ниться.
Филифьонка встала.
-- "Не могу" и "надо" -- разные вещи, -- сказал она.
Все взялись за свои рюмочки, думая, что за этим последует тост. Но
обошлось без тоста, и все стали кричать, чтобы Снусмумрик сыграл еще.
Только Онкельскрута больше ничего не интересовало, он сидел и сворачивал
свою салфетку, она становилась все более твердой и маленькой. Скорее
всего, предок обиделся. Почетного гостя нужно привести на праздник,
прежде так было принято. Да, они поступили скверно.
Вдруг Онкельскрут поднялся и ударил лапой по столу.
-- Мы поступили очень плохо, -- сказал он. -- Начали праздник без по-
четного гостя, не помогли ему спуститься с лестницы. Вы слишком поздно
родились и не имеете никакого понятия об этикете. Вы за всю свою жизнь
не видели ни одной шарады! Я спрашиваю вас, что за вечер без шарад? Слу-
шайте, что я вам говорю! На таком вечере каждый должен показать самое
лучшее, на что он только способен. И я сейчас покажу вам предка. Он не
устал. Ноги у него не больные. Но он рассержен!
Пока Онкельскрут говорил, Филифьонка успела потихоньку подать каждому
горячие бутерброды с сыром. Онкельскрут проводил взглядом каждый бутерб-
род, поглядел, как он шлепался в тарелку, и громко крикнул:
-- Ты мешаешь мне выступать!
-- Ах, извини, -- сказала Филифьонка, -- но ведь они горячие, только
что из духовки...
-- Да берите свои бутерброды, -- нетерпеливо продолжал Онкельскрут,
-- только держите их за спиной, чтобы еще сильнее не обидеть предка, и
поднимите бокалы, чтобы выпить за него.
Филифьонка подняла выше бумажный фонарик, а Онкельскрут открыл дверцу
шкафа и низко поклонился. Предок ответил ему таким же поклоном.
-- Я не собираюсь представлять их тебе, -- сказал Онкельскрут. -- Ты
все равно забудешь, как их зовут, да это вовсе не так важно. -- Он про-
тянул к нему свою рюмку, и она зазвенела.
-- Ничего не понимаю! -- воскликнул хемуль. Мюмла наступила ему на
ногу.
-- Теперь вы чокнитесь с ним, -- сказал Онкельскрут и отошел в сторо-
ну. -- Куда он подевался?
-- Мы слишком молодые, чтобы чокаться с ним, -- заявила Филифьонка,
-- он может рассердиться...
-- Давайте крикнем "ура!" в его честь! -- воскликнул хемуль. -- Раз,
два, три... Ура! Ура! Ура!
Когда они возвращались в кухню, Онкельскрут повернулся к Филифьонке и
сказал ей:
-- Не такая уж ты молоденькая.
-- Да, да, -- рассеяно отвечала Филифьонка.
Она подняла свою длинную мордочку и принюхалась. Затхлый запах, отв-
ратительный запах гнили. Она взглянула на Тофта, а он отвернулся в сто-
рону и подумал: "Электричество".
Как приятно снова вернуться в теплую кухню!
-- А сейчас я бы хотел поглядеть на фокусы, -- заявил Онкельскрут. --
Может кто-нибудь из вас достать кролика из моей шляпы?
-- Нет, сейчас будет мой номер, -- с достоинством сказала Филифьонка.
-- А я знаю, что будет! -- воскликнула Мюмла. -- Ужасная история про
то, как один из нас выйдет из кухни и его съедят, потом другой выйдет и
тоже будет съеден...
-- Сейчас вы увидите театр теней, -- невозмутимо объявила Филифьонка,
-- представление называется "Возвращение".
Она подошла к плите и повернулась к ним спиной. Повесила большую
простыню на шест для сушеных хлебцев под потолком. После этого поставила
лампу за простыней на дровяной ларь, обошла кухню и погасила один за
другим фонарики.
-- А когда свет снова зажгли, был уже съеден и последний, -- пробор-
мотала Мюмла.
Хемуль шикнул на нее. Филифьонка уже исчезла за простыней, белевшей в
темноте. Все смотрели и ждали. Медленно и тихо, будто шепот, зазвучала
музыка Снусмумрика. И вот по белому полотну поплыла тень, черный силуэт
корабля. На носу сидел кто-то маленький с прической, похожей на лукови-
цу.
"Это Мю, -- подумала Мюмла. -- Очень похоже на нее. Здорово сделано".
Лодка медленно скользила по простыне, как по морю. Еще ни один ко-
рабль не плыл по воде так тихо и легко. Потом появилась вся семья: Му-
ми-тролль, мама с сумкой, облокотившаяся на поручни, и папа. Он сидел на
корме и правил. Они плыли домой. (Однако руль получился какой-то неудач-
ный).
Хомса Тофт смотрел только на маму. Времени было достаточно, чтобы
рассмотреть все подробно. Черные тени стали казаться разноцветными, си-
луэты будто бы зашевелились. Снусмумрик все время играл, и когда музыка
смолкла, все поняли, какая она была прекрасная. Семья возвратилась до-
мой.
-- Это был настоящий театр теней, -- сказал Онкельскрут, -- я видел
много таких представлений и хорошо помню их, но это -- самое лучшее.
Занавес опустился, представление окончилось. Филифьонка задула кухон-
ную лампу, и в кухне стало темно. Все молча сидели в темноте и ждали с
удивлением.
Вдруг из темноты послышался голос Филифьонки:
-- Я не могу найти спички.
И сразу же стало неуютно. Было слышно, как свистит ветер, казалось,
будто кухня расширилась, стены раздвинулись в стороны, и у зрителей на-
чали мерзнуть ноги.
-- Никак не могу найти спички! -- резко повторила Филифьонка.
Стулья задвигались, кто-то что-то опрокинул, все вскочили, стали на-
тыкаться друг на друга в темноте, кто-то запутался в простыне и опроки-
нул стул. Хомса Тофт поднял голову -- теперь зверь был совсем рядом --
кто-то тяжелый терся о стену возле кухонной двери. Послышался глухой
раскат, загрохотал гром.
-- Они уже здесь! -- закричала Филифьонка. -- Сейчас они вползут к
нам!
Хомса Тофт приложил ухо к двери, прислушался, но ничего, кроме шума
ветра, не услышал. Он толкнул задвижку и вышел, дверь бесшумно закрылась
за ним.
Вот лампа снова зажглась. -- Снусмумрик нашел спички. Хемуль застен-
чиво засмеялся:
-- Взгляните-ка, -- воскликнул он, -- я наступил лапой на бутерброд!
Кухня выглядела такой же, как всегда, но никому не хотелось садиться.
И никто не заметил, как хомса ушел.
-- Оставим все как есть, -- нервно сказал Филифьонка, -пусть все так
и стоит. Я вымою посуду завтра.
-- Уж не собираетесь ли вы расходиться? -- воскликнул Онкельскрут. --
Сейчас предок лег спать и можно начинать веселиться!
Но ни у кого не было охоты продолжать празднество. Пожелав друг другу
спокойной ночи, они поспешно и очень вежливо пожали друг другу лапы и
тут же разошлись. Онкельскрут постучал тростью по полу, прежде чем уйти.
-- Во всяком случае, я ухожу последним, -- сказал он.
Выйдя на крыльцо, хомса остановился и замер в ожидании. Небо было
чуть светлее гор, которые волнистым контуром выделялись вокруг Муми-да-
лена. Зверь не подавал признаков жизни, но хомса чувствовал, что он
смотрит на него.
-- Нумулит, -- тихонько позвал он его, -- милый радиолярий. Прото-
зоя...
Но тот, видно, не понимал странных книжных названий. Скорее всего,
зверь был растерян и не мог понять бормотания хомсы.
Тофт огорчился, его тревожило, что нумулит мог отправиться куда глаза
глядят, а ведь он был слишком большой и слишком злой и в то же время не
привык быть таким злым.
Хомса неуверенно шагнул вперед и тут же почувствовал, что зверь отс-
тупил назад.
-- Ты не уходи, -- объяснил Тофт, -- просто отойди чуть подальше.
Хомса пошел по траве. Зверь, неуклюжая, бесформенная громадина, стал
пятиться назад, кусты под ним трещали и ломались. "Он стал слишком
большим, -- думал хомса. -- Теперь он пропадет".
Вот затрещали кусты жасмина. Хомса остановился и зашептал:
-- Не спеши, иди медленнее...
Зверь заворчал в ответ. Послышался слабый шелест дождя, гроза была
очень далеко. Они двигались дальше. Тофт все время разговаривал со своим
зверем. Вот они подошли к стеклянному шару, в этот вечер шар был яр-
ко-синим и за стеклом играли бурные волны.
-- Послушай, -- сказал хомса, -- давай не будем кусаться. Это ни к
чему. Уж ты поверь мне.
Нумулит слушал хомсу, скорее, он только прислушивался к голосу хомсы.
Хомса замерз, сапожки у него промокли. Потеряв терпение, он сказал:
-- Сделайся опять маленьким и спрячься! А не то пропадешь!
И вдруг стеклянный шар потемнел. Бурные волны разверзлись, образовав
глубокую пропасть, и снова сомкнулись. Стеклянный шар Муми-папы открылся
для растерявшегося нумулита. Зверь из отряда Протозоя сделался маленьким
и вернулся назад в свою стихию.
Хомса Тофт возвратился в дом и прокрался к своему чуланчику. Он свер-
нулся калачиком на рыболовной сети и сразу уснул.
Все ушли, а Филифьонка осталась стоять посреди кухни, занятая своими
мыслями. Кругом царил беспорядок: гирлянды растоптаны, стулья переверну-
ты, повсюду капли стеарина.
Она подняла с пола бутерброд, по рассеянности надкусила его и бросила
в помойное ведро. "Праздник удался на славу", -подумала она.
Дождь припустил снова. Она прислушивалась, но не услышала ничего кро-
ме падающей с неба воды. Насекомые ушли.
Филифьонка взяла со стола губную гармошку, которую оставил Снусмум-
рик, подержала ее в лапках, подождала. По-прежнему все было тихо. Фи-
лифьонка поднесла гармошку к губам, подула в нее и стала водить ее ту-
да-сюда, прислушиваясь к звукам. Она села за кухонный стол. Ну-ка как
там это: тидели-тидели... Это было непросто, она стала осторожно искать
нужные звуки, нашла первый, а второй нашелся сам собой. Мелодия то ус-
кользала от нее, то вновь возвращалась. Очевидно, нужно было точно
знать, а не искать. Тидели, тидели -- вот уже их целая стайка, -- каждый
звук точно на своем месте.
Не один час сидела Филифьонка за кухонным столом и играла на губной
гармонике все уверенней и вдохновенней. Звуки сливались в мелодию, а ме-
лодия становилась музыкой. Забыв обо всем на свете, Филифьонка играла
песни Снусмумрика и свои собственные. Ей не было дела до того, слушает
ее кто-нибудь или нет. За окном в саду было тихо, все эти ползучки ис-
чезли, стояла обычная темна ночь, ветер крепчал.
Филифьонка так и заснула за кухонным столом, уронив голову на лапки.
Она проспала до самого утра, пока часы не пробили половину девятого;
тогда она проснулась, огляделась вокруг и сказала про себя: "Какой бес-
порядок! Сегодня будет генеральная уборка". -==19==-
Тридцать пять минут девятого, когда утро еще было погружено в темно-
ту, стали открываться окна -- одно за другим, матрацы, покрывала и одея-
ла водружались на подоконники, по дому, поднимая густые облака пыли, гу-
лял отличный сквозняк.
Филифьонка наводила порядок. Во всех котлах кипятилась на плите вода,
щетки, тряпки и тазы вылетали, пританцовывая, из шкафов, а балконные пе-
рила разукрасились коврами. Из всех генеральных уборок эта была самая
генеральная. Обитатели дома, стоя на пригорке, смотрели с удивлением на
Филифьонку, а она, повязав голову платком и обмотавшись три раза огром-
ным маминым передником, сновала из дома на балкон и обратно.
Снусмумрик вошел в кухню за своей губной гармошкой.
-- Она лежит на полочке под плитой, -- сказала Филифьонка мимоходом.
-- Я обращалась с ней очень осторожно.
-- Если хочешь, можешь подольше подержать ее у себя, -неуверенно за-
метил Снусмумрик.
Но Филифьонка деловито ответила:
-- Возьми. Я куплю себе новую. Да смотри, не наступи на мусор.
До чего же приятно было снова заняться уборкой! Она знала точно, где
прячется пыль. Мягкая, серая, довольная собой пыль пряталась в уголках и
думала, что лежит в полной безопасности, ха-ха! Большая метла Филифьонки
перевернула все вверх дном, вымела личинки моли, пауков, сороконожек и
прочих ползучих, и прекрасные реки горячей воды с мыльной пеной унесли
все это. Немало пришлось побегать с ведрами, но до чего же было весело.
-- Люблю, когда женщины делают уборку, -- заявил Онкельскрут. -- Вы
предупредили Филифьонку, чтобы она не трогала платяной шкаф предка?
Но платяной шкаф был уже вымыт, к тому же вдвое старательнее, чем все
прочие вещи. Нетронутым оставалось только зеркало на внутренней стороне
