на нас Матерью-Природой. Ведь каждый вид стремится выжить и добивается
этой цели всеми доступными ему средствами, как бы жестоки они ни были,
разве что инстинкт самосохранения почему-либо слабеет в борьбе с другими
инстинктами.
Анжела воспользовалась паузой, чтобы с некоторым нетерпением в голосе
перебить его.
- Надеюсь, что ты ведешь разговор к чему-то определенному, Гордон?
- Да, - согласился Зиллейби. - Я опять возвращаюсь к кукушкам.
Кукушки - беспощадные борцы за существование. Они сражаются столь
безжалостно, что, если гнездо "заражено" ими, с ним нужно поступать
однозначно. Я, как ты полагаешь, гуманист. Думаю, что меня можно назвать и
человеком добрым по натуре.
- Без сомнения, Гордон!
- К этому следует добавить еще, что я - человек цивилизованный. По
всем вышеуказанным причинам я не могу заставить себя одобрить то, что
должно быть сделано. И также, даже с учетом правильности этого поступка,
не сможет одобрить это и большинство людей. Поэтому, подобно бедной
самочке зарянки, мы будем кормить и выращивать чудовище, предавая таким
образом свой собственный биологический вид. Странно, не правда ли? Утопить
помет котят, ничуть не опасных для нас, мы можем, а этих кукушат будем
вскармливать со всей добросовестностью, на какую только способны.
Несколько секунд Анжела сидела словно окаменевшая. Потом повернула
голову к мужу и окинула его долгим внимательным взглядом.
- Ты имеешь в виду, что... Ты хочешь сказать, что нам следовало бы...
Гордон?..
- Да, родная.
- Но ведь это же на тебя совсем не похоже!
- Об этом я уже говорил. Но и с такой ситуацией мне еще не
приходилось сталкиваться. Я вдруг понял, что выражение "живи и давай жить
другим" отражает ту беззаботность, которую могут позволить себе лишь люди,
живущие в полной безопасности. И обнаружил, что, когда я ощущаю - с той
остротой, которую не ожидал ощутить никогда, - что моему положению "венца
творения" угрожают, мне это совсем не по душе.
- Но, Гордон, милый, я уверена, что ты преувеличиваешь. В конце
концов, всего лишь несколько не совсем обычных детей...
- Которые могут по своей воле вызывать неврозы у взрослых женщин (да
не забудь еще и Гарримана) для того, чтобы те выполняли их желания!
- Но эта способность может исчезнуть, когда они повзрослеют. Мы же
нередко слышим о странных проникновениях в чужую психику, о внезапно
возникающих симпатиях...
- В отдельных случаях - возможно. Но не в шестидесяти одном. Нет, тут
и не пахнет нежной симпатией, тут нет и намека на будущее безоблачное
счастье. Это самые расчетливые, самые эгоистичные и самые практичные дети,
каких кто-либо когда-либо встречал. И в то же время самые очаровательные с
виду, что неудивительно, ведь они могут получить все, что им нужно. Сейчас
они в том возрасте, когда их потребности очень ограничены, зато потом...
Ладно, потом мы, увидим.
- Доктор Уиллерс говорит, - начала Анжела, но Зиллейби нетерпеливо
прервал ее.
- Уиллерс безукоризненно выполнял свою роль на первом этапе, так
безукоризненно, что позволил себе распуститься и теперь прячет голову в
песок, как страус. Его вера в гипотезу истерии практически приобрела
патологический характер. Надеюсь, отдых пойдет ему на пользу.
- Но, Гордон, он, по крайней мере, хоть пытается что-то объяснить.
- Дорогая моя, я - человек терпеливый, но не надо испытывать мое
терпение так долго. Уиллерс никогда не пытался что-либо объяснить. Он
смирился с определенными фактами, когда их уже нельзя было отрицать, но
все остальное он просто отбросил прочь, а это уж с наукой ничего общего не
имеет.
- Но должно же быть объяснение?
- Безусловно.
- У тебя на этот счет есть какие-нибудь мысли?
- Боюсь, что не особенно утешительные.
- Но какие?
Зиллейби покачал головой.
- Я еще не готов, - сказал он. - Но поскольку ты относишься к
женщинам, умеющим держать язык за зубами, я задам тебе вопрос. Если бы ты
решила бросить вызов верхушке общества, отличающегося высокой
стабильностью и отлично вооруженного, что бы ты сделала? Решилась бы на
столкновение с ним, так сказать, на его условиях, затеяв, вероятно, очень
дорогую и безусловно разрушительную войну? Или если время не играет
большой роли, ты предпочла бы воспользоваться какой-то другой, более
тонкой тактикой? И не попробовала ли бы ты в этом случае внедрить своего
рода пятую колонну, чтобы атаковать это общество изнутри?
15. НАЗРЕВАЮТ НОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ
В течение нескольких следующих месяцев в Мидвиче произошло немало
перемен.
Доктор Уиллерс временно передал свою практику заместителю - молодому
человеку, который помогал ему в дни кризиса, а сам в сопровождении миссис
Уиллерс, в состоянии нервного истощения и полностью разочарованный
действиями администрации, отбыл в длительный отпуск, который, как
поговаривали, мог обернуться кругосветным путешествием.
В ноябре вспыхнула эпидемия гриппа, унесшая трех взрослых жителей
деревушки и трех Детей. Одним из них был сын Феррилин. За ней послали, она
немедленно примчалась, но было поздно - сына в живых Феррилин не застала
Двумя другими умершими были девочки.
Задолго до этого, однако, произошла сенсационная эвакуация Грейнджа.
Это был великолепный образчик функционирования закрытой организаций.
Научные работники узнали о предстоящем отъезде в понедельник, фургоны
прибыли в среду, а к уик-энду главное здание и новые дорогие лаборатории
смотрели на деревню окнами без занавесей, были совершенно пусты и
оставляли у селян впечатление, что они стали свидетелями волшебной
пантомимы, ибо мистер Гримм и его штат тоже исчезли без следа, оставив
после себя лишь четверых золотоглазых детишек, которым еще предстояло
найти себе приемных родителей.
Неделей позже какая-то костлявая супружеская пара по фамилии Фримены
въехала в коттедж, освобожденный мистером Гриммом. Фримен представился как
медик, интересующийся социальной психологией, а жена его, как оказалось,
была доктором медицины. Нам осторожно дали понять, что в задачу четы
входит изучение развития Детей по заданию какой-то таинственной
государственной организации. Этим они, видимо, и занимались, причем в
весьма своеобразной манере. Высматривали и подглядывали, шляясь по деревне
и нередко напрашиваясь в коттеджи. Частенько их видели в сквере, всегда
одинаково бодрых и бдящих. Фримены отличались какой-то агрессивной
сдержанностью, граничившей с конспиративностью. Их тактика уже спустя
неделю вызывала к ним всеобщее недоброжелательство и заслужила им кличку
"проныры". Другой присущей им чертой было безграничное упорство: они
держались очень настороженно и, несмотря на полное отсутствие какого-либо
поощрения со стороны мидвичцев, все же добились определенного статуса,
основанного на признании невозможности от них отделаться.
Я проверил их у Бернарда. Он сказал, что с его департаментом они не
связаны, но действительно имеют официальное задание. Мы решили, что если
Фримены есть единственный результат требования Уиллерса глубоко
исследовать феномен Детей, то отрадно сознавать, что Уиллерсу удалось
покинуть Мидвич до их приезда.
Зиллейби предложил Фрименам, как и некоторым другим лицам,
кооперировать усилия, но успеха не добился. Какой бы департамент ни
абонировал Фрименов, он имел в их лице чемпионов по таинственности, нам же
казалось, что, как бы высоко ни ценилась сдержанность в высших сферах,
хоть некоторая общительность принесла бы им куда более ценную информацию
при затрате гораздо меньших усилий. И все же, насколько мы понимали, они
могли передавать куда-то весьма ценные наблюдения. Так что нам оставалось
только предоставить им и впредь вынюхивать в избранной ими манере.
Как бы ни были интересны для науки Дети в первый год своей жизни, они
почти не давали пищи для новых опасений. Исключая стойкое сопротивление
любым попыткам увезти их из Мидвича, новые свидетельства их способности к
внушению были редки и слабы. По словам Зиллейби, Детишки были удивительно
разумны и самостоятельны, но только до тех пор, пока за ними хорошо
ухаживали и выполняли все их желания.
На этой стадии в них не замечалось почти ничего, что могло подкрепить
зловещие предсказания старух или выраженные более пространно и красиво, но
почти такие же мрачные прогнозы самого Зиллейби. Убаюканные мирным
течением времени, Джанет и я, равно как и многие другие, стали думать, не
ошиблись ли мы и не угасают ли необыкновенные свойства Детей; чтобы
исчезнуть совсем, когда те повзрослеют.
И вот тогда-то; в начале лета следующего года, Зиллейби сделал
открытие, по-видимому, ускользнувшее от внимания Фрименов, несмотря на их
вдохновенное вынюхивание.
В один прекрасный солнечный день Зиллейби появился в нашем коттедже и
стал безжалостно тащить нас на улицу. Я протестовал против нарушения моего
рабочего распорядка, но от Зиллейби не так-то легко отделаться.
- Знаю, дружище, знаю. У меня у самого перед глазами маячит лицо
моего издателя, орошенное потоками слез. Но то, что я хочу вам показать, -
очень важно. Мне нужны надежные свидетели.
- Свидетели чего? - спросила Джанет без всякого энтузиазма. Но
Зиллейби только головой помотал.
- Никаких предварительных объяснений не будет. Я просто хочу, чтобы
вы присутствовали при опыте, а выводы сделаете сами. Вот здесь, - он стал
рыться в карманах, - наша аппаратура.
Он выложил на стол маленькую, украшенную изящной инкрустацией
деревянную шкатулочку, размером в половину спичечного коробка, а так же
простенькую головоломку, составленную из двух толстых проволок, изогнутых
так, чтобы они образовали, казалось, нерасторжимое целое, хотя
поставленные в определенное положение, они легко разъединялись. Он взял
деревянную шкатулочку и потряс ее. Внутри что-то забренчало.
- Там внутри леденец, - сказал Зиллейби. - Все это бесполезный
продукт изобретательного гения японцев. Никаких внешних следов, что
шкатулочка открывается нет, но, если сдвинуть этот кусочек инкрустации,
она легко откроется и в награду вы получите леденец. Зачем нужна такая
игрушка, поистине, могут знать только японцы. Но для нас, я полагаю, она
может оказаться весьма полезной. Ну, кого из детей мужского пола мы
навестим первым?
- Ни один из Детишек не достиг еще и года, - холодно указала Джанет.
- Во всех отношениях, исключая, так сказать, календарный возраст,
Дети, как вам известно, соответствуют хорошо развитым двухлеткам, -
возразил Зиллейби. - Да к тому же то, что я хочу сделать, не является в
полном смысле тестом на интеллект. Хотя, возможно... - Зиллейби не
закончил фразу. - Должен сказать, что я не вполне уверен в точном значении
теста. Впрочем, это не важно. Назовите ребенка.
- Ладно. Пусть будет ребенок миссис Брант. - И мы отправились к ней.
Миссис Брант провела нас в маленький садик, где ребенок играл на
газоне в манежике. Выглядел он, как и говорил Зиллейби, крупным
двухлеткой, причем очень сообразительным. Зиллейби протянул ему деревянную
коробочку. Ребенок взял ее, осмотрел, обнаружил, что в ней что-то стучит,
и в восторге принялся трясти. Мы с интересом наблюдали, как он пытался ее
открыть. Зиллейби дал ему поиграть немного и отобрал все еще не открытую
коробочку, в обмен протянув леденец.
- Не понимаю, что нам это дает, - сказала Джанет, когда мы вышли.
- Терпение, дорогая, - с упреком откликнулся Зиллейби. - Кого мы
