Глава 21
Через три недели, когда Рики наконец выписали из больницы, снегопад
прекратился, и Милберн начал понемногу возвращаться к жизни. Магазины
заполнились покупателями; в одном из них Рода Флэглер подошла к Битси
Андервуд, покраснев, как ребенок, и принялась извиняться. "Ах, эти
жуткие дни, - вздохнула Битси. - Я бы могла тебя убить, если бы ты
первой ухватила эту тыкву".
Открылись школы; бизнесмены и банкиры вернулись к работе, разбирая
бумажный хаос, накопившийся на их столах; на улицах снова появились
пешеходы. Анни и Энни, официантки Хэмфри, погоревали о Льюисе и вышли
замуж за тех, с кем они жили. Если у них родились мальчики, они
наверняка назвали их Льюисами.
Некоторые все же разорились - ведь налоги с вас берут даже когда ваш
бизнес похоронен под снегом. Леота Маллиген пыталась вести дело сама, но
в итоге продала кинотеатр и вышла замуж за брата Кларка, который был не
таким мечтателем, но зато любил ее кухню. Рики Готорн закрыл свою
контору, но один молодой юрист купил у него помещение и название, взял
обратно Флоренс Куэст, и контора Рики и Сирса превратилась в контору
"Готорн-Джеймс-Уиттэкер". "Жаль, что его фамилия не По", - сказал Рики,
но Стелла не поняла этой шутки.
Дон все это время ждал. С Рики и Стеллой они говорили о Европе, с
Питером - о Корнелле, о прочитанных книгах, об отце юноши, который
понемногу привыкал к жизни без Кристины. Пару раз Дон и Рики ходили на
кладбище и клали цветы на множество новых могил, появившихся там после
похорон Джона Джеффри. В одном ряду лежали Льюис, Сирс, Кларк Маллиген,
Фредди Робинсон, Харлан Баутц, Пенни Дрэгер, Джим Харди. Кристина Берне
была похоронена в другом месте, рядом с отцом. Семью Элмера Скэйлса
похоронили на их участке, купленном еще дедом Элмера, где их охранял
каменный ангел.
- Рыси еще не видно, - сказал как-то Рики на обратном пути.
Но они знали, что это будет не рысь, и что она может появиться через
месяцы или даже годы.
Дон читал, смотрел телевизор, ходил в гости к Рики и Стелле,
обнаружил, что не может больше писать, и ждал, ждал.
Однажды он проснулся среди ночи и обнаружил, что плачет.
В середине марта почтовый грузовик доставил в город заказ из компании
кинопроката в Нью-Йорке. Это была копия "Китайской жемчужины".
Дон наладил дядин проектор, включил его и увидел, что руки его так
дрожат, что он не может зажечь сигарету.
Он боялся, что у Евы Галли в ее единственном фильме будет лицо Анны
Моубли.
Он прослушал запись: фильм был включен в серию "Классика немого
экрана" и сопровождался комментарием.
- Одной из величайших звезд немого кино был Ричард Бартелмесс, -
сказал скучный голос комментатора, и на экране появился герой, идущий по
улицам Сингапура. Его окружали голливудские японцы, одетые по-малайски и
призванные изображать китайцев. Комментатор тем временем описал карьеру
Бартелмесса и кратко изложил сюжет фильма - похищенная жемчужина,
завещание, таинственное убийство. Бартелмесс приехал в Сингапур, чтобы
разыскать подлинного убийцу и защитить своего друга от ложного
обвинения.
Дон выключил звук и стал смотреть; он боялся, что Еву Галли могли
вырезать. На экране появился бар с проститутками; Ева Галли могла играть
любую из них. Качество пленки оставляло желать лучшего, и он думал, что
вообще не узнает ее.
Но тут он похолодел. Из двери бара появилась невысокая большеглазая
девушка, спокойно смотрящая в камеру. Он поспешно включил звук.
- Самая роковая женщина Сингапура.
Посмотрим, одолеет ли она нашего героя? - она подошла к Бартелмессу и
потрепала его по щеке. Потом уселась к нему на колени, но Бартелмесс
скинул ее на пол. - Нет, он ей не по зубам!
Дон остановил фильм и прокрутил его назад до появления Евы Галли.
Она вовсе не была красавицей и совсем не походила на Альму Моубли. Он
заметил, что ей нравилось играть, нравилось привлекать к себе внимание.
Она играла хорошо - ее красивое спокойное лицо могло изобразить тысячу
характеров. Но она сделала ошибку, представ перед камерой, -
бесстрастный стеклянный взгляд обнажил то, что не было заметно людям с
их пристрастностью к красоте - ее пустоту, ее бесчеловечность. Дон
подумал, что теперь распознает ее в любом обличье, мужском или женском.
Ей не удастся укрыться в мире людей.
Глава 22
В начале апреля к нему пришел Питер Берне.
- Извините, что я вам мешаю. Если вы заняты, я сейчас уйду.
- Прекрати, - сказал Дон. - Можешь приходить в любое время. Я всегда
буду тебе рад.
- Я так и думал, что вы это скажете. Рики уезжает, слышали?
- Да. Я приду провожать их в аэропорт. Они очень рады этой поездке.
Но если ты хочешь видеть его, я позвоню и он придет.
- Нет, прошу вас, не надо. Хватит и того, что я беспокою вас.
- Питер, ради Бога! В чем дело?
- Я видел мою мать, - сказал Питер. - Она мне все время снится. Как
будто я снова в доме Льюиса и вижу, как Грегори Бэйт душит ее, и
вспоминаю, каким он был потом - на полу в "Риальто". Как его куски
шевелились.., не хотели умирать.
- Ты говорил об этом с отцом?
- Пытался. Но он не хочет слушать. Он смотрит на меня так, будто мне
пять лет и я рассказываю какую-то детскую ерунду.
- Не вини его, Питер. Никто, кроме нас, не поверит в это. Хорошо, что
он хотя бы не считает тебя сумасшедшим. Может, он еще поверит тебе. Дело
в другом. Мать любила тебя, и теперь, когда она умерла такой ужасной
смертью, ее любовь осталась с тобой. Ты должен пронести ее через всю
жизнь.
Питер кивнул.
- Я знал когда-то девушку, которая целыми днями сидела в библиотеке и
говорила, что это предохраняет ее от человеческой подлости. Не знаю, как
сложилась ее судьба, но знаю, что никто не может предохранить от
подлости. Или от боли. Все, что нам остается - это идти вперед, пока мы
не пройдем через это.
- Я знаю, - сказал Питер, - но это так тяжело.
- Это необходимо. И Корнелл - первый шаг к этому. У тебя будет
столько дел, что ты забудешь обо всем, что здесь случилось.
- Мы с вами еще увидимся?
- Когда ты захочешь. А если я уеду из Милберна, я буду тебе писать.
- Договорились, - сказал Питер.
Глава 23
Рики присылал ему открытки из Франции;
Питер продолжал приходить, и Дон видел, что потихоньку Анна Мостин и
братья Бэйт выветриваются из его памяти. Питер завел новую подружку,
которая тоже собиралась в Корнелл, и казался веселым.
Но это был обманчивый мир. Дон продолжал ждать. Он наблюдал за всеми,
кто приезжал в Милберн, но среди них никто не напоминал ему о Еве Галли.
Несколько раз он набирал номер Флоренс де Пейсер и говорил: "Это Дон
Вандерли. Анна Мостин мертва". В первый раз трубку просто положили; во
второй женский голос спросил: "Это опять мистер Уильяме из банка?
Сколько раз вам говорила, набирайте правильно номер". В третий раз
оператор сообщил, что номер снят с пользования.
Его деньги таяли. На счету в банке оставалось не больше трехсот
долларов, и теперь, когда он снова много пил, этого могло хватить только
на пару месяцев. После этого он будет вынужден устроиться на работу, а
это помешает ему высматривать ту, кого он ищет.
Два-три часа в день он сидел на скамейке в городском парке. Ты не
знаешь ее шкалы времени, твердил он себе, не знаешь, в каком возрасте
она появится. Ева Галли ждала пятьдесят лет. Это вполне может быть
ребенок или кто-нибудь знакомый всем, горожанам - что ей стоит принять
любое обличье? На этот раз Ночной сторож будет осторожнее. Но она должна
появиться не позже, чем Рики умрет естественной смертью. В ближайшие
десять лет.
Сколько лет ей может быть сейчас? Восемь или девять. Самое большее,
десять...
Глава 24
Так он и нашел ее. Сперва он сомневался, глядя на девочку, которую
как-то утром увидел на детской площадке. Она не была красивой и даже
привлекательной - смуглая, нахмуренная, в ношенных вещах. Другие дети
избегали ее, но это часто бывает: и, может быть, то, как она в
одиночестве бродила по площадке или качалась на пустых качелях, было
естественной реакцией.
Но, может быть, дети просто почувствовали ее отличие от них?
Он знал, что нужно спешить: его счет сократился до ста с небольшим
долларов. Но если он увезет девочку и ошибется, то из него сделают
маньяка.
Во всякое случае, теперь он ходил на площадку с ножом, привязанным
под рубашкой.
Даже если он прав и эта девочка - та самая рысь Рики, то что ему
делать? Она может позволить ему себя увезти и по дороге преспокойно
сдать его в полицию. Но он не думал, что она это сделает - Ночной сторож
явно намеревался расправиться с ним раз и навсегда, без вмешательства
закона.
Она не обращала на него внимания, но начала являться ему в снах -
сидела рядом и смотрела на него, и он чувствовал на себе этот ее взгляд,
даже когда она качалась на качелях.
Он только подозревал, что она не обычный ребенок, и цеплялся за это
подозрение с фанатичным отчаянием.
Он начал бродить в парке - нестриженый, редко бреющийся человек с
блуждающим взором. Его не гнали только потому, что узнавали, - весной
Нед Роулс напечатал в "Горожанине" очерк о нем. Он был гражданином
Милберна и, должно быть, обдумывал будущий роман. Людям нравится, когда
в их городе заводится свой чудак, к тому же, все знали, что он дружит с
Готорнами.
Дон закрыл счет и снял с него оставшиеся деньги; он не мог спать,
даже напившись, и знал, что возвращается к состоянию, испытанному им
после смерти Дэвида. Каждое утро он привязывал нож к своему телу и шел в
парк.
Он зал, что если он чего-нибудь не сделает, то однажды утром не
сможет встать с постели: нерешительность просто парализует его. И в этот
раз он не сможет выйти из этого состояния, описав его.
На другой день он подозвал к себе одного из играющих детей -
застенчивого маленького мальчика.
- Как зовут ту девочку? - спросил он.
Мальчик помигал, переминаясь на месте, и ответил:
- Анджи.
- Анджи что?
- Не знаю.
- А почему никто с ней не играет?
Мальчик сощурился на него, потом, видимо, решив, что ему можно
доверять, приложил ладошку ко рту и шепотом сообщил:
- Потому что она плохая.
Он отошел, а девочка в это время качалась на качелях: вверх-вниз,
вверх-вниз.
Анджи.
Под жарким полуденным солнцем он внезапно похолодел.
Той ночью Дон свалился с кровати, держась за голову, которая,
казалось, раскалывалась на тысячу кусков, как разбитое блюдо. Он пошел в
кухню выпить воды и увидел там - ему показалось, что увидел, - Сирса
Джеймса, раскладывающего за столом пасьянс. Галлюцинация недовольно
посмотрела на него, сказала: "Пора тебе убираться отсюда", - и вернулась
к своему занятию.
Он вернулся в спальню и начал запихивать в чемодан вещи, уложив на
дно завернутый в рубашку дядин нож.
В семь утра, не в силах оставаться дома, он пошел в парк, сел на
скамейку и стал ждать.
Девочка появилась в девять. На ней было то же розовое платье, которое
он много раз видел, и она шла тихо, как всегда одна. В первый раз они
встретились один на один. Он кашлянул, и она повернулась к нему.
Он понял наконец, что пока он неделями высиживал здесь, боясь за свой
рассудок, она терпеливо играла с ним. Даже сомнение (а оно до сих пор не
покидайте его) было частью этой игры. Она ослабляла его, мучила его, как
когда-то мучила Джона Джеффри, пока тот не прыгнул с моста в замерзшую
реку.
- Эй, - позвал он.
Девочка села на качели и посмотрела на него.
- Эй.
- Чего тебе?
- Поди сюда.
Она встала и пошла к нему. Он боялся, ничего не мог с собой поделать.
Девочка остановилась в двух шагах от него.
