всех, подобных тебе. Убей! Убери женщину! Она же больная! Убей меня,
Кидалла!
- Открой рот... открой... Тихо. 'Так ты голову разобьешь. Это - йод.
Жжет? А ты не бейся, не бейся... Открывай, гадина рот, в конце концов! Ешь
морковку, скотина проклятая! Извини, но кажется, в тиграх меньше злобы и
ярости, чем в твоей кенгуриной душе! Ешь, говорю!... А-а-а! Отпусти палец,
мерзавец паршивый! Отпусти сейчас же! - Развяжи, тогда отпущу. Не развяжешь,
буду грызть, пока всю руку не отгрызу. Развязывай!
- Больно? И учти: каждый раз, когда ты будешь кусаться или отказываться
от пищи, я буду бить тебя током. Вот так! Не нравится? А ты ешь... Не
нравится? Я прибавлю ампер. Ну как? Больно? Верно: больно... Бедный зверь,
ты сам себе делаешь хуже.
- Ну, суки позорные!... Дайте мне зеркальце! Дайте мне на одну только
секундочку зеркальце! И если я кенгуру, то я все схаваю и еще попрошу! Дайте
мне очную ставку с Фан Фанычем! А-а-а-а! Дайте мне зеркальце!
Тут, Коля, Фан Фаныча вдруг осенило, что он - фраерюга, недобитая после
НЭПа, и не вертухаться надо и не прокурора по надзору звать, а косить самая
пора пришла. Косить, Коля! Как Фан Фаныч мог угрохать столько нервов и
здоровья, доказывая суке из Кащенки, что он человек с большой буквы,
звучащий гордо? Косить, Коля, косить! Но Фан Фаныч забыл начисто, какие
звуки издают кенгуру, когда им больно или голодно, холодно или опасно.
Забыл! Притих Фан Фаныч, положил голову поудобней на свежее сено, плачет
первый раз за пятилетку и вспоминает, но вспомнить никак не может. Отшибло
память током у Фан Фаныча. Чокнутая женщина упала на тахту, умаялась, видно,
и уснула, Засмотрелся Фан Фаныч на картинки "Ленин с Крупской на елке",
"Изгнание питерскими рабочими дворян из Ленинграда", и тоже за. кемарил.
И снится ему, что спит он в теплой темноте тишины, сытый, спокойный, и
ничего у него не болит, ничего ему неохота. Только вот так бы спать, спать,
спать в тепле, в темноте, в тишине, спать, спать, спать. Но кто-то вдруг
тормошит Фан Фаныча, толкает в бок раз, другой, будит кто-то Фан Фаныча.
Вставай, мол, сукоедина, на развод, конвой замерз. Страшно невозможно.
Неохота. В бок толкают, прогоняют из теплой тишины темноты на холодное, на
студеное солнышко! А Фан Фаныч шевельнуться не может: руки и ноги у него
затекли, и не чувствует он их совсем, совсем. Вот его выворачивают откуда-то
на мертвый, белый, зябкий свет, подталкивают, отрывают силком, как корку
запекшуюся отрывают от болячки, и он зубами цепляется за живую плоть, за
шерстинки родимые, мягкие, и вываливается из сумки своей мамы-кенгурихи в
мертвую Яузу неподалеку от дома Правительства. Сердце Фан Фаныча
остановилось от ужаса, но успел он, пока летел через парапет в мертвый
смрад, заорать от того же самого ужаса., Кэ-э-э-э!" - и - проснулся.
Шнифтами ворочает. Подбегает чокнутая, заглядывает в них, радуется, воды
дала попить. Фан Фаныч руку ей лизнул. Ладошку теплую вылизал. Чокнутая,
когда кемарила, между коленок держала ладошку. А то все холодными были у нее
руки. Фан фаныч, не будь идиотом и фраером, еще раз сказал: "Кэ-э-э-э!"
- Вы слышали, товарищ Кидалла? Вы слышали?
- Слышал. Продолжайте адаптировать объект.
Фан Фаныч, мудак, хавал в этот момент морковку и заморскую веточку
откусывал, губами листики срывал и от удовольствия шнифты под потолок
закатывал. Почему раньше этого не сделал? Непонятно. Мудак, одним словом. И
током бы не трясли, и на нервишках сэкономил бы. - Ешь, солнышко ! Я тебя
любить буду... я тебя развяжу, если ты перестанешь кусаться и брыкаться.
Скажи еще раз свое чудесное К-Э-Э-Э!"
- К-э-э-э! - всегда пожалуйста, сказал Фан Фаныч.
- Подследственный свидетель Волынский! Соответствует звук, издаваемый
подопытным объектом, одному нли нескольким звукам, обычно издаваемым кенгуру
в неволе?
- Абсолютно, гражданин следователь! Абсолютно! Тембр! Модуляции! И
поразительный феномен кенгуриной артикуляции губ!
- К-э-э-э! - сказвл Фан Фаныч и задергался.
- Не дергайся, милый. Развяжу... Ты запомнил, что в этой острой железке
- бобо? Бобо... бобо... бобо... не кричи, а запоминай... давай-ка сначала
передние лапы... Вот так... Поворачивайся. Как вспухли! Шевели пальцами, а
острым когтем не вздумай царапаться. Бобо? Бобо? Бобо?
- К-э-э-э! - эх, Коля, каков это счастье, когда развязаны руки и
полумертвые вены набухают кровью, и вот потекла она по высохшим моим
речушкам и самым тоненьким ручейкам! Потекла, зажур чада моя единственная
жизнь!
- Кэ-э-э-э! - говорю, а сам думаю: не бойся, мусорина, Фан Фаныч тебя
не укусит. Он мудрый теперь. Развязывай задние лапы, паучиха. Дай-ха я
туфельку твою лапой передкей Поклажу, пыль с нее смахну и прилипший
заморский листочек.
- Я ведь говорила, что ты хороший. Я буду звать тебя Кеном. Ладно? Как
смешно. Ты топорщишь губы! И не обижайся. Ты сам виноват, что тебе было
больно, упрямый Кен.
И ноги мне она, Коля, тогда освободила от веревок . Но Фан фаныч -
битая все ж таки рысь - не заплясал от радости. Он на карачках прошелся по
третьей комфортабельной. Голова у него закружилась, а вообщвто ничего,
ходить можно. "К-э-э-э!"
Сутки целые отсыпался, отьедался овощами и фруктами и отдыхав Фан
Фаныч. Ходил исключительно на карачках, терся щекой об коленки паскудины,
нежно теребил губами мочку ее уха, обнюхивал всю, смешно топорщил нос.
"Кэ-э-э-э!"
- Кен, ты стал совсем ручным... Ты мило лижешься... Ха-хаха! Ты очень
мило лижешься! Может быть, я тебя волную? Учти, Кен, мочка уха - эрогенная
зона! Ах ты, шалун! Вот я разденусь, а ты погладь меня лапкой... мурашки...
мурашки... лизни мою грудь... и другую... теперь под грудью... славный,
сильный, нежный кенгуру. Не кусай соски, не кусай... Язык дай, язык... О-о!
Теперь ниже... Какой ты непонятливый... Ниже... Очень тебя прошу... вот
здесь, где веточка. Ты хочешь самку человека? Хочешь? Вот я встану перед
тобой. Смотри, как я красива... Ну же, иди... иди! Прыгни на меня! Женщина
тебе даст... даст... даст... Прыгай!
Ты, Коля, конечно, считаешь, что Фан Фаныч должен был в тот момент
прижать уши, раздуть ноздри, оскалить зубы и, как был, в шкуре и копытах,
броситься на сексотину. Может быть, при иных обстоятельствах, в Австралии,
например, и бросился бы на дебелую милую фермершу, но тогда, Коля, Фан Фаныч
не мог бы повязаться с женщиной даже под угрозой, что его станут неотрывно
трясти всем вместе взятым током Днепрогэс имени Ленина и Сталинградской ГЭС!
Потому, что Фан Фаныча, Коля, можно заставить ходить на карачках, говорить
"Кэ-э-э ", облизывать эрогенные зоны сексотских харь и жевать заморские
листики, но заставить Фан Фаныча кинуть палку самке человека было
невозможно. Дело не в принципах, Коля, не учи меня, пожалуйста, жить! Мне на
принципы также насрать, извини за выражение, как и тебе. Я не мог трахнуть
человеческую женщину'. У меня на нее, хочешь верь, хочешь нет, не стоял. Я
тогда хотел из-за всего, что пережил и чего навидался, кенгуру, мою живую
чистую тварь, которую я изнасиловал и зверски убил в московском зоопарке в
ночь с 14 июля 1789 года на 9 января 1905 года. Вот кого я хотел, Коля,
потому что я, в отличие от тебя, не сексуальный монстр, а нормальный
человек! Давай выпьем за муравьедов и броненосцев, в крови которых
бессмертная тоска по родимым джунглям! Дай, Бог, когда-нибудь свободы ихним
детям или хотя бы внукам!...
- Кэ-э-э! - говорю сексотине, а сам думаю: не видать тебе моей палочки,
как своих ушей! Не видать!
Она, между прочим, не одеваясь, сказала:
- Разрешите, товарищ Кидалла, доложить? Эксперимент, проводившийся в
течение семи дней, неопровержимо подтвердил нашу гипотезу о частичной, а
подчас и полной адаптации подследственного к новым речевым и двигательным
функциям после применения прогрессивных методов активного воздействия.
Подтверждена также гипотеза о возможности прививки подследственному, во
время циклической подавленности, органического самоощущения кенгуру! Мы
можем считать доказанным отсутствие у подследственного прямого сексуального
влечения и наоборот: наличие неосознанного желания совокупиться с адекватной
психобиоструктурой.
Она докладывала, а я лежал на полу, слушал и радовался, что все
страшное позади. Позади. Оделась гадюка.
- Застегните, - говорит, - гражданин, лифчик.
Я косить продолжаю с понтом, ничего не слышу. "Кэ-э-э!"
- Вы можете быть свободны, Зина. Представьте отчет и график дегенерации
объекта. А ты, Тэда, давай, садись за показания. Хватит филонить. Половине
человечества жрать нечего, в Индии дети от недостатка белков погибают,
больших друзей Советского Союза реакция США в тюрьмы кидает, и не-хрена
прохлаждаться на всем готовом, когда горит земля под ногами империализма.
Понял меня?
- Кэ-э-э! - говорю и на Кырлу Мырлу кнокаю. У него борода еще гуще
стала, повзрослел за эти дни. А Ильич, наоборот, лысеть начал, глаза
прищуривать и в колбасных обрезках разбираться.
- Товарищ подполковник, - говорит Зиночка, тварь, - я думаю, что
быстрая регенерация нежелательна.
- Вы плохо знаете эту бестию, не верю я в его искренность, лейтенант,
виноват, старший лейтенант, но ладно, пусть отходит. Завтра я его расшевелю.
Отдыхайте.
Гитлер выпивает яд" - картина Кукрыниксов отъезжает, Коля, от "Сталин
обнимает Мао", и тут я приноровился и задней ногой такого выдал старшему
лейтенанту поджопника, что она, наверное, как волк из "Ну, погоди" летела от
Лубянки до площади Революции. А стена сдвинулась. Жду. Но никто за мной не
канает и не волокет в кандей. ключаю Телефункен . Давно не слушал родимых
последних известий. Странно все-таки было мне, Коля, что доброй славой среди
своих земляков пользуется молотобоец, член Горсовета Владлен Мытищев, когда
труженики Омской области сдали государству на 10 000 пудов больше, ибо
выборы народных судей и народных заседателей прошли в обстановке невиданного
всенародного подъема, а партия сказала "надо!" и народ ответил: "будет!",
следовательно термитчица коврового цеха Шевелева, протестуя против происков
сторонников нового аншлюса, заявила советским композиторам: "Так
держать!"... Подписка на заем развития народного хозяйства минус освоение
лесозащитных полос привело канал Волго-Дон на гора доброй славой досрочно
встали на трудовую вахту день пограничника фельетон обречен на провал
Эренбург забота о снижении цен простых людей доброй воли и лично товарища
руки прочь...
У меня, Коля, от этих последних известий, читал Юрий Левитан, нету
более проститутского, заблеванного ложью, гунявого рта на всей планете,
мозги встали раком от последних известий. Но почему бы, Коля, почему, ответь
мне, не заработать тогда всем радиостанциям Советского Союза, почему бы не
передать Юрию Левитану своим проститутским басом, которым он вылизывал
Сталину задницу по двадцать раз на день и потом проклинал его же мертвого,
сообщение ТАСС о проведении органами государственной безопасности
выдающегося эксперимента, в ходе которого были получены доказательства
возможности направленной дегенерации высшей нервной деятельности человека и
регенерации в его мозгу впервые в исто-ри-и импульсов самоощущения особи
другого вида! Эксперимент проводился на гражданине Советского Союза
Мартышкине! Чувствует себя гадина и проказа изумительно антисоветская рожа
пульс давление не оказывали артиллерийским залпом в городах-героях! Слава
