лоно было заклято. Тебя повредила магия, а не дорога.
Она говорила правду. Вэньи перевела дыхание.
Что же ты думаешь делать теперь? Лгать? Прятаться, пока не подойдет срок?
Галия, кажется, стала приходить в себя. Робкий румянец окрасил ее бледные
щечки.
Я не хочу лгать. Я скажу ему обо всем... когда мы вернемся в Кундри'дж...
или прибудем в Ансаваар.
Какой же я была дурой! Мне следовало давно обо всем догадаться!
Ты ведь не скажешь ему ничего, нет? Я буду предельно осторожна, его сыну
ничто не грозит...
Откуда ты знаешь, что это сын?
Все женщины в нашем роду рожают сыновей-первенцев, Если он отошлет меня в
Кундри'дж, я умру.
И прекрасно, подумала Вэньи. Вот случай убить двух зайцев сразу. Но тут
новое соображение повергло ее в шок, изгнав из сердца демонов мелкой злобы.
Вэньи вдруг постигла, что ребенок был зачат именно в ту ночь, когда она
прогнала Эсториана от себя. Теперь ей приходится пожинать плоды собственного
сумасбродства.
Галия, казалось, не заметила новой перемены в состоянии подруги.
Да, я могла бы остаться во дворце, но я знала, что не смогу рожать, когда
его нет рядом, я бы вся извелась, думая, что он покалечен или мертв. Такое
может произойти. Его ненавидят многие. Он, словно солнце, освещает свой путь,
но мрак вокруг него сгущается все сильнее.
Вэньи не была настроена выслушивать подобные измышления, как бы романтично
они ни звучали.
Молись, сказала она, чтобы он не вздумал кликнуть тебя в одну из
тоскливых холодных ночей. Мужчины слепы, но не настолько, чтобы не заметить
очевидного. Он моментально все поймет.
Этого не случится.
Да? иронически подняла брови Вэньи. Ты так уверена в этом?
Этого не произойдет... по крайней мере в ближайшее время.
Галия говорила убежденно. Что-то в ее тоне насторожило Вэньи.
Что ты имеешь в виду?
Галия моргнула несколько раз и прищурилась, разглядывая лицо подруги. Она
была близорука, но, пожалуй, несколько перебарщивала, имитируя
подслеповатость. Или просто чувствами Вэньи сейчас руководила острая
неприязнь?
Ты действительно ни о чем не догадываешься?
О чем?
О чем еще ей нужно догадываться, когда самый главный секрет раскрыт?
Неприязнь Вэньи возрастала.
Галия заговорила. Медленно, уставив глаза в пол.
В ночь прощания с нами он был... очень хорош. Весьма хорош, но... без
пылкости. Он продемонстрировал высокое искусство любви, но истощился сразу.
Точнее, он был уже истощен и... сильно исцарапан. Такое впечатление, что он
перед встречей с нами уже с кем-то был...
Кто же она?
Вэньи гордилась собой, своей выдержкой. Она не закричала, не ударила
асанианку. Она сидит и разговаривает с ней спокойно и мирно.
Какая-нибудь служанка из гарема?
Это не женщина.
Что?
Что она такое несет, эта конопатая дурочка? Не женщина. А кто же? Юл-кошка
или сенель? Эсториан никогда не поглядывал в сторону мужчин, даже в те
времена, когда правил Умбросом, а нравы этого княжества славятся своей
распущенностью даже в стране Девяти Городов. Лучшие певцы королевства на
прасно распевали под его окнами любовные серенады... Вэньи замерла.
Исцарапан? Ты говоришь, он был исцарапан?
Не слишком сильно, сказала Галия, уточнив с проклятым асанианским
спокойствием: Не опасно для жизни. Просто уйма царапин в интимных местах. И
qhmjh...
Вэньи помертвела. Она была готова к чему угодно, но к этому нет. О, бог и
богиня, что происходит?
Кто же это? Она не осознавала, что кричит. Галия успокаивающе тронула
ее за руку.
Я тоже ничего подобного не ожидала. Однако он все же пошел по этому пути.
Кто?
Черный плащ, сказала Галия. Его оленеец. Разве ты не замечала его? Он
строен, высок и, думаю, очень хорош под вуалью. И, наверное, молод. Молодость
и красота привлекают мужчин.
У Вэньи подкосились ноги, она села на край кровати. Она же все видела. И
отвергала то, что видит. Ни одна магия не обнаружит того, чего человек не
желает обнаружить. Император и его тень. Они стали любовниками. Это не
случайная связь лорда с вассалом. Они никогда не разлучаются. Их объединяет
страсть. И что-то еще, чему она пока не находит названия.
Не стоит переживать, это пройдет. Галия потрепала ее по руке, глаза
асанианки светились неподдельным сочувствием. Это совсем не опасно. Оленеец
отважен и смел. Он присягал трону. Он уже спас однажды ему жизнь, хотя и
явился в покои позже, чем погибший южанин. Он сумеет его защитить, когда
придет время.
Молись, сказала Вэньи, молись своим желтоглазым богам, чтобы твои
слова оказались правдой.
Эта маленькая идиотка не понимает ничего. Она думает, что Вэньи снедаема
ревностью, чувством, которое асанианским женщинам почти не знакомо. Ревность,
конечно, присутствует в ней сейчас, но она лишь скорлупа, под которой
разгорается холодное, всепоглощающее пламя страха.
Стоп. Ей следует взять себя в руки. Ей следует привести свои чувства и
мысли в порядок и попробовать разобраться в том, что произошло. И что
происходит сейчас.
Итак, что было прежде? С чего это все началось?
С нее. С нее и Эсториана. С них обоих.
Они любили друг друга, но были слишком глупы. Слишком открыты друг к другу.
И били друг друга, больно, наотмашь. Не защищаясь и не сдерживая силу ударов.
Оленеец закрыт. И внешне, и внутренне. Он неотступен. Он стережет своего
императора... как кот стережет свою жертву.
Потеряв ребенка, она поняла, что значит быть полностью опустошенной, но
Эсториан продолжал любить ее. Она нисколько не сомневалась в этом, даже
прогоняя его прочь. Когда он стал посещать гарем, она чуть не взбесилась от
ревности и все же краем сознания понимала, что всех этих желтокожих красоток
он тут же бросит, стоит ей только шевельнуть пальцем. Галия носит его ребенка
и все же Галия не Вэньи, она уже не сможет стать его первой женщиной, первой
любовью. Как и любая другая женщина на свете.
Оленеец нес в себе новое качество, и Вэньи боялась его. Но она не могла
точно определить причину своего страха. Став любовником Эсториана, черный
воин, казалось бы, автоматически выходил из образа холодного, расчетливого
убийцы, терпеливо дожидавшегося своего часа, тем более что возможностей совер
шить черное дело ему представлялось предостаточно, но он не выказывал
готовности воспользоваться ни одной из них. Как член черного братства он
присягал на верность императору, а оленейцы не нарушали своих обетов. Он
также не мог зачать от объекта своей страсти, равно как и сочетаться с ним
браком, чтобы получить право на часть занимаемого им трона, к тому же,
поглощая все внимание императора, он оттеснял возможных соперниц Вэньи на
второй план. Если вдуматься, ей надо бы радоваться, что все складывается так
удачно.
Эсториан отнюдь не казался человеком, порабощенным темными силами. Высокий
и худощавый, он носился по лагерю, источая волны веселой энергии. Ударил
мороз, дорогу сковало гололедицей, приходилось ждать, пока солнце снимет с
нее ледяной панцирь. Но холод не отступал, и вынужденный привал затянулся на
сутки, потом еще на одни; император коротал время, разгуливая по городку с
коротким названием Китаз, возле которого был разбит лагерь.
Он, всегда обладавший повышенной чувствительностью, вел себя так, словно не
испытывал никакого душевного дискомфорта, и это удивляло Вэньи. Асанианам
вовсе не нравилось, что его императорское величество всюду сует свой черный
варварский нос. Если ты император, сиди во дворце, затевай войны и взваливай
на плечи своих подданных новые непомерные налоги, но не шляйся где попало, не
марай ног в сточных канавах, не пей кислое вино и пиво, разбавленное мочой
молодых сенелей, не суетись.
Его тень следовала за ним. Они не пытались коснуться друг друга, не
обменивались взглядами. Они не нуждались в этом.
Порой, глядя на него, Вэньи ловила себя на том, что силится различить на
его теле следы царапин и синяков, о которых говорила Галия. Идиотизм. Разве
может человеческий взгляд проникнуть сквозь слой выделанной кожи и металл
доспехов? Он двигался так, словно не чувствовал никакой боли.
Она слушала разговоры слуг. Ни о каких особых буйствах в императорских
покоях они не судачили. Впрочем, им было известно, что черный король спит не
один и, кажется, они одобряли его выбор. По крайней мере не находили в нем
ничего странного и противоестественного. Но многие были твердо убеждены, что
оленеец не снимает вуали. С человеком, который заглянет ему в лицо, говорили
они, произойдет нечто ужасное.
Она знала, что ведет себя как шпион или ревнивая жена, но не могла ни с кем
поделиться своими тревогами. Даже с Айбураном, потому что тот был мужчиной.
Даже с Галией, потому что та не понимала ее. Императрица... может быть, одна
только императрица и могла посочувствовать ей, но леди Мирейн держалась
теперь холодно с дерзкой жрицей, и вообще, о чем, собственно, Вэньи
собиралась ей сообщить? О своих неясных подозрениях и страхах?
Однажды утром она не удержалась и побежала в Китаз. Она не собиралась
следить за Эсторианом, но городок был слишком маленький. Рынок, окруженный
сетью переулков и тупичков, главная улица, выводящая на центральную площадь с
фонтаном, пара храмов, холм, увенчанный замком местного лорда. Где хозяин?
Убыл на заседание Среднего двора, ответил слуга. Прятки, подумала Вэньи,
желание поскорее отделаться от странного визитера.
Завидев появившихся на другом конце рынка гвардейцев, она шмыгнула в
ювелирную лавчонку. Торговец бросил на нее кислый взгляд, его товар был
слишком хорош для покупательницы такого сорта. Однако при всей своей
неприязни он не мог выставить жрицу за дверь, и Вэньи, щадя его скромность,
накинула на лицо шарф.
Пока она томилась, перебирая мелкие украшения и с неудовольствием ощупывала
свой тощий кошелек, помещение лавки вдруг озарилось светом. Эсториан возник
на пороге магазина и, обернувшись к кому-то из следовавших за ним, сказал:
Видишь? Тут нет никаких убийц.
Он всегда любил поддразнивать свою личную охрану. Она сделала все, чтобы
обратить на себя внимание и дать ему возможность уйти. Тяжело задышала.
Дернулась. Выронила из рук безделушку, с громким стуком упавшую на стекло при
лавка. Он скользнул внутрь лавчонки неестественно быстро, как юл-кошка. Вэньи
замерла. Не сейчас, думала она в смятении. Не сейчас, потом, когда-нибудь,
пусть он уйдет.
Его лицо подернулось холодом. И произошло худшее из всего, что могло
произойти.
Леди, сказал он.
Ваше величество, ответила она.
И взглянула на дверь. Она никогда не считала Эсториана крупным мужчиной.
Айбуран и некоторые гвардейцы намного превосходили его. Однако здесь, в
замкнутом пространстве, он показался ей огромным, как башня из черного камня,
его голова упиралась в потолочную балку, плечи словно раздались, заслоняя
дверной проем.
Он возмужал и уже не выглядел мальчиком-переростком. Лицо посуровело, черты
его обозначились резче. Он не был красавцем, но в его движениях сквозила
грация ястреба или степного кота.
Ее тело тянулось к нему. Глупое, безрассудное тело. Она все еще любила его.
Она сказала первое, что пришло в голову.
Ты хочешь купить что-нибудь для Галин?
Для ее сестры, сказал он после затянувшегося молчания.
Думаю, это может тебя заинтересовать.
Она вновь взяла с прилавка вещицу, которую только что выронила из рук. Это
была подвеска оригинальной формы, изящно сработанная. Мелкий алмаз сиял, как
язычок пламени, и золотая оправа при повороте изделия придавала ему цвет
янтаря.
Эсториан скованно пошевелился. Он не коснулся пальцев Вэньи, когда принимал
