ванду, пытаясь понять, чего Спрут хочет от него и почему она так заинте-
ресована в Рэде Рексе. Господи, она проглотила целый кекс с  цукатами  и
орехами, даже не моргнув.
  Ванда улыбнулась.
  - Полагаю, завышенная самооценка возникает у него в результате  чтения
писем от поклонниц. Они приходят тысячами.
  - Вы же знаете,- пожал плечами Флинн,- что за люди пишут письма  акте-
рам, играющим в "мыльных операх". С точки зрения демографии  они  полный
нуль. Гроша ломаного не стоят. У них ни на что не хватает денег, а  если
бы и хватало, то они просто не смогли бы найти бакалейную лавку.
  - Ваша демография - сплошное дерьмо.
  - И тем не менее,- изрек Флинн, расправляясь с первой порцией  "Крова-
вой Мэри".- Мы уже почти заключили договор с агентством Мориса Уильямса,
которое представляет интересы Рэда. Почему вас волнуют его дела?
  - Во-первых, вы лжете - между вами и Морисом Уильямсом контрактом даже
не пахнет. Во-вторых, что гораздо  важнее,  Мориса  Уильямса  уже  можно
сбросить со счетов.- Она подняла голову от тарелки, и Флинн заметил, что
к ее губе прилип кусочек крабьего мяса,- казалось, будто это хвостик ма-
ленькой рыбешки, торчащий изо рта барракуды.- Они выбыли из игры, и  те-
перь за дело взялась я. Я новый агент Рэда.
  С Джеральда О'Лофлина Флинна моментально сошел весь лоск,  словно  его
окунули в лимонный сок.
  - Черт побери,- выдавил он.
  - Ну-ну, успокойтесь, мой дорогой,- улыбнулась Ванда.- На  самом  деле
все не так уж и плохо.
  Флинн взялся за стакан - это будет его третья "Кровавая Мэри" за ужин.
Но вместо того, чтобы выпить, он отставил стакан подальше. Не стоит  ув-
лекаться спиртным, когда предстоят переговоры со Спрутом,  или  в  конце
концов прольется кровь невинных людей. Он пожал плечами.
  - Я ничего не имею против вас лично. Но согласитесь, когда  в  течение
многих месяцев ведешь переговоры с одним агентством, и вдруг  появляется
другое, перестроиться не так-то легко. Знаете ли вы,  например,  что  мы
уже достигли соглашения по многим вопросам, и вот  теперь  нам  придется
заново утрясать их с вами.
  Ванда попыталась отыскать в тарелке еще хоть кусочек краба, но ей  это
не удалось. Тогда она взяла тарелку и, помогая себе вилкой, выпила  гус-
тую красноватую подливку. В результате немного соуса пролилось ей на по-
дбородок, и красная капля так и оставалась там, пока Ванда не стерла  ее
салфеткой. Посмотрев на ее испачканный красным подбородок,  Флинн  поду-
мал: "Эта женщина убьет меня. Просто сожрет с потрохами".
  Словно прочитав его мысли, Ванда произнесла:
  - Не бойтесь, все будет хорошо, Герри, обещаю вам.
  - Это вы так считаете,- ответил он.
  Она резко отложила салфетку, отодвинула  тарелку,  которая  со  звоном
ударилась о стакан с "Кровавой Мэри", и сложила перед собой руки, словно
семилетняя девочка" впервые пришедшая к святому причастию.
  - Итак, что касается пунктов, по которым вы договорились.  Сотни  пун-
ктов. Да пусть хоть тысячи - мне наплевать. Они остаются  в  силе  -  по
крайней мере, пока я веду дела.
  Флинн выпучил глаза.
  - Вы не ослышались,- продолжала она,- они остаются в  силе.  А  теперь
скажите, сколько Рэд зарабатывает в вашем сериале?
  - Тысячу шестьсот долларов в неделю.
  - А сколько просил Морис Уильямс?
  - Три тысячи в неделю.
  - А каковы ваши предложения?- Ванда так и впилась глазами в лицо Флин-
на, так что он не мог отвести взгляд или повернуть голову, чтобы соврать
или сказать полуправду.
  Да и какой смысл врать, подумал Флинн. Она все равно докопается.
  - Мы предлагали две тысячи двести.
  - Мы согласны,- заявила Ванда и улыбнулась при виде того, как у Флинна
отвисает челюсть.- Ну, вот, все было не так уж и страшно.-  Она  огляде-
лась по сторонам.- Так где же этот очаровашка с моим мороженым?
  Но Флинну было не до ее мороженого. Его сейчас вообще мало что занима-
ло, кроме желания как можно скорее подписать с Рэдом Рексом контракт. Он
ласково погладил бокал с "Кровавой Мэри".
  - Неужели все так просто, и вы берете две тысячи двести в неделю?
  - Да, именно так. Берем две тысячи двести.
  Помимо его воли рука Флинна потянулась к бокалу с коктейлем,  и  теле-
босс сделал большой глоток. Никогда в жизни не получал он такого наслаж-
дения от выпивки. И это знаменитая Ванда Рейдел? Это Спрут? Больше похо-
жа на котенка - такая мягкая. Он улыбнулся, она улыбнулась в ответ.
  - Только у меня будут два крохотных  условия.  Чтобы,  как  говорится,
подсластить пилюлю. Показать Рэду Рексу, что  я  действительно  стараюсь
ради него. Флинн поставил стакан.
  - Что вы имеете в виду?
  - У Рэда должно быть свободное расписание, чтобы, если его пригласят в
какую-нибудь картину, он мог бы участвовать в съемках.
  - А как же сериал? Как же ему удастся это совмещать?
  - Я не прошу поблажек. Ну, будет делать несколько серии  вперед.  Речь
идет только о свободном расписании.
  - Согласен. Что-нибудь еще?
  Ванда покачала головой:
  - Пока больше ничего не приходит на ум.
  Тут появился Эрни с мороженым, которое купил у "Баскин-Робинс".
  - Специально для мадемуазель,- сказал он, ставя перед Вандой  фарфоро-
вую вазу.
  Ванда Рейдел снова поймала взгляд Джеральда О'Лофлина Флинна и  загру-
зила в рот большую порцию мороженого. Из уголков рта у нее  потекли  две
желтоватые струйки, напомнившие Флинну клыки хищника. Очень медленно она
произнесла:
  - Есть еще одно маленькое условие, но об этом потом.

  - Ты предала меня! Предала, предала!- Рэд Рекс начал  свои  причитания
баритоном, которым говорил перед камерой, а  закончил  полным  страдания
сопрано, срывающимся на фальцет.
  Разговор происходил в гримерной Рекса на телестудии, расположенной  на
Западной Пятьдесят шестой улице Манхэттана.  Сидевший  на  розовом  вра-
щающемся стуле Рекс отвернулся от зеркала и обратил свои взоры на  Ванду
Рейдел. Для большей выразительности он даже топнул ногой.
  - Продала меня с потрохами,- продолжал стенать он.- А раз так, ты уво-
лена!
  - Извини, любовь моя, но ты не можешь меня уволить,- заявила Ванда.- У
нас эксклюзивный контракт. На три года без права разрыва. Без меня ты не
сможешь найти работу.
  - Ни за что не подпишу контакта с телестудией! По крайней мере, за две
тысячи двести в неделю!
  - Ты и не должен ничего подписывать. Я уже подписала все за тебя.  Наш
с тобой договор уполномочивает меня одобрять и подписывать за  тебя  все
документы.
  - Я не стану работать! Не стану - и все!- Лицо Рекса просветлело.- За-
работаю себе ларингит. Самый долгий ларингит за всю историю телевидения.
Затянувшийся. Он будет длиться целый год.
  - Только попробуй симулировать ларингит, и я попрошу мистера  Гордонза
заглянуть тебе в глотку и выяснить, нельзя ли ее починить,- ласково ска-
зала Ванда.- Не беспокойся, трудоспособность у  тебя  сохранится.  Немые
тоже могут работать - сможешь повторить жизненный путь Марселя Марсо.
  - Ты этого не сделаешь. Мы все-таки живем в Америке.- Глаза Рэда Рекса
сверкнули, голос сорвался.
  - Нет, милый. Для тебя это, возможно, и Америка, а  для  меня  -  нас-
тоящие джунгли. А теперь кончай хныкать и постарайся увидеть в этом  хо-
рошую сторону.
  - Здесь нет хорошей стороны.
  - Я выговорила тебе возможность иметь свободное время, чтобы сниматься
в фильмах, и вот-вот устрою тебе прекрасный контакт.
  - Прекрасный контакт! Значит, мне придется в .два раза  больше  вкалы-
вать!
  - Ну и что? Тебе это ничего не стоит, ты ведь очень способный.
  - А что это еще за штука с трехминутным выступлением?- спросил Рекс.
  - Это очень важно,- ответила Ванда.- Сегодня серия будет на три минуты
короче. Сразу после рекламы ты выступишь с обращением к зрителям.
  - Что еще за обращение? С чем я могу обратиться к армии домохозяек?
  Ванда запустила руку в соломенный ридикюль,  выглядевший  так,  словно
был перешит из сандалий, которые носили  несколько  поколений  мексикан-
ских: крестьян.
  - Вот, почитай.- Она протянула Рэду листок.
  Рэд быстро пробежал его глазами.
  - Что это еще за чушь?
  - Вот эту чушь ты и прочтешь.
  - Фиг-два я стану это читать! Это же какой-то бред.
  - Ну, я тебя прошу. Сделай одолжение.
  - Кому - тебе? Ха!
  - Нет, мистеру Гордонзу.
  Рэд Реке посмотрел в ласковые глаза Ванды, опустил взгляд на бумагу  и
быстро пробежал текст, стараясь запомнить его.

  Римо сидел, развалясь в кресле, в номере мотеля в Бурвелле, штат  Неб-
раска.
  Вытянув ноги перед собой, он развлекался тем, что  барабанил  большими
пальцами по невидимому барабану. Ему было скучно. Скучно до глубины  ду-
ши. Скучно, скучно, скучно...
  С утра он уже успел сделать стойку на руках, отработал свободный удар,
не вывихнув плеча, хотя лучше бы уж вывихнул - для разнообразия. Он  вы-
полнил дыхательные упражнения, сократив количество вздохов до двух в ми-
нуту, поработал над пульсом, снизив его до  двадцати  четырех,  а  затем
увеличив до девяноста шести в минуту. В воображении он  даже  пробежался
по девственному лесу где-то на Северо-Западе, спотыкаясь о диких зверей,
пускаясь с ними наперегонки и чаще всего выходя победителем в соревнова-
нии. Наконец он наткнулся на огромную лань и с мыслью  о  том,  как  она
прекрасна, решил закончить свое воображаемое путешествие.  Вот  тогда-то
он и понял, какая его одолевает тоска.
  Скучно было даже пальцам на ногах.
  Семь дней, проведенные в этом городе, на кого угодно нагнали бы тоску.
Странно, что сами жители таких городков, казалось, никогда  не  скучают.
Может, это оттого, что они знают о своем городе что-то такое,  что  было
неизвестно Римо. Вот одно из неудобств жизни чужака. Римо Уильямс,- веч-
ный аутсайдер. Чужой для людей. Чужой на земле. Без дома, без семьи, без
цели в жизни.
  Прекрати сейчас же, сказал он себе. Вот его семья - сидит перед ним на
ковре в предписанном этикетом для этого времени дня синем  кимоно  и  не
отрывает глаз от экрана, где доктор Уитлоу Вьятт сообщает  миссис  Брейс
Риггс суровую правду о том, что болезнь ее мужа Элмора неизлечима. Одна-
ко доктор Вьятт слышал об одном средстве, очень редком зелье, готовящем-
ся аборигенами в самом сердце экваториальных джунглей из  трав,  которые
эти аборигены тайно выращивают. Но зелье это недоступно западной медици-
не. "Неужели мы не сможем его достать?" - спрашивает миссис Риггс, кото-
рая любит мужа, хотя вот уже четырнадцать лет тайно сожительствует с ан-
гликанским священником отцом Дэниелом Беннингтоном. Нет, уверяет ее док-
тор Вьятт, некоторый - хотя и крайне слабый - шанс все же есть. Если сам
доктор Вьятт отправится в джунгли, лицом к лицу встретится с охотящимися
за скальпами индейцами племени дживаро и призовет их  соблюдать  правила
общечеловеческой этики, возможно, ему удастся раздобыть немного их  сна-
добья.
  - А вы поедете?- спрашивает миссис Риггс.
  - Поеду,- твердо заявляет доктор Вьятт.
  - Давай вали,- прокомментировал Римо,- и обратно не приезжай.
  Раздались и стихли звуки органа, и передача закончилась.
  Чиун напустился на Римо.
  - Видишь, что ты наделал!
  - Что же такого я наделал?
  - Из-за тебя они сократили серию. На целых три минуты!
  - Какое я имею отношение?..
  - Тсс,- прошептал Чиун - на экране появилась ведущая.
  - Через несколько секунд исполнитель главной роли в фильме "Пока  вер-
тится Земля" Рэд Рекс выступит с обращением к самым преданным своим зри-
телям. Но сначала прослушайте объявления.
  - Что ж,- заметил Чиун,- тебе повезло.
  - Раз так, то послушай меня. Мы уезжаем. Отправляемся назад, чтобы из-
влечь Смита из этой несчастной палаты. Я больше не могу здесь сидеть,  я
чувствую, что просто схожу с ума!
  - А как же мистер Гордонз?
  - Плевать на мистера Гордонза! Я не собираюсь тратить драгоценные годы
жизни на то, чтобы прятаться здесь, пока ты приступишь к выполнению  ка-
кой-то доисторической программы по борьбе с ним. Мы сами его найдем.
  - Говоришь, как ребенок,- остановил его Чиун.- Хочешь навлечь на  свою
голову неисчислимые беды только потому, что тебе надоело ждать  подходя-
щего момента.- Кореец попытался произнести фразу, передразнивая произно-
шение Римо, так что она прозвучала, как если бы флейта  попыталась  сыг-
рать басы: - Неважно,  что  произойдет,  приятель,  главное,  чтобы  все
произошло быстро.
  - Ну что, папочка, закончил лицедейство?
  - Так точно, коротышка,- снова пробасил  Чиун,  используя  строчку  из
фильма Джона Уэйна.
  Римо был на целый фут выше Чиуна и более чем на пятьдесят футов  тяже-
лее, поэтому он от души расхохотался, несмотря на плохое настроение.
  - Прекрати кудахтать!- неожиданно приказал Чиун и  снова  обратился  к
телевизору, где крупным планом возникло лицо Рэда Рекса. На  актере  все
еще был белый халат. Его лицо показалось Римо угрюмым - ничего общего  с
той здоровой улыбкой, изображенной на плакате, который Чиун всегда возил
с собой. На фото красовался автограф, который несколько лет назад по на-
стоянию Чиуна выбила из Рекса пара мафиози.
  Рекс медленно заговорил:
  - Друзья, мне приятно сообщить вам, что я буду продолжать сниматься  в
роли доктора Уитлоу Вьятта в сериале "Пока вертится Земля".-  Он  помол-
чал.
  - Ура!- просиял Чиун.
  - Тише,- остановил его Римо.
  - Я каждый день с глубокой радостью и волнением вхожу  в  ваши  дома,-
продолжал Рекс,- и с нетерпением жду каждой новой серии,  чтобы  расска-
зать вам о людях,  противостоящих  реальным  проблемам  реальной  жизни.
Кое-кто презрительно относится к дневным сериалам, называя  их  глупыми,
несерьезными, но мне известны люди, которых они глубоко  волнуют  и  чью
судьбу украшают.
  И если бы в мою душу закрались сомнения относительно важности мелочам,
я был бы вынужден полностью переменить мнение, узнав о том,  что  где-то
живет человек, который их любит. Где-то в мире существует человек  небы-
валой мудрости, силы, скромности и красоты, и он одобряет наши постанов-
ки. Именно ему я адресую свою игру, поскольку лишь из его незримой  под-
держки черпаю силы.
  Сейчас я ненадолго отправляюсь в Голливуд. Возможно, кто-то из вас уже
слышал, что я собираюсь сняться в фильме, но можете не волноваться:  се-
риал "Пока вертится Земля" будет продолжен.
  Итак, я еду в Голливуд и надеюсь, что там смогу  лично  встретиться  с
человеком, о котором так много слышал, с человеком, который глубоко  по-
нимает смысл моей актерской работы. Я также верю, что смогу  припасть  к
его ногам и приобщиться его мудрости.- Рэд Рекс поднял глаза, чуть заме-
тно улыбнулся и, глядя прямо в камеру, добавил: -  Возлюбленный  Мастер,
жду вас в Голливуде.
  Тут изображение померкло, и в течение несколько секунд экран оставался
темным, а потом началась реклама.
  - Вот оно,- произнес Чиун.
  - Что именно?- поинтересовался Римо.
  - Мы ни на минуту не задержимся больше в этом номере. Мы  отправляемся
в Голливуд.
  - Что нам там делать?- удивился Римо.- Если  даже  абстрактно  вообра-
зить, что мы действительно туда едем.
  - Рэд Рекс будет ждать меня там.
  - И ты думаешь, что он обращался к тебе?
  - Ты же сам слышал. Он сказал: мудрость, сила, скромность  и  красота.
Кого же еще он мог иметь в виду?
  - Речь могла идти о его парикмахере.
  - Он обращался ко мне!- заявил Чиун, поднимаясь на  ноги  так  плавно,
что, казалось, ни одна складка его халата не шелохнулась.- Я покину  те-
бя, чтобы сделать все необходимые приготовления для поездки в  Голливуд.
И ты несешь персональную ответственность за то, чтобы мы встретились там
с Рэдом Рексом. А теперь я должен идти складывать чемоданы.
  Чиун вышел из комнаты. Когда дверь спальни захлопнулась за  ним,  Римо
еще глубже уселся в кресло.
  - Чиун,- позвал он.
  - Таково мое имя,- отозвался голос из соседней комнаты.
  - Зачем было Рэду Рексу обращаться к тебе?
  - Может быть, он слышал обо мне. Многие знают Мастера Синанджу. Не все
так ограниченны, как когда-то был ты.
  Римо вздохнул.
  - А зачем, как ты думаешь, он хочет увидеть тебя?
  - Чтобы воочию посмотреть, что такое воплощенное совершенство.
  Римо с отвращением кивнул. Чиун только этого и ждет. Ему только и  по-
давай новых комплиментов. Взять хотя бы идиотскую корреспонденцию, кото-
рую он получает на массачусетской почте до востребования и которую  зас-
тавляет Римо читать ему вслух. "О удивительный, славный, великолепный, и
т.д. и т.п.",- читал Римо, а Чиун сидел на полу и в знак согласия кивал.
Через месяц Римо начал кое-что добавлять от себя.
  - "Дорогой Чиун. Вы высокомерное, самовлюбленное,  отвратительное  су-
щество, которое не умеет ценить достоинств вашего приемного сына Римо",-
прочел как-то он.
  Чиун поднял на него глаза.
  - Это можешь выбросить. Его автор наверняка пребывает в состоянии нер-
вного расстройства и вряд ли может получать письма там, где  его  содер-
жат.
  Но после нескольких подобных писем кореец понял, что  Римо  читает  не
то, что написано, и стал разбирать почту сам.
  И вот новые восхваления, на этот раз по  телевизору,  где  так  дорого
эфирное время. И от самого Рэда Рекса.
  "Почему?- спросил себя Римо. И тут же ответил: - Здесь замешан  мистер
Гордонз. Тем самым он хочет заманить нас в  Голливуд,  где  приготовился
нанести удар".
  А вслух он сказал:
  - Чиун, мы едем в Голливуд!
  Тот немедленно появился на пороге спальни.
  - Конечно. Неужели ты в этом сомневался?..
  - А знаешь почему?- перебил Римо.
  - Потому что я этого хочу. Это было бы достаточным основанием для  лю-
бого, кто когда-нибудь слышал о человеческой благодарности. А  ты  думал
почему?
  - Потому что там находится мистер Гордонз.
  - Правда?
  - А Рэд Рекс находится в сговоре с этой консервной банкой.
  - Ты действительно так считаешь?- переспросил Чиун.
  - Я просто уверен.
  - О, как ты мудр и какое счастье, что я имею возможность быть рядом  с
тобой.- Демонстративно отвернувшись, он вернулся  в  спальню.  "Идиот",-
донеслось до Римо.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  - Смотри, смотри, это же Кларк Клейбл!
  - Его имя не Кларк Клейбл, а Кларк Гейбл. С буквой "Г".
  - Римо, смотри, вон Кларк Гейбл!
  - Это не Кларк Гейбл. Кларк Гейбл давно мертв.
  - Но ты ведь только что сказал, что это Кларк Гейбл.
  - Я сказал, что имя актера Кларк Гейбл,- ответил Римо,  чувствуя,  что
сам запутался.
  - Разве то, что его зовут Кларк Гейбл не то же самое,  что  это  Кларк
Гейбл?- поинтересовался Чиун.
  - Ешь лучше свой рис,- посоветовал Римо.
  - Конечно, конечно. Я готов делать что угодно, лишь бы  не  разговари-
вать с человеком, который мне намеренно врет.- Он поднес  было  ложку  с
рисом ко рту, но тут же опустил ее на тарелку.
  - Ты только взгляни - это же Барбра Стрейзанд!- В голосе Чиуна звучало
такое возбуждение, какого Римо еще не доводилось слышать. Его  вытянутый
вперед указательный палец дрожал.
  Римо посмотрел туда, куда он показывал.
  - Господи, Чиун, это всего лишь официантка.
  - Ну и что, как ты обычно говоришь. Может, Барбра  Стрейзанд  поменяла
работу?
  - И теперь в свободное время подрабатывает официанткой?
  - А почему бы и нет?- спросил Чиун.- Запомни, белый человек: не  место
красит человека, а человек красит место, каким бы убогим оно ни казалось
на первый взгляд. Не всем же быть наемными убийцами.- Он снова  устремил
взор на официантку в черном форменном платье - она в противоположном ко-
нце обеденного зала выписывала счет.- Это Барбра Стрейзанд,-  тоном,  не
терпящим возражений, заявил Чиун.
  - Пойди попроси ее спеть,- возмущенно предложил Римо.
  Он скорее почувствовал, чем увидел, как Чиун вышел из-за стола и  нап-
равился к официантке. Так продолжалось вот уже два дня. Чиун,  почтенный
и благородный Мастер древнего, овеянного славой Дома Синанджу, был поме-
шан на звездах. Все началось в аэропорту, когда он  принял  уборщика  за
Джонни Мака Брауна. Потом в водителе такси он узнал Рамона  Наварро.  Он
был убежден, что администратором в гостинице, где они поселились, служит
Тони Рэндалл, и в конце концов обвинил Римо в том, будто  тот  намеренно
пытается лишить старика радости, уверяя, что никакие они не артисты.
  Барбра Стрейзанд была величайшей неразделенной любовью Чиуна,  и  Римо
не хотел стать свидетелем отповеди, которую официантка даст старику. Ему
слишком больно было бы это видеть. Отвернувшись, Римо  стал  смотреть  в
окно на изобилующий форелью ручей, протекавший между рестораном и  глав-
ным зданием гостиницы, меньше чем в ста футах от крупнейшей в этом райо-
не Голливуда автомагистрали.
  Римо принялся размышлять о том, когда же мистер Гордонз выйдет  на  их
след. Неприятно иметь дело с человеком, который может напасть неожиданно
и благодаря этому сразу получить преимущество. Но что еще  хуже,  мистер
Гордонз не человек - он самообучающийся андроид, способный  к  ассимиля-
ции. Он может принимать любое обличье - кровати в их гостиничном номере,
стула, на котором Римо сидит. Все это в его силах.
  К тому же Чиун, похоже, не придавал значения нависшей над ними опасно-
сти, отказываясь признать, что Рэд Рекс связан с мистером Гордонзом.
  Размышления Римо прервал высокий звук, пролетевший по ресторану, подо-
бно порыву ветра, всколыхнувшего кроны деревьев. Пела женщина. Римо обе-
рнулся в сторону Чиуна, но пение оборвалось так же неожиданно, как и во-
зникло. Кореец стоял возле официантки - оказывается,  пела  именно  она.
Чиун с улыбкой поклонился, она в ответ сделала реверанс. Тогда Чиун под-
нял руки, словно благословляя ее, а когда вернулся к столу, на лице  его
расплывалась блаженная улыбка.
  Римо продолжал смотреть мимо него на официантку. Официантку ли?
  Чиун мягко опустился на стул и снова принялся за рис. Судя по всему, у
него разыгрался аппетит.
  Римо уставился на него. Тот продолжал с улыбкой жевать.
  - А у нее приятный голос,- заметил Римо.
  - Ты находишь?- вежливо осведомился Чиун.
  - И похож на... в общем, ты знаешь на чей.
  - Нет, не знаю.
  - Да знаешь. На ее.
  - Это не может быть она. В конце концов, она всего лишь официантка, ты
же сам сказал.
  - Да, но, может, она снимается в фильме или что-нибудь в этом роде?
  - Может быть. Почему бы тебе не спросить у нее самой?- предложил Чиун.
  - Да она наверняка станет смеяться надо мной,- возразил Римо.
  - А почему бы и нет? Разве ты и без того не являешься посмешищем?
  - Чтоб ты подавился!- воскликнул Римо.


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  Из номера Римо позвонил Смиту, и прикованный к постели  директор  КЮРЕ
пожелал узнать, где Римо находится.
  - Наслаждаюсь жизнью в Голливуде,- пропел Римо, страшно фальшивя.
  - В Голливуде?
  - В Голливуде,- подтвердил Римо.
  - Удивительно!- В голосе Смита звучал  неприкрытый  сарказм.-  А  я-то
грешным делом решил, что вы просто зря теряете время! Но что же будет со
мной? Я хотел бы наконец выбраться из этой проклятой палаты.
  - Минуточку,- произнес Римо и посмотрел на Чиуна, который сквозь проз-
рачный тюль занавесок смотрел на бассейн. Не потрудившись закрыть  рукой
микрофон, Римо сказал: - Чиун! Смитти хочет выбраться из своей  больнич-
ной палаты!
  - Смит может делать все что пожелает,- не поворачивая головы,  ответил
Чиун.- Мастер Синанджу в настоящее время занят совершенно другими  веща-
ми.
  Глаза Римо сузились - он протянул трубку поближе к Чиуну и сладким го-
лосом проговорил:
  - Ты хочешь сказать, что тебе нет дела до того, что произойдет со Сми-
том?- и еще дальше протянул трубку.
  Чиун, по-прежнему не оборачиваясь, произнес:
  - Даже жизнь императора теряет для меня значение, когда  речь  идет  о
моей собственной судьбе.
  - А твоя судьба сейчас - это Рэд Рекс?
  - Именно так,- ответил Чиун.
  - Другими словами,- продолжал Римо,- телевизионный актер Рэд Рекс  для
тебя важнее, чем доктор Смит и вся его организация?
  - В иные дни даже прогноз погоды для  меня  важнее,  чем  твой  доктор
Смит,- отозвался Чиун и обернулся к Римо. Увидев телефонную трубку у Ри-
мо в руке и ядовитую ухмылку на его губах, он одарил приемного сына сви-
репым взглядом.- Но подобные чувства длятся не больше минуты,-  произнес
он громким голосом,- и свидетельствуют о моей слабости, поскольку  когда
я вновь сознаю, насколько нужен миру великий император Смит и его удиви-
тельная организация, то возношу благодарность судьбе, которая  позволила
мне служить ему - даже в смиренной роли учителя для жалкого бледнолицего
куска свиного уха. Да здравствует император Смит! Мастер только и думает
о том, как спасти его из взрывоопасной западни, и ответ он думает  найти
здесь, в Калифорнии. Да здравствует благородный Смит!
  Хмуро взиравший на экстравагантные попытки Чиуна исправить  положение,
Римо снова взял трубку.
  - Тоже мне, преданный слуга великого императора!- процедил он.
  - Римо! Не могу же я всю жизнь здесь оставаться!-  зазвучал  в  трубке
голос Смита.- Я уже устал пользоваться горшком, устал сидеть здесь  вза-
перти, устал бояться, что взорвусь, едва только попытаюсь выйти  наружу.
Я даже не знаю, что там творится в конторе без меня!
  Римо искренне сочувствовал Смиту: сначала его чуть не  убило  взрывом,
теперь он живет внутри настоящей бомбы, которая может взорваться в любой
момент, и жалуется только на то, что не знает, как идут дела на службе.
  - Послушайте, Смитти, потерпите еще пару дней. Гордонз здесь. Если нам
за это время не удастся с ним расправиться, мы приедем и выручим вас.
  - Хорошо. Только прошу вас, поспешите!
  - Конечно, дорогой, как говорят в Голливуде.
  Следующий звонок Римо сделал в отдел по связи с общественностью извес-
тной нью-йоркской телестудии, где ему сообщили, что эксклюзивным агентом
Рэда Рекса является Ванда Рейдел.
  Тогда Римо позвонил Ванде Рейдел в офис.
  - Приемная Ванды Рейдел,- ответили ему.
  - Мне нужен Рэд Рекс.
  - А кто бы это мог быть?- сухим тоном поинтересовалась секретарша.
  - Это мог бы быть Сэм Голдуин,- начал было Римо, собираясь  продолжить
фразу словами: "но это не он", но секретарша не дала ему договорить, ра-
ссыпавшись в извинениях перед мистером Голдуином.
  - Извините, мистер Голдуин, не волнуйтесь, мистер Голдуин,- тараторила
она,- госпожа Рейдел уже берет трубку.
  После воцарилась краткая пауза и в телефоне  зазвучал  резкий  женский
голос, который произнес:
  - Сэм, детка, милый мой, я и не подозревала, что на том свете есть те-
лефон.
  - Честно говоря,- сказал Римо,- я не...
  - Я знаю, кем вы не являетесь, дружочек. Вопрос в том, кто вы на самом
деле.
  - У меня дело к Рэду Рексу.
  - Ваше имя?
  - У меня много имен, но вы можете называть меня просто мастером.-  Эта
ложь была одобрена Чиуном, который пристально следил за Римо из дальнего
конца комнаты.
  - Ваш голос не похож на голос мастера,- сказала Ванда.
  - Интересно, а какой же голос у мастера?
  - Высокий, скрипучий. Голос азиата, к тому же говорит он с  британским
акцентом. Как у Питера Лорре в роли мистера Мото.
  - Что ж, на самом деле я помощник мастера.- Римо прикусил губу.
  Чиун закивал в знак согласия.
  - Скажи свое имя, любовь моя.
  - Римо подойдет?
  - Вполне. Я готова принять вас, как только приедете. А  теперь  целую,
дорогой.- В трубке раздались короткие гудки.
  - Черт бы тебя побрал,- буркнул Римо.
  Существовало лишь одно препятствие для встречи с Вандой Рейдел один на
один - Чиун. Мастер во что бы то ни стало желал повидать женщину,  кото-
рая могла свести его с Рэдом Рексом. Римо же хотел потолковать с ней  по
душам, а для этого Чиуна никак нельзя было допускать на встречу.
  Конфликт между силой желаний Чиуна и упорством Римо был разрешен  бла-
годаря тому, что послушный сын посадил папочку в автобус и взял с  води-
теля обещание, что тот устроит корейцу экскурсию по городу и покажет ви-
ллы всех кинозвезд. А Римо тем временем выполнит черновую работу, подго-
товив встречу Чиуна с Рэдом Рексом.
  Сажая Чиуна в автобус, Римо вспомнил собственное детство,  когда  его,
сироту, монашки сажали в экскурсионный автобус, который должен был  про-
везти его по местам, населенным людьми, имеющими семьи и имена, людьми с
прошлым, настоящим и будущим. Еще он вспомнил, каким жалким выглядел то-
гда, и неожиданно задал Чиуну вопрос:
  - Хочешь, чтобы я сделал тебе симпатичный маленький сандвич и  положил
его в бумажный пакет?
  Но Чиун только шикнул на него, чтобы он вел себя прилично, и  полез  в
огромный сине-голубой автобус, до отказа заполненный туристами, не пожа-
левшими три с полтиной за возможность  прокатиться  по  улицам  Беверли-
Хиллз. На них станут, потешаясь, показывать пальцами  местные  жители  и
сутенеры, вечные охотники за молоденькими простушками, которых  нетрудно
убедить, что путь к контракту на съемку проходит через постель  продюсе-
ра, а вот этот человек с огромным животом и двадцатидолларовой купюрой и
есть самый наиглавнейший продюсер, хотя он и говорит, будто торгует гал-
стуками в Гранд-Рапидсе, штат Мичиган...
  В свою очередь туристы в автобусе станут пялиться на местных  жителей,
которые тоже покажутся им смешными, и на сутенеров, которых по одежде  и
машинам примут за кинозвезд. Туристам невдомек, что в городе,  построен-
ном на звездной болезни и живущем ради кинозвезд,  настоящие  звезды  не
одеваются так, как от них ждут. В каком-нибудь другом городе звезде дос-
таточно было бы надеть джинсы и кроссовки, чтобы стать невидимой,  зате-
ряться в толпе. Но в Голливуде все было наоборот, и настоящие поклонники
кинозвезд всматривались в людей, одетых попроще.  Как  можно  обыденней.
Так что здесь маскировкой служил яркий неоновый свет, сверкавший у  про-
хожих над головой и зовущий: посмотри на меня, вот я!
  А звездам только того и надо. Это своеобразное подражание Говарду Хью-
зу с его установкой "не желаю известности", обеспечившей ему  неизменный
интерес газетчиков.
  Но Ванда Рейдел - совсем другое дело. Она одевалась, как дешевка, при-
чем делала это не сознательно, не для того, чтобы привлечь к себе внима-
ние, а просто от отсутствия эстетического чувства. Ей казалось, что  она
потрясающе выглядит; Римо же решил про себя, что одеждой она  напоминает
жену хозяина бакалейной лавки.
  Ванда ткнула фиолетовым ногтем в Римо, сидевшего напротив нее у  стола
на стуле с замшевой обивкой, и браслеты зазвякали и зазвенели у  нее  на
руке. Решительным тоном она произнесла:
  - Чего тебе надо, дорогуша? Я так и думала, что ты ничего, но эти ску-
лы... Только не говори мне, что ты не актер.
  С трудом подавив искушение крикнуть: "Госпожа Рейдел,  замолчите  хоть
на минутку! За минуту вашего молчания я готов все отдать!" -  Римо  ска-
зал:
  - Я ищу мистера Гордонза.
  - Как вы сказали, мистера?..
  - Послушайте, дорогуша, драгоценная моя,  сладкая,  медовая,  неподра-
жаемая, бриллиантовая, давайте без ерунды. Вы представляете Рэда  Рекса,
и именно вы заставили его наговорить всю эту чушь специально, чтобы выз-
вать нас с напарником в Голливуд. Единственное, кому, точнее, чему  нуж-
но, чтобы мы были здесь,- это мистеру Гордонзу. Ведь от обращения  Рекса
к зрителям вы не выручишь ни цента, значит, вы сделали это,  потому  что
так приказал Гордонз. Все очень просто. Итак, где Гордонз?
  - А вы знаете, в вас что-то есть.
  - Точно. Слабые нервы.
  - У вас есть приятная внешность, сила  воздействия,  умение  заставить
слушать себя. Вы смотритесь мужественно, но без мужланства. Продолжайте.
Пусть это будет кинопроба. Что вы говорите? Ни за что не поверю, что  вы
никогда не мечтали сниматься в кино.
  - Да-да, мечтал,- поспешно подтвердил Римо.- Но когда роль в "Мальтий-
ском соколе" получил Сидни Гринстрит, я был страшно разочарован и  решил
заняться тем, что у меня получается лучше.
  - А именно?
  - А уж это вас не касается. Так где мистер Гордонз?
  - Предположим, я скажу, что это стул, на котором ты сидишь.
  - Тогда я отвечу, что вы болтаете вздор.
  - А ты уверен, что хорошо знаешь мистера Гордонза?
  - Неплохо. Я могу вычислить его по запаху дизельного топлива и по сла-
бому звону электрических проводков в его так называемом мозгу. Он пахнет
так же, как пахнет новенький автомобиль, но я не чувствую  здесь  ничего
подобного. Лучше скажите, что у вас с ним за дела.
  Но едва Римо задал этот вопрос, как ему в голову вдруг  пришла  жуткая
мысль: не собирается ли сидящая напротив идиотка устроить мистеру Гордо-
нзу контракт на какую-нибудь роль в кино? Человек с небывалой способнос-
тью к перевоплощению. Мистер Хамелеон. Суперинструмент.
  - Надеюсь, вы не собираетесь снимать его в кино?- осторожно  поинтере-
совался он.
  Ванда Рейдел рассмеялась; начавшись в горле, смех не затронул  ее  су-
щества.
  - Его? Господи, да ни в коем случае! У нас с ним припасена другая рыб-
ка для жарки.
  - Возможно, я и есть та рыбка,- заметил Римо.
  Ванда пожала плечами.
  - Нельзя сделать омлет, если кто-то до этого не изнасилует курицу, ми-
лок.
  - Что касается изнасилования, то меня это  не  волнует.  Меня  волнует
только возможность умереть.
  Ванда хмыкнула.
  - Ты и понятия не имеешь, что такое быть мертвым. Это когда приходится
стоять в очереди в ресторан. Или когда кто-то меняет номер телефона,  не
ставя тебя в известность. Или когда, стоит тебе позвонить, у всех  вдруг
случается понос и они не могут подойти к  телефону.  Вот  это  настоящая
смерть, дорогой. Да что ты знаешь о мертвецах? В этом городе сплошь мер-
твецы. Здесь мало живых, но я хочу быть в их числе, и Гордонз должен мне
в этом помочь.
  - Боюсь, у вас неверные сведения на этот счет.  Мертвый  -  это  когда
плоть начинает чернеть и становится пиршеством для могильных червей. Или
когда оторванные руки и ноги торчат из стены. Когда мозг вынут из череп-
ной коробки, словно там поработал экскаватор. Смерть - это кровь,  пере-
ломанные кости, лишенные жизни внутренние органы. Смерть - это смерть. И
с этим мистер Гордонз тоже может помочь.
  - Ты мне случайно не угрожаешь, дорогой?- спросила  Ванда,  заглядывая
Римо в темно-карие, почти черные глаза, не в состоянии даже  представить
себе, что этот человек не задумываясь убил бы ее, если бы счел это необ-
ходимым. Ему не нравилась эта женщина.
  - Какие могут быть угрозы?- улыбнулся Римо.
  Он встал и слегка дотронулся рукой до унизанного  браслетами  запястья
Ванды. Потом снова улыбнулся, отчего его глаза сузились, и вновь  провел
пальцами по ее руке. А несколькими минутами позже, выходя  из  кабинета,
он получил заверения Ванды в том, что она немедленно уведомит  его,  как
только мистер Гордонз даст о себе знать, и сообщит точную  дату  встречи
Рэда Рекса с Чиуном. Ванда же, продолжавшая сидеть за столом, впервые за
весь день не испытывала потребности что-нибудь съесть.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  - Я видел их,- заявил Чиун.
  - Понятно. Впрочем, это неважно. Мистер Гордоны  в  городе,  теперь  я
знаю это наверняка.
  - Минутку.- Чиун поднял вверх длинный костлявый палец, призывая к  ти-
шине.- Кто это сказал: неважно? Или ты один решаешь, что  важно,  а  что
нет? Разве это правильно? И это после всего, что я претерпел, чтобы сде-
лать из тебя человека? И теперь ты говоришь: "Это неважно"!
  - Кого же ты видел?- вздохнул Римо.
  - Я не сказал, что видел кого-то, я сказал, что видел их.
  - Отлично. Их. И кто же они? Или что, если тебе так больше нравится?
  - Я видел собачек Дорис Дей.
  - Ух ты! Ну и ну! Вот это да!
  Довольный тем, что Римо проявил интерес, Чиун продолжал:
  - Да, в Беверли-Хиллз. Их было так много, и выгуливала их какая-то же-
нщина.
  - Сама Дорис Дей?
  - Откуда мне знать? Она была светловолосой и стройной. Да, вполне мог-
ла быть и Дорис Дей. Почему бы и нет? И двигалась она, как балерина. На-
верняка Дорис Дей. Блондинка. Худая. Да, точно, это была  Дорис  Дей!  Я
видел, как Дорис Дей гуляла со своими собачками!
  - Я так и знал, что ты увидишь кинозвезд, если поедешь на экскурсию.
  - Да, я и других видел. Многих других.
  Римо не стал спрашивать, кого именно, а Чиун больше не называл имен.
  - У тебя все?- поинтересовался Римо.
  - Да, так что можешь продолжать свой сбивчивый отчет.
  - Мистер Гордонз в городе и охотится на нас. Завтра  встреча  с  Рэдом
Рексом. Я полагаю, именно в этот момент мистер Гордонз и попытается  на-
нести удар.
  - Хорошо, что ты уточнил время. Хоть что-то важное сделал.  Так  когда
же назначена встреча?
  - Она состоится в "Глобал-Стьюдиоз" в пять вечера.
  - В пять вечера. Но у меня в четыре начинается экскурсия, и я не успею
вернуться к пяти часам!- воскликнул Чиун.
  - Значит, откажись от экскурсии.
  - Ни за что. Ладно, я уже привык, что ты не можешь ничего  толком  ус-
троить. Я поеду на экскурсию, которая начинается раньше,  вот  и...-  Он
оборвал себя на полуслове, и Римо увидел, что он смочит в окно машины на
группу стоящих на тротуаре пешеходов.- Посмотри, Римо, это не?..
  - Нет,- резко бросил Римо.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  - Ты понимаешь, что он попытается тебя найти?
  - Послушай,- ответила Ванда Рейдел,- конечно, я все понимаю.  В  конце
концов, кто здесь обладает творческими способностями, ты или я?!
  - К сожалению, ты права,- согласился мистер Гордонз.- Я не творец. Ко-
нечно, ты. Прости мне мою самонадеянность.
  - Хорошо.
  - Он ни за что не должен тебя обнаружить! А  когда  будешь  вне  дося-
гаемости, обнародуй компьютерные распечатки, как мы  договаривались.  Он
станет тебя искать и вынужден будет расстаться со своим корейцем,  кото-
рого я возьму на себя. А после уничтожу и самого Римо. А ты получишь ре-
кламу, которая так поможет твоей карьере...
  - Я все поняла,- нетерпеливо перебила Ванда.- Этот кореец  всего  лишь
человек.
  - Именно так,- согласился мистер Гордонз,- но весьма  необычный.  Нас-
колько мне удалось выяснить, он ничего не боится и абсолютно лишен чело-
веческих слабостей. Однако, используя фактор неожиданности, я смогу  его
одолеть. А сейчас мне надо сделать один звонок.
  Он взялся за телефон, стоявший возле бассейна на вилле Ванды Рейдел  в
Бенедикт-каньоне, ведущем от Голливуда к  морю  и  представляющем  собой
своеобразную выемку в  поверхности  земли,  словно  когда-то  давно  ги-
гантские пальцы великана прочертили полосы в мягком песке.  Пока  мистер
Гордонз набирал номер, Ванда лежала в шезлонге, поедая булочку и обмазы-
вая себя кремом для загара.
  - Это Смит? Говорит мистер Гордонз.- Выслушав ответ, он продолжал: - К
чему вам знать, где я? Вам от этого легче не станет. А звоню я для того,
чтобы сообщить, что компьютерные данные о тайной организации  под  вашим
руководством скоро станут достоянием прессы.-  Снова  наступила  пауза.-
Это точно. Сегодня, в пять часов, госпожа Ванда  Рейдел  обнародует  их.
Она также раскроет журналистам свой план снять о вашей организации худо-
жественный фильм. В главной роли будет сниматься Рэд Рекс.- Пауза.-  Все
верно, мистер Смит или как вас там зовут.  Я  собираюсь  воспользоваться
замешательством, которое вызовет это сообщение, и уничтожить Римо вместе
с его корейцем. Неплохой планчик, а? Весьма творческий, не так  ли?-  Он
еще мгновение послушал, а потом с криком: "Ниггер!" - бросил  трубку  на
рычаг.
  Ванда Рейдел оторвалась от изучения своего обнаженного лобка.
  - Что случилось? Что он сказал?
  - Он сказал, что у меня воображение ночного воришки.
  Ванда засмеялась, и мистер Гордонз воззрился на нее.
  - Я бы воспринял подобное поведение как насмешку, но, к  сожалению,  я
очень нуждаюсь в твоих услугах.
  - И не смей никогда забывать об этом, Гордонз! Без меня ты ничто.  Это
благодаря мне ты стал тем, чем являешься сегодня.
  - Неверно. Таким, каков я есть, меня сделала одна ученая дама в косми-
ческой лаборатории, ты же лишь пытаешься усовершенствовать то, что  сде-
лала она, вот и все. А сейчас я ухожу - нужно  еще  закончить  кое-какие
деда, прежде чем я встречусь с корейцем сегодня в пять часов.-  С  этими
словами мистер Гордонз  встал  и  мягкой  походкой,  абсолютно  лишенной
своеобразия и оттого какой-то нечеловеческой, ушел, оставив Ванду  возле
бассейна. Минут через пять раздался телефонный звонок.
  - Привет, дорогуша,- сказала Ванда в трубку.
  - Это Римо. Вы, кажется, собирались сообщить мне, когда получите  вес-
точку от мистера Гордонза. Что это за чушь насчет какого-то фильма?
  - Это не чушь, а чистая правда.
  - Зачем вы это делаете?
  - Потому что этого хочет Гордонз. Кстати, и я тоже. Это прославит меня
на весь мир. Когда мы обнародуем  нашу  информацию,  вся  киноиндустрия,
включая телевидение, будет ходить за мной по пятам. Я стану...- Внезапно
оборвав себя, она сказала: - Сегодня в пять, в моем офисе. И не  пытайся
меня отговорить, тебе этого все равно не удастся. До свидания,  дорогой.
Целую, пока.- Держа трубку одним пальцем, Ванда повесила ее на рычаг.
  Римо тоже положит трубку в своем номере в "Спортсменз-Лодж".
  - Чиун, тебе придется отправиться на встречу с Рэдом Рексом одному.
  - Я слишком стар, чтобы путешествовать в одиночестве.
  - Это не путешествие. За тобой пришлют машину.  Но  я  никак  не  могу
поехать с тобой. Видишь, мистер Гордонз все-таки нашел способ нас разлу-
чить.
  - Понятно,- сказал Чиун.- Я это всегда говорил: даже плохая машина по-
рой способна на разумные поступки.
  - О Господи, прекрати. Я надеюсь, он наконец-то тебя съест.  Превратит
в машинное масло.
  - Но не раньше, чем я увижу Рэда Рекса.  Только  подумать  -  я  смогу
встретиться с ним после стольких лет...
  - Значит, за тобой придет машина, а мне надо идти. Навещу  Ванду  Рей-
дел, а потом присоединюсь к тебе.
  - Можешь не спешить. Должен же я иметь хотя бы минуту отдыха!
  Джо Галлахер, охранявший главный въезд в "Глобал-Стьюдиоз",  не  питал
ни малейшего почета к лимузинам, разве что там сидел знакомый ему  чело-
век.
  В наши дни каждый дурак может взять лимузин напрокат. Именно так и по-
ступали некоторые эксцентричные поклонницы: скидывались, залезали в  ба-
гажник и благополучно миновав ни о чем не подозревающего охранника,  на-
чинали терроризировать какую-нибудь звезду. Подобная  история  произошла
не далее как месяц назад с одним из модных героев вестернов, кстати вхо-
дящего в десять процентов кинозвезд, которых Джо Галлахер не считал  уб-
людками. Так вот, его изнасиловали пробравшиеся на территорию студии ше-
стеро молоденьких девиц, а бедного охранника уволили.
  Итак, Галлахер властно поднял руку, и "роллс-ройс"  цвета  "серебряная
заря" остановился возле будки охранника. Водитель в форме опустил окно.
  - Это гость Ванды Рейдел, приехал на встречу с Рэдом Рексом,- произнес
он усталым голосом.
  Заглянув в машину, Галлахер увидел престарелого китайца, скромно  при-
мостившегося на сиденье, сложив руки на коленях.
  - Все верно,- улыбнулся старец,- я еду на встречу с Рэдом Рексом. Чес-
тно.
  Галлахер отвернулся и закатил глаза - еще один псих. Выяснив что-то по
переговорному устройству, он сделал шоферу знак проезжать.
  - Бунгало 221-Б.
  Шофер кивнул и медленно въехал в ворота.
  - Бунгало?- переспросил пассажир.- Для такой звезда, как Рэд Рекс? По-
чему же бунгало, а не то большое уродливое здание?-  И  Чиун  указал  на
здание в форме куба с затемненными стеклами.- Интересно,  кто  же  тогда
пользуется тем зданием?
  - Полные ничтожества,- ответил шофер.- А известные  люди  предпочитают
бунгало.
  - Это очень странно,- заметил Чиун.- Мне всегда казалось, что в  вашей
стране чем важнее человек, тем более крупное здание он вынужден иметь.
  - Да, но здесь Калифорния,- ответил шофер, словно этим было все сказа-
но. Впрочем, так оно и было на самом деле.
  Бунгало 221-Б находилось в самом дальнем конце территории  киностудии.
Рэд Рекс уже был там. Он сидел за туалетным столиком в дальней  комнате-
кабинете и изливал душу приставленному к нему Вандой юноше-гиду. На  нем
был белый халат.
  - Ну, разве это не идиотизм?- спросил Рэд Рекс.
  Юноша, брюнет с вьющимися волосами и здоровым цветом лица, пожал  пле-
чами и развел руками, отчего зазвенели серебряные браслеты у него на за-
пястьях.
  - Да, наверно, мистер Рекс.
  - Называй меня Рэд. Да, чистый идиотизм! Преодолеть три  тысячи  миль,
чтобы встретиться с каким-то ничтожеством, который смотрит этот дурацкий
телесериал. А ты когда-нибудь его смотрел?
  Какую-то долю секунды юноша колебался, не зная, что  сказать.  Скажешь
нет - можно обидеть этого странноватого  человека.  Скажешь  да,  и  Рэд
Рекс, презиравший зрителей собственного сериала, перестанет его уважать.
Сказать, что он смотрит сериал с участием Рэда Рекса лишь изредка, чтобы
узнать, по-прежнему ли там снимаются голубые, просто не пришло ему в го-
лову.
  - Нет, уж извините,- наконец выговорил он.- Я в это время на работе.
  - Ты ровным счетом ничего не потерял! Я там играю врача. Что-то  вроде
Маркуса Уэлби. Судя по опросам, у моего сериала большая аудитория.
  - Я знаю. Для госпожи Рейдел большая честь быть вашим агентом.
  - Она и твой агент тоже?
  Молодой человек грустно усмехнулся.
  - Нет-нет, но я бы очень этого хотел. Думаю, тогда мне бы удалось най-
ти что-нибудь получше, чем съемка в  массовках  и  демонстрация  моделей
одежды.
  Рекс оглядел юношу с ног до головы.
  - Да, ты и впрямь похож на манекенщика - фигура у тебя что надо.
  - Спасибо. Но я хотел бы стать актером. Настоящим актером, а не просто
звездой.
  Рекс отвернулся к зеркалу и принялся красить ресницы. Тут молодой  че-
ловек понял, что обидел его. Очевидно, Рекс решил, что  юноша  намеренно
оскорбляет его, высказывая желание стать актером, а не  просто  звездой.
Тогда юноша сделал шаг вперед.
  - Рэд, давайте я вам помогу,- сказал он.
  Взяв кисточку у Рэда Рекса и положив руку ему на щеку, гоноша принялся
наносить краску на ресницы актера, чтобы они выглядеть длиннее  и  гуще.
Рекс закрыл глаза и откинулся на стуле.
  - Может, удастся подыскать тебе что-нибудь в моем сериале. Но для это-
го тебе придется переехать в Нью-Йорк.
  - Ради роли в вашем сериале я готов это сделать.
  - Я поговорю с Вандой.
  - Благодарю вас, мистер Рекс.
  - Рэд.
  - Рэд.
  Тук-тук. Звук эхом прошел по комнате.
  - Должно быть, ваш гость.
  - Ну разве это не ужасно! Господи, за что мне такое наказание?
  - Потому что вы звезда,- вкрадчивым тоном  произнес  молодой  человек,
мягко похлопал Рекса по щеке и пошел открывать дверь, но актер его оста-
новил.
  - Подожди. Скажи, как я выгляжу?
  - Просто прекрасно.
  Открыв дверь, юноша с трудом сдержал улыбку при  виде  тощего  старого
корейца в черно-красном парчовом кимоно.
  - Слушаю вас.
  - Вы не Рэд Рекс,- заявил кореец.
  - Нет, конечно, нет. Он в комнате.
  - Я пришел, чтобы встретиться с ним.
  - Прошу вас, проходите.- Молодой человек провел Чиуна в дальнюю комна-
ту, где за туалетным столиком сидел Рэд Рекс и  рассматривал  в  зеркало
несуществующий прыщик над левой губой.
  Заметив корейца в зеркало, Рэд Рекс  оправил  халат  и  с  пренебрежи-
тельной улыбкой повернулся к посетителю.
  - Ах, это вы, это вы!- воскликнул Чиун.
  - Я Рэд Рекс.
  - Вы выглядите совершенно как в телевизоре.
  Подмигнув молодому человеку, Рэд Рекс произнес:
  - Мне все это говорят.
  - Я никогда не забуду, как вы спасли Мериуэтер Джессуп  от  морального
падения!
  - Это один из моих лучших эпизодов,- сказал Рэд Рекс,  продолжая  улы-
баться.
  - А та легкость, с которой вы избавили  от  пристрастия  к  наркотикам
Рэнса Мак-Адамса! Очень впечатляюще!- Во время своей речи Чиун  раскачи-
вался на каблуках, словно маленький мальчик, впервые за годы учебы  выз-
ванный в кабинет директора.
  - То, что трудно, я делаю моментально. Невозможное занимает  несколько
больше времени,- снисходительно согласился Рэд Рекс.
  - А какой из ваших эпизодов вы считаете самым удачным?- спросил Чиун.-
Может быть, как вы спасли от выкидыша госпожу Рэндалл  Мак-Мастерз?  Или
экстренная операция, сделанная вами мужу Джессики  Уинстон  после  того,
как она влюбилась в вас? Или как вы нашли способ  вылечить  от  лейкемии
дочь Уолкера Уилкинсона, когда она впала в депрессию из-за гибели своего
жеребца, победившего на скачках?
  Рэд Рекс прищурился и пристально   посмотрел   на   Чиуна.   Все   это
подстроено. Возможно, "Скрытой камерой". Как  этот  полочный  старикашка
может столько помнить о сериале, где действующие лица меняются так  быс-
тро, что он сам еле успевает заучивать имена? Как он может хранить в па-
мяти имена и эпизоды, которые Рэд Рекс сам забыл на  следующий  же  день
после того, как сыграл очередную серию? Ясно, кореец -  подсадной!  Зна-
чит, Ванда Рейдел наняла его, Рэда Рекса, для "Скрытой камеры"! Рекс ки-
нул взгляд на темноволосого гоношу, но его кукольное лицо ничего не  вы-
ражало. Если он хочет продолжать сниматься в фильме, лучше выглядеть хо-
рошо, решил Рэд Рекс. Не отвечая на вопросы Чиуна, он спросил:
  - Вы не назвали вашего имени.
  - Меня зовут Чиун.
  Рекс немного подождал, но продолжения не последовало.
  - Просто Чиун?
  - Мне кажется, этого вполне достаточно.
  - Чиун. Чиун?- произнес Рэд Рекс, размышляя вслух, и вдруг он вспомнил
это имя.- Чиун!- воскликнул он.- А нет ли у вас моего портрета с  автог-
рафом?
  Чиун кивнул, довольный тем, что Рэд Рекс вспомнил об этом.
  Рекс осторожно опустился на стул. А может, это вовсе не "Скрытая каме-
ра"? Может, этот старикан прислан мафией, и они хотят снять фильм? Но он
всегда считал, что в мафии состоят только итальянцы.  Надо  быть  крайне
осторожным!
  - Будьте любезны, садитесь и расскажите немного о себе!- пригласил Рэд
Рекс.
  - Пожалуй, я вас оставлю,- произнес темноволосый юноша.- До  свидания,
мистер Рекс, мистер Чиун.
  Рекс нетерпеливо махнул рукой, отпуская его, а Чиун вел  себя,  словно
вовсе не замечал молодого человека. Он легко опустился на стул  напротив
дивана, где сидел Рекс.
  - Я Чиун, Мастер Синанджу. И состою на  службе,  охраняя  Конституцию,
чтобы она продолжала спокойно оставаться на бумаге, как делала это в те-
чение последних двухсот лет. Это основная моя работа, и единственное  ее
преимущество в том, что она дает мне возможность смотреть ваш  сериал  и
другие прекрасные телетворения в дневные часы.
  - Все, что вы говорите, очень интересно,- заметил Рэд Рекс.
  Кто сказал, что в мафии  служат  только  трезво  мыслящие  люди?  Этот
идиот, должно быть, возглавляет у них дальневосточное отделение.
  - А кто вы по национальности?- поинтересовался Рэд Рекс. Может, в  нем
все-таки есть итальянская кровь?
  - Кореец. Существует старинная легенда: когда Бог решил создать перво-
го человека, он положил тесто в печь и...

  Когда мистер Гордонз ушел, Ванда Рейдел поудобнее расположилась в шез-
лонге и вновь потянулась за маслом для загара.
  Налив немного в ладонь и поставив бутылочку на столик,  она  принялась
втирать масло в бедра и живот.
  Конечно, это хорошо со стороны мистера Гордонза, что он предупредил ее
держаться подальше от Римо, но ведь он не присутствовал при их встрече в
кабинете Ванды, не видел, как Римо смотрел на нее, как тронул за  запяс-
тье. Если бы Гордонз все это увидел, то понял бы, что Римо не  представ-
ляет ни малейшей опасности. Он так хотел ее как женщину, что  остального
для него просто не существовало.
  Она принялась втирать масло в колени, локти и шею.
  А почему бы Римо и не влюбиться в псе?  Удивительно,  как  большинство
мужчин теряют голову при одном только виде хорошенькой девчонки, а таких
в Голливуде хоть пруд пруди. Но это в большей степени характеризует муж-
чин, нежели женщин. Для Ванды все эти девчонки - просто сор, хотя она  и
сделала на них карьеру. Да, сор. Настоящий мужчина ищет настоящую женщи-
ну. И как удивительно, что такой человек, как Римо, чужак, едва  появив-
шись в городе, сразу распознал в ней настоящую женщину, увидел  красоту,
заключенную в ее массивном теле.
  А он увидел, она это почувствовала. Она поймала его взгляд.
  Поэтому когда через некоторое время после ухода мистера Гордонза  Римо
позвонил, она не сочла нужным прятаться от него. Зачем? Когда он придет,
они займутся любовью. О, это будет великолепно! Она с наслаждением.  от-
дастся ему! А потом они сядут и вместе обсудят, как избавиться от мисте-
ра Гордонза, который уже явно изжил себя.
  Закончив масляный ритуал, она подрумянила груди и нанесла более темный
тон на впадину между ними. Затем внимательно оглядела каждую из них и  к
своему удовольствию не обнаружила там ни  единой  красноватой  прожилки.
Она просто ненавидела молодых актрис, у которых  сиськи  торчали  вверх,
крепкие и задорные, как и их курносые носы.
  Если бы у Ванды не было других дел и она только бы и делала, что  под-
держивала в форме свою грудь, ее бюст мало чем отличался бы  от  их.  Но
Ванда - работающая женщина, и у нее нет времени  на  подобные  глупости.
Как бы она хотела хотя бы один день не делать ничего, кроме  гимнастики,
помогающей держать себя в форме. И сидеть на диете. Лучше всего на  бел-
ковой. Говорят, очень помогает. Тут она подумала о  пирожных  и  решила,
что, когда настанет великий день и она сможет наконец отдохнуть,  сидеть
на белковой диете будет в высшей степени вредно для здоровья.  Организму
необходимы углеводы. Без углеводов в крови не будет сахара. В результате
быстро наступит маразм, а за ним и смерть.
  Нет, никаких специальных диет. Она просто будет следить за калорийнос-
тью пищи. Зачем в угоду какой-то догме лишать себя всего, что ты любишь.
Диета предназначена для того, чтобы чувствовать себя лучше, а не для то-
го, чтобы ощущать себя несчастным.
  Когда она с триумфом займет место в нью-йоркской телесети, у нее наве-
рняка найдется время заняться диетой.
  И спортом. Но только не теннисом. Она просто ненавидела теннис.  Скуч-
нейшая и бессмысленнейшая игра, в которую играют скучнейшие  и  бессмыс-
леинейшие идиоты и делают это только затем, чтобы показать всем, какие у
них стройные, молодые и загорелые тела. Вот, мол, какие они хорошие  лю-
бовники. Как будто внешний вид имеет к этому какое-то отношение.
  Когда Ванда только приехала в Голливуд, она  стала  любовницей  одного
помощника продюсера. Позже, когда она сама встала на ноги, он как-то  на
дружеской вечеринке заметил, что "трахаться с Вандой Рейдел - все  равно
что прогуливаться по неиспользующемуся железнодорожному туннелю. Тот  же
экстаз и примерно та же ответная реакция".
  Теперь он работал помощником директора ресторана в Самторе, штат Южная
Каролина, уж об этом Ванда позаботилась. Но шутка его пережила. Это  был
ее, Ванды, крест. Часто, занимаясь с нею любовью, мужчины - даже те, ко-
му было что-то нужно от нее,- вдруг ни с того ни с сего  останавливались
на полпути и начинали ржать. Ванда прекрасно знала почему  -  все  из-за
этого проклятого "туннеля". Но ведь это неправда. Неправда,  и  она  это
знает! Она любящая и страстная, нежная и чувственная, и  сегодня,  когда
придет Римо, она сумеет это доказать!
  Она продолжала натираться маслом, когда услышала рядом легкое покашли-
вание. Судя по тому, как тихо подошел посетитель,  это  вернулся  мистер
Гордонз.
  - Не расстраивайся,- произнесла она, не поворачивая головы.-  Успокой-
ся, я как раз собиралась уходить.
  Ей хотелось поскорее распрощаться с ним. Когда появится Римо, он будет
здесь совершенно лишним. Ей было бы неприятно, если  бы  мистер  Гордонз
помешал тому грандиозному пиршеству плоти, которое она  планировала  ус-
троить.
  - Почему бы тебе не бросить все это дело?- спросила  она,  по-прежнему
не меняя позы.
  - Как тебе угодно, любовь моя.- Голос явно принадлежал не мистеру Гор-
донзу, но прежде чем Ванда успела обернуться -  она  собиралась  сделать
это, лениво потянувшись, чтобы казаться  стройней,-  как  почувствовала,
что ее подняли вместе с шезлонгом и бросили в самый глубокий участок ба-
ссейна.
  Раздался громкий всплеск. Тяжелый каркас шезлонга тут же пошел ко дну,
а Ванда принялась барахтаться в воде. Вода попала  ей  в  нос,  защипало
глаза. Она отплевывалась, чувствуя, как у нее течет из носа.
  Сквозь слезы она увидела на берегу бассейна Римо, который стоял и спо-
койно смотрел на нее.
  - Ублюдок!- выкрикнула она, подплывая к лестнице.- Так и знай,  теперь
не видать тебе роли в фильме как своих ушей!
  - Что ж, еще одной надеждой меньше,- вздохнул Римо.- Где бумаги?
  - Бумаги?- переспросила Ванда, пытаясь вылезти, но  эта  попытка  была
прервана Римо, который слегка надавил ей на голову носком ботинка.
  - Компьютерные распечатки. Насчет тайной организации, про  которую  вы
собираетесь сделать фильм. Помнишь, их тебе передал Гордонз?
  - Думаю, тебе будет небезынтересно узнать, любопытная свинья, что  уже
через час они окажутся в руках прессы.
  - Да неужели?- Римо сильнее надавил ногой, и Ванда почувствовала,  как
руки ее скользнули вниз по перилам лестницы и голова снова оказалась под
водой.
  Она открыла глаза и увидела в воде черные струйки. Чертова тушь -  по-
текла! А ведь реклама гарантировала, что она будет стойкой! Ну, Ванда им
покажет!
  Давление немного ослабло, и голова Ванда выскочила из воды, словно по-
плавок.
  - Итак, где они, дорогуша?- снова спросил Римо, наклоняясь над бассей-
ном.- Наверно, ты уже успела догадаться, что я не шучу?
  Он улыбнулся. Это была та же самая улыбка, что и тогда, у нее в  каби-
нете, но теперь она наконец распознала ее. Это была улыбка не  любовника
- это была улыбка убийцы. Профессиональная улыбка. На лице любовника она
означала бы любовь, потому что любовь - его профессия, но на лице  этого
человека она означала смерть, ибо его профессией была смерть.
  - Они у меня в "дипломате", сразу за  дверью,-  задыхаясь,  выговорила
она, в глубине души надеясь, что мистер Гордонз вернется.
  Легким движением ноги Римо отправил ее глубоко под воду, чтобы она  не
могла выплыть до его возвращения. Коснувшись ногами дна,  она  принялась
что есть сил бить руками, пытаясь вынырнуть на поверхность. Когда ей это
наконец удалось, Римо уже бежал к ней из дома, на ходу просматривая  ка-
кие-то бумаги.
  - Это то, что нужно. Где ты делала копии?
  - Это мистер Гордонз их делал.
  - Сколько экземпляров?
  - Не знаю. Мне он отдал восемь копий и оригинал.
  Римо снова просмотрел кипу бумаг.
  - Похоже на то. Здесь девять экземпляров. Еще есть? Может, в какой-ни-
будь папке у тебя в кабинете?
  - Нет.
  - Может, вы подготовили пресс-релиз? О вашем новом фильме?
  Ванда отрицательно покачала головой. Ее  жиденькие  мокрые  волосенки,
лишившись лака, свисали с головы наподобие веревки.
  - Я предпочитаю непосредственное общение с прессой.  Так  будет  и  на
пресс-конференции, которую я собираюсь устроить сегодня.
  - Небольшое уточнение, любовь моя: собиралась устроить.
  Подойдя поближе, Римо снова толкнул ее под воду, а  сам  направился  к
большой печи, расположенной в углу двора,  калифорнийской  версии  очага
для барбекю. Единственной данью традиции было то,  что  гигантская  печь
была сооружена на основании, выложенном из красного кирпича. Римо  вклю-
чил печь и открыл дверцу - внутри зажглись газовые горелки,  бросая  от-
блески на керамическую имитацию угля. Подождав,  пока  пламя  хорошенько
разгорится, он принялся кидать в печь компьютерные распечатки, наблюдая,
как они занимаются и горят голубоватым огнем.
  Когда все бумаги были сожжены, Римо взял кочергу, по форме  напоминав-
шую рапиру, и переворошил весь пепел вместе  с  непрогоревшими  листами,
отчего те запылали вновь. Снова перемешав кочергой содержимое  печи,  он
включил газ на максимум и закрыл дверцу.
  Обернувшись, он обнаружил у себя за спиной Ванду Рейдел и громко  рас-
хохотался.
  Ее кожа выглядела какой-то дряблой и нездоровой, поскольку неожиданное
купанье смыло весь крем. Груди обвисли, упав на живот, который тоже  об-
вис. Свисавшие на плечи волосы  напоминали  сырое  тесто,  ненакрашенные
глаза выглядели как две сморщенные изюмины. Толстые ляжки  словно  слип-
лись, хотя она расставила ноги. В руке она держала пистолет.
  - Ты, ублюдок,- произнесла она.
  - Я уже видел что-то похожее в кино,- снова рассмеялся  Римо.-  Только
грудь у тебя должна быть затянута в тонкий шифон и вся  ходить  ходуном,
пытаясь вырваться наружу.
  - Да?- переспросила она.- Кажется, я видела этот  фильм.  Он  шел  до-
вольно давно.
  - Забавный. Мне он даже понравился,- сказал Римо.
  - Там неудачный конец, и его следует изменить. Вот так, например.- Ва-
нда подняла пистолет, который держала  обеими  руками,  и,  закрыв  один
глаз, прицелилась в Римо.
  Он внимательно следил за ее ногами, ожидая, когда напряжение  мускулов
покажет, что она действительно приготовилась стрелять.  Едва  различимые
мышцы на икрах напряглись.
  Римо поднял глаза.
  - Умри, ублюдок несчастный!-крикнула Ванда.
  Внезапно Римо сделал выпад. В правой руке у него мелькнула  напоминав-
шая рапиру кочерга. Ее конец закупорил ствол пистолета как раз в тот мо-
мент, когда Ванда спустила курок.
  Боек ударил по капсюлю, и пуля,  блокированная  кочергой,  взорвалась,
изуродовав Ванде лицо. Она сделала шаг назад, поскользнулась  на  кафеле
бассейна и рухнула в воду, в предсмертной судороге сжимая  пистолет,  из
которого все еще торчала кочерга. Металлические предметы тут же пошли ко
дну, а Ванда всплыла на поверхность, словно дохлая рыбина, глядя на Римо
пустыми глазницами обезображенного лица.
  - Все хорошо, что хорошо кончается,- подвел итог Римо.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  Разговор, который обещая быть очень скучным, на самом деле таковым  не
был, потому что старик-кореец говорил о том, что Рэд Рекс  считал  самым
главным на свете. Кореец говорил о нем.
  - Но должен признаться,- сказал вдруг Чиун,- что не все  в  вашем  се-
риале мне нравится.
  - Что же вас не устраивает?- с искренним интересом спросил Рэд Рекс.
  - Чрезмерное насилие,- ответил Чиун.- Просто ужасно, что в столь прек-
расные картины вторгается насилие.
  Реке попытался сообразить, о каком же таком насилии ведет речь  стари-
кан, но не смог припомнить ни драк, ни стрельбы. У доктора Уитлоу Вьятта
была самая бескровная операционная в мире, а самое большое насилие,  ка-
кое он только себе позволил,- это порвать испорченный рецептурный бланк.
  - Что конкретно вы имеете в виду?- наконец спросил он.
  - В одной из серий вас ударила медсестра.- Чиун внимательно  посмотрел
на Рекса, пытаясь понять, помнит ли он этот эпизод.
  - Ах, это!
  - Да, именно так. Подобное насилие просто недопустимо!
  - Но ведь это была всего лишь пощечина,- произнес Рэд Рекс  и  тут  же
пожалел о своих словах. По выражению лица Чиуна он понял, что  тот  вос-
принял эту пощечину по меньшей мере как третью мировую войну.
  - Все верно. Но за пощечиной может последовать более  серьезный  удар.
За ударом - нокаут. Вы и опомниться не успеете, как  на  вас  посыплется
град пуль.
  Рэд Рекс кивнул. Старик говорил совершенно серьезно.
  - Не волнуйтесь, если такое еще хоть раз повторится, я  с  ней  разбе-
русь.- Актер поднялся с места и встал в стойку карате.- Один удар в сол-
нечное сплетение, и она уже больше никогда не поднимет руку на врача.
  - Вот это верный подход,- одобрил Чиун.- Дело в том, что вы  позволили
ей нанести плохой удар. Неграмотный, неверно нацеленный и плохо выполне-
нный. Такое может поощрить ее к подобному поведению и в дальнейшем.
  - Нет, теперь она мне только попадись! Кья!- выкрикнул  Рекс,  поражая
каратистским ударом невидимую цель.- Вы знаете, я умею разбивать доски,-
с гордостью сообщил он.
  - Та медсестра не была похожа на доску,- ответил Чиун.- Такая может  и
сдачи дать.
  - Вряд ли у нее будет подобная возможность,- сказал Рэд Рекс  и  пошел
на воображаемого противника. Внезапно он выбросил вперед  левую  руку  с
вытянутыми пальцами, и в этот момент, замахнувшись, опустил вниз правую,
точно топор.
  Тут, заметив в дальнем конце комнаты бильярдный кий, он  со  всех  ног
бросился к нему и схватил с подставки. Вернувшись на место, он  располо-
жил кии между ручкой дивана и краешком туалетного столика, посмотрел  на
него, сделал глубокий вдох и обрушил на кий удар, от которого тот  легко
раскололся надвое. Обломки упали на пол.
  - А-а-а!- выкрикнул он и с улыбкой посмотрел на Чиуна.- Неплохо, а?
  - Вы очень хороший актер,- произнес Чиун.- Там, откуда я  родом,  ваши
профессиональные способности ремесленника ценили бы очень высоко.
  - Да-да, конечно. Но я имею в виду мое карате.- Рэд  Рекс  сделал  еще
несколько резких движений, имитирующих удары.- Как вам?
  - Внушает трепет,- отозвался Чиун.
  Но прежде чем Рэд Рекс смог продемонстрировать  Чиуну  все  свое  мас-
терство в области боевых искусств, зазвонил телефон.
  - Да,-сказал в трубку Рэд Рекс.
  Голос был женский, но звучал как-то странно -  холодный,  как  лед,  и
твердый, как железо. В нем не было ни малейшего  акцента,  даже  легкого
налета южного говора, столь распространенного в  этой  части  Калифорнии
среди дам, проводящих все свободное время за телефонными разговорами.
  - Я от госпожи Рейдел. Съемочный  павильон,  куда  вы  должны  отвести
своего гостя, уже подготовлен. Можете выходить  прямо  сейчас.  Павильон
находится позади главного здания, в дальнем конце территории. И не тяни-
те, идите прямо сейчас.- Раздался щелчок. На том конце провода  повесили
трубку, не дав Рексу и слова сказать.
  Актер улыбнулся Чиуну жалкой улыбкой.
  - То, что я так ненавижу в чужом городе. Все ходят  за  тобой  стадом,
словно ты диковинный зверь.
  - Это верно,- согласился Чиун.- Поэтому никогда не стоит  отправляться
в чужой город, надо везде чувствовать себя как дома.
  - Как же этого добиться, разрешите спросить?
  - Очень просто,- ответил Чиун.- Все заключено в нас самих. Когда чело-
век находится в мире с самим собой, куда бы он ни приехал, он  чувствует
себя своим. В результате никакой город не кажется ему  чужим,  поскольку
любое пространство, в котором он находится, принадлежит  не  кому-то,  а
ему самому. Он не подчиняется - он управляет. Точно так же, как  с  этим
вашим танцем.
  - Танцем?- переспросил Рэд Рекс.
  - Да. Я имею в виду танец карате, который так популярен среди людей.
  - Это не танец, а величайшее боевое искусство из всех существующих  на
земле.
  - От своего сына я не потерпел бы подобных ошибочных заявлений, но  от
вас... Вы человек неподготовленный и не знаете ничего лучше.-  Он  пожал
плечами.
  - По вы же сами видели, что я сделал с  бильярдным  кием!-  воскликнул
Рекс.
  Чиун кивнул и медленно поднялся; его черный с красным халат, казалось,
существовал независимо от него.
  - Да, карате - это не так уж плохо. Карате учит сконцентрировать  вни-
мание на какой-то одной точке, и это хорошо. Карате -  винтовочный  выс-
трел, в отличие от самой винтовки, и в этом его сила.
  - А в чем же его слабость?
  - А слабость в том,- объяснил Чиун,- что оно не дает ничего, кроме на-
правления приложения силы. Оно лишь фокусирует энергию, поэтому является
всего лишь неплохим комплексом упражнений. Но творческое начало содержи-
тся лишь в истинном искусстве. Настоящее искусство создает энергию  там,
где ее прежде не существовало.
  - Но что же в таком случае вы называете искусством? Кун-фу?
  Чиун засмеялся.
  - Айки-до?
  - Как много названий вы знаете!- снова засмеялся Чиун.- Впрочем, у лю-
бителей всегда так. Нет, на свете  существует  лишь  одно  истинное  ис-
кусство, и зовется оно Синанджу. Все остальные - лишь подражание кусочку
фрагмента истинной мысли, а сама мысль - это Синанджу.
  - Но я никогда не слыхал про Синанджу!- удивился Рэд Рекс.
  - Поскольку вы человек особенный и однажды  вам  придется  дать  отпор
этой отвратительной сестре, я покажу вам кое-что,- сказал Чиун.- Это по-
дарок, который не так-то легко получить. Большинство из тех, кому удает-
ся наблюдать искусство Синанджу, не имеют возможности запомнить его эле-
менты или кому-либо о нем рассказать.
  С этими словами Чиун поднял толстый  конец  кия,  который  разбил  Рэд
Рекс. Осторожно взвесив его на руке, кореец передал кусок кия Рексу, ко-
торый выставил его вперед, словно полицейскую дубинку.
  - Помните, как сильно вам пришлось замахнуться, чтобы разбить эту пал-
ку?- спросил Чиун.- Вам было необходимо сконцентрировать свою  силу.  Но
силу дает не карате - сила исходит из вас. Вы солнце, а карате -  линза,
которая собрала вашу силу в одно яркое пятно, способное разбить эту пал-
ку. Искусство Синанджу создает собственную силу.
  - Хотел бы я посмотреть на это Синанджу,- сказал  Рэд  Рекс,  которому
даже в голову не пришло сомневаться в словах Чиуна. Подобно  большинству
жителей Запада, он считал, что любой человек с раскосыми глазами являет-
ся специалистом в области восточных единоборств, точно так же, как любой
азиат уверен, что все американцы умеют строить ракеты и летать в космос.
  - Вы его увидите,- произнес Чиун.
  Он установил палку в руках Рэда Рекса в вертикальном положении,  обло-
манным концом вниз, резиновым наконечником вверх. Рекс держал ее свобод-
но, кончиками пальцев правой и левой руки, как  малыш  держит  первую  в
своей жизни чашку молока.
  - Вспомните, сколько силы  вам  пришлось  вложить  в  удар,-  напомнил
Чиун.- Это карате, танец. А вот Синанджу.
  Он медленно поднял правую руку над головой, а затем, еще медленнее, ее
опустил. Ребро ладони коснулось резинового кольца, закрепленного на вер-
хнем торце кия.
  Вдруг рука его  прошла  через  резиновое  кольцо  и  двинулась  дальше
вниз... Господи, она медленно прорезала твердое, как камень, дерево, по-
добно пиле. Когда рука корейца скользнула мимо пальцев Рекса, актер  ис-
пытал странное жжение, словно дотронулся до оголенных  проводов.  Вскоре
это ощущение исчезло, а рука корейца продолжала двигаться вниз и наконец
прошла через обломанный нижний край.
  Подняв глаза, Чиун улыбнулся Рэду Рексу. Тот посмотрел на свои руки  -
он держал аккуратные половинки кия, словно распиленного  вдоль  по  всей
длине. Рэд Рекс тяжело сглотнул и взглянул  на  Чиуна.  На  лице  актера
явственно читались озадаченность и страх.
  - Это и есть Синанджу,- нарушил молчание Чиун.- А теперь вы должны на-
всегда забыть то, что я вам показал.
  - Мне бы хотелось этому научиться.
  - Не сейчас,- улыбнулся Чиун.- Возможно, когда вы оставите все  другие
занятия и вам будет нечем заняться. Но сейчас у вас просто  нет  на  это
времени. Считайте, что я сделал вам подарок, продемонстрировав возможно-
сти Синанджу, в знак благодарности за ваш подарок, который  вы  когда-то
мне сделали. Я имею в виду ваш портрет с автографом и памятной надписью,
предназначенной специально для меня.
  И тут Рэд Рекс вспомнил, о чем все время хотел спросить своего  гостя.
Его страшно интересовало, как такой старец мог  заставить  каких-то  ма-
фиози вынудить его, Рэда Рекса, надписать для Чиуна портрет. Но  теперь,
глядя на рассеченный пополам кий, он понял, что спрашивать об этом изли-
шне.
  Он и без того знал ответ.


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  Декорации изображали сонный салун  на  мексиканской  границе.  В  баре
стояло несколько бутылок низкосортного виски. В центре салуна расположи-
тесь четыре незанятых круглых столика со стульями, которые словно ожида-
ли ковбоев после весеннего клеймения  скота.  Низенькие  распахивающиеся
двери выходили не на улицу, а на огромную фотографию  улицы,  наклеенную
на фанерный щит.
  - Зачем мы сюда пришли?- поинтересовался Чиун.
  - Меня попросили привести вас сюда,- ответил Рэд Рекс.
  - Честно говоря, я не люблю вестерны.
  - Я не знаю, зачем мы здесь. Просто меня попросили вас сюда привести.
  - Кто попросил?
  - Одна из ассистенток Ванды, безымянная и бессловесная  зомби,  как  и
все, кто работает на эту женщину.
  - Или лучше сказать - механическая?- уточнил Чиун.
  - Точно,- подтвердил Рэд Рекс, но Чиун не дал ему договорить,  а  под-
толкнул к выходу из павильона.
  - Быстрее,- сказал кореец.- Вам надо уходить!
  - Но почему?- удивился Рэд Рекс.
  - Уходите,- повторил Чиун.- Скорее всего, вам тут не поздоровится, а я
не могу допустить, чтобы мир лишился гения сериала "Пока  вертится  Зем-
ля".
  Рэд Рекс снова посмотрел на Чиуна, пожал  плечами  и  отправился  вос-
вояси. Все-таки старикан не в себе. Впрочем, если целыми днями  смотреть
"мыльные оперы", трудно сохранить душевное здоровье!
  Оставшись один в павильоне, Чиун отодвинул от стола стул и легко опус-
тился на него.
  - А теперь, жестяной человек, ты можешь выходить,- громко сказал  он.-
Чего ждать?
  Наступила тишина, а затем двери салуна распахнулись и на пороге появи-
лся мистер Гордонз. На нем был черный ковбойский костюм и черная  шляпа.
На ногах его красовались черные сапоги с серебряными  заклепками;  точно
такие же заклепки были и по краям шляпы. По бокам у него висели два  ре-
вольвера с белыми рукоятками.
  - А вот и я, приятель,- сказал он, глядя на Чиуна.
  - Собираешься меня пристрелить?- вставая, поинтересовался Чиун.
  - Можешь считать, что так. Это часть моей новой стратегии -  разлучить
тебя с человеком по имени Римо и уничтожить вас поодиночке.
  - Ты так уверен в своем оружии?
  - Это самое надежное оружие в мире!- заявил Гордонз.
  - Такое же, как и ты сам. Существо, изготовленное из  старой  железки,
полагается на такую же железку, чтобы выполнить человеческую работу.
  - Думай, что говоришь, приятель!- заметил Гордонз.- Кстати,  как  тебе
нравится моя новая манера изъясняться? Очень аутентично.
  - Вряд ли она тебе поможет,- бросил Чиун.
  - Доставай пистолеты, мистер!- произнес Гордонз.
  - У меня нет оружия,- спокойно ответил Чиун.
  - Что ж, тебе же хуже.- В мгновение ока Гордонз выхватил револьверы из
кобуры и выстрелил в Чиуна, стоявшего всего в каких-нибудь девяти  футах
от него.
  Такси остановилось возле "Глобал-Стьюдиоз", и Римо первым делом увидел
охранника Джо Галлахера, стоявшего на своем посту. Но  уже  в  следующий
момент взгляд его упал на мототележку,  которую  служители  использовали
для перевозки небольших грузов по территории студии.  Она  стояла  возле
какой-то машины, пока мальчишка-посыльный помогал загружать что-то в ба-
гажник.
  Не раздумывая, Римо вскочил за руль, надавил на газ и  что  есть  мочи
помчался прямо к будке Галлахера,
  - Привет,- крикнул Римо на ходу.
  - Эй, вы, остановитесь! Что вы делаете?- заорал Галлахер.
  - Играю в "Великолепную семерку"!- крикнул Римо в ответ и, не  обращая
внимания на Галлахера, въехал на территорию студии. Но где же Чиун?
  Впереди он увидел знакомое лицо и подъехал к человеку, который брел по
дорожке, медленно качая головой. Остановившись, Римо спросил:
  - Где Чиун? Пожилой кореец?
  - А вы кто такой?- ответил Рэд Рекс вопросом на вопрос.
  - Мистер, последний раз спрашиваю: где Чиун?
  Рэд Рекс качнулся на каблуках и, подняв руки на уровень груди,  произ-
нес:
  - Эй, парень, со мной лучше не шутить. Я знаю Синанджу.
  Схватив двумя руками прозрачный пластик переднего  стекла,  Римо  едва
заметным жестом вырвал кусок пластика размером  с  небольшую  тарелку  и
швырнул его Рексу.
  - Похоже на Синанджу?- поинтересовался он.
  Рекс взглянул на тяжелый кусок пластика и указал на вход  в  съемочный
павильон.
  - Он там.
  Римо поехал дальше. Рэд Рекс проводил его взглядом. Похоже, все  здесь
знают Синанджу. Все, кроме него. Он чувствовал себя не очень-то уютно  в
городе, где все владеют столь грозными навыками. Нет, он возвращается  в
Нью-Йорк, а если Ванда станет возражать, он просто пошлет ее к черту.  В
конце концов, наймет кого-нибудь, чтобы с ней поговорили по душам.
  Подъезжая к павильону, Римо услышал стрельбу. На ходу спрыгнув с теле-
жки, он распахнул дверь и вбежал внутрь.
  Услыхав шум, мистер Гордонз открыл стрельбу по двери.
  - Римо, ложись!- крикнул Чиун.
  Римо тут же упал на пол и, перекатившись несколько раз,  спрятался  за
большой ящик из-под бутылок. Едва он успел это сделать, как в дверь вре-
залось несколько пуль. И тут раздался голос Гордонза:
  - Сейчас я разделаюсь со стариком и займусь тобой!
  - Что-то он больно разговорчивый, а, Чиун?- заметил Римо.
  - Разговорчивый и неумелый,- подхватил Чиун.
  Приподнявшись, Римо выглянул из-за ящика - Гордонз выпустил  еще  нес-
колько пуль по Чиуну. Кореец, казалось, стоял неподвижно, и Римо захоте-
лось крикнуть, чтобы он ложился и отползал.
  Действительно, Чиун лишь слегка поворачивал тело, и Римо время от вре-
мени слышал звук рвущейся ткани, когда пули проходили через парчовый ха-
лат. Наконец Чиун спросил:
  - Римо, а сколько всего пуль в этих пистолетах?
  - Шесть в каждом,- крикнул Римо в ответ.
  - Давай-ка посчитаем: он выстрелил девять раз в меня и два раза в  те-
бя. Одиннадцать. Значит, у него еще один выстрел.
  - В меня он выстрелил трижды, значит, у него больше нет патронов.
  - Есть,- настаивал Чиун.
  - Нет,- не сдавался Римо.
  Он поднялся, и Гордонз, прицелившись, снова выстрелил в него.  Прозву-
чал выстрел, но Римо оказался проворнее. Он ловко увернулся, и пуля  по-
пала в деревянный ящик из-под бутылок, пробив в нем большую дыру.
  - Вот и двенадцатый,- подытожил Римо.
  - Значит, я уничтожу вас голыми руками,- произнес Гордоиз. Бросив  ре-
вольверы на пол, он медленно пошел на Чиуна, который принялся  двигаться
по кругу, чтобы мистер Гордонз оказался к Римо спиной.
  Пробираясь между ящиком и стеной, Римо нащупал какой-то предмет -  это
оказался огнетушитель. Зажав его в правой руке, Римо двинулся  к  центру
салуна.
  Продолжая свое круговое движение, Чиун приблизился к тому  месту,  где
Гордонз бросил револьверы, и через мгновение они оказались у него в  ру-
ках.
  - В них нет патронов, дурачок,- произнес Гордонз,  который  не  сводил
глаз с Чиуна и тоже кружил по павильону.
  Римо продолжал наступать на него сзади, пока наконец не оказался всего
в пяти футах от него.
  - Мастеру Синанджу годится любое оружие,- сказал Чиун и принялся  кру-
тить револьверы на пальцах. Казалось, револьвер, который был  у  него  в
левой руке, вот-вот готов сорваться и полететь в цель,  но  первым  Чиун
метнул револьвер, который держал в правой.
  Оружие врезалось Гордонзу в живот, но искрения  не  последовало,  хотя
револьверу удалось прорвать плотную стенку брюшной полости андроида.
  - Очевидно, блок питания расположен где-то в  другом  месте,-  крикнул
Римо.
  - Спасибо за информацию, но я и сам только что имел возможность в этом
убедиться,- ответил Чиун.
  - Ну, сейчас вам не поздоровится!- зловеще процедил Гордонз, делая шаг
навстречу Чиуну.- Смерть твоя близка, проклятый старик! Теперь ты от ме-
ня не уйдешь!
  - Так же, как и ты от меня,- заметил Римо.
  Он перевернул огнетушитель вниз головой, и тут же послышалось  неясное
шипение. Стоило Гордонзу повернуться к Римо, как тот нажал рукоятку.  Из
огнетушителя вырвалась густая белая пена,  залепившая  мистеру  Гордонзу
лицо. Едва он отвернулся, как Чиун тут же запустил  в  него  вторым  ре-
вольвером, который врезался Гордонзу в правую пятку.
  Поднялся целый столб искр. Когда Гордонз потянулся к лицу, чтобы  сте-
реть пену, стало заметно, что движения его замедлились. Из пятки продол-
жали сыпаться искры.
  - От меня не уйдешь,- начал было Гордонз, но каждое новое слово  дава-
лось ему все труднее, пока наконец он не прошипел "уйдеш-ш-ш-шь" и  рух-
нул замертво к ногам Римо.
  - Готов,- сказал Римо, продолжая поливать андроида пеной.
  Когда все его тело было покрыто толстым слоем  белого  вещества,  Римо
зашвырнул огнетушитель в угол, а Чиун подошел поближе и тронул ногой не-
подвижную груду. Гордонз был мертв.
  - Откуда ты узнал, что блок питания находится в пятке?- спросил Римо.
  - Устанавливать его в голове было бы слишком примитивно,- пожал плеча-
ми Чиун.- В прошлый раз он находился в животе,- значит, на этот  раз  он
должен был оказаться в ноге. Почему-то я сразу  так  решил,  как  только
увидел в больнице, что он прихрамывает.
  - На этот раз мы наконец-то избавимся от  него  навсегда,-  проговорил
Римо, оглядываясь вокруг в поисках противопожарных инструментов. Наконец
он обнаружил на стене топор и принялся молотить по пене, так что  брызги
долетали до потолка. Он чувствовал себя мясником, разрубая мистера  Гор-
донза на сотню кусков.
  - Хватит,- приказал Чиун.- Остановись.
  - Я хочу убедиться, что он действительно мертв.
  - Он мертв. Даже машина может умереть,- сказал Чиун.
  - Кстати, о машинах. Нам надо освободить Смита!- воскликнул Римо.
  - Теперь это будет совсем легко,- ответил Чиун.


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

  Освобождение Смита произошло по телефону.
  Но сначала по пути в гостиницу Чиун попросил Римо притормозить у апте-
ки и купил самые обычные напольные весы. Когда они были у себя, он  зас-
тавил Римо позвонить Смиту.
  - Скажи императору, чтобы ему в палату доставили  весы,-  распорядился
Чиун. Он подождал, пока Римо передаст это сообщение и  Смит  встанет  на
весы.- Сколько весит Смит?- поинтересовался он наконец.
  - Сто сорок семь фунтов,- ответил Римо.
  - А теперь пусть положит в каждый карман халата  по  десять  фунтов  и
спокойно выходит в коридор,- велел Чиун.
  Римо передал и это указание.
  - Вы уверены, что это поможет?- спросил Смит.
  - Конечно, поможет,- заверил его Римо.- Кажется, пока Чиуну  удавалось
сохранять жизнь императора.
  - Если все пройдет нормально, я вам перезвоню,- сказал Смит.
  Секунды превращались в минуты, а Римо все ждал звонка.
  - Почему же Смит не звонит?- не выдержал он наконец.
  - Займись-ка лучше делом,- посоветовал Чиун.- Например, встань на  ве-
сы.
  - Зачем? Или эта комната тоже заминирована?
  - Делай, что говорят!- приказал Чиун.
  Вес Римо оказался сто пятьдесят пять фунтов. Стрелка еще не успела ус-
покоиться на весах, как раздался телефонный звонок.
  - Да,- сказал Римо в трубку.
  - Все в порядке,- доложил Смит.- Я свободен. А что дальше?  Мы  же  не
можем оставить палату заминированной.
  - Чиун, он хочет узнать, что дальше,- передал Римо.
  Чиун поглядел в окно на небольшую речушку, где водилась форель.
  - Вели им взять каталку и положить на нее груз: сто сорок семь  фунтов
за Смита, сто пятьдесят пять фунтов за тебя и девяносто девять фунтов за
меня,- отдал приказание Чиун.- Пусть они вкатят каталку в палату, а  по-
том бегут оттуда со всех ног.
  - Он сделает все, как только прибудут саперы,- передал Римо ответ Сми-
та.
  - Меня не касается, как он собирается это делать,- сообщил Чиун.-  Ни-
когда не считал нужным беспокоиться о деталях.
  Утром Смит позвонил, чтобы сообщить, что их план полностью удался. Ко-
мната действительно взорвалась, но из этого крыла больницы  эвакуировали
всех больных, к тому же благодаря мерам, принятым  саперами,  разрушения
удалось свести до минимума.
  - Поблагодарите Чиуна от моего имени,- попросил Смит.
  Римо посмотрел на спину Чиуна, занятого просмотром очередного сериала.
  - Как только представится подходящий момент,- пообещал он.
  Когда Чиун освободился, Римо передал ему то, что сказал Смит.
  - А я и не сомневался в успехе,- пожал плечами Чиун.
  - Откуда же ты узнал, что мина сработает на совокупный вес?
  - Просто спросил себя, как бы заминировал палату ты. И  ответил  себе:
ты сделал бы так, чтобы мина срабатывала на  определенный  пес.  Значит,
другое напрочь лишенное воображения существо поступило бы точно так же.
  - И это твое последнее слово?- взревел Римо.
  - Этого достаточно,- невозмутимо ответил Чиун.
  - Изверг,- бросил Римо.
  Когда на следующий день они покидали Голливуд, Римо нагнал длинную ве-
реницу лимузинов, которые ехали на первой скорости с включенными фарами,
хотя на улице был ясный день.
  Вырулив из очереди, он поравнялся с одной из машин и спросил шофера:
  - Что здесь происходит?
  - Хоронят Ванду Рейдел,- ответил тот.
  Римо кивнул. Очередь из лимузинов растянулась почти на милю.
  - Народу-то набежало,- снова обратился он к шоферу соседней машины.
  - Точно,- откликнулся шофер.
  - Еще одно подтверждение старой истины,- заметил Римо.
  - Какой именно?
  - Покажи людям то, что они хотят увидеть, и они обязательно придут по-
смотреть.



   Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
   Жизнь или смерть

У==========================================Л
|        Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР        |
|            "ЖИЗНЬ ИЛИ СМЕРТЬ"            |
|             Перевод Е. Туевой            |
|              Цикл "Дестроер"             |
+------------------------------------------+
|       Warren Murphy, Richard Sapir       |
|   "Kill or cure" (1976) ("Destroyer")    |
+------------------------------------------+
|   КЮРЕ под угрозой роспуска. У  Римо  ос-|
|тается семь дней, чтобы отвести угрозу  от|
|организации. Сложность заключается в  том,|
|что они  не  могут  применять  силу.  Римо|
|включается в политическую борьбу за кресло|
|мэра.                                     |
+------------------------------------------+
|           by Fantasy OCR Lab             |
Т==========================================О



ГЛАВА ПЕРВАЯ

  Джеймса Буллингсворта посещало мало оригинальных мыслей,  но  и  одной
последней оказалось достаточно, чтобы ему в ухо вогнали здоровенное  ши-
ло, сотни государственных чиновников бросились уносить ноги  и  попрята-
лись по медвежьим  углам,  а  президент  Соединенных  Штатов,  вздохнув,
произнес:
  - Ну почему такое всегда происходит именно со мной?
  Упомянутая блестящая идея осенила Джеймса Буллингсворта одним прекрас-
ным утром поздней весной, когда он сидел у себя в  кабинете  в  Лиге  по
благоустройству Флориды, где вот уже в течение двух лет работал так  на-
зываемым добровольцем - ежедневно с девяти до пяти, кроме субботы и вос-
кресенья. Это место Буллингсворт получил благодаря  тому,  что  не  имел
обыкновения совать нос в чужие дела, поэтому, прежде  чем  что-то  зате-
вать, ему следовало бы получше вспомнить, как именно он стал этим  самым
"добровольцем".
  Все свершилось в мгновение ока.  Президент  банка,  где  работал  Бул-
лингсворт, пригласил его к себе в кабинет.
  - Буллингсворт, как вы относитесь к усовершенствованию системы  управ-
ления Майами и округа?- спросил президент.
  Буллингсворт считал любое усовершенствование делом достойным.
  - А как вы отнесетесь к тому, чтобы посвятить себя добровольной работе
в Лиге по благоустройству Флориды?
  Буллингсворт ответил, что с радостью принял бы  подобное  предложение,
если бы не опасался, что это повредит его карьере в банке.
  - Буллингсворт, считайте, что это и есть  успешное  продолжение  вашей
карьеры!
  Вот так Джеймс Буллингсворт, известный тем, что никогда не совал нос в
чужие дела, стал работать в Лиге, а  жалованье  ему  по-прежнему  платил
банк. Тем весенним утром ему стоило бы вспомнить, как странно состоялось
это назначение, прежде чем придраться к компьютерной распечатке, в кото-
рой оказалось слишком много пробелов.
  Обращаясь к секретарше, молоденькой кубинке с пышным бюстом,  он  ска-
зал:
  - Мисс Карбонал, в этой компьютерной распечатке уйма пробелов.  Просто
настоящие дыры. Это не более чем случайный набор букв. Мы не можем пере-
дать ее в центр в таком виде!
  Мисс Карбонал взяла в руки лист зеленоватой бумаги и принялась  внима-
тельно его изучать. Буллингсворт тем временем внимательно изучал ее  ле-
вую грудь. На секретарше опять был просвечивающий лифчик.
  - Мы всегда отправляем их в таком виде,- заявила мисс Карбонал.
  - Что?- переспросил Буллингсворт.
  - Вот уже два года как мы отправляем распечатки в таком  виде.  Просто
вкладываем их в конверты и отсылаем в Канзас-Сити. Я разговаривала с де-
вушками, которые работают в других отделениях Лиги, и у всех то  же  са-
мое. Может, в Канзас-Сити сидят какие-нибудь психи?
  - Дайте посмотреть эту грудь!- властно потребовал Буллингсворт.
  - Че?- ошеломленно переспросила мисс Карбонал.
  - Распечатку,- быстро поправятся Буллингсворт.- Дайте  взглянуть.-  Он
принялся рассматривать буквы, отделенные друг от друга большими промежу-
тками.- Гм-м-м,- произнес Джеймс Буллингсворт, в прошлом помощник  вице-
президента одного из крупнейших банков Майами. У него в голове уже  соз-
рел план.
  - Мисс Карбонал, прошу вас предоставить мне  все  распечатки,  которые
ушли от нас в Канзас-Сити.
  - Зачем это вам?
  - Мисс Карбонал, я, кажется, отдал вам распоряжение.
  - Будете слишком любопытным - вам не поздоровится.  Хотите  посмотреть
распечатки, идите и сами возьмите.
  - Так вы отказываетесь выполнять мое прямое указание, мисс Карбонал?
  - Вот именно, мистер Буллингсворт.
  - Это все, что я хотел услышать,- с угрозой  в  голосе  произнес  Бул-
лингсворт.- Можете идти.
  Мисс Карбонал безмятежно выпорхнула из комнаты. Через  полчаса,  когда
Буллингсворт отправился на обеденный перерыв, она окликнула его:
  - Мистер Буллингсворт, не раскачивайте нашу общую лодку! Вы хорошо по-
лучаете, я хорошо получаю. Мы не задаем вопросов. Что вам еще надо?
  Буллингсворт с торжественным выражением лица подошел к ее столу.
  - Мисс Карбонал,- изрек он,- работать можно по-разному. Можно работать
грамотно, старательно, по-деловому - именно так работают американцы. Это
подразумевает доскональное знание предмета, а мы в течение двух лет без-
думно и тупо отправляем в центр полупустые  распечатки.  Надо  понимать,
что делаешь, милейшая мисс Карбонал!
  - Вы хороший человек, мистер Буллингсворт. Послушайте моего совета: не
раскачивайте лодку. Договорились?
  - Нет,- бросил Буллингсворт.
  - Все равно вы не сможете получить остальные распечатки. Ими занимает-
ся Генриетта Альварес. Она вводит в  компьютер  текст,  затем  проверяет
его, а потом уничтожает. Ей так велели. А еще ей велели сообщать о  вся-
ком, кто станет задавать вопросы по поводу этих распечаток.
  - Вам не понять, что такое американское упорство, мисс Карбонал.
  Буллингсворт проявил это качество в тот же вечер, когда все сотрудники
Лиги разошлись по домам. Он взломал стол Генриетты  Альварес  и,  как  и
предполагал, обнаружил там стопку светло-зеленых распечаток  толщиной  в
целый фут.
  Посмеявшись над опасениями секретарши, Буллингсворт отнес бумаги к се-
бе в кабинет и принялся внимательно изучать. Прочтя первую строчку  каж-
дой распечатки, он заметно воодушевился.
  Судя по всему, они были зашифрованы, и он, Джеймс  Буллингсворт,  сей-
час, чтобы немного развлечься, разгадает шифр. Нельзя жить без развлече-
ний, если работа отнимает не более двух часов в день. Просто невероятно,
подумал он, что кто-то мог рассчитывать, будто подобные вещи будут долго
ускользать от его внимания. Они что там, в Национальной лиге по благоус-
тройству в Канзас-Сити, все дураки?
  Шифр оказался совсем простым, не  труднее   кроссворда.   Когда   Бул-
лингсворт сложил вместе распечатки за неделю, все пробелы оказались  за-
полненными, и оставалось только понять, в каком порядке следует  расста-
вить буквы.
  - Зявкат,- написал Буллингсворт и расположил листы в другом  порядке.-
Ткавзя,- снова написал он и вновь переложил листы.- Взятка,- наконец вы-
шло у него, и Буллингсворт принялся переписывать  в  блокнот  содержание
листов.
  Он трудился всю ночь, а когда закончил, то отбросил листы и  прочитал,
что получилось.
  - Бог мой!- Он даже присвистнул. Увидев через стеклянную дверь кабине-
та, что мисс Карбонал уже у себя,  он  поманил  ее  рукой.-  Кармен,  вы
только взгляните! Посмотрите, до чего я докопался!
  Кармен Карбонал заткнула уши и с криком: "Не желаю ничего слышать!"  -
выбежала из кабинета.
  Он последовал за ней в приемную.
  - Ну же, перестаньте трусить,- сказал он.
  - Вы my stupido,- отозвалась она.- Вы очень  глупый  человек.  Сожгите
все. Немедленно все сожгите!
  - Неужели вам не интересно, чем мы на самом деле занимаемся?
  - Нет,- выкрикнула она сквозь рыдания.- Я ничего не желаю знать! И вам
тоже не надо было в это лезть. Вы такой тупой. Тупой!
  - О, Кармен,- произнес Буллингсворт, ласково  обнимая  ее  за  круглые
плечи.- Простите! Я немедленно все сожгу, если вам от этого будет лучше.
  - Слишком поздно,- сказала она.- Слишком поздно.
  - Вовсе нет. Я сожгу все прямо сейчас.
  -Слишком поздно.
  Буллингсворт торжественно отнес все распечатки в ванную при кабинете и
сжег их, отчего помещение наполнилось удушливым смрадом.
  - Ну, теперь вы довольны?- спросил он мисс Карбонал.
  - Слишком поздно,- ответила она, все еще продолжая рыдать.
  - Но ведь я все сжег,- улыбнулся он.
  На самом деле Буллингсворт сжег далеко не все. У него сохранились  за-
писи, которые, помимо прочего, объяснили ему, почему банк с такой готов-
ностью выплачивал ему жалованье за "добровольную" работу в Лиге по  бла-
гоустройству Флориды. Еще он узнал, почему так много высших  должностных
лиц во Флориде неожиданно были привлечены к суду за взяточничество и вы-
могательство и отчего процессы закончились не в их пользу. Там даже  со-
держались сведения относительно того, каков будет результат  предстоящих
выборов в местные органы власти и почему.
  Внезапно Буллингсворт почувствовал прилив гордости за свою страну, ко-
торая гораздо больше делает для борьбы против разложения нации, чем  ка-
жется на первый взгляд.
  И лишь одна вещь беспокоила его, а именно раздел,  где  для  предпола-
гаемого повышения зарплаты предусматривалось одобрение какого-то Фолкро-
фта. Что такое этот Фолкрофт? Или кто такой?
  Все сотрудники Лиги его уровня получали четырнадцатипроцентную прибав-
ку, и лишь он был вынужден довольствоваться всего двумя с половиной про-
центами - поправкой на инфляцию. Он решил, что это не должно его  волно-
вать, поскольку о подобной несправедливости ему и знать-то не  положено.
Он просто выкинет это из головы. И если  бы  он  действительно  поступил
так, то, скорее всего, продолжал бы спокойно жить, получая свои 2,5 про-
цента поправки на инфляцию.
  Но, встретив чуть позже президента Трастовой  инвестиционной  компании
Большого Майами, Буллингсворт переменил решение и поинтересовался, поче-
му это ему выплачивают только два с половиной процента прибавки.  Прези-
дент, который считал себя специалистом в области производственных и  че-
ловеческих отношений, с извинениями сообщил ему, что никто из  сотрудни-
ков Лиги по благоустройству не получил больше.
  - Вы уверены?- переспросил Буллингсворт.
  - Даю вам слова банкира. Разве я когда-нибудь вам лгал?
  И тогда Буллингсворт решил выпить. Мартини. Двойное. Потом еще. И  еще
одно. А когда пришел домой, то сказал жене, что вышибет из нее  душу  за
один только намек, будто он пьян, после чего заявил, что она  была  чер-
товски права и в банке действительно держат его за дурака. Затем  сменил
пиджак, аккуратно переложил записную книжку во внутренний карман и  выс-
кочил из дома с криком, что "еще покажет этим сукиным детям,  кто  такой
Джеймс Буллингсворт".
  Сначала он решил обратиться в "Майами Диспэтч", чтобы сообщить все из-
вестные ему о Лиге факты. Но тогда его могут уволить. Потом собрался бы-
ло пойти к президенту банка, но, поразмыслив, передумал. Хотя это и даст
ему вожделенную прибавку, но на каком-нибудь этапе президент обязательно
ему отомстит.
  Единственно правильный план действий открылся ему, только когда он пе-
решел к бурбону. Бурбон обострил его ум, помогая подняться до такой  вы-
соты осмысления человеческих отношений, о которой после джина с вермутом
не приходилось даже мечтать.
  С помощью бурбона он постиг, что в этом мире - каждый за  себя.  Таков
закон джунглей. И он, Джеймс Буллингсворт, был идиотом, полагая, что жи-
вет в цивилизованном обществе. Идиотом. Знает ли об этом бармен?
  - Боюсь, придется вам больше не наливать, мистер,- сказал бармен.
  - Значит, и ты идиот,- с трудом выговорил  Буллингсворт.-  Остерегайся
повелителя джунглей,- предупредил он бармена и вдруг вспомнил одного чи-
новника из Майами-Бич, который, выступая однажды на устроенном церковной
общиной пикнике, заявил, что рад видеть, как молодые люди, вроде Джеймса
Буллингсворта, включаются в общественную жизнь. Буллингсворт решил  поз-
вонить этому человеку.
  - Слушай, приятель, а почему бы нам  не  поговорить  об  этом  утром?-
поинтересовался чиновник.
  - А потому, солнышко, что утром тебя может  не  оказаться  дома.  Сле-
дующее дело, намеченное к слушанию в суде, будет твоим. По  обвинению  в
том, что ты наживался на счетчиках оплачиваемого времени стоянки автомо-
билей.
  - Может, лучше не стоит об этом по телефону? Где мы можем встретиться?
  - Я хочу за свою информацию миллион. Чистоганом, приятель, потому  что
таков закон джунглей.
  - Знаешь аллею в Майами-Бич? Если встретиться в самом дальнем конце?
  - Знаю ли я аллею? А вот знаешь ли ты, что ваши ребята планируют  пос-
троить на Ки-Бискейн? Знаю ли я аллею?
  - Послушай, парень, встречаемся в конце аллеи, на  пляже  возле  отеля
"Ритц". Сможешь через час?
  - Да я буду там уже через пятнадцать минут!
  - Нет, постарайся, чтобы с тобой ничего не случилось. Похоже,  у  тебя
действительно имеется что-то стоящее.
  - Стоящее ровно  миллион,-   заплетающимся   языком   договорил   Бул-
лингсворт.- Миллион долларов.
  Он повесил трубку и, проходя мимо стойки, сообщил бармену, что еще ве-
рнется, купит этот бар со всеми потрохами и вышвырнет  отсюда  к  чертям
собачьим его ирландскую задницу. При этом он помахал перед носом бармена
записной книжкой со своими каракулями.
  - Вот оно, дружок, все здесь. К черту вышвырну отсюда твою  ирландскую
задницу! И стану самым страшным политическим тигром в этих  политических
джунглях. В другой раз ты три раза подумаешь, прежде  чем  затыкать  рот
Джеймсу Буллингсворту. Где здесь дверь?
  - Вы как раз к ней прислонились,- сообщил бармен.
  - Точно,- удивился Буллингсворт и отчалил в теплую, влажную ночь.
  Свежий воздух немного прочистил ему мозги, и когда он достиг пляжа, то
почти протрезвел. Поддев носком ботинка песок, он глубоко втянул в  себя
соленый морской воздух. Кажется, он поступил несколько  опрометчиво.  Он
посмотрел на часы. Хорошо бы еще выпить. Это было бы просто отлично! Мо-
жет, все-таки стоило пойти к президенту банка? Буллингсворт все  бы  ему
объяснил, и они приняли бы взаимоприемлемое решение.
  Из открытого окна гостиницы доносился голос Бет  Мидлер.  Буллингсворт
услышал звуки приближающейся моторной лодки. В это время пляж был обычно
ярко освещен. И действительно, вокруг горел яркий свет, лишь тот участок
аллеи, где стоял Буллингсворт, тонул в темноте. Рядом дышала черная гро-
мада океана, и только на горизонте, словно плавучий остров, светился ог-
нями корабль.
  И тут раздался шепот:
  - Буллингсворт? Это вы?
  - Ага. А это вы?
  - Да.
  - Где вы?
  - Не имеет значения. Информация при вас?
  - При мне.
  - Вы кому-нибудь еще говорили о ней?
  Внезапно окончательно протрезвев, Буллингсворт принялся судорожно  об-
думывать ответ. Если сказать, что знает кто-то еще, получится, будто  он
задумал шантаж. Хотя что же это такое, как не шантаж?
  - А какая разница?- наконец произнес Буллингсворт.- Поговорим об  этом
в другой раз. Я больше никому не скажу. А мы встретимся завтра.
  - Выкладывайте, что там у вас!
  - Ничего. Я не захватил с собой.
  - А это что за записная книжка?
  - Ах, это? Господи, да просто блокнот для заметок. Я всегда ношу его с
собой - на всякий случай.
  - Дайте посмотреть.
  - Нет,- сказал Буллингсворт.
  - Надеюсь, вы не хотите, чтобы я взял его силой?
  - Но это всего лишь мои заметки! Заметки, которые я сделал.
  - Дайте сюда!
  - Да тут ничего нет. Правда! Действительно ничего! Послушайте, с мину-
ты на минуту сюда должны приехать мои друзья. До скорой  встречи.  Лучше
увидимся завтра,- лепетал Буллингсворт.- Извините, что побеспокоил тако-
го важного человека в столь поздний час.
  - Дай сюда записную книжку, Джеймс.- Человек говорил тихо, но в голосе
его звучала угроза. Только сейчас Буллингсворт различил слабый  европей-
ский акцент.- Ты горько пожалеешь, если мне придется взять ее самому.
  Голос звучал так страшно, что Буллингсворт, как младенец, покорно  по-
шел в темноту.
  - Здесь всего лишь заметки,- бормотал он.
  - О чем?
  На Буллингсворта пахнуло одеколоном с ароматом сирени. Мужчина был ни-
же его на целый дюйм, но намного плотнее, и в тоне его -  или  в  манере
говорить - было что-то властное. Конечно же, это был вовсе не тот чинов-
ник, которого ждал Буллингсворт.
  - Просто заметки,- снова повторил Буллингсворт.- На основе  компьютер-
ных распечаток в Лиге по благоустройству.
  - Кто еще знает о них?
  - Никто,- ответил Буллингсворт, сознавая, что спасает своей секретарше
жизнь, в то время как его собственной, похоже, вскоре придет  конец.  Он
ощущал себя словно бы зрителем. Он уже знал, что  именно  произойдет,  и
ничего не мог поделать, поэтому безучастно, словно со стороны,  наблюдал
свои предсмертные мгновения. Это было совсем не страшно. Тут присутство-
вало нечто сильнее страха, просто смиренное осознание неизбежного.
  - И даже ваша секретарша, мисс Карбонал?
  - Мисс Карбонал, знаете ли, из тех, кто ничего не желает видеть, ниче-
го не желает слышать - просто отсиживает на работе с девяти до пяти, по-
лучает жалованье и спокойно идет домой. Кубинцы, они все такие.
  - Да, знаю. Итак, распечатки. Что на них?
  - В них говорится, что Национальная лига по  благоустройству  -  дутая
компания. На самом деле это тайная правительственная организация,  кото-
рая контролирует деятельность органов местного  самоуправления  по  всей
стране и проникает в них.
  - Меня интересует Майами-Бич.
  - Лига по благоустройству Флориды - тоже всего лишь прикрытие. Она за-
нималась расследованием злоупотреблений в Майами-Бич. Случаев, связанных
с вымогательством, азартными играми и тому подобным. И готовила  уголов-
ные дела против всех представителей городских  властей,  собирая  свиде-
тельские показания для обвинительного акта.
  - Ясно. Что-нибудь еще?
  - Нет, ничего. Это все.
  - Хочешь работать на нас?
  - Конечно,- немедленно согласился Буллингсворт, вдруг начавший мыслить
трезво, как никогда.
  - Хочешь получить деньги прямо сейчас?
  - Нет. Когда вам будет удобно.
  - Понятно. А теперь обернись и посмотри на  корабль.  Там,  в  океане.
Смотри!
  Буллингсворт увидел корабль, спокойно плывущий в темноте,  поблескивая
огнями.
  - Я тебе не верю,- произнес человек с тяжелым запахом цветочного  оде-
колона и иностранным акцентом, и Буллингсворт ощутил резкую боль в  пра-
вом ухе. После этого он уже не видел ничего. Но в безбрежном Ничто,  ка-
ковым является смерть, скрыта бесконечная мудрость, и в последнее  мгно-
вение Буллингсворт осознал, что его убийце предстоит встретиться с силой
великой и ужасной, которая сотрет его и его приспешников  в  порошок,  с
силой, находящейся в самом центре вселенной. Но это уже не имело никако-
го значения для Джеймса Буллингсворта, бывшего помощника вице-президента
Трастовой инвестиционной компании Большого Майами. Он был мертв.
  Тело Буллингсворта было обнаружено утром во время уборки  пляжа  -  из
уха у него торчала деревянная рукоятка какого-то инструмента.
  - О Господи, нет,- выдавил из себя уборщик и решил, что будет действо-
вать спокойно, а не как какая-нибудь истеричка. Он отправится к  ближай-
шему телефону, позвонит в полицию и сообщит все  детали  происшествия  и
прочие интересующие их подробности.
  Но не успел он сделать и трех шагов по песчаному пляжу, как его  реши-
мость хранить спокойствие улетучилась и он избрал  альтернативную  линию
поведения.
  - Помогите! А-а-а! Спасите! Покойник!  Помогите!  Здесь  мертвец!  Эй,
кто-нибудь! Полиция! Помогите!
  Уборщик мог бы орать так до хрипоты, но, слава Богу, его крики услыха-
ла пожилая дама в отеле. Увидев из окна своего номера труп, она  тут  же
позвонила в полицию.
  - Думаю, потребуется еще и  "скорая  помощь",-  хладнокровно  добавила
она.- Там, на пляже, с человеком истерика.
  Полиция привезла с собой не только "скорую помощь". Вместе с ней  яви-
тесь толпы фотографов и репортеров, приехало телевидение. Ночью произош-
ло нечто такое, что придало смерти этого человека особое значение,  при-
чем настолько важное, что была  созвана  пресс-конференция,  на  которой
блестящее открытие Буллингсворта, а именно  догадка  о  том,  что  феде-
ральное правительство имело план проникнуть в органы  местной  власти  и
упечь за решетку ключевых политических деятелей, стала достоянием общес-
твенности.
  Размахивая блокнотом Буллингсворта перед телекамерами в  жарком  свете
софитов, местный политик средней руки угрожающе говорил о "самом вероло-
мном вмешательстве правительства в дела местной администрации за всю ис-
торию страны". Присутствовавшие на пресс-конференции телевизионщики  по-
лучили двойной гонорар, поскольку им пришлось работать всю ночь.


ГЛАВА ВТОРАЯ

  Его звали Римо, и он намеревался вмешаться в деятельность местных  ор-
ганов власти самым решительным образом. Он хотел заставить их  выполнять
возложенные на них функции.
  Упираясь пальцами ног в расщелины между кирпичами и прижав  вымазанные
черным руки к шероховатой стене, Римо завис сбоку от  окна.  Его  ноздри
вдыхали тяжелый бостонский смрад. От уличного движения стена немного ви-
брировала, и Римо всем телом чувствовал это. Ему хотелось оказаться сей-
час где-нибудь в теплом, солнечном месте, ну хотя бы  в  Майами-Бич.  Но
задание привело его в Бостон. А как известно, сначала дело,  потом  удо-
вольствие.
  Если бы какой-нибудь прохожий решил взглянуть вверх, на окна четырнад-
цатого этажа, он ни за что не смог бы различить человека,  вжавшегося  в
стену: на Римо были черные туфли, черные штаны и черная рубашка, а  лицо
и руки покрыты черной краской, которую ему дал  человек,  научивший  его
тому, что стена дома может служить превосходной  лестницей,  если  уметь
правильно ею пользоваться.
  Из открытого окна, находящегося на уровне его колена, доносились голо-
са. Вообще-то окну полагалось быть закрытым, но иначе полицейские агенты
не смогли бы выполнить порученной им работы.
  - Вы уверены, что я здесь в безопасности?- спросил грубый, резкий  го-
лос.
  Римо знал, что это Винсент Томалино.
  - Конечно. Ведь мы же все время при вас,- ответили ему.
  Должно быть, один из полицейских, подумал Римо.
  - Хорошо,- произнес Томалино, но в его словах не слышалось  увереннос-
ти.
  - Не хотите перекинуться в картишки?- предложил полицейский.
  - Нет,- отозвался Томалино.- А вы уверены, что  окно  следует  держать
открытым?
  - Ясное дело. Свежий воздух.
  - Можно включить кондиционер.
  - Слушай, ты, макаронник, не учи нас жить.
  Забавно, подумал Римо, что именно полицейские, теснее других связанные
с мафией, так легко употребляют слова вроде "макаронника", "итальяшки" и
"даго".
  У руководства наверняка было на этот счет какое-нибудь досье с  психо-
логическим анализом. Похоже, у них там есть досье на любую тему, начиная
с незаконных доходов от счетчиков времени стоянки автомобилей в  Майами-
Бич и кончая бывшими мафиози, которых собираются убрать за то,  что  они
намерены давать показания. Томалино как раз намеревался  давать  показа-
ния. Впрочем, на этот счет существовало несколько мнений. Окружной  про-
курор заверил газетчиков, что Томалино расколется, но присутствующие се-
йчас в комнате трое полицейских обещали  местному  крестному  отцу,  что
этого никогда не произойдет. Но и то, и другое были не более чем частные
мнения, ибо в санатории Фолкрофт в Рае, Нью-Йорк, было решено, что  Вин-
сент Томалино по прозвищу "Взрывной" не просто заговорит.  Он  расскажет
властям все, что знает, как на духу.
  - Я хочу проверить окно,- заявил Томалино.
  - Оставайся на месте,- сказал один из агентов.- Вы, двое,  следите  за
ним, а я пока осмотрю крышу.
  Римо поднял глаза. Удивительное дело - с крыши,  ударившись  о  стену,
свесилась веревка. Затем показалась голова, и веревка начала опускаться,
остановившись как раз на уровне колена Римо. Римо услышал, как  хлопнула
дверь, и понял, что агент отправился на крышу, чтобы  заплатить  гонорар
сразу по исполнении работы.
  На краю крыши показалась массивная фигура. Неуклюже ухватившись за ве-
ревку руками-бревнами, человек начал тяжело спускаться вниз. Даже с рас-
стояния пяти футов Римо почувствовал, что тот недавно ел мясо. На  спине
у мужчины был закреплен карабин, из которого можно стрелять одной рукой.
На поясе у него блеснуло что-то металлическое,  и,  приглядевшись,  Римо
рассмотрел страховочный трос - человек боялся упасть.
  На какое-то время Римо был поглощен мыслью о мясе: вот уже  два  года,
как он не прикасался к бифштексу. О, этот сочный, с  хрустящей  корочкой
бифштекс, этот толстый аппетитный гамбургер или свежеподжаренный ростбиф
с соком, сочащимся из розоватой серединки. Даже хот-дог сейчас бы сошел.
Или кусочек бекона, волшебный, божественный кусочек бекона!
  Пожиратель мяса коснулся ногой верхней рамы окна, так и не заметив Ри-
мо. Потом попытался дотянуться до карабина, и, поскольку  это  оказалось
делом нелегким, Римо решил ему помочь.
  - Что-то зацепилось,- сказал Римо и протянул руку, но не за карабином.
Резким движением он отстегнул страховочным трос и, чтобы избежать лишне-
го шума, проткнул большим пальцем горло пожирателя мяса.
  Человек камнем полетел вниз, беспомощно раскинув руки и ноги. Соприко-
сновение асфальта и тела  наемного  убийцы  сопровождалось  приглушенным
шлепком.
  А Римо поднялся по веревке наверх. Вообще-то она была ему не нужна, но
он решил, что целесообразно использовать ее, чтобы  навести  порядок  на
крыше.
  - Что тут такое?- раздался сверху голос.
  Римо узнал голос полицейского, поднявшегося сюда из комнаты Томалино.
  - Большой привет,- вежливо произнес Римо, показываясь из-под карниза.-
Хочу позаимствовать твою голову на пару минут.
  Черные руки мелькнули быстрее молнии. Раздался короткий, тяжелый  удар
о крышу. Римо удалился через чердачную дверь и сбежал вниз по  лестнице.
В заложенной за спину правой руке он держал некий  предмет,  с  которого
что-то капало.
  Подойдя к номеру Томалино, он постучал.
  Дверь открыл один из полицейских.
  - Чего тебе?- спросил он.
  - Хочу прочесть вам и вашему подопечному проповедь о том, что  следует
говорить правду и только правду, от чистого сердца. Надеюсь, после  нес-
кольких минут беседы вы не сможете не согласиться, что правда - это  са-
мое ценное на свете.
  - Убирайся отсюда. Мы не нуждаемся в проповедниках.
  Дверь начала было закрываться прямо у Римо перед носом, но вдруг  что-
то встало у нее на пути. Полисмен вновь приоткрыл ее,  чтобы  затем  по-
сильнее захлопнуть, но опять ему что-то помешало. Тогда он решил  погля-
деть, в чем дело, и увидел, что чокнутый проповедник - весь в черном и с
вымазанным черной краской лицом - всего-навсего просунул в щель свой че-
рный палец. Тогда полисмен решил навалиться на дверь всем телом и  пере-
бить этот палец к черту. Он совсем уже собрался  выполнить  свои  смелый
маневр, но дверь вдруг сильно стукнула его по плечу, и религиозный  ман-
ьяк настежь распахнул ее, а затем легким движением руки закрыл за собой.
За спиной у проповедника на пол капало что-то красное.
  Полисмен потянулся за пистолетом, и ему  удалось-таки  дотронуться  до
кобуры. К сожалению, продолжить движение ему не пришлось - кость  запяс-
тья хрустнула и разорванный нерв отозвался резкой болью. Другой полицей-
ский, моментально оценив обстановку, поспешил поднять руки вверх.
  Винсент Томалино по прозвищу Взрывной, коротышка с квадратной  фигурой
и грубым лицом, запросил пощады:
  - Нет-нет, только не это!
  - Я здесь не для того, чтобы вас убить,- объяснил ему Римо.- Я  пришел
помочь вам сделать чистосердечное признание. А теперь все сядьте на кро-
вать.
  Присутствующие молча повиновались, и Римо прочел им лекцию, совсем как
школьный учитель: объяснил, что такое долг и как держать слово, поведал,
что такое присяга на суде, где в недалеком будущем Томалино будет высту-
пать в качестве свидетеля.
  - Важнее всего - искренность и чистота помыслов,- сказал Римо.-  Поли-
цейский, которого уже нет среди нас, направился на крышу с недобрыми на-
мерениями. Он задумал черное дело, а черное дело исключает чистоту помы-
слов.
  Все трое не отрываясь смотрели на красную лужу, растекающуюся у пропо-
ведника за спиной.
  - Какое именно черное дело? Я вам  расскажу.  Он  собирался  заплатить
наемному убийце. И вы двое были с ним заодно.
  - Ублюдки,- только и сказал Томалино.
  - Не судите да не судимы будете, мистер Томалино, поскольку и вы  вели
переговоры со своим бывшим хозяином,  обсуждая,  как  бы  извернуться  и
утаить правду от суда.
  - Нет, что вы, клянусь вам. Никогда!
  - Не лгите,- елейным голосом произнес Римо.-  Ибо  вот  что  бывает  с
людьми, которые говорят неправду и отказываются поступать честно, от чи-
стого сердца.- С этими словами Римо достал из-за спины то, что держал  в
руке, и бросил на колени Томалино.
  От неожиданности тот сразу же впал в прострацию - у него  отвисла  че-
люсть, и глаза наполнились слезами. Одного полицейского вырвало,  другой
стал судорожно ловить ртом воздух.
  - А вот теперь я должен попросить вас немножко солгать: вы  никому  не
скажете о моем визите. Вы станете исполнять свой долг, господа  полицей-
ские, а вы, мистер Томалино, от чистого сердца расскажете  на  суде  обо
всем, что вам известно.
  Три головы усердно закивали в ответ. Поняв, что его  урок  хорошо  ус-
воен, Римо вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
  Пройдя по коридору, он открыл четвертую дверь слева - она была незапе-
рта, как он и ожидал,- и сразу  направился  к  ванне,  наполненной  спе-
циальным моющим средством. Там он тщательно вымыл руки, ноги и лицо; при
этом от щек отвалились куски маски из  мягкого  пластика,  и  его  черты
приобрели свою обычную привлекательность. Потом Римо бросил черные брюки
и рубашку в унитаз, и они бесследно растворились в воде. Снизу послышал-
ся вой полицейских сирен. Римо спустил из ванны воду и направился к гар-
деробу, где висел лишь один раз надетый костюм.  Он  был  слегка  помят,
словно его владелец провел день в конторе. Бросив костюм на кровать, Ри-
мо достал из комода белье и носки - точно по размеру, бумажник с докуме-
нтами и деньгами; он обнаружил там даже носовой платок. На всякий случай
Римо проверил, чистый ли он. Чего только не придумает начальство,  чтобы
соблюсти конспирацию.
  Римо открыл бумажник и проверил, на месте ли восковые печати. Если  бы
они оказались сломанными, ему следовало выбросить документы, а в  случае
проверки сказать, что потерял бумажник, и предложить навести о нем спра-
вки в Такоме, штат Вашингтон. Тогда оттуда поступило  бы  подтверждение,
что, мол, да, некий Римо ван Слейтерс является сотрудником фирмы  "Басби
энд Беркли Тул энд Дай".
  Римо вскрыл печати большим пальцем и взглянул на  водительские  права.
Он был Римо Хорват, а в его личной карточке говорилось, что служит он  в
благотворительной компании "Джонс, Раймонд, Уинтер и Кляйн".
  Он заглянул в шкаф в поисках обуви. Так  и  есть,  усердные  службисты
опять подкинули ему испанские туфли из цветной кожи.
  Одеваясь, он размышлял, какими будут заголовки утренних газет.
  ГЕРОЙ-ПОЛИЦЕЙСКИЙ ЖЕРТВУЕТ ЖИЗНЬЮ, ЧТОБЫ СПАСТИ ИНФОРМАТОРА.
  Или:
  ГЕРОЙ-ПОЛИЦЕЙСКИЙ ПОДВЕРГСЯ НАПАДЕНИЮ МАНЬЯКА.
  Или:
  ТОМАЛИНО УЦЕЛЕЛ, НО КРОВЬ ПРОЛИЛАСЬ.
  Он вышел в коридор, где теперь так и рябило в глазах от мелькания  си-
них мундиров; у многих на погонах красовались нашивки.
  - В чем дело, полисмен? Что случилось?
  - Оставайтесь в номере. Никому не разрешено покидать здание.
  - Простите?
  Из номера Томалино, хромая, вышел полицейский со сломанным  запястьем.
Римо никогда не мог этого понять, но, по его наблюдениям, люди  с  любым
типом ранения почему-то начинали хромать, когда чувствовали, что за ними
наблюдают.
  - Мы собираемся всех допросить,- объяснил полицейский чином  повыше  и
посмотрел на раненого. Тот покачал головой, давая понять,  что  Римо  не
похож на убийцу.
  Тем не менее ему все же задали несколько вопросов. Нет, он  ничего  не
видел и ничего не слышал, и вообще какое право имеет  полисмен  допраши-
вать его.
  - Сегодня чуть не убили свидетеля. Наш коллега из полиции оказался ме-
нее удачлив,- сообщил ведущий допрос полицейский.- Кстати, произошло это
в соседнем номере.
  - Боже, какой ужас!- воскликнул Римо, а затем, изобразив крайнее  воз-
мущение, строго осведомился, какое право имеет полиция держать свидетеля
в гостинице, где живут обычные постояльцы, искренне верящие  в  то,  что
здесь они в полной безопасности. Для чего же тогда существуют тюрьмы?
  Детектив не мог тратить время на бессмысленные расспросы, и Римо поки-
нул отель, продолжая возмущаться насилием, уличной преступностью и неза-
щищенностью рядовых граждан. К сожалению, ему не удалось пройти под  ок-
нами Томалино - этот участок тротуара был оцеплен полицейским  кордоном.
Внутри оцепления на асфальте дыбилась бесформенная груда, накрытая прос-
тыней.
  Римо не принял лишь одной меры  предосторожности:  не  стер  отпечатки
пальцев с предметов в комнате, где переодевался. В этом не было  никакой
необходимости: полиции никогда не удастся обнаружить его отпечатки ни  в
одной картотеке, тем более в ФБР. Никто не хранит отпечатков пальцев че-
ловека, чья смерть засвидетельствована документально.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  Отвечая на вопросы вашингтонских газетчиков, пресс-секретарь президен-
та был сосредоточен, но не  казался  обеспокоенным.  Конечно,  обвинения
весьма серьезны, и ими займется министерство юстиции. Нет, это не  новый
Уотергейт, сообщил пресс-секретарь с бодрой улыбкой. Еще вопросы есть?
  - Да,- заявил какой-то репортер, поднимаясь с места.-  Власти  Майами-
Бич обвиняют центральное правительство в том, что оно пытается сфабрико-
вать против них ложное обвинение.
  - Подобное обвинение не предъявлено в общенациональном масштабе,-  па-
рировал пресс-секретарь.
  - Но может быть предъявлено в любой момент. Говорят, у них есть досто-
верные сведется, что организация под названием Лига  по  благоустройству
Флориды - на самом деле особая спецслужба, занимающаяся тайным и незако-
нным сбором информации в пользу правительства, в том  числе  прослушива-
нием телефонных разговоров и установкой подслушивающих устройств.
  - Этим займется министерство юстиции.
  Но репортер не унимался.
  - Сегодня утром прибывшие в помещение  Лиги  в  Майами-Бич  сотрудники
местного шерифа обнаружили там документы, вскрывающие  ее  связи  с  На-
циональной лигой по благоустройству в Канзас-Сити, штат Миссури. Выясни-
лось, что эта контора финансируется за счет субсидий, выделяемых  прави-
тельством США на образование. Похоже, мало кому удалось получить образо-
вание на эти деньги, тем не менее только в Майами в прошлом  году  Лигой
израсходовано более миллиона долларов. Что все это значит?
  - Только то, что и по этому делу будет проведено тщательное  расследо-
вание.
  - И еще одно. Есть опасения, что наше государство занимается  устране-
нием своих же собственных граждан.  Сотрудник  Лиги  по  благоустройству
Флориды, некто Джеймс Буллингсворт, был найден мертвым, с шилом  в  ухе.
По свидетельству муниципальных  властей  Майами-Бич,  накануне  убийства
кое-кто видел, как он потрясал записной книжкой, заявляя, что станет те-
перь важной фигурой в политической жизни города. Что вы  можете  сказать
по этому поводу?
  - Ничего нового. Мы определенно займемся также и этим вопросом. Я имею
в виду, что министерство юстиции самым  тщательным  образом  изучит  все
имеющиеся факты.
  - Если верить обвинениям, выдвигаемым властями Майами-Бич, департамент
юстиции сам замешан в этих делах.
  - Дело местных властей небольшого городка во Флориде не является глав-
ной заботой Уайтхолла,- произнес пресс-секретарь, с трудом скрывая  раз-
дражение.
  - Тогда скажите, что это за тайная организация  -  Фолкрофт,-  спросил
репортер.- Кажется, именно она стоит за всей этой историей.
  - Джентльмены, я считаю подобные вопросы неуместными. Министерство юс-
тиции ведет расследование. Вы знаете, как связаться с министром.
  - Я-то знаю, как связаться, да вот выйдет ли он на связь?- съязвил ре-
портер, и вся газетная братия дружно заржала.
  Пресс-секретарь выдавил из себя улыбку.
  В Овальном кабинете Белого дома президент  смотрел  прямую  трансляцию
пресс-конференции. При слове "Фолкрофт" его  лицо  приобрело  мертвенно-
бледный оттенок.
  - У нас правда есть нечто подобное, господин президент?- спросил помо-
щник, пользующийся полным доверием босса.
  - Что?- переспросил президент.
  - Организация под названием "Фолкрофт"?
  - Я, по крайней мере, о такой не слышал,- ответил  президент.  И  фор-
мально он говорил чистую правду.
  Тем временем за несколько сот миль от Вашингтона, в научном центре са-
натория Фолкрофт на Лонг-Айленде, одни из социологов, услышав  по  радио
название своей организации, вдруг спросил:
  - А мы случайно не имеем отношения к этой заварушке в Майами-Бич?
  Коллеги поспешили заверить его, что это невозможно, что имеется в виду
какой-то другой Фолкрофт, но уж никак не их центр, известный своими  ис-
следованиями в области изменения социальных моделей и их влияния на пси-
хологию индивида в индустриально-аграрном обществе.
  - А разве та субсидия на образование, выделенная Канзас-Сити,  не  на-
ша?- не унимался любознательный ученый.
  - Трудно сказать,- ответил ему один из коллег.- Почему бы вам не спро-
сить доктора Смита?
  Стоило любопытному социологу услышать  имя  директора  санатория  Фол-
крофт, как он не смог сдержать улыбки, представив этого  тощего,  извес-
тного свой бережливостью джентльмена.
  - И верно,- согласился он.- Невероятно, чтобы  мы  имели  отношение  к
скандалу в Майами-Бич. Разве можно вообразить, будто доктор Смит замешан
в чем-нибудь подобном?
  И все засмеялись, поскольку хорошо знали, что доктор  Харолд  В.  Смит
экономит каждый пенни и не одобряет даже рискованных  шуток,  не  говоря
уже о политическом шпионаже.
  А доктор Смит не обедал в тот день в столовой, и его сливовый йогурт с
лимонным кремом так и остался нетронутым - на него не покусился ни  один
из сотрудников учреждения. Обычно нетронутый йогурт в конце дня  вылива-
ли, но работникам кухни было предписано сохранять  этот  стакан,  потому
что доктор Смит съедал оставшуюся порцию на следующий день. На кухне лу-
чше, чем где-либо еще, знали его лекции на тему: "Мотовство до нужды до-
ведет". И часто там же, на кухне, когда поварам в очередной раз  отказы-
вали в повышении зарплаты, доктору Смиту готовили особый йогурт -  сдоб-
рив его обильным количеством плевков.
  В такие дни вся кухонная прислуга с  ликованием  наблюдала,  как  этот
скряга Смит поедает свой обед. Если бы они знали, какими силами  повеле-
вает этот суховатый господин, то слюна засохла бы у них во рту.
  Доктор Смит сегодня не обедал. Дверь его кабинета была плотно  прикры-
та, и секретарша получила инструкции никого не пускать. Доктор Смит ждал
телефонного звонка. В данный момент ему больше ничего не оставалось  де-
лать.
  Он посмотрел в окно на пролив. Пару раз он ходил там под парусом в со-
лнечную погоду. Окна его кабинета были прозрачны только в одном  направ-
лении и со стороны  пролива  выглядеть  как  огромные  зеркала.  Однажды
приятель спросил его, почему окна у него так блестят,  и  Смит  ответил,
что в Фолкрофте просто умеют как следует  их  мыть.  Интересно,  подумал
Смит, вставят ли в окна обычные стекла новые обитатели здания,  те,  что
придут ему на смену.
  Смит тяжело вздохнул. В чем была их ошибка? Ведь в цепи их деятельнос-
ти было столько пропущенных звеньев, что ни один человек не смог  бы  их
восстановить, и вот тем не менее эти жалкие политиканы в Майами-Бич рас-
пространяются о деятельности КЮРЕ с  такой  легкостью,  словно  сообщают
прогноз погоды.
  Как же это произошло? Майами-Бич оказался их слабым  звеном.  Вот  уже
более двух лет КЮРЕ получала необработанные данные от агентов ФБР и ЦРУ,
от следователей, занимающихся функционированием  сельскохозяйственной  и
почтовой служб, Службы внутренних доходов и Комиссии по ценным бумагам и
биржам. Все эти данные вводились в компьютер, который сопоставлял и  ис-
толковывал их, а затем обработанная информация в зашифрованном виде  от-
правлялась в Канзас-Сити. Никто не должен был знать об этом, но непопра-
вимое все же произошло.
  Смит понял, что сам виноват. Он поленился снабдить систему автоматиче-
ским уничтожением всех распечаток, и вот кто-то собрал их вместе и  рас-
крыл секретный код.
  Смит снова вздохнул. КЮРЕ потерпела серьезное поражение. Дело  в  том,
что организация давно присматривалась к Майами-Бич, поскольку  появилась
информация, что здесь планируется открыть новый коридор для поставки на-
ркотиков. Тогда возникла идея позволить местным лидерам  выиграть  пред-
стоящие муниципальные выборы, а потом убрать их всех  вместе,  предъявив
целый набор обвинений. В условиях образовавшегося политического  вакуума
КЮРЕ поставила бы у власти своих людей и тем самым  перекрыла  бы  канал
транспортировки наркотиков. Теперь такая возможность утрачена.
  Но существовала еще большая опасность: из-за этой истории  КЮРЕ  могла
оказаться рассекреченной. Эта потеря была бы еще серьезней.
  Более десяти лет КЮРЕ тайно помогала  заваленным  работой  прокурорам,
выводя на чистую воду взяточников и прочих преступников. Если бы не  КЮ-
РЕ, то коррупция означала бы для них пожизненный доход, а не пожизненное
тюремное заключение. Благодаря КЮРЕ люди, считавшие себя  неподвластными
закону, вдруг оказывались в его власти, и их карали без всякого снисхож-
дения.
  У КЮРЕ были свои методы решения проблем, которые, если следовать букве
закона, так и оставались бы нерешенными.
  Более десяти лет назад эти задачи поставил перед Смитом давно покойный
президент. Обеспокоенный ростом преступности, коррупции и угрозой  рево-
люционной анархии, президент создал КЮРЕ,  государственную  организацию,
которой не существовало на бумаге, а поскольку она как бы не существова-
ла, то ее деятельность могла не вписываться в рамки конституции.  Прези-
дент приказал Смиту возглавить организацию и с  ее  помощью  бороться  с
преступностью. Такова была возложенная на него высокая миссия.  В  целях
максимальной защиты интересов страны президент постановил, что даже гла-
ва государства не имеет права отдавать приказы КЮРЕ. За  одним  исключе-
нием: президент имел право отдать приказ о ее расформировании.
  Смит тщательно продумал этот вопрос. Были образованы специальные  фон-
ды, о которых знал президент,- прекращение взносов в  них  автоматически
вело к прекращению существования КЮРЕ. Но это была лишь одна из дополни-
тельных мер предосторожности. Смит не только был готов распустить  орга-
низацию по первому слову президента, но и несколько раз был на грани са-
мостоятельного решения о ее роспуске - когда чувствовал, что организации
грозит рассекречивание.
  Ибо рассекречивание являлось единственным, чего КЮРЕ  никак  не  могла
допустить. И вот теперь организация вновь оказалась лицом к лицу с  этой
опасностью.
  Доктор Смит вновь посмотрел на пролив, затем обернулся к  экрану  ком-
пьютера на столе.
  Зазвонил красный телефон. Именно этого звонка он  и  ждал.  Смит  снял
трубку.
  - Слушаю, сэр,- произнес он.
  - Это ваши люди наследили в Майами-Бич?
  - Да, господин президент.
  - Что ж, значит, пора закрывать лавочку. Вы готовы?
  - Сэр, это приказ?
  - Вы отдаете себе отчет, кто окажется замазанным во всей этой  истории
больше всего? Конечно, я!
  - На какое-то время - да. Итак, вы отдаете приказ?
  - Не знаю. Вы нужны стране, но только не в виде открытого государстве-
нного учреждения. А что вы сами бы мне посоветовали?
  - Мы уже начали  сворачивать  деятельность.  Так  сказать,  собираемся
впасть в спячку. В семь вечера эта линия будет отключена. Система субси-
дий, которые нас питали, практически прекратила существование.  К  счас-
тью, ни одно отделение Лиги не было нами задействовано, только в Майами-
-Бич. Компьютеры там уже стирают из памяти всю  накопленную  информацию.
Они постоянно делали это выборочно, на крайний случай. Теперь мы  готовы
исчезнуть по первому слову.
  - А ваш особый агент?
  - Я еще не говорил с ним.
  - Вы бы могли перевести его в какое-нибудь государственное учреждение.
В какое-нибудь военное ведомство.
  - Нет, сэр. Прошу прощения, но это исключено.
  - Как же вы собираетесь с ним поступить?
  - В подобной ситуации в мои планы входило его устранить. Думаю, вам бы
не понравилось, если бы он стал разгуливать по  улицам,  предоставленный
самому себе.
  - Так у вас уже был план на его счет?
  Смит вздохнул.
  - Да, сэр. Но он был разработан, когда это еще было возможно.
  - Вы хотите сказать, что его нельзя убить?
  - Именно так, сэр. Конечно, можно попытаться, но я не  позавидовал  бы
тому, кто промахнется.
  Воцарилась долгая тишина.
  - Даю вам неделю на то, чтобы все уладить,- сказал наконец президент.-
Иначе придется вас распустить. Завтра я улетаю в Вену и  вернусь  только
через семь дней. Надеюсь, до моего возвращения здесь не успеет  разбуше-
ваться скандал. Так что у вас есть ровно неделя. Уладьте все либо распу-
стите организацию. Как я смогу связаться с вами, когда эта  линия  будет
отключена?
  - Никак.
  - А что мне делать с телефонным аппаратом?
  - Ничего. Положите его обратно в ящик стола. С семи  часов  вечера  по
нему можно будет напрямую связаться с садовником Белого дома.
  - Но как я узнаю?..- начал было президент.
  - У нас есть неделя,- перебил Смит.- Если мы справимся, я с вами  свя-
жусь. Если же нет... для меня было большой честью служить вам!
  На том конце провода повисла тишина.
  - Прощайте и удачи вам, Смит!
  - Благодарю вас, сэр.- Доктор Харолд В. Смит, директор санатория  Фол-
крофт в Рае, Нью-Йорк, опустил трубку на рычаг.  Ему  очень  понадобится
удача, ибо самым важным звеном, которое, возможно,  придется  уничтожить
через неделю, был он сам. Такова уж его работа.  Не  он  первый  прольет
кровь во имя родной страны. Не будет он и последним.
  Нервно зажужжал селектор. Смит нажал кнопку.
  - Я же просил меня не беспокоить,- произнес он.
  - Здесь двое из ФБР, доктор Смит. Хотят с вами поговорить.
  - Попросите их минуту подождать. Ровно через минуту я сам выйду к ним.
  Значит, расследование уже началось. Компрометация КЮРЕ идет полным хо-
дом. Смит снял трубку другого телефона и набрал номер лыжного курорта  в
Вермонте, закрытого по случаю окончания сезона.
  Когда на другом конце сняли трубку, Смит мрачно произнес:
  - Здравствуйте, тетушка Милдред!
  - Здесь нет таких.
  - Извините! Прошу прощения! Должно быть, я ошибся номером!
  - Все в порядке.
  - Да, я набрал совершенно не тот номер,- повторил Смит. Он хотел  что-
то добавить, но побоялся, что линию уже начали прослушивать.
  Впрочем, сказанного было достаточно. Последняя надежда КЮРЕ, этот осо-
бый агент теперь знал, что для всей организации наступил критический мо-
мент. Он получил сигнал тревоги.
  А добавить Смит хотел вот что: "Римо, вы наш  единственный  шанс.  Вам
удавалось справляться с трудностями раньше,  постарайтесь  справиться  и
сейчас".
  Возможно, было достаточно услышать голос Смита, чтобы  понять,  о  чем
именно он хочет попросить. А может, и нет, потому что Смит мог  бы  пок-
лясться, что на том конце провода явственно послышался смех.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  - Свободен, свободен! Слава Богу, я наконец-то свободен!
  Римо Вильяме положил трубку н пустился в пляс. Пританцовывая, он вышел
из комнаты в охотничьем домике в устланный коврами пустой  коридор,  где
еще несколько месяцев назад то и дело грохотали тяжелые лыжные  ботинки.
Теперь здесь звучали легкие  шаги  одного-единственного  человека,  тан-
цующего от счастья.
  - Наконец я свободен!- напевал он.-  Я  свободен,  свободен  наконец!-
Продолжая танцевать, он оказался у лестницы и спустился вниз,  перепрыг-
нув не через две и даже не через три ступени. Подобно кошке, он  преодо-
лел лестницу одним прыжком и, приземлившись, продолжал кружиться  в  ка-
ком-то неведомом танце.
  За исключением, пожалуй, утолщенных запястий, это был  вполне  обычный
человек около шести футов ростом, среднего веса. У него были темно-карие
глаза и высокие скулы - делавший пластическое операцию  хирург  случайно
вернул им первоначальный вид. Примерно таким был Римо десять лет  назад,
до того, как все это началось.
  Продолжая свои пируэты, он впорхнул в просторную гостиную домика,  где
перед телевизором в позе лотоса расположился хрупкий  азиат  в  парчовом
кимоно.
  Лицо азиата оставалось невозмутимым: не шелохнулся ни один волосок его
бороды, не блеснули глаза. Он тоже  казался  вполне  обычным  человеком,
этот старый, почти древний кореец.
  Римо взглянул на экран - убедиться, что идет реклама. Увидев, как  таз
наполняется пеной и домашние поздравляют хозяйку дома с необычайно чисто
выстиранным бельем, он принялся танцевать прямо перед телеэкраном.
  - Свободен, наконец-то свободен,- пропел он.
  - Свободен бывает только дурак,- сказал азиат,- да и тот только от му-
дрости.
  - Свободен, папочка! Я свободен!
  - Когда дурак радуется, мудрец дрожит от страха.
  - Свободен! Ура-а-а! Я свободен!
  Заметив, что реклама вот-вот сменится телесериалом "Пока вертится Зем-
ля", Римо поспешил отойти от телевизора,  чтобы  не  загораживать  экран
Чиуну, последнему Мастеру Синанджу. Ибо  когда  показывали  американские
"мыльные оперы", никому не дозволялось мешать Чиуну наслаждаться любимым
зрелищем.
  Вне себя от радости, Римо выбежал наружу босиком, прямо в весеннюю ве-
рмонтскую грязь. Он получил долгожданный сигнал тревоги; все связанные с
ним инструкции прочно засели у Римо в мозгу за десять лет,  прошедшие  с
его первого задания.
  Именно тогда эти ублюдки завербовали его,  нью-аркского  полицейского,
сироту, не имевшего близких, которые бы стали о нем горевать. По сфабри-
кованному обвинению в убийстве его отправили на электрический стул,  ко-
торый не сработал. А когда Римо пришел в себя, ему объявили, что  они  -
организация, которой на самом деле как бы нет, и он, Римо, должен  стать
ее карающим мечом, которого на самом деле тоже как бы  нет,  потому  что
для всего света Римо только что умер на электрическом стуле.  А  на  тот
случай, если он вдруг столкнется с кем-то из прежних знакомых, ему с по-
мощью пластической операции изменили внешность, и периодически продолжа-
ли проделывать это заново.
  - Сигнал тревоги,- сказал Смит, отправляя его на первое задание,-  это
наиболее важная инструкция из всех, какие я вам даю.
  Римо спокойно слушал. Он твердо знал, что сделает, как только  покинет
Фолкрофт. Он попытается выполнить задание - без особого рвения,- а потом
исчезнет. Правда, все получилось иначе, но, по крайней мере, план у него
был такой.
  - Сигнал тревоги означает,- говорил Смит,- что КЮРЕ в опасности и  на-
ходится на грани роспуска. Для вас же это значит, что вы должны эту опа-
сность любым путем устранить. Если это не удастся, спасайтесь сами и  не
пытайтесь связаться со мной.
  - Спасаться и не пытаться связаться с вами,- повторил Римо ему в тон.
  - Или устранить угрозу.
  - Или устранить угрозу,- послушно повторил Римо.
  - Но обстоятельства могут сложиться так, что рискованно будет  переда-
вать вам сигнал тревоги открытым текстом. Тогда кодом для сигнала трево-
ги будет следующее: я вам позвоню, спрошу тетушку Милдред, а затем  ска-
жу, что неправильно набрал номер. Все ясно?
  - Тетушку Милдред,- отозвался Римо.- Понял.
  - Если вы услышите, что я спрашиваю тетушку Милдред, значит, последняя
надежда КЮРЕ на вас,- повторил Смит.
  - Ясно,- подтвердил Римо.- Последняя надежда.- Он мечтал поскорее  уб-
раться из Фолкрофта и исчезнуть. К черту Смита, к черту Фолкрофт,- пусть
весь мир катится ко всем чертям.
  Но вышло совсем по-другому, и у Римо началась новая жизнь.  Шли  годы.
Списки имен, люди, которых он не знал, люди, считавшие, что оружие может
их защитить, и вдруг обнаруживавшие, что пистолеты плотно засели у них в
глотке. Годы тренировок под руководством Чиуна, Мастера Синанджу,  кото-
рый постепенно преобразовывал тело, разум и нервную систему Римо в нечто
сверхчеловеческое - в существо, лишенное будущего, ибо если слишком час-
то меняешь имя, место жительства и даже лицо, то уже перестаешь  строить
планы.
  И вот сейчас все кончено, и Римо танцует под теплыми солнечными  луча-
ми. Воздух чист и свеж, с близлежащей горы доносится благоухание распус-
кающихся почек. Возле сиденья подвесной  канатной  дороги,  закрытой  по
случаю окончания сезона, стоит девчонка с  собакой.  Дорога  закрыта  на
профилактику, но при вермонтском стиле работы ремонт начнется не  раньше
чем через два месяца.
  Для трудолюбивой Новой Англии Вермонт - словно паршивая овца,  которая
портит все стадо. Каким-то загадочным образом ему удалось избежать  уко-
ренения протестантской трудовой этики. Люди, покупающие дома и  землю  в
этом райском уголке, вдруг обнаруживают, что невозможно заставить санте-
хника или электрика выполнить заказ в положенный срок. Земля  ждет  зас-
тройки, дома ожидают обустройства, а народ работает так лениво,  что  по
трудолюбию ему даст сто очков вперед любой полинезийский остров.
  Но это мало волновало Римо, так же, как необходимость  хранить  теперь
какие-либо секреты.
  - Привет,- сказала девочка.- Это Паффин, а меня  зовут  Нора.  У  меня
есть брат Джей-Пи, а еще Тимми и тетя Гери, а как насчет тебя?
  - Ты имеешь в виду, есть ли у меня тетя?
  - Нет, как тебя зовут?
  - Римо. Римо Вильямс,- ответил Римо, он же Римо Пелам, Римо Барри, Ри-
мо Бедник и много еще как. Но теперь он снова стал Римо Вильямс. Это бы-
ло его настоящее имя, и ему было приятно, как  оно  звучит.-  Римо  Вил-
ьямс,- повторил он.- Хочешь, я покажу тебе такое, что мало кто умеет  на
всей нашей огромной земле?
  - Возможно,- произнесла Нора.
  - я могу забраться вверх по подвесной канатной дороге.
  - Ерунда. Это каждый может. Любой может подняться на гору.
  - Нет. Я имею в виду пройти по проволоке, над сиденьями,- прямо по той
стальной нити, что протянута между опорами.
  - Не может быть. Этого не может никто.
  - А вот я могу. Смотри!
  И Римо подбежал к подвесному креслу, подпрыгнув, ухватился за него од-
ной рукой, затем, не прерывая движения, подтянулся и встал на проволоку.
  Нора засмеялась и захлопала в ладоши, а Римо побежал вверх,  едва  ка-
саясь ногами металла, разодетого ярким весенним солнцем.
  Это не было тренировкой, по крайней мере, в представлении Чиуна,  пос-
кольку Римо не задействовал рассудок, концентрируя  все  ресурсы  своего
организма. Он просто рисовался перед маленькой девочкой и  все  бежал  и
бежал вверх - над небольшой ложбиной, находящейся в сорока  пяти  метрах
под ним, перепрыгивая через крепления сидений,- к  самой  вершине  горы.
Добежав туда, он остановился, оглядывая недавно еще исчерченные  лыжнями
зеленеющие склоны под собой и соседние горы, зелеными громадами уходящие
в синие небеса. Он мог бы купить здесь дом, если бы захотел.  Или  целую
гору. Или даже целый остров где-нибудь, и всю оставшиеся жизнь есть упа-
вшие с пальмы кокосы.
  Он был свободен, как свободен мало кто из людей. Чем бы там ни был вы-
зван сигнал тревоги, пусть это волнует Смита, но только не его.  Возмож-
но, это будет стоить Смитти жизни. Ну и что? Он знал, на  что  шел.  Сам
согласился на это. Вот в чем разница: Римо не был  добровольцем.  Может,
он теперь вернется в Ньюарк, куда ему была дорога заказана с  тех  самых
пор, как его втянули на борт этого корабля дураков  КЮРЕ.  И  он  сможет
увидеть, на что стал похож его родной город. Господи, сколько лет  прош-
ло!
  Он вновь подумал о Смите и тут же постарался выкинуть эту мысль из го-
ловы. Смит сознательно выбрал себе эту работу, а Римо нет, вот и все. Он
больше не станет об этом думать.
  Он неотступно думал о том, что не станет больше об  этом  думать,  всю
дорогу назад - спускаясь по проволоке вниз и проходя мимо радостно  хло-
пающей в ладоши девочки, не обращая на нее уже  ни  малейшего  внимания.
Оказавшись в своем охотничьем домике, он принялся ждать, нетерпеливо бо-
лтая ногой, когда кончится сериал "Пока Земля вертится",  который  потом
плавно перешел в "Доктора Лоренса Уолтерса, психиатра" и  череду  прочих
дневных теледрам, где никогда ничего не происходит, а актеры только  об-
суждают, что произошло. Римо уже давно определил любовь Чиуна к "мыльным
операм" как первый сигнал приближения старости, на что тот неизменно от-
вечал, что при всем своем невежестве  и  идиотизме  Америка  дала  жизнь
единственному величайшему виду искусства, каковым являются "мыльные опе-
ры", и что если бы Римо был корейцем, он умел бы ценить  прекрасное,  но
поскольку Римо вообще ничего не в состоянии оценить, даже  наиболее  вы-
дающуюся школу боевых искусств за всю историю человечества,  то  как  он
может оценить нечто столь бесподобное, как "мыльная опера"!
  Итак, Римо весь кипел от нетерпения, а доктор Карингтон Блейк  занудно
объяснял Уилле Дугластон, что у ее сына  Бертрама,  возможно,  возникнут
проблемы с Квалюд. Насколько помнил Римо, за последние несколько  лет  у
Бертрама были сначала проблемы с марихуаной, затем с героином,  затем  с
кокаином, а раз уж появилась Квалюд, значит, теперь будут проблемы  и  с
нею.
  Во время одной из рекламных пауз Чиун отметил:
  - А вот и неблагодарный сын.
  Римо промолчал. На то, что он хотел сказать, перерыва на рекламу  было
явно недостаточно.
  Когда закончился последний фильм и Чиун отвернулся от экрана, Римо на-
конец взорвался.
  - Папочка, меня совершенно не волнует, что произойдет со Смитом и всей
организацией! Меня это абсолютно не волнует! Совсем!-  заорал  Римо.-  И
знаешь что?
  Чиун продолжал хранить молчание.
  - Знаешь что, папочка?- продолжал Римо свою  гневную  тираду.-  Знаешь
что?
  Чиун кивнул.
  - Я счастлив!- завопил Римо.- Счастлив, счастлив, счастлив!
  - Я рад, что ты счастлив, Римо. Ибо если таков ты в  счастье,  увидеть
тебя в плохом настроении будет для меня настоящим бедствием.
  - Теперь я свободен.
  - Что-то случилось?- поинтересовался Чиун.
  - Точно. Организация разваливается,- объяснил Римо. Он знал, что  Чиун
имеет весьма смутное представление о том, что за организация КЮРЕ,  пос-
кольку раз она выполняла основное требование Чиуна  к  работодателю,  то
есть исправно ему платила, то его совершенно не интересовало, чем именно
она занимается. Он называл ее "император", поскольку в Доме Синанджу су-
ществовала традиция служить императорам.
  - Значит, мы найдем другого императора и станем служить ему,- невозму-
тимо заметил Чиун.- Теперь ты оценишь мою мудрость. Если верой и правдой
служишь одному императору, то без труда найдешь работу у другого.
  - Но я больше не желаю ни на кого работать!
  Уста Чиуна извергли целый набор корейских слов. Римо знал, что они  не
являются законченными предложениями, а всего лишь довольно мягкими руга-
тельствами, из которых он понял такие, как "белый  человек",  "голубиное
дерьмо", а также выражение, которое на английский можно перевести  приб-
лизительно как "тухлые желудки диких свиней". Речь эта  содержала  также
традиционные сетования относительно метания бисера перед свиньями и нес-
пособности даже Мастера Синанджу превратить  рисовую  шелуху  в  дорогое
угощение.
  - А как же с твоей подготовкой?- спросил наконец  Чиун.-  Как  быть  с
ней? С долгими годами постижения мудрости, прикоснуться к которой до те-
бя не было позволено ни одному белому человеку? Ты об этом подумал? Дол-
жен признаться, ты неплохо начал. Да, я могу твердо об этом сказать. Не-
плохо. Тебе удалось достичь достаточного мастерства... для начинающего.
  - Спасибо, папочка,- поблагодарил Римо.- Но ты  никогда  по-настоящему
не понимал, для чего я это делаю.
  - Нет, понимал. Но не одобрял. Ты говоришь о патриотизме, любви к  ро-
дине. Но кто раскрыл перед тобой секреты Синанджу - Америка или все-таки
Мастер Синанджу?
  - Америка за это платила.
  - За эти деньги я мог научить тебя кун-фу, айки-до или каратэ, и никто
даже не заметил бы разницы. Они бы не уставали удивляться, как ловко  ты
разбиваешь рукой кирпичи и работаешь ногами. По сравнению с Синанджу все
это - жалкие игрушки, и ты это прекрасно знаешь.
  - Да, папочка, верно.
  - Мы с тобой наемные-убийцы, а те, другие,- лишь жалкие плясуны.
  - Мне и это известно.
  - Доктор Смит был бы в восторге от такого танцора, но  я  научил  тебя
Синанджу, тебя, белого человека, и сделал это честно, от всей души,  так
что теперь даже каменная стена может рассыпаться в прах при  одном  лишь
звуке твоих шагов. Этому научил тебя я, Мастер Синанджу.
  - Да, папочка.
  - А теперь ты собираешься выкинуть дарованные тебе знания на  помойку,
как ненужное тряпье!
  - Я никогда не забуду, что ты...
  - Забыть! Да как у тебя язык поворачивается сказать, что не  забудешь?
Неужели ты так ничему и не научился? Если не вспоминать ежедневно,  при-
ходит забвение. Знание - это не то, что ты не забыл, а то, что  ты  пос-
тоянно вспоминаешь - всем своим телом, своим разумом, каждым нервом. То,
о чем не вспоминаешь каждую секунду, теряется навсегда.
  - Папочка, но я больше не хочу никого убивать.
  Потрясенный последним заявлением, Чиун некоторое время молчал, и  Римо
понял, что сейчас услышит все, что Мастер Синанджу думает по поводу  ве-
ликодушных учителей и неблагодарных учеников. Он заново  прослушает  всю
историю Синанджу, этой бедной деревушки, которая, будучи не в  состоянии
прокормить себя, отправила своих мужчин служить  наемными  убийцами  при
дворе китайского императора, и если бы Мастер Синанджу не  справился  со
своею задачей, младенцев деревни пришлось бы утопить, ибо  такая  смерть
лучше смерти от голода. Это называлось  "отправить  детей  домой".  Римо
слышал эту историю уже тысячу раз. Суть ее  заключалась  в  том,  что  у
наемного убийцы есть лишь одна альтернатива:  убивать  людей,  неугодных
императору, или ни в чем не повинных младенцев Синанджу  -  третьего  не
дано.
  Римо покорно выслушал все и, когда Чиун кончил, сказал:
  - Папочка, мне не нравится убивать людей. И никогда не нравилось.
  - Чушь,- отозвался Чиун.- Кому нравится убивать? Как ты думаешь,  нра-
вится ли хирургу, например, печень? Или механику - мотор? Конечно,  нет.
Я и сам был бы рад любить все человечество.
  - В это трудно поверить, Чиун. Боюсь, не поздоровилось  бы  тому,  кто
рискнул бы отвлечь тебя от дневного сериала...
  - Речь сейчас не о моих  скромных  удовольствиях,-  гневно  проговорил
Чиун. Уж если корейцу было приятно представлять себя нежным цветком, на-
поминание о том, что он один из самых опаснейших убийц, считалось грубе-
йшим нарушением этикета. И Римо это было прекрасно известно.- Я бы  тоже
с удовольствием больше не покушался ни на чью жизнь,-  продолжал  Чиун.-
Но это невозможно, и я делаю то, что на моем месте стал бы делать любой.
Каждый занимается тем ремеслом, какое знает. И так, как умеет.  Я  здесь
не исключение.
  - Мы никогда не придем к согласию. По крайней мере, в этом вопросе.
  И вопрос был закрыт ровно до тех пор, пока просмотр ночных новостей не
объяснил Римо, почему он получил вдруг сигнал тревоги. Он наблюдал,  как
репортер допрашивает помощника президента, и, услышав слово  "Фолкрофт",
пришел в бурный восторг.
  - Хотел бы я видеть лицо Смитти, когда он смотрел эту  пресс-конферен-
цию,- со смехом воскликнул он. Но смех его тут же оборвался, потому  что
он увидел-таки лицо доктора Харолда В. Смита. Телерепортеров не допусти-
ли в святая святых санатория Фолкрофт - доктор Смит  попал  в  объектив,
когда шел, заложив руки за спину, по направлению к Лонг-Айлендскому про-
ливу. Лицо его было, как всегда, невозмутимо, но Римо знал, что за  этим
скрывается глубокая печаль. Увидев главу КЮРЕ таким слабым  и  беззащит-
ным, Римо вдруг пришел в страшную ярость. Сам он мог сколько угодно  не-
долюбливать Смита и даже ругать его на чем свет стоит, но ему не  нрави-
лось, когда это делают другие, а тем более страна, жители  которой  даже
не подозревали, чем они обязаны этому человеку. Римо смотрел  на  экран,
пока фигура Смита не скрылась за стеной главного здания. Тогда он произ-
нес:
  - Чиун, я хочу кое-что с тобой обсудить. У  меня  для  тебя  небольшой
сюрприз.
  - Я уже уложил вещи,- отозвался Мастер Синанджу.- Не  понимаю,  почему
тебе понадобилось столько времени, чтобы изменить решение!


ГЛАВА ПЯТАЯ

  В аэропорту округа Дейд стояла такая жара, что Римо с  Чиуном  показа-
лось, будто их завернули в горячие полотенца.
  - Ух,- произнес Римо, но Чиун не издал ни звука. Он отчетливо дал Римо
понять, что в 11.30 должен сидеть перед телевизором, и если это удастся,
то его не волнует, ни где они остановятся, ни  как  туда  доберутся.  Он
предпочитал хранить молчание в предвкушении любимых передач.
  Вся одежда Римо уместилась в слегка раздувшийся "дипломат",  но  багаж
Чиуна пришлось долго ждать в душном здании аэропорта. Специальное отвер-
стие выплевывало чемоданы на вращающийся  транспортер,  вокруг  которого
сгрудились пассажиры в ожидают своих вещей.
  В этой толкучке Чиун умудрился пробиться к устью транспортера, и, хотя
он выглядел хрупким перышком в собравшемся здесь человеческом стаде, ни-
кому не удалось даже на миллиметр сдвинуть его с места, не говоря  уж  о
том, чтобы оттолкнуть.
  - Кто поможет этому бедному старичку?-  вопросила  пышнотелая  дама  с
сильным бронкским акцентом.
  - Не беспокойтесь,- произнес Чиун.- Я и сам справлюсь.
  - Мадам, он не нуждается в помощи,- вмешался Римо.- Не волнуйтесь.
  - Это мой юный отпрыск, полный сил; он  заставляет  престарелого  отца
нести столь тяжелый груз,- пожаловался Чиун даме.
  - Он на вас совсем не похож,- заметила дама.
  - Приемыш,- шепнул Чиун.
  На ленте транспортеры показался огромный красный лакированный сундук с
блестящими медными застежками.
  - Это наш,- сказал Чиун даме.
  - Эй, вы!- гневно выкрикнула дама.- Поможете вы  наконец  своему  отцу
или нет?
  Римо отрицательно покачал головой.
  - Ни в коем случае. А вот вы можете.- И, повернувшись спиной  к  тран-
спортеру, он небрежной походкой направился к газетному киоску. И  только
тут понял, как привык рассчитывать на поддержку КЮРЕ при выполнении  за-
даний.
  Теперь он не получит информации, где кого искать и что делать, не  уз-
нает, кого можно шантажировать прошлыми грешками. У него не будет нового
имени и новых кредитных карточек, не будет надежной крыши  над  головой.
Не будет грамотного анализа происходящего, которым  всегда  снабжал  его
Смит... Купив две местные газеты, Римо вдруг почувствовал, насколько  он
одинок.
  Организация под названием КЮРЕ погрузилась в летаргический  сон.  Римо
прочел заголовки. Газеты называли скандал "аферой с Лигой".
  Из газет Римо понял, что каким-то образом сведения о том, чем на самом
деле занималась Лига по благоустройству Флориды, попали в  руки  мелкого
местного деятеля, функционера избирательной комиссии. От него и исходили
все обвинения.
  Как следовало из его  заявлений,   эти   секретные   сведения   свиде-
тельствуют, что тайная организация под назвавшем "Фолкрофт" занималась в
Майами-Бич политическим шпионажем. Шпионская  деятельность  финансирова-
лась федеральным правительством и имела целью привлечь к суду мэра и всю
нынешнюю городскую администрацию.
  "Это будет почище Уотергейта",- заявил он журналистам, сообщив  также,
что имеет доступ к секретным документам и в свое  время  обнародует  их.
Звали его Уиллард Фарджер.
  Римо отложил газеты - они вечно городят всякую чушь. Невозможно  опре-
делять степень достоверности или вероятности напечатанного. Они не  про-
водят проверок, никогда ничего не перепроверяют, поэтому не дают никакой
положительной информации. Итак, что же ему известно наверняка?
  Что Уиллард Фарджер, сторонник  нынешней  администрации,  который  уже
много чего наболтал, по всей видимости, действительно имеет доступ к до-
кументам, компрометирующим КЮРЕ. Римо пожал плечами. Что ж, неплохо  для
начала.
  Он снова взялся за газету. Убийство сотрудника Лиги. Шериф  не  исклю-
чает возможности, что это сделали агенты Фолкрофта. Так, передовая стат-
ья "Нами правит правительство наемных убийц?".
  Надо бы показать это Чиуну,  подумал  Римо.  Тот  всегда  считал,  что
идеальное правительство - то, где заправляет самый талантливый из  наем-
ных убийц. Римо улыбнулся. В своих взглядах на правительство Мастер  Си-
нанджу мало чем отличался от  бизнесмена,  который  считал,  что  прави-
тельство должен возглавлять бизнесмен, или от служащего социальной  сфе-
ры, полагающего, что государство следует превратить в одну  большую  со-
циальную программу. Точно так же генералы считают, что лучшие президенты
- это военные. И даже  философ  Платон,  размышляя  об  идеальном  госу-
дарстве, утверждал, что управлять им должен царь-философ.
  "Уиллард Фарджер,- мысленно произнес Римо,- раз уж за свою  политичес-
кую карьеру ты так научился трепать языком, то расскажешь кое-что и мне.
С тебя и начнем". Он зажал газеты под мышкой. Если  бы  КЮРЕ  продолжала
функционировать, он мог бы сейчас по первому требованию получить  журна-
листскую аккредитацию.
  "Здравствуйте, мистер Фарджер. Я хотел бы взять у вас интервью".
  Н-да, журналистская аккредитация. Эта мысль понравилась Римо, заставив
отказаться от первого порыва нанести Фарджеру  ночной  визит.  Фарджера,
должно быть, одолели  репортеры.  Римо  вновь  обратился  к  газете.  На
седьмой странице красовался портрет. Семейство Фарджера в домашнем  кру-
гу. А вот и толстолицая миссис Фарджер: втягивает в себя щеки и старает-
ся повернуться к фотоаппарату под таким углом, чтобы казаться  стройней.
И конечно же, вылезла вперед, чтобы попасть на первый  план.  На  первый
план, впереди мужа, отметил про себя Римо. Значит, путь к Уилларду  Фар-
джеру должен лежать через его жену.
  Римо сунул газеты в контейнер для мусора и  бросил  взгляд  в  сторону
транспортера. Как он и ожидал, пятеро  отпускников,  обливаясь  потом  и
громко стеная, тащили огромные сундуки, хранившие в себе Чиуновы кимоно,
его видеомагнитофон и спальную циновку, а также фотографию  Рэда  Рекса,
звезды сериала "Пока Земля вертится" с автографом, и особого сорта  рис,
которым питался Чиун. В шести сундуках было в общей сложности 157  кимо-
но. А ведь Римо просил Чиуна много с собой не брать.
  Полная дама, надрываясь под тяжестью одного из сундуков, сказала како-
му-то юноше:
  - Вот он, приемный сын этого старика. Не хочет помочь несчастному пос-
ле всего, что тот для него сделал!- С этими словами  она  опустила  сун-
дук.- Животное!- крикнула она Римо.- Неблагодарное животное!  Вы  только
посмотрите на него! Это животное заставляет старика-отца нести  на  себе
неподъемный груз! Все, все смотрите на него!
  Римо обаятельно улыбнулся присутствующим.
  - Животное! Только взгляните на него!- повторила дама, указывая на Ри-
мо.
  Чиун стоял в стороне, делая вид, что все происходящее не имеет к  нему
ни малейшего отношения, что он всего лишь скромный старый кореец,  живу-
щий надеждой достойно провести осень своей жизни. Чиун мог  бы,  если  б
захотел, взять все эти чемоданы и добровольных носильщиков в  придачу  и
зашвырнуть их одним пальцем назад, на ленту транспортера, но он  считал,
что носить вещи - это работа для китайцев, абсолютно не достойная корей-
ца. Наряду с китайцами ее, впрочем, вполне могут выполнять белые и  чер-
ные.
  Однажды он пожаловался, что японцы не любят  носить  свои  вещи  из-за
слишком высокого самомнения. Когда же Римо заметил, что сам Чиун тоже не
очень-то это любит, тот сказал, что между японцами  и  корейцами  сущес-
твует большая разница в подходе к данному вопросу.
  - Японцы высокомерны: они воображают, будто такая работа ниже их  дос-
тоинства. Мы, корейцы, вовсе не высокомерны: мы просто знаем, что  такая
работа действительно ниже нашего достоинства.
  И вот теперь Чиун собрал целую  команду  туристов,  которая  выполняла
"китайскую работу".
  - Иди же сюда, сынок,  и  помоги  своему  папочке!-  продолжала  неис-
товствовать дама.
  Римо покачал головой.
  - А ну, давай сюда,- подхватили остальные добровольные носильщики.
  Римо вновь отказался.
  - Ты животное.
  В этот момент на сцену вышел Чиун, передвигающийся  несколько  медлен-
нее, чем обычно. Он поднял свои тонкие руки,  устремив  вверх  пальцы  с
длинными ногтями, словно для молитвы.
  - Вы добрые люди,- начал он.- Добрые, хорошие, заботливые. Поэтому вам
так трудно понять, что не все в мире столь же отзывчивы и добры, как вы,
не все столь благородны - многие просто не могут быть такими. Вы  серди-
тесь, оттого что мой приемный сын не наделен теми же качествами,  что  и
вы. Вы не хотите понять, что некоторые с детства лишены  благородства  и
доброты. Я так много сил положил, чтобы как следует  его  воспитать,  но
чтобы из зерна вырос красивый цветок, его нужно посадить в достойную по-
чву. Увы, душа моего сына - каменистая почва. Не кричите на него. Он не-
способен возвыситься до вашей доброты.
  - Спасибо, папочка,- сказал Римо.
  - Животное. Так я и знала, это настоящая скотина!- прорычала дама. Об-
ратившись к мужу, настоящему гиганту - шести с половиной футов  роста  и
трехсот двадцати пяти фунтов веса, прикинул Римо,- она произнесла:
  - Марвнн, научи эту скотину, как надо себя вести!
  - Этель,- ответил великан на удивление нерешительно,- если он не хочет
помогать старику, это его дело.
  - Марвин, неужели ты позволишь ему безнаказанно  издеваться  над  этим
милым, чудным старым господином?!- От избытка чувств  Этель  кинулась  к
Чиуну и прижала его к своей обширной груди.- Бедный, бедный старик! Мар-
вин, научи это животное хорошим манерам!
  - Но ведь он вдвое меньше меня. Пойдем отсюда, Этель.
  - Я не могу оставить этого несчастного наедине с таким чудовищем.  Что
за неблагодарный выродок!
  Марвин вздохнул и начал приближаться к Римо. Он не станет его убивать.
Так, стукнет пару раз для острастки.
  Римо поднял глаза на Марвина, Марвин посмотрел на Римо сверху вниз.
  - Дай ему как следует!- вопила Этель, прижимая к груди самого опасного
в мире наемного убийцу.
  Ее муж тем временем готовился вступить в бой с другим, не менее  опас-
ным.
  - Слушай, приятель,- мягко проговорил Марвин, опуская руку в  карман,-
я не хочу вмешиваться в ваши семейные дела. Понимаешь, что я имею в  ви-
ду?
  - Дашь ты ему как следует или только будешь болтать?-  продолжала  во-
пить Этель.
  - Вы такая чуткая,  чувствительная,-  произнес  Чиун,  который  хорошо
знал, что крупные люди любят, когда их называют чувствительными,  потому
что окружающие делают это крайне редко.
  - Размозжи ему голову, или это сейчас сделаю я!- вскричала Этель, кре-
пче прижимая к груди свое сокровище.
  Марвин достал из кармана несколько банкнот, и, пожалуй, это было самое
разумное действие за всю его жизнь.
  - Вот двадцать баксов. Помоги своему старику.
  - Ни за что,- ответил Римо.- Вы же его совсем не знаете. И, скажу  вам
честно, вы далеко не первый, кого он обманом заставляет тащить свой  ба-
гаж. Так что лучше уберите деньги.
  - Послушай, приятель, теперь это стало и моей семейной проблемой.  По-
моги ему дотащить чемоданы, прошу.
  - Марвин, если ты сейчас же не поставишь на  место  этого  негодяя,  я
больше никогда не лягу с тобой в постель!
  И тут Римо увидел, как лицо Марвина расплылось в счастливой улыбке.
  - Ты мне это обещаешь, Этель?
  Римо почувствовал, что предоставляется хорошая возможность  выпутаться
из этой истории, но Чиун, как всегда воплощенная галантность, произнес:
  - Он недостоин тебя, о прелестная роза!
  Прелестная роза всегда это подозревала. Отпустив Чиуна, она  бросилась
на мужа и с размаху треснула его по голове сумкой.
  Римо поспешно ретировался, оставив их разбираться между собой;  погла-
зеть на эту семейную сцену уже сбежалась толпа зевак.
  - Ну, что, Чиун, доволен собой?- спросил Римо.
  - Я принес немного счастья в ее жизнь.
  - В другой раз лучше найми носильщика.
  - Но их нигде не было видно!
  - А ты хорошо смотрел?
  - Люди, которые выполняют работу китайцев, сами должны меня искать,  а
не наоборот.
  - Я сегодня вечером отлучусь, у меня кое-какие дела,- сказал Римо.
  - А где мы остановимся?
  Римо был явно озадачен.
  - Вот об этом я как-то не подумал,- выговорил он.
  - Ага,- съязвил Чиун.- Теперь ты видишь, как может быть полезен  импе-
ратор?
  Чиун был, как всегда, прав. Единственное, чего он никак не мог взять в
толк, так это что их "император" - КЮРЕ - оказался в опасности и  только
Римо может его спасти. Если - поскольку это было еще под большим  вопро-
сом - ему удастся погасить скандал, получивший название "афера с Лигой".


ГЛАВА ШЕСТАЯ

  Уиллард Фарджер, четвертый заместитель помощника председателя  избира-
тельной комиссии, проснулся с первыми лучами солнца, которые,  отражаясь
от водной глади бассейна, проникали в окно спальни; па тумбочке тихо гу-
дела телефонная трубка. Он специально снял ее с рычага, чтобы хорошенько
выспаться. Уиллард Фарджер больше не хотел, чтобы его беспокоили  репор-
теры.
  Ему потребовалось не больше часа с четвертью - а именно столько продо-
лжалось его третье интервью, данное прессе несколько дней назад,-  чтобы
начисто забыть, как он сам бывало охотился за репортерами, чтобы те упо-
мянули его имя в отчете о каком-нибудь  пикнике,  слете  бойскаутов  или
благотворительном ужине, устроенном партией ради сбора средств.
  В те времена он лично  развозил  партийные  пресс-релизы,  рассказывал
анекдоты всем подряд в редакциях "Майами-Бич диспэтч" и "Майами-Бич джо-
рнал" и всегда с нетерпением ждал очередных номеров газет.
  Иногда, когда день был  небогат  событиями,  он  мог  прочесть:  "При-
сутствовал также Уиллард Фарджер, четвертый заместитель помощника  пред-
седателя избирательной комиссии". В такие дни он ходил по зданию  окруж-
ной администрации и спрашивал всех, кто попадался ему на пути, читали ли
они сегодняшние газеты. Он вечно ошивался возле комнаты прессы,  высмат-
ривая, не ищут ли репортеры себе компанию, чтобы перекусить,  и  никогда
не упускал случая угостить журналиста в баре спиртным.
  Но подобный случай представлялся крайне редко, поскольку все газетчики
знали его как любителя саморекламы и крайне назойливого  типа.  Уж  если
Уиллард Фарджер, четвертый заместитель  помощника  председателя  избира-
тельной комиссии, поил кого-то за свой счет, он  до  смерти  заговаривал
свою жертву и потом еще долгое время от него трудно было отвязаться.
  Но одна-единственная показанная по телевидению  пресс-конференция  все
изменила. Теперь Уиллард Фарджер выступал против правительства, имея  на
руках "убедительные доказательства наиболее вероломного покушения на на-
ши свободы за всю историю страны". Он  оказался  в  центре  внимания,  в
мгновение ока обретя известность в масштабах станы, и  потому  лишь  под
давлением своего непосредственного начальства соглашался  теперь  давать
интервью представителям местных газет. В конце концов, разве  не  он  со
своими разоблачениями занял всю первую полосу "Нью-Йорк таймс"?
  - Нельзя игнорировать "Диспэтч" и "Джорнал",- сказал ему шериф.
  Вообще-то Фарджер втайне подозревал, что шериф  ему  просто  завидует.
Разве "Вашингтон пост" могла посвятить материал какому-то жалкому шерифу
из округа Дейд?
  - Не могу же я ограничивать свою популярность нашим округом,-  ответил
тогда Фарджер.- За две минуты общенациональных теленовостей я могу охва-
тить двадцать один процент избирателей всей страны. Двадцать один. А что
я получу с "Диспэтч" или "Джорнал"? Одну пятнадцатую процента?
  - Но ты же живешь в Майами-Бич, Билл.
  - Авраам Линкольн жил в Спрингфилде, ну и что с того?
  - Билл, но ведь ты пока не президент Соединенных Штатов, а всего  лишь
один из тех, кто хочет помочь Тиму Картрайту победить на выборах и стать
мэром. Так что, думаю, тебе лучше побеседовать с "Джорнал" и "Диспэтч".
  - Полагаю, это мое дело, и вас оно мало касается, шериф,- ответил Уил-
лард Фарджер, который за неделю до этого предложил свою помощь в  уборке
шерифского гаража, но тот ему отказал, поскольку это могло быть расцене-
но как использование труда государственных служащих в личных целях.
  Шерифу Клайду Мак-Эдоу пришлось сдаться, однако  он  предупредил,  что
представители центральных газет уедут, а "Джорнал" и "Диспэтч"  останут-
ся, но Уиллард Фарджер не обратил на это  предостережение  ни  малейшего
внимания.
  Человеку, которого показывают по центральному телевидению. не пристало
слушать советы какого-то там шерифа. И Уиллард Фарджер отключал телефон,
чтобы местные журналисты не могли его достать. Хорошо бы  иметь  незаре-
гистрированный телефонный номер, думал он, вылезая из  постели.  Его  бы
знали только президенты Си-Би-Эс, Эн-Би-Си и Эй-Би-Си. Ну, пожалуй,  еще
в "Тайм" и "Ньюсуик". Нельзя было бы обойти  также  "Нью-Йорк  таймс"  и
"Вашингтон пост", хотя их тираж в масштабе страны  был  несколько  ниже,
чем у журналов. Зато они имели вес в интеллектуальных кругах.
  Фарджер зевнул и потащился в ванную. Там он протер глаза и умыл  лицо.
Физиономия у него была довольно-упитанная, с мясистым носом и маленькими
голубыми глазками; венчала все копна седых волос, которые, по  его  мне-
нию, придавали ему вид сильного и  умудренного  опытом  человека,  обла-
дающего чувством собственного достоинства.
  Он посмотрел на себя в зеркало, и то, что он там увидел, ему  понрави-
лось.
  - Доброе утро, губернатор,- произнес он, а когда заканчивал бритье, то
уже представлял себе, что ведет заседание кабинета в Белом доме.-  Удач-
ного вам дня, господин президент,- сказал он, нанося на кожу лосьон,  от
которого защипало щеки.
  Он принял душ и уложил волосы феном, не переставая думать о  том,  как
хорошо было бы, если бы мир был един, в нем не было бы ни страданий,  ни
войн, и у каждого человека была бы своя фиговая пальма, и  он  сидел  бы
под ней в полной гармонии со всем человечеством и с самим собой.
  Этим утром он надел серый костюм тонкого сукна и  голубую  рубашку,  в
которой всегда появлялся перед телекамерами. Когда  он  сел  завтракать,
его жена Лора, все еще в бигуди, вместо его любимых яиц всмятку положила
на тарелку какой-то конверт.
  - Что это?- спросил Фарджер.
  - А ты вскрой,- предложила жена.
  - Где мои яйца?
  - Сначала вскрой!
  Тогда Уиллард Фарджер вскрыл конверт и обнаружил там пачку плотно све-
рнутых банкнот. Медленно развернув пачку, он с удивлением обнаружил, что
это были двадцатидолларовые бумажки. Ровно тридцать штук.
  - Лора, здесь шестьсот долларов!- вымолвил он.- Шестьсот! Надеюсь, это
не взятка? Не могу же я пожертвовать карьерой ради каких-то жалких  шес-
тисот долларов!
  Лора Фарджер, которая не раз видела, как муж с благодарностью принимал
подачки в пять долларов, презрительно подняла бровь.
  - Это не взятка. Деньги мои, я получила их за интервью для журнала.
  - Не спросив меня? Лора, ведь ты понятия не имеешь, как вести  себя  с
репортерами! Ты и глазом не успеешь моргнуть, как они положат тебе свин-
ью. За какие-то шестьсот долларов ты могла испортить мне карьеру! Что ты
им сказала?
  - Что ты замечательный муж, прекрасный семьянин и что любишь  собак  и
детей.
  Некоторое время Фарджер обдумывал слова жены.
  - Хорошо. Это нормально. А что еще?
  - Больше ничего. Вообще-то он хотел поговорить с тобой.
  - А что это за журнал?
  - Вылетело из головы.
  - Ты даешь интервью какому-то журналу, даже не удосужившись  запомнить
его названия?! Лора, как ты можешь? И это сейчас, когда моя  карьера  на
взлете! Но если со средствами массовой информации начинает общаться  ди-
летант, любая карьера может полететь ко всем чертям.  Видишь  ли,  Лора,
политика - занятие для профессионалов, а не для домашних хозяек.
  - Он сказал, что за интервью с тобой заплатит шесть тысяч.
  - Наличными?
  - Наличными,- ответила Лора, которая по тону мужа  сразу  поняла,  что
как минимум поездка в Европу в этом году ей обеспечена. Шесть тысяч дол-
ларов - кругленькая сумма.- Парня, который брал у меня  интервью,  зовут
Римо, забыла фамилию.
  - Наличными,- продолжал переваривать информацию Уиллард Фарджер.

  На яхте, идущей вдоль живописного побережья  Майами-Бич,  человек,  от
которого сильно пахло сиреневым  одеколоном,  выслушивал  жалобы  шерифа
Клайда Мак-Эдоу, мэра Майами-Бич Тима Картрайта и  главы  муниципалитета
Клайда Московитца.
  - Фарджер становится просто невыносим,- заявил Мак-Эдоу.- Невыносим.
  - Невыносим,- эхом отозвался мэр Картрайт.
  - Страшно сказать, до чего невыносим,- поддакнул глава  муниципалитета
Московитц.
  - Чего еще ждать от дурака,- прокомментировал человек, от которого па-
хло сиреневым одеколоном.- Но вы забываете, что если бы он не был  дура-
ком, нам было бы трудно заставить его исполнять пашу волю.
  - Что вы имеете ввиду?- спросил Картрайт.
  - Стать мишенью для тех, кто хочет упрятать  вас  в  тюрьму,  господин
мэр.
  - Это верно. Но что они могут теперь ему сделать?  Когда  он  приобрел
такую известность.
  - Господа, сегодня, судя по всему, будет долгий и жаркий день, и я хо-
тел бы немного вздремнуть. И вам посоветовал бы последовать моему приме-
ру. Когда вы обратились ко мне за помощью, то обещали во всем довериться
мне. Считайте, что я взял на себя это бремя. И не впадайте в панику, ес-
ли еще пара идиотов окажутся трупами.
  Трое гостей переглянулись. Одно дело - суд и тюрьма, и  совсем  другое
дело - преднамеренное убийство.
  - Господа, по выражению ваших лиц я вижу, что вы чувствуете себя обма-
нутыми,- продолжал человек, от которого пахло  сиреневым  одеколоном.  У
него была квадратная фигура, крутые плечи и напрочь отсутствовала талия,
отчего он казался ниже своих шести футов двух дюймов. Его лицо с  прият-
ными чертами носило отпечаток спокойствия,   которое   дает   богатство,
имеющее давние корни; это было загорелое лицо - такой  загар  появляется
не от утомительного лежания на пляже, а приобретается естественно,  если
живешь в Палм-Бич, завтракаешь в  патио  и  часто  выходишь  в  море  на
собственной яхте.
  С обернутым вокруг бедер полотенцем, он вальяжно развалился в кресле в
каюте своей роскошной яхты и снисходительно поглядывал на  обеспокоенную
троицу в строгих костюмах.
  - Позвольте задать вам один вопрос,- снова заговорил он.- Вас шокирует
убийство. Оно оскорбляет ваши чувства. А вас, господин  мэр,  не  оскор-
бляет, что вам придется вернуть все миллионы, полученные в качестве взя-
ток, ваши бриллианты в банковских сейфах, облигации и ценные бумаги, ра-
змещенные в Швейцарии?- Не обращая внимания на отвисшую челюсть Картрай-
та, он продолжал: - Или взять вас, шериф. Вас, к примеру, не волнует во-
зможность расстаться с долей вашей жены в доходах строительной компании,
которая получает большинство городских подрядов на строительство? А ведь
доля эта составляет пятьдесят процентов. Или вдруг вас попросят  вернуть
деньги, на которые вы купили автомобильную мастерские,  зарегистрирован-
ную на имя вашего шурина? А вы, мистер Московитц, как  вы  относитесь  к
подобным перспективам? Вы готовы возвратить сумму, которую положили себе
в карман, на протяжении пяти лет собирая дань с каждой сделанной в горо-
де покупки в размере десяти процентов от ее  цены?-  Он  медленно  обвел
глазами присутствующих.- Вы удивлены, что я так хорошо осведомлен о  ва-
ших делах? Но вы забыли, что у меня в руках записная книжка Буллингсвор-
та и вы пока еще на свободе только потому, что она у меня, а не у  него.
Я заплатил за нее его смертью; надеюсь, вы хотя бы  частично  возместите
мне расходы?
  Факты таковы, что некая тайная организация, созданная федеральным пра-
вительством, вот уже два года копает под вас, мечтая засадить в  тюрьму.
Следуя моим советам, вам удалось сорвать их план. Вы публично  выступили
против правительства, лишив его тем самым возможности действовать против
вас. Я же, вместо того чтобы подставить под огонь вас самих, выбрал  для
этой цели Уилларда Фарджера. И вот вас неожиданно начинают мучить сомне-
ния. Но время угрызений совести давно прошло. Если вы  хотите  сохранить
власть и избежать тюрьмы, продолжайте следовать прежним курсом. Ибо  лю-
бой иной путь ведет в тупик.
  Мэр Картрайт и шериф Мак-Эдоу хранили молчание, и только глава муници-
палитета Московитц решительно покачал головой.
  - Если они хотели получить наши головы, то почему они не  сделали  это
несколько месяцев назад, прежде чем началась кампания по выборам  Тима?-
спросил он.
  - Все очень просто,- ответил крепыш.- Если бы вам предъявили обвинение
несколько месяцев назад, то началась бы схватка не на жизнь, а на смерть
за ваши места. План Вашингтона был гораздо тоньше, коварней. Они рассчи-
тывали дать вам, Картрайт, возможность выиграть выборы, а затем  предъя-
вить обвинение вам и всей вашей администрации. Пока все были бы в  заме-
шательстве, они поставили бы у руководства городом своих людей.
  - Но теперь-то они не смогут  меня  достать,-  сказал  Картрайт.-  Мой
единственный конкурент на предстоящих выборах - этот шут Полани. И  если
они все же решатся предъявить мне обвинение, разразится настоящий  скан-
дал. Крупнее, чем Уотергейт. Мы поставили их в  затруднительное  положе-
ние.
  - Уотергейт готовили дилетанты,- заметил крепыш.
  - В прошлом сотрудники ЦРУ и ФБР,- вступился за них Картрайт.
  Крепыш покачал головой.
  - Когда они служили в своих конторах, то находились в таких  условиях,
которые делали их опытными профессионалами. Оказавшись  предоставленными
самим себе, они начали пасовать перед трудностями, заставляли людей идти
на риск, которого можно было избежать. Нет, господа,  вы  недооцениваете
своих противников. Вы раскрыли тайную   организацию,   которая   успешно
действовала на протяжении многих лет. Неужели вы думаете, что сейчас они
вдруг поднимут лапки кверху и отступятся от своих планов? Послушайте ме-
ня: они сейчас занимают оборонительные позиции, обдумывая новый план на-
падения. И Фарджер примет на себя их первый удар. Вот почему этот  идиот
нам так необходим.
  Крепыш поднялся с подушек и подошел к окну каюты. Он взглянул на побе-
режье Майами-Бич, где деньги росли прямо из песка. Взятие города  всегда
было целью войны, начиная с Трои и до битвы за Москву. Овладеть  городом
- вот настоящая победа.
  Сидящий у него за спиной Московитц произнес:
  - Вы не предупредили, что все будет именно так.
  - А еще я забыл вас предупредить, что по утрам бывает рассвет. Интере-
сно, а чего бы вы хотели? Всегда действовать в подполье?- Он резко пове-
рнулся и гневно посмотрел на них.- Господа, вы на войне.- Их  лица  были
напряжены. Неплохо, подумал он. У них исчезает иллюзия безопасности. Это
всегда полезно для новобранцев.- Впрочем, вам не о чем беспокоиться.  Вы
на войне, но я ваш генерал. И первым делом я сделал из Фарджера  приман-
ку, чтобы посмотреть, что задумали наши враги.
  - Но убийства?- сказал Московитц.- Убийства мне не очень-то по душе.
  - Я не говорю, что он будет убит. Просто он будет их первой мишенью. А
теперь считаю заседание закрытым. Мой катер доставит вас в мой город.
  - Ваш город?- переспросил мэр Картрайт, но крепыш, от которого исходил
сильный запах сиреневого одеколона, не слышал его. Он пристально смотрел
вслед удаляющемуся Московитцу, поднимающемуся на  надраенную  до  блеска
палубу. Московитц все еще качал головой.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  Прежде чем начать интервью, Уиллард Фарджер пожелал прояснить одни мо-
мент:
  - Я согласился дать интервью вашему журналу не потому, что вы посулили
мне шесть тысяч долларов. Я делаю это для того, чтобы еще более  широкие
слои американской общественности осознали,  перед  лицом  какого  преда-
тельства они оказались. Я хочу, чтобы Америка  вновь  обратилась  к  тем
принципам, которые сделали ее великой. Деньги при вас?
  - Оплата после интервью,- сказал Римо. Он заметил, что возле дома Фар-
джера ошиваются двое в штатском, значит ему, возможно, придется  прихва-
тить с собой Фарджера, если тот не выложит все начистоту.
  - Буду с вами предельно откровенен,- произнес Фарджер.- Все эти деньги
до последнего цента поступят в фонд избирательной кампании мэра Картрай-
та. Придется раскошелиться, чтобы избрать сильного мэра, способного про-
тивостоять проискам федерального правительства. Так что эти деньги в бу-
квальном смысле пойдут людям.
  - Другими словами, вы хотите деньги вперед?- уточнил Римо.
  - Я хочу, чтобы люди были уверены в своих неотъемлемых правах, которые
даются при рождении каждому американцу.
  - Тысяча долларов задатка, остальные - после интервью.
  - Римо, если вы позволите себя так  называть,-  продолжал  торговаться
Фарджер,- Америка переживает кризис, когда идет обострение  противоречий
между расами, между богатыми и бедными, между трудом и капиталом.  Поря-
док может навести только достойное правительство, но избрать  его  стоит
больших денег.
  - Две тысячи вперед,- уступил Римо.
  - Наличными,- согласился Фарджер, и интервью началось.
  Насколько понимает Римо, Фарджер глубоко изучил деятельность некой та-
йной правительственной службы и некоего Фолкрофта. Как ему это удалось?
  Фарджер ответил, что каждый американец обязан досконально  знать,  чем
занимается правительство,   чтобы    помогать    совершенствовать    его
деятельность. Вот так обстоят дела с правительством на сегодняшний день.
  Как Фарджеру удалось обнаружить, что Лига по  благоустройству  служила
всего лишь вывеской для тайных операций, и как ему в руки попали записки
Буллингсворта?
  Фарджер сказал, что он является достойным сыном американского общества
с присущей ему системой ценностей; благородные и  трудолюбивые  родители
приучили его к упорству в достижения поставленных целей.
  Как обстоит дело с записями Буллингсворта теперь: они по-прежнему  на-
ходятся у Фарджера? Если да, то где именно он их хранит?
  - Каждый человек, который  желает  служить  интересам  страны,  должен
иметь в своем арсенале набор определенных средств и использовать их мак-
симально дальновидным и благоразумным образом,- заявил Фарджер.
  Кто, кроме Фарджера, знал о записях Буллингсворта?
  - Позвольте мне объяснить вам одну вещь. Нравственность служит  ключом
ко всему. Скромные труженики всей Америки, включая этот город, где я ро-
дился и вырос, все как один поднимаются в едином порыве,  вставая  рядом
со мной и скандируя: "Измена!"
  Римо пожал плечами. Может, настоящие репортеры знают, как  прорываться
через этот поток слов? Может, они знают, как надо построить вопрос, что-
бы получить на него прямой ответ?
  - Вы не отвечаете на мои вопросы,- сказал он.
  - На какой именно вопрос я не ответил?- искренне удивился Фарджер.
  - Ни на один.
  - Не было случая, чтобы я не ответил  на  какой-то  вопрос,-  обиделся
Фарджер.- Америку создали искренние, открытые люди, которые всегда  чес-
тно отвечали на прямые вопросы. Я всегда славился своей прямотой.
  Ну ладно, подумал Римо. Если ему нравится играть в эту игру, пусть иг-
рает по моим правилам.
  Он внимательно вгляделся в лицо Фарджера, глубоко  заглянул  в  глаза,
окинул взглядом волосы - Фарджер потянулся, чтобы пригладить их.
  - Для материала нам нужны фотографии. Хороший снимок на обложку. Очень
украсит журнал.
  Фарджер покрутил головой, чтобы Римо мог выбрать лучший ракурс.
  - Нужен хороший задний план,- объяснил Римо.- Задний план очень важен.
  - Хотите сфотографировать меня с семьей?
  Римо покачал головой.
  - Нужно какое-то важное место. Чтобы выражало ваш внутренний мир, если
вы понимаете, что я имею в виду. Место, которое символизировало  бы  ваш
дух.
  - Не могу же я ради одного снимка лететь в  Вашингтон,  чтобы  сняться
возле Белого дома!- сердито ответил Фарджер.
  - Думаю, это можно сделать где-нибудь поближе к дому.
  - Не поздновато ли ехать к резиденции губернатора?
  - Только на свежем воздухе. Чтобы создать впечатление, что вы  принад-
лежите земле.
  - Вы считаете?- с сомнением спросил Фарджер.- Я думал  о  себе  скорее
как о человеке, способном решить проблемы наших несчастных городов.
  - Земля и город,- согласился Римо.
  А есть ли у Римо идея относительно по-настоящему хорошего заднего пла-
на?
  Он почти уверен, что есть.
  Шпики в штатском поехали за ними в своем автомобиле. Римо с  Фарджером
проехали по Коллинз-авеню, главной улице Майами-Бич, свернули, поколеси-
ли по боковым улочкам и снова вернулись на Коллинз-авеню. Шпики  не  от-
ставали.
  - Здесь?- спросил Фарджер.
  - Слишком роскошная обстановка. Если вы решите выставить свою кандида-
туру на какой-нибудь пост, то оппоненты могут использовать этот  снимок,
чтобы заявить, будто вы представляете интересы миллионеров.
  - Хорошая мысль,- согласился Фарджер.
  - А есть здесь дорога, которая ведет из города, куда-нибудь в поля?
  - Конечно, но мы далековато от нее.
  - Сельская местность,- произнес Римо, и Фарджер развернул машину.
  Шпики последовали его примеру.
  - Остановите машину,- вдруг попросил Римо.
  - Но до сельской местности еще далеко!
  - Я знаю. Просто прошу вас остановить машину.
  Фарджер притормозил у обочины. Полицейская машина без  опознавательных
знаков тоже остановилась. Римо вылез и направился к ней.
  - Кто вы такие?- резко спросил он.
  - Служба шерифа. Округ Дейд.
  - Покажите документы.
  - Сначала вы покажите свои.
  Пока шпики в замешательстве  доставали  бумажники,  Римо  молниеносным
движением просунул руку в окно и вынул ключ зажигания.
  - Эй, что вы делаете с ключом?
  - Ничего,- ответил Римо и, надавив большим пальцем,  искривил  желобок
ключа.- Просто хочу быть уверен, что вы никуда не сбежите, пока не пока-
жете свои документы.
  Шпики выхватили у него ключ.
  - Советуем тебе быть поосторожнее, приятель. Мы полицейские.
  - Хорошо, на этот раз я вас отпускаю,- произнес Римо тоном, до  совер-
шенства отработанным во время службы в полиции десять лет назад.
  Помощники шерифа удивленно переглянулись. Еще  больше  они  удивились,
когда Фарджер со своим репортером, который говорил  тоном  полицейского,
уехали, а им все никак не удавалось завестись.
  - Этот сукин сын подменил ключ.
  Но при более тщательном рассмотрении оказалось, что это  не  так.  Они
снова вставили ключ в зажигание, но машина  по-прежнему  не  заводилась.
Наконец один из шпиков поднес ключ к правому глазу и посмотрел на бороз-
дки. Тут-то он и заметил, что ключ погнут, и пока он  пытался  выпрямить
ключ рукояткой револьвера, машина Фарджера исчезла за холмом.
  Через несколько миль Римо заметил чудную проселочную дорогу, ведущую в
сторону болот. Фарджер въехал на нее.
  - А что случилось с людьми шерифа?
  Римо пожал плечами и указал на дерево.
  - Что-то там мокровато,- засомневался Фарджер.- Вы действительно нахо-
дите это подходящим местом?
  - Давайте попробуем,- отозвался Римо.
  И вот Уиллард Фарджер размашистым шагом Дугласа  Макартура  подошел  к
дереву, а Римо сел за руль и подвел машину поближе, прямо в тошную жижу.
  - Что вы делаете?! Вы с ума сошли! Это же моя машина!-  закричал  Фар-
джер и испуганно нырнул на водительское сиденье.
  Тогда Римо схватил ключ зажигания, выскользнул через другое дверцу  и,
резко надавив, заклинил замок, чтобы дверцу невозможно было открыть. За-
тем перекатился через крышу и точно так же заклинил  дверцу  со  стороны
водителя.
  - Что ты делаешь, ублюдок несчастный?!- завопил Фарджер.
  - Беру интервью.
  - Открой дверь, черт побери!- Фарджер принялся дергать  ручку,  но  ее
заело. Колеса уже наполовину погрузились в вязкую грязь.
  Римо прыгнул на островок сухого мха возле пальмы.  Достав  из  кармана
записную книжку, он принялся ждать.
  - Выпустите меня отсюда!- орал Фарджер.
  - Минуточку, сэр. Прежде я хотел бы узнать ваше мнение по поводу  эко-
логической ситуации, перенаселенности городов,  сельскохозяйственного  и
энергетического кризиса, а также положения в Индокитае и цен на мясо.
  Неожиданно издав чавкающий звук, передняя часть машины  погрузилась  в
болото почти до ветрового стекла. Фарджер перебрался на заднее  сиденье,
затем, торопливо открыв окно, попытался вылезти из него.  Римо  пришлось
покинуть сухой островок, чтобы запихать Фарджера на место.
  - Выпустите меня!- взмолился Фарджер.- Я все скажу!
  - Где бумаги Буллингсворта?
  - Не знаю. Я их в глаза не видел.
  - Кто дал вам компромат на Фолкрофт?
  - Московитц, глава муниципалитета. Он сказал, будто мэр  Картрайт  хо-
чет, чтобы это сделал именно я.
  - Это Московитц убил Буллингсворта?
  - Нет. По крайней мере, мне об этом ничего неизвестно.  Скорее  всего,
это сделали люди из Фолкрофта. Вы, небось, и сами оттуда?
  - Не говори ерунды,- ответил Римо.- Такой организации не существует.
  - Я этого не знал!- завизжал Фарджер.- Выпустите меня!
  К этому моменту машина ушла в болото по самое окна, и Фарджер едва ус-
пел его закрыть, чтобы жижа не полезла внутрь.
  - А какого черта вам понадобилось трепать об этом несчастном  Фолкроф-
те?
  - Это была идея мэра Картрайта. Он сказал: если мы ее разоблачим, то к
нам никто не сможет  придраться  со  своими  дурацкими,  высосанными  из
пальца обвинениями.
  - Все ясно. Что ж, спасибо за очень содержательное интервью.
  - Вы что, собираетесь оставить меня здесь?
  - Как журналист я обязан только честно рассказывать о происшедших  со-
бытиях, а вовсе не вмешиваться в них. Будучи  представителем  "четвертой
власти"...- Но Римо не имел возможности закончить свою поучительную  ти-
раду, поскольку с громким бульканьем "седан" Фарджера погрузился в боло-
то по самую крышу. Изнутри донеслись приглушенные стоны. Римо вскочил на
крышу; под его тяжестью машина погрузилась еще глубже,  и  площадка,  на
которой он стоял, начала быстро уменьшаться.
  Как учил его Чиун, Римо сосредоточил всю свою силу в  правой  руке  и,
распрямив ладонь, одним ударом проткнул крышу, прорезав в ней  отверстие
в три дюйма длиной. Затем оторвал кусок тонкого слой металла, и  Фарджер
вылез наружу, весь потный и в слезах.
  - Я только хотел, чтобы вы поняли, что я не шучу,- сказал ему Римо.- А
теперь проводите меня к Московит-цу.
  - Конечно-конечно,- заторопился Фарджер.- Я всегда считал представите-
лей прессы своими друзьями. Честно говоря, вы провели виртуозное  интер-
вью.
  Пока они ловили машину, чтобы добраться до города, Римо пообещал  Фар-
джеру возместить стоимость утонувшего автомобиля.
  - Об этом не беспокойтесь,- заверил его  Фарджер.-  Страховка  покроет
все расходы. Но интервью вы провели действительно лихо!
  Когда они добрались до города, Фарджер сразу же  позвонил  Московитцу.
Тот как раз только что вернулся домой.
  - Клайд, тебя хочет видеть один крутой журналист,- сказал Фарджер.
  Но интервью так и не состоялось. Когда Римо подъехал к дому главы  му-
ниципалитета Клайда Московитца, дверь была  открыта,  в  комнатах  горел
свет, а Московитц сидел перед телевизором, неотрывно глядя в экран, и на
губах его застыла легкая улыбка. Глаза его были затуманены, а из правого
уха торчала полированная рукоятка шила. Стоя  возле  тела  Московитца  и
всматриваясь в это необычное орудие убийства, Римо ощутил странный  цве-
точный запах, который, казалось, исходил от рукоятки.
  И тут он почувствовал себя абсолютно беспомощным. Впервые ему  показа-
лось, что профессиональное умение убивать - это далеко не все,  что  ему
сейчас необходимо.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  - Господин маршал Дворшански, ваш сиреневый одеколон, сэр.- Камердинер
подал тонкий серебряный флакон на серебряном подносе; яхта тем  временем
раскачивалась на волнах - начинался шторм.
  Маршал Дворшански капнул на руку семь капель, растер их между ладонями
и мягко похлопал себя по шее и щекам.
  - Приказать повару выбрать мясо к ужину, господин маршал?
  Дворшански покачал головой.
  - Нет, Саша, есть вещи, которые человек должен делать сам.  К  несчас-
тью, я обнаружил, что, доверяя другим исполнение важных дел, волей-нево-
лей вверяешь им свою жизнь.
  - Хорошо, господин маршал. Капитан спрашивает,  когда  возвращаться  в
порт.
  - Скажи, что пока мы побудем здесь. Переждем шторм на якоре,  как  это
делали моряки в стародавние времена. Как переносит море моя дочь?
  - Как настоящий моряк, господин маршал.
  Дворшански усмехнулся.
  - Эх, если бы она была мужчиной, Саша! Если бы она была мужчиной,  она
задала бы всем жару, а, как ты думаешь?
  - Так точно, господин маршал Дворшански!
  Два взмаха расчески - и маршал уложил свою седеющую шевелюру в аккура-
тную прическу, что-то среднее между "ежиком" и  "полькой".  Затем  надел
белую шелковую рубашку, белые хлопчатобумажные штаны и  белые  теннисные
туфли. Прилично, аккуратно и удобно. Взглянув в зеркало, маршал похлопал
себя по упругому животу. Хотя ему было за шестьдесят, он находился в от-
личной форме - ни грамма лишнего веса.
  Когда капитан нанимал очередного матроса, всегда молодого и  крепкого,
Дворшански предлагал ему испытать силы в борцовском  поединке  и  ставил
100 долларов, если тому удастся положить маршала на обе  лопатки.  Когда
новичку это не удавалось, ставка возрастала до 200  долларов,  и  против
маршала выходили бороться двое. Когда и двое не могли его  победить,  он
ставил 300 долларов, чтобы его попробовали побороть трое, и 400  -  если
его пытались одолеть вчетвером. Четверо противников был его предел,  по-
беждал он их легко и даже не запыхавшись.
  - Боюсь, пятеро заставят меня попотеть,- говорил он.
  И вот теперь Дворшански входил в камбуз, как принимающий  парад  гене-
рал.
  - Покажи мясо, Дмитрий,- приказал он.- Сегодня вечером оно должно быть
особым. Совершенно особым.
  - Ради вашей дочери, господин маршал?
  - Да. На ужине будут моя дочь и внучка.
  - Я счастлив, что могу служить вашей семье, господин маршал.
  Дмитрий, невысокий, с квадратной фигурой человек  с  ярко  выраженными
славянскими чертами лица и кулаками, как чугунные гири, одним  движением
вскинул на разделочный стол тушу кабана. С чувством законной гордости он
наблюдал, как маршал Дворшански разглядывает мясо. И  тот  действительно
не был разочарован.
  - Дмитрий, ты мог бы отыскать ледяную воду в пустыне, а зимой в Сибири
- испечь картошку в снегу, а уж в Америке ты просто творишь чудеса!  Где
ты умудрился раздобыть настоящее мясо, чистое мясо без  единой  прожилки
жира? Скажи мне, Дмитрий, как тебе это удалось? Впрочем, нет, не говори,
иначе пропадет все волшебство.
  Дмитрий упал на одно колено и стал целовать маршалу руки.
  - Встань, Дмитрий, встань. Сейчас же прекрати!
  - Маршал, я готов умереть за вас!
  - Только посмей!- воскликнул маршал   Дворшански,   поднимая   слугу.-
Неужели ты посмеешь обречь меня на голодную смерть среди этих дикарей? А
ведь так оно и произойдет, если я останусь без моего дорогого Дмитрия!
  - Я приготовлю свинину под винным соусом, какой не едал даже ваш дед!-
пообещал Дмитрий и, несмотря на протесты хозяина, снова  принялся  цело-
вать ему руки.
  В кают-компании маршала ждали дочь и внучка. Женщины просмаливали жур-
налы мод, причем мать выглядела не намного старше своей дочери,  которая
училась в колледже. У обеих были высокие скулы Дворшанских и удивительно
ясные голубые глаза. Они были радостью и счастьем всей его жизни.
  - Милые вы мои!- вскричал он, раскрывая им свои объятия.
  Внучка сразу же бросилась к нему и, как ребенок, со  смехом  принялась
осыпать поцелуями его лицо.
  Дочь подошла к нему более сдержанной походкой, но ее объятие было  бо-
лее сильным и страстным - в нем чувствовалась любовь  зрелой  женщины  к
своему отцу.
  - Здравствуй, папа,- сказала она. Эта сцена могла бы привести в  заме-
шательство многих людей на Манхэттене, где ее знали  как  Дороти  Уокер,
президента компании "Уокер,  Хэндлман  и  Дейзер",  королеву  феминисток
Мэдисон-авеню, женщину, которая вступила в схватку с гигантами и  сумела
победить.
  Настоящей причиной успеха Дороти Уокер было вовсе не то, что она,  как
считали многие, умела в нужный момент лечь в постель с нужным человеком.
Просто у нее было удивительное чутье. Хотя не последнюю  роль  сыграл  и
еще один факт, мало кому известный за пределами этой уютной  кают-компа-
нии. Ее маленькое рекламное агентство на самом деле было не таким  уж  и
маленьким: в момент открытия его  основной  капитал  составлял  двадцать
пять миллионов долларов - все ее приданое,  возвращенное  мужем,  прежде
чем он исчез лет двадцать тому назад.
  В отличие от других агентств, которые начинали с талантливых задумок и
больших надежд, "Уокер, Хэндлман и Дейзер" могло бы  первые  десять  лет
вообще обходиться без клиентов. Но как это всегда бывает, когда вовсе не
нуждаешься в заказах, чтобы выжить или свести концы с концами,  клиентов
у агентства было хоть отбавляй.
  - Папочка, ты хорошо себя вел?- спросила Дороти, похлопывая его по уп-
ругому животу.
  - По крайней мере, не лез на рожон.
  - Не нравится мне, как ты это говоришь,- произнесла Дороти.
  - О, дедушка, ты снова попал в какое-нибудь  восхитительное  приключе-
ние?
  - Тери уверена, что вся твоя жизнь была полна  романтики  приключений.
Лучше бы ты не рассказывал ей этих своих сказок.
  - Сказок? Но все это чистая правда!
  - Это еще хуже. Прошу тебя, не надо.
  - Мамочка, ты ничего не понимаешь. Дедушка просто ведет себя как  нас-
тоящий мужчина, а ты все время его ругаешь. Ну, мамочка, перестань!
  - Если тебе нужен настоящий мужчина, могу купить  любого  за  25000  в
год. Вес, рост и прическа по твоему выбору. А твой дед  слишком  стар  и
слишком опытен, чтобы мотаться по всему свету, ища приключений  на  свою
голову...
  - Довольно ссориться,- прервал их маршал Дворшански.- Расскажите  луч-
ше, как дела у вас.
  У Тери было множество разных новостей, и она принялась выкладывать все
от начала до конца. Все ее истории были исполнены внутреннего напряжения
и имели для нее огромное значение, начиная от рассказа о новом поклонни-
ке и кончая сетованиями на преподавателя, который ненавидел ее.
  - Что еще за преподаватель?- поинтересовался маршал Дворшански.
  - Папа, не обращай внимания. Тери, а тебе лучше ничего такого не  рас-
сказывать.
  - Господи, да моя дочь просто невыносима! А ты слушайся свою мамочку!
  Когда ужин закончился и внучка отправилась спать, Дороти Уокер,  урож-
денная Дворшански, решила поговорить с отцом по душам.
  - Ну, ладно. Что у тебя на этот раз?
  - Что ты имеешь в виду?- спросил маршал, изображая святую невинность.
  - Отчего ты такой довольный?
  - Просто рад видеть своих крошек.
  - Папа, ты можешь обманывать премьер-министров, губернаторов,  генера-
лов и даже нефтяных шейхов, но не надо врать мне. Одно  дело,  когда  ты
просто рад видеть нас с Тери, и совсем другое - когда ты ввязываешься  в
какую-нибудь очередную авантюру.
  Маршал Дворшански напрягся.
  - Гражданская война в Испании - это тебе не авантюра. Да и Вторая  ми-
ровая тоже. А еще была Южная Америка и Йеменская кампания.
  - Папа, ты говоришь с Дороти. И мне хорошо известно, что, какими бы ни
были твои первоначальные расчеты, тебе всегда приходится в конце  концов
делать грязную работу самому. Вот именно  это  и  доставляет  тебе  удо-
вольствие. Так что же на этот раз? Что заставило  тебя  нарушить  данное
мне слово?
  - Слова своего я не нарушал, поскольку на этот раз вовсе не искал при-
ключений. Я честно занимался своим делом,-  начал  оправдываться  маршал
Дворшански, а потом рассказал дочери, как во время коктейля с ним в  Ма-
йами-Бич мэр Картрайт получил дурное известие, Маршал  только  и  сказал
при этом: "На вашем месте я бы не стал паниковать. Я бы..."
  Как и во многих других случаях, все началось именно  так.  Маршал  дал
неплохой совет, его обещали отблагодарить за услуги. Впрочем, в  отличие
от других джентльменов удачи, маршал Дворшански не был бродягой без гро-
ша за душой, отправляющимся на поиски денег или  драгоценностей.  Как  и
дочь, он делал более высокие ставки. Не испытывая нужды  в  деньгах,  он
всегда требовал и получал нечто большее, чем деньги.
  - Я никогда прежде не владел целым городом,- объяснил  он  дочери.-  К
тому же избирательная кампания уже подходит к концу. Не может быть, что-
бы Картрайт проиграл.
  - Скольким неугодным ты проткнул уши шилом на этот раз?
  - Ты же знаешь, иногда невозможно избежать  определенных  вещей,  даже
когда не получаешь от них никакого удовольствия. Но теперь все  кончено,
враг разгромлен.
  Но когда маршал Дворшански рассказал, что это за новый  враг,  дочь  в
гневе отвернулась.
  - Знаешь, пап, мне никогда не нравились польские анекдоты. Но  теперь,
выслушав тебя, эту историю насчет того, как ты счастлив, приобретя тако-
го замечательного врага, я начинаю думать, что те анекдоты для нас  даже
слишком остроумны.
  Дворшански заинтересовался. Он никогда не слыхал польских анекдотов.
  - Думаю, если бы ты покидал свою яхту не только для того, чтобы  нано-
сить людям увечья или втыкать в уши шило, ты бы лучше знал, что происхо-
дит в мире.
  Маршал тут же потребовал, чтобы дочь рассказала ему хотя бы один, и, к
ее удовольствию, хохотал над каждым, как ребенок.
  - Я уже слышал их,- наконец произнес он, радостно хлопая себя по коле-
ну.- Но мы называли их украинскими. А ты когда-нибудь слыхала  о  хохле,
который поступил в колледж?
  Дороти отрицательно покачала головой.
  - И никто не слыхал,- заявил Дворшански и вновь загоготал, отчего лицо
его покраснело, и он продолжал время от времени повторять:  -  Никто  не
слыхал,- давясь при этом от смеха.
  - Ужасный анекдот,- рассмеялась Дороти,  которая   вовсе   не   хотела
смеяться, но смех отца был настолько заразительным, что и она не  смогла
удержаться.
  Весь вечер он рассказывал ей украинские анекдоты и остановился  только
тогда, когда радист сообщил, что уже на протяжении долгого времени с ним
безуспешно пытается связаться мэр Картрайт.
  - Вопрос, не терпящий отлагательств,- сказал радист.-  Убит  некто  по
имени Московитц.
  - Владислав,- ответил на это маршал Дворшански,- ты когда-нибудь  слы-
хал о хохле, который поступил в колледж?


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  В районе Майами-Бич объявили  штормовое  предупреждение.  Когда  шериф
Мак-Эдоу приехал на ранчо мэра Картрайта, в его  просторный  одноэтажный
дом, порывистый ветер раскачивал пальмы на лужайке.
  Картрайт оторвался от радиоприемника; лицо его горело. На нем были бе-
рмуды и белая тенниска. На радиоприемнике  стояла  откупоренная  бутылка
бурбона.
  Мак-Эдоу, бледный, как смерть, наклонился к нему.
  - Ну, что слышно?
  - Ничего.- Картрайт покачал головой.
  Мак-Эдоу, в белой рубашке с шерифской звездой и светло-серых брюках  с
черной кобурой на поясе, поднялся с кресла и подошел к окну. Он тоже по-
качал головой.
  - Это была твоя идея, Тим. Твоя идея.
  Картрайт налил себе полстакана бубона и в два глотка его осушил.
  - Хорошо, признаю. Моя идея. Ну, что мне теперь, застрелиться?
  - Господи, Тим, во что ты нас втянул? Во что ты нас втянул?
  - Слушай, ты можешь успокоиться? Расслабься. Маршал говорит,  что  все
идет хорошо.
  - Но он не отвечает на твои позывные!
  - Он сказал, чтобы мы сидели тихо и что все пока идет хорошо. Поэтому,
черт побери, пока мы не доберемся до него, мы так и поступим.- Тим  Кар-
трайт снова наполнил стакан.
  - Что и говорить, наше положение просто прекрасно.  Просто  прекрасно!
Московитц мертв. И убили его тем же способом, что и Буллингсворта.  Фар-
джер наделал в штаны, потому что якобы встретил парня, который может го-
лыми руками разорвать крышу автомобиля, а мы спокойно сидим здесь,  ожи-
дая дальнейших указаний. Хорошенькое дело! Фарджер треплет языком напра-
во и налево, а Московитц мертв.
  - Я доверяю Дворшански.
  - Чего же ты так много пьешь?
  - Просто начал праздновать победу заранее. Победу, которую  одержу  на
выборах на следующей неделе. "Вчера вечером Тимоти Картрайт одержал убе-
дительную победу на выборах, выиграв у своего сумасшедшего конкурента со
счетом девяносто девять-один".
  - И ты так в этом уверен?  Только  потому,  что  Дворшански  тебе  это
пообещал? Этот твой друг, великий человек, военный, политический и орга-
низационный гений. Человек, который так нужен всем. Твой большой друг.
  - Ты сам согласился,- сказал Картрайт.
  - Все произошло слишком быстро.
  - Слишком быстро произошло другое,- огрызнулся мэр.- Ты слишком быстро
забыл, что федеральные власти собирались засадить тебя в тюрягу, а  ход,
который предпринял Дворшански, смешал им все карты.
  - Лучше отбывать срок в тюрьме, чем загнуться с шилом в ухе.
  - Мы не можем утверждать, что это сделал Дворшански.
  - Как не можем быть уверены и в обратном.
  - А если и сделал, так что? Он ведь предупредил, что кое-кого придется
убрать.
  - Мне это не нравится, тебе это не нравится. Но еще меньше мне нравит-
ся оказаться без средств к существованию, да еще в тюрьме.
  Шериф отошел от окна.
  - Увидимся позже. Поеду в полицейское управление. В такую погоду вызо-
вов будет до черта.
  - Давай, Клайд. Тебя для того и избрали. Защищай людей.
  Когда шериф ушел, Тим Картрайт наполнил стакан  до  краев  и  выключил
свет. Он следил, как приближается ураган,- дождь  лил  сплошной  стеной,
город готовился во всеоружии встретить непогоду.
  Что же пошло не так? Ведь он согласился баллотироваться на  пост  мэра
вовсе не для того, чтобы наживаться за счет других. Он выставил свою ка-
ндидатуру просто потому, что хотел добиться чего-то в жизни.  Вернувшись
со второй мировой, он имел право на бесплатное образование как демобили-
зованный и свято верил, что демократия - лучшая  форма  государственного
устройства на земле.
  Как же получилось, что теперь у него солидный счет в швейцарском банке
и он ввязался в грязную игру, лишь бы не оказаться в тюрьме? Он не  брал
взяток, даже когда был членом муниципального совета. Конечно, ему  нужны
были люди, которые делали бы взносы в фонд избирательной кампании, и  их
начинания неизменно получали зеленый свет, но он не  делал  ничего,  что
выходило бы за рамки закона.
  Когда же произошло его грехопадение: когда в фонде  кампании  оказался
излишек и он взял эти деньги себе? Или когда он задумался, почему бы  не
брать деньги за те услуги, которые до этого он оказывал бесплатно?
  Тим Картрайт давно забыл, когда ему впервые пришло в голову  использо-
вать служебное положение в личных целях, зато он отлично помнил,  каковы
были его последние художества. И за них ему легко можно было припаять на
всю катушку.
  И вот, чтобы избежать тюрьмы, он вверил свою судьбу человеку,  который
утверждал, будто знает, что такое шпионаж. Сначала  все  казалось  очень
просто. Ну, если не просто, то красиво и дерзко.
  Агенты ФБР имели досье на Картрайта, Мак-Эдоу и Московитца. Они  знали
про их банковские счета, незаконные  доходы,  взяточничество  и  вымога-
тельства. Поэтому вместо того, чтобы все отрицать и защищаться, им  было
рекомендовано перейти в атаку. Сделать так, чтобы федеральные власти  не
могли использовать имеющуюся у них информацию.
  И план сработал! Предмет одноразового использования,  Уиллард  Фарджер
получил задание, на которое мог согласиться только такой идиот,-  атако-
вать правительство. И получилось! На следующей неделе Картрайт будет из-
бран на очередной срок, и правительство уже не сможет добраться до него.
А к тому времени, когда они там придумают, как  его  достать,  возможно,
мэр Картрайт выйдет в отставку и решит провести остаток жизни в  Швейца-
рии.
  - Я гарантирую вам долгую и счастливую жизнь, над которой  никогда  не
будет витать призрак тюрьмы,- сказал маршал Дворшански.
  Услуга стоило недорого. Всего-то и требовалось, что отдать ему  город.
Картрайт должен был обеспечить маршалу в Майами-Бич все, что только душе
угодно. Картрайт надеялся, что Дворшански попросит всего лишь отдать ему
рынок наркотиков. Сам мэр  никогда  не  хотел  с  этим  связываться,  но
деньги, которые давал наркобизнес, были слишком уж велики, чтобы от  них
отказаться.
  Защищать людей... Тим Картрайт осушил стакан, и  ему  захотелось  пла-
кать. Сейчас ему больше всего на свете хотелось бы вернуть свою жизнь  к
моменту, когда он впервые положил себе в карман тот излишек из фонда из-
бирательной кампании.

  Доктор Харолд Смит выглядел озадаченным.  Неужели   господа   из   ФБР
действительно думают, что кто-то из тех, кто ведет научные  изыскания  в
рамках выделенных Фолкрофту субсидий, занимается политическим шпионажем?
  Да, ответили ему.
  Что ж, все книги и отчетность доктора Смита полностью открыты для ФБР.
Только представить себе, что кто-то использовал субсидии на научные  ис-
следования для незаконной деятельности! Куда катится этот мир?
  - Вы либо очень наивный человек, либо гений,- сказал один  из  агентов
ФБР.
  - Боюсь, вы ошибаетесь,- ответил доктор Смит.- Я  обычный  администра-
тор.
  - Позвольте задать вам один вопрос. Почему у вас на  окнах  зеркальные
стекла, не позволяющие заглянуть внутрь?
  - Они уже были, когда наш фонд купил это здание,-  объяснил  Смит.  Он
помнил, как еще десять лет назад меняли даты на всех счетах,  на  случай
подобного расследования. Вся деятельность организации была строго закон-
спирирована, начиная с компьютерных распечаток и кончая счетами на одно-
стороннее стекло.
  Пока тайна КЮРЕ не была разгадана. Если бы продержаться  еще  немного,
возможно, Римо успел бы совершить маленькое чудо. Придумал бы, как обез-
вредить бомбу, готовую взорваться в Майами-Бич и сдернуть покровы  тайны
с деятельности КЮРЕ, Конечно, вероятность этого была очень мала, но  для
КЮРЕ это был единственный шанс. Надо ждать. Ждать от Римо сигнала "отбой
тревоги".

  Над Майами-Бич гроза отнюдь не миновала, и виной тому был ураган  "Ме-
ган". Даже Чиун был не в силах ничего предпринять - антенна барахлила, и
он не мог смотреть свои дневные сериалы. В гневе Мастер Синанджу  воздел
очи горе и, к удивлению Римо, выключил телевизор.
  - Ты никогда ничего подобного не делал,- заметил  Римо,-  особенно  во
время сериала "Пока Земля вертится".
  - Нельзя идти против сил природы,- ответил Чиун.-  На  такое  способен
только дурак. Надо их использовать   и   благодаря   этому   становиться
сильнее.
  - Как же можно использовать ураган?
  - Если тебе надо узнать это, ты узнаешь. Только следует  находиться  в
мире с этими силами.
  - Мне надо узнать, папочка, обязательно надо кое-что узнать!
  - Значит, узнаешь.
  - Узнаю, непременно узнаю,-  сказал  Римо,  имитируя  писклявый  голос
Чиуна.- Что я узнаю?- Он подошел к большому дубовому столу в центре гос-
тиной их трехкомнатных апартаментов. Римо снял их на имя Чиуна,  выложив
последние деньги, выданные ему КЮРЕ.- Что я узнаю?- повторил он и  поло-
жил правую руку на угол стола.- Сконцентрироваться,- произнес он и отло-
мил угол стола, словно тот был сделан из тонкой  пластмассы.-  Ура  силе
рассудка! Теперь у нас сломан стол, а я по-прежнему бессилен. Итак,  па-
почка, что же я узнаю? Как сохранять равновесие?- Римо оттолкнулся нога-
ми от стены, коснулся ими потолка, будто подброшенный  невидимой  пружи-
ной, и головой вниз приземлился на ковер. Тут же перевернулся и встал на
ноги.- Да здравствует сила рассудка! Мы имеем след на потолке, но мы бе-
ссильны. Я бессилен так же, как и ты. Мы беспомощны. Неужели ты не пони-
маешь: мы просто два жалких, беспомощных наемных убийцы.
  - Просто,- произнес Чиун.- Просто. Ты не видишь, не слышишь и  не  ду-
маешь. Совсем просто.
  - Вот именно. Мы просто бессильны.- И Римо принялся рассказывать,  ка-
кие шаги ему удалось предпринять для спасения КЮРЕ. Он  узнал  все,  что
только мог выболтать тот напуганный человек.
  Хотя Чиун был глубоко оскорблен, он кивнул в знак одобрения.
  - И он назвал мне имя другого человека.
  Чиун снова кивнул.
  - Но того человека убили.
  Чиун кивнул вновь, поскольку и в этой ситуации еще были варианты.
  - Тогда я стал ждать, чтобы они вышли на мой след.  Чиун,  соглашаясь,
кивнул. Он имел в виду именно этот вариант.

  - Но никто на меня не вышел.
  Чиун глубоко задумался, а затем поднял вверх палец с длинным ногтем.
  - Трудно бывает, сын мой, когда враг не хочет тебе помочь. Такое  слу-
чается крайне редко, верно, ибо в большинстве случаев побеждает тот, кто
меньше всего помогает врагу. Этому я тебя учил.  А  есть  ли  кто-нибудь
еще, кто связан с этим делом?
  Римо покачал головой.
  - Только один. Мэр. Но если направить удар против него, я все  завалю,
потому что станет ясно, что его компромат на КЮРЕ и  Фолкрофт  -  чистая
правда. Так я ничего не добьюсь.
  Чиун вновь задумался, потом вдруг улыбнулся.
  - Я знаю, что делать. Это просто, как дважды два.
  Римо был восхищен: Мастер Синанджу вновь нашел решение сложной пробле-
мы.
  - Мы проиграли,- произнес Чиун.- И, зная, что наш  нынешний  император
лишился своей империи, мы отправимся на поиски  нового  императора.  Так
всегда поступали Мастера Синанджу с тех пор, как существует  Синанджу  и
правят императоры.
  - Это и есть твое решение?
  - Конечно,- ответил Чиун.- Ты же сам говоришь, что мы наемные  убийцы.
И не простые. Любой неглупый человек может стать врачом,  а  императором
вообще становишься случайно, по праву рождения или, как у вас в  стране,
по случайному решению избирателей. Случайное сочетание крепких  мускулов
и тренировки делает человека атлетом. Но быть Мастером или даже учеником
Синанджу - это нечто особенное. На такое не всякий способен.
  - От тебя помощи, как от козла молока.
  - А что тебе не нравится? Твое положение? То, чем ты занимаешься?
  Римо почувствовал, как отчаяние переходит в ярость.
  - Видишь ли, папочка, если бы мир был иным, я бы не стал делать  того,
что делаю.
  - Именно так. Может, ты хочешь изменить мир?
  - Да.
  Чиун улыбнулся.
  - С тем же успехом можно попытаться остановить ураган при помощи вере-
вки. Ты серьезно говоришь?
  - Абсолютно серьезно. Именно такие цели ставит перед  собой  организа-
ция, которая тебе платит.
  - Я этого не знал,- удивился Чиун.- Изменить мир! В таком случае прос-
то удача, что мы покидаем империю, поскольку, вне всякого  сомнения,  ее
император сошел с ума.
  - Я не ухожу. Не могу оставить Смита в беде. А ты, если хочешь, можешь
уезжать.
  Чиун помахал пальцем, давая понять, что не собирается этого делать.
  - Я десять лет потратил на то, чтобы превратить  никчемное  плотоядное
существо, потакающее всем своим прихотям, в нечто, приближающееся к  со-
вершенству. Я не собираюсь бросать собственное капиталовложение.
  - Ну и отлично. Ты можешь предложить что-нибудь разумное?
  - Вряд ли можно предложить что-нибудь разумное человеку, который хочет
изменить мир. Если, конечно, ты не собираешься  разбить  цунами  на  не-
большие потоки и напоить ими рисовые поля.
  - А как?- спросил Римо.
  - Если ты не можешь заставить врагов играть по твоим  правилам,  прими
их правила, даже если в соответствии с ними твои враги должны  победить.
Ибо истинно сказано, что для неправедного человека  успех  оборачивается
самым большим провалом.
  - Ну, спасибо,- с отвращением проговорил Римо.
  Он вышел из номера и спустился в холл, где пожилые постояльцы обсужда-
ли ураган. Конечно, в Бронксе никогда не бывает ничего подобного, но все
равно жить в Майами-Бич намного приятнее, не так ли?
  Большинство проживающих в гостинице были престарелыми жителями Нью-Йо-
рка. Римо сел в холле на диван, чтобы спокойно подумать. Итак. Он заста-
вил себя сосредоточиться. Фарджер был лишь передаточным звеном,  сам  он
ничего не знал. Второе за Фарджером звено, Московитц, было ликвидировано
шилом. Самым естественным для Римо было бы начать охоту на Картрайта, но
поскольку тот кричит на каждом углу, что правительство хочет его убрать,
удар, нанесенный Римо, сможет только подтвердить его обвинения и  причи-
нить КЮРЕ непоправимый урон. Вдруг Римо почувствовал, что кто-то  посту-
чал по его плечу. Это была немолодая пышнотелая дама со сладкой улыбкой.
Римо попытался не обращать на нее внимания, но она снова  похлопала  его
по плечу.
  - Слушаю вас,- произнес Римо.
  - У вас такой обаятельный отец,- проворковала дама.- Такой добрый, ми-
лый, симпатичный. Не то что мой Моррис. Моррис - это мой муж.
  - Очень мило с вашей стороны,- поблагодарил Римо. Как же вызвать врага
на открытый бой?
  - Вы не похожи на корейца,- сказала дама.
  - Я не кореец.
  - Я бы не хотела показаться слишком любопытной, но как же этот  милей-
ший человек может быть вашим отцом, если вы не кореец?
  - Что?- не понял Римо.
  - Ведь вы не кореец?
  - Нет, я не кореец.
  - Вам следовало бы быть повежливее со своим отцом. Он так мил, что  не
передать!
  - Он просто душка,- сказал Римо не без сарказма.
  - По вашему тону чувствуется, что вы со мной не согласны.
  - Что вы. Он просто удивительный человек. Удивительный,- сказал  Римо.
А можно ли направить удар против кого-нибудь еще в городской администра-
ции? Против того, кто не замешан в скандале с Лигой? Нет. Все равно опа-
сно.
  - Вам бы следовало почаще слушать, что говорит отец.  Он  лучше  знает
жизнь.
  - Несомненно,- проговорил Римо. Что же может заставить местных полити-
канов принять бой?
  - Вы стольким обязаны своему отцу. Мы все чуть не плакали, когда узна-
ли, как вы поступили с ним.
  Неожиданно Римо повернулся к своей собеседнице.
  - Я поступил с Чиуном?- воскликнул он.- Вы что, говорили с ним?
  - Конечно, здесь все с ним беседуют. Он так мил. И каково  ему  знать,
что сын не желает стать продолжателем семейной традиции!
  - А не сказал ли он случайно, что это за традиция?
  - Что-то связанное с религией. Мы точно не поняли. Вы помогаете  голо-
дающим детям или что-то в этом роде.  Гуманитарная  помощь  за  рубежом.
Ведь так? Вы не хотите зарабатывать этим на жизнь? Вам следовало бы слу-
шаться отца. Он такой милый человек.
  - Извините,- сказал Римо,- но мне надо подумать.
  - Пожалуйста-пожалуйста, думайте на здоровье. Не буду  вас  отвлекать.
Но я лично не верю, что вы такой неблагодарный, как все говорят.
  - Спасибо за доверие,- произнес Римо.- Прошу вас, оставьте меня.
  - Вряд ли вам следовало бы так разговаривать с единственным  человеком
во всей гостинице, который не считает вас неблагодарным.
  Римо посмотрел на свои руки. Сейчас они ничем не могли ему помочь.
  - Вам следовало бы ценить своего отца. Слушаться его.
  - Хорошо, мадам, хорошо. Я буду слушаться Чиуна.- Итак, что он сказал?
Если не можешь заставить врага принять твои правила, играй по  его.  Что
же это значит? Ага! Если предположить... Предположим, у Римо есть канди-
дат на пост мэра и Римо может добиться его избрания. В таком  случае  им
либо придется вступить с Римо в бой, либо они утратят власть, к  которой
так стремятся. Потому что если Картрайт проиграет, то угодит в  каталаж-
ку. Выигравший всегда сумеет прижать проигравших.
  Прекрасно, один-ноль в пользу Чиуна. Но как этого добиться? Разве воз-
можно лично уговорить  каждого  избирателя?  Ерунда.  А  если  выставить
своего кандидата? Запросто. Вот только деньги. Где достать денег? У Римо
больше нет доступа к счету КЮРЕ. Теперь у него только  и  осталось,  что
пара рук. Совершенно бесполезных на данный момент.
  Впервые за последние десять лет у него возникли проблемы  с  деньгами.
Большие проблемы.
  - ... оставив несчастного старичка одного там, наверху, где происходит
больше всего ограблений.
  Римо вновь включился в разговор. Отлично. Выход найден. Он поднялся  с
дивана и поцеловал испуганную даму в щеку.
  - Вы бесподобны!- воскликнул он.- Просто бесподобны!
  - Возможно, я и привлекательна, но бесподобна - это уж слишком!-  зас-
мущалась дама.- У меня есть внучка, вот  она  действительно  бесподобна.
Скажите, а вы женаты?


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  После двух дней нелетной погоды аэропорт округа Дейд  был  переполнен,
все рейсы до Пуэрто-Рико забиты до отказа.
  Римо улыбнулся девушке-кассиру, которая обещала забронировать для него
места на следующий день, и она произнесла:
  - А вы ничего, симпатичный.
  - Вы тоже. Кстати, мы сможем еще раз в этом  удостовериться,  когда  я
вернусь из Пуэрто-Рико. Но вы должны  достать  мне  билет  на  следующий
рейс.
  - Давайте лучше встретимся сегодня вечером,- предложила девушка в  си-
ней униформе.- Сегодня вам все равно не улететь.
  - Может, хотя бы поставите меня на лист ожидания?
  - На каждый сегодняшний рейс уже как минимум человек по шесть стоят на
листе ожидания. Сегодня у вас шансов нет.
  - Поставьте меня на лист ожидания. Я чувствую, что мне повезет.
  - Хорошо. Но я все же советую вам лучше навестить меня. Вот это  будет
действительно везение.
  - Еще бы!- Римо подмигнул. Кто знает, голосует ли она в Майами-Бич, но
вдруг, увидев Римо с его кандидатом, она решит проголосовать  именно  за
него? Теперь Римо понял, почему Чиун ненавидит политику. Приходится быть
обходительным со всеми без исключения.
  Девушка дала ему номер рейса, и Римо отправился в зал ожидания. Он был
битком набит людьми. Хорошо. Римо увидел выход на посадку, где служитель
в форме проверял билеты и посадочные талоны. Отлично.
  Римо повернулся и пошел вперед по коридору. Вскоре он заметил еще один
выход на посадку, который в данный момент не использовался. Нырнув в не-
го, он оказался у закрытой двери, ведущей на летное поле. Разбив стекло,
Римо вышел на мокрый асфальт. Вдали светились огни  аэродрома,  сверкала
разноцветными огоньками диспетчерская вышка. Вот она, ирония судьбы, по-
думал Римо. Если бы КЮРЕ функционировала, ему достаточно было бы  позво-
нить Смиту, и тот немедленно вызвал бы самолет ВВС. Вместо этого он  пы-
тается перехватить место у какого-нибудь крестьянина, спешащего  в  Сан-
Хуан.
  Он успел изрядно промокнуть под ночным дождем, пока наконец  не  заме-
тил, как какой-то служитель, очевидно, механик, в белой форме и бейсбол-
ке с пластмассовыми наушниками рысцой побежал в сторону одного из  анга-
ров.
  Быстрее молнии Римо выскочил на скользкий асфальт и ударил механика по
затылку - не так резко, чтобы вызвать сотрясение мозга, но все же доста-
точно сильно, чтобы тот потерял сознание. Механик еще не  успел  упасть,
как Римо подхватил его, повернул к себе, прислонив  спиной  к  двери,  и
принялся стаскивать с него комбинезон. Затем положил раздетого служителя
на землю, а сам натянул поверх одежды его  белый  комбинезон.  Наушники,
бейсболка и все готово.
  Римо отправился вдоль здания аэровокзала, считая двери, чтобы не  про-
пустить выход на пуэрто-риканский рейс. Когда двери распахнулись,  чтобы
пропустить пассажиров на летное поле, Римо был уже тут как тут.
  - Рейс 825 на Хуан?- крикнул он в зал.
  Стоявшие в дверях пассажиры, которым  он  загородил  путь,  промямлили
"да". Контролер вышел из-за конторки и посмотрел на Римо  с  пренебреже-
нием, с каким всегда сморят на трудяг "белые воротнички".
  - Что вы здесь делаете?- строго спросил контролер.
  - Черт побери, вы все-таки отправляете этот рейс?
  - Конечно.
  Римо тихо присвистнул и покачал головой.
  - Нас никто не слушает. Никто никогда не слушает. Ладно, пусть выручат
лишние две тысячи баксов за этот рейс. Пусть, пусть.
  Проверявший билеты клерк, сладкий и скучный, как "Правила хорошего то-
на", замахал руками, пытаясь заставить Римо замолчать.
  - Вот так всегда. Знают все, кроме пассажиров,- сказал Римо.
  - Заткнешься ты или нет?- злобно прошипел клерк.
  - Какая разница!- крикнул Римо.- Когда этот  самолет  наберет  пятьсот
футов, то уже будет некому подать на вас жалобу. Фью! Точно,  никого  не
останется!
  - Ваша фамилия!- потребовал клерк.
  - Просто человек, который хотел спасти жизни ни в чем не повинных  лю-
дей. Уж как мы проверяли моторы! И до сих пор нам везло. Но в такую  по-
году этим летающим гробам вряд ли долететь до пункта  назначения,-  Римо
повернулся в сторону пассажиров. В толпе молодая мать укачивала  младен-
ца.- Вот, смотрите,- воскликнул Римо.- Грудной ребенок. Невинный  младе-
нец погибнет ради того, чтобы они выручили две  тыщи  за  этот  паршивый
рейс. И его мамочка. Вот подлецы!
  Римо захлопнул за собой дверь и пустился в обратный путь. Механик  еще
не пришел в себя. Римо стянул комбинезон и бросил на бездыханное тело.
  Оказавшись возле билетной кассы, Римо был приятно удивлен.  Совершенно
неожиданно многие пассажиры возвратили билеты.
  - Повезло,- сказал Римо.
  - Действительно,- согласилась девушка-кассир.- Не понимаю, почему  это
произошло.
  - Я веду добродетельную жизнь,- объяснил Римо, стряхивая дождевые кап-
ли с волос.
  Несколько человек внимательно посмотрели на него, но никто из пассажи-
ров "обреченного" рейса на Сан-Хуан не узнал в нем механика, чья  страс-
тная речь оставила в самолете с полдюжины свободных мест.

  Когда самолет приземлился, Римо взял такси и отправился к  крупнейшему
экспортеру рыбы, специалисту по мороженому филе,  который  заверил  его,
что осуществляет поставки по заказу многих солидных фирм США.
  Достаточно ли он надежен, придет ли товар точно в срок?
  - Можете не сомневаться,- был ответ.
  Однако Римо все же сомневался. Дело в том, что он занимается гостинич-
ным бизнесом и должен быть уверен в надежности поставок. Если хозяин фи-
рмы гарантирует ему немедленную отправку товара воздухом, он,  возможно,
решится доверить фирме постоянные и крупные заказы.
  - Любой заказ будет выполнен в течение двенадцати часов.
  Отлично, согласился Римо. Тогда завтра утром.  Он  выбрал  необходимую
ему рыбу, и попросил, чтобы все  коробки  с  его  грузом  были  помечены
большим красным крестом. Прямо сейчас. Все пятьдесят коробок. И еще Римо
пожелал, чтобы их поместили в коробки покрупнее, хорошенько проложив су-
хим льдом.
  - Сеньор, мы отлично знаем, как упаковывать товар. Возможно,  но  Римо
сам знает, что ему надо. А ему надо, чтобы верхние коробки тоже пометили
красным крестом.
  Хозяин фирмы пожал плечами. Римо вручил ему свои последние  деньги,  а
остальные пообещал отдать утром.
  - Наличными?- подозрительно поинтересовался хозяин.
  - Конечно. У нас быстрый оборот. По  безналичному  расчету  мы  платим
только постоянным поставщикам.- Римо понял, что сморозил полнейшую чушь,
однако хозяина, судя по всему, это навело на мысль, будто в бизнесе Римо
есть что-то не вполне законное, и это ему понравилось. Причем настолько,
что он даже попросил немного доплатить за доставку.
  - Чтобы быстрее дошло, сеньор.
  Римо притворился слегка рассерженным, хозяин изобразил святую  просто-
ту, и сделка была совершена.
  Когда Римо вышел из конторы фирмы по экспорту рыбы, у него едва хвати-
ло на такси до комплекса гостиниц, недавно построенного в пригороде Сан-
-Хуана. Именно в тот момент, когда у него не оставалось денег на еду, он
почувствовал сильный голод. С тех пор, как его завербовали, он  ни  разу
не испытывал ни в чем нужды.
  Римо жарился под солнцем Сан-Хуана и продлевал чувство голода. Это бы-
ло приятное чувство, поскольку Римо умел контролировать его,  точно  так
же, как контролировал мышцы и нервную систему. Он наслаждался  ощущением
голода, пока оно не стало неприятным, и тогда он расслабил мышцы груди и
живота, как много лет назад научил его Мастер Синанджу.
  Японские самураи, объяснил Чиун, говорили себе, будто сыты, и тем  са-
мым обманывали рассудок, который затем обманывал живот. Это плохой  спо-
соб бороться с голодом, потому что подразумевает ложь, а тот, кто  обма-
нывает себя, становится слеп. Слепота же ведет к гибели.
  В Синанджу мастера знали свой организм и никогда  не  обманывали  его.
Когда человек ощущает голод, его организм говорит правду. Не надо  отри-
цать боль, надо принять ее и затем изгнать из сознания. Пусть  боль  су-
ществует, но не беспокоит тебя.
  Поначалу Римо думал, что никогда не сможет этому научиться, но его ор-
ганизм осваивал науку сам по себе, и однажды Римо вдруг стал делать  то,
чему учил Чиун, так и не поняв, как это произошло.
  Наконец Римо нашел силовую подстанцию, которую искал, и дождался полу-
ночи. Из одного кармана пиджака он достал легкий полиэтиленовый  костюм,
из другого - резиновую маску. Прежде чем идти  на  дело,  следует  хоро-
шенько подготовиться, подумал он.
  Проникнув в главный корпус подстанции, он довольно  доступно  объяснил
главному инженеру, что именно от него требуется.
  - Покажите, как отключить свет на несколько часов, иначе я сломаю  вам
и вторую руку,- сказал он.
  Главный инженер, который в этот момент катался по полу от боли, понял,
что незнакомец не шутит, и начал бормотать что-то о сдвиге по фазе, нап-
равлении тока и о чем-то еще, о чем знают все главные инженеры,  а  Римо
даже не подозревал. Однако в конечном итоге все сводилось  к  тому,  что
необходимо одновременно выключить верхний и нижний рубильники.
  - Вот эти штуковины?- переспросил Римо.
  - Si,- со стоном подтвердил главный инженер.
  - Спасибо,- поблагодарил Римо и немедленно опустил оба рычага.  Теперь
он стоял в полной темноте. Гостиничный комплекс Сан-Хуана  через  дорогу
от него тоже погрузился во тьму.- Я буду ждать здесь,-  предупредил  Ри-
мо,- и если вы только шелохнетесь, я тут же вас прикончу.- С этими  сло-
вами, ступая мягко, как барс по ковру, Римо покинул  здание  подстанции,
оставив инженера в полной уверенности, что бандит по-прежнему  находится
возле него.
  Отели "Эль-Диабло" и "Колумбия" были самыми большими во всем  комплек-
се, и их разделяла лишь небольшая аллея. Казино там работали до  четырех
утра, но сейчас, когда все погрузилось во мрак, игра прервалась.  Начали
появляться свечи, зажигаться карманные фонарики.  Римо  прошел  в  "Эль-
Диабло" через центральный вход как раз в тот момент,  когда  швейцары  и
служители казино принялись судорожно метаться в поисках каких-либо исто-
чников света. Но ночной управляющий твердо знал, что ему делать в подоб-
ной ситуации. Он немедленно запер все сейфы, как того требовали  правила
безопасности казино, и сам встал   рядом,   держа   пистолет   наготове.
Единственное, что не было предусмотрено правилами,- это нестерпимая боль
в позвоночнике. Впрочем, ему тут же указали способ, как  унять  боль,  и
поскольку он больше всего на свете мечтал именно об этом, то  немедленно
выполнил, что от него требовали. При свете свечи  он  открыл  сейф.  Как
только Римо увидел, где лежат пачки с деньгами, то тут же  задул  свечу.
Затем достал из кармана резиновую маску и набил се деньгами. Потом напо-
лнил деньгами грудную полость полиэтиленового костюма и сунул руку в ру-
кав. Таким образом он не только достигал практических целей, поддерживая
сунутые в голову и туловище деньги. Создавалось  впечатление,  будто  он
держит в руке манекен.
  Однако в темноте манекен был скорее похож на  человека,  который  всей
тяжестью осел на него. Пробираясь сквозь толпу мечущихся в суматохе  лю-
дей и блуждающие огоньки карманных фонариков, Римо повторял:
  - Человек ранен. Пропустите, ранен человек.
  Но раненый никого не волновал. В конце  концов,  разве  ночной  управ-
ляющий не кричал, что произошло ограбление?
  - Раненый!- продолжал выкрикивать Римо, пересекая аллею, отделяющую от
него "Колумбия-отель", но на него по-прежнему не обращали внимания, пос-
кольку служащие отеля волновались, как бы не лишиться работы, а это  за-
висело от самого важного в казино, а именно: останутся ли в  сохранности
деньги.
  - Раненый!- снова крикнул Римо,  продираясь  к  кабинету  управляющего
"Колумбии".
  - Уберите отсюда этого ублюдка!- завопил управляющий, полагая, что,  в
случае возбуждения уголовного дела о преступной  халатности,  он  станет
отрицать в суде эти слова и присяжные поверят ему, а не двум  непрошеным
гостям.
  Впрочем, ему недолго пришлось волноваться о том, что он скажет на  су-
де. Гораздо больше его волновала страшная боль в животе, так что  стоило
Римо объяснить ему, как ее прекратить, и он тут же подчинился. Тогда Ри-
мо вырубил его и принялся набивать разувшийся от денег костюм новыми па-
чками банкнот.
  Наконец Римо вышел в вестибюль, только на этот раз, специально для по-
лиции он прикинулся забулдыгой с напившимся до  беспамятства  дружком  и
стал приставать к полицейским.
  - Убирайтесь отсюда ко всем чертям,-  приказал  полицейский  капитан,-
или я упеку вас за решетку.
  Испуганные пьянчужки выкатились из вестибюля  на  улицу.  Почувствовав
чью-то руку у себя на плече, Римо обернулся и увидел еще одного полисме-
на в полном снаряжении.
  - Эй, приятель,- начал полисмен.- Я эти твои штучки знаю. Ты мечтаешь,
чтобы тебя арестовали, а потом станешь травить байки о том, как тебя за-
мели, когда произошло ограбление века. Но не думай, мы здесь  не  какие-
нибудь американские тупицы. А ну-ка, проваливай  живо!-  Полисмен  грубо
толкнул Римо, и тот вместе с дружком пошатываясь побрел прочь - вдоль по
улице, заставленной полицейскими автомобилями. Полисмен  подождал,  пока
пьянчужки скроются за углом.- Проклятые гринго! Вечно они со своими ком-
плексами,- произнес он вдогонку, поскольку только  недавно  прошел  курс
психологии в рамках курсов повышения квалификации - в надежде  когда-ни-
будь продвинуться по службе.

  Контора экспортера рыбы была закрыта. Римо залез в окно, прошел в  мо-
розильник, отыскал там коробки, помеченные красным  крестом,  и  заменил
сухой лед деньгами. Оставив у себя лишь пригоршню стодолларовых банкнот,
он ушел тем же путем. Выкинув костюм и маску в ближайший  мусорный  бак,
он принялся поджидать хозяина конторы.
  Тот появился с первыми лучами солнца.
  - А вы пунктуальны,- похвалил Римо.- Это хорошо.
  Он полностью оплатил заказ и пообещал новый контакт, в пять раз превы-
шающий нынешний, если груз придет точно в срок. При этом  Римо  старался
говорить предельно искренне, ибо собирался заняться большой политикой, а
тот, кто занимается политикой, должен уметь выглядеть искренним, особен-
но когда лжет.
  Хозяин лично отвез Римо в аэропорт. По дороге Римо упомянул  несколько
имен, которые знал по работе в КЮРЕ,- мафиозные связи этих людей в  Шта-
тах были широко известны. Хозяин тотчас сообразил, о чем  идет  речь,  и
заверил Римо в своей полной лояльности.
  - Лояльность весьма способствует хорошему здоровью,- заметил Римо.
  Хозяин целиком с ним согласился.
  На прощание Римо подарил ему небольшой сувенир - пачку долларов в пол-
дюйма толщиной.
  - Так щедро с вашей стороны,- сказал хозяин, которому было страшно лю-
бопытно, каково истинное положение Римо в иерархии главарей  преступного
мира.
  - Желаю вам потратить их, находясь в добром здравии,- произнес  Римо.-
Непременно в добром здравии!
  Уже на борту самолета Римо прочел в местной газете полный отчет об ог-
раблении. Блестящее, дерзкое, безупречно исполненное и отлично подготов-
ленное. Газета сообщала, что двое мужчин, один из которых был ранен, од-
новременно ограбили казино двух крупнейших отелей. Считалось, что  похи-
щено два с половиной миллиона наличными.
  Римо предстояло проверить точность подсчетов, как только его рыба при-
будет в Майами, что должно было произойти  всего  через  час  после  его
собственного приземления. Впрочем, он сомневался, что сумма  будет  нас-
только велика. Вероятно, работники  отеля,  пользуясь  случаем,  стянули
кое-что сами. А может, это поживились полицейские. Такое часто случается
при крупных ограблениях. Римо вдруг охватило негодование оттого,  что  в
мире так много мошенников.
  Уверенный в своей правоте и весьма довольный собой, он  занялся  "Нью-
Йорк таймс". Там не было ни слова об ограблении. Оно  произошло  слишком
поздно, чтобы попасть в утренний выпуск, который доставлялся в  Сан-Хуан
самолетом.
  Где-то на последней  странице  газеты  красовался  портрет  сногсшиба-
тельной блондинки в вечернем платье. Подпись  под  фотографией  гласила,
что это гений Мэдисон-авеню, Дороти Уокер из фирмы  "Уокер,  Хэндлман  и
Дейзер". В посвященной ей статье говорилось, что ее фирма еще ни разу не
подводила клиентов и умеет как следует преподнести и продать  любой  то-
вар. Римо вгляделся в лицо на фотографии. Элегантная, ухоженная,  видно,
что настоящий профессионал. А еще чувствовалось, что за спиной у нее мо-
щная поддержка.
  Итак, решено. "Уокер, Хэндлман и Дейзер", которые всегда на высоте,  и
возьмутся за ведение кампании по выборам в мэры предложенного Римо  кан-
дидата. Оставалось только найти кандидата в мэры, но это было совсем  не
сложно для человека, который, как говорилось в  заметке  об  ограблении,
был "блестящим, дерзким и талантливым организатором".
  - Блестящий,- пробормотал он про себя, перечитывая статью об  ограбле-
нии. Может, если бы КЮРЕ руководил он, а не Смит, такого прокола с утеч-
кой информации, как в Майами-Бич, никогда бы не произошло. Ну ничего, он
устранит утечку и выручит Смита из беды, а потом даст ему несколько  ре-
комендаций, как лучше хранить государственную тайну.
  Зря Чиун советовал Римо разграничивать то, что в его силах, и то,  что
выходит за пределы его возможностей. Он был  неправ,  ограничивая  сферу
своей деятельности тем, что делали его деды и прадеды.  Таков  восточный
тип мышления. Но Римо - американец, он знает, что всегда существуют  но-
вые горизонты, особенно для талантливых и дерзких людей. А как Чиун опа-
сается за тех, кто считает себя выдающимися личностями!
  - Сын мой, как только ты начинаешь считать себя выдающимся человеком,-
говаривал он,- ты приходишь к глупости, ибо сразу же отключаешь  центры,
которые предупреждают тебя о твоих уязвимых местах. А тот, кто не знает,
в чем его слабость, не способен накормить младенцев Синанджу.


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  Ураган "Меган" прошел, и Майами-Бич  вновь  засиял  своей  тропической
красотой. Мастер Синанджу сидел на балконе, греясь  в  лучах  заходящего
солнца, и размышлял о трагедии человека, который, являясь  учеником  Си-
нанджу, позволил себе снизойти до политики. Размышления его были  малоп-
риятными.
  За всю жизнь у Чиуна было двое учеников. Один оказался ни  на  что  не
годным, хотя был корейцем, родственником  и  жителем  деревни  Синанджу.
Второй же приятно удивил Мастера своими способностями и, хотя был белым,
к тому же американцем, с поразительной быстротой осваивал непростое уче-
ние Синанджу.
  И вот Чиун выучил его. Ему удалось сделать белого человека почти  дос-
тойным занять место Мастера Синанджу. С японцем такое едва  ли  было  бы
возможно. С белым же это было вообще немыслимо. Но  Чиун  совершил  это,
сумел научить белого человека, как использовать силы организма и  приро-
ды, сделал его способным прокормить деревню Синанджу, когда для нынешне-
го Мастера настанет время вернуть свое тело реке вечности.
  И вот теперь этот ученик собирается агитировать  толпу  голосовать  за
каких-то людей. Эта мысль повергла Чиуна в крайнее уныние - словно у не-
го на глазах прекрасный лебедь пытался  ползти  по  грязи,  как  червяк.
Необходимо объяснить это Римо, но тот умел  воздвигнуть  между  собой  и
Чиуном глухую стену непонимания.
  Размышления его прервал звонок в дверь. Мастер Синанджу  пошел  откры-
вать. Пришла миссис Этель Хиршберг с подругами, чтобы  вместе  скоротать
время.
  Чиуну нравились эти женщины, особенно миссис Хиршберг, которая так вы-
ручила его в аэропорту. Они умели понять человека в горе и скорби.  Зна-
ли, каково иметь детей, которые не ценят, что родители сделали для  них.
Любили дневные телесериалы - лучшие произведения искусства, какие создал
западный мир. И к тому же умели играть в маджонг.
  Если милые дамы и не подозревали,  что  находятся  в  обществе  самого
страшного убийцы всех времен и народов, так это вовсе не  от  недостатка
проницательности. Люди в состоянии понять лишь то, о чем знают, поэтому,
глядя на этого хрупкого старого человека с такими приятными чертами лица
и слушая его рассказы о младенцах Синанджу, они искренне верили, что  он
занимается сбором средств для поддержки сирот, поскольку сами  частенько
собирали деньги на благотворительные цели. Они не догадывались, что мла-
денцы Синанджу кормятся за счет убийств, совершаемых Мастером  за  соот-
ветствующий гонорар.
  Они так привязались к Чиуну, что, узнав накануне вечером о появлении в
здании гостиницы грабителя, тут же похватали кастрюли и горшки и  броси-
лись спасать старца, который, насколько им было известно,  в  это  время
прогуливался перед сном. К счастью, грабитель был найден мертвым в  лес-
тничном проеме. Полиция высказала предположение, что он был убит  ударом
кувалды в грудь, хотя кувалды поблизости обнаружить не удалось, а  коро-
нер в тесном кругу заметил, что для такого  удара  кувалда  должна  была
быть сброшена с высоты четырех миль. Впрочем, коронер не стал  оповещать
об этом широкое общественность, поскольку грабитель он и есть грабитель,
и слава Богу, что так или иначе удалось от него избавиться. Таково  было
мнение коронера.
  По мнению же милых дам, главное, что Чиун остался в  живых.  Это  было
для них большим облегчением.
  И вот они приготовили Чиуну сюрприз. Дело в том, что сын одной из  дам
написал сценарий самого популярного приключенческого телесериала в  этом
году. Чиуну, вероятно, будет в высшей степени приятно узнать, что в  нем
действуют герои восточного происхождения.
  - Это сериал как раз сейчас идет!- воскликнула миссис Хиршберг.
  Расположившись на широком диване между миссис Хиршберг и миссис  Леви,
Чиун терпеливо просмотрел первые кадры, где герой с  трудом  тащился  по
бескрайним пескам, но тут же подался вперед,  лишь  только  герой  начал
вспоминать детство, проведенное на Востоке, и пройденный им курс восточ-
ных единоборств.
  Чиун просидел так все время, пока шел сериал, чуть покачивая  головой,
но, едва кино закончилось, он пожелал дамам спокойной  ночи,  сославшись
на усталость.
  Когда пришел Римо, он все еще сидел на диване.
  - Сегодня вечером по телевизору шла очень  нехорошая  вещь,-  произнес
он, не успел Римо войти в комнату.
  - Да?
  - Да, очень-очень нехорошая вещь.
  - Неужели? Позволь узнать, что же это за вещь?
  - В фильме рассказывалось о жрецах Шаолина как о мудрых и хороших  лю-
дях,- сказал Чиун срывающимся от негодования голосом и посмотрел на  Ри-
мо, ища сочувствия.
  - Ну и что?- поинтересовался Римо.
  - Все Шаолины были ворами, которые скрывались от правосудия в монасты-
ре. А поскольку было лучше, чтобы они жили в монастыре, чем в  деревнях,
где они воровали цыплят, им разрешили поселиться там и маскироваться под
жрецов.
  - Ясно,- сказал Римо, хотя абсолютно ничего не понял.
  - Ничего тебе не ясно,- обиделся Чиун.- Это нехорошо - обманывать  лю-
дей, заставляя их думать хорошо о тех, о ком можно сказать  только  пло-
хое!
  - Но ведь это всего лишь фильм, сделанный специально для  того,  чтобы
выжать слезу,- объяснил Римо.
  - Ты лучше подумай о тех, кто будет им обманут!
  - В таком случае напиши письмо продюсеру и выскажи свои соображения.
  - Думаешь, это поможет?
  - Нет. Зато тебе будет спокойнее.
  - В таком случае я не стану этого делать. Я поступлю иначе.
  Римо пошел в душ, а выйдя, застал Чиуна сидящим  за  кухонным  столом,
перед чистым листом бумаги и с ручкой в руках.
  Он посмотрел на Римо.
  - Как имя того, кто распоряжается всем  вашим  телевидением?-  спросил
он.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  Конечно же, Уиллард Фарджер помнит Римо. Разве можно забыть  человека,
который так замечательно умеет брать интервью! Нет-нет, он вовсе не нер-
вничает, просто когда в округе Дейд весенняя жара, он всегда  обливается
потом. Да, именно так. Даже у себя дома, где  всюду  установлены  конди-
ционеры.
  - Это хорошо,- заметил Римо.- Человеку, который собирается стать новым
мэром в Майами-Бич, не мешает немного попотеть.
  Фарджер внимательно посмотрел на Римо, чтобы убедиться,  не  шутит  ли
тот, затем в течение некоторого времени обдумывал эту мысль; потом улыб-
нулся, поскольку идея была ему явно по душе, после чего покачал  головой
с грустной покорностью судьбе.
  - Возможно, когда-нибудь, но уж не в этом году.
  - Почему?- удивился Римо.
  - Слишком поздно. Выборы на следующей неделе.  Уже  поздно  выставлять
свою кандидатуру.
  - Что, никаких шансов?
  - Никаких. Я слишком поздно решился на этот шаг.- Он начал  потихоньку
расслабляться, поскольку с каждым новым мгновением росла его уверенность
в том, что Римо в данный момент не собирается топить его  в  болоте  или
втыкать ему в ухо шило.
  - А могли бы вы заменить, скажем... умершего кандидата?- холодно спро-
сил Римо, и Фарджер снова напрягся и выпрямился, словно аршин проглотил.
  - Нет. Я четвертый заместитель  помощника  председателя  избирательной
комиссии. Я знаю закон. Никаких шансов.
  Римо откинулся на диванчике и положил ноги на журнальный столик, обли-
цованный пластиковой плиткой.
  - Ладно, тогда так. Если вы не можете быть мэром, то  станете  руково-
дить избирательной кампанией. Итак, кого мы поддерживаем?
  Фарджер глубоко вздохнул и сказал:
  - Выслушайте меня, мистер Римо. Я поддерживал  мэра  Картрайта  с  тех
пор, как он впервые выставил свою кандидатуру, и не собираюсь ему  изме-
нять, особенно сейчас, когда он оказался под ударом, пав жертвой гнусных
посягательств федерального...
  - Может, вы хотите последовать за вашей машиной?- перебил его Римо.
  Фарджер покачал головой.
  - Хорошо. Значит, отныне вы руководите избирательной кампанией. Ну,  и
кто же будет нашим кандидатом? Конечно, за исключением Картрайта.
  - Но... ведь я потеряю работу!
  - В жизни бывают потери и посерьезнее.
  - И право на пенсионное обеспечение!
  - Ну, до этого еще надо дожить.
  - А моя семья? На что они будут жить?
  - Сколько вы получаете в год?
  - Пятнадцать тысяч,- промычал Фарджер.
  Римо достал из внушенного кармана пиджака две пачки банкнот  и  бросил
их на стол.
  - Здесь ваше жалованье за два года.  Итак,  кого  мы  поддерживаем  на
предстоящих выборах?
  Фарджер посмотрел на деньги, на Римо, потом снова на деньги. Мысль его
судорожно работала, так что от напряжения он даже прищурил глаза.
  - А Картрайта никак нельзя поддержать?
  - Нет,- отрезал Римо.- Нельзя допускать к этой должности человека, ко-
торый так бессовестно оклеветал  федеральное  правительство...  заставил
лгать такого честного, благородного человека, как вы. Кто  еще  баллоти-
руется?
  - В том-то все и дело,- ответил Фарджер.- Больше никого.
  - Послушайте,- возмутился Римо,- этот ваш Картрайт, он король или что?
Наверняка должен быть еще кто-нибудь!
  - Конечно, есть люди,- промямлил Фарджер, и в  голосе  его  прозвучала
неприязнь. Если бы в этот момент записать его голос на  пленку,  то  ему
навсегда пришлось бы расстаться с мечтой стать президентом.
  - Кто, например?
  - Некая миссис Эртл Мак-Баргл. Возглавляет организацию "Аборты - неме-
дленно!". Потом еще Глэдис Твиди из Общества борьбы против жестокого об-
ращения с животными - хочет превратить город в приют для бездомных кошек
и собак...
  - Нет уж,- перебил Римо.- Никаких женщин!
  Фарджер со вздохом пожал плечами.
  - Есть еще Мак Полани.
  - Ну?
  - Он уже в сорок седьмой раз выставляет свою кандидатуру  на  выборный
пост. В прошлый раз  баллотировался  на  пост  президента.  Каждый  раз,
проиграв, заявляет, что страна еще не созрела для него.
  - Чем он занимается?
  - Он ветеран, инвалид войны. Получает пенсию. А живет на лодке,  прис-
пособленной для жилья, чуть ниже по заливу.
  - Сколько ему лет?
  Фарджер пожал плечами.
  - Наверно, за пятьдесят.
  - Честный?
  - До того честный, что прямо тошнит. Когда он вернулся из  армии,  все
старались чем-то помочь ветеранам, и вот кому-то в  голову  пришла  идея
устроить его на государственную службу в округе.  Ну,  тут  известность,
газетная шумиха и все такое.
  - И что же?
  - Он уволился через три недели. Сказал, что не может целыми днями бить
баклуши. Насколько я помню, еще он заявил, что иначе и  быть  не  могло,
поскольку в окружной администрации никто не умеет работать  и  там  даже
понятия не имеют, чем занимаются. И все в таком духе.
  - Похоже, наш человек. Честный, заслуженный ветеран с большим  полити-
ческим опытом.
  - Недоделанный рифмоплет, который не наберет и тысячи голосов.
  - А сколько пароду предположительно примет участие в выборах?
  - Тысяч сорок или около того.
  - В таком случае нам требуется набрать всего лишь двадцать тысяч голо-
сов. Как, говорите, его зовут?
  - Мак Полани.
  - Ясно. Мак Полани. Мэр Полани. Мэр Мак Полани. Выбор народа.
  - Да о таком мечтает весь мир!- съязвил Фарджер.- Настоящий кретин.
  - Руководитель его избирательной кампании не должен так говорить,- на-
помнил Римо.- Какова его предвыборная платформа? На что мы  должны  сде-
лать особый упор, чтобы победить?- Он однажды слышал, как какой-то руко-
водитель избирательной кампании произносил нечто подобное.
  Фарджер осмелился улыбнуться - улыбка вышла змеиная.
  - Минуточку,- произнес он.- Вот, смотрите сами. Фарджер протянул  Римо
номер "Майами-Бич джорнал", открытый на нужной станице.
  Взяв газету, Римо прочел небольшой заголовок:  "Кандидат  призывает  к
приостановке кампании". Текст заметки гласил:
  "Мак Полани, выставивший свою кандидатуру на пост мэра, выборы которо-
го состоятся через неделю, призвал сегодня всех кандидатов приостановить
всю деятельность, связанную с избирательной кампанией.
  - Стоит прекрасная погода,- отметил он, сообщив,  что  это  будет  его
единственным заявлением для прессы.- Самое время заняться рыбалкой. Поэ-
тому приглашаю всех: кандидатов в мой плавучий дом, чтобы вместе порыба-
чить в заливе. Только так люди могут насладиться хорошей погодой,  а  уж
никак не слушая болтающих на каждом углу политиканов. (Женщины-кандидаты
могут пригласить подруг, мэр Картрайт может взять своего егеря.)
  При всех условиях солнце лучше любого политикана, а рыбная ловля неза-
менима для душевного спокойствия. Итак, что вы на это скажете, господа и
дамочки, не устремиться ли нам всем вместе  в  синие  волны  богоданного
океана?
  Остальные кандидаты от комментариев отказались".
  Римо положил газету на стол.
  - Это как раз то, что нам нужно,- сказал он.- Это первый из  всех  из-
вестных мне политиков, который держит руку на пульсе народной жизни.
  - Погодите,- продолжал упорствовать Фарджер.- Это еще не все. На прош-
лой неделе он призвал к роспуску полицейского  управления,  сказав,  что
если все дадут слово не совершать преступлений, то полиция будет  просто
не нужна. К тому же это позволит снизить налоги.
  - Неплохая идея,- заметил Римо.
  - Но прежде,- продолжал Фарджер, в душе которого  явно  нарастало  от-
чаяние,- он хочет отменить управление по уборке улиц. Если  его  изберут
мэром, заявил он, то члены городского совета будут по очереди ходить  по
городу и подбирать фантики от конфет.
  - Ясно: это человек с активной жизненной позицией,-  подытожил  Римо.-
Он хочет включиться в работу и честно противостоять  проблемам,  которые
стоят перед нами.
  - Нет!- крикнул Фарджер и сам испугался своего  крика.  Уже  тише,  он
произнес: - Нет, нет, нет! Если я свяжусь с ним, то окончательно погублю
собственную карьеру.
  - А если откажетесь, то погубите собственную жизнь. Итак, выбирайте.
  После секундной паузы Фарджер сказал:
  - Избирательной кампании понадобится штаб.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  Плавучий дом Мака Полани был привязан к старой шине,  закрепленной  на
хлипких мостках, которые были построены на маленькой заболоченной речуш-
ке, впадающей в залив.
  Будущий мэр Майами-Бич был одет в зеленые шорты  в  цветочек,  красную
майку в сеточку, черные кроссовки на босую ногу и ярко-зеленую  бейсбол-
ку. Когда подъехал Римо, он сидел на складном стульчике на палубе своего
жилища, нанизывая наживку на крючки.
  - Мистер Полани?- спросил Римо.
  - Вряд ли тебе это поможет, сынок,- бросил Полани, не поднимая головы.
  На вид Римо дал бы ему лет пятьдесят - пятьдесят три, но по  голосу  -
гораздо меньше.
  - Что мне вряд ли поможет?- поинтересовался он.
  - Я не назначу тебя министром обороны. Ни за что.  Честно  говоря,  не
думаю, что Майами-Бич вообще нужен министр обороны. Может, в  Лос-Андже-
лесе он бы и пригодился. Я хочу сказать, любой, кто хоть немного  знаком
с этим городом, знает, что они запросто могут ввязаться в войну. Но  Ма-
йами-Бич - никогда! Нет. Так что, сынок, шансов у тебя никаких.  Поэтому
иди своей дорогой.- И, словно желая подтвердить свои слова,  он  сильнее
нагнулся вперед, казалось полностью уйдя в свое занятие.
  - А как же мы будем противостоять возрастающей угрозе кубинского раке-
тного удара?- спросил Римо.- Они всего лишь в девяноста милях от  нас  и
нацелены нам в самое сердце.
  - Вот! Именно это я и имел в виду.- Тут Полани встал и впервые  взгля-
нул на Римо. Это был загорелый до черноты, высокий худой человек; от его
глаз разбегались веселые лучики, отчего глаза казались почти щелочками.-
Вы, милитаристы, все одинаковы. Одна бомба, две бомбы, четыре бомбы, во-
семь бомб... к чему мы так придем?
  - А если шестнадцать бомб?- предложил Римо.
  - Шестнадцать бомб, тридцать две бомбы, шестьдесят четыре  бомбы,  сто
двадцать восемь бомб, двести пятьдесят шесть  бомб,  пятьсот  двенадцать
бомб... сколько там будет после пятисот двенадцати?
  - Пятьсот тринадцать?
  Полани засмеялся, и глаза-щелочки закрылись совсем. Но он тут же широ-
ко раскрыл их.
  - Просто отлично!- сказал он.- А как насчет должности городского  каз-
начея?
  - Вообще-то мне больше бы понравилось быть  министром  обороны,  но  я
принимаю ваше предложение. Только если мне не придется мошенничать.
  - Я никогда от тебя не потребую ничего подобного!- воскликнул Полани.-
Только голосуй за меня. И время от времени улыбайся. Попомни мои  слова,
малыш, кубинская ракетная угроза рассосется сама собой, если  мы  только
дадим им такой шанс. Так всегда бывает с угрозами и кризисами. Если  хо-
чешь, чтобы угроза превратилась в реальность, а кризис обострился, попы-
тайся немедленно их решить. А если предоставить их самим  себе,  то  все
будет хорошо.
  - Вы так легко раздаете должности,- заметил Римо.
  - На этот счет можешь не сомневаться. Ты триста двадцать первый  чело-
век, которому я предлагаю должность казначея.- Из-под стоящего на палубе
ящика от кока-колы он извлек записную книжку.- Как тебя звать?  Надо  бы
записать твое имя.
  - Меня зовут Римо. Но как же так можно - обещать всем подряд одну и ту
же должность?
  - Запросто, малыш. Меня все равно не выберут.
  - Политики так не говорят!
  - Это я-то политик? Не смеши! Все, что я знаю о политике,- что  я  все
равно не смогу победить.
  - А почему?
  - Во-первых, меня никто не поддерживает. Ни один дурак не станет голо-
совать за старого рыбака. Во-вторых, у меня нет денег. В-третьих,  я  не
могу добыть денег, поскольку не желаю вступать в сделки с людьми, у  ко-
торых они есть. Вот почему я проиграю. Что и требовалось доказать.
  - А зачем же вы баллотируетесь?
  - Я считаю долгом каждого человека внести посильный вклад в дело  фор-
мирования органов управления.
  - Большинство выполняет сей долг путем голосования.
  - Все верно, малыш. Но я не голосую. По крайней мере, в нашем  городе.
Не за этих же негодяев голосовать! А раз я не хочу голосовать, значит, я
должен сделать что-то еще. Вот я и баллотируюсь. И проигрываю.
  Потрясенный этой безукоризненной логикой, Римо   на   какое-то   время
умолк. Наконец он спросил:
  - А как бы вы отнеслись к тому, чтобы все-таки победить?
  - Кого я должен буду пришить?
  - Никого,- ответил Римо.- Это по моей части. Вам же потребуется  всего
лишь быть предельно честным. Не наживаться за счет других,  не  вымогать
взятки за контракты, не идти на сделки с местными воротилами.
  - Черт побери, сынок, но это же проще простого! Я в жизни не делал ни-
чего подобного!
  - В таком случае вам следует всего лишь оставаться самим собой. Вы со-
гласны?
  Полани вновь опустился на складной стул.
  - Может, поднимешься на борт и расскажешь мне что к чему.
  Римо вспрыгнул на перила, легко соскочил на палубу и  уселся  на  ящик
из-под кока-колы рядом с Полани.
  - Так вот,- начал он.- Я считаю, что вы можете победить, и готов  вло-
жить в это деньги. Я же найму управляющего кампанией и весь  необходимый
персонал, а потом займусь рекламой в газетах и на телевидении.
  - А что я буду делать?- поинтересовался Полани.
  - Да что хотите. Можете немножко порыбачить. Если пожелаете, то приме-
те участие в кампании.- На мгновение задумавшись, Римо быстро добавил: -
Нет, пусть лучше этим займутся профессионалы. Посмотрим,  посоветуют  ли
они вам принимать участие в кампании или нет.
  - Хорошо, малыш. Теперь твой черед честно отвечать. Что ты-то с  этого
будешь иметь?
  - Сознание того, что помог очистить от скверны прекрасный город, поса-
див на должность мэра честного человека.
  - И все?
  - И все.
  - И никаких контактов на прокладку канализации?
  Римо покачал головой.
  - И не будешь строить школы из некачественного цемента?
  Римо снова покачал головой.
  - И не станешь указывать, кого назначить комиссаром полиции?
  - Даже кого назначить городским казначеем.
  - Хорошие ответы, сынок. Потому что если бы ты дал хоть один  утверди-
тельный ответ, то плавал бы сейчас в речке.
  - Я не умею плавать.
  -А я - играть в мяч.
  - Отлично. В таком случае, мы поняли друг друга.
  Полами отложил крючки, которые держал в натруженных мозолистых  руках,
и пристально посмотрел на Римо светло-голубыми глазами.
  - Если у тебя действительно такие деньжищи, то как это мэру  Картрайту
не удалось тебя подцепить? Он постоянно подстерегает богатую добычу вро-
де таких, как ты.
  - Я не могу быть союзником Картрайта,- ответил Римо.- После всего, что
он наплел насчет документов Лиги, после всех его дешевых нападок на  фе-
деральное правительство? Да ни за что!
  Полани прищурившись посмотрел на Римо, затем тыльной  стороной  ладони
вытер лоб.
  - Ты не похож на психа.
  - А я и не псих. Просто человек, который любит Америку.
  Полани вскочил на ноги и приложил шапку к сердцу, отдавая  гражданский
салют. И тут Римо увидел на корме американский флаг, какой можно за гро-
ши купить в любом магазине. Но едва у него мелькнула  мысль,  что  сцена
выглядит довольно смешно, как Полани крепкой рукой поднял его на ноги.
  - Отдай честь, мальчик. Это полезно для души.
  Приложив руку к сердцу, Римо встал рядом с Полани. Смогите на нас, ду-
мал он, двух самых безумных жителей Западного полушария. Один псих хочет
стать мэром, а другой собирается помочь ему исполнить это желание.
  Наконец Полани опустил руку, но шапку надевать явно не торопился.
  - Я вверяю тебе мою жизнь,- торжественно заявил он.- Говори,  что  мне
делать.
  - Отправляйтесь на рыбалку. Только не ловите жирную рыбу, я ее не люб-
лю. Позже я сам с вами свяжусь.
  - Сынок,- сказал Полани,- ты настоящий псих.
  - Точно. Это чистая правда. А сейчас нам надо выиграть  выборы.  И  не
забудьте - жирную рыбу не ловить.
  - А если сделать это девизом нашей кампания?
  - Боюсь, он не найдет понимания среди толпы. Но зато у меня есть идея,
в какое рекламное агентство обратиться. Пусть они сами придумают нам де-
виз.
  С этими словами Римо спрыгнул на мостки и направился к машине,  но  по
дороге обернулся.
  - Эй, Мак!- крикнул он.- Почему вы решили, что я хочу стать  министром
обороны?
  Полани уже снова трудился над своими крючками. Не поднимая головы,  он
крикнул:
  - Я видел, как ты вылезал из машины. Ты  похож  па  человека,  который
способен начать войну.- Он поднял глаза.- Я прав?
  - Скорее, я положу ей конец,- отозвался Римо.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  - "Уокер, Хэпдлман и Дейзер" слушает.
  - Кто там у вас главный?- поинтересовался Римо.
  - А о чем идет речь?- ответил женский голос за полторы тысячи миль  от
Флориды.
  - Речь идет о ста тысячах долларов за неделю  работы.-  Римо  полагал,
что это произведет впечатление на секретаршу.
  - Минуточку.
  Значит, он оказался прав.
  На мистера Хэндлмана, которому передала трубку  секретарша,  это  тоже
произвело впечатление. Равно как и на мистера Дейзера, которому  передал
трубку мистер Хэндлман. Они находились под таким впечатлением, что  обе-
щали немедленно отыскать Дороти.
  - Дороти?
  - Да. Дороти Уокер.
  Тут Римо вспомнил блондинку из "Нью-Йорк таймс".
  - Ну так бегите скорее к ней в кабинет и скажите, что на проводе  ждет
крупный клиент.
  - Извините, мистер... мистер... кажется, вы не назвали своего имени.
  - Вы правы, я действительно не назвал себя.
  - Она в отпуске.
  - Интересно, где?
  - В гостях у отца, в Майами-Бич.
  - Я как раз нахожусь в Майами-Бич,- сказал Римо.- Где можно ее найти?
  - Я попрошу ее вам позвонить,- сказал мистер Дейзер.
  - Только побыстрее.- И Римо дал Дейзеру свой телефон.- Меня зовут  Ри-
мо,- произнес он.
  Через десять минут раздался телефонный звонок.
  - Говорит Дороти Уокер,-  произнес   хорошо   поставленный   голос   с
манхэттанским выговором.
  - Я бы хотел, чтобы вы провели для меня кампанию.
  - Какую именно?
  - Политическую.
  - Извините, но мы не проводим политических кампаний.
  - Послушайте, речь идет о ста тысячах долларов за неделю.
  - Мистер Римо, я с удовольствием помогла бы вам, но мы не проводим по-
литических кампаний.
  - Вы можете рекламировать неработающие кондиционеры, бумажные полотен-
ца, которые скребут, как наждачная бумага, набитые опилками сигареты, но
не можете помочь выбрать мэра Майами-Бич?
  Наступила минутная пауза. Затем голос произнес:
  - Я не сказала: не можем, я сказала: не проводим. Кстати, кто ваш кан-
дидат?
  - Некий джентльмен по имени Мак Полани.- Вспомнив сухопарого рыбака на
самодельной лодке, Римо   добавил:    -    Обходительный,    благородный
джентльмен. Отмеченный наградами ветеран Второй мировой войны, известный
своей честностью, с богатым опытом политической деятельности. Просто ме-
чта для представителя службы связи с общественностью.
  - Звучит соблазнительно, мистер Римо. Позвольте мне  вам  перезвонить.
Впрочем, не хочу вас обнадеживать. Политические кампании - не  наш  про-
филь.
  - Думаю, за эту вы возьметесь,- доверительно проговорил Римо,- особен-
но если познакомитесь с нашим кандидатом. Увидеть его - значит полюбить.
  - Он политический деятель?
  - Да.
  - Звучит невероятно.
  - Он действительно невероятный человек.
  - Мне начинает казаться, что вы тоже. Вам почти удалось меня заинтере-
совать.
  - С нетерпением жду вашего звонка,- сказал Римо и повесил трубку.  За-
тем растянулся на диване в ожидании, когда Дороти Уокер снова позвонит.
  А она тем временем вышла из своей роскошной каюты и отправилась на па-
лубу, где ее отец, маршал Дворшански, грелся на солнышке.
  Она была уверена, что его заинтересует этот звонок, и не ошиблась.
  - Он предложил тебе сто тысяч долларов?
  - Да. Но я пока не дала ответа.
  Маршал хлопнул в ладоши, довольный.
  - Ты должна согласиться. Этот именно тот, кого мы ждем, и вот  он  сам
идет к нам в руки. Замечательно!- засмеялся  он.-  Просто  замечательно.
Соглашайся!
  - Но как я за это возьмусь? Всего неделя для предвыборной кампании!
  - Дорогуша, ты ведь веришь в силу рекламы и общественного мнения. Хотя
в данном случае имеет значение лишь мнение одного человека. И ты знаешь,
кто этот человек. Кампания, считай, закончена. Ничто уже не может  поме-
шать мэру Картрайту победить. Так что можешь делать  для  этого  мистера
Римо, что твоей душеньке угодно.
  - Но какой смысл браться за это, если он не представляет угрозы?
  - Потому что он враг, и всегда неплохо знать, что у противника на уме.
  Несколько минут спустя Дороти Уокер уже звонила Римо из своей каюты.
  - Мы приняли решение,- начала она.
  - Мы?- переспросил Римо.
  - Я решила, что фирме "Уокер, Хэндлмаи и Дейзер" пора  расширять  свою
деятельность и выходить в сферу политики. Мы проведем замечательную кам-
панию, на которой, кстати, проверим  наши  новые  разработки  в  области
средств массовой информации. В частности, идею о том, как донести  опти-
мальную информацию до максимального числа людей за...
  - ... максимальную оплату,- перебил Римо.- Мне кажется, мы неплохо по-
нимаем друг друга. Давайте продолжать в том же духе. Вы делаете все, что
необходимо, и хватит об этом.
  - Как вам угодно,- сказала Дороти Уокер н, поскольку ее страшно  заин-
тересовал противник отца, добавила:
  - Может быть, обсудим финансовые вопросы сегодня же. За ужином, напри-
мер.
  - О'кей,- согласился Римо.- Выберите ресторан, где у вас есть  кредит.
Кажется, вы должны хорошенько потчевать   нас,   богатых   эксцентричных
клиентов?
  - De rigeur,- ответила она.
  У Римо был богатый опыт в том, что касается газетных фотографий,  поэ-
тому он не ждал многого от Дороти Уокер. Он бы не удивился, если бы  она
оказалась похожей на какую-нибудь Машу Успенскую, только что  выпрыгнув-
шую с цыганской кибитки.
  Но он совсем не был готов к тому, что предстало его взору в  ресторане
гостиницы "Ритц", где он в ожидании встречи потягивал минеральную воду.
  Первой появилась Дороти Уокер, неотразимая загорелая блондинка  сорока
лет, которой на вид было не больше двадцати. За ней следовала ее двадца-
тилетняя копия - с таким видом, словно уже не меньше сорока лет  застав-
ляла мужчин страдать. Обе были одеты в похожие платья для коктейля.
  Пока они шли по залу, сидящие за столиками по очереди замолкали, а  по
учтивой предупредительности метрдотеля было ясно, что это весьма  важные
птицы.
  - Мистер Римо?- спросила дама постарше, приблизившись к его столику.
  Римо встал.
  - Мисс Уокер?
  - Миссис Уокер. А это моя дочь Тери.
  Официант помог им сесть, и Дороти произнесла:
  - Итак, что же вы хотите от нас, предлагая такую кучу денег?
  - Если я признаюсь, боюсь, вы позовете полицию.
  - Кто знает,- засмеялась она.- Кто знает!
  Дамы ели жареные устрицы, шипящие в растопленном масле, Римо  играл  с
кусочком сельдерея. За это время они с миссис Уокер обо  всем  договори-
лись. Сто тысяч за неделю работы, к тому же Римо оплачивает все дополни-
тельные расходы, включая место для рекламы в газетах,  эфирное  время  и
производственные издержки.
  - Я - могу попросить своего адвоката составить  контракт,-  предложила
миссис Уокер.
  - Достаточно скрепить нашу договоренность рукопожатием,-  ответил  Ри-
мо.- Я доверяю вам.
  - Я тоже вам доверяю, и хотя мы никогда прежде не занимались предвыбо-
рными кампаниями, я кое-что в  этом  смыслю,-  заметила  Дороти  Уокер.-
Только прошу - деньги вперед. Вдруг,  упаси  Бог,  ваш  кандидат  проиг-
рает... и откажется платить.
  - Это хороший стимул для того, чтобы твой кандидат  всегда  побеждал.-
Римо сунул руку во внутренний карман пиджака.-  Хотите  получить  деньги
сейчас?
  - Никакой спешки пет. Завтра меня бы вполне устроило.
  Дамы ели салат эскарноль с рокфором, Римо хрустел редиской.
  - Вами будет заниматься Тери. Из-за своего положения я не  могу  взять
это на себя официально. Но заполучить Тери - все  равно  что  заполучить
меня.- Ее глаза улыбались Римо. Интересно, имеет ли она  в  виду  только
деловые отношения, подумал он.- Вы меня понимаете?- добавила она.
  - Конечно,- ответил он.- Если мы победим, это будет считаться исключи-
тельно вашей заслугой, но вы не хотите, чтобы ваше имя связывали с  про-
валом.
  Миссис Уокер рассмеялась.
  - Вы правы. Кстати, я навела справки. У вашего мистера Полани  нет  ни
малейшего шанса на успех. В городе сумасшедших он был бы главный псих.
  - Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось... на  Мэдисон-
авеню,- сказал Римо.
  Дамы ели телятину "cordon bleu", Римо ограничился рисом. Миссис  Уокер
делала вид, будто ничего не замечает, а Тери заинтересовалась.
  - Почему только рис?- спросила она.
  - Дзэн,- объяснил Римо.
  - А-а-а,- протянула Тери.
  - Только в наши дела вы вмешиваться не будете,- сказала Дороти.- Иначе
мы отказываемся работать.
  - Другими словами, вы полностью берете на себя рекламу в газетах, рек-
ламные плакаты и ролики?
  Дороти кивнула.
  - Конечно,- согласился Римо.- Зачем бы я стал к вам  обращаться,  если
бы собирался делать все сам?
  - Вы не поверите, сколько клиентов не разделяют подобное мнение!
  Когда подали кофе, миссис Уокер вышла в дамскую комнату.
  Римо наблюдал, как Тери Уокер пьет кофе; когда она шевелилась, все мы-
шцы ее прекрасного загорелого тела приходили в движение.
  Она без умолку трещала об идеях  относительно  городского  управления,
характера Мака Полани и о чем-то еще, что она называла "контроль за про-
ведением данной кампании".
  - Это ваша первая кампания?- поинтересовался Римо.
  Она кивнула.
  - И моя тоже,- признался он.- Будем учиться вместе.
  Она допила кофе и спросила:
  - Кстати, а почему вы выбрали именно нас?
  - Кто-то мне сказал, что у вас и у вашей матушки роскошный бюст.  Я  и
выбрал вас - чтоб было, по крайней мере, приятно смотреть на своих  сот-
рудников.
  Тери Уокер расхохоталась, громко и от всей души.
  - Дедушка был бы от вас без ума,- произнесла она.

  Уиллард Фарджер снял в мотеле "Майа" шестикомнатный номер.  Он  назвал
это штабом кампании и посадил туда трех девиц,  которые  выглядели  так,
будто последнюю свою кампанию проводили в кордебалете Лас-Вегаса.
  - Это секретарши,- настойчиво объяснял Фарджер.- Ведь  кто  то  должен
печатать и отвечать на телефонные звонки.
  - Понятно,- сказал Римо.- Где же, в таком случае,  пишущие  машинки  и
телефоны?
  Фарджер щелкнул пальцами.
  - Я так и знал, что чего-то не хватает!
  Римо поманил Фарджера в одну из  дальних  комнат  и  закрыл  за  собой
дверь.
  - Садитесь,- прорычал он и толкнул Фарджера на стул.  Сам  он  сел  на
кровать к нему лицом.- Мне кажется, вы меня плохо понимаете,-  продолжал
он.- Я здесь, чтобы победить. Не просто быть в двух шагах от победы.  Не
просто красиво стартовать. Победить! У вас же, мне кажется, возникло же-
лание получить денежки - и в кусты.
  Слова Римо прозвучали как обвинение, и Фарджер счел нужным ответить на
него.
  - А вам не пришло в голову,- осторожно начал он, стараясь  не  раздра-
жать Римо,- что мы просто не можем победить.
  - Но почему? Все наперебой уверяют меня, что я не могу  победить.  Мо-
жет, кто-нибудь все-таки объяснит мне,- почему!
  - Потому что у нас нет ничего, что работало бы на нас. Нет денег, кан-
дидата, нет поддержки. У нас ничего нет.
  - А сколько денег вам надо на неделю кампании?
  - На буклеты, рекламные фильмы, потом еще расходы в день выборов, нап-
ример, автомобиль с громкоговорителем и все такое... Понадобится сто ты-
сяч,- подытожил Фарджер.
  - Отлично,- сказал тогда Римо.- Вот вам  двести  тысяч.  Наличными.  И
чтоб я больше не слышал, что нет того, не хватает другого  и  что,  мол,
будь побольше денег, все бы пошло иначе. Надеюсь, с двумястами  тысячами
в кармане вы сможете решить все ваши проблемы?
  Фарджер моргнул. Он уже прикидывал в уме, сколько денег от этой  зара-
нее проигранной кампании можно будет положить себе в карман. Что ж, это-
му научила его жизнь в большой политике. Прошла минута,  прежде  чем  он
смог сосредоточиться на чем-то другом.
  - Нам нужна реклама,- объявил он.- По радио, телевидению,  в  газетах;
нужны брошюры, опросы общественного мнения и т.п.
  - Все это уже есть. Я нанял лучшее  рекламное  агентство  в  мире.  Их
представитель будет здесь сегодня днем. Что еще?
  Фарджер вздохнул. Неплохие природные задатки боролись в нем с  благоп-
риобретенной жадностью. Но в конце концов положительные  качества  взяли
верх, и он решил сказать Римо всю правду, даже если тот тут  же  заберет
назад деньги и вообще свернет всю кампанию.
  - Да мы хоть на уши встанем - все равно не сможем  победить!  В  любой
избирательной кампании имеют значение только три вещи: кандидат,  канди-
дат и еще раз кандидат! А у нас его нет!
  - Чушь! Во всех кампаниях, какие я видел, имело  значение  лишь  одно:
деньги, деньги и еще раз деньги. А деньги у нас есть, и я  разрешаю  вам
тратить их на свое усмотрение. Главное - правильно их использовать.
  - Но общественное признание... респектабельность?
  - А откуда это берется у других политических деятелей? Подкупите газе-
тчиков, тележурналистов!
  - Но ведь нас никто не поддерживает!- упорствовал Фарджер.- Где народ-
ные массы? Рабочие? Где подписи общественных  организаций?  Ничего  нет!
Вы, я да эти три цыпочки. Да и то, если б не триста долларов  аванса,  и
духу бы их здесь не было! Я, кстати, не уверен, что сам Мак Полани с на-
ми,- он такой чокнутый, что на выборах может  проголосовать  за  другого
кандидата.
  - На этот счет можете быть спокойны,- заверил его Римо.- Мак не  голо-
сует.
  Фарджер застонал.
  - А какие народные массы нам нужны?- поинтересовался Римо.
  - Лидеры. Профсоюзы. Политики.
  - Дайте список!
  - Никакие разговоры с ними не помогут. Все они на стороне Картрайта.
  - Подготовьте список! Я умею быть очень убедительным.
  Римо остался в штабе, чтобы убедиться, что Фарджер решил  всерьез  за-
няться установкой телефонов, пишущих машинок и копировального оборудова-
ния.
  Час спустя, когда приехала Тери Уокер, Фарджер подготовил Римо  список
имен, отправил одну из своих девиц за Маком Полани, а  сам  уединился  с
Тери, чтобы обсудить ход кампании, до завершения которой оставалось все-
го шесть дней.


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  Маршал Дворшански смотрел, как перекатываются в стакане  кубики  льда,
повторяя мягкое покачивание яхты с боку на бок,  н  слушал  жалобы  мэра
Картрайта.
  - Фарджер ушел,- говорил мэр.- Неблагодарный ублюдок! И это после все-
го, что я для него сделал!
  - А что именно вы для него сделали?- поинтересовался  маршал,  поднося
стакан ко рту, отчего его плечи под лимонного  цвета  шелковой  рубашкой
взялись буграми мышц.
  - Что я сделал? Не выгнал этого жалкого тупицу! Долгие годы терпел его
в своей избирательной комиссии, вместо того чтобы выкинуть на улицу, как
он того заслуживал!
  - И делали это из чистого альтруизма?- продолжал расспрашивать маршал.
  - Можно сказать, что так,- ответил Картрайт.- Хотя он был мне  предан.
К тому же незаменим для черной работы.
  - Ага,- произнес Дворшански.- Значит, вы давали ему работу,  а  взамен
получали его преданность? Я бы сказал, честная сделка. А теперь он решил
разорвать контракт. Возможно, получил более заманчивое предложение.
  - Это верно. Но уйти к Маку Полани! Разве это серьезно?- Картрайт  по-
молчал, затем усмехнулся собственным мыслям.- Наверно, решил, что Полани
назначит его казначеем. Полани всем предлагает эту должность.
  - Он снова хмыкнул.- Мак Полани - кандидат на пост мэра.-  И  Картрайт
громко заржал, найдя эту мысль в высшей степени забавной.- Мак Полани  -
мэр.
  - Вы считаете его смешным?- спросил Дворшански.
  - Маршал, в политике есть старинное правило, и оно гласит: нельзя  по-
бить кого-то никем. Так вот, Мак Полани - никто.
  - Но он обратился в очень хорошее рекламное агентство,- мягко  заметил
маршал.
  Картрайт снова засмеялся.
  - Какой сумасшедший из Нью-Йорка согласился взяться за  кампанию  Мака
Полани?- фыркнул он.
  - Моя дочь,- заявил Дворшански.- У нее очень хорошее агентство. Возмо-
жно, даже лучшее в мире.
  Картрайт нашел этот довод достаточно веским, чтобы прекратить смех.
  - И вам лучше унять свое веселье,- продолжал Дворшански.-  Потому  что
дело принимает серьезный оборот.- Он отпил немного водки и  посмотрел  в
иллюминатор каюты, прежде чем снова заговорил.- Нам удалось уберечь  вас
от тюрьмы благодаря дымовой завесе. Чтобы ее установить, пришлось  изба-
виться от того идиота из банка,  и  вы,  насколько  я  помню,  тогда  не
смеялись. Я предупреждал, что правительство не будет сидеть сложа руки и
наблюдать,- их тайная организация попытается нанести ответный  удар.  Мы
сделали Фарджера козлом отпущения, и вы опять воздержались от смеха. Те-
перь им удалось запугать Фарджера, как до этого они запугали Московитца,
которого нам пришлось успокоить.- Одним глотком Дворшански  осушил  ста-
кан.- Фарджер мне больше не нужен, но он первая брешь в нашей защите.  И
если наши враги решили использовать мистера Полани в качестве инструмен-
та возмездия, то я искренне советовал бы  вам  прекратить  смеяться  над
ним, поскольку очень скоро может случиться, что он будет плясать на  ва-
шей могиле.
  Картрайт выглядел уязвленным, поэтому Дворшански поставил стакан, под-
нялся с места и похлопал мэра по плечу.
  - Ладно,- сказал он.- Не отчаивайтесь. Мы сумели внедрить нашего чело-
века к ним и можем гарантировать, что этот мистер Полани не  победит.  А
самим нам пока лучше затаиться и ждать, что предпримут наши враги.
  Картрайт взглянул на Дворшански и вновь надел маску важного политика.
  - Вы настоящий друг,- произнес он.- Вы даже не  представляете,  как  я
вам доверяю. Да, сэр, вы мой истинный друг.
  - Но гораздо важнее,- заметил Дворшански,- что я еще и  падежный  пар-
тнер, и вы сможете в этом убедиться, как только станете мэром. Я уверен,
вы не забудете обо мне, как и о том, что у  меня  в  руках  записи  Бул-
лингсворта.
  Картрайт принял обиженный вид.
  - Маршал, я не забуду вашей помощи. Даю вам честное слово.
  - Я знаю,- согласился Дворшански.- А сейчас, думаю, вам лучше заняться
собственной кампанией, а этого мистера Полани и его приятеля Римо предо-
ставить мне. Но не советую вам их недооценивать. Это верный путь к смер-
ти - и не только политической.


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

  В огромном, неправильной формы бассейне плавал кит-убийца, сначала ме-
дленно, потом все быстрее и быстрее; наконец, как  следует  разогнавшись
после четырех кругов, он выпрыгнул из воды и схватил зубастым ртом рези-
новую грушу, подвешенную под потолком.
  Груша издала писк. Какое-то мгновение звук висел в  воздухе,  а  потом
его заглушил громкий всплеск - кит всей тушей плюхнулся в воду.
  Он скользнул в глубь бассейна, а толпа загорелых  зрителей  взорвалась
рукоплесканиями; послышался детский смех. Чиун, сидевший с Римо в первом
ряду, сказал:
  - Варвары.
  - Что тебе не нравится на этот раз?- спросил Римо.
  - Почему вы, белые, считаете, что это хорошо - вот так взять животное,
создание природы, повязать ему на шею ленточку и заставить  нажимать  на
клаксон? Разве это остроумно?
  - А кому от этого плохо? Кажется, кит тоже не возражает.
  Чиун повернулся к нему, оказавшись боком к  бассейну,  где  теперь  на
спине у кита расположилась симпатичная блондинка.
  - Ты, как всегда, ошибаешься. От этого спектакля  плохо  киту,  потому
что он несвободен. И тебе тоже плохо, потому что  -  бессознательно,  не
подумав о последствиях,- ты лишил свободы живое существо. В тебе остает-
ся меньше человеческого, потому что ты больше не  чувствуешь  и  не  ду-
маешь, как положено человеку. И еще - взгляни на этих детей -  чему  они
могут здесь научиться? Тому, что, когда вырастут, смогут сажать за реше-
тку невинных зверей? Варвары!
  - Варвары по сравнению с кем?
  - С теми, кто не вмешивается в порядок, установленный во вселенной,  с
теми, кто ценит радость свободной жизни.
  - Странно слышать гимн жизни от наемного убийцы.
  Чиун взорвался взволнованной тирадой на корейском, а потом изрек:
  - Смерть тоже часть жизни. Так было всегда. Но надо быть белым,  чтобы
изобрести нечто похуже смерти - клетку.
  - В Синанджу разве нет зоопарков?
  - Есть. Мы держим там китайцев и белых людей.
  - Хорошо, забудем об этом. Просто я решил, что  тебе  будет  интересно
посмотреть аквариум. Это самый известный аквариум в мире.
  - А можно после обеда посетить Черную пещеру Калькутты?
  - Если это улучшит твое расположение духа.
  - Мастер Синанджу несет свет всюду, куда ступает его нога.
  - Верно, Чиун, верно.
  Римо удивило дурное наслоение Чиуна. С тех пор, как они приехали в Ма-
йами-Бич, старик был очень доволен жизнью. Он обсуждал с богатыми еврей-
скими дамами недостойное поведение детей. Сын миссис Голдберг, возмущен-
но поведал он Римо, вот уже три года не навещал мать. А сын миссис  Хир-
шберг ей даже не звонит. У миссис Кантровитц целых три сына, все  врачи,
но когда ее кот простудился, ни один из них не взялся его  лечить,  хотя
она и предложила им деньги, чтобы не быть для них обузой.
  Сын миссис Милстейн был сценаристом, и Чиун не уставал восхищаться,  с
каким достоинством она переносит выпавший на ее долю позор -  иметь  от-
прыска, который пишет комедии о китайцах. Она делает вид,  что  даже  не
подозревает об этом бесчестье, говорил Чиун, и ходит с  высоко  поднятой
головой. Замечательная женщина.
  Со своей стороны Чиун, очевидно, тоже рассказывал о собственном  сыне,
который отказывался носить его багаж и каждым своим шагом  компрометиро-
вал отца. О том, что именно он говорил, Римо мог  лишь  догадываться  по
неодобрительным взглядам пожилых дам. Еще Чиун говорил о  своем  желании
вернуться в родную страну и посмотреть на деревню, где родился. Он бы  с
удовольствием вышел на пенсию, но пока не  был  уверен,  что  сын  может
стать достойным продолжателем его дела. Ваш сын, мой  сын,  ее  сын,  их
сын. Чиун беседовал с дамами. Если у кого-то из них и были дочери, о них
речи не шло.
  Всего за несколько дней Чиун перезнакомился с половиной всех еврейских
мамаш в Майами-Бич. Казалось, он всем доволен, и Римо решил, что посеще-
ние аквариума тоже доставит ему удовольствие. Он никак не ожидал  такого
фиаско.
  Римо пожал плечами, потом вынул из кармана рубашки желтый листок и еще
раз сверился с ним.
  - Идем. Тот, кто нам нужен, работает в акульем питомнике.
  Акулий питомник представлял собой неглубокий овальный бассейн в полми-
ли длиной. В нескольких местах узкая лента бассейна расширялась, образуя
глубокие бухты и скалистые заливы. Бассейн  был  огорожен  металлическим
барьером, перегнувшись через который зрители могли смотреть на  акул.  В
бассейне плавали сотни этих хищников, разных видов, форм и  размеров.  С
маниакальной целеустремленностью, не обращая внимания на  широкие  прос-
транства и игнорируя глубокие заливы, акулы все плавали кругами, проходя
одну милю за другой в бесконечном поиске жертвы.
  Свое непрестанное движение акулы прерывали лишь на время еды.  Рыба  и
куски окровавленного мяса приводили их в неистовство;  вода  в  бассейне
кипела и пенилась, когда они  пытались  урвать  себе  кусок,  причем  не
только при помощи челюстей и зубов, но, подобно баскетболисту,  охотяще-
муся за мячом, извиваясь всем телом - с хитростью и мастерством.
  Первым в списке Римо значился Дамиано  Меола,  глава  профсоюза  госу-
дарственных служащих округа. Он и две тысячи членов его союза уже подде-
ржали выдвижение Картрайта на пост мэра.
  Римо с Чиуном обнаружили его в тени навеса на другой стороне бассейна,
в небольшом загоне, отгороженном от зрителей запертыми  воротами.  Меола
оказался крупным мужчиной - его плотное тело так и выпирало  из  голубой
униформы. Он стоял у барьера, огораживающего бассейн, и кидал акулам до-
хлых рыб из стоящих у его ног глубоких корзин, со смехом глядя, как  на-
чинала пениться вода у него под ногами.
  Бросая еду своим питомцам, он разговаривал сам с собой.
  - Ну, давай хватай ее. Правильно, дорогуша. Отними у него. Только  бе-
регись Мако. Осторожно. И не давай этой мамаше его ухватить!  Осторожно.
Ну, в чем дело? Ах, проголодался? Так поголодай еще, паршивый  ублюдок!-
Он наклонился к корзине за очередной рыбой, но  остановился,  увидев  за
собой ноги Чиуна и Римо. Он быстро обернулся - на его  широком,  плоском
лице застыло злобное выражение.- Эй, в чем дело? Эта часть бассейна зак-
рыта для публики. А ну, давайте валите отсюда!
  - Мистер Меола?- вежливо осведомился Римо.
  - Он самый. Чего надо?
  - Мы пришли потолковать с вами.
  - Ну?
  - Мы представляем мистера Мака Полани.
  - Ну?
  - Мы бы хотели, чтобы вы поддержали его.
  Меола рассмеялся им в лицо.
  - Мака Полани?- фыркнул он.- Ха! Не смешите меня!
  Римо спокойно ждал, пока он кончит смеяться; Чиун стоял, спрятав  руки
в широкие рукава тонкого желтого кимоно и воздев очи горе.  Когда  Меола
наконец отсмеялся, Римо сказал:
  - Мы не шутим.
  - Для серьезных людей вы говорите смешные вещи. Мак Полани! А ну, уби-
райтесь отсюда! Да поскорей!- Он отвернулся, взял за хвост рыбу и поднял
над водой.
  Тогда Римо встал справа, а Чиун слева от него.
  - Вас не затруднит объяснить, что вы имеете против Мака Полани?-  поп-
росил Римо.
  - Просто мои ребята уже подписались за Картрайта.
  - Но ваши ребята делают все по вашей указке. В таком случае почему  не
Мак Полани?
  - Потому что он идиот, вот почему.
  - Две тысячи,- сказал тогда Римо.
  Меола остановился и покачал головой. Потом бросил  рыбину  в  воду,  и
акулы набросились на нее.
  - Пять тысяч,- набавил Римо.
  Меола снова покачал головой.
  - Ваша цена?- спросил Римо.
  Меола вспомнил о шурине, биржевом брокере, который прокручивал на бир-
же весь пенсионный фонд профсоюза и делил выручку на двоих, и заявил:
  - Нет, ни за что, никогда. А теперь убирайтесь, потому  что  вы  начи-
наете мне надоедать.
  - Вы когда-нибудь видели человека, на которого нападала акула?-  спро-
сил Римо.
  - Глядите,- ответил Меола.- Они просто сходят с ума.- Меола  вынул  из
корзины очередную рыбину и одним движением ножа, висевшего  в  ножнах  у
него на боку, вспорол ей брюхо, затем бросил тушку с выпущенными кишками
в бассейн. Вода вспенилась от пришедших в неистовство акул.- Запах, дол-
жно быть, а может, что еще,- прокомментировал Меола.- Только стоит выпу-
стить рыбе кишки, и они делаются как бешеные.
  - Как вы думаете, сколько там сможет продержаться человек?
  Меола кинул вниз еще одну рыбину.
  - Человек, рукава и карманы которого набиты рыбой  со  вспоротым  брю-
хом?- добавил Римо.
  - Вы что, вздумали мне угрожать? Если так, то я позову полицию. Потому
что вы мне не нравитесь. Ты и твой косожопый корешок.- Меола открыл было
рот, собираясь что-то добавить, но не смог вымолвить  ни  слова,  потому
что Чиун запихнул ему в рот огромную рыбину. Меола попытался  вытолкнуть
ее языком, но Чиун забил ему рыбину глубже в глотку. Меола хотел поднять
руку, чтобы вытащить кляп, но Римо нажал ему на запястья, и руки у  него
отнялись.
  - Сейчас мы проверим вашу теорию,- сказал Римо  и  принялся  выпускать
кишки по очереди из всех рыб. Одна рыбина оказалась у Меолы в правом ка-
рмане штанов, а другая - в левом. Третью рыбу Римо сунул Меоле за  пазу-
ху, еще две - в рукава.
  Меола застонал и принялся отчаянно мотать головой с расширившимися  от
страха глазами. Затем он попытался бежать, но Римо легким движением руки
остановил его.
  Вдруг Меола почувствовал, как его медленно поднимают  за  воротник.  В
мгновение ока он оказался над бассейном. Взглянув вниз, он  увидел,  как
лоснящиеся серо-коричневые тела в поисках добычи бесшумно  чертят  круги
под водой. И тут раздался голос белого:
  - Мак Полани - удостоенный боевых наград ветеран с большим опытом  по-
литической борьбы. Он неподкупен. Это именно тот человек, который  нужен
городу в наше непростое время. Разве вы с этим не согласны?
  Меола не успел вовремя кивнуть и тут же почувствовал, как тело его на-
чало опускаться и в туфли набралась вода, потом его немного приподняли и
ноги опять оказались над водой.
  - Единственное, что нужно нашим законопослушным
  государственным служащим,- это достойная власть, которая  дала  бы  им
возможность честно трудиться  и  получать  заработанные  честным  трудом
деньги. Разве я неправ?
  На этот раз Меола кивнул и почувствовал, что в награду его подняли  на
несколько дюймов вверх.
  - Хорошенько подумав, вы как президент профсоюза госслужащих осознали,
что избрание Мака Полани явится важным шагом вперед для всего  населения
Майами-Бич. Я правильно цитирую ваше будущее заявление?
  Меола бешено закивал. Интересно, как долго этот парень сможет  держать
его над водой, прежде чем устанет рука и он, Меола, рухнет вниз?
  И Меола снова кивнул. Потом еще и еще. И почувствовал,  как  рука  без
малейшего усилия подняла его вверх, перенесла через перила  и  поставила
на землю. Белый парень извлек рыбу у него изо рта.
  - Я рад, что вы сумели взглянуть на проблему под новым углом  зрения,-
сказал он.- Маку Полани будет приятно видеть вас среди  своих  сторонни-
ков.- Римо достал из кармана подготовленную Фарджером пачку бумаг, затем
нашел среди них нужную и быстро пробежал ее глазами, кивнув  собственным
мыслям.- Подпишите здесь. Это документ о вашей поддержке. Желаете  озна-
комиться?
  Меола отрицательно покачал головой. Дар речи уже вернулся к  нему,  но
горло еще саднило.
  - Нет-нет,- поспешно произнес он.- Я все подпишу.
  - Отлично,- сказал тогда Римо, достал у Меолы из кармана  ручку,  снял
колпачок и протянул ему.- Подписывайте.
  Меола попытался было взять ручку, но не смог двинуть рукой.
  - Руки,- только и смог выдавить он.
  - Ах, да,- вспомнил Римо и правой рукой нажал Меоле на запястья - сна-
чала левое, потом правое. Руки тут же стали послушными и налились  преж-
ней силой.- А теперь подписывайте.- И Римо протянул ему документ.
  Меола подписал и вернул бумагу Римо. Тот взглянул на подпись,  свернул
листок и убрал в карман, а затем сунул ручку в нагрудный карман (формен-
ной рубашки Меолы и посмотрел президенту профсоюза прямо в глаза.
  - Все ясно,- проговорил он.- Знаю, о чем ты думаешь. Как только мы уй-
дем, ты собираешься вызвать полицию. Или отозвать заявление о поддержке,
сказав, что пошутил. Да, именно так ты думаешь. Только ты этого не  сде-
лаешь. Потому что иначе мы скормим тебя твоим любимцам. Так и  знай.  Мы
слов на ветер не бросаем. Чиун!
  Римо кивнул Чиуну, и старик, нагнувшись, взял одну из рыб. Меола  уви-
дел, как хрупкий азиат подбросил рыбу над головой, а  когда  она  начала
движение вниз, его ладони мелькнули, как лезвия ножей. Когда рыбина дос-
тигла земли, она оказалась разрезанной на три части.
  Меола посмотрел на рыбу, затем на старика - тот вновь спрятал  руки  в
широкие рукава кимоно.
  - Разделаем тебя, как эту рыбешку,- продолжал Римо.- А затем, кусок за
куском, скормим акулам.- Он положил руку Меоле на плечо,  и  только  тут
профсоюзный лидер заметил, какие широкие  у  него  запястья.-  Боишься?-
спросил Римо, Меола кивнул.- Это хорошо. Но еще лучше, если бы ты  испу-
гался до смерти.- Он убрал руку с плеча Меолы, достал из нагрудного кар-
мана какой-то желтый листок и заглянул в пего.-  Пойдем,  Чиун,-  позвал
он.- Нам надо еще кое-кого навестить.
  Они уже собрались уходить, как вдруг Римо остановился и вновь обратил-
ся к Меоле:
  - Я рад, что вы смогли изменить точку зрения. Успокойтесь, вы  сделали
для города лучшее, что только могли. Но если вы перейдете нам дорогу, от
вас и мокрого места не останется.- Римо отвернулся, обнял Чиуна за  пле-
чи, и они двинулись прочь. Меола услышал только, как он  сказал:  -  Ви-
дишь, Чиун, разумные политики всегда могут найти компромисс.
  Меола посмотрел им вслед, а затем опустил глаза па рыбу, так ловко ра-
зделанную Чиуном.
  "А чем плох Мак Полани?" - подумал он. В конце концов, это заслуженный
ветеран с большим опытом политической борьбы, он неподкупен,  и  у  него
есть некоторое количество преданных сторонников.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

  Лейтенант Честер Грабник председатель Ассоциации полицейских, был  че-
ловек честный.
  Все семнадцать лет службы в полиции он не облагал  данью  игроков,  не
оказывал покровительство дельцам  наркобизнеса,   не   был   замечен   в
зверствах и жестокостях.
  Он совершил лишь одну маленькую ошибку.
  - Когда вы были еще скромным патрульным, то имели обыкновение похищать
рапорты из отдела расследований и передавать их защите.
  Эту новость принес мужчина лет тридцати с суровым  лицом.  Попытавшись
придать лицу более мягкое выражение, мужчина сказал:
  - Вы же на захотите, чтобы столь блестящая карьера бесславно  закончи-
лась из-за юношеского недомыслия? Грабник замолчал, задумавшись. Наконец
он изрек:
  - Вы меня не за того приняли.
  - Почему же?- возразил посетитель.- У меня есть  данное  под  присягой
письменное признание адвоката.
  Честер Грабник, лучший друг адвоката, который каждую среду проводил  с
ним в кегельбане, удивленно спросил:
  - Неужели? Как же вам удалось его получить?
  - Очень просто,- ответил человек.- Я сломал ему руку.
  Не вступая в дальнейшие дискуссии, лейтенант Честер Грабник решил, что
избрание Мака Полани на пост мэра явится самым замечательным событием  в
жизни Майами-Бич и его верных, преданных соратников в синей форме.
  - А поддержат ли вас члены ассоциации?- спросил визитер.
  - Поддержат,- ответил Грабник, вполне  уверенный  в  себе.  Его  успех
строился на репутации честного, неподкупного человека. И пока не произо-
йдет ничего, что могло бы повредить подобной репутации, он мог заставить
полицейских поддержать любого угодного ему кандидата.
  - Отлично,- произнес посетитель.- Надеюсь, вы сдержите слово.
  Выйдя от Грабника, Римо сел за руль и сказал Чиуну:
  - Все в порядке, он наш. Уже двое. Неплохо для одного дня.
  - Я не понимаю,- отозвался Чиун.- Неужели какие-то люди станут голосо-
вать за твоего кандидата только потому, что им велит этот полисмен?
  - Считается, что так. Правило гласит: заполучи вожаков, а уж крестьяне
сами за ними пойдут.
  - Никогда нельзя ручаться за крестьян,- возразил Чиун.- На  то  они  и
крестьяне. Помню, однажды...
  Римо вздохнул: начинался еще один урок истории.


ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

  - Вот первые двое из вашего списка,- произнес  Римо,  бросая  на  стол
Фарджера подписанные документы.
  Тот взял бумаги, бегло их просмотрел, сверил подписи и с уважением по-
смотрел на Римо.
  - Как вам это удалось?- спросил он.
  - Просто мы прикинули вместе что к чему. Тери еще здесь?
  - Трудится как пчелка.- И Фарджер ткнул большим пальцем себе за спину.
  Тери Уокер сидела за большим столом, заваленным блокнотами,  бумагами,
различными набросками. Она подняла на лоб большие очки, в темной оправе,
делавшие ее похожей на сову, и улыбнулась Римо.
  - Я встречалась с кандидатом,- сообщила она.- Вы знаете, я  думаю,  мы
победим.
  - Такая уверенность всего лишь после одной встречи с  кандидатом!  Что
же он сказал?
  - Сказал, что у меня красивые уши.
  - Уши?
  - Уши. И еще сказал, что, если я соглашусь бежать с ним на его  лодке,
он готов навсегда уйти из политики и потратить остаток жизни на то, что-
бы осыпать меня зубаткой.
  - Поистине трогательно,- заметил Римо.- И это доказывает, что мы побе-
дим?
  - Видите ли, Римо, я поверила ему. Вот главная черта нашего  кандидата
- он умеет заставить верить себе. И он... милый. Пожалуй, это слово луч-
ше всего его характеризует. Наша реклама будет строиться именно на этом:
перед вами милый, хороший человек, которому можно  верить.  Исследования
показывают, что в политике избиратель как таковой, вне  деления  на  ма-
ленькие подгруппы по национальному или социально-экономическому  призна-
ку, так вот, средний избиратель хочет...
  - Вне всякого сомнения,- перебил Римо.- А когда пойдут рекламные роли-
ки и появится реклама в газетах?
  - Видите ли, у нас нет времени изобретать что-нибудь  необычное.  Мама
уже подготовила почву. Мы успеем снять только один ролик; он  выйдет  на
экран уже завтра. Исключительная сила воздействия! Первая реклама в  га-
зетах появится через день. Кстати, какой суммой мы располагаем?
  - Для начала я перечислю на их счет несколько  сот  тысяч.  Когда  эти
деньги будут потрачены, скажите мне.
  Она посмотрела на него удивленно, но одобрительно.
  - Если уж вы на что-то решаетесь, то идете до конца.
  - Готов на все ради честных правителей,- ответил Римо.
  - А это ваши деньги?- поинтересовалась Тери. Как-то уж слишком небреж-
но, отметил про себя Римо.
  - Естественно,- сказал он.- Кто бы согласился дать мне деньги, чтобы я
мог тратить их на Мака Полани? Только какой-нибудь сумасброд вроде само-
го Мака, но такие люди  обычно  небогаты,  а  если  все  же  располагают
деньгами, то тратят все без остатка на приюты для бездомных собак.
  - Есть здесь какой-то логический сбой, только не могу  сразу  уловить,
какой именно,- заметила Терн.
  - И не пытайтесь. Неужели вы думаете, что если бы я действовал  логич-
но, то стал бы финансировать кампанию Мака Полани? Кстати, где наш буду-
щий мэр?
  - Он отправился домой, чинить какие-то удочки к  предстоящим  на  сле-
дующей неделе ежегодным соревнованиям по ловле зубатки.
  - На следующей неделе? Надеюсь, это будет не в день выборов?
  - Думаю, что нет. А почему вас это беспокоит?
  - Если соревнования состоятся в день выборов, Мак  может  не  получить
даже собственного голоса.
  Она улыбнулась несколько покровительственно, словно могла  прочесть  в
душе Мака Полани то, что ускользало от ограниченного Римо, и вновь  пог-
рузилась в работу. Римо некоторое время наблюдал за ней, потом  ему  это
надоело, и он ушел.
  Фарджер по-прежнему сидел за столом, но вид у него был невеселый. Римо
не знал, то ли это из-за того, что кончился рабочий день так  называемых
секретарш, то ли из-за какой-то неприятности с грядущими выборами,  поэ-
тому он спросил, что произошло.
  - У нас беда,- объяснил Фарджер.- Газеты отказываются печатать  инфор-
мацию о том, кто нас поддерживает.
  - Почему?
  Фарджер потер пальцами, намекая на деньги.
  - По той же причине, по какой они напечатали всего одну сточку о  том,
что я включился в предвыборную кампанию Полани. Обо мне - в то время как
мои выступления прошли по первым полосам всех центральных газет!  А  все
этот политический обозреватель, Том Бернс. Он из  шайки  Картрайта.  Его
жена числится постовым на перекрестке, а он - дежурным в участке.
  - Числятся?
  - Да. Получают зарплату, но не ходят на службу.  Этот  ублюдок  сказал
мне, что документ о поддержке кандидата не является новостью. Словно за-
был, что когда на прошлой неделе те же люди  подписались  за  Картрайта,
эта новость была на первой полосе!- Он швырнул ручку на стол.-  Но  если
мы не сможем сделать это достоянием гласности, то кто за нами пойдет?
  - Мы опубликуем наши документы,- заявил Римо.
  Тома Бернса он нашел в коктейль-холле возле здания, где была  располо-
жена редакция "Майами-Бич диспэтч", крупнейшей и самой влиятельной газе-
ты в городе.
  Бернс оказался невысоким мужчиной с начавшими уже седеть волосами, ко-
торые он красил в черный цвет. За толстыми ошвами в роговой оправе скры-
вались неопределенного цвета глаза. На нем были брюки с манжетами и пид-
жак с обтрепанными рукавами. Хотя бар был переполнен, он сидел в  одино-
честве, и Римо, который неплохо знал  репортерскую  братию,  понял,  что
этот человек просто невыносим, иначе он был бы окружен искателями  попу-
лярности, тем более в самый разгар избирательной кампании.
  Это многое говорило о личности Бернса.
  Перед ним стоял бокал ликера со льдом. Пить тоже не умеет.
  Римо присел на стул слева от Бернса и вежливо спросил:
  - Мистер Бернс?
  - Да,- холодно и отчужденно ответил тот.
  - Меня зовут Харолд Смит. Я член специальной комиссии сената,  которая
расследует факты давления на прессу. Можете уделить мне пару минут?
  - Полагаю, что да,- лаконично ответил Бернс,  пытаясь  скрыть  радость
оттого, что кто-то хочет узнать его мнение относительно посягательств на
свобод прессы, о праве репортера скрывать источники информации и необхо-
димости защищать Первую Поправку. Но как можно сказать обо всем этом  за
пару минут?
  Но оказалось, что разговор занял значительно больше времени, хотя  го-
ворить ему так и не пришлось. Он только слушал, а  посетитель  рассказы-
вал, что сенат особенно интересуется случаями, когда политические деяте-
ли пытаются подкупить представителей прессы,  чтобы  обеспечить  благоп-
риятное для себя изложение событий.
  - Знаете ли вы, мистер Берне, что некоторые газетчики вместе с членами
семьи числятся в ведомостях на получение зарплаты, а между тем не выпол-
няют никакой работы?- Похоже, сама мысль об этом наполнила  ужасом  душу
Харолда Смита. Бернс узнал также, что этот мистер Смит пытается выйти на
след такого журналиста в Майами-Бич и собирается  вручить  ему  повестку
для дачи показаний на открытых сенатских слушаниях в Вашингтоне, а  воз-
можно, и выдвинуть обвинение против него.- Нет, мистер Бернс,  будет  не
так сложно его найти - достаточно прочитать местные газеты и понять, кто
из журналистов не дает объективную информацию о  политических  противни-
ках.
  Ах, мистеру Борису пора идти? Нужно написать несколько статей о появи-
вшихся недавно документах, отражающих общественную поддержку Мака  Пола-
ни? Значит, его девизом всегда было говорить все как есть?
  Что ж, это просто прекрасно, мистер Бернс. Побольше бы таких журналис-
тов, как вы,- таково было мнение мистера Харолда Смита. Он с нетерпением
ждет замечательных статей мистера Бернса о дальнейшем ходе кампании мис-
тера Мака Полани.
  Бернс ушел, не оставив бармену чаевых. Римо кинул на стоику пятидолла-
ровую бумажку. На этот раз ему удалось добиться  своего  за  минимальную
сумму.


ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

  На следующий день газета вышла с заголовками, информирующими о  первых
перебежчиках из лагеря Картрайта в стан Мака Полани. В статье за подпис-
ью Бернса говорилось, что выборы, еще недавно  обещавшие  стать  доказа-
тельством незаменимости нынешнего мэра, могут превратиться в  ожесточен-
ную схватку.
  В другой статье приводились слова Картрайта, вновь выступившего с  на-
падками на федеральное правительство, которое якобы пытается повлиять на
исход муниципальных выборов. Картрайт заявил, что вашингтонская админис-
трация выделила для поддержки его оппонентов "крупные суммы денег", что-
бы расправиться с ним, поскольку он не собирается плясать под дудку  Ва-
шингтона. С самого начала, сказал Картрайт,  когда  всплыло  пресловутое
дело с документами Лиги, центральные власти пытались диктовать населению
Майами-Бич, кого выбирать.
  Еще одна статья, помещенная на первой странице, была прислана  из  Ва-
шингтона. В ней говорилось о заявлении пресс-секретаря президента, кото-
рый сообщил, что ведется полномасштабное расследование фактов, связанных
с делом Лиги и отчет о нем ляжет на стол президенту, как только тот вер-
нется в Белый дом после встречи в верхах. Статья подбодрила Римо,-  зна-
чит, у него есть еще несколько дней, чтобы выручить КЮРЕ из беды.
  Он отложил газету и усмехнулся.
  - Мы победим,- сказал он Чиуну.
  Чиун, облаченный в синее кимоно для медитаций, медленно поднял глаза и
вопросительно взглянул на Римо.
  - Ты так полагаешь?- спросил он.
  - Да.
  - Тогда да поможет нам Бог, ибо это будет  означать,  что  сумасшедшие
захватили сумасшедший дом.
  - А что, собственно, тебя беспокоит?
  - Ты слишком мало разбираешься в политике, сын  мой,  чтобы  судить  о
том, что нас ждет впереди. Почему ты не понимаешь простой мудрости - нам
надо искать нового императора. Ты напоминаешь мне китайских  монахов  из
того ужасного телесериала, которые решили посвятить  себя  бескорыстному
труду на благо общества.
  - Ты же прекрасно знаешь, Чиун, я занялся  этим  делом,  чтобы  спасти
Смита и всю организацию, которая платит нам с тобой.
  - Я давно за тобой наблюдаю. Ты связался с  этим  мистером  Фарджером,
самым никчемным из людей, нанял какую-то мисс  Уокер,  которая  проходит
практику за твой счет. Вот что я тебе скажу: если уж ты должен этим  за-
ниматься, то почему бы тебе не обратиться к специалисту?
  - Потому что в этой стране никто ничего не смыслит в политике, а  спе-
циалисты - в особенности. Собственно, только поэтому все еще  существует
знаменитая "американская мечта". Дело в том, что сама система  настолько
идиотская, что у каждого психа есть шанс победить. Даже у Мака Полани. И
даже если помогать ему в этом буду только я.
  Чиун отвернулся.
  - Позвони доктору Смиту,- сказал он.
  - Зачем он мне нужен?
  - Не бойся, сын мой, ты умрешь не от самодовольства. Ибо,  безусловно,
прежде, чем этот день настанет, тебя погубит собственное невежество.
  - Держись меня, Чиун, не пропадешь,- сказал Римо.
  - Как ты посмотришь на то, чтобы стать городским казначеем?
  Но замечание Чиуна запало ему в душу. Римо ввязался в политику,  чтобы
вынудить людей Картрайта выйти на него, поскольку сам он не мог вступить
с Картрайтом в открытый бой. Но до сих пор ничего  не  произошло.  Никто
даже не пошевелился, и Римо поневоле задавал себе вопрос,  сумел  ли  он
вообще как-то повлиять на планы противника.
  Главным в списке на нынешний день у Римо был Ник Баззани, глава север-
ного избирательного округа Майами-Бич. Римо с Чиуном  обнаружили  его  в
клубе, уютно расположившемся в переулке под большим красно-белым  лозун-
гом, который гласил: "Картрайта - в мэры. Гражданская ассоциация  север-
ного округа, Ник Баззани, знаменосец".
  - По-твоему, что значит "знаменосец"?- спросил Римо Чиуна.
  - Наверное, он держит флаг во время ежегодного парада беспризорников,-
ответил тот, с неудовольствием оглядывая большой зал, где на  деревянных
стульях, попивая пиво и беседуя, расположились мужчины в футболках.
  - Чем могу быть полезен?- обратился один из них к Римо, с любопытством
разглядывая Чиуна.
  - Мне нужен Ник Баззани. Хочу его повидать.
  - Он сейчас занят. Надо договориться о встрече заранее,- сказал мужчи-
на, указывая пальцем на дверь, которая, очевидно, вела в дальние  комна-
ты.
  - Думаю, он нас примет,- бросил Римо, ведя Чиуна  за  собой  к  задней
двери.
  За дверью находился небольшой кабинет, где стоял стол, несколько стул-
ьев и тумбочка с цветным телевизором. В кабинете находились трое мужчин.
За столом, судя по всему, сидел сам Баззани. Он был толстый и  рыжий,  с
таким тупым выражением лица, какое бывает только у рыжих итальянцев.  На
вид ему было около сорока. Остальные двое были темноволосы и намного мо-
ложе, и чувствовалось, что они под большим впечатлением от того, что на-
ходятся рядом с Баззани, самым замечательным,  самым  важным  человеком,
которого им посчастливилось встретить.
  - Послушайте, это частная контора,- сказал один из мужчин.
  - Отлично, у меня как раз частное дело,- сказал Римо.- Баззани?- спро-
сил он, обращаясь к мужчине за столом.
  - Тсс,- произнес тот.- Сейчас начнется.
  Он уставился в телевизор. Римо с Чиуном тоже повернулись, чтобы посмо-
треть. Ведущий телеигры объявил рекламную паузу.
  - А теперь тихо все!- рявкнул Баззани.
  Показали рекламу мыла.
  - Следующая,- сказал Баззани.
  Реклама кончилась, экран на мгновение померк, а потом на нем  появился
огромный подсолнух с дыркой посередине. Несколько секунд экран  заполнял
только его кричащий желтый цвет, а затем в дырке появилась  голова  Мака
Полани.
  Римо вздрогнул.
  На минуту изображение Полани застыло, потом он открыл рот и начал петь
под аккомпанемент банджо.
  "Свет солнца приятней.
  Цветы нам милей.
  Наш город очистить
  Приди поскорей!"
  Дальше все продолжалось в том же духе и кончилось призывом:
  "Голосуйте за Полани!
  Сейчас и всегда".
  Когда подсолнух появился, Баззани хихикнул. Когда  выплыла  физиономия
Полани, он громко заржал, а к концу ролика по щекам Баззани градом кати-
лись слезы. Он с трудом перевел дыхание.
  Песенка кончилась, и поверх подсолнуха с головой Полани  появился  де-
виз:
  "Свет солнца приятней.
  Голосуйте за Полани".
  После этого возобновилась телеигра. Баззани все еще корчился от смеха,
но сквозь слезы и хохот он все же умудрился пропеть:
  "Голосуйте за Полани,
  он набитый дурак".
  И снова залился смехом, обращаясь к сидящим в комнате:
  - Нет, вы видели? Видели?
  Римо и Чиун молча стояли посредине комнаты и ждали.
  Прошла целая минута, прежде чем Баззани наконец успокоился и взял себя
в руки. Тогда он поднял глаза на посетителей и вытер  слезы,  блестевшие
на жирном, мясистом лице.
  - Чем могу быть полезен?- спросил он.
  - Многим,- сказал Римо.- Мы из штаба предвыборной кампании мистера По-
лани. Пришли просить вас о поддержке.
  Баззани хихикнул, словно поддерживая шутку. Римо молчал. Баззани смот-
рел на него, ожидая дальнейшего, но Римо продолжал молчать, и тогда Баз-
зани удивленно спросил:
  - Из какого штаба?
  - Из штаба Мака Полани. Будущего мэра Майами-Бич.
  Это заявление послужило поводом еще для нескольких минут буйного весе-
лья, к которому на этот раз присоединились и двое молодых людей.
  - Почему они смеются?- спросил Чиун.- Мистер Полани прав: свет  солнца
приятней.
  - Я знаю,- ответил Римо.- Однако есть люди, лишенные чувства правды  и
красоты.
  Казалось, Баззани уже не сможет остановиться.  Каждый  раз,  замолкая,
чтобы перевести дыхание, он выдавливал из себя: "Мак Полани",- и  вместе
со своими оруженосцами вновь начинал сотрясаться от хохота.
  Римо понял, что его нужно чем-то отвлечь. Он подошел к столу, на кото-
ром лежала газета, открытая на результатах скачек, стоял телефонный  ап-
парат и бюст Роберта Э. Ли.
  Подняв бюст левой рукой и положив правую сверху, Римо легким движением
открутил генералу Ли бронзовую голову. Баззани перестал смеяться и уста-
вился на него. А Римо положил нижнюю часть бюста на  стол  и  взялся  за
оторванную голову. Он принялся крутить ее в руках; его пальцы,  которые,
казалось, двигались каждый сам по себе,  делали  замысловатые  движения,
словно нажимая на невидимые клавиши. А потом он разжал ладони и  высыпал
на стол перед Баззани пригоршню бронзовой пыли.
  Баззани замолчал, и открыл рот, не в силах отвести глаз от кучки мета-
ллической пыли у себя на столе.
  - А теперь, когда припадок смеха окончен, поговорим о деле.  Я  насчет
того, чтобы вы поддержали Мака Полани,- сказал Римо.
  Баззани очнулся.
  - Альфред, Рокко,- скомандовал он,-  выставите  этих  двух  психов  за
дверь!
  - Чиун,- тихо сказал Римо, не оборачиваясь к молодым людям.
  Те двинулись на него. Он услышал позади себя  треск,  словно  ломались
доски, а потом два удара, когда два тела рухнули на пол.
  - Теперь, когда нам никто не может помешать,- продолжал Римо,-  объяс-
ните, почему вы поддержали Картрайта?
  - Он глава городка, а я всегда поддерживаю тех, кто у власти.- Голос у
Баззани был по-прежнему громкий и напористый, но теперь в нем звучало  и
нечто новое - страх.
  - Так же сначала рассуждали Меола и лейтенант Грабник,- сказал  Римо.-
Но они поняли свою ошибку. Теперь они поддерживают Полани.
  - Но я не могу,- заныл Баззани.- Члены моей организации...
  - Вы должны. И забудьте о членах организации. В конце концов, вы у них
лидер или нет?
  - Да, но...
  - Никаких "но",- перебил Римо.- Послушай, я тебе сейчас все растолкую.
Окажешь поддержку Полани - получишь пять тысяч и сохранишь жизнь.  Отка-
жешься и с твоей головой будет то же, что с головой Роберта Э. Ли.
  Баззани опустил глаза на горстку пыли на столе и вдруг взорвался:
  - Это неслыхано! В политике так дела не делают!
  - Именно так и делают. Я просто пропустил промежуточные шаги: не люблю
ходить вокруг да около. Ну, каков же твой ответ? Согласен поддержать По-
лани или хочешь, чтобы твой череп превратился в труху?
  Тут Баззани впервые решился заглянуть Римо в глаза и понял, что тот не
шутит. Трудно было поверить, что все это происходит не во сне, и впервые
в жизни он не знал, что предпринять. Он посмотрел на пол, туда, где  ле-
жали Рокко и Альфред.
  - Они живы,- сказал Римо,- по вполне могли быть и мертвыми. Ну  ладно,
твое время кончилось.- И он шагнул к столу.
  - Что я должен сделать?- со вздохом спросил Баззани.
  Прежде чем Рокко с Альфредом пришли в себя, Римо  уже  успел  получить
подпись Баззани под документом о поддержке Мака Полани, а Баззани  поло-
жил в карман честно заработанные пять тысяч.
  - Честная сделка выгодна всем,- прокомментировал Римо.- И еще одно.
  Баззани поднял глаза.
  - Откуда вы узнали, что пойдет ролик с нашей рекламой?
  - У нас есть расписание всех его показов.
  - Откуда?
  - Из штаба Картрайта.
  - О'кей,- сказал Римо, чуть улыбнувшись.- Только не надо  нам  мешать.
Мистер Полани рад видеть вас в числе своих друзей.- Он повернулся, пере-
шагнул через тела Рокко и Альфреда, и они с Чиуном, пройдя через главный
зал, вышли на улицу.
  Несмотря на некоторое беспокойство, он был доволен. У Баззани  имелось
расписание рекламы Полани, и получил он его из штаба Картрайта.  Значит,
у них есть утечка информации, и это являлось причиной для  беспокойства.
Но это же его и радовало, так как означало, что  люди  Картрайта  начали
шевелиться. Медленно, да, пока еще очень медленно, но они  уже  пытались
выйти на Римо.
  Его мысли прервал голос Чиуна. Римо обернулся. Чиун тихонько напевал:
  "Свет солнца приятней.
  Цветы нам милей".


ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

  - Видели нашу рекламу?- Уиллард Фарджер выглядел огорченным. Он  сидел
за столом в главной комнате штаба и смотрел на трех своих цыпочек, кото-
рые, казалось, были заняты лишь тем, что отращивали себе ногти.
  - Да,- ответил Римо.- И как вам?
  - Это ужасно,- проговорил Фарджер.- Кто станет голосовать за человека,
голова которого выглядывает из подсолнуха?
  - История полна примеров, когда избиратели голосовали за людей с голо-
вой, торчащей из задницы. Об этом не беспокойтесь. Тут все  продумано  и
просчитано на Мэдисон-авеню. Они ведь не станут нас обманывать?
  Они с Фарджером оба знали ответ на этот вопрос, и потому Римо  загово-
рил о другом:
  - Конечно, не мне вас учить, но вам не кажется,  что  в  штабе  должны
быть и другие люди, кроме вас и вашего гарема? Я хочу сказать, тут  дол-
жны толпиться избиратели,  готовые  умереть  или  убить  кого-нибудь  за
своего кандидата.
  Фарджер пожал плечами.
  - Конечно, должны. Только где я их возьму?
  - Я считал, что они сами придут, как только мы получим подписи  Меолы,
Грабника н Ника Баззани.
  - Этого недостаточно. Люди придут только тогда, когда мы докажем,  что
наш кандидат может победить. Это  наподобие  земледелия:  нужны  семена,
прежде чем получить урожай. Семена - это первые, кто нас  поддержит.  Их
просто необходимо иметь, чтобы пришли настоящие активисты.
  - Семена?- переспросил Римо.
  - Точно,- ответил Фарджер.
  - Интересно. А как заполучить этих первых людей? Эти семена?
  - Обычно их приводит сам кандидат. Его друзья, домочадцы. С них  начи-
нается вся кампания. А у нашего даже этого нет. Что  он  собирается  де-
лать: посадить в штабе своих зубаток?
  - Ерунда какая-то получается,- произнес Римо.- Мы не сможем  победить,
пока не заручимся поддержкой людей. Но мы не можем получить  их  поддер-
жку, пока не докажем, что можем победить. Какой-то порочный круг. А  как
насчет рекламы - она может помочь?
  Фарджер покачал головой.
  - Такая - нет.
  - А статьи и реклама в газетах?
  - Может - отчасти. Но на таких крохах кампании не построишь.
  - Ладно,- подытожил Римо.- Мне все ясно.
  - Что?
  - Люди. Нам нужны люди, и мы их наймем.
  - Наймете? Где вы собираетесь нанять людей для кампании?
  - Не знаю. Надо подумать. Но это единственный выход - нанять.
  - Гм,- задумался Фарджер и наконец произнес: -Пожалуй, не  так  глупо.
Не так глупо.
  Он замолчал, потому что из своего кабинета вышла  Тери  Уокер.  Увидев
Римо, она, улыбаясь, направилась к ним.
  - Видели рекламу?- спросила она.
  - Конечно.
  - Ну и?..
  - Настолько впечатляет, что глава избирателей одного из районов,  под-
держивающих Картрайта, так и подпрыгнул на месте. Никогда не видел, что-
бы реклама обладала такой силой воздействия.
  - Вы просто читаете мои мысли,- сказала Тери.-  В  следующие  два  дня
весь город узнает Мака Полани.
  - А что думает по этому поводу ваша матушка?-поинтересовался Римо.
  - Я бы с удовольствием приписала все заслуги себе, но, честно  говоря,
это она подала мне идею. Насчет подсолнуха.
  - А песенка?
  - Это наш кандидат. Он сам ее сочинил. Такой милый,  он  действительно
верит в то, о чем поет.
  - Я тоже,- согласился Римо.- Свет солнца приятней. Кстати, мы тут  об-
суждали проблемы рабочей силы. Думаем нанять персонал для ведения  пред-
выборной агитации.
  - Похоже, неплохая идея,- заметила Тери.
  А Фарджер произнес:
  - Самой большой проблемой для нас  будет  дежурство  на  избирательных
участках в день выборов. Если мы не поставим наших людей на всех избира-
тельных участках, Картрайт нас побьет. Он просто подтасует результаты.
  Римо глубокомысленно кивнул, хотя и не понимал, как можно  подтасовать
результаты в век машин для подсчета голосов.
  - А сколько народу вам потребуется?- спросил он.
  - Не меньше двухсот человек.
  - Двести человек по три сотни в неделю - шестьдесят тысяч,-  подсчитал
Римо.
  - Да, понадобится много капусты.
  - Деньги есть, на этот счет можете не беспокоиться. Единственная труд-
ность - найти столько людей в такие сжатые сроки.
  Оставив Фарджера решать эту проблему, Римо уединился с Тери в ее каби-
нете, где она показала ему наброски газетной рекламы, которая должна бы-
ла пойти со следующего дня. Она изображала голову Мака Полани  в  центре
подсолнуха и короткую подпись:
  "Свет солнца приятней.
  Голосуйте за Полани".
  - А как насчет предвыборных обещаний? Налоги, преступность,  загрязне-
ние окружающей среды?
  Она покачала головой, встряхнув длинными белокурыми волосами.
  - Это не годится.
  - Почему?
  - А вы знаете, за что он выступает? Взять хотя  бы  парковку.  Я  спе-
циально спрашивала его на этот счет. Он сказал, что  все  очень  просто.
Надо ликвидировать все счетчики оплачиваемого времени и установить вмес-
то них пункты проката роликовых коньков. Это, видите ли, прекратит кражу
денег из счетчиков, акты вандализма по отношению к ним,  а  также  решит
транспортную проблему, потому что, вылезая из машины, люди смогут  сразу
вставать на роликовые коньки. А насчет загрязнения атмосферы знаете  что
он сказал?
  - Что?- без особого интереса спросил Римо.
  - Надо дышать по системе дзэн. Загрязнение атмосферы, заявил он,-  это
всего лишь проблема дыхания. А если дышать по  системе  дзэн,  то  можно
значительно сократить количество вдохов в минуту,  вполовину,  например.
Таким образом проблема загрязнения атмосферы будет наполовину решена без
каких-либо затрат со стороны налогоплательщиков. И еще он высказался  по
поводу преступности. Хотите узнать его взгляды на законность и порядок?
  - Честно говоря, нет. Оставьте "Свет солнца приятней".
  - Мне это посоветовала мама. И дедушка тоже. Уж они-то знают, что  де-
лают.
  Сделав вид, что не заметил оскорбления, Римо с приятной улыбкой кивнул
и вышел, но в лифте к нему верну-лось плохое  настроение.  Впрочем,  оно
быстро улетучилось, когда он услышал, как лифтер мурлычет себе  под  нос
мотив песенки "Свет солнца приятней".
  Чиун сразу почувствовал, что Римо обеспокоен.
  - Что тебя тревожит?- спросил он.
  - Для проведения избирательной кампании мне нужно двести человек.
  - И у тебя нет столько знакомых?
  - Нет.
  - И ты не знаешь, где найти такое количество незнакомых людей?
  - Да.
  - А нельзя ли дать маленькое объявление в этих ваших газетах?
  - Фарджер говорит, что нельзя, иначе всем станет ясно, что у  нас  нет
активистов для ведения кампании.
  - Это действительно проблема.
  - Да,- согласился Римо.
  - Но ты все равно не станешь звонить доктору Смиту?
  - Нет. Я все сделаю сам. Этой победой он будет полностью обязан мне.
  Чиун отвернулся, качая головой.
  На следующий день проблема приобрела новый аспект.
  На первой полосе "Майами-Бич  диспэтч"  мэр  Картрайт  обрушивался  на
таинственные силы, стоящие за спиной оппозиции, с обвинениями в том, что
его политические противники  собираются  прибегнуть  к  помощи  "наемных
убийц, чтобы дестабилизировать жизнь в городе".
  Римо скомкал газету и в гневе отбросил ее. Вот еще одно доказательство
утечки информации из лагеря Полани в лагерь Картрайта. Но  на  этот  раз
Римо знал, откуда она идет.
  Фарджер так и не смог вести честную игру, у него не  хватило  мужества
навсегда порвать со своими прежними покровителями,  и  он  стал  двойным
агентом, получая деньги от Римо и информируя Картрайта о всех  действиях
Полани.
  Довольно, подумал Римо. Фарджер заплатит за все.
  Но волею судеб Фарджеру удалось избежать мести Римо.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

  Доктор Харолд В. Смит в сотый раз за это утро  посмотрел  на  телефон,
затем встал и вышел из кабинета.
  Не обращая внимания на личного секретаря, на помощника по  администра-
тивным вопросам и целую кучу всяческих референтов, он миновал их кабине-
ты, затем прошел через большой зал со столами, разделенными перегородка-
ми, и через боковую дверь вышел из главного  здания.  Многие  сотрудники
провожали его фигуру удивленными взглядами. Они никогда не видели дирек-
тора вне стен кабинета, разве что за обедом. Когда они  утром  приходили
на работу, он уже сидел за своим столом; там он чаще всего и  обедал,  а
потом засиживался на работе заполночь. К этому  времени  все  сотрудники
Гражданской службы, которые проводили исследования в области медицины  и
образования, служившие крышей для Фолкрофта, расходились по домам. Неко-
торые даже считали, что доктор Смит проводит на  работе  круглые  сутки.
Поэтому его уход произвел ошеломляющее впечатление на многих.
  Смит действительно редко покидал кабинет, и на то были две веские при-
чины. Во-первых, он был старательный работник. Работа была для него всем
- женой, любовницей, увлечением. Работа была для него жизнью. Во-вторых,
он не любил находиться вдали от телефона, потому что по  телефону  узна-
вал, какие проблемы возникают перед КЮРЕ, н по тому же  самому  телефону
мог привести в движение весь огромный аппарат, который организация  соз-
дала за десять лет существования.
  Но теперь он не ждал, что телефон позвонит. Президент находился в Вене
на встрече в верхах и не вернется в течение нескольких дней. Это  давало
Смиту отсрочку исполнения приказа о роспуске КЮРЕ. Впрочем, ему не нужен
был четкий приказ. Как только он почувствовал бы,  что  КЮРЕ  невозможно
спасти, что завеса секретности, окружающая организацию,  стала  спадать,
что само существование организации вредит стране, он непременно начал бы
действовать. Отличительной чертой его характера являлось то, что  он  не
воспринимал свою готовность сделать это как  черту  характера.  Это  был
правильный образ действий. Следовательно, только так, в его  представле-
нии, мог поступить человек.
  Но теперь, когда роковой день неумолимо приближался, он  задавал  себе
вопрос: неужели он действительно распустит КЮРЕ и сам согласится бессла-
вно уйти? Раньше, когда это было лишь теоретической возможностью,  ответ
был ему абсолютно ясен. Но теперь,  когда  все  превратилось  в  суровую
реальность, он сомневался, хватит ли у него сил.
  Может, этого все же удастся избежать? Ведь еще оставался Римо.
  Смит знал, что Римо не позвонит. Он не любил звонить даже при  простых
заданиях, а сейчас, когда Смит сам разрешил ему не отчитываться по  пус-
тякам, Римо ни за что не станет напоминать о себе.
  Он не очень-то рассчитывал на то, что Римо удастся подавить скандал  с
Лигой в зародыше. В подобных делах Римо был как ребенок. Сейчас он  сту-
пил на самую зыбкую почву - почву политической жизни небольшого городка.
Маска секретности оказалась сорвана с КЮРЕ из-за политики -  потому  что
мэру Картрайту понадобилось приостановить  расследование  и  последующее
обвинение его администрации в злоупотреблениях. Тут требовалось  полити-
ческое решение, и из местных газет Смит знал, что Римо вступил в полити-
ческую борьбу под прикрытием человека по имени Полани.
  Стратегия была выбрана верно, но Римо был плохим тактиком. Политика  -
слишком хитрая штука для человека, когда-то служившего простым  полицей-
ским.
  Но что оставалось Смиту? Только ждать. Когда было  сказано  и  сделано
все возможное, сосчитаны и пересчитаны миллионы долларов и тысячи тайных
агентов, в КЮРЕ осталось лишь два сотрудника: Смит,  мозговой  центр,  и
Римо, его правая рука. Больше ничего. И никого.
  Смит вышел на пустынный пляж - море отступило, обнажив песок и отполи-
рованные водой камешки, перешивавшиеся золотом и серебром в лучах  учен-
ного солнца.
  Волны ласково плескались о берег, и Смит наблюдал, как  они,  одна  за
другой, зарождаются в море. И вот он уже охватывал взглядом весь Лонг-А-
йлендский пролив. Долгие годы он смотрел на него - и когда идея создания
КЮРЕ только родилась, и когда воплотилась в жизнь; когда организация вы-
полняла простые задания, и когда задания стали сложными. Воды океана да-
вали ему ощущение постоянства на этой бренной земле, но теперь он  пони-
мал, что постоянство океана не распространяется на остальную жизнь. КЮРЕ
возникла - и исчезнет. Жил некий доктор Харолд Смит - и умрет.  А  волны
так и будут накатывать на берег, шлифуя гальку, которая будет по-прежне-
му отливать золотом и серебром.
  Если море остается неизменным, стоило ли вообще создавать КЮРЕ? Стоило
ли доктору Харолду В. Смиту  оставлять  солидный  государственный  пост,
чтобы возглавить подобную службу только потому, что ныне покойный прези-
дент считал его единственным человеком, подходящим для этой работы?
  Глядя на морскую гладь, Смит вновь и вновь задавал себе  этот  вопрос.
Он прекрасно знал ответ на него. Этот ответ поддерживал его все эти  го-
ды, когда ему приходилось  принимать  решения,  порой  уносившие  чью-то
жизнь. Каждый делает то, что может, и усилия каждого человека играют оп-
ределенную роль. И если человек в это не верит, просто нет смысла жить.
  Возможно, Римо тоже это понимал. Должно быть, именно поэтому  он  все-
таки отправился в Майами-Бич, а не сбежал, как ожидал Смит. Но  если  он
все-таки взялся за дело... что ж, значит, он может позвонить.
  Смит бросил в воду камень, повернулся и побрел к себе, дежурить у  те-
лефона.
  Но у Римо было достаточно забот и помимо доктора Харолда В. Смита. На-
пример, следовало разобраться с Уиллардом Фарджером.
  В штабе его не оказалось. Достаточно давно очухавшаяся от сна и потому
способная связно изъясняться, одна из цыпочек-секретарш  сообщила  Римо,
что Фарджер пришел на удивление рано, позвонил куда-то и снова ушел.
  - Надеюсь, он не поздно вернется,- добавила она, не переставая  жевать
жвачку.- На сегодняшний чек я собиралась  сделать  кое-какие  покупки  в
обеденный перерыв.
  - Сегодняшний чек?
  - Он платит нам ежедневно,- кивнула она.-  Считает,  это  единственный
способ заставить появляться здесь каждый день. Но я бы все равно  прихо-
дила, чтобы увидеть вас. Вы такой симпатичный.
  - Вы тоже,- сказал Римо.- Не знаете, с кем он говорил?
  Девушка посмотрела в свой блокнот.
  - Вот. Ему кто-то позвонил очень рано и оставил номер.  Когда  Фарджер
появился, то сразу позвонил по нему и ушел.- Она протянула Римо номер  и
отвернулась, напевая "Свет солнца приятней".
  Римо подошел к столу Фарджера и набрал номер.
  - Штаб по выборам мэра Картрайта,- ответил женский голос.
  Хотя рабочий день только начался, в трубке слышались оживленные голоса
и треск пишущих машинок, непрестанно звонили  телефоны.  Какое-то  время
Римо подержал трубку у уха, прислушиваясь к шумам и горько  размышляя  о
трех цыпочках у Мака Полани в курятнике, а потом резко бросил ее на  ап-
парат.
  Фарджер. Двойной агент. Конечно же, отправился  к  Картрайту  доклады-
вать, как, прикарманивая денежки доверчивого чужака, заваливает кампанию
Мака.
  И зачем он только во все это ввязался?- спрашивал  себя  Римо.  Зачем?
Что знает он о политике? Самый примитивный зеленый юнец из клуба избира-
телей и тот повел бы себя умнее, чем Римо. Правильным был его первый по-
рыв - надо было вырубить Картрайта. Всегда надо делать то, что умеешь, а
единственное, что он умел,- это убивать.
  Но сначала надо заняться Фарджером.
  Штаб Картрайта находился в гостинице в пяти кварталах от штаба Полани.
  - Он сюда заходил,- сказала приветливого вида девушка,- но ушел.
  В штабе царила суматоха и стоял невообразимый шум.
  - Думаете победить?- спросил Римо у девушки.
  - Конечно,- ответила та.- Мэр Картрайт  -  прекрасный  человек.  Нужно
большое мужество, чтобы бросить вызов этим фашистским свиньям из  Вашин-
гтона.
  И тут Римо неожиданно открылась суровая правда: на самом деле  не  су-
ществовало никаких причин, почему люди собирались голосовать за того или
иного кандидата, по крайней мере, их решение не подчинялось логике. Люди
голосуют за свои навязчивые идеи, а потом оправдывают их, пытаясь  найти
в кандидате то, что хотели бы в нем видеть.
  Хотя бы эта девочка. Она сама ненавидит правительство,  и  ей  хочется
верить, что это главный пункт в позиции Картрайта. Логикой тут и не пах-
ло, потому что иначе она бы стала голосовать за Полани, чье избрание га-
рантировало полную анархию.
  Демократия есть среднее  статистическое  взаимоисключающих  навязчивых
идей, которое в конечном счете и являет собой волю народа.  Самое  дикое
во всем этом то, что именно воля народа чаще всего и гарантирует  лучший
выбор.
  Римо улыбнулся девушке, и та, отвернувшись, крикнула:
  - Чарли! Снеси брошюры в машину.
  - В какую машину?- спросил молодой человек с пышными усами.
  - На боковой аллее. Зеленая такая. Развозит брошюры по клубам  избира-
телей.
  - Хорошо,- сказал Чарли, направляясь к стопке увесистых пачек с брошю-
рами, уложенных на тележке.
  Римо решил ему помочь. Вдвоем они вкатили тележку в служебный  лифт  н
поехали вниз, где Римо помог Чарли загрузить брошюры  в  зеленый  пикап.
Только они закончили, как из салуна напротив вышел шофер.
  - Знаете, куда везти?- спросил его Чарли.
  - У меня есть список, малыш.- И он похлопал себя по нагрудному  карма-
ну.
  Чарли кивнул и пошел обратно в отель.
  - Я с вами,- сказал Римо шоферу.- Помогу разгрузить.
  - Садись.
  Всю дорогу шофер напевал "Свет солнца приятней". Стоило  ему  включить
радио, и оттуда раздался чистый, звучный голос Полани,  исполнявшего  ту
же песенку для рекламы.
  Через пару миль шофер съехал с Коллинз-авеню и направился к клубу  из-
бирателей самого северного района Майами-Бич. Через несколько  кварталов
они выехали на улицу, где почти не было машин.
  - Вы за Картрайта?- спросил Римо у шофера, который все еще напевал мо-
тив песенки.
  - Голосовал за него в прошлый раз,- сказал шофер, уйдя  таким  образом
от ответа.
  - Эй, послушай. Останови-ка.
  - А в чем дело?
  - Просто останови. Надо проверить груз.
  Шофер пожал плечами и припарковался на небольшом мостике через  речуш-
ку, но стоило ему обернуться к Римо, как тот вырубил его, ткнув  костяш-
ками пальцев в шею.
  Шофер упал головой на руль - он не придет в себя еще несколько минут.
  Римо выпрыгнул из кабины и открыл боковую дверцу. Скрытый от  проезжей
части автомобилем, он принялся выгружать упаковки брошюр.
  Вонзая крепкие, как сталь, пальцы, в картонные коробки, он  проделывал
в них большие дыры. Потом по одной перебросил коробки через парапет. Во-
да через дыры попадет внутрь и быстро уничтожит брошюры.
  Положив шоферу в нагрудный карман пятидесятидолларовую банкноту,  Римо
оставил его отдыхать, а сам на попутке вернулся назад, в город.
  Ну вот, он и провел операцию в стане врага. А вечером он  с  каким-ни-
будь подходящим инструментом пройдется по городу и сдерет  все  картрай-
товскне плакаты, которые начали буйным цветом расцветать повсюду.
  Но сначала надо все-таки добраться до Фарджера.
  Но Уиллард Фарджер, четвертый заместитель помощника председателя изби-
рательной комиссии, в конечном счете прибыл к Римо сам - в ящике с прос-
тым адресом: "Римо", который доставили в штаб предвыборной кампании  По-
лани. Из правого уха Фарджера торчало здоровенное шило.
  Римо посмотрел на тело Фарджера, втиснутое в коробку. До  его  ноздрей
долетел какой-то легкий запах, и он наклонился ниже, принюхиваясь. Запах
показался ему знакомым. Цветочный. Да, так и есть. Такой же запах  исхо-
дил от шила, забитого в правое ухо Московитца. Запах сирени. Шило с  си-
реневым ароматом.
  Римо с отвращением рассматривал шило. Оно уничтожило не только Фардже-
ра - оно поставило под сомнение  всю   кампанию   по   выборам   Полани.
Единственный человек, который хоть что-то в этом понимал, теперь мертв.
  Дикость какая-то, подумал Римо. КЮРЕ, задачей которой было  применение
насилия для спасения страны и ее политического устройства, теперь подве-
ргается уничтожению с помощью основы этого  политического  устройства  -
свободных выборов, где противник может использовать насилие,  а  Римо  -
нет.
  И он просто не представлял, что можно с этим поделать.
  На какое-то мгновение у него шевельнулась мысль, не позвонить ли  Сми-
ту. Он был всего лишь на расстоянии телефонного звонка. Рука уже потяну-
лась к аппарату, но тут Римо тряхнул головой и... потащил ящик  с  телом
Фарджера в одну из дальних комнат.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

  Избавившись от тела, Римо поведал о гибели Фарджера  Тери  Уокер.  Она
страшно расстроилась и даже разрыдалась.
  - Я представить себе не могла, что в политике случается такое,- всхли-
пывала она.- Бедняжка!
  - Мы никому про это не скажем,- предостерег ее Римо,- а будем как ни в
чем не бывало продолжать кампанию.
  Она кивнула и вытерла глаза.
  - Все верно, мы должны продолжать. Он бы тоже этого хотел.
  - Правильно. Продолжайте заниматься своим делом - готовьте рекламу.
  - А вы?
  - А я буду продолжать заниматься своим.
  - Вечером в понедельник у нас выступление на  телевидении.  Оно  может
изменить ход всей кампании.
  - Отлично. По крайней мере, наши противники будут знать, что мы не со-
бираемся сдаваться.
  Бедняжка Тери. Это ее первая кампания, и она старается изо  всех  сил.
Но как бы она ни билась, у них не осталось ни  единого  шанса  победить.
Теперь Римо был вынужден это признать. У них нет активистов, но если  бы
даже они и были, для них все равно не нашлось бы  работы.  Фарджер  хоть
имел представление о том, что делать, а без него Римо  не  сможет  найти
типографии, чтобы напечатать рекламные брошюры, развесить лозунги на ба-
мперах машин, изготовить нагрудные  значки,-  в  общем,  обеспечить  все
необходимые атрибуты избирательной кампании.
  Вернувшись в гостиницу, Римо поделился этим с Чиуном.
  - Не понимаю,- откликнулся тот.- Ты хочешь сказать, что люди  предпоч-
тут одного кандидата другому только потому, что им больше понравился его
нагрудный значок?
  - Ну, приблизительно так,- ответил Римо.
  - Но раньше ты говорил, что они станут голосовать  за  того,  на  кого
укажет полицейский лейтенант,- возразил Чиун.
  - Ну, кто-то, возможно, и станет.
  - А как можно отличить тех, кто будет голосовать по указке лейтенанта,
от тех, кто станет голосовать за значки?- поинтересовался Чиун.
  - Никак,- честно признался Римо.
  На что Чиун разразился тирадой по-корейски, из которой Римо понял все-
го два предложения касательно того, что хуже демократии ничего не приду-
маешь, а потому это единственная форма  правления,  которой  заслуживает
белый человек. Наконец Чиун успокоился и по-английски спросил:
  - И что ты собираешься теперь делать?
  - Победить мы, конечно, не сможем. Но можем хорошенько пощепать им не-
рвы.
  - Но ты же говорил, что нынешних наших противников нельзя убивать.
  - Все верно, нельзя. Но можно доставить им много  неприятностей.  Сор-
вать их кампанию, например.
  Чиун с горечью покачал головой.
  - Наемный убийца, который лишен права убивать,- все равно что  человек
с незаряженным револьвером, который утешает себя тем, что у  оружия,  по
крайней мере, есть спусковой крючок. Риск слишком велик.
  - А что я могу сделать? У нас нет ни активистов, ни оборудования,- ни-
чего. Надо смотреть правде в глаза, Чиун: избирательная кампания для нас
окончена. Мы проиграли.
  - Понятно,- произнес Чиун, наблюдая, как Римо переодевается  в  темные
брюки, рубашку и башмаки.- И куда ты теперь?
  - Пойду портить им настроение.
  - Смотри не попадись,- предостерег Чиун,-  а  то  придется  рассказать
следователям все, что мне известно. Насколько я понимаю,  таковы  обычаи
вашей страны.
  - Не волнуйся, не попадусь.
  Римо добрался до гостиницы,  где  расположился  штаб  мэра  Картрайта,
вскоре после полуночи, а ушел оттуда незадолго до рассвета, причем видел
его только один человек, да и тот мельком, поскольку тут же  решил  зас-
нуть и не вставать до полудня.
  За время пребывания там Римо натворил такого, что мог бы участвовать в
конкурсе на лучшего громилу страны.
  Он вырвал все телефонные провода и перепутал их. так, что они казались
теперь клубком разноцветных проволочек. Затем вскрыл все телефонные  ап-
параты, переломал им внутренности, а потом снова закрыл. Разобрав  элек-
трические пишущие машинки, он перепутал в них все рычажки, так что  кла-
виши печатать теперь вовсе не те буквы, которые были на них написаны.  А
для вящей надежности погнул в них валики.
  Он разорвал пополам тысячи лозунгов, отправил в мусоросжигатель тысячи
рекламных буклетов и нагрудных значков. Мэру Картрайту на плакатах с его
портретом он подрисовал усы, а под конец бросил спичку в мусоросжигатель
и подождал, пока вспыхнет огонь.
  Домой он решил вернуться пешком и по дороге остановился,  чтобы  иску-
паться. Он плыл, мощно разрезая воду, как положено  по  Синанджу;  мысли
его, по контрасту с плавным, согласованным движениям мышц, были неспоко-
йны, и когда его гнев постепенно утих и он повернул назад, то не  увидел
берега. За короткое время он успел проплыть много миль.
  Он медленно поплыл к берегу, а потом сидел в песке, натягивая на  себя
одежду под удивленным взглядом мальчишки, который устанавливал шезлонги,
готовясь к дневному  нашествию  покрытых  веснушками,  бледнотелых  нью-
йоркских отпускников.
  Часов в одиннадцать он вернулся к себе. Полагая, что Чиун  уже  встал,
он просунул голову в его комнату и с удивлением обнаружил,  что  циновка
цвета какао, на которой иногда спал Чиун, свернута и аккуратно поставле-
на в угол. Комната была пуста.
  На столе в кухне Римо обнаружил записку: "Дело  чрезвычайной  важности
требует моего присутствия в штабе мистера Полани".
  Что бы это значило? Римо решил немедленно выяснить, что  задумал  ста-
рик.
  Подойдя к двери штаба, Римо услышал невообразимый шум. Что  там  такое
может быть, недоумевал Римо. Должно быть, кто-то из цыпочек Фарджера  не
может найти свой лак для ногтей.
  Он открыл дверь и, пораженный, остановился на  пороге.  Все  помещение
было битком набито людьми. Это были женщины. Среднего возраста и старуш-
ки. Все суетились, работая не покладая рук.
  За столом Фарджера сидела миссис Этель Xиршберг.
  - Меня не касаются ваши проблемы с рабочей силой,- кричала она в теле-
фон.- Вам за это платят, значит, будьте любезны доставить все ровно  че-
рез час. В противном случае можете засунуть себе в задницу бумагу, кото-
рую вы на нас потратили! Да, именно так. Либо доставляете через час, ли-
бо никаких наличных! Не желаю ничего слышать о  ваших  проблемах.  Здесь
теперь новое руководство. Да, все верно, через час. И не забудьте  прис-
лать грузчика, который поднимет все наверх. Тут у нас одни  женщины,  мы
тяжести не таскаем.- Она повесила трубку и показала  пальцем  на  Римо.-
Ваш отец в штабе. И не стойте тут как исткан, скорее идите туда и посмо-
трите, чем вы можете помочь, хотя вы ни на что не годитесь. Роза!- вдруг
закричала она, словно забыв о Римо.- У тебя есть список активистов Севе-
рного избирательного округа? Ну так торопись! Надо скорее запустить  это
дело!- Она вновь обернулась к нему: - После сорока лет в меховом бизнесе
я преподам вам хороший урок. Такой,  что  вам  и  не  снилось.  Чего  вы
стоите? Доложитесь отцу и подумайте, чем вы можете ему помочь! Бедняжка!
Вам должно быть стыдно, что вы повесили на него эту работу  в  последний
момент. А он так расстроился из-за того, что у вас могут быть неприятно-
сти. Милый мистер Полани, надо же ему было связаться с  таким  ничтожес-
твом вроде вас!- Вновь зазвонил телефон, и она сняла  трубку  на  первом
гудке.- Штаб "Свет солнца приятней" слушает.- С минуту она молчала,  по-
том рявкнула: - Меня не волнует, что вы обещали! Машины с  громкоговори-
телями должны быть здесь через час! Да, один час! Правильно. Ах, нет?  А
теперь слушайте сюда! Вы знаете судью Мандельбаума? Так вот,  ему  будет
интересно узнать, что вы отказываетесь   предоставить   машины   обычным
клиентам. Разве вам неизвестно, что это грубейшее нарушение федерального
закона о свободных выборах?- Она дернула плечом в сторону Римо.- Да, все
верно, и судья Мандельбаум прекрасно  об  этом  знает,  а  он  муж  моей
двоюродной сестры Перл. Так что стоит вам забыть, что кровь не  вода...-
Закрыв рукой лубку, она сделала Римо знак головой и прошипела:  -  Идите
же туда. Помогите отцу!- и вновь продолжила разговор.
  Римо потряс головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. В  штабе
находилось уже не менее пятьдесяти женщин, но с каждой минутой прибывали
новые, толкая Римо и резко бросая на ходу: "Освободите проход".  Зашвыр-
нув куда попало свои украшенные цветами шляпки, они усаживались за столы
и без каких-либо указаний принимались за работу. По всей видимости, сей-
час они составляли списки избирателей.
  Миссис Хиршберг повесила трубку.
  - Я выгнала всех трех ваших цыпочек,- заявила она.- Для настоящей  из-
бирательной кампании они просто нуль! Может, после выборов удастся прис-
троить их в какой-нибудь массажный кабинет.
  Наконец Римо отошел от двери и направился в дальнюю комнату, где обыч-
но сидела Тери Уокер. Но на ее месте за  столом  восседал  Чиун.  Подняв
глаза, он улыбнулся Римо.
  - Сын мой,- сказал он вместо приветствия.
  - Папочка,- почтительно кланяясь, проговорил  Римо.-  Мой  находчивый,
удивительный, хитрый, беспокоящийся обо мне злодей!
  - Надеюсь, на этот раз ты не забудешь, что я для тебя сделал,-  сказал
Чиун.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

  К полудню на улицы города вышло около трехсот женщин.  Они  ходили  по
домам, распространяя рекламные брошюры,  оккупировали  торговые  центры.
Время от времени они начинали петь: "Свет солнца приятней. Голосуйте  за
Полани".
  К тем, кто отказывался взять рекламку или недружелюбно высказывался по
поводу Полани, применялись уговоры. Грубость и  резкость,  допустимая  в
штабе, на улицах уступала место совершенно  другому  обхождению.  Здесь,
под руководством миссис Хиршберг, дамы были сама любезность.
  - Ну, разве вам трудно проголосовать за Полани? Что плохого, если  для
разнообразия мэром у нас будет такой славный человек? Я понимаю, что  вы
должны чувствовать, будучи сестрой мэра Картрайта, но почему бы не  дать
честному человеку шанс? Мистеру Полани можно полностью доверять.
  К полудню агитационная кампания была в самом разгаре. В 12.01 о проис-
ходящем стало известно в штабе Картрайта. В 12.35 были предприняты отве-
тные шаги.
  Все очень просто, объяснил Картрайту маршал  Дворшански.  Этим  добро-
вольцам результаты выборов на самом деле абсолютно безразличны, так  что
преподайте паре-тройке из них наглядный урок, и остальные тут же  найдут
достаточно причин, чтобы вернуться к своей игре в маджонг.
  Эти слова тут же передали Теофилу Педастеру и Гумбо Джексону,  которые
и должны были преподать женщинам наглядный урок.
  - Женщинам, говорите?- хихикнул Педастер.- Старым или молодым?
  - Пожилым.
  Казалось, Педастер разочарован, но Гумбо Джексона это не  смутило.  Он
был посообразительнее дружка и уже успел спрятать в карман четыреста до-
лларов, причитающихся им за работу.
  - Старые, молодые, какая разница?- сказал он.- Всего-навсего небольшой
урок,- и ухмыльнулся, потому что ему заранее объяснили что к чему.
  К сожалению, они забыли столь же  доступно  объяснить  все  маленькому
старичку-азиату в оранжевом кимоно, который сопровождал группу  активис-
ток, первой столкнувшуюся с Педастером и Джексоном.
  - А ну, давайте сюда ваши листовки,- потребовал Педастер.
  - По одной в руки,- ответила полногрудая дама в голубом, возглавлявшая
отряд.
  - Мне нужны все,- повторил громила.
  - Нет, только одну.
  Педастер достал из кармана нож.
  - Вы меня плохо поняли: я прошу все.- И он посмотрел на Гумбо  Джексо-
на, который тоже стоял с ножом в руках.
  - Спасай Чиуна!- завопила полногрудая предводительница и, замахнувшись
сумочкой, больно стукнула Педастера по голове. К ней присоединились  еще
трое, размахивая увесистыми ридикюлями. Это было достаточно неприятно, и
в конце концов Педастер решил пустить в ход оружие.
  Но это ему не удалось. Он увидел, как в клубке тел, рук и дамских  су-
мочек мелькнула высунувшаяся из оранжевого кимоно рука и нож  исчез.  Но
что еще хуже, рука перестала действовать, 0бернувшись к Гумбо, он  успел
заметить, как оранжевый рукав глубоко вошел тому в живот. Гумбо растекся
по тротуару, как сырое яйцо.
  Педастер взглянул на друга детства, распластавшегося по земле, на жен-
щин, склонившихся над ним, и сделал то, чему его учили с младых ногтей,-
дал деру.
  А сзади доносились женские голоса:
  - С Чиуном все в порядке? Он не пострадал? Эти черные не ранили вас?
  Только оказавшись за три  квартала  от  места  происшествия,  Педастер
вспомнил, что те четыре сотни остались у Гумбо. Ну и черт с  ним,  решил
Педастер. Если останется жив, считай, он их заслужил. Педастеру они ни к
чему, потому что он едет в Алабаму, к семье. Прямо сейчас.
  К вечеру каждый житель города получил листовку, брошюру или  буклет  с
призывом голосовать за Полани. На следующий день команда  женщин  обошла
все дома, объясняя, почему честные, уважающие себя люди  должны  голосо-
вать только за Полани. На улицах было столько активистов, агитирующих за
Полани, что агитаторы Картрайта начинать чувствовать себя белыми ворона-
ми. Они крались вдоль стен, ныряли в бары и предпочитали лучше выбросить
остатки рекламной литературы в сточную канаву, чем попасться под горячую
руку острым на язычок женщинам, почему-то поддерживающим Полани.
  По всему городу ездили грузовички с громкоговорителями, из которых до-
носилось: "Свет солнца приятней. Голосуйте за Полани".
  А в кабачках и гостиных, где шум кондиционеров заглушал уличные  гром-
коговорители, реклама лилась из телевизоров и радиоприемников,  заполняя
Майами-Бич. "Голосуйте за Полани!"-требовала она.
  Через установленный в каюте радиоприемник она долетела и до  серебрис-
то-белой яхты, мягко покачивающейся на волнах в полумиле от берега.
  Маршал Дворшански с разлаженном выключил приемник и повернулся к доче-
ри, казавшейся невозмутимой в безупречном брючном костюме из отбеленного
льна.
  - Я такого не ожидал,- сказал маршал и принялся расхаживать по  каюте,
играя мощными мускулами плеч, рельефно выделяющимися под облегающей  си-
ней тенниской.
  - Чего именно?
  - Что Полани сможет развернуть  такую  мощную  агитацию.  Не  ожидал,-
произнес он, и в голосе его прозвучал упрек,- что твоя  работа  принесет
такие плоды.
  - Я сама ничего не понимаю,- откликнулась Дороти Уокер.- Я лично утве-
рдила рекламу на телевидении и в газетах - потому что в жизни не  видела
ничего хуже. Я считала это лучшим способом впустую истратить их деньги.
  - Впустую? Ха,- сказал старый маршал, который в этот момент вдруг пре-
вратился в злобного старикашку.- Эти деньги помогут им выиграть  выборы.
Мы должны придумать что-то еще.
  Дороти Уокер встала и оправила пиджак.
  - Отец, полагаю, это должна сделать я. Мы узнаем, есть ли у этого Римо
слабое место.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  - Мне нужно, чтобы в каждой пачке было по сотне  штук,-  заявила  Римо
миссис Этель Хиршберг.- Не девяносто девять, не сто одна, а ровно сотня,
так что потрудитесь пересчитать.
  - Сами считайте,- ответил Римо.- В этих пачках ровно по сотне штук.
  -- Как вы можете это утверждать, если не пересчитали их?! Сделали  все
кое-как, наспех, а теперь говорите, что здесь сто штук. Слава Богу, я не
так легкомысленна в делах.
  - Здесь сотня,- упрямо повторил Римо.
  Вот уже час, как Этель Хиршберг пристроила его к делу,- он должен  был
распаковывать большие коробки, битком набитые рекламной  литературой,  и
увязывать брошюры в пачки по сто. Для Римо это было не сложнее карточно-
го фокуса - пробежав пальцами по пачке, он мог точно сказать, сколько  в
ней штук.
  - Здесь сотня,- снова произнес он.
  - Нет, вы сосчитайте,- не унималась Этель Хиршберг.
  Тут из кабинета Тери Уокер вышел Чиун. На нем было тяжелое  кимоно  из
черной парчи, и от него исходила вселенская безмятежность.
  - Чиун!- взмолился Римо.
  Чиун обернулся, бесстрастно взглянул на ученика, а затем  расплылся  в
улыбке, увидев миссис Хиршберг.
  - Прошу тебя, подойди сюда!- попросил Римо.
  Миссис Хиршберг покачала головой.
  - Это ваш отец, а вы говорите с ним в таком тоне. "Подойди сюда!"  Ни-
какого уважения к старшим!
  Чиун приблизился к ним. Римо и Этель, перебивая друг друга, попытались
изложить ему суть спора.
  - Мне нужны пачки по сто штук,- говорила Этель.
  - Здесь в каждой по сто штук,- перебивал Римо.
  - Разве трудно их пересчитать? Хотя бы чтоб убедиться, что мы не  рас-
ходуем лишнего!
  - Зачем мне их считать, если я и так знаю, что их там сто?!
  Наконец Римо взмолился:
  - Скажи сам, сколько здесь штук?
  Кореец перевел взгляд на пачку брошюр, взвесил ее на руке и авторитет-
но произнес:
  - В этой пачке сто две штуки.
  - Вот видите,- воскликнула Этель.- Сейчас же все пересчитайте!
  Когда она ушла, Римо спросил:
  - Зачем ты это сделал, Чиун? Ты же знаешь, что здесь ровно сто!
  - Откуда такая уверенность? Что, непогрешимый не может ошибаться?
  - Нет, я могу ошибаться, но в данном случае я прав.  Здесь  ровно  сто
штук.
  - Ну и что? Из-за каких-то двух брошюрок ты ссоришься с нашей активис-
ткой! Разве можно выиграть войну, проиграв все сражения?
  - Черт побери, Чиун, я не в силах терпеть, чтобы эта женщина все время
мной командовала. Кажется, я уже целую вечность ишачу на нее. Сотня есть
сотня. Зачем мне их считать, если я могу по весу определить, сколько их?
  - Потому что в противном случае все наши дамы уйдут. Что ты тогда ста-
нешь делать? Вернешься к своему глупому ребяческому плану применять про-
тив врага ограниченное насилие? К плану, который, скорее всего, приведет
тебя к самоуничтожению? А как насчет твоего мистера Полани? Он  что  же,
должен снова смириться с мыслью о поражении?
  - Честно говоря, мне больше нравилось, когда мы проигрывали.
  - Проигравшим всегда нравится проигрывать. Победа  требует  не  только
дисциплинированности, но и высокой нравственности.
  - По-твоему, нравственно заявлять, что в пачке сто две брошюры,  когда
их там ровно сто?
  - Даже двести четырнадцать, если это необходимо.
  - Чиун, ты возмутителен.
  - А ты самонадеян, что еще хуже. Даже если в этой пачке сто  штук,  то
вон в той всего девяносто девять.- И он указал на пачку брошюр,  лежащую
чуть поодаль на столе.
  - Ошибаешься. Ровно сотня.
  - Девяносто девять.
  - Вот увидишь, сто.- Он нагнулся, схватил пачку и принялся громко счи-
тать вслух: - Один, два, три.
  Пока он считал, Чиун вышел в приемную и подошел к  столу  миссис  Хир-
шберг.
  - Он все понял,- ласково сказал Чиун.- Видите ли, он не такой уж  пло-
хой. Просто ленивый.
  Из комнаты доносился голос Римо:
  - Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать...
  - Нынче вся молодежь такая,- заметила миссис Хиршберг, успокаивая ста-
рика.- Кстати, не догадалась спросить. А он умеет считать до ста?
  - Что касается этой пачки, достаточно девяноста девяти.
  - Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь...
  Вошла Дороти Уокер, словно принеся с собой прохладное дуновение ветер-
ка, свежая и подтянутая в своем белоснежном костюме. Остановившись возле
стола миссис Хиршберг, она спросила:
  - Римо здесь?
  - Тес...- Миссис Хиршман поднесла палец к губам.- Он сейчас занят.
  - Сорок семь, сорок восемь, сорок девять...
  - А он скоро освободится?- поинтересовалась Дороти, увидев, как  Римо,
сосредоточившись, склонился лад столом.
  - Ему осталось сосчитать всего пятьдесят штук. Управится за пятнадцать
минут.
  - Я подожду.
  - Пожалуйста.
  - Шестьдесят четыре, шестьдесят пять, шестьдесят шесть...
  Дороти Уокер тем временем оглядывала помещение штаба, восхищаясь  сла-
женностью и организованностью, с которой две дюжины добровольцев  выпол-
няли работу по тыловому обеспечению кампании.
  - Девяносто семь, девяносто восемь, девяносто  девять.  ДЕВЯНОСТО  ДЕ-
ВЯТЬ?!- Римо поднял глаза и увидел Дороти. Улыбнувшись, он направился  к
ней.
  - Ну?- спросил Чиун.
  - Что ну?
  - Тебе нечего мне сказать?
  - А что я должен сказать?
  - Так сколько штук было в пачке?- уточнил Чиун.
  - Не знаю,- сказал Римо.
  - Не знаешь?
  - Нет. Я устал и остановился на девяноста девяти,- Римо мало что понял
из последовавшего потока слов. Он не станет обращать на Чиуна  внимания.
Ни за что не опустится до мелких пререканий.
  Дороти Уокер улыбнулась ему.
  - Вот, хотела посмотреть, как живет победитель.
  - Вы так полагаете?
  - Вы просто не можете проиграть.
  - Конечно, если только не доверим подсчет голосов этому  вот  Альберту
Энштейну,- вмешалась миссис Хиршберг.
  - Идемте отсюда,- предложил Римо.- Технические сотрудники  никогда  не
поймут нас, творческих людей.
  - А Тери здесь?
  - Она сказала, что на завтра вся реклама готова, и  уехала  к  подруге
погостить. Обещала, что мы встретимся завтра на  телевидении,-  объяснил
Римо.
  Дороти кивнула.
  - Я поговорю с ней завтра.
  Римо повел ее прочь из штаба. Ему это доставляло удовольствие -  нахо-
диться рядом с ней. Она так прекрасно выглядела, а пахла и того лучше  -
крепкими цветочными духами.
  Этот запах наполнил все его существо, когда позже Дороти взяла у  него
из рук стакан, который сама же только что дала, прильнула  к  нему  всем
телом и прижалась губами к его губам.
  Она долго не отрывала губ, наполняя его ноздри ароматом духов. Он смо-
трел, как жилка у нее на виске начинает пульсировать все быстрей и  быс-
трей.
  Потом она взяла его за руку и вывела на балкон. Здесь, на высоте  пен-
тхауса, куда не долетал свет уличных фонарей, царила темная ночь.  Одной
рукой она продолжала сжимать руку Римо, другой обвела простиравшийся пе-
ред ними океан, а затем положила ее Римо на плечо. Голова ее  склонилась
ему на грудь.
  - Римо, все это могло бы принадлежать нам,- сказала она.
  - Нам?
  - Я решила открыть отдел по рекламе политических кампаний и хочу, что-
бы ты возглавил его.
  Римо, успевшему убедиться в своих очевидных талантах в области полити-
ческой борьбы, было приятно, что его достоинства оценили. Но,  мгновение
подумав, он произнес:
  - Извини. Это не по моей части.
  - А что по твоей?
  - Я люблю путешествовать с места на место и повсюду сеять добро,-  от-
ветил он. На как-то-то долю секунды ему показалось, что так оно и  есть;
он испытал то же удовлетворение, какое подобная  ложь  всегда  приносила
Чиуну.
  - Римо, давай не будем обманывать друг друга,- сказала она.-  Я  знаю,
ты испытываешь ко мне то же влечение, что и я к тебе. Как же  мы  сможем
быть вместе, чтобы дать выход нашим чувствам? Как, где и когда?
  - А что, если здесь и сейчас? Вот так.
  И он овладел ею на гладкой плитке балкона. Запах  их  тел  смешивался,
усиливая цветочный аромат ее духов. Это был настоящий подарок для Римо -
прощальный подарок. Она откроет отдел политических кампаний и сама  воз-
главит его, а Римо - он это твердо знал - вернется к работе,  к  которой
привык: по-прежнему будет наемным убийцей номер два. Было бы просто бес-
человечно с его стороны не оставить ей о себе память на те долгие и бес-
смысленные годы, которые ждут ее впереди.
  Поэтому он отдавал ей всего себя, пока она наконец не задрожала, успо-
коившись, и тихо не улыбнулась ему. Помолчав, она произнесла:
  - Грязное это дело - политика. Давай забудем Полани. Давай уедем. Пря-
мо сейчас!
  Римо посмелел на звезды в черном небе над головой и сказал:
  - Слишком поздно. Пути назад пет.
  - Ты говоришь о выборах?- спросила она.
  Он покачал головой.
  - Не только. Сначала я добьюсь избрания Полани. А потом сделаю то, за-
чем собственно явился сюда.
  - Это так важно? Я имею в виду то, что ты должен сделать.
  - Не знаю, важно это или нет. Просто это моя работа, и я выполняю  ее.
Думаю, она достаточно важна.
  И они снова занялись любовью.
  Когда входная дверь закрылась за ним, Дороти Уокер  быстро  подошла  к
телефону. На другом конце провода тут же подняли трубку.
  - Папа,- сказала она,- Римо действительно тот человек, кого ты  ждешь,
и боюсь, уже нет способа его остановить. Он верит в свое дело.- А  потом
добавила: -Да, папа, мне немного неловко тебе это говорить, но он  похож
на тебя.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

  - Для начала я хотел бы сыграть "Нолу". А потом "Полет шмеля". Но пос-
кольку ни то, ни другое у меня не  получается,  я  попытаюсь  изобразить
"Мой старый домик в Кентукки".
  Мак Полани был одет в протертые на заду шорты, кроссовки на босу ногу,
красную майку и бейсболку со стилизованной буквой "Б" на околыше -  оче-
видно, в память о какой-то бруклинской бейсбольной команде.
  Он сел на деревянную табуретку, обвил ногой принесенную с собой пилу и
принялся водить по ней настоящим смычком. Получившийся воюще-скрежещущий
звук отдаленно напоминал популярную мелодию.
  Римо, наблюдавший за всем из-за кулис, поморщился.
  - Это ужасно,- прошептал он на ухо Чиуну.- Где Тери?
  - В мои обязанности не входит это  знать,-  сообщил  тот.-  И  на  мой
взгляд он прекрасно владеет своим необычным инструментом. Такой вид  ис-
кусства неизвестен в моей стране.
  - В моей тоже,- сказал Римо.- Думаю, на этом мы теряем несколько голо-
сов в минуту.
  - Кто знает,- отозвался Чиун.- Может, Майами-Бич как  раз  созрел  для
того, чтобы в ратуше заседал виртуоз игры на пиле. Может, сейчас это лу-
чший вариант.
  - Спасибо, Чиун, за слова утешения.
  Они замолчали и принялись наблюдать, как Мак Полани выпендривается пе-
ред камерой. Но где же Терн Уокер ? Она давно должна  была  быть  здесь.
Может, ей удалось бы разговорить Мака, он бы сказал пару слов о ходе ка-
мпании. Могла бы постараться за те деньги, которые Римо выложил  за  это
трехчасовое безобразие. Она бы могла разобраться с этой выездной телеви-
зионной бригадой. Они заявили в студии,  что  представляют  нью-йоркскую
телекомпанию, снимающую специальную передачу о способах ведения  предвы-
борной борьбы. После недолгих пререканий им разрешили установить аппара-
туру в дальнем конце студии, и теперь два оператора отсняли уже,  должно
быть, несколько километров пленки. Они сильно  раздражали  Римо,  но  он
приписывал нервозность своему твердому убеждению, что неудачи должны ос-
таваться в семье, а не становиться достоянием последующих поколений.
  Чиун что-то сказал.
  - Тсс,- остановил его Римо.- Мне интересно, удастся ли ему взять высо-
кую ноту.
  Полани это уже почти удалось, по тут снова раздался голос Чиуна:
  - Здесь есть посторонние, на которых обратить внимание тоже интересно.
  - Какие, например?
  - Эти двое телевизионных господ. Они не те, за кого себя выдают.
  - Почему?
  - Потому что в течение последних пяти минут их киноаппарат снимает пя-
тно на потолке.
  Римо посмотрел, куда указывал Чиун. Полани явно не попадал в объектив,
пленка с колоссальной скоростью тратилась ни на что. Тем временем опера-
торы склонились над ящиком с оборудованием, а когда  поднялись,  Римо  с
Чиун увидели у них в руках автоматы. Они целились в Полани.
  Зрители, которых Мак Полани называл "жителями  телевизионной  страны",
пропустили самую интересную часть посвященной ему передачи. Римо бросил-
ся было к автоматчикам, но Чиун его опередил. Зрители видели только, как
мелькнуло зеленое кимоно - Чиун перекатился через сцену, мимо Полани,  а
затем, когда кандидат на последней умирающей ноте закончил игру, они ус-
лышали выстрелы, потом резкие удары и вскрик.
  Повинуясь профессиональному инстинкту,  оператор  моментально  перевел
камеру туда, где происходила борьба, но Чиун проворно прыгнул за кулисы,
и в объектив попали лишь тела фальшивых телевизионщиков, лежавшие на го-
лом деревянном полу,- неподвижные, мертвые тела.
  Камера задержалась на них на мгновение, а потом двинулась назад, к По-
лани. И тут Римо с ужасом осознал, что он стоит как раз между кандидатом
на пост мэра и телеобъективом и его лицо вот-вот станет достоянием широ-
кой общественности. Что скажет на это доктор Смит?- пронеслось у него  в
голове. Тогда он повернулся к камере спиной и произнес в свисавший свер-
ху микрофон:
  - Леди и джентльмены, прошу сохранять спокойствие. Только что произош-
ло покушение на мистера Полани, но охрана держит  ситуацию  под  контро-
лем.- Затем, не оборачиваясь, он ушел из поля зрения объектива,  оставив
в кадре лишь Мака Полани, продолжающего сжимать в руках свою пилу и  об-
ратившего взор в ту сторону сцены, где распластались два тела.
  Наконец Полани опять посмотрел в объектив и медленно произнес:
  - Они попытались остановить меня. Многие пробовали сделать подобное  и
прежде, но пока этого никому не удавалось. Только смерть может меня  ос-
тановить.
  Он умолк. Оператор выражал бурный восторг. В  будке  аплодировал  зву-
коинженер.
  Полани секунду помолчал н снова заговорил:
  - Надеюсь, вы все завтра проголосуете за меня. А теперь спокойной  но-
чи.- С этими словами, зажав под мышкой пилу, он ушел, присоединившись за
кулисами к Римо. Вскоре там оказался и Чиун. Прозвучала умолкла  мелодия
"Свет солнца приятней".
  - Быстро соориентировались,- похвалил Римо.
  - Что вы имеете в виду?- спросил Полани.
  - Насчет того, что многие хотели вас остановить. Вот слова  настоящего
политического деятеля.
  - Но это чистая правда,- обиделся Полани.- Каждый раз, стоит  мне  на-
чать играть на пиле, как кто-то обязательно пытается меня остановить.
  - Так вы говорили о пиле?
  - Ну конечно! О чем же еще?
  - Где же Тери?- прорычал Римо.
  В небольшом номере, который Тери снимала в гостинице, где располагался
штаб Полани, ее не было, но на столе Римо обнаружил записку: "Тери, ни в
коем случае не появляйся сегодня на телевидении. Это очень серьезно. Ма-
ма". Записка была написана недавно и источала нежный аромат. Римо поднес
ее к лицу - от нее исходил запах Дороти Уокер. Такой чистый... и тут Ри-
мо узнал его: это был запах  сирени.  Тот  же,  что  исходил  от  орудий
убийства Уилларда Фарджера и Клайда Московитца.
  Дороти Уокер... Так вот через кого шла утечка информации из штаба  По-
лани, вот кто получал денежки Римо и вел двойную игру! А накануне  вече-
ром она пыталась использовать его.
  Римо взломал дверь ее пентхауса, удобно расположился в кресле и приня-
лся ждать. Он ждал всю ночь и еще полдня, по она так и не появилась. На-
конец зазвонил телефон. Римо снял трубку.
  - Алло!
  - Алло! Кто это? Римо?- раздался голос Тери.
  - Он самый.
  - Значит, маме все-таки удалось вас к себе заманить,- хихикнула  она.-
Я так и знала.
  - Боюсь, Тери, вы ошибаетесь. Вашей матушки здесь нет. И не  было  всю
ночь.
  - А, значит, она у дедушки на яхте. Наверно, обсуждают  ход  кампании.
Его это очень интересует.
  - А как называется его яхта?
  - "Энколпиус". Она стоит на приколе в бухте.
  - Спасибо,- поблагодарил Римо.- Кстати, почему вы не пришли  вчера  на
передачу?
  - Мне мама оставила записку. А когда я позвонила ей, она сказала,  что
ходят слухи о теракте и вы попросили меня остаться дома. Ну, тогда я ве-
рнулась к подруге. Но я все видела. Мне кажется, было великолепно!
  - Если вам понравилось, следите, что будет дальше.- Римо повесил труб-
ку, вышел на улицу и двинулся к бухте.

  - Папа, ты проиграл.- Дороти Уокер в зеленом вечернем платье сидела  в
кают-компании яхты и беседовала с отцом.
  - Знаю, дорогая. Все знаю. Но кто мог подумать, что паши ребята прома-
жут! Такие надежные парни, Саша и Дмитрий. Они для нас  готовы  были  на
все.
  - Да, но они все-таки промахнулись. И теперь нет ничего, что  помешало
бы мистеру Полани стать мэром. Ты не учел, какой будет реакция избирате-
лей, если твои люди промахнутся.
  - Все верно,- печально улыбнулся Дворшански.- Может, я  просто  поста-
рел. Стал слишком стар, чтобы владеть городом. Что ж,  в  жизни  есть  и
другие утехи.
  - Может, ты наконец уйдешь на покой? Тебе следовало  это  сделать  уже
много лет назад. Ты всегда говорил, что проигрыш - это единственный неп-
ростительный грех.
  - Кажется, ты рада, что все так  вышло?  Но  ведь  ты  тоже,  кажется,
проиграла.
  - Нет, папа, я победила. Полани станет мэром, а мы с Тери - его  глав-
ными советчиками. И через полгода весь город будет моим. А потом я отдам
его тебе - это будет моим подарком. Ты его заслужил.
  Слушая ее, Дворшански понял, что не из любви  собирается  она  сделать
ему этот подарок - она просто хочет расплатиться с  назойливым  кредито-
ром. Он посмелел на дочь и сказал:
  - Возможно, мы оба в чем-то проиграли.
  - Это верно,- вдруг раздался чей-то голос: в дверях  стоял  Римо.-  Вы
оба проиграли.
  - Кто вы?- властно спросил Дворшански.- Кто этот человек?
  Улыбаясь Римо, Дороти поднялась.
  - Это Римо. Он представляет мистера Полани. Пожалуй, единственный  че-
ловек, оказавшийся достаточно прозорливым, чтобы увидеть в мистере Пола-
ни человека, который так нужен сейчас Майами-Бич...
  - Приберегите это для очередной рекламы собачьих  консервов,-  оборвал
Римо.- Наконец-то у меня открылись глаза! Когда я узнал, почему Тери  не
явилась на передачу. Вы сделали это только для того, чтобы завладеть го-
родом?
  Дворшански кивнул.
  - Почему бы и пет? Вы можете предложить более достойную цель?-  Маршал
говорил легко, почти радостно.
  - Но зачем было убивать Фарджера?
  - Фарджера? Ах, да! Надо было показать людям Картрайта, что мы не  по-
терпим измены. Но когда вы  просто  избавились  от  трупа,  не  афишируя
убийство, его значимость, конечно же, была сведена к нулю.
  - А Московитца?
  - Московитц был слабый человек. Думаю, он предпочел бы  отправиться  в
тюрьму, чем продолжить игру, где ставки были слишком высоки. Он  слишком
много знал и мог бы нас выдать.- И всю эту историю с федеральным  прави-
тельством и документами Лиги вы раздули потому...
  - Потому что это был единственный способ оградить Картрайта с его бан-
дой от тюрьмы и добиться его выбора на очередной срок. Я  посчитал,  что
правительство воздержится от каких-либо действий против Картрайта,  если
само окажется под угрозой его разоблачений.
  - Задумано неплохо,- похвалил Римо.- Вы надолго связали мне руки. Я не
мог решиться сделать с вами и вашим Картрайтом то, чего вы заслуживаете.
И все же вы в конце концов проиграли.
  Дворшански улыбнулся, на загорелом лице блеснули белоснежные зубы.
  - Нет, друг мой, это не я, а вы проиграли.- С этими словами маршал ус-
тремился к небольшой коробочке, лежащей на крышке рояля.
  Когда у него в руках мелькнуло шило, Римо наконец понял, что убийца не
Картрайт, не Дороти Уокер и не какой-то наемник, а именно  этот  крепкий
старик. Римо было очень важно выяснить это.
  Он усмехнулся. Дворшански двинулся на него. Когда маршал оказался  ря-
дом, на Римо пахнуло резким запахом сиреневого одеколона.
  Маршал не стал тратить времени даром. Он замахнулся, целясь Римо в ви-
сок, чтобы шило вошло в ухо по самую рукоятку. Римо  отскочил,  а  потом
сделал бросок вперед и перехватил руку нападавшего - она продолжила свой
широкий замах и, очертив круг, шило глубоко вонзилось маршалу в шею.  Он
издал гортанный звук, с недоумением глянул на Римо и рухнул на пол.
  Дороти Уокер поднялась. Кинув беглый взгляд на отца, она произнесла:
  - Римо, мы все сможем. Ты и я. Завладеем сначала городом,  а  потом  и
всем штатом.
  - И ты ни одной слезы не прольешь по отцу?
  Она подошла к Римо и всем телом прижалась к нему.
  - Ни одной,- улыбнулась она.- Я всегда была слишком  занята  жизнью...
любовью... не было времени плакать.
  - Может, мне удастся это изменить,- сказал Римо и, прежде чем она  ус-
пела двинуться или крикнуть, без усилия проткнул ей пальцем висок. Потом
уложил ее па пол, рядом с отцом, и закрыл за собой дверь.
  Команды на яхте не было. Римо повел судно к южной оконечности  Майами-
Бич и бросил якорь в двухстах  метрах  от  берега.  Матросы,  получившие
увольнение на берег, не скоро ее найдут. Римо поплыл к берегу. Следующим
пунктом повестки дня был мэр Картрайт.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

  Мэр Тимоти Картрайт открыл верхний ящик стола. Внутри находилась мета-
ллическая дверца. Сняв с пояса связку ключей, Картрайт выбрал  маленький
ключик и открыл сейф. Потом выгреб оттуда пачку банкнот  и  кинул  их  в
кейс.
  Как часто, подумал он, проигрывающие кандидаты вот  так  же  старались
отсрочить свое появление перед соратниками в штабе кампании? И как часто
у них не хватало времени даже выступить с речью, потому что надо  скорее
попасть в свой кабинет, прихватить деньги и  избавиться  от  компромети-
рующих документов?
  Впрочем, какое это имеет значение? Он пришел на этот  пост  честным  и
бедным, уходит бесчестным, но богатым. Деньги  в  банковских  сейфах  по
всей стране, драгоценности и облигации за рубежом. Ему не  придется  ду-
мать, как прокормить семью. Город выбрал Мака Полани?  Что  ж,  это  его
проблемы. Пусть избиратели имеют, что заслужили, а он сам будет уже  да-
леко.
  И когда полиция перестанет их защищать, городские службы станут  рабо-
тать все хуже, а потом и вовсе перестанут функционировать,  когда  город
наводнят хулиганы, бродяги и всякие хиппи, тогда  они  запросят  пощады,
будут умолять Тима Картрайта вернуться и навести порядок. И он не верне-
тся.
  Он представил себе свой штаб и обливающихся слезами активистов. Стран-
но. Один безумный сторонник способен пролить больше слез, чем все проиг-
равшие кандидаты, вместе взятые. Впрочем, ничего странного. Кандидат, не
прошедший на новый срок, уже свое нахапал, так о чем же ему плакать?
  - Далеко собрались?- прервал его размышления чей-то голос.
  - Как вы сюда попали?- вскричал Картрайт, который  знал,  что  главный
вход закрыт, а черный охраняется шерифом Мак-Эдоу.
  - Шериф решил соснуть. Забыться вечным сном. А теперь ваша очередь по-
следовать его примеру.
  - Значит, вы и есть тот самый Римо?- сказал Картрайт, и его  рука  ин-
стинктивно скользнула к ящику стола.
  - Все верно, это я, и если вы дотронетесь до ящика, то лишитесь руки.
  Картрайт замер, а потом спросил как ни в чем не бывало:
  - А, собственно, в чем дело? Что вы имеете против меня?
  - Фарджер. Московитц. Покушение на Полани.
  - Вы же знаете, это все маршал. Его идея. Это он виноват!
  - Знаю, это он все задумал. Скандал с Лигой. Убийство несчастного Бул-
лингсворта. Нападки на Фолкрофт. На федеральное правительство.
  Картрайт пожал плечами и ухмыльнулся -  той  ухмылкой,  которая  лучше
всего удается политикам-ирландцам, когда их ловят с поличным.
  - Ну и что? Все это было истинной правдой, иначе зачем вы здесь?
  - Правильно,- согласился Римо.- Но мы оба тут.
  - И что дальше?
  - А вот что. Садитесь и пишите.
  - Хорошо,- кивнул Картрайт.- Вы получите, что хотите. А что я  буду  с
этого иметь?
  - Во-первых, сохраните жизнь. Во-вторых, набитый деньгами портфель.  И
третье - я дам вам возможность уехать из страны.
  - Вы не возражаете, если я позвоню маршалу?
  - Возражаю. Он сказал мне, что не хочет с вами говорить.
  Картрайт смерил Римо взглядом, едва заметно пожал плечами,  потом  сел
за стол, вынул из ящика лист бумаги, а из письменного  прибора  слоновой
кости - ручку и приготовился писать.
  - Адресуйте письмо жителям Майами-Бич.

  Мак Полани держал в руках какой-то документ. В ознаменование своею из-
брания на пост мэра он облачился в джинсы нормальной длины, белые  крос-
совки уступили место кожаным сандалиям, а вместо красной  майки  на  нем
была розовая шелковая рубашка с длинным  рукавом  и  эмблемой  какого-то
спортивного клуба.
  - Уже имеются копии этого документа для раздачи  прессе,-  сообщил  он
журналистам.- В нем мэр Картрайт признается, что история с делом Лиги  -
это сплошной обман. Все это сплошная фальшивка, заявил он.  Единственной
целью мэра было  отвлечь  внимание  общественности  от  его  собственных
злоупотреблений, о чем он и сообщает в своем письме.  Он  приносит  свои
извинения жителям Майами-Бич, и я, как вновь избранный мэр, от их  имени
принимаю эти извинения и от всей души приглашаю ныне  уже  бывшего  мэра
Картрайта на ежегодные соревнования "Зубатка в июне". Победитель, пойма-
вший самую крупную рыбу, получит приз - сто долларов, хотя призываю мис-
тера Картрайта не рассчитывать на деньги, поскольку сам собираюсь  учас-
твовать в соревнованиях и наверняка обловлю всех остальных. Кроме  того,
насколько я понял из письма, которое держу в руке, мэр Картрайт не  нуж-
дается в лишних ста долларах - у него и так денег куры не клюют.
  - А где теперь наш мэр?- спросил кто-то из репортеров.
  Мак Полани вытер пот, выступивший на лбу от света софитов.
  - Ты видишь его перед собой, малыш!
  - По вашему мнению, чем вы обязаны своему неожиданному избранию?
  - Праведной жизни и ежедневному приему витамина Е.
  Римо отвернулся от экрана.
  - Все в порядке, можно ехать.
  Он вытолкал Картрайта из грязного прибрежного бара и повел к  причалу,
где они сели в небольшую моторную лодку. Через две минуты они  уже  были
на яхте. Поднявшись по трапу, они вышли на палубу. Картрайт все еще сжи-
мал в руках набитый деньгами "дипломат".
  - А где маршал?- спросил он.
  - Здесь.- И Римо открыл настежь дверь кают-компании.
  Картрайт вошел внутрь и увидел на полу тела  Дворшански  и  Дороти.  В
ужасе он повернулся к Римо.
  - Но ведь вы обещали!- воскликнул он.
  - Никогда не верьте обещаниям политиков,- назидательно заметил Римо  и
железным краем ладони раскроил череп бывшего мэра.- Не надо было высовы-
ваться,- добавил он, когда Картрайт упал.
  Римо прошел на капитанский мостик, завел мотор и, включив автоматичес-
кий режим, направил судно в открытое морс. Затем  спустился  в  машинное
отделение и опорожнил одни из топливных баков, вылив из него горючее  на
пол. Для пущей надежности он полил это все бензином и набросал в коридо-
ре пропитанные бензином тряпки и бумагу.
  Бросив на тряпки горящую спичку, отчего все вокруг-моментально  вспых-
нуло, он взбежал на палубу и спрыгнул оттуда вниз, в свою маленькую  мо-
торку, которую тащила за собой мощная яхта. Отвязав лодку  от  яхты,  он
некоторое время дрейфовал на волнах, а потом завел мотор  и  повернул  к
берегу.
  На полпути Римо услышал страшный взрыв. Обернувшись,  он  увидел,  как
полыхнуло пламя. Тогда он заглушил мотор и стал наблюдать. Пламя  весело
полыхало, постепенно превращаясь в огромное зарево, а потом раздался но-
вый взрыв, от которого у пего  чуть  не  лопнули  барабанные  перепонки.
Мгновение спустя море вновь было спокойно.
  Некоторое время Римо продолжал смотреть туда, где только  что  находи-
лась яхта, а потом снова запустил мотор.
  Вечером он смелел программу новостей.
  Там одна запутанная история сменялась другой. Намекали,  что,  передав
признание Полани, мэр Картрайт бежал. Высказывалось  предположение,  что
именно Картрайт убил Буллингсворта и Московитца, поскольку они узнали  о
его грешках, а потом прикончил и шерифа Клайда Мак-Эдоу,  тело  которого
нашли на автостоянке перед зданием муниципалитета,- за то, что тот хотел
помешать ему бежать.
  Затем говорили об убедительной победе Мака Полани, показывали репортаж
о его пресс-конференции, на которой он объявил о первом назначении в ад-
министрации города. Он назначил миссис Этель Хиршберг  городским  казна-
чеем.
  Миссис Хиршберг вырвала у него микрофон и заявила:
  - Клянусь относиться к городским деньгам, как к  своим,  присматривать
за мэром и относиться к нему, как к родному сыну. У меня на это довольно
времени, поскольку мой собственный сын мне даже не звонит.
  Римо больше не мог этого выносить. Он выключил телевизор и набрал  но-
мер.
  Раздался гудок. Потом второй. Когда телефон прозвонил в третий раз, на
том конце провода сняли трубку.
  - Да?- произнес кислый голос.
  - Это Римо.
  - Слушаю,- сказал доктор Смит.- Я вас узнал. Хотя прошло много времени
с тех пор, как мы беседовали в последний раз.
  - Похоже, я решил все ваши проблемы.
  - Да? Я и не знал, что у меня были проблемы.
  - Вы что, не смотрели новости? Полани избран мэром. Картрайт  признал-
ся, что дело Лиги - сплошная фальшивка.
  - Да, я видел новости. Кстати, хотелось бы знать, куда все-таки  делся
мэр Картрайт?
  - Ушел в море.
  - Понятно. Я передам Первому ваше сообщение. Как вы знаете, он возвра-
щается сегодня.
  - Да, знаю. Мы, серьезные политики, стараемся держаться в  курсе  всех
новостей.
  - У вас все?- спросил Смит.
  - Как будто все.
  - До свидания.- Смит повесил трубку.
  Римо, чувствуя себя как оплеванный, посмотрел на Чиуна.
  - Разве от императора ждут благодарности?- задал тот риторический воп-
рос.
  - Я и не ожидал, что он станет целовать мне руки, если ты это имеешь в
виду. Но хотя бы спасибо сказал. Просто спасибо - разве это так трудно?
  - Императоры не благодарят,- сказал Чиун.- Они только платят и за свои
деньги рассчитывают получить все, на что ты способен. И  вообще  -  будь
благодарен судьбе хотя бы за то, что тебя чуть  не  назначили  казначеем
Майами-Бич.



   Уоррен Мерфи,  Ричард Сэпир.
   Империя террора


У==========================================Л
|        Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР        |
|             "ИМПЕРИЯ ТЕРРОРА"            |
|           Перевод В. Бродского           |
|              Цикл "Дестроер"             |
+------------------------------------------+
|       Warren Murphy, Richard Sapir       |
|    "Summit chase" (1976) ("Destroyer")   |
+------------------------------------------+
|  Барон Hемеров решил превратить государс-|
|тво Скамбию в рай  для  преступников.  Для|
|этого он готовит  государственный  перево-|
|рот. Римо Уильямс и его учитель  Чиун  от-|
|правляются в Скамбию, чтобы помешать Hеме-|
|рову. Случайный рикошет лишает Римо памяти|
|и он считает себя  П.Д.Кенни  -  киллером,|
|работающим на Hемерова.                   |
+------------------------------------------+
|           by Fantasy OCR Lab             |
Т==========================================О



ГЛАВА ПЕРВАЯ

  В старинных книгах говорится: если идешь к человеку, который скоро ум-
рет, захвати с собой связанный узлом слоновий хвост.
  Поэтому, услышав от охранника, что президент желает его видеть,  вице-
президент Азифар сперва подождал, пока охранник выйдет, и затем  спрятал
в правый задний карман своих форменных штанов большой  веревочный  узел.
Только потом он покинул кабинет и пошел вслед за охранником. Стук их ка-
блуков о мраморный пол был единственным звуком, нарушавшим торжественную
тишину роскошного дворца.
  Помедлив у двойных дверей из резного дуба, Азифар глубоко  вздохнул  и
наконец решился войти. Когда дверь за ним захлопнулась, он огляделся.
  Президент Скамбии стоял у окна, разглядывая парк вокруг дворца. Дворец
был построен из синего, похожего на сланец камня,  который  добывался  в
этом маленьком молодом государстве. Парк, в котором тут и там были  раз-
бросаны искусственные озера, клумбы и живые изгороди, тоже отражал прис-
трастие президента к синему цвету. Вода в бассейнах была  синей,  синими
были цветы, и даже аккуратно подстриженные изгороди  были  того  темного
оттенка зеленого цвета, который казался переходящим в синий.
  Форма гвардейцев тоже была синей, и президент  удовлетворенно  отметил
этот факт. Это может стать государственной традицией, а традиции -  неп-
лохой фундамент для строительства, если государство ничего  из  себя  не
представляет и ничего не имеет за душой.
  Цветовую гамму дворца нарушала лишь желтая форма рабочих, укладывавших
канализационные трубы под мостовую рядом с углом восточного крыла  двор-
ца. Уже четыре неделя эти рабочие раздражали президента.  Но  ничего  не
поделаешь: страна должна иметь не только традиции, но и канализацию.
  Президент Дашити повернулся к человеку, стоящему перед его столом.  Во
время беседы ему пришлось порой поворачиваться к окну, чтобы скрыть  не-
вольную улыбку при виде формы вице-президента Азифара. Она была сшита из
красного габардина, и каждый ее дюйм украшала тесьма: золотая,  серебря-
ная, синяя и белая. Форма была скроена в Париже, но даже безупречный по-
крой не мог скрыть тучность вице-президента Азифара.
  Но при первой встрече  всех  подавляла  не  столько  толщина  Азифара,
сколько его безобразие. Ужасней, чем его форма, чудовищней, чем его  не-
вероятная величина, было лицо Азифара - иссиня-черное  пятно  чернильной
темноты. Хорошо еще, что его шишковидную голову с широким носом и скоше-
нным лбом частично скрывала украшенная тесьмой военная фуражка.
  Как-то президент Дашити мучился три недели подряд, пытаясь определить,
кого больше напоминает Азифар: толстяка из цирка или располневшего неан-
дертальца. Тело его было как у клоуна, а лицо -  как  у  доисторического
человека; так что проблема осталась неразрешенной.
  Но гораздо важней то, что Азифар был военным  человеком,  которого  на
должность вице-президента избрали генералы. Несмотря на все свое  отвра-
щение, Дашити приходилось терпеть его.
  Но терпеть не значит доверять, и у президента были важные основания не
доверять вице-президенту Азифару. Как можно доверять  человеку,  который
24 часа в сутки потеет? Даже сейчас по лицу вице-президента сбегали  ру-
чейки пота, и перламутровые капельки поблескивали  на  тыльных  сторонах
его ладоней. А ведь они здесь встретились не для решения каких-то важных
вопросов, а просто чтобы обсудить, как Азифару следует провести свой от-
пуск.
  - Непременно,- сказал президент,- посетите русское посольство.  Затем,
конечно, навестите американское. И дайте там понять, что  у  русских  вы
уже побывали.
  - Разумеется,- проговорил Азифар.- Но зачем?
  - Затем, что после этого мы получим еще больше оружия из России, и еще
больше денег из Америки.
  Вице-президент Азифар даже не постарался скрыть свое недовольство. Его
правая рука невольно коснулась бедра, и пальцы нащупали в кармане  завя-
занный узлом слоновий хвост.
  - Вы не одобряете меня, генерал?
  - Мой президент, одобрять или не одобрять вас было бы с  моей  стороны
непростительной дерзостью,- произнес Азифар своим хриплым  голосом.  Его
гортанное произношение свидетельствовало о том, что вице-президент учил-
ся отнюдь не в Сэндхерсте.- Просто я не могу  спокойно  принимать  чужие
подачки.
  Президент Дашити вздохнул и медленно опустился в свое мягкое синее ко-
жаное кресло. Только тогда сел и Азифар.
  - Я тоже, генерал,- сказал Дашити.- Но нам не остается ничего другого.
Нас называют развивающейся страной, но вы же знаете не  хуже  меня,  что
наше развитие заключается в смене варварства обычной отсталостью.  Прой-
дет еще много лет, прежде чем наш народ сможет  жить  своим  собственным
трудом.
  Он остановился, как будто приглашая собеседника задать  вопрос,  затем
продолжил.
  - Нам не посчастливилось иметь нефть. У нас есть  только  этот  чертов
синий камень, а сколько его мы сможем продать? И сколько времени наш на-
род сможет жить на эти деньги? Но нам повезло с другим - с нашим  место-
положением. На этом острове мы можем контролировать Мозамбикский  пролив
и большую часть перевозок груза в мире. Если мы присоединимся  к  какой-
либо одной мировой силе, контроль перейдет к ней. Поэтому наш путь ясен:
мы не присоединяемся ни к кому, мы поддерживаем  отношения  со  всеми  и
принимаем их подачки до тех пор, пока наконец не перестанем в  них  нуж-
даться. Но пока этот день не пришел, нам нужно продолжать нашу игру. По-
этому вам придется посетить все эти посольства, когда приедете в Швейца-
рию.
  Он осторожно разгладил складку на своем белоснежном костюме в едва за-
метную полоску и затем поднял голову. Его проницательный взгляд встрети-
лся со взглядом больших выпуклых глаз Азифара.
  - Безусловно, я это сделаю, мой президент,- сказал Азифар.- А  теперь,
с вашего позволения...
  - Конечно,- произнес Дашити, вставая и протягивая через стол свою тон-
кую коричневую руку. На долю секунды она повисла в воздухе, затем утону-
ла в жирной черной пятерне Азифара.- Удачно вам отдохнуть,- сказал Даши-
ти.- Был бы рад поехать с вами.- Он по-настоящему тепло улыбнулся и  по-
пытался скрыть невольную дрожь, вызванную прикосновением  потной  ладони
Азифара.
  Скрестив взоры, два человека пожимали друг другу руки. Наконец  Азифар
опустил глаза, и президент разжал руку. Слегка наклонившись, Азифар  по-
вернулся и зашагал по ковру к дверям 12-футовой высоты.
  Он не позволил себе улыбнуться, пока не миновал двух  одетых  в  синюю
форму гвардейцев, стоящих снаружи президентского кабинета. Но на пути из
приемной к лифту он улыбался. Он улыбался в лифте, улыбался, когда шел к
своему "мерседесу", стоящему перед дворцом. Опустившись на мягкие подуш-
ки заднего сиденья, он глубоко вдохнул сухой и прохладный  кондициониро-
ванный воздух, затем, все еще улыбаясь, сказал шоферу: "В аэропорт".
  Автомобиль не спеша поехал по дугообразному подъездному пути, ведущему
от дворца к шоссе. У восточного
  крыла полудюжина одетых в желтое рабочих копали глубокую яму. Затормо-
зив в дюйме от них, водитель шепотом выругался и произнес вслух:
  - Эти идиоты собираются здесь копаться еще полгода.
  Азифар ничего не ответил. Он был слишком доволен собой, чтобы  пережи-
вать из-за медлительности рабочих. Узел в заднем  кармане  причинял  ему
неудобства, и он вытащил его. Поглаживая пальцами жесткую слоновью кожу,
он обдумывал слова, которые скажет, когда всего через семь  дней  займет
место президента. Азифар. Президент Скамбии.
  Стоя у окна, президент Дашити наблюдал за лимузином  Азифара,  который
медленно миновал рабочих, укладывающих канализацию,  и  затем,  увеличив
скорость, выехал на единственную в стране  мощеную  дорогу,  ведущую  от
дворца к аэропорту.
  Никогда не надо доверять генералам, подумал Дашити. Они думают  только
о том, как получить власть, а о том, что с ней делать,  они  не  думают.
Как хорошо, что им поручают только такие маловажные вещи, как воины.  Он
вернулся к своему столу и принялся подписывать просьбы о  предоставлении
его стране международной помощи.
  А Азифар в это время думал о том, что спустя всего лишь несколько дней
Скамбия не будет больше нуждаться в помощи ни от какой иной  страны.  Мы
будем самой большой силой в мире, подумал он, и все народы будут уважать
наш флаг и бояться его.
  "Никакая сила не остановит меня,- подумал Азифар.-  Никакая  сила:  ни
одно правительство и ни один человек".


ГЛАВА ВТОРАЯ

  Его звали Римо, и в этой грубой коричневой монашеской рясе он чувство-
вал себя очень глупо. Его талию крепко опоясывала узловатая веревка. Ри-
мо подумал, что с ее помощью можно кого-нибудь задушить;  впрочем,  Римо
для этого не требовалась помощь.
  Он стоял перед Вестсайдской федеральной тюрьмой, ожидая, пока откроет-
ся большая стальная дверь. Его ладони были мокры от пота. Он вытер их  о
рясу и понял, что не помнит, когда потел в последний раз. Все дело в тя-
желой рясе, подумал он, затем обозвал себя лжецом и  сознался,  что  по-
теет, потому что стоит у входа  в  тюрьму,  ожидая,  когда  его  впустят
внутрь. Он еще раз ударил по маленькой кнопке на правой стороне двери  и
сквозь толстое стекло увидел, как охранник поднял голову  и  раздраженно
посмотрел на него.
  Затем охранник нажал кнопку на своем столе, дверь прыгнула и медленно,
дюйм за дюймом, поползла назад. Она двигалась толчками,  как  тележка  в
американских горках, поднимающаяся к вершине очередной горы.  Открывшись
всего дюймов на двадцать, дверь остановилась. Чтобы протиснуться в узкий
проем, широкоплечему Римо пришлось повернуться боком. Как он успел заме-
тить, в толщину дверь состояла из двух дюймов сплошного металла. Едва он
оказался внутри, как услышал, что дверь начала  закрываться,  захлопнув-
шись наконец со звуком, типичным для всех тюремных дверей.
  Римо находился в приемной, и взгляды  шести  чернокожих  женщин,  ожи-
дающих часа свидания, были устремлены на него. Ему  захотелось  спрятать
лицо под капюшоном своей рясы, но он взял себя в руки, подошел  к  столу
охранника и оперся на толстое пуленепробиваемое стекло, отделявшее охра-
нника от посетителей. Ощутив, как прочно стекло, он решил, что в толщину
оно никак не меньше одного дюйма, и даже с близкого  расстояния  пробить
его сможет только очень мощное оружие.
  Не поднимая головы, охранник нажал на  кнопку,  снова  крепко  запирая
входную дверь. Если бы теперь Римо понадобилось в срочном  порядке  выб-
раться отсюда, ему пришлось бы ломать стекло, чтобы добраться  до  двери
за спиной охранника. Римо постучал по стеклу костяшками пальцев,  ощущая
его упругость и неподатливость. Кивком головы охранник указал  на  теле-
фон, стоящий перед ним на маленькой полке.
  Римо снял трубку и постарался, чтобы его голос звучал спокойно:
  - Я отец Тук,- сказал он, сдерживая усмешку.- Я должен  встретиться  с
заключенным Девлином.
  - Одну минутку, отец,- сказал охранник. С выводящей из терпения медли-
тельностью он положил трубку и начал небрежно просматривать напечатанный
на машинке список фамилий. Наконец его палец остановился, и Римо  прочем
вверх ногами:
  "Девлин, Бернард. Отец Тук".
  Охранник отложил лист бумаги и опять снял трубку.
  - Все в порядке, отец,- сказал он.- Идите вон в ту дверь.-  Он  указал
кивком на дверь в углу комнаты.
  - Благодарю тебя, сын мой,- произнес Римо.
  Следуя указаниям охранника, он достиг другой металлической двери,  до-
ходящей до потолка и шириной в шесть футов. На ней было  написано:  "От-
крывать от себя". Надпись была свежая и нетронутая, в то время как реше-
тка над ней носила следы прикосновений тысяч рук, открывавших прежде эту
дверь.
  Когда-то Римо тоже прикасался к тюремной решетке. Он положил ладони на
надпись и ощутил слабую пульсацию тока, как будто открылся электрический
замок. Он толкнул дверь, и она медленно отворилась.
  Дверь захлопнулась за ним, и Римо оказался в еще одной маленькой  ком-
нате. Справа, за пуленепробиваемым стеклом и металлической сеткой  нахо-
дилось трое заключенных, ожидающих выхода на свободу. За  ними  наблюдал
еще один охранник.
  Слева находилась дверь, ведущая на лестницу. Римо толкнул ее,  но  она
не открылась. Бросив взгляд через плечо и увидев, что охранник  беседует
с одним из заключенных, Римо подошел к его окошку и постучал по  стеклу.
Охранник поднял голову, кивнул и нажал на кнопку.  Вернувшись  к  двери,
Римо открыл ее и вышел на узкую лестницу. Ступеньки были выше обычных. У
начала лестницы под углом было повешено зеркало, и когда  Римо  поднялся
наверх, то обнаружил, что аналогичное зеркало висит  на  противоположной
стене, там, где лестница кончается. Он взглянул в наго, затем  посмотрел
на нижнее зеркало и на охранника. Не сходя с места, тот мог  видеть  всю
лестницу. Спрятаться на ней было невозможно, ни перил, ни  карнизов,  на
которые можно было бы залезть, у нее не было.
  Римо поднялся по ступенькам, стараясь поддевать своими обутыми в  сан-
далии босыми ногами края рясы, чтобы не наступать на нее при каждом  ша-
ге. Он пытался не вспоминать, как много лет тому назад по такой же узкой
лестнице его вели в камеру смертников.
  Бесполезно. Он обливался потом, и подмышки его были мокры.
  Тогда, много лет назад, его жизнь была проще. Его звали Римо  Уильямс,
и он был полицейским из Ньюаркского департамента полиции. Он был хорошим
полицейским, пока кто-то не убил торговца наркотиками на территории  его
участка. Римо обвинили в убийстве и приговорили к электрическому  стулу,
который, однако, не сработал в тот раз должным образом.
  Какого черта я здесь делаю? У верхушки лестницы была еще  одна  дверь,
точь-в-точь как в блоке для смертников государственной тюрьмы  Нью-Джер-
си. Внезапно им овладели непрошеные воспоминания: визит священника, чер-
ная таблетка, металлический шлем на голове и затем  ожидание  смерти  от
семидесяти семи миллионов вольт, смерти, которой он так и не дождался.
  Римо сам не заметил, как очутился в следующей комнате, где  за  старым
деревянным столом сидел одетый в форму охранник. На именной табличке  на
его груди было написано: "О'Брайен". Это был мужчина среднего  роста,  и
Римо заметил, что одна его рука была короче  другой.  Большие  узловатые
запястья торчали из рукавов его синей форменной рубашки. Маленькие глаза
охранника были водянисто-голубого цвета, а его круглый широкий  нос  был
красен из-за обилия лопнувших кровеносных сосудом.
  - Я отец Тук. Я хотел бы видеть заключенного Девлина.
  - К чему такая спешка, отец мой?-спросил О'Брайен.
  Римо не ответил. Помолчав, он произнес:
  - Будьте так добры, вызовите заключенного Девлина.
  Чрезвычайно медленно О'Брайен поднялся со стула, пристально  оглядывая
посетителя и приходя к заключению, что стоящий перед ним  человек  вовсе
не является монахом. Ладони его были мозолисты, но ногти тщательно  ухо-
жены. Кроме того, от него исходил аромат дорогого  крема  после  бритья,
что, по мнению О'Брайена было совершенно несвойственно  священнослужите-
лям. Если бы О'Брайеи знал, что это был не крем  для  бритья,  а  особый
французский лосьон, применяемый после коитуса, он бы только укрепился  в
своих подозрениях. Выходя из-за стола, О'Брайен взглянул на ноги монаха:
они были слишком чистыми, и даже ногти на них, казалось,  покрывал  бес-
цветный лак.
  Это определенно не священник. Несмотря на  старания  О'Брайена  скрыть
свою заинтересованность, Римо уловил его внимательные взгляды и догадал-
ся, к каким выводам пришел охранник. Черт, этого только не хватало,  по-
думал Римо.
  Ничего не сказав, О'Брайен провел Римо в маленькую комнату для  свида-
ний, где стены были покрыты деревянными панелями, и вежливо попросил по-
дождать. Выйдя в другую дверь, он вернулся через пять минут в  сопровож-
дении еще одного человека.
  - Садитесь, Девлин,- сказал он.
  Девлин послушно уселся напротив монаха на некрашеный деревянный  стул.
Это был высокий и худой человек. Синяя тюремная одежда так хорошо сидела
на нем, как будто была сшита по его мерке. Волосы его были черны и  вол-
нисты, а загар на лице говорил о частых поездках на острова. Видимо, Де-
влин был членом какого-то престижного клуба здоровья.
  На вид ему было лет тридцать. Его уверенная манера держать себя и  ма-
ленькие смеющиеся морщинки вокруг сверкающих умом глаз свидетельствовали
о том, что он старался получать удовольствие от каждой минуты из  прожи-
тых тридцати лет, вплоть до самого последнего момента.
  Римо сидел молча, дожидаясь, когда О'Брайен оставит их одних.  Наконец
охранник направился к двери.
  - Постучите, отец, когда закончите,- сказал он и плотно прикрыл за со-
бой дверь.
  Римо услышал, как щелкнул замок.
  Прижав палец к губам, Римо подошел к двери и прильнул к замочной сква-
жине. Сквозь нее он увидел спину О'Брайена,  вновь  усевшегося  за  свой
стол.
  Только затем Римо сел и обратился к Девлину:
  - Все в порядке, можно начинать.
  Когда Девлин приступил к рассказу, Римо попытался сосредоточиться,  но
обнаружил, что ему сложно это сделать. Он мог думать только о  том,  что
находится в тюрьме, и о том, что хочет  отсюда  выбраться,  чуть  ли  не
сильнее, чем много лет назад, когда он был спасен от электрического сту-
ла секретной правительственной организацией, которой  президент  поручил
бороться с преступностью. Он занял в этой организации место исполнителя,
убийцы под кодовым именем - Дестроер.
  Сквозь его задумчивость проникали обрывки рассказа Девлина: что-то  об
африканском государстве Скамбия, о плане превратить его в  международное
прибежище для преступников со всего света, о президенте, которого должны
были убить, о вице-президенте, готовящемся занять его место.
  Быстро утомившись, так как сбор информации не входил в круг его профе-
ссиональных забот, Римо попытался придумать вопросы, которые ему  следо-
вало задать.
  - Кто стоит за всем этим?
  - Не знаю.
  - Вице-президент? Этот Азифар?
  - Нет, не думаю.
  - Как вы все это раскопали?
  - Я работаю на человека, который интересуется такого рода вещами.  Вот
откуда я это знаю. Я осуществлял для него юридические исследования зако-
нов экстрадиции.
  - Мне известна ваша репутация главного адвоката мафии. Вы вытаскиваете
бандитов из тюрьмы, придираясь к юридическим формальностям.
  - Все имеют право на защиту.
  - А теперь вы сами попались и вам нужно отсюда сбежать?- У Римо он вы-
зывал отвращение.
  - Да. Я попался и собираюсь сбежать отсюда и спрятаться в надежном ме-
сте. И сказать по правде, отец мой,- сказал он, издевательски  подчерки-
вая обращение,- мне надоело рассказывать эту историю недоумкам,  которых
сюда посылает правительство.
  - Ну что ж, это был последний раз,- сказал Римо. Встав, он  подошел  к
двери и опять посмотрел в замочную скважину. Все еще сидя за столом,  на
котором тихо играло радио, О'Брайен читал газету.
  - Ну хорошо,- проговорил Девлин.- И как же я отсюда выберусь? Мне что,
надо созвать пресс-конференцию?
  - Нет, в этом нет необходимости,- сказал Римо.- У нас разработан  план
побега.
  Римо знал, что ему надо делать. Его рука слегка дрогнула, когда он вы-
тащил из кармана своей объемистой рясы деревянное  распятие  и  протянул
его Девлину.
  - Смотрите,- сказал он, показывая левой рукой к основание креста.- Ви-
дите эту черную таблетку? Когда войдет охранник, целуйте крест и  берите
таблетку в зубы. Когда вернетесь в камеру, прожуйте ее и проглотите. Она
вызовет у вас обморок. Наши люди находятся сейчас в тюремном  госпитале,
и когда вас принесут туда, они решат, что вам нужна специальная терапия,
положат вас в "скорую" и отправят в частный госпиталь. По дороге в  гос-
питаль и "скорая", и вы исчезнете.
  - Как-то это все слишком просто,- проговорил Девлин.- Вряд ли это сра-
ботает.
  - Слушайте, это срабатывало уже сотню раз,- сказал Римо.- Вы что,  ду-
маете, я первый раз такое устраиваю? Вы еще тысячу  лет  проживете.-  Он
встал.- Пойду позову охранника,- сказал Римо.- Мы слишком долго разгова-
риваем.
  Он подошел к деревянной двери и ударил по ней кулаком. Звук удара эхом
заметался по маленькой комнатке Дверь открылась, О'Брайен стоял на поро-
ге.
  - Благодарю вас,- сказал Римо. Обернувшись к Девлину, который все  еще
продолжал сидеть, он протянул ему распятие и загородил  О'Брайену  обзор
своей спиной.- Да благословит тебя Бог, сын мой,- произнес он.
  Девлин не пошевелился. "Черт возьми, бери таблетку,- подумал Римо,-  а
не то мне придется убить тебя прямо здесь. И О'Брайена в придачу".
  Он сунул распятие прямо в лицо Девлину.
  - Да защитит тебя Господь,- промолвил он. "Если ты сейчас не  возьмешь
эту таблетку, Господь тебе действительно понадобится". Он помахал распя-
тием перед Девлином.
  Тот смотрел на него, и сомнение было написано на его изящно очерченном
лице. Затем он едва заметно пожал плечами, взял распятие  двумя  руками,
поднес его ко рту и поцеловал ноги статуи.
  - Да обретешь ты вечное блаженство!- сказал Римо и подмигнул  Девлину,
который не знал, что для пего вечность кончится через пятнадцать минут.
  - Вы найдете дорогу назад, отец?- спросил О'Брайен.
  - Да,- ответил Римо.
  - Тогда я отведу заключенного в камеру,- сказал О'Брайен.-  До  свида-
ния, отец.
  - До свидания. До свидания, мистер Девлин.- Римо повернулся  к  двери.
Взглянув на распятие, он с облегчением заметил, что черная таблетка  ис-
чезла. Девлин уже труп. Это хорошо.
  Римо не мог бороться с искушением. Стоя на верхней ступеньке, он подо-
ждал, пока охранник, сидящий внизу, не взглянет в зеркало, чтобы  прове-
рить лестницу. Затем, подобрав свою рясу, Римо бросился в узкий лестнич-
ный пролег, бесшумно кидаясь из стороны в сторону. Охранник еще раз бро-
сил рассеянный взгляд в зеркало, и Римо прервал ритм  движения,  неясным
теневым пятном слившись со стеной. Охранник вновь отвернулся к своим бу-
магам.
  Римо кашлянул. Изумленный охранник поднял голову.
  - Это вы, отец? Я не видел, как вы спустились.
  - Разумеется,- радостно согласился Римо. Ему потребовалось еще три ми-
нуты, чтобы миновать безупречную систему охраны тюрьмы.
  К тому времени, когда Римо вновь вышел на  яркий  солнечный  свет,  он
взмок от пота. Стремясь оставить между собой и тюрьмой как можно большее
расстояние, Римо не обратил внимания на двух  людей  на  другой  стороне
улицы, примерявших свой шаг к его и следовавших за ним неспешной  поход-
кой
  ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  Толкнув вращающуюся дверь, Римо вошел в "Палаццо-отель" и по мраморно-
му полу вестибюля быстро направился к лифту.
  Прислонившись к небольшой конторке, коридорный наблюдал за ним.  Когда
Римо вызвал лифт, коридорный подошел к нему.
  - Простите, отец,- сказал он развязно,- милостыни не подаем.
  Римо мягко улыбнулся:
  - Я пришел сюда, сын мой, для соборования.
  - О...- сказал прыщавый коридорный, неожиданно потеряв  всю  свою  са-
моуверенность.- Кто-то умер?
  - Ты умрешь, сукин сын, если не уберешься отсюда,- произнес Римо.
  Коридорный взглянул на него, на этот раз  внимательней,  и  обнаружил,
что с лица монаха исчезла мягкая улыбка. Теперь оно было суровым и  жес-
тким; один взгляд его, казалось, мог раздробить камень. Коридорный пред-
почел убраться подальше.
  Римо доехал на лифте до одиннадцатого этажа, по пути благословив  ста-
руху, вошедшую на седьмом этаже и вышедшую на восьмом. Выйдя  из  лифта,
Римо направился к номеру-люксу, расположенному слева по коридору.
  У двери он остановился и прислушался. Из номера доносилась обычная ра-
зноголосица. С легким вздохом Римо отпер дверь и вошел внутрь.
  Миновав небольшую прихожую и заглянув в гостиную, Римо увидел  старого
азиата, сидящего спиной к нему на полу в позе лотоса. Глаза азиата  были
прикованы к экрану телевизора. Из-за яркого солнечного света изображение
на экране было бледным и размытым.
  Когда Римо вошел в комнату, человек на полу не пошевелился и не произ-
нес ни слова.
  Подойдя к нему вплотную, Римо наклонился и что есть силы закричал  ему
прямо в ухо:
  - Привет, Чиун!
  Никакой реакции. Азиат не пошевелил ни единым мускулом. Затем он  мед-
ленно приподнял голову и в зеркале, висящем над телевизором,  глаза  его
встретились со взглядом Римо. Осмотрев монашеское одеяние Римо, он  ска-
зал:
  - Миссия Армии Спасения на соседней улице,- затем азиат вновь устремил
взор на экран, где продолжала разыгрываться очередная драма о страданиях
любви.
  Римо пожал плечами и пошел в свою  спальню  переодеться.  В  последнее
время Чиун его сильно беспокоил. Римо уже много лет был  знаком  с  этим
маленьким корейцем, с тех самых пор, как КЮРЕ поручило  Чиуну  сотворить
из Римо Уильямса образцовое орудие убийства. За эти годы Римо много  раз
видел, как Чиун делал вещи, в которые невозможно было поверить.  Он  ви-
дел, как Чиун рукой вдребезги разбивал стены, разрушал  машины,  несущие
смерть, уничтожал целые взводы. В этом  слабом  восьмидесятилетнем  теле
скрывалась невероятная мощь.
  Но теперь Римо боялся, как бы это тело не потеряло силу - а  вместе  с
телом и дух Чиуна. Ибо его теперь, казалось, ничто не заботило.  Он  уже
не с таким пылом руководил тренировками Римо. Он уже не так усердно  за-
нимался стряпней - еду он всегда готовил сам, из боязни, как бы их с Ри-
мо не отравили торговцы собачьей пищей, называющие  себя  рестораторами.
Он даже прекратил без конца поучать и распекать Римо.  Казалось,  теперь
Чиуна не интересовало ничего, кроме телевизионных мыльных опер.
  Никаких сомнений, подумал Римо, снимая коричневую  рясу,  под  которой
обнаружитесь нейлоновые лиловые трусы и маяка. Чиун выдохся. А почему бы
и нет? Ему ведь уже восемьдесят лет. Ничего удивительного.
  Все это очень логично, но что сложно поделать с  природой?  Шампанское
тоже может выдохнуться.
  Как бы то ни было, Чиун выдохся. И все же в лучшие свои годы  Чиун  не
знал себе равных. Никого не было лучше его в прошлом и, возможно, не бу-
дет н в будущем. Если бы у ассасинов был свой зал славы,  портрет  Чиуна
должен был бы занимать в нем центральное место. Всем остальным - и в том
числе Римо - пришлось бы удовольствоваться местечком поскромней.
  Римо скатал монашескую  рясу  в  коричневый  ком,  крепко  связал  его
собственной белой веревкой и бросил в корзину для бумаг. Затем он достал
из стенного шкафа слаксы горчичного цвета и надел их, дополнив свой  на-
ряд светло-голубой футболкой. Сбросив сандалии, он всунул ноги в паруси-
новые туфли без застежек.
  Он втер в кожу лица и шеи укрепляющий крем и вернулся в гостиную.
  В гостиной звонил телефон. Чиун старательно игнорировал его.
  Это, конечно, звонил Смит, единственный - и слава Богу, что единствен-
ный - руководитель КЮРЕ.
  Римо поднял трубку.
  - "Палаццо-монастырь",- сказал он.
  Из трубки раздался раздраженный голос:
  - Кончайте умничать, Римо. И почему это вы остановились в "Палаццо"?
  - В общежитии все места были заняты. Кроме того, мне нравится, что  за
номер платите вы.
  - Я вижу, у вас сегодня веселое настроение,- сказал Смит.
  Римо мог себе представить, как тот вертит в  руках  пластмассовый  нож
для разрезания бумаг и лупу, сидя за  своим  столом  в  санатории  "Фол-
крофт", штаб-квартире КЮРЕ.
  - Вовсе у меня не веселое настроение,- проворчал Римо.- У меня отпуск,
как-никак, и я не обязан быть на побегушках у всяких там...
  Смит прервал его:
  - Прежде чем начнете оскорблять меня, подсоедините к  телефону  шифра-
тор, пожалуйста.
  - Ладно,- сказал Римо.
  Он отложил трубку и открыл ящик маленького столика. В ящике лежали два
пластмассовых цилиндра, покрытых пенопластом. Цилиндры напоминали  науш-
ники из будущего. Римо вынул один из них, посмотрел  для  ориентации  на
задник и прикрепил прибор на ту часть телефона, которую полагается прик-
ладывать к уху. К противоположной части он подсоединил другой цилиндр.
  - Ну вот, все в порядке,- сказал Римо.- Теперь я могу сказать вам все,
что думаю?
  - Нет, еще нет,- сказал Смит.- Сперва установите наборный  диск  сзади
каждого из цилиндров на цифру "14". Запомните - оба на цифру "14". И  не
забудьте потом включить шифратор, без этого тоже не обойтись.
  - Как будет угодно,- пробормотал Римо, опять откладывая трубку и уста-
навливая цифры на шифраторе.
  Это было последнее изобретение КЮРЕ: переносной  телефонный  шифратор,
который устранял опасность подслушивания, записи разговоров и  подключе-
ние любопытных операторов на коммутаторе. Римо включил  прибор  и  опять
поднес трубку к уху.
  - Готово,- сказал он.
  В ответ он услышал невнятный шум, как будто кто-то полоскал горло.
  - Я его подключил,- закричал Римо.- Что теперь не так, черт подери?
  - Гргл, грбл, дрбл, фргл.
  Новая манера Смита говорить, по мнению Римо, была лучше прежней.
  - Грргл, фрпп.
  - Да,- сказал Римо.- В твоей шляпе.
  - Грггл, дрббл.
  - Да, и поставь туда ногу. По колено.
  - Брггл, грингл.
  - И твоей тете Милли того же,- тепло сказал Римо.
  Внезапно прорезался голос Смита.
  - Римо, вы здесь?- Голос был отчетливо слышен, но временами пропадал.
  - Конечно, я здесь. Где же мне еще быть?
  - Прошу прощения, в моем шифраторе были какие-то неполадки.
  - Увольте изобретателя. А еще лучше, убейте его - вы же так всегда  на
все реагируете. Так вот, насчет моего отпуска...
  - Забудьте об отпуске,- произнес Смит.- Расскажите мне о Девлине.  Что
он сказал?
  - Насчет моего отпуска,- повторил Римо.- Вы велели поговорить  с  ним,
хотя это вовсе не наша обязанность. Это обязанность ЦРУ. Так какого чер-
та вы не оставили эту работу ЦРУ? Опять пожадничали?
  - Нет,- недовольно сказал Смит, удивляясь, почему ему  приходится  все
объяснять Римо. Римо, в конце концов, всего лишь наемный работник.- Дело
в том, что три разных агента ЦРУ уже три раза допрашивали  Девлина.  Все
трое были убиты. Кстати, я собирался предупредить вас, чтобы вы были ос-
торожны.
  - Спасибо за предупреждение,- сказал Римо.
  - Полагаю, оно вам ни к чему,- проговорил Смит.- Итак, что  же  сказал
Девлин?
  Римо принялся пересказывать все, что услышал в тюрьме:  план  убийства
президента Скамбии и превращение маленькой страны в убежище дня преступ-
ников со всего мира, участие в этом замысле  вице-президента,  Али-Бабы,
или как его там...
  - Азифара,- поправил Римо Смит
  - Да, Азифара, Он хоть в этом и замешан, но во главе стоит не он.  Кто
главный, Девлин не знает.
  - Когда все это начнется?
  - Через неделю,- сказал Римо. В животе он ощупи то легкое жжение,  ко-
торое всегда безошибочно предупреждало его о  приближении  катастрофы  -
например, о необходимости отложить отпуск.
  - Ммм,- задумчиво промычал Смит и замолчал Затем мычание повторилось.
  - Можете не объяснять мне, что значит это "ммм". Я и сам знаю,- сказал
Римо.
  - Это серьезно, Римо, очень серьезно.
  - Да? А почему?
  - Вы когда-нибудь слышали о бароне Исааке Немерове?
  - Как же! Я покупаю в его магазине рубашки.
  Смит оставил эту реплику без внимания.
  - Номеров на сегодняшний день, возможно, самый опасный в мире преступ-
ник. Сейчас к Немерову на его алжирскую виллу приехал гость.
  - Я должен угадать с трех раз, кто это?
  - Гадать не к чему,- сказал Смит.- Это вице-президент Скамбии Азифар.
  - И что из этого следует?
  - Из этого следует, что в этом деле замешан Немеров. Возможно,  именно
он разработал весь этот план. Это очень опасно.
  - Ладно, предположим, все, что вы сказали, правда. Все равно это рабо-
та для ЦРУ,- поучающе произнес Римо.
  - Спасибо, что учите меня политике,- фыркнул Смит.- А теперь послушай-
те, что я вам скажу. Вы, кажется, забыли,  что  наша  главная  задача  -
борьба с преступностью. Если мы позволим Немерову и  Азифару  превратить
Скамбию в рай для преступников, все наши усилия пойдут прахом.
  Римо помолчал.
  - Значит, выбор пал на меня?
  - Выбор пал на вас.
  - А как же мой отпуск?
  - Ваш отпуск?- произнес Смит, повышая голос.- Хорошо, если вы так нас-
таиваете, давайте поговорим о вашем отпуске. Как по-вашему,  на  сколько
недель отпуска в год вы имеете право?
  - По меньшей мере на четыре, учитывая мой стаж,- сказал Римо.
  - Пусть будут четыре. Где в прошлом месяце вы провели три недели?
  - В Сан-Хуане, но я тренировался,- сказал Римо.- Я должен поддерживать
форму.
  - Хорошо,- сказал Смит.- А те четыре недели в Буэнос-Айресе,  на  этом
проклятом шахматном турнире? Полагаю, там вы тоже тренировались?
  - Конечно,- негодующе ответил Римо.- Я должен оттачивать свои умствен-
ные способности.
  - Вы думаете, это было очень тонко - приехать на турнир под именем По-
ла Морфи?- холодно спросил Смит.
  - Иначе бы я не смог сыграть партию с Фишером.
  - Кстати, об этой партии. Вы, наверное, дали ему вперед пешку.
  - Да, и я бы его наверняка победил, если бы из-за собственной  неосто-
рожности не потерял  на  шестом  ходу  ферзя,-  сказал  Римо,  с  неудо-
вольствием вспоминая ту поездку в Буэнос-Айрес. Это был не лучший момент
в его биографии.- Послушайте,- произнес он поспешно,- вы сейчас не в том
настроении, чтобы говорить о моем отпуске. Может, мы поговорим а нем по-
том, когда я выполню эту работу? Что вы на это скажете?
  Смит на это сказал следующее:
  - Я дам вам досье, в нем есть все, что мы знаем об  этом  деде.  Может
быть, что-нибудь оттуда вам пригодится. Но что касается всех этих  ваших
отпусков...
  Римо переставил цифры на шифраторе у своего уха с четырнадцати на две-
надцать, и тут же голос Смита вновь превратился в неразборчивый рев.
  - Грбл, брик, глибл.
  - Извините, доктор Смит, но у нас опять неполадки в этом шиф...-  Римо
переставил цифры на шифраторе у своего рта. Он представил, как Смит  от-
чаянно крутит прибор, пытаясь вернуть голос Римо. Римо сказал в  трубку:
- Брейгель, Роммель, Штайн и Хиндербек. Автомат для  производства  соси-
сок. Холодная грудинка, доллар за фунт, по самое колено. Не делай резких
движений, Голландец Шульц.- Он повесил трубку. Пускай Смит поломает себе
над этим голову.
  Отсоединяя от телефона шифратор, Римо пытался  побороть  свою  досаду.
Ему не нужно было досье, не нужны были никакие компьютерные  распечатки.
Все, что ему было необходимо,- это описание цели  и  ее  местоположение.
Номеров, Азифар - он их убьет, и дело с концом. Даже герлскауты  с  этим
справятся. И из-за таких глупостей надо было портить ему отпуск!
  Римо положил шифратор обратно в ящик, сбросил свои теннисные  туфли  и
уставился в затылок Чиуну. Он хотел рассказать ему об  испуге  и  беспо-
койстве, которые он испытал сегодня в тюрьме, о том, как он едва не  по-
терял над собой контроль.
  Это было важно. Чиун должен был бы об этом  услышать.  Римо  надеялся,
что рекламная пауза скоро наступит. Он прилег на  диван,  ожидая,  когда
мыльная опера наконец прервется. Внезапно Римо пришла в голову неожидан-
ная мысль. Ну хорошо, он расскажет все это Чиуну, и  что?  Чиун  прочтет
ему наставление? Даст новые упражнения? Скажет, что белые люди не  умеют
контролировать свои эмоции?
  Год назад, возможно, Чиун бы так и сделал. Но  теперь?  Наверное,  это
его даже не заинтересует. Он только хмыкнет, не отрывая глаз от  телеви-
зора.
  Римо не обрадовала такая перспектива.  Он  решил  ничего  не  говорить
Чиуну.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  - Чиун, хочешь пойти в зоопарк?
  Старик уже выключил телевизор и теперь подключал видеомагнитофон.  Не-
которые шоу шли одновременно по разным каналам, и ему приходилось  запи-
сывать часть из них.
  Услышав предложение, Чиун взглянул на Римо. Даже  его  белое  одеяние,
казалось, заколыхалось от негодования. Затем Чиун мягко ответил:
  - Я и так в зоопарке. Весь этот город - сплошной зоопарк. Нет,  спаси-
бо, не хочу. Но ты иди. Может быть, ты научишь лося, как надо реветь.
  Римо пожал плечами и тихо вздохнул. Никаких сомнений: Чиун уже не тот,
что был раньше. Мастер Синанджу постарел. И все-таки казалось несправед-
ливым, что этот единственный человек, к которому Римо был привязан,  че-
ловек, чье тело было идеальным орудием убийства, оказался подвержен ста-
рости. Как будто он был простым смертным, а не Мастером Синанджу.
  Римо поднялся и пошел к двери, но на пороге остановился.
  - Чиун, может, мне тебе что-нибудь купить? Газету? Книгу?
  - Купи мне специальный выпуск, если его где-нибудь найдешь. Больше ни-
чего не надо.- Чиун вновь сел в позу лотоса и уставился на  экран.  Римо
давно не было так грустно.
  Если бы род занятий двух мужчин в вестибюле был написан  на  их  груди
неоновыми буквами, и тогда он не стал бы более очевиден.  Они  сидели  в
креслах, склонившись друг к другу н  ведя  оживленный  разговор.  Каждый
раз, когда открывались двери лифта, они осматривали  выходящих  из  него
людей, и, не обнаружив ничего для себя  интересного,  вновь  отворачива-
лись. Когда из лифта вышел Римо, два  человека  незаметно  кивнули  друг
другу и принялись пристально за ним наблюдать.
  Римо заметил их, как только открылись двери лифта. Сперва он принял их
за полицейских; правда, было непонятно, с чего это вдруг полиция  станет
следить за ним. В таком случае это, наверное, обычные громилы. Как  пра-
вило, полицию от бандитов очень сложно отличить: и те, и другие - выход-
цы из одинаковых слоев общества.
  Незаметно наблюдая за ними, Римо увидел, как два человека  смотрят  на
него, кивают друг другу, встают и направляются к дверям, чтобы  перехва-
тить его там. Римо не хотел, чтобы они напали на него на улице. Если они
собираются поговорить с ним, пусть это будет в вестибюле.
  Римо подошел к табачному киоску и купил пачку сигарет. Может, потом он
выкурит одну, а то скоро уже год, как он ничего не курил. Он взял экзем-
пляр дневного "Поста", дал старой женщине за стойкой доллар и  отказался
от сдачи.
  Сложив газету вдоль, Римо прислонился к стене рядом с пальмой, стоящей
в горшке, и принялся читать спортивную страницу. Посмотрим, кто способен
ждать дольше.
  Ему не пришлось долго ждать. Два человека подошли к нему, и  Римо  ре-
шил, что они не из полиции. Для полицейских они  слишком  хорошо  двига-
лись.
  Оба были высокого роста. Один, худой, выглядел похожим  на  итальянца.
Его более дюжий товарищ был узкоглаз, его кожа имела желтоватый оттенок.
С Гавайев, наверное, или из Полинезии, подумал Римо. У  того  и  другого
было одинаковое выражение неулыбчивых глаз, общее для всех людей, связа-
нных с преступлениями,- и для тех, кто его совершает, и для тех,  кто  с
ними борется.
  Римо хорошо знал подобного рода глаза. Каждое утро он видел  такие  же
перед собой в зеркале, когда брился.
  Что-то твердое прижалось к его правому боку.
  - Что вы хотите?- спросил Римо.
  - Мы хотим знать, на кого ты работаешь.- На этот раз  говорил  похожий
на итальянца. Его голос так же резок, как и черты лица.
  - На компанию "Зинго" по производству роликовых  коньков  и  скейтбор-
дов,- сказал Римо.
  Пистолет крепче уперся ему в бок, и дюжий бандит сказал:
  - Я-то думал, ты умен, а ты, оказывается, дурак.
  - Вы, наверное, ошиблись, ребята,- сказал Римо.- Я же говорю, я  рабо-
таю на компанию "Зинго" по производству роликовых коньков и скейтбордов.
  - И в твою работу входит одеваться  под  монаха  и  посещать  тюрьмы?-
спросил дюжий. Он хотел сказать что-то еще,  но  товарищ  остановил  его
взглядом.
  Значит, они знают. Ну и что? Если бы это были полицейские, они бы  его
арестовали. Но поскольку они не из полиции,  вряд  ли  кто-нибудь  особо
заинтересуется их исчезновением.
  - Ладно,- сказал Римо,- вы меня поймали. Я частный детектив.
  - Как тебя зовут?- спросил тот, что держал пистолет.
  - Вуди Аллен.
  - Смешное имя для детектива.
  - Смешное имя для кого угодно,- сказал итальянец.
  - Вы что, пришли сюда смеяться над моим именем?-  спросил  Римо,  ста-
раясь выглядеть возмущенным.
  - Нет,- сказал итальянец.- На кого ты работаешь?
  - На какого-то европейца,- проговорил Римо,- он вроде бы русский.
  - Имя?
  - Номеров,- сказал Римо.- Барон Исаак Номеров.- Он внимательно посмот-
рел им в глаза, ожидая увидеть какую-либо реакцию. Реакции не было. Зна-
чит, это всего лишь рядовые громилы, которые ничего не знают и ни о  чем
не смогут ему рассказать. Внезапно он рассердился, что  приходится  тра-
тить на них время, которое он мог бы гораздо приятнее провести в зоопар-
ке.
  - Почему он нанял тебя?- сказал итальянец.
  - Откуда я знаю? Наверно, просто нашел мое имя в телефонном справочни-
ке. Реклама всегда окупается. Он послал мне письмо и чек.
  - Ты сохранил письмо?
  - Конечно, оно наверху в номере. Слушай, приятель, я не хочу  неприят-
ностей. Я просто поговорил с тем парнем. Если это серьезное дело, только
скажите мне, и я пошлю все к черту. Мне ни к чему лишние проблемы.
  - Веди себя хорошо, Вуди, и у тебя их не будет,- произнес гаваец.- По-
шли.- Он еще раз ткнул Римо в бок пистолетом и положил оружие в карман.-
Мы пойдем к тебе в номер и заберем письмо.
  Римо внимательно посмотрел на него и отметил про себя две вещи. Во-пе-
рвых, они собираются убить его, это ясно как день. И во-вторых, у гавай-
ца карие глаза, а это уже очень интересно.
  Римо был счастлив, что гангстеры решили подняться к нему в  номер.  Он
как раз хотел, чтобы они покинули вестибюль, где слишком  много  народа.
Переполох наверняка вызовет нарекания гостиничной администрации, и  Смит
может узнать об этом.
  Римо повернулся, подошел к лифту и спокойно нажал на кнопку вызова.
  Когда двери открылись, он первым ступил в кабину. Оба человека  заняли
места по обе стороны от него. Азиат был слева и слегка сзади. Римо знал,
что пистолет в кармане азиата был нацелен на левую почку Римо. Эти карие
глаза действительно его очень заинтересовали.
  Насколько он знал, среди всех азиатов карие глаза бывают только у  ко-
рейцев.
  На двенадцатом этаже они вышли из лифта и направились к  номеру.  Римо
вытащил из кармана ключ и внезапно остановился.
  - Послушайте, мне не нужны неприятности. Я не хочу, чтобы  вы  думали,
будто я вас надуваю. Там внутри мой партнер.
  - Он вооружен?- спросил итальянец.
  - Вооружен?- Римо засмеялся и посмотрел дюжему бандиту  в  лицо.-  Это
восьмидесятилетний кореец. Он был другом моего деда.
  При слове "кореец" желтокожий прищурил глаза. Значит, он действительно
кореец. Эй, Чиун, угадай, кто собирается к нам в гости?
  Итальянец кивком указал на дверь. Кореец  взял  ключ,  бесшумно  отпер
дверь и толкнул ее. Она отворилась, с громким стуком  ударившись  ручкой
об стену. Чиун все еще сидел в своем белом одеянии на полу и смотрел те-
левизор. Он не пошевелился и не издал ни звука. Он словно бы и не  заме-
тил вторжения.
  - Это он?
  - Ага,- сказал Римо,- он совершенно безвреден.
  - Ненавижу корейцев,- проговорил желтокожий, и невольная судорога све-
ла его губы.
  Он вошел вслед за Римо в номер. Римо был удивлен тем, как  безграмотно
действовали гангстеры: они не проверили ни спальни, ни ванную, ни  степ-
ные шкафы. Римо мог бы спрятать в номере взвод солдат, а эти два дилета-
нта ничего бы не заметили.
  Кареглазый остановился посреди гостиной. За ним находился  Римо,  и  у
Римо за спиной встал итальянец.
  - Эй, старик!- позвал кореец.
  Чиун не пошевелился, но Римо увидел, как его глаза поднялись к  зерка-
лу, обозрели комнату и вновь вернулись к телеэкрану. Бедный  Чиун,  нес-
частный, усталый старик.
  - Эй, я тебе говорю!- взревел дюжий гангстер.
  Чиун прилежно игнорировал его. Бандит подошел к видеомагнитофону, вык-
лючил его и вытащил кассету.
  Чиун поднялся одним плавным движением, которое  всегда  так  восхищало
Римо. Пытаясь воспроизвести его, Римо каждый раз оказывался повернут  не
туда, куда собирался повернуться. Чиун совершал это движение автоматиче-
ски. Некоторые вещи неподвластны даже возрасту.
  Чиун взглянул на верзилу, и Римо понял, что старик увидел карие  глаза
и узнал соотечественника.
  - Пожалуйста, верните мою кассету,- сказал Чиун, простирая руку.
  Верзила ухмыльнулся и с искаженным от ненависти лицом произнес  по-ко-
рейски какую-то быструю невнятную фразу, из которой  Римо  не  понял  ни
слова.
  Чиун подождал, пока он закончит, и затем тихо сказал по-английски:
  - А ты, кусок собачьего корма, ты недостоин  крови,  которая  течет  в
твоих жилах. А теперь верни мою кассету. Я, Мастер Синанджу,  приказываю
тебе.
  Лицо дюжего гангстера побледнело, и он медленно произнес:
  - Нет никакого Мастера Синанджу.
  - Глупец!- голос Чиуна зазвенел.- Несчастный полукровка, не  пробуждай
во мне ярость.- Он вновь протянул руку к кассете.
  Кореец уставился на руку Чиуна и перевел взгляд на  кассету.  Затем  с
каким-то рычанием он схватил кассету двумя руками и разломал ее пополам,
как будто это был брикет мороженого. Куски он швырнул на пол.
  Прежде чем они упали, на полу оказался он сам.
  С гневным криком Чиун взвился в воздух. Его нога глубоко погрузилась в
горло корейца, и тот рухнул, как подкошенный.  Его  сведенное  судорогой
тело медленно обмякло.
  Чиун развернулся в воздухе и приземлился на ноги, лицом  к  Римо  и  к
итальянцу. Его тело балансировало на копчиках  пальцев  ног,  а  кулаки,
прижатые к бедрам, напоминали смертоносные булавы. В целом это было  жи-
вописное изображение идеального орудия убийства.
  Римо услышал судорожный вздох итальянца и шелест одежды, когда  бандит
потянулся за пистолетом.
  - Не утруждай себя, папочка,- сказал Римо.- Он мой.
  Рука с пистолетом двигалась быстро, но локоть Римо, со страшной  силой
ударивший итальянца в грудную клетку,- еще быстрее. Ребра итальянца тре-
снули, он хотел вдохнуть воздух, но не смог, потому что уже умирал.  Ша-
таясь, как пьяный, он сделал несколько шагов назад, бесцельно поводя пи-
столетом. Затем его глаза, в которых был написан ужас, широко открылись,
ноги остановились, оружие выпало из рук, и итальянец  тяжело  рухнул  на
пол. Падая, он стукнулся головой об открытую дверь, но уже не почувство-
вал боли.
  Римо поклонился Чиуну. Чиун поклонился в ответ.
  Кивком головы Римо показал на мертвого корейца.
  - Твой титул, по-моему, его не очень впечатлил.
  - Он был дураком,- сказал Чиун.- Ненавистью  он  хотел  покарать  свою
мать за грех с бельм человеком.  Единственным  ее  грехом  был  отврати-
тельный вкус. Господи, ну и дураки.
  Затем он взглянул на Римо и уныло опустил глаза, пародируя  старческую
беспомощность.
  - Сегодня я очень плохо себя чувствую,- сказал он.-  Я  очень  стар  и
очень слаб.
  - Ты очень хитр и очень ленив, как и подобает настоящему азиату,- про-
говорил Римо.- Не забудь, мы убили по одному каждых.
  - Но ты посмотри, какой он большой,- запротестовал Чиун, показывая  на
тело корейца,- Куда я его дену?
  - Когда нужно, ты отлично справляешься. Позови грузчиков, они помогут.
  - Грубиян,- сказал Чиун.- За все годы, что я тебя обучаю, у тебя так и
не прибавилось доброты и мудрости. Ты остался  испорченным,  эгоистичным
белым человеком.- По мнению Чиуна, хуже оскорбления на свете не было.
  Римо улыбнулся, и Чиун улыбнулся ему в ответ.  Они  стояли,  улыбаясь,
как две фарфоровые статуэтки ростом с человека.
  Затем Римо кое-что вспомнил.
  - Подожди-ка здесь,- сказал он.
  - Что, ко мне придет геронтолог?- спросил Чиун.
  - Пожалуйста, подожди меня здесь.
  - Я не дождусь тебя, только если Седое Время явится  за  моей  бренной
оболочкой.
  Выйдя в коридор, Римо увидел то, что искал: пустую тележку для грязно-
го белья, стоявшую рядом с шахтой грузового лифта. Оглядевшись и  никого
не увидев, Римо втолкнул тележку в номер.
  Он закрыл за собой дверь. Чиун увидел тележку на колесиках и  улыбнул-
ся:
  - Очень хорошо, теперь ты с обоими сможешь справиться.
  - Ты пользуешься моей добротой, Чиун. Мне надоело прибирать за тобой.
  - Это все пустяки.- Чиун наклонился,  поднял  обломки  видеокассеты  и
грустно посмотрел на них. Затем он презрительно плюнул на корейца.-  От-
куда столько ненависти?- спросил он.
  - Мы пожинаем то, что посеяли,- сказал Римо.
  - Как!- со смертельной обидой в голосе воскликнул Чиун.- Разве я кого-
-нибудь ненавижу?
  - Конечно. Всех, кроме корейцев,- произнес Римо. Поглядев  па  мертвое
тело, он добавил: - И некоторых из них тоже.
  - Это неправда. Большинство людей я едва терплю. Но ненавидеть их?  Ни
за что на свете.
  - А меня, папочка? Меня ты тоже едва терпишь?
  - Тебя нет, мой сын. Тебя я люблю, потому что  у  тебя  душа  корейца.
Сильного, смелого, благородного и мудрого корейца, который приведет ком-
нату в порядок и избавит меня от этих бабуинов.
  Римо привел комнату в порядок.
  Он сложил тела гангстеров в бельевую тележку. Сорвав с кровати просты-
ни, он прикрыл ими трупы и вытолкнул тележку в коридор.
  В конце коридора находилось отверстие трубопровода, ведущего в прачеч-
ную. Римо опрокинул в него тележку, и трупы вперемешку с простынями зас-
кользили вниз по желобу. Подождав немного,  Римо  услышал  далеко  внизу
глухой шум удара. Если прачечная работает так же хорошо, как и  все  ос-
тальные службы "Палаццо-отеля", то тела найдут не раньше, чем через  не-
делю. Римо втолкнул тележку в чулан для метел и направился назад  в  но-
мер, насвистывая и прекрасно себя чувствуя. События последних нескольких
минут, казалось, вернули Чиуна к жизни, и это стоило затраченных усилий.
  Чиун ожидал его в номере. Жестом велев Римо сесть на диван, он опусти-
лся на пол, глядя на Римо снизу вверх.
  - Ты беспокоился обо мне?- спросил он.
  - Да, папочка,- сказал Римо. Врать не было никакого смысла, Чиун всег-
да распознавал ложь.- Мне казалось, что ты... что ты потерял  интерес  к
жизни.
  - И ты беспокоился?
  - Да. Я беспокоился.
  - Прости меня, если я заставил тебя беспокоиться,- сказал Чиун.- Римо,
вот уже пятьдесят лет, как я являюсь Мастером Синанджу.
  - Никто не мог бы быть более достойным этого звания.
  - Это верно,- сказал Чиун, кивая головой и переплетая пальцы.- И  все-
таки это долгий срок.
  - Это долгий срок,- согласился Римо.
  - В эти последние недели я думал о том, что наступило время, когда Ма-
стер Синанджу может дать отдых своему мечу. Его место может занять более
молодой и более сильный.
  Римо начал было говорить, но Чиун остановил его, подняв палец.
  - Я думал о том, кто сменит меня. Кто будет трудиться, чтобы содержать
мою деревню? Чтобы бедное население Синанджу было сыто, обуто и одето? И
думал я не о каком-нибудь корейце, я думал только о тебе.
  - Для меня большая честь,- сказал Римо,- даже слышать такие слова.
  - Молчи,- велел Чиун.- В конце концов ты почти стал корейцем. Если  бы
ты еще мог контролировать свой аппетит и придерживать язык,  то  был  бы
превосходным мастером.
  - Я чувствую безграничную гордость,- сказал Римо.
  - Я думал об этом много недоль и наконец сказал себе:  Чиун,  ты  стал
слитком стар. Слишком много у тебя за спиной прожитых лет и слишком мно-
го сражений. Римо уже ни в чем не уступает тебе. Помолчи! И я сказал се-
бе, что Римо ни в чем не уступает мне. И когда я думал об  этом,  я  по-
чувствовал, что моя сила убывает. И я сказал себе: никому больше не  ну-
жен Чиун, никто не хочет, чтобы он продолжал быть Мастером Синанджу.  Он
одряхлел, и все его убогие таланты пропали, и все, что он может  делать,
Римо делает лучше. Вот что я сказал себе.- Его голос был глубок  и  зву-
чен, как будто он произносил проповедь, которую обдумывал годами.
  К чему он ведет, удивился Римо.
  - Да,- произнес Чиун,- вот о чем я думал.
  Римо заметил, что его глаза блеснули. Старый мошенник,  он  же  просто
наслаждается своей речью.
  - И теперь я принял решение.
  - Уверен, что оно будет мудрым и справедливым,- осторожно сказал Римо,
не доверяя старой лисе.
  - Оно пришло ко мне, когда ты локтем убил этого бабуина.
  - Да?- медленно произнес Римо.
  - Ты осознаешь, что при ударе твой кулак оказался на целых восемь дюй-
мов в стороне от груди?
  - Я не знал этого, папочка.
  - Ну конечно же, не знал. И в этот самый момент мудрость  снизошла  ко
мне.
  - Да?
  - Мудрость снизошла ко мне,- сказал Чиун,- и вот что она  гласит:  как
ты можешь доверить благоденствие  Синанджу  человеку,  который  даже  не
умеет правильно исполнять удар локтем назад? Ответь мне, Римо,  на  этот
вопрос.
  - Говоря по совести, ты не можешь доверить Синанджу такому недостойно-
му человеку, как я.
  - Правильно,- сказал Чиун.- Глядя на то,  как  неумело  ты  исполняешь
удар, я неожиданно понял, что Чиун, в конце концов, не так уж стар и бе-
знадежен. Пройдут еще многие годы, прежде чем ты сможешь занять его мес-
то.
  - Все, что ты говоришь,- чистая правда,- проговорил Римо.
  - Поэтому мы должны возобновить наши тренировки, чтобы, когда наступит
этот день - лет через пять или шесть,- ты был к нему готов.
  Чиун стремительно поднялся на ноги.
  - Мы должны начать тренировать удар локтем назад.  Ты  исполняешь  его
как ребенок. Ты позоришь мое имя. Ты оскорбляешь моих предков своей без-
дарностью, а меня - своей неповоротливостью.
  Чиун вошел в раж. Римо, который часом назад с отчаянием думал,  что  у
Чиуна совсем не осталось воли к жизни, теперь осознал, насколько невыно-
сим этот человек. Час назад Римо был бы вне себя  от  радости,  если  бы
Чиун согласился поехать с ним в Алжир; теперь он даже не собирался звать
его с собой.
  Римо встал:
  - Ты прав, Чиун, мне надо тренироваться. Но это придется  отложить.  Я
должен ехать выполнять задание.
  - Тебе понадобится моя помощь. Тот, кто  не  может  правильно  держать
свой кулак, не может надежно и работать.
  - Нет, Чиун,- сказал Римо,- это очень простое задание. Я выполню его и
вернусь, прежде чем ты успеешь упаковать вещи. А потом мы  поедем  отды-
хать.
  - Потом мы будем тренировать удар локтем назад,- поправил его Чиун.
  - И это тоже,- произнес Римо.
  Чиун ничего не сказал. Но выглядел он довольным.


ГЛАВА ПЯТАЯ

  Барон Исаак Немеров  снял  для  себя  весь  пентхаус  -  верхний  этаж
"Стоунуолл-отеля" в городе Алжире, столице государства Алжир. Он  сделал
это не так, как должен был сделать человек, который владел  корпорацией,
которая в свой черед владела корпорацией, владеющей отелем:  гостиничной
администрации он послал телеграмму, прося разрешения снять  пентхаус  на
полгода.
  Он также послал телеграммы малярам и плотникам, извещая их, что  соби-
рается реконструировать верхний этаж здания.
  Он послал телеграмму и в телефонную компанию, предлагая ее  представи-
телю встретиться с одним из его помощников, чтобы  обсудить  необходимые
изменения в телефонных линиях, включая проведение линий специальной вну-
тренней связи и установку шифрующих устройств.
  Кроме того, он телеграммой вызвал из Рима специалистов, которые должны
были убедиться, что центральная часть пентхауса,  переоборудованная  под
конференц-зал, совершенно чиста от подслушивающих устройств.
  Вся эта работа заняла три недели, и в конце третьей недели в алжирской
англоязычной газете появилась небольшая заметка:
  "Что задумал сказочно богатый барон Исаак  Немеров?  Он  снял  целиком
верхний этаж отеля "Стоунуолл", переоборудовал его и провел новые  линии
связи, сделавшие бы честь даже американской тайной службе. Не  иначе,  у
вас что-то наклевывается, а, барон?"
  Барону Немерову попалась на глаза эта заметка  за  завтраком,  который
состоял, как всегда, из стакана апельсинового сока, стакана виноградного
сока, четырех яиц, шоколадного эклера и чашечки кофе  с  молоком  и  че-
тырьмя ложечками сахара.
  Он сидел в одном из внутренних двориков своего огромного поместья, вы-
соко на холме, возвышающемся над Алжиром. Прочтя заметку, барон согласно
кивнул головой, аккуратно сложил газету и положил ее на стол рядом с пу-
стыми стаканами из-под сока. Он вытер губы, собрал с тарелки крошки, ос-
тавшиеся от эклера, и положил их в рот.
  И только тогда барон рассмеялся.
  Нельзя сказать, что его смех был приятен для окружающих. Он больше по-
ходил на ржание - и в этом не было ничего удивительного, ибо Немеров об-
ладал совершенно лошадиной внешностью: у него было длинное лицо  продол-
говатой формы, скошенный лоб и выдающаяся челюсть. Голову украшала  гус-
тая копна рыжих волос, глаза напоминали две большие буквы "О". Длинный и
широкий треугольный нос был грубо прилеплен на лицо с бледной  веснушча-
той кожей, говорящей о нелюбви ее обладателя к загару.
  Немеров был шести футов ростом и весил 156 фунтов. Чтобы сохранить вес
на том же уровне, ему требовалось питаться шесть раз в день. Из-за убыс-
тренного обмена веществ энергия в его организме мгновенно сжигалась. Его
тело постоянно находилось в движении; он качал ногой, барабанил пальцами
по столу, взмахами рук как будто разгонял невидимых насекомых.  Сон  его
был беспокоен и прерывист, и порой стоил ему пяти фунтов веса. Пропустив
один или два приеме пищи, он мог потерять десять фунтов. Три дня без еды
убили бы его.
  Он откармливал себя, как обычно откармливают гуся,  чью  печень  хотят
пустить на паштет.
  И вот теперь он смеялся. Это был злой и лихорадочный  смех,  сжигающий
очередную порцию энергии.
  Он посмотрел со своего балкона на лежащую перед ним центральную  часть
Алжира, на торчащее посреди нее   самое   высокое   здание   в   городе,
"Стоунуолл-отель", и засмеялся еще сильней.
  Все развивалось так, как он и задумал. Секретные агенты со всего света
будут пытаться проникнуть в отель, устанавливать свои "жучки", проверять
чужие, следить друг за другом, стараясь выяснить, что же  происходит  на
тридцать пятом этаже "Стоунуолл-отеля".
  Немеров вновь заржал. Если бы они спросили у него, он, может быть, об-
ъяснил бы им. Там не происходит решительно ничего.
  Все это было лишь приманкой, уловкой, чтобы держать непрошеных  гостей
вдали от виллы. Именно на вилле в ближайшие несколько дней будут  проис-
ходить действительно важные события.
  Немеров никогда не полагался на волю случая.
  Когда у барона прошел припадок буйного веселья, он посмотрел на своего
гостя, потного толстяка, который скоро станет президентом Скамбии.
  Вице-президент Азифар буравил Немерова взглядом.  Ему  очень  хотелось
спросить его о причине столь веселого расположения духа, но  он  боялся,
что это будет с его стороны бестактно.
  - Все идет хорошо, мой дорогой вице-президент,- произнес Немеров своим
высоким и пронзительным голосом.- Простите меня за этот смех. Я думал  о
том, как глупы люди, которые хотят помешать нам, и как умно  мы  с  вами
провели их.
  - А где ваши гости?- спросил Азифар, отталкивая от себя остатки креке-
ра, который вместе с чашкой черного кофе составлял весь его завтрак.
  - Они прибудут завтра. Идите сюда, я покажу вам, как мы готовимся к их
приезду.
  Он быстро встал и не заметил разочарование, отразившееся на лице  Ази-
фара. Вице-президент подошел вслед за Немеровым к краю балкона и посмот-
рел туда, куда показывала вытянутая рука барона.
  - Как вы можете заметить, на мою виллу ведет только одна дорога,- ска-
зал Немеров.- И конечно же, вдоль нес расположена моя вооруженная  охра-
на. Я сам удостоверяю личность каждого посетителя. Никакой автомобиль не
может проникнуть сюда иным образом.
  Быстро опустив руку, Немеров взмахом другой руки указал на склоны пок-
рытого растительностью холма, на вершине которого они находились.
  - Здесь тоже повсюду расставлены мои люди,- сказал Немеров.- Люди, ко-
торые вооружены, и которые знают, как справиться с непрошеными посетите-
лями. И с ними собаки, жаждущие разорвать этих посетителей на куски.- Он
еще раз тихо заржал.- И электронные приборы, электронные глаза,  инфрак-
расные телекамеры, спрятанные микрофоны, и все они в одну секунду  обна-
ружат и засекут любого нарушителя.
  Отвернувшись, он устремил руки в небо.
  - И конечно, небо над замком постоянно патрулируют вертолеты.
  Азифар взглянул вверх. Над каменной громадой замка лениво кружил  тем-
но-красный вертолет, чей силуэт на фоне бледно-голубого неба казался по-
чти черным.
  Немеров отошел от перил и обнял Азифара за его массивные плечи.
  - Видите, дорогой вице-президент, все в надежных руках. Нас  никто  не
потревожит.
  Он легко подтолкнул Азифара к стеклянной двери, ведущей внутрь замка.
  - Пойдемте, я покажу вам, как мы подготовились к встрече, а вы расска-
жете мне о вашем полете из Швейцарии. Вам понравились стюардессы?
  Он заржал и стал внимательно слушать подробное описание  всех  женщин,
бывших в самолете.
  Немеров с головы до ног был одет во все белое, и на фоне темного  кос-
тюма Азифара белизна одежд барона казалась еще ослепительней.  Вице-пре-
зидент прибыл сюда из Швейцарии инкогнито, и поэтому вместо формы он те-
перь носил только черный шелковый костюм. Сейчас костюм этот был  пропи-
тан потом. Соль, оставшаяся от высохшего пота,  образовала  белые  круги
подмышками.
  Они остановились перед огромной картиной, на которой маслом был  изоб-
ражен русский казак, верхом на черном скакуне несущийся в атаку. Номеров
произнес:
  - В замке семьдесят комнат, этого более чем достаточно  для  всех  на-
ших... партнеров по бизнесу.- Он нажал на кнопку, скрытую  в  деревянной
раме картины. Картина бесшумно скользнула вбок, и за  ней  оказался  не-
большой лифт из нержавеющей стали.
  Они вошли в кабину, и Немеров нажал на кнопку с латинский цифрой "Y".
  Мягко и беззвучно стартовав, лифт поехал вверх. Вскоре он остановился,
и они вышли в зал гигантских размеров, не менее ста футов в длину и  со-
рока футов в ширину. Его стены были высечены из того же  грубого  камня,
из которого был построен весь замок.
  Зал был так огромен, что в нем совершенно терялся  громадный  стол  из
красного дерева, расположенный в самом центре помещения. Азифар не сразу
понял, что это был стол для заседаний, рассчитанный  на  сорок  человек.
Вокруг стола располагались кресла, обитые мягкой красной кожей, и  перед
каждым креслом на столе находились бювар,  желтый  'блокнот,  серебряный
пенал с карандашами, графин и хрустальный бокал.
  - Здесь будут проходить наши заседания,- сказал Немеров.- В этом самом
зале в следующие три дня будут приняты решения, которые сделают вас пре-
зидентом вашей страны и сделают ваше государство  равным  среди  сильных
мира сего,- отчаянно жестикулируя, продолжал Немеров.
  Азифар улыбнулся. Белозубая улыбка вспыхнула на его черном  лице,  как
прожектор маяка в глубокой ночи.
  - Представьте себе,- сказал Немеров, медленно обходя комнату вместе  с
Азифаром,- страна под властью преступности, страна, ставшая убежищем для
преследуемых со всего мира. Единственное место, где они будут в безопас-
ности. И вы, Азифар, стоите во главе этого государства! Вы будете  вели-
ким человеком. Самым могущественным человеком на Земле!- Его тонкий  рот
исказила мрачная улыбка, говорящая больше, нежели его слова.
  Но Азифар не заметил этой улыбки. Его глаза были прикованы к огромному
куполу посреди потолка, через который в комнату струились потоки солнеч-
ного света. Купол был сделан из цветного стекла и  представлял  из  себя
витраж. Рисунок на куполе был обычен для византийских церквей.
  Номеров проследил за взглядом Азифара.
  - Он совершенно пуленепробиваем,- сказал он.- И к тому же  красив,  не
правда ли? Ко всему прочему, там наверху площадка для вертолетов.
  - Значит, ваши гости прибудут завтра?-  спросил  Азифар,  не  в  силах
скрыть волнение, звучащее в его голосе.
  Немеров наконец понял его.
  - Деловые гости - да,- сказал он,- но все прочие гости  уже  здесь,  и
кое с кем из них вы непременно должны встретиться. Пойдемте, я вас пред-
ставлю. Вы, должно быть, устали с дороги. Это  поможет  вам  отдохнуть.-
Азифар ухмыльнулся.
  Они вновь вошли в лифт, и Немеров нажал на кнопку с цифрой "IY". Двери
закрылись и, прежде чем Азифар успел почувствовать какое-либо  движение,
опять отворились.
  Они вышли в длинный и широкий коридор, где пол был покрыт леопардовыми
шкурами, а стены отражались в зеркалах с золочеными рамами. Вдоль  кори-
дора стояли мраморные статуи, изображающие обнаженные тела. По изваяниям
можно было судить о большом таланте и даже гениальности скульптора, а по
самому мрамору, из которого были сделаны статуи, об отличном вкусе Неме-
рова: мрамор был девственно-белым известняком, безо  всякого  розоватого
оттенка, говорящего о марганцевой окиси. Этот камень  был  доставлен  из
Северной Италии, где у Немерова были свои каменоломни.
  Не обращая внимания на статуи, барон повернул направо.
  - Сюда,- сказал он.
  Они остановились у двери, на которой не было таблички с номером и  ко-
торая ничем не отличалась от всех прочих дверей в коридоре. Тихо  посту-
чав, барон распахнул дверь. Она бесшумно отворилась, и Немеров отошел  в
сторону, чтобы Азифар мог заглянуть внутрь.
  Это была спальня, стены  и  пол  которой  покрывал  красный  ковер.  У
спальни был зеркальный потолок, состоящий из стеклянных квадратиков, ко-
торых друг от друга отделяли белые и черные полосы.
  По углам огромной кровати высились четыре столбики, украшенные красной
бахромой. Но балдахина, который должны были  поддерживать  столбики,  не
было, и кровать беспрепятственно отражалась в зеркальном потолке.
  На кровати лежала женщина. Даже лежа она выглядела  высокой.  Ее  кожа
отличалась такой белизной, что, казалось, ее никогда  не  касались  лучи
солнца. На женщине был длинный белый прозрачный пеньюар, скрывавший  те-
ло, только когда ткань ложилась складками. Пеньюар был распахнут.  Длин-
ные белокурые волосы женщины волной сниспадали по плечу и как бы ненаро-
ком прикрывали одну грудь. Другую полную обнаженную грудь увенчивал неж-
ный розовый бугорок. Все тело женщины было удивительно  белым,  и  почти
такими же белыми были ее волосы.
  Женщина встала и медленно пошла по направлению  к  двери,  не  обращая
внимания на широко распахнутый пеньюар, волочившийся следом  за  ней  по
полу. Ее глаза блестели от возбуждения, а полуоткрытые губы демонстриро-
вали два ряда безупречно ровных зубов. Она протягивала к Азифару руки.
  - Она ждала вас, как видите,- сказал Немеров. Азифар не мог выговорить
ни слова, настолько пересохло у него горло. Наконец он выдавил из себя:
  - "Спасибо".
  - Хороша, не правда ли?- сказал Номеров.
  Девушка стояла перед ними, соблазнительная и манящая, и ее  руки  были
все еще протянуты к Азифару.
  - Поглядите-ка на эти груди,- проговорил Немеров.- А какие ноги!  Сог-
ласитесь, она способна заставить мужчину забыть о нудной работе.
  Азифар, все еще с пересохшим горлом, прохрипел:
  - Да.
  - Она ваша. Ее единственное желание - услужить вам.  Она  сделает  вам
все, что вы захотите.
  - Все-все ?
  - Все-все,- холодно сказал Номеров.- А если она не сможет вас удовлет-
ворить, найдутся и другие...
  Он первый раз посмотрел женщине прямо в глаза.  Более  наблюдательный,
чем у Азифара, взгляд заметил бы страх, мелькнувший у нее в глазах и по-
чти сразу же исчезнувший, и гримасу презрения и ненависти на лице  Неме-
рова.
  Но Азифар не мог заметить ничего этого. Он видел только зовущие груди,
бедра и ноги, ждущие его, и раскрытые для него объятия. Его дыхание уча-
стилось, и Немеров наконец произнес:
  - Оставляю вас наедине, чтобы вы могли познакомиться  поближе.  Я  жду
вас к обеду, мой друг. В час дня на террасе.
  Затем он легко втолкнул Азифара в комнату и закрыл за ним дверь.
  Быстро вернувшись к лифту, он вошел в кабину и нажал на кнопку третье-
го этажа.
  Когда двери открылись, Немеров оказался в коридоре, точь-в-точь схожем
с коридором этажом выше, если не считать того, что здесь была только од-
на дверь.
  Дверь эта вела в анфиладу комнат, представлявших собой личные  апарта-
менты Немерова. Пройдя через гостиную и спальню, он вошел в большой, ли-
шенный мебели кабинет, угловую комнату замка.
  Он запер за собой дверь, подошел к большому стенному шкафу  и  раскрыл
его.
  В шкафу находился тридцатишестидюймовый телеэкран. На правой его  сто-
роне располагалась панель с кнопками и ручками. Повернув одну  ручку  до
деления "4", а другую - до деления с буквой "А", Номеров нажал на  кноп-
ку.
  Он уселся в облегающее пластмассовое кресло. Под его весом спинка кре-
сла откинулась назад. Экран  осветился,  поголубел,  и  наконец  на  нем
появилось изображение.
  На экране был виден обнаженный Азифар, лежащий рядом с  женщиной.  Его
иссиня-черная кожа подчеркивала белизну  женского  тела.  Вице-президент
обнимал свою партнершу. Лаская его левой рукой, женщина опустила  правую
руку под кровать и подняла что-то с пола. Когда  рука  вынырнула  из-под
кровати, в ней оказался зажат маленький, работающий на батарейках вибра-
тор.
  Немеров почувствовал дрожь возбуждения. Он  наклонился  вперед,  нажал
кнопку с надписью "запись", поудобнее устроился в кресле и принялся смо-
треть свое любимое телешоу.


ГЛАВА ШЕСТАЯ

  Римо откинулся на спинку мягкого и удобного сиденья огромного реактив-
ного самолета. Когда аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди остался далеко  по-
зади за левым крылом, Римо скинул мягкие кожаные туфли, вытянул  ноги  и
взял с полки рядом с его креслом журнал. Делая вид, что читает, он  при-
нялся поверх журнала разглядывать стюардесс.
  Римо никогда не мог понять, почему мужчины сходят с ума  по  стюардес-
сам, которые знаменуют собой окончательный триумф пластики в  этом  мире
плоти и крови. Теперь до полной дегуманизации остается только один  шаг:
робот. И когда наконец изобретут роботов, достаточно похожих  на  людей,
первыми их купят авиакомпании. Они наклеят роботам стандартные  физионо-
мии, патентованные улыбки в тридцать два зуба и пустят их разгуливать по
салонам самолетов.
  - Я Экс-Би двадцать седьмой, ведите меня. Я Экс-Би  двадцать  седьмой,
ведите меня.
  Римо увидел, как белокурая стюардесса подошла к пассажиру, сидящему  в
боковом кресле на три ряда впереди Римо. Пассажир этот  курил  сигарету,
хотя надпись, воспрещающая курение, все еще горела.
  Римо напряг слух.
  - Прошу прощения, сэр, но вам придется погасить сигарету.
  - Я не собираюсь устраивать пожар,- возразил пассажир, помахивая сига-
ретой перед лицом девушки. Он использовал сигарету, как  указку,  зажав,
ее между большим и указательными пальцами. Эта манера  держать  сигарету
показалась Римо знакомой.
  - Извините, сэр, по вы должны подчиниться правилам. В противном случае
мне придется вызвать командира экипажа.- Стюардесса пока еще улыбалась.
  - Вот что,- ответил человек,- зовите  вашего  командира,  зовите  хоть
весь военно-воздушный флот. Я все равно выкурю эту сигарету.- Этот голос
пробуждал в Римо какие-то смутные воспоминания. Стараясь сделать их  бо-
лее отчетливыми, Римо подался вперед, чтобы получше разглядеть этого че-
ловека.
  Разглядывание ему не помогло.
  Это был человек среднего роста, с приятным лицом и в очках  с  роговой
оправой. Римо никогда раньше не видел это лицо. Но затем человек  слегка
повернулся, позволяя рассмотреть не только свой профиль, и Римо  заметил
кое-что еще: едва заметные шрамы вокруг его глаз. Человек повернулся еще
немного, и Римо увидел, что и нос человека окружают такие же шрамы.
  Римо узнал их без труда. Он достаточно часто  видел  то  же  самое  на
своем собственном лице. Это были следы пластической операции. Кем бы  ни
был этот человек с сигаретой, недавно он изменил внешность.
  Он все еще пререкался со стюардессой. Римо понял, что делало его голос
таким знакомым. Это был гортанный акцент уроженца Нью-Джерси, акцент,  с
которым когда-то говорил и сам Римо, пока КЮРЕ не  заставило  его  изба-
виться от него. Римо выучился  разговаривать  с  произношением  среднего
американца, которое ничего не могло сообщить о его происхождении.
  Человек опять ткнул кончиком сигареты по направлению к стюардессе. Где
же Римо прежде видел этот жест?
  Скандал неожиданно потерял свой смысл, поскольку надпись,  запрещающая
курение, погасла.
  - Смотрите-ка,- сказал пассажир. Голос, исходящий от человека с такими
мягкими и тонкими чертами лица, был резок и хрипл.- Все уже в порядке.
  Обернувшись и взглянув на надпись, стюардесса хмуро улыбнулась и отош-
ла. Человек в кресле пристально наблюдал за каждым ее движением. Девушка
исчезла в кабине экипажа, и он расслабился. Затем он огляделся по сторо-
нам, и Римо честно уставился в иллюминатор, следя за отражением человека
в стекле.
  Наконец человек резко затушил сигарету в  пепельнице  на  подлокотнике
своего кресла, так, что она осталась там тлеть. Затем он встал и  напра-
вился к комнате для отдыха в задней части самолета. Римо сомневался, что
идея устраивать увеселения на борту самолета была здравой. Неужели нико-
го не беспокоит, что на увеселения пассажиров тратят слишком много  вре-
мени, а на проверку двигателей - слишком мало?  Римо  это  очень  беспо-
коило.
  Он вернулся к своему журналу и попытался сосредоточиться на чтении, но
этот голос и эта манера держать сигарету продолжали его мучить.  Где?  И
когда? Через несколько минут в салоне опять появилась белокурая стюарде-
сса, направляющаяся в заднюю часть самолета.
  Римо окликнул ее.
  - Да, сэр?- сказала она, с улыбкой склоняясь над ним.
  Римо улыбнулся ей в ответ:
  - Как зовут этого крикуна, который не хотел тушить сигарету?
  Стюардесса начала было протестовать, защищая доброе имя своих пассажи-
ров, но улыбка Римо заставила ее остановиться.
  - О, это мистер Джонсон,- сказала она.
  - Джонсон? А имя у него есть?
  Девушка посмотрела на список пассажиров у себя в блокноте.
  - Собственно говоря, имени нет,- сказала она,- есть  только  инициалы.
П.К.Джонсон.
  - А!- произнес Римо.- Это плохо. Я думал, я его знаю. Все равно,  спа-
сибо вам. .
  - Не за что, сэр.- Стюардесса еще ближе склонилась к человеку, умеюще-
му так чудесно улыбаться.- Я могу что-нибудь для  вас  сделать?  Что-ни-
будь, чтобы вы почувствовали себя уютно?
  - Да. Помолитесь вместе со мной, чтобы не отвалились крылья.
  Она выпрямилась, не поняв, было ли это шуткой или нет. Но в  этот  мо-
мент Римо улыбнулся опять с трогательной нежностью,  и  стюардесса,  до-
вольная, отошла прочь. Римо поглубже уселся в кресле.
  П.К.Джонсон. Это ни о чем ему не говорило. Да, но чему его обучило КЮ-
РЕ? Когда люди берут себе фальшивые имена,  обычно  они  сохраняют  свои
собственные инициалы. Отлично. П.К.Д. Джон П. и так далее. П.К. Римо не-
навидел умственные упражнения. П.Д.К.
  П.Д.! П.Д.Кенни.
  Ну конечно же! Он видел этот  номер  с  сигаретой,  когда  арестовывал
П.Д.Кенни за участие в азартных играх.
  Римо - тогда свежеиспеченный полицейский - обходил свой участок в  ра-
йоне Ньюарка под названием Айронбаунд. Проходя мимо здания какого-то еще
одного общественного спортивного клуба - из тех, что в неисчислимых  ко-
личествах появляются к очередным выборам  мэра,-  Римо  заглянул  сквозь
большие окна в ярко освещенную комнату и увидел людей, сидящих за столом
и играющих в карты. На столе валялись груды серебра и бумажных денег.
  В Нью-Джерси азартные игры были запрещены законом, хотя никто и не об-
ращал на это внимания. Римо поступил так, как счел наилучшим.
  Он вошел внутрь и подождал, пока его заметят.
  - Простите, ребята,- сказал он с улыбкой,- но вам  придется  закончить
игру. Или перейти в задние комнаты, чтобы вас не видели с улицы.
  За столом было шесть игроков, и перед пятью из них лежала груда денег.
Только перед одним было всего несколько долларов. Это был высокий, худой
человек с расплющенным носом и шрамами на лбу.
  Головы всех остальных игроков повернулись к нему. Он внимательно  изу-
чил свои карты и затем презрительно посмотрел на Римо.
  - Пошел вон, молокосос,- сказал он с хриплым и гортанным уличным  нью-
джерсийским акцентом. В его голосе не было и тени улыбки.
  Римо решил не обращать на него внимания.
  - Вам придется закончить игру, ребята,- повторил он.
  - Я тебе говорю, пошел вон.
  - Вы слишком много говорите, мистер,- сказал Римо.
  - Я умею не только говорить,- произнес человек. Он поднялся и с  сига-
ретой в руках подошел к Римо. Встав перед ним, он повторил: - Пошел вон.
  - Вы арестованы.
  - Да? И за что же?
  - За азартные игры. И за оказание сопротивления полиции.
  - Сынок, ты знаешь, кто я такой?
  - Нет,- сказал Римо,- и меня это не интересует.
  - Я Кенни, и я могу сделать так, что через сорок восемь часов  ты  бу-
дешь таскаться по самому жалкому участку в Ниггертауне.
  - Вот и сделайте это,- сказал Римо,- только сидя в тюрьме. Вы  аресто-
ваны.
  И тогда сигарета, зажатая между большим и указательным пальцами,  ука-
зала ему в лицо, подчеркивая каждое слово Кенни:
  - Ты об этом пожалеешь.
  В тот вечер Римо арестовал Кенни за участие в азартных играх и за соп-
ротивление полиции. А через сорок восемь часов  Римо  патрулировал  свой
новый участок в самом центре черного гетто. Адвокат Кенни  отказался  от
слушания дела в муниципальном суде, и оно было передано  большому  жюри.
Больше об этом деле никто нс слышал.
  Римо никогда не забывал об этом происшествии. Оно было одним из первых
в целом ряду разочарований, с которыми  он  сталкивался,  когда  пытался
следовать закону.
  Патрулируя участок в гетто, Римо был ложно обвинен в убийстве и  прив-
лечен к работе на КЮРЕ, после "казни" на неработающем электрическом сту-
ле.
  П.Д.Кенни тоже преуспел в жизни.
  Он стал знаменит в преступном мире как профессиональный убийца,  рабо-
тающий на всех, кто платит деньги. Его услуги  оплачивались  по  высшему
разряду, и он никогда не промахивался.
  Его репутации была надежна, как Центральный банк. Его деловые качества
укрепляли курс доллара.
  Он был так искусен в своем ремесле, что его боялись, и поэтому  он  не
становился жертвой ни в одной из гангстерских войн, время от времени со-
трясавших страну.
  Было известно, что он в своей работе не допускает никакой личной заин-
тересованности, никакой собственной неприязни. Он был профессионал, и не
более того. И сторона, которая из-за П.Д.Кенни теряла человека, не пита-
ла к нему вражды. Они сами могли нанять его, чтобы  расквитаться,  нужно
было только дать хорошую цену.
  Он отверг множество предложений от различных семейств объединить силы.
Это было мудро с его стороны, поскольку жизнь ему сохраняла  именно  его
репутация человека беспристрастного. Он не был фанатиком, и поэтому  его
не преследовали даже фанатичные сторонники убитых им людей. .
  Только однажды ему попытались отомстить,  когда  П.Д.,  выполняя  кон-
тракт, убил сына главаря бандитской группировки. Бандит, напавший на не-
го, хотел произвести впечатление на своего босса. Этот бандит вскоре был
найден мертвым, так же как его отец, два брата, жена и дочь.
  Их расчлененные тела напоминали индюшек в День Благодарения.
  После этого никто не относился к выполнению  П.Д.Кенни  своих  профес-
сиональных обязанностей как к личному оскорблению. Его теперь  восприни-
мали как Пьера Кардена своего дела, и заказов у него стало столько,  что
он едва мог с ними справиться.
  А затем, несколько месяцев назад, состоялось  сенатское  расследование
проблемы бандитизма в США. П.Д.Кенни был вызван для дачи  показаний,  но
предпочел исчезнуть. Прочтя об этом в газетах, Римо понадеяться,  что  к
этому делу будет привлечено КЮРЕ. Тогда бы у Римо появилась  возможность
опять встретиться с П.Д.Кенни.
  Но КЮРЕ осталось в стороне, сенатские слушания потихоньку были сверну-
ты, и Римо не удалось повидать П.Д.Кенни.
  И вот теперь он нашел своего старого врага,  поменявшего  внешность  и
летевшего в Алжир. Смит сообщил Римо, что многие ведущие мафиози  страны
направляются сейчас в Алжир для встречи с бароном Немеровым.
  Разве можно сомневаться, что П.Д.Кенни совершает деловое  путешествие?
Никто не проводит свой отпуск в Алжире, никто, даже сами алжирцы.
  Римо погрузился в чтение журнала, в то время как самолет с ревом несся
над Атлантическом океаном, перелетая изо дня в ночь.
  Услышав за собой шаги, Римо поднял голову и увидел Кенни, который  шел
по проходу, нетвердо держась на ногах после семи  часов,  проведенных  в
баре.
  Он тяжело опустился в кресло и вызывающе огляделся. Поймав взгляд  Ри-
мо, Кенни попытался заставить того опустить глаза. Когда это ему не уда-
лось, он отвернулся и откинулся на спинку.
  Из кабины экипажа появилась белокурая стюардесса. Она медленно шла  по
проходу, нагибаясь к пассажирам, чтобы узнать, не  нуждаются  ли  они  в
чем-нибудь.
  Римо услышал, как П.Д. гортанно произнес:
  - Поди сюда, девочка.
  Со своего места Римо видел, как юная блондинка подошла к Кенни.
  - Я могу что-нибудь для вас сделать?- сказала она с улыбкой,  стремясь
забыть прошлые обиды, как ее учили в школе стюардесс, на седьмой лекции.
  - Да,- пробурчал Кенни. Он поманил девушку к себе и сказал  ей  что-то
на ухо.
  Римо увидел, как ее лицо стало пунцовым от смущения, а затем неожидан-
но исказилось от боли.
  П.Д. засунул ей руку под юбку и крепко сжал ее плоть. Девушке,  навер-
ное, было так больно, что она даже не могла кричать.
  П.Д. засмеялся, схватил свободной рукой  ее  за  запястье  и  притянул
стюардессу к себе. Его левая рука все еще была у девушки под юбкой, и на
лице у нее было написано страдание. Он опять злобно и  жестоко  зашептал
ей на ухо, и Римо видел, что глаза ее полны слез.
  Римо встал с кресла и подошел к Кенни, который крепкой хваткой  держал
стюардессу.
  - Джонсон,- произнес он.
  После некоторой паузы Кенни посмотрел через плечо на Римо.
  - Да? Что тебе нужно?
  - Отпустите девушку. Нам надо поговорить.
  - Я не хочу ни с кем говорить,- хрипло сказал Кенни,- и девушку отпус-
кать не хочу.
  Римо наклонился к нему.
  - Или ты отпустишь ее, или я сдеру с твоего лица твою новую кожу и за-
суну ее тебе в глотку.
  Кенни опять посмотрел на Римо - на этот раз  недовольно  и  удивленно.
Помедлив секунду, он освободил девушку.
  Римо взял ее руки в свои:
  - Извините, мисс. (Слезы текли по ее щекам.)  Мистер  Джонсон  слишком
много выпил. Это больше не повторится.
  - Эй, ты,- запротестовал Кенни.- Это еще что такое - слишком много вы-
пил?
  - Закрой рот,- сказал Римо. Он ласково сжал на прощанье руки  девушки,
и она медленно пошла по проходу к кабине.
  Римо перешагнул через ноги Кенни и сел в кресло напротив него.
  - У вас симпатичное лицо,- сказал он.
  - Да?- подозрительно спросил Кенни.- А у вас нет.
  - Надо мне будет взять адресок вашего хирурга. Может, он и  меня  сде-
лает таким же красавцем.
  - Послушайте, мистер,- сказал Кенни,- я не знаю, кто вы и что вам  на-
до, но почему бы вам не пойти к черту?
  - Я от Немерова,- произнес Римо.
  - Да? А кто такой этот Немеров?
  - Не стройте из себя дурака,- сказал Римо,- Вы отлично знаете, кто это
такой. Это тот самый тип, к которому вы летите.
  - Слушай, приятель,- фыркнул Кенни.- Я тебя не знаю, и ты мне не  нра-
вишься. Убирайся-ка подобру-поздорову, а не то напросишься на неприятно-
сти.
  -Я бы рад убраться, да только я специально к вам послан. Я должен дос-
тавить вас к Немерову, и доставить в целости и сохранности. Поэтому я не
хочу, чтобы вас покалечила какая-нибудь стюардесса или из-за поддельного
паспорта арестовала в аэропорту полиция.
  - Как вас зовут?- спросил Кенни.
  - Вуди Аллен.
  - Я никогда о вас не слышал,- сказал Кенни.
  - Зато я слышал о вас, мистер Кенни. И барон тоже слышал. Поэтому он и
послал меня - чтобы уберечь вас от неприятностей.
  - Вы можете как-нибудь удостоверить свою личность?- спросил Кенни.
  - Документы в портфеле.
  - Покажите,- велел Кенни.
  Римо огляделся по сторонам, затем посмотрел наверх и увидел  кислород-
ную маску. Хорошо бы испробовать на Кенни, как она работает, а затем пе-
рекрыть доступ кислорода. Нет, это рискованно.  Слишком  велика  вероят-
ность, что вмешается кто-нибудь из окружающих.
  - Вы действительно пьяны,- сказал Римо.- Как же, буду  я  прямо  здесь
открывать портфель, чтобы каждый любопытный ублюдок мог подойти и  засу-
нуть в него свой нос! Через пять минут в туалете. Первая дверь  с  левой
стороны, и не запирайте ее.
  Он встал, не дожидаясь ответа, опять перешагнул через ноги Кенни и ве-
рнулся на свое место.
  Римо поглядел на часы. Через несколько минут самолет  начнет  посадку.
Ему надо успеть все сделать вовремя.
  Через пять минут Кенни поднялся и направился к центру  самолета.  Римо
кивнул ему, когда он проходил мимо, подождал еще минуту и пошел следом.
  Когда Римо вошел в маленькую уборную, Кенни стоял у раковины и ополас-
кивал лицо. Их взгляды встретились в зеркале. Римо заметил блеск металла
у запястья Кенни, и вспомнил, что тот всегда носит в рукаве нож.
  Взяв с полочки полотенце и тщательно вытерев лицо, Кенни надел очки, и
повернулся к Римо.
  - Ну и где же ваше удостоверение?- сказал он.
  - Вот здесь,- произнес Римо. Его левая рука метнулась вверх и  вырвала
тонкий кусок кожи над левым глазом Кенни, где еще не до конца зажил шрам
после пластической операции.- Это удостоверяет меня как человека,  кото-
рый не любит, когда мучают женщин.
  - Подонок,- Прорычал Кенни. Он сделал движение рукой, и в  его  ладони
оказалась ручка ножа. Он направил его в живот Римо.- Когда я  разделаюсь
с тобой, твою личность будут удостоверять мои инициалы у тебя на брюхе.
  - Бы забыли о Немерове. Я ведь его человек,- сказал Римо.
  - К черту Немерова! Он нанимал меня затем, чтобы был под  рукой,  если
понадоблюсь, а не затем, чтобы надо мной издевался какой-то молокосос.
  Римо слегка отступил. Его отделяло от Кенни всего несколько дюймов.
  - Разве так встречают старого друга?- спросил он.
  - Старого друга?- переспросил Кенни и посмотрел на Римо, нахмурившись.
  - Еще бы. Мы встречались в Ньюарке - много лет назад. Вы разве не пом-
ните?
  Кенни заколебался.
  - Нет.
  - Я арестовал вас за азартные игры. Из-за вас меня перевели на  другой
участок.
  Кенни прищурил глаза, пытаясь вспомнить. Наконец он вспомнил.
  - Так ты полицейский,- прошипел он,- полицейская сволочь.  Теперь  все
ясно.
  - Приглядись получше, ты, куча дерьма. Это послед нее лицо, которое ты
видишь в этой жизни,- сказал Римо.
  Кенни сделал выпад ножом, но Римо ускользнул от удара. Лезвие поразило
металлическую дверь, по инерции скользнуло вдоль нее и попало в щель ме-
жду дверью и косяком. Римо толкнул дверь, она отворилась, и это движение
сломало нож. Затем краем ладони Римо ударил Кенни по лицу.
  Кенни отбросило назад, и он сел на унитаз, выронил  ручку  ножа.  Римо
был уже рядом, он просунул руку под мышкой у Кенни  и  тыльной  стороной
ладони нажал тому сзади на шею, перекрывая доступ воздуха. Затем он наг-
нул Кенни над неглубокой раковиной и засунул в нее  его  голову.  Открыв
кран, Римо подождал, пока раковина не наполнится и голова Кенни не уйдет
целиком под воду. В этой крошечной уборной было слишком мало  места  для
размашистых движений. Руки Римо держали Кенни, как  тиски.  Тот  сначала
пускал пузыри, затем его тело забилось в судорогах и наконец обмякло.
  Ну что ж, поездка уже удалась, подумал Римо. П.Д.Кенни. Неплохо. Кроме
того, паспорт Кенни может стать для него пропуском к Немерову.
  Римо вытащил из кармана пиджака Кенни бумажник и  документы.  Все  еще
держа голову Кенни в раковине, он перелистал паспорт. Тот был выписан на
имя Джонсона. На фотографии был изображен Кенни со своим новым лицом,  в
очках с роговой оправой, как у сельского врача. Римо достал  у  себя  из
бокового кармана свое удостоверение личности и засунул его в пиджак Кен-
ни. Теперь покойника звали Вуди Аллен.
  Ну вот, с этим покончено.
  Он вытер лицо и волосы Кенни полотенцем и устроил его поудобнее на си-
дении унитаза. Тело Кенни сползло по стене. Очки его висели на одной ду-
жке.
  Очки! Римо взял их. Они пригодятся, если будут проверять паспорта. Ро-
говая оправа проведет кого угодно, тем более таможенников. Для  них  все
пассажиры на одно лицо.
  Он уже хотел выйти, когда вспомнил о лице Кенни. Несмотря на документы
Вуди Аллена, кто-нибудь может его узнать. Например, та белокурая  стюар-
десса.
  Кончиками пальцев он сделал так, чтобы никто и никогда больше не  смог
узнать П.Д.Кенни.
  Затем он вымыл руки и опустил очки Кенни в карман рубашки.
  Выйдя из уборной, он дважды ударил кулаком по петлям двери, ломая  ме-
талл, чтобы дверь не открылась от случайного толчка.
  Когда тело П.Д.Кенни обнаружат, Римо будет уже далеко.
  И прежде чем кто-либо сможет идентифицировать труп как тело Кенни, Ри-
мо уже закончит свои дела с бароном Немеровым и вице-президентом  Азифа-
ром. Все должно получиться превосходно.
  Вернувшись в салон и увидев, что стюардессы поблизости нет, Римо  взял
из-под сиденья Кенни его дипломат.
  Он сел на свое собственное место как раз в тот момент,  когда  загоре-
лась надпись: "Пристегните ремни безопасности".
  В проходе показалась блондинка, вышедшая проверить, пристегнули ли па-
ссажиры ремни. Она улыбнулась Римо, и он улыбнулся ей в ответ.
  Римо стало интересно, какое выражение будет у нее на лице после посад-
ки, когда обнаружат тело, сидящее на унитазе. Или еще позже, когда опре-
делят, что смерть наступила в результате утопления.
  Возможно, она улыбнется.
  Римо бы на ее месте улыбнулся.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  Барон Исаак Немеров разослал телеграммы с приглашениями по всему миру,
и по всему миру люди стали готовиться к поездке.
  Готовились к поездке все, начиная с крестных отцов американской  мафии
и кончая крупнейшим в мире производителем и распространителем  порногра-
фии, японцем, который владел публичными домами и кинофабриками более чем
в пятнадцати странах. Были готовы прибыть люди, обладающие тысячами  ак-
ров земли, на которых теперь произрастал мак. Из клоак преступления дол-
жны были приехать профессиональные игроки, владельцы тех  самых  казино,
которые были когда-то созданы, чтобы лишить преступников возможности за-
рабатывать на игорном бизнесе. Из Швейцарии собирался прибыть  семидеся-
тидвухлетний старик, чье имя было известно только Немерову. Он знал ста-
рика как величайшего фальшивомонетчика в мире. Это был человек,  который
печатал без преувеличений миллиарды фальшивых долларов и из своей  швей-
царской резиденции наводнял ими денежные рынки всего мира.
  Должны были приехать контрабандисты, подпольные торговцы оружием,  мо-
шенники. Должен был приехать глава международной сети похитителей драго-
ценностей.
  На призыв Немерова откликнулись все.
  И многие из них не знали, почему они так сделали.
  Мало кто встречался с Немеровым. Так захотел он сам, ибо он не стреми-
лся быть на виду.
  Его имя не мелькало в отделах светской хроники в газетах, если ему это
не было нужно. Он не желал, чтобы его принимали за  фальшивого  русского
аристократа, который объявляет себя бароном, едва  выучившись  правильно
держать вилку.
  Документы, подтверждающие его знатность, были  безупречны.  Он  избрал
себе образ жизни, который должен был соответствовать деспотичным  требо-
ваниям, налагаемым его знатностью.
  Немерову было сорок шесть лет. Он был единственным сыном молодой  кра-
савицы француженки и русского графа. Граф состоял в родстве с  Романовы-
ми, а вспышки необузданного гнева роднили его с казаками.
  Исаак родился в Париже, и вскоре после родов мать его умерла  при  об-
стоятельствах, которые не могут быть названы иначе как загадочными.
  Друзья старого графа Немерова знали, что  ничего  загадочного  в  этой
смерти не было. Его жена была шлюхой, хоть и благородного происхождения,
но все равно шлюхой. Обнаружив себя рогоносцем, Немеров  просто-напросто
отравил ее.
  К этому времени у Немерова практически не оставалось источников  дохо-
да. Все состояние у него отняла русская революция. Жена  оставила  графу
Немерову и маленькому Исааку приличный счет в банке, но граф нашел,  что
пользоваться им будет решительно неприлично.
  И тогда взрослый и мальчик начали вести жизнь бродяг, из  года  в  год
путешествуя, переезжая из одной столицы развлечений в другую. И всюду  к
распоряжению графа Немерова были красивые женщины, чьи  деньги  помогали
ему хотя бы имитировать прежний образ жизни.
  Юный Исаак вырос, ненавидя этих женщин, их утонченные лица  и  алебас-
тровую кожу, их театральный, мелодичный и всегда одинаковый смех.  Нена-
висть достигала апогея, когда он видел, как они прячут его отцу в карман
конверт. И еще он ненавидел выражение лица его отца, когда в  автомобиле
по дороге в их отель тот вскрывал конверт и пересчитывал деньги.
  Исааку было восемь лет, когда он начал воровать. Он  уже  хорошо  себе
представлял, что больше всего ценится в мире: прежде всего это бриллиан-
ты, дальше идет золото, другие драгоценные металлы и камни, затем - дол-
лары США. Остальное уже не стоит внимания.
  Исаак стал специализироваться на бриллиантах.
  Когда отец оставлял его играть у бассейна на вилле какой-нибудь  бога-
той женщины, а сам шел в дом ублажать хозяйку, когда из окон тихо  доно-
сились смех и вздохи, юный Исаак отправлялся бродить по комнатам.  Здесь
он брал булавку, там - кольцо или брошь. Он опасался брать ожерелья, по-
тому что понимал, что их пропажу слишком быстро заметят. Он не задумыва-
лся о том, что будет делать с награбленным добром. Добычу он складывал в
футляр от бритвы, который он держал в своем чемодане и который его  отец
никогда не открывал, поскольку думал, что мальчик хранит этот футляр из-
-за какого-то каприза.
  Став несколькими годами старше, Исаак абонировал  сейф  в  Швейцарском
банке и с тех пор хранил свои драгоценности там. В каждую из последующих
своих поездок с отцом в Швейцарию он забирал  из  сейфа  то  кольцо,  то
брошь, вынимал камни из оправы и продавал их перекупщикам.
  Хотя Исааку исполнилось всего лишь двенадцать лет, он  был  уже  шести
футов ростом и рос так быстро, что одежда всегда плохо  на  нем  сидела.
Когда он пришел к первому ювелиру из списка, составленного им по телефо-
нному справочнику, он со стыдом ощущал что из его рукавов торчат  запяс-
тья, а из-под брюк - лодыжки.
  Ювелир, старик с добрыми глазами и густыми, как у моржа, усами, взгля-
нул на длинное угрюмое лицо Исаака, на его дурно сидящий костюм,  громко
засмеялся и выгнал его из магазина. Много лет спустя Исаак купил эту фи-
рму, нанял бухгалтеров, чтобы они нашли ошибки в  ведении  бухгалтерских
книг, и преследованиями в уголовных и гражданских  судах  довел  бывшего
владельца до самоубийства.
  Но Исааку не пришлось долго искать ювелира, согласного купить  у  него
бриллианты. Им оказался второй человек из его списка. Он заплатил Исааку
десять тысяч долларов США, десятую часть истинной стоимости  этих  брил-
лиантов изумительной огранки. Исаак  был  счастлив,  что  получил  такие
деньги. Он положил их на свое имя в банк.
  К четырнадцати годам у него скопилось драгоценностей более чем на мил-
лион долларов, а на счете находилось более ста тысяч долларов.
  Его отец все еще был нищ и ради куска хлеба  торговал  своими  генита-
лиями. Он постоянно просил прощения у сына за то, что не  может  обеспе-
чить ему безбедную жизнь. Исаак только улыбался в ответ.
  Затем началась вторая мировая война, и дела у отца неожиданно пошли  в
гору.
  Хотя у него не было своих денег, всю жизнь он провел среди сливок  об-
щества. А в этой войне постоянно меняющихся альянсов и закулисных интриг
крайне необходим был доступ в гостиные к богатым людям, настолько  необ-
ходим, что граф Немеров для многих стал нужным человеком.
  Он стал посредником, связным, агентом для обеих воюющих сторон.
  Он торговал оружием в Испании, изобретая технику продажи одного и того
же груза обеим сторонам. Он оставлял партию оружия в поле на равном рас-
стоянии от лагерей противников и предоставлял им сражаться за  обладание
грузом. Он продавал информацию Англии. Он налаживал поставки  опиума  из
Китая в Европу и помотал американской мафии провести своих людей в итал-
ьянское правительство.
  А в 1943 году он умер от обширного кровоизлияния в мозг. Правительства
по обе стороны облачились в траур.
  Их скорбь была искренна: граф Немеров был незаменим. Он делал для  них
такие вещи, какие они не могли делать для себя сами. Кто  сможет  занять
его место?
  Они никак не рассчитывали на юного Исаака. А между тем он был  хорошим
учеником. Исаак сохранил в памяти имена людей, с которыми имел дело  его
отец, их связи и привязанности. И на могиле  отца,  когда  тело  старого
графа опускали в землю, он объявил, что семья Немеровых в лице четырнад-
цатилетнего барона Немерова не собирается сворачивать свой фамильный би-
знес.
  Вначале на Исаака посыпались насмешки: он был слишком молод. Но затем,
когда у работодателей его отца накопилось множество нерешенных  проблем,
в отчаянии они все же обратились к Исааку.  И  он  оказался  на  высоте,
справившись с делом даже лучше, чем справлялся его отец.
  Но если старый граф работал для денег, то у Исаака деньги уже были. Он
искал власти.
  От Франции вместо вознаграждения он потребовал контрольный пакет акций
химической фабрики, чья деятельность была необычайно важна для  заверше-
ния войны и для которой он мог доставать любое сырье.
  От Германии он получил в совладение военный завод. Влияние Исаака было
таким всеобъемлющим, что после поражения Германии союзники не оспаривали
его права на этот завод.
  Его империя росла. В девятнадцать лет Исаак был уже не просто  мульти-
миллионером, но и владельцем множества предприятий. Кроме того,  большое
количество фирм находилось под его тайным контролем.
  Он тщательно подбирал эти предприятия. Химическая фабрика во Франции в
любой момент могла начать перерабатывать героин, а немецкий военный  за-
вод - поставлять оружие без клейма завода-изготовителя партизанам и всем
тем, кто мог заплатить за него требуемую цену.
  Немеровым двигала страстная ненависть к нищете и  такая  же  страстная
жажда власти. Власти, которую бы не смог уничтожить даже самый сильный и
самый жестокий удар судьбы. Исаак не хотел жить унижаясь,  как  унижался
его отец перед теми накрашенными женщинами, деньгами пытавшимися возмес-
тить свою пустоту и ограниченность. Барон Исаак Немеров ни  от  кого  не
примет конверт.
  Да ему и не нужен был никакой конверт. И когда наступил мир  и  в  его
услугах необходимость пропала, он стал искать новую область деятельности
для применения своих талантов. Такой областью стало преступление.
  Немеров не собирался больше красть, эти дни миновали. Он стал  челове-
ком, к которому преступники со всего света могли обратиться с просьбой о
помощи. Немеров мог решить любую проблему.
  Если кому-нибудь было нужно оружие, он мог предоставить его. Если было
нужно политическое влияние, он мог поделиться им. Если нужно было, чтобы
где-нибудь судьи увидели свет истины, он мог открыть судьям глаза с  по-
мощью убедительных доводов. Если в результате очередной  правительствен-
ной вспышки активности где-нибудь застревал груз наркотиков, Немеров по-
могал ему достичь цели.
  Он не совершал преступлений, но был центром преступного мира. Сам  Но-
меров отказывался считать себя преступником, говоря себе, что он - всего
лишь аналитик на службе у того, кто платит больше. Он хотел думать,  что
работал бы и на любое нанявшее его законно избранное правительство - хо-
тя в глубине души и осознавал, что такое маловероятно.
  Он редко имел дело с преступниками напрямую. Но они видели, что многие
их проблемы разрешаются за конторкой в помещении  какой-нибудь  скромной
компании в том или этом городе. Стоящий за конторкой ясноглазый  молодой
человек обещал "посмотреть, что можно сделать", и всего через  несколько
часов сообщал клиенту, что "барон Немеров сказал, что все  улажено"  или
что "барон Немеров сказал, что сделает это для вас в знак уважения".
  Героин и ружья доходили до получателя, судьи оказывались  подкупленны-
ми, и преступный мир продолжал процветать.
  Порой самые любопытные спрашивали ясноглазого молодого  человека:  "Но
кто этот барон Немеров?" На что тот улыбался и неизменно отвечал: "Чело-
век, который решит все ваши проблемы".
  Однажды Немерова попросили решить проблему с убежищем для гангстера из
США, скрывающегося от полиции. Немеров решил ее. Через два месяца с  тою
просьбой к нему обратились трое более крупных мафиози. Немеров  удовлет-
ворил и ее.
  Западный мир был в разгаре очередной вспышки борьбы  с  преступностью.
Немерову пришло в голову, что задача нахождения надежного прибежища  для
преступников достойна того, чтобы он попробовал ее решить.
  Затем однажды ночью в Лондонском казино  он  встретил  вице-президента
Азифара, и все части головоломки неожиданно легли на место.
  Казино получило соответствующие распоряжения, и Азифар проиграл значи-
тельно больше, чем мог себе позволить. Тогда Немеров  предложил  потному
толстяку оплатить его проигрыш. Это сблизило их, и с тех пор барон удер-
живал при себе вице-президента - порой деньгами, но чаще женщинами, жен-
щинами с кожей самого светлого оттенка, который только можно найти.
  Но Неморов не очень доверял власти над Азифаром женщин. Тот мог  выйти
из-под нее. На этот случай Немеров и записывал на видеопленку постельные
забавы вице-президента.
  Разработка плана заняла у Немерова шесть месяцев, и еще три месяца по-
требовалось, чтобы окончательно склонить Азифара на свою сторону.  Прог-
рамма действии была проста: во-первых, надо было убрать президента Даши-
ти, затем ввести в должность президента Азифара и наконец отдать  страну
во власть международной преступности.
  Когда все было подготовлено. Немеров разослал сорок телеграмм с одина-
ковым содержанием: "Необходимы встреча крайне важному вопросу зпт семна-
дцатое июля зпт "Стоунуолл-отель" зпт Алжир тчк Немеров тчк".
  И по всему земному шару люди, получившие в своих  тайных  логовах  эти
телеграммы, отменяли ранее назначенные встречи и паковали чемоданы.
  И тогда Немеров послал сорок первую телеграмму человеку, которого  ему
особенно рекомендовали. Он пригласил его как из-за его  профессиональных
умений, так и из-за воздействия, которое его присутствие окажет  на  ма-
фиози из США, всегда готовых к новым идеям относиться с подозрением. Со-
рок первая телеграмма была отправлена в  Джерси-Сити,  штат  Нью-Джерси,
человеку по имени П.Д.Кенни.



ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  Римо вошел в вестибюль "Стоупуолл-отеля". Вестибюль занимал первые три
этажа здания и был увенчан массивной  хрустальной  люстрой.  Сбежавшиеся
отовсюду темнокожие коридорные облепили Римо с его скромным багажом, как
рой мух.
  Он отогнал их прочь и крепче сжал ручку чемодана, в котором лежал кейс
П.Д.Кенни.
  Как он и ожидал, у него не возникло проблем на таможне.  Чиновник  от-
крыл паспорт с именем П.К.Джонсона, взглянул на  Римо,  нацепившего  для
вящего сходства роговые очки, и поставил печать.
  Вестибюль был пуст. Это означало, что Римо приехал слишком рано.  Если
бы толпа мафиози уже прибыла, вестибюль был бы полон людьми  со  шрамами
на лицах, в шелковых костюмах с белыми галстуками н  в  шляпах,  людьми,
мрачно глядящими друг на друга и  пытающимися  силой  взгляда  утвердить
собственную значительность. Но вестибюль был пуст.
  Почти пуст.
  В кресле у дверей сидела лицом к конторке девушка. Она читала  газету.
Ее оранжевая вязаная юбка была слишком коротка; она  так  высоко  задра-
лась, что Римо мог видеть, где кончаются у девушки колготки.
  Она была темноволоса - но скорее шатенка, чем брюнетка. Кожа  ее  тоже
была темной - но от загара, а не от природы. Ее глаза за большими  круг-
лыми очками были темно-зеленого цвета, и на фоне  ярко-коричневого  лица
они производили незабываемое впечатление. Вместо губной  помады  девушка
пользовалась белым блеском для губ, что выглядело очень сексуально.  Она
быстро взглянула па Римо и вновь опустила глаза к газетной  странице.  В
уголках ее рта появилась слабая улыбка.
  Римо с усилием оторвал от нее взгляд и подошел к конторке. Усатый пор-
тье в красной феске бросился к нему, угодливо  улыбаясь.  Римо  подумал,
что голос портье, наверное, похож на голос комика Гучо Маркса, одного из
братьев Маркс.
  Так оно и оказалось.
  - К вашим услугам, сэр!
  Римо заговорил в полный голос - исключительно ради девушки:
  - Я П.Д.Кенни. Для меня забронирован номер?-  В  зеркале  напротив  он
увидел, как девушка подняла голову и взглянула на него.
  Портье сверился со списком, лежащим перед ним.
  - О да, сэр, конечно, сэр, забронирован. Джентльмен остановится у  нас
надолго?
  - Джентльмен может вообще у вас не остановиться. Номер хороший?
  - О, замечательный, сэр.
  - Как же, знаю я вас, у вас все номера замечательные.- Римо  надеялся,
что П.Д.Кенни разговаривал бы с портье именно таким образом.-  Там  есть
кондиционер?
  - Да, сэр.
  - А ковры?
  - Да, сэр,- сказал портье, тщетно пытаясь скрыть свою неприязнь к кри-
кливому американцу.
  - Извиняюсь, что надоедаю вам,- сказал Римо,- но я привык к всему  са-
мому лучшему. Я живу в лучших отелях в Джерси-Сити. Я могу жить только в
лучшем номере.
  - Это самый лучший номер, сэр,- сказал портье и наклонился к Римо.- Он
был заказан для вас бароном Немеровым, а для  друга  барона...-  оставив
фразу незаконченной, он позвонил в серебряный колокольчик на конторке.
  - Тогда все в порядке,- произнес Римо, жестом показывая, что  разговор
закончен.- Дайте мне ключ.
  Подняв голову, он увидел, что женщина все еще смотрит на него. Он  за-
думался, кем она интересуется - им или П.Д.Кенни, за  которого  она  его
принимает. Придется ему это выяснить.
  Он прогнал двух коридорных.
  - Все в порядке, ребята, я справлюсь сам.
  - Комната 2510,- сказал портье, вручая ему медный ключ с голубым стек-
лянным украшением на цепочке.
  - Отлично. Но если там что-то не так, вы обо мне еще  услышите,-  беря
ключ, сказал Римо.
  Вместо того чтобы направиться к лифтам, он пересек вестибюль,  подошел
к креслу, в котором сидела девушка, и  остановился  на  расстоянии  нес-
кольких дюймов от нее. Она удивленно посмотрела на него поверх газеты.
  - Да?
  - Простите, мисс, мне кажется, мы с вами где-то уже встречались.
  Девушка засмеялась.
  - Вряд ли.- Она вернулась к своей газете.
  - Вы всегда читаете газеты вверх ногами?- спросил Римо.
  На лице у нее отразилось смятение, но лишь на  долю  секунды.  Девушка
быстро пришла в себя и холодно произнесла:
  - Она не вверх ногами.
  Но удар попал в цель. То, что она на мгновение поддалась панике и  по-
думала, что держит газету вверх ногами, говорило о многом. Она  действи-
тельно могла так держать газету, потому что не читала ее. Они поняли это
оба.
  Римо обезоруживающе улыбнулся девушке.
  - Я знаю,- сказал он,- просто я всегда так говорю, когда знакомлюсь  с
девушками.
  - Вы, должно быть, этому научились в Джерси-Сити, мистер Кенни.- Нако-
нец-то она соизволила произнести целую фразу. Ее изящный британский  ак-
цент звучал не отрывисто и резко, но с  той  мягкой  хрипотцой,  которая
всегда возбуждала Римо.
  - Единственное, чему я научился в Джерси-Сити, сказал он,- это не пре-
доставлять ничего бесплатно. Вы  знаете,  как  меня  зовут  и  откуда  я
приехал, а я о вас не знаю ничего, кроме того, что ...
  - Кроме чего?
  - Кроме того, что вы очень красивы.
  Девушка негромко рассмеялась.
  - Ну тогда, конечно, нужно восстановить справедливость. Меня зовут Ма-
ргарет Уотерс, и я приехала из Лондона. Если ваш комплимент не был  шут-
кой, можете называть меня Мэгги.
  - Вы здесь отдыхаете?
  - Я работаю в археологической экспедиции. Кому придет в  голову  отды-
хать здесь?
  - Кое-кому из Джерси-Сити.
  Она опять засмеялась.
  - Вы падаете в моих глазах.
  - Если позволите пригласить вас пообедать, я попытаюсь подняться в ва-
шем мнении. Конечно, если у вас не назначено свидание с Рамзесом II.
  - А вы, оказывается, вполне цивилизованы,- сказала она,- Когда вы наб-
росились на портье, я бы этого не подумала.
  - Я смотрел слишком много боевиков. Так как насчет обеда?
  - Знаете, я пока еще не собираюсь общаться с  Рамзесом.  Почему  бы  и
нет? В девять вечера устроит?
  - Отлично. Встречаемся здесь?
  - Перед отелем,- сказала она.
  Римо опять улыбнулся ей. Теперь он заметил, что ее бюст  был  не  хуже
ног и лица.
  - Тогда до встречи, Мэгги,- сказал он, затем повернулся и направился к
лифту. Путешествие в Алжир нравилось ему все больше  и  больше.  Девушка
была очень красива. Хорошо, что Чиун не поехал с ним: он  бы  непременно
обвинил сейчас Римо в сексуальной озабоченности.
  Римо отворил дверь номера и ступил на толстый ковер. Стеклянная  стена
представляла из себя одно большое окно. Подойдя к нему, Римо увидел рас-
кинувшийся перед ним Алжир, со всех сторон граничащий с холмистыми  рав-
нинами. Он отметил также, как слабо освещена  столица,  по  сравнению  с
американскими городами.
  Кровать была привинчена к полу, и Римо  плюхнулся  на  матрац.  Матрац
оказался упругим и во всех смыслах первоклассным.
  Мебель в гостиной находилась на левой ее половине, а на правой  распо-
ложился обеденный стол и маленькая кухня.  Кондиционер  наполнял  воздух
свежестью и прохладой. Римо здесь нравилось больше, чем  в  нью-йоркском
"Палаццо-отеле". П.Д.Кенни, да будет земля ему пухом,  одобрил  бы  этот
номер.
  Может быть, его одобрит и Мэгги Уотерс в девять вечера.
  Порой Римо жалел, что подвергался такому  интенсивному  тренингу.  Его
изначальные порывы были как у нормального мужчины, но подготовка приучи-
ла его к дисциплине, которую он позволял себе нарушать лишь изредка.
  А все благодаря Чиуну, этому старому  мучителю.  Он  ухитрился  лишить
секс всякого удовольствия, позволив Римо ощущать радость лишь от  ожида-
ния секса. За это Чиун еще ответит, прежде чем отойдет к своим  предкам,
всем этим предыдущим Мастерам Синанджу.
  Римо посмотрел на часы, которые он забыл переставить. По нью-йоркскому
времени сейчас было полвторого дня. Пора звонить Смиту.
  Он позвонил на коммутатор, и телефонистка отеля  приступила  к  долгой
процедуре соединения Римо с миссис Мартой Кавендиш, живущей в городе Се-
каукус, штат Нью-Джерси. Если такая женщина и существовала, то во всяком
случае она не подозревала, что является тетей Римо Уильямса.
  При звонке ей телефонная линия переключалась, и в итоге звонок  посту-
пал в кабинет Смита в санатории "Фолкрофт",  что  высится  над  Лонг-Ай-
лендским заливом.
  Прошло полчаса, прежде чем  телефонистка  перезвонила.  Ее  английский
звучал так чудовищно, что Римо испугался, не подсоединен ли к ее телефо-
ну излюбленный Смитом шифратор. Телефонистка произнесла:
  - Вас сейчас соединят.
  Римо услышал в трубке щелчок и сказал:
  - Алло.
  - Алло,- ответил неприятный кислый голос.
  - Дядя Харри?- произнес Римо.- Это ваш  племянник.  Я  хотел  сообщить
вам, что я доехал благополучно. Я остановился в "Стоунуолл-отеле", в но-
мере 2510. Мне позвонить завтра тете Марте?
  - Да, позвоните ей в полдень.
  - Хорошо. Передайте ей, что у меня все в порядке.
  - Ей будет приятно услышать это от вас лично. Позвоните  ей  завтра  в
полдень и успокойте ее.
  - Ничего, если я превышу расходы?
  - Припишите их к вашему счету в отеле. Как прошел полет?
  - Отлично. В самолете был какой-то нахальный тип, Вуди Аллен, что  ли.
С ним произошел несчастный случай.
  - Да, я слышал об этом. Я немного беспокоился.
  - Беспокоиться не о чем,- сказал Римо.- Это было очень приятное  путе-
шествие для старого П.Д.Кенни. Ладно, дядя Харри, а то денежки текут.  Я
позвоню завтра в полдень. Передайте привет Ч... дядюшке Чарли.
  - Передам.
  - Не забудьте, а то он беспокоится.
  - Не забудьте вы позвонить,- сказал Смит.
  Они оба повесили трубки.
  Смит должен понять, почему Римо не использовал шифратор. Если бы линию
прослушивали, шифратор уличил бы его больше, чем любые слова.
  Как бы то ни было, Смит теперь знает, под каким именем он живет и где.
Это его должно утешить. Римо надеялся, что Смит  передаст  его  послание
Чиуну. Старый кореец любит тревожиться по любому поводу.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  Римо стоял перед "Стоунуолл-отелем" и глядел на  широкую  опрятную  Рю
Мишле, главную улицу города.
  Давящая жара, казалось, покрыла город плотным одеялом. Если бы всю сы-
рость можно было вычерпать из воздуха и употребить на орошение  пустынь,
Сахара превратилась бы в цветущий сад. В  свете  современных  консольных
фонарей в воздухе можно было различить капельки  влаги,  сверкающие  как
крошечные невесомые алмазы.
  Ожидая появления Мэгги, Римо прислонился к фонарному  столбу  напротив
входа в отель. Его руки, как обычно, были засунуты  в  карманы  пиджака.
Это портило очертания его белого костюма, но зато так он чувствовал себя
комфортней. По его мнению, одно стоило другою.
  Перед ним впритирку к тротуару  проехало  такси.  Римо  посмотрел  ему
вслед и увидел над задним сиденьем копну темно-коричневых волос.
  Он проводил машину взглядом. Она остановилась в  пятидесяти  футах  от
него вниз по улице, прямо под уличным фонарем. Открылась задняя  дверца,
и наружу высунулась длинная нога. Это была Мэгги. Римо узнал ногу,  этот
стройный изгиб от колена до щиколотки. Он посмотрел сквозь заднее стекло
автомобиля. Это в самом деле была Мэгги. Наполовину выбравшись из такси,
она остановилась и повернулась к  какому-то  мужчине,  сидящему  внутри.
Сквозь заднее стекло Римо видел ее резко очерченный профиль.
  Даже с расстояния пятидесяти футов Римо различал  суровое  морщинистое
лицо человека в такси. Волосы его были так черны, что казались почти си-
ними, как у Супермена в комиксах.
  Человек разговаривал с Мэгги, властно жестикулируя, как будто  отдавал
приказы. Римо вяло удивился, кто это может быть. Наконец  Мэгги  подняла
перед собой руки в универсальном жесте неохотно данного согласия и окон-
чательно выбралась из такси. Римо с неприкрытым восхищением любовался ее
длинными ногами, грудью, лицом, волосами и гладкой загорелой  кожей.  На
ней было короткое белое платье без рукавов, и на фоне платья ее кожа ка-
залась еще темней.
  Мэгги поправила платье на ягодицах, разглаживая складки, и наконец за-
метила наблюдающего за ней Римо. Она торопливо захлопнула дверцу автомо-
биля, и тот укатил прочь. С улыбкой на лице Мэгги подошла к Римо.
  - Привет,- сказала она.
  - Привет. Я думал, вы выйдете изнутри. Это был ваш друг?
  - Нет, просто местный представитель Рамзеса II. Я ему сказала, что уже
занята сегодня вечером.
  - Не надо было отпускать такси.
  - Мы пойдем пешком,- сказала Мэгги.- Сегодня прекрасный вечер.
  - Это же Алжир, дорогая. Нас обоих могут похитить и продать в рабство.
  - Мистер Кенни,- начала она.
  - П.Д.- поправил Римо, впервые задумавшись,  что  могут  означать  эти
инициалы.
  - П.Д.- сказала она,- рядом с вами я ничего не боюсь. Пойдемте.
  Мэгги взяла Римо под руку и повела его вверх по улице.
  - Это туристский квартал,- сказала она весело.- Здесь неподалеку масса
всяких заведений.
  - Ведите меня,- произнес Римо,- но если вы затащите меня к  исполните-
лям танца живота, я потеряю к вам всякое уважение.
  - Боже упаси!
  Она нравилась Римо. Ему было приятно держать ее под руку. В такие  ми-
нуты он ощущал себя нормальным человеком, а не кем-то, чье имя и чьи от-
печатки пальцев исчезли с лица земли после его мнимой смерти на электри-
ческом стуле. Нет, нормальным человеком с прошлым, настоящим и  будущим,
руку об руку с красивой девушкой идущим по жизни.
  Она нравилась ему. Будет очень приятно  начать  выяснять,  почему  она
проявляет к нему такой интерес, и кто был тот человек на заднем  сиденье
такси, и что она знает о Немерове и предстоящей встрече. А если ему  для
этого придется затащить ее в постель, проявив свою  злодейскую  природу,
что ж, ради старого доброго Смита н КЮРЕ он готов пойти на такую жертву.
  Смит, Смит, Смит. КЮРЕ, КЮРЕ, КЮРЕ. Трехкратное гип-гип-ура, и поапло-
дируем всем профессиональным убийцам.
  Римо Уильямс и П.Д.Кенни. Знатная леди и Джуди О'Грэди. Бедный П.Д.Ке-
нни. Ему надо было работать на правительство. У него всегда было  слабо-
вато по части здравого смысла.
  Рука об руку они медленно шли по улице, не разговаривая, молча наслаж-
даясь своей близостью - как старые знакомые, уверенные друг в друге.  На
углу улицы, в сотне футов впереди, стоял черный  лимузин.  Римо  услышал
пронзительный рев заводящегося сверхмощного мотора.
  Обочина была забита припаркованными автомобилями.  Лимузин  выехал  на
середину улицы, свободной от движения, и медленно поехал в  их  сторону.
Римо посмотрел на него без особого интереса. Странно, что у него погаше-
ны фары.
  Затем он и Мэгги вышли на свободный участок мостовой, где стояли пожа-
рный гидрант и уличный фонтанчик и где у тротуара не было припаркованных
машин. Автомобиль, лениво ползущий по улице,  неожиданно  увеличил  ско-
рость.
  Прежде чем он поравнялся с ними, Римо увидел, что  из  его  опущенного
заднего окна торчит вороненый ствол, синевато поблескивающий в свете фо-
нарей. Как будто в замедленной съемке Римо наблюдал, как ствол поворачи-
вается в их сторону.
  Римо мгновенно повернулся и толкнул назад Мэгги, стараясь прикрыть  ее
своим телом. Убравшись с открытого места, они оказались за  припаркован-
ной у обочины машиной. Римо швырнул Мэгги на землю, а сам выскочил из-за
машины, живой мишенью отвлекая огонь от девушки. Из проезжающего лимузи-
на полетели пули, десятки, дюжины пуль. Минуя Римо, они глухо  ударялись
в машину, за которой пряталась Мэгги, порой перелетали выше ее  и  резко
щелкали о стену дома. Римо проклял стрелка, который решил испортить  ему
вечер.
  Он увидел, что рука, держащая автомат, была черной, лоснящейся и  мус-
кулистой. Потеряв терпение, Римо прыгнул на капот  машины,  прикрывающей
Мэгги, готовясь перебраться оттуда на крышу лимузина.
  Трах!
  Очередная пуля ударилась в стену дома, отлетела рикошетом назад и  по-
пала Римо в голову. Римо зашатался. Перед его глазами вспыхнул яркий си-
ний свет, но боли не было. Он отчетливо  представил  себе  Чиуна,  назы-
вающего его бездарностью, не способной избежать простого рикошета.  Римо
дотронулся до правого виска, и вся рука оказалась в теплой липкой крови.
Затем пришла боль. Боль, как будто ему дал затрещину Чиун. Как  будто  у
него разламывалась на части голова. Римо рухнул с  капота  автомобиля  и
распростерся на тротуаре рядом с Мэгги.
  Придя в себя, он обнаружил, что лежит на спине на удобном упругом мат-
расе.
  Над ним склонилась девушка, красивая и ладно скроенная.  Она  положила
на его ноющий лоб холодное влажное полотенце, перед тем  отжав  его  над
тазиком с водой на прикроватном столике.
  Увидев, что он открыл глаза, девушка произнесла с британским акцентом:
  - П.Д., с вами все в порядке?
  "П.Д.?" - удивленно подумал он. Вслух он произнес:
  - Наверное, да. У меня болит голова.
  - Еще бы ей не болеть!
  Девушка действительно была хороша: с загорелой кожей, темно-коричневы-
ми волосами и ярко-зелеными глазами. На ней было белое платье. Он  пона-
деялся, что это не медсестра, а кто-нибудь, хорошо ему  знакомый.  Может
быть, жена. Или подружка.
  - Что произошло?- сказал он.
  - Вы не помните?
  - Я ничего не помню.
  - Мы шли по улице, и кто-то стал в вас стрелять. Пуля задела вашу  го-
лову.
  - Кто-то стал стрелять в меня?
  - Да.
  - А зачем?
  - Не знаю,- сказала девушка.- Я думала, вы знаете.
  - Я ничего не знаю,- проговорил он.
  Сев на постель, невзирая на боль, пульсирующую в  голове,  он  оглядел
комнату. Это был роскошно обставленный гостиничный номер. Почему-то  ему
захотелось угнать, на чьи деньги он снят.
  - Где я?- спросил он.
  - Вы что, смеетесь надо мной?
  - И не думаю.- Его голос звучал искренно, и девушка ответила уже более
спокойным тоном:
  - Вы в "Стоунуолл-отеле" в Алжире. Это ваш номер.
  - В Алжире?- произнес он с изумлением.- А что я делаю  в  Алжире?-  Он
замолчал и глубоко задумался.-И вообще, кто я такой?
  Без малого десять секунд девушка пристально смотрела  па  пего.  Затем
она сняла с его головы полотенце и взглянула на рану.
  - Ничего страшного,- сказала она,- до свадьбы заживет.
  - Вы не ответили на мой вопрос,- произнес он.- Кто я?
  - Вы П.Д.Кенни.
  Это ничего не говорило ему.
  - И я в Алжире?
  - Да.
  - А что я здесь делаю?
  - Не знаю.
  Он вновь огляделся. Мало было узнать собственное имя,  надо  было  еще
иметь связанные с ним личные воспоминания. У него воспоминаний  не  было
никаких.
  - А кто такой П.Д.Кенни?
  - Это вы.
  - Вряд ли. Слушайте, кто я такой, в самом деле? Что я здесь  делаю?  И
как я сюда попал?
  - Вы действительно этого не знаете?
  - Нет.
  Девушка встала и отошла от кровати. Он откинулся  на  подушки.  Резкие
движения причиняли боль, но он не мог сопротивляться желанию слегка  по-
вернуться и посмотреть ей вслед. Она была прекрасна. Но кто она такая?
  Остановившись в футе от кровати, девушка обернулась  и  наклонилась  к
нему.
  - Я тоже не знаю, кто вы,- сказала она.- Мы только сегодня  познакоми-
лись. Вы пока полежите, я поищу в комнате, может, нам  что-нибудь  помо-
жет. У вас амнезия.
  - Амнезия! Я думал, это гипнотизерский фокус.
  - Нет,- произнесла девушка.- Амнезия действительно существует. Когда я
была медсестрой, я часто сталкивалась с такими случаями. К счастью, обы-
чно она проходит через несколько часов.
  Он усмехнулся:
  - Что ж, я подожду, если вы пообещаете посидеть со мной.
  - Я лучше попробую что-нибудь найти,- сказала девушка.  Она  начала  с
ящиков комода и со знанием дела обыскала их, перевернув вверх  дном  всю
его одежду и даже вывернув наизнанку носки. Ничего.
  В нижнем ящике она нашла кейс, вытащила его, положила на ящик и откры-
ла замок. Римо наблюдал за ней с большим интересом, восхищаясь ее сноро-
вкой.
  Когда девушка увидела содержимое кейса, она  тихонько  хмыкнула.  Римо
мог видеть только движение ее рук. Что она там  делает?  Хотя  ему  было
больно, он поднялся с кровати и подошел к ней.
  В кейсе лежали деньги, толстые пачки стодолларовых купюр. Римо  оценил
общую сумму в двадцать пять тысяч.
  - Вот теперь мне нравится быть П.Д.Кенни,- сказал он.
  - Здесь еще телеграмма,- сказала девушка, вытаскивая желтый листок бу-
маги.
  - Читайте.
  - Она отправлена в Джерси-Сити, отель "Дивайн", П.Д.Кенни.  "Останови-
тесь "Стоунуолл-отеле" зпт номер забронирован тчк  Надеюсь  плодотворное
сотрудинчество тчк Немеров тчк"
  - А кто такой Номеров?
  Почему-то девушка ответила не сразу.
  - Не знаю,- сказала она наконец.- Но, наверное, вы сюда приехали из-за
него.
  Отойдя от Римо, она открыла стенной шкаф и принялась рыться в развеша-
нной одежде. Римо последовал за ней, по  внезапно  краем  глаза  заметил
свое отражение в зеркале. Повернувшись, он уставился на самого себя.
  На Римо глядело лицо незнакомца, и оно не располагало к себе. Причиной
тому была не только уродующая рана на виске. У незнакомца  были  волнис-
тые, коротко подстриженные волосы, жесткий, безжалостный взгляд и  длин-
ные, тонкие губы. Его лицо выглядело так, как будто под кожей на нем  не
было мяса, и она была натянута непосредственно на череп. Римо понял, что
П.Д.Кенни не был славным парнем.
  Он наклонился к зеркалу  поближе,  обнаружив  кое-что  еще,  и  ощупал
пальцами скулы. Кожа здесь была слишком тонка, как будто ее подтягивали.
У углов глаз было то же самое. Это было ему знакомо: следы  пластической
операции. Безо всякого сомнения, это было ему знакомо.
  Девушка уже закончила осмотр шкафа и теперь смотрела, как Римо изучает
свое лицо.
  - Ну и как?- спросила она иронично.- Подходит?
  - Странное ощущение, глядишь на себя, а видишь  незнакомого  человека.
Вы что-нибудь нашли?- сказал он,  возвращаясь  в  постель  и  в  замеша-
тельстве покачивая головой.
  Девушка последовала за ним, пряча что-то за спиной. Римо сел  на  кро-
вать, и она встала перед ним.
  - Только это,- произнесла она, протягивая руку.
  В руке был зажат стилет. Римо догадался, что его лезвие  было  острым,
как у бритвы.
  Он взял нож и положил его к себе на ладонь. Нож был  восьми  дюймов  в
длину и имел вполне профессиональный вид, хотя этот вид  был  непривычен
для Римо. Римо покрутил его,  рассматривая  двойное  отточенное  лезвие,
неожиданно для самого себя поднял нож над головой и метнул его в деревя-
нную дверь.
  Нож описал широкую полудугу через всю комнату и на уровне груди вонзи-
лся в тонкое фанерное покрытие двери, полой внутри. Нож вошел вглубь  на
два дюйма, прежде чем остановился. Его ручка еще некоторое время  подра-
гивала.
  Девушка поглядела на нож, затем перевела взгляд на Римо. Римо наблюдал
за ножом, пока тот не перестал вибрировать, затем улыбнулся ей.
  - Ну вот,- сказал он.- Наконец-то я знаю, кто я.
  - Да?
  - Конечно. Я метатель ножей в цирке. Черт возьми, я даже не  представ-
ляю, как это у меня получилось.
  Девушка присела на край постели, и ее платье задралось до  бедер,  от-
крывая стройные загорелые ноги. Она взяла руки Римо в свои.
  - Я уверена,- сказала она,- что только этот Немеров,  кто  бы  это  ни
был, может пролить свет на ваше прошлое. Я хочу выйти ненадолго и поста-
раться узнать что-нибудь о Немерове, кто он такой и где его найти. Тогда
мы поймем, что нам делать.- Она нежно сжала его руки.- С вами ничего  не
случится?
  - Без вас? Не знаю, не знаю.
  Она наклонилась и поцеловала его в кончик носа.
  - Мы все наверстаем, когда я вернусь.
  - Тогда давай быстрей.
  - Бегу.
  Она поднялась и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Нож опять задро-
жал. Римо лег на кровать и уставился на него. Он пытался понять, что  же
он за человек, если смог так метнуть этот стилет.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  Мэгги Уотерс нетерпеливо ударила по кнопке вызова  лифта.  В  ожидании
его прихода она нервно постукивала высоким каблуком своей белой туфельки
по густому бежевому ковру, покрывающему коридор  двадцать  пятого  этажа
"Стоунуолл-отеля".
  После ожидания, показавшегося ей нескончаемым, двери лифта  открылись,
и Мэгги шагнула в кабину. Доехав до двенадцатого этажа, она  достала  из
сумочки ключ и открыла дверь номера 1227.
  После апартаментов Римо ее номер показался ей отвратительным,  похожим
на комнату в дешевом алабамском мотеле, с полом, покрытым линолеумом,  с
тонкими занавесками, с отлакированной мебелью. Мэгги  закрыла  за  собой
дверь, причем ей пришлось для этого применить силу. Из-за сырости,  про-
питавшей нижние этажи гостиницы, дверь покосилась, и теперь ее  периоди-
чески заедало.
  Оказавшись в комнате, Мэгги подошла к телефону и набрала  номер,  сос-
тоящий из четырех цифр.
  - Слушаю,- раздался голос в трубке.
  У человека был британский акцент, и в голосе его чувствовалась профес-
сиональная пресыщенность. По некоторым  причинам  этот  голос  раздражал
Мэгги не меньше, чем ее комната. Солнце, видимо,  все-таки  заходит  над
империей. Здравомыслящим людям надо готовиться  к  наступлению  сумерек.
Беда в том, что англичане слишком верны традициям, чтобы мыслить здраво.
Они беззаботно продолжают жить, как жили, и  каждый  чувствует  себя  по
меньшей мере королем Артуром.
  - Это Мэгги,- сказала она.
  - Ах, да,- произнес человек.- Что новенького? Как там ваш приятель?
  - Приятель получил пулю в голову,- проговорила Мэгги,  со  злорадством
преувеличивая серьезность происшедшего. Ей  хотелось  посмотреть,  какую
реакцию по вызовет у человека на том конце провода.
  - О господи!- воскликнул тот.
  Мэгги поджала губы.
  - Тем не менее он жив и здоров,- сказала она после паузы.-  Это  всего
лишь царапина. Зато теперь, черт возьми, у него амнезия. Он  не  помнит,
кто он такой.
  - Это довольно любопытно, я бы сказал. А что насчет Немерова?
  - Он как будто никогда и не слышал о таком. Я пыталась назвать ему это
имя.
  - Довольно пикантный поворот событий, не правда ли?- сказал  человек.-
Барон нанимает профессионального убийцу, а теперь тот не только не  пом-
нит барона, но даже и не помнит, что он убийца.
  "Если он захихикает,- подумала Мэгги,- я умру от отвращения".
  Он захихикал.
  - Да,- сказала она,- очень пикантный.
  - Да, в самом деле.
  - Да, в самом деле,- повторила Мэгги, как попугай.- Но что будет, ког-
да Номеров пошлет за ним?
  - Ну что ж, моя дорогая, это будет для вас отличной  возможностью  по-
пасть в гости к Немерову.- Он опять захихикал.- Вы  можете  притвориться
личной сиделкой П.Д.Кенни. Вы ведь не прочь побыть его сиделкой?-спросил
человек. Его голос звучал так, как будто он непристойно подмигивал.
  - Полагаю, холодно сказала Мэгги,- что быть его  сиделкой  безопасней,
чем вашей. У него, наверное, хотя бы нет триппера.
  Человек торопливо произнес:
  - Я заразился, Мэгги, при исполнении своего служебного долга.
  - Меня поражает, что при исполнении служебного долга вам всегда удает-
ся сталкиваться со шлюхами ценой в пять шиллингов. И это резидент тайной
службы Ее Величества!- Реплика прозвучала как обвинительное заключение.
  - Наша профессия полна риска,- произнес он.- Не забывайте, что моя бо-
лезнь дала вам возможность самой выполнить это задание и прославиться.
  - Мне благодарить вас или вашу шлюху?
  - Благодарности не нужно,- сказал он.- Во всяком случае,  постарайтесь
добраться до Немерова через П.Д.Кенни. Их замысел насчет Скамбии  должен
быть остановлен любой ценой. Остановите Немерова. А  если  это  окажется
невозможным...
  - Что тогда?
  - Если это окажется невозможным,- повторил он,- убейте П.Д.Кенни.
  Мэгги ничего не ответила, и он продолжал:
  - Когда к нему вернется память - а рано или поздно она  вернется,-  он
убьет вас, не задумываясь. Это злобный и хладнокровный маньяк  с  ножом.
Если сможете, убейте его, прежде чем он убьет вас.  Убейте  без  колеба-
ний.- Затем он добавил: - Я предпочел бы заниматься этим делом сам.
  - Я бы тоже это предпочла,- сказала Мэгги.
  - К несчастью... мое физическое состояние...- Он не договорил фразу до
конца.
  - Представляю себе,- проговорила Мэгги,- тайная служба лежит  в  лежку
от триппера.
  - К черту тайную службу,- он сардонически захихикал,-  но  я  действи-
тельно лежу в лежку.
  - Это ваше обычное состояние,- сказала она,-  смотрите,  не  забывайте
про пенициллин.
  - Будьте осторожны,- сказал он.- Помните, это важно.  Ставки  огромны.
Решается судьба международной империи преступности. Нет  ничего  важнее,
чем остановить злодея Немерова и его гнусный замысел. Ни ваша жизнь,  ни
моя, ни...
  - Приберегите это для вашей следующей книги,-сказала Мэгги и  повесила
трубку.
  Некоторое время она молча глядела на телефон, затем пожала  плечами  и
направилась к выходу. Ладно, черт возьми, она в  конце  концов  агент  и
должна выполнять указание босса. В ее профессии нет места эмоциям.
  Но в глубине души Мэгги улыбалась,  радуясь,  что  сейчас  вернется  к
П.Д.Кенни. Она предвкушала, как приятно будет изображать его сиделку.
  А резидент Великобритании может убираться к  черту.  Мэгги  надеялась,
что следующий триппер его доконает.


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  Доктор Харолд В. Смит повернулся в своем вращающемся кресле к окну, за
которым виднелись воды  Лонг-Айлендского  залива.  Он  испытывал  острое
чувство жалости к самому себе.
  Римо опаздывал. Он должен был позвонить в полдень, а с тех пор  прошло
уже два часа. В КЮРЕ два часа были вечностью. Для Римо Уильямса  вечнос-
тью были даже пять минут.
  Смит уже понял, что этот наглый тип так и  не  позвонит.  Почему  Римо
Уильямс всегда должен быть таким наглым?
  Почему он должен работать на Харолда В. Смита?
  Почему Смит должен руководить КЮРЕ? И вообще, почему должно  существо-
вать само КЮРЕ?
  "О Боже, как мне себя жалко",- подумал он, продолжая  задавать  самому
себе непривычные вопросы. Все годы, в течение которых Смит стоял во гла-
ве самой секретной организации США, эти вопросы не приходили ему в голо-
ву. Смит являл собой квинтэссенцию бюрократизма. Какие бы дурацкие зада-
ния ему ни давали, он трудолюбиво выполнял их, не задумываясь над степе-
нью их идиотизма.
  Несомненно, Смит был бюрократом до мозга костей. И все же от  обычного
чиновника его отличали три вещи: во-первых, он был умен, во-вторых, чес-
тен и, в-третьих, был патриотом с ног до головы.
  Некоторые люди становятся патриотами, чтобы государство своей  широкой
спиной прикрывало их подлую природу. Не таков был  Смит.  Он  готов  был
один заслонить свою страну, чтобы защитить ее и поддержать.  И  поэтому,
когда один из президентов счел необходимым для борьбы с беззаконием соз-
дать КЮРЕ, в правительстве нашелся только один человек, обладающий  нуж-
ной квалификацией, честностью, патриотизмом, шпионским мастерством и ад-
министративными способностями. чтобы возглавить  секретную  организацию.
Этим человеком был доктор Харолд В .Смит.
  Это было много лет назад. Смит уже  достиг  пенсионного  возраста,  но
знал, что ему никогда не удастся выйти на пенсию. Его дети выросли, и он
упустил их детские годы. Ему было отказано даже  в  обычном  праве  всех
блудных родителей, праве сказать своему выросшему ребенку  "Видишь,  вот
как обстояло дело, и вот почему я не мог быть рядом  с  тобой".  Даже  в
этом ему было отказано.
  Усилием волн Смит заставил себя забыть о собственных огорчениях. Перед
ним сейчас стояла более важная проблема. Куда делся Римо?
  Он не позвонил из Алжира. Несмотря на все свои штучки, такого Римо ни-
когда себе не позволял. Даже ему - с его толстой кожей - было ясно, что,
не позвонив он может вызвать целую лавину последствий,  лавину,  которую
потом невозможно будет остановить. Поэтому Римо всегда звонил. Но сегод-
ня он опаздывал уже на два часа.
  Это не обещало ничего хорошего. Смит не верил,  что  секретные  агенты
других стран способны остановить Немерова. Решение этой задачи,  по  его
мнению, целиком должно было лечь на плечи КЮРЕ.  Поэтому  Смит  отправил
против Немерова свою главную силу - Римо Уильямса, дав ему полную свобо-
ду действий. Смит надеялся,  что  эта  свобода  будет  использована  для
убийства Немерова.
  Это имя неоднократно появлялось на экранах компьютеров КЮРЕ. Смит знал
об истинных размерах подпольной власти барона больше, чем кто-либо  дру-
гой на свете. Мир вздохнет свободней, избавившись от Немерова. И Скамбия
будет рада избавиться от своего кровожадного вице-президента.
  Смит надеялся, что такое решение проблемы и Римо придет в  голову.  Но
теперь, когда минуты складывались в часы, а Римо все не звонил, Смит на-
чал беспокоиться, как бы вместо одной проблемы он не получил целых две.
  Еще некоторое время он смотрел на воды залива, затем поднял  трубку  и
назвал секретарше номер телефона, который был ему нужен.
  Через несколько минут телефон зазвонил. Смит поднял трубку, приготови-
вшись ради своего отечества вынести неприятный разговор.
  - Здравствуйте, Чиун, это доктор Смит.
  - Да,- сказал Чиун.
  Сколько раз Смит звонил ему, столько раз  Чиун  отзывался  односложным
"да"? Все равно что говорить с каменной стеной.
  - У меня нет никаких известий от вашего ученика.
  - У меня тоже.
  - Он не позвонил мне в полдень, как обещал.
  - Это очевидно, раз у вас нет от него известий,- сказал Чиун.
  - В каком настроении он уехал?
  - Если вы хотите спросить, не сбежал ли он, я отвечу - нет.
  - Вы уверены?- спросил Смит.
  - Уверен,- произнес Чиун.- Я уведомил его о великой чести, каковой  он
скоро удостоится. Он теперь не станет сбегать.
  - Может быть, он где-нибудь пьет?- предположил Смит.
  - Сомневаюсь,- сказал Чиун.
  Поскольку сказать им друг другу больше было нечего, оба повесили труб-
ку, не удосужившись даже попрощаться.
  Смит задумался, а затем вновь позвонил секретарше. В течение минуты он
привел в движение различные рычаги,   чтобы   выяснить   местонахождение
П.Д.Кенни, остановившегося в "Стоунуолл-отеле" в Алжире.
  Солнце уже опускалось над заливом, когда пришел ответ. Мистер П.Д.Кен-
ни все еще зарегистрирован в "Стоунуолл-отеле". Прошлым вечером  он  был
ранен в какой-то перестрелке. Размер повреждений  неизвестен,  поскольку
никакого врача не вызывали, а сам Кенни не выходит из номера.
  - Благодарю вас,- сказал Смит. Затем без посредства секретарши он наб-
рал номер "Палаццо-отеля" в Нью-Йорке. Ему нужно было  посоветоваться  с
Чиуном.
  Телефонистка на коммутаторе сняла трубку.
  - Номер тысяча сто одиннадцать,- сказал Смит.
  Телефонистка немного помедлила, а затем Смит услышал, как она набирает
номер.
  - Портье слушает - раздался в трубке мужской голос.
  - Я просил соединить меня с номером тысяча сто одиннадцать,- раздраже-
нно проговорил Смит.
  - А с кем вы хотели говорить?- спросил портье.
  - С мистером Парком, пожилым восточным джентльменом.
  - Простите, сэр, но мистер Парк оставил сообщение, что уезжает на нес-
колько дней.
  - Уезжает? А он не сказал куда?
  - Сказал. Он уезжает в Алжир.
  - Спасибо,- медленно проговорил Смит и повесил трубку. Ну что ж, ниче-
го не поделаешь. Римо позвонил Чиуну, попросил его о помощи, и Чиун  от-
правился в путь. Остается только ждать.
  А в "Палаццо-отеле" молодой белокурый портье посмотрел на старого, мо-
рщинистого азиата с карими глазами. Азиат улыбнулся ему.
  - Вы оказали мне очень ценную услугу,- сказал Чиун.
  - Счастлив был услужить вам,- сказал портье.
  - И я был счастлив встретить наконец слугу, который понимает, что  его
задача - служить,- произнес Чиун.- Вы заказали мне билет на самолет?
  - А мои сундуки отправлены в аэропорт?
  - Да.
  - А такси вызвано?
  - Да.
  - Вы действительно хороню поработали,- сказал Чиун.- Я хочу отблагода-
рить вас.
  - Что вы, сэр!- воскликнул портье, всплескивая  руками  при  виде  ма-
ленького кошелька, как по волшебству появившегося в руке Чиуна.- Что вы,
сэр, это же моя работа,- сказал портье, уже решившись плюнуть на  гости-
ничные правила и принять любые чаевые, которые этот старый богатый  псих
пожелает ему дать.
  Рука Чиуна замерла.
  - Что вы, сэр,- повторил портье, на этот раз менее решительно.
  Чиун спрятал кошелек.
  - Ну как хотите,- сказал он, не скрывая радости.- Доллар  сэкономил  -
доллар заработал.
  Через два часа Чиун, с паспортом на имя Ч.И.Парка,  находился  уже  на
борту авиалайнера, держащего курс на Алжир. Он спокойно сидел у  иллюми-
натора, глядя на облака, ярко  освещенные  заходящим  солнцем.  Вся  его
жизнь, подумал он, раскачена на выполнение  каких-то  мелких  поручений.
Вот и сейчас он собирается пересечь половину земного шара, чтобы разбра-
нить Римо за то, что тот не позвонил вовремя Смиту.
  На секунду Чиуну пришло в голову, что Римо мог попасть в беду,  но  он
тут же отверг это предположение. В конце концов, разве не был Римо  воп-
лощением Шивы, Дестроером? Разве он не был учеником Чиуна? Разве в  один
прекрасный день он не займет место Мастера Синанджу?
  Что же может произойти с таким человеком?


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  Человек, который считал себя П.Д.Кенни, не мог вспомнить о своем прош-
лом абсолютно ничего. Тем не менее он был уверен, что оно и вполовину не
было таким приятным, как настоящее.
  Прошлым вечером, когда англичанка оставила его в номере одного, он об-
следовал свой бумажник. В нем было четыре тысячи долларов. Если не  счи-
тать паспорта на имя П.К.Джонсона - очевидной подделки,- он не нашел ни-
каких документов, никаких фазаний на то, кем и чем являлся  П.Д.Кенни  и
почему кому-то понадобилось стрелять в него. Единственной  вещью,  пред-
ставляющей интерес, была телеграмма от этого барона Немерова.
  А затем вернулась девушка, и он потерял всякий интерес к Немерову.  Ее
звали Мэгги Уотерс, она была археологом из Англии, и он  подцепил  ее  в
вестибюле отеля. Теперь она, казалось, считала своим долгом  заняться  с
ним любовью. Как всякий честный подданный Ее Величества,  она  принялась
выполнять свой долг.
  Так же, как и он. Еще и еще, всю ночь напролет, до самого  утра.  Этот
П.Д.Кенни был мужчиной что надо. Он умел делать такие  вещи,  о  которых
она раньше и не слышала. Он так ласкал ее пальцы, губы, колени, что  до-
водил ее до полуобморока, блаженного беспамятства. Она что-то  бессвязно
лепетала, а он поднимал ее до вершин невероятного, невыносимого  наслаж-
дения, а затем бросал в пучины глубочайшего экстаза.
  Он научил ее новой позиции, называющейся "Йокагама Йо-Йо", и новой те-
хнике, называющейся "Ласточка из Капистрано". При этом он  отрицал,  что
выучил все это по американской книге "Утонченный извращенец".

  - Молчи и работай,- сказал он.
  И Мэгги трудилась изо всех сил. Он подумал, что Уинстон  Черчилль  мог
бы гордиться ей.
  Они позавтракали в постели, пообедали в постели и в скором времени со-
бирались там же и поужинать.
  - Со мной никогда такого не было,- сказала она.
  - Я не помню, было ли со мной такое или нет,- произнес он.- Но  думаю,
что вряд ли.
  - Теперь я знаю, что ты не метатель ножей.
  - А кто я?- спросил он.
  Она прижала губы к его уху и объяснила.
  - Это, наверное, мое хобби,- сказал он,- а метание ножей - профессия.
  - В таком случае тебе надо сменить профессию.
  - Ты дашь мне рекомендацию?- спросил он.
  - Она тебе не нужна.
  - Спасибо,- проговорил он и нашел ртом ее губы.
  Внезапно дверь распахнулась, как будто вовсе не была заперта. На поро-
ге стоял чернокожий гигант, в брюках и жилете, надетом  прямо  на  голое
тело. Мускулы у него на руках были похожи на толстые веревки. Ростом  он
был шести с половиной футов, и весил не меньше 250 фунтов. Красная феска
на макушке делала его еще выше. Если бы он играл в американский  футбол,
то наводил бы страх на всех защитников.
  Он возвышался на пороге бесформенной лоснящейся глыбой и казался  воп-
лощением мощи негритянского народа. На его черном  лице  блестели  белки
глаз, безо всякого интереса смолящих на Римо и Мэгги.
  Перевернувшись на спину, Римо уставился на него. Мэгги поспешно  натя-
нула на себя простыню. Наконец Римо произнес:
  - Ты ошибся, приятель. Ты не там выплыл из океана. До Эмпайр Стэйт Би-
лдинга еще пять тысяч миль вон в ту сторону,- большим пальцем  он  ткнул
туда, где, по его мнению, находился запад.- Если нужно будет помочь сби-
вать вертолеты, позови нас.
  Негр продолжал стоять в дверях и безучастно осматривал номер,  сверкая
белками глаз.
  Человек, считавший себя П.Д.Кенни, выскочил из кровати и подошел,  об-
наженный, к двери, намереваясь захлопнуть ее перед лицом непрошеного го-
стя.
  Вдруг негр заговорил:
  - Вы П.Д.Кенни?
  Римо громко рассмеялся. Голос чернокожего был высок и пронзителен, да-
же выше, чем у женщины. Казалось, он принадлежал детской говорящей кукле
- кукле шести с половиной футов ростом и 250 фунтов весом.
  Все еще смеясь, Римо произнес:
  - Да, это я.
  - Вас ждет барон Немеров.- Его английский был безукоризненным, но  го-
лос звучал, как настоящее сопрано.
  - Давно пора,- сказал Римо. Вот и хорошо, подумал  он.  Действительно,
пора бы уже выяснить, кто он такой и откуда родом.
  Он открыл стенной шкаф. Мэгги поднялась  с  кровати  и,  не  стесняясь
своей наготы, подошла к Римо, выпрямившись и высоко держа голову. Ее уп-
ругие груди вызывающе торчали.
  - Пошли, П.Д.,- сказала она,- не будем заставлять барона  ждать.-  Она
взяла платье и натянула его через голову, при этом необычайно сексуально
изогнувшись.
  Обидевшись на Мэгги за то, что она раньше прятала от него  это  движе-
ние, Римо спросил у негра, не может .ли этот Немеров подождать.
  - Вы нужны барону немедленно,- ответил негр.
  Римо пожал плечами.
  - Я так и думал,- вздохнул он.
  Вытащив из шкафа слаксы и рубашку, он быстро оделся.  Прямо  па  голые
ноги Римо надел белые теннисные туфли из мягкой кожи, обувь нового евро-
пейского образца, в которой ноги не потели. Мэгги склонилась перед  трю-
мо, подводя губы помадой. Все это время чернокожий  неподвижно  стоял  в
дверях, как какая-нибудь статуя в парке. Римо подумал, что из него вышел
бы хороший фонарный столб.
  - Пошли, П.Д.,- весело сказала Мэгги.
  Негр вошел в комнату и поднял руку, как регулировщик движения.
  - Вы не пойдете,- произнес он.- Барон ждет только его.
  - Но я его постоянный компаньон,- сказала Мэгги.- Мы всюду ходим вмес-
те.
  - Вы не пойдете.
  Римо слушал этот разговор вполуха. На поднятой руке негра выпукло обо-
значился огромный бицепс, синевато поблескивающий в льющихся через  окно
солнечных лучах. Римо показалось, что совсем недавно он где-то видел та-
кую же громадную черную руку. Но где, он не мог вспомнить.
  Мэгги и негр обменялись ледяными взглядами. Римо встал между ними.
  - Ладно, Мэгги,- сказал он,- я пойду один. Но я обязательно к тебе ве-
рнусь. Обещаю.
  Римо посмотрел на свое отражение в зеркале трюмо. Он  выглядел  вполне
прилично. Если не считать небольшого пластыря на  виске,  от  вчерашнего
происшествия не осталось никаких следов. Не было ни  головной  боли,  ни
проблем - кроме одной, самой главной. Римо не знал, кто он такой.
  Где он научился так метать ножи? Или так заниматься любовью? Может, он
торговец белыми рабынями? Что ж, подумал он, есть  способы  зарабатывать
на жизнь и похуже. Должно быть, барон Номеров сможет ему чем-нибудь  по-
мочь.
  Мэгги обвила его шею руками, крепко поцеловала и уткнулась лицом ему в
плечо. Затем она прошептала ему на ухо:
  - П.Д., будь осторожен, Немеров опасен. Я не могу тебе объяснить поче-
му, но, пожалуйста, не говори ему о своей амнезии.
  Римо слегка отстранился.
  - Ни о чем не волнуйся,- сказал он, улыбаясь.
  Значит, она только прикидывалась, что ничего о нем не знает. Ладно, он
выудит из нее правду, когда вернется. Сейчас же ему важней повидать  ба-
рона Немерова.
  - Пошли, Кинг-Конг,- сказал Римо, обходя негра и выходя в коридор.
  Негр не пошевелился. Римо обернулся, желая узнать, что могло его заде-
ржать. Он увидел, что черный колосс положил Мэгги руку на грудь  и  тол-
кнул ее обратно на кровать. Даже со стороны Римо заметил, что на лице  у
негра заиграла жестокая улыбка, в которой  крылось  нечто  большее,  чем
простая похоть. Мэгги упала на кровать, и в глазах у нее появился страх.
Негр подошел к ней и положил руку на деревянный столбик у края  кровати,
как будто собирался перемахнуть через него и броситься на Мэгги. Внезап-
но, со свистом рассекая воздух, в дерево  между  его  пальцами  вонзился
нож. Его ручка слегка вибрировала. Негр застыл и затем обернулся.
  Римо уже опустил руку.
  - В следующий раз, горилла,- сказал он холодно,- он окажется у тебя  в
горле.
  Большие круглые глаза негра уставились на него с ненавистью. В  какой-
то момент казалось, что чернокожий готов был кинуться на Римо, но  затем
он опустил руки и, пройдя мимо Римо, решительно зашагал к лифту.
  Перед тем как закрыть за собой дверь, Римо сказал Мэгги:
  - Позвони портье и попроси вставить в дверь новый замок.  Здесь  рядом
могут быть дружки этого типа.- Он мотнул головой,  показывая  на  своего
чернокожего сопровождающего.
  Затем Римо повернулся и последовал за негром.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  - Послушай, Али-Баба, если ты когда-нибудь приедешь в Штаты,  сделаешь
отличную карьеру как таксист. Ты только представь себе - таксист, из ко-
торого слова не выудишь. А в этом наряде  ты  запросто  сможешь  принять
участие в следующей демонстрации голубых. Слушай, ты  будешь  там  иметь
потрясающий успех.
  Высказавшись таким образом и облегчив свою душу, человек, который счи-
тал себя П.Д.Кенни, откинулся на спинку сиденья "мерседес-бенца" и  стал
любоваться пейзажем.
  С тех пор, как они покинули "Стоунуолл-отель",  негр  не  произнес  ни
слова, и Римо приходилось самому поддерживать беседу. Он знал,  что  для
его неприязни к негру были какие-то причины, но какие именно, он не пом-
нил. А после грубого обращения с Мэгги эта неприязнь увеличилась во мно-
го раз, и Римо дал себе слово поквитаться с чернокожим за  этот  случай.
Интересно, был ли П.Д.Кенни мстителен? Человек, считавший себя  П.Д.Кен-
ни, надеялся, что был.
  Алжир, большой и шумный город, простирался от холмов на западе до хол-
мов на востоке. "Стоунуолл-отель" находился на Рю Мишле,  главной  улице
города, которая достигала восточных окраин, по пути два раза сменив наз-
вание. Улица эта, по краям  усаженная   карликовыми   кипарисами,   была
идеально чиста. Как бы то ни было, подумал Римо, это дорога, ведущая  из
ниоткуда в никуда. Что ж, возможно, П.Д.Кенни был поэтом.
  Автомобиль мчался по направлению к холмам, и наконец негр съехал с ос-
новного шоссе на грунтовые дорогу. На вершине холма, высящегося над  Ал-
жиром, Римо увидел огромный белый замок, с окнами, вырубленными прямо  в
стенах. Совсем как в Трансильванин, подумал Римо.
  Оглядывая окрестности, он поудобнее расположился в  кресле.  Высоко  в
небе он заметил вертолет, который описывал над замком неторопливые  кру-
ги, как муха в поисках сладких крошек.
  На крыше замка находился еще один вертолет, чей винт был едва различим
с такого расстояния.
  Значит, у барона  Немерова  есть  собственный  военно-воздушный  флот.
Пусть он не велик, подумал Римо, но в тотальной войне этот флот,  навер-
ное, смог бы наголову разбить всю алжирскую армию. А если подумать, то и
весь панарабский союз.
  Римо взглянул в боковое окно и увидел, что  сквозь  густой  кустарник,
подступающий к самому краю дороги,  пробирается  вооруженный  человек  в
охотничьем наряде. Но это был не охотник - если, конечно, не вошло в мо-
ду брать с собой на охоту автомат.
  Посмотрев в противоположное окно, Римо увидел ту же самую  картину.  В
кустах были спрятаны вооруженные люди.
  В глаза Римо опять бросился огромный бицепс водителя, который он  нап-
рягал, чтобы удержать руль, когда тяжелый лимузин подскакивал на ухабис-
той дороге. Вид этой руки вызвал в голове у Римо какой-то зуд; он должен
был что-то вспомнить, но не мог. Он определенно видел раньше  эту  руку.
Ну ладно, рано или поздно он вспомнит. Может быть, ему  в  этом  поможет
Немеров.
  Было бы интересно выяснить, кто такой П.Д.Кенни Римо понимал, что  ам-
незия скоро пройдет, но ему хотелось уже сейчас знать, кто такой П.Д.Ке-
нни, чем он зарабатывает на жизнь, и что он здесь делает. Мэгги  предуп-
редила его, чтобы он был осторожен.
  Узкая дорога, на которой и так едва хватало места для одного автомоби-
ля, внезапно стала еще уже. Затем она свернула и привела  к  пропускному
пункту.
  На проезжей части стояли два вооруженных человека с винтовками напере-
вес. Узнав машину и ее водителя, они отошли в сторону. Не замедляя хода,
негр промчался между ними и по круто забирающей вверх дороге подъехал  к
замку Немерова.
  В этот момент в небе над замком появился огромный авиалайнер,  заходя-
щий на посадку в аэропорт Алжире. Римо взглянул на него и невольно  уди-
вился, что может сюда притягивать пассажиров этого самолета.
  "Мерседес" еще раз повернул, и при этом из-под колес у  него  брызнула
струя гравия. Затем лимузин остановился на большой открытой  площадке  у
подножия каменной лестницы, ведущей к патио - внутреннему дворику на пе-
рвом этаже замка. Автомобильная стоянка была вымощена разноцветными  ка-
менными плитами, и на ней одновременно могли разместиться пятьдесят  или
шестьдесят машин.
  Негр ударил по тормозам и заметно расстроился, что Римо не вылетел че-
рез ветровое стекло. Выключив мотор, чернокожий вылез из лимузина и  по-
шел вверх по лестнице, пальцем поманив за собой Римо. По широкой лестни-
це они поднялись во внутренний дворик.
  Пол в патио был сделан из грубого  неотшлифованного  мрамора.  На  нем
стояло несколько столиков из кованого железа, с парой стульев у каждого.
В целом все это походило на парижский ресторан на открытом воздухе. Сте-
клянные раздвижные двери в глубине патио вели в некую  комнату,  напоми-
нающую большой кабинет. Еще одна открытая каменная лестница  поднималась
ко внутреннему дворику на втором этаже, снабженному балконом.
  - Ждите здесь,- пропищал негр, вызвав у Римо ухмылку.
  Римо оперся на каменную стену, окружившую дворик, и стал  разглядывать
парк. Он тут же заметил, что среди кустарника кроется множество вооруже-
нных людей в охотничьих одеждах. Со своей господствующей над  местностью
позиции Римо видел, как они переговариваются по уоки-токи. Люди были ра-
сположены четырьмя эшелонами: две цепи блокировали единственную  дорогу,
и две находились ближе к замку. Люди прочесывали местность, двигаясь зи-
гзагом. Неизвестно откуда, Римо знал, что такая система  поиска  требует
долгой подготовки и отличается высокой эффективностью.
  Затем он услышал, как стеклянные двери за его спиной открылись, и кто-
-то вошел во дворик.
  Он обернулся.
  Человек, идущий к нему, был почти семи футов ростом. Он был очень  худ
и жилист, но все в нем - и широкий шаг, и угловатое лицо, и вся его  ма-
нера держать себя - выдавало властную натуру. Об этом же говорила и сила
его рукопожатия, когда он схватил руку Римо и начал ожесточенно ее тряс-
ти.
  Человек изучающе оглядел Римо, и на его  лице  отразилось  легкое  не-
доумение. Он еще раз пристально посмотрел Римо в лицо.
  "Он знает,- подумал Римо.- Он знает, что я не Кенни".
  Затем на длинном лошадином лице человека появилась жесткая  улыбка,  и
он сказал:
  - Ну что ж, мистер Кенни, добро пожаловать. Я барон Немеров.
  Значит, они никогда не встречались.
  - Рад познакомиться,- сказал Римо, улыбаясь.
  - Великолепная операция,- проговорил барон.- Вы теперь  совершенно  не
похожи на прежние фотографии.
  Еще одно доказательство того, что они никогда не встречались.
  - Так и было задумано,- произнес  Римо,  надеясь,  что  задумано  было
действительно так.
  - Надеюсь, вы хорошо прокатились. Наму хорошо себя вел?
  - Наму?
  - Мой евнух,- пояснил Номеров.
  - Так вот в чем дело? А я-то думал, он сбежал из мормонского церковно-
го хора.
  Номеров слабо улыбнулся:
  - Нет. В этой стране существует древний обычай оскоплять слуг-мужчин.
  - И вы можете спокойно спать, после того, что вы с ним сделали?- спро-
сил Римо.- Зная, что он на свободе?
  - Нам это может показаться странным, но преданность евнуха своему  хо-
зяину не знает границ. Она практически приобретает форму культа. Возмож-
но, потеря собственной мужественности заставляет их поклоняться чужой. А
кто может быть мужественней человека, который их искалечил?
  - Действительно, кто?
  Немеров хлопнул Римо по плечу.
  - Но хватит об этом. Пойдемте закусим перед обедом.- Он  повернулся  и
подошел к ближайшему столику, со звуком пистолетного выстрела  ударив  в
ладоши. Немеров сел и жестом пригласил Римо садиться.
  Не успел Римо опуститься на стул, как в патио появился  слуга,  одетый
официантом. В руках у него был ломящийся от яств серебряный поднос.
  Римо сел на стул из кованого железа и принялся наблюдать, как официант
ссужает еду. Не успел слуга поставить на стол плетеную корзинку с булоч-
ками, как Немеров схватил одну из них, откусил большой кусок  и  активно
задвигал челюстями.
  Он называет это закуской? Хороша закуска: суп, салат,  полупрожаренный
бифштекс - вернее, этого куска мяса хватит на  два  бифштекса,-  молоко,
йогурт, салат из креветок и кофе с громадным количеством сливок и  саха-
ра.
  С первой булочкой барон расправился с жадностью голодной пираньи.  За-
тем, слегка успокоившись, он спросил у Римо:
  - А что желаете вы?- Он сделал легкое ударение на слове "вы", не оста-
вляя сомнений, что вся эта еда на столе предназначена ему одному.
  При виде пищи Римо почувствовал голод. Досыта наесться невозможно  ни-
когда, подумал он. Любая еда на выбор. Ну почему у него такой аппетит?
  Он медлил с ответом, и Немеров произнес:
  - Мои кладовые набиты провизией, мистер Кенни. Вы можете заказать  лю-
бое блюдо. Бифштекс, цыплячьи ножки, колибри, омары, икра - все, что за-
хотите.
  Неожиданно для самого себя Римо произнес:
  - Рис.- Затем, не желая показаться невежливым, он добавил: - И немного
вареной рыбы.
  Официант явно был изумлен.
  - Вареной рыбы, сэр?
  - Да. Если можно, форели. Если ее нет, сойдет и треска. И  ни  в  коем
случае ничего жирного. К рису приправа не нужна.
  Официант сделал движение, настолько близкое  к  пожиманию  плеч,  нас-
колько это возможно для официанта.
  - Хорошо, сэр,- сказал он и удалился.
  Теперь Немеров с увлечением занялся поеданием супа, черпая его из  та-
релки большой ложкой. Эта ложка так быстро двигалась от тарелки  ко  рту
Немерова и обратно, что ее было сложно углядеть. С нее падали капли,  но
прежде чем они успевали попасть в тарелку, их подхватывала та же ложка с
очередной порцией супа.
  - Странная диета,- пробормотал Немеров между двумя  глотками,-  рис  и
рыба.
  Еще одна полная ложка.
  - Впрочем...
  Еще один глоток.
  - Вы, наверное... сами знаете... что вам  нравится.-Он  поднял  глаза,
явно желая услышать подтверждение.
  Римо улыбнулся и кивнул.
  Через десять минут были поданы рис и рыба. К  этому  времени  Немеров,
казалось, утолил свой неистовый голод. Экспансивно откинувшись на спинку
стула, он ублажал себя ковырянием в зубах.
  - Я очень рад, что вы приехали,- произнес он наконец.- Я надеюсь, ваши
финансовые дела вы уладили успешно.
  "И еще как",- подумал Римо, вспоминая кейс с двадцатью пятью  тысячами
долларов.
  - Теперь, пока вы едите,- продолжил Немеров,- позвольте мне объяснить,
почему я пригласил вас сюда.- Он схватил левой рукой блюдце  с  чашечкой
кофе, поднес чашку ко рту и шумно отхлебнул из нее.
  Римо молча ел свой рис. Рис был белым, а он предпочитал коричневый. По
крайней мере, ему так казалось. Римо не помнил,  чтобы  когда-нибудь  он
вообще любил рис.
  - Я пригласил вас,- сказал Немеров,- по нескольким  причинам.  Во-пер-
вых, если говорить откровенно, из-за вашей репутации у себя  на  родине.
Мне кажется, она обеспечит нам  неослабное  внимание  со  стороны  ваших
соотечественников, чья профессия схожа с нашей.- Он опять отхлебнул  ко-
фе.
  Римо хотелось закричать: "Какая профессия?"
  - Вторая причина моего приглашения более очевидна. В Алжире сейчас не-
мало людей, которые хотят остановить наш  план,  прежде  чем  он  начнет
действовать. Если вы решите присоединиться ко мне, вашей  задачей  будет
уничтожить их.
  Римо поднял голову и кивнул, надеясь, что кивок не будет выглядеть по-
дозрительным. Выходило, что П.Д.Кенни  был   профессиональным   убийцей.
Вздор, что за шутки. Он ведь надеялся, что руководил каким-нибудь ночным
клубом "Плейбой".
  Может быть, он что-то не так понял. Может быть, речь шла просто о цир-
ковом номере. Наверное, Наму - цирковой силач, Немеров ходят на ходулях,
а П.Д.Кенни метает ножи.
  Немеров только теперь обратил внимание на пластырь у Римо на виске.
  - Что случилось?- спросил он.- Надеюсь, вы не ранены?
  - Нет,- сказал Римо.- Вчера вечером был  небольшой  иннцидент.  Кто-то
пытался меня застелить прямо перед отелем.
  - О, дорогой мой, это очень  плохо.  Кто-то,  значит,  знает,  что  вы
здесь, и ваше присутствие его пугает.
  - Профессиональный риск,- произнес Римо, надеясь,  что  это  замечание
будет уместным.
  - Да, конечно,- согласился Немеров. Он наконец-то допил кофе  и  вытер
губы салфеткой.- Возможно, вы удивитесь, мистер Кенни, почему я не гово-
рю о деньгах,- сказал он.- Если быть честным, прежде чем связывать  себя
обязательствами, я хотел посмотреть на вас. Но теперь я в  вас  уверен.-
Он подался вперед, положив локти на стол и приблизив свое  лицо  к  лицу
Римо.- Я хочу, чтобы вы были не просто нанятым мною помощником: Я  хочу,
чтобы вы стали моим компаньоном в нашем маленьком предприятии.
  - Почему именно я?- спросил Римо, тщательно прожевывая  кусок  вареной
рыбы.
  - Вы когда-нибудь слышали о Нимцовиче?- спросил в ответ Немеров.
  - Был такой шахматист,- произнес Римо, удивляясь, откуда ему это может
быть известно.
  - Совершенно верно,- сказал Немеров.- Так вот, он однажды  упомянул  о
"страсти проходной пешки к расширению своего  жизненного  пространства".
Осуществлению моего плана превратить Скамбию в прибежище для  преступни-
ков со всего  света  может  помешать  только  одна  серьезная  проблема:
"страсть к расширению" вашей американской мафии. Я без труда могу  пред-
видеть, как через несколько месяцев мне придется бороться  с  преступным
миром вашей страны, который попытается взять под  контроль  Скамбию  для
своих личных целей. Хотя победы мне будет добиться нетрудно, все же  она
отнимет у меня много времени и потребует немалых хлопот.  Мне  не  нужны
неприятности такого рода.
  - Конечно же, нет,- согласился Римо.
  - Поэтому я предпринял кое-какие поиски,- сказал  Немеров.-  И  всюду,
куда бы я ни бросал взгляд, я натыкался на ваше имя.-  Он  поднял  руку,
предупреждая проявления скромности со стороны Римо.  Никаких  проявлений
не последовало.- В вашей стране вам доверяют,- произнес Немеров,- и, что
еще важней, вас боятся. Увидев вас в Скамбии, все ваши  соотечественники
поймут, что дело ведется, как у вас говорится, на  уровне.  Увидев  вас,
никто не рискнет предпринять попытку переворота. Кроме того, мне  кажет-
ся, что вице-президент Скамбии Азифар будет вести себя  гораздо  послуш-
ней, зная, что в моем распоряжении есть агент, который в случае его  из-
мены не замедлит принять самые решительные меры. И, наконец, конечно же,
это в ваших собственных интересах. Как я понимаю,  в  вашей  стране  вас
преследуют. Это будет хорошей возможностью для вас начать  новую  жизнь.
Вас ждут немыслимое богатство и почти королевская власть.-  Немеров  за-
молк и устремил на Римо вопрошающий взгляд.
  Римо положил вилку.
  - Вы упомянули о богатстве. Сколько это может быть?
  Немеров загоготал:
  - Вы практичный человек. Мне это нравится. Вашими будут десять процен-
тов от всех денег, поступающих в Скамбию.
  - И сколько это составит?
  - Миллионы в год,- произнес Немеров,- миллионы.
  Значит, он был профессиональным убийцей и теперь ему  предлагали  сор-
вать банк. Странно, но человека, который считал себя П.Д.Кенни, это сов-
сем не расстраивало. Это не рождало в нем никакого  негодования,  только
спокойное приятие своей роли в жизни. Такое ощущение, что он был  создан
для разрушения. Но ему нужно было знать больше о технике убийства.
  - Ранее вы сказали, что моя задача - уничтожить тех людей, которые хо-
тят остановить нас. Что это за люди?- спросил Римо, потягивая чай, в ко-
торый не положил ни сахара, ни лимона.
  - Если я правильно вас понял, вы приняли мое предложение?
  - Да.
  Немеров поднялся и вновь потряс руку Римо.
  - Хорошо,- сказал он,- ваше партнерство - главное слагаемое нашего ус-
пеха. А теперь пойдемте в мой арсенал. Вы найдете там много для себя по-
лезного. Там мы и обсудим наши насущные домашние проблемы,  которые  вам
надо будет разрешить в ближайшие несколько дней.
  Арсенал находился в цокольном этаже замка. Немеров и  Римо  спустились
туда на лифте, вышли из кабины и оказались перед запертой железной двер-
ью. Пока Немеров подыскивал нужный ключ, Римо вдыхал запах пороха, напо-
минающий о фейерверке. По какой-то причине этот  запах  был  ему  хорошо
знаком.
  Они вошли внутрь, и Немеров включил свет. Лампы дневного света,  спря-
танные высоко под потолком за рассеивающими панелями,  залили  помещение
мягкими лучами, не режущими глаз.
  Они находились в квадратной комнате, где и в длину  и  в  ширину  рас-
стояние между стенами равнялось пятидесяти футам. Римо эта комната напо-
мнила кегельбан, хотя в ней не было деревянных дорожек, ведущих к  дере-
вянным кеглям. Вместо этого низкие стены разделяли ее на  шесть  длинных
узких коридоров. В конце каждого коридора находился манекен  человека  в
натуральную величину.
  - Это мой тир,- сказал Немеров.- А оружие я храню здесь.-  Он  отворил
дверь в соседнюю комнату и зажег там свет.
  Перед глазами у Римо оказалось множество стеллажей с автоматами, авто-
матическими винтовками, базуками, револьверами, ножами, мечами,  боло  и
мачете.
  - Снаряжение на любой вкус,- произнес Римо.
  - На самом деле,- сказал Немеров,- это лишь подручные запасы. В Запад-
ной Германии у меня есть завод, который по первому требованию произведет
столько оружия, сколько мне понадобится. Но что же вы стоите?  Опробуйте
товар.
  Римо подошел к одному из стеллажей и оглядел револьверы. Все они  были
вычищены и хорошо смазаны. Нигде не было видно ни пылинки.  Римо  выбрал
себе 357-й "магнум" и немецкий "люгер", затем взвесил  "люгер"  в  руке,
положил его обратно и взял взамен полицейский "смит-весон"  38  калибра.
Он удобно лег в ладонь Римо, и его тяжесть показалась ему знакомой.
  - Как раз то, что выбрал бы я сам,- сказал Немеров.- Пойдемте, патроны
на огневом рубеже. Вы должны показать мне свое искусство.
  Взяв Римо под руку, он подвел его  к  первому  из  шести  стендов  для
стрельбы и нажал кнопку на боковой стороне стойки. На ее поверхности  из
полированного жаростойкого пластика открылась панель, за которой обнару-
жился маленький склад боеприпасов.
  - Угощайтесь,- произнес Немеров.
  - Мечта туриста,- заметил Римо.
  - Да, конечно.
  Немеров уселся на кресло в пяти футах от стенда,  наблюдая,  как  Римо
тщательно прицеливается в набитое соломой чучело, крепко сжимая "магнум"
в вытянутой руке. Наконец Римо нажал на курок. Выстрел попал в  цель,  и
манекен пошатнулся от удара пули. На стене появился силуэт  манекена,  и
красный огонек у него под сердцем показывал, куда попал Римо.
  - Хороший выстрел,- сказал Немеров,- тем более из чужого пистолета.
  Римо почему-то был огорчен, что не попал в сердце. Он понял, что цели-
лся неправильно, хотя и не знал, в чем заключалась его ошибка. Римо  вы-
тянул руку и начал медленно водить перед собой пистолетом, пытаясь  ощу-
тить мишень. Поймав это ощущение, он быстро выстелил три раза подряд. На
лбу у силуэта в дюйме друг от друга появились три огонька.
  - Отлично,- сказал барон.- "Магнум" - это ваше оружие.
  Его голос внезапно стал невнятным, и Римо оглянулся. Рядом  с  бароном
стоял Наму с подносом пончиков в руке, и Немеров засовывал  себе  в  рот
один из них.
  Ухмыляясь, Наму смотрел в упор на Римо. Римо опять почувствовал к нему
безотчетную ненависть.
  - Ну, как я стреляю, а, Самбо?- спросил он.
  Наму не ответил.
  - Простите, барон,- сказал Римо,- я забыл, что он говорит, только ког-
да вы дергаете его за веревку.
  Он повернулся к мишени,  взял  полицейский  "смит-вессон"  и  опытными
пальцами зарядил его.
  - Это я посвящаю тебе, Наму,- сказал он н беглым огнем выпустил  шесть
пуль. Все они попали манекену в пах.
  Римо положил пистолет н обернулся. Наму  по-прежнему  молчал,  но  его
глаза горели ненавистью.
  - Очень хорошо, мистер Кенни, очень хорошо,- проговорил Немеров.
  - Простите, барон,- сказал Римо,- но я предпочитаю другое оружие.
  - Да? Какое же?- спросил Немеров.
  Римо сам хотел бы это знать. Он понимал только, что пистолеты были для
него чем-то чужеродным, несмотря на все его очевидное умение с ними  об-
ращаться. Кроме того, откуда-то ему было известно, что наилучшее  оружие
должно ощущаться как часть тела, а не как какой-нибудь  инструмент.  Ре-
вольверы же были как раз такими инструментами.
  Оставив вопрос барона без ответа, Римо вернулся в оружейную. Немеров -
со ртом, все еще набитым пончиками,- и Наму, подойдя поближе, наблюдали,
как Римо осматривает стеллажи с ножами.
  Он брал ножи за ручку, затем за острие и наконец взвешивал их на ладо-
ни. Те, что ему не нравились, он клал назад. Наконец он  отобрал  четыре
ножа. Римо был удивлен, когда увидел, что  ножи,  выбранные  им  по  от-
дельности, оказались почти идентичны друг другу и тому ножу, который  он
нашел у себя в номере.
  Римо вышел из комнаты, едва не задев Немерова и Наму. Тем не менее  он
успел заметить, как евнух вопросительно поглядел на своего хозяина.  По-
медлив, барон едва заметно кивнул.
  Дальний правый коридор для стрельбы был короче других. В длину он  был
всего лишь двадцати футов. Римо подошел к нему, левой рукой  держа  ножи
за их острые концы.
  Взяв правой рукой один из ножей, он взвесил его на ладони, затем  под-
нял руку над головой и метнул в манекен. Нож по самую  рукоять  вошел  в
него.
  Вслед за первым Римо бросил второй нож, и почти сразу же третий. Держа
четвертый нож острием вниз  в  левой  руке,  он  поглядел  на  небольшой
треугольник из трех ножей в центре туловища манекена. Затем  последовало
молниеносное движение рукой, и четвертый нож, брошенный  низом,  глубоко
вонзился между остальными тремя.
  - Браво!- закричал Немеров.
  Но человек, который считал себя П.Д.Кенни, понял кое-что еще: ножи та-
кже не были его излюбленным оружием.
  - С вашим искусством стрельбы может сравниться только  ваше  искусство
владения ножом,- сказал Немеров.
  Римо направился к мишени.
  За его спиной Наму подошел к огневому рубежу и поглядел  на  Немерова,
который, развалившись в кресле, с чавканьем доедал последний пончик. Не-
меров согласно кивнул.
  Римо как раз протянул руку, чтобы вытащить нож из манекена, когда  ус-
лышал свист рассекающего воздух ножа. По звуку  определив  силу  броска,
направление полета и его скорость, Римо застыл на месте. Нож мелькнул  у
него между пальцами и глубоко вонзился в чучело, рядом с ножом, за кото-
рым Римо протянул руку.
  Римо обернулся. В двадцати футах от него стоял Наму, держа в левой ру-
ке три ножа. Римо вопросительно посмотрел на Немерова, и тот объяснил:
  - Наму гордится тем, как мастерски он владеет ножом. Он чувствует, что
ваше мастерство угрожает его репутации.
  - Он может не бояться за свою репутацию. Нож - не мое оружие,-  сказал
Римо.
  - Возможно, хозяин,- наконец-то открыл рот Наму,- дело здесь не в ору-
жии, а в сердце.- Громадный негр покачивался на кончиках пальцев, ожидая
только, как понял Римо, приказания Немерова.
  - Объяснись, Наму,- сказал Немеров.
  - Это из-за трусости,- проговорил Наму.- Мистер Кенни  из-за  трусости
никак не может решиться выбрать себе оружие. "Черные  пантеры"  говорили
мне, что все белые американцы трусливы и могут убивать,  только  собрав-
шись в толпу.
  Римо громко рассмеялся. Немеров бросил на него взгляд, и на его  лоша-
дином лице появилась усмешка. Наму опять заговорил:
  - Позвольте мне испытать его, хозяин.
  Немеров поглядел на Римо, думая найти в его глазах тревогу, но не  за-
метил никаких ее следов. Посмотрев на Наму, он увидел на его лице только
слепую бессмысленную ненависть.
  - Ты забываешься, Наму,- сказал Номеров.- Мистер Кенни не  только  наш
гость, он наш партнер.
  - Все в порядке, барон,- сказал Римо.- Если  его  тренировали  "Черные
пантеры", мне не о чем беспокоиться.
  - Как пожелаете,- произнес Номеров и кивнул Наму.
  Огромный негр повернулся к Римо и поднял правой рукой нож.
  - Подожди, Наму,- окликнул его Номеров.- Мистер Кенни  сначала  должен
взять себе оружие.
  - Я вооружен,- сказал Римо.
  - Чем?
  - Собственными руками,- ответил Римо. Он знал, что на этот  раз  ответ
был верен. Ни пистолеты, ни ножи, только руки.
  - С голыми руками против Наму?- недоверчиво переспросил Номеров.
  Римо не ответил ему.
  - Поехали, горилла, у меня свидание в городе.
  - С английской шлюхой?- спросил Наму, медленно  поднимая  над  головой
первый нож.- То, что она до сих пор жива - чистая случайность.
  Он метнул нож, который мелькнул в воздухе серебряный вспышкой. Римо не
спеша отпрянул, и нож пролетел у него над плечом, не  причинив  никакого
вреда. Римо улыбнулся и сделал два шага по направлению к Наму.
  - Наверное, расстояние было слишком большим,- сказал  Римо.-  Попробуй
еще разок. Кстати, твои друзья пантеры разве не объяснили  тебе,  что  у
тебя есть только один способ причинить боль белому человеку -  наступить
ему на ногу?
  - Свинья,- прошипел Наму и швырнул в Римо второй нож.
  Римо теперь двигался вперед, по направлению к Наму, и нож опять не по-
пал в цель. На лице негра отразилось замешательство.  У  него  оставался
только один нож.
  Он поднял его над головой. Римо подходил все ближе. Двенадцать  футов,
десять, затем восемь. Наконец Наму бросил нож, описавший в воздухе широ-
кую дугу. Но ему не суждено было попасть в цель. Он скользнул вдоль  жи-
вота Римо, рука которого мелькнула в воздухе и схватила нож за рукоять.
  Римо поглядел на нож, как на насекомое, пойманное им на лету, и  приб-
лизился к Наму еще на один шаг.
  - Если бы ты был мужчиной,- сказал он,- этот нож  сейчас  причинил  бы
тебе подлинную боль.
  Он швырнул нож в пол, и тот с глухим звуком пробил деревянные доски.
  - Это ты в меня стрелял, верно?- спросил Римо. Теперь он был только  в
пяти футах от Наму.
  - Я стрелял в девушку. Мне не повезло, я не убил ни ее, ни тебя,- про-
шипел Наму и с криком ярости бросился на Римо. Его гигантские руки охва-
тили туловище Римо. Тот со смехом выскользнул из объятий, встал рядом  с
Наму и щелкнул ему большим пальцем по виску. Могучий  негр  свалился  на
пол.
  Он немедленно вскочил на ноги, повернулся и вновь кинулся на Римо. Ри-
мо заметил, что теперь он движется не так быстро. Подождав, пока Наму не
окажется рядом, Римо ударил его носком ботинка в левое колено и  ощутил,
как оно превращается в студень. Наму опять упал. На этот раз он  завопил
от боли, но вопль тут же перешел в истерический крик:
  - Империалист! Свинья фашистская!
  Наму опять поднялся, но на этот раз мимо Римо он бросился бежать через
весь тир, пытаясь добраться до "магнума" и  "смит-вессона",  оставленных
Римо на стоике. Но, видимо, он двигался недостаточно быстро, потому  что
Римо оказался там одновременно с ним. Внезапно Наму обнаружил, что  ящик
с патронами выдвинут, и его руки находятся внутри его. Затем Римо захло-
пнул ящик. Раздался треск ломающихся костей, и Наму скорчился на стойке.
Римо аккуратно поднял "магнум" и выпустил оставшиеся пули сквозь  тонкую
деревянную перегородку в ящик. На втором выстреле пули в ящике начали  с
резким треском взрываться. Наму закричал от боли и рухнул  на  пол.  Его
руки, лишившиеся пальцев и превратившиеся в  кровавое  месиво,  медленно
выскользнули из ящика.
  Римо понаблюдал, как негр падает, и затем опустил разряженный "магнум"
ему на грудь.
  - Такова жизнь, дружище,- сказал он.
  Он подошел к барону.
  - Не пускайте больше ваших людей к "Пантерам",- произнес Римо.
  Бессовестно ликуя, Номеров прыжком слетел с кресла. Ему никогда еще не
доводилось видеть подобного спектакля.  Барон  был  более  чем  доволен:
П.Д.Кенни оказался именно тем человеком, который был ему  нужен.  И  все
это он совершил голыми руками! Неудивительно, что в  Соединенных  Штатах
его имя повсюду вызывает страх.
  Немеров стал трясти Римо руки, поздравляя его с победой. Римо заметил,
что барон даже не взглянул на распростертого Наму, из чьего тела  быстро
уходила жизнь. Для Немерова это всего лишь еще один кусок пушечного  мя-
са, подумал Римо. Кусок мяса, о котором не стоит и вспоминать.
  - Вы говорили, что для меня у вас  есть  небольшая  домашняя  работа?-
произнес Римо.
  - Да,- сказал Номеров.
  - О ком идет речь?
  - О двух американцах. Мы узнали о них от наших людей в Нью-Йорке. Один
из этих двух белый, другой азиат.
  - Как их зовут?- спросил Римо.
  - Белого зовут Римо Уильямс, а азиата Чиун. Азиат уже старик.
  - И вы хотите, чтобы я...
  - Верно. Я хочу, чтобы вы убили их. Для П.Д.Кенни  это  будет  детской
забавой.



ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  Был уже вечер, когда Римо возвращался в Алжир на новеньком  "порше"  с
откидным верхом, которое ему дал барон. Он ехал медленно, размышляя  над
своим новообретенным статусом профессионального убийцы.
  Странная вещь: заснуть и проснуться в полном неведении,  а  затем  уз-
нать, что ты - ассасин. Ну что ж, коли что-то делаешь, надо  делать  это
хорошо. А он, судя по всему, ассасин что надо. Это кое-чего стоило.
  У ворот Римо притормозил, но двое новых часовых махнули ему рукой, ра-
зрешая проехать. Видимо, по телефону они получили указания Немерова. За-
тем Римо выехал на главную дорогу и направился к городу. В холодном чер-
ном небе над его головой сверкали звезды. Он размышлял  о  своем  первом
задании.
  Римо Уильямс и Чиун. Глупость какая-то, подумал он. Что ему известно о
том, как надо убивать? Уильямс и Чиун могут оказаться серьезными  сопер-
никами. С другой стороны, с Наму он справился неплохо. Видимо, подсозна-
ние помогло ему там, где сознание оказалось бессильным.
  К тому же амнезия, наверное, пройдет через день или что-то вроде  это-
го. До тех пор Римо Уильямс и Чиун, может быть, еще не прибудут в Алжир.
Когда же они прибудут, к П.Д.Кенни целиком  вернутся  его  мастерство  и
опыт Он улыбнулся. В таком случае Америка потеряет двух агентов.
  Агенты. Он подумал о Мэгги Уотерс. Она тоже была агентом,  но  агентом
британским. Пуля, ранившая его, предназначалась  ей.  В  голове  у  Римо
мелькнуло слабое воспоминание: большая черная рука, держащая  автомат  и
поливающая их с Мэгги огнем. Так вот почему Наму так его  раздражал.  Ну
что ж, больше он никого не будет раздражать. Да, вот уж кому не повезло.
Сам виноват - ему надо было быть поумней и не слушать "Черных пантер".
  Римо припарковал автомобиль перед входом в "Стоунуолл-отель",  оставил
дверцы незапертыми н направился ко входной двери. Услышав за собой свис-
ток, он оглянулся.
  У машины стоял полицейский и манил его к  себе  согнутым  указательным
пальцем. Римо не стронулся с места.
  - Что вам нужно?- произнес он.
  - Чья это машина?- спросил полицейский.
  - Барона Немерова,- сказал Римо,- а что?
  - Ничего, сэр,- поспешно ответил полицейский.- Все в порядке. Я просто
спросил.
  - Присмотрите за ней,- сказал Римо и пошел прочь, не дожидаясь ответа.
  - Разумеется, сэр,- произнес полицейский ему в спину.
  Было ясно, что имя Немерова имеет вес в Алжире.
  Вестибюль гостиницы выглядел так, как будто  в  нем  происходил  съезд
"Сицилийского союза". К конторке портье выстроилась очередь людей в  си-
них костюмах, желающих зарегистрироваться. Они обращались друг к другу с
преувеличенными жестами и нарочитой любезностью. Рядом с ними стояли лю-
ди в более светлых костюмах, и под левой подмышкой у каждого из них вид-
нелись револьверы, указывающие, что ремесло этих людей - убивать.
  И по всему вестибюлю в креслах вдоль стен расположились  другие  люди,
делающие вид, что читают газету. Если судить по  тем  злобным  взглядам,
которыми они обменивались, их главной задачей  было  наблюдать  друг  за
другом.
  Когда Римо вошел в вестибюль, их глаза повернулись к нему.
  Он стал прокладывать себе путь к лифтам сквозь толпу.
  - Держи голову выше,- сказал он человеку, который огрызнулся на него.
  Другому он сказал:
  - С приездом. С каждым днем ты выглядишь все гнусней.
  - Если бы я не знал, что вы здесь, никогда бы вас не заметил,- сообщил
он третьему и затем спросил еще одного:
  - Мака Болана не видал?
  Кто-то из них должен знать П.Д.Кенни, подумал Римо. Тем не менее никто
не окликнул его, и ни на чьем лице он не заметил следов узнавания. Когда
двери лифта уже закрывались, Римо увидел,  что  перед  конторкой  портье
стоят два сундука и рядом с ними кто-то в длинном одеянии неистово  раз-
махивает руками. Прежде чем в Римо пробудилось любопытство, двери  лифта
закрылись.
  Поднимаясь вверх, он вспомнил про свое лицо. Никто из этих людей в ве-
стибюле не видел П.Д.Кенни в его новом обличье.
  Замок на двери его номера поменяли, и ключ теперь  не  подходил.  Римо
постучал, надеясь, что Мэгги ждет его внутри.
  До него донесся знакомый звук положенной телефонной трубки, затем раз-
дались шаги, и голос Мэгги произнес с отчетливым британским акцентом:
  - Кто там?
  - П.Д.,- сказал Римо.
  - Ну слава Богу!
  Она торопливо отперла замок н открыла дверь. Римо шагнул внутрь.  Зах-
лопнув дверь, Мэгги прижалась к нему. На ней был  прозрачный  золотистым
пеньюар, который, не скрывая ее тела, придавал ему еще более сексуальный
вид. Ее руки жарко обнимали Римо, и он сжал ее в объятиях. Мэгги  горячо
прошептала ему на ухо:
  - Я так беспокоилась. Я боялась, что никогда тебя больше не увижу.
  - Чтобы оттащить меня от тебя, нужны верблюды.
  - Бактрианы или дромадеры?- спросила она.
  - А чем они различаются?- поинтересовался Римо.
  - Количеством горбов.
  - Не думал, что это так важно.
  Мэгги немного отодвинулась, по-прежнему держа руки у него на плечах, и
смерила его взглядом.
  - Ты выглядишь не слишком потрепанным,- сказала она.
  - Да и ты тоже.
  - Не держи меня в потемках,- проговорила она.- Ты выяснил, кто ты?
  - Да. Я П.Д.Кенни.
  - А кто такой П.Д.Кенни?
  - Это я все еще пытаюсь выяснить,- солгал Римо.- В любом случае он не-
приятный тип.
  - Ты не можешь быть неприятным,- сказала она.
  - Ты что, пытаешься совратить меня, говоря комплименты?- спросил он.
  - Совращение - это для сосунков,- проговорила Мэгги,- я думала, что ты
- настоящий американец из лучшего общества.
  - Думай так и дальше,- сказал Римо, и впившись в ее губы, заглушил  ее
ответную реплику: "И буду". Затем он стащил с нее ночную рубашку и отвел
к кровати. Осторожно положив ее на красное атласное одеяло, он  встал  и
начал медленно раздеваться.
  - Ты что, садист?- спросила она.
  - Давай, давай, помучайся.
  - Еще чего,- сказала Мэгги и принялась помогать ему. Ее руки  поглажи-
вали его молнии, ласкали пуговицы, затем делали то же самое с его плотью
под одеждой, и наконец их два обнаженных тела  слились  в  нерасторжимом
единстве рук, губ и ног.
  Если бы человек, считавший себя П.Д.Кенни, по-прежнему ничего не  знал
о своем прошлом, он бы решил, что последние десять лет он провел в мона-
стыре, копя силы для этого единоборства.
  Он был ненасытен, неостановим и неисчерпаем. Каждый раз,  когда  Мэгги
пыталась завести разговор о Немерове, он сексом заставлял ее  умолкнуть,
и она наконец сдалась и полностью подчинилась ему. Час за часом он овла-
девал ею, тщательно, как компьютер, высчитывая эффективность своего воз-
действия на ее тело. Только заснув в изнеможении около трех часов  утра,
Мэгги смогла забыть о своей неистовой страсти. Римо тоже заснул.
  Он спал до восьми часов утра, когда рядом с постелью тихо зазвонил те-
лефон.
  Кто это, черт подери, может быть? Он схватил трубку и проворчал:
  - Слушаю.
  - Это старший коридорный,- с сильным акцентом произнес голос.- Мне по-
ручено сообщить вам, что кое-кто приехал.
  - Кто?- спросил Римо.
  - Старый китаеза по имени Чиун. Он въехал прошлым вечером. Его посели-
ли на вашем этаже, в номере 2527.
  - Вместе с ним кто-нибудь приехал?
  - Нет, он был один.
  - А человек по фамилии Уильямс у вас случаем не остановился?
  После небольшой паузы коридорный произнес:
  - Нет, и брони на это имя тоже нет.
  - Вы сказали, номер 2527?
  - Да.
  - Спасибо.
  Римо повесил трубку. Вот, значит, какая жизнь у профессиональных убийц
- тебя будят в любое время суток. Мэгги рядом с ним продолжала спать, и,
глядя на нее, он опять почувствовал желание. Положив руку  на  ее  левую
грудь, он начал медленно поглаживать розоватую припухлость ее соска, ти-
хо и нежно, чтобы она не проснулась.
  Мэгги во сне улыбнулась, ее рот полуоткрылся, и жемчужные белые  зубки
слегка стиснули нижнюю губу. Она глубоко вздохнула, задержала дыхание  и
напряглась; затем ее тело расслабилось, Мэгги выдохнула воздух,  разжала
зубы и опять улыбнулась.
  Римо тоже улыбнулся: постгипнотический оргазм, вот что это такое. Надо
запомнить, как это делается. Женщины всей планеты будут в восторге: Римо
освободит их от вечной потребности в мужских телах. То дело, которое на-
чал работающий на батарейках вибратор, завершит П.Д.Кенни. Отныне и нав-
сегда - Свобода и Равноправие.
  Надо будет подумать об этом. Но сейчас его ждет этот Чиун.
  Римо выскочил из кровати, принял душ и надел слаксы, теннисные туфли и
голубую рубашку с коротким рукавом. Он взглянул  на  Мэгги,  по-прежнему
спящую с улыбкой на устах, и выскользнул за дверь.  Сориентировавшись  в
коридоре, Римо направился к номеру 2527.
  Не исключено, что этот Чиун - борец Сумо. Что ж, это его не испугает -
после Наму его уже ничего не пугало.
  Он остановился у двери номера 2527 и прислушался.  Изнутри  доносилось
какое-то слабое жужжание. Римо напряг слух. Было похоже, что кто-то  на-
певает себе под нос. Он взялся за ручку  двери  и  слегка  повернул  ее.
Дверь была не заперта. Римо повернул ручку до отказа и медленно  отворил
дверь.
  Встав на пороге н осмотревшись, он улыбнулся.
  На ковре, рядом с кроватью,  спиной  к  Римо  сидел  крошечный  слабый
азиат. Даже сзади человек, который считал себя П.Д.Кенни, мог различить,
как азиат дряхл и хрупок. Он вряд ли весил хотя бы сто фунтов - а скорее
всего, количество фунтов его веса соответствовало количеству прожитых им
лет, которых, как предположил Римо, было около восьмидесяти.
  Старик сидел со сложенными на коленях руками, подняв голову и устремив
взор в окно. Римо вошел внутрь н тихо прикрыл дверь. Старый  косоглазый,
похоже, даже не заметил его прихода. Римо вновь открыл дверь и  на  этот
раз захлопнул ее с грохотом. Азиат опять не пошевелился, даже  не  подал
вида, что расслышал шум. Римо принял бы его за мертвого, если бы не  эта
монотонная песня без слов и без мелодии. Нет, узкоглазый не был  мертвым
- скорее уж глухим. Вот в чем дело - старик был глух.
  Римо заговорил.
  - Чиун!- позвал он.
  Одним плавным движением старик поднялся на ноги и обернулся к  челове-
ку, стоящему у дверей. На его пергаментном лице появилась  еле  заметная
улыбка, от которой в разные стороны разошлись морщинки.
  И человек, стоящий у дверей, спросил:
  - Где Римо Уильямс?
  Комнату, наверное, прослушивают, и Римо не может говорить открыто, по-
думал Чиун и пожал плечами.
  - Отвечай, желтомордый, а то хуже будет. Где Уильямс?
  Даже в шутку Римо никогда так не говорил с Чиуном.
  - Ты как разговариваешь с Мастером Синанджу?- проговорил Чиун.
  - Синанджу? А что это такое? Пригород Гонконга?
  Чиун уставился на человека, который обладал лицом Шивы и голосом Шивы,
но странным образом был не похож на Шиву. Сперва он хотел гневно  вскри-
чать, но затем решил промолчать и подождать.
  Человек у двери сделал еще один шаг в комнату, балансируя на  кончиках
пальцев ног, слегка приподняв руки к бедрам. Он  готовился  к  атаке,  и
Чиун не хотел, чтобы его атаковали.
  Он чувствовал любовь к созданному им Дестроеру и завистливое  уважение
к стране, на которую работал. Но Чиун был Мастером Синанджу, и  от  него
зависела жизнь целой деревни. Он любил Римо, но если Римо нападет на не-
го, то умрет. И вместе с ним умрет и частичка души Чиуна, частичка,  ко-
торую он тщательно от всех скрывал, и в особенности от Римо.  И  никогда
уже ему не создать другого Дестроера.
  Человек, считавший себя П.Д.Кенни, смерил старика взглядом. Разум под-
сказывал ему напасть и нанести удар, и все будет кончено, потому что для
этого азиата он слишком юн и силен. Так говорил ему разум.
  Но инстинкт говорил другое. Из глубин памяти к Римо пришло  воспомина-
ние о словах, однажды им услышанных: "Нельзя презрительно  относиться  к
бамбуку. Он не крепок и не силен, но когда ураган валит деревья,  бамбук
смеется и выпрямляется".
  Старик, стоящий перед ним, походил на бамбук. Римо чувствовал странные
сильные вибрации, исходящие от  азиата,  и  знал,  что  старик  тоже  их
чувствует. Эти вибрации означали, что П.Д.Кенни ждет поединка, о котором
он никогда не забудет. Если вообще переживет его.
  Он опустился на пятки. Внезапно сзади раздался  какой-то  звук,  и  он
обернулся к двери, почему-то совершенно не беспокоясь, что старик  напа-
дет на него со спины. Дверь раскрылась, и в номер вошла  Мэгги.  На  ней
было надето светло-голубое платье, под которым ничего не было. Римо  по-
ложил руку ей на плечо.
  - Мне казалось, я велел тебе подождать.
  - Я волновалась за тебя.
  - Не о чем волноваться. Возвращайся назад в номер.- Он подтолкнул ее к
выходу, и ее маленькая дамская сумочка ударилась ей о бедро. Сумочка яв-
но была тяжелей, чем обычно, и Римо прикинул, что ее  вес  соответствует
весу револьвера тридцать второго калибра.
  Он вывел Мэгги в коридор и бросил через плечо:
  - Вы, мистер, ждите меня.- Подойдя к своему номеру, Римо  грубо  втол-
кнул в него девушку.- А ты жди меня здесь,- произнес он тоном, не допус-
кавшим никаких просьб о снисхождении.
  Сердито захлопнув за собой дверь, Римо вновь направился к номеру 2527,
интересуясь, там ли еще косоглазый. Почему-то он не сомневался, что  ко-
соглазый все еще там.
  Так оно и оказалось. Старик ждал его, стоя недвижно, как статуя, и  на
его лице играла слабая улыбка. Римо закрыл за собой дверь и внезапно по-
чувствовал к старику жалость. Тот был так дряхл.
  - Ладно, старик, поедешь со мной,- сказал Римо.
  - А куда мы едем?
  - Не твое дело. Но когда появится твой друг Уильямс, он  последует  за
тобой, и тогда я покончу с вами обоими.
  - Ты всегда логично мыслил,- сказал Чиун, улыбаясь  и  припоминая  тот
прекрасный момент в Библии западного мира, где Бог велит  Аврааму  убить
своего собственного сына.
  Как и Авраам, Чиун бы подчинился. Он был счастлив, что  боги  услышали
его молитвы и что ему не пришлось убивать Римо.


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  В вестибюле Римо провел Чиуна сквозь толпу гангстеров и их  телохрани-
телей, которые с любопытством глядели на необычную пару.
  С прошлого вечера до них, видимо, дошли слухи, что в гостинице остано-
вился П.Д.Кенни. Судя по тому, как старательно они  отводили  в  сторону
взгляд, когда мимо проходили Римо с Чиуном, кое-кто из  них  заподозрил,
что этот хлыщ в теннисных туфлях и есть П.Д.Кенни.
  Старше спокойно позволил вывести себя наружу. Ему  же  лучше,  подумал
Римо. Сев за руль "порше", Римо включил зажигание и повел  автомобиль  к
городской окраине и к дороге, ведущей в замок Немерова. Сидящий рядом  с
ним Чиун вдруг захихикал:
  - Что смешного, старше?
  - Хороший день для прогулки. Я подумал, что  мы  могли  бы  сходить  в
зоопарк.
  - Если ты думаешь, что мы едем кататься, то сильно ошибаешься,  сказал
Римо,- как только к тебе присоединится  Уильямс,  я  разделаюсь  с  вами
обоими.
  - Но чем мы заслужили такой удел?- спросил Чиун.
  - Тут нет ничего личного, старше. Я делаю то, что велит мне мой  босс,
барон Немеров, вот и все.
  - И конечно, как хороший ассасин,  вы  должны  выполнить  свой  долг?-
спросил Чиун.
  - Конечно.
  - Хорошо,- сказал Чиун.- Надеюсь, у вас больше характера, чем  у  Римо
Уильямса. Он всегда позволяет вмешиваться в свою работу чувствам.
  - Ему же хуже,- произнес человек, который считал  себя  П.Д.Кенни.-  В
этом ремесле нет места для чувств.
  - Как это верно, как верно. А какое оружие вы припасли для нашего  ус-
транения?
  - Я еще не решил. Обычно я делаю это голыми руками.
  - Это очень утонченно,-  сказал  Чиун.-  Утонченность  -  основа  мас-
терства. Этот Римо Уильямс; кстати, мне никогда не нравился. Могу я  на-
мекнуть, где у него уязвимое место?
  - Валяй, намекай,- разрешил Римо.
  - Поразите его прямо в его вульгарный американский рот.
  - Его это испугает, так, что ли?- спросил Римо.
  - Возможно, его рот будет набит всякой запретной едой. Сладостями, ал-
коголем и бифштексами с кровью.
  - Еда как еда,- произнес Римо,- А еще что он ест?
  - А как насчет риса? Или рыбы?
  - Эй,- удивился Римо,- как раз это я ел вчера на обед. Не очень-то это
было вкусно. Я даже не знаю, зачем я это заказал.
  - Не говорите так, мой сын,- недовольно произнес Чиун.- Но  расскажите
мне о жизни ассасина. Стоит ли она затраченных усилий? Почему  вы  стали
ассасином?
  - Из-за денег. Это просто моя работа.
  - Понимаю. А как насчет денег? Их достаточно?
  - Более чем,- сказал Римо.- Я богат.
  - Не сомневаюсь,- произнес Чиун.- И не только материально, но и духов-
но. Ваша мать должна гордиться вами.
  - По-моему, старик, ты издеваешься, хотя зачем, я не понимаю,-  сказал
Римо.- Так что заткнись-ка, будь любезен.
  - Прошу прощения, мой сын. Это все из-за нервов - в  ожидании  ужасной
смерти от рук единственного и неповторимого П.Д.Кенни мои нервы так нап-
ряжены, что готовы разорваться.- Хихиканье старика напоминало кудахтанье
курицы, и он, судя по всему, находился в чрезвычайно хорошем  расположе-
нии духа.
  - Помолчи-ка немного, а?- сказал Римо.- За нами хвост.
  Он стал внимательно наблюдать за зеркалом заднего  вида,  при  проезде
через городские предместья постоянно меняя скорость. Никаких сомнений  -
их преследовал черный "ягуар". Порой он держался прямо  за  ними,  порой
пропускал перед собой одну пли две машины. Римо свернул налево и  затор-
мозил. Через несколько секунд такой же поворот совершил  и  "ягуар".  Он
тут же попытался спрятаться, припарковавшись у обочины, но Римо уже  уз-
нал водителя.
  Это была Мэгги.
  - Ну и какого черта она нас преследует?- произнес Римо.
  - Возможно, она слышала, что вы  собираетесь  устроить  публичную  де-
монстрацию своего искусства убивать,- мягко предположил Чиун.- На  такое
представление соберется вся округа, чтобы посмотреть, как вы будете уби-
вать меня и Римо, моего бедного друга.
  - Им будет за что заплатить деньги,- сказал Римо.
  - Благородное честолюбие, мой  друг.  Именно  таким  я  пытался  руко-
водствоваться всю мою жизнь.
  - Прими мои поздравления. Никогда не сомневался, что все китайцы  про-
дувные бестии.
  - Я кореец,- надменно сообщил ему Чиун.
  - Какая разница,- бросил Римо,- все равно родственники, типа  двоюрод-
ных братьев.
  - Родственник-китаец - одно это уже может вызвать судороги  в  животе.
Но китаец двоюродный брат - от этого может стошнить.
  - Ну, это ты слишком,- сказал Римо.- Мне их женщины всегда нравились.
  - Да,- сказал Чиун.- Ты такой.
  Римо петлял по узким улочкам старого района Алжира под названием  Мус-
тафа, пока не уверился, что избавился от "ягуара". Немеров  сказал  ему,
что эта девушка английский агент, но не сказал, что ее надо убить. А раз
так, человек, считавший себя П.Д.Кенни, по личным мотивам  хотел  сохра-
нить ей жизнь.
  Римо еще раз бросил взгляд в зеркало, в то время как "порше" выехал из
города и помчался по окружающим его холмам. Дорога была  пуста.  Убедив-
шись в этом, Римо вжал педаль газа в пол и направился к замку  Немерова.
Сегодня должен быть большой день. Сегодня состоится встреча  Немерова  с
вожаками преступного мира. Сегодня будет  объявлено   о   ведущей   роли
П.Д.Кенни в этом плане насчет Скамбии. Он  хотел  лично  при  этом  при-
сутствовать.
  А в замке в это время Номеров прощался с гостем. Он стоял на крыше под
тихо вращающимися лопастями вертолетного винта и сжимал двумя руками ла-
донь вице-президента Азифара.
  - Надеюсь, вам понравился ваш визит, мой дорогой вице-президент,- ска-
зал он.
  Черное лицо Азифара расплылось в широкой ухмылке.
  - Очень понравился, барон.
  - Полагаю, ваши подруги тоже остались довольны.
  - Они меня никогда не забудут,- произнес Азифар.
  Про себя Немеров согласился с ним. Две  девушки,  которых  Азифар  ис-
пользовал для удовлетворения своей  похоти,  будут  вспоминать  его  всю
жизнь. Они будут вспоминать его в наркотических видениях - ибо им теперь
придется стать безнадежными наркоманками - и обслуживая клиентов в самых
дешевых борделях, куда они вскоре попадут.  Возможно,  порой  они  будут
спрашивать себя, наяву ли все это происходило; действительно ли они жили
в замке и спали с человеком, вскоре ставшим президентом страны. А  когда
они попробует об этом рассказать, их поднимут на смех, и вскоре они  ос-
тавят свои попытки. Но помнить об этом они будут всю жизнь. Так же,  как
и Немеров, у которого сохранились видеокассеты с записями их забав.
  Все это пронеслось в голове барона, пока он желал Азифару доброго  пу-
ти.
  - Возвращайтесь сейчас во дворец,- сказал он,- и ждите  нашего  прибы-
тия. Через сорок восемь часов вы будете президентом. Через сорок  восемь
часов мир узнает ваше имя и ощутит вашу власть.
  Азифар опять улыбнулся, и белые, как полдневное солнце, зубы сверкнули
на его черном, как полночь, лице. Затем, с трудом поднявшись по  лесенке
на борт вертолета, он уселся на переднее сиденье (при этом вертолет кач-
нулся) и пристегнулся, готовясь к десятиминутному полету в Скамбию.
  Вертолет уже исчез в небе, когда Римо въехал на грунтовую дорогу,  ве-
дущую к замку Немерова.
  На пропускном посту автомобиль остановился, так как  охранники  встали
поперек дороги и направили свои винтовки на Римо. Собаки, привязанные  к
сторожевым будкам, начали рычать и рваться на цепи, пытаясь добраться до
машины.
  Римо опустил стекло и сказал ближайшему охраннику:
  - Слушайте, ради Бога, вы же знаете машину.
  - Машину я знаю,- сказал охранник,- но вас - нет. Кто вы?
  - П.Д.Кенни.
  - А этот старикашка?
  - Это мой военнопленный.
  Охранник подошел к будке и стал звонить  по  телефону.  Римо,  ожидая,
бросил взгляд на собак. Перестав рычать, они подняли морды и стали осто-
рожно и недоуменно принюхиваться, затем, дрожа и скуля, легли на землю.
  - Интересно, что случилось с собаками?- сказал Римо Чиуну.
  - Они знают, что близок час кота,- тихо произнес Чиун.
  - Час кота? А кто кот?- спросил Римо.
  Неторопливо повернувшись и посмотрев Римо в глаза, Чиун улыбнулся.
  - Это ты скоро узнаешь,- сказал он.
  Охранник положил трубку и подошел к Римо.
  - Все в порядке, Кенни, вы можете проезжать. Барон ждет вас.
  - И на том спасибо,- произнес Римо.
  - Эй,- воскликнул охранник,- чем, черт возьми, вы так напугали собак?
  - Скоро час кота, вы разве не в курсе?- сказал Римо.
  - Если здесь появится кот, они разорвут его на части, можете быть уве-
рены,- сказал охранник.
  Римо нажал на газ, и автомобиль отъехал, взрыхлив за собой  гравий.  В
боковое зеркальце Римо видел, что охранники смотрят ему вслед, а собаки,
по-прежнему испуганно съежившись, тихо лежат на земле.
  Римо выехал на широкую террасу, которую Немеров использовал как  авто-
мобильную стоянку. На ней уже находилось с  полдюжины  автомобилей.  Все
это были черные "мерседесы", идентичные тому лимузину, на  котором  Наму
днем раньше отвез Римо к Немерову. Гости барона начали прибывать.
  Римо остановил "порше" перед лестницей, вылез из него и  жестом  велел
Чиуну идти следом. Выскользнув из машины, старик последовал за  Римо  по
широким каменным ступенькам, тихо шаркая ногами под длинным одеянием  из
голубой парчи.
  Немеров в одиночестве сидел с края внушенного дворика и ел. Он помахал
Римо рукой, и тот кивнул в ответ.
  - Хотите позавтракать со мной?- спросил Немеров.
  - Нет, спасибо.
  - А кто этот человек?
  - Это Чиун, один из тех, кто был вам нужен.
  - Он нужен был мне мертвым,- сказал Немеров, доедая булочку с корицей.
  Римо кивнул:
  - Он будет мертв в любой момент, как только вам  заблагорассудится.  Я
привез его сюда, чтобы выманить его компаньона, этого Уильямса. Он, дол-
жно быть, где-то скрывается, потому что я его не нашел.
  Жуя, Немеров обдумывал это. Не успел он заговорить,  как  его  прервал
звонок стоящего рядом телефона.
  - Да?- сказал он.
  - Понимаю. Хорошо.
  Он повесил трубку и, вновь улыбаясь, повернулся к Римо:
  - Ваш план уже начал приносить плоды. Только что в парке охрана пойма-
ла шпиона.
  - Отлично,- сказал Римо.- Наверное,  это  Уильямс.-  Он  повернулся  к
Чиуну.- Старик, ты по-прежнему уверен, что близится час кота?
  - Кот еще не выпустил когти,- негромко произнес Чиун.
  Немеров хлопнул в ладони,  и  на  балконе  появился  человек  с  лицом
хорька, одетый в белый костюм.
  - Проводите мистера Кенни. Он хочет отвести этого человека  в  наши...
апартаменты для гостей,- сказал он.
  Человек улыбнулся и произнес:
  - Да, сэр.
  - И приготовьтесь к приему других гостей,- добавил Немеров.
  Охранник вернулся в здание, и Римо, схватив Чиуна за руку, провел  его
через кабинет в коридор. Миновав потайной лифт, они вышли к  лестничному
пролету в глубине здания.
  Лестница спиралью уходила вниз, и на ее сырых каменных стенах выступа-
ла плесень. Миновав четыре лестничные площадки, они оказались в темнице,
расположенный глубоко под землей, ниже, чем оружейный склад Немеров а.
  Лестница выходила в узкий проход, по обе стороны  которого  находились
тяжелые деревянные двери с тяжелыми стальными запорами. Двери  были  от-
крыты: в камерах никого не было. Окна в них отсутствовали, и свет  исхо-
дил от свисающих с потолка голых электрических лампочек, слабо горящих в
промозглом воздухе.
  - Я остаюсь здесь?- спросил Чиун.
  - Боюсь, что да, старик,- ответил Римо.
  - Я замерзну до смерти.
  - Ты умрешь прежде, чем успеешь простудиться,-  сказал  Римо,-  обещаю
тебе.
  - Ты всегда был заботлив.
  Вслед за охранником они вошли в сырой проход, и влажные каменные плиты
пола заглушат; звук их шагов. Отойдя в сторону, охранник дал Чиуну прой-
ти, затем положил руку ему на плечо, чтобы втолкнуть его в последнюю ка-
меру в правом ряду.
  Он толкнул, но ничего не произошло. У охранника было  такое  ощущение,
как будто он уперся рукой в каменную стену. Он толкнул еще раз. Чиун по-
вернулся к нему.
  - Убери свои руки, человек, похожий на хорька. Так обращаться со  мной
имеет право только грозный П.Д.Кенни, тебе же это не позволено.
  Повернувшись спиной к изумленному охраннику, он вошел в камеру. В  ней
стояла узкая деревянная койка, покрытая тонким матрасом без пружин. Кро-
ме того, там были раковина и унитаз.
  - Все бытовые удобства,- произнес Римо, стоя в дверях.
  - Спасибо вам,- сказал Чиун,- я буду вспоминать вас  с  признательнос-
тью.
  - Почему бы тебе теперь не сказать мне, где Римо Уильямс?
  - Он недалеко,- сказал Чиун,- он совсем рядом.
  Римо услышал шаги за собой и оглянулся. Вдоль по проходу шел  Немеров,
подталкивая перед собой Мэгги Уотерс. Он грозно нависал  над  ней,  и  в
тусклом тюремном свете казался монстром из кошмарного сновидения.
  Немеров последний раз толкнул Мэгги, и она оказалась прямо перед Римо.
  - Я вижу, вы удивлены, мистер Кенни,-  сказал  Немеров.-  Это  и  есть
шпион, которого мы поймали в парке.
  - Я не знал, что она меня выследила,- сказал он. Посмотрев  на  Мэгги,
он произнес: - Значит, ты британский агент? А  я-то  думал,  что  просто
нравлюсь тебе.
  Пряча глаза, Мэгги уронила голову на свое голубое  короткое  платье  и
поступила совершенно не свойственным тайным агентам образом: она распла-
калась.
  Немеров еще раз толкнул ее, на этот раз в сторону охранника.
  - Заприте ее в камеру,- сказал он,- и устройте ее поудобнее.
  Охранник скверно ухмыльнулся и втолкнул Мэгги в камеру напротив Чиуна.
Она упала на пол, затем медленно поднялась и гордо выпрямилась.
  - Молодец, девочка. Так держать,- похвалил ее Римо.
  Она одарила его взглядом, полным жгучей ненависти. Между тем охранник,
сняв с крюка на стене две пары кандалов, сковал ей руки и ноги. Проделы-
вая все это, он приговаривал, обращаясь к самому себе:
  - Маленькой леди это понравится. Англичанки любят  покрасоваться.  Ма-
ленькая леди теперь тоже может покрасоваться. Тебе это  понравится,  ма-
ленькая леди, ведь правда?
  Продолжая спой монолог, он взял с того же крюка короткую цепь с  вися-
чим замком на цепи.
  - Подожди, маленькая леди, сейчас ты увидишь, что я для тебя придумал.
Маленькая леди будет рада покрасоваться своими прелестями, разве нет?
  Он схватил Мэгги за ручные кандалы и потащил ее и задней стене камеры,
где из пола торчало большое железное кольцо. Наклонив ее туловище  таким
образом, что ее руки оказались на уровне кольца,  охранник  продел  цепь
через ручные кандалы, через кольцо и через оковы на ногах Мэгги и  затем
защелкнул замок на цепи.
  - Ну как, маленькой леди это нравится?- спросил он.
  Мэгги теперь стояла лицом к задней стене, согнувшись  так,  как  будто
она делала утреннюю заряжу и пыталась коснуться  руками  кончиков  своих
ног. Ее короткое платье высоко задралось, и поскольку нижнее  белье  она
не надела, ее ягодицы обнажились. Римо чувствовал, как она  обескуражена
тем, что человек сзади нее любуется ее выдающимся задом.
  Охранник по-прежнему разговаривал сам с собой.
  - Маленькая леди будет добра со своими друзьями, правда?- сказал он  и
провел рукой по ее мягкой ягодице.
  Немеров повернулся к Римо.
  - Вы с ней позабавиться успели. Возможно, я предоставлю ту же  возмож-
ность моим людям, прежде чем она умрет.- Он опять посмотрел  на  Мэгги.-
Заманчивая цель, правда?
  Человек, который считал себя П.Д.Кенни, усмехнулся.
  - В эту цель я всадил несколько зарядов,- заметил он.
  - А теперь наш китайский приятель,- сказал  Немеров,  поворачиваясь  к
Чиуну, который по-прежнему неподвижно стоял посреди своей камеры.-  При-
куйте его тоже.
  Римо подошел к Чиуну и отвел его к кольцу в глубине камеры. Старик  не
противился и не выказывал никакого интереса к кандалам и  цепи,  которые
Римо снял со стены. Вместо этого, как услышал Римо, он  бормотал  что-то
себе под нос.
  Римо усмехнулся: старик молится. Наконец-то он пришел в себя  и  осоз-
нал, что скоро умрет. Теперь он готовится отойти к праотцам. Что ж, уда-
чи ему, подумал Римо и приковал его к кольцу.
  А затем он прислушался. Старик обращался к небесам, и  речь  его  была
едва слышна.
  - О, Мастера Синанджу, что жили прежде на этой  земле!  Простите  мне,
что я так терпелив с этими палачами и животными. Закройте глаза  на  мое
бездействие и поймите, что все эти оскорбления  я  сношу  только  затем,
чтобы спасти следующего Мастера Синанджу. Но мое терпение подходит к ко-
нцу, и все ближе становится час кота. Помогите мне  своей  мудростью,  а
мой опыт поможет моей руке.
  - Замолви и за меня словечко,- сказал Римо, запирая замок  на  цепи  и
поднимаясь на ноги. Гордо выйдя из камеры, он присоединился к  ожидающим
его Немерову и охраннику.
  - Стерегите этих двух,- сказал Немеров охраннику,  и,  повернувшись  к
Римо, произнес: - Вы с ними покончите, когда у  вас  найдется  свободная
минутка. А сейчас идите за мной.
  - Я видел, что ваши гости уже начали  прибывать,-  заметил  Римо,  идя
вслед за Немеровым по проходу между камерами.
  - Да,- произнес Немеров,- наша встреча скоро начнется. Но к нам прибыл
еще один посетитель - один из наших нью-йоркских агентов. Он видел этого
Римо Уильямса, н, может быть, поможет вам поймать его.
  - Может быть,- согласился Римо.- Что это за тип?
  - Его зовут О'Брайеи,- сказал  Немеров.-  Он  охранник  в  федеральной
тюрьме Нью-Йорка. Он оказал нам неоценимые услуги.
  - Отлично,- сказал Римо,- я просто сгораю от нетерпения.


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

  Вместе с Немеровым Римо поднялся по крутой промозглой лестнице на пер-
вый этаж.
  Как только они вошли в большой холл, примыкающий ко внутреннему двори-
ку, Немеров отошел от Римо и направился к стеклянным дверям.
  - Как поживаете, мистер Фабио? Очень рад вас видеть здесь.
  Из патио в холл только что вошел человек с кожей оливкового цвета.  Он
бросил на Немерова обычный для всех мафиози взгляд,  наполовину  трусли-
вый, наполовину высокомерный, затем лицо его  выразило  почтение,  и  он
протянул барону свою жесткую ладонь.
  - Кто это?- спросил он Немерова, мотнув головой в сторону Римо.
  Барон засмеялся - тем самым злобным ржанием, которые  в  нем  вызывали
вещи, казавшиеся ему смешными.
  - Ах, да,- сказал он, продолжая ржать,- я хочу,  чтобы  вы  познакоми-
лись.
  Он взял гостя под локоть и подвел его к Римо. Сквозь стеклянные  двери
Римо был виден телохранитель Фабио, который развалился в кресле и пытал-
ся придать себе беспечный вид. На самом же деле он  пристально  наблюдал
за происходящим в здании, готовый вмешаться в любой момент. Его  изгнали
в патио, потому что приводить с собой в чужой дом  телохранителя  счита-
лось дурным тоном.
  Римо ощутил, что ладонь Фабио стиснула его руку. Он пристально вгляде-
лся в оливковое лицо гангстера и понял, что оно должно быть ему знакомо.
Но напрягать память не стоило - это был всего-навсего простой  итальяшка
с органчиком в голове вместо мозгов.
  Он услышал, как Немеров произнес:
  - Это мистер Фабио. Он очень влиятельный человек в США.
  Римо вгляделся пристальней. Лицо человека было толстым и  мясистым,  и
от угла левого глаза до мочки левого уха бежал  маленький  тонкий  шрам.
Кожа вокруг шрама была слишком светлой, и, пытаясь скрыть уродство,  че-
ловек втирал в лицо порох. Бесполезно: оно все равно производило  оттал-
кивающее впечатление.
  А затем до Римо донеслись слова Немерова:
  - А это мой компаньон, мистер П.Д.Кенни.
  Рука Фабио напряглась и высвободилась. Не было похоже, что он отпрянул
в страхе - причиной, скорее, было решительное недоверие.
  - Это не П.Д.Кенни,- сказал он с итальянским акцентом.
  Немеров опять заржал. Римо, заразившись  веселым  настроением  барона,
тоже улыбнулся. Немеров произнес:
  - Отлично! Еще одно доказательство того, как успешна была пластическая
операция.
  Римо видел, как маленькие поросячьи глазки Фабио  стали  сверлить  его
лицо взглядом. Затем Фабио спросил:
  - Это действительно вы, П.Д.?
  Римо кивнул. Еще некоторое время Фабио пристально изучал его, а  затем
свиная морда итальянца расплылась в улыбке. Он  шагнул  вперед,  в  знак
удивления подняв правую руку ладонью вверх, и обхватил плечи Римо медве-
жьей хваткой.
  - П.Д.,- сказал он,- я беспокоился, куда вы пропали. Как и все мы.
  - Мне делали новое лицо,- сказал Римо, надеясь, что это был правильный
ответ,- а затем барон пригласил меня приехать и присоединиться к нему.
  - "И присоединиться к нему",- повторил вслед за ним Фабио.-  Наверное,
вам сделали и новые мозги. Вы говорите лучше, чем прежде.
  - Спасибо,- сказал человек, который считал себя П.Д.Кенни.- Это  часть
моего нового имиджа.
  - Ну, скажу я вам, ваш новый имидж гораздо лучше  старого,  проговорил
Фабио.- Неприятней человека, чем вы, похоже, на свете еще не было.
  - Да, не правда ли? Я был похож на обычного итальянца,-  сказал  Римо.
Видя, что Фабио молчит, не зная, что сказать, Римо добавил: - А теперь я
похож на неаполитанца.- Последний слог он произнес  протяжно,  изображая
итальянский акцент. То, что Фабио был родом из Неаполя, Римо понял, ког-
да тот приветствовал его поднятой рукой.
  Фабио громко захохотал.
  - Да-а-а,- сказал он,- вот уж действительно шаг вперед. Значит, вы хо-
рошо знакомы с бароном?
  - Я его правая рука,- сказал Римо.
  Немеров быстро вмешался в разговор:
  - Мистер Кенни согласился присоединиться к нам. Его присутствие явится
необходимой гарантией того, что любое соглашение, которого мы достигнем,
будет неукоснительно выполняться. Мне кажется, репутация П.Д.Кенни  дос-
таточно хорошо известна.
  - Еще бы!- воскликнул Фабио.- Эй, П.Д., помните, как вы разделались  с
моим братцем Матти?
  - Конечно,- улыбнулся Римо.- Пришлось немножко повозиться.
  - Повозиться?- засмеялся Фабио.- Его потом неделю собирали  по  кусоч-
кам.
  - Ага,- тоже засмеялся Римо.- Я воспользовался  моими  особыми  ножами
для резки сыра.- Затем он добавил: - Ха-ха-ха.
  Фабио опять захохотал, вспоминая тело своего брата Мэтью,  разделанное
на сто двадцать семь кусков. Весь проступок Мэтью заключался в том,  что
он отказался поднять на смех сына другого преступного авторитета.
  Вслед за Римо и Фабио заржал и Немеров. Затем он убрал улыбку с  лица,
как будто повернул выключатель, и сказал:
  - Пойдемте, мистер Фабио. Нам пора подняться в зал для совещаний.  Нас
там уже ждут некоторые наши общие знакомые.
  Он подошел к картине на стене и нажал на кнопку, спрятанную в се бога-
то крашенной рамс. Картина плавно отъехала в сторону.
  Пропустив перед собой Фабио, Немеров обернулся к Римо.
  - Этот человек - О'Брайен - ждет вас в кабинете. Возможно, он  расска-
жет вам что-нибудь интересное об этом Уильямсе, как он  выглядит  и  где
его искать.
  Римо согласно кивнул и подождал, пока Немеров не вошел в лифт и не на-
жал на кнопку пятого этажа. Картина бесшумно вернулась на место.
  Римо повернулся и пошел по паркетному полу, бесшумно ступая теннисными
туфлями по гладко отполированному дереву. В кабинет вела громадная дере-
вянная дверь, крашенная филигранной резьбой. Несмотря на свои  габариты,
открывалась она так легко, как будто вращалась на подшипниках.
  В комнате было темно. Римо обнаружил, что смотрит на силуэт  человека,
замершего у окна и выглядывающего наружу. В окне  над  его  плечом  Римо
увидел красный вертолет, появившийся в небе, и понял, что  человек  тоже
следит за его полетом. Римо не знал, что это был тот самый вертолет, ко-
торый доставил вице-президента Азифара к президентскому дворцу  в  Скам-
бии, где тот готовился через сорок восемь часов занять президентское ло-
же.
  Римо приблизился вплотную к человеку у окна.
  - О'Брайен?- окликнул он его.
  Человек подскочил от неожиданности и обернулся, выпустив из руки тяже-
лые шторы. Комната опять погрузилась в полутьму. Это  не  помешало  Римо
заметить испуг на лице О'Брайена.
  - Слушайте, вы меня напугали,- сказал О'Брайен.- Не надо так подкрады-
ваться.
  - На мне теннисные туфли,- проговорил Римо, как будто это что-то объя-
сняло.- Барон сказал мне, что вы знаете этого Римо Уильямса.
  - Нет,- сказал О'Брайен.- Я его не знаю. Но я его однажды видел.- Про-
йдя мимо Римо, он подошел к маленькому креслу рядом со столом  и  тяжело
плюхнулся на него.
  Римо повернулся к нему. Солнечные лучи за его спиной  проходили  между
штор и светили О'Брайену прямо в глаза.
  - Как он выглядит?- спросил Римо.
  - Ну, когда я его видел, он был одет как монах,- сказал О'Брайен.
  - Это вряд ли может мне помочь.
  - Подождите, я еще не закончил. Глаза у  него  были  карие,  но  очень
необычные. В них как будто не было ни зрачков, ни белков. Каждый глаз  -
как сплошное темное пятно. Вы понимаете, о чем я?
  - Ага.
  - Лицо у него худое и жесткое. Черта с два он походил на монаха,  хоть
и нацепил рясу. Нос у него прямой. Вообще он из тех парней,  что  всегда
смотрят прямо в глаза.
  Прищурившись, О'Брайен попытался рассмотреть человека, стоявшего перед
окном, но разглядел только общие очертания головы и фигуры.
  - Ладно,- сказал Римо,- кончайте урок живописи. Какого он роста?
  - Высокого, но не очень. Что-то около шести футов. И весить он не дол-
жен много. Вот что у него велико, так это запястья. Они так толсты,  как
будто он раньше был надсмотрщиком над каторжанами.
  Римо подошел поближе к О'Брайену, который как раз в этот момент бросил
взгляд на свои ботинки. Римо оперся локтями на стол.
  - Ну, продолжайте,- сказал он.
  О'Брайен поднял голову и прищурился.
  - Как я уже сказал, у него были толстые запястья, Совсем как  у  вас,-
добавил он, бросив взгляд на руки Римо.- Да, и еще.
  - Что еще?
  - Его рот. У него были такие тонкие губы, что их почти не было  замет-
но. Сразу было видно, что он тот еще тип. Неприятный рот,- сказал О'Бра-
йен. Он опять прищурился и уставился, туго соображая, в лицо Римо,  пок-
рытое тенью.- Точ-в-точь, как у вас.
  - А глаза, значит, у него карие?- спросил Римо.
  - Ага. Карие... как у вас.
  - А волосы?
  - Темные,- сказал О'Брайен.- Совсем как у вас.
  Он вскочил с кресла и стремительно засунул руку в карман. Внезапно ру-
ка перестала ему повиноваться, а сам он вновь очутился в кресле. Его по-
чти полностью парализованную правую руку охватила мучительная боль,  ка-
кую ему никогда прежде не доводилось испытывать. Человек, считавший себя
П.Д.Кенни, спросил:
  - Что это с вами? Какого черта вы полезли за пистолетом?
  - Кончай спектакль,- произнес О'Брайен.- Как ты здесь оказался?
  - О чем вы?- удивился Римо.- Я работаю на барона.
  - Как же,- насмешливо сказал О'Брайен.- Ну да, он просто взял и  нанял
Римо Уильямса.
  - Римо Уильямса? Черт возьми, о чем вы говорите?
  - Это же ты, приятель. Барона, ты, может, и надул, но меня  не  прове-
дешь. Ты Римо Уильямс.
  - А ты чокнутый. Мне поручено убить Уильямса.
  - Тогда вскрой себе вены, приятель,- сказал О'Брайен,- и Уильямс исте-
чет кровью.
  - Ты бредишь,- произнес Римо.
  - Послушай, Уильямс,- сказал О'Брайен.- Я не знаю, что  ты  здесь  де-
лаешь, но почему бы тебе не взять меня в долю? Я мог бы помочь тебе чем-
-нибудь.
  Римо попытался разобраться в словах О'Брайена. Все было покрыто  тума-
ном. Его звали П.Д.Кенни, но этот человек отрицал это. Этот человек  ут-
верждал, что его звали Римо Уильямс,- а он должен был знать, о чем гово-
рит. Но как это может быть?
  - Мне только что сделали пластическую операцию,- сказал  Римо.-  Может
быть, это совпадение.
  - Никоим образом,- произнес О'Брайен.- Ну как насчет честной сделки?
  Честная сделка. Римо затмился об этом на секунду. Внезапно рука О'Бра-
йена вновь метнулась к пистолету, и Римо  вдруг  возненавидел  человека,
который внес смятение в его   тщательно   расчерченную   жизнь   профес-
сионального убийцы. Поэтому Римо высоко поднял руку и обрушил  кулак  на
макушку О'Брайену. Кости черепа треснули, как кубики льда в теплом  кок-
тейле, и мертвый О'Брайен сполз вниз по креслу.
  Римо дал его телу тяжело упасть на пол.
  Римо Уильямс? Как же это может быть? Ведь он - П.Д.Кенни. Его знал Не-
меров, и его знала Мэгги. Как он может быть Уильямсом?
  А ведь еще был этот старик - узкоглазый. Узнал ли он Римо, увидев  его
в своем номере? Знал ли узкоглазый, что вошедший к нему человек  -  Римо
Уильямс? Тогда почему он ничего не сказал? Почему он стоял и ждал,  пока
П.Д.Кенни не убьет его?
  Он попытался привести в порядок свои мысли, но они неудержимо  возвра-
щались к Чиуну, к этому старому азиату, который сейчас  спокойно  ожидал
смерти в тюремной камере, прикованный к полу в унизительной  позе.  Римо
знал, что ответ находится там. Он должен встретиться с этим стариком.
  В этот момент зазвонил телефон, стоящий на маленьком ореховом  столике
посреди комнаты. Римо подошел к нему и снял трубку
  - Алло!- сказал он.
  - Это Немеров. Ну что, О'Брайен помог вам?
  - Да,- сказал Римо,- очень помог.
  - Отлично. Могу я с ним поговорить?
  - Боюсь, что нет, барон,- произнес Римо, глядя на труп.- Он прилег от-
дохнуть.- Из черепа О'Брайена сочились мозги и кровь.- Он сказал, что  у
него трещит голова.
  Последовала пауза.
  - А, ну ладно,- сказал Немеров.- Я уже начинаю  наше  совещание.  Моим
людям придется отказать себе в удовольствии поразвлечься с  англичанкой.
Не могли бы вы устранить ее и азиата, а затем присоединиться к нам в за-
ле заседаний на пятом этаже?
  - Хорошо, сэр. Так быстро, как позволят мои усталые ноги,- сказал  Ри-
мо.
  - Благодарю вас. Мы все будем ждать вас.
  Римо повесил трубку, какую-то секунду поглядел на телефон, а затем вы-
шел из комнаты. Он должен встретиться со старым азиатом.  Встретиться  и
разгадать эту загадку раз и навсегда.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

  Проход между камерами был пуст, несмотря на то что Немеров велел охра-
ннику с лицом хорька стеречь заключенных. Влажный пол, покрытый  плесен-
ью, скользил под ногами у Римо, когда он шел к камере Чиуна.
  Дверь была крепко заперта на тяжелый замок, весящий не  менее  четырех
фунтов. Взявшись за замок, Римо поискал глазами охранника, собираясь по-
требовать у него ключ, затем неожиданно переменил решение и  сжал  замок
руками. Металл треснул, и замок сломался на две части.
  Римо тихо положил остатки замка на пол и прислушался. В темнице стояла
тишина, которые нарушало только тихое всхлипывание Мэгги  за  дверью  ее
камеры. Эта подождет, сначала ему нужен Чиун.
  Римо толкнул дверь и вспомнил, каким он в последний раз видел  старого
азиата - беспомощным, прикованным за руки и за ноги к полу.
  Дверь тихо отворилась. Старше сидел на койке, в добрых шести футах  от
железного кольца. Римо взглянул на кольцо.
  Сталь толщиной в один дюйм была разрублена пополам. Рядом лежали оста-
тки цепи. Там же находились ручные и ножные кандалы, смятые  и  сплющен-
ные, как будто над ними поработал огромный молот.
  Разумеется, этого не могло быть. Если бы кандалы действительно расплю-
щил молот, то он бы расплющил также руки и ноги старика, бывшие  в  этих
кандалах.
  Когда Римо вошел в камеру, старик встал, поклонился и улыбнулся.
  Римо решил пока не спрашивать, как азиату удалось освободиться. У  че-
ловека, который считал себя П.Д.Кенни, были более важные проблемы.
  - Старик,- сказал он,- мне нужна твоя помощь.
  - Тебе нужно лишь спросить.
  - Мне кажется, я знаю, кто я такой, но уверенности у меня нет.  Помоги
мне.
  Чиун посмотрел на маленький пластырь, все еще скрывающий висок Римо.
  - Ты получил удар в голову, верно?
  - Да.
  - И после этого ты потерял память?
  - Да.
  - Тогда, возможно, такой же удар ее восстановит,- сказал Чиун.
  Прежде чем Римо успел пошевелиться и оказать сопротивление,  маленький
и твердый, как камень, кулак мелькнул в воздухе, и большой палец  ударил
Римо по виску. Удар миновал центр кости только на 1/32  дюйма,  и  жизнь
Римо спасло только это расстояние. Перед глазами у него вспыхнули  звез-
ды, и он помотал головой, чтобы прийти в себя. А затем хлынул поток вос-
поминаний, и его жизнь вернулась к нему: он обрел свою  индивидуальность
и вспомнил свое задание, вспомнил, кто он такой и что он здесь делает.
  - Я знаю,- сказал он со счастливой улыбкой, все еще мотая головой, гу-
дящей от удара Чиуна,- Я знаю. я - Римо.
  - Очень рад,- сказал Чиун.- Я для тебя кое-что  приготовил.-  Быстрее,
чем можно было это заметить, рука старика с открытой  ладонью  метнулась
вперед, и вытянутые пальцы с резким звуком хлопнули Римо по щеке.
  Голова Римо мотнулась в сторону, и он проворчал:
  - Какого черта, Чиун? За что?
  - За то, что ты назвал Синанджу пригородом Гонконга, а меня  -  китай-
цем. За то, что ты дерзишь старшим, не соблюдаешь диету, путаешься с же-
нщинами, заставляешь беспокоиться  доктора  Смита  и  вредишь  интересам
своей страны.
  - Ты волновался, да?
  - Волновался? О куске падали, который за неделю своим обжорством дове-
дет себя до смерти, если за ним не присматривать? О чем тут волноваться?
  Будучи еще П.Д.Кенни, Римо собирался спросить, как старику удалось ра-
зорвать железные цепи. Но теперь он опять стал Римо Уильямсом, и  вопрос
сам собой отпал. Старику удалось разорвать цепи, ибо он был Чиуном, Мас-
тером Синанджу, и не было еще на земле человека, подобного ему. Даже ес-
ли он порой чувствовал приближение старости, сейчас на его  щеках  играл
румянец, а в глазах сверкал азарт гончей, бегущей по следу.
  - Пойдем, Чиун, нас ждут дела,- сказал Римо, поворачиваясь к двери.
  - Все как обычно,- проговорил Чиун.- Сначала оскорбления, а потом при-
казы. Сделай это, сделай то. Разве я заслуживаю, чтобы со  мной  обраща-
лись, как с жалким рабом? Разве не достоин почтения  человек  моих  лет,
который еле держится на ногах, настолько он слаб и дряхл, и вот-вот пре-
вратится в тень?
  - Ну, хватит,- сказал Римо,- а не то я разрыдаюсь. И позволь мне  пре-
дупредить тебя: если ты сегодня кого-нибудь убьешь, убирать за собой бу-
дешь сам.
  - Ты бесчувствен, бездушен и совершенно бессердечен.
  Они вышли в коридор, и из-за закрытой двери камеры напротив до них до-
несся тихий плач Мэгги. Дверь была незаперта, и  Римо  бесшумно  отворил
ее.
  Мэгги стояла в той же позе, в которой он видел  ее  в  последний  раз,
только ее платье, ранее поднятое только до ягодиц, теперь  было  задрано
еще выше. Сзади нее спиной к Римо находился охранник с лицом  хорька,  и
его правая рука ритмично двигалась взад и вперед между ляжек Мэгги. Римо
увидел, что в этой руке он держит пистолет. Охранник хихикал и продолжал
свой бесконечный монолог.
  - Такого у маленькой леди еще не было. Оставайся с  папенькой,  и  па-
пенька даст тебе все, что ты захочешь.
  Римо кашлянул. Охранник оглянулся и увидел Римо. Чиуна, который  стоял
в тени коридора, он не заметил. Послав Римо ухмылку, охранник вновь  за-
хихикал:
  - Она любит вас, П.Д., но это она любит больше. Верно, маленькая леди?
  Помогая себе левой рукой, он продолжал двигать пистолетом  взад-вперед
между ног Мэгги.
  Римо заговорил, и голос его был холоден как лед.
  - Приятель, мне нравится твой стиль. Тебя ждет повышение по службе.
  Охранник повернулся и уставился на Римо.
  - Правда?
  - Правда.
  Затем удар ребром ладони сломал охраннику  дыхательное  горло,  и  тот
ощутил такую боль, что он не мог даже закашляться. Охранник умер, не ус-
пев задохнуться, и мертвое тело рухнуло на сырой пол.
  - Или понижение, смотря по обстоятельствам,- сказал Римо.
  Мэгги посмелела через плечо, насколько ей позволяло  ее  положение,  и
увидела Римо. Сперва на ее лице отразилось облегчение, а затем оно опять
превратилось в маску ненависти.
  Римо обошел ее и встал перед ней. Подошедший  поближе  Чиун  аккуратно
поправил ее платье.
  - Слушай, ты,- сказала Мэгги, обращаясь к Римо,- убирайся отсюда. Я не
нуждаюсь в твоей помощи.
  - Мэгги, дорогая. Я не могу тебе всего объяснить, но прошу  тебя,  по-
верь мне. Мы с тобой союзники.
  Она открыла было рот, чтобы высказать все свое презрение  и  всю  свою
ненависть, как вдруг заметила Чиуна, подошедшего к Римо.  Выражение  его
глаз каким-то образом убедило ее, что теперь все в порядке.
  Мэгги увидела, как Чиун и Римо опустились  на  пол  рядом  с  железным
кольцом, и каждый из них нанес по кольцу резкий удар рукой. Удары  отде-
ляла друг от друга только доля секунды. Вибрации, которые в металле  по-
родил Чиун, прервал Римо; сталь поглотила свои собственные колебания,  и
кольцо толщиной в дюйм, издав громкий стон, раскололось на части.  Затем
железные кандалы, сковывавшие Мэгги руки и ноги, упали на пол, как будто
на них не было замков.
  Мэгги с болью выпрямилась, потирая кровоточащие ссадины на  запястьях.
Эти ссадины ей натерли кандалы, когда Мэгги корчилась на стволе пистоле-
та. Мэгги недоверчиво уставилась на стальные обломки  на  полу,  остатки
цепей, которые держали ее так крепко.
  Римо взял Мэгги под руку и произнес:
  - Пойдем. Нас ждет Немеров.
  Она вышла вслед за Римо и Чиуном из камеры, затем остановилась и  вер-
нулась обратно. Рядом с охранником лежало его  оружие  -  автоматический
пистолет сорок пятого калибра. Мэгги подобрала его.
  - Он мне еще понадобится,- сказала она Римо.
  - Держись от нас подальше, когда все начнется. Так будет лучше.
  - Для кого, мистер Кенни?
  - Для всех нас. И я не мистер Кенни.
  Они быстро поднялись по лестнице. Чиун шел впереди. Когда Римо и Мэгги
добрались до первого этажа, Чиун уже нажимал на потайную кнопку, скрытую
в раме картины.
  - Как ты ее обнаружил?- спросил Римо.
  - Она испускает вибрации. Любой может уловить их.
  - Я ничего не слышу,-сказал Римо.
  - Конечно, не слышишь. Твой постоянно открытый рот мешает  твоим  лишь
изредка открытым ушам,- сказал Чиун и вошел в лифт первым.
  Пропустив перед собой Мэгги, Римо стушит в кабину и  нажал  на  кнопку
пятого этажа.


ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

  Все места за большим столом в конференц-зале барона Немерова были  за-
няты.
  Со всего света сюда прибыли люди: с белой кожей, черной кожей  и  жел-
той. Все они носили свои национальные одеяния: прибывшие из Африки - да-
шики, из Азии - хлопчатобумажные костюмы, из США - костюмы из  темно-си-
него мохера.
  Более тридцати из них имели на своей совести  тысячи  смертей.  Тысячи
девушек были посланы ими в бордели, десятки тысяч взрослых и детей из-за
них стали жертвами наркотиков.
  Они считали себя обычными бизнесменами, делающими  обычный  бизнес.  И
чем бы им ни приходилось заниматься, они всегда чувствовали влияние  ба-
рона Немерова. Теперь он позвал их, и они явились.
  Сейчас они сидели за столом и внимательно слушали.
  В небе над замком, ровно гудя, кружили вертолеты. Когда они  пролетали
над куполом из разноцветного стекла, на комнату падала тень.
  Анджело Фабио, самый влиятельный в США человек, крутил пальцами каран-
даш. Идея Немерова казалась ему разумной. Время от времени  он  поднимал
голову и переглядывался с Фьяворанти Пубешио, прибывшим из Калифорнии, и
с Пьетро Скубиши, прибывшим из Нью-Йорка в своем грязном  костюме  и  со
своей непременной авоськой с перцами. Фабио кивал им, и они кивали ему в
ответ.
  Тем не менее что-то беспокоило Фабио, и он пытался понять, что именно.
  Во главе стола стоял Немеров, возвышаясь над сидящими людьми, и,  пока
он говорил, его угреватое лицо стало красным от возбуждения.
  - Подумайте, господа: целое государство под пашей властью, под властью
преступности. Страна, где мы сами будем устанавливать законы, где  можно
будет безо всяких помех выращивать мак. И где любой человек, скрывающий-
ся от полиции, сможет найти убежище и приют.
  Он оглядел людей, сидящих вокруг стола, надеясь услышать шепот одобре-
ния. Один из присутствующих, желтокожий маленький человек,  взял  слово.
На его белом костюме не было ни единой морщинки, но, прежде  чем  начать
говорить, он разгладил одному ему заметную складку на рукаве. Только за-
тем Донг Хи, бесспорный король преступного мира Дальнего Востока,  заго-
ворил.
  - Как мы можем быть уверены в лояльности этого Азифара?
  От внимания Немерова не ускользнуло это "мы". Он с легкой улыбкой пос-
мотрел на крошечного корейца.
  - Господа, взгляните пожалуйста на экран над дверью лифта. Он за вашей
спиной, мистер Хи.- Немеров наклонился и нажал на кнопку в столе. Фанер-
ная доска над дверью лифта скользнула в сторону и открыла  телевизионный
экран диаметром шесть футов.
  Отодвинувшись от стола, гости Немерова развернули свои кресла к  экра-
ну.
  Немеров нажал на другую кнопку, и в комнате возник голос, который умо-
лял кого-то:
  - Ну еще чуть-чуть... Еще раз... Этот хриплый гортанный голос  принад-
лежал мужчине. Затем на экране появилось изображение черного тела на бе-
лых простынях. Это был Азифар, которого насиловала светлокожая  блондин-
ка, вооруженная ручным вибратором. Оба они были обнажены.
  Подождав полминуты, Немеров выключил звук, оставив на экране картинку.
Он кашлянул, и все повернулись к нему.
  - Вот он, ваш Азифар, следующий президент Скамбии,- сказал  он  холод-
но.- Он настоящее животное. Ради женщины он сделает для вас все.
  Донг Хи опять заговорил. Его английский был изыскан и  аккуратен,  так
же, как и его внешность:
  - Не сомневаюсь в этом, барон. Но кто может поручиться, что, когда  он
станет президентом, мы по-прежнему сможем держать его в руках,  удовлет-
воряя его... э-э, чудачества?- Телеэкран отбрасывал на правый бок корей-
ца голубоватые блики.- В конце концов, став президентом, он  сможет  сам
выбирать себе женщин. У него будут деньги и власть. Неужели ему  понадо-
бятся сводники?
  Остальные, с интересом слушавшие Хи, в ожидании ответа повернулись те-
перь к Немерову.
  - Вы попали в самую точку, мистер Хи.- Немеров оглядел людей за столом
и увидел на лице у Фабио  озадаченное  выражение.-  Действительно,  став
президентом, Азифар приобретет некоторую власть. Но деньги - нет. Каковы
бы ни были его мечты, они не сбудутся.
  Последние четыре недели бригада рабочих укладывает канализацию рядом с
восточным крылом дворца президента Скамбии. Это не простые рабочие - это
мои люди.
  В тот самый момент, когда будет убит президент Дашити, из государстве-
нной казны Скамбии, которая находится в восточном  крыле  дворца,  будет
вывезено все сокровище. Наш Азифар обнаружит, что стоит во главе страны,
неспособной заплатить даже за похороны  своего  бывшего  президента.  Он
окажется в полной зависимости от нас.
  Раздался одобрительный гул. Хи удовлетворенно  кивнул.  Фабио  наконец
понял, что его беспокоило:
  - А как насчет П.Д.Кенни? Почему он здесь?
  - Я как раз собирался сказать об этом, мистер Фабио, ибо с этим связан
еще один залог надежности  Азифара.-  Немеров  медленно  обвел  взглядом
своих гостей, постаравшись заглянуть в глаза каждому. Затем он произнес:
  - Уверен, что те из вас, кто прибыл из Соединенных Штатов,  слышали  о
П.Д.Кенни. Думаю, что и всем остальным знакомо это имя. В мой план  вхо-
дит назначить мистера Кенни нашим постоянным представителем  в  Скамбии.
Это обеспечит нам лояльность Азифара, ибо он поймет, что, стоит ему вый-
ти из повиновения, как мистер Кенни перережет  ему  горло.  Кроме  того,
участие в нашем плане мистера Кенни имеет еще одну положительную  сторо-
ну. Полагаю, он сможет охладить пыл любого, у кого  появятся  чрезмерные
амбиции.
  Слова звучали тихо и размеренно, но смысл их был груб и прост. Он  до-
шел даже до американцев, которые не совсем поняли слово  "амбиции".  Лю-
бой, кто выйдет из подчинения, решит прыгнуть выше головы  и  взять  под
контроль Скамбию, умрет от руки П.Д.Кенни. П.Д. Кенни,  который  никогда
не промахивается.
  - Я ответил на ваш вопрос, мистер Фабио?
  Фабио утвердительно хмыкнул.
  Немеров продолжил свою речь:
  - Мистер Кенни сейчас находится в замке. С минуты на  минуту  он  при-
соединится к нам. Должен предупредить тех из вас, кто знаком с ним  лич-
но, что сейчас его трудно узнать. Чтобы облегчить свой отъезд из США, он
перенес пластическую операцию. Сейчас мистер Кенни выглядит не так,  как
человек, которого вы помните.
  - Лишь бы  он  работал,  как  человек,  которого  мы  помним,-  сказал
гангстер, посланный вместо себя крестным отцом из Детройта.
  - С этим все в порядке,- сказал Немеров, улыбаясь детройтцу.- Он в са-
мом деле внушает страх. Это, а также его репутация человека беспристрас-
тного делают его нашим идеальным представителем в Скамбии.
  От американцев, группой собравшихся у дальнего конца  стола,  послыша-
лись возгласы согласия. Фабио так увлекся происходящим  на  экране,  что
забыл о предмете разговора. Все его мысли были  заняты  блондинкой.  Да,
она кое-что умеет. Ему захотелось узнать, в замке ли еще она, и он решил
спросить об этом Немерова после заседания.
  - А каковы ваши финансовые условия?- спросил Донг Хн.
  - Я как раз подошел к этому. Здесь присутствуют представители двадцати
двух различных стран - и из США представители восьми  крупнейших  семей.
Для удобства примем каждую семью за страну. За  участие  в  нашем  пред-
приятии от каждого из вас я прощу полмиллиона долларов.- На длинном  ло-
шадином лице Немерова появилась широкая ухмылка.- А каждый человек, пре-
следуемый полицией и направленный вами в Скамбию, будет платить взнос  в
размере двадцати пяти тысяч.
  - А что мы от этого будем иметь?- спросил калифорниец Пубешио.
  - Уверен, мистер Пубешио, вам понятно,  что  эти  25000  предназначены
Скамбии. Другими словами, мне, мистеру Кенни и президенту  Азифару.  То,
что за ваши услуги будете брать вы - ваше дело. Я думаю, не стоит указы-
вать, что 25000 - до смешного маленькая цена за спасение жизни.
  - А что насчет полумиллиона?- спросил Пубешио.
  - Эта сумма дает вам право определить самим, кто из контролируемой ва-
ми территории получит разрешение на въезд в Скамбию. Вы быстро  увидите,
что эта власть повлечет за собой большие деньги. Всего за несколько  ме-
сяцев ваши затраты с лихвой окупятся.
  - Я вижу, вас беспокоит кое-что еще,- добавил Немеров.- Если понадоби-
тся, мы найдем способы отправлять в Скамбию тех людей,  которым,  на  их
беду, на роду написано столкнуться с мистером Кенни.  Это  несложно  ус-
троить.
  Переглянувшись, американские мафиози ухмыльнулись. Они все поняли, так
же, как и Донг Хи. Вскоре дошло и до остальных. Сидящие за  столом  люди
закивали головами.
  - Господа, мне неприятно ограничивать вас во времени, но ничего не по-
делаешь. Наш план придет в действие через сорок восемь часов, и я должен
получить ваш ответ немедленно.
  - А если я отвечу "нет"?- спросил Хи.
  - Что ж, нет так нет. Никто уже не может помешать нашему  плану.  Если
кто-то из вас решит отказаться от участия в этом деле, я не стану  оспа-
ривать это решение. Но в таком случае я оставляю за собой право вступить
в переговоры с другими представителями ваших стран и постараться заинте-
ресовать их моим предложением.
  - Слишком дорого,- сказал Фабио. Он всегда так реагировал на любое но-
вое предложение, и затем обычно соглашался.
  Люди за столом зашумели, обсуждая предложение. Немеров не  сомневался,
что они у него в руках. Он хорошо проинструктировал Донга Хи, и тот пре-
восходно исполнил свою роль. Он все время задавал в высшей  степени  ос-
трые вопросы, а затем спокойно позволял Немерову победить его недоверчи-
вость, естественное состояние души любого человека.
  Хи поднялся из-за стола.
  - Барон,- сказал он,- для меня будет большой честью  присоединиться  к
вам.
  Немеров насторожился: до него донеслось слабое гудение лифта.
  - Спасибо, мистер Хи. Господа, мне кажется, к нам едет  мистер  Кенни.
Кое-кто из вас, наверное, будет рад увидеть нашего постоянного  предста-
вителя в Скамбии.
  Он вышел из-за стола и направился к двери  лифта,  которую  от  конфе-
ренц-зала отделяла панель из красного дерева.
  Дверь лифта открылась, и человек, которого считали П.Д.  Кенни,  вышел
из кабины.
  - Мистер Кенни, мы все очень рады вам,- сказал Немеров.
  - Я привел с собой компанию,- произнес Римо.
  Люди в зале повернулись к  лифту,  пытаясь  разглядеть  новоприбывших.
Чиун и Мэгги вышли из лифта.
  - Я полагал, вы собирались уничтожить их,- сказал Немеров.
  - Вы зря так полагали,- холодно сказал Римо, выходя  из-за  панели  из
красного дерева и приближаясь к Немерову. Над его  головой  продолжалась
любовная сцена между Азифаром и блондинкой. Римо бросил небрежный взгляд
на комнату и на людей за столом, которые пристально смотрели на него.
  Положив руку на плечо Римо, Немеров прошипел ему в ухо:
  - Мистер Кенни, что с вами? Они у нас в руках.
  - Две ошибки, барон,- сказал Римо.- Во-первых, я не П.Д.Кенни; я - Ри-
мо Уильямс. А во-вторых, не они у вас в руках, а вы - у меня.
  Он сделал еще один шаг внутрь комнаты, и из-за панели вышел Чиун.  Его
глаза как будто магнитом притянули к себе взгляд Донга Хи, который,  по-
вернувшись в кресле, наблюдал за происходящим.
  Когда Хи увидел старого азиата в голубых одеждах, его тело напряглось.
  - Кто этот человек?- спросил он Немерова.
  Немеров посмотрел на Чиуна, идущего к Донгу Хи.
  - Я - Мастер Синанджу,- произнес Чиун.
  Донг Хи вскрикнул, и этот крик как будто послужил для всех сигналом  к
началу действий.
  Хи вскочил и попытался убежать. Люди  вокруг  него  выскакивали  из-за
стола и привычным  движением  выхватывали  из-под  пиджаков  револьверы.
Чиун, казалось, проплыл над их головами и опустился на стол. Его голубые
одежды струились вдоль тела, как у ангела, но лицо Чиуна было лицом  ан-
гела смерти. Глухим и страшным голосом Чиун вскричал:
  - Губители душ и шакалы преступления, пришла ваша гибель!  Настал  час
кота!
  Хи опять пронзительно вскрикнул. Он все еще пытался  пробиться  сквозь
толчею и спастись от настигшей его легенды, о которой он слышал так мно-
го. Внезапно удар ладони старика сломал ему шею, и голова Донга Хи  без-
вольно повисла.
  Чиун кружился по столу, как танцующий дервиш. Люди рассыпались по ком-
нате и открыли огонь из револьверов; между  вспышками  выстрелов,  порой
опускаясь на пол, порой опять поднимаясь на стол, носился  Чиун,  Мастер
Синанджу.
  Римо небрежно прислонился к стене, взял Мэгги за руку  и  притянул  ее
поближе к себе.
  - Посмотри-ка на него,- сказал он,- разве он не хорош?
  Он в самом деле хорош, подумал Римо. Как ему могло  прийти  в  голову,
что Чиун одряхлел?
  Чиун двигался все быстрее и быстрее, быстрее, чем пули,  быстрее,  чем
люди. Люди бросались на него, но их удары приходились  в  пустоту.  Чиун
ускользал, а затем их настигала его рука или нога, и мертвые тела  вали-
лись на пол.
  Кое-кто выхватывал нож, но затем чувствовал, что оружие вырывают у не-
го из рук и всаживают ему же в живот. Карандаши и ручки со стола заседа-
ний внезапно стали смертоносными снарядами, поражающими врагов  Чиуна  в
горло и в глаза. Одна из ручек вонзилась в панель из красного дерева ря-
дом с Римо, пробила насквозь твердую древесину и вышла с другой стороны.
  - Эй, Чиун,- позвал Римо,- взгляни-ка на это.
  Затем он повернулся к Мэгги и сказал:
  - Правда, он хорош? Погоди, он еще не разошелся как следует.
  Мэгги смотрела на бойню, оцепенев от ужаса. Комната теперь  напоминала
лавку мясника. На полу высилась гора трупов. Люди больше не пытались до-
браться до старика, они пытались добраться до двери. Но на пути к  двери
лифта встал Римо Уильямс, и вскоре на полу появилась еще одна гора  мер-
твых тел.
  А затем в конференц-зале осталось только три целых и невредимых  чело-
века: Чиун, Римо и Мэгги. Они оглядывали комнату, которая после  приклю-
чившейся резни напоминала кухню в день Святого Валентина. Только  вместо
окровавленных индюшачьих тушек здесь находились человеческие тела.
  - Не слишком-то здорово, Чиун,- произнес Римо.- Я наблюдал  за  тобой.
На того громилу из Детройта ты потратил целых два удара. И  этой  ручкой
ты стопроцентно промазал,- он указал на ручку, торчащую  в  панели.-  Ты
знаешь, сколько стоят такие ручки?- спросил Римо.- Теперь она уже ни  на
что не годна.
  - Я очень удручен,- сказал Чиун, складывая под одеждой руки на груди.
  - Вот,- сказал Римо,- а еще ты опять поднимаешь локоть, как  Маккинрой
при ударе справа. Сколько раз я должен повторять тебе, что ты ничего  не
добьешься, если не будешь держать локоть ближе к телу? Ты что, не спосо-
бен ничему научиться?
  - Скажите мне, кто вы, пожалуйста!- взмолилась Мэгги.
  - Тебе лучше этого не знать,- заметил Римо.- Могу сказать только,  что
мы из Америки, и у нас такое же задание, как и у тебя: прикрыть эту  ла-
вочку.
  - И вы не П.Д.Кенни?
  - Нет. Я убил его по дороге сюда.- Он замолчал, увидев на стене напро-
тив слабое мерцание. Сделав несколько шагов, Римо повернулся и посмотрел
наверх.- Гляди-ка, кино показывают. Давай  посмотрим.-  Через  несколько
секунд он сказал: - Вообще-то, Мэгги, тебе на это лучше не смотреть.
  Римо оглядел комнату.
  - А теперь давайте взглянем на Немерова.
  Он подошел к креслу Немерова во главе стола и носком туфли  перевернул
тело, лежащее рядом с ним. Затем Римо встревоженно крикнул:
  - Чиун, рядом с тобой его нет?
  - Нет.
  - Мэгги, а рядом с тобой?
  Она заставила себя бросить взгляд на трупы, разбросанные по полу  вок-
руг нее. Тела Немерова среди них не было,  Мэгги  отрицательно  покачала
головой.
  - Ему удалось спастись, Чиун. Он убежал,- сказал Римо.
  - Если бы ты помогал мне, а не наблюдал за мной, этого можно было  из-
бежать,- проговорил Чиун.
  - Их же было всего сорок, Чиун. Я их специально оставил тебе. Мне  хо-
телось посмотреть, что ты будешь делать с трупами. Но куда, черт возьми,
он мог деться?
  Сверху донеслось громкое гудение.
  - Крыша,- догадался Римо,- там же вертолет. Немеров наверху.- Он огля-
нулся в поисках лестницы, ведущей на крышу, ничего не обнаружил и поднял
голову. На крышу садился вертолет, и его лопасти, вращаясь над  стеклян-
ным куполом, отбрасывали в комнату тени в виде  узких  кружащихся  поло-
сок.- Черт возьми, как нам туда попасть?- спросил Римо.
  И Чиун показал как.
  Он вскочил на стол и взвился в воздух. Долетев до  купола,  он  разбил
его ногами, перевернулся на лету, схватился за поперечную балку и выбра-
лся наружу через расколотое стекло.
  Вот тебе и старик, подумал Римо.
  Он последовал примеру Чиуна и повис на балке. Подтянувшись сквозь про-
лом, он крикнул через плечо:
  - Мэгги, оставайся там!
  Но Римо с Чиуном слишком поздно оказались на крыше замка. Вертолет Не-
мерова уже поднялся в небо, опустил нос и понесся на юг, к Мозамбикскому
проливу, к острову под названием Скамбия.


ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

  У другого края крыши начал взлетать второй вертолет, и Римо  с  Чиуном
помчались к нему. Они в броске схватились за правую  стойку  шасси,  как
раз тогда, когда пилот увеличил обороты винта.
  Гудя и двигаясь рывками, машина пыталась взлететь, но вес двух человек
лишил ее равновесия. Стоило вертолету приподняться, как он снова  клевал
носом.
  Над головой Чиуна открылся иллюминатор, и второй пилот  совершил  свою
первую и последнюю ошибку:  он  высунулся  наружу  и  попытался  ударить
Чиуна. Нога Чиуна взлетела вверх, и второй пилот выпал из  иллюминатора,
ударился о каменную крышу и остался лежать на ней.
  Римо взобрался по шасси и нырнул в открытый иллюминатор. Секунду спус-
тя через тот же иллюминатор вылетел и первый пилот,  а  еще  через  нес-
колько секунд вертолет тяжело опустился на крышу. Римо  выключил  двига-
тель, и винт постепенно остановился.
  Дверь открылась, и Римо выпрыгнул наружу. Вместе с Чиуном он посмотрел
в небо, вслед красному вертолету барона Немерова.
  - Мы должны его преследовать?- спросил Чиун.
  - Да.
  - Ты умеешь управлять этой машиной?
  - Нет,- сказал Римо,- а ты?
  - Нет. Но если бы я был белым человеком, то знал бы, как обращаться  с
орудиями белого человека.
  Услышав за собой шум мотора, они обернулись. На их глазах часть  крыши
отъехала в сторону, и из образовавшегося  отверстия  поднялся  маленький
лифт. В лифте находилась Мэгги.
  Выйдя из кабины, она сказала.
  - Я обнаружила там потайной ход. Где Немеров?
  Римо показал на вертолет, уже почти исчезнувший из вида.
  - Ну и почему мы не преследуем его?
  - Я не умею водить эту чертову штуковину.
  - Садитесь,- сказала Мэгги.- Я умею.
  - Я всегда знал, что в англичанках что-то есть,- заметил Римо и влез в
вертолет.
  Мэгги забралась на сиденье первого пилота. Чиун расположился в глубине
машины, оглядываясь по сторонам.
  - Как эта штука летает?- спросил он, когда Мэгги включила двигатели  и
они мощно загудели.
  В тоне Чиуна сквозила тревога.
  - Да ладно тебе, Чиун, ты разве никогда не видел вертолета?
  - Я видел множество вертолетов, но внутри у них никогда  не  бывал,  и
поэтому никогда не сталкивался с этой проблемой лично. Как эта штука ле-
тает, если у нее нет крыльев?
  - Ее поддерживает вера,- сказал Римо,- слепая вера.
  - Если ее будут поддерживать газы, которые испускают страдающие от об-
жорства пассажиры, у нас не будет проблем,- сказал Чиун.
  Вертолет оторвался от крыши и завис в воздухе. Умело орудуя ручкой уп-
равления, Мэгги опустила нос машины. Набрав скорость и высоту,  вертолет
с громким ревом понесся вслед барону Немерову.
  - А зачем нам преследовать его?- поинтересовался Чиун.- Почему бы  нам
не приземлиться где-нибудь и не позвонить Смиту?
  - Потому что если мы не остановим  Немерова,  он  все-таки  осуществит
свой план и убьет президента. Мы должны остановить его.
  - Почему нас всегда впутывают в чужие дела?- сказал  Чиун.-  По-моему,
нам лучше все-таки приземлиться и подумать, что делать дальше.
  - Не нервничай, Чиун,- сказал Римо.- В конце концов, мы уже в воздухе.
И вообще мы скоро прилетим, так что не переживай.
  Повернувшись к Мэгги, он сказал:
  - Ты отлично справляешься. Я смотрю, Ее Величество  всему  учит  своих
агентов,
  - Спасибо!- крикнула Мэгги, стараясь перекричать шум от винта.- Я бра-
ла частные уроки!
  - Да возблагодарит Господь находчивых англичанок,- промолвил Римо.
  - Аминь!- сказала Мэгги.
  - Аминь,- сказал Чиун.- Да, аминь. Но продолжайте молиться.
  Они постепенно начинали догонять красный вертолет. Если раньше он  ка-
зался крошечным пятнышком на горизонте, то теперь  это  пятнышко  сильно
увеличилось в размерах. Тому, кто смотрел бы на него, не  отрывая  глаз,
это было бы незаметно, но зато очевидно тому, кто смотрел лишь время  от
времени. Безусловно, они догоняли.
  - Так держать, Мэгги,- сказал Римо.- Когда вернемся в отель, я  покажу
тебе, на что способен.
  - Нет уж, янки,- произнесла Мэгги.- Я в трауре по  П.Д.Кенни.  Он  был
моей единственной в жизни любовью.
  - Да сгниет его прах,- сказал Римо.- Первый раз  мне  отказывают.  Это
выше моего понимания.- Но в глубине души он был доволен. Вместе с памят-
ью к нему вернулась его обычная дисциплина, которая относилась и к  сек-
су.
  Оба вертолета пожирали расстояние до Скамбии,  но  вертолет  Римо  был
быстрее. Теперь его отделяла от Немерова только минута пути. Впереди,  в
спокойных синих водах Мозамбикского пролива, показалась Скамбия.  Машина
Немерова начала снижаться, и Мэгги последовала за ней.
  Под ними простиралась Скамбия, маленький невзрачный остров, чей унылый
пейзаж пришлось оживлять  разнообразными  скалами  самой  природе.  Люди
своим трудом его оживлять не собирались. На острове виднелось только од-
но большое здание - постройка из синего камня, со всех сторон окруженная
многочисленными клумбами и искусственными озерами.  Именно  туда  держал
путь вертолет Немерова. Он приземлился в парке, и Римо  увидел,  что  из
него выскочили два - нет, три - человека и бросились бежать к дворцу.
  Мэгги увеличила скорость, устремила вертолет вниз, и он коснулся земли
всего через сорок пять секунд после посадки вертолета Немерова.
  - Здорово,- сказал Римо,- раз-два - и мы на земле. Если бы  англичанки
не были фригидны, я бы обязательно в тебя влюбился.
  Беглый осмотр показал, что вертолет Немерова был пуст.
  - Чиун,- сказал Римо,- ступай к президенту и охраняй  его.  Его  соби-
рается убить вице-президент. А мы с Мэгги  помешаем  Немерову  завладеть
казной.
  Не успел он договорить, как Чиун выскочил из вертолета  на  лужайку  и
помчался ко дворцу.
  У входа во дворец стояли по стойке смирно два  гвардейца.  Они  внима-
тельно наблюдали за вертолетами, за людьми, высадившимися из них, и  те-
перь - за старым азиатом, который несся к ним по густой  зеленой  траве.
Гвардейцам было приказано не впускать никого  во  дворец.  Крайние  меры
предосторожности, как объяснил им сам вице-президент Азифар.
  Чиун уже приблизился к ним, и они скрестили винтовки, чтобы преградить
ему путь. Внезапно Чиун исчез. Один из гвардейцев повернулся к другому и
спросил:
  - Куда делся этот старик?
  - Не знаю, ответил тот,- а тебе не показалось, что кто-то сказал "про-
шу прощения"?
  - Нет,- произнес первый гвардеец,- не могло такого быть.
  Опять встав по стойке смирно, они принялись наблюдать за Римо и Мэгги,
которые направлялись к восточному крылу.
  На первом этаже центральной части дворца находился еще один  гвардеец.
Почувствовав похлопывание по плечу, он оглянулся и увидел рядом с  собой
старого азиата.
  - Где президент?- спросил Чиун.
  - Что вы здесь делаете?- спросил его в ответ гвардеец.
  С его стороны было глупостью задавать такой вопрос.  Острые  как  ножи
пальцы Чиуна ткнули его в солнечное сплетение, вызвав у гвардейца  мучи-
тельную боль.
  - Дурак. Где президент?
  - Вверх по лестнице,- выдохнул гвардеец, превозмогая боль, и затем по-
терял сознание.
  Чиун бесшумно поднялся по лестнице. Со стороны казалось, что его ноги,
скрытые длинным одеянием, не двигаются. У тяжелых двойных  дверей,  явно
ведущих в кабинет президента, охраны не было. Открыв дверь,  Чиун  вошел
внутрь.
  У противоположного конца комнаты за своим столом работал президент Да-
шити. Заметив Чиуна, он вздрогнул и изумленно приподнялся. Затем он ска-
зал:
  - Простите мне мое удивление. Не каждый день приходится видеть у  себя
в кабинете столь причудливо одетого азиата.
  - В этом мире ничему нельзя удивляться,- произнес Чиун.
  - Ваша правда,- согласился президент, шаря рукой по  столу  в  поисках
кнопки вызова охраны, чтобы гвардейцы вывели этого чокнутого старика  из
кабинета.
  Чиун погрозил ему пальцем, как напроказившему ребенку.
  - Будьте ко мне терпеливей, господин президент. Вас вот-вот попытаются
убить.
  Да, несомненно сумасшедший. Но как он проскользнул мимо охраны?
  - Я должен попросить вас выйти,- сказал Дашити.
  - Просите чего угодно,- сказал Чиун,- я все  равно  останусь  и  спасу
вас, даже если вы этого не хотите.
  Палец президента придвинулся ближе к кнопке звонка.
  Внизу, в своем маленьком кабинете, Азифар разговаривал с двумя людьми.
  - Пора,- сказал он,- барон уже прибыл,- Он отвернулся от окна и посмо-
трел на собеседников, двух одетых по-европейски людей высокого роста.
  - Я удалил охрану. Вам нужно только войти в кабинет и застрелить  его.
Я прибегу на звук выстрелов и засвидетельствую, что вы пытались помешать
скрывшимся убийцам.
  Два человека улыбнулись друг другу понимающей улыбкой профессионалов.
  - А теперь поторопитесь. Скоро может вернуться охрана.
  Люди кивнули, вышли и быстро направились к двери президентского  каби-
нета. Встав на пороге своей комнаты, Азифар смотрел, как  они  открывают
тяжелую дверь и входят в покои Дашити. Теперь остается дождаться пальбы.
Ну конечно, он поможет им выбраться оттуда - прямиком на кладбище. Когда
раздадутся выстрелы, он бросится в кабинет Дашити. А  что  еще  остается
делать лояльному вице-президенту, как не застрелить людей,  убивших  его
президента? Как можно лучше заработать себе поддержку и одобрение общес-
тва?
  Он ждал. Когда дверь за убийцами закрылась,  Азифар  снял  пистолет  с
предохранителя.
  Барон Исаак Немеров не стал входить во дворец. Вместо этого он побежал
к его восточному крылу, где уже месяц, как трудилась бригада  укладчиков
канализации.
  Увидев бегущего ко дворцу  Немерова,  бригадир  быстро  принял  стойку
"смирно".
  - Пойдемте,- крикнул ему Немеров,- у нас мало времени.
  Бригадир спрыгнул в глубокую канализационную канаву, выкопанную парал-
лельно восточной стене дворца в пятидесяти футах от нее. Немеров  после-
довал за ним, и рабочие, попадавшиеся ему на пути, разбегались в  сторо-
ны.
  Бригадир провел барона в туннель, под прямым углом отходящий от  тран-
шеи прямо к дворцовой стене. Он был достаточно высок, чтобы человек  мог
распрямиться в нем в полный рост. Туннель упирался в стену. Бригадир ос-
ветил се фонариком, и Немеров увидел следы деятельности рабочих. За  эти
четыре недели они безо всяких  проблем  удалили  весь  раствор,  который
скреплял камни стены.
  - Стоит нам немножко поработать отбойным молотком, и от  стены  ничего
не останется,- сказал бригадир.
  - Так сделайте это,- велел Номеров.- И побыстрее, у нас нет времени.
  Он махнул одному из рабочих, чтобы тот подвел к краю  траншеи  фургон.
Через несколько минут Азифар станет президентом. Президентом  страны,  У
которой за душой не будет ни гроша, страны-нищенки. У Немерова на  руках
будут все козыри.
  Взяв отбойный молоток, бригадир скрылся в темном туннеле, и через  се-
кунду оттуда донесся страшный грохот. Серии отдельных ударов сливались в
один сплошной гул, наполняя маленький коридор невыносимым треском. Затем
все стихло. Немеров услышал, как камни со стуком падают на каменный  пол
и, немного прокатившись, останавливаются.
  Из темного туннеля показался бригадир.
  - Все готово,- сказал он Немерову.
  Немеров бросился мимо него к стене дворцовой сокровищницы.  Кирпичи  в
ней были расколоты, и некоторые выпали наружу. Барон тронул еще держащи-
йся камень, и тот легко поддался, со стуком упав внутрь темной  комнаты.
Он начал бить по камням в стене, и те отделялись от нее легко, как куби-
ки в детском конструкторе.
  Немеров не останавливался, пока не проделал в стене дыру в  человечес-
кий рост, и затем шагнул внутрь.
  Он очутился в маленькой комнате, диаметром, наверное,  всего  двадцать
футов. В комнате было темно, и привыкшим к солнцу глазам Немерова  пона-
добилось некоторое время, чтобы приспособиться к мраку. Постепенно очер-
тания комнаты прояснились. В дальнем   ее   конце   находилась   тяжелая
стальная дверь. Немеров знал, что она электрифицирована и что  с  другой
стороны ее охраняет целая рота гвардейцев.
  А вдоль стен комнаты на тележках было сложено множество золотых  слит-
ков, на общую сумму в сто миллионов долларов. Это было все  национальное
богатство Скамбии.
  Немеров хихикнул: то-то Азифар удивится. Обычно говорят о ста днях но-
вого президента; у Азифара будет сто минут. Как только он станет  прези-
дентом, его страна немедленно обанкротится. Ну и что  тут  такого?  Рано
или поздно это происходит со всеми африканскими  государствами.  Немеров
всего лишь ускорит этот процесс.
  И вскоре - несмотря на этого Римо Уильямса, на этого азиата и эту жен-
щину,- вскоре, несмотря на них всех, преступные кланы вновь изберут себе
главарей, и Немеров вновь договорится с ними. Скамбия все-таки  окажется
во власти преступного мира.
  А в один прекрасный день русские и американцы захотят разместить здесь
ракетные базы. Что, если они решат поделиться своим  богатством  с  этим
Богом забытым островом? Тогда  эта  комната  будет  наполняться  золотом
вновь и вновь, и вновь и вновь Немеров будет опустошать ее.
  Он обернулся и позвал рабочих.
  - Образуйте цепь,- велел он им,- и передавайте друг другу  по  цепочке
эти слитки. А вы,- обратился он к бригадиру,- встанете первым и начнете.
  Все еще волоча за собой отбойный молоток, бригадир  ступил  в  темноту
маленького хранилища. Внезапно комната озарилась светом. Вспыхнули  лам-
пы, и в помещении стало светло, как на улице. Золото ярко  засверкало  в
электрических лучах. Ослепленный Немеров  зажмурился.  Когда  он  открыл
глаза, то увидел, что в конце комнаты на  груде  золотых  слитков  сидят
двое: англичанка и человек, которого барон раньше принимал за П.Д.Кенни.

  Двое убийц вошли в кабинет Дашити. Синее кожаное кресло президента бы-
ло повернуто к окну, спиной к вошедшим. Оно тихо  раскачивалось  взад  и
вперед.
  Люди достали пистолеты, и один из них прицелился.  Другой  предостере-
гающе поднял руку: не с этого расстояния.
  По толстому мягкому ковру они бесшумно подошли к  столу  и  обменялись
улыбками. Плевое дело - всего-то нужно подойти к нему с  двух  сторон  и
всадить в череп две пули. Ерунда, а не работа.
  Приблизившись к креслу, они подняли револьверы. Кресло медленно повер-
нулось. Президента в нем не было. Улыбаясь и переводя  взгляд  с  одного
бандита на другого, в кресле оказался древний азиат с морщинистым перга-
ментным лицом.
  Стоя в коридоре, Азифар услышал два выстрела.  Расстегнув  кобуру,  он
бросился в кабинет президента. Вбежав внутрь, он остановился.
  Двое убийц стояли рядом с креслом президента, но их тела были неестес-
твенно искривлены. В кресле сидел старый  азиат  в  голубом  ниспадающем
одеянии. Он посмотрел на Азифара так, как будто узнал его, и протянул  к
нему руки. Когда он отпустил убийц, их тела безжизненно рухнули на пол.
  Старый азиат поднялся с кресла и устремил свой взор на Азифара. Сперва
в ужасе, а затем в замешательстве вице-президент глядел на два трупа  на
полу. Затем он опять взглянул на старика, как будто желая в  его  глазах
найти разгадку.
  Его рука потянулась к пистолету.
  - Они промахнулись,- сказал старик, вскочил на стол и полетел к Азифа-
ру через всю комнату.
  Последние слова, которые в этой жизни услышал Азифар, были таковы:
  - Но Мастер Синанджу никогда не промахивается.
  Вице-президент не успел достать из кобуры свое оружие. Его тяжелое те-
ло упало на ковер, произведя звук не громче звука падения перышка на пе-
рину.
  Из уборной вышел президент Дашити.  Он  обвел  взглядом  двух  мертвых
убийц и мертвого Азифара. Наконец он посмотрел на Чиуна.
  - Как я могу вас отблагодарить?- тихо спросил он.
  - Вы можете подсказать, как мне добраться до дома без посредства  вер-
толета,- сказал Чиун.
  Где-то далеко, как будто за много миль отсюда, раздался слабый  треск.
Чиун услышал его и опознал как стрельбу из пистолета. Не сказав ни  сло-
ва, Чиун покинул кабинет президента Дашити.

  - Взять его!- заорал Номеров. Он отпрянул в сторону, и  из  тоннеля  в
комнату ворвалось несколько человек.
  Римо беззаботно сидел на горе золота и мурлыкал себе под нос. Один  за
другим пять человек влезли в комнату через дыру в стене и замерли в ожи-
дании, в то время как их бригадир, держащий отбойный  молоток  наперевес
па-подобие винтовки, двинулся к Римо и Мэгги. По его лицу блуждала  кри-
вая ухмылка.
  Римо подождал, затем протянул руку и повернул выключатель, опять  пог-
рузив комнату в темноту.
  Немеров попытался разглядеть что-либо во мраке, но у  него  ничего  не
вышло.
  Затем комнату наполнил страшный рев отбойного молотка. Едва начавшись,
он умолк. Потом он послышался вновь, и вслед за этим раздался крик.
  - Вы убили его?- окликнул Немеров бригадира.
  - Нет, барон, он промахнулся. Теперь мой черед.
  Это был голос американца.
  Темную комнату осветили короткою вспышки выстрелов. В  стробоскопичес-
ком мелькании света перед Немеровым предстала жуткая живая картинка сме-
рти. Американец держал отбойный молоток под мышкой, и люди Немерова  па-
лили в пего. Он всякий раз ускользал. Выстрелы участились,  затем  пошли
на убыль. Во вспышках огня Немеров увидел, что американец насаживает его
людей на отбойный молоток, как насекомых. Люди, отбиваясь, кричали и па-
дали на пол.
  Немеров спасся бегством.
  Он выскочил из туннеля на солнечный свет, выпрыгнул из траншеи и сломя
голову помчался к вертолету. Пилот, завидя его, начал разогревать двига-
тели.
  Римо бросил отбойный молоток на пол хранилища. Вокруг него лежали тру-
пы. Он поискал своими кошачьими глазами Мэгги, и увидел, что она по-пре-
жнему неподвижно сидит на золотых слитках.
  - Ты в порядке, Мэгги?
  - Да.
  - Я пошел за Немеровым.
  Он вышел через дыру на улицу, и Мэгги последовала за ним. В  руке  она
сжимала свой сорок пятый калибр, которым до сих пор не воспользовалась.
  Вертолет с Немеровым на борту уже отрывался от земли, когда Римо вышел
наружу. Мэгги сзади него спотыкнулась, и он повернулся, чтобы помочь ей.
  Вертолет за его спиной взмыл в воздух и помчался к ним. Вытащив  Мэгги
из канализационной траншеи на землю, Римо обернулся. Над  ними  с  ревом
завис вертолет.
  Проклятие, подумал он, Смит оторвет мне яйца, если я упущу Немерова.
  Из вертолета послышались выстрелы, и пули стали  ударяться  в  асфальт
вокруг Римо. Услышав какой-то шум рядом с собой, он оглянулся  и  увидел
Мэгги, упавшую на землю. Из раны на ее груди  хлестала  кровь.  Пистолет
выпал у нее из руки.
  Вертолет висел в тридцати футах над землей, и Немеров стрелял в  Римо,
не останавливаясь. Казалось, что идет дождь из свинца.
  Не обращая на него внимания, Римо склонился над Мэгги. Она  улыбнулась
и умерла.
  Подобрав револьвер, Римо обернулся, выстрелил и промахнулся. Увидев  в
руках Римо оружие, Немеров вспомнил его меткость и велел пилоту улетать.
  Двигатель зависшей машины пронзительно взревел, и она полетела прочь.
  Из-за угла дворца появился Чиун. Он увидел, что Римо сжимает двумя вы-
тянутыми руками револьвер и пытается попасть в улетающий вертолет.
  Вертолет был уже вне пределов досягаемости.
  Чиун подбежал и выхватил из рук Римо пистолет.
  - Черт побери!- закричал Римо.- Чиун, его в воздухе держит винт,  пос-
тарайся понять это.
  Чиун печально покачал головой.
  - Ты никогда ничему не научишься,- сказал он.
  Меткий стрелок может попасть в любую цель.
  Он небрежно направил пистолет в сторону летящего прочь вертолета.  Вы-
тянув правую руку, Чиун стал медленно описывать стволом круги в воздухе,
постепенно сужая их.
  - Стреляй же. Бога ради. Еще немного, и они будут  в  Париже,-  сказал
Римо.
  Вертолет был уже безнадежно далеко, в двухстах ярдах.
  Рука Чиуна по-прежнему описывала концентрические круги, и наконец Чиун
нажил на курок. Всего лишь один раз.
  Он бросил пистолет на землю, отвернулся от вертолета и наклонился  над
девушкой.
  Он промахнулся. Он не мог не промахнуться. Расстояние было слишком ве-
лико, а цель слишком мала. Неожиданно Римо увидел,  что  вертолет  клюет
носом, а затем камнем падает вниз. Железная птица врезалась в каменистую
почву Скамбии и через секунду взорвалась.
  Чиун выпрямился.
  - Она мертва, мой сын.
  - Я знаю,- сказал Римо,- ты попал в пилота.
  - Я знаю,- сказал Чиун.- Ты сомневался, что я попаду?
  - Ни на секунду,- произнес Римо.- Пойдем. Смит  задолжал  нам  отпуск.
Мне нужно отдохнуть.
  - Тебе нужно потренировать удар локтем назад,- сказал Чиун.



   Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
   У последней черты


У==========================================Л
|        Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР        |
|            "У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ"           |
|        Перевод Светланы Володиной        |
|              Цикл "Дестроер"             |
+------------------------------------------+
|      Warren Murphy, Richard Sapir        |
| "The eleventh hour" (1987) ("Destroyer") |
+------------------------------------------+
|   Президент США предает Мастера Синанджу,|
|и Чиун становится орудием российских поли-|
|тиканов. Разумом Римо Уильямса  овладевает|
|зловещее божество, а  руководитель  сверх-|
|секретной организации КЮРЕ  кончает  жизнь|
|самоубийством. Человечество, лишенное  за-|
|щиты Дестроера, Мастера Синанджу  и  КЮРЕ,|
|вновь оказывается на грани  катастрофы,  у|
|последней черты...                        |
+------------------------------------------+
|           by Fantasy OCR Lab             |
Т==========================================О



ГЛАВА ПЕРВАЯ

  Если бы кто-нибудь еще недавно посмел назвать Сэм-ми Ки предателем ин-
тересов Соединенных Штатов, Сэм-ми бы поднял его на смех.
  "Какое же это предательство - стремление сделать  свою  родину  лучше,
продиктованное подлинно сыновней любовью? А видит Бог, наша страна  нуж-
дается в совершенствовании",- сказал бы он.
  В конце концов всем давно уже ясно,  что  Америка  -  фашистская,  ра-
систская страна.
  Ни для кого не секрет, что здесь каждый человек,  отбывающий  тюремное
наказание,- не кто иной, как политический заключенный.
  Все знают, что в мире не было совершено такого акта насилия,  которому
не нашлось бы аналога в американской истории, только в куда более жутком
варианте.
  И разве непонятно, что до тех пор, пока Америка не  прекратит  наращи-
вать ядерные вооружения, о мире на Земле можно только мечтать?!
  Никто специально не растолковывал Сэмми Ки этих истин. Он дошел до них
собственным умом, для чего оказалось достаточно всего лишь смотреть  но-
вости по телевизору. Ведь телевидение врать не станет!
  И он стал на каждом углу кричать об этом, а также принимать участие  в
маршах протеста против выделения  помощи  никарагуанским  "контрас".  Но
счастливее от этого не сделался.
  И тем более он чувствовал себя несчастным, что ни в одной  из  крупных
телекомпаний его не взяли на работу и  качестве  корреспондента.  И  это
притом, что он разослал им пятнадцатиминутную запись, которая  была  его
выпускной работой в киношколе Калифорнийского университета в  Лос-Андже-
лесе, где получила невиданно высокую оценку - пять с двумя плюсами.
  На этой пленке, при слабом освещении и слегка не в фокусе, были  запе-
чатлены интервью с проститутками, торговцами наркотиками и  грабителями,
и все они в один голос заявляли перед камерой, что на путь  преступности
их привела экономическая политика президента Рейгана.
  Получив от ворот поворот, Сэмми сперва впал в уныние. Поразмыслив, од-
нако, он решил, что это не столько его неудача, сколько  проблема  самих
телекомпаний. Ведь что означает их отказ? Во-первых, что они еще не соз-
рели для такой острой подачи материала, какую продемонстрировал  незави-
симый журналист Сэмми Ки, а во-вторых, что они испытывают все более жес-
ткий контроль со стороны Вашингтона.
  Свалив свою неудачу на Рональда Рейгана, Сэмми Ки моментально  воспря-
нул духом, и именно тогда в его голове и родилась новая идея. Если теле-
компании не нуждаются в его услугах и не желают показать, насколько низ-
ко пала Америка, тогда он сделается иностранным корреспондентом и станет
показывать, насколько лучше устроена жизнь в других странах.
  И вот сейчас у Сэмми Ки готов как раз такой материал. Остается  только
переправить его на родину, и публикация сразу сделает его  самым  извес-
тным тележурналистом со времен Джеральдо Риверы. Даже  более  известным,
чем Ривера, поскольку Сэмми определенно удалось найти нечто поважнее пу-
стых бутылок в старом чулане Аль Капоне.
  Но сначала надо попасть домой, в США. Сэмми все  больше  укреплялся  в
мысли, что это будет непросто.
  Он попытался добраться до аэропорта,  но  красивая  восточная  столица
оказалась в плотном кольце охранников, для  которых  существовал  только
официально оформленный пропуск. У Ки такого пропуска не было. Все, что у
него было,- это белая полотняная рубаха и грязные брюки, штанины которых
были по-деревенски подвязаны у щиколоток синими шнурками. Но крестьян  в
этом столичном граде не очень-то привечали, во всяком случае, Сэм-ми за-
вернул обратно первый же патруль, даже не спросив пропуска.
  Он нырнул под старый овощной фургон, который стоял  у  контрольно-про-
пускного пункта на южной дороге, уцепился за полуось и в таком положении
добрался до центра Пхеньяна, где и выбрался из-под грузовика.
  Красота представшего Сэмми города превзошла все ожидания. Ему  расска-
зывали, что тридцать пять лет назад американские бомбардировщики сровня-
ли город с землей и он был отстроен заново. Город  сверкал  и  искрился.
Устремлялись ввысь небоскребы, сияли чистотой солидные правительственные
здания, и на каждой площади красовалась героическая скульптурная группа.
Лучезарное, по-азиатски плоское лицо Великого Вождя взирало с плакатов и
афишных щитов подобно некоему милосердному божеству.
  Сэмми Ки бросилось в глаза и другое обстоятельство: город  словно  вы-
мер. На улицах попадались лишь редкие прохожие, транспорта почти не  бы-
ло. в магазинах и ресторанах - никого. Даже неоновым вывескам словно не-
доставало красок. Зато, как и повсюду в этом уголке азиатского континен-
та, не было  недостатка  в  солдатах  с  суровым  выражением  узкоглазых
мальчишеских лиц. В зеленых шинелях и меховых шапках, они  толпились  на
каждом углу.
  Только бы суметь проскользнуть мимо них - тогда путь домой был бы  от-
крыт. Но возле отеля "Корио" крестьянский наряд Сэмми  привлек  внимание
двух патрульных, и ему громко  приказали  остановиться.  Сэмми  бросился
наутек.
  Он бежал не разбирая дороги, заворачивая на  каждом  углу.  За  спиной
слышался тяжелый топот солдатских сапог, но Сэмми все же  поспевал  быс-
трее, поскольку подгонявшее его чувство страха явно пересиливало чувство
долга, которым были движимы его преследователи.
  На Черепашьей улице он увидел ворота со  знакомой  эмблемой  -  земной
шар, на фоне которого полощется флаг. Красный флаг. В темноте, за  воро-
тами, виднелось массивное беломраморное здание русского посольства,  по-
хожее на зловещий призрак.
  Сэмми бросился к воротам и оглянулся - солдат не видно.  Съеденная  им
на обед прокисшая лапша - "кимчи" - подступила к горлу.  Он  в  тысячный
раз провел грязной ладонью по правой штанине, дабы убедиться, что  плас-
тмассовая коробка на месте. То, что находилось в этой коробке, было  для
него гарантией жизни, свободы и скорой славы. Если, конечно, он доберет-
ся домой.
  Перед воротами он помедлил, но  окрестности  огласил  звук  армейского
свистка, и Сэмми заставил себя нажать кнопку звонка. С тех пор, как  со-
рок с лишним лет назад к власти в стране пришли коммунисты, ни в Пхенья-
не, ни в каком другом месте Корейской Народно-Демократической Республики
ни один американец не имел права находиться без  особого  разрешения.  И
теперь его, американца, оказавшегося здесь волею судьбы, могли  защитить
только русские.
  Ожидая ответа, Сэмми смахнул слезу. К воротам шагал мужчина в  зеленой
униформе. Это был белый человек, из чего Сэмми сделал вывод о его  неко-
рейском происхождении. Сам Сэмми не был белым, хотя родился в  Сан-Фран-
циско.
  - Что вам угодно?- официальным  тоном  и  с  расстановкой  по-корейски
спросил человек в форме. Это был  худощавый,  светловолосый  неприметный
мужчина. Самой выдающейся деталью его внешности были очки в роговой  оп-
раве, лицо же было абсолютно невыразительным и заурядным.
  - Прошу политического убежища,- ответил Сэмми Ки по-английски.- Я аме-
риканец.
  Русский был сражен наповал. При звуке американского выговора Сэмми ли-
цо его напряглось. Он нажал на потайную кнопку, и ворота открылись.
  - Быстрей!- скомандовал русский и, видя, что американец, больше  похо-
жий на простого корейского крестьянина, замешкался, так резко втащил его
на территорию посольства, что Сэмми Ки повалился на асфальт, как полуза-
щитник, против которого удачно применили блокировку.
  - Вот придурок!- С этими словами русский подхватил Сэмми под локоть  и
поставил на ноги.- Если бы вас задержал кто-нибудь из моих корейских ко-
ллег, я ничем не смог бы вам помочь. Вас  бы  расстреляли  на  месте  за
шпионаж.
  - Я хочу видеть посла,- сказал Сэмми Ки.
  - Позже. Сначала вам придется  ответить  на  несколько  вопросов.  Кто
знает о том, что вы находитесь в этой стране?
  - Никто.
  - Я имею в виду, из американцев?
  - Никто. Я приехал по собственной инициативе.
  Русский повел Сэмми Ки в цокольный этаж здания посольства.  Они  вошли
через заднюю дверь. Откуда-то доносился гул котельной.  По  обе  стороны
коридора располагались массивные деревянные двери,  имевшие  даже  более
внушительный вид, чем камень, из которого были выложены  стены.  Русский
втолкнул Сэмми в одну из дверей и запер ее на замок.
  Это, несомненно, была комната для допросов. Простой стол освещался яр-
ким пучком света. Обстановку довершали жесткие деревянные стулья.
  Повинуясь обстоятельствам, Сэмми Ки сел, не дожидаясь, пока его  приг-
ласят.
  - Я полковник Виктор Дитко,- представился русский, и Сэмми  сразу  по-
нял, что перед ним человек из КГБ.
  Американец принялся было представляться в свою очередь,  но  полковник
не дал ему договорить и выпалил:
  - Как вы попали в страну?
  - Морем с западного побережья. У меня был плот.
  - С подводной лодки?
  - Нет. Я плыл из Южной Кореи.
  - Где вы высадились?
  - Не знаю. В какой-то деревне.
  - Как попали в Пхеньян?
  - Поездом. Из Чаньена.
  Полковник кивнул. Чаньен была железнодорожная станция в ста километрах
южнее Пхеньяна. Оттуда в столицу и обратно регулярно ходили поезда - на-
столько регулярно, насколько это возможно в Северной Корее. Для  облада-
теля азиатской физиономии и местной валюты совершить  такую  поездку  не
составляло труда, даже если речь шла об американце,- при условии что  он
говорит немного по-корейски и держится в тени.
  - И вы прибыли в Северную Корею по морю специально для того, чтобы пе-
реметнуться к нам? Но политического убежища вы могли бы  попросить  и  в
любой западной стране. Наши посольства есть везде.
  - Я прибыл в Северную Корею не для того. чтобы  просить  политического
убежища. Я прошу его с одной целью - чтобы выбраться из Северной  Кореи.
Причем живым.
  - Тогда зачем вы здесь оказались?
  - Я приехал для того, чтобы своими глазами увидеть Синанджу.
  - Впервые слышу это название.
  - Это местечко на берегу Западно-Корейского залива.  Мне  рассказал  о
нем мой дед.
  - Следовательно, вы шпион,- заключил полковник Дитко, полагая, что Си-
нанджу - военный объект.- Вы признаетесь в этом?
  - Нет. Я - американский журналист.
  - Это то же самое,- настаивал Дитко.- Вы явились в эту  страну,  чтобы
выведать секреты военного объекта в Синанджу.
  - Да нет же. Никакой это не военный объект. Синанджу - это не  военная
база, а рыбацкий поселок. Единственный секрет, который мне  удалось  там
обнаружить, имеет отношение не к Корее, а к Америке.
  - К Америке?- встрепенулся полковник Дитко.- На  протяжении  последних
сорока с лишним лет ни один американец не появлялся здесь - разве что  в
качестве пленного.
  - А я?
  - И что это за секрет?
  - Я расскажу о нем господину послу, когда буду  просить  политического
убежища.
  Полковник Виктор Дитко достал из кобуры пистолет и взвел курок.
  - Ты расскажешь его мне, и сейчас. А уж я решу, что докладывать послу.
  В этот момент Сэмми Ки показалось, что все рушится.
  - Для этого мне надо кое-что достать.
  - Доставай, только медленно.
  Сэмми поднялся и тряхнул правой ногой. Вдоль ноги скользнуло вниз что-
-то увесистое и остановилось у щиколотки. Сэмми нагнулся, развязал синий
шнурок и протянул полковнику черную пластмассовую коробку.
  Полковник был знаком с чудесами видеотехники и в тиши своей московской
квартиры не раз коротал время за просмотром западных фильмов, так что он
без труда узнал в предъявленном ему предмете видеокассету.
  Он с жадностью схватил ее.
  - Где сделана запись?
  - В Синанджу.
  - Тебе придется подождать,- сказал полковник и, уходя, запер за  собой
дверь, дабы не оставлять сомнений, что его приказание будет исполнено.
  И тогда Сэмми Ки сломался. Он разревелся, как ребенок. Все пошло напе-
рекосяк. Хотел явиться к советскому послу, а угодил в лапы к  полковнику
КГБ. Думал, что удастся выторговать себе свободу, а оказался  заложником
честолюбивого вояки. Не исключено, что не пройдет и часа, как его  прис-
трелят в этой самой комнате.
  Полковник не заставил себя ждать. Сэмми утер рукавом слезы и постарал-
ся сесть прямо. На самом деле ему хотелось забраться под стол.
  - Здесь заснята рыбацкая деревня,- сказал полковник Дитко.
  - Да. Синанджу. Я вам так и сказал.
  - Большую часть пленки занимает монолог какого-то старика, который си-
дит на камне и без устали бубнит.
  - А вы не послушали, что он говорит?
  - Я недостаточно владею корейским. Я здесь меньше года.
  - Значит, вы ничего не поняли.
  - Вот-вот. Но ты мне расскажешь. Зачем понадобилось американскому жур-
налисту с риском для жизни проникать в Северную  Корею?  Чтобы  записать
байки какого-то старика?
  - Это не байки какого-то старика. И вообще не байки. Это история чело-
веческой цивилизации. Все королевские династии, политика и великие пере-
вороты, которые знала история,- лишь следствие того, что  происходило  в
этой маленькой рыбацкой деревушке на протяжении пяти тысяч лет.
  - Ты что, не в себе?
  - Позвольте мне начать сначала.
  Полковник Виктор Дитко так грохнул кассетой о стол, что Сэмми  показа-
лось, раздался выстрел. После этого Дитко медленно опустился на  стул  и
скрестил на груди жилистые руки.
  - Что ж, валяй сначала.
  - Я родился в Сан-Франциско. И мои родители тоже.
  - Меня не интересует история твоей жизни.
  - Но вы ведь хотели разобраться.
  - Давай дальше.
  - Дед мой был родом из Чонью, это здесь, на севере. Когда  я  был  ма-
ленький, он любил сажать меня на колени и рассказывать о Корее.  Расска-
зывал он удивительно. И одна из его историй была о так называемом Масте-
ре Синанджу.
  - Это что - феодал какой-нибудь?
  - Нет. Мастеров Синанджу можно было бы назвать определяющей силой всей
древней истории. Это были не короли и не принцы. Но на протяжении  исто-
рии человечества им много раз приходилось брать на себя  ответственность
за поддержание паритета между великими государствами. Их, пожалуй, можно
назвать первой в истории международной организацией, имевшей  полномочия
применять санкции в отношении отдельных государств.
  - Какая связь между этой сказочкой и твоим пребыванием здесь?
  - Самая прямая. Я тоже считал это сказкой. Если верить деду, на протя-
жении истории Мастеров Синанджу было много. Это был  пост,  передаваемый
от отца к сыну в одном из родов в селении Синанджу. Род был известен под
прозванием Дома Синанджу, хотя Синанджу было не просто родовое имя.
  - Да, так называлась деревня,- скучающим тоном поддакнул полковник.
  - Дед говорил, что это понятие включало нечто большее  -  определенную
систему подготовки, секретами которой владел Дом Синанджу, передавая  их
из поколения в поколение. Благодаря своей  исключительной  силе  Мастера
Синанджу обеспечивали исполнение своей воли, но никогда не  использовали
свои возможности для захватов или разграбления. Наоборот, они  поступали
на службу к монархам в качестве телохранителей и ассасинов. Главным  об-
разом - ассасинов, наемных убийц.
  В голове у полковника Виктора Дитко что-то шевельнулось, нервозное по-
вествование перепуганного до смерти парня пробудило какие-то ассоциации.
Легендарные восточные воины, обладавшие  нечеловеческой  силой.  Он  уже
слышал нечто подобное, но где?
  - Что ты называешь силой?
  - Дед говорил, что изначально Синанджу возникло как боевое  искусство,
причем за тысячи лет до каратэ, кунфу и ниндзя. Все позднейшие виды  ру-
копашного боя произошли от Синанджу. Но Мастера Синанджу, постигнув  то,
что они называют солнечным источником, достигают  такого  умственного  и
физического совершенства, что приобретают сверхъестественную ловкость  и
силу. Кажется, они даже могут становиться невидимыми. Как боги.
  - Богов нет,- отозвался полковник Дитко, который еще в  школе  усвоил,
что единственно верным способом постижения возможностей человека являет-
ся наука.
  - Мастера Синанджу были вхожи в крупнейшие в истории королевские  дво-
ры,- продолжал Сэмми Ки.- Они стояли за египетскими фараонами. Им обяза-
ны своим падением троны Древнего Рима. Они служили секретным  орудием  в
руках Борджиа, а также последних французских монархов. Кто прибегал к их
услугам - неизменно процветал. Кто пытался с ними соперничать  -  терпел
крах. Так говорил мой дед.
  - И что?- спросил Дитко, тщетно пытаясь вспомнить, где он это  слышал.
Может быть, в Ташкенте?
  - А вот что. Мой отец утверждал, что Мастера Синанджу сохранились и по
сей день. В нашем столетии им выпало меньше работы, поскольку  было  две
мировых войны, но нынешний Мастер Синанджу живет в своем селении и  сте-
режет несметные богатства и исторические хроники, в  которых  содержится
объяснение многих великих загадок истории.
  - Ага. Значит, старик на твоей пленке и есть этот Мастер Синанджу?
  - Нет. Он всего лишь смотритель. Но дайте мне досказать.
  - Изволь.
  - Мне нравилось это старинное предание, которое рассказывал дед, но  я
и предположить не мог, что оно имеет под собой реальную почву. Так  было
до прошлого года. Но в прошлом году я поехал в Индию. Я ведь говорил,  я
журналист. Так вот, я поехал, чтобы сделать репортаж об аварии на  хими-
ческом комбинате в Гупте.
  - Ужасная трагедия. И все из-за американской химической компании.  Та-
кие вещи нельзя доверять американцам!
  - По этому поводу я брал интервью у министра,- сказал Ки.- Сначала ми-
нистр отказался со мной говорить, потому что я американец, но узнав, что
мои родители - корейцы, согласился. Он сказал, что между корейцами и ин-
дийцами существуют давние исторические связи. Я сделал репортаж, но ник-
то не пожелал его купить, и я решил остаться в Индии.
  - Это была ошибка,- прокомментировал полковник Дитко.
  Однажды ему довелось побывать в Индии. Едва он ступил с трапа  самоле-
та, как плотной жаркой стеной его обступила смердящая духота. Даже в со-
временном здании аэропорта чувствовался запах гниющих отбросов. Он неме-
дленно сел в самолет "Аэрофлота", вернулся в Москву и командировал в Ин-
дию своего подчиненного. В наказание его уделом стали самые  бесперспек-
тивные должности в системе КГБ, к тому же его то и дело перебрасывали  с
места на место. Последним таким гиблым назначением была Северная Корея.
  - Я подружился с министром,- продолжал Сэмми,- и стал расспрашивать  о
той его реплике по поводу давних связей между Индией и Кореей.  И  тогда
он шепотом произнес слово, которое я не слышал с детства,- "Синанджу".
  - Ясно,- изрек полковник Дитко, хотя ему ничего не было ясно.
  - Министр рассказал мне,  что  когда-то  правители  Индии  были  среди
клиентов Мастеров Синанджу. И до сих пор Синанджу вызывает  в  индийских
коридорах власти большое почтение, хотя вот уже на протяжении нескольких
поколений никто из Мастеров не служит при индийском дворе. Мы стали  со-
поставлять известные ему предания с тем, что я узнал от деда. Оказалось,
что это фактически одни и те же истории. Он подтвердил, что нынешний Ма-
стер Синанджу жив и за несколько месяцев до этого приезжал в Индию. Под-
робностей министр не знал. Это была строжайшая тайна. Но визит в  какой-
то степени касался Соединенных Штатов.
  При этих словах полковник Дитко встрепенулся, стул под ним заскрипел.
  - Касался Штатов? Но каким образом?
  - Этого я не знаю. В тот момент меня это не волновало. Меня больше ин-
тересовал возможный репортаж на эту тему. Перед нами был недостающий ку-
сок истории. Секретная международная организация, которая невидимой нит-
ью шла через всю историю и затрагивала все страны и народы, но не  оста-
вила следа, если не считать хроник, хранящихся в Синанджу. И я решил ту-
да поехать.
  На этот раз полковник Дитко кивнул понимающе.
  - Ты решил похитить их сокровища?- предположил он.
  - Нет. Я поехал ради материала. Появлялся шанс сделать величайший  ре-
портаж века. Точнее, всех веков.
  Опять это слово - "репортаж", подумал Дитко. Наверное,  это  американ-
ский эвфемизм шпионажа.
  - Значит, ты решил завладеть тайной Синанджу?
  - Нет. Я хотел поведать эту тайну миру, рассказать  всем  о  Синанджу,
его истории, его роли в истории человечества.
  - Рассказать всему миру? У тебя в руках была секретная  информация,  а
ты хотел поделиться ею с остальными?
  - Ну конечно. Я же журналист!
  - Ты не журналист. Ты идиот! Эта информация имеет  огромную  ценность.
Ведь если то, что ты говоришь, правда, то государство, имеющее у себя на
службе Мастера Синанджу, становится могущественнее других. Но только при
соблюдении полной секретности.
  - Совершенно верно. Это и делается секретно.
  - Не понял.
  - Нынешний Мастер Синанджу не сидит на пенсии. Он действует, действует
в нашем сегодняшнем мире. Обо всем этом  говорится  на  записанной  мною
пленке. Старик, с которым я беседовал, мне все рассказал.
  Полковник Виктор Дитко ощутил, как по спине побежали мурашки.  Он  по-
нял, к чему клонит этот американец корейского происхождения,  и  у  него
пересохло в горле, а во рту вместо языка - пучок собачьей шерсти.
  - Мастер Синанджу работает на Соединенные Штаты Америки,- объявил  па-
рень.
  - И это есть на пленке?
  - Вот именно,- подтвердил Сэмми Ки.
  - А что ты хочешь взамен?
  - Вернуться в Америку. И сделать из этого репортаж для телевидения.
  - Зачем ты хочешь нанести вред своей стране?
  Этот вопрос удивил Сэмми Ки.
  - Я не собираюсь наносить вред своей стране. Я  люблю  родину!  Именно
поэтому я хочу сделать ее лучше.- Он улыбнулся в надежде, что эти-то ар-
гументы умудренному опытом русскому должны быть понятны.
  - Идиот,- повторил Дитко.- Почему ты не убрался из этой страны так же,
как приехал?
  - Когда я вернулся на место, где закопал свой плот, его там не  оказа-
лось. За мной гнались солдаты, но мне удалось уйти. И вот теперь мне нет
пути отсюда. Без документов здесь даже еды не добыть.  Я  уже  несколько
дней ничего не ел. Я ничего не хочу - только вернуться домой и жить спо-
койно.
  - Понимаю,- сказал полковник Дитко, который хорошо  знал,  что  пустой
желудок подчас говорит громче, чем совесть.
  - Теперь я могу поговорить с послом?- спросил Сэм-ми Ки.
  - Россказни старика нельзя считать непреложным  доказательством.  Будь
то какой-то сторож или твой дед.
  - Но Синанджу существует. Вы можете сами поехать и посмотреть. И дом с
сокровищами там есть. Я их видел.
  - Ты видел сокровища?
  Сэмми помотал головой.
  - Нет, не сами сокровища, а только дом, где они хранятся. Он был  опе-
чатан, а мне сказали, что тот, кто осмелится отворить эту печать, удушит
сам себя, если, конечно, он не из Дома Синанджу.
  - И ты поверил в угрозы какого-то старика?
  - От угроз этого старика меня мороз пробрал до мозга костей.
  Дитко ухмыльнулся.
  - Что ж, в твоих словах, возможно, что-то есть.  Мне  тоже  доводилось
слышать похожие рассказы в одной из наших азиатских республик. Если Мас-
тер Синанджу существует и к тому же является американским  агентом,  это
уже кое-что.
  - Я хочу поговорить с послом. Пожалуйста!
  - Идиот! Этот вопрос выходит за рамки компетенции посла. Если все  об-
стоит так, как ты говоришь, мне придется лично доставить твою  пленку  в
Москву.
  - Тогда возьмите меня с собой!
  - Нет! Ты должен меня понять, американец. Ты сейчас в моей власти, мне
решать, жить тебе или умереть. Прежде всего  ты  расшифруешь  запись  на
пленке. И переведешь на английский язык.
  - Значит, мне посла не видать?- воскликнул Сэмми Ки и снова расплакал-
ся.
  - Конечно, нет! Твое открытие станет для меня пропуском из этой  дыры.
Может быть, я даже получу новое звание и хорошую должность. Я  не  стану
делиться этой тайной ни с кем ниже Политбюро.
  - А что будет со мной?
  - Позже решим. Если ты сделаешь шаг из этой комнаты, я  отдам  тебя  в
руки местной полиции. Они тебя шлепнут как шпиона.  Или  пристрелю  тебя
сам.
  - Я американский гражданин! С американским гражданином так  не  посту-
пают.
  - Мы не в Америке, молодой человек. Ты находишься в Северной Корее,  и
здесь свои порядки.
  Дитко вышел из комнаты, а Сэмми Ки опять зарыдал. Никогда он не увидит
Сан-Франциско!


ГЛАВА ВТОРАЯ

  Его звали Римо. Он вернулся в Детройт, чтобы покончить с одной  амери-
канской традицией.
  В любом другом американском городе поджог нельзя назвать  обычным  де-
лом, наоборот, он считается преступлением. Тем не менее в Детройте начи-
ная с шестидесятых годов существовал обычай под  названием  "Сатанинская
ночь", результатом которого стало уничтожение собственности,  сопостави-
мое разве что с бомбардировкой Дрездена во время второй мировой войны.
  Начиналась Сатанинская ночь как  шутка,   приуроченная   к   празднику
Хэллоуин, когда ряженые ради забавы подожгли несколько складских помеще-
ний. Поскольку эти склады уже давно пустовали, никто не  воспринял  того
поджога всерьез. Однако спустя год история повторилась. И повторялась  с
тех пор каждую осень. Пожары превратились в традицию Детройта, и,  когда
в начале семидесятых в городе не осталось старых складов и  прочих  пус-
тующих зданий, обычай был перенесен на жилые районы.  Вот  тогда  власти
забили тревогу. Но было уже поздно. Слишком долго звери гуляли на свобо-
де. Теперь Сатанинская ночь была установившимся обычаем, и каждый год  в
праздник Хэллоуин никто в Детройте больше не чувствовал себя в  безопас-
ности.
  В этом году городской совет Детройта ввел на темное время суток комен-
дантский час. Это был беспрецедентный шаг. Римо всегда считал, что коме-
ндантский час бывает только в банановых республиках.  Сейчас,  когда  он
шел по безлюдным улицам Детройта, в нем закипала злость оттого, что  из-
за какой-то горстки негодяев один из крупнейших городов Штатов  вынужден
терпеть такое унижение.
  - Это просто варварство,- сказал Римо, обращаясь  к  своему  спутнику.
Римо был подтянутый мужчина приятной наружности, с  глубоко  посаженными
темными глазами и слегка выступающими скулами. Одет он был во все черное
- черные брюки и черную футболку. В его внешности не было ничего необыч-
ного, если не считать на редкость мощных запястий и способности передви-
гаться с грацией пантеры. Даже когда его ноги ступали  на  разлетевшиеся
на ветру листы старой газеты, он умудрялся не производить  ни  малейшего
шума.
  - Это Америка,- отозвался его спутник. Он выглядел иначе, чем Римо. На
нем было кимоно дымчато-серого цвета с розовой отделкой.-  Варварство  -
естественное состояние этой страны. Но сегодняшний вечер мне по душе. Не
могу пока объяснить, в чем тут дело, но мне здесь очень и очень  нравит-
ся, для грязного американского города здесь очень симпатично.
  - Это потому, что, кроме нас. на улицах никого нет,- объяснил Римо.
  - Кроме нас никто и не считается,- резюмировал Чиун, последний из неп-
рерывающейся династии Мастеров Синанджу.
  Его сияющая лысина, обрамленная с двух сторон седыми прядями, едва до-
ходила Римо до плеча. Желтоватое, как пергамент, лицо, на котором  выде-
лялись ярко блестящие глаза, было испещрено морщинами. Глаза были  свет-
ло-карие, и их выражение делало Чиуна намного моложе его восьмидесяти  с
лишним лет.
  - Но так быть не должно, папочка,- произнес  Римо,  останавливаясь  на
углу.
  Ни единой машины, ни одного пешехода. Витрины магазинов погашены. Пра-
вда, за некоторыми из них маячат напряженные фигуры владельцев. В  руках
одного из них Римо заметил винтовку.
  - Когда я был маленький, Хэллоуин отмечали иначе.
  - Иначе?- проскрипел Чиун.- И как же?
  - Дети спокойно разгуливали по улицам. Мы ходили ряжеными  из  дома  в
дом, и каждое крыльцо было ярко освещено. Нас никто не сажал под  замок,
никто из родителей не боялся, что в яблоко будет запрятано лезвие, а шо-
колад - начинен снотворным. И мы ничего не поджигали. Самое большее,  на
что мы были способны,- это швырнуть тухлым яйцом в окно тому, кто  жалел
для нас конфетку.
  - Маленькие вымогатели! Но меня это не удивляет.
  - Хэллоуин - это старая американская традиция.
  - Мне больше нравится тишина,- сказал Чиун.- Давай теперь  пройдем  по
той улице.
  - Почему именно по ней?
  - Сделай мне приятное.
  Не пройдя и трех шагов, Римо услышал звяканье металла о камень.
  - Похоже, это они,- шепнул он.- Поджигатели, которых нам надо найти.
  - Ты в детстве тоже был поджигателем?
  - Нет. Я был сиротой.
  - Спасибо, сынок. Приятно слышать это от человека, которому  ты  много
лет был отцом.
  - Тише, Чиун. Спугнешь!
  - Тогда я лучше здесь подожду. Постою один. Как сирота.
  Римо скользнул вдоль кирпичной стены многоквартирного  дома  в  центре
Детройта. От полыхавшего здесь несколько лет назад пожара стена  до  сих
пор была черна от копоти и источала мертвящий запах горелого. Из-за угла
доносился шум.
  Римо выглянул. В аллее виднелись три фигуры. Они присели на  корточки,
в блеклом свете луны видны были лишь силуэты. Но для Римо, который  умел
собрать и усилить любой имеющийся свет, вся сцена была такой же яркой  и
отчетливой, как если бы он наблюдал ее по  черно-белому  телевизору.  Он
молча смотрел.
  - Ты проиграл,- тихо произнес один из парней.
  Римо различил блеск и звон монеты, отскочившей от стены.
  - Что это вы тут делаете, ребята?- вдруг спросил Римо тем внушительным
тоном, который еще в бытность его полицейским зачастую  оказывался  куда
важней пистолета.
  Три подростка разом вскочили.
  - В пристенок играем,- ответил один.- А вам-то что?
  - Вот уж не думал, что в наши дни кто-то еще играет в пристенок,- уди-
вился Римо.
  - А мы вот играем.
  - Это мне знакомо,-  произнес  Римо,  мысленно  возвращаясь  к  своему
детству, которое прошло в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Он играл в пристенок
по всему Ньюарку, хотя сестра Мэри Маргарет из приюта Святой Терезы пре-
дупреждала его, что это пустая трата времени и денег, которые можно было
бы пустить на пропитание бедным.
  - А вы что, ребята, не слыхали про комендантский час? Вас могут задер-
жать.
  - Только не смешите, дяденька,- сказал старший из парней.- Мы несовер-
шеннолетние. Детей в тюрьму не сажают.
  Волосы у него были черные и пострижены как у панка; бледную шею обхва-
тывал высокий воротник. Поперек куртки красовалась сделанная несмываемым
красным маркером надпись с нелепым названием какой-то рок-группы.
  - Ладно. Дайте-ка я покажу вам, как играли в пристенок  в  мои  годы.-
Римо порылся в кармане и достал несколько монеток.- Надо так бросить мо-
нету, чтобы она приземлилась как можно ближе к стене, верно говорю?
  - Я всегда побеждаю,- похвалился первый парень.
  - Ну, смотрите.- Римо собрался и подбросил монету.
  Раздался такой звук, словно со всего маху ударили киркой по бетону.  В
полумраке было видно, что в кирпичной стене образовалась дыра.
  - Ух ты!- присвистнули мальчишки хором.
  - Слишком сильно,- стал оправдываться Римо.- Надо полегче.- И запустил
следующую монету.
  На этот раз она отскочила от стены и шлепнулась на  мусорный  бак,  из
которого испуганно метнулась серая крыса.
  - Эй! Покажите, как вы это делаете!
  - Да вы что, смеетесь? Я же сам неправильно кидаю. Дайте-ка еще  разок
попробую!
  На этот раз монета, выпущенная Римо, беззвучно коснулась стены на  ка-
кую-то долю секунды и, скользнув вниз, встала ребром,  так  что  профиль
Авраама Линкольна оказался обращен к стене.
  - Вот это да!- воскликнул старший из парней.- Спорим, ни за что не по-
вторить?!
  - А ну-ка, смотри,- сказал Римо и бросил одну за другой еще три  моне-
ты, да так быстро, что они коснулись стены почти одновременно.  Все  три
приземлились на ребро, и теперь вдоль стены в ряд стояли четыре монеты.
  - Теперь ты,- сказал Римо с улыбкой.
  - Ну уж нет,- возразил парень.- Вы выиграли. Научите, как вы  это  де-
лаете.
  - Если я вас научу, то вы все окажетесь в равном положении, тогда  ка-
кой толк в игре?
  - Мы станем играть с другими ребятами.
  - Хорошо, я подумаю. А почему вы, ребята, не идете по домам?
  - Да ладно вам, сегодня же Хэллоуин!
  - Только не в Детройте,- с грустью заметил Римо.
  - Да кто вы такой, мистер?
  - Призрак Хэллоуина,- ответил Римо.- А теперь брысь отсюда!
  Троица разбежалась.
  - Обыкновенные дети,- сказал Римо, возвращаясь к тому месту, где стоял
Чиун.
  Чиун фыркнул:
  - Малолетние азартные игроки!
  - Ты просто в жизни не играл в пристенок,- возразил Римо.- Тебе  этого
не понять. Они напомнили мне детство.
  - Не стану спорить,- сказал Чиун, указывая куда-то пальцем.
  Римо взглядом проследил за его рукой. Трое игроков только что подожгли
мусорный бак перед бакалейной лавкой, после чего вывалили пылающее соде-
ржимое на крыльцо магазинчика.
  - Не хочешь одолжить им спичек?- предложил Чиун.
  - Черт!- процедил Римо и рванулся к мальчишкам.
  Те, увидев его, бросились врассыпную. Деревянную дверь лавки уже лизал
огонь. Римо притормозил в раздумье, продолжать ли преследование или  за-
тушить огонь. Потом решил сделать и то и другое.
  Выудив из кармана монетку, Римо прицелился и запустил  ее  в  косматую
макушку одному из удирающих парней. Не задерживаясь,  чтобы  посмотреть,
попал или нет, Римо обеими руками схватил  раскаленный  бак.  При  этом,
чтобы не обжечь пальцы, он держал его одними ладонями, что не составляло
ему никакого труда, поскольку было отработано несметное число раз.
  Опрокинув бак, Римо накрыл им горящий мусор - точь-в-точь  как  накры-
вают горящую нефтяную скважину. Когда он отодвинул  емкость,  мусор  под
ней уже не горел, а лишь дымился. Пламя у двери он сбил ногой.
  Но на дне бачка огонь еще не утих. Римо  сжал  сделанный  из  рифленой
стали бак так, что тот смялся посередине, как алюминиевая банка от пива,
издав при этом скрипучий звук, похожий на тот, что производит машина для
трамбовки мусора. Римо продолжал жать и мять, пока мусорный бак не прев-
ратился в стальной шар. Пинком ноги Римо запустил его вниз по улице.
  На глазах у изумленных торговцев, следящих за  ним  из-за  закопченных
дверей своих крепко запертых магазинов,
  Римо как ни в чем не бывало зашагал к тому  месту,  где  ничком  лежал
сраженный им мальчишка.
  На макушке у него красовалась шишка. Лицо он разбил при падении. Рядом
валялась монета.
  Приподняв парня за ворот, Римо отвесил ему внушительную пощечину.  Па-
рень проворчал нечто нечленораздельное и невнятно  спросил,  что  случи-
лось.
  - В город прибыл новый шериф!- прорычал в ответ Римо.- Это я.
  - Чем это вы меня шарахнули - ломом?
  Римо движением фокусника продемонстрировал ему зажатую между большим и
указательным пальцем монету. Глаза подростка округлились  от  ужаса.  За
свои пятнадцать лет ему не доводилось видеть ничего более страшного, чем
эта монета.
  - Усек?- спросил Римо.
  - Уберите ее от меня! Вы не смеете подвергать мою жизнь такой опаснос-
ти. Не имеете права!
  - Подвергать опасности? Детка, я всего лишь демонстрирую  тебе  чудеса
нумерологии.
  - Чего?
  - Коллекционирования монет.
  - Это называется нумизматика. А нумерология - это что-то  связанное  с
числами.
  - Да ну? А по мне - все едино. Есть монета - значит, твой  номер  пер-
вый.
  Римо легонько коснулся монеткой блестящего носа мальчишки. Тот в ужасе
взвизгнул.
  - Чего вы хотите?
  - Ты тоже участвуешь в Сатанинской ночи?
  - Первый раз. Честное слово!
  - Я тебе верю,- сказал Римо.- Человек, который играет в пристенок,  не
может быть безнадежно плохим. Но если хочешь, чтобы я тебя отпустил, го-
вори правду.
  - Так точно, сэр!
  - Отлично. Мне нужны имена тех, кто когда-либо принимал участие в под-
жогах. В этом году, в прошлом, в любом другом. Все, кого ты знаешь.
  - Зачем?
  - Да хочу показать им фокус с монеткой. Нумизматика, говоришь?
  - Фокусы с монетками показывают иллюзионисты.
  - Когда мне понадобятся научные формулировки, я дерну тебя  за  вожжи,
договорились?
  - Так точно, сэр.- Парнишка поправил тугой воротник.- Я хотел как луч-
ше, сэр.
  - Имена!
  - Вам не нужно много имен. Достаточно будет одного.
  - Одного?
  - Да. Моу Джоукли. Так зовут человека, который  стоит  за  Сатанинской
ночью.
  - Один? Но Сатанинская ночь повторяется уже двадцать лет подряд!
  - Говорю вам: Моу Джоукли. Это он все начал. И продолжает.
  - Но ради чего?
  - Да кто его знает? Он каждый Хэллоуин помогает ребятам устраивать по-
жары. Больше я ничего не знаю. Идешь к нему, он дает тебе бутылку бензи-
на и коробок спичек.
  - Похоже на помешательство,- мрачно изрек Римо.- Джоукли, говоришь?  И
где его можно найти?
  - Он живет на Вудлон-стрит.
  Парень назвал номер дома.
  - Послушай, малыш. Могу я рассчитывать, что если я дам тебе пинка  под
зад, ты отправишься домой и оттуда не высунешь носа?
  - Так точно, сэр!
  - Если нет - я намерен возродить еще одну традицию. Класть  монеты  на
глаза мертвеца - слыхал о таком? Только я не стану  класть  их  тебе  на
глаза, а запихну в глаза.
  Парень представил себе, как будет ковылять домой с двумя медными моне-
тами в глазницах. Пожалуй, лучше уж сразу пойти домой. Еще можно  успеть
на "Полицию Майами". И он пошел - нет, полетел домой.
  - По-моему, этого пацана я уже  исправил,  папочка,-  возвестил  Римо,
снова возвращаясь к Чиуну.
  - Не смей со мной разговаривать,- обиженным голосом  отозвался  Чиун.-
Ты ведь сирота! У тебя нет родных.
  - Мне надо позвонить Смиту,- продолжал Римо, не  обращая  внимания  на
колкости Чиуна.- Все эти поджоги - дело рук одного-единственного типа.
  - Передай от меня привет Императору Смиту и спроси, нет ли у него  для
нас еще какого-нибудь пустячного поручения.
  - Меня это тоже интересует,- сказал Римо, заходя в  черную  от  копоти
телефонную будку.
  За десять с лишним лет работы Римо на доктора Харолда У. Смита они от-
работали вполне надежную систему связи. В последний раз Смит заверил Ри-
мо, что новейшая система имеет абсолютную защиту от дураков.
  Все, что требовалось от Римо,- набрать много единиц подряд. Смит  выб-
рал именно эту цифру, потому что  ее  легче  всего  запомнить.  Неважно,
сколько именно раз набрать эту единицу,- главное, больше семи,  и  тогда
включалась особая программа. Смит пробовал установить определенное коли-
чество этих единиц, но Римо без конца забывал число, а к Смиту стали по-
падать трехлетние малыши, балующиеся дома с телефоном.  Поэтому  Смит  в
конце концов решил, что единиц может быть сколько угодно.
  Римо дозвонился с первого раза, что его несказанно удивило.  В  голосе
Смита слышалось раздражение. В целях безопасности сигнал  передавался  в
Дайвернон, штат Иллинойс, затем транслировался на  спутник,  после  чего
шел опять на Землю, на этот раз в Любек, штат Мэн, откуда по  волоконно-
оптическому кабелю попадал в местечко Рай в штате Нью-Йорк, где распола-
гался санаторий "Фолкрофт". Здесь-то и размещался кабинет Смита, на сто-
ле у которого звонил телефон секретной связи.
  В результате такого долгого и сложного пути голос Римо оказывался  ис-
кажен почти до неузнаваемости.
  - Смитти?
  - Кто говорит?- спросил доктор Харолд У. Смит  таким  кислым  голосом,
что его можно было продавать в качестве освежителя воздуха.
  - Это Римо.
  - Что-то голос непохож,- недоверчиво произнес Смит.
  - Претензии к телефонной компании. Это я.
  - И вы это можете подтвердить?
  - Ясное дело! Я Римо. Вы удовлетворены? Или мне приставить свою креди-
тную карточку к этим маленьким дырочкам на трубке?- огрызнулся Римо.
  - Ладно, теперь узнаю,- смирился Смит, которого убедил не столько  го-
лос Римо, сколько его строптивость.- А известное нам лицо тоже с вами?
  - Вы имеете в виду Чиуна?
  - Отлично. Это тоже была проверка. Считайте, что я удовлетворен.
  - Если у вас все,- сказал Римо с нетерпением,- то позвольте мне теперь
отчитаться.
  - Вы навели порядок в Детройте?
  - Пока нет. Послушайте, Смитти. Это делают подростки.
  - Мы так и предполагали. Именно поэтому я распорядился, чтобы вы нико-
го не убивали без крайней необходимости. Ваша задача - напугать их  так,
чтобы они забились по домам и раз и навсегда забыли о своих забавах.
  - На это уйдет вся ночь. Есть  более  эффективный  способ,  Смитти.  Я
выяснил, что на протяжении многих лет поджоги организует один и  тот  же
человек. Взрослый человек. Его зовут Моу Джоукли.
  - Откуда вам это известно?
  - Я поймал одного малолетнего поджигателя на месте преступления, и  он
мне сказал.
  - И вы ему поверили? Подростку?- с горечью произнес Смит.
  - Послушайте, Смитти, не надо нервничать. Со мной Чиун.  Ему  уже  на-
доело это шатание по улицам. Вы и так уже нас погоняли по всей Америке -
то отлавливать расхитителей, то стращать магазинных воров. Я думал,  что
у нас с вами есть дела поважнее, чем ловить мелких жуликов.
  - Это так,- согласился Смит.- Но в данный момент везде  все  тихо.  За
последние три месяца для вас просто не было серьезных дел.
  - Значит, мы гоняем мух вместо полноценного отпуска?
  - Римо, эта Сатанинская ночь действительно большая проблема. Она  пов-
торяется уже много лет, но раньше вы с Чиуном на Хэллоуин всегда  оказы-
вались заняты. Теперь есть реальная возможность подавить зло в зародыше.
  Римо посмотрел вдаль. Где-то выла пожарная сирена. Казалось, этот  вой
доносится отовсюду - по крайней мере, пожарные Детройта пытались  успеть
везде.
  - Я бы не стал называть попытку положить  конец  этим  поджогам  после
двадцати лет торжества преступности "подавлением зла в зародыше",- язви-
тельно заметил Римо.- Это все равно что применять дефолианты после того,
как лес сгорел дотла.
  - Называйте как хотите. Это ваша работа, Римо. Но  не  исключено,  что
очень скоро вы получите отпуск.
  - А вы уверены, что после Детройта вам  не  захочется  послать  нас  с
Чиуном охотиться на оборванцев, незаконно обрывающих виноград на границе
с Мексикой?
  - Римо,- вдруг объявил Смит,- кажется, наша цель почти достигнута.
  - Кого вы имеете в виду? Вы - это не "мы". Я дерусь на передовой, тог-
да как вы просиживаете задницу перед своими компьютерами.
  - Римо, отсутствие крупных дел за последние  несколько  месяцев  может
означать, что нужда в КЮРЕ у Америки отпала.  По  крайней  мере,  внутри
страны. Мафия отступает. Крестные отцы в большинстве своем сидят за  ре-
шеткой или находятся под следствием. Экономическая преступность пошла на
спад. Наркомания снижается. Показатели преступности в целом тоже падают.
Я думаю, все наконец-то поняли: нарушать закон не выгодно.
  - В самом деле? Вам следует приехать в Детройт. Это город-заложник.  И
тип, который несет за это ответственность, вот уже много лет разгуливает
на свободе. Его зовут Моу Джоукли.
  - Минуточку,- отсутствующим голосом произнес Смит.
  В трубке раздался деловитый стук клавиатуры.
  - Вот, слушайте: Моу Джоукли, тридцать восемь лет, родился в Детройте,
холост, был депутатом законодательного собрания штата.
  - Это он.
  - Если то, что вам удалось узнать, правда, мы можем одним махом покон-
чить с Сатанинской ночью.
  - Считайте, что сегодня Джоукли послал на дело своего последнего  уче-
ника,- пообещал Римо.
  - Хорошо. Свяжитесь со мной по выполнении задания.
  - То есть в течение часа. Мне не терпится убраться из этого  Детройта.
Он навевает на меня грустные воспоминания.
  Смит припомнил, что последнее крупное дело у Римо было как раз в  Дет-
ройте, и сказал:
  - Я вас понимаю.
  Римо была поручена охрана городских руководителей Детройта от наемного
убийцы. На какое-то время Римо даже уверовал, что этим убийцей  является
не кто иной, как его пропавший отец. Потом он узнал, что это не так,  но
рана, казалось, уже давно зарубцевавшаяся, была снова растревожена.
  - Как, кстати, идут поиски?- поинтересовался Римо.
  - Стараемся. Я обещаю, что сделаю все возможное,-  ответил  Смит.-  Но
это огромная работа. О ваших родителях ничего не известно, Римо.  Мы  не
знаем, был ли зарегистрирован брак и даже живы ли они.  Никаких  записей
не сохранилось. Это была одна из причин, почему мы в свое время  остано-
вили выбор на вас.
  - Каждая человеческая  жизнь  отбрасывает  тень,  как  любит  говорить
Чиун,- сказал Римо.
  - Но тень не оставляет следов.
  - Что-то мне это напоминает. Чьи это слова?
  - Чиуна. Правда, сказанные в другой ситуации.
  - У него на все готов ответ,- проворчал Римо и повесил трубку.
  Чиун был на прежнем месте. Он запрокинул голову и уставился в какую-то
невидимую точку на ночном небе.
  - Ну-ка, папочка, скажи мне: если каждая  жизнь  отбрасывает  тень,  а
тень не оставляет следа, то что из этого следует?
  - Из этого следует, что слова имеют только тот смысл, какой ты  в  них
вкладываешь. И прошу меня не беспокоить, сиротка. Я жду восхода солнца.
  - Да?- изумился Римо.- Но еще и полночь не наступила.
  - А что тогда означает вон то розовое зарево? Видишь - за тем домом?
  Римо взглянул в ту сторону, куда указывал Чиун. Там  и  в  самом  деле
распространялось розовое сияние. Оно становилось все ярче, все  краснее,
с оранжевыми и желтыми отблесками. Выше клубился дым.
  - Это пожар,- сказал Римо.- Идем!
  - Мы что - пожарные?- возмутился Чиун. Но видя, что Римо удаляется без
него, приподнял подол своего кимоно и побежал  с  проворством  страуса.-
Сегодня ты бежишь с особой грацией,- произнес он, поравнявшись с  Римо.-
Молодец! С грацией толстой тетки, которая сидит верхом на коте,- добавил
он.- Отставим комплименты. Ты совершенно забыл о дыхании! Я рад, что ни-
кто не слышит, как пыхтит будущий Мастер Синанджу. Мне, конечно, все ра-
вно, что о тебе думают белые, но не хотелось бы, чтобы выводы о Синанджу
делались не на моем, а на твоем примере.
  - Отвяжись.
  Закончив обмен любезностями, Мастер Синанджу и его ученик целиком сос-
редоточились на технике бега. Окажись рядом кто-нибудь с секундомером  в
руке, он зафиксировал бы скорость более девяноста миль в час.
  Здание имело деревянные перекрытия. Первый этаж почти весь был охвачен
огнем. Из оконных проемов вырывались языки пламени. Огонь гудел.
  Из окон второго этажа высовывались люди. Римо видел троих детей.  Клу-
бящийся сзади дым заставлял их свешиваться наружу, чтобы глотнуть свеже-
го воздуха.
  - Помогите! Помогите!- кричали они.
  На тротуаре, не в силах что-либо сделать, стояли зеваки. Римо с Чиуном
прорвались сквозь толпу. Жар был необычайно сильный. Римо физически ощу-
тил, как покрывшая его тело от быстрого бега тонкая пленка пота мгновен-
но испарилась.
  - Я пошел, папочка.
  - Римо, дым!- предупредил Чиун.
  - Ничего, я справлюсь.
  - Не уверен. Я иду с тобой.
  - Нет. Оставайся тут. Нам не вынести их из дома сквозь дым.  Я  подни-
мусь и буду бросать, а ты лови их внизу.
  - Осторожно, сын мой!
  Римо положил руку Чиуну на плечо и заглянул в молодые глаза старика. В
этот момент они стали еще ближе друг другу и возникшее между ними  тепло
вызвало улыбку на лице Римо.
  - Пока, папочка.- И Римо исчез.
  Чиун понимал, конечно, что с огнем шутки плохи. Но для Синанджу  огонь
не страшен. Сейчас его беспокоило не пламя, а густые клубы дыма,  подни-
мающиеся до небес. Дым не дает дышать, а в Синанджу дыхание -  это  все.
Это ключевой момент того солнечного источника, каковым  является  Синан-
джу, первое и величайшее из боевых искусств.
  Римо бежал, прикрыв глаза. Он понимал, что  внутри  охваченного  дымом
здания зрение ему не помощник, и сосредоточился на снабжении легких воз-
духом. Он ритмично вдыхал кислород, стараясь все время чувствовать стер-
жень своего организма и настраиваясь на вселенские силы, которые  позво-
ляли ему достичь полной внутренней гармонии. Это и было  учением  Синан-
джу, которое Римо сумел постичь под руководством Чиуна.
  Большими прыжками приближаясь к распахнутой, охваченной  дымом  двери,
Римо словно видел, как этот дым расступается перед ним, открывая дорогу.
  Когда-то Римо служил полицейским в Ньюарке. Молодой трудяга патрульный
с опытом вьетнамской войны за плечами ничем не выделялся среди множества
таких же полицейских. Можно сказать, он был совсем неприметен, так как у
него даже не было родных. Тогда его звали Римо Уильямс. Но  однажды  это
имя было смешано с грязью, после того как рядом с трупом черного торгов-
ца наркотиками обнаружили его полицейский жетон. Римо не имел к убийству
никакого отношения. Просто ночью, пока он спал, жетон  благополучно  ис-
чез. А на следующее утро у него уже снимали отпечатки пальцев  в  родном
полицейском участке и товарищи по работе отводили от него глаза.
  Суд был скорым. Политические настроения в городе требовали, чтобы  не-
годяй-полицейский, избивший чернокожего до смерти, был казнен.  То  были
времена высокой общественной нравственности, когда большое значение при-
давалось правам человека - любого человека, кроме Римо. Он мог бы припо-
мнить попытку своего адвоката объяснить все дело  психическими  отклоне-
ниями - якобы убийство произошло в припадке лунатизма. Но Римо  не  стал
лгать на суде. Он в жизни не страдал лунатизмом.
  Римо был приговорен к казни  на  электрическом  стуле.  Ни  больше  ни
меньше. Римо знал, что невиновен, но это  не  имело  никакого  значения.
Друзья от него отвернулись, и ни один не навестил его в камере  смертни-
ков. Единственным посетителем стал монах ордена капуцинов  в  коричневом
одеянии. Он задал Римо простой вопрос:
  - Что ты хочешь спасти - душу или задницу?
  И он передал Римо черную капсулу, которую надо было  проглотить  перед
тем, как его пристегнут к стулу и наденут  на  обритую  голову  железный
шлем с подключенным к нему электродом.
  Благодаря этой капсуле в тот момент, когда ток был включен,  Римо  уже
находился без сознания. Очнувшись, он обнаружил у себя на запястьях сле-
ды электрического ожога.
  Сначала Римо подумал, что уже умер. Его заверили, что так оно и  есть,
но это неважно. Слова принадлежали монаху в коричневой рясе,  только  на
сей раз он был одет в костюм-тройку и из левого рукава  торчал  крюк.  В
здоровой руке мужчина держал фотографию, на которой был запечатлен  све-
жеустановленный надгробный камень. На гранитной плите Римо  прочел  свое
имя.
  - Могила тебя ждет,- изрек "монах" по имени  Конрад  Макклири.-  Стоит
тебе принять неверное решение...
  - А какое решение верное?- поинтересовался Римо.
  - Согласие.
  - Согласие с чем?
  - Работать на нас,- ответил Макклири и объяснил все по порядку.
  Римо подставили. Дело рук Макклири. Предмет его особой гордости.  Мак-
клири объяснил, что раньше работал
  в ЦРУ, а теперь - в государственном секретном ведомстве, о существова-
нии которого никто не знает. Формально его просто нет. Это ведомство на-
зывается КЮРЕ. В организации пока работают только  два  человека  -  сам
Макклири и некий доктор Харолд У. Смит, также бывший сотрудник ЦРУ и Бю-
ро стратегических служб. Формально Смит считался в отставке и  заведовал
санаторием под названием "Фолкрофт", который на самом деле  был  прикры-
тием для КЮРЕ.
  Римо обвел взглядом больничную палату без единого окна.
  - Так это и есть ваш "Фолкрофт"?- спросил он.
  - Угадал.
  - Навряд ли мне это подойдет,- скривился он. Макклири протянул ему зе-
ркальце. Оттуда на Римо смотрело чужое лицо. Кожа натянута, высокие ску-
лы. Граница волос приподнята с помощью электроэпиляции. Глаза сидят глу-
бже и слегка раскосо. Губы стали тоньше и кажутся  несколько  жестокими,
особенно когда улыбаешься. Но Римо не улыбался. Ему это лицо  совсем  не
понравилось.
  - Пластическая операция,- пояснил Макклири.
  - И чем это они орудовали? Кочергой? Что-то мне это не нравится!
  - Твое мнение никого не интересует. Тебя больше нет!  Идеальный  агент
для несуществующей спецслужбы.
  - Но почему я?- спросил Римо, разрабатывая онемевшие мышцы лица.
  - Я же сказал - ты идеально подходишь по всем статьям. Ни  родных,  ни
близких. Тебя никто не станет искать, Римо.
  - Ну, таким критериям многие удовлетворяют,- сказал Римо отсутствующим
тоном и сел в постели.
  - Но мало кто обладает твоими навыками. Я был во Вьетнаме. Я видел те-
бя в бою. Ты был неподражаем. Немного работы - и ты опять  станешь  нас-
тоящим бойцом.- Римо недовольно зарычал.- К тому же, Римо,  ты  патриот.
Это особенность твоей психики. Немного найдется людей, кто так относился
бы к своей стране, как ты. Конечно, ты получаешь кота в мешке, но я поп-
робую объяснить тебе все в доступных выражениях.
  Римо обратил внимание, что его сломанный когда-то нос был  теперь  ис-
правлен. Ну, хоть какое-то утешение.
  - Несколько лет назад молодой энергичный президент вступил в должность
и обнаружил, что Америка медленно погибает: зло в этой  стране  укорени-
лось так крепко, что победить его невозможно никакими новыми законами  и
установлениями. Мафия глубоко пустила свои щупальца в американскую  эко-
номику. Все слои общества пронизаны наркоманией. Погрязшие  в  коррупции
судьи, продажные законодатели. И никакого выхода, разве что ввести  бес-
срочное военное положение. Можешь мне поверить, обсуждался и  такой  ва-
риант. Но это было бы равносильно признанию, что великий демократический
эксперимент провалился, конституция, по сути, превратилась в дешевую бу-
мажку.
  Но президент нашел выход. Он создал КЮРЕ, организацию, с помощью кото-
рой можно было спасти Америку от гибели. Президент понимал, что законны-
ми методами преодолеть кризис ему не удастся. Время было упущено.  И  он
решил, что единственный способ спасти конституцию - это нарушить ее. КЮ-
РЕ. Секретная организация, призванная негласно решать внутренние пробле-
мы Америки. Сначала в нее входили только Смит и я. Казалось бы, все  за-
работало. Но преступность продолжала расти. Дела шли все хуже и хуже.  А
президент, выдавший КЮРЕ пятилетний мандат, пал жертвой наемного убийцы.
  Римо помнил того президента. Он был ему симпатичен.
  - Следующий президент сделал мандат КЮРЕ бессрочным,-  продолжал  Мак-
клири.- И дал нам новую установку: КЮРЕ получила право убивать. Но  этим
карающим мечом может быть только один человек. Большее число грозило  бы
превратить Америку в полицейское государство. Это  должен  быть  профес-
сиональный убийца, Римо. И им станешь ты.
  - Это безумие! Один человек не в состоянии решить проблемы целой стра-
ны. Тем более - я.
  - Такой, как ты есть сейчас,- конечно. Но ты пройдешь надлежащую  под-
готовку.
  - Какую еще подготовку?
  - Синанджу.
  - Впервые слышу.
  - Это-то и хорошо. О его существовании никому не известно. Но с помощ-
ью Синанджу мы сделаем тебя непотопляемой, неукротимой, практически  не-
видимой машиной смерти. Если ты согласишься.
  Римо еще раз взглянул на свое новое лицо, затем на фотографию надгроб-
ья.
  - У меня есть выбор?
  - Да. Но мы предпочли бы, чтобы ты сделал его в пользу Америки.
  И Римо согласился. Это было почти двадцать лет назад.  Макклири  давно
погиб. Позднее Римо познакомился со Смитом и, что важнее, с Чиуном.  При
первой встрече Римо в качестве проверки выпустил в него  полную  обойму,
но Чиун каким-то образом увернулся, после чего швырнул Римо на пол,  как
ребенка. Чиун учил Римо премудростям Синанджу - сначала нехотя, потом со
всей страстью.
  И вот сейчас Римо в который раз пришлось применить свои знания и  уме-
ния. Он с зажмуренными глазами несся сквозь бушующее пламя пожара, твер-
до веря в силу своего мастерства и солнечного источника.
  Римо вслушивался в рев пламени и ловко уклонялся от  него.  Когда  это
было невозможно, он передвигался так быстро, что языки пламени не  успе-
вали коснуться его одежды. Римо ощущал, как нагрелись волоски на обнаже-
нных руках. Нагрелись, но не горели.
  Тяга была особенно сильна там, где располагалась  лестница  на  второй
этаж. Обостренные слух и обоняние говорили Римо, что внизу людей нет. Не
слышно было колотящихся в панике сердец, не чувствовалось  запаха  пота,
прошибающего человека от страха, не слышно никакого  движения.  И  самое
главное, не было запаха горелой плоти.
  Зажав легкие, Римо стал подниматься на второй этаж.  С  каждой  зыбкой
ступенькой он делал выдох, но очень маленький, ибо вдохнуть  он  боялся.
Нещадное пламя сожрало весь кислород. Его легким был оставлен только дым
и кружащийся в воздухе пепел.
  На втором этаже было не лучше. Римо пригнулся, так как дым шел  повер-
ху, и быстро огляделся. Взору его предстал длинный коридор  с  комнатами
по обе стороны. ^
  Он услышал крики. Римо рванулся на звук, но  оказался  перед  запертой
дверью, которую закрыли, видимо, в надежде перекрыть доступ дыму и огню.
Римо с размаху вышиб дверь. Она рухнула внутрь и легла,  как  коврик  из
дерева.
  Он еще раз открыл глаза. Да, люди здесь. Вся семья. Они  свесились  из
окна и даже не слышали его появления.
  - Эй!- прокричал Римо, направляясь к ним.- Я вам помогу.
  - Слава Богу!- выдохнула молодая жена.
  - Сначала спасите  детей!-  взмолился  муж,  пытаясь  разглядеть  Римо
сквозь едкую пелену дыма. Он держал мальчика лет двух, на вытянутых  ру-
ках выставив его из окна как можно дальше.
  - Чиун!- окликнул Римо.
  - Я здесь.- Чиун поднял голову.- Все в порядке?
  - Да. Держи ребенка!- Римо выхватил малыша из рук отца  и  бросил  его
вниз.
  - Мой мальчик!- закричала мать, но увидела, как похожий на  привидение
узкоглазый старик на лету подхватил ее сына, и вздохнула с облегчением.
  - Теперь дочку!- потребовал Римо.
  Он взял девочку с косичками и тоже бросил ее Чиуну, который  уже  под-
ставил руки.
  - Ваша очередь,- обратился Римо к матери.
  - Слава Богу. Кто вы?- рыдала женщина.
  - Я опущу вас как можно ниже, а потом разомкну руки,- предупредил  Ри-
мо, не замечая ее вопроса.- О'кей?- Пламя уже полыхало в коридоре, с жа-
дностью голодного хищника пожирая обои и подбираясь к дверному  косяку.-
Не бойтесь.
  Римо за руки поднял женщину, выставил в окно и отпустил. Чиун без тру-
да подхватил и ее.
  - Теперь вы,- сказал Римо отцу семейства.
  - Спасибо, я выпрыгну  сам,-  отозвался  тот,  и  был  тоже  подхвачен
Чиуном.
  Римо высунулся из окна.
  - Все?- спросил он.
  - Дадли забыли!- закричала девочка с косичками.
  По ее измазанным щекам катились слезы.
  - Хорошо! Ждите.
  - Стойте!- крикнул отец.
  Но Римо его уже не слышал.
  Римо вновь набрал в легкие воздуха, но дым уже проник в них.  Глаза  у
него слезились, и он опять зажмурился.
  В коридоре Римо пронесся мимо языков пламени, весь обратившись в слух.
Он вслушивался не в злобное рычание и потрескивание огня, а пытался пой-
мать любой звук, исходящий от живого существа. И вот он услышал едва ра-
зличимое отчаянное биение маленького сердечка. Римо устремился на звук в
конец коридора, где дым был особенно  густой.  Он  толкнул  полуоткрытую
дверь. Звук шел откуда-то снизу. С пола.
  Римо кинулся на пол и пополз. Он знал, что от страха дети инстинктивно
прячутся под кровать, шкаф, стол. Он нащупал шкаф, но тот стоял прямо на
полу, без ножек, так что под ним никакого пространства не было. Перевер-
нул кресло. Потом наткнулся на детскую кроватку. Удары сердца доносились
из-под нее.
  Римо протянул руку и нащупал что-то теплое, маленькое и  извивающееся,
как новорожденный младенец. Прижав его к себе, Римо  бросился  прочь,  к
окну, с жадностью глотнул долгожданного воздуха. Потом посмотрел на свою
добычу. Это был полосатый котенок.
  - О, черт,- простонал Римо и швырнул кота, который благополучно призе-
млился и удрал.
  Римо вернулся в дым и пламя. Но больше ничего не было слышно.
  - Эй! Есть тут кто? Кто-нибудь!- крикнул он.
  Ему виделся ребенок, может быть, даже младенец в колыбели, задохнувши-
йся в дыму.
  Подобно бешеному вихрю Римо понесся по комнатам второго этажа. Он  ра-
ботал руками и ушами. Глаза сейчас были бесполезны, но, охваченный  тре-
вогой, он пытался пустить в дело и их, тщетно всматриваясь в густой дым.
Никого.
  Огонь все нарастал. Римо понял, что отрезан от лестницы.  К  окну  ход
тоже был перекрыт.
  Римо подпрыгнул на месте и, пробив оштукатуренный потолок,  подтянулся
и вылез на плоскую крышу. Наконец-то он смог вдохнуть полной грудью,  но
воздух был наполовину перемешан с дымом, и он закашлялся. Из глаз потек-
ли слезы, однако дым был их причиной лишь отчасти.
  Крыша накалилась. Римо пробрался к фасаду дома. Он  видел  поднятые  к
нему лица. Толпа заметно увеличилась. К дому уже подрулили пожарные  ма-
шины. Одетые в желтые костюмы пожарные разматывали рукава и цепляли их к
насосам.
  - Я никого не нашел!- прокричал Римо.- Только котенка.
  - Это и есть Дадли!- прокричала в ответ девочка с косичками.
  - Мы хотели вам сказать,- крикнул отец,- но не успели. Не сердитесь!
  Но Римо не сердился. Он почувствовал огромное облегчение.
  - Я спускаюсь!- крикнул он.
  - Поспеши, Римо!- встревоженно прокричал Чиун.
  Но спуститься Римо не успел. Дом рухнул. Сожранный пламенем до основа-
ния, он со страшным, душераздирающим скрежетом пошатнулся и словно задул
огонь. Крыша обрушилась, взметнув красивый салют из искр, и Римо  пропал
из виду.
  Толпа, онемев от ужаса, подалась назад. Люди не могли ни говорить,  ни
вообще как-то реагировать. Реакция последовала только тогда, когда  вне-
запно дым вновь поднялся столбом, словно стирая эти россыпи смертоносно-
го салюта.
  Толпа издала тихий скорбный стон. Все, кроме одного  человека.  Чиуна.
Вопль Мастера Синанджу был подобен гласу вопиющего в пустыне.
  - Римо!- вскричал он.- Сын мой!
  В ответ ему злобно ощерился затухающий огонь.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  Чиун, правящий Мастер Синанджу, последний в череде Мастеров  Синанджу,
научивший белого американца Римо древнему искусству Синанджу, почувство-
вал, как на его глазах гибнут и превращаются в бурлящую  массу  обломков
пять тысяч лет его родовой истории, и его до мозга костей пробрал ужас.
  Но это продолжалось всего несколько секунд. Чиун ринулся в развалины.
  Двери как таковой больше не было. Осталась только треснувшая рама, ко-
торая когда-то служила дверным косяком. Чиун шагнул внутрь, закрыв глаза
и удерживая дыхание глубоко в легких, пытаясь тем самым поднять темпера-
туру собственного тела. Только так можно было войти в пекло.
  Было похоже, что обвалившаяся крыша сбила пламя. Дерево продолжало го-
реть и тлеть, но уже с меньшей силой, чем прежде. Чиун знал, однако, что
скоро новый приток кислорода раздует тлеющие руины с  прежней  силой.  И
это будет страшный огонь. Наполовину обрушившийся дом запылает снова.
  У него было всего несколько минут.
  - Римо!- окликнул Чиун.
  Ответа не последовало, и тогда Мастер Синанджу изведал страх.
  Чиун знал, что где-то рядом находится лестница. Считанные минуты назад
он слышал, как Римо осторожно поднимался. И Чиун пошел по этой лестнице,
но путь ему преградил завал.
  Мастер Синанджу ринулся в груду обломков дерева и штукатурки, расчищая
себе дорогу. Если Римо, продвигаясь  по  второму  этажу,  был  похож  на
смерч, то Чиуна скорее можно было сравнить с тайфуном - могучим, неисто-
вым, неукротимым.
  - Римо!- снова вскричал он полным страдания  голосом.-  Сын  мой!  Сын
мой!
  Римо он нашел зажатым между рухнувшими и продолжающими гореть балками.
Он висел головой вниз, подобно выброшенной на помойку  кукле.  Глаза  на
испачканном пеплом лице были закрыты. Разодранную футболку лизал  огонь.
Но хуже всего было то, что голова повисла под характерным углом, а горло
было в тисках двух почернелых стропил.
  - Римо,- еле слышно прошептал Чиун, и холод объял его могучее сердце.
  Мастер Синанджу быстро разобрал завал. Длинными ногтями он моментально
содрал с Римо остатки футболки и отбросил их подальше,  потом  освободил
от стропил шею, бережно придерживая голову.
  Горло у Римо было синее. Почти черное. Чиун  никогда  не  видел  более
страшного синяка и теперь боялся, что у его ученика сломана шея. Однако,
проворно ощупав ее, он убедился, что это не так.
  - Римо! Ты меня слышишь?
  Римо не слышал Мастера Синанджу. Чиун ухом приник к его груди. Он  мог
различить сердцебиение, сперва слабое, потом все сильнее и  сильнее.  Но
Чиун не узнавал ритм. Это не был ритм Синанджу. Это не было биение  сер-
дца Римо, которое Чиун так хорошо знал. Как часто по ночам он лежал  без
сна и прислушивался к этому биению, твердо зная, что,  пока  это  сердце
бьется, будущее Синанджу в надежных руках.
  - Что за ерунда!- прошептал себе под нос Чиун, беря Римо на руки.
  Чиун не сделал и трех шагов, как Римо пришел в себя.
  - Все в порядке,- ласково проговорил Чиун.- Я Чиун. Я  отнесу  тебя  в
безопасное место, сынок.
  Но на него смотрели чужие глаза. Это были темные глаза, как у Римо, но
они сверкали незнакомым красноватым блеском. Когда  зрачки  сфокусирова-
лись на Чиуне, все лицо ожило. И выражение этого лица было страшным, со-
всем не похожим на Римо.
  И еще более страшным был голос, раздавшийся из синюшной глотки:
  - Кто смеет осквернять мое тело своими руками ?!
  - Римо!
  Римо с такой силой оттолкнул Чиуна, что тот от неожиданности упал.
  - Римо! Ты с ума сошел?!- воскликнул Чиун, поднимаясь с пола.
  Но по следующим словам, исторгшимся изо рта Римо, Мастер Синанджу  по-
нял, что его ученик отнюдь не сошел с ума.
  - Где я нахожусь? В аду? Кали! Покажись!  Повелитель  молний  вызывает
тебя на бой! Наконец-то я воспрял от своего долгого сна!
  - Здесь у тебя нет врагов,- твердо заявил Чиун, и в голосе его  слыша-
лось нечто похожее на почтение.
  - Исчезни, старик. Я не имею дела со смертными.
  - Я Чиун, Мастер Синанджу.
  - А я Шива-Разрушитель. Шива-Дестроер. Смерть, ниспровергатель миров.
  - И что?
  - Тебе этого мало ?
  - Там есть продолжение. "Мертвый ночной тигр, возрожденный  искусством
Мастера Синанджу",- процитировал Чиун.- Забыл?
  - Я не помню тебя, старик. Исчезни, а не то я раздавлю тебя как мошку,
каковой ты в сущности и являешься!
  - Римо! Как ты мог...- Чиун не дал себе договорить. Было ясно, что  он
разговаривает уже не с Римо Уильямсом. Перед ним  была  аватара,  земное
воплощение некоего могущественного мистического существа. И он  согнулся
в поклоне.- Прости меня, о Всемогущий Господин! Мне понятно твое замеша-
тельство. Позволь твоему смиренному рабу проводить тебя из этого разоре-
нного гнезда.
  - Я не нуждаюсь в провожатых,- произнесли уста Римо Уильямса, и взгляд
его заставил сердце Мастера Синанджу затрепетать.
  - Скоро пожар возобновится, о  Всемогущий  Господин,-  твердил  Чиун.-
Ведь не хочешь же ты оказаться в огне?
  Но Римо не обращал на него никакого внимания, окидывая властным взором
объятые пламенем руины. Клубы дыма отбрасывали тень  на  его  обнаженную
грудь. Все тело Римо словно купалось в алом сиянии. От этого вид у  него
был сатанинский.
  Чиун почувствовал, что дышать становится тяжело. Он дольше не мог  на-
ходиться в этом месте. Дыхательная техника Синанджу работает только там,
где человеку есть чем дышать. Еще немного, и станет совсем невыносимо.
  На его лице промелькнула хитроватая улыбка.
  Чиун стал оседать.
  - О-о-о. Я умираю!- простонал он, опускаясь на пол лицом вниз.- Я ста-
рый человек, и дыхание покидает мое жалкое тело.
  Не дождавшись реакции, Чиун приподнял голову и  украдкой  взглянул  на
Римо. Тот стоял у окна, устремив тревожный взор в ночное небо.
  - Ты слышишь, я умираю,- повторил Чиун и опять застонал.
  - Тогда умри тихо,- отозвался Римо.
  - Римо!- в изумлении вскричал Чиун. Но он знал, что до Римо ему не до-
кричаться.
  Пламя снова заиграло, и тогда Чиун пришел в себя. Дым, только что  ви-
севший в воздухе тонкой пеленой, подхваченный новой тягой, заклубился во
всю силу. Снизу доносился глухой гул, похожий на гудение топки,  и  Чиун
понял, что единственным спасением остается окно.
  Пока Чиун страдал и мучился из-за того, что вынужден оставить  Римо  в
пекле, в одной из комнат со звоном лопнуло стекло. Потом в другой.  Чиун
услышал шум воды. На дом были направлены пожарные брандспойты, под нати-
ском которых одно за другим вылетали окна. Вот и еще одно зазвенело.
  Чиун ждал.
  Мощная струя воды, подобно штормовой волне, обрушилась на окно,  возле
которого стоял Римо. Напором тысяч галлонов воды Римо был  отброшен  на-
зад.
  Чиун не стал медлить. Он сгреб Римо, и тот не сопротивлялся. Чиун мыс-
ленно благодарил предков.
  Чиун отнес Римо в заднюю часть дома, где разрушения от пожара были  не
столь ужасными. В конце коридора была глухая стенка.  Продолжая  держать
Римо на руках, он несколько раз ногой ударил по стене в наиболее  уязви-
мых, по его мнению, точках.
  Стенка выперла наружу. Тогда Чиун со всего маху ударил ногой в середи-
ну, и стена рассыпалась, как хрупкое печенье.
  Чиун спрыгнул на мягкую траву, кимоно его развевалось подобно  парашю-
ту, однако, чтобы смягчить возможный удар от столкновения с землей, ста-
рику пришлось еще и спружинить на ноги.
  Чиун бережно опустил Римо на ухоженный газон и,  почтительно  отступив
назад, скрестил руки. Он не знал, чего ожидать - гнева или  благодарнос-
ти, но приготовился выслушать любые слова. Ведь он был Мастер Синанджу.
  Глаза Римо распахнулись. Сначала он не мог сфокусировать взгляд. Нако-
нец он увидел Чиуна.
  - Ты меня спас,- медленно выговорил Римо.
  - Так точно, Всемогущий Господин.
  - Всемогущий - кто?- переспросил Римо и сел.- Это что, какое-то  новое
оскорбление? Опять твои корейские штучки?  Наподобие  "бледного  обрывка
свиного уха"?
  Чиун, пораженный как громом, отшатнулся.
  - Римо? Это ты?
  - Нет, это лорд Чейни-младший. Я только похож на Римо, потому что  со-
бираюсь играть его в кино. Что это с тобой?
  - О, Римо. Наши предки смеются над нами. Ты себя хорошо чувствуешь?
  - Горло болит.
  - Ты надышался дымом,- сказал Чиун и дотронулся до  собственного  гор-
ла.- Это пройдет. Я тоже немного нахватался.
  И тут Чиун застонал, схватился за сердце и повалился на траву, как мо-
лодое деревце, гнущееся на ветру.
  - Папочка? Ты в порядке?- спросил Римо.
  Чиун недвижно лежал на траве. Дышал он поверхностно, и Римо  стал  де-
лать ему искусственное дыхание. За этим занятием его и застали пожарные,
появившиеся из-за угла с брандспойтами в руках.
  - Как он?- спросил один из них.
  - Не знаю,- в смятении отозвался Римо.- Дышит. Но ни на что не  реаги-
рует. Принесите кислород. Скорей!
  Они побежали за кислородом, и вскоре появились парамедики в  оранжевых
куртках с переносным баллоном. Римо отпихнул их и прижал  к  лицу  Чиуна
маску.
  - Не прикасайтесь к нему, я сам!- грубо скомандовал Римо.
  - Спокойно, парень. Мы окажем ему помощь.
  Подошла спасенная Римо семья.
  - Вот наш спаситель,- сказал отец.- Он был в  доме,  когда  обвалилась
крыша. С вами все в порядке, мистер?
  - Да,- ответил Римо.- Но Чиуну плохо. Не знаю, что с ним такое. Он ме-
ня вынес из дома, и все, вроде, было нормально. Мне казалось, он не пос-
традал. Чиун! Пожалуйста, очнись!
  Один из парамедиков высказал предположение:
  - Не похоже, чтобы он обгорел или был в шоке. Скорее  всего  надышался
дымом. Мы отвезем его в клинику.
  - Клинику?- в изумлении переспросил Римо.
  - Да,- сказал парамедик.- Посторонитесь, пожалуйста, мы  погрузим  его
на каталку.
  - "Погрузим", черт бы вас побрал!- рявкнул Римо.- Это вам не  мешок  с
картошкой. Пустите, я сам!
  - Это наша работа. Вы не имеете необходимой квалификации.- Римо  обер-
нулся, и под его взглядом парамедик внезапно переменил свою  точку  зре-
ния.- Хотя, с другой стороны, какая уж тут нужна квалификация -  поднять
старика и положить на каталку? Давай-ка я подержу ее, приятель.
  Римо осторожно приподнял Чиуна и уложил на каталку, прикрыв тощие ноги
подолом кимоно. Чиун всегда отличался большой скромностью во  всем,  что
касалось его тела, подумал Римо, и ему не понравится,  если,  очнувшись,
он обнаружит, что его ноги выставлены на всеобщее  обозрение.  Тогда  уж
греха не оберешься.
  Чиуна отвезли к машине. Римо сел следом.
  Он уже собрался захлопнуть заднюю дверцу фургона, как подошла  девочка
с косичками. На руках у нее сидел котенок.
  - Спасибо, что спасли Дадли, дядя,- сказала она.
  - Не за что, детка,- ответил Римо хриплым голосом.
  Он словно оцепенел. Всю дорогу в клинику он  прижимал  к  неподвижному
лицу Чиуна кислородную маску и силился вспомнить, каким богам и в  каких
выражениях молятся Мастера Синанджу.
  В приемном покое произошла небольшая заминка: Римо попросили заполнить
на Чиуна страховой формуляр.
  - У него нет страховки,- объявил Римо дежурному приемного  отделения.-
Он за всю жизнь ни разу не болел.
  - Прошу меня извинить. Мы не можем принять этого больного. Но  я  могу
вам порекомендовать клинику Диконесс - там  есть  бесплатное  отделение.
Отсюда всего двадцать минут езды.
  - Но ему плохо!- рявкнул Римо.- Он может умереть!
  - Попрошу не повышать голос, сэр. И будьте благоразумны. Вы находитесь
в очень престижном учреждении. У нас работают только лучшие специалисты,
с дипломами лучших медицинских учебных заведений. Они не могут принимать
всех и каждого. Особенно если человек не  в  состоянии  расплатиться  по
счету. Доктора имеют право на гарантированную оплату своего труда!
  И тут Римо продемонстрировал дежурному свое представление о правах.  О
праве на жизнь, на свободу, на счастье.
  Для пущей убедительности он проткнул дежурному ладонь его же  авторуч-
кой.
  - Регистрируйте!- прорычал Римо.
  - Не могу!
  - Почему еще?
  - У меня нет другой ручки!
  - Покажите, где писать.
  Дежурный ткнул пальцем раненой руки.
  Римо взял его за запястье и стал водить рукой, из которой торчала  ав-
торучка, по нужной строке, пока там не появилось имя Чиуна вперемешку  с
пятнами крови.
  - Спасибо,- простонал дежурный, и Римо направил каталку к лифту.
  Доктор Генриетта Гейл была непреклонна.
  - В приемное отделение не допускаются даже близкие родственники. А вы,
судя по всему, и вовсе не   являетесь   родственником   этого   пожилого
джентльмена.
  - Я все равно войду.
  Для ясности Римо поправил висящий на шее у доктора  Гейл  стетоскоп  -
так, что он обхватил ее подобно удавке.
  - Есть же определенные правила,- прохрипела докторша.
  - Могу затянуть и потуже,- предупредил Римо.
  - Умоляю, пустите,- задыхалась доктор Гейл.- Можете входить.
  Римо слегка разогнул изуродованный прибор.- Благодарю,- вежливо сказа-
ла доктор Гейл.- Прошу следовать за мной.
  Чиуна уже переложили на больничную койку. К локтевому сгибу руки  была
подведена капельница. Он был присоединен к целой батарее каких-то  аппа-
ратов, большинство из которых Римо видел впервые. Экран  электрокардиог-
рафа мерцал голубым светом, регистрируя работу  сердца.  В  ноздри  были
воткнуты трубочки, по которым подавался кислород.
  Санитар распорол кимоно на груди Чиуна, освобождая грудь,  чем  вызвал
хмурый взгляд Римо. Хорошо, что Чиун этого не видит.
  Доктор Гейл посветила маленьким фонариком больному в глаза.
  - Зрачки не сокращаются,- произнесла она задумчиво.- Минутку. А, вот.
  - И что это значит?- спросил Римо.
  - Прошу вас не мешать, сэр. Мы работаем. Это  значит,  что  его  глаза
среагировали на свет, но не сразу.
  - Но ведь хорошо, что среагировали, не так ли?
  - Пока не знаю. Никогда не видела таких замедленных рефлексов.
  - А-а.
  - Сестра?- Доктор Гейл повернулась к блондинке в белом халате.
  - Сердцебиение редкое, давление сто двадцать на сорок. Дыхание  неглу-
бокое, но ритмичное.
  - Он слишком стар,- произнесла доктор Гейл, словно говоря сама  с  со-
бой.
  - Вы можете ему помочь?- в волнении спросил Римо.
  - Он не реагирует на кислород. Это не похоже на простое отравление ды-
мом. Более определенно пока ничего сказать не могу. Необходимо  провести
обследование.
  - Сделайте что-нибудь,- взмолился Римо.- Помогите ему.
  - Ну хорошо, что с вами поделаешь, кто бы вы ни были. Но я бы вас поп-
росила сесть и перестать мерить палату шагами, как какой-нибудь нетерпе-
ливый молодой папаша. Следующие несколько часов у нас будет много  рабо-
ты.
  - Ладно. Еще мне нужно позвонить.
  - Пожалуйста, только из коридора.
  - Смитти?- спросил Римо, когда на проводе наконец оказался "Фолкрофт".
  - Прошу назвать код,- сухо отозвался Смит.
  - К черту код! Я в клинике.
  - Вы должны были устранить объект, а не госпитализировать его.
  - Забудьте о нем. Дело  куда  серьезнее.  Сюда  только  что  доставили
Чиуна. Он болен.
  - О нет!- простонал Смит. Он помолчал.- А вы не думаете, что это  оче-
редная уловка, чтобы выудить у нас побольше золота для его  деревни?  Мы
как раз обсудили новый контракт. Подлодка с грузом  скоро  отправится  к
месту назначения. Но,- уточнил Смит,- Чиуну скажите, что она уже вышла с
золотом на борту. У нас нет времени менять условия контракта.
  - Может, забудете на время про свои финансы и  выслушаете  меня?  Чиун
действительно болен. Это очень серьезно. Врачи пока не могут понять, что
с ним.
  - Ну, ну, Римо. Чиун - Мастер Синанджу. Иными словами, один  из  самых
могущественных людей, когда-либо появлявшихся на этой земле. Он не может
заболеть. Мастера Синанджу никогда не болеют, разве не так?
  - Так, Смит, но они умирают. И вам это известно. Они не бессмертны.
  - Да, тут вы правы,- сказал Смит голосом, в котором слышались  тревога
и сомнение.- Надеюсь, вы не хитрите? Мне не хотелось бы думать,  что  вы
начали сачковать, особенно теперь, когда для  КЮРЕ,  кажется,  показался
свет в конце тоннеля.
  - Смитти, вам повезло, что вы не стоите сейчас передо мной.- тихо  от-
ветил Римо.
  Смит прокашлялся.
  - Может, лучше расскажете поподробнее, что там у вас приключилось?
  - Я был на пожаре. И дом обвалился. Что было потом - не  помню.  Помню
только, что очутился на земле, а Чиун стоял надо мной. Наверное, он  вы-
нес меня из огня, пока я был без сознания. Потом он вдруг потерял созна-
ние или что-то в этом роде. Вдруг забормотал какую-то чушь,  потом  весь
похолодел. Сейчас его обследуют.
  - Когда врач ожидает результатов?
  - Понятия не имею. Как будто собираются провозиться полночи. Я  не  на
шутку встревожен!
  - Я тоже, Римо. Но ко мне поступают сообщения о  многочисленных  пожа-
рах, бушующих в Детройте и окрестностях.
  - Забудьте об этих поджигателях! Справимся на следующий год.  Я  оста-
нусь с Чиуном.
  - Позвольте напомнить вам,  Римо,  что  расследование  навело  вас  на
единственного подозреваемого, который стоит за Сатанинской ночью. И име-
нно этот человек, прямо или косвенно, виновен в том пожаре,  последствия
которого вы сейчас расхлебываете.
  - Джоукли никуда не денется.
  - Если вы не хотите разделаться с ним для меня, или для КЮРЕ, или  для
Америки, тогда сделайте это для Чиуна. В том, что  случилось  с  Чиуном,
виноват он.
  Римо сощурился.
  - Да. Чиун бы меня одобрил. Смитти, я перезвоню.
  На следующее утро газеты пестрели заголовками: "Вышедший  из-под  кон-
троля робот убивает бывшего депутата законодательного  собрания  Детрой-
та".
  Короткий отчет сопровождала фотография жертвы - улыбающегося широколи-
цего мужчины. Подпись гласила: "Моу Джоукли". Приводилось также  изобра-
жение подозреваемого, выполненное со слов полицейских. Восемь футов  вы-
сотой, шесть рук, одна из которых оканчивалась молотом, другая - гидрав-
лическими тисками, а остальные - прочими орудиями  уничтожения,  включая
огнемет. Тело подозреваемого представляло   собой   сочлененные   вместе
стальные секции - наподобие сороконожки. Это было  нечто  среднее  между
промышленным роботом и индуистской статуей.
  В статье признавалось, что набросок основан на предположениях, но  ху-
дожник полицейского управления настаивал,  что  повреждения,  нанесенные
покойному Моу Джоукли, могли стать результатом воздействия только фанто-
ма типа того, что он изобразил.
  Вряд ли Моу Джоукли согласился бы с таким утверждением. Вчера, ровно в
полночь, он стоял у зеркального окна своей берлоги и, держа в руках  би-
нокль, следил за каждым шагом своей банды. В южной стороне бушевало нес-
колько пожаров. На востоке дымился целый ряд жилых домов.  Хорошо!  Даже
слишком хорошо.
  Прошло уже больше двух часов с того момента, как к нему постучал  пос-
ледний "ряженый", желая получить "угощение", на которое можно было  рас-
считывать только в этом доме. Обычно так и было - последний заходил око-
ло десяти часов. Пожары же, случалось, полыхали до двух  часов.  В  этом
году результат неплохой. Но всего четыре смертных случая. Больше прошло-
годнего на один, но до рекорда семьдесят седьмого года далеко: тогда по-
гибли пятьдесят пять человек. Славные были времена!
  Моу Джоукли плеснул себе виски. Праздник Хэллоуин! Его  любимое  время
года. Вот уже больше двадцати лет в эту ночь Моу Джоукли правит  Детрой-
том - невидимый властелин на троне в стеклянной башне.
  Властелином Моу Джоукли стал не сразу. Когда-то  он  был  обыкновенным
подростком, которому просто нравилось устраивать пожары. В  шестидесятые
годы в Детройте произошло снижение деловой активности и отток населения.
Город, измученный преступностью и нищетой, постепенно превращался в при-
зрак. Всем было на все наплевать. И именно поэтому  в  одну  праздничную
ночь паренек по имени Моу Джоукли, в кураже первой попойки, поджег  нес-
колько складов.
  Ему понравилось. Протрезвев, Моу Джоукли решил, что каждый день на это
не пойдешь. В этом было что-то особенное. И тогда он стал считать дни до
следующего Хэллоуина. Через год он подпалил еще несколько зданий.
  На третий год он сколотил шайку. Вот тогда-то все и  началось  по-нас-
тоящему. Газеты придумали и название - Сатанинская ночь. Моу Джоукли был
страшно горд.
  Шли годы, и кое-кто из дружков Джоукли завязал с  ежегодным  ритуалом.
Он очень огорчился. Негоже отворачиваться от старых друзей!  Первым  это
сделал Гарри Чар-лет. Он обзавелся семьей. Тоже мне причина, подумал Моу
Джоукли.
  И в том же году на Хэллоуин Джоукли поджег дом Гарри. Гарри погиб, его
молодая жена тоже. Моу Джоукли впервые изведал вкус крови. И  этот  вкус
ему понравился.
  Но он был неглуп и понимал, что взрослому человеку не пристало откалы-
вать те же выходки, что подросткам. И настал год, когда он тоже завязал.
Нет, он не перестал устраивать пожары, он просто не участвовал больше  в
этом деле лично. Он не мог уронить имя Джоукли. Он пошел  в  политику  и
добился избрания в законодательное собрание от  своего  округа.  Главным
пунктом его предвыборной программы было обещание положить конец Сатанин-
ской ночи.
  И он его сдержал. На следующий год пожаров в его округе не было. Пожа-
ры бушевали во всех остальных округах. И устроили их руководимые Джоукли
подростки.
  Джоукли знал, что старшие ребята передают опыт младшим. Стоило  напра-
вить в нужное русло одну группу, как к ней с  неизбежностью  присоединя-
лись младшие братья и товарищи. Так с каждым годом  в  Сатанинскую  ночь
вовлекались все новые и новые бойцы. Двадцать лет прошло, и ни  один  не
заложил Джоукли!
  Он сидел, любуясь прекрасным алым заревом, и даже не заметил, как ста-
рые часы пробили последнюю полночь и его никчемной жизни.
  Так поздно он никого не ждал. Но все равно пошел открывать.
  - Кто там?
  - Вы - Моу Джоукли?
  - Это написано на табличке. Уже пробила полночь. Уходите! У  меня  нет
для вас сладостей!
  - Мне не нужны сладости.
  - А что тогда?
  - Сами знаете.
  - Нет, скажи,- упорствовал Моу Джоукли.
  - Хочу что-нибудь поджечь.
  Моу Джоукли задумался. За окном пожары уже начинали  затухать.  Какого
черта? Может быть, новый пожар продержится до утра? И он отпер дверь.
  Перед ним стоял человек в довольно странном одеянии.  Грудь  его  была
нараспашку, а вокруг шеи шел большой черный синяк. Новая мода, что  ли?-
подумал Джоукли. Панки, должно быть, стали устаревать.
  - Входи. Ты будешь постарше остальных.
  - Это вы снабжаете поджигателей всем необходимым?- сухо  спросил  Римо
Уильямс.
  - Ш-ш-ш!- ответил Моу Джоукли.- Возьми бутылку.
  - Я не хочу пить,- отказался Римо.
  - Не пить, чудак-человек! В ней бензин.
  - А-а,- протянул Римо.
  - Если попадешься фараонам, отдай им бутылку. Они скорее всего  отпус-
тят тебя, а бутылку оставят себе - подумают, что там вино.
  - А если они сначала попробуют?
  - Тогда сам выкручивайся. Если спросят меня, я сделаю две вещи. Первое
- признаюсь, что дал тебе бутылку, а ты ее, судя по всему, выпил и напо-
лнил бензином.
  - А второе?- вежливо поинтересовался Римо.
  - Сожгу твой дом со всем содержимым.
  - Чудесно!
  - Назвался груздем - полезай в кузов. А теперь двигай!
  - Минуточку. Вы не хотите мне сказать, какие именно дома я должен под-
жечь?
  - Это дело творческое. Не трогай только четыре ближних  квартала.  Эти
люди платят за свою безопасность. И не беспокой автомобильные компании -
они тоже платят.
  - Так вы это делаете ради денег?
  - Конечно! Ради денег. И кроме того, мне нравится смотреть на огонь.
  - Постараюсь вас не разочаровать,- сказал Римо. Он отвернул с  бутылки
крышку, и по комнате разлился запах бензина.- Бензин. Без обмана,-  кон-
статировал Римо.
  - Высокооктановый! У нас все самое лучшее.
  - А спичек нет?
  - Ах да, конечно.- Джоукли порылся в кармане  темно-красного  халата.-
Вот, пожалуйста.
  Римо потянулся за спичками и ненароком выплеснул полбутылки на упитан-
ный животик Джоукли.
  - Эй, осторожно! Это же чистый шелк!
  - Прошу прощения,- пробормотал Римо.- Давайте я помогу стереть пятно.
  - Что ты делаешь? Разве такое пятно можно стереть руками?
  Моу попытался отступить назад, но Римо держал его мертвой хваткой.  Он
с силой тер бензиновое пятно. Халат вдруг стал подозрительно теплым.  От
него пошел дымок.
  - Эй!- снова крикнул Джоукли. Его отчаянный вопль потонул в огне.-  А-
а-а-а!- орал Моу Джоукли.- Горю!
  - Что, больно?- участливо спросил Римо.
  - А-а-а-а!- продолжал орать Джоукли.
  Римо принял это за утвердительный ответ.
  - Ну вот, теперь ты знаешь, что это такое,- сказал Римо.- Единственный
близкий мне человек сейчас находится в клинике из-за тебя.
  - Я горю! Я умру в огне! Ты не смеешь!
  - Спорим?
  Моу Джоукли волчком носился по комнате, распространяя вокруг себя  за-
пах жареного мяса. Римо понимал, что, как бы то ни было, он не может ос-
тавить Моу Джоукли в огне. Это было бы слишком просто.
  - На пол!- крикнул он.- Катайся по полу!
  Моу Джоукли стал кататься по ковру, как измученный блохами пес, только
быстрей. Огонь, питаемый бензином, никак не хотел  гаснуть.  Он  полыхал
все сильней, поскольку занялся уже и ковер.
  Римо бросился в спальню, схватил тяжелое одеяло  и  швырнул  на  изви-
вающееся, объятое пламенем тело Джоукли, пытаясь сбить огонь.
  Джоукли завопил еще громче.
  Римо вдруг припомнил, что где-то читал о том, что затушить огонь  мож-
но, с силой колотя по нему. И он стал через одеяло лупить  Моу  Джоукли.
Крики внезапно прекратились, лишь легкий дымок вился из-под одеяла.
  - Погас?- спросил Римо.
  - Не знаю. Все еще жжет!
  Римо продолжил. Теперь он бил сильнее. Со смаком. Опять раздались воп-
ли.
  - Хватит!- завыл Джоукли.
  Но Римо так не думал. И продолжал лупить по извивающемуся одеялу. Уда-
ры следовали один за другим, кулаки работали, как поршни паровой машины.
Из-под одеяла доносились звуки, напоминающие процесс приготовления отби-
вных. Они чередовались хрустом костей.
  Протестующий голос Джоукли тоже стал неразборчивым и напоминал  теперь
лепет ребенка.
  Наконец под ударами Римо фигура под одеялом потеряла всякую форму.
  Когда Римо закончил, одеяло лежало на полу бесформенной кучей. Он вып-
рямился и молча вышел из дома. Под одеяло он не стал смотреть  -  и  так
все было ясно.
  Под одеяло заглянули полицейские - на следующий день, когда  горничная
обнаружила тело. Сперва они подумали, что перед ними  неизвестный  науке
биологический вид.
  - На амебу похоже,- предположил медэксперт.- Или эмбрион какой-то.
  - Для амебы великоват,- возразил следователь.- Для зародыша тоже.
  Когда медэксперт обнаружил на ковре человеческий зуб, до  него  дошло,
что лежащее под одеялом обгорелое нечто было когда-то человеком. Его за-
тошнило.
  Два прозектора погрузили обугленные останки Моу Джоукли  в  мешок  для
транспортировки трупов. Им пришлось орудовать лопатами, так как  Джоукли
напоминал жидкий омлет.
  И, хотя расследование было проведено самым тщательным  образом,  никто
так и не обнаружил никаких следов вышедшего из повиновения  робота-убий-
цы.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  - Мистер Марри! Он спрашивает вас.
  Римо сидел в комнате посетителей и при этих словах медсестры  даже  не
поднял головы. Он успел заскочить в отель,  смыть  с  себя  сажу  и  пе-
реодеться в чистое. Сейчас на нем  была  трикотажная  водолазка,  закры-
вающая темный синяк на шее.
  - Мистер Марри,- повторила сестра, похлопав его по плечу.- Ведь вы Ри-
мо Марри?
  - Ах да, конечно, я Римо Марри,- отозвался наконец Римо.
  Он чуть не забыл, что зарегистрировался под этим именем в отеле  "Дет-
ройт Плаза".
  - Как он?- спросил Римо, проследовав за сестрой в палату.
  - Спокоен,- неопределенно ответила та.
  Над постелью Чиуна стояла доктор Генриетта Гейл. При виде Римо она на-
хмурилась.
  - В обычных обстоятельствах я бы не разрешила вам здесь находиться, но
бедный мистер Чиун очень настаивал.
  Римо даже не взглянул на нее.
  - Как ты себя чувствуешь, папочка?- ласково спросил он.
  - Мне больно,- произнес Чиун, уставившись в потолок.
  - Очень?
  - Больнее не бывает,- ответил Чиун, избегая взгляда Римо.- Я  нахожусь
между жизнью и смертью и вдруг узнаю, что ты куда-то ушел.
  Римо нагнулся к самому уху Чиуна.
  - Наше дело, ты не забыл?- шепотом сказал он.- Я разделался  с  типом,
который устраивал все эти пожары. И от которого, кстати, ты тоже постра-
дал.
  - Подождать было нельзя?- спросил Чиун.
  - Хватит об этом. Ты-то как?
  - Чувствую близкий конец.
  - Из-за какого-то дыма?- поразился Римо.- Ни за что не поверю!
  - Я так и знала, не надо было вас пускать,- встряла в разговор  доктор
Гейл.
  Она хотела отстранить Римо от постели  больного  и  крепкими  пальцами
врача тряхнула за плечи. Они оказались такими крепкими, словно были сде-
ланы из железобетона, и даже не дрогнули.
  - Сэр, я вынуждена просить вас пройти за мной. Мне нужно  вам  кое-что
сказать.
  Римо выпрямился. В глазах его стояло изумление.
  - Что с ним?- прошипел он, едва отойдя в дальний угол комнаты.
  - Не могу понять. Мы провели полное обследование. Сделали анализ  кро-
ви, компьютерную томографию, УЗИ - словом, все, что только можно  приду-
мать. В физическом смысле не выявлено никаких отклонений.
  - Значит, он поправится?
  - Нет. Мне очень жаль, но ваш друг, по-моему, умирает.
  - Но вы только что сказали, что у него все в порядке.
  - Он обладает фантастическим здоровьем, причем не  только  для  своего
возраста - ему и молодой позавидует. Господи, вы даже  представить  себе
не можете, ведь его тело абсолютно симметрично!
  - Разве это плохо?
  - Это невероятно! У всякого нормального человека, к примеру, одна нога
может оказаться короче другой.  У  женщин  сплошь  и  рядом  одна  грудь
больше, другая - меньше. У правшей мышцы левой руки  развиты  слабее,  и
наоборот. Но у этого человека все иначе. Его мускулатура развита  строго
пропорционально. Даже скелет имеет неестественную симметрию.
  - И что все это означает?
  - Это означает.- серьезно произнесла доктор Гейл,- что его тело  имеет
идеальные пропорции. Идеальные.- Римо кивнул. Ясно. Синанджу. В нем  все
сбалансировано.- Я пролистала книги. Медицине не известно ни одного слу-
чая абсолютной симметрии человеческого тела. Не хочу спешить с выводами,
но у меня здесь стандартный формуляр донора. Если бы вы сочли  возможным
после кончины пожертвовать его тело в интересах науки, я могу гарантиро-
вать вам, что останкам будут оказаны все подобающие почести.
  Римо взял у нее формуляр, молча сложил из него самолетик и пустил  над
ухом мисс Гейл. Бумажный снаряд, казалось,  едва  коснулся  висящего  на
стене зеркала, но оно треснуло и покрылось трещинами.
  - О Господи!- выдохнула доктор Гейл.
  - Мне нужны конкретные ответы, а не то я  сейчас  сложу  самолетик  из
вас!
  - Как я вам уже сказала, сэр, мы не обнаружили в организме этого миле-
йшего старика никаких отклонений. Однако его жизненные функции безуслов-
но слабеют. Я говорю не о сердце. Легкие тоже как будто  не  повреждены.
хотя некоторое количество дыма мы из них откачали. Тем не менее все сим-
птомы говорят о том, что он попросту... угасает.
  - Чиун не может просто так умереть. Это невозможно!
  - Видите ли, новейшая медицинская аппаратура не ошибается.  Это  нечто
необъяснимое. При всем его богатырском здоровье совершенно ясно, что  он
умирает. Он очень стар. Иногда это происходит именно так. Правда, обычно
в таком случае смерть наступает быстро. Что касается мистера Чиуна, то у
меня такое впечатление, что его душе, его чудесной душе, стало  тесно  в
его хрупком старом теле.
  - Неплохо сказано!- раздался с постели голос больного.
  - Благодарю,- учтиво отозвалась доктор и опять повернулась к Римо.- Вы
сами видите, что он полностью отдает себе отчет в  своем  состоянии.  И,
по-моему, его это нисколько не беспокоит. Думаю, он  понимает,  что  его
час настал, и спокойно ждет конца. По мне, так это прекрасный конец. Хо-
тела бы я умереть вот так!
  - И сколько это продлится?- хрипло спросил Римо, до  которого  наконец
стала доходить суть происходящего.
  - Несколько недель. Может быть, месяц. Он просит, чтобы вы забрали его
домой. Я думаю, так будет лучше. Мы больше ничего не можем сделать.  От-
везите его домой и дайте покой.
  - И никакой надежды?
  - Абсолютно. В его возрасте обычно не поправляются  даже  от  незначи-
тельных недомоганий. По-моему, он с этим смирился. И вам  надо  последо-
вать его примеру.
  Римо снова подошел к постели. Чиун  казался  меньше  обычного,  словно
съежился внутри хрупкой телесной оболочки.
  - Папочка, я отвезу тебя в "Фолкрофт".
  - Не глупи, Римо,- тихо возразил Чиун.- Мастер Синанджу  должен  дожи-
вать последние дни в другом месте. Мы поедем в Синанджу... Вдвоем,-  до-
бавил он.
  - Ты уверен, что все так плохо?
  - Зачем мне тебя обманывать, Римо? Я доживаю последние дни. Сообщи Им-
ператору Смиту, ему надо будет кое-что предпринять. Я желал бы  навсегда
покинуть эту варварскую страну, полную неприглядных зрелищ и ужасных за-
пахов.
  - Да, папочка,- ответил Римо и вышел из  палаты,  с  трудом  сдерживая
слезы.


ГЛАВА ПЯТАЯ

  Сквозь большое окно, из которого открывался  красивый  вид  на  пролив
Лонг-Айленд, уже пробивался холодный ноябрьский рассвет, а доктор Харолд
У. Смит все еще сидел за рабочим столом. Это был высокий мужчина  с  ре-
деющей шевелюрой, на его лице красовались очки в тонкой оправе. Одет  он
был в серый костюм-тройку. В этом человеке все было каким-то серым,  ли-
нялым и бесцветным.
  Но уж что-что, а этого про Смита сказать было нельзя. Ибо человек, си-
дящий за столом директора санатория "Фолкрофт", на  самом  деле  занимал
второй по значимости пост в администрации Соединенных Штатов после само-
го президента. Кое-кто сказал бы, что он даже главнее президента, потому
что президенты приходят и уходят, а директор организации  под  названием
КЮРЕ Харолд У. Смит остается. Он не подвластен ни воле  избирателей,  ни
импичменту.
  Смит ждал, пока компьютер обработает поступающие из  Детройта  сообще-
ния. Он старательно поправил полосатый галстук.  Другой  на  его  месте,
проведя бессонную ночь на работе, пожалуй, уже давно ослабил бы галстук,
если не снял его совсем. Но только не Смит. Он хотел встретить свою сек-
ретаршу, как всегда, опрятным и подтянутым.
  Новости из Детройта были обнадеживающие. В этом году пожаров случилось
меньше. Однако пока не поступало никаких сообщений относительно человека
по имени Моу Джоукли. Странно, что и Римо больше не объявлялся.
  Сохранив в памяти компьютера в виде отдельного файла сводку из Детрой-
та, Смит перешел к изучению другой поступающей  информации.  Его  пальцы
порхали по клавиатуре с легкостью профессионального пианиста. Перед  ним
стоял небольшой монитор, но внешность, как известно, обманчива:  он  был
подсоединен к целому банку электронной информации, которую накапливал  и
обрабатывал вычислительный центр, расположенный в запертой комнате в по-
двале "Фолкрофта". Сюда стекались все базы данных по Соединенным Штатам,
и не только. Вычислительный центр в автоматическом  режиме  анализировал
весь поток входящей информации и выискивал все, что касалось  преступной
или какой-либо иной деятельности, выходящей за рамки обыденного. В засе-
креченных файлах память компьютеров хранила базу данных о двадцати годах
работы КЮРЕ, которая дублировалась  в  другом  секретном  вычислительном
центре, на острове Сен-Мартин. Если Римо был карающей рукой КЮРЕ, а Смит
- мозговым центром организации, то компьютеры - ее сердцем.
  Еще до появления Римо Смиту пришлось вести  свою  компьютерную  войну,
скрупулезно анализируя электронную информацию в поисках малейших намеков
на незаконные биржевые сделки, переводы крупных сумм на банковские  сче-
та, которые можно было интерпретировать как взятки государственным чино-
вникам или отмывание денег, полученных от наркобизнеса. Тайный доступ  к
данным Налоговой службы открывал перед ним  фантастические  возможности.
По компьютерным сетям к Смиту стекалась информация целой армии  агентов,
работающих в самых различных ведомствах. При этом никто из них и понятия
не имел о существовании некой подпольной организации под названием КЮРЕ.
Еще до Римо Смиту удавалось навести правоохранительные органы на престу-
пления, которые еще только готовились. Теперь он прибегал к этому методу
лишь в случае, когда возникавшие проблемы  не  выходили  за  рамки  три-
виальности. Для решения крупных задач у него был Римо Уильямс.
  Конечно, это было незаконно, но КЮРЕ не являлась  легальным  образова-
нием. Однако ее существование было необходимо. Данные, стекающиеся в вы-
числительный центр "Фолкрофта", сортировались и накапливались. Махинации
и нарушения в сфере финансов и биржевой деятельности, торговли оружием и
товарами высвечивались на мониторе красным цветом. Таким образом компью-
тер указывал на серьезные правонарушения еще в стадии  их  подготовки  и
предлагал возможные варианты превентивных действий.
  Смиту уже виделся тот день, когда он сможет отказаться от  услуг  Римо
Уильямса и вернуться к той схеме, по которой работал до появления у КЮРЕ
ее карающей длани. Возможно, эти функции можно будет переложить  на  ле-
гальные правоохранительные органы. У Смита даже мелькнула мысль  об  от-
ставке, но он поспешил ее отогнать.
  Руководитель КЮРЕ не может уйти в отставку. Он может только умереть. В
подвальном помещении "Фолкрофта", рядом с  вычислительным  центром,  был
готов склеп с выбитой на нем фамилией Смит. Это было сделано на  случай,
если президент из соображений безопасности издаст директиву  о  роспуске
КЮРЕ. Тайны КЮРЕ нельзя будет доверить пенсионеру, Смит унесет их с  со-
бой в могилу.
  Мрачные размышления Смита были прерваны изменениями на мониторе.  Что-
то было не так: экран тускло замерцал, затем яркость пропала вовсе.
  Компьютеры КЮРЕ питались от резервных генераторов, но, видимо, произо-
шел сбой. Смит щелкнул кнопкой, переключая питание на основную  электро-
сеть "Фолкрофта".
  Экран опять засветился.
  - Поручение для миссис Микулка,- произнес Смит в  диктофон.-  Вызовите
мастера проверить запасные генераторы.
  Зазвонил телефон.
  - Харолд?- спросил немолодой женский голос. Это была миссис Смит. Даже
она называла его полным именем - не Хэл или Харри.
  - Да, дорогая?
  - Ждать тебя к обеду?
  - Нет. У меня работы на целый день.
  - Ты меня тревожишь, Харолд. Работать всю ночь напролет...
  - Да, дорогая,- отсутствующим голосом отозвался Смит, следя за монито-
ром.
  - Хотя бы позавтракай как следует.
  Замигала лампочка на секретном аппарате.
  - Одну минуту,- сказал Смит.- Мне звонят по другому телефону.- Он снял
трубку.- Да, Римо. Все в порядке?
  - Чиун при смерти,- выпалил тот.
  Повисло долгое молчание.
  - Вы уверены?- наконец осторожно спросил Смит.
  - Конечно, уверен. Черт, стал бы я говорить, если бы у меня были  сом-
нения? Так считают врачи и даже он сам.
  - А что с ним?
  - Никто не знает.
  Смиту показалось, что в голосе Римо слышны слезы. Он сказал:
  - Я организую спецсамолет. Доставим Чиуна обратно  в  "Фолкрофт".  Его
обследуют лучшие специалисты.
  - Не хлопочите. Чиун хочет домой. Говорит, что желает умереть там.
  - Но в Синанджу нет медиков!- запротестовал  Смит.-  Ему  будет  лучше
здесь.
  - Послушайте, Чиун просится домой. И он поедет домой. Организуйте это,
Смитти!
  - Это не так просто.- Смит пустил в ход свою железную логику.- Атомная
подлодка - это вам не такси. "Дартер" стоит на рейде в Сан-Диего и гото-
вится к очередной транспортировке груза золота в деревню Чиуна. Он отбы-
вает через две недели. Пока же мы доставим Чиуна сюда  и  обеспечим  ему
надлежащий уход.
  - Мы отправляемся в Синанджу, Смитти. Немедленно! Пускай для этого мне
придется угнать самолет и лично им управлять.
  В голосе Римо звучала непривычная горячность.
  - Очень хорошо,- сказал Смит как можно спокойнее, хотя в душе  был  не
на шутку встревожен.- Я устрою вам перелет на западное побережье. Подло-
дка будет ожидать где всегда. Вы знаете.
  - Спасибо, Смитти,- вдруг сказал Римо.
  - Когда все кончится, я хочу, чтобы вы вернулись,- сухо добавил Смит.-
А теперь прошу меня извинить, у меня Ирма на проводе.
  - Ирма? Кто это - Ирма?- удивился Римо.
  - Моя жена.
  - Но ведь ее имя Мод.
  - Совершенно верно,- ровным тоном подтвердил Смит.- Ирма - это  ласка-
тельное.
  - Да, Смитти, только вы могли дать женщине, которую зовут Мод,  ласка-
тельное имя Ирма. Будь у вас собака, вы бы ей придумали кличку - что-ни-
будь вроде Фидо. Или Ровера. Пока!
  - Не забудьте, я вас буду ждать,- напомнил Смит и повесил  трубку.-  О
чем мы говорили, дорогая?- вновь обратился он к жене.
  - Я сказала, что ты непременно должен позавтракать как следует.
  - Да, дорогая. Миссис Микулка всегда покупает для  меня  грейпфрутовый
сок без сахара и сливовый йогурт.
  - Прекрасно. Жду тебя вечером.
  Раздались гудки.
  Смит вернулся к компьютеру и стал набирать команды, которые должны  по
каналам министерства обороны организовать для Римо и  Чиуна  перелет  на
морскую авиабазу Мирамар в Калифорнии, а оттуда - на корабль. Точнее, на
подлодку "Дартер", стоящую на военно-морской базе в Сан-Диего. Субмарине
надо будет отдать приказ - от лица Командования тихоокеанским  флотом  -
приготовиться к отплытию ранее назначенного срока, но Смит без труда мог
это устроить.
  У него были на то полномочия. Тайные полномочия.

  Полковник Виктор Дитко сосредоточенно изучал карту Северной Кореи. На-
конец он нашел Синанджу - поселок на западном побережье. Он лежал в бух-
те на краю так называемой Северной промышленной зоны. Его местоположение
было обозначено на карте едва заметной точкой.
  Дитко достал более подробную карту и, к своей досаде, обнаружил, что и
на ней селение Синанджу обозначено такой же крохотной точкой.
  Он тихонько выругался. Уж эти корейские карты! Веры им  -  не  больше,
чем самим корейцам.
  Дитко раздобыл еще более крупномасштабную карту - такую подробную, что
на ней были показаны даже кварталы близлежащих городов Чонджу и  Сунчон.
На этой карте Синанджу было просто белым пятном на берегу залива  с  тем
же названием.
  - У них там что, и улиц нет?- вслух удивился Дитко.
  Он снял трубку и приказал соединить его  с  резиденцией  правительства
КНДР.
  - Капитан Некеп слушает,- раздался маслянистый голос.
  - У меня к вам вопрос. Это должно остаться между нами.
  - Слушаюсь,- сказал капитан Некеп, который был всего лишь младшим кап-
ралом, когда Дитко навел его на заговорщиков против северокорейского ли-
дера Ким Ир Сена. В результате Некеп получил повышение по  службе,  а  у
Дитко появился потенциальный союзник в корейской армии.
  - Что вам известно о Синанджу?- спросил Дитко.
  - Это запретная зона: на официальных картах она отмечена двойной крас-
ной чертой.
  Дитко тихо присвистнул. Президентский дворец в Пхеньяне  был  удостоен
лишь одной черты.
  - Значит, это военный объект?
  - Нет. Это рыбацкий поселок.
  - А вам не кажется странным, капитан, что в обыкновенный рыбацкий  по-
селок въезд запрещен?
  - Я предпочитаю не задавать вопросов, ответы на которые чреваты  висе-
лицей.
  - Мне нужно внедрить туда одного человека.
  - Мы с вами незнакомы!- отрезал капитан Некеп и повесил трубку.
  - Неблагодарная свинья!- прошипел полковник Дитко.
  Однако реакция капитана убедила его в том, что видеозапись,  сделанная
американским журналистом корейского происхождения,  действительно  имеет
большую ценность.
  Он лично доставит пленку в Москву. Это, конечно, рискованно, но...
  Полковник Дитко спустился в цокольный этаж посольства и отпер  комнату
для допросов, вход в которую был запрещен в соответствии с его собствен-
ным приказом.
  Сэмми Ки вздрогнул и проснулся. Он лежал на тюфяке. В последние дни он
много спал. Сначала он никак не мог уснуть из-за  нервного  перенапряже-
ния, но после полутора дней неволи к нему в душу закрался леденящий  хо-
лод депрессии, а когда он впадал в депрессию, то всегда помногу спал.  В
данном случае это был спасительный сон.
  - Встать!- приказал Дитко.
  Сэмми поднялся, протирая сонные глаза.
  - Слушай меня. Вот тебе запас еды и воды и таз для отправления  естес-
твенных надобностей. Ближайшие  три  дня  я  не  смогу  обеспечить  тебе
туалет. Не бойся, я тебя не брошу. Я отправляюсь в Москву, мне надо лич-
но переговорить с Генсеком. А ты пока  посидишь  взаперти.  Единственный
ключ я увожу с собой. И не вздумай звать на помощь! Во всем посольстве я
один знаю, что ты здесь. Если тебя обнаружит кто-нибудь  еще,  с  жизнью
можешь распрощаться.
  - Понятно,- безжизненным голосом ответил Сэм-ми Ки.
  - От Сан-Франциско ты очень далеко,- напомнил полковник Дитко.
  - Знаю.
  - Хорошо. Я вернусь через три дня.
  - А если нет?
  - Для тебя будет лучше умереть от голода,  чем  обнаружить  свое  при-
сутствие. Ясно?
  Дверь захлопнулась, и Сэмми Ки опустился на пол.
  Психологический расчет был верен, в этом полковник Дитко не  сомневал-
ся. Пускай этот американо-кореец его ненавидит или боится  -  в  будущем
это может оказаться полезным. Как бы то  ни  было,  ближайшие  несколько
дней для Сэмми Ки станут заполнены ожиданием полковника Дитко, поскольку
его возвращение будет означать для парня свежую еду и избавление от уду-
шающей вони собственных экскрементов.
  До чего же просто манипулировать этими изнеженными американцами, поду-
мал полковник Дитко. У себя на родине Сэмми Ки и думать не приходилось о
еде. А уж туалет и душ - нечто само собой  разумеющееся.  И  вот  одного
слова Дитко оказалось достаточно, чтобы  сделать  элементарные  удобства
чем-то самым желанным - более желанным, чем даже свобода.  Это  и  будет
для полковника гарантией сохранности его тайны.
  Вернувшись к себе, полковник Виктор Дитко снял очки и швырнул на  пол.
Однако от удара о половицу они не раскололись. Тогда Дитко  раздавил  их
каблуком.
  После этого он поднял самый большой осколок стекла и прошел  к  койке.
Работа в КГБ СССР не предполагала незапланированных поездок домой ни  за
какие взятки или просьбы - только по медицинским показаниям.
  Полковнику Виктору Дитко позарез нужно было попасть в Москву.  Он  сел
на койку и, стиснув зубы, принялся резать  себе  осколком  стекла  левый
глаз.
  Он стонал от боли, но утешал себя тем, что грядущее вознаграждение то-
го стоит.


ГЛАВА ШЕСТАЯ

  - Папочка, удобно тебе?- заботливо спросил Римо. Чиун,  Мастер  Синан-
джу, лежал на циновке на полу каюты. Им была предоставлена самая просто-
рная офицерская каюта. В условиях подводной лодки это означало, что  при
сложенной койке места здесь было едва ли больше, чем  в  чулане.  Старая
голова Чиуна покоилась на двух пухлых подушках. Он слегка прикрыл подер-
нутые пеленой карие глаза.
  - Удобно мне будет тогда, когда наше плавание закончится.
  - Мне тоже,- поддакнул Римо, опускаясь рядом со стариком на колени.
  В каюте немного ощущалась качка. По углам, в  расставленных  Римо  ку-
рильницах, дымились благовония, отчасти отбивающие противный металличес-
кий привкус циркулирующего в замкнутом пространстве воздуха - неизбежный
спутник даже новейшей атомной подводной лодки. Римо понадобилось полдня,
чтобы развесить по стенам с пластиковой отделкой "под  дерево"  гобелены
из четырнадцати сундуков, в которых были сложены личные вещи Чиуна.
  - Капитан сказал, к вечеру будем на месте,- произнес он.
  - Откуда он знает? В этой вонючей посудине не бывает вечера.
  - Ш-ш,- сказал Римо примирительно.- Нам еще повезло, что подлодка была
готова к отплытию.
  - Я просил тебя проверить золото. Ты это сделал?
  - За последний час дважды ходил смотреть. Все на месте.
  - Хорошо. Быть может, это последнее золото, которое  Синанджу  получит
от сумасшедшего Императора Смита.
  - Не говори так, Чиун.
  - Все равно,- продолжал старик, по-прежнему держа  глаза  прикрытыми,-
мне хорошо и покойно, потому что мы едем домой. В Синанджу.
  - Это ты едешь домой, папочка. Синанджу - это твой  дом,  но  не  мой.
Смит хочет, чтобы я вернулся в Америку.
  - Как ты можешь вернуться в эту страну? Бросить жену? Детей? Селение?
  Римо не сдержался и переспросил:
  - Жену? Детей? О чем ты?
  - Конечно. Жену ты возьмешь сразу, как мы приедем в  Синанджу.  И  она
родит тебе детей. Это твой долг, Римо! Когда меня не станет,  продолжать
традиции будешь ты. У Синанджу должен быть преемник!
  - Я польщен, папочка, но не уверен, что смогу это сделать.
  - Не робей, Римо. Если тебе не удастся найти  девушку,  которая  будет
готова смириться с цветом твоей кожи,- я сам тебе ее подберу. Обещаю.
  - О нет,- простонал Римо.- Никакого сводничества. Хватит! Забыл, как в
прошлый раз пытался свести меня с корейской девушкой? Больше я на  такой
позор не пойду!
  - Я умираю без настоящего наследника, лишенный внуков, а ты лишь  усу-
губляешь мое страдание детскими капризами.
  - Мне очень жаль, папочка, что у тебя нет внуков. Но я ничем  не  могу
тебе помочь.
  - Быть может, если ты не станешь мешкать, я еще доживу  до  того  дня,
когда твоя жена понесет под сердцем твоего ребенка. И тогда я смогу спо-
койно отправляться в мир иной. Этого мне бы хватило. Конечно, это не то,
что качать внука на коленях, но меня всю жизнь преследовали неудачи.
  - Неудачи? Да ты с одного американского контракта заработал для Синан-
джу больше золота, чем все твои предшественники, вместе взятые!
  - Но я так и не добился должного почтения. Я служил не настоящему  им-
ператору, а какому-то врачу, да к тому
  же шарлатану. В Египте, помнится, придворный лекарь  всегда  шествовал
на два шага позади королевского ассасина. Вот до чего дожили -  работаем
на костоправов!
  - Да на эти деньги поселок может жить несколько столетий!
  - Сколько раз я тебе говорил, что Мастера Синанджу не трогают накопле-
нный капитал?!- возмутился Чиун.- Кроме того, я первый из Мастеров,  кто
позорно сменил имя! Я тебе не рассказывал эту историю, Римо?
  Римо хотел было сказать "да", но Чиун уже приготовился рассказывать.
  - Я не всегда был известен как Чиун. При рождении я получил имя  Нуич,
сын Нуича, внук Юи. Мой род был славный род, ибо я был наследник великих
традиций Синанджу. Но род Синанджу переживал не лучшие времена.  Сначала
были страшные войны в Европе, которые охватили весь мир, так что  работы
для ассасина совсем не осталось. Зато было много работы для солдат.  Так
прошли мои юные годы - в праздности и бесславных поручениях.
  Женился я неудачно. Моя жена, острая на язык и алчная по характеру, не
сумела родить мне наследника. Это была трагедия, но выход все же был на-
йден. По ее настоянию я согласился взять в обучение в качестве  будущего
Мастера Синанджу одного из ее племянников, также названного в мою  честь
Нуичом. Я учил его постигать солнечный источник. Он  оказался  способным
учеником. Он усваивал долго, но прочно. В отличие от некоторых,- добавил
Чиун.
  Римо не понял, считать ли последнюю реплику колкостью или же  неумелым
комплиментом. Он решил пропустить ее мимо ушей.
  - Настал день передать полномочия Мастера  Синанджу,  и  Нуич  получил
свое первое задание. Дни шли, но от него не было никаких  известий.  Дни
складывались в недели и месяцы. И только по прошествии нескольких лет  я
узнал, что Нуич, этот толстомордый обманщик, вовсю  практикует  Синанджу
по всему белу свету. А селение не получает ни гроша!  Похоже  было,  что
вновь настали тяжелые времена и нам опять придется отсылать младенцев  в
море.
  Римо кивнул. "Отсылать младенцев в море" означало попросту их  топить.
Синанджу был бедный поселок, с непригодной для  возделывания  землей,  а
воды залива были чересчур холодны, чтобы рассчитывать на богатый улов. В
давние времена, если в селении недоставало пищи,  новорожденных  топили,
как котят,- в надежде, что они воскреснут в лучшие времена. Сначала  де-
вочек, а когда становилось совсем  голодно,  то  эта  участь  ожидала  и
мальчиков. В Синанджу существовал эвфемизм - "отсылать малюток в  море",
призванный сгладить горечь жестокой необходимости.
  - Итак,- продолжал Чиун,- достигнув возраста, в котором  мои  предшес-
твенники уже почивали на заслуженном отдыхе после долгих лет  странствий
и благополучно нянчили многочисленных внучат, я был вынужден вновь поду-
мать о своем долге перед предками. Я вынужден был  сменить  имя,  с  тем
чтобы никто не мог подумать, будто я имею  какое-то  отношение  к  этому
гнусному предателю Нуичу. Так я стал Чиуном. И под этим именем ты  узнал
меня, Римо.
  Римо помнил, как это было. Знакомство произошло в спортзале  "Фолкроф-
та". Как много лет минуло с тех пор! Макклири и Смит наняли Чиуна трене-
ром, чтобы тот превратил Римо в карающую длань КЮРЕ. Сначала Чиун просто
обучал Римо каратэ, немного искусству ниндзя и некоторым другим приемам.
Но по прошествии нескольких недель Чиун вдруг велел Римо забыть все, что
он к тому моменту умел.
  - Это все детские игрушки,- шепнул ему  Чиун.-  Приемы,  украденные  у
моих предков бесчестными людьми. Они только слабые лучи, расходящиеся от
солнечного источника. Самим же источником является Синанджу. И отныне  я
стану учить тебя Синанджу.
  С этого все и началось.
  - Помню, как Макклири в первый раз появился в селении,- продолжал Чиун
каким-то отрешенным голосом.- Я снова устранился от дел - работы не  бы-
ло. Макклири обратился ко мне с просьбой, с какой никто никогда не обра-
щался к Мастеру Синанджу на протяжении многих веков. Он просил не об ус-
лугах Мастера Синанджу, а о подготовке другого человека. В  иные,  более
счастливые дни я бы одним взмахом убил его на месте. Но времена были да-
леко не счастливые. И я согласился, к своему великому стыду.
  - Ну, ты недолго раскаивался, папочка,- улыбнулся Римо.-  Ведь  я  все
схватывал на лету.
  - Молчи,- прервал Чиун, открыв наконец глаза.-  Кто  рассказывает  -ты
или я? Даже если ты и был способным учеником - чего я  не  говорил,-  то
только благодаря тому, что учитель тебе достался превосходный.
  - Извини,- сказал Римо, но в душе его шевельнулась радость.
  Кажется, Чиун выходит из своего полузабытья. В глазах его хоть и не  с
прежней силой, но опять засверкал огонь, и Римо воспрянул духом.
  - Так вот. Этот Макклири мне сказал, что я буду учить сироту,  какого-
то подкидыша. Я обрадовался. Чем раньше начать,  тем  лучше  усваивается
Синанджу.- Чиун повернулся к Римо.- Представь себе мое негодование, ког-
да я узнал, что ты взрослый, вполне сформировавшийся человек, за  исклю-
чением мозгов.
  - Но ты с этим смирился,- кротко заметил Римо.
  - С чем я не смог смириться - так это с твоей белой кожей. Ведь я  мог
бы тренировать какого-нибудь корейца! На худой конец - китайца или фили-
ппинца. Любого с надлежащим цветом кожи. Но белого!- хуже того, америка-
нца! Да еще неизвестно какого происхождения! Когда я увидел тебя, то ед-
ва не сорвался, но решил все же научить тебя каратэ и другой ерунде, ос-
нованной на том, что украдено у Синанджу. Ведь для несведущего  человека
все едино!
  - Только не для меня!
  - И для тебя тоже. Но вот Макклири меня раскусил. Он знал наши  преда-
ния. И хорошо их понимал. Надо было мне его тренировать.
  - Ты так не думаешь, папочка! После всего, что с нами было!
  - Да, было, притом слишком много, чтобы я не видел, насколько ты  неб-
лагодарный сын. Ты полагаешь, что Синанджу призвано  лишь  убивать?  Что
это забава и только? До чего же это по-американски - вкусить  от  плода,
но не вернуть зерен в почву, чтобы и другие могли насладиться  следующим
урожаем! Один внук. Большего я не прошу. Разве это так много? Даже  Нуич
сделал бы это для меня.
  - Но мы с ним разделались, да?
  - И скоро я буду вынужден воссоединиться с ним в  бесчестии,  лишенный
уверенности в том, что род мой будет продолжен!
  - Поговорим об этом позже,- предложил Римо.- Съешь немного риса?
  - Стыд лишает меня аппетита.
  - Ну, я все равно приготовлю,- кротко сказал Римо.
  - Он мне в горло не полезет.
  - Тебе какой - белый или бурый?
  - Бурый. Все белое я проклял,- подвел черту Чиун и вновь закрыл глаза.
  Каждый ноябрь вот уже более десяти лет капитан Ли Энрайт Лейхи  совер-
шал плавание от Сан-Диего до Синанджу. Когда-то он вел дневник, свой ли-
чный судовой журнал, куда заносил подробности плавания  в  надежде,  что
когда-нибудь правда о его спецзаданиях станет известна и тогда он  напи-
шет мемуары. Но когда жена заметила ему, что  после  каждого  ноября  он
стареет лет на десять, он бросил свои записи. Его это  перестало  волно-
вать. Сейчас ему пятьдесят пять, но выглядит он на все семьдесят.
  А как иначе может выглядеть капитан, который каждый год ведет свой ко-
рабль - американскую подводную лодку "Дартер" - на задание, равносильное
самоубийству? Возможно, капитану Лейхи стало бы легче на душе,  если  бы
ему объяснили, в чем смысл задания. Но об этом никто не позаботился. По-
началу он думал, что это связано с ЦРУ, но, когда в середине семидесятых
деятельность ЦРУ была взята под контроль конгресса, это никак не  косну-
лось его, Лейхи, работы. Наоборот, он почувствовал ослабление  контроля.
Теперь "Дартеру" не приходилось на сумасшедшей скорости пересекать Тихий
океан, чтобы затем, с помощью хитроумных  маневров,  обогнуть  китайское
побережье и войти в Желтое море. Лейхи не сомневался: тут дело  нечисто.
За операцией определенно стоит Совет национальной безопасности. Иначе  и
быть не может. Только эти ковбои из СНБ способны регулярно проворачивать
такую крупную операцию.
  Но в этом году все стало еще более странным. Когда "Дартер"  готовился
к отправке с очередным грузом, поступил вдруг срочный приказ: отплыть на
неделю раньше. Это был невероятный приказ. Однако груз был готов и капи-
тану ничего не оставалось, как в спешном порядке собрать экипаж.  Такого
на памяти капитана Лейхи еще не было. Он уже начал думать, не  стоит  ли
мир на грани третьей мировой войны? Однако в самом плавании не было поч-
ти ничего необычного - если не считать, что под покровом ночи  на  лодку
были доставлены вертолетом двое гражданских - белый и старик-кореец.  Им
нужно было попасть в Корею. Лейхи видел их не впервые:  однажды  он  уже
доставлял их в Северную Корею. Кто бы они ни были, это были очень важные
персоны. Очень-очень важные.
  Как и в прошлый раз, они всю дорогу просидели у себя в каюте. Они даже
еду готовили себе сами. Один раз капитан Лейхи послал им пару превосход-
ных бифштексов со своей кухни. Мясо нашли потом в мусорном бачке. Может,
они боялись, что их отравят?
  Входя в рубку, капитан Лейхи в который раз задал себе вопрос, кто  его
пассажиры. Самая буйная фантазия и близко не могла подвести его к  исти-
не.
  - Мы уже у Пойнт-Сьерры, сэр,- отрапортовал старший помощник.
  Это было кодовое название пункта назначения. Сообщение вывело капитана
из задумчивости.
  - Вахтенный офицер, держать цель в перископе и приготовиться к  всплы-
тию!- отдал приказание капитан Лейхи.
  - Есть, сэр!
  Яркий свет в рубке был немедленно погашен, остались мерцать одни мони-
торы компьютеров.
  "Дартер" всплыл на поверхность в двух милях от побережья Северной  Ко-
реи. Холодное и свинцовое Желтое море было неспокойно. В это время  года
здесь постоянно штормит, поэтому, наверное, и высадка всегда планируется
на ноябрь.
  - Отдраить люки!- приказал капитан, готовясь выйти на палубу.-  Приго-
товить плоты!
  Одетый в водонепроницаемую штормовку, капитан Лейхи  стоял  на  проду-
ваемой со всех сторон верхней палубе, с трудом сдерживая пробиравшую его
дрожь. О корпус лодки бились холодные волны, пронизывая  воздух  водяной
пылью.
  С недавних пор Лейхи перестал прибегать к помощи аквалангистов для вы-
грузки золота в скалистой бухте - ему было дозволено высаживаться на по-
бережье и доставлять груз на резиновом плоту. Да, точно, это  Совет  на-
циональной безопасности, опять подумал он. Их рук дело. Хотя от этого не
легче. Он не забыл, что произошло с экипажем "Пуэбло" много  лет  назад,
когда их захватили в водах Северной Кореи.
  Капитан Лейхи рассматривал берег в бинокль. На горизонте были одни за-
зубренные скалы. Но его интересовали две скалы - первоначально  в  отда-
ваемых ему приказах они именовались "Пиками гостеприимства".
  Обнаружив Пики гостеприимства, капитан Лейхи передал команду:
  - Доложите пассажирам, что мы на месте.
  - Где именно?- переспросил дежурный офицер, который был с ним в плава-
нии в первый раз.
  - Лучше не спрашивайте! Это какое-то селение под названием "Синанджу".
  - А что это?
  - Синанджу. Больше мне ничего узнать не удалось.
  - Да уж, информация исчерпывающая.
  - Больше нам знать не положено.
  Двое матросов на носилках вынесли старика-корейца через оружейный люк.
Здесь они развязали ремни и перенесли его в плетеное кресло-каталку. Ко-
мандовал ими белый.
  - Поосторожней!
  Старый кореец был похож на бледную сморщенную мумию, казалось, он вот-
-вот умрет. Но когда один из матросов, участвовавших  в  разгрузке  пяти
ящиков с золотом, поскользнулся под тяжестью своей ноши и  обронил  один
слиток, старик медленно протянул руку и, легонько коснувшись  его  локтя
пальцами с длинными острыми ногтями, сердито прошипел:
  - Повнимательней, белый!
  Матрос схватился за локоть и завертелся от боли, как человек, сунувший
язык в электрическую розетку. Пришлось его срочно заменить.
  Наконец ящики были погружены в пять складных моторных шлюпок, в каждой
из которых уже находился рулевой.
  Настал черед четырнадцати лакированных дорожных сундуков. Их погрузили
на резиновые плоты - по одному.
  Наконец и самого азиата бережно перенесли на плот, а белый занял место
рядом с ним.
  - Господи, шума-то, как при высадке десанта,- простонал дежурный  офи-
цер.- А если нас обнаружит корейский самолет?
  - Такое уже было два года назад,- угрюмо отозвался капитан Лейхи.
  - Неужели? И что?
  Крутились над нами, пока не разобрались, что мы под американским  фла-
гом. Потом развернулись и ушли.
  - Мы нарушили границу, а они молча ушли?
  - Не совсем так. Они нас разбомбили, а потом ушли. Мы затонули.
  - О Господи, да что это за операция, кто-нибудь может мне объяснить?
  - Сам не знаю, но у меня есть подозрение, что мы здесь делаем историю.
  - Надеюсь, я доживу до того дня, когда можно будет об этом  прочесть,-
прошептал дежурный офицер.
  - Сам надеюсь!- с жаром поддакнул капитан Лейхи.
  В бинокль он наблюдал за плотами. Время от времени они  скрывались  за
гребнями волн. Он ждал. Нечего сказать, подходящее место для ожидания!
  Наконец шлюпки вернулись без груза, и командир группы взошел на борт.
  - Задание выполнено, сэр!- Он отдал честь.
  - Отлично. Теперь давайте поскорей уберемся отсюда.
  - Да, до следующего года,- отозвался дежурный по кораблю.
  - Помолчите, мистер,- отрезал капитан Ли Энрайт Лейхи.- Вы-то,  может,
и будете здесь через год, а я уже нет. Подаю в отставку. Остается только
надеяться, что здоровья хватит, чтобы еще насладиться жизнью.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  Пакет был доставлен в Кремль в десять тридцать утра. Он был  адресован
лично Генеральному секретарю ЦК КПСС  и  сопровождался  предостерегающей
надписью по-русски следующего содержания: ЛИЧНО ГЕНЕРАЛЬНОМУ  СЕКРЕТАРЮ.
СОДЕРЖИТ СЕКРЕТНЫЙ МАТЕРИАЛ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ВАЖНОСТИ.
  Нечасто в суматошный отдел писем Кремля попадали такие загадочные пос-
лания. Пакет тотчас поместили в освинцованный бак и на  бывшем  кухонном
лифте, сохранившемся еще с царских времен, отправили в  подвальный  бун-
кер.
  Там в рентгеновских лучах экспертам группы взрывных устройств предста-
ли неясные очертания прямоугольного контейнера с двумя витками  непонят-
ного назначения. Сразу же в ход были пущены служебные собаки.
  Это были немецкие овчарки, специально натренированные  на  взрывчатку.
Пока собаки обнюхивали пакет, дрессировщики прятались  на  корточках  за
бетонной стеной толщиной в пять футов.
  Когда по прошествии пяти минут  собаки  не  проявили  никакого  беспо-
койства, эксперты стали боязливо вылезать из укрытия и стаскивать с себя
защитные костюмы.
  - Кажется, ничего страшного,- пробормотал руководитель группы.
  - А вдруг ты ошибаешься?- спросил другой эксперт.
  - Значит, мы выдадим неверное заключение.
  - Тогда, товарищ, сам его и подписывай!
  - Но в этом случае и слава достанется мне одному.
  - Я тоже подпишу,- вмешался третий эксперт, в чьем ведении  находились
собаки.
  В результате заключение подписали все трое, и пакет был отправлен  на-
верх, в приемную Генерального секретаря.
  Секретарша генсека принесла пакет шефу.
  - Я не открывала, товарищ Генеральный секретарь,-  поспешила  заверить
она.
  Генсек, озадаченно наморщив высокий лоб, отчего  задвигалось  бордовое
родимое пятно на лбу, внимательно изучил конверт.  Обратного  адреса  не
было.
  - Хорошо. Оставьте меня.
  Ножом для бумаги Генеральный секретарь вскрыл  плотный  пакет.  Оттуда
показалась черная видеокассета, завернутая в номер "Известий". Среди га-
зетных страниц находилась толстая пачка листов, напечатанных мелким шри-
фтом. К ним прилагалась записка от руки:
  "Товарищ Генеральный секретарь!
  На этой пленке содержится информация  международного  значения.  Прошу
вас просмотреть ее без свидетелей. К пленке я прилагаю расшифровку  тек-
ста, сначала по-корейски, потом в английском переводе  и,  наконец,  по-
русски. Русский перевод сделан мною лично.
  Если у вас появится желание переговорить со мной по этому важному  де-
лу, то найти меня можно в воинской палате кремлевской больницы.
  Преданный вам,
  Виктор Дитко,
  полковник Комитета госбезопасности."
  Генсек позвонил секретарше и велел не беспокоить его в течение часа, а
сам прошел в смежную комнату для совещаний,  где  стоял  видеомагнитофон
американского производства. В молчании он просмотрел кассету, держа  пе-
ред собой перевод.
  Когда он закончил, на его побледневшем лице контрастно выделялось  ро-
димое пятно. Дрожащей от нетерпения рукой, как алкоголик к  бутылке,  он
потянулся к кнопке селекторной связи.
  - Мне нужна информация о полковнике КГБ Викторе Дитко, который в  нас-
тоящий момент находится в кремлевской больнице.
  Вскоре секретарша доложила:
  - Товарищ Генеральный секретарь, полковник Виктор  Дитко  ожидает  оф-
тальмологической операции и находится под арестом по подозрению в  нару-
шении служебного долга.
  - А точнее? В чем его обвиняют?
  - В том, что он намеренно нанес себе тяжкое  повреждение,  дабы  укло-
ниться от исполнения служебных обязанностей.
  Произнося эти слова, секретарша неодобрительно покачала головой.
  - Какую он занимает должность?
  - Начальник службы безопасности советского посольства в Пхеньяне.
  - Он нужен мне здесь в течение часа.
  - Судя по его послужному списку, он мастер увиливать от работы,- доба-
вила секретарша.
  - От этой встречи он не станет увиливать, смею вас заверить.
  - Как вам будет угодно, товарищ Генеральный секретарь.
  Полковник Виктор Дитко, улыбаясь,  вошел  в  роскошный  кабинет  Гене-
рального секретаря. Он был бледен. Мундир измят. Генсек смерил его  пыт-
ливым взглядом. Весьма заурядной внешности, Дитко производил впечатление
старательного служаки, хотя глаза его глядели  с  некоторым  коварством.
Точнее, один глаз, поскольку второй был закрыт черной повязкой. Лихость,
которую обычно придает лицу такая повязка, в данном случае была  сведена
на нет большими роговыми очками.
  Генеральный секретарь молча указал на кресло.
  - Благодарю вас, товарищ Генеральный  секретарь,-  произнес  полковник
Дитко.
  По всему было видно, что обстановка произвела на него сногсшибательное
впечатление. На какое-то мгновение Генеральному секретарю  даже  показа-
лось, что он сейчас выкинет какую-нибудь глупость, например поклонится в
пояс.
  - Я просмотрел запись,- изрек Генсек после затянувшейся паузы.
  - Вы не находите ее чрезвычайно важной?
  Генсек кивнул.
  - Возможно. Кто, кроме вас, видел пленку?
  - Человек, сделавший запись. Он же и автор расшифровки.
  - Больше никто?
  - Клянусь вам! Я полностью отдаю себе отчет  в  важности  этого  мате-
риала.
  - Как вы на него вышли?
  И полковник Виктор Дитко начал рассказывать, да так быстро, что  слова
сливались воедино, и Генеральный секретарь вынужден был просить его сба-
вить темп.
  Закончив свой рассказ, полковник Дитко сказал:
  - Я понял, что должен доложить обо всем лично вам. Я не решился  посы-
лать пакет с диппочтой. Пришлось прибегнуть к членовредительству,  чтобы
попасть в Москву. Начальство уверено, что  я  проявил  служебную  халат-
ность. Но вы ведь понимаете, что это не так?
  Генсек нетерпеливым жестом отмел опасения Дитко.
  - Как ваш глаз? Что говорят доктора?
  - Вылечат. У нас в Москве прекрасные хирурги-офтальмологи.
  - Я распоряжусь, чтобы вами занимались лучшие врачи. А что бы вы хоте-
ли от меня?
  - Не понял.
  - Какую награду?
  - Хорошую должность. Здесь, в Москве.
  - У вас есть что-нибудь на примете?
  Полковник Виктор Дитко помедлил, и Генеральный секретарь начал  подоз-
ревать, что перед ним умный дурак. Когда Дитко наконец дрожащими  губами
выдавил из себя ответ, Генсек понял, что он просто дурак.
  - "Девятка". Если это возможно.
  Генеральный секретарь с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Вместо
этого он что-то сдавленно пробурчал, и полковник Дитко испугался, уж  не
хватил ли он через край.
  "Девяткой" называлось управление, отвечающее за охрану членов Политбю-
ро. Генсек ушам своим не верил. Этот человек поставил на карту карьеру и
даже нанес себе телесное повреждение, чтобы  доставить  донесение  такой
важности, что обладание этой тайной грозило склонить чашу весов в  отно-
шениях между Западом и Востоком, а взамен просит не более чем  должность
почетного телохранителя Политбюро! Да за свои заслуги он мог бы  рассчи-
тывать на такой пост, который при удачном раскладе со временем открыл бы
ему двери в Политбюро! Да, и впрямь дурак.
  Но вслух Генсек выразился иначе.
  - Разумеется, никаких проблем. А где тот  человек,  который  снял  эту
пленку?
  - Сидит под замком в нашем посольстве в Пхеньяне.
  - Он ведь наполовину кореец? Хорошо. Как думаете, могли бы  вы  выпол-
нить ответственное задание?
  - Слушаю вас, товарищ Генеральный секретарь.
  - Возвращайтесь в Корею. Отправьте этого Сэмми Ки  назад  в  Синанджу.
Пусть поищет более  веских  доказательств.  Любых  доказательств.  Может
быть, в Синанджу хранятся какие-нибудь записи. Меня интересует все, но в
особенности то, что связано с Америкой. Доставьте их мне. Я намерен  ра-
зыграть эту карту, но сначала нужно знать наши козыри. Я не хочу подста-
вляться.
  - Я немедленно еду в Пхеньян,- объявил полковник Дитко и встал.-  Обе-
щаю вам, что ваше задание будет выполнено.
  - Иного я от вас и не жду,- ответил Генеральный секретарь,  давая  по-
нять, что беседа окончена.
  Он смотрел, как полковник лихо отдает честь и разворачивается на  каб-
луках, а сам размышлял над тем, какую бы должность в "девятке"  поручить
этому болвану. Такому шуту не доверишь охрану важной  персоны.  Пожалуй,
следует приставить его к кому-нибудь из своих политических оппонентов.
  Никогда еще Сэмми Ки не испытывал такого страха. Он забился в угол ко-
мнаты для допросов в подвале русского посольства и старался дышать ртом,
чтобы не чувствовать отвратительного запаха. Его тошнило. Дабы  подавить
рвотный рефлекс, вызываемый ароматами, исходящими из большой  деревянной
лохани в дальнем углу, он уткнулся носом в рубаху.
  Прошло уже четыре дня, как полковник Виктор Дитко запер его здесь. Ди-
тко обещал вернуться через три дня. Неужели случилось что-то непредвиде-
нное? А вдруг Дитко попал в аварию по дороге в аэропорт? Или самолет по-
терпел крушение? В оцепеневшем от страха мозгу Сэмми Ки проносились  ты-
сячи предположений.
  Сэмми не знал, как быть. Консервы кончились, воды тоже не было. Комна-
та была совершенно пуста, за исключением стола и двух старых  деревянных
стульев. Интересно, подумал он, если дерево долго жевать, станет ли  оно
съедобным? Вот уж не думал, что русские могут быть такими жестокими!
  В коридоре послышались тяжелые шаги, и сердце Сэм-ми забилось. Он под-
полз к двери, как и все эти дни при каждом постороннем звуке,  и  приник
ухом. Он ожидал услышать щелчок ключа или скрип дверной ручки,  но  было
тихо. Сэмми хотелось крикнуть, позвать на помощь, однако  он  сдержался.
Он этого не сделает. Как хочется жить! Ничего так не хочется, как жить.
  Он понимал, что в данной ситуации его жизнь зависит от одного человека
- полковника Виктора Дитко.
  Сэмми Ки проклинал тот день, когда впервые услышал слово  "Синанджу",-
как будто это могло выручить его из его страшного положения. Он  прокли-
нал своего деда, хотя понимал, что тот ни в чем не виноват. Дед был ста-
рый надломленный человек. Ему не следовало уезжать  из  Кореи.  Пожалуй,
никому из родных Сэмми не следовало уезжать из Кореи. При мысли об  этом
Сэмми расплакался.
  А вдруг в Москве будет лучше?- неожиданно подумалось ему. Он стал уте-
шаться этой новой мыслью, но в глубине души у него не было  уверенности,
что ему удастся выбраться из Кореи живым. И все же человеческая  природа
неистребима. И Сэмми стал представлять себе, как глотнет морозного  воз-
духа Красной площади, после чего отправится за покупками в главный  мос-
ковский магазин - ГУМ. А может, ему будет позволено отовариться в валют-
ном магазине, где, как он слышал, можно купить товары  западного  произ-
водства, но значительно дешевле. Потом Сэмми вновь подумал о Сан-Франци-
ско и опять разрыдался.
  Он продолжал реветь, когда ручка двери вдруг повернулась. Щелкнул  за-
мок. Все произошло так внезапно, что Сэмми не успел  ни  испугаться,  ни
воспрянуть от надежды. Перед ним стоял полковник  Дитко  и  единственным
здоровым глазом окидывал его с ног до головы.
  - Фу-у!- поморщился полковник, когда до него донеслось зловоние.-  Вы-
ходи! Быстрей!
  Сэмми стремглав выбежал из комнаты.
  Дитко загнал его в угол подвального этажа, где гудела жаркая печь.
  - Я немного задержался,- сказал он.
  Сэмми Ки молча кивнул. Он обратил внимание на черную повязку на  глазу
полковника, но вопросов задавать не стал.
  - Тебя никто не обнаружил?
  - Нет.
  - Отлично! Теперь слушай меня, Сэмми Ки. Я был в Москве  и  говорил  с
великим человеком. Может быть, самым великим из всех руководителей в ми-
ре. Он просмотрел твою видеозапись и сказал, что этого недостаточно.
  Недостаточно, чтобы предоставить тебе убежище или  хотя  бы  заплатить
деньги.
  У Сэмми вырвалось тяжкое рыдание.
  - Значит, я предал свою страну ни за что!- всхлипнул он.
  - Не дави на меня! Дело надо закончить. Ведь ты смелый человек,  Сэмми
Ки!
  Но парень не слушал его. Он был близок к обмороку.
  Полковник Дитко с силой встряхнул Сэмми за плечи.
  - Послушай меня! Ты мужественный  парень.  По  собственной  инициативе
проник в эту страну, окруженную "железным занавесом"! Когда тебя раскры-
ли, проявил присутствие духа и нашел то единственное пристанище, которое
может получить в Северной Корее гражданин западной страны.  Ну  же,  па-
рень, где твое мужество? Теперь спасти тебя может только оно.
  - Я сделаю все, что прикажете,- выдавил наконец Сэмми Ки.
  - Отлично. Где твоя аппаратура?
  - Я закопал ее в песке возле Синанджу.
  - И чистые кассеты?
  - Да.
  - Ты опять поедешь в Синанджу. Сегодня же. Прямо сейчас! Я  постараюсь
тебя доставить как можно ближе, чтоб легче было проникнуть в деревню.
  - Я не хочу туда возвращаться!
  - Торг здесь неуместен,- сухо возразил Дитко.- Я посылаю тебя назад  в
Синанджу, чтобы ты добыл новые улики о Мастере Синанджу и его  американ-
ских контактах, пускай для этого тебе придется выкрасть сами хроники Си-
нанджу. И ты доставишь их мне! Ясно?
  - Да,- ответил Сэмми упавшим голосом.
  - Ты добудешь для меня все тайны Мастера Синанджу. Все! А потом можешь
рассчитывать на вознаграждение.
  - Я стану жить в Москве?
  - Если захочешь. А можем переправить тебя обратно в Америку.
  - Я не могу туда вернуться. Я предал свою родину.
  - Болван! Нечего себя корить. Никто не знает о твоем проступке. И даже
если о твоей измене станет известно, это не будет  иметь  ровным  счетом
никакого значения. Тебе в руки попала секретная информация такого  дели-
катного свойства, что американское  правительство  просто  не  осмелится
преследовать тебя.
  Сэмми Ки в первый раз улыбнулся. Все образуется. Мысленно он уже снова
видел Сан-Франциско и мост "Золотые ворота".


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  Последний плот, пробившись сквозь леденящий холод бухты Синанджу, воз-
вратился на борт "Дартера". Римо Уильямс стоял на скалистом берегу между
Пиками гостеприимства, которые в хрониках Синанджу именовались также Пи-
ками предостережения.
  Римо огляделся. Их никто не встречал, хотя, впрочем, никто и не ожидал
их прибытия.
  Римо поправил байковое одеяло, укрывавшее ноги Мастера Синанджу,  тща-
тельно подоткнув его со всех сторон.
  - Не волнуйся, папочка,- ласково произнес он.-  Я  схожу  за  народом,
чтобы перетаскать золото.
  - Нет,- возразил Чиун.- Они не должны видеть меня  таким.  Помоги  мне
встать, Римо.
  - Не надо тебе вставать,- ответил Римо.- Ты ведь нездоров!
  - Я, может, и нездоров, но я все еще Мастер Синанджу.  И  я  не  хочу,
чтобы мои односельчане застали меня в таком  виде.  Это  лишит  их  при-
сутствия духа. Помоги мне подняться!
  Римо нехотя снял с него одеяло.
  Чиун с трудом встал. Римо поддерживал его под локоть.
  - Выбрось эту штуковину,- сказал Чиун.- Глаза бы мои ее не видели!
  Римо пожал плечами.
  - Как скажешь, папочка.
  Он обеими руками поднял каталку и, едва заметно двинув корпусом, запу-
стил высоко в усеянное звездами небо. Кресло шлепнулось в воду далеко от
берега.
  Чиун стоял на нетвердых ногах, кутая руки в кимоно. Он осторожно  втя-
гивал ноздрями воздух.
  - Я дома,- пропел Чиун.- Чую запахи своего детства, которые  наполняют
сердце старика радостью!
  - По-моему, дохлой рыбой несет,- мрачно бросил Римо.
  - Тихо!- скомандовал Мастер Синанджу.- Не отравляй мне радость возвра-
щения домой своими циничными замечаниями.
  - Прости, папочка,- кающимся голосом ответил Римо.- Мне  прямо  сейчас
их позвать?
  - Сами придут,- сказал Чиун.
  - Но ведь теперь ночь! Готов поклясться, они уже видят десятый сон.
  - Они придут,- упорствовал Чиун.
  Однако никто не появлялся. На Римо все еще была водолазка, закрывающая
синяк на шее. Обжигающий ветер с залива продувал ее насквозь. Тогда Римо
поднял температуру своего тела, словно окружив себя волной тепла.
  Он моментально согрелся, но тревога за Чиуна не покидала  его.  Старик
стоял в горделивой позе. Ноги его были босы.
  - Папочка...- начал было Римо, но Чиун остановил его нетерпеливым жес-
том.
  - Слушай!
  - Ничего не слышу,- ответил Римо.
  - У тебя уши есть?- возмутился Чиун.- Слушай, как она кричит!
  Римо заметил в лунном свете взмах белых крыльев и понял, что  имеет  в
виду Чиун.
  - Обыкновенная чайка,- констатировал он.
  - Эта чайка встречает нас,- объявил Чиун и, сложив губы вместе,  прон-
зительно свистнул. Потом повернулся к Римо и пояснил: - Я  поприветство-
вал ее в ответ.
  Не прошло и минуты, как из-за замшелого валуна показалась  фигура.  За
ней другие. Они медленно, робко приближались.
  - Видал?- сказал Чиун.- Что я тебе говорил?
  - По-моему, их заинтересовал твой разговор с чайкой.
  - Чепуха! Они просто ощутили почтительное благоговение,  которое  вну-
шает им Мастер Синанджу, и это чувство подняло их из теплых постелей.
  - Тебе видней.
  Первым подошел пожилой мужчина - старик, но все же помоложе Чиуна.  Он
был высок и широколиц.
  - Приветствую тебя,- начал старик ритуальное  приветствие,-  о  Мастер
Синанджу, который поддерживает благосостояние нашего  селения  и  твердо
верен кодексу чести. Сердца наши преисполнены любовью и восхищением! Ра-
дость переполняет нас при мысли о том, что нас вновь посетил  тот,  кому
подвластна сама Вселенная!
  В ответ Чиун отвесил поклон и прошептал по-английски, обращаясь к  Ри-
мо:
  - Вот как надо оказывать почтение.
  - А мне кажется, он страшно огорчен, что его  разбудили  среди  ночи,-
съязвил Римо.
  Чиун обратился к сельчанам.
  - Отныне знайте, что солнце наконец снизошло на мою жизнь, полную тяж-
ких забот и трудов!- произнес он в ответ на приветствие.- Я вернулся до-
мой, дабы впитать в себя вид родного селения, вновь насладиться  звуками
моей юности и провести здесь остаток дней.
  Послышались сонные голоса одобрения.
  - И я привез с собой моего приемного сына Римо, дабы он продолжал дело
наших великих предков!- с чувством возвестил Чиун.
  Воцарилась тишина.
  - Смотрите, какие трофеи доставил я из страны круглоглазых  варваров!-
громко воскликнул Чиун.
  Толпа оживилась. Люди набросились на ящики с золотом и, как жадная са-
ранча, потащили их прочь.
  - Принесите паланкин Мастера!- прокричал старик - хранитель  сокровищ,
которого, как оказалось, звали Пульян.
  Мигом принесли паланкин розового дерева  и  слоновой  кости,  подобный
тем, на каких носили египетских фараонов. Его опустили у ног Чиуна.
  - Не похоже, чтобы их отношение ко мне изменилось к лучшему с прошлого
раза,- шепнул Римо по-английски.
  - Они слишком взволнованы моим неожиданным возвращением. Не  беспокой-
ся, Римо. Я уже все им про тебя рассказал.
  - Тогда неудивительно, что они меня ненавидят,- проворчал Римо.
  - Они переменились. Вот увидишь!
  Римо хотел было тоже залезть в паланкин, но старик Пульян помешал  ему
и сделал знак носильщикам.
  Паланкин подняли и быстро понесли в поселок.
  - А как же я?- спросил Римо, на сей раз по-корейски.
  - Можешь пока таскать лаковые сундуки Мастера,- пренебрежительно  бро-
сил Пульян и поспешил вслед за Чиуном.
  - Благодарю покорно,- ответил Римо.
  Он повернулся к водам залива. Америка лежала за тысячи миль за горизо-
нтом. Интересно, когда я еще ее увижу, подумал Римо, и что  я  при  этом
буду чувствовать?
  Чиун вернулся домой. А Римо? Где его дом? Дом Римо Уильямса, у которо-
го никогда не было ни дома, ни семьи и который вот-вот лишится единстве-
нного близкого человека?
  Не желая бросать пожитки Чиуна на берегу, Римо покорно перетаскал сун-
дуки один за другим в деревню.
  - Мне нужно его видеть!- прорычал Римо по-корейски.
  Было уже утро. Ночь Римо пришлось провести на холодной земле, рядом  с
загоном для свиней. Чиуна доставили в дом, где хранились  сокровища  Си-
нанджу,- величественное сооружение из редких пород  древесины  и  камня,
построенное еще египетскими архитекторами во времена фараона Тутанхамона
в дар Синанджу. Там он и должен был спать.
  Римо, естественно, поинтересовался, какая постель  предназначена  ему.
На этот вопрос жители деревни, словно сговорившись, отвечали  пожиманием
плеч.
  - Места нет,- объявил хранитель Пульян. И повернулся к остальным.
  - Места нет,- залопотали и те. И опять пожали плечами.
  Римо удивился:
  - Неужто? По-моему, Чиун не одобрит  вашего  представления  о  гостеп-
риимстве. Я ему расскажу.
  - Не получится, он уснул,- сказал старик.- Он неважно выглядит, но  мы
знаем, какой уход ему нужен.
  Пришлось Римо искать себе не залитое приливом место на берегу, с  под-
ветренной стороны от скал, где было не так холодно.
  - Это называется - приехали домой,- пробормотал он, засыпая.
  Сейчас, когда солнце уже встало, он хотел повидаться с Чиуном, но  его
опять не пускали.
  - Он еще спит,- изрек Пульян с каменным лицом.
  - Чушь собачья, Чиун храпит во сне, как кривошеий гусак, а раз его  не
слышно - следовательно, он на ногах. И я хочу его видеть!
  Старик снова повел плечами, но не успел ничего возразить, как из  сок-
ровищницы послышался голос Чиуна. Он был слабый, но разносился далеко.
  Римо ворвался в дверь и остановился как вкопанный.
  - Чиун!- изумленно воскликнул он.
  Старик сидел в центре просторного главного зала, стены  которого  были
увешаны древними гобеленами в три слоя -  как  обои,  наклеенные  поверх
старых. Вокруг него, сориентированные по сторонам света,  горели  свечи.
За спиной, на опорах слоновой кости, покоился величественный Меч  Синан-
джу. И по всему залу были расставлены сокровища Синанджу - сосуды, укра-
шенные драгоценными каменьями, старинные статуи и в огромном  количестве
- золотые слитки. Они были свалены как попало, словно никому  не  нужные
безделушки в провинциальной антикварной лавке. Но Римо не замечал откры-
вшегося ему великолепия. Он видел одного Чиуна.
  Тот сидел в позе лотоса на троне из тикового дерева, который возвышал-
ся над полом всего дюйма на три. На голове у старика красовалась причуд-
ливая золотая корона, принадлежавшая Мастерам Синанджу еще со  средневе-
ковья. У ног покоился раскрытый свиток, а рядом - чернильница и  гусиное
перо. Ничего этого Римо не  замечал.  Он  неотрывно  смотрел  на  кимоно
Чиуна.
  Кимоно было черным.
  - Ты чем-то напуган, Римо?- спросил Чиун безмятежным тоном.
  - На тебе Мантия Смерти!
  - А что тут удивительного? Ведь я доживаю последние дни!
  Чиун был похож на сушеную виноградину, обернутую в бархат.
  - Ты не должен так легко сдаваться,- сказал Римо.
  - Разве дуб старается удержать свои побурелые листья, когда  наступает
осень? Не печалься, Римо. Главное - мы дома.
  - Это точно. Они заставили меня спать на голой земле. Полночи змей го-
нял.
  Чиун был крайне удивлен.
  - Это был их подарок тебе,- неожиданно сказал он.
  - Подарок? Это ты называешь подарком?
  - Они заметили, какой ты бледный, и решили, что солнышко  пойдет  тебе
на пользу.
  - Ага, особенно ночью!
  Чиун отодвинул от себя свиток.
  - Сядь у моих ног, Римо. Мне тяжело смотреть на тебя снизу вверх.
  Римо присел на корточки и обхватил колени.
  - Здесь не мой дом, папочка. И ты это понимаешь.
  - Ты стал по-другому одеваться,- заметил Чиун, указывая изогнутым ног-
тем на водолазку Римо.
  - Это чтобы синяк не был виден,- пояснил тот.
  - А, синяк. Болит?
  - Да нет, уже проходит.
  - Нет, не проходит, а наоборот, становится еще черней. Я угадал?
  - Не будем обо мне. Почему ты не лежишь?
  - Мне надо спешить с  записями.  Я  должен  дописать  хронику  Мастера
Чиуна, последнего из рода Синанджу, который войдет в историю  как  Чиун-
растратчик.
  - Только пожалуйста, папочка, не надо навешивать на меня все грехи.  Я
не виноват, что я не кореец.
  - Но ты принадлежишь к Синанджу! Я сделал из тебя настоящего  Мастера.
Вот этими руками, сердцем и волей. Согласись!
  - Да,- искренне ответил Римо.- Я принадлежу к Синанджу. Но  я  не  ко-
реец.
  - Я заложил фундамент. Штукатурка появится позже.
  Лицо Чиуна внезапно съежилось, морщины словно стали глубже.
  - О чем ты задумался?- спросил Римо.
  - О твоей шее. Традиционные одежды для посвящения не закрывают шею.
  - Посвящения? В студенты?
  - Нет же, безмозглая твоя голова! Не в студенты. А в Мастера Синанджу!
Я назначил церемонию на завтрашний полдень.  Будет  настоящий  праздник.
Селяне впустят тебя в свое сердце, а ты выберешь себе жену.
  - Мы уже это обсуждали. Я пока не готов.
  - Не готов?- изумился Чиун.- Разве у сливы спрашивают, готова ли  она,
прежде чем ее сорвать? Не тебе решать, готов ты или нет! Мастером Синан-
джу человек становится не тогда, когда он готов, а  когда  близок  конец
его предшественника.
  - А что, подождать нельзя?- взмолился Римо.- Мне  нужно  время,  чтобы
подумать.
  - Как ты жесток, Римо! Мой дух слабеет, а ты капризничаешь, как  ребе-
нок, которому не хочется в школу!- Римо промолчал.- Ты всегда был жесток
ко мне. Но в последнее время ты стал даже более жесток, чем  можно  было
бы ожидать от неблагодарного белолицего. Тебе наплевать, что я умираю!
  - Ты сам знаешь, что это не так!
  Чиун предостерегающе поднял палец, волосы у него на голове  затрепета-
ли.
  - Тебя не волнует, что я умираю. Ты сам мне об этом сказал.
  - Когда?- изумился Римо.
  - В том доме. На пожаре. Перед тем, как я, не обращая внимания на твою
неслыханную жестокость, спас твою белую шкуру, бессовестный ты человек!
  - Что-то я не припомню, чтобы я такое говорил. Не  мог  я  тебе  этого
сказать!
  - Процитирую дословно. Я лежал на полу, мои немощные  легкие  заполня-
лись дымом, и я взмолился о помощи. "Я умираю!- простонал я жалобно.-  Я
старый человек, и жизнь оставляет меня". А ты повернул ко мне полное бе-
зразличия лицо и сказал: "Тогда умри тихо". Конец цитаты.
  - Я этого не говорил!- запротестовал Римо.
  - Ты что же, обвиняешь Мастера Синанджу во лжи?- ровным голосом  спро-
сил Чиун.
  - Я знаю, что этого не говорил,- мрачно повторил Римо.
  - Но я ведь слышал твои слова! Голос действительно  был  не  твой,  но
слова, ядовитые, как змеиное жало, вылетели из твоих губ!
  - Ну, не знаю...
  - Так ты мне не веришь?
  - Ну, если ты так говоришь, папочка...
  - Будем считать, что на языке белолицых это означает  согласие.-  Чиун
подобрал широкие полы черного кимоно и продолжал: -  Ты  хорошо  помнишь
предания моих предков, Мастеров Синанджу?
  - Некоторые. Не все. Я путаю имена.
  - А легенду про Великого Вана помнишь?
  - Про Вана много легенд.
  - Но одна выделяется среди других. Ведь именно при Ване Мастера Синан-
джу стали такими, как сейчас!
  - Я знаю. До этого они сражались деревянными шестами и кинжалами и да-
же применяли яд.
  - Верно. И никогда не работали в одиночку. За ними  шла  целая  армия,
ночные тигры Синанджу. Начиная с Вана ночных тигров уже не было.  Ночные
тигры были больше не нужны. Почему, Римо?
  - Потому что Ван был первым, кто постиг солнечный источник.
  - Вот именно. Это были страшные времена для Дома Синанджу. Учитель Ва-
на, известный под именем Хун, умер, не успев обучить Вана всем премудро-
стям. Нашему образу жизни грозил конец.- Голос Чиуна дрогнул и  зазвучал
ниже - как всегда, когда Чиун вспоминал какое-нибудь из преданий  стари-
ны.- И подумать только! Не успели тело Мастера Хуна предать  земле,  как
великая печаль спустилась на селение Синанджу! Работы хватало, но не бы-
ло Мастера, который содержал бы жителей селения! Ночные  тигры  Синанджу
отощали от голода. И стали грабить простых селян. Убивать. Насиловать. И
творить всякое зло из-за того только, что маялись от безделья и не умели
ничего, только убивать.
  И видя это, Ван удалился во мрак и предался медитации. "Горе Дому  Си-
нанджу!- сказал он, обращаясь к ночному небу.- Ибо наш род не имеет про-
должения".
  И, лежа так на сырой земле, обратив лицо ко Вселенной, он увидел,  как
звезды медленно совершают свой путь. То были холодные далекие звезды, но
они сверкали, как крохотные солнца. И они были вечны. Не то что люди!  И
тогда Ван, потерявший последнюю надежду, стал мечтать о том времени, ко-
гда люди станут, как звезды - будут казаться холодными, несмотря на  пы-
лающий внутри огонь. И станут бессмертны! "Если бы только это могло слу-
читься,- думал Ван,- нашим несчастьям пришел бы конец".
  Ныне кое-кто утверждает, что то, что случилось потом, произошло только
в сознании Вана, который много дней оставался без пищи. Другие  говорят,
что именно пост открыл ему глаза на великую истину. Но все едины в  том,
что когда Мастер Ван вернулся в Синанджу, это был другой человек, холод-
ный, рассудочный, и глаза его светились вселенским огнем.
  Ибо Ван сказал, что с небес снизошло большое огненное кольцо.  И  этот
огонь горел ярче солнца. И он говорил с Ваном. И голос  его  был  таков,
что слышал его только Ван, и он говорил, что человек  не  умеет  пользо-
ваться ни разумом своим, ни телом. И этот  огонь  преподал  Вану  первые
уроки самообладания, и так Ван нашел солнечный источник.
  - Скорее уж - солнечный источник нашел его,- поправил Римо.
  - Молчи! И - о чудо!- в ту ночь в Синанджу вернулся совсем другой Ван.
Он возвышался надо всеми, и гнев источал его взор. И он узнал, что  ноч-
ные тигры Синанджу плетут против него заговор, предлагая на место нового
Мастера то одного, то другого из своих рядов, ибо Ван, дескать, не стоит
и самого жалкого из них.
  И тогда шагнул Ван в костер, но не причинило ему вреда пламя,  хотя  и
лизало его босые ноги. И сказал он голосом, подобным грому небес:
  "Вот я стою перед вами, ваш новый Мастер Синанджу! Я несу с собой  но-
вый свет и новую эру, ибо я нашел солнечный источник!  Больше  не  будет
многих Мастеров! Отныне только один Мастер и один ученик будут  достойны
искусства Синанджу. Не будет ни страдания, ни голода! И не будут мужчины
селения ни сражаться, ни умирать!"
  И, сказав так, Мастер Ван, которого ныне мы называем Великий Ван, бро-
сился на ночных тигров Синанджу. И несколькими ударами обратил  эту  не-
чисть в небытие.
  И, стоя меж трупов, объявил он, что  отныне  да  не  поднимется  самая
сильная рука в Синанджу на своего сородича. А потом он  произнес  проро-
чество, хотя даже сам Ван не мог бы сказать, откуда взялись те слова.  И
молвил он:
  "Настанет день, когда Мастер Синанджу отыщет среди  западных  варваров
человека, который уже познал смерть. И этот Мастер будет так нуждаться в
деньгах, что за большие богатства согласится обучить  секретам  Синанджу
белолицего с мертвыми глазами. И он сделает его ночным тигром,  страшнее
всех ночных тигров. Он породнит его с божествами Индии, и тот станет Ши-
вой-Разрушителем, Шивой-Дестроером, самой смертью, ниспровергателем  ми-
ров. И этот мертвый тигр ночи, которого в один прекрасный день воскресит
Мастер Синанджу, станет следующим Мастером Синанджу,  и  наступит  новая
эра, более великая, чем та, которую я возвещаю вам!"
  Чиун откинулся на спинку тикового трона, и глаза его засияли  счастли-
вым огнем.
  - Вот так, Римо,- тихо сказал он.
  - Я знаю твою легенду,- ответил Римо.- Ты мне ее много  раз  рассказы-
вал. Но что-то я в нее не верю.
  - А ты помнишь тот день, когда ты умер?
  - Да. Меня привязали к электрическому стулу. Но он не сработал.
  Чиун покачал головой.
  - Это была притворная смерть. Я не об этом. Я говорю  о  том  времени,
когда мы только начали тренировки.  В  тебя  выстрелил  какой-то  жалкий
трус. Ты еще не принадлежал к Синанджу, и он победил.
  - Помню. И ты каким-то образом вернул меня к жизни,- сказал Римо.
  - Я был готов дать тебе умереть. Я вернул тебя к жизни только  потому,
что твое мертвое тело слилось со Вселенной. Ты, как никто со времен  Ва-
на, принял Синанджу сердцем. Я не мог позволить тебе умереть, пусть даже
ты белый и неблагодарный!
  - И тогда ты решил, что я и есть живое воплощение этой странной леген-
ды?
  - Да, но окончательно уверился в этом значительно позже. Это произошло
в Китае. Помнишь Китай? Римо кивнул, не понимая, к чему клонит старик.
  - Да. Одно из первых заданий. Мы должны были раскрыть  заговор  против
установления дипломатических отношений между США и Китаем. Как давно это
было!
  - Ничтожный миг в масштабах истории,- сказал Чиун.- А помнишь, как ве-
роломные китайцы отравили тебя?
  - Да, я едва не умер.
  - Этого яда хватило бы, чтобы умертвить десять - нет,  двадцать  чело-
век. Но ты не умер. На краю гибели, окруженный убийцами, ты отрыгнул  яд
и был спасен. Вот когда я впервые по-настоящему понял, что ты  -  земное
воплощение Шивы-Дестроера.
  - Потому что меня вырвало?!
  - О Шиве сложено немало сказаний,- невозмутимо продолжал Чиун, не  об-
ращая внимания на сарказм Римо.- Еще в доисторические времена  индийские
боги сражались с демонами. Индийские боги были могущественны, но еще бо-
лее могущественны были их противники. И тогда боги  позвали  гигантского
змея по прозванию Васуки и приказали ему сбить в масло целое море молока
и приготовить амброзию, которая сделала бы богов еще всесильнее. Но под-
лый змей Васуки, наклонившись головой вниз, стал изрыгать в молочное мо-
ре яд. И, видя это, боги поняли, что море отравлено и эта амброзия лишит
их последних сил и приведет на край гибели.
  И тогда - о чудо!- спустился к богам Шива, красноликий бог бури. А Ши-
ва был страшный бог. Трехликий. Шестирукий. И был он очень, очень могуч.
И увидев, как из пасти Васуки извергается яд, Шива  встал  под  струю  и
принял в себя поток отравы. Так Шива пожертвовал собой во  имя  спасения
мира.
  Но он не умер, Римо. Его жена Парвати, видя, что супруг ее принес себя
в жертву, бросилась к нему и, не давая Шиве проглотить яд, обмотала  его
шею шарфом и затянула так, что Шива выплюнул отраву.
  - Значит, она задушила его, чтобы он не умер от яда,-  уточнил  Римо.-
Ерунда какая-то.
  - Шива не умер,- возразил Чиун.- Он исторгнул из себя  яд,  и  Парвати
ослабила шарф. Шива остался цел и невредим, если не считать  шеи.-  Чиун
наклонился и двумя руками оттянул водолазку на шее Римо.- Его горло  по-
синело. В точности как твое.
  - Совпадение,- сказал Римо и резко встал.
  - И ты будешь упорствовать в своем неверии даже перед лицом неопровер-
жимых доказательств?
  - У меня не шесть рук,- заметил Римо.- Следовательно, я не Шива.
  - Если бы здесь оказались те, кого ты одолел в одиночку, они поклялись
бы в один голос, что у тебя было не шесть рук, а шестью шесть.
  В глазах Римо мелькнула тень сомнения. Наконец он произнес:
  - Но лицо-то у меня все же одно!
  - А ты забыл, сколько раз Император  Смит  менял  твою  внешность  для
своих тайных целей?
  - Один раз - когда я вступил в организацию, и то для того, чтобы  меня
никто не мог узнать,- медленно ответил Римо, загибая пальцы.-  Второй  -
чтобы замести следы после нашего очередного задания. И в последний раз -
когда я заставил его вернуть мне мое старое лицо.
  Римо с изумлением посмотрел на свои загнутые пальцы.
  - Ну что? Три!- воскликнул Чиун, воздевая глаза к потолку.- Теперь  ты
видишь, что предания - это не просто прекрасные  песнопения,  призванные
замаскировать правду, как краска на лице женщины.
  - Если бы я был бог, я не вернулся бы на землю  в  облике  ньюаркского
полицейского,- сердито выпалил Римо.- Уж это-то точно.
  - Но сейчас ты не ньюаркский полицейский. Ты - нечто большее!  Не  ис-
ключено, что скоро, очень скоро ты сделаешь еще один  шаг  к  реализации
своей подлинной судьбы.
  - Это ничего не меняет.
  - Вспомни, когда ты был ребенком, разве ты мог себя представить в роли
полицейского?- не унимался Чиун.- Дети не в состоянии  постичь  неизбеж-
ность своего взросления. Они не могут видеть  дальше  своих  сиюминутных
желаний. И ты, Римо, во многом еще подобен ребенку. Но скоро тебе приде-
тся повзрослеть.- Мастер Синанджу склонил голову и  грустно  добавил:  -
Даже скорее, чем я думал.
  Римо снова сел у ног Чиуна.
  - Порой я слышу внутри себя какой-то голос,- признался он.- Чужой  го-
лос.
  - И что этот голос говорит?- оживился Чиун.
  - Иногда он говорит: "Я Шива! Я сгораю в собственном огне!" Иногда: "Я
Шива-Дестроер, Смерть, ниспровергатель миров!"
  - А дальше?- с надеждой спросил Чиун.
  - Что - дальше?
  - Что он говорит дальше?
  - "Мертвый ночной тигр, воскрешенный Мастером Синанджу",- добавил  Ри-
мо.
  Чиун вздохнул с облегчением.
  - А в тот день ты не мог договорить пророчество до конца.
  - В какой - тот день?
  - Ну как же, в день пожара, Римо.  О  чем  мы  тут  с  тобой  толкуем?
Раньше, когда ты слышал внутренний голос, это только тень Шивы  завладе-
вала твоим сознанием, предупреждая тебя, подготавливая и призывая беречь
свое тело, ибо оно - оболочка для Дестроера. И еще: у Шивы множество во-
площений. Временами он Шива Махедева - Шива Верховный Правитель. В  дру-
гой раз - Шива Бхаи-рава - то есть Шива-Дестроер, Шива-Разрушитель. Ког-
да ты слышал голос внутри себя, ты становился Шивой-Римо.
  - Похоже на песенку пятидесятых годов. Шива-римо, хали-гали!
  - Не паясничай. Это одна из священных тайн Синанджу. И потом, я всегда
верил, что настанет день, и ты станешь Шивой-Римо навсегда и займешь мое
место Мастера Синанджу. Но в тот день, когда ты предстал передо  мною  с
почерневшим горлом и перемазанным пеплом лицом - точь-в-точь  как  Шива,
каким его изображают на старинных рисунках, ты поднял голос против меня,
Римо. Ты не был Римо. И голос твой был чужим. Ты не был  Шивой-Римо.  Ты
был Шивой Махедевой, и ты меня не узнал. И тебе было наплевать на  меня,
хотя я и спас тебе жизнь!
  - Прости меня за те слова, папочка. Но я этого не помню.
  - Я прощаю тебя, Римо, потому что это и в самом деле был не ты.  Но  я
не на шутку встревожен. Когда Шива будет готов, он завладеет твоей теле-
сной оболочкой. Но я не хочу, чтобы он завладел и твоим разумом!
  - Если это предначертано судьбой, то что я могу сделать?
  - Ты должен бороться, Римо! Ты должен отстаивать себя. Ты должен  пом-
нить о Синанджу и о своем долге. Главное - ты должен продолжать мое  де-
ло!
  Римо встал и отвернулся к стене.
  - Я не хочу терять тебя, папочка,- наконец сказал он дрогнувшим  голо-
сом.
  - Стань следующим Мастером Синанджу, и я навсегда останусь  с  тобой,-
печально произнес Чиун.- Это мой завет.
  - Но я и себя не хочу потерять! Я не хочу становиться никем кроме Римо
Уильямса. Того, кто я есть. Это я твердо знаю.
  - На тебя пал выбор судьбы. Не в наших силах противиться воле космоса,
но у тебя, Римо Уильямс, сын мой, есть выбор. И ты  должен  сделать  его
быстро! Ибо скоро я могу уйти. А грозный бог индуистов может  явиться  в
любую минуту и затребовать тебя к себе. И тогда ты  будешь  потерян  для
нас навсегда!


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  По бившему в нос отвратительному запаху тухлой рыбы  полковник  Виктор
Дитко догадался, что Синанджу совсем близко.
  - Мы почти на месте!- прокричал он через плечо, поспешно закрывая окно
своей "Чайки".
  На полу перед задним сиденьем прятался под ковриком Сэмми Ки.
  - Знаю!- отозвался он.- Я тоже чувствую запах.
  - А что, здесь всегда так пахнет?
  - Не совсем. Восточный ветер, как правило, несет больше вони.
  Полковник Дитко кивнул. На протяжении последнего часа они ехали по са-
мому перегруженному в промышленном отношении  району,   о   чем   свиде-
тельствовал неприглядный индустриальный пейзаж.  Серые  заводские  трубы
изрыгали клубы ядовитого дыма. Повсюду, куда ни глянь,- одни  фабрики  и
рыбзаводы. Один раз им пришлось проехать по грубому металлическому  мос-
ту, под которым  он  заметил  медлительную  реку.  Отходами  химического
производства вода была окрашена в ярко-розовый цвет. Жилых массивов  по-
падалось мало. Интересно, подумал Дитко, ведь на этих предприятиях рабо-
чих - как пчел в улье, так где же они живут? Может, на территории  заво-
да? А скорее - спят прямо в цехах. Это было бы неудивительно, во  всяком
случае, для полковника Дитко, который был не слишком высокого мнения  об
азиатах в целом, а о северных корейцах - в особенности.
  Дитко вел машину по покрытой гравием  дороге,  по  местным  масштабам,
считавшейся магистралью. Потом она перешла в грязный проселок, по  кото-
рому в некотором смысле ехать оказалось даже приятнее,  поскольку  здесь
не было таких жутких рытвин.
  Внезапно впереди открылась голая равнина. Промышленные предприятия ку-
да-то отступили, но, как ни странно, по-прежнему не было видно ни домов,
ни хижин, ни каких-либо иных признаков жилья. Раньше по дороге то и дело
попадались крестьяне на своих неизменных велосипедах. Теперь и они куда-
-то подевались. Было такое впечатление, будто земля в этом районе отрав-
лена. От этой жуткой мысли Дитко поежился.
  Когда кончилась и эта дорога, Дитко остановил  машину  рядом  с  грубо
сработанным дорожным знаком: на фанере был нарисован какой-то  иероглиф,
напоминающий решетку.
  - Похоже, заблудились,- сказал он с сомнением.- Здесь дорога  кончает-
ся. Дальше ничего нет - одни скалы и какая-то заброшенная деревня.
  Сэмми Ки вылез из укрытия и после долгого сидения в темноте часто  за-
моргал, хотя свет был довольно тусклым.
  - Это оно и есть.
  - Что - оно?
  - Синанджу.
  Сэмми Ки настороженно осматривался по сторонам.
  - Ты серьезно? Но ведь это запретная зона! Где же  колючая  проволока,
охрана?
  - Их здесь нет.
  - Нет? А как же они охраняют свою деревню? И сокровища?
  - Им хватает репутации. О Мастере Синанджу знают все. Никто не смеет и
близко сюда подходить.
  - Страх? Это и есть их ограда?
  - Старик в селении мне все объяснил,- сказал Сэмми  Ки.-  Есть  стены,
через которые можно перелезть, сделать под них подкоп, обойти  или  даже
взорвать. Но если стена существует у вас в сознании, она окажется  неиз-
меримо надежнее любой самой высокой ограды.
  Полковник Дитко кивнул.
  - Я высажу тебя здесь.
  - А вы не могли бы проводить меня до самого поселка? Вдруг меня  схва-
тят полицейские?
  - Я дальше не поеду, но прослежу, как ты доберешься до деревни.
  Сэмми Ки слез с заднего сиденья и медленно, перебегая от камня к  кам-
ню, двинулся вперед, пока не вошел в селение и не пропал из виду. В гру-
бой крестьянской одежде и с перекошенным от страха  лицом  он  напоминал
обычного деревенского парня. Дитко не сомневался,  что  арест  Сэмми  не
грозит. Полицейские не осмелятся нарушить неписаный запрет и явиться сю-
да.
  Полковник и сам уже чувствовал невидимую стену, как если бы  она  была
воздвигнута из вполне осязаемого кирпича.
  Первое, что надо было сделать Сэмми Ки,- это отыскать  место,  где  он
запрятал видеоаппаратуру. Так, хорошо: плоский камень, служивший  ориен-
тиром, на месте. Сэм-ми голыми, немеющими от холода руками стал раскиды-
вать сырой песок, пока наконец не наткнулся на голубой виниловый  пакет.
Теперь оставалось лишь вытащить его и развязать.
  Видеоаппаратура - камера, магнитофон, блок питания и чистые кассеты  -
была не тронута. Сэмми быстро прицепил блок питания на пояс. Его трясло,
возможно, оттого, что было еще слишком рано. Ничего, вот солнце подниме-
тся - тогда, может быть, удастся согреться.
  Сэмми залез на верх скальной гряды, изрядно оцарапавшись и ободравшись
о многочисленные шершавые наросты, похожие на глаза  вездесущих  ящериц.
Селение Синанджу было перед ним как на ладони. Он видел дома, в основном
дощатые и на деревянных сваях, издали они были похожи на  рассыпанные  в
беспорядке игральные кости. В центре находился  грязный  пустырь,  назы-
ваемый здесь парадным словом "площадь". На эту площадь выходила  велико-
лепная сокровищница Синанджу - единственный дом в деревне  с  окнами  из
настоящего стекла и на гранитном фундаменте. И неискушенному глазу  было
видно, что это старейшее в поселке строение, однако по украшенным  лако-
вой росписью и резьбой стенам никак нельзя было догадаться о тайнах, ко-
торые за ними скрывались.
  Сэмми поднял видеокамеру к плечу, приник к видоискателю и сделал деся-
тисекундную пробную запись. Потом отмотал пленку назад и нажал  на  вос-
произведение. Аппаратура функционировала нормально. Он был готов к рабо-
те. На его глазах деревня постепенно оживала. Задымились костры, и вско-
ре на площади начался общий завтрак. Но что-то сегодня было иначе, чем в
прошлый раз. Селяне были одеты не  в  обычные  линялые  хлопчатобумажные
штаны и рубахи, а в шикарные шелка и меха. Сэмми поискал глазами  стари-
ка, который в тот раз поведал ему о Синанджу,- хранителя  Пульяна.  Надо
дождаться, пока тот останется один, и тогда спуститься  к  нему.  Старик
знает все, что только можно знать о Синанджу.  Может  быть,  Сэмми  даже
удастся уговорить Пульяна пустить его в сокровищницу.
  Наконец Пульян появился, однако, что удивительно, он  вышел  из  самой
сокровищницы! Изумление Сэмми сменилось настоящим шоком, когда из  дома,
ко всеобщему ликованию, на причудливых носилках вынесли древнего старца.
  Рядом горделиво вышагивал высокий человек, не похожий на  подобострас-
тных селян. Это был белый, и одет он был на западный манер - в  брюки  и
рубашку с высоким воротом.
  У Сэмми защемило под ложечкой. Он понял, что в деревню вернулся Мастер
Синанджу.
  Сэмми неловко соскочил с валуна, ударившись копчиком. Было неясно, как
теперь быть. Приближаться к сокровищнице в данной ситуации было соверше-
нно немыслимо. Если не сказать - смертельно опасно.
  Бежать тоже не представлялось возможности. Из замкнутого  пространства
Синанджу уйти можно было только одной дорогой. К тому же, как и было ус-
ловлено, его дожидался полковник Дитко.
  Сэмми пополз к воде. Он сам не понимал, зачем это  делает.  От  страха
его мутило, но надо было что-то делать - что угодно, но делать!
  У воды сидел на корточках мальчик-подросток и что-то стирал. Сэмми по-
думал, что это, наверное, рыбак полощет сеть, но потом вспомнил, что ему
рассказывали о Синанджу. В этом селении никто не рыбачит.
  Мальчик выпрямился, и Сэмми увидел в руках у него не рыбачью  сеть,  а
великолепные одежды, которые тот пытался застирать. Это был костюм  дра-
кона, зеленый с голубым. Маска лежала рядом с валуном.
  Осмотрев костюм, мальчик убедился, что пятно отошло, и стал натягивать
одеяние.
  И в этот момент Сэмми Ки осенило. В конце концов, чья жизнь ему  доро-
же?
  Он подкрался к мальчишке и ударил его камнем по затылку.  Парень  рух-
нул, как бумажная кукла. Сэмми осторожно стянул с него непрочный  костюм
из рисовой бумаги и шелка. Он оказался длинным и широким -  можно  будет
укутаться с головы до ног, блока питания видно не будет.
  Он облачился в шелковые одежды. Теперь его никто не узнает. Повесив на
плечо камеру, он осторожно натянул на голову маску дракона.
  Маска была достаточно большая, так  что  камера  легко  поместилась  у
Сэмми перед носом, и объектив пришелся как раз на открытую пасть.  Сэмми
взглянул в видоискатель - охват достаточно широк.  Случайно  в  объектив
попал раздробленный череп мальчишки.
  Юноша был мертв. Сэмми не хотел его убивать, но  жалеть  было  слишком
поздно. В конце концов, это был простой крестьянский  парень.  А  Сэмми,
как-никак, журналист.
  Он оттащил труп в море и побрел в деревню. Сэмми горел от  возбуждения
и одновременно холодел от страха.
  Римо не был голоден, но это не умаляло нанесенного ему оскорбления.
  Рассевшись на корточках вокруг площади, жители Синанджу, все как один,
стучали ложками о миски с дымящимся супом и хватали куски поджаренной на
костре свиной туши. В центре на невысоком троне восседал  Мастер  Синан-
джу. Он ел рис, а рядом с ним примостился хранитель Пульян.
  Римо сидел с подветренной стороны. Как Чиун, он не ел ни мяса, ни  ка-
кой-либо иной пищи, приготовленной на огне. И не пил ничего крепче мине-
ральной воды. Поэтому сейчас запах жареной свинины резко бил ему в нос.
  Но обида Римо коренилась в другом: его глубоко задевало поведение  се-
лян. Ему, следующему Мастеру Синанджу - если верить Чиуну,- будущему за-
щитнику деревни, никто не предложил даже миски риса. Вместо полагающихся
почестей с ним обращаются, как с недоразвитым ребенком, которого стыдят-
ся и прячут от гостей на чердаке.
  Римо был возмущен. Он и раньше не понимал, зачем Чиун продолжает помо-
гать своим ленивым и неблагодарным односельчанам. Те  только  и  делают,
что едят и плодятся. И еще жалуются!
  Римо представить себе не мог, как можно жить в Синанджу постоянно. Или
взять в жены узкоглазую широкобедрую селянку.
  И в то же время альтернативы он пока не видел.
  - Римо, подойди ко мне!- вдруг позвал Чиун.
  Завтрак был окончен. Римо пробрался через сидящих на  корточках  крес-
тьян. Ни один даже с места не двинулся, чтобы дать ему дорогу.
  - Римо, сын мой,- зашептал Чиун  по-английски.-  Помоги  старику  под-
няться. Только так, чтобы никто не заметил.
  - Конечно, папочка,- с почтением произнес Римо.
  Взяв Чиуна под локоть, он осторожно помог ему встать, делая  вид,  что
просто учтиво отодвигает трон. Чиун казался меньше ростом и  двигался  с
трудом, и Римо едва справился с нахлынувшими на него эмоциями.
  - А теперь встань рядом со мной,- сказал Чиун.
  Римо повиновался. К нему было обращено множество смуглых лиц.  Выраже-
ния на них было не больше, чем на печеных яблоках.
  Мастер Синанджу выпростал руки из широких рукавов черной мантии и воз-
дел вверх, призывая к тишине.
  - Дети мои!- нараспев заговорил он.- Велика моя радость, ибо я наконец
вернулся домой. Но глубока и моя скорбь, ибо дни мои в качестве  Мастера
сочтены.
  По толпе пронесся приглушенный шелест. Римо заметил  на  многих  лицах
слезы. Интересно, подумалось ему, они жалеют Чиуна или плачут по  талону
на бесплатный обед, который ускользает из-под самого носа.
  - Не надо отчаиваться, дети мои,- продолжал Чиун, и голос его  окреп.-
Ибо я вернулся не с пустыми руками. Я привез с собой золото! Я многокра-
тно увеличил наше богатство. Да, оно стало больше, чем когда-либо в  ис-
тории Синанджу. И все - благодаря Чиуну!
  Толпу охватило веселье. Некоторые из селян бросились плясать. То  тут,
то там Римо видел скачущую цаплю или медведя, символизирующего  прароди-
теля корейцев Тангуна. Из-за скал выбежал человек в наряде дракона и то-
же присоединился к общему веселью, хотя двигался он не так естественно и
резво, как остальные.
  - Знайте, что Мастеру Синанджу много пришлось пережить в стране  круг-
логлазых белых,- возвестил Чиун, и речь его с каждым словом  становилась
более цветистой, а голос - звонче.- В Америке мне пришлось пойти на слу-
жбу не к императору - ибо в Америке нет императора,- не к королю и  даже
не к какому-то жалкому принцу.- Все с изумлением  уставились  на  своего
господина. Он говорит невероятные вещи!- Вместо короля или другого  нас-
тоящего правителя у американцев есть некто под названием президент, но в
его жилах течет отнюдь не царская кровь. Нет, этот правитель  избирается
путем лотереи. Упадок в этой стране начался еще с тех времен, когда  она
была колонией славного короля Георга.
  - Ты чересчур сгущаешь краски, Чиун,- предостерег Римо.
  - Но я не служил этому так называемому президенту,-  продолжал  Чиун.-
Нет. Я служил самозванцу по имени доктор Харолд У. Смит, который называл
себя одним из самых влиятельных людей Америки. Однако когда  Мастер  Си-
нанджу предложил устранить президента и посадить на трон самозванца Сми-
та, тот отказался. Взамен этот безумец стал руководить приютом для душе-
внобольных, название которого - "Фолкрофт" - лишено  всякого  смысла,  и
гонять Мастера Синанджу по всей Америке за врагами своего странного  го-
сударства.
  - Неужели это правда, о Мастер?!- воскликнул один крестьянин.
  Чиун с серьезным видом кивнул.
  - Истинная правда. Спросите моего приемного сына Римо, он как раз аме-
риканец.
  Никто не произнес ни слова. Как будто Римо перед ними и не было.
  Тот попытался объяснить суть дела по-корейски.
  - Мы в Америке каждые четыре года выбираем президента. Таковы наши за-
коны. Мы считаем себя правовым государством. Но в  Америке  есть  плохие
люди, которые не хотят подчиняться закону. С этим надо было  что-то  де-
лать. И тогда один президент, много лет назад,  создал  организацию  под
названием КЮРЕ и поставил во главе доктора Смита. В задачу Смита входило
бороться с преступными элементами в Америке и врагами  нашего  отечества
за рубежом. Он не собирался править Америкой, а хотел ее защитить.
  Женщины захихикали.
  - Расскажи им про конституцию, Римо,- сказал Чиун  по-английски.-  Это
их позабавит.
  - Ничего смешного,- проворчал Римо, но продолжил речь.- В Америке пра-
ва каждого гражданина защищены своего рода  щитом.  Этот  щит  называет-
ся...- Римо повернулся к Чиуну и по-английски спросил:  -  Папочка,  как
по-корейски "конституция"?
  - Бред,- безмятежным тоном ответил Чиун.
  - Он называется "Защитник прав",- закончил Римо, на ходу делая  импро-
визированный перевод. Тут жители Синанджу  подались  вперед,  ибо  такая
вещь, как щит, была им знакома.- Таким щитом служит документ, в  котором
зафиксированы все права человека. В нем говорится, что все люди равны от
рождения...
  Слова Римо потонули во взрыве хохота.
  - Вы только послушайте - все равны от  рождения!-  давились  от  смеха
крестьяне.- Не только корейцы, но даже самые ничтожные из белолицых аме-
риканцев!
  - Как может служить защитой человеку бумажный щит? Ведь он,  наверное,
истрепался оттого, что его передают из рук в  руки?-  съязвил  хранитель
Пульян.
  - Просто американцы верят в этот щит,- ответил Римо.
  - В таком случае американцы, должно быть, считают, что все щиты  обла-
дают равной силой,- самодовольно улыбаясь, предположил Пульян. Все пока-
тились со смеху.
  Чиун выставил вперед руки, призывая односельчан к спокойствию.
  - Так-то лучше!- прорычал Римо.- Много лет назад президент Соединенных
Штатов понял, что злые люди творят беззакония в обход  конституции.  Но,
следуя конституции по всей строгости, президент не мог с ними бороться.
  - Почему тогда он не разорвал ее в клочья?- спросил какой-то мальчик.
  - Для американцев конституция священна,- парировал Римо.- Так же,  как
для вас священны предания Синанджу.
  Это жители деревни могли понять. Они притихли.
  - И вот президент создал тайную организацию под названием КЮРЕ,  чтобы
действовать в обход конституции во имя ее же спасения.
  - То есть он наплевал на щит государства?- раздался чей-то голос.
  - Нет, не наплевал!- рявкнул Римо.- Он просто его обошел.
  - То есть сделал вид, что его не существует?
  - Нет, он нарушил предписываемые конституцией законы, но с  единствен-
ной целью - не подорвать доверия американского народа.
  - Почему же он не написал  собственную  конституцию?  Ведь  он  правил
страной.
  - У него не было такого права. Он был гарантом конституции - ну,  вро-
де... вроде пастуха.
  - Значит, Америка - страна баранов,- опять сострил Пульян.-  Правители
там безвластные, а народ безмозглый.
  - Нет, неправда!- Римо вышел из себя. Почему никто даже не  хочет  его
понять?
  Чиун тронул его за плечо.
  - Я закончу за тебя,- сказал он.- Но ты действительно старался.
  Римо нахмурился и посторонился.
  - Видите ли,- начал нараспев Чиун,- не в американских традициях  нани-
мать ассасина. Они не верят в ассасинов, но им был нужен верный человек.
И тогда ко мне явился посланец. Он категорически  заявил,  что  ассасина
нанимать не станет. Ему был нужен учитель  Синанджу,  чтобы  подготовить
собственного ассасина. Нас не устроит Мастер Синанджу, твердил этот  че-
ловек,- его звали Макклири,- нам нужен белый  ассасин,  потому  что  ему
предстоит работать тайно. Он должен быть незаметен среди других белых.
  И тогда я сказал этому Макклири, что Мастер Синанджу имеет больше  ве-
са, если он служит при монаршем дворе. Стоит вашим врагам узнать, что на
вас работает Мастер Синанджу, и они почернеют от злости. Тайно  работают
одни грабители. Но, конечно, таких тонкостей ему было не понять.  И  это
совершенно естественно - ведь он был белый человек, к тому же из страны,
которой никогда не служил ни один Мастер Синанджу, поскольку  Америка  -
молодая страна, всего двухсот лет от роду. Белолицый Макклири  настаивал
на строжайшей секретности, и я сказал ему, что гарантией  того  является
не цвет кожи ассасина, а его мастерство. И все же он стоял на своем.  Он
говорил, что ассасину, которого я должен для них обучить, предстоит  са-
мому отыскивать своих жертв.- Жители Синанджу опять посмеялись над стра-
нной логикой американцев.-
  И я сказал ему, что определять жертву должен только император, а  дело
ассасина - карать. Это старо как мир. Король не убивает, ассасин не пра-
вит.
  То были тяжелые времена. Работы не было совсем. Кое-кто из вас, навер-
ное, еще помнит: опять пошли разговоры о том, чтобы  отсылать  младенцев
назад, в море. И я, к величайшему своему стыду, взялся за  это  позорное
дело. Я согласился подготовить для Америки белого  ассасина,  но  прежде
оговорил условие, что американский ассасин не станет в будущем  отбивать
хлеб у любого из следующих Мастеров Синанджу.- Селяне одобрительно заки-
вали.- Однако вместо ребенка мне подсунули в ученики взрослого мужчину,-
насмешливо продолжал Чиун. Раздался смех.- И вместо корейца -  белолице-
го.- Смех усилился.- Но виданное ли дело?- Чиун вновь придал лицу серье-
зное выражение,- этот белый, несмотря на то, что питался мясом, оказался
крепок телом. Этот белый, при его длинном носе и нескладной походке, был
добр сердцем. Я дал ему первые уроки, и этот белый оказался  благодарным
учеником. Он сказал: "Я - всего лишь ничтожный белый, но если ты научишь
меня всем премудростям Синанджу, я буду твоим верным  последователем  до
конца своих дней и никогда не устану возносить тебе хвалу, о великий!"
  - Вот уж враки,- проворчал Римо.
  Чиун легонько пихнул его локтем под ребро.
  - И я сказал этому белому, человеку, по рождению стоящему ниже  любого
корейца: "Я сделаю это, потому что подписал контракт,  а  контракты  для
Синанджу священны". А надо сказать, что контракт,  который  я  подписал,
был необычен. Ни один Мастер Синанджу еще  никогда  не  заключал  такого
странного контракта. Этот контракт не только предусматривал, что я обучу
своего ученика искусству Синанджу - что я  добросовестно  исполнил,-  но
также и то, что если этот белый будет вести себя  неподобающим  образом,
если он подведет своих белых начальников или оскорбит Дом Синанджу  неп-
равильной осанкой или плохим дыханием, то Мастер Синанджу получает  пол-
номочия и должен будет счесть своим долгом избавиться  от  этого  белого
как от ненужного хлама.
  Все посмотрели на Римо.
  - А как же еще поступить с непокорным белым?- сказал Чиун и всем своим
видом дал понять, что пора смеяться.
  Все засмеялись.
  Римо зарделся.
  Чиун опять посерьезнел.
  - Но по мере того, как шли дни тренировок,  я  обнаружил  удивительную
вещь.- Для пущего драматизма Чиун выдержал паузу.- Мой белый ученик при-
нял Синанджу! Не только своим нескладным телом или неразвитым умом, но и
сердцем. И тогда я понял, что этот белый, при всей его жалкой  внешности
и ничтожных умениях, в сердце своем является корейцем.- При этих  словах
кое-кто из присутствующих демонстративно сплюнул себе под ноги.- Сердцем
он кореец!- повторил Чиун.- Это было чудо! Потеряв уже всякую надежду на
воспитание настоящего наследника Дома Синанджу, я вдруг обрел его в лице
белого! И я учил и учил его, долгие годы внушая великие истины и  стирая
из его сознания те презренные навыки, которыми  наделила  его  ничтожная
страна, и дожидался своего часа. Теперь этот час пробил!  Я  представляю
вам своего приемного сына Римо!
  Жители Синанджу ответили ледяным молчанием. Под взглядом  бесчисленных
глаз Римо поежился.
  - Скажи им,- прошипел Чиун.
  - Что?
  - Скажи о нашем решении. Скорей, пока толпа еще нас слушает!
  Римо шагнул вперед.
  - Я горжусь тем, что принадлежу к Синанджу,- просто сказал он.
  Опять ледяное молчание.
  - Я благодарен Чиуну за все, что он мне дал.
  Никакой реакции.
  - Я люблю его.
  Лица женщин несколько смягчились,  зато   мужчины   ожесточились   еще
больше.
  Римо раздирали сомнения.
  Чиун схватился за сердце.
  - Я ничего не слышу,- прошептал он.- Я сейчас упаду в обморок!
  - И я хочу вам сказать, что готов взять на себя все  обязанности  сле-
дующего Мастера Синанджу,- неожиданно для себя самого добавил Римо.
  И тогда толпа возликовала. Все повскакали и стали приплясывать. Люди в
ритуальных костюмах закружили вокруг Римо, как  около  новогодней  елки.
Перед Римо то и дело возникал танцор в маске дракона.
  - Что за чушь,- сердито сказал Римо.- Пока я не пообещал, что буду  их
содержать, они меня и знать не хотели.
  - Они просто ждали, пока ты докажешь свою принадлежность  к  корейской
расе,- пояснил Чиун.- И ты это сделал. Я горжусь тобой!
  - Бред собачий!- сказал Римо и решительно зашагал прочь.
  Чиун окликнул его, но Римо уходил,  выражением  лица  заставляя  толпу
расступиться - всех, кроме танцора в маске дракона, который следовал  за
ним на почтительном расстоянии, больше не танцуя, но двигаясь тем не ме-
нее весьма странным образом.
  Чиун опять опустился на трон.
  - Что случилось?- спросил хранитель Пульян.
  - Ничего,- ответил Чиун.- Он так  ждал  этого  величайшего  момента  в
своей жизни! Его просто захлестнули эмоции.- Но в  глазах  Чиуна  стояла
боль.- Пожалуй. церемонию посвящения надо на несколько дней отложить,- с
сомнением произнес он.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  Римо вышел из селения и, не разбирая дороги, зашагал куда  глаза  гля-
дят.
  В последние месяцы его преследовало желание отыскать  своих  настоящих
родителей, которые бросили его еще в младенчестве. Найди он их - он  бы,
по крайней мере, знал, кто он есть на самом деле.  Вопрос  этот  казался
ему тогда необычайно важным. Но теперь, когда Чиун был при смерти, а Ри-
мо оказался перед дилеммой, кому присягнуть на верность в своем сердце -
Америке или Синанджу,- вопрос происхождения отошел на второй план.
  Интересно, думал Римо, что произойдет, когда Смит не  дождется  извес-
тий? Решит ли Смит, что Римо ранен или убит?  Направит  ли  он  подлодку
выяснить все обстоятельства дела? А может, он и внимания на это не обра-
тит, тем более что деятельность КЮРЕ понемногу сворачивается?
  Да нет, ничего она не сворачивается. Смит пытается сам себя  обмануть.
Это не более чем затишье перед бурей. Не успеешь и оглянуться, как вновь
разразится новый страшный кризис - и КЮРЕ опять заработает на всю катуш-
ку. Ну и как он поступит, когда придет приказ  возвращаться  в  Америку?
Ответа на этот вопрос Римо пока не находил.
  Взойдя на невысокий холм, Римо оглянулся.  Внизу  лежала  Синанджу,  с
бревенчатыми хибарами, похожими на буддийские пагоды с загнутыми  краями
крыш, дощатыми тротуарами и великолепной сокровищницей. Деревня  напоми-
нала азиатский вариант городка на Диком Западе, но никак не дом  родной.
По крайней мере, не для Римо. И не для Чиуна. Да, пожалуй, и ни для  ко-
го.
  Внезапно Римо ощутил страшную усталость. Он ушел, чтобы побыть наедине
со своими мыслями и переживаниями, но сейчас ему хотелось только  одного
- найти какое-нибудь укромное место, желательно под крышей, и поспать.
  Римо почти сразу отыскал такое местечко. В долине, в стороне от  селе-
ния, стояла скромная хижина. Римо подошел ближе, но не  заметил  никаких
признаков жизни. Возле хижины не лежала корзина с редькой,  не  сушилась
лапша в пучках, как это обычно бывает рядом с сельским корейским  домом.
Все словно вымерло. Римо не помнил, чтобы видел этот дом в свои  прошлые
приезды в Синанджу.
  И он решил, что если этот дом ничей, он войдет и станет там жить.
  Римо толкнул дверь. Она оказалась не заперта. Внутри было очень темно,
только из приоткрытой двери падала узкая полоска света. Тем лучше. В те-
мноте крепче спится.
  Римо едва не споткнулся о циновку. На ней он и  расположился  и,  едва
коснувшись спиной твердого пола, начал забываться.
  - А что, если я проснусь дома?- пробормотал он, засыпая.
  - Кто здесь?- донесся из темноты тихий голос. Говорили по-корейски.
  Римо вскочил и машинально стал вглядываться в темноту. В  доме  кто-то
был, этот человек сидел в дальнем углу без света.
  - Здравствуйте,- неуверенно произнес Римо.
  - Я не узнаю вашего голоса,- ответили ему.- Вам что-нибудь нужно?
  Голос был звонкий и мелодичный - женский голос.
  - Я думал, здесь никто не живет,- стал оправдываться Римо.- Прошу меня
извинить.
  - Не надо извиняться,- печально ответила женщина.- Ко  мне  редко  кто
приходит.
  - Но почему вы сидите без света?
  - Я - Ма Ли. По законам Синанджу, я должна жить в темноте, чтобы нико-
го не обидеть своим уродством.
  - О,- протянул Римо.
  Теперь он видел ее - неясную фигурку в желтом платье. Верх  традицион-
ного наряда был из белой воздушной ткани. Одной рукой она прикрывала ли-
цо, а другой нащупывала что-то в кармане. Когда она убрала руки от лица,
то оказалась в густой вуали, за  которой  поблескивали  влажным  блеском
глаза. Римо стало жаль девушку. Она, наверное, чем-то изуродована.
  - Простите, что доставил вам неудобство, Ма Ли,- сказал Римо тихо.-  Я
просто хотел где-нибудь отдохнуть.- И он двинулся к двери.
  - Нет!- Ма Ли протянула к нему руки.- Не уходите так сразу. Я слышу, в
деревне идет праздник. Расскажите мне, что там происходит?
  - Вернулся Мастер Синанджу.
  - Это хорошая новость. Он так долго путешествовал по дальним странам.
  - Да, но он умирает,- добавил Римо.
  - Даже самый могучий прибой когда-то отступает,- кротко проговорила Ма
Ли.- И все же вы правы: возвращение в море навевает грусть.
  По ее голосу можно было догадаться, что девушка  глубоко  взволнована.
Римо впервые в Синанджу слышал, чтобы в отношении Чиуна кто-то  проявлял
подлинно человеческие чувства.
  - Вам его жаль?- спросил он.
  - Мастер Синанджу - это свеча, осветившая мир задолго до появления ве-
ликого короля-воина Ончжо, который возвел первый в Корее замок,-  задум-
чиво произнесла Ма Ли.- Грустно, что он умрет без наследника. Это разоб-
ьет ему сердце.
  - Я - его наследник,- сказал Римо.
  - Вы? Но ваш голос мне не знаком. Вы не из Синанджу.
  - Да, я не из этой деревни,- согласился Римо.- Но я принадлежу  к  Си-
нанджу. Чиун сделал меня таким.
  - Это хорошо,- сказала Ма Ли.- Традиции надо соблюдать. По крайней ме-
ре, некоторые.- И она безотчетно коснулась вуали.
  - Вы живете одна?- спросил Римо.
  - Родители умерли, когда я была еще совсем маленькой. Я их даже не по-
мню. У меня никого нет. Мужчины меня не любят из-за моего уродства.  Они
называют меня Безобразная Ма Ли.
  - Голос у вас очень приятный,- промолвил Римо, не зная, что  еще  ска-
зать.
  По американским понятиям, даже нормальные женщины в этом селении  кра-
сотой не блистали. Какая же тогда эта Ма Ли? Как Квазимодо - и взглянуть
страшно?
  - Спасибо вам,- просто ответила Ма Ли.- Как приятно говорить с  добрым
человеком.
  Римо буркнул в ответ:
  - Я вас понимаю. Здесь не принято проявлять сострадание.
  - Люди таковы, какие они есть.
  - Я ведь тоже сирота,- вдруг выпалил Римо, сам не зная зачем.
  - Это ужасно - жить одному.
  Римо кивнул. В комнате воцарилось молчание. Римо чувствовал себя,  как
школьник, впервые пришедший на танцы, когда не знаешь, что делать и  что
говорить.
  - Не хотите ли чаю?- застенчиво произнесла Ма Ли.
  - Это было бы чудесно,- ответил Римо.
  Ма Ли поднялась. Римо заметил, что при  маленьком  росте  она  неплохо
сложена. Большинство женщин в Синанджу были коренасты, как эскимоски. Ма
Ли же оказалась стройной и изящной. Римо уловил запах ее тела, и он  по-
казался на удивление приятным.
  В углу комнаты помещалась маленькая угольная печка - непременный атри-
бут корейского дома. Ма Ли высекла кремнем огонь и разожгла очаг.
  Римо молча следил за ее ловкими движениями. От него не  укрылась  гра-
циозность и изящная осанка девушки. Что бы ни было у нее с лицом, но фи-
гурка у нее стройна, как ива.
  Вода закипела, и Ма Ли заварила чай в зеленом с  голубым  керамическом
чайнике, после чего поставила на стол две пиалы с таким же узором, похо-
жие на те, что Римо много раз видел в китайских ресторанчиках, только  с
более изысканной росписью.
  - Как красиво,- сказал он.
  - Это селадон, разновидность фарфора,- пояснила Ма Ли.- Эта посуда  не
имеет цены. Чайник выполнен в форме черепахи, которая для нас  олицетво-
ряет долгую жизнь.
  - Что? Ах да, чайник,- смущенно спохватился Римо.
  - Ну да. А вы что имели в виду?
  Римо не ответил. Он говорил совсем не про чайник. Он и сам не  мог  бы
сказать, что он имел в виду. Слова вырвались у него непроизвольно.
  Ма Ли наполнила пиалу чаем и протянула Римо. При этом она едва заметно
коснулась ладони Римо, отчего по его руке побежала дрожь,  заставив  ин-
стинктивно поежиться.
  В самом ее присутствии было что-то волнующее. И в то  же  время  успо-
каивающее. Огонь очага мягко освещал убранство  дома.  Отбрасываемые  на
стены тени навевали мысли о безопасности и надежности.
  А может, Ма Ли - корейская колдунья?- неожиданно подумалось Римо.
  - Пейте,- сказала девушка.
  - Ах да.
  Римо сделал глоток и украдкой взглянул на Ма Ли. Та наклонилась, чтобы
Римо не видел ее лица, когда она станет пить. В глазах девушки отражался
свет огня, и Римо вдруг ощутил горячее желание заглянуть под эту  интри-
гующую вуаль.
  Повинуясь порыву, он нагнулся и приготовился снять покров с лица деву-
шки.
  Ма Ли угадала его намерение и вся напряглась, но, как ни странно,  рук
Римо не отвела.
  И тут раздался стук в дверь.

  Окна были закрыты ставнями, и ничего нельзя было разглядеть.
  Сэмми Ки поискал хоть какую-нибудь щель в стене, но безрезультатно.
  Он уже частично добыл то, за чем его послали в Синанджу. Он записал на
пленку публичное признание Мастера Синанджу в том,  что  он  работал  на
Соединенные Штаты, а также подробный отчет о деятельности тайной органи-
зации американского правительства под названием КЮРЕ. На какое-то  мгно-
вение к Сэмми вернулся наполовину забытый журналистский азарт. Это будет
репортаж века! Любая телекомпания выложит за этот  материал  кругленькую
сумму.
  Вот почему Сэмми Ки потихоньку пошел за американцем по имени Римо, ко-
гда тот так внезапно удалился с праздника. Вот бы раздобыть еще  что-ни-
будь! Кто этот Римо? Как его фамилия? Как получилось, что он был  избран
новым Мастером Синанджу?
  Интересно, думал Сэмми, если я постучусь и попрошу плошку риса, может,
удастся запечатлеть этого Римо крупным планом или даже снять  целое  ин-
тервью, но так, чтобы он ничего не заподозрил?
  Нет, это слишком рискованно. Надо доставить пленку  полковнику  Дитко.
Слишком долго здесь оставаться нельзя. Но Сэмми все же был  журналист  и
для него на первом месте был сюжет.
  Однако время шло, а Римо все не выходил. Что он там делает?  Полковник
Дитко уже, наверное, заждался. Сэмми не сомневался, что записал уже пре-
достаточно. Но что, если Дитко опять заставит его идти в деревню?  И  не
надо забывать, что есть еще парень, которому Сэмми раздробил череп. Что,
если его хватятся?
  Сэмми Ки уже надоело прятаться среди скал в насквозь продуваемом  кос-
тюме.
  И тогда он совершил непоправимую ошибку.
  Он постучал в дверь.
  Римо открыл. Едва взглянув на костюм дракона, он произнес:
  - Передайте Чиуну, я скоро приду.
  Сэмми спросил по-корейски:
  - Не могли бы вы дать мне немного риса?- И нажал кнопку видеокамеры.
  - Риса?- изумился Римо.- Но у меня...
  Рука Римо метнулась вперед с такой быстротой, что Сэмми ничего не  ус-
пел понять. Маска дракона была уже высоко в воздухе, а он продолжал смо-
треть в видоискатель. Обращенное к нему лицо Римо исказилось от гнева.
  - Какого черта?!- заорал Римо, переходя на английский.
  Видеокамера каким-то образом вырвалась из рук Сэм-ми Ки. Провод, тяну-
вшийся от аккумулятора на его поясе, оборвался. Руки парня словно онеме-
ли. Он бросил на них взгляд - они продолжали держать камеру, которой уже
давно не было.
  - Кто вы такой, черт возьми?- требовательно спросил Римо.
  - Не бейте меня! Я все объясню,- забормотал по-английски Сэмми.
  Римо схватил Сэмми за плечо, сдирая с него красивый наряд. Ему  откры-
лась бедная крестьянская одежда.
  - Вы американец,- констатировал Римо угрожающим тоном.
  - Откуда вы знаете?
  - По запаху. У каждого народа свой запах.  Корейцы,  например,  пахнут
рыбой. А американцы - гамбургерами.
  - Я этого не отрицаю. Только не бейте!
  - Тебя послал Смит?
  - Что?
  - Смит,- зло повторил Римо.- Это он тебя подослал? Ты шпионишь на  не-
го, дабы убедиться, что я отправлюсь в Штаты, когда... когда...
  Римо не закончил. Сама мысль о том, что Смит мог  подослать  шпиона  в
Синанджу следить за тем, как будет умирать Чиун, показалась ему  перебо-
ром даже для такого бессердечного типа, как Смит.
  - Пошли!- приказал Римо, выволакивая Сэмми Ки.
  - Куда вы меня тащите?
  - Молчать! Знай шагай.
  Сэмми оглянулся на открытую дверь, в тени которой стояла одинокая изя-
щная фигурка. Лицо девушки закрывала непроницаемая вуаль. Она робко  по-
махала рукой, но Римо этого не заметил. Глаза его были устремлены на до-
рогу. Обратную дорогу в селение.
  Мастер Синанджу был встревожен. Ему удалось хитростью  заставить  Римо
публично объявить себя наследником Дома Синанджу. Но какой  ценой?  Римо
был очень разгневан. От этого на сердце у Чиуна  висел  камень.  И  Чиун
удалился в свои роскошные апартаменты, решив про себя, что ни за что  не
пойдет за Римо, а будет ждать, пока тот не явится сам.
  Если же Мастер Синанджу уйдет из этого мира раньше,  чем  Римо  сменит
гнев на милость,- что ж, пускай это останется на совести Римо Уильямса.
  Хранитель Пульян вошел не постучавшись.
  - Он возвращается, о Мастер,- объявил он с поклоном.
  - Как он выглядит?- поинтересовался Чиун.
  - Вне себя от ярости.
  Чиун был удивлен, но все же сказал:
  - Я встречусь с ним.
  - Он не один. С ним еще кто-то.
  - Кто? Как его имя?
  - Мне доложили, что этот человек не из нашей деревни.
  - Пусть войдут оба,- сказал Чиун озадаченно.
  Римо вломился без стука. Этому Чиун не удивился. Но Римо привел с  со-
бой корейца, которого Чиун видел впервые.
  - Если это твой подарок мне в знак примирения, ничего не  выйдет,  Ри-
мо,- сказал Чиун.- Этого типа я никогда не видел.
  - Прости меня, великий Мастер Синанджу!- взмолился Сэмми Ки, падая  на
колени.
  - Но я все же рассмотрю твое предложение,- добавил Чиун, которому все-
гда импонировало надлежащее проявление почтения.
  - Понюхай его,- сказал Римо.
  Чиун вежливо потянул носом.
  - Пахнет экскрементами,- с омерзением сказал Мастер Синанджу.-  И  что
еще хуже - ненавистным гамбургером.
  - Подарочек от Смита,- сказал  Римо,  протягивая  Чиуну  видеокамеру.-
Шпионил за нами.
  Чиун кивнул.
  - Император Смит хочет убедиться, что  традиция  будет  продолжена  по
всем правилам. Это характеризует его как мудрого правителя. Я был о  нем
худшего мнения. Жаль, что у него контракт только с нынешним Мастером Си-
нанджу, но не с будущим!
  Чиун повернулся к Сэмми Ки.
  - Возвращайся домой и доложи Императору Смиту, что Мастер Синанджу по-
ка жив. И что Римо не вернется, поскольку он займет мое место  во  главе
селения.
  Сэмми Ки молча трясся.
  - Но,- продолжал Чиун,- если у него возникнет желание нанять на службу
следующего Мастера Синанджу на договорной основе,  это  можно  обсудить.
Прошли те времена, когда у Мастеров Синанджу был только один клиент. Си-
нанджу возвращается к своей славной  традиции  трудоустройства,  которую
вы, американцы, открыли для себя лишь недавно. Кажется, вы называете это
диверсификацией.
  - Что нам с ним делать?- спросил Римо.- Подлодка отбыла. Я проверял.
  - Оставим его, пока не придет корабль.
  - Чиун, я нашел на берегу кое-что еще.
  - Труп какого-то мальчишки.
  - Бедняга, должно быть, утонул,- опечаленно произнес Чиун.
  - У него раздроблен череп. Там уже хозяйничают крабы.
  Карие глаза старика обратились на Сэмми Ки. Они сверкали.
  Сэмми Ки объял такой страх, что изо всех пор проступил пот,  и  чуткие
ноздри Мастера Синанджу, уловив этот запах, безошибочно подсказали  ему,
кто виновен в смерти парнишки.
  - Убить человека из Синанджу - непростительный грех,- тихо  проговорил
Чиун.- Но убить ребенка - это просто омерзительно.
  Чиун дважды хлопнул в ладоши. Звук эхом отдался в ушах Сэмми, и  стены
вокруг него закружились.
  Вошел хранитель Пульян и при одном взгляде на Сэм-ми узнал его, но ни-
чего не сказал.
  - Найдите место для этого мерзавца. На досуге вынесем ему приговор.  И
пошлите кого-нибудь в бухту за телом несчастного ребенка.
  Сэмми Ки дернулся в сторону.
  - Не спеши, детоубийца,- сказал Римо, зацепив его ногу носком ботинка.
Сэмми рухнул на пол, и Римо ногой легонько придавил ему поясницу.
  К изумлению Сэмми, у него внезапно отказали ноги. Он попытался ползти,
но нижняя часть тела отяжелела, как свинец. Он закричал.
  - Что станем с ним делать?- спросил Римо как ни в чем не бывало.
  - Сегодня крабы в заливе поели сладенького, а завтра им придется заку-
сить дерьмом,- сказал Чиун.
  - Смиту это не понравится.
  - Отныне для Синанджу Смит - всего лишь воспоминание. Ты от него отре-
кся.
  - Не уверен, что я от кого-то или от  чего-то  отрекся,  папочка.  Тот
факт, что я согласился оказывать этому селению всяческую поддержку,  еще
не означает, что я не буду работать на Смита.
  - Ты жестокий сын, Римо.
  - Как ты себя чувствуешь?- спросил Римо. смягчившись.
  - Мое страдание утихает, когда ты рядом.
  - Может, мы поговорим позже?
  - Почему не сейчас?
  - Мне надо кое-что сделать,- сказал Римо.
  Было видно, что ему не терпится уйти.
  - У тебя есть более важные дела, чем утешить старика?
  - Возможно.
  Чиун отвернулся.
  - Ты все равно поступишь так, как сочтешь нужным. Тебе на всех  напле-
вать!
  - Я пока не готов к этому разговору. Мне надо подумать.
  - Вот именно,- резко ответил Чиун.- Подумать тебе не мешает. Тот,  кто
думает, способен на сострадание. Я не сойду с этого места,  пока  ты  не
изменишься.
  Ответа не последовало, и Чиун обернулся.
  Римо и след простыл. Чиун поразился такой непочтительности и  нахмурил
брови. Это просто уму непостижимо! Не похоже, чтобы Римо на него злился,
и все же никак не хочет внять уговорам.
  Уж не Шива ли опять пытается завладеть его рассудком?- подумал Чиун.


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  Полковник ждал дотемна.
  В полумрак его "Чайки" прокрался холод. От этого правый глаз под повя-
зкой разболелся. Врачи провели операцию  на  поврежденной  роговице,  но
восстановится ли зрение, можно будет сказать с определенностью только по
прошествии нескольких недель.
  Полковник Дитко дрожал от холода в своей  шинели,  тихонько  проклиная
Сэмми Ки. Он не решался включить печку, боясь истратить остатки бензина.
В Северной Корее бензин был в изрядном дефиците, да и  автомобили  явля-
лись привилегией избранных, а заправочных станций не существовало в при-
роде. Полковник Дитко не мог себе позволить рыскать в  поисках  казенной
нефтебазы, поскольку это немедленно вызвало бы вопросы  о  причинах  его
появления в этом районе, так далеко от Пхеньяна, места его службы.
  Дитко оставалось только гадать, не удрал ли Сэмми Ки. Но вряд  ли  тот
решится на такое безрассудство. В Северной Корее бежать абсолютно  неку-
да. У Сэмми Ки была только одна возможность унести ноги из этой страны -
при содействии полковника Дитко. И Дитко продолжал ежиться на стылом си-
денье автомобиля, ожидая, что Сэм-ми вот-вот покажется на дороге.
  Но Сэмми все не появлялся.  Дорога  оставалась  совершенно  безлюдной.
Складывалось впечатление, что парень сгинул в Синанджу, как в пасти  го-
лодного медведя.
  Ночь уже близилась к рассвету, когда полковник  Дитко  наконец  сделал
единственно возможный в сложившейся ситуации вывод. Сэмми Ки был схвачен
или убит жителями Синанджу.
  В своей карьере полковник Дитко уже не раз изведал провал. По сути де-
ла, вся его служба в КГБ была, как вехами, отмечена провалами. Именно по
этой причине начальники то и дело перебрасывали его с одного бесперспек-
тивного поста на другой. Полковник Дитко уже как-то свыкся с  неудачами,
и они больше не вызывали у него болезненной реакции.
  Но только не в этот раз. Сейчас он пожертвовал ради успеха собственным
глазом. Поклялся в успехе операции самому Генеральному секретарю. Он мог
бы признаться в неудаче своим непосредственным начальникам - другого они
от него и не ждали,- но Генсеку! Его расстреляют. Или, что еще хуже, за-
шлют на самую безнадежную должность во всей системе КГБ. Например, опять
в Индию. На сей раз - навсегда.
  Нет, сказал себе полковник Дитко и решительно встал. В этот раз  я  не
сдамся!
  Он шагал по дороге в Синанджу, и луна освещала его подтянутую  фигуру.
В руке он сжимал пистолет ТТ. Это был самый трудный путь  из  всех,  что
ему приходилось проделать. Ибо чтобы войти в Синанджу, надо было преодо-
леть стену. Пускай невидимую.
  Сэмми Ки лежал в хижине, куда его бросили вечером. Было темно.  Сейчас
он немного воспрянул духом. Какое-то время назад дверь оставалась откры-
та, чтобы селяне могли прийти и взглянуть на детоубийцу. Некоторые  пле-
вали на него. Другие не ленились войти и пинали его ногами до  тех  пор,
пока он не начал харкать кровью.
  Но хуже всего было появление той женщины. Она прямо кипела от  ярости.
Это была молодая женщина, но лицо ее было в морщинах. Она осыпала  Сэмми
бранью. Плюнула в лицо. Вцепилась в него своими острыми когтями.  Хорошо
еще, ее успели оттащить, пока она не содрала с его лица всю кожу.
  Сэмми догадался, что это была мать того мальчика, и  ему  опять  стало
тошно.
  С наступлением ночи дверь закрыли на замок, оставив  Сэмми  наедине  с
его страхами. Руки у него действовали, но ноги отказали напрочь. Все те-
ло ниже пояса совершенно потеряло чувствительность. Он пытался  массиро-
вать ноги в  тщетной  попытке  восстановить  кровообращение  и  чувстви-
тельность нервных окончаний, но в результате у него только открылось не-
держание и он обмочился.
  Отчаявшись, Сэмми подполз к видеокамере, которую швырнули в хижину как
ненужное барахло, и положил ее под голову, используя резиновую  рукоятку
в качестве импровизированной подушки. Его одолевал сон.
  Вот идиоты, подумал, засыпая, Сэмми: перед ними  величайший  журналист
современности, а они обращаются со мной, как с дохлым котом. И  тут  его
сморил сон.
  Сэмми и сам не знал, отчего вдруг проснулся.
  Дверь осторожно открылась. Лунный свет выхватил из темноты пару очков,
отчего линзы стали казаться двумя кружками матового стекла.
  Сэмми узнал стоявшую в дверях поджарую фигуру.
  - Полковник,- выдохнул он.
  - Тише!- зашипел Дитко. Он  закрыл  за  собой  дверь  и  присел.-  Что
произошло?
  - Они меня застукали,- ответил Сэмми, задыхаясь  от  волнения.-  Хотят
убить! Вы должны помочь мне бежать.
  - У тебя ничего не вышло?!- прохрипел Дитко.
  - Нет, нет! Я все сделал! Вот. Снял целую пленку. Там все.
  Полковник Дитко сгреб видеокамеру.
  - Просмотрите через видоискатель,- с готовностью предложил Сэмми.- Са-
ми увидите.
  Дитко последовал совету. От нетерпения он сначала  приложил  видоиска-
тель к правому глазу, потом в раздражении передвинул к здоровому левому.
Он просмотрел часть пленки без звука.
  - Кто это?- спросил он.
  - Это Мастер Синанджу. Он вернулся в селение. И привез с собой  амери-
канского агента, которого обучил искусству Синанджу. Они сами  обо  этом
рассказали. Они американские наемные убийцы. На пленке все это есть.
  У полковника Дитко словно камень с плеч свалился.
  - Значит, ты справился!
  - Теперь вы помогите мне!
  - Ну, идем. Надо убраться отсюда до рассвета!
  - Вы должны мне помочь! У меня ноги не работают.
  - А что с ними такое?
  - Этот тип по имени Римо, американский ученик Мастера Синанджу, что-то
такое сделал, что я больше не чувствую ног. Но вы ведь можете меня пере-
нести!
  Полковник Дитко вынул из видеокамеры отснятую пленку.
  - Я не могу нести и то и другое.
  - Но не можете же вы меня здесь бросить! Они  уготовили  мне  страшную
смерть!
  - Зато я буду милосерден. Ты ничего не почувствуешь.
  С этими словами Дитко вложил пистолет в рот Сэмми и спустил курок.
  Звук выстрела потонул в глубине гортани Сэмми Ки. Вместе с пулей.
  Голова Сэмми жутко, словно в замедленной съемке, разлетелась  на  нес-
колько частей, как расколовшийся арбуз.
  Полковник Дитко вытер забрызганную кровью руку о рубаху Сэмми Ки.
  - Прощай, Сэмми Ки,- сказал он.- Я буду вспоминать тебя, когда  получу
теплое и непыльное местечко в Москве.
  И Виктор Дитко скользнул обратно в ночь. Он был уверен,  что  на  этот
раз преодолеет невидимую стену гораздо легче.

  С первыми лучами холодного ноябрьского солнца к Чиуну явился хранитель
Пульян.
  - Пленный мертв,- доложил он.
  - Страх гнева Синанджу сильнее желания жить,-  мудро  прокомментировал
Чиун.
  - У него не голова, а каша.
  - Это мать,- предположил Чиун.- Ее нельзя винить за жажду мести.
  - Да нет, камнем так голову не разбить,- стоял на своем Пульян.
  - Тогда чем ты это объясняешь?
  - Он убит из оружия западного производства,- сказал Пульян.- Из писто-
лета.
  - Кто осмелился осквернить святыню Синанджу жалким орудием для метания
пулек?- вознегодовал Чиун.
  Вместо ответа Пульян еще ниже склонил голову.
  - Ты еще что-то хочешь сказать?
  - Прости меня, Мастер Синанджу, ибо я совершил страшный проступок.
  - Как я могу простить тебя, если не понимаю, о чем идет речь?
  - Этот американец уже был здесь однажды. Неделю  назад.  Он  о  многом
расспрашивал, и я, будучи горд за свое селение, поведал ему немало исто-
рий о величии Синанджу.
  - Реклама обычно себя оправдывает,- сказал Чиун.- В  этом  нет  ничего
дурного.
  - У американца с собой был аппарат - тот же самый, что и вчера.  Когда
я говорил, он держал его нацеленным на меня.
  - Принести его сюда.
  Когда Пульян вернулся с видеокамерой, Мастер Синанджу  брезгливо  взял
ее в руки, как если бы это был нечистый идол.
  - Вместилище слов и образов отсутствует,- заметил Чиун.- Вчера оно бы-
ло здесь.
  - Да, Мастер Синанджу.
  Чиун опустил взор и призадумался. Неделю назад этот человек записал на
пленку разглагольствования хранителя Пульяна. Сейчас он вернулся,  чтобы
доснять что-то еще. Но на этот раз он заснял Мастера Синанджу и его уче-
ника, ибо теперь Чиун не сомневался, что вчерашний танцор в маске драко-
на на празднике был не кто иной, как Сэм-ми Ки.
  Что все это могло означать? За Синанджу Чиун был спокоен. Синанджу бы-
ло вне опасности. У пхеньянских псов, во главе с Любимым вождем  Ким  Ир
Сеном, заключен с Синанджу пакт. От них ждать неприятностей не приходит-
ся. Смиту же незачем фиксировать на пленку секреты Синанджу.
  Возможно, это дело рук врагов Смита. Или врагов Америки. А таких нема-
ло. Даже те, кто называет себя друзьями Америки, на самом деле не  более
чем ее дремлющие враги: они улыбаются, а сами держат за спиной кинжал.
  Наконец Чиун отвлекся от своих мыслей и посмотрел на Пульяна.
  - Я прощаю тебя, Пульян, ибо ты существенно моложе меня  и  не  можешь
обладать достаточной мудростью для общения с внешним миром.
  - Что все это может означать?
  В голосе Пульяна звучала признательность.
  - Где Римо?- вдруг спросил Чиун.
  - Его никто не видел.
  - Никто?
  - Говорят, он пошел к дому Безобразной.
  - Отправляйся к несчастной Ма Ли и приведи  моего  приемного  сына  ко
мне. Я пока не совсем понимаю, что произошло ночью, но, кажется, это мо-
жет касаться и моего сына. Здесь только он мне советчик.
  - Слушаюсь, Мастер Синанджу.
  Пульян, не скрывая своего облегчения, заспешил прочь от дома  Мастера,
а тот вдруг обмяк и устало смежил веки.
  Видеокассета была доставлена из Пхеньяна диппочтой. К пакету  прилага-
лась записка от советского посла в КНДР, в которой выражалось  негодова-
ние по поводу того, что начальник службы безопасности посольства полков-
ник Дитко позволяет себе использовать курьеров посла для отправки  своей
корреспонденции в Кремль.
  Генеральный секретарь вставил кассету в видеомагнитофон,  отметив  про
себя, что надо будет дать указание послу заниматься своим делом и не со-
вать нос в дела Героя Советского Союза полковника Дитко.
  Генсек просмотрел пленку от начала до конца. На ней было записано выс-
тупление какого-то старика и  молодого  белого  перед  толпой  корейских
крестьян. Если верить записке полковника Дитко, это были легендарный Ма-
стер Синанджу и его американский цепной пес, которые в своей речи  приз-
навались в шпионаже, геноциде и прочих преступлениях против  международ-
ного сообщества, совершенных от лица некой организации вероломного  пра-
вительства Соединенных Штатов под названием КЮРЕ.
  К пленке была приложена примерная расшифровка текста и письменные  из-
винения полковника Дитко в недостаточном знании корейского,  а  также  в
том, что из соображений безопасности он не счел возможным доверить пере-
вод постороннему лицу. В записке также сообщалось, что  американо-кореец
Сэмми Ки, к несчастью, погиб при выполнении задания.
  Генеральный секретарь позвонил председателю КГБ.
  - Просмотрите списки неблагонадежных и найдите  мне  кого-нибудь,  кто
свободно владеет корейским,- распорядился он.-  И  немедленно  доставьте
его сюда.
  Не прошло и суток, как ему был представлен историк-диссидент, востоко-
вед по образованию.
  Генсек приказал запереть его в комнате с видеомагнитофоном, дать  перо
и бумагу и держать там, пока он не расшифрует полученную  из  Кореи  за-
пись.
  К концу дня перевод был готов и в запечатанном конверте  лег  на  стол
Генерального секретаря.
  - Что делать с переводчиком?- спросил курьер.
  - Он все еще под замком?
  - Да.
  - Когда через пару недель начнет распространяться трупный запах,  убе-
рите тело.
  Курьер быстро удалился, и его благоприятное личное впечатление о вели-
кодушном и широко мыслящем новом Генсеке было навсегда поколеблено.
  Генсек быстро пробежал текст глазами. Потом еще раз, вчитываясь  более
внимательно и обращая внимание на каждую деталь. И в третий раз -  чтобы
сполна насладиться возможностями, которые открывала ему величайшая удача
разведки.
  Широкое лицо Генерального секретаря расплылось в радостной улыбке, де-
лающей его похожим на доброго дедушку.
  Информации было более чем достаточно. У Соединенных Штатов есть тайная
организация под названием КЮРЕ, о существовании которой не  ведает  даже
конгресс США. Организация действует нелегально, совершая убийства как  в
самих Штатах, так и за рубежом. Ее наемные убийцы прошли  подготовку  по
системе Синанджу. По идее, они могут находиться где угодно, творить  что
угодно и оставаться вне подозрений.
  Тут Генсеку пришли на память разговоры, которые ходили в высших эшело-
нах Политбюро как раз перед тем. как он получил свой нынешний пост.  Это
были обрывочные слухи. Операции, сорванные действиями никому  не  извес-
тных агентов, предположительно американских. Загадочные случаи, не  под-
дающиеся разумному объяснению. Гибель советского отряда особого назначе-
ния "Треска" в то время, когда американские спецслужбы казались обескро-
вленными. Странные вещи, творившиеся во время московской Олимпиады. Вме-
шательство неведомых американских агентов, приведшее к  провалу  проекта
"Волга", целью которого было создание  космического  оружия  устрашающей
силы. Таинственное исчезновение два года назад маршала Земятина в разгар
кризиса, связанного с появлением озоновой дыры в атмосфере.
  У Генсека в Кремле имелся специальный кабинет, где под  замком  храни-
лись отчеты КГБ обо всех этих случаях. На папке стоял гриф: "Провалы  по
неустановленным причинам".
  Теперь Генсеку было ясно, что причины можно считать установленными.  И
обозначить их следует одним словом - КЮРЕ.
  Генсек тихонько рассмеялся. Мысленно он был восхищен дерзостью  амери-
канцев. Это был блестящий ход. Именно такой,  какой  требовался  Америке
для решения ее внутренних проблем. Хотел бы он иметь у себя на  вооруже-
нии такую организацию!
  Но Генеральный секретарь привык делать дела иначе. Его предшественники
попытались бы завладеть КЮРЕ. Но только не он. Он поступит проще -  выс-
кажет просьбу. Невинную просьбу. Генсек опять рассмеялся.
  Он поднял трубку красного телефона прямой связи с Белым домом, к кото-
рой прибегал в случае чрезвычайных международных обстоятельств. Придется
разбудить господина президента, подумал Генсек, вслушиваясь в зуммер.  И
опять засмеялся.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  Уж не влюбился ли я?- подумал Римо Уильямс.
  Он еще очень мало знал девушку по имени Ма Ли. И все же,  несмотря  на
то, что Чиун с каждым днем слабел, Римо все тянуло и тянуло  к  дому  за
околицей, где жила девушка, прозванная в Синанджу Безобразной. Его влек-
ло туда, как несчастного моряка, услышавшего зов сирен.
  Римо сам не понимал, что его так  в  ней  привлекает.  Может,  дело  в
вуали, придающей ей особое очарование и загадочность? Или в ее способно-
сти понять другого человека, особенно ценной в эти тревожные времена? Он
и сам не знал.
  Римо страшно бесило, что, несмотря на приближение конца, Чиун  продол-
жал брюзжать и обвинять его во всех смертных грехах. Римо хотел быть ря-
дом с ним, но Чиун своим поведением лишь отталкивал его. И от этого Римо
чувствовал за собой еще большую вину.
  И вот Римо сидел на полу в хижине Ма Ли и делился с ней своими  трево-
гами, не переставая себе удивляться. Он не любил говорить о себе.
  - Чиун считает, что я его избегаю,- говорил Римо, беря из  рук  Ма  Ли
тарелку с только что испеченной снедью. В полумраке  комнаты  разносился
аппетитный запах.
  - Это что?- спросил он, приготовившись отведать кусочек.
  - Песик,- учтиво ответила Ма Ли.
  Римо тотчас опустил руку.
  - Я мяса не ем,- пояснил он.
  - Это не мясо,- рассмеялась девушка.- Песиком мы называем  пирожок  из
рисовой муки с начинкой из фиников, орехов и красных бобов.
  - А,- произнес Римо и приступил к еде.- Очень вкусно.
  - А ты как считаешь?- спросила вдруг Ма Ли.
  - Не понял.
  - Ты не избегаешь Мастера?
  - Сам не знаю. Я в смятении. Я не умею обращаться с умирающим.  Сосчи-
тать всех, кого я убил,- пальцев не хватит, но мне  еще  не  приходилось
терять кого-то действительно близкого. Да у меня и не было никого  близ-
кого. Кроме Чиуна.
  - Ты не хочешь взглянуть в лицо неизбежности.
  - Да. Ты права.
  - Если ты будешь сторониться умирающего, он умрет без тебя. И, возмож-
но, раньше.
  - Когда я с ним говорил в последний раз, он выглядел неплохо. До  чего
же это тяжело! Не похоже, чтобы он вот так взял и  умер.  Он  напоминает
часы, у которых завод кончается.
  - Когда это произойдет, ты вернешься в свою страну?- спросила Ма Ли.
  Римо знал, что этот вопрос она задает с единственной целью  -  поддер-
жать разговор.
  - Хотел бы. Но я обещал Чиуну, что стану обеспечивать селение, и  пока
еще точно не знаю, чем буду заниматься. Чиун был вся моя жизнь. Сейчас я
это ясно вижу. Не КЮРЕ и не Смит, а Чиун. И я не хочу его терять.
  - А может быть, тебе понравится жить  в  Синанджу.  Женишься,  обзаве-
дешься детьми.
  - Мне не нравится никто из девушек селения,- с чувством сказал Римо.
  - Но ты же не можешь жениться на белой девушке,- возразила Ма Ли.
  - Почему? Ведь я белый. Хотя Чиун думает иначе.
  - Правда? А как думает Мастер?
  - Он считает, что я отчасти кореец. Это безумие, конечно. Он то  назы-
вает меня неуклюжим белым, то пытается убедить меня в том, что я наслед-
ник корейской культуры. Если верить ему, где-то в хрониках Синанджу  фи-
гурирует какой-то мой предок. Ну разве не бред?
  Ма Ли из-под вуали бросила взгляд на Римо, и он посмотрел на нее в от-
вет. Сквозь вуаль он видел светлый овал ее лица, но подробнее разглядеть
не мог. Он не мог от нее глаз отвести, хотя и чувствовал при этом  неко-
торую неловкость.
  - По-моему, что-то корейское в твоем лице  есть  -  глаза,  например,-
сказала Ма Ли.- Я имею в виду разрез, а не цвет: у нас в  деревне  ни  у
кого нет таких темных глаз.
  - Да нет, Чиун решил доверить дело Синанджу белому и просто ищет  себе
оправдание,- возразил Римо.
  - А ты, Римо, никогда не слышал историю о пропавшем Мастере Синанджу?-
спокойно продолжала Ма Ли.
  Римо нравилось, как звучит его имя в устах девушки. Ей приходилось де-
лать акцент на "Р", и она слегка рокотала на испанский манер.
  - Пропавший Мастер? Это Лу, что ли?
  - Нет, другой.
  - А ты знаешь это предание?
  - Его все знают,- сказала Ма Ли.- Это случилось много лет назад. В  те
времена жил Мастер по имени Нон-га, и жена его родила ему много дочерей,
но, к несчастью, ни одного сына. И каждый  год  у  них  рождалась  новая
дочь, а Мастер Нонга становился все угрюмее оттого, что  не  мог  зачать
мальчика. Ведь по закону Синанджу передается только по мужской линии.
  Но когда Мастер Нонга уже достиг глубокой старости, его жена,  которая
была значительно моложе, все же родила наследника. Мастер  дал  мальчику
имя Коджин и очень им гордился. Но жена не сказала ему всей правды:  она
родила ему не одного сына, а двоих, похожих друг на друга как две  капли
воды. Она спрятала  второго  сына,  которого  назвала  Коджон,  так  как
боялась, что Мастер Синанджу умертвит его, ибо, по законам Синанджу, на-
следовать титул Мастера и, следовательно, обучаться этому искусству  мо-
жет только первородный сын. А Коджин и Коджон родились  одновременно.  И
мать боялась, что Мастер Нонга, чтобы разрешить эту дилемму, утопит  од-
ного из сыновей в холодных водах залива.
  - И где же она прятала второго?- удивился Римо.- Здесь ведь все на ви-
ду.
  - Она была очень умная женщина, жена Мастера Нон-га. Пока мальчик  был
совсем маленьким, она укрывала его в доме своей сестры. Когда Коджон по-
дрос и стало ясно, что его не отличить от Коджина - так они  были  похо-
жи,- то она затеяла хитроумную игру. По четным дням жить в доме  Мастера
Нонга на правах его сына должен был Коджин, а по нечетным его место  за-
нимал Коджон. И так продолжалось, пока  оба  брата  не  превратились  во
взрослых мужчин.
  - Ты хочешь сказать, что старик так и не догадался?
  - Он был уже очень стар, и его глаза хоть и видели хорошо вдаль, но не
могли разглядеть вблизи. Мастер Нонга и не подозревал,  что  у  него  не
один, а два сына. Хитрая игра, затеянная матерью, продолжалась и  тогда,
когда настало время учить Коджина искусству Синанджу. Днем Коджин  посе-
щал урок, а ночью пересказывал и показывал его Коджону, с тем чтобы  тот
утром продолжил занятия. Потом они менялись ролями.  Таким  образом  оба
освоили Синанджу в совершенстве.
  Мастер Нонга умер в день посвящения Коджина в Мастера Синанджу, ибо на
самом деле его старческие силы уже давно поддерживала одна мысль о  том,
что надо успеть подготовить себе достойную смену. Он очень устал от про-
житых лет и от множества зачатых понапрасну дочерей.
  - Надо думать,- ухмыльнулся Римо.
  - И в тот день Коджон раскрыл людям правду. Но поскольку по закону по-
лагалось иметь только одного Мастера Синанджу, а  Мастер  Нонга  готовил
себе смену в лице Коджина, то Коджон объявил, что он покидает Синанджу и
Корею навсегда. Он обещал не передавать своим детям само солнечное  уче-
ние, а только хранить дух предков, Мастеров Синанджу. Он  сказал:  "Быть
может, придет день, когда Мастер Синанджу не оставит сыновей и  род  Си-
нанджу окажется перед угрозой вымирания. Тогда отыщите потомков  Коджона
и сделайте их вместилищем для славных традиций Синанджу". И с этими сло-
вами Коджон исчез в тумане студеного моря.
  - Приходилось ли кому-нибудь обращаться к потомкам  Коджона?-  спросил
Римо.
  - Этого никто не знает.
  - Чиун мне не рассказывал этой легенды.
  - Мастер сам решает, что ему делать.
  - А вдруг я и вправду потомок Коджона?
  - Что ж, если так, то дух Коджона наконец вернулся в Синанджу.
  - Да, но Чиун утверждает, что я несу в себе дух не Коджона, а Шивы.
  - Мы в Синанджу верим, что человек имеет много жизней.  Душа  его  ос-
тается неизменной, меняется только цвет глаз, которыми  дух  взирает  на
мир.
  - Иногда мне кажется, что я уже когда-то был на Земле,- признался  Ри-
мо.- Как будто у меня в душе живет память Мастеров Синанджу. Я раньше не
отдавал себе в этом отчета. Но ты так все объяснила, что мне кажется,  я
наконец понял.
  - Твое место здесь, Римо.
  - Правда?
  - Это твое предназначение. И ты должен его принять.
  - Я мог бы остаться здесь жить, Ма Ли. Если ты  согласишься  разделить
со мной мою судьбу.
  Ма Ли отвернулась.
  - Я не могу.
  - Но почему?
  - Мне нельзя.
  - Я - новый Мастер Синанджу,- убежденно произнес Римо.- И мне  решать,
кому и что здесь можно, а что - нельзя.
  Не в силах удержаться, Римо наклонился  и  приподнял  с  лица  девушки
вуаль.
  За свою жизнь Римо повидал немало, но то, что предстало его взору сей-
час, поразило его до глубины души. Он разинул рот от изумления.
  Ма Ли была настоящей красавицей! У нее было умное  подвижное  лицо,  а
кожа гладкая и нежная, как сливки. Тонкие черты обрамляли волосы  чернее
воронова крыла, подобно раме, придающей завершенность творению  художни-
ка. В глазах ее играл смех, словно ожидая, когда можно  будет  вырваться
на волю. Разрез глаз был не азиатский, и Римо рассмеялся в голос,  нако-
нец-то осознав, почему корейцы окрестили ее Безобразной.
  - Решено, я остаюсь,- объявил он.- Станешь моей женой?
  - Ответить на твой вопрос может только Мастер Синанджу.
  - Тогда я сейчас же отправляюсь к нему.
  Римо вскочил и стремительно направился к  выходу.  По  дороге  к  дому
Чиуна он наткнулся на хранителя Пульяна.
  - Мастер хочет вас видеть,- сказал старик.
  - Иду.
  Мастер Синанджу восседал на троне в хранилище сокровищ Синанджу.  Римо
бросилось в глаза его сходство с древней черепахой, медленно поднимающей
сморщенную голову.
  - Ты удивлен, что я еще не оставил этот мир?- спросил  Чиун  при  виде
выражения лица своего ученика.
  - Ты плохо выглядишь,- сказал тот.- Как ты себя чувствуешь?
  - Я чувствую себя преданным.
  - Мне надо было побыть наедине,- стал оправдываться Римо.
  - И поэтому ты был в доме девушки по имени Ма Ли?
  - Не будь брюзгой,- сказал Римо и сел в позу лотоса перед троном  Мас-
тера Синанджу.- Ты ничего мне о ней не рассказывал.
  Чиун пожал плечами.
  - Есть новости,- сказал он.
  - У меня тоже. Я решился. Я остаюсь.
  - Это естественно. Ты ведь дал обещание перед всем народом.
  - В кимоно я ходить не стану.
  - Церемониальное кимоно для обряда посвящения передается из  поколения
в поколение со времен Великого Вана,- медленно произнес  Чиун,  и  глаза
его засверкали.
  - Ладно. Один раз надену. Но не больше.
  - Идет,- согласился Чиун.
  - И я не стану отращивать ногти.
  - Если ты намерен собственноручно  лишить  себя  одного  из  важнейших
инструментов настоящего ассасина, то вряд ли я смогу  тебя  в  этом  пе-
реубедить. Тебя уже не исправить.
  - Но зато я возьму в жены корейскую девушку.
  Чиун приосанился. Сияя от радости, он взял руку Римо в свои желтые ла-
дони.
  - Назови ее имя. Я уверен, оно усладит мой слух.
  - Ма Ли.
  Чиун оттолкнул руку Римо.
  - Она нам не подходит,- вынес он свой приговор.
  - Но почему? Ведь я ее люблю.
  - Ты ее мало знаешь.
  - Достаточно, чтобы понять, что я ее люблю. И почему ты мне  раньше  о
ней ничего не рассказывал? Она так хороша!
  - Что ты понимаешь в красоте! Ты никогда не мог дослушать до конца  ни
одной из моих поэм "Унг"!
  - Папочка, я не в силах шесть часов кряду слушать завывания о пчелах и
мотыльках! А чем тебе не нравится Ма Ли?
  - Она безобразна! И дети ее будут безобразными. Мастер Синанджу, кото-
рый родится от твоего семени, в один прекрасный день должен будет  стать
нашим представителем в глазах всего мира. И я не позволю, чтобы наш  Дом
был представлен уродцами.
  - Да, я хотел тебя спросить: чья это была затея - держать ее под вуал-
ью? Твоя?
  - Так постановили женщины селения, чтобы она не отпугивала своим видом
детей или собак.
  - Бред!- разозлился Римо.- Они просто завидовали ей.
  - Ты белый и поэтому не можешь  отличить  правды  от  лжи,-  парировал
Чиун.- Ну, назови мне хотя бы одно ее положительное качество!
  - Она добрая. С ней приятно разговаривать.
  - Это целых два. Я просил назвать одно. К тому же, если тебе нужна до-
брота и хороший собеседник, то чем я тебе плох?
  - Не уходи от разговора. Я, может быть, ее люблю. И готов жениться.
  - Ты и раньше, бывало, влюблялся. И всегда безрассудно. Но тебе удава-
лось с этим справиться. И эту ты сумеешь забыть. Я отошлю  ее  подальше,
так будет лучше.
  - Ма Ли нужна мне! Но мне необходимо твое благословение. Черт  возьми,
Чиун, я соглашаюсь на все твои условия. Так дай же мне ее взамен!  Какие
у тебя основания не соглашаться на наш брак?
  - У нее никого нет.
  - А у меня что, шестнадцать братьев и сестер? Зато заранее можно  ска-
зать, что свадьба не будет многолюдной.
  - У нее нет приданого.
  - И что?
  - В Синанджу ни одна девушка не выходит замуж без того, чтобы принести
что-нибудь в дар отцу жениха. Обычай требует, чтобы этот дар она унасле-
довала от своего отца. Но у Ма Ли нет  семьи.  Нет  приданого.  Следова-
тельно, не может быть и свадьбы. И эти порядки появились задолго до  на-
ших прапрапрадедов. Нарушить их не дано никому.
  Римо в гневе вскочил.
  - Отлично! Значит, из-за какой-то дерьмовой традиции  я  не  могу  же-
ниться на ком хочу? Так, что ли?
  - Традиция - это краеугольный камень нашего Дома, нашего искусства.
  - Тебе попросту не терпится получить что-нибудь на дармовщинку!  Разве
не так? Тебе мало того золота, которое здесь навалено целой горой?
  Чиун был поражен.
  - Римо,- проскрипел он,- золота не бывает слишком много. Разве  я  зря
вбивал это тебе в голову?
  - В голову, но не в сердце. Я хочу жениться на Ма  Ли.  А  ты  хочешь,
чтобы я стал следующим Мастером Синанджу. Ты знаешь мое условие. Решай.
  - Поговорим об этом в другой раз,- сказал Чиун, меняя тему.- Я  распо-
рядился отложить церемонию посвящения. Ты еще не вполне готов.
  - Это твой ответ?
  - Нет. Это мое предположение. Я еще обдумаю  этот  вопрос,  но  сейчас
есть другие, более неотложные дела.
  - Только не для меня,- сказал Римо.- Послушай, а почему ты никогда  не
рассказывал мне историю Коджина и Коджона?
  - Где ты ее слышал?- с негодованием спросил Чиун.
  - Мне рассказала Ма Ли.
  - Я приберегал эту легенду для церемонии посвящения. А теперь  сюрприз
испорчен! Вот тебе еще одна причина не жениться на ней. Ишь,  говорливая
какая! Из таких получаются плохие жены.
  - Не будет Ма Ли, не будет и нового Мастера Синанджу. Подумай об этом!
  Римо зашагал к двери.
  Чиун задержал его.
  - Вчерашний лазутчик мертв.
  Римо замер.
  - И что?
  - Я его не убивал. Ночью какой-то мясник проник в селение и  прикончил
его.
  - Ты хочешь сказать - застрелил? Почему обязательно "мясник"?
  - Римо!- укоризненно воскликнул Чиун.- Синанджу не признает резни! Си-
нанджу может только освободить от бренной жизни.
  Римо примолк.
  - Так-то оно лучше,- продолжал Чиун.- Человек,  который  проник  сюда,
унес кассету из записывающей машины.
  - А что на ней было?
  - Кто это знает? Ты. Я. Мы все. Наши слова. Наши тайны. Тайны  Импера-
тора Смита.
  - Думаешь, следует ждать неприятностей?
  - Я слышу вдалеке бриз,- сказал Чиун.
  Римо приник ухом к двери.
  - По-моему, тихо.
  - Этот бриз проносится не в воздухе,  а  в  судьбах  людей.  Пока  это
только бриз, но скоро он окрепнет и превратится в ветер, а ветер наберет
силу и станет тайфуном. Римо, надо готовиться к тайфуну.
  - Я ко всему готов,- сказал Римо, в нетерпении разминая кисти рук.
  Чиун грустно покачал головой. Нет, ни к чему он не готов, этот Римо. А
времени совсем мало. Чиун вновь ощутил на своих хрупких плечах груз  бу-
дущего Синанджу - будущего, которое грозило обратиться в дым.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  Ни одно информационное агентство не публиковало отчета о  состоявшейся
в столице Финляндии встрече лидеров сверхдержав. О том,  что  она  имела
место, вообще никто не знал, за исключением президента Соединенных  Шта-
тов и Генерального секретаря ЦК КПСС, а также горстки самых верных помо-
щников, да и те не были посвящены в детали повестки дня.
  - Встреча?- переспросил первый помощник президента.- Завтра?
  Президент только что закончил говорить по прямому проводу  с  Москвой.
Звонок раздался неожиданно, и Генсек безо всяких  предисловий  предложил
безотлагательно встретиться, дабы обсудить вопрос чрезвычайной  междуна-
родной важности.
  Президент предложение принял. Из краткого разговора он понял, что ино-
го выхода нет.
  - Я еду,- твердо сказал президент.
  - Это невозможно, сэр,- попытался возразить первый  помощник.-  У  нас
нет времени на подготовку.
  - Мы едем,- повторил президент,  и  в  его  глазах  блеснула  холодная
ярость.
  - Очень хорошо, господин президент. Надеюсь, вы  будете  так  любезны,
что посвятите меня в повестку дня.
  - Это совершенно секретно,- сквозь зубы процедил тот.
  Первый помощник поперхнулся.
  - Секретно? Но я - первый помощник. От меня не может быть секретов!
  - Теперь вы знаете, что может. И хватит об этом.
  - Слушаюсь, господин президент,- сказал помощник, недоумевая, как пре-
зидент собирается вести переговоры с русскими, избежав огласки.
  Вопрос прояснился чуть позже, когда личный пресс-секретарь  президента
объявил, что по настоянию  врачей  руководитель  государства  берет  не-
дельный отпуск и отправляется на свое ранчо в Калифорнию.
  Журналистская братия Белого дома немедленно принялась муссировать воп-
рос о здоровье президента. В ответ пресс-секретарь вместо обычного в та-
ких случаях опровержения сухо повторял: "Без комментариев".
  Пресс-секретарь покидал конференц-зал Белого дома, с трудом пряча  до-
вольную улыбку. К вечеру журналисты засядут по периметру ранчо и возьмут
под прицел объективов окна дома. Не будь  они  представители  прессы,  а
президент - фигура общественная, это могло бы служить основанием для  их
немедленного задержания по обвинению во вмешательстве в частную жизнь.
  В тот же вечер телекамеры засняли взлет "борта номер один" с базы  ВВС
США Эндрюс, который взял курс на запад. Но они  не  могли  заснять,  как
спустя несколько минут самолет сел на небольшом военном аэродроме и под-
вергся спешной перекраске. Герб был замазан, а серийный  номер  изменен.
Не прошло и нескольких минут, как эмаль в аэрозольной упаковке не  оста-
вила от патриотической раскраски машины и следа.
  Когда "борт номер один" вновь поднялся в воздух, это был  уже  обычный
авиалайнер. И направлялся он на восток, через Атлантику в Скандинавию.
  В России необходимости в таких уловках не было. Генеральный  секретарь
приказал подготовить свой "ТУ-134" к срочному вылету, о причинах которо-
го помощникам сообщено не было.
  На следующее утро "ТУ-134" совершил посадку в аэропорту Хельсинки. Пе-
рекрашенный самолет президента Соединенных Штатов уже стоял на  взлетно-
посадочной полосе, которая была закрыта якобы для ремонта.
  Генсек выслал вперед своего представителя. Поначалу президент отказал-
ся подняться на борт советского самолета.
  - Пусть лучше он явится сюда,- передал он через своего помощника.
  Однако советский руководитель стоял на своем. Как лидер великой держа-
вы он не может подняться в самолет сомнительной принадлежности, даже та-
йно.
  - Да, тут они нас поймали,- прорычал первый помощник.
  - Хорошо,- сказал президент.- Я иду.
  - Мы идем,- поправил помощник.
  Президент смерил его мрачным взглядом.
  - Вы останетесь здесь и приготовите кофе. Покрепче и без сливок. Подо-
зреваю, что когда переговоры закончатся, он мне понадобится.
  Генеральный секретарь ЦК КПСС встретил американского президента в зву-
конепроницаемом заднем салоне своего самолета.
  Обменявшись рукопожатием, оба сели. Салон пропах едким одеколоном рус-
ского. Здесь стоял небольшой телевизор и видеомагнитофон. Президент  ма-
шинально отметил это про себя, но не придал значения.
  - Я рад, что вы сочли возможным откликнуться на  мое  предложение  так
быстро,- сказал Генеральный секретарь.
  Он широко улыбался. Эта гнусная улыбка была президенту ненавистна  еще
с Рейкьявика.
  - Что вы затеяли?- спросил президент.
  У него не было настроения вести светскую беседу, хотя это была их пер-
вая встреча с тех пор, как русский лидер в стремлении произвести впечат-
ление современного человека стал изучать английский.
  Генсек пожал плечами, словно говоря: "Как хотите. Я просто хотел  соб-
люсти приличия". Вслух он произнес:
  - Буду краток. Как я уже дал вам понять в  телефонном  разговоре,  мне
известно все о КЮРЕ.
  - Кюре?- переспросил президент, пытаясь не выказать своего  волнения.-
Какого еще кюре? Приходского священника?
  - КЮРЕ - большими буквами. Я говорю о тайной американской организации,
существование которой превращает в фикцию и фарс конституцию Соединенных
Штатов.
  Это конец, понял президент, но попытался сделать хорошую мину при пло-
хой игре.
  - Знать - еще не значит доказать,- язвительно бросил он.
  - Совершенно верно,- согласился Генеральный секретарь  и  включил  ви-
деомагнитофон.- Но доказательства вы не сможете опровергнуть.  Позвольте
вас несколько поразвлечь. Запись сделана в Корейской  Народно-Демократи-
ческой Республике.- Видя недоумение на лице президента, он поспешил поп-
равиться: - В Северной Корее. А точнее говоря, в  рыбацком  поселке  под
названием Синанджу. Полагаю, вы о нем слышали.
  Экран ожил. Президент узнал Мастера Синанджу. Недавно, когда  возникла
реальная угроза безопасности президента, Чиун лично охранял Овальный ка-
бинет. Забыть его было невозможно.
  Чиун говорил по-корейски, и президент поначалу испытал некоторое обле-
гчение. Что бы ни говорилось на  этой  пленке,  на  американцев  это  не
произведет должного впечатления, даже если телевидение передаст запись с
субтитрами.
  Но потом рядом с Чиуном на экране возник американец. Президент догада-
лся, что это Римо - карающая рука КЮРЕ. Чиун обращался к толпе крестьян,
а Римо вставлял какие-то замечания, иногда  по-корейски,  иногда  по-ан-
глийски. Потом Римо спросил у Чиуна, как по-корейски "конституция".
  - Вот полная расшифровка текста.
  Президент молча взял документ и пролистал несколько страниц.  Да,  тут
все. Величайшая тайна Америки в руках советского руководителя!
  - Нам все известно,- произнес Генсек.- Про Чиуна,  Римо  и  Императора
Смита.
  - Не все, если вы называете его императором.
  - Не волнуйтесь, мы знаем достаточно.
  С этим президент не мог не согласиться. Он поднял полные боли глаза на
собеседника.
  - Чего вы хотите?
  - Все очень просто. На протяжении десяти с лишним лет Америка  владела
секретным оружием для решения своих внутренних проблем.
  - Это наше право,- ощетинился президент.
  - Не стану спорить. Отсутствие легального  статуса  у  вашей  карающей
длани - это проблема вашей политической реальности. У нас в России  тоже
существовало нечто подобное - КГБ, а до него - ЧК. Но нас беспокоит  ис-
пользование КЮРЕ в международных делах.
  - Точнее?
  - Точнее мы пока не знаем. У нас еще  нет  доказательств  деятельности
КЮРЕ на нашей территории. Однако с нашими зарубежными агентами  происхо-
дили и происходят какие-то странные вещи: загадочные убийства или их ис-
чезновение - у нас накопилось немало случаев, так и не получивших разум-
ного объяснения. Сейчас  мне   не   хотелось   бы   вас   расспрашивать.
Большинство этих инцидентов произошло еще до меня, и они принадлежат ис-
тории.
  - Чего вы хотите?- повторил президент свой вопрос.
  - Прежде чем я изложу свои требования, позвольте обратить ваше  внима-
ние на то обстоятельство, что ваши агенты работают в стране, принадлежа-
щей к нашей сфере влияния. Если верить этой пленке, вы неоднократно  со-
вершали высадку тайного десанта в Северной Корее.  Коммунистической  Ко-
рее.
  - Не буду комментировать.
  - Хорошо. Вы, конечно, отдаете себе полный отчет в том, какие  полити-
ческие последствия может иметь уже один этот факт, даже вне его связи  с
деятельностью КЮРЕ. Следовательно, вы должны понять, что я  не  прошу  о
чем-то особенном, а лишь о том, что принадлежит России по праву.
  - Принадлежит?!
  - Нам нужен Мастер Синанджу. Мы хотим, чтобы КЮРЕ навсегда  прекратила
свое существование. И нам нужен этот Римо.
  - Чтобы творить на международной арене все, что вам заблагорассудится?
Но это шантаж!
  - Нет. Мы просто хотим получить то преимущество, которым Америка тайно
обладала на протяжении многих лет. Сейчас наступила очередь России.
  - Шантаж!
  - Как грубо! Я бы скорее назвал это паритетом.
  - Римо - патриот. Он не станет на вас работать. И я не могу отдать его
вам. В политическом отношении это было бы более опасным, нежели предание
огласке этой записи.
  Генеральный секретарь задумался.
  - Забудьте про КЮРЕ. Отдайте нам Мастера Синанджу. И позвольте перего-
ворить с этим вашим Римо. В случае, если он ответит отказом,  как  вы  с
ним поступите?
  - Римо умрет.
  - Пусть так. Будем считать, что наша обоюдная проблема решена.
  - Я не могу отдать вам КЮРЕ. Это все равно что приставить нож к сердцу
Америки!
  - Я понимаю ваши опасения. Позвольте их развеять.  Я  вовсе  не  хочу,
чтобы Мастер Синанджу проводил нашу политику в западном полушарии. Я на-
мерен использовать его так же, как вы,-  заставить  наш  государственный
строй работать вопреки его изъянам.  В   России   растет   преступность.
Пьянство, расхлябанность. Это самые  страшные  из  российских  болезней.
Вам, наверное, известно, что мы объявили им войну.
  - Да, я об этом знаю.
  - Тогда вы не можете не откликнуться на мою просьбу! Просьбу  матушки-
России. Мы тоже хотим попользоваться КЮРЕ.
  Мозг президента лихорадочно заработал. Жаль, что рядом нет советников.
Но если бы они были здесь, то сегодняшние рекомендации стали бы  послед-
ними в их жизни. Нет, эту ношу придется нести в одиночку.
  Наконец он сказал:
  - Я не могу ни принять вашего предложения, ни отвергнуть его.
  - Это не совсем так. Если хотите, мы можем заключить  договор  о  том,
что Россия не станет использовать Мастера Синанджу за  пределами  совет-
ского блока, ну, скажем, на протяжении двадцати пяти лет. Нет  сомнений,
что нынешний Мастер Синанджу так долго не проживет.
  - И кто станет заключать такой договор? Вы? Я? Мы больше никого не мо-
жем посвятить в подробности этого дела.
  - Понимаю,- сказал Генеральный секретарь.- Тогда поверим друг другу на
слово.
  - У меня нет другого выхода,- вымученно согласился президент.- Я неме-
дленно отдам распоряжение о роспуске КЮРЕ. Дайте мне один день для выра-
ботки всех деталей. Дальше дело за вами.
  Генеральный секретарь тепло пожал президенту руку и улыбнулся.
  - А наш представитель свяжется с Мастером  Синанджу  относительно  его
новой работы. Как у вас говорят, с вами приятно иметь дело.
  Президент что-то тихонько буркнул, и советский лидер взял  на  заметку
справиться у преподавателя английского, что может означать выражение "Up
yours" ["Чтоб тебе пусто было"].

  В это время в местечке Рай доктор Харолд У. Смит занимался своими обы-
чными делами. В зеркальное окно пробивался солнечный свет. Стояли необы-
чные для поздней осени теплые деньки, и на водной глади пролива Лонг-Ай-
ленд пестрели яхты.

  Секретарша Смита Эйлин Микулка, дородная дама  средних  лет  в  очках,
только что закончила работу над сметой санатория "Фолкрофт" на следующий
квартал.
  - Отлично поработали, миссис Микулка.- сказал Смит.
  - Да, доктор Смит,- бодро ответила та. Уже стоя в дверях, она  оберну-
лась и добавила: - Да, я утром звонила электрикам.
  - Угу,- рассеянно отозвался Смит, уже погруженный в финансовые докуме-
нты.
  - Завтра они приедут проверить резервный генератор.
  - Отлично. Благодарю вас.
  - Не за что, доктор Смит,- сказала миссис Микулка и вышла в приемную.
  Интересно, слышал ли он что-либо из того,  что  я  сказала?-  подумала
она. Редкая способность уходить в столбцы цифр с головой. Ну  да  ладно,
утром напомню ему еще раз, решила она.
  День был совершенно обычный. Что, с точки зрения Харолда У. Смита, оз-
начало из ряда вон выходящий день. Утром, просматривая свежую информацию
по КЮРЕ, он обнаружил только обновленные данные об уже  известных  собы-
тиях. Никаких новых действий со стороны организации не предполагалось. И
сегодняшний день доктор Смит провел, действительно занимаясь делами  са-
натория, которые обычно он препоручал секретарше.
  Поэтому он никак не ожидал, что именно сегодня позвонит сам  президент
Соединенных Штатов. И уж тем более - по такому поводу.
  Смит не сразу снял трубку. Он выдержал паузу не в припадке собственной
значимости, а лишь затем, чтобы подчеркнуть истинный характер неписаного
устава КЮРЕ. Тот президент, который основал эту организацию, отдавал се-
бе отчет в опасности раздувания ее широчайших полномочий. Не со  стороны
Смита, нет - его патриотические чувства и, что  еще  важнее,  отсутствие
достаточного воображения для захвата власти никогда не  вызывали  сомне-
ний,- а со стороны какого-нибудь будущего президента. Вот почему  доктор
Харолд У. Смит работал совершенно автономно.  Президент  не  имел  права
своим приказом запустить КЮРЕ в действие. Его роль сводилась к трем фун-
кциям: получение информации о происходящих событиях, внесение  предложе-
ний о заданиях особой важности и, наконец,- здесь система сдержек и про-
тивовесов оборачивалась своей противоположностью - он мог дать приказ  о
роспуске КЮРЕ.
  На пятом звонке доктор Смит поднял трубку. Он был уверен,  что  прези-
дент звонит, чтобы реализовать первую или вторую свою функцию.
  - Слушаю, господин президент,- суховато сказал он. Смит избегал тепло-
ты в отношениях с любым из президентов, под чьим началом ему приходилось
служить. По той же причине он никогда не ходил голосовать.
  - Мне очень жаль, доктор Смит, но я вынужден  это  сделать,-  произнес
знакомый голос, хотя обычные говорливые нотки звучали сегодня  несколько
глуше.
  - Да, господин президент?
  - Я звоню, чтобы довести до вашего сведения  распоряжение  о  роспуске
организации. Оно подлежит немедленному исполнению.
  - Господин президент,- ответил Смит, не умея скрыть своего удивления,-
я понимаю, что Америка сейчас как никогда близка к тому состоянию, в ко-
тором нужда в нашей организации отпадет, но не кажется ли вам,  что  это
несколько преждевременно?
  - У меня нет другого выхода.
  - Не понял.
  - Мы оказались скомпрометированы. О нас стало известно Советам.
  - Могу вас заверить, что с нашей стороны утечки информации  не  было,-
твердо заявил Смит. Это было так на него похоже - в первую очередь поду-
мать о своей репутации, а потом уже о других последствиях президентского
приказа.
  - Я знаю. Я только что провел  встречу  с  Генеральным  секретарем  ЦК
КПСС. Этот мерзавец преподнес мне видеокассету с  записью  ваших  людей.
Они позировали перед камерой.
  - Римо и Чиун? Но они находятся в Синанджу.
  - Если верить расшифровке записи,- а проверить ее достоверность  я  не
могу по понятным причинам,- Римо переметнулся.
  - К русским? Невероятно!
  - Нет, не к русским. К корейцам. Он  согласился  работать  на  селение
своего наставника. Это все есть на кассете.
  - Понимаю,- сказал Смит, хотя на самом деле ничего не понимал.
  Ведь Римо американец! Неужели Чиуну удалось настолько глубоко вдолбить
ему идеи Синанджу, что тот перестал быть самим собой?
  - Советы требуют их обоих. Такую цену они назначили за молчание.
  - Мы не можем выполнить это требование.
  - Мы не можем его не выполнить! При всей опасности, которую  эти  двое
могут представлять, находясь в чужих руках, мы не можем  публично  приз-
нать, что наш общественный строй не работает. Ведь именно этим было выз-
вано появление вашей организации, не так ли?
  - Римо ни за что не согласится работать на Советы. Он патриот. Отчасти
именно поэтому он и был выбран для данной работы.
  - Это уже проблема русских. Они намерены говорить с Чиуном лично. Римо
они хотели бы видеть мертвецом. А КЮРЕ придется распустить.
  - Есть кое-какие проблемы,- замялся Смит.
  - Лучше бы их не было,- убежденно сказал президент.- Считайте, что это
приказ.
  - Мастер Синанджу нездоров. Вот почему он отправился  в  Синанджу.  По
мнению Римо, он умирает.
  - Это тоже пусть заботит Советы. Может, мы еще и выкрутимся.
  - Не все. господин президент,- уточнил Смит.
  - А, да. Простите, Смит. Не я создал эту ситуацию.
  - Я немедленно выезжаю в Синанджу и разрываю наш контракт с Чиуном.
  - Я сообщу русским, что они могут высадиться в Синанджу  завтра  вече-
ром. Остальное пусть решают сами.
  - Прощайте, господин президент.
  - Прощайте, Смит. Мне жаль, что это случится во время моего пребывания
в Белом доме. Наш народ никогда не узнает вашего имени, но  я  до  конца
дней не забуду, как много вы сделали для Америки.
  - Благодарю вас, господин президент,- сказал доктор Харолд У. Смит и в
последний раз повесил трубку телефона, соединяющего его  с  Вашингтоном.
Он перевернул аппарат и монеткой отвернул пластинку на донышке, скрывав-
шую крошечный переключатель. Смит нажал кнопку, и телефон замолчал. Свя-
зи с Вашингтоном больше не было, и ни малейшего намека на  то,  что  она
когда-то существовала. Обычный телефон без диска.
  Смит отпер шкаф, достал секретный чемоданчик и вышел в приемную.
  - Я сегодня ухожу раньше обычного, миссис Микулка,- сказал он.
  - Да, доктор Смит. Приятного отдыха.
  Смит помедлил.
  - Доктор Смит?
  Смит прокашлялся.
  - Пожалуйста, уберите в папку финансовые документы - они лежат у  меня
на столе,- быстро сказал он и поспешно шагнул в коридор.
  Он не умел прощаться.
  Смит ехал домой, а на сиденье рядом с ним лежал открытый секретный че-
моданчик. В нем находился мини-компьютер, радиотелефон, а также модем, с
помощью которого можно было выйти на вычислительный центр "Фолкрофта". С
помощью компьютера Смит сейчас отдавал указания,  которые  позволят  ему
немедленно выехать в
  Синанджу. Интересно будет взглянуть на это  местечко  своими  глазами.
Рассказов-то о нем он слышал немало.
  Проезжая по шоссе, Смит обратил внимание  на  красоту  осеннего  леса.
Алые тополя, желтые дубы, рыжие клены - они были прекрасны. Странно, что
раньше он этого не замечал. На какое-то мгновение он пожалел, что  видит
их в последний раз.
  - Харолд?- Миссис Смит была удивлена, застав мужа в спальне за  сбором
чемодана.- Я не знала, что ты уже дома.
  Сердце Смита пронзила боль. Он проскользнул потихоньку, рассчитывая не
встретить жену. Он не хотел с ней прощаться - боялся, что это поколеблет
его решимость.
  - Дорогая, я очень спешу. Опаздываю на встречу.
  Несмотря на то, что муж был в своем всегдашнем сером пиджаке. Мод Смит
заметила выпирающую под мышкой кобуру. И озабоченно-натянутое  выражение
его лица было ей хорошо знакомо. Правда, в последнее время это случалось
редко.
  - Харолд, не хитри.
  - Что, дорогая?
  - Пистолет. И весь твой вид. Все опять, как раньше, до "Фолкрофта".
  - Старая привычка,- сказал Смит, похлопывая себя под мышкой.- Я всегда
его беру в командировку. Везде полно всякого сброда, ты же знаешь.
  Мод Смит присела на аккуратно застланную постель  и  легонько  тронула
мужа за руку.
  - Я все знаю, милый. Можешь ничего от меня не скрывать.
  Смит нервно сглотнул.
  - И давно?- прохрипел он, избегая смотреть ей в глаза и делая вид, что
заканчивает сборы. Но руки у него дрожали.
  - Не помню точно. Но догадывалась я всегда. Такой человек, как ты,  не
уходит на пенсию из разведки. Мы слишком давно вместе, чтобы я ничего не
замечала.
  Смит стал копаться в памяти, лихорадочно придумывая наименее болезнен-
ный способ устранения свидетеля. Работа в Бюро стратегических служб  его
многому научила.
  - Я и не знал, что ты в курсе,- сказал он, с каменным выражением глядя
перед собой.
  - Глупый, я просто не хотела, чтобы ты еще и из-за этого волновался.
  - Да, конечно,- упавшим голосом произнес Смит.
  - Не надо так переживать, дорогой. Я никому не говорила,  что  ты  по-
прежнему работаешь на ЦРУ.
  - ЦРУ?- рассеянно переспросил Смит.
  - Ну да. Ведь твоя отставка была не настоящей, правда?
  Смит наконец закончил сборы. Он с трудом сдерживал рыдания.  На  глаза
навернулись слезы облегчения - он не мог припомнить, когда  в  последний
раз плакал.
  - Да, дорогая,- сказал Смит, не скрывая радости  оттого,  что  ему  не
придется убивать жену ради интересов государства.- Это был обманный ход.
Поздравляю - ты весьма проницательна.
  Мод Смит встала и ласково потрепала мужа по щеке.
  - Сегодня звонила Вики. Собирается приехать на выходные.
  - Как у нее дела?
  - Прекрасно. Все время спрашивает о тебе.
  - Чудесная у нас дочь,- сказал Смит, жалея, что никогда ее  больше  не
увидит.
  - Ты успеешь вернуться?
  - Не уверен,- тихо ответил Смит.
  В его голосе миссис Смит прочла больше, чем он мог  бы  себе  предста-
вить.
  - Харолд?- осторожно спросила она.
  - Что?
  - Ты правда очень спешишь?
  - Очень.
  - И у тебя нет для меня нескольких минут?
  Смит увидел, что у нее дрожит подбородок - как тогда, в брачную  ночь,
много-много лет назад.
  Он снял пиджак и обнял жену.
  - Я всегда любила тебя,- сказала она.- Каждую  нашу  минуту  и  каждый
день.
  - Я знаю,- только и мог сказать он в ответ и крепче прижал ее к себе.

  В Сан-Диего капитан Ли Энрайт Лейхи ужинал свиной отбивной  с  жареной
картошкой, когда в шумный офицерский кубрик ворвался лейтенант с  пачкой
бумаг с грифом "СЕКРЕТНО" и отдал честь.
  Капитан Лейхи удалился к себе и вскрыл депеши. Ему показалось, что это
уже когда-то с ним происходило. Приказ возвращаться в Синанджу! Немедле-
нно.
  Капитан Лейхи снял трубку и совершил поступок, за который  ему  грозил
военный трибунал. Он позвонил адмиралу, чтобы  выразить  негодование  по
поводу очередных секретных распоряжений.
  Адмирал был удивлен:
  - Я понятия не имею, о каких приказах вы говорите.
  - Благодарю за помощь, сэр!- рявкнул капитан Ли Энрайт Лейхи,  точь-в-
точь как молодой курсант морской академии в Аннаполисе, получивший  нес-
колько нарядов вне очереди. Он решил, что адмирал просто не хочет  отме-
нять собственных приказов.
  Но капитан Ли Энрайт Лейхи  не  знал  и  не  мог  знать,  что  адмирал
действительно понятия не имел о приказе "Дартеру" возвращаться назад,  в
Синанджу. Как и о других секретных приказах, которые касались  миссии  в
Синанджу, хотя на них и стояла его подпись. Он знал о них не больше  лю-
бого другого.
  Если не считать доктора Харолда У. Смита, чьей волей это все и  совер-
шалось.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  Римо остановился между пиками Гостеприимства. Отсюда  был  виден  весь
скалистый берег залива Синанджу. Ниже селения, на усеянной ракушками до-
роге, стояла хижина Ма Ли. Римо опустился на мокрый гладкий камень и по-
пытался привести в порядок свои мысли.
  Это была не первая его любовь. Еще до того, как он стал заниматься Си-
нанджу, он ухаживал за девушкой по имени Кэти Джилхули.  Они  собирались
пожениться, но арест Римо все перевернул. Потом была Руби Гонсалес.  Ри-
мо, правда, не был уверен, что любил ее, но, что  ни  говори,  они  были
близкими друзьями. Руби - единственная, кто, кроме него, работала на КЮ-
РЕ, но, решив выйти из игры, она просто исчезла. Была еще Джильда, скан-
динавская женщина-воин, с которой он познакомился, когда был в  Синанджу
в прошлый раз, на так называемом Суде Мастера. Однако работа Римо на Си-
нанджу сделала их любовь невозможной, и она ушла, прежде чем Римо узнал,
что она ждет от него ребенка. Где-то она сейчас? А ребенок? Мальчик  или
девочка?
  Но такого влечения, какое испытывал Римо к Ма Ли, он раньше  не  знал.
Ему казалось, что он встретил свою  половину,  о  существовании  которой
прежде и не догадывался. Сейчас, когда они нашли друг друга,  она  несла
ему душевный покой, несмотря на все смятение чувств.
  Римо казалось, что всякий раз, как он привязывается к какому-то  чело-
веку, судьба его обманывает. Сейчас это должно было случиться снова.
  Он нащупал в кармане бумажник. Несколько банкнот, теперь абсолютно бе-
сполезных, кредитные карточки, несколько полученных от  Смита  фальшивых
удостоверений - все на разные фамилии. Он просмотрел  их.  Удостоверение
агента ФБР по имени Римо Пелхам, лицензия частного детектива Римо Грили,
удостоверение начальника пожарной команды Римо Марри.
  - К черту все!- буркнул Римо, отправляя документы в  море.-  Отныне  я
просто Римо Уильямс.
  Он изорвал купюры в клочья, разодрал кожаный бумажник и тоже  выбросил
в воду.
  В другом кармане у него лежала горсть мелочи. Римо стал пускать монет-
ки одну за другой по волнам. Каждая следующая улетала дальше предыдущей.
  Оставалось всего несколько монет, и Римо казалось, что он прощается не
с деньгами, а с крупицами своего прошлого. И в этот миг он  увидел,  как
из набегающей волны в нескольких милях от берега появилась рубка подлод-
ки. На ней был изображен американский флаг.
  - Черт!- вырвалось у Римо. Он увидел, как из люка вылезает доктор  Ха-
ролд У. Смит и перебирается на надувной резиновый плот. Римо сел на ска-
лу и стал ждать.
  Смит был один. На нем был извечный серый костюм-тройка, а  на  коленях
он держал столь же извечный чемоданчик. И то и  другое  было  в  соленых
брызгах. Нелепость этого зрелища вызвала у Римо ухмылку.
  Смит дождался, пока плот вынесет на прибрежный песок, и ступил на  бе-
рег. Римо подошел поздороваться.
  - Римо!- обратился к нему Смит таким тоном, каким окликают сослуживца,
налетев на него в коридоре заведения.
  - Если вы прибыли, чтобы забрать меня в  Америку,-  сказал  Римо,-  то
опоздали. Если же приехали на похороны - то поспешили.
  - Отлично. Мне надо переговорить с Чиуном. Но сначала  я  хочу  задать
вам один вопрос.
  - Я слушаю.
  - Только прошу отвечать честно. Что бы вы сказали, если бы вам предло-
жили работать на русских?
  - Ни за что!
  - Рад это слышать,- сказал Смит и полез за пистолетом.
  Римо уловил его движение раньше, чем мозг Смита дал команду.  Смит  не
успел и глазом моргнуть, как пистолет уже был у Римо.
  - Здорово придумано, Смитти,- сказал он.- Но вы же не настолько глупы.
  - Я должен был попытаться это сделать,- безжизненным  голосом  ответил
Смит.
  - Правильно ли я понимаю, что организация  распущена?-  спросил  Римо,
вынимая обойму и отшвыривая ее в одну сторону, а пистолет - в другую.- И
я вам больше не нужен?
  - Президент отдал соответствующее распоряжение, ~ ответил Смит.-  Рус-
ские пронюхали про КЮРЕ. Мы вынуждены распустить организацию.
  - Отлично. Распускайте! Только делайте это где-нибудь в другом  месте.
У меня свои дела.
  - Мне надо поговорить с Мастером Синанджу.
  - Не думаю, что он захочет с вами разговаривать.
  - Боюсь, мне придется на этом настоять.
  - Ну и наглец же вы, Смитти! Сначала пытаетесь меня убить, потом  тре-
буете отвести вас к Чиуну, рассчитывая, что сумеете сделать это его  ру-
ками.
  - Так вы меня проводите?
  Римо расплылся в улыбке.
  - Разумеется. С большим удовольствием.
  И он повел Смита в селение, держа такой темп, чтобы Смиту пришлось всю
дорогу бежать за ним вприпрыжку.
  - Угадай, папочка, кто у нас в гостях!- прокричал Римо, входя в сокро-
вищницу.
  Чиун поднял усталые глаза от своих свитков.
  - Приветствую вас, Император Смит!- произнес он  с  легким  поклоном.-
Вы, разумеется, прибыли, чтобы принять участие в церемонии посвящения?
  - Не совсем,- ответил Смит, не выпуская из  рук  чемоданчика.-  Мастер
Синанджу, я должен переговорить с вами наедине.
  - Да бросьте вы, Смитти. Он ни за что не станет меня убивать. Я теперь
здесь главный.
  Чиун смерил Смита бесстрастным взглядом.
  - От Римо у меня секретов нет. Хотя обратного утверждать я не берусь.
  - Очень хорошо, Мастер Синанджу. Но сначала позвольте вам напомнить  о
вашем контракте с Соединенными Штатами, в частности, о  статье  тридцать
третьей, пункт один.
  - Помню, как же,- сказал Чиун.- Достойный пункт. Может  быть,  чуточку
устаревший, но для своего времени вполне удовлетворительный.
  - Вишневый сад в цвету,- произнес Смит.
  Это был закодированный сигнал к устранению Римо. Он  был  предусмотрен
соглашением.
  - Что-то я старею, и силы уже не те,- посетовал Чиун.- Мне кажется,  я
вас недостаточно хорошо понял.
  - Я говорю, вишневый сад в цвету!- повторил Смит громче.
  - А-а,- протянул Чиун.- Теперь понял. Вы хотите, чтобы я убил Римо - в
соответствии с условиями контракта. Увы, я не могу этого  сделать.  Римо
вот-вот станет правящим Мастером Синанджу...
  - Может быть,- уточнил Римо.- Если мы договоримся о деталях.
  - ...а ни один Мастер не вправе убивать другого,- закончил Чиун.
  - Но он же еще не стал Мастером Синанджу!- не унимался Смит.
  - Верно,- подтвердил Чиун, перебирая пальцами с длинными тонкими  ног-
тями.- Но он согласился содержать мое селение. Это делает его  одним  из
нас, а Мастер Синанджу не имеет права причинять вред  своим  односельча-
нам. Мне очень жаль, но того Римо, которого вы отдали  мне  в  обучение,
больше не существует. Вместо него есть Римо, который  из  порочного  мя-
соеда превратился в подлинного носителя мудрости Синанджу. И этого  Римо
я не могу убить!
  - Слышали?- самодовольно спросил Римо.- Что я вам говорил!
  - Если есть еще кто-либо, кого я мог бы для вас убить,  я  охотно  это
сделаю,- добавил Чиун.
  - Ясно,- вздохнул Смит.- Ну, хорошо. Я вынужден поставить вас в извес-
тность, что операция раскрыта русскими.
  - Вот молодцы,- похвалил Чиун и снова уткнулся в свои записи.
  - Организация прекращает свое существование. За молчание русским  обе-
щаны вы с Римо.
  Чиун выдержал паузу и аккуратно вставил гусиное перо в чернильницу.
  - Мастера Синанджу - не рабы,- серьезно произнес он,- чтобы их обмени-
вать как какой-то товар.
  - На закате селение займут Советы.
  - Вы нас продали!- вскричал Римо.- Продали меня! И мое селение!
  Чиун наконец заулыбался.
  - У нас не было другого выхода,- невозмутимо пояснил Смит.
  - Без боя мы не сдадимся!- предупредил Римо.
  Чиун поднял руку.
  - Подожди!- приказал он.- Император Смит, должен ли я понять вас  так,
что вы продали наш контракт русскому медведю?
  - Если угодно - да.
  - Контракт с Домом Смита,- начал торжественно  Чиун,-  обязывает  меня
повиноваться. Однако в данном случае для выполнения ваших  условий  тре-
буется письменное распоряжение. Вы готовы его дать?
  - Да,- ответил Смит.
  - Чиун, что ты говоришь?! Мы не можем работать на русских!
  - Да,- согласился Чиун.- Ты не можешь работать на  русских.  Ты  оста-
нешься здесь и позаботишься о людях. А я должен буду поехать в Россию  и
исполнить свой последний контракт. Это мой долг.
  - Не ты ли говорил, что со Смитом покончено?
  - Так и есть,- мягко произнес Чиун.- Разве Император Смит  не  объявил
об этом сам?
  - Совершенно верно,- подтвердил Смит.
  - А вы не встревайте!- огрызнулся Римо.
  - Но контракт с Императором Смитом еще в силе. Я не могу  уйти  в  мир
иной, не выполнив своих обязательств до конца. Мои предки  будут  сторо-
ниться меня, когда я окажусь в Вечности.
  - Ушам своим не верю!- воскликнул Римо.
  Чиун царственным жестом хлопнул в ладоши.
  - Я утомился. Оставьте меня оба. Когда явятся  русские,  соберемся  на
площади. Я уже стар и хочу провести остаток дней в  покое  в  доме  моих
предков.
  - Идем, Смитти!- прорычал Римо и потянул того к двери.
  - Не надо плохо обо мне думать, Римо,- сказал Смит, очутившись на ули-
це.- Такой конец можно было предвидеть уже тогда, когда мы  пошли  рабо-
тать в КЮРЕ.
  - Не забывайте, что я не шел работать в КЮРЕ. Меня заставили силой.
  - Ах да,- смущенно пробормотал Смит.
  - Тут и без вас было тошно,- посетовал Римо.- Ну что бы  вам  не  дать
ему умереть спокойно?
  - Вы должны сами понять, в каком я оказался положении,- сказал Смит и,
опустившись на колени, открыл чемоданчик.- Вы  ведь  когда-то  верили  в
Америку.
  - Я и сейчас верю,- ответил Римо.- Но все переменилось. Здесь я  нашел
для себя то, что давно искал. Что это вы делаете?- вдруг спросил он.
  - Заканчиваю дела,- сказал Смит, включая миникомпьютер.
  Когда экран осветился, он набрал несколько цифр и подключил телефонную
трубку к модему. На экране появилась надпись: "НАБЕРИТЕ ПАРОЛЬ".
  Ниже Смит набрал: "ИРМА".
  В ответ зажглось: "ПАРОЛЬ НЕВЕРЕН".
  - Болван, небось не ту кнопку нажал,- проворчал Римо.
  - Нет,- возразил Смит.- Я намеренно использовал  другое  слово.  Таким
образом я просто стер наши запасные файлы на Сен-Мартине.
  - Вы и впрямь закрываете лавочку?- неуверенно произнес Римо.
  Смит набрал другое слово. Опять появилась надпись: "НАБЕРИТЕ ПАРОЛЬ".
  На этот раз набранное слово было "МОД".
  "ПАРОЛЬ НЕВЕРЕН",- ответил экран.
  - А теперь "Фолкрофт"?- догадался Римо.
  Смит поднялся и запер чемоданчик.
  - Боюсь, что да.
  - Все так просто?
  - Это часть нашей системы безопасности,- пояснил Смит.- Сейчас,  когда
в компьютерную сеть можно проникнуть по простой  телефонной  линии,  мне
пришлось применить особую систему защиты информации. Файлы КЮРЕ доступны
только в случае набора кодового слова. Неправильно набранный пароль  ав-
томатически отключает систему. А те слова, что я только что набрал, нав-
сегда стирают информацию из памяти машины.
  - Имя и прозвище вашей жены?- удивился Римо.- Разве это не рискованно?
Что, если бы ими воспользовался посторонний человек?
  - В том-то и смысл. Чаще всего в качестве кодового слова выбирают  как
раз имя жены. Знать эти два имени мог только тот,  кто  знает  меня.  То
есть использование этих слов уже само по себе должно  означать,  что  мы
раскрыты. А в таком случае информацию надлежит уничтожить,  а  заодно  и
организацию распустить.
  - Ах, вот оно что,- протянул Римо.
  - Это не все,- мрачно изрек Смит.- Вместе с файлами устранить  следует
и меня.

  В местечке Рай под Нью-Йорком установленный и цокольном помещении  са-
натория "Фолкрофт" вычислительный центр  несуществующей  -  прежде  фор-
мально, а теперь и фактически - организации под названием КЮРЕ продолжал
работать. Компьютеры получили из Синанджу по высокочастотной связи  сиг-
нал и запросили в ответ пароль.
  После паузы пароль был получен. Компьютеры тихонько пожужжали и запро-
сили повторно. Они ждали верного буквенного сочетания или неверного, что
очистило бы машинную память от всей информации.  Жесткий  диск  ритмично
пощелкивал. На мониторах моргали огоньки. Машины ждали.
  Потом вдруг погас свет.
  - О Господи!- застонала миссис Микулка, которая в этот момент сидела у
себя за столом несколькими этажами выше.
  Ну, конечно. Это, должно быть, монтер.
  Она пешком спустилась в подвал, поскольку лифты тоже встали.
  Внизу в кромешной темноте монтер, светя себе фонариком, осматривал ре-
зервный генератор.
  - Что случилось?- спросила миссис Микулка.
  - Мне очень жаль, леди. Я попытался подключить эту малютку к  сети,  и
она - бах!- полетела. Вырубилась совсем. Теперь на это  уйдет  несколько
дней.
  - Доктор Смит будет вне себя,- пригрозила миссис Микулка.
  - Ничем не могу помочь. Этот блок совершенно изношен. Не могу даже по-
нять почему. Ведь он используется как резервный. Так?
  - Так.
  - Наверное, купили уже не новым. Он изношен донельзя.
  - Это неважно,- сказала миссис Микулка.- Скажите лучше, как нам быть с
электричеством? Ведь у нас здесь больные!
  - Это не проблема. Сейчас переключу на основную сеть. Минутное дело.
  Миссис Микулка ощупью вернулась на место, мысленно придумывая оправда-
ния для мистера Смита.
  Свет опять зажегся.
  В цокольном помещении, за бетонной стеной, совсем  рядом  с  резервным
генератором, возобновил свою работу секретный вычислительный центр. Ком-
пьютеры стали ждать пароля.
  Когда по прошествии нескольких минут кодовый сигнал не поступил, маши-
ны вернулись к обычному режиму работы и принялись  вновь  аккумулировать
данные о состоянии преступности в стране, чем занимались  на  протяжении
последних двадцати с лишним лет.


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  Русские явились точно на закате. На  краю  Синанджу  остановилась  ка-
валькада из пяти "Чаек", возглавляемая "ЗИЛом". При виде увешанных  ору-
жием людей в военной форме жители селения в страхе попрятались по домам.
  Один русский был в зеленой форме чекиста, другие - и черных  мундирах,
которых Римо раньше видеть не приходилось. Он бросился к сокровищнице  и
ворвался к Чиуну.
  - Чиун,- заявил он,- я не намерен на это спокойно взирать.
  Чиун свернул и протянул Пульяну свиток, делая ему знак выйти.
  - Тебе нет надобности ни на что взирать, эгоист ты эдакий,- сказал  он
тихо.- Все произойдет независимо от тебя.
  - Папочка, надо дать им отпор!
  Чиун устало покачал головой.
  - Я не могу.
  - Тогда это сделаю я! Их не больше десятка. Раз плюнуть!
  - Да,- ответил Чиун.- С десятью ты справишься легко. А что станешь де-
лать со следующим десятком? И с двумя десятками,  что  объявятся  здесь,
когда эти не вернутся? А за ними - легион? Нас  не  трогают  пхеньянские
псы, но они не больше чем жалкие вассалы русского медведя. И  этот  мед-
ведь не уймется, пока не набьет себе брюхо. Какие бы штабеля из  русских
тел мы ни громоздили на площади, дабы продемонстрировать свою мощь, кон-
чится все тем, что мое селение прекратит свое существование.-  Чиун  го-
рестно покачал головой.- Нет. Будь что будет!
  - Ерунда!- сказал Римо.
  - Когда-то Мастер Синанджу состоял на службе у  одного  императора,  и
когда этот император проиграл очередную войну, то его  добро  перешло  в
собственность победителя. Но этого бы не случилось, окажись Мастер  Типи
на месте в самый критический момент. Я не рассказывал тебе эту  историю,
Римо?
  - К черту твои истории! Если я остаюсь в Синанджу, то ты  тоже  никуда
не поедешь.
  - Ты принял решение?
  Римо скрестил руки на груди и категорическим тоном объявил:
  - Однозначно.
  - Замечательно! Тогда давай сюда меч Синанджу. Быстро! Пока русские не
вломились в дверь.
  Римо снял с почетного места на стене двуручный меч с  инкрустированным
драгоценными камнями эфесом и лезвием больше двух метров  длиной.  Потом
подошел к Чиуну и двумя руками подал ему меч, держа его лезвием к себе.
  - Я не собираюсь его брать,- сердито сказал Чиун.- Быстро  отсеки  мне
голову.
  И Мастер Синанджу нагнулся, подставляя Римо старческий затылок.
  - Нет!- в ужасе отшатнулся тот.
  - Руби!- приказал Мастер Синанджу.- Если ты готов избавить меня от го-
речи изгнания, то освободи и от позора. Я  не  хочу  осознанно  нарушать
свой священный долг! Подари чистую смерть Мастеру, который  вернул  тебе
жизнь!
  - Ни за что!
  - Но что тебя останавливает, сын мой? Всего один удар - и ты  свободен
от всяких обязательств передо мной и моим народом!- Римо уронил меч. Его
душили слезы.- Ты смог бы вернуться на родину. И взять с  собой  Ма  Ли,
если захочешь.
  - Не могу. Я тебя люблю.
  - Значит, плохо любишь, если не хочешь избавить  меня  от  ненавистной
обязанности,- сказал Мастер Синанджу, поднимая глаза к мокрому  от  слез
лицу Римо.
  - Прости меня, папочка.
  - Будь по-твоему,- произнес наконец Чиун и медленно поднялся,  подобно
цветку подсолнечника, заснятому на кинопленку с эффектом ускоренного ро-
ста.- Я отправляюсь на встречу со своими новыми клиентами.  Надеюсь,  ты
не станешь вмешиваться.
  - А как насчет церемонии посвящения?
  - Сейчас нет времени. Я распоряжусь на этот счет.  Считай  себя  новым
Мастером Синанджу.
  - Боюсь, я еще не готов,- тихо возразил Римо.
  - И я того же мнения,- сказал Мастер Синанджу,- но  судьба  распоряди-
лась иначе. Впрочем, утешением тебе может служить история Мастера  Типи.
Там, рядом с троном, ты найдешь свиток с описанием его карьеры при новом
императоре.
  И Чиун, не оглядываясь, вышел из дома предков.

  Полковник Виктор Дитко стоял на площади селения Синанджу  в  окружении
одетых в черное бойцов ударной группы войск особого назначения -  солдат
спецназа. Нечто среднее между американскими "зелеными  беретами"  и  на-
цистскими штурмовиками, это были самые злобные части во  всей  Советской
Армии. И сейчас полковник Дитко был готов бросить их в бой.
  У него имелся приказ Кремля - на закате захватить Мастера  Синанджу  и
немедленно доставить в Россию.
  Полковник Дитко видел, как попрятались в страхе жители селения, и  тем
сильнее было его удивление, когда два пожилых корейца торжественно всту-
пили на площадь. Того, что был помоложе, он узнал: это он давал простра-
нное интервью Сэмми Ки. Второй же, двигавшийся нетвердой походкой, пока-
зался ему незнакомым.
  И тут его осенило, что это сам Мастер Синанджу. В  своей  погребальной
мантии он казался древним, ссохшимся и немощным старцем.
  - Это еще что?- требовательно обратился Дитко к Мастеру Синанджу.
  И Мастер Синанджу ответил ему на чистом русском языке:
  - Это - Мастер Синанджу, советский пес. А кто вы?
  - Я полковник Виктор Дитко. Я прибыл сюда, чтобы забрать вас с собой.
  - В ваших устах это звучит чересчур просто.
  - Мне было сказано, что сопротивления не предвидится.
  Дитко немного нервничал.
  - Сопротивления действительно не будет. Но должна быть соблюдена опре-
деленная процедура. Где Смит?
  - Я тут,- отозвался доктор Харолд У. Смит, выходя из-за хижины, откуда
наблюдал за происходящим. Под мышкой он нес увесистый свиток  с  золотым
обрезом, перевязанный голубой лентой.
  - Это кто такой?- спросил Дитко.
  - Мой бывший заказчик,- ответил Мастер Синанджу.- У него наш контракт.
Прежде чем я перейду к вам на службу, вы оба должны  поставить  под  ним
свои подписи.
  - Очень хорошо,- нетерпеливо ответил Дитко.- Дайте сюда!
  Чиун взял свиток, торжественно развернул его и держал в  расправленном
виде, пока Смит ставил подпись. Затем Мастер Синанджу повернулся к  пол-
ковнику Дитко и дал документ на подпись ему.
  - Вы не хотите сначала прочесть?- вежливо спросил Чиун.
  - Нет!- рявкнул Дитко.- У нас мало времени.
  - Русский человек, а какой мудрый,- заметил Мастер Синанджу, и его то-
нкие губы тронула едва заметная усмешка.- Предвещает мне хорошую работу.
  Когда контракт был должным образом оформлен. Мастер  Синанджу  устроил
целое представление, сворачивая его в изящный свиток, после чего с  лег-
ким поклоном передал его полковнику Дитко.
  - Дело сделано,- возвестил Мастер Синанджу.- Отныне  ваш  император  и
вы, как его полномочный представитель, несете свою долю  ответственности
за соблюдение условий контракта.
  - Естественно.
  - А одним из таких условий является  гарантия  целости  и  сохранности
моего селения и обеспечение правления моего ученика, нового Мастера  Си-
нанджу.
  - Как американец он вправе отказаться работать на нас, если не хочет,-
сердито пробурчал полковник.- Но он не должен работать ни на какую  дру-
гую страну.
  - Только на время моей службы у вас,- уточнил Чиун.
  Смит немного понимал по-русски и был искренне удивлен простотой, с ка-
кой между сторонами было достигнуто согласие. Не было ни торга по поводу
оплаты, ни въедливости и дотошности, какую проявил в  свое  время  Чиун,
заключая контракт с КЮРЕ. Правда, Смит видел, что Чиун  уже  не  тот,  а
лишь жалкая тень прежнего Мастера Синанджу. Сейчас он казался таким хру-
пким и слабым, что готов был упасть от дуновения ветра.
  - Отведите его  в  машину,-  приказал  полковник  Дитко,  находя  удо-
вольствие в возможности покомандовать бойцами спецназа.- Я прибуду в аэ-
ропорт за вами следом.
  - Я должен попрощаться со своим учеником Римо,- попросил Чиун.
  - Времени нет. Нас ждет самолет,- отрезал Дитко. Чиун  церемонно  кив-
нул.
  - Повинуюсь, поскольку отныне я в вашем полном распоряжении.
  Двое из бойцов спецназа попытались под руки увести Чиуна, но тот резко
стряхнул их с себя.
  - Прочь руки!- возмутился он.- Я стар и слаб, но идти еще в состоянии.
Дайте мне проститься со своим селением достойно.
  Подобрав подол мантию он зашагал по дороге в сопровождении двух  спец-
назовцев. Мастер Синанджу шел не оглядываясь. Он не простился ни со Сми-
том, ни с горсткой селян, собравшихся на площади. Как он перенесет пере-
лет?- с тревогой подумал Смит.
  Пока все взоры были устремлены на медленно удаляющегося Мастера Синан-
джу, Смит незаметно ускользнул в сторону залива. Дело сделано.  Осталась
одна последняя деталь.
  Он отыскал тихое место меж холодных камней, порылся в нагрудном карма-
не жилета и извлек оттуда маленькую коробочку. В ней лежала капсула,  по
форме напоминающая гробик. Он носил ее с собой с того  самого  дня,  как
принял на себя обязанности директора КЮРЕ. Пожизненные обязанности - ибо
их исполнение могло прекратиться только с его смертью.
  - Прощайте, Мод и Вики. Я вас очень люблю.
  И стоя на пустом берегу, далеко-далеко от любимой родины, Смит прогло-
тил капсулу.
  И подавился. Она застряла в горле.
  При мысли, что его попытка  самоубийства  может  оказаться  неудачной,
Смит яростно бросился в ледяной прибой и сделал большой  глоток  соленой
воды, пытаясь заставить пилюлю проскочить.
  От жгуче-холодной воды язык у него онемел, и он  не  чувствовал  соли.
Зато капсула прошла. Дрожа от неурочного купания, он распластался на пе-
ске и стал ждать конца.
  Как в тумане, до него донеслись автоматные очереди.
  Послышались крики. Отчаянные предсмертные вопли.
  Сквозь пелену он понял, что русские их предали.  В  нем  всколыхнулась
волна холодной ярости, смывая все мысли о смерти  -  о  его  собственной
смерти.
  Доктор Харолд У. Смит поднялся на ноги. Яд  должен  был  подействовать
моментально, но он еще оставался жив. Он  начал  карабкаться  по  камням
вверх. Спорадические выстрелы превратились в сплошную стрельбу.
  Смит выругался и бегом бросился к селению, еще не зная, что он  сможет
сделать в последние минуты своей жизни, но преисполненный решимости  на-
нести последний удар.
  На бегу он поднял пистолет, который лежал на том месте, куда  его  от-
швырнул Римо, и проверил его. Обойма была вынута, но у Смита была запас-
ная. Он перезарядил оружие и рванулся вперед в надежде успеть прикончить
хотя бы нескольких, прежде чем жизнь покинет его. Он чувствовал,  что  в
желудке уже разливается мертвящий холод.
  Римо Уильямс стоял посреди груды сокровищ Синанджу и пытался осмыслить
странное поведение Чиуна. В этот момент до него донеслись выстрелы.
  - Чиун!- вскричал он и вышиб дверь.
  Чиуна нигде не было видно. Русские перемещались от одной хижины к дру-
гой, выволакивая оттуда перепуганных крестьян и сгоняя  их  на  площадь.
Чтобы ускорить дело, они стреляли в воздух. А иногда и не в воздух.
  На Римо налетела какая-то женщина. Он подхватил ее, успев заметить  на
груди кровоточащую рану. Женщина вздохнула и умерла у него на руках.
  Из-за угла вышла группа солдат. Они встретились взглядами с Римо.
  Все чувства Римо обострились, как никогда прежде, и он ринулся на рус-
ских. В него полетели пули, но он отчетливо видел каждую из них,  каждую
отдельную траекторию. Увертываться от этих выстрелов было  для  него  не
сложней, чем от стреляющего пробками игрушечного ружья.
  Со стороны русских казалось, что Римо летит к ним, едва касаясь подош-
вами земли, на самом же деле его движение  было  подобно  стремительному
броску гремучей змеи.
  Римо наотмашь ударил одного из русских, в один миг превратив его груд-
ную клетку в желеобразное месиво. Тело обмякло и рухнуло.
  - Нашли!- закричал другой солдат.- Нашли американца!
  - Совершенно верно,- отозвался Римо, срубая его, как молодой  росток.-
Я американец!
  Русские бросились врассыпную, пытаясь укрыться за камнями.  Римо  под-
скочил к ближайшей от него кучке солдат и стряхнул их с валуна, как кло-
пов со стены. Со стороны могло показаться, что он щелкнул их совсем  ле-
гонько, но ни один больше не поднялся.
  - Американец!- окликнули сверху Римо, стоящего посреди  груды  трупов.
Это оказался полковник Дитко.
  - Что?
  - Мы не хотим никого убивать. Нам нужен только ты!
  - В Россию я не поеду!- отрезал Римо.
  - России ты и не нужен. Мы просто заберем тебя в уплату за сохранность
этих людей,- он кивнул в сторону поселка.
  - Всех не убьете!- с пафосом ответил Римо.- А вот я с вами  разделаюсь
до последнего.
  - Хочешь повоевать - что ж, изволь!- сказал  Дитко,  солдаты  которого
имели приказ стереть Синанджу с лица земли вместе со всеми жителями.-  Я
прикажу моим людям стрелять по толпе.
  Римо оглянулся на крестьян, в испуге прячущихся за стенами хижин.  Вы-
ражение их лиц напомнило ему панику, которую он столько раз читал в гла-
зах вьетнамцев во время войны. Ему стало искренне жаль этих  людей.  Они
не хозяева своей судьбы и никогда ими не были. Веками  они  привыкли  во
всем полагаться на Мастера Синанджу и начисто разучились рассчитывать на
собственные силы. И не их вина, что они стали такими. Теперь опорой этим
людям был уже не Чиун, а он, Римо.
  Римо медлил, взвешивая силы русских. Осталась лишь небольшая  горстка.
Можно, пожалуй, успеть до того, как начнется стрельба.
  Но тут Римо увидел, как один из русских волоком тащит Ма Ли. Она изви-
валась и кричала.
  - Ма Ли!- выдохнул Римо.
  Девушка была без вуали, и ее нежное лицо трепетало от страха.
  - Ладно, ваша взяла,- сказал Римо и поднял руки.
  Солдаты с опаской вышли из-за скалы, наставив свои АКМ на Римо.
  - Проведите его вокруг этого сборища!- скомандовал полковник.- Мы при-
кончим его на виду у всех - чтобы другим неповадно было.
  - Мы так не договаривались,- вставил Римо.
  - Заблуждаешься. Об этом договорились наши лидеры.
  - А где Чиун?
  - На пути в аэропорт Пхеньяна. Я тоже должен поторопиться: хочу  лично
представить его Генеральному секретарю. Это будет мой великий день!  Ну,
мне пора.
  И полковник Дитко заспешил к ожидающему его автомобилю.
  Едва машина отъехала, как его заместитель подвел Римо к ближайшему до-
му и приказал встать к стенке. Он резким голосом отдавал команды, и  пя-
теро оставшихся бойцов выстроились в ряд и навели стволы на грудь Римо.
  - А глаза не завяжете?- спросил Римо.
  Ответа не последовало. Солдаты прицелились.
  - Готовьсь!
  Римо увидел, как упала и закрыла лицо руками Ма Ли. Плечи ее  сотряса-
лись от рыданий.
  - Цельсь!
  - Если вы посмеете тронуть этих людей, я до вас доберусь!- в  волнении
пригрозил Римо.
  - Я не верю в призраков!- засмеялся заместитель командира.
  - В призраков - конечно. Но если вы меня не послушаете, то начнете ве-
рить в Шиву-Дестроера.
  Что-то в голосе американца поколебало решимость офицера.  И  это  было
его самой большой ошибкой.
  Не успел он отдать приказ, как со стороны скал один за другим  прогре-
мели пять выстрелов. И пятеро русских солдат пали с раздробленными чере-
пами.
  Римо мощным рывком разорвал веревку. Офицер не успел заметить,  как  к
нему метнулась рука, вмиг превратив его лицо в кровавую кашу.
  Римо поднял глаза. Смит лежал ничком; из дула его пистолета вился  ды-
мок. Он неловко дернулся всем телом, как кукла-марионетка в руках неуме-
лого кукловода, и закрыл глаза.
  Римо подбежал и быстро перевернул его на спину. Лицо Смита  на  глазах
приобретало цвет сыра рокфор. Яд!
  - Черт бы вас побрал, Смитти!- крикнул Римо.- Зачем  вы  это  сделали?
Подождать нельзя было?!
  Римо одним движением разорвал Смиту пиджак, жилет и рубашку  -  только
пуговицы посыпались. Положив обе руки на морщинистый живот  Смита,  Римо
принялся энергично массировать область солнечного сплетения. У умирающе-
го начала краснеть кожа живота. Римо обрадовался - значит, кровь прилила
туда, где она больше всего сейчас нужна.
  Римо подвинул Смита к краю валуна и уложил так, чтобы свесилась  голо-
ва. Под ноги он подложил большой камень, с тем  чтобы  кровь  продолжала
приливать к брюшине.
  Смит стал давиться. Он издал глухой стон, как женщина  при  родах.  Но
это был стон умирающего.
  Сейчас - или все будет кончено.
  Римо нащупал нервные узлы на шее и  на  солнечном  сплетении  и  начал
производить манипуляции, известные только Синанджу.
  Смита стало выворачивать наизнанку. Изо рта и ноздрей  хлынула  черная
желчь, растекаясь по песку. Смит бился в конвульсиях. Глаза  его  откры-
лись, но тут же закатились.
  Потом доктор Харолд У. Смит затих.
  Римо прислушался - сердце не бьется. Нашел  сонную  артерию  -  пульса
нет.
  - К черту, Смитти! Вы мне нужны!- опять закричал он и в последней  от-
чаянной попытке встряхнул тело.
  Ему удалось с помощью приемов Синанджу освободить  организм  Смита  от
яда, но, по-видимому, слишком поздно. Сердце  Смита  остановилось.  Римо
положил кулак ему на область сердца и придавил сверху второй рукой. Раз,
два, три - он установил требуемый ритм и продолжал  равномерно  надавли-
вать на грудь Смита, но сердечная мышца не отвечала.
  - Черт!- заорал Римо и стукнул Смита по животу, чтобы вышел воздух.
  Смит сделал рефлекторный вдох. И тогда Римо услышал удары сердца. Сна-
чала неровные, потом, под рукой Римо, все более ритмичные  и  уверенные.
Он качал и качал в унисон с сердцем Смита, пока его ритм не слился с ча-
стотой движений Римо. Тогда он убыстрил  темп,  заставляя  сердце  Смита
биться с ним в лад.
  Убедившись, что теперь оно способно работать самостоятельно, Римо  уб-
рал руки и стал ждать.
  Прошла минута. Другая. Пять.
  Наконец доктор Харолд У. Смит открыл глаза. Вид у него был  ужасный  -
как у человека, который в один прекрасный день  проснулся  и  обнаружил,
что освежеван какими-то маньяками.
  - Римо,- слабым голосом произнес он.- Вы должны были дать мне умереть.
  - Не стоит благодарности,- с горечью ответил Римо.- Забудьте эту чепу-
ху. Чиуна повезли в Россию. Мне нужна ваша помощь. Я должен быть там,  и
как можно быстрее.
  - Так они нас предали?- глухо спросил Смит и сел.
  - Есть люди, от которых иного и ожидать не приходится,- с упреком ска-
зал Римо.- Иногда - даже от друзей.
  Смит промолчал.
  - Вот ваш чемодан. Звоните и организуйте мне срочный перелет в Москву.
  - Это невозможно. С Советами договаривался сам президент.
  - Отправьте меня в Москву, а не то я вас убью,- пригрозил Римо.
  - Я и так уже умер.
  - Вы нас продали, а русские предали всех. Вы, Смитти, мой должник. Ес-
ли не хотите сделать этого для меня, или ради Чиуна, или ради того,  что
осталось от нашей организации, тогда сделайте это для Америки.
  Как ни больно ему было, но Смит вынужден был признать что Римо безоши-
бочно затронул ту единственную струну в его душе, которая еще  сохраняла
чувствительность.
  Смит нелепым жестом попытался оправить испорченный костюм, после  чего
открыл чемоданчик.
  - "Дартер" все еще в прибрежных водах,- сказал он  безжизненным  голо-
сом.- У них приказ отплывать в случае, если до рассвета от меня не  пос-
тупит никаких известий. Я вызову десантную группу. Мы сможем не  позднее
полуночи добраться до авиабазы Кимпо в Южной Корее. Думаю,  у  меня  еще
есть полномочия взять там военный самолет. Пусть организации больше нет,
но я еще чего-то стою. Пока.
  - Действуйте,- сказал Римо.- Только не надо говорить "мы". Я еду один,
а вы остаетесь здесь.
  - Здесь?
  - Да. И будете защищать селение до моего возвращения.
  - Это самоубийство, Римо. Что, если вы не вернетесь?
  Римо встал и повел рукой в сторону лежащей внизу крохотной деревушки.
  - Тогда вы здесь хозяин, Смитти. Только не спустите все золото разом.


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

  Самолет летел уже в воздушном пространстве СССР. Командир экипажа  ге-
нерал Мартин С. Лейбер заверил Римо Уильямса, что  новый  стратегический
бомбардировщик "Стелс" находится абсолютно вне опасности.
  - Русские никогда не сбивают военных самолетов.- уверенно произнес ге-
нерал.- Знают, что могут получить ответ. К тому же, если  уж  корейскому
лайнеру удалось проникнуть в их воздушное пространство на  высоте  всего
тридцать тысяч футов, здесь, в стратосфере, мы и вовсе пройдем без проб-
лем.
  - Хорошо,- рассеянно отозвался Римо.
  Он смотрел в иллюминатор. Слабый отблеск луны  освещал  концы  крыльев
штурмовика, максимально отведенные назад в тот момент, когда они вошли в
зону контроля советских ПВО, для набора сверхзвуковой скорости. Рев  мо-
торов был практически не слышен, и от этого становилось как-то жутко. По
сути дела, они неслись с такой скоростью, что гул шести гигантских  дви-
гателей оставался далеко позади. Внизу то   тут,   то   там   вспыхивали
огоньки. Не сказать, чтобы их было много: при всех своих просторах  Рос-
сия была заселена довольно редко.
  - Хорошо,- повторил Римо, беспокоясь о Чиуне. Жив ли он?  И  уехал  ли
вообще, ведь он даже не попрощался!
  - Конечно, для десантирования надо будет снизиться до пятнадцати тысяч
и сбавить скорость.
  - Вот когда мне придется жарко, не так ли, генерал?-  отозвался  Римо,
отворачиваясь от иллюминатора.
  - Жарко придется нам всем, господин штатский,- уточнил командир.- Если
нас перехватят красные радары, они, естественно, примут нас за сбившийся
с курса гражданский лайнер. И тогда запросто откроют огонь. Русские обо-
жают пулять по цели, со стороны которой им ничто не грозит.
  - Но мы-то можем открыть ответный огонь.
  - Можем,- согласился генерал Лейбер.- Но не станем.
  - Это почему же?
  - Поработай головой, парень!- возмутился генерал.- Это означало бы ме-
ждународный конфликт. Если не третью мировую войну!
  - У меня есть для вас новость,- сказал Римо.- Если вы не сумеете сбро-
сить меня над Москвой в целости и сохранности, вам больше не надо  будет
тревожиться по поводу третьей мировой войны. Я вам ее гарантирую. В нас-
тоящий момент в руках русских находится оружие пострашней любой  ядерной
бомбы. Оно-то и является моей главной целью.
  - Да? Ну, тогда... гм... Видите ли, молодой человек, я не  могу  взять
на себя ответственность за действия, которые вызовут обмен термоядерными
ударами, как это называется на языке военных.
  - Это еще почему?
  - Если я это сделаю, то лишусь вот этих серебряных звездочек. Для  вас
они, возможно, ничего не значат, но я чертовски  горжусь  ими,  а  также
всем тем, что они символизируют,- добродетельным голосом заявил  генерал
Мартин Лейбер, на самом деле думая о генеральской пенсии в десять  тысяч
долларов в год.
  - Значит, вы боитесь потерять свои звезды,- медленно произнес Римо.- А
третьей мировой войны - нет? Только если она произойдет по вашей вине?
  - Я солдат, молодой человек,- горделиво изрек генерал.- И  мне  платят
за то, что я стою на страже родины. Но я не для того тридцать лет  прос-
лужил в авиации, чтобы на старости  лет  получать  страховое  пособие  и
жрать собачью еду.
  - Доставьте меня в Москву,- угрюмо повторил Римо,- и  я  позабочусь  о
том, чтобы никто не покушался на ваши звезды.
  - Уговор?- Генерал протянул руку.
  Он не знал, кто этот жилистый парень, но раз у него хватило полномочий
заставить командование ВВС рискнуть новейшей машиной стоимостью  в  мил-
лиард долларов для того, чтобы доставить его в Россию, он наверняка дол-
жен иметь самые широкие связи.
  - Идет,- согласился Римо и пожал генералу руку, расплывшись в непривы-
чно любезной улыбке.
  Над Новгородом самолет пошел на снижение. Теперь звук двигателей  дог-
нал машину. Римо надел парашют и встал на закрытые пока створки бомбово-
го отсека. Поскольку десантироваться предстояло ночью, он  надел  черный
костюм ночных тигров Синанджу и покрыл лицо черной камуфляжной краской.
  - Мы можем вас высадить севернее Москвы,- прокричал генерал,  перекры-
вая рев моторов.- Там много удобных открытых мест.
  - У меня мало времени!- возразил Римо.- Сбросьте меня в центре города!
  - В центре?- удивился генерал.- Но там полно военных патрулей. Они по-
весят вашу голову на Кремлевской стене!
  - Красная площадь как раз подойдет,- уточнил Римо.
  - Красная?..- генерал поперхнулся.
  - Не забудьте о моем обещании,- напомнил Римо.
  - Так точно!- Генерал Мартин Лейбер отдал честь, вернулся в кабину пи-
лотов и отдал приказ. Через минуту он снова был в салоне.
  - Вы хотите Красную площадь - вы ее получите,- мрачно пообещал он.-  А
как насчет моих звездочек?- вполголоса добавил он.
  Римо сделал шаг вперед, одним молниеносным движением сорвал  звезды  у
Лейбера с погон и ударом кулака пригвоздил их к генеральскому лбу.
  - Что?- не понял генерал и нахмурился.- Ух! Ух! Ух!- трижды  вскрикнул
он, чувствуя, как звездочки втыкаются в складки лба.
  - Удовлетворены?- вежливо осведомился Римо.
  - Ты, парень, мертвого уговоришь. Должен признать, твоя  взяла.  Я  не
подведу. Приготовься!
  Римо ждал. Штурмовик пошел на  снижение,  изменив  геометрию  крыльев,
чтобы погасить скорость.
  - Мы над Красной площадью!- прокричал генерал.- Оружие у тебя есть?
  - Я сам оружие,- ответил Римо.
  Дверцы бомбового отсека открылись, словно рот в зевке.
  - Счастливо, парень!- прокричал генерал вслед Римо.  Мощный  воздушный
поток подхватил его, и самолет сейчас же оказался далеко впереди.  Римо,
расставив руки и ноги, полетел в свободном падении.
  Внизу, на черном бархате ровного пространства,  мерцали  огни  Москвы.
Ветер гудел в ушах, надувая и срывая одежду. Под  напором  воздуха  Римо
прикрыл глаза и, не замечая обжигающего мороза, сосредоточился на  дыха-
нии.
  В Синанджу дыхание считалось основой основ. Это был ключ,  открывающий
доступ к солнечному источнику, который наделяет человека неземным  могу-
ществом.
  Прежде чем дернуть кольцо, надо определить, куда ты сядешь. И в то  же
время не опоздать, ибо никакой солнечный источник не спасет от падения с
высоты четырех миль. Римо наладил ритмичную работу легких и стал парить,
как ястреб, умело  используя  воздушные  потоки.  Он  скользнул  вправо,
ориентируясь на самое большое скопление огней. Вот он, московский центр.
Потом он стабилизировал свое падение и, распластавшись  в  ночном  небе,
стал падать подобно бомбе. Впрочем, он и был бомбой.
  Убедившись, что все рассчитал верно, Римо наконец потянул кольцо.
  Вверху раздался хлопок, и Римо почувствовал, как  его  подхватила  ка-
кая-то сила, словно он был мячиком на резинке. Это ощущение быстро прош-
ло, и Римо стал плавно спускаться к земле. Над ним чернел огромный купол
парашюта, оставаясь практически невидимым в ночном небе.
  Римо поднял глаза. Штурмовика и след  простыл.  Отлично.  Они  сделали
свое дело, теперь его черед.
  Римо уже приходилось бывать в Москве по заданиям КЮРЕ,  и  он  неплохо
знал город. Сегодня он выбрал для приземления Красную  площадь  по  двум
причинам: во-первых, это было самое большое  свободное  место  в  центре
Москвы, а во-вторых, ночью она прекрасно освещалась.  Промахнуться  мимо
этого залитого светом пространства невозможно.
  Но это, естественно, означало, что опустившийся на площадь парашют  не
останется незамеченным для многочисленных милиционеров в серых  шинелях,
патрулирующих центральную часть города. Так и есть.
  - Стой!- крикнул милиционер, направляя автомат Калашникова Римо в  жи-
вот.
  Римо припомнил, что означает это слово по-русски,  и  попытался  отве-
тить, но тут офицер открыл предупредительный огонь. Сейчас же  подбежали
другие милиционеры - русский вариант полиции; они передергивали  затворы
автоматов и громко кричали.
  В обычной ситуации даже полдесятка вооруженных бойцов были бы для Римо
плевым делом, но сейчас его движения сковывал парашют. Он был  похож  на
диковинную елочную игрушку с нарисованной на груди мишенью.
  Один предупредительный выстрел просвистел у Римо над самым плечом.  Он
находился сейчас футах в сорока от земли. Римо вдруг вспомнил, что в ка-
рмане у него еще завалялось несколько монеток, и запустил одну в стреля-
вшего.
  Русский повалился навзничь со сквозной щелью во лбу и зияющей дырой на
затылке.
  Римо не стал ждать, пока подбегающие с разных  сторон  стражи  порядка
откроют пальбу, а запустил в каждого по денежке. Монеты вылетали из  его
пальцев быстрее звука и безжалостно разили кости,  черепа  и  внутренние
органы нападавших. В считанные секунды первая атака была отбита, и мили-
цейские тела беспорядочно валялись на брусчатке Красной площади. Пешехо-
ды в ужасе разбегались.
  Интересно, подумал Римо, что сказала бы сестра Мэри Маргарет, если  бы
все это видела.
  Римо понимал, что вот-вот прибудет подкрепление. В его планы не входи-
ло торчать тут и долго разбираться с ними. Он потянул за стропы и,  рас-
секая воздух, направил парашют в Кремль, чтобы приземлиться внутри  кре-
постных стен. Но вышло иначе.
  Он опустился на крышу черного "ЗИЛа", который в этот момент остановил-
ся у Спасских ворот. В тот момент, когда Римо с глухим стуком ногами ко-
снулся крыши автомобиля, зажегся зеленый свет, открывая машине  въезд  в
Кремль. Римо резким движением пальцев отсек парашют и успел спрыгнуть  с
машины как раз вовремя, потому что огромный черный купол  тотчас  окутал
лимузин, затмевая водителю и пассажиру весь обзор.
  Шофер приоткрыл дверцу и, громко ругаясь, попытался оглядеться, но, на
беду, и сам запутался в черном шелке. На машину, как осиный рой,  набро-
сились милиционеры и агенты КГБ в штатском. Они стали стягивать и  рвать
вздымающуюся на ветру ткань, силясь освободить автомобиль от черного са-
вана. В суматохе водителя едва не застрелили, однако, к счастью, из  ли-
музина вовремя выбрался его хозяин - индийский посол - и потребовал  об-
ъяснений. Вместо ответа кагэбэшники принялись обыскивать автомобиль.
  Старший по званию никак не мог взять в толк,  что  произошло.  Призем-
литься на Красную площадь - это неслыханно! И с какой дьявольской целью?
А главное - кто этот дерзкий нарушитель порядка? Этого никто не мог  по-
нять. Все ожидали обнаружить его под куполом парашюта, но там никого  не
оказалось. Может, он спрятался под машиной? Тоже никого.
  Тут чекисты и милиционеры увидели, что Спасские ворота все еще  откры-
ты. Это уже грозило нешуточными неприятностями.

  Должность маршала Иосифа Стеранко была самой теплой  во  всей  Красной
Армии: он отвечал за безопасность города Москвы. Это  была  традиционная
должность, очень ответственная в военное время, но сейчас, учитывая, что
после второй мировой войны Москва ни разу не подвергалась военному напа-
дению, она носила скорее ритуальный характер. То была награда седовласо-
му ветерану Великой Отечественной войны.
  Вот почему сообщение о том, что на российскую столицу  совершен  налет
десантников, повергло маршала в шок. В этот момент он находился в  своих
апартаментах в роскошном здании гостиницы "Россия" и мирно смотрел теле-
визор.
  - Вы что, пьяны?!- рявкнул он в трубку, выслушав донесение  шефа  КГБ.
Тот позвонил, поскольку не знал, к кому еще обратиться. По странной при-
чине Генсек не отвечал на звонки. Ходили уже слухи о покушении.
  - Никак нет, товарищ маршал! Это правда.  Они  высадились  на  Красной
площади!
  - Не кладите трубку,- сказал Стеранко. Окна его апартаментов  выходили
на Красную площадь. По площади, как муравьи, сновали тучи  милиционеров.
На темной брусчатке отчетливо выделялись обведенные  мелом  контуры  тел
погибших. Кремль освещался прожекторами, а на его кирпичных стенах сиде-
ли наготове вооруженные бойцы, словно ожидая штурма.- О Господи,-  прох-
рипел Стеранко. Точь-в-точь как блокадный Ленинград.  С  проклятиями  он
поспешил назад к телефону.- Мне нужны подробности!- пролаял он.- Срочно!
  - Слушаюсь, товарищ маршал,- запинаясь, промямлил шеф КГБ и  углубился
в детали леденящих душу зверств, совершенных  американскими  рейнджерами
"в нашей прекрасной столице". Они высадились с казачьей дерзостью  прямо
на Красной площади и тотчас растворились в ночи. Невидимые коммандос во-
рвались в мавзолей, вынули тело Ленина из стеклянного саркофага и в жен-
ском платье выставили в витрине ГУМа. По  всему  Калининскому  проспекту
орудовал отряд американцев числом человек в тридцать. Они накидали  шта-
белями легковые автомобили, после чего двинулись к зоопарку с целью  вы-
пустить на волю зверей, а по дороге сорвали американский флаг  с  фасада
посольства США. Во всех зданиях по ходу их продвижения оказались выстав-
лены окна. Заключенные Лубянки выпущены на свободу и теперь  расхаживают
по улицам, скандируя: "Да здравствует Америка!" А памятник  Дзержинскому
на площади перед штаб-квартирой КГБ стоит обезглавленный. И  весь  город
расписан из аэрозольного баллончика непереводимым контрреволюционным ло-
зунгом. Говорят, эту надпись видели даже на  самом  Большом  Кремлевском
дворце.
  - Лозунг?- переспросил Стеранко, понимавший по-английски.- Что там на-
писано?
  - Одно слово, товарищ маршал: RЕМО. Вероятнее всего, анаграмма,  озна-
чающая что-то вроде "Разрушим Москву в одночасье".
  Маршал Иосиф Стеранко ушам своим не верил. Чушь какая-то.
  - Это все детские игрушки. Дайте сводку боев! Сколько убитых  с  обеих
сторон?
  - В первом инциденте на Красной площади погибли семь  человек.  Все  -
наши. Сведениями о потерях противника мы пока не располагаем.
  - Не располагаем!- рявкнул Стеранко.- Москва подвергается осквернению,
и ее никто не защищает! Вы это хотите сказать?
  - Эти рейнджеры подобны призракам,- нудил шеф КГБ.- Они наносят удар и
испаряются. Когда мы посылаем на место событий своих людей, там уже  ни-
кого нет.
  - Сколько случаев обнаружения противника достоверно подтверждено?
  - Где-то между тридцатью и ...
  - Мне не нужны ваши прикидки! Я спрашиваю  об  установленных  фактах!-
взревел старик.
  - Товарищ маршал, пока был замечен только один боевик -  тот,  который
приземлился на Красной площади и уложил семерых бойцов милиции.
  - Один против семерых?- ахнул Стеранко.- Как ему это удалось?  Чем  он
вооружен?
  Шеф КГБ замялся.
  - Тут, должно быть, ошибка,- промямлил он.
  - Читайте!
  - Судя по рапорту, он был невооружен.
  - Как же тогда он убил семь человек?
  - Этого мы не знаем. Сначала думали, что они застрелены, но экспертиза
обнаружила в ранах только деформированные американские монеты.
  Иосиф Стеранко разинул рот. Это было похоже на сон. Может, ему  снится
кошмар? Шеф КГБ робко спрашивал о дальнейших  указаниях.  Маршал  бросил
трубку на рычаг.
  Стеранко медленно подошел к окну и стал смотреть на Красную площадь. В
ночи раздавались сирены; патрульные машины с воем метались от одной точ-
ки к другой, но всякий раз опаздывали и концентрации войск уже не  обна-
руживали. Иосиф Стеранко понял, что никаких войск нет. Чтобы высадить на
советской земле войсковой десант, американцы должны были  предварительно
подавить систему ПВО, а этого сделано не было. И все же по Москве носит-
ся нечто необъяснимое, по-мальчишески демонстрируя недюжинную силу.  Си-
лу, способную поднимать автомобили и крошить стекло в песок. Силу, кото-
рая посылает обычную монету с такой скоростью, что та  наповал  поражает
вооруженных агентов КГБ, словно это беззащитные мальчики, наспех набран-
ные из рядов юных пионеров.
  Нечто... Или некто.
  Маршал сердито тряхнул головой и поспешил отринуть эту мысль как сове-
ршенно абсурдную. Такого оружия не существует. А если и существует - что
кажется абсолютно невероятным,- то американцы ни за что  не  послали  бы
его в Москву для таких детских забав, в то  время  как  у  них  есть  на
вооружении мощные баллистические ракеты.
  И тут маршал Иосиф Стеранко своими глазами увидел американское секрет-
ное оружие.
  Это был мужчина. Весь в черном. Невооруженный, если не считать какого-
то длинного шеста. Он находился внутри Кремлевских стен и карабкался  на
колокольню Ивана Великого - самое высокое здание в Москве, поскольку за-
кон запрещает возводить в столице сооружения выше нее. Он поднимался бе-
зо всяких усилий, как обезьяна, пока не взобрался на большой купол, уве-
нчанный крестом как исторической реликвией.
  Там, наверху, человек в черном воткнул свой шест в самую маковку купо-
ла и качнул его. И сейчас же над Кремлем развернулся американский флаг -
гордо и дерзко. Стеранко догадался, что это был флаг, похищенный со зда-
ния американского посольства.
  На протяжении целых пяти минут Иосиф Стеранко наблюдал  за  происходя-
щим.
  - Он ждет,- пробормотал он сам себе.- Он чего-то хочет.
  Стеранко подошел к телефону и набрал номер дежурного службы безопасно-
сти Кремля.
  - Передайте человеку, который находится на колокольне Ивана  Великого,
что с ним хочет говорить маршал Иосиф Стеранко,- отчеканил он.
  Через десять минут двое офицеров КГБ препроводили Римо Уильямса в про-
сторные апартаменты маршала. Маршал обратил  внимание,  что  офицеры  не
только не достали пистолеты, но и руки у них болтаются как плети.
  - Ваше оружие!- проревел он.- Где оно?
  - Этот забрал,- сказал один, мотнув головой в сторону Римо.
  - А когда мы попробовали возразить, он нам  покалечил  руки,-  добавил
второй.
  - Через час пройдет.- небрежно бросил Римо.
  - Оставьте нас!- приказал Стеранко.
  Чекисты вышли.
  Иосиф Стеранко пристально смотрел на стоящего перед ним человека.  Его
измазанное черной краской лицо было непроницаемо.
  - Наши законы предусматривают за шпионаж против  матушки-России  смер-
тную казнь,- сообщил маршал.
  - Если бы я был шпион, то вряд ли стал бы писать свое  имя  на  каждой
стене,- заметил Римо.
  - Тогда кто вы?
  - Я прибыл, чтобы освободить своего друга. Его забрали ваши люди.
  Маршал Иосиф Стеранко опустился на диван допотопной конструкции, кото-
рый при всем при том был совершенно новый. Он твердо посмотрел на Римо и
сказал:
  - Говорите.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

  Маршал Иосиф Стеранко отлично понимал, что,  собственноручно  провожая
американца по имени Римо в Большой Кремлевский дворец,  совершает  госу-
дарственную измену. Но он понимал и то, что если он этого не сделает, то
этот безумец, сражающийся как тигр, не только убьет его. но и на  глазах
у всего мира сровняет Москву с землей, пока не добьется своего.
  Маршал Иосиф Стеранко, который сражался в Ленинграде, побывал под  ог-
нем нацистов и финнов, отвечал сейчас  за  безопасность  Москвы  и  всей
своей родины. И он был готов на все, лишь бы только исполнить свой  долг
- даже если для этого надо было тайно провести  в  Кремль  американского
агента, возможно, затевающего устранение всего Политбюро.
  Вожди приходят и уходят, а Москва должна стоять вечно. Стеранко провел
Римо до главной лестницы Большого Кремлевского дворца. Римо был  одет  в
серую шинель и папаху, одолженную у маршала.
  Никто из встретившихся им охранников не задал ни единого вопроса.  Все
были уверены, что старик маршал спешит на доклад по поводу слухов о  на-
падении на столицу.
  - Охранники говорят, Генсек находится в конференц-зале на третьем эта-
же с каким-то азиатом. По описанию похож на того, кто вам нужен,- сказал
маршал Стеранко, вводя Римо в мраморный коридор.- Ищите там. Я дальше не
пойду.
  - Вы в этом уверены?- спросил Римо, стаскивая с себя шинель.
  - Абсолютно.
  В благодарность Римо не стал убивать старика, а  лишь  легким  толчком
погрузил его в сон.
  Римо стал подниматься по сырой лестнице. Его чутье не уловило ни  сис-
тем электронного слежения, ни ловушек. Интересно, подумал он, в чем при-
чина - в каменные стены Кремля невозможно вмонтировать электронику,  или
русские настолько уверены в своей безопасности, что не считают нужным ее
ставить?
  Римо вступил на третий этаж и очутился в темном  коридоре  с  обшитыми
деревом стенами. По обе стороны чередой тянулись  комнаты.  Коридор  был
странно пуст. Все двери были похожи одна на другую, а прочесть  таблички
на них Римо не мог. Обстановка напоминала ему годы учебы в старших клас-
сах школы в Ньюарке. Гнетущее впечатление!
  Римо пошел по коридору, пробуя подряд все двери. Первые  два  кабинета
оказались пусты, зато в третьем по счету он столкнулся с шестью охранни-
ками, выходящими из помещения, похожего на  комнату  отдыха.  Во  всяком
случае, оттуда доносился запах крепкого кофе.
  - Прошу прощения,- пробормотал Римо.- Я ищу туалет.
  Охранники разом повернулись, словно на шарнирах, подсоединенных к  од-
ному маховику. Тот, что стоял ближе всех, при виде странного наряда Римо
не раздумывая сделал два выстрела.
  Но в ту тысячную долю секунды, которая понадобилась ему,  чтобы  спус-
тить курок, Римо успел схватиться за пистолет и развернуть его  русскому
в живот, так что тот выстрелил в себя, а заодно и в товарища,  оказавше-
гося сзади.
  Два тела, как одно, рухнули на паркет.
  Но Римо еще раньше пришел в движение. Комната была небольшая, особенно
не развернешься, поэтому он бросился на третьего охранника, рубанув  его
рукой по шее. Голова дернулась на сломанной шее. Офицер умер  мгновенно,
но Римо не спешил с ним расставаться. Он сгреб тело  и,  закрываясь  им,
отступил в коридор.
  - Не стрелять!- рявкнул начальник караула, не отдавая  себе  отчета  в
происшедшем, так быстро все случилось.- Попадете в Илью!
  Охранники повиновались.
  - Выходите, где бы вы ни были,- пропел из коридора Римо.  Его  задачей
было избежать стрельбы. Если Чиун на этом этаже, он не  должен  получить
шальную пулю.
  - Он не вооружен,- тихо произнес командир.- Вы, двое, марш  за  ним  и
пристрелите на месте.
  Два офицера рванулись к двери. Начальник караула не отставал.
  Внезапно в дверях показалась голова, и охранники не раздумывая выстре-
лили. Голова метнулась назад за какую-то долю секунды до выстрелов.
  - Кто это был?
  - Похоже на Илью. Илья, в чем дело?
  Голова показалась опять. Да, это был Илья. Только его широко  открытые
глаза не мигали, как у куклы.
  - Все в порядке,- проговорила голова странным голосом.- Выходите, сыг-
раем!
  - Да он мертв!- догадался один.- Этот безумец орудует им  как  манеке-
ном!
  От жуткой сцены оба застыли. Один позеленел.
  - Идиоты!- прокричал начальник охраны.- Чего вы испугались?- И  влепил
две пули в мертвое лицо Ильи.-Ну, вот. А теперь хватайте этого хулигана!
  Римо швырнул труп поперек дороги, а сам стал ждать в стороне.
  Первым из двери показалось дуло "ТТ". Рука Римо  метнулась  навстречу,
ствол переломился надвое, и его часть со звоном упала на пол. Охранник с
глупым выражением лица смотрел на свое изуродованное  оружие.  Потом  он
поднял глаза на Римо: тот стоял, выставив вперед палец, как делают дети,
когда играют в войну.
  - А у меня все в порядке,- небрежно произнес Римо.
  Охранник все же выстрелил. Пуля выскочила из зияющей  казенной  части,
но в отсутствие дула не набрала ударной силы и закувыркалась в воздухе.
  Римо поймал ее.
  - Пригодится!- сказал он и бросил пулю.
  Она ударила охранника в лоб с такой силой, что тот повалился с ног.
  Римо перепрыгнул через тело, пинком отбросил его в коридор  и  ринулся
на последнего охранника - начальника караула.
  "ТТ" произвел несколько выстрелов. От первых трех Римо увернулся,  по-
том вильнул в другую сторону, давая и еще одной пуле просвистеть мимо.
  - Остался один выстрел, приятель,- сказал Римо.- Считать надо!
  Начальник караула так и сделал. Он приставил пистолет к виску и, преж-
де чем Римо сумел его остановить, снес себе половину черепа.
  - Кажется, русские стали другими,- удивился Римо.

  Полковник Виктор Дитко был доволен. Пока все идет отлично.
  Начиная с перелета Пхеньян-Москва и по дороге из аэропорта Шереметьево
в Кремль Мастер Синанджу не произнес ни слова. В  полете  он  все  время
смотрел в окно, за которым находилось крыло самолета, с таким выражением
лица, будто он сомневался в прочности конструкции.
  Полковник Дитко лично ввел Мастера Синанджу  в  богато  декорированную
дверь Владимирского зала Большого Кремлевского дворца. Этот  восьмигран-
ный зал с низкими сводами был излюбленным местом Генерального  секретаря
для определенного рода встреч.
  Генсек поднялся из-за необъятного рабочего стола и расплылся в лучеза-
рной улыбке.
  - Добро пожаловать в нашу страну,- обратился он к  Мастеру  Синанджу.-
Вы, полагаю, владеете английским?
  - А также русским,- сухо произнес по-русски  Мастер  Синанджу.-  Жаль,
что вы - нет.
  Улыбка сползла с лица Генерального секретаря.
  - Я буду беседовать с Мастером Синанджу наедине,- сказал он, повернув-
шись к полковнику Дитко.
  - А как с моим назначением в  "девятку"?-  робко  напомнил  полковник,
опасаясь, что его дело затеряется в бесконечной  бюрократической  машине
Политбюро.
  Генсек нахмурился: ему не понравилось упоминание столь незначительного
вопроса в этот исторический момент.
  - Хорошо. Считайте, что оно уже состоялось. И вот вам первое задание -
встать за этой дверью и никого сюда не впускать.
  - Есть, товарищ Генеральный секретарь!- отчеканил полковник Дитко, по-
няв Генсека буквально.
  Вот почему, когда спустя несколько минут личная секретарша Генсека по-
пыталась пройти в кабинет, полковник Виктор Дитко преградил ей путь.
  - Генеральный секретарь просил его не беспокоить.
  - В стране кризис! Москва подверглась нападению! Политбюро  собирается
на экстренное совещание.
  - У меня совершенно ясные указания,- повторил полковник Дитко, рассте-
гивая кобуру.
  В обязанности секретарши отнюдь не входило любоваться дулом пистолета,
и она бросилась вон. Та же участь постигла и  всех  последующих  гонцов.
Непрерывно заливались телефоны. На звонки никто не отвечал.
  Военные и политики, не имея возможности связаться с Генеральным секре-
тарем, решили, что он либо мертв, либо сражается с убийцами.  По  Кремлю
поползли слухи о государственном  перевороте.  Охранники,  секретарши  и
прочие функционеры потихоньку покинули здание.
  Итак, Москва фактически оказалась захвачена врагом, а полковник Виктор
Дитко единолично препятствовал тому, чтобы информация о чрезвычайной си-
туации в городе достигла ушей единственного деятеля, который был наделен
полномочиями принять адекватное решение.
  Более часа никто не решался  приблизиться  к  Владимирскому  залу.  Но
вдруг в коридоре, ведущем к золоченой двери, показалась странная фигура.
  Освещение в коридоре было довольно тусклое, и полковник Дитко прищури-
лся. Что за странный наряд! Не костюм и не униформа, а нечто похожее  на
упадническое западное одеяние типа пижамы. Только эта пижама была из че-
рного шелка. На ногах у незнакомца были мягкие сандалии,  что  позволяло
ему двигаться совершенно бесшумно, не лишая, однако, его походку уверен-
ности. И полковник Дитко нутром почуял, что пришел тот, которому придет-
ся подчиниться.
  Лицо показалось полковнику знакомым, но лампы в  коридоре  висели  так
далеко друг от друга, что разглядеть его было трудно. Стоило  полковнику
сфокусироваться на лице загадочного посетителя, как оно опять попадало в
тень.
  Полковник Дитко взвел курок.
  - Кто вы такой?- спросил он.
  Таинственный незнакомей вновь оказался на свету, и в глазах его вспых-
нул гнев. И раздался голос, от которого содрогнулись стены:
  - Я Шива-Дестроер; сама Смерть, ниспровергатель миров. Мертвый  ночной
тигр, воскрешенный Мастером Синанджу. А ты, смердящий пес, как осмелился
мне перечить ?!
  Полковник Дитко узнал наконец это лицо - американец Римо! Но узнавание
пришло слишком поздно. Поздно было и пускать в ход пистолет. Поздно  на-
жимать спусковой крючок.
  Ибо американец уже действовал. Полковник даже не почувствовал, как мо-
щная рука отшвырнула его пистолет и как тисками зажала ему запястье.
  - Где Чиун?
  - Не скажу,- прохрипел Дитко. Римо сжал пальцы. Рука Дитко  побагрове-
ла, а кончики пальцев раздулись, как маленькие воздушные  шарики.  Потом
кожа лопнула и брызнула кровь.
  Полковник Дитко закричал. Он выкрикнул одно слово. И это слово было  -
"Внутри!"
  - Благодарю,- сказал Римо Уильямс и ребром ладони ударил полковника по
кадыку.
  Перешагнув через труп, Римо взялся за ручку двери.

  Генеральный секретарь ЦК КПСС пытался связаться по телефону  с  Вашин-
гтоном. Ему мешала телефонистка, которая повторяла, что в стране кризис.
И что его советники отчаянно рвутся переговорить с ним. Не сочтет ли  он
возможным ответить на  звонки,  пока  в  стране  еще  существует  прави-
тельство?
  - К черту!- поднял голос Генеральный секретарь.- Освободите линию. Мне
нужен Вашингтон!
  Он до боли сжал в руке трубку. Боль стала невыносимой - что  было  до-
вольно странно, ибо старик-кореец, известный как Мастер Синанджу,  всего
лишь коснулся длинным ногтем мочки его правого уха. Почему же тогда боль
пронизала все тело, как миллион раскаленных иголок?
  Наконец, слава Богу,  в  трубке  зазвучал  знакомый  голос  президента
Соединенных Штатов.
  - Скажите ему, что пленки уничтожены!- зашипел прямо в ухо Мастер  Си-
нанджу.
  - Пленки уничтожены!- прокричал Генсек.
  - Что?- переспросил президент.- Не надо так кричать.
  - А теперь скажите, что вы расторгли контракт с Мастером Синанджу.
  - Мы расторгли контракт с Мастером Синанджу!
  - И что отныне Мастер Синанджу не работает ни на кого, включая  Амери-
ку.
  - Отныне Мастер Синанджу не работает ни на кого, включая Америку,- вы-
дохнул Генеральный секретарь. От боли в глазах у  него  помутилось.  Ему
казалось, он сейчас умрет. Это было бы избавлением.
  - Вам конец,- подсказал Чиун.
  - Мне конец!- послушно повторил Генеральный секретарь и повесил  труб-
ку. Со лба его струился пот, как вода из поломанного питьевого фонтанчи-
ка.
  Римо Уильямс ворвался в кабинет Генерального секретаря и замер.
  - Чиун!- воскликнул он.
  Чиун стоял над русским лидером, удерживая его в кресле легким касанием
изящного ногтя. Мастер Синанджу больше не выглядел старым и немощным.  В
его карих глазах светилась жизнь. И удивление, вызванное внезапным появ-
лением Римо.
  - Римо,- проскрипел он.- Что ты тут делаешь?
  - Тебя спасаю.
  - Меня не надо спасать. А кто охраняет золото моего селения?
  - Смит.
  - Тьфу!- сплюнул Чиун.- Тогда надо поспешить домой.
  - А как твой контракт с русскими?
  - Этот русский кретин не удосужился прочитать текст. Контракты  Синан-
джу нельзя переуступать никому. Статья пятьдесят шестая,  пункт  четыре.
После неудачного опыта Мастера Типи такой пункт фигурировал во всех кон-
трактах Синанджу. Если бы ты взял на себя труд прочесть оставленный мною
свиток, ты бы тоже это знал.
  - То есть ты все равно бы вернулся?
  - Разумеется.
  Римо был озадачен.
  - Ничего не понимаю.
  - А, вот еще.- Чиун через комнату бросил Римо два  бесформенных  комка
черной пластмассы.- Это кассеты, которыми русские пытались шантажировать
Смита.
  - Они больше ни на что не годны. Но этому все известно,-  кивнул  Римо
на Генерального секретаря.
  - Он милостиво согласился принять в дар амнезию, которая входит в чис-
ло оказываемых Синанджу услуг,- ответил Чиун, неожиданно отводя свой но-
готь. Генеральный секретарь встрепенулся.
  - Теперь нам остается только выбраться отсюда живыми,- заметил Римо.
  Чиун фыркнул.
  - Мастерам Синанджу никогда не составляло  труда  пересечение  границ.
Все государства будут счастливы предоставить нам дипломатический иммуни-
тет.
  Римо повернулся к советскому лидеру.
  - У вас, надеюсь, не возникнет с этим проблем?
  Конечно, никаких затруднений не предвиделось. Генсек был счастлив пре-
доставить им свой личный самолет для полета в Пхеньян - если только  ему
освободят наконец эту треклятую государственную телефонную линию.


ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

  Во время полета в Пхеньян Мастер Синанджу с учеником сидели по  разные
стороны салона. В столице Северной Кореи их встречали представители пра-
вительства Великого Вождя Ким Ир Сена, которые  немедленно  организовали
им перелет на вертолете прямиком в Синанджу.
  Во время короткого пути Римо решился нарушить напряженное молчание.
  - Быстро ты оправился,- сказал он.
  - Что тебя удивляет?- ответил Чиун.- Ведь я - Мастер Синанджу.
  - Да ты вроде говорил, что умираешь.
  - Ничего подобного! Это говорили твои американские  доктора.  Что  они
понимают?
  - Минутку,- обличающим тоном прервал его Римо.- Ты  сам  говорил  мне,
что скоро умрешь.
  - Никогда! Я только обратил твое внимание на  то  обстоятельство,  что
дни мои на исходе. Так оно и есть. У меня осталось ровно  столько  дней,
сколько есть, то есть значительно меньше, чем уже было.
  - И сколько это может быть дней?- недоверчиво произнес Римо.
  - Кто это знает? Двадцать, а может, тридцать. Лет.
  - Лет?
  Чиун поджал губы.
  - А в чем дело? Ты что, разочарован? Тебе так не терпится стать правя-
щим Мастером Синанджу, что ты ждешь не дождешься, когда меня  положат  в
холодную могилу?
  - Мне казалось, что я и есть правящий Мастер Синанджу.
  Чиун был шокирован.
  - Без церемонии посвящения? Ты рехнулся? Ты что, не знаешь, что  такие
вещи делаются по всем правилам?
  - Ах да, я забылся.
  - Ты таким родился на свет,- припечатал Чиун.-Смотри! Вон  внизу  наше
селение! А Смит нас встречает.
  Вертолет опустился на площадь, вздымая столбы пыли. Римо с Чиуном  вы-
садились, и машина тотчас взмыла в небо.
  К ним уже семенил Смит. Он по-прежнему сжимал свой чемоданчик. Спереди
его пиджак был скреплен костяными булавками.
  - Римо! Мастер Чиун!
  - Приветствую, Смит,- ответил Мастер Синанджу.- В селении все в поряд-
ке?
  - Да, конечно.
  - Все, Смит. Все позади,- сказал Римо.- Русские отвязались от нас!
  - Правда? Вот здорово! Просто счастье для Америки!
  - А я остаюсь здесь. И буду следующим Мастером Синанджу.
  - Не торопись, Римо,- предостерег Чиун и  нарочито  небрежно  протянул
Смиту свиток с контрактом, который ему удалось выручить  у  Генерального
секретаря ЦК КПСС.
  - Мастером Синанджу?- рассеянно повторил Смит.
  - Статья пятьдесят шесть,  пункт  четвертый,-  подсказал  Чиун.-  Если
клиент вздумает перепродать контракт другому императору, то таковой кон-
тракт немедленно аннулируется. Синанджу не продается!  Продаются  только
его услуги. Можете оставить этот документ себе на будущее -  на  случай,
если лет через двести-триста какой-нибудь американский  император  решит
воспользоваться услугами Синанджу. Чтобы он, по крайней мере,  знал  все
условия.
  - По-моему, Смитти, вы теперь можете возвращаться домой,- заметил  Ри-
мо.
  - Но для всех я уже умер.
  - Да уж, вы теперь знаете, как это бывает.
  - Вы отлично понимаете, что я не могу ехать домой. Русские,  может,  и
оставили нас в покое, но КЮРЕ больше не существует. Следовательно, и ме-
ня тоже нет.
  - Ну, как хотите,- сказал Римо.
  - Могу я попросить вас об услуге?- неуверенно произнес Смит.
  - Какой же?
  - У меня была только одна капсула с ядом. Не могли бы вы...
  - Что? Вы хотите, чтобы я вас убил?
  - Ну, пожалуйста, Римо. Это мой долг!
  - Только не я! С сегодняшнего дня я в отставке.
  Смит разочарованно повернулся к Чиуну.
  - Уважаемый Мастер Синанджу, могу я попросить вас оказать мне  послед-
нюю услугу?
  - Да,- бодро отозвался Чиун.
  - Я не должен оставаться жить.
  - Вот незадача,- ответил Чиун.
  - Как думаете, могли бы вы меня умертвить? Так, чтобы не очень больно?
  Мастер Синанджу нахмурился.
  - Сколько у вас с собой денег?- поразмыслив, спросил он.
  - Денег?- Смит опешил.
  - Ну да, конечно. Вы нам больше не клиент, значит,  за  услуги  должны
платить.
  Смит достал бумажник и пересчитал содержимое.
  - У меня больше шести тысяч долларов в дорожных чеках.
  - Никаких чеков,- отрезал Чиун.
  - Но они гарантированы!
  Старик упрямо помотал головой.
  - Еще у меня здесь около тридцати семи долларов. Американских.
  - Еще хуже. А золота нет?
  - Откуда же?
  - И серебра?
  - Всего несколько монет,- и Смит высыпал  Чиуну  в  ладонь  содержимое
своего кошелька.
  Чиун внимательно рассмотрел монеты и с негодованием швырнул их на зем-
лю.
  - Это не чистое серебро. Никуда не годится! Придете, когда у вас будет
золото,- подытожил Мастер Синанджу и скрестил руки на груди.
  Смит опять повернулся к Римо.
  - Римо, я прошу вас!
  И в этот момент в чемоданчике у Смита зазвонил телефон. Смит помертвел.
  - Что? Этого не может быть! Входящие звонки поступают через "Фолкрофт".
А компьютеры я отключил.
  - Сюрприз?- предположил Римо.
  Телефон продолжал звонить.
  Смит отпер чемоданчик и, неловко держа его на весу, стал нажимать кла-
виши. Из Сен-Мартина ответа не было. Тамошний вычислительный центр опре-
деленно мертв. Но когда он набрал позывные  "Фолкрофта",  то  загорелась
надпись: "НАБЕРИТЕ ПАРОЛЬ". Смит от изумления чуть не выронил чемоданчик.
  - Почему вы не снимаете трубку, Смитти?- поинтересовался Римо.
  Смит последовал совету.
  - Да, господин президент,- прохрипел он. И после паузы сказал:  -  Да,
господин президент. Насколько я понимаю, русские оставили нас  в  покое.
Кризис преодолен. Что? Возобновить деятельность организации? Да, это во-
зможно. Главный вычислительный центр функционирует. По непонятной причи-
не,- добавил он про себя.- Римо?- внезапно переспросил Смит. Римо нахму-
рился и выразительно провел ребром ладони по горлу. Смит напрягся.-  Мне
очень жаль, господин президент, но ваш звонок немного запоздал. Я вынуж-
ден вас информировать, что Римо Уильямса с нами больше нет.  Так  точно,
сэр. Я лично проследил за всеми формальностями. Да, это весьма  прискор-
бно. Весьма. Кроме того, передавая контракт с Чиуном Советам, мы  допус-
тили серьезное нарушение. Чиун тоже больше не будет работать на нас. Это
целиком моя вина. Я совершенно упустил из виду  этот  пункт  соглашения.
Нет, сомневаюсь, что Мастер Синанджу согласится подготовить для нас  еще
кого-то - после того, что случилось с Римо.
  Римо смотрел, как на востоке из-за горных хребтов осторожно пробивают-
ся первые лучи зари. Он стал насвистывать  веселый  мотивчик  из  фильма
"Рожденная свободной".
  - Слушаюсь, господин президент,- продолжал Смит, заткнув пальцем  дру-
гое ухо, чтобы не слышать свиста.-  Немедленно  возвращаюсь.  Мы  сможем
продолжать работу и без них.
  Доктор Харолд У. Смит повесил трубку и закрыл чемоданчик. Потом  шумно
прокашлялся.
  - Спасибо, Смитти,- просто сказал Римо.
  - Не могу понять, что произошло,- недоумевал Смит.- Код для  уничтоже-
ния файлов был абсолютно надежен. Ошибки быть не могло!
  - Но все рассосалось, так что спите спокойно.
  - Конечно, конечно. Вы правы,- согласился Смит и  протянул  руку.-  Вы
уверены, что не хотите больше работать?
  Римо сердечно ответил на рукопожатие.
  - Когда мы сюда приехали, я не был уверен. Но сейчас - да. Чиун оказа-
лся прав. Прав во всем. Мое место здесь. Здесь мой народ, моя  семья.  Я
принадлежу к Синанджу. В Штатах меня больше ничто не держит.
  - А как же поиски ваших родителей? Теперь нет причин не повести их бо-
лее активно.
  - Знаете, Смитти, занятная штука: теперь это не кажется мне существен-
ным. Раньше я хотел знать, кто я и откуда. Теперь я знаю, кто я, и  меня
это больше не волнует.
  - Понимаю,- ответил Смит.
  - Вот что я вам скажу, Смитти: продолжайте поиски. Только  не  звоните
мне. Я сам позвоню.
  - Если вы собираетесь перейти на вольные хлеба, недалек тот день, ког-
да мы окажемся по разные стороны баррикад,- заметил Смит, убирая руку.
  Римо покачал головой.
  - У Синанджу больше золота, чем у многих стран. Им не  нужен  ассасин.
Им нужен советник по инвестициям. В этом я смогу им помочь.
  - Вы меня успокоили,- признался Смит.- Значит, так и будет.
  - Может быть, это  еще  не  навсегда,-  сказал  Римо.-  Если  случится
действительно что-то серьезное и мы с Чиуном окажемся вам нужны,-  клик-
ните нас. Кто знает? А может, в один прекрасный день я подготовлю  кого-
нибудь себе на смену.
  - После стольких лет нелегко расставаться,- вымученным голосом  произ-
нес Смит.
  - Понимаю. Но такова жизнь, приятель.
  Римо улыбнулся.
  Смит зашагал по прибрежной дороге в сторону поджидавшего его надувного
плота, который должен был доставить его на "Дартер". Римо с холма  смот-
рел ему вслед и не чувствовал ни малейшего сожаления. Наконец все  поза-
ди. Он свободен!
  Молча подошел Чиун. Из черной мантии смерти он переоделся в  ярко-жел-
тое кимоно. Чиун заметил, что Римо снял водолазку, и коснулся его горла.
  - Я вижу, синяк прошел.
  - А? Ах да. Знаешь, когда я искал тебя в Кремле, во мне опять заговорил
тот же голос. Но я оставался самим собой. Что бы это могло значить?
  - То же самое, что и исчезнувший синяк.
  - То есть?
  - Шива ослабил свою хватку.  Я  так  и  предполагал.  Тебе  надо  было
приехать сюда и почувствовать себя одним из Синанджу,  чтобы  преодолеть
зов Шивы. Я, как всегда, оказался прав. Ты принадлежишь к Синанджу,  Ри-
мо.
  - Шива,- медленно произнес Римо.- Ведь это все началось  на  пожаре  в
Детройте, да?
  - Что - "это все"?- невинно переспросил Чиун.
  - Когда я отключился и стал Шивой. Я этого по-прежнему не помню, но ты
был потрясен. Ты испугался, что Шива завладеет мною и  тогда  я  оставлю
тебя без наследника. Подожди-ка, подожди...
  - Ну?- вкрадчиво сказал Чиун, глядя, как уплывает вдаль плот Смита.
  - Да ты случайно не разыграл этот спектакль, чтобы затащить  меня  сю-
да?- начал догадываться Римо.
  - Хватит болтать, Римо. Мы переживаем торжественный момент. Мы наконец
освободились от Безумца Харолда.
  - Не уверен, что мне этого хочется. И перестань увиливать! Кажется,  я
понял: ты решил, что если притащишь меня сюда и каким-либо образом  при-
вяжешь к этой деревне, то я останусь с Синанджу и не пойду за Шивой?
  - Это просто смешно,- усмехнулся Чиун.- Меня очень мало волнует, что и
как с тобой происходит.
  - Да,- продолжал Римо.- Ты все подстроил! Специально замедлил  сердеч-
ный ритм и снизил давление. Остальное было  обыкновенным  спектаклем.  В
этом ты хорошо разбираешься, недаром без конца смотришь мыльные оперы!
  - Ерунда!- рассердился Чиун.- Правда состоит в том, что  ты  настолько
неуклюж и некрасив, что жители селения ни за что не воспримут  тебя  как
нового Мастера Синанджу. Из-за того, что ты белый,  как  бледный  лоскут
свиного уха, я даже умереть не могу спокойно!
  - Ты, Чиун, мошенник. Это все было разыграно с  единственной  целью  -
заставить меня вернуться сюда и увлечься Синанджу настолько,  чтобы  сам
Шива оказался надо мной не властен.
  - Есть вещи похуже,- объявил Чиун и махнул в сторону дороги.
  Римо повернулся и увидел Ма Ли. Она тоже его заметила и побежала. Лицо
ее, свободное от вуали, излучало радость.
  - Кажется, я на ней женюсь,- сказал Римо.- Плевать на приданое.
  - Она такая же некрасивая, как ты, но сердце у нее  доброе,-  смирился
наконец Чиун.- Я не говорил тебе, что раз Смит нарушил наше  соглашение,
то последний гонорар подлежит возврату? Я забыл ему об этом  сказать,  а
теперь уже слишком поздно. Не звать же его назад!  В  хрониках  подобных
случаев не описано. Даже и не знаю, как поступить.
  - Не волнуйся, что-нибудь придумаешь,- сказал Римо.
  Чиун щелкнул пальцами.
  - Конечно. Я не собираюсь выкидывать в море отличные слитки  первосор-
тного золота только потому, что оно не принадлежит  мне!  Я  сделаю  вот
что: пусть это будет приданым Ма Ли. Только никому в селении не  говори!
Им всем захочется получить кусочек, а сокровища Синанджу -  это  вам  не
банк.- Он сделал жест в сторону девушки. Та была уже совсем близко.- Иди
к ней,- сказал Чиун.- Я же, как и подобает отцу жениха, займусь пригото-
влениями к свадьбе.
  Римо повернулся к Мастеру Синанджу и отвесил низкий поклон.
  - Ты неисправимый старый обманщик!
  - А ты - будущий Мастер Синанджу, в чьи руки я когда-нибудь вручу  мое
селение и мое доброе имя,- ответил Чиун и тоже поклонился, чтобы Римо не
заметил довольную улыбку на его испещренном морщинами лице.
  И тогда Римо бросился бегом навстречу своей невесте, чтобы обнять  ее,
а над черными скалами Синанджу воссиял новый рассвет, ярче которого  се-
ление не видело за всю свою историю.



   Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
   Гены - убийцы

У==========================================ё
|        Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР        |
|             "ГЕHЫ - УБИЙЦЫ"              |
|           Перевод А. Кабалкина           |
|              Цикл "Дестроер"             |
+------------------------------------------+
|      Warren Murphy, Richard Sapir        |
| "Killer chromosomes" (1978) ("Destroyer")|
+------------------------------------------+
|  Город под властью оборотней!  Коварству,|
|силе и ловкости полуженщин-полутигров,поя-|
|вившихся в результате эксперимента с  ДHК,|
|не в силах противиться никто. В борьбу  со|
|звериными  инстинктами  и  чарами   хищниц|
|вступают Римо Уильямс и Чиун...           |
+------------------------------------------+
|           by Fantasy OCR Lab             |
Т==========================================ѕ



ГЛАВА ПЕРВАЯ

  Люди боялись.
  Предмет боязни был так мал, что его нельзя было разглядеть невооружен-
ным глазом. Пока он еще никому не причинил вреда. Далекие от науки  люди
не знали точно, что это будет за вред.
  Однако две сотни семей из Большого Бостона, включая неблизкий  Даксбе-
ри, и даже из южных графств Нью-Гэмпшира столпились в этот летний  день,
невзирая на дождь, на грязном цементном дворе перед Бостонской  биологи-
ческой аспирантурой, чтобы протестовать против его изготовления.
  - Это не "изготовление",- объяснял один из ученых.-  Его  можно  изме-
нять, но не изготовлять заново. Это никому не под силу.
  - Неважно!- кричала женщина.- Остановите их!
  Она знала, что в Бостонской биологической аспирантуре занимаются  чем-
то дурным. Там делают чудовищ, с которыми никто не  может  сладить.  Там
фабрика ужасов, вроде неизлечимых болезней или мутантов,  которые  заби-
раются к вам в спальню, хватают вас волосатыми ручищами, слюнявят с  го-
ловы до пят, а то и выкидывают что похлеще, вплоть  до  изнасилования  В
итоге этот кошмар заводится в вашем собственном теле.
  Это похоже на дьявола, совокуплявшегося с Миа Фарроу в фильме "Ребенок
Розмари", только здесь все это может произойти на самом деле. Эти  штуч-
ки, способные на такие страшные вещи, настолько малы, что могут  проник-
нуть в ваши организм так, что вы этого и не заметите. Прямо через  кожу!
На вас и пятнышка не появится, но вы - верный труп.
  А ваших детей ждут еще худшие страдания. Женщине понравилось выступле-
ние одного оратора вечером накануне демонстрации.
  "Я не намерен стращать вас разными ужасами. Я  не  стану  выволакивать
вам на обозрение какого-нибудь людоеда. Не буду вас запугивать рассказа-
ми об ученом-безумце, который заходится сатанинским смехом  над  колбой,
содержимого которой достаточно, чтобы спалить вас всех в адском пламени.
Я просто познакомлю вас с научным фактом: жизнь, в том виде,  в  котором
она вам известна, возможно, окончилась. Возможно, все вы родились  слиш-
ком поздно. Нам не просто грозит гибель, мы уже обречены".
  Вот и все. Рациональное объяснение научного факта: любой в здравом уме
должен согласиться, что всякой жизни вот-вот настанет конец.
  Телеоператоры 4-го, 5-го и 7-го каналов  целились  камерами  с  крыши,
толстые черные кабели исчезали в окне третьего этажа. Там и засели злов-
редные ученые, выдумывающие все эти ужасы и еще пытающиеся доказать, что
они вполне безобидны.
  Безобидны, держи карман шире! О какой "безобидности" может идти  речь,
если все люди обречены на гибель? По крайней мере, на рождении детей это
не может не отразиться. Ведь они колдуют над тем же самым, что требуется
для появления детей.
  В кузов небольшого грузовичка забрался очередной оратор.  Он  оказался
врачом, обеспокоенным врачом.
  - На сегодня у них намечен эксперимент,- заговорил он.- Они собираются
сунуть свои пробирки под нос новоиспеченным экспертам из  газеты  или  с
телевидения, чтобы показать, что их занятия вполне безвредны. Только они
не безвредны! И мы собрались здесь, чтобы прокричать всему миру, что они
не безвредны. Нельзя безнаказанно покушаться на силы, управляющие  самой
жизнью! Вы позволили им сварганить атомную бомбу и теперь живете на гра-
ни ядерной катастрофы. Но атомная бомба - детская забава по сравнению  с
этим, потому что взрыв атомной бомбы ни от кого не утаить. А эта чертов-
щина, возможно, уже взорвалась, и об этом никто не будет знать, если  мы
не откроем людям глаза.
  Оратор сделал паузу. Миссис Уолтерс обожала ораторов,  выступающих  на
митингах. Она держала на руках свою пухлую дочку Этель,  которая  успела
обмочить трусики. Девочке уже исполнилось  четыре  года,  но  в  моменты
сильных переживаний с ней до сих  пор  происходили  такие  неприятности.
Всем мамашам было велено захватить на митинг детей, хорошенько их  отмыв
и приодев, чтобы продемонстрировать миру, что  конкретно  надлежит  спа-
сать: детей, будущее, завтрашний день. Вот именно: они просто отстаивают
спокойное завтра!
  От этой мысли у миссис Уолтерс увлажнились глаза. Она чувствовала вла-
гу не только на лице. Она поудобнее взяла свою Этель,  которая  радостно
улыбалась в телекамеру. В камеру не попали капли, стекавшие  с  материн-
ских рук. Миссис Уолтерс старалась предстать перед телезрителями  образ-
цовой любящей мамашей, одновременно пытаясь не прижимать Этель к  своему
новому ситцевому платью, чтобы не загубить его окончательно.
  Оператор с камерой подошел ближе. Молодой человек с великолепно уложе-
нными волосами, в безукоризненном костюме сунул микрофон в лицо  девочке
и спросил роскошным баритоном:
  - А ты зачем здесь, маленькая?
  - Чтобы остановить плохих людей,- ответила Этель.
  Голубые ленточки и аккуратные косички весело запрыгали. Этель  улыбну-
лась, демонстрируя ямочки на щеках.
  - А вы?- спросил молодой ведущий у матери.
  - Я миссис Уолтерс. Миссис Гарри Уолтерс из Хейверхилла,  Массачусетс.
Я приехала, чтобы протестовать против того, что здесь происходит. Я хочу
спасти завтрашний день, как говорил последний оратор.
  - Спасти от чего?
  - От страшной участи,- ответила миссис Уолтерс.
  Этель потянулась к микрофону. Миссис Уолтерс поправила свою тяжелую  и
мокрую ношу.
  - Доктор Шийла Файнберг, проводящая сегодня эксперименты,  утверждает,
что большинство из вас вообще не понимает, чем она занимается.
  - Как действует атомная бомба, я тоже не понимаю, как  и  того,  зачем
она вообще понадобилась.
  - Тогда мы воевали,- объяснил ведущий.
  - Аморальная война! Нечего нам было соваться во Вьетнам.
  - Это была война против Германии и Японии.
  - Вот, видите, какое безумие!- воодушевилась миссис Уолтерс.- Они наши
преданные друзья. Зачем применять атомную бомбу против друзей? Нам  была
ни к чему бомба, а теперь нам ни к чему чудища доктора Файнберг.
  - Какие чудища?
  - Самые гадкие,- ответила миссис Уолтерс тоном оскорбленной добродете-
ли.- Те, которых не видишь и о которых ничего не знаешь.
  Ведущий повторил перед камерой ее фамилию и, минуя толчею, стал бочком
пробираться к подъезду для прессы, прикидывая, как бы смонтировать кадры
с толпой, чтобы осталось не более двадцати секунд. Его телестанция дава-
ла репортажи о бостонских закоулках, и претендующий на юмор ведущий,  на
самом деле напрочь лишенный чувства юмора, проводил  специальный  летний
конкурс, на который ежевечерне отводилось по пять минут эфирного  време-
ни. Телестанция напоминала "Титаник", идущий  ко  дну  с  наяривающим  в
кают-компании оркестром. Одна нью-йоркская фирма снабдила станцию  лихой
музыкальной заставкой, а станция обеспечивала бесперебойное  поступление
идиотских репортажей на какие угодно темы.
  Доктор Шийла Файнберг была занята с корреспондентами конкурирующей те-
лестанции. Ведущий стал ждать конца интервью. Неожиданно ему  захотелось
вступиться за эту женщину, пусть и ученую. Ожидая в свете юпитеров  оче-
редного вопроса, она выглядела очень нелепо, совсем как невзрачная  ста-
рательная ученица, которой непременно достанется муж-тряпка, а может, не
достанется и такого.
  Доктору Файнберг было тридцать восемь лет. У нее был  крупный  мужской
нос и изможденное лицо с выражением отчаяния, как у загнанного бухгалте-
ра, который потерял учетные книги и теперь неминуемо лишится клиента.
  На ней была свободная белая блузка с рюшками, призванными  скрыть  от-
сутствие груди; зато она обладала тонкой талией и широкими бедрами,  об-
тянутыми темно-синей фланелевой юбкой. Туфли она носила простые, черные,
на низком каблуке. Брошка с камеей свидетельствовала о том,  что  она  -
женщина, имеющая право на украшение, однако выглядела так же  неуместно,
как и ее новая стрижка. Стрижка была короткая,  с  оттенком  нахальства,
вошедшая в моду благодаря известной фигуристке. Однако если фигуристке с
ее кокетливой мордашкой она вполне шла, то на голове у доктора  Файнберг
смотрелась, как рождественская елка на танковой башне, и вместо  радости
навевала грусть.
  Ведущий ласково попросил ее объяснить суть опытов.  Предварительно  он
посоветовал ей не кусать перед камерой ногти.
  - Мы занимаемся здесь,- заговорила доктор Файнберг с деланной сдержан-
ностью, отчего вены у нее на шее вздулись так, что стали похожи на  спу-
щенные воздушные шары, на которые наступили и тем  продлили  их  жизнь,-
изучением хромосом. Хромосомы, гены, ДНК - все  это  элементы  процесса,
определяющего свойства живого организма. Благодаря им одно семечко  ста-
новится петунией, а другое превращается в Наполеона. Или в Иисуса  Хрис-
та. Мы имеем дело с механизмом кодирования -  явлением,  из-за  которого
организмы становятся тем, что они есть.
  - Ваши критики настаивают, что вы способны создать чудовище или  неиз-
вестную болезнь, которая, вырвавшись из  лаборатории,  может  уничтожить
человечество.
  Доктор Файнберг печально улыбнулась и покачала головой.
  - Я называю это "синдромом Франкенштейна",- сказала она.- Это  в  кино
сумасшедший ученый берет мозги преступника, рассовывает их  по  останкам
разных людей и с помощью молнии превращает все это  в  нечто  еще  более
странное, чем человек. Если действовать таким образом, то все, чего мож-
но добиться,- это невыносимого зловония. Сомневаюсь,  чтобы  можно  было
вдохнуть жизнь хотя бы в один процент тканей, еще меньший процент  можно
заставить функционировать и того меньше - превзойти среднего человека.
  - Тогда откуда же у людей такое мнение?- спросил ведущий.
  - Из газет и телевидения. Им врут, будто человек, попавший  в  аварию,
может благодаря какому-то механическому  или   электронному   колдовству
стать сильнее и хитроумнее, чем все прочие. Но это неверно!  Если  бы  я
попыталась вшить вам в плечо био-руку, то у вас остались бы шрамы на де-
сять лет. Она была бы сверхчувствительной, а если бы благодаря каким-ни-
будь механическим ухищрениям ее сделали бы сильнее обыкновенной  челове-
ческой руки, то вы бы первый зареклись ею пользоваться, так она вас  за-
мучала бы. То есть все это - болтовня. Наша задача  состоит  не  в  том,
чтобы держать под контролем какое-то чудище, а в том,  чтобы  поддержать
жизнедеятельность очень хрупкого вещества. Именно это я и собираюсь  се-
годня продемонстрировать.
  - Как?
  - Выпив его.
  - Это не опасно?
  - Опасно,- сказала доктор Файнберг.- Для этого вещества. Если  оно  не
погибнет просто потому, что окажется на открытом воздухе, то  моя  слюна
наверняка его убьет. Поймите, речь идет о самой низшей из всех бактерий.
На нее мы навешиваем хромосомы и гены,  принадлежащие  другим  жизненным
формам. Уйдут годы, многие годы, помноженные на талант и везение,  чтобы
понять генетическую природу рака, гемофилии, диабета. Возможно,  удастся
создать недорогие вакцины и спасти людей, сегодня обреченных на  смерть.
Мы сумеем вывести растения, улавливающие  азот  из  воздуха  и  не  нуж-
дающиеся в дорогостоящих удобрениях. Но на это потребуются многие  годы.
Вот почему все эти протесты  вызывают  только  смех.  Сегодня  нам  едва
удается сохранить жизнь этих организмов. Почти вся наша сложнейшая аппа-
ратура служит одному: поддержанию нужной температуры, нужной  кислотнос-
ти. Собравшиеся там беспокоятся, как бы наши питомцы не покорили мир,  а
наша забота - не дать им погибнуть.
  Прошло два часа, прежде чем началась демонстрация опыта. Сперва проте-
стующим понадобилось занять выгодные  для  телесъемки  места.  Матери  с
детьми на руках выдвинулись на первый фланг, под око камер.  В  объектив
любой камеры, нацеленной на  место  эксперимента,  обязательно  попадали
детские лица.
  Взорам предстал водруженный на черный стол длинный резервуар,  похожий
на аквариум, наполненный чем-то прозрачным. В  жидкость  была  погружена
дюжина закупоренных пробирок.
  Доктор Файнберг попросила присутствующих не курить.
  - Если это безопасно, зачем было запускать вашу дрянь в аквариум с во-
дой?
  - Во-первых, в резервуаре не вода. Вода слишком быстро передает темпе-
ратурные колебания. Это - желатиновый раствор, действующий как изолятор.
Организмы очень нестойкие.
  "Нестойкие"! Еще рванет!- выкрикнул лысый мужчина с бородой и с бусин-
кой братской любви на золотой цепочке.
  - Нестойкие в том смысле, что могут  погибнуть,-  терпеливо  объяснила
доктор Файнберг
  - Лгунья!- крикнула миссис Уолтерс.
  К этому времени ее дочь Этель  окончательно  промокла.  Очаровательные
ямочки на щечках сочетались со зловонием, которое стало невыносимым даже
для любящей матери. Впрочем, сама Этель по привычке не обращала на  свой
конфуз никакого внимания.
  - Нет, вы не поняли. Вещество действительно очень  чувствительное.  Мы
еще не добились требуемой  комбинации,  пытаясь  получить  нечто  неося-
заемое.
  - Покушение на семя жизни!- крикнул кто-то.
  - Нет, нет! Послушайте же! Знаете ли вы, почему, сколько бы вы ни ста-
рели, ваш нос остается вашим носом, ваши глаза - вашими глазами?  И  это
при том, что каждые семь лет полностью обновляются все клетки?
  - Потому, что вы не успели за них взяться!- ответил мужской голос.
  - Нет.- Доктор Файнберг дрожала от обиды.- Это происходит потому,  что
в вашем организме существует кодовая система, делающая вас именно  вами.
А мы, бостонские биологи, пытаемся нащупать к этому коду ключ, чтобы та-
кие страшные вещи, как рак, больше не воспроизводились. В этих пробирках
находятся гены различных животных, обработанные так  называемыми  "отпи-
рающими" элементами. Мы надеемся добиться таких изменений, которые помо-
гут нам понять, почему что-то происходит именно так, а не иначе, и внес-
ти какие-то улучшения. Если хотите, мы пытаемся добыть ключ, который от-
пирал бы запертые двери между хромосомными системами.
  - Проклятая лгунья!- завопил кто-то, и все демонстранты принялись ска-
ндировать: "Лгунья, лгунья!"
  Наконец кто-то потребовал, чтобы доктор Файнберг "дотронулась до смер-
тельной жидкости голыми руками".
  - Сколько угодно!- с отвращением сказала она и сунула  руку  в  резер-
вуар.
  Какая-то женщина взвизгнула, все матери загородили своих детей,  кроме
миссис Уолтерс, позволившей Этель таращиться сколько влезет, лишь бы  не
усиливалась вонь.
  Рука доктора Файнберг, покрытая чем-то прозрачным и  липким,  извлекла
из резервуара пробирку.
  - Для тех из вас, кто любит ужасы, сообщаю: в этой пробирке  находятся
гены тигра-людоеда, обработанные "отпирающим" веществом. Тигр-людоед!
  Аудитория ахнула. Доктор Файнберг печально покачала  головой  и  нашла
глазами показавшегося ей дружелюбным телеведущего. Тот улыбнулся ей. Он-
-то все понял: гены тигра-людоеда ничуть не страшнее генов мыши. И те, и
другие вряд ли живы.
  Доктор Файнберг выпила жидкость из пробирки и скорчила гримасу.
  - Кто-нибудь желает выбрать пробирку для себя?- спросила она.
  - Это не настоящие хромосомы-убийцы!- рявкнул чей-то голос.
  Это переполнило чашу терпения.
  - Невежественные глупцы!- в отчаянии простонала доктор Файнберг.-  Ни-
чего вы не поймете!
  Она со злостью запустила руку в резервуар с  желатином,  схватила  еще
одну пробирку и выпила. Потом еще, еще... Она осушила все до одной  про-
бирки и теперь морщилась от противного вкуса во рту, словно  наглоталась
чужой слюны.
  - Вот вам! В кого я теперь  превращусь,  по-вашему,-  в  оборотня-вер-
вольфа? О, невежды!
  И тут ее пробрала дрожь, от которой встали дыбом волосы у нее на голо-
ве, и она мешком рухнула наземь.
  - Не трогайте ее! Еще заразитесь!- предупредила соратников мать Этель.
  - Болваны!- гаркнул ведущий  с  телестанции,  забыв  про  беспристрас-
тность, и вызвал "скорую".
  Когда потерявшую сознание доктора Файнберг унесли на носилках, один из
ее коллег принялся объяснять, что этот обморок - просто неудачное стече-
ние обстоятельств: он не сомневается, что проглоченный  ею  генетический
материал не может вызвать даже несварения желудка.  Причина  обморока  -
перевозбуждение.
  - Я хочу сказать, что генетический материал никак  не  мог  стать  его
причиной.
  Однако его никто не слушал. Один из предводителей демонстрантов запры-
гнул на лабораторный стол, на котором стоял резервуар.
  - Ничего не трогайте! Здесь все заражено!- Добившись тишины и  убедив-
шись, что все до одной камеры перестали шарить по взбудораженной толпе и
обращены на него, он воздел руки к небу и заговорил: - Нам говорили, что
здесь ничего не может случиться. Нам говорили, что никто не  пострадает.
Якобы гены, хромосомы и всякие там коды жизни, с  которыми  возятся  эти
нелюди, с трудом выживают. Что ж, по крайней мере на этот раз удар  при-
шелся по виноватому. Так давайте же положим этому конец, пока не постра-
дали невинные люди!
  Демонстранты, радуясь своей удаче, митинговали еще долго  после  того,
как разъехались операторы. Младенцы раскапризничались, и толпа  отрядила
гонца за детским питанием. Другой гонец отправился за гамбургерами и на-
питками для детей постарше. Всего было принято 14 резолюций,  касающихся
Бостонской биологической аспирантуры, все с порядковыми номерами.  Такое
количество резолюций обязательно должно было привести к несчастному слу-
чаю в лаборатории, как ни была она защищена от несчастных случаев.
  Девочка Этель уснула на мамином жакете в глубине лаборатории, лежа  на
животе и выставив на всеобщее обозрение мокрые трусики.
  Кто-то сообщил, что видел, как к ней кралась какая-то  фигура.  Кто-то
оглянулся на низкий рык, раздавшийся из выходящего во двор  окна.  Потом
праздношатающийся ребенок доложил, что доктор Файнберг возвратилась.
  - Леди, которая пила эту дрянь,- объяснил ребенок.
  - Нет, Боже, только не это!- раздался  голос  из  глубины  помещения.-
Нет, нет, нет!
  Миссис Уолтерс знала, что где-то там спит Этель. Она продралась сквозь
толпу, опрокидывая людей и стулья, ведомая древним, как пещеры,  инстин-
ктом. Она уже знала, что с ее дочерью произошло что-то плохое. Она  пос-
кользнулась, врезавшись в человека, только что издавшего крик ужаса, по-
пыталась встать и снова поскользнулась. Барахтаясь в чем-то маслянистом,
красном, она поняла, что жидкость не маслянистая, а скользкая,  что  это
кровь.
  Она все еще стояла на коленях, пытаясь подняться, когда увидела удиви-
тельно бледное личико Этель. Как ей удается так  мирно  спать  при  этом
гвалте? Потом женщина, поднявшая тревогу, сделала шаг в сторону, и  мис-
сис Уолтерс обнаружила, что у ее дочери нет живота,  словно  его  кто-то
выгрыз; вся кровь вытекла из маленького тела на пол.
  - Нет, нет, нет, нет!- взвыла миссис Уолтерс.
  Она хотела дотянуться до откинутой  головки  ребенка,  но  снова  пос-
кользнулась и растянулось на скользком полу.
  Машина "скорой помощи", которой полагалось доставить доктора  Файнберг
в больницу, была найдена на Сторроу-драйв врезавшейся в дерево. У  води-
теля было разодрано горло, санитар лепетал нечто мало вразумительное.
  Детективам удалось расшифровать его лепет: последним  пациентом  "ско-
рой" была доктор Файнберг. Она находилась в беспамятстве, однако в  раз-
битой машине ее не оказалось. Некто, убивший водителя, забрал ее  с  со-
бой. На переднем сиденье была кровь, сзади крови не было. Лоб  выжившего
украшала глубокая царапина.
  Судебно-медицинский эксперт предложил препроводить санитара обратно  в
зоологический сад: если у него сохранится страх перед зверями,  звери  в
конце концов до него доберутся.
  - Лучше ему наведаться туда завтра, иначе его потом не  затащишь  туда
никакими силами - так он будет бояться. Я знаю, что говорю: мне уже при-
ходилось заниматься ранами от клыков,- сказал врач.
  - Но он работает не в зоопарке,- возразил детектив.- Он -  санитар  со
"скорой помощи", его полоснули ножом. При чем тут зоопарк?
  - А при том, что на лбу у него след клыков. Нож такой раны не оставит.
Кожа сначала прокушена, а потом разодрана.
  Увидев труп девочки Этель, врач окончательно убедился, что  по  городу
разгуливает большая дикая кошка.
  - Взгляните на живот,- предложил он.
  - Что-то я не вижу живота,- сказал детектив.
  - Вот и я о том же. Большие кошки первым делом лакомятся животом - это
их излюбленное блюдо. Завалив теленка, они сразу принимаются за его брю-
хо. Это человек предпочитает бифштекс из огузка. Так что это, бесспорно,
большая дикая кошка. Если, разумеется, вам не известен маньяк, охотящий-
ся за человечьими внутренностями.
  На темном чердаке где-то на северной окраине  Бостона  Шийла  Файнберг
дрожала и изо всех сил цеплялась за балку. Она не хотела думать о забры-
згавшей ее крови, об ужасе чьей-то смерти и о том, что кровь  на  ней  -
чужая. Она не хотела даже открывать глаза. Ей  хотелось  умереть,  прямо
здесь, в темноте, и не думать о случившемся.
  Она не была религиозна и никогда не понимала языка, на котором молился
ее отец. Даже не понимая этих  молитв,  к  двенадцати  годам  она  успо-
коилась, уверовав в естественный порядок вещей и в то, что людям следует
соблюдать требования морали просто потому, что они справедливы, а  не  в
ожидании последующей награды.
  Поэтому она не умела молиться. Так обстояло дело вплоть до этой  ночи,
когда она стала умолять Бога - того, кто правит вселенной,- чтобы Он из-
бавил ее от этого кошмара.
  Ее колени и руки лежали на балке. Пол был внизу,  на  расстоянии  пяти
метров. На этой перекладине она чувствовала себя в большей безопасности,
почти неуязвимой. Ее зрение необыкновенно обострилось.
  Какое-то движение в углу. Мышь? Нет, слишком мелкое существо для мыши.
  Она слизала с рук кровь, и все ее тело охватила истома. В  груди  и  в
горле раздалось урчание.
  Она замурлыкала.
  Она снова была счастлива.


ГЛАВА ВТОРАЯ

  Его звали Римо. И сейчас какой-то  незнакомец  собирался  нанести  ему
удар. Римо наблюдал, что из этого выйдет.
  Много лет тому назад удары противника бывали стремительными, их требо-
валось отражать или блокировать, в противном случае чужой кулак  обруши-
вался на голову, причиняя боль.
  Теперь же это было почти что смешно.
  Нападавший был верзилой почти под два метра. Он обладал широкими  пле-
чами, мускулистыми руками, могучей грудной  клеткой  и  ногами,  напоми-
нающими колонны. На нем были замасленные штаны, клетчатая рубаха и  гру-
бые, подбитые гвоздями башмаки. Он вез на лесопилку в Орегоне срубленные
деревья и сейчас сообщал окружающим, что не намерен торчать у  придорож-
ной закусочной лишних двадцать минут, дожидаясь,  пока  какой-то  старый
кретин допишет какое-то там письмо. Придурку в черной майке предлагалось
убрать свою желтую машину подобру-поздорову, иначе... Нет?
  - Ну, тогда, хлюпик, я тебя размажу.
  Тут и был занесен кулак. Нападавший значительно превосходил Римо  рос-
том и весил фунтов на сто больше. Он неуклюже выпрямился и устремился на
Римо всем корпусом. Огромный волосатый кулак начал движение из-за  голо-
вы, набрав силу благодаря толчку ногами от земли.  В  ударе  участвовало
все тело. Из закусочной высыпали  посетители,  чтобы  полюбоваться,  как
хлюпик и его спутник-иностранец будут уничтожены Хоуком Хаббли, отправи-
вшим в больницу больше людей, чем насчитывается звеньев на мотопиле.
  В ожидании удара Римо взвешивал свои возможности. В  происходившем  не
было никакого чуда. Некоторые талантливые игроки в бейсбол умеют разгля-
деть шов на пролетающем мимо мячике. Баскетболисты выполняют броски  из-
под корзины, стоя к ней спиной. Лыжники на слух улавливают, какова плот-
ность снега, еще не прокатившись по нему.
  Все эти люди пользуются естественными талантами, случайно  получившими
скромное развитие. Что до Римо, то его умение стало  плодом  неустанного
труда в строгом соответствии с кладезью мудрости, копившейся три  тысячи
лет. Поэтому там, где средний человек с неразвитым вниманием видит всего
лишь стремительный рывок, Римо наблюдал движение костяшек пальцев и все-
го тела, причем не как в замедленном кино, а почти как в серии стоп-кад-
ров.
  Вот вздумавший ему угрожать здоровенный Хоук Хаббли, вот толпа, сбежа-
вшаяся поглазеть, как от Римо останется мокрое место, вот долгий, медле-
нный удар...
  На заднем сиденье желтой "тойоты" Чиун, Мастер Синанджу,  с  морщинис-
тым, как древний пергамент, лицом и пучками седых  волос  вокруг  голого
черепа склонился над блокнотом, вооружившись длинным гусиным  пером.  Он
слагал великую сагу о любви и красоте.
  Чиун научил Римо всему и теперь имел право на покой  и  тишину,  чтобы
доверить бумаге свои мысли. Сначала он представил себе трогательную  ис-
торию любви короля и придворной дамы, а потом решил воплотить ее в  сло-
вах.
  Единственное, что ему требовалось от мира за дверцей машины,  это  по-
коя. Римо понял это и, дождавшись удара, похожего на тормозящий железно-
дорожный состав, подползающий к перрону, подставил под чужую руку правую
ладонь. Для того, чтобы стон противника не  был  слишком  громким,  Римо
сдавил ему легкие, врезав левой рукой в живот и занеся левое колено  ему
за спину, так что можно было подумать, что на детину Хоука Хаббли  нани-
зали сверху крендель в форме гибкого человеческого туловища.
  Хоук Хаббли разом спал с лица. Он слишком сильно разбежался, и  теперь
у него перехватило дыхание. С вознесенным правым  кулаком  он  напоминал
утратившую подвижность статую; мгновение - и он покатился по земле, ловя
ртом воздух. Ему на горло наступила нога, вернее, черный мокасин с зеле-
ной резиновой подошвой. Над ним стоял парень в серых фланелевых брюках и
черной майке.
  - Тсссс,- прошептал Римо - Будешь лежать тихо - сможешь  дышать.  Спо-
койствие за глоток воздуха. По рукам, приятель?
  Приятель ничего не ответил, но Римо и так знал, что тот согласен.  От-
ветом была его поза. Видя, что лицо верзилы наливается кровью, он пропу-
стил ему в легкие немного воздуху. Далее последовало движение,  показав-
шееся зрителям пинком; на самом деле Римо еще раз сдавил легкие  против-
ника и тут же убрал ногу, благодаря чему туда ворвался живительный  кис-
лород, без которого Хоук Хаббли так и не поднялся бы  с  асфальта  перед
закусочной.
  Чиун, потревоженный хлюпающим звуком, оторвался от блокнота.
  - Пожалуйста,- молвил он.
  - Извини,- сказал Римо.
  - Не каждый способен писать о любви.
  - Извини.
  - Делясь вековой мудростью с невежественным поросенком, человек вправе
надеяться, что поросенок будет хотя бы соблюдать тишину там, где творят-
ся великие дела.
  - Я же сказал: извини, папочка.
  - "Извини, извини, извини",- проворчал Чиун.- По разным поводам.  Соб-
людение приличий не требует беспрерывных извинений. Благопристойность  в
том и заключается, чтобы никогда не быть вынужденным извиняться.
  - Тогда беру свои слова назад.- Я уговариваю этого парня не шуметь, не
даю ему заводить мотор грузовика, чтобы тебя не отвлекал грохот.  Понят-
но? Самое непочтительное поведение... Мне не за что извиняться. Я -  не-
вежа.
  - Так я и знал,- сказал Чиун.- Теперь я не могу писать.
  - Ты уже месяц не пишешь, а просто день за днем пялишься в блокнот. Ты
готов использовать любой предлог для оправдания  своего  бездействия.  Я
остановил этот грузовик и его водителя именно для того, чтобы ты  взгля-
нул в лицо фактам: ты - не писатель.
  - В наши дни исчезли хорошие истории про любовь. Великие драмы, идущие
днем по вашему телевидению, выродились в какую-то чепуху. В них  вползло
насилие, даже секс. А это - чистая поэма о любви, а  не  о  совокуплении
быков с коровами. Любовь! Я понимаю, что такое любовь,  потому  что  мне
хватает внимания к людям, чтобы не тревожить их,  когда  они  занимаются
творчеством.
  - Но не целый же месяц, палочка! За месяц - ни слова!
  - А все потому, что ты шумишь.
  - Никакого шума,- возразил Римо.
  - Шум,- сказал Чиун, захлопнул блокнот, блеснув длинными острыми  ног-
тями, и сунул руки в рукава кимоно.- Не могу сочинять,  когда  ты  брюз-
жишь.
  Римо помассировал ногой грудь Хоука Хаббли. Тому сразу полегчало - на-
столько, что он поднялся на ноги и еще раз попытался врезать этому  хлю-
пику.
  Хлюпик и глазом не повел. Разве что чуточку - чтобы не оказаться  там,
куда опустился кулак.
  Очень странно! Хлюпик не увертывался и не отражал удар, а просто  ока-
зывался не там, куда метил кулак.
  - Даже если ты перенесешь свои фантазии на бумагу, чего не случится, в
этой стране все равно никому нет дела до любовных историй.  Людям  нужен
секс.
  - В сексе нет ничего нового,- сказал Чиун.- Секс одинаков у императора
и крестьянина, у фараона и вашего таксиста. Детей делают точно  так  же,
как делали всегда.
  - А американцам все равно нравится об этом читать.
  - Зачем? Разве они сами так не умеют?  Вы,  кажется,  неплохо  размно-
жаетесь. Вас так много! Все вы хрипло дышите, бранитесь, шумите...
  - Если хочешь продать свою книгу, папочка, то пиши про секс.
  - Но это займет не больше страницы.- Чиун тревожно свел  брови.-  Семя
встречается с яйцом, и получается ребенок. Или не встречается, тогда ре-
бенка не получается. Разве это сюжет для книги? Мозги белого - для  меня
загадка.
  Римо повернулся к Хаббли, который все еще размахивал  кулаками.  Толпа
на ступеньках закусочной приветствовала Римо и смеялась над Хаббли.
  - Хватит. Довольно игр,- сказал Римо Хаббли.
  - Ладно, сукин сын, сейчас я тебе покажу, что значит "довольно игр"!
  Громадный Хоук Хаббли залез в кабину своего грузовика и вытащил из-под
сиденья обрез. Из такой штуковины можно было перебить  телефонный  столб
или продырявить стену. При стрельбе с близкого расстояния обрез дробови-
ка превращает человека в котлету.
  Зрители перестали смеяться над Хоуком Хаббли, отчего ему сильно полег-
чало. Именно этого он и хотел - уважения. Хлюпика он тоже научит  уваже-
нию.
  - Убери,- мягко сказал ему Римо.- Опасная штука. С такими лучше не иг-
рать.
  - Проси прощения!- приказал Хоук Хаббли.
  Придется оттрубить несколько лет в тюрьме  штата,  если  он  нашпигует
этого парня картечью... Ну и что? Многие лесорубы  мотали  срок.  Тюрьма
его не изменит. Ему что срок, что свобода, раз он так или  иначе  вкалы-
вает в лесу. В тюрьме можно даже раздобыть бабу, надо только иметь связи
и не глупить. Так почему бы не прикончить этого парня? Если тот,  конеч-
но, не попросит прощения.
  Но тут произошло нечто еще более странное. Конечно,  то,  что  хлюпика
нельзя было достать кулаком, уже вызывало удивление. Несколько раз  Хаб-
бли дотрагивался до его черной майки, но  парень  уворачивался.  С  него
хватило бы и этого, но тут стряслось нечто из ряда вон  выходящее.  Хоук
Хаббли еще много лет будет клясться, что это приключилось с ним на самом
деле.
  Стоило ему решить, что он нажмет на курок,- только решить,  ничего  не
сказав и даже еще пальцем не пошевелив, как старикашка-азиат вскинул го-
лову, словно умел читать мысли. Белый хлюпик прервал треп  с  азиатом  и
тоже уставился на него. Сделали они это одновременно, словно  разом  по-
чувствовали, что творится у Хоука Хаббли в голове.
  - Нет,- произнес белый.- Лучше не надо.
  Хоук Хаббли не угрожал им, не улыбался, а просто стоял, положив указа-
тельный палец правой руки на стальной крючок, одного прикосновения к ко-
торому будет довольно, чтобы обдать ливнем  картечи  желтую  "тойоту"  и
двух ее пассажиров.
  Сейчас было самое время выстрелить. Только почему-то  старого  кретина
вдруг не оказалось на месте, хотя Хоук Хаббли был готов поклясться,  что
он всего-то перевел на старикашку взгляд, после чего уже ничего  не  ви-
дел.
  Потом где-то вверху вспыхнул яркий свет, и он увидел  типа  с  зеленой
повязкой на физиономии и почувствовал запах эфира. Если это площадка пе-
ред закусочной, то почему над ним потолок? Он  чувствовал  задом  что-то
жесткое; кто-то обращался к медсестре; над ним появились сразу  три  фи-
зиономии с зелеными повязками, в зеленых шапочках, и тут кто-то  загово-
рил о наркозе и о том, что пострадавший приходит в себя.
  До Хоука Хаббли дошло, что приходит в себя он сам. Люди, смотревшие на
него сверху вниз, были врачами. Им  предстояло  распутать  целый  клубок
проблем: прямая кишка, два заряда в патроннике, курок внутри... До курка
придется добираться с помощью скальпеля, потому что если просто потянуть
за приклад, может произойти выстрел.
  В следующий момент один из врачей заметил, что Хоук  восстановил  кон-
такт с действительностью.
  - Объясните нам, пострадавший, как у вас в прямой кишке оказался заря-
женный обрез? Как вы умудрились его туда засунуть, не выстрелив? Я  знаю
эту модель, у нее очень чувствительный спуск.
  - Вы мне не поверите, но дело в том, что меня посетила плохая мысль.

  Римо стоял у телефонной будки в центре Портленда и посматривал на  ча-
сы. Делал он это не для того, чтобы узнать точное  время,  а  для  того,
чтобы быть уверенным, что начальство не напутало со  временем.  В  одной
руке у него была десятицентовая монета, в другой  бумажка  с  телефонным
номером. Он плохо разбирался в кодах, которые нужны только тем,  кто  их
придумывает. Римо подозревал, что в  каждом  разведывательном  агентстве
или секретной службе работает сотрудник, свихнутый на кодах. В его выду-
мках никто не может разобраться, за исключением таких же, как он, типов,
часто из враждебной службы. "Свихнутые" делали свои коды все более и бо-
лее сложными, чтобы другие "свихнутые", работающие на противника, не мо-
гли в них разобраться.
  Те же, кому этими кодами приходилось пользоваться, испытывали  немалые
затруднения, ломая над  ними  голову.  Если  Римо  правильно  понял  на-
чальство, то третья цифра в номере означала  количество  звонков,  после
чего нужно положить трубку и перезвонить,  а  четвертая  цифра  означала
время выхода на связь. Третьей цифрой была "2", четвертой - "5".
  Римо мысленно заключил с самим собой пари: три против одного, что  ему
не удастся дозвониться.
  В будке телефона-автомата торчал человек в шляпе и очках.  На  руке  у
него висела тросточка.
  - Сэр,- обратился к нему Римо,- я тороплюсь. Не могли бы вы  позволить
мне позвонить?
  Мужчина покачал головой и попросил собеседника на другом  конце  линии
продолжать, поскольку ему некуда торопиться.
  Римо повесил трубку за него и зажал его голову вместе со шляпой  между
будкой и стеной. Очки оказались у мужчины на лбу. Он стонал, но  не  мог
сказать ничего членораздельного, так как челюсть у него отвисла и не же-
лала становиться на место. Из будки  до  случайных  прохожих  доносились
звуки, возрождающие в памяти их переживания в кресле дантиста.
  Римо набрал номер, выслушал два гудка и набрал номер вторично.  Он  не
сомневался, что из этого ничего не выйдет.
  - Да,- сказал кислый голос. Вышло!..
  - Простите,- сказал Римо типу в очках и с тросточкой, ослабив  нажим,-
но вам придется уносить ноги. У меня приватная беседа. Благодарю.
  Он отдал мужчине тросточку и посоветовал  побольше  двигать  челюстью,
чтобы снять боль.
  - Кто это был?- спросил голос в трубке.
  Голос принадлежал Харолду В. Смиту, главе КЮРЕ - человеку, который,  с
точки зрения Римо, слишком беспокоился о всяких мелочах.
  - Прохожий.
  - Подобные разговоры не следует вести в общественном месте.
  - Я один. Его больше нет,
  - Вы его убили?
  - Чего ради? Ладно, выкладывайте.
  - Вам не следует оставлять вокруг столько трупов.
  Римо быстро записал эту фразу в книжечку. Новая система передачи зада-
ний подверглась упрощению, чтобы стать более понятной. Буквы  заменялись
словами, а слова в соответствии с сеткой у него на  карточке  заменялись
другими словами; предполагалось, что так он сможет  быстро  расшифровать
кодированное послание, звучащее для любого другого полной абракадаброй.
  Карточка и карандаш были наготове. Расшифровка состоялась.
  - Что мне делать в Альбукерке?
  - Я еще не передал задания,- сказал Смит.- Теперь передаю...
  - Идиотизм...- пробормотал Римо.
  - Синие животы, "Бостон Глоб", 19 и зебра. Записали?
  - Ага.
  - Смысл ясен?
  - Нисколько,- ответил Римо.- Полный туман.
  - Хорошо. Пятьдесят четыре танцора ломают три шпонки.
  - Понял,- доложил Римо.- Буду на месте.
  Он повесил трубку и сунул кодовую карточку в задний  карман.  Карточка
походила на банковский календарь с невиданными процентами  по  кредитам.
Встреча со Смитом должна была состояться в бостонском аэропорту Логан.
  Чиун сидел в "тойоте". Поэма о королевской любви  была  отложена.  Как
можно творить прекрасное, когда Римо кормит автомат монетками?
  - Мы едем в Бостон,- сообщил ему Римо.
  - Это на другом краю вашей страны?
  - Правильно.
  - Как же мне писать, когда мы мечемся с одного конца на другой?
  По пути в Бостон он семь раз заводил разговор о том, что истинный  ху-
дожник не в состоянии творить во время путешествия, что, не  будь  путе-
шествий, он бы уже закончил свое произведение, что лучшего  момента  для
творчества не придумаешь и что он уже не повторится. Если бы не  перелет
с неизбежным хаосом, у него была бы готова книга. Теперь с  этой  мечтой
придется расстаться навеки. А все из-за Римо.
  Чиун оговорился, что не в его привычках клеймить ближнего. Просто надо
расставить все по местам. Он не обвиняет Римо, но Римо мог бы с  тем  же
успехом сжечь рукопись Чиуна - рукопись, превосходящую, возможно, творе-
ния Вильяма Шекспира, знаменитого писателя белых. Чиун упоминал знамени-
тых белых писателей по той причине, что если бы он привел в пример Чон Я
Гена, то Римо обязательно спросил бы, кто это такой. Римо не стал  спра-
шивать, кто такой Чон Я Ген. Зато человек с улыбкой до ушей, в клетчатом
костюме и с часами на золотой цепочке, извинившись, что подслушал  чужой
разговор, попросил любезного джентльмена в кимоно ответить ему, кто  та-
кой Чон Я Ген. Ему хотелось заполнить пробел в своем образовании.
  Римо легонько плеснул в лицо любопытному его же  недопитый  компот  из
пластмассовой чашечки; как он ни старался, чашечка при этом треснула.
  Больше никто за весь полет над Северо-Американским континентом не  ин-
тересовался, кто такой Чон Я Ген.
  Римо так и остался в блаженном неведении.
  В аэропорту Логан Чиун продекламировал отрывок из сочинений Чон Я  Ге-
на:
  О, цепенеющий цветок,
  Изгибающийся вкрадчивым утром!
  Пусть утихнет ветра дуновение,
  Шалость последнего вздоха жизни
  - Вот что такое Чон Я Ген!- гордо заявил он.
  - Сентиментальная чушь.
  - Ты - варвар!- Голос Чиуна прозвучал резко и визгливо, еще более раз-
драженно, чем обычно.
  - Просто если мне что-то не нравится, я этого не скрываю.  Мне  напле-
вать, что Америка, по-твоему, отсталая страна. Мое мнение ничем не хуже,
чем любое другое. Любое! Особенно твое. Ты всего-навсего  убийца,  такой
же, как я. Ты ничем не лучше.
  - Всего-навсего убийца?- вскричал Чиун с ужасом и замер.
  Полы его легкого голубого кимоно затрепетали, как листва дерева,  пот-
ревоженная ветерком. Они стояли у входа в аэропорт.
  - Убийца?!- снова взвизгнул Чиун по-английски.- Стоило ли заливать му-
дрость десяти с лишним тысяч лет в негодный белый сосуд, если  он  после
этого имеет глупость называть ассасина просто убийцей! Бывают просто по-
эты, просто цари, просто богачи, но просто ассасинов не бывает.
  - Просто убийца,- повторил Римо.
  Люди, торопящиеся к нью-йоркскому рейсу, останавливались,  заинтересо-
вавшись перепалкой. Руки Чиуна были вознесены к  потолку,  развевающееся
кимоно напоминало флаг в аэродинамической трубе.
  Римо, чья невозмутимость и мужественный облик, как всегда, делали без-
защитными большинство женщин, возбуждая в них желания, о которых они  за
минуту до этого не подозревали, еще больше посуровел и огрызался как ди-
кий кот.
  Спор получился на славу.
  Доктор Харолд В. Смит, известный как  директор  санатория  Фолкрофт  -
"крыши" КЮРЕ и хранилища гигантского  массива  компьютерной  информации,
посмотрел поверх аккуратно сложенной "Нью-Йорк Таймc" на спорщиков, один
из которых был ассасином - карающей рукой КЮРЕ, а другой - его азиатским
наставником, и пожалел, что избрал для встречи людное место.
  Организация КЮРЕ была тайной, лишь одному ее сотруднику - Римо -  раз-
решалось убивать, и только Смит, очередной президент  США,  и  сам  Римо
знали, чем занимается организация. Чаще всего КЮРЕ отказывалась от зада-
ния, если возникала опасность разоблачения. Для нее секретность была го-
раздо важнее, чем для ЦРУ, потому что ЦРУ была структурой, имеющей зако-
нное право на деятельность. КЮРЕ, напротив,  была  создана  в  нарушение
Конституции.
  Сейчас, трясясь от волнения, Смит наблюдал за наемным  убийцей,  вслух
разглагольствующим насчет убийц. На случай, если это не привлечет доста-
точного числа любопытных, рядом с ним находился Чиун,  Мастер  Синанджу,
последний отпрыск более чем двухтысячелетней династии безупречных  убий-
ц-ассасинов, в кимоно, с раскрасневшимся пергаментным личиком, и  испус-
кал пронзительные вопли. Насчет убийц. Смиту очень хотелось  завернуться
в "Нью-Йорк тайме" и исчезнуть.
  Впрочем, будучи рациональным  мыслителем,    он    догадывался,    что
большинство зевак не поймет, что эти двое и есть убийцы-ассасины.  Опас-
ность заключалась в другом: вдруг Смита увидят разговаривающим  с  Римо?
Придется отложить встречу.
  Он свернул газету и влился в поток  пассажиров,  вылетающих  очередным
"челночным" рейсом в Нью-Йорк. По пути на посадку он отвернулся от  бра-
нящейся пары, которая не обратила на него никакого  внимания.  Он  делал
вид, что его больше всего интересуют самолеты на летном поле и смог  над
Бостоном.
  Он почти достиг рукава, ведущего в чрево лайнера, когда кто-то  похло-
пал его по плечу. Это был Римо.
  - Нет, у меня нет спичек,- отмахнулся от него Смит.
  Это означало что контакта не будет. Смит не мог позволить,  чтобы  его
вовлекли в публичный скандал, безответственно развязанный Римо.
  - Бросьте, Смитти,- сказал Римо.
  Торчать столбом и отрицать, что он знаком с Римо, значило  привлечь  к
себе еще больше внимания. Чувствуя омертвление во всех членах, Смит  вы-
шел из потока людей и, не обращая внимания на церемонный  поклон  Чиуна,
зашагал прочь. Вся троица залезла в такси и покатила в Бостон.
  - Если вы вместе, то каждый может заплатить  только  половину  тарифа.
Так дешевле,- сообщил таксист.
  - Спокойно,- молвил Смит.
  Римо впервые заметил, что Смит закован в свой серый костюм, как в  ко-
лодки. Впрочем, в освобождении он отнюдь не нуждался. Он, казалось,  так
и появился на свет с несварением желудка и испорченным настроением.
  - Это относится и к вам обоим,- добавил Смит.- Прошу спокойствия.
  - Понимаете,- не унимался таксист,- это  наш  новый  городской  тариф,
призванный обеспечить более справедливые и экономичные условия  перевоз-
ки.
  - Вот и славно,- сказал Римо.
  - Еще бы!- обрадовался таксист.
  - Уши у вас в порядке?
  - Да.
  - Тогда слушайте внимательно. Этого тарифа вы не получите. Если вы еще
раз меня перебьете, то я брошу вам на колени мочки ваших хорошо слышащих
ушей. Честное слово!
  - Римо!- прикрикнул Смит. Его бескровное лицо еще больше побледнело.
  - Просто убийца!- проскрипел Чиун, глядя на закопченные кирпичные сте-
ны северного Бостона.- Врачей, например, сотни тысяч, и  большинство  из
них только причинит вам вред, но они - не "просто врачи"
  Римо посмотрел на Смита и пожал плечами.
  - Не пойму, что вас расстраивает.
  - Очень многое,- ответил Смит. Вы все время создаете проблемы.
  - Жизнь - уже проблема,- сказал Римо.
  - У любой страны есть царь, президент или император. Без них не  обой-
дется ни одна. Но мало где имеются хорошие ассасины. Убийцы. Это благос-
ловенный дар и большая редкость. Кто скажет "просто император"?  А  ведь
он-то, действительно, просто император. Император - это обычно не  полу-
чивший специальной подготовки человек, вся деятельность которого ограни-
чивается рождением вовремя и у подходящих родителей. Тогда как убийца...
О, как трудно готовить настоящего убийцу!- причитал Чиун.
  - Я не хочу обсуждать это прилюдно,- сказал Смит.- Вот одна  из  наших
проблем.
  - Ко мне она не имеет отношения,- сказал Римо.
  - Книгу может написать любой идиот,- не унимался Чиун.-  Не  такое  уж
это достижение, когда у человека есть время и его не тревожат шумные бе-
лые. Но кто скажет "просто писатель"? Писать может любой человек, распо-
лагающий покоем. Зато убийца...
  - Пожалуйста, уймитесь оба!
  - Что значит "оба"?- не понял Римо.
  - Чиун тоже говорил,- сказал Смит.
  - О!- произнес Римо.
  Услышав обращенный к нему призыв уняться, Чиун повернул свою  старчес-
кую голову к Смиту. Обычно он проявлял подчеркнутую вежливость  к  тому,
кто в данный момент прибегал к услугам Дома Синанджу, но на сей раз дело
обстояло по-другому. Раз в несколько столетий появлялся несдержанный  на
язык император, требовавший от Мастера Синанджу, чтобы тот  унялся.  Это
был опрометчивый ход, не подлежавший повторению. Верно служить - это од-
но, позволять себя оскорблять - совсем другое.
  Смит почувствовал взгляд  Чиуна,  его  глубочайшее,  невероятное  спо-
койствие. Это было больше, чем угроза. Впервые над Смитом нависла  ужас-
ная опасность, исходящая от хрупкого старичка-азиата. Видимо, Смит пере-
ступил какую-то невидимую черту.
  Смиту и прежде приходилось глядеть в лицо смерти и  испытывать  страх.
Однако он и сейчас не отвел взгляд и поступил так, как требовалось  пос-
тупить.
  На сей раз, глядя на замершего Мастера Синанджу, он чувствовал даже не
страх. Ему показалось, что он стоит, нагой и растерянный, пред ликом са-
мой Бесконечности. Наступил Судный день, а он - грешник. Он угодил в ад,
ибо совершил непростительную оплошность: отнесся к Мастеру Синанджу  без
должной почтительности.
  - Простите,- сказал Смит.- Примите мои извинения.
  Чиун не торопился с ответом. Прошла вечность, прежде чем  Смит  увидел
кивок дряхлой головы, означающий, что извинения приняты. Извиняться  пе-
ред Римо почему-то не требовалось. Смит не мог этого объяснить, но  нис-
колько не сомневался, что это именно так.
  Они зашли в ресторанчик. Смит заказал еду. Римо и Чиун сказали, что не
голодны. Смит заказал самое дешевое спагетти с  фрикадельками,  а  потом
поводил над столом какой-то хромированной палочкой.
  - Жучков нет,- сказал он.- Кажется, все чисто. Римо, я крайне  огорчен
тем, что вы предаете свою деятельность столь широкой огласке.
  - Ладно, давайте начистоту. Я слишком долго пробыл  с  вами,  выполняя
поручения, за которые не взялся бы никто, кроме меня. Слишком много гос-
тиничных номеров, дурацких кодов, экстренных вызовов и  мест,  где  меня
никто не знает.
  - Все не так просто, Римо,- молвил Смит.- Вы нужны нам. Вы нужны стра-
не. Я знаю, что это для вас кое-что значит.
  - Плевать я хотел на это! Это для меня не значит ровным счетом ничего.
Единственный человек, что-то давший мне в жизни... Но я не  хочу  в  это
вдаваться. Во всяком случае, это не вы, Смитти.
  - Спасибо,- с улыбкой сказал Чиун.
  - Что тут ответить...- вздохнул Смит.- Только одно: дела в нашей стра-
не идут не слишком здорово. Мы переживаем тяжелые времена.
  - Я тоже,- сказал Римо.
  - Не знаю, как это выразить. Мне не хватает слов.- Смит  поерзал.-  Вы
нам нужны не просто так, а для выполнения  деликатных  поручений.  А  вы
привлекаете к себе внимание, что недопустимо.
  - Каким образом?- воинственно спросил Римо.
  - Вот пример. Вчера вечером в новостях передали сюжет о том, как некто
отдал незнакомой женщине в Портленде, штат Орегон, желтую "тойоту" вмес-
те со всеми документами. Ему, видите ли,  не  хотелось  искать  для  нее
стоянку. Вместе с этим человеком был старый азиат.
  - "Старый"?- вмешался Чиун.- Назовете ли вы старым могучий дуб  только
потому, что это не зеленый саженец?
  - Не назову. Я просто цитировал телерепортера.- Он снова воззрился  на
Римо.- Так я узнал, как вы расстались с "тойотой". Я знаю, что это  были
вы! Вы купили ее, а приехав в аэропорт, не пожелали ее парковать и отда-
ли первой встречной красотке.
  - Что же мне было делать? Загнать машину в Тихий океан?  Сжечь?  Взор-
вать?
  - Придумали бы что-нибудь, чтобы какой-то ведущий новостей не верещал:
"Неплохой подарочек на День матери, а, друзья?"
  - Мы опаздывали на самолет.
  - Припарковали бы машину или на худой конец продали за пятьдесят  дол-
ларов.
  - Вы сами когда-нибудь пытались продать машину стоимостью в  несколько
тысяч за пятьдесят долларов? Ее бы никто не купил. Такой товар не  вызы-
вает доверия.
  - А возьмите эту сцену в зале аэропорта,- продолжал Смит.
  - Да, на сей раз я вынужден согласиться с императором Смитом,-  сказал
Чиун, именовавший любого своего работодателя  "императором".-  Он  прав.
Что за безумие заявить в общественном месте, среди такого количества лю-
дей, что я - "просто убийца"? Как ты решился на такую  безответственную,
бездумную выходку? Изволь ответить. Мы ждем от тебя объяснений, Римо.
  Римо ничего не ответил, а жестом показал, что желает узнать, в чем со-
стоит новое задание.
  Ему был предложен рассказ о докторе Шийле Файнберг и о двух людях, ра-
стерзанных тигром.
  - Нас беспокоят не два трупа,- пояснил Смит.- Не в них дело.
  - Как всегда,- с горечью отозвался Римо.
  - Тут беда похлеще: люди, весь род человеческий в его теперешнем  виде
стоит перед угрозой истребления.
  Смит затих: подоспели спагетти с фрикадельками. Когда официант удалил-
ся, Смит продолжал:
  - В человеческом организме имеется защитный механизм, сопротивляющийся
болезням. Наши лучшие умы полагают, что вещество, преобразившее  доктора
Файнберг, нейтрализовало эти механизмы. Короче говоря, речь идет о  пре-
парате страшнее атомной бомбы.
  Смит разгладил складки на одежде. Римо оглядел настенную живопись: ху-
дожник явно отдавал предпочтение зеленой краске.
  - Мы считаем, что полиции с  этим  делом  не  разобраться.  Вам  пред-
стоит... изолировать эту Файнберг и ее случайное открытие. Иначе на  че-
ловечестве можно поставить крест.
  - Он и так становится все заметнее с тех пор, как мы слезли  с  дерев-
ьев,- сказал Римо.
  - Сейчас дело обстоит гораздо серьезнее. Гены животного не должны были
на нее повлиять. А они повлияли. Пошел  процесс  разблокирования,  из-за
которого перемешались разные гены. Если такое осуществимо, то трудно да-
же себе представить, что может случиться дальше. Нам грозит заболевание,
против которого у человека нет иммунитета.  Или  появление  новой  расы,
значительно превосходящей людей своей силой. Я  говорю  серьезно,  Римо.
Это чревато большей угрозой для человечества, чем все остальное,  с  чем
оно когда-либо сталкивалось как вид.
  - Представляете, они кладут в томатный соус сахар,- сказал Римо,  ука-
зывая на белые слои, выползающие из-под красного месива.
  - Возможно, вы меня не расслышали, поэтому повторяю: вам обоим следует
знать, что эта дрянь угрожает  всему  миру.  Включая  Синанджу,-  сказал
Смит.
  - Прошу прощения, я действительно не расслышал,- сказал Чиун.- Не пов-
торите ли последние слова, досточтимый император?


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  Капитану Биллу Меджорсу приходилось слышать немало предложений, но ни-
когда еще - настолько откровенных, да еще от непрофессионалки.
  - Слушай, детка,- сказал он ей,- я за это не плачу.
  - Бесплатно,- ответила женщина.
  Она была худа, на вид около сорока лет, между шеей и пупком у  нее  не
наблюдалось характерных выпуклостей. Зато у нее были большие карие глаза
кошачьего разреза, и она, судя по всему, помирала от нетерпения.  Какого
черта, раз его жена все равно уехала в Северную Каролину? К тому же Билл
Меджорс был одной из главных шишек в специальном подразделении  и,  имея
богатый опыт рукопашных схваток, не боялся никого и  ничего.  Он  просто
окажет этой дамочке услугу: судя по всему, ей очень нужен мужчина.
  - Ладно, детка,- шепнул он  ей  на  ухо,-  если  хочешь,  можешь  меня
съесть. У тебя или у меня?
  Она назвалась Шийлой. Повадки у нее были вороватые: она то и дело ози-
ралась через плечо, прятала лицо от проходящих мимо полицейских; в отеле
"Копли-Плаза" она дала капитану денег, чтобы он  расплатился  за  номер:
она не хотела, чтобы портье запомнил ее.
  Окно номера выходило на Копли-сквер. Справа высилась  церковь  Троицы.
Капитан Меджорс задернул шторы, разделся и уперся руками в голые бока.
  - О'кей, так ты хотела меня съесть? Давай!
  Шийла Файнберг улыбнулась.
  Капитан Билл Меджорс тоже улыбнулся.
  Его улыбка была сексуальной, ее - нет.
  Шийла Файнберг не стала раздеваться. Она  поцеловала  волосатую  грудь
Меджорса и провела по ней языком. Язык был влажный, кожа на  груди,  под
волосами,- мягкая. Под ней лежали мышцы и полные костного  мозга  кости,
которые так приятно погрызть. И сколько густой, алой человеческой крови!
Как в спелом яблоке - сока...
  Только это лучше, чем яблоко.
  Шийла открыла рот. Сначала она лизала мужскую грудь языком, потом при-
коснулась к ней зубами.
  Больше она не могла сдерживаться. Зубы вырвали из  тела  сочный  кусок
плоти. Движение шеи - и кусок остался у нее во рту.
  Билл Меджорс испытал болевой шок. Его пальцы схватили ее  за  шею,  но
движение было инстинктивным, слабым. Он попробовал напрячься, но  откуда
было взять сил, когда резцы уже погрузились в его предсердие...
  Несколько мгновений - и там, где у Билла Меджорса только что  был  жи-
вот, остался чисто вылизанный позвоночник.
  В лифте отеля "Копли-Плаза" была замечена женщина в вымазанном  кровью
платье, отклонившая все предложения оказать ей помощь.
  Шийла выбежала из отеля. Она знала, что так не должно продолжаться, но
понимала, что не в силах остановиться.
  Ей был присущ рациональный склад ума - она сама развила  в  себе  этот
талант вместо красоты, которой была обделена.
  Она перестала быть биологом, дочерью Сола и Рут, которую сотни раз бе-
зуспешно знакомили с мужчинами, обещая им встречу  с  "миленькой  девуш-
кой". В ее кругу "миленькой" называлась особа, которую не зовут на  сви-
дания и чья внешность благоприятствует   успехам   скорее   на   профес-
сиональном поприще.
  Она перестала быть блестящим директором Бостонской биологической аспи-
рантуры. Она не жила больше в Джамайка Плейнс, в двухэтажной квартире  с
широкой кроватью перед окном с видом на Джамайка Уэй, который должен был
одобрить единственный Он, явившийся ее соблазнить.
  Технически она не была девственницей, поскольку однажды ей все же  вы-
пало переспать с мужчиной. Опыт не доставил Шийле  Файнберг  радости,  и
она заранее знала, что обещанного чуда не будет,- уж  больно  настойчиво
партнер спрашивал, хорошо ли ей. "Да",- стонала Шийла, кривя душой. Пос-
ле этого она опротивела сама себе. После она постоянно  испытывала  сек-
суальный голод, но смирилась с мыслью, что, если не случится чуда - ска-
жем, с врачом-педиатром, жившим с ней в одном подъезде (он недавно  раз-
велся и неизменно улыбался ей при встрече),- то она так и не утолит свой
голод и забудет о нем только тогда, когда с годами увянет ее тело.  Воз-
можно, именно поэтому ее привлекала генетика и кодирование, когда из од-
ного сперматозоида получается человек, из другого - тигр.
  Сейчас, когда она брела в окровавленном платье по переулку, по ее телу
разливалось чувство освобождения: она избавилась от сексуальной  потреб-
ности в мужчине. Это позволило понять, насколько сильно  прежнее  сущес-
тво, жившее в ее телесной оболочке,- Шийла Файнберг, страдало без мужчи-
ны. Это было все равно, что сбросить тесные туфли. Раньше она читала  об
утолении сексуального голода, но с ней произошло что-то другое: ее прос-
то покинуло желание.
  Былое мучение кончилось.
  Она избавилась от желания.
  Ей хотелось есть, а в должный срок зачать  и  принести  потомство.  Но
свое потомство, а не внуков Сола и Рут. Ее дети будут уметь охотиться  -
она позаботится об этом.
  "Весенний Бостон,- думала она.- Как много вокруг вкусных  людей!"  Она
не стала возвращаться в свою квартиру, не стала звонить коллегам по  ас-
пирантуре. Ведь они - люди. Если они поймут, во что она превратилась, то
попытаются ее уничтожить. Все люди таковы.
  Рассудок, функционируя по-прежнему рационально, подсказывал, что  люди
натравят на нее лучших охотников. Инстинкт, присущий любому живому орга-
низму, от человека до амебы,- инстинкт выживания,- диктовал  Шийле,  что
первым делом надо позаботиться о том, чтобы выжить, а уже потом - о раз-
множении.
  Встречные предлагали ей помощь, и она сообразила то, о чем должна была
сразу подумать: залитое кровью платье бросается в глаза, привлекает вни-
мание.
  Неужели и в голове у нее происходят изменения?
  Неужели она теряет присущее людям ощущение рациональности? Оно необхо-
димо, чтобы выжить среди людей...
  Кроме того, ей понадобятся эксперименты.
  Она нырнула в дверь антикварного магазинчика. Владелец предложил  выз-
вать "скорую". Она ответила, что "скорая" ей ни к чему, оглушила его од-
ним мощным ударом и заперла дверь. Откуда-то доносился детский плач,  но
ей не пришло в голову, что младенца надо перепеленать. Ее посетила  дру-
гая мысль: в данный момент она сыта.
  Не обнаружив в себе сострадания к человеческому младенцу, зато  ощущая
интерес к новой породе, которую она теперь представляла, Шийла  Файнберг
поняла, стоя в пыльном антикварном магазинчике над его валяющимся в бес-
памятстве владельцем, что прервалась последняя  нить  между  ней  и  ос-
тальным человечеством. Она принялась составлять  перечень  способов  вы-
жить. Каждый безоружный человек в отдельности беззащитен, однако объеди-
нившимся людям не в силах противостоять никто и ничто на свете. Так было
до сих пор.
  Ее легко опознать по внешности - значит, требуется новая внешность.
  Среди людей убийца обычно принадлежит к мужскому полу. Значит, она вы-
берет внешность, способную его разоружить.
  Рука ее была по-прежнему тверда. Ей доставила удовольствие ясность мы-
сли, которую она чуть было не утратила. По мере того, как список  расши-
рялся, а на весенний Бостон опускались сумерки, она все больше приходила
к выводу, что стала куда хитрее, чем прежде.
  Грудь. Она подчеркнула это слово. Волосы:  блондинка.  Талия:  тонкая.
Бедра: пышные. Ноги: длинные. Но главной приманкой для людей-самцов ста-
нет большая грудь.
  То ли обострившаяся сообразительность, то ли инстинкт в первую же ночь
привел ее в лабораторию. В первую ночь все было очень зыбко. Она  помни-
ла, что, выпив содержимое всех пробирок, как бы погрузилась  в  темноту.
Потом ее куда-то понесли - она быстро поняла, что это машина "скорой по-
мощи"; стоило санитару наклониться к ней, как она увидела  его  горло  и
вцепилась в него, уже не владея собой.
  С биологической точки зрения все было ясно. Клетки человеческого  тела
обновляются каждые семь лет. Замена охватывает миллиарды клеток. Но  по-
чему вместе с клетками не меняется сама личность? Почему остается  преж-
ним нос, уши, даже прихотливые отпечатки пальцев?
  Все дело в кодирующей системе. Гены не только  передают  со  спермато-
зоидом и яйцом послание, не меняющееся на протяжении жизни: в них  зало-
жена непрерывная жизненная программа, подобная магните-записи. Пока  она
звучит, Пятая симфония Бетховена никогда не превратится в шлягер  Элтона
Джона. Но стоит смешать этот материал, получить новую запись -  и  можно
достичь любого результата.
  Она открыла способ менять последовательность связей между  клетками  и
переписывать материал еще при жизни. Комбинируя гены и  применяя  изоли-
рующий материал для поддержания их жизни, она получила способ "переписы-
вания".
  Пока что она не знала, потребуется ли ей до полного перевоплощения це-
лых семь лет. Нужно жить, а для этого необходимо перестать быть доктором
Шийлой Файнберг, скромной ученой, заурядной старой девой, и  стать  дру-
гим, никому не знакомым человеком.
  Ученый, сидевший, в ней, не пострадал от трансформации.  Трансформация
была стремительной, и она знала, в чем причина этой стремительности.
  Она пребывала в немыслимом возбуждении. Организм разгорячился, адрена-
лин выделялся в огромном количестве, и процесс происходил в ускорившемся
токе крови.
  Младенец снова захныкал. На этот раз он ей понадобился. По  крику  она
заключила, что ему долго не меняли пеленки. Она вышла в  проулок  позади
антикварного магазина. Ей нравилась ночь. Плач доносился со второго эта-
жа. Она ухватилась за пожарную лестницу и медленно подтянулась на  одной
руке.
  Логика подсказывала, что предстоящее деяние неизмеримо превосходит все
то, чего ей удавалось добиться, пока она оставалась  человеком.  Вот  бы
добыть гены кузнечика! Каждый из них в отдельности значительно лучше ге-
на крупной кошки. Кузнечик подпрыгивает на высоту, в двадцать раз превы-
шающую длину его тела. Люди же - просто генетические  отбросы.  С  точки
зрения физического совершенства они прозябают в самом низу. Чего не ска-
жешь об их умственных способностях.
  А новый вид "Шийла Файнберг"? Это будет  нечто  небывалое.  Ему  будет
принадлежать весь мир.
  Младенец опять уснул. Он был такой розовенький, а Шийла так  давно  не
ела... Но разум взял верх. Придется воздержаться. Этот кусок  пойдет  не
на утоление голода.
  Она взяла кусочек кожи из-под глаза ребенка. Ребенок забился  и  заво-
пил. Шийла отступила в тень, опасаясь, что  на  крик  прибежит  мать.  А
вдруг в доме находится и отец? У него может оказаться ружье...
  Но никто не появился.
  Шийла поместила детскую кожу в раствор, который, будучи  в  дальнейшем
помещен в лабораторные условия, превратится в вещество, способное  изме-
нить генетический материал человека. Детская ткань перекочевала к ней  в
рот.
  Упомянутым раствором была слюна. В том и заключался ключ  к  разгадке,
почему гены тигра, которые проглотила Шийла Файнберг, преодолели  барьер
и смешались с ее человеческой сущностью, в итоге чего  на  свет  явилось
небывалое существо.
  В детскую никто не вошел, и Шийла проскользнула в окно, подметив перед
уходом, что у  надрывающегося  человеческого  детеныша  течет  из  глаза
кровь.
  Вернувшись на склад, она занялась устройством лаборатории. Вся лабора-
тория располагалась на узкой балке, зато там присутствовало то, без чего
обречен на неудачу любой научный проект,- тренированный мозг ученого.
  Работа закипела. Она отделила ткань ребенка от  раствора.  Поверхность
балки была достаточно прохладной для сохранения ткани. Следующей в прог-
рамме была западня на человека.
  Внизу был телефон-автомат. Она набрала номер старой  знакомой.  Та  не
узнала ее голос, но тут же проглотила крючок.
  - Слушайте меня,- заговорила Шийла.- Мы с вами не знакомы. Но я  знаю,
что вам скоро исполнится пятьдесят лет. Нет, нет, не сердитесь.  У  меня
есть для вас предложение: я могу удалить морщины вокруг  ваших  глаз.  У
женщин старше тридцати вокруг глаз появляются морщины. Хотите от них из-
бавиться? Конечно, это будет стоить денег. И больших. Но  вы  можете  не
платить, пока не убедитесь в эффективности метода. Ваша кожа станет гла-
дкой, как у младенца.
  Шийла даже удивилась своему знанию человеческой натуры. Прежде ей  ни-
когда не удавался обман, что объяснялось, возможно, тем,  что  по  части
сбора информации ее мамаша могла дать фору ЦРУ. Если бы  она  предложила
бесплатное лечение, женщина не поверила бы в его эффективность. Но слово
"дорого" стало неотразимой приманкой. Теперь женщина не сомневалась, что
ее коже вернут младенческую упругость.
  Сама доктор Файнберг была в этом отнюдь не уверена. Однако попробовать
не мешало. Так она подойдет ко второму  основополагающему  этапу  своего
плана, родившегося в антикварном магазине.
  А если не сработает?
  Что ж, она по крайней мере встретится с этой женщиной и сможет полако-
миться.
  Клиентка встречала ее в дверях своего  роскошного  дома  в  бостонском
Бруклине.
  - Я вас знаю. Вы - та самая сумасшедшая доктор Файнберг, которую разы-
скивает полиция. Вы преступница, убийца!
  - Зато я могу омолодить вас на десять лет,- сказала Шийла.
  - Войдите.
  Женщина украдкой провела Шийлу в кабинет. Ей было около пятидесяти, ее
отличали широкие бедра и пышная грудь, в ней было много аппетитного жир-
ка. Доктор Файнберг проглотила голодную слюну. Волосы женщины были  вык-
рашены в жгуче-рыжий цвет.
  - Сколько это стоит?- спросила она.
  - Дорого,- ответила Шийла.- Но сперва я вам докажу,  что  метод  рабо-
тает.
  - Откуда мне знать, что вы меня не отравите?
  - Неужели я, по-вашему, поехала бы через весь город, где на меня объя-
влена охота, чтобы вас отравить? За кого вы меня принимаете? Уж не вооб-
разили ли вы, что люди не спят ночей, придумывая способы вам  навредить?
Неужели у меня не нашлось бы иных занятий?
  - Простите.
  - Как вам не стыдно!
  В руках у Шийлы появилась полная пробирка.
  - Выпейте это,- приказала она.
  - Вы первая,- сказала женщина.
  - У меня нет морщин вокруг глаз.
  - Я вам не доверяю.
  - А своим глазам вы доверяете?
  - Да.
  - Видели ли вы когда-нибудь, чтобы у кого-то пропали морщины? Хотя  бы
одна морщинка! Взяла и пропала, а не была удалена методом  косметической
хирургии, после которой лицо делается  похожим  на  занавес,  скрывающий
прискорбное состояние декораций? У вас будет новая кожа.  Новая,  вообще
без морщин!
  - У меня много друзей. Меня немедленно хватятся.
  - Знаю,- ответила Шийла.- Поэтому я и выбрала вас. Вы  будете  пользо-
ваться расположением своих многочисленных друзей.
  - А если что-то получится не так?
  - Тогда вы останетесь при своих морщинах. Бросьте, я возвращаю вам мо-
лодость!
  Женщина поежилась.
  - Я должна все это выпить?
  - Все,- подтвердила Шийла и вынула из пробирки пробку.- Быстрее!  Пре-
парат не очень стойкий. До последней капли. Пейте!
  Женщина все еще колебалась. Шийла подскочила к ней, вылила  содержимое
пробирки на ее красный язык, сдавила ей челюсти сильной рукой  и  зажала
нос. Женщина, инстинктивно ловя ртом воздух, сделала судорожный глоток.
  На лице женщины появилась гримаса отвращения.
  - Ух, какая гадость! Позвольте, я чем-нибудь это запью.
  - Нельзя,- сказала Шийла.- Алкоголь все испортит.
  Женщина замигала. Потом она с улыбкой опустилась на толстый белый  ко-
вер и замерла, дыша медленно и глубоко.
  Шийла заглянула ей в правый глаз. Глаз был  широко  распахнут,  зрачок
бессмысленно глядел в потолок.
  Для достижения успеха существовало два  условия.  Во-первых,  требова-
лось, чтобы подтвердилась теория Шийлы о том, что в каждой клетке имеет-
ся собственная программа, благодаря которой она, подобно деталям в замке
с секретом, достигнет вместе с кровью положенного ей места. Вторым усло-
вием была скорость.
  Сама Шийла была живым доказательством того, что некий процесс способен
произойти молниеносно. Какой именно процесс, она пока толком  не  знала.
Сейчас ее интересовал конкретный вопрос: быстро ли произойдут заказанные
изменения?
  Одновременно она намеревалась выяснить, является ли человеческая слюна
оптимальной средой для выживания чужого генетического материала в  новом
теле? Оставалось только ждать.
  Кожа вокруг глаз женщины была покрыта каким-то кремом.  Шийла  потерла
ее большим пальцем. Если она рассчитала верно, то клетки ребенка  должны
были найти для себя единственно верное место в  новом  организме,  более
того, колоссальные перемены должны были начаться практически мгновенно -
так, как это произошло с самой Шийлой.
  Возможно, ее подвело воображение, но она испытала величайшее разочаро-
вание: кожа вокруг глаз показалась ей сейчас еще более морщинистой,  чем
минутой раньше. Вместо легкой сетки бороздок она обнаружила россыпь  вы-
пуклостей, как на впитывающей пролитую воду тонкой бумаге. Снаружи  раз-
далось нетерпеливое гудение автомобилей перед светофором. Шийла  втянула
носом запах легких духов женщины и еще раз провела пальцем  по  морщинам
вокруг ее глаз. Кожа осталась сухой.
  Шийла вздохнула. Неудача... На мгновение ее охватил  испуг:  вдруг  ее
лабораторные эксперименты привели к появлению не нового  вида,  как  она
надеялась, а еще одной сумасшедшей? До такой степени, что ей пришлось по
вкусу человечье мясо.
  Но почему в таком случае она стала такой сильной?  Откуда  такая  лег-
кость в движениях? Может, это нечеловеческая сила, которой часто  бывают
наделены безумцы? Она слыхала о подобных случаях.
  Она снова потерла пальцами кожу вокруг глаз. Кожа начала трескаться. И
тут ее взору предстало чудо: под облезающей старой кожей  появилась  но-
вая.
  От морщин не осталось и следа. Кожа вокруг глаз  становилась  гладкой,
как у младенца. Новые клетки расталкивали старые,  отчего  прежняя  кожа
выглядела еще более морщинистой.
  Шийла повернула голову женщины. На другом ее глазу, между веками,  она
заметила прозрачную чешуйку, подцепила ее ногтями и положила себе в рот.
  Когда, придя в сознание, женщина увидела, какими стали ее глаза, пощу-
пала свою новую кожу, повертелась перед зеркалом, чтобы убедиться, в ка-
кую красавицу превратилась, особенно анфас, то на вопрос, что она готова
сделать для доктора Шийлы Файнберг, у нее был один ответ:
  - Все, что угодно!
  - Отлично,- сказал Шийла.- Итак, у вас много друзей. Мне  бы  хотелось
оказать им специфическую помощь. Я открываю клинику.
  - Вы будете богаты!
  Шийла улыбнулась. Богатство - утеха людей. Интересно, появится ли ког-
да-нибудь у ее вида собственная валюта?
  О том, чтобы сделать свой вид лучше или, наоборот, хуже людей, она  не
помышляла. Это не имело для нее значения. С помощью  логики  Шийла  Фай-
нберг сформулировала мысль, которая присутствовала в ее сознании в  виде
инстинктивного чувства с момента перерождения; она знакома любому солда-
ту, побывавшему в бою.
  Ты убиваешь не потому, что прав, храбр, даже не потому,  что  зол.  Ты
убиваешь для того, чтобы жить. Убиваешь других за то, что они другие.
  Шийла видела теперь, насколько ложны все доводы, которые приводило че-
ловечество в оправдание войн. Люди сражаются не за справедливость,  даже
не ради завоеваний, а просто потому, что другой - он и есть другой. Гра-
ница, непонятный язык, чудная одежда, именуемая "формой",- все это помо-
гает распознать Другого.
  Будучи студенткой, она не изучала политологию или историю,  но  теперь
чувствовала, что понимает в людях куда больше, чем любой ученый,  подна-
торевший в этих лженауках.
  Возможно, ее вид окажется удачливее и не станет, в отличие  от  людей,
изводить себе подобных, а обратит свою силу против других видов.
  - Да, я буду богата,- кивнула Шийла. Пусть эта самка  из  человеческой
породы считает, что ей нужны деньги.
  Шийле требовалась девушка с большой грудью, девушка с красивым  носом,
соломенная блондинка, обладательница гладких, нежных бедер.
  - Нежных?
  - Гладких и полных,- поправилась Шийла.
  - Столько достоинств у одной?
  - Нет, нет. Пусть их будет несколько. Но все - белые.
  - Ваш метод действует только на людей одной расы?
  - Наоборот! Между расами нет ровно никакой разницы, разве что космети-
ческая. Но какая белая захочет черную грудь? И наоборот.
  - Как интересно!- сказала женщина.
  На самом деле ей это было вовсе не интересно. Она покосилась  на  свою
левую грудь и представила себе, как она смотрелась бы, если бы к ней ве-
рнулась молодость. Или если бы грудь внезапно выросла. Она всегда  твер-
дила, что очень рада, что у нее не такая огромная, вульгарная грудь. Ог-
ромные груди она всегда обзывала американским  извращением,  бескультур-
ьем, отвратительным для по-настоящему цивилизованных людей.
  - Я знаю одну: сама тоненькая, а грудь -  пятый  номер,-  обрадовалась
женщина.
  Шийлу беспокоили другие проблемы. Она уже целый день не ела. Она напа-
ла на старушку, ходившую за хлебом. Хлеб она не тронула.
  На следующий день явились девушки.
  Через сутки у Шийлы Файнберг была именно такая внешность,  которую  ее
мать называла "кричащей". Нос больше не горбился, грудь вызывающе  выпи-
рала, бедра изгибались сладострастной дугой, волосы стали длинными,  зо-
лотистыми.
  Полиция ее ни за что не опознает. Но важнее было другое: своей  красо-
той она сможет покорять самцов человека. Пусть власти  напустят  на  нее
свои лучшие силы: сперва им придется найти и узнать ее, а потом  устоять
перед ее чарами.
  Пусть ее ищут - теперь эта проблема отодвинулась на задний план,  сме-
нившись другой: ей требовался партнер.
  Весь день она испытывала странное возбуждение. Ей было трудно  не  те-
реться задом о двери и не распространять по всему Бостону и окрестностям
свой запах.
  Попросту говоря, у нее началась течка. Она была готова  к  продолжению
рода.
  Она еще дважды пообедала. Трупы с выгрызенными животами породили пани-
ку. Город наводнили агенты федеральных служб. Здесь  были  и  сотрудники
секретной службы министерства финансов США, хотя их это и  не  касалось,
агенты ФБР, хотя преступления не представляли собой покушения  на  феде-
ральные законы. Трупы изучали специалисты из ЦРУ, хотя закон  не  разре-
шает агентству действовать в пределах страны.
  Мэр города, столкнувшись с проблемой, оказавшейся выше его  понимания,
на решение которой у него не было ни малейшей надежды, произнес по теле-
видению следующие слова: "Мы удвоили бдительность,  развернули  огромные
силы и приближаемся к тому, чтобы положить этому ужасу конец".
  Если в этих словах и был какой-то смысл, то лишь тот, что город тратил
все больше денег. Выжившим придется расплачиваться за это, платя  больше
налогов.
  Стояло лето. Горожане города готовились к ежегодним осенним  беспоряд-
кам на расовой основе. Но Шийла знала о них больше, чем знают о себе они
сами. Она знала, что люди с разным цветом кожи одинаковы.
  Знала она и другое: учитывая  продолжительность  вынашивания,  процесс
воспроизводства грозил занять слишком много времени.
  "Возможно,- думала Шийла,- мне удастся изготовлять себе подобных уско-
ренным методом".
  Под "себе подобными" она подразумевала не большегрудых блондинок.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  В Бостонской биологической аспирантуре, где проводила свои эксперимен-
ты с хромосомами печально прославившаяся  доктор  Шийла  Файнберг,  были
приняты строжайшие меры безопасности.
  Люди, вооруженные до зубов, досаждали прохожим на тротуарах перед  ла-
бораторией. Допросу подвергались длинноволосые и   бородатые.   То   об-
стоятельство, что оснований допрашивать длинноволосых и  бородатых  име-
лось не больше, чем в отношении коротко стриженных и опрятно одетых, ох-
ранников нисколько не тревожило.
  Просто они не знали, кого именно ищут.
  Ни один из них понятия не имел, что за штука хромосома. Один  подозре-
вал, что она страдает левым экстремизмом, однако не был в этом до  конца
уверен. Все они видели фотографии доктора Шийлы Файнберг, с которых вме-
сто сексуальной грудастой блондинки на них смотрела плоская особа с  ма-
лопривлекательной внешностью.
  Римо и Чиун предъявили удостоверения. Они всегда так поступали,  когда
не было необходимости силой врываться в помещение. Судя  по  удостовере-
ниям, оба принадлежали к  разведывательному  подразделению  министерства
сельского хозяйства. Это звучало достаточно официально, чтобы проникать,
куда следует, и вполне скромно, чтобы не привлекать внимания.
  - Этот человек - иностранец,- сказал охранник, указывая на Чиуна.
  - Это вы - иностранец,- сказал Чиун.- Все вы иностранцы. Но я  стерплю
оскорбление.
  Чиун, прежде питавший слабость к  дневным  "мыльным  операм",  однажды
смотрел серию о нетерпимости и с тех пор полагал, что нетерпимость - это
плохо. Более того, он считал ее пороком. Он поклялся, что  отныне  будет
делом доказывать, что белые и черные ничем не хуже желтых.
  Своими умозаключениями он тогда поделился с Римо.
  "С этого дня я буду делать вид, будто твоя кровь не хуже моей,- заявил
Чиун.- С мой стороны это будет проявлением терпимости и  сострадания.  Я
буду терпимо относиться ко всем низшим расам. Этот урок я усвоил у ваше-
го общества".
  "Папочка,- сказал ему в ответ Римо,- человека делает  лучше  или  хуже
других не его кровь. Все дело в том, как он поступает, как мыслит".
  "У тебя все это получается неплохо, со скидкой на то,  что  ты  рожден
белым".
  "Ты взял меня в ученики, потому что никто в твоей деревне не  подходил
на эту роль. Однажды ты попытался выдрессировать односельчанина, но  тот
оказался лентяем и предателем. Тебе пришлось искать ученика в мире белых
людей. Так ты нашел меня".
  "Я не знал, что ты окажешься таким способным. Ты много знал. Я  взялся
за тебя благодаря твоим знаниям, а не потому, что ты белый. Я скорее по-
ручил бы слону шлифовать алмазы, чем стал бы искать белого для  передачи
ему тайн Синанджу. Однако ты оказался на высоте, и - о, радость!- благо-
даря моему таланту педагога мы получили в итоге слона, шлифующего  алма-
зы. Слава мне!"
  "Это одна из твоих молитв или упражнение для утреннего пробуждения?" -
спросил Римо.
  Чиун не понял смысла оскорбления, но уловил язвительный тон фразы. Что
ж, когда нежный, любящий бутон раскрывает свои лепестки, даруя благосло-
вение, то при этом неблагодарная пчела получает  возможность  для  злого
укуса. Цветком был Чиун, пчелой - Римо.
  Охранник в дверях Бостонской аспирантуры впился взглядом в удостовере-
ния.
  - Вы - Римо Клутье и Ванго Хо Пан Ку ? Так, мистер Ку?
  - Совершенно верно,- ответил Чиун.
  - Проходите,- бросил охранник.
  Длинный ноготь Чиуна мелькнул в воздухе со  стремительностью  змеиного
жала. Охранник ничего не успел заметить. Однако у него зачесалась кисть.
Он потер зудящее место и обнаружил на руке кровь. У  него  была  вскрыта
артерия.
  То был, разумеется, не слепой акт насилия. Чиун рассматривал  это  как
дар тому, на кого он работает.
  Он никогда в жизни не встречал формы правления, подобной американской,
и никак не мог взять в толк, почему Смит не торопится убить президента и
занять трон, а посему предполагал, что они с Римо работают на благо аме-
риканского народа. Римо объяснял ему, что охранники - слуги общества.
  Поэтому, входя в Бостонскую биологическую аспирантуру, Мастер Синанджу
преподал слуге американского общества урок ответственности перед работо-
дателем и проучил за заносчивость в отношении общества как такового.
  Кроме того, урок Чиуна означал, что нетерпимость, особенно со  стороны
низшей расы, будет в Америке наталкиваться на нетерпимое к ней отношение
Мастера Синанджу.
  Наказание не было настолько суровым, чтобы охранник рухнул на колени и
стал взывать о помощи, обливаясь кровью. Тут Чиун проявил понимание, ко-
торого так недостает этой нации.
  Нельзя сказать, чтобы белые были совершенно ни для чего  не  пригодны.
Чиун знал, что в некоторых областях они добиваются успехов. К ним  отно-
сились, к примеру, чудеса, происходящие у них в лабораториях. На  протя-
жении последних полутора веков Мастера Синанджу возвращались в свою  ко-
рейскую деревню с рассказами о загадках Запада. Сначала это были машины,
говоря в которые, люди слышат друг друга за много миль, потом - летающие
люди, движущиеся картинки на стеклянных экранах и то, как западный  зна-
харь без всякой умственной подготовки, просто всадив  в  пациента  иглу,
умудряется усыпить его, не причинив боли.
  Запад был полон загадок. Взять хотя бы распутниц с размалеванными  фи-
зиономиями. Сам Чиун спрашивал в молодости своего Мастера и наставника о
западных женщинах.
  "Нет,- отвечал наставник,- неправда, что их интимный орган устроен  не
так и что в нем есть иголки, которые причиняют тебе  боль,  если  ты  не
платишь им за услуги".
  "Тогда какие они?" - допытывался Чиун, по молодости лет  восприимчивый
к загадочным историям.
  "Какие есть, такие и есть. Сама жизнь - величайшая  загадка.  Все  ос-
тальное - это то, что ты знаешь или то, что упустил".
  "Мне больше нравится загадочное",- ответил Чиун.
  "Ты - самый непослушный ученик, какой когда-либо был у Учителя".
  Этот упрек неоднократно адресовался молодому Чиуну, но тот никогда  не
признавался в этом собственному ученику, Римо. Пусть  Римо  думает,  что
это он - самый непослушный ученик во всей истории Дома Синанджу.
  Западная лаборатория представляла собой восхитительное зрелище:  колбы
в форме толстых пальцев,  прозрачные   пробирки,   огоньки,   зажигаемые
таинственными силами вселенной.
  - Это всего лишь лаборатория, папочка.
  - Мне хочется увидеть загадочный дематериализатор. Я слышал о нем,  но
мне уже много лет не удается на него взглянуть. А ваши  кудесники  давно
держат его в своих волшебных дворцах. Давно!
  - Понятия не имею, о чем ты. Нам надо найти старую лабораторию доктора
Файнберг и понять, кого мы, собственно, разыскиваем.
  - Западную волшебницу. Очень опасная порода. Прежде сила Запада никог-
да не заключалась в ваших уродливых белых телах, а только в ваших волше-
бных машинах.
  - В белом теле нет ничего уродливого.
  - Ты прав, Римо. Терпимость! Я должен терпимо относиться к жирным  по-
жирателям мяса. Мертвенная бледность может казаться  красотой  тем,  кто
сам мертвенно-бледен.
  Вход в лабораторию доктора Файнберг охранялся. Охранники  удовлетвори-
лись предъявленными им удостоверениями.
  - Мне здесь нравится,- сказал Чиун.
  В дальнем углу помещения сидел за столом брюнет лет сорока пяти, мрач-
но смотревший через очки прямо перед собой. Стоило Римо сделать  попытку
представиться, как мрачный принялся безжизненным тоном повторять то, что
твердил уже десяткам людей. При этом он не смотрел на Римо.
  - Нет, вещества, с помощью которого можно было бы снова создать то, во
что превратилась доктор Файнберг, не существует. Нет, мы не  знаем,  что
за процесс стоит за ее превращением. Нет, у нас не проводится  аналогич-
ных экспериментов. Нет, я не являюсь и не являлся членом  коммунистичес-
кой партии, нацистской партии, ку-клукс-клана или любой иной  группиров-
ки, руководствующейся человеконенавистническими идеями  или  планирующей
свержение правительства Соединенных Штатов.
  Нет, я не знал, что это может произойти. Нет, мне неизвестно, где  мо-
жет находиться доктор Файнберг, я не знаком с ее близкими друзьями и  не
знаю, не была ли она сумасшедшей.
  - Хэлло,- сказал Римо.
  - О,- спохватился мрачный,- так вы не собираетесь меня допрашивать?
  - Собираюсь,- ответил Римо,- только я буду спрашивать о другом.
  - Да, собираемся,- подтвердил Чиун.
  - Чем вы занимались последние несколько дней?- задал Римо свой  первый
вопрос.
  - Отвечал на вопросы.
  - Где вы прячете  свои  волшебные  дематериализаторы?-  хитро  спросил
Чиун.
  - Минутку, папочка,- сказал Римо.- Дай мне сперва  покончить  с  моими
вопросами.- Повернувшись к мрачному брюнету в белом халате,  он  продол-
жал: - Ни один человек не интересовался ничем, кроме  информации  такого
рода?
  Тот покачал головой.
  - А вы только и делали, что отвечали на вопросы?
  - В лаборатории - только это. Моя личная жизнь - мое дело.
  - Расскажите нам о ней,- попросил Римо.
  - Этого я делать не обязан.
  Римо дернул собеседника за ухо, и тот решил, что раз Римо так  насущно
необходим ответ, то он пойдет ему навстречу. Он служит  лаборантом.  Его
подружка попросила кое-что ей принести. Сообщая  это,  лаборант  пытался
остановить полотенцем поток крови.
  - Ваша подружка - это Шийла Файнберг?
  - Вы смеетесь? Ниже подбородка Файнберг походила на кучу  окаменевшего
дерьма, выше - на полярную сопку. Она была так некрасива, что мне  каза-
лось, что она заряжена отрицательным электричеством. Лицо - как сморщен-
ный чернослив.
  - А что вы делаете для своей подружки?
  - Все, чего она захочет. Она так неотразима, что  могла  бы  заставить
иезуита спалить священное писание.
  - Что именно вы ей дали?
  - Мы называем это изолятором. Это химический состав типа желатина, за-
медляющий изменение температуры в веществе, которое в него помещено.
  - Понятно.
  Римо чувствовал, что все это далеко не так безобидно, как звучит.
  - Теперь перейдем к серьезным делам,- вмешался Чиун.- Где  вы  прячете
свои волшебные дематериализаторы?
  - Что?!
  - Такие чудесные устройства, которые раскручиваются и делают из одного
вещества другое.
  Лаборант пожал плечами.
  Чиун заметил на столе пакет молока. В дело пошли длинные ногти: он от-
крыл пакет, вылил молоко в пустую колбу и стал  стремительно  вращать  в
ней пальцем.
  Постепенно внизу колбы собралась вода, а вверху оказались густые слив-
ки.
  - Вы делаете то же самое не руками, а с помощью волшебства,-  объяснил
Чиун лаборанту.
  - Господи, да вы ходячая центрифуга!- удивленно воскликнул тот.
  - Вот вы и произнесли это слово - "центрифуга"! Великая тайна  центри-
фуги заключается в том, что вы включением кнопки делаете  то  же  самое,
что делает моя рука. У нас никак не возьмут в толк, как это у вас  выхо-
дит.
  - Это вы делаете голыми руками то, что под силу только центрифуге! Не-
вероятно! Как можно сепарировать материю руками?
  - Можно, и все тут. Это делают пальцы. А как это получается у  центри-
фуги?
  - Согласно научным законам.
  - Гений Запада!- вскричал Чиун и стал наблюдать,  как  новый  знакомый
осуществляет аналогичный процесс с помощью своего волшебного устройства.
Нет, они не раздают свои центрифуги - таков был ответ лаборанта на  оче-
редной вопрос.
  Чиун предложил обмен.
  - Что вы мне за нее дадите?
  - Возможно, кто-нибудь плетет козни, чтобы занять ваше место?- предпо-
ложил коварный Чиун.
  - Это лаборанта-то? На мою зарплату можно жить только впроголодь.
  - Папочка,- зашептал Римо Чиуну в ухо,- ты забыл традицию Дома  Синан-
джу не служить сразу двум господам?
  - Тсс.
  - Что это за ответ?
  - Тсс,- повторил Чиун.
  - Ты не можешь этого сделать.
  Чиун не сводил глаз с центрифуги. В нее можно залить любую одноцветную
жидкость и получить две разноцветных. А то и три.
  В настоящее время - это было ясно любому, кто способен пораскинуть мо-
згами,- центрифуга простаивала без дела. Она никому не была нужна, в том
числе и этому лаборанту. Он здесь всего лишь слуга, а слуги, как  извес-
тно, с легкостью предают господ.
  И, главное - как Римо этого не понимает?- у слуги не  могло  оказаться
влиятельных недругов, способных помешать верной службе Римо и Чиуна  им-
ператору Смиту. Таким образом, они могли  бы  пресечь  несправедливость,
допущенную начальством по отношению к бедному слуге, и получить в благо-
дарность центрифугу.
  Что на это возразишь?
  - Нельзя предавать традиции Синанджу,- сказал Римо.
  Зная, что Римо прав, и одобряя его верность Синанджу,  превзошедшую  в
данный момент его, Чиуна, собственную верность, Чиун  согласился  выбро-
сить центрифугу из головы. Но не из-за слов Римо.
  - Хорошо,- сказал Римо.
  - Я забуду про центрифугу, потому что ты все равно не понял бы, что  я
мог бы ее принять, оставшись при этом верным традиции. К этому ты еще не
готов. Ты все еще юный Шива, юный Дестроер, юный полуночный тигр,  коте-
нок, многого не знающий.
  - Я знаю одно: мы не можем оказывать услуги этому типу, раз у нас есть
другое начальство.
  - Ничего ты не знаешь,- ответил Чиун.- Но ты оказал мне помощь. Теперь
в моем любовном романе будет рассказано о наставнике, который отдал все,
что имел, своему ученику, а тот пожалел для него хлебной корки.
  - А вы, ребята, и вправду из министерства сельского хозяйства?-  спро-
сил лаборант.- Ведь это всего-навсего центрифуга, вы вполне могли бы ку-
пить такую же.
  - Я отсылаю все деньги домой, на прокорм голодающей деревни,-  ответил
Чиун.
  - Ваше дело,- сказал лаборант.
  - Вас совсем не печалят мои трудности?- удивился Чиун.
  - С меня хватает собственных.
  Чиуна так рассердило, что достойная личность, подобная ему,  вынуждена
страдать, не вызывая в других сострадания, что сказав: "Тогда  получайте
еще одну", он ткнул грубияна ниже пояса, отчего  тот,  заработав  грыжу,
покатился по полу.
  - Я считал, что он нам пригодится,- сказал Римо.- Теперь  от  него  не
будет никакого проку. Он угодит в больницу. А мы бы  могли  кое-чего  от
него добиться. Нужный человек!
  - Мне вовсе не кажется странным,- ответил Чиун,- что ты так печешься о
своих нуждах, когда потребности другого остаются неудовлетворенными. Как
это на тебя похоже!
  Лаборант поджал ноги и громко стонал, хватаясь за пах. На шум  вбежали
охранники.
  - Упал,- сказал им Римо.
  Видя, что человек на полу корчится от невыносимой боли, охранники  по-
дозрительно покосились на Римо и Чиуна.
  - Ушибся,- объяснил Чиун.
  - Он, он...- пролепетал лаборант, но не смог закончить фразы из-за бо-
ли и физической невозможности ткнуть пальцем в своего обидчика.
  Чиун, ставший жертвой бесчувственности этого человека, отвернулся. Ни-
кто на свете не заставил бы его проявить терпимость к подобному  поведе-
нию.
  - Уже двое, папочка,- произнес Римо.- Хватит.
  - Должен ли я заключить из твоих слов, что охранник при входе  не  был
непочтителен, а это порочное животное - бесчувственным?
  - Эй, вы! Что произошло?- спросил охранник.
  Дабы не вовлекать в беседу охранников, Римо заговорил на своем корявом
корейском. Он сказал Чиуну, что последняя ниточка, связывающая  женщину,
поиском которой они заняты, и эту лабораторию, еще не оборвана.
  Чиун потребовал объяснений.
  Римо объяснил, что девушки, даже подружки лаборантов, не имеют обыкно-
вения клянчить научные материалы, а лаборанты - раздавать их  направо  и
налево. Это просто смешно!
  - Вовсе не так смешно,- отозвался Чиун, не сводя глаз с центрифуги.
  - Можешь поверить мне на слово: именно смешно,- закончил  Римо  по-ко-
рейски.
  - О чем вы там болтаете?- вмешался охранник.
  - О центрифугах,- ответил ему Римо.
  - Я вам не верю,- сказал охранник.- Покажите-ка еще разок ваши удосто-
верения.
  На сей раз документы подверглись внимательному изучению.
  - Да они десятилетней давности!- присвистнул охранник.
  - Тогда взгляните на мой университетский пропуск, беспрекословно  при-
нимаемый где угодно во всем мире.
  С этими словами Римо левой рукой выхватил у него оба удостоверения,  а
двумя пальцами правой руки ткнул охранника в голову над левым ухом.  Ох-
ранник погрузился в младенческий сон.
  Второй охранник сказал, что у него предъявленное удостоверение не  вы-
зывает вопросов. Превосходное удостоверение, лучше он не видел никогда в
жизни. Неудивительно, что его принимают  во  всем  мире.  Не  желают  ли
джентльмены прихватить чего-нибудь из лаборатории?
  - Раз вы сами предлагаете...- сказал Чиун.
  В вечерних теленовостях "Хромосомная каннибалка", как теперь именовали
Шийлу Файнберг, выступала героиней дня. По словам диктора, полиция пред-
полагала, что заодно с Каннибалкой теперь действовали двое сообщников.
  "Худощавый белый и пожилой азиат, предъявившие  фальшивые  удостовере-
ния, почти не отличающиеся, по уверениям полиции, от подлинных, обманули
бдительность охраны и похитили важный научный прибор из лаборатории сви-
хнувшейся на хромосомах доктора Шийлы Файнберг.
  Полиция не комментировала, чем угрожает Большому Бостону это  пополне-
ние арсенала безумной ученой, однако жителей призывают не появляться  на
улицах после наступления темноты, не выходить из дому  в  одиночестве  и
сообщать полиции о необычном поведении встречных по следующим телефонным
номерам..."
  Римо выключил телевизор. Чиун улыбался.
  - Знаешь,- сказал он,- если положить в этот прибор клубничное варенье,
то косточки окажутся сверху, сахар посередине, мякоть внизу.
  Римо жестом предложил ему умолкнуть. Звук вращающейся  центрифуги  уже
привлек внимание медсестры, которой пришлось сказать, что это стонет  от
страшной боли больной, после чего она потеряла  к  происходящему  всякий
интерес и удалилась.
  Они находились в палате по соседству с палатой  лаборанта.  Сейчас  он
отходил После операции грыжи. У его дверей не было полиции.  Римо  решил
посмотреть, не навестят ли его посетители.
  В коридоре раздались шаги, настолько легкие, что Римо еле  их  расслы-
шал. Он выглянул и увидел женщину в дорогом  белом  платье,  выглядевшую
чрезвычайно ухоженно, словно она только что  позировала  для  журнальной
рекламы магазина готового платья, предназначенной для откормленных, не в
пример ей, домохозяек. Однако два обстоятельства вызвали у него насторо-
женность. У женщины был непомерно крупный бюст и слишком  уж  золотистые
волосы. Римо приложил ухо к стене и подслушал ее разговор с лаборантом.
  - Я ничего не нашла, дорогой. Куда ты его задевал? На внутреннем скла-
де? Почему там? Да, конечно, люблю! А теперь мне пора бежать. Пока!
  Она собралась уходить. Римо услышал, как она идет по коридору -  пора-
зительно тихо для женщины на высоких каблуках. Обычно такие каблучки из-
дают барабанную дробь.
  Римо выскочил из палаты и увидел ее в конце коридора.  Она  дожидалась
лифта. Римо пристроился рядом.
  - Приятный вечер,- молвил он.
  Ответом ему была холодная улыбка.
  Тогда он прибег к своему неотразимому приему. Лицо его приняло выраже-
ние спокойной мужественности, от которой у женщин чаще всего слабели ко-
ленки. Улыбнувшись самой сексуальной из своего набора улыбок, он  принял
вальяжную позу.
  - Слишком хорошая ночь, чтобы провести ее в больнице.
  Она ничего не ответила. Он вошел следом за ней в лифт.
  - Как вас зовут?
  - А что? Вы боитесь проехать четыре этажа в обществе незнакомки?
  - Я надеялся, что вы перестанете быть незнакомкой,- сказал Римо.
  - Вот как?
  - Да, так.
  - Очень мило,- произнесла грудастая блондинка.
  Бостонская улица обдала их жаром. От автомобильных выхлопов перехваты-
вало дыхание, тротуар больше походил на тропу  через  незнакомый  горный
перевал. Рев машин напомнил Римо, что массачусетские водители слывут са-
мыми дрянными во всей стране, а полицейские штата спускают курок без ма-
лейшей надобности. Женщина направилась к своей машине на стоянке.
  Это был темный фургон. Римо зашагал за ней следом,  нагнал  и  ласково
взял за руку. Она ощерилась.
  - Слушай, красотка, остынь. Мы можем дружить, а можем и нет.
  - Я выбираю второе,- отрезала женщина.
  Она села в машину. Римо сел с ней рядом.
  - Как это у вас вышло? Дверца была заперта.
  - Я фокусник,- ответил Римо.
  - Тогда испаритесь.
  - Ладно, леди, у меня к вам дело. По-моему, с вашей  помощью  я  смогу
выйти на сумасшедшую людоедку, которая терроризирует Бостон.
  - Каким образом?- спросила она тихим голосом, сразу лишившимся  недав-
них самоуверенных ноток.
  - Я же сказал, что я фокусник.  Хотя  необязательно  быть  фокусником,
чтобы понять, кому может понадобиться эта дрянь из лаборатории.
  - Изолирующий гель,- подсказала она.
  - Ага.
  - А ты симпатичный!
  - Знаю,- ответил Римо.- А все тренировка. Женщины сразу это чувствуют.
Но должен признаться, стоит таким стать, как сразу перестаешь этим  гор-
диться. Вот что печально! Только когда тебе чего-то  недостает,  ты  де-
лаешь из этого проблему. Так что попробуй забыть о том,  какой  я  хоро-
шенький, и вернуться к гелю.
  - Кто-нибудь еще знает обо мне и об изолирующем геле?
  - Почему ты спрашиваешь?
  - Потому,- ответила она и ласково положила ладонь ему на грудь,  чуть-
чуть зацепив ногтями его тонко настроенное тело. Римо  покосился  на  ее
руки и сразу увидел то, что хотел увидеть.
  - Давно ты изменила внешность?- спросил он.
  - Что?!
  - Твое лицо не подходит к рукам. Твоим рукам тридцать  с  лишним  лет,
лицу - двадцать два, от силы двадцать три года. Давно? И где доктор Фай-
нберг? Мы можем поладить, а можем и не поладить.
  - Доктор Файнберг? Да вот она!
  Только тут Римо понял, что угодил в заурядную ловушку, от которой Чиун
не уставал его предостерегать с самого начала тренировки. Глаза  не  ви-
дят, уши не слышат, нос не чует! Так звучало предостережение, а означало
оно, что большинство людей не видят, не слышат, не чувствуют,  а  просто
припоминают аналогии, и то лениво. Увидев что-нибудь, они  не  восприни-
мают увиденное как таковое, а относятся к нему как к частному от общего.
Примером служила сосиска "хот дог". Свой первый "хот  дог"  ребенок  ню-
хает, ощупывает, изучает. Впоследствии он впивается в  него  зубами  без
всяких сомнений. Пусть так поступают взрослые и дети, пусть  "хот  доги"
не представляют опасности, но для  стажера  Синанджу,  чья  выживаемость
должна превосходить выживаемость любого другого человека на  свете,  это
никуда не годилось.
  Сейчас Римо ощущал свою оплошность грудной клеткой: ногти женщины раз-
дирали его плоть, подбираясь к костям. Он принял это создание за молодую
грудастую блондинку, посвящавшую прическе больше времени,  чем  утренней
гимнастике.
  В этом-то и состояла его ошибка. Римо завопил от боли: рука  блондинки
полоснула его по щеке, раздирая ее в кровь. Его ошибка усугубилась  тем,
что он поддался панике. Прекрасный цветок обернулся  смертельно  жалящей
крапивой.
  Сейчас, оказавшись безоружным перед лицом  смерти,  Римо  разом  забыл
все, чему его учили. От страха он попытался влепить ей обыкновенную зат-
рещину, которая даже не достигла цели.
  Шипящее чудовище терзало его живот. Он чувствовал себя беспомощной му-
хой, угодившей в работающий миксер.
  Паника действовала неотвратимо. Боль  была  давно  изведанным,  старым
ощущением. Такой ее сделали годы подготовки. Он постигал разные  степени
страдания в спортивных залах, на кораблях, в полях. Только тогда,  когда
его тело отказалось воспринимать боль, он наконец поймал ритм вселенной.
  И стал человеком, доведенным до крайности.
  Человек этот, родившийся в Америке,  но  впитавший  мощь  тысячелетий,
пропитанный могуществом, накопленным до его рождения,  преобразился  те-
перь в первобытное существо. Обретя силу, с разодранным горлом  и  живо-
том, видя собственную смерть, Римо, приемный сын Чиуна,  Мастера  Синан-
джу, повел бой за все человечество.
  Боль была нестерпимой. Ужас неописуемым. Но отступление прекратилось.
  Римо поймал окровавленную руку, метившую  со  зверской  неукротимостью
ему в голову. Этот удар был бы смертельным. Однако золотоволосая женщина
подчинялась инстинкту, Римо же сражался как человек. Сначала он мысленно
заставил себя перехватить копи, грозящие разорвать ему лицо.  Его  левая
рука сгребла ее растопыренные пальцы и не позволила им довершить  страш-
ную работу.
  Это произошло так быстро, что человеческий глаз не мог бы за этим  ус-
ледить. Занесенная рука бессильно повисла.
  Римо нанес второй удар. Его пальцы вонзились в ее безумные глаза,  но-
сок ноги воткнулся ей в солнечное сплетение. Теперь -  по  ребрам,  так,
чтобы они пронзили сердце. На запачканное кровью сиденье  хлынули  новые
потоки крови.
  Машина закачалась, на горячий, липкий асфальт посыпались осколки стек-
ла.
  Кровь забрызгала лобовое стекло изнутри, как клубничная мякоть в  мик-
сере.
  Существо, именовавшееся доктором Шийлой Файнберг, рычало, шипело,  вы-
ло; потом, не сумев вынести боль, которую вынес человек, оно  вывалилось
из кабины.
  Римо лишился чувств.
  "Кажется, я буду жить,- была его последняя мысль.- Но  какая  безумная
боль!.."



ГЛАВА ПЯТАЯ

  С раннего детства, с трех с половиной лет, Харолд  В.  Смит  отличался
организованностью. Последний раз в жизни он  проявил  неаккуратность  во
втором классе школы графства Джилфорд, да и то  по  чужой  вине:  кто-то
пролил на его тетрадку чернила. В те времена еще пользовались чернильни-
цами.
  Харолд не стал доносить на одноклассника.
  Харолд не был ябедой. Не был он и спорщиком, хотя учителя  отмечали  в
нем некоторое упрямство, когда он бывал убежден в своей правоте.  Он  не
боялся ни хулиганов, ни  директора  школы,  которого  неизменно  величал
"сэр".
  "Да, сэр, по-моему, вы не правы, сэр". Это было сказано при переполне-
нном классе, половина которого хихикала, предвкушая, что сейчас  Харолда
как следует взгреют.
  Возможно, директор проникся уважением  к  отважной  прямоте  мальчика.
Смит на всю жизнь запомнил, как директор сказал при всех, включая  Бетси
Огден: "Да, Харолд, вероятно, ты прав. Думаю, все мы можем извлечь  урок
из того, что ты продемонстрировал нам сегодня,-  из  твоего  умения  от-
стаивать свою правоту".
  Позднее психологи назвали бы слова  директора   поощрением.   Но   для
мальчугана Смита это было как медаль, которую он собирался гордо  носить
всю жизнь. И когда стране понадобился человек несгибаемой отваги и  пря-
моты, с невероятными организационными  способностями,  чтобы  возглавить
такую потенциально опасную организацию, как КЮРЕ, выбор пал  на  бывшего
ученика школы графства Джилфорд.
  "Крышей" для огромного банка компьютерной информации служил  санаторий
Фолкрофт в городке Рай, штат Нью-Йорк. Смит был настолько организованным
человеком, что дела санатория отнимали у него в день всего четверть  ча-
са, а на основное дело оставалось по четырнадцать часов в день. Он рабо-
тал шесть дней в неделю; если Рождество и День независимости выпадали на
будние дни, он работал и по половине праздничного дня.
  В первые годы работы он питал пристрастие к гольфу. Но потом его поки-
нула сноровка. Отличный удар, который он приобрел, когда ему было  двад-
цать с небольшим лет, отошел в область воспоминаний. Чем хуже он  играл,
тем меньше ему хотелось играть. К тому же на игру оставалось все  меньше
времени.
  Воспоминания о зеленых лужайках нахлынули на доктора Харолда В. Смита,
сидевшего в своем кабинете с видом на залив  Лонг-Айленд.  Снаружи  окна
кабинета были зеркальными. Слева от него стоял терминал -  единственный,
на который поступала напрямую вся информация с компьютеров КЮРЕ,  справа
- телефон, связывавший его всего с одним  человеком.  Второй  телефонный
аппарат этой линии был установлен в Белом Доме.
  Смит дожидался звонка. Сегодня ему потребуется вся его отвага и прямо-
та. Если не больше.
  Он лениво поглядывал на дисплей с данными о курсе  Чикагской  зерновой
биржи. Очередной клан миллионеров в очередной раз  пытался  скупить  всю
сою и загнать рынок в угол. Операция казалась этим людям  очень  легкой,
сулила огромные барыши и возможность для контроля над важнейшим сельско-
хозяйственным сырьем и для взвинчивания цен. Однако при кажущейся легко-
сти подобные операции никогда не увенчивались успехом.
  А успехом они не увенчивались потому, что этому между делом мешала КЮ-
РЕ. Вот и сейчас компьютер прикажет агенту организовать в Нью-Йорке уте-
чку информации о попытке "корнера" на рынке сои. Другие спекулянты мигом
взвинтят цены. Иногда кланам напоминали, что несколько лет назад их фир-
мы занимались незаконной деятельностью; пускай сами они не были ни в чем
замешаны, сам факт судебного расследования причинял достаточно  неприят-
ностей. Неприятности чаще всего исходили от прокурора округа.
  Ни биржевой агент, организовавший утечку информации, ни окружной  про-
курор, угрожавший повесткой, не догадывались, на кого они работают.
  Об этом знали только трое людей. Один сидел сейчас у телефонного аппа-
рата. Другой смотрел в несимпатичное лицо смерти. Третий, завершив труд-
ный день в Белом Доме, вынул красный телефон из ящика шкафа в спальне.
  На столе у Смита зазвонил телефон.
  - Слушаю, сэр,- сказал Смит.
  - Что происходит в Бостоне?
  Голос принадлежал южанину, но был лишен тепла. Президент говорил вкра-
дчиво, но в голосе звенела сталь.
  - Этим занимается наш человек.
  - То есть?
  - Повторяю, этим занимается наш специальный агент. Он  будет  действо-
вать более эффективно, чем команда, которую вы хотели туда направить.
  - Я жалею, что полагался раньше на небольшие команды. Жалею, что  эко-
номил людей и доверялся службам, которые только делали  вид,  что  зани-
маются делом. Жалею, что не позволял главам моих служб планировать  опе-
рации самостоятельно.
  - Вы хотите, чтобы я его отозвал?- спросил Смит.
  - Нет. Какие у вас сведения?
  - Никаких.
  - Разве сегодня у вас не должно было быть выхода  на  связь?-  спросил
президент.
  - Должен был.
  - Тогда почему он не состоялся?
  - Не знаю,- признался Смит.
  - Вы хотите сказать, что с ним что-то случилось? Что ваш чародей поте-
рпел фиаско? Смит, мне нет нужды напоминать вам, что  это  -  экстренная
ситуация общенационального масштаба. Пока она локализована в Бостоне, но
если станет распространяться, то под угрозой  окажется  не  только  наша
страна, но и весь мир.
  - Я сознаю глубину угрозы. Вполне вероятно, что  с  нашим  специальным
агентом не случилось ничего особенного.
  - Тогда в чем дело?
  - Иногда ему не удается правильно прочесть код. Иногда он забывает по-
звонить. Чаще всего он просто ленится это сделать.
  - В экстренной ситуации общенационального масштаба?!
  - Да.
  - И такой человек в одиночку спасет род людской от уничтожения?
  - Да.
  - А азиат?
  - Он не доверяет телефонам,- сказал Смит.
  - И подобная парочка годится, по-вашему, для такого  задания?  Вы  это
мне пытаетесь внушить, Смит?
  - Нет, сэр, я не говорю, что они годятся.
  - Тогда что вы вообще несете?
  - Я говорю вам, господин президент, что моя организация приняла на се-
бя защиту человеческой расы. Задача заключается в том, чтобы спасти  наш
вид, вот и все. И я говорю вам, что взял это на себя, поскольку  в  моем
распоряжении находятся двое, которые могут более надежно,  чем  кто-либо
за всю историю существования человека как вида,  защитить  этот  вид  от
другого, пусть другой вид окажется даже сильнее и хитроумнее нас. Лучше,
чем эти двое моих людей, просто никого нет, сэр. Я  проявил  бы  неради-
вость, если бы не послал на задание их.
  - А они ничего не докладывают...
  - Сэр, они - не генералы, получившие звание от президента или конгрес-
са. Не может быть закона, предписывающего производство в Мастера  Синан-
джу. Пусть народ бегает по улицам, провозглашая кого-то Мастером  Синан-
джу,- от этого человек не сделается им, как не сможет преодолеть земного
притяжения. Мастер Синанджу - тончайший инструмент убийства,  когда-либо
созданный человечеством. И создается этот инструмент только другим  Мас-
тером Синанджу. Самый лучший исполнитель, о котором вам доведется  услы-
шать или прочесть когда-либо, будет только бледной имитацией этих двоих.
Нет, сэр, доклада от них не поступало,- заключил Смит.
  - Из ваших слов я делаю вывод, что они даже не позаботились  взглянуть
на дом родителей - по-моему, это самое естественное место, где могла ук-
рыться доктор Файнберг.
  - Господин президент, эта женщина, вернее, особь женского пола,  нахо-
дится не в большей связи со своими родителями, чем вы или я - с бабуина-
ми или какими-нибудь еще зверями. Эта женщина - особь нового вида.
  - Доктор Смит, сдается мне, что вы не справились с  ситуацией.  Исходя
из условий деятельности вашей организации, я  предполагаю  снять  вас  с
должности,- сказал президент.
  В голосе Смита зазвучал леденящий металл.
  - Простите, сэр. Если бы мы  работали  исключительно  на  благо  своей
страны, я бы немедленно подчинился приказу президента.  Но  сейчас  дело
обстоит иначе. Вы не можете нас распустить, потому что мы работаем в ра-
вной степени и на пастуха, сидящего в палатке из шкур яка в  монгольской
пустыне Гоби, и на американский народ.
  - А что, если я применю против вас силу?
  - Сэр, несколько тысяч десантников с десятью годами подготовки за пле-
чами вряд ли смогут тягаться с тысячами лет  совершенствования  Мастеров
Синанджу. Подумайте, господин президент, это было бы огромной глупостью.
Они могли бы спрятать меня у вас под носом в Белом Доме! Думаю, вы пони-
маете это так же хорошо, как и я.
  - Да, понимаю,- медленно проговорил президент.- Однажды я видел  их  в
деле. Ладно, сейчас мне не остается ничего другого, кроме  как  повесить
трубку. Вы отключаетесь, поскольку я больше не стану вам звонить. И  на-
последок, Смит...
  - Слушаю, сэр.
  - Удачи вам! Да поможет вам Господь!
  - Спасибо, господин президент.
  Харолд Смит стал ждать другого звонка. Он прождал весь день, и  только
когда на часть океанской акватории,  известную  как  залив  Лонг-Айленд,
опустилась тьма, а стрелки на часах показали 21.01, он смирился  с  мыс-
лью, что день прошел без звонка Римо.
  У него не было дурных предчувствий относительно судьбы этих двоих, по-
тому что предчувствия у Харолда В. Смита никогда не перевешивали  надеж-
ду.
  Лица, наделившие его властью, знали, что его сила заключается в спосо-
бности мыслить рационально. Однако сейчас он не мог отогнать  воспомина-
ний о том Римо, каким тот впервые явился в Фолкрофт.  Каким  молодым  он
тогда казался! Открытое, наивное лицо, чуть припухлое, как почти  всегда
бывает в молодости.
  "Прекрати!- приказал себе Смит.- Он жив, у тебя нет доказательств  его
смерти".
  Смит напомнил себе, что Римо вырос во что-то большее, чем карающая де-
сница, что он настолько отличается в лучшую сторону от среднего  челове-
ка, что чувство, вызываемое им, не должно отличаться от чувства, испыты-
ваемого к самому быстрому из самолетов или к самым точным из часов.
  На воде замигали огоньки. В кромешной темноте шли корабли. Смит  спох-
ватился, что до сих пор не включил у себя в кабинете свет.
  Он еще немного понаблюдал за огоньками на воде, а потом ушел домой.
  "Прощай, Римо",- тихо проговорил он про себя. Его охватило  непонятное
тревожное предчувствие.
  В Бостоне заместитель директора местного отделения  Федерального  бюро
расследований получил приказ еще больше сократить участие ФБР в  рассле-
довании по делу "Хромосомной каннибалки". Он со  злостью  швырнул  копии
входящих и исходящих в мусорную корзину. В Вашингтон ушла его телеграмма
о том, что делом и так занимается недопустимо мало  агентов,  вследствие
чего нет уверенности, что они вообще разберутся, с чем имеют дело, а ес-
ли и разберутся, то все равно не сумеют толком за него взяться.
  Ответ гласил, что ему надлежит действовать в соответствии с традициями
Бюро и руководствуясь распоряжениями Вашингтона. На нормальном языке, не
пользующемся почетом в ФБР, это означало: "Утри нос и предоставь эту го-
ловоломку местной полиции. Мы убираем свои задницы из-под удара, и  тебе
следует поступить так же".
  Это был вьетнамский подход, воцарившийся дома: гам тоже добросовестное
исполнение обязанностей значило гораздо меньше, чем забота о собственной
безопасности и благополучии. Это было нетрудно понять,  раз  сотрудникам
угрожала опасность предстать перед судом за то, что их методы, по мнению
некоторых крючкотворов-законников, не отвечают требованиям закона.  Дос-
таточно нескольких процессов - и сотрудники начинают защищать не  общес-
тво, а самих себя. Если за ревностную службу тебе угрожает  суд,  то  ты
станешь служить так, чтобы всем угодить.
  Это уже произошло с местной полицией. Были приняты широко  разреклами-
рованные меры по усиленному соблюдению законности в работе полиции и по-
вышению ее ответственности перед гражданами. В итоге нескольких разбира-
тельств хватило, чтобы полиция озаботилась защитой себя самой, а на ули-
цах воцарились преступники.
  Сперва американское общество проиграло таким образом войну, потом сра-
жение на улицах собственных городов, а теперь, надевая узду на ФБР,  ус-
коренно приближалось к расставанию с национальной безопасностью. Великие
катастрофы, которые выпадали на долю Америки, всегда начинались  не  как
катастрофы, а как стремление к совершенству.
  Джеймс Галлахан, заместитель директора бостонского отделения ФБР,  дал
себе этим поздним теплым вечером зарок, что не позволит начальству  под-
ставить его.
  Пусть попробуют зарыть голову в песок, когда всем станет известно, что
местному отделению не дают действовать, несмотря  на  угрозу  городу  со
стороны "хромосомной убийцы"!
  Джеймсу Галлахану было сорок восемь лет, и он умел защищаться.  Сперва
он навел порядок у себя в кабинете. Затем  поручил  четырем  подчиненным
сочинить доклад о наиболее эффективном способе борьбы с опасностью, учи-
тывая сокращение сил.
  - Конечно, вы понимаете, какой это деликатный вопрос, поэтому  я  ожи-
даю, что вы выполните задание с традиционным для Бюро блеском.
  Один из подчиненных хихикнул.
  Галлахан не обратил на это внимания. Он выставил защитный экран. Когда
все просочится в прессу, вместе с ним вину разделят еще  четверо.  Пусть
его сошлют в отделение ФБР в Анкоридже на Аляске, у него все равно оста-
нется пенсия, приличный доход и всевозможные льготы.
  Маленькое победоносное восстание не доставило Галлахану большой радос-
ти. Он помнил времена, когда гордился своей работой, по сравнению с  ко-
торой даже забота о собственной жизни отступала на задний план. Это было
ярмо, но в этом ярме он ходил счастливым.
  Он помнил радость, которую приносило успешно завершенное дело. Радость
от поимки преступника, которого было по-настоящему нелегко поймать. Тог-
да он на равных тягался с величайшей системой шпионажа,  когда-либо  из-
вестной миру,- русским КГБ.
  Вот когда ФБР что-то да значило!
  Работать приходилось по шестьдесят часов в неделю, зачастую без выход-
ных. Платили тогда меньше, чем сейчас, когда вступили в силу новые  пра-
вила. Теперь до пенсии осталось меньше времени, но какими долгими  каза-
лись недели, когда считаешь, сколько еще тянуть лямку! Он перестал защи-
щать страну и перешел к защите самого себя. Пусть страна провалится!
  Что он хотел бы сказать Америке? "Перестань обижать тех, кто хочет те-
бе помочь! Неужели ты не знаешь, кто твои истинные друзья? Что  хорошего
ты ждешь от грабителя банков? Или от террориста?"
  Однако именно эту публику с таким жаром защищали многие в  Вашингтоне.
Создавалось впечатление, что надо просто-напросто  оглоушить  чем-нибудь
старушку, чтобы все развесили уши, слушая твои жалобы на единственную  в
мире страну, которая дала так много и так многим, требуя  взамен  отнюдь
не невозможного: всего-то работать ради ее блага.
  Единственную страну!
  Вечером Джеймс Галлахан покинул свой кабинет. Однажды он уже дал клят-
ву, но то было давно, когда клятвы еще что-то значили. Сейчас  он  пони-
мал, что только тогда и был счастлив.
  Репортерша из бостонской "Таймс" задерживалась. Галлахан выпил пива  и
стаканчик виски. Сейчас он предпочитал скотч со льдом, однако все еще не
забыл любимого напитка своего отца и хмельную атмосферу в обшитом  дере-
вом баре в южной части Бостона. Когда он поступил в католический универ-
ситет Нотр-Дам, отец угостил его в этом баре пивом,  после  чего  каждый
посетитель стал по очереди угощать всю компанию. Он захмелел, все вокруг
смеялись. Потом был выпуск. Как рыдал отец при одной мысли, что его сын,
Джеймс Галлахан, сын человека, всю жизнь подбиравшего мусор за  другими,
стал "выпускником университета Нотр-Дам, Соединенные Штаты Америки! Сла-
ва тебе, сынок!"
  Кто-то у стойки обмолвился, что американские университеты хуже дублин-
ских. То есть и в подметки им не годятся! Разумеется, такие слова,  ска-
занные в ирландском баре в Америке, не могли не вызвать потасовки. А по-
том он выучился на юриста в Бостонском колледже.
  Это достижение было опять встречено выпивкой. На ней  Джеймс  Галлахан
признался: "Отец, я не буду заниматься юриспруденцией. Я собираюсь стать
агентом ФБР".
  "Полицейским?" Отец был в шоке. "Твоя мать перевернется в могиле,  сы-
нок! Мы ложились костьми, чтобы сделать из тебя человека. Полицейским ты
бы мог стать сразу после школы! Для этого не нужно столько учиться. Пош-
ли бы прямиком к олдермену Фицпатрику. Это не стоило бы ни цента. Не то,
что для итальяшек - им приходится за это расплачиваться".
  У Галлахана-младшего это вызвало смех. Он  попытался  объяснить  отцу,
что такое ФБР, однако старый Галлахан был не из тех, кому  можно  что-то
объяснить. Старый Галлахан сам все объяснял. И объяснения его были нехи-
трыми. Мать - мир ее праху - и отец для того и  вкалывали,  для  того  и
проливали пот, чтобы сделать своего сына человеком.
  Что ж, ничего не поделаешь. Человек отчитывается за то, как он  посту-
пает со своей жизнью, только перед Всевышним.  Поэтому  старый  Галлахан
изъявил готовность смириться с любой участью, предначертанной Божьей во-
лей для его сына. И пускай об этом знает весь салун!
  Если молодой Джимми хочет быть полицейским, то быть ему, черт  возьми,
лучшим полицейским-законником за все времена!
  Конечно, по дороге домой сын услыхал еще кое-что. "Знаешь, Джимми, это
все равно, что готовить сына на священника, послать его в лучшую римскую
семинарию, а он потом возвращается домой и идет работать в обувную  лав-
ку. Не то, чтобы у торговли обувью не было своих достоинств; только  за-
чем трудиться, получать серьезное образование, раз собираешься стать ка-
ким-то государственным служащим, как отец?"
  "Папа,- ответил Джим Галлахан,- ты не должен говорить  о  себе  как  о
"каком-то государственном служащем". И ты увидишь: работать в ФБР -  это
не просто так. Думаю, это поважнее, чем адвокатура".
  Отец уснул. Джим Галлахан затащил его в дом, уже больного раком, кото-
рый со временем убьет его; уже тогда отец был легче, чем прежде;  только
тогда никто ничего не знал о будущем.
  Прошел год, и отец узнал, что за штука ФБР, потому что теперь не отка-
зывался слушать. С немалой гордостью он  втолковывал  любому,  кого  ему
удавалось припереть к стенке, что его сын работает  в  Федеральном  бюро
расследований, самом лучшем в целом мире. "Для того, чтобы туда попасть,
надо быть или юристом, или бухгалтером".
  Потом он угодил в больницу на операцию желудка. Хирурги нашли  опухоли
и снова его зашили. Минуло три месяца - и он угас. Отпевали его в той же
церкви, где венчали, где крестился и проходил конфирмацию Джим, куца  он
столько раз заходил, чтобы просить у Бога защиты и благословения.
  На поминках в доме, которому предстояло перейти к сестре  Мэри  Эллен,
обладательнице самой многочисленной семьи, один из отцовских друзей ска-
зал: "Больше всего он гордился тобой, Джим. Только и говорил, что о тебе
и о ФБР. У него получалось, что там сидят одни ангелы небесные".
  Эта реплика вызвала у Джима Галлахана слезы. Он не стал ничего  объяс-
нять, а просто извинился, убежал в  родительскую  спальню,  бросился  на
кровать, на которую они уже никогда не лягут, ту самую кровать, на кото-
рой был зачат, зарылся головой в одеяло и разревелся со  смесью  боли  и
радости, единственное название которой - гордость.
  Но то было много лет тому назад.
  Тогда работой в Бюро гордились. Как давно это было! Тогда жизнь и  са-
мые злые ее тяготы принимались легко... А теперь просто показаться с ут-
ра в бостонском отделении было второй за  день  тягчайшей  обязанностью.
Первой было заставить себя встать поутру. Галлахан заказал двойной  вис-
ки. К черту пиво! Он взглянул на часы. Как опаздывает эта репортерша  из
"Таймс"! Бармен подал ему стакан, и Галлахан уже поднял  его,  когда  на
его руку легла чужая рука. Это была Пам Весткотт,  похудевшая  после  их
последней встречи фунтов на двадцать. Подкралась она к  нему  не  иначе,
как тайком, потому что обычно Пам Весткотт оповещала о своем приближении
весь квартал, топая здоровенными, как телеграфные столбы, ножищами.
  - Привет, Пам,- сказал Галлахан.- Ты похудела и  помолодела  сразу  на
двадцать лет. Отлично выглядишь!
  - Морщины вокруг глаз диетой не вытравишь,-Джим.
  - Сухой мартини со льдом,- распорядился Галлахан, имея в виду газетчи-
цу.
  Пам Весткотт предпочитала всему остальному мартини и картофельные чип-
сы. Обед без четырех порций выпивки был для нее не обед. Галлахан слышал
от многих, что Пат Весткотт - алкоголичка, но так много ест, что избыто-
чный вес прикончит ее скорее, чем спиртное уничтожит ее печень. В  сорок
лет она выглядела на все пятьдесят. Однако сегодня вечером ей можно было
дать не больше тридцати. Двигалась она с нарочитой медлительностью, явно
обретя уверенность в себе. Вокруг глаз у нее не было ни одной морщинки.
  - Мне ничего не надо, Джим, благодарю.
  - Бери мартини,- сказал Галлахан.- Как насчет  пары  пакетиков  карто-
фельных чипсов?
  - Нет, спасибо.
  - Ну, ты и впрямь на диете!
  - Типа того. Высокобелковой.
  - О'кей, тогда как насчет гамбургера?
  Пам Весткотт поманила бармена.
  - Четыре штуки. Непрожаренные. И побольше соку.
  - Леди имеет в ввиду кровь?
  - Да, и побольше.
  Галлахан снова поднял стакан. Однако ее хватка стала еще сильнее.
  - Брось,- сказала она.- Не пей.
  - Ты что, завязала, Пам?
  - Я теперь вообще другой человек. Не пей.
  - А мне хочется! Мне это просто необходимо. Хочу -  и  выпью,-  уперся
Галлахан.
  - Ну и дурак.
  - Слушай, тебе нужна обещанная история? Да или нет?
  - Да, но не только.
  - О'кей,- сказал Галлахан.- Вот мои условия: я тебе все выкладываю.  А
ты отдаешь историю какому-нибудь коллеге, чтобы  после  опубликования  у
меня не было неприятностей: с этим-то репортером я не говорил! Только на
таких условиях.
  - А у меня для тебя есть кое-что получше, Джимми.
  - Только если это не противоречит моему намерению выпить.
  - Как раз противоречит,- сказала Пам Весткотт.
  - Ты что, баптисткой заделалась?
  - Галлахан, ты знаешь, что я хороший репортер. Забудь о моей смазливой
внешности.
  Галлахану стоило труда не улыбнуться. Пам Весткотт никак  нельзя  было
назвать смазливой. Во всяком случае, до самого последнего времени.
  - Я хочу тебе кое-что показать. Приходи сегодня вечером ко мне  домой.
Только освободи организм от спиртного. Я преподнесу тебе кое-что  такое,
за что ты будешь меня вечно благодарить.
  - Пам, я женат.
  - Боже! Брось, Джим.
  - У меня депрессия. Мне нужно выпить, Пам.
  - Повремени четыре часа.
  - Я устал, Пам. У меня нет четырех часов.
  - Сколько ты уже успел выпить?
  - Две порции виски. И одну пива,
  - Ладно, два с половиной часа. И ты получишь величайшее  дело  за  всю
жизнь. Ты уйдешь на пенсию с такими льготами, каких никогда  не  зарабо-
таешь, вручая повестки.
  Ему отчаянно хотелось выпить, но он сказал себе:  раз  репортерше  так
хочется, чтобы он не пил, и раз она так много обещает, то почему  бы  не
послушаться?
  Бармен грохнул о прилавок тарелкой с четырьмя  гамбургерами.  На  звук
повернулось несколько голов. Бармен вылил на гамбургеры целую  пластмас-
совую бутылочку красной телячьей крови. Число любопытных увеличилось.
  Пам Весткотт с улыбкой оглядела бледные физиономии пьянчуг и осторожно
подняла тарелку, стараясь не пролить кровь.  Потом  репортер  бостонской
"Таймс" наклонила тарелку, выпила кровь и несколькими богатырскими  уку-
сами расправилась с гамбургерами, после чего дочиста вылизала тарелку.
  Пьяный в конце стойки спросил, не желает ли она повторить эту же  про-
цедуру с тем мясцом, которое он имеет ей предложить. Раздались смешки  -
те самые смешки, которые издают люди, которые чего-то не понимают, но не
готовы в этом сознаться. Кроме того, над шутками на половую тему положе-
но смеяться, иначе мужчину сочтут женоподобным.
  Пам Весткотт жила неподалеку от Бикон-Хилл. Она предупредила  Галлаха-
на, что не сможет поделиться с ним своим открытием, пока из него не  вы-
ветрится алкоголь.
  Не даст ли она ему чего-нибудь пожевать? Скажем, картофельных  чипсов.
Однако у нее в доме ничего съестного не оказалось.
  - Чтобы у тебя - и не было картофельных чипсов?
  - Они мне больше не нравятся.
  - Не могу в это поверить.
  - Придется поверить, Галлахан. Я покажу  тебе  кое-что  посущественнее
картофельных чипсов.
  - Тебе что, неинтересно узнать про хромосомные убийства? Я  приготовил
для тебя лакомые сведения. Мы отдаем город на растерзание людоеду.  При-
каз сматывать удочки пришел сегодня, когда в двух противоположных концах
города погибли еще двое. Причем почти в одно и то же  время.  Эта  тварь
перемещается с невероятной скоростью.
  - Ты все увидишь,- сказала Пам.
  Когда истекли оговоренные два с половиной часа, она предложила ему ка-
кое-то питье. Галлахану захотелось узнать, чем его угощают.
  - Витамин,- сказала она.
  - Я этого не пью,- сказал он.
  Бурый напиток был похож на протухший желатин. Она подала его в  старом
сосуде для взбивания коктейлей, в каких продают густой  соус  с  мелкими
креветками. Этими сосудами, судя по их виду,  неоднократно  пользовались
как стаканами. Она достала его из ящика из нержавеющей стали,  укреплен-
ного на стене в кухне.
  - Я не стану пить эту дрянь даже под дулом револьвера,- сказал  Галла-
хан.
  - На другое я и не надеялась.
  - Умница. Эта бурда выглядит подозрительнее, чем цианистый калий.
  Пам Весткотт улыбнулась и повалила Галлахана на  кровать.  Изнасилова-
ние, подумал он. Конечно, это невозможно, учитывая его отношение  к  Пам
Весткотт. Женщина не имеет шансов изнасиловать мужчину, не пришедшего  в
возбуждение. Особенно верно это было в  отношении  Джима  Галлахана,  не
приходившего в
  сильное возбуждение с тех самых пор, когда он увидел счет  за  лечение
своего младшего ребенка.
  Он оттолкнул ее - несильно, просто чтобы отвязалась. Однако  она  даже
не пошевельнулась. Он поднажал. Мисс Весткотт держала его одной рукой.
  Погоди, подумал он, я, конечно, вот-вот разменяю шестой десяток и пре-
бываю далеко не в лучшей форме, но уж репортера  из  бостонской  "Таймс"
оттолкнуть могу. Особенно когда она держит меня одной рукой,  сжимая  во
второй стакан.
  В следующее мгновение свободная рука репортерши схватила его за нос. У
него перехватило дыхание. Женщина справлялась с ним играючи. Он попытал-
ся двинуть ее как следует, но не смог пошевелить даже пальцем. Тогда  он
врезал ей коленом промеж ног. Это была борьба не на жизнь, а на  смерть.
Удар попал в цель, но она только застонала и не ослабила хватку.
  Джим Галлахан разинул рот, испугавшись, что задохнется, и ему в глотку
палилась коричневая гадость. Вкусом она походила на отвратительную  тух-
лятину. Его затошнило, но рот был зажат, и ему пришлось проглотить  рво-
ту.
  Его голова тряслась, словно болталась на веревке. Веревка  становилась
все длиннее, а голова дергалась все отчаяннее.
  Он оказался в кромешной темноте. Раздался отцовский  голос,  умолявший
его остаться, потом к нему присоединился голос матери.  Через  некоторое
время он очнулся от нестерпимой рези в глазах. Кто-то светил ему прямо в
лицо.
  - Выключите свет,- пробормотал он.
  Он чувствовал жажду и сильный голод. В желудке было пусто. Рядом с ним
сидела мурлычущая Пам Весткотт. Он обнюхал ее. Ее запах вернул ему  уве-
ренность. Зато его собственная одежда пахла отвратительно. Это был стра-
нный запах, от которого голод делался нестерпимым.
  - У тебя найдется перекусить?- спросил он.
  - Как насчет мартини?
  Галлахан вздрогнул. Потом он потянулся и зевнул. Пам Весткотт  лизнула
его в лицо.
  - У меня есть кое-что, что тебе понравится. Я на минутку, котенок.
  Галлахан упруго сел. Да, он испытывал голод. Но  при  этом  чувствовал
себя полным жизненных сил, как никогда. До него дошло, что с  того  дня,
когда он поступил на работу в ФБР, он ни на минуту не  забывал  о  Бюро.
Сейчас же с ним происходило небывалое: ему было совершенно наплевать  на
ФБР и чувствовал он себя при этом изумительно.
  Его не волновало, вернется ли он в ФБР. Карабканье по  служебной  лес-
тнице мигом утратило смысл.
  Смысл был в еде. В безопасности. В спаривании, если  только  он  учует
соответствующий запах.
  Скоро до него донесся восхитительный аромат, и он узнал угощение,  еще
не видя его: лакомые внутренности ягненка с кровью.
  Он сожрал угощение и облизал руки. Насытившись, он заметил улыбку  Пам
Весткотт. Его ноздри уловили соблазнительный запах, и он понял,  что  от
него требуется.
  Впрочем, они занялись этим в спальне, как люди.
  В последующие дни он часто вспоминал шутку насчет того, что, побыв не-
гром субботним вечером, белый не захочет снова становиться белым. Что ж,
теперь вечер субботы наступал для него каждый вечер и каждое утро. У не-
го были потребности, которые он удовлетворял; потом все  повторялось  по
кругу.
  Самая главная разница по сравнению с прошлым была в том, что он перес-
тал волноваться. Иногда он становился злым, иногда  пугался,  однако  не
переживал страх в воображении и поэтому был спокоен.
  Смерть это смерть. Жизнь это жизнь. Еда это еда. Вернувшись домой пос-
ле Пам Весткотт, он не пожелал остаться с семьей. Младший  сынишка  рас-
плакался у него на глазах, однако самым странным было то, что это взвол-
новало его куда меньше, чем если бы в его присутствии обидели  животное.
Его не посетили никакие чувства.
  Более того, ему было совершенно непонятно, что так огорчает сына. Мать
обеспечит ему еду и кров. Зачем же мальчишка  цепляется  за  его  рукав?
Джим Галлахан отвесил малышу затрещину, от которой тот пулей  отлетел  в
противоположный угол.
  Потом он неслышно покинул дом и отправился на работу. Там он взялся за
дело с небывалым рвением. Ему было необходимо найти  раненого  белого  с
разодранным животом.
  Проверить все больницы, всех до одного врачей! Таков  был  его  приказ
подчиненным. Ему нужен этот тип, молодой  белый,  темноглазый  брюнет  с
толстыми запястьями.
  - Сэр, какое преступление он совершил?
  - Делайте, что вам велят,- отрезал Галлахан.
  Ему было невмоготу находиться вблизи этих людей. Но  Пам  научила  его
одному фокусу. Когда становится невтерпеж, надо  сожрать  гамбургер  или
бифштекс с кровью, печень или почки. Тогда перестаешь  испытывать  голод
по человечьему мясу. Тревожиться здесь совершенно не о чем,  потому  что
скоро в его распоряжении будет сколько угодно человечины.
  Джим Галлахан знал, что так оно и будет. Ведь теперь у него был  пред-
водитель, превосходивший могуществом самого Эдгара Гувера.
  Ее звали Шийла. Это она хотела получить парня живым.
  - Он ранен и, возможно, помещен на днях в больницу,- сказал Галлахан.
  Он узнал это от Шийлы Файнберг.
  - Не очень-то надежная ниточка,- сказал один из людей Галлахана.
  - Бросьте все и найдите мне этого типа,- приказал Галлахан.
  - Слушаюсь, сэр. У меня плохо завязан галстук?
  - Нет.- Галлахан открыл ящик, где лежала сырая печень.- Все вон!
  На улице один его подчиненный спросил у остальных:
  - Он действительно зарычал или мне показалось?


ГЛАВА ШЕСТАЯ

  Миссис Тьюмалти стала обладательницей сногсшибательной новости. Она не
собиралась расставаться с ней прямо в Саут-энде, растрезвонив все  через
забор ради удовольствия миссис Гроган или миссис Флагерти. Ее путь лежал
в Норт-энд.
  Если считать Бостон американским плавильным котлом национальностей, то
это котел со множеством внутренних перегородок, как Европа с ее граница-
ми. В Саут-энде проживают ирландцы, в Норт-энде - итальянцы, в  Роксбери
- негры. Перемешивание обеспечивается только благодаря судебным решениям
о сквозных автобусных маршрутах и происходит вопреки воле жителей.
  Миссис Тьюмалти быстро шагала по Норт-энду, морщась от странных  запа-
хов еды и косясь на вывески с длинными именами, оканчивающимися на глас-
ные. Воображение подсказывало ей, что за витринами вовсю занимаются сек-
сом. В сумках и внутренних карманах встречных ей чудились кинжалы.
  У нее на глазах люди отчаяно жестикулировали. По  глубокому  убеждению
миссис Тьюмалти, итальяшек можно было отличить от евреев только по  име-
нам. Да это и не нужно.
  С точки зрения миссис Тьюмалти, страну заполонили неамериканцы. К  ним
она относила и протестантов-янки, в которых тоже усматривала мало истин-
но американского.
  Имелись у нее жалобы и на католическую церковь, где было слишком много
итальяшек. Священники-итальянцы всегда казались ей ненастоящими. По  ра-
зумению миссис Тьюмалти, терпимость и взаимопонимание заключались в том,
чтобы удостоить беседой людей, чьи родители приехали из Корка или  Майо,
не лучших среди графств Ирландии, даже если это давалось ей через  силу.
Ведь родители этих людей - ей это доподлинно известно - держали на кухне
кур!
  Когда всех сковал ужас перед людоедами, когда пошли разговоры об изме-
нениях в человеческом организме из-за хромосом или еще  чего-то,  миссис
Тьюмалти сразу смекнула, что телевидение водит всех за нос.
  Иностранцы всегда так поступают! Разве не об этом она всегда твердила?
Иностранцы с крючковатыми носами. Смуглые иностранцы. Даже светловолосые
шведы - самые отъявленные дегенераты, каких только носит земля.
  Однако непобедимый соблазн выманил миссис Тьюмалти из окружения досто-
йных соседей по Саут-энду и заставил ступить на  враждебную  территорию.
Прошел слух, что кое-какая информация может принести немалые денежки.
  Слухи - вот единственное, что свободно перемещалось среди разных наро-
дностей, населяющих Бостон. Слухи о том, что сообщившему  о  месте,  где
спрятан украденный сейф, назначена награда.  Слухи,  будто  счастливчик,
купивший розовый "линкольн-континентал" последней модели,  огребет  пять
тысяч долларов. Слухи, будто за информацию о скрывающемся убийце местно-
го ростовщика обещано пятьсот долларов.
  Слухи служили в Бостоне тем барабаном-тамтамом, который сплачивал раз-
розненные племена, населившие город.
  В тот день по Бостону пронесся слух, что обещана уйма денег за  ранен-
ного мужчину, тяжело раненного, почти как жертва человека-людоеда,  док-
тора Шийлы Файнберг - еще одной иностранки.
  Насчет этого раненого миссис Тьюмалти было известно все. Накануне тще-
душный старикан-китаец притащил в ее дом молодого окровавленного  мужчи-
ну. Сделал он это как-то странно: глядя на  китаезу,  трудно  было  себе
представить, чтобы у него хватило силенок приподнять с земли крупную ка-
ртофелину, однако раненого он нес на плече, как младенца, небрежно  под-
держивая рукой. Раненый стонал. На старом китайце была  смешная  одежда.
Он сказал миссис Тьюмалти, что увидел на ее  двери  объявление  о  сдаче
квартиры.
  Миссис Тьюмалги сказала, что ей не нужны неприятности, но  старый  ки-
таец с несколькими седыми волосками  вместо  бороды  все  равно  добился
своего.
  Конечно, он хорошо заплатил, причем вперед, однако вскоре  он  занялся
своими сильно пахнущими травами.
  Тут-то и коренилось самое странное. Раненый был при смерти, когда  его
приволок к ней этот иностранец. Вечером он не мог  произнести  внятно  и
двух слов. К утру у него открылись глаза. Его рана заживала гораздо быс-
трее, чем у нормального человека.
  Миссис Тьюмалти осведомилась, не занимаются ли в ее  доме  черной  ма-
гией. Однако слишком настаивать не решилась: жильцы с  последнего  этажа
хорошо ей заплатили.
  Правда, вонь оттуда шла нестерпимая. Она увеличила цену, сославшись на
необходимость впоследствии чистить занавески и прочее, чтобы вывести за-
пах. Не проходило дня, чтобы она не пыталась заглянуть  в  квартиру,  но
старому китайцу неизменно удавалось загородить ей  обзор.  Впрочем,  она
заметила там пузырящиеся горшки. Она знала, что  в  квартире  происходит
нечто странное, потому что видела, что представляла собой шея раненого в
первый день. Когда китаец нес его по ступенькам,  как  спящего  ребенка,
это была не шея, а сплошное кровавое месиво. Спустя два дня  ей  удалось
снова увидеть его шею - теперь на ней виднелся разве  что  старый  ожог.
Миссис Тьюмалти знала, что так быстро раны не заживают.
  Она упорно подслушивала у дверей. Сперва ей  просто  хотелось  узнать,
что там происходит, потому что вокруг только и говорят, что об  извраще-
ниях и безумном сексе. Китаец чаще всего пользовался какой-то своей  аб-
ракадаброй, но иногда переходил на  обычный,  цивилизованный  английский
язык. Она подслушала, как он говорил раненому, что его сердце должно де-
лать одно, селезенка другое, печень третье, как  будто  человек  в  сос-
тоянии подчинить организм своей воле.
  Была фраза, которую он повторял все время:
  "Боль никогда не убивает. Она - признак жизни".
  Очень странно! Раненый отвечал, и китаец опять переходил на  свой  ки-
тайский.
  Может статься, ее раненый и есть тот самый человек, за которого,  судя
по слухам, сулят такой большой выкуп?
  Именно этот вопрос задала Беатрис Мэри-Эллен Тьюмалти иностранцу с че-
рными иностранными усиками. Для встречи с ним она и явилась в этот прок-
лятый итальянский квартал. Во время разговора она изо всех сил прижимала
к животу сумочку.
  Кто знает, на какие сексуальные безумства способны эти мужчины,  когда
их собственные женщины после двадцати становятся жирными и усатыми?  Са-
мой миссис Тьюмалти было уже пятьдесят три, и для нее не составляло сек-
рета, что и она с возрастом не похудела, но в свое время она была красо-
ткой, и следы былого сохранились до сих пор.
  - Миссис Тьюмалти,- сказал человек,  ради  которого  она  забралась  в
Норт-энд,- вы сослужили самой себе добрую службу. Думаю, это  тот  самый
человек, из-за которого город потерял покой. Мы надеемся, что вы не ста-
нете распространяться об этом другим.
  Он извлек из кармана толстую пачку двадцатидолларовых банкнот. "Святые
угодники!" - подумала миссис Тьюмалти. Усатый отделил  от  пачки  первую
купюру. У миссис Тьюмалти разгорелись глаза. Две, три,  четыре,  пять...
Купюры были такие новенькие, свеженькие, так ладно ложились одна на дру-
гую! Рука снова принялась отсчитывать купюры. Шесть, семь,  восемь,  де-
вять, десять. Неужели он никогда не остановится?
  У миссис Тьюмалти помутилось в глазах от восторга. Когда на столе  пе-
ред ней выросла стопка из двадцати хрустящих купюр, она испустила радос-
тный вопль.
  - А теперь окажите нам небольшую услугу,- сказал усатый.
  - Все, что угодно!- пообещала миссис Тьюмалти, пребывавшая в  расслаб-
ленном состоянии теперь, когда свежие хрустящие купюры перекочевали в ее
сумочку.
  - Прошу вас, наведайтесь вот по этому адресу. Там вы повстречаетесь  с
Джеймсом Галлаханом из Федерального бюро расследований.  Вам  ничего  не
угрожает. Просто расскажите ему то же самое, что рассказали мне.
  - Непременно,- ответила она, в порыве благодарности вскочила со  стула
и поцеловала усатому руку, поскольку ей было известно, что у  итальянцев
так принято. Словно он кардинал или еще почище.
  Она догадывалась, что для своего народа этот человек  все  равно,  что
кардинал. Лидер общины, уважаемый  гражданин,  которому  она  выказывает
должное почтение.
  Охрана прервала акт поклонения руке. Уходя, миссис Тьюмалти  поклялась
благодетелю в вечной преданности.
  Так судьба свела ее с Сальваторе Бензини, по прозвищу "Бензин".  Проз-
вищем он был обязан не только фамилии, но и тому обстоятельству, что лю-
бил устранять несправедливость и разрешать споры с помощью  бензина.  Он
выливал его и поджигал. Иногда он поступал так с постройками, иногда - с
людьми, отказывающимися от сотрудничества.
  Впрочем, таким он был в молодости. Теперь ему редко приходилось подно-
сить к кому-либо спичку или плескать бензином в салон машины. Теперь  он
стал разумным, уважаемым человеком.
  Он позвонил в местное отделение ФБР,  Джеймсу  Галлахану.  Он  отлично
знал, что телефон прослушивается. Ему доносили, что прослушивается любая
контора ФБР. Кроме того, осторожность подсказывала ему, что эти люди за-
писывают голоса звонящих.
  - Так,- начал Сал Бензини разговор.- Мы нашли того,  кто  тебе  нужен.
Может, теперь немного ослабишь хватку?
  - Ты уверен, что это он?
  - У тебя скоро будет посетительница. Не знаю, у скольких человек в Бо-
стоне разорвали за последнюю неделю животы и глотки, но этому парню здо-
рово досталось, Галлахан. Так что теперь уйди с нашей дороги, о'кей?
  - Если это он, то так и будет. Но мне нужно еще кое-что.
  - Господи, Галлахан, что это с тобой творится? Мы  не  нарушали  феде-
ральных законов, а ты все равно с нас не слезаешь.  Брось,  Джим.  Хоро-
шенького понемножку.
  - Еще одна просьба. Совсем маленькая.
  - Какая?- спросил Бензини по кличке "Бензин".
  - Ты знаешь Жирдяя Тони?
  - Конечно, знаю. Кто же не знает Жирдяя Тони!
  - Позади Альфред-стрит на Джамайка-Плейнс есть  большой  двор.  Пришли
его туда завтра в четыре утра.
  - В четыре утра? Жирдяя Тони?
  - Его. Парня с жирком,- подтвердил Джим Галлахан.
  - Ладно, только Жирдяй Тони ничего не знает. Он просто на подхвате. Он
ни с кем не связан.
  - Все равно пришли.
  - Идет.
  Бензини повесил трубку и пожал плечами. "С жирком"? Так, кажется,  го-
ворят про бифштексы. Впрочем, какая разница? Весь мир сошел с ума. Хоро-
шо хоть, что Норт-энд остается прежним. Здесь все пока в своем уме.
  А остальные съехали с катушек. Сегодня ФБР подавай сведения об ученой-
-еврейке, которая, по их мнению, ест людей. Назавтра они ничего не хотят
знать. А ведь он лично звонил Галлахану, чтобы убедить его перестать ра-
зыскивать одного человека, а искать по  меньшей  мере  четверых-пятерых.
Это безумие с выгрызанием животов - дело рук (и зубов) нескольких  чело-
век. Слишком в разных концах города это происходило, и слишком близко по
времени. Его версия - не меньше 4-5 человек.
  А что ответили эти психи из ФБР? Да они слушать об этом  не  захотели,
не сойти ему с места! Сегодня подавай им все, завтра - ничего. А потом -
давай ищи парня с разодранной глоткой... Или гони Жирдяя Тони в  4  утра
на Джамайка-Плейнс. Джиму это все равно, что заказать ужин в ресторане.
  "Мы так много работаем на федеральные власти, что  впору  получать  за
это зарплату",- говаривал Сал Бензини, хотя ему было вовсе не смешно.
  Нужного ей человека миссис Тьюмалти увидела за рулем машины. Она и  не
думала беспокоиться за свою безопасность. Это была степенная,  достойная
черная машина, а управлял ей никто иной, как человек по  фамилии  Галла-
хан, а его все знают: его мать происходила из Керри, лучшего графства во
всей Ирландии, хотя в отце было что-то от уроженца Корка. Но  нельзя  же
ожидать от одного человека сразу всех достоинств!
  Всем известно, что он проработал в ФБР много лет и достиг видного пос-
та, из чего следует, что  даже  безбожники-протестанты,  заправляющие  в
стране, не могут удержать внизу славного потомка выходцев из Керри.
  - Только мы едем не в отделение ФБР.
  - Дорогой мой, куда бы мы ни ехали, с сыном женщины из графства  Керри
я чувствую себя совершенно спокойно. О, вы просто не знаете, что творит-
ся в Бостоне из-за этих иностранцев! Даже в моем доме их уже двое.  Один
- китаец. А я сдаю ему квартиру, беру у него деньги. Он бы  поступил  со
мной так же или еще хуже, если бы я попала в Китай, верно?
  - Конечно,- ответил Джим Галлахан.
  Он уже чувствовал запах жирного пряного соуса. Он  узнал  ее  домашний
адрес и получил полные объяснения насчет квартиры на верхнем этаже: куда
выходят окна, где стоит кровать с раненым, что за  дома  вокруг  и  нас-
колько шумный у нее район.
  - Шум есть - от выходцев из Майо,- сказала она, имея в виду  графство,
не идущее ни в какое сравнение с графством Керри.
  Славный ирландский парень действительно привез ее не в отделение  ФБР,
а на какой-то старый склад, где даже средь бела дня  царил  сумрак.  Она
поежилась, по коже у нее побежали мурашки. Он и впрямь облизывается  или
у него на губах лихорадка?
  На складе она увидала людей, которые явно не имели отношения  к  феде-
ральным властям. Она почувствовала себя первой христианкой, брошенной на
глазах у публики на римскую арену. Наверное, здесь все страдают лихорад-
кой...
  Пахло на складе странно, совсем как в хлеву в Керри. Она посмотрела на
Галлахана, ища у него поддержки. Он беседовал с блондинкой с умопомрачи-
тельными грудями, в постыдном обтягивающем платье черно-желтой  расцвет-
ки, напялить которое могла только еврейка. Видимо, с ней недавно произо-
шел несчастный случай, потому что правая сторона ее лица была перевязана
бинтом.
  Миссис Тьюмалти прислушалась к негромким разговорам обступивших ее лю-
дей. Когда она разобралась, о чем идет речь, у нес  отлегло  от  сердца.
Разве люди, обсуждающие обеденное меню, могут представлять опасность?
  - Что Галлахан привез на обед?- спросил кто-то.
  - Похоже, ирландское рагу,- был ответ.
  - Все лучше, чем вчерашняя кошерная еда.
  - А мне нравятся французы. Во французах есть тонкость?
  - Только после ванны....
  - Значит, французами тебе придется довольствоваться только два раза  в
год.
  - А мне ежедневно подавай темное мясо.
  - Оно ничем не сочнее белого...
  - Нет ничего лучше грудки белой англо-саксонки, протестантки - БАСП.
  Миссис Тьюмалти улыбалась. Она никогда не слышала  про  блюдо  "грудка
БАСП", но не сомневалась, что это вкуснятина в растопленном  масле,  без
чеснока, из тех, что превращают человека в  сексуального  маньяка,  если
лакомиться ими регулярно.
  Потом она увидела, как агент Галлахан отвесил женщине с роскошными фо-
рмами поклон. Это был обыкновенный поклон, но в конце он  подобострастно
подставил ей шею.
  Она удивилась такой покорности со стороны парня из Керри с ясными  го-
лубыми глазами, чей перебитый нос свидетельствовал, что  его  обладатель
не отступал в свое время даже перед увесистым кулаком.
  Он направился к ней, остальные встали кругом. Миссис Тьюмалти не  сом-
невалась, что перед ней переодетые агенты, потому что у агентов в  теле-
передаче об ограблении банка африканцами тоже были  лучезарные  башмаки,
аккуратные костюмы и желтые плащи, а агенты в реальной  жизни  одеваются
точно так же, как по телевизору.
  Парень из Керри положил руку ей на плечо. Он улыбнулся, и миссис  Тью-
малти улыбнулась ему в ответ. Парень из Керри опустил голову. Боже  пра-
вый, что он делает?
  Миссис Тьюмалти почувствовала у себя на груди его жесткие  губы.  Нет,
парни из Керри так себя не ведут. Скорее, перед ней  развратник-иностра-
нец в гриме. Внезапно ее пронзила страшная боль. Колени подогнулись, ды-
хание прервалось.
  Ее рвали на части, но она как бы наблюдала за этим со стороны.  У  нее
было такое чувство, словно она спускается в огромную черную пещеру,  за-
ходит все глубже, в кромешную тьму. Это походило на ту тьму, из  которой
она вышла очень, очень давно. До нее донесся голос ее матери: мать нака-
зывала ей не задерживаться...
  В пещере она видела сон. Ей снилось, что она покидает собственное  те-
ло. Над ее телом стоял парень из Керри с испачканным кровью  лицом;  все
остальные тоже насыщались ее старым, усталым телом, и лица у них были  в
крови, как у каннибалов.
  Блондинка с грудями присоединилась к едокам.
  Миссис Тьюмалти возвращалась домой, к маме.
  "Тут будут только люди из Керри?- спросила она  мать.-  Нет,  дорогая,
всякие.- Вот и хорошо,- сказала миссис Тьюмалти во сне".
  Теперь, когда утратила значение плоть, происхождение добрых  людей,  с
которыми ей предстояло встретиться, тоже не имело никакого значения. Они
будут просто добрыми людьми. Все остальное было отныне неважно.
  Когда лакомые кусочки ее тела были объедены до костей, кости вылизаны,
а остальное - связки и сухожилия - брошено в зеленый мусорный бак, Шийла
Файнберг обратилась к своей стае, занятой облизыванием морд.
  - Джим нашел нужного мне самца человека. Я рожу от него, и наш вид во-
звысится благодаря гибридизации. Этот мужчина - лучший в своем виде,  он
даже сильнее нас. Джим его нашел. Однако поймать его будет нелегким  де-
лом.
  - А мы его съедим? Ну, когда ты получишь его сперму?
  Вопрос был задан бухгалтером из крупной  страховой  компании,  который
сейчас обсасывал ноготь. Чужой.
  - Возможно,- ответила Шийла.- Но он - лучший среди людей. Даже поймать
его будет очень непросто.
  Галлахана осенило.
  - Вдруг он - не просто человек? Вдруг он получен в результате экспери-
мента, как ты?
  Шийла покачала головой.
  - Нет. Я в курсе всех экспериментов. Такого никто никогда не делал.
  - А в другой стране?- не унимался Галлахан.- Вдруг его сделали  комму-
нисты, а он сбежал?
  - Нет. Мы - единственные в своем роде.
  На какое-то время на складе воцарилась печаль. Души присутствующих ос-
тались непоколебленными, однако до них словно донеслось эхо  того,  чего
не будет никогда. Все молчали.
  - Эй, друзья!- вспомнил Галлахан.- В четыре утра во дворе на  Альфред-
стрит нас ждет итальянский ужин. Парня зовут Жирдяй Тони. Уж  очень  хо-
рош, с жирком!
  Сообщение было встречено одобрительным смехом. Шийла сказала, что  че-
тыре часа утра - самое правильное время для охоты на человека.
  -А как насчет китайца?- спросил бухгалтер.
  Это вызвало новые шутки: откуда он - из Кантона или  из  Шанхая,  ведь
это разные китайские кухни. Однако Шийла, у которой было больше,  чем  у
остальных, опыта как у особи нового вида, уловила в себе  сильнейшее  из
чувств, доступных зверю.
  Этим чувством был страх.
  Инстинкт подсказывал Шийле, что человек, тонкокожее существо с дряблы-
ми мускулами, человек прямоходящий, отличающийся медлительностью,  живу-
щий стаями и занимающийся строительством именно для того, чтобы оградить
свою худосочность, стал властелином мира не по случайности, а  благодаря
своему превосходству.
  Да, Шийла могла напасть со своей стаей  на  отдельную  особь,  но  от-
дельные особи всегда подвержены нападению. Разве самки человека не  сла-
бее самцов? И дети до пятнадцати лет. Человек, переваливший через  соро-
калетний рубеж, начинает утрачивать даже прежнюю силу.
  Однако люди правят миром, а звери сидят в клетках, чем доставляют удо-
вольствие зевакам.
  Нет, старик опасен. Все не так просто, как кажется Галлахану.
  По какой-то причине - Шийла объясняла это  инстинктом,  унаследованным
от тигра-людоеда,- она опасалась тщедушного старичка-азиата даже больше,
чем молодого мужчину. Галлахан передал слова съеденной Тьюмалти  о  том,
что азиат очень стар. Однако он запросто поднял молодого по лестнице.
  Когда она думала о старике, ее охватывал страх, похожий на  отдаленный
рокот барабанов и еще какой-то шум.
  После трансформации она не видела снов. Однако  на  складе,  пока  все
ждали начала охоты в квартире миссис Тьюмалти, ей  приснился  сон,  хотя
она не засыпала.
  Это походило на галлюцинацию. В ней были запахи и звуки. В конце длин-
ной-предлинной долины стоял человечек, казавшийся лакомой добычей.
  Однако он не был таковым. Он был спокойнее тех, кого они  задрали.  Он
был самым совершенным из всех людей, посланным своим видом, чтобы покон-
чить с Шийлой и ее породой.
  Китайский обед? И думать забудьте!
  Она все еще надеялась, что стае удастся сохранить одного  из  двоих  -
хоть молодого, хоть старого - на развод. Однако она не исключала, что им
придется отказаться от такой роскоши.
  В квартире на верхнем этаже дома миссис Тьюмалти Чиун хлопнул Римо  по
руке. Темнело. Три вечера подряд Чиун наводил в комнате какай-то  хитрый
порядок.
  - Не расчесывай раны,- сказал Чиун.
  - Значит, я вообще не должен к себе прикасаться.  Здорово  мне  доста-
лось!
  - Царапины! А болит потому, что заживает. Мертвые не  ведают  боли,  в
отличие от живых.
  Чиун снова шлепнул пациента по руке.
  - Чешется!
  - Отвратительно!- скривился Чиун.- Стыд-позор!
  Римо знал, что Чиун имеет в виду не то, что у него чешутся раны.  Пос-
ледние семь часов, те есть все время с тех пор, как у  Римо  восстанови-
лась способность соображать и верно понимать звуки и слова, Чиун без ус-
тали твердил ему, какой это позор для человека, имеющего отношение к Си-
нанджу,- получить этакую трепку.
  По словам Чиуна, ему самому было непонятно, зачем он так старается по-
ставить Римо на ноги.
  - Чтобы ты опять меня опозорил? Знаешь ли ты, что едва не позволил се-
бя убить? Тебе это известно? Мы не теряли Мастера на протяжении  девяти-
сот лет? Тебе все равно, что будет с моей репутацией?
  Римо пытался возразить, что столкнулся с небывалым противником, однако
Чиун ничего не хотел слышать.
  - Ты хотел погибнуть? Хотел сыграть со мной злую шутку? Почему? Я ска-
жу тебе, почему...
  - Но, папочка...- слабо отбивался Римо.
  - Тихо,- оборвал его Чиун.- Ты хотел так поступить со мной из-за моего
снисходительного характера. Я согласился расстаться с центрифугой, кото-
рую мечтал привезти домой, в Синанджу, как образец волшебства белых. Раз
я согласился, причем с готовностью, ты вообразил, что можешь  умереть  и
тем нанести мне сокрушительный удар. Кому какое дело?  Пускай  ласковый,
щедрый, любящий, достойный глупец Чиун войдет в историю  как  "Тот,  кто
потерял ученика".
  - Но...
  - Я проявлял излишнюю снисходительность. Излишнее благородство. Я  был
готов отдать все без остатка. А взамен  получаю  беспечное  отношение  к
плодам своих усилий. А все почему, почему? Потому, что я  слишком  щедр.
Выражаясь твоим языком, я - слабохарактерный человек. Безвольный!  Слав-
ный Чиун, ласковый Чиун, милый Чиун! А  окружающий  мир  только  того  и
ждет, чтобы воспользоваться его мягкотелостью.
  Чиун в очередной раз шлепнул Римо по  руке,  готовившейся  расчесывать
рану, и умолк. Римо знал, что гнев разобрал Чиуна только после того, как
он, Римо, пришел в сознание и смог говорить. Он помнил ласковые,  утеши-
тельные речи, доносившиеся до него в бреду, пока Чиун лечил его травами.
Его спасли самые умелые руки из всех, способных убивать или исцелять.
  Западным докторам было неведомо то, что знали в Синанджу:  убивает  не
столько сама рана, сколько внезапность ее нанесения или  множественность
ран. Человеческий организм обладает способностью  к  самовосстановлению.
Одна болезнь или повреждение одного органа устраняется самим организмом,
если у него хватает времени, чтобы отреагировать.
  Лезвие, проникающее в мозг, убивает. Однако если это проникновение за-
ймет целый год, то мозг успеет образовать  вокруг  лезвия  оболочку,  он
примет лезвие, попытается либо отторгнуть его, либо сжиться с  посторон-
ним телом. Если чудесному человеческому организму приходится  отзываться
на травму слишком быстро, то дело обстоит худо. С двумя вторжениями  од-
новременно организм тоже не справится. Вот  почему  вскрытия  показывают
то, что Синанджу известно и без них: для того,  чтобы  умереть,  человек
должен получить множественные ранения или поражения нескольких органов.
  Это знание лежало в основе медицины Синанджу. Лечение состояло в  том,
чтобы позволить организму справляться со своими бедами  по  очереди.  На
это был нацелен каждый сеанс массажа, каждый травяной отвар.
  Чиун, пользуясь помощью Римо, когда тот  приходил  в  сознание,  лечил
сначала одно, а потом принимался за другое.
  Великая тайна лечения людей заключается в том, что  выздоравливают  не
сами люди, а их тела. Хорошее лекарство и операция просто мобилизует че-
ловеческий организм, чтобы он сделал то, на что запрограммирован:  помог
самому себе.
  Благодаря натренированной за долгие годы  нервной  системе  тело  Римо
справилось с этой задачей лучше, чем это вышло бы у любого другого чело-
века на земле, за исключением самого Чиуна, правящего Мастера Синанджу.
  Поэтому Римо выжил. Однако наступала ночь, а с ней -  опасность.  Римо
задавал себе вопрос: к чему так тщательно готовится Чиун?



ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  Жирдяй Тони получил отсрочку приговора: вместо него Шийла  Файнберг  и
ее тигриное племя решили сперва приняться в четыре утра за Римо и Чиуна.
  Пропахшая отбросами улица в бостонском Саут-энде была мертвенно  тиха.
Шийла и ее стая целый час бесшумно бродили вокруг дома миссис  Тьюмадти,
неуклонно сжимая кольцо.
  В квартире на верхнем этаже Римо с любопытством наблюдал за  приготов-
лениями Чиуна. Хитроумный азиат оторвал от кухонной табуретки деревянное
днище и вручную разломал его на четыре одинаковые дощечки. Потом он вот-
кнул в середину каждой дощечки по кухонному ножу и подвесил  дощечки  на
веревочках в каждом из четырех окон квартиры, так, чтобы острие ножа ка-
салось стекла.
  В холле перед дверью в квартиру Чиун высыпал на пол коробочку  черного
молотого перца.
  Римо накрыл голову подушкой.
  - Очень интересно,- донеслось из-под подушки.- Но почему бы нам просто
не сбежать?
  - Потому что тогда мы столкнемся с ними нос к носу. Если  они  нападут
первыми, то мы будем знать, откуда происходит угроза и в каком направле-
нии спасаться.
  - Слишком много возни из-за противника, который, по твоим  же  словам,
не стоит уважения,- сказал Римо.- Их появление в твоих интересах,  иначе
тебе придется держать ответ за весь этот  бардак  перед  миссис  Гихули-
ган... или как там кличут эту ирландскую мегеру.
  - Они обязательно появятся,- заверил его Чиун, сидевший рядом с крова-
тью на стуле с прямой спинкой.- Они уже сейчас под окнами. Разве  ты  не
слышишь?
  Римо помотал годовой.
  - Как медленно ты поправляешься! И как быстро теряешь чутье и  сноров-
ку! Они здесь. Они находятся здесь уже час. Скоро они нападут.
  Он вытянул руку с длинными ногтями и  потрогал  горло  Римо.  Западные
врачи называют это "проверкой пульса"; Чиун называл это "прислушаться  к
часам жизни". По примеру Римо он тоже покачал головой.
  - Будем ждать.
  Римо закрыл глаза. Наконец-то до него дошло. Если бы Чиун хотел просто
спастись, он бы мог исчезнуть в любой момент. Но он боялся, что не прор-
вется через тигров Шийлы Файнберг, имея в качестве дополнительного бага-
жа Римо. Поэтому он остался с Римо, уступил людям-тиграм привилегию  на-
пасть первыми, рискуя жизнью и надеясь, что хитроумный  маневр  позволит
ему унести ноги. Вместе с Римо.
  Выживание было сутью искусства  Синанджу,  однако  истинное  искусство
требует целеустремленности. Выжить и при этом спасти чемодан  -  гораздо
труднее. В случае, если вспыхнет сражение, Римо будет не  более  полезен
Чиуну, чем такой чемодан.
  Внезапно Римо отчаянно захотелось покурить. Это было не просто  воспо-
минание об оставшейся далеко в прошлом привычке, а болезненная тяга,  от
которой пересохло во рту. Он потряс головой, чтобы прийти в себя, а  по-
том дотронулся до руки Чиуна.
  Старик взглянул на него.
  - Спасибо,- сказал Римо.
  Двоим единственным на земле Мастерам  Синанджу  не  требовалось  много
слов. Чиун сказал:
  - Обойдемся без сантиментов. Что бы ни утверждала легенда, эти  ночные
тигры скоро узнают, что их ждут не беспомощные бараны.
  - Легенда? Какая еще легенда?- спросил Римо, прищурившись.
  - В другой раз. А пока прекрати болтовню. Они приближаются.
  Внизу доктор Шийла Файнберг, бакалавр естественных наук, магистр,  по-
чесала за левым ухом и хищным шепотом отдала последнее приказание:
  - Молодого оставить на развод. Если падет старый, не пожирайте его тут
же. Если останки найдут, у нас будет еще больше неприятностей. Не  жрать
его прямо здесь! Сохраните мне молодого!
  Повинуясь ее кивку, от стаи отделился мужчина. Его задача  заключалась
в том, чтобы отрезать жертвам единственный путь к отступлению.
  Остальные шестеро стали медленно приближаться к дому. Не дожидаясь ко-
манды, они, повинуясь инстинкту, разбились на три пары и принялись  тща-
тельно принюхиваться.
  Если не считать глухого урчания, исторгаемого их глотками, они издава-
ли не больше шума, чем уносимые ветерком кленовые листья.
  Двое начали карабкаться по задней пожарной лестнице, еще двое - по пе-
редней. Шийла Файнберг, сопровождаемая еще  одной  женщиной,  сорвала  с
двери замок и стала подниматься по лестнице.
  Чиун прикрыл ладонью рот Римо. Через минуту он опять позволил ему  ды-
шать.
  - Их шестеро,- сказал он.- Поднимайся, надо готовиться к бегству.
  Римо поднялся. В ту же секунду его голову обручем сдавила адская боль.
Горло и живот, заживая после ран, нанесенных Шийлой  Файнберг,  казались
кровавыми сгустками страдания, которому не дает прорваться тонкая оболо-
чка кожи. Он слегка пошатнулся и глубоко задышал,  когда  Чиун  легонько
подтолкнул его в угол комнаты, поближе к окошку, выходящему на  пожарную
лестницу.
  Чиун быстро зажег три свечки, поставил их в центре комнаты  и  погасил
свет.
  - Зачем тебе свечи, Чиун?- спросил Римо.
  -Тсс!
  Они стали ждать.
  Ждать пришлось недолго.
  Миссис Марджери Биллингем,  председатель  благотворительного  комитета
римско-католического храма Святого Алоиза, была  сорокалетней  женщиной,
которую на протяжении последнего десятилетия беспокоили следующие  проб-
лемы, в порядке убывания: беспутство мужа, морщины вокруг глаз и  лишние
десять фунтов собственного веса. Теперь морщины пропали, а лишние десять
фунтов были побеждены новой сугубо мясной диетой. Муж ее больше не  бес-
покоил: если он опять что-нибудь выкинет, она его попросту съест. Миссис
Марджери Биллингем ворвалась в комнату первой.
  Она разбила стекло бокового окна и издала победный рык, похожий на рев
лесного пожара. Однако этот звук сразу перешел  в  визг:  приготовленный
Чиуном нож проткнул ей грудь и, не встретив на  пути  залегавшего  здесь
когда-то жирка, сразу достиг сердца.
  На ее животный скулеж, возвещающий о смерти, ответило рычание из двери
и заднего окна. Из-за входной двери раздалось громкое чихание. Чиун  за-
шел Римо за спину и взял его за руку.
  В разбитом боковом окне возник второй силуэт. Рука Чиуна в синем рука-
ве кимоно схватила незваного гостя за горло. Он переместил женщину в ко-
мнату, словно она была легче комка бумаги, предназначенного для мусорной
корзины. Женщина приземлилась на все четыре конечности, как кошка. Она с
шипением повернулась к Римо и Чиуну, но тут ее тело спохватилось, что из
горла хлещет кровь, и покатилось по полу, опрокидывая свечи одну за дру-
гой.
  Горячий воск закапал на старую газету, и пропитавшаяся  воском  бумага
вспыхнула ярким пламенем. В ту же секунду Чиун подтолкнул Римо к провалу
окна.
  - Наверх!- приказал он. Римо полез по железным ступенькам на крышу.
  Чиун задержался в окне, прикрывая бегство Римо. Входная дверь  распах-
нулась, и в комнате очутилась Шийла Файнберг. В то же  мгновение  откры-
лось заднее окно, и на пол спрыгнули еще двое с искаженными злобой лица-
ми и оскаленными зубами. Их зловещий вид усугубляло пламя,  быстро  рас-
пространявшееся по комнате.
  За спиной Шийлы Файнберг появилась еще одна женщина. Все четверо  при-
росли к месту. Пожар, начавшийся на полу, перекинулся на простыню, а от-
туда на клок ваты, пропитанный пальмовым маслом, которым  Чиун  промывал
раны Римо.
  Сухие обои позади кровати занялись мгновенно. Комнату озарило  ослепи-
тельное пламя с багровыми, желтыми и синими сполохами.  Четверка  людей-
тигров шагнула было вперед, в направлении Чиуна, то есть  к  собственной
гибели, однако жар пламени задержал их. Чиун полез по лестнице следом за
Римо. У него за спиной бушевал пожар, уже обдававший жаром улицу.
  Перемахнув через деревянное ограждение крыши, Чиун  посмотрел  вниз  и
увидел языки пламени, выбивающиеся из только что покинутого им окна.  До
его слуха и до слуха близкого к обмороку Римо донеслось огорченное коша-
чье мяуканье.
  Римо отдувался, как толстяк, которого заставили таскать тяжести.
  - Они не последуют за нами,- сказал ему Чиун.- Мы переберемся на сосе-
днее здание, а потом слезем с  крыши.  Ты  способен  двигаться,  сынок?-
спросил он почти ласково.
  - Показывай дорогу,- откликнулся Римо с бодрой  уверенностью,  каковой
на самом деле не испытывал.
  Болели ноги от стремительного карабканья по лестнице, руки еще не ото-
шли после напряжения, потребовавшегося, чтобы перевалиться через  ограж-
дение. В животе было такое чувство, словно по нему весь день долбили мо-
лотками, раны опять набухли кровью. Оставалось надеяться, что это здание
и соседнее расположены рядом друг с  другом.  Если  расстояние  окажется
больше одного шага, то для него это будет непреодолимая пропасть.
  Расстояние оказалось равным одному шагу. Чиун перешагнул  на  соседнюю
крышу первым и уже повернулся, чтобы подать Римо руку, но не стал  пода-
вать руки, а замер. Его взгляд был устремлен в дальний угол крыши, туда,
где царила непроглядная темень. Римо посмотрел туда  же  и  тоже  увидел
опасность. Им нечего было делать на соседней крыше, потому  что  по  ней
перемещались две светлые точки. Это были глаза. Кошачьи глаза.
  Чиун поднял руки. Синие рукава кимоно упали и повисли по бокам.
  Две точки быстро перемещались. Когда они поднялись над крышей, это оз-
начало, что человек-тигр выпрямился. Напрягая зрение, можно было  разли-
чить его силуэт на фоне ночного неба.  Издав  звук,  сочетавший  торжес-
твующий смех и радостное мурлыканье, он устремился к людям.
  Джеймс Галлахан, заместитель начальника бостонского  управления  Феде-
рального бюро расследований, сказал Чиуну:
  - Из тебя получится ужин.
  Он медленно приближался к середине крыши, двигаясь бесшумно,  несмотря
на изрядный вес.
  Чиун прирос к месту. Руки его остались поднятыми, словно  так  он  мог
лучше уберечь Римо.
  - Если ты - не человек, значит, ты - меньше,  чем  человек,-  негромко
проговорил Чиун.- Оставь нас, тварь.
  - Я оставлю после вас одни кости,- сказал Галлахан и рассмеялся во все
горло.
  И бросился на Чиуна. Животная  хитрость  подсказала  ему,  что  старый
азиат уклонится, и тогда он, проскочив мимо, перепрыгнет на крышу сосед-
него дома и схватит молодого врага, чтобы использовать его как прикрытие
и как заложника.
  Но Чиун не уклонился. Руки в кимоно замелькали, как  лопасти  ветряной
мельницы в бурю. Вытянутая рука Галлахана громко треснула,  не  выдержав
соприкосновения с тонкой,  костлявой  рукой  Чиуна.  Галлахан  отпрянул,
взревел и снова ринулся на врага. Он собирался опрокинуть  его  здоровой
рукой, а потом впиться ему в глотку острыми зубами...
  Из-за спины Римо доносился рев набирающего силу пожара. В  узкую  щель
между домами вырвался из окошка язык пламени.
  Галлахан уже почти настиг Чиуна. Его правая рука была вытянута вперед,
пальцы скрючены, словно он владел кунг-фу. Казалось, еще мгновение  -  и
он придавит щуплого Чиуна своим весом. Потом раздалось негромкое похрус-
тывание. Римо знал, что с таким звуком ломаются пальцы. Чиун  отодвинул-
ся, и тело Галлахана, увлекаемое инерцией, оказалось на самом краю  кры-
ши. Римо успел заметить, что рот Галлахана остался разинутым, словно  он
все еще готов был вонзить зубы в жертву. Римо поймал  себя  на  странном
чувстве. Он стал Мастером Синанджу, способным решать участь людей, одна-
ко остался цивилизованным человеком и в качестве такового оказался лицом
к лицу с врагом, равным по кровожадности  последнему  исчадию  джунглей.
Новое для Римо чувство именовалось страхом.
  Однако подумать об этом хорошенько он не успел. Прежде чем тело Галла-
хана ударилось об асфальт внизу, Чиун помог  Римо  перебраться  на  сле-
дующую крышу.
  Издалека послышались сирены пожарных машин. Этот звук замер вдали, ко-
гда такси уносило их к городской окраине. Прижавшись  к  жесткой  спинке
сиденья, Римо зажмурился. Чиун  напряженно  оглядывался,  словно  боялся
увидеть через заднее стекло стаю диких зверей, пустившихся в  погоню  за
такси номер 2763-В, пятьдесят центов за первые  полмили,  пятнадцать  за
каждые последующие четыреста ярдов. Если не пользоваться групповым тари-
фом.
  Чуть позже Чиун осторожно положил Римо на кровать в  номере  мотеля  и
сообщил:
  - Опасность миновала.
  - Не так уж они страшны, Чиун. Ты с ними запросто  справился,-  сказал
Римо.
  Чиун печально покачал головой.
  - Они тигры, но еще не взрослые. Вот когда они возмужают,  нам  будет,
чего бояться. Но это неважно: нас здесь уже не будет.
  Римо повернул голову, и этого движения было достаточно, чтобы  дала  о
себе знать боль в его порванном горле.
  - Где же мы будем?
  - Не здесь,- повторил Чиун, как будто это было исчерпывающим  объясне-
нием.
  - Это я уже слышал.
  - Нам пора уезжать. Мы сделали все, что могли, для этой вашей -консти-
туции, а теперь нам пора заняться собственными делами.
  - Чиун, это тоже наше дело. Если эти люди... эти твари будут так ужас-
ны, когда возмужают, как ты предрекаешь, то их надо остановить прямо се-
йчас. Иначе мы нище не будем чувствовать себя в безопасности.
  Выражение лица Чиуна убедило Римо, что тому нечем опровергнуть его ло-
гику. Однако Чиун упрямо повторил:
  - Мы уезжаем.
  - Погоди. Наверное, это связано с легендой?
  - Тебе надо отдыхать.
  - Сперва я хочу послушать легенду.
  - Почему, когда я хочу, чтобы ты вник в древнюю мудрость Синанджу, по-
читал старинные тексты, впитал историю, ты не обращаешь на  меня  внима-
ния, а теперь пристаешь ко мне с тупыми вопросами о какой-то  ерунде,  о
легенде?
  - Легенда - ерунда?- удивился Римо.
  - Подозреваю, что ты не уймешься, пока я не удовлетворю твое  дурацкое
любопытство.
  - Ловлю тебя на слове, папочка. Подавай свою легенду!
  - Как хочешь. Но учти, легенды подобны старым картам. Им не всегда мо-
жно доверять. Мир меняется.
  - А Синанджу живет вечно,- сказал Римо.-Легенда!
  Чиун вздохнул.
  - Это одна из наших наименее важных легенд, поскольку касается она  ни
на что не годных людей.
  - Значит, меня,- сказал Римо.
  Чиун кивнул.
  - Иногда ты схватываешь прямо на лету. Это всегда удивляет меня.
  - Не тяни, Чиун.
  - Ладно.- Он невнятно забубнил что-то по-корейски.
  - По-английски?
  - Легенды, рассказываемые по-английски, теряют всю прелесть.
  - А когда я слушаю их по-корейски, то до меня не доходит смысл.  Пожа-
луйста, расскажи по-английски.
  - Только за твое "пожалуйста". Как тебе известно, ты - Шива,  разруши-
тель-Дестроер.
  - Я еще не решил, верить этому или нет,- сказал Римо.
  - Понятно. Но я говорил, что легенда глупая и  не  стоит  того,  чтобы
тратить на нее время.
  - А ты попробуй.
  - Тогда лежи тихо и не перебивай. Чья это легенда, в конце концов?  Ты
- Шива, Дестроер, воплощение бога разрушения.
  - Точно,- согласился Римо.- Никто иной, как Шива. Это я.
  Чиун бросил на него взгляд, от которого покоробилось  бы  пуленепроби-
ваемое стекло. Римо прикрыл глаза.
  - Ты не всегда был Шивой. Рассказывают о Мастере Синанджу, мудром, до-
бром, мягком человеке...
  - То есть о тебе.
  - Мягком и добром, чьей добротой все пользуются. Он находит среди  бе-
лых варваров человека, который побывал в царстве мертвых. Это создание -
мертвый ночной тигр, которого воскрешает Мастер Синанджу.
  - Когда я заделался богом? Самое мое любимое место!
  - Только после того, как Мастер Синанджу поделился с тобой своей  муд-
ростью, ты стал Шивой. Но вообще это - всего лишь легенда.
  Римо, "умерший" на поддельном электрическом стуле, будучи обвиненным в
убийстве, которого не совершал, был воскрешен для работы на КЮРЕ  в  ка-
честве человека, которого никогда не существовало. Он кивнул.
  - Легенда гласит, что ты еще раньше прошел через смерть и  теперь  мо-
жешь быть предан смерти только...- Чиун осекся.
  - Только кем, Чиун?- спросил Римо.
  - В этой части легенда звучит туманно.- Чиун  пожал  плечами.-  Только
подобными мне или тебе.
  Превозмогая боль в животе, Римо повернулся на бок, чтобы посмотреть на
Чиуна в упор.
  - Что еще за чертовщина? Подобными тебе и мне? То есть белым или  жел-
тым? Получается, что меня могут укокошить две трети землян.
  - Не совсем так,- возразил Чиун.- Легенда звучит более конкретно.
  - Тогда переходи к конкретике. В каком смысле "подобными мне  или  те-
бе"?
  - Подобные мне - это уроженцы деревни Синанджу. Даже  самый  ничтожный
выходец из моей скромной деревни, появись у него такая возможность,  мо-
жет лишить тебя жизни. Это надо учитывать, поскольку ты стал таким,  ка-
ким стал.
  - Авторский комментарий... Ладно, а кто такие "подобные  мне"?  Бывшие
полицейские, ложно обвиненные в убийстве? Государственные служащие?  Лю-
бой житель города Ньюарка, штат Нью-Джерси? Кто такие "мне подобные"?
  - Не они,- сказал Чиун.
  - Тогда кто?
  - Напрасно ты ищешь среди людей. Легенда гласит, что даже Шива  должен
соблюдать осторожность, когда оказывается в джунглях, где прячутся  дру-
гие ночные тигры.
  - И ты считаешь, что эта доктор Файнберг со своей бандой вампиров?..
  - Пока они детеныши, Римо. Но мне не хотелось бы, чтобы  ты  оставался
здесь, когда они подрастут.
  - Чиун, это самая дурацкая белиберда из всего, что мне когда-либо  до-
водилось слышать!
  - Я рад, что ты так это воспринимаешь, Римо. Когда ты  немного  попра-
вишься, мы переедем туда, где сможем обсудить  это  подробнее.  Подальше
отсюда.
  Римо внезапно охватила такая усталость, что он не нашел сил  ответить.
Он закрыл глаза и заснул. Последняя посетившая его мысль относилась не к
Шийле Файнберг с ее стаей, а к сигарете: ему опять зверски хотелось  ку-
рить. Сигарета без фильтра, полная разъедающих легкие смол и  убийствен-
ного никотина...



ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  Спал он недолго.
  - Римо, как говорить со Смитом с помощью этой штуки?
  Римо открыл глаза. Чиун тыкал длинным указательным пальцем в  телефон.
Палец дрожал, словно и ему передалась злость  из-за  необходимости  вос-
пользоваться подозрительным устройством. В пальце сконцентрировался  не-
вероятный гнев, словно с его помощью Чиун читал нотацию муравью,  залез-
шему в лапшу.
  - В такое время?- сонно отозвался Римо,- Ты собрался вести  переговоры
о новом контракте? Водимо, в прежнем ничего не сказано о борьбе с тигра-
ми?
  - Нас нисколько не забавляют твои жалкие попытки шутить. Как?
  - Очень просто.- Римо все еще с трудом ворочал языком после сна.-  Ка-
кой сегодня день недели?
  - Вторник, среда... Кто его знает, как ты это называешь.
  - Надо знать, прежде чем звонить Смиту. В дне недели -  ключ  ко  всей
этой дурацкой системе.
  - Хорошо, среда.
  - А в названии месяца есть буква "Р"?
  - В слове "май" буквы "Р" нет. Как позвонить Смиту?
  - Ну, раз сегодня среда, а в названии текущего месяца нет  буквы  "Р",
ты просто набираешь код "800" и мой семизначный армейский номер. Если бы
в названии месяца была буква "Р", тебе пришлось бы найти  в  "Уолл-Стрит
джорнэл" общее количество акций, проданных на "Биг-Борд" и набрать  пер-
вые семь цифр из него.
  - Что за нелепость?
  - "Биг-Борд" - это Нью-Йоркская фондовая биржа.
  - Зачем они выдумали такую головоломку? Психи какие-то!
  - Вот ты и попал в ту же ловушку, в которую регулярно попадаю я. Вмес-
то того, чтобы просто поступить согласно инструкции и набрать  номер,  я
всегда недоумеваю, почему они выбрали именно Нью-Йоркскую фондовую, а не
"Амекс" или "Чикаго опшнз". Эти мысли так меня отвлекают, что я  забываю
сам код или то, что после полуночи он меняется. Смит говорит,.  что  это
издержки беспокойного ума.
  - Смит, как обычно, ошибается,- сказал Чиун,- Это издержки полного от-
сутствия ума. Сегодня среда, в слове "май" нет "Р". Как  мне  позвонить.
Смиту?
  - Я уже сказал: набери код "800" и первые семь цифр из моего армейско-
го личного номера.
  - Назови номер.
  - Теперь ты знаешь, почему я никогда не звоню Смитти по средам.  Я  не
помню своего личного номера. Позвони ему завтра.
  - Завтра может быть слишком поздно,- ласково объяснил Чиун.
  Но Римо его не слушал. Он отвернулся к стене, и сон  настиг  его,  как
неумолимая волна. Во сне он тяжело дышал. Чиуну,  для  которого  дыхание
было тайным кодом к премудростям Синанджу, шумное дыхание  подсказывало,
что раны отбросили Римо далеко назад, и теперь ему долго  придется  вос-
станавливать форму.
  Если у него хватит времени.
  Он поднял трубку и набрал "0", чтобы связаться с телефонисткой.
  Доктор Харолд В. Смит провел ночь в кабинете, читая последние  сообще-
ния из Бостона. Не оставалось ни малейших сомнений, что  Шийла  Файнберг
взялась плодить подобных себе тварей.
  Об этом свидетельствовало количество убийств: они совершались в разных
местах, но примерно в одно и то же время, а следовательно, не могли быть
делом рук одного и того же маньяка.
  Население, и так обезумевшее от страха, теперь еще больше  всполошится
из-за загадочной гибели Джеймса Галлахана, заместителя  начальника  бос-
тонского отделения ФБР. Среди обугленных остатков сгоревшего дома пожар-
ные нашли два тела. Труп Галлахана обнаружили во дворе. Видимо, он прес-
ледовал людей-тигров, был замечен и, пытаясь спастись бегством, свалился
с крыши.
  Только почему он был бос?
  Римо с Чиуном по-прежнему хранили молчание. Шли дни, и Смит был вынуж-
ден всерьез отнестись к версии, что Римо и Чиун, его  мощнейшее  оружие,
встали на пути у людей-тигров, и те их...
  Сожрали?
  Неужели возможно, чтобы Римо и Чиун пошли кому-то на обед?
  Харолд В. Смит не позволял себе отвлекаться на нелепые домыслы, спосо-
бные нарушить безупречную логику его мыслительного процесса.  Однако  он
никак не мог прогнать из воображения  дикую  картину:  блюдо  с  Римо  и
Чиуном и истекающие слюной выродки.
  Смит усмехнулся. Этот мимолетный и совсем не характерный для него пос-
тупок помог ему понять то, о чем он никогда  не  позволял  себе  задумы-
ваться.
  Он не верил в то, что Римо является воплощением Шивы. Для него это ос-
тавалось сказкой Чиуна. Однако теперь он понимал, что всегда верил в не-
победимость Римо и Чиуна. Эти двое, вполне реальные люди из плоти и кро-
ви выполняли задания Смита и КЮРЕ, сражаясь с эпидемиями,  атомным  ору-
жием, разнузданными силами мироздания, вооруженными головорезами, целыми
арсеналами оружия и электронной аппаратурой. И всегда одерживали верх.
  Они победят и на этот раз.
  Если не победят они, то новую напасть не победит уже никто. Тогда при-
дется поверить в обреченность рода человеческого, и никакие волнения де-
лу не помогут.
  Поэтому Харолд В. Смит отмел всякие волнения - наверное, впервые в жи-
зни - и засмеялся. Вслух.
  Его секретарша, услышав незнакомый странный звук, решила, что Смит по-
давился, и влетела в кабинет.
  - С вами все в порядке, сэр?
  - Да, мисс Первиш,- ответил ей Смит и хихикнул.- Хи-хи, со мной все  в
порядке, все вообще будет в порядке. Разве вы...  хи-хи...  не  того  же
мнения?
  Секретарша кивнула и мысленно взяла этот случай на заметку. Ей полага-
лось сообщать о необычных поступках Смита господину из Национального фо-
нда научных исследований, который ежемесячно платил ей за  то,  что  она
информировала его о душевном здравии Смита.
  Она никогда не встречалась с этим господином и понятия не имела, поче-
му кому-то не жалко ста долларов в месяц за сведения о нормальности  или
ненормальности Смита. Однако сумма ее вполне устраивала.
  Если бы ей сказали правду, а правда заключалась в том,  что  Смит  сам
платил ей эти деньги, она бы не поверила.  Но  КЮРЕ  действовала  именно
так. Тысячи людей снабжали информацией ФБР, министерство  сельского  хо-
зяйства, Иммиграционную службу, Таможенное управление. В конце этой тол-
стой информационной трубы стояли компьютеры КЮРЕ, не пропускавшие ни ма-
лейшего сигнала, и лично Харолд В. Смит, проверявший все лично.
  Но кто проверяет проверяющего?
  Уже давно Смит понял, что абсолютная, ничем  не  ограниченная  власть,
которой он обладал благодаря служебному положению,  может  нарушить  его
способность логически мыслить. Если его мышлению станет присущ  какой-то
серьезный порок, то разве сам он это заметит? Порок мышления тем и  опа-
сен, что не позволяет разглядеть пороки мышления.
  Поэтому он придумал нехитрую систему: мисс Первиш было вменено в  обя-
занность регулярно сообщать о его поведении и склонностях. Сообщения ми-
новали Национальный фонд научных исследований и попадали прямиком Смиту,
который вдобавок получал возможность, какой начальники обычно бывают ли-
шены,- знать, что о нем в действительности думает его секретарша.
  На протяжении десяти лет она думала о нем одно и то же: что он  совер-
шенно нормален. Нормальным для него было не проявлять эмоций, демонстри-
ровать скаредность и полнейшее отсутствие  чувства  юмора.  Десять  лет,
пятьсот двадцать отчетов с одной и той же фразой: "Объект безупречно но-
рмален".
  Он знал, какая фраза появится в  очередном  отчете:  "Объект  смеялся.
Странное, неслыханное поведение".
  Сам факт, что применительно к Харолду Смиту смех будет охарактеризован
как неслыханное поведение, настолько его насмешил, что он опять засмеял-
ся. Он продолжал смеяться, когда мисс Первиш привлекла его внимание зво-
нком коммутатора.
  - Извините, что отрываю вас, сэр, но тут звонят и говорят  такое,  что
мне остается только развести руками. Наверняка это касается вас.
  - Да?
  - Насколько я понимаю, на линии сразу четырнадцать телефонисток, а та-
кже некто, говорящий на непонятном мне языке. Все вызывают какого-то им-
ператора по фамилии  Смит,  потому  что  в  случае  отказа  им  угрожают
убийством. Я действительно ничего не понимаю, сэр.
  Смит опять хихикнул.
  - Я тоже ничего не понимаю,- солгал он,- но трубку возьму. Мне полезно
посмеяться.
  - Да, сэр, я тоже так считаю.
  Теперь у нее было, чем дополнить отчет о стремительно ухудшающемся ду-
шевном здоровье Харолда Смита.
  - Алло,- сказал он и был тут же оглушен гомоном выступающих хором  те-
лефонисток.
  Он не понимал ни  единого  слова,  пока  всех  не  призвал  к  порядку
царственный рык:
  - Молчать, жалкие наседки! Ишь, раскудахтались! Чтоб я больше  вас  не
слышал.
  Это был голос Чиуна. Линия умолкла, как по мановению волшебной  палоч-
ки, и у собеседников появилась возможность общаться без помех. Смит  на-
жал кнопку, лишавшую мисс Первиш шанса подслушать разговор.
  - Алло,- сказал Смит.
  - Мастер Синанджу приветствует императора,- сказал Чиун.
  - С вами все в порядке? Как Римо?
  - Я в порядке, как всегда. Но не Римо.
  - Что с ним?
  - Его ранила одна из этих человеко-зверей. Нам надо вернуться  в  Фол-
крофт.
  - Нет,- быстро ответил Смит,- это слишком опасно. Это невозможно.
  - Прошлой ночью они напали на нас и попытались убить. Еще  немного,  и
они добьются своего. Нам надо покинуть этот город, населенный олухами  и
людьми, не умеющими разговаривать.
  - Прошлой ночью? Это не связано с пожаром?
  - Связано.
  - Там во дворе нашли труп. Агент ФБР Галлахан. Вам известно, что с ним
случилось?
  - Да. Это я его устранил.
  Смит похолодел.
  - За что?- спросил он.
  - Он был одним из них. Теперь их много.
  - О!
  - Нам надо возвратиться в Фолкрофт, там Римо будет в безопасности.
  - Где вы сейчас?- спросил Смит.
  - В гостинице, в которую заезжают на автомобиле.
  - Мотель. Как вы там оказались?
  - Приехали на таксомоторе, шофер которого был так любезен, что ни разу
не открыл рот.
  - Значит, вас найдут,-  обнадежил  его  Смит.-  Таксист  запомнит  вас
обоих.
  - Да. Нам надо вернуться в Фолкрофт. Если это запрещено, то мы покинем
страну навсегда.
  - Возвращайтесь,- сдался Смит.
  Он снабдил Чиуна подробными  инструкциями:  сперва  им  предписывалось
доехать на такси до границы Массачусетса, там пересесть в наемный  лиму-
зин из Бостона, который доставит их до места на шоссе, где их будет  до-
жидаться другой наемный лимузин, уже из Коннектикута, который и привезет
их в Фолкрофт.
  - Вы все поняли?
  - Да. Еще одно, император. Правда, это такая мелочь, из-за которой мне
совестно вас беспокоить.
  - О чем речь?
  - Кто оплатит все эти такси и лимузины?
  - Я,- ответил Смит.
  - Должен ли я сперва сам заплатить водителям?
  - Будьте так любезны.
  - А вы мне все возместите?- спросил Чиун.
  - Все.
  - Я буду брать квитанции,- пообещал Чиун и повесил трубку.
  Смит тоже положил трубку. У него пропала охота смеяться.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  Шийла Файнберг расхаживала взад-вперед вдоль прохладной кирпичной сте-
ны пустого склада. Она сбросила кожаные туфли и теперь наслаждалась при-
косновением ступней к полу.
  - Куда они подевались?- спросила она.
  - Я следил за ними до самого мотеля "Колони  Дейз",-  ответил  мужской
голос. Остальные восемь собравшихся уставились на говорящего. Они распо-
ложились полукругом, внутри которого расхаживала Шийла.
  - И?..- поторопила она его.
  - Но они уехали оттуда,- закончил мужчина и зевнул.
  Этот широкий зевок свидетельствовал не об усталости, напротив, он сиг-
нализировал о потребности в дополнительном кислороде,  что  типично  для
крупных зверей, когда они лишены возможности размяться.
  - Куда они подевались?- повторила Шийла свой вопрос и, отвернувшись  к
стене, словно с намерением пересчитать кирпичи, в  ярости  царапнула  ее
ногтями. Потом она снова посмотрела на свою стаю  и  проговорила:  -  Мы
должны до них добраться. Это все. Должны! Мне нужен молодой. Если бы Га-
ллахан не упал с крыши! Он бы их выследил.
  - Я их тоже выследил,- сказал тот же мужчина с легкой досадой.
  Шийла резко повернулась к нему, словно он перешел в атаку. Он выдержи-
вал ее взгляд не больше секунды; потом опустился на корточки  и  склонил
голову Дальше он говорил, не поднимая глаз.
  - Сначала они ехали на такси, потом пересели в лимузин.  Я  говорил  с
таксистом. Лимузин был бостонский, направление - южное. Надо будет  дож-
даться возвращения лимузина, тогда я узнаю у его шофера. куда он их  от-
вез.
  - Займись этим,- коротко распорядилась Шийла и добавила: - Я знаю, что
у тебя получится.
  Мужчина поднял довольные глаза, словно его погладили по голове.  Слав-
но, когда тебя замечают и хвалят. Особенно когда это делает вожак  стаи.
Это могло означать, что ночью ему будет предоставлено  право  насытиться
первым. Ему достанутся самые лакомые кусочки.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  В окно больничной палаты заглядывало солнце. Под окном лениво  плеска-
лись темно-серые воды залива Лонг-Айленд, похожие  на  нью-йоркский  ас-
фальт в безветренный, душный день. Влажность снаружи была настолько  вы-
сокой, что людям казалось, что им на голову набросили полотенца,  только
что вынутые из кипятка.
  В палате, впрочем, стояла кондиционированная про" хлада.  Проснувшись,
Римо обратил внимание как на это, так и на то, что впервые за долгие го-
ды не ощущает распространяемого обычным кондиционером угольного запаха.
  Он замигал и огляделся.
  Рядом с койкой сидел Смит. Увидев, что Римо проснулся,  он  облегченно
вздохнул. Обычно его лицо походило на выжатый лимон, теперь  же  на  нем
появилось выражение, допускающее сравнение с нетронутым лимоном.  Говоря
о Смите, нетронутый лимон приходилось считать олицетворением счастья,  а
изрезанный и выжатый - нормой.
  - Вы не представляете себе, какая это прелесть - вот так проснуться  и
застать вас рядом,- сказал ему Римо, не узнавая собственный  сонный  го-
лос. Чрезвычайно крепкий сон не был ему  свойствен.-  Некоторые,  просы-
паясь, видят рядом любимую женщину. Другие - хирурга, четыре дня  подряд
боровшегося за жизнь пациента на операционном столе и одержавшего победу
А я вижу вас, нависшего надо мной, как удав, намеревающийся полакомиться
мышкой. От этого зрелища сердце переполняется весельем.
  - Я посмотрел на ваши раны,- сказал Смит. Ваше счастье,  что  вы  хоть
кого-то видите
  - А, раны... О них позаботился Чиун.-  Римо  обвел  взглядом  палату.-
Кстати, где он?
  - Пошел в гимнастический зал. Сказал, что хочет увидеть место,  где  у
него все пошло кувырком. Кажется, именно в этом гимнастическом зале вы с
ним впервые встретились,- сухо молвил Смит.
  - Точно. Ладно, не будем об этом. Слушайте, у вас  не  найдется  заку-
рить?
  - Простите, я не курю. Бросил,  как  только  появилось  предупреждение
Главного хирурга США. Тогда я решил, что с меня хватит  и  такой  угрозы
для моего здоровья, как вы.
  - Как приятно вернуться домой!- сказал Римо.- Может, сгоняете в вести-
бюль за сигареткой?
  - С каких пор вы закурили?
  - Я то курю, то бросаю,- соврал Римо.
  Ему и впрямь хотелось закурить, и он никак не мог взять в толк, в  чем
тут дело. Он не курил уже много лет. Годы тренировок привели его к пони-
манию того, что самое главное - это дыхание. Все приемы, все волшебство,
вся техника Синанджу зижделись на дыхании. Без дыхания не получится  ни-
когда и ничего. При правильном дыхании  становилось  доступно  буквально
все. Первый урок заключался в том, чтобы не вдыхать дым.
  И тем не менее он сходил с ума по сигарете.
  Смит кивнул и вышел. В его отсутствие Римо как следует осмотрел палату
и с легким содроганием пришел к выводу, что это была  та  самая  палата,
где он когда-то очнулся после  инсценированной  казни  на  электрическом
стуле.
  Ностальгия по былым временам? От Смитти этого ожидать не  приходилось.
Римо поместили в эту палату по той простой причине,  что  она  оказалась
свободной. Если бы единственным свободным помещением  оказалась  бойлер-
ная, Римо провел бы ночь у топки.
  Это была обыкновенная больничная палата: белые стены, одна койка, один
стул, одна тумбочка, одно окно. Впрочем,  окно  было  непроницаемым  для
взгляда снаружи.
  Смит вернулся с двумя сигаретами.
  - Вы - должник медсестры из вестибюля. Я обещал  ей,  что  вы  вернете
долг. Она сказала, что это необязательно, но я сказал, что завтра вы ве-
рнете ей две сигареты. Между прочим, она считает,  что  ваша  фамилия  -
Уилсон и что Чиун - ваш слуга.
  - Только ему этого не говорите,- предупредил Римо и выхватил  у  Смита
обе сигареты. Одна упала на пол.
  Римо сунул сигарету с фильтром в рот. Смит вынул из  коробка  с  двумя
спичками одну спичку и зажег ее. Иногда Римо начинал сомневаться,  чело-
век ли он вообще. Две сигареты, две спички... Смит был  способен  потра-
тить час на вылавливание в коридоре человека, который согласился бы  от-
дать ему свой коробок с двумя оставшимися в нем спичками.
  Пока Смит поднимал упавшую сигарету и клал ее вместе с оставшейся спи-
чкой в тумбочку, Римо сделал первую  могучую  затяжку  -  и  закашлялся.
Неужели курево всегда имело такой мерзкий вкус? Он знал, что так  оно  и
было. Еще будучи курильщиком, он часто бросал и держался неделями.  Пер-
вая затяжка после длительного воздержания всегда  вызывала  душащий  ка-
шель: этим способом организм делал ему последнее предупреждение,  прежде
чем сдаться. Вторая затяжка была куда лучше; докурив сигарету до полови-
ны, он уже чувствовал себя так, будто никогда не бросал,  даже  на  час.
Сейчас он испытывал те же ощущения.
  - Добудьте мне пачечку, ладно?- попросил Римо.- Включите это в счет.
  - Постараюсь,- ответил Смит и кратко поведал Римо о событиях в  Босто-
не.
  Жертвы множились. Полицейские застрелили одну особь человеко-тигра.
  - Домохозяйка! На беду, она умерла, поэтому ее не удалось исследовать,
чтобы попробовать получить противоядие.
  - Какая неприятность!- посочувствовал Римо.
  - Теперь они требуют массированного федерального вмешательства. Раз вы
с Чиуном больше в этом не участвуете, то другого выхода действительно не
остается. Кстати, что произошло с вами?
  - Я сидел в машине с одним из них - с одной. Думаю, это была сама кро-
шка Шийла, хотя выглядела она по-другому. Она разодрала мне глотку и по-
пробовала вырвать желудок. Она почти добилась своего.
  - Что стало с ней?
  - Я немного ее проучил, но ей удалось сбежать.
  Смиту стало нехорошо. Римо был его лучшим оружием - и даже он едва из-
бежал смерти. На что в таком случае  могут  надеяться  остальные?  Шийла
Файнберг могла производить людей-тигров в неограниченном количестве. Лю-
бой новичок в стае становился  источником  генетического  материала  для
продолжения программы. Единственный выход заключался в том, чтобы истре-
бить всю стаю, а главное - саму Шийлу Файнберг. Без  ее  научных  знаний
геометрическому прогрессированию напасти будет положен конец.
  Но кому это под силу? Кому, если не Римо? Введение военного  положения
вряд ли спугнет Шийлу и ее людей-тигров. Ведь на вид они -  обыкновенные
люди. История с агентом ФБР Галлаханом - наглядное  тому  свидетельство.
Днем, перед попыткой убить Римо и Чиуна, он прилежно трудился  за  своим
рабочим столом.
  Если их не остановить, причем скоро, угроза перекинется с  Бостона  на
другие города. На автомобиле или самолете они  способны  добраться  куда
угодно, и не только в стране, но и во  всем  мире.  Нельзя  же  объявить
военное положение на всем земном шаре!
  Даже если бы это было осуществимо, это вряд ли дало бы результат.
  Главное - обезвредить Шийлу Файнберг. Тогда появлению  новых  монстров
будет положен конец. Существующих на данный момент можно будет извести -
нескоро, но до последней твари.
  - Вы собираетесь возобновить преследование?- спросил Смит у Римо.-  Вы
в состоянии это сделать?
  - Что?
  Вместо того, чтобы слушать Смита, Римо наблюдал, как поднимается к по-
толку дымок от тлеющей сигареты, и наслаждался вкусом табака.
  - Я говорю, вы сможете опять приняться за Файнберг?
  - Не знаю,- сказал Римо.- Я здорово ослаб и, кажется,  утратил  форму.
Не думаю, чтобы Чиун дал добро. Он сильно напуган одной легендой.
  - Чиун всегда встревожен той или иной легендой,- возразил Смит.
  - Даже если я ее снова выслежу, ума не приложу, что с ней делать. Один
раз мне уже не удалось ее схватить.
  - Можете позвать подмогу,- сказал Смит.
  Римо сердито уставился на него, словно Смит усомнился в его способнос-
тях. Потом он поостыл. В конце концов, почему бы действительно  не  поз-
вать на помощь? Если он снова повстречается с Шийлой, без помощи ему  не
обойтись.
  - Не знаю, Смитти,- сказал он.
  - Почему, собственно, они пришли за вами?-спросил Смит.- Вряд  ли  они
сочли, что вы представляете для них какую-то особенную угрозу, даже пос-
ле того, как вы ранили Файнберг. Почему бы просто не оставить вас в  по-
кое? Если они настоящие звери, они не должны мстить. Месть - занятие для
людей, а не для животных. Животные бегут от опасности.  Они  не  возвра-
щаются, чтобы расквитаться.
  - Может, я им просто приглянулся? С моими-то  замашками!-  предположил
Римо.
  - Сомнительно, весьма сомнительно,- сказал Смит, глядя на Римо,  кото-
рый в последний раз набрал в легкие дыму, понаблюдал за тем, как  огонек
дошел до пластмассового фильтра, который превратился от смолы из  белого
и волокнистого в коричневый и липкий, и раздавил окурок в пепельнице.
  - А теперь я должен вас покинуть,- сказал Смит.
  - Не забудьте про пачку сигарет,- сказал Римо ему вдогонку, но Смит не
услышал.
  Он размышлял над задачкой, ответ на которую был ему заранее  известен.
Просто он не торопился взглянуть правде в глаза.
  Он охотится на стаю Шийлы Файнберг, а стая охотится на  Римо.  Значит,
чтобы схватить их, надо использовать Римо в качестве приманки.
  Все было ясно и безупречно логично.  Альтернатив  не  просматривалось.
Либо рискнуть Римо, либо поставить под удар всю страну и остальной мир.
  Смит знал, что ему делать. Он решил действовать  так,  как  действовал
всегда, то есть выполнять свой долг.
  Ловушкой стало платное объявление в бостонской "Таймс": "Пациент  Ш.Ф.
в Фолкрофте, Рай".
  Капкан торчал на виду. Стоило одному из стаи показать объявление Шийле
Файнберг, как она поняла, что оно значит.
  - Ловушка,- сразу определила она.
  - Тогда не будем обращать на нее внимания,-  сказала  другая  женщина,
пышногрудая брюнетка с узкими бедрами и длинными ногами.-  В  Бостоне  и
без того хватает мяса.
  Однако вековой инстинкт выживания уступил у Шийлы  Файнберг  не  менее
древнему инстинкту - продолжения рода. Она ласково улыбнулась  брюнетке,
демонстрируя длинные белые зубы, отполированные благодаря  частому  раз-
грызанию костей, и ответила:
  - Нет, наоборот. Отправимся туда. Он мне нужен.


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  Римо задрал голову к высокому потолку гимнастического  зала  санатория
Фолкрофт, обвел взглядом переплетение канатов для лазания,  напоминавшее
паутину телефонных проводов на станции, и провел носком мокасина из ита-
льянской кожи по зеркальному полу.
  - Здесь мы впервые встретились,- сказал Чиун.
  На Чиуне было желтое утреннее кимоно, и  он  оглядывал  гимнастический
зал, как творение собственных рук.
  - Да,- ответил Римо.- Тогда я попытался тебя убить.
  - Верно. Именно тогда я понял, что в тебе есть что-то такое, что я го-
тов тебя переносить.
  - Чего нельзя было сказать обо мне, поэтому ты меня здорово  отделал,-
сказал Римо.
  - Помню. Это доставило мне удовлетворение.
  - Могу себе представить!
  - А потом я научил тебя приемам каратэ, причем так, чтобы они  смотре-
лись устрашающе.
  - Я так и не понял, зачем это тебе понадобилось, Чиун. Какая связь ме-
жду каратэ и Синанджу?
  - Никакой. Просто я знал, что эти психи никогда не предоставят мне до-
статочно времени, чтобы я научил тебя чему-нибудь толком.  Поэтому  я  и
выбрал каратэ, решив, что эти приемы ты запомнишь. Но если бы  я  сказал
тебе, что с помощью каратэ бесполезно нападать на противника,  если  это
не мягкая сосновая палка, ты бы стал меня слушать? Нет.  Человек  всегда
должен быть уверен, что подарок имеет какую-то ценность. Поэтому я  ска-
зал тебе, что каратэ - это чудо, что с его помощью ты станешь  непобеди-
мым. Потом я привел доказательства, сокрушая доски  и  показывая  разные
фокусы.
  Только таким способом я мог добиться твоего внимания на те пять  минут
в день, которые были необходимы, чтобы ты освоил игру. Как другие  учили
тебя, раз ты все моментально забываешь?
  - Прекрати, папочка. Потом я оставил тебя и отправился убивать вербов-
щика. Чиун кивнул.
  - Да. Макклири был славный малый. Храбрый, умный.
  - Он завербовал меня,- сказал Римо.
  - У него почти хватило храбрости и ума, чтобы исправить  эту  ошибку,-
сказал Чиун.
  - И с тех пор мы вместе, Чиун. Сколько это лет?
  - Двадцать семь,- ответил Чиун.
  - Только не двадцать семь! Десять-двенадцать.
  - А мне кажется, что двадцать семь. Или тридцать. Я начал  молодым.  Я
отдал тебе свою молодость, свои лучшие годы. Они ушли, унесенные раздра-
жением, волнением, отсутствием истинного уважения, они  были  растрачены
на субъекта, питающегося мясом и стреляющего сигаретки, как ребенок.
  Римо, для которого оказалась сюрпризом осведомленность Чиуна о его ку-
рении, быстро ответил:
  - Всего-то две штучки! Мне захотелось попробовать, как это будет после
стольких лет.
  - Ну и как?
  - Чудесно,- сказал Римо.
  - Ты отказался от дыхательных упражнений, чтобы вдыхать частицы  горе-
лого конского навоза? Ведь эти штуки делают из коровьего и конского  на-
воза.
  - Из табака. А от  дыхательных  упражнений  я  не  отказываюсь.  Разве
нельзя сочетать одно и другое?
  - Как же ты теперь будешь дышать? Для дыхания нужен воздух, а твой бе-
лый рот теперь занят втягиванием дыма. Это только так говорится, что  на
сигареты идет табак. На самом деле это испражнения. Так поступают у  вас
в Америке, это дает большие прибыли, благодаря которым работает вся ваша
страна.
  - Ты говоришь, как коммунист.
  - А они курят сигареты?- осведомился Чиун.
  - Да. И у них они точно из дерьма. Я пробовал.
  - Тогда я не коммунист. Я просто бедный, непонятый наставник, которому
недоплачивают и который не смог добиться уважения от своего подопечного.
  - Я тебя уважаю, Чиун.
  - Тогда брось курить.
  - Брошу.
  - Вот и хорошо.
  - Завтра.
  Перед Чиуном свисали с потолка гимнастические кольца. Не поворачиваясь
к Римо, он потянулся к ним. Кольца рванулись в направлении головы  Римо,
как боксерские кулаки в перчатках. Первым Римо заметил кольцо, подлетав-
шее справа. Он отскочил влево, чтобы миновать встречи с ним, и получил в
лоб кольцом, настигшим его слева. Пока он  выпрямлялся,  правое  кольцо,
возвращавшееся обратно, угодило ему в затылок.
  Чиун взглянул на него с отвращением.
  - Кури, кури. За тобой придут и сделают из тебя свиную отбивную.
  - Ты так уверен, что за мной придут?- спросил Римо, потирая голову.
  - Обязательно придут. Ты безнадежен. И не проси меня о  помощи:  я  не
могу вытерпеть запаха у тебя изо рта.
  Он проскочил мимо Римо и покинул гимнастический зал.  Римо,  продолжая
потирать голову, уставился на покачивающиеся кольца, удивляясь, что  так
быстро потерял сноровку.
  Смит усилил охрану палаты Римо и раздал фотографии доктора Шийлы  Фай-
нберг, велев повесить их на стене сторожки при въезде в санаторий.  Жен-
щину было приказано пропустить, но немедленно уведомить о  ее  появлении
Смита.
  Смит подумывал, не приставить ли к Римо неотлучного телохранителя,  но
потом спохватился: Чиун счел бы это оскорблением. Приставить к Римо  те-
лохранителя в присутствии Чиуна было все равно, что влить в Седьмую  ар-
мию для усиления ее огневой мощи звено бойскаутов.
  Теперь оставалось только ждать. Смит занимался этим в своем  кабинете,
читая последние сообщения о двух убийствах,  случившихся  в  Бостоне  за
ночь. Губернатор ввел военное положение, что означало, что покой жителей
будет охраняться почти так же ревностно, как до  того,  как  полицейским
было вменено в обязанность заниматься психиатрией, социальным вспомощес-
твованием и спасением заблудших душ. Смит думал о том, что если  бы  был
жив Достоевский, он бы назвал свой шедевр просто "Преступление".  "Прес-
тупление и наказание" было бы для читающей публики  пустым  звуком:  кто
слышал о наказании?
  Смит ждал.
  На протяжении девяти лет она только и делала,  что  принимала  трудные
решения. Настало время пожинать плоды. Сейчас, когда тяжелые годы  оста-
лись позади, Джекки Белл никак не могла решить, что  надеть:  коричневый
костюм, достоинство которого состояло в том, что женщина выглядела в нем
профессионально, или желтое платье с глубоким круглым декольте, у  кото-
рого тоже было свое преимущество: в нем она выглядела сногсшибательно.
  Она выбрала последнее и, одеваясь, размышляла о своей удаче. Ей повез-
ло, что она покончила с изнурительным замужеством, повезло, что  она  не
осталась на мели за годы учебы, повезло, что она  оказалась  неглупой  и
упрямой и в конце концов  стала  Джекки  Белл,  бакалавром  гуманитарных
наук, Джекки Белл, магистром, и наконец Джекки Белл, доктором философии.
Доктор Жаклин Белл!
  Удача не оставляла ее: ей попался "Американский психоаналитический жу-
рнал", в котором она нашла предложение работы в санатории Фолкрофт.  Же-
лающих было много, но ей и тут повезло: доктор Смит взял ее.
  Если бы ее спросили, кому, по ее мнению, следовало бы стать ее  первым
пациентом в Фолкрофте, она без колебаний назвала бы  самого  Харолда  В.
Смита.
  За всю беседу он ни разу не поднял на нее глаз. Говоря с ней, он читал
сообщения на компьютерном дисплее,  гипнотизировал  телефонный  аппарат,
словно тот мог взвиться в воздух и начать его душить, барабанил по столу
карандашами, пялился в свое дурацкое коричневое окошко, а в итоге, задав
одни и те же вопросы по три раза, сообщил, что она принята.
  Изучая свое отражение в большом зеркале, висевшем на двери  спальни  в
удачно снятой трехкомнатной квартире, она пожала плечами.  Наверное,  на
свете есть случаи и посерьезнее, чем доктор Смит. По крайней мере у него
хватило здравого смысла взять ее на работу.
  Она попыталась выяснить, чему была  посвящена  его  диссертация,  пос-
кольку в табличке на двери не было указано, что он доктор медицины.  Од-
нако он никак не удовлетворил ее любопытство, а всего лишь  сказал,  что
она будет работать самостоятельно. Он не  станет  донимать  ее  мелочным
контролем, не будет ставить под сомнение ее профессиональные  решения  и
вообще будет только счастлив, если им не придется больше разговаривать.
  Это ее тоже устраивало. Он останется доволен. Одним словом, она счита-
ла, что ей очень повезло с работой.
  Прежде работу гарантировала степень бакалавра. Потом аудитории коллед-
жей превратились в площадки, на которых давали "уместное образование", и
это все больше походило на курсы по "мыльным  операм"  для  безграмотных
зрителей. Степень бакалавра обесценилась. Для того, чтобы получить рабо-
ту, надо было становиться магистром.  Далее  степень  магистра  постигла
участь степени бакалавра.
  Теперь для трудоустройства требовалась докторская степень. Однако  так
будет продолжаться недолго. Скоро и ее окажется мало.  Люди,  нанимавшие
на работу других людей, вернулись к простейшим  тестам  на  грамотность,
способным разве что продемонстрировать способность  кандидата  добраться
до работы без провожатого. Ни одна ученая степень не была теперь  гаран-
тией работы, ибо ни одна степень не служила гарантией того, что ее обла-
датель владеет устным счетом в пределах десяти.
  По мнению Джекки Белл, единственное преимущество новой  ситуации  сос-
тояло в том, что доктора от образования, затеявшие всю эту муть,  оказа-
лись в своей же ловушке. Оказалось, что и их докторские степени лишились
цены, и им стало столь же трудно найти работу. Разумеется, будучи людьми
образованными, они решили, что не имеют к этому ни малейшего  отношения.
Во всем виновато коррумпированное капиталистическое общество,  пронизан-
ное пороками.
  Она припомнила фразу из одного сборника политических эссе:  "Тот,  кто
устраивает потоп, часто сам оказывается мокрым".
  Доктор Жаклин Белл одобрила свое отражение в зеркале и смахнула с  ле-
вого плеча воображаемую пушинку.
  В дверь позвонили.
  Она никого не ждала, однако подумала, что это может быть кто-то из са-
натория. Не имея опыта жизни в Нью-Йорке, Чикаго или Лос-Анджелесе,  она
подошла к двери и распахнула ее, даже не спросив, кто там.
  Там оказалась женщина - красивая женщина с длинными светлыми волосами,
раскосыми, почти кошачьими глазами и такими потрясающими телесными  фор-
мами, что Джекки приросла к месту. Женщина улыбнулась, демонстрируя  са-
мые безупречные белоснежные зубы, какие только доводилось видеть Джекки.
  - Доктор Белл?- спросила незнакомка.
  Джекки кивнула.
  - Рада встрече. Я - доктор Файнберг.
  - О! Вы из Фолкрофта?
  - Да. Меня попросили заехать за вами сегодня утром.
  - Сегодня у меня счастливый день,- обрадовалась Джекки.- На улице  так
жарко, что не хочется идти пешком.- Она посторонилась, пропуская доктора
Файнберг к себе в квартиру.- Между прочим, еще рано,-  сказала  Джекки.-
Вы уже завтракали? Может, перекусите?
  Шийла Файнберг вошла в квартиру с широкой улыбкой на устах.
  - Именно это я и запланировала,- сказала она.

  - Почему в коридорах столько людей в голубой  форме?-  спросил  Чиун.-
Это вы их там поставили?
  - Совершенно верно, Мастер Синанджу,- ответил Смит официально.
  - Зачем?
  Чиун перестал звать Смита "императором". Титул казался подобающим, ко-
гда он находился далеко от Фолкрофта и встречался со Смитом только изре-
дка. Однако при тесном контакте Чиун отказался от использования  титула:
Смит мог возомнить, что он главнее Чиуна.
  - Я боюсь, как бы эти люди не нашли Римо. Я решил его защитить.
  - Как они смогут найти его здесь?- спросил Чиун.
  - Я передал им, что он здесь.
  - Причина?
  - Чиун, нам необходимо  схватить   этих   тварей.   Я   понимаю,   вас
расстраивает то обстоятельство, что я подвергаю жизнь Римо опасности. Но
я вынужден учитывать и другое. Мне надо заботиться обо всей стране.
  - Сколько Мастеров Синанджу породила эта ваша чудесная страна?-  осве-
домился Чиун.
  - Ни одного,- согласился Смит.
  - И вы все же полагаете, что эта страна стоит жизни Римо?
  - Если вы предпочитаете такое сопоставление, то да, полагаю.
  - И моей в придачу?- не унимался Чиун.
  Смит кивнул.
  - Сколько же жизней понадобится лишиться, чтобы она  перестала  стоить
так дорого?- Чиун сплюнул на пол прямо в кабинете Смита.- Вы хотите  от-
дать жизнь Римо просто потому, что кто-то сожрал нескольких толстяков  в
промозглом городишке?
  - Дело не только в них и не только в одном Бостоне. Если мы не остано-
вим этих... тварей, они распространятся по всей стране. По  всему  миру!
Возможно, и до Синанджу доберутся.
  - Синанджу в безопасности,- заверил его Чиун.
  - Они могут появиться в Корее, Чиун!
  - Синанджу там, где находимся мы с Римо. Где мы, там и Синанджу. Я по-
забочусь о безопасности Римо. Возможно, вы с  вашим  императором  будете
под угрозой, но мы с Римо выживем.
  На мгновение их взгляды скрестились. Смит отвернулся, не выдержав  го-
рящего взора карих глаз Чиуна.
  - Я хотел кое о чем вас спросить, Чиун. Римо  сам  не  свой.  Дело  не
только в ранах. Например, он стал курить. А вчера  вечером  он  ел  биф-
штекс. Когда он в последний раз ел настоящее мясо, а не утку  или  рыбу?
Что с ним, Чиун?
  - Его организм испытал шок от ранений, такой сильный, что сам организм
забыл, каким он был до этого.
  - Не понимаю,- озадаченно сказал Смит
  - Иногда человек, испытавший душевное  потрясение,  начинает  страдать
так называемыми провалами памяти.
  - Амнезией,- подсказал Смит.
  - Да. То же самое может случиться с телом. Это произошло с  Римо.  Его
тело возвращается к состоянию, в котором находилось, прежде чем я  начал
его тренировать. Предотвратить это невозможно.
  - Означает ли это... Означает ли это, что с ним  покончено?  Что  Римо
уже не будет прежним? Что утеряны его специфические навыки?
  - Этого никто не знает,- сказал Чиун.- Организм может окончательно ве-
рнуться в прежнее состояние или остановиться на полпути.  Может  остано-
виться где угодно и больше не  изменяться,  а  может  достигнуть  дна  и
всплыть, вернувшись к состоянию, предшествовавшему ранению.  Точно  ска-
зать нельзя, потому что все люди разные.
  - Да, я знаю.
  - А я думал, что вы об этом забыли, потому что воспринимаете Римо  как
обыкновенного человека, просто очередную мишень для  этих  людей-тигров,
не вспоминая, что он - Мастер Синанджу.
  Глаза Чиуна сузились. Смит почувствовал, как не раз  бывало  за  время
общения с Римо и Чиуном, что играет с силой,  которой  ничего  не  стоит
превратить жизнь в смерть. Смит догадался, что стоит на опасно  раскачи-
вающемся мостике.
  - К счастью, он - Шива, бог разрушения, разве не так?
  Он попробовал улыбнуться, надеясь, что улыбочка укрепит  его  уязвимую
позицию.
  - Да, так,- сказал Чиун.- Но даже непобедимый ночной тигр может  пасть
жертвой людей-тигров. То, что с ним произойдет, падет виной на вашу  го-
лову. Будьте благоразумны, уберите охранников вместе с оружием  подальше
от палаты Римо, потому что там буду я.
  Чиун вел переговоры стоя. Закончив свою речь, он развернулся и  вышел,
волоча за собой алый шлейф, подобно невесте, торопящейся  по  церковному
проходу к грозящей начаться без нее брачной церемонии. У двери он  обер-
нулся.
  - Когда Римо достаточно поправится, мы с ним уедем. Вы сами будете со-
противляться своим людям-тиграм, потому что он будет далеко.
  - Куда же вы отправитесь?- хмуро спросил Смит.
  - Куда угодно. Только бы подальше от вас.

  Шийле Файнберг стоило труда не рассмеяться, когда она увидела на  про-
ходной свою фотографию, украшавшую толстую каменную стену санатория Фол-
крофт с внутренней стороны.
  На фото красовалась прежняя Шийла Файнберг - крючковатый нос,  понурый
взгляд, безобразная прическа. Шийла испытала небольшое потрясение, вспо-
мнив, до чего уродливой была совсем недавно.  Фотография  подсказала  ей
также, что Фолкрофт - одна большая ловушка, готовая захлопнуться.
  - Это ваша жена?- спросила она охранника, верзилу с  громадным  брюхом
любителя пива и пятнами пота под мышками.
  - Нет, Боже сохрани!- ответил тот, улыбаясь грудастой блондинке.- Про-
сто бабенка, которую мы должны засечь. Беглая пациентка,  что  ли...  Вы
только взгляните на нее! Такая не вернется. Наверное, поступила  клоуном
в цирк.- Он со значением улыбнулся и сказал неправду: - А я не женат.
  Шийла кивнула.
  - Вот такими людьми вам и придется теперь заниматься, доктор,-  сказал
охранник, рассматривая бумагу, предписывавшую ей обратиться в  отделение
психиатрии.- Все в порядке. Можете пройти. Ваше отделение расположено  в
правом крыле главного здания. Когда оглядитесь, закажите  себе  пропуск.
Тогда вы будете преодолевать проходную без хлопот. Конечно,  в  мое  де-
журство у вас в любом случае не будет хлопот. Я вас не забуду.
  Он отдал ей документ. Шийла приблизилась, чтобы забрать письмо, и сло-
вно невзначай коснулась его.
  Глядя на ее удаляющуюся фигуру, охранник ощутил  шевеление  в  штанах,
коего не ведал со второго года женитьбы, то есть давным-давно, и в  воз-
можность которого уже не верил. Надо же! За время работы в Фолкрофте  он
усвоил, что психиатры бывают еще  более  сдвинутыми,  чем  их  пациенты.
Вдруг эта питает слабость к худым верзилам с огромными пивными животами?
Он еще раз взглянул на ее имя в списке пропущенных на территорию. Доктор
Джекки Белл. Звонкое имечко!
  Белый халат и блокнот на дощечке с зажимом служат пропусками  в  любом
лечебном заведении мира. Достав то и другое из ящика в вестибюле,  Шийла
Файнберг получила право свободного перемещения по всему санаторию.
  Она быстро сообразила, что большое L-образное главное здание разделено
на две части. В передней части этой старой кирпичной  постройки  занима-
лись тем, чем положено заниматься в такого  рода  заведениях,-  лечением
пациентов. Однако южное крыло, основание "L", выглядело по-другому.
  Первый этаж был здесь занят компьютерами и кабинетами, на втором нахо-
дились больничные палаты. Полуподвальный этаж, устроенный в склоне  хол-
ма, представлял собой гимнастический зал, который тянулся до самого кон-
ца территории, упиравшейся в залив, где сохранились старые лодочные при-
стани, напоминающие скрученные артритом пальцы.
  Вход в южное крыло был перекрыт охранниками.
  В своей прежней жизни Шийла Файнберг, наверное, задалась бы  вопросом,
что именно требует столь строгой секретности в невинном санатории; одна-
ко теперешней Шийле не было до этого дела. Ее интересовало одно: Римо. И
она знала, что его держат именно в южном крыле.
  Шийла вернулась в главное здание и обратилась  в  Специальную  службу,
где ей сделали моментальную фотографию.
  - Интересное местечко,- сказала она молоденькой женщине,  заведовавшей
Службой.
  - Недурное,- был ответ.- Здесь по крайней мере не лезут в душу.
  - Я только сегодня начала у вас работать,- сказала Шийла.- Кстати, что
происходит в южном крыле? Почему столько охраны? Что там особенного?
  - Там всегда так. По слухам, сейчас там держат какого-то богатого  па-
циента.- Девушка обрезала края фотографии и прилепила ее на толстую кар-
точку.- Там занимаются исследованиями по заказу правительства, поэтому у
них и компьютеры, и все такое прочее. Наверное, просто не  хотят  риско-
вать своим оборудованием.
  Шийлу больше занимал богатый пациент.
  - А этот их богач женат?- с улыбкой осведомилась она.
  Женщина пожала плечами и засунула карточку в машину, похожую на  аппа-
рат для изготовления визиток. Она нажала кнопку, и верхняя часть аппара-
та опустилась. Раздалось шипение,  Шийла  почувствовала  запах  нагретой
пластмассы.
  - Вот этого я не знаю. С ним слуга - старый азиат. Пожалуйста, доктор.
Прицепите это на халат - и вас везде пропустят.
  - Даже в южное крыло?
  - Везде. Как же вы будете лечить своих психов, если не сможете  к  ним
попасть?
  - Это точно,- кивнула Шийла.- Мне бы только к ним попасть.
  Миновав столовую, Шийла зашагала по каменистой дорожке позади  здания,
ведущей к старой пристани. Пристанью давно не пользовались, но  она  еще
не до конца сгнила. Она запомнила и это.
  Оглянувшись на главное здание, она с удивлением отметила, что все окна
южного крыла односторонние и снаружи представляют собой зеркала. Это на-
вело ее на мысль, что именно сейчас молодой белый может рассматривать ее
через окошко. Мысль не напугала ее, а наполнила  предвкушением  приятных
событий. Она широко зевнула, как зевают крупные  кошачьи,  и  адресовала
улыбку окнам второго этажа над гимнастическим залом.
  После обеда она, пользуясь своей бляхой, проникла на второй этаж южно-
го крыла. Перед ней был обычный больничный коридор, пропитанный вездесу-
щим больничным запахом.
  Для того, чтобы найти Римо, ей необязательно было знать номер его  па-
латы. Она учуяла его, шагая по узкому коридору. Запах привел ее к  двери
перед вестибюлем. Запах, несомненно, принадлежал Римо, но к нему  приме-
шивался горький запашок чего-то горелого. Она узнала сигаретный дым.
  Она подошла к самой двери.  Побуждение  распахнуть  ее  и  войти  было
неодолимым. Она уже готовилась ворваться, когда ее остановил другой  за-
пах - жасмина и трав, принадлежавший старому азиату. Он был знаком ей по
квартире в Бостоне: там он ударил ей в нос, как только она избавилась от
перца, которым надышалась на пороге.
  Палата имела номер 221-В. Она прошла в следующий коридор и нашла  лес-
тницу, по которой добралась до запасного выхода. Оттуда она увидела, что
весь второй этаж окружен металлической галереей для эвакуации при  пожа-
ре.
  Отлично, подумала она и зашагала в отделение психиатрии,  чтобы  убить
время и разработать план.
  В палате 221-В Чиун сказал Римо, беззаботно попыхивавшему сигаретой:
  - Они здесь.
  - Откуда ты знаешь?- спросил Римо.
  Тревога Чиуна из-за людей-тигров начинала действовать ему на нервы. Он
думал о том, что ему не помешал бы отдых на Карибском  море.  И  хороший
коктейль.
  - Оттуда же, откуда и неделю назад,- сказал Чиун.- Я их чую.
  - Брось,- сказал Римо.
  - И тем не менее они здесь,- монотонно повторил Чиун.
  Как он спасет Римо от тигров, раз Римо не только не в состоянии  защи-
тить самого себя, но и потерял бдительность? Только что в коридоре проз-
вучали шаги. Они затихли у двери, а потом  стремительно  удалились.  Эти
шаги не принадлежали обычному человеку. Когда шагает  человек,  проходит
томительно долгое время, прежде чем за каблуком на пол опустится  подош-
ва, эти же шаги издавали совсем другой звук, звук мягких  лап.  Тигровых
лап.
  - Предоставляю тебе заботиться о них самостоятельно,- изрек Римо.- А я
буду мечтать о свиной отбивной, яблочном соке и картофельном пюре. Да, о
свиной отбивной!
  Трое из стаи Шийлы Файнберг, приехавшие вместе с ней в Рай, штат  Нью-
Йорк, перелезли через стену санатория строго в указанное ею  время  -  в
восемь вечера.
  В 20.12 они появились в коридоре,  ведущем  к  палате  Римо.  Стоявший
здесь охранник был удален по настоянию Чиуна. Поэтому никто не остановил
троицу, продвигавшуюся с помощью нюха к палате 221-В, где в кровати  ле-
жал Римо с желудком, набитым лангустами и свиной отбивной.
  Однако нельзя сказать, чтобы их не услышали и не заметили.
  Чиун, сидевший в палате Римо на маленькой циновке, поднялся и так бес-
шумно двинулся к двери, что Римо и ухом не повел.
  Доктор Смит, несший вахту в своем кабинете непосредственно  под  пала-
той, увидел на экране монитора двух женщин и мужчину, перемещавшихся  по
коридору. Зрелище повергло его в дрожь, какой он не испытывал с тех  са-
мых пор, как стал свидетелем нацистских зверств во второй мировой войне.
  Трое людей-тигров перемещались на четвереньках, принюхиваясь к  каждой
двери. Одна женщина очутилась перед самой камерой. Рот ее был ощерен,  в
глазах горел нечеловеческий огонь. Смит впервые осознал, как мало в  них
осталось от людей и как много появилось от диких зверей.
  Он рывком открыл ящик стола, схватил  автоматический  револьвер  45-го
калибра и бросился по коридору к лестнице, ведущей на следующий этаж.
  Чиун дежурил у двери. Римо присел в кровати.
  - Они здесь,- сказал Чиун.
  - Я понял,- сказал Римо.
  - И каковы твои действия?- спросил Чиун.
  - Думаю, как тебе помочь.
  - Помочь кому и в чем? Побереги свое набитое брюхо.
  - То, что я хорошо поел, еще не значит, что я не смогу  тебе  помочь,-
возразил Римо.
  Чиун брезгливо отвернулся, махнув на Римо рукой.
  В коридоре трое  людей-тигров   принялись   царапать   противопожарную
стальную обшивку двери. Им всего и надо было, что  повернуть  ручку,  но
они не сделали этого, а предпочли царапать дверь. Они настойчиво царапа-
ли ее, как кошки, которых по забывчивости не впустили в дом на ночь.
  При этом они мяукали.
  Смит ворвался в коридор. При виде троицы, царапающей  дверь,  он  едва
удержался, чтобы не вскрикнуть, и отскочил в угол, чтобы на него не  на-
кинулся со спины недруг, воспользовавшийся, как и он, лестницей. Он при-
целился и крикнул:
  - Эй, вы, прочь от двери! Лечь на пол!
  Троица обернулась. Если судить по выражению их лиц, то Харолд В.  Смит
был не человеком, а бараньим эскалопом.
  До палаты, где притаились Римо и Чиун, донесся голос Смита.
  - Что здесь делает этот идиот?- прошипел Чиун.
  Трое из стаи Шийлы Файнберг начали наступать на Смита с поднятыми  ру-
ками, скрюченными пальцами, изображающими смертоносные когти, и  разину-
тыми пастями, из которых струйками сбегала слюна.
  - Хватит,- невозмутимо сказал им Смит.- Теперь стоять  на  месте.-  Он
опустил револьвер.
  Однако двое женщин и один мужчина продолжали наступать. Смит дождался,
пока они отойдут от двери на достаточное расстояние, и  снова  скомандо-
вал:
  - Все трое, на пол!
  Но трое, вместо того, чтобы выполнить команду и распластаться на полу,
разделились и бросились на Смита с трех  сторон,  угрожающе  рыча.  Смит
выстрелил мужчине прямо в грудь, отчего тот сначала взмыл  в  воздух,  а
потом растянулся на мраморном полу.
  В палате 221-В снова началось движение: Римо предпринял вторую попытку
встать.
  - Это Смитти! Ему нужна помощь.
  - Ложись.
  - Прекрати, папочка! Я спешу ему на помощь.
  - Ты ?- презрительно переспросил Чиун.- Не ты, а я.
  С этими словами он выскочил в коридор, оставив  Римо,  беспомощного  и
опустошенного, сидеть на краю кровати.
  Шийла Файнберг, притаившаяся на пожарной лестнице у окна палаты,  вып-
рямилась. После долгих часов, проведенных в скрюченном положении, ей по-
надобилось потянуться. Ее мускулы были готовы к рывку.
  Она давно нашла на зеркальной поверхности  стекла  царапину  и  теперь
подглядывала через нее в палату Римо. Она видела, как вышел Чиун.
  Как только за ним закрылась дверь, Шийла прыгнула  в  окно,  вдребезги
разбив стекло, и предстала перед ошеломленным Римо, приветственно  мяук-
нув.
  - Привет, сладенький,- сказала она.- Я по тебе соскучилась.

  Обе женщины присели, готовясь к прыжку. От Смита их отделяло пять  фу-
тов, друг от друга - такое же расстояние. Смит не спешил стрелять. Вмес-
то этого он наставил оружие сначала на одну, потом на другую и в  третий
раз отдал им приказ лечь. Они ответили ему шипением.
  Чиун увидел, как напряглись их мышцы. Нападение было неминуемым. Тогда
он пронесся в своем синем кимоно между Смитом и женщинами, подобно  вет-
ру. Первым делом он выбил у Смита револьвер, который при падении на мра-
морный пол издал тяжелый металлический лязг. Женщины дружно бросились на
Смита, но его уже загородил Чиун.
  Одна с размаху напоролась на его левую руку, как на острое копье. Дру-
гая собиралась вцепиться зубами в горло Чиуна, однако он легко проскочил
у нее под подбородком и, вынырнув с другой  стороны,  всадил  ей  локоть
чуть пониже солнечного сплетения. Из нее разом вышел весь воздух,  и  ее
тело рухнуло поверх первого тела.
  Смит нагнулся над ними.
  - Они мертвы,- сообщил он.
  - Конечно,- сказал Чиун.
  - Они были нужны мне живыми,- сказал Смит.
  - А вы были им нужны мертвым,- сказал Чиун.- Возможно, они были мудрее
вас.- Он посмотрел на мертвые лица.- Никто из  них  не  нападал  на  нас
раньше.
  Чиун бросился в палату, сопровождаемый Смитом.
  Палата была пуста.
  Пол был усеян осколками оконного стекла. Чиун подбежал к окну и выгля-
нул. Внизу он увидел женщину, торопившуюся побыстрее добраться до  прис-
тани. Через ее плечо было переброшено тело Римо. Она несла его без види-
мых усилий, подобно могучему мужчине, укравшему тонкий коврик.
  - Ай-иии!- крикнул Чиун и перемахнул через зловещие куски стекла, тор-
чащие из рамы.
  Смит успел заметить, как  Чиун,  оттолкнувшись  от  железной  галереи,
спрыгнул прямо со второго этажа на землю, приземлился на ноги и бросился
вдогонку за женщиной. Смит тоже вылез на галерею,  но  осторожно,  боясь
порезался, и загрохотал вниз по ступенькам.
  У причала покачивался катер "Силвертон" с уключинами и тентом. Женщина
перекинула Римо на катер, сорвала швартовочный канат со ржавого  надолба
и сама последовала за канатом.
  Чиуна отделяло от пристани еще сорок футов.
  Он уже достиг пристани, когда взревели оба двигателя катера, и он, за-
драв нос, помчался во мглу, которая все больше окутывала холодную  гладь
залива.
  Еще несколько мгновений - и рядом с Чиуном оказался Смит.  Они  вместе
проводили взглядами катер. Катер, не зажигая огней, канул в темноту.
  Смит ощутил потребность положить руку Чиуну на плечо. Старик словно не
почувствовал его руку. Взглянув на него, Смит понял, до чего мал и  тще-
душен 80-летний кореец, знающий так много сразу о многих вещах.
  Смит стиснул плечо Чиуна, чтобы по-дружески поддержать его в горе, ко-
торое он разделял.
  - Мой сын умер,- сказал Чиун.
  - Нет, Чиун, он не умер.
  - Так умрет,- сказал Чиун безразличным  тоном,  словно  от  пережитого
удара повредились его голосовые связки, утратив  способность  передавать
волнение.- Он больше не способен защищаться.
  - Он не умрет,- твердо повторил Смит.- Я позабочусь об этом.
  Он развернулся и решительно зашагал назад к санаторию. Его ждали дела.
Ночь только начиналась.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  Римо, лишившийся чувств после удара, нанесенного ему в  голову  правой
рукой Шийлы Файнберг, правой рукой, движение которой он не  успел  заме-
тить, пришел в себя, когда рев моторов стих и катер остановился. Он  по-
чувствовал, как катер ткнулся бортом в другое судно.
  Пока Римо тряс головой, стараясь восстановить зрение, Шийла  вцепилась
ему в правое плечо, заставив поморщиться от боли.
  - Пошли,- приказала она и подтолкнула его к ограждению.
  Ночь была темной, воды залива пахли солью гораздо сильнее,  чем  днем,
словно на ночь с него сняли крышку. Шийла помогла Римо перебраться через
ограждение. Они оказались на другом катере, меньше размером и более быс-
троходном. Она ни на секунду не ослабляла свою хватку.
  Римо решил, что с него  хватит  и  попытался  вырваться,  но  потерпел
неудачу. Ее пальцы по-прежнему держали его за плечо, подобно цепким ког-
тям.
  Он не поверил, что настолько ослаб. Вторая попытка освободиться после-
довала незамедлительно и была столь же решительно пресечена.
  - Будешь дергаться - я тебя опять вырублю. Тебе этого хочется?
  - Нет. Чего мне хочется, так это покурить.
  - Мне очень жаль, но здесь не курят.
  В темноте Римо различил на корме какой-то ящик.
  - Сюда,- поторопила его Шийла.
  Вблизи Римо понял, что это не ящик, а клетка с железными прутьями, ра-
змером с большую стиральную машину с функцией сушилки. На клетке  лежали
черные чехлы. Свободной рукой Шийла открыла дверцу клетки и  подтолкнула
Римо.
  - Залезай.
  - Это так необходимо?- спросил Римо.
  - Я не могу все время беспокоиться, как бы ты не прыгнул за борт.  Да-
вай.
  - А если я откажусь?
  - Тогда я запихну тебя туда силой,- сказала Шийла.- Я  очень  сильная,
ты уже знаешь это.
  Даже в темноте ее зубы и глаза  давали  кинжальные  отблески,  отражая
дальние огни.
  Римо все же решил попытаться. Он вырвал у нее свою руку, при этом рез-
ко развернувшись и затратив на прием все оставшиеся у него  силы.  Прием
был ему хорошо знаком и всегда выполнялся машинально. Теперь же ему при-
шлось рассчитать каждое движение. Мышечная память, способность тела  вы-
полнять несложные задачи без участия  рассудка,  напрочь  его  покинула.
Именно это умение является общим в  мастерстве  выдающегося  спортсмена,
непревзойденной машинистки и швеи-волшебницы. Память о том, что надлежит
делать телу, впечатанная в сами мышцы и минующая мозг.
  Он улыбнулся про себя, радуясь, что на этот раз добился цели.  Мертвая
хватка Шийлы Файнберг не удержала его, и он снова оказался  на  свободе.
Но при этом он повернулся к ней спиной, против чего настойчиво предосте-
регала система Синанджу. Прежде чем он вспомнил об этом и попытался  ук-
лониться, Шийла прыгнула ему на спину. Римо почувствовал, как ее сильные
пальцы сжимают ему горло, нащупывая артерии. Мгновение - и в горле у не-
го забулькало, к мозгу прихлынула кровь, в глазах помутилось и померкло.
  Римо тяжело шлепнулся на палубу. Он  успел  почувствовать  собственное
падение, но потом его глаза закрылись и он отключился. Он не чувствовал,
как Шийла заталкивала его в клетку, не слышал, как она вешала на  клетку
замок, не видел, как завешивала клетку тяжелыми черными чехлами.
  Римо спал. Шийла завела мотор и помчалась прочь от большого катера, на
котором сбежала из Фолкрофта, оставив его болтаться на воде и дрейфовать
по течению вдоль берега залива Лонг-Айленд.
  Она развернулась и на полной скорости понеслась в восточном  направле-
нии. Путь до Бриджпорта занял полтора часа.
  Когда Римо очнулся, движение уже прекратилось. Руки Шийлы Файнберг до-
тянулись до его горла. Она злобно шипела.
  - Выбирай: либо ты ведешь себя смирно и тогда бодрствуешь,  либо  про-
буешь поднять шум и тогда опять валяешься без сознания. Только учти,  от
этого у тебя прибавится шрамов.
  Римо избрал первый вариант. Вдруг в награду за покорность  он  получит
то, чего ему сейчас больше всего хотелось,- сигарету?
  А потом - бифштекс. Сырой, сочный, какой ему однажды подали в  Вихоке-
не, штат Нью-Джерси.
  Римо отчетливо помнил тот бифштекс, его восхитительный вкус. Но, вспо-
мнив, где он и в чьей власти, он сообразил, что мечтать сейчас о  мясных
блюдах по меньшей мере неуместно.
  Чиун дождался, пока Смит уберет с пола перед палатой Римо трупы, а по-
том прошел к себе в комнату, отказавшись  перекинуться  со  Смитом  даже
словечком. Впрочем, Смиту было не до разговоров: он был  слишком  занят.
Он проследовал прямиком в кабинет.
  В правительственных кругах никто не знал Смита. Ни в одном  вашингтон-
ском кабинете не висело его
  портрета, никто не получал от него предложений защиты от молнии, наво-
днения или пожара.
  Однако, действуя анонимно, он тем не менее распоряжался более могучими
армиями, чем кто-либо другой во всей Америке. В его  кабинете  сходилось
больше, чем в любом другом месте, приводных  ремней,  заставляющих  кру-
титься всю страну. Тысячи людей оплачивались непосредственно им,  тысячи
трудились на иные структуры, но их доклады поступали в КЮРЕ, хотя  никто
из них этого не знал и не послушался бы  прямого  приказания,  отданного
Смитом.
  Молодой президент, поручивший Смиту  руководство  тайной  организацией
КЮРЕ, сделал мудрый выбор. Он поставил на этот пост человека, для  кото-
рого ничего не значили ни личный престиж, ни  власть.  Его  интересовало
одно: иметь достаточно власти, чтобы хорошо исполнять свои  обязанности.
Таков был его характер:  он  был  органически  неспособен  злоупотребить
властью.
  Сейчас он собирался эту власть употребить. Уже спустя несколько  минут
над заливом Лонг-Айленд стали кружить военные вертолеты, разыскивая  ка-
тер "Силвертон" длиной 27 футов.
  Федеральные агенты взяли под контроль мосты, тоннели и  пункты  оплаты
за пользование автострадами между местечком Рай, штат Нью-Йорк, и  горо-
дом Бостоном, штат Массачусетс. Им сказали, что они ищут дипломата,  по-
хищенного после того, как ему было предоставлено убежище в США. Имя  его
держалось в тайне, зато было известно, что он - брюнет с темными  глаза-
ми, широкоскулый, с очень широкими запястьями. Остальное их не касалось.
  Службы безопасности аэропортов и инспектора в морских портах по  всему
востоку США были приведены в состояние  повышенной  готовности  приказом
найти человека с теми же приметами. Им было известно одно: задание имеет
чрезвычайную важность.
  Мобилизовав все эти силы, Смит принялся ждать. Он развернул свое крес-
ло так, чтобы у него перед глазами был залив Лонг-Айленд.  Он  не  питал
большой надежды на успех, поскольку правительство было как вода, на  ко-
торую он сейчас смотрел. Поведение воды можно предсказать, ибо приливы и
отливы подчиняются безупречному графику. Но разве его можно  контролиро-
вать?
  С правительством дело обстояло точно так же. Его поведение иногда мож-
но было предсказать, но только дураки могли утверждать, что способны его
контролировать. Так же и воды залива: сотни, тысячи лет приливы сменяют-
ся отливами. Пройдут сотни, тысячи лет, и кто-нибудь будет так же сидеть
в кресле Смита, глядя на воду. Вода будет по-прежнему находиться в  дви-
жении, подчиняясь собственному ритму, собственному графику.
  Зазвонил телефон. Это был не тот телефон и  не  тот  звонок,  которого
ждал Смит.
  - Да, господин президент,- произнес Смит.
  - Не думал, что опять придется вам звонить,- начал президент,- но  что
творится, черт возьми?
  - Что вы имеете в виду, сэр?- спросил Смит.
  - Мне докладывают о происходящем. Впечатление такое, будто все это ду-
рацкое правительство поднято по тревоге. Это ваши проделки?
  - Мои, сэр.
  - С какой стати, раз вам положено разбираться с бостонской заварухой?
  - Это - часть того, что вы именуете "бостонской  заварухой",-  ответил
Смит.
  - Я полагал, что ваше секретное оружие наведет за это время  порядок.-
Мягкий, вкрадчивый голос президента был полон сарказма.
  - Секретное оружие повреждено и захвачено неприятелем, сэр,-  отрапор-
товал Смит.- Важно найти его, прежде чем оно...
  - Заговорит?- догадался президент.
  - Да. Или будет уничтожено.
  Президент вздохнул.
  - Если оно заговорит, то это приведет к падению  всего  правительства.
Не только моей администрации, но и всей концепции конституционного прав-
ления. Полагаю, вам это известно.
  - Известно, сэр.
  - Как мы можем воспрепятствовать тому, чтобы оно заговорило?
  - Обнаружив его.
  - И что тогда?
  - Если возникнет опасность, что оно разгласит то, чего не следует раз-
глашать, я возьму это на себя.
  - Как?- спросил президент.
  - Не думаю, что вам хочется услышать ответ  на  ваш  вопрос,  господин
президент,- ответил Смит.
  Президент, отлично понявший, что только что услышал, как один  человек
дал обязательство убить другого, если это будет отвечать интересам стра-
ны, негромко произнес:
  - Так. Оставляю это на вашей совести.
  - Так будет лучше всего. Мы уже уничтожили несколько  бостонских  тва-
рей. Количество жертв благодаря этому уменьшится.
  - Слабое утешение. Не думаю, чтобы американский народ успокоился, если
я скажу ему, что мы понизили смертность от мутантов на  шестьдесят  семь
процентов. Вместо шести человек в день теперь от них погибают двое.
  - Боюсь, что нет, сэр. Мы продолжаем заниматься этим,- сказал Смит.
  - Спокойной ночи,- сказал президент.- Когда все кончится - если, коне-
чно, мы выживем, мне, видимо, захочется с вами встретиться.
  - Спокойной ночи, сэр,- сказал Смит, уклонившись от ответа.
  Следующий звонок был тем самым, которого Смит ждал. Работник  прибреж-
ной охраны, полагавший, что беседует с агентом ФБР по графству  Вестчес-
тер, доложил, что один из вертолетов засек "Сильвертон" длиной 27 футов.
Катер был пуст и дрейфовал без огней по заливу.
  Принадлежал катер дантисту из Нью-Джерси, показавшему, что продал  ка-
тер всего 8 часов тому назад за 27 тысяч долларов наличными. Покупателем
был молодой мужчина с золотым медальоном в виде солнца на шее.
  Смит поблагодарил звонившего и повесил трубку. Все,  нить  оборвалась.
Мужчина с медальоном был одним из людей-тигров.  Смит  лично  пристрелил
его в коридоре перед палатой Римо. Следствие зашло в тупик.
  Смит прождал у телефона всю ночь, но других звонков не последовало.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  Была еще ночь, когда небольшой реактивный самолет приземлился на  уха-
бистой полосе. Как только он остановился,  Римо  почувствовал,  что  его
клетку потащили к двери. Через секунду клетка упала с высоты пяти  футов
на землю.
  - Больно, черт возьми!- крикнул Римо. Однако его голос не вырвался  за
пределы тесной клетки, завернутой в плотный черный брезент.
  Воцарилась тишина. Через некоторое время  моторы  самолета  заработали
снова, причем прямо у него над головой. Было время, когда он умел  отго-
родиться от любого шума, подобно тому, как обычные люди закрывают глаза,
но сейчас у него ничего не вышло.
  Оглушительный рев моторов отдавался у него в голове, заставляя стучать
зубами и нарастая с каждой секундой. Наконец Римо перевел  дух:  самолет
покатился прочь, взлетел и вскоре шум моторов стих.
  Ночь была тихой, если не считать стрекота насекомых, выступавших  сла-
женным сводным хором всех букашек, какие только появлялись когда-либо на
свет.
  Римо по-прежнему сходил с ума по сигарете. Неожиданно чехол  откинули,
и по ту сторону решетки предстала Шийла Файнберг в шортах, которые  едва
прикрывали то, что им положено прикрывать, и в рубашке цвета хаки, обтя-
гивающей ее огромную грудь.
  - Как поживаешь?- спросила она.
  - Превосходно,- отозвался Римо сквозь прутья.- Время бежит  незаметно,
когда человек веселится вовсю.
  - Хочешь выбраться оттуда?
  - Либо так, либо присылай мне служанку. Как тебе больше нравится.
  Шийла наклонилась над прутьями клетки.
  - Слушай. Думаю, теперь ты понял, что целиком находиться в моей  влас-
ти. Если не станешь этого забывать и не будешь пытаться сбежать, я  тебя
выпущу. Но если начнешь выкрутасничать, лучше не выходи из клетки. Выбор
за тобой.
  - Выпусти меня,- сказал Римо.
  - Ладно. Так-то лучше.
  Она достала ключ из кармашка шортов, которые казались Римо слишком уз-
кими для того, чтобы держать там даже заколку, и отперла замок.
  Римо выбрался на растрескавшуюся полосу, встал и потянулся.
  - Как здорово!- сказал он.
  - Пошли,- сказала Шийла и направилась к джипу, стоявшему неподалеку.
  Римо сел рядом. Она завела мотор.
  - Один вопрос,- сказал Римо.- Ты - Шийла Файнберг, да?
  - Да.
  - На фотографиях ты другая...
  - На фотографиях я еще в прежнем виде. С тех пор прошло много времени.
  - Где мы?- задал Римо второй вопрос.
  - В Доминиканской республике, в восемнадцати милях от Санто-Доминго.
  - Далеко же ты меня затащила, чтобы убить!
  - Кому нужно тебя убивать? У меня в отношении тебя другие планы.
  Она повернулась к Римо и улыбнулась ему, продемонстрировав острые  зу-
бы. От этого зрелища Римо сделалось не по себе.
  - Какие планы?- задал Римо третий вопрос.
  - Ты будешь работать племенным жеребцом,- сказала она, громко  захохо-
тала и помчалась по узкой грязной дороге в сторону холмов, протянувшихся
милях в шести от взлетной полосы.
  Римо откинулся в кресле и решил получить удовольствие от поездки,  че-
му, правда, мешало адское желание курить.
  Они остановились у беленького домика на краю квадратного поля сахарно-
го тростника размером с четыре городских квартала. Урожай был давно  уб-
ран, тростник срублен и увезен. Остались только небольшие островки,  по-
хожие на клочки волос на голове у лысеющего мужчины. Остатки стеблей  на
земле были совсем сухими и оглушительно хрустели под ногами.
  В домике было чисто и удобно. Бензиновый движок, тарахтевший неподале-
ку, снабжал дом электричеством, поэтому здесь был нормальный свет и  хо-
лодильник. Римо начал с поиска сигарет, который  увенчался  успехом:  он
нашел их в кухонном буфете. Он поспешно закурил и сладострастно зажмури-
лся, наслаждаясь вкусом дыма на языке и  чувствуя,  как  смола  частично
оседает у него на зубах, деснах и языке, а частично проникает в легкие.
  Потом он залез в холодильник и нашел там бисквит в целлофане. Он разо-
рвал целлофан зубами и запихал бисквит в рот. В жизни есть  два  главных
удовольствия: сигарета и шоколадный бисквит, подумал он.
  Еще недавно его рацион состоял исключительно из  риса,  рыбы,  утиного
мяса и иногда овощей. Сколько времени прошло с тех пор, когда он послед-
ний раз уплетал сладости? И как он обходился без них столько лет?
  Римо принялся за второй бисквит, когда в двери кухни появилась  Шийла.
Она переоделась в прозрачный белый халат, который не оставлял  воображе-
нию возможности дорисовывать прелести ее тела, так как выставлял их  на-
показ. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же сжала губы,
подскочила к Римо и решительно затушила его сигарету в пепельнице.
  - Эй, я ведь курю!- запротестовал он.
  - Пора понять, что курение опасно для здоровья.- Она повернулась,  за-
дев его грудями.- Не то, что я: я могу  оказаться  полезной  для  твоего
здоровья.
  Римо так и застыл с бисквитом в руке.  Он  почувствовал  то,  чего  не
чувствовал уже много лет,- желание, жгучую потребность обладания  женщи-
ной. Искусство Синанджу научило его овладевать женщиной, когда это быва-
ло нужно, причем так, что женщины лезли на стену  от  восторга.  Однако,
превратив это занятие в искусство и в науку, Синанджу сделало его  скуч-
ным. Римо забыл, когда в последний раз испытывал настоящее желание.
  Сейчас же он его испытывал.
  Он запихал остаток бисквита себе в рот и обнял Шийлу Файнберг.  Телес-
ное влечение заставило его забыть, что эта женщина всего  несколько  не-
дель тому назад разодрала ему глотку и живот.
  Он провел ладонями по ее гладкой спине, обхватил ее круглые ягодицы  и
прижал ее к себе, с удовольствием чувствуя, что его тело должным образом
откликается на контакт.
  Она подставила ему рот, и он впился в него поцелуем.
  Шийла Файнберг подняла его и отнесла в спальню, где аккуратно  уложила
на постель.
  - Мы что же, будем сожительствовать?- спросил Римо.
  Шийла сбросила халат и легла с ним рядом.
  - Тебя предназначили на роль  племенного   жеребца,-   сказала   она.-
Действуй!
  Римо подчинился и стал действовать. Это продолжалось тридцать секунд.
  Искусство, убившее желание, погибло, когда желание вернулось. Все кон-
чилось быстро, вопреки намерению Римо. Он устыдился своего неумения.
  - Ненадолго же тебя хватило!- заметила Шийла, поджав губы.
  - Я исправлюсь,- пообещал Римо.
  - У тебя будет достаточно практики,- холодно сказала она  и,  даже  не
подумав понежиться в постели после секса, встала и направилась к двери.
  Римо услышал щелчок замка.
  - Спи,- донесся до него ее голос из-за двери.- Тебе нужен отдых.
  На это у Римо не нашлось возражений. Прежде чем покинуть кухню, он су-
нул в карман брюк пачку сигарет. Сейчас он извлек одну, закурил и  отки-
нулся на подушку, стряхивая пепел на пол и размышляя о том,  что  все  в
жизни случается не вовремя.
  До того, как он стал работать на КЮРЕ, он не мог и помыслить о чем-ли-
бо более заманчивом, чем  сделаться   пленником   роскошной   блондинки,
единственное требование которой состоит в том, чтобы обрабатывать  ее  в
постели как можно чаще и качественнее. Теперь же, оказавшись в такой си-
туации, он вовсе не чувствовал себя на вершине блаженства.
  Он выкурил три сигареты, гася их об пол и забрасывая окурки  под  кро-
вать, и уснул. Спал он крепко, без  сновидений.  Проснувшись  утром,  он
увидел, что дверь в спальню распахнута настежь.
  Обнаженная Шийла стояла перед кухонной  раковиной.  Тело  ее  источало
здоровье и силу. Она казалась образцом совершенства, хоть сейчас на жур-
нальную обложку.
  - Хочешь заняться любовью до или после еды?-спросила она подошедшего к
ней Римо.
  - После.- Увидев на тарелке еду,- незажаренный бекон и миску с  только
что разбитыми яйцами - он поправился: - До.
  - После,- сказала она.
  - Но тут ничего не готово,- возразил Римо.
  - Не хочу возиться с этой плитой,- объяснила Шийла.
  - Кто же будет такое есть?- спросил Римо, но Шийла уже села за стол  и
стала насыщаться, поглощая жирный бекон, как финалистка соревнований  по
глотанию золотых рыбок.
  - Это лучшее, на что я способна,- отрезала Шийла.- Если тебе не нрави-
тся мой завтрак, то ничего не могу поделать. Ешь хлопья.
  - Я сам что-нибудь приготовлю.
  - Не трогай плиту!- приказала Шийла.- Ешь хлопья.
  Римо довольствовался бисквитом из вчерашнего пакета. Дождавшись, когда
он поест, Шийла взяла  его  сильной  рукой  за  плечо  и  подтолкнула  к
спальне.
  - Давай, специалист,- сказала она.- Посмотрим, протянешь ли ты сегодня
хотя бы минуту.
  Римо повиновался, не зная толком, что из этого выйдет, но решив не пе-
реживать понапрасну. Во всяком случае, пока не кончатся сигареты.
  Прошло три дня. В Фолкрофте были получены  результаты  вскрытия  троих
убитых людей-тигров, подтвердившие худшие опасения Смита. Все трое  пре-
терпели изменения на хромосомном уровне. По  сути,  они  перестали  быть
людьми и находились где-то в промежутке между человеком и  зверем.  Смит
беспокоился, как бы новое существо не оказалось  сильнее,  хитроумнее  и
даже кровожаднее, чем человек.
  Убийства в Бостоне продолжались, но их стало меньше. Возможно, причина
заключалась в патрулировании улиц  Национальной  гвардией.  Однако  Смит
склонялся к мнению, что это он подорвал силы людей-тигров, вырвав из  их
рядов сразу троих. Из этого следовало, что Шийла Файнберг - Смит  пришел
к убеждению, что именно она похитила Римо,- не  возвращалась  в  Бостон,
иначе она бы уже успела наштамповать новых чудищ и жертв бы прибавилось.
  Смиту не давала покоя еще одна мысль, такая страшная и тягостная,  что
он сознательно гнал ее. Однако мысль отказывалась повиноваться. Что, ес-
ли Шийла Файнберг завладела Римо, чтобы превратить  его  в  члена  своей
стаи? Римо, сохранившего все свои навыки,  помноженные  на  беспощадную,
звериную жестокость! Его и раньше нельзя было одолеть, теперь же он ста-
нет во сто крат хуже. Значит, его просто необходимо остановить.  Но  это
было по плечу единственному человеку на свете...
  Но как заговорить об этом?
  Смит легонько постучал в дверь на втором этаже. Ответа не последовало.
Он распахнул дверь и вошел в комнату.
  Чиун, облаченный в кимоно очистительного белого цвета, сидел на травя-
ной циновке посреди комнаты. Оба окна были наглухо зашторены.  По  углам
темной комнаты, напрочь лишенной мебели,  горели  свечки.  Перед  Чиуном
стояла фарфоровая чашечка с курящимися благовониями.
  - Чиун!- негромко позвал Смит.
  - Да?
  - Мне очень жаль, но сообщений от Римо нет. Он и эта женщина, кажется,
исчезли с лика земли.
  - Он мертв,- ответил Чиун нараспев.
  - Откуда такая уверенность?
  - Потому что я так хочу,- ответил Чиун, помолчав.
  - Вы?! Вы этого хотите?! Но почему, скажите Бога ради!
  - Потому что если Римо не погибнет, то станет одним из  них.  Если  он
станет одним из них, сотни поколений Мастеров Синанджу потребуют,  чтобы
я утопил его в морской пучине. Даже если он мой сын. Раз  я  научил  его
Синанджу, то не могу  позволить,  чтобы  он  воспользовался  своим  мас-
терством в негодных целях. Раз я не хочу...- Чиун не смог заставить себя
произнести слово "убивать".- Раз я не хочу его убирать, мне остается на-
деяться, что он уже мертв.
  - Понимаю,- проговорил Смит. Он уже получил ответ на свой вопрос. Если
Римо изменился, Чиун избавит от него мир. Он  хотел  было  поблагодарить
Чиуна, но вовремя осекся.
  Голова старика снова опустилась на грудь. Смит знал, что разговор око-
нчен. Одного он не знал: сколько дней продлится траурная  церемония  Си-
нанджу.

  Римо догадывался, почему Адам и Ева пошли на сделку с дьяволом,  чтобы
удрать из рая. Дело было в скуке.
  Прошло шесть дней. Погода оставалась безупречной. Шийла Файнберг  была
безупречно прекрасной и доступной.
  Римо нечем было заняться, кроме расхаживания по дому и выполнения  же-
ланий Шийлы.
  Ему это наскучило.
  Ситуация усугублялась тем, что бисквиты кончились, а  сигареты  должны
были кончиться вот-вот. С сигаретами можно было бы протянуть  и  дольше,
но Шийла завела мерзкую привычку, едва завидя сигарету, давить ее в  пе-
пельнице.
  Причем делала она это не как цивилизованный  человек,  который  просто
притушил бы окурок, и тогда Римо мог бы снова его  раскурить.  Нет,  она
расправлялась с сигаретой с такой силой, словно метала дротики, и всегда
ломала окурок минимум в двух местах. Такие окурки не подлежали вторично-
му использованию. Помимо этого, она вечно выкидывала спички, поэтому  он
теперь прятал их под матрасом.
  О еде и вовсе не хотелось думать. Шийла по-прежнему не подпускала  его
к плите. Сама она жрала сырое мясо, не пользуясь приборами; из углов  ее
рта стекали при этом струйки крови. Насытившись, она слизывала  кровь  с
пальцев и смотрела на Римо такими глазами, словно перед ней был не  под-
жарый мужчина, а ходячая вырезка.
  Римо довольствовался едой из пакетиков. Он все чаще вспоминал  славные
деньки, когда на чеках обильно рос рис, а в океанах ходила косяками  ры-
ба. Впрочем, он еще не успел соскучиться по рису и рыбе.
  Иногда он вспоминал Чиуна и задумывался, увидятся ли они когда-нибудь.
Вполне возможно, что Чиун уже забыл его и ищет, кого бы  еще  потрениро-
вать. Что ж, Римо вполне мог обойтись и без этого. С него и так  хватило
тренировок и ворчания наставника. Ему также надоел Смит  и  работа,  при
которой из него делали затычку для всех бочек на свете, причем  одновре-
менно. Хватит, хватит, хватит!
  Римо вышел на веранду. Она была обнесена заборчиком в три  фута  высо-
той. Римо провел по заборчику рукой. Он вспомнил,  как  Чиун  тренировал
его, заставляя ходить по самым узким жердочкам для улучшения равновесия.
На счету Римо было хождение по тросам моста Золотые Ворота и по огражде-
ниям палубы океанского лайнера в сильный шторм. Что такое для него огра-
да веранды? Но стоило ему забраться на ограду, как правая нога  потеряла
опору. Падая, он больно ушиб колено.
  Происшествие сильно его удивило. Обычно он не оступался.  Он  повторил
попытку, и на этот раз удачно, хотя для того, чтобы  не  свалиться,  ему
пришлось отчаянно раскачиваться, расставив руки в стороны.
  - От тебя никакого проку!
  Реплика Шийлы застала его врасплох. Он чуть не свалился  в  кусты,  но
вовремя подобрался и тяжело спрыгнул на скрипучий дощатый пол веранды.
  - Что ты хочешь этим сказать?
  Шийла стояла в дверях, как всегда, нагая. Это  помогало  спариванию  в
любой момент.
  - При нашей первой встрече ты был необыкновенным. Поэтому ты здесь.  А
теперь? Обычное молодое ничтожество. Со временем ты превратишься в  ста-
рое ничтожество.
  Она даже не старалась скрыть свое презрение.
  - Подожди-ка? В каком смысле "поэтому я здесь"?
  Она осклабилась.
  - Вот именно. Мозги у тебя тоже не  ворочаются.  Если  сам  не  можешь
сообразить, то не надейся, что я тебя надоумлю. Иди, завтракай. Тебе на-
до подкрепиться.
  - Я устал от хлопьев и бисквитов.
  - Мне-то что? Ешь траву.
  Шийла вернулась в дом. В первые дни она неусыпно следила за ним, чтобы
не позволить сбежать, или запирала на ключ. Теперь же она махнула на не-
го рукой, словно, оценив его физическую форму, решила, что он и так  ни-
куда не денется.
  Неужели он действительно так опустился? Чтобы женщина испытывала к не-
му физическое пренебрежение? Что же хорошего в Синанджу,  если  оно  так
быстро покидает тело?
  Или это он сам отказался от Синанджу?..
  Он снова налег на ограждение и потрогал брус пальцами. Всего несколько
недель назад он сумел бы сказать, из какого дерева  выпилен  брус,  нас-
колько он сух, сколько лет древесине, насколько он  скользок,  если  его
намочить, и какая сила требуется, чтобы его переломить.
  Теперь же брус был для него простой деревяшкой,  бесчувственной,  мер-
твой палкой, не способной ни о чем ему поведать.
  Это он отвернулся от Синанджу, а уж потом Синанджу отвернулось от  не-
го. Он забыл про тренировки, забыл про  дыхательные  упражнения,  забыл,
как делать свое тело непохожим на тела остальных людей.
  Он отвернулся и от многого другого. Например,  от  Чиуна,  который  на
протяжении многих лет был для него больше, чем отцом. Который с  любовью
учил его вековой мудрости Синанджу. А что сказать о Смите и нечеловечес-
ком напряжении его труда? О проблеме людей-тигров в Бостоне? О президен-
те?
  Римо понял, что забросил свою единственную семью,  своих  единственных
друзей. Поэтому его и оставило искусство Синанджу, в свое время преобра-
зившее его.
  Римо огляделся и сделал глубокий вдох. Воздух был чист и свеж. Он сде-
лал еще более глубокий вдох, наполняя воздухом легкие, пропуская его че-
рез весь организм, как учился делать это день за днем, месяц за месяцем,
год за годом.
  Подобно шлюзу, открывающемуся в наводнение, какой-то механизм  у  него
внутри, уступив напору воздуха, дал волю воспоминаниям о том,  каким  он
был прежде. Теперь он мог не только нюхать воздух, но и пробовать его на
вкус. В нем была сахарная сладость и  гниение  растительности,  а  также
влага, свидетельствующая вместе с солоноватым привкусом о близости моря.
  Он сделал новый вдох и учуял полевое зверье. В ноздри ударил запах мя-
са с кухонного стола Шийлы, тяжелый дух мертвечины. Он чувствовал  сухой
аромат досок под ногами. Ощущение было такое, будто он был мертв, а  те-
перь ожил.
  Римо громко засмеялся, переполненный жизнью. Синанджу было  искусством
смерти, но тем, кто им владеет, оно несло только жизнь,  полноту  жизни,
когда все органы чувств и каждый в отдельности нерв вибрирует от  ощуще-
ния своего всесилия.
  Римо опять засмеялся. Веранда заходила от его смеха ходуном.
  Он сделал разворот и высоко подпрыгнул.
  Он опустился на узкий брус ограждения двумя ногами и застыл без движе-
ния, как мачта, строго перпендикулярно брусу.
  Зажмурившись, он подпрыгнул, перекувырнулся и опустился на  балюстраду
двумя ногами, только с развернутыми в стороны ступнями. Он пробежался по
ограде вперед и назад, не разжимая век, ощущая дерево подошвами и впиты-
вая природную силу через древесину.
  Смеясь, он понял, что добился своего.
  Шийла Файнберг была в кухне и не слышала его смеха. Она только что за-
кончила завтрак, состоявший из сырой кровавой печени. Теперь ее  вывора-
чивало наизнанку.
  Она посмотрела на свою рвоту и улыбнулась. Чуткий зверь внутри ее  уже
третий день подавал долгожданные сигналы. Теперь к нему подключилось  ее
женское естество. Если это тот самый сигнал, на который  она  надеялась,
то Римо ей больше ни к чему.
  Разве что на обед.
  Стоя на веранде, Римо вынул из кармана пачку с сигаретами, раздавил ее
в ладони и выбросил на поле срубленного тростника. Он больше не  испыты-
вал потребности в сигаретах.
  Впрочем, он приберег спички.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  Барменша в "Трех мушкетерах" не кичилась своей смазливостью, хотя  ки-
читься было чем. Просто Дервуд Докинз не произвел на нее сильного впеча-
тления. Подумаешь, "кадиллак", подумаешь, толстая пачка  денег!  Но  то,
что он летает на собственном реактивном самолете, растопило лед ее  без-
различия. Может, он и ее как-нибудь прокатит?
  - Обязательно!- пообещал он.- Хоть днем, хоть ночью!
  Он закрепил победу, расписав, как быстро они могли бы  попасть  в  ка-
кое-нибудь райское местечко. Скажем, на прошлой неделе он всего  за  три
часа доставил клиентов в  Доминиканскую  Республику.  До  чего  странные
клиенты! Шикарная блондинка в шортиках, а при ней клетка. Он знал, что в
клетке сидит человек, потому что слышал его крик, когда клетку  сбросили
на бетон.
  Все это Дервуд Докинз выложил барменше как на духу. Ведь он уже  выпил
четыре порции мартини, о чем  и  уведомил  остальных  посетителей  бара,
включая плохо одетого человека у дальнего конца стойки, который  послед-
ние четыре года умудрялся кормить вечно больную жену и детей только бла-
годаря тому, что раз в неделю набирал один телефонный номер, чтобы поде-
литься тем, что ему удалось подслушать. За это ему  платили  сорок  пять
долларов в неделю. Человек, которому он звонил, всего два дня тому назад
говорил, что разыскивает блондинку и темноволосого  мужчину  с  толстыми
запястьями.
  Рассказ трепача Докинза мог оказаться холостым выстрелом, но существо-
вала и иная возможность. Плохо одетый допил кружку пива, которой  всегда
ограничивался по дороге с работы домой, и набрал заветный  номер.  Вдруг
на этот раз его ждет премия?
  Спустя час барменша засобиралась уходить. Дервуд Докинз вспомнил,  ка-
кой беспорядок она застанет у него дома, и покачают головой. Но пока  он
поджидал ее у стойки, к нему подошел незнакомец и спросил сухим, как го-
товая полыхнуть солома, голосом:
  - Вы - Дервуд Докинз, летчик?
  Докинз оглядел незнакомца с ног до головы и приободрился. Старый  кос-
тюм, неухоженные волосы. Не клиент бара и уж подавно не владелец. Докинз
решил, что с ним не обязательно соблюдать вежливость.
  - Кому какое дело?
  - Моя фамилия Смит. Расскажите о своем полете на Карибские острова  на
прошлой неделе.
  - О каком еще полете?
  - Блондинка. Клетка с человеком.
  - Кто вам об этом рассказал?
  - Неважно. Знаю, и все,- сказал Смит.
  - А мне не хочется об этом разговаривать.
  Докинз огляделся, чтобы узнать, есть ли свидетели. Блондинка  отвалила
немалые денежки, чтобы он держал язык за зубами. Конечно, о  том,  чтобы
забрать у него денежки обратно, она может забыть, но если пожалуется  на
него, то все будут знать, что Докинз не в меру болтлив. Это скажется  на
его доходах.
  - Мне очень жаль, но вам придется все рассказать,- сказал Смит.
  - Это угроза?- спросил Докинз.
  Как он ни сдерживался, вопрос прозвучал недопустимо громко. А все мар-
тини!
  - Нет, я стараюсь обойтись без этого,-  ответил  Смит  почти  шепотом,
чтобы подсказать Докинзу верный тон.- Я не стану вас предупреждать, что,
если захочу, у вас уже завтра утром не будет лицензии на  полеты.  Я  не
стану обсуждать ваши регулярные полеты из Мексики с весьма странным гру-
зом. Такие маленькие бумажные пакеты. Но я не стану в это вдаваться. Мне
нужно знать одно: кого вы везли. Куда вы их доставили? Кто вам заплатил?
Кем были ваши пассажиры? Говорили ли они что-нибудь?
  Потребленный Докинзом алкоголь препятствовал запугиванию,  хотя  намек
на его визиты в Мексику вызвал у него в  желудке  явление,  напоминающее
мертвую петлю.
  - Если вам нужны ответы на такие вопросы, то вы обратились не по адре-
су,- заявил он и, забыв про барменшу, переодевающуюся в задней  комнате,
добавил: - Я пошел.
  - Как вам угодно,- сказал Смит.- Лучше было бы, если  бы  вы  ответили
мне прямо здесь.
  - Оставьте меня в покое,- сказал Докинз.
  Смит сделал попытку взять его за плечо, но Докинз отшатнулся и кинулся
к двери.
  - Что вам подать, сэр?- спросил у Смита новый бармен.
  - Ничего, благодарю. Я не пью.
  Смит купил коробок спичек, взял со стойки бесплатный соленый крекер  и
последовал за Докинзом. Подойдя к двери, он услышал  снаружи  сдавленный
крик.
  Дервуд Докинз крутил головой, приходя в  себя  после  столкновения  со
столбиком стояночного счетчика. Тело его лежало на тротуаре,  одна  рука
пробила счетчик насквозь и вышла с другой стороны.
  Рядом с ним стоял Чиун.
  - Теперь он готов к беседе с вами, император.
  Смит откашлялся и встал так, чтобы  загородить  от  прохожих  отчаянно
хватающую воздух руку собеседника.
  - Итак: кого, куда, когда и зачем?
  - Сперва освободите мою руку,- взмолился Докинз.
  - Куда прикажете ее положить?- осведомился Чиун, подойдя ближе.- В ваш
левый карман? В багажник вашей машины? Если император пожелает, мы можем
выслать ее вам по почте. Решайте, болтун.
  - Тогда я все скажу,- сказал Докинз Смиту. Глаза летчика безумно  вра-
щались.- Только обещайте, что он ко мне больше не притронется.
  - Вы говорите, говорите,- подбодрил его Смит.
  Спустя пять минут Смит и Чиун сидели в вертолете, который доставил  их
к частному реактивному самолету. Маршрут следования - Доминиканская Рес-
публика.
  В 1500 милях к югу, в Доминиканской Республике, Шийла Файнберг  изрыг-
нула на тарелку все до одного куски сырого мяса, пробывшие у нее в желу-
дке совсем немного времени, которого, впрочем, хватило, чтобы  под  воз-
действием желудочного сока они из кроваво-красных превратились  в  серо-
зеленые.
  Она захохотала. Тигриная часть ее естества уже предупредила об успехе,
сейчас о том же уведомлял женский организм.
  Утренняя тошнота! Она беременна. Новый вид начал  размножаться  естес-
твенным путем.
  Римо совершил то, для чего предназначался. Откровенно говоря, он успел
ей надоесть. Наступило время избавиться от него.
  Может быть, эту еду ее организм усвоит.


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  - Римо, ты где? Пора!
  Она приближалась к нему как-то по-новому. Римо почувствовал ее шаги по
колебаниям досок веранды и понял, что это необычные  шаги.  Ее  движения
были медленными, расчетливыми, словно она искала,  где  лучше  поставить
ногу. Римо сделал из этого верный вывод. Она звала его в постель, но  он
уже не верил ей.
  Она вышла на охоту. Наступил ответственный момент.
  Римо легко перемахнул через ограду и бросился в поле, чтобы спрятаться
в остатках тростника. Среди шелухи начали подниматься новые стебли,  пе-
реплетавшиеся с могучими сорняками. Здесь хватало растительности,  чтобы
спрятать Римо.
  Раня ноги и царапая руки, Римо достиг дальнего угла поля, где  и  при-
таился.
  До него опять донесся голос Шийлы:
  - Где ты, дурной мальчишка? Иди к мамочке!
  Примитивная имитация соблазна совершенно не соответствовала ее натуре.
При иных обстоятельствах это вызвало бы у Римо смех. Но не теперь.  Сей-
час она бросится за ним в погоню. Римо не знал, насколько  полно  в  нем
восстановилось мастерство Синанджу.
  Однажды, когда он находился в пике формы, она его чуть не  прикончила.
Как же обернется дело теперь, когда он растренирован и утратил форму?
  Шийла выскочила на веранду. Римо хорошо видел ее  сквозь  стебли.  Она
была обнажена, руки подняты над головой, пальцы скрючены.  Она  поводила
головой вправо-влево.
  Принюхавшись, она определила, в каком направлении скрылся Римо. Из  ее
горла вырвалось злобное рычание, тигриный рык, от которого жертва  начи-
нает трепетать, стелиться по земле и лишается сил к сопротивлению.
  Она сбежала с веранды. Руки прижаты к бокам, голова низко опущена. Она
шла по следу.
  - Ты знаешь, что тебе не уйти!- крикнула она.- Так мне будет еще проще
тобой пообедать.
  Она понеслась в направлении Римо так быстро, словно заросли у  нее  на
пути сменились гладкой тропинкой.
  Римо припал к земле, чтобы не быть замеченным, и бросился к дому. Нап-
равление ветерка была таким, что теперь до нее не мог долететь  его  за-
пах.
  Рядом с домом стоял бензиновый движок, питавший электроэнергией лампо-
чки и холодильник. Наготове были две полные канистры, по пять галлонов в
каждой. Римо подхватил обе и поспешил назад в поле.
  Шийла все звала его. Ее голос разносился по окрестностям с нечеловече-
ской силой.
  Достигнув зарослей, где запах Римо стал отчетливее, она остановилась и
хорошенько принюхалась.
  - Как ты догадался, что твоя работа окончена?- Она выпрямилась и зато-
ропилась через поле тем же путем, что в первый раз пробежал  Римо.-  Уй-
мись, от меня все равно не спрячешься!
  Достигнув второго густого островка, где также побывал Римо, она  крик-
нула:
  - Жаль, что ты не сможешь увидеть расу, которую помог создать!
  Римо выливал бензин на краю поля. Он делал это на бегу, зажав канистры
под мышками. Сухая шелуха покрывалась маслянистой пленкой.
  Римо израсходовал полторы канистры. К тому моменту, когда Шийла  добе-
жала до шестого островка, где остался запах Римо, он описал вокруг  поля
полный круг и теперь опять находился у веранды.
  Он чувствовал, что форма не восстановилась до конца. Разодранные мышцы
живота срослись, кожа зажила, не украсившись  шрамами,  однако  мышечный
тонус ослаб. От пробежки с двумя канистрами он  совершенно  выдохся.  Он
удивленно пожал плечами и бросил канистры.
  Шийла стояла на четвереньках, вынюхивая его следы у  шестого  островка
растительности. Римо устремился к центру поля, крикнув:
  - Эй, киска, ты где?
  Шийла выпрямилась и зарычала. Увидев Римо, она улыбнулась широкой хищ-
ной улыбкой, в которой не было ни радости, ни счастья, а лишь удовлетво-
рение от близости лакомой добычи.
  Она медленно пошла в его направлении, слегка согнувшись.  Ее  красивые
груди склонялись к земле, соски напряглись от страсти, не имевшей ничего
общего с сексом. Впрочем, груди казались теперь меньше, чем прежде.
  - Я думала, что охота будет увлекательнее,- сказала она.
  - Сейчас слишком жарко для игр,- ответил Римо.
  - Даже с матерью твоего ребенка?
  Эти слова ударили Римо, как тяжелый молот. Он уже много лет мучался от
мысли, что у него никогда не будет дома, детей, своего угла, где не при-
дется платить за ночлег.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Я ношу твоего ребенка. Для этого ты здесь и торчал, глупец!
  Его отделяло от Шийлы каких-то двадцать ярдов.
  - Зачем тебе это?
  - Затем, что я собираюсь увеличить свое племя. Придет день, и его воз-
главит мой сын. Он станет властелином мира.
  Это не мой ребенок, подумал Римо. Ребенок получается, когда двое любят
друг друга. Двое людей. Это существо, если оно родится, будет  уродливой
карикатурой на ребенка - наполовину человеком, наполовину зверем, безжа-
лостным убийцей...
  Такое существо еще мог бы воспитать он, Римо, но не она. Только сейчас
он впервые испытал ненависть к Шийле Файнберг: он ненавидел ее за  изде-
вательство над его отцовством, за то, что она сделала из него племенного
жеребца, не зная и не желая знать, как много значит ребенок для Римо.
  Римо не смог сдержать ярости.
  - Властелином мира? Нет, он будет спать на дереве,  подъедать  отбросы
из мясной лавки и радоваться, что не угодил в зверинец. Вместе с  тобой,
безмозглый гибрид!
  Шийла заскрежетала зубами.
  - Я могла бы сохранить тебе жизнь. Но ты ничего не понимаешь. Я -  но-
вая порода людей.
  - Нет, ты из старой породы психов.
  Она подобралась и прыгнула, скрючив пальцы и широко разинув рот с бле-
стящими от слюны длинными белыми клыками.
  Ее скорость застала Римо врасплох. Лишь в последнее мгновение он  под-
нырнул под нее, откатился в сторону и бросился наутек.
  Шийла по инерции отлетела в заросли, но тут же вскочила на ноги и  ки-
нулась вдогонку.
  Римо понимал, что не обрел прежней формы и наполовину. Зато Шийла была
безупречным зверем, сильным и молодым.
  Правда, у Римо было еще одно оружие - человеческий ум. Именно ум помог
человеку завоевать мир, используя животные инстинкты зверей  против  них
самих.
  Оказавшись на краю поля, он повернулся и стал ждать Шийлу, держа в ру-
ке спичечный коробок. Настигнув его, она сделала обманный прыжок вправо,
а потом бросилась на добычу. Ее длинные ногти до крови разодрали ему ле-
вое плечо. Он опять поднырнул под нее и нанес сокрушительный удар  ей  в
живот.
  - Уууф,- прошипела она.
  Он понял, что удар не попал в цель, иначе она умерла бы на месте. Вме-
сто этого она шлепнулась на землю, тут же вскочила и повернулась к Римо.
Ее чудесная белая кожа была теперь залеплена грязью пополам  с  соломой.
Она походила на зверя, принявшего грязевую ванну и потом  катавшегося  в
траве.
  Прежде чем она успела нанести новый удар, Римо чиркнул спичкой и  бро-
сил ее в сторону Шийлы. Спичка упала в прочерченную им полоску  бензина.
Полыхнуло пламя. Сухой тростник яростно затрещал. Огонь  побежал  в  обе
стороны, взяв обоих двуногих в кольцо.
  Глаза Шийлы расширились от страха и потрясения.  Это  стало  для  Римо
подтверждением его правоты. Единственным  животным,   подчинившим   себе
огонь, был человек. Ее борьба с сигаретными  окурками  и  отказ  пользо-
ваться простой кухонной плитой подсказали Римо, что Шийла боится огня.
  Она отпрыгнула от языков пламени. Теперь она была загнана  в  угол:  с
трех сторон ее окружал огонь, перед ней стоял Римо.
  Она кинулась на Римо. Римо сделал почти незаметное движение туловищем,
которое обмануло ее. Он попытался вернуться к огню, но  ему  не  хватило
прыти. Она зацепила его рукой за ногу, и он рухнул в грязь. Она прыгнула
ему на спину. Римо чувствовал, что сейчас ему в шею вонзятся ее когти.
  Без паники, отлично сознавая свои шансы. Римо вскочил и бросился к ог-
ню. У самого огня Шийла Файнберг спрыгнула с него и попятилась. Ее глаза
горели ненавистью. Их разделял какой-то десяток футов.
  - Огонь не сможет гореть вечно,- прошипела она.- А потом ты подохнешь!
Ты все равно не сможешь от меня убежать.
  - Не делай скороспелых выводов,- посоветовал ей Римо.- В этом-то и бе-
да с вами, кошками: вы очень торопитесь. Теперь слово за мной.
  Шийла уже трижды прыгала на него, и он изучил ее повадку. Она нападала
с поднятыми руками, пригнутой головой, неприкрытым животом.  Настал  мо-
мент наказать ее за то, что она не помнит о  собственном  животе,  иначе
она окончательно его измотает.
  Римо вырвался из огненного кольца и описал вокруг Шийлы круг.  Остано-
вился он в том месте, где у него за спиной не  оказалось  огня,  как  бы
приглашая ее напасть.
  Шийла отозвалась на приглашение. Бросок ее выглядел точно так же,  как
прежде. Римо сделал кувырок и ударил ее обоими каблуками в живот.
  Шийла взмыла в воздух. Еще в полете она, как кошка, перевернулась, го-
товясь приземлиться на ноги.
  Однако вместо этого она напоролась на острый стебель тростника,  кото-
рый проткнул ей живот, как копье. Римо наблюдал,  словно  в  замедленном
кино, как тело Шийлы Файнберг нанизывается на стебель, не уступающий  по
твердости бамбуку. Стебель вышел у нее из спины, запачканный  кровью,  с
кусками внутренностей.
  Она умирала, но в ее взгляде не было боли, а только изумление,  как  у
неумеющих размышлять животных, сталкивающихся с реальностью  собственной
смерти.
  Римо встал на ноги и подошел к Шийле Файнберг.
  Она поманила его рукой. Рука дергалась, как у мима, подражающего робо-
ту.
  - Мне надо тебе кое-что сказать,- прошипела она.- Иди сюда.
  Римо опустился перед Шийлой на колени, собираясь  выслушать  исповедь.
Она разинула рот и едва  не  вцепилась  ему  в  глотку.  Однако  стреми-
тельность была уже далеко не та. Жизнь покидала ее, а  вместе  с  ней  и
умение убивать. Римо просто отодвинулся, и зубы лязгнули,  ухватив  воз-
дух. Она ткнулась лицом в землю.
  Римо встал и дождался, пока она испустит дух.
  - Прости, дорогая, но иначе было нельзя,- напутствовал он ее.
  На него тут же навалилась страшная усталость, подобная волне,  захлес-
тывающей пловца. Ему захотелось погрузиться в отдых, в сон, а очнувшись,
опять заняться совершенствованием тела по системе Синанджу. Однако спер-
ва он должен было кое в чем разобраться, иначе ему никогда  в  жизни  не
будет покоя.
  Огонь погас, но поле еще тлело, когда несколько минут спустя  на  него
заехал джип со Смитом и Чиуном. Работник аэропортовской конторы по найму
машин вспомнил блондинку с  клеткой  и  доходчиво  растолковал  им,  как
доехать до фермы.
  Римо стоял спиной к ним. Перед ним лежало навзничь  нагое  тело  Шийлы
Файнберг. Дыра у нее в животе была теперь шире, руки  Римо  были  залиты
кровью.
  Увидев Чиуна, Римо улыбнулся.
  - Вы не ранены?- спросил Смит.
  - Я в порядке. Она не была беременна,- сказал Римо и  побрел  к  дому,
чтобы умыться.
  Чиун засеменил за ним, ступая с ним в ногу.
  - Гляжу я на тебя,- раздалось у Римо из-за спины.- Ну и жирен ты, ну и
жирен!
  - Знаю, папочка,- сказал Римо.- Я кое-чему научился.
  - Впервые в жизни! Знаешь ли ты, как я потратился на свечи?
  Римо остановился и оглянулся на Чиуна.
  - Для траурного ритуала? Мне кое-что известно о Синанджу,  папочка.  Я
знаю, что так оплакивают только кровь родного человека.
  - Твоя жизнь настолько не имела цены, что я решил таким путем ускорить
твою смерть,- сварливо проскрипел Чиун.- А ты взял и не умер. Зря я тра-
тил деньги на свечи.
  - Ничего, мы возместим тебе расходы. А знаешь, Чиун, даже если я нику-
да не гожусь, тебе все-таки повезло, что у тебя есть сын -  я.  Здорово,
должно быть, иметь сына!
  - Здорово иметь хорошего сына,- ответил Чиун.- Иметь такого сына,  как
ты,- все равно, что не иметь никакого. Ты совершенно ничего  не  сообра-
жаешь, Римо.
  - К тому же я жирен. Этого тоже не забывай.
  К моменту появления Римо на веранде Смит закончил осмотр женского тру-
па.
  - Это Шийла Файнберг?- спросил он.
  - Она самая,- ответил Римо.
  Смит кивнул.
  - Что ж, по крайней мере она перестанет делать  из  людей  тигров.  Вы
случайно не узнали у нее имен тех, которые по-прежнему остаются в Босто-
не?
  - Нет,- сказал Римо.
  - Тогда после возвращения вы их быстро  устраните.  Теперь,  когда  вы
знаете их повадки, это не составит для вас труда.
  - Я туда не вернусь, Смитти,- сказал Римо.
  - Но они все еще там. И все еще убивают.
  - Скоро перестанут. Скоро им крышка.
  - Вы так уверены?
  - Уверен. Я же сказал: она не была беременна.
  На этом Римо прекратил всякие разговоры. Он хранил молчание, пока джип
вез их на аэродром, где дожидался частный самолет Смита.
  Только в самолете Чиун осторожно обратился к нему:
  - Она менялась в обратную сторону?
  Римо кивнул и спросил:
  - Как ты догадался?
  - Ее тело утратило прежнюю гибкость. Это существо уже  не  могло  дви-
гаться так, как то, которое утащило тебя на прошлой неделе из санатория.
  - Ты прав, папочка,- сказал Римо.- Ее рвало. Она решила, что это утре-
нняя тошнота, свидетельствующая о беременности, но причина была  в  дру-
гом. Ее организм отторгал привнесенные изменения. Менялись ее формы, она
была уже не такой сильной. Она была на пути назад.
  - Значит, остальные, те, что в Бостоне, тоже пройдут этот путь...
  - Правильно. Поэтому мы можем оставить их в покое.
  К ним подсел Смит. Чиун сказал:
  - Но попытка была неплохой. Если бы можно было справиться  с  отторже-
нием и получить немного этой НКД...
  - ДНК,- сказал Смит.
  - Ну, да. У вас, кстати, не найдется?
  - Нет.
  - Не сможете достать для нас бутылочку?
  - Вряд ли ее продают бутылками. Зачем вам?
  - Последнее время я усиленно практикуюсь в терпимом отношении к низшим
народностям. Если вы обратили внимание, я давно не напоминал вам, что вы
белые. Это - часть моей новой программы терпимого отношения к низшим ми-
ра сего. Если бы мы раздобыли этой ДНК, можно было бы превратить в  жел-
тых всех белых и черных. Потом мы бы подняли их  умственный  уровень  до
корейского, а потом еще выше - до северокорейского. Улавливаете?
  - Пока да,- сказал Смит.
  - В конце концов мы бы всех северокорейцев превратили в лучших из  лю-
дей, какие когда-либо появлялись на земле,- по образцу одного-единствен-
ного уроженца Синанджу. Вы только вообразите такое чудо, император!
  - Точно, Смитти,- подхватил Римо.- Пораскиньте  мозгами.  Четыре  мил-
лиарда Чиунов!
  - Я не смогу достать ДНК,- поспешно ответил Смит.
  - Он согласен и на центрифугу,- со смехом сказал Римо.
  Чиун высказался в том смысле, что какой бы ни была его терпимость, бе-
лым свойственно отказываться от хороших предложений, даже если речь идет
о последнем для них шансе улучшить свою породу.
  Перейдя на корейский, он сообщил Римо, что это станет темой  его  сле-
дующей книги.
  - Следующей? Где же последняя?
  - Я решил не тратить на вас силы. Вы бы все равно  этого  не  оценили.
Вот следующая книга обязательно приведет вас в чувство.
  - Когда ты собираешься ее написать?- спросил Римо.
  - Я бы сильно продвинулся уже сейчас,  если  бы  не  пришлось  тратить
столько времени на тебя. Если ты оставишь меня в покое и  будешь  соблю-
дать тишину, я ее мигом закончу.
  - Я буду стараться изо всех сил,- пообещал Римо.
  - И, как обычно, у тебя ничего не получится,- сказал Чиун.



   Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
   Черная кровь

У==========================================ё
|        Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР        |
|              "ЧЕРHАЯ КРОВЬ"              |
|          Перевод Б. Волхонского          |
|              Цикл "Дестроер"             |
+------------------------------------------+
|      Warren Murphy, Richard Sapir        |
|    "Muggep blood" (1977) ("Destroyer")   |
+------------------------------------------+
|  Бандиты несут ужас и смерть нью-йоркской|
|бедноте. Бессильна полиция, не срабатывают|
|социальные программы,  власти  смотрят  на|
|горе и беды людей сквозь пальцы. Последняя|
|надежда горожан - Римо Уильямс и его  учи-|
|тель Чиун.                                |
+------------------------------------------+
|           by Fantasy OCR Lab             |
Т==========================================ѕ




ГЛАВА ПЕРВАЯ

  Сначала ей казалось, что она снова очутилась  в  нацистской  Германии.
Черная звезда боли звенела в ее левой глазнице - там, куда  бандит  вот-
кнул шило. И теперь она больше ничего не видела левым глазом. Она вспом-
нила гестапо. Но это не гестаповцы: у тех были чистые ногти, они задава-
ли ясные вопросы, и вы знали, что если они получат от вас нужные им све-
дения, то боли больше не будет.
  Гестаповцы хотели знать, где Герд, а она не знала, где Герд. И так  им
и отвечала. А ее нынешние мучители твердят  ей:  "Шпарь  по-мурикански".
Наверное, они имеют в виду "по-американски".
  И пахнут они по-другому, эти мальчишки. У них особый запах. Она так  и
сказала миссис Розенблум однажды утром в школе, где  Управление  полиции
Нью-Йорка проводило занятия с местными жителями. По утрам ходить по ули-
цам иногда бывает безопасно.
  Полиция, которая старалась выкачать  из  находящегося  на  грани  бан-
кротства города побольше денег, организовала для пожилых  жителей  курсы
на тему "Как вести себя при ограблении". Не надо сопротивляться, говори-
ли им. Отдайте кошелек. Лейтенант полиции показывал,  как  надо  держать
кошелек, чтобы грабитель, не дай Бог, не подумал, будто вы не желаете  с
ним расставаться.
  - Я тоже чую их запах,- сказала тогда миссис Розенблум. Но тут же  по-
советовала миссис Мюллер никому об этом не говорить.-  Вам  скажут,  что
это расизм, а это плохо. В этой стране быть расистом запрещено.
  Миссис Мюллер кивнула. Она не хотела быть расисткой  -  ведь  это  так
ужасно. Нацисты - те же расисты, а они были отвратительны.  Она  видела,
что они творили, и, как добрая христианка, не могла их  одобрить.  И  ее
муж Герд тоже.
  Им был нужен Герд. Но Герд мертв. Он мертв уже давно. Тут миссис  Мюл-
лер снова почувствовала, как ее ударили ногой в грудь.  Нацистов  больше
нет. Это чернокожие.
  Она хотела попросить черных ребят не бить ее больше ногами. Хотя бы  в
грудь. Как там учили на курсах, организованных полицией? Она  попыталась
вспомнить. Ее руки были связаны за спиной электрическим проводом. Нет, в
полиции не говорили, как себя вести, когда руки у вас  связаны,  а  глаз
выколот шилом.
  Полиция Нью-Йорка объясняла, как вести себя, когда вас грабят. Они  не
проводили лекций для пожилых людей о том, как вести себя, когда вас уби-
вают. Может быть, если бы полицейским больше заплатили, они  научили  бы
стариков не только тому, как быть правильно ограбленными, но и как  быть
убитыми. Эти мысли проносились в затуманенном болью мозгу миссис Мюллер,
в котором смешалось все: и нацистская Германия,  и  нынешняя  ее  убогая
квартирка.
  Она хотела сказать хохочущим черным парням, чтобы они били ее куда-ни-
будь в другое место. Только не в грудь - это так больно. Будет ли расиз-
мом попросить чернокожих бить вас ногами не в грудь? Она не хотела  быть
расисткой. Она видела, что совершили расисты.
  Но евреи никогда ее не били. Когда они жили среди евреев,  им  никогда
не приходилось бояться за свою жизнь. А этот район был еврейским,  когда
они с Гердом сюда переехали. Сами они были немцы и потому опасались неп-
риятностей из-за того, что совершили нацисты. Но  никаких  неприятностей
не возникало и с ирландцами, жившими в двух кварталах отсюда. И с  поля-
ками. И с итальянцами - их квартал располагался  по  другую  сторону  от
Гранд-конкорс.
  А потом был издан закон. И закон гласил, что нехорошо мешать людям се-
литься там, где они хотят.
  Чернокожим людям. И всех следовало научить поступать правильно. Это  -
Америка. Здесь каждый должен поступать правильно.
  Сначала появилась какая-то женщина. Она  преподавала  в  университете.
Она выступила на собрании жителей района и  рассказала  о  замечательном
чернокожем Джордже Вашингтоне Карвере, и о многих  других  замечательных
чернокожих, и о том, какие они замечательные, и какие плохие те, кто  их
ненавидит, и о том, что ненавидеть чернокожих вообще дурно. Герд,  кото-
рый был тогда еще жив, переводил ее выступление для  миссис  Мюллер.  Он
был такой умный! Он так много знал и так легко все схватывал. Он  раньше
работал инженером. Если бы он был жив, может, он сумел бы уговорить этих
ребят бить ее ногами не в грудь, а куда-нибудь еще. Им  ведь  все  равно
куда. Они просто забавляются ее старым телом, как игрушкой.
  Женщина, объяснявшая, как замечательны чернокожие, преподавала в  уни-
верситете. Переселение негров в этот район она назвала очень прогрессив-
ным и хорошим делом. И белые, и черные, все тогда культурно взаимообога-
тятся - так, кажется, она сказала. Но когда здесь начали селиться черно-
кожие и по ночам уже стало невозможно выйти на улицу, тогда люди из уни-
верситетов - те, которые объясняли всем, как чудесно жить рядом с черны-
ми,- перестали туг появляться. Сначала они перестали появляться по вече-
рам. Потом, когда сюда переехало еще больше  чернокожих,  они  перестали
появляться и днем. Они отправились в другое место,  сказал  Герд,  чтобы
объяснять другим людям, как чудесно жить рядом с чернокожими.
  Ученые перестали появляться на Уолтон-авеню и объяснять  жителям,  как
обогатит их соседство с чернокожими, потому что жители теперь были почти
сплошь чернокожими.
  Те, кто имел деньги, смогли переехать. Но у Герда уже было не так мно-
го денег, и он не хотел беспокоить дочь - позднюю отраду их  жизни.  Она
родилась в Америке. И она такая красивая. А как хорошо она  говорит  по-
английски! Может быть, она смогла бы уговорить этих ребят не бить ее ма-
му ногами в грудь - ведь это так больно. А это не расизм? Она не  хотела
быть расисткой. Расизм - это плохо. Но она не хотела также, чтобы ее би-
ли ногами в грудь.
  Как жаль, что тут нет чернокожего полисмена. Он бы остановил их. Среди
чернокожих есть очень милые люди. Но говорить, что среди чернокожих есть
хорошие, не разрешается, так как это будет означать, что есть и  плохие.
А это расизм.
  А какой это был прекрасный район раньше - тут даже можно  было  гулять
по улицам. А теперь умираешь со страху, когда надо пройти мимо окна, ес-
ли только оно не забито досками.
  Она почувствовала, как теплая кровь из ран на груди стекает по животу,
в ощутила вкус крови во рту, и застонала, и услышала,  как  они  хохочут
над ее жалкими попытками остаться в живых. Ей казалось, что вся ее спина
утыкана гвоздями. Прошло время. Ее больше никто не пинал, ничего  в  нее
не втыкал, и это означало, что они, вероятно, ушли.
  Но что им было нужно? Видимо, они нашли то, что хотели. Но в  квартире
уже нечего было красть. Даже телевизора у них теперь не было. Иметь  те-
левизор - опасно, потому что об этом обязательно станет известно  и  его
украдут. Во всем районе никто из белых - а их осталось трое  -  не  имел
телевизора.
  Может, они украли эту дурацкую штуковину, которую Герд привез с  собой
из Германии? Может, они искали именно ее? Зачем еще  они  могли  прийти?
Они постоянно повторяли "Хайль Гитлер!", эти  черные  ребята.  Наверное,
они решили, что она еврейка. Негры любят говорить евреям такие вещи. Ми-
ссис Розенблум однажды рассказала ей, что они приходят на еврейские  по-
хороны, говорят "Хайль Гитлер!" и смеются.
  Они не знают, какой был Гитлер. Гитлер считал негров обезьянами. Разве
они об этом не читали? Он даже не считал их опасными -  просто  смешными
обезьянами.
  В молодости ее обязанностью было учить детей читать. Теперь, когда она
стала старухой, умные люди из университета, которые больше тут не  появ-
ляются, объяснили ей, что она по-прежнему в ответе за тех, кто не научи-
лся читать. В чем-то она, видимо, очень крупно провинилась, раз  не  все
научились читать и писать.
  Но это она могла понять. У нее у самой были трудности с английским,  и
Герду постоянно приходилось все ей переводить. Может  быть,  эти  черные
ребята хорошо говорят на каком-то другом языке, как и она, и у них  тоже
трудности с английским? Может, они говорят по-африкански?
  Она уже не чувствовала рук, а левая половина головы онемела  от  боли,
возникшей где-то в глубине мозга, и она знала, что умирает,  лежа  здесь
на кровати, связанная по рукам и ногам. Она не видела  уцелевшим  правым
глазом, рассвело ли уже, потому что окна были забиты  досками.  А  иначе
нельзя было бы переходить из комнаты в комнату - разве  что  ползком  по
полу, чтобы с улицы вас никто не увидел. А миссис Розенблум  помнила  те
времена, когда пожилые люди могли погреться на солнышке в парке, а моло-
дые даже помогали им перейти улицу.
  Но миссис Розенблум ушла весной. ОНА Сказала, что хочет  погреться  на
солнышке и понюхать цветы, она еще помнила, что, до того как здесь нача-
ли селиться негры, в Сент-Джеймс парке весной цвели нарциссы, и она  хо-
тела снова вдохнуть их чудесный аромат. Они как раз, наверное, распусти-
лись. Она позвонила и на всякий случай попрощалась. Герд пытался отгово-
рить ее, но она сказала, что устала жить без  солнечного  света  и  что,
хоть ей выпало несчастье жить в таком теперь опасном месте, она все рав-
но хочет пройтись по залитой солнцем улице. Она не виновата, что кожа  у
нее белая, и что она слишком бедна, чтобы переехать туда, где  нет  нег-
ров, и что она слишком стара, чтобы убежать или драться с ними. Быть мо-
жет, если она просто пройдется по улице, как будто у  нее  есть  на  это
право, то сможет добраться до парка и вернуться обратно.
  И вот в полдень миссис Розенблум направилась в парк,  а  на  следующий
день Герд позвонил одному из белых соседей, который не смог переехать  в
другое место, и узнал, что ему миссис Розенблум тоже не  звонила.  И  ее
телефон не отвечал.
  Герд рассудил так: раз по радио ничего не сообщили  (у  него  был  ма-
ленький приемник с наушниками - только такое радио  можно  было  держать
дома, не опасаясь, что его украдут), то, значит, миссис Розенблум погиб-
ла тихо. По радио и в газетах сообщали только о таких  убийствах,  когда
людей обливали керосином и сжигали заживо, как в Бостоне, да еще  о  са-
моубийствах белых, которые они совершали из  страха  перед  чернокожими,
как в Манхэтгене. Обычные повседневные убийства в сводку новостей не по-
падали, так что, вероятно, миссис Розенблум умерла быстро и легко.
  А позднее они встретили кого-то, кто знал кого-то, кто видел,  как  ее
тело увозили в морг, и, значит, не осталось  никаких  сомнений,  что  ее
больше нет. Не очень-то благоразумно было с ее стороны идти в  парк.  Ей
следовало бы дождаться, пока полиция  Нью-Йорка  организует  специальные
занятия на тему, как вести себя при нападении в парке или пойти  в  парк
рано утром, когда на улице только те чернокожие, которые спешат на рабо-
ту,- эти не тронут. Но ей захотелось вдохнуть аромат цветов под полуден-
ным солнцем. Что ж, людям случалось умирать за вещи  похуже,  чем  запах
нарциссов в полдень. Должно быть, миссис Розенблум умерла легко, а в та-
ком районе и это большая удача.
  Сколько времени прошло с тех пор? Месяц? Два месяца? Нет, это  было  в
прошлом году. А когда умер Герд? А когда они уехали из Германии? Это  не
Германия. Нет, это Америка. И она умирает. И вроде бы так и должно быть.
Она хотела умереть и оказаться во тьме той ночи, где ее  ждет  муж.  Она
знала, что снова встретится с ним, и она была рада, что его больше нет в
живых и он не видит, как ужасно она умирает, потому что она  никогда  не
сумела бы ему объяснить, что все это нормально. И выглядит гораздо хуже,
чем есть на самом деле, и вот, Герд, милый, я уже чувствую, как телесные
ощущения покидают меня, потому что когда тело умирает, то исчезает боль.
  И она вознесла последнюю хвалу Господу и с легким  сердцем  рассталась
со своим телом.
  Когда жизнь ушла из слабой, старой и иссохшей оболочки, и она остыла и
кровь в сосудах остановилась, с  девяноста  двумя  фунтами  человеческой
плоти - всем, что было раньше миссис Мюллер,- произошло то, что происхо-
дит всегда с плотью, если ее не заморозить или не высушить.  Она  начала
разлагаться. И запах был столь ужасен, что полиция Нью-Йорка в конце ко-
нцов приехала забрать тело. Двое здоровенных мужчин с пистолетами  наго-
тове обеспечивали безопасность бригады коронера, проводившего  предвари-
тельное следствие. Они обменялись парой нелестных  замечаний  по  поводу
окрестных жителей, и когда тело выносили на носилках,  толпа  чернокожих
юнцов попыталась прижать одного из полисменов к стенке, тот выстрелил  и
зацепил одному из парней предплечье. Толпа разбежалась,  и  тело  миссис
Мюллер было доставлено в морг без приключений, а детективы написали  ра-
порты и разъехались по домам, в пригороды, где семьи их существовали ти-
хо-мирно, в относительной безопасности.
  Старый испитой репортер, поработавший на своем веку во  многих  редак-
циях нью-йоркских газет, а теперь подвизавшийся на телевидении, просмот-
рел последние сообщения об убийствах. Еще одна белая  женщина  -  жертва
черных убийц. Он положил листок обратно в стопку  таких  же  репортажей.
Его оскорбляло, что человеческая жизнь стала теперь  значить  так  мало,
как будто в городе шла война. И он вспомнил другое время,  тридцать  лет
назад, когда человеческая жизнь тоже ничего не  значила  и  сообщения  о
том, что один черный застрелил другого, вовсе не считались заслуживающи-
ми внимания.
  Он отложил стопку репортажей, и тут ему позвонили из отдела  новостей.
Полицейский в Бронксе, окруженный толпой чернокожих юнцов,  выстрелил  и
ранил одного из нападавших. Совет чернокожих священников  Большого  Нью-
Йорка назвал случившееся актом варварства. Возле дома адвоката  полицей-
ского были выставлены пикеты, требовавшие положить конец практике защиты
полицейских, обвиняемых в насилии в отношении чернокожих.
  Выпускающий редактор велел репортеру отправиться туда с телекамерой  и
взять у кого-нибудь интервью перед домом адвоката,
  Когда репортер подъехал к месту действия, пикетчики спокойно сидели  в
припаркованных поблизости автомобилях. Ему пришлось подождать - оператор
немного запаздывал. Но как только появился оператор с телекамерой,  всем
вокруг словно бы впрыснули адреналин. Из машин набежали десятки черноко-
жих, сомкнули ряды, и оператору не составило труда  выбрать  для  съемки
такую точку, чтобы казалось, будто вся округа марширует перед домом  ад-
воката.
  Они маршировали и что-то скандировали. Репортер поднес микрофон  очень
черному человеку с очень белым воротничком, покрытым складками лицом.
  Священник принялся говорить о маньяках-полицейских, стреляющих в неви-
нных чернокожих юношей, ставших жертвами "самого страшного расизма в ис-
тории человечества".
  Чернокожий назвался преподобным Джосайей Уодсоном, председателем Сове-
та чернокожих священников, сопредседателем Фракции церквей мира,  испол-
нительным директором программы "Жилье для всех - 1", за  которой  должна
вскоре последовать программа "Жилье для всех - 2". Голос  его  напоминал
раскаты грома в горах Теннесси. Он призывал праведный  гнев  Всевышнего.
Он оплакивал жертв белого варварства.
  Репортер страстно желал, чтобы преподобный  Уодсон  -  мужчина  весьма
крупный - обращался к небесам, а не вниз, к нему, репортеру, и, если во-
зможно, немного сдерживал дыхание.
  Концентрация паров джина в выдыхаемом преподобным Уодсоном воздухе бы-
ла столь высока, что могла бы повредить защитное покрытие орудийной баш-
ни боевого корабля. Репортер старался не показывать, как тяжело стоять в
зоне дыхания преподобного Уодсона.
  Уодсон потребовал положить конец жестокостям полиции в отношении  чер-
нокожих. Он рассуждал о многовековом угнетении. Репорту попытался задер-
жать дыхание, чтобы не вдыхать окружающие преподобного пары.
  Ему также надо было скрыть от телекамеры, что черная мохеровая  куртка
преподобного отца оттопыриваются под мышкой. Там у него был револьвер  с
перламутровой рукояткой, и редактор никогда бы не выпустил на экран пле-
нку, на которой чернокожий священник ходит по улицам вооруженный. Выпус-
кающий редактор не хотел выглядеть расистом. А  значит,  все  чернокожие
должны были выглядеть добропорядочными. И разумеется, безоружными.
  Когда смонтированный материал был показан в  программе  новостей,  все
это выглядело следующим образом. Хорошо поставленным, со слезой, голосом
преподобный Уодсон рассказывал об ужасной судьбе негритянской  молодежи,
и за спиной его маршировало разгневанные протестующие граждане, а  рядом
с ним согбенный репортер закрывал своим телом пистолет под мышкой препо-
добного и очень часто отворачивался, а когда его лицо оказывалось побли-
зости от лица преподобного Уодсона, то в глазах репортера стояли  слезы.
И создавалось впечатление, будто рассказ преподобного отца  столь  печа-
лен, что пожилой репортер не может сдержать рыданий перед телекамерой.
  Именно так прокомментировал сюжет диктор одной из иностранных телеком-
паний. Насилие полиции в отношении негритянской молодежи  столь  ужасно,
сказал он, что даже видавший виды белый журналист  не  смог  не  просле-
зиться. В считанные дни этот маленький сюжет прогремел по всему миру.
  И университетские профессора за круглыми столами обсуждали  жестокость
полиции, которая вскоре стала именоваться угнетением и эксплуатацией,  а
затем - вполне естественно - "геноцидом, спланированным и осуществленным
полицией Нью-Йорка".
  Когда кто-то попытался было заикнуться  о  невероятно  высоком  уровне
преступности среди чернокожих, ученые мужи откликнулись вопросом: а чего
еще можно ожидать после такого полицейского геноцида?  Вопрос  этот  был
включен в программу экзаменов во всех университетах. И кто не знал  пра-
вильного ответа, проваливался.
  Тем временем миссис Мюллер похоронили в  запаянном  гробу.  Похоронное
бюро попыталось было восстановить левую половину ее лица, где раньше был
глаз, но воск не слишком удачно гармонировал  со  сморщенной  старческой
плотью. Залитый изнутри воск расправил морщины левой щеки, и она  выгля-
дела слишком юной для женщины, иммигрировавшей в Америку из Германии по-
сле войны.
  Так что было решено скрыть от всех плоды бандитских трудов; когда гроб
был доставлен из церкви на кладбище Пресвятой Девы Марии и  Ангелов,  за
ним шла довольно солидная процессия. И это крайне  изумило  дочь  миссис
Мюллер: она и не подозревала, что у ее родителей было так  много  знако-
мых, особенно среди тридцати-сорокалетних  мужчин.   Очень   любопытных,
кстати.
  Нет-нет, после родителей ничего не осталось. Да, у них был свой сейф в
банке, но в нем оказалось всего несколько ценных бумаг. Безделушки? Один
из мужчин в черном сказал, что его интересуют именно безделушки. Старин-
ные немецкие безделушки.
  Дочь посчитала это потрясающе возмутительным.  Но  что  может  по-нас-
тоящему потрясти человека в наши дни? Итак, это - покупатель, занимающи-
йся бизнесом прямо у свежевырытой могилы. Или для него это обычное дело?
И она с тоской пожалела о тех временах, когда некоторые вещи еще  счита-
лись возмутительными, и ощутила острую боль в сердце,  и  подумала,  как
ужасно было ее старой матери умирать в одиночестве, и как страшно  стало
навещать родителей после того, как в их квартале произошли такие переме-
ны.
  - Никаких безделушек, черт вас раздери!- крикнула она.
  И в тот же день у бывшего дома Мюллеров появилась  бригада  рабочих  и
принялась разрушать его до основания.
  Они приехали в сопровождении вооруженных полицейских, каждый из  кото-
рых был выше шести футов ростом и владел приемами каратэ. Дом отгородили
от улицы стеной из бронированных щитов. В руках у полицейских были дуби-
нки. Старую развалюху методично разобрали по кирпичику, и  останки  дома
покинули квартал не навалом в грузовиках, а в огромных белых ящиках. На-
дежно запертых.


ГЛАВА ВТОРАЯ

  Его звали Римо, и он ехал вверх ~ не в лифте, а под лифтом. Он  вдыхал
запах работающего мотора и спекшейся смазки, ощущал легкую вибрацию дли-
нных тросов, когда кабина останавливалась, и чувствовал, как эта  вибра-
ция волной бежит от кабины - сначала вниз, к фундаменту, а потом к  пят-
надцатому этажу, выше которого шли еще пять этажей пентхауса - роскошно-
го особняка на самом верху здания.
  Правая рука Римо надежно охватывала болт в днище  кабины.  Люди,  цеп-
ляющиеся за разные предметы, ради сохранения жизни, обычно быстро  выби-
ваются из сил именно потому, что боятся за свою жизнь. Страх увеличивает
силу и скорость сокращения мышц, но отнюдь не выносливость.
  Если вы вынуждены за что-то держаться, надо стать органичным продолже-
нием этого предмета, самому стать частью выступающего из днища болта,  и
рука должна не сжимать, а как бы удлинять его собой. Как Римо  и  учили,
он легко соединил пальцы с болтом и напрочь забыл об этом. Так что, ког-
да лифт снова пришел в движение, Римо плавно качнулся и поплыл вверх.
  Держался он правой рукой и потому слышал шаги людей у себя над  правым
ухом.
  Он находился здесь с раннего утра, и теперь, когда лифт остановился на
уровне пентхауса, Римо понял, что ему осталось висеть под лифтом  совсем
немного. На этот раз все было не так, как раньше. Римо услышал, как  за-
щелкиваются замки - двадцать, по числу этажей под  ним.  Это  запирались
двери шахты лифта. Его об этом предупреждали. Потом он услышал напряжен-
ное дыхание сильных мужчин. Они проверили кабину лифта сверху.  Об  этом
его тоже предупреждали. Телохранители всегда проверяли крышу лифта,  по-
тому что там кто-то мог прятаться.
  Потолок кабины был закрыт бронированным стальным листом, пол  -  тоже.
Таким образом, никто не мог проникнуть в кабину ни сверху, ни снизу.
  Лифт - единственное уязвимое место в офисе  южнокорейского  консула  в
Лос-Анжелесе. Все остальное, весь пентхаус - самая  настоящая  крепость.
Римо предупреждали об этом.
  Когда его спросили, как он собирается проникнуть туда, он ответил, что
ему платят за дела, а не за рассуждения. И  это  было  правдой.  Но  еще
большей правдой было то, что Римо тогда действительно не знал, как соби-
рается проникнуть в офис, более того - он даже и думать об этом не хотел
и, самое главное, не желал вести никаких разговоров на эту тему. И пото-
му он отделался каким-то многозначительным замечанием, подобным тем, ка-
кие ему самому приходилось выслушивать вот уже более десяти лет, а утром
того дня, на который руководство назначило исполнение задания, он просто
неторопливо подошел к зданию с роскошной  крепостью  на  крыше  и  начал
действовать, без заранее обдуманного плана.
  В последнее время ему и не приходилось почти ничего обдумывать. На пе-
рвых порах различные защитные ухищрения - запертые двери,  труднодоступ-
ные места, десятки телохранителей - создавали для него проблемы.  И  ре-
шать эти проблемы вначале было увлекательно.
  А этим утром, непонятно почему, он думал о нарциссах. Была весна, и он
видел их не так давно, а сегодня утром размышлял об этих желтых цветах и
о том, что теперь, нюхая их, он ощущает совсем не то, что прежде, до то-
го как стал тем новым человеком, которым был теперь. В  прежние  времена
он вдыхал нежный аромат цветов. А теперь, когда он нюхал цветок, он вды-
хал в себя все его движения. Это была симфония пыльцы, достигавшая  апо-
феоза в его ноздрях. Это был хор и крик самой жизни. Принадлежать к Дому
Синанджу, понимать и постоянно продолжать постигать вершины знания, хра-
нящегося в небольшом северокорейском селении на западном  побережье  Ко-
рейского полуострова, означало знать жизнь во всей  ее  полноте.  Теперь
одна секунда заключала в себе больше жизни, чем целый час в былые време-
на.
  Разумеется, иногда Римо уставал от такого количества жизни. Он предпо-
чел бы, чтобы ее было поменьше.
  И вот, думая о желтых цветочках, он вошел в белое здание из кирпича  и
алюминия, с окнами от пола до потолка, с великолепным  мраморным  порта-
лом, с фонтаном, омывающим пластиковые цветы в вестибюле. Вошел и подня-
лся на лифте до десятого этажа. Там он немного поиграл кнопками "Стоп" и
"Ход", пока десятый этаж не оказался у него на уровне  пояса,  скользнул
вниз, нашел в днище кабины выступающий болт и обхватил его правой рукой;
потом, после короткой суматохи на разных  этажах,  кто-то  снова  привел
лифт в движение. А Римо висел под днищем и ждал, пока  наконец  лифт  не
поднялся на самый верх здания, в пентхаус.
  О чем тут думать? Еще много лет назад его наставник Чиун, нынешний Ма-
стер Синанджу, сказал ему, что люди сами всегда покажут, с какой стороны
на них легче всего напасть.
  Зная свое слабое место, они именно его защищают рвами,  бронированными
щитами или телохранителями. И вот Римо, получив задание и узнав  о  всех
мерах безопасности, направился прямиком к лифту, думая о нарциссах,  по-
тому что больше ему особо не о чем было думать.
  А теперь нужный ему человек вошел в лифт, задавая вопросы по-корейски.
Заперты ли замки на всех дверях шахты, чтобы никто  не  помешал  поездке
вниз? Конечно, полковник. Проверили ли верхний люк? Да, полковник.  Вход
с крыши? Да, полковник. Выход на первом этаже? Да, полковник. И - о, по-
лковник, как великолепно вы смотритесь в этом сером костюме!
  Не отличить от американца, да?
  Да-да, вылитый бизнесмен.
  Наше дело - это и есть бизнес.
  Да, полковник!
  И все двадцать этажей тросов пришли в движение. И лифт пошел вниз.
  Римо начал раскачиваться из стороны в сторону. В  такт  его  движениям
медленно опускающийся лифт в двадцатиэтажной шахте тоже  начал  раскачи-
ваться, как колокол с живым языком.  Механизм  совершенных  человеческих
мускулов раскачал лифт до такой степени, что на уровне двенадцатого эта-
жа кабина стала ударяться о стойки и стены шахты, высекая искры и содро-
гаясь при каждом ударе.
  Пассажиры лифта нажали кнопку экстренной остановки. Тросы вздрогнули и
замерли. Римо медленно качнулся три раза, на третьем махе подтянулся  на
руке в щель между полом лифта и полом этажа, потом, просунув левую  руку
сквозь резину створок кабины, ударил по  раздвижной  двери  и  энергично
толкнул ее левым плечом.
  Дверь разъехалась, хлопнув, как вылетающая из бутылки шампанского про-
бка. И Римо оказался в кабине.
  - Привет!- как можно вежливее произнес он по-корейски, зная, что, нес-
мотря на американский акцент, приветствие его прозвучало так, как звучит
оно в северокорейском городке Синанджу:  другими  диалектами  корейского
Римо не владел.
  Низкорослый кореец с суровым худым лицом выхватил из-под синего пиджа-
ка полицейский кольт 38-го калибра. Неплохая реакция, отметил  про  себя
Римо. Одновременно он понял, что человек в сером и есть  полковник,  тот
который ему нужен. Корейцы, имеющие телохранителей, полагают ниже своего
достоинства драться самим. И это странно, ибо полковник  считался  одним
из самых великолепных бойцов на Юге страны, одинаково  хорошо  владеющим
приемами рукопашного боя с ножом и без ножа, а если надо - то и  неплохо
стреляющим.
  - Как вы полагаете, это не составит для вас слишком сложной проблемы?-
был задан вопрос, когда Римо получил задание вместе с информацией о  фе-
номенальном мастерстве полковника.
  - Не-а,- ответил Римо.
  - У него черный пояс,- напомнили ему.
  - А? Ну да,- ответил Римо.
  Его это мало интересовало.
  - Не хотите ли посмотреть кинопленку, показывающую его в действии?
  - Не-а,- ответил Римо.
  - Он, наверное, один из самых опасных людей в Азии.  Он  близкий  друг
южнокорейского президента. Он нужен нам живым. Он фанатик, так  что  это
будет нелегко.
  Так инструктировал Римо доктор Харолд В. Смит, директор санатория Фол-
крофт, служившего крышей для особой организации, не  соблюдавшей  законы
страны во имя того, чтобы вся страна их соблюдала. Римо  был  безымянным
исполнителем на службе этой организации, а Чиун -  наставником,  который
дал Римо куда больше, чем можно было купить за все золото Америки.
  Ибо наемные убийцы-ассасины из Синанджу продавали свои услуги  импера-
торам, королям и фасонам задолго до того, как западный мир  начал  вести
счет времени, но никогда не продавали секреты своего искусства.
  Поэтому, когда Чиун за деньги обучил Римо искусству убивать, секретная
организация получила то, за что заплатила. Но когда Чиун научил Римо ды-
шать, и жить, и думать, и постигать внутреннюю  вселенную  своего  тела,
создав новое существо, способное использовать свой мозг и тело с  эффек-
тивностью, превосходящей возможности обыкновенного человека  по  меньшей
мере в восемь раз, Чиун дал организации куда больше  того,  на  что  она
рассчитывала. Нового человека, не имеющего ничего общего с тем,  который
был послан к нему на обучение.
  И объяснить это Римо не мог. Он не мог рассказать Смиту, что дало  ему
учение Синанджу. Это было все равно что объяснять разницу между мягким и
твердым человеку, лишенному чувства осязания, или разницу между белым  и
красным человеку, слепому от рождения. Объяснять  Синанджу  и  знание  и
опыт его мастеров человеку, который может вдруг спросить, будет  ли  вам
трудно справиться со знатоком каратэ,- дело совершенно безнадежное.  Ме-
шает ли зиме снег? Человек,  воображающий,  будто  Римо  нужно  смотреть
фильм про какого-то каратиста в действии, не сможет понять Синанджу. Ни-
когда.
  Но Смит все-таки настоял на том, чтобы показать Римо фильм, демонстри-
рующий полковника в действии. Фильм был снят ЦРУ, одно время очень плот-
но работавшим с полковником. А теперь в отношениях между Южной Кореей  и
США возникла напряженность, и полковник играл не последнюю роль в ее во-
зникновении. Добраться до него не удавалось, потому что он очень  хорошо
узнал все приемы, которые против него могли применить. Так  старый  учи-
тель тщетно пытается обмануть ученика, который его превзошел.  Именно  с
таким делом, рассудил Смит, и может справиться его организация.
  - Чудесно,- сказал Римо и принялся что-то фальшиво насвистывать.
  Дело происходило в гостиничном номере в Денвере, где Римо получил  за-
дание, касающееся корейского полковника. Смит, на  которого  безразличие
Римо, переросшее в обильно приправленную зевотой скуку, не произвело  ни
малейшего впечатления, прокрутил пленку с полковником-каратистом. Полко-
вник проломил несколько досок, дал ногой в  челюсть  нескольким  крепким
молодым людям и немного попрыгал на татами. Фильм был черно-белый.
  - Фью,- произнес Смит и поднял бровь, что для этого человека  с  вечно
замороженным лицом было выражением крайнего эмоционального возбуждения.
  - А? Что?- спросил Римо.
  - Его рук совсем не видно,- сказал Смит.
  - Да неужели?- удивился Римо.
  Время от времени ему приходилось присматриваться  и  прислушиваться  к
людям, чтобы уяснить для себя пределы их возможностей, так как порой че-
ловек невероятно закрыт для всей полноты жизни. Римо понял, что  Смит  и
вправду полагает, будто полковник очень опасен и  двигается  чрезвычайно
стремительно.
  - Его руки просто размазались на пленке,- сказал Смит.
  - Не-а,- сказал Римо.- Остановите кадр там, где он молотит руками. Фо-
кус очень четкий.
  - Вы хотите  сказать,  что  можете  видеть  каждый  отдельный  кадр  в
фильме?- спросил Смит.- Это невозможно.
  - По правде говоря, если только я не заставляю себя  расслабиться,  то
только это и вижу. Просто набор неподвижных картинок.
  - Вы и на отдельных кадрах его рук не сможете рассмотреть,-  стоял  на
своем Смит.
  - Пусть так,- согласился Римо.
  Если Смит хочет так думать, прекрасно. Чего еще угодно мистеру Смиту?
  Смит приглушил свет и прокрутил пленку назад. Маленький проектор  зас-
трекотал, и изображение на какое-то время смазалось, потом пленка  оста-
новилась. На экране был кадр, и в кадре - полковник, наносящий удар  ру-
кой. Очертания руки были четкими и ясными. Смит стал кадр за кадром  пе-
рематывать пленку. Новый кадр, еще один. И на всех кадрах рука полковни-
ка имела четкие и ясные очертания - камера вполне успевала зафиксировать
руку.
  - Но его движения казались такими быстрыми,- сказал Смит.
  Столь часто приходилось ему отмечать происшедшие в Римо перемены,  что
он не отдавал себе отчета в том, насколько  велики  эти  перемены,  нас-
колько Римо действительно не похож на себя прежнего.
  А Римо сообщил ему, что еще, по его мнению, переменилось:
  - Когда я только начал на вас работать, я с уважением относился к  то-
му, что мы делаем. А теперь - нет,- сказал Римо  и  покинул  гостиничный
номер, получив указания насчет того, чего Америка  хочет  от  корейского
полковника. Он мог бы прослушать многочасовой рассказ о том, как и поче-
му ЦРУ и ФБР не удалось добраться до этого человека, какова у него  сис-
тема безопасности, но ему надо было только общее описание здания,  чтобы
не слишком долго его искать.
  И конечно, Смит упомянул об особых мерах защиты лифта.

  И вот Римо в лифте, и человек в синем целится в него из  кольта  38-го
калибра, а человек в сером делает шаг назад, чтобы дать слуге  выполнить
работу, и этим они как бы показывают Римо удостоверения личности.
  Римо перехватил запястье с револьвером, указательным пальцем раздробив
кость. Движения Римо так органично гармонировали с движениями телохрани-
теля, что казалось, будто тот достал револьвер из кобуры  только  затем,
чтобы его выбросить. Рука продолжала свое движение вперед,  и  револьвер
полетел в щель между полом лифта и полом этажа и дальше вниз - в тишину.
А Римо положил руку на затылок телохранителю и слегка пошевелил  пальца-
ми. Этому приему его не учили - он просто хотел стереть  с  руки  грязь,
накопившуюся за время долгого пребывания под лифтом. Одновременно он на-
клонил голову телохранителя к своему поднимающемуся колену. Раз  -  Римо
аккуратно подтолкнул голову, и она с легким щелчком стукнулась  о  стену
шахты; два - Римо перехватил обратное движение тела; и три - уложил  его
навзничь отдыхать на пол кабины. Навеки.
  - Привет, дорогуша,- сказал Римо полковнику по-английски.-  Мне  нужна
ваша помощь.
  Полковник швырнул Римо в голову свой "дипломат". Он стукнулся о  стену
и раскрылся, рассыпав пачки зеленых банкнот. Очевидно, полковник направ-
лялся в Вашингтон, чтобы то ли купить, то ли взять  напрокат  очередного
американского конгрессмена.
  Полковник встал в стойку "дракон", выдвинув вперед локти и  растопырив
руки, как клешни. Полковник зашипел. Интересно, думал  Римо,  нельзя  ли
купить американского конгрессмена на дешевой распродаже, как любой  дру-
гой товар? И не бывает ли скидок для оптовых покупателей: может,  дюжина
голосов конгрессменов оптом обойдутся дешевле, чем если покупать каждого
по отдельности? А если еще поторговаться? И сколько стоит член Верховно-
го Суда? А член кабинета министров? Удачная это покупка или нет  -  эле-
гантно упакованный министр торговли?
  Полковник нанес удар ногой.
  А может, лучше взять напрокат директора ФБР? А на вице-президента  США
покупатель найдется? Они ведь недорого стоят. Последний продался за пач-
ку наличности в конверте, покрыв позором Белый дом, и без того погрязший
в нем по уши. Представьте себе вице-президента, купленного за  пятьдесят
тысяч долларов наличными! Какой стыд для  аппарата  и  всей  страны!  За
пятьдесят тысяч должен продаваться, скажем,  вице-президент  Греции.  Но
вице-президент Америки за такую ничтожную сумму - это позор!
  Римо отразил удар полковника.
  Но что еще можно ожидать от человека, написавшего книгу ради гонорара?
  Полковник нанес удар другой ногой. Римо поймал ногу и поставил  ее  на
место, на пол. Полковник, целясь в голову Римо, выбросил вперед  руку  с
такой силой, что мог бы расколоть кирпич. Римо отразил удар и вернул ру-
ку на место. Потом вперед вылетела другая рука и тоже вернулась на  мес-
то.
  А что, если сделать так, думал Римо: пусть  "Америкой  Экспресс",  или
"Мастер Кард", или какая-то другая кредитно-финансовая компания  откроет
специальный счет. И пусть каждый новоизбранный  конгрессмен  налепит  на
двери своего офиса эмблему этой компании; тогда тому,  кто  желает  дать
взятку, не нужно будет таскать чемоданы с наличностью по полным опаснос-
тей вашингтонским улицам. Он просто предъявил бы свою кредитную  карточ-
ку, а конгрессмен достанет специальную машинку, которую ему выдают после
того, как он вступил в должность и принес присягу на верность  конститу-
ции, и вставит в нее кредитную карточку взяткодателя, а в  конце  месяца
получит взятку в своем банке. Просто давать взятки  наличными  -  значит
унижать достоинство законодателей.
  Полковник оскалил зубы и прыгнул, пытаясь укусить Римо за горло.
  А может, организовать особую политическую биржу  в  Вашингтоне,  думал
Римо, и по утрам объявлять стартовые цены? "Сенаторы  поднялись  на  три
пункта, конгрессмены опустились на восемь, курс президента остается  ус-
тойчивым". И хотя Римо пытался сохранить ироничный тон  размышлений,  на
самом деле ему было очень грустно. Он не хотел, чтобы руководство страны
было таким, не хотел, чтобы коррупция пронизала собой все эшелоны  влас-
ти, он хотел не только верить в свою страну и ее руководство, но и иметь
реальные основания для такой веры. Ему недостаточно  было  и  того,  что
честных людей больше, нет, он хотел, чтобы все были такими. И, сжимая за
горло корейского полковника, он всей душой ненавидел  деньги,  рассыпав-
шиеся по полу лифта. Ибо деньги предназначались американским  политикам,
а это означало, что кое-кто из них стоит с протянутой рукой и ждет  этих
денег.
  Поэтому маленькое приключение с полковником доставило  Римо  некоторое
удовольствие. Он перевел противника в горизонтальное  положение,  уложил
на пол лифта лицом вверх и очень медленно - так, чтобы собеседник понял,
что это не пустая угроза,- сказал:
  - Полковник, я могу сделать пюре из вашего лица. Вы можете спасти  ли-
цо, и легкие, которые нетрудно вырвать из вашей груди, и ваши  яички,  и
прочие части тела, которых вам будет очень и очень не хватать. Вы можете
все это сохранить, полковник, если согласитесь со мной сотрудничать. По-
лковник, я человек занятой.
  - Кто вы?- задыхаясь, спросил полковник по-корейски.
  - Вас устроит, к примеру, врач-психоаналитик?- спросил  Римо,  воткнул
большой палец правой руки глубоко-глубоко под скулу полковнику  и  нажал
на окончание глазного нерва.
  - А-а-и-и-и!- завопил полковник.
  - Ну так вот, давайте, по методу Зигмунда Фрейда, заглянем  глубоко  в
ваше подсознание и выудим оттуда список американских политиков,  которые
состоят у вас на содержании. Годится, дорогуша?- сказал Римо.
  - А-а-и-и-и!!- продолжал визжать полковник, чувствуя, что глаз его го-
тов выскочить из орбиты.
  - Прекрасно,- сказал Римо и ослабил давление.
  Глаз вернулся на место и внезапно покрылся красной сеткой полопавшихся
сосудов. Краснота в левом глазу пройдет дня через два.  К  тому  времени
полковник станет перебежчиком под опекой ФБР. Его объявят важнейшим сви-
детелем, и газетчики будут твердить, что он дезертировал, так как боится
возвращаться в Южную Корею, что, конечно, очень глупо, ибо он - один  из
ближайших друзей южнокорейского президента. А полковник  будет  называть
все новые и новые имена и суммы, полученные каждым.
  И все они, как надеялся Римо, окажутся за решеткой. Его злило, что на-
помаженная вечно ухмыляющаяся рожа бывшего вице-президента  мотается  по
всему миру, хотя этому человеку давно место в каталажке с такими же обы-
кновенными ворами, как он сам.
  И Римо очень медленно и очень четко растолковал полковнику  по-англий-
ски и по-корейски, что ему придется назвать все имена и никакая сила его
от этого не избавит.
  - Потому что, полковник, я лучше вас владею вашими  нервами  и  вашими
болевыми ощущениями,- сказал Римо.
  Тем временем двери лифта закрылись, и он возобновил свой путь вниз.
  - Кто вы?- спросил полковник, у которого порой бывали сложности с  ан-
глийскими глаголами, но который любую цифру выше десяти  тысяч  долларов
произносил безупречно.
  - Вы работай для меня! Пятьдесят тысяч долларов.
  - Вы ошиблись адресом. Я не вице-президент Соединенных Штатов,- сказал
Римо со злостью.
  - Сто тысяч.
  - Приятель, за меня никто не голосовал,- сказал Римо.
  - Двести тысяч! Я сделай вас богатый. Вы работай для меня.
  - Вы ничего не поняли. Я не директор ФБР. Я никогда не давал клятву на
верность конституции и не обещал работать на благо американского народа.
А посему я не продаюсь,- сказал Римо, поднял с пола пачку новеньких сто-
долларовых бумажек и сунул полковнику в рот.- Съешьте. Это пойдет вам на
пользу. Поешьте, прошу вас. Ну, хоть маленький кусочек. Попробуйте,  вам
понравится.
  Полковник принялся жевать бумажки, а Римо тем временем  объяснил,  кто
он такой:
  - Я - дух Америки, полковник. Тот человек, который первым высадился на
Луну, который изобрел электрическую лампочку. Который на своей земле вы-
ращивает больше всех продовольствия, потому что обильно  поливает  землю
собственным потом. Если у меня и есть недостаток, так только  один  -  я
слишком часто и слишком ко многим бывал слишком добр. Ешьте.
  Когда лифт достиг первого этажа и двери открылись, охранники, поджида-
вшие полковника, увидели только своего шефа,  отупело  привалившегося  к
задней стенке лифта и полумертвого телохранителя, правая  рука  которого
превратилась в желе, хотя кожа не была повреждена. По всему лифту  валя-
лись деньги, а полковник по какой-то непонятной причине жевал пачку бан-
кнот.
  - Доставьте меня в ФБР, немедленно,- распорядился полковник как  бы  в
полусне.
  Когда они ушли, Римо выскользнул из-под  кабины  лифта  и  протиснулся
сквозь узкую щель в гараж.
  Он услышал, как на всех двадцати этажах поднялся крик  возле  запертых
дверей лифта. Римо улыбнулся изумленному сотруднику охраны и пошел своей
дорогой.
  К полудню Римо уже вернулся на стоявшую в бухте Сан-Франциско  изящную
белую яхту, которую покинул рано утром. Он шел по палубе бесшумно, пото-
му что не хотел беспокоить обитателя каюты. Из каюты доносились странные
звуки - было похоже, будто кто-то чугунной сковородкой колотит по  клас-
сной доске. Римо остановился снаружи и подождал. Звуки не  прекращались.
Это Чиун декламировал свои собственные стихи. Обычно декламация сопрово-
ждалась рецензиями, тоже собственного сочинения. Стиль рецензий Чиун по-
заимствовал из американских газет.
  Обычно рецензии звучали так:  "Изумительно!  Ощущается  мощь  гения...
Блистательное великолепие в передаче сути образа". Образом, суть которо-
го Чиун передавал на этот раз, был образ страдающего цветка  из  чиунов-
ской поэмы на трех тысячах восьми страницах, уже  отвергнутой  двадцатью
двумя американскими издательствами.
  Поэма была написана на древнекорейском языке-диалекте,  не  испытавшем
на себе влияния японцев. Римо заглянул в каюту и увидел малиновое с  зо-
лотом кимоно, которое Чиун надевал в минуты поэтического вдохновения. Он
увидел, как длинные пальцы грациозно сложились в цветок, потом  затрепе-
тали, передавая движения крыльев пчелы. Он увидел реденькие пряди  белых
волос, изящную узкую и длинную бороду и понял, что самый опасный в  мире
убийца принимает гостя.
  Он повнимательнее вгляделся внутрь каюты сквозь маленький  иллюминатор
в двери и увидел на ковре до блеска начищенные  черные  ботинки.  Гостем
был доктор Харолд В. Смит.
  Римо позволил директору посидеть и насладиться классической  корейской
поэзией еще в течение получаса. Смит корейского  не  знал,  поэтому  при
воем желании не мог бы ничего понять. Но долгое общение с первыми лицами
в руководстве страны научило его умению часами слушать любой бред и  при
этом выглядеть заинтересованным. С такой же пользой по  части  получения
информации он мог бы слушать перечень тарелок, чашек, ложек и прочей по-
суды, которую надо перемыть. Однако вот он здесь, сидит, изогнув  брови,
поджав тонкие губы, слегка наклонив голову, как будто ведет конспект ле-
кции университетского профессора.
  Дождавшись паузы в чтении, Римо вошел - под аплодисменты Смита.
  - Вы прониклись значимостью того, что вам прочитали, Смитти?-  поинте-
ресовался Римо.
  - Я не знаком с этой поэтической формой,- сказал Смит.- Но то,  что  я
понял, мне понравилось.
  - И много вы поняли?- спросил Римо.
  - Движения рук. Как я понял, это был цветок,- ответил Смит.
  Чиун кивнул:
  - Да. Не все люди столь невосприимчивы к культуре, как ты, Римо.  Есть
и такие, которые обладают чувством прекрасного. Видно, такова моя тяжкая
доля, что я приговорен обучать тех, кто меньше всего это ценит.  Что  я,
добывая пропитание для моей родной деревни, как и многие предки до меня,
вынужден расточать мудрость Синанджу перед этим  неблагодарным,  который
только что сюда явился. Бросать бриллианты в грязь. Ради этого  бледного
куска свиного уха, который стоит перед вами.
  - Б-р-р-р,- отреагировал Римо, как типичный американец.
  - Ну вот, взгляните, такова его благодарность,- удовлетворенно кивнув,
сказал Чиун Смиту.
  Смит наклонился вперед. Его лимонно-желтое лицо было еще  кислее,  чем
обычно.
  - Я думаю, вы удивлены, что я появился тут, неподалеку от того  места,
где, как я полагаю, вы только что исполнили очередное  задание.  Как  вы
оба знаете, никогда раньше я так не поступал. Мы тратим много усилий  на
то, чтобы скрыть наши действия от глаз общественности.  Если  обществен-
ность узнает о нас, всему конец. Это будет означать,  что  правительство
неспособно действовать, оставаясь в рамках закона.
  - О, император Смит,- пропел Чиун.- Тот, чей меч острее, может придать
силу закона малейшему своему капризу!
  Смит кивнул, всем видом выказывая Чиуну свое уважение. Римо всегда по-
тешался над попытками Смита объяснить Чиуну, что такое  демократия.  Ибо
раньше Дом Синанджу всегда служил только королям  и  деспотам,  так  как
лишь они могли заплатить ассасинам из Синанджу достаточно  денег,  чтобы
прокормить жителей деревни на скалистом берегу  Корейского  полуострова.
Римо не подозревал в этот момент, что Смит собирается перекупить Чиуна и
разлучить его с Римо, предложив такие деньги, какие и не снились  жалким
королям и фараонам.
  - Итак, я прямо перехожу к делу,- заявил Смит.- В последнее время, Ри-
мо, с вами стало трудно работать. Невероятно трудно.
  Чиун улыбнулся, его старое, морщинистое лицо медленно поднялось и опу-
стилось - он кивнул. Увы, отметил он, все эти долгие годы он сносил  не-
почтительность Римо молча и терпеливо, не давая никому в  мире  заподоз-
рить, каково это - расточать великое наследие  мудрости  Синанджу  перед
столь недостойным существом. Своим высоким скрипучим голосом Чиун  срав-
нил себя с прекрасным цветком, которому посвящена его  поэма,-  на  него
наступают, но он, не ропща, опять выпрямляется, чтобы вновь  явить  миру
свою красоту.
  - Прекрасно,- сказал Смит.- Я надеялся найти у вас понимание. Действи-
тельно надеялся.
  - А мне на это плевать - и тоже действительно,- сказал Римо.
  - В присутствии императора Смита ты смеешь говорить такие слова Масте-
ру Синанджу!- сказал Чиун.
  Пергаментное лицо затуманилось глубокой  печалью,  и  Мастер  Синанджу
опустился на пол каюты. Голова его торчала из малинового с золотом кимо-
но, как из гигантской шляпки гриба. Римо знал,  что  под  кимоно  тонкие
пальцы с длинными ногтями тесно сплетены, а ноги скрещены.
  - Хорошо,- сказал Смит.- Великолепный Мастер  Синанджу,  вы  сотворили
чудо из Римо. Вы, как и я, находите, что с ним трудно иметь дело. Я  го-
тов предложить вам вознаграждение, в десять раз превосходящее то, что мы
переправляем к вам на родину сейчас, если вы согласитесь обучить  вашему
искусству других.
  Чиун кивнул и улыбнулся. Так  улыбается  согретое  полуденным  солнцем
озеро, ожидая, пока ночная прохлада остудит его воды. Именно  столько  и
причитается Дому Синанджу! И даже много больше.
  - Я готов увеличить плату,- сказал Смит.- В двадцать раз  больше,  чем
мы платим сейчас.
  - Послушай, что я тебе скажу, папочка,- сказал Римо Чиуну.-  Подводная
лодка, которая доставляет золото в твою деревню, стоит больше самого зо-
лота. Так что он не так уж много тебе предлагает.
  - В пятьдесят раз больше,- набавил Смит.
  - Ты видишь. Видишь, чего я стою,- обратился  Чиун  к  Римо.-  Сколько
платят тебе, белое существо? Твои же собственные белые предлагают увели-
чить мое вознаграждение в десять раз. В двадцать раз. В сто раз.  А  ты?
Кто тебе что-нибудь предлагает?
  - Ладно,- согласился Смит. Ему-то казалось, что он предлагал увеличить
вознаграждение всего в пятьдесят раз.- Пусть будет в сто раз.  Восемнад-
цатикаратное золото. Это такое золото, которое...
  - Да знает он, знает,- сказал Римо.- Дайте  ему  бриллиант,  и  он  на
ощупь определит все его изъяны. Это же ходячая ювелирная лавка. Он знает
наперечет половину самых крупных камней в мире. Рассказывать  Чиуну  про
золото все равно что просвещать папу римского насчет мессы.
  - Чтобы позаботиться о своей бедной деревне, мне пришлось кое-что  уз-
нать о реальной стоимости некоторых вещей,- скромно заметил Чиун.
  - Спросите его, сколько стоит голубоватый бриллиант чистой воды в  два
карата на рынке в Антверпене,- сказал Римо Смиту.- Ну, давайте. Спросите
его.
  - От имени нашей организации и от имени американского народа, которому
она служит, я выражаю вам благодарность, о Чиун, Мастер Синанджу. А  вы,
Римо, будете получать хорошее ежегодное пособие до конца вашей жизни. Вы
уйдете в отставку. Вы сможете дожить до преклонных лет и умереть в своей
постели, зная, что хорошо потрудились на благо нашей страны.
  - Я вам не верю,- сказал Римо.- Я получу один чек, может быть  -  вто-
рой, а потом однажды открою дверь, и порог взорвется у меня под  ногами.
Вот в это я верю.
  Римо навис над Смитом и провел левой рукой у него под подбородком, да-
вая понять, что может прямо сейчас голыми руками его убить.  Римо  хотел
подавить Смита телесной силой. Но этот железный  человек  не  испугался.
Недрогнувшим голосом он повторил свое предложение  тому,  кто  составлял
самое важное звено всей организации. Римо был ее  главным  разящим  ору-
жием, человеческим существом, у которого все резервы организма использо-
вались на сто процентов. Как Чиун сумел этого добиться от Римо, Смит  не
знал. Но раз он проделал это с одним человеком, он сможет  проделать  то
же самое и с другими.
  - Теперь послушайте, что предлагаю вам я, Смитти,- сказал Римо.- Я вы-
хожу из игры. И если вы не будете пытаться убить меня, я не  стану  уби-
вать вас. Но если вдруг случайно в радиусе пяти футов от меня кто-то бу-
дет отравлен, или вдруг такси потеряет управление на улице, по которой я
иду, или неподалеку от меня случится ограбление и кто-то выстрелит в мою
сторону, то я расскажу всему миру про секретную организацию  под  назва-
нием КЮРЕ, которая действовала вопреки  конституции  с  согласия  прави-
тельства, потому что правительство ничего не могло добиться, оставаясь в
рамках закона. И как ничто не улучшилось,  а  все  стало  хуже  и  хуже,
только то там, то здесь стали исчезать трупы. А потом я ввинчу ваши кис-
лые губы в ваше кислое сердце, и мы будем квиты. А пока - прощайте!
  - Сожалею, что вы недовольны результатами  нашей  деятельности,  Римо.
Правда, я заметил ваше недовольство уже некоторое время назад. Когда это
началось? Если я имею право спросить.
  - Началось, когда людям стало небезопасно ходить по улицам, а я продо-
лжал мотаться повсюду по вашим секретным  заданиям.  Страна  катится  ко
всем чертям. Человек вкалывает по сорок часов в неделю,  а  потом  появ-
ляется какой-нибудь сукин сын и говорит ему, что он не имеет право  есть
мясо и что он должен делиться едой со своего стола с  толпой  бездельни-
ков, которые ни черта не делают, да еще всячески его поносят.  Хватит  с
меня этого. А тот сукин сын, который это говорит, чего доброго, получает
тысячу долларов в неделю в   каком-нибудь   государственном   учреждении
только за то, что повсюду твердит, какая ужасная у нас страна. Хватит, я
сыт по горло!
  - Ладно,- печально сказал Смит.- Во всяком случае, спасибо за все, что
вы сделали.
  - Всегда рад вам услужить,- сказал Римо без всякой радости в голосе.
  Он отодвинулся от Смита, а когда обернулся, то увидел, что на  бледном
лбу Смита в свете полуденного солнца поблескивают капельки пота. Хорошо,
подумал Римо. Смит все-таки испугался. Он просто слишком горд, чтобы по-
казать это.
  - Ну, а теперь вернемся к вам. Мастер Синанджу,- сказал Смит.
  Чиун кивнул и заговорил:
  - Что касается увеличения оплаты, мы с благодарностью  принимаем  ваше
милостивое предложение; с остальным же возникает некоторая экономическая
неувязка, и это, поверьте, очень нас огорчает. Мы бы рады обучать сотни,
тысячи новых учеников, но не можем себе этого позволить. Мы вложили мно-
го лет в это.- Чиун кивнул в сторону Римо.- И теперь приходится защищать
свое капиталовложение, каким бы ничтожным оно всем ни казалось.
  - В пятьсот раз больше того, что получает ваша деревня сейчас,- сказал
Смит.
  - Вы можете увеличить плату в миллион раз,- подал голос Римо.-  Он  не
станет учить ваших людей. Может, он научит их плясать на татами, но  ни-
когда не передаст им учение Синанджу.
  - Верно,- радостно подтвердил Чиун.- Я никогда не стану  учить  больше
ни одного белого из-за возмутительной неблагодарности вот этого. И  сле-
довательно, мой ответ - нет. Я остаюсь с этим неблагодарным.
  - Но вы можете избавиться от него и стать  богаче,-  сказал  Смит.-  Я
изучил историю Дома Синанджу. Вы занимаетесь этим бизнесом столетия.
  - Многие и многие столетия,- поправил Чиун.
  - А я даю вам больше денег,- сказал Смит.
  - Он не бросит меня,- сказал Римо.- Я лучший из всех его учеников. Лу-
чше даже, чем ученики-корейцы. Если бы ему удалось найти приличного  ко-
рейца, который смог бы когда-нибудь занять его место, он никогда  бы  не
стал работать на вас.
  - Это правда?- спросил Смит.
  - Ничто из сказанного белым человеком никогда не являлось правдой - за
исключением ваших слов, о славный император.
  - Это правда,- сказал Римо.- Он вообще никогда не бросит меня. Он меня
любит.
  - Ха!- с негодованием произнес Чиун.- Я остаюсь, чтобы  защитить  свой
капитал, вложенный в это недостойное белокожее существо. Вот почему  ос-
тается Мастер Синанджу.
  Смит уставился на свой "дипломат". Римо никогда еще не видел этот  жи-
вой компьютер таким задумчивым. Наконец он поднял глаза и чуть  улыбнул-
ся, почти не разжимая тонких губ.
  - Похоже, Римо, нам не отделаться друг от друга,- сказал он.
  - Возможно,- сказал Римо.
  - Вы - единственный, кто может сделать то, что нам нужно.
  - Слушаю, но ничего не обещаю,- сказал Римо.
  - Дело довольно неприятное. Мы сами точно не знаем, что мы ищем.
  - Ну, и что в этом нового?- сказал Римо.
  Смит мрачно кивнул.
  - Около недели назад в бедном квартале была замучена  до  смерти  одна
старая женщина. Это произошло в Бронксе, и теперь агенты многих иностра-
нных разведок разыскивают какой-то предмет, может быть, техническое  ус-
тройство, которое, по всей видимости, хранилось в доме этой женщины. Ус-
тройство привез из Германии ее муж, умерший незадолго до того.
  Багряное солнце склонялось к горизонту над Тихим океаном, а  Смит  все
продолжал свой рассказ. Когда он закончил, на небе высыпали звезды.
  И Римо сказал, что возьмется за эту работу, если к утру не передумает.
  Смит еще раз кивнул и поднялся.
  - До свидания, Римо. Удачи вам,- сказал он.
  - Удачи! Вы не понимаете, что такое удача,- презрительно отозвался Ри-
мо.
  - Америка благоговейно выражает свое восхищение и почтение непобедимо-
му Мастеру Синанджу,- сказал Смит Чиуну.
  - Это естественно,- сказал Чиун.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  Полковник Спасский полагал, что нет на свете таких проблем, которые не
имели бы разумного решения. Он считал, что войны начинаются только из-за
недостатка достоверной информации у тех, кто их начинает. Если  информа-
ции достаточно, а анализ ее верен, то любой дурак может  понять,  кто  в
какой войне победит и когда.
  Полковнику Спасскому было двадцать четыре года -  совершенно  исключи-
тельный случай в истории КГБ, чтобы человек в столь раннем возрасте воз-
несся на такие высоты. Причиной  этого  были  феноменальные  способности
Спасского, позволявшие ему с блеском выполнять любое задание.
  Он лучше, чем кто-либо, понимал основное различие между КГБ  и  амери-
канским ЦРУ. У ЦРУ больше денег, оно шмякается мордой об стол на  глазах
всего общества. У КГБ денег меньше, но эта фирма садится в лужу без  ог-
ласки.
  Спасский знал, что если дела в конторе организованы  надлежащим  обра-
зом, то двадцатичетырехлетних полковников в мирное время быть не должно.
Даже в КГБ, для которого мирного времени не существовало никогда. И  еще
он знал, что скоро станет генералом. Однако в Америке дураков тоже  хва-
тает, поэтому, когда его вызвали в отдел США, он не испытал особого бес-
покойства.
  Судя по всему, возникла какая-то проблема, за которую никто  не  хотел
браться. Когда он увидел у проводящего инструктаж маршальские погоны, то
понял, что проблема действительно серьезная.
  Через десять минут он ее практически разрешил.
  - Проблема в следующем: вы чувствуете, что в Америке происходит  нечто
серьезное, но не знаете точно, что именно. Вы не хотите  всерьез  ввязы-
ваться,
  пока не выясните все до конца, так? Вы в замешательстве, поскольку  мы
включаемся в игру с большим опозданием. Поэтому придется поехать туда  и
разобраться, что же произошло с миссис Герд Мюллер в Бронксе, черном ра-
йоне Нью-Йорка, и выяснить, почему разведслужбы всего мира снуют по  ок-
руге и почему ЦРУ понадобилось срыть до основания дом  миссис  Мюллер  и
вывезти его в небольших контейнерах. Разумеется, я поеду  туда,-  заявил
полковник Спасский.
  Голубоглазый блондин, с тонкими правильными чертами лица, Спасский, по
всей видимости, происходил из немцев Поволжья. Он был достаточно  хорошо
сложен и, как считали некоторые из его женщин, "технически -  великолеп-
ный любовник, но чего-то в нем не хватает. С ним получаешь  удовольствие
- как будто сыр в магазине покупаешь".
  Полковник Владимир Спасский въехал в США через Канаду под именем Энто-
ни Спеска. Дело было в середине весны. Его сопровождал телохранитель  по
имени Натан. Натан понимал по-английски, но говорить не  мог.  Рост  его
был сто пятьдесят пять сантиметров, а вес - пятьдесят килограммов.
  Недостатки роста и веса  Натан  компенсировал  постоянной  готовностью
стрелять в любое теплокровное существо. Ему ничего не стоило влепить де-
вять граммов свинца в рот новорожденному младенцу. Натану  нравился  вид
крови. Он ненавидел стрельбу в тире - из мишеней кровь не течет.
  Однажды Натан признался тренеру по стрельбе, что когда попадаешь чело-
веку прямо в сердце, то кровь течет очень некрасиво: "Лучше всего, когда
задеваешь аорту. Вот тогда это смотрится здорово."
  Кагэбэшное начальство долго  не  могло  решить,  отправить  ли  его  в
больницу для душевнобольных преступников или продвинуть по службе. Спас-
ский взял его к себе в телохранители, но разрешал брать  оружие  в  руки
только в исключительных случаях. Натан попросил иметь при себе  хотя  бы
пули. Спасский разрешил при условии, что Натан не станет вынимать и  по-
лировать их прилюдно. Когда Натан надевал форму,  к  которой  полагалась
кобура, Спасский позволял ему носить игрушечный пистолет. Но он  никогда
не разрешал своему телохранителю разгуливать по улицам Москвы с заряжен-
ным оружием.
  Волосы у Натана были темные, а  зубы  выдавались  вперед.  Он  казался
представителем какой-то новой породы людей, питающейся корой деревьев.
  Когда полковник Спасский, он же Энтони Спеск, доехал до города  Сенека
Фолз, штат Нью-Йорк, он достал из чемодана новенький пистолет 38-го  ка-
либра - на границе между Канадой и США багаж не досматривался - и протя-
нул его Натану.
  - Натан, вот твой пистолет. Я даю его тебе, потому что доверяю. Я  ве-
рю, что ты понимаешь, как надеется на тебя Родина-мать. Ты пустишь в ход
оружие только тогда, когда я скажу. Понял?
  - Клянусь,- ответил Натан.- Клянусь всеми святыми и именем Генерально-
го секретаря, клянусь русской кровью, текущей у меня  в  жилах,  клянусь
памятью героев Сталинграда! Клянусь исполнить ваш приказ, товарищ полко-
вник. Я клянусь, что буду бережно и экономно относиться  к  данному  мне
оружию и не пущу его в ход, если только вы мне не прикажете.
  - Молодец, Натан,- похвалил его Энтони Спеск.
  Натан поцеловал командиру руку.
  Когда машина остановилась на красный свет светофора перед  выездом  на
скоростное шоссе - главную автомагистраль штата Нью-Йорк, Спеск услышал,
как что-то громыхнуло у него над правым ухом. Он  увидел,  как  девушка,
"голосовавшая" на обочине, вдруг подпрыгнула и опрокинулась навзничь. Из
груди ее бил фонтан крови. Пуля попала в аорту.
  - Простите,- пробормотал Натан.
  - Отдай пистолет!- потребовал Спеск.
  - Я по-настоящему клянусь на этот раз,- сказал Натан.
  - Если ты будешь продолжать убивать людей, то в конце концов американ-
ская полиция нас сцапает. У нас важное дело. Отдай мне пистолет.
  - Простите,- повторил Натан.- Я же попросил прощения! Мне правда жаль,
что так вышло. На этот раз я клянусь. В тот раз я просто обещал.
  - Натан, у меня нет времени с тобой спорить. Надо убираться отсюда как
можно скорее. И это все из-за тебя. Смотри, больше чтоб это не  повтори-
лось.
  Спеск не стал отбирать пистолет у Натана.
  - Спасибо, спасибо!- воскликнул Натан.- Вы - самый лучший полковник на
свете.
  И всю дорогу до местечка под названием Нью-Палц Натан вел себя хорошо.
Там Спеск решил остановиться в мотеле и съехал с трассы. Натан  разрядил
пистолет в лицо администратору.
  Спеск выхватил у Натана пистолет и уехал. Вместе с рыдающим Натаном.
  На самом деле все было не так страшно, как могло показаться.  Человек,
изучивший Америку так хорошо, как полковник Спасский, не мог  не  знать,
что убийства в США редко раскрываются, если только убийца  сам  того  не
хочет. В стране отсутствовал механизм защиты жизни граждан. Если бы  это
была Германия или Голландия, Спеск вряд ли взял бы с собой  телохраните-
ля.
  Но Америка стала диким местом, где было опасно появляться без охраны.
  - Пистолет останется у меня,- сердито бросил Спеск и,  усталый,  повел
машину сквозь мрак ночи по направлению к Нью-Йорку.
  - Фашист,- пробормотал Натан.
  - Что-что?- переспросил Спеск.
  - Ничего, товарищ полковник,- огрызнулся Натан.
  Заря уже окрасила небо в багряные тона, когда полковник Спасский  въе-
хал в город. Он приказал Натану прекратить указывать пальцем  на  редких
прохожих и выкрикивать при этом "пиф-паф". Натан вдруг пожаловался,  что
ему страшно.
  - С чего бы это?- спросил Спеск, изучая карту.
  - Мы умрем с голоду. Или нас убьют толпы в драке за еду.
  - В Америке с голоду не умрешь. Посмотри на эти магазины. Здесь  можно
купить все что угодно.
  - Это генеральские магазины,- заявил Натан.
  - Нет, не генеральские. Это для всех.
  - Неправда.
  - Почему?- удивился Спеск.
  - В "Правде" было написано, что в Америке голодные бунты  и  людям  не
хватает пищи.
  - "Правда" отсюда далеко. Иногда на таком большом расстоянии сообщения
несколько искажают действительность.
  - Но это напечатано! Я сам читал.
  - Ну, а как же американские газеты? В них нет сообщений о голодных бу-
нтах,- сказал Спеск.
  - Американские газеты - это буржуазная пропаганда.
  - Но они тоже напечатаны,- сказал Спеск.
  Натан немного смутился. Он нахмурился. Смуглое лицо его  затуманилось.
Он принялся думать - шаг за шагом, мысль за мыслью, натужно и сосредото-
ченно. Наконец, человек-пистолет улыбнулся:
  - Правильно только то, что напечатано по-русски, потому что это  можно
прочитать. То, что напечатано по-американски,-  ложь,  потому  мы  этого
прочитать не можем. Этими их закорючками можно напечатать любое вранье.
  - Молодец, Натан,- похвалил его Спеск, но тут, к  его  неудовольствию,
телохранитель задал еще какой-то вопрос, и тогда Спеск сказал, что  сей-
час объяснит ему все: в чем заключается задание,  почему  он  приехал  в
Америку лично и почему он взял с собой Натана, хотя тот и не знает  язы-
ка.
  - Зато я хороший коммунист и хороший стрелок,- с гордостью заявил  На-
тан.
  - Правильно,- подтвердил Спеск.
  - Так, может, вы вернете мне пистолет?
  - Нет,- сказал Спеск.- А теперь слушай внимательно, потому что я  сей-
час окажу тебе большую честь,- наставительно произнес самый молодой пол-
ковник КГБ.- Сейчас ты узнаешь, зачем мы здесь. Этого не знают даже  ге-
нералы.
  Натан сказал, что знает, зачем они здесь.  Они  борются  против  импе-
риализма. Бороться везде - от границ Германии, где стоят советские  вой-
ска, и до Кубы, и борьба будет идти, пока империализм не будет  побежден
во всем мире и над всей землей не будет развеваться никаких других  фла-
гов, кроме красного знамени с серпом и молотом.
  - Все так,- согласился Спеск и продолжал: - Дней  десять  тому  назад,
когда тебя вызвали из Владивостока,  в  Америке  произошло  нечто  очень
странное. ЦРУ, наш главный враг, по кирпичику разобрало один старый дом.
Это привлекло внимание нескольких разведок. Заинтересовалась западногер-
манская разведка. И аргентинская разведка тоже. Плотность разведчиков на
квадратный километр необычайно возросла, и мы узнали об этом потому, что
засекли перемещение больших групп людей - восемь и десять человек, а это
в разведке много. Всех их сняли с рутинной работы и направили следить за
тем, как сносится один старый дом. И еще, чтобы поговорить с дочерью же-
нщины, которая была там убита.
  - Кто ее убил?
  - Сначала мы думали, что просто налетчики.
  - А что такое налетчик?
  - Налетчик - это такой человек, который набрасывается на другого,  из-
бивает его и отбирает деньги. Таких в Нью-Йорке огромное количество.
  - Капиталистическая эксплуатация приводит к тому, что в  стране  появ-
ляются налетчики, верно?- спросил Натан.
  - Нет, нет,- сказал Спеск с досадой.- Я хотел бы, чтобы ты себе  четко
уяснил одно. Забудь все, что ты читал. В этой стране  во  многих  штатах
отменена смертная казнь. Почему-то здесь решили, что если убить человека
за совершенное им преступление, то число преступлений не  уменьшится.  И
вот они отменили высшую меру наказания и теперь больше не могут спокойно
выйти на улицу. Вот поэтому я и взял тебя  с  собой.  Поскольку  в  этой
стране отменена смертная казнь, то развелось много убийц, и ты нужен мне
для защиты от них. Еще хуже здесь законы о людях, не достигших восемнад-
цати лет. Эти могут убивать совершенно безнаказанно - их даже  в  тюрьму
не посадят. А в Америке тюрьмы теплые и удобные, и в них кормят три раза
в день и даже дают мясо.
  - У них, наверное, миллионы совершают преступления,  чтобы  попасть  в
тюрьму,- сказал пораженный Натан.
  Сам он стал регулярно есть мясо только после того, как попал на службу
в КГБ. Мясо - еда для правящей коммунистической верхушки, а не для масс.
  - Да, здесь миллионы преступников,- подтвердил Спеск.- Но я  бы  хотел
предостеречь тебя: не вздумай совершить преступление,  чтобы  попасть  в
одну из их тюрем. Мы можем обменяться заключенными с американцами, и то-
гда ты попадешь в обычную советскую тюрьму. И еще  -  тебя  может  ждать
смерть. Причем, как предателя - совсем не легкая и не быстрая.
  Натан заверил Спеска, что вовсе не собирается стать предателем.
  - И вот, Натан, мы подходим к вопросу, почему я лично оказался  здесь.
Ты, наверное, думаешь: какие дураки эти американцы. Так оно и есть.  Они
ужасные дураки. Если убедить американцев, будто что-то  является  высоко
нравственным, они за это готовы перерезать себе глотку. Ну, конечно, ес-
ли их кто-то не остановит.
  - Кто?- вопросил Натан.
  Он сидел на заднем сиденье машины, припаркованной под метромостом. Вы-
соко над головами проносились поезда. В некоторых  американских  городах
поезда метро ходят не под землей, а над землей. И каждый раз, когда  над
головой грохотал поезд, Натан вздрагивал, потому что боялся, как бы мост
не упал вместе с поездом. В Москве часто рушатся целые здания, так поче-
му бы не свалиться этому поезду, который грохочет и трясется?
  - Мы,- ответил Спеск.- Мы их остановим. Видишь ли,  наши  генералы  не
хотят, чтобы капиталисты сами перерезали себе глотку, потому что тогда в
наших генералах не будет никакого проку. Они бы хотели, чтобы все выгля-
дело так, будто их руки лежат на бритве. И для этого им постоянно  нужно
что-то делать, но всякий раз, как они что-то сделают, капиталисты кажут-
ся умнее их. Потому-то мы и приехали в Америку и оказались в Бронксе,  в
этой трущобе.
  - По мне, это вполне нормальное место,- заявил Натан.
  Магазины работали, витрины ломились от товаров,  по  улице  шли  очень
приличные люди - в одежде без заплаток и в обуви, не подвязанной  верев-
ками.
  - По американским стандартам - это трущобы. Есть, правда, места и  по-
хуже, но это неважно. Я приехал сюда лично по одной простой причине. Ес-
ли бы я отдал все на откуп нашим генералам, то они бы  написали  отчеты,
где было бы много слов и мало смысла, а потом - независимо от того,  что
бы на самом деле произошло,- получилось бы так, что они  все  предвидели
заранее. Наши генералы такие же дураки, как и  американские.  По  правде
говоря, их просто не отличить друг от друга. Генерал - он и в Африке ге-
нерал, и поэтому, когда генерал сдается в  плен,  победитель  приглашает
его на ужин. Все они одного поля ягоды. И вот мы с тобой приехали  сюда,
чтобы выяснить, из-за чего же поднялась вся эта  суматоха,  а  когда  во
всем разберемся и решим, что надо делать, то вернемся на  родину  и  оба
станем героями Советского Союза. Понял?
  - Да,- обрадовался Натан.- Героями.
  Он думал, как было бы здорово выстрелить вверх, в проходящий поезд,  и
попасть кому-нибудь в колено или в пах. Попасть  в  пах  -  великолепно,
только вот люди после этого редко умирают. А пистолет по-прежнему у пол-
ковника. Но он вернет его, как только они встретят налетчиков.
  - Налетчик!- радостно заорал Натан, указывая пальцем на человека в си-
ней униформе, в белых перчатках и со свистком во рту.
  Он стоял на середине очень широкой улицы, по  обеим  сторонам  которой
возвышались огромные здания. Великолепная мишень. У него  даже  была  на
груди блестящая звездочка. Натан вполне мог бы с такого расстояния  вса-
дить пулю прямо в эту звездочку.
  - Нет, это не налетчик, а ниггер-регулировщик,-  возразил  Спеск.-  Но
чернокожие американцы не любят, когда их называют ниггерами.
  - А как бы они хотели, чтобы их называли?- спросил Натан.
  - Как когда. Зависит от времени. Сначала слово "негр" считалось  хоро-
шим, а "чернокожий" - плохим. Потом, наоборот, "чернокожий" стало  хоро-
шим словом, а "негр" - плохим. Потом  хорошим  стало  "афро-американец".
Слово "ниггер" негры никогда не любили. Однако очень многие налетчики  -
черные. Я бы сказал - большинство.
  - А что, разве расистская полиция не стреляет в черных  афро-американ-
ских ниггеров? То есть в негров.
  - Очевидно, нет,- ответил Спеск.- А то бы не было проблемы преступнос-
ти.
  - Ненавижу расистов,- заявил Натан.
  - Это хорошо,- одобрил Спеск.
  По его расчетам, здание, которое они искали,  должно  было  находиться
чуть ближе к Манхэттену, центральному району Нью-Йорка, но все же  не  в
центре, а в этом окраинном районе под названием Бронкс.
  - А еще я ненавижу африканцев. Они черные и мерзкие. Мне блевать хоче-
тся, когда я вижу что-то такое гадкое и черное,- сказал Натан и  сплюнул
в окно.- Со временем социализм покончит с расизмом и с черными.
  Когда Спеск увидел щит с желтыми полосами, перегораживающий дорогу, он
понял, что находится недалеко от цели. Он не стал  подъезжать  ближе,  а
развернул машину и, съехав с магистрали, направился окольным путем. Если
информация полковника была верна, то каждый,  кто  проезжал  мимо  таких
преград, попадал в поле зрения ничем не примечательного, но вооруженного
до зубов человека, лениво  слонявшегося  поблизости.  Кроме  того,  всех
проезжающих фотографировали, а кое-кого даже останавливали и  допрашива-
ли.
  В Америке есть и другие способы проникнуть туда, куда вам надо.  Вовсе
не обязательно держать высокооплачиваемых агентов, которые будут с  рис-
ком для жизни просачиваться сквозь все защитные  сооружения.  Все  можно
сделать дешевле и проще. В Америке вовсе не обязательно все время играть
в шпионов.
  И вот, когда Спеск увидел на обочине аккуратные контейнеры с  мусором,
он понял, что нашел достаточно безопасное место для парковки. Он отыскал
поблизости бар и велел Натану не открывать рта.
  Сам Спеск одинаково хорошо владел и русским, и английским. Сразу после
второй мировой войны КГБ организовал специальные детские сады, в которых
дети практически одновременно учились говорить по-русски и  по-английски
или по-китайски. Таким образом, они учились не только говорить без акце-
нта, но и думать на двух языках. Как оказалось, дети могут научиться то-
чно воспроизводить любые звуки, тогда как взрослые - только те, что  ус-
воили в детстве. Все это означало, что Спеск вполне мог войти в "Бар Ви-
нарского", что на Гранд-конкорс в Бронксе, и по его  произношению  никто
бы не заподозрил, что он родом не из Чикаго.
  И вот он заказал пива и поинтересовался, как дела, приятель, и ух  ты,
приятель, какой шикарный у тебя бар, и, кстати, что это за  баррикады  в
желтую полоску в противоположном конце улицы?
  - Здания. Сносят. Там ниггеры,- ответил бармен, говоривший  по-англий-
ски далеко не столь чисто, как Спеск.
  - А с какой это стати они сносят здание, дружище, а? С чего  бы  это?-
спросил Спеск - ни дать ни взять выпускник колледжа  Дугласа  Макартура,
зарабатывавший себе на учебу продажей "Чикаго трибюн".
  - Сносят. Политики. Сносят - потом строят.
  - Ну, и что дальше?
  - А ничего. Люди с "пушками". Думаю, наркотики.  Ищут.  Наверное,  ге-
роин,- сказал бармен.
  - И много их там?
  - Оцепили три квартала. И телекамеры. В окнах. Не ходи туда. Одни ниг-
геры кругом. Оставайся здесь,- посоветовал бармен.
  - Еще бы,- отозвался Спеск.- Слушай, а в газетах  что-нибудь  было?  Я
хочу сказать, чудно как-то - сносят здание, а вокруг оцепление, и все  с
оружием.
  - Наркотики, я думаю. Героин. Он хочет выпить?- спросил бармен, указы-
вая на Натана.
  Натан уставился куда-то за стойку бара. У него текли слюни.
  - У тебя там пистолет,- сказал Спеск.- Будь добр, убери его подальше.
  Он хлопнул Натана по плечу и знаком показал, чтоб Натан не издавал  ни
звука.
  Спеск провел весь день в баре. Время от времени он заказывал  выпивку,
сыграл партию в дартс, а в основном просто трепался со  всеми  чудесными
парнями, которые заходили и уходили - рад тебя видеть, приятель,  заходи
еще.
  Один из посетителей сообщил Спеску, что какого-то черного парня ранили
и чернокожий священник поднял шум. Священника звали Уодсон,  преподобный
Джосайя. В послужном списке Уодсона  числились  разные  славные  деяния:
грабеж, нарушение прав частной собственности, сводничество,  вооруженное
нападение, изнасилование, покушение на убийство,- но всякий раз  полиция
получала из муниципалитета указание замять дело.
  - Готов поспорить, что ты полицейский, верно?- спросил Тони Спеск,  он
же полковник Спасский.
  - Ага. Сержант,- ответил его собеседник.
  Тони Спеск заказал пива для своего нового друга и сказал ему, что гла-
вная проблема Нью-Йорка в том, что руки у полиции связаны. И  платят  им
гроши.
  Сержант считал, что это истинная правда. Ей-богу  -  истинная  правда.
Полковник Спасский, правда, не  сказал  сержанту,  что  точно  такие  же
чувства испытывает и московский милиционер, и лондонский бобби, и  страж
порядка где-нибудь в Танзании.
  - Слушай, а из-за чего такая суета? Где это - на Уолтон-авеню, что ли?
  - А, это,- отозвался сержант.- Т-с-с. Они задействовали ЦРУ. Дней  во-
семь назад. Но они обделались.
  - Да ну?- удивился Тони Спеск.
  Натан тем временем углядел маленький револьвер у  сержанта  на  поясе.
Рука его потянулась к оружию. Спеск шлепнул по руке,  оттащил  Натана  к
двери и подтолкнул в направлении машины. Ему не хотелось отдавать Натану
приказ по-русски.
  Спеск вернулся к столу, и сержант поведал ему про своего друга,  кото-
рый знаком с одним из цэрэушников. Тот  рассказал,  что  дело  кончилось
провалом. Полным. Они опоздали.
  - Опоздали куда?- спросил Спеск, Тони Спеск из Карбондейла, штат Илли-
нойс, агент по продаже электробытовых товаров.
  Как обычно бывает со всеми пьяницами, сержант полиции  после  полутора
часов, проведенных вместе в баре, стал считать Спеска ближайшим  прияте-
лем. Поэтому Спеск уже был "мой дружище Тони", когда в бар заглянул  еще
один полицейский, и они решили прошвырнуться вечерком по городу,  потому
что Тони получал щедрые командировочные, и мог себя ни в чем не  ограни-
чивать. И они взяли с собой Джо.
  - Джо - только обещай, что никому ни слова,- работал в ЦРУ.
  - У-у, мешок дерьма,- сказал Тони Спеск.
  - Это точно,- подтвердил сержант и подмигнул.
  Они пошли в гавайский ресторан. Джо заказал себе "Сингапурскую пращу".
В стаканы с этим коктейлем для красоты, а также затем, чтобы за него мо-
жно было содрать три доллара двадцать пять центов, вставляли симпатичные
лиловые бумажные зонтики. Когда у Джо накопилось уже пять  таких  зонти-
ков, причем платил Тони, Джо рассказал совершенно невероятную историю.
  Там был инженер из Германии. Фриц, в общем. Да, из Германии,  разве  я
не сказал? Ага. О'кей. Ну и вот, он изобрел эту штуковину.  Что  значит,
к-какую штуковину? Эт-то секрет. Ну, вроде как секретное оружие. Изобрел
ее в своем фрицевском подвале или на чердаке, или еще где. Давно  -  еще
во время войны. И н-никому н-ни слова, п-потому что  это  секрет...  Да,
так о чем это я?
  - Что за оружие?- спросил Тони Спеск.
  Джо поднес стакан с "Сингапурской пращой" к носу и вдохнул винные  па-
ры.
  - Никто не знает. Потому это и секрет. Мне надо в уборную.
  - Валяй в штаны,- не допускающим возражений тоном велел Спеск.
  Сержант уже вырубился, и некому было заметить, что сам Спеск совсем не
пьет.
  - Ладно, одну минутку...- сказал Джо.- Ну вот. О'кей. Теперь  -  поря-
док. Может, эта штука читает мысли. Никто не знает.
  - И вы нашли ее?- продолжал допытываться Спеск.
  - У-ух, мокро,- поежился человек, которому  Америка  платила  тридцать
две тысячи долларов в год за то, чтобы он защищал ее  интересы  в  любой
точке мира, с помощью своего высокого интеллекта, хитрости и самодисцип-
лины.
  - Высохнет,- успокоил его Спеск.- Так ты нашел ее?
  - Слишком поздно,- ответил Джо.
  - Почему?
  - Потому что я обошелся штанами,- сказал агент самой привилегированной
из всех спецслужб со времен Преторианской гвардии императора Нерона.
  - Да нет. Это я про секретную штуковину - почему слишком поздно?
  - Она исчезла. Мы ее не нашли. И вообще мы про нее узнали только пото-
му, что ее стали искать немцы из Восточной Германии.
  - Так, а мы ничего не знали,- пробормотал Спеск. Что ж,  они  заплатят
за это предательство по отношению к России. Очевидно, кто-то  из  бывших
гестаповцев, работающих ныне на восточногерманскую  разведку,  вспомнил,
что покойничек изобрел какое-то устройство, и восточные  немцы  отправи-
лись на его поиски, ничего не сообщив об этом КГБ, а американцы их засе-
кли и сами принялись искать, а потом уже и все остальные подключились.
  Разумеется, существовала возможность, что американцы просто подбросили
какую-то пустышку, чтобы заставить агентов из разных стран раскрыть  се-
бя. Но Спеск отмел это. Если иностранный агент  попадается,  его  держат
обычно, чтобы поторговаться. Иллюзии времен холодной войны давно  канули
в прошлое, и никто уже не надеется полностью перекрыть каналы  проникно-
вения в страну иностранных разведчиков.
  Слишком уж много мер предосторожности было принято. Движение тут очень
напряженное. Зачем его перекрывать? Можно было бы просто установить наб-
людение. Нет-нет, вся эта история с изобретением смахивает на правду. Во
всяком случае, сами американцы в нее верят. Но к чему такая суета? Изоб-
ретение, сделанное тридцать лет тому назад, не может иметь большой прак-
тической значимости. Тридцать лет назад не было детекторов лжи, не  было
машин, устанавливающих обратную связь на биологическом уровне,  не  было
пентотала натрия. И вся эта затея с проникновением в  Америку  оказалась
пустой поездкой за устаревшим изобретением. Спеск чуть было не  расхохо-
тался. Чего он искал? Возможности заглянуть в мозг  человеку  и  посмот-
реть, что там происходит? Обычно там происходит нечто бессвязное и  бес-
смысленное.
  А снаружи Натан спал на заднем сиденье автомобиля. Движение машин воз-
ле ресторана было необычайно оживленным. Впрочем,  нет.  Самым  обычным.
Спеск судил по меркам Москвы, где машин гораздо меньше. Спеск чувствовал
себя неуютно.
  Этот цээрушник Джо был отпущен с дежурства. А операция началась  всего
десять дней назад. Значит, это не отпуск. Минимальный срок,  на  который
ЦРУ задействует своих людей,- двадцать дней. Или - что чаще всего  -  до
завершения операции.
  Итак, Джо получил отпуск, потому что операция закончена. Американцы не
нашли того, что искали, и просто отзывали отсюда сотрудников ЦРУ.
  Значит, Спеску придется самому взглянуть на место действия.
  Спеск редко терял спокойствие, но в этот вечер  он  был  по-настоящему
встревожен. Он разбудил Натана и отдал ему пистолет.
  - Натан, я возвращаю тебе пистолет. Пока ни в кого не стреляй. Я  обе-
щаю тебе, что очень скоро ты пустишь его в ход. Мне бы не хотелось  пря-
тать пистолет из-за того, что ты выстрелишь в кого попало. Пистолет дол-
жен быть у тебя под рукой, чтобы ты мог защитить нас обоих.
  - Ну хоть один разочек,- взмолился Натан.
  - Сейчас - нет!- отрезал Спеск.
  Напряженно размышляя, Спеск повел свой лимузин туда, где раньше дорога
была перегорожена полосатыми щитами. Щиты исчезли.
  Был час ночи. Черные подростки наводняли улицы. Кое-кто из них пытался
открыть двери медленно двигающегося автомобиля, но рядом со Спеском  си-
дел Натан. И он держал пистолет. Этого было достаточно, чтобы  отпугнуть
мальчишек.
  Спеск замедлил ход там, где раньше стоял дом. В  земле  была  огромная
яма. Он вышел из машины, Натан с пистолетом в руке  последовал  за  ним.
Эти американцы выкопали весь фундамент. Выкопали, но так ничего и не на-
шли.
  Спеск внимательно осмотрел края ямы и заметил следы, оставленные зуби-
лами. Копали вручную. Значит, устройство должно быть маленьким. Если оно
существует. Если оно чего-то стоит.
  И тут он услышал выстрел у себя за спиной.
  Натан все-таки не удержался. И выстрелил он не потому,  что  их  жизни
угрожала опасность. Он выстрелил в старика-азиата в ярко-желтом  кимоно,
стоявшего на противоположной стороне улицы, и белый спутник старика  уже
шел по направлению к ним.
  У Спеска не было времени раздумывать, что делает  в  этом  районе  еще
один белый человек,- тот двигался слишком быстро.  Натан  выстрелил  еще
раз - прямо в надвигающуюся на него фигуру. Натан не мог промахнуться.
  И тем не менее парень оказался возле Натана и буквально прошел  сквозь
него еще до того, как эхо выстрела отзвенело в ушах Спеска. Движение рук
человека было почти незаметным, но они метнулись вперед и назад, и  пок-
рытый темными волосами череп Натана лопнул под кончиками пальцев  незна-
комца, а мозги вылетели через затылок, словно начинка из трубочки с кре-
мом.
  - Спасибо,- сказал Спеск.- Этот человек едва меня не убил!


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  - Всегда рад помочь чем могу,- сказал Римо блондину, державшемуся  по-
разительно спокойно для человека, которому насколько секунд назад грози-
ла смертельная опасность.
  Темноволосый коротышка с пистолетом удобно  и  навсегда  устроился  на
тротуаре, и никакие мысли его больше не беспокоили, поскольку его мысли-
тельный аппарат веером раскинулся по асфальту вокруг  головы.  На  улице
стоял неистребимый запах молотого кофе, по наблюдениям Римо свойственный
всем трущобам. Они пахнут кофе, прогорклым кофе, даже если его в  районе
никто не пьет. Ночная прохлада на Уолтон-авеню уже несла в себе  влажную
духоту - предвестник летней жары. Римо, как обычно, был  одет  в  легкие
брюки-слаксы, мокасины и футболку.
  - Как вас зовут?- спросил Римо.
  - Спеск. Тони Спеск. Я продаю электробытовые приборы.
  - А что вы делаете тут?
  - Да ехал себе по городу, и тут этот тип вломился  ко  мне  в  машину,
ткнул в затылок пистолет и велел ехать сюда. А когда увидел вас, то  по-
чему-то открыл пальбу. Так что спасибо тебе еще раз, дружище.
  - Не стоит благодарности,- сказал Римо. Блондин был  слишком  разодет.
Да еще в розовом галстуке.- Машина твоя?
  - Да,- ответил Спеск.- А ты кто? Из полиции?
  - Нет.
  - А вопросы задаешь, как полицейский.
  - Я еще и не такие вопросы могу задать. Вообще-то я продаю  желатин  и
клубнику в шоколаде и крем шоколадно-миндальный.
  - Ого?- выразил вежливое удивление Спеск.- Звучит заманчиво.
  - Но не так заманчиво, как тапиока,- сказал Римо.-  Тапиока  -  просто
сказка.
  Парень, разумеется, врет. Не затем он приехал в Штаты из Канады -  но-
мер у машины канадский,- чтобы торговать электроприборами. И  тот,  вто-
рой, вышел из машины не сразу после старины Тони Спеска, а  чуть  позже,
явно обеспечивая ему прикрытие. Это было очевидно, потому  что  крыши  и
окна окрестных домов интересовали его куда больше, чем человек,  который
сейчас изображал из себя его жертву.
  А потом он увидел Чиуна, резко развернулся и выстрелил. Выстрелил  без
всякой причины. Он не знал, ни кто такой Чиун, ни кто такой Римо. Просто
выстрелил. И это очень странно. Ясно  одно:  убитый  был  телохранителем
светловолосого Тони Спеска. В этом не могло быть никаких сомнении.
  - Помощь нужна?- спросил Римо.
  - Нет-нет. А тебе? Слушай, приятель, мне понравилось, как ты двигался.
Ты профессиональный спортсмен?
  - Вроде того,- сказал Римо.
  - Я могу предложить тебе вдвое против того, что тебе платят сейчас. Ты
уже не молод. Твоя карьера заканчивается.
  - В моем виде спорта,- сказал Римо,- начало карьеры  -  полсотни  лет.
Зачем я тебе?
  - Да я просто подумал, что человек с твоими способностями  может  сде-
лать хорошие деньги. Только и всего.
  - Слушай,- сказал Римо.- Я, конечно, не верю ни единому твоему  слову.
Но я слишком занят, чтобы долго разбираться с тобой, а потому  -  просто
затем, чтобы узнать тебя издалека при следующей встрече и,  может,  чуть
поубавить тебе прыти...- Римо очень нежно хлопнул правой ладонью  Спеска
по колену.
  И Спеск вдруг припомнил, как однажды у него на глазах лопнула гусеница
танка и отскочившим звеном перебило колено стоявшему  рядом  солдату.  И
голень оказалась соединенной с бедром одной узкой полоской  кожи.  Тогда
кусок железа летел с такой скоростью, что его почти не было видно.  Рука
этого парня двигалась еще быстрее, и Спеск почувствовал резкую,  опусто-
шающую боль в левом колене, но, даже падая на мостовую  и  задыхаясь  от
боли, он уже понимал, что должен заполучить этого парня для матери-Роди-
ны. Такой человек стоит куда больше, чем любая идиотская игрушка,  изоб-
ретенная тридцать лет назад. Спеску никогда не доводилось видеть,  чтобы
человек двигался так, как этот парень. Он двигался не лучше, чем другие;
он двигался совершенно иначе.
  И этот двадцатичетырехлетний офицер КГБ, самый молодой полковник в Ро-
ссии, оставшись практически без ноги, падая на тротуар, принял  решение,
какое не осмелился бы принять никакой другой полковник. Он решил заполу-
чить на службу Советской Родине этого парня. Может, тупицы чином повыше,
сразу этого не оценят, но рано или поздно даже они поймут, что этот  че-
ловек ценнее любых машин и приборов.
  Спеск пополз к машине, обливаясь слезами, и с трудом отъехал. Он  най-
дет в Нью-Йорке соотечественников, которые обеспечат ему  врачебную  по-
мощь. Оставаться здесь без Натана, со сломанной ногой было небезопасно.
  Римо вернулся к машине. Черный подросток скакал рядом, схватившись  за
запястье. Судя по всему, он попробовал дернуть  Чиуна  за  бороду  и,  к
своему разочарованию, тут же понял, что перед ним вовсе не немощный ста-
рый раввин.
  - До каких глубин пала твоя страна! Какая неописуемо ужасная низость!-
сказал Чиун.
  - Что случилось?
  - Это существо осмелилось прикоснуться к Мастеру Синанджу. Их что, ни-
когда не учили уважать старших?
  - Меня удивляет, что он до сих пор жив,- заметил Римо.
  - Мне не платят за уборку ваших улиц. Неужели тебя еще что-то  удержи-
вает в этой стране - стране, где дети смеют дотрагиваться до Мастера Си-
нанджу?
  - Папочка, меня действительно кое-что беспокоит в моей стране. Но  от-
нюдь не страх за твою жизнь. Есть другие люди, не обладающие твоим  мас-
терством, а потому - беззащитные. Смита заботит какая-то машинка,  кото-
рую кто-то там изобрел. А меня заботит нечто иное. Старая  женщина  была
убита, а никому до этого нет дела. Никому никакого дела,- повторил  Римо
и почувствовал, как горячая волна прилила к  голове  и  руки  задрожали,
словно его никто никогда не учил правильно дышать.- Так не должно  быть!
Это несправедливо. Это отвратительно.
  Чиун улыбнулся и многозначительно посмотрел на своего ученика.
  - Ты многому научился, Римо. Ты научился пробуждать свое тело для жиз-
ни, хотя большинство человеческих тел в этом мире проходят весь путь  от
утробы матери до могилы, так ни разу и не вдохнув жизнь  полной  грудью.
Вряд ли найдется в мире человек, который сравнится с тобой. Но в течение
всех долгих и долгих веков ни одному Мастеру Синанджу не удавалось  сде-
лать то, что хочешь сделать ты.
  - Что именно, папочка?
  - Положить конец несправедливости.
  - Я не надеюсь положить ей конец, папочка. Я просто хочу, чтобы ее бы-
ло поменьше.
  - Пусть будет достаточно того, что в  твоем  собственном  сердце  и  в
твоей родной деревне торжествует справедливость.
  И Римо понял, что сейчас он в очередной раз выслушает историю Синанджу
- как эта деревня была столь бедна, что в голодные годы нечем было  кор-
мить младенцев и их "отправляли спать" в холодные воды Западно-Корейско-
го залива. Как много столетий назад первый Мастер Синанджу начал  прода-
вать свои услуги земным владыкам. И как тем самым было  положено  начало
солнечному источнику всех боевых искусств, Дому Синанджу. И  как,  верно
служа монархам, каждый Мастер Синанджу спасал детей. Вот в чем для  Римо
должна состоять справедливость.
  - И каждое задание, которое ты исполняешь в совершенстве, кормит детей
Синанджу,- завершил рассказ Чиун.
  - Твоя деревня - орава неблагодарных бездельников,  и  ты  сам  знаешь
это,- сказал Римо.
  - Да, Римо, но это наши неблагодарные,- возразил Чиун и во мраке  ночи
поднял вверх длинный палец, подчеркивая значимость сказанного.
  Вокруг было темно потому, что обитатели квартала уничтожили все  улич-
ные фонари, как только сообразили, что алюминиевые детали можно  продать
в утиль. По телевидению была показана специальная программа, посвященная
темноте в бедных кварталах. Темнота называлась формой проявления геноци-
да - репрессивная система лишала негров источников света. Некий социолог
провел тщательное исследование и обвинил городские власти в  сговоре  со
скупщиками металлолома. В результате, утверждал он, специально  устанав-
ливаются такие фонари, которые легко сломать. "И снова негры  приносятся
в жертву ради сверхприбылей белых". Он не стал распространяться  о  том,
кто именно ломает фонарные столбы и кто платит налоги,  на  средства  от
которых эти столбы устанавливаются.
  Римо огляделся по сторонам. Чиун медленно покачал головой.
  - Я собираюсь выяснить, кто убил миссис Мюллер,- сказал Римо.
  - И что потом?
  - Потом я прослежу за  тем,  чтобы  справедливость  восторжествовала,-
заявил Римо.
  - Ай-ай-ай!- запричитал Чиун.- Что за бездарное применение сил для ас-
сасина! Моя ювелирная работа, мое драгоценное время - и все это тратится
в порыве эмоций.
  Обычно, столкнувшись со столь ярким проявлением глупости Запада,  Чиун
отгораживался от Римо завесой молчания. Но на этот раз он не  стал  мол-
чать. Он спросил, какую справедливость ищет Римо.  Если  старушку  убили
молодые люди, то они отняли у нее всего несколько лет жизни. И стоит  ли
за это отнимать многие годы их молодых жизней? Это будет несправедливо.
  Тело человека, которого убил Римо, лежало на тротуаре. Полиция  прибу-
дет утром, подумал Римо. Кое-кто из окрестных жителей видел, как  я  его
убил, значит, кто-то мог видеть и то, как убийцы или убийца  выходил  из
дома миссис Мюллер. А если это была целая банда, то кто-то из них навер-
няка разболтал об этом.
  Смит сообщил некоторые подробности о приборе, который они  ищут,  и  о
работе Герда Мюллера в Германии. О смерти старушки он сказал лишь  одно:
ее явно убили случайные люди.
  - Эй, вы!- окликнул Римо какую-то толстуху, высунувшуюся из  окна.  Ее
огромные шаровидные груди покоились на толстых черных скрещенных руках.-
Вы здесь живете?
  - Не. Я просто прихожу смотреть, как живут цветные.
  - Я хочу заплатить за информацию.
  - Брат,- сказала женщина глубоким гортанным  голосом.-  Такой  человек
всегда найдет друзей.
  Римо протянул пятерку, деньги были приняты, и  женщина  спросила,  где
остальное. Римо поднес две стодолларовые бумажки к самому ее  лицу.  Она
попыталась схватить деньги, но Римо опустил их и снова поднял, и ей  по-
казалось, будто деньги уже были у нее в руках, а потом на мгновение рас-
таяли в воздухе. Это ее так удивило, что она попыталась еще раз. А потом
еще.
  - Как ты это делаешь?- спросила женщина.
  - У меня есть чувство ритма,- ответил Римо.
  - А что хочешь знать?
  - Здесь жила одна старая женщина, белая женщина.
  - Ага. Миссис Мюллер.
  - Точно.
  - Убили. Я знаю, это она, ты ее ищешь. Все спрашивают.
  - Знаю, знаю. Но вы не видели никого, кто в тот день входил  к  ней  в
дом? Что говорят соседи?
  - Ну, об этом меня уже спрашивали. Вот. Но я не дура. Ничего не сказа-
ла. Смешно - спрашивают, спрашивают, а это - простое убийство.
  - Вы ее знали?
  - Не. Белые редко выходят из дому. Только в безбожные часы.
  - Безбожные часы? Это когда?- удивился Римо.
  - Девять утра,- пояснила женщина.
  - А вы не знаете, чей это район? Какой банды? Может, они знают больше.
Я хорошо плачу.
  - Хочешь знать, кто убил, белый мальчик?
  - Именно этого я и хочу.
  - "Лорды".
  - Вы точно знаете?
  - Все знают. "Лорды", это их улица. Они хозяева. Их  участок.  И  тебя
убьют, белый мальчик. Лучше зайди в дом. И твой смешной желтый  приятель
тоже.
  Римо снова поднял деньги и на этот раз позволил женщине  схватить  их.
Но свой конец бумажек он не отпускал.
  - А почему вы можете высовываться из окна, не боясь держать его откры-
тым, и все такое?- спросил он.
  - Я черная.
  - Нет,- возразил Римо.- Шпану это не остановит.  Они  убивают  любого,
кто слабее их, и цвет кожи вас не спасет.
  - Я черная, и я разнесу башку любому,- заявила женщина и  достала  из-
под подоконника обрез охотничьего ружья.- Вот мой спаситель. Четыре года
назад я одному отстрелила яйца. Валялся вон там на тротуаре и выл. А по-
том я еще плеснула ему в глаза щелока.
  - Чего?- Римо не верил своим ушам.
  - Кипящего. Лучшее средство. У меня все время горшок на плите. А белые
- только посмотри на них! Не ведут себя так, как уважаемые люди. Я  чер-
ная. Я говорю, как говорят на улице. Отстрелила яйца и - щелок в рожу, и
с тех пор живу спокойно. А ты и твой смешной дружок - лучше  зайдите  на
ночь. А то будешь сам, как тот белый, которого ты убил. Тут больше белых
не осталось, как раньше. Нет, сэр.
  - Спасибо, бабуля, но я рискну. Итак, "Лорды", вы говорите?
  - "Саксонские Лорды".
  - Еще раз спасибо.
  - Полиция знает. Они знают, кто убил. Те, что забрали тело. Очень  ра-
но, я еще не встала. Они приехали и совершили варварство. Там, в переул-
ке. Там раньше был переулок, а теперь нет. Дом снесли. Но тогда был  пе-
реулок. А мальчишки - они еще не легли спать. И они  ничего  плохого  не
хотели. Они не знали, что полиция, думали - просто белые. А эти соверши-
ли жестокость и попали парню в руку. Вот варварство!
  Римо не интересовали подробности акта варварства полиции по  отношению
к черному парню, пытавшемуся отнять у полицейского пистолет.
  - А вы знаете, кто из полицейских  знает  того,  кто  убил  старушку?-
спросил он.
  - Я не знаю легавых по имени. Не вожусь с ними. У меня нет наркотиков,
нет притона.
  - Спасибо, мэм, и приятного вам вечера.
  - Ты симпатичный парень. Побереги шкуру, слышь?
  Этот полицейский участок в Бронксе носил прозвище Форт  Могикан.  Окна
его были забаррикадированы мешками с песком. Когда Римо подошел  к  зда-
нию, из бокового переулка выехала патрульная машина с торчащими из  окон
"Калашниковыми" и с ручными гранатами на приборной доске.
  Римо постучал в запертую дверь участка.
  - Приходите утром,- раздался голос из-за двери.
  - ФБР,- произнес Римо и перебрал пальцами пачку удостоверений, которую
всегда носил с собой.
  Он нашел удостоверение агента ФБР со своей фотографией и поднес его  к
глазку двери.
  - Ну, ФБР, и чего ты хочешь?
  - Хочу зайти и поговорить,- сказал Римо.
  Чиун огляделся по сторонам с видимым презрением.
  - Признаком цивилизованности,- сказал Чиун,- является то, как мало на-
до людям знать о средствах самозащиты.
  - Тс-с-с,- зашипел Римо.
  - С тобой кто-то есть?
  - Да,- ответил Римо.
  - Отойдите на пятьдесят ярдов, или мы откроем огонь.
  - Я хочу поговорить с вами.
  - Это полицейский участок города Нью-Йорка. Мы открываемся для посети-
телей только в девять утра.
  - Я из ФБР.
  - Тогда подключись к нашим телефонам из города.
  - Я хочу поговорить с вами лично.
  - Патруль вернулся благополучно?
  - Патрульная машина, что ли?
  - Да.
  - Тогда да.
  - Как вам удалось добраться сюда среди ночи?
  - Нормально,- сказал Римо.
  - У вас что, конвой?
  - Никакого конвоя. Мы одни.
  - Оглядитесь по сторонам. Никого вокруг нет? За вами никто не следит?
  Римо огляделся по сторонам.
  - Нет. Никого,- сообщил он.
  - О'кей. Заходите. Только быстро.
  Дверь приоткрылась, и Римо протиснулся в щель. Чиун - за ним.
  - Что это за старик? Фокусник? Тогда ясно. Это он вас сюда  доставил,-
сказал полицейский.
  Волосы у него были темные, а лицо избороздили морщины, наложенные воз-
растом и постоянным напряжением. Рука его лежала на рукоятке  пистолета.
Его очень заинтересовало, что это за старик в  странном  одеянии.  И  не
прячет ли он под одеждой оружие. Он решил, что старик - волшебник, иначе
этим двоим не удалось бы живым добраться до Форта Могикан.  Звали  поли-
цейского сержант Плескофф. Он получил звание сержанта за то, что за  все
время службы не выстрелил ни в  одного  так  называемого  "представителя
Третьего мира". Он многое знал о преступлениях и преступниках. Он  видел
сотни ограблений и двадцать девять убийств. И был очень близок  к  тому,
чтобы произвести свой первый в жизни арест.
  Это был американский полисмен новой формации  -  не  громила-расист  с
бульдожьим лицом и  тяжелым  подбородком,  а  человек,  способный  вести
диалог с жителями. Своим подчиненным сержант Плескофф тоже нравился.  Он
следил за тем, чтобы их ведомости на жалованье всегда были в порядке,  и
не был одним из тех ограниченных, старомодных зануд-сержантов,  которые,
посылая вас на дежурство, в самом деле надеются, что вы не покинете пре-
делов штата Нью-Йорк.
  Сержант ждал, не выпуская Римо и Чиуна из поля обстрела  двух  пулеме-
тов, установленных на столах возле двери.
  Римо показал свое удостоверение.
  - Вы, вероятно, не знаете, что тем домом  на  Уолтон-авеню  занимается
ЦРУ,- сообщил Плескофф.
  - Я здесь не по поводу дома на Уолтон-авеню. Я здесь по поводу  убитой
женщины. Старой женщины. Белой женщины.
  - Ну, это уж слишком!- сердито воскликнул Плескофф.- Приходишь в такой
район и ожидаешь, что полицейский участок будет открыт  среди  ночи,  да
еще спрашиваешь насчет убийства какой-то  старой  белой  женщины.  Какой
именно старой белой женщины?
  - Старой белой женщины, которую привязали к кровати и замучили до сме-
рти.
  - Какой именно старой белой женщины, которую привязали к кровати и за-
мучили до смерти? Ты что, думаешь, я гений и должен помнить всех  белых,
убитых на моем участке? У нас для этого есть компьютеры. Мы тебе не  ка-
кие-нибудь старомодные полицейские, которые теряли  хладнокровие  только
из-за того, что кого-то замучили до смерти.
  Плескофф закурил сигарету. Зажигалка у него была золотая.
  - Можно мне задать вопрос? Я знал на  своем  веку  множество  полицей-
ских,- сказал Римо,- но ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из них  раз-
говаривал так, как вы. Чем вы тут занимаетесь?
  - Мы пытаемся строить между полицией   и   местными   жителями   такие
взаимоотношения, чтобы они отвечали чаяниям и стремлениям  общины.  И  я
могу гарантировать, что каждый сотрудник моего отделения отдает себе от-
чет в том, каковы чаяния представителей Третьего мира и как... Послушай,
не стой перед дверью! Иногда они стреляют через глазок.
  - Снаружи никого нет,- сказал Римо.
  - Откуда ты знаешь?
  - Знаю,- сказал Римо.
  - Удивительно. В мире вообще много  удивительного.  На  днях  я  видел
странные узоры на бумаге. Знаешь, что это было? У человека на подушечках
пальцев всегда есть какое-то количество жира, и если  ты  к  чему-нибудь
прикоснешься, то оставишь след. Похоже, как если бы Ренуар линейным спо-
собом изобразил суданскую скульптуру,- сказал Плескофф.
  - Это называется отпечатки пальцев,- сообщил ему Римо.
  - Я не читаю детективных романов,- заявил  Плескофф.-  Это  расистская
литература.
  - Я слышал, вы в участке знаете, кто убил старую белую женщину, миссис
Герд Мюллер с Уолтон-авеню.
  - Уолтон-авеню? Тогда это либо "Саксонские Лорды", либо "Каменные шей-
хи Аллаха". У нас прекрасная программа взаимоотношений с людьми из Трет-
ьего мира. Мы не только пытаемся угадать их интересы, мы служим  вырази-
телями их интересов. У нас прекрасная образовательная программа, расска-
зывающая о многовековой эксплуатации и угнетении чернокожего  населения.
Но нам пришлось ее приостановить из-за Управления здравоохранения штата.
  - А что они натворили?- поинтересовался Римо.
  - Типичные белые расисты. О чем они думали? Объявили, что покупают че-
ловеческие глаза для какого-то банка органов. Разве они понимали,  разве
их заботило, какое воздействие это окажет на юных непосредственных пред-
ставителей Третьего мира? Нет. Просто взяли и объявили, что  будут  пла-
тить за доставленные им человеческие глаза. Даже не  потрудились  упомя-
нуть, что будут покупать глаза только умерших людей. И вот наша програм-
ма рухнула.
  - Не понял,- сказал Римо.
  - Лейтенант полиции, который читал лекцию о том, как белые всегда гра-
били черных, пришел сюда и принес пару глаз. Их швырнул ему в лицо  чер-
нокожий юноша, поверивший обещаниям Управления здравоохранения. Вся  эта
история сильно подпортила наши взаимоотношения с местным населением.
  - Какая история?- продолжал недоумевать Римо.
  - Управление здравоохранения в очередной раз обмануло Третий мир и ни-
чего не заплатило за глаза.  Гордый  юный  чернокожий  афро-американский
представитель Третьего мира безрассудно доверился белым  и  принес  пару
свежедобытых глаз, а медицинский центр унизил его,  отказавшись  их  ку-
пить. Юноше сказали, что не платят за глаза, изъятые у живого  человека.
Представляете, до чего дошел расизм! Ничего удивительного, что  черноко-
жее сообщество пришло в ярость.
  Сержант Плескофф продолжал распространяться об угнетении Третьего мира
и показал Римо компьютерную систему, благодаря которой эффективность ра-
боты на его участке была на двадцать процентов выше, чем где-либо еще  в
Нью-Йорке.
  - Наш район находится на переднем крае борьбы с преступностью.  Именно
поэтому федеральное правительство выделило нам дополнительные ассигнова-
ния.
  - И как конкретно вы боретесь?- спросил Римо, не заметивший вообще ни-
какой борьбы.
  - Во-первых, благодаря этим деньгам у нас теперь по всему району  кур-
сируют фургоны с фонограммами, в которых убедительно  доказывается,  что
молодежь Третьего мира является жертвой угнетения и эксплуатации со сто-
роны белых.
  - Вы ведь белый, верно?- заметил Римо.
  - Абсолютно,- подтвердил Плескофф.- И стыжусь этого.- Казалось, он го-
рдится тем, что стыдится.
  - Почему? Вы не виноваты в том, что вы белый. То же относится и к чер-
ным,- сказал Римо.
  - И к прочим подобным низшим расам,- добавил Чиун, чтобы  эти  расисты
американцы не вздумали смешивать свои низшие расы с высшей,  то  есть  с
желтой.
  - Я стыжусь потому, что мы в огромном долгу перед великой  черной  ра-
сой. Послушай,- добавил Плескофф доверительно,-  я  ведь  не  знаю  пра-
вильных ответов на все вопросы. Я простой полицейский. Я исполняю прика-
зы. Есть люди поумнее меня. Я должен давать такие ответы, каких от  меня
ждут,- тогда я получу повышение. Если же, не  дай  Бог,  я  когда-нибудь
пророню хоть слово о том, что приезд черной семьи в ваш квартал - это не
милость Аллаха, то меня вышвырнут. Сам я живу в Аспене, штат Колорадо.
  - Почему так далеко?
  - Лишь бы подальше отсюда. Я бы поселился на Юге, да там  все  слишком
переменилось после Гражданской войны,- сказал Плескофф.- Между  нами,  я
всегда болел за повстанцев, когда смотрел фильмы о войне. Тебе не жалко,
что мы победили?
  - Я хочу знать, кто убил ту старую женщину, миссис Герд Мюллер, с Уол-
тон-авеню,- в который раз повторил Римо.
  - А я и не знал, что ФБР занимается убийствами. Разве это дело общена-
ционального масштаба?
  - Да, это дело общенационального масштаба. Это самое  важное  дело  за
последние двести лет. Оно имеет отношение к вечным устоям нашего  общес-
тва. Старые и слабые должны находиться под защитой молодых и сильных. До
самого недавнего времени именно это считалось главным признаком  цивили-
зованности. Может быть, мне платили именно за то, чтобы  я  защитил  эту
старую женщину. Может быть, те гроши, которые она доставала из своей су-
мочки, чтобы выплатить жалованье мне, тебе,- может быть, эти  гроши  как
раз для того и были предназначены, чтобы ее убийца теперь  не  отделался
беседой с психиатром, если случится невероятное и  его  арестуют.  Может
быть, эта старая белая женщина и есть та последняя капля, после  которой
народ Америки скажет, наконец: "Хватит!"
  - Черт, это проникает в душу,-  признался  Плескофф.-  Честно  говоря,
иногда мне и самому хочется защищать стариков. Но если ты полицейский  в
Нью-Йорке, ты не можешь делать все, что тебе вздумается.
  Плескофф показал Римо гордость участка, главное оружие в широкомасшта-
бной битве с преступностью, на которое федеральное правительство выдели-
ло семнадцать миллионов долларов. Это был компьютер ценой в четыре с по-
ловиной миллиона.
  - И что он делает?
  - Что делает?- с гордостью переспросил Плескофф.- Ты говоришь, что хо-
чешь узнать об убийстве миссис Герд Мюллер?
  Плескофф, мурлыча что-то себе под нос, нажал несколько клавиш.  Машина
выплюнула несколько белых карточек в металлический поддон. Они  улеглись
веером: двадцать карточек - двадцать смертей.
  - Что ты так опечалился?- спросил Плескофф.
  - Это все убитые в городе пожилые люди?- спросил Римо.
  - Нет-нет,- заверил его Плескофф.- Это только Мюллеры. Если бы ты  за-
казал Шварцев или Суини - тогда мы бы могли сыграть в бридж этими карто-
чками. Римо отыскал карточки с именем миссис Мюллер и ее мужа.
  - Убийство? Он тоже попал в список убитых?- спросил он сержанта.
  Плескофф взглянул на карточку и пожал плечами.
  - А, понятно. Иногда приходится иметь дело с этим устаревшим подходом,
когда, говоря об убийстве, люди  пользуются  такими  старомодными  поня-
тиями, как жертва, преступление, убийца. Знаешь, эта старая логика: пре-
ступник совершает преступление, хватайте преступника. Эта старая,  чисто
животная, безответственная реакция, которая часто приводит к таким  жес-
токостям, как бесчинства полиции.
  - Что вы имеете в виду?- спросил Римо.
  - Я имею в виду, что этот полицейский, этот расист и реакционер,  нап-
левав на интересы Управления полиции и своего участка, неправомерно кла-
ссифицировал смерть Герда Мюллера как убийство. А это был сердечный при-
ступ.
  - Так мне говорили,- сказал Римо.- И так я думал.
  - Так думали все, кроме этого расиста. Это был сердечный приступ, выз-
ванный проникновением ножа в сердце. Но ведь ты же знаешь, какое  отста-
лое мышление у этих старомодных полицейских-ирландцев. К счастью, теперь
они организовали свой профсоюз и он взялся их просвещать. Нынче  они  не
так часто срываются. Разве только по решению профсоюза.
  - Знаете что?- вдруг сказал Римо.- В очень скором времени вам придется
опознать преступника. Сейчас вы отведете меня к "Саксонским  Лордам".  И
вы опознаете убийцу.
  - Ты не можешь заставить меня это сделать. Я нью-йоркский полисмен.  У
нашего профсоюза очень твердые правила, и я их придерживаюсь.
  Римо сжал мочку  правого  уха  сержанта  и  повернул.  Сержанту  стало
больно. Лицо его исказила гримаса, похожая на улыбку. Потом он заплакал.
Крупные слезы выступили у него на глазах.
  - За нападение на полицейского полагается  суровое  наказание,-  зады-
хаясь, произнес он.
  - Обещаю, что когда среди этих останков города я отыщу настоящего  по-
лицейского, то не стану на него нападать.
  Римо потащил рыдающего сержанта к выходу из здания  участка.  Полицей-
ские возле пулеметов пригрозили, что будут стрелять. На этот раз  у  них
были для этого законные основания.
  - Ты думаешь, что напал на рядового гражданина?!- орал один  из  них.-
Это полицейский, а значит, ты совершаешь преступление. За  кого  ты  его
принимаешь? Что это - раввин или пастор? Это полицейский. Закон гаранти-
рует безопасность полицейских.
  Римо заметил, как на синих брюках сержанта  расплылось  темное  пятно.
Нью-йоркский полицейский с ужасом понял, что сейчас ему придется  пройти
по улице после наступления темноты.
  Ночь принесла прохладу. Едва они вышли из здания, дверь  захлопнулась,
и ее заперли изнутри.
  - О Боже, что я сделал? В чем я провинился?- стонал сержант Плескофф.
  Чиун хихикнул и сказал Римо по-корейски, что он пытается побороть вол-
ну, вместо того чтобы плыть вместе с ней.
  - Если я утону, то не один, папочка, мрачно ответил Римо.


ГЛАВА ПЯТАЯ

  Держать человека за ухо так, что еще чуть-чуть - и оно оторвется, куда
надежнее, чем лошадь за  поводья.  К  тому  же  это  весьма  эффективное
средство получения информации. Пусть хозяин уха испытывает легкую боль -
очень больно делать не надо,- и он начнет отвечать на ваши вопросы. Если
он явно лжет, добавьте немного боли, и тогда он сам превратит свое  тело
в детектор лжи. Тут нужна не сила, а точный расчет.
  Сержант Плескофф -  его  правое  ухо  по-прежнему  было  зажато  между
пальцами Римо - решил, что ночью улицы выглядят весьма странно.
  - Считай, что ты в дозоре,- сказал Римо.- Сейчас будешь  патрулировать
свой участок.
  Три черные тени копошились возле одного из домов.  Темнокожая  девушка
крикнула:
  - Ма, это я! Впусти меня, слышь?
  Другой тенью был молодой негр. Его рука, сжимавшая дешевую  ножовку  с
рукоятью наподобие пистолетной, находилась у горла девушки.
  - Совершается преступление,- прошептал Римо, указывая на противополож-
ную сторону улицы.
  - Да. Плохие жилищные условия  -  преступление  против  представителей
Третьего мира.
  - Нет,- поправил Римо.- Ты не экономист. Ты не эксперт по жилищной по-
литике. Ты полицейский. Смотри лучше. Парень держит пилу у горла  девуш-
ки. Это как раз для тебя.
  - Интересно, зачем он это делает?
  - Нет, не то. Ты не врач-психиатр,- снова возразил Римо и повернул ухо
сержанта до критической точки.- Думай дальше. Что ты должен сделать?
  - Пикетировать муниципалитет с требованием создать рабочие  места  для
афро-американской молодежи?
  - Мимо,- сказал Римо.
  - Провести антирасистскую демонстрацию?- предположил сержант  Плескофф
в промежутке между приступами боли.
  - Никакого расизма в данном случае, сержант Плескофф. И жертва, и пре-
ступники - все черные,- сказал Римо.
  Один из бандитов заметил Римо, сержанта и Чиуна. Очевидно,  он  решил,
что троица не стоит его внимания, и снова повернулся  к  двери,  ожидая,
пока мать девушки откроет ее.
  - Ну ладно, старуха,- сказал негр постарше. Настало время  для  прямых
угроз.- Щас мы распилим Дельфинии горло. Слышь? Открывай дверь и задирай
юбку. Сыграем в папу-маму. Будет ночь удовольствий вам обеим.
  - Итак, очевидно: попытка группового изнасилования, вполне вероятно  -
ограбление и, я бы сказал, очень возможно, что и убийство,-  резюмировал
Римо.- А ты, Чиун?
  - Что я?- спросил Чиун.
  - Ты бы так не сказал? Я правильно назвал состав преступления?
  - Преступление - это юридический термин,- сказал Чиун.- Я  вижу  двоих
мужчин, совершающих насилие в отношении девушки. Кто знает, какое у  нее
есть оружие? Никто. Чтобы вынести окончательный вердикт, я должен  точно
отделить правду от лжи, а я знаю только одну правду: как  правильно  ды-
шать, двигаться и жить. Итак, правы ли они? Нет, они все не правы, пото-
му что дышат неправильно, а движутся в полусне.- Так завершил свою  речь
мэтр Чиун, президент Коллегии адвокатов и Генеральный прокурор  в  одном
лице.
  - Ну вот, видишь?- Сержант Плескофф сделал еще одну попытку  увильнуть
от ответственности.
  - Ты должен арестовать их,- велел Римо.
  - Их двое, я один.
  - У тебя пистолет,- напомнил Римо.
  - Арестовать - и подвергнуть опасности мою пенсию, выслугу  лет,  бес-
платную форменную одежду и все прочее? Они не нападают на  полицейского.
Эта девушка слишком молода, чтобы быть полицейским.
  - Или ты применишь оружие против них, или я применю его против  тебя,-
сказал Римо и отпустил ухо сержанта.
  - Ага, ты нападаешь на полицейского и  угрожаешь  его  жизни!-  заорал
Плескофф и выхватил пистолет.
  Пальцы крепко вцепились в черную рукоятку  полицейского  кольта  38-го
калибра. Револьвер был заряжен великолепными тяжелыми свинцовыми пулями,
с надрезом посередине наподобие пули "дум-дум",  способными  разнести  в
клочья физиономию противника Плескоффа. Применение таких пуль было  зап-
рещено не только при охране порядка в Нью-Йорке, но и, согласно междуна-
родной Женевской конвенции, в военных целях во  всем  мире.  Но  сержант
Плескофф знал, что пользуется оружием  только  для  самообороны.  Оружие
необходимо, когда покидаешь пределы Аспена, штат Колорадо. Он всегда вы-
ступал в поддержку законов, запрещающих ношение оружия, потому  что  это
позволяло ему быть на хорошем счету у начальства. Какая разница -  зако-
ном больше, законом меньше. Это - Нью-Йорк. Здесь огромное множество за-
конов, самых гуманных законов во всей стране. Но действует  только  один
закон, и сейчас сержант Плескофф собирался провести его в  жизнь.  Закон
джунглей. На него напали, ему чуть было не оторвали ухо, ему угрожали, и
сейчас этот свихнувшийся тип из ФБР заплатит за это.
  Но револьвер словно бы выплыл из его руки, а  пальцы  судорожно  сжали
воздух. Парень из ФБР, одетый слишком небрежно для агента ФБР, вроде  бы
поднырнул под револьвер, слился с ним - и вот уже револьвер у него в ру-
ках. И он протянул его сержанту, и Плескофф взял револьвер, и снова  по-
пытался выстрелить, и у него опять ничего не вышло.
  - Или они, или ты,- сказал Римо.
  - Резонно,- согласился сержант Плескофф, все же не до конца уверенный,
не сочтет ли комиссия, проводящая служебное расследование, данный случай
превышением необходимой обороны.
  Расстояние вполне позволяло  произвести  прицельный  выстрел.  Ба-бах!
Негр повыше упал, голова его дернулась, как у куклы-марионетки. Бах! Ба-
-бах! Выстрел перебил позвоночник второму бандиту.
  - Я хотел, чтобы ты их арестовал,- сказал Римо.
  - Знаю,- ответил сержант Плескофф как бы в полусне.- Но  я  испугался.
Сам не знаю почему.
  - Все о'кей, ма!- крикнула девушка. Дверь распахнулась, и наружу  выг-
лянула женщина в голубом халате.
  - Слава Богу! Ты в порядке, детка?- спросила она.
  - Полицейский. Это он,- ответила девушка.
  - Храни вас Господь, мистер!- крикнула женщина, впустила дочь  в  дом,
заперлась на несколько замков и забаррикадировала дверь изнутри.
  Сержант Плескофф испытал странное чувство. Он не мог определить, какое
именно.
  - Гордость,- подсказал ему Римо.- Иногда с полицейскими такое случает-
ся.
  - Знаешь,- возбужденно сказал Плескофф,- я и еще кое-кто из моих ребят
могли бы в часы, свободные от дежурства, ходить по улицам и делать  что-
то подобное. Разумеется, не в форме, а то на нас  донесут  комиссару.  Я
знаю, раньше некоторые полицейские старой закалки занимались такими  де-
лами - ловили грабителей, воров и, если надо, выпускали кишки  тем,  кто
мешал людям спокойно жить. Даже если нападали не на  полицейских.  Пошли
за Саксонскими Лордами!
  - Я хочу выяснить, кто прикончил миссис Мюллер. Поэтому мне надо пого-
ворить с ними,- предупредил его Римо.- Мертвые не разговаривают.
  - Ну их в задницу!- заявил Плескофф.- Перестрелять - всех до одного!
  Римо отобрал у него револьвер.
  - Не всех. Только плохих.
  - Верно,- согласился Плескофф.- Можно, я перезаряжу?
  - Нельзя,- сказал Римо.
  - А знаешь, мне, может статься, за это даже ничего не будет. Людям со-
всем не обязательно знать, что именно полицейский помешал  ограблению  и
изнасилованию. Пусть думают, будто это дело рук родственников, а  может,
эти ребята не уплатили мзду мафии. Тогда вообще никто никакого  шума  не
поднимет.
  От этой мысли Плескофф несколько приободрился. Он не был  твердо  уве-
рен, не проболтаются ли женщины. Но если хоть  одно  словечко  достигнет
ушей преподобного Джосайи Уодсона и Совета чернокожих священников - тог-
да не видать Плескоффу отчислений из пенсионного фонда. Его  могут  даже
уволить.
  Если это произойдет, он в крайнем случае может  открыть  свое  дело  и
предложить гражданам вооруженную охрану. Если дело выгорит - ну  что  ж,
тогда безоружные люди снова смогут ходить по улицам  Нью-Йорка.  Он  еще
дока не знал, как назвать свою новую фирму, но ведь всегда  можно  обра-
титься в рекламную компанию. К примеру, так - "Квартал-защита". Все  жи-
тели квартала стали бы сообща оплачивать эти услуги. Можно было бы  даже
придумать для сотрудников особую форму. Тогда бы преступники знали,  что
им больше не позволят причинять вред жителям квартала.  Идея  сногсшиба-
тельная, решил про себя сержант Плескофф, и, видит Бог, такая фирма про-
сто необходима городу Нью-Йорку!
  У высокого забора, окружавшего залитый бетоном школьный двор,  сержант
Плескофф заметил синие джинсовые куртки Саксонских Лордов. Двадцать  или
тридцать темных силуэтов двигалось вдоль забора. Сержанту вовсе не нужно
было читать надписи у них на спинах, даже если бы он и мог это сделать в
такую темную ночь. Куртки были, можно сказать, униформой Саксонских Лор-
дов. Сначала он испытал страх от того, что оказался на этой улице без их
разрешения, но вспомнил, что у него есть револьвер и им можно воспользо-
ваться. Человек, который предъявил удостоверение сотрудника ФБР,  протя-
гивал ему револьвер. Плескофф спросил, можно ли его перезарядить.
  - Это Саксонские Лорды?- спросил Римо.
  - Да. Мой револьвер, пожалуйста,- попросил Плескофф.
  - Если пустишь его в ход без разрешения, тебе  придется  его  съесть,-
предупредил Римо.
  - Справедливо,- согласился Плескофф.
  Мозг его лихорадочно  перебирал  безграничные  возможности  уникальной
операции "Квартал-защита". Люди, защищающие жителей, могли бы  тоже  хо-
дить по улицам с оружием. Как он сейчас. Людям  в  форме,  выходящим  на
улицу с оружием в руках для защиты мирных граждан, можно дать  какое-ни-
будь броское наименование, думал полисмен. Он не  мог  сразу  придумать,
какое именно, и вставил патроны в барабан револьвера.
  Чиун внимательно посмотрел на американского полисмена, потом на группу
молодых людей. Парни шли с наглой самоуверенностью, свойственной уличным
хулиганам во всем мире. Для людей  естественно  стремление  сбиваться  в
стадо, но, хотя при этом возрастает их общая сила, но  мужество  каждого
отдельного человека уменьшается.
  - Вы кто есть такое?- крикнул самый высокий парень.
  Для Чиуна и Римо это было знаком того, что у банды на самом  деле  нет
никакой согласованности в действиях.  Если  вожаком  является  тот,  кто
больше всех, значит, чтобы стать первым, он использовал физическую силу,
а не ум и не хитрость. Такая банда подобна сборищу незнакомых людей.
  - Ты хочешь знать, кто я такой?- поправил Римо.
  - Кто есть такое? Я так говорил,- сердито повторил верзила.
  - Ты хочешь знать, кто я. А я хочу знать, кто ты,- сказал Римо.
  - Эта тип плохо оспитан,- заявил верзила.
  - Может быть, "воспитан"?- спросил Римо.
  Парень, похоже, имел в виду именно это.
  - Дай я его прикончу,- прошептал сержант Плескофф.
  - Сержант, ты им не говорить, кто такие Саксонские  Лорды?-  выкрикнул
парень на неудобоваримом уличном наречии.- Эй, с  тобой  косоглазый!  На
нашей улице нет фонарей. Это потому белые угнетатели  делают  жестокость
нам - людям Третьего мира. Я буду английский  профессор,  когда  научусь
читать. Начальник кат... кар... кафедры. Им нужно ниггеров.  Это  закон.
Английская кафедра, самая здоровенная в мире. Черные сделали  английский
язык, белые украли. А ты, вонючка. проваливай!
  - Мне не совсем ясно, о чем ты говорил, но насчет  вонючки  я  понял,-
сказал Римо, воткнул два пальца правой руки парню в пупок, нащупал  поз-
воночный столб и переломил его.
  Воздух со слабым свистом вырвался из пробитых  легких.  Темная  фигура
перегнулась пополам, косматая голова ткнулась прямо в ребристые  резино-
вые подошвы новеньких кроссовок. С внутренней стороны ступни на кроссов-
ках были маленькие красные звездочки. Если бы зрение высокого негра  еще
не отказало, то он мог бы рассмотреть прямо под этими  звездочками  над-
пись: "Сделано на Тайване".
  Слух предводителя Лордов также больше не работал, и потому он не зафи-
ксировал громко прозвучавший в прохладной предрассветной мгле стук паде-
ния на мостовую пистолета 45-го калибра. Пистолет выпал из его собствен-
ной правой руки.
  - Чего там? Чего случилось?- раздались голоса юных Саксонских  Лордов,
увидевших, как от их лидера вдруг осталась только половина,  а  потом  и
она медленно упала вперед, так что, когда он окончательно  упокоился  на
мостовой, ноги его аккуратно лежали поверх туловища.
  - Мертвый?- простонал кто-то.- Этот тип сделал жестокость нашему  бра-
ту.
  - Убей его!- крикнул другой.- Видал я таких! Белая вонючка и с ней се-
ржант Плескофф. Эй, Плескофф, у тебя что в руках?
  - Не надо,- прошептал Римо сержанту.- Еще рано.
  В банде было еще два пистолета калибром поменьше. Римо  отобрал  их  у
владельцев, прибегнув к довольно болезненным  приемам.  Когда  четвертый
член банды забился в конвульсиях, призывы к кровавой мести  поутихли.  А
когда пятая копна в стиле "афро" соскочила с плеч, как взбесившаяся шва-
бра на тугой пружине, настроение юнцов изменилось кардинальным  образом.
Угрозы сменила покорность, поведение господина - поведение раба, картин-
ные наглые позы - "нет, сэр", "да, сэр" и почесывание в  голове.  И  вот
они уже стоят, тихие и мирные в четыре утра, послушные и никого не  тро-
гают. Они только и ждут, чтобы показался какой-нибудь симпатичный  белый
старичок, и они бы ему помогли. Дас-сэр.
  - Выверните карманы и руки на забор!-  скомандовал  сержант  Плескофф,
улыбаясь, в полном экстазе.- Жаль, что я не захватил пар  двадцать  этих
штучек. Таких, чтоб надеть им на запястья и запереть. Как их  там  назы-
вают?
  - Наручники,- подсказал Римо.
  - Да, точно. Наручники,- вспомнил Плескофф.
  Римо задал вопрос о срытом до основания здании. Про здание никто ниче-
го не знал. Тогда Римо сломал палец. И быстро выяснилось, что дом  нахо-
дился на территории Саксонских Лордов, что балда наведывалась к Мюллерам
несколько раз, что мужчину зарезали, но никто из присутствующих не  имел
отношения к кровавому финалу миссис Мюллер. Боже правый, нет.  Никто  из
них на такое не способен.
  - Что, другая банда?- спросил Римо.
  - Нет,- был ответ.
  Римо сломал еще один палец.
  - Ну, так как?- сказал он.- Кто убил мистера Мюллера? Кто пришил  ста-
рика?
  Парни вполголоса посовещались, какого именно белого старика Римо имеет
в виду.
  - Который плакал, кричал и умолял больше не бить? Этот  белый  старик?
Или который напустил на ковер лужу крови?
  - Тот, что говорил с немецким акцентом,- сказал Римо.
  - А, точно. Который говорила смешно,- вспомнил один.
  Насколько Римо смог себе уяснить, в том здании было два белых старика.
Первого Саксонские Лорды убили, потому что он не хотел им показать,  где
лежит шприц для инъекций инсулина. Второй, когда увидел, что они вот-вот
вломятся в его квартиру, предпринял отчаянную попытку оказать  сопротив-
ление.
  Один из парней широко ухмыльнулся, вспомнив, как семидесятилетний ста-
рик пытался драться с ними.
  - Ты был там?- спросил Римо.
  - Ага. Вот забава была с этим стариком.- Парень ухмыльнулся.
  - В следующий раз поищи для забавы кого-нибудь помоложе,- сказал  Римо
и стер ухмылку, рассыпав ее по тротуару белым жемчугом зубов. Потом взял
парня за затылок и пропустил его голову через сетку забора,  как  черную
кочерыжку через овощерезку. Голова застряла. Тело задергалось  на  весу.
Забор содрогнулся, и таким образом на этом месте - недалеко от пересече-
ния 180-й улицы и Уолтон-авеню - было установлено раз  и  навсегда,  что
над попытками белых стариков сохранить жизнь смеяться не рекомендуется.
  - А теперь попробуем еще раз. Кто убил миссис Мюллер?
  - Иди Амин,- ответил один из юнцов.
  - Я, кажется, предупредил вас, чтобы вы воздержались от шуток,- сказал
Римо.
  - Не шучу. Иди Амин - наш босс. Ты убивал его - вон он.- И он  показал
на мостовую, где тело вожака банды лежало в виде сложенного  перочинного
ножичка.
  - Он? Он убил миссис Мюллер?- уточнил Римо.
  - Он. Да, сэр. Он убил.
  - Один? Не ври. В одиночку ни один из вас не сумеет даже спуститься по
лестнице.
  - Не один, мистер. Большой-Бо - он тоже.
  - Что за Большой-Бо?- спросил Римо.
  - Большой-Бо Пикенс. Он убил.
  - Который из вас Большой-Бо Пикенс?
  - Его нет, сэр. Уехал.
  - Куда уехал?
  - Ньюарк. Когда полиция приехала и стали копаться в доме -  Бо-Бо,  он
решил лучше уехать в Ньюарк, там переждать.
  - Куда именно в Ньюарк?- спросил Римо.
  - Никто не знает. В Ньюарке одного ниггера не сыщут, верно?
  Римо кивнул - верно. Что ж, будем ждать возвращения Бо-Бо. Сержант по-
светил фонариком. Казалось, кто-то вытряхнул содержимое аптечки на  тро-
туар к ногам подростков, прислонившихся к школьной  ограде.  Пузырьки  с
таблетками, пакетики с белым порошком,  дешевые  безделушки  и  какой-то
сморщенный серый комочек.
  - Это что такое?- спросил Плескофф.
  - Человеческое ухо,- пояснил Чиун.
  Ему доводилось видеть отрезанные уши в Китае - там похитители  сначала
присылали палец вместе с требованием выкупа, а если выкуп не платили, то
присылали ухо как знак того, что жертва мертва.
  - Чье?- спросил Римо.
  - Мое,- ответил парнишка явно не старше четырнадцати лет.
  - Твое?- удивился Римо.
  - Ага, мое. В метро. Мое.
  Римо внимательно посмотрел на парня. Оба уха были на месте.
  - Отрезал. Это мои ухи.
  - Хватит!- заорал Римо.
  Волна гнева захлестнула его, и он нанес смертельный удар прямо в сере-
дину черного лица. Но искусство Синанджу - это путь совершенства,  а  не
путь гнева.
  Рука вонзилась в цель со скоростью передачи нервных сигналов, но нена-
висть нарушила точность и ритм движений. Рука пробила череп и воткнулась
в мягкий, теплый, не отягощенный  знаниями  мозг,  но,  пробивая  лобную
кость на такой скорости и без обычного ритма,  одна  из  косточек  кисти
треснула, движение руки замедлилось, и она вернулась вся в  крови.  И  в
боли.
  - Достаточно!- заявил Чиун.- Ты использовал искусство Синанджу всуе, и
вот результат. Посмотри на эту руку, которую я тренировал.  Посмотри  на
это тело, которое я тренировал. Посмотри на  это  злобное,  разъяренное,
раненое животное, в которое ты превратился. Как всякий белый человек.
  Услышав последние слова Чиуна, один из парней крикнул, повинуясь  реф-
лексу:
  - Точно!
  Чиун, Мастер Синанджу, положил конец столь грубому вторжению в  сугубо
личную беседу. Длинные тонкие пальцы Чиуна  вроде  бы  медленно-медленно
поплыли по направлению к широкому носу, но когда желтая  рука  коснулась
черной физиономии, результат был такой, как если бы по голове  изо  всей
силы ударили бейсбольной битой. Крак! Парень упал, голова раскололась, а
мозг вытек на тротуар, как яйцо на сковородку.
  Чиун снова обратился к Римо:
  - Возьми одного из них, и я покажу тебе, как тщетны и по-детски наивны
твои поиски справедливости. Справедливость недоступна  для  человека  на
земле, и она всего лишь иллюзия.  Справедливость?  Справедливо  ли  было
тратить твои нечеловеческие способности на разборки вот с этими, которые
явно не представляют никакой ценности ни для кого, а еще  меньше  -  для
себя самих? Что это за справедливость? Пошли.
  - Рука совсем не болит,- солгал Римо.
  Он держал плечо в таком положении, чтобы даже малейшие отзвуки дыхания
не дошли до кисти, где пульсировала дикая боль. Он  понимал  бессмыслен-
ность своей лжи, ибо Чиун сам когда-то научил его,  по  каким  признакам
можно распознать, где у человека очаг боли. Это заметно по тому, как те-
ло пытается прикрыть раненый орган, а плечо Римо было выставлено вперед,
чтобы рука могла висеть вертикально и неподвижно. Тише, ради Бога, тише,
молил про себя Римо, уже забывший - и, как надеялся, навсегда -  о  том,
что бывает такая боль.
  - Выбирай,- сказал Чиун, и Римо ткнул пальцем в одну из темных фигур.
  И вот таким образом  в  их  компанию  попал  шестнадцатилетний  Тайрон
Уокер, известный также под именами Алик Аль-Шабур, Молоток, Ласковый Тай
и еще под тремя другими, ни одно из которых, как Римо  выяснил  позднее,
он не мог дважды произнести одинаково. Чиун с Римо расстались с  сержан-
том. Тот, увлеченный новой идеей положить конец насилию на  нью-йоркских
улицах, в три пятьдесят пять утра остановил золоченый "кадиллак", за ру-
лем которого сидел крутого вида негр с круглой головой и  могучими,  как
стена, плечами. В машине было еще четверо чернокожих. Человек  за  рулем
сделал резкое движение, и сержант Плескофф разрядил кольт 38-го  калибра
в лицо врачу-ортодонту из близлежащего пригорода и в остальных  пассажи-
ров машины: двух бухгалтеров, специалиста по борьбе с коррозией металли-
ческих конструкций и заместителя председателя комиссии по  водоснабжению
штата.
  Когда днем Плескофф услышал сообщение об этом по телевидению, он  нем-
ного заволновался. Кто их знает - вдруг им придет  в  голову  произвести
баллистическую экспертизу, как это делается в Чикаго? За убийство  пяте-
рых ни в чем не повинных людей в автомобиле  нью-йоркского  полицейского
могут отстранить от работы на несколько недель. К тому же они - черноко-
жие. За это Плескофф мог и вовсе потерять работу.
  Тайрон пошел с двумя белыми. Правда, второй был вроде желтый, но свет-
лый - тоже, можно сказать, белый; кто его разберет. Тайрон пригрозил по-
колотить их, но тогда белый, у которого была  ранена  рука,  ударил  его
здоровой рукой.
  Тайрон перестал грозить. Они привели его в гостиницу. А, так  вот  что
нужно этим двум педикам. Но Тайрон им даром не дастся.
  - Пятьдесят долларов,- сказал Тайрон.- Бесплатно - это изнасилование!
  - Ты нужен пожилому джентльмену, но вовсе не для этого,- сказал  моло-
дой белый - тот, который сделал жестокость Саксонским Лордам.
  Они спросили Тайрона, не хочет ли он есть. Он хотел, и еще как. Гости-
ница была прямо рядом с парком в центре города. Она называлась  "Плаза".
Тут были огромные странные старинные комнаты. И очень красивый  ресторан
внизу. Как в закусочной "Полковника Сандерса", только тут еду приносили.
Здорово.
  Алик Аль-Шабур, он же - Тайрон Уокер, заказал себе "Пепси" и "две сла-
дкие палочки". А этот белый заказал для Тайрона бифштекс с овощами. Себе
он заказал просто тарелку риса. Зачем этот белый заказал, что Тайрон  не
хочет?
  - Потому что вредно есть много сладкого,- сказал белый.
  Тайрон увидел, как желтый пробежал длинными смешными пальцами по ране-
ному пальцу белого. Смешно. Но белый  вдруг  расслабился,  словно  палец
больше не болит. Волшебство.
  Подали еду. Тайрон съел хлеб и крекеры.  Белый  велел  Тайрону  съесть
все. Тайрон сообщил, что белый может сделать с тарелкой.  Белый  схватил
Тайрона за ухо. Больно, ой-ой-ой, правда больно! У-у-й-й-и! Больно же!
  Тайрон голоден. Тайрон все съест. Все-все. И эту белую жесткую штуку -
она никак не режется.
  Тайрона вдруг осенило - он понял, что если полоски, которые он отрезал
от этой белой жесткой штуки, скатать в шарики, будет  легче  ее  прогло-
тить.
  - Не ешь салфетку, идиот,- сказал Римо.
  - Вот,- сказал Чиун.- Он не знает ваших западных обычаев. И  это  тоже
одно из доказательств того, что ты не сможешь  добиться  справедливости.
Даже если он убил ту старую женщину, которую ты не знал, но смерть кото-
рой принимаешь так близко к сердцу, его смерть не вернет ее к жизни.
  - Я могу сделать так, что убийца не будет наслаждаться жизнью.
  - Но при чем здесь справедливость?- спросил Чиун.- Я не умею  добиться
справедливости, а ты, Римо, ты, которому далеко даже до  пятидесяти,  ты
добьешься?!- Он кивнул на черного парня.- Вот тебе типичный пример.  Это
существо зовут Тайрон. Можешь воздать ему по справедливости?
  Тайрон выплюнул последнюю полоску салфетки. И почему этот белый  сразу
не сказал, что ее не надо есть!
  - Эй, ты,- обратился к нему Чиун.- Расскажи о себе, потому что мы дол-
жны знать, кто ты.
  Эти двое могли причинить ему боль, и это были не учителя и не легавые,
которые только грозят и никогда ничего не делают, так что Тайрону  приш-
лось ответить:
  - Хочу найти моих предков, великих предков, африканских  королей,  му-
сульманских королей.
  - Хочешь узнать свою родословную, как в "Наследии"?- Римо вспомнил по-
пулярную, полную самых фантастических измышлений книгу, рассказывающую о
том, как некий негр отыскал родину своих предков.
  Если бы какой-нибудь роман содержал столько фактических ошибок, он вы-
звал бы массу критики, хотя художественное произведение - плод авторской
фантазии. Но эта книга претендовала на историчность и считалась докумен-
тальным произведением, хотя в ней хлопчатник рос в Америке до того,  как
стал сельскохозяйственной культурой, рабов доставляли прямиком из Африки
в Северную Америку, а не на Карибские острова, как на самом  деле,  и  -
самое смешное - в ней черного раба отвозили в Англию для обучения,  хотя
в те времена любой раб, ступавший на землю Англии, по закону автоматиче-
ски становился свободным. Эта книга стала учебным пособием  для  коллед-
жей. Римо ее прочел, и его восхитила уверенность автора в своей правоте.
Сам Римо не знал, кто его предки и в чем его наследие,- его сразу  после
рождения подкинули в сиротский приют.
  И это было одной из причин, почему организация под названием КЮРЕ сде-
лала именно его своим орудием. Никто не будет о нем скучать. И  действи-
тельно, у него не было ни одного близкого человека, кроме  Чиуна.  Но  в
Чиуне для него соединилось все: и предки, и наследие - великое  наследие
Синанджу, простирающееся в глубь времен на тысячи лет. Римо не  волнова-
ло, соответствуют ли истине факты, изложенные в  "Наследии".  Ему  хоте-
лось, чтобы это было правдой. Кому будет плохо, если даже на самом  деле
это белиберда? Может быть, людям нужно именно это.
  - Я знаю, я могу найти великого короля мусульман, мое  большое  насле-
дие, если сделаю самую трудную часть. Я могу. Конечно, я могу.
  - Что за трудная часть?- спросил Римо.
  - У всех Саксонских Лордов одна трудная часть. Узнать назад  сто  лет.
Потом тысячу лет.
  - Так что же это?- еще раз спросил Римо.
  - Мы можем дойти до великих мусульманских королей Африки. Если сначала
найти наших отцов. Пигги, ему лучше всех получилось. Он знает трех  муж-
чин. Один - наверняка отец. Он, считай, уже почти дошел до короля.
  Чиун поднял вверх палец.
  - А теперь пораскинь мозгами, творение природы.  Попробуй  представить
себе старую белую женщину. И вот тебе две картинки. На одной она  закры-
вает дверь и уходит. На другой она лежит мертвая у твоих ног. Мертвая  и
неподвижная. Ну, какая картинка хуже?
  - Закрывает дверь - плохая картинка.
  - Почему?- спросил Чиун.
  - Потому что деньги остались у нее. А другая картинка - она мертвая, а
ее деньги у меня.
  - А разве хорошо убивать стариков?- спросил Чиун с улыбкой.
  - Ага. Они лучше всех. Молодой - он тебя убьет. Старики  -  они  лучше
всех, слабые. Нет проблем, особо если белые.
  - Спасибо,- поблагодарил его Чиун.- Ну вот, Римо, ты что - убьешь  его
и будешь считать это справедливостью?
  - Ты прав, черт побери,- сказал Римо.
  - Это не человек,- изрек Чиун, ткнув пальцем в сторону чернокожего па-
рня в синей джинсовой куртке с надписью "Саксонские  Лорды"  на  спине.-
Справедливость существует для людей. А это не человек. Это даже не  пло-
хой человек. Плохой человек поступит так же, как этот, но плохой человек
будет знать, что поступил плохо. Это существо даже не имеет  представле-
ния о том, что старых обижать не годится. Нельзя воздать по справедливо-
сти тому, что не доросло до человека. Справедливость -  это  понятие  из
мира людей.
  - Не знаю, не знаю,- задумчиво произнес Римо.
  - Старик - он прав,- заявил Тайрон, инстинктивно почуяв, откуда придет
избавление. С ним уже тринадцать раз официальные лица проводили  разъяс-
нительную работу, и он научился загодя распознавать ветер свободы,
  - Ты станешь убивать жирафа за то, что он съел лист?- спросил Чиун.
  - Если бы я был фермером, я бы, черт меня побери, постарался не подпу-
скать жирафов к моим деревьям. Вполне вероятно, я бы и стрелял  в  них,-
ответил Римо.
  - Возможно. Только не называй это справедливостью. Это  не  справедли-
вость. Нельзя наказать лист дерева за то, что он тянется к свету,  и  ты
не можешь воздать по справедливости груше, которая созрела и упала с де-
рева. Воздать по справедливости можно только людям, обладающим  свободой
выбора.
  - Не думаю, что это существо следует оставить в живых,- сказал Римо.
  - А почему бы и нет?- поинтересовался Чиун.
  - Потому что это мина замедленного действия.
  - Возможно,- улыбнулся Чиун.- Но как я уже сказал, ты - ассасин, ты  -
карающая рука императоров. Чистить унитазы - не твоя задача. Тебя не для
этого нанимали.
  - Нет, сэр. Не надо чистить унитазы. Чистить унитазы. Нет, сэр. Не на-
до чистить унитазы.
  Тайрон запрыгал на стуле, прищелкивая в такт пальцами. Дорогой белый с
золотом стул задрожал от его прыжков.
  Римо посмотрел на парня. Таких, как он, великое множество. Какая  раз-
ница - одним больше, одним меньше.
  Кисть правой руки еще ныла, но он знал, что ни один хирург в  мире  не
вправил бы кость лучше, чем это сделал Чиун. Процесс заживления  идет  с
такой же скоростью, как у младенца.  Когда  все  резервы  организма  ис-
пользуются в максимальной степени, весь  организм  функционирует  значи-
тельно более эффективно. Рука пройдет, но не сорвется  ли  он  снова  во
время работы? Он посмотрел на руку, потом - на Тайрона.
  - Ты понимаешь, о чем мы говорим?- спросил Римо.
  - Ничего я не понимаю. Треплетесь чего-то.
  - Ну так вот, я еще немного потреплюсь. Я считаю, что должен убить те-
бя за все преступления против этого мира, которые ты совершил. Худшее из
них то, что ты родился на свет. Я считаю, что  справедливость  именно  в
этом. А вот Чиун считает, что тебя надо оставить в живых, так как ты  не
человек, а животное, а животному воздать по справедливости невозможно. А
ты сам как считаешь?
  - Я думаю, я лучше пойду отсюда.
  - Прибереги эту мысль, Тайрон,- сказал Римо.- Ты еще  некоторое  время
останешься в живых, пока я решу, кто прав - я или Чиун.
  - Не спеши. Спешить не надо.
  Римо кивнул.
  - А сейчас я задам тебе несколько вопросов.  Если  во  время  убийства
что-то было украдено из квартиры, где этот товар в конце концов  окажет-
ся?
  Тайрон замялся.
  - Ты собираешься солгать, Тайрон,- предупредил Римо.- Лгут люди, а  не
звери. Солги - и ты человек. А раз ты человек, то я тебя убью, чтобы во-
здать тебе по справедливости. Понял?
  - Если что украли, товар берет передобобный Уодсон.
  - Что за Пэ-Рэ-Добобни-Уодсон?- спросил Римо.
  - Не Пэ-Рэ-Добобни,- поправил Тайрон.- Передобобный.
  - Он хочет сказать преподобный,- сказал Чиун.- Я уже достаточно изучил
этот диалект.
  - Кто это?- спросил Римо.
  - Проповедник и большой жук - его иметь дома и все такое.
  - Он что, ваша "крыша"? Скупщик?
  - Всем жить хотеть.
  - Чиун, кто за него в ответе?- спросил Римо.- Кто должен  был  научить
его, что красть, убивать, насиловать и грабить плохо?
  - Ваше общество. Общество устанавливает нормы, которые человек  должен
соблюдать.
  - Школа, семья, церковь, так?- спросил Римо.
  Чиун кивнул.
  - Тайрон, ты ходишь в школу?- спросил Римо.
  - Ясно, хожу!
  - Умеешь читать?
  - Не. Я не читаю. Я не собираюсь быть хирург по мозгам. Хирург - он  и
читает. У них в метро губы шевелятся. Читают, где выход.
  - А ты знаешь кого-нибудь, у кого губы не шевелятся, когда он читает?
  - Не. Только не в нашей школе имени Малькольма, Кинга и  Лумумбы.  Это
только толстозадые ученые в колледже.
  - Многие люди в мире не двигают губами, когда читают. Правду сказать -
большинство.
  - Так то черные обезьяны. Дядя Том, тетя Джайма - те,  что  под  белых
обезьянничают. Я умею считать до тыщи, хошь послушать?
  - Нет,- сказал Римо.
  - Двести, триста, четы...
  Римо подумал, а не заткнуть ли Тайрону рот.  Тайрон  перестал  считать
сотнями до тысячи. Он заметил блеск в глазах Римо и  не  захотел,  чтобы
ему сделали больно.
  Когда в номере зазвонил телефон, Римо снял  трубку.  Чиун  внимательно
рассматривал Тайрона, ибо видел в нем нечто новое для себя. Существо, по
форме напоминающее человека, но в душе лишенное чего бы то ни было чело-
веческого. Надо его тщательно изучить и передать это знание  последующим
Мастерам Синанджу, чтобы у будущих Мастеров было одним незнанием меньше.
Если что-то и способно уничтожить вас, так именно неведение. Знание дает
неоспоримые преимущества.
  - Смитти,- сказал Римо в трубку,- я, кажется, скоро отыщу вашу  машин-
ку.
  - Хорошо,- донесся из трубки уныло-кислый голос.- Но за этим стоит не-
что большее. Одно из наших зарубежных агентств перехватило кое-какую ин-
формацию из Москвы. Сначала мы думали, что русским ничего не известно об
этом деле, но потом мы обнаружили, что они знают даже слишком много. Они
заслали своего человека. Некоего полковника Спасского.
  - Я не знаю по имени всех русских засланцев,- сказал Римо.
  - Так вот, он полковник, и ему двадцать четыре года, а в таком возрас-
те полковниками зря не становятся. Если это вам может чем-то помочь.
  - У меня хватает дел и без того, чтобы следить за продвижением русских
шпионов по службе,- сказал Римо.
  Чиун одобрительно кивнул. Самое американское в американцах  -  это  их
стремление все переделать, особенно то, что и так уже работает достаточ-
но хорошо. Вот пример.  Мастер  Синанджу,  показав  высоты  своего  мас-
терства, создал из Римо великолепного убийцу, а они пытаются  переделать
ею в нечто иное. Нельзя сказать, что это иное столь  уж  бесполезно.  Но
любой человек при достаточной тренировке   может   стать   сыщиком   или
шпионом. А чтобы стать настоящим ассасином-убийцей, нужны особые  качес-
тва. И Чиуна радовало, что Римо так твердо противостоит назойливым  уго-
ворам Смита. Чиун кивнул головой, чтобы Римо понял, сколь  правильно  он
поступает, не поддаваясь глупой болтовне Смита.
  - Они заслали полковника,- продолжал Смит.- И сделали это блестяще. Мы
думали, прибор Мюллера их совершенно не интересует, но это не так. Одна-
ко теперь, как сообщают наши источники, они обнаружили кое-что  получше.
Два технических устройства, значительно превосходящие по характеристикам
и по значимости прибор Мюллера.
  - Итак, значит, теперь я ищу не только прибор семьи Мюллеров, но еще и
этого полковника Спасского и два новых сверхмощных  устройства,  которые
он заполучил?
  - Да. Совершенно точно,- подтвердил Смит.
  - Знаете что, Смитти, плевал я на это ваше задание.
  Римо с видимым облегчением бросил трубку. Когда телефон зазвонил  сно-
ва, он выдернул шнур из розетки. Когда явился  мальчик-посыльный,  чтобы
проверить, работает ли телефон, Римо дал ему пятьдесят долларов и попро-
сил больше его не беспокоить. Когда явился  заместитель  управляющего  и
потребовал все-таки подключить телефон снова,  Римо  недвусмысленно  дал
ему понять, что очень устал и хочет спать, а если его еще  раз  побеспо-
коят, то он подключит телефон прямо к носу заместителя управляющего.
  Больше их этой ночью никто не тревожил. Римо запер  Тайрона  Уокера  в
ванной, предусмотрительно застелив пол старыми газетами.


ГЛАВА ШЕСТАЯ

  Голос преподобного Джосайи Уодсона взлетал к самому потолку зала. Дело
было в Бронксе. На улице стояли вереницы автобусов и фургонов с выключе-
нными моторами и запертыми кузовами. Номера  их  свидетельствовали,  что
прибыли они издалека - из Делавэра, Огайо, Миннесоты, Вайоминга, но  все
они имели одинаковые транспаранты с надписью: "Жилье для всех - 2. Испо-
лнительный директор - преподобный Джосайя Уодсон".
  В зале сидели пожилые люди и внимательно слушали священника.  Всем  им
раздали обед - жареную  курицу,  жирные  свиные  ребра,  черствый  белый
хлеб,- и они пили кофе с молоком и прохладительные напитки.
  - Я бы хотела чаю с тостами,- робко попросила  одна  женщина  дрожащим
старческим голосом.
  На пальце у нее было изящное колечко белого золота с сапфиром в обрам-
лении мелких бриллиантов - прелестная вещица,  сохранившаяся  от  времен
еще более древних, чем сама старушка. Она улыбнулась и сказала "пожалуй-
ста", потому что всю жизнь привыкла говорить "пожалуйста". Она не  могла
бы припомнить случая, когда она изменила этому правилу. А еще она всегда
говорила "спасибо". Это было справедливо и достойно. Люди  должны  отно-
ситься друг к другу с уважением, и именно поэтому она приехала  сюда  из
города Трой, штат Огайо.
  Есть хорошие и плохие люди среди представителей всех рас, и если белые
призваны сделать всех на земле равными - что ж, она, как  и  ее  прадед,
воевавший против рабства, готова выполнить эту миссию.  И  правительство
проявило такую щедрость! Оно решило   оплатить   половину   ее   годовой
квартплаты. Все это называлось программа "Жилье для всех - 2", и вот те-
перь Ребекка Бьюэлл Хочкисс из Трои, штат Огайо,  с  нетерпением  ждала,
когда перед ней откроются, как она сказала своим друзьям, ее новые  жиз-
ненные цели.
  Ей предстояло познакомиться с целым новым миром, населенным  чудесными
людьми с разным цветом кожи. Если они хоть вполовину такие же милые, как
мистер и миссис Джексон, ее чернокожие друзья из Трой,  что  ж,  значит,
она воистину набрела на золотую жилу. Думая о Нью-Йорке,  она  думала  о
всех спектаклях, которые сможет увидеть, о всех музеях,  которые  сможет
посетить.
  И еще в Нью-Йорке телевидение работает почти на всех каналах. А  бота-
нический сад и зоопарк в Бронксе расположены всего в нескольких милях от
ее будущего места обитания. Мебель ее была в одном из фургонов, а здесь,
в зале, сидели чудесные люди со всех концов Америки, готовые делом дока-
зать, что Америка верит в идеалы братства. Все будет прекрасно!  Джосайя
Уодсон - священник, и он направит эту чудесную программу по верному  пу-
ти.
  И вот она попросила, добавив очень вежливое "пожалуйста", чаю с тоста-
ми. Она не любит свиные ребра и курицу. Это слишком грубая пища  для  ее
слабого желудка.
  Она обратилась с этой просьбой к одному из чудесных молодых людей. Все
люди вокруг казались ей чудесными. И она не хотела видеть ничего дурного
в том, что у преподобного Уодсона под курткой был пистолет. В конце кон-
цов, кругом так много расистов, а она еще девочкой  видела,  как  тяжело
приходилось тогда неграм. Простите, чернокожим. Пора усвоить, что именно
так их надо теперь называть. Ой, простите! Про чернокожих  нельзя  гово-
рить "они". Ей еще многому предстоит научиться.
  Она очень удивилась, когда ей отказались дать чаю с тостами.
  - Не нравятся ребра и курица? Расистка,- заявил молодой человек.
  Он посмотрел на ее руку с таким же выражением, с каким когда-то другие
молодые люди смотрели на ее грудь. На руке было колечко,  подаренное  ей
бабушкой.
  - Раньше мне нравилась южная кухня,- сказала мисс Хочкисс.- А теперь у
меня слабый желудок.
  Преподобный Уодсон с трибуны заметил какую-то заминку в зале. Под чер-
ной курткой у Уодсона выпирал пистолет. Преподобный  захотел  узнать,  в
чем дело. Молодой человек объяснил:
  - Ладно, дайте ей чаю с хлебом. Если она готова отказаться от великого
наследия черной расы ради своего жалкого чая с сухарями, пусть пьет чай.
Мы ведь проводим программу обогащения белых.
  Уодсон широко улыбнулся - улыбка вышла приторная,  как  солодовый  ко-
рень. Аудитория ответила вежливыми аплодисментами.
  - Белый человек, он все усложняет. Пришло время наставить его на  путь
истинный. Мы побеждаем  сложность  ясностью.  А  зло  побеждаем  высокой
нравственностью. Мы дадим белому угнетателю такие моральные нормы, каких
он никогда не знал.
  Белые, собравшиеся в зале, аплодировали с готовностью,  но  без  энту-
зиазма. Аплодисменты вспыхивали и замолкали, как  пистолетные  выстрелы,
послушные нажатию курка. Такие же громкие и такие же краткие.
  - "Жилье для всех - 2" - это просто. И не надо напыщенных фраз.  Прос-
то, как овсянка. Жилье сегрегировано. Сегрегация  незаконна.  Все  вы  -
преступники. Были до сих пор. Теперь вам заплатили за то, чтобы вы  соб-
людали законы страны. А закон говорит, что вы должны жить рядом с ниг...
с чернокожими.- И на этой ноте преподобный Уодсон вдруг перешел на гроз-
ное завывание.- Как долго, о Господи, чернокожим придется объединять на-
род? Как долго, о Господи, чернокожим придется объединять страну? Больше
не придется, о Господи! Господи, у меня есть для тебя  хорошие  новости.
Наконец-то, наконец, у меня есть хорошие новости, которые  исцелят  твое
кровоточащее сердце. Гордость и сила духа черных заставила белых угнета-
телей сделать то, что законно и правильно. Белые теперь  будут  участво-
вать в объединении нации.
  И, напомнив Владыке Вселенной, что белым пришлось дать подъемные, дабы
они переехали в районы, населенные черными, преподобный Уодсон  завершил
свой монолог, напоследок испросив благословения,  дабы  заставить  белых
выполнить долг, который им следовало выполнить давным-давно.
  Суть программы "Жилье для всех - 2" была и в самом деле  проста.  Если
раньше "объединение нации" производилось за счет того, что черные  въез-
жали в районы, населенные белыми, то теперь белые переезжали  в  районы,
населенные черными. Это был экспериментальный проект возглавляемого Джо-
сайей Уодсоном Совета чернокожих священников. Проект финансировало феде-
ральное правительство, выделившее на это шесть миллионов долларов.  Спе-
циалисты по городскому хозяйству считали эту сумму мизерной.
  Два из шести миллионов пошли на оплату консультантов, один  миллион  -
на переезд, два - на научные исследования и девятьсот тысяч - на  "ввод,
обработку и анализ информации с целью создания оптимальных групп"  пере-
селенцев. Оставшиеся сто тысяч долларов пошли на  покупку  двух  зданий,
владелец которых вручил преподобному Уодсону конверт с сорока тысячами -
так называемые "комиссионные". Впрочем, если бы эти деньги  получил  бе-
лый, они считались бы взяткой.
  Специальные семинары или выездные школы проводились на курортах в Три-
нидаде, в Пуэрто-Рико, на Ямайке, в Каннах и в Париже. Было задействова-
но множество экспертов и консалтинговых фирм по ставкам сто  долларов  в
час. Многие самые знаменитые нью-йоркские проститутки на время преврати-
лись в советников по проблемам межрасовых отношений.
  Мероприятие в Бронксе обошлось американским налогоплательщикам в сорок
тысяч долларов по статье "оплата консультаций". Помимо преподобного Уод-
сона, здесь были чернокожие официальные лица и консультанты,  пытавшиеся
донести до белых слушателей дух грандиозной программы.  Обсуждали  книгу
"Наследие", показывавшую, какие черные хорошие, а белые - плохие  и  как
полные белые лишили благородных черных их великого достояния. Чернокожий
лектор написал рецензию на эту книгу - и за пять тысяч долларов  зачитал
ее собравшимся.
  В ней он говорил, что не понимает, зачем автор адресовал столь бесцен-
ную книгу ничтожным белым. Рецензент обвинял белых в том, что они не во-
спитывают черных в мусульманской вере. И добавлял, что не понимает,  по-
чему сам опустился до выступления перед белыми, в то время как никого  в
мире они больше не интересуют. Никого во всем мире.
  Оратор держал в руках толстый бумажник, а сам был похож на  пучеглазую
жабу. Его переполняла жажда мщения. Преподобный Уодсон поблагодарил  его
и заставил собравшихся сделать то же.
  Программа называлась "Жилье для всех - 2", потому что ранее  преподоб-
ный Уодсон воплотил в жизнь программу "Жилье для всех -1". За  два  мил-
лиона долларов, выделенных на  консультации  по  этой  новой  программе,
эксперты доказали, что программа "Жилье для всех - 1" провалилась  пото-
му, что белые недостаточно прониклись духом черной культуры. И  вот  те-
перь организаторы пытались донести этот дух до белых участников.
  Они посмотрели фильм о том, как плохо обходились белые  с  черными  на
Юге до того, как черным были предоставлены гражданские права.
  Потом выступил танцевальный ансамбль с композицией "Революционный чер-
ный авангард". В ней черные революционеры убивали белых угнетателей, та-
ких, например, как священники и монахини.
  Мисс Хочкисс смотрела все это и думала, что, раз ей это  не  нравится,
значит, она недостаточно прониклась духом черной культуры.
  Поэт прочитал стихи, призывающие прожечь ядовитые белые  утробы  огнем
черного правого дела. А заодно сжечь дома, в которых живут белые.  Рево-
люция! Долой Иисуса! Даешь Маркса!
  Известный комик, теперь называвший себя "активистом совести",  расска-
зал, как странно вело себя ФБР в период, непосредственно  предшествовав-
ший убийству Мартина Лютера Книга. ФБР, сказал комик,  распустило  слух,
что добропорядочный пастор не останавливается в отелях  для  чернокожих.
Услышав это, пастор, исключительно по доброте  сердечной,  перебрался  в
отель для черных, где его и убили. А значит, в его смерти следует винить
ФБР. За эту лекцию комику заплатили три тысячи долларов.
  На сцене стоял портрет маршала доктора  Иди  Амина-Дада,  Пожизненного
Президента, а из динамиков доносились звуки его записанной на пленку ре-
чи, в которой он поведал собравшимся, что очень любит белых, только  они
не должны верить лживой белой пропаганде.
  Потом показали запись телебеседы "Правда о нашей  борьбе",  показанной
по программе "Афро-ньюс", и на экране возникло серьезное лицо  преподоб-
ного Уодсона и раздался его звучный голос:
  - Мы пытаемся, о Господи, мы пытается в короткий  срок  смягчить  воз-
действие долгих лет расистской пропаганды.
  Женщина-комментатор сказала прямо в жужжащую камеру,  что  все  вокруг
понимают, как тяжела эта борьба, как трудно противостоять  массированной
пропаганде белых расистов. Она сказала, что если преподобный Уодсон доб-
ьется успеха в своем начинании, то отпадет необходимость в искусственном
переселении людей, ибо тогда Америка и американский народ будут едины.
  - Мы все знаем преподобного Уодсона как неутомимого борца против  вар-
варства и жестокости полиции,- добавила она.
  Потом белых слушателей вывели из здания и велели улыбаться перед теле-
камерами. Но шведское телевидение запаздывало, и  тогда  всех  затолкали
назад в зал Потом снова вывели на улицу, но улыбок было явно недостаточ-
но, и их загнали обратно и велели опять выйти наружу и  улыбаться,  улы-
баться! Несколько человек потеряли  сознание.  Мисс  Хочкисс,  чтобы  не
упасть крепко вцепилась в идущего впереди нее мужчину.
  Кто-то проорал им, чтобы они улыбались. Молодые черные ребята в черных
кожаных куртках стояли в два ряда. Усталых пожилых людей провели  сквозь
строй и пригрозили, что те, которые не будут улыбаться,  очень  об  этом
пожалеют.
  Мисс Хочкисс услышала слова, которые ей никогда раньше слышать не  до-
водилось. Она пыталась улыбаться. Если вести себя вежливо, если все пой-
мут, что ты хочешь им только добра, тогда,  конечно,  человеческое  дос-
тоинство в конце концов  восторжествует.  Пожилой  мужчина  из  Де-Мойна
вдруг начал всхлипывать.
  - Все будет хорошо,- пыталась успокоить его мисс Хочкисс.-  Все  будет
хорошо. Помните, все люди - братья. Разве вы не слышали, сколь нравстве-
нны черные? Чего нам бояться, если в  нравственном  отношении  они  нас-
только выше нас? Не волнуйтесь,- говорила она, но ей не нравилось, каки-
ми глазами молодые черные смотрят на ее колечко с сапфиром.
  Она бы сняла его, если бы могла. Но оно не снималось еще с того време-
ни, как ей исполнилось семнадцать лет. Такое маленькое колечко,  сказала
она себе, камешек меньше карата. Оно перешло к ней по наследству от пре-
дков, прибывших в Америку из Англии, потом по проливу Эри проплывших  на
Запад и поселившихся в городе Трой, штат Огайо, где добрые люди,  возде-
лывая добрую землю, привели ее к изобилию.
  Ее прадед отправился на войну и потерял  ногу,  освобождая  черных  от
рабства. А кольцо принадлежало его матери и со временем перешло  к  мисс
Хочкисс. Оно очень много значило для нее, потому что связывало ее с про-
шлым. Но теперь эта женщина, богатая годами, по утратившая ту  юношескую
живость, которая облегчает процесс посадки в автобус, сильно жалела, что
не оставила кольцо дочке своей сестры. Она чувствовала,  что  от  кольца
исходит угроза ее жизни.
  Она несколько успокоилась, когда увидела в своем автобусе  человека  в
белом воротнике, какой носят священники. Лицо у человека было круглое  и
добродушное. Он пожелал, чтобы все выслушали его версию библейской исто-
рии о добром самаритянине.
  - Человек шел по дороге, и тут на него набросился другой, отнял у него
все и спросил: "Почему ты такой бедный?"
  Мисс Хочкисс стало немного не по себе. Она помнила, что добрый самари-
тянин, кажется, кому-то помогал. А теперь она ничего не понимала.
  - Я вижу, вы смятены. Вы все грабители! Это вы  ограбили  Третий  мир.
Белые угнетали и грабили Третий мир и сделали людей из Третьего мира бе-
дными!
  Мужчина с серебряными волосами поднял руку. Он сказал, что он  профес-
сор экономики. Преподавал тридцать лет, а  теперь  на  пенсии.  Конечно,
сказал он, в процессе колонизации были издержки, но в то же время непре-
ложным фактом является и то, что колониальное правление повысило жизнен-
ные запросы коренного населения.
  - На самом деле положение с бедностью и голодом в Третьем  мире  стало
несколько лучше, чем было всегда. Люди там вели первобытный образ жизни.
Никто ничего у них не крал. У них ничего не было. Богатство -это изобре-
тение индустриального общества.
  - А как же природные ресурсы?!- заорал человек в белом воротнике.- Это
- грабеж в огромных масштабах. Белые лишили людей Третьего мира их неот-
ъемлемого права распоряжаться своими ресурсами.
  - На самом деле нет,- сказал  седовласый  профессор-экономист,  сказал
терпеливо, словно объясняя ребенку, который мочится по ночам, что  такое
сухое белье.- То, о чем вы говорите, это цветные камешки и залежи полез-
ных ископаемых, которые первобытному человеку все равно не  были  нужны.
Индустриальное общество не только платит ему за все это,  но  оплачивает
также его труд. Проблема заключается в том, что когда первобытный  чело-
век знакомится с жизнью индустриального общества, он,  естественно,  же-
лает получить все блага цивилизации. Но для этого надо работать. А  факт
остается фактом - никто ничего у него не крал.
  - Расист!- завизжал человек в белом воротнике.- С  такими  воззрениями
тебе здесь не место. Я исключаю тебя из программы!
  - Чудесно. Я и сам не хочу тут оставаться. Я уяснил для себя,  что  вы
мне не нравитесь. Я вам не доверяю и не желаю иметь с вами ничего  обще-
го,- срывающимся голосом сказал убеленный сединами профессор.
  - Убирайся!- заорал человек в белом воротнике, и, поскольку телекамеры
уже уехали и не могли запечатлеть этот момент, профессору позволили  по-
кинуть автобус, прозрачно намекнув при этом, что мебель свою он назад не
получит.
  Мисс Хочкисс хотела уйти вместе с ним. Но вспомнила про  вишневый  ко-
мод, подаренный ей тетей Мэри, и столик, который  проплыл  вместе  с  ее
предками по проливу Эри. Все будет хорошо. Ведь там, в Тройе, штат  Ога-
йо, у нее было так много чудесных знакомых среди негров...
  Если бы мисс Хочкисс пожертвовала семейной мебелью,  она  бы  избавила
себя от ужасной смерти. Мебель ей в любом случае суждено было  потерять.
Мебели предстояло вообще исчезнуть с лица земли. Профессор экономики, на
которого, как это часто случается на пороге смерти, вдруг снизошло  оза-
рение, понял, что шансы приобрести новую мебель останутся у него  только
в том случае, если сам он останется в живых.
  Если программа обвиняет всех белых во всех мыслимых грехах и запрещает
обвинять каких бы то ни было черных в чем бы то ни  было,  то,  рассудил
экономист, белым суждено стать новыми евреями для новых черных нацистов.
  Он с готовностью отдал бумажник со всем содержимым и вывернул карманы,
когда у выхода из автобуса его остановил черный молодой человек.  Может,
молодого человека интересуют и пуговицы профессора? Пусть берет.
  Позднее полиция Нью-Йорка всю вину за  трагедию,  которой  завершилась
программа "Жилье для всех - 2", возложила на водителей, которые  слишком
поздно отправились в путь в сторону "антирасистского  жилого  квартала",
как назывались два полуразвалившихся здания, приобретенных организатора-
ми программы.
  Автобусы и фургоны прибыли на место после наступления темноты. Водите-
ли фургонов, которых позднее мэр обвинят в трусости, скопом сбежали  под
покровом ночи. Шоферы автобусов поймали случайные такси и удрали тоже.
  А белые поселенцы остались одни в автобусах рядом с фургонами.  Какой-
то чернокожий юнец обнаружил, что автобус легко вскрыть  ломиком.  Банды
черных юнцов ринулись на абордаж и потащили белых стариков из автобусов.
Некоторых приходилось хватать дважды, ведь у  стариков  волосы  держатся
непрочно. Мисс Хочкисс ухватилась за металлическую ножку сиденья, прива-
ренную к полу.
  Но ей на запястье опустился ботинок и раскрошил хрупкие старые  кости.
Боль была новая и свежая, и старушка закричала, но  вряд  ли  кто-нибудь
слышал ее вопли и мольбы о помощи, потому что вокруг кричали все.
  Она почувствовала, как ее правую руку с кольцом потянули вверх, а  по-
том ее саму стали швырять из стороны в сторону - это несколько  черноко-
жих парней дрались за кольцо.
  Кто-то забрался в фургоны и начал выбрасывать мебель  наружу.  Запылал
яркий костер, взметнувшийся чуть ли не выше соседних зданий.  Мисс  Хоч-
кисс почувствовала вспышку боли там, где был палец с кольцом, и  поняла,
что ни кольца, ни пальца у нес больше нет. Дальше она почувствовала, как
ее поднимают, а потом ее охватило пламя - очень желтое и  обжигающе-жар-
кое, и она испытала жгучую боль, а затем, как ни странно, боль  ушла,  и
все кончилось.
  В квартире на третьем этаже одного из соседних домов чернокожая женщи-
на набрала номер 911, экстренный вызов полиции.
  - Приезжайте! Скорее! Здесь сжигают людей. Угол Уолтона и Сто  семьде-
сят третьей.
  - Сколько людей?- спросил полицейский.
  - Не знаю. Дюжина. Две дюжины. О Боже! Это ужасно.
  - Мадам, мы приедем, как только сможем. У  нас  не  хватает  людей.  И
очень много вызовов поважнее.
  - Они сжигают белых. Пришлите хоть кого-нибудь! Тут Саксонские  Лорды,
Каменнные Шейхи Аллаха, все банды. Это ужасно. Они сжигают людей!
  - Спасибо, что сообщили,- сказали в трубке, и телефон отключился.
  Черная женщина задернула шторы и заплакала. Она помнила, как  девочкой
в Оранджбурге, штат Южная Каролина, она боялась выходить на улицу, пото-
му что она - черная. И как это было плохо. Переезд на Север не сулил  ей
слишком много радости, но, по крайней мере, тут была хоть какая-то наде-
жда.
  И вот теперь, когда надежды сбылись, она опять не могла выйти на улицу
- разве что ранним утром И она не испытывала ни  малейшего  удовольствия
оттого, что теперь от боли и страха кричат белые, а не черные.
  Она подумала, что каждый человек имеет право на уважение. Ну, если  не
на уважение, то хотя бы на безопасность. Но у нее не  было  даже  этого.
Она раскрыла старую семейную Библию, стала читать и молиться за всех. Ей
говорили, будто на борьбу с бедностью выделены  огромные  средства.  Она
бедная, но не видела этих денег. Ей говорили,  будто  огромные  средства
потрачены и на борьбу с расизмом. Так вот, если бы она была белая, и  ее
посадили бы в автобус и привезли в район, больше напоминающий свалку,  и
превратили бы ее жизнь в ад,  ее  неприязнь  к  черным,  разумеется,  не
уменьшилась бы.
  И если кто-то хочет бороться с расизмом, пусть устроит так, чтобы при-
личные белые встретились с приличными богобоязненными черными. Что может
сравниться с общением достойных людей! Когда крики с улицы стали  прони-
кать сквозь закрытые окна в комнату, она ушла в ванную. А когда  поняла,
что и там ей не скрыться от криков горящих  заживо  людей,  она  закрыла
дверь ванной и пустила воду. И продолжала молиться.

  Преподобный Уодсон тоже молился. Он молился о смягчении белых  сердец.
Делал он это на трибуне в банкетном зале отеля "Уолдорф-Астория",  арен-
дованном программой "Жилье для всех - 2" для проведения  антирасистского
семинара. В помощь семинару тут же находились оркестр из десяти музыкан-
тов, три рок-певца и бесплатный бар.
  Телекамеры были направлены на тяжелое, морщинистое, потное лицо препо-
добного Уодсона, вздымающееся над белым воротником. В свете  прожекторов
его глаза дико вращались, а губы блестели. Он раздувал ноздри  так,  что
они становились похожими на бильярдные лузы. Речь Уодсона  была  подобна
товарному составу - вначале он пыхтел и выдавал  отдельные  фразы  через
равные и продолжительные промежутки времени, а потом с  воем  разгонялся
до огромной скорости И говорил он о том, что Америка начала отказываться
от борьбы против векового гнета. Но есть средство  вести  эту  борьбу  и
дальше. Как? Вполне логично - создав фонд для его новой программы "Жилье
для всех - 3", но такой фонд, чтобы в нем находилась хоть сколько-нибудь
существенная сумма.
  - Когда человек выделяет шесть миллионов на решение проблем,  накопив-
шихся за триста лет угнетения, он тем самым говорит: я  не  хочу,  чтобы
программа объединения нации увенчалась успехом. Нет, сэр. Он шестью мил-
лионами способов говорит: вы, ниггеры, умирайте с голоду. Но Третий  мир
видит этого человека насквозь. Видит его аморальность. Третий мир знает,
что великое черное наследие у него не отнимет никакой белый.
  - Вы хотите сказать, что федеральное правительство выделило  так  мало
средств, что это все равно как если бы оно сознательно пыталось  сорвать
вашу программу?- уточнила корреспондентка шведского телевидения.
  Волосы у этой представительницы нордической расы были цвета  пшеничной
соломы, кожа - как нежные белые сливки, зубы - ровные, без малейшего из-
ъяна. На ней был переливающийся черный шелковый брючный костюм,  подчер-
кивающий ее налитые соблазнительные груди и округлые ягодицы. И даже се-
йчас, когда она стояла неподвижно, черный шелк слегка подрагивал  вверх-
вниз у нее на ногах. Запах ее духов обволакивал преподобного Уодсона.
  - Именно это я и хочу сказать,- ответил Уодсон.
  - Благодарю вас, преподобный отец, вы  чрезвычайно  помогли  шведскому
телевидению,- сказала блондинка.- Жаль, что мы не можем  побеседовать  с
вами подольше.
  - А кто сказал, что не можем?- удивился преподобный отец. Это был кру-
пный мужчина, ростом не меньше шести футов четырех дюймов,  и  казалось,
что он всем телом надвигается на нее.
  - А разве сегодня вечером вы не читаете лекцию о красоте  черных  жен-
щин?- спросила корреспондентка.
  Преподобному Уодсону потребовалось около двадцати секунд, чтобы разоб-
рать ее имя, написанное на карточке, приколотой  к  прекрасному  черному
шелку, скрывающему, можно сказать, не груди, а целые горные вершины.
  - Ингрид,- наконец сказал он и посмотрел ей в  глаза,  проверяя,  пра-
вильно ли он произнес ее имя.- Ингрид, я верю в могущество братских  от-
ношений между людьми. Я хочу, чтобы мы с вами были братом и сестрой.
  Чернокожая женщина в элегантном, но скромном костюме,  с  изящным,  но
недорогим модным ожерельем на длинной, словно выточенной из черного  де-
рем шее и с коротко остриженными волосами подергала преподобного Уодсона
за рукав.
  - Преподобный отец, пора на лекцию. Не забудьте, вы консультант  мэрии
по вопросам расовых отношений.
  - Я занят,- сказал Уодсон и улыбнулся блондинке.
  - Но вы заявлены в программе. Вы - консультант мэрии,- повторила  чер-
нокожая женщина.
  - Потом,- отмахнулся преподобный Уодсон.
  - Но ваша лекция посвящена борьбе с расизмом  в  нашем  городе!-  нас-
таивала женщина, вежливо, но твердо улыбаясь  корреспондентке  шведского
телевидения.
  - Потом, я сказал! У нас сейчас программа международного  сотрудничес-
тва,- заявил преподобный Уодсон и положил свою здоровенную лапищу на по-
крытое шелком плечо Ингрид.
  Ингрид улыбнулась. Преподобный Уодсон заметил, как напряглись ее соски
под черным шелком. Она была без бюстгальтера.
  - Преподобный отец,- сжав губы, не  отступалась  чернокожая  женщина.-
Много народу собралось послушать вашу лекцию о  том,  что  "красивый"  и
"черный" - синонимы.
  - Синонимы? Я никогда не говорил про синонимы. Никогда. Черная красота
- изначальная красота. В ней нет никаких синонимов. Сколь долго, о Боже,
наших черных красавиц белые расисты  называли  синонимами!  Ингрид,  нам
стоит смыться отсюда и поговорить о расизме и о красоте.
  - Слово "синонимы" означает - "слова с одинаковым значением",-  объяс-
нила чернокожая женщина.- Черный - значит, красивый, красивый -  значит,
черный. Вот так.
  - Точно,- согласился преподобный Уодсон, повернулся к женщине спиной и
собрался уйти, забрав с собой Ингрид.
  - Преподобный отец, Нью-Йорк платит вам сорок девять тысяч долларов  в
год за ваши лекции!- воскликнула женщина и  вцепилась  в  черный  пиджак
Уодсона.
  - Я занят, женщина!- рявкнул преподобный Уодсон.
  - Преподобный отец, я вас не отпущу!
  - Я сейчас вернусь, Ингрид. Никуда не уходите, ладно?
  - Я буду здесь,- пообещала шведская красавица и подмигнула Уодсону.
  Священник направился вслед за женщиной, которая была его ассистентом и
отвечала за организацию его лекций в различных колледжах города.
  - Это займет всего минуту,- бросил преподобный Уодсон.
  Когда-то на Юге, в колледже для чернокожих, Уодсон  был  защитником  в
местной футбольной команде и прославился тем, что мог одним махом  сбить
с ног любого. Когда они с женщиной вошли в служебное помещение, он шара-
хнул ее головой о стену. Она рухнула, как мешок с гнилой капустой.
  Уодсон вернулся к Ингрид. Вокруг нее собралась стайка  темнокожих  юн-
цов. Преподобный Уодсон смел их со своего пути, как таран. Затем,  отду-
ваясь, он затащил Ингрид в конференц-зал, где, наконец, ему удалось доб-
раться до черного шелка, содрать его с нежного белого тела и  дотянуться
до этого тела своим жадным языком. И когда он уже собрался  окончательно
восторжествовать над ней, она вдруг вывернулась. Он - за ней. Но она ус-
кользнула и заявила, что он ее не хочет.
  Не хочет? Разве так торчит, когда не хотят, вопрошал Уодсон.
  Она признала очевидное, но только после того, как он обещал ей помочь.
  - Конечно. Все что угодно,- задыхаясь, выговорил преподобный  Уодсон.-
Но сначала...
  Ингрид улыбнулась улыбкой  фотомодели.  У  преподобного  Уодсона  про-
мелькнула мысль, что ей, наверное, не  приходится  пользоваться  никакой
косметикой. Такая кожа не нуждается в лосьонах.
  Она попросила разрешения поцеловать его.
  Он разрешил - что в этом плохого.
  Она расстегнула молнию у него на брюках. Потом подняла руки и откинула
свои длинные волосы на спину.
  Преподобный Уодсон дернулся вперед - он уже не  владел  ни  телом,  ни
чувствами.
  И вдруг Ингрид отпрянула.
  - Бросьте пистолет, преподобный отец,- приказала  она.  Куда  девалась
скандинавская мелодичность ее речи?
  - А?- не понял Уодсон.
  - Бросьте пистолет,- повторила она.- Горилла с оружием -  это  слишком
опасно.
  - Сука!- заревел преподобный отец и собрался было вколотить ее  желтую
башку в ближайший шкаф, но вдруг ощутил какое-то покалывание вокруг  не-
коего весьма чувствительного органа. Похоже было, что Ингрид  надела  на
него кольцо.
  - О Боже!- воскликнул священник в ужасе и глянул вниз.
  Там и в самом деле было кольцо, тонкая полоска белого  металла,  а  по
краям - его собственная кровь, как узенький красный ободок. Желание  его
тут же пропало, а все внимание переключилось с Ингрид на себя  самого  -
так возвращается в запустившую его руку мячик на тонкой резинке. Но бле-
стящее металлическое колечко сомкнулось туже,   как   раз   по   размеру
уменьшившегося желания. И кровь продолжала сочиться.
  - Не волнуйтесь, преподобный, крови совсем немного. Хотите,  чтобы  ее
стало побольше?
  И тут в самом его чувствительном  органе  возникла  боль.  Преподобный
Уодсон в ужасе наблюдал, как капли крови набухают и набухают.
  Он схватился за кольцо, пытаясь снять его, но только сильнее  разодрал
кожу.
  - Убью!- завопил здоровенный священнослужитель.
  - И лишишься сам знаешь чего, детка,- ответила Ингрид и показала  Уод-
сону черную коробочку размером с сувенирный спичечный коробок, какие по-
дают в ресторанах.
  В центре ее был красный пластмассовый рычажок. Она чуть сдвинула рыча-
жок вперед, и боль в паху отпустила. Она двинула его назад, и  преподоб-
ному Уодсону показалось, что в орган ему воткнулось множество иголок.
  - Застегните штаны, преподобный папаша. Мы уезжаем.
  - Да, конечно. У меня речь. Дас-сэр, черный и красивый - одно и то же.
Черный - самый красивый! Мне надо выступать прямо сейчас. Расизм не дре-
млет. Нет, сэр. Черный цвет - вот истинная и изначальная красота.
  - Заткните фонтан, преподобный. Вы пойдете со мной.
  - У меня кровь течет!- взвыл Уодсон.
  - Переживете.
  Глаза Уодсона с недоверием уставились на блондинку.
  - Пошли. Не затем я все это проделала, чтобы мне еще  пришлось  тащить
вас на руках.
  Преподобный Уодсон обернул металлическое кольцо, обратившее его в  ра-
ба, мятой бумажной салфеткой. Он надеялся, что, быть может, кольцо сидит
уже не так плотно и он сможет его сдернуть. По, увы, нет,  и  он  понял,
что маленькая коробочка у Ингрид в руках - оружие  более  страшное,  чем
пистолет. Видимо, в коробочке находилось дистанционное управление, с по-
мощью которого Ингрид могла сужать и расширять кольцо. Может, если между
преподобным и коробочкой окажется стена, ему удастся снять кольцо?
  - Забыла вас предупредить,- сказала блондинка.- Если радиосигнал пере-
станет поступать, кольцо замкнется навеки, и прощай ваше главное пастыр-
ское орудие.
  Преподобный Уодсон улыбнулся и протянул ей свой револьвер с  перламут-
ровой рукояткой. Он старался держаться к Ингрид поближе, пока они напра-
влялись к выходу из отеля. Но не слишком близко. Каждый раз, как его жи-
рные коричневые лапы оказывались слишком близко к коробочке, которую не-
сла Ингрид, боль в том самом уязвимом органе вспыхивала с новой силой.
  Они погрузились в машину Ингрид. Ингрид села за руль, а Уодсону велела
поместиться на заднем сиденье, где он и притих,  зажав  пах  руками.  Он
вдруг осознал, что впервые в своей взрослой жизни находится рядом с кра-
сивой женщиной, не строя никаких планов насчет того, как забраться к ней
под трусики.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  Здание, бывшее конечным пунктом их назначения, находилось всего в трех
кварталах от магазина "Мейси" в центре Манхэтгена, но когда у "Мейси"  и
у "Гимбелла" звенел звонок, возвещавший закрытие магазинов, район внеза-
пно пустел, словно Господь провел мокрой тряпкой ночи по классной  доске
города.
  Преподобный Уодсон сидел, забившись в угол машины, когда они останови-
лись перед старым, заляпанным известкой кирпичным домом, снаружи  выгля-
девшим как крысиное общежитие. Он осторожно выглянул в  боковое  окошко,
потом, изогнув шею, посмотрел назад.
  - Мне тут не нравится,- заявил он.- В этом районе поздно вечером опас-
но.
  - Я не дам тебя в обиду, боров,- успокоила его Ингрид.
  - У меня нет оружия,- заскулил Уодсон.- Никто не имеет  права  застав-
лять человека ехать в такое место, когда он без оружия и не  может  себя
защитить.
  - Как те старики, которых ты сегодня вечером бросил в  этих  джунглях?
Которых сожгли заживо?
  - Это не моя вина,- сказал Уодсон. Если он сумеет ее заговорить, может
быть, ему удастся добраться до черной коробочки,  которую  она,  сев  за
руль, зажала между ног.- Это были добровольцы. Они сами вызвались  иску-
пить столетия белой эксплуатации.
  Ингрид аккуратно сняла перчатки, в которых вела машину. Казалось,  она
не спешит выйти наружу, а словно бы ждет какого-то сигнала. Уодсон пере-
двинулся на краешек сиденья. Если схватить ее за горло, то  она,  навер-
ное, вскинет руки и попытается вырваться. Тогда свободной рукой он  смо-
жет дотянуться до черной коробочки у нее между ногами. Надо только  быть
осторожным. Очень осторожным.
  - Это были бедные старые люди, и они не знали, на что  идут,-  сказала
Ингрид.- Они поверили вранью, который вылили на них ты и мошенники вроде
тебя. Ты обязан был защитить их.
  - Не моя работа - защищать их. Правительство не дало достаточно денег,
чтобы защищать их. Правительство опять обмануло черного человека, а  те-
перь пытается обвинить черных в этом несчастье. О, когда  это  кончится,
этот гнет и эксплуатация?- простонал он.
  - Сильные обязаны защищать слабых,- возразила Ингрид.- В прежние  вре-
мена, в колониях западных стран, это называлось бременем белого  челове-
ка. А теперь, в этих джунглях...- Она замолчала и обернулась к нему.-  А
теперь это стало бременем дикого кабана.
  Уодсон сидел уже на самом краешке сиденья, и тут Ингрид посмотрела ему
прямо в лицо и широко улыбнулась, обнажив великолепные жемчужные зубы.
  - Еще дюйм в мою сторону, шоколадка, и всю оставшуюся жизнь ты  будешь
петь сопрано,- нежно проворковала она.
  Преподобный Уодсон снова забился в угол сиденья.
  - И все-таки мне это место не нравится,- повторил он.
  - Если на нас нападут грабители, прочтешь им свою дежурную проповедь о
том, что все люди - братья. Это должно пробудить их совесть. Если у  них
таковая имеется.
  Похоже, она вполне успокоилась, решив, что Уодсон отказался  от  своих
агрессивных планов, снова отвернулась от него и принялась  всматриваться
в темноту сквозь лобовое стекло. Но чтобы он не забывался, она  легонько
прикоснулась к красному рычажку на черной коробочке.
  - Ладно, ладно,- поспешно сказал Уодсон и, когда она немного  ослабила
давление, шумно вздохнул с облегчением.
  Боль была вполне терпимая, но чувствовалась все время. Уодсон не слиш-
ком-то доверял Ингрид и боялся, что ей снова придет в голову дернуть ры-
чажок. Поэтому он сидел смирно. Очень смирно. Ничего, его день настанет!
Придет день, и она будет в его руках, и у нее не будет этой черной коро-
бочки, а у него будет пистолет, и он исполнит свой номер, а  когда  кон-
чит, отдаст ее на забаву Саксонским Лордам, и они покажут ей, как  вста-
вать на пути у черного мужчины, как оскорблять его, как унижать его дос-
тоинство...
  Кто-то шел по улице в их сторону. Трое мужчин. Все - чернокожие.  Чер-
нокожие молодые люди в небрежно нахлобученных шляпах, в туфлях на  плат-
форме и в брюках в обтяжку. Это что - те, кого она ждет?
  В десяти футах от машины черная троица остановилась, уставившись в ве-
тровое стекло. Видно было плохо, и один из них наклонился пониже. Увидев
светлые волосы Ингрид, он показал на нее остальным. Те двое тоже  накло-
нились, всматриваясь. Они улыбнулись, и улыбки блеснули яркими солнечны-
ми лучами на их лицах цвета полуночи. Парни подтянули брюки и вразвалоч-
ку подошли к самой машине.
  Уходите, подумал преподобный Уодсон. Уходите, ради Бога, вас только не
хватало! Но промолчал.
  Самый высокий из троих, на вид лет восемнадцати, постучал в окошко во-
зле левого уха Ингрид.
  Она холодно взглянула в его сторону, потом приоткрыла окно.
  - Слушаю.
  - Заблудились, леди? Поможем, если заблудились.
  - Я не заблудилась. Спасибо.
  - А чего вы тут ждете? А? Чего?
  - Мне тут нравится.
  - Ждете мужчину? Не надо больше ждать. У вас теперь есть три мужчины.
  - Прекрасно,- сказала Ингрид.- Почему бы  нам  не  назначить  свидание
где-нибудь рядом с вольером для обезьян в зоопарке?
  - Не надо ждать свиданий. Мы тут, и мы сейчас готовы.- Он обернулся  к
друзьям.- Мы готовы, а?
  Один кивнул, другой ответил:
  - Всегда готовы.
  - Приятно было побеседовать с вами, мальчики. Доброй вам ночи,- сказа-
ла Ингрид.
  - Подождите. Подождите минутку. Мы не мальчики. Нет-нет, не  мальчики.
Мы мужчины. Где вы видите мальчиков? Не надо называть нас мальчиками. Мы
мужчины. Хотите посмотреть, какие мы большие мужчины, мы покажем.
  Рука его потянулась к ширинке.
  - Доставай, а я его оторву,- сказала Ингрид.
  - Доставай,- крикнул один из его друзей.
  - Ага, доставай,- поддакнул второй.- Она боится твою черную силу.  По-
кажи ей башню черной силы.
  Тот, который вел переговоры с Ингрид, немного смутился и вновь посмот-
рел на нее.
  - Хотите увидеть?
  - Нет,- отказалась она.- Я хочу твои  губы.  Я  хочу  поцеловать  твои
большие красивые губы.
  Парень раздулся от важности и самодовольно ухмыльнулся.
  - Ну, леди-лисичка, тут проблем не будет.
  Он наклонился, придвинул лицо к самой машине и  просунул  губы  сквозь
приоткрытое всего на два дюйма окошко.
  Ингрид сунула дуло револьвера преподобного Уодсона прямо  в  раскрытые
губы.
  - Ну, чернушка, пососи-ка вот это.
  Черный юноша отскочил в сторону.
  - Дрянь!- выругался он.
  - Рада познакомиться. Я - Ингрид.
  - Эта сука психованная,- сказал парень и плюнул, чтобы  избавиться  от
вкуса револьверного дула во рту.
  - Эта - кто?- спросила Ингрид, направив дуло револьвера прямо парню  в
живот.
  - Извините, леди. Ладно, ребята, пошли отсюда. Да, мэм, мы уходим.
  - Вали, ниггер,- попрощалась Ингрид.
  Он отошел на шаг, дуло револьвера следило за каждым его движением.
  - Да, мэм,- пробормотал он.- Да, мэм.
  Затем, положив руку на плечо одному из друзей,  он  направился  прочь,
стараясь, чтобы его друг постоянно находился между ним и дулом револьве-
ра.
  Ингрид закрыла окно. Преподобный Уодсон перевел дух. Они  не  заметили
его, скорчившегося в темноте в глубине машины. Ингрид, похоже, не  испы-
тывала ни малейшего желания разговаривать, и Уодсон решил  не  втягивать
ее в беседу.
  Так они молча прождали еще минут десять, и наконец Ингрид сказала.
  - Так. Можно идти.
  Когда преподобный Уодсон выходил из машины, она приказала:
  - Запри машину. Твои друзья могут вернуться и сожрут кожу  с  сидений,
если двери будут не заперты.
  Подождав, пока он запрет дверь, она кивком головы велела ему идти впе-
ред, а сама пошла следом, держа пальцы на красном рычажке черной коробо-
чки.
  - Сюда,- сказала она, когда они подошли к трехэтажному каменному дому.
  Уодсон поднялся по лестнице на самый верх. На площадке была всего одна
дверь, Ингрид втолкнула в нее Уодсона, и он оказался в огромном, по-спа-
ртански скудно обставленном помещении; там, на коричневом диване с  цве-
точным узором, сидел Тони Спеск, он же - полковник Спасский, и читал жу-
рнал "Комментатор" На его бледном лице играла слабая улыбка
  Он кивнул Ингрид, а Уодсону велел сесть на стул напротив дивана.
  - Вы здесь, преподобный Уодсон, потому, что мы нуждаемся в ваших услу-
гах.
  - Кто вы?- поинтересовался Уодсон.
  Спеск широко, во весь рот, ухмыльнулся:
  - Мы - те, кто держит в руках вашу жизнь. Больше вам знать  не  обяза-
тельно.
  Уодсона внезапно осенило.
  - Вы коммунисты?- спросил он.
  - Можно сказать и так,- ответил Спеск.
  - Я тоже коммунист,- заявил Уодсон.
  - Да? Правда?
  - Да. Я верю в равенство, равенство для всех. Всем все поровну.  Никто
не должен богатеть за счет бедных. Я верю в это.
  - Забавно, забавно,- сказал Спеск. Он поднялся с места и аккуратно по-
ложил журнал на один из подлокотников дивана.- А какова ваша точка  зре-
ния на философию Гегеля?
  - А?-не понял преподобный Уодсон.
  - Что вы думаете о Кронштадтском мятеже?- продолжал Спеск.- Ваше  мне-
ние о меньшевистском уклоне?
  - А?
  - Ну, разумеется, вы разделяете  социалистическую  теорию  прибавочной
стоимости и ее развитие в работах Белова?
  - А?
  - Надеюсь,- заключил Спеск,- что вы  доживете  до  победы  коммунизма,
преподобный Уодсон. И на следующий же день вас отправят в поле  собирать
хлопок. Ингрид, позвоните и выясните, едет ли к нам еще один гость.
  Ингрид кивнула и вышла в другую комнату, поменьше, плотно затворив  за
собой дверь. Уодсон заметил, что черную коробочку она положила на подло-
котник дивана рядом со Спеском. Наконец ему представился  шанс.  Блеснул
свет в конце тоннеля.
  Едва дверь за Ингрид закрылась, он улыбнулся Спеску.
  - Это плохая женщина.
  - Да ну?
  - Да. Она расистка. Она ненавидит черных. Она жестока.
  - Вам просто не повезло, Уодсон. Ведь, по сравнению со мной, она почти
что Альберт Швейцер.
  Глаза его странно и очень злобно блеснули. И хотя  преподобный  Уодсон
не знал, кто такой Альберт Швейцер - его вообще мало интересовали всякие
евреи,- но он понял, что последняя фраза Спеска начисто исключает возмо-
жность вступить с ним в заговор против Ингрид. А до коробочки по-прежне-
му не дотянуться.
  - Послушайте, мистер...
  - Спеск. Тони Спеск.
  - Послушайте, мистер Спеск, она надела на меня кольцо. Мне больно.  Вы
меня освободите?
  - Через день-другой, если будете вести  себя  хорошо.  Если  создадите
проблемы, то никогда.
  - Я не создам проблемы,- пообещал Уодсон.- Вы не найдете другого тако-
го беспроблемного человека, как я.
  - Это хорошо. Вы нужны мне для одного серьезного дела. Сядьте на пол и
слушайте.
  Уодсон сполз со стула и опустился на пол - осторожно, как  если  бы  в
задних карманах брюк у него лежали сырые яйца.
  - Есть один белый. Его сопровождает старик-азиат. Они мне нужны.
  - Они ваши. Где они?
  - Не знаю. Я видел их в вашем районе. Рядом с  тем  домом,  где  убили
старушку, миссис Мюллер.
  Миссис Мюллер? Миссис Мюллер? Это та самая, которой так интересовались
власти. Они что-то там искали. Уодсон не знал, что это такое, но оно бы-
ло у него. В ее квартире оставалась только старая рухлядь, но Саксонские
Лорды нашли там какой-то странный прибор, который  притащили  Уодсону  в
надежде, что ему удастся сбыть его.
  - У меня есть кое-что получше, чем какой-то там белый и  еще  китаец,-
сообщил Уодсон.
  - Что же?
  - Такая штука, которая была у миссис Мюллер, а правительство ее ищет.
  - Ну?
  - Она у меня.
  - И что это такое?- поинтересовался Спеск.
  - Не знаю. Какая-то штука - тикает, тикает. А зачем она - не знаю.
  - И где она у вас?
  - Снимете кольцо, я скажу.- Уодсон попытался широко, по-дружески улыб-
нуться.
  - Не скажете - оторву от вас кусочек.- Спеск потянулся за черной коро-
бочкой.
  - Не трогайте, не трогайте, оставьте ее на месте!
  Я отдам вам устройство. Оно у меня в квартире.
  - Хорошо. Оно мне нужно. Но еще нужнее мне белый человек и азиат.
  - Я найду их. Я отдам их вам. Зачем они вам нужны?
  - Это оружие. Впрочем, какая разница? Вам этого не понять.
  - Вы снимете кольцо?
  - После исполнения задания.
  Уодсон мрачно кивнул. Спеск вернулся к дивану. Он сильно прихрамывал.
  - Что у вас с ногой?
  - Именно об этом я и хочу поговорить с тем белым,- ответил Спеск.
  - С каким белым?
  - О чем мы с вами сейчас говорили? Белый человек и азиат.
  - Ах, тот белый человек.
  Вернулась Ингрид. Спеск вопросительно посмотрел на нее.
  - Я только что видела его машину. Он  уже  поднимается  по  лестнице,-
сообщила она.
  - Отлично. Вы знаете, что от вас требуется.
  Задница преподобного Уодсона чувствовала себя неуютно на твердом  пар-
кетном полу, но он счел благоразумным не  шевелиться.  Черная  коробочка
по-прежнему находилась совсем рядом с рукой  Спеска.  Уодсон  сидел,  не
двигаясь, а Ингрид вышла в соседнюю комнату и вернулась с еще одной чер-
ной коробочкой. Коробочку она отдала Спеску. Еще она  принесла  с  собой
кольцо белое металлическое кольцо, похожее на те, какие дети набрасывают
на колышки.
  Спеск взял коробочку в руки и кивнул Ингрид. Она подошла  ко  входу  в
квартиру и встала за дверью.
  Спустя несколько секунд дверь отворилась, и в комнату буквально ворва-
лся невысокий человек со стриженными ежиком седеющими волосами. Он  вле-
тел на бешеной скорости, как будто только что вспомнил,  что  оставил  в
комнате свой бумажник. Увидев Спеска, он улыбнулся.
  На мгновение он застыл, как бы собирая силы для нового отчаянного бро-
ска в сторону Спеска, и тут Ингрид шагнула из своего укрытия, одним быс-
трым тренированным движением раскрыла белое кольцо и  защелкнула  его  у
вошедшего на шее.
  Тот рванулся, повернулся к Ингрид - и рука его  потянулась  к  карману
клетчатой спортивной куртки.
  - Бреслау,- произнес Спеск.
  Всего одно короткое слово, но тон был начальственный и  требовал  бес-
прекословного подчинения. Бреслау повернулся.  Руки  его  схватились  за
кольцо на шее, пытаясь его разомкнуть. Но оно не снималось, и он посмот-
рел на Спеска. Улыбка сползла с его лица, и теперь на нем был как бы на-
писан огромный вопросительный знак.
  - Перестаньте дергаться и подойдите сюда!- приказал Спеск.
  Коротышка еще раз взглянул на Ингрид, словно запоминая ее  вероломство
для будущего сведения счетов, и подошел к Спеску. Тут он наконец заметил
сидящего на полу преподобного Уодсона и замешкался, не  уверенный,  сле-
дует ли ему улыбнуться в знак приветствия или презрительно  ухмыльнуться
с видом победителя. В результате он посмотрел на Уодсона вообще без  вы-
ражения, потом перевел взгляд на Спеска.
  - Полковник Спасский,- вкрадчиво начал Бреслау. Я слышал, что вы в го-
роде. Я с нетерпением ждал этой встречи.- Руки его снова дотронулись  до
кольца на шее. Но что это такое? Очень странно.- И  он  опять  улыбнулся
Спеску, словно только они двое на земле владели тайным знанием того, как
много нелепостей происходит в мире.
  Он искоса глянул на Уодсона, желая удостовериться, нет ли и у него  на
шее такого же кольца. Уодсону хотелось крикнуть: "Вонючка, мне хуже, чем
тебе!"
  - Бреслау,- холодно произнес Спеск.- Вы знаете дом на Уолтон-авеню?
  Улыбочка тайного сообщничества покинула лицо Бреслау, но лишь на мгно-
вение Он снова взял себя в руки.
  - Конечно, товарищ полковник. Именно поэтому я так хотел встретиться с
вами. Чтобы обсудить с вами этот вопрос.
  - И именно поэтому вы и ваше начальство сочли возможным  не  посвящать
нас в детали того, чем занимаетесь и что ищете?
  - Поиски могли  оказаться  безрезультатными,-  принялся  оправдываться
Бреслау - По правде говоря, так оно и вышло. Я не хотел  беспокоить  вас
по пустякам.
  Спеск посмотрел на черную коробочку, которую держал в руках.
  - Я тоже сообщу вам несколько пустячков,- сказал он.- Вы не  поставили
нас в известность потому, что ваша контора снова решила работать сепара-
тно и пыталась заполучить устройство  для  себя.  Восточная  Германия  и
раньше имела такую склонность.- Он поднял руку, останавливая  возражения
Бреслау.- Вы действовали неуклюже и глупо. Существовало множество спосо-
бов проникнуть в здание и провести поиски. Мы  могли  бы  просто  купить
весь этот дом через какую-нибудь подставную организацию. Но  нет  -  для
вас это слишком просто. Вам понадобилось наследить по всей округе,  а  в
результате вы привлекли ЦРУ и ФБР, и они буквально вырвали всю  операцию
из ваших рук.
  Бреслау не знал, пришло ли уже время для протестов.  Лицо  его  словно
окаменело.
  - Глупость - вещь сама по себе скверная,-  завершил  Спеск.-  Но  глу-
пость, приводящая к провалу,- это еще хуже. Она  непростительна.  Теперь
можете говорить.
  - Вы правы, товарищ. Нам надо было сразу же  поставить  вас  в  извес-
тность. Но как я уже говорил, об этом устройстве в Германской Демократи-
ческой Республике просто ходили слухи среди агентов  времен  войны.  Оно
вполне могло оказаться лишь плодом чьего-то воображения. Как и вышло  на
деле. Никакого устройства не существует.
  - Ошибаетесь. Оно существует.
  - Существует?- Удивление Бреслау было смешано с сожалением.
  - Да. Оно у этого типа. И он мне его отдаст.
  Бреслау снова посмотрел на Уодсона.
  - Ну что ж, это прекрасно. Великолепно.
  - Разумеется,- сухо произнес Спеск, отвергая все  притязания  на  пар-
тнерство, которое, судя по тону, пытался навязать ему Бреслау.
  - А это устройство, оно действительно ценное? Сможем мы его  использо-
вать в будущем в нашей борьбе против империализма?
  - Я его не видел,- ответил Спеск.- Это техническое устройство.  А  ус-
тройства бывают разные.- И тут Уодсон наконец увидел, как он улыбнулся.-
Вот как эта штука у вас на шее.
  - Так это оно и есть?- сказал Бреслау и  опять  схватился  за  кольцо,
крепко обнимавшее его горло.
  - Нет. Это наше новейшее изобретение. Я покажу вам, как оно работает.
  Уодсон наблюдал, как Спеск двинул вперед красный рычажок на крышке че-
рной коробочки. Бреслау разинул рот и выпучил глаза.
  - А-а-хрр!- Руки его судорожно вцепились в кольцо.
  - Я вычеркиваю вас, товарищ,- сказал Спеск.- И не потому, что вы сове-
ршили предательство, а потому, что попались на этом. Что никуда не годи-
тся.
  Он двинул рычажок еще немного вперед на какую-то долю  дюйма.  Бреслау
рухнул на колени. Ногти его царапали шею, в попытке просунуть пальцы под
сжимающееся белое кольцо. Там, куда впились ногти, выступила кровь - но-
гти все сильнее раздирали кожу и плоть. Уодсон, ощущая боль в паху, смо-
трел на Бреслау с сочувствием.
  Бреслау разинул рот еще шире. Глаза его выкатились из орбит, словно он
целый год питался одними гормонами щитовидной железы.
  - Наслаждайтесь, наслаждайтесь,- проговорил Спеск и  подвинул  рычажок
вперед до упора.
  Раздался легкий щелчок - как будто сломался карандаш. Бреслау повалил-
ся лицом вперед на пол, легкие его издали последнее шипение, и  из  угла
рта потекла пенистая струйка крови. Глаза его смотрели прямо на преподо-
бного Уодсона, и черный священник увидел, как они начали мутнеть.
  Уодсон поморщился.
  - Теперь вы,- сказал Спеск, отложил одну черную коробочку и взял  дру-
гую.- Вы знаете, чего я от вас хочу?
  - Дас-сэр,- отозвался Уодсон.
  - Повторите.
  - Вы хотите, чтоб я нашел белого человека и желтого человека и  привел
их сюда.- Он завращал глазами и улыбнулся, как большой  масленый  блин.-
Так, босс?
  - Да. Осечки не будет?
  - Никакой осечки. Нетс-сэр. Мистер Тони!
  - Хорошо. Можете идти. Ингрид пойдет с вами. Она за вами присмотрит, а
заодно проверит это устройство из дома Мюллеров. Да, я вас предупреждаю.
Не будьте идиотом и не пытайтесь напасть на Ингрид. Она очень ценный со-
трудник.
  Уодсон встал на ноги очень медленно и осторожно, чтобы чересчур резким
движением не рассердить Спеска, и тот не начал бы развлекаться с красным
рычажком. Потом он поискал глазами Ингрид. Она стояла рядом  и  смотрела
на труп восточногерманского агента Бреслау.
  А соски у нее опять заострились, заметил Уодсон. И это не  сулило  ему
ничего хорошего.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  Римо открыл дверь ванной комнаты и выпустил Тайрона.
  Тот немедленно устремился к выходу из номера. Его рука уже  ухватилась
за дверную ручку, как вдруг Тайрон почувствовал, как его относит  назад,
подбрасывает в воздух и швыряет на диван, который отреагировал  астмати-
ческим вздохом, когда на него приземлились сто  сорок  фунтов  Тайронова
веса.
  - Куда торопишься?- поинтересовался Римо.
  - Мне охота отсюда.
  - Вот видишь,- сказал Чиун, стоя у окна и глядя на  Центральный  парк.
Ему охота. А значит, это надо сделать немедленно. Мгновенное  удовлетво-
рение желаний. Как типично для молодежи!
  - Этот мусор, папочка, не типичен ни для чего - разве только с виду.
  - Лучше пустите меня. Мне надо отсюда,- заявил Тайрон.- Мне охота  об-
ратно.
  - Охота, охота,- передразнил его Римо.- Куда спешишь?
  - Мне надо в школу.
  - В школу? Тебе?
  - Да. Мне надо туда, а то мне будет неприятность, и вам тоже. Потому -
закон - я должен ходить в школу
  - Папочка,- обратился Римо к Чиуну.- Чему могут обучить вот это в шко-
ле? Он уже провел там большую часть жизни, а его не смогли  до  сих  пор
научить правильно говорить по-английски.
  - Может быть, это передовая методика,- сказал Чиун.- И они  не  тратят
времени на изучение языков низшего порядка.
  - Нет,- сказал Римо.- Этому я не верю.
  - Меня учат,- сообщил Тайрон.- А я учусь. Я говорю по уличному англий-
скому. Это настоящий английскому. Он был такой раньше, потом белый чело-
век украл его у черного и испортил.
  - Где ты набрался этого бреда?- спросил Римо.
  - В школе. Там один человек написал книжку, и он нам сказать, мы  раз-
говариваем чудесно, а другие - они неправильно. Он говорила, мы разгова-
риваем по настоящему английскому.
  - Ты только послушай, Чиун. Ты вовсе не обязан любить английский язык,
но это мой родной язык. И мне стыдно слушать, во  что  они  его  превра-
щают.- Римо снова повернулся к Тайрону.- Этот человек,  который  написал
книгу о вашем английском языке, он что, работает в вашей школе?
  - Ага, он главный методист в школе имени Малькольма, Кинга и  Лумумбы.
Башковитый, сукин сын.
  - Помнишь, что я сказал тебе вчера вечером?
  - Что убьешь?
  Римо кивнул:
  - Я еще не принял окончательного решения. Если я выясню,  что  ты  сам
отвечаешь за то, какой ты, то ты исчезнешь и следа от тебя не останется.
Но если это не твоя вина, тогда... ну, тогда, может быть,- повторяю, мо-
жет быть,- ты останешься жить. Пошли. Поговорим с твоим главным методис-
том. Вставай, да не шаркай ступнями по полу.
  - Ступни - это то, что на конце ног,- пояснил Чиун.
  Строительство школы имени Малькольма, Кинга и Лумумбы пять  лет  назад
обошлось в девятнадцать миллионов долларов. Здание занимало целый  квар-
тал, а внутри его бетонного прямоугольника располагался двор с  пешеход-
ными дорожками, столиками для пикников и баскетбольными  площадками  под
открытым небом.
  Когда разрабатывался проект здания, знаменитый на всю страну  архитек-
тор предложил использовать минимальное количество стекла по внешнему пе-
риметру здания. В качестве компенсации предполагалось сделать застеклен-
ными стены, выходящие во двор, по внутреннему периметру.
  Местный совет школьного образования  разгромил  этот  проект  как  ра-
систскую попытку изолировать чернокожих детей. Нанятая школьным  советом
фирма по связям с общественностью развернула широкую кампанию под лозун-
гами: "Что они прячут?", "Выведите школу на свет!" и "Не отправляйте на-
ших детей обратно в пещеру".
  Центральный совет школьного образования города Нью-Йорка сопротивлялся
давлению общественности всего сорок восемь часов. Проект школы был пере-
делан. Внутри в школе остались стеклянные панели от пола до  потолка,  а
по внешнему периметру школы имени Малькольма, Кинга и Лумумбы бетон  ус-
тупил большую часть места стеклу.
  В первый год стоимость замены стекла,  выбитого  проходящими  досужими
камнеметателями, составила сто сорок тысяч долларов. Во второй  год  эта
сумма возросла до двухсот тридцати  одной   тысячи.   За   четыре   года
стоимость новых окон школы имени Малькольма, Кинга и  Лумумбы  превысила
миллион долларов.
  На пятом году произошло два важных события. Во-первых, город  оказался
не в состоянии больше выделять столько средств на школы. Но когда сокра-
щение ассигнований докатилось до школы имени Лумумбы и Компании,  прези-
дент местного школьного совета уже знал, какую статью  расходов  следует
уменьшить. Знал благодаря второму важному событию. Его брат,  за  четыре
года наживший почти миллион на поставках стекла для школьных окон,  про-
дал свой стекольный бизнес и открыл склад пиломатериалов.
  Школа имени Лумумбы перестала вставлять  стекла  взамен  выбитых.  Все
большие окна по внешнему периметру заколотили фанерой. В первый год цена
фанеры составила шестьдесят три тысячи долларов.
  И теперь школа имени Лумумбы была отгорожена от внешнего  мира  стеной
из камня и великолепной сосновой фанеры, через которую внутрь не  прони-
кали ни воздух, ни солнечные лучи, ни свет знания.
  Когда один из членов местного школьного совета высказал протест против
использования фанеры и против наступившей в результате темноты  и  задал
на заседании совета вопрос: "Что они прячут?" - и призвал "Вывести наших
детей из мрака!", то по пути домой  его  избили.  С  тех  пор  протестов
больше не поступало.
  Когда архитектор, автор  первоначального   проекта   здания,   однажды
приехал посмотреть на свое детище, он целый час просидел в  машине,  ры-
дая.
  Римо доставил Тайрона Уокера в   центральный   коридор   школы   имени
Малькольма, Кинга и Лумумбы.
  - Иди в свой класс.
  Тайрон кивнул, но взор его был прикован к входной  двери,  где  сквозь
щель между фанерными листами проникала узкая, как лезвие  ножа,  полоска
солнечного света.
  - Нет, Тайрон,- сказал Римо.- Иди в класс. Если не  пойдешь,  а  попы-
таешься смыться, я вернусь и отыщу тебя. И это тебе очень не понравится.
  Тайрон снова кивнул, очень мрачно. Он сглотнул, словно у  него  разду-
лись миндалины и он решил их съесть.
  - И не уходи отсюда без меня,- добавил Римо.
  - А ты куда?
  - Я хочу кое с кем переговорить и выяснить, их это вина или твоя,  что
ты такой, какой есть.
  - Хорошо, хорошо,- поспешно сказал Тайрон.- Ладно, так уж и быть - се-
годня хороший день приходить в школа. У нас сегодня чтение.
  - Ты учишься читать? Вот уж не думал.- Эта информация произвела на Ри-
мо сильное впечатление.
  - Да нет, не эта фигня. Учительница, она нам читает.
  - И что она читает?
  - Из большой книжки без картинок.
  - Исчезни, Тайрон,- сказал Римо.
  Тайрон ушел, и Римо приступил к поискам канцелярии. Ему навстречу  по-
пались два молодых человека - оба на вид лет на десять старше, чем поло-
жено быть выпускникам средней школы. Римо спросил их, где канцелярия.
  - Монеты есть?- спросил один.
  - Честно говоря, нет,- ответил Римо.- Но вообще-то деньги у меня есть.
Наверное, тысячи две, а может, три долларов. Не люблю ходить  по  городу
без гроша в кармане.
  - Тогда гони капусту - получишь канцелярию.
  - Иди в задницу,- сказал Римо.
  Молодой человек отступил на шаг, рывком выхватил из кармана нож с выс-
какивающим лезвием и направил его острие Римо в живот.
  - Ну, гони капусту.
  Второй, широко улыбаясь, стоял рядом. Он негромко зааплодировал.
  - Ты знаешь,- медленно произнес Римо,- школа - могучий  источник  зна-
ния.
  Парень с ножом несколько смутился.
  - Эй, не надо мне...
  - Например,- продолжал Римо,- сейчас ты узнаешь, что испытывает  чело-
век, когда кости его превращаются в желе.
  Нож в руке парня задрожал. Римо приблизился к нему на шаг,  и,  словно
отвечая на вызов, тот выбросил лезвие вперед. Первое,  что  он  услышал,
был стук падения ножа на каменный пол. Затем он услышал несколько легких
щелчков - это трещали кости его правого запястья,  которое,  выкручивая,
сжимал в своей руке этот белый.
  Парень разинул рот, собираясь закричать, но Римо прикрыл его рот ладо-
нью.
  - Шуметь нельзя. Не мешай прилежным детям учиться. Ну, где канцелярия?
  Он вопросительно глянул на второго парня.
  - Туда, по коридору,- ответил тот.- Направо, первая дверь.
  - Спасибо,- сказал Римо.- Приятно было с вами побеседовать, мальчики.
  У канцелярии была бронированная стальная дверь без какого-либо окошка,
и Римо пришлось навалиться на нее всем телом, чтобы она открылась.
  Римо вошел внутрь, подошел к длинной стойке и стал ждать.  Наконец,  в
приемную вошла какая-то женщина.
  - Чего хотели?- спросила она. Женщина была высокая, толстая, вокруг ее
головы, как нимб, вилась копна густых курчавых волос.
  На двери кабинета по левую руку Римо висела табличка:  "Доктор  Шокли.
Главный методист".
  - Я хочу повидаться с ним.- Римо указал на дверь.
  - Он занятый. Зачем вам с ним видаться?
  - Дело касается одного вашего ученика. Тайрона Уокера.
  - Полицейский участок, он там, на улице. Им говорите про этого  Тайро-
на.
  - Мое дело полиции не касается. Я хотел бы поговорить с ним  об  учебе
Тайрона.
  - Вы кто?
  - Я друг семьи. Родители Тайрона сегодня заняты на работе и  попросили
меня зайти в школу и выяснить, не могу ли я чем-нибудь помочь.
  - Чего сказали?- Глаза женщины недоверчиво сузились.
  - Мне казалось, я ясно сказал по-английски. Родители Тайрона  работают
и попросили меня...
  - Я слышала, слышала. Чего вы мне городите? За что вы нас  принимаете?
Вот тоже - пришел голову морочить.
  - Голову морочить?- удивился Римо.
  - Ни у кого здесь нет оба родителя, да еще чтоб на работе! Что  вы  их
вранье слушаете?
  Римо вздохнул.
  - Ладно. Я вам скажу все, как есть. Я полицейский. Тайрон мой подопеч-
ный. Условно-досрочно освобожденный. А теперь он попался снова,  за  три
изнасилования и шесть убийств. Я хочу поговорить с Шокли, прежде чем от-
править его на электрический стул.
  - Ну, так-то лучше. Так похожей на правду. Садитесь и ждите. Шокли по-
говорит с вами, когда сможет. Он занятый.
  Женщина указала Римо на стул, а сама села за стол, взяла номер "Журна-
ла черного совершенства и черной красоты" и уставилась на обложку.
  Римо обнаружил, что рядом с ним сидит  черный  подросток,  внимательно
разглядывающий книжку-раскраску у себя на коленях. На раскрытой странице
был изображен Поросенок Порки, нюхающий цветок на фоне сарая.
  Мальчишка достал из кармана рубашки цветной мелок, раскрасил  одну  из
толстых ляжек Порки в розовый цвет и убрал мелок. Потом достал зеленый и
раскрасил крышу сарая. Убрал зеленый, снова достал  розовый  и  принялся
раскрашивать другую ляжку поросенка.
  Римо через плечо парня следил за его работой.
  - У тебя здорово получается,- похвалил он его.
  - Ага, я лучший в классе по искусству-ведению.
  - Это заметно. Ты почти не вылезаешь за контуры рисунка.
  - Иногда трудно, когда линии близко, а кончик у  мелка  толстый  и  не
влезает.
  - Ну и что ты тогда делаешь?- поинтересовался Римо.
  - Беру мелок, у кого он острый, и он влезает между черточками.
  - А ему ты отдаешь свой старый мелок?
  Мальчишка посмотрел на Римо - на лице его было написано явное недоуме-
ние, словно Римо говорил на языке, которого мальчишка никогда не слышал.
  - Это еще зачем? Старый выбрасываю. Вы кто общественник или что?
  - Нет, но иногда мне хотелось бы им стать.
  - Смешно как-то говорите. "Мне хотелось бы" - как это?
  - Это называется английский язык.
  - А. Вот что Вас как?
  - Бвана Сахиб,- сказал Римо.
  - Вы тоже сын великого арабского короля?
  - Я прямой потомок великого арабского короля Покахонтаса.
  - Великие арабские короли, они черные,- хмыкнул  парень.  Он-то  знает
его не одурачить.
  - А я по материнской линии,- объяснил Римо Возвращайся к своей раскра-
ске.
  - Ничего. Мне ее к завтра.
  Римо покачал головой. Сидящая за  столом  черная  женщина  по-прежнему
глядела на обложку "Журнала черного совершенства и черной красоты"
  Дверь кабинета Шокли слегка приоткрылась, и Римо услышал голоса.
  - Ублюдок! Крыса!- кричала женщина.- Дискриминация! Несправедливость!
  Дверь распахнулась, и в проеме, спиной к Римо,  показалась  кричавшая.
Она размахивала кулаком, адресуя свой гнев внутрь  кабинета.  У  женщины
были огромные толстые ляжки, сотрясавшиеся под цветастым  хлопчатобумаж-
ным платьем. Ягодицы ее напоминали небольшой холм с седловиной. Движения
рук поднимали волны в океане жира, свисавшего с ее мощных бицепсов.
  Голос в глубине комнаты что-то негромко произнес.
  - Все равно крысиный ублюдок!- отозвалась женщина.-  Если  бы  не  эта
штука, я бы тебе показала!
  Она развернулась и сделала шаг в сторону Римо Если бы ненависть  имела
электрический заряд, глаза женщины извергали бы потоки искр. Губы у  нее
были плотно сжаты, а ноздри яростно раздувались.
  Римо собрался было бежать, пока этот мастодонт его не раздавил. Но же-
нщина остановилась рядом с мальчишкой, раскрашивавшим поросенка.
  - Пошли, Шабазз. Пошли домой.
  Мальчишка как раз спешил закончить раскрашивание правой передней  ноги
Порки. Римо слышал, как скрипят его сжатые от старания зубы. Женщина  не
стала ждать - со всего размаху она врезала мальчишке кулаком по уху. Ме-
лок полетел в одну сторону, книжка-раскраска - в другую.
  - Ну, ма, чего ты?
  - Пошли прочь отсюда! Этот ублюдок не хочет передумать о твоем  аттес-
тате.
  - Вы хотите сказать, что ваш сын не получит аттестат?- спросил  Римо.-
Его что, оставляют на второй год?- Неужели в этом мире еще осталось хоть
немного здравого смысла?
  Женщина посмотрела на Римо как на жареную свинину, провалявшуюся целую
ночь на платформе подземки.
  - Вы что несете? Шабазз - он говорил речь от имя класса в начале года.
У него награды.
  - Тогда в чем проблема?- поинтересовался Римо.
  - Проблема? Проблема - Шабаззу время до пятнадцатого  мая.  А  ублюдок
Шокли не хочет изменить дату выпуска и перенести на пораньше,  чтоб  Ша-
базз успел получить аттестат раньше, чем сядет  в  тюрьму.  Ему  трубить
пять лет за грабеж.
  - Это, должно быть, страшно обидно, после того как Шабазз столько тру-
дился, раскрашивая такие сложные рисунки.
  - Точно,- ответила мамаша.- Пошли, Шабазз, из этого ублюдского места.
  Шабазз вскочил на ноги. Шестнадцатилетний парень ростом был выше Римо.
Рядом с матерью он выглядел как карандаш, прислонившийся к точилке.
  Он последовал за матерью прочь. Мелок и книжка остались лежать на  по-
лу. Римо поднял их и положил на маленький столик, рядом с лампой,  прик-
репленной к столу огромными стальными болтами.
  Римо глянул через стойку на женщину, все еще  рассматривавшую  обложку
"Журнала черного совершенства и черной красоты". Ее толстые губы медлен-
но шевелились, как будто она пыталась раздавить ими крохотную рыбку. На-
конец она тяжело вздохнула и раскрыла журнал на первой странице.
  - Извините,- обратился к ней Римо.- Можно мне теперь войти?
  Женщина с шумом захлопнула журнал.
  - Ч-черт!- выругалась она.- Всегда мешают. Придется опять все сначала.
  - Я вас больше не побеспокою,- пообещал Римо.- Я буду вести себя тихо.
  - Да уж, слышь? Идите, если охота.
  Кабинет доктора Шокли состоял из двух частей. Одна, в которой находил-
ся Римо, представляла собой комнату с голыми стенами и  тремя  стульями,
намертво привинченными к покрытому пластиком полу. К полу же был прикле-
пан и торшер с прочной металлической решеткой вокруг лампочки.
  В другой части кабинета за столом восседал сам Шокли.  За  его  спиной
возвышались стеллажи с книгами, магнитофонами и африканскими  статуэтка-
ми, сработанными в штате Иллинойс. А между двумя частями была перегород-
ка - прочная стальная сетка с мелкими ячейками. Она простиралась от сте-
ны до стены, от пола до потолка, надежно защищая Шокли от любого посети-
теля. Рядом с его столом в перегородке была металлическая дверь. С внут-
ренней стороны он была заперта на огромный пуленепробиваемый замок.
  Сам Шокли оказался элегантным негром с прической "афро" умеренных раз-
меров и пронзительными глазами. На нем был серый костюм в тонкую  полос-
ку, розовая рубашка и галстук с черным узором. Узкое  запястье  украшали
небольшие золотые часы "Омега". Римо также отметил  про  себя  тщательно
ухоженные ногти Шокли.
  Руки Шокли лежали на столе ладонями вниз. Рядом с правой рукой находи-
лся "магнум" 357-го калибра. Римо пришлось взглянуть на  оружие  дважды,
прежде чем он поверил своим глазам. На резной деревянной рукоятке писто-
лета были зарубки!
  Шокли приветливо улыбнулся, когда Римо подошел к перегородке.
  - Прошу вас, садитесь.
  Говорил он слегка в нос, словно утомленно, но абсолютно чисто.  Такими
вроде бы слегка простуженными голосами говорят выпускники старых универ-
ситетов Повой Англии - как бы сокращая слова, будто они недостойны долго
оставаться во рту говорящего.
  - Благодарю вас,- сказал Римо.
  - Чем могу быть вам полезен?
  - Я друг семьи. Пришел навести справки об одном из ваших учеников. Его
имя - Тайрон Уокер.
  - Тайрон Уокер? Тайрон Уокер? Одну минутку...
  Шокли нажал встроенную в стол панель, и слева на столе вырос телемони-
тор. Главный методист перебрал несколько кнопок на клавиатуре  компьюте-
ра, и Римо заметил, как в глазах его отразилось мерцание экрана.
  - А, ну да. Тайрон Уокер.- Шокли посмотрел на Римо с улыбкой  любви  и
благоволения.- Вам будет приятно узнать, мистер... э-э... мистер?
  - Сахиб,- представился Римо.- Бвана Сахиб.
  - Так вот, мистер Сахиб, вам будет приятно узнать, что у Тайрона прек-
расная успеваемость.
  - Прошу прошения?- не поверил своим ушам Римо.
  - У Тайрона Уокера прекрасная успеваемость.
  - Тайрон Уокер - это живая бомба замедленного действия,- сказал Римо.-
Вопрос только в том - когда именно он взорвется и  причинит  вред  окру-
жающим. Он абсолютно безграмотен и вряд ли умеет пользоваться даже  уни-
тазом. Какие у него могут быть успехи?
  Говоря это, Римо приподнялся со стула, и рука Шокли  медленно  потяну-
лась к "магнуму". Римо сел, и Шокли снова успокоился.
  - В школе у него все в порядке, мистер Сахиб.  Компьютеры  никогда  не
лгут. Тайрон - лучший ученик в языковых искусствах, один из лучших  -  в
графическом изображении слова, и в числе двадцати процентов лучших в ба-
зовом вычислительном мастерстве.
  - Дайте-ка я попробую догадаться,- сказал Римо. Это чтение,  письмо  и
арифметика?
  Шокли слегка улыбнулся:
  - Ну что ж, в былые времена это называлось так. До того, как мы приня-
ли на вооружение новые, передовые методы обучения.
  - Назовите хоть один,- сказал Римо
  - Все это изложено в одной из моих книг - Шокли повел рукой в  сторону
стеллажа с книгами у себя за спиной.- "Приключения в стране образования.
Ответ на проблему расизма в школе"
  - Это вы написали?- сносил Римо
  - Я написал все эти книги, мистер Сахиб,- скромно ответил Шокли.- "Ра-
сизм под судом", "Неравенство в классе", "Черное культурное  наследие  и
его роль в обучении", "Уличный английский - веление времени".
  - А вы написали что-нибудь о том, как учить детей читать и писать?
  - Да. Моей лучшей работой считается "Уличный английский - веление вре-
мени". В ней говорится о том, что настоящий английский - это язык черно-
го человека, и о том, как белые властные структуры превратили его в неч-
то, чем он никогда не должен был стать, и тем самым  дети  черных  гетто
оказались в крайне невыгод ном положении.
  - Это идиотизм!
  - Да неужто? Известно ли вам, что слово "алгебра" - арабского происхо-
ждения? А арабы, разумеется, черные.
  - Им будет очень интересно это узнать,- заметил Римо.- Ну,  и  как  вы
предлагаете изменить это невыгодное положение детей черных гетто в плане
английского языка?
  - Следует вернуться к изначальному, истинному английскому языку. Улич-
ному английскому. Черному английскому, если хотите.
  - Другими словами, раз эти неучи не умеют говорить правильно,  давайте
превратим их глупость в стандарт, на который должны  равняться  все  ос-
тальные, так?
  - Это расизм, мистер Сахиб!- гневно возразил Шокли.
  - Насколько я смог заметить, сами вы не говорите  на  уличном  англий-
ском. Почему же, если он такой уж святой и чистый?
  - Я получил докторскую степень  в  области  образования  в  Гарварде,-
заявил Шокли, и ноздри его при этом сжались, а нос стал уже.
  - Это не ответ. Получается, что вы не говорите на уличном  английском,
так как сами вы для этого слишком образованны.
  - Уличный английский - прекрасный язык для общения на улице.
  - А что, если они захотят уйти с улицы? Что, если им  понадобится  уз-
нать что-то еще, кроме ста двадцати семи способов рукопожатия с похлопы-
ванием в ладоши и притопыванием? Что будет, если они окажутся в реальном
мире, где большинство говорит на нормальном английском? Они будут выгля-
деть тупыми и отсталыми, как ваша секретарша.
  Римо махнул рукой в сторону двери, и перед его мысленным взором  пред-
стала женщина, все еще мучительно сражающаяся с шестью словами на облож-
ке "Журнала черного совершенства и черной красоты".
  - Секретарша?- переспросил Шокли. Брови его изогнулись, как два вопро-
сительных знака.
  - Да. Та женщина, в приемной.
  Шокли усмехнулся.
  - А, вы, наверное, имеете в виду доктора Бенгази.
  - Нет, я не имею в виду никакого доктора. Женщина в приемной,  которая
не умеет читать.
  - Высокая женщина?
  Римо кивнул.
  - Густые курчавые волосы?- Шокли округлил руки над головой.
  Римо кивнул.
  Шокли кивнул в ответ.
  - Конечно, Доктор Бенгази. Наш директор.
  - Храни нас Боже!
  Долгие несколько секунд Римо и Шокли молча смотрели друг на друга. На-
конец Римо сказал:
  - Раз никто не хочет научить этих ребят читать и писать, то почему  бы
их не научить каким-нибудь ремеслам? Пусть станут сантехниками, или пло-
тниками, или шоферами грузовиков, или еще кем-то.
  - Как быстро вы решили обречь этих детей на прозябание в мусорной  ку-
че! Почему они не должны получить свою долю всех богатств Америки?
  - Тогда почему, черт побери, вы не готовите их к этому?-  спросил  Ри-
мо.- Научите их читать, ради Христа! Вы когда-нибудь  оставляли  ребенка
на второй год?
  - Оставить на второй год? Что это означает?
  - Ну, не перевести его в следующий класс, потому что он плохо учится.
  - Мы полностью избавились от этих рудиментов расизма в процессе обуче-
ния. Тесты, интеллектуальные коэффициенты, экзамены, табели, переводы из
класса в класс. Каждый ребенок учится в своей группе, где  он  чувствует
себя в родном коллективе и где ему прививается вкус к общению ради  пос-
тижения высшего смысла его собственного предначертания и в  соответствии
с опытом его народа.
  - Но они не умеют читать,- напомнил Римо.
  - По-моему, вы несколько преувеличиваете значение этого факта,- сказал
Шокли с самодовольной улыбкой человека, пытающегося произвести впечатле-
ние на пьяного незнакомца, сидящего рядом за стойкой бара.
  - Я только что видел парня, который в  начале  года  выступал  с  при-
ветственной речью. Он не умеет даже раскрашивать.
  - Шабазз - очень способный мальчик. У него врожденная нацеленность  на
успех.
  - Он вооруженный грабитель!
  - Человеку свойственно ошибаться. Богу свойственно  прощать,-  заметил
Шокли.
  - Так почему бы вам его не простить и не изменить дату выпуска?- спро-
сил Римо.
  - Не могу. Я на днях уже перенес дату выпуска, и теперь никакие  изме-
нения недопустимы.
  - А почему вы перенесли дату?
  - Иначе некому было бы выступить с прощальной речью.
  - Так, а этого парня за что сажают?- поинтересовался Римо.
  - Это не парень, а девушка, мистер Сахиб. Нет-нет, ее не отправляют  в
тюрьму. Напротив, ей предстоит испытать великое счастье материнства.
  - И вы перенесли дату выпуска, чтобы она но разродилась прямо на  сце-
не?
  - Как грубо!- сказал Шокли.
  - А вам никогда не приходило в голову, мистер Шокли...
  - Доктор Шокли. Доктор.
  - Так вот, доктор Шокли, вам никогда не приходило в голову, что именно
ваши действия довели вас до этого?
  - До чего?
  - До того, что вы сидите, забаррикадировавшись в своем кабинете за ме-
таллической решеткой, с пистолетом в руках. Вам никогда не  приходило  в
голову, что если бы вы обращались с этими детьми, как с людьми, имеющими
свои права и обязанности, то они бы и вели себя, как люди?
  - И вы полагаете, что лучшее средство - это  "оставить  их  на  второй
год", как вы изволили выразиться?
  - Для начала - да. Может быть, если остальные увидят, что  надо  рабо-
тать, они начнут работать. Потребуйте от них хоть чего-нибудь.
  - Оставив их на второй год? Хорошо, попробуем  себе  это  представить.
Каждый год, в сентябре, мы набираем в первый класс сто детей. Теперь до-
пустим, я должен оставить на второй год их всех, потому что  они  учатся
неудовлетворительно и показали плохие  результаты  на  каком-нибудь  там
экзамене...
  - Например, по умению пользоваться туалетом,- прервал его Римо.
  - Если бы я оставил на второй год все сто человек, тогда  в  следующем
сентябре у меня было бы двести человек в первом классе, а  на  следующий
год - триста. Это никогда бы не кончилось, и спустя несколько лет у меня
была бы школа, в которой все дети учатся в первом классе.
  Римо покачал головой.
  - Вы исходите из того, что все они останутся на второй год. Вы на  са-
мом деле не верите, что этих детей можно научить читать и писать, не так
ли?
  - Они могут постичь красоту черной культуры, они могут узнать все  бо-
гатство своего бытия в Америке, они могут узнать, как они сумели  проти-
востоять деградации и   вырваться   из   белого   рабства,   они   могут
научиться...
  - Вы не верите, что их можно чему бы то ни было научить,- повторил Ри-
мо и встал.- Шокли, вы расист, вы знаете это? Вы  самый  убежденный  ра-
сист, какого мне когда-либо доводилось встречать. Вас устраивает все что
угодно, любая чушь, которую несут эти дети, поскольку вы уверены, что на
лучшее они не способны.
  - Я? Расист?- Шокли рассмеялся и показал на  стену.-  Вот  награда  за
претворение в жизнь идеалов братства, равенства,  за  пропаганду  совер-
шенства черной расы, врученная мне от  благодарного  сообщества  Советом
чернокожих священников. Так что не надо о расизме.
  - Что говорит компьютер, где сейчас Тайрон?
  Шокли посмотрел на экран, потом нажал еще какую-то клавишу.
  - Комната сто двадцать семь. Класс новейших методов общения.
  - Хорошо,- сказал Римо.- Пойду на звуки хрюканья.
  - Мне кажется, вы не вполне понимаете цели современной системы образо-
вания, мистер Сахиб.
  - Давайте лучше кончим разговор, приятель,- сказал Римо.
  - Но вы...
  И вдруг Римо прорвало. Эта мучительная беседа с Шокли, глупость  чело-
века, во власть которому отданы сотни молодых  жизней,  явное  лицемерие
человека, который считал, что  раз  дети  живут  в  сточной  канаве,  то
единственное, что надо сделать,- это освятить канаву благочестивыми  ре-
чами,- все это переполнило Римо, как чересчур  сытная  пища,  и  он  по-
чувствовал, как желчь подступает к горлу. Во второй раз  меньше  чем  за
двадцать четыре часа он потерял контроль над собой.
  Прежде чем Шокли успел среагировать, Римо выбросил вперед руку и прор-
вал дыру шириной в фут в стальной сетке. Шокли лихорадочно пытался нащу-
пать свой "Магнум-357", но его на месте не оказалось.  Он  был  в  руках
этого сумасшедшего белого, и Шокли с ужасом увидел, как  Римо  переломил
пистолет пополам, посмотрел на ставшие бесполезными обломки и швырнул их
на стол перед Шокли.
  - Получай,- сказал он.
  Лицо Шокли исказила гримаса страдания, словно кто-то  впрыснул  ему  в
ноздри нашатырный спирт.
  - Зачем вы так?
  - Вставьте этот эпизод в свою новую книгу об этнических корнях  белого
расизма в Америке,- посоветовал Римо.- Это название книги. Дарю.
  Шокли взял в руки обе половинки пистолета и тупо уставился на них. Ри-
мо показалось, что он сейчас заплачет.
  - Не надо было так делать,- произнес Шокли, мгновенно потеряв аристок-
ратический выговор, и перевел злобный взгляд на Римо.
  Римо пожал плечами.
  - Чего мне теперь делать?- возопил Шокли.
  - Напишите еще одну книгу. Назовите ее "Разгул расизма".
  - У меня родительское собрание сегодня днем, а что я теперь без  "пуш-
ки"?
  - Перестаньте прятаться за этой перегородкой, как полено в камине, вы-
йдите и поговорите с родителями. Может быть, они скажут вам, что они хо-
тели бы, чтобы их дети научились читать и писать. Пока!
  Римо направился к двери, но, услышав бормотание Шокли, остановился.
  - Они меня прикончат. Прикончат. О, Господи, они меня кокнут, а я  без
"пушки".
  - Да, плохи твои дела, дорогой,- сказал Римо на прощанье.
  Когда Римо разыскал Тайрона Уокера, он не сразу понял, попал ли  он  в
комнату номер сто двадцать семь или на празднование шестой годовщины во-
ссоединения Семейства Мэнсона. Так называла  себя  банда  последователей
Чарльза Мэнсона. Под его руководством банда совершила ряд убийств,  пот-
рясших весь мир жестокостью и абсолютной бессмысленностью.
  В классе было двадцать семь черных подростков - предельное число,  ус-
тановленное законодательством штата, потому что большее  число  учеников
неблагоприятно сказалось бы на результатах обучения.  Полдюжины  из  них
сгрудились у подоконника в дальнем углу класса и передавали из рук в ру-
ки самодельную сигаретку. В комнате витал сильный горьковатый запах  ма-
рихуаны. Трое подростков забавлялись тем, что метали нож в портрет  Мар-
тина Лютера Кинга, прикрепленный клейкой лентой к  отделанной  под  орех
стене класса. Большинство учеников развалилось за столами и  на  столах,
закинув ноги на соседние парты. Транзистор на предельной громкости выда-
вал четыре самых популярных шлягера недели: "Любовь - это камень",  "Ка-
мень любви", "Любовь меня обратила в камень" и "Не обращай в камень  мою
любовь". Шум а классе стоял такой, словно полдюжины симфонических оркес-
тров настраивали свои инструменты одновременно. В тесном автобусе.
  У стены стояли три сильно беременные девицы. Они болтали,  хихикали  и
распивали пинту муската прямо из бутылки. Римо поискал глазами Тайрона и
нашел - парень сладко спал, распластавшись на двух столах.
  Появление Римо вызвало несколько любопытных взглядов, но школьники  не
сочли его достойным особого внимания и с презрением отвернулись.
  Во главе класса, за столом, склонявшись над кипой бумаг, восседала же-
нщина с отливающими стальным блеском волосами, мужскими часами на запяс-
тье и в строгом черном платье. К учительскому столу была прикручена таб-
личка: "Мисс Фельдман".
  Учительница не взглянула на Римо, и он встал рядом со столом, наблюдая
за ее действиями.
  Перед ней лежала стопка линованных листков бумаги. Наверху  на  каждом
листе имелся штамп с именем ученика. Большинство из листков, которые она
просматривала, были девственно-чистыми, если  не  считать  имени  вверху
страницы. На таких листах, в правом верхнем углу, мисс Фельдман аккурат-
но выводила оценку "4".
  На отдельных листках были карандашом нацарапаны какие-то каракули.  На
этих мисс Фельдман ставила оценку "5", трижды подчеркивала ее для  пущей
выразительности, а вдобавок старательно приклеивала золотую звезду ввер-
ху страницы.
  Она просмотрела с дюжину листов, прежде чем осознала, что кто-то стоит
возле ее стола. Она вздрогнула, но, увидев Римо,  вздохнула  с  облегче-
нием.
  - Что вы делаете?- спросил он.
  Она улыбнулась, но ничего не ответила.
  - Что вы делаете?- повторил Римо.
  Мисс Фельдман продолжала улыбаться. Ничего  странного,  подумал  Римо.
Видимо, учительница с придурью. Может, даже повреждена в уме.  Потом  он
понял, в чем причина. В ушах мисс Фельдман торчали затычки из ваты.
  Римо наклонился и вытащил их. Она поморщилась, когда вой и рев  класса
ударили по ее барабанным перепонкам.
  - Я спросил, что вы делаете?
  - Проверяю контрольную работу.
  - Чистый лист - четверка, каракули - пятерка?!
  - Надо поощрять усердие,- пояснила мисс Фельдман.  Ей  пришлось  приг-
нуться - мимо ее головы просвистела книга, брошенная из  дальнего  конца
класса.
  - А что за контрольная?- полюбопытствовал Римо.
  - Основы языкового искусства,- ответила мисс Фельдман.
  - Что это означает?
  - Алфавит.
  - Итак, вы проверили, как они знают алфавит. И большинство из них сда-
ли чистые листы. И получили четыре балла.
  Мисс Фельдман улыбнулась. Она посмотрела назад  через  плечо,  как  бы
опасаясь, что кто-нибудь протиснется в пространство шириной в три  дюйма
между ее спиной и стеной.
  - И сколько лет вы этим занимаетесь?- спросил Римо.
  - Я работаю учителем тридцать лет.
  - Вы никогда не были учителем,- сказал Римо.
  Учитель! Учителем была сестра Мария-Маргарита, знавшая, что  дорога  в
ад вымощена добрыми намерениями, но дорога в рай - добрыми делами, тяже-
лым трудом, дисциплиной и требованием полной отдачи от каждого  ученика.
Она работала в сиротском приюте в Ньюарке, где вырос Римо, и каждый раз,
когда он вспоминал о ней, он почти физически  ощущал  боль  в  костяшках
пальцев от ударов ее линейки, которыми она награждала его, когда  счита-
ла, что он проявляет недостаточно усердия.
  - И сколько вы тут получаете?- спросил Римо.
  - Двадцать одну тысячу  триста  двенадцать  долларов,-  ответила  мисс
Фельдман.
  Сестре Марии-Маргарите за всю ее жизнь не довелось увидеть сто  долла-
ров сразу.
  - Почему бы вам не попытаться чему-нибудь научить этих детей?- спросил
Римо.
  - Вы из местного совета по школьному образованию?- с подозрением спро-
сила мисс Фельдман.
  - Нет.
  - Из городского совета?
  - Нет.
  - Из налогового управления?
  - Нет.
  - Из службы суперинтенданта штата?
  - Нет.
  - Из федерального министерства образования?
  - Нет. Я ниоткуда. Я сам по себе. И я не понимаю, почему вы ничему  не
учите этих детей.
  - Сам по себе?
  - Да.
  - Так вот, мистер Сам-По-Себе. Я работаю в этой школе  восемь  лет.  В
первую неделю моего пребывания здесь меня пытались изнасиловать три  ра-
за. За первую контрольную я поставила неудовлетворительные  оценки  двум
третям класса, и у моего  автомобиля  прокололи  шины.  За  вторую  кон-
трольную я поставила шесть "неудов", и мою машину сожгли. Следующая кон-
трольная, новые "двойки", и, пока я спала, моей собаке перерезали  горло
прямо в квартире. Потом родители выставили  пикеты  у  школы,  протестуя
против моего расистского, жестокого обращения с черными детьми.
  Совет по школьному образованию, этот образчик честности и неподкупнос-
ти, отстранил меня от работы на три месяца. Когда я снова  приступила  к
работе, я принесла с собой целый мешок золотых звезд. С тех пор  у  меня
не было проблем, а в будущем году я ухожу на пенсию. Что еще мне остава-
лось делать, как вы полагаете?
  - Вы могли бы учить их,- сказал Римо.
  - Основное различие между попытками обучить чему-нибудь этот  класс  и
карьер по добыче щебня заключается в том, что карьер вас не изнасилует,-
сказала мисс Фельдман.- Камни не таскают в карманах ножи.
  Она вернулась к своим бумагам. На одном из листков были аккуратно  вы-
писаны пять рядов - по пять букв в каждом. Мисс Фельдман поставила  выс-
шую оценку - пять с плюсом - и приклеила четыре золотые звезды.
  - Это она будет выступать с прощальной речью?- догадался Римо.
  - Да. Она всегда забывает о букве "W".
  - А если бы вы попытались их чему-нибудь научить, они  бы  научились?-
спросил Римо.
  - Только не в том возрасте, когда они попадают ко мне,- ответила  мисс
Фельдман.- Это - старший класс. Если они неграмотны, когда попадают  сю-
да, то так и останутся неграмотными. Хотя в младших классах их можно бы-
ло бы чему-то научить. Если бы все  просто  поняли,  что  неудовлетвори-
тельная оценка вовсе не означает, что вы расист, желающий вернуть черных
в рабство. Но это надо делать в младших классах.
  Римо заметил, что в уголке левого глаза мисс Фельдман блеснула слезин-
ка.
  - И этого не делают,- сказал он.
  - Не делают. И вот я сижу здесь и раздаю золотые звезды за работы, ко-
торые двадцать лет назад служили бы основанием для исключения ученика  -
неважно, черного или белого. До чего мы докатились!
  - Я друг Тайрона. Как он?
  - По сравнению с кем?
  - С остальными.
  - Если ему повезет, он попадет в тюрьму раньше, чем ему исполнится во-
семнадцать. В этом случае голодная смерть ему не грозит.
  - Если бы в вашей власти было решать, оставили бы вы его в живых?  Ос-
тавили бы вы хоть кого-нибудь из них в живых?
  - Я бы убила всех старше шести лет. И начала бы все заново с  малышами
и заставила бы их работать. Заставила бы их учиться. Заставила бы их ду-
мать.
  - Вы говорите, почти как учительница.
  Мисс Фельдман грустно посмотрела на него.
  - Почти,- согласилась она.
  Римо отошел от нее и хлопнул Тайрона по плечу  Парень  пробудился  ото
сна, вздрогнув так, что едва не опрокинул столы.
  - Пошли, дурачина,- сказал Римо.- Пора домой.
  - Звонок звонить?- спросил Тайрон.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  Столь редкое событие, как визит Тайрона Уокера в школу, не прошло мимо
внимания некоего Джеми Рикется, он же - Али Мухаммед, он же -  Ибн-Фару-
ди, он же Ага Акбар, он же - Джимми-Бритва.
  Джеми перекинулся парой фраз с Тайроном,  затем  покинул  школу  имени
Малькольма, Кинга и Лумумбы, угнал первую попавшуюся ему незапертую  ма-
шину, проехал двенадцать кварталов и оказался на Уолтон-авеню.
  В бильярдном зале он отыскал вице-канцлера Саксонских Лордов и сообщил
ему о том, что Тайрон, по его собственным словам, провел  ночь  в  отеле
"Плаза" на Манхэттене. Вице-канцлер Саксонских Лордов направился  в  бар
на углу и передал эту информацию заместителю помощника  регента  Саксон-
ских Лордов, а тот в свою очередь заместителю министра войны.  Вообще-то
у Саксонских Лордов имелся только министр войны, без заместителя. Но ти-
тул "заместитель министра войны", по единодушному решению, звучал  длин-
нее и внушительнее, чем просто "министр войны".
  Заместитель министра войны передал сообщение помощнику  канцлера  Сак-
сонских Лордов, которого он нашел спящим в выгоревшем  здании  прачечной
самообслуживания.
  Двадцать пять минут спустя помощник канцлера отыскал Пожизненного  Ру-
ководителя Саксонских Лордов, который спал на голом матрасе в  пустующем
доме.
  Пожизненный Руководитель, вступивший в должность меньше двенадцати ча-
сов назад, сразу после неожиданной кончины на школьном дворе предыдущего
Пожизненного Руководителя, знал, что делать. Он встал с матраса,  стрях-
нул с одежды все, что по ней ползало, и вышел на улицу На  Уолтон-авеню,
он добыл десять центов у первого встречного - пожилого  негра,  тридцать
семь лет прослужившего ночным сторожем и в данный момент возвращавшегося
домой с работы.
  Монетка была нужна Пожизненному Руководителю для того, чтобы позвонить
в Гарлем.
  - Да пребудет с вами милость Господня,- ответила трубка.
  - Ага,- согласился Пожизненный Руководитель.- Я узнал где.
  - А!- обрадовался преподобный Джосайя Уодсон.- И где?
  - В отеле "Плаза", в центре.
  - Отлично,- сказал Уодсон.- Ты знаешь, что делать.
  - Знаю.
  - Хорошо. Возьми с собой лучших людей.
  - Все мои люди - лучшие люди. Нет только Бо-Бо Пикенса. Он все  еще  в
Ньюарке.
  - Не перепутай ничего,- напутствовал его Уодсон.
  - Не-а. Не перепутаю.
  Пожизненный Руководитель Саксонских Лордов повесил трубку телефона-ав-
томата в маленькой кондитерской. А потом - поскольку был Пожизненным Ру-
ководителем, а руководители должны показывать свою власть - вырвал труб-
ку вместе со шнуром из корпуса телефона.
  Посмеиваясь, он вышел из лавки и направился собирать команду из  своих
самых-самых лучших людей.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  - Мы куда?- спросил Тайрон.
  - Назад в гостиницу.
  - Чо-ррт! Чего ты меня не отпустишь?
  - Я решаю, убить тебя или нет.
  - Это нечестно. Я тебе ничего не делать.
  - Тайрон, само твое существование на этой земле меня оскорбляет. А те-
перь заткнись. Я хочу кое-что обдумать.
  - Черт, это глупо.
  - Что глупо?
  - Хотеть думать. Никто не хочет. Просто думают - и все. Сами собой.
  - Закройся, пока я тебя не закрыл.
  Тайрон закрылся и забился подальше в угол заднего сиденья такси.
  В то время, когда такси направлялось в сторону Манхэттена, четверо че-
рнокожих молодых людей шли по коридору шестнадцатого этажа  отеля  "Пла-
за", к номеру, где, как сообщил им брат по крови -  мальчик-рассыльный,-
остановились белый и старик-азиат.
  Тайрон сидел спокойно целую минуту, потом не выдержал.
  - Мне там не нравится,- сообщил он.
  - Почему?
  - Кровать, она жесткая.
  - Какая кровать?
  - Большая белая кровать без матраса. Жесткая, и спина болит, и вообще.
  - Кровать?- удивился Римо.
  - Ага. Ой, черт.
  - Большая жесткая белая кровать?
  - Ага.
  - Большая жесткая белая кровать, которая загибается вверх  по  краям?-
уточнил Римо.
  - Ага. Она.
  - Это ванна, губошлеп. Закройся.
  В то время как Римо и Тайрон обсуждали новейшие достижения  в  области
оборудования ванных помещений, Пожизненный Руководитель Саксонских  Лор-
дов взялся за ручку двери номера 1621 в "Плазе", легонько повернул ее  и
обнаружил, что дверь не заперта. Торжествуя, он улыбнулся жемчужной улы-
бкой трем своим спутникам, которые ответили ему ухмылками  и  поглажива-
нием своих медных кастетов и налитых свинцом дубинок.
  Такси проскакало по ухабистому мосту на Виллис-авеню и въехало в севе-
рную часть Манхэттена. Трясясь в такт толчкам и прыжкам машины по разби-
той мостовой, Римо размышлял о том, осталось ли в Америке  хоть  что-то,
что функционирует нормально.
  Дорогу, по которой они ехали, казалось, не ремонтировали со  дня  пос-
тройки. Мост выглядел так, словно его никогда не красили.  Шкалы  никого
ничему не учили, а полиция не обеспечивала соблюдения законов.
  Он выглянул в окно - по обеим сторонам дороги стояли  ровные  вереницы
зданий - дома-трущобы без лифтов, фабрики, мастерские. Все обращалось  в
прах и тлен.
  Ничто в Америке больше не функционировало нормально.
  Тем временем Пожизненный Руководитель широко  распахнул  дверь  номера
1621. Прямо перед ним на полу сидел пожилой азиат и яростно  царапал  по
пергаменту гусиным пером. Жидкие пряди волос обрамляли его  голову.  Под
подбородком болталось некое подобие редкой бороденки. Шея его  со  спины
выглядела тонкой и костлявой, свернуть ее - плевое дело. Выступающие из-
-под желтой хламиды запястья азиата были тонки и  хрупки,  как  у  хилой
старушонки. Наверное, тогда, ночью, во дворе школы у старикана была пал-
ка, ею он и толкнул одного из Лордов, подумал новый Пожизненный  Руково-
дитель. Но то были малые дети. А теперь он познакомится с настоящими Са-
ксонскими Лордами.
  - Войдите и закройте дверь,- произнес Чиун,  не  оборачиваясь.-  Добро
пожаловать в нашу обитель.- Голос его звучал мягко и приветливо.
  Пожизненный Руководитель знаком велел сподвижникам войти внутрь,  зак-
рыл дверь и с улыбкой указал глазами на старика. Это будет несложно. Ла-
комый кусочек, этот косоглазый придурок. Просто конфетка.
  В такси, повернувшем к югу на ист-сайдский проспект  Франклина  Делано
Рузвельта, Тайрон начал шевелить губами - он пытался сформулировать  ка-
кое-то предложение Но мозг Римо напряженно работал. Он  почти  пришел  к
важной мысли и не хотел, чтобы Тайрон ему мешал. Поэтому он прикрыл  ла-
донью рот Тайрона и не стал убирать руку.
  Всего несколько лет тому назад мэр-либерал, которого так любила город-
ская пресса, покинул свой пост, и вскоре после этого одна из самых глав-
ных эстакад города рухнула. И хотя этот мэр, как утверждалось,  истратил
на ремонт автострады миллионы, никому не было предъявлено обвинение, ни-
кто не сел в тюрьму, никому, казалось, не было до этого никакого дела.
  Спустя еще некоторое время выяснилось, что та же администрация урезала
выплаты в пенсионный фонд, поскольку при расчете суммы средств,  необхо-
димых на социальные нужды, пользовалась данными начала века, когда сред-
няя продолжительность жизни была на двенадцать лет меньше.  И  до  этого
никому не было дела.
  В любом другом городе немедленно собралось бы Большое жюри, губернатор
назначил бы расследование, мэрия создала бы специальную  комиссию.  Нью-
Йорк просто зевнул и продолжал жить по-прежнему, а политические  деятели
даже попытались выдвинуть кандидатуру бывшего мэра, самого бездарного  в
длинной веренице бездарных мэров, на пост президента Соединенных Штатов.
  Кого в Нью-Йорке могло оскорбить или расстроить чье-то там недостойное
поведение? Ведь изо дня в день кругом совершалось столько  неблаговидных
поступков.
  - Почему так?- спросил себя Римо, и тут его осенило.
  Разве вся Америка так плоха? Разве  Америка  разваливается  на  части?
Там, на просторах страны, раскинувшейся на три тысячи миль, есть полити-
ки и государственные чиновники, которые пытаются добросовестно исполнять
свои обязанности. Есть полицейские,  которых  больше  интересует  поимка
преступников, чем организация специальных курсов для обучения  населения
тому, как самым удачным способом стать жертвой ограбления. Есть  дороги,
которые содержатся в хорошем состоянии, чтобы люди имели шанс  добраться
до места назначения вместе с коробкой передач своего автомобиля Учителя,
которые пытаются чему-то научить своих учеников. И очень  часто  им  это
удается
  Фиаско потерпела не Америка. Не Америка разваливается  на  части.  Это
Нью-Йорк - город, где жизненные запросы людей постоянно  снижаются,  го-
род, жители которого добровольно согласились принять уровень жизни, худ-
ший, чем где бы то ни было в стране. Где люди  добровольно  отказываются
от права покупать товары по низким ценам в супермаркете и  вместо  этого
поддерживают лавочников своего квартала - тех самых лавочников, у  кото-
рых цены такие, что рядом с ними страны-экспортеры нефти выглядят благо-
детелями человечества. Где люди спокойно смирились с тем,  что  езда  на
расстояние в пять кварталов у них отнимает не меньше сорока пяти  минут.
Где люди отказались от права иметь автомобиль, потому что его негде при-
парковать, и нет дорог, по которым можно ехать без ущерба для машины, и,
кроме того, даже автомобиль не гарантирует безопасности на  улицах.  Где
люди полагают, что для борьбы с преступностью необходима служба самообо-
роны в каждом квартале, забывая о том, что в большинстве городов с прес-
тупностью борется полиция.
  И нью-йоркцы примирились с этим и улыбаются друг другу на коктейлях, а
обувь их при этом воняет собачьим пометом, который покрывает город слоем
толщиной в семь дюймов, и чокаются бокалами с белым  вином,  и  говорят,
что просто не могли бы жить ни в каком другом месте на земле.
  Когда каждые восемнадцать месяцев Нью-Йорк оказывается банкротом после
очередного приступа безумного расточительства, политические деятели  го-
рода любят твердить всей стране - одновременно с этим протягивая руку за
милостыней,- что Нью-Йорк - это душа и сердце Америки.
  Но это не так, думал Римо. Это лишь пасть Америки, пасть, ни на минуту
не умолкающая, постоянно треплющаяся по телевидению, по радио, в  журна-
лах и газетах, так что даже люди, живущие где-нибудь на Среднем  Западе,
приходят к выводу, что раз уж Нью-Йорк так плох, то значит - о Господи!-
и вся страна такова же.
  Но это не так, подумал Римо. Америка функционирует.  Не  функционирует
только город Нью-Йорк. Но Нью-Йорк и Америка - не одно и то же.
  И это помогло ему несколько более снисходительно взглянуть на свою ра-
боту.
  - Можешь говорить,- сказал Римо, убирая руку со рта Тайрона.
  - Я забыл, что хотел сказать.
  - Прибереги эту мысль,- посоветовал Римо.
  В тот момент, когда такси съехало с проспекта имени Рузвельта на Трид-
цать четвертую улицу, направляясь на запад, а потом  свернуло  снова  на
север - шофер решил сделать крюк,  чтобы  содрать  с  пассажиров  лишние
семьдесят центов,- Пожизненный Руководитель  Саксонских  Лордов  положил
тяжелую лапу на плечо старику-азиату в номере 1621 в отеле "Плаза"
  - Так, хиляк косоглазый,- сказал он.- Пойдешь с нами. Ты и  эта  белая
вонючка, твой напарник.
  Для пущей выразительности он потряс сидящего на полу старика за плечо.
Точнее - хотел потрясти. Ему показалось немного странным, что хрупкое  -
меньше сотни фунтов весом - тело не шелохнулось.
  Старик-азиат посмотрел на Пожизненного Руководителя, потом на  руку  у
себя на плече, потом снова на Руководителя и улыбнулся.
  - Теперь ты покинешь этот мир счастливым человеком,- милостиво  произ-
нес он.- Ты коснулся самого Мастера Синанджу.
  Пожизненный Руководитель захихикал. Этот  желтомордый  старик  говорит
смешно. Как эти вонючие педики-профессора по телевизору, всегда треплют-
ся, треплются, а чего треплются - черт их знает!
  Он снова захихикал. Он покажет этому косоглазому старику пару  штучек,
вот здорово-то будет. Сильно здорово!
  Он выхватил из заднего кармана брюк дубинку со  свинцовым  набалдашни-
ком, как раз когда шестнадцатью этажами ниже такси подъехало к парадному
подъезду отеля "Плаза" на Шестидесятой улице.
  Римо расплатился с шофером и повел Тайрона Уокера по широкой  каменной
лестнице в вестибюль шикарного отеля.


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  Коридоры отеля всегда полны разнообразных звуков. Кто-то смотрит теле-
визор, кто-то, одеваясь, поет. Льется вода в ваннах  и  унитазах,  гудят
кондиционеры. В отеле "Плаза" ко всем этим звукам добавлялся шум улично-
го движения. Чтобы различить каждый отдельный звук, надо было сфокусиро-
вать слух - так, как большинство людей фокусирует взгляд.
  Когда Римо с Тайроном поднялись в лифте  на  шестнадцатый  этаж,  Римо
сразу же услышал звуки в номере 1621. Он различил голос Чиуна,  различил
и другие голоса. Три, возможно - четыре.
  Римо втолкнул Тайрона в комнату. Чиун стоял у окна,  спиной  к  улице.
Его силуэт выделялся черным пятном на фоне яркого солнечного света, про-
никавшего сквозь тонкие занавески.
  На полу лицом к Чиуну, чинно сложив руки на коленях, сидели три  моло-
дых человека в синих джинсовых куртках Саксонских Лордов.
  В углу лежал еще один молодой человек, и по тому, как неуклюже  вывер-
нулись его конечности, Римо понял, что этому уже поздно  беспокоиться  о
том, где держать руки. Вокруг него в беспорядке  была  разбросана  целая
коллекция дубинок и медных кастетов.
  Чиун кивнул Римо и продолжал свою речь.
  - Продолжим,- сказал он.- Повторите: "Я буду соблюдать закон".
  Трое черных юнцов хором произнесли  нечто  вроде:  "Иабутсублидадьдза-
кон".
  - Нет, нет, нет,- сказал Чиун.- Давайте вместе со мной. Я, а не "иа".
  - Я,- медленно, с трудом произнесли трое.
  - Очень хорошо,- похвалил их Чиун.- А теперь: буду соблюдать. Не  суб-
лидать. Соблюдать.
  - Я буду соблюдать.
  - Верно. А теперь: закон. Не дзакон. З-з-з. Кончик языка находится ря-
дом с краем верхних зубов, но не надо его прикусывать. Вот так,-  проде-
монстрировал он,- за-за-за. За-кон.
  - За-кон,- медленно сказали трое юнцов.
  - Отлично. А теперь все целиком. Я буду соблюдать закон.
  - Иабутсублидадьдзакон.
  - Что?!- завопил Чиун.
  Римо расхохотался
  - Черт побери! По-моему, у наших Элиз Дулитл все получается превосход-
но. Пора выводить в свет.
  - Тихо... вонючка.- Чиун сплюнул и устремил на  молодых  людей  взгляд
карих глаз.- Так, снова. Но на этот раз правильно.
  - Я. Буду. Соблюдать. Закон,- медленно и тщательно выговорили трое па-
рней
  - Еще раз.
  - Я буду соблюдать закон.- На этот раз получилось быстрее.
  - Очень хорошо,- сказал Чиун.
  - Мы пойдем, масса?
  - Не масса. Мастер. Мастер Синанджу
  - Братья,- произнес Тайрон.
  Трое черных юношей развернулись и уставились на него. В глазах их  был
написан ужас, и даже радость встречи с другом Тайроном этот ужас не раз-
веяла.
  - Повторите урок для этого доброго джентльмена,-велел Чиун.
  Все три головы повернулись обратно, словно Чиун разом дернул их за ве-
ревочку.
  - Я буду уважать старших. Я не буду ни красть, ни убивать. Я буду соб-
людать закон.
  - Очень хорошо,- сказал Чиун.
  Римо ткнул большим пальцем в сторону тела в углу.
  - Неспособный ученик?
  - У меня не было возможности это выяснить. Чтобы их  чему-то  научить,
сначала надо было привлечь их внимание.   Он   оказался   самым   лучшим
средством для этого - он прикоснулся ко мне.
  Чиун перевел взгляд на трех юношей.
  - Можете встать.
  Все трое медленно поднялись с пола. Они чувствовали себя неуютно. Тай-
рон, не прошедший курс обучения в чиуновой школе изящных  манер,  быстро
разрешил эту проблему, заняв их сложной процедурой  рукопожатий  и  при-
ветствий: руки в стороны, руки вместе, ладони вверх, ладони вниз, ладонь
о ладонь. Все это, на взгляд Римо, напоминало игру в ладушки в дурдоме.
  Четверо чернокожих друзей сгрудились в  углу  и  принялись  перешепты-
ваться. Потом Тайрон подошел к Римо, чтобы передать ему  сообщение.  Ос-
тальные с подозрением следили за ним.
  - Передобный Уодсон, он хочет с вами говорить.
  - Кто? А, барыга, что ли?
  - Ага. Он хочет вас видеть.
  - Хорошо. Я тоже хочу его видеть,- сказал Римо.
  - Они говорят, он что-то знает о миссис Мюллер,- сообщил Тайрон.
  - Где его найти?- спросил Римо
  - У него большая квартира в Гарлеме. Они вас туда отведут.
  - Хорошо. Ты тоже можешь пойти с нами.
  - Я? Это зачем?
  - На случай, если мне понадобится переводчик. А вы, трое,  уберите  за
собой мусор,- сказал Римо, указывая на тело  Пожизненного  Руководителя,
который, соприкоснувшись с Чиуном, больше никем не руководил. Равно  как
и не жил.

  Ингрид не нравился преподобный Джосайя Уодсон, поэтому в  течение  дня
она то и дело принималась поигрывать рычагом-выключателем на черной  ко-
робочке, то сжимая, то разжимая кольцо. И улыбалась,  когда  получала  в
награду рев Уодсона, тщетно искавшего укромный уголок в квартире, где бы
он мог спокойно отдохнуть.
  Еще до того как войти в квартиру Уодсона  накануне  вечером,  она  уже
примерно представляла себе, как эта квартира выглядит. Кричащая, экстра-
вагантная, дорогая мебель, купленная на деньги, предназначавшиеся бедня-
кам, о печальной судьбе которых он беспрестанно твердит.
  Но стиль жизни Уодсона оказался чересчур роскошным, даже сверх ее ожи-
дания. И очень необычным.
  При нем постоянно находились две горничные - обе юные, обе белые,  обе
числились координаторами программы "Жилье для всех - 2" и получали жало-
ванье от федерального правительства. Обе выглядели как выпускницы высших
курсов массажисток. Одеты они были как опереточные дивы и, когда  Ингрид
и Уодсон прибыли в эту квартиру на окраине Гарлема, обе держали в  руках
хрустальные стаканы с виски.
  Самая большая комната в квартире была набита до отказа,  как  мусорное
ведро на кухне. Всюду куда ни глянь -  живопись,  скульптура,  бронзовые
статуэтки, золотые медальоны и драгоценности.
  - Где ты раздобыл все это барахло?- спросила  она  Уодсона,  предвари-
тельно отпустив обеих горничных и сообщив им, что  весь  остаток  недели
они могут отдыхать - благодарное правительство жалует им отпуск за  вер-
ную службу.
  - Это дары верных последователей, помогающих мне в богоугодных делах.
  - Другими словами - то, что ты состриг с доверившихся тебе бедняков.
  Приняв слова Ингрид за милую шутку, Уодсон было  улыбнулся  -  такова,
мол, жизнь - и показал в улыбке все тридцать два зуба вместе с  золотыми
коронками на большинстве из них.
  Но Ингрид сказала с отвращением:
  - Так я и думала.
  И чтобы подчеркнуть свое отвращение, передвинула рычажок на черной ко-
робочке на миллиметр вперед. Боль в паху заставила Уодсона опуститься на
колени.
  Но что воистину привело ее в крайнее изумление, так это прочие комнаты
в квартире. Обжитыми были только гостиная, кухня и две спальни. Но  име-
лось еще шесть комнат, и все они от пола до потолка были забиты  телеви-
зорами, радиоприемниками, разнообразной  посудой,   стереомагнитофонами,
автозапчастями. Переходя из комнаты в комнату и рассматривая эту  сокро-
вищницу, она вдруг поняла, что такое Уодсон. Он был скупщиком  краденого
- всего, что добывали уличные банды.
  Решив проверить догадку, она спросила, правда ли это.
  Он знал, что лгать нельзя. А потому снова улыбнулся.
  Ингрид оставила его стонать на полу гостиной, а сама  пошла  на  кухню
приготовить себе кофе. И только когда кофе был готов, остыл и был  напо-
ловину выпит, она ослабила давление кольца-удавки.
  Уодсону понадобилось около часа, чтобы, перерыв все вверх дном,  отыс-
кать, наконец, устройство, украденное в квартире Мюллеров.  Он  протянул
его Ингрид, надеясь заслужить хоть какое-то одобрение.
  - А теперь иди спать!- приказала она.
  Когда Уодсон уснул, она позвонила  Спеску,   описала   секретное   ус-
тройство, и они вместе посмеялись.
  Ночь она провела в кресле рядом с кроватью Уодсона.
  Она не отпускала его от себя, пока он втолковывал  Саксонским  Лордам,
как важно найти худощавого белого американца и старика-азиата. Тут выяс-
нилось, что они похитили одного из Лордов, Тайрона Уокера. Уодсон разго-
варивал с Лордами елейным  голосом,  и  Ингрид  доставляло  удовольствие
поигрывать рычажком и заставлять лоб преподобного покрываться  потом,  а
его самого - спотыкаться о собственные слова.
  Она не отходила от Уодсона и сейчас, когда он, сидя в кресле,  разгля-
дывал стройного белого американца, древнего старика-азиата и худого чер-
ного мальчишку - их спутника.
  - Зачем он здесь?- спросил Уодсон, указывая на  Тайрона.-  Зачем  этот
ребенок участвует в делах мужчин?- Он поморщился - боль напомнила ему об
Ингрид, стоящей у него за спиной.- И женщин.
  - Он здесь, потому что нужен мне,- сказал Римо.- Итак, чего вы от  нас
хотите?
  - Я слышал, вас интересует миссис Мюллер.
  - Слух у вас - лучшей не бывает.
  - Лучше,- сказал Тайрон.
  - Что?- не понял Римо.
  - Ты сказал "лучшей",- объяснил Тайрон.- Это неправильно.  Надо  гово-
рить "лучше". Так в школе учат.
  - Заткнись,- сказал Римо.- Меня интересуют две вещи,- обратился  он  к
Уодсону.- Первое - человек, который ее убил. И второе - прибор, который,
возможно, у нее был.
  - Прибор, он у меня,- сообщил Уодсон.
  - Отлично. Мне хотеть...- начал Римо.- Черт побери,  Тайрон,  ты  меня
заразил! Я хочу получить его.
  - Очень хорошо,- похвалил Чиун Римо.
  - Сейчас,- сказал Уодсон.
  Он медленно поднялся со стула и направился  в  дальний  угол  комнаты.
Чиун перехватил взгляд Римо и легонько кивнул, привлекая его внимание  к
тому, как тяжело, явно преодолевая боль, двигается Уодсон.
  Ингрид следила за Уодсоном злобным, недоверчивым взглядом - так фермер
осматривает окрестности курятника на предмет лисьих следов. А Римо  сле-
дил за Ингрид. Он догадывался, что именно у  нее  источник  испытываемой
Уодсоном боли, но пока не мог определить, какого рода этот источник. Че-
рный пастор шел осторожно, тяжело ступая,  аккуратно  переставляя  ноги,
словно по минному полю.
  Уодсон открыл дверцу антикварного секретера и достал картонную коробку
почти в фут длиной и шириной. Из коробки он вынул какой-то прибор, похо-
жий на метроном с четырьмя маятниками. К прибору были  подсоединены  три
провода.
  Уодсон отдал прибор Римо и направился к стулу. Ингрид улыбнулась, ког-
да он посмотрел ей в глаза, молча испрашивая дозволения сесть.  Она  ле-
гонько кивнула и - высокая спинка стула отгораживала ее от остальной ко-
мпании - ослабила давление, чуть сдвинув рычажок. Вздох облегчения, выр-
вавшийся из груди Уодсона, наполнил собой всю комнату.
  - Как он работает?- спросил Римо, повертев метроном в руках. Сам  черт
не разберется в этих идиотских механизмах!
  - Не знаю,- ответил Уодсон.- Но это он.
  Римо пожал плечами.
  - Последний вопрос. Бо-Бо... или как там его. Который убил миссис Мюл-
лер. Где он?
  - Я слышал, в Ньюарке.
  - Где именно?
  - Стараюсь узнать.
  - Если он в Ньюарке, то как к вам попало это?- спросил Римо.
  - Кто-то оставил снаружи у моей двери. И  записку,  что  правительство
его ищет,- сказал Уодсон.
  - По-моему, вы врете. Но ладно, будем считать,  что  я  вам  поверил,-
сказал Римо.- Мне нужен этот Бо-Бо.
  - А что мне с этого будет?- поинтересовался Уодсон.
  - Я оставлю вас в живых,- сказал Римо.- Не знаю, в чем ваша  проблема,
преподобный, но выглядите вы, как человек, которому очень больно. Что бы
это ни было, это вам покажется пустяком по сравнению с тем, что вам  ус-
трою я, если попытаетесь меня надуть.
  Уодсон поднял руки - этот жест мог выражать протест, а мог быть и про-
сто инстинктивным движением человека, пытающегося удержать готовую  сва-
литься на него кирпичную стену.
  - Я не обманываю,- сказал он.- У меня люди кругом на улицах.  Я  скоро
найду его.
  - И сразу дадите мне знать.
  - А вообще-то кто вы?- спросил Уодсон.
  - Ну, скажем, я не просто частное лицо.
  - У вас семья? Миссис Мюллер - она ваша семья?
  - Нет,- ответил Римо.- Я сирота. Меня воспитали монахини. Чиун  -  вот
вся моя семья.
  - Приемная,- поспешно вставил Чиун, дабы никому не  пришло  в  голову,
что у него в жилах течет белая кровь.
  - Где вы научились делать то, что вы делаете?- спросил Уодсон.
  - А что именно я делаю?
  - Я слышал, вы вчера ночью раскидали Саксонских  Лордов  одной  левой.
Вот я про что.
  - Это просто фокус,- сказал Римо.
  Тайрон разгуливал по комнате, разглядывая статуэтки,  драгоценности  и
изделия из хрусталя, расставленные на стеллажах.
  - Не вздумай чего стянуть!- заорал Уодсон.- Они мои.
  Тайрон надулся - как можно заподозрить, что он способен на  воровство!
Он отошел от стеллажей и продолжил обход комнаты. Остановившись рядом  с
Ингрид, он некоторое время понаблюдал за ее действиями, а потом  быстрым
тренированным движением вора-карманника выхватил у нее из рук черную ко-
робочку.
  - Смотри,- сказал он, протягивая коробочку Римо.
  - Мальчик, не трогай выключатель!- крикнул Уодсон.
  - Какой выключатель?- переспросил Тайрон.- Вот этот?- И дотронулся  до
рычажка.
  - Пожалуйста, мальчик, нет!
  - Отдай коробочку, Тайрон,- невозмутимо приказала Ингрид.- Отдай неме-
дленно.
  - А зачем она?- полюбопытствовал Тайрон.
  - Это обезболивающее устройство для людей, страдающих мигренью,- объя-
снила Ингрид.- Преподобный отец очень мучается во время приступов, у не-
го буквально раскалывается голова. Коробочка снимает  боль.  Пожалуйста,
верни ее мне. С этими словами Ингрид протянула руку.
  Тайрон вопросительно глянул на Римо, тот пожал плечами:
  - Верни коробочку
  - Ладно,- уступил Тайрон. Он протянул коробочку Ингрид, но не удержал-
ся от искушения и слегка толкнул рычажок.
  - А-а-й-й-и-и-и!- завизжал Уодсон.
  Ингрид выхватила коробочку у Тайрона и немедленно вернула  рычажок  на
место. Уодсон вздохнул с облечением так шумно, словно кто-то  в  комнате
включил пылесос. Когда они уходили, он все еще дышал с  присвистом.  Ин-
грид стояла у него за спиной. Она улыбалась.
  Спускаясь по лестнице к выходу, Римо спросил:
  - Ну, и что ты думаешь, папочка?
  - О чем?
  - О преподобном Уодсоне.
  - Ценности не представляет. Изнутри даже хуже, чем снаружи.
  - А о механизме Мюллеров?
  - Все механизмы похожи друг на друга. Они ломаются. Пошли ее Смиту. Он
любит играть в игрушки.
  Устройство было доставлено в офис Смита в Рай, штат  Нью-Йорк,  в  два
часа ночи. Римо заплатил водителю такси половиной стодолларовой  бумажки
и короткой резкой болью в правой почке. При этом Римо добавил,  что  ус-
тройство надо доставить как можно скорее, и тогда у  дежурного  в  отеле
"Плаза" шофер получит другую половину сотенной и не  получит  добавочной
боли.
  Была уже глубокая ночь, и Тайрон мирно спал в ванной,  когда  раздался
стук в дверь.
  - Кто там?- крикнул Римо.
  - Рассыльный, сэр. Вам звонят, а ваш телефон не работает.
  - Я знаю. Я возьму трубку в фойе.
  - Я получил пакет,- сообщил Смит, когда Римо снял трубку внизу в  вес-
тибюле.
  - А, Смитти! Приятно вновь слышать ваш голос. Вы уже нашли мне замену?
  - Я хотел бы только одного - чтобы это был разумный человек, с которым
будет легче иметь дело, чем с вами.
  Римо удивился. Смит никогда не выдавал своего раздражения. Да и вообще
никаких эмоций. Такое с ним впервые, подумал Римо, и эта мысль заставила
его удержаться от дальнейших иронических замечаний.
  - И что это за устройство?- поинтересовался  он.-  Имеет  какую-нибудь
ценность?
  - Никакой. Это детектор лжи, работающий по принципу индукции.
  - И что бы это значило?
  - Это значит, что к допрашиваемому не надо подсоединять провода.  Поэ-
тому прибор может пригодиться при допросе подозреваемого,  если  ему  не
следует знать, что его подозревают. Ему можно задавать вопросы, а прибор
прицепить снизу к его стулу, и прибор покажет,  говорит  человек  правду
или лжет.
  - Звучит неплохо,- сказал Римо.
  - Так себе,- отозвался Смит.- У нас есть устройства получше. А теперь,
при наличии пентогала, никто в нашем деле не пользуется техническими ус-
тройствами.
  - О'кей, значит, с этим я покончил и теперь могу заняться  другим  де-
лом.
  - А именно?
  - Поисками человека, который убил старую женщину, чтобы украсть у  нее
прибор, не представляющий никакой ценности.
  - Это подождет,- сказал Смит.- Задание еще не выполнено.
  - Что еще?- спросил Римо.
  - Не забывайте. Я говорил вам о полковнике Спасском  и  о  неизвестных
устройствах, которые он пытается заполучить.
  - Наверное, еще какие-нибудь детекторы лжи,- предположил Римо.
  - Сомневаюсь. Он слишком умен - его так просто не провести. Это и есть
ваше задание. Выясните, что он ищет, и добудьте это для нас.
  - А потом?
  - Можете делать все что угодно. Не понимаю, почему вы  придаете  этому
такое большое значение.
  - Потому что кто-то воткнул шило в глаз старой женщине просто для  за-
бавы. Убийство из спортивного интереса сбивает цену  моего  труда.  Хочу
убрать с дороги дилетантов.
  - Чтобы мир стал менее безопасным для убийц?- спросил Смит.
  - Чтобы он стал менее безопасным для животных.
  - Валяйте. Надеюсь, вы сумеете отличить  одних  от  других,-  произнес
Смит, и послышался сигнал отбоя.
  Римо повесил трубку с легким чувством неловкости, которое всегда  воз-
никало у него после разговоров со Смитом. Похоже было, будто, не выражая
этого прямо, Смит постоянно морально осуждал Римо. Но в чем же тут  без-
нравственность, если именно Смит буквально выдернул Римо  из  нормальной
жизни среднего американца и превратил в убийцу? Неужели нравственность -
это то мерило, с которым мы подходим только к поступкам других людей,  а
любые свои поступки оправдываем необходимостью?
  Чиун заметил озабоченный взгляд Римо и собрался заговорить, но тут ра-
здалось царапанье в дверь ванной. Не сговариваясь, оба одновременно при-
няли решение не обращать на Тайрона внимания.
  - Ты обеспокоен, мой сын, потому что ты еще дитя.
  - Черт побери, Чиун, я не дитя! Я взрослый человек. И мне не  нравится
то, что творится вокруг. Смит заставляет меня гоняться за какими-то сек-
ретными штуковинами, а я... Меня все это просто больше не интересует.
  - Ты навсегда останешься ребенком, если будешь ожидать от людей, чтобы
они были не тем, что они есть. Если ты идешь по лесу, то не станешь сер-
диться на дерево, которое растет у тебя на пути. Дерево в этом не  вино-
вато. Оно существует. И ты не станешь садиться  перед  ним  на  землю  и
поучать его. Ты просто проигнорируешь его. А если не сможешь его  проиг-
норировать, ты его устранишь. Так же надо поступать с людьми. Все они  в
большинстве подобны деревьям. Они делают то, что они делают, потому  что
они такие, какие они есть.
  - И значит, я должен игнорировать тех, кого могу, а  остальных  устра-
нять?
  - Теперь ты начинаешь видеть свет мудрости,- сказал Чиун и сложил  пе-
ред собой руки движением, легким, как колыхание растения под водой.
  - Послушай, Чиун, мир, который ты мне даешь,- это  мир  без  моральных
принципов. Мир, где ничто не имеет значения, кроме умения держать локоть
прямо, правильно дышать и правильно наносить удары. Ты освобождаешь меня
от моральных принципов, и это делает меня счастливым.  Смит  подсовывает
мне ночной горшок, полный дерьмовых моральных принципов, и меня от  него
тошнит. Но его мир мне нравится больше, чем твой.
  Чиун пожал плечами.
  - Это оттого, что ты не понимаешь истинного смысла моего  мира.  Я  не
предлагаю тебе мир, свободный от моральных принципов. Я даю тебе мир аб-
солютного соблюдения нравственных принципов, но единственный, чьи  прин-
ципы ты можешь действительно контролировать,- это ты сам. Будь нравстве-
нным. Ничего более великого в жизни ты совершить не сможешь.- Он медлен-
но развел руки, описав ими в воздухе круг.- Пытаться сделать  нравствен-
ными других людей - это все равно что пытаться поджечь спичкой лед.
  Тайрон перестал скрестись.
  - Эй, когда вы меня отсюда выпустите?- раздался приглушенный голос.
  Римо посмотрел на запертую дверь ванной.
  - А он?
  - Он - то, что он есть,- сказал Чиун.- Конфетная обертка на  тротуаре,
апельсиновая кожура в мусорной куче... Человек, который  вздумает  забо-
титься обо всех на свете, навсегда по уши увязнет в проблемах.
  - Ты хочешь сказать, я должен его отпустить?
  - Я хочу сказать, ты должен делать то, что поможет тебе  самому  стать
лучше,- ответил Чиун.
  - А как насчет того, который убил миссис Мюллер? Его тоже отпустить  с
миром?
  - Нет.
  - Почему нет?
  - Потому что он нужен тебе для восстановления мира в твоей душе.  Поэ-
тому ты должен найти его и поступить с ним так, как ты пожелаешь.
  - Это очень эгоистичный взгляд на жизнь, папочка.  Скажи,  разве  тебе
иногда не хочется избавить мир от всех дурных людей, от всего мусора, от
всех скотов?
  - Нет,- сказал Чиун.
  - И никогда не хотелось?
  Чиун улыбнулся.
  - Конечно, хотелось. Я ведь тоже был когда-то ребенком, Римо.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  Когда Римо подъехал в такси к дому преподобного Уодсона, на мостовой и
на тротуаре неистовствовала  толпа,  все  хором  скандировали:  "Жес-то-
кость! Вар-вар-ство!"
  Римо похлопал шофера по плечу и знаком показал, чтобы он остановился у
обочины.
  - Жди меня здесь,- велел он.
  Шофер оглядел толпу в две сотни человек, бушующую  на  противоположной
стороне улицы, и посмотрел на Римо.
  - Нет, парень, я тут не останусь. Мне не нравится эта банда. Если  они
меня засекут, то разделают, как селедку.
  -Я бы с удовольствием задержался и обсудил с тобой этот вопрос,-  ска-
зал Римо.- Но у меня нет времени.- Рука его скользнула вперед мимо шофе-
ра, выключила зажигание и выдернула ключ из гнезда на рулевой колонке  -
все это одним ловким движением.- Жди. Запри двери, но жди. Я скоро  вер-
нусь.
  - Куда ты?
  - Туда,- Римо махнул рукой в сторону дома.
  - Ты не вернешься.
  Римо сунул ключи в карман брюк. Торопливо переходя улицу,  он  слышал,
как у него за спиной щелкнули замки на всех четырех дверцах машины.
  Толпа бушевала, но запертые двери дома не позволяли проникнуть внутрь.
В вестибюле швейцар в ливрее размахивал руками, пытаясь отогнать толпу.
  - Что тут происходит?- спросил Римо стоящего у края толпы молодого че-
ловека с обритой наголо головой и бандитской усатой рожей.
  Парень окинул Римо взглядом. Лицо его скривилось, и он с  видимым  от-
вращением отвернулся, не издав ни звука.
  - Давай попробуем еще раз,- самым любезным тоном произнес  Римо.-  Что
тут происходит?
  И подкрепил свой вопрос, сжав правой рукой парню мышцы по обе  стороны
позвоночного столба, в нижней его части.
  От боли парень вытянулся и стал выше, чем был когда-либо в своей  жиз-
ни.
  - Они уделали преподобного Уодсона.
  - Кто они?
  - Не знаю кто. Его враги. Враги народа. Угнетатели.
  - Что значит - уделали Уодсона?
  - Он мертвый. Они убили. Зарезали. Пусти, больно.
  Римо не пустил.
  - Так "они" это сделали?
  - Точно.
  - А эти люди чего хотят? Зачем они тут маршируют?
  - Они хотят справедливость.
  - Они думают, что справедливости можно добиться, распевая лозунги?
  Молодой человек попытался было пожать  плечами.  Ему  показалось,  что
плечи его, поднимаясь, едва не отделились от позвоночника. И он отказал-
ся от попытки.
  - Полиция еще не прибыла?- спросил Римо.
  - Их только что вызвали.
  - Спасибо. Приятно было побеседовать,- сказал Римо.
  Он отпустил молодого человека и двинулся по периметру толпы.  Если  он
войдет в дом через парадный вход, то тем самым откроет  путь  всей  этой
банде. У него за спиной молодой человек пытался восстановить  дыхание  и
натравить толпу на Римо, но каждый раз, набирая воздух в  легкие,  чтобы
крикнуть, он снова ощущал боль в спине. Так он понял, что молчание - зо-
лото.
  Толпа колыхалась взад-вперед, и Римо колыхался вместе с нею,  переходя
с места на место. Его видели, потом теряли из виду, он появлялся и исче-
зал, не оставаясь ни в чьем поле зрения больше чем на долю секунды.  На-
конец он добрался до боковой улочки, огибавшей дом. Она  была  перекрыта
массивными железными воротами высотой в восемь футов, с острыми  штырями
наверху, переплетенными колючей проволокой.
  Римо ухватился за тяжелый замок, вывернул его правой рукой,  и  ворота
плавно приоткрылись. Римо скользнул внутрь, потом  покалечил  замок  еще
немного, пока он не слился воедино с металлическими створками.  Пожарные
лестницы были на задах здания. Римо поднялся до четырнадцатого  этажа  и
оказался рядом с окном квартиры Уодсона. Он уже потянулся открыть  окно,
но в этот самый момент занавески раздвинулись, и окно распахнулось.
  Увидев Римо на пожарной лестнице, Ингрид едва не вскрикнула,  а  потом
сказала:
  - Слава Богу, это вы...
  - Что случилось?- спросил Римо.
  - Джосайя мертв.
  Из глаз ее потекли слезы.
  - Знаю. Кто его убил?
  - Какой-то блондин с иностранным акцентом. Я спала, когда он проник  в
квартиру, и я услышала, как он разговаривает с Джосайей, а потом я услы-
шала крики, и, когда я вошла к Уодсону, он был весь изрезан и уже мертв.
А блондин выскочил в дверь. Я позвонила  швейцару,  чтобы  он  остановил
убийцу, но, по-моему, ему удалось скрыться.
  - А почему вы решили сбежать, не дожидаясь приезда полиции?
  - Я потеряю работу, если меня тут обнаружат. Предполагалось, что я ра-
ботаю над документальным фильмом. В мои  обязанности  не  входило  влюб-
ляться в чернокожего.- Она вылезла через окно на пожарную  лестницу.-  Я
его любила. Правда любила.- Она уткнула лицо в  плечо  Римо  и  разрыда-
лась.- Пожалуйста, забери меня отсюда.
  - Ладно,- сказал Римо.
  Он затворил окно, помог ей спуститься по пожарной  лестнице  и  провел
вокруг дома к другой боковой улочке.
  Вход в нее преграждали еще одни тяжелые железные ворота. Римо проломил
сталь руками. Он обернулся - Ингрид оторопело уставилась на искалеченный
металл.
  - Как ты это сделал?- спросила она.
  - Наверное, железо было с изъяном,- ответил Римо, увлекая ее за  собой
за угол, к ожидающему его такси.
  Шофер лежал на переднем сиденье, стараясь не попасться никому на  гла-
за, и Римо пришлось громко постучать в окошко, чтобы заставить его  выг-
лянуть. Римо вернул ключи, и шофер, не щадя покрышек, на бешеной скорос-
ти помчался прочь от опасного места. Толпа перед домом все  прибывала  -
прошел слушок, что приедут телевизионщики, и никому не хотелось упустить
шанс покрасоваться на экране. Особенно - ветеранам  буйных  сражений  за
гражданские права, бросившим свои пивнушки и карточные столы и явившимся
сюда с подобающими случаю транспарантами.
  Когда Ингрид вместе с Римо вошла в номер отеля "Плаза", Чиун ничего не
сказал, хотя по раздутым бокам ее сумки определил, что там спрятана  ка-
кая-то коробка.
  Пока она принимала душ, Римо поведал о случившемся:
  - Уодсон мертв. Я увел ее оттуда. Она пока останется с нами.
  - Классная штучка,- обрадовался Тайрон.- Пусть спит  в  моей  кровати.
Сладкая белая штучка!
  - Слишком тощая,- сказал Чиун.
  - Руки прочь,- сказал Римо Тайрону.
  - Чи-о-о-рт,- разочарованно протянул Тайрон и  вернулся  к  очередному
комиксу "Борьбы бобра". Чиун переключил телевизор на сериал  "Улица  Се-
зам".
  Пока Римо отсутствовал, администрация гостиницы  установила  в  номере
новый телефон. И вот теперь, пока Ингрид покупала что-то внизу, в аптеч-
ном киоске отеля, телефон зазвонил.
  - Да,- сказал Римо, ожидая услышать голос Смита.
  - Это Спасский,- произнес голос. Он что-то напомнил Римо.  Но  что?  И
кого? Голос не имел акцента, но казалось, именно акцента ему  недостава-
ло.- Это я убил Уодсона.
  - Чего вы хотите?- спросил Римо.
  - Хочу предложить вам работу. Вам и джентльмену с Востока.
  - Отлично. Давайте обсудим,- сказал Римо.
  - Слишком легко вы согласились, чтобы я вам поверил.
  - А вы бы поверили, что мне нужна ваша работа, если бы я сразу отказа-
лся?- спросил Римо.
  - Работа?- оживился сидевший на диване Чиун.  Он  взглянул  на  Римо.-
Кто-то предлагает нам работу?
  Римо поднял руку, призывая Чиуна к молчанию.
  - Очень трудно понять мотивы ваших поступков,- сказал Спасский.
  Голос был явно знакомый, но Римо никак не мог связать его  с  каким-то
конкретным лицом.
  - Таков уж я,- сказал он.
  - Что нам предлагают?- поинтересовался Чиун.
  Римо махнул рукой, чтоб Чиун замолчал.
  - Вы работаете на страну, которая разваливается на  части,-  продолжал
Спасский.- Людей убивают в их собственных домах. Вы считаете это  отвра-
тительным, хотя повидали на своем веку много смертей. Почему бы  вам  не
перейти к нам?
  - Послушайте, давайте не будем играть в кошки-мышки. У  меня  в  руках
секретное оружие, которое вы ищете. Я дам его вам. Вы мне  расскажете  о
тех двух мощных сверхорудиях, которыми занимаетесь вы, мы будем квиты, и
вы отправитесь домой в Россию,- предложил Римо.
  - О мощных сверхорудиях? Которыми я занимаюсь?
  - Ага. Их два.
  Наступила долгая пауза, потом в трубке раздался жизнерадостный мальчи-
шеский смех:
  - Ну, конечно. Два секретных орудия?
  - Что тут смешного?- удивился Римо.
  - Неважно,- ответил Спасский.
  - Ну так как, договорились?
  - Нет. Устройство, которое у вас,- это примитивный прибор  с  обратной
связью, работающий по принципу индукции. Никакой ценности он не имеет.
  - А два ваших секретных орудия?- спросил Римо.
  - О, они представляют огромную ценность. Огромную.
  - Да уж, не сомневаюсь,- сказал Римо.
  - На Уолтон-авеню есть клуб. Называется "Железный герцог".  Встретимся
там вечером. Я расскажу вам о своих сверхорудиях и хотел бы получить ваш
ответ на предложение работать с нами. В девять.
  - Я буду там.
  - И джентльмен с Востока тоже?
  - Мы там будем,- сказал Римо.
  - Хорошо, приятель. С нетерпением жду встречи,- сказал Спасский.
  И одновременно с тем, как он повесил трубку, Римо вспомнил, где слышал
этот голос. Помогло разудалое словечко "приятель". Это был тот самый че-
ловек, которого он встретил рядом с ямой на месте дома  Мюллеров,  чело-
век, которому он слегка подпортил колено. Тони Спеск, он же -  Спасский,
русский полковник и шпион.
  - Сегодня вечером,- сообщил Римо Чиуну, как раз когда Ингрид входила в
комнату,- мы выясним, что это за два вида оружия,  которые  он  разыски-
вает.
  - А потом?
  - Потом мы от него избавимся, и все,- сказал Римо.
  - И ты не догадываешься, что такое эти его два  особых  вида  оружия?-
спросил Чиун.
  Римо пожал плечами:
  - Не все ли равно? Какие-нибудь очередные механизмы.
  - Ты дурак,- сказал Чиун.
  Чуть позже Ингрид вспомнила, что забыла что-то в  аптеке.  Спустившись
вниз, она позвонила из телефона-автомата.
  - Энтони,- сказала она.- Я только что подслушала их разговор. Они  со-
бираются убить тебя сегодня вечером.
  - Очень плохо,- отозвался Спеск.- А какое бы это было бесценное приоб-
ретение для нас!
  - Ну и что теперь?- спросила Ингрид.
  - Воспользуйся белым кольцом. И сообщи мне, как оно сработает.
  На Холси-стрит в Ньюарке здоровенный чернокожий парень  наконец  нашел
то, что искал. Он не удостоил внимания два  "фольксвагена"  и  остановил
свой выбор на новеньком "бьюике" - машине достаточно большой,  чтобы  он
мог в ней удобно разместиться, и к тому же, на его счастье,  оказавшейся
незапертой.
  Он распахнул дверь машины и склонился над  приборной  доской.  Зажимом
"крокодил", который всегда был у него в кармане, он запараллелил зажига-
ние, потом отцепил с пояса огромную связку ключей, казавшуюся  крохотной
в его здоровенной лапе, и, перебрав ключи, нашел тот, что должен был по-
дойти. Он вставил ключ в зажигание, повернул, стартер заурчал,  и  мотор
легко завелся.
  Большой-Бо Пикенс выехал на проезжую часть улицы. На лице  его  играла
улыбка. Он возвращался домой, чтобы разобраться с этими Саксонскими Лор-
дами.
  Стоит только отвернуться, и тут же какая-то белая вонючка на  пару  со
старичком-китаезой начинают выводить людей из строя, и вот уже два вожа-
ка убиты, и преподобный Уодсон тоже,- самое время положить  конец  этому
безобразию. Он похлопал себя по заднему карману брюк, где  лежало  шило.
На острый конец его была насажена пробка. Он снял пробку и воткнул  шило
глубоко в сиденье машины. Просто так, ради забавы.
  И снова улыбнулся.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  Римо переоделся в черные слаксы и черную футболку.
  - Римо!- раздался из спальни нежный призывный голос Ингрид.
  Римо кивнул и поднялся. На Чиуне было легкое черное кимоно. Тайрон был
одет все в ту же куртку, джинсы и грязную белую майку, которую не снимал
уже три дня.
  - Сейчас пойдем,- сказал Римо, посмотрев в окно на расстилавшийся  пе-
ред ним ночной Нью-Йорк.- Но сначала - кое-какие дела.
  Старик кивнул.
  Ингрид сидела на кровати. Она только что приняла душ, и на ней не было
ничего, кроме тонкого шелкового голубого неглиже.
  - Тебе обязательно надо идти?- спросила она Римо.
  Голос звучал тоскливо и потерянно, и легкий европейский акцент  усили-
вал это впечатление.
  - Боюсь, что так.
  - Он плохой человек. Он убил Джосайю!
  - Спеск, что ли? Подумаешь, еще один шпион. Никаких проблем.
  Она взяла Римо за руки и притянула к себе, пока он  не  уперся  своими
коленями в ее.
  - Я буду в отчаянии, если тебя ранят или... или...
  - Убьют? Это не входит в мои планы.
  - Но он убийца!
  - Ах да, верно. И ты видела, как он убегал, после того как убил Уодсо-
на?
  Ингрид кивнула. Руки ее гладили спину Римо и остановились  у  него  на
талии. Она притянула его к себе еще ближе и уткнулась лицом ему в живот.
  - Да,- сказала она сдавленным голосом. Я видела его. Я его никогда  не
забуду.
  - Высокий, худой. Волосы светлые, редеющие. Маленький шрам  над  левым
глазом.
  Он животом почувствовал, как она кивнула. Потом он почувствовал ее ру-
ки у себя на поясе. Она расстегивала ремень его брюк.
  - Римо,- нежно произнесла она.- Может быть, это покажется странным, но
за эти несколько часов... мне стало... Я не могу объяснить тебе. Ты  бу-
дешь надо мной смеяться.
  - Никогда не следует смеяться над влюбленными женщинами,- сказал Римо.
  Брюки его уже были расстегнуты, и она руками и всем лицом  приникла  к
телу Римо.
  Потом она откинулась на кровать, правой рукой схватила  его  за  левое
запястье и потянула к себе.
  - Иди ко мне, Римо! Возьми меня. Прямо сейчас. Я не могу больше ждать.
  Халатик Ингрид распахнулся, Римо опустился на ее  белоснежное,  божес-
твенное тело и машинально стал делать соответствующие движения.  Он  по-
чувствовал, как ее правая рука покинула его запястье и залезла под поду-
шку в изголовье кровати. Левой рукой она обвила его шею и прижала лицо к
своей груди, чтобы он не мог видеть, что она делает.
  Он почувствовал легкое движение ее тела, когда ее правая рука  возвра-
щалась обратно. Потом почувствовал, как ее пальцы  протискиваются  между
их животами, и ощутил, как что-то его  сдавило  -  она  надела  на  него
кольцо из белого металла.
  Римо отодвинулся и посмотрел вниз на кольцо. Ингрид снова сунула  руку
под подушку и достала черную коробочку с  красным  рычажком-выключателем
посередине.
  Она улыбнулась ему - злобно, не только без всякой любви, но  даже  без
тени тепла.
  - Итак, загадка разгадана.
  - Все хорошие загадки должны иметь отгадку,- сказал Римо.
  - Знаешь, что это за кольцо?
  - Думаю, какое-то сдавливающее устройство,- сказал Римо.
  - И такое же надежное, как гильотина.
  Она села на кровати.
  - Это его ты использовала против Уодсона?- спросил Римо.
  - Да. Я всласть поиграла с его телом. Я его здорово  помучила.  Грубая
скотина! А ты быстро догадался...
  - Нет,- сказал Римо.- Я не догадывался. Я давно знал.
  Ингрид не смогла скрыть удивления.
  - И когда ты узнал?
  - Когда ты сказала, что видела, как Спеск убегал после убийства Уодсо-
на. Три дня назад я помял Спеску коленную  чашечку.  С  тех  пор  он  не
больно-то бегает.
  - И все же ты пришел сюда. Как агнец на заклание.
  - Не такой уж я агнец.
  - Будешь. Я тебе устрою если не заклание, то по меньшей  мере  холоще-
ние.
  - Чего ты добиваешься?- спросил Римо.
  - Все очень просто. Ты переходишь на нашу сторону и работаешь на нас -
на меня и на Спеска.
  - Это вряд ли,- сказал Римо.
  - А старик согласился бы! Я слышала, что он сегодня сказал. Он  пойдет
работать на того, кто ему больше заплатит. Почему он ведет себя так  ра-
зумно, а ты - так неразумно?
  - Мы оба ведем себя неразумно. Просто каждый по-своему,- ответил Римо.
  - Итак, ты отвечаешь "нет"?
  - Точно, дорогуша.
  Она посмотрела на красный рычажок на крышке коробочки, которую держала
в руках.
  - Ты ведь знаешь, что сейчас будет?
  - Валяй,- сказал Римо.- Но только учти. Ты умрешь. Ты  можешь  побало-
ваться этой своей игрушкой и даже причинить мне боль, но у  меня  хватит
времени убить тебя, и ты знаешь, что я это сделаю. И ты умрешь очень ме-
дленно. И очень мучительно.
  Взгляд его темно-карих глаз, казалось не имеющих зрачков, встретился с
ее взглядом. Они уставились друг на друга. Ингрид отвернулась, а  потом,
словно разозлившись на него за то, что он вынудил ее отвести взгляд,  со
всего размаху ударила по красному рычажку, задвинув его до упора. Рот ее
исказила гримаса ненависти, обнажая зубы  и  даже  десны,  и  она  снова
взглянула в лицо Римо.
  Он все так же стоял на коленях на кровати. Лицо его не выражало ни бо-
ли, ни иных эмоций. Он перехватил ее взгляд и рассмеялся. Потом наклони-
лся и поднял с кровати две половинки белого кольца,  гладкие  на  линиях
разлома, как миниатюрный пончик, разрезанный надвое очень острым  ножом.
Он подбросил обе половинки в воздух, и они снова упали на кровать.
  - Это называется - умение управлять своими мышцами, крошка.
  Он встал, застегнул молнию на брюках и ремень. Ингрид метнулась  через
всю кровать и сунула руку в лежавшую на туалетном столике сумочку. Выта-
щив оттуда маленький пистолет, она вновь обернулась к Римо и,  не  торо-
пясь, направила на него оружие.
  Когда палец ее, лежащий на курке, уже напрягся, Римо  поднял  одну  из
двух половинок белого кольца и бросил ее в Ингрид, подтолкнув  кончиками
пальцев с такой силой, что кусок металла зажужжал, преодолевая разделяв-
шие Римо и Ингрид четыре фута.
  Палец ее нажал на курок в тот самый  момент,  когда  половинка  кольца
ударила в ствол, как молоток по шляпке гвоздя, повернув дуло вверх,  Ин-
грид в подбородок. Было уже поздно - и мозг ее не успел дать пальцу сиг-
нал не нажимать на курок.
  Раздался приглушенный выстрел, пуля прошла через подбородок и,  пробив
небо, засела в мозге.
  Глаза Ингрид были по-прежнему широко раскрыты, рот по-кошачьи оскален.
Она выронила пистолет и боком повалилась на кровать. Пистолет со  стуком
упал на пол. Кровь хлынула из раны на подбородке, потекла по  горлу,  по
плечам и, достигнув голубой ткани халатика, пропитала ее  и  окрасила  в
почти черный цвет.
  Римо посмотрел на мертвое тело, невозмутимо пожал плечами и  вышел  из
спальни.
  В гостиной Чиун стоял у окна и изучал Нью-Йорк.  Не  оборачиваясь,  он
произнес:
  - Я рад, что ты с этим покончил.
  - Это чего было - выстрел?- спросил Тайрон.
  - Совершенно точно!- ответил Римо.- Нам пора, собирайся.
  - Куда собирайся?
  - Ты возвращаешься домой, Тайрон.
  - Ты меня отпускаешь?
  - Ага.
  - Здорово!- Тайрон вскочил на ноги.- Пока!
  - Не так быстро. Ты пойдешь с нами,- остудил его пыл Римо.
  - Это зачем?
  - На тот случай, если этот ваш Большой Быкенс, или как его там, окаже-
тся поблизости. Я хочу, чтобы ты мне его показал.
  - Он убийца, грязный убийца. Он убьет меня, если узнает, что я на него
настучал.
  - А я что сделаю?- напомнил Римо.
  - Ой, чи-и-о-о-о-рт!- простонал Тайрон.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  В квартале, где находился клуб "Железный герцог", не горел ни один фо-
нарь.
  Римо остановился возле одного из фонарных столбов и носком ботинка по-
шевелил осколки стекла на мостовой. Улица, казалось, изнывала от влажной
духоты летней ночи. В домах тоже не светилось ни одно окно.
  - Мне тут не нравится,- заявил Тайрон, нервно озираясь  по  сторонам.-
Слишком темно.
  - Кто-то решил нас так встретить,- сказал Римо.- Они тут, Чиун?
  - Да,- ответил Чиун. На той стороне улицы.
  - Сколько их?
  - Много тел,- сказал Чиун.- Около тридцати.
  - Про что это вы?- не понял Тайрон.
  - Слушай, Тайрон,- терпеливо принялся объяснять Римо.- Кто-то  вырубил
свет во всей округе, чтобы стало совсем темно. И  этот  кто-то  прячется
поблизости и ждет... да не озирайся ты так, придурок... прячется и  ждет
нас.
  - Мне тут не нравится,- повторил Тайрон.- Чего мы будем делать?
  - Мы будем делать вот что. Мы с Чиуном пойдем и повидаемся со Спеском.
А ты останешься тут и постараешься засечь этого Бо-Бо. А  когда  я  вер-
нусь, ты мне его покажешь.
  - Мне неохота.
  - Пусть лучше будет охота,- посоветовал Римо.
  Они оставили Тайрона на тротуаре, а сами направились по  лестнице  на-
верх - туда, где горел единственный огонек, и оказались в просторном ка-
бинете, в дальнем конце которого находился большой стол.
  За столом сидел Тони Спеск, добрый старый Тони, торговец  электробыто-
выми товарами из Карбондейла, штат Иллинойс, он же - полковник  Спасский
из КГБ. На столе перед ним была лампа на гибкой стойке, повернутая  так,
чтобы свет ее падал в лицо вошедшим.
  - Вот мы и встретились снова,- произнес  Спеск.-  Ингрид,  разумеется,
мертва.
  - Разумеется,- сказал Римо и сделал несколько шагов вперед.
  - Прежде чем ты выкинешь какую-нибудь глупость,- сказал Спеск,- я хочу
предупредить, что в комнате  установлены  фотоэлементы.  Если  ты  попы-
таешься до меня добраться, то заденешь один из световых лучей и попадешь
под перекрестный огонь пулеметов. Так что не будь идиотом.
  Чиун оглядел стены пустой комнаты и кивнул. По левой стене шла цепочка
фотоэлементов. Самый нижний был расположен в шести дюймах от пола,  каж-
дый последующий - на фут выше предыдущего, и так до высоты в восемь  фу-
тов от пола и в один фут от потолка. Чиун еще раз кивнул Римо.
  - Ну как, вы обдумали мое предложение?- спросил Спеск.
  - Да. Обдумали и отклонили,- ответил Римо.
  - Обидно,- сказал Спеск.- Вот уж не предполагал,  что  вы  такие  пат-
риоты.
  - Патриотизм тут ни при чем,- сказал Римо.- Просто нам не нравишься ты
и твои друзья. Русские совсем ни на что не годны.
  - Со времен Ивана Великого,- добавил Чиун.
  - Грозного, вы хотите сказать,- поправил Спеск.
  - Великого,- стоял на своем Чиун.
  - Он платил вовремя,- объяснил Римо.
  - Ну что ж, тогда, думаю, нам больше не о чем разговаривать,-  резюми-
ровал Спеск.
  - Один вопрос,- сказал Римо.- Эти два устройства,  которыми  ты  зани-
маешься. Что это такое?
  - Ты что, не знаешь?- чуть помолчав, спросил Спеск.
  - Нет,- сказал Римо.
  - А пожилой джентльмен знает. Так ведь?
  Римо обернулся к Чиуну. Тот кивнул.
  - Послушай, Чиун, если ты знал, то почему не сказал мне?- спросил  Ри-
мо.
  - Иногда бывает легче разговаривать с Тайроном,- сказал Чиун.
  - Объясни хоть сейчас. Что это за два вида оружия?- сказал Римо.
  - Ты,- сказал Чиун.- И я.
  - Мы?- переспросил Римо.
  - Мы,- подтвердил Чиун.
  - Че-ерт! И все только ради этого!
  - Хватит,- прервал их Спеск.- Нам не удалось сговориться, так что  по-
кончим на этом. Можете идти. Я уйду позже. И может быть, когда-нибудь мы
снова встретимся.
  - Так, значит, мы и есть то оружие, за которым ты охотился?- Римо  все
никак не мог поверить.
  Спеск энергично кивнул, и его светлые волосы всколыхнулись в такт дви-
жению головы.
  - Ну, ты и подонок,- сказал Римо.
  - Вам пора идти,- сказал Спеск.
  - Нет еще,- возразил Римо.- Понимаешь ли, я не имею ничего против тебя
лично, но мы с Чиуном не любим, когда слишком много народу знает о  том,
что мы делаем и на кого работаем. А ты знаешь чуть больше, чем надо.
  - Вспомни о фотоэлементах.- Спеск самоуверенно ухмыльнулся.
  - Вспомни лучше об Аламо [Аламо - форт в штате Техас.  Гарнизон  Аламо
во время борьбы за независимость Техаса от Мексики в марте 1836  г.  был
перебит до последнего человека. Через месяц с криками "Вспомните об Ала-
мо!" техасцы напали на неприятеля и одержали  полную  победу.  Выражение
"вспомните об Аламо" стало крылатым],- сказал Римо.
  Он перенес вес тела назад, на левую ногу, и двинулся вперед в  направ-
лении невидимых лучей, пересекающих комнату от левой до правой стены. Не
дойдя до лучей три фута, он повернул к стене, сделал мах  правой  ногой,
затем левой и, оттолкнувшись от стены, взвился вверх.  Перевернувшись  в
воздухе на спину и пролетев буквально в десятой доле дюйма  от  потолка,
он перебросил свое тело через верхний луч, как  прыгун  в  высоту  через
планку. И вот уже лучи позади, а Римо оказался в той же половине  комна-
ты, что и Спеск. И бесшумно приземлился на ноги.
  Русский полковник вытаращил глаза - в них были изумление  и  ужас.  Он
вскочил на ноги, хотя левое колено - то, которое ему повредил Римо,- еще
плохо его слушалось.
  Спасский попятился
  - Слушай,- начал он. От его чикагского выговора не осталось  и  следа.
Теперь он говорил хриплым гортанным голосом, с  типично  русским  акцен-
том.- Ты ведь не станешь убивать меня? Я - единственный, кто  может  вас
вывести живыми отсюда. Вы в западне.
  - Мы знаем,- ответил Римо.- Но рискнем.
  Он шагнул к Спеску. Тот наклонился над ящиком стола. Рука его уже  на-
щупала пистолет, когда Римо схватил настольную лампу, согнул ее  длинную
стойку в петлю и, накинув на шею русского, оттащил его от пистолета. По-
том завязал петлю узлом и опустил труп Спеска на пол. Закрыв таким обра-
зом для себя и проблему русских шпионов, и проблему  секретных  сверхус-
тройств.
  Проделывая обратный прыжок над световыми лучами, теперь отчетливо  ви-
димыми в непроглядной темноте, Римо спросил Чиуна:
  - Почему ты мне не сказал про секретные орудия?
  - Разве можно хоть что-то втолковать белому человеку?- ответил Чиун.
  Он был уже за дверью и спускался по лестнице.
  Если не считать сопения людей, не умеющих правильно дышать,  все  было
тихо на улице рядом с "Железным герцогом", когда Римо и  Чиун  вышли  из
клуба и остановились на тротуаре.
  - По-прежнему тридцать?- спросил Римо. Чиун склонил голову,  прислуши-
ваясь, и уточнил.
  - Тридцать четыре,- изрек он.
  - Неплохо. Надеюсь, один из них - тот, кого я  ищу,  сказал  Римо.-  А
где, черт побери, Тайрон?
  - Один из тридцати четырех, ответил Чиун, и тут они услышали вопль Та-
йрона.
  - Вон они! Бей их! Бей их! Они меня похитили и вообще!
  Подобно хищным зверям, чьи шкуры сливаются с окружающей  растительнос-
тью, чернокожие юнцы, члены банды Саксонских Лордов, вынырнули из  укры-
вающей их ночной тьмы и с боевыми кликами бросились через улицу на  Римо
и Чиуна.
  - Когда я доберусь до Тайрона,- сказал Римо,-уж я с ним разделаюсь.
  - Ты опять за свое,- поморщился Чиун, и в этот момент на них нахлынула
первая волна нападающих - парни размахивали дубинками и цепями, ножами и
железными ободами от колес.
  Чиун соединил в одно целое грудную клетку одного из бойцов  с  его  же
собственным разводным гаечным ключом и, вихрем взметнув свое черное  ки-
моно, повернул влево. Римо тем временем двинулся вправо.
  - Да, черт побери!- крикнул он в ответ.- Он заслужил хороший урок. Где
ты, Тайрон?
  Воздух был полон камней, которые  швыряли  Саксонские  Лорды,  попадая
только в других Саксонских Лордов. Один решил было, что увидел скользну-
вшего мимо Римо, нанес яростный удар  семидюймовым  лезвием  охотничьего
ножа и перерезал сонную артерию своему двоюродному брату.
  - Ну где он, черт его раздери?- вновь зазвенел голос Римо.-  Теперь  я
знаю, каково было Стэнли разыскивать Ливингстона по  всей  черной  Афри-
ке...
  Римо поднырнул под чью-то молотящую дубинку  и  выпрямился,  мимоходом
воткнув кончики пальцев в чье-то горло.
  Он обошел двоих членов банды, которые дрались между собой, потому  что
один из них наступил другому на новенькие туфли на платформе  и  ободрал
кожу.
  - Не видали, где Тайрон?- обратился к ним Римо.
  - Тайрон, он там,- махнул рукой один из юнцов как раз перед  тем,  как
соратник раскроил ему череп ударом цепи.
  - Спасибо,- поблагодарил Римо, а второму сказал: - Отличный удар.
  Он был уже в самой гуще толпы и двигался от здания  "Железного  герцо-
га", медленно пробиваясь к противоположной стороне улицы.
  Там, на тротуаре, Большой-Бо Пикенс наблюдал, как  в  полной  суматохе
один за другим валятся наземь Саксонские Лорды. Он  вытянул  шею,  глядя
поверх голов, но не мог рассмотреть ни белого, ни старика-азиата.  Одна-
ко, где они только что были, он мог определить точно: их путь обозначал-
ся очередной парой поверженных Саксонских Лордов.
  И тогда он подумал, что, пожалуй, значительно более благоприятная  по-
года стоит сейчас в Ньюарке, воткнул обратно в пробку свое  шило,  сунул
его в задний карман, повернулся и пошел прочь.
  - Вот ты где, Тайрон!- сказал Римо. Тайрон одиноко стоял на  краю  бу-
шующей толпы.- Ну и свинья же ты.
  Тайрон поднял руки, защищаясь от надвигающейся опасности, и в этот мо-
мент появился Чиун.
  - А я-то думал, мы друзья,- сказал Римо.
  - Друзья, само собой. Ты мне велел найти Бо-Бо,  я  и  нашел.  Вон  он
идет.
  Тайрон указал в конец улицы на убегающую здоровенную черную фигуру.
  - Спасибо, друг Тайрон. Чиун, присмотри за ним.
  И Римо сорвался с места за Большим-Бо Пикенсом.
  Все еще слыша шум уличной драки за спиной, верзила оглянулся. По спине
у него пробежал холодок, когда он увидел, что за ним бежит тот худощавый
белый мужчина в черных слаксах и футболке. Мужчина  догонял  его.  Тогда
Бо-Бо остановился.
  Это всего лишь тощая белая вонючка, подумал он. Он  нырнул  в  боковую
улочку, притаился в темноте и стал ждать появления Римо. Извлеченное  из
кармана шило он поднял над головой и приготовился  опустить  на  затылок
Римо, как только тот войдет в темную улочку.
  Шум шагов прекратился. И настала полная тишина.
  Пикенс вжался спиной в кирпичную стену, ожидая, когда в тусклом  свете
появится силуэт Римо. Но ничего не увидел.
  Он прождал несколько секунд - долгих секунд, показавшихся ему  минута-
ми. Потом сделал шаг от стены. Наверное,  белый  притаился  за  углом  и
ждет, когда Пикенс выглянет из своего укрытия. Что ж, посмотрим, кто ко-
го переждет, подумал Бо-Бо.
  И тут Бо-Бо Пикенс почувствовал легкое прикосновение к  своему  плечу.
Что это было?
  Пикенс развернулся на каблуках. Широко улыбаясь, перед ним стоял Римо.
  - Не меня ищешь?- спросил он.
  Бо-Бо в ужасе отпрянул, потом, вспомнив про шило, резко  ударил.  Римо
отклонился, едва заметно, всего, казалось, на дюйм или два, но шило про-
шло мимо.
  - Это ты - Пикенс?- спросил Римо.
  - Да, твою мать!
  - Это ты убил старушку? Миссис Мюллер.
  - Да. Я ее уделал!
  - Расскажи мне. Тебе это понравилось? Здорово повеселился?
  - Это что... Вот сейчас повеселюсь,- ответил Пикенс.
  И, как бык, бросился вперед, держа шило у самого живота,  чтобы,  сой-
дясь с Римо вплотную, мощным ударом снизу вверх воткнуть острие  глубоко
в печень.
  Он поднял глаза и остановился. Белого не было видно.  Где  он?  Пикенс
обернулся. Римо стоял позади него.
  - Знаешь, а ты ведь на самом деле навоз,- сказал Римо.
  - Я тебя унавожу,- прорычал Пикенс и снова бросился на Римо.
  Римо сделал шаг в сторону и подставил Пикенсу ногу. Верзила растянулся
на мостовой, ободрав щеку о неровное асфальтовое покрытие.
  - Знаешь,- произнес Римо, глядя на Пикенса сверху вниз,- по-моему,  ты
мне не очень нравишься. Вставай!
  Бо-Бо поднялся на колени и уперся рукой в землю, чтобы прийти в себя и
встать на ноги.
  И тут Римо ударил ногой по широкому носу. Пикенс расслышал треск  кос-
тей и журчание крови, рекой хлынувшей у него из ноздрей.
  Голова его откинулась назад, но он сумел оправиться и встал на ноги.
  - Это ты и есть главный пикадор квартала?- продолжал Римо.- Ну  и  как
твоя пика - такая же острая, как вот это?
  И Пикенс испытал такое ощущение, будто в  левую  половину  его  живота
воткнулся нож. Он посмотрел вниз, ожидая увидеть кровь, но крови не  бы-
ло. Только белая рука, медленно отделяющаяся от его тела.  И  еще  боль.
Боль! Казалось, к его коже прижали раскаленную кочергу, а он  знал,  что
это больно, так как однажды ночью сам кое с кем проделывал это. ,
  - Ну что, такая же острая?- продолжал издеваться Римо.
  Пикенс повернулся и, размахивая правой рукой,  в  которой  по-прежнему
было зажато шило, попытался достать своего мучителя.
  Но Римо опять был сзади. И Пикенс услышал его насмешливый голос:
  - Такая же крепкая?
  И Пикенс ощутил удар в спину. Он почувствовал, как его ребра справа от
позвоночника, треснув, вошли глубоко в тело. Потом удар повторился с ле-
вой стороны, и он лишился еще нескольких ребер.
  - А старушка кричала, когда ты ее убивал, а,  Пи-Пи?-  спросил  Римо.-
Она кричала вот так?
  Пикенс хотел сдержать крик, но боль не оставляла для этого никакой во-
зможности. На шее его лежали чужие пальцы, и казалось, что они, разрывая
кожу и плоть, вот-вот доберутся до адамова яблока. Пикенс закричал.
  - Как думаешь, Пи-Пи, ей было так же больно, когда ты ее убивал?
  Бешено молотя руками, Пикенс закружил на месте, но удары его  попадали
в пустоту. Потом его швырнуло назад, он шмякнулся о кирпичную стену, как
переспелый помидор, и сполз на мостовую. Шило выпало из его  руки  и  со
стуком упало рядом.
  Там, где раньше была его правая нога, возникла дикая боль. Он попытал-
ся пошевелить ногой, но она больше не двигалась. Потом - новая боль, и с
хрустом надломилась левая нога. А затем живот его словно стала рвать  на
части стая крыс: ощущение было такое, будто от  него  отрывают  огромные
куски. И тогда Пикенс завыл - протяжно, пронзительно; в этом крике  была
предельная мука и мольба о смерти как об избавлении.
  Перед его глазами возникло белое лицо, оно низко склонилось над ним, и
он услышал:
  - Зверюга, ты убил ее шилом! Сейчас  ты  узнаешь,  что  она  при  этом
чувствовала.
  И черная звезда боли зазвенела в левой глазнице Пикенса  -  там,  куда
воткнулось шило. И теперь он больше ничего не видел левым глазом.  Затем
боль прекратилась, и чернокожий верзила опрокинулся  на  мостовую  лицом
вперед, глухо стукнувшись головой об асфальт. Последнее, что он увидел,-
это то, что у белого были чистые ногти.
  Римо плюнул на труп и вышел на главную улицу. Мимо с ревом  промчалась
легковая машина. За ней следовали еще две.
  Римо глянул туда, где Саксонские Лорды вели ожесточенную борьбу не  на
жизнь, а на смерть - каждый против всех. Внезапно побоище озарилось  яр-
ким светом фар. С другой стороны квартала подъехало еще три автомобиля.
  Машины, взвизгнув тормозами, остановились, и из  них  выскочили  люди.
Римо заметил, что все они вооружены. А потом  раздался  знакомый  голос.
Это был сержант Плескофф.
  - Так их! Стреляйте! Стреляйте в этих ублюдков! Стреляйте прямо в бел-
ки их гнусных глаз. Мы им покажем. Америка сыта по горло. Положим  конец
этому насилию. Убивайте всех! Пленных не брать!
  Римо не спускал с сержанта глаз. Плескофф поднял руку над головой, до-
статочно достоверно изображая актера Эррола Флинна, достаточно достовер-
но изображающего знаменитого генерала Кастера. Сержант был  в  штатском.
Как и еще дюжина людей, которые все разом открыли огонь по толпе из  по-
лицейских "кольтов" и автоматов.
  Рядом с Римо возник Чиун, ведя за собой на буксире Тайрона. Тайрон че-
рез плечо оглядывался назад - туда, где улица уже начала наполняться па-
дающими телами.
  - Он тебе нужен?- спросил Чиун.
  - Нет. Больше не нужен,- ответил Римо.
  Тайрон повернулся к Римо. В его широко распахнутых глазах был ужас.
  - Мне туда неохота.
  - Что так?
  - На улице, здесь теперь опасно,- сказал Тайрон.- Можно, я  оставаться
с вами?
  Римо пожал плечами. Бойня, кажется, стихала. Крики смолкали. Несколько
человек еще стояли на ногах.
  Голос Плескоффа продолжал грохотать:
  - Убить всех! Мы наведем в городе порядок!
  Чиун тоже обернулся на голос.
  - И я сотворил этого чертового народного  мстителя  своими  руками...-
произнес Римо.
  - Так всегда бывает, когда человек дает волю  чувству  мести,-  сказал
Чиун.- Всегда.
  - Всегда,- повторил Римо.
  - Всегда,- отозвался Тайрон.
  - Заткнись,- сказал Римо.
  - Заткнись,- сказал Чиун.
  Вернувшись в "Плазу", Чиун нырнул в один из своих лакированных  сунду-
ков и выудил оттуда пергаментный свиток, чернильницу и огромное  гусиное
перо.
  - Что ты собираешься делать?- поинтересовался Римо.
  - Продолжить хронику Дома Синанджу.
  - О чем будешь писать на этот раз?
  - О том, как Мастер Синанджу наставил своего ученика на путь истинный,
открыв ему глаза на то, что месть разрушительна.
  - Не забудь написать, что она дает и чувство  удовлетворения,-  сказал
Римо.
  Внимание его привлек Тайрон. Парень глянул через плечо Чиуна на перга-
мент, а потом, за спиной у Чиуна, уставился в раскрытый сундук.
  Чиун начал писать.
  - Римо, ты должен понять, что мстить Тайрону бессмысленно. Он за  себя
не отвечает. Он ничего не может с собой поделать - он  такой,  какой  он
есть.
  Тайрон в этот момент тихонько выскользнул из номера.
  - Я рад, что ты думаешь именно так, папочка,- сказал Римо.
  - Х-м-м-м,- промычал старик, не прерывая творческого процесса.-  Поче-
му?
  - Потому что Тайрон только что сбежал, прихватив одно из  твоих  брил-
лиантовых колечек.
  Гусиное перо полетело вверх и воткнулось в  штукатурку  потолка.  Чер-
нильница полетела в другую сторону. Чиун бросил пергаментный  свиток  на
пол, вскочил на ноги и подбежал к сундуку, сунул  голову  внутрь,  потом
выпрямился. Когда он обернулся к Римо, лицо его было белее мела.
  - Так и есть! Так и есть!
  - Он побежал туда.
  Римо махнул рукой в сторону двери. Прежде чем он кончил говорить, Чиун
был уже в коридоре.
  Было полдвенадцатого ночи. Время звонить Смиту по специальному  номеру
- код 800 - который бывает свободен только дважды в сутки.
  - Алло,- раздался кислый, как всегда, голос Смита.
  - Привет, Смитти! Как дела?
  - Насколько я понимаю, вы хотите представить отчет,- сказал Смит.
  - Минутку,- отозвался Римо и прикрыл ладонью трубку телефона.
  За дверью, в коридоре, раздавались глухие удары. И стоны. И кто-то ры-
дал. Римо удовлетворенно кивнул.
  - Ага,- сказал он в трубку.- Спеск мертв. Тот тип, который убил миссис
Мюллер, тоже мертв. В городе Нью-Йорке появилась,  наконец,  по  меньшей
мере дюжина полицейских, которые начали хоть как-то бороться с  бандами.
В целом, как мне кажется, день прошел не зря.
  - А как насчет...
  - Минутку,- снова сказал Римо.
  Дверь номера отворилась, и вошел Чиун, полируя бриллиантовое кольцо  о
рукав черного кимоно.
  - Я вижу, кольцо снова у тебя,- сказал Римо.
  - Разумеется.
  - Надеюсь, ты не дал волю чувству мести?
  Чиун покачал головой:
  - Я сделал наказание соизмеримым с преступлением. Он украл  мой  брил-
лиант. Я очень надолго украл его способность красть.
  - Что ты сделал?
  - Я превратил кости его пальцев в желе. И предупредил, что если когда-
нибудь увижу его снова, то поступлю с ним не столь милосердно!
  - Я рад, что ты не стал ему мстить, папочка. Не забудь включить это  в
хронику Дома Синанджу.
  Чиун сгреб с пола пергаментный свиток и бросил его в лакированный сун-
дук.
  - Мне что-то больше не хочется сегодня писать.
  - Всегда есть завтра.- Римо переключил свое внимание на телефон: - Вы,
кажется, что-то сказали, Смитти?
  - Я задал вопрос. Как насчет двух видов  нового  сверхмощного  оружия,
которое искал Спеск? Вы их нашли?
  - А как же! Вы ведь меня об этом просили.
  - Ну и?..
  - Что, "ну и"?- Римо изобразил непонимание.
  - Что это такое?- спросил Смит.
  - Вы их не получите,- сказал Римо.
  - Почему?- спросил Смит.
  - Этот товар не продается.
  С этими словами Римо выдернул из стены шнур телефона и рухнул  на  ди-
ван. Его душил смех.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: