"что-то" существует, но докопаться не может. Впрочем, есть еще один вариант.
Кидалле кажется, что в нас уже растлено и прибито все, что мы - пустыни, а
не живые души, и что нету в мертвых пустынях ни Бога, ни друга. Это, Коля,
для нас с тобой исключительно спасительные варианты. Так кто же там, в конце
концов, на экране? Я или не я? Спросить бы об этом у самого Кидаллы. Я мог
тиснуть черновик сценария своего дела, но генерала Денисова я продать не
мог. Генерала и многого другого вообще в сценарии не было, но ты, Коля,
абсолютно прав. Международный урка Фан Фаныч не имел права приниматься даже
за черновик сценария. Пускай сами пишут. Пускай клепают и шьют нам дела
сами! И не пришлось бы мне, страдая за самого себя, страдать к тому же за
сторожа Рыбкина. Иди знай, кто это - народный артист, для которого тиснули
роль, или живой сторож? Сиди теперь на скамье и гадай. Уж очень Рыбкин,
когда его брали, по-человечески потянулся за бу -тылкой, лежавшей в пасти
бегемота, а другую руку поднял вверх. Артист сам до этого не допер бы. Он
даже, чем гениальней, Коля, тем саморазоблачительней. Артист не допер бы.
Может, режиссер наштропалил? Все может быть.
В общем, сижу и гадаю, а там уже интервью берут у простых людей и у
сложных. Что бы они со мной за кровавые мои грехи сдвлали? Какой бы они
вынесли мне приговор?
Ты себе не представляешь, Коля, до чего жестоки и тупы многие простые
люди доброй воли. Не сомневаясь в моей вине, они предлагали вырвать мне из
жопы ноги. Это примерно 90% опрошенных. Остальные придумывали оригинальные
пытки, но только с тем, чтобы я подольше не подыхал, а исходя болью и
криком., мучался. До вечной же муки и пытки не додумался никто. Наверно, это
потому, что все люди поголовно завидуют любой, пускай даже мучительной форме
чужого вечного существования. Сложные же люди, писатели, художники,
внешторговцы, журналисты и прочая шобла, все они в один голос предлагали
поить меня водярой с утра до вечера и не давать опохмелиться, пока сердце
само собой не остановится. Такая смерть, действительно, страшна, но на то
они и сложные люди, чтобы именно ее мне придумать. А простые, за что я их
все-таки и люблю, гадов, никогда не дадут подохнуть, непременно поднесут
опохмелиться. Спасибо им, Коля. Долго тянулись эти интервью. Наконец, в
который уже раз, артист МХАТа Трошин пропеп; "Объявляется, объявляется,
объявляется, подмосковные... пе-ре-рыв!" И после перерыва и экспонирования
меня на Выставке Правосудия, после просмотра очередного киножурнала "Новости
дня" показали для устрашения тех, кто укрывает особо опасных преступников,
такой эпизодик.
Иду я по перрону Белорусского вокзала в генеральской форме. Страшно я
себе понравился! Просто прелесть! Жаль, что ты не видел, как мне идет быть
генералом. Прихрамываю очень красиво, с понтом от старой раны. Подхожу к
спальному вагону экспресса Москва-Берлин, и радуется мое сердце. Все это,
Коля, очень на меня похоже. Пожил я немного своей жизнью. Говорю проводнице:
"Здравствуйте, ласточка, гутен морген" - и поднимаюсь в вагон. В проходе
сталкиваюсь нос к косу с Зоей Федоровой. Как я понял, мы с ней давно были
знакомы. Она что-то шепнула мне. Я кивнул и сверкнул глазами. Захожу в купе.
Там сидит, поверь мне, очень красивая дама лет сорока трех и, не
отреагировав на мое появление, читает журнал с козлом Валькой Ульбрихтом на
обложке. Отдаю честь. Получаю холодный кивок в ответ. Это я люблю-с! Это уже
интересно, Коля! Сажусь напротив. Снимаю фуражку. Незаметно принюхиваюсь,
пахнут ли мои ноги. Я ужасно ненавижу в купе свои и особенно чужие запахи.
Все правильно. Каждый жест мой. Ни к чему не могу придраться. Строго и
холодно выхожу в проход вагона. Смотрю в окно два часа подряд, пока дама не
начинает нервничать, почему это я не возвращаюсь.
Возвращаюсь. Молча открываю чемодан. Достаю коньяк "Ереван", икру,
лимон, раскладываю все это с ее позволения на столе и спрашиваю по-немецки
не сделает ли она мне милость и честь, не выпьет ли она со мной и не
откушает ли, чего Бог послал. "Странно слышать, когда военные говорят о
Боге", - отвечает дама и, к некоторому моему сожалению, жестом старой бляди
сходу берет стакан в руку. Выпили. Представились. Я что-то сказал и вдруг
чихнул. А я, ведь, Коля, ни разу в жизни не чихал. Вот так, не удивляйся. Не
чихал - и все, и не знаю почему. Не приставай, пожалуйста, с расспросами. У
меня и так комплекс. Я завидую всем чихающим людям, и даже любил одну
ласточку только за то, что она чихала по семнадцать раз подряд.
Неспособность чихать - моя основная особая примета. И Кидалла про нее не
знал. Не знал, потому что и ему, и всем властям мира совершенно наплевать
умею я чихать или нет. Способность чихнуть, как и испортить воздух, как бы
подразумевается . На этом как раз и напоролс Кидала. И надо же, Коля, я
просек, наконец, что это не я на экране, в самом интересном и приятном для
себя месте, и испытал настоящую муку. Потому что смотреть, как какой-то
туфтовый Фан Фаныч садится рядом с дамой, расстегивает постепенно пуговицы
на генеральском мундире и при торможении хватается как-будто за ее коленку,
совершенно невыносимо. И возможно, Коля, впервые в истории мирового
правосудия у меня на скамье подсудимых произошла поллюция. Я кончил как
гимназист, втрескавшийся в учительницу ботаники, когда брал у нее частные
уроки по поводу пестика и тычинки. Мы сидели рядом и я чувствовал теплый
локоть училки, но сообразить от похоти, где пестик, а где тычинка никак не
мог...
Надо же узнать не себя в самом интересном месте! Вот как они научились
издеваться над человеческим "Я", падлы! Вдруг Козловский заблеял:
"Предлага-а-а-ется переры-ы-ы-ы-в!" Меня дернули в камеру и сменили трусики.
Суки позорные по приборам определили, что со мной произошло.
А потом мне уже не интересно было глядеть, как генерал Фан Фаныч жил на
квартире у охмуренной жены старого коммуниста-подпольщика, как она повезла
его и Зою в пограничную родную свою деревню, как убита была, верней,
отравлена в лесу цианистым калием и, умирая, успела на трех языках сказать:
"Люди! Будьте же бдительны!" Все это уже было неинтересно. Это была к тому
же бездарная неправда, и суд, Коля, приступил к моему допросу
представителями союзных республик.
Грузин: Скажи, кацо, тебя мама родила?
Я: Мама. Лидия Андреевна.
Украинец: Тебе что, баб мало?
Я: Пока существует империализм, будут существовать и половые
извращения, дорогие товарищи!
Эстонец: Каких вы еще имели домашних животных?
Я: Индюшку, журавля, кошку "Пэгги" и мерина "Грыжу".
Прокурор: Прошу занести в протокол, что журавль - животное не домашнее,
а "Грыжа "- имя кобылье.
Русская: Неужели вам не было жалко Джемму, когда после сношения вы
клали гранату в ее авоську, то есть, в сумку?
Я: Мне необходимо было уничтожить все улики. Секс и мораль
несовместимы. Армянин: Кому ты посвятил свое преступление?
Я: Трумену, Чан-Кай-Ши. Черчиллю и маршалу Тито.
Узбек: Ты угощал кенгуру пловом?
Я: Нет, я его не умею готовить.
Защитник: Прошу занести в протокол это смягчающее вину обстоятельство.
Прокурор: Как фамилия человека или имя животного, впервые пробудившего в вас
половое чувство?
Я: Сталин Иосиф Виссарионович.
6
Коля, ну их на хрен, эти вопросы. Перейдем к слушанию сторон. На
следующий день после лекции о международном положении выступил прокурор: -
Дорогие товарищи судьи! Дорогие товарищи! Дорогой подсудимый! Вот уже
несколько дней нам с вами трудно переоценить все, что здесь происходит. Мы
присутствуем на процессе будущего. Мы судим гражданина Йорка Х.У. за
преступление, впервые в судебной практике человечества, смоделированное ЭВМ
на основании всех данных о параметрах априорно-преступной личности
подсудимого. Мы судим гражданина Йорка за предсказанное машиной, совершенное
человеком и раскрытое нашими славными чекистами преступление. /Бурная
овация, Все встают./
- Творчески развивая учение Маркса о праве, мы высвободили свои
карающие руки из кандалов, образно выражаясь, процессуальных закорючек. Мы
сделали предварительное следствие весомым, грубым, а главное, как сказал
поэт, зримым. Зримым и, следовательно, понятным народу. Сколько лет,
товарищи, киноискусство, это, по словам Ильича, важнейшее из искусств,
находилось, по сути дела, в стороне от очищения общества от потенциальных
врагов всех мастей? Много лет. Сегодня все вы - свидетели величайшего
историко-правового акта конвергенции жизни и искусства социалистического
реализма. Мы докладываем нашей родной партии, родному правительству и лично
родному Сталину, что нами еще до вынесения приговора успешно решена проблема
преступления и наказания. Мы счастливы также, что все прогрессивно-простые
люди доброй воли, стонущие под игом капитала, рукоплещут нашим достижениям.
Они с надеждой ждут того часа, когда и в их странах пролетариат, взявший
власть в свои руки, заложит фундамент новой жизни. Жизни, в которой уже не
будет места преступлениям, где восторжествует, товарищи, наказание с большой
буквы! /Бурные овации. Все садятся. / Особенно отрадно видеть в этом зале
чудесные, окрыленные надеждой лица представителей компартий и на
родно-освободительных движений всего мира. Ведь мы и для них, не щадя сил,
не жалея времени, создавали новую прекрасную, можно сказать, идеальную
правовую модель, товарищи! ! Общий крик: "Мир! Дружба!" / Кроме того, мы
докладываем партии и народу о том, что в ходе судебного заседания нами были
проведены психофизиологические эксперименты. Мы получили важнейшие данные о
ритмике восприятия подсудимым обвинительного заключения, о реакциях на
вопросы представителей союзных республик, т.е., по сути дела, всего
советского народа. Советские юристы, в содружестве с инженерами, учеными
разных отраслей наук, с подсудимым и конвоем, открыли целый ряд новых
биотоков, возникающих в мозгу, и особенно в верхних конечностях преступника,
впавшего в состояние агрессивной ненависти к следствию, суду и обвинению. Мы
исследовали элементы сексуальной расхлябанности, душевной подавленности и
беспричинного веселья. Нами успешно испытан после ликвидации аварии РРР -
регистратор реактивного раскаяния. Можно смело утверждать, что под влиянием
увиденного и услышанного, под влиянием всего юридического, эстетического и
политического комплекса средств, воздействующих на психику подсудимого, в
ней зарегистрированы импульсы раскаяния и рассасывания структур рецидивизма.
По нашему представлению Х.У. Йорк за добросовестнов участие в эксперименте
награжден значком "Отличник советской юстиции"!!
Конечно, Коля, прокурор с желто-черными зубами раскинул чернуху насчет
раскаяния. После того, как я оторвал датчик РРР с проводами, его присобачили
снова, но раскаялся-то я не в убийстве и изнасиловании кенгуру, а в том,
что, рванина, сочинял в третьей комфортабельной, от нехера делать, сценарий
процесса. Не мог я себе этого простить, старая проказа! Прокурор же дерьмо и
вообще мертвый труп. А защитничек довел меня своим выступлением до смеха и
бурных аплодисментов.
- Товарищи! В стране, уже вплотную подошедшей к коммунизму, институт
адвокатуры давно должен стать одним из орудий борьбы с преступностью. В
понимании Маркса-Ленина-Сталина защищать это значит нападать! Свершилось! У
защиты нет слов. Я с омерзением вспоминаю ряд догм, мрачно сковывавших в
течение сорока лет мою адвокатскую деятельность. Теперь все это позади!
