- Ах так! А как он себя чувствует? - спросил Зиллейби.
- Спина болит здорово, но картечины уже удалили, так что доктор
обещает, что все будет хорошо, - ответил мальчуган.
Противоречивость моих ощущений росла. С каждой минутой мне
становилось все труднее поверить в то, что все мы не обманулись из-за
своего неумения разобраться в Детях. Было непонятно, как можно совместить
образ того Зиллейби, который стоял сейчас рядом со мной, с образом
Зиллейби, еще только утром вещавшего о неизбежной опасности, угрожавшей
нам всем.
Последний чемодан был вынут из машины. И тут я вспомнил, что этот
чемодан уже находился в автомобиле, когда мы начали грузить туда остальные
предметы. Чемодан был, видимо, очень тяжел, так как за него пришлось
взяться сразу двум мальчикам. Зиллейби смотрел с какой-то непонятной
тревогой за тем, как они поднимаются по ступеням, а потом обернулся ко
мне.
- Благодарю за помощь, - сказал он, как будто отпуская меня.
Я был разочарован. Эта сторона поведения Детей увлекла меня, и я
решил, что послушаю его лекцию и смогу изучить реакции Детей в часы, когда
они находятся в своей компании и являют свою истинную детскую сущность.
Зиллейби понял выражение моих глаз.
- Я сам просил бы вас остаться, - объяснил он, - но, должен
признаться, мысли об Анжеле сегодня меня не покидают. Она сильно напугана,
вы знаете. Детей она всегда недолюбливала, но последние дни повлияли на
нее особенно сильно, хотя она и старается это скрыть. Сегодня, я думаю,
она особенно нуждается в собеседнике. Я так надеялся на вас, мой дорогой
друг... Было бы очень мило с вашей стороны.
- О, конечно, - ответил я. - Как эгоистично с моей стороны не
подумать об этом. Конечно! Конечно!.. - А что я еще мог сказать?
Он улыбнулся и протянул мне руку.
- Прекрасно. Я очень вам благодарен, дорогой друг, и всегда знал, что
на вас можно положиться.
Затем он повернулся к тем трем-четырем Детям, которые все еще ждали
его, и улыбнулся.
- Там, наверное, уже теряют терпение, - заметил он, - веди же,
Присцилла!
- Я - Элен, мистер Зиллейби, - ответила ему девочка.
- Ах так! Ну, неважно. Пошли, моя дорогая, - сказал Зиллейби, и они
вместе стали подниматься по ступеням.
Я сел в машину и не торопясь поехал обратно. Проезжая через деревню,
я заметил, что в "Косе и камне" полно посетителей, мне захотелось
остановиться, дабы выяснить, каково настроение завсегдатаев. Но, вспомнив
просьбу Зиллейби, я подавил искушение и проехал мимо. Я оставил машину на
подъездной дорожке Кайл-Мэнора, чтобы можно было сразу же ехать за
Зиллейби, а сам пошел в дом. Анжела сидела в большой гостиной у открытого
окна. По радио передавали концерт Гайдна. Она повернула голову, и, увидев
ее лицо, я обрадовался, что послушался Зиллейби.
- Радостная встреча, - сообщил я, отвечая на невысказанный вопрос. -
Насколько я могу судить, это просто толпа очень милых школьников, только
удивительно похожих друг на друга. Нет сомнений, он был прав, когда
говорил, что доверяет им.
- Возможно, - нехотя согласилась Анжела, - но я им не верю. Думаю,
что никогда не верила, еще с тех пор, как они заставили матерей вернуться
в Мидвич. Мне удавалось прятать свои чувства, пока они не убили Джима
Паули. Но с того момента они наводят на меня ужас. Я так рада, что удалось
отправить Майкла. Трудно предугадать, что они выкинут в следующий раз.
Даже Гордон не исключает, что они нервничают и могут поддаться панике.
Оставаться тут чудовищно глупо: наши жизни полностью зависят от их
настроения или от вспышки детской раздражительности...
Как вы думаете, найдется кто-то, кто примет всерьез ультиматум
полковника Уэсткотта? Я, честно говоря, думаю, что нет. Но это принудит
Детей к действию, чтобы заставить с ними считаться. Им придется убеждать
самовлюбленных, упрямых и тупоголовых чинуш. Бог знает, к каким средствам
они прибегнут. После того что тут произошло, я боюсь. Я очень боюсь...
Ведь им совершенно безразлично, что произойдет со всеми нами...
- Ну, если они начнут демонстрировать свои возможности здесь, -
попытался я ее успокоить, - это вряд ли принесет им выгоду. Они отправятся
в Лондон с Бернардом, как уже намекали. Если Дети расправятся с
какой-нибудь лондонской шишкой так, как с начальником полиции...
Мои слова были прерваны яркой вспышкой, похожей на молнию, и сильным
подземным толчком, от которого затрясся весь дом.
- Что это?! - вскрикнул я. И больше ничего не успел сказать. Взрывная
волна, достигшая окна, чуть не сбила меня с ног. Донесся звук взрыва,
гулкий, раскатистый, рвущий барабанные перепонки.
Дом заходил ходуном.
Потом раздался грохот чего-то рушащегося, затем дребезг и звон
бьющегося стекла и, наконец, наступила полная тишина.
Без какой-то определенной цели я промчался мимо Анжелы, скорчившейся
в своем кресле, и через открытое окно выпрыгнул прямо на газон. В небе
кружились сорванные с деревьев листья, медленно планируя на землю. Я
посмотрел на дом. Две толстые плети плюща сорвались со стены и неряшливо
свисали вниз. Окна восточного фасада смотрели на меня пустыми глазницами.
В них не осталось ни одного целого стекла. Я посмотрел в противоположную
сторону - сквозь кроны деревьев ширилось красно-белое сияние. У меня не
было ни малейшего сомнения в том, что произошло.
Я бросился обратно в гостиную, но Анжелы там, уже не было, ее кресло
пустовало. Я окликнул ее и не услышал ответа.
Наконец я нашел Анжелу в кабинете Зиллейби. Пол комнаты был усыпан
битым стеклом. Одна портьера сорвалась с карниза и теперь валялась на
софе. Часть семейных реликвий Зиллейби слетела с каминной доски и
рассыпалась по решетке. Анжела полулежала в кресле за столом, лицо и
обнаженные руки покоились на кожаной обивке стола. Она не подняла головы,
когда я вошел.
Сквозь открытую дверь и выбитые стекла врывался сквозняк. Он
подхватил листок бумаги, лежавший на столе около руки Анжелы, и смел его
на пол.
Я поднял его. Это было письмо, написанное характерным заостренным
почерком Зиллейби. Читать его не было нужды. Все стало ясным, еще когда я
увидел красно-белое зарево в той стороне, где лежал Грейндж. Тогда же я
вспомнил и тяжелый ящик, в котором, как я думал, находились магнитофон и
прочее оборудование. Да и не мне это письмо предназначалось. Когда я
положил его обратно рядом с рукой Анжелы, мой взгляд лишь случайно
выхватил из середины несколько строк.
- "...доктор скажет тебе, что это вопрос всего лишь нескольких недель
или месяцев. Поэтому, не надо горевать, моя любовь... А что касается
прочего, что ж, мы слишком долго жили в прекрасном саду и начисто забыли
прописные истины борьбы за существование. Было ведь сказано: "Si furies
Romae, romani vivito more" [если Рим безумствует, римляне - нищают
(лат.)]. Это очень разумная мысль, но есть и еще более точное изречение
для выражения того же самого: "С волками жить - по волчьи выть".
ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
є Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory є
є в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" є
ЗДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶
є Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент є
є (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov є
ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј
