воя, скатился с его спины.
Матушка умерла. Годри умер. Отец умер. Все они были мертвы. Кто будет
следующим?
Он закричал. Беззвучно, безмолвно, давая выход копившейся в нем ярости.
Пришла не ярость. Пришла сила, дремавшая в глубинах его существа, загнанная
туда чувством вины и ужаса, кошмарами детских лет. Нельзя капризничать,
нельзя убегать из дому, нельзя желать другим зла, нельзя разрушать чужой дух.
Нельзя, нельзя, нельзя... Можно. Теперь ему можно все.
Это была не та сила, которая зашевелилась в нем, когда он покидал
Кундри'дж. Это была мощь накопленной многими поколениями магии, сила, которая
подчинялась только ему, которой он мог управлять.
Никто не заметил происшедшей в нем перемены. Глупцы, они по-прежнему
считали его калекой, увечным, беспомощным существом. Его магия была для них
незрима. Но она ожила.
Грозная, великолепная, потрясающая вещь, подобная двуручному мечу, орудуя
которым необходимо помнить о равновесии.
Итак, маги. Итак, Врата. Земля, сотрясаемая болью. И люди, нуждающиеся в
любви и защите.
Он опять очутился в таинственной мерцающей пустоте, как тогда, после смерти
отца, он плыл в ней, но уже не жалкий и маленький, а сильный, спокойный,
невозмутимый. Учителя, называющие себя мастерами магии, мало упоминали об
этом просторе. Глупцы, они говорили о трудностях, не подозревая, как это
легко проникнуть сюда. Здесь двигались маги, маленькие, как огоньки свеч,
нити их жизней влачились за ними, запутываясь и распутываясь. Их можно было
обрезать или задуть, одним дыханием или движением.
Нет!
Что вскрикнуло в нем? Память? Душа? Сердце?
Не приноси жертвы.
А кто же тогда заплатит за жизнь его матери, его отца, его друга и брата?
Не так громко. Не так высоко. Они потеряли лишь тела, а ты собираешься
губить души. Это проклято, это обречено... Это просто. И очень просто.
Эсториан!
Айбуран? Нет. Опять и опять.
Матушка!
Радость, поющая, улетающая ввысь.
Матушка? Ты жива?
Нет. Обморок, густой и тяжелый. Нет, Эсториан. Умоляю, ради меня.
Матушка!
Нет ответа.
Ма! Мама!
Она ушла. Он заплакал, но она все равно не вернулась к нему. Маги прыгали и
мерцали, как призраки. Он чувствовал исходящее от них зловоние: наслаждение
его бессилием, его горем, уверенность и презрение. Они не замечали его
сияния. Он только что сделал их слепыми, но они не подозревали и об этом.
Он корчился в темноте, извиваясь, как дракон в лучах солнца. Они нападали,
он легко отражал их наскоки. Что-то вертелось совсем рядом. Что? Он поймал
это и рассмотрел нить, обмотанную вокруг мягкого светящегося пузыря, он
потянул за нить, из нее выскочила искра. Она проколола пузырь, и тот словно
отек, опал, исчез, растворился в вечности.
Очень просто. Быстро, четко и аккуратно. Он не тронул ни тел, ни душ, он
только лишил их магии. Мерцающие огоньки с опавшими нитями закружились вокруг
него, но он уже плыл дальше.
Как он мог обо всем этом забыть? Мир и покой, волны не знающего штормов
моря. Он скручивал себя и раскручивал. Он был и твердый, и мягкий, и
податливый, и несокрушимый.
Сумасшествие задержаться здесь, сумасшествие покинуть это пространство.
Темнота ласкова и глубока, молчание благословенно и абсолютно. Мир, пел его
dsu, мир и покой.
ГЛАВА 42
Вэньи получила несколько предупреждений, но настолько неясных и размытых,
что не понимала, как взяться за дело и чему, собственно, противостоять. Ее
чувство Врат было обеспокоено, но беспокойство казалось беспричинным: ничего
такого, что можно пощупать руками, чего можно коснуться сущностью.
И спектакль, который затеял Эсториан, не казался ей чем-то особенным. Его
выходка не намного отличалась от других, ей подобных: глупость, упрямство,
желание настоять на своем. Она пошла за ним в числе других сопровождающих,
среди не имеющих лиц оленейцев, и ткала свою паутину защиты, вплетая ее в
общую сеть.
Оленейцы мешали работать, горделивые сущности этих людей долга выпячивались
над ними, изгибая магические линии, сбивая и путая их. И все же Вэньи
постаралась на славу и выткала хороший плотный заслон. Она уже мысленно
потягивалась в предвкушении отдыха, когда общая сеть вдруг задрожала и стала
расползаться.
Она никогда не видела открытых Врат и не думала, что когда-нибудь увидит.
Что-то пронеслось в воздухе, что-то ударило в самое сердце защиты, что-то
стерло, как тряпкой, то, что невозможно стереть. Маги Айбурана могли
противостоять чародейству и отводить удары враждебных сил, но они не могли
бороться с существами, подключенными к энергии иных миров. Эти монстры с
легкостью поглощали любую магическую силу, пробиваясь к своей цели. И все же
жрецы Айбурана отважно ринулись в бой с неведомым. Глупцы, храбрецы, безумцы
они быстро истощили свои ресурсы, их сопротивление было подобно попытке ос
тановить голой рукой жернов точильщика.
Вэньи не хотела гибнуть без пользы. Прячась за спинами оленейцев, она
отдернула свою сеть и включила внешнее зрение. Битва на уровне тел и
предметов разгоралась. Белые фигуры шли в атаку, гвардейцы Эсториана и
воительницы леди Мирейн сдерживали их напор. Оленейцы стояли неподвижно,
убийцы, посланные Вратами, обтекали воинов в черных плащах. Она видела, как
упала императрица, как Айбуран бросился к ней, как Эсториан, выкрикивая что-
то бессмысленное, соскочил с эшафота. Он был вооружен, но, казалось, забыл об
этом и не вынул меч, то ли надеясь на храбрость своих бойцов, то ли совсем
потеряв голову. Потом он снова вскарабкался на помост и застыл там, являя
собой отличную мишень для стрел и клинков. Вэньи похолодела.
Она попыталась пробиться к нему сквозь стену плотно сомкнутых тел. Черные
головы повернулись, волна презрения окатила ее. Желтые взгляды, желтые глаза.
Львиных среди них не было. Самовлюбленные, безликие дураки. Она пустила в ход
локальную магию проникания.
Спокойно, без спешки, как влага сквозь поры, она просочилась сквозь строй
бездействующих бойцов и на какой-то миг замерла, озирая открывшуюся картину.
Хаос, кошмар, буйство магии Врат, обезумевшая толпа горожан походила на
бурное море. Леди Мирейн умирала, жрецы падали, варьянцы без остановки
работали мечами. Эсториан, недвижимый как статуя, возвышался над площадью,
ставшей полем сражения. Его лицо было спокойно, темно-золотые глаза источали
волны почти потустороннего света. Он был невредим.
О, бог и богиня! сказала Вэньи, не понимая, как такое возможно.
Казалось, никто, кроме нее, не видел его. Ни те, что сражались за своего
императора, ни те, что пытались убить варвара, захватившего Золотой трон. Она
услышала собственный крик, обращенный к нему, но он даже не повернулся.
Ребенок, калека, слабое существо, не обладающее собственной силой. Существо
беззащитное, не способное сопротивляться. Цель, приз и возможная жертва этой
безумной схватки.
Но, кажется, о нем не стоило сожалеть, по крайней мере сейчас. Он был
огромен, он походил на вулкан, залитый кровавым светом Большой Луны,
безжизненный, погруженный в снега размышлений. Но в недрах его полыхал огонь
и грудь продолжала спокойно и мерно вздыматься.
Вэньи отдернула взгляд. Кольцо красных и зеленых плащей расширилось, среди
них мелькали бронзовые доспехи солдат Ансаваара. Варьянскому капитану и
m`w`k|mhjs оленейцев удалось каким-то образом бросить в драку и этих ребят.
Внутри кольца приходили в себя жрецы Айбурана. Убийцы отступали, копя силы
для нового броска. Гора, возвышавшаяся над площадью, начинала дымиться.
Берегитесь! вдруг закричала Вэньи на языке большого безмолвия. Маги,
люди. во имя небес, защищайтесь!
Оромин коснулся ее сущности, не понимая, в чем дело, но инстинктивно
прикрылся щитом. Шайел с маленькой жрицей тут же замкнулся в магическом
коконе. Другие сплотились в одно целое, пытаясь вознести к небу общий заслон.
И только один сопротивлялся ее воле.
Айбуран. взмолилась Вэньи. Укрой себя! Он начинает.
Идиотка! Где твой собственный щит? загремел Айбуран, накидывая на нее
свой кокон.
И все поглотил огонь.
В мире живущих такого еще не случалось. Вспышка энергии разметала жрецов,
отшвырнула враждебных магов. Воины опустили мечи, не понимая, что происходит.
И увидели одинокую фигуру на эшафоте, завернутую в красный плащ.
В мире магических сил он выглядел совсем по-другому. Он казался башней
нестерпимого света, плавающей среди кошмарной тьмы. Мелкие огоньки кружились
вокруг него как мошкара. Здесь были и маги Эндроса, и те другие. Они тоже
слышали крик Вэньи, но не сочли нужным укрыться и поплатились. Он содрал с
них магию так же легко, как мальчишка сдирает скорлупки с улиток, потом
походя, словно дверцу чулана, захлопнул Врата и заштопал дыру в пространстве.
Потом подогнал убийц под разящие клинки.
Потом наступила тишина.
***
Вэньи медленно поднялась на ноги. Битва закончилась. Толпа разбежалась, на
черном, утоптанном, мокром снегу явственно обозначились мертвецы. Борт
эшафота заплеснуло красным. Это была не кровь, слава богу с богиней, это был
край императорского плаща. Эсториан лежал, он казался спящим. Он не
пробудился, когда Вэньи прикоснулась к нему. Его юл-котенок на миг още
тинился, но не фыркнул и не оскалил клыки.
Черная тень пересекла лежащее тело. Под вуалью светились золотые с янтарным
отливом глаза.
Ты? презрительно усмехнулась Вэньи. Где ты был, когда он нуждался в
тебе?
Сражался, сказал оленеец. Его голос был холоден, как всегда, но не
бесстрастен. В нем угадывалась тревога. Я никак не мог подступиться к нему.
Да, он был потрясен и не пытался скрыть этого, но в сердце Вэньи не было
места для жалости.
Если он погибнет, я сдеру с тебя шкуру тупым ножом!
Он погибнет? Оленеец затрепетал. Нет! Этого не может быть! Он жив. Он
не умрет.
Мы узнаем об этом ближе к вечеру, пробормотала Вэньи. Прекрати
трястись и помоги мне. Поставь здесь караул.
Он выпрямился и знаком подозвал к себе других оленейцев. Вэньи вскинула
голову. Темные, укрытые вуалями лица, желтые, виноватые глаза. Как их много,
и какие они чужие? Как одиноко ей в этой стране, не знающей цвета и запаха
морских волн.
Леди Мирейн умерла, Эсториан был на грани жизни и смерти, Айбуран
полусидел, полулежал возле тела мертвой императрицы. Он едва пошевелился,
когда Вэньи спустилась к нему.
Ты ранен? спросила она, опускаясь на колени.
Они смазывают ножи ядом, ответил он просто, я не успел увернуться.
Жрец кашлянул. Я пытался его оградить, хотя он не нуждался в этом. Знаешь,
чем я был для него? Комаром, который зудит и жалит. Он оборвал мне крылья,
прежде чем я сумел обуздать отраву, вошедшую в мою кровь.
Нет, сказала она, хотя понимала, что возражать глупо. Магия ушла из
него, и огромное тело жреца словно съежилось, как пузырь, из которого
b{osqrhkh воздух, голова поникла, глаза превратились в узкие щелки.
Я всегда недооценивал его... и никогда не понимал. И сейчас всеми силами
пытался стащить его с этого дурацкого помоста. Я мешал ему творить суд, и он
отшвырнул меня как надоедливую муху. Ты должна... очень любить его, ты должна
быть с ним рядом, Вэньи.
Я? Она усмехнулась. Я вовсе не собираюсь добровольно сходить с ним с
ума.
Он пропустил ее слова мимо ушей.
Кто... остался?
Оромин, быстро ответила она. Шайел.
Она поняла, о чем он хочет спросить.
Нет, сказал Айбуран, задыхаясь и кашляя, им это не по плечу. Он обрел
огромную силу. С ним никто не сможет управиться, кроме... кроме... тебя...
