подлым, циничным и жестоким. Он становится рабом. (Похоже, мыслители конца
девятнадцатого подзабыли, что такое раб, - двадцатый век напомнил им об
этом).
Любой тоталитарный режим стоит - как на железобетонном фундаменте -
на идее беспрекословного подчинения.
Беспрекословное подчинение установленной идеологии.
Беспрекословное подчинение установленному порядку.
Беспрекословное подчинение установленному свыше начальнику.
Человек свободен в рамках беспрекословного подчинения. Человек хорош,
если он не выходит за рамки беспрекословного подчинения. Человек может
быть назван умным, добрым, честным, порядочным, благородным, _т_о_л_ь_к_о
лишь пока он не вышел за рамки беспрекословного подчинения.
Шла дрессировка. На гигантских пространствах Земли и на протяжении
многих лет шла титаническая дрессировка миллионов. Слово "роботы" не было
тогда еще в ходу. Слово "программирование" было неизвестно либо известно
только самым узким специалистам. Так что это следовало бы называть
дрессировкой человеков, но называлось это воспитанием масс.
Человек, как и всякое живое существо, включая свинью и крокодила,
поддается дрессировке. В известных пределах. Его довольно легко можно
научить называть черное белым, а белое - красным. Он, как правило, без
особого сопротивления соглашается признать гнусное - благородным,
благородное - подлым, а подлое - единственно верным. Если его лишить
информации и отдать - безраздельно! - во власть тайной полиции, то процесс
дрессировки можно вполне успешно завершить в течение одной-двух пятилеток.
Если установить достаточно жесткое наказание за выход (сознательный -
невольный, от большого ума - от явной глупости, с целью подрыва или без -
все это несущественно) из рамок беспрекословного подчинения, то человека
можно даже приучить думать, что он живет хорошо (в полуразвалившейся избе,
с лопухами вместо яблонь и с пенсией одиннадцать рублей ноль четыре
копейки). Только не надо церемониться! Если враг не сдается, его
уничтожают. Если друг - тоже.
Джордж Оруэлл ничего не предсказал. Он только фантазировал на хорошо
уже разработанную тему, разработанную до него и не им, а
специалистами-дрессировщиками по крайней мере четырех стран. Но он
правильно назвал то, что происходило с дрессируемым человеком. Он ввел
понятие "двоемыслие".
В тоталитарном мире можно выжить только в том случае, если ты
научишься лгать. Ложь должна сделаться основою всех слов твоих и всех
поступков. Если ты сумеешь возлюбить ложь, у тебя появится дополнительный
шанс на продвижение вверх (вкуснее жрать, пьянее пить, слаще спать), но
как минимум ты должен _н_а_у_ч_и_т_ь_с_я_ лгать. Это не даст тебе
абсолютной гарантии выживания (в тоталитарном мире абсолютной гарантии нет
вообще ни у кого), но это увеличит вероятность благоприятного исхода, как
сказал бы специалист по теории вероятности.
Воображение рисует целые поколения людей "со скошенными от
постоянного вранья глазами". Действительность проще и скучней.
(Действительность всегда скучнее воображения, поэтому мы зачастую не
понимаем прорицаний даже тогда, когда они по сути своей верны).
Действительность демонстрирует нам хорошо выдрессированного человека, у
которого способность и умение лгать перешли уже на уровень инстинкта. Он
всегда и совершенно точно знает, что можно говорить и что нельзя; когда
надо разразиться аплодисментами, а когда надо сурово промолчать; когда
с_и_г_н_а_л_и_з_и_р_о_в_а_т_ь_ в инстанции надлежит немедленно, а когда
можно рискнуть и воздержаться; когда задавать вопросы совершенно
необходимо, а когда нельзя их задавать ни в коем случае. Без всякой
специальной подготовки он годен работать цензором. И даже главным
редактором. И вообще - идеологом.
Он до такой степени пропитан идеологией, что в душе его не остается
более места ни для чего другого. Понятия чести, гуманности, личного
достоинства становятся экзотическими. Они существуют только с
идеологическими добавками: честь - _р_а_б_о_ч_а_я_, гуманность -
п_р_о_л_е_т_а_р_с_к_а_я_, достоинство - _п_о_д_л_и_н_н_о_г_о
а_р_и_й_ц_а_.
Поскольку ложь объявлена (и внутренне признана!) правдой, правда
должна стать ложью... ей просто ничего более не остается, как сделаться
ложью... у нее вроде бы попросту нет другого выхода...
Однако дрессированный человек, раб XX века, находит выход. У него
арестован и расстрелян - "десять лет без права переписки" - любимый дядя,
убежденный большевик с дореволюционным стажем, который, разумеется, ни в
чем не виноват, он просто не _м_о_ж_е_т_ быть в чем-либо виноват!.. Но в
то же время _о_р_г_а_н_ы_ н_е_ о_ш_и_б_а_ю_т_с_я_, они просто _н_е
м_о_г_у_т_ ошибаться... И остается только одно: хранить в сознании обе
эти _п_р_а_в_д_ы_, но таким образом, чтобы они никогда друг с другом не
встречались. Вот это искусство не позволять двум правдам встречаться в
сознании и называется "двоемыслием".
Двоемыслие помогает выжить. Двоемыслие спасает от безумия и от
смертельно опасных поступков. Двоемыслие помогает сознанию
рационализировать совершенно иррациональный мир. Двоемыслие поддерживает в
глупом человеке спасительный уровень глупости, а в ловком человеке -
необходимый уровень нравственной увертливости. Двоемыслие - полезнейшее
благоприобретенное свойство дрессированного человека. Оно продляет жизнь в
условиях тоталитарной системы. И оно продляет жизнь самой тоталитарной
системы. Ибо, окажись человек неспособен к двоемыслию, тоталитарные
системы вместе со своими подданными убивали бы сами себя, как убивают себя
штаммы наиболее вирусов, вызывающих пандемии.
Почему никто из великих прорицателей начала века не предсказал этой
пандемии двоемыслия?
Может быть, они были излишне высокого мнения о человеческих
существах? Нет, этого не скажешь ни об Уэллсе, ни о Хаксли, ни о Замятине.
Может быть, такое явление было слишком трудно себе представить? Может
быть, находилось оно за пределами воображения? Отнюдь нет! Все это уже
было в истории человечества - в эпоху тираний, рабовладения, да и недавно
совсем - во времена средневековья, инквизиции, религиозных войн...
Видимо, в этом все и дело. Это было недавно. Память еще жива. Пример
и назидание. Прошлое не повторяется. Прошлое миновало навсегда. Прошлое
понято, все дурное в нем сурово осуждено - раз и навсегда. Грядет новое
время, новый страшный мир - все новое в этом мире будет страшно и все
страшное - _н_о_в_о_!
Оказалось - нет. Страшное оказалось _н_е_о_п_и_с_у_е_м_о_ страшным, а
вот новое оказалось не таким уж и новым. Просто, как и в добрые старые
времена варварства и невежества, все население опять разделилось на
дураков и подлецов.
Дураки, как и встарь, не понимали, что с ними происходит, и дружно
кричали, когда требовалось: _У_р_а_! _Х_а_й_л_ь_! _Б_а_н_з_а_й_!
О_г_н_я_! _Е_щ_е _о_г_н_я_! Со всех сторон их убеждали, что они самые
лучшие, самые честные, самые прогрессивные, самые умные, и они верили в
это и были счастливы тем особенным счастьем, которое способны испытывать
именно и только дураки, когда им кажется, что они наконец попали на правую
сторону.
Подлецы... На самом деле в большинстве своем они были вовсе и не
подлецы никакие, а просто люди поумнее прочих или те, кому не повезло, и
они поняли, в каком мире довелось им очнуться. Мы называем их этим поганым
словом потому только, что самые честные из них и беспощадные к себе
называли себя именно так. Разве же это не подлость (говорили они) - все
знать, все понимать, видеть пропасть, в которую катится страна, мир, и -
молчать в общем хоре или даже иногда раскрывать (беззвучно) рот, дабы не
уличили тебя во внутреннем эмигранстве?..
Были, разумеется, и святые ("Разве мы не люди?"). Из подлецов не было
дороги в дураки, нет такой дороги у человека. Была дорога в палачи и была
дорога в святые. Святых было меньше. Несравненно меньше.
"Разве мы не люди?" Это - Герберт Джордж Уэллс. Самый замечательный
писатель среди фантастов, самый блистательный фантаст среди писателей.
"Не ходить на четвереньках - это Закон. Разве мы не люди?
Не лакать воду языком - это Закон. Разве мы не люди?
Не охотиться за другими людьми - это Закон. Разве мы не люди?
А тот, кто нарушает Закон, возвращается в Дом Страдания!.."
Страшный седой доктор Моро тщился с помощью окровавленного скальпеля
превратить животное в человека, погрузив в горнило невыносимых страданий.
Какая странная идея! И какая знакомая!
"Остров доктора Моро" был опубликован в 1896 году, а в двадцатом веке
в нескольких странах разом была предпринята грандиозная попытка превратить
в навоз целые народы и вырастить на этом навозе Нового человека, пропустив
его предварительно через горнило страданий.
И горели над целыми странами разнокалиберные заклинания:
Труд есть дело чести, дело доблести и геройства! (Разве мы не люди?)
Arbeit macht frei! (Разве мы не люди?)
Хакко-итиу! Восемь углов Вселенной - одна крыша! (Мы люди из людей%.
Наша цель - коммунизм!
Из-под скальпеля Моро выходили: гиено-свинья, леопардо-человек,
человеко-пес... Дрессировщики двадцатого века создавали монстров духа,
целые поколения нравственных хамелеонов, они мучили и увечили людей, как
подопытных животных, тщась сделать их счастливыми... Новый человек не
спешил появляться. С плакатов и ярких лакированных картин он смотрел на
это стадо химер - голубоглазый, белокурый, могучий, уверенный в себе и в
ослепительном будущем, где людей не будет, будут Новые Человеки, и время
наконец "прекратит течение свое".
Вряд ли Уэллс хотел что-то предсказать своим ранним романом. Скорее,
он хотел выразить свой страх перед реальностью и ужасные предчувствия
свои. А получилось Прорицание - самого высокого уровня достоверности,
самого глубокого проникновения в суть вещей и событий.
Авторы антиутопий начала XX века ошибались прежде всего потому, что
боялись главным образом потери свободы - свободы мысли, свободы выбора,
свободы духа. Им казалось, что это самое страшное - потерять свободу мысли
и свободу распоряжаться собою.
Выяснилось, однако, что никого, кроме них, это не пугает.
Выяснилось, что массовый человек не боится потерять свободу, он
боится ее обрести.
Выяснилось, что "век пара и электричества, век просвещения и свободы"
не уничтожил феодализма, он даже не ослабил и не обескровил его. Феодализм
выстоял и в двадцатом веке дал последний арьегардный бой, тем более
жестокий, что на вооружение оказались взяты и пар, и электричество, и все
прочие плоды века просвещения.
Нас учили, что фашизм был реакцией монополистического капитала на
Октябрьскую революцию. Ничего подобного. Все известные нам тоталитарные
режимы, включая немецкий фашизм и казарменный социализм, были последней
отчаянной попыткой феодализма отстоять свои позиции, отбросить
надвинувшийся капитализм, уничтожить его там, где он не успел еще
окрепнуть, вернуть старые добрые времена патернализма, когда над каждым
холопом стоит свой барин-отец, а над всеми - батюшка-царь. И непременная
конюшня, где секут до изнеможения. За дело, конечно...
Случайно ли наиболее жестокие тоталитарные режимы возникли именно в
тех странах, где свежи еще были воспоминания о монархии? Где ненависть к
капитализму - с его беспощадной рациональностью, с его равнодушием ко
всему, кроме прибыли, с его ужасающими кризисами - была особенно сильна?
