достаточно эффективный и быстродействующий, чтобы существенно изменить
нашу среду обитания в исторически короткие сроки. Это научно-технический
прогресс (который, кстати, и породил все угрозы и кризисы XX века, включая
и угрозу ядерной войны, и экологический кризис).
Научно-технический прогресс (НТП) привел к тому, что буквально на
наших глазах, в течение жизни одного лишь поколения, среда обитания
изменилась существеннейшим образом.
Мы прекрасно помним такую фигуру городского уличного движения, как
извозчик-ломовик - явление ныне не менее редкое, чем кистеперая рыба.
Летчик, обыкновенный военный летчик! - мы почитали его, по крайней мере,
так же, как почитаем сегодня летчика-космонавта. А чудо из чудес, объект
зависти и восхищения - ламповый радиоприемник в громадном, божественно
пахнущем лакированном ящике, украшенном деревянными финтифлюшками и
фигурными вырезами! С чем сравнить его сегодня? С персональным
компьютером? Нет, жидковат персональный компьютер для такого сравнения!..
Но вот что интересно: если отойти назад не на 40-50, а лишь на 25
лет, то среда обитания покажется нам вполне привычной.
Автомобили? Да, их было поменьше, и они были другими, но уже тогда
они были привычным атрибутом городской улицы. Телевизор? Да, их было
меньше, и они были хуже, но уже тогда они никого не удивляли, это был
просто товар, на который надлежало копить деньги. Космические полеты?
Человек только-только вышел в космос, но спутники считались уже дюжинами,
а фотографии обратной стороны Луны вызывали не изумление пополам с
восторгом, а лишь удовлетворение пополам с некоторым разочарованием.
Что же случилось? НТП замедлил течение свое или разучились мы с вами
удивляться? Куда подевалось то восторженно-восхищенное отношение к чудесам
науки и техники, столь характерное для конца XIX и первой половины XX
века?
Создается впечатление, будто произошло за эти годы некое привыкание к
НТП, к его чудесам, к его подаркам и даже к его издержкам. Словно бы НТП,
изменяя среду обитания, произвел наконец некий сдвиг в массовой психологии
и сделал массового человека практически невосприимчивым к дальнейшим
изменениям. Сейчас трудно, а может быть, и невозможно представить себе
такое научное открытие, изобретение или техническое новшество, которое
было бы способно поразить воображение массового человека, стало бы
предметом размышлений, восхищения или хотя бы сколько-нибудь массовых
обсуждений.
НТП более не является источником чуда. Напротив, он убивает чудо,
срывая с него яркие привлекательные одежды и ставя его в один ряд с
прочими фактами, давно известными и организованными в ту систему, которую
называют обыденной жизнью.
Но человек не может без чуда. Если отвлечься от отчаявшихся и
потерявших надежду, жажда чуда является чисто духовной потребностью.
Сенсорный голод, ориентировочный рефлекс (или как он там называется у
психологов), этот поразительный механизм человеческой психики переносит
ожидание чуда в те области, до которых НТП еще не дотянулся: НЛО,
парапсихология, реликтовые чудовища, бермудские тайны...
От века чудо должно поражать воображение, то есть быть одновременно и
наглядным, и необъяснимым. Современное чудо ценно само по себе, от него,
как правило, не ждут практических выгод (разве что глобальных). И - что
замечательно! - современное чудо вроде бы не имеет никакого отношения к
мистике. Мистическое толкование чуда - сегодня дурной тон.
Между тем ИСТИННЫЕ чудеса XX века - это чудеса для сугубых
профессионалов. Настоящие чудеса возникают в виде корявых формул, кое-как
нацарапанных мелом на плохо протертой черной доске, чтобы потом нырнуть в
мрачные недра гигантских ускорителей или вычислительных чудовищ и
вынырнуть на поверхность в виде символов и таблиц на синих полосах
термобумаги, и лишь три головы во всей нашей среде обитания способны будут
воспринять это именно как чудеса, да и то две головы усомнятся и потребуют
начать все сначала.
Если когда-нибудь телепатия сделается фактором науки, она предстанет
перед своими нынешними адептами опутанная проводами, облепленная
датчиками, загнанная в шершавые кожухи дисплеев, ограниченная десятками
неудобопонятных оговорок и условий, - и с огромным разочарованием
отшатнутся от нее нынешние ее адепты.
Равнодушие или сугубый практицизм по отношению к истинным чудесам
НТП, с одной стороны, а с другой - бескорыстный жадный интерес к банальным
псевдочудесам, превратившимся в мифы нашего времени, - вот характернейшее
свойство современного массового человека, порожденное самим же НТП.
Средний человек начала третьего тысячелетия - это сегодняшний
школьник, для которого электронный калькулятор - довольно обычный предмет
школьного обихода, видеоприставка к телевизору - довольно обычный предмет
домашнего или, во всяком случае, клубного, а сверхзвуковой суперлайнер -
нормальное транспортное средство. С младых ногтей этот школьник
воспитывается в убеждении, что, с одной стороны, наука может все (это
очевидно, скучно и всем давно надоело), а с другой стороны, что "есть
многое на свете, друг Горацио..." и так далее. (Это всегда приятно щекочет
воображение и обещает новое, интересное, неиспытанное.)
К началу третьего тысячелетия НТП, возможно, подарит нам открытия
необычайные. Может быть, будет-таки обнаружена жизнь на Марсе или на
массивных спутниках больших планет. Может быть, запустят искусственный
интеллект (что бы это ни значило!). Может быть, будет даже создана наконец
единая теория поля.
Но можно с уверенностью сказать, что на нашего школьника (к тому
времени уже активного участника, потребителя и поборника НТП) все эти
замечательные открытия особого впечатления не произведут. В лучшем случае,
он добросовестно примет их к сведению, в худшем - просто не заметит, как
не заметили многие наши знакомые ни великой теоремы Геделя, ни
расшифровки генетического кода, ни возникновения синергетики.
"Наука может все", с одной стороны, и "есть многое на свете, друг
Горацио..." - с другой. Вот характернейшее свойство массовой психологии
человека начала третьего тысячелетия. Хорошо это или плохо, мы не знаем.
Один из нас считает, что хорошо, а другой - что не очень.
Хорошо - для чего и для кого?
Плохо - в каком именно смысле?
Мы позволили себе порассуждать лишь об одной стороне человеческой
психологии. Правда, эта грань представляется нам весьма важной. Способен
ли ты удивляться, и если да, то что именно тебя удивляет? Отношение
человека к чуду, отношение человека к прогрессу, который он движет своим
разумом и своими руками, - это, что ни говорите, своего рода пробный
камень его мировоззрения. И может быть, не только пробный, но и
краеугольный.
Однако есть и другие грани, не менее важные. XX век дал наконец ответ
на старый вопрос: что будет с массовым человеком, если он одет, обут и
накормлен досыта? Станет ли он добрее, честнее, умнее, вообще - лучше?
Оказалось - нет. Удовлетворение потребностей вызывает лишь появление новых
потребностей. Каждый новый уровень "сытости" проявляет в массовом человеке
новые минусы.
Человек разумный далеко не всегда является разумным человеком,
слишком часто он - вместилище неуправляемых эмоций или попросту тупой
болван. Нельзя ожидать сколько-нибудь серьезного изменения массового
человека, пока господствуют формы воспитания и образования, выработанные
еще троглодитами. Новый человек может быть сформирован только новой
педагогикой, а прорывы в нее пока удручающе редки и неуверенны, и их без
труда, почти автоматически душит непроворотная толща педагогики старой,
насквозь пропитанной древними и древнейшими мифами и предрассудками...
Что ж, у человечества впереди еще, по крайней мере, миллиард лет.
МНОГИЕ ИЗ ВАС СПРАШИВАЮТ...
Как мы работаем? Наш модус операнди, так сказать. Ну, то, что обычно
подразумевается под писательской работой - заполнение чистых страниц
текстом, - получается у нас достаточно просто. Один сидит за машинкой,
другой валяется на диване, и с обоюдного согласия слово за словом, фраза
за фразой, абзац за абзацем ложатся на бумагу. Бывают разногласия,
особенно в выборе слов, но мы уже давно спелись и, как правило, понимаем
друг друга буквально с полуслова. Это не так уж сложно, это владение
ремеслом. (Чтобы не было недоразумений: под владением ремеслом понимается
выработанная опытом способность любую, сколь угодно сложную мысль без
больших затруднений воплотить в литературную форму.) Самое же сложное - до
листа бумаги.
Идея. Проблема. Замысел. Как правило, идей и замыслов у нас всегда
было сколько угодно. Как и у большинства писателей. Но вот, зачастую почти
незаметно для нас самих, что-то одно начинает вытеснять все остальное,
заслоняет весь видимый мир, все ярче высвечивая в нем некий участок. И
наступает момент, когда мы, набрав в легкие побольше воздуха, ныряем в
недра этого участка. Дальше со скрипом, с треском, с разрывами, с рывками
и отступлениями идет самая сложная работа. Более или менее четкое
формулирование проблемы. Выработка фабулы, оптимальной для постановки этой
проблемы. Отбор действующих лиц, наиболее подходящих для этой фабулы.
Создание сюжета, дающего максимальные возможности для действующих лиц.
Первый набросок конкретного плана будущей повести: прикидка эпизодов,
диалогов, рассуждений и прочего. И наконец, отдуваясь и отирая с чела пот,
мы беремся за машинку.
Конечно, это только схема, в каждом конкретном случае получаются
всякого рода отклонения. Например, если память нам не изменяет, мы только
однажды написали повесть от начала до конца по намеченному плану. Но некое
общее представление о нашем модусе операнди эта схема, мы надеемся, вам
дала.
Для кого мы пишем? Вопрос странный, но задавали нам его и прежде. И
не только читатели. Определенно мы можем сказать только одно: когда мы
пишем, мы никогда об этом не думаем. По-видимому, питаем мы подспудное
убеждение в том, что интересное нам обязательно будет интересно многим.
Судя же по читательским письмам, в том числе и вашим, Стругацких приемлют
и школьники, и пенсионеры, но большею частью любители фантастики, хотя
встречаются и исключения. Кстати, здесь уместно будет упомянуть о
любопытной гипотезе Александра Мирера, автора одной из лучших
фантастических книг для подростков - "Главный полдень". А.Мирер
утверждает, будто любовь к фантастике сродни музыкальному слуху: она у
человека либо есть, либо ее нет, от социальных и прочих факторов она не
зависит. Может быть, может быть.
Теперь несколько слов о Странниках, люденах и о прочих вертикальных
прогрессах и гомеостазисах Вселенной.
Мы, конечно, испытываем определенную гордость за все эти наши
выдумки, поскольку они вызвали большой интерес у многих читателей. И мы
благодарны читателям за то, что выдумки эти их заинтересовали - иногда
даже и до некоторой утраты ощущения реальности.
Но за всем тем не можем не заметить следующее.
Мы принадлежим к тем фантастам, для которых фантастика давно уже не
является темой. То есть мы с интересом и удовольствием читаем талантливых
авторов, у которых фантастический элемент сам по себе есть точка
приложения творческих усилий, так, например, обстоит дело с утопическими и
антиутопическими произведениями, но для нас-то это не так. Странники и все
