На этот раз мы обошлись без "троллика". Ассистентки с помощью шофера
вытащили меня из машины, поставили на ноги, и, поддерживаемая со всех
сторон, я с трудом протиснулась в дверной проем и очутилась в красиво
убранной комнате. Седая женщина в пурпурном шелковом платье сидела в
кресле-качалке у камина. По морщинистому лицу и ладоням было видно, что ей
уже немало лет, но смотрела она на меня живыми внимательными нестарыми
глазами.
- Входите моя дорогая - приветливо сказала она неожиданно звонким
голосом.
Она кивнула на кресло возле себя, но, взглянув на меня еще раз, с
сомнением покачала головой.
- Наверное, вам будет удобнее на кровати. Я взглянула на кровать с
недоверием.
- Вы думаете, она выдержит? - спросила я.
- Полагаю, да, - ответила она, впрочем, не слишком уверенно.
Мои провожатые помогли мне взобраться на это ложе - лица у них при этом
были озабоченные, - и, когда стало ясно, что кровать выдерживает мои вес
(хотя она и заметно прогнулась), застыли возле меня, словно охраняя от
кого-то. Седая женщина знаком велела им оставить нас и позвонила в маленький
серебряный колокольчик. Крохотная фигурка - чуть больше метра ростом -
показалась в дверях.
- Будьте добры темный шерри Милдред - повелительно произнесла женщина.
- Вы ведь выпьете шерри дорогая? - обратилась она ко мне.
- Да... Да, конечно, благодарю вас - слегка растерялась я. - Простите,
мисс... или миссис?..
- О, мне, конечно, следовало сначала представиться. Меня зовут Лаура.
Вы же насколько я знаю, Орчиз. Мама Орчиз, не так ли?
- Так они меня называют, - неохотно и с еле сдерживаемым отвращением
сказала я.
Вошла крохотная горничная с серебряным подносом, на котором стояли
полупрозрачный графин и два бокала. Горничная наполнила оба бокала, а
пожилая дама переводила взгляд с нее на меня и обратно, словно сравнивая
нас. Странное не передаваемое словами выражение промелькнуло у нее на лице,
и я решила сделать пробный шаг.
- Должно быть это мадера? - кивнула я на бокалы.
Она изумленно вскинула брови, потом улыбнулась и кивнула с явным
удовлетворением на лице.
- Что ж, кажется, вы одной-единственной фразой подтвердили правильность
и целесообразность вашего визита сюда - сказала она.
Горничная вышла, и мы обе потянулись к бокалам.
- И все же, - продолжала Лаура, - давайте-ка поподробнее все обсудим.
Скажите, дорогая, они объяснили, почему направили вас ко мне?
- Нет. - Я отрицательно качнула головой.
- Потому что я историк, - сказала она. - А заниматься историей в наши
дни позволено и доступно не каждому. Это своего рода привилегия нас очень
мало. К счастью сейчас понимают, что ни одной отрасли знании нельзя дать
отмереть окончательно и все же некоторые из нас вызывают м-мм
настороженность политического характера. - Она неодобрительно усмехнулась. -
Однако когда нужно что-то выяснить приходится обращаться к специалисту. Они
что-нибудь говорили о диагнозе, который вам поставили?
Я опять помотала головой.
- Так я и думала. Это у них профессиональное, не так ли? Что ж, я
передам вам все, что сказали мне по телефону из Дома материнства. Пожалуй,
лучше всего начать именно с этого. Мне сообщили, что с вами беседовало
несколько врачей, которых вы сильно заинтересовали, озадачили и надо
полагать расстроили. Бедняги ни у кого из них нет ни малейших исторических
знании они ровным счетом. Словом две из них убеждены, что у вас психическое
заболевание - мания шизофренический бред и так далее. Остальные склонны
полагать, что с вами произошел гораздо более редкий случай - трансформация
личности. Это действительно большая редкость. Известно всего три подобных
зарегистрированных случая, но интересно, что два из них связаны с препаратом
"чюнджиатин", а третий - с лекарством сходного происхождения. Итак,
большинство из беседовавших с вами врачей сочли некоторые ваши ответы
связными последовательными убедительными и полностью совпадающими с тремя
уже известными случаями. Но так как они не знают практически ничего, что
выходит за рамки их профессии, очень многое в вашем случае выглядит. С одной
стороны им трудно в это поверить с другой - у них нет возможности проверить.
Для этого им и нужно мое профессиональное мнение. Ваш бокал пуст, дорогая,
позвольте, я налью вам еще.
- Трансформация личности - задумчиво повторила я, подставляя бокал - но
если такое возможно.
- О, нет никаких сомнении в том, что в принципе это возможно. Те три
случая, которые я упомянула, определены совершенно точно.
- Это очень похоже... - вынуждена была согласится я. - В каком-то
смысле это действительно может быть... Но, с другой стороны, эти элементы
галлюцинации тут, безусловно, присутствуют. Скажем, вы - вы сами - кажетесь
мне совершенно нормальной. Но взгляните на меня!.. И на свою маленькую
служанку! Тут явный бред - иллюзия! Мне лишь кажется, что я - такая -
нахожусь здесь и разговариваю с вами... Этого не может быть в
действительности, а значит... Значит, где же я на самом деле?
- Я понимаю, и, быть может, лучше, чем кто бы то ни было, насколько
нереальным вам кажется все это.
Она помолчала, задумчиво глядя на меня.
- Вы знаете, я, пожалуй, столкнулась сейчас с самым интересным случаем
за всю мою довольно долгую жизнь. В каком-то смысле мне повезло, но я
понимаю, дорогая, как вы сейчас воспринимаете то, что вас окружает, -
повторила она. - Я провела столько времени среди книг, что это иногда
кажется нереальным и мне. Скажите, дорогая, когда вы родились?
Я ответила.
- М-да, Георг Шестой, стало быть. Следующей, второй войны вы не
помните?
- Не помню, - подтвердила я. - Меня еще не было на свете.
- Но вы можете помнить коронацию следующего монарха. Кстати кто это
был?
- Елизавета... Елизавета Вторая. Моя мать водила меня смотреть, -
сказала я.
- Вы что-нибудь запомнили из этого зрелища?
- Честно говоря, не очень много... Разве что... Целый день напролет шел
дождь, а больше, пожалуй, ничего существенного, - созналась я.
Мы еще немного побеседовали в таком духе, пока она, наконец, не
улыбнулась одобрительно кивая.
- Ну что ж, теперь у меня не осталось ни капли сомнений. Я кое-что
слышала об этой коронации. Великолепное, наверное, было зрелище в аббатстве.
- Она помолчала и легонько вздохнула. - Вы были очень терпеливы и любезны со
мной дорогая, и, конечно, будет справедливо... Теперь настала ваша очередь
кое-что выслушать. Но боюсь, вам будет это нелегко.
- Вряд ли меня может что-нибудь удивить после тех тридцати шести часов,
которые я провела здесь.
- Сомневаюсь, - возразила она, не отводя от меня внимательных глаз.
- Скажите, - попросила я, - пожалуйста... объясните мне все... если
можете!
- Ваш бокал, дорогая, разрешите, я налью вам еще. И я скажу вам все. -
Она наполнила оба бокала. - Что поразило и поражает вас больше всего? Из
окружающей вас реальности?
- Но... этого так... много. - Я колебалась, не зная, с чего начать.
- Может быть, тот факт... то обстоятельство, что вы ни разу за все
время не встретили здесь мужчину? - подсказала она.
Я постаралась вернуться к моменту моего "пробуждения". Вспомнила как
одна из "Мам" удивленно спросила "Что значит - мужчина?"
- Пожалуй, - сказала я, - пожалуй, это - одно из самых...
Она медленно покачала головой.
- Их больше нет дорогая. Ни одного. Нигде.
Я тупо уставилась на нее. Выражение ее лица было серьезным и участливым
даже жалостливым. На нем не было ни тени притворства. Некоторое время я
молча переваривала услышанное пока, наконец, у меня не вырвалось:
- Но... Это невозможно!!! Ведь где-то должны быть... Вы же не можете...
Как же вы тогда?.. То есть я хочу сказать!..
Она вздохнула.
- Я понимаю, это кажется вам невозможным, Джейн... Вы разрешите
называть вас Джейн? Однако это действительно так Я пожилая женщина, мне
скоро будет восемьдесят, и за всю свою долгую жизнь я ни разу не видела
мужчину разве что на древних картинах и полуистлевших фотографиях. Пейте
шерри, дорогая, вам станет лучше. Боюсь, я очень расстроила вас. - Она
помолчала, давая мне время прийти в себя. - Я примерно представляю себе, что
вы сейчас чувствуете. Видите ли, я знаю историю не только по книгам. Когда я
была совсем девчонкой, мне довелось слышать множество историй от моей бабки.
Тогда ей было что-то около восьмидесяти, но память у нее была хорошая, и
рассказчица она была прекрасная. Я словно сама видела те тот мир, о котором
она говорила, те места. Но это было настолько другим, так чуждо. Так
непохоже на все, что меня окружало. Мне было трудно понять ее. Когда она
говорила о юноше, с которым была когда-то помолвлена, слезы струились из ее
глаз. Она плакала, конечно, не из-за него, а из-за всего утраченного ею мира
- мира ее юности. И даже тогда мне было непонятно, что она испытывала. Да и
как я могла понять? Но теперь, когда я сама стала старой и так много прочла,
я могу приблизительно представить, что она должна была чувствовать,
вспоминая о былом. Скажите, дорогая. - Она взглянула на меня с острым
любопытством. - А вы... вы тоже были помолвлены?
- Я была замужем очень недолго. Она задумалась.
- Должно быть, это очень странное чувство, чувствовать себя чьей-то
собственностью.
- Собственностью?! - изумленно переспросила я.
- Собственностью своего, м-мм мужа, - пояснила она.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.
- Но это было совсем не так, - пробормотала я, - это было... Но что
случилось? Что могло случиться с ними со всеми?
- Они все умерли, - спокойно сказала она. - Заболели и умерли. Никто не
мог ничего поделать - они исчезли, всего за год... даже чуть меньше года -
не осталось ни одного, за исключением, быть может, нескольких на всей
планете.
- Но тогда... тогда все должно было пойти прахом!
- О, да. Сначала почти так и было - было очень скверно. Начался голод.
Замерла вся промышленность, и лишь в менее развитых странах, преимущественно
аграрных, женщины сумели научиться кое-как обрабатывать землю и тем самым
уберечь себя и своих детей от голодной смерти. Почти все цивилизованные
центры, скопления городов превратились в пепелища... Перестал существовать,
транспорт кончилась нефть, некому было добывать уголь. Когда наступил
кризис, оказалось, что лишь ничтожное количество женщин, которых было
больше, чем мужчин, способно заниматься какой-то серьезной работой.
Но кризис был неизбежен. Случись это пятьюдесятью годами раньше, мы
были бы обречены на неминуемую гибель. Пятьюдесятью годами позже - тоже
могло оказаться роковым - к этому времени все без исключения женщины могли
превратиться в домашних полуживотных. Но, к счастью, в середине двадцатого
столетия некоторые женщины владели определенными профессиями и, что
оказалось важнее всего при сложившихся обстоятельствах, были среди них и
медики. Пожалуй, не будь этого, мы не сумели бы выжить. Я сама не очень
разбираюсь в медицине, поэтому вряд ли сумею объяснить вам как это было
достигнуто. Все что я могу сказать. Словом стали проводиться интенсивные
научные исследования в той области, которая вам вероятно знакома больше чем
мне. Все виды существ, и наш в том числе, стремятся выжить, и доктора прежде
всего должны были во что бы то ни стало сохранить это стремление. Несмотря
на голод, хаос и разруху, дети должны были рождаться. Восстановление
