оказывается, окопалось мракобесье! Вот как оно хитро-мудро устроилось и
расстреливает в лоб самых преданных материалистов!" Веришь, Коля, двадцать
часов так прошло. Двадцать часов жизни на триста грамм черствого и кружку
воды!
А потом хмырине вдруг заменили расстрел четвертаком и в шарашку увезли.
Живым остался. А все почему? Потому, что спешить никуда и никогда не
надо!... В общем, я тогда, вроде хмырины-академика, обсасывал последние свои
леденцовые минутки и секунды и вдруг тоскливо просек, что времени на свободе
для моей души боль ше нет. До свиданьица, говорю, Время Свободы, а сам
дрожу, скрывать не собираюсь,от страха. Дрожу я, Коля, ибо очень страшно
переходить, ни с того ни с сего во Время Тюрьмы. А уж когда перешел, да
спросил в окошке пропуск, да поднялся по ступенечкам, да пожал руку в злом
коридоре генералу - он, между прочим, долго на меня пялил шнифты, должно
быть, соображал, какой я промышленности министр - когда я повеселел, чтобы
не унывать, да постучал в дверь с табличкой желтой по красному "Кидалла
И.И.", тогда у меня, Коля, страх пропал. Даже любопытство разобрало, что за
казенный интерес мне карячится? Вхожу. - Привет, - говорю, - холодному уму и
горячему сердцу!
- Заходи, заходи, гражданин Тэде. Помнишь, педерастина, я тебе обещал
сутки кандея за каждую минуту опоздания?
- Помню, - говорю, - гражданин следователь по особо важным делам, но
кандей вам, извините, как номер, сегодня не пройдет, потому что вы велели
индийского пачку купить, а в магазинах с часу до двух перерыв. Поэтому я
вынужден был задержаться. Эс кьюз ми.
- То есть, как это перерыв? - удивился Кидалла. Он, надо тебе сказать,
Коля, как ребенок был иногда, совсем не знал характера жизни: все ведь
допросы круглые сутки, допросы, пока очередной отпуск не поспеет. Это мы с
тобой считаем дни и ночи, а они только очередные отпуска, Вот тогда мне и
пришлось объяснить Кидалле социальное понятие "обеденный перерыв". Объясняю,
и сам радуюсь, что целый огромный и лишний оттяпал себе час. Я же не фраер:
я пачку чая из дома прихватил.
Затем долго мы друг на друга смотрели.
Первое знакомство вспоминали, еще до войны, когда Кидалла взял меня и
партнера с поличным на Киевском вокзале. Дело было дурацкое, но корячился за
него товарищ Растрелли. Одна непманша долго умоляла меня ликвидировать за
огромную сумму ее мужа. Я хоть и порол эту непманшу, но просьба, Коля, мне
не понравилась. Однако, я с понтом согласился, исключительно из обиды, что
произвел за несколько половых актов впечатление наемного убийцы и для того,
чтобы наказать обоих. Ее, гадину, за кокетство с мужем, а его, оленя, чтобы
смотрел в оба, когда женится на гнусных предательницах. Я этой Кисе усатой
предложил план, и она его одобрила. Сначала мы с партнером непмана шпокаем.
Потом расчленяем и отправляем посылку с различными частями трупа
пострадавшего его кроваво-злобным конкурентам.
- Они Гуленьку хотели съесть - так пожалуйста! Я угощаю! -сказала
будущая вдова и для алиби поканала на "Лебединое озеро". Гонорар она обещала
выдать, когда убедится в ликвидации своего Гуленьки. Хорошо. Захожу я во
время танца умирающего лебедя в ложу и втихаря показываю вдове мертвую
волосатую руку эс кьюз ми. Партнер ее купил за бутылку в морге. При
сволочном НЭПе, Коля, все продавалось и все покупалось. Получил я в антракте
мешочек с рыжьем, пять камешков и слинял. Камешки были крупные, как на
маршальской звезде. Итак: я слинял. Стали мы с партнером думать, куда
мертвую холодную руку девать? Партнер предложил бросить ее у мавзолея с
запиской, что комсомольцы специально отрубили левую руку у правого
уклониста- Отвергаю предложение. "Зачем, - говорю, - добру пропадать? Давай
отнесем ее на ужин льву или тигру."
Пробрались мы черев щель в заборе в зоопарк. Тихо там было, как в
лагере после отбоя. Подходим к камере тигра. Кемарит зверь.
- Кис, кис! Мы тебе кешарь с гостинцем притаранили. Проснись, поужинай.
Кис, кис!
Проснулся зверь, рыкнул, и просунул я мертвую руку сквозь прутья.
Веришь, Коля, киса, понюхав передачу нашу скромную, замурлыкала от радости и
изумления, поблагодарила нас немного смягчившимся взглядом и принялась
лопать чью-то никому не нужную конечность. Несчастная, навек заключенная в
камеру тварь урчала и, по-моему, плакала от счастья, что хавает мясо своего
смертельного врага и обидчика - человека. Тут, почуяв это, зашумели другие
хищники в соседних камерах. Вой, рычанье, рык, лязг зубов, стук хвостов по
полу. Хипеж, в общем, неслыханный. Мы сразу же слиняли.
Но из-за нашего благородного поступка пришел, Коля, конец НЭПу. Да, да.
Я говорю тебе сейчас чистейшую историческую правду, оставшуюся для идиотов
историков великой тайной. Поясню. Поутрянке служитель нашел около клетки
указательный палец. Тигр, наверное, спихнул его хвостом, а может, не пожелал
хавать принципиально. Служитель, не будь дебилом, таранит палец в Чека.
Положили его на стол Ежову. Тот говорит:
- Ба! - и бежит с пальцем к Сталину. - Так, мол, и так, Иосиф
Виссарионович, правые и ленинские буржуа наглеют. Хозяева трех магазинов
убили коммуниста Бинезона, потому что он уличил их в сокрытии доходов и
неуплате налогов. Убили и скормили львам, тиграм, пантерам и гепардам. По
кусочку. Ночью. Вот только указательный пальчик остался. Жена и товарищи по
партьячейке опознали его, Бинезон не раз грозил им в адрес НЭПа.
- Символично, что от коммуниста товарища Бинезона остался не
какой-нибудь там мизинчик, а указательный палец. Врагу не удастся скормить
партию и ее ЦК диким животным. Мы, большевики - не первые христиане, а
Советский Союз - не древний Рим. Не все коту масленица. Приступайте к
сворачиванию НЭПа. Берите курс на индустриализацию и коллективизацию.
Выполняйте указание, - сказал Сталин, и ты теперь, Коля, понимаешь, что не
скорми я тогда руку комуниста Бинезона тигру, история России пошла бы,
возможно, совсем другим путем, и НЭП победил бы дурацкий, кровавый
сталинский социализм. Большую я чувствую за это вину и никогда ее себе не
прощу.
Слиняли мы, значит, из зоопарка, взяли двух ласточек, и только я
хлопнул по попке знакомую проводницу и билеты ей вручил, как слышу проклятое
"руки вверх!"
Выполняю команду. Обшмонал меня Кидалла, он тогда еще лейтенантом был,
и оказывается, Коля, произошло следующее: эта сикопрыга-непманша прямо с
"Лебединого озера" привела к себе домой какого-то полового гуся.
Представляешь ее впечатление, если она охает под своим гусем и вот-вот
собирается кончить, а надо сказать, что кончала эта дрянь с большими
трудностями, как вдруг в хату входит голый нэпман Гуленька весом в 140 кэгэ,
тряся мудями, и видит на своей старинной кроватке чудесный пейзаж. Половой
гусь, оказавшийся впоследствии нервным эсером, крикнул: "Стой! Кто идет!" -
и выпустил в Гуленьку пуленьку. Он, разумеется, хотел слинять, но не тут-то
было, Киса зажала его между ляжек и не отпустила, пока не кончила. Затем для
инсценировки велела себя связать и побить. Эсер все это сделал, вломил вдове
за все как следует, и слинял. А она подняла хипеж, явилась Чека, и я таким
образом познакомился с Кидаллой. Падаль мизерная-Киса дала ему мои с
партнером приметы и раскинула чернуху, как мы ее, бедняжку, зверски
изнасиловали на глазах родного мужа, затем шмальнули в него, забрали
ценности, еще раз изнасиловали, связали и скрылись. Вышак за такое дело
положен. Все улики против нас с партнером. Соображаешь? Я же не знал тогда,
как все произошло по натуре и доказываю Кидалле, что мы Гуленьку замаяли
хлороформом, сняли перстень и слиняли и, конечно, всегда пожалуйста, готовы
предстать за мошенничество, шантаж и перекуп мертвой волосатой руки у
расхитителей личной собственности из морга.
- У нас, - говорю Кидалле, - алиби есть стеклянное.
- А у меня, - отвечает Кидалла, - имеется на ваше стеклянное алиби член
алмазный.
А я говорю: "Гиперболоид инженера Гарина не желаете на ваш якобы
алмазный?" - После чего получил пресс-папье, которым Столыпин чернила
промокал, по черепу, Вытер я, сам понимаешь, кровянку и продолжаю стоять на
своем:
- Не убивали, поскольку у нас иные амплуа. Более того, - говорю,- вы
нам шьете убийство уголовное, а оно на самом деле вместе с изнасилованием
политическое. Зачем вам это нужно?
Тут подоспел арестованный дантист Коган. В момент убийства Гуленьки мы
с партнером продавали ему золотишко на зубы и, слава тебе, Господи,
исторически сложилось так, что евреи любят подолгу торговаться! Торговались
мы а ним ровно два часа. Когану Кидалла не имел права не поверить, потому
что тот вставлял зубы Ленину, Бухарину, Рыкову, Зиновьеву и Каменеву.
Смотрю: заменжевал Кидалла. Задумался. - Возьмите, - говорю, - Кису на пушку
и скажите, что в ее старинной кровати обнаружены лобковые волосы,
принадлежащие не Гуленьке, не мне, не моему партнеру, а лицу, которое органы
разыскивают за покушение на Крупскую и Землячку, И пригрозите, - говорю, -
что в случае отпирательства она пойдет соучастницей и укрывательницей врага
народа. Между прочим, Коля, Киса меня удивила. Она тоже стояла на своем как
скала. "Изнасиловали, убили, ограбили". Тут я на очной ставке задаю мрачный
и гениальный вопрос: "Кончили вы во время первых и вторых изнасилований или
не кончили?"
Киса покраснела, помялась и говорит: "Да, кончила". Занесли мы это в
протокол, Задаю следующий смертельный вопрос: "Как же вы дали показания, что
изнасилования продолжались по пять минут каждое и утверждаете, что оба раза
кончили, если по моим данным вам, для того, чтобы кончить, требуется не
менее сорока семи минут? Не сходятся, - говорю, - у вас концы с концами." -
греб о провести с Кисой и со мной сексуально-следственный эксперимент. Но
она, не дожидаясь эксперимента, раскололась и дала приметы своего полового
гуся. Его через день схватили в Большом на "Раймонде". Кидалла тогда в самую
масть попал, потому что гусь действительно собирался шмальнуть в ложе в
Кагановича, очень любившего и уважавшего балет. Нас с партнером Кидалла
сразу разогнал из Чека и на радостях ничего не стал шить. Правда, сказал,
псина, что я его должник.
Потом он еще пару раз меня брал в посольстве Эфиопии и на
дипломатической даче в Крыму и оба раза разгонял. "Гуляй, - говорит, -
дорогой Тэде, - эта моя кликуха ему больше остальных нравилась, - до поры до
времени, ибо приберегаю тебя для особо важного дела."
2
Вот и представь, Коля, мою жизнь: трамвай где-то сошел с рельсов,
вредитель скрылся, а я жду повестки с вещами. Жду год. Жду два. Кирова
шмальнули. Ну, думаю, вот оно, мое особо важное дело, наконец-то,
образовалось! Однако, странно: не взяли.
Я совсем приуныл: если уж я не пошел по делу Кирова, какое же дело еще
важней? Даже думать страшно было. В голове не укладывалось. В общем, жду.
Лезвий безопасных в продаже не стало -жду. Мясорубки пропали - жду. Бусю
Гольдштейна в Пассаже обокрали - жду. Кулаки Павлика Морозова подрезали -
жду. Хлопок где-то не уродился - жду. Сучий мир! Во что превратили жизнь
нормального человека! Жду. Жду. Жду. Максим Горький - жду. Джамбул триппер
схватил в гостинице "Метрополь" - жду. В Испании наши погорели - жду.
Чокаюсь потихонечку, Веришь, замечаю, что появилась во мне тоска по особо
важному делу, по своему, по родному. Скорей бы, мечтаю, совершили вы его,
проститутки паршивые! Что вы медлите с реализацией ваших реакционных планов
