Зарубежная фантастика - Колин Уилсон

Паразиты сознания

===========================================================================

Colin WILSON
Mind Parasites
(c) by the author, 1968
Паразиты сознания
перевод - Сергей Фролов
журнал "Сверхновая американская фантастика",
в номерах 5,6 за 1994 и 1,2 за 1995,
Москва, НИЦ "Ладомир".

(предыдущие переводы на русский язык - Н.Коптюг, г.Нальчик; А.Швабрин, 
журнал "Сибирские огни".)

OCR, spellcheck - Constantine Vetlov, keen@keen.ru, http://www.keen.ru

15.X.1999

===========================================================================

Колин УИЛСОН

                            ПАРАЗИТЫ СОЗНАНИЯ


                                   Августу Дерлету, подсказавшему идею
                               этой книги

                                   "Прежде, чем я умру, я должен найти
                               способ поведать  об  одной  сокровенной
                               тайне,  о  которой  я  еще не говорил -
                               нет,  речь пойдет не о  любви  и  не  о
                               ненависти,  и не жалости или презрении,
                               а   самом   дыхании   жизни,    которое
                               врывается в наш мир свирепым потоком из
                               неведомых далей  и  привносит  с  собой
                               безграничный  ужас  хладнокровной  мощи
                               нечеловеческих сущностей..."
    
                                     Бертран Рассел
                                     (из письма к Констанции Маллесон,
                                     1918 г. опубликовано в книге
                                     "Мое философское развитие")


  
        Мы не приносим извинения за то,  что посвятили весь третий  том
    "Кембриджской  Истории  Атомного  века"  публикации  этого  важного
    документа,  известного под названием "Паразиты сознания",  автор  -
    профессор Гилберт Остин.
        "Паразиты сознания" - документ,  смешанный по своей  структуре,
    он   состоит   из   различных   записок,  магнитофонных  записей  и
    письменного изложения  бесед  с  профессором  Остином.  Его  первое
    издание  в  объеме вдвое меньшем,  чем нынешнее,  было осуществлено
    вскоре после исчезновения профессора Остина в 2007 году,  но еще до
    того,  как  экспедиция  капитана Рамзая обнаружила "Палладу".  В то
    время документ состоял в основном из записей,  сделанных по просьбе
    полковника  Спенсера  и  магнитофонных  материалов,  хранившихся  в
    библиотеке Лондонского университета под номером 12-ХМ.  В следующее
    издание   2012  года  были  включены  расшифровка  стенографической
    записи, сделанной 14 января 2004 года Лесли Первизоном, выдержки из
    двух статей Остина,  написанных для журнала "Историкал Ревью" и его
    предисловие в книге Вайсмана "Исторические размышления".
        В новом издании сохранен прежний текст в полном объеме, а также
    включены новые данные из так называемого "Досье Мартинуса",  долгие
    годы хранившегося у миссис Остин и ныне  переданного  во  Всемирный
    Исторический  Архив.  Редакторы  указали  в  сносках[1]  источники,
    откуда были взяты различные разделы документа,  и использовали пока
    что  не опубликованные автобиографические записи Остина,  сделанные
    им в 2001 году.
        Ни одно  из  изданий  "Паразитов  сознания"  не претендует быть
    истиной в последней инстанции.  Нашей  целью  было  лишь  изложение
    событий в форме связаного рассказа.  Там, где мы сочли нужным, были
    добавлены выписки из философских работ Остина и небольшая  выдержка
    из  предисловия  к  книге  "За что мы благодарны Эдмунду Гуссерлю",
    изданной Остином и Райхом.  По мнению редакторов,  данное изложение
    событий  ставит  перед  собой  целью  доказать их собственную точку
    зрения,  изложенную ранее в работе  "К  разгадке  тайны  "Паллады",
    однако стоит подчеркнуть, что это не было для них главным. Они лишь
    пытались издать все относящиеся к этой истории материалы и  уверены
    в   том,   что   эта   цель  будет  достигнута  лишь  тогда,  когда
    Северо-Западный университет дополнит настоящее издание  публикацией
    "Полного собрания сочинений Гилберта Остина".
    
                                Г.С. и В.П.
                                Колледж Св. Генриха, Кембридж, 2014 г.
    
    (Этот раздел  написан  под  редакцией  Г.   Ф.   Спенсера   на   основе
магнитофонных  записей  д-ра  Остина,  сделанных им за несколько месяцев до
исчезнования.)
    
    В такой запутанной истории,  как эта, нет определенной начальной точки,
так что вряд ли я смогу  последовать  совету  полковника  Спенсера:  "Начни
сначала  и продолжай до конца".  Как раз с самого начала события тяготели к
бессвязности.  Пожалуй,  лучше всего просто рассказать мой вариант  истории
борьбы с паразитами сознания, а остальное я оставлю на суд историков.
    Лично моя история началась в тот самый день 20 декабря 1994 года, когда
я вернулся домой после собрания в  Мидлсексском  Археологическом  Обществе,
где  я  прочел  лекцию  о древних цивилизациях Малой Азии.  Вечер получился
живым и вдохновляющим - нет большего удовольствия,  чем выступать на  темы,
близкие твоему сердцу,  да еще и перед внимательной аудиторией.  Добавьте к
этому прекрасный ужин,  завершившийся  превосходным  кларетом  урожая  1980
года,  и  вы  поймете,  в каком приподнятом настроении я возвращался в свою
квартиру в Ковент-Гарден.
    Зайдя в прихожую,  я услышал сигнал телескрина, однако едва я подошел к
нему,  как  сигнал  прекратился.  Включив  блок,  фиксирующий   звонки,   я
обнаружил,   что  звонили  из  Хемпстеда,  а  по  цифровому  коду  абонента
догадался,  что это был Карел Вайсман. 23.45 - поздновато, да и спать очень
хочется - я решил перезвонить ему с утра,  однако, раздеваясь перед сном, я
почувствовал себя неуютно. Мы с Карелом очень старые друзья, и он частенько
названивал  мне  в  позднее  время  -  просил  найти  для него что-нибудь в
Британском Музее,  где я нередко провожу  свое  утро.  Но  сейчас  какая-то
неясная  внутренняя  тревога  не  давала  мне  покоя;  я подошел в халате к
телескрину и набрал его номер.  Ответа долго не было.  Я уже было  собрался
дать отбой, как на экране появилось лицо его секретаря:
    - Вы слышали новость?
    - Какую? - спросил я в ответ.
    - Доктор Вайсман мертв.
    Я настолько  был  ошеломлен,  что  пришлось  присесть.  Собрав  остатки
разбегающихся мыслей, я спросил:
    - Откуда же я мог слышать?
    - Об этом сообщили все вечерние газеты.
    Я сказал, что только вошел в дом.
    - Да я вижу, - ответил он. - Я весь вечер пытался дозвониться к вам. Вы
не могли бы приехать к нам прямо сейчас?
    - Но зачем? Чем я могу помочь? Кстати, как самочувствие миссис Вайсман?
    - Она до сих пор в шоке.
    - Да как же это случилось?
    Бомгарт ответил, не меняя выражения лица:
    - Он покончил с собой.
    Помню, что я тупо смотрел на него несколько секунд, а затем взорвался:
    - Что за чушь?! Это же невозможно!
    - К  сожалению,  в  этом нет никаких сомнений.  Пожалуйста,  приезжайте
поскорей.
    Он собрался отключить контакт. Я заорал:
    - Вы что, с ума меня решили свести? Да что там произошло наконец?!
    - Он принял яд.  Это все,  что я знаю. Но в письме он велел связаться с
вами как можно быстрей, так что приезжайте. Мы все очень устали.
    Я вызвал  геликэб и принялся одеваться,  поминутно повторяя в оцепении,
что этого не может быть.  Карела  Вайсмана  я  знал  лет  тридцать  еще  со
студенческих  дней  в  Уппсала[2].  Он был во всех отношениях замечательным
человеком - умным,  проницательным, терпеливым, обладал огромной энергией и
подвижностью.  Этого  не  может  быть.  Такой  человек никогда не пойдет на
самоубийство.  О да, я, конечно, слышал, что мировая статистика самоубийств
увеличилась  с  середины  века в пятьдесят раз и что иногда с собой кончают
люди,  от которых этого совсем не ждешь.  Однако известие о том,  что Карел
Вайсман  покончил  жизнь самоубийством,  равносильно сообщению о том,  один
плюс  один  равно  трем.  В  этом  человеке  не  было  ни   единого   атома
саморазрушения. При любых обстоятельствах он был меньше всего неврастеником
и наиболее целостной личностью из всех, кого я знал.
    Интересно, могло  ли  это  быть  убийством?  А  вдруг  его  убил  агент
Организации  Центральноазиатских сил?  Мне приходилось слышать и не такое -
во второй половине восьмидесятых годов политическое убийство превратилось в
точную науку. Вспомним гибель Хаммельмана и Фуллера - пример того, что даже
ученые,  работающие в сверхсекретных условиях,  не могут чувствовать себя в
безопасности.  Однако  Карел  - психолог,  и,  насколько я знаю,  он никоим
образом не был связан с правительством.  Основные его доходы  поступали  от
огромной   промышленной  корпорации,  которая  платила  ему  за  разработку
способов борьбы с конвейерным  неврозом[3]  и  за  исследования  в  области
общего подъема производительности.
    Бомгарт уже ожидал меня на крыше,  куда приземлилось такси.  Как только
мы остались одни, я тут же спросил:
    - А может быть, это убийство?
    - Конечно,  не исключено,  но пока нет оснований для этой версии. В три
пополудни он удалился к себе в кабинет поработать и просил,  чтобы  его  не
беспокоили.  Окно  у него было закрыто.  Я просидел в приемной два часа.  В
пять его жена принесла чай и обнаружила его  мертвым.  Он  оставил  письмо,
написанное от руки. Яд принял из стакана, который сполоснул в раковине.
    Через полчаса я убедился,  что мой друг действительно покончил с собой.
В  противном  случае  его убийцей должен быть Бомгарт,  во что я никогда не
поверю. Как истинный швейцарец, Бомгарт отличался умением владеть собой, но
даже он был настолько подавлен и находился в таком смятении, что невозможно
было представить себе, какой актер способен симулировать такое состояние. С
другой  стороны,  осталось  письмо  Карела.  Со времени изобретения Помроем
электронно-сравнительной машины подделка подписей стала одним из  редчайших
преступлений.
    Покинул я этот дом скорби в два ночи,  так и не  поговорив  ни  с  кем,
кроме  Бомгарта.  Своего  мертвого  друга  я  не  увидел,  да и не особенно
стремился к этому,  зная, до чего ужасны лица погибших от цианистого калия.
Эти таблетки он достал у одного душевнобольного пациента буквально вчера.
    Само по себе  письмо  оказалось  весьма  странным  -  в  нем  ни  слова
сожаления  по  поводу  добровольного  ухода  из  жизни.  Написано  оно было
дрожащей рукой,  но в довольно ясной форме.  В нем он объявлял о том, какая
часть  имущества должна отойти сыну,  а какая - жене.  Он также просил меня
стать его душеприказчиком и заняться судьбой его научных бумаг,  упоминал о
той сумме денег,  которая полагалась мне,  а также о тех деньгах, что могут
понадобиться для публикации  его  работ.  Мне  дали  фотокопию  -  оригинал
забрали  полицейские,  - но и по ней было видно,  что письмо подлинное.  На
следующее утро электронный анализатор подтвердил это.
    Да уж,  более чем странное письмо: три страницы, написанные с очевидным
спокойствием.  Но почему он просил связаться со мной немедленно?  А  может,
стоит поискать разгадку в его бумагах? Бомгарт уже подумал об этом варианте
и целый вечер перебирал их,  однако не нашел  ничего,  что  бы  оправдывало
поспешность Карела.
    Основаная масса  документов  касалась  его  работы  в   Англо-Индийской
Компьютерной   Корпорации   -   в   них  разобраться  было  под  силу  лишь
представителям  фирмы.  Среди  остальных  бумаг  -   множество   работ   по
экзистенциальной философии, трансакционизму Маслова[4] и прочее. Была там и
почти  законченная  рукопись   книги   об   использовании   психоделических
наркотиков.
    Вот в ней-то и должен быть ключ к разгадке, решил я.
    Еще в  Уппсала  мы  с  Карелом часто обсуждали проблемы смерти,  границ
человеческого сознания и многое другое.  Я даже делал доклад о  "Египетской
Книге  Мертвых",  которая  в оригинале называется "Ру ну перт эм хру",  что
значит - "Книга движущихся при свете дня".  Больше всего меня заинтриговали
символ "ночь души" и все опасности,  подстерегающие бесплотный дух во время
ночных странствий в Аментет[5].  
    Однако Карел упорно советовал мне изучить  "Тибетскую  Книгу  Мертвых",
отличавшуюся от египетской как небо от земли, а затем сравнить их обе. Ныне
любой студент знает,  что "Тибетская Книга" является документом  буддистов,
религиозная  традиция  которых  не  имеет ничего общего с древнеегипетской.
Сравнивать эти две книги мне показалось пустой тратой времени, занятием для
изощренного   педанта.   Однако   Карел  добился  своего  и  зажег  во  мне
определенный интерес к самой "Тибетской Книге",  о которой  мы  проговорили
немало вечеров. В ту пору психоделические наркотики были почти недоступными
- благодаря нашумевшим книгам Олдоса Хаксли об его опыте с  мескалином  они
стали   откровением  для  наркоманов[6].  Впрочем,  мы  нашли  статью  Рене
Домаля[7],  где он описывает сходные эксперименты с эфиром.  Домаль  окунул
носовой платок в эфир,  а затем приложил его к носу.  Как только он потерял
сознание, его рука опустилась, и он пришел в себя. После этого он попытался
описать  собственные  видения  в  состояния  эфирного  наркоза.  Эти записи
страшно заинтересовали нас.  Главная мысль Домаля не отличалась от  вывода,
сделанного  многими мистиками:  несмотря на то,  что он был "без сознания",
его собственные  переживания  казались  намного  реальней  опыта  обыденной
жизни.
    Как бы мы с Карелом ни отличались друг от друга, тут мы пришли к одному
заключению:  наша ежедневная жизнь есть нереальность.  После этого нетрудно
понять рассказ Чжуанцзы[8] о том,  как ему приснилось,  что он - бабочка  и
чувствует  все то,  что должна чувствовать бабочка и как,  проснувшись,  он
вдруг ощущает,  что не может  определить:  кто  он  -  Чжуан-цзы,  которому
снится, что он - бабочка или бабочка, которой снится, что она - Чжуан-цзы.
    Почти месяц  мы  с  Карелом  экспериментировали  с   сознанием.   После
рождественских   каникул   мы   пытались  три  дня  продержаться  без  сна,
подстегивая себя кофе и сигаретами.  В  результате  мы  почувствовали,  что
совершили  гигантский  скачок  в познании самих себя.  Помнится,  я сказал:
"Если бы можно было жить так все время,  то исчезла бы надобность в поэзии,
потому  что я мог видеть дальше любого поэта".  Также мы попробовали эфир и
четыреххлористый углерод,  но этот опыт показался уже менее  интересным.  В
какой-то момент я почувствовал,  как резко обострилось мое внутренее зрение
- состояние,  которое мы иногда переживаем во сне, но оно было кратким, и я
едва  что-либо  запомнил.  Он эфира разболелась голова,  поэтому после двух
попыток я решил бросить это дело.  Карел  же  считал,  что  его  результаты
сходны   с   домалевскими,  правда,  с  некоторыми  отличиями.  Помню,  как
заинтересовали его маленькие черные точки,  которые он увидел  в  состоянии
наркоза.  Впрочем,  тяжелые  последствия опытов и его заставили бросить их.
Позже,  став психологом-экспериментатором,  он получил доступ к мескалину и
лизергиновой  кислоте[9] и настойчиво советовал мне испробовать их.  Но я к
этому времени  имел  уже  другие  увлечения,  поэтому  отказался.  Об  этих
увлечениях я расскажу подробней.
    Столь затянутое предисловие стало необходимым,  чтобы объяснить, почему
я догадался о смысле последней просьбы Карела Вайсмана.  Я ведь археолог, а
не психолог,  но я его старый друг и,  к тому  же,  когда-то  разделял  его
интерес к проблемам нашего сознания и его пределов. Интересно, вспоминал ли
он в последние минуты о наших бесконечных ночных разговорах  в  Уппсала,  о
частых посиделках с пивом в маленьком ресторанчике над рекой и о полуночных
попойках в моей комнате.
    Что-то беспокоило   меня,   какая-то  смутная  неопределенная  тревога,
похожая на ту, что заставила позвонить вчера в полночь в Хэмпстед. Впрочем,
что теперь об этом говорить - я решил забыть обо всем. В день похорон я уже
был на Гебридских островах,  куда  меня  вызвали  обследовать  замечательно
сохранившиеся  на острове Гаррис останки людей неолита.  А по возвращении я
обнаружил на своей лестничной клетке несколько ящиков  с  бумагами.  В  тот
момент  я  ни  о  чем,  кроме  своих людей эпохи неолита,  и думать не мог,
поэтому,  пересмотрев первый ящик и обнаружив среди прочих  бумаг  папку  с
надписью:  "Восприятие  цвета  животными при недостатке эмоций",  в сердцах
пнул по этому ящику ногой.  Потом зашел в квартиру, открыл "Археологический
журнал"  и  наткнулся  на статью Райха об электронной датировке базальтовых
статуэток,  найденных в турецком храме  Богазкее.  Я  позвонил  Спенсеру  в
Британский  Музей,  затем  поехал  к  нему.  Следующие сорок восемь часов я
существовал,  ел,  дышал,  не думая ни о чем,  кроме статуэток  Богазкее  и
отличительных черт хеттской скульптуры.  Это-то и спасло меня.  Несомненно,
что Цатоггуаны  только  и  дожидались  моего  возвращения,  чтобы  увидеть,
догадался  я  о чем-нибудь или нет.  К счастью,  я был полностью занят лишь
моей археологией.  Мой разум плавно дрейфовал в безбрежных морях  прошлого,
убаюкивая себя историческими событиями. Ему была чужда психология. Пожалуй,
если бы я вдруг вознамерился изучить бумаги моего друга в  поисках  причины
самоубийства, то в считанные часы мой мозг был бы оккупирован и уничтожен.
    Бр-р, даже вспоминать страшно - я был окружен злобным  чуждым  разумом.
Словно водолаз,  опустившийся на дно морское и увлеченный поисками сокровищ
затонувших кораблей,  я не замечал,  как  за  мной  следят  холодные  глаза
осьминога  в засаде.  А ведь я мог запросто заметить их,  как это случилось
позже,  на раскопках Черной Горы в Турции,  однако  мной  слишком  овладели
открытия Райха.  Они попросту вытолкнули из головы всяческие воспоминания о
погибшем друге.
    Я полагаю,  что  в  течение  нескольких  недель  я был под постоянным и
тщательным контролем со стороны Цатоггуанов.  Как раз в то  время  я  решил
вернуться в Малую Азию, чтобы прояснить кое-какие проблемы, возникшие после
критики Райхом созданной мною системы датировки. Я снова поражаюсь, до чего
спасительным оказалось мое решение:  должно быть,  оно окончательно убедило
Цатоггуанов в моей безвредности.  Карел сделал  ошибку,  что  поручил  свое
наследие  мне - едва ли он смог бы найти менее надежного душеприказчика.  О
да,  конечно,  я чувствовал угрызения совести из-за неразобранных ящиков  и
даже  пару  раз  заставлял  себя  покопаться  в  них,  но  всякий  раз меня
охватывало одно и то же чувство полного безразличия к проблемам психологии,
и я снова захлопывал ящик.
    В последний раз я даже задумался,  а не попросить ли  уборщицу  спалить
где-нибудь  это  добро,  но тут же устыдился столь аморальной идеи и отверг
ее;  честно сказать,  я даже не ожидал от себя таких мыслей.  Откуда же мне
было  знать  в  ту  пору,  что  это  были  не мои мысли.  Потом я частенько
задумывался  над  тем,  был  ли  план  моего  друга  сделать   меня   своим
душеприказчиком давно обдуманным, или он решился на него в последние минуты
жизни, находясь в отчаянии. Ведь если в этом был хотя бы какой-то смысл, то
тогда  Цатоггуаны  об  этом  сразу  же  бы узнали.  Либо это было последней
вспышкой сознания у одного из лучших людей нашего века,  либо я был  выбран
faute de mieux[10].

    Ответ мы  узнаем  лишь  в  том  случае,  если  получим доступ к архивам
Цатоггуанов.  Приятно тешить себя мыслью о том,  что этот выбор  -  заранее
продуманная стратегическая хитрость.  Ибо,  если провидение было на стороне
Карела в момент его решения,  то, несомненно, оно покровительствовало и мне
в  течение следующих шести месяцев,  когда я размышлял о чем угодно,  кроме
бумаг Карела Вайсмана.

    Уезжая в  Турцию,  я  предупредил  домовладельца,  чтобы  тот  разрешил
Бомгарту  навещать  мою  квартиру:  он  изъявил  желание  навести порядок в
бумагах.  Я также переговорил с двумя американцами, издателями учебников по
психологии,  которые проявили интерес к наследию Вайсмана. Затем, полностью
увлеченный  проблемами,  связанными  с  определением  возраста  базальтовых
статуэток, я забыл на несколько месяцев о психологии.
    Райх обосновался в лаборатории Турецкой Урановой Компании в Диярбакыре.
В  научном  мире  он  был известен как авторитетный специалист по аргонному
методу  датировки  человеческих   и   животных   останков.   Диапазон   его
исследований  включал в себя период от зарождения человечества до правления
хеттов, но с некоторых пор его интересы приняли несколько иное направление,
поэтому  он  и хотел увидеться со мной в Диярбакыре,  поскольку моя книга о
цивилизации хеттов,  изданная в 1980 году,  считалась наиболее авторитетной
по этой теме.
    Райх показался  мне  весьма  приятным  человеком.  Если  взять  историю
начиная с 2500 года до нашей эры и заканчивая десятым веком нашей эры, то в
этом периоде я ориентируюсь как рыба в воде.  Что  касается  Райха,  то  он
разбирался  в  отрезке  от  каменноугольного  периода  до  наших дней и мог
запросто рассуждать о плейстоцене[11],  ...  а это,  считай, миллион лет до
нашей эры - как будто это было делом вчерашнего дня. Однажды я был поражен,
когда Райх,  обследовав зуб мамонта,  заметил, что вряд ли он лежит здесь с
мелового периода - скорее,  с конца триасового, то есть на 15 миллионов лет
больше.  И каково же было мое удивление,  когда счетчик Гейгера  подтвердил
его  гипотезу.  Что  и говорить - на эти вещи у него был сверхъестественный
нюх.
    Раз уж  Райху  пришлось  сыграть  значительную  роль  в  этой  истории,
придется рассказать о нем подробней.  Он,  так же как и я,  был крупным  на
вид,  правда,  не  за  счет  жировых  излишков.  У  него были плечи борца и
выступающий вперед подбородок,  а вот голос - неожиданно мягкий и  довольно
высокий,    видимо,   сказались   последствия   перенесенного   в   детстве
инфекционного заболевания горла.
    Но главным различием между нами было то, как мы относились к прошлому.
    Райх был до мозга костей ученым. Он был способен видеть формулы и цифры
во всем, даже чтение десятистраничных отчетов о замерах радиосигналов могло
доставлять  ему  неописуемое  удовольствие.  "История  должна  быть  точной
наукой", - любил  поговаривать он.  Я же никогда не скрывал, что отношусь к
истории с некоторой долей романтики. Даже в археологию я пришел через почти
мистический  опыт.  Как-то  я был на одной ферме и увлекся чтением случайно
найденной книги Лэйарда[12]  о  Ниневийской  цивилизации.  Тут  разразилась
гроза,  и  я  кинулся  снимать развешенное на веревке белье.  Прямо посреди
двора была огромная серая лужа. Руки мои снимали белье, а голова находилась
среди ассирийских холмов;  заметив эту лужу,  я не сразу сообразил, где я и
кто я - лужа словно утратила свои черты и превратилась во что-то  чуждое  и
далекое наподобие марсианского моря.  С неба посыпались первые капли дождя,
поверхность воды  подернуло  рябью.  И  тут  я  испытал  блаженное  чувство
безграничной  радости,  доселе  неведомой  мне:  я  увидел  Ниневию  так же
отчетливо,  как и эту лужу. Вся история вдруг стала настолько реальной, что
я  почувствовал  полнейшее  презрение  к  собственному существованию здесь,
посреди этого двора и с этим бельем в руках.  Остаток вечера  я  пробродил,
словно во сне, и с тех пор решил посвятить свою жизнь раскапыванию прошлого
(в полном смысле этого слова), чтобы возвращать давно ушедшую реальность.
    Позже вы  поймете,  насколько  важное  отношение  все  это имеет к моей
истории.  Да,  по-разному мы с Райхом относились  к  прошлому  и  постоянно
поднимали  друг друга на смех,  открывая очередные чудачества  в характерах
друг друга.  Именно в науке видел Райх поэзию жизни,  а  прошлое  для  него
служило подсобным материалом для собственных опытов. Я же относился к науке
как служанке поэзии. Мой первый учитель сэр Чарльз Майерс, презиравший все,
имеющее  отношение  к  современности,  укрепил  и  во мне подобные взгляды.
Наблюдая,  с каким усердием тот занимался раскопками,  можно было подумать,
что он никак не связан с нынешним веком:  его удел - история, он взирает на
нее,  словно беркут  с  высокой  скалы.  Большинство  человеческих  существ
вызывало  в  нем  содрогание  и неприязнь:  "Они мелки и несовершенные",  -
жаловался он мне как-то.  Майерс внушил мне,  что истинный  историк  прежде
всего поэт, а потом - ученый. И еще он говорил, что презирает иных двуногих
до такой степени,  что начинает подумывать  о  самоубийстве,  и  лишь  одно
способно примирить его с окружающими:  "У всех цивилизаций, - говорил он, -
были не только взлеты, но и падения".
    Первые дни  в  Диярбакыре,  когда  дождь не давал проводить раскопки на
Черной Горе,  мы подолгу беседовали с Райхом,  потягивающим пиво  пинту  за
пинтой;  я  же  предпочитал местный бренди - даже тут проявлялась разница в
темпераментах.
    В один из таких вечеров я получил письмо от Бомгарта. Довольно короткое
письмо,  где он сообщал о кое-каких бумагах в  вайсмановском  наследии,  из
которых  следует,  что  еще  задолго  до  смерти хозяин был не в своем уме:
Вайсман считал,  что "они" знают о каждом его шаге и постараются уничтожить
его.  Из записок было ясно,  что речь шла не о людях, поэтому Бомгарт решил
не спешить  с  переговорами  по  поводу  публикации  наследия  Вайсмана,  а
дождаться моего возвращения.
    Разумеется, я был озадачен и заинтригован.  В своей работе с Райхом  мы
добились  кое-каких результатов - пора было поздравить друг друга и немного
расслабиться,  поболтать о чем-нибудь  отвлеченном,  поэтому  в  тот  вечер
разговор  переключился  на тему "сумасшествия" Вайсмана и его самоубийства.
Двое турецких коллег из Измира тоже присоединились к разговору,  и один  из
них  сообщил  любопытную  вещь:  оказывается,  за  последние  десять  лет в
сельских районах Турции увеличилось число самоубийств.  Вот тебе и на! Я-то
думал,  по  крайней  мере,  деревенские жители имеют иммунитет против этого
вируса, неуклонно прогрессирующего в городах.
    Затем второй  гость,  доктор  Омир  Фуад  рассказал  о проводимых в его
институте исследованиях - они изучают статистику самоубийств среди  древних
египтян и хеттов.  Так,  на одной глиняной табличке, адресованной хеттскому
царю Арзаве,  упоминается об эпидемии самоубийств во время  правления  царя
Мурсилиса  Второго  (1334-1306  до  н.  э.),  так же говорится и о подобных
случаях в Хаттусасе,  хеттской столице. Кроме того, на территории монастыря
в  Эс-Сувейдо  недавно  обнаружен папирус Менето,  и в нем тоже говорится о
суицидальной эпидемии  во  время  правления  Харемхаба  и  Сета  Первого  -
примерно в эти же годы 1350-1292 до н. э.
    Его   напарник   доктор   Мухамед   Дарга,   поклонник    исторического
шарлатанства в шпенглеровской работе "Закат Европы"[13],  настаивал на том,
что подобные эпидемии можно предугадать, зная возраст цивилизации и уровень
ее   урбанизации.  Потом  он  долго  разворачивал  пространные  метафоры  о
биологических клетках и их  тенденции  к  "самоумерщвлению"  именно  тогда,
когда тело перестает получать стимуляцию со стороны окружающей среды.
    Все это показалось мне чушью.  Как тут можно сравнивать,  если  в  1350
году цивилизации хеттов было около 700 лет,  а египетской, по меньшей мере,
вдвое больше.  Да и вообще,  у  доктора  Дарги  была  догматическая  манера
подавать "факты",  которая раздражала меня.  Я начал горячиться - возможно,
не без влияния бренди - и потребовал от гостей настоящих фактов и цифр. Они
обещали их предоставить и,  вынужденные возвращаться в Измир,  покинули нас
довольно рано.
    А мы  с  Райхом  втянулись в спор,  который и запомнился мне как начало
борьбы против паразитов сознания.  Райх с  его  ясным  научным  интеллектом
быстро  взвесил  все за и против и предположил за Даргой не Бог весть какой
уровень беспристрастности ученого. Далее он сказал вот что:
    - Обратимся к тем данным,  которыми мы располагаем о нашей цивилизации.
Что говорят они, например, о самоубийстве? В 1960 году в Англии покончили с
собой 110 человек из миллиона жителей,  а это вдвое больше,  чем за сто лет
до этого.  В 1970 число это удвоилось,  а к  1980-му  увеличилось  в  шесть
раз...
    Поразительная память  у  Райха:  казалось,  он  удерживает  в  ней  всю
статистику  века.  Лично меня обычно мутит от цифр.  Но в тот момент что-то
странное случилось  со  мной:  я  почувствовал  внутри  себя  прикосновение
чего-то  холодного,  будто  обнаружил  слежку со стороны какого-то опасного
существа.
    Прошла минута, а меня по-прежнему знобило.
    - Что, холодно? - спросил Райх.
    Я кивнул  и,  когда  Райх  закончил  свою речь и уставился в окно,  где
светили уличные фонари, сказал:
    - Вот  мы  говорим,  говорим,  а в результате выясняется,  что мы почти
ничего не знаем о человеческой жизни.
    - Мы знаем достаточно, чтобы ужиться друг с другом, - бодро ответил он.
    Раздумывая об этом внезапном чувстве холода, я произнес:
    - В конце концов,  цивилизация - всего лишь сон.  А если человека взять
да неожиданно разбудить? Может быть, это - причина самоубийств?
    Он понимал, что я имею в виду Карела Вайсмана:
    - Может быть,  только непонятно,  что  это  за  чудища,  о  которых  он
написал?
    Это и для меня было загадкой.  Мне никак не удавалось стряхнуть с  себя
мерзкое  ощущение  враждебного  холода,  которое  все больше угнетало меня.
Более  того,  в  меня  закрался  страх,  будто  я  столкнулся  с   какой-то
неизбежностью,  бедой, и она еще не раз будет возвращаться ко мне. Я был на
грани истерики.  Выпив полбутылки бренди,  я оставался ужасающе  трезвым  -
тело размякло от алкоголя,  но я не мог отождествить себя с ним.  Появилась
жуткая мысль:  так вот отчего растет число самоубийств - тысячи людей,  так
же  как  и  я "пробудившихся" от абсурдной реальности нашего существования,
просто-напросто отказались продолжать его.  Сон истории подходит  к  концу.
Человечество  уже  на  пути  к  пробуждению  -  в  один  прекрасный день мы
окончательно проснемся, и тогда произойдет всеобщий уход из жизни.
    Я испытывал искушение как можно скорее уйти,  чтобы развить эти ужасные
мысли в одиночестве.  Однако заставил себя рассказать  об  этом  Райху.  Не
знаю,  понял ли он меня до конца,  но главное - он заметил,  что со мной не
все ладно, поэтому, осторожно подбирая нужные слова, внес спокойствие в мой
разгоряченный   рассудок.   Он   принялся   рассказывать  о  совпадениях  в
археологии, иногда настолько невероятных, что они невозможны даже в научной
фантастике.  Райх  поведал  о том,  как Джордж Смит отправился из Лондона с
абсурдной надеждой разыскать глиняные таблички  с  окончанием  ассирийского
эпоса  "Гильгамеш"  и  действительно  нашел  их;  о  таком же "невозможном"
открытии Шлиманом[14] Трои и Лэйардом  Нимруда[15]  -  это  произошло  так,
словно  неведомая  сила  судьбы толкала из навстречу открытиям.  Приходится
признать, что археология более других наук вынуждает верить в чудеса.
    Райх стремительно развивал свою мысль:
    - А коли ты с этим согласен,  то пойми,  что цивилизация вовсе не сон и
не кошмар. Когда мы спим, мы принимаем логику сна, но стоит нам проснуться,
и эта логика рассыпается.  По-твоему, логика нашей жизни навязана нашими же
иллюзиями.  Ну,  в  таком  случае,  примеры с Лэйардом,  Шлиманом,  Смитом,
Шампольоном,  Роулинсоном  и  Боссертом   решительно   противоречат   твоим
умозаключениям,  а ведь это реальные случаи, там произошли такие немыслимые
совпадения, на какие решится не каждый писатель...
    Мне пришлось  согласиться  с ним,  и когда я задумался о странном роке,
который привел Шлимана в Трою,  а Лэйарда в Нимруд,  то сразу же вспомнил о
сходных  примерах  в  моей  практике  -  взять,  хотя бы мою первую крупную
находку,  когда я откопал в  Кадеше  параллельные  тексты  на  финикийском,
прото-хатти и каниссийском языках[16].  До сих пор мне не забыть внезапного
ощущения предначертанности, своего рода божественного предопределения наших
судеб или тайного закона случайности.  Все это я смутно почувствовал, когда
очищал глиняные таблички от земли,  потому что, по крайней мере, за полчаса
до  раскопок  я уже знал,  что меня ждет в этот день настоящее открытие.  Я
вонзил лопату в случайно выбранном месте,  ни минуты не сомневаясь  в  этом
выборе.
    За какие-то  десять   минут   Райх   умудрился   освободить   меня   от
подавленности.  Сам  того  не  зная,  я  выиграл в тот вечер первую битву с
Цатоггуанами.

        (Примечание редактора:  начиная  с  этого  места  магнитофонная
    запись  дополнена  автобиографическими записками профессора Остина,
    которые   нам   любезно   предоставил    библиотекарь    Техасского
    цниверситета.   Эти   записки  были  опубликованы  университетом  в
    отдельном издании  работ  Остина  под  названием  "Разное".  Ими  я
    попытался дополнить магнитофонные материалы.)

    В ту весну бог археологии был явно милостлив ко мне.  Работа  с  Райхом
оказалась настолько плодотворной, что я решил снять в Диярбакыре квартиру и
пожить там хотя бы год.  В апреле,  незадолго до отъезда на Черную Гору,  я
получил письмо из "Стандарт Моторз энд Инжиниринг" - последней фирмы Карела
Вайсмана,  в котором мне предлагали забрать бумаги Карела и спрашивали,  на
какой  адрес  их  можно выслать.  Я ответил,  что писать мне можно на адрес
"Англо-Индийской Урановой Компании" в Диярбакыре,  а бумаги Вайсмана  лучше
отправить на мой лондонский адрес или в Хэмпстед к Бомгарту.
    Когда в  1946  году  профессор  Хельмут  Боссерт  впервые  добрался  до
Кадирли,  ближайшего  города  хеттов в районе Черной Горы,  он столкнулся с
главным  препятствием  -  почти  полным  бездорожьем.  Кадирли  в  те  годы
представлял    из    себя    крохотный    провинциальный    городишко   без
электроснабжения.  Теперь же это вполне современный,  хотя  довольно  тихий
город  с  двумя  прекрасными  отелями и аэродромом,  куда лондонская ракета
доставляет пассажиров из Британии ровно за час.  Чтобы добраться от городка
до  Черной  Горы,  Боссерту  понадобился  целый  день  изнурительного  пути
пастушьими тропами,  поросшими колючим ракитником. Мы же на своем вертолете
долетели  от  Диярбакыра  до  Кадирли  за час,  и потом еще понадобилось 20
минут,  чтобы добраться до Черной Горы.  Уже  два  дня  поджидала  нас  там
аппаратура, заброшенная Райхом.
    Расскажу немного о целях экспедиции.  Вокруг Черной  Горы,  входящей  в
горную  цепь Анти-Таурус,  существует немало тайн.  Так называемая "империя
хеттов" пала в 1200 году до н.э.  под напором варварских орд, среди которых
преобладали  ассирийцы.  Однако  Каратеп (Черная Гора),  Каршемиш и Зинырли
просуществовали еще 500 лет.  Что происходило там все эти годы? Как удалось
хеттам  сохранить свою культуру в те неспокойные времена,  когда их столица
Хаттусас находилась в руках ассирийцев?  Этим проблемам я  посвятил  десять
лет жизни.
    Я всегда был уверен,  что ключ к разгадке Черной  Горы  лежит  под  ней
самой,  и  искать  его  надо  на такой же глубине,  какой достигли раскопки
кургана в Богазкее, где были открыты захоронения цивилизации более высокого
уровня развития, старше хеттской на тысячу лет. Во время раскопок 1987 года
мне  удалось  извлечь  множество  загадочных  базальтовых  фигурок,   очень
отличавшихся   по   манере  резьбы  от  хеттских  скульптур,  найденных  на
поверхности - знаменитых быков, львов, крылатых сфинксов. Они были плоские,
невыразительные - было в них что-то варварское.  Их пытались сравнивать и с
африканскими фигурками,  однако сходства нашли мало. Клиновидные символы на
статуэтках  были  явно  хеттского  происхождения,  а  не  финикийского  или
ассирийского,  и все же, не будь они найдены в этом районе, я бы никогда не
отнес их к культуре хеттов.
    Иероглифы представляли  еще  одну   проблему.   Со   времени   открытия
Грозного[17] наши познания в хеттском значительна углубились,  хотя и в них
есть пробелы,  особенно там, где в тексте идет речь о религиозных ритуалах.
(Представляю  себе,  как  археологи  будущего  поломают  голову над текстом
католической  литургии,  особенно  над  символом   креста   и   непонятными
сокращениями.)   Наверняка   символы  на  базальтовых  фигурках  связаны  с
подобными ритуалами,  поскольку почти три четверти из них мы  не  понимали.
Одно  из  немногих  расшифрованных  предложений  гласило:  "До  (или "под")
Питканаса(ом) обитали Великие Древние".  В другом мы  прочитали:  "Тудалияс
поклонялся  Абхоту Темному".  Хеттский иероглиф "темный" мог также означать
"черный", "нечистый" или "неприкасаемый" в индуистском смысле.
    Мои находки  вызвали многочисленные комментарии светил археологического
мира.  Сначала я решил,  что  фигурки  относятся  к  прохеттской  культуре,
которая  значительно отличалась от цивилизации,  открытой в Богазкее,  и от
которой произошла сама клинопись  хеттов.  Питканас  был  одним  из  ранних
правителей  хеттов,  примерно,  в  двадцатом  веке  до нашей эры.  Если моя
догадка верна,  то из надписи  следовало,  что  до  Питканаса  существовали
прото-хатти,  от которых хетты унаследовали письменность (слово "под" могло
также означать, что их захоронения находились под хеттскими, как это было в
Богазкее).  Что  же  касается  упоминания о Тудалиясе,  правившем хеттами в
восемнадцатом  веке  до  нашей  эры,  то  это  еще  одно  свидетельство  их
преемственности  от  прото  хатт,  у  которых  был  бог  Абхот  Темный (или
Нечистый).
    Согласно моей  версии,  хетты  приняли  некоторые  положения из религии
своих предков в Каратепе и нанесли  свои  надписи  на  их  фигурки  в  знак
преемственности. Однако чем больше я размышлял над фактами (мы опускаем их,
чтобы не усложнять повествования),  тем  больше  начинал  понимать,  почему
долгие  годы  после падения империи хеттов Черная Гора оставалась очагом их
культуры. Что же за сила удерживала завоевателей от уничтожения Черной Горы
все это время?  Все что угодно, кроме силы оружия - находки свидетельствуют
скорее о развитой  художественной  культуре,  чем  о  военной  организации.
Тогда,  может быть,  гибкая политика нейтралитета?  Но о каком нейтралитете
можно говорить,  когда через Каратеп,  Зинырли и Каршемиш проходили главные
пути  на  юг  -  в  Сирию  и  Аравию?  Нет,  лишь одна сила могла отпугнуть
воинственные племена - мистический страх. Наверняка авторитет Черной Горы и
соседних   городов   основывался  на  какой-то  мощной  религии,  возможно,
магического характера.  Вполне вероятно, что Каратеп был признанным центром
магической  культуры,  наподобие Дельф,  а иначе как объяснить эти странные
изображения людей с  птичьими  головами,  непонятных  существ,  похожих  на
жуков, крылатых быков и львов?
    Райх не  поддерживал  мою  гипотезу,   и   свое   несогласие   объяснял
результатами   датировки   фигурок.   Несмотря  на  то  что  они  прекрасно
сохранились,  по возрасту они  оказались  на  тысячу  лет  старше  культуры
прото-хатти.   Позднее   это   подтвердил   его   "нейтронный  датировщик".
Безусловно,  меня самого не устраивала моя предварительная  датировка  и  я
хотел  знать  точный  возраст находок,  однако оставалась главная проблема.
Насколько я  знаю,  до  третьего  тысячелетия  до  н.э.  в  Малой  Азии  не
существовало никаких цивилизаций,  а если и были,  то гораздо южнее Турции.
Но кто же тогда изготовил эти  фигурки,  если  не  прото-хатти?  Может,  их
завезли откуда-то с юга? Тогда откуда?
    Первые два   месяца   нашей   совместной    работы    Райх    продолжал
экспериментировать  с "нейтронным датировщиком",  используя мои фигурки как
материал для исследований.  И тут возникли совершенно абсурдные  трудности.
Возраст  черепков  из  Шумера  и  Вавилона прибор устанавливал с предельной
точностью,  тем более,  что у нас была возможность перепроверки, но с этими
фигурками   было   не  все  в  порядке  -  результаты  оказались  настолько
необычными,  что появились сомнения.  Обычно нейтронный луч направляется  в
течение минуты на частички каменной пыли в трещинах и выбоинах фигурок.  По
этим   следам   эрозии   и   разрушений   датировщик   должен    определить
приблизительно, когда был обработан базальт. Но тут он не сработал: стрелка
индикатора скакнула до предела: около десяти тысяч лет до н. э.! Тогда Райх
предложил  увеличить  масштаб  замера  -  просто  из любопытства:  какой же
возраст покажет прибор,  в конце концов, - и он перестроил чувствительность
на  двухкратное увеличение.  Стрелка тут же без колебаний дернулась в самый
угол индикатора.  Чертовщина какая-то!  Райх решил,  что допустил в  чем-то
оплошность   -   возможно,   никакой   пыли  после  обработки  базальта  не
сохранилось,  и датировщик пытается зафиксировать возраст самого материала!
На  всякий  случай Райх велел своим помощникам изготовить шкалу для замеров
вплоть до миллиона лет - задача  серьезная,  решать  которую  придется  все
лето. Вот тогда-то мы решили отправиться в Каратеп и разобраться во всем на
месте, так сказать, найти источник проблемы.
    Да... источник  проблемы.  Сейчас просто невозможно поверить во всю эту
историю!  О какой "случайности" можно толковать после  всего  происшедшего,
когда  в один узел сплелись и смерть друга,  и загадка базальтовых фигурок?
Вспоминая события того лета,  просто невозможно верить в материалистическую
концепцию исторического детерминизма.
    Но все по порядку.  Шестнадцатого  апреля  мы  прибыли  в  Кадырли.  На
следующий день разбили лагерь на Черной Горе.  Конечно, ничто не мешало нам
руководить раскопками  прямо  из  отеля  в  Кадырли,  однако  наши  рабочие
разместились  в  ближайшей деревушке,  и мы решили,  что нам тоже не мешает
быть рядом с объектом  наших  исследований.  Вдобавок,  моей  романтической
натуре  претило  каждый  вечер вырываться из объятий второго тысячелетия до
нашей эры и снова погружаться в атмосферу конца двадцатого века.
    Свои палатки  мы поставили неподалеку от могильного кургана.  Прямо под
нами клокотали желтые воды речки Пирамус - ее глухой рокот постоянно  стоял
в ушах. На самой вершине кургана был установлен электронный зонд.
    О нем стоит рассказать поподробней:  эта  штука,  изобретенная  Райхом,
произвела настоящий переворот в археологии. Принципиально он был не сложнее
рентгеновской  установки  и  работал   по   методу   миноискателя.   Однако
миноискатель  фиксирует  лишь  металлические  предметы,  а  луч  рентгена -
твердые и светонепроницаемые,  а поскольку земля сама по себе -  твердый  и
светонепроницаемый объект,  то обычный рентгеновский аппарат для археологии
бесполезен.  Более того,  те предметы,  что интересуют археологию -  камни,
глиняные  черепки,  останки  живых  существ,  имеют  такую  же молекулярную
структуру,  как  и  грунт,  в  котором  они  покоятся,  так  что  вряд   ли
рентгеновская пленка смогла бы что-нибудь зафиксировать.
    Райх использовал для своих целей электронный лазер и модифицировал  его
настолько,  что  тот  проникал  до  трех  миль  в  глубину,  а  его принцип
"нейтронной обратной связи" позволил тут  же  получать  изображения  любого
объекта   обычной   формы,  например,  каменной  плиты.  Оставалось  только
докопаться до найденного предмета,  и тут  нам  должен  помочь  специальный
робот под названием "Крот".
    Нетрудно представить мое возбуждение в день, когда мы начали работать в
Каратепе.  За  пятнадцать  лет  сложнейших раскопок новых фигурок отрыть не
удалось, объяснить происхождение старых мы тоже не могли, да еще оставалась
проблема  -  куда  девать  отрытый  грунт?  Но  теперь  изобретение Райха с
гениальной простотой решало эту задачу.
    Вечером третьего  дня  к  нам  в  гости  пришли турецкие коллеги Фуад и
Дарга,  и мы  решили  отправиться  в  Кадырли,  чтобы  поужинать  в  отеле.
Возникшее  у  нас  поначалу раздражение - показалось,  что турки шпионят за
нами по заданию правительства - вскоре исчезло,  поскольку оба ученых  вели
себя  весьма  дружелюбно,  живо  интересуясь,  как идут наши дела.  А после
превосходного ужина с бутылочкой доброго кларета все неприятности этого дня
показались  несущественными.  Затем  мы  отправились в холл отеля,  где нас
ожидали турецкий кофе  и  бренди.  И  тут  доктор  Дарга  вернулся  к  теме
самоубийств.  На  этот  раз  он явился во всеоружии фактов и цифр.  Не буду
вдаваться в подробности нашей беседы - затянулась она далеко за полночь,  -
однако  мне  показалось,  что  теория Дарги о "биологическом упадке" уже не
выглядела такой дикой.
    Мы никогда  не  сможем  понять,  говорил Дарга,  неслыханный рост числа
самоубийств в мире, если будет отчаянно держаться только за одну гипотезу -
"невроза  цивилизации"  и  ссылаться лишь на то,  что мы слишком от многого
защищены, и жизнь наша не имеет истинной цели. А как быть с многочисленными
примерами  героизма и самопожертвования?  А сколько многообещающих открытий
сделала психология за последние 50 лет?  Даже уровень преступности  заметно
понизился в последние годы,  несмотря на перенаселенность планеты. В первой
половине  двадцатого  века  рост  преступности  и  рост  числа  самоубийств
увеличивались одновременно. Почему же теперь, когда преступлений становится
меньше,  статистика самоубийств так драматически увеличивается?  Это весьма
дурной  знак:  во  все  времена  эти два патологических явления развивались
синхронно.  Раньше случаи самоубийств частично  зависели  от  преступлений,
поскольку  одна  треть убийц кончала с собой.  Нет,  говорил Дарга,  тут мы
имеем дело с каким-то загадочным законом исторического  упадка,  о  котором
догадывался  один лишь Шпенглер.  Каждый индивидуум представляет собой лишь
маленькую клетку гигантского тела цивилизации,  а в  этом  теле,  как  и  в
человеческом, неуклонно развивается процесс старения...
    Должен сознаться,  что он почти убедил  меня.  В  половине  первого  мы
расстались,  обменявшись  наилучшими  пожеланиями,  и  два  наших вертолета
воспарили над Кадырли,  залитым лунным светом.  В час ночи мы уже  были  на
раскопках.
    А ночь была прекрасна - в  воздухе  стоял  аромат  златоцвета  -  греки
называли  его  асфоделем,  цветком  подземного  мира,  а с холмов доносился
резкий запах каких-то кустарников.  Тишину нарушал лишь рокот речки.  Своей
холодной  мертвой  красотой вершины окружавших гор напомнили мне мое первое
путешествие на Луну.
    Все еще находившийся под впечатлением речей доктора Дарги,  Райх ушел к
себе в палатку.  Я же побрел  по  холму  к  нижним  воротам  города,  затем
взобрался по ступенькам на крепостную стену,  откуда открывался вид долины,
залитой  лунным  светом.  Мне  вдруг  захотелось  задержать  это  необычное
романтическое  настроение,  и  я  стоял чуть дыша,  силясь представить себе
давно умерших часовых,  стоявших на этом месте,  а на другой стороне гор  в
это время прятались ассирийские лазутчики.
    И вдруг ход моих мыслей принял мрачный оборот  -  показалось,  что  мое
пребывание здесь совершенно ненужно и бессмысленно.  Моя жизнь - всего лишь
мельчайшая рябь на поверхности бескрайнего  океана  времени.  Меня  окружал
враждебный  мир,  абсолютно  безраличная  вселенная.  До  чего  же абсурдно
упорство человечества, страдающего неизлечимой тягой к величию! Господи, да
ведь  вся  наша жизнь не что иное, как сон! Сон,  который никогда не станет
реальностью.
    Одиночество становилось  непреносимым.  Я  было  собрался  наведаться к
Райху,  но свет в его палатке уже погас.  Сунув руку в карман за платком, я
нащупал  подаренную  доктором  Фуадом сигару,  которую взял скорее как знак
уважения - сам-то я не  ахти  какой  страстный  курильщик.  Но  теперь  мне
захотелось   зажечь   ее,   чтобы  вместе  с  запахом  табака  вернуться  в
человеческий мир.  Я отрезал перочинным ножиком один ее конец и  продырявил
другой.  Сделав  глубокую  затяжку,  тут же пожалел об этом:  вкус оказался
отвратительным. Я положил сигару на стену и продолжал рассматривать долину.
Через пару минут сигарный дым показался мне приятным,  и я снова затянулся,
стараясь  делать  затяжку  как  можно  больше  и  глубже.  Голова   немного
закружилась  - я откинулся к стене.  Не хватало еще срыгнуть отличный ужин.
Потом тошнота прошла, осталось лишь чувство разлада с собственным телом.
    В этот  момент  я  снова  взглянул  на луну,  и неожиданно меня охватил
безотчетный ужас,  словно я был лунатиком,  который  внезапно  проснулся  и
увидел, что он балансирует на оконном карнизе в тысяче футов от земли. Мозг
мой раскалывался от страха.  Я попытался взять себя в руки и понять причину
внезапного  ужаса  -  похоже,  он  исходил  от внешнего мира,  на который я
смотрел,  чувствуя себя лишь ничтожной деталью окружающего ландшафта.  Нет,
вразумительно  это  не  объяснить...  Вдруг  мне  показалось,  что  понимаю
сумасшедших:  они видят мир лишь со  своей  малюсенькой,  но  личной  точки
зрения  крошечного  земного червя.  Огромный мир поражает и пугает,  но они
продолжают смотреть на него из-за щита своей  личности.  Страх  заставляет
этих несчастных чувствовать себя песчинкой в этом мире, однако он не сводит
на нет их роль,  скорее наоборот - усиливает ощущение своего Я.  Вот почему
стоило  лишь  попытаться отделиться от своей личности,  как я тут же увидел
себя лишь частицей общего ландшафта,  столь же незначительной,  как  камень
или муха.
    Здесь мои переживания вышли на  новый  уровень.  "Но  ведь  ты  гораздо
больше  камня  или  мухи,  -  сказал  я  себе.  -  Ты же не просто предмет.
Заблуждение это  или  нет,  но  твой  мозг  содержит  информацию  обо  всех
исторических  временах.  Внутри  тебя,  занимающего ничтожный клочок земли,
куда больше знаний,  чем во всем  Британском  Музее  с  тысячами  миль  его
книжных полок".
    Это было уже что-то новенькое. Новые мысли заставили забыть о ландшафте
и обратить взгляд внутрь себя:  если пространство бесконечно, то как насчет
внутреннего пространства;  человека?  Еще Блейк писал о том,  что  вечность
начинается  в  центре атома.  Мой недавний  страх исчез.  Нет,  пожалуй,  я
поспешил записать себя в объекты безжизненного ландшафта. Человек ограничен
лишь  пределами  своего  мозга,  но  пространство сознания - это совершенно
новое  измерение.  Наше  тело  -   не   более   чем   стена   между   двумя
бесконечностями.  Одна  из них - бесконечность пространства - расходится во
все  стороны,  а  другая  -  бесконечность  сознания   -   устремляется   в
безграничность внутреннюю.
    Это был момент откровения,  словно  зрение  мое  приобрело  неслыханную
зоркость.   Но   в  то  же  мгновение,  едва  я  забыл  о  внешнем  мире  и
сосредоточился на изучении внутреннего пространств,  я  почувствовал  нечто
ужасное.  Нет,  это невозможно описать - в самом углу взгляда,  обращенного
вовнутрь,  я уловил движение неведомого мне существа. Это был настоящий шок
- представьте себе. будто вы лежите, расслабившись, в теплой ванне, и вдруг
что-то проскользнуло между вашими ногами.
    В долю  секунды  внутреннее  зрение  исчезло.  Глядя  на  вершины гор и
проплывавшую над ними луну,  я  испытал  невыразимое  удовольствие,  словно
только  что  вернулся домой с другого края вселенной.  Голова кружилась,  я
чувствовал  себя  очень  усталым.  Так  я  простоял  минут  пять,  а  затем
отправился  к палатке,  где снова попытался взглянуть внутрь себя.  На этот
раз получилось почти мгновенно.
    Но я ничего не чувствовал.
    Забравшись в спальный мешок,  я понял,  что больше не хочу спать. Очень
хотелось поговорить с Райхом или с кем угодно - надо было выразить все, что
я  пережил.  Человеку  свойственно  считать  свой  внутренний   мир   своей
собственностью.   "Могила   -   славное   владенье   человека..."  -  писал
Марвелл[18],  и то же самое можно сказать о нашем сознании. В мире реальном
наша свобода ограничена, но в нашем воображении мы можем делать что угодно,
более того - мы можем надежно скрывать свои секреты;  мозг - самое укромное
место во вселенной,  иногда даже слишком укромное. "Мы все мечтаем о ключе,
когда  сидим  в  своей  темнице"[19].  Оттого-то  и   трудно   излечиваются
душевнобольные, что не просто попасть в их темницу.
    Я по-прежнему не  мог  забыть  ощущение  чего-то  чужого  внутри  себя,
правда,  оно  уже  не  казалось  столь  ужасным.  Это все равно как войти в
комнату и,  не ожидая там встретить  кого-нибудь,  обнаружить  постороннего
человека;  первое,  что  приходит  на  ум - это грабитель.  Затем эта мысль
уходит прочь.  Даже если там и  впрямь  грабитель,  то  относиться  к  нему
начинаешь  как к реальности,  и первоначальный страх исчезает.  Меня больше
беспокоило не это нечто (или некто),  а то, что оно находится, так сказать,
в моей голове.
    Стоило страху смениться интересом,  как меня тут  же  потянуло  в  сон.
Последнее,  о чем я подумал,  была мысль о галлюцинации, вызванной турецким
кофе и сигарой.
    Проснувшись в   семь   утра,  я  понял,  что  не  был  прав  по  поводу
галлюцинаций:  уж больно отчетливо  я  все  помнил.  И  должен  признаться,
происшедшее все больше возбуждало во мне интерес,  а не страх. Это нетрудно
понять:  повседневная жизнь занимает все  наше  внимание  и  удерживает  от
"погружения  в  себя".  А  моей  романтической  натуре это претит - я люблю
уходить в себя, хотя из-за повседневных проблем это не просто. И вот теперь
у  меня  появились  тревоги,  связанные  с чем-то,  что внутри меня,  и они
напомнили, что мой внутренний мир столь же важен и реален, как и внешний.
    За завтраком  меня  так  и подмывало рассказать обо всем Райху,  однако
что-то удерживало - должно быть,  страх, что тот не поймет меня. Он заметил
мою отстраненность и сказал об этом,  я ответил, что сигара Дарги оказалась
для меня слишком крепкой. На этом разговор и закончился.
    В то утро я руководил запуском электронного зонда на кургане. Райх ушел
в палатку,  где собирался поработать над  усовершенствованием  двигательной
части  зонда  -  у  него  была идея установить прибор на воздушную подушку.
Рабочие перетащили зонд к самым нижним воротам, и, когда все было готово, я
уселся, настроил контрольный экран и запустил установку.
    В первую же секунду я понял,  что напоролся  на  какой-то  предмет.  По
экрану   пробежала   сверху   вниз  белая  полоса:  прибор  засек  какую-то
выпуклость.  Я отключил питание - обратная связь  усилилась,  и  по  экрану
поползли  горизонтальные  линии.  Отослав  техника  за Райхом,  я продолжал
осторожно прощупывать обнаруженный объект.  Теперь было ясно, что он там не
один - и справа и слева от него тоже находились какие-то предметы.
    Поскольку это был  мой  первый  опыт  работы  с  зондом,  я  не  совсем
представлял,  какого размера моя находка и как глубоко она лежит.  Но когда
прибежал Райх и взглянул на индикаторы, он воскликнул:
    - Ах, черт возьми, ну ты накрутил!
    - Что случилось?
    - Должно  быть,  ты  выкрутил  ручки  управления  до  отказа  и  что-то
разъединилось.  Получается,  что твоя находка лежит на глубине двух миль, а
ее высота - около семидесяти футов![20]
    Я с сожалением вылез из кресла.  Вечно мне не везет с  техникой:  новую
машину я разбивал в считанные часы, приборы, не дававшие ни малейшего сбоя,
перегорали,  едва я приближался к ним. И теперь, зная, что не сделал ничего
предосудительного, я все же чувствовал вину.
    Райх отвинтил кожух и заглянул внутрь.  Он сказал,  что как будто все в
порядке,  но это означает,  что придется после обеда проверить всю цепь.  Я
начал было извиняться, но он похлопал меня по плечу:
    - Не  бери  в голову.  В любом случае мы что-то нашли.  Остается только
узнать, далеко ли оно находится.
    Мы наскорого съели неплохой обед, правда, без горячего, и Райх бросился
к установке.  Я взял надувной матрас и отправился полежать в тени у Львиных
Ворот,  чтобы  наверстать  недоспанные  ночью  часы.  На  целых  два часа я
безмятежно забылся.
    Проснувшись, я  увидел перед собой Райха,  глядящего в сторону реки.  Я
взглянул на часы и поспешно вскочил:
    - Что же ты не разбудил меня?
    Он задумчиво присел рядом. Я с нетерпением подчиненного спросил:
    - Ну что, нашли поломку?
    Райх взглянул на меня и не сразу ответил:
    - Нет там поломки.
    - Уже починили? - не понял я.
    - Нет, ее просто не было.
    - Уже лучше. А что же тогда случилось?
    - Вот это-то и беспокоит меня. С машиной все в порядке.
    - Не может быть! В таком случае, ты знаешь, где лежит та штука?
    - Да - на той глубине, какую показал индикатор - две мили.
    Я едва сдержал изумление - ну и дела!
    - Две мили,  - сказал я, - это глубже, чем основание холмов, то есть...
нам придется копать до самых археозойских камней.
    - А может, и нет, но я склонен с тобой согласиться.
    - А коли мы не ошиблись с глубиной,  значит,  и с размерами этих камней
не  ошиблись  - семьдесят футов высотой.  Вот это булыжнички!  Даже блоки в
египетских пирамидах меньше размером.
    Райх улыбнулся.
    - Мой дорогой Остин,  я полностью с тобой согласен  -  это  невероятно,
однако я проверил все контакты. Ошибка полностью исключена.
    - Тогда выход один - запустить "Крота".
    - Я  уж  подумал  об  этом,  однако если речь действительно идет о двух
милях, то "Крот" бесполезен.
    - Почему?
    - Начать с того,  что он не приспособлен для бурения скал,  а лишь  для
земли  или  глины.  На  такой  глубине он обязательно столкнется с твердыми
породами.  Во-вторых,  если даже и не будет скал,  то его раздавит давление
толщи  земли  -  представь,  это же все равно что погрузиться на две мили в
море.  Давление составит около тысячи фунтов на квадратный дюйм. А потом, с
каждой  милей  вглубь  земли  температура  увеличивается  на  сто градусов.
Жарковато будет для электронного оборудования.
    Тут только  я осознал всю сложность проблемы.  Если Райх прав,  значит,
нам нечего даже надеяться,  что когда-нибудь  удастся  вытащить  "объекты",
которые  наверняка  являются осколками городской стены или храма.  Вся наша
современная  технологическая  мощь  была  не  в  состоянии   справиться   с
температурой,  давлением,  да еще и неясно, как транспортировать гигантские
камни с глубины двух миль.
    Мы вернулись к зонду, продолжая обсуждать положение. Если зонд исправен
- а Райх в этом не сомневался,  - то он нам задал необычную археологическую
задачку:  как останки строений могли погрузиться на такую глубину? Может, в
результате извержения целый пласт земли погрузился в бездну? В таком случае
образовавшиеся  пустоты  должны  быть заполнены водой и грязью...  Грязь на
глубине двух миль! Казалось, мы сходим с ума. Хотелось броситься к телефону
и  посоветоваться  с  коллегами,  но удерживал страх:  а вдруг это все-таки
ошибка?
    К пяти  часам  мы приготовили "Крота" к запуску - он стоял,  уткнувшись
носом  в  землю.  Райх  проверил  дистанционное  управление,  нос  "Крота",
напоминающий  огромную  пулю,  начал  вращаться,  зарываясь  в толщу земли.
Комочки  грунта,  вылетавшие  из-под  носа,  образовали  небольшой  холмик,
который  еще  некоторое  время  дрожал  после полного исчезновения "Крота";
затем все стихло.
    Я подошел  к  экрану  радара.  В самом верху экрана мерцала яркая белая
точка.  Она двигалась вниз,  но двигалась медленее,  чем  минутная  стрелка
часов.  Рядом  был  еще  один экран,  по которому расходились волнообразные
линии,  напоминавшие кольца табачного дыма.  Иногда они делались тоньше или
вовсе  исчезали  -  это  значило,  что "Крот" наткнулся на скалу.  Если ему
попадались  предметы  толщиной  более   десяти   футов,   наш   "разведчик"
останавливался  и  проводил  обзор  их  поверхности при помощи электронного
лазера.
    Через час  белая  точка добралась до середины экрана - это была глубина
одна миля.  Точка двигалась все медленее. Райх включил зонд - вот на экране
показался  "Крот"  на  отметке  "одна миля",  а чуть глубже опять появились
гигантские камни: зонд работал без ошибки.
    Всеми овладело напряжение,  рабочие тоже собрались вокруг экрана радара
и  не  сводили  с него глаз.  Опасаясь повредить "Крота" лучом зонда,  Райх
выключил прибор.  Да,  мы рисковали  дорогостоящим  оборудованием,  но  что
оставалось  делать!  Еще  раз  проверили  и перепроверили зонд - информация
оставалась  прежней,  невообразимых  размеров  плиты,  довольно  правильной
формы, стояли, словно сдвинутые друг к другу. Нет, это не природные скалы.
    В принципе  не  так  уж  была велика вероятность потерять "Крота".  Его
корпус был сделан из особой стали электронной закалки,  которая выдерживала
температуру до двух тысяч градусов;  производители "Крота" считали,  что он
устоит,  если даже попадет в поток вулканической лавы.  Необычная прочность
кожуха  позволяла  ему  выдерживать  давление  в  две  с половиной тонны на
квадратный дюйм,  но на глубине двух миль  "Крота"  ожидает  вдвое  большее
давление.   К   тому   же  его  передатчик  может  отказать  из-за  высокой
температуры,  а кроме того всегда остается риск,  что  он  выйдет  из  зоны
дистанционного контроля или откажет его приемное устройство.
    К половине девятого спустились сумерки,  а "Крот" все  еще  преодолевал
вторую  половину  пути  -  оставалось  лишь  полмили до цели.  Мы отпустили
рабочих по домам,  но многие из них  остались.  Повар  приготовил  ужин  из
консервов - видимо,  на большее он уже не был способен.  Когда окончательно
стемнело,  мы сели вокруг экрана и под слабое жужжание  радара  следили  за
светящейся  точкой.  Иногда,  казалось,  точка  замирала,  но  Райх,  глаза
которого были позорче моих, тут же разуверял меня.
    В половине   одиннадцатого   ушли  последние  рабочие.  Ветер  крепчал,
пришлось закутаться в целую дюжину одеял.  Райх курил одну за одной, даже я
выкурил пару сигарет. И вдруг жужжание прекратилось. Райх вскочил на ноги:
    - Все, приехали.
    - Ты уверен? - спросил я каркающим голосом.
    - Абсолютно. Смотри - он сейчас прямо над плитами.
    - Что теперь?
    - Теперь включаем электронный обзор.
    Он снова запустил установку, и мы прильнули к экрану.
    Сначала он был чист - лазерный луч настраивался  на  массивный  твердый
предмет.  Райх  подкрутил  ручки,  и начали появляться волнообразные линии,
правда,  теперь они были еще тоньше.  Райх еще  что-то  подкрутил  -  линии
начали  сходиться,  пока  весь  экран  не  покрылся  затейливыми узорами из
чернобелых полосок, словно по телевизору демонстрировались полосатые брюки.
Внимательно  приглядевшись,  можно  было  различить  среди  полосок  черные
царапины - это были зазубрины на камнях. Я настолько вымотался за последние
часы, что даже был не в силах выразить свой бурный восторг. Теперь сомнений
не оставалось - точно такие же символы я не раз уже  видел  на  базальтовых
фагурках. Я узнал иероглифы, составлявшие имя Абхота Темного.
    Мы сделали все,  что смогли. Отсняв на пленку изображения на плитах, мы
пошли в палатку Райха и связались по радио с Измиром,  где находился Дарга.
Райх разговаривал с ним минут пять.  Он объяснил ситуацию, принес извинения
за  рискованную операцию с "Кротом" - как-никак,  тот принадлежал турецкому
правительству - и рассказал ему,  что  мы  установили  происхождение  плит,
принадлежавших культуре "Великих Древних", о которых упоминается в одной из
надписей на статуэтках.
    Должно быть,   Дарга  был  слегка  навеселе:  ему  долго  пришлось  все
объяснять,  покуда он наконец сообразил.  Он предложил связаться с Фуадом и
вылететь  к нам немедленно.  Мы убедили его,  что это ни к чему,  поскольку
сами  собираемся  спать.  Тогда  он  предложил  запустить  "Крота"   вокруг
остальных  плит,  но  Райх  объяснил,  что это невозможно:  "Крот" не может
двигаться вбок,  только вниз-вверх.  Чтобы изменить направление,  его  надо
поднять  футов  на  сто  и снова опустить под другим углом,  а на это уйдет
несколько часов.
    Наконец мы  простились  с Даргой и отключили связь.  Несмотря на жуткую
усталость,  спать не хотелось. У повара нашлось все необходимое для кофе и,
плюнув на все наше здравомыслие, мы сварили кофе и открыли бутылку бренди.
    В ту ночь 21 апреля 1997 года я и рассказал Райху о происшедшем со мной
накануне.  Начал  я  с  этой  истории  просто для того,  чтобы отвлечь наши
воспаленные рассудки от тех  семидесятифутовых  исполинов,  что  находились
прямо под ногами,  и мне это удалось, поскольку Райх, к моему удивлению, не
нашел ничего странного в моем  рассказе.  В  университете  ему  приходилось
изучать   психологию   Юнга,  и  там  он  познакомился  с  идеей  "родового
бессознательного".  Согласно  этой  теории,  если   такое   бессознательное
существует,  то каждый индивидуум со своим мозгом не есть отдельный остров,
а является частью гигантского  континента  сознания.  Да,  Райху  знаний  в
психологии было не занимать.  Он процитировал работу Олдоса Хаксли, которые
экспериментировал с мескалином в сороковых годах и тоже пришел к выводу  об
устремлении сознания во внутреннюю бесконечность.  Хаксли пошел даже дальше
и говорил о сознании как о мире,  подобном тому,  в котором  мы  живем.  Он
представлял  наше сознание в виде планеты со своими джунглями,  пустынями и
океанами. И эту планету, безусловно, населяют разные живые существа.
    Тут я  возразил.  Наверняка слова Хаксли - всего лишь метафора,  своего
рода  поэтическая  вольность.  "Обитатели"  сознания  -  это  наши  идеи  и
воспоминания, но никак не чудища какие-нибудь.
    - Откуда нам знать? - пожал плечами Райх.
    - Конечно,  мы не знаем,  но это подсказывает здравый смысл. 
    Я вспомнил переживания прошлой ночи и слегка засомневался в собственной
правоте.  Здравый смысл?  А не точнее ли назвать его привычкой смотреть  на
человеческий  разум  лишь  под  одним  углом  - ведь считали же наши предки
когдато Землю центром вселенной.  Мы говорим:  "мой рассудок",  словно "мой
палисадник". Однако насколько мой палисадник является действительно "моим"?
В нем обитает тьма червей и насекомых,  которые даже  не  спрашивают  моего
разрешения жить там. И они будут там жить даже после моей смерти...
    Удивительно, но это рассуждение подбодрило меня.  Похоже, оно объяснило
причину моей тревоги. Если личность - это только иллюзия, а наше сознание и
в  самом  деле  огромный  океан,  то  почему  бы  в  нем  не обитать другим
существам? Перед сном я пометил себе: "Заказать книгу Олдоса Хаксли "Небеса
и Преисподняя". Ну, вот, мысли Райха приобретают практическое применение.
    Минут через десять он окликнул меня из палатки:
    - Знаешь, я думаю, Дарга не откажет нам в просьбе одолжить оборудование
для воздушной подушки.  С ней мы сможем быстро передвигать зонд, тогда куда
бы легче было, а?
    Это же просто абсурд - как мы  не  смогли  предвидеть  все  последствия
нашего  открытия!  Конечно,  мы  ожидали произвести фурор в археологических
кругах и совсем  забыли  о  том,  что  случилось  после  открытия  Картером
гробницы  Тутанхамона  и  древних свитков в пустыне Кумран у Мертвого Моря.
Археологи вечно забывают о средствах  массовой  информации  и  журналисткой
истерии.
    В половине шестого, еще до прихода рабочих, нас разбудили Фуад и Дарга.
С   ними  были  четыре  правительственных  чиновника  и  чета  американских
кинозвезд,  случайно  оказавшаяся  в  этих  местах.  Райх  собирался   было
выдворить  нежданных  гостей,  но  я  напомнил ему,  что турецкие чиновники
находятся при исполнении своих  обязанностей,  чего,  правда,  нельзя  было
сказать о кинозвездах.
    Для начала они  захотели  удостовериться,  действительно  ли  плиты  на
глубине двух миль.  Райх включил зонд и продемонстрировал им контуры "Плиты
Абхота" - так мы окрестили ее - и "Крота",  застывшего с ней  рядом.  Дарга
засомневался  насчет способности "Крота" зарываться на такую глубину.  Райх
терпеливо подошел к панели управления и включил его.
    Результат оказался  неожиданным:  экран  был пуст.  Тогда Райх проверил
рычаг движущей части - тщетно.  Все стало ясно:  давление или  жара  вывели
"Крота" из строя.
    Вот это удар!  Правда,  не такой серьезный - в конце концов,  "Крот"  -
штука  дорогая,  но  и  его  можно  заменить.  А  Дарга  и Фуад по-прежнему
настаивали на проверке зонда - не было ли какой  ошибки?  Целое  утро  Райх
демонстрировал им каждый участок электрической цепи, доказывая, что никаких
сомнений по поводу глубины залегания объектов быть не  может.  Мы  проявили
снимки Плиты Абхота,  сделанные с экрана радара, и сравнили их с клинописью
на  базальтовых  фигурках.  Сомнении  не  было  -   это   иероглифы   одной
письменности.
    Оставалось последнее доказательство:  туннель,  прорытый "Кротом". Надо
сказать,  мы  не  совсем  представляли  себе  размеры каждой плиты.  Вполне
возможно,  что зонд зафиксировал высоту стены  или  здания.  Да,  снимок  с
радара задал  любопытную  задачку,  поскольку  он  был сделан  с в е р х у, 
а это  значит,  что  стена или чем бы она ни была лежит плашмя.  Ни у одной
цивилизации не было случаев написания иероглифов на крыше  или  на  верхнем
торце стены.
    Находка сбила с толку наших гостей. Если только это не игра природы, мы
стали свидетелями величайшего открытия в археологии.  До сих пор древнейшей
из  известных  являлась  цивилизация  индейцев  Мазма на плато Маркахуази в
Андах  -  ее  возраст  насчитывает  девять  тысяч  лет.  А  если  вспомнить
результаты электронной датировки базальтовых фигурок, которые мы восприняли
всерьез,  то станет  ясно,  что  мы  обнаружили  останки  цивилизации,  как
минимум, в два раза старше, чем маркахуазинская.
    Фуад и его коллеги остались с нами обедать  и  к  двум  часам  улетели.
Теперь мне передалось их возбуждение,  хотя я терпеть не могу терять голову
во время работы.  Фуад пообещал  прислать  воздушную  подушку  в  ближайшее
время,  однако  напомнил,  что  это  займет несколько дней.  А пока что нам
придется перетаскивать зонд самим, хотя теперь, когда мы можем рассчитывать
на реальную поддержку правительства,  было обидно так напрягаться. В запасе
оставался второй "Крот",  но им рисковать не хотелось,  поэтому мы засели в
теньке под нижними воротами и попивали там лимонад.
    Через полтора часа появился первый газетчик -  корреспондент  "Нью-Йорк
Таймс" из Анкары.  Райх вскипел. Он решил, что турецкое правительство хочет
сделать себе рекламу,  но,  как оказалось потом,  слух об открытии пошел от
кинозвезд.  Райх укрылся в палатке,  предоставив мне развлекать журналиста,
довольно приятного парня,  который даже читал мою книгу о хеттах. Я показал
ему  снимки  и  объяснил принцип работы зонда.  На вопрос,  что случилось с
"Кротом",  я ответил:  "Не знаю,  скорее всего, на него напали троглодиты".
Боюсь,  я  зря  это  сказал.  Вторую ошибку я совершил,  когда он спросил о
размерах Плиты Абхота. Я объяснил, что речь идет не  о б  о д н о м  камне,
а об  огромном  памятнике в форме единого монумента,  напоминающего древнюю
ассирийскую пирамиду зиккурат.  А если это единый  монумент  из  нескольких
камней, то мы имеем дело с цивилизацией гигантов.
    К моему удивлению,  он все принял за чистую монету и спросил,  согласен
ли я с теорией о том,  что некогда Земля была населена великанами,  которые
погибли в  результате  катастрофы  на  Луне?  Я  ответил,  что  как  ученый
предпочитаю  верить  только  очевидным  фактам.  Но  теперь мы  располагаем
т а к и м и  фактами,  настаивал он. Об этом говорить пока рано,  сказал я.
Тогда он  спросил,  не считаю ли я,  что эти гигантские камни могли двигать
обычные люди,  как это было при строительстве пирамид в Гизе или пирамиды в
Теотиуакане,  построенной тольтеками.  Не чувствуя подвоха,  я заметил ему,
что самые крупные блоки пирамид Гизы весят  по  двенадцать  тонн,  а  плита
высотою  в семьдесят футов потянет на тысячу тонн.  Мы действительно до сих
пор не знаем,  как доставлялись блоки для пирамиды  Хеопса  или  знаменитые
мегалиты  в Стоунхедже.  Пожалуй,  древние обладали куда большими знаниями,
чем мы можем представить.
    Не успел  я закончить беседу с корреспондентом "Нью-Йорк Таймс",  как в
небе появились еще три вертолета - журналистского полку прибыло.  К четырем
часам Райх был вынужден покинуть палатку и продемонстрировать работу зонда,
правда, без особой любезности. В шесть часов, охрипшие и жутко уставшие, мы
удрали в Кадырли и заказали ужин в отеле.  Портье был отдан строгий наказ -
никаких телефонных звонков.  Однако в девять часов  к  нам  ворвался  Фуад,
размахивая  номером  "Нью-Йорк  Таймс".  Вся  первая  полоса была посвящена
"Величайшему  открытию  века".  В  статье  цитировались   мои   слова   как
безусловное  заявление  о  том,  что  мы  нашли  город,  построенный  расой
гигантов. В ней также был намек на то, что эти гиганты обладали магическими
знаниями  и  могли  передвигать тысячетонные блоки при помощи таинственного
искусства,  ныне утерянного.  Один известный мой коллега высказывался в том
смысле,  что он давно считает - пирамиды Египта и древнего Перу нельзя было
построить при помощи обычных инженерных средств,  и  теперь  новая  находка
лишний  раз  подтверждает  это.  В центре страницы была опубликована статья
известного писателя-археолога "Гиганты Атлантиды".
    Я уверял  Фуада,  что ничего подобного не говорил - по крайней мере,  в
той форме,  в какой преподносила это газета. Он обещал позвонить в редакцию
и  исправить  неточности.  Мечтая  допить остатки бренди,  я едва дополз до
комнаты Райха,  объяснив портье,  что меня  нет  дома  даже  для  турецкого
султана.
     Теперь вы  понимаете,  почему  мы  не  появлялись  на  раскопках целую
неделю.  Правительство выделило солдат для охраны оборудования, но у них не
было  приказа  сдерживать визитеров на подступах к Черной Горе;  в небе над
Каратепом,  словно мухи над вареньем,  роились вертолеты.  Впервые  за  всю
историю  Кадырли,  все отели в городке были забиты до отказа.  Нам с Райхом
приходилось отсиживаться в номерах,  иначе от маньяков  и  ловцов  сенсаций
отбою не было. В течение суток турецкие власти доставили воздушную подушку,
но как ею воспользоваться?  На следующий день Фонд Карнеги выделил нам  два
миллиона долларов на строительство туннеля,  а Всемирный Финансовый Комитет
добавил еще два миллиона.  В конце концов, турки согласились отнести Черную
Гору проволочной оградой высотой в сорок футов,  что и проделали при помощи
Американского и Российского Фондов меньше,  чем  за  неделю.  Только  после
этого мы смогли вернуться к работе.
    Разумеется, теперь    все    стало    по-другому.    Исчезли   сонливые
послеобеденные сиесты,  не стало  полуночной  болтовни  в  палатке.  Вокруг
кургана  расположились  солдаты  охраны.  Знаменитые  археологи  всего мира
докучали нам вопросами  и  советами.  В  небе  звенели  вертолеты,  которые
приходилось  разгонять  с  помощью  репродукторов,  установленных на срочно
построенной  для  этого   башне   -   также   помощь   русско-американского
содружества.
    На раскопках начались активные работы. Группа инженеров установила зонд
на  воздушную  подушку,  так  что  теперь  мы  могли мгновенно преодолевать
трудные  участки  раскопок.  Турецкие  власти  дали  еще  двух  "Кротов"  с
улучшенными  параметрами.  Теперь  мы  не  знали отказа ни в деньгах,  ни в
оборудовании - какому археологу приснится такое!
    За два  дня  мы  сделали целый ряд ошеломляющих открытий.  Вначале зонд
обнаружил погребенный город,  стены и дома  которого  расходились  во  всех
направлениях на расстоянии мили.  Черная Гора - Каратеп находилась примерно
над  центром  этого  города.  И  это  действительно  был  город   гигантов.
Оказалось,  что  "Плита  Абхота"  была  вовсе  не  зданием  или религиозным
сооружением  -  она  представляла  собой  всего  лишь  один  из   кирпичей,
вырезанных  из твердого базальта,  пожалуй,  самого крепкого вулканического
базальта.  Один из новых "Кротов" отколол  кусок  камня  и  поднял  его  на
поверхность.
    И все же какой-то злой рок преследовал нас. За двое суток мы расстались
с  одним  из новых "Кротов" точно так же,  как и с первым - на глубине двух
миль он прекратил отзываться на сигналы.  Через  неделю  таким  же  образом
пропал третий "Крот" - прибор стоимостью в полмиллиона фунтов был похоронен
в толще необъятного земляного океана.  А потом произошла  авария:  оператор
воздушной  подушки  по небрежности потерял управление и врезался в казарму,
погибли восемнадцать солдат. Зонд, правда, уцелел, но пресса подняла шум, и
газетчики   не   замедлили   провести  параллели  с  несчастными  случаями,
происшедшими после экспедиции Картера и Кэрнэрвона в 1922 году - история  с
так называемым: "Проклятьем Тутанхамона". Один коллега, на чье благоразумие
я так надеялся,  сообщил газетам о моей теории выживания хеттов Каратепе за
счет  их  магической  репутации,  и в прессе началась новая волна сенсаций.
Тогда-то и прозвучало впервые имя Г.Ф.Лавкрафта[21]. Как и большинство моих
коллег,  я никогда прежде не слышал о Лавкрафте - авторе сверхъестественных
рассказов,  умершем еще в 1937 году.  После его смерти в Америке еще  долго
сохранялся  "культик  Лавкрафта"  благодаря  стараниям  его  лучшего друга,
писателя Августа Дерлета.  Именно Дерлет и написал Райху  о  том,  что  имя
"Абхота Нечистого" упоминается в книге Лавкрафта о "Великих Древних".
    Когда Райх показал мне это письмо, я принял его за мистификацию. Однако
мы   проверили  по  литературной  энциклопедии  и  установили,  что  Дерлет
действительно известный американский писатель, которому за восемьдесят. Про
Лавкрафта  в  справочнике  не  было ни слова,  но мы позвонили в библиотеку
Британского Музея и узнали,  что он на самом деле существовал и написал  те
книги, на которые ссылается Дерлет.
    Одна фраза в письме Дерлета ошеломила меня.  Признавая,  что  он  не  в
силах  объяснить,  откуда Лавкрафту было известно про "Абхота Темного" - до
1937 года это имя не упоминалось ни в одной из работ по истории  хеттов,  -
Дерлет  добавлял:  "Лавкрафт  придавал  огромное  значение  снам  и  всегда
говорил, что в снах он черпает большинство своих сюжетов".
    - Вот  тебе еще одно подтверждение твоему родовому бессознательному,  -
сказал  я  Райху.  Он  заметил,  что  это,  скорее  всего,  совпадение.   В
древнееврейской мифологии упоминается ангел разрушения Аббадон, а окончание
"хот" означает: "египетский". В некоторых вавилонских табличках упоминается
бог "Абаот",  и,  видимо, Лавкрафт знал об этих документах. Что же касается
выражения "Великие Древние",  то не так уж  загадочно  оно  звучит  из  уст
автора   мистических   рассказов.   "Зачем   к  этому  притягивать  родовое
бессознательное?" - спросил Райх и я вынужден был с ним согласиться.
    Через несколько  дней к этому разговору пришлось вернуться:  от Дерлета
прибыл пакет с книгами.  Я открыл рассказ под названием "Тень времен" и тут
же  наткнулся  на  описание  огромных  каменных  блоков,  захороненных  под
австралийской пустыней.  В ту же минуту Райх,  сидевший в кресле  напротив,
вскрикнул  и прочел вслух "Обитателя мрака знали также под именем Найогта".
Буквально вчера мы сделали перевод  одной  из  фраз  на  плите  Абхота:  "И
приведут к Найогта по две лошади".  Тогда я зачитал Райху то место из "Тени
времен",  где говорилось о  подземных  городах,  построенных  "из  могучего
базальта,   с  башнями  без  окон",  в  качестве  строителей  этих  городов
упоминалась "раса полуполипов".
    Теперь сомнений  не  было:  Лавкрафт  непонятным образом предвидел наше
открытие.  Мы не стали тратить время  на рассуждение по  поводу  того,  как
пришел  к этому Лавкрафт - либо он заглядывал в будущее,  как это описано у
английского философа Данна в книге "Эксперименты со временем"  и  предвидел
наши  исследования,  либо  в  своих  снах  он  умудрился  постичь  секреты,
захороненные в землях Малой Азии,  - это уже  к  делу  не  относилось.  Нас
интересовало  лишь  одно  -  насколько  произведения  Лавкрафта были плодом
выдумки автора,  а насколько их  можно  считать  результатом  его  "второго
зрения".
    Никогда не думал,  что мы забросим свои археологические  обязанности  и
кинемся изучать труды писателя, который когда-то публиковался в дешевеньком
журнальчике "Сверхъестественные истории".  Мы старались держать наши поиски
в  секрете  и  давали  всем  понять,  что  заняты  расшифровкой   клинописи.
Несколько  дней  мы  сидели,  запершись  в комнате Райха и детально изучали
книги Лавкрафта.  Когда в комнату приносили еду,  - мы  прятали  книгу  под
подушку и обкладывались фотографиями иероглифов.  Теперь-то мы были научены
горьким опытом и знали,  к чему  приводят  откровения  с  журналистами.  Мы
связались  по  телескрину  с  Дерлетом,  дружелюбным  учтивым  джентльменом
преклонных  лет,  которму  удалось  сохранить  густую  седую  шевелюру,   и
попросили  его  никому  не  сообщать  об  его  открытии.  Он  с готовностью
согласился,  но предупредил,  что в мире еще полно поклонников Лавкрафта, и
нет никакой гарантии, что они не наткнутся на то же самое открытие.
    Что ни  говори,  а  изучение  Лавкрафта оказалось довольно интересным и
приятным делом - в воображении этому  писателю  не  откажешь.  Просматривая
книги в хронологическом порядке,  мы заметили,  как постепенно менялась его
точка зрения.  В ранних рассказах действие происходит в выдуманном графстве
Аркхэм  среди необжитых холмов и зловещих долин Новой Англии.  Населяют эти
места лишь злобные дегенераты,  которые не прочь посотрудничать с  нечистой
силой  или  предаться  тайному  разврату.  Разумеется,  большинство  из них
погибают  в  конце  концов  от  насильственной  смерти.  Со  временем   тон
произведений  Лавкрафта меняется - чувство леденящего ужаса в них исчезает,
и появляется трепетное благоговение.  Все больше в его рассказах  уделяется
место  визионерским  прозрениям  сквозь  глубь  веков,   описаниям городов,
населенных великанами, повествуется о битвах между монстрами и сверхлюдьми.
Однако он не забывал и о рассказах-ужасах  -  конъюнктуру книжного рынка он
знал неплохо,  и я не ошибусь,  если назову его одним из создателей научной
фантастики.
    Нас, конечно,  больше интересовал его  поздний  "научно-фантастический"
период  (хотя  упоминания  об  "Абхоте  Нечистом"  встречаются  и  в ранних
рассказах  Лавкрафта),  и особенно впечатляют его  "циклопические  города",
населенные Великими Древними (не путать с полипами,  которых они сменили) -
уж больно похожи они на наш подземный город.  Лавкрафт пишет,  что тамошние
дома  не  имели  лестниц,  вместо них - наклонные скаты,  потому что жители
представляли  собою  огромных  конусообразных  существ  с   щупальцами;   в
основании  конус  был  "окаймлен серой резиноподобной субстанцией,  которая
постоянно сжималась и расширялась,  продвигая таким образом  тело  вперед".
Показания  зонда  подтвердили,  что  в  городе  под  Черной Горой  тоже нет
лестниц,  а вместо них - наклонные плоскости  таких  размеров,  что  вполне
заслуживают определения "циклопические".
    Итак, наш подземный  город  породил  совершенно  новую  для  археологии
проблему.  Разве  можно  сравнить  ее  с  теми трудностями,  которые выпали
Лэйарду во время раскопок гигантского кургана в Нимруде! По расчетам Райха,
нам  придется  извлечь сорок миллиардов тонн грунта,  если мы хотим увидеть
руины города при свете  дня  -  задача  абсолютно  неразрешимая.  Оставался
другой  вариант:  прорыть несколько широких туннелей до самого города,  а в
конце соединить их  в  огромную  залу,  именно  несколько  туннелей,  иначе
создавать  подземную полость очень рискованно:  нам пока неизвестен металл,
способный выдержать давление слоя земли толщиной в две мили. Этот проект не
позволял  увидеть  город целиком,  но при помощи зонда мы могли определить,
из-за какой части города стоило особенно  повозиться.  Даже  при  постройке
одного  туннеля  придется  поднять  сто тысяч тонн грунта,  но на это наших
возможностей хватало.
    Стоило газетчикам   пронюхать  о  пророчествах  Лавкрафта,  как  прессу
заштормило на целую неделю - после открытия города это была вторая  крупная
сенсация. Газеты просто свихнулись - после болтовни о великанах, колдунах и
темных богах  это было  как раз то,  что надо.  Пришел  праздник  на  улицу
археологов,   ненормальных   поклонников   пирамид  и  толкователей  теории
всемирного оледенения. Затем подошла очередь спиритуалистов, оккультистов и
прочих.  Кто-то  написал статью,  доказывая,  что Лавкрафт заимствовал свою
мифологию у мадам Блаватской.  Еще кто-то заявил, что все его истории стоит
рассматривать   как  часть  каббалистической  традиции.  Внезапно  Лавкрафт
сделался самым популярным писателем в мире  -  миллионные  тиражи  его книг
продавались  в переводах на все языки.  А среди тех,  кто прочел эти книги,
стали высказываться опасения,  что мы,  дескать, можем потревожить "Великих
Древних"  в  их гробницах  и  вызовем  этим  страшную катастрофу, мастерски
описанную Лавкрафтом в рассказе "Зов Чулху".
    Город, о  котором  говорится  в "Тени времен",  не имел названия,  но в
одной из ранних новелл Лавкрафта он упоминается как  "неведомый  Кадат".  С
легкой  руки  одного газетчика это название "Кадат" так и осталось за нашим
подземным городом. Почти тут же в Нью-Йорке объявился  какой-то сумасшедший
по  имени Дэлглейш Фуллер,  основавший "Антикадатовское общество",  которое
ставило целью  защитить  Кадат  от  раскопок  и  не  допустить  пробуждения
"Великих  Древних".  Можете  представить,  какие это были безумные времена:
сразу же после основания в это  общество  вошли  полмиллиона  членов,  и  в
считанные  дни  их  число увеличилось до трех миллионов.  Они провозгласили
свой девиз:  "Прошлое должно быть забыто - здравый смысл лишь  в  будущем".
Они  закупили  все  рекламное  время  на  телевидении  и  наняли  известных
психологов,  объявивших   предсказания   Лавкрафта   очевидными   примерами
экстрасенсорного  восприятия  будущего,  нечто  подобное вполне убедительно
продемонстрировали Райн и его коллеги из Университета  Дьюка.  Если  верить
пророчествам  Лавкрафта,  то  пробуждение  Великих Древних ознаменует конец
рода  человеческого.  Дэлглейш  Фуллер  был,  разумеется,  маньяком,  но  с
недюжинными  организаторскими способностями.  Он арендовал огромный участок
земли в пяти милях от Черной Горы и основал там палаточный  городок.  Своих
последователей  Фуллер  призвал  проводить  там  отпуска и чинить всяческие
препятствия раскопкам.  Хозяин участка,  местный  фермер,  с  удовольствием
клюнул   на   гигантскую   сумму,   предложенную   за  аренду,  а  турецкое
правительство ничего не успело предпринять.  У Фуллера была целая программа
развлечений для свихнувшихся богатых дамочек, жертвующих на нужды общества.
С утра они носились над курганом на вертолетах, украшенных антикадатовскими
лозунгами,  а  к  вечеру  с  вертолетов  сбрасывались  груды мусора на нашу
площадку, так что по утрам мы тратили несколько часов, очищая территорию от
гнилых  овощей,  фруктов и от пустых консервных банок.  Два раза в день эти
ненормальные подходили маршем протеста к проволочной ограде - иногда  в  их
колонне  бывало до тысячи человек.  Лишь через шесть недель ООН оказалась в
состоянии послать войска для наведения порядка.  А до  этого  Фуллер  успел
завербовать  в  свою партию пятерых сенаторов США,  и они выдвинули билль с
запрещении дальнейших раскопок в Каратепе.  Объясняли они это,  разумеется,
не  своими  бреднями,  а  глубоким  почтением к давно погибшей цивилизации.
Имеем ли мы право,  вопрошали они, беспокоить ушедших в Лету народов? Слава
Богу, сенат большинством голосов забаллотировал этот билль.
    А когда Антикадатовское Общество,  как казалось, потеряло влияние из-за
своих скандальных акций, возник новый импульс развития движения - появилась
публикация исследований Станислава Пержинского и Мирзы Дина.  Об этих двоих
известно  лишь то,  что Пержинский был поляком,  а Мирза Дин - персом.  Оба
скончались от душевных болезней еще в  десятых  годах  двадцатого  века.  О
Пержинском было чуть больше сведений - известно, что он был внуком русского
поэта Надсона и в свое время  редактировал  сборник  мистических  рассказов
графа   Потоцкого.   В   1898  году  он  опубликовал  занятную  книгу,  где
предупреждал,   что   человеческий   род   будет   покорен   монстрами   из
потустороннего  мира,  которые  выстроили  огромные города под землей еще в
незапамятные времена.  Через год автор попал в психушку.  Среди  его  бумаг
найдены загадочные наброски,  вполне подошедшие бы в качестве иллюстраций к
рассказам Лавкрафта о Кадате - то были гигантские архитектурные  сооружения
с  наклонными  скатами  и  высокими башнями по углам.  Все это опубликовали
антикадатовцы.
    С Мирзой  Дином  дела  обстояли  не  так  ясно.  Он  тоже  был  автором
апокалиптических видений, которые изредка попадали в печать, и также провел
последние  пять лет жизни в сумасшедшем доме.  Все эти годы он писал письма
членам правительства Персии,  предупреждая их  о  том,  что  раса  монстров
замышляет  покорить  землю.  Своих  монстров  Мирза  Дин разместил где-то в
джунглях Центральной Африки,  по его  описанию,  это  гигантские  слизняки,
которые выделяют вязкие экскременты,  застывающие в камень,  а затем строят
из них огромные города.
    Большинство писем  Мирзы  были  уничтожены,  однако  те  немногие,  что
сохранились,  демонстрируют  удивительное  сходство  по  стилю  с  письмами
Пержинского,  а  его  слизняки  настолько  похожи на конусы Лавкрафта,  что
сомнений не оставалось:  все трое описывали одно и то  же  видение  Великих
Древних и их городов.
    После вмешательства правительства и окончания работ  в  первом  туннеле
деятельность  Антикадатовскго  Общества  сошла  на  нет,  однако  в течение
восемнадцати месяцев им еще  удавалось  поддерживать  незатухающий  скандал
вокруг  раскопок.  Сам  же  Дэлглейш  Фуллер  погиб  от  рук одной из своих
поклонниц при загадочных обстоятельствах[22].
    Первый туннель бы завершен ровно через год после открытия Плиты Абхота.
Прокладывали этот туннель итальянцы,  они использовали гигантского "Крота",
уже  испытанного  при  строительстве  туннеля  между  Сциллой и Мессиной (в
Сицилии),  а позднее - в туннеле между Отранто и Лингуэттой в Албании.  Сам
процесс прокладки занял лишь несколько дней,  главной задачей было защитить
нижнюю часть туннеля от обвалов.
    Как мы  и  предполагали,  найденная плита оказалась весьма внушительных
размеров - шестьдесят футов в высоту,  тридцать футов в ширину и  длиной  в
девяносто  футов.  Она  была  вытесана  из  цельного  куска  вулканического
базальта. Теперь мы не сомневались, что имеем дело с цивилизацией великанов
или магов. После того, как мы нашли маленькие базальтовые фигурки, я считал
версию о великанах чушью.  (Лишь  через  десять  лет,  после  драматических
открытий Мерсера в Танзании мы узнали, что в гигантских городах жили и люди
и великаны, причем, великаны, похоже, были рабами людей!)
    Вопрос о  точной  датировке  камней  оставался пока открытым.  Лавкрафт
писал,  что "Великие Древние" жили сто пятьдесят  миллионов  лет  назад,  и
многие  поддерживали  эту невероятную гипотезу.  Нейтронная датировка Райха
показала возраст руин менее двух миллионов лет, хотя и эта цифра могла быть
завышенной. Установить  истину  было  трудно  еще  и  потому,  что   обычно
археологи  поднимают  пласты  земли  по  очереди,  и они представляют собой
готовые календари.  Но во всех трех случаях с гигантскими городами на  этот
способ положиться было трудно.  Все,  что мы могли с уверенностью сказать о
них,  это то,  что они уничтожены потопом и  похоронены  под  тысячефуговым
слоем  грязи.  У  геологов  слово  "потоп"  тут  же ассоциируется со словом
"плейстоцен" - то есть,  около миллиона лет назад.  Однако  на  приисках  в
Квинсленде были обнаружены следы грызуна, обитавшего еще в эпоху плиоцена -
это еще плюс пять миллионов лет.
    Впрочем, все это уже не  относится  к  моей  истории.  Еще  задолго  до
окончания  работ  на  первом туннеле я потерял всякий интерес к раскопкам в
Каратепе.  До меня дошло,  наконец,  что они  были  для  моего  мозга  лишь
ловушкой, которую умышленно подстроили паразиты сознания.
    Вот как развивались события дальше.
    К концу  июля  1997  года  я  был  окончательно  измотан.  На раскопках
соорудили огромный зонт,  в тени которого температура падала до шестидесяти
градусов,  но  даже  с  ним  Каратеп был непереносим.  Мусор,  разбросанный
фуллеровскими подручными,  загнивал,  всюду стояла вонь,  как на болоте,  а
дезинфектанты,  которыми мы опрыскивали кучи,  лишь ухудшали ситуацию.  Дул
сухой песчаный ветер.  Целыми днями мы цедили  ледяной  шербет  с  розовыми
лепестками  и  валялись в бараках с кондиционерами.  В июле у меня начались
невыносимые головные боли.  Я слетал на пару дней  в  Шотландию,  отлежался
там,  затем  вернулся  на  работу,  но  через  неделю свалился в лихорадке.
Назойливые газетчики и придурки-антикадатовцы настолько допекли  меня,  что
пришлось вернуться в Диярбакыр. Там, на территории Англо-Индийской Урановой
Компании,  было тихо и прохладно,  а охрана  не  церемонилась  с  незваными
гостями.  Меня  дожидались  пачки писем и несколько огромных пакетов,  но в
первые два дня я не прикасался к  ним,  а  лишь  отлеживался  в  постели  и
наслаждался пластинками с операми Моцарта.  Лихорадка постепенно отступила.
На третий день я почувствовал себя лучше и взялся за письма.
    Одно из  них было из "Стандарт Моторз энд Инжиниринг",  где сообщалось,
что они выслали  по  моей  просьбе  большинство  бумаг  Карела  Вайсмана  в
Диярбакыр.  Теперь понятно, откуда взялись огромные пакеты. В другом письме
издательство  Северо-Западного  Университета  спрашивало,  позволю   ли   я
опубликовать работы Карела по психологии у них.
    Все это было так утомительно. Я отправил это письмо в Лондон Бомгарту и
вернулся к Моцарту.  На следующий день у меня проснулась совесть - пришлось
разобрать остальную  почту.  Тут  я  наткнулся  на  письмо  Карла  Зейделя,
сожителя Бомгарта - тот был гомосексуалистом, - где сообщалось, что Бомгарт
после нервного срыва уехал к родным в Германию.
    Значит, теперь  судьба  бумаг Карела в моих руках.  Что же,  с огромной
неохотой я  решился  вскрыть  первый  из  пакетов.  В нем было около сорока
фунтов весу,  и содержал он лишь результаты тестирования сотни  рабочих  на
то,  как  они  реагируют на цветовые изменения.  Я содрогнулся и вернулся к
"Волшебной флейте".
    В тот же вечер ко мне пожаловал молодой сотрудник компании,  перс, - мы
с  ним  были  в  приятельских  отношениях  - принес бутылку вина.  Мне было
тоскливо и чертовски хотелось поболтать.  Я терпеть не  мог  разговоров  на
тему раскопок,  но тут я с удовольствием принялся рассказывать о "маленьких
секретах" нашей работы.  Когда он  собрался  уходить,  то  спросил,  увидев
пакеты,  не  относятся  ли  они  тоже  к  раскопкам.  Я поведал ему историю
Вайсмана и признался,  что даже мысль о том, что эти пакеты надо разбирать,
вгоняет меня в тоску, граничащую с физической болью. Тогда он очень вежливо
предложил свои услуги - ему не  составит  труда  вскрыть  их  и,  если  там
обычные результаты тестов,  то он отдаст распоряжение секретарю отослать их
прямо в Северо-Западный Университет.  Я понял,  что парень хочет  отплатить
мне за интересный вечер, и с удовольствием согласился.
    Утром, едва я закончил принимать ванну, как он уже закончил работу. Так
и  есть  - в пяти из шести пакетов находились рабочие записи.  В шестом же,
как выразился мой помощник,  было что-то  "очень  философское",  и,  должно
быть,  мне самому стоит взглянуть на эти бумаги. Он вышел, тут же вошел его
секретарь и утащил из моей гостиной огромную кучу пожелтевших страниц.
    В комнате  остались  несколько  чистеньких  голубых  папок  с аккуратно
прошитыми страницами машинописного текста.  На каждой папке наклеен кусочек
бумаги с названием,  написанным от руки: "Исторические размышления", а сами
папки были запечатаны липкой лентой - я догадался,  что их никто не  трогал
со дня смерти Карела. Непонятно, как же Бомгарт мог ошибиться и отослать их
в "Дженерал Моторз".  Видимо, он отложил папки для меня и случайно упаковал
их вместе с рабочими записями.
    Номеров на папках не было. Я открыл первую попавшуюся, быстро пролистал
ее  и  понял,  что  эти  "Исторические размышления" касаются последних двух
столетий - вот уж этот период никогда не занимал меня.  Я уже собрался тоже
отослать их в университет,  но совесть удержала. Захватив с собой полдюжины
голубых папок, я завалился в кровать.
    На этот раз я по случайности попал на верное место. Первая же выбранная
фраза гласила:  "За последние месяцы  я  убедился,  что  человеческая  раса
подверглась нападению со стороны своеобразного рака мозга".
    Захватывающе! Прекрасное начало для сборника работ Карела...  Рак мозга
- вот имя всем этим неврозам,  отвращению к жизни и прочим душевным недугам
двадцатого века...  Я даже не пытался  воспринимать  это  слово  буквально.
Ладно,  что  там  дальше  - загадочная проблема роста уровня самоубийств...
высокая детская смертность в современных семьях...  постоянный страх  перед
атомной  войной,  рост  наркомании.  Все  это  давно  известно - я зевнул и
перевернул страницу.
    Через несколько минут я начал читать повнимательней,  но не потому, что
Карел поразил меня каким-то откровением, нет - мне вдруг почудилось, что он
сошел  с  ума.  В  свое  время  я читал книги Чарльза Форта[23] про все эти
истории с великанами,  феями и дрейфующими континентами. Но у Форта в смеси
смысла  и  бессмыслицы  всегда присутствует толика здравого юмора.  Идеи же
Карела  Вайсмана  были  столь  же  сумасшедшими,  как  и   фортовские,   но
преподносились  самым  серьезным  образом.  Либо  он  решил податься в клан
ученых-эксцентриков,  либо он был безумен. Учитывая его самоубийство, я был
склонен принять второй вариант.
    Я читал дальше с болезненным интересом.  После первых двух  страниц  он
больше  не  упоминал  о  "раке  мозга"  и пустился в рассуждение о культуре
последних двух веков.  Тут он приводил  тщательно  выверенные  аргументы  и
излагал их в блестящей литературной форме.  Были там и воспоминания о наших
долгих беседах в Уппсала.
    Прошло полдня,  а  я  все  читал,  читал  и  к  часу  дня я понял,  что
столкнулся с чем-то значительным,  и  этот  день,  возможно,  мне  придется
вспоминать всю оставшуюся жизнь.  Был ли Карел сумасшедшим или нет - и то и
другое доказать было непросто.  Хотелось верить,  что был.  Но чем дальше я
читал,   тем   больше  исчезала  моя  уверенность  в  этом.  И  прочитанное
подействовало на меня так сильно,  что я  нарушил  многолетнюю  привычку  и
распил вместо обеда бутылку шампанского, закусив лишь сандвичем по-турецки.
Однако после шампанского я еще больше пал духом. К вечеру передо мной стала
разворачиваться страшная картина,  от которой мозг готов был разорваться на
куски.  Если Карел Вайсман не сумасшедший,  то человечество  столкнулось  с
самой страшной за всю историю опасностью.
    Подробно объяснить путь  Карела  Вайсмана  к  его  "философии  истории"
невозможно[24] - похоже,  он шел к ней всю жизнь. Я лишь попытаюсь выделить
основные положения из "Исторических размышлений".
    Вайсман называет  самым  замечательным  даром  человечества способность
самовосстановления или,  другими словами,  творчества.  Простейшим примером
такого самовосстановления можно назвать сон. Уставший человек зажат в тиски
между смертью и помешательством.  Кстати, Вайсман приводит очень любопытную
аналогию   помешательства   со  сном.  Разумный  человек  -  это  полностью
пробудившийся человек.  Чем больше он устает,  тем труднее ему освободиться
от снов и заблуждений, жизнь его становится все более хаотичной.
    Вайсман    восхищается    тем,   насколько    сильной    потенцией    к
самовосстановлению   обладал   человек   в   период   между  Ренессансом  и
восемнадцатым столетием.  Несмотря на все зверства и ужасы мировой истории,
человек  той  поры  умудрялся  быстро  забывать  о них,  как усталый от игр
ребенок забывает после сна о своей усталости.  Елизаветинский период Англии
считается  золотым  веком расцвета искусств,  однако всякий,  кто тщательно
изучал ту эпоху,  приходил  в  ужас  от  царивших  в  обществе  грубости  и
бессердечия.  Людей  зверски  пытали и сжигали на кострах,  евреям отрубали
уши,  детей забивали до смерти или гноили в смрадных  трущобах.  И  тем  не
менее,  столь  неистощим  был  оптимизм  человека,  что весь этот хаос лишь
стимулировал его к созданию истинных шедевров.  Одна великая эпоха  сменяла
другую:  эпоха  Леонардо,  эпоха Рабле,  эпоха Чосера,  Шекспира,  Ньютона,
Джонсона,  Моцарта...  Воистину,  лишь тот вправе носить имя творца,  кто в
силах преодолеть любое препятствие.
    А потом  с  человечеством  вдруг  происходят   необъяснимые   перемены.
Случилось   это  в  конце  восемнадцато  века.  Искрометное  и  неистощимое
творчество Моцарта внезапно сменяется  жестокостью  и  кошмарами  Де  Сада.
Неожиданно  мы  погрузились в эпоху мрака,  в эпоху,  когда гении перестали
творить с богоравной легкостью.  Напротив - теперь процесс творчества  стал
больше напоминать битву с невидимым спрутом, который все сильней сжимает их
своими щупальцами.  Начался век самоубийств.  А ведь и впрямь,  современная
история начинается с эпохи разочарований и неврозов.
    Но почему все  началось  так  внезапно?  Может,  виновата  промышленная
революция?  Но  ведь  она случилась не в одну ночь,  да и не по всей Европе
сразу,  - она по-прежнему оставалась краем лесов  и  ферм.  Как  объяснить,
спрашивает  Вайсман,  огромную  разницу между гениями восемнадцатого века и
века девятнадцатого?  Складывается такое впечатление,  что на границе  этих
столетий с человечеством произошел какой-то невидимый катаклизм.  Только ли
промышленной революцией можно объяснить полное несходство между Моцартом  и
Бетховеном,  который  был  старше Моцарта на какие-нибудь четырнадцать лет?
Шпенглер писал,  что цивилизации развиваются подобно растениям,  но  у  нас
произошел  внезапный  скачок  от  юности  к старости.  Все наше искусство -
музыка,  живопись,  литература  -  впало  в  безграничный  пессимизм.  Мало
сказать,  что  человечество постарело - похоже,  оно потеряло способность к
самовосстановлению.  Вспомните, кто из великих восемнадцатого века покончил
с  собой?  А  ведь  жизнь  тогда  была  куда  тяжелее,  чем в девятнадцатом
столетии.  Новый человек потерял веру в жизнь,  веру в  знания,  он  вполне
согласен с Фаустом,  сказавшим,  что когда все сказано и сделано, то знаний
не остается.
    И дальше Карел Вайсман пишет уже не как историк, а как психолог, именно
психолог,  изучавший по долгу службы психологию на производстве. Вот что он
писал в "Исторических размышлениях":

        "В 1990 году я начал заниматься индустриальной,  психологией  в
    качестве  ассистента  профессора  Амеша во "Всемирной Косметической
    Корпорации".  Там я сразу столкнулся с кошмарной,  но и  любопытной
    ситуацией.  Я  и  до  этого  знал о том,  какой серьезной проблемой
    являются так  называемые  "промышленные  неврозы",  и  о  том,  что
    специальным   индустриальным   судам   приходится   разбирать  дела
    преступников,  которые ломают  оборудование,  убивают  или  калечат
    своих  товарищей  по  работе.  Однако  немногие  представляют  себе
    истинные масштабы  проблемы.  Оказывается,  уровень  убийств  среди
    рабочих  крупных  предприятий в два раза выше,  чем среди остальных
    групп населения.  За год на одной сигаретной фабрике в Америке были
    убиты восемь мастеров и двое высокопоставленных служащих,  причем в
    семи случаях убийцы тут же покончили с собой.
        "Исландская Пластиковая Корпорация" решила провести эксперимент
    и  построила  фабрику  "на  открытом  воздухе"   -   ее   помещения
    раскинулись  на  огромной территории,  чтобы в цехах не страдали от
    скученности и ограниченности пространства. Вместо стен между цехами
    установили    силовые    поля.    Поначалу   результаты   оказались
    головокружительными,  но через  два  года  уровень  преступности  и
    нервных заболеваний сравнялся с общим уровнем по стране.
        В газеты  эти сведения не попали.  Психологи предупредили,  - и
    совершенно справедливо,  - что публикации на эту тему лишь ухудшают
    ситуацию.  Они  объяснили,  что  легче  заниматься каждым больным в
    отдельности,  подобно тому,  как на  пожаре  стараются  изолировать
    каждый источник огня.
        Чем больше  я  изучал  эту  проблему,  тем  больше   осознавал,
    насколько  мы  еще  далеки  от  понимания ее причин.  Как признался
    доктор Амеш в первые дни моей  работы,  мои  коллеги  по-настоящему
    подавлены  сложившейся  ситуацией.  Попробуй найди корень проблемы,
    когда их целый комплект - демографический  взрыв,  перенаселенность
    городов,   ощущение   собственной  незначительности  и  социального
    вакуума,  недостаток  приключений  в  современной   жизни,   упадок
    религии...  и так далее.  По его мнению, улучшение производственных
    условий идет совсем не по тому пути.  Тратятся огромные  деньги  на
    психиатров, на переоборудование рабочих мест - словом, на то, чтобы
    рабочие еще больше ощущали себя пациентами.  А поскольку  с  самого
    начала  была  допущена ошибка,  то вряд ли стоит ожидать каких-либо
    перемен.
        И тогда я обратился за ответом к истории.  А когда я его нашел,
    то окончательно пал  духом:  по  логике  истории,  все  оказывалось
    неизбежным.  Цивилизация  с  огромным трудом поднималась на вершину
    своего развития и теперь кубарем скатывается вниз.  Но в эту  схему
    не    вписывалась    одна    деталь:    способность    человека   к
    самовосстановлению,  и потому, как бы ни тяжела была жизнь Моцарта,
    он так и не переступил грань самоубийства.
        Так что    же     уничтожило     способность     человека     к
    самовосстановлению?
        Трудно объяснить,  как я догадался,  что на  этот  вопрос  есть
    только один ответ,  видимо, он созревал во мне не один год. Подобно
    главе фирмы,  который догадывается о махинациях своего  бухгалтера,
    но доказать этого не может, я стал постепенно понимать, что уровень
    индустриальных преступлений не вписывается в рамки  так  называемых
    "исторических причин".
        И вот в  один  прекрасный  день  я  задумался  о  существовании
    мозговых  вампиров.  С  этого момента все известные мне факты стали
    выстраиваться в один ряд и подтверждать мои подозрения.
        Началось это в то время, когда я изучал влияние мескалина и ЛСД
    на  лечение  производственных  неврозов.  В  принципе  эффект  этих
    наркотиков мало отличается от эффекта алкоголя и никотина - они как
    бы  растормаживают  человека.  Обычно  человек  монотонного   труда
    находится  в  постоянном  напряжении,  и по собственной воле ему от
    этого напряжения не избавиться,  поэтому стакан виски или  сигарета
    помогают ему расслабиться на моторном уровне.
        Однако кроме перегрузок на  работе  у  человека  есть  и  более
    укоренившиеся  привычки.  В  процессе  выживания  за  миллионы  лет
    эволюции человечество развило в себе целый ряд  таких  привычек,  и
    как  только  какая-то  из них выходит из-под контроля,  результатом
    становится душевная болезнь.  Например:  у  каждого  человека  есть
    привычка  быть начеку в ожидании врага,  но как только она начинает
    доминировать  над   остальными   привычками,   дело   заканчивается
    паранойей.
        Особенно укоренилась у нас  привычка  помнить  о  трудностях  и
    опасностях  окружающего  мира,  поэтому мы с этого мира не спускаем
    глаз,  вместо того,  чтобы покопаться  в  самих  себе.  Человек  не
    замечает  прекрасного,  помня  лишь  о насущных проблемах.  Все эти
    привычки сидят  в  нас  настолько  глубоко,  что  ни  сигареты,  ни
    алкоголь с ними не справляются. А вот мескалин может справиться. Он
    воздействует на самые глубокие атавистические уровни и высвобождает
    человека из-под механического напряжения,  которое удерживает его в
    плену у собственной скуки и обыденности окружающего мира.
        Признаюсь, я чуть было не записал эти атавистические привычки в
    виновники   роста   самоубийств  и  производственныx  преступлений.
    Человек   обязан   научиться   расслабляться,   иначе   он    может
    перевозбудиться  и  стать  опасным для окружающих.  Он должен найти
    контакт  с  глубинными  уровнями  своего  мозга  и  с  их   помощью
    подпитывать  свое  сознание.  Во  почему я решил,  что наркотики из
    группы мескалина дадут решение проблемы.
        В индустриальной  психологии  обычно  стараются не пользоваться
    этими наркотиками по одной простой  причине:  мескалин  расслабляет
    человека  до  такой  степени,  что  говорить  о  его  работе просто
    бессмысленно.  Он  желает  лишь  созерцать  красоту  мира  и  тайны
    собственного сознания.
        Впрочем, до  таких  пределов  доводить  вовсе  не  обязательно.
    Небольшая   доза   мескалина   может  высвободить  творческие  силы
    человека,  не вводя его в оцепенение.  Кстати, две тысячи лет назад
    наши  предки  почти  не различали цветов,  поскольку подсознательно
    игнорировали их.  Жизнь была настолько трудной и  опасной,  что  им
    было  не  до  красок.  Современный  человек,  лишись он заново этой
    способности, не смог бы двигаться и просто не выжил бы.
        И я  решился  на  серию  опытов с мескалином.  Однако первые же
    результаты оказались настолько шокирующими, что мне тут же пришлось
    расстаться  с  работой  во  "Всемирной  Косметической  Корпорации":
    пятеро из десяти испытуемых покончили с собой в считанные дни.  Еще
    двое попали в психиатрическую клинику.
        Это абсолютно выбило  меня  из  колеи  -  я  же  сам  опробовал
    мескалин  на себе еще в университете,  правда,  тогда мне эти опыты
    показались не особенно интересными. Просто ловить кайф от мескалина
    приятно,  при  условии,  если  тебе  нечего  делать.  Мне же больше
    нравилось работать.
        После этого я решил повторить студенческий эксперимент и принял
    полграмма мескалина.  Результат был настолько ужасным, что я до сих
    пор покрываюсь потом, стоит мне вспомнить о нем.
        Поначалу все  было  вполне  приятно  -  вокруг  поднимаются   и
    вращаются  световые  пятна.  Затем  -  безмерное  ощущение  мира  и
    спокойствия,  словно ты попал в буддистскую нирвану.  Ты благодушно
    созерцаешь  вселенную,  которая  распадется  и  вновь собирается на
    твоих глазах.  Примерно через час я оторвался ото всего  и  уже  не
    искал причин самоубийств.  Я старался направить  свой взгляд внутрь
    себя,  зафиксировать  свои  эмоции  и  ощущения,   но   ничего   не
    получалось.  Выходило так,  словно я заглядываю в телескоп, а с той
    стороны его закрывает чья-то рука.  Все попытки  заглянуть  в  себя
    провалились.  Я напрягся и попробовав пробиться сквозь стену мрака.
    И вдруг я ощутил, как передо мной мелькнуло что-то живое и чужое. Я
    не говорю,  что это произошло перед моим лицом - все происходило на
    уровне "чувств".  Но это было настолько реально, что на мгновение я
    едва  не  лишился рассудка от страха.  Видя реальную опасность,  мы
    можем убежать от нее, но куда побежишь, если опасность внутри тебя?
        Целую неделю после  этого  меня  преследовал  панический  ужас,
    никогда  в  жизни  я  не был так близко к помешательству от страха.
    Несмотря на то,  что я вернулся в привычный физический  мир,  я  не
    чувствовал себя в безопасности. Я прятался, словно страус, зарывший
    голову в песок,  за повседневную реальность,  в которой как  бы  не
    существовало никакой угрозы.
        К счастью,  я был в то время без работы,  иначе пришлось бы еще
    тяжелей.  А  спустя неделю я подумал:  чего же я боюсь,  в конце-то
    концов,  если никакого вреда это мне приносит?  Эта мысль взбодрила
    меня.  После  этого "Стандарт Моторз энд Инжиниринг" предложила мне
    пост главы медицинского отдела фирмы.  Я согласился и с готовностью
    включился  в гигантскую по объему и сложности работу.  Долгое время
    после этого  мне  было  не  до  экспериментов,  стоило  мне  только
    вспомнить  об  опытах  с мескалином,  как тут же возникало глубокое
    отвращение к ним.
        Наконец полгода  назад  я  вернулся  к  этой проблеме,  правда,
    подошел я к ней уже с другой стороны.  Мой друг  Руперт  Хэрдон  из
    Принстонского    университета    рассказал    как-то   об   удачных
    экспериментах по вылечиванию преступников на сексуальной почве  при
    помощи ЛСД.  Он долго объяснял свои теории,  часто применяя термины
    из Гуссерля.  И тут я понял,  что феноменология - это лишь еще одно
    название  типа  самосозерцания,  которого  я  добивался  при помощи
    мескалина,  а  слова  Гуссерля  о  "вскрытии  структуры   сознания"
    означают  проникнование  в  ту  самую сферу ментальных привычек,  о
    которой я говорил ранее.  В век,  когда человек нанес на карту  всю
    топографию  Земли,  писал  Гуссерль,  у  нас  до сих пор нет атласа
    нашего ментального мира.
        После чтения Гуссерля я оживился.  Опыты с мескалином повторять
    по-прежнему не тянуло,  впрочем,  это было ни к чему: феноменология
    начинает  проявлятся  и  в  обыденном  сознании.  Итак,  я  занялся
    описанием внутреннего мира  человека  и  географией  его  сознания.
    Почти  одновременно  с этим я почувствовал,  как моим исследованиям
    начали  сопротивляться  определенные  внутренние  силы   -   стоило
    задуматься над проблемой,  как на меня обрушивались головные боли и
    тошнота.  Каждое утро я просыпался и чувствовал глубокую депрессию.
    Я  был  неплохим  математиком  на  любительском  уровне  и  хорошим
    шахматистом, и вскоре заметил: когда начинаю думать об уравнениях и
    шахматных  партиях - самочувствие улучшается,  но стоит вспомнить о
    проблемах мозга, как депрессия тут же возвращается.
        Я приходил в ярость от собственной слабости.  Во что бы  то  ни
    стало я решил преодолеть это состояние.  У администрации я выпросил
    два месяца отпуска и  предупредил  жену,  что  у  меня  неважно  со
    здоровьем.  С  этого  момента  я сосредоточился только на проблемах
    феноменологии.
        Все шло так,  как я и предполагал: первые дни я чувствовал себя
    усталым и разбитым,  затем начались головные боли и нервные  срывы.
    Тошнота  выворачивала желудок наизнанку,  не позволяя задерживаться
    там ни одной крошке пищи. Я залег в постель и  пытался  исследовать
    собственную   болезнь   аналитическим  методом  Гуссерля.  Жена  не
    понимала,  что со мной происходит,  ее тревога росла день ото  дня.
    Слава Богу, у нас нет детей, иначе пришлось бы капитулировать.
        Через две  недели  я  настолько ослаб,  что едва мог проглотить
    чайную  ложку  молока.  С  нечеловеческими  усилями   я   продолжал
    сражаться,  стараясь достичь своих глубинных инстинктивных уровней.
    Теперь-то я знал,  кто мои враги.  Они окружали меня,  словно акулы
    погрузившегося  на  дно  пловца.  Кончено,  я  не мог их "видеть" в
    обычном смысле этого слова,  но чувствовал их присутствие настолько
    явно,  как  можно  чувствовать  зубную  боль.  Они обитали там,  на
    глубине неизученного уровня моего бытия.
        И вот,  едва  сдерживаясь,  чтобы не закричать от ужаса,  какой
    охватывает человека перед лицом неизбежной гибели,  я вдруг  понял,
    что в этот момент я победил их. Мои собственные глубинные жизненные
    силы сплотились против них.
        Невиданная энергия  проснулась  во мне - никогда не думал,  что
    обладаю ею - и встала на дыбы,  словно великан.  Они почувствовали,
    что я сильней, и им пришлось отступить. Их было немало, может быть,
    тысячи, но они были бессильны против меня.
        А вслед за ощущением этой могучей обжигающей силы ко мне пришло
    внезапное просветление.  Все сделалось  ясным:  я  знал  обо  всем.
    Теперь  понятно,  почему  они  так  скрывали свое существование:  у
    человека достаточно сил,  чтобы уничтожить их,  но до тех пор, пока
    он не  знает о них,  они,  словно вампиры,  могут кормиться за счет
    человека, высасывая его энергию.
        Когда жена  зашла  в  спальню и застала меня хохочущим,  словно
    безумный,  она решила,  что я свихнулся.  Потом она поняла, что это
    был смех здорового человека.
        Я попросил принести мыла, и вот, впервые за двое суток, я снова
    на ногах, снова здоров, даже здоровее, чем был прежде. Почувствовав
    невыразимую эйфорию от своего открытия,  я вообще забыл о  вампирах
    мозга. И совсем напрасно - у них было явное преимущество: они знали
    мой мозг куда лучше меня. Если я расслаблюсь - они уничтожат меня.
        И все-таки на какой-то период я был в безопасности. Через день,
    почувствовав  новую  атаку изнуряющей депрессии я снова обратился к
    своим скрытым силам,  к оптимистическому взгляду  на  будущее  рода
    человеческого.  Атака  тут  же прекратилась,  и я снова рассмеялся.
    Позднее я полностью овладел этим методом обороны смехом,  используя
    его при всякой стычке с паразитами.
        Суть моего открытия был настолько фантастической,  что  постичь
    ее  мог  лишь  человек  подготовленный.  И слава Богу,  что к этому
    открытию  я не пришел  шесть лет назад,  работая  в  "Косметической
    Корпорации".  Мой мозг медленно и неосознанно готовился к этому все
    последние годы,  и теперь я окончательно убедился,  что это не было
    простым  везением.  Теперь  я  знал  о существовании могущественной
    силы,  служащей  человеку,   правда,   я   пока   не   понимал   ее
    происхождения.

    (Я особо  выделил  для  себя  последнее  предложение:  в нем было нечто
такое, о чем я сам догадывался уже давно.)

        На чем же я основывал свою догадку? Человеческий мозг уже более
    двух  столетий является добычей энергетических вампиров.  Порой они
    полностью овладевают чьим-то мозгом и используют его в своих целях.
    К  примеру,  я  почти уверен,  что маркиз Де Сад был одним из таких
    "зомби",  чей  мозг  находился  под  контролем   вампиров.   Полные
    богохульства  и  глупостей,  его  книги вовсе не свидетельствуют об
    инфернальной изощренности автора,  скорее они доказывают то, что Де
    Сад так и не достиг зрелости ни в чем,  хотя и прожил до семидесяти
    четырех лет.  Главной целью его  жизни  было  внесение  ментального
    хаоса  в  человеческую  жизнь,  продуманное разрушение и извращение
    смысла сексуальных отношений.
        Стоило мне догадаться о существовании вампиров мозга,  и тотчас
    вся история последних двух веков сделалась ясной до предела.
        До 1780 года - приблизительная дата  первого  крупномасштабного
    вторжения вампиров мозга на нашу планету - почти все виды искусства
    пропагандировали жизнеутверждающие начала - вспомним  музыку Гайдна
    и Моцарта.  После вторжения вампиров светлый оптимизм стал исчезать
    из работ художников.  Вампиры всегда выбирают  наиболее  одаренных,
    поскольку  именно  талантливые  люди  обладают  сильным влиянием на
    человеческий род. Очень немногие оказались сильнее вампиров - такие
    люди лишь крепли в борьбе с ними; среди этих немногих были Бетховен
    и Гете.
        Вот почему  они  стараются скрыть свое присутствие и исподтишка
    истощают жизненную силу человека.  А тот,  кто  им  сопротивляется,
    становится  вдвойне  для  них  опасен,  потому  что  такой  человек
    вынужден обращаться к своей энергии восстановления.  В этих случаях
    вампиры  стремятся  уничтожить  его  другим  способом  -  например,
    натравливая на него  других  людей.  Вспомните,  чем  была  вызвана
    смерть  Бетховена:  после  досадной  ссоры с сестрой он выскочил из
    дома и проехал несколько миль под дождем в открытом экипаже. Именно
    в  девятнадцатом  веке большинство великих художников жаловались на
    "враждебность" мира по отношению к ним;  Гайдну и Моцарту повезло -
    их  поняли  и  оценили  еще  при жизни,  а вот следующему поколению
    пришлось хуже,  им лавры  достались  только  посмертно.  Видимо,  у
    вампиров и без того было много дел, поэтому после смерти гениев они
    ослабляли свои тиски  и  людские  умы  обретали  некоторую  степень
    свободы.
        Всю историю литературы после 1780 года можно рассматривать  как
    результат битвы с вампирами мозга.  Те художники,  что отказывались
    петь гимн пессимизму,  уничтожались,  а те, что всячески злословили
    по  поводу  радостей  жизни,  частенько доживали до преклонных лет.
    Очень любопытно сравнить для примера судьбы пессимиста  Шопенгауэра
    и  жизнелюба Ницше,  сексуального дегенерата Де Сада и эротического
    мистика Лоуренса.
        К сожалению,  мне не удалось выяснить многого о вамирах мозга и
    их деятельности. Я подозреваю, что примеры такой деятельности можно
    отыскать повсюду. Возможно, сама христианская идея дьявола возникла
    из смутных догадок о том,  какую роль играли эти вампиры в  истории
    человечества,  а именно: они овладевают мозгом человека, делают его
    одержимым и превращают во врага человечества и самой жизни.  Однако
    было  бы  ошибкой  винить  вампиров  за  все  невзгоды нашего рода.
    Человек всегда был животным,  которое борется за право стать Богом,
    и все проблемы его являются результатом этой борьбы.
        Ради сохранения  цельности  повествования  я поделюсь еще одной
    своей  теорией.  Я  считаю,  что  во  Вселенной  существует  немало 
    созданий,   подобных  нам,  и  все  они  сражаются  за  собственное
    развитие.  На начальных  этапах  эволюции  они  стремятся  покорить
    окружающую среду,  победить врагов,  обеспечить себя пищей. Но рано
    или поздно они проходят этот этап и погружаются в  свой  внутренний
    мир в поисках ментальных наслаждений. "Подобен царству для меня мой
    разум," - писал сэр Эдвард Дайер[25]. И когда человек понимает, что
    его   мозг   -   это   в  полном  смысле  слова  царство,  огромная
    неисследованная страна,  вот тогда он пересекает черту,  отделяющую
    животное от Бога.
        Вампиры мозга выискивают цивилизации,  которые  почти  достигли
    подобного уровня эволюции и готовы овладеть новой энергией, а затем
    потихоньку их уничтожают, хотя на самом деле их цель не уничтожение
    -  ведь в этом случае приходится искать нового хозяина.  Они просто
    стремятся   как   можно   дольше   питаться    могучей    энергией,
    вырабатываемой  в  ходе эволюционной борьбы.  И для этого стараются
    удержать человека от открытия своего внутреннего мира  и  направить
    его  внимание  лишь  в сторону внешнего.  Не сомневаюсь в том,  что
    ужасные войны двадцатого  века  -  тоже  хорошо  продуманная  затея
    вампиров.  И безусловно, Гитлер был таким же "зомби", как и Де Сад.
    Впрочем,  вряд ли вампирам нужна война, которая бы разрушила мир до
    основания.    Нет.   Их   вполне   устраивают   постоянные   мелкие
    столкновения.
        Каким бы   стал  человек,  сумей  он  уничтожить  или  прогнать
    вампиров?  Во-первых,  его мысль  полностью  освободится,  исчезнет
    подавленность,   появится  огромный  прилив  энергии  и  оптимизма.
    Художники начнут творить так,  как никогда прежде; все человечество
    уподобится школьникам, отпущенным на каникулы, а затем они заглянут
    внутрь себя,  они вспомнят о наследии Гуссерля  (кстати,  о  многом
    говорит  тот  факт,  что  именно  Гитлер виновен в смерти Гуссерля,
    которые в последние дни был на пороге нового открытия).
        Человек поймет,  какой могучей  скрытой  силой  он  обладает  -
    водородная  бомба  по  сравнению с этой новой энергией покажется не
    более чем свечкой.  Наверняка  при  помощи  таких  наркотиков,  как
    мескалин, человек впервые реально станет обитателем мира сознания и
    сможет путешествовать по нему,  как  по  Земле.  Он  изучит  страны
    сознания,  как Ливингстон и Стэнли исследовали Африку.  Он откроет,
    что там,  внутри,  обитают его многочисленные "я" - это и есть  те,
    кого предки его называли Богами.
        Есть у меня и другая теория,  настолько абсурдная,  что я  едва
    осмеливаюсь упоминать о ней.  Возможно,  вампиры мозга - всего лишь
    инструмент  в  руках  некой  Высшей  Силы.  Безусловно,  они  могут
    погубить  любую  цивилизацию,  в  которую  вторгаются.  Но если эта
    цивилизация случайно узнает об  опасности,  результат  может  стать
    совершенно  противоположным  задуманному.  На  пути  эволюции перед
    человеком встает немало препятствий - скука,  невежество, тенденция
    плыть  по  течению,  не заботясь о дне завтрашнем.  По-своему,  эти
    угрозы куда страшней для эволюции,  чем сами  вампиры.  Когда  раса
    узнает  о  вампирах,  можно  считать,  что половина битвы выиграна.
    Стоит человеку  обрести  веру  и  цель,  как  он  становится  почти
    непобедимым.  Может быть, вампиры и служат таким средством, которое
    способно подтолкнуть нас на борьбу со своей  ленью  и  безраличием?
    Впрочем,  это лишь сопутствующие размышления. Куда важнее проблема,
    - как избавиться от вампиров? Просто опубликовать обнаруженные мною
    "факты"  - вряд ли это выход.  Исторические факты ничего не значат,
    на них могут просто  не  обратить  внимания.  Но  каким-то  образом
    человечество должно узнать об опасности. Можно пойти по кратчайшему
    пути - выступить по телевидению,  написать серию статей - возможно,
    меня выслушают,  но скорее всего,  сочтут сумасшедшим. Да, проблема
    не так проста, как кажется. Например, как убедить людей попробовать
    мескалин?  И  где  гарантия,  что мескалин даст желаемый результат?
    Конечно,  я  мог  бы  рискнуть  и  выпустить  огромное   количество
    наркотика в городскую водопроводную сеть.  Нет, об этом даже думать
    не  стоит.  Перед  лицом  такой  угрозы,  как  массированная  атака
    вампиров,  здравомыслие  становится слишком хрупкой вещью, чтобы им
    рисковать. Теперь я знаю, почему так плачевно закончились мои опыты
    в  "Косметической  Корпорации":  вампиры  специально уничтожили тех
    людей,  это должно было стать для меня знаком  предупреждения.  Для
    сопротивления вампирам у среднего индивидуума не хватает дисциплины
    мышления. Вот почему так вырос уровень самоубийств...
        Надо как можно больше узнать об этих существах. Пока я пребываю
    в невежестве, они могут меня уничтожить. А когда я буду знать о них
    все, то смогу предупредить и остальное человечество..."

    Разумеется, я  цитировал записки не по порядку,  а выборочно.  На самом
деле "Исторические размышления",  в которых описывается  природа  паразитов
сознания  и  их  роль  в истории довольно растянуты.  Работа эта написана в
форме дневника идей,  и,  как всякий дневник,  она изобилует  повторениями.
Автор  принадлежит  к  числу тех рассказчиков,  которые стараются заострить
внимание на определенных моментах, но вместо этого постоянно упускают их.
    Меня вообще поразило, как он умудрился так много написать. Будь я в его
положении, мне вряд ли удалось подавить панику. Хотя, конечно, в тот момент
он  уже  чувствовал  себя  в  относительной  безопасности.  Победа в первом
сражении воодушевила его,  и теперь оставалось,  как  он  писал,  заставить
других людей поверить ему.  Очевидно, он не особенно спешил с этим. Если бы
он опубликовал свои соображения, ничего в них не меняя, то неизбежно был бы
признан сумасшедшим.  Как настоящий ученый, он привык перепроверять факты и
старался разработать тему,  насколько это было возможно, и лишь после этого
сообщить обо всем миру. Но больше всего меня озадачило другое: почему он не
пытался поделиться с кем-нибудь, хотя бы с женой? Представляю, как ему было
тяжело.  А  может,  он  был  уверен  в  абсолютной безопасности и потому не
спешил? Или же его эйфория - очередная уловка паразитов? Не знаю, что с ним
случилось, но он продолжал работать над записками, уверенный в своей победе
над паразитами, пока однажды они не довели Карела до самоубийства.
    Нетрудно догадаться,  какие  чувства  охватили меня при чтении.  Прежде
всего - недоверие;  весь день это чувство  возвращалось  ко  мне.  Потом  -
возбуждение  и  страх;  не  будь  у меня собственного опыта там,  на стенах
Каратепа,  я бы счел эти записки бредом.  Ну хорошо, я был готов поверить в
вампиров мозга, но дальше-то что?
    В отличие от Вайсмана,  я не обладал такой духовной  мощью.  Мне  стало
страшно.  Наверно,  лучше  всего было бы сжечь эти бумаги и выкинуть все из
головы. Я искренне верил, что в этом случае они оставят меня в покое. С ума
можно  сойти:  читая  записки,  я постоянно нервно озирался по сторонам,  а
потом сообразил - если кто-то и следит за мной,  то делает это изнутри. Эта
мысль окончательно подавила меня,  и тут я наткнулся на отрывок,  где Карел
сравнивал их метод "слежки" с радиопеленгом. Что же, вполне логично. Они же
обитают  в  глубине  сознания,  в области потаенных воспоминаний.  Если они
слишком приблизятся к поверхности,  то рискуют быть замеченными. Я пришел к
выводу,  что  если  они и поднимаются к поверхности,  то лишь поздно ночью,
когда мозг устал и внимание рассеяно - вот почему я столкнулся  с  ними  на
стенах Каратепа.
    Я уже знал, каким будет мой следующий ход: надо рассказать Райху - лишь
ему я доверял полностью.  Трагедия Карела Вайсмана в том и состояла,  что у
него не было никого,  кому он мог бы довериться,  как я Райху.  Но  коли  я
собрался  обо  всем поведать другу,  то самым безопасным временем для этого
будет утро,  когда сознание отличается предельной ясностью. Однако я был не
в силах дождаться утра.
    Я позвонил ему на раскопки по нашему личному коду. Как только на экране
появилось  лицо  Райха,  мне  сразу полегчало.  Не хочет ли он поужинать со
мной, поинтересовался я. А что, есть какая-то срочная причина, спросил он в
ответ.  Нет,  просто  мне  стало  лучше  и захотелось поужинать в компании,
говорю ему.  На удачу несколько  директоров  Урановой  Компании  собирались
возвращаться  с  раскопок  в Диярбакыр на шестичасовой ракете.  Райх обещал
прибыть с ней.
    Выключив телескрин,  я  впервые  задумался,  почему Вайсман ни с кем не
делился открытием.  Мысль о том,  что тебя "подслушивают" -  словно  кто-то
контролирует  твой  канал  телескрина,  -  вынуждает  вести  себя спокойно,
сдерживать свои мысли, направляя их исключительно на пустяки.
    Внизу, в  директорском  ресторане,  которым и мы могли пользоваться,  я
заказал ужин.  Здесь,  мне казалось,  будет безопасней.  За час до прибытия
Райха  я  прилег  на  кровать,  закрыл  глаза  и постарался расслабиться до
полного прояснения сознания.
    Удивительно, но  в тот момент это было совсем нетрудно.  Даже наоборот,
это упражнение подняло настроение.  Я стал понимать  кое-что  о  себе.  Как
неисправимого "романтика" меня частенько охватывала скука,  причина которой
была в недоверии к миру.  От него не отвернешься,  не  отведешь  глаза,  не
выбросишь  из  головы,  поэтому  надо сидеть,  уставившись в потолок вместо
того, чтобы слушать музыку или размышлять об истории, сидеть и быть начеку.
Да,  теперь  я  знал,  мой долг - научиться начисто отключаться от внешнего
мира. Я понял, что имел в виду Карел: для паразитов самое главное - отвлечь
наше внимание от них.  Стоит узнать об их существовании, как тут же человек
обретает новые силы и новые цели.
    Ровно в  половину  седьмого  пришел Райх.  "А ты выглядишь молодцом," -
заметил он.  Выпили мартини, и Райх рассказал о ситуации на раскопках - там
вышла большая перебранка из-за того, под каким углом рыть первый туннель. В
семь мы спустились поужинать.  Столик достался в спокойном месте,  у  окна;
несколько  человек  в  зале  кивнули  нам  -  за  последнее  время мы стали
международной знаменитостью.  Заказали засахаренную дыню,  и Райх потянулся
за картой вин.
    - Давай сегодня больше не пить,  - предложил я, забирая у него карту, -
потом поймешь, почему. Нам обоим нужна сегодня трезвая голова.
    Райх недоуменно взглянул на меня:
    - Что с тобой? Помнится, сегодня никаких дел не намечалось?
    - Мне пришлось так сказать.  То,  о  чем  я  собираюсь  поведать,  надо
держать в секрете.
    Он улыбнулся:
    - Тогда, может поищем микрофоны под столом?
    Я сказал,  что не стоит,  поскольку ни один из соглядатаев  не  поверит
тому, что я сейчас скажу. Райх вопросительно уставился на меня. И я начал:
    - Скажи, я произвожу впечатление нормального человека?
    - Разумеется!
    - А если я тебе заявлю, что через полчаса ты в этом усомнишься?
    - Слушай,  ради Бога,  брось нести чушь.  Я же знаю,  что ты не псих. К
чему ты все это говоришь? Ты хотел рассказать что-то о подземном городе?
    Я покачал головой.  А так как Райх окончательно был сбит с толку, начал
объяснять, что весь день читал бумаги Карела Вайсмана:
    - Кажется, я понимаю, почему он покончил с собой.
    - Почему же?
    - Лучше ты сам это прочти. Его объяснения будут лучше моих. Но главное,
я не верю ни в его сумасшествие,  ни в самоубийство: не знаю каким образом,
но он был убит.
    При этом меня не отпускала мысль,  не начал  ли  он  уже  считать  меня
сумасшедшим? Я старался выглядеть как можно спокойнее, рассудительнее. Нет,
за психа он меня по-прежнему не считал. Он лишь предложил:
    - Слушай,   если  ты  не  против,  давай  все-таки  потом  выпьем.  Мне
действительно хочется.
    Пришлось заказать   полбутылки  "Нюи  Сен-Жорж"  и  помочь  ему  с  ней
расправиться.  Без лишних слов я изложил теорию Вайсмана о паразитах мозга.
Для  начала  я  напомнил  о своих переживаниях на стенах Каратепа и о нашей
беседе после этого.  По ходу рассказа я еще  больше  проникся  симпатией  и
уважением к Райху.  По идее, он должен был поднять меня на смех и послать к
черту после первой же фразы,  ведь то,  что я пытался  объяснить,  казалось
откровенным бредом. Однако он понял - если я нашел в бумагах Вайсмана нечто
такое, что убедило меня, то ему тоже стоит ознакомиться с ними.
    Я помню,  как  мы  возвращались  в номер после ужина,  и я вдруг ощутил
нереальность происходящего. Если я прав, то между нами только что состоялся
самый важный в истории человечества разговор.
    Интересно, подумал я,  глядя на гигантскую фигуру Райха, поднимавшегося
по  лестнице  впереди  меня, неужели он по-настоящему поверил в эту научную
фантастику? Теперь все зависело от того, насколько он поверил мне.
    В комнате  мы  выпили апельсинового сока.  Теперь Райх понял,  почему я
хотел сохранить трезвую голову.  Он не стал  курить.  Я  протянул  папку  с
"Историческими  размышлениями" и показал на впечатанное сверху предложение.
Сидя рядом, я еще раз перечитал записки вместе с ним. Закончив читать, Райх
встал  и  долго  расхаживал  по  комнате,  не проронив ни слова.  Наконец я
произнес:
    - Надеюсь,  ты понимаешь,  какой опасности я подвергаю твою жизнь, если
все это - не бред сумасшедшего?
    - Это меня не волнует.  Опасность и раньше была.  Но я хотел бы узнать,
насколько она реальна.  Я же еще не сталкивался с вампирами мозга,  поэтому
мне трудно судить, - ответил он.
    - Я тоже не сталкивался и знаю не больше  твоего.  В  бумагах  Вайсмана
полно рассуждений о них, но нет ничего определенного. Придется начать почти
с нуля.
    Он смотрел на меня несколько секунд и затем спросил:
    - Ты действительно в это веришь?
    - Лучше бы не верить.
    Просто абсурд  какой-то:  мы  разговаривали  языком  героев  из  романа
Райдера  Хаггарда[26],  однако  все  происходило  наяву.  Мы  еще с полчаса
поболтали о всякой ерунде, и затем Райх заявил:
    - Мы  должны  немедленно  сделать  вот что:  надо наговорить все это на
магнитофонную кассету и оставить ее на ночь в сейфе.  Если  с  нами  что-то
случится  ночью  -  эта  запись послужит предупреждением.  Двоих принять за
сумасшедших будет труднее, чем одного.
    Он был прав.  Я достал свой магнитофон и надиктовал выдержки из записок
Вайсмана.  Затем слово взял Райх.  Он сказал,  что до  конца  не  уверен  -
сумасшествие это или нет,  но что все сказанное звучит довольно убедительно
и оправдывает меры предосторожности.  Мы по-прежнему  не  знаем,  как  умер
Вайсман,  но  у нас на руках его дневник с записями,  сделанными за день до
гибели, и они кажутся вполне здравыми.
    Когда кассета  закончилась,  мы  запечатали  ее в пластиковую коробку и
отнесли  на  ночь  в  сейф  банка  Урановой  Компании.  Затем  я   позвонил
управляющему   и  объяснил,  что  мы  положили  в  сейф  кассету  с  важной
информацией и просим подержать ее там до тех пор,  пока не понадобится. Наш
расчет  был прост - он решил,  что информация касается раскопок и участия в
них, поэтому обещал взять хранение кассеты под свой контроль.
    Теперь пора  и  поспать:  я  объяснил  Райху,  что  над бодрым мозгом у
паразитов меньше власти.  На всякий случай  мы  решили  держать  телескрины
включенными всю ночь и после этого разошлись по комнатам.  Недолго думая, я
принял сильное снотворное - хотя было всего лишь десять вечера -  и  лег  в
постель.  Я  старался  ни  о  чем  не  думать  и  не  отвлекаться,  поэтому
моментально заснул.
    Райх разбудил  меня в девять утра.  В голосе его послышалось облегчение
после того,  как я сказал,  что у меня все в порядке. Через десять минут мы
встретились за завтраком.
    Только теперь,  сидя в залитой солнцем комнате и  попивая  апельсиновый
сок,  мы наконец всерьез задумались о паразитах. Свой разговор мы полностью
записали на магнитофон.  Для начала обсудили проблему "конспирации" - сколь
долго мы сможем держать в секрете от паразитов наши знания о них - и пришли
к выводу,  что ответа на это получить неоткуда.  Поскольку  Вайсман  прожил
полгода   после   того,  как  обнаружил  их  присутствие,  непосредственная
опасность, видимо, нам не угрожала. К тому же они знали, что Вайсман сам на
них  выходит,  и  всячески  пытались  помешать его сознанию заниматься этой
проблемой.  С самого начала Карел был для них "меченым".  С другой стороны,
за день до того, как я прочитал "Исторические размышления", я не чувствовал
никакого чуждого присутствия,  а потом, когда появлялось ощущение тревоги и
чувство  паники,  я  быстро  справлялся с ними и чувствовал себя здоровым и
душевно и физически.  Это уже обнадеживало. (Моя бабка как-то рассказывала,
как  в начале последней мировой войны все выглядели как никогда счастливыми
и жизнерадостными. И теперь я понял, почему.)
    Видимо, "они"  до сих пор не обнаружили,  что секрет Вайсмана разгадан.
Впрочем,  это неудивительно - мы же не  знаем,  сколько  их,  но  если  они
контролируют  5  миллиардов  жителей  планеты,  то за всеми им не уследить.
Предположим,  сказал  Райх,  что  теория   Юнга   верна,   и   человечество
действительно   обладает   единым   огромным  разумом,  безбрежным  океаном
"подсознательного".  Допустим также,  что паразиты  обитают  на  дне  этого
океана   и   стараются   не  приближаться  к  поверхности,  чтобы  не  быть
замеченными.  Тогда,  откуда  им  знать,  что  мы   давно   знаем   об   их
существовании?  Видимо, Вайсман слишком бурно отреагировал на свое открытие
и спугнул паразитов.
    Накануне мы решили,  что лучший способ изучения паразитов - погружаться
при помощи наркотиков в глубины собственного сознания.  Теперь это казалось
опасным. Что же нам оставалось помимо наркотиков?
    К счастью,  у Вайсмана и об этом было написано.  Внимательно просмотрев
"Размышления",  мы нашли ответ. Да, только феноменология Гуссерля подходила
нам как метод. Гуссерль собирался составить карту "структурного сознания" -
своего  рода  "географию" разума,  используя лишь,  что относится к анализу
сознательных процессов.  В этом была здравая мысль: если вы продвигаетесь с
картой по незнакомому континенту - скажем,  по джунглям Венеры, - то вам не
придется понапрасну плутать в трех соснах.  Вы будете  полагаться  на  свои
приборы  и  на  свой  вертолет.  Самое  главное  - уметь различать,  что за
местность под вами.  Так и с географией человеческого разума - главное,  не
зарываться в сферы подсознательного, а уяснить в доступных образах, что нам
действительно известно о нашем сознании. Обладая такой картой, можно пройти
пешком  от  Парижа до Калькутты без географического атласа.  Хоть до Одессы
шагай.  Если бы у нас  был  атлас  человеческого  сознания,  мы  смогли  бы
исследовать   всю   территорию   от   смерти  до  мистических  видений,  от
кататонии[27] до гениальности.
    С другой   стороны   -   человеческий   интеллект  подобен  гигантскому
электронному  мозгу,  расчитанному  на  самые  необычные  задачи.   Но,   к
сожалению,  человек до сих пор не знает,  как им управлять.  Каждое утро он
просыпается,  подходит к пульту управления и начинает крутить ручки, давить
на кнопки.  Абсурдность его поведения заключается в том,  что, владея такой
мощной машиной,  он умеет выполнять на ней лишь самые примитивные  операции
на  потребу  повседневным  нуждам.  Есть,  конечно,  те  немногие,  которых
называют гениями,  которым удается создавать симфонии или стихи,  открывать
математические законы.
    И уж считанные единицы используют свой мозг для того, чтобы изучить его
возможности.  Они включают этот мощный механизм,  чтобы разобраться,  в чем
его назначение. Они знают, что мозг может создать и симфонию  "Юпитер"[28],
и "Фауста",  и "Критику чистого разума",  и многомерную геометрию. Хотя все
эти произведения вполне могли быть созданы случайно или,  по крайней  мере,
бессознательно.  Многие  великие открытия были сделаны благодаря случаю,  и
всякий раз  исследователи  пытаются  разобраться  в  тех  скрытых  законах,
которые  этим случаем управляют.  Если бы человек нашел разгадку величайшей
из тайн - загадки собственного мозга,  он  стал  бы  Богом.  Следовательно,
может  ли  быть  цель  более важная для сознания,  чем исследование законов
мышления?  Это-то и называется "феноменологией" -  возможно,  самое  важное
слово в словаре человеческой расы.
    У нас просто дух захватило от масштаба поставленной  задачи  -  редкого
ученого обрадует перспектива бесконечных поисков.  Позднее мы не раз думали
о том,  почему вампиры стремятся сохранить свое присутствие в тайне от нас.
Для среднего человека душевное заболевание всего лишь физический недуг,  но
если бы он попробовал  сам  бороться  с  болезнью,  его  бы  уже  ничто  не
остановило.
    Помню, после этого мы отправились в столовую на утренний чай  (кофе  мы
решили  не  пить  принципиально,  расценив  его  как  наркотик).  Когда  мы
переходили главную площадь Компании,  я обратил внимание, что на окружающих
мы   взираем  снисходительно,  словно  представители  более  высокоразвитой
цивилизации. Как же они все погрязли в мелочных заботах, запутались в своих
ничтожных   желаниях   в  то  время,  когда  мы  наконец-то  столкнулись  с
единственно настоящей реальностью - эволюцией мозга!
    Первые результаты  не  замедлили  сказаться:  я начал сбрасывать лишний
вес,  здоровье приходило  в  норму.  Я  спал  глубоким  спокойным  сном,  а
просыпался отдохнувшим и бодрым.  Работа мозга поражала своей точностью - я
мыслил спокойно, без спешки, почти педантично. Это было очень важно для нас
обоих.  Вайсман сравнивал паразитов с акулами, а чем обычно привлекают акул
неопытные пловцы?  Своими криками и шлепаньем по воде.  Мы же не собирались
допускать подобных ошибок.
    Мы снова вернулись к раскопкам, но вскоре нашли отговорку, чтобы бывать
там как можно меньше.  Это было совсем нетрудно, поскольку оставшаяся часть
работ больше касалась инженеров,  чем археологов. Райх на всякий случай уже
подумывал,  как  бы  перебросить  оборудование в Австралию - там находилось
одно  местечко,  описанное  Лавкрафтом  в  "Тени  времен",  а  поскольку  с
некоторых  пор у нас исчезли сомнения в ясновидении Лавкрафта,  игра стоила
свеч.  В августе мы просто решили взять отпуск,  сославшись на жару. Целыми
днями  пристально  и  незаметно  следили  за малейшими сигналами паразитов.
Умственное и физическое самочувствие было великолепным,  мы постоянно  были
начеку   в  ожидании  любых  проявлений  ментального  "вторжения",  которые
описывал Карел.  Но все было спокойно,  и  это  настораживало.  Случайно  я
обнаружил  причину  этого  спокойствия,  когда  в  начале октября приехал в
Лондон.  Срок аренды моей квартиры на Перси-стрит подходил к концу, поэтому
пришлось  вылететь  утренней ракетой в Лондон,  и в одиннадцать я был дома.
Едва я зашел в комнату,  как тут же понял - они здесь.  За месяцы  ожидания
этой  встречи  мои  чувства  весьма  обострились.  Раньше я бы ни за что не
понял, откуда свалилась на меня внезапная подавленность, какой-то затаенный
страх,  вспыхнувший,  словно расстройство желудка.  Теперь-то я был дока. Я
знал,  к примеру,  что внезапная дрожь по телу - так называемые "мурашки" -
всего  лишь  обычный  сигнал тревоги:  кто-то из паразитов поднялся слишком
близко к поверхности сознания.
    Да, меня  рассматривали  паразиты  в  моей комнате.  Странно,  конечно,
звучит: "в моей комнате" - они же были внутри меня. До чего же несовершенен
наш  обыденный  язык.  В каком-то смысле единое сознание совпадает с единым
пространством и временем,  как считал Уайтхед[29].  На самом деле, сознание
вовсе  не  "внутри" нас,  как например кишечник.  Личность человека подобна
водовороту в океане сознания,  она своего рода -  отражение  мировой  души.
Итак,  когда я вошел в комнату,  паразиты были уже внутри меня и ждали меня
там. И я знал, почему: они стерегли бумаги.
    Недели тренировок прошли не зря.  Мой мозг увернулся от их слежки,  как
дерево пригибается от ветра или как больной прячется за свою болезнь. Снова
мне показалось,  что за мной следят не акулы, а спруты - зловещие обитатели
дна.  Не обращая внимания на слежку,  я занялся делами:  подошел к  ящикам,
заглянул  в  них  и  без особого интереса полистал папки с психологическими
исследованиями. Теперь я знал, что обладаю новой силой мозга. Я просто взял
и  отрешился  от  человека,  которого  пару  месяцев  назад звали Гилбертом
Остином,  отделился,  словно кукловод от марионетки. И покуда они наблюдали
за  мной,  я  смешался  со своим бывшим "Я",  став при нем,  если можно так
выразиться, просто пассажиром, при моем прежнем "Я". Больше незачем бояться
обнаружения,   для  этого  у  меня  был  слишком  хороший  самоконтроль.  Я
отключился от старого "Гилберта Остина" -  тот  словно  кукла  прошелся  по
комнате,  позвонил в Хэмстадт и справился о здоровье миссис Вайсман,  затем
позвонил в фирму по хранению имущества и  попросил  перевезти  мебель  (мою
мебель)  и  ящики  с  бумагами  к  ним на склад.  Затем сходил поговорить с
домохозяином,  а остаток дня провел в Британском  Музее  у  Германа  Белла,
заведующего  археологическим  отделом.  И  все  это  время  я знал о слежке
паразитов, хотя она была уже не такой пристальной. Видимо, после того как я
распорядился насчет ящиков, интерес ко мне стал спадать.
    Двое суток подряд я старался не  думать  ни  о  чем,  кроме  ежедневной
рутины, связанной с раскопками в Каратепе. Это было не так уж сложно (позже
читатель поймет,  почему).  Надо  было  лишь,  по  системе  Станиславского,
отождествить  себя  с  той  частью Гилберта Остина,  которая с возбуждением
рассказывала Беллу о раскопках и прочих вещах.  Прогуливаясь по Лондону,  я
встретил старых друзей и принял приглашения на "скромную вечеринку", где со
мной носились,  как со  знаменитостью  (вечеринка  тут  же  превратилась  в
огромное сборище, куда сбежались толпы приглашенных "на меня"). Я умышленно
старался шевелить мозгами  кое-как,  в  моей  прежней  манере.  Возвращаясь
домой,  я  хорошенько обдумал свое идиотское времяпрепровождение и дал себе
слово  не  повторять  больше  подобных  вылазок.  Когда  вертолет  Компании
приземлился в Диярбакыре,  я почувствовал, как все вокруг очистилось,  но я
попрежнему старался скрывать свои мысли за надежным щитом целых двое суток.
К  тому же Райх был на раскопках,  так что искушение расслабиться у меня не
возникало.  Когда он вернулся,  я все рассказал и  предположил,  что  после
отправки  ящиков на хранение "они",  возможно,  отстанут от меня.  Впрочем,
уповать на это не стоило - надо по-прежнему соблюдать бдительность.
    Итак, мы узнали кое-что новое о паразитах.  Выходит,  они не держат под
постоянным контролем всех жителей планеты.  Но тогда,  почему  же  люди  не
"выздоравливают", когда паразиты оставляют их в покое?
    Целые сутки мы ломали над этим голову.  И Райх нашел ответ.  Однажды он
разговаривал  с  женой  Эверта  Рубке,  президента Англо-Индийской Урановой
Компании - тот только что отбыл на  пару  недель  отдохнуть  на  Луне.  Она
пожаловалась, что у мужа совсем сдали нервы.
    - Почему? - удивился Райх. - Ведь дела в Компании идут превосходно.
    - О,  да, - признала она. - Но когда человек возглавляет такой огромный
концерн, как АИУК, он привыкает к постоянным тревогам и порой не в силах от
них отвлечься.
    Вот оно что  -  привычка!  Это же самоочевидно,  если только дать  себе
труд немного поразмыслить!  Не зря психологи толкуют нам,  что человек,  по
сути своей,  машина.  Лорд Лестер[30] сравнил как-то человека  с  огромными
напольными  часами,  которые идут при помощи пружинок от маленьких наручных
часиков.  Малейшая травма в детстве вызывает иногда пожизненный  невроз.  А
парочка  удачных  моментов на заре жизни делают человека вечным оптимистом.
Тело справляется с болезнетворными бактериями за неделю,  а мозг  сохраняет
микробы  болезненности  и  страха  до конца дней.  Почему?  Потому что мозг
склонен к застою.  Он работает по привычке,  от которой сложно  избавиться,
особенно, если эта привычка вредная.
    Иными словами,  уж если паразиты мозга "застолбили" кого-то, то человек
этот становится словно подпорченные часы,  к нему достаточно лишь раз в год
наведываться для контроля.  С другой стороны,  Вайсман установил,  что люди
отравляют  друг  другу жизнь и этим здорово экономят силы паразитов.  Детям
передается мировоззрение их родителей.  Один писатель-пессимист  влияет  на
целое  поколение  литераторов,  а  те,  в  свою  очередь,  -  почти на всех
образованных людей в их стране.
    Чем больше мы узнавали о паразитах,  тем яснее понимали, до чего же они
примитивны,  и все более невероятной удачей казался нам случай, приведший к
порогу  тайны.  И  лишь  гораздо позже слово "удача" перестало быть для нас
неопределенным,  подобно большинству абстрактных существительных  -  в  нем
появился совсем иной смысл.
    Долго мы обсуждали главный вопрос:  кого еще  стоит  посвятить  в  это?
Найти  ответ  было непросто.  Начали мы неплохо,  но любой неверный шаг мог
погубить все.  Прежде всего  надо  подобрать  людей,  способных  правильно
воспринять наше знание.  Не то,  чтобы мы очень боялись,  что нас сочтут за
сумасшедших,  нет,  просто нужна была уверенность в том, что избранные нами
союзники действительно принесут пользу, а не разрушат уже сделанное.
    Мы пересмотрели кучу книг по психологии и философии в  поисках  автора,
близкого   нам   по   духу.   Нескольких   отыскали,  но  покуда  сохраняли
осторожность.  К счастью,  я и Райх быстро овладели навыками феноменологии;
поскольку  мы  оба  не  были  философами  и никакими предубеждениями против
Гуссерля не обладали,  семена его теории нашли благодатную почву,  и теперь
надо было разработать  способ  т р е н и р о в к и  в этом виде ментального
спорта. Способ,  которым могли бы пользоваться другие  люди.  Мы  не  могли
рассчитывать на одну лишь их сообразительность.  В кратчайшие сроки их надо
обучить тому, как защищаться от паразитов мозга.
    Видите ли в чем дело: стоит научиться однажды пользоваться своим мозгом
по-настоящему,  как дальше все пойдет  само  собой.  Главное  -  порвать  с
привычкой,  нажитой  человечеством  за миллионы лет:  отдавать все внимание
внешнему миру и считать воображение  лишь  формой  бегства  от  реальности,
когда  на  самом  деле,  воображение  -  это  короткая экскурсия в огромные
неведомые страны нашего сознания. Мы должны знать, как работает мозг. Но не
в физическом смысле,  а, именно, как он чувствует и познает. Как оказалось,
самое трудное для человека - понять,  что "чувство"  есть лишь другая форма
познания.  Я смотрю на человека, и я "вижу" его - это объективно. А ребенок
смотрит на того же человека  и  говорит:  "У-у,  какой  противный  дядька".
Ребенок  в данном случае чувствует,  а для взрослых это "субъективное".  Мы
даже не подозреваем,  насколько глупа такая классификация, и какой хаос она
вносит  в  мышление.  На  самом  же  деле,  чувство  ребенка также является
"пониманием", но в более глубоком смысле, точно как наше "видение" является
чувством.
    Представьте себе это на примере того,  как мы  смотрим  в  бинокль.  Вы
крутанули  колесико  -  и все расплылось.  Затем еще один поворот проясняет
картинку,  делает ее резкой.  Теперь представьте, что происходит, когда вам
говорят:  "Старик  такой-то прошлой  ночью умер".  Голова ваша обычно полна
самых разных мыслей,  и вы в этот  момент  ничего  не  чувствуете,  вернее,
чувствуете  что-то   н е о п р е д е л е н н о е,  расплывчатое.  Возможно,
неделю спустя,  вы будете сидеть в  комнате  и  читать,  как  вдруг  что-то
напомнит об умершем старике,  и вы почувствуете неподдельное горе.  Чувства
сфокусировались,  словно в бинокле.  Как еще убедить человека  в  том,  что
чувство и познание, в основе своей, - одно и то же?
    Мой труд в большей степени является историческим,  нежели  философским,
поэтому я не собираюсь вдаваться в подробности феноменологии. (Я уже сделал
это в  других  книгах,  а  также  посоветовал  бы  в  качестве  прекрасного
объяснения  предмета  труда  лорда  Лестера.)  Однако  все  эти философские
выкладки необходимы для понимания истории борьбы против паразитов сознания.
Ибо главным оружием против них был своеобразный "глушитель мысли",  который
можно сравнить с устройством,  создающим помехи для радара.  Мозг мыслящего
человека постоянно изучает вселенную. "Жизнь пробужденного индивидуума есть
постижение".  К примеру, астроном следит за небом в поисках новых планет. А
новые  планеты  открываются  при сравнении старых и новых снимков звездного
неба:  если звезда сдвинулась со своей точки,  то  это  уже  не  звезда,  а
планета.  Вот так же наши чувства и рассудок постоянно обшаривают вселенную
в поисках "смысла",  который возникает лишь тогда,  когда мы сравниваем две
разновидности опыта и выводим общую закономерность.
    Взять, к примеру,  первое знакомство ребенка с огнем:  ему кажется, что
огонь - это здорово, это тепло и свет. Если же он попробует коснуться огня,
то узнает нечто новое -  огонь  способен  обжигать.  Но  ребенок  вовсе  не
считает огонь неприятной штукой,  если,  конечно,  этот ребенок не пуглив и
истеричен.  Он просто совместит два опыта,  словно  две  звездные  карты  и
отметит  для  себя,  что  любое качество огня должно быть четко отделено от
остальных. В этом и заключается процесс познания.
    Скорее всего,  паразиты  сознания  умышленно  "замутили"  наши чувства,
когда мы пытались сравнить оба опыта.  Они словно взяли и подменили окуляры
астронома  на  такие  же,  но  с мутными линзами.  Мы не успели засечь этот
момент. Случись нам быть слабее духом, мы пришли бы к ложному выводу: огонь
- это "плохо", потому что больно.
    Я прошу прощения у нефилософов за эти объяснения,  но они действительно
необходимы.  Цель паразитов - удержать человечество от открытия собственных
сверхсил,  а для этого все средства хороши  -  они  "глушат"  наши  эмоции,
притупляют чувства,  а мы из-за этого погружаемся в своеобразный ментальный
туман.  "Исторические размышления" Вайсмана были попыткой  изучить  историю
двух  последних  столетий  и  обнаружить,  каким образом паразиты проводили
наступление на род человеческий.
    Возьмем для  примера  поэтов-романтиков  начала  XIX века - Вордсворта,
Байрона,  Шелли, Гете. Разве можно их сравнивать с поэтами предыдущей эпохи
-  Драйденом,  Поупом  и  другими.  Романтики  обладали  мощными биноклями,
которые были сфокусированы на самой сути  существования  человека.  Однажды
Вордсворт стоял ранним утром на Вестминстерском мосту над Темзой и внезапно
почувствовал,  как забурлил его мозг,  как стремительно его ощущения  стали
наслаиваться  одно на другое.  В один миг он окинул взором всю человеческую
историю, взглянув на нее подобно орлу сверху, хотя до тех пор привычным был
взгляд  червя.  И  если перед человеком сверкнет эта истина - будь он поэт,
ученый или государственный муж,  -  он  обретает  могучее  чувство  силы  и
отваги, для него становится ясным смысл жизни и человеческой эволюции.
    И в  этот-то  момент  истории,   когда   человеческий   мозг   совершил
невероятный  скачок  вперед,  -  эволюция всегда движется скачками,  словно
электрон,  прыгающий с одной орбиты на другую,  - паразиты сознания  забили
тревогу.   Они  действовали  хитро,  с  дальним  прицелом.  Они  продолжали
манипулировать лучшими умами планеты.  У Толстого  в  "Войне  и  мире"  эта
истина сверкнула на миг, когда он заявил, что личность  играет в истории не
самую главную роль - исторический процесс  движется механически.  Участники
наполеоновских войн  д е й с т в и т е л ь н о  двигались не по собственной
воле - механически, - они были не более чем пешками для паразитов сознания.
Что  подвигло ученых стать догматиками и приверженцами материализма?  Очень
просто -  им  внушили  глубокое  чувство  психологической  неуверенности  и
незащищенности,  и они с готовностью ухватились за идею науки как абсолютно
объективного  "знания".  Тот  же  механизм  использовался,  когда  паразиты
пытались обратить мозг Вайсмана к математическим и шахматным задачам. И так
же хитро  были  сбиты  с  толку  писатели  и  художники.  Титаны,  подобные
Бетховену,  Гете, Шелли, пожалуй, привели паразитов в ужас - ведь несколько
десятков художников  такого  масштаба  могли  бы  поднять  человечество  на
следующую  ступень  эволюции.  Поэтому,  Шумана  и  Гельдерлина  довели  до
сумасшествия,  Шелли спился,  а Кольридж и  Де  Куинси  стали  наркоманами.
Гениев  уничтожали  безжалостно и без особых усилий,  словно мух.  Стоит ли
после этого удивляться, что крупные художники девятнадцатого века так остро
ощущали   враждебность  мира.  Стоит  ли  удивляться,  что  Ницше,  отважно
попытавшийся воспеть славу оптимизму, молниеносно был сброшен в безумие. Не
стану углубляться дальше в эту проблему - книги лорда Лестера освещают ее в
полной мере.
    Паразиты пользуются  историей  как  ловушкой  для человечества.  Именно
история всегда была их главным  оружием.  Они  ее  немного  "исправили",  и
история   превратилась  в  притчу  о  слабости  человеческого  существа,  о
безразличии природы и беспомощности человека в борьбе с  Необходимостью.  И
как  только  мы  сможем  осознать  эту "исправленность" истории,  мы тут же
станем недосягаемы,  избавимся от игры,  в которую нас втягивают.  Выходит,
если  даже Моцарт,  Бетховен,  Гете и Шелли не справились с паразитами,  то
грош им цена. На деле же сами паразиты не стоят ломанного гроша. Говорить о
человеческой  слабости  - просто глупо.  У человека бездна сил,  если бы их
каждую ночь не подтачивали вампиры души.
    Это открытие вдохнуло в нас небывалый оптимизм.  На данном этапе он был
вызван нашим полным неведением относительно истинной сути паразитов.  Зная,
как  они  стремятся  ничем не обнаружить своего существования,  мы пришли к
выводу - и дорого за него впоследствии поплатились,  - что у  паразитов  не
было реальных возможностей навредить нам. Оставалась, правда, неразгаданной
история  самоубийства  Карела,   однако   его   вдова   предложила   вполне
правдоподобное  объяснение.  Карел  любил  чай  с сахарином,  а бутылочка с
цианистым калием была точь в точь похожа на  склянку  с  сахарином.  Скорее
всего,  он  заработался  и  по рассеянности бросил в чай яд.  По идее,  его
должен был остановить  запах.  Но  если  паразиты  в  состоянии  притуплять
обоняние,  так  сказать,  "глушить"  его,  то  почему бы им не сделать это?
Карел, по-видимому, сидел ни о чем не подозревая за столом, думал о работе,
наверняка устал. Он автоматически тянется за сахарином, и один из паразитов
услужливо ведет его руку несколькими дюймами левее...

    Райх и я были готовы принять эту версию,  которую подтверждали  остатки
цианидов   в   чае.   Она   также   соответствовала  нашей  концепции,  что
принципиально паразиты сознания не опасней любых других  паразитов,  таких,
как  древоточец  или  сумах  ядоносный.  Поэтому,  достаточно  знать о них,
принять меры,  и все будет в порядке.  Уж мы-то не будем такими  растяпами,
как  Карел  Вайсман.  Нас  им  никогда  не обвести.  Что они могут сделать?
Например,  сыграть с нами печальную шутку во время  поездки  в  автомобиле.
Когда  гонишь  под 90 миль в час,  это совсем не трудно.  И тогда мы решили
полностью отказаться от машины,  даже в роли  пассажиров.  (Любой  водитель
может оказаться более уязвимым, чем мы.) Другое дело - летать на вертолете:
там стоял автоматический радар,  с которым невозможно попасть в  аварию.  А
когда  мы  услышали об убийстве солдата местным пьянчугой,  то поняли - это
еще одна возможность,  о которой не стоит забывать.  По этой причине мы  не
расставались с оружием и старались избегать шумных компаний.
    И все же в первые месяцы дела шли настолько гладко,  что было трудно не
расслабиться.  Когда  мне было чуть больше двадцати и я учился археологии у
сэра Чарльза Майерса, я частенько испытывал такое возбуждение, словно жизнь
только началась.  И все же, даже то чувство трудно сравнить с моим нынешним
оптимизмом.  Я понял - в чем состоит  ущербность  обыденного  человеческого
существования,  его  нелепость,  напоминающая  попытку  наполнить ванну без
пробки  или  вождение  машины  при  включенных  тормозах.  Творческие  силы
человека  постоянно  совершенствуются,  но  созданное  им теряется с каждою
минутой.  Как только мы осознаем это,  все станет на свои  места.  Ощущение
жизненной силы и самообладания наполнит наше сознание. Исчезнет зависимость
от эмоций и настроения,  мы сможем контролировать их  столь  же  легко, как
движения рук. Для тех, кто не испытывал такого ощущения, объяснить его едва
ли возможно.  Люди слишком привыкли  к  тому,  что  с  ними  всегда  что-то
"случается". Они простужаются, впадают в депрессию, они что-то приобретают,
от чего-то избавляются,  их одолевает скука...  Но однажды я  обратил  свое
внимание  в глубь собственного сознания,  и подобные вещи перестали со мной
случаться - теперь я мог их контролировать.
    До сих  пор  вспоминаю самое сильное переживание той начальной поры.  Я
сидел тогда в библиотеке Урановой Компании около  часа  дня,  читал  свежую
статью по лингвистической психологии и размышлял над тем, стоит ли доверить
наш секрет автору статьи или нет.  Меня заинтересовали некоторые ссылки  на
основателя  этой  школы - Хайдеггера.  Я неожиданно со всей ясностью увидел
ошибку,  которая вкралась в основание его  философии,  а  заодно  узрел  те
заманчивые перспективы, что сулили открыться в случае исправления ошибки. И
тут над моим ухом с противным зудением пролетел комар, потом вернулся и еще
раз пролетел,  и так несколько раз.  Погруженный в раздумья о Хайдеггере, я
лишь мельком взглянул на насекомое и пожелал ему поскорее убраться в  окно.
В  тот  же  миг  я почувствовал,  как мои  мысли были   в о с п р и н я т ы
комаром. Он неожиданно отклонился от  своего  курса  и  полетел  в  сторону
закрытого  окна.  Я  мысленно держал его и не отпускал до тех пор,  пока не
направил через всю комнату к открытому окну,  где крутился вентилятор и где
воздушный поток помог ему вылететь на улицу.
    Пораженный, я откинулся на спинку стула и в крайнем изумлении уставился
вслед  насекомому.  Вряд  ли я бы больше поразился,  если бы я сам внезапно
отрастил крылья и полетел.  Но неужели это я вывел  комара  из  комнаты?  Я
вспомнил,  что  в  туалете  обитает  целый  рой  ос  и пчел - их привлекали
растущие под окном пионы.  Направился туда. В туалете было пусто, лишь одна
оса  жужжала  и  билась  о холодное оконное стекло.  Я прислонился к двери,
сосредоточился на осе.  Ничего не произошло.  Обидно -  я  чувствовал,  что
допускаю  какую-то  ошибку,  словно толкаю дверь,  запертую на ключ.  Снова
мысленно  вернулся  к  Хайдеггеру,  почувствовал  растущее  возбуждение   и
неожиданно ощутил,  как в моем мозгу произошло некое  с ц е п л е н и е.  Я
вошел в контакт с осой,  словно зажал ее в кулаке.  Я велел ей подлететь ко
мне.  Впрочем,  нет,  "велел  подлететь"  -  это не то выражение.  Вы же не
приказываете своей ладони  сжиматься и разжиматься - вы просто делаете это.
Так же и я поднес осу через всю комнату к себе, затем развернул ее, отнес к
окну и вышвырнул на улицу.  Это было настолько невероятно,  что я был готов
одновременно рыдать и смеяться.  Больше всего рассмешило гневное возмущение
осы,  которой пришлось улететь против собственной воли. И я чувствовал этот
гнев.
    Влетела еще одна оса - а может, та же самая, - и снова я выставил ее на
улицу.  Правда,  после этого накатила усталость - мой мозг пока не привык к
таким трюкам,  и хватка на этот раз ослабла.  Внизу,  среди пионов огромная
пчела  охотилась  за  нектаром.  Я  мысленно схватил ее и приказал улетать.
Насекомое начало сопротивляться - в  точности  словно  пес,  выведенный  на
прогулку  и  рвущийся  с  поводка.  Я  напряг  силы  -  разгневанная  пчела
выпорхнула из бутона.  Внезапно я почувствовал усталость,  и пчелу пришлось
отпустить.
    Мне больше не хотелось доводить себя до истощения, как случалось в годы
глупой  юности,  я  просто  расслабился,  стараясь  успокоить  свой  мозг и
подумать о чем-то другом.  Через  десять  минут  чувство  мозгового  спазма
улетучилось.
    Интересно, а  получится  то  же   самое   с   неживыми   объектами?   Я
сконцентрировал  внимание  на выпачканном губной помадой сигаретном окурке,
который лежал в пепельнице на соседнем столе, и попробовал передвинуть его.
Это  удалось  -  окурок  переместился  до края пепельницы,  но чего это мне
стоило - гораздо тяжелее, чем с пчелой. Зато здесь меня ждал новый сюрприз:
едва  я вошел в мысленный контакт с сигаретой,  как по телу пробежала волна
острого сексуального желания.  Я отвлек внимание  от  окурка,  потом  снова
"подключился"  к  нему  -  снова  то же чувство.  Позднее я узнал,  что эту
сигарету курила секретарша одного из директоров -  пухлогубая  блондинка  в
толстых роговых очках.  Ей что-то около тридцати пяти, не замужем, довольно
неврастеничная особа,  сразу и не скажешь -  привлекательна  она  или  нет.
Вначале  я  решил,  что  это  было  мое  собственное  вожделение  -  вполне
нормальная реакция на  такой  сексуальный  стимул  как  окурок  со  следами
помады,  -  однако в следующий раз,  когда секретарша сидела неподалеку,  я
попробовал  мысленно  "прикоснуться"  к  ней,  и  меня   словно   ошарашило
электрическим разрядом терпкой,  почти животной похоти,  исходившей от нее.
Может быть,  перелистывая страницы статистического отчета, она задумалась в
этот  момент  о  сексе  вообще  или о каком-то конкретном партнере.  Скорее
всего, возбужденность была ее привычным состоянием.
    Узнал я  от нее и еще кое-что.  Стоило мне ослабить свое внимание,  как
она бросила на меня задумчивый взгляд.  Я продолжал читать и делал вид, что
не замечаю ее.  Она,  похоже, потеряла интерес ко мне и снова погрузилась в
свои цифры.  Но я успел сделать важный вывод:  она ощутила  мой  "мысленный
зондаж".   Когда   я  пробовал  "подключаться"  к  мужчинам,  те  никак  не
реагировали.  Выходит,  женщины,  особенно с  проблемами  на  почве  секса,
обладают сверхчувствительностью к подобным вещам.
    Но это выяснилось позже.  В тот день  я  лишь  пробовал  манипулировать
окурком и добился своего,  хотя и с большим трудом.  Видимо, причина в том,
что окурок  был  неживым.  Куда  легче  воздействовать  на  живые  объекты,
поскольку  можно  использовать  их жизненную энергию и не надо преодолевать
инерцию.
    К вечеру,  все  еще  захваченный  своим новым открытием,  я разорвал на
мелкие клочки лист папиросной бумаги и забавлялся тем, что устроил на столе
маленькую снежную бурю из бумажек.  Занятие это тоже изрядно измотало меня,
поэтому через пятнадцать секунд я сдался.
    Вечером Райх  вернулся  с Каратепа,  и я рассказал ему об открытии.  Он
загорелся еще больше  моего,  хотя,  что  было  довольно  странно,  сам  не
торопился  повторить эксперимент,  а вместо этого принялся анализировать на
все лады возможности открытия.  Что касается возможностей  "психокинеза"  -
они известны человечеству уже полвека и достаточно изучены Райном,  который
дал  следующее   определение   психокинезу   (ПК):   "феномен   воздействия
индивидуума  на  объект без применения своей двигательной системы".  "Иными
словами,  - писал он,  психокинез является прямым воздействием сознания  на
материю".  Райн  подтверждал,  что некоторые игроки могут воздействовать на
игральную кость. Он провел тысячи экспериментов с неживой материей и пришел
к  тому  же  выводу,  что  и  я:  после  серии опытов с "психокинезом" мозг
чертовски устает.  В начале опытов "попаданий" куда  больше,  потом  же  их
количество уменьшается - по мере того, как накапливается усталость.
    В принципе, все нормальные люди владеют энергией ПК, пусть даже в малых
дозах. Я же развил свои силы благодаря практическим занятиям феноменологией
и мог направлять более мощный поток ментальной энергии в русло психокинеза.
    Райх воспарил в своих мечтах,  словно ястреб, освободившийся от пут. Он
пророчил,  что наступит день,  когда мы сможем поднять на поверхность руины
Кадата безо всяких приспособлений и,  вообще, человек сможет путешествовать
на Марс в любое время,  просто актом напряжения воли заботясь о космическом
корабле. Он заразил меня своим возбуждением, ясно было, что он верно оценил
наше великое начинание и в философском,  и в практическом  смысле.  Увы,  в
определенном  смысле  научное  направление  не  было правильным в прогрессе
человечества.  Взять хотя бы наши каратепские раскопки:  мы с самого начала
кинулись  решать  чисто  механическую  задачу  -  как  извлечь город из-под
миллиардов тонн грунта - и полностью доверились машинам вместо того,  чтобы
использовать человеческий разум как основной элемент в решении проблемы.  И
чем больше наш разум будет создавать машин для защиты  нас  от  труда,  тем
больше  он  сам будет превращаться в пассивную "мыслящую машину".  Все наши
научные достижения последних столетий неуклонно подталкивают нас к мысли  о
том, что люди - существа пассивные.
    Слишком бурные эмоции могут привлечь  внимание  паразитов,  напомнил  я
Райху.  Он  тут  же  заставил  себя успокоиться.  Оторвав несколько клочков
бумаги,  я "передвинул" их к Райху через стол и заметил,  что это пока все,
на что я способен, - двигать пару грамм бумаги, поэтому для раскопок Кадата
мне пока больше пользы от кирки с лопатой,  чем от моего мозга.  Попробовал
двинуть  бумажки  и  Райх,  но  ничего  у  него не получилось.  Я попытался
объяснить суть "трюка" - как  включить  "сцепление"  мозга,  но  -  тщетно.
Полтора часа он пыжился изо всех сил,  но не сдвинул и пылинки. К вечеру он
выглядел измочаленным  -  давненько  я  не  видал  его  таким.  Я  старался
приободрить  его,  напомнил,  что  дело лишь в сноровке,  которая придет со
временем.  Мой братец,  например,  научился плавать в  три  года,  а  я  до
одиннадцати лет никак не мог наловчиться.
    Действительно, через неделю у  Райха  получилось.  Чтобы  сообщить  эту
новость,  он  позвонил  среди  ночи.  Вот  как все произошло:  Райх сидел в
кровати,  читая книгу по детской психологии и  размышляя  о  тех  детях,  с
которыми  "вечно  всякие  истории"  из-за - как ему вдруг открылось - их же
собственной скованности.  Размышляя о скрытых силах мозга,  которые нам так
плохо удается контролировать,  он вдруг понял,  почему, подобно этим детям,
он сковывает собственные психокинетические силы.  Райх сконцентрировался на
книжной странице (хорошая индийская бумага) и заставил ее перевернуться.
    На следующий  день  я  пришел  к  нему.  Оказывается,  он  целую   ночь
тренировался  с ПК и совсем не хотел спать.  Идеальным материалом для таких
занятий,  выяснил он,  служил пепел от сгоревшей бумаги,  настолько легкий,
что  сдвигался  без  труда.  Кроме  того,  легким  дуновением  пепел  можно
поднимать в  воздух,  а  затем  перехватывать  его  на  лету  силой  мозга,
используя таким образом первоначальный импульс.
    Райховский мозг оказался более приспособленным к работе с  ПК-энергией,
и  он  быстро  стал опережать меня.  Через неделю ему удавались невероятные
трюки:  он останавливал птиц в полете и заставлял их кувыркаться в воздухе.
Это  вызвало  забавные последствия - одна секретарша заметила его из окна и
разболтала журналистам о странных забавах шефа. Когда репортер спросил, что
значит это "предзнаменование", в виде черного орла, зависающего над головой
профессора  (в  таком  виде  дошла  до  него  информация),  Райху  пришлось
рассказать,  что  он  вырос в семье больших поклонников птиц и может особым
свистом  привлекать  пернатых.  Его  секретарша  целый  месяц  после  этого
вынуждена  была  отвечать  на письма от орнитологических обществ с просьбой
прочесть для них лекцию.  В дальнейшем Райх стал осторожнее с ПК  энергией,
выбирая для тренировок более укромные места.
    Что касается меня,  я в то время  не  слишком  интересовался  развитием
своих  психокинетических  возможностей.  В  самом  деле - чем напрягаться и
транспортировать клочок бумаги по  всей  комнате,  не  проще  ли  встать  и
перенести с места на место бе затей.  Руками.  Поэтому,  когда я прочитал в
последнем акте пьесы Шоу "Назад к Мафусаилу" о том,  что древние  могли  по
собственной  воле  отращивать лишние ноги и руки,  мне показалось,  что Шоу
малость переборщил.
    Куда интересней  было  исследовать  географию сознания.  Люди настолько
привыкли  к  ограниченности  мышления,  что   даже   малую   толику   своих
возможностей   воспринимают  как  подарок.  Они,  словно  больные,  которые
забывают,  каково это - быть здоровым. Передо мной же открывались все более
величественные  перспективы  работы мозга,  о которых раньше я даже не смел
мечтать.  К примеру,  я всегда был не в ладах с математикой. Теперь же, без
особых  усилий  я постиг теорию функций,  многомерную геометрию,  квантовую
механику,  теорию игры и  теорию  групп.  Я  даже  усвоил  пятьдесят  томов
трактата  Бурбаки[31],  читая  их  на сон грядущий,  - вернее,  проглатывая
страницу за страницей,  потому что обоснование  выводов  было  до  смешного
очевидно.
    Я открыл для себя массу плюсов в занятии математикой.  Стоило вспомнить
о моей старой любви - истории, как тут же любой ее период представал передо
мною  в  виде  огромной  картины  с  мельчайшими  подробностями,  настолько
реальными,  что  это было почти невыносимо.  Мой разум воспарял к небывалым
высотам созерцания - не ровен час,  нагрянут паразиты,  помня  об  этом,  я
старался уйти с головой в математику,  более безопасное занятие.  В ней мой
разум совершал интеллектуальные кульбиты,  пулей переносился с одного  края
математической  вселенной  на  другой,  а  мои эмоции при этом оставались в
полном покое.
    Райха заинтересовали  мои  опыты  с секретаршей,  и он провел несколько
сходных экспериментов.  Он открыл,  что около пятидесяти процентов женщин и
тридцати  пяти процентов мужчин в Урановой Компании "сексуально озабочены".
Разумеется,  виной были жара и неважные жилищные условия.  Кстати,  высокая
сексуальная   активность  среди  работников  Компании  не  снижала  уровень
производственного суицида.  Обсудив эту  проблему,  мы  нашли  ее  причину:
сексуальная  активность и уровень самоубийств связаны напрямую и зависят от
активности паразитов.  Секс  является  одним  из  самых  мощных  источников
удовлетворения;  тяга к сексу сродни со стремлением к эволюции.  Попробуйте
как-нибудь подавить этот глубинный источник,  и он выплеснет на поверхность
желание   искать   удовлетворения  в  самых  немыслимых  формах.  Например,
неразборчивость в связях  -  настоящий  бич  Урановой  Компании.  Мы  снова
возвращаемся   к   проблеме  "фокусировки"  эмоций.  Мужчина  считает,  что
определенная женщина могла бы принести ему удовлетворение, и он склоняет ее
к  сожительству,  но тут вмешиваются паразиты - в результате,  мужчина не в
состоянии "сфокусировать" свою энергию в половом акте. Он сбит с толку: как
же   так,   женщина   "отдалась"   ему   полностью,   но  это  не  принесло
удовлетворения.  Выходит какая-то нелепость, словно вы жуете огромный кусок
мяса, но не в силах утолить голода.
    Здесь возможны лишь  два  выхода.  Мужчина  либо  винит  во  всем  свою
партнершу   и   попросту   начинает   искать   другую,   либо   он  считает
неудовлетворительным половой акт  в  обычном  виде  и  пускается  в  поиски
какой-то  новизны  - так он переходит к сексуальным извращениям.  Осторожно
опросив холостых работников Компании,  Райх установил,  что многим  из  них
свойственны "специфические" сексуальные пристрастия.
    Спустя неделю после разговора о половых проблемах Райх  как-то  вечером
заявился ко мне и бросил на стол книгу:
    - Вот кому мы можем доверять.
    - Кто  это?  -  Я  раскрыл книгу и взглянул на титульный лист:  "Теория
сексуальных побуждений",  Зигмунд Флейшман,  Берлинский  Университет.  Райх
прочел  наугад  несколько  выдержек,  и  я  понял,  о чем он хотел сказать.
Несомненно, этот Флейшман - человек оригинально мыслящий, которого занимают
в   основном   аномалии   сексуальных   побуждений.  Однако  в  его  тексте
проскакивали такие  фразы,  словно  он  тоже  догадывался  о  существовании
паразитов  сознания.  Он  писал,  что  сексуальное  извращение  возникает в
результате засорения источников сексуальной энергии и видел  в  этом  нечто
абсурдное,  похожее  на  попытку  удовлетворить  жажду  стаканом виски.  Но
почему,  спрашивает  Флейшман,  современный  человек  стал   стремиться   к
удовлетворению  в  сексе,  словно спасаясь от чего-то?  Современный человек
перевозбужден  книгами,  журналами  и  фильмами,   вдобавок,   инстинкт   к
размножению  сидит  в  нем  настолько  прочно,  что для человека нет особой
разницы - где и с кем.  Даже женщины,  у которых стремление выйти  замуж  и
вырастить  детей  всегда  было  главным,  - и они не устояли перед растущей
волной  сексуальных  отклонений:  на  наших  глазах   увеличивается   число
бракоразводных   процессов,   на   которых   мужья  обвиняют  своих  жен  в
неверности... Как объяснить затухание эволюционных импульсов у обоих полов?
А  может,  мы  упустили какой-то неизвестный физический или психологический
фактор?
    Райх отметил  пару  мест  в  книге  Флейшмана,  где тот упрекал Бога за
промахи,  допущенные при создании человека, - от каких мельчайших колебаний
настроения зависит наша сексуальная жизнь!
    Да, этот Флейшман был точно нашим парнем; специалисты в такой сфере нам
обязательно   пригодятся.   Однако,  как  же  нам  выходить  на  контакт  с
потенциальными союзниками - не носиться же нам,  в самом деле,  по свету  в
поисках единомышленников?  Впрочем, в случае с Флейшманом нам явно повезло.
Я написал ему письмо и изложил свои соображения по поводу его книги, заодно
намекнул,  что  вскоре  буду  в  Берлине и с удовольствием позвонил бы ему.
Через неделю пришло  длинное  послание,  где  он  писал:  "Вместе  со  всем
человечеством я, затаив дыхание, следил за Вашими раскопками. Не сочтете ли
Вы за дерзость,  если  я  попробую  навестить  Вас?"  Я  ответил,  что  рад
увидеться  в  любое  время,  а  если  он не против,  то жду его в ближайший
уикэнд. Он телеграфировал о согласии.
    Через три  дня я и Райх встретили Флейшмана в аэропорту Анкары и вместе
отправились на ракете Компании в  Диярбакыр.  Он  сразу  нам  понравился  -
энергичный,  эрудированный,  в  свои пятьдесят с небольшим Флейшман обладал
великолепным чувством юмора и характерными для немца широкими познаниями  в
культуре.  Он  запросто  разбирался  в  музыке,  в  первобытном  искусстве,
философии и археологии.  Я сразу понял  -  Флейшман  из  тех,  кто способен
сопротивляться паразитам сознания.
    В Диярбакыре мы устроили роскошный обед, во время которого болтали лишь
о раскопках и всякой всячине,  связанной с руинами. После обеда отправились
на ракете  в  Каратеп.  (Компания  не  на  шутку  расщедрилась  -  еще  бы,
присутствие таких фигур в их владениях уже само по себе прекрасная реклама.
Мог ли Райх мечтать о подобной  благосклонности  начальства,  когда  служил
обычным  консультантом  по геологии?) Завершались работы на первом туннеле.
Мы продемонстрировали Флейшману все самое интересное,  а в  конце  показали
отбитый угол плиты Абхота,  электронные снимки клинописей с других камней и
многое другое.  Его потрясла сама мысль  о  том,  что  найдена  цивилизация
древнее,  чем  останки  пекинского  питекантропа.  Вот  какую  любопытную и
довольно правдоподобную теорию  он  изложил:  наша  планета  стала  пробным
поселением пришельцев с других планет,  возможно, с Юпитера или Сатурна. Он
согласился с теорией Шродера[32] о неизбежности возникновения жизни на всех
планетах,  и даже,  как в случае с Марсом,  жизни разумной. Марс он выделил
особо,  поскольку своей массой эта планета уступает Земле в десять  раз,  и
из-за повышенной силы тяжести там исключается появление "гигантов", зато на
Юпитере и Сатурне гравитация позволяет обитать "гигантам".
    В ответ  Райх  предложил  свою  гипотезу:  уже  не  раз население Земли
попадало в гигантские катастрофы,  вызванные поведением Луны,  и всякий раз
человечество вынужденно мучительно возрождаться,  начиная с первых ступеней
эволюции. А если допустить, что эти катастрофы вызывали мощные наводнения -
что почти доказано,  - то понятно, почему древние цивилизации, возникшие за
миллионы лет до эпохи голоцена, оказались погребенными на такой глубине.    
    Так мы  весь  день  проболтали  о  том о сем,  а вечером отправились на
отличный мюзикл  "Пираты из Пензанса"[33],  поставленный оперным  обществом
Урановой  Компании,  затем  в  директорском ресторане состоялся ужин.  Райх
устроил Флейшмана в своем номере - туда мы и  отправились  после  ужина.  В
разговоре мы пока старались избегать тем,  связанных с паразитами - этим не
стоит заниматься на ночь глядя.  Но мы подбили Флейшмана поговорить об  его
теории сексуальных побуждений. К полуночи он разговорился и выложил нам все
свои соображения.  Мы слушали,  иногда делали вид,  что не совсем  понимаем
его,  вынуждая  на  большую  откровенность.  Результат  даже  перекрыл наши
ожидания:  Флейшман с его блестящим  аналитическим  умом  выдал  нам  самую
квинтэссенцию  проблемы.  Он  заявил,  что  сексуальное побуждение в основе
своей - чувство романтическое,  наподобие потребности писать  стихи.  Когда
поэт  видит  "знак  вечности"  в  очертаниях  горных  вершин,  он прекрасно
понимает,  что горы вовсе не  "увенчанные  облаками  боги".  Это  его  мозг
наделяет горы величием,  или, лучше сказать, он видит в них символ скрытого
величия собственного разума.  Величие и отчужденность  гор  напоминает  ему
собственную отчужденность. Вот так и мужчина влюбляется в женщину и видит в
ней инструмент эволюции,  но  глазами  поэта.  Истинная  сила  сексуального
побуждения  -  это  сила  божественного  начала  в человеке,  и сексуальное
желание может пробудить эту силу,  как горный пейзаж  пробуждает  осознание
красоты.  Человека надо рассматривать не как единую сущность,  а как вечную
битву между возвышенным и низким.  Еще  де  Сад  говорил,  что  сексуальное
извращение  представляет  собой  эти  два  начала,  сцепившиеся в конфликте
настолько прочно,  что их невозможно  разорвать.  И  именно  низкое  начало
сознательно использует энергию возвышенного в своих целях.
    Тут Райх прервал нашего гостя.  "А как вы  объясните  неслыханный  рост
извращений в наше время?" - спросил он.
    - Да,  вы правы,  - мрачно ответил  Флейшман,  -  такое  ощущение,  что
низменные  страсти в человеке словно кем-то подпитываются.  Возможно,  наша
цивилизация просто вырождается,  уже выдохлась,  и  ее  "высшие"  инстинкты
израсходованы.
    Впрочем, он лично пока в это не  верит,  как  не  верит  и  в  то,  что
современная   неврастения   возникла  из-за  неспособности  человека  стать
цивилизованным животным,  так сказать, животным высокой индустриализации. У
человека  было  предостаточно  времени,  чтобы привыкнуть к жизни в больших
городах. Хотя объяснение может оказаться каким угодно...
    Тут я зевнул и предложил продолжить беседу после завтрака. На следующий
день у нас  была запланирована  масса  интересного  для  Флейшмана...  Райх
согласился  со  мной.  Столько всего предстоит обсудить,  поэтому лучше это
сделать на свежую голову. Мы разошлись до утра.
    За завтраком   Флейшман  был  в  приподнятом  настроении.  Уикэнд  явно
пришелся ему по вкусу.  Он поинтересовался,  чем мы будем заниматься, но мы
ответили, что об этом лучше переговорить после завтрака.
    Вернувшись в комнату Райха,  мы продолжили вчерашнюю дискуссию  с  того
момента, на котором прервались накануне. Райх повторил выражение Флейшмана:
"Низменное начало в  человеке  словно  бы  кем-то  подпитывается"  и  затем
предоставил   мне  поведать  историю  Карела  Вайсмана  и  нашего  открытия
паразитов.
    На это ушло два часа, но с самого начала мы поняли: Флейшман был просто
находкой для нас.  Минут двадцать он подозревал,  что  его  водят  за  нос.
Однако дневники Карела убедили его в обратном. С этого момента для него все
стало проясняться.  Но когда его возбуждение стало расти  на  глазах,  Райх
быстро предупредил, что любая эмоция - сигнал предупреждения для паразитов,
вот почему мы решили подождать с объяснениями до утра.  Флейшман согласился
с нашими выводами и дальше стал слушать со спокойным вниманием,  а по тому,
как он сжал губы,  стало  ясно:  паразиты  приобрели  еще  одного  грозного
противника.
    Кстати, убедить Флейшмана было куда легче, чем когда-то Райха. Начать с
того,  что  еще в колледже он серьезно занимался философией и целый семестр
изучал  Уилсона  и   Гуссерля.   А   когда   мы   продемонстрировали   наши
ПК-способности,  он полностью поверил нам. У Флейшмана был с собой мячик из
цветной кожи,  который он  купил  для  внучки;  Райх  заставил  этот  мячик
носиться  по комнате.  Я напрягся и начал двигать по полу книгу,  а потом -
осу,  злобно жужжащую над столом.  Пока мы  объясняли,  Флейшман  постоянно
приговаривал:  "О Господи,  все сходится". Оказывается, одну из центральных
концепций своей психологической теории он  назвал  "налогом  на  сознание".
Теперь-то мы объяснили ему, кто облагает нас этим налогом: паразиты разума.
    Так Флейшман стал нашим первым учеником.  Целый день мы просвещали его,
рассказывали о том,  что сами знали:  как обнаружить присутствие паразитов,
как защитить свой мозг от них.  Этого пока было  достаточно.  Но  он  сразу
ухватил главное: человек при помощи особых приемов защищает от разграбления
территорию,  которая принадлежит ему по праву,  - страну своего  разума,  и
стоит  ему  у з н а т ь  о  существовании этой страны,  как уже ничто  не в
силах помешать человеку  заявить  о  своем  праве  на  нее.  Завеса  тумана
приподнимается,  и  человек  становится  путешественником  по  собственному
разуму,  подобно тому, как путешествует он по морю, по воздуху и в космосе.
Все,  что  он  с  этого момента делает,  зависит только от его воли.  Можно
совершать  увлекательные  прогулки  по  новым  землям,  а  можно   заняться
составлением  их  подробной  карты.  Мы  объяснили ему,  почему не решаемся
использовать  психоделические  препараты  и  рассказали,  что   нового   мы
привнесли в феноменологию.
    После проделанной работы разыгрался зверский аппетит, а вслед за обедом
наступил  черед Флейшмана поделиться своими соображениями.  Как психолог он
знавал многих людей,  интересовавшихся теми же вопросами. Двое из них живут
в  Берлине:  Олвин  Куртис из Хиршфельдского института и Винсент Джиоберти,
бывший студент Флейшмана,  а ныне профессор университета. Рассказал он и об
Эймсе и Томпсоне из Нью-Йорка,  о Спенсфилде и Алексее Ремизове из Йеля,  а
также о Шлафе, Герцоге, Хлебникове и Дидринге из Массачусетского института.
Тогда же он упомянул имя некоего Жоржа Рибо, человека, который чуть было не
погубил нас...
    В тот  же  вечер  мы  впервые  услышали о Феликсе Хэзарде.  Райх и я не
слишком  разбирались  в  современной  литературе,  но   у   Флейшмана   был
естественный  интерес к произведениям Хэзарда.  За этим автором закрепилась
определенная репутация среди авангардистов,  в его книгах странным  образом
сочетались садизм,  научная фантастика и вселенский пессимизм.  Один ночной
клуб в Берлине выплачивал ему постоянный гонорар только за то, чтобы Хэзард
приходил   туда  и  высиживал  какое-то  время,  а  извращенцы,  являвшиеся
основными посетителями клуба,  в это  время  могли  полюбоваться  на  него.
Флейшман   рассказал  о  некоторых  книгах  Хэзарда  и  добавил  любопытную
подробность:  оказывается,  в молодости он увлекался наркотиками, теперь же
вынужден  лечиться.  Все  факты  указывали  на то,  что Хэзард был одним из
"зомби",  которого обработали паразиты сознания.  Флейшман встречался с ним
всего лишь раз,  однако не испытал особого удовольствия от этой встречи. Он
даже записал в своем  дневнике:  "У  Хэзарда  мозг  -  словно  свежевырытая
могила".  Несколько  дней  после  встречи  у  Флейшмана  оставалось чувство
подавленности.
    Перед нами  встал  вопрос:  работать  нам вместе или же Флейшман должен
вербовать союзников на свое усмотрение?  Решили,  что второй вариант нам не
подходит  - втроем было легче и работать и решать стратегические задачи.  С
другой стороны,  вполне возможно,  что времени у нас гораздо меньше, чем мы
предполагаем.  Главное на нынешний момент - создать маленькую армию людей с
высоким интеллектуальным потенциалом.  С приходом каждого  нового  человека
нам  будет  все  легче  объяснять  задачу  -  ведь  куда проще было убедить
Флейшмана вдвоем,  а когда нас будет достаточно много,  мы сможем убедить и
весь остальной мир. И вот тогда-то и состоится главное сражение...
    Сейчас трудно представить,  до чего же откровенны мы были в то  наивное
время!  Впрочем, не забывайте, что до сих пор нам сопутствовала удача, и мы
всерьез поверили в неспособность паразитов атаковывать  тех,  кто  знает  о
них.
    Помню, как по дороге  в  аэропорт  Флейшман  смотрел  на  толпы  людей,
снующих по ярко освещенным улицам Анкары,  и затем сказал:  "Такое чувство,
будто я умер в этот уикэнд и возродился совсем другим..." А потом, в здании
аэровокзала, он добавил: "Странно, все эти люди кажутся мне спящими. Они же
просто сомнабулы".  Мы поняли - волноваться за Флейшмана не стоит.  "Страна
сознания" уже овладела им.
    А дальше все стало происходить  так  стремительно,  что  вся  следующая
неделя показалась единым залпом событий.  Через три дня Флейшман вернулся с
Олвином Куртисом и Винсентом Джиоберти.  Он  прилетел  в  четверг  утром  и
улетел  в пять вечера.  О таких ребятах,  как Куртис н Джиоберти,  мы могли
только мечтать,  особенно по  душе  пришелся  Куртис,  который  воспринимал
проблему,   исходя   из   положений  экзистенциальной  философии;  в  своих
исследованиях  он  почти  подошел  к  мысли  о   существовании   паразитов.
Беспокоило лишь одно: Куртис тоже упомянул имя Феликса Хэзарда и еще больше
укрепил  наши  подозрения  в  том,  что  Хэзард  -  непосредственный  агент
паразитов,  "зомби",  чей  мозг полностью подменили во время наркотического
беспамятства.  Похоже,  у многих Хэзард вызывал ощущение скрытой злой силы,
которое  юные нервические особы женского пола находили весьма возбуждающим.
Как  и  на  Флейшмана,  этот  писатель  произвел  на   Куртиса   неприятное
впечатление.  Но, что хуже всего, Хэзард уже дважды насмехался над работами
Куртиса в берлинском авангардистском журнале.  Значит,  паразиты взяли след
Куртиса, и ему стоит быть повнимательней.
    Не будь мы такими кретинами,  давно бы уже прикончили Хэзарда  -  труда
это не составляло. Флейшман успел развить свои зачаточные ПК способности до
такой степени,  что еще немного тренировки  -  и  он  смог  бы  подтолкнуть
Хэзарда под машину,  которую вел бы Куртис или Джиоберти.  Но мы конечно не
могли пойти против совести.  Нам было трудно осознать  простую  вещь:  ведь
Хэзард  у ж е  мертв, проблема лишь в том, как сделать его тело бесполезным
для паразитов.
    В течение следующих трех недель Флейшман каждый уикэнд приезжал к нам и
привозил  все  новых  и  новых  союзников  -  Спенсфилда,  Эймса,  Касселя,
Ремизова,  Ласкаратоса (из Афинского университета),  братьев Грау,  Джонса,
Дидринга  и  даже  первую  завербованную  женщину,  Сигрид   Эльгстрем   из
Стокгольмского  института.  За  двадцать  дней  все  они  прошли через нас.
Относился я к этому неоднозначно.  Конечно, хорошо, что к тайне приобщаются
все новые адепты, и мы с Райхом уже не были в одиночестве, но в то же время
я беспокоился,  как бы кто из посвященных не сделал ошибку и не  встревожил
паразитов.  Хотя  я  убеждал  себя  в  том,  что паразиты не так уж опасны,
инстинкт все же подсказывал не отменять режима секретности.
    Тут начали  происходить  совершенно необычные вещи.  Неразлучные братья
Грау  -  Луис  и  Генрих  уже  обладали   способностью   к   телепатической
коммуникации. Они быстро обскакали нас в развитии психокинетической энергии
и заставили по другому взглянуть на ее возможности.  Как-то я сидел в  зале
древностей Британского Музея, а они, сконцентрировав свою энергию в унисон,
придвинули ко мне мраморную плиту   в е с о м  в  т р и д ц а т ь  т о н н.
Свидетелями стали  Янис Ласкаратос,  Эмлин Джонс,  Жорж Рибо,  Кеннет Фурно
(заведующий археологическим отделом,  мой личный "посвященный") и я. Братья
объяснили,  как им неожиданно удалось форсировать силы друг друга, действуя
в ритме пульса. Мы тогда даже не поняли, о чем они говорят.
    Прежде чем  рассказать о первой катастрофе,  постигшей нас,  я расскажу
немного поподробней о ПК,  поскольку это явление занимает  важное  место  в
повествовании.   Разумеется,   у  нас  появилась  новая  цель  в  борьбе  с
паразитами.  Еще когда я  только  начал  изучать  Гуссерля,  я  понял,  что
человечество проглядело простейший секрет бытия,  -  секрет, который трудно
не обнаружить.  Дело в том,  что убогость нашей  жизни  и  нашего  сознания
вызвана ослабленностью луча внимания, который мы обращаем в окружающий мир.
Представьте, что у вас есть прожектор, но без отражателя. Вы включаете свет
-  лампочку высокого накала,  - но он рассеивается во всех направлениях,  а
львиную долю энергии поглощает сам прожектор.  Но вот вы вставили  вогнутый
рефлектор, и луч устремляется в одном направлении. Но и это лишь полумера -
все световые волны движутся в одну сторону,  но  "не  в  ногу",  как  будто
недисциплинированная армия бредет по улице невпопад. Пропустите свет сквозь
рубиновый лазер - волны  тут  же  начнут  "маршировать  в  ногу",  их  сила
увеличится  тысячекратно - известно,  что ритмично шагающие войска способны
разрушить стены Иерихона.
    Человеческий мозг и есть такой же прожектор,  обращающий луч "внимания"
во внешний мир.  Но  прожектор  этот  пока  не  снабжен  отражателем.  Наше
внимание скачет по сторонам,  у нас просто нет умения сконцентрировать этот
луч,  хотя иногда это удается. По мнению Флейшмана, сексуальный оргазм - не
что иное, как фокусировка и концентрация "луча" сознания (или внимания). Он
неожиданно становится мощнее,  и в результате человека охватывает  безумное
удовольствие.  То  же  самое  происходит  и  с  поэтическим "вдохновением".
Благодаря счастливому случаю или неожиданной настройке мозга  луч  внимания
собирается   на   мгновение   в  пучок,  и  нащупывает  "славу  и  свежесть
мечтаний"[34] везде, куда бы ни был он направлен. Нет нужды напоминать, что
так  называемые  "мистические"  переживания  - это тот же луч,  но внезапно
усиленный лазером. Когда Якоб Беме[35] увидел солнечный зайчик на оловянной
тарелке и заявил, что он узрел небеса, то это было объективной истиной.
    Человеку всегда было невдомек,  отчего жизнь так скучна, а виной тому -
рассеянный и мутный луч внимания,  хотя,  как я уже заметил,  на протяжении
веков этот секрет лежал у  нас  под  носом.  А  после  1800  года  паразиты
сделали  все,  чтобы  отвлечь  человека  от  открытия,  которое после эпохи
Бетховена, Гете и Вордсворта было  п р о с т о  н е и з б е ж н ы м.  И это
им удалось,  причем  помогла  им  привычка  человека к рассеянности и трате
времени по пустякам.  Порой человека озаряет великая идея  -  мозг  тут  же
предельно   ф о к у с и р у е т с я.  Но в следующую минуту вступает в силу
привычка.  Желудок жалуется на голод,  глотка  -  на  жажду,  а  внутренний
голосок нашептывает:  "Пойди,  утоли свои нужды,  а потом сможешь еще лучше
сосредоточиться". Человек уступает - и мгновенно забывает о великой идее.
    И когда  человек  догадывается,  что  внимание,  - это "луч" (или,  как
сказал Гуссерль,  наше сознание является "умышленным"),  в этот  момент  он
постигает  главную  тайну.  Дальше  остается  только выяснить - как придать
этому лучу направленность. А уже "направленный" луч вызывает ПК эффект.
    Так, из  случайного  открытия  братьев  Грау  мы  выяснили,  как  можно
использовать мозг партнера в качестве  рубинового  лазера  и  "сфазировать"
луч. Братья стали признанными специалистами в этом. На поиски они потратили
почти девяносто девять процентов энергии луча, но даже оставшегося процента
было  достаточно,  чтобы  запросто сдвинуть с места тридцать тонн груза.  А
если бы мы все могли воспользоваться  этим  процентом,  то  сдвинули  бы  и
пятьсот тонн.
    И вот наступило четырнадцатое декабря - ночь катастрофы.  До сих пор не
знаю,  кто  же  приманил  к  нам паразитов?  Возможно,  это был Жорж Рибо -
довольно странный коротышка,  которого привел Джиоберти.  Рибо писал книжки
по телепатии,  магии,  спиритуализму с названиями типа:  "Спрятанный храм",
"От Атлантиды до Хиросимы",  он  также  основал  журнал  "Les  Horizons  de
L'Avenir"[36].  Hе  стоит обвинять Джиоберти в поспешности выбора союзника.
Рибо   обладал   проницательным   умом   и   прекрасными    математическими
способностями. В его книгах ощущалось, что он сам был на подходе к разгадке
тайны паразитов.  Но с другой стороны,  в  них  было  больше  догадок,  чем
научных выкладок. Он перескакивал от Атлантиды к ядерной физике, от обрядов
в первобытных племенах к кибернетике. Основательный научный аргумент он мог
загубить непроверенным "фактом", почерпнутым в спиритуалистской литературе.
В одной и той же сноске он цитировал шарлатанов и ученых.  В Диярбакыр Рибо
прибыл  специально,  чтобы увидеть меня,  - маленький человечек с худощавым
нервным лицом и буравящими насквозь черными глазками.  Несмотря на его ум и
знания,  он  показался  мне  наименее  подходящим  союзником.  Уж больно он
суетился.  Я сразу выделил его,  как самого нестабильного среди  остальных,
хуже  всех  ментально  защищенного.  Райх  так  и  сказал  по этому поводу:
"Недостаточно безразличен".
    Было десять вечера, я сидел в своей комнате и писал. Неожиданно по телу
пробежала дрожь - знак того,  что паразиты где-то рядом. Такое же чувство я
испытывал у себя в квартире на Перси-стрит.  Должно быть,  они периодически
проводят проверки,  так что я не стал волноваться, просто замаскировал свое
новое  "я"  в  дебрях  старого  и  принялся рассуждать о какой-то шахматной
задаче. Я намеренно старался размышлять медленно, пережевывая каждый аспект
задачи,  хотя  в секунду мог решить ее.  На полпути к завершению я позволил
себе отвлечься,  встал,  выпил фруктового сока (от алкоголя я  отказался  -
ведь  теперь стимулятором мне служил просто моментальный акт концентрации).
Потом я притворился,  что забыл,  с чего начал задачу и кропотливо принялся
решать  ее  с  самого  начала.  Примерно  через полчаса я зевнул и позволил
своему мозгу "утомиться".  Все это время я чувствовал их слежку; теперь они
проникли на более глубокий уровень,  чем тогда на Перси-стрит.  Год назад я
даже не почувствовал никакой подавленности под их наблюдением - это было за
пределами сознательного или бессознательного.
    Полежав минут десять в кровати,  я понял,  что они убрались восвояси, и
принялся размышлять - интересно, а как бы они "напали" на меня. Не знаю как
объяснить, но я чувствовал себя готовым отразить даже самый сильный натиск.
    В полночь  просигналил  телескрин:  на  экране  показался взволнованный
Райх:
    - Они были у тебя?
    - Да, с час назад убрались.
    - А от меня только что, - сказал он. - Это у меня первый настоящий опыт
с ними, и ты знаешь - я не в восторге. Они намного сильнее, чем мы думали.
    - Не знаю. Может, это обычная проверка. Тебе удалось скрыть мысли?
    - О да. К счастью, я в этот момент работал с клинописью Абхота, так что
я просто зациклился на ней и старался думать вполсилы.
    - Если будет нужна  помощь  -  позвони.  Нам  бы  тоже  надо  научиться
фазировать  наши  мозги,  как  братья  Грау,  дело  стоящее,  -  сказал я и
отправился  спать.  Я даже позволил  своему  сознанию  соскользнуть  в  сон
постепенно, как раньше, вместо того чтобы выключить его, как свет.
    Проснулся я совершенно разбитым, словно после похмелья.
    И тело  и  мозг  сковала судорога,  как случается после ночевки в сыром
холодном помещении.  Тут же мне стало ясно,  что время блефа  кончилось,  -
пока я спал,  они внедрились в меня и сделали своим пленником. Теперь я был
словно связан по рукам и ногам.
    Вообще-то я  ожидал  худшего.  Не  таким  уж омерзительным оказалось их
присутствие,  как я себе представлял.  Просто внутри меня ощущалось  что-то
чуждое, и в этой чуждой субстанции было нечто "металлическое".
    Идей о возможном сопротивлении  как-то  не  находилось.  Я  был  словно
арестованный,  у  которого  осталась  лишь  одна  надежда - объяснить своим
мучителям,  что они взяли его по ошибке. Так я и поступил: изобразил страх,
возмущение, но не панику. Я старался думать, будто это обычное недомогание,
с  которым  справится  таблетка  аспирина,  перебирал  в   голове   события
предыдущего дня в поисках причины болезни.
    За следующие полчаса ничего особенного не произошло. Я просто лежал без
движений,  ни  о  чем  не волнуясь,  лишь прикидывая,  когда же они ослабят
контроль.  Казалось,  стоит  напрячь  силы,  как  тут  же  пришельцы  будут
отброшены.
    Затем я понял - так дело не пойдет. Они же  з н а ю т  то,  что знаю я,
они понимают,  что я прикидываюсь дурачком. И вот тут-то начался новый этап
- они принялись давить на мой мозг так,  что раньше я бы ни за что этого не
перенес и сошел бы с ума.  Как физическая тошнота вызывает разбитость тела,
так и их давление вызывало  чувство  мозговой  подавленности,  своего  рода
тошноту.
    Конечно, надо сопротивляться, но пока я решил не показывать своей силы.
Я  сопротивлялся пассивно,  словно не знал об их давлении,  а ведь оно было
нешуточным:  казалось,  они пытаются  сдвинуть  стотонную  скалу.  Давление
росло,  а  я  оставался  уверенным  в себе.  Сил у меня хватило бы сдержать
наступление и в пятьдесят раз сильнее.
    Еще через  полчаса  мне  показалось,  что  я удерживаю глыбу размером с
Эверест.  В запасе по-прежнему оставалось достаточно сил,  однако и  они  в
конце  концов  могут  иссякнуть.  Пора  поставить  этих тварей на место.  Я
напрягся,  словно разрывая цепи  и  отбросил  их.  Затем  сфокусировал  луч
внимания   и  с  силой,  подобной  сексуальному  оргазму,  обрушил  его  на
паразитов.  Я мог бы продемонстрировать и десятикратную мощь,  но предпочел
оставить  их  в догадках о моих реальных возможностях.  По-прежнему никакой
паники - сплошное спокойствие,  это соревнование даже стало забавлять меня.
Если  я  выиграю,  значит  в будущем мне не придется сдерживать себя,  игра
началась в открытую.
    Результат моего ответного удара разочаровал меня. Тяжесть исчезла - они
откатились, но, как я почувствовал, урона особого не понесли. Трудно биться
с тенью.  По логике, я должен чувствовать себя боксером, выигравшим бой, но
увы - такого чувства не было.
    Их атака  возобновилась  тут  же.  На  этот раз она оказалась настолько
неожиданной и жестокой,  что мне пришлось  отбиваться  на  неподготовленных
позициях.  Можно  сравнить  меня с домовладельцем,  на которого напала орда
бродяг.  У меня была только одна мысль:  эти твари принадлежат к  какому-то
"низшему"  разряду,  они - подонки,  не имеющие права обитать в моем мозгу.
Они,  словно крысы с помойки,  возомнили себя  достаточно  сильными,  чтобы
бросаться  в  бой,  и  для меня было делом чести показать им,  что никто не
собирается их терпеть.  Страха не было,  ведь я воевал с чужаками на  своей
"территории".  Не успев вернуться, они тут же получили сокрушительный отпор
и снова отступили.
    Как-то новообращенные   союзники  спросили  меня,  действительно  ли  я
"видел" паразитов или же ощутил,  что они имеют  определенную  форму.  Нет,
ответил я.  Это ощущение можно передать следующим образом: представьте себе
усталого раздраженного человека,  у которого все не  клеится.  Всякий  раз,
когда он переходит улицу,  на него едва не наезжает автобус.  Вся Вселенная
кажется враждебной, словно две шеренги головорезов, сквозь которые ему надо
проскочить. Чувство уверенности исчезает, в жизни все становится непрочным,
да и сама  жизнь  обречена.  Да,  примерно  так  можно  описать  внутреннее
состояние  жертвы паразитов во время их атаки.  В прежние времена я счел бы
эту атаку просто вспышкой пессимизма и жалости к себе,  причем тут же нашел
бы   множество   поводов   для  беспокойства,  чтобы  сделать  эту  вспышку
обоснованной.  Все мы сражаемся в таких схватках по сто раз на дню,  и если
побеждаем, то лишь отбросив тенденцию негативизма, озабоченности жизнью, и,
приняв вызов, действуя как завоеватели, побеждая во имя великих целей. Всем
нам  известен этот фокус "сокровенной жизни",  заключенной внутри нас.  Мои
тренировки за несколько последних месяцев просто подняли  эту  "сокровенную
жизнь"   ближе  к  поверхности.  Моя  сила  проистекала  из  оптимизма,  из
"позитивного думания", если можно так выразиться.
    Схватка продолжалась около часа.  Я даже думать не смел о поражении - а
вдруг их миллионы,  и они могут штурмовать меня неделями, пока не  подточат
мои силы. Подобные мыслишки я подавлял в зародыше - от них главная беда.
    К пяти часам я слегка устал,  но унывать  не  собирался.  И  тогда  мне
показалось,  что  паразиты получили подкрепление,  чтобы атаковать с новыми
силами. Тут я решил рискнуть - подпущу-ка их поближе. Интересно, смогу я им
врезать как следует? Они напирали, словно огромная толпа, а я все отступал,
пока не начал  задыхаться.  Это  ужасное  ощущение  сравнимо  разве  что  с
медленным сдавливанием руки в тисках.  Тяжесть нарастала,  но я по-прежнему
не сопротивлялся. И когда стало окончательно невыносимо терпеть это дальше,
я  собрал всю мощь мозга и ударил по ним - это был залп орудия в самую гущу
неприятеля.  Теперь ошибки не произошло.  Да, они были легкими, как личинки
мух,  но  их  было слишком много,  чтобы быстро увернуться от удара,  - я с
удовольствием осознал, что теперь-то нанес им заметный урон.
    На полчаса  воцарилось спокойствие.  Я знал:  они рядом,  но контратака
ошеломила их.  Позже я понял, почему. За время тренировок я сумел развить в
себе скрытые ментальные силы, сравнимые по мощности с водородной бомбой. До
этого мне не случалось их применять, оттого я и не представлял последствий.
Паразиты насели  на меня,  словно орда крыс,  атакующих кухню,  -  и тут на
кухню врывается разъяренный тигр. Немудрено, что они были сбиты с толку.
    Я ликовал:   несмотря  на  потерю  сил,  я  еще  мог  давать  отпор,  а
возбуждение от победы  внушило  мне  уверенность  -  выстоим,  пускай  хоть
несколько недель наступают.
    Однако с  первыми  лучами  солнца  я  понял,  что  столкнулся  с  новой
проблемой,  к  которой  не был готов.  Вначале появилось чувство,  словно я
промочил ноги,  и вода медленно поднимается от ступней  вверх.  Лишь  через
некоторое  время  я  догадался:   они наступают с той стороны моего разума,
о  к о т о р о й  я  н и ч е г о  н е  з н а л.   Пока  я  воевал  с   ними
на территории  сознательного,  я  был  силен,  но нельзя забывать,  что эта
область,  известная нам,  не так уж  необозрима.  Я  оказался  в  положении
астронома,   который  изучил  Солнечную  систему  и  решил,  что  это - вся
Вселенная.
    Паразиты наступали  на  меня с плацдарма, находившегося  н и ж е  сферы
знаний о самом себе. Я как-то не слишком задумывался о таком варианте, хотя
в  недалеком  будущем  планировал заняться и той территорией.  Мы частенько
воспринимаем  нашу  жизнь  как   данность,   основанную   на   определенных
"предпосылках".  Ребенок воспринимает дом и родителей, как нечто само собой
разумеющееся,  позже он точно так же относится  к  стране  и  обществу.  Мы
изначально  нуждаемся в этих опорах.  Выросший без родителей и родного дома
ребенок  выносит  во  взрослую   жизнь   чувство   незащищенности.   Пускай
благополучные  дети  потом иногда критикуют родителей или даже отказываются
от них (хотя такое случается не часто),  но это значит лишь то,  что  такие
дети окрепли и могут выстоять в одиночку.
    Все оригинальные мыслители в своих рассуждениях  выбивают  эти  "опоры"
одну  за другой.  Дети могут продолжать любить родителей и свою страну,  но
уже с позиции силы - той силы, которая начинается с отрицания.
    И это верно - человек постепенно забывает, как это - выжить в одиночку.
Люди  ленивы  и  предпочитают  подпорки.  Мужчина  может   быть   блестящим
оригинальным  математиком,  и в то же время - жалким подкаблучником у своей
жены. Он может быть могучим мыслителем и тут же поддаваться на грубую лесть
коллег и учеников. Одним словом, человек не в силах отбросить все подпорки,
он  может  избавиться  от  нескольких,  но  будет  продолжать  пользоваться
остальными - для надежности.
    Я настолько увлекся исследованием новых пространств мышления, настолько
отрешился  от своего прежнего "я" и своих обязательств,  что совсем забыл о
привычном грузе повседневности. Казалось, я заменил собственную личность на
новую,  а все еще ощущаю старую, потому что основа нашей индивидуальности -
словно якорь,  лежащий на дне глубочайшего моря.  Я  все  еще  считаю  себя
членом  человеческой  общности,  попрежнему  отношусь  к  себе  как жителю
Солнечной системы и Вселенной,  которая движется в пространстве и  времени.
Это  для меня незыблемо.  Я же не спрашиваю,  где я был до рождения,  и где
буду после смерти?  Я даже  саму  проблему  смерти  не  признаю:  лучше  ее
оставить "на потом".
    Итак, паразиты устремились  к  глубинным  креплениям  моей  личности  и
принялись раскачивать их.  По другому не выразишься.  Нет,  они не вырывали
якоря со дна разума - такое им не по зубам,  но они так раскачали цепи, что
я внезапно почувствовал неуверенность в том, в чем никогда не сомневался. Я
задался  вопросом:  да  кто  же  я,  наконец?  Словно  дерзкий   мыслитель,
отбросивший  понятия патриотизма и религии,  я утратил все,  что составляло
мою личность:  время и место рождения,  свою тождественность с человеческим
существом,  а  не  с  собакой  или  рыбой,  мощный инстинкт самосохранения.
Отбросив все "уловки",  я оказался обнаженным -  осталось  чистое  сознание
один  на  один  со  Вселенной.  Однако  и  "чистое  сознание"  -  столь  же
произвольное понятие, как и мое имя. Как бороться со Вселенной,  не наклеив
на нее ярлыка?  Какое же это "чистое сознание",  если я вижу один предмет в
виде книги,  а другой - в виде  стола?  Значит,  какая-то  крошечная  часть
личности все же сохранилась во мне.  Если же я оторвусь от этой частицы, то
все обратится в пустоту.
    Этими размышлениями я занимался не для забавы.  Я пытался пробить тропу
к некой прочной основе,  на которой можно выстоять против паразитов. Вся их
хитрость  была  в  том,  что  они  продемонстрировали  мне:  ты  стоишь над
пропастью. И мозг мой признал: да, мы воспринимаем пространство и время как
данность,  хотя  смерть  уносит нас из этой системы координат.  Мы называем
"экзистенцией" существование во времени и пространстве,  а эта вселенная  с
ее пространством и временем не является абсолютом.
    Вдруг   в с е  п р е в р а т и л о с ь  в  а б с у р д.  Под   желудком
заныло от ощущения беспомощности и слабости.  Выходит,  все, что я принимал
на веру в этой Вселенной,  все  можно  подвергнуть  сомнению  и  все  может
оказаться  лишь  трюком.  Как  мыслитель я следовал давней привычке считать
сознание превыше тела,  ведь разум вечен и свободен, а тело - незначительно
и  обособлено.  Разум  -  категория  универсальная,  и это превращает его в
вечного созерцателя,  неподвластного страху.  Тут меня осенило.  "Если сама
Вселенная состоит из условностей,  то и разум мой,  подобно телу,  столь же
случаен и ненадежен".  Вспомним,  во время болезни  или  обморока  сознание
кажется  менее  прочным,  чем  тело  и  порою  кажется,  что лишь прочность
телесной оболочки удерживает разум от распада.
    Под ногами неожиданно разверзлась пустота.  Но я не испугался: это было
бы  слишком  человеческой  реакцией.  Казалось,  что  контакт  с   холодной
реальностью  превращает все  человеческое в маскарад  -  с а м а  ж и з н ь
с т а н о в и т с я   м а с к а р а д о м.   Моя   сокровенная  жизнь  была
поражена в самое сердце.  Я ощутил себя королем,  который всю жизнь отдавал
приказы, и те безоговорочно исполнялись, но теперь этот король попал в лапы
дикарей  -  и они вонзают ему в кишки меч.  Это было столь внезапно и столь
ужасающе реально,  что все,  чем я был,  аннигилировалось, все обратилось в
иллюзию. Мне стало совершенно безразлично, победят паразиты или нет. И силы
и смелость покинули меня.  Теперь я был как корабль,  налетевший на скалу и
внезапно ставший уязвимым.
    Паразиты не наступали.  Они разглядывали меня, как наблюдают конвульсии
отравленного животного.  Я пытался собраться с силами, но был парализован и
опустошен.  Все потеряло смысл.  Сила разума против меня же  и  обернулась.
Вместо  рассеянного мерцания,  как это было раньше,  мозг созерцал лишь эту
немигающую пустоту.
    Зря они не повторили штурм:  со мной,  обессиленным,  уже не составляло
труда справиться.  Так они и добили Карела Вайсмана - теперь-то я знал, что
по  сравнению  с  этой  бессмысленностью  и пустотой вокруг,  смерть уже не
кажется худшей участью.  Жизнь означает желание остаться в теле и цепляться
за  иллюзии  этого  тела.  Можно конечно наблюдать за своей оболочкой,  как
астронавты смотрят из космоса на Землю,  но тогда какой смысл  возвращаться
обратно?
    Нет, им непременно надо было продолжать наступление.  Они, должно быть,
решили,  что я повторю выбор Карела - самоубийство, но у меня такой соблазн
не возникал,  поскольку мозг  был  свободен  от  неврастении,  и  ничто  не
подталкивало  к  крайности.  В минуты опасности только истерические дамочки
падают в обморок, женщины с сильным характером знают, что это не выход.
    И я   подумал:   уж   если  эти  твари  могут  вызвать  чувство  полной
бессмысленности,  то  сами  они  должны  находиться  з а  п р е д е л а м и
этого чувства.
    Стоило об  этом  подумать,  как  силы  тут   же   стали   возвращаться.
Разумеется,  они  загнали  меня  в  это состояние,  как охотники на черепах
норовят перевернуть животное на спину,  так и паразиты знают наши  наиболее
уязвимые места. Но если это так, то скорее всего, ощущение пустоты - просто
иллюзия,  и они прекрасно это знают.  Мой  мозг  делал  все  как  надо,  но
допустил  ошибку.  Неопытного малыша любой взрослый способен напугать.  Что
стоит свести ребенка с ума,  порассказав ему,  например,  всяких ужасов про
Дракулу и Франкенштейна, а заодно - упомянуть о Бухенвальде и Бельзене[37],
- пусть знает,  что мир еще страшнее,  чем литературный вымысел.  И в  этом
смысле взрослый,  конечно, прав,  однако он допускает ошибку:  такие ужасы, 
как Бухенвальд и Бельзен не составляют обязательную часть Вселенной, и будь
человечество чуть-чуть порядочней, их никто бы не позволил. А может, и меня
паразиты просто запугивают, рассчитывая на невежество? Похоже, я был прав в
своих  рассуждениях:  наша  жизнестойкость  зависит  от  разных  иллюзорных
"подпорок".  Но  в  таком  случае  ребенок   может   перестать   верить   в
непогрешимость  своих  родителей,  не переставая при этом любить их.  Иными
словами,  реальность любви останется,  если даже исчезнут иллюзии.  И тогда
жуткая агония - вернее, жуткое отсутствие агонии, чувство последнего холода
и последней реальности не более опасны, чем боль ребенка, когда он упадет и
ушибется?
    Это была  первая  зацепка.  Потом пришла еще одна спасительная идея.  Я
подумал,  что, размышляя о враждебной "Вселенной" и считая ее нелепостью, я
допустил  древнейшую  ошибку человечества:  мы всегда рассматриваем понятие
"Вселенная" как "в н е ш н я я  В с е л е н н а я".  А  мозг,  насколько  я
понял, сам по себе является вселенной.
    Их первая оплошность - что  они  не  добили  меня  после  того,  как  я
выдохся.  А  теперь  они  допустили более важную ошибку:  увидели,  что мне
как-то удалось оправиться и двинули на меня в полную силу.
    Я впал в панику - сил для сопротивления не было.  Заглянув в бездну,  я
растерял остатки мужества. Но собираться с силами надо.
    И тут  я  вспомнил  свои рассуждения о ребенке,  и меня словно озарило.
Ребенка можно запугать потому,  что он сам не знает своих  способностей.  А
ведь  самое  важное в каждом ребенке то,  что он - потенциальный взрослый -
ученый, или поэт, или политический лидер.
    Видимо, со  мной  происходило то же самое.  Я внезапно вспомнил рассказ
Карела о первой стычке с паразитами,  когда его  глубинные  жизненные  силы
собрались перед битвой воедино.  А все ли свои силы я призвал на помощь?  Я
тут же вспомнил:  в последнее время мне стало казаться,  что какая-то  сила
удачи   постоянно   сопутствовала  нам  -  про  себя  я  назвал  ее  "богом
археологии", - эта  д о б р о ж е л а т е л ь н а я  сила как бы  оберегала
саму жизнь.
    Человек религиозный, конечно, назвал бы эту силу Богом. Я воздержусь от
этого  слова.  Однако  я  вдруг понял,  что в этом сражении у меня появился
нежданный союзник.  И эта мысль прозвучала словно труба  идущей  на  помощь
армии.  Меня охватил безумный восторг, который трудно выразить: ни плач, ни
смех,  ни вопль тут не годятся - подобные  эмоции  в  этом  случае  нелепы,
словно  попытка  вычерпать  море  наперстком.  Радость  вспыхнула  внезапно
наподобие ядерного взрыва -  я  не  на  шутку  перепугался  этого  чувства,
наверное,  не меньше паразитов. Но главное, что мне стало ясно: я сам обрел
эту новую силу.  Нет,  то  не  была  какая-то  "третья  сила"  вне  меня  и
паразитов.   Я  обнаружил  неисчислимые  запасы  э н е р г и и   д о б р а,
которая  не  действовала сама по себе  -  ее сначала надо извлечь,  а затем
применить.
    Страх отступил. Стиснув зубы, я подчинил своей воле все силы. Отлично -
теперь  я мог их контролировать.  Я развернул луч внимания в сторону врагов
и,  упиваясь собственной властью,  произвел мощный выплеск энергии. Вот это
да! Неужели во мне скрыто столько сил? Словно какой-то ураган подхватил все
мои слова,  идеи,  гипотезы и закружил их,  как сухие листья.  Паразиты все
поняли,  но  было  поздно.  Наверное,  произошедшая  со  мной  перемена  не
вписывалась в рамки их опыта. Выходит, слепой бился со слепцами. Чудовищная
световая вспышка обуглила их,  словно паяльная лампа - кучу личинок. Дольше
нескольких секунд эту расправу продолжать  было  нечестно,  все  равно  что
стрелять из пулемета по детям. Я прекратил выплески энергии и почувствовал,
как сквозь тело перекатываются ее волны,  а вокруг  головы  трещат  разряды
электричества.  Из моей груди даже вырывалось голубовато-зеленое свечение -
оно мерцало волнами вспышек наподобие молнии,  но я уже решил  попридержать
эту  силу.  Вряд  ли  в дальнейшем стоит к ней прибегать.  Я закрыл глаза и
заставил тело впитывать эту энергию,  хотя знал,  что она  может  разорвать
меня.  Постепенно она убывала, и, несмотря на весь мой экстаз победы, я был
рад, что она уходила. Слишком уж она была велика.
    И я  вернулся,  наконец,  в  комнату  - после многочасового отсутствия.
Снизу доносился шум проезжающих машин. Электронные часы показывали половину
десятого.  Вся  простынь набухла от пота,  словно я опрокинул на себя целую
ванну воды.  Мое зрение стало  каким-то  необычным:  все  предметы  немного
двоились,  словно  свечение  дублировало  их  очертания.  Все  стало вокруг
необыкновенно чистым и светлым;  я впервые понял,  что  такое  мескалиновые
визуальные эффекты, о которых писал Олдос Хаксли.
    А еще я знал о другой угрожающей сейчас опасности:  ни  в  коем  случае
нельзя думать о пережитом - ничего не получится, лишь нахлынет депрессия, а
это страшнее,  чем то, что происходило полтора часа назад, когда я заглянул
в  бездну.  Поэтому  я  сознательно  обратил свои мысли в сторону житейских
проблем. Я не задавался вопросом, почему я бился с паразитами, когда у меня
столько сил,  почему люди сражаются с собственной жизнью, если все проблемы
можно решить в мгновение ока.  Мне не хотелось рассуждать о том, не было ли
все это некой игрой.  Вместо этого просто зашел в ванную и умылся.  Зеркало
потрясло меня:  оттуда смотрел нормальный  свеженький  типчик  без  единого
следа  пережитого противоборства,  разве что лицо выглядело чуть худощавей.
Когда я встал  на  напольные  весы,  меня  ожидал  сюрприз:  я  похудел  на
одиннадцать килограмм.
    В комнате раздался сигнал телескрина. На экране появился глава Урановой
Компании.  Мне он показался пришельцем с другой планеты.  А еще я заметил в
его взгляде  облегчение.  Оказывается,  с  восьми  утра  со  мной  пытаются
связаться журналисты. Дело было в следующем: этой ночью скончались двадцать
моих коллег - Джиоберти,  Куртис,  Ремизов,  Шлаф, Герцог, Хлебников, Эймс,
Томсон,   Дидринг,  Ласкаратос,  Спенсфилд,  Сигрид  Эльгстрем,  -  короче,
остались только братья Грау, Флейшман, Райх, я и ...Жорж Рибо.
    Первые четверо  умерли  от сердечной недостаточности.  Сигрид Эльгстрем
перерезала себе вены, а затем и горло. Хлебников и Ласкаратос выпрыгнули из
окна.  Томсон  сломал  шею  в  загадочном  эпилептическом припадке.  Герцог
перестрелял всю семью и застрелился сам.  Остальные приняли либо яд, либо -
сильную дозу наркотиков. Двое скончались от кровоизлияния в мозг.
    Рубке был в истерике - Урановая Компания приобрела себе  весьма  дурную
репутацию,  ведь почти все жертвы гостили в последнее время у нас, а значит
- и у Компании;  многие из них встречались с Рубке,  Я как  мог  успокаивал
его,  хотя сам был потрясен и просил не пускать ко мне ни одного репортера.
Когда он сказал,  что звонил Райху,  но ответа не получил,  я почувствовал,
как  желудок  мой  превращается в глыбу льда.  "Что же теперь делать",  - с
большим трудом соображал я.  Наверное,  лучше всего завалиться спать.  Но я
решил  позвонить  Райху  по своему специальному коду.  Трудно описать,  как
отлегло у меня на душе, когда на экране появилось его лицо. Первым делом он
сказал:
    - Слава Богу, с тобой все в порядке.
    - Я-то ладно, а как ты? Выглядишь неплохо.
    - Они снова появлялись у тебя ночью?
    - Да, это продолжалось до утра. Они побывали у всех наших.
    Отвлекшись на пять минут,  чтобы успокоить Рубке,  я снова  связался  с
Райхом.  Когда  я  рассмотрел  его,  я  понял,  что  поспешил заявить о его
прекрасном самочувствии:  он выглядел,  словно после полугода болезни. Кожа
его напоминала цветом вареную телятину - Райх здорово постарел за эту ночь.
    С ним случилось почти то же самое,  с одной лишь существенной разницей:
к  нему не применили технику "тотального подкопа".  Они всю ночь штурмовали
Райха,  одна атака шла за другой.  К утру им удалось пробить  брешь  в  его
ментальном  панцире,  и  это  вызвало  утечку  энергетических запасов.  Вот
тогда-то он здорово сдал,  казалось, поражение неизбежно, но паразиты вдруг
прекратили атаку.
    Я сразу догадался,  когда это произошло:  в момент моей "энергетической
бомбардировки".  Райх  подтвердил:  да,  это  случилось за полчаса до моего
звонка.  А до этого он слышал сигналы телескрина,  но был слишком  измотан,
чтобы подойти к нему.
    Он удрученно воспринял новость о  судьбе  остальных  наших,  но  затем,
узнав о моей победе,  загорелся надеждой и решимостью.  Я пытался объяснить
ему как мог,  почему им не удалось "подкопать" меня  и  как  я  призвал  на
помощь  божественную  силу,  чтобы разбить их.  Райху больше всего этого не
хватало - знать,  что не так уж мы против них беспомощны.  Теперь  об  этом
должны  знать  все  последующие  "адепты" практической феноменологии:  этот
метод позволяет мгновенно оправляться от физических  и  ментальных  ударов,
непосредственно  припадая  к  тем источникам энергии,  что питают все живые
существа.  Уже через полчаса Райх оправился от своего болезненного  вида  и
болтал так же возбужденно, как и я.
    Все утро я рассказывал,  как они подмяли меня и как можно их  победить.
Райху  надо научиться добровольно "подкапывать" себя самого,  чтобы изучить
фундамент собственной личности.  Кстати,  мы здорово отличались  с  ним  по
темпераменту - в чем-то он был сильнее меня, а в чем-то - слабее.
    К полудню нас прервал Рубке -  буквально  ворвался  в  дверь.  К  этому
времени  все  газеты мира уже пестрели заголовками о "ночи самоубийств",  в
них на все лады обсуждалось о том,  какую роль во всем этом  сыграли  мы  с
Райхом.  Мне передали,  что к территории АИУК,  раскинувшейся на восьмистах
акрах,  невозможно  приблизиться  из-за  тысяч  вертолетов,  кружащих   над
Компанией, - журналисты прибыли.
    Я быстренько  проанализировал  мыслительные  возможности  Рубке  -  они
оказались  не  на  высоте,  доверяться  ему  не  стоило.  Меня так и тянуло
устроить ему промывку мозгов - теперь-то я знал свои способности, - но меня
удерживало чувство "уважения к правам личности". Вместо этого мы рассказали
ему историю,  близкую к правде,  но доступную для его понимания. Получилось
примерно следующее:  Антикадатское Общество оказалось право - наши раскопки
на Каратепе пробудили к жизни опасные могущественные силы -  самих  Великих
Древних.  Остальное  было более-менее правдой:  эти существа обладают такой
мощной психической энергией,  которая способна свести человека с  ума.  Они
поставили  целью уничтожить человечество или,  по крайней мере,  поработить
его,  и тогда в Солнечной  системе  вновь  воцарится  Древняя  Раса.  Но  к
счастью,  они  не  так  сильны.  Если  мы  справимся с ними вовремя,  то им
придется убраться из галактики, а может, и вообще исчезнуть.
    Так мы  превратили  правду  о  паразитах  в легкодоступную и не слишком
страшную небылицу для детей.  Мы даже дали имя злобным  существам,  которое
позаимствовали из лавкрафтовской мифологии, - Цатоггуаны.
    А в заключение мы задали ему серьезный вопрос:  стоит ли  предупреждать
человечество о грозящей опасности,  если это известие вызовет такую панику,
которая станет еще большим злом?  Рубке  стал  цвета  оконной  шпаклевки  и
забегал по комнате, задыхаясь от приступов астмы - пришлось помочь ему, - а
затем заявил, что мы обязаны рассказать миру обо всем. Удивительно, но наша
история не вызвала ни малейшего сомнения.  Еще бы: сила двух разумов лихвой
перекрыла его один.
    Однако "Цатоггуаны"   пока  что  опережали  нас  на  полкорпуса,  и  мы
убедились в этом часом позже.  Жорж  Рибо  сделал  заявление  для  "Юнайтед
Пресс",  в  котором  обвинил  меня  и  Райха  в  убийстве и злоупотреблении
доверием. Вот что говорилось в нем:
    "Месяц назад  ко  мне  подошел Винсент Джиоберти,  ассистент профессора
Берлинского Университета Зигмунда Флейшмана;  он рассказал,  что  небольшая
группа ученых образовала Лигу Спасения Мира и предложил мне вступить в нее.
Постепенно меня представили остальным членам Лиги (далее шел список) и  так
называемым  ее  основателям  - Вольфгангу Райху и Гилберту Остину - ученым,
открывшим Кадат.  Именно это открытие подтолкнуло их к идее спасения  мира:
они  решили,  что весь мир должен объединиться против некоего общего врага.
Таким врагом должны быть "Великие Древние" Кадата...  Мы  должны  были  при
любых  обстоятельствах  поддерживать  наш  союз.  По мнению Райха и Остина,
только  фигуры  известных  ученых  могут  заставить  поверить  мир  в   эту
фантастическую  историю...  Меня  хотели  подвергнуть  гипнозу,  как и всех
остальных, но я отказался.  В конце концов, под угрозой смерти я согласился
на  один  сеанс.  Мои  собственные  гипнотические способности позволили мне
внушить этим двоим, будто я полностью стал их рабом..."
    Одним словом,  Рибо  заявил,  что  все  случившееся  этой  ночью  стало
результатом соглашения о групповом  самоубийстве,  вдохновителями  которого
были  мы  с  Райхом.  Цель  этой  акции - заставить мир поверить в нависшую
угрозу.  Мы  с  Райхом,  якобы,  тоже  должны  были  умереть,  чтобы   наши
исследования о Великих Древних после этого были опубликованы.
    Занятная выдумка,  но не гениальная.  Все выглядело слишком невероятно,
но  ведь  и самоубийство двадцати ведущих ученых было столь же невероятным,
не говоря уже о нашем собственном ответном объяснении.
    Только благодаря  моей победе над паразитами эта история не выбила меня
из колеи.  Всего  лишь  сутки  назад  все  казалось  превосходным.  Мы  уже
прикидывали, как через месяц выступим с обращением ко всему человечеству, и
тогда сможем набрать грозную команду. А теперь все пошло прахом - Рибо стал
союзником  или  жертвой  паразитов  и повернул наши же идеально продуманные
планы против нас.  Тут паразиты безусловно  нас  обошли.  Доказательств  их
существования пока нет,  да они постараются и не дать их.  Если мы заявим о
Цатоггуанах,  то Рибо сможет доказать,  что это  наша  выдумка.  Лишь  одна 
группа людей могла поверить нам: Антикадатовское Общество!
    Райх вдруг произнес:
    - Что толку сидеть - так ничего не высидишь. Мы и так неповоротливы, да
еще эти твари обошли нас. Шевелиться надо.
    - Что ты предлагаешь?
    - Надо разыскать Флейшмана и братьев Грау,  узнать, что с ними. Если их
потрепали  так  же,  как и меня пару часов назад,  то паразитам нетрудно их
уничтожить.
    Мы попробовали  связаться  с Берлином по телескрину,  но тщетно.  Тогда
позвонили Рубке и попросили помочь срочно слетать ракетой в Берлин, но так,
чтобы   никто   об  этом  не  знал.  Рубке,  разумеется,  тоже  взволновало
"признание" Рибо, и нам минут десять пришлось уламывать его, воздействуя на
мозг.  Неблагодарная  работа  -  Рубке  оказался настолько безвольным,  что
подстегнуть его решимость было все равно что наполнить водой ведро без дна.
И чего мы только не перепробовали: давили на жадность и честолюбие; сулили,
что имя его войдет в историю - он же наш шеф,  как никак; обещали, что один
его решительный поступок не ухудшит положения фирмы.  Потом мы вместе с ним
устроили маленький трюк для журналистов.  Сняли на видеокассету,  как  Райх
отвечает  по  телескрину  - за ним в это время маячил я,  - потом он гневно
кричит оператору, что связь прервалась. Эта запись будет показана в случае,
если кто-то попытается позвонить нам.
    Уловка сработала.  Уже  подлетая  к  Берлину,  мы   увидели   себя   на
телеэкране.   Репортер,   нарвавшийся   на  эту  "сенсацию"  записал  кусок
"разговора",  и через двадцать минут  запись  уже  транслировала  студия  в
Диярбакыре.  В  тот момент как раз шли дебаты - живы мы или нет,  поскольку
заявлению Рубке пресса не очень поверила,  - запись тут же получила широкую
огласку.  Так что, если бы кто и узнал нас в берлинском аэропорту, то решил
бы, что обознался.
    Возле дома Флейшмана пришлось открыться, иначе было не проникнуть через
кольцо журналистов.  Тут, кстати, мы открыли новый аспект психокинетической
силы.  В  принципе,  для  нас  несложно было сделаться  "невидимками" - для
этого достаточно лишь перехватить лучи внимания окружающих и отвести  их  в
сторону,  нас бы просто не заметили. Так мы вначале и сделали: добрались до
двери Флейшмана и позвонили.  Но тут-то нас и признали,  началась суматоха.
Слава Богу,  Флейшман узнал наши голоса по домофону, и в тот момент, когда
мы назвали  себя,  дверь  открылась.  Через  мгновение,  едва  нам  удалось
проскользнуть  внутрь,  журналисты забарабанили в дверь и принялись кричать
сквозь щель почтового ящика.
    Флейшман выглядел лучше, чем мы ожидали, хотя сил он потерял немало. Мы
с ходу выяснили,  что с ним произошло то же самое:  целую ночь шла битва, а
ровно в восемь двадцать пять утра нападение внезапно прекратилось - разница
во времени  между  Берлином  и  Диярбакыром  сэкономила  ему  два  часа.  Я
воспрянул духом:  по крайней мере, двое наших коллег спасены благодаря мне,
и эта ночь не стала ночью полного разгрома.
    Флейшман рассказал о братьях Грау - те сидели у себя дома в Потсдаме. С
утра ему удалось связаться с ними еще до того, как журналисты стали глушить
сигналы  из  его дома...  Братья выкрутились благодаря своей телепатической
связи.  На манер того,  как они пользовались мозгом  в  качестве  усилителя
ПК-энергии,  им  удалось  "подзаряжать"  друг  друга во время ночной битвы.
Флейшман решил, что их, как и меня, пытались "подкопать", но телепатическая
связь снова выручила. Потом я узнал, что у них не возникало ощущения потери
личности,  они подбадривали друг друга и гнали прочь все мысли на эту тему.
Видимо, техника ментального "подкопа" действует только против одиночки.
    Теперь перед нами стояла почти неразрешимая  проблема:  как  попасть  в
Потсдам к братьям Грау или,  хотя бы, сообщить, чтобы они срочно вылетали в
Диярбакыр.  Дом окружен репортерами,  а в небе постоянно патрулирует дюжина
вертолетов.  Когда  прошла  новость  о  нашем  появлении  в доме,  их число
увеличилось до сотни.  Одна попытка связаться  с  Потсдамом,  и  журналисты
тотчас   бросятся   туда   -   местную  связь  прослушать  еще  легче,  чем
международную.  Насколько  мы  знали,  имя  братьев  Грау  пока  нигде   не
упоминалось, значит, у них оставалась какая-то свобода передвижения.
    И Флейшман  подсказал  выход.  Через  час  после  общения  с  нами  ему
сделалось заметно лучше:  стимулировать его мозг было куда легче, чем серое
вещество Рубке.  Особенно воодушевил его рассказ о моей победе  -  Флейшман
снова загорелся прежним оптимизмом. Вот что он сказал:
    - Теперь мы знаем кое-что  интересное  о  паразитах:  они  обитают  вне
пространства. Посмотрите, ведь на меня нападали те же самые паразиты, что и
на вас двоих в Диярбакыре, иначе почему они остановились одновременно?
    Мы с Райхом уже прикидывали такую возможность.  Но Флейшман заметил еще
один аспект:
    - Стало   быть,   мы  ошибались,  считая,  что  сознание  существует  в
физическом пространстве.  В ментальном смысле  все  пространство  Вселенной
каким-то образом сжимается в одну точку.  И паразитам незачем разъезжать из
Берлина в Диярбакыр - они одновременно находятся в обоих городах.
    - И в Потсдаме тоже, - добавил Райх.
    Тут мы поняли,  что из этого следует.  Если паразиты были,  в некотором
смысле, сейчас в Потсдаме, то и  м ы  т о ж е  б ы л и  т а м.
    Ну конечно,  что может быть проще!  Люди обитают в  материальном  мире,
если у них нет способности входить в контакт с сознанием. Представьте: двое
едут в поезде - один,  который может погружаться в себя,  и  для  него  нет
пространства  и  времени,  а  второй  сидит  у окна и зевает от скуки - ему
приходится замечать каждую минуту и каждую  милю.  Наша  сила  в  борьбе  с
паразитами на том и основана,  что мы погружаемся в себя и уничтожаем их на
их же территории.  Акуле легко достать человека,  плывущего по  поверхности
моря,  однако  водолаз,  плывущий  под  водой с маской и аквалангом,  может
считать себя равным хищнице.  Так и мы,  погружаясь в область сознания, где
нет ни времени,  ни пространства,  становились на равных с паразитами. Если
братья могут телепатически связываться друг с другом, то почему мы не можем
выйти на связь с ними?
    Ответ был  прост:  а  как  это  сделать?  Ясно,  что  для  этого   надо
задействовать силу, подобную психокинезу, но какую именно?
    И тогда  мы  выключили  свет,   сели   вокруг   стола   и   попробовали
поэкспериментировать. Увидел бы кто нас в эту минуту - головы опущены, руки
сцеплены, - решил бы, что мы проводим спиритический сеанс.
    Первым попробовал я.  Как только мы уселись, я послал мысленный сигнал:
"Готовы?" Ответа никакого.  И вдруг - неожиданный всплеск какого-то теплого
чувства:  мне  показалось,  что  в  моей  груди прозвучал голос Райха:  "Ты
готов?" Я ответил:  "Да,  а ты слышишь меня?" Снова его  ответ:  "Не  очень
четко".
    Флейшману понадобилось минут десять,  прежде чем он  тоже  включился  в
игру.  Но к тому времени мы уже общались с Райхом довольно сносно. Ведь мы,
подобно братьям Грау,  уже давно были  настроены  друг  на  друга.  Немного
погодя  мы  поймали первый сигнал Флейшмана - он звучал,  словно отдаленный
возглас.
    Хорошо, друг  с  другом  мы  связываться научились,  но выйдет ли то же
самое с братьями Грау?
    Битый час мы потратили в попытках установить контакт, я чувствовал себя
как заблудившийся в горах путник,  который зовет  на  помощь.  Я  неустанно
посылал мысленные сигналы Луису и Генриху Грау,  но это были лишь слова,  а
выразить надо было чистое стремление к контакту безо всяких слов.
    Вдруг Райх сказал:
    - Кажется, мне удалось что-то поймать.
    Мы сконцентрировались,   стараясь   послать  братьям  ответный  сигнал:
"Сообщение получено".  И затем с удивительной  четкостью  прозвучал  ответ,
словно кто-то крикнул в ухо:  "Слышим вас, что вы хотите?" Мы переглянулись
в замешательстве и в то же время с  победным  видом,  затем  снова  закрыли
глаза и еще сильней сосредоточились. Я услышал громкий выразительный голос:
"Не все сразу,  давайте по-одному.  Райх,  это вы?  Кажется,  у вас  сигнал
помощнее".
    Итак, мы работали в одном направлении,  из Берлина,  но когда сигнал из
Потсдама  пересекся  с  нашим,  линия связи словно прочистилась,  звук стал
лучше.  Мозг Райха,  словно вспышки энергии, извергал из себя послание: "Вы
можете  попасть  в  Диярбакыр?"  Ему пришлось повторить эту фразу несколько
раз.  Потом я почувствовал,  как мы слушаем его и невольно посылаем сигналы
поддержки.  Братья сначала протестовали:  "По одному, пожалуйста". Затем мы
как бы слились с голосом Райха и стали работать в  качестве  усилителя  его
сигнала. Братья тут же ответили: "Вот так лучше. Теперь вас слышнее".
    Дальше шло как по маслу.  Мы даже умудрились вкратце рассказать о своих
делах, будто болтали по телефону. И все это время нас не было в комнате. Мы
полностью слились друг с другом,  как соединяются люди в молитве. А потом я
догадался,  почему  вначале  шел  слабый  сигнал:  я  недостаточно  глубоко
погрузился в свое сознание,  слишком близко  был  к  поверхности.  Когда  я
пробовал  уходить  глубже,  меня  начинало тянуть в сон.  Язык и смысл слов
принадлежат сфере тела.  Их  так  же  трудно  перенести  в  глубины  чужого
сознания, как и пытаться мыслить логически во сне. Я об этом говорю к тому,
что  в  тот  момент  впервые  задумался  о  том,  сколь  безгранично   наше
невежество.   Глубинные   просторы  сознания  населены  в  основном  нашими
воспоминаниями и мечтами,  которые плавают там,  словно огромные рыбины. На
этих  глубинах чертовски трудно сохранить ощущение здравого смысла,  трудно
отличить реальность от иллюзии.  А  для  эффективной  телепатической  связи
необходимо посылать сигналы именно из этой глубины.
    Впрочем, эта проблема уже не стояла  так  остро.  Райх,  Флейшман  и  я
теперь  усиливали друг друга,  и в этом эксперименте раскрылся смысл фразы:
"Мы члены друг друга"[38].
    После разговора  с  Грау мы почувствовали безмерное счастье и свежесть,
словно после глубокого и спокойного сна.  Флейшман стал похож  на  прежнего
Флейшмана.  Его  жена  принесла  кофе;  поначалу  она  плохо  скрывала свое
раздражение против нас с Райхом,  но, бросив удивленный взгляд на мужа, она
изменила к нам отношение.  Мы заметили,  с какой нежностью Флейшман смотрел
на нее - она была тридцатью годами моложе него, и женаты они были всего год
-  будучи  связанными  в  тот момент друг с другом,  мы смотрели на нее его
глазами, глазами влюбленного собственника и чувствовали его влечение, знали
каждую интимную подробность ее тела.  Она как бы вошла в наш телепатический
круг и в каком-то смысле сделалась женой нас троих.  (Что примечательно:  у
нас с Райхом не возникло обычного желания самца обладать незнакомой самкой,
поскольку мы уже, так сказать, обладали ею.)
    К трем ночи журналисты,  поджидавшие нас на вертолетах, изрядно устали.
Вдобавок,  их  скопилось  в  небе  куда  больше,   чем   допускает   служба
безопасности полетов.  Тех же,  кто собрался возле двери,  даже трудно было
сосчитать - вся улица была забита автомобилями со спящими  репортерами.  Мы
выбрались на чердак и приставили лестницу к слуховому окну.  В три двадцать
утра в небе послышался шум вертолета - мы  быстро  распахнули  окно.  После
небольшого маневра с вертолета сбросили веревочную лестницу,  по которой мы
быстренько вскарабкались по одному наверх,  в вертолет -  журналисты  внизу
сразу и не сообразили, что происходит. Братья Грау осторожно втянули внутрь
сначала нас,  а потом и лестницу,  и вертолет на полной скорости помчался в
сторону аэродрома.
    Операция прошла безукоризненно.  Газетчики на улице были  уверены,  что
без их помощи нам в жизни не удастся нелегально раздобыть вертолет. Так что
если кто-нибудь из них и заметил наш летательный  аппарат,  то,  наверняка,
предположил,  что  это всего лишь журналисты,  или патруль Совета Воздушной
Безопасности. Так или иначе, мы достигли аэропорта безо всяких приключений.
Пилот связался по радио с пилотом нашей ракеты. В три тридцать пять мы были
уже на пути в Париж.  И  решили,  что  следующим  этапом  станет  маленькая
деловая встреча с Жоржем Рибо.
    На рассвете мы приземлились в Ле-Бурже.  Конечно,  можно было выбрать и
более удобный плавучий аэродром на Елисейских Полях,  но для этого пришлось
бы запрашивать разрешения на посадку по радио,  а это привлекло бы внимание
журналистов.  Вместо  этого  мы  взяли  в Ле-Бурже геликэб и через двадцать
минут были в центре Парижа.
    И вот нас пятеро,  и мы почти неуязвимы, даже если кто-то опознает нас.
Впятером  мы  можем  воздвигнуть  своеобразную стену вокруг себя и отразить
внимание любого,  кто нас увидит.  Окружающие могли смотреть,  но не  могли
в и д е т ь.  Способность  осознавать   увиденное  находится  за  пределами
чувственного восприятия (вы могли это заметить,  и  не  раз:  например,  вы
читаете,  а  ваши мысли рассеянно бродят где-то еще).  Человек не фиксирует
многие объекты из тех, что видит, если они не заслуживают его внимания. Так
и нам приходилось "уворачиваться" от внимания зевак, чтобы не подпускать их
к себе - это напоминает принцип намордника,  который  не  позволяет  собаке
кусать прохожих. Можно считать, мы шли по Парижу словно невидимки.
    Главную ставку мы делали на внезапность.  Если паразиты следят за нами,
то они могли предупредить Жоржа Рибо еще несколько часов назад, и тогда нам
его ввек не найти.  С другой стороны,  они вчера понесли приличные потери и
сегодня должны быть не слишком бдительными. На это-то мы и расчитывали.
    Чтобы выяснить,  где сейчас Рибо,  достаточно было просто  заглянуть  в
газету   -  как-никак,  он  нынче  знаменитость.  Из  номера  "Пари  Суар",
оставленного кем-то,  мы узнали,  что Рибо с каким-то нервным расстройством
помещен в клинику Кюрель на бульваре Гауссмана.  Уж мы-то знали, что это за
расстройство.
    Дальнейшее требовало  применения  силы,  хотя эта идея и была нам не по
душе.  Клиника  оказалась   чересчур   мала,   чтобы   проникнуть   в   нее
незамеченными.  Однако  в  столь ранний час - пять утра - вряд ли возле нее
можно встретить много народу.  Полусонный портье выглянул возмущенно  из-за
своей  конторки  и  тут же попал в цепкие психокинетические объятия пятерых
человек - мы зажали его так,  как не удалось бы сделать руками.  Ничего  не
понимая, он оторопело смотрел на нас. Флейшман вежливо спросил:
    - Вы знаете, в какой палате находится Рибо?
    Тот изумленно  кивнул - пришлось немного ослабить тиски,  чтобы он хоть
что-то мог ответить.
    - Отведите нас к нему, - сказал Флейшман.
    Портье включил автоматический  затвор  двери  и  впустил  нас.  Тут  же
кинулась дежурная сестра:
    - Куда это вы направились?
    В следующую секунду она уже вела нас по коридорам. Мы поинтересовались,
почему здесь нет репортеров. Она ответила:
    - Мсье   Рибо   дает  пресс-конференцию  в  девять,  -  у  нее  хватило
присутствия духа добавить, - я думаю, вам стоит подождать до ее начала.
    Мы столкнулись с двумя ночными санитарами,  но те решили, что наш визит
обговорен заранее.  Палата Рибо находилась на самом верхнем этаже  -  особо
изолированная  частная  палата.  Двери в этот сектор открывались при помощи
специального кода. К счастью, портье знал его.
    Флейшман спокойно обратился к сестре:
    - Извините,  мадам,  придется вам  пока  побыть  в  этом  холле,  и  не
предпринимать попыток к бегству. Мы не причиним вреда вашему пациенту.
    Последняя фраза была сказана для ее успокоения.
    Райх отдернул  занавеску.  От  шума  Рибо  проснулся.  Он  был небрит и
выглядел  ужасно,  долго  смотрел  на  нас  отсутствующим  взглядом,  затем
произнес:
    - А-а, это вы, джентльмены. Я думал, вы позвоните.
    Я попытался проникнуть в его мысли и ужаснулся: казалось, его разум был
словно город,  в котором истребили все население,  а вместо него разместили
тупых  исполнительных  солдафонов.  Паразитов  там  уже не было,  поскольку
отсутствовала надобность в  них.  Видимо,  Рибо  сдался  им  без  боя;  они
вторглись в его разум, захватили все центры формирования привычек, и затем,
когда эти центры были  уничтожены,  Рибо  сделался  абсолютно  беспомощным,
любой поступок давался ему с огромным усилием.  Очень многое мы совершаем в
жизни благодаря системе привычек - дышим,  едим, перевариваем пищу, читаем,
отвечаем на вопросы окружающих.  У некоторых - например,  актеров - система
привычек формируется их образом  жизни.  Чем  профессиональней  актер,  тем
больше  он  полагается  на  систему привычек и лишь в высшие моменты своего
творчества  действует  посредством  свободной  воли.   Уничтожить   систему
привычек  человека  -  едва ли не страшнее,  чем убить на его глазах жену и
детей.  По сути - жизнь становится невозможной,  как если бы содрали  кожу.
Так  паразиты  и  поступили  с  Рибо:  разрушили  старую систему привычек и
заменили ее новой.  Кое-что все же  оставили:  привычку  дышать,  говорить,
манеры поведения - это особенно важно,  чтобы убедить окружающих в том, что
он - прежний Рибо.  Но главное было уничтожено,  например,  умение  мыслить
глубоко.  Вместо этого ему вмонтировали совершенно новые взгляды. Мы теперь
стали его "врагами" и ничего,  кроме безграничного отвращения и  ненависти,
не вызывали.  Такое отношение происходило как бы по его воле,  но стоило бы
ему выбрать другой подход к нам,  как тут же вся система его привычек  была
бы   уничтожена.   Другими  словами,  сдавшись  паразитам,  Рибо  оставался
"свободным человеком",  у которого нет выбора.  Его  разум  работал  по  их
схеме,  в  противном случае - полная потеря осмысленности.  Он был свободен
как раб, к голове которого приставили пистолет.
    Мы стояли вокруг его кровати и не чувствовали себя мстителями, наоборот
- нас охватило чувство ужаса и жалости.  С таким  чувством  смотрят  не  на
человека, а на его изуродованный труп.
    Слова были ни к  чему.  При  помощи  ПК-энергии  мы  удерживали  его  в
кровати,  а  Флейшман в это время быстро анализировал содержимое его мозга.
Трудно сказать,  возможно ли восстановить в нем прежнего Рибо - все  теперь
зависело только от его собственных сил и мужества. А для этого ему придется
сконцентрировать в себе огромную силу  воли,  гораздо  большую,  чем  перед
битвой с паразитами, в которой он потерпел поражение.
    Времени на размышления не оставалось.  Мы внушили ему,  что  нас  стоит
опасаться  не  меньше  паразитов.  Один  за  другим  мы входили в сферы его
сознания,  которые контролируют механические  рефлексы,  чтобы  изучить  их
комбинации  (нетелепатам  это объяснить трудно:  дело в том,  что контакт с
окружающими основан на знании определенных комбинаций, которые выражаются в
длине мыслительной волны. Зная ее, эту величину, можно контролировать мысли
на расстоянии).  Флейшман обращался с Рибо очень  мягко,  говорил,  что  мы
по-прежнему  друзья  и знаем,  что ему "промыли мозги" без его ведома.  Ему
лишь надо довериться нам, и мы освободим его от паразитов.
    Потом  мы   ушли.  Портье   и   сестры  проводили  нас  до  выхода.  Мы
поблагодарили их и вручили по доллару (в те  годы  доллары  были  всемирной
валютой). Через час мы уже были на пути в Диярбакыр.
    Мысленный контакт с Рибо позволял  нам  контролировать  ситуацию  после
отъезда.  Ни сестра,  ни портье не могли взять в толк,  как мы заставили их
проводить нас в палату Рибо,  им не верилось,  что это произошло помимо  их
воли,  поэтому  никто  не кричал нам вслед:  "Держи!  Хватай!" Когда сестра
вернулась к Рибо,  тот проснулся и выглядел как обычно,  так что она решила
ничего не говорить.
    Когда мы приземлились в Диярбакыре, Райх заметил:
    - Семь   утра.  Осталось  два  часа  до  его  пресс-конференции.  Будем
надеяться, им не удастся его...
    Но тут его прервал крик Флейшмана, который оставался на связи с Рибо:
    - Они все узнали! Теперь на него давят в полную силу...
    - Что  мы можем сделать?  - спросил я и попытался возобновить контакт с
Рибо,  но результата не было. Все равно, что жать на кнопки радиоприемника,
который отключен от сети. Я спросил у Флейшмана:
    - А ты еще слышишь его?
    Он покачал головой. Все попробовали подключиться к Рибо, но тщетно.
    Через час  мы  поняли,  почему  так  вышло.  В  теленовостях объявили о
самоубийстве Рибо - он выпрыгнул из окна своей палаты.
    Что бы это значило:  его поражение или  нет?  Никто  не  мог  ответить.
Самоубийство Рибо не позволило сказать ему правду на пресс-конференции, а с
другой стороны - теперь не состоится его "признание".  К тому же, он больше
не  сможет  вредить  нам.  Хотя,  если  обнаружится,  что мы навещали его в
больнице, то нас вполне смогут обвинить в убийстве...
    Впрочем, никто так и не докопался до этого. Медсестра наверняка приняла
нас  за назойливых журналистов.  Она видела после нашего ухода,  что с Рибо
все в порядке, поэтому о нашем визите ничего никому не сказала.

    В 11  утра  Райх и я созвали журналистов в большой зал,  специально для
этого арендованный. Флейшман, Райх и оба Грау стояли у дверей и внимательно
изучали входящих.  Как оказалось, не зря. Среди последних журналистов вошел
грузный лысый человек, некто Килбрайд из "Вашингтон Икзэминер". Райх кивнул
парням  из  охраны,  те  подошли  к  Килбрайду  и спросили,  не будет ли он
возражать  против  обыска.  Тот   сразу   же   принялся   яростно   шуметь,
протестовать,  заявив,  что  это  оскорбление.  И  тут  он вдруг вырвался и
бросился ко мне - рука его была во внутреннем кармане пиджака. Я напряг все
свои  ментальные  силы  и резко остановил его.  Трое подоспевших охранников
оттащили журналиста в сторону.  У него обнаружили  автоматический  пистолет
"вальтер"  с  шестью  патронами  в  магазине  и одним - в стволе.  Килбрайд
кричал,  что он всегда носит оружие для самозащиты,  однако  все  прекрасно
видели, как он пытался застрелить меня. (Позже мы прозондировали его мозг и
обнаружили:  за день до этого паразиты овладели рассудком Килбраида,  когда
тот был в стельку пьян - алкоголиком он был известным.)
    Неожиданная диверсия  подстегнула  и  без  того  напряженную  атмосферу
ожидания.  Собралось около пятисот журналистов - даже все не поместились  в
зале.  Пришлось  остальным  остаться  на  улице  и  следить за событиями по
телетрансляции.  Я встал на помост в окружении Рейха,  Флейшмана и  братьев
Грау  -  их  целью было просматривать зал на тот случай,  если появится еще
один убийца - и громко начал читать наше заявление:
    "Сегодня мы хотим предупредить  все  человечество  о  страшной  угрозе,
нависшей над ним.  В настоящий момент за нашей планетой следит бесчисленное
количество пришельцев,  цель которых -  уничтожить  человеческую  расу  или
поработить ее.
    Несколько месяцев  назад,  когда  мы  проводили  первые археологические
раскопки на Черной Горе в районе Каратепа,  я и  профессор  Райх  узнали  о
существовании   враждебных   сил.   Мы   поняли,   что   эти  силы  активно
сопротивлялись нашим попыткам открыть тайну кургана. Тогда мы полагали, что
имеем дело с психическим полем,  которое создали жители тех мест для защиты
своих захоронений.  И я и Райх вполне допускаем такую гипотезу, кстати, она
объясняет и трудности, возникшие при первых раскопках гробницы Тутанхамона.
Мы были готовы на риск нарушить заклятие древних, если оно исходило от них,
и продолжали исследования.
    Однако, за последние недели мы убедились в том,  что столкнулись с куда
более опасной вещью,  чем проклятие.  Теперь мы убеждены, что пробудили ото
сна неведомые силы,  некогда преобладавшие на Земле и которым суждено снова
воцариться на ней.  Эти силы опасней всех когда либо существовавших  врагов
человечества,  потому  что они невидимы и способны поражать непосредственно
наш мозг.  Они могут разрушить здравомыслие любого индивидуума, на которого
нападают,  могут  склонить к самоубийству.  Они также в состоянии подчинить
себе определенных людей и использовать их в своих целях.
    И все же мы уверены,  что у человечества нет  причины  для  паники.  По
сравнению  с  нами  их гораздо меньше,  а главное - мы теперь знаем о  них.
Возможно, предстоит нелегкая битва, но я уверен в нашей победе.
    Я не стану оглашать,  насколько далеко мы продвинулись в изучении  этих
паразитов мозга..."
    Я говорил  еще  более  получаса,  вкратце  описал  большинство событий,
которые зафиксировал в этих записках,  рассказал о том, как были уничтожены
наши коллеги и о том,  как нас предал Рибо. Затем я объяснил, каким образом
человек,  узнавший о существовании  паразитов,  может  избавиться  от  них.
Главное,   подчеркнул  я  для  собравшихся,  эти  силы  пока  не  проявляли
активности,  их действия были слепы и инстинктивны.  А еще очень важно - не
поднимать  панику.  Многие  люди  ничего  не в силах поделать с паразитами,
поэтому  лучше  крепить  их  уверенность  в  грядущей   победе.   Последние
пятнадцать  минут  своей  речи  я  уделил  самому  оптимистическому пункту:
теперь,  когда человечество предупреждено,  полный разгром паразитов - лишь
дело времени.
    В конце я согласился ответить на вопросы, но большинство репортеров уже
рвалось  к  ближайшему  телескрину,  поэтому  последняя   часть   программы
завершилась очень быстро. Через два часа наша новость была на первой полосе
всех газет в мире.

    Честно говоря,  на меня все это нагнало жуткую скуку. Вместо того чтобы
взяться впятером за изучение  новых  удивительных  миров,  нам  приходилось
убивать время на журналистов. Впрочем, как мы решили сообща, это был лучший
способ защитить себя.  Если бы с  нами  что-то  произошло,  мир  тотчас  бы
по-настоящему    встревожился.    Поэтому   для   паразитов   было   важнее
дискредитировать нас - пусть все идет как обычно месяц-другой,  может  даже
год,  пока все не решат,  что мы их надули, и не оставят нас в покое. Таким
образом, своим заявлением мы купили время - в этом и был наш замысел. Нам в
ту  пору  было  невдомек,  что  паразиты  могут  обойти  нас почти в каждой
хитрости.
    Впрочем, это вполне закономерно.  Мы же не хотели тратить на них время.
Представьте  себе  книголюба,  только  что  получившего  посылку  с книгой,
которую он искал всю жизнь,  и стоило ему начать распечатывать  пакет,  как
вдруг  заявляется  какой-то докучливый тип и заводит многочасовую беседу...
Вполне вероятно,  что паразиты представляют из себя величайшую угрозу миру,
но для нас они были омерзительно скучны.
    Люди привыкают  к  рамкам  своей умственной деятельности,  как привыкли
наши предки 300 лет назад к неудобствам путешествия. Каково было бы Моцарту
после  недельной  изматывающей  дороги  узнать,  что  в XXI веке люди будут
тратить лишь четверть часа на то же самое расстояние.  Вот и мы чувствовали
себя,  словно Моцарт,  перескочивший в XXI век.  Те путешествия в сознание,
которые нам давались поначалу так трудно и болезненно,  теперь  могли  быть
проделаны   в   считанные   минуты.  Наконец,  мы  до  конца  поняли  смысл
высказывания Тейяра де Шардена о том, что человек стоит на грани новой фазы
эволюции - мы-то уже вступили в эту фазу.  Сознание представлялось какой-то
девственной страной,  наподобие земли обетованной у сынов Израиля. Осталось
только заселить эту землю...  и,  разумеется,  прогнать тех,  кто ее сейчас
оккупировал.  Поэтому,  несмотря на все тревоги и проблемы,  в эти  дни  мы
пребывали в состоянии безмятежного счастья.
    У нас были две главные цели.  Во-первых,  найти новых "адептов", кто бы
помог в предстоящей битве. А во-вторых, найти способ превратить эту битву в
наступление.  До сих пор мы не могли опуститься на те глубины сознания, где
обитали паразиты.  Однако моя ночная схватка с  ними  показала,  что  можно
обратиться  за  помощью  к  силам из более глубоких источников.  Интересно,
сможем ли  мы  приблизиться  к  ним  вплотную  и  перенести  битву  в  стан
противника?
    Я не слишком внимательно следил за мировой прессой.  Неудивительно, что
многие газеты отзывались о нас злобно и  скептически.  Венская  "Уорлд  Фри
Пресс"   открыто  призывала  посадить  нас  всех  под  арест  до  выяснения
обстоятельств массового самоубийства ученых.  Лондонская  "Дейли  Экспресс"
напротив  советовала  отдать  нас  под  защиту  Военного Департамента ООН и
обеспечить  всеми  средствами  борьбы  с  паразитами,   какие   мы   сочтем
эффективными.
    Однако одна статья нас обеспокоила всерьез.  Ее опубликовал в "Берлинер
Тагблат" Феликс Хэзард.  Он вовсе был не склонен поднимать нас на смех, как
мы  ожидали,  и во многом соглашался с "признанием" Рибо.  Он даже вроде бы
сам признавал,  что миру грозит опасность со стороны этого нового врага. Но
если этот враг способен "захватывать" человеческий рассудок,  писал Хэзард,
то где гарантия, что мы не стали рабами паразитов? Да, мы сделали заявление
об их существовании,  но это же ничего не доказывает.  После признания Рибо
мы просто были вынуждены сделать это заявление  для  самосохранения,  чтобы
избежать  уголовного расследования...  Тон статьи был не слишком серьезным,
чувствовалось,  что Хэзард слегка подтрунивает, однако нас это не веселило.
Вне всякого сомнения, Хэзард - агент паразитов.
    Среди прочих  проблем  оставалась  еще  одна.  Репортерам попрежнему не
разрешалось посещать  территорию  Черной  Горы,  но  они  без  труда  могли
получить информацию от рабочих и солдат,  находившихся там.  Это необходимо
предотвратить.  И мы с Райхом  предложили  группе  репортеров  съездить  на
объект,  даже  согласились на присутствие телевизионщиков с их аппаратурой.
Однако до нашего приезда позаботились о соблюдении правил безопасности:  не
подпускать ни одного журналиста и близко к раскопкам.
    В десять   вечера  нас  ожидали  50  репортеров  на  двух  транспортных
вертолетах.  На этих неуклюжих машинах мы добирались целый час до Каратепа.
Вся  территория  раскопок  была  освещена прожекторами.  За десять минут до
нашей высадки на земле уже устанавливали переносные телекамеры.
    Мы старались сделать наш план  полностью  "foolproof"[39].  Журналистов
планировалось  доставить  к  месту,  где  находилась  плита  Абхота,  почти
поднятая на поверхность - там мы создадим при помощи  ПК-энергии  атмосферу
подавленности  и  опасности.  Потом выберем среди гостей наиболее нервных и
восприимчивых и внушим им чувство паники.  Вот почему мы не стали упоминать
в  интервью  о наших ПК-возможностях.  Они еще пригодятся,  чтобы подложить
свинью паразитам.
    Однако о них-то мы и забыли. Перед самым приземлением я заметил, что во
втором  вертолете журналисты,  кажется,  запели.  Странно.  Может,  здорово
напились?  Мы впятером сидели в другом  вертолете  и  сразу  после  посадки
почувствовали  присутствие  паразитов,  но на этот раз они сменили тактику:
вместо того чтобы высасывать энергию из жертв,  они отдавали ее.  Многие из
прилетевших  с нами были заядлыми пьяницами и,  как большинство репортеров,
интеллектом не блистали.  Поэтому "подаренная" ментальная энергия вызвала у
них   эффект   опьянения.   Как   только   репортеры  из  нашего  вертолета
присоединились к  "опьяневшим",  они  сразу  прониклись  духом  попойки.  Я
услышал краем уха слова одного телекомментатора:
    - Что-то эти ребята не слишком беспокоятся о паразитах. 
    Похоже, они приняли все за розыгрыш.
    Я сказал ответственному  за  программу, что  у  нас  возможна небольшая
задержка и поманил всех наших в домик старшины землекопов.  Мы заперлись  в
нем и сосредоточились над тем,  как выйти из возникшей ситуации.  Нам легко
удалось установить цепь между друг другом,  теперь можно  просмотреть,  что
творится  в  мозгах репортеров.  Вначале ничего не было ясно - у нас ведь и
опыта с такими случаями еще не было. Затем мы нащупали одного журналиста, у
которого  длина волны была сходной с Рибо.  Мы поглубже залезли в его мозг.
Вообще  насчитывается  около  дюжины  центров  удовольствия  -  большинство
связаны  с  сексом,  эмоциями  и  социальным  поведением.  Есть также центр
интеллектуального удовольствия и высокоинтеллектуальный центр,  связанный с
энергией  самоконтроля  и  самообуздания.  Выделяются  также  пять центров,
которые у людей почти не развиты,  они связаны с  теми  энергиями,  что  мы
называем поэтическими, религиозными или мистическими.
    Паразиты подпитывали  в  основном  энергию  эмоциональных  и социальных
центров этих людей,  а довершило их работу  то,  что  журналистов  было  50
человек: сработал эффект "толпы" и подстегнул их удовольствие.
    Мы сосредоточились   на  только  что  обследованном  журналисте  -  его
перевозбужденные центры  удалось  без  труда  подавить,  самого  ввергли  в
депрессию,  однако,  стоило нам ослабить давление,  все вернулось в прежнее
состояние.
    После этого попробовали  в  лоб  атаковать  паразитов:  не  вышло.  Они
находились вне пределов нашего влияния и,  похоже,  предпочитали оставаться
там.  Видимо,  энергия,  которую мы выплеснули в их сторону, была потрачена
зря - эти твари просто дразнили нас.
    Положение обострилось. Чтобы держать ситуацию под контролем, мы перешли
только на ПК-энергию - придется работать вблизи журналистов.
    Кто-то забарабанил в дверь:
    - Эй, вы долго нас собираетесь тут мариновать?
    Пришлось выйти и сказать, что мы готовы.
    Я пошел впереди вместе с Райхом.  За нами потянулись репортеры, хихикая
на  ходу,  а  на фоне всего этого постоянно слышался голос телекоментатора.
Братья Грау и  Флейшман,  замыкавшие  наше  шествие,  особенно  взялись  за
телевизионщика, который несколько встревоженно болтал:
    - Ну,  вот, все выглядит вполне спокойно, но что-то я не очень-то этому
верю. Сейчас, вечером, здесь ощущается какое-то странное напряжение...
    Тут все репортеры расхохотались.  Мы объединили свою  волю,  и  внушили
этим  бездельникам  чувство  незащищенности  и  безотчетного  страха.  Смех
мгновенно оборвался. Я громко сказал:
    - Не волнуйтесь.  На такой глубине воздух  не  слишком  чистый,  но  не
ядовитый.
    Туннель был высотой 7 футов,  и  упирался  он  в  спуск  под  углом  20
градусов.  Через  сотню  ярдов  мы  подошли  к поезду вагонеток.  На нем мы
катились миль десять,  из-за стука колес ничего не было слышно.  Теперь уже
не было нужды - нагонять страху на наших гостей.
    Туннель ввинчивался  в  гору  наподобие  штопора,  иначе  вход  в  него
пришлось бы размещать вдали от Черной Горы,  а значит -  строить  еще  один
лагерь,  что вызвало бы лишние хлопоты с обеспечением безопасности.  Всякий
раз,  когда вагончики кренились на очередном вираже, мы чувствовали, как от
журналистов исходила волна тревоги, вдобавок, они здорово волновались из-за
вибрации, которая могла разрушить туннель.
    Почти полчаса мы  спускались  к  Плите  Абхота.  И  вот  величественное
зрелище предстало пред нами:  гигантские темносерые грани Плиты возвышались
над нами словно скала.
    Мы снова создали искусственную атмосферу подавленности.  Лучше было бы,
конечно,  чтобы журналисты дали волю своему богатому воображению, а мы лишь
стимулировали бы его  легкой  дозой  страха.  Однако  паразиты  подпитывали
репортеров  энергией,  и  нам следовало парализовать те участки мозга,  что
могли откликнуться на эту подпитку. Поэтому пришлось нагнать на них чувство
страха и отвращения.  Телекомментатору стало явно не по себе, он еле шептал
в свой микрофон:
    - Здесь так неприятно и душно.  Наверное,  это из-за недостатка свежего
воздуха.
    А потом началась атака паразитов.  Они нападали не скопом, а по одному,
по двое. Им явно хотелось измотать нас и разорвать нашу цепь. Как только мы
ответили  на  их  удары,  атмосфера  прояснилась,  люди заметно повеселели.
Дорого  нам  обошлась  эта  стычка:  в  малых  количествах  паразиты  почти
неуязвимы,  не  очень-то  с ними повоюешь.  Все равно,  что биться с тенью.
Конечно,  проще не обращать на них внимания, но попробуйте не замечать злую
дворнягу, которая кусает вас за икры.
    И тут нас осенило - трудно сказать,  кто догадался первым, ведь мы были
слишком связаны друг с другом.  Мы посмотрели на плиту Абхота и на  потолок
туннеля  -  их  разделяло около 30 футов.  Весу в плите было около 30 тысяч
тонн.  В Британском Музее братьям Грау  удалось  приподнять  тридцатитонный
камень.  А  что,  если  попробовать?  Напустив  еще  одну  волну  страха на
журналистов,  мы стали сосредоточивать усилия в единую волю,  чтобы поднять
плиту.
    Вначале это  казалось почти столь же безнадежным делом,  как и пытаться
сдвинуть  ее  голыми  руками.  Потом   братья   подсказали,   как   следует
действовать:  не одновременно,  а поочередно - сначала медленно,  затем - с
ускорением.  Мы быстро разобрались и присоединились к ним.  Все стало сразу
до смешного легко.  Той энергии,  которую мы генерировали впятером, хватило
бы поднять на две мили все породы под нами!
    Плита плавно оторвалась от пола и поползла к потолку.  Тут же  замигали
фонари,  когда она задела силовой кабель. Что тут сделалось с журналистами!
Пара идиотов бросились под плиту, или свалились в яму - мы сейчас же отвели
ее в сторону,  и все погрузилось во мрак: кабель был оборван. Конец от него
волочился по земле,  кто-то споткнулся в  темноте  -  и  раздался  истошный
вопль. В воздухе тошнотворно запахло паленым мясом.
    Главное - немедленно прекратить панику.  Одному из наших пришлось выйти
из связки и загнать корреспондентов в угол, чтобы беспрепятственно положить
плиту на место. Это было непросто: мы же удерживали ее своей единой волей и
образовывали, так сказать, параллельную цепь а не последовательную, так что
держали ее поочередно.
    В этот  самый момент паразиты решили атаковать нас скопом - ведь именно
сейчас мы были беспомощны. Все это было бы смешно, когда бы не было слишком
опасно: одному человеку такая потеха уже стоила жизни.
    И тут Райх спросил:
    - А можем мы ее измельчить?
    Мы даже не сообразили, что он имел в виду - в тот момент словно полчища
теней нас обступили паразиты.  Потом смысл сказанного дошел до нас; он прав
- это был единственный выход.  Если наших сил хватит,  чтобы поднять тысячу
таких плит, то неужели не хватит, чтобы разрушить всего одну? И мы рискнули
- мысленно сжали плиту, пытаясь ее раскрошить.
    Мы быстро меняли друг друга,  возбуждение росло, и мы почти не замечали
давления со стороны паразитов.  И  вот  послышался  скрежет,  плита  начала
крошиться  словно  кусок  мела  в тисках.  Через несколько секунд в воздухе
висело лишь облако мельчайшей пыли,  еще напоминавшее  по  форме  плиту.  В
таком виде ее можно было загнать в туннель - что мы и сделали,  - произошло
это с такой скоростью,  что нас самих едва не всосало внутрь,  а в  воздухе
еще долго стояла пыль.
    Как только плита  исчезла,  мы  хлестнули  всей  накопленной  силой  по
паразитам,  будто  избавляясь  от  докучливой  блохи.  И снова ошеломляющий
результат: они не успели опомниться - наша энергия выжгла их словно огнемет
сухие  листья.  Только  после  этого  Райх  отключился  от нас и,  подобрав
оторванный конец,  срастил кабель. Вспыхнувшие прожекторы высветили картину
полного  хаоса.  В результате катастрофы порвались "социальные связи" между
людьми - каждый из них испытывал  ужас  и  одиночество.  В  воздухе  стояла
черная пыль, от которой мы все задыхались. (Пришлось переждать, пока она не
осядет).  На силовом кабеле до сих  пор  лежал  труп  несчастного,  который
споткнулся  в  темноте - от тела шел тяжелый смрад. Лица у всех были черны,
как у шахтеров.  Люди паниковали - им казалось,  что они никогда теперь  не
увидят солнечного света.
    Снова включившись в последовательную цепь, нам удалось потушить панику,
мы  велели журналистам построиться в два ряда и отправляться по вагончикам.
Райх сосредоточился на трех телевизионщиках,  чтобы те снова начали снимать
(камеры  у  них на время вырубились).  Остальные из нашей пятерки принялись
очищать туннель от пыли - она медленно поднялась столбом до  самого  выхода
и, свернувшись в жгут, вырвалась наружу, в небо - к счастью там наверху уже
давно стояла ночь - и осела широко окрест.
    Уже на поверхности мы поняли,  что  одержали  значительную  победу  над
паразитами лишь благодаря случаю.  Конечно,  они не собирались окончательно
сдаваться и продолжали бомбардировать журналистов энергией,  едва те  вышли
из  туннеля.  На месте мы могли бы нейтрализовать их воздействие.  Но когда
паразиты рассосредоточатся, то угомонить их будет не так просто. Да это уже
и ни к чему.
    Весь мир  стал  свидетелем  того,  как  исчезла  плита,  а  что напишут
газетчики - уже не играло роли.  Однако  эти  люди  пережили  искусственный
разрыв  социальных  и  эмоциональных связей,  что непременно вызовет упадок
сил,  своего  рода  похмелье.  Их  не  удастся  слишком  долго  держать   в
полуотравленном   состоянии.  Пожалуй,  энергетическая  инъекция  паразитов
сослужит нам службу.
    После полуночи  мы  ужинали впятером в специальной комнате,  отведенной
компанией для нас.  С этого момента мы решили ни на минуту не расставаться.
Да,  мы сильны и поодиночке, но вместе наши силы приумножались в тысячи раз
- сегодняшний вечер доказал это.
    Мы не обольщались  мыслью  о  собственной  неуязвимости.  Возможно,  мы
застрахованы от прямых атак, но всех окружающих паразиты могли использовать
- вот что было реальной опасностью.
    Утром мы просмотрели газеты и с трудом удержались,  чтобы не поздравить
самих  себя  с огромной победой.  Поскольку,  телетрансляцию смотрели почти
все,  весь  земной  шар  стал  свидетелем  исчезновения  плиты  Абхота.  Мы
предполагали, что несколько газет все же заподозрят обман - в конце концов,
сделанное нами было не более,  чем хорошо  поставленным  трюком,  -  однако
никто не усомнился. Было много истерических выпадов, но нас обвиняли лишь в
тупости - за то,  что мы не доглядели  и  выпустили  на  свободу  "страшные
силы". Все решили, что "Цатоггуаны" - этот термин тут же прижился благодаря
тому американскому специалисту по книгам Лавкрафта - разрушили плиту, чтобы
не дать нам проникнуть в их тайны.
    Журналистов больше   всего   ужаснуло   следующее  предположение:  если
Цатоггуаны смогли раскрошить плиту весом в несколько тысяч тонн,  то им под
силу разрушить современный город.  Паника особенно усилилась,  когда ученые
исследовали базальтовую пыль,  выпавшую вокруг раскопок и  установили,  что
плита была каким-то образом разложена на составные части.  Это поразило их:
подобного эффекта можно добиться лишь при помощи атомного  бластера,  но  в
этом  случае  пострадали  бы  все,  кто  находился  вокруг  камня;  им было
невдомек,  как такое могло  произойти  даже  без  повышения  температуры  в
подземелье.
    Президент ООН  Гуннар  Фанген  прислал  нам письмо и просил рассказать,
какие шаги необходимо предпринять против паразитов,  а также интересовался,
не  поможет  ли  уничтожение  Кадата при помощи ядерных снарядов?  И вообще
спрашивал,  какое  оружие  наиболее  эффективно  против  них.  В  ответ  мы
попросили приехать к нам, что он и сделал через два дня.
    У Англо-Индийской  Урановой  Компании  возникли  в  то  время проблемы:
популярность ее,  безусловно,  резко возросла,  но  пока  сотни  репортеров
разгуливали по ее территории,  работы не продвигались, и бизнес находился в
застое. Нам нужна была новая штаб-квартира.
    Я обратился  прямо  к президенту США Ллойду С.  Мелвиллу:  не мог бы он
выделить нам хорошо охраняемый объект, где гарантируется полная изоляция?
    Он тут  же  распорядился,  и  через  час  нам  сообщили,  что  мы можем
отправляться на американскую ракетную базу № 91  в  Саратога-Спрингс,  штат
Нью-Йорк.
    На следующий день, 17 октября, мы перебрались туда.
    У нашей новой базы был целый ряд преимуществ.  В руках у нас был список
нескольких человек из Америки - кандидатов в "посвященные" - этих  людей  в
свое время подобрали Ремизов и Спенсфилд из Йельского университета.  Пятеро
из этого списка жили в штате Нью-Йорк.  Мы попросили  президента  Мелвилла,
чтобы  эти  люди встретили нас на базе № 91.  Так мы встретились с Оливером
Флемингом и Меррилом Филипсом из Колумбийской психологической  лаборатории,
Расселом Холкрофтом из Сиракузского университета, Эдвардом Лифом и Виктором
Эбнером из Исследовательского института в Олбани.
    Вечером, накануне отлета из АИУК,  Флейшман записал на видеопленку свое
выступление,  где он еще раз подчеркнул,  что причин для паники  у  планеты
нет.  "Я не считаю,  - сказал он, - что паразиты способны нанести серьезный
вред человечеству,  все остальное доверьте нам,  мы постараемся  ограничить
силу и власть паразитов".
    Рутинная работа "на публику" занимала нас меньше всего. Куда интересней
было углубиться в настоящую - исследовать нашу мощь, а заодно и возможности
паразитов.
    Компания выделила самую быструю ракету, которая уже через час доставила
нас на базу № 91.  В  полдень  телевидение  возвестило  о  нашем  прибытии.
Президент  сделал специальное заявление и объяснил,  почему он позволил нам
остановиться на девяносто первой  базе,  самом  охраняемом  объекте  в  США
(американцы  шутят:  скорее  верблюд  пройдет  сквозь  игольное  ушко,  чем
посторонний проникнет на базу № 91). Он заявил также, что наша безопасность
является делом всемирной важности,  и любая попытка репортеров пробраться к
нам будет расценена как нарушение правил безопасности со всеми  вытекающими
последствиями.  Этим  была решена одна из главных наших проблем - теперь мы
могли  спокойно  передвигаться,  не  опасаясь  слежки  со  стороны   дюжины
вертолетов.
    Девяносто первую  базу,  конечно,  не  сравнить  по комфортабельности с
директорскими квартирами в  АИУК.  Нас  поселили  в  сборные  металлические
палатки,  построенные  за сутки до нашего приезда - обычные казармы,  разве
что хорошо меблированные.
    Всем пятерым ученым,  которые встретили нас по просьбе  президента,  не
было  еще  сорока.  Высокий,  под  два  метра,  голубоглазый  и розовощекий
здоровяк Холкрофт вообще мало  походил  на  исследователя  -  у  меня  даже
возникли  опасения  насчет  него.  Остальные  четверо  -  ребята  что надо:
сообразительные,  уравновешенные и не без чувства юмора. Мы сели выпить чаю
вместе  с  дежурным  офицером  и  начальником службы безопасности.  Оба они
показались мне типичными служаками:  в  меру  образованные,  но  уж  больно
прямолинейные  -  шеф  безопасности  тут  же пожелал узнать,  какие меры он
должен принять  против  цатоггуановских  шпионов.  Я  понял,  что  им  надо
абсолютно четко разъяснить,  против кого мы сражаемся: враг не перед нами и
не сзади нас - враг засел непосредственно в нас самих.  Они долго не  могли
взять в толк,  пока генерал Уинслоу,  дежурный офицер,  не сказал: "Ага, вы
хотите сказать,  что эти существа похожи на микробов,  попавших в кровь?" Я
ответил,  что  именно  так  их и можно описать,  после этого я почувствовал
облегчение,  хотя офицер безопасности тогда  принялся  про  себя  надеяться
отыскать эффективный дезинфектант.
    После чая  мы  пригласили  наших  "новобранцев"  в  палатку.  В  мыслях
дежурного офицера я прочел,  что по его приказу под цементным полом  нашего
жилища  установили  вибрационные  микрофоны,  и едва мы вошли,  я их тут же
обнаружил и вывел из строя.  Их упрятали в толще цемента на глубине  одного
дюйма,  и  разумеется,  не  взламывая  пола их теоретически уничтожить было
нельзя.  Целую неделю после этого  я  ловил  на  себе  озадаченные  взгляды
офицера безопасности.
    Весь вечер  мы просвещали пятерых "новобранцев".  Для начала вручили им
копии "Исторических размышлений".  Потом я вкратце рассказал свою историю -
одновременно  мой  рассказ записывался на магнитофон,  так что,  если у них
возникли бы какие-то неясности,  то можно было еще раз прослушать  кассету.
Вот  выдержка из моего выступления - записаны последние пять минут,  именно
там выражена сущность проблемы, с которой мы столкнулись:
    "...Таким образом,  по нашим догадкам,  сражаться  с  этими  существами
может  лишь  человек,  тщательно  изучивший феноменологию.  Главная их сила
состоит в том,  что они могут разбалансировать сознание.  (Я уже  признался
им,  как мы разрушили плиту Абхота.) Это означает,  что мы должны научиться
оказывать им сопротивление на всех ментальных уровнях.
    Отсюда возникает другая проблема,  решить которую мы должны немедленно.
Мы мало что знаем о человеческой душе.  Мы не знаем,  что происходит, когда
человек рождается и умирает.  Мы не  понимаем,  что  связывает  человека  с
пространством и временем.
    Романтики девятнадцатого  века  считали людей "богоравными".  Теперь мы
знаем,  что это-то действительно  возможно  достичь  -  потенциальные  силы
человека настолько неизмеримы, что мы их лишь начали постигать. Быть равным
Богу, значит - контролировать ход событий, а не быть жертвой обстоятельств.
Однако мы должны помнить:  полного контроля не будет до тех пор, пока перед
нами стоит так много вопросов.  Человеку,  который шагает и смотрит в небо,
легче  сделать подножку.  Пока мы не осознаем основ нашего бытия,  паразиты
могут атаковать их и уничтожать нас.  Вполне вероятно, что они настолько же
невежественны  в  этих  вопросах,  как и мы.  Но успокаиваться этим выводом
нельзя.  Мы обязаны разгадать тайны смерти, пространства и времени. И тогда
это станет гарантией нашей победы."
    К моему  удивлению  и  немалому  удовольствию,  Холкрофт оказался самым
способным из всех  моих  учеников.  Вид  детской  невинности  действительно
отражал  незамутненную  чистоту  его  внутреннего  мира.  Он воспитывался в
деревне двумя незамужними тетушками, а в школе весьма преуспел в науках. По
своему   нраву   это   был   великодушный,  жизнерадостный,  чуждый  всякой
нервозности человек, и благоприятный фон детства позволил ему сохранить все
эти  качества.  Его  успехи  в  экспериментальной  психологии  были не ахти
какими:  в нем начисто отсутствовал особый нервный импульс,  который движет
первоклассными  учеными.  Но  зато  присутствовало  более важное качество -
врожденное чувство согласия с природой.  Он обладал  своего  рода  духовным
радаром, который позволял ему жить с удивительной легкостью.
    Иными словами - то, о чем я рассказал Холкрофту, он уже знал. Остальные
постигали  сказанное  мною на понятийном уровне,  они медленно переваривали
полученную информацию подобно тому,  как  питон  переваривает  проглоченную
крысу. А Холкрофт все понял одним лишь инстинктом.
    Для нас   пятерых   это  было  особенно  важным  -  ведь  все  мы  были
интеллектуалами.  Нам никогда  не  избавиться  от  привычки  постигать  мир
сознания  при  помощи  интеллекта,  что  поглощает уйму времени:  это можно
сравнить с неповоротливостью армии,  которой командует  генерал,  привыкший
издавать  все  приказы  в  тройном  экземпляре,  а  затем  каждый  свой шаг
обсуждать  со  штабными  офицерами.  Холкрофот  был  "медиумом",  но  не  в
спиритическом  смысле,  хотя  это  довольно  близко к его сфере,  а в сфере
инстинктов.  В  первый  же  вечер  мы  умудрились  включить   его   в   наш
телепатический круг;  его внутренний слух был изначально настроен на нас. И
вот новая надежда озарила нашу  пятерку:  а  вдруг  этому  новичку  удастся
нырнуть в  сознание еще глубже,  чем нам?  Что, если он сможет лучше нашего
понять природу и цели паразитов?
    Следующие два или три дня мы сидели в нашей хижине и  обучали  учеников
всему тому,  что сами знали.  Телепатия очень в этом помогала. Оказывается,
мы проглядели одну из важнейших проблем феноменологии:  когда вы объясняете
человеку,  насколько  он  заблуждался  всю свою жизнь по поводу собственной
природы,  это выбивает его из колеи,  словно ему взяли  и  вручили  миллион
фунтов.   Или  представьте  себе  импотента,  которому  поручили  управлять
гаремом.  В человеке пробуждается  источник  поэтического  вдохновения,  он
открывает,  что  может  разогреть  свои  эмоции до белого каления.  На него
обрушивается понимание того,  что в руках его всегда был  ключ  к  величию;
оказывается,  те "великие",  которых мы знаем, обладали лишь жалкой толикой
той силы,  какой он теперь владеет в избытке.  Оказывается,  он  всю  жизнь
недооценивал себя. Его прежняя личность, погруженная в непроходимую тупость
тридцати-сорокалетней привычки,  не собирается  отмирать  в  одночасье.  Но
новая личность несравнимо сильней. И человек превращается в поле битвы двух
личностей. В результате - на всю эту заваруху расходуются гигантские запасы
энергии.
    Как я  уже  сказал,  Холкрофт  был  блестящим учеником,  у остальных же
прежние личностные качества оказались куда более развитыми. К тому же у них
отсутствовало настоящее чувство опасности и крайней необходимости; впрочем,
если часть из нас выжила после нападения паразитов,  то  почему  бы  и  им,
новичкам, не выкарабкаться?
    Я вовсе не осуждаю их:  это неизбежно.  Каждый университет сталкивается
со сходной проблемой - студенты настолько входят  во  вкус  новой  жизни  в
кампусе, что у них исчезает желание грызть гранит науки.
    Нам пришлось   приложить  немало  сил,  чтобы  не  позволить  Флемингу,
Филипсу,  Лифу и Эбнеру вхолостую прослушать курс  новых  знаний.  Пришлось
следить  за  ними  постоянно.  Новые идеи были достаточно сильнодействующим
снадобьем,  а их мозг был настолько возбужден,  что им  хотелось  резвиться
словно школьникам на пляже.  Порой, читая Гуссерля или Мерло Понти[40], они
начинали вспоминать сцены из детства  или  любовные  истории  прошлых  лет.
Эбнер  был  большой  меломан и знал все оперы Вагнера наизусть - стоило его
оставить наедине,  как он тут же начинал мурлыкать  какую-нибудь  темку  из
"Кольца  Нибелунгов",  погружаясь  в  пассивный  экстаз.  Филипс - этот был
законченным Дон-Жуаном и всецело уходил в  воспоминания  о  своих  победах,
даже воздух начинал вибрировать от сексуального возбуждения,  и это сбивало
нас всех с  мысли.  В  защиту  Филипса  я  должен  заметить,  что  в  своих
сексуальных  приключениях он вечно искал недостижимого,  и вот теперь обрел
это и никак не может удержаться от постоянных post mortems[41].
    На третий день ко мне подошел Холкрофт:
    - Мне кажется - мы сами себя дурачим. 
    Предчувствуя недоброе, я спросил, что он имеет в виду.
    - Я толком не знаю, но когда я пытаюсь поймать их волны (он имел в виду
паразитов), то чувствую очень сильную активность. Они что-то там замышляют,
- ответил он.
    Этого только  не хватало!  Мы овладели величайшей тайной,  предупредили
весь мир,  а все равно остались такими же невежественными.  Да кто  же  они
такие,   эти   существа?   Откуда   они  взялись?  Какие  цели  преследуют?
Действительно ли они обладают разумом или же примитивны, словно личинки мух
в куске сыра?
    Сколько раз мы  задаемся  этими  вопросами,  но  нашли  лишь  несколько
приблизительных  ответов.  Разум  человека  - это функция его эволюционного
устремления;  и ученый и философ стремятся к истине потому,  что им надоело
быть  всего  лишь двуногими существами.  Но возможен ли разум такого рода у
этих тварей?  В разумность врага всегда трудней поверить.  Впрочем, история
не раз давала нам примеры,  когда разум не являлся гарантией доброты. И все
же, если они разумны, то должны быть и следы этого разума. Но в этом случае
они должны понимать, что над ними взяли верх.
    Но впрямь ли мы взяли верх?
    Выслушав опасения   Холкрофта,   я  созвал  остальных.  Мы  только  что
позавтракали,  стояло прозрачное утро,  воздух успел уже прогреться. Группа
летчиков  в  белых  спортивных  костюмах  тренировалась неподалеку от нас -
ветер доносил крики сержанта.
    Я рассказал о своих тревогах и  объявил,  что  пора  изучить  паразитов
поглубже.  Четверым  "посвященным"  было  предложено  подключиться  к нашей
телепатической сети.  Операция предстояла опасная,  поэтому  лучше  собрать
воедино  все  наши  силы.  Через  полчаса тренировки Лиф вдруг сказал,  что
слышит нас.  Остальные долго пытались,  измотались,  но  так  и  не  смогли
включиться  -  мы  предложили им отдохнуть,  расслабиться.  Никто не знал о
наших планах - учеников не посвятили в них на случай атаки паразитов,  ведь
у неофитов еще так мало опыта в использовании новых сил сознания.
    И вот - закрыты жалюзи, заперты двери, мы сели рядом и сконцентрировали
душевные силы.  Привыкнув к этой процедуре,  я делал все почти  машинально.
Для начала - словно готовишься ко сну - полное отключение от внешнего мира,
затем - отстранение от собственного тела.  Через  несколько  секунд  я  уже
погружался  во тьму сознания.  Следующий шаг требовал некоторой тренировки:
надо отключиться от обычной физической  индивидуальности.  Остается  только
мыслящая часть меня, и она погружается в мир мечтаний и воспоминаний.
    Вот как можно представить этот процесс. Предположим, вам снится кошмар,
и вы говорите себе:  "Это только сон.  Я сплю в  своей  кровати,  я  должен
проснуться".  Вы  ощущаете  свое бодрствующее "я",  однако оно запуталось в
иллюзиях.  Вскоре  я  обнаружил,  что  могу  проникнуть  сквозь  пласт  тех
мечтаний,  что  стоят  на  пути к чистому сознанию - довольно сложный трюк,
ведь люди обычно пользуются своим телом  как  отражателем  сознания.  Пласт
мечтаний  - странный беззвучный мир,  в котором ощущаешь себя словно пловец
под водой.  Для новичков  эта  часть  эксперимента  может  оказаться  самой
опасной. Тело в этот момент служит своего рода якорем для сознания. В одном
из стихотворений Йитс благодарит  Бога  за  "убогость  плоти"[42],  которая
спасла поэта от кошмаров.  Тело,  словно груз,  заякоривает на наши мысли и
уберегает их от растекания в разные стороны.  Когда мы оказываемся на Луне,
наше тело весит несколько фунтов - стоит сделать шаг, и оно взмывает в небо
словно шарик.  Так и наши мысли - стоит им освободиться от притяжения тела,
как  они  обретают  демоническую  энергию.  А  если  их  владелец - человек
недостойный,  то и мысли его  становятся  подобными  исчадью  ада.  Человек
должен знать, что его мысли не существуют отдельно от него самого, иначе он
сойдет с ума от паники и только усугубит свое положение,  подобно  летчику,
который  загоняет самолет в безвозвратный штопор,  неосознанно давя штурвал
от себя.
    Сквозь мечты и воспоминания я опускался все ниже и старался не обращать
на  них внимания.  Стоило отвлечься хотя бы на одно из воспоминаний,  и оно
тут же превращалось в целую вселенную.  К примеру,  я вспомнил запах табака
"Джинджер  Том",  который  когда-то  курил  мой  дедушка.  Я  давненько  не
вспоминал о старике,  поэтому  задержался  на  этом  воспоминании.  Тут  же
представились и дедушка, и его палисадник в линкольнширском домике. И вот я
уже сам в этом палисаднике - моментально воссоздаются подробности,  которые
убеждают  меня  в  реальности  происходящего.  С невероятным трудом удается
оторваться от этой картинки - я снова погружаюсь в теплую темноту.
    Эта темнота наполнена жизнью, но она не просто отражение жизни телесной
-  она бурлит,  словно электричество во Вселенной.  Я бы назвал эту область
сознания  "детской".  Здесь, как  нигде, охватывает   чувство   теплоты   и
невинности: это мир детей без телесного воплощения.
    Дальше, вслед  за  "детской"  начинается  пустота,  сходная  с пустотой
межзвездного пространства,  похожая на небытие.  На этой  глубине  запросто
можно  лишиться всех ориентиров.  В моих прежних путешествиях по сознанию я
обычно в этом месте засыпал и просыпался лишь спустя несколько часов.
    Дальше я не опускался.  Даже короткое пребывание в зоне небытия требует
регулярных   выныриваний   обратно   в  "детскую",  чтобы  собрать  воедино
распадающееся внимание.
    Мы по-прежнему находились в телепатическом контакте.  Можно сказать, мы
ныряли  туда-сюда,  существуя  каждый  по отдельности,  но держа постоянный
дистанционный контроль друг за другом.  Если бы я заснул в дедушкином саду,
то  остальные разбудили бы меня.  А случись паразитам напасть на кого-то из
нас,  мы бы тут же "пробудились" и вместе отбили  атаку.  Однако  на  самой
глубине каждый отвечал только за себя.
    И вот через контакт с Холкрофтом я  почувствовал,  что  тот  продолжает
погружаться.  Я замер от восхищения.  На этой глубине я уже почти ничего не
весил.  Сознание,  будто пузырь с воздухом,  рвалось  на  поверхность.  При
помощи   особой  сноровки  можно,  конечно,  опуститься  и  глубже,  но  на
тренировки уйдет уйма времени,  а если сил твоих хватает лишь на то,  чтобы
удерживать сознание,  то дальше двигаться невозможно.  У Холкрофта, видимо,
такая сноровка была.
    В этих  сферах  сознания  почти  нет  ощущения  времени  -  оно  как бы
движется,  но никуда не уходит,  - не знаю,  объясняет  ли  что-нибудь  эта
фраза. Поскольку тут нет тела, которое испытывает нетерпение, то и движение
времени представляется чем-то абстрактным.  А еще я заметил - вокруг нет ни
одного  паразита,  хотя я был начеку.  Вскоре я почувствовал,  что Холкрофт
возвращается,  и  спокойно  поплыл  вверх,  сквозь  мечты  и  воспоминания,
вернувшись   к   физическому  сознанию  примерно  через  час  после  начала
эксперимента.  Через десять минут Холкрофт открыл глаза.  С его  щек  исчез
румянец, но дыхание было ровным.
    Он молча оглядел нас,  и мы поняли, что ему нечего сказать. Наконец, он
произнес:
    - Ничего не пойму.  Там внизу практически ничего не происходит. Неужели
все убрались оттуда?
    - Ты видел хоть одного паразита?
    - Нет. Пару раз казалось - я вижу их, но буквально одного-двух.
    У остальных  были  сходные  воспоминания.  Это обнадеживало,  но у всех
оставалась тревога.
    В полдень мы впервые за трое суток включили телевизор, и тут же поняли,
что  паразиты  не  теряли  времени даром.  Мы узнали об убийстве президента
Соединенных Штатов Африки Нкумблы,  которое совершил Обафеме Гвамбе,  он же
возглавил  coup  d'etat[43],  захватив Кейптаун и Аден.  В выпуске новостей
передали выдержки  из  обращения  Гвамбе  по  радио  после  переворота.  Мы
переглянулись: сомнений не было - Гвамбе находится под контролем паразитов,
и  это  очень  встревожило  нас.  А  недооценить  их  -  значило  допустить
смертельную ошибку.
    Мы мгновенно  разобрались в их стратегии,  еще бы,  они проводят ее уже
два столетия.  Для них главное  -  отвлекать  внимание  людей  бесконечными
войнами.  Двести  лет  человечество трудится над изменением своего сознания
для чего-то нового,  его интенсификацией,  и двести лет паразиты всякий раз
подбрасывают людям проблемы, требующие немедленного решения.
    Мы проговорили  до  поздней  ночи.  Новые события требовали немедленных
действий - но каких?  Самые мрачные предчувствия овладели нами.  Наконец, в
три ночи мы улеглись. А в пять утра нас разбудил Холкрофт:
    - Они   что-то  затеяли,  я  чувствую.  Может,  лучше  убраться  отсюда
подальше?
    - Куда?
    Но тут ответив Райх:
    - В Вашингтон. Надо срочно ехать туда и поговорить с президентом.
    - А какой в этом толк?
    - Не знаю, но мне кажется, здесь мы зря тратим время, - ответил Райх.
    До рассвета  оставался  еще  час,  но мы,  не мешкая,  сели в вертолет,
любезно предоставленный нам правительством Соединенных Штатов. Вскоре внизу
появились длинные прямые авеню Вашингтона. Мы сели прямо возле Белого Дома.
Часовой,  дежуривший у ворот,  кинулся к нам с атомным автоматом наперевес.
Он был молод, и нам не стоило большого труда объяснить ему, чтобы он вызвал
старшего офицера,  пока мы отгоним ветролет на лужайку перед  Белым  Домом.
Все-таки  наши  способности давали приятные преимущества:  исчезали обычные
препятствия официоза.
    Мы отдали офицеру послание для президента,  а сами  отправились  попить
кофе. Случайные прохожие принимали нас за делегацию бизнесменов. Наконец мы
нашли ресторан со стеклянными стенами,  где заняли два столика с  видом  на
улицу.   Там,  за  столиком,  я  попробовал  прочитать  мысли  Эбнера.  Тот
почувствовал мое "прощупывание" и улыбнулся:
    - Смешно даже.  По идее, мне надо думать об угрозе, которая нависла над
человечеством  и  моим  родным городом - я из Вашингтона.  А вместо этого я
чувствую презрение ко всем этим слоняющимся по улицам людям - они же просто
спят. Им глубоко плевать, что с ними может произойти...
    - Не  забывай:  неделю  назад ты был одним из них,  - с улыбкой ответил
Райх.
    Я позвонил  в  Белый  Дом  и  узнал,  что  мы  приглашены  на завтрак к
президенту в 9.00.  Когда мы возвращались по  улице,  запруженной  утренним
деловым людом, неожиданно тротуар дрогнул. Мы переглянулись, Эбнер спросил:
    - Неужели землетрясение?
    - Нет, - ответил Райх, - это взрыв.
    Мы прибавили шагу и в 8.45 были в Белом Доме.  Я спросил у встретившего
нас офицера, не слышал ли он о взрыве. Он покачал головой: "Каком взрыве?"
    Через двадцать минут после начала завтрака все прояснилось.  Президента
вызвали к телефону. Он вернулся совершенно бледным, руки его тряслись:
    - Джентльмены, - объявил он, - полчаса назад была взорвана база № 91.
    Воцарилось молчание,  но  все  подумали  только  об одном:  сколько нам
отпущено времени?

    Мы с  Райхом  уже  писали  подробный  отчет  о  тогдашнем  разговоре  с
президентом,  поэтому я  ограничусь  лишь  его  кратким  изложением.  После
разговора по телефону он был на грани обморока,  но мы быстро успокоили его
своими методами.
    Мелвилл оказался  не  слишком  стойким  парнем.  Это   был   прекрасный
президент  с  хорошей  административной хваткой,  но он был президентом для
мирного времени,  совладать же с кризисом мирового масштаба ему было не под
силу.  Его настолько потрясла новость о взрыве,  что он даже забыл объявить
боевую готовность американской оборонной системе. Пришлось напомнить ему об
этом  -  тут  же пришел в действие сверхскоростной радар особого назначения
(приятно думать,  что эта штука гарантирует  перехват  ядерной  боеголовки,
летящей со скоростью мили в секунду).
    Очень хотелось  Мелвиллу надеяться на случайный характер взрыва на базе
№ 91 - возможно,  что-нибудь произошло со стоявшей там в ангаре ракетой для
полета  на  Марс  (в ней было напичкано топлива достаточно,  чтобы в случае
взрыва стереть с лица земли половину штата Нью-Йорк).  Мы  довольно  жестко
объяснили несостоятельность этой версии.  Взрыв мог быть организован только
паразитами,  наверняка  и Гвамбе тоже  стал их орудием.  "В таком случае, -
заявил президент, - Америка должна объявить широкомасштабную войну Африке".
"В этом нет необходимости,  - ответили мы, - этот взрыв предназначался нам.
Совершенно случайно,  благодаря интуиции Холкрофта,  паразиты просчитались.
Гвамбе не пойдет во второй раз на подобную авантюру".  "А может,  взрыв был
направлен  против  марсианской  ракеты?"  - сомневался Мелвилл еще какое-то
время.  В конце концов мы убедили его в  главном:  надо  как  можно  скорее
собрать  побольше  мыслящих людей,  способных понять проблему паразитов,  и
создать из них своего рода  армию.  Если  людей  с  ПК-способностями  будет
достаточно   много,   мы   сможем   обуздать   мятеж  Гвамбе,  пока  он  не
распространился дальше.  Но для этого нам нужно место,  где можно  работать
без помех.
    Целое утро  мы  поднимали  дух президента,  накачивали его энергией для
решения кризиса.  Мелвиллу пришлось выступить по телевидению  и  заявить  о
случайной  аварии  на  базе.  (Взрыв  уничтожил все в радиусе 30 миль - вот
почему мы услышали его в Вашингтоне.)
    Это заявление успокоило американцев. Затем была тщательно проверена вся
система  обороны  и  послано  секретное  сообщение  Гвамбе,  в  котором его
предупреждали о немедленных ответных мерах,  если взрывы повторятся. Заодно
мы  решили  объявить  о  своем  спасении  - все равно от паразитов этого не
скрыть,  к тому же,  слух о нашей гибели мог вызвать отчаяние  у  миллионов
людей, которые видели в нас лидеров борьбы с паразитами.
    Обедали молча,  в подавленном состоянии - теперь мы уже слабо надеялись
на победу. Выход был один: приобщить к нашим "посвященным" еще сотню-другую
людей,  а  затем  попытаться  уничтожить  Гвамбе тем же способом,  какой мы
использовали против Жоржа Рибо.  Хотя мы  наверняка  будем  под  постоянным
контролем паразитов,  которых теперь ничто не остановит, и они овладеют еще
одним лидером типа Гвамбе. Да что там Гвамбе - они вполне могут захватить и
Мелвилла!   Из  него-то  как  раз  никогда  не  выйдет  "посвященного".  Он
принадлежит к тем 95% землян, кому не под силу осознать проблему паразитов.
    С этого момента мы жили под постоянным  риском,  даже  гуляя  по  улице
можно  было ожидать,  что паразиты запустят на нас какого-нибудь прохожего,
словно ракету. А если у этого прохожего случится при себе атомный пистолет,
то кто помешает ему прикончить нас?
    И вот Райх как-то сказал:
    - Жаль,  что  мы  не можем взять и улететь на другую планету и основать
там новую расу...
    Тогда рассуждать об этом не имело смысла.  Мы знали,  что  в  Солнечной
системе  нет  обитаемых планет,  а на Земле нет такого корабля,  на котором
человек мог бы пролететь пятьдесят миллионов миль до Марса.
    И все же...  а что  если  именно  космический  корабль  мог  бы  решить
проблему  нашей  безопасности?  Найдется  же  в  Америке  несколько  ракет,
способных доставить пятьсот человек на  Луну.  Вдобавок,  на  орбите  Земли
висят  три космические станции.  Здесь,  на Земле,  мы живем под постоянной
угрозой нападения паразитов - в космосе такой угрозы быть не должно.
    Ну, конечно,  - вот и найдено решение.  Сразу же после обеда Райх,  я и
Флейшман  отправились  к  президенту  и  рассказали  о своей задумке.  Если
паразиты уничтожат нас,  то и с Землей все будет покончено. Расправившись с
нами, они будут безжалостно уничтожать всякого, кто попытается проникнуть в
нашу тайну.  Это была единственная надежда для  Земли  и  ее  обитателей  -
отправить человек пятьдесят на Луну,  где бы мы провели несколько недель на
одной из станций.  За это время мы смогли бы хорошо подготовиться к битве с
паразитами.  Если наших сил окажется недостаточно,  то можно разделиться на
группы учителей,  а каждая из этих групп поднимет в космос еще по  полсотни
человек. Так мы постепенно создадим армию, способную освободить Землю.
    По предположению  одного  историка,  в  те дни,  когда паразиты пленили
Гвамбе,  мы  "подмяли"  президента  Мелвилла  и  вынудили  его  пойти   нам
навстречу.  Кстати,  во  время  кризиса  такие  действия  вполне могут быть
оправданы,  впрочем,  нам было ни  к  чему  использовать  силу  -  Мелвилла
настолько ужасал кризис, что он был рад сделать для нас все возможное.
    Итак, у  Спенсфилда  и  Ремизова  был  готов  список из дюжины человек,
которых можно допустить в наш круг.  Из него мы задействовали лишь половину
кандидатов.  У Холкрофта и Эбнера были,  кроме того,  и свои кандидатуры. В
итоге, к вечеру мы собрали 30 человек, готовых сотрудничать с нами. ВВС США
помогли  доставить  их  всех в Вашингтон,  и к восьми утра следующего дня в
нашей группе уже было 39 участников.  Могло  быть  и  41,  но  самолет,  на
котором два психолога вылетели из Лос-Анжелеса,  разбился в районе Большого
Каньона.  О причинах аварии мы  так  и  не  узнали,  хотя  о  них  нетрудно
догадаться.
    Президент сообщил,   что  на  следующий  день  мы  можем  стартовать  с
ракетодрома в Аннаполисе.  За оставшееся  время  мы  устроили  нашим  новым
ученикам  ускоренные  курсы  феноменологии.  Чем  больше  мы  занимались ею
практически, тем быстрее у нас проходило обучение. Возможно, помогала общая
атмосфера  грядущей  беды  (по крайней мере,  Меррил,  Филипс,  Лиф и Эбнер
здорово изменились за это время).  Уже к концу дня один  из  новичков  смог
произвести  легкий  ПК-эффект  -  ему  удалось  поднять в воздух сигаретный
пепел.
    И все  же  нас  не  оставляли  дурные  предчувствия.  Казалось,  угроза
исходила как извне,  так и изнутри.  Допустим,  мы могли  бы  справиться  с
кем-то  из отдельных людей,  но - представить страшно - ведь паразиты могут
натравить на нас любого из нескольких миллиардов жителей планеты. Эта мысль
вызывала чувство безнадежности,  словно нам предстояло найти иголку в стоге
сена. Признаюсь, мы даже с президента не спускали глаз, покуда находились в
Вашингтоне:  для  паразитов  не  составляло  особого труда проникнуть в его
мозг.
    Между тем,  успехи Гвамбе в Африке начали настораживать.  Когда же  ООН
сделала ему официальное предупреждение,  то Гвамбе не замедлил использовать
этот документ в пропагандистских  целях  -  смотрите,  дескать,  эти  белые
пытаются   запугать   черных.  И  смута  начала  распространяться  с  такой
скоростью,  что  стало  окончательно  ясно:  паразиты  выбрали  Африканский
континент  плацдармом  для массового вторжения в сознание.  Не советуясь со
своими войсками,  негритянские генералы спешили заявить о своей преданности
Гвамбе.  За  какие-то три дня тот сделался фактическим хозяином Африканских
Соединенных Штатов.
    Всю ночь перед отлетом я лежал и  думал  -  мне  ведь  для  сна  теперь
требовалась всего пара часов,  и стоило чуть переспать, как ментальные силы
ослабевали,  снижался контроль за сознанием.  В ту ночь я сосредоточился на
проблеме, которая давно мучила и дразнила меня. Похоже, я проглядел кое-что
очень важное.
    Это смутное чувство появилось после той ночи, когда паразиты уничтожили
всех,  кроме  нас  пятерых.  Мне  кажется,  с  той  поры мы не продвинулись
дальше. Разумеется, мы одержали несколько мелких побед, и все же - ощущение
такое,  что главные наши достижения уже позади. Недаром же они оставили нас
в покое после ночной битвы.
    Все животные похожи на  машины:  ими  управляют  рефлексы  и  привычки.
Человек,  в  значительной  мере,  - тоже машина,  но с определенным уровнем
разума, а это означает свободу от привычек, возможность делать что-то новое
и необычное.  Теперь я понял:  мучило меня опасение, что я прогляжу как раз
одну из подобных привычек.  Я бился за больший контроль над  сознанием,  но
глубинная привычка может стать помехой на пути к настоящему контролю.
    Попытаюсь объяснить.  Речь  идет  о  некоем всплеске жизненной энергии,
которая помогла мне  одолеть  паразитов.  Как  я  ни  пытался  выяснить  ее
происхождение   -   ответ   ускользал   от  меня.  Давно  замечено,  что  в
экстремальных  состояниях  неожиданно  увеличиваются  внутренние  силы,   о
которых раньше человек и не подозревал.  К примеру,  война может превратить
ипохондрика в героя.  Происходит это  от  того,  что  у  большинства  людей
жизнеспособность   контролируется   подсознательными  силами,  до  сих  пор
неизведанными. Но я-то о них знаю.
    Я могу погружаться в  собственное  сознание,  словно  механик,  который
спускается  в  машинное  отделение  корабля,  а  определить  этот  источник
истинной внутренней силы не могу.  Почему же? Ведь смог же я во время битвы
мобилизовать  эту гигантскую энергию.  Значит,  если я не могу добраться до
корней жизненной энергии, то чего-то я пока не могу понять.
    Всю ночь я ломал голову,  пытался все глубже и глубже опуститься в омут
своего  сознания.  Бесполезно  - какая-то невидимая преграда мешала мне,  а
может,  то были  моя  слабость  и  недостаток  собранности,  но  только  не
паразиты: их я не заметил ни одного.
    К рассвету  я  окончательно  выдохся,  однако утром отправился вместе с
Райхом,  Холкрофтом и братьями Грау в Аннаполис,  чтобы провести  последнюю
проверку ракеты.
    Все было в порядке. Мы опросили всю обслуживающую бригаду под предлогом
выяснения  обычной  технической  информации.  Эти  ребята  показались   нам
честными и дружелюбными. Мы поинтересовались, как они справились с работой,
и те ответили, что все прошло без сучка и задоринки. Но тут Холкрофт, молча
разглядывавший всех, вдруг спросил:
    - А ваши все здесь присутствуют?
    Полковник Массей, руководитель бригады, кивнул:
    - Инженеры все на месте.
    - А кроме инженеров? - настаивал Холкрофт.
    - Только  одного  нет,  но  он  не  бог  весть какая важная птица - это
Келлерман,  помощник лейтенанта Косты.  У него на  утро  назначен  прием  у
психиатра.
    Коста отвечал  за  программирование   бортового   компьютера,   который
контролировал  расход  топлива,  температуру,  состояние  воздуха  и прочие
параметры.
    Я как бы невзначай попросил:
    - Конечно, это не так важно, но все же мы бы хотели посмотреть на этого
парня - так, чистая формальность.
    - Но лейтенант Коста знает о компьютере куда больше,  чем Келлерман. Он
ответит на любой ваш вопрос.
    - И все же, мы бы хотели увидеть именно его.
    Тут же позвонили психиатру военной базы. Тот сказал, что Келлерман ушел
от него с полчаса назад.  Охрана,  проверявшая Келлермана, доложила, что он
двадцать  минут  как  уехал   кудато   на   мотоцикле.   Коста   неуверенно
оправдывался:
    - У  него  в студенческом кампусе девчонка,  ну и я иногда разрешаю ему
съездить к ней на чашку кофе во время перерыва. Наверняка он сейчас там.
    Райх мимоходом заметил:
    - Хорошо бы послать за ним.  А  пока  неплохо  бы  проверить  все  цепи
компьютера.
    Через час выяснилось, что с электронными мозгами ракеты полный порядок.
Однако посланный нарочный вернулся один: Келлермана никто не видел.
    - Да ладно,  - сказал Коста,  - ну,  может,  парень по магазинам  решил
пройтись в городе.  Конечно, это нарушение правил - видимо, он решил, что в
это утро не до него...
    Полковник Массей попробовал сменить тему, но Райх остановил его:
    - Мне очень жаль,  полковник,  но мы никуда не полетим на этой  ракете,
пока не побеседуем с Келлерманом. Не могли бы вы объявить срочный розыск?
    Представляю, какими  сумасшедшими занудами мы им показались,  но что им
оставалось делать?  Одним словом,  двенадцать машин военной полиции  и  все
полицейские  района  были  подняты  по  тревоге.  Тут  же прошла проверка в
местном  аэропорту,  и  выяснилось,  что  человек  с  приметами  Келлермана
несколько  часов  назад вылетел в Вашингтон.  Поиск перекинулся в столицу -
там тоже всю полицию подняли на ноги.
    Наконец, Келлермана нашли,  ровно через час после назначенного старта -
в 15.30.  Его опознали на вертолетной площадке внутренних авиалиний в числе
пассажиров,  прилетевших из Вашингтона.  Келлерман возмущался, заявлял, что
отлучился,   чтобы  купить  обручальное  кольцо  для  невесты  и  вовсе  не
предполагал,  что его хватятся.  Однако стоило нам только глянуть на  него,
как  тут  же  все  стало ясно - наши опасения были не напрасными.  Этот тип
представлял собой любопытный случай раздвоения личности; существенная часть
его  личности была совершенно незрелой - просто находка для паразитов.  Его
сознание даже не надо было завоевывать:  достаточно  небольшой  перестройки
его центров, остальное помогало довершить школярское желание выглядеть куда
важней,  чем он  был.  Нечто  подобное  движет  малолетними  преступниками,
которые устраивают крушение поездов ради потехи - им просто хочется влиться
в мир взрослых  и  натворить  что-нибудь  этакое,  что  бы  вызвало  вполне
взрослые последствия.
    Мы с  ходу,  без труда выжали из него всю правду.  Он сделал совершенно
незначительную  перестройку  температурного  контроля  на  борту   корабля,
температура  бы  при  этом  поднималась,  но так медленно,  что никто бы не
заметил этого.  Однако эта перестройка вызвала  бы  нарушение  работы  всех
систем  управления,  а  затем - системы торможения.  И тогда,  на подходе к
спутнику,  нам не удалось бы погасить скорость,  и корабль  врезался  бы  в
Луну.  Обычная проверка цепи не позволила найти поломку,  ведь у компьютера
несколько миллиардов возможных операций,  а  проверка  проводится  лишь  по
основным соединениям.
    Теперь Келлерману  предстояла расплата - его судил впоследствии военный
трибунал,  приговоривший бывшего инженера к расстрелу, - ну а мы стартовали
лишь  в  4.30  утра.  К  шести  утра  мы уже набрали скорость и двигались в
направлении Луны.  Корабль был оснащен антигравитационным устройством,  что
позволяло ощущать свой обычный вес. Однако в первые два часа это не спасало
нас от типичного космического головокружения.
    Когда всем стало получше, мы собрались в столовой, и Райх провел беседу
о  паразитах,  рассказав  заодно,  как  с ними бороться по методу Гуссерля.
Остальные лекции решили пока отложить на завтра -  люди  были  взбудоражены
новой  обстановкой,  ведь  многие впервые попали на космический корабль,  и
ученье на ум не шло.
    Наши антенны пока что принимали телесигналы с Земли.  В  9.30  начались
новости,  и первое, что я увидел - лицо Феликса Хэзарда, который произносил
страстную речь перед огромной толпой.
    В 7.30 по берлинскому времени состоялось первое выступление  Хэзарда  в
Мюнхене  - в нем он прославлял арийскую расу и призывал к отставке нынешнее
социал-демократическое  правительство  во  главе   с   канцлером   доктором
Шредером.  Толпа  бурно  реагировала  на  его  речь.  Через  два часа Новое
Национальное Движение объявило о том,  что их лидер Людвиг Штер добровольно
передал свой пост Феликсу Хэзарду.  Штер заявил,  что Хэзард возродит былую
славу арийцев и приведет нацию к победе.  Кроме того,  он много  говорил  о
"наглых  угрозах  со стороны национальных меньшинств" и постоянно цитировал
Гобинье,  Хьюстона Стюарта Чемберлена и книгу Розенберга  "Мифы  двадцатого
столетия"[44].
    На Земле  произошло  что-то  ужасное.  Паразиты  окончательно  покорили
Африку  и  настроили  сознание  всех  ее  жителей на восстание.  Теперь они
двинули на Европу. Однако мир пока еще довольно спокойно реагировал на путч
Гвамбе.  И  тогда  паразиты  поставили на более сильную карту - возрождение
арийского расизма.  Как известно,  в ссоре должны участвовать две  стороны:
паразиты решили подстраховаться, чтобы конфликт не вышел односторонним.
    Признаюсь, в  тот  момент  я  здорово упал духом,  и наше дело казалось
полностью безнадежным.  При нынешнем раскладе  война  могла  разгореться  в
течение недели,  так что мы даже не успеем вернуться на Землю. Казалось, мы
не в силах ничего  сделать,  нам  даже  некуда  будет  возвращаться.  Можно
запросто  вычислить  следующий  шаг  паразитов:  они  постараются  ослабить
обороноспособность всех стран -  вторгнуться  в  сознание  главных  военных
специалистов.  Это  приведет  к  взаимному  предательству военных Америки и
Европы,  системы предварительного  оповещения  будут  там  повреждены,  оба
континента лишатся своей неуязвимости.
    Проспав всего   пару   часов,  я  вскочил  в  16.00,  чтобы  посмотреть
девятичасовые новости из Лондона (мы-то  жили  по  американскому  времени).
Положение   еще   больше   ухудшилось:   в  Германии  казнили  канцлера,  а
правительство социал-демократов Хэзард объявил  вне  закона.  Как  истинный
выразитель воли немецкого народа, он объявил канцлером себя самого.
    Партия Хэзарда  намеревалась  сформировать  правительство  Германии,  а
новой своей резиденцией Хэзард избрал Рейхстаг -  вместо  дворца  в  Бонне.
Членов  "правительства  изменников"  народ  призвал  публично  расстрелять.
(Впрочем,  это  было излишним:  социал-демократы  поспешили  согласиться  с
отставкой  и выразили свою поддержку Хэзарду.) Своей главной задачей Хэзард
объявил борьбу за возвышение белой расы.  Как только  "низшие  расы"  будут
покорены,  их  надлежит  выслать  в  полном составе на Венеру - а это почти
миллиард "цветных"!  Тем не менее идея тут же нашла отклик  во  всем  мире,
включая  Британию  и  Америку  (причем никто не задумался над тем,  что для
начала  Венеру  надо  сделать  пригодной  для  жизни,  а  на  строительство
кораблей,  способных  перебросить  миллиард  человек  за 30 миллионов миль,
понадобится денег чуть больше, чем их есть на всей планете Земля).
    К семи вечера мы должны были покрыть половину  расстояния  до  Луны,  а
значит,   прекращался   телевизионный  контакт  с  Землей,  хотя  отдельные
радиосигналы  мы  еще  могли  принимать.  Что  же  делать?   Не   пора   ли
разворачивать  корабль  в обратную сторону?  Если на Земле вспыхнет мировая
война,  то надо возвращаться и активно сражаться с паразитами сознания.  По
крайней  мере,  мы  бы  смогли  уберечь оборонную систему США от захвата ее
этими тварями.  Для этого надо,  чтобы в каждом американском оборонительном
подразделении  было по одному нашему человеку,  тогда они не пропустят туда
паразитов,  а одному из нас необходимо постоянно  находиться  в  Пентагоне,
чтобы предупредить предательство среди высших чинов.
    Этот вариант  выглядел вполне разумным,  поэтому мы искренне удивились,
когда Холкрофт выступил против него.  Он не  мог  вразумительно  объяснить,
почему  ему  не  нравится  наш  план,  сказав  лишь,  что его "озарило".  А
поскольку  его  "озарение"  уже  однажды   спасло   нам   жизнь,   пришлось
прислушаться к его мнению. Потом я поговорил с ним и попробовал разобраться
в истоках его предчувствия. Он долго отнекивался и в конце концов объяснил:
ему кажется, что чем больше мы отдалимся от Земли, тем лучше для нас. Я был
не в восторге от этого предложения, но мы его все-таки приняли и продолжали
двигаться к Луне.
    Десять членов  нашей  команды  -  в  основном  "тертые калачи" - решили
отвлечься  от  нависшей  угрозы  и  занялись  изучением  феноменологических
проблем.  Остальные  места  себе  не  находили:  у многих на Земле остались
семьи.  Пришлось надавить,  чтобы заставить  их  по  десять  часов  в  день
работать над проблемами дисциплины сознания. Нелегко нам это далось, но все
же на второй день мы победили.  Их скрытая напряженность начала работать на
общее  дело,  и обучение сразу дало значительные результаты.  Теперь уже не
возникало трудностей,  которые мы испытывали с Меррилом,  Филипсом, Лифом и
Эбнером.
    И все же меня не покидало беспокойство.  После сорока часов  полета  до
Луны  оставалось  еще  40 тысяч миль,  но мне казалось,  что паразиты стали
ближе к нам, чем когда-либо.
    После занятий  я  поделился  своей  тревогой  с  Райхом,  Флейшманом  и
братьями  Грау.  Кое-что  в поведении паразитов для нас оставалось неясным.
Теоретически,  разницы между тем,  в космосе мы или на Земле, не было - они
пребывали в нашем мозге,  и, значит, убежать от них было невозможно. Однако
после той ночи,  когда они уничтожили большинство наших, они не наступали в
открытую.  До них дошло:  погубить нас можно и косвенным путем - к примеру,
при помощи мировой войны.
    Вместе с  тем  они  существовали  и в пространстве - помнится,  когда я
вошел тогда в свою квартиру на Перси-стрит, где они охраняли записки Карела
Вайсмана, я сразу почувствовал их присутствие. Как объяснить этот парадокс?
Выходит,  если они могут обитать и в пространстве,  и вне его,  то  и  наше
сознание тоже может находиться как в пространстве,  так и за его пределами.
Но сознание невозможно локализовать,  оно не может находиться "где-то": оно
ведь не занимает места. Но в то же время оно движется в пространстве вместе
с нашими телами.
    И вновь мне показалось,  что ключ к разгадке утерян. Мы сидели и шаг за
шагом пытались подобраться к решению проблемы.  Я рассуждал так:  "Паразиты
обитают  в пространстве - в том смысле,  что они сейчас находятся на Земле,
куда прибыли с целью  уничтожить  человечество.  Теперь  мы  понимаем,  что
каждый человек обладает "отдельным" сознанием,  потому что,  когда любой из
нас погружается в глубины собственного "Я",  он  теряет  прямой  контакт  с
окружающими.  Но  мы  также  знаем,  что  в  каком-то глубинном смысле люди
пользуются общим разумом,  можно сказать,  родовым сознанием.  Мы похожи на
тысячи городских водопроводных кранов,  которые отделены друг от друга,  но
черпают воду общего резервуара..."
    Тут Райх прервал мои размышления (цитирую по магнитофонной записи):
    - Но ты же сказал,  что нанес им поражение благодаря какому-то  мощному
глубинному  источнику  энергии.  Может  быть,  это  и  есть тот изначальный
резервуар?
    - Вполне может быть, - согласился я.
    - Но тогда в нем обитают и эти твари.  И,  значит,  для них эта энергия
тоже доступна. Согласен?
    Ага, вот оно!  Теперь кое-что стало проясняться.  Конечно,  те  глубины
сознания,  где  обитают  они  и  тот  источник  жизненной энергии,  которым
пользовался я,  - совершенно разные вещи.  Может,  резервуар и находится  в
глубине сознания, но это не означает,  что он сам и  я в л я е т с я  этими
глубинами.
    - Прекрасно, - заметил Флейшмаи. - И что же в этом случае получается?
    - Мне кажется, я знаю, что происходит, - неторопливо начал Генрих Грау.
-  Мы  рассуждаем о некоем могучем первозданном источнике энергии,  который
Бернард Шоу назвал Жизненной Силой. Вот это-то первобытное жизненное начало
и движет нами всеми...
    Его брат Луис возбужденно воскликнул:
    - Но тогда какого дьявола паразиты охотятся за людьми,  если они  могли
бы красть энергию прямо из источника? Это же так очевидно...
    - Очевидно, они не могут, - сказал Генрих. - Им приходится вклиниваться
между источником и человеческим существом.
    Мы нс совсем поняли, что они имели в виду.
    - И это значит... - начал я.
    - Это значит, что основной источник для них недоступен и даже наверняка
враждебен им. Другими словами, если мы сможем добраться до этого источника,
то обретем такую энергию, что паразитам придет конец.
    Я сказал,  что подобная мысль мне и раньше приходила,  хотя тогда я  не
проанализировал  все  аспекты ее приложения.  Дело в том,  что мне никак не
удавалось достигнуть этого источника - всякий  раз,  когда  я  пытался  это
сделать, мне недоставало силы воли.
    А Райх добавил:
    - Конечно,  если паразиты находятся  между  тобой  и  источником,  они,
наверняка как-то "сдерживают" тебя.
    Только теперь мы увидели всю реальность этого предположения -  паразиты
уже  использовали  свои  "сдерживающие"  методы  против  человечества,  они
умышленно сбивали с толку сознание,  когда оно пыталось постичь собственные
секреты.  К  счастью,  мы  научились  с  этим бороться:  для этого пришлось
изучить те глубины сознания,  откуда обычно наступали паразиты.  Однако они
отступили  туда,  где  мы  не  могли их достать,  и снова использовали свои
прежние методы против нас.
    Итак,  я  пришел  к  выводу,  что  удерживает  меня  от  погружения  на
определенную глубину сознания некая  "естественная"  причина.  Так  водолаз
может  погрузиться  лишь  на такую глубину,  где вес вытесненной воды равен
весу тела.  Если он хочет нырнуть глубже,  ему  приходится  брать  с  собой
больший  груз.  Но  я  не  знал,  чем можно утяжелить свое сознание,  чтобы
проникнуть еще глужбе,  вот почему я не мог изучить себя до самого донышка.
Впрочем,  верно ли это объяснение? Когда я думаю об этом сейчас, то прихожу
к  выводу:  удерживало  меня  ощущение  н е ц е л е с о о б р а з н о с т и
такого  погружения.  Казалось,  сознание  меркнет,  а  ощущение собственной
индивидуальности  становится  все  более  зыбким.  Одним   словом,   весьма
возможно, что некто меня удерживал на определенной границе.
    Я решил  проверить еще раз - остальные меня поддержали.  Закрыл глаза и
начал привычное погружение сквозь слои памяти.  Однако сквозь  воспоминания
не так-то просто было пройти.  В них все клокотало и бурлило, словно я плыл
рядом с только что взорвавшейся глубинной бомбой. Прошлой ночью мне снились
точно такие же дикие, полные насилия сны.
    Но почему? Паразитов, похоже, поблизости не было. Что же так раздражало
меня?
    Я еще раз напрягся;  с огромным усилием удалось опуститься  на  уровень
"детской".  Но  там  было еще хуже:  первозданная энергия невинного детства
превратилась  в  нервирующую  силу.   Обычно   эту   энергию   сопровождали
безмятежная  ясность  и  покой,  словно нежное покачивание на тихих морских
волнах. Но сейчас это море бурлило.
    Я понял,  что подошел к границе - и быстро выплыл на поверхность.  Райх
уже  поджидал  меня  -  с ним произошло то же самое.  Ожидая остальных,  мы
принялись обсуждать эту проблему.  Итак,  мы только что  испытали  какое-то
мощное  психическое  раздражение,  которым  поражена вся человеческая раса,
или?..
    Беспомощный и разочарованный, я подошел к иллюминатору и взглянул вниз,
на огромную светящуюся поверхность  Луны.  Оставалось  лететь  каких-нибудь
восемь  часов.  Я  мельком  взглянул  на  приборы,  проверив,  работает  ли
гравитационный  компенсатор  лунного  притяжения.  И  вдруг  меня  озарило:
гравитация... Луна... Я резко повернулся к Райху:
    - Может быть,  это абсурдное предположение,  но...  как ты думаешь,  не
могут ли они пользоваться Луной как базой?
    - Базой?  - не понял  он.  -  Каким  образом?  Людей  здесь  нет,  а  в
необитаемых местах они, как известно, не водятся. Я пожал плечами:
    - Да  нет,  это  же  просто гипотеза...  Я пытаюсь понять,  почему наше
сознание так перевозбуждено.
    Тут подошел Холкрофт,  и я ему вкратце поведал о  наших  открытиях.  Он
закрыл  глаза,  присел  на кровать и тут же удостоверился,  что нижние слои
сознания находятся в непривычно беспокойном состоянии.  И хотя Холкрофт  не
слышал моего предположения, он повернулся и показал пальцем в иллюминатор:
    - Это там. Она влияет на нас так же, как влияет на приливы и отливы.
    - Как ты узнал? - спросил я.
    - Не знаю.  Просто чувствую ее притяжение. 
    Это было уже ближе к истине.  Вспомним лунатиков - людей,  чье сознание
подвержено притяжению Луны... Но почему? Как Луна может влиять на сознание?
    - Ты считаешь, там обитают паразиты? - спросил я. 
    Он покачал головой:
    - Не представляю, как это может быть. Но все же... она как-то связана с
паразитами.
    Мы решили привлечь остальных к обсуждению. В такой ситуации лучше иметь
несколько мнений - глядишь, кого-то и осенит.
    Выслушав меня,  единственное дельное предложение высказал физик-ядерщик
Бергер:
    - Вы читали книги Гурджиева? Он всегда утверждал, что мы являемся пищей
для Луны.  Человечество по Гурджиеву - это стадо овец, нагуливающее жир для
Луны...
    - Считаешь,  в этом есть смысл?  - спросил я Холкрофта.  И  тот  вполне
серьезно ответил:
    - Смысл  есть.  Каким-то   образом   Луна   действительно   притягивает
человеческий разум. Но это притяжение не имеет ничего общего с гравитацией.
Мои коллеги считают,  что Луна никогда не была частью Земли или Солнца -  у
нее совсем другая природа.  Может быть, это бывшая комета, которая попала в
сферу притяжения Земли. Кстати, ее химический состав совершенно не похож на
земной.  Вполне  вероятно,  что  Луна  похищает у человека энергию...  Либо
воздействует еще каким-то образом.
    - Другими словами,  она могла бы служить базой для паразитов? - спросил
Райх.
    - Не  думаю.  Но  мне  кажется,  паразиты  вполне  могут как-нибудь  ее
использовать. Я чувствую, как Луна излучает некую возбуждающую энергию. Она
словно гигантский передатчик, а Земля - гигантский приемник...
    Тут заговорили все разом - начались разные истории,  байки  и  легенды,
которых я прежде не слышал.  Рассказали о культе,  созданном Хербигером[45]
(одним из адептов этого  культа  был,  между  прочим,  Гитлер).  По  теории
Хербигера,  каждые  десять  тысяч  лет  Земля  берет в плен очередную Луну.
Нынешний наш спутник - седьмой по счету.  Предыдущие шесть  лун  падали  на
Землю   и   приводили  к  гигантским  катаклизмам  и  гибели  человечества.
Библейский потоп был вызван гибелью шестой Луны.
    Говорилось и  о  других  авторах  лунных  теорий   -   Великовском[46],
Беллами[47],  Сора[48],  -  их гипотезы отражали представление о Луне как о
враждебной силе.  Странно,  что эта мысль приходила многим,  весьма далеким
друг от друга ученым.
    Многие из  этих теорий казались абсурдными,  но факт оставался фактом -
Луна безусловно влияла возбуждающе на мое подсознание.  Райх тоже  замечал,
что  паразиты обретали по ночам особую мощь.  Я-то считал,  что этому виной
усталость мозга в конце дня.  Хотя,  даже когда я случайно выспался днем  и
бодрствовал всю ночь, меня до утра не покидало чувство беззащитности.
    - Как ты думаешь,  - обратился я  к  Холкрофту,  -  могут  ли  паразиты
каким-то образом  и с п о л ь з о в а т ь  энергию Луны,  чтобы вмешиваться
в наше сознание?
    Но Холкрофт знал об этом не больше остальных.  И все же одно оставалось
очевидным:  необходимо выяснить,  можем  ли  мы  вырваться  за  пределы  их
навязчивого  влияния.  Если  Холкрофт  прав  и  Луна  действительно  служит
передатчиком для приемника - Земли,  то нам надо уйти из  зоны  влияния  их
обеих.  Значит,  мы  должны изменить курс и отклониться от Луны примерно на
десять тысяч миль.
    Я радировал полковнику Мэйси в Аннаполис и объяснил,  что мы собираемся
изменить  маршрут  в  сторону  открытого космоса и попробуем занять позицию
между Юпитером и Сатурном.  Мэйси согласился: топлива у нас было еще на две
недели, а, значит, мы можем рискнуть пройти еще три четверти миллиона миль,
пока надо будет поворачивать обратно. Знай он о нашем плане заранее, мог бы
загрузить топлива столько,  что хватит на полпути до Марса. На это полезное
замечание я ответил,  что полмиллиона миль от Земли нам вполне хватит - это
вдвое больше расстояния от Луны до Земли.
    Следуя инструкции Мэйси, я перепрограммировал бортовых роботов и вместе
с остальными отправился ужинать.
    Мы оставляли Луну в стороне и входили в пространство,  где ни  разу  не
появлялись  люди,  за  исключением  злополучной  команды корабля "Проклис".
Земные тревоги постепенно отступали - так улетучиваются  деловые  заботы  в
первый день отпуска.
    В ту ночь впервые за несколько недель я заснул безмятежным сном.

    Я проснулся и взглянул на часы: половина восьмого. Попытался вспомнить,
откуда  пришло  это чувство радости.  Может,  сон приснился приятный?  Но я
обычно  не  запоминаю  снов.  Я  встал,  подошел  к  иллюминатору  -   Луна
превратилась в огромный полумесяц,  на котором хорошо просматривались горы.
А там,  за Луной, виднелся зеленовато-голубой серп Земли, который напоминал
огромное  солнце.  До  нее  теперь  почти  четверть  миллиона миль.  Солнце
казалось ослепительно белым,  словно готовое взорваться,  а звезды стали  в
несколько раз крупнее, чем мы видим их с Земли.
    Я закрыл глаза и начал погружение в себя. Хотя подсознание все еще было
возбуждено,  по сравнению со вчерашним днем там стало поспокойней.  Конечно
же,  всему виной была Луна, и теперь ее власть ослабевала. Я ощутил чувство
тишины и свободы, словно оправился после долгой болезни.
    Разбудив Райха и Холкрофта,  я заметил,  что они тоже выглядели  такими
отдохнувшими и счастливыми,  какими их не приходилось видеть уже давно. Они
ощущали ту же внутреннюю свободу.  Мы почти не говорили друг с  другом,  но
нас объединяла надежда.
    В тот   день   ничего   особенного  не  произошло.  Мы  просто  сидели,
разглядывали уменьшавшуюся Луну и наслаждались новыми ощущениями. Наверное,
это  был  самый  насыщенный  день  в моей жизни,  но я почти ничего не могу
рассказать о нем.
    И тогда  возникла  проблема  речевой   коммуникации.   Слова   потеряли
способность  передавать  неизведанные  ощущения.  Можно  лишь  передать это
чувство в сравнении:  представьте себе страну карликов,  которые пользуются
разными  словами  для  описания  размера,  -  крупный,  большой,  огромный,
гигантский и так далее.  А когда они хотят рассказать о чем-то невообразимо
большем, то говорят: "огромный, словно человек". Интересно, что произойдет,
если одного из них  подхватит  орел  и  поднимется  над  Эверестом?  Какими
словами опишет карлик гору, против которой человек выглядит козявкой?
    Так было  и  со мной.  Нельзя сказать,  что слов у меня не было вообще.
Если постараться и потратить время,  описать можно все,  что угодно. Просто
надо расширять границы своего словарного запаса.
    Но тогда это было нереально. Чтобы дать адекватное описание того, что с
нами  произошло   в   последующие   десять   дней,   пришлось   бы   писать
длинную-предлинную  книгу,  состоящую из одних сравнений.  Попробую сделать
все возможное при помощи доступных мне слов и образов.
    Итак, в первый же день стало ясно,  что с нами произошло:  мы вышли  из
зоны влияния паразитов.
    Конечно, они  все  еще  находились  в  моем  сознании - достаточно было
закрыть глаза, погрузиться в себя, и я их чувствовал ниже уровня "детской".
Там  я  по-прежнему не мог их настигнуть,  зато я чувствовал их панику.  Им
совсем не доставляло удовольствия оказаться за полмиллиона миль от Земли, и
чем  больше  увеличивалось  это  расстояние,  тем  сильнее росла их паника.
Тогда-то я понял,  что сообразительностью эти существа похвастать не могут.
Будь  у  них  мало-мальская логика,  тони бы догадались,  что мы непременно
вернемся на Землю в течение двух недель,  и запросто могли бы  продержаться
это  время.  Но их полностью охватил иррациональный ужас,  какой испытывают
дети,  когда покидают дом. Они слишком долго находились на Земле и привыкли
там  купаться  в  плотной  субстанции  человеческой  энергии  жизни,  легко
перескакивая от одного "донора" к другому,  - для  них  всегда  существовал
широкий  выбор  жертв.  Теперь  же  ментальная  пуповина,  связывающая их с
Землей, растягивалась и слабела. И это их по-настоящему испугало.
    Это облегчение испытали не все из нас.  Мы ведь слишком  долго  боялись
паразитов,  чувствуя,  как  поднимается  смутный  страх  со  дна  первичных
инстинктов сознания.  Самым опытным  из  нас приходилось быть всегда начеку
и следить,  чтобы новички не поддавались панике. Теперь мы понимали природу
"космической лихорадки",  которая нападала на человека всякий раз, когда он
пытался углубиться внутрь космоса.
    Но вот прошло несколько дней, и нам стало ясно: паразиты побеждены, еще
немного - и они окончательно впадут в панику.  Каждый день расстояние между
кораблем  и  Землей  увеличивалось  на  120  тысяч миль.  Теперь сокрушение
паразитов было лишь вопросом времени.
    Я обратил внимание,  как непривычно легко мне удавалось  погружаться  в
себя  -  без  малейших усилий,  даже глаза не надо закрывать.  До меня стал
доходить смысл слов Тейяра де Шардена о том, что истинное жилище человека -
это  его  разум.  Я  мог  переноситься  по просторам своего сознания так же
легко,  как человек разъезжает по своей стране на автомобиле.  Мне  удалось
проникнуть  сквозь  слой "детской" и опуститься до слоя "небытия".  Правда,
теперь я понимал,  насколько далека эта область от понятия  "небытие".  Там
действительно  ощущались  элементы густого пространства - тишина,  никакого
напряжения,  однако это была тишина океанского дна,  где давление настолько
сильно,  что не позволяет обитать живым существам.  "Небытие" - это энергия
жизни в чистом виде. Впрочем, слова в этом случае теряют точность и смысл.
    Десять дней мы продолжали лететь в сторону от Земли.  Топлива пока  еще
хватало,  чтобы в случае чего вернуться на ближайший искусственный спутник.
Паразиты сознания почти достигли точки своей гибели -  стоит  ли  двигаться
дальше в космос,  где у нас наверняка могут возникнуть проблемы?  Мы решили
отключить все электрооборудование,  чтобы сэкономить энергию.  Наш  корабль
был  оборудован  огромными  фотонными парусами,  которые развернулись сразу
после того,  как мы вышли из  земной  атмосферы,  так  что  энергия  Солнца
помогала экономить топливо.  Но, разумеется, фотонные паруса не помогут при
возвращении на  Землю  -  на  космическом  корабле  "поменять  галс"  будет
посложнее,  чем на яхте.  Двигаясь от Земли, мы буквально "катились", будто
колесо под горку,  и  главным  препятствием  служило  притяжение  планет  и
метеориты,  которые прошмыгивали мимо нас,  словно крысы,  - в среднем, три
метеорита в час.
    И мы решили рискнуть.  Почему-то  даже  думать  не  хотелось  о  разных
мрачных  перспективах  обратной  дороги.  Мы  продолжали двигаться дальше и
ждать, когда паразиты окончательно оторвутся от нас.
    Это случилось на четырнадцатый день - никто даже  представить  не  мог,
как  это  произойдет.  Все  утро  я  чувствовал,  как  нарастают их страх и
ненависть. Мое сознание становилось все более смутным и беспокойным - так я
себя  ни  разу  не  чувствовал после того,  как мы изменили курс.  Райх и я
сидели у заднего иллюминатора и смотрели в сторону Земли.  Вдруг  лицо  его
исказилось  от  ужаса,  и  волна  паники  захлестнула  меня.  Я  заглянул в
иллюминатор:  что могло так напугать его?  Обернувшись,  я увидел его лицо,
серое  как  у тяжелобольного.  Райх вздрогнул,  на секунду закрыл глаза - и
преобразился.  Он захохотал,  но это был  здоровый  смех  довольного  собой
человека.  И  в  этот  момент  я  почувствовал  внутри  себя  жгучую боль -
казалось,  кто-то прогрызает мне внутренности насквозь.  Причем эта  агония
была одновременно физической и ментальной. Я думал, что не переживу, но тут
услышал, как Райх кричит мне в ухо:
    - Ура! Мы  д о к о н а л и  их, они удирают!
    Ощущение было  омерзительным:  что-то злое и скользкое рвалось из меня.
На мгновение показалось,  что  я  ошибался,  когда  принимал  паразитов  за
множество  существ,  -  в  ту минуту они были единым организмом,  они - это
"нечто",  похожее на огромного желеобразного осьминога, у которого щупальца
двигаются  независимо от тела,  словно каждое является отдельным существом.
Невероятное чувство гадливости - как будто в моем теле долгое время  обитал
мерзкий  плотоядный слизняк,  а теперь он убирается восвояси.  Я ощущал его
ненависть ко мне,  мощную маниакальную ненависть,  которой нет  названия  в
нашем языке.
    А потом -  невыразимое  облегчение  от  того,  что  эта  тварь  наконец
исчезла.  Мое  сердце,  казалось,  разорвется  от счастья и радости,  слезы
заволокли глаза,  и сквозь них лучи солнца заиграли ослепительными бликами,
- как в детстве, когда я плавал под водой. Когда все прошло, я почувствовал
себя  выздоравливающим  пациентом,  которому  доктор  только  что   показал
удаленную раковую опухоль.
    Все наши  в  это время обедали в соседней комнате.  Мы ворвались туда и
наперебой принялись рассказывать о том, что случилось. Нас тут же забросали
вопросами.  Оказывается, кроме нас больше никто не испытывал никаких болей.
Наверное,  это случилось потому,  что мы с Райхом в тот момент смотрели  на
Землю.  Мы  посоветовали  всем перебраться в другую комнату,  предупредив о
том, что им придется перенести, а сами отправились в дальний отсек корабля,
где не было освещения.  Здесь мы решили совершить свое первое путешествие в
новую, свободную страну сознания.
    И вот  с  этого  момента  я  понял,  что  всякое  произнесенное   слово
становится ложью. Я приложу все усилия, чтобы рассказать обо всем на языке,
абсолютно для этого не приспособленном.
    С а м о е     г л а в н о е     п е р е ж и в а н и е    в    ж и з н и
ч е л о в е к а  -  э т о   ч у в с т в о   с в о б о д ы.  В обычной жизни
подобный опыт  возникает  неожиданно,  в   момент   опасности   наши   силы
мобилизуются  и  человек  преодолевает  любую  преграду.  В  это время наше
сознание превращается в парящего орла, которого не сковывает сиюминутность.
    С а м а я   г л а в н а я  п р о б л е м а   ч е л о в е к а  в  т о м,
ч т о       в с е       м ы       п р и к о в а н ы      к      н у ж д а м
с е г о д н я ш н е г о  д н я. Мы действуем подобно машинам, свобода нашей
воли  минимальна.  Тело наше - такой же хорошо продуманный механизм,  как и
автомобиль.  Еще точнее можно сравнить его с теми "управляемыми" протезами,
которые используют инвалиды без рук и ног.  Такие конечности с совершенными
двигательными приспособлениями  работают  не  хуже  настоящих  рук  и  ног.
Говорят,  один  человек  после  нескольких  лет  жизни  с  этими  протезами
полностью забыл об их искусственном происхождении.  Но стоит им  сломаться,
как  человек  тут  же  вспоминает,  что  это  всего лишь механизм и что его
собственная сила воли играет в его движениях лишь очень скромную роль.
    То же можно сказать о всех людях.  У нас куда меньше силы воли,  чем мы
себе  представляем.  А  это  значит,  что  настоящей  свободы  мы не знаем.
Впрочем,  так ли важна для нас эта свобода, если "машина" - тело и мозг - и
без  того  выполняет  наши  желания:  она ест,  пьет,  испражняется,  спит,
занимается любовью и так далее.
    Однако в жизни поэтов и мистиков возникают моменты  свободы,  когда  им
внезапно хочется,  чтобы  "машина"  выдала что-нибудь необычное.  Они хотят
оторвать свой разум от окружающего мира и воспарить над  ним.  Обычно  наше
внимание  включено  в сиюминутную реальность,  словно включенная передача в
коробке скоростей. Затем в какой-то момент рукоятка передачи оказывается на
"нейтралке"  - мозг старается освободиться от сиюминутности и чувствует эту
свободу,  он  свободен  выбирать  ту   реальность,   которую   предпочитает
созерцать.   Включенный   "на   скорость"  мозг  может  вспоминать  события
прошедшего дня,  воображать себе  ландшафт  какой-нибудь  местности  по  ту
сторону  земного  шара,  но картина в этом случае получится тусклой,  будто
горящая  свеча  при  солнечном  свете.  Это  даже  не  картина,  а  смутные
очертания.  А  в  моменты "поэтического озарения",  в  миг  истиной свободы
в ч е р а ш н и й     д е н ь     с т а н о в и т с я     т а к и м     ж е
р е а л ь н ы м,  к а к  и  с е г о д н я ш н и й.
    Если мы  овладеем секретом того,  как включать мозг "на скорость" и как
выключаться обратно,  то человек постигнет божественную мудрость.  Однако в
мире нет большей тайны,  чем эта.  Нами правит привычка. Наше тело, подобно
роботу,  выполняет то же,  что делало вчера и весь последний  миллион  лет:
еда, питье, испражнение, продление рода плюс забота о дне текущем.
    Мое первое  открытие - обнаружение факта существования паразитов - дало
мне возможность порвать с  миром  "привычки",  которую  паразиты  заботливо
поощряли  и  укрепляли.  Неожиданно  я понял:  короткие мгновения свободы -
"проблески бессмертия" - можно испытывать значительно чаще,  чем это обычно
случается.  Почему бы нам не наслаждаться этими моментами по десять часов в
день,  если  понравится?  (Больше,  наверное,  не  стоит  -  надо  же  хоть
и н о г д а  побеспокоиться и о хлебе насущном.)
    С начала августа - когда я впервые  прочел  "Исторические  размышления"
Карела - я постоянно стремился познать возможности моей свободы, а значит -
мне удалось разорвать цепи,  в которые заковано большинство людей.  Главная
опора  паразитов  -  привычка  и  незнание,  и  с  их  помощью им удавалось
удерживать род людской в  цепях.  При  этом  они  обосновались  в  глубинах
человеческой  психики  и  там "посасывали" энергию,  поступающую к людям из
источников жизненной силы.
    Здесь стоит объясниться.  Если  бы  человек  не  был  "эволюционирующим
животным", то паразиты превратились бы в вечного гостя нашего разума, и при
этом мы никогда бы не узнали об их существовании.  Целую  вечность  они  бы
спокойно существовали за счет "подключения" к "силовому кабелю" человека, а
тот, в свою очередь, никогда бы не поумнел. Лишь небольшое количество людей
-  примерно  пять процентов - можно назвать эволюционирующими животными,  у
которых развито стремление стать по-настоящему свободными.  На таких  людей
паразитам   приходится   "давить",   для  этого  они  поднимаются  к  самой
поверхности человеческого сознания и манипулируют теми,  кто еще не стал  в
полной мере их марионетками. А для этого им приходится проявлять себя.
    Я уже рассказывал о том,  как человек  черпает  свою  силу  из  тайного
источника   жизни  в  глубинах  своего  существа.  Этот  источник  -  центр
человеческой гравитации,  средоточие его истинной сущности.  Сокрушить  его
невозможно, и паразиты просто не могут к нему подступиться. Все, на что они
способны - это "поворовывать" из "энергопровода", который протянулся со дна
сознания к его поверхности.
    А теперь,  пожалуй,  я  смогу  объяснить кое-что из пережитого во время
попыток проникнуть вглубь себя.
    Сначала я почувствовал неожиданное спокойствие сознания.  Теперь тут не
было  ни  бурь,  ни вихрей.  Это  от  того,  что сознание  наконец-то стало 
м о и м  -  и никаких незваных гостей. Вот я и обрел свое царство.
    Ничего такого я прежде не испытывал ни  в  снах,  ни  в  воспоминаниях.
Помните, когда пытаешься заснуть после изнурительной мозговой работы или во
время приступа лихорадки,  ваши  мысли  доставляют  неприятное  ощущение  -
мечутся, словно юркие  рыбы  в  воде,  а  главное  -  кажутся  ч у ж и м и.
Голова, которая  призвана  быть  "славным  владением человека",  напоминает
полную зевак ярмарочную площадь.  А ведь раньше я  и  не  догадывался,  что
зеваки эти - паразиты.  И вот теперь она полностью опустела и погрузилась в
тишину.  Все  мысли  выстроились  боевыми  порядками,  словно   королевские
гвардейцы на параде, и в моих силах заставить их рассчитаться и сделать шаг
вперед.  Теперь я был согласен с теми,  кто считает, что все произошедшее с
нами аккуратно хранится в памяти. Даже детские воспоминания стали такими же
доступными,  как и вчерашние события.  Более того - в эту цепь воспоминаний
неразрывно  входили  переживания  прошлых  жизней.  Сознание превратилось в
абсолютно спокойное море, в котором, словно в зеркале, отражается солнце, а
вода настолько прозрачна, что сквозь нее просматривается дно. Мне стал ясен
смысл выражения Якоба Беме:  "священный день отдохновения души".  Впервые в
жизни я ощутил связь  с  р е а л ь н о с т ь ю.  Исчезла лихорадка, сгинули
кошмары,  нет больше заблуждений. Больше всего меня поразила безмерная сила
человеческих  существ,  которые  смогли выжить,  несмотря на ужасную завесу
безумия,  которая скрывала их от реальности.  Выходит,  человек -  один  из
самых могучих обитателей Вселенной.
    Я бродил по собственному сознанию,  словно по залам  замка.  Наконец-то
мне стало понятно,  кто я такой: я - это мое "Я". Нет, это был не мой мозг,
поскольку  определение  "мой"  относится  лишь  к  сиюминутной  части  моей
сущности. На самом деле я был всем.
    Я прошел  через  слои  "детской",  где струятся светлые потоки энергии,
поддерживающей моральный  баланс,  -  своего  рода  полиция  нравов.  Когда
человек  впадает  в  заблуждение и считает,  что мир - это зло,  эти потоки
устремляются  вверх,   подобно   белым   кровяным   тельцам,   спешащим   в
инфицированные участки организма.
    Ниже "детской" начиналось безбрежное море неподвижности. Теперь оно уже
не  было  морем  мрака  и пустоты - я опускался в его глубины,  наслаждаясь
теплом и мерцающим светом.  В нем не было  препятствий,  и  никакая  слепая
злобная сила не выталкивала меня обратно.
    А потом я начал постигать нечто,  почти невыразимое в словах.  Я понял,
что  дальше  продвигаться  нет  смысла.  На этой глубине находилась жизнь в
чистом виде, но в то же время здесь обитала и смерть, смерть тела и разума.
То,  что мы называем "земной жизнью", является комбинацией чистых жизненных
сил и плоти,  это связка между одушевленным и неодушевленным.  Я  умышленно
говорю "неодушевленное",  потому что слово "материя" было бы неточным. Если
материя существует, значит она - живая, поэтому ключевым словом должно быть
"экзистенция" - существование. Никто из живых существ не в состоянии понять
этого слова,  потому что все мы находимся  в  н е м.  Но "существовать"  не
означает  пассивного  бытия,  существовать - значит "вырваться" из небытия.
Это словно крик,  подтверждающий наше присутствие в  мире,  существовать  -
означает бросать вызов небытию.
    Ну вот,   видите   -   опять   проблемы  языка.  Приходится  обходиться
одним-двумя словами, когда их нужно по меньшей мере пятьдесят. Я бы не стал
сравнивать свое объяснение с попыткой рассказать слепому о красках,  потому
что никто из людей не "ослеп" до  конца  -  у  каждого  случаются  озарения
свободы.  Однако у свободы столько красок,  сколько их наберется в цветовом
спектре[49].
    Иными словами,  погружаясь  к  "источнику"  жизни,  я  пересек  область
экзистенции, ибо этот источник  н е  с у щ е с т в у е т,  то есть,  он  не
возникает из небытия.
    Вокруг меня  была  только  свобода,  прекрасное,  невыразимое опьянение
свободой.  Я управляю своим разумом,  я первый  из  людей,  на  самом  деле
ставший  сверхчеловеком.  Но рассматривать заманчивые перспективы не время:
пора вспомнить о том,  что нас привело в космос:  судьба Земли  и  паразиты
сознания. И я с неохотой поднялся на поверхность.
    Я посмотрел  на  Райха  как  на незнакомца,  он ответил мне тем же.  Мы
улыбнулись друг другу,  словно два актера,  только что окончившие репетицию
сцены, в которой они изобразили врагов.
    - Ну, что теперь? - поинтересовался я.
    - Ты далеко забрался? - ответил вопросом он.
    - Не слишком: нет смысла.
    - Что полезного там можно почерпнуть?
    - Я еще не уверен,  надо бы посоветоваться с остальными.
    Мы вернулись в отсек.  Пятнадцать  человек  уже  успели  очистить  свое
сознание  от  паразитов  и помогали оставшимся.  Некоторые новички в агонии
освобождения едва не покалечили себя. Они катались по полу, словно роженица
при  трудных  родах.  Успокоить  их  было непросто,  применение силы только
подстегнуло бы их ужас.  Один из них вопил:  "Поверните корабль, поверните,
иначе  мы  все погибнем!" Похоже,  паразиты через него пытались отыграться.
Двадцатью минутами позже он наконец успокоился и,  обессилев,  провалился в
сон.
    К восьми вечера все было кончено.  Новички  едва  шевелили  языками  от
перенесенного шока. Здорово им досталось из-за эффекта "двойной экспозиции"
- ведь их подлинное, настоящее "Я" хранилось где-то в далеких и  загадочных  
пластах сознания.  Впрочем, объяснять это не было смысла:  им предстояло во
всем разобраться самим.
    В конце концов десять человек из нашей команды очистились полностью,  а
затем  мы  поняли,  как  решать  проблему  топлива  для  ракеты.  Стоит нам
объединить наши ПК-возможности, как корабль помчится в тысячу раз быстрее -
и  хоть  до  самого  Плутона.  Хотя  это  нам  было  ни  к чему.  Пора было
возвращаться на Землю и решать,  что делать с паразитами. Уничтожить Гвамбе
и  Хэзарда  не так уж сложно,  но это лишь полдела:  паразиты могут создать
сколько  угодно  новых  диктаторов,  а   уничтожать   или   последовательно
"перепрограммировать"  их  нам  будет  не  под  силу.  Придется  играть  по
правилам, которые навязывают нам паразиты - это будет шахматная партия, где
вместо пешек будут действовать люди.
    До поздней  ночи  мы  обсуждали  наши  планы,  так и не придя к единому
мнению.  Наверное,  мы пошли не по тому пути:  все думали только о том, как
перехитрить паразитов. Но должен существовать иной способ...
    В три утра меня разбудил Райх,  вернее, разбудил мысленный сигнал Райха
- потому что сам он оставался в соседней комнате.  Мы  лежали  в темноте  и
болтали  телепатически.  Всю  ночь  Райх  не  спал,  медленно и скрупулезно
обдумывая каждую деталь.
    Вот что он мне сообщил:
    - Я попробовал систематизировать все,  что мы знаем об этих  тварях.  И
знаешь,  что меня озадачило: почему они так боятся покинуть Землю? Если они
обитают в сознании, то какая им разница, где находиться?
    - Наверное,  потому что они существуют на общем для всех людей уровне -
вспомни родовое бессознательное у Юнга, - предположил я.
    - Это  не  ответ.  Расстояние  не  играет  роли  для  мысли.  Я же могу
телепатически связаться с любым землянином - как с тобой сейчас. Значит, мы
по-прежнему  часть  общечеловеческого подсознания,  и потому им должно быть
так же комфортно тут на корабле, как и на Земле.
    - Тогда в чем дело? - спросил я.
    - Я пока не уверен, но тут что-то связано с Луной.
    - То есть они используют ее как базу?
    - Нет,  все гораздо сложнее.  Выслушай меня и скажи,  что ты думаешь на
этот счет.  Попробую начать с тех наших кадатских приключений. Мы же знаем,
что вся эта чушь про "Великих Древних" - бабушкины сказки.  Поэтому никакой
связи  между  Кадатом  и  паразитами  сознания  не  могло быть,  просто для
человека  это  было  своего  рода  гигантской  ловушкой,  лишь  бы   искать
исключительно  в н е ш н и х  врагов.  Может,  это и к лучшему.  Но  даже в
этом случае,  разве Кадат не предлагал нам ключ к разгадке?  Во-первых,  не
остается ни тени сомнения в том, что человечество допустило огромную ошибку
в расстановке исторических дат. Геология установила, что человек существует
на  Земле  около  миллиона  лет,  то  есть  более  ранние  останки  нам  не
попадались.
    - Да,  но эти останки свидетельствуют,  что тогда,  более миллиона  лет
назад, человек был на уровне обезьяны, - напомнил я ему.
    -  Кто?  Синантроп?  Австралопитек? Да откуда мы знаем, что существовал
т о л ь к о  о д и н  тип человека? Не забывай: римляне стояли  на  высокой
ступени  цивилизации,  а британцы в это время походили на стадо дикарей.  А
хетты были цивилизованными еще тогда,  когда греки и  римляне  пребывали  в
состоянии   первобытной  дикости.  Все  в  мире  относительно.  Цивилизации
развиваются  обычно  в  местах  компактного  расселения.  Об   эволюционном
процессе мы знаем только одно: он благоприятствует развитию интеллекта. Так
почему же мы успокаиваемся на том,  что человек появился миллион лет назад?
Мы  знаем,  что за миллион лет до этого события уже существовали динозавры,
мамонты,  гигантские медведи и  даже  лошади.  Возможно,  у  человека  были
какие-нибудь обезьяноподобные предки еще в юрском периоде[50]. Он же не мог
появиться из ниоткуда.
    - Тогда существование  Кадата  подтверждает  эту  теорию.  В  противном
случае - его обитатели прибыли с другой планеты.
    - Да,  мы вынуждены подтвердить:  возраст человечества куда больше, чем
миллион лет.  В таком случае возникает вопрос:  а почему бы цивилизации  не
появиться  гораздо раньше?  И снова я обращаю ваше внимание на всевозможные
мифы о гибели мира - Великий Потоп и так далее. Предположим, все эти лунные
маньяки правы и Потоп мог быть вызван падением Луны на Землю.
    Я не разделял этих воззрений  Райха.  И  никак  не  мог  понять,  каким
образом все эти рассуждения соотносятся с проблемой паразитов сознания?
    - Сейчас ты все поймешь.  Если собрать все мифы о потопе, то получится,
что  произошел  он  не так давно - где-то в пятом тысячелетии до нашей эры.
Предположим,  он произошел  из-за  того,  что  Луна  действительно  подошла
слишком близко к Земле,  как утверждает Хербигер.  Значит ли это,  что наша
нынешняя Луна вращается вокруг нас лишь около семи тысяч лет?
    - Вполне возможно.
    - Ты как археолог можешь это доказать, или это всего лишь гипотеза?
    - Доказательств хватает - двадцать лет назад я привел  множество  их  в
своей книге. Но я по-прежнему не вижу никакой связи с паразитами.
    - Сейчас увидишь.  Для того я и затеял этот разговор.  Вайсман  сказал,
что  они  высадились  на  нашей  планете  лет  двести  назад.  Но они же не
переносят открытого космоса. Тогда откуда они взялись?
    - С Луны?
    - Почему бы  и  нет?  Однако  это  наводит  на  мысль,  что  они  могут
существовать и вне человеческого сознания.
    Наконец-то я понял,  что он имел в виду.  Ну конечно!  Теперь  в  наших
руках ключ к тайне происхождения паразитов: им не нравится обитать вдали от
человечества. Но почему?
    Ответ до  невозможности  прост.   Они   не   могут   существовать   без
человечества, п о т о м у  ч т о  о н и - т о ж е  ч е л о в е ч е с т в о.
Ключ  находился  в  самой  первой  фразе  "Исторических  размышлений":   "Я
убедился...  что человеческая раса стала жертвой своеобразного рака мозга".
Итак, это рак. А рак не может существовать вне тела своего хозяина.
    Но что  вызывает рак организма?  Для любого,  кто пытался погружаться в
свое сознание,  ответ очевиден.  По аналогии этот Процесс можно сравнить  с
"раздвоением   личности".  Представим  себе  человека  в  виде  гигантского
континента.  В  этом  случае  его  самосознание  будет  занимать  на   этом
континенте не более чем палисадник. Беда в том, что человек почти полностью
состоит  из   н е р е а л и з о в а н н ы х   в о з м о ж н о с т е й.  Те,
кому хватает  мужества  реализовать  хотя  бы  незначительную  часть своего
потенциала,  сразу попадают у нас в разряд великих людей.  А так называемый
"средний  человек"  слишком  робок и даже не пытается как-то себя проявить.
Для него милее безопасный уют палисадничка.
    И тогда  наши  скрытые  возможности  начинают  мстить  за  бездействие,
происходит "раздвоение личности".  В результате застенчивый,  но обладающий
мощным  сексуальным  потенциалом  мужчина  в один прекрасный день совершает
зверское изнасилование - такова  расплата  за  подавление  своих  страстей.
После  этого  он  пытается оправдать себя,  клянется,  что,  дескать,  "бес
попутал".  Однако этот "бес" и есть его истинная сущность -  та  часть  его
личности, которую он слишком долго боялся признавать.
    Рак тоже   вызван   местью   задавленных   возможностей:   еще   первые
исследователи  этой  болезни  отмечали,  что она возникает у стариков или у
людей,  разочаровавшихся  в  себе.  Тот,  кто  находит  в  себе  силы   для
самореализации,  от  рака  не погибает.  А пациентами онкологических клиник
становятся люди талантливые, но не нашедшие сил для реализации своего дара.
Их души отравлены ядом сомнения в собственных силах.
    Но стоит человеку начать постижение своего внутреннего бытия - и ему не
страшен ни рак, ни раздвоение личности.
    В этом смысле Карел Вайсман был прав:  паразиты действительно появились
на нашей планете двести лет назад.  До этого человек был настолько в полном
ладу  с телом и душой,  что на разочарование у него просто не было времени.
Тогдашний человек был "цельным" и больше доверял своим инстинктам.  А затем
наступил водораздел эволюции: мы стали более сознательными, более разумными
и самокритичными.  Разрыв между уровнем сознания и инстинктами рос день ото
дня.  И  вдруг рак и шизофрения перестали быть редкостными болезнями,  став
достоянием миллионов. Но какова в этом во всем роль Луны?
    Вернемся снова к раковым заболеваниям. Итак, рак возникает из-за общего
падения  жизнестойкости,  разочарования,  старения.  Но  этого  для  начала
болезни  недостаточно  -  нужен  особый  возбудитель,  например, ушиб. Если
представить жизнь в виде особой электрической силы, то можно сказать, что в
районе  ушиба  тело не проводит электромагнитных волн.  В этом участке тела
жизнь,  конечно, продолжается, но, так сказать, уже на более низком уровне,
чем во всем организме, - ну чем не "раздвоение личности"?
    Если бы  устрицы  были  высокоорганизованными существами,  то жемчужины
сделались бы для них возбудителями рака.
    Вот как примерно выглядела райховская теория паразитов сознания.
    Около десяти тысяч лет назад Луну стало притягивать  к  Земле  за  счет
земной гравитации. Это было во времена третьей или четвертой луны. Примерно
через две тысячи лет она окончательно рухнула  на  Землю,  разлетевшись  на
мелкие кусочки. Теперь вся вода, которую Луна удерживала в районе экватора,
могла хлынуть обратно на континенты,  и гигантская  волна  захлестнула  все
тогдашние цивилизации (кроме кадатской - та погибла от более ранней луны).
    Почти тысячу  лет Земля существовала вообще без луны,  жизнь на планете
едва  теплилась.  Затем  в  зону  земного   притяжения   попало   очередное
"бесхозное" космическое тело - гигантский метеорит,  ставший нашей нынешней
Луной.  Правда,  на этот раз нам достался крайне опасный спутник: эта новая
Луна   излучала   загадочные  силы,  которые  могли  разрушающе  влиять  на
человеческий рассудок.
    Любые теории о происхождении этих сил остаются лишь догадками. Гипотеза
Райха  -  не  лучше и не хуже любых других - состояла в следующем:  некогда
Луна была частью огромного  космического  тела,  возможно  даже  Солнца,  и
обитали там "бестелесные" существа.  Эта идея не так абсурдна, как кажется,
ведь обычно ученые  объявляют  планеты  необитаемыми  лишь  потому,  что  в
тамошних  условиях  жизнь в ее "земном" понимании невозможна.  Но та жизнь,
которая зародилась на этом гипотетическом "солнце",  и не могла быть жизнью
в "телесном" смысле, как мы ее понимаем.
    Пролетавшая мимо  комета  вырвала  из  этого солнца гигантский пылающий
кусок,  затем  на  нем  начали  осаждаться  раскаленные  газы,   постепенно
уничтожавшие тамошних обитателей. Однако у них ведь не было физических тел,
значит  и  погибнуть  они  должны  были   по-особенному.   Они   попытались
приспособиться   к   остывшей   материи  их  нового  мира  и  стали  частью
молекулярной структуры твердого тела,  как когда-то были  частью  структуры
раскаленных газов.
    Так что  Луна остается "радиоактивной",  излучающей эманации чуждой нам
формы жизни.
    Если бы  Земля не захватила в плен Луну,  те "чужаки" давно бы вымерли,
поскольку существование любых форм жизни возможно лишь там,  где  действует
второй закон термодинамики, то есть, где энергия поступает с высшего уровня
на низший.  Но лунные "обитатели" уцелели лишь благодаря близости к Земле -
планете,  пышущей  энергией  и  жизнью.  Это присутствие сравнимо с запахом
горячего обеда для голодающего.  И покуда человечество медленно осваивалось
у  себя  на  планете,  люди  инстинктивно  и смутно начинали догадываться о
влиянии Луны на их жизнь.
    Вот мы и подошли к ответу на вопрос о происхождении паразитов,  ставших
возбудителями  рака  разума.  Низшие   биологические   формы   -   рыбы   и
млекопитающие  -  не  обращают внимания на лунных "соглядатаев",  они живут
инстинктами,  и присутствие чужой формы жизни для них,  в общем,  в порядке
вещей. Но человек постепенно становится хозяином планеты благодаря развитию
интеллекта.  Поэтому он "раздваивается", отделяясь от своего инстинктивного
существования.  Отсюда  неудовлетворенность,  которая  превращается в очаги
подавленной энергии.  И тут лунный "возбудитель" начинает свое наступление.
И  это  постоянное  психическое  давление  "полузамороженной"  формы  жизни
начинает продуцировать  вполне  предсказуемый  эффект.  Так  возникает  рак
сознания.

    Какой бы шаткой ни была эта гипотеза,  в основе ее есть логика.  Начать
хотя бы с трудного вопроса: почему паразиты боятся открытого космоса? Ответ
появляется   сам  собой.  Как  только  человек  утрачивает  связь  с  миром
инстинктов,  то есть со своей "внутренней сущностью",  он тут же попадает в
ловушку  мира  "сознательного",  другими  словами  -  м и р а   д р у г и х
л ю д е й.  Каждый поэт знает:  когда наступает  усталость  от  окружающего
мира,  достаточно обратиться к скрытым ресурсам своей внутренней энергии, и
все окружающие теряют значение - становятся лишь "бледными тенями".  Однако
эти  тени  привязаны  друг  к другу.  Как-то Аристотель сказал:  "Человек -
животное  политическое", - что  стало  величайшей  ложью  за  всю   историю
человечества.  Ибо  каждый  живущий  на  Земле  имеет куда больше общего со
звездами и горами, чем с ближними своими.
    Поэты - натуры цельные,  они не теряют связи  с  источником  внутренних
сил.  Все остальные,  так называемые "тени",  представляют собой прекрасный
материал для рака сознания. Их тревожат лишь собственные мелочные ценности,
они корыстны и эгоистичны. А поскольку паразиты - всего лишь проекция таких
людей,  то не стоит удивляться их прилипчивости к человечеству.  А на нашем
корабле,   где  каждый  знает,  что  он  не  одинок  и  напрямую  связан  с
универсальной "электростанцией", паразитам просто негде существовать.
    Одним словом,  даже если бы мы не улетели в открытый  космос,  в  наших
умах  паразитам  все равно не найти пристанища.  Мы представляли не слишком
аппетитное блюдо для рака сознания, и он в нас медленно сдыхал от голода. А
путешествие в космос лишь ускорило этот процесс.  Оторвавшись от остального
человечества,  мы поначалу чувствовали страх и  одиночество,  словно  дети,
впервые  оторванные  от  матери.  В тот момент каждый столкнулся со сложной
проблемой: действительно ли человек - это существо социальное, которое не в
силах   жить   изолированно   от  других  людей?  Если  так,  то  все  наши
"общечеловеческие"  ценности  -  добро,  истина,  любовь,  религия  и   все
остальное являются ложными, поскольку эти ценности по определению абсолютны
и куда важнее, чем сами по себе представители рода человеческого.
    И этот  страх  заставил  обратиться  за  помощью к внутреннему миру,  к
"источнику силы,  смысла и  цели".  Отныне  фальшивые  телефонные  провода,
связывавшие  нас  с  остальным  человечеством,  были оборваны.  Из этого не
следует,  что люди на Земле перестали для нас что-либо значить,  наоборот -
они стали даже более значимы,  поскольку,  в определенном смысле,  их можно
считать бессмертными.  Но нам открылась другая истина:  все так  называемые
"общечеловеческие"  ценности  являются  на самом деле ложными - это химеры,
основанные на том, что человек недооценивает самого себя.
    Вот почему  паразитам  пришлось  оставить  нас  в покое.  Чем глубже мы
уходили в космос,  тем яснее становилось:  оставшиеся на Земле люди  нашими
ценностями не обладают.  Для них не имели смысла веши, в которые верили мы.
Человек не одиночка.  Даже последний из оставшихся во  Вселенной  людей  не
будет одиноким.
    Мы проболтали  с  Райхом остаток ночи.  А когда пришел рассвет,  точнее
настал час земного рассвета,  с нами обоими что-то произошло.  За последние
несколько часов мы здорово изменились: куколка превратилась в бабочку.
    Больше мы не принадлежали Земле.  Эта пустота вокруг стала нашим домом,
таким же,  как и тот абсурдный зеленый шарик,  крутившийся в двух миллионах
миль позади.
    Это даже  слегка  напугало  нас  -  словно  побирушке  вдруг  привалило
огромное наследство.  Бывший бродяга смотрит на замерших в ожидании слуг  и
прикидывает,  что  бы  такого  сделать  с этой уймой денег;  он осматривает
гигантское имение, отныне принадлежащее ему... и голова его идет кругом: он
приходит в ужас от внезапно открывшейся свободы.
    Да, сколько  нам  еще  предстоит  сделать открытий...  Но для начала мы
должны выполнить главную задачу: донести наши знания до тех, кто остался на
Земле.
    И хотя Земля перестала быть нашим домом,  у нас не  было  ни  малейшего
сомнения   относительно  того,  что  мы  теперь  должны  делать.  Мы  стали
полицейскими Вселенной.
    Я подошел к автопилоту.  Неделю назад мне бы  пришлось  выслушивать  на
этот   счет  изнурительные  инструкции  полковника.  Теперь  же  управление
казалось простым,  словно игрушечное. Я быстро провел необходимую настройку
и запустил режим перепрограммирования.  Фотонные паруса свернулись, войдя в
корпус корабля,  и с борта стартовала небольшая ракета,  при помощи которой
производился поворот.  Мы медленно разворачивались, описывая огромную дугу.
Все тут же проснулись и выбежали посмотреть, в чем дело.
    - Мы возвращаемся на Землю,  - объявил я.  - Помогите-ка мне  разогнать
корабль.
    Соединившись в   единую   ментальную   параллельную   цепь,  мы  начали
продуцировать едва ощутимые  разряды  переменного  тока,  созданного  силой
нашей  объединенной  воли,  и  затем  медленно направили эти разряды вокруг
задней части корабля.  Словно гигантская рука стиснула огромную рыбину -  и
этой  рыбой  был  наш  корабль.  Мы  ощутили  рывок ускорения - и повторили
разряд.  Корабль  снова  откликнулся  на  приложенное  усилие.  Мы  удвоили
напряжение - корабль дрожал,  но поддавался. Дело это тонкое и опасное. Нам
вполне было под силу приложить энергию,  равную мощности дюжины  водородных
бомб,  но  эта  энергия  должна трансформироваться в постепенно нарастающую
скорость.  Любая неосторожность - и корабль разлетится в атомную пыль. Мы с
Райхом  -  после нашего преображения - могли выжить даже в этом случае,  но
остальные - вряд ли.
    Было нечто забавное в космическом путешествии за два миллиона  миль  от
Земли  на этой нелепой жестянке,  которую,  казалось,  могли спроектировать
полные имбецилы.  Я и Райх решили,  что первым делом  на  Земле  мы  научим
людей, как строить настоящие космические корабли.
    С членами команды легче и быстрее всего  было  общаться  телепатически.
Для  этого  все  взялись  за руки и образовали кольцо,  как в спиритическом
сеансе.  Через пять секунд мы уже чувствовали друг друга -  такие  вещи  не
были для них полной неожиданностью.  Когда-то для получения этих знаний нам
приходилось блуждать в потемках,  наши ученики двигались вперед при дневном
свете.
    Это было  само  по себе интересным опытом.  Ночью я не видел Райха - мы
находились в разных комнатах.  И на самого себя не потрудился  взглянуть  в
зеркало.  Но как только мы передали наше знание остальным, с нами произошли
значительные перемены.  Этого, конечно, следовало ожидать, но все же видеть
эти  изменения  на  стольких  лицах сразу было,  пожалуй,  немного странно.
Обычные прилагательные здесь не помогут.  Я мог бы  сказать,  что  лица  их
стали  "достойнее"  или  величественнее,  но  это  в малой степени отражает
истину.  Более точным было бы сказать, что они обрели некую "детскость". Но
смысл   этого  определения  должен  быть  истолкован  правильно.  Когда  вы
заглядываете в лицо младенца - скажем,  шести месяцев от роду,  -  а  потом
переводите взгляд на старика,  вы внезапно постигаете глубинный смысл того,
что называют жизнью,  радостью, волшебством. Неважно, насколько мудр и добр
старик,  ему  недостает  этой  сияющей полноты жизни,  которую мы находим у
счастливого и умного ребенка.  Смотреть на такое дитя глазам почти  больно,
потому что оно с очевидностью принадлежит иной, более яркой. Вселенной. Это
дитя - все еще наполовину  а н г е л. Взрослые,  даже  величайшие  из  них,
обесценивают  жизнь.  Младенец же доверяет жизни и утверждает ее всем своим
существом.
    И вот это-то ощущение настоящей жизни  внезапно  снизошло  на  столовую
нашей жестяной ракеты, и не будет преувеличением сказать, что это выглядело
подобно заре творенья. Созерцание этого в других углубляло силу и твердость
в каждом из нас.
    И это  вывело  нас  на  новый  уровень  познания.  Когда  я говорил им:
"Человек не одинок", - то понимал,  что  именно  я  имел  в  виду,  но  все
частности еще не были прояснены. Я говорил об источнике силы, о ее значении
и ее цели.  Теперь я осознал, что мы не одиноки в гораздо более очевидном и
простом смысле.  Мы присоединились к полиции Вселенной, мы действуем вместе
с Другими.  Наши сознания теперь  мгновенно  вступают  в  контакт  с  этими
Другими. Как если бы послали сигнал, мгновенно пойманный сотней приемников,
которые немедленно дали знать нам о своем присутствии.  Ближайшие  из  этих
приемников  были  расположены всего в четырех миллиардах миль,  на корабле,
совершающем путешествие из планетной системы Проксимы Центавра.
    Я не  стану  больше  об  этом  распространяться,  поскольку  дальнейшее
развитие этих событий уже не имеет отношения к нашей истории.
    Мы мчались  со  скоростью около ста тысяч миль в час.  До Земли,  этого
забавного зеленого шарика,  оставалось два миллиона миль или двадцать часов
полета. Луна, которая вращается на расстоянии двухсот пятидесяти тысяч миль
от Земли,  все еще оставалась между нами  и этим шариком,  а  значит, через
семнадцать   с  половиной  часов  мы  поравняемся  с  нашим  старым  добрым
спутником. И там нас ожидало кое-какое дельце.
    В тот момент нам и в голову не приходило,  что Луну  можно  сдвинуть  с
орбиты.  Ее  вес  -  примерно  десять  в пятнадцатой степени или пять тысяч
миллиардов тонн,  а мы еще не представляли,  какая масса  подвластна  нашей
общей ПК-энергии,  хотя,  скорее всего,  эта задача нам под силу.  С другой
стороны,  что произойдет, если мы сможем вытолкнуть Луну в открытый космос?
В  этом случае исчезнет постоянный раздражитель человеческой психики,  хотя
она уже выполнила свое предназначение.  В любом случае,  паразиты  сознания
уцелеют.
    Но что-то  подсказывало  нам,  что  в  Луне   таится   разгадка   всего
происходящего. И этой разгадкой следовало заняться немедленно.
    Приблизившись на   расстояние   пятидесяти   тысяч   миль,   мы   вновь
почувствовали притяжение  Луны.  Райх  и  я  переглянулись.  Кажется,  Луна
каким-то образом нас "почуяла". Когда мы стартовали с Земли, Луна "знала" о
нас все,  и ее "интерес" продолжал фокусироваться  на  корабле  даже  после
того,  как  мы  ушли  в сторону от нее.  Теперь же мы приближались с другой
стороны,  и она нас  "не  замечала",  пока  мы  не  подошли  на  расстояние
пятидесяти тысяч миль.
    Наши способности и чувства уже не так "тускнели",  как это было на пути
от Земли.  Теперь-то мы понимали, в чем дело: за нами с надеждой следили те
"чужаки", которые попались в лунную ловушку. "Помутнение" способностей было
вызвано  стрессом.  Но,  узнав  его  природу,  сражаться с ним было гораздо
легче.
    Мы начали торможение и через полчаса  аккуратно  прилунились,  взметнув
тучи серебристой пыли.
    Мне приходилось бывать на Луне раньше, и ее поверхность всегда казалась
мертвым камнем. Но сейчас планета не была мертвой - это был живой ландшафт,
измученный  тысячелетней  пыткой,  невыносимо  остро здесь ощущалась горечь
утраты;  словно смотришь на остов сгоревшего дома, в котором погибли тысячи
людей.
    Не теряя  времени,  мы  приступили  к эксперименту,  который привел нас
сюда. Оставаясь на борту корабля (скафандры, так же, как и сама посадка, не
были предусмотрены программой полета),  мы направили луч волевой энергии на
огромную пористую скалу,  напоминавшую гигантский муравейник. Двенадцать из
нас мысленно соединились в параллельную цепь а затем произвели такой выброс
энергии, который мог бы разнести лунный кратер диаметром в десять миль.
    "Муравейник" - гора в милю высотой  -  разлетелся  в  мельчайшую  пыль,
которая  окутала  корабль  серебристым  туманом.  В течение десяти минут мы
чувствовали себя неуютно,  ощущая мощный выброс тепловой энергии. И все же,
в  миг,  когда  скала  рассыпалась,  все  ощутили мгновенную вспышку чистой
радости,  подобную  слабому  разряду  тока.  Несомненно,  это  был   момент
освобождения  заточенных в скале жизненных сил.  Но поскольку у них не было
"телесной оболочки", они тут же растворились в пространстве.
    Луна всегда внушала загадочный ужас.  Похоже,  Шелли  продемонстрировал
шестое  чувство,  когда  в своем стихотворении "Ода Луне" спрашивал у нашей
космической спутницы,  не от великой ли усталости ее мертвенная  бледность.
Пугающую  проницательность  обнаружил  и  Йитс,  сравнивший Луну с идиотом,
который бесцельно шатается по небу.  Мы  тоже  чувствовали  себя  на  Луне,
словно приехали в психиатрическую лечебницу навестить скорбящего.
    Через полчаса   Луна   осталась   далеко   позади,  а  прямо  по  курсу
увеличивался туманный,  зелено-голубой  шарик  нашей  планеты.  Это  всегда
волнующий  момент,  когда  видишь  Луну позади,  а Землю - впереди,  но обе
планеты еще одного размера.  Но нам еще надо было до  конца  разобраться  с
Луной.
    Решено было  испытать,  насколько  далеко  действует  психокинетическая
энергия.  И  особенно интересно было взглянуть на это,  находясь на полпути
между Землей и Луной,  -  мы решили напрячь все силы и...  "притянуться"  к
Земле.  Конечно,  находясь  в космическом корабле,  мы не могли как следует
поднапрячься - слишком велика  масса  Луны  по  сравнению  с  массой  нашей
жестянки,  а,  значит,  вдохновительница поэтов и влюбленных может отразить
нашу же энергию и попросту уничтожить всех нас.  Геометрически корабль  был
как бы третьей вершиной сплющенного треугольника.
    Непростая задачка.  Для  начала  нам  впервые предстояло объединить все
силы  -  создать  ментальную  параллельную  цепь  из  пятидесяти   человек.
Большинство  с трудом себе представляло,  что такое энергия психокинеза,  а
тут предлагают не только напрячь свои неразвитые силы,  но и сделать это  в
унисон с другими.  Флейшман,  Райх и я взяли на себя общее руководство. Да,
мы занялись чертовски опасным делом. Корабль наш был далек от совершенства:
стоит кому-то на миг ослабить контроль - и нам всем конец. Для страховки мы
трое должны  были  отслеживать  возможность  аварии,  а  Холкрофт  и  Эбнер
координировали   образование   вибрационной   волны.  Затем  настало  время
"пробить"  телепатический  канал  к  Земле.  Эффект  оказался  потрясающим:
казалось,  мы  снова  очутились в Вашингтоне.  С Земли мощным потоком пошла
"жизненная энергия" - она напоминала ту,  что мы чувствовали на поверхности
Луны.  Правда,  там  это была энергия изможденных плененных сил,  а с нашей
планеты шли волны страха и  неврозов.  Вот  оно,  подтверждение  райховской
теории паразитов сознания.  На Земле люди производили волны паники таким же
образом,  каким мы создавали психическую энергию;  страх все больше отделял
их  от  их истинного "Я" и превращал в зараженные раком тени;  и эти альтер
эго немедленно становились частью странной "самостоятельной"  реальности  -
как  будто  ваше  отражение в зеркале вдруг начинало жить своей независимой
жизнью.
    Контакт с  Землей  позволял  нам  нажать  на  Луну   двойным   рычагом,
состоявшим  из  нашего  собственного  прямого луча ПК-энергии и отраженного
луча, исходившего от Земли.
    Целью этого эксперимента не было "поразить" Луну тем или иным способом,
но лишь оценить степень нашей зависимости от нее, подобно тому, как игрок в
крикет взвешивает мяч на ладони.  Я бы сказал, что использование ПК-энергии
не более сенсационно,  чем обыкновенное прикосновение к чему бы то ни было.
Единственное отличие в  том,  что  спектр  возможностей  "ПК-прикосновения"
гораздо обширнее.  В данном случае, сфокусировав отраженный луч с Земли, мы
могли на деле испробовать сопротивление Луны.  И  означало  это  на  данном
этапе следующее:  просто-напросто увеличивать мощность и ждать,  что будет.
Все, что мы с Райхом и Флейшманом могли сделать, так это постараться, чтобы
вибрация не разнесла наш корабль. По нарастающим колебаниям мы чувствовали,
как усиливается мощность потока.  Не выдержав,  я приказал  остановиться  -
слишком рискованно было продолжать дальше.
    Я поинтересовался у Холкрофта, откуда идет сопротивление.
    - Мне  кажется,  мы  натолкнулись  на  ответную  реакцию.  Сдавить Луну
несложно,  но непонятно,  какую силу она может отразить.  Лучше  продолжить
этот эксперимент с Земли.
    Я понимал  его:  ПК-луч  позволяет  изменить форму Луны,  но это еще не
значит, что таким образом Луну можно сдвинуть с орбиты.
    Все порядком устали, и многие решили до приземления поспать часок.
    В девять утра были запущены ракеты торможения, скорость упала до тысячи
миль  в  час.  В девять семнадцать мы вошли в земную атмосферу и прекратили
подачу энергии.  Теперь нас вел только  контрольный  луч  Мэйси.  Когда  мы
приземлились, было без нескольких минут десять.
   Казалось, мы отсутствовали целое тысячелетие. Наша   в н у т р е н н я я
с у щ н о с т ь  изменилась настолько, что и Земля выглядела другой. Теперь
все на планете казалось бесконечно прекраснее,  чем мы представляли.  Когда
мы были на Луне,  ее искажающее влияние было слишком велико, чтобы мы могли
заметить и оценить эту перемену.
    Однако те, кто пришел нас приветствовать, казались чужаками и выглядели
отталкивающе, чуть получше обезьян. Боже мой, неужели эти идиоты могли жить
в бесконечно прекрасном мире и оставаться при этом слепыми  недоумками?  Мы
были  вынуждены  вновь  и вновь напоминать себе,  что людская слепота - это
всего лишь определенный этап в эволюционном процессе.
    Инстинктивно мы  все  тщательно  скрывали  перемены,  которые  с   нами
произошли,  от любопытных взглядов земных собратьев,  изо всех сил стараясь
быть как все.  При этом нам было  стыдно,  как  счастливчику,  оказавшемуся
среди безнадежных неудачников.
    Мэйси выглядел ужасно усталым и больным:
    - Ну как, сэр, вас можно поздравить с удачей?
    - Думаю, да! - ответил я.
    Он тут  же  посветлел  лицом.  Я понял,  что могу благотворно влиять на
него.  Даже если эти существа немногим лучше полных кретинов,  они  все  же
наши  братья.  Взяв  его  за  руку,  я  передал  ему часть бурлившей во мне
энергии. Какое удовольствие было наблюдать за мгновенными переменами: плечи
его распрямились,  даже морщины на лице разгладились,  и весь он засветился
оптимизмом.
    - Ну, рассказывайте, что тут произошло после нашего отъезда, - попросил
я.
    А дела обстояли очень серьезно.  Безжалостный Гвамбе, не теряя времени,
оккупировал  Иорданию,  Сирию,  Турцию  и  Болгарию.  Любое   сопротивление
подавлялось  его  многотысячной  армией.  Он  превратил  в  грозное  оружие
аккумулятор космических лучей, над которым работали ученые Европы и Африки,
добавив  к  нему  вольфрамовый отражатель.  И с этого момента сопротивление
прекратилось.  За час до нашей посадки  сдалась  Италия,  предложив  Гвамбе
беспрепятственный  проход  его  войск по своей территории.  Немецкие войска
скапливались вдоль границ Штирии и Югославии,  но  главная  битва  пока  не
состоялась.  Немцы  грозили  водородной  бомбой,  если Гвамбе запустит свой
аккумулятор космических лучей,  и это  означало,  что  начинается  затяжной
период  войны  с  обычным  вооружением.  Американская система ПВО не смогла
задержать четырнадцать ракет повышенной мощности  -  одна  из  них  вызвала
пожар в Лос-Анджелесе,  бушевавший всю прошлую неделю.  Американцы не могли
нанести ответный ракетный удар, поскольку войска Гвамбе рассредоточились на
огромной  территории,  но  вчера  президент объявил,  что за каждый залп по
Штатам в Африке будет разрушено по одному городу.
    Но в целом все понимали - в этой войне на победу надежды нет ни у кого.
Любой  ответный  удар  вел  только к взаимоуничтожению.  Все считали Гвамбе
маньяком-убийцей,  который наводил  страх  и  на  свой  народ,  и  на  весь
остальной мир.
    Удивительно, но  Хэзарда - такого же безумца и преступника - всерьез не
принимали.  За те две  недели,  пока  Гвамбе  захватывал  средиземноморские
страны,  Германия  и  Австрия  провели  мобилизацию.  Немецкие  ракеты  уже
сыпались на Кейптаун, Булавайо и Ливингстоун, но  с о г л а с о в а н н а я
война против Африки пока не началась.  Когда же поползли слухи,  что Хэзард
вводит в Австрию установки для запуска водородных ракет,  к нему обратились
российский  премьер  и  американский  президент  с просьбой не использовать
ядерное оружие.  Хэзард ответил уклончиво.  Но  в  основном  его  поведение
воспринималось  всеми  как  разумное.  Мы же знали о Хэзарде нечто большее.
Знал это и президент Мелвилл, но предпочитал не вмешиваться.
    Ракетоплан доставил нас в Вашингтон,  и в тот же вечер мы уже сидели за
столом с президентом.  Он тоже выглядел неважно,  но после общения  с  нами
воспрял   духом.  Обслуга  Белого  Дома  расстаралась,  чтобы  организовать
импровизированный обед для пятидесяти  гостей  в  большом  обеденном  зале.
Президент сразу поинтересовался:
    - Ума не приложу, как вам удается так бодро держаться?
    - Просто мы знаем, как остановить эту войну.
    Именно это он и ожидал услышать.  Хотя в тот момент мне было все равно,
уничтожат  люди  друг  друга  или  нет.  Оказавшись снова среди этих жалких
сварливых людишек с  куриными  мозгами,  я  понял,  до  чего  же  они  меня
раздражают.
    - И как же мы собираемся остановить войну? - поинтересовался президент.
    - Для  начала  вы  должны  выступить  по  национальному  телевидению  и
объявить,  что  через  шесть  часов  вы сделаете важное заявление,  которое
касается всего мира.
    - Нельзя ли узнать, о чем будет это заявление?
    - Пока точно не знаю, но речь, видимо, пойдет о Луне.
    В четверть  первого  ночи  мы вышли на лужайку перед Белым Домом.  Небо
затянули облака,  моросил мелкий холодный дождь.  Но нас  это  не  особенно
волновало - мы прекрасно знали, где сейчас находится Луна. Ее притяжение не
скрыть никаким облакам.
    Усталости не чувствовалось.  Возвращение на Землю вызвало мощный прилив
сил. А еще мы подсознательно были уверены, что остановить эту войну нам под
силу.  Другое дело - уничтожим ли мы при этом паразитов?  Вопрос  оставался
открытым.
    В космосе наши опыты проходили отлично.  А здесь, на Земле, опираясь на
всю ее мощь, мы тем более могли включить в цепь наши ментальные силы. Нам с
Райхом  и  Флейшнером  теперь было не нужно контролировать остальных;  надо
было только действовать аккуратнее, чтобы не разрушить походя Белый Дом.
    Когда наше сознание объединилось,  я почувствовал необычайный подъем  и
прилив   неведомой  раньше  силы.  Вот  когда  я  понял  смысл  библейского
высказывания:  "мы члены друг друга".  Мне представилось все  человечество,
соединившееся   в   телепатическом   контакте.   Человек   перестанет  быть
"единичным" существом, горизонты его мощи раздвинутся до бесконечности.
    Нашу волю  мы  сконцентрировали  в "прожекторный" луч и направили его в
сторону Луны.  Теперь ни к чему было усиливать мощность за  счет  вибрации.
Удивительные ощущения вызвал контакт с Луной - словно внезапно оказываешься
в центре самой шумной толпы в мире.  Тревожные вибрации передавались с Луны
по упругому силовому кабелю,  который мы как бы перебросили с одной планеты
на другую.
    Конечно, это  не  был обычный,  "слышимый" шум.  На несколько секунд мы
потеряли контакт друг с другом - связь прервалась из-за  нахлынувшей  волны
ментальных помех и искажений.  Но затем мы снова почувствовали друг друга и
объединили наши усилия против этой волны.  Луч нашей воли шарил по Луне,  и
мы  осязали  ее  поверхность,  словно водили рукой по апельсину.  Вот мы ее
потихоньку сжали,  затем выждали немного, и под нашим с Райхом руководством
принялись  продуцировать  чистейшую  энергию  движения.  Нас  не  волновало
расстояние до Луны - по-видимому, эти четверть миллиона миль для нашей мощи
были просто пустяком.
    Минут двадцать  мы  продолжали  разминку.  Главное - не расходовать сил
понапрасну,  действовать постепенно.  Связанный могучими узами гравитации с
Землей,  гигантский  шар  весом в пять тысяч миллиардов тонн начал медленно
раскручиваться.  В  принципе  он   был   невесомым,   поскольку   вес   его
поддерживался за счет Земли.
    И медленно,  очень медленно мы принялись  сжимать  Луну,  заставляя  ее
раскручиваться.  Вначале  ничего  не  происходило.  Мы  прибавили мощности,
стараясь  упираться  в  землю  -  многие  даже  присели  на  мокрую  траву.
По-прежнему  без  изменений.  Усталости  не  было - мы продолжали осторожно
давить на Луну,  волны напряжения усиливались и разгонялись уже без  нашего
контроля.  Минут через пятнадцать мы поняли,  что дело сдвинулось с мертвой
точки.  Луна повернулась,  правда  очень  медленно.  Мы  сейчас  напоминали
мальчишек,   которые   разгоняют   карусель.   Как   только  мы  преодолели
первоначальную  инерцию,  предела  скорости  уже  не  чувствовалось  -  она
медленно, но неуклонно нарастала.
    Но "карусель" крутилась в направлении,  противоположном вращению Земли.
Мы старались раскручивать Луну под прямым углом к оси  ее  вращения  вокруг
Земли,  так  сказать  -  в направлении с севера на юг.  Продолжая давить на
Луну, мы разогнали вращение до трех тысяч миль в час. Через пять минут сила
инерции  окончательно  была  преодолена,  это  значило,  что Луна полностью
проворачивалась вокруг своей оси каждые два часа -  именно  такая  скорость
нам была необходима.
    Теперь можно  было не мокнуть больше под дождем и выпить горячего кофе.
В комнате набилось много народа:  к нам присоединились  пятнадцать  ведущих
сенаторов.   Мы   попросили   их   не   шуметь,  а  сами  присели  и  вновь
сосредоточились на Луне - интересно, сработал ли наш маневр?
    Сработало. В течение двадцати минут та половина Луны, которую мы обычно
видим  с  Земли,  отвернулась от нас в открытый космос,  и нам предстала ее
обратная сторона.  Как мы и  предполагали,  возбуждающее  воздействие  Луны
уменьшилось   наполовину.   Тысячелетиями   лучи   ее  психической  энергии
бомбардировали Землю, а теперь они отражались в открытый космос.
    Через час некогда темная сторона Луны полностью открылась  для  обзора.
Беспокойные   вибрации   с   поверхности   Луны   почти  не  ощущались.  Мы
поинтересовались у сенаторов, не заметили ли они в себе каких-либо перемен.
Кто-то   ничего   не   заметил,   но   несколько  человек  признались,  что
почувствовали себя "миролюбивей", чем час назад.
    И только теперь мы смогли объяснить президенту, о чем он должен сказать
в  своем  заявлении.  План был прост и ясен:  президент скажет народу,  что
американская  исследовательская  станция  на  Луне  передала  сообщение   о
появлении огромных неизвестных космических кораблей, а после этого связь со
станцией якобы прервалась.
    Президент весьма скептически выслушал нас,  но мы заверили его, что все
будет нормально, и посоветовали ему пойти лечь спать.

    Исторического выступления президента я не видел - так получилось, что в
это время я впервые за две недели,  истекшие со дня старта корабля,  заснул
крепким сном. Поэтому, проснувшись в десять утра, я узнал, что первая часть
нашего плана была выполнена.  Весь мир переключился на канал,  где выступал
президент.  Известие о вращении Луны вокруг своей  оси  вызвало  в  крупных
городах вспышки истерии.  (Не прощу себе никогда:  оказывается,  мой старый
друг, королевский астроном  сэр Джордж Гиббс,  слег с сердечным  приступом,
когда во время наблюдений в Гринвичской обсерватории вдруг увидел, как Луна
закрутилась;  через несколько часов он скончался).  Заявление президента  о
пришельцах  подтвердило  самые  худшие  опасения.  Никто  не интересовался,
почему они раскрутили Луну.  Но вся планета в течение суток  могла  увидеть
невооруженным взглядом вращение Луны.  В те дни стояло полнолуние,  поэтому
видимость для большинства районов Азии и  Европы  была  прекрасная.  Сразу,
конечно,  движение  было незаметно - вращение было не быстрее хода минутной
стрелки часов,  но всякий,  кто смотрел больше десяти минут,  мог заметить,
как пятна на Луне медленно ползут с севера на юг.
    Мы надеялись,  что  эти  новости  отвлекут  всех  от войны,  но не учли
влияния паразитов.  К  полудню  поступили  новости  о  том,  что  на  север
Югославии  и Италию обрушились шесть водородных ракет,  пострадало от атаки
более тысячи квадратных миль площади.  Хэзард решил,  что нельзя прекращать
войну без единого залпа.  Можно было бы смириться с таким положением вещей,
если бы он уничтожил этим залпом хотя бы Гвамбе, но судя по всему, диктатор
остался жив:  вечером он выступил по телевидению и поклялся, что кто бы там
ни был - пришельцы или не пришельцы,  но  Хэзарду  он  никогда  не  простит
гибели   своих   солдат.  (Впрочем,  во  время  атаки  погибли  в  основном
итальянские и югославские граждане,  основные силы Гвамбе находились  южнее
зоны  обстрела.)  С  этой  минуты Гвамбе объявил тотальную войну до полного
уничтожения белой расы.
    К шести вечера  поступили  более  оптимистические  известия.  Из  армии
Гвамбе   дезертировали   несколько   тысяч  солдат.  Перспектива  вторжения
пришельцев с  Луны  заставила  их  вспомнить  о  своих  семьях.  Но  Гвамбе
по-прежнему твердил,  что его воины будут биться до конца.  Через несколько
часов водородной ракетой был уничтожен город Грац  в  Штирии,  там  погибли
полмиллиона солдат Хэзарда. Еще три ракеты упали в сельской местности между
Грацем  и  Клагенфуртом  -  человеческих  жертв  было  немного,  но   сотни
квадратных миль плодородной почвы были погублены. Поздно вечером мы узнали,
что войска Хэзарда наконец перешли границу Югославии и завязали в  Мариборе
бой  с  многочисленной  армией  Гвамбе.  Сам  город  Марибор  был полностью
уничтожен космическими лучами, и главная битва состоялась в миле от него.
    Теперь нам стало ясно,  что пришла пора действовать.  Мы надеялись, что
лунная  угроза  остановит  войну  хотя  бы  на несколько дней и даст Совету
Всемирной Безопасности время для действий. Чего добьются паразиты сознания,
если  война будет продолжаться?  Если мир погибнет - а это произошло бы без
сомнений,  - то  и  они  тоже  погибнут.  С  другой  стороны,  если   война
прекратится,  у них не останется шансов выжить. Теперь мы знали их секрет -
связь с источником  энергии  в  космосе  они  потеряли,  поэтому  мы  можем
ежедневно   уничтожать   их   тысячами  (если,  конечно,  они  не  научатся
приспосабливаться к новым условиям). Возможно, они надеялись, что несколько
тысяч человек переживут Армагеддон - ведь выживали же люди после предыдущих
лунных катастроф.  Как бы там ни было,  все выглядело так,  словно паразиты
считали человеческую расу обреченной на самоубийство.
    Главное -  не  терять  времени.  Если  Гвамбе  или Хэзард действительно
стремились ко всеобщему уничтожению,  то сделать это  им  было  не  слишком
трудно.  Любой,  даже  не  слишком  компетентный  инженер  сможет  запросто
превратить  "чистую"  водородную  бомбу  в  кобальтовую,  поместив   ее   в
кобальтовый  кожух,  -  для  этого  хватит  суток.  Но  даже  в этом случае
человечество сможет спастись,  лишь бы суметь потом очистить  атмосферу  от
кобальта-60.  Нашей  психокинетической энергии для этого вполне достаточно,
правда,  на это могут уйти месяцы и даже годы.  На  это,  скорее  всего,  и
надеялись паразиты.
    В Дуранго,  штат  Колорадо,  группа  ученых  работала  над  новым типом
космического корабля с огромными фотонными парусами. Об этом мы слышали еще
на  девяносто первой базе.  Корабль сконструировали из особо легкого сплава
лития и бериллия,  размеров он был  внушительных  -  под  стать  гигантским
парусам.
    Я спросил  у  президента,  как далеко продвинулись работы и возможно ли
использовать его сейчас?  Он связался с базой в Дуранго и дал ответ: корпус
уже собран, но двигатели пока на стадии испытания.
    Это не страшно, заметил я. Нам нужен только корабль. Причем выкрашенный
в черный цвет. С базы ответили, что это невозможно: площадь его поверхности
составляет  почти  две  квадратные мили.  Президент помрачнел,  накричал на
того,  с кем говорил,  и отключил телескрин.  "Когда вы будете подлетать  к
Дуранго, - сказал он, - корабль уже полностью выкрасят в черный цвет".
    Корабль действительно  поражал  своими размерами.  Строительство шло на
дне огромного кратера,  который возник после падения метеорита в 1980 году.
Все  работы  производились  в режиме особой секретности - над кратером даже
возвели силовой купол,  под которым просматривался корпус  корабля,  словно
очертания гигантской пули. Самой плоской была хвостовая часть корпуса, туда
же должны были убираться и фотонные паруса.  Высота корабля составляла  две
тысячи футов.
    Мы прилетели  на  базу  в  Дуранго  через  пять часов после разговора с
президентом. Вся база пропахла нитрокраской, повсюду виднелись черные пятна
-  даже  люди  были  перемазаны  с ног до головы.  Зато и весь корабль стал
полностью черным.
    Близилась полночь.  Мы попросили командира  базы  генерал-майора Гейтса
отпустить всех людей по домам и снять силовой барьер. Гейтсу было приказано
выполнять любое наше распоряжение,  и обычно он беспрекословно помогал нам,
но в этот раз даже он изумился.
    Гейтс объяснил нам,  как действует механизм для разворачивания парусов.
Их,  кстати,  не тронули - и теперь на черном фоне корпуса они  сверкали  в
лучах прожекторов серебристым блеском, будто крылья гигантской бабочки.
    Признаюсь, нам  всем  было не по себе,  когда мы оказались в просторном
серебряном зале, где стоял ледяной холод и пахло свежей краской. На корабле
успели установить только приборы управления, но не более того - для монтажа
остального оборудования требовался год работы.
    Впрочем, как только мы принялись за работу и начали отрывать корабль от
земли,  чувство  оцепенения  покинуло  нас.  Сдвинуть  корабль  с  места не
представляло особого труда:  его корпус был необычайно легким.  С  ним  мог
справиться даже один человек.  Так мы н порешили - корабль повела небольшая
группа из десяти человек  под  руководством  Эбнера.  Я  же  взял  на  себя
управление.  На  борту  находился только один человек не из наших - штурман
базы капитан Хейдон  Рейнолдс.  Ему  явно  было  невдомек,  чем  заниматься
штурману на корабле без двигателей.
    В двадцать  минут первого мы поднялись на высоту двадцати тысяч футов и
двинулись прямо на восток.  Первую четверть  часа  Рейнолдс  был  настолько
изумлен,  что  от него невозможно было добиться какой-нибудь вразумительной
инструкции. Затем он пришел в себя, и полет пошел своим чередом.
    Силы американской противоракетной  обороны  были  осведомлены,  что  мы
вторгнемся  в  пределы  действия  внешней системы предупреждения в половине
первого,  поэтому проблем с ними не было. Без пятнадцати час по телевидению
передали,  что  со  стороны  Луны  в  земную  атмосферу  вторгся гигантский
летательный аппарат.  Все шло  согласно  инструкции,  которую  мы  оставили
президенту.
    Над Атлантикой мы увеличили скорость до тысячи миль в час. В результате
корпус корабля нагрелся,  внутри стало не  слишком  уютно.  Но  время  было
дорого.  Когда  мы  стартовали  в Дуранго,  в Мариборе было уже полдевятого
утра. Впереди еще пять тысяч миль, а попасть на место необходимо до заката.
    Подлетая к берегам Европы,  мы достигли высоты в  двадцать  пять  тысяч
футов.  К  этому  времени  должны  были  сработать  системы противоракетной
обороны Франции и Англии, и нам приходилось быть начеку.
    Первую ракету по нам выпустили где-то возле Бордо.  Десять человек  под
руководством Райха обеспечивали отражающий щит - они взорвали эту ракету на
расстоянии  примерно  двух  миль  от  корабля.  К  сожалению,  Райх   забыл
заблокировать  взрывную  волну,  и  нас швырнуло,  словно поплавки во время
шторма.  На несколько  секунд  контроль  был  потерян,  затем  мне  удалось
погасить  взрывную  волну,  и  мы снова двинулись вперед.  После этого Райх
сконцентрировал внимание на взрывных волнах,  направляя  их  в  сторону  от
корабля.
    Экраны бортовой  системы  связи  констатировали,  что  телевидение  уже
успело показать всей планете момент вторжения "чужаков",  а после того  как
бесславно  взорвалась та ракета,  ни у кого не осталось сомнений,  что мы -
настоящие  пришельцы  с  Луны  и  обладаем  неизвестным   лучевым   оружием
разрушительной силы.
    К часу  дня по европейскому времени мы находились прямо над полем боя в
Мариборе.  Мы снизились до нескольких тысяч футов.  Поскольку  наш  корабль
двигался бесшумно, нам были слышны разрывы снарядов.
    Хорошо все-таки,  что мы выбрали корабль таких размеров.  Огромное поле
боя раскинулось миль на десять.  Большого скопления войск не наблюдалось  -
только  группки  людей  с  ручными  пулеметами и пусковыми устройствами для
ракет. Из-за размера корабля нас отлично видели обе стороны, не мешали даже
клубы густого дыма, стелившегося над землей...
    Теперь начиналась  главная часть операции - та часть,  успех которой мы
не могли гарантировать.  Конечно,  легче всего было взять да уничтожить все
живое  на  площади  в  сто  квадратных  миль  - наверняка это положит конец
сражению.  Но кто из нас пошел бы на такое? Ничего, кроме сочувствия к этим
несчастным, пытавшимся истребить друг друга, мы не испытывали, и убивать их
у нас не было права.
    Для начала требовалось вывести из строя мобильные  ракетные  установки.
Минут  через  десять  после  нашего  появления  целая дюжина этих установок
принялась нас обстреливать. Группа Райха уничтожила все выпущенные ракеты и
затем   разрушила   пусковые   установки   -   каждая   была   сплющена  до
неузнаваемости.  Но  внизу  еще  оставалось   около   тысячи   ракетных   и
артиллерийских точек, пришлось и о них позаботиться. Главную часть операции
мы  старались  выполнять  со  всей   тщательностью.   Около  часа  пришлось
обшаривать  затянутое  дымом  поле боя в поисках уцелевших пушек и ракетных
установок, пока последняя из них не была уничтожена.
    Сперва наше появление вызвало дикую панику.  Однако, не заметив никаких
смертоносных  лучей,  исходящих  от корабля,  на земле заметно успокоились.
Операция по уничтожению огневых точек  прошла  незамеченной,  поскольку  ее
свидетелями стали только боевые расчеты установок.  И через некоторое время
на нас смотрели уже скорее с любопытством,  чем со страхом.  Эту информацию
мы  получили  при  помощи  ментальных "антенн",  и через них же постарались
поднять настроение воюющих.
    Удивительное это было чувство.  Мы сидели в полной  тишине,  нарушаемой
лишь шумом ветра.  Стрельба внизу прекратилась. Мы знали, что миллионы глаз
прикованы к нам.  Я чувствовал,  как во многих  из  них  роились  паразиты,
которые превратили людей в "зомби", поэтому и сигналы от них шли совершенно
непохожие на обычную человеческую реакцию:  было  в  этих  сигналах  что-то
холодное, безразличное.
    И тут Флейшман нажал кнопку управления фотонными парусами -  те  начали
медленно раскрываться.  Должно быть,  картинка получилась впечатляющая:  из
хвостовой части корабля  стали  выползать  огромные  серебристые  крылья  и
расширяться на глазах до тех пор, пока не стали раза в четыре больше самого
корабля - их площадь достигала восьми квадратных миль.  Теперь мы выглядели
словно  чудовищное  черное  насекомое  со  сверкающими,  почти  прозрачными
крыльями.
    Надо заметить,  что между нами и нашими "зрителями" возник такой тесный
контакт,  который возможен лишь в театре между актером и залом.  Поэтому мы
тут же уловили волну изумления, смешанного со страхом.
    Когда мы  величаво  поплыли над полем боя,  в настроении воюющих сторон
почувствовалась перемена.  Они все еще зачарованно  наблюдали  за  огромной
серебристой штуковиной в небесах, но их интеллект в этом уже не участвовал.
Стоит ли удивляться, если люди уже больше часа не отрывали взгляда от одной
точки, их глаза просто устали от солнечных бликов на фотонных парусах.
    В общем,  эффект был именно таким,  какого мы добивались. По мере того,
как мы медленно уплывали в сторону и шли на снижение,  солдаты  следили  за
этим  перемещением,  словно  в  гипнотическом  трансе  - да так оно и было.
Группа Райха контролировала плавность  спуска,  поскольку  ветер  постоянно
угрожал перевернуть корабль, стоило лишь на мгновение ослабить контроль.
    Остальные сорок  членов команды соединились в телепатическую параллель.
Те,  кто наблюдал за нами с земли,  полностью находились  в  нашей  власти,
будто ребенок,  увлеченный сказкой.  Я заметил еще одну любопытную деталь -
что-то подобное я всегда подозревал:  наши зрители тоже были  телепатически
связаны  друг с другом,  их объединил общий интерес к нам.  Теперь понятно,
почему такой опасной бывает возбужденная толпа.  Собравшиеся вместе людские
массы в процессе вибраций вырабатывают определенную телепатическую энергию,
но делают это по-топорному,  несогласованно; следствием этого являются акты
насилия, необходимые толпе, чтобы разрядить напряженность.
    Но эта  возбужденная  толпа  была  в нашем полном распоряжении - словно
огромный единый разум,  подчинившийся  нашей  власти.  Все  внимание  толпы
поглощал  гигантский  насекомоподобный  объект,  который на глазах медленно
приземлялся.  Пока люди находились под гипнозом,  им можно было внушить что
угодно.
    Следующая часть операции была полностью на моей совести.  По сути дела,
сознание каждого из глазевших на нас снизу служило телеэкраном, и я для них
был  главным передатчиком.  И на этих экранах появилась информация:  с двух
сторон корабля открываются огромные двери.  И вот из этих дверей -  высотой
больше тысячи футов - выходят лунные пришельцы.  Пришельцы эти высотой тоже
больше тысячи футов.  Напоминают они насекомых,  цвета зеленого, ноги у них
длинные  и  как у саранчи,  а лица их - как лица человеческие - с огромными
носами и маленькими  черными  глазками.  Пришельцы  передвигаются  рывками,
будто не привыкли к земному притяжению.  А еще у них на ногах когти,  как у
птиц.
    Гигантскими прыжками пришельцы двинулись навстречу застывшим  солдатам.
Тут я стал транслировать волны жуткой паники и видения страшных разрушений.
Одновременно я снял оцепенение,  в котором эти люди беспомощно наблюдали за
происходящим. И народ бросился врассыпную. Меня так неприятно обдало волной
их почти животного ужаса,  что пришлось прервать телепатический  контакт  -
пусть себе бегут.
    Никто даже  не  оглядывался  -  люди  тысячами  падали под ноги бегущим
следом, их затаптывали насмерть; позже выяснилось. что в этой давке погибла
чуть  ли не четверть солдат.  Появись в тот момент настоящие пришельцы - им
не удалось бы вызвать большего хаоса.
    Не дай Бог пережить такое...  Позже я еще несколько недель вспоминал об
атом, и всякий раз во рту появлялся омерзительный привкус. Увы, такая акция
была необходима. Она раз и навсегда положила конец воине. С этого момента и
Гвамбе  и  Хэзард перестали сущестовать как лидеры.  На них никто больше не
обращал внимания,  обоих диктаторов просто забыли.  Война стала лишь дурным
сном,  от  которого все пробудились,  она казалась детской игрой,  а всякой
игре приходит конец.  В течение трех дней войска ООН, которые действовали в
контакте   с   президентом   США,   смогли   арестовать  тысячи  солдат  из
разбежавшихся армий - среди арестованных оказались  и  Гвамбе  с  Хэзардом.
(Последнего вскоре застрелили "при попытке к бегству",  а Гвамбе упрятали в
приют для умалишенных в Женеве, где он и умер год спустя.)
    Вы подумаете,  что после такой победы мы  были  не  прочь  почивать  на
лаврах. На самом деле, нам ничего подобного в голову не приходило - по двум
причинам.  Эта победа была всего лишь детской игрой.  Я  так  долго  о  ней
рассказывал  лишь из-за исторической значимости события,  но с точки зрения
стратегии для описания этой битвы хватило бы двух строк.  Во-вторых,  самое
интересное  только  начиналось  -  мы  собирались  полностью очистить мир и
окончательно уничтожить паразитов.
    Ничего особенного не происходило. Мы просто рассказали людям правду. На
следующий  день  после  "победы"  Президент  Мелвилл заявил по телевидению:
"Правительство США с уверенностью  подтверждает,  что  "пришельцы  с  Луны"
покинули Солнечную систему,  и опасности для планеты больше не существует".
Он добавил:  "Но ввиду постоянной угрозы внеземного вторжения,  Соединенные
Штаты   настаивают   на   немедленном   создании   Объединенного   Мирового
Правительства, которое должно обладать всей полнотой власти для мобилизации
Всемирных  Сил  Обороны".  ООН  тут  же  приняла  это предложение.  А затем
начались великие  перемены,  о  которых  подробно  рассказывается  в  книге
Вольфганга Райха "Перестройка мира".
    Главной задачей  по-прежнему оставалось уничтожение паразитов,  хотя ее
решение можно было немного отложить.  Вращение  Луны  уменьшило  активность
основного раздражителя, а это подорвало власть паразитов на Земле. Была еще
одна причина относиться к ним как к второстепенной проблеме. Я уже говорил,
что   паразиты   -   всего   лишь   "тень"   человеческой   пассивности   и
нерасторопности.  Их сила возрастала лишь в атмосфере упадка и паники,  они
питались  человеческим  страхом.  А значит,  победить их можно только одним
способом:  изменить психологическую атмосферу,  дав людям силы и наделив их
жизнь  смыслом.  Вот  этим-то мы и собирались заняться в течение следующего
года.  Для  начала   необходимо   сделать   Силы   Всемирной   Безопасности
по-настоящему  эффективными,  чтобы они могли пресекать малейшую активность
со стороны паразитов.  Два десятка человек  из  нашей  группы  должны  были
заняться  организацией  такой обороны.  Не менее важно было заставить людей
осознать реальность паразитов  и  внушить  им,  что  все  должны  сохранять
постоянную бдительность. А это означало, что нашу группу придется увеличить
до тысячи,  даже до миллиона человек.  И  мы  отправили  двадцать  человек,
включая Эбнера и Флейшмана, в Организацию Всемирной Безопасности. Остальные
занялись просвещением.
    Об этом стоит рассказать особо - ведь  все  действительно  зависело  от
наших  успехов в обучении людей.  Конечно,  кандидатов для изучения техники
"контроля сознания" набрать было несложно.  Казалось,  достаточно  объявить
всем  о  паразитах сознания,  как люди тут же всему сами обучатся.  В конце
концов, я-то дошел до всего сам, и Райх с Флейшманом тоже.
    Но это было верно лишь отчасти.  Разумеется,  многие  изъявили  желание
учиться,  но  лишь  усложнили этим задачу.  Для битвы с паразитами сознания
необходим изощренный и активный интеллект,  а большинство  людей  настолько
ленивы и неизобретательны, что паразитам не составляло труда обставить их в
схватке.  К  тому  же,  люди   теперь   пребывали   в   состоянии   "ложной
безопасности",  и паразитам оставалось лишь поощрять это чувство. Поистине,
это был тот случай, когда частичное знание опасней полного неведения.
    Сам факт того,  что три четверти населения планеты в одночасье поверили
в свою способность "контролировать разум", нас здорово озадачил. Как теперь
распознать,  кем из них стоит заняться особо?  Тут одним  махом  ничего  не
сделаешь. Пришлось нам действовать методом проб и ошибок.
    Главными качествами,  которые мы требовали от новых "посвященных", были
мужество и жизнестойкость,  но обладали ими немногие, поэтому круг учеников
сузился.  В него попали интеллектуально развитые,  особенно те, кто уже сам
пытался "проторить дорогу к тайне".  Но даже с ними мы не избегли промахов.
Когда  мы  с  Райхом только начинали побеждать паразитов,  нас подстегивало
ощущение ежесекундной опасности.  У этих же новых  кандидатов  оно  напрочь
отсутствовало,  и  многие  из  них просто не могли пробудить в себе Чувство
Необходимости.  Сколько же "свершений"  в  мире  обязаны  лишь  привычке  к
агрессии и трудолюбию,  а вовсе не работе интеллекта. Нет, на неудачи у нас
не было времени.  Если мы даже  "разбудим"  их  при  помощи  телепатической
энергии,   это  лишь  стимулирует  их  собственную  лень.  И  мы  поспешили
расстаться с этими учениками и набрать новую группу.
    Вскоре мы были просто потрясены,  осознав, что даже люди образованные и
серьезные страдают от мозговой лени, приобретенной еще в детстве. С тех пор
было решено,  что кандидатов надо подбирать как можно моложе.  Для этого мы
сформировали  из своих людей отдельную группу для проверки интеллектуальных
возможностей подростков и детей. И на свет появилась так называемая "Группа
К-тест  Бергмана",  успех  которой  превзошел  все  ожидания  - за два года
удалось отобрать более полумиллиона "адептов" в возрасте до двадцати одного
года, владеющих "контролем над разумом".
    К концу  года  стало  ясно,  что  мы  выиграли  борьбу  за установление
постоянного и повсеместного мира.  Пора было снова заняться  Луной.  Теперь
это   стало  уже  насущной  необходимостью.  "Лунные  раздражители"  успели
привыкнуть к необычному вращению своего носителя и потихоньку снова  начали
фокусироваться на Земле.  Как я и предполагал, вращение Луны оказалось лишь
временной мерой.
    Никого не ставя в известность,  наша группа (в  ней  было  уже  пятьсот
человек) постановила, что Луну надо вырвать из пределов земного притяжения.
Эту операцию  мы  начали  в  январе  1999  года  -  во  время  празднования
последнего  Нового  года в уходящем веке.  Проблема была чисто технической:
надо  в  течение  долгого  времени  оказывать  на  наш  спутник  постоянное
давление,  ни на миг его не ослабляя.  Главное условие - проводить операцию
очень медленно.  По сравнению с земной,  плотность Луны гораздо ниже  -  не
планета,  а кусок шлака.  На протяжении всего существования Луны ее бомбили
бесчисленные метеориты и кометы,  причем  попадались  и  довольно  крупные,
поэтому ее поверхность была иссечена вдоль и поперек,  словно кусок стекла,
покрытый трещинами.  Вот почему мы опасались  разнести  ее  в  куски,  если
переберем  с  давлением,  -  в  этом  случае Земля окажется в кольце лунных
астероидов.
    Мы не  только  собирались  защитить Землю от лунных эманаций,  но также
хотели освободить "чужаков",  попавших  в  ловушку  нашего  спутника.  Луну
решено  было  отправить  к  Солнцу,  где  бестелесные сущности смогут вновь
обрести свободу.
    Четыре наших    группы    по   сто   двадцать   пять   человек   каждая
рассредоточились в районе северного  полушария  Земли  и  начали  осторожно
подталкивать   Луну   в   открытый   космос.   Скорость   ее  вращения  все
увеличивалась,  а,  значит, в конце концов она должна была раскрутиться как
следует  и  отдалиться  от Земли.  (Кстати,  в свое время Луна была гораздо
дальше от нас,  чем в двадцатом столетии,  но с потерей  энергии  неуклонно
приближалась к Земле.)
    За весь 1999 год мы ускорили период вращения Луны от 28  до  14  суток.
Это  было  несложно:  к тому времени я уже достаточно разбирался в секретах
сознания и его взаимосвязях с материальной Вселенной для того, чтобы быть в
состоянии  осуществить  весь процесс в одиночку.  Теперь между нами и Луной
был целый миллион миль,  а,  значит,  скорость ее движения  увеличилась  на
порядок.  По нашим расчетам,  перед тем как Луна полностью "оторвется", эта
скорость еще раз удвоится и составит 40 тысяч миль  в  час.  А  затем  силы
инерции направят ее к Солнцу.  Что и случилось 22 февраля 2000 года.  Земля
потеряла свой спутник к великому возмущению разных сентиментальных чудиков,
но  мы  не обращали внимания на их протесты.  Мы просчитались лишь в одном:
три месяца спустя, когда Луна проходила орбиту Меркурия, она попала в сферу
его притяжения.  Но поскольку их массы приблизительно равны,  никто всерьез
не расчитывал,  что Луна может стать  его  спутником.  После  этой  встречи
Меркурий был притянут на семь миллионов миль ближе к Солнцу, а Луна в конце
концов попала на околосолнечную орбиту со средним удалением в  девятнадцать
миллионов  миль.  Такой  дистанции  было достаточно,  чтобы скалы на лунной
поверхности  расплавились.  По  крайней  мере,   лунным   обитателям   была
обеспечена определенная свобода.
    Тут бы   мне  и  остановиться,  и  не  потому,  что  не  о  чем  больше
рассказывать,  просто в данном контексте слишком трудно рассказывать о том,
что произошло в дальнейшем.
    Наш "средний"   современник,   наверное,   считал  нас,  "посвященных",
богоравными.  Для людей двадцатого века мы,  пожалуй,  и были  таковыми.  С
другой стороны,  мы еще более отдалились от достижения своих целей. Да, нас
больше не ограничивали ни невежество людей,  ни бесцельность  бытия,  но  в
целом  большая  часть природы так и оставалась непознанной.  Путь,  который
надо было пройти,  все еще уходил за горизонт.  И  до  сих  пор  я  не  мог
объяснить людям суть тех проблем,  с которыми мы все столкнулись.  Впрочем,
если бы человеческие существа были способны вместить в себя это  понимание,
всякая нужда в объяснениях отпала бы.
    Не знаю,  везение ли это или наоборот - чувствовать, что ты оказался во
главе величайшего движения в человеческой эволюции и четко осознавать  свое
предназначение,  -  и  в  то  же  время  ощущать,  что  контакт с остальным
человечеством почти полностью потерян. Человек по своей природе ленив, и от
лени  этой надо обязательно избавляться.  Выходит,  что мы терпеть не можем
неудобств и создаем цивилизацию,  чтобы  от  них  поскорее  избавиться,-  в
результате лень становится важнейшим фактором эволюции. А с другой стороны,
человек  умышленно  предпочитает,  чтобы  эта  эволюция  шла   неспешно   и
необременительно.   Благодаря  борьбе  с  паразитами  сознания  я  увеличил
скорость собственной эволюции и теперь не в силах остановить движения. Я не
могу  просто  довольствоваться  сознанием  того,  что безграничные просторы
разума отныне открыты для изучения:  мне этого мало.  Еще столько  вопросов
осталось  без  ответа.  Да,  конечно  человек  не  может  больше оставаться
сторонним наблюдателем собственной эволюции,  и скорее всего срок его жизни
будет  теперь  измеряться  веками  -  вместо  банальной  смерти  от скуки и
усталости в возрасте восьмидесяти лет.  Но мы  по-прежнему  не  знаем,  что
происходит  после смерти,  как бытие возникает из небытия.  Мы знаем о том,
что во Вселенной  существует  благотворный  Принцип  Цели,  но  не  ведаем,
является  ли  этот принцип замыслом библейского Создателя или же он исходит
из более глубокого источника.  Тайна времени попрежнему находится за  семью
печатями;   и  до  сих  пор  остается  без  ответа  фундаментальный  вопрос
Хайдеггера: почему Бытие, а не Небытие? Ответ может находиться в совершенно
другом  измерении,  столь же отличном от разума,  сколь разум далек от мира
пространства и времени...

    (На этом   мы   решили   закончить   отчет   и  предлагаем  отрывок  из
неопубликованных дневников Остина,  поскольку,  по мнению редактора, именно
эти фрагменты намекают на возможную разгадку тайны "Паллады".)

    Об этой  космической "Марии Челесте"[51] уже столько сказано,  что сама
ее история начала запутываться  из-за  хаотического  нагромождения  фактов.
Следующий фрагмент из "Автобиографии" капитана Джеймса Рамзая проясняет уже
известные сведения:
    "В январе 2007 года  правительство  Соединенных  Штатов  объявило,  что
предоставляет самый крупный из построенных космических кораблей - "Палладу"
- для экспедиции,  которую возглавили профессора Райх и  Остин.  Заявленная
цель  экспедиции  -  геологическое исследование Плутона с целью обнаружения
следов исчезнувших цивилизаций.  За два дня до старта в газете "Уорлд Пресс
Ньюс" появилась статья Горэса Киммеля, который утверждал, что истинная цель
полета - разузнать, могли ли базироваться на Плутоне гигантские космические
корабли,  замеченные  в  нижних  слоях земной атмосферы...  Профессор Остин
категорически отверг подобную гипотезу.
    "Паллада" с  экипажем  из  двух  тысяч  человек,  тщательно  отобранных
руководителями экспедиции (туда,  кстати,  вошли все участники  предыдущего
похода  1997  года  за исключением семи человек) стартовала из Вашингтона 2
февраля 2007 года,  и до  полуночи  этого  же  дня  зафиксирован  последний
радиообмен с кораблем.  Голос профессора Остина сообщил, что корабль прошел
около миллиона  миль.  После  этого  все  попытки  связаться  с  "Палладой"
оказались тщетными...
    Ровно через  десять  лет,  10  февраля  2017  года,  на  поиски  следов
"Паллады" отправилась экспедиция под моим руководством.  В нее входили  три
корабля: "Центавр", "Клио" и "Лейстер". 12 января 2018 года мы приблизились
к Плутону.  Через месяц - за это время планета сделала четыре оборота -  мы
уже  готовились к отлету на Землю.  И тогда-то радист с "Клио" поймал ясные
сигналы "Паллады"...  В  конце  концов,  2  марта  2018  года  нам  удалось
установить местонахождение корабля - он дрейфовал в открытом космосе в двух
миллионах миль от Плутона.  На  борту  огромной  ракеты  горели  все  огни,
внешних  повреждений  мы  не  обнаружили,  и это дало повод надеяться,  что
кто-то из экипажа остался жив.  Однако,  не получив ответа  на  сигналы,  я
понял,  что  это  маловероятно,  и  приказал  лейтенанту Фирмину проникнуть
внутрь корабля через аварийный люк.  Затем группа,  которую  я  возглавлял,
также  проникла  на "Палладу".  Мы никого не обнаружили.  Не было ни следов
насилия,  ни признаков спешной эвакуации.  Судовой журнал велся до  9  июня
2007  года,  из  него следовало,  что экспедиция провела некоторое время на
Плутоне  и  ожидала  удобного  момента  для  старта  на  Нептун   -   когда
перигелий[52]  Плутона войдет в соответствие с афелием[53] Нептуна.  С того
дня записывающие приборы продолжали нормально функционировать,  но, судя по
записям,  корабль  свободно  дрейфовал  в  космосе.  Ничто  не указывало на
вторжение в обшивку инородных тел крупнее, чем пятидесятифунтовый метеорит,
да  и  тот  был автоматически отражен.  Аппаратура также показывала,  что с
момента старта на Плутоне двери "Паллады" ни разу не  открывались.  Главный
физик с "Клио" предположил,  что команда "Паллады" была мгновенно распылена
на атомы каким-то космическим излучением,  которое воздействовало только на
органическую   ткань,  но  эту  версию  опровергли  показания  ассимилятора
Данбара.
    Девятого июня  в  9.30  двигатели  "Паллады" были остановлены в обычном
режиме, после этого корабль прекратил свое движение. Проверка показала, что
двигатели в прекрасном состоянии.
    Лейтенант Фирмин взял на себя управление "Палладой",  и 10 декабря 2018
года доставил корабль на  Землю.  Последующие  расследования  не  прояснили
тайны,  так  же как ничего не обнаружили последующие экспедиции на Плутон и
Нептун".

    Как я уже объяснял, по мнению редактора нынешнего издания, исчезновение
"Паллады" планировалось заранее,  и в момент старта с Земли, в феврале 2007
года,  каждый из членов экипажа уже знал,  что никогда не вернется.  Другие
версии просто не вписываются в известные нам факты. У нас нет подтверждений
того,  что "Паллада" стала жертвой внезапного нападения,  равно как и того,
что кто-то  перепрограммировал  ее  аппаратуру  с  целью  уничтожить  следы
подобного  нападения.  Нет и доказательств,  что экипаж "Паллады" собирался
основать новую цивилизацию на другой планете.  На борту корабля было только
три  женщины  -  если  бы  что-то  подобное  планировалось,  то их бы взяли
побольше.
    На мой  взгляд,  настоящее  издание  "Паразитов  сознания"   предлагает
некоторые  намеки  к  разгадке тайны "Паллады".  В неопубликованных бумагах
Остина на страницах 271 и 272 упоминается о "космической  полиции",  и  это
для  нас имеет огромное значение.  Он пишет:  "Ближайшие из этих приемников
были расположены лишь в четырех миллиардах миль,  на  корабле,  совершающем
путешествие  из  планетной  системы  Проксимы Центавра".  В ноябре 1997 - к
этому времени относится запись - Плутон находился от Солнца на  расстоянии,
почти равному собственному афелию, - 4,567 миллионов миль.
    Вполне возможно,  что  "приемник",  о  котором  пишет Остин,  находился
где-то возле Плутона, хотя, безусловно, он мог быть и в другом месте. Могла
ли  у  "космической  полиции"  с  Проксимы  Центавры  быть какая-то база на
Плутоне?  И еще:  откуда у Киммеля информация о  том,  что  истинной  целью
экспедиции был поиск на Плутоне "базы" летающих тарелок,  наблюдаемых столь
многими людьми в первые годы текущего  столетия?  Киммель  погиб  во  время
катастрофы ракетоплана через два месяца после старта "Паллады", он так и не
открыл источника своей версии,  смахивающей на выдумку.  Впрочем,  его  все
знали как честного и рассудительного журналиста, никогда не отступавшего от
фактов. Вряд ли он взял с потолка эту историю.
    И наконец, у нас есть записи самого Остина, сделанные им всего за месяц
до последней экспедиции.  Он признавался, что "потерял контакт с остальными
людьми", и что борьба против паразитов "увеличила скорость его эволюции". В
контексте  этих  слов  можно  ли  ожидать  более  естественного поступка от
Остина, чем побег с Земли, чтобы присоединиться к "космической полиции"?
    Но самое главное: не слишком ли лаконично он упоминает об этой полиции?
Для Остина это довольно подозрительно.  По идее, за этим должны последовать
долгие многостраничные рассуждения.  Что касается  причин  его  молчания  -
некоторую  разгадку  дает в своей рукописи Дагоберт Феррис,  один из членов
той экспедиции,  написавший книгу  "Навстречу  психологии  Золотого  Века".
Феррис  тоже  исчез  на  "Палладе",  но  он  оставил  запись своей беседы с
профессором Райхом, состоявшейся после того, как они узнали о существовании
"космической полиции". Вот некоторые фрагменты этой беседы:
    "Мы рассуждали  о  внешнем облике этих существ.  Похожи ли они на нас -
есть ли у них руки и ноги?  А может они похожи на диковинных  животных  или
рыб, или даже на осьминогов? Как они поведут себя - просто отберут власть у
земных правителей и восстановят мир или же примут репрессивные меры  против
людей типа Хэзарда и Гвамбе?"

    [Сам по  себе  этот  отрывок  достаточно  необычен.  С  какой  стати он
считает,  что  "полиция"  непременно  отберет  власть   у   землян?   Остин
действительно  о б с у ж д а л  с  н и м и  такую возможность?  И  наконец,
кто решил,  что Остину и его друзьям под силу остановить кризис,  вызванный
Гвамбе?]

    "При мысли  о  новом  "правительстве   Земли"   я   почувствовал   себя
счастливым.  Ибо со времен XVIII века,  когда было провозглашено,  что "Бог
умер",  человек всегда ощущал  себя  одиноким  в  пустой  Вселенной,  когда
бесполезно  взирать  на  небеса в поисках чьей-то помощи.  Человек - словно
дитя,  однажды проснувшееся и узнавшее,  что отец умер и что ему  предстоит
стать   хозяином  дома.  Это  чувство  безотцовщины,  безусловно,  одна  из
сильнейших психологических травм, выпадающая на долю человека. Или еще одна
аналогия.  В  школьные  годы  наше  прилежание  немедленно  вознаграждалось
подарками  в  конце  учебной  четверти,  похвалой  классного  руководителя,
благосклонностью  старших наставников.  Потом ты выходишь из школы,  и "над
тобой" нет больше никого - ты теперь сам по себе. (Помнится, я даже пытался
пойти  сразу  после  школы  в  армию,  лишь  бы  снова ощутить себя "частью
коллектива".) И тут наваливается странное чувство пустоты,  бессмысленности
всего,  что  ты  делаешь.  Безусловно,  именно  это ощущение лежит в основе
"морального банкротства" двадцатого века.
    Теперь все это позади.  На свете существуют силы более  могущественные,
чем человек, - силы, на которые мы можем взирать снизу вверх, чтобы брать с
них пример. Жизнь снова наполнится смыслом - пустоты больше не будет... Род
человеческий вернется обратно в школу.  А почему и нет,  если мы и без того
состоим в основном из школяров?
    Райх со мной не согласился:
    - А ты уверен, что все это не является нашей работой?
    - Нет,  лучше учиться,  чем учить,  - ответил я. В этот момент вмешался
Остин:
    - Я согласен с Райхом.  Для людей нет ничего опасней веры в то, что все
проблемы решат за них сверхлюди.
    Мне кажется,   именно   по  этой  причине  Остин  отказался  от  помощи
"космической полиции".  И я уверен,  что это  также  объясняет,  почему  он
решил,  что  наступило  время,  когда  ему  самому  следовало  исчезнуть  -
исчезнуть так,  чтобы человечество никогда не могло  удостовериться  в  его
смерти.
    И поскольку мы  наверняка  больше  не  получим  на  этот  счет  никаких
доказательств,  мы  должны  продолжать  начатое  Остином, чтобы сознание не
замыкалось в уютной самоуспокоенности.


===========================================================================

Примечания

1. В основном, пропущенных в этом популярном издании. - Прим. авт.

2. Университетский город в Швеции.

3. Нервное расстройство, связанное с монотонной работой.

4. Психоаналнтический  метод  Авраама  Маслова (род.  1908).  американского
психолога.

5. Запад, царство мертвых в египетской мифологии.

6. Имеются в виду книги О.Хаксли "Врата к самопознанию" (1954) и "Небеса  и
Преисподняя" (1955).

7. Рене   Домаль  (1908-1944)  -  французский  журналист,  интересовавшийся
вопросами парапсихологии.

8. Чжуан-цзы (ок. 369-268 до н.э.) - китайский философ, один из основателей
даосизма.

9. Составляющая часть наркотика ЛСД.

10. Faute de mieux (фр.) - за неимением лучшего.

11. Наиболее длительная эпоха четвертичного периода.

12. Остин  Генри  Лэйард (1817-1894) - английский археолог,  прославившийся
раскопками древнего ассирийского города Ниневии.

13. Освальд Шпенглер (1880-1936) - немецкий  философ  и  историк.  Основное
сочинение - "Закат Европы" - об упадке европейской цивилизации.

14. Генрих  Шлиман  (1822-1890)  - немецкий археолог,  нашедший легендарную
Трою.

15. Город в Ираке.

16. Древние языки хеттов.

17. Бедржих Грозный (1879-1952) - чешский хеттолог. В 1917 году расшифровал
клинопись хеттов. - Прим. перев.

18. Строка  из  оды  "К  его  застенчивой  подруге" английского поэта Эндрю
Марвелла (1621-1678).

19. Строка из поэмы Т.С.Элиота "Бесплодная земля".

20. Около двадцати метров.

21. Генри Филипп Лавкрафт (1890-1937) -  американский  писатель-фантаст.  -
Прим. перев.

22. Даниел Атерстон.  "Дэлглейш Фуллер,  исследование фанатизма". Нью-Йорк,
2100. - Прим. авт.

23. Чарльз  Хой  Форт  (1874-1932)  -  американский  писатель,   собиратель
необъяснимых явлений. - Прим. перев.

24. Подробнее  об  этом  см.  в трехтомнике Макса Вайбича "Философия Карела
Вайсмана", Северо-Западный Университет, 2015. - Прим. авт.

25. Эдвард Дайер (1543-1607) - английский поэт.

26. Генри  Райдер  Хаггард  (1856-1925)  -   английский   писатель,   автор
экзотических приключенческих романов.

27. Нервно-психическое расстройство.

28. Последняя симфония Моцарта.

29. Альфред Норт Уайтхед (1861-1947) - англо-американский математик,  логик
и философ.

30. Намек Уилсона на самого себя: он родился в Лестере.

31. Никола   Бурбаки   -   собирательный   псевдоним   группы   французских
математиков.

32. Эрнст Шродер (1841-1902) - немецкий логик и математик.

33. Популярная комическая опера Артура Салливэна (1842-1900).

34. Строка из стихотворения Вордсворта "Ода. Знак вечности".

35. Якоб Беме (1575-1624) - немецкий философ-пантеист.

36. "Горизонты будущего" (фр.).

37. Бельзен - немецко-фашистский концентрационный лагерь близ Штутгарта.

38. "Послание к Ефесянам святого апостола Павла" (4:25).

39. foolproof - "защищен от дураков"  -  технический  термин  для  надежной
аппаратуры.

40. Мерло   Понти   -   французский   философ,   автор   феноменологических
исследований (1908-1961).

41. Воспоминаний.

42. Уильям  Йитс  -  (1865-1939)   английский   поэт.   (Имеется   в   виду
стихотворение "Человек и эхо".)

43. Государственный переворот (франц.).

44. Жозеф  Артур  де Гобинье (1816-1882) - французский социолог и писатель,
один из основоположников расизма.  Хьюстон Стюарт Чемберлен  (1855-1927)  -
английский  философ,  последователь Ницше.  Альфред Розенберг (1893-1946) -
идеолог фашизма.

45. Ганс Хербигер (1860-1931) - австрийский инженер.

46. Иммануил Великовский - ученый,  выдвинувший теорию,  по которой комета,
оторвавшаяся  от  Юпитера  и  пролетевшая  вблизи  Земли,  вызвала на нашей
планете катастрофы, описанные в Библии.

47. Ганс Шиндлер Беллами - ученик Хербигера (см.  прим.  45),  автор  книги
"Луна, мифы и человек", 1936.

48. Денис Сора - автор книг "Атланты и правление гигантов", 1954 и "Религия
гигантов и цивилизация насекомых", 1955.

49. Этот абзац взят из рукописи, написанной в 2005 году (М.Ф.-ВХА-3271). Мы
включили  его  для  сохранения  связанности текста.  Полностью эта проблема
освещена в монументальном труде Остина "Жизнь.  Бытие и язык"  (2025-2041),
том 8, главы 7-9. - Прим. авт.

50. Начало  юрского периода - 190-195 млн.  лет назад,  продолжительность -
55-58 млн. лет.

51. "Мария Челеста" - так называлась бригантина,  команда которой полностью
исчезла  между  Португалией  и  Азорскими  островами  в 1872 году.  Одна из
загадок XIX-го века.

52. Ближайшая к Солнцу точка орбиты планеты. 

53. Самая дальняя от Солнца точка орбиты планеты.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт:

Комментарии (5)