самозабвенного служения благу человечества, но потому, что их
томит любознательность, а то и мазохизм. От мысли "Что будет,
если я введу себе ксилокаин?" до мысли "Что будет, если я
сброшу супербомбу?" всего один шаг и шаг маленький.
Если твое столкновение с Хозяином закончится провалом, он
может повернуть вибраторы внутрь, - да собственно говоря, и
вовне, - и включить их на полную мощность. Все это чертовски
рискованно.
Хоп! - с удовлетворением подумал он. Вон он, по левому
борту, черный, одинокий и крошечный на фоне рдеющего моря.
"Красен закат, пастух будет рад".
Левой рукой мистер Фринтон ослабил рычаг, задающий число
оборотов винта, двинул вперед циклическую рукоятку, увеличивая
скорость снижающейся машины с семидесяти пяти узлов до
восьмидесяти. По мере падения высоты, остров медленно вырастал,
- оба, остров и вертолет, устремившись навстречу друг другу,
изменяли свои размеры и расположение, но не быстроту и не
характер движения.
Он сделал круг, отметил направление стрелы анемометра,
определил подветренную сторону и развернулся против ветра.
Левая рука опустила рычаг оборотов еще ниже, свернув вовнутрь,
чтобы уменьшить мощность двигателя, расположенный на рычаге
переключатель, а правая вновь легла на циклическую рукоятку.
Все это время, пока руки его возились со всевозможными рычагами
управления, ноги, забытые прочими частями тела, жили
собственной жизнью, управляясь с гасившими закручивание
педалями.
Машина нырнула вниз, и винт пошел в обратную сторону, рычаг
сдвинулся вверх, рукоятка вперед, затем наоборот, - реверс на
реверс в поисках равновесия.
Вертолет завис в десяти футах над водой.
Он оттянул рычаг вниз до упора, еще довернул переключатель
на рукояти, отключая двигатель, на миг уронил на колени руки и
вздохнул.
Все переключатели - отключены.
Подача масла - отключена.
Вентиляционные шторки двигателя - открыты.
Гирополукомпас - заперт.
Подача топлива - отключена.
Приехали.
Когда вертолет втянули внутрь и письменный рапорт отправился
к Хозяину, мистер Фринтон отдал себя в руки Пинки, вышедшему,
как обычно, чтобы встретить его и, как обычно, встреченному
излюбленной приятельской дразнилкой: "Ну, как ты, старый
арап?". Майор спустился на лифте и коридором прошел на кухню,
обедать.
В кухне близнецы приглядывали за обедом, чтобы не остыл.
- Ну вот и началось, - без предисловий сказал он,
присаживаясь к столу, на котором стояла горячая фасоль,
помидоры и консервированные сосиски.
- Вы привезли ванадий?
- Он и в самом деле не был готов, так что мне даже нет
необходимости притворяться. Придется слетать за ним еще раз.
Если удастся сняться с острова без того, чтобы вокруг болталось
много народу, я, пожалуй, рискну и попытаюсь вас вывезти. Он
может и не заметить вашего отсутствия. Возможно, мне удастся
оправдаться тем, что вы как-то спрятались на вертолете, а после
удрали.
Он мрачно помешал ложкой фасоль.
- Вся беда в том, что мне придется вернуться без вас и
как-то все объяснить. Я сомневаюсь, что он поверит, будто в
вертолете так легко спрятаться. Может, под каким-нибудь
тряпьем? Правда, как тогда быть с дифферентом? Он не пилот, но
большую часть этих вещей понимает.
Мистер Фринтон повернулся к старому негру, который стоял у
стола, улыбаясь, слушая, ожидая, когда можно будет подложить
добавки.
- Проволока еще не готова, Пинки. Привезу в следующий раз.
- Мы можем поговорить?
- Пинки мешать не станет, - ответил мистер Фринтон,
притворяясь, будто собирается ткнуть старика вилкой между
ребер. - Правда, Пинки? Наш черномазый думает только о том, как
бы понаделать побольше вибраторов да доверху набить нас бобами,
- так что ли, старый Отелло?
В ответ он получил еще один половник фасоли.
- А что началось? - спросил Никки.
Их переполняло желание рассказать майору о новом союзнике,
но и в промедлении была своя прелесть.
- Я мог бы назвать это Операция "Оверлорд", но в точности
такое название уже было использовано. Назовем ее, если хотите,
Операция "Новый Хозяин". Сегодня у нас День Д минус десять. Все
есть в газетах. Гляньте.
Он перебросил им мятый номер "Миррор" с вечными фотографиями
облаченных в купальники девушек, которые красуются на палубах
яхт и, привстав на цыпочки, тянутся к какими-то веревкам, что
столь удлиняет ноги и возвышает бюст. Двухдюймовые заголовки
гласили: "ХОЗЯИН?".
- А я думал, он передатчика не включает.
- Разумеется, не включает. Но это не мешает ему посылать
письма. Я каждую неделю увожу целый мешок почты, правда, в
основном - купоны футбольного тотализатора, заполненные
техниками.
- Тут говорится, - читая, пересказывал Никки, - что к ужасам
современной военной техники добавилось новое оружие, угрожающее
самим основам цивилизации и британскому домашнему очагу. А на
шестой странице - смотрим шестую страницу, - вот, еще один
заголовок, "ПУГАЮЩАЯ МИСТИФИКАЦИЯ?". Половину страницы занимает
стать Кассандры, с уверениями, что если бы президент Эйзенхауэр
не играл в гольф, ничего бы и не случилось, а в редакционной
статье сказано, что сэру Антони Идену следует подать в
отставку, и еще, - постойте-ка, - мелким шрифтом пояснено, что
неустановленный ученый, местоположение которого неизвестно,
угрожает нанести десятого августа сверхзвуковой удар, если не
будут выполнены его требования. Почему сверхзвуковой?
- Что-то им нужно было сказать.
- Но при чем тут...
- Кстати, - сказал мистер Фринтон, не донеся сосиску до рта,
- а не засунуть ли вас в пару почтовых мешков? Они не очень
большие.
Близнецы, знавшие теперь, что мистер Бленкинсоп на их
стороне, уже не так стремились сбежать с острова.
- А что говорят люди? - спросила Джуди.
- Практически ничего. Когда вышли газеты, я ехал в автобусе
по Белфасту, народу было много, мне пришлось стоять, а газет я
купить не успел. Я пытался прочитать заголовки через плечо
одной девушки. По-моему, машинистка. Довольно миловидная. На
первую страницу она вообще не взглянула, шестую пробежала
сверху вниз и погрузилась в Дороти Пуп. Что-то такое насчет
сетчатых чулок.
- Но хоть кого-то это должно было встревожить?
- Вечером я прошелся по пабам. В пабах, как правило, можно
услышать очень разумные разговоры. Один мужчина, с виду
совершенный церковный староста, сказал, что "теперь весь
тотализатор пойдет насмарку", а другой, докер, ответил, что
"это заговор консерваторов, не желающих пропустить проект по
здравоохранению". В этом кабачке больше никаких разговоров не
было. В последнем из тех, что я посетил, состоялась целая
беседа на эту тему. Хозяин паба спросил: "А пиво от этой штуки
не скиснет?". Девица за стойкой сказала: "Фиг мы теперь сможем
принимать по Ти-Ви Фрэнка Синатру". А сидевшая в углу
старухауборщица поинтересовалась: "Может мне, наконец, вернут
мой ночной горшок, которым эта старая хулиганка, моя
свояченица, запустила в электрика, то есть это она так
говорит".
- Значит, они сочли его угрозы пропагандой? - спросил Никки.
- И никто их всерьез не воспринял?
- Вовсе нет, - ответил мистер Фринтон. - Они воспринимают
их, но увязывая с вещами, которые им близки, а это, пожалуй,
лучший способ до них достучаться. Я думаю, что в ближайшие
десять дней он станет бомбить их письмами и извещениями, каждое
из которых будет содержать немного больше новых подробностей,
не указывая, где мы находимся, пока в День Д он не начнет
по-настоящему. Вот тогда он развернет оболочку и задействует
радиопередатчик. Хотя, может быть, оболочка будет вносить
помехи? Я уже отвез на почту целый мешок писем, адресованных в
газеты Америки и еще нескольких дюжин стран. В эти страны почта
будет доходить со все большими отсрочками, и когда письма
вскроют, все, что в них сказано, сразу попадет в мировую
прессу. Если бы я сегодня воздушной почтой отправил в Нью-Йорк
письмо со словом "Ба-бах!" или еще какимнибудь, то этот
"ба-бах" оказался бы в газетах только через четыре дня - сразу,
как пришло бы письмо. Он мог бы сегодня отправить в Гонолулу
полный план операции, зная, что в Гонолулу письмо все равно
вскроют не раньше ее начала.
- Но если их ничего, кроме сетчатых чулок, не волнует?
- Рано или поздно они заволнуются.
- А вы волнуетесь?
- Очень.
- Мы тут, - скромно сказала Джуди, - припасли для вас
кое-что, от чего ваше волнение немного утихнет. Мы кое-что
выяснили.
Это сообщение не очень заинтересовало его, во всяком случае,
меньше, чем горячая фасоль. Он сказал с полным ртом:
- Да что вы говорите!
- Угадайте, что это?
- Понятия не имею.
- Китаец за нас.
Мистер Фринтон положил вилку с ножом и уставился на них. Ни
удовольствия, ни гнева, ни удивления не было на его лице, - он
просто смотрел и только.
- Дальше, - тихо сказал он.
- Мы вроде как прощупали его.
- Так.
- Он считает, что Хозяина следует остановить.
Руки мистера Фринтона неподвижно лежали по сторонам от
тарелки, и тишина стояла такая, будто сердца у всех троих
внезапно остановились.
Ровным голосом он спросил:
- Вы понимаете, насколько опасно то, что вы сделали?
- Он обещал, что ничего никому не скажет.
- Давайте-ка, расскажите мне обо всем.
Они подробно пересказывали ему все, уже известное нам, а он
время от времени прерывал их вопросами.
- Вы не можете точно припомнить, что он сказал о свободе
выбора?
- Он сказал: "Весьма основательная точка зрения".
- И еще он сказал: "Мистер Фринтон - человек добрых правил".
У него это вышло так, будто он поговорку привел.
- Ни то, ни другое прямым ответом не назовешь.
- Но, сэр, - добавил Никки, - он совершенно правдиво
рассказывал нам обо всем, слово в слово с вами, только немного
подробнее. Он не пытался надуть нас, - не то что Доктор.
- Он не такой дурак.
- И он не просил, чтобы мы что-нибудь сделали.
Долгое время мистер Фринтон просидел, глядя в стол между
своими руками, затем сказал:
- Ну что же, как ни верти, а вы ему все рассказали. И что
нам делать теперь?
У близнецов предложений не было.
- Слушайте, двойняшки. Мне следовало бы разорвать вас на
куски, - но от этого пользы не будет. Вы сами не сознаете, что
делаете. Поймите, ради Бога, что с этой минуты вам нельзя
рассказывать никому и ни о чем. Вы как пара мартышек,
разыгравшихся на электростанции, в конце концов, вы дернете не
за тот рычаг - и привет. Человек может наобещать вам, что
никому не скажет, но это решительно ничего не значит, особенно
в таком месте, где каждый мозг - открытая книга; человек может
сказать вам, что хочет остановить Хозяина, вовсе не имея этого
в виду. Вы что же, думаете, что если бы он был против нас, он
так бы вам и сказал? Пока нам известно только одно: он вытянул
из вас все, что вы знали. Я вас очень прошу, будьте
поосторожней.
- Но он ничего из нас не вытягивал. Он с самого начала
сказал, что ничем не сможет помочь.
- Как бы там ни было, а вы все ему рассказали. Ну ладно,
глядя назад, жить невозможно. Вопрос теперь в том, где у нас
перед?
Он постучал пальцами по столу и сказал, размышляя:
- Ну что же, знает, так знает.
Оттолкнув стул, поднялся:
- Пойдемте, надо с ним повидаться.
Однако на полпути к двери встал:
- Нет, заходить к Хозяину мне что-то не хочется. И кроме
того...
- Я его приведу, - быстро вызвался Никки.
И он, и сестра чувствовали себя очень маленькими.
