- Где ты его взял?
- На рынке.
Я поднял окуня за хвост.
- А чего ты хочешь? Обыкновенная снулая рыбка.
- Дубина, - сказал Витька. - Вода-то живая...
- А-а, - сказал я и стал соображать, что бы ему посоветовать.
Механизм действия живой воды я представлял себе крайне смутно. В основном
по сказке об Иване-царевиче и Сером Волке.
Джинн в бутыли двигался и время от времени принимался протирать
ладошкой стекло, запыленное снаружи.
- Протер бы бутыль, - сказал я, ничего не придумав.
- Что?
- Пыль с бутылки сотри. Скучно же ему там.
- Черт с ним, пусть скучает, - рассеяно сказал Витька. Он снова
засунул руку в диван и снова провернул там что-то. Окунь ожил.
- Видал? - сказал Витька. - Когда даю максимальное напряжение - все в
порядке.
- Экземпляр... неудачный, - сказал я наугад.
Витька вынул руку из дивана и уставился на меня.
- Экземпляр... - сказал он. - Неудачный... - Глаза у него стали как у
дубля. - Экземпляр экземпляру люпус эст... <Перифраз латинской поговорки
"человек человеку - волк".>
- Потом он, наверное, мороженый, - сказал я, осмелев.
Витька меня не слушал.
- Где бы рыбу взять? - сказал он, озираясь и хлопая себя по карманам.
- Рыбочку бы...
- Зачем? - спросил я.
- Верно, - сказал Витька. - Зачем? Раз нет другой рыбы, -
рассудительно произнес он, - почему бы не взять другую воду? Верно?
- Э, нет, - возразил я. - Так не пойдет.
- А как? - жадно спросил Витька.
- Выметайся отсюда, - сказал я. - Покинь помещение.
- Куда?
- Куда хочешь.
Он перелез через диван и сгреб меня за грудки.
- Ты меня слушай, понял? - сказал он угрожающе. - На свете нет ничего
одинакового. Все распределяется по гауссиане. Вода воде рознь... Этот
старый дурак не сообразил, что существует дисперсия свойств...
- Эй, милый, - позвал я его. - Новый год скоро! Не увлекайся так.
Он отпустил меня и засуетился:
- Куда же я его дел?.. Вот лапоть!.. Куда я его сунул?.. А, вот он...
Он бросился к стулу, на котором торчком стоял умклайдет. Тот самый. Я
отскочил к двери и сказал умоляюще:
- Опомнись! Двенадцатый же час! Тебя же ждут! Верочка ждет!
- Не, - отвечал он. - Я им туда дубля послал. Хороший дубль,
развесистый... Дурак дураком. Анекдоты, стойку делает, танцует, как вол...
Он крутил в руках умклайдет, что-то прикидывая, примериваясь, прищуря
один глаз.
- Выметайся, говорят тебе! - заорал я в отчаянии.
Витька коротко глянул на меня, и я присел. Шутки кончились. Витька
находился в том состоянии, когда увлеченные работой маги превращают
окружающих в пауков, мокриц, ящериц и других тихих животных. Я сел на
корточки рядом с джинном и стал смотреть.
Витька замер в классической позе нематериального заклинания (позиция
"мартихор"), над столом поднялся розовый пар, вверх-вниз запрыгали тени,
похожие на летучих мышей, исчез "мерседес", исчезла бумага, и вдруг вся
поверхность стола покрылась сосудами с прозрачными растворами. Витька, не
глядя, сунул умклайдет на стул, схватил один из сосудов и стал его
внимательно рассматривать. Было ясно, что теперь он отсюда никуда и
никогда не уйдет. Он живо убрал с дивана ванну, одним прыжком подскочил к
Стеллажам и поволок к столу громоздкий медный аквавитометр. Я устроился
было поудобнее и протер джинну окошечко для обозрения, но тут из коридора
донеслись голоса, топот ног и хлопанье дверей. Я вскочил и кинулся вон из
лаборатории.
Ощущение ночной пустоты и темного покоя огромного здания исчезло
бесследно. В коридоре горели яркие лампы. Кто-то сломя голову мчался по
лестнице, кто-то кричал: "Валька! Напряжение упало! Сбегай в
аккумуляторную!", кто-то вытряхивал на лестничной площадке шубу, и мокрый
снег летел во все стороны. Навстречу мне с задумчивым лицом быстро шел
изящно изогнутый Жиан Жиакомо, за ним с его огромным портфелем под мышкой
и с его тростью в зубах семенил гном. Мы раскланялись. От великого
престидижитатора пахло хорошим вином и французскими благовониями.
Остановить его я не посмел, и он прошел сквозь запертую дверь в свой
кабинет. Гном просунул ему вслед портфель и трость, а сам нырнул в батарею
парового отопления.
- Какого дьявола? - вскричал я и побежал на лестницу.
Институт был битком набит сотрудниками. Казалось, их было даже
больше, чем в будний день. В кабинетах и лабораториях во всю горели огни,
двери были распахнуты настежь. В институте стоял обычный деловой гул:
треск разрядов, монотонные голоса, диктующие цифры и произносящие
заклинания, дробный стук "мерседесов" и "рейнметаллов". И над всем этим
раскатистый и победительный рык Федора Симеоновича: "Эт' хорошо, эт'
здо-о-рово! Вы молодец, голубчик! Но к-какой дурак выключил г-генератор?"
Меня саданули в спину твердым углом, и я ухватился за перила. Я
рассвирепел. Это был Володя Почкин и Эдик Амперян, они тащили на свой этаж
координатно-измерительную машину весом в полтонны.
- А, Саша? - приветливо сказал Эдик. - Здравствуй, Саша.
- Сашка, посторонись с дороги! - крикнул Володя Почкин, пятясь задом.
- Заноси, заноси!..
Я схватил его за ворот:
- Ты почему в институте? Ты как сюда попал?
- Через дверь, через дверь, пусти... - сказал Володя. - Эдька, еще
правее! Ты видишь, что не проходит?
Я отпустил его и бросился в вестибюль. Я был охвачен административным
негодованием. "Я вам покажу, - бормотал я, прыгая через четыре ступеньки.
- Я вам покажу бездельничать. Я вам покажу всех пускать без разбору!.."
Макродемоны Вход и Выход, вместо того, чтобы заниматься делом, дрожа от
азарта и лихорадочно фосфоресцируя, резались в рулетку. На моих глазах
забывший свои обязанности Вход сорвал банк примерно в семьдесят миллиардов
молекул у забывшего свои обязанности Выхода. Рулетку я узнал сразу. Это
была моя рулетка. Я сам смастерил ее для одной вечеринки и держал ее за
шкафом в электронном зале, и знал об этом один только Витька Корнеев.
Заговор, решил я. Всех разнесу. А через вестибюль все шли и шли покрытые
снегом краснолицые веселые сотрудники.
- Ну и метет! Все уши забило...
- А ты тоже ушел?
- Да ну, скукотища... Напились все. Дай, думаю, пойду лучше
поработаю. Оставил им дубля и ушел...
- Ты знаешь, танцую я с ней и чувствую, что обрастаю шерстью. Хватил
водки - не помогает...
- А если пучок электронов? Масса большая? Ну тогда фотонов...
- Алексей, у тебя лазер свободный есть? Ну, давай хоть газовый...
- Галка, как же это ты мужа оставила?
- Я еще час назад вышел, если хочешь знать. В сугроб, понимаешь,
провалился, чуть не занесло меня...
Я понял, что не оправдал. Не было уже смысла отбирать рулетку у
демонов, оставалось только пойти и вдребезги разругаться с провокатором
Витькой, а там будь что будет. Я погрозил демонам кулаком и побрел вверх
по лестнице, пытаясь представить себе, что было бы, если бы в институт
сейчас заглянут Модест Матвеевич.
По дороге в приемную директора я остановился в стендовом зале. Здесь
усмиряли выпущенного из бутылки джинна. Джинн, огромный, синий от злости,
метался в вольере, огороженном щитами Джян бен Джяна и закрытом сверху
мощным магнитным полем. Джинна стегали высоковольтными разрядами, он выл,
ругался на нескольких мертвых языках, скакал, отрыгивал языки огня, в
запальчивости начинал строить и тут же разрушал дворцы, потом, наконец,
сдался, сел на пол и, вздрагивая от разрядов, жалобно завыл:
- Ну хватит, ну отстаньте, ну я больше не буду... Ой-йой-йой... Ну я
уже совсем тихий...
У пульта разрядника стояли спокойные немигающие молодые люди, сплошь
дубли. Оригиналы же, столпившись около вибростенда, поглядывали на часы и
откупоривали бутылки.
Я подошел к ним.
- А, Сашка!
- Сашенция, ты, говорят, дежурный сегодня... Я к тебе потом забегу в
зал.
- Эй, кто-нибудь сотворите ему стакан, у меня руки заняты...
Я был ошеломлен и не заметил, как в руке у меня очутился стакан.
Пробки грянули в щиты Джян бен Джяна, шипя полилось ледяное шампанское.
Разряды смолкли, джинн перестал скулить и начал принюхиваться. В ту же
секунду кремлевские часы принялись бить двенадцать.
- Ребята! Да здравствует понедельник!
Стаканы сдвинулись. Потом кто-то сказал, осматривая бутылку:
- Кто творил вино?
- Я.
- Не забудь завтра заплатить.
- Ну что, еще бутылочку?
- Хватит, простудимся.
- Хороший джинн попался... Нервный немножко.
- Дареному коню...
- Ничего, полетит как миленький. Сорок витков продержится, а там
пусть катится со своими нервами.
- Ребята, - робко сказал я, - ночь на дворе... И праздник. Шли бы вы
по домам...
На меня посмотрели, меня похлопали по плечу, мне сказали: "Ничего,
это пройдет", - и гурьбой двинулись к вольеру... Дубли откатили один из
щитов, а оригиналы деловито окружили джинна, крепко взяли его за руки и за
ноги и поволокли к вибростенду. Джинн трусливо причитал и неуверенно сулил
всем сокровища царей земных. Я одиноко стоял в сторонке и смотрел, как они
пристегивают его ремнями и прикрепляют к разным частям его тела
микродатчики. Потом я потрогал щит. Он был огромный, тяжелый, изрытый
вмятинами от ударов шаровых молний, местами обуглившийся. Щиты Джян бен
Джяна были сделаны из семи драконьих шкур, склеенных желчью отцеубийцы, и
рассчитаны на прямое попадание молнии. К каждому щиту были обойными
гвоздиками прибиты жестяные инвентарные номера. Теоретически на лицевой
стороне щитов должны были быть изображения всех знаменитых битв прошлого,
а на внутренней - всех великих битв грядущего. Практически же на лицевой
стороне щита, перед которым я стоял, виднелось что-то вроде реактивного
самолета, штурмующего автоколонну, а внутренняя сторона была покрыта
странными разводами и напоминала абстрактную картину.
Джинна стали трясти на вибростенде. Он хихикал и взвизгивал: "Ой,
щекотно!.. Ой, не могу!.." Я вернулся в коридор. В коридоре пахло
Бенгальскими огнями. Под потолком крутились шутихи, стуча о стены и
оставляя за собой струи цветного дыма, проносились ракеты. Я повстречал
дубля Володи Почкина, волочившего гигантскую инкунабулу с медными
застежками, двух дублей Романа Ойры-Ойры, изнемогавших под тяжеленным
швеллером, потом самого Романа с кучей ярко-синих папок из архива отдела
Недоступных Проблем, а затем свирепого лаборанта из отдела Смысла Жизни,
конвоирующего на допрос к Хунте стадо ругающихся привидений в плащах
крестоносцев... Все были заняты и деловиты.
Трудовое законодательство нарушалось злостно, и я почувствовал, что у
меня исчезло всякое желание бороться с этими нарушениями, потому что сюда
в двенадцать часов новогодней ночи, прорвавшись через пургу, пришли люди,
которым было интереснее доводить до конца или начинать сызнова
какое-нибудь полезное дело, чем глушить себя водкою, бессмысленно дрыгать
ногами, играть в фанты и заниматься флиртом разных степеней легкости. Сюда
пришли люди, которым приятнее быть друг с другом, чем порознь, которые
терпеть не могли всякого рода воскресений, потому что в воскресенье им
было скучно. Маги, Люди с большой буквы, и девизом их было - "Понедельник
начинается в субботу". Да, они знали кое-какие заклинания, умели
превращать воду в вино, и каждый из них не затруднился бы накормить пятью
хлебами тысячу человек. Но магами они были не поэтому. Это была шелуха,
внешнее. Они были магами потому, что очень много знали, так много, что
количество перешло у них, наконец, в качество, и они стали с миром в
