Андрей, иногда просто бесишь! Ты уж просто рисуешь себе настоящее
оруэлловское общество! Ты говоришь, как чужой! Тебе будто бы наплевать на
то, какой мы путь прошли от сталинщины, что это стоило нам... таким людям,
как я... ты... Где же твой ИОС?
-- Прости меня, друг. -- Лучников и в самом деле почувствовал угрызения
совести. Он понимал, что этим своим неожиданным отъездом с госдачи, увозом
его, Лучникова, оттуда без всякого "согласования" Кузенков нарушает их
мафиозную этику, идет на серьезный риск. -- Нам нужно с тобой, Марлен,
как-нибудь поговорить обо всем, раз и навсегда, все выяснить, начистоту, до
конца, без хохмочек и без улыбочек, -- сказал он. -- Боюсь, что, если мы
этого не сделаем, это отразится не только на наших с тобой отношениях.
Кузенков посмотрел на него с благодарностью.
-- Что касается этой баньки, -- сказал Лучников, -- то я только рад,
что наше формальное знакомство с персоной не состоялось. Если вокруг него
такие ребята, каких я сегодня узрел, пошел бы он на... Это ребята не в моем
вкусе. Это ребята не из моего клуба.
Кузенков еще раз посмотрел на него и молча улыбнулся.
-- Останови, пожалуйста, Марлен, и порезче, где-нибудь возле такси, --
сказал Лучников.
Они ехали но Кутузовскому проспекту. "Волга" сопровождения держалась на
прежнем расстоянии, что было нетрудно, потому что в этот час движение было
редким, лишь такси шмыгали, да иногда прокатывал какой-нибудь дипломат.
Выскочив из резко затормозившей машины. Лучников вдруг снова с
изумлением почувствовал мимолетный рывок молодости: то ли алые просветы в
тучах за шпилем гостиницы "Украина", то ли сама ситуация очередного бегства,
близость нового, пусть и пустякового приключения...
"Оперативка" промчалась мимо и растерянно остановилась посреди моста
над Москвой-рекой. Отъехала и перевалила за горб моста машина Марлена.
Лучников влез в такси и назвал адрес Татьяниного кооперативного квартала.
Когда проезжали мимо опер- "Волги", трое типусов, сидящих там, сделали
вид, что им нет до него никакого дела. Такси прокрутилось под мостом, резво
проскочило по подъему на зеленую стрелку мимо здания СЭВ. Стрелка, видимо,
тут же погасла, потому что Лучников увидел, как началось поперечное
движение, как пошел на зеленый огонь огромный интуристовский "Икарус" и как
из-за него, нарушая все правила, вынырнула на зверском вираже опермашина.
Видимо, они там мобилизовались и вели теперь преследование очень
толково, профессионально, точно выходя к светофорам и не выпуская из виду
лучниковское дребезжащее такси.
Вдруг он сообразил, что у него нет ни рубля внутренних денег. Возьмет
ли доллары таксист?
-- Спасибо вам большое, -- сказал таксист, беря зеленую десятку. --
Сенкью, мистер, вери мач.
Лучников, не торопясь, вошел в подъезд и вызвал лифт.
Дверь подъезда осталась открытой, и в ее стекле отражался почти весь
двор, замкнутый многоэтажными стенами. Отчетливо было видно, как медленно
продвигается по двору черная "Волга", выбирая удобную позицию для
наблюдения. По асфальтовой дорожке она проехала мимо строений детской
площадки и остановилась прямо напротив подъезда. Зажгли дальний свет,
увидели Лучникова возле лифта и успокоились, погасили свет.
В это время во двор въехал хлебный фургон и, остановившись на задах
булочной, запер "Волгу" между кустами и детской площадкой. Такой удачи
Лучников не ждал, не раздумывая, он помчался через детскую площадку к
хлебному фургону. Оперативники выскочили из "Волги" только в тот момент,
когда ключ зажигания фургона оказался у Лучникова в кармане.
Длинноволосый хлебный шоферюга, раскрыв рот, наблюдал невероятную сцену
погони "топтунов" за "фирменным человеком".
"Фирмач" рванул под арку и скрылся, "топтуны", ставя рекорды по
барьерному бегу, понеслись через детскую площадку и тоже скрылись.
Оперативная "Волга" свалила слоника, качели и застряла между каруселью и
шведской стенкой. Хлебовоз, опомнившись, тоже побежал под арку посмотреть,
как сцапают "фирмача" -- ведь от таких легавых все равно не уйдешь. И на фиг
только он ключ-то мой увел?
Однако оказалось, что задумано все гораздо круче, что "фирмач" - то
оказался совсем непростым товарищем. За домом-то у него, оказывается.
"Жигули" стояли с белым номером "ТУР 00-77". Сел "фирмач" в свои "Жигули",
проехал мимо "топтунов" с улыбочкой, а шоферюге бросил его ключ да еще и
крикнул "спасибо, друг".
"Топтуны", конечно, шоферюгу схватили за грудки -- убирай, кричат, свою
помойку, заблокировал опермашину, шипят, по твоей вине упустили
государственного преступника! Шоферюга, нормально, возмущается -- какая же,
говорит, это вам помойка, если в ней хлеб, наше богатство. Они ему по шее,
сами к фургону, пока разворачивались из-под арки, киоск "Союзпечати"
своротили. Выскочила "Волга" на оперативный простор, а простор, конечно, он
и есть простор -- пустыня, только мигалки желтые работают. Ничего, говорит
один "топтун", далеко не уйдет. Ну, теперь дадут нам, ребята, по мешку
мешалкой, говорит второй "топтун". Эй, говорит третий "топтун" шоферюге,
дай-ка нам свежего хлеба по батону. Нате, сказал шоферюга и принес им три
горячие булки, пусть пожрут мужики, перед служебными неприятностями.
Лучников остановил своего "жигуленка" на Старом Арбате, облачился в
найденное на заднем сиденье двустороннее английское пальто, почувствовал
себя почему-то весьма комфортно и углубился в переулки, в те самые, которые
вызывали у него всегда обманчивое ощущение нормальности, разумности и
надежности русской жизни.
На углу Сивцева Вражка и Староконюшенного (слова-то какие нормальные! )
зиждился старый дом, во дворе которого зиждился дом еще более старый, а во
дворе этого дома, то есть за третьей уже проходной, помещался совсем уже
полуаварийный шестиэтажный памятник серебряного века, в котором на последнем
этаже жил музыкант Дим Шебеко в квартире, которую он называл "коммунальным
убежищем", или сокращенно "комубежаловкой".
Был второй час ночи, весь дом спал, но из "комубежаловки" доносились
голоса и смех. Образовалось это логово молодой Москвы довольно любопытным
образом. Когда-то Дим Шебеко со своей матерью занимал здесь две комнаты в
большой коммунальной квартире, где шла обычная коммунальная жизнь со всеми
дрязгами, склоками и кухонными боями. Между тем Дим Шебеко подрастал в
рок-музыканта и в конце концов стал им, вот именно Димом Шебекой.
Параллельно подрастали дети и в других комнатах квартиры, и все постепенно
становились либо музыкантами, либо фанатиками музыки. Тогда решено было вес
старье попереть из "комубежаловки", началась сложнейшая система обменов под
личным руководством Дима Шебеко, и в результате образовалась "свободная
территория Арбата". Участковый только руками разводил -- у всех
квартиросъемщиков лицевые счета на законном основании.
Дверь в "комубежаловку" всегда была открыта. Лучников толкнул ее и
увидел, что шагнуть негде: вся передняя уставлена аппаратурой, завалена
рюкзаками и чемоданами. "С2Н5ОН" явно собиралась в дорогу. Мальчики и
девочки вытаскивали из комнат и сваливали в прихожей все больше и больше
добра. Роскошно поблескивали в тусклом свете два барабана "Премьер" и три
гитары "Джонсон". За последний год группа явно разбогатела.
-- Где Дим Шебеко? -- спросил Лучников у незнакомой девицы в майке с
надписью "Аs dirtу аs honest".
-- Чай пьет. -- Девица мотнула головой в сторону ярко освещенной двери.
Дим Шебеко был, конечно, не только музыкальным лидером оркестра, но и
духовным его отцом, гуру.
Он сидел во главе стола и пил зеленый узбекский чай из пиалы. Все
остальные присутствующие тоже пили чай. Парадокс заключался в том, что
группа, названная молекулой спирта, по идейным соображениям не употребляла
спиртных напитков, таково было нынешнее направление Дима Шебеко -- никаких
допингов, кроме музыки.
Многие музыканты знали Лучникова: он им уже несколько лет привозил
самые свежие диски и журнал "Down beаt". Новичкам он был тут же представлен
как "Луч Света в Темном Царстве". Весь оркестр, забыв о сборах в дорогу,
сгрудился вокруг стола.
-- Мы уезжаем на гастроли. Луч, -- не без некоторой гордости сказал Дим
Шебеко. -- Едем на гастроли в город Ковров.
-- Что это за город такой? -- спросил Лучников.
-- Город Ковров знаменит мотоциклами "Ковровец", -- объяснили ему.
-- Нормальные гастроли. Луч, -- сказал совсем уже важно Дим Шебеко. --
Город Ковров платит нам большие бабки и дает автобус. Можешь себе
представить. Луч, город Ковров жаждет услышать современный джаз-рок.
-- Возьмите меня с собой, ребята, -- попросил Лучников. -- Мне нужно
смыться от ГБ.
-- Возьмем Луча с собой, чуваки? -- спросил Дим Шебеко.
-- Конечно, возьмем, -- сказали вес и заулыбались Лучникову.
-- Постараемся вас спрятать, господин Лучников.
-- А чего они от тебя хотят? -- спросил Дим Шебеко.
-- Да ничего особенного, -- пожал плечами Лучников. -- Окружают
заботой. Хотят все знать. А я хочу без них поездить по своей родной стране.
Мне интересно знать, как живет моя родная страна. Что я, не русский?
-- Луч -- настоящий русский, -- пояснил Дим Шебеко своим новичкам. --
Он -- редактор русской газеты в Симфи.
-- Во кайф! -- восхитились совсем юные новички. -- Говорят, там у вас
на Острове сплошной кайф, это правда?
-- Частично, -- сказал Лучников.
Нежнейшая, свежайшая девушка поцеловала его в губы усы.
-- Это как понимать? -- спросил Лучников.
-- Это как понимать. Галка? -- поднял брови Дим Шебеко.
-- По национальному признаку, -- несколько туманно пояснила девушка.
-- А разве это возможно -- убежать от ГБ? -- спросил какой-то мальчик с
кожаной лентой на лбу. -- Мне кажется, это просто невозможно.
-- Ха-ха-ха! -- вскричал Дим Шебеко. -- По этому поводу все справки у
нашего тромбониста Бен-Ивана. Сколько раз ты пересекал государственную
границу, Бен-Иван?
Все посмотрели на маленького темного волосатика в солдатской рубашке,
который на краешке стола тихо ел кусочек черного хлеба.
-- Два раза, -- тихо сказал Бен-Иван. -- Пока два раза. Может быть, в
третий раз отправлюсь.
-- Вы шутите, Бен-Иван? -- спросил Лучников.
-- Нет-нет, не шучу, -- сказал Бен-Иван. -- У меня есть друзья в среде
венгерских контрабандистов, и я вместе с ними пересекаю государственную
границу в Карпатах.
Бенджамен Иванов родился в 1952 году, в разгар травли "безродных
космополитов". Странные люди, его родители, как раз в ответ на эту кампанию
и вписали ему в метрику английское имя.
Тихо и ненавязчиво Бен-Иван объяснил собравшимся, что государственную
границу СССР пересечь трудно, но возможно. Он с венграми уже дважды бывал в
Мюнхене, те по своим коммерческим делам, а он из любопытства. Этой осенью,
после гастролей, он, между прочим, собирается в Стокгольм. Знакомый швед
прилетит за ним в Карелию на маленьком самолете...
-- Да ведь радары же, локаторы! -- сказал Лучников.
-- Часто ломаются, -- сказал Бен-Иван. -- Конечно, могут и сбить, но
этот швед уже летал сюда раза три, вывозил диссидентов. Здесь нужна
склонность к риску и... -- Он совсем уже как-то весь съежился. -- Ну и,
конечно, некоторый опыт эзотерического характера.
-- Эзотерического? -- спросил Лучников. -- Ушам своим не верю...
Бен-Иван пожал плечами. Чаепитие тут прекратилось, и все стали
вытаскивать аппаратуру.
В Староконюшенном переулке возле канадского посольства музыкантов ждал
