собой.
Корусан чувствовал себя отвратительно. Виноваты в том были холод и снег,
они пробудили в нем лихорадку, которая, казалось, уже успокоилась и долгое
время не тревожила его. Но оленеец не хотел показать своего состояния
императору. Он встал раньше Эсториана, оделся и уже был в седле, когда его
величество соизволило выглянуть на свет божий. Эсториан мог бы задать своему
слуге пару вопросов по поводу столь раннего подъема, но он пребывал в
задумчивости и ничего не сказал.
Когда Эсториан поскакал проверять караулы, Корусан не последовал за ним.
Чирай тоже не дернулся за дурачком Умизаном. Глупо ожидать от безмозглой
скотины сочувствия к седоку, но серо-коричневый жеребец нес Корусана бережно,
осторожно ступая и словно укачивая его боль.
Это была жуткая боль, злобная, сверлящая кости, вонзающая в суставы
раскаленные коготки, но Корусан ее не боялся. Когда боль сидит глубоко,
говорили маги, она ничего не может сделать с человеком. Хуже, когда она
выходит наружу, но маги умели загонять ее внутрь. Теперь Корусан лишился их
покровительства. Он чувствовал, как боль, пульсируя, толкается в его мускулы
и словно бы протирает их изнутри, точно так же как кожа седла протирает
тонкую ткань одежды.
Корусан мог умереть в детстве, как его братья и сестры, хилые духом и
телом, но он продолжал держаться, потому что был последним в роду Льва. Когда-
нибудь он умрет.
Но не сейчас. Он умрет только после того, как сделает то, что должен
сделать.
Корусан сознавал, что глаза Скиталицы наблюдают за ним. Саревадин. Он мог
выбросить всю эту чушь из головы, но слишком многое в словах побирушки было
правдой. Солнечный знак на ладони, умение очаровывать людей. Более того, она
двигалась, как черный король, и с той же небрежной уверенностью держалась в
седле, высокомерная и независимая. Корусан удивлялся, как остальные не видят
этого.
Она мертва? Да, мертва. Говорят, покойники быстро находят себе подобных,
когда начинают болтаться среди живых.
Он побледнел. Сидани улыбнулась ему странной и дикой улыбкой.
Черный король получил наконец все что хотел от двух своих бывших наложниц и
возвращался.
Слепец, дурачок, блаженный, он улыбался, не подозревая, к кому так спешит.
Эсториан нервничал и не мог долго оставаться на одном месте. Люди видели
это. Он замечал, как они на него смотрят, он знал, что они переглядываются и
недоуменно пожимают плечами за его спиной, но ничего не мог с собой поделать.
Земля тянула его все сильнее и сильнее, увлекая на юг, туда, где горела
язва Ансаваара.
Когда караван сделал привал в небольшом леске, защищавшем людей и животных
от ветра и снега, Эсториан кликнул к себе командира разведки. Оленеец
недовольно качнул головой, завидев коленопреклоненного императора, однако
черный король, как всегда, игнорировал чувства своих подданных. Он быстро
разгреб ладонями снег, откинул с образовавшейся площадки мусор и прутиком
начертил на ней то, что велело ему чувство земли. Боль Ансаваара втекала в
руки, ползла по плечам, терзала спинной мозг. Он встал, указывая прутиком на
рисунок.
Что это?
Оленеец не выказал удивления, но выдержал паузу, прежде чем заговорить.
Разве вы сами не знаете, сир?
Эсториан усмехнулся, оскалив зубы.
Если я спрашиваю, ты должен отвечать.
Карта, ответил, помолчав, оленеец. План.
План чего?
Города, сир. До него день езды отсюда. Может быть, больше, если повалит
снег. Это При'най.
Эсториан отшвырнул прутик.
Да, сказал он, это При'най. Мы можем успеть туда к вечеру?
Оленеец, казалось, решил, что все чужаки сумасшедшие и что его император
самый безнадежный из них.
Это чертовски тяжело. Нам придется бросить обоз. А там пища, палатки и
ваш черный жрец...
Айбуран сам может позаботиться о себе, подумал Эсториан.
Ладно, сказал он. Нам действительно нечего делать там в темноте.
Сегодня мы пройдем столько, сколько сможем пройти, а утром поднимемся до
восхода. Мы должны прибыть на место к полудню.
Если не помешает снег, заметил оленеец.
Солнце должно быть с нами, когда мы достигнем крепостных стен, сказал
император. Оно поможет нам разглядеть, что собой представляет этот При'най.
ГЛАВА 40
Метель прекратилась к полуночи, тучи разнесло ветром, но звезды звенели от
холода в бледнеющих небесах. Сильный мороз словно посыпал их сахарной пудрой.
Рассвет застал войска в дороге, солнечные лучи осветили заваленную снегом
равнину. Эсториан не обращал внимания на мороз и снег. Он знал, что Корусан и
Сидани рядом, и наслаждался минутами полного душевного спокойствия. Впрочем,
это состояние было недолгим, и разрушил его Айбуран. Он подъезжал к
императору на коренастом выносливом японском тяжеловозе. Эсториан спиной
ощутил приближение жреца, но даже не повернул головы, когда тот подъехал.
Впереди неспокойно, сказал Айбуран вместо приветствия.
Весь запад неспокоен, усмехнулась Сидани.
Благодарю, поклонился Айбуран, но впереди хуже, чем всюду.
Это военный поход, произнес Эсториан в пространство перед собой.
Я знаю. Айбуран помолчал. Скажи, что движет тобой, паренек?
Ты хочешь, чтобы я тебе это объяснил?
Да.
Эсториан начал закипать от злости и от... стыда.
У тебя есть чувство земли, Айбуран?
Да. Земля пропиталась болью. Ненависть расцветает там, где царили мир и
покой.
Вот мой ответ тебе.
И ты думаешь все прекратить одним махом?
Никто не сделает это за меня, сказал Эсториан.
Айбуран промолчал.
Ты опять думаешь, что я слишком самонадеян?
Я думаю, что ты можешь вдвое больше, чем кое-кому кажется, но этого
недостаточно.
Эсториан упрямо поджал губы.
Что тут происходит? вмешалась Сидани. О чем ты толкуешь, жрец? Разве
не ты сам занимался его воспитанием? Или ты хочешь сказать, что воспитывал
его плохо? И потом, разве ты не помнишь, что все твои наставления не способны
сделать из него Солнечного лорда?
Ее слова изумили обоих мужчин. Сидани никогда не позволяла себе вмешиваться
в чужой разговор. Сейчас она иронически улыбалась.
Он император, жрец, и сам должен решать, что ему делать. Асаниан
нуждается в твердой руке.
Он молод, сказал Айбуран, кашлянув. Он может втянуться в эту игру и
натворить бед.
Пусть творит. Убеленный сединами старец опаснее юнца.
Замолчи, старуха!
Эсториан с удивлением и все возрастающим любопытством наблюдал за их
перепалкой. Сидани, казалось, просто получала удовольствие от нее. Она
подбоченилась, сидя на своем плоскоголовом кастрате, и расхохоталась.
Грубость? Она никогда не служила признаком мудрости. Взгляни на него,
жрец. Разве он не прекрасен? Ясный ум, сильная сущность, длинные ноги, живая
улыбка. Он великолепно знает, как заставить людей полюбить себя. И делает это
без всякой магии. А знаешь, почему? Потому что он уверен, что ее у него нет.
Что скажешь, светлый маг Айбуран, верховный жрец Эндроса? Ответь, почему
принц магии отрицает эту часть себя?
Веселость Эсториана как ветром сдуло. Сидани замечательная попутчица и
настоящий друг, которому можно доверить многое, но сейчас она зарывается. Что
она может смыслить в магии и вообще в делах Солнцерожденных? Ее забота
рассказывать байки возле костра и беречь свои старые кости от холода.
Перестань, заносчиво процедил он сквозь зубы, знай свое место,
Сидани. Не лезь в дела, которые тебя не касаются, мы позже обсудим их с
тобой, если хочешь.
Скиталица даже не посмотрела в его сторону. Она просто щелкнула пальцами, и
он с испугом отметил, что язык отказывается повиноваться ему.
Айбуран заговорил. Медленно, тщательно подбирая слова.
Он вернул свою силу. Но не полностью. Нельзя полностью восстановить то,
что разрушено.
Вот как? прищурилась Сидани. А что, если это не вся правда? Что, если
ты не дал ему всего, что мог бы дать?
Мы учили его всему, что знали сами. Голос Айбурана прозвучал как раскат
грома. Кто ты, старая женщина, осмелившаяся упрекать меня в
недобросовестности?
Я никто, ответила безмятежно Сидани. И я вовсе не упрекаю тебя. Я
просто пытаюсь тебе втолковать, что твой подопечный не совсем обычный
магорожденный ребенок. И ты должен был относиться к нему с большим вниманием.
Как же я должен был к нему относиться?
Как отец к сыну.
Видит Небо, сказал Айбуран, я честно исполнял свой долг.
Ты водил его в Замок Эндроса?
Айбуран задохнулся от гнева.
В этот Замок не может войти никто!
Солнцерожденные могут.
Я не Солнцерожденный.
Правильно. Сидани вздохнула. Но ты должен был ему об этом сказать. О
том, что есть нечто, чего ты не можешь. Если бы Ганиман был жив, он бы сумел
открыть своему сыну кое-какие секреты.
Эсториан вновь обрел дар речи.
Но... как ты-то можешь об этом знать? изумленно спросил он.
Она рассмеялась.
Милое дитятко, я уже говорила тебе, что я очень стара. Я помню, как
родился твой дед. И знаю все, что теперь знают только мертвые.
Сумасшедшая, пробормотал Айбуран.
Эсториан был настроен совсем по-другому.
Нет, она вовсе не сумасшедшая, жрец. Просто она хранит в памяти много
разных преданий. И возможно, знает что-то, могущее оказаться важным для нас.
Замок стоит на границе миров, продолжала меж тем Сидани, и в этом-то
вся загвоздка. Ты лишь наполовину Солнечный лорд, и эту половину тебе
придется оставить здесь, когда ты войдешь в дверь.
Там нет никаких дверей, рявкнул Айбуран, но Сидани и ухом не повела.
И что же я получу, спросил Эсториан, когда проникну туда?
Может быть, ничего, сказала Скиталица. А может быть, всю Вселенную.
Эсториан насмешливо улыбнулся.
Не уверен, нужна ли она мне.
Тогда ты законченный идиот.
Сидани ударила сенеля по крупу и поскакала вперед.
Эсториан какое-то время наблюдал за ней. Она вполне самостоятельна,
рассеянно думал он, и в случае надобности сумеет постоять за себя. Но такой
надобности не предвидится. Там, далеко впереди, скачут разведчики, а дорога
ровна и безлюдна.
Порой, сказал Айбуран, я удивляюсь...
Чему?
Голос Эсториана прозвучал резко. Никто и ничто на свете ни Айбуран, ни
камни Черного Замка, ни сам Солнцерожденный, если бы он пробудился от своего
бесконечного сна, не могут вернуть ему того, что он утратил навсегда, когда
уничтожил убийцу своего отца. Магия не восстанавливается. Это дар, и он либо
есть, либо его нет.
Я удивляюсь твоему терпению.
Странное заявление. Но Эсториан уже выбросил из головы и Айбурана, и
Сидани, и Замок, в котором лежит пращур. Все это не относилось к делу. Все
это были обломки Керувариона. А здесь простирался Асаниан.
Снежный покров искрился в лучах солнца. Даль ослепляла. Эсториан прищурил
глаза. Многие воины опускали лица, доверяя выбор пути сенелям, некоторые
обматывали головы полупрозрачным шелком. Движения их были скованны от мороза.
Эсториан усмехнулся. Он совсем не ощутил холода. Если он, как утверждает
Сидани, всего лишь полукровка, то каким же должен быть настоящий Солнечный
лорд? Пылающей головней, обогревающей заснеженные пространства?
Шевелитесь, бездельники! закричал он. Скоро вам станет жарко.
Может быть, даже слишком жарко, пробормотал Айбуран.
Эсториан рассмеялся. Айбуран усмехнулся в ответ. На какой-то миг им обоим
стало легко, будто стена, разделяющая их, исчезла.
Но она оставалась. То, что они с матерью утаили свою связь от него, было
предательством, более гнусным, чем сама связь.
