на площадь... - повторял каждому староста. - На площади собрание
будет, так что идти надо на площадь...> Атос искал глазами Хвоста, но
Хвоста в толпе видно не было. Кулак, трусивший рядом, говорил:
- А помнишь, Молчун, как ты на мертвяка прыгал? Как он,
понимаешь, на него прыгнет, шерсть на носу, да как его за голову
ухватит, обнял, как свою Наву, шерсть на носу, да как заорет...
Помнишь, Молчун, как ты заорал? Обжегся, значит, ты, потом весь в
волдырях ходил... Зачем же ты на него прыгал, Молчун? Один вот так на
мертвяка прыгал, слупили с него кожу на брюхе, больше не прыгает,
шерсть на носу, и детям прыгать закажет... Говорят, Молчун, ты на него
прыгал, чтобы он тебя в Город унес, да ведь ты же не девка, чего он
тебя понесет, да и Города, говорят, никакого нет, это все этот старый
пень выдумывает слова разные - Город, Одержание... А кто его, это
Одержание, видел? Слухач пьяных мух наглотается, как пойдет плести, а
старый пень тут как тут, слушает, а потом ходит, жрет чужое и
повторяет...
- Так послезавтра будь готов выходить, - сказал Атос. - Выйдем из
Новой деревни. Если увидишь Колченога, напомни ему. Я напоминал и еще
напоминать буду, но и ты тоже напомни...
- Я ему так напомню, что последнюю ногу отломаю,- пообещал Кулак.
На собрание сошлась вся деревня, болтали, толкались, сыпали на
пустую землю семена - выращивали подстилки, чтобы мягко было сидеть.
Под ногами путались детишки, их возили за вихры и за уши. Староста,
бранясь, отгонял колонну плохо обученных муравьев, потащивших было
личинок рабочих мух прямо через площадь, допрашивал окружающих, по
чьему же это приказу муравьи здесь ходят. Но выяснить было уже
невозможно. Подозревали Слухача и Атоса.
Атос отыскал Хвоста, но поговорить не успел, потому что собрание
началось, и первым, как всегда, полез выступать старик, О чем он
говорил, понять было невозможно, но все сидели смирно и шикали на
возившихся детишек. Кое-кто дремал. Старик долго распространялся о
том, что такое нельзя и в каких оно бывает смыслах, призывал к
Одержанию, сообщал об успехах на всех фронтах, бранил деревню, что
везде есть новые отряды подруг, а в деревне нет, и ни спокойствия нет,
ни слияния, и происходит это из того, что люди забыли слово <нельзя> и
вообразили будто теперь все можно, а Молчун, например, вообще хочет
уйти в Город, хотя его никто не вызывал, но деревня за это
ответственности не несет, потому что он чужой, но если окажется вдруг,
что он все-таки мертвяк, а такое мнение есть, то вот тогда неизвестно,
что будет, тем более, что у Навы, хотя она тоже чужая, от Молчуна
детей нет, и терпеть этого нельзя, а староста терпит... К концу
выступления староста задремал, но услыхав свое имя, вздрогнул и сейчас
же грозно крикнул: <Эй, не спать!>
- Спать дома будете, - сказал он, - на то дома и есть, чтобы в
них спать, а на площади никто не спит, на площади собрания бывают. На
площади мы спать не позволяли, не позволяем и позволять не будем. - Он
покосился на старика. Старик важно кивнул. - Это и есть наше общее
нельзя. - Он пригладил волосы и сообщил: - В Новой деревне объявилась
невеста. А у нас есть жених, известный вам всем Болтун. Болтун, ты
встань и покажись... впрочем, нет, ты лучше посиди так, мы тебя все
знаем... Отсюда вопрос: отпускать Болтуна в Новую деревню или наоборот
невесту из Новой деревни взять к нам... Нет-нет, ты, Болтун, посиди,
мы без тебя решим, а если кто имеет мнение, то пусть скажет.
Мнений оказалось два. Одни (главным образом, соседи Болтуна)
требовали, чтобы Болтуна отдали в Новую деревню - пусть-ка он там
живет. Другие же, люди спокойные и серьезные, живущие на другом конце
деревни, считали, что нет, женщин стало мало, воруют женщин, а потому
невесту нужно брать к себе. Спорили долго и сначала по существу. Потом
Колченог неудачно выкрикнул, что время военное, а про это забывают, и
про Болтуна сразу забыли. Слухач стал кричать, что никакой войны нет и
не было, а есть и будет Великое Разрыхление Почвы. И вовсе не
Разрыхление, возразили в толпе, а Необходимое Заболочивание, Поднялся
старик и, выкатив глаза, хрипло завопил, что все это нельзя, что нет
никакой войны, и нет никакого Разрыхления, и нет никакого
Заболочивания, а есть, была и будет борьба на всех фронтах. Как же нет
войны, шерсть на носу, отвечали ему, когда за чудаковой деревней
полное озеро утопленников? Собрание взорвалось, Мало ли что
утопленники, где вода, там и утопленники. И вовсе это не борьба и не
война, и никакие это не утопленники, а есть это спокойствие и слияние
в целях Одержания. А почему же тогда Молчун в Город идет? Раз он в
Город идет, значит, Город есть, а раз Город есть, то какая может быть
война? Ясно, что слияние! Мало ли куда идет Молчун! Один тоже шел, так
ему дали по зубам, больше никуда... Молчун потому и идет в Город, что
Города нет, а раз Города нет, то какое может быть слияние? Нет
никакого слияния, одно время было, но уже давно нет. И Одержания уже
нет! Потому .что война! Да не война, я вам говорю, а борьба на всех
фронтах! А утопленники? А ты их видел - утопленников? Эй, Болтуна
держите!..
Атос, зная, что теперь это надолго, попытался начать разговор с
Хвостом, Хвосту было не до разговоров. Хвост кричал: <Одержание! А
мертвяки почему? Про мертвяков молчите, потому что не знаете, что и
думать! Вот и кричите про Одержание!> Покричали про мертвяков, потом
про грибные деревни, потом устали и начали затихать, утирая лица,
обессиленно отмахиваясь друг от друга руками, и скоро обнаружилось,
что все молчат, а спорят только старик и Болтун. Тогда все опомнились.
Болтуна посадили, навалились, напихали в рот листьев. Старик еще
некоторое время говорил, но потерял голос и не был слышен. Тогда
поднялся взъерошенный представитель Новой деревни и, прижимая руки к
груди, искательно озираясь, стал сорванным голосом просить, чтобы
Болтуна к ним в Новую деревню не посылали, а взяли бы невесту к себе,
а уж за приданым Новая деревня не постоит... Новый спор начинать уже
не было никакой возможности, и выступление представителя решило
вопрос.
Народ стал расходиться на обед. Хвост взял Атоса за руку и увлек
в сторону под дерево.
- Ну когда же идем? - спросил он. - Мне в деревне надоело, я в
лес хочу, в деревне скучно, не пойдешь, так и скажи, я один пойду,
Кулака или Колченога подговорю и с ними вместе уйду...
- Выходим послезавтра, - сказал Атос. - Ты пищу приготовил?
- Я пищу приготовил и уже съел, у меня терпенья не хватает на нее
смотреть, как она зря лежит и никто ее, кроме старика, не ест, а у
меня сердце болит на это смотреть, я этому старику когда-нибудь шею
накостыляю, если скоро не уйду... Как ты думаешь, Молчун, кто такой
этот старик, почему он у всех все ест? И где он живет? Я человек
бывалый, я в десяти деревнях бывал, у чудаков бывал, даже к заморенным
заходил, ночевал у них и от страху чуть не помер, а такого старика
никогда не видел, он у нас какой-то редкостный старик, я думаю, мы его
поэтому и держим, и не бьем, но у меня больше никакого терпения не
хватает смотреть, как он по моим горшкам днем и ночью шарит и на месте
ест, и с собой уносит, а ведь его еще мой отец ругал, пока его
мертвяки не забили... И как в него все это влазит, ведь кожа да кости,
там у него внутри и места нет, а два горшка вылижет и с собой два
унесет, и горшки никогда обратно не возвращает... Слушай, Молчун,
может, это не один старик, а их двое или трое? Двое спят, а один
работает, нажрется, второго разбудит и спать ложится...
Хвост проводил Атоса до дома, но обедать отказался - из
вежливости. Поговорив еще минут пятнадцать о том, как на озере в
Тростниках приманивают рыбу шевелением пальцев и пообещав приготовить
к послезавтрему новые запасы, а старика беспощадно гнать, он удалился.
Атос перевел дыхание и вошел в дом. В голове от бесконечных разговоров
и шума уже сгущался тяжелый туман, который к вечеру обычно доводил его
до обмороков и тошноты.
Навы дома еще не было, а за столом сидел старик и ждал
кого-нибудь, чтобы подали обед. Он повернулся лицом к Атосу и сказал:
- Медленно ты, Молчун, ходишь, я уже в двух домах побывал, везде
уже обедают, а у вас пусто, потому у вас, наверное, и детей нет, что
медленно ходите и дома вас никогда не бывает, когда обедать пора...
Атос подошел к нему вплотную и некоторое время постоял,
соображая. Старик говорил:
- Сколько же это ты будешь до Города идти, если тебя и к обеду не
дождаться? Я теперь все про тебя знаю, знаю, как вы в Город собрались,
и решил я, что с вами пойду, мне в Город давно надо, да я дороги туда
не знаю, а в Город мне надо для того, чтобы свой родовой долг
исполнить и все обо всем кому следует рассказать...
Атос взял его под мышки и рывком поднял от стола. Старик от
удивления замолчал. Атос вынес его на вытянутых руках из дома,
поставил на дорогу и вытер руки о траву. Старик опомнился.
- А еды вы на меня возьмите сами, - сказал он вслед Атосу. -
Потому что я иду свой долг исполнять, а вы - для удовольствия, через
нельзя.
Атос вернулся в дом, сел за стол и опустил голову на стиснутые
кулаки. Послезавтра я ухожу, думал он. Послезавтра. Послезавтра.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Голос дежурного произнес:
- Экстренный сеанс Д-связи, Земля вызывает Горбовского Леонида
Андреевича. Говорите, Леонид Андреевич...
Поль поднялся, чтобы выйти, но Горбовский сказал:
- Куда вы, Поль? Останьтесь! Какие у меня с Землей могут быть
секреты? Да еще по Д-связи... Горбовский слушает, - сказал он в
микрофон. - Это кто?.. Кто?! А если по буквам? Нет, на экране ничего
не разберу... Ботва какая-то на экране... Ботва! .. Да... А-а, Павел!?
Так бы и говорил, Ну, как ты живешь?..
Связь была на редкость плохая. Изображение на экране напоминало
полуразрушенную древнюю фреску, а Горбовский все время морщился и
переспрашивал, вдавливая пальцем в ухо горошину репродуктора. Поль
присел в кресло для посетителей и стал разбирать сводки.
- Как тебе сказать... Более или менее отдохнул... Что?.. А-а, да,
неплохо... Пока все в порядке. А почему ты вдруг заинтересовался?..
Ну-ну!.. Опять... А нельзя ли как-нибудь этого Прянишникова временно
посадить под замок? Чтобы не открывал... Закрыть надо, а не работать!
Слышишь? Закрыть! Контакт уже установлен?.. Ну вот. Только этого нам и
не хватало... Да, Я всегда очень интересовался этим вопросом. Только
не в том смысле, как ты думаешь... Я говорю: интересовался, только в
другом смысле! В негативном смысле, понимаешь? В негативном!.. В
смысле <да минет нас чаша сия>! Правильно ты понимаешь. Решительно
против. Это открытие нужно закрыть, пока еще не поздно! Вы не даете
себе труда подумать, что вы там делаете!..
За окном был дождь и туман. Настоящий туман. Тянуло сыростью и
запахом леса, неприятным острым запахом, который в обычные дни не
поднимается на такую высоту. Издалека, из очень далекого далека, слабо
доносилось урчание грома. Поль записал для памяти на полях сводки: <В
15.00 пожарная тревога. В 17.00 биологическая тревога>.
- ...Да, мне здесь очень хорошо сидеть... А в печати нужны
контр-выступления... Ты мне скажи вот что. Чего тебе от меня нужно?
Только прямо и без дипломатии, потому что плохо слышно... Не скажу я
этого. Как я могу тебе это сказать, если я считаю, что - нет?..
Представляю. Действительно, глупо. Надо как-то сдерживать... Откуда вы
там взяли, что это общественная потребность? Стоит компании мальчишек
