- Кажется, мне удалось что-то поймать.
Мы сконцентрировались, стараясь послать братьям ответный сигнал:
"Сообщение получено". И затем с удивительной четкостью прозвучал ответ,
словно кто-то крикнул в ухо: "Слышим вас, что вы хотите?" Мы переглянулись
в замешательстве и в то же время с победным видом, затем снова закрыли
глаза и еще сильней сосредоточились. Я услышал громкий выразительный голос:
"Не все сразу, давайте по-одному. Райх, это вы? Кажется, у вас сигнал
помощнее".
Итак, мы работали в одном направлении, из Берлина, но когда сигнал из
Потсдама пересекся с нашим, линия связи словно прочистилась, звук стал
лучше. Мозг Райха, словно вспышки энергии, извергал из себя послание: "Вы
можете попасть в Диярбакыр?" Ему пришлось повторить эту фразу несколько
раз. Потом я почувствовал, как мы слушаем его и невольно посылаем сигналы
поддержки. Братья сначала протестовали: "По одному, пожалуйста". Затем мы
как бы слились с голосом Райха и стали работать в качестве усилителя его
сигнала. Братья тут же ответили: "Вот так лучше. Теперь вас слышнее".
Дальше шло как по маслу. Мы даже умудрились вкратце рассказать о своих
делах, будто болтали по телефону. И все это время нас не было в комнате. Мы
полностью слились друг с другом, как соединяются люди в молитве. А потом я
догадался, почему вначале шел слабый сигнал: я недостаточно глубоко
погрузился в свое сознание, слишком близко был к поверхности. Когда я
пробовал уходить глубже, меня начинало тянуть в сон. Язык и смысл слов
принадлежат сфере тела. Их так же трудно перенести в глубины чужого
сознания, как и пытаться мыслить логически во сне. Я об этом говорю к тому,
что в тот момент впервые задумался о том, сколь безгранично наше
невежество. Глубинные просторы сознания населены в основном нашими
воспоминаниями и мечтами, которые плавают там, словно огромные рыбины. На
этих глубинах чертовски трудно сохранить ощущение здравого смысла, трудно
отличить реальность от иллюзии. А для эффективной телепатической связи
необходимо посылать сигналы именно из этой глубины.
Впрочем, эта проблема уже не стояла так остро. Райх, Флейшман и я
теперь усиливали друг друга, и в этом эксперименте раскрылся смысл фразы:
"Мы члены друг друга"[38].
После разговора с Грау мы почувствовали безмерное счастье и свежесть,
словно после глубокого и спокойного сна. Флейшман стал похож на прежнего
Флейшмана. Его жена принесла кофе; поначалу она плохо скрывала свое
раздражение против нас с Райхом, но, бросив удивленный взгляд на мужа, она
изменила к нам отношение. Мы заметили, с какой нежностью Флейшман смотрел
на нее - она была тридцатью годами моложе него, и женаты они были всего год
- будучи связанными в тот момент друг с другом, мы смотрели на нее его
глазами, глазами влюбленного собственника и чувствовали его влечение, знали
каждую интимную подробность ее тела. Она как бы вошла в наш телепатический
круг и в каком-то смысле сделалась женой нас троих. (Что примечательно: у
нас с Райхом не возникло обычного желания самца обладать незнакомой самкой,
поскольку мы уже, так сказать, обладали ею.)
К трем ночи журналисты, поджидавшие нас на вертолетах, изрядно устали.
Вдобавок, их скопилось в небе куда больше, чем допускает служба
безопасности полетов. Тех же, кто собрался возле двери, даже трудно было
сосчитать - вся улица была забита автомобилями со спящими репортерами. Мы
выбрались на чердак и приставили лестницу к слуховому окну. В три двадцать
утра в небе послышался шум вертолета - мы быстро распахнули окно. После
небольшого маневра с вертолета сбросили веревочную лестницу, по которой мы
быстренько вскарабкались по одному наверх, в вертолет - журналисты внизу
сразу и не сообразили, что происходит. Братья Грау осторожно втянули внутрь
сначала нас, а потом и лестницу, и вертолет на полной скорости помчался в
сторону аэродрома.
Операция прошла безукоризненно. Газетчики на улице были уверены, что
без их помощи нам в жизни не удастся нелегально раздобыть вертолет. Так что
если кто-нибудь из них и заметил наш летательный аппарат, то, наверняка,
предположил, что это всего лишь журналисты, или патруль Совета Воздушной
Безопасности. Так или иначе, мы достигли аэропорта безо всяких приключений.
Пилот связался по радио с пилотом нашей ракеты. В три тридцать пять мы были
уже на пути в Париж. И решили, что следующим этапом станет маленькая
деловая встреча с Жоржем Рибо.
На рассвете мы приземлились в Ле-Бурже. Конечно, можно было выбрать и
более удобный плавучий аэродром на Елисейских Полях, но для этого пришлось
бы запрашивать разрешения на посадку по радио, а это привлекло бы внимание
журналистов. Вместо этого мы взяли в Ле-Бурже геликэб и через двадцать
минут были в центре Парижа.
И вот нас пятеро, и мы почти неуязвимы, даже если кто-то опознает нас.
Впятером мы можем воздвигнуть своеобразную стену вокруг себя и отразить
внимание любого, кто нас увидит. Окружающие могли смотреть, но не могли
в и д е т ь. Способность осознавать увиденное находится за пределами
чувственного восприятия (вы могли это заметить, и не раз: например, вы
читаете, а ваши мысли рассеянно бродят где-то еще). Человек не фиксирует
многие объекты из тех, что видит, если они не заслуживают его внимания. Так
и нам приходилось "уворачиваться" от внимания зевак, чтобы не подпускать их
к себе - это напоминает принцип намордника, который не позволяет собаке
кусать прохожих. Можно считать, мы шли по Парижу словно невидимки.
Главную ставку мы делали на внезапность. Если паразиты следят за нами,
то они могли предупредить Жоржа Рибо еще несколько часов назад, и тогда нам
его ввек не найти. С другой стороны, они вчера понесли приличные потери и
сегодня должны быть не слишком бдительными. На это-то мы и расчитывали.
Чтобы выяснить, где сейчас Рибо, достаточно было просто заглянуть в
газету - как-никак, он нынче знаменитость. Из номера "Пари Суар",
оставленного кем-то, мы узнали, что Рибо с каким-то нервным расстройством
помещен в клинику Кюрель на бульваре Гауссмана. Уж мы-то знали, что это за
расстройство.
Дальнейшее требовало применения силы, хотя эта идея и была нам не по
душе. Клиника оказалась чересчур мала, чтобы проникнуть в нее
незамеченными. Однако в столь ранний час - пять утра - вряд ли возле нее
можно встретить много народу. Полусонный портье выглянул возмущенно из-за
своей конторки и тут же попал в цепкие психокинетические объятия пятерых
человек - мы зажали его так, как не удалось бы сделать руками. Ничего не
понимая, он оторопело смотрел на нас. Флейшман вежливо спросил:
- Вы знаете, в какой палате находится Рибо?
Тот изумленно кивнул - пришлось немного ослабить тиски, чтобы он хоть
что-то мог ответить.
- Отведите нас к нему, - сказал Флейшман.
Портье включил автоматический затвор двери и впустил нас. Тут же
кинулась дежурная сестра:
- Куда это вы направились?
В следующую секунду она уже вела нас по коридорам. Мы поинтересовались,
почему здесь нет репортеров. Она ответила:
- Мсье Рибо дает пресс-конференцию в девять, - у нее хватило
присутствия духа добавить, - я думаю, вам стоит подождать до ее начала.
Мы столкнулись с двумя ночными санитарами, но те решили, что наш визит
обговорен заранее. Палата Рибо находилась на самом верхнем этаже - особо
изолированная частная палата. Двери в этот сектор открывались при помощи
специального кода. К счастью, портье знал его.
Флейшман спокойно обратился к сестре:
- Извините, мадам, придется вам пока побыть в этом холле, и не
предпринимать попыток к бегству. Мы не причиним вреда вашему пациенту.
Последняя фраза была сказана для ее успокоения.
Райх отдернул занавеску. От шума Рибо проснулся. Он был небрит и
выглядел ужасно, долго смотрел на нас отсутствующим взглядом, затем
произнес:
- А-а, это вы, джентльмены. Я думал, вы позвоните.
Я попытался проникнуть в его мысли и ужаснулся: казалось, его разум был
словно город, в котором истребили все население, а вместо него разместили
тупых исполнительных солдафонов. Паразитов там уже не было, поскольку
отсутствовала надобность в них. Видимо, Рибо сдался им без боя; они
вторглись в его разум, захватили все центры формирования привычек, и затем,
когда эти центры были уничтожены, Рибо сделался абсолютно беспомощным,
любой поступок давался ему с огромным усилием. Очень многое мы совершаем в
жизни благодаря системе привычек - дышим, едим, перевариваем пищу, читаем,
отвечаем на вопросы окружающих. У некоторых - например, актеров - система
привычек формируется их образом жизни. Чем профессиональней актер, тем
больше он полагается на систему привычек и лишь в высшие моменты своего
творчества действует посредством свободной воли. Уничтожить систему
привычек человека - едва ли не страшнее, чем убить на его глазах жену и
детей. По сути - жизнь становится невозможной, как если бы содрали кожу.
Так паразиты и поступили с Рибо: разрушили старую систему привычек и
заменили ее новой. Кое-что все же оставили: привычку дышать, говорить,
манеры поведения - это особенно важно, чтобы убедить окружающих в том, что
он - прежний Рибо. Но главное было уничтожено, например, умение мыслить
глубоко. Вместо этого ему вмонтировали совершенно новые взгляды. Мы теперь
стали его "врагами" и ничего, кроме безграничного отвращения и ненависти,
не вызывали. Такое отношение происходило как бы по его воле, но стоило бы
ему выбрать другой подход к нам, как тут же вся система его привычек была
бы уничтожена. Другими словами, сдавшись паразитам, Рибо оставался
"свободным человеком", у которого нет выбора. Его разум работал по их
схеме, в противном случае - полная потеря осмысленности. Он был свободен
как раб, к голове которого приставили пистолет.
Мы стояли вокруг его кровати и не чувствовали себя мстителями, наоборот
- нас охватило чувство ужаса и жалости. С таким чувством смотрят не на
человека, а на его изуродованный труп.
Слова были ни к чему. При помощи ПК-энергии мы удерживали его в
кровати, а Флейшман в это время быстро анализировал содержимое его мозга.
Трудно сказать, возможно ли восстановить в нем прежнего Рибо - все теперь
зависело только от его собственных сил и мужества. А для этого ему придется
сконцентрировать в себе огромную силу воли, гораздо большую, чем перед
битвой с паразитами, в которой он потерпел поражение.
Времени на размышления не оставалось. Мы внушили ему, что нас стоит
опасаться не меньше паразитов. Один за другим мы входили в сферы его
сознания, которые контролируют механические рефлексы, чтобы изучить их
комбинации (нетелепатам это объяснить трудно: дело в том, что контакт с
окружающими основан на знании определенных комбинаций, которые выражаются в
длине мыслительной волны. Зная ее, эту величину, можно контролировать мысли
на расстоянии). Флейшман обращался с Рибо очень мягко, говорил, что мы
по-прежнему друзья и знаем, что ему "промыли мозги" без его ведома. Ему
лишь надо довериться нам, и мы освободим его от паразитов.
Потом мы ушли. Портье и сестры проводили нас до выхода. Мы
поблагодарили их и вручили по доллару (в те годы доллары были всемирной
валютой). Через час мы уже были на пути в Диярбакыр.
Мысленный контакт с Рибо позволял нам контролировать ситуацию после
отъезда. Ни сестра, ни портье не могли взять в толк, как мы заставили их
проводить нас в палату Рибо, им не верилось, что это произошло помимо их
воли, поэтому никто не кричал нам вслед: "Держи! Хватай!" Когда сестра
