Комов, не отвечая, показал пальцем на утопленную клавишу.
- А, - произнес Вандерхузе с огорчением.
А я ничего не сказал. Я взял кассету и пошел к рации. Если честно,
говорить мне было нечего. Даже за меньшие провинности людей с шумом и
позором вышибали из космоса. Майка включила аварийную лампу-вспышку,
вмонтированную в обруч. И можно было представить себе, каково пришлось
обитателям пещеры, когда в вечном мраке на мгновение вспыхнуло маленькое
солнце. Разведчика, потерявшего сознание, по этой вспышке можно обнаружить
с орбиты даже на освещенной стороне планеты... Даже если он засыпан...
Такой прожектор излучает в диапазоне от ультрафиолета до УКВ... Не было
еще случая, чтобы разведчику не удалось отпугнуть такой вспышкой самое
бешеное, самое кровожадное животное. Даже тахорги, которые вообще ничего
на свете не боятся, тормозят задними ногами, останавливая свой неудержимый
разбег... "С ума сошла, - подумал я безнадежно. - Совсем взбесилась..." Но
вслух я сказал (усаживаясь за рацию):
- Подумаешь! Нажал человек не на ту клавишу, ошибся...
- Да, действительно, - произнес Вандерхузе. - Наверное, так оно и
было. Она, очевидно, хотела включить инфракрасный прожектор... Клавиши
рядом... Как вы полагаете, Геннадий?
Комов молчал. Что-то он там делал на пульте. Я не хотел на него
смотреть. Я включил автомат и стал демонстративно глядеть в другую
сторону.
- Неприятно, конечно, - бормотал Вандерхузе. - Ай-яй-яй-яй... В самом
деле, ведь это может отразиться... Активное воздействие... Вряд ли
приятно... Гм... У нас у всех несколько напряжены нервы в последнее время,
Геннадий. Неудивительно, что девочка ошиблась... Мне самому хотелось,
знаете ли, что-нибудь сделать... как-то улучшить изображение... Бедный
Малыш. По-моему, это он закричал...
- Вот, - сказал Комов. - Можете полюбоваться. Три с половиной кадра.
Было слышно, как Вандерхузе озабоченно засопел. Я не удержался и
оглянулся на них. Ничего не было видно за их сдвинутыми головами, поэтому
я встал и подошел. На экране было то самое, что я увидел в последнее
мгновение, но не успел воспринять. Изображение было отличное, и все-таки я
совершенно не понимал, что это такое. Много людей, множество черных
фигурок, абсолютно одинаковых, выстроенных в шахматном порядке. Стояли они
как бы на ровной и хорошо освещенной площади. Передние фигурки были
больше, задние в полном соответствии с законами перспективы, меньше.
Впрочем, ряды казались бесконечными и где-то вдали сливались в сплошные
черные полосы.
- Это Малыш, - проговорил Комов. - Узнаете?
До меня дошло: действительно, это был Малыш, повторенный, как в
бесчисленных зеркалах, бесчисленное множество раз.
- Похоже на многократное отражение, - пробормотал Вандерхузе.
- Отражение... - повторил Комов. - А где же тогда отражение лампы? И
где у Малыша тень?
- Не знаю, - честно признался Вандерхузе. - Действительно, тень
должна быть.
- А вы что думаете, Стась? - спросил Комов, не оборачиваясь.
- Ничего, - коротко сказал я и вернулся на свое место.
На самом деле я, конечно, думал, у меня мозги скрипели - так я думал,
но придумать ничего не мог. Больше всего мне это напоминало
формалистический рисунок пером.
- Да, не много мы узнали, - проговорил Комов. - Даже шерсти клок
оказался никудышным...
- Охо-хо-хо-хонюшки, - проговорил Вандерхузе, тяжело поднялся и
вышел.
Мне тоже очень хотелось выйти и посмотреть, как там Майка. Но я
взглянул на хронометр - до конца передачи оставалось еще минут десять.
Комов шуршал и возился у меня за спиной. Потом рука его протянулась через
мое плечо, и на пульт передо мной лег голубой бланк радиограммы.
- Это объяснительная записка, - сказал Комов. - Отправьте сразу же по
окончании передачи записи.
Я прочел радиограмму.
ЭР-2, КОМОВ - БАЗА, ГОРБОВСКОМУ. КОПИЯ: ЦЕНТР, БАДЕРУ. НАПРАВЛЯЕТСЯ
ВАМ ЗАПИСЬ С ПЕРЕДАТЧИКА ТИПА Т. Г. НОСИТЕЛЬ МАЛЫШ. ЗАПИСЬ ВЕЛАСЬ С 13.46
ПО 17.02 БВ. ПРЕРВАНА ВСЛЕДСТВИЕ СЛУЧАЙНОГО ВКЛЮЧЕНИЯ ЛАМПЫ-ВСПЫШКИ ПО
МОЕЙ НЕБРЕЖНОСТИ. СИТУАЦИЯ НА НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ НЕОПРЕДЕЛЕННАЯ.
Я не понял и перечитал радиограмму еще раз. Потом я оглянулся на
Комова. Он сидел в прежней позе, положив подбородок на сплетенные пальцы,
и смотрел на обзорный экран. Не то чтобы горячая волна благодарности
захлестнула меня с головой. Нет, этого не было. Слишком мало симпатии
испытывал я к этому человеку. Но должного ему нельзя было не отдать. В
такой ситуации не всякий поступил бы столь же решительно и просто. И
неважно, собственно, почему он так поступил: потому ли, что пожалел Майку
(сомнительно), или устыдился своей резкости (более похоже на правду), или
потому, что принадлежит к руководителям того типа, которые совершенно
искренне считают проступки подчиненных своими проступками. Во всяком
случае, для Майки опасность птичкой вылететь из космоса существенно
уменьшилась, а позиции и реноме самого Комова заметно ухудшились. Ладно,
Геннадий Юрьевич, при случае это вам зачтется. Такие действия надлежит
всячески поощрять. А с Майкой мы еще поговорим. Какого дьявола, в самом
деле? Что она - маленькая? В куклы она тут играть решила?
Автомат звякнул и выключился, я взялся за радиограмму. Вошел
Вандерхузе, толкая перед собой столик на колесах. Совершенно бесшумно и с
необыкновенной легкостью, которая сделала бы честь самому
квалифицированному киберу, он поставил поднос с тарелками у правого локтя
Комова. Комов рассеянно поблагодарил. Я взял себе стакан томатного сока,
выпил и налил еще.
- А салат? - огорченно спросил Вандерхузе.
Я покачал головой и сказал в спину Комову:
- У меня все закончено. Можно быть свободным?
- Да, - ответил Комов, не оборачиваясь. - Из корабля не выходить.
В коридоре Вандерхузе сообщил мне:
- Майка обедает.
- Истеричка, - сказал я со злостью.
- Напротив. Я бы сказал, что она спокойна и довольна. И никаких
следов раскаяния.
Мы вместе вошли в кают-компанию. Майка сидела за столом, ела суп и
читала какую-то книжку.
- Здорово, арестант, - сказал я, усаживаясь перед ней со своим
стаканом.
Майка оторвалась от книжки и поглядела на меня, прищурив один глаз.
- Как начальство? - осведомилась она.
- В тягостном раздумье, - сказал я, разглядывая ее. - Решает,
вздернуть ли тебя на фок-рее немедленно или довезти до Дувра, где тебя
повесят на цепях.
- А что на горизонтах?
- Без изменений.
- Да, - сказала Майка, - теперь он больше не придет.
Она сказала это с явным удовлетворением. Глаза у нее были веселые и
отчаянные, как давеча. Я отхлебнул томатного сока и покосился на
Вандерхузе. Вандерхузе с постным видом поедал мой салат. Мне вдруг пришло
в голову: а капитан-то наш рад-радехонек, что не он командует в сей
кампании.
- Да, - сказал я. - Похоже на то, что контакт ты нам сорвала.
- Грешна, - коротко ответила Майка и снова уткнулась в книгу. Только
она не читала. Она ждала продолжения.
- Будем надеяться, что дело обстоит не так плохо, - сказал
Вандерхузе. - Будем надеяться, что это просто очередное осложнение.
- Вы думаете, Малыш вернется? - спросил я.
- Думаю, да, - сказал Вандерхузе со вздохом. - Он слишком любит
задавать вопросы. А теперь у него появилась масса новых. - Он доел салат и
поднялся. - Пойду в рубку, - сообщил он. - Сказать по правде, это очень
некрасивая история. Я понимаю, тебя, Майка, но ни в какой степени не
оправдываю. Так, знаешь ли, не поступают...
Майка ничего не ответила, и Вандерхузе удалился, толкая перед собою
столик. Как только шаги его затихли, я спросил, стараясь говорить вежливо,
но строго:
- Ты это сделала нарочно или случайно?
- А ты как полагаешь? - спросила Майка, уставясь в книгу.
- Комов взял вину на себя, - сказал я.
- То есть?
- Лампа-вспышка была включена, оказывается, по его небрежности.
- Очень мило, - произнесла Майка. Она положила книжку и потянулась. -
Великолепный жест.
- Это все, что ты можешь мне сказать?
- А что тебе, собственно, нужно? Чистосердечное признание? Раскаяние?
Слезы в жилетку?
Я снова отхлебнул соку. Я сдерживался.
- Прежде всего я хотел бы узнать, случайно или нарочно?
- Нарочно. Что дальше?
- Дальше я хотел бы узнать, для чего ты это сделала?
- Я сделала это для того, чтобы раз и навсегда прекратить безобразие.
Дальше?
- Какое безобразие? О чем ты говоришь?
- Потому что это отвратительно! - сказала Майка с силой. - Потому что
это было бесчеловечно. Потому что я не могла сидеть сложа руки и
наблюдать, как гнусная комедия превращается в трагедию. - Она отшвырнула
книжку. - И нечего сверкать на меня глазами! И нечего за меня заступаться!
Ах, как он великодушен! Любимец доктора Мбога! Все равно я уйду. Уйду в
школу и буду учить ребят, чтобы они вовремя хватали за руку всех этих
фанатиков абстрактных идей и дураков, которые им подпевают!
У меня было благое намерение выдержать вежливый, корректный тон до
конца. Но тут терпение мое лопнуло. У меня вообще дело с терпением обстоит
неважно.
- Нагло! - сказал я, не находя слов. - Нагло себя ведешь! Нагло!
Я попытался еще раз отхлебнуть соку, но выяснилось, что стакан пуст.
Как-то незаметно я успел все выхлебать.
- А дальше? - спросила Майка, презрительно усмехаясь.
- Все, - сказал я угрюмо, разглядывая пустой стакан. Действительно,
сказать мне было больше нечего. Расстрелял я весь свой боезапас. Вероятно,
я и шел-то к Майке не для того, чтобы разобраться, а просто чтобы обругать
ее.
- А если все, - сказала Майка, - то иди в рубку и целуйся со своим
Комовым. А заодно со своим Томом и прочей своей кибернетикой. А мы, знаешь
ли, просто люди, и ничто человеческое нам не чуждо.
Я отодвинул стакан и встал. Говорить больше было не о чем. Все было
ясно. Был у меня товарищ - нет у меня товарища. Ну что ж, перебьемся.
- Приятного аппетита, - сказал я и на негнущихся ногах направился в
коридор.
Сердце у меня колотилось, губы отвратительно дрожали. Я заперся у
себя в каюте, повалился на постель и уткнулся носом в подушку. В голове у
меня в горькой и бездонной густоте кружились, сталкивались и рассыпались
невысказанные слова. Глупо. Глупо!.. Ну, ладно, ну, не нравится тебе эта
затея. Мало ли кому что не нравится! В конце концов, тебя сюда не
приглашали, случайно ты здесь оказалась, так веди себя, как полагается!
Ведь не понимаешь же ничего в контактах, квартирьер несчастный... Снимай
свои паршивые кроки и делай то, что тебе говорят! Ну что ты смыслишь в
абстрактных идеях? И где ты их вообще видела - абстрактные? Ведь сегодня
она абстрактная, а завтра без нее история остановится... Ну, хорошо, ну,
не нравится тебе. Ну, откажись!.. Ведь так все шло славно, только-только с
Малышом сошлись, такой парень чудесный, умница, с ним горы можно было бы
своротить! Эх ты, квартирьер... Друг, называется... А теперь вот ни
Малыша, ни друга... И Комов тоже хорош: ломится, как вездеход, напролом,
ни посоветуется, ни объяснит ничего толком... Не-ет, чтобы я еще
когда-нибудь в контактах участвовал - дудки! Кончится вся эта кутерьма,
немедленно подаю заявление в проект "Ковчег-2" - с Вадиком, с Таней, с
головастой Нинон, в конце концов. Как зверь буду работать, без болтовни,
ни на что не отвлекаясь. Никаких контактов!.. Незаметно я заснул и спал
так, что только бурболки отскакивали, как говаривал мой прадед. Все-таки
за последние двое суток я не спал и четырех часов. Еле-еле Вандерхузе меня
