Поверенный несколько секунд внимательно разглядывал подпись под
документом, потом удовлетворенно кивнул головой.
- Итак, - произнес он, констатируя факт, - она села в свой автомобиль,
и на полном ходу врезалась в машину Перригана, исход для него был
трагический. Что ж... Из того немногого, что мне известно, я знаю одно:
перед этим она сделала все возможное, чтобы убедить его прекратить свою
работу, прекратить исследования в этой области. Конечно, она вряд ли могла
рассчитывать на успех - трудно представить себе человека, отказывающегося от
дела всей своей жизни из-за того, к чему он не мог отнестись иначе, как к
шарлатанству. Таким образом, она должна была ясно представлять себе, на что
идет, - это был преднамеренный поступок. И с этой точки зрения полицейские
правы, считая, что она намеренно убила его. Но они не правы, полагая, что
она подожгла дом и лабораторию с целью замести следы своего преступления. Из
этого документа явствует совсем другое: она хотела ликвидировать все
результаты исследований Перригана, - это очевидно и не подлежит сомнению...
- Он вздохнул и с сожалением покачал головой - Бедная девочка! В последних
строчках явно ощущается ее чувство долга. Да, теперь мне, пожалуй, все ясно,
ясна причина. Она ведь и не пыталась отрицать, что именно она совершила.
Единственное, но она скрыла от полицейских, это почему она так поступила. -
Он помолчал, а потом добавил. - Так или иначе, слава богу, что этот документ
существует, как бы там ни было, он спасет ей жизнь. Я буду крайне удивлен,
если в данной ситуации не будет провозглашена явная невменяемость
обвиняемой. Счастье, что она не успела поместить записки в сейф, как
собиралась, да еще с приложенными инструкциями вскрыть лишь при условии
возможного обвинения кого-то другого в убийстве Перригана...
На усталом морщинистом лице доктора Хейлера проступила горечь.
- Если кто и виноват во всем, то это я, - глухо сказал он. - Прежде
всего я не должен был соглашаться и позволить ей принять этот чертов
препарат. Но после смерти мужа она была буквально раздавлена горем.
Старалась заполнить чем-то наступившую пустоту, отчаянно боролась с ней,
работала как каторжная и... упросила меня. Вы ведь говорили с ней и знаете,
как она умеет убеждать... Она видела в этом определенный шаг вперед, хотела
принести пользу и... в общем, была права. Но мне следовало быть более
внимательным, и я должен был заметить кое-что после эксперимента. Я и только
я несу всю ответственность за случившееся!..
- М-мда, - задумчиво произнес поверенный. - Выдвигая этот аргумент в
качестве основной линии защиты, вы, доктор Хейлер, многим рискуете и должны
ясно понимать это. Я имею в виду вашу репутацию ученого.
- Возможно. Но это уже мои трудности. Главное - то, что я нес за нее
ответственность, как, впрочем, и за любого из своего персонала. Никто не
станет отрицать если бы я отказался от ее участия в эксперименте, ничего
подобного бы не произошло. Кроме того, я считаю, что мы должны настаивать на
статусе "временной невменяемости" в связи с тем, что ее мозг подвергся
действию малоизученного наркотического препарата. Если мы добьемся такого
вердикта, дело кончится помещением ее в психоневрологический комплекс для
исследования и курса лечения - полагаю, курса непродолжительного и
сравнительно легкого.
- Не берусь судить заранее. Конечно, мы можем предварительно
побеседовать с прокурором и посмотреть, что он скажет... - не очень
уверенным тоном произнес поверенный.
- Но это же единственное разумное решение! - воскликнул Хейлер. - Люди
типа Джейн не совершают убийств, если они в здравом рассудке. Но если у них
нет другого выхода... они делают это иначе - и уж, во всяком случае, они не
убивают первого встречного, кого раньше никогда не знали. Наркотик - это
очевидно - вызвал такого рода галлюцинацию, что бедняжка была уже не в силах
видеть разницу между происходящим и тем, что может в принципе произойти. Она
очутилась в состоянии, в котором приняла кажущуюся действительность за
реально существующую, и в этом случае она действовала вполне адекватно
ситуации!
- М-мм... да, пожалуй. Пожалуй, можно допустить, что все было именно
так. Во всяком случае, меня вы как будто убедили... Почти... - Поверенный
вновь осторожно дотронулся до лежащих перед ним листков бумаги. - Конечно,
вся история выглядит совершенно фантастической, и вместе с тем... она
написана с такой достоверностью. Хотел бы я знать... - он на секунду
запнулся, - эта... это биологическое исключение мужского начала... У меня
такое впечатление, что она относится к нему как к чему-то неправильному,
крайне неестественному, нежелательному, но не невозможному. Конечно, для
обычного, среднего человека, скажем так, обывателя, который не в состоянии
выйти за общепринятые понятия о норме, об обычном и естественном развитии
природы, это кажется полным абсурдом. Но вы... Как медик, как ученый... Вы
тоже считаете это в принципе невозможным? Даже теоретически?
Доктор Хейлер нахмурился.
- Это более чем сложный вопрос, и ответить на него... - Он задумчиво
покачал головой. - В принципе было бы неправильным категорически отрицать
саму возможность этого. Рассматривая чисто абстрактную проблему, я могу
представить себе несколько путей, впрочем... тоже чисто теоретических и пока
не... Однако, если взять какую-то экстремальную ситуацию, которая
спровоцировала бы резкий качественный "скачок" в данной области. Ну, скажем,
"скачок" подобный расщеплению атомного ядра, тогда... Трудно сказать... - Он
пожал плечами.
- Это именно то, что я и хотел услышать, - кивнул поверенный. - На
данном этапе это, конечно, технически неосуществимо, но в принципе нельзя
сказать, что полностью противоречит здравому смыслу. Скажем так это
достаточно реально, чтобы временно повредить вполне здравый рассудок,
произвести некий "сдвиг". Что касается нашей линии защиты, то тут близость
(пусть абстрактная) миража, вызванного "чюнджиатином", к реальности нам
очень на руку. Что касается меня, то должен признаться: эта "близость"
порождает у меня странное ощущение...
Доктор кинул быстрый и острый взгляд на своего собеседника.
- Ну знаете! - усмехнулся он - Вы хотите убедить меня в том, что
поверили во все это?! Впрочем - он опять усмехнулся, - если даже принять
хоть на секунду это за... Тогда вы можете спать спокойно. Джейн бедняжка,
добилась полного разрушения собственной иллюзии. С Перриганом покончено -
его дом, лаборатория со всеми результатами проделанной работы превратились в
пепел.
- М-мда, - как-то не очень уверенно кивнул поверенный. - И все же. Я
чувствовал бы себя значительно спокойнее, если бы мы сумели проследить любой
иной способ, благодаря которому она могла получить информацию о Перригане и
его работе. - Он в очередной раз осторожно дотронулся до листков лежащих на
столе. - Но, насколько я могу судить, никакого другого способа у нее не
было, они никак не пересекались, разве что... Она когда-либо интересовалась
областью биологии, в которой работал Перриган?
- Нет. Это я знаю совершенно точно, - твердо сказал Хейлер.
- Что ж, тогда один... М-мм неприятный аспект... во всяком случае, не
до конца ясный, остается. М-мда... И есть еще одно. Возможно, вы сочтете это
ребячеством... просто глупостью - и я уверен, время докажет вашу правоту, -
но должен вам признаться, что я чувствовал бы себя гораздо... Словом, я
испытывал бы меньшее беспокойство, если бы Джейн навела более тщательные
справки обо всем перед тем, как начать действовать.
- Что вы имеете в виду? - озадаченно спросил Хейлер.
- Только одно: она упустила из виду одну маленькую деталь - не
выяснила, есть ли у Перригана сын. Так вот у него есть сын. И этот сын, как
выяснилось, проявляет огромный интерес к работе отца, по сути дела, хочет во
что бы то ни стало продолжить прерванные трагической смертью исследования.
Он уже объявил, что сделает все возможное, чтобы работа отца не пропала
даром... Удалось сохранить несколько видов бактерии, чудом уцелевших при
пожаре. Похвальное стремление, не правда ли? Вне всяких сомнений, его
желание вызывает уважение, но... Честно говоря, я испытываю некоторое
беспокойство, в особенности после того, как мне удалось выяснить, что,
во-первых, он биохимик и имеет докторскую степень, и, во-вторых, носит - и
это вполне естественно - ту же фамилию... фамилию своего отца. С вашего
разрешения, он - Доктор Перриган...
Джон Уиндем.
Большой простофиля
- Знаешь, - с удовлетворенным видом воскликнул Стефен, - если запустить
эту ленту таким вот образом, мы услышим мой голос, только шиворот-навыворот.
Дайлис отложила книгу, взглянула на мужа. На столе перед ним стояли
магнитофон, усилитель и всякие другие мелочи. Путаница проводов соединяла
все это между собой, со штепсельной розеткой, с огромным репродуктором в
углу и с наушниками на голове Стефена. Куски магнитофонной ленты устилали
пол.
- Новое достижение науки, - холодно сказала Дайлис. - По-моему, ты
собирался всего-навсего подправить запись вчерашней вечеринки и послать
Майре. Она ей очень нужна, я уверена, только без всех этих фокусов.
- Да, но эта мысль пришла мне в голову только что!..
- Боже, посмотри, что ты тут натворил! Словно здесь устраивали бал
телеграфной аппаратуры. Что хоть это такое?
Стефен поглядел на обрывки и кольца магнитофонной ленты.
- О, здесь записано, как все вдруг принимаются говорить разом, есть
куски нудного рассказа, который Чарльз вечно всем навязывает... Есть
нескромности... и всякая всячина...
- Судя по записи, нескромностей на этой вечеринке было гораздо больше,
чем нам тогда казалось, - сказала она. - Прибери-ка ты тут, пока я
приготовлю чай.
- Но почему бы тебе не прослушать пленку? - воскликнул Стефен.
Дайлис остановилась в дверях.
- Ну, скажи на милость, с какой стати я должна слушать твой голос да
еще шиворот-навыворот? - спросила она и вышла.
Оставшись один, Стефен не стал наводить порядок. Вместо этого он нажал
пусковую кнопку и стал с интересом слушать забавную белиберду - запись его
собственного голоса, запущенную задом наперед. Потом он выключил магнитофон,
снял наушники и переключил звук на репродуктор. Он заметил, что, хотя в
интонациях голоса сохранялось что-то европейское, разобрать это в каскаде
бессмысленных звуков было нелегко. Ради опыта Стефен вдвое сократил скорость
и увеличил громкость. Голос, теперь на октаву ниже, принялся выводить
глубокие, раздумчивые, невероятные звукосочетания. Стефен одобрительно
кивнул и откинул голову назад, вслушиваясь в сочное рокотание.
Вдруг раздался шипящий звук, как будто паровоз выпустил струю сжатого
пара, и налетела волна теплого воздуха, пахнувшего горячим шлаком.
От неожиданности Стефен подпрыгнул и чуть не перевернул стул.
Опомнившись, он схватился за магнитофон, поспешно нажимая кнопки, щелкая
переключателями. Сразу замолк репродуктор. Стефен с беспокойством обследовал
аппаратуру в поисках повреждения, но все было в порядке. Он вздохнул с
облегчением, и именно в этот момент каким-то непонятным образом
почувствовал, что он уже не один в комнате. Стефен резко повернулся. Челюсть
его отвалилась почти на дюйм, и он сел, рассматривая человека, стоявшего в
двух шагах от него.
Человек стоял навытяжку, держа руки по швам. Он был высок - верных
шесть футов - и казался еще выше из-за своего головного убора - цилиндра
