на камень, образовывались не впадины, а, наоборот, воздвигались столбы, а
над ними нависали массивные каменные сосульки, которые росли навстречу
столбам. Не грот, а настоящий храм, с беломраморными колоннами и
стеклянным полом. Даже я, пришедший сюда по праву и обладающий защитной
силой, почувствовал, как у меня зашевелились волосы на голове.
"По воде и по суше лежит его путь на родину, и оставаться ему скрытым
в плавучем камне, покуда огнем не подымется вновь". Так вещали Древние, и
они, как и я, с первого взгляда узнали бы этот грот. Как я и как те
злосчастные рыбаки, которые возвращались из Потустороннего мира и бредили
чертогами Черного короля. Здесь, в преддверье царства Билиса, будет лежать
сокрытым от всех глаз этот меч, пока не явится юноша, которому дано будет
его поднять.
Я вошел в черную воду. Дно круто уходило вниз, озерко становилось все
глубже. Позади каменной плиты потолок грота смыкался с водой - дальше
узкий проход терялся в подводных глубинах. Вода рябила и плескалась вокруг
плиты, и эхо расходилось кругами по стенам, обтекая каменные колонны. Вода
была ледяная. Я положил меч, завернутый, как он был, когда я его нашел,
подальше на плоский камень. Потом перешел через озерко обратно. В гроте
звенело эхо. Я постоял, пока оно не утихло до ровного гуденья, потом
замерло совсем. И сделалось так тихо, что даже дыхание мое казалось
неуместным вторжением в эту тишину. Оставив меч немо ожидать своего часа,
я поспешил обратно на свет дня. Тени расступились, и я беспрепятственно
вышел наружу.
2
Наступил апрель, когда ожидалось возвращение Эктора. Первую неделю
месяца лили дожди и дули ветры - совсем зимняя непогода, лес гудел, как
штормовое море, часовню продували сквозняки, пламя девяти светильников
пласталось и чадило. Белая сова сидела на яйцах под крышей и поглядывала
вниз.
Но однажды ночью я проснулся от тишины. Ветер упал, замолчали сосны.
Я встал, накинул плащ и вышел. Луна смотрела свысока, а Медведица на
севере плыла так низко и сияла так ярко, что, казалось, протяни руку - и
достанешь, только обожжешься. Кровь моя бежала в жилах свободно и легко, я
чувствовал себя чистым, умытым, как обступивший меня лес. Остальную часть
ночи я спал не больше, чем юный любовник, а с первым светом встал, утолил
голод и пошел седлать Ягодку.
В ясное небо всплыло блистательное солнце и свежими лучами залило
поляну. Капли вчерашнего дождя разноцветно переливались на отяжелевших
травинках и на тугих кулачках молодых папоротников, падали и всходили
паром с веток сосен, наполнявших воздух хвойным благоуханием. А выше их
зеленых верхушек со всех сторон дымились белые вершины гор.
Я вывел кобылу из сарая и как раз подносил седло, как вдруг она
перестала щипать траву, подняла голову и навострила уши. А через несколько
секунд и я услышал то, что вспугнуло ее: стук копыт, приближающихся
быстрым галопом - на таком галопе недолго и шею сломать на горной тропе,
извивающейся по корням, под нависшими ветвями. Я опустил седло на землю и
стал ждать.
Ладная вороная лошадь вылетела на полном скаку, с закинутой на
натянутых поводьях головой, осела на круп в трех шагах от меня, и в то же
мгновенье мальчик, плашмя лежавший у нее на спине, соскользнул с седла
наземь. Лошадь была в мыле, с удил капала пена. Раздутые ноздри рдели.
Видно, немалых трудов стоил этот головоломный галоп и такая резкая
остановка. Сколько же ему? Девять? В его возрасте я ездил на пузатой
лошадке, которая и в рысь-то переходила, только если ее пнуть хорошенько.
Он одной рукой подобрал поводья и удержал лошадь, рвавшуюся к
водопою. Проделывалось это машинально, а все внимание гостя было
устремлено на меня.
- Это ты - новый святой?
- Да.
- Проспер был моим другом.
- Мне очень жаль.
- Ты не очень-то похож на отшельника. Ты правда теперь смотришь за
часовней?
- Да.
Он, задумчиво закусив губу, разглядывал меня. Взвешивал, оценивал. И
под взглядом этого мальчика, как еще никогда в жизни, я ощутил трепет в
груди и, усилием воли сдержав волнение, заставил сердце биться ровно. Я
ждал. Я знал, что по лицу моему ничего не заметно. Мальчик видел перед
собой безобидного, безоружного человека, который седлает неприметную
лошаденку, чтобы ехать в долину за припасами.
Наконец он счел возможным попросить:
- Ты никому не расскажешь, что видел меня?
- А разве за тобой кто-то гонится?
Губы его изумленно приоткрылись. По-видимому, от меня ожидалось
что-нибудь вроде "Слушаюсь и повинуюсь, господин". Но тут он тревожно
вскинул голову, и тогда я тоже услышал приближающийся перестук копыт,
негромкий, по мшистой земле. Кто-то торопился сюда, но все-таки скакал не
так быстро, как мой гость на вороной.
- Ты меня не видел, помни! - Рука его потянулась было к кошельку, но
на полпути задержалась. Сверкнула широкая улыбка и поразила меня: до этой
секунды он был вылитый Утер, но такая светлая улыбка - это от Амброзия, и
темные глаза - тоже Амброзиевы. Или мои.
- Прости, - выговорил он вежливо, но торопливо. - Поверь, я не делаю
ничего дурного. Ну то есть ничего особенного. Я потом дам себя поймать. Но
он не позволяет мне ездить так, как мне нравится.
Он ухватился за луку седла, готовясь вскочить на лошадь.
- Если ты скачешь так по здешним тропам, - сказал я, - то ничего
удивительного, что он не позволяет. Но зачем тебе уезжать? Ступай в
часовню, а я собью его со следа и коня твоего поставлю где-нибудь, пусть
остынет.
- Я так и знал, что ты не святой, - сказал мальчик тоном похвалы и,
бросив мне поводья, скрылся в задней двери.
Я отвел вороную в сарай и запер. Постоял минутку на пороге, дыша
тяжело и часто, как человек, только что выплывший из штормовых волн.
Десять лет я ждал этой минуты. Я проложил Утеру дорогу через тинтагельские
стены и убил Бритаэля, начальника крепости, не испытав такого
сердцебиения. Так или иначе, он здесь. Теперь посмотрим. Я пошел к опушке,
навстречу Ральфу.
Он выехал на поляну один, крупной рысью, припадая к самой гриве
рослого каурого коня. Вид у него был взбешенный. На щеке рдела царапина -
наткнулся на ветку.
Наверно, его ослепил солнечный свет, заливавший поляну. Я уж думал,
что он на меня наедет. Но потом он все-таки разглядел, что я стою на пути,
и осадил коня, с силой натянув поводья.
- Эй, ты! Тут не проезжал только что мальчик?
- Проезжал, - негромко ответил я и протянул руку к его поводу. - Ты
погоди, не торопись...
- Прочь с дороги, глупец! - Каурый, почуяв шпоры, взвился на дыбы,
вырвав у меня повод. И в это же мгновение Ральф, потрясенный, вымолвил: -
Господин! - и успел повернуть лошадь. Копыта мелькнули в двух дюймах от
моей головы. Ральф соскользнул с седла так же легко, как и мальчик Артур,
и потянулся было целовать мою руку.
Я успел ее отдернуть.
- Нет. И быстро подымись с колена, друг. Он здесь и видит нас.
- Милосердный Иисусе! Я чуть было не наехал на тебя! Солнце слепило
мне глаза - я тебя не узнал!
- Я так и понял. Однако не очень-то радушную встречу оказал ты новому
отшельнику, Ральф. Здесь на севере у всех такие манеры?
- Господин... господин! Прошу меня простить. Я был зол... - И пояснил
чистосердечно: - Он просто дурачил меня. Я иногда различал его впереди, а
догнать все равно не мог. Ну и я... - Но тут до него дошел смысл моих
слов. Он не договорил и сделал шаг назад, оглядывая меня с головы до ног и
словно не веря своим глазам. - Новый отшельник? Ты? То есть ты и есть
Мирддин, что поселился при часовне? Ну конечно! Какой же я глупец! Мне и в
голову не пришло. И никому другому тоже, можешь быть уверен. Я ни разу не
слышал, чтобы кто-нибудь высказал предположение, что это сам Мерлин.
- И надеюсь, не услышишь. Сейчас я всего только блюститель святилища
и останусь им сколько понадобится.
- А граф Эктор знает?
- Пока нет. Он скоро должен вернуться?
- На той неделе.
- Скажешь ему тогда.
Он кивнул и тут же захохотал - его удивление уступило место радости.
- Клянусь крестом, как я рад тебя видеть, господин! Благополучен ли
ты? Как ты жил все это время? Как добрался сюда? И что будет теперь?
Вопросы сыпались один за другим. Я с улыбкой поднял ладонь.
- Слушай, - торопливо прервал я его. - Мы потолкуем потом. Выберем
подходящее время. А теперь уезжай и заблудись на час или около того, дай
мне познакомиться с мальчиком с глазу на глаз, ладно?
- Конечно. Двух часов тебе хватит? Этим ты много выиграешь в его
глазах - меня обычно не так-то легко сбить с его следа. - Он обвел глазами
поляну, не поворачивая головы. Сияло утреннее солнце, было тихо, только
заливался весенний дрозд. - Где он? В часовне? Тогда он, наверное,
наблюдает за нами, так что ты махнешь рукой куда-нибудь в сторону.
- С удовольствием. - Я повернулся и указал на одну из тропинок,
уводящих прочь от моей поляны. - Сюда можно? Я не знаю, куда ведет эта
тропа, но надеюсь, ты сможешь на ней заблудиться?
- Если не сложу голову, - кротко заметил он. - Надо же было тебе
махнуть именно в эту сторону... Я бы сказал, что просто не повезло, но раз
это ты...
- Я махнул наугад, уверяю тебя. Прости. А что, там опасно?
- Как тебе сказать. Если я должен искать Артура в этой стороне, то
обратно мне скоро не выбраться. - Он подобрал поводья, изображая
поспешность, чтобы обмануть нашего невидимого наблюдателя. - А если по
правде, сказать, господин мой...
- Мирддин. Я теперь не господин тебе, да и никому другому.
- Хорошо, тогда Мирддин. Тропа там крутая и неровная, но проехать
можно. И больше того, именно ее и избрал бы дьяволенок, если бы... Я же
говорил - что ты ни сделаешь, все со смыслом. - Он засмеялся. - Как я рад,
что опять тебя вижу. У меня словно гору с плеч сняли. Последние несколько
лет были ох как нелегки, поверь!
- Верю.
Он поднялся в седло, махнул мне рукой. Я отступил. Он быстро
проскакал по поляне, и вскоре стук копыт замер на крутой, заросшей
папоротниками тропе.
Мальчик сидел на краю стола и ел хлеб с медом. Мед стекал у него по
подбородку. При моем появлении он спрыгнул со стола, утерся тыльной
стороной руки, слизнул с руки мед и проглотил.
- Ты не рассердишься? Тут было так много, а я просто умирал с голоду.
- Ешь, пожалуйста. Вон в той чаше на полке сушеные фиги.
- Спасибо, сейчас не хочется, я уже сыт. Я лучше пойду напою
Звездочку. Ральф, я слышал, уехал.
Мы повели лошадь к источнику. По пути он объяснил:
- Я зову ее Звездочкой из-за этой вот белой звезды на лбу. А ты
почему улыбнулся?
- Просто потому, что когда я был такой, как ты, или даже моложе, у
меня была лошадка по имени Астер, а это значит "звезда" по-гречески. И,
как ты, я однажды убежал из дому и поехал на холмы и там повстречал
отшельника - он тоже жил один, правда не в часовне, а в пещере, - и он
угостил меня медовыми лепешками и фруктами.
- Так ты убежал из дому?
- Не насовсем. Только на один день. Мне просто хотелось побыть
одному. Иногда это бывает необходимо.
- Значит, ты меня понимаешь? Потому ты и отправил Ральфа прочь и не
сказал ему, что я здесь? На твоем месте всякий другой сразу сказал бы. Им
все кажется, что мне нужна нянька, - добавил Артур оскорбленно.
Лошадь подняла от воды мокрую морду, фыркнула, разбрызгав во все
стороны холодные капли, и отошла от родника. Мы повели ее обратно. Он
посмотрел мне в лицо.
- Я еще не поблагодарил тебя. Я очень тебе обязан. Ральфу худа не
