сообщения (см. раздел "Нация"), публикуемые в последнее время
мировой прессой, вовсе не обязательно являются мистификацией.
Профессор Хопкинс, давший интервью аналитику "Тайма" Кэтрин
Дануте Гамбургер, заявил...". Заявление престарелого физика в
большей степени трактовало вопросы морали, нежели математики, и
аналитику "Тайма" оставалось лишь пуститься от добра искать
добра. Ей удалось соорудить довольно эффектное попурри на тему
оборонных радаров на Аляске.
Что до "Лайфа", то он взял неправильный след. Поскольку
определенные сведения о Хозяине отсутствовали, журнал
разродился догадкой о том, что он, возможно, проживает на
космической станции, обретающейся где-то возле Луны. Срединные
страницы журнала были украшены превосходными драматичными
иллюстрациями, изображающими множество кратеров, двойных звезд,
полярных сияний и мужчин в резиновых скафандрах, летающих
туда-сюда с помощью реактивных струй сжатого воздуха, -
невзирая на то обстоятельство, что отталкиваться этому воздуху
было решительно не от чего.
Даже "Нью-Йоркер" отправил своего корреспондента Стенли
интервьюировать производителя электронного оборудования, -
девяностодевятилетнего, что служило дополнительной приманкой, -
и Стенли вернулся в редакцию со множеством сведений
относительно небоскребов, записанных им на старом конверте.
Реакция американцев была бурной и вследствие этого более
разумной, нежели английская. Ей недоставало британской
флегматичности, называемой иногда тупостью людьми, которых
таковая раздражает, зато ее выгодно отличала живость,
дотошность и склонность поднимать шум, пусть иногда и на ровном
месте.
Помимо американских, в пачке были и иные издания.
"Панч" отделался шуткой в разделе "Кавардак"; "Нью-
Стейтсмен" плакался на несправедливость, допускаемую в
отношении меньшинств, предположительно представляемых Хозяином
(меньшинство коего состояло из одного человека); и даже
рецензенты "Литературного приложения" к "Таймс" на миг
отвлеклись от своей неустанной анонимной вендетты, чтобы
смерить надменным взором ядерную физику.
Русские отмалчивались. Американцы, впрочем, подозревали, что
"Правда" молчит до поры до времени, намереваясь приписать
русским честь изобретения того, что изобрел Хозяин.
Все это было выше детского понимания и никакого впечатления
на близнецов не произвело, - разве что отчасти показало им, как
вызревает кризис. Очень часто самые неприятные ситуации
нарождаются в виде фарса, а возможно и как следствие оного.
Французской Революции, скажем, предшествовала дискуссия
относительно выгод, которые могут сопровождать замену хлеба
плюшками, - если хлеб слишком вздорожает, - а во время
голодного мора в Ирландии некий английский лорд с изрядным
пылом ратовал за производство порошка кэрри. В расцвете жизни
нас сражает смерть.
Мистер Фринтон, потирая руки, вошел в кухню.
- Ну, как у нас насчет обеда?
Настроение у него было отменное, поскольку ему, как и всем
остальным, угрожала опасность, и это обостряло в нем чувство
товарищества, примерно так же, как во время бомбежек 1940-го.
Никки сказал:
- Сил уже нет никаких разгуливать в виде эльфов из
рождественского спектакля. Не могли бы вы попросить кого-нибудь
отыскать наши штаны, - Джуди говорит, что наверное сможет их
починить.
- Ничего я такого не говорила.
- Ты...
Ошеломленный ее чисто женской, аморальной лживостью, Никки
лишился слов.
- И кроме того, ниток все равно нет.
- Да есть же нитки. Я сам их видел на этом... как его...
- Ну-ну, где же?
- А вот человек, который корабль в бутылке делает! У него-то
и есть нитки.
- Они не годятся. Кроме того, они ему самому нужны.
- Почему ты всегда говоришь "кроме того"? Вечно у тебя кроме
того, кроме того, кроме того...
- Чшш.
Соединив в одно слово всю неприязнь, какую он к ней
испытывал, Никки выпалил:
- Ты просто неряха.
Мистер Фринтон сказал:
- Укуси его, Шутька.
В отчаянии Никки обернулся к новому гонителю, - единственный
представитель одного с ним пола и тот предал его.
- Но она же сама говорила...
- Не говорила я этого.
Никки швырнул на пол газеты:
- Откуда ты знаешь, чего ты не говорила, когда ты сама не
знаешь, о чем я говорю?
- Жестянка с печеньем, - излучая самодовольство, ответила
Джуди.
- Что?
- На жестянке с печеньем изображен мальчишка, который держит
жестянку с печеньем, на которой изображен мальчишка, который
держит жестянку с печеньем и так далее ad lib.
- И ex temporary тоже, я полагаю.
- Вот именно, ex temp. и ad lib, и слишком мудрено для
твоего разумения.
Никки показал ей кулак.
- А тем временем, - сказал мистер Фринтон, - на обед у нас
спагетти и тоже из жестянки. Ах да, Пинки, пока не забыл,- в
ангаре тебя дожидается пакет с ванадием.
Глава двадцать восьмая. Яд
Кофе они пили в скудно обставленной комнатке мистера
Фринтона. Люди честные и достойные тешатся порой теориями
собственного изготовления относительно чая, кофе, а то и какао.
В таких теориях больше содержится прямодушия, нежели в
претенциозных выдумках иных, куда более многочисленных людей,
толкующих о марках вин, о виноградниках и об урожаях такого-то
года. Мистера Фринтона мало заботило, такое он пьет Шато или
этакое, он был способен с легкой душой встряхнуть бутылку
портвейна, даже не взглянув на осадок, но к приготовлению
горячих напитков он относился со стародевичьим тщанием. Его
теория касательно кофе состояла в том, что ни в коем случае
нельзя допускать соприкосновения кофе с металлом.
Эта теория, если говорить со всей прямотой, как-то упускала
из виду то обстоятельство, что мелет кофейные зерна машина, а
результат помола продается в жестянках.
Мистер Фринтон разогрел кофеварку, деревянной ложечкой
отмерил из пластмассовых банок кофе и сахар, залил кипятком и
размешал.
Через восемьдесят расчисленных по часам секунд он процедил
жидкость в чашки сквозь металлическое, - стараясь не думать об
этом, - ситечко и, как бы там ни было, а кофе у него получился
отменный.
К удивлению близнецов, он не выказал мистеру Бленкинсопу
враждебности в связи с надувательством, учиненным последним в
ангаре.
Мистер Бленкинсоп, явившийся к ним в вечернем халате, принес
с собой, чтобы порадовать общество, четыре лучших своих чашечки
из суцумского фарфора и теперь прихлебывал из одной такой
чашечки кофе, улыбаясь и вообще походя то ли на Будду в
монастыре, то ли на кота, слопавшего золотую рыбку. Он даже
поддразнивал мистера Фринтона, и мистер Фринтон отвечал ему тем
же. Оба они многому научились от Хозяина, - куда большему,
нежели Никки, - и оба давно уже свыклись со смертельно опасной
дипломатией Роколла.
Пережитый кризис словно бы подстегивал обоих.
Наконец они покончили с подковырками и перешли к делу.
- Зачем вы рассказали ему про Пинки?
Мистер Бленкинсоп простер протестующую, вновь украшенную
длинными ногтями длань.
- Что-то же нужно было ему рассказать.
- И что вы еще рассказали?
- Уверяю вас, ничего, способного нам повредить. Мне казалось
разумным предоставить ему сколь возможно обширные сведения, - и
вы, дорогой мой друг, первым согласитесь в этом со мной. Как
это у вас говорится? Дабы придать больше правдоподобия
неубедительному рассказу.
- Но что именно?
- Естественно, среди прочего я упомянул и о том, что вы
пытались уговорить Пинки покончить с ним.
- Вам не кажется, что это не совсем честно?
- Ничуть не кажется. Ценность для нас представляет мастер
Николас, не Пинки, а так опасность никому, кроме негра, не
угрожает.
- Оставляя в стороне риск, которому вы подвергли Пинки, -
сказал мистер Фринтон, в облике которого проступило нечто
свирепое, - как насчет меня?
- Вам решительно ничего не грозит. Хозяин не в состоянии
управлять вертолетом.
- Понятно.
- Мистер Фринтон так вспыльчив! - произнес Китаец,
поворачиваясь к близнецам. - Такое горячее сердце! Щедрость его
натуры побуждает его к таким порывам, что он как бы - э-э-э -
"тщится вскочить в седло, но пролетает мимо".
- Не вижу, - сказал Никки, - чему он может особенно
радоваться, если вы рассказали Хозяину, что он хочет его убить.
- Но ведь он же и вправду хочет.
- Раз вы предупредили его...
- Мистер Бленкинсоп подразумевает, что Хозяин, скорее всего,
уже знает об этом, - сказал майор авиации, и на лице его вновь
возникло измученное выражение. - Да так оно и есть.
- Плюс к этому, любой из обитателей острова пребывает в
безопасности, пока он приносит пользу.
- Вы хотите сказать, что пока ему нужен вертолет, я останусь
в живых.
- Именно так. И Пинки останется в живых, пока не доделает
вибратор.
- Стало быть, риск, - продолжил свои объяснения мистер
Бленкинсоп, - которому он подвергается вследствие моей
откровенности едва ли больше того, который уже существует.
- Понятно.
Помолчав немного, мистер Фринтон спросил:
- А как насчет вашей собственной бесполезности?
- Что до меня, - ответил мистер Бленкинсоп, оставаясь верным
принципу рациональной правдивости, - то я постараюсь успеть
занять место Хозяина.
- То есть в конечном итоге мы вам нужны для того, чтобы вы
могли заменить собой Хозяина?
- Коротко говоря, так.
- В таком случае, - сказал, окончательно свирепея, майор
авиации, - предупреждаю вас, что я приложу все силы, чтобы
заменить собой вас.
- Милости просим, попробуйте.
Мистер Фринтон проглотил комом вставшее в горле желание
чем-нибудь треснуть Китайца.
- Вы что же, всерьез полагаете, что мы убьем одного
человека, чтобы посадить себе на шею другого?
- Давайте все же начнем с главного, - резонно ответил мистер
Бленкинсоп. - Всему свое время. После того, как мастер Николас
покончит с Хозяином, вам останется лишь покончить со мной.
И он поставил кофейную чашку на стол, чтобы погладить
ладошкой одной руки обтянутый тонкой кожей кулак другой.
Один из лучших способов обезоружить того, кто на тебя
нападает, - это во всем с ним согласиться.
- Слушайте, - сказал мистер Фринтон, - раз и навсегда:
мальчик в этом участвовать не будет.
- Вы не смогли привезти цианистый калий?
- Разумеется, я его не привез.
- Да, собственно, оно и не важно. Это вещество используется
при нанесении платины на контакты вибраторов, которые делает
Пинки. Так что яд у нас есть. Я вспомнил об этом уже после
того, как вы улетели.
- А вы уверены, что и Хозяин об этом не вспомнил?
- Нисколько. Однако, - не рискнул, не жди наград.
Они смотрели на него, гадая, как можно сохранять подобное
спокойствие, будучи таким негодяем.
- Во всяком случае, мальчика я вам использовать не позволю.
- Мистер Фринтон, не сделаете ли вы мне личное одолжение, -
приняв во внимание наше с вами давнее знакомство, - и не
рассмотрите ли несколько фактов без какого-либо предубеждения?
- Нет, не рассмотрю.
- Дети, - терпеливо продолжал мистер Бленкинсоп, - уже
говорили мне о своем неприятии вивисекции, основанном на
соображениях морали. Но неужели вы всерьез верите, что
страдания нескольких несчастных собак более весомы, чем
открытие вакцины от бешенства? Вы помните, что сказал Наполеон,
когда его обвинили в убийстве герцога Энгиенского? Вы
действительно считаете, что судьба целой цивилизации имеет
меньшее значение, чем душевное равновесие одногоединственного
мальчишки?
- Что касается второго из ваших вопросов, - ответил мистер
