Товарищи оценят ваш шаг. Вы окажете неоценимую услугу рабочему движению! И
разрешите нам передать приветствие партии в связи со взрывом водородной
бомбы?
Дзюба на это отвечает:
- Про взрыв, Чернышевский, забудь. Тебе не положено иметь информации. А
задумки свои стратегические и тактические давай. Чернышевский по-новой его
спрашивает:
- Спасибо. Партийное спасибо. А на наше предложение совершить
террористический акт против Тито и его клики пришел ответ?
- Пока нема ответа. Думает партия.
- Странно. Сейчас очень выгодный момент для ликвидации Иуды и
превентивного нападения на Югославию. Неужели ЦЕКА не понимает, что
ревизионизм должен быть уничтожен в зародыше? Скажите, гражданин
надзиратель, проект о внедрении в ряды республиканской партии США и
консервативной партии Англии наших товарищей отослан Кагановичу?
- Отослан. Разглядывают его. Прикидывают, что к чему.
- Как мы все-таки медленно чешемся! Как мы привыкли к тому, что время
работает только на нас! И еще один вопрос: два года тому назад вы сказали,
что наш план объявления Америке зкономической блокады одобрен Сталиным. Как
в таком случае обстоят дела?
- Дела обстоят, как говорят, неплохо. На бирже у них паникуют. В
половине штатов рабочие объявили безработицу. Пить начали. А как побросали
наши послы яду, который ваш этот... ну он еще дуба дал... ага, Хабибулин, то
пшеница вся полегла, скот мрет и в Чикаго мясокомбинат прикрыли. Такие дела.
Бурлит Америка.
- Вот это - радость! Товарищи! Почтим минутой молчания память
настоящего партийного химика Хабибулина. Он не дожил двух дней до победы.
Ведь это же кризис мировой капиталистической системы! И опять, Коля, бывшие
большевики начали целоваться, а Дзюба говорит:
- Я знаю, Чернышевский, куда ты, пропадлина, гнешь, но мне мозги
заебать трудно, Кто их заебет, тот и дня не проживет. Скидывай портки,
вставай раком, вертай из заднего прохода фишку мирового кризиса! Вот так! Ты
гляди! И национально-освободительные движения ухитрился туда же засунуть! И
соцреализм вбил! Вот чума! Староста! Как заметишь, что снова гады не сплят,
а силы на аренах восстанавливают, так сходу стучи на вахту! Спать, сволочи!
Отбой! Отвалил Дзюба, а Чернышевский, Коля, подходит ко мне и руку
протягивает:
- Вы давно с воли, товарищ?
Я отвечаю, что уж полгода, как захомутали, и тогда они на меня, как
мураши на палого жучка, накинулись и давай тормошить. "Что нового?... Что
нового?... О чем думает Ленинградская партийная организацияа По-прежнему ли
кадры решают все? Издают ли Маяковского? Большие ли очереди в мавзолей?
Скажите,как Сталин? По-прежнему ли Микоян курирует еду и экспорт, а
Каганович - Украину и метро? А как молодежь? Будьте добры, товарищ, пару
слов об энтузиазме масс и международном положении, будьте добры! И главное,
понимает ли так называемый свободный мир, куда он катится?"
Надо сказать, Колк, что режим у этих фраеров был сверхстрогим. Они ни
хрена не слушали радио и забыли, что такое газета "Правда". Ну, я и понес им
парашу за парашей.
- Черчилля, - говорю, - судят в Мосгорсуде за Фултонскую речь, а в
Швейцарии к власти пришли люди с чистой совестью - украинские
партизаны-разведчики, и весь почти мировой капитал теперь наш. Ну, что еще?
Еще ленинградская организация думает, что ее вовремя и совершенно верно
обезглавили. А над Африкой летают наши воздушные шары и кидают вниз призывы
резать белых колонизаторов. Латинская Америка бурлит. Все обречено на
провал. Основным фактором этого провала является образование Китайской
народной республики. Ну, Коля, тут они совсем очумелн.
- Он был прав! .. Ильич был прав!., Все-таки Джугашвилли при всем его
хамстве - гениальный практик! Ура! Надо сделать из простыни мировую арену и
взглянуть, что же это теперь у нас получается! Поем про себя
"Интернационал"!!!
Это сказал Чернышевский, и все они, Коля, встали обалдело, по щекам
слезы текут, по горлянкам кадыки так и ходят, кого-то на нары уложили:
сердце схватило, но допели про себя свой гимн до конца Допели, Чернышевский,
жилистый, желтолицый, партийное собрание открыл. Выбрали они почетный
президиум в составе Кырлы Мырлы, Энгельса, Ленина, Сталина, Бухарина,
Буденного, Жака Дюкло, Тореза, Тольятти, Мао-Цзе-Дуна, Николая Островского и
Ежоза. Резолюцию приняли: одобрить деятельность политбюро. Голосовали, кто
за, кто против. Воду из чайника выступавшие пили. Все чин по чину. Хлебом, я
понял, их не корми, а дай посидеть на собрании. Потом Чернышевский мне
говорит, чтобы я рассказал партгруппе о себе.
- Ну, я, - говорю, - буду краток: ваш ум, вашу честь и совесть вашей
эпохи я в гробу видал в красных тапочках. Мир переделывать никогда не желал.
Милостей у природы силой не брал. Экспроприировал только лишнее у сильных
мира сего. Двигал фуфло многим государствам, но людям зла не причинял, хотя
знаю шесть с половиной языков. Принципиально не участвую в строительстве
сомнительного будущего. Оставил на свободе музей бумажников, портфелей и
моноклей выдающихся политических деятелен Польши, Румынии, Англии, Японии,
Марокко, Германии, Коста-рики и других стран. Болел два раза триппером.
Изнасиловал и зверски убил в Московском зоопарке в ночь с 9 января 1789 года
на 14 июля 1905 года кенгуру Джемму, за что и приговорен к четвертаку
Нарсудом Красной Пресни. А теперь, - говорю, - благодетели человечества,
друзья народа, друг к другу прижатые туго, бай-бай, ладошки под щечки.
Пошумели они, посовещались и вынесли, Коля, резолюцию, что подсадка к
старейшим членам партии, бравшим Зимний и бок о бок работавших с Лениным,
уголовника-рецидивиста - злобный цинизм и нарушение Женевской конвенции о
чудесном отношении к политическим заключенным. Постановили также рук мне не
подавать, но поправку Чернышевского об объявлении мне красного террора
отклонили, как противоречащую ленинским нормам полемики с идейным врагом. Я
им много еще чего натрекал о внутреннем положении, о голодухе, о посадках, о
великом полководце всех времен и народов, которого надо бы пустить по делу
об убийстве и расчлененке миллионов солдат, о сроках за опоздание на ишачью
работу, о том, как колхознички девятый член без соли доедают, а старички
сказки им передают родительские о крепостном праве и светлой колхозной
житухе. Натрекал я им, как простой человек, пока из конца в конец Москвы до
работы доедет, намнется в трамваях и редких троллейбусах, перегрызется с
такими же затравленными займами и собраниями харями, как он сам, что встает
на трудовую вахту в честь выборов в нарсуды злой почище голодного волка. И
только из страха, что посадят, поджимает свой хвост и зубы скалит после
стакана водяры.
- Зато у нас самая низкая в мире квартплата! - говорит мне, сверкая
тупыми глазами, Чернышевский.
Тут я им, спасителям нашим, врезал кое-что о плотности душ на метр
населения в коммуналках и как в комнатухе невозможно достойно переспать папе
с мамой, потому что детишки просыпаются и плачут или же смеются, не понимая
душевного, простого и великого, почище, чем рекорд Стаханова, события,
происходящего на узкой кровати. Молодым же людям разгуляться негде после
свадьбы. Какое же при родне в одной комнате гулево?
Я, Коля, до звонка от Кидаллы давал многим соседям консультации насчет
прерванных половых сношений и перманентной неудовлетворенности. Я все про
это дело съел и полные штаны наложил.
- Самая низкая квартплата! Вы бы поглидели, как самые передовые люди
планеты глотки друг другу грызут на кухонках перед краником одним
единственным, или же в очереди поссать и посрать ! Вы бы поглядели, как они
каркают в борщи соседей, шпарят их кипятком, выживают, доносят, травят,
песен петь не дают, пустые бутылки воруют. Я сам соседке Зойке клопа перед
арестом подкинул из уважения к живому существу. Вы бы поглядели, спецы
херовы по народно-освободительным движениям, как ваши человеки нового типа
яростно возненавидели одно только соседство с другими двуногими и сходят от
этой ненависти с ума, или же перекашивают их несчастные рыла инсульты и
разрывают ожесточившиеся и слабые сердца инфаркты! Вы бы поглядели! А в
отдельных, - говорю, - квартирах живут отдельные же товарищи, их по пальцам
сосчитать можно, и прочие народные артисты, они же кукрыниксы, они же
броненосцы потемкины, они же мистеры твистеры, они же разгромы, они же
железные потоки, они же рабочий и колхозница, они же коммунисты на допросе,
они же веселые ребята, они же атомная бомба, танец сабель, короче говоря -
утро нашей родины.
А Чернышевский все не унимается:
- Весь мир завидует нашему бесплатному медобслуживанию, нашим
лекарствам и нашим человекокойкам! Вы и это отрицаете?
- Да, - говорю, - отрицаю, потому что жил с пятью участковыми
врачихами, и они мне такого порассказали о бесплатном медобслуживании, что у
меня волосы дыбом встали. Ведь у них, - говорю, - времени на больных нету.
Они их шуруют быстрей, чем детали на заводе Форда, а за ваше бесплатное
обслуживание приходится платить самым дорогим - здоровьем. К тому же, если
врачиха долго держит работягу на больничном, то ее в партком дергают, и
последнюю мою бабу за саботаж просто посадили, из-под меня в четыре утра
взяли. видите ли, вовремя не выписала на работу какого-то бригадира
монтажников, они баз него запили и к первому мая Берию и Молотова не успели
повесить на Доме Правительства. Так что, - говорю, - помалкивай,
Чернышевский, он же "Что делать?" - Эх, и завизжал он, Коля, забился:
- Энтузиазм двадцатых годов! Энтузиазм тридцатых годов!
А я ему отвечаю, что, если энтузиазм двадцатых годов вычесть из
энтузиазма тридцатых годов, то останется всего-навсего десять лет за
контрреволюционную пропаганду и агитацию. И вообще, - говорю, - идиоты, ваше
счастье, что играете вы здесь на казенных нарах в игрулечки, в
капиталистов-разбойников и в палочку-выручалочку кризиса и ни хрена не знали
и не знаете реальной жизни, ибо всегда вы ее бздели, и ваша же партия
избавила вас, самых нежных ее членов, от страха смотреть на построенный
новый мир с Никемом, ставшим Всемом. Поняли, - говорю, - сохатые? А я
специально приехал вам спасибочки сказать, потому что кого же мне еще
благодарить, как не вас, за все, что происходит с нормальным человеком Фан
Фанычем? Историческую необходимость? Ей лапку не пожмешь! Говоришь,
Чернышевский, что замысел у тебя был толковый, а исполнение вшивое, и ты за
него не ответственен? Хуюшки, братец, хоть я и матюгаться ненавижу! Ежели я,
Фан Фаныч, решаю, например, молотнуть германского дипкурьера на пароходе
"Титаник", то я все стараюсь прикинуть. Я понимаю, что он думает о своих
сраных нотах, меморандумах, пактах больше, чем о лопатнике с долларами. Я
замечаю, что до обеда курьер нервничает сильней, чем после ужина. Я
прислушиваюсь к интуиции, думаю о катастрофах на море и решаю, что вообще,
хрен с ними, с долларами, провались они пропадом, потому что ноет как-то
душа к неприятности и подальше, подальше велит уносить ноги от исторической
необходимости молотнуть дипкурьера. Сами знаете, что в тот последний раз
произошло с пароходом "Титаником". Вот что значит как следует обдумать
замысел и не приводить его в исполнение! В замысле искать надо ошибочку!
Неожиданно, Коля, четыре рыла побросали Чернышевскому свои партбилеты и
залегли на нарах.
