глаза и улыбнулась.
Я сказал:
- Тебе все понятно? Хорошо. Я оставлю тебя на Стилико, но, если он не
сможет ответить на какой-нибудь твой вопрос, пошли за мной.
Я повернулся к Стилико, чтобы дать ему наставления, но Моргауза
неожиданно шагнула ко мне и положила ладонь мне на рукав.
- Принц...
- Да, Моргауза?
- Разве тебе обязательно уходить? Я... я думала, ты будешь моим
учителем, ты сам. Мне так хочется учиться у тебя!
- Стилико научит тебя всему, что тебе надо, о лекарствах для короля.
Если хочешь, я могу показать тебе, как размять сведенную мышцу, но,
по-моему, королевский банщик сумеет сделать это лучше.
- О да, я понимаю. Я имела в виду другое, научиться тому, что нужно
для ухода за королем, совсем нетрудно. А я... я надеялась на большее.
Прося Гандара привести меня к тебе, я думала... надеялась...
Она не договорила и потупилась. Розовато-золотистые волосы повисли
блестящим покрывалом перед ее лицом. Сквозь них, как сквозь дождевые нити,
на меня смотрели ее глаза, внимательные, послушные глаза ребенка.
- Надеялась? На что же?
Едва ли даже Стилико, стоящий в четырех шагах, расслышал ее шепот:
- ...что ты обучишь меня хоть немного своему искусству, принц.
Ее глаза взывали ко мне с надеждой и боязнью, как глаза собаки,
трепещущей перед плетью в руке хозяина.
Я улыбнулся ей, но чувствовал сам, что держусь чересчур натянуто и
говорю излишне учтиво. Проще встретить лицом к лицу вооруженного врага,
чем противостоять юной деве, когда она искательно заглядывает тебе в
глаза, кладет ладонь тебе на рукав и в горячем воздухе сладко пахнет
спелыми плодами, будто в солнечном саду. Клубникой? Или абрикосами?
Я поспешил ответить:
- Моргауза, я не владею никаким искусством сверх того, о чем ты
можешь узнать из книг. Ты ведь умеешь читать, не так ли? Да, конечно, ведь
ты разобрала мои прописи. Так вот, читай Гиппократа и Галена. Пусть они
будут твоими учителями: я учился у них.
- Принц Мерлин, в искусстве, о котором я говорю, нет даже равных
тебе.
Жара в комнате становилась нестерпимой. У меня болела голова. Я,
видно, нахмурился, потому что Моргауза приблизилась ко мне, грациозно,
словно птичка, садящаяся на ветку, и проговорила заискивающе, торопливо:
- Не сердись на меня. Я так долго ждала и подумала, что вот теперь-то
наконец дождалась. Всю жизнь я слышала рассказы о тебе. Моя нянька в
Бретани... она говорила, что видела, как ты бродил по лесу и по берегу
моря, собирал соцветья и корни и белые ягоды волчьего лыка и иной раз
ступал бесшумнее призрака, а тень от тебя не падала даже в солнечный день.
- Она сочиняла все это, чтобы внушить тебе страх. Я обыкновенный
смертный.
- Разве обыкновенные смертные беседуют со звездами, как с хорошими
знакомыми? Или передвигают стоячие камни? Или уходят за друидами в глубь
горы Немет и не погибают под их ножом?
- Я не погиб под ножом друидов, потому что верховный друид боялся
моего отца, - возразил я. - А когда я жил в Бретани, то был еще совсем
юнцом и, уж конечно, не магом. Я обучался тогда моему ремеслу, вот как ты
обучаешься сейчас. Мне не было семнадцати, когда я покинул те края.
Но она словно бы не слышала. Вся замерев, она смотрела на меня сквозь
завесу волос своими продолговатыми глазами, прижав к зеленому платью под
грудью узкие белые ладони.
- Но сейчас ты мужчина, господин мой, - бормотала она. - И не станешь
отрицать, что здесь, в Британии, ты совершал волшебные чудеса. Живя здесь,
с моим отцом, я только и слышу о тебе от людей, что ты величайший чародей
мира. Я своими глазами видела Висячие Камни, которые ты поднял и
установил, и слышала, что ты предсказал славные победы Пендрагона, и
привел в Тинтагель звезду, и перенес королевского сына по воздуху на
остров Ги-Бразиль...
- Ты и это здесь слышала? - Я попытался обернуть все шуткой. - Лучше
остановись, Моргауза, не то совсем запугаешь моего слугу, а он мне нужен,
я не хочу, чтобы он от меня сбежал.
- Не смейся надо мною, принц. Неужели ты станешь все это отрицать?
- Нет, не стану. Однако обучить тебя тому, о чем ты просишь, я не
могу. Кое-какие виды магии ты можешь перенять от алхимиков, тайны же,
которыми владею я, я никому раскрывать не вправе. И не смогу обучить им
тебя, даже когда ты вырастешь и будешь способна понять.
- Я и сейчас поняла бы. Я уже немного владею магией... самой простой,
доступной молодым девушкам. Я хочу быть твоей последовательницей и
ученицей. Научи меня, как получить в руки силу, подобную твоей.
- Это невозможно, говорю тебе. Поверь мне. Ты слишком молода. Прости
меня, дитя. Чтобы владеть силой, подобной моей, ты, вероятно, всегда
останешься слишком молода. Едва ли есть на свете женщина, способная дойти
туда, куда дошел я, и видеть то, что открыто мне. Это нелегкое искусство.
Бог, которому я служу, требователен и жесток.
- Какой бог? Я знаю только людей.
- Вот и узнавай людей. А моя сила, сколько у меня ее есть, тебе
недоступна. Повторяю, преподать ее тебе не в моей власти.
Она глядела на меня, не понимая. Она была еще слишком молода, чтобы
понимать. Отсветы огня из плиты падали на ее чудесные волосы, на ее
широкий чистый лоб, на пышную грудь и детские ладони. Я вспомнил, что Утер
предлагал ее в жены Лоту, а Лот отверг ее и предпочел ее младшую
единокровную сестру. Знает ли об этом Моргауза? - подумал я, и мне стало
жаль ее. Что-то с ней в жизни станется?
Я сказал мягко:
- Это правда, Моргауза. Бог дает человеку силу, но только ради своих
собственных целей. А когда свершится желаемое, что будет дальше, не ведомо
никому. Если он изберет тебя, ты будешь призвана, но не вступай в огонь
сама, дитя. Довольствуйся той магией, что доступна молодым девушкам.
Она хотела было что-то возразить, но нас прервали. Стилико подогревал
какую-то смесь в чаше над горелкой и, как видно, все внимание употребил на
то, чтобы расслышать наши речи, чаша у него наклонилась, и часть жидкости
выплеснулась в огонь. Раздалось шипение, треск, и густое облако пахучего
пара распространилось между мной и принцессой, скрыв ее от моих глаз. Я
только увидел ее руки, эти послушные детские ладони - она быстро вскинула
их, отгоняя от глаз едкие испарения. У меня тоже глаза наполнились
слезами. Размытые очертания залучились. Нестерпимая головная боль
ослепила. Белые маленькие ладони взлетали в темном чаду, словно творя
колдовство. Мимо тучей пронеслись летучие мыши. Где-то рядом простонали
струны моей арфы. Стены вокруг меня сблизились, как грани ледяного
кристалла, как гробница...
- Учитель, прости! Ты болен, учитель? Учитель!
Я встрепенулся и пришел в себя. Взгляд мой прояснился. Чадное облако
рассеялось, последние редкие клочья уходили сквозь решетку окна. Ее ладони
опять недвижно покоились под грудью. Она откинула волосы со лба и
разглядывала меня с любопытством. Стилико подхватил опрокинувшуюся чашу и,
держа ее перед собой, смотрел на меня испуганно и озабоченно.
- Господин, эту смесь ты составил сам. Ты говорил, что она
безвредна...
- Совершенно безвредна. Но другой раз, когда будешь ее варить,
смотри, что делаешь. - Я обернулся к принцессе. - Прости, я напугал тебя.
Это пустяки, просто головная боль, у меня они бывают. Внезапные, и так же
внезапно проходят. А теперь я должен проститься. Я уезжаю из Лондона в
конце этой недели. Если тебе понадобится до той поры моя помощь, пошли за
мной, и я с радостью приду. - Я улыбнулся и, протянув руку, коснулся ее
волос. - Не гляди так уныло, дитя. Тяжек этот дар, и он не для юных дев.
Я пошел к дверям, и она еще раз сделала мне реверанс, и личико ее
снова укрыла сияющая завеса волос.
6
То был, наверно, единственный раз в моей жизни, когда Брин Мирддин
оказался для меня не домом, куда я нетерпеливо рвусь, а всего лишь
остановкой в пути. И, добравшись до Маридунума, я не радовался, как
бывало, привычной тишине, и своим книгам, и досугу, который можно
посвятить музыке и медицине, а, наоборот, тяготился промедлением, всеми
помыслами устремляясь на север, где живет мальчик, в котором отныне - вся
моя жизнь.
Все, что я знал о нем, не считая туманных заверений, полученных через
Хоэля и Эктора, сводилось к тому, что он здоров и крепок, хотя ростом и
меньше для своих лет, чем был в его возрасте Кей, родной сын Эктора.
Теперь Кею было одиннадцать, а принцу Артуру восемь, и оба они нередко
являлись мне в моих видениях. Я видел, как Артур борется со своим старшим
названым братом, как садится на чересчур высокого, на мой опасливый
взгляд, коня, как они рубятся друг с другом сначала на палках, а потом и
на мечах; клинки, наверно, были затуплены, но я заметил только опасный
взблеск металла, а также и то, что хотя у Кея мускулы крепче и длинные
руки, зато Артур быстр, как само сверканье меча. Я наблюдал, как они на
пару удят рыбу, лазят по камням, носятся по опушке Дикого леса, тщетно
пытаясь укрыться от бдительного Ральфа, который, с двумя доверенными
людьми Эктора, неотступно, денно и нощно, караулит Артура. Все это
рисовалось мне в пламени, в дыму, на звездном небе, а однажды, когда не
было ни огня, ни звезд на небе, - в грани драгоценного хрустального кубка,
которым я любовался во дворце Адьяна над бухтой Золотой Рог. То-то, должно
быть, Адьян подивился моей внезапной рассеянности, а может быть, приписал
ее несварению желудка после его более чем обильных угощений - немочи,
которая на Востоке считается заслуженной данью гостеприимству.
Я даже не был уверен, что узнаю Артура, когда увижу воочию, и каким
он все-таки вырос, я тоже по-настоящему не знал. Видел его отвагу, его
веселость, его упорство и силу, но об истинной его природе я судить не
мог; видения питают духовный взор - чтобы понять сердцем, нужна живая
кровь. Я даже голоса его никогда не слышал. Как мне войти в его жизнь,
когда я доберусь на север, тоже пока еще было неясно, но всю дорогу от
Лондона до Брин Мирддина я шагал по ночам и высматривал знаки на звездном
небе, и каждую ночь Медведица висела прямо передо мной, мерцая и повествуя
о темном севере, о льдистых небесах и о запахах хвои в лесах и воды в
горных ручьях.
Стилико при виде моего пещерного жилища выказал совсем не те чувства,
которых я от него ожидал. Отправляясь в долгие странствия, я сделал
распоряжения, чтобы мой дом без меня содержался в порядке. Оставил
некоторую сумму здешнему мельнику и просил его время от времени посылать
слугу в пещеру. Сразу видно было, что мельник выполнил уговор: в пещере
было прибрано, сухо, лежала заготовленная провизия. Была припасена даже
свежая подстилка для лошадей, и мы едва лишь сошли с седел, как снизу по
тропе, запыхавшись, прибежала следом за нами девушка с мельницы и принесла
нам козьего молока и свежего хлеба и шесть только что выловленных форелей.
Я поблагодарил ее и попросил, чтобы она показала Стилико то место, где
вода из священного источника, в котором я не позволил ему чистить рыбу,
сбегала вниз по уступам. Они ушли, а я проверил печати на бутылках и
кувшинах и убедился, что замок на сундуке цел и, стало быть, мои книги и
инструменты, спрятанные в нем, никто не трогал, а меж тем снаружи
доносились веселые молодые голоса, они деловито жужжали, точно мельничные
жернова, то и дело раскатывались хохотом, растолковывая один другому слова
незнакомого языка.
Наконец девушка ушла, а юноша вернулся в пещеру с выпотрошенными,
