включить кипятильник и заварить чайку с ромашкой? Габундия за миллион
световых лет отсюда! Не понимаешь? Сегодня все можно. Хочешь чего-то -
бери! Нравится тебе кто-то - хватай! Все можешь делать, от чего торчишь,
никто тебе не помешает. Никто потом не припомнит.
Она сунула в рот мятую сигарету с травкой и щелкнула пальцами.
Вспыхнул огонек, сигарета задымилась. Коноплянка затянулась, не
предложив Джейн. Ее глаза горели таким отчаянным весельем, что Джейн
смущенно отвернулась, не в силах выдержать ее взгляд.
Толпа снова пустилась вперед, с ревом и шумом. Джейн кинуло сперва в
одну сторону, потом в другую. Ей пришлось перейти на бег, чтобы не
упасть.
- Куда мы идем? - спросила она.
- Не все ли равно?
Они пробегали мимо магазинов, и витринные стекла разлетались
вдребезги. Кое-кто подбегал, соблазнялся кожаным бумажником или
пригоршней запонок, но в целом толпа не сбавляла шага. Звон бьющегося
стекла все нарастал.
- Да что же это творится! - прокричала Джейн.
- Пустяки! - Глаза Коноплянки горели, как брызги расплавленного
металла. Она смеялась: - То ли еще будет!
В толпе стало тесно. Плечи, локти, костлявые подбородки толкали Джейн
со всех сторон так, что у нее ребра трещали. Те, кто только что был
рядом, исчезали, выжатые обступающими телами, словно грейпфрутовые
семечки, запущенные большим и указательным пальцем. Коноплянка пропала
из виду.
Джейн не могла пошевелиться. Она даже упасть не могла - так тесно ее
зажали. Толпа приподняла ее и понесла. Только когда они вышли на улицу
попросторней, ноги Джейн коснулись земли, и ей снова пришлось бежать,
чтобы не упасть. Упади она, ее бы мгновенно затоптали.
Впереди послышался шум - толпа расправлялась с кем-то. Когда Джейн
поднесло поближе, она увидела, что им попался грузовик. Его загнали в
тупик и раскачивали, навалившись. Он яростно рычал. Нападающие залезли в
кузов, запрыгнули на капот, оторвали дверь, начали выдирать
внутренности. Сиденья, провода, свечи зажигания, пластмассовая статуэтка
Великой Матери с приборной доски - все это летело в толпу.
- Сволочи! - ревел грузовик. - Поубиваю всех! Задавлю! - Страшно было
видеть, что с такой огромной, сильной машиной так легко справились.
Страшно и... восхитительно.
Снесли витрину бара, разбили прилавок, растащили выпивку. Джейн
обнаружила у себя в руках бутылку мятного шнапса. На вкус пойло было
ужасное. Но скоро она к нему притерпелась.
Толпа неслась дальше, круша и грабя все на пути. Но вот она замедлила
ход - то ли впереди был тупик, то ли, наоборот, развилка, и передние
заколебались, не зная, куда сворачивать. Джейн уже не бежала, а шла. И
тут она снова увидела Коноплянку под руку с высоким и очень уродливым
парнем. Джейн дернула ее за рукав. Коноплянка оглянулась, поглядела
равнодушно.
- А ты тут зачем? - Не дожидаясь ответа, выпустила руку своего
спутника. - Знакомься, это Череп.
Такое странное имя, безусловно, подходило ему. Массивная,
неправильной формы голова, остриженная под машинку, смертельная
бледность лица. Лоб и щеки наполовину закрывала татуировка, изображающая
большие черные очки. Тупо и тускло глядели узкие бесцветные глаза.
В знак приветствия он похотливо осклабился и ухватил себя между ног.
Изо всех сил стараясь не обращать на него внимания, Джейн сказала:
- Ты хоть приблизительно знаешь, где мы? Можешь не идти со мной,
скажи только, в какой стороне дом, я сама попробую добраться.
Коноплянка посмотрела на нее с убийственным презрением.
- Так и не поняла ничего? - Хлопая крыльями, она стащила с себя
свитер. Под ним ничего не было. Груди у нее были небольшие, но соски
громадные, абрикосового цвета. В толпе раздались возгласы одобрения.
Коноплянка швырнула свитер в воздух. Горбатый музыкант, нагнувшись,
просунул голову ей между ног. Сидя у него на плечах, она была похожа на
статую, вырезанную на носу корабля.
- К Могильникам! - закричал кто-то. Коноплянка призывно взмахнула
рукой.
- К Могильникам! - воскликнула она.
И они двинулись.
Коноплянка возглавляла шествие, а несущий ее горбун играл на флейте.
Они шли быстро, почти бежали. Густо пахло потом, словно прелыми
овощами, у Джейн кружилась голова. Они не пели больше, но звуки их
голосов сливались в рокот, похожий на ровный шум прибоя, над которым
время от времени острым шпилем вздымался чей-нибудь пронзительный крик.
Басовое гудение, не умолкая, вибрировало, отдаваясь у нее внизу живота.
В голове шумело, как от амфетамина, и ровный шум отдавался в черепе,
меняя окраску, напряжение и тембр. Это была симфония хаоса.
Джейн провела рукой по волосам. Они затрещали, наэлектризованные. Она
уже не пыталась выбраться. Происходящее возбуждало ее. Что-то
живительное было в этом ужасе, что-то, от чего она не могла отказаться.
Она должна была видеть, что будет дальше. Как крохотная капля в
неудержимом потоке, она позволила толпе нести себя вместе со всеми.
Их занесло в магазин электротоваров. Вокруг шныряли юркие личности,
расхватывая плееры, компакт-диски, мини-холодильники. Кто-то сунул ей в
руки коробку. Она машинально взяла ее.
Черный, как сажа, чертенок выскочил откуда-то из угла и весело
завопил:
- Пожар. Спасайся кто может!
За его спиной поднялись языки пламени.
Все сразу рванулись к дверям. Было страшное мгновение, когда Джейн
подумала, что пришел конец, ее раздавят. Выбравшись на улицу, она не
сразу вспомнила про свой трофей.
В коробке оказалась микроволновая печь. Вышло очень удачно. Ей как
раз давно нужна была такая печь, а украсть ее никак не получалось,
слишком крупный предмет. Джейн решила, что возьмет ее домой.
***
Но, волоча коробку, Джейн трудно было поспевать за толпой. Постепенно
она отставала и оказалась в задних рядах. Разболелись руки и плечи. Она
выбилась из сил. С мостовой спускались железобетонные ступеньки к
старому каналу, и Джейн присела на них передохнуть.
Толпа ушла вперед. Похолодало. Рев голосов стал едва слышен, но время
от времени с разных сторон, из разных частей Города доносились новые
голоса, как будто толпа была каким-то вездесущим чудовищем. Джейн
смотрела под ноги, на ржавые железяки, пластиковые растрескавшиеся
бутылки, окурки. В голове у нее шумело.
Там, где проходило буйное шествие, оставались мертвые улицы с
мертвыми домами, словно толпа на ходу высасывала из них жизнь. С
металлических поверхностей отваливалась пластами краска, обнажая
ржавчину. Пузырился асфальт. С кирпичных домов облетала штукатурка.
Мусор громоздился у края тротуаров, плавал в маслянистых водах канала.
Стены покрывались трещинами.
Разоренные дома с неестественной скоростью зарастали бурьяном. На
глазах Джейн из трещины в основании бетонной опоры моста выбился побег,
тут же разросшийся в пышный терновый куст. В глубине его зацвели розы, и
на их запах, как на прокисшее молоко, налетели крылатые человечки ростом
с палец.
При полете они издавали звуки, похожие на звон колокольчиков. Они
летели парами, и каждая пара тащила такого же миниатюрного пленника,
связанного веревками толщиной в нитку. Они с размаху влетали в гущу
куста, и оттуда раздавались тоненькие крики.
Как будущий алхимик, Джейн разбиралась в природных процессах.
Происходящее восстанавливало равновесие, нарушения которого копились
годами. Но смотреть на это не было сил. Она перевела дыхание. Пора идти.
Она встала, оставив печь на ступеньках. Не нужна ей эта чертова штука!
На мостовую сверху выплеснулась струя блевотины. Джейн успела
отскочить в сторону, но туфли ей все же забрызгало.
Три гиеноголовых существа толклись у ограждения виадука над ее
головой.
- Эй вы, поосторожнее! - крикнула Джейн. Тот, кого тошнило, ее даже
не заметил. Другой грубо заржал. Третий влез на ограждение, расстегнулся
и помахал прибором.
- Эй, красотка, не хочешь попробовать?
- Скоты! - крикнула она.
- Эту суку, - холодно сказал соблазнитель, - надо проучить.
Его друг уже бежал по виадуку, ища спуск.
- Сюда! - крикнул он. Оставив пьяного страдать у перил, они побежали
к железной лестнице на дальней стороне моста.
Джейн в ужасе вбежала в первую попавшуюся дверь и в подъезде
обнаружила лестницу, ведущую на тот самый виадук, где только что были
гиены. Они ее, к счастью, не заметили.
На середине подъема ей пришлось остановиться, пропуская мимо сначала
десяток, а потом целую сотню уродливых созданий. Те трое явно откололись
от этой толпы. Но это была другая толпа, не та, которую она бросила. Она
никого не узнавала, а тут были лица, которые она бы запомнила. Но это не
имело значения. Она побежала с ними, снова чувствуя себя в безопасности.
***
Очень скоро впереди послышался страшный рев. Улица влилась в широкую
пятиугольную площадь. Как молекулы газа, попавшие в зону низкого
давления, бегущие мгновенно распределилась по всей площади. Джейн стало
страшно: она догадалась, куда попала.
Это была. площадь Оберона. Четыре стороны ее занимали кафе и магазины
- пластинки, галантерея, скобяные товары и тому подобное. На пятой же
стороне возвышался обсидиановый фасад знаменитой и страшной городской
тюрьмы. Он нависал над площадью, как массивный нос зловещего черного
корабля.
Тюрьма называлась "Могильники".
Добравшись до своей цели, толпа, однако, не спешила на приступ.
Разбившись на небольшие группы, она рассредоточилась по остальным
четырем сторонам площади. Витрины магазинов были закрыты решетками и
стальными щитами, но выше первого этажа окна были не защищены. Толпа
забрасывала их булыжниками и кирпичами.
Повинуясь мгновенному, неосознанному порыву, Джейн подобрала пустую
пивную бутылку, размахнулась и запустила в ближайшее окно. Стекло
разлетелось. Она радостно завопила. Проходящий тролль одобрительно
похлопал ее по спине, она зашаталась.
Ей стало хорошо. Общее возбуждение охватило ее, одарило прозрачными
крыльями. Она глубоко вздохнула, наполнив легкие и желудок кипящим,
пузырящимся воздухом безумия. Возврата не было. Джейн стала одной из
них, принадлежа им душой и телом. Она была теперь человеком толпы.
На нее налетел пьяный, она оттолкнула его:
- Пошел вон, скотина!
Это ей тоже понравилось.
Когда они разбили все окна, сорвали щиты, разграбили что смогли и
подожгли несколько магазинов, наступило затишье. Несколько коренастых,
крепких гномов пытались сорвать с петель тюремные ворота. Они были
сильны и сноровисты, но отступили ни с чем.
Толпа почти растеряла активность. Чтобы не останавливаться, некоторые
занялись винным погребком, который до этого пропустили. Кожаные кресла и
растения в горшках полетели на улицу. Картины маслом, изображающие
обнаженных троллей на унитазах, отправились в огонь. И наконец на
мостовую с грохотом выкатили три гигантские бочки. Один из погромщиков
вспрыгнул на первую бочку и замахал в воздухе своей шапкой с пером:
- Сограждане!
Толпа встретила это обращение презрительным смехом. Оратор взмахнул
топором.
- Наши любимые Правители, отцы Города, заточили в эти бочки - для ее
же, безусловно, блага - преступную и строптивую жидкость. Долгие,
мучительные годы провела она в дубовых темницах, исправляясь, зрея,
смягчаясь, избавляясь от грубых привычек, дабы стать почтенным,
законопослушным напитком, достойным благородных глоток нашего
достоуважаемого начальства. - Все глаза были прикованы к нему.
Гримасничая, он выпятил грудь и прокричал: - Но созрела ли она?
- Нет!
- Поняла ли она свои заблуждения?
