это упражнение подняло настроение. Я стал понимать кое-что о себе. Как
неисправимого "романтика" меня частенько охватывала скука, причина которой
была в недоверии к миру. От него не отвернешься, не отведешь глаза, не
выбросишь из головы, поэтому надо сидеть, уставившись в потолок вместо
того, чтобы слушать музыку или размышлять об истории, сидеть и быть начеку.
Да, теперь я знал, мой долг - научиться начисто отключаться от внешнего
мира. Я понял, что имел в виду Карел: для паразитов самое главное - отвлечь
наше внимание от них. Стоит узнать об их существовании, как тут же человек
обретает новые силы и новые цели.
Ровно в половину седьмого пришел Райх. "А ты выглядишь молодцом," -
заметил он. Выпили мартини, и Райх рассказал о ситуации на раскопках - там
вышла большая перебранка из-за того, под каким углом рыть первый туннель. В
семь мы спустились поужинать. Столик достался в спокойном месте, у окна;
несколько человек в зале кивнули нам - за последнее время мы стали
международной знаменитостью. Заказали засахаренную дыню, и Райх потянулся
за картой вин.
- Давай сегодня больше не пить, - предложил я, забирая у него карту, -
потом поймешь, почему. Нам обоим нужна сегодня трезвая голова.
Райх недоуменно взглянул на меня:
- Что с тобой? Помнится, сегодня никаких дел не намечалось?
- Мне пришлось так сказать. То, о чем я собираюсь поведать, надо
держать в секрете.
Он улыбнулся:
- Тогда, может поищем микрофоны под столом?
Я сказал, что не стоит, поскольку ни один из соглядатаев не поверит
тому, что я сейчас скажу. Райх вопросительно уставился на меня. И я начал:
- Скажи, я произвожу впечатление нормального человека?
- Разумеется!
- А если я тебе заявлю, что через полчаса ты в этом усомнишься?
- Слушай, ради Бога, брось нести чушь. Я же знаю, что ты не псих. К
чему ты все это говоришь? Ты хотел рассказать что-то о подземном городе?
Я покачал головой. А так как Райх окончательно был сбит с толку, начал
объяснять, что весь день читал бумаги Карела Вайсмана:
- Кажется, я понимаю, почему он покончил с собой.
- Почему же?
- Лучше ты сам это прочти. Его объяснения будут лучше моих. Но главное,
я не верю ни в его сумасшествие, ни в самоубийство: не знаю каким образом,
но он был убит.
При этом меня не отпускала мысль, не начал ли он уже считать меня
сумасшедшим? Я старался выглядеть как можно спокойнее, рассудительнее. Нет,
за психа он меня по-прежнему не считал. Он лишь предложил:
- Слушай, если ты не против, давай все-таки потом выпьем. Мне
действительно хочется.
Пришлось заказать полбутылки "Нюи Сен-Жорж" и помочь ему с ней
расправиться. Без лишних слов я изложил теорию Вайсмана о паразитах мозга.
Для начала я напомнил о своих переживаниях на стенах Каратепа и о нашей
беседе после этого. По ходу рассказа я еще больше проникся симпатией и
уважением к Райху. По идее, он должен был поднять меня на смех и послать к
черту после первой же фразы, ведь то, что я пытался объяснить, казалось
откровенным бредом. Однако он понял - если я нашел в бумагах Вайсмана нечто
такое, что убедило меня, то ему тоже стоит ознакомиться с ними.
Я помню, как мы возвращались в номер после ужина, и я вдруг ощутил
нереальность происходящего. Если я прав, то между нами только что состоялся
самый важный в истории человечества разговор.
Интересно, подумал я, глядя на гигантскую фигуру Райха, поднимавшегося
по лестнице впереди меня, неужели он по-настоящему поверил в эту научную
фантастику? Теперь все зависело от того, насколько он поверил мне.
В комнате мы выпили апельсинового сока. Теперь Райх понял, почему я
хотел сохранить трезвую голову. Он не стал курить. Я протянул папку с
"Историческими размышлениями" и показал на впечатанное сверху предложение.
Сидя рядом, я еще раз перечитал записки вместе с ним. Закончив читать, Райх
встал и долго расхаживал по комнате, не проронив ни слова. Наконец я
произнес:
- Надеюсь, ты понимаешь, какой опасности я подвергаю твою жизнь, если
все это - не бред сумасшедшего?
- Это меня не волнует. Опасность и раньше была. Но я хотел бы узнать,
насколько она реальна. Я же еще не сталкивался с вампирами мозга, поэтому
мне трудно судить, - ответил он.
- Я тоже не сталкивался и знаю не больше твоего. В бумагах Вайсмана
полно рассуждений о них, но нет ничего определенного. Придется начать почти
с нуля.
Он смотрел на меня несколько секунд и затем спросил:
- Ты действительно в это веришь?
- Лучше бы не верить.
Просто абсурд какой-то: мы разговаривали языком героев из романа
Райдера Хаггарда[26], однако все происходило наяву. Мы еще с полчаса
поболтали о всякой ерунде, и затем Райх заявил:
- Мы должны немедленно сделать вот что: надо наговорить все это на
магнитофонную кассету и оставить ее на ночь в сейфе. Если с нами что-то
случится ночью - эта запись послужит предупреждением. Двоих принять за
сумасшедших будет труднее, чем одного.
Он был прав. Я достал свой магнитофон и надиктовал выдержки из записок
Вайсмана. Затем слово взял Райх. Он сказал, что до конца не уверен -
сумасшествие это или нет, но что все сказанное звучит довольно убедительно
и оправдывает меры предосторожности. Мы по-прежнему не знаем, как умер
Вайсман, но у нас на руках его дневник с записями, сделанными за день до
гибели, и они кажутся вполне здравыми.
Когда кассета закончилась, мы запечатали ее в пластиковую коробку и
отнесли на ночь в сейф банка Урановой Компании. Затем я позвонил
управляющему и объяснил, что мы положили в сейф кассету с важной
информацией и просим подержать ее там до тех пор, пока не понадобится. Наш
расчет был прост - он решил, что информация касается раскопок и участия в
них, поэтому обещал взять хранение кассеты под свой контроль.
Теперь пора и поспать: я объяснил Райху, что над бодрым мозгом у
паразитов меньше власти. На всякий случай мы решили держать телескрины
включенными всю ночь и после этого разошлись по комнатам. Недолго думая, я
принял сильное снотворное - хотя было всего лишь десять вечера - и лег в
постель. Я старался ни о чем не думать и не отвлекаться, поэтому
моментально заснул.
Райх разбудил меня в девять утра. В голосе его послышалось облегчение
после того, как я сказал, что у меня все в порядке. Через десять минут мы
встретились за завтраком.
Только теперь, сидя в залитой солнцем комнате и попивая апельсиновый
сок, мы наконец всерьез задумались о паразитах. Свой разговор мы полностью
записали на магнитофон. Для начала обсудили проблему "конспирации" - сколь
долго мы сможем держать в секрете от паразитов наши знания о них - и пришли
к выводу, что ответа на это получить неоткуда. Поскольку Вайсман прожил
полгода после того, как обнаружил их присутствие, непосредственная
опасность, видимо, нам не угрожала. К тому же они знали, что Вайсман сам на
них выходит, и всячески пытались помешать его сознанию заниматься этой
проблемой. С самого начала Карел был для них "меченым". С другой стороны,
за день до того, как я прочитал "Исторические размышления", я не чувствовал
никакого чуждого присутствия, а потом, когда появлялось ощущение тревоги и
чувство паники, я быстро справлялся с ними и чувствовал себя здоровым и
душевно и физически. Это уже обнадеживало. (Моя бабка как-то рассказывала,
как в начале последней мировой войны все выглядели как никогда счастливыми
и жизнерадостными. И теперь я понял, почему.)
Видимо, "они" до сих пор не обнаружили, что секрет Вайсмана разгадан.
Впрочем, это неудивительно - мы же не знаем, сколько их, но если они
контролируют 5 миллиардов жителей планеты, то за всеми им не уследить.
Предположим, сказал Райх, что теория Юнга верна, и человечество
действительно обладает единым огромным разумом, безбрежным океаном
"подсознательного". Допустим также, что паразиты обитают на дне этого
океана и стараются не приближаться к поверхности, чтобы не быть
замеченными. Тогда, откуда им знать, что мы давно знаем об их
существовании? Видимо, Вайсман слишком бурно отреагировал на свое открытие
и спугнул паразитов.
Накануне мы решили, что лучший способ изучения паразитов - погружаться
при помощи наркотиков в глубины собственного сознания. Теперь это казалось
опасным. Что же нам оставалось помимо наркотиков?
К счастью, у Вайсмана и об этом было написано. Внимательно просмотрев
"Размышления", мы нашли ответ. Да, только феноменология Гуссерля подходила
нам как метод. Гуссерль собирался составить карту "структурного сознания" -
своего рода "географию" разума, используя лишь, что относится к анализу
сознательных процессов. В этом была здравая мысль: если вы продвигаетесь с
картой по незнакомому континенту - скажем, по джунглям Венеры, - то вам не
придется понапрасну плутать в трех соснах. Вы будете полагаться на свои
приборы и на свой вертолет. Самое главное - уметь различать, что за
местность под вами. Так и с географией человеческого разума - главное, не
зарываться в сферы подсознательного, а уяснить в доступных образах, что нам
действительно известно о нашем сознании. Обладая такой картой, можно пройти
пешком от Парижа до Калькутты без географического атласа. Хоть до Одессы
шагай. Если бы у нас был атлас человеческого сознания, мы смогли бы
исследовать всю территорию от смерти до мистических видений, от
кататонии[27] до гениальности.
С другой стороны - человеческий интеллект подобен гигантскому
электронному мозгу, расчитанному на самые необычные задачи. Но, к
сожалению, человек до сих пор не знает, как им управлять. Каждое утро он
просыпается, подходит к пульту управления и начинает крутить ручки, давить
на кнопки. Абсурдность его поведения заключается в том, что, владея такой
мощной машиной, он умеет выполнять на ней лишь самые примитивные операции
на потребу повседневным нуждам. Есть, конечно, те немногие, которых
называют гениями, которым удается создавать симфонии или стихи, открывать
математические законы.
И уж считанные единицы используют свой мозг для того, чтобы изучить его
возможности. Они включают этот мощный механизм, чтобы разобраться, в чем
его назначение. Они знают, что мозг может создать и симфонию "Юпитер"[28],
и "Фауста", и "Критику чистого разума", и многомерную геометрию. Хотя все
эти произведения вполне могли быть созданы случайно или, по крайней мере,
бессознательно. Многие великие открытия были сделаны благодаря случаю, и
всякий раз исследователи пытаются разобраться в тех скрытых законах,
которые этим случаем управляют. Если бы человек нашел разгадку величайшей
из тайн - загадки собственного мозга, он стал бы Богом. Следовательно,
может ли быть цель более важная для сознания, чем исследование законов
мышления? Это-то и называется "феноменологией" - возможно, самое важное
слово в словаре человеческой расы.
У нас просто дух захватило от масштаба поставленной задачи - редкого
ученого обрадует перспектива бесконечных поисков. Позднее мы не раз думали
о том, почему вампиры стремятся сохранить свое присутствие в тайне от нас.
Для среднего человека душевное заболевание всего лишь физический недуг, но
если бы он попробовал сам бороться с болезнью, его бы уже ничто не
остановило.
Помню, после этого мы отправились в столовую на утренний чай (кофе мы
решили не пить принципиально, расценив его как наркотик). Когда мы
переходили главную площадь Компании, я обратил внимание, что на окружающих
мы взираем снисходительно, словно представители более высокоразвитой
