То ли в нем что-то разладилось, то ли так и должно было быть, но время
релаксаций у него все сокращалось и сокращалось, так что к концу речи
Выбегаллы он уже не отходил от конвейера. Впрочем, возможно, ему просто
стало трудно передвигаться.
- Разрешите вопрос, - вежливо сказал Эдик. - Чем вы объясняете
прекращение пароксизмов довольства?
Выбегалло замолк и посмотрел на кадавра. Кадавр жрал. Выбегалло
посмотрел на Эдика.
- Отвечаю, - самодовольно сказал он. - Вопрос, товарищи, верный. И, я
бы даже сказал, умный вопрос, товарищи. Мы имеем перед собою конкретную
модель непрерывно возрастающих материальных потребностей. И только
поверхностному наблюдателю может казаться, что пароксизмы довольства якобы
прекратились. На самом деле они диалектически перешли в новое качество.
Они, товарищи, распространились на сам процесс удовлетворения
потребностей. Теперь ему мало быть сытым. Теперь потребности возросли,
теперь ему надо все время кушать, теперь он самообучился и знает, что
жевать, - это тоже прекрасно. Понятно, товарищ Амперян?
Я посмотрел на Эдика. Эдик вежливо улыбался. Рядом с ним стояли рука
об руку дубли Федора Симеоновича и Кристобаля Хозевича. Головы их, с
широко расставленными ушами, медленно поворачивались вокруг оси, как
аэродромные радиолокаторы.
- Еще вопрос можно? - сказал Роман.
- Прошу, - сказал Выбегалло с устало - снисходительным видом.
- Амвросий Амбруазович, - сказал Роман, - а что будет, когда оно все
потребит?
Взгляд Выбегаллы стал гневным.
- Я прошу всех присутствующих отметить этот провокационный вопрос, от
которого за версту разит мальтузианством, неомальтузианством,
прагматизмом, экзистенцио... оа... нализмом и неверием, товарищи, в
неисчерпаемую мощь человечества. Вы что же хотите сказать этим вопросом,
товарищ Ойра-Ойра? Что в деятельности нашего научного учреждения может
наступить момент, кризис, регресс, когда нашим потребителям не хватит
продуктов потребления? Нехорошо, товарищ Ойра-Ойра! Не подумали вы! А мы
не можем допустить, чтобы на нашу работу навешивали ярлыки и бросали тень.
И мы этого, товарищи, не допустим.
Он достал носовой платок и вытер бороду. Г._Проницательный,
скривившись от умственного напряжения, задал следующий вопрос:
- Я, конечно, не специалист. Но какое будущее данной модели? Я
понимаю, что эксперимент проходит успешно. Но очень уж активно она
потребляет.
Выбегалло горько усмехнулся.
- Вот видите, товарищ Ойра-Ойра, - сказал он. - Так вот и возникают
нездоровые сенсации. Вы, не подумав, задали вопрос. И вот уже рядовой
товарищ неверно сориентирован. Не на тот идеал смотрит. Не на тот идеал
смотрите, товарищ Проницательный! - обратился он прямо к корреспонденту. -
Данная модель есть уже пройденный этап! Вот идеал, на который нужно
смотреть! - он подошел ко второму автоклаву и положил рыжеволосую руку на
его полированный бок. Борода его задралась. - Вот наш идеал! -
провозгласил он. - Или, выражаясь точнее, вот модель нашего с вами идеала.
Мы имеем здесь универсального потребителя, который всего хочет и все,
соответственно, может. Все потребности в нем заложены, какие только бывают
на свете. И все эти потребности он может удовлетворить. С помощью нашей
науки, разумеется. Поясняю для прессы. Модель универсального потребителя,
заключенная в этом автоклаве, или, говоря, по-нашему, в самозапиральнике,
хочет неограниченно. Все мы, товарищи, при всем нашем уважении к нам,
просто нули рядом с нею. Потому что она хочет таких вещей, о которых мы и
понятия не имеем. И она не будет ждать милости от природы. Она возьмет от
природы все, что ей нужно для полного счастья, то есть для
удовлетворенности. Материально-магические силы сами извлекут из окружающей
природы все ей необходимое. Счастье данной модели будет неописуемым. Она
не будет знать ни голода, ни жажды, ни зубной боли, ни личных
неприятностей. Все ее потребности будут мгновенно удовлетворяться по мере
их возникновения.
- Простите, - вежливо сказал Эдик, - и все ее потребности будут
материальными?
- Ну разумеется! - вскричал Выбегалло. - Духовные потребности
разовьются в соответствии! Я уже отмечал, что чем больше материальных
потребностей, тем разнообразнее будут духовные потребности. Это будет
исполин духа и корифей!
Я оглядел присутствующих. Многие были ошарашены. Корреспонденты
отчаянно писали. Некоторые, как я заметил, со странным выражением
переводили взгляд с автоклава на непрерывно глотающего кадавра и обратно.
Стелла, припав лбом к моему плечу, всхлипывала и шептала: "Уйду я отсюда,
не могу, уйду..." Я, кажется, тоже начинал понимать, чего опасался
Ойра-Ойра. Мне представилась громадная отверстая пасть, в которую,
брошенные магической силой, сыплются животные, люди, города, континенты,
планеты и солнца...
Б. Питомник снова обратился к Выбегалле:
- А когда и где будет происходить демонстрация универсальной модели,
Амвросий Амбруазович?
- Ответ, - сказал Выбегалло. - Демонстрация будет происходить здесь,
в этой моей лаборатории. О моменте пресса будет оповещена дополнительно.
- Но это будет в ближайшие дни?
- Есть мнение, что это будет в ближайшие часы. Так что товарищам
прессе лучше всего остаться и подождать.
Тут дубли Федора Симеоновича и Кристобаля Хозевича, словно по
команде, повернулись и вышли. Ойра-Ойра сказал:
- Вам не кажется, Амвросий Амбруазович, что такую демонстрацию
проводить в помещении, да еще в центре города, опасно?
- Нам опасаться нечего, - веско сказал Выбегалло. - Пусть наши враги,
эта, опасаются.
- Помните, я говорил вам, что возможна...
- Вы, товарищ Ойра-Ойра, недостаточно, значить, подкованы. Отличать
надо, товарищ Ойра-Ойра, возможность от действительности, случайность от
необходимости, теорию от практики и вообще...
- Все-таки, может быть, на полигоне...
- Я испытываю не бомбу, - высокомерно сказал Выбегалло. - Я испытываю
модель идеального человека. Какие будут еще вопросы?
Какой-то умник из отдела Абсолютного Знания принялся расспрашивать о
режиме работы автоклава. Выбегалло с охотой пустился в объяснения. Угрюмые
лаборанты собрали свою технику удовлетворения духпотребностей. Кадавр
жрал. Черная пара на нем потрескивала, расползаясь по швам. Ойра-Ойра
изучающе глядел на него. Потом он вдруг громко сказал:
- Есть предложение. Всем лично не заинтересованным немедленно
покинуть помещение.
Все обернулись к нему.
- Сейчас здесь будет очень грязно, - пояснил он. - До невозможности
грязно.
- Это провокация, - с достоинством сказал Выбегалло.
Роман, схватив меня за рукав, потащил к двери. Я потащил за собой
Стеллу. Вслед за нами устремились остальные зрители. Роману в институте
верили, Выбегалле - нет. В лаборатории из посторонних остались одни
корреспонденты, а мы столпились в коридоре.
- В чем дело? - спрашивали Романа. - Что будет? Почему грязно?
- Сейчас он рванет, - отвечал Роман, не сводя глаз с двери.
- Кто рванет? Выбегалло?
- Корреспондентов жалко, - сказал Эдик. - Слушай, Саша, душ у нас
сегодня работает?
Дверь лаборатории отворилась, и оттуда вышли два лаборанта, волоча
чан с пустыми ведрами. Третий лаборант, опасливо оглядываясь, суетился
вокруг и бормотал: "Давайте, ребята, давайте, я помогу, тяжело ведь..."
- Двери закройте, - посоветовал Роман.
Суетящийся лаборант поспешно захлопнул дверь и подошел к нам,
вытаскивая сигареты. Глаза у него были круглые и бегали.
- Ну, сейчас будет... - сказал он. - Проницательный дурак, я ему
подмигивал... Как он жрет!.. С ума сойти, как он жрет...
- Сейчас двадцать пять минут третьего... - начал Роман.
И тут раздался грохот. Зазвенели разбитые стекла. Дверь лаборатории
крякнула и сорвалась с петли. В образовавшуюся щель вынесло фотоаппарат и
чей-то галстук. Мы шарахнулись. Стелла опять взвизгнула.
- Спокойно, - сказал Роман. - Уже все. Одним потребителем на земле
стало меньше.
Лаборант, белый как халат, непрерывно затягиваясь, курил сигарету. Из
лаборатории доносилось хлюпанье, кашель, неразборчивые проклятия. Потянуло
дурным запахом. Я нерешительно промямлил:
- Надо посмотреть, что ли.
Никто не отозвался. Все сочувственно смотрели на меня. Стелла тихо
плакала и держала меня за куртку. Кто-то кому-то объяснял шепотом: "Он
дежурный сегодня, понял?.. Надо же кому-то идти выгребать..."
Я сделал несколько неуверенных шагов к дверям, но тут из лаборатории,
цепляясь друг за друга, выбрались корреспонденты и Выбегалло.
Господи, в каком они были виде!..
Опомнившись, я вытащил из кармана платиновый свисток и свистнул.
Расталкивая сотрудников, ко мне заспешила авральная команда
домовых-ассенизаторов.
5
Верьте мне, это было самое ужасное зрелище на свете.
Ф. Рабле
Больше всего меня поразило то, что Выбегалло нисколько не был
обескуражен происшедшим. Пока домовые обрабатывали его, поливая
абсорбентами и умащивали благовониями, он вещал фальцетом:
- Вот вы, товарищи Ойра-Ойра и Амперян, вы тоже все опасались. Что,
мол, будет, да как, мол, его остановить... Есть, есть в вас, товарищи,
эдакий нездоровый, значить, скептицизм. Я бы сказал, эдакое недоверие к
силам природы, человеческим возможностям. И где же оно теперь, ваше
недоверие? Лопнуло! Лопнуло, товарищи, на глазах широкой общественности и
забрызгало меня и вот товарищей из прессы...
Пресса потерянно молчала, покорно подставляя бока под шипящие струи
абсорбентов. Г._Проницательного била крупная дрожь. Б._Питомник мотал
головой и непроизвольно облизывался. Когда домовые прибрали лабораторию в
первом приближении, я заглянул внутрь. Авральная команда деловито
вставляла стекла и жгла в муфельной печи останки желудочной модели.
Останков было мало: кучка пуговиц с надписью "фор джентльмен" <"мужские" -
англ.>, рукав пиджака, неимоверно растянутые подтяжки и вставная челюсть,
напоминающая ископаемую челюсть гигантопитека. Остальное, по-видимому,
разлетелось в пыль. Выбегалло осмотрел второй автоклав, он же
самозапиральник, и объявил, что все в порядке. "Прессу прошу ко мне, -
сказал он. - Прочим предлагаю вернуться к своим непосредственным
обязанностям". Пресса вытащила книжечки, все трое уселись за стол и
принялись уточнять детали очерка "Рождение открытия" и информационной
заметки "Профессор Выбегалло рассказывает".
Зрители разошлись. Ушел Ойра-Ойра, забрав у меня ключи от сейфа Януса
Полуэктовича. Ушла в отчаянии Стелла, которую Выбегалло отказался
отпустить в другой отдел. Ушли заметно повеселевшие лаборанты. Ушел Эдик,
окруженный толпою теоретиков, прикидывая на ходу минимальное возможное
давление в желудке взорвавшегося кадавра. Я тоже отправился на свой пост,
предварительно удостоверившись, что испытание второго кадавра состоится не
раньше восьми утра.
Эксперимент произвел на меня тягостное впечатление, и, устроившись в
огромном кресле в приемной, я некоторое время пытался понять, дурак
Выбегалло или хитрый демагог-халтурщик. Научная ценность всех его кадавров
была, очевидно, равна нулю. Модели на базе собственных дублей умел
создавать любой сотрудник, защитивший магистерскую диссертацию и
закончивший двухгодичный спецкурс нелинейной трансгрессии. Наделять эти
