поднять шум, как вы... Да!.. Да, я - нет. Решительно - нет... Нет!..
Слушай, Павел. Я об этом думаю уже лет десять... Давай лучше, я
подумаю еще лет десять, а?.. Кстати, какой это чудак посылает сюда
шифровки на имя Герострата?.. Как много тебе нужно, чтобы я оставался
твоим любимейшим другом. Ладно, передай им так. Только имей в виду,
что я все равно скажу - нет... Ну как... Как ты сам только что сказал.
Леонид, мол, Горбовский... Ах, на магнитофон... А что я старый стал,
ты тоже записываешь?.. Значит, так... Э-э... Я... м-м-м... глубоко
убежден в том, что в настоящее время всякие акции подобного рода могут
иметь далеко идущие и даже катастрофические для человечества
последствия. Хорошо я сказал?.. Так. Ты не хочешь, чтобы я заставлял
тебя врать, но ты хочешь, чтобы врал я сам?.. Не буду я врать, Павел.
И вообще, имей в виду: этот вопрос не в нашей компетенции. Теперь этот
вопрос уже в компетенции Мирового Совета... Вот я и даю Мировому
Совету рекомендацию... Да, мне здесь хорошо сидеть, и никаких
проблем... Будь здоров.
Поль поднял глаза. Горбовский медленно вынул из ушей
репродукторы, осторожно положил их в кювету с раствором и некоторое
время сидел, помаргивая и посту кивая пальцами по поверхности стола.
Лицо у него стало желчным.
- Поль, - сказал он, - вы давно здесь?
- Четвертый год,
- Четвертый год... А до вас кто был?
- Максим Хайроуд, а до него - Ральф Ионеско, а кто был до Ральфа
- я уже не знаю. Вернее, не помню. Узнать?
Горбовский, казалось, не слушал.
- А чем вы занимались до Пандоры? - спросил он.
- Года два охотился, до этого работал на мясомолочной ферме. На
Волге.
Это не было похоже на беседу. Горбовский задавал вопросы таким
тоном, как будто собирался пригласить Поля на работу.
- Поль, если не секрет, как случилось, что вы сменили здесь
Макса?
- Я работал у Максима старшим егерем. При нем здесь погибли двое
туристов и один биолог, и он ушел. Меня назначили начальником по
традиции.
- Это вам Макс сам сказал?
- Что именно?
Горбовский повернулся и посмотрел на Поля.
- Макс ушел потому, что не выдержали... нервы?
- Мне кажется, да. Он очень мучился. Со мной он, конечно, не
говорил ни о чем подобном, но я знаю, что последнее время он не спал
ночей. Каждый раз, когда кто-нибудь выходил на связь нерегулярно, он
менялся в лице. Это я видел сам.
- Да-а... - протянул Горбовский. Потом он встрепенулся. - Что же
это я тут расселся? Садитесь на свое место, Поль, а я сяду туда. Если
вы меня не выгоняете, конечно.
Они поменялись местами. Несколько секунд Горбовский сидел в
кресле для посетителей очень прямо и выжидательно смотрел на Поля,
потом осторожно прилег.
- Лет пять назад, - сказал он, - мне пришлось участвовать в
увлекательнейшей охоте. Мой друг Кондратьев... Вы слыхали о нем,
конечно, он недавно умер... Кондратьев пригласил меня охотиться на
гигантских спрутов. Не припомню, чтобы какое-нибудь другое существо
вызывало у меня такое же отвращение и инстинктивную ненависть. Одного
я убил, второго сильно покалечил, но он ушел. А спустя два месяца
появилась хорошо вам, вероятно, известная статья Лассвица.
Поль сдвинул брови, пытаясь вспомнить.
- Лассвиц, Лассвиц... Хоть убейте, не помню, Леонид Андреевич.
- А я помню, - сказал Горбовский. - Вы знаете, у человечества
есть по крайней мере два крупных недостатка. Во-первых, оно совершенно
не способно созидать, не разрушая. А во-вторых, оно очень любит так
называемые простые решения. Простые, прямые пути, которые оно почитает
кратчайшим. Вам не приходилось думать по этому поводу?
- Нет, - сказал Поль улыбаясь, - боюсь, что не приходилось.
- А как у вас обстоят дела с эмоциями, Поль?
- Думаю, что обстоят хорошо. Я могу любить, могу ненавидеть, могу
презирать, могу уважать. По-моему, спектр полный. Да, и еще могу
удивляться. Вот как сейчас, например.
Горбовский тоже вежливо улыбнулся.
- А такая эмоция, как разочарование, вам знакома? - спросил он.
- Разочарование... Еще бы! Я всю жизнь только и делаю, что
разочаровываюсь.
- Я тоже, - сказал Горбовский. - Я был очень разочарован, когда
выяснилось, что расшатать инстинкты у человека еще труднее, чем
расшатать наследственность. Я был очень разочарован, когда оказалось,
что мы интересуемся Странниками гораздо больше, чем Странники -
нами...
- Правильнее сказать, Странники нами вовсе не интересуются.
- Вот именно. Я несколько приободрился, - продолжал Горбовский, -
когда наметились успехи алгоритмизации человеческих эмоций, мне
казалось, что это открывает широкие и довольно ясные перспективы. Но
боже мой, как я был разочарован, когда мне довелось поговорить с
первым кибернетическим человеком!.. Вы знаете, Поль, у меня такое
впечатление, что мы можем чрезвычайно много, но мы до сих пор так и не
поняли, что из того, что мы можем, нам действительно нужно. Я боюсь,
что мы не поняли даже, чего мы, собственно, хотим. Вы чего-нибудь
хотите, Поль?
Поль вдруг ощутил усталость. И какое-то недоверие к Горбовскому.
Ему показалось, что Горбовский смеется над ним.
- Не знаю, - сказал он. - Хочу, конечно. Например, очень хочу,
чтобы меня полюбила женщина, которую я люблю. Чтобы охотники
возвращались из леса благополучно. Чтобы мои друзья не погибали
неизвестно где. Вы об этом спрашиваете, Леонид Андреевич?
- Но достаточно ли вы х о т и т е этого?
- Думаю, что достаточно, - сказал Поль и взял сводку.
- Странно, - сказал Горбовский задумчиво. - Последнее время я все
чаще замечав, что раздражаю людей. Раньше этого не было. Не пора ли и
мне заняться чем-нибудь другим?
- А чем вы занимаетесь сейчас? - спросил Поль, делая пометки на
полях сводки.
- Вот вы даже из вежливости не сказали, что я вас вовсе не
раздражаю. Но кто-то же должен раздражать! Слишком стало все
определенно, слишком все уверены... Я, пожалуй, пойду, Поль. Пойду
побросаю камешки. Вот уж что кажется никого не раздражает, как я ни
стараюсь... - Он сделал попытку встать и снова лег, глядя на окно, по
которому текли крупные капли.
Поль засмеялся и бросил карандаш.
- Вы действительно иногда действуете на нервы, Леонид Андреевич.
Но снаружи мокро и неуютно, так что лучше останьтесь. Вы мне не
мешаете.
- В конце концов нервы тоже нужно тренировать, заметил Горбовский
задумчиво. - Тренировать свою способность к восприятию. Иначе человек
становится невосприимчивым, а это скучно. Они замолчали. Горбовский,
кажется, задремал в своем кресле. Поль работал. Потом
секретарь-автомат доложил, что егерь Сименон с туристом-новичком
явились на инструктаж. Поль приказал звать.
Вошел маленький чернявый Сименон в сопровождении новичка, физика
Марио Пратолини, оба в комбинезонах, увешанные снаряжением, при
карабинах и охотничьих ножах. Сименон был как всегда угрюм, а Марио
сиял и лоснился от удовольствия и волнения. Поль встал к нему
навстречу. Горбовский открыл глаза и стал смотреть. На лице его
появилось сомнение, и Поль сразу понял, в чем дело: новичок был явно
плох.
- Куда отправляетесь? - спросил Поль.
- Пробный выход, - ответствовал Сименон. - Первая зона. Сектор
шестнадцать.
- Я не такой уж и новичок, директор, - сказал Марио с веселым
достоинством. - Я уже охотился на Яйле. Может быть, можно обойтись без
пробы?
- Нет, без пробы нельзя, - сказал Поль. Он вышел из-за стола и
остановился перед Марио. - Без пробы нельзя, - повторил он. -
Инструкцию изучили?
- Два дня зубрил, директор. Мне приходилось охотиться на
ракопауков, и мне говорили...
- Это несущественно, - мягко перебил Поль. - Давайте лучше
поговорим о Пандоре. Вы потеряли егеря, Ваше решение?
- Даю серию сигнальных выстрелов и жду ответа, - отбарабанил
Марио.
- Егерь не отвечает.
- Включаю рацию, сообщаю вам.
- Действуйте.
Марио схватился за рации, и Сименон едва успел подхватить его
карабин. Горбовский опасливо поджал ноги.
- Не торопитесь, - посоветовал Поль, - и будем считать, что
карабин вы уже утопили.
Марио воспринял это как шутку. По его движениям было видно, что
рации вообще для него не диковинка, но не такие - агрегаты из
коротковолнового приемо-передатчика, радиометра и биоанализатора.
Марио с сопением крутил верньеры, Поль ждал, а Сименон, держа у ноги
оба карабина, смотрел в угол.
- Странно, - сказал, наконец, Марио. - Просто удивительно...
- Да нет, - сказал Поль. - Что же тут удивительного? Вы,
собственно, чего хотите?
- Ах, да! - Марио вдруг осенило. - Так я получаю концентрацию
белка... Ага... Белка много... Так. Сейчас. Готово! Передавать?
- Передавайте, - холодно сказал Поль.
- Э-э... А-а... Постойте, я еще не подсоединил микрофон... -
Марио засунул руку за воротник, ища шнур микрофона. - Вообще, если
рассуждать логически, совершенно непонятно, как может потеряться
егерь.
- Слева, слева, - мрачно подсказал Сименон.
- Да, - согласился Поль. - Егерю теряться совершенно незачем. Но
можете потеряться вы.
Марио подсоединил микрофон и снова спросил:
- Передавать?
- Передавайте, - сказал Поль.
- Алло, алло, - сказал Марио стандартным радиоголосом, - База,
База, говорит Пратолини, потерял егеря, Жду указаний!
- Поль, - мрачно сказал Сименон. - В пробном выходе все это не
так уж обязательно. Мы пройдем от ориентира к ориентиру, я покажу ему
тахорга, и мы вернемся менять белье...
- А в чем дело? - спросил Марио несколько раздраженно. - Меня не
слышно? Как вы меня слышите? Алло!
- Слышу вас хорошо, - сказал Поль. - С запада на ваш сектор идет
лиловый туман, приготовьтесь. Включите пеленгатор и ждите на месте.
Марио включил пеленгатор и спросил:
- А что, лиловый туман - это существенно?
Поль повернулся к Сименону.
- Ты готовил его к выходу? - спросил он тихо.
Сименон покусал губу.
- Поль, - сказал он. - Мы идем в пробный выход.
- Ты ошибаешься, - сказал Поль ровным голосом. - Вы не идете в
пробный выход. Вы сейчас идете в террарий и будете тщательно готовится
к пробному выходу. Не в кафе, а в террарий. И не рассказывать легенды,
а готовиться к пробному выходу. А завтра я приму вас опять и посмотрю,
как вы подготовились. Я вас не задерживаю.
- Прошу прощения! - воскликнул Марио. Глаза его засверкали. - Я
не мальчик! Я охотился на Яйле, у меня не так уж много времени! Я
приехал охотиться на Пандору! В Пандорианский террарий я мог бы
сходить и в Кэйптауне...
- Пойдем, пойдем, - сказал Сименон, взял его за руку.
- Да нет, Жак, что значит - пойдем? Это странный, необъяснимый
формализм! - Поль холодно смотрел ему в глаза. Марио стало неловко, и
он стал смотреть на Горбовского - как на знакомого человека и соседа
по столу в столовой. - На Яйле я не видел ничего подобного!
- Пойдем, пойдем, - повторил Сименон и потянул его за собой.
- Но я требую хотя бы объяснений! - гремел Марио, обращаясь уже
прямо к Горбовскому.- Я терпеть не могу, когда со мной обращаются, как
с каким-нибудь сопляком! Что это за вздор? Почему это у меня может
вдруг потеряться егерь?
- Не сердитесь, Марио, - сказал Горбовский и улегся поудобнее. -
Не надо так сердиться, а то на вас по-настоящему рассердятся. Вы ведь
совсем-совсем не правы. Совсем-совсем. И ничего уж тут не поделаешь.
Марио несколько секунд смотрел на него, раздувая ноздри. Потом,
