Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Русская фантастика - А&Б Стругацкие Весь текст 281.47 Kb

Хромая судьба

Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 3 4 5 6 7 8 9  10 11 12 13 14 15 16 ... 25
сего   мне   вдруг    вспомнился    вчерашний    человек    в    клетчатом
пальто-перевертыше.
     - Ну, эти твои дела... Куда ты вчера там ездил?
     Я, наконец, сообразил, что он спрашивает всего-навсего  о  визите  на
Банную.
     - М-мать... - сказал я. - Опять я папку где-то забыл!
     Я стал лихорадочно вспоминать, где я мог забыть папку  с  бессмертной
пьесой о Корягиных, а он все бубнил. Он бубнил о том, что есть слух, будто
кто из писателей женат более трех раз, того снимают с очереди на  квартиру
в новом писательском доме, и будут  предоставлять  только  освобождающуюся
площадь. Леню Шибзда  это  задевало  потому,  что  он  был  женат  уже  по
четвертому разу.
     - В ресторане я ее забыл! - проговорил я с облегчением.
     - Кого? - спросил он, охотно прервавшись.
     - Папку!
     - Какую?
     - Канцелярскую. Со шнурочками.
     - А внутри? - напирал шибзд.
     - Слушай, - сказал я. - Отстань, а? Я только что встал,  постель  еще
не застелена...
     - У меня тоже... Так ты был вчера на Банной?
     - Не был я на Банной! Не был!
     - А где ты тогда был?
     Помыслить  было  страшно  -  рассказать  Шибзду  о   вчерашних   моих
похождениях.  И  не  только  потому,  что  вдруг  уставились  на  меня  из
вчерашнего  дня  двустволичьи   глаза   Ивана   Давыдовича   и   донеслось
ядовито-предостерегающее шипение Кости Кудинова, поэта, и не потому  даже,
что ощущал я в этом всем какую-то пакость, мерзость какую-то. Проще, много
проще! Ведь Шибзд - это человек, которого не интересует  что.  Его  всегда
интересует почему. Он душу из меня  живую  вынет,  требуя  разъяснений,  а
вынув, затолкает ее обратно как попало, излагая свои собственные  чугунные
версии, каждая из коих, как нарочно, объясняет один  факт  и  противоречит
всем прочим фактам...
     - Леня, - сказал я решительно.  -  Извини,  в  дверь  звонят.  Это  я
водопроводчика вызвал.
     С тем, не слушая протестов, я повесил трубку.
     Вообще-то я люблю Леню Баринова. Более того, я его уважаю. И прозвище
такое я дал ему не  за  сущность  его,  а  за  наружность:  шибздик  он  -
маленький,  чернявенький,   всегда   чем-нибудь   напуганный.   Пишет   он
мучительно, буквально по несколько слов в день, потому что  вечно  в  себе
сомневается  и  совершенно   искренне   исповедует   эту   бредовую   идею
хрестоматийного   литературоведения   о   том,   что   существует    якобы
одно-единственное слово, точнее всех прочих выражающее  заданную  идею,  и
все дело только в том, чтобы  постараться,  напрячься,  поднатужиться,  не
полениться и это одно-единственное слово отыскать, и вот таким-то  манером
ты и создашь, наконец, что-нибудь достойное.
     И никуда не денешься: литературный вкус у него великолепный, слабости
любого художественного текста  он  вылавливает  мгновенно,  способность  к
литературному анализу у него прямо-таки редкостная,  я  таких  критиков  и
среди наших профессионалов не знаю. И вот этот талант  к  анализу  роковым
образом оборачивается  его  неспособностью  к  синтезу,  потому  что  сила
писателя, на мой взгляд, не в том, чтобы уметь  найти  единственно  верное
слово, а в том, чтобы отбросить все заведомо неверные.  А  Леня,  бедняга,
сидит и день за днем мучительно, до помутнения  в  мозгах,  взвешивает  на
внутренних весах своих, как будет точнее сказать: "Она тронула  его  руку"
или "Она притронулась к его руке"... и в отчаянии  он  звонит  за  советом
Вале, и  жестокий  Валя  Демченко,  не  теряя  ни  секунды,  отвечает  ему
знаменитым аверченковским:  "Она  схватила  ему  за  руку  и  неоднократно
спросила, где ты девал деньги...". И тогда он в отчаянии звонит мне,  а  я
тоже не сахар...
     Но есть, есть между нами некое сродство! Я уверен, что прочитай я ему
из своей синей папки, он понял бы меня так, как, может быть, никто  другой
на свете, не понял бы и не принял бы. Только читать  ему  из  синей  папки
никак нельзя. Ведь он же болтун, он как  худое  ведро,  в  нем  ничего  не
держится.  Это  же  любимое  занятие  его:  собирать  сведения   и   затем
распространять их кому  попало  и  где  попало,  да  еще  и  непременно  с
комментариями...  При  его  великолепной  памяти  и   с   сумеречным   его
воображением... Нет, подумать страшно - читать ему из синей папки.
     А вот он читал мне из своей повести, над которой тоже работает второй
год, - про спринтера, гениального спортсмена и несчастного человека.  Этот
его  герой  бьет  все  рекорды  на  расстояниях  до  километра,   все   им
восхищаются, все ему завидуют, но никто не знает, почему  он  эти  рекорды
бьет. А дело в том, что на тартановой дорожке немедленно просыпается в нем
слепой первобытный ужас преследуемого животного. Каждый раз  рвется  он  к
финишу, забыв в себе все разумное, все человеческое, с одной только  целью
- во что бы то ни стало спасти жизнь, оторваться и уйти от настигающей его
своры хищников, стремящихся догнать, завалить и сожрать заживо. И  вот  он
получает  призы,  мировую  известность,  почести   -   и   все   за   свою
патологическую, атавистическую трусость, а человек он честный, и любит его
славная девушка...
     Мне нравятся такие  повороты.  Редакторам  вот  не  нравятся,  а  мне
нравятся. Это вам не бурный романчик между женатым  начальником  главка  и
замужним технологом на фоне кипящего металла  и  недовыполнения  плана  по
литью.
     Размышляя о литературе, о сюжетах  и  о  Шибзде  Баринове,  я  уселся
завтракать. Мною же придуманный ядовитый пример насчет  бурного  романчика
вдруг занял мое воображение. Десятилетия проходят, исписываются  тысячи  и
тысячи страниц, но ничего, кроме откровенной халтуры или, в лучшем случае,
трогательной беспомощности, литература такого рода не демонстрирует.
     И ведь  вот  что  поразительно:  сюжет-то  ведь  реально  существует!
Действительно, металл льется, планы недовыполняются, и на фоне всего этого
и даже в  связи  со  всем  этим  женатый  начальник  главка  действительно
встречается с замужним  технологом,  и  начинается  между  ними  конфликт,
который переходит в бурный романчик, и возникают жуткие ситуации, зреют  и
лопаются кошмарные нравственно-организационные нарывы, и все это вплоть до
парткома...
     Все это действительно бывает в жизни, и даже частенько бывает, и  все
это,  наверное,  достойно  отображения  никак  не  меньше,  нежели  бурный
романчик бездельника-дворянина с провинциальной барышней, вплоть до дуэли.
Но получается лажа.
     И всегда получалась лажа, и между прочим, не только у нашего брата  -
советского писателя. Вон и у Хемингуэя высмеян бедняга халтурщик,  который
пишет роман о  забастовке  на  текстильной  фабрике  и  тщится  совместить
проблемы профсоюзной  работы  со  страстью  к  молодой  еврейке-агитатору.
Замужний технолог, еврейка-агитатор... язык человеческий протестует против
таких сочетаний, когда речь идет об отношениях между мужчиной и  женщиной.
"Молодая пешеход добежал до переход..."
     У  меня  вот  в  "Товарищах  офицерах"  любовь  протекает   на   фоне
политико-воспитательной   работы   среди   офицерского   состава   Н-ского
танко-самоходного полка. И это ужасно. Я  из-за  этого  собственную  книгу
боюсь перечитывать. Это же нужен  какой-то  особенный  читатель  -  читать
такие книги! И он у нас есть. То ли мы его выковали своими произведениями,
то ли он как-то сам произрос - во  всяком  случае,  на  книжных  прилавках
ничего не залеживается.
     Я пил кефир, стоя перед  окном.  Светало,  и  был  мороз.  Деревья  и
кустарники - все было  белое.  Гасли  огни  в  доме  напротив,  спешили  к
автобусной остановке черные человечки  по  нерасчищенным  тропинкам  среди
сугробов. Машины неслись, подфарники у некоторых были уже погашены.
     Потому что нет в наше время любви, подумал вдруг я. Романчики есть, а
любви нет. Некогда в наше время любить: автобусы переполнены, в  магазинах
очереди, ясли на другом конце города, нужно быть  очень  молодым  и  очень
беззаботным человеком, чтобы оказаться способным на любовь. А любят сейчас
только пожилые пары, которым удалось продержаться вместе четверть века, не
потонуть в квартирном вопросе, не озвереть от мириад всеразъедающих мелких
неудобств, полюбовно поделить между собой власть и  обязанности.  Вот  как
Валя Демченко со  своей  Сонечкой.  Но  такую  любовь  у  нас  не  принято
воспевать. И слава богу. Воспевать вообще ничего не  надо.  Костя  Кудинов
пакость воспевает. Или Ойло Союзное...
     - Однако все это философия, а не пора ли  за  работу?  -  произнес  я
вслух.
     И я стал мыть посуду. Я не выношу, когда у меня  в  мойке  хоть  одна
грязная тарелка. Для нормальной работы необходимо, чтобы мойка была  пуста
и чиста. Особенно, когда  речь  идет  о  работе  над  сценариями  или  над
статьями. Я люблю писать сценарии. Из всех  видов  литературной  поденщины
мне более всего по душе переводы и сценарии. Может  быть,  потому,  что  в
обоих этих случаях мне  не  приходится  взваливать  на  себя  всю  полноту
ответственности.
     Приятно все-таки сознавать, что за будущий  фильм  в  конечном  счете
отвечает режиссер - человек, как правило, молодой, энергичный, до тонкости
понимающий, что кино имеет свой язык и главное в кино - не слова,  которые
я сочиняю, а образы, которые изобретает он. А если что-нибудь не  так,  он
махнет рукой и скажет  беспечно:  "А,  сойдет  за  мировоззрение!"  А  что
касается другого его афоризма - "Ни кадра на родной земле", - то  пусть-ка
он попробует отснять кадры танковой атаки где-нибудь на Елисейских  полях!
И фильм у него, в конце концов, получится. Это будет не  Эйзенштейн  и  не
Феллини, конечно, но смотреть его будут, и я сам посмотрю не без интереса,
потому что и в самом деле интересно же, как у него получилась моя танковая
атака.
     (Я человек простой, я люблю, чтобы в кино - но только в кино! -  была
парочка штурмбанфюреров СС, чтобы огонь велся по возможности из всех видов
стрелкового  оружия  и  чтобы  имела  место  хор-р-рошая  танковая  атака,
желательно массированная... Киновкусы у меня самые примитивные, такие, что
Валя Демченко называет их совокупность инфантильным милитаризмом.)
     Я сел за машинку и писал, почти не прерываясь,  два  с  лишним  часа,
пока не раздался снова телефонный звонок.
     Солнце давно уже било в комнату, и было мне жарко, и был я в  запале,
и в телефонную трубку не сказал я, а  рявкнул.  Однако  это  оказался  наш
Федор  Михеич,  и  мне,  японисту,  свято  соблюдающему   принцип   "сяо",
немедленно пришлось взять тоном ниже.
     Слава богу, разговор пошел вовсе не  о  Банной.  Михеич  осведомился,
известно ли мне о конфликте между Олегом Орешиным и Семеном  Колесниченко.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы переключиться, а затем я сказал,
что да, знаю я об этом конфликте, была у  нас  такая  склока  на  приемной
комиссии в прошлом месяце. Тогда  Михеич  сообщил,  что  Орешин  подал  на
Колесниченко жалобу в секретариат и что он, Михеич, хотел  бы  знать  мое,
Сорокина, мнение по этому конфликту.
     - Дурак он и склочник, этот Орешин, - ляпнул  я,  не  сдержавшись,  в
который уже раз позабыв твердое свое решение никогда  не  вмешиваться,  не
впутываться и не вступаться.
     Михеич сурово указал мне, что это не  ответ,  что  от  меня  ждут  не
брани-ругани, что от меня ждут объективного мнения по конкретному делу.
     Ну, какое объективное мнение могло быть у  меня  по  этому  делу?  На
прошлом заседании приемной комиссии этот Олег Орешин,  холеный  и  гладкий
мужчина лет пятидесяти,  в  отлично  сшитом  костюме,  сверкая  запонками,
толстым кольцом и золотым зубом, потребовал  вдруг  слова  и  провозгласил
жалобу на прозаика Семена Колесниченко, который совершил злостный плагиат.
У кого?  Да  у  него,  Олега  Орешина,  поэта-баснописца,  члена  приемной
комиссии, лауреата специальной премии журнала "Станкостроитель". Он,  Олег
Орешин, два года назад опубликовал в упомянутом журнале сатирическую басню
Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 3 4 5 6 7 8 9  10 11 12 13 14 15 16 ... 25
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 

Реклама