без этого обойтись.
Отчет я все-таки послал и тут же связался с ЭР-6. Вадик откликнулся
немедленно, словно только того и ждал.
- Ну, что там у вас? - спросили мы друг друга.
- У нас ничего, - ответил я.
- У нас ящерицы передохли, - сообщил Вадик.
- Эх, вы, - сказал я. Предупреждает же вас Комов, любимый ученик
доктора Мбога: не торопитесь вы с пресмыкающимися.
- А кто с ними торопится? - возразил Вадик. - Если ты хочешь знать
мое мнение, они здесь просто не выживут. Жарища же!
- Купаетесь? - спросил я с завистью.
Вадик помолчал.
- Окунаемся, - сказал он с неохотой. - Время от времени.
- Что так?
- Пусто, - сказал Вадик. - Вроде кошмарно большой ванны... Ты этого
не поймешь. Нормальный человек такую невероятную ванну представить себе не
может. Я здесь заплыл километров на пять, сначала все было хорошо, а потом
вдруг как представил себе, что это же не бассейн - океан! И, кроме меня,
нет в нем ни единой живой твари... Нет, старик, ты этого не поймешь. Я
чуть не потонул.
- Н-да, - проговорил я. - Значит, у вас тоже...
Мы поболтали еще несколько минут, а потом вадика вызвала база, и мы
торопливо распрощались. Я вызвал ЭР-9. Ганс не откликнулся. Можно было бы,
конечно, вызвать ЭР-1, ЭР-3, ЭР-4, и так далее - до ЭР-12, поговорить о
том, что, мол, пусто, безжизненно, мол, но какой от этого прок? Если
подумать, никакого. Поэтому я выключил рацию и переселился к себе за
пульт. Некоторое время я сидел просто так - глядел на рабочие экраны и
думал о том, что дело, которое мы делаем, это вдвойне хорошее дело: мы не
только спасаем пантиан от неминуемой и поголовной гибели, мы еще и эту
планету спасаем - от пустоты, от мертвой тишины, от бессмысленности. Потом
мне пришло в голову, что пантиане, наверное, довольно странная раса, если
наши ксенопсихологи считают, что эта планета им подходит лучше всего.
Странный, должно быть, образ жизни у них на Панте. Вот доставят их сюда -
сначала, конечно, не всех, а по два, по три представителя от каждого
племени, - увидят представители этот промерзший пляж, этот айсберг, пустой
ледяной океан, пустое лиловое небо, увидят и скажут: "Прекрасно! Совсем
как дома!" Не верится что-то. Правда, к их приезду здесь уже не будет так
пусто. В озерах будет рыба, в зарослях - дичь, на отмелях - съедобные
ракушки. Может быть, и ящерицы как-нибудь приживутся... А потом, надо
сказать, в положении пантиан не приходится особенно выбирать. Если бы,
например, стало известно, что наше Солнце вот-вот взорвется и слизнет с
Земли все живое, я, наверное, тоже не был бы таким привередливым.
Наверное, сказал бы себе: ничего, проживем как-нибудь. Впрочем, пантиан
никто и не спрашивает. Они все равно ничего не понимают, космографии у них
еще нет, даже самой примитивной. Так и не узнают они, что переселились на
другую планету...
И вдруг я обнаружил, что слышу нечто. Какое-то шуршание, будто
ящерица пробежала. Ящерица вспомнилась мне, должно быть, из-за недавнего
разговора с Вадиком, на самом-то деле звук был еле слышный и совершенно
неопределенный. Потом в дальнем конце рубки что-то тикнуло - и сейчас же
где-то пролилась струйкой вода. На самом пределе слышимости билась и
зудела муха, попавшая в паутину, скороговоркой бормотали раздраженные
голоса. И снова по коридору пробежала ящерица. Я почувствовал, что у меня
свело шею от напряжения, и встал. При этом я задел справочник, лежавший на
краю пульта, и он со страшным грохотом обрушился на пол. Я поднял его и со
страшным грохотом швырнул обратно на пульт. Я задудел бодрый марш и,
печатая шаг, вышел в коридор.
Это все тишина. Тишина и пустота. Вандерхузе каждый вечер объясняет
нам это с предельной ясностью. Человек - не природа, он не терпит пустоты.
Оказавшись в пустоте, он стремится ее заполнить. Он заполняет ее видениями
и воображаемыми звуками, если не в состоянии заполнить ее чем-нибудь
реальным. Воображаемых звуков я за эти три дня наслышался предостаточно.
Надо полагать, скоро начнутся видения...
Я маршировал по коридору мимо пустых кают, мимо библиотеки, мимо
арсенала, а когда проходил мимо медицинского отсека, почувствовал слабый
запах - свежий и одновременно неприятный, вроде нашатырного спирта. Я
остановился и принюхался. Знакомый запах. Хотя что это такое - непонятно.
Я заглянул в хирургическую. Постоянно включенный и готовый к действию
киберхирург - огромный белый спрут, подвешенный к потолку, - холодно
глянул на меня зеленоватыми глазищами и с готовностью приподнял
манипуляторы. Запах здесь был гуще. Я включил аварийную вентиляцию и
замаршировал дальше. Надо же, до чего у меня все чувства обострились. Уж
что-что, а обоняние у меня всегда было негодным...
Свой дозорный марш я закончил на кухне. Здесь тоже было полно
запахов, но против этих запахов я ничего не имел. Что бы там ни говорили,
а на кухне должно пахнуть. На других кораблях что на кухне, что в рубке -
одно и то же. У меня этого нет и не будет. У меня свои порядки. Чистота
чистотой, а на кухне должно хорошо пахнуть. Вкусно. Возбуждающе. Мне здесь
надлежит четырежды в день составлять меню, и это, заметьте, при полном
отсутствии аппетита, потому что аппетит и пустота-тишина - вещи,
по-видимому, несовместимые...
На составление меню мне потребовалось не менее получаса. Это были
трудные полчаса, но я сделал все, что мог. Потом я включил повара,
втолковал ему меню и пошел взглянуть, как работают мои ребятишки.
Уже с порога рубки я увидел, что имеет место ЧП. Все три рабочих
экрана на моем пульте показывали полный останов. Я подбежал к пульту и
включил видеоэкран. Сердце у меня екнуло: строительная площадка была
пуста. Такого у меня еще никогда не случалось. Я даже не слыхивал, что
такое вообще может случиться. Я помотал головой и бросился к выходу.
Киберов кто-то увел... Шальной метеорит... Стукнул Тома в крестец...
Взбесилась программа... Невозможно, невозможно! Я влетел в кессон и
схватил доху. Руки не попадали в рукава, куда-то пропали застежки, и пока
я сражался с дохой, как барон Мюнхгаузен со своей взбесившейся шубой,
перед глазами моими стояла жуткая картина: кто-то неведомый и невозможный
ведет моего Тома, как собачонку, и киберы покорно ползут прямо в туман, в
курящуюся топь, погружаются в бурую жижу и исчезают навсегда... Я с
размаху пнул ногой в перепонку и выскочил наружу.
У меня все поплыло перед глазами. Киберы были здесь у корабля. Они
толпились у грузового люка, все трое, легонько отталкивая друг друга, как
будто каждый пытался первым попасть в трюм. Это было невозможно, это было
страшно. Они словно стремились поскорее спрятаться в трюме, укрыться от
чего-то, спастись... Известно такое явление второй природы - взбесившийся
робот, оно бывает очень редко, а о взбесившемся строительном роботе я не
слышал никогда. Однако нервы у меня были так взвинчены, что сейчас я был
готов к этому. Но ничего не произошло. Заметив меня, Том перестал ерзать и
включил сигнал "жду указаний". Я решительно показал ему руками: "Вернуться
на место, продолжать выполнение программы". Том послушно включил задний
ход, развернулся и покатил обратно на площадку. Джек и Рекс, естественно,
последовали за ним. А я все стоял возле люка, в горле у меня пересохло,
колени ослабели, и мне очень хотелось присесть.
Но я не присел. Я принялся приводить себя в порядок. Доха на мне была
застегнута вкривь и вкось, уши мерзли, на лбу и на щеках быстро застывал
пот. Медленно, стараясь контролировать все свои движения, я вытер лицо,
застегнулся как следует, надвинул на глаза капюшон и натянул перчатки.
Стыдно признаться, конечно, но я испытывал страх. Собственно, это уже был
не сам страх, это были остатки пережитого страха, смешанные со стыдом.
Кибертехник, который испугался собственных киберов... Мне стало совершенно
ясно, что об этом случае я никогда и никому не расскажу. Елки-палки, у
меня же ноги тряслись, они у меня и сейчас какие-то дряблые, и больше
всего на свете мне сейчас хочется вернуться в корабль, спокойно,
по-деловому обдумать происшествие, разобраться. Справочники кое-какие
просмотреть. А на самом деле, я, наверное, просто боюсь приближаться к
моим ребятишкам...
Я решительно засунул руки в карманы и зашагал к стройплощадке.
Ребятишки трудились как ни в чем не бывало. Том, как всегда,
предупредительно запросил у меня новые указания. Джек обрабатывал
фундамент диспетчерской, как ему и было положено по программе. Рекс
зигзагами ходил по готовому участку посадочной полосы и занимался
расчисткой. Да, что-то у них не в порядке все-таки с программой. Камней
каких-то на полосу накидали... Не было этих камней, да и не нужны они тут,
хватает строительного материала и без камней. Да, как Том тогда
остановился, так с тех пор весь последний час они тут делали что-то не то.
Сучья какие-то валяются на полосе... Я наклонился, поднял сучок и прошелся
взад-вперед, похлопывая себя этим сучком по голенищу. А не остановить ли
мне их подобру-поздорову прямо сейчас, не дожидаясь срока профилактики?
Неужели же, елки-палки, я где-то напахал в программе? Уму непостижимо... Я
бросил сучок в кучу камней, собранных Рексом, повернулся и пошел к
кораблю.
2. ПУСТОТА И ГОЛОСА
Следующие два часа я был очень занят, так занят, что не замечал ни
тишины, ни пустоты. Для начала я посовещался с Гансом и Вадиком. Ганса я
разбудил, и спросонок он только мычал и мямлил какую-то несусветицу про
дождь и низкое давление. Толку от него не получилось никакого. Вадика мне
пришлось долгое время убеждать, что я не шучу и не разыгрываю. Это было
тем более трудно, что меня все время душил нервный смех. В конце концов я
убедил его, что мне не до шуток и что для смеха у меня совсем другие
основания. Тогда он тоже сделался серьезным и сообщил, что у него у самого
старший кибер время от времени спонтанно останавливается, но в этом как
раз нет ничего удивительного: жара, работа идет на пределе технических
норм, и система еще не успела аккомодироваться. Может быть, все дело в
том, что у меня здесь холод? Может быть, все дело было в этом, я еще не
знал. Я, собственно, надеялся выяснить это у Вадика. Тогда Вадик вызвал
головастую Нинон с ЭР-8, мы обсудили эту возможность втроем, ничего не
придумали, и головастая Нинон посоветовала мне связаться с главным
киберинженером базы, который зубы съел именно на этих строительных
системах, чуть ли не их создатель. Ну, это-то я и сам знал, однако мне
совсем не улыбалось лезть к главному за консультацией уже на третий день
самостоятельной работы, да еще не имея за душой ни одного, буквально ни
одного толкового соображения.
В общем, я сел за свой пульт, развернул программу и принялся ее
вылизывать - команду за командой, группу за группой, поле за полем. Надо
сказать, никаких дефектов я не обнаружил. За эту часть программы, которую
составлял я сам, я и раньше готов был отвечать головой, а теперь готов был
отвечать и своим добрым именем вдобавок. Со стандартными полями дело
обстояло хуже. Многие из них были мне знакомы мало, и если бы я взялся
каждое такое стандартное поле контролировать заново, обязательно бы сорвал
график работ. Поэтому я решился на компромисс. Я временно выключил из
программы все поля, которые пока не были нужны, упростил программу до
наивозможнейшего предела, ввел ее в систему управления и положил было
палец на пусковую клавишу, как вдруг до меня дошло, что уже в течение
