Альма подняла брови и покачала головой. Меня снова удивила ее
какая-то бесполость - или это андрогинные свойства проститутки?
- Вы интересная девушка.
Она села на кушетку рядом со мной, и я сразу забыл о ее
андрогинности. Я удивлялся, как я вообще мог об этом подумать. Я знал,
что буду спать с ней, и она это знала.
Утром я понял, что влюблен в нее по уши. После того, как мы
проговорили часа полтора, она спросила:
- Вы же не пойдете домой, так?
- Не пойду.
- Ну что ж, тогда оставайтесь.
То, что произошло потом, не было обычным блудом, схваткой в постели.
Фактически она и вовремя любви оставалась такой же пассивной. Да, она
стонала от наслаждения, сперва во время минета, потом извиваясь подо
мной в нижней позиции; она повисала на моей шее, обхватывала ногами мою
спину; но даже в эти моменты она оставалась отчужденной. "Я люблю тебя",
- прошептала она, сжимая мои волосы, однако ее руки были такими же
нежными, как ее голос. Разгадав одну ее загадку, я нашел другую внутри
нее. Я имел дело с десятком женщин, которые были лучше в постели, чем
Альма Моубли, но никто из них не одаривал меня такой тонкостью чувств,
таким богатством оттенков. Я словно заглядывал в приоткрытую дверь и
видел совсем другую жизнь, другой опыт.
Я впервые понял, почему женщины сходили с ума от Дона Жуана.
И я знал, что она преподнесла мне тщательно отредактированную версию
своего прошлого. Я был уверен, что она крайне неразборчива в своих
связях, и видел в этом причину и ее дружбы с Х.Х.Х, и ее внезапного
отъезда из Чикаго.
Конечно, я хотел раскрыть эту дверь и разгадать все ее тайны, и
всегда иметь эту красоту и тонкость рядом с собой. В суфийской легенде
слон влюбился в светляка и воображал, что тот светит только для него; а
когда светляк улетел, слон был уверен, что в свете его фонарика
запечатлелся его, слоновий, образ.
Глава 3
Можно сказать, что любовь сразила меня наповал. Я не мог больше
писать, имея перед глазами живую загадку Альмы, я не хотел разгадывать
загадки выдуманных персонажей.
Неотвязно думая об Альме, я пользовался любой возможностью побыть с
нею; в течение десяти дней я проводил с ней все время, кроме занятий. На
моем диване громоздились нечитанные студенческие работы, а на столе -
книги и статьи о Готорне. Наша сексуальная лихорадка в те дни была
невообразимой. Мы занимались любовью в аудиториях, в незапертом офисе,
где, кроме меня, работали другие преподаватели; однажды я вошел за ней в
женский туалет и овладел ею сзади, когда она наклонилась над раковиной.
Одна студентка на семинаре спросила, как я могу определить мужчину. "Как
существо сексуальное и несовершенное", - не задумываясь, брякнул я.
Я сказал, что проводил с ней почти все время. Исключением были два
вечера, когда она говорила, что уезжает к тете в Сан-Франциско. Она
назвала ее имя - Флоренс де Пейсер, - но я все равно терзался
сомнениями. Однако возвращалась она такая же, как и уезжала, - я не
видел никаких следов встречи с другим любовником.
Или с Х.Х.Х., чего я боялся еще больше. Она окружила миссис де Пейсер
таким множеством деталей, вроде йоркширского терьера Чуки и служанки по
имени Росита, что мои подозрения улеглись. Нельзя вернуться со встречи с
зомби из Х.Х.Х, и рассказывать про терьера Чуки.
На самом деле меня, скорее, беспокоили не гипотетические соперники, а
одна фраза, сказанная ею в первый вечер. "Ты принят", - сказала она. Я
сперва подумал, что она имеет в виду наше окружение - китайские вазы,
картину Писсарро и бухарский ковер.
- Тогда и ты принята, - ответил я.
- Может, и я, но не только, - и она прижала палец к моим губам.
Через день или два я забыл об этих словах.
Конечно, я забросил и большую часть работы. Я влюбился, как никогда
прежде; похоже было, что я всю жизнь бегал от любви, отделываясь
шуточками, и только Альма поставила меня с ней лицом к лицу. Все мои
подозрения по ее поводу сгорали в пламени чувств. Если в ней и было
того, что я не знал, мне не было до этого никакого дела.
Я уверен, что она первой заговорила о браке. Это были фразы типа:
"Когда мы поженимся, мы будем много ездить" или "Какой дом ты хочешь,
когда мы поженимся?" Мы не задерживались на этой теме - я был слишком
счастлив.
- Да, ты действительно принят, - снова сказала она как-то.
- Может, познакомишь меня со своей тетей?
- Если мы поженимся в будущем году, - сказала она вместо ответа, -
давай проведем лето в Греции. У меня там есть друзья, у которых можно
остановиться. Мой отец жил на Поросе.
Через пару дней она заговорила о том, что после Пороса мы поживем
месяц в Испании.
- А как же Вирджиния Вулф?
- Из меня все равно вышла неважная студентка.
Конечно, я не думал всерьез, что мы будем путешествовать месяцами, но
мне хотелось в это верить.
Когда до моей лекции о Стивене Крэйне осталось совсем немного, я
вдруг понял, что совершенно не готовился, и сказал Альме, что должен
провести пару вечеров в библиотеке:
- Все равно лекция будет ужасная. Мне плевать, что Либерман не
продлит мой контракт - мы ведь все равно собираемся бросить Беркли, - но
я хочу хоть немного оправдаться перед ним.
Альма сказала, что она все равно собирается в гости к миссис де
Пейсер дня на три.
На следующий день мы обнялись на прощание, и она уехала. Я пошел в
свою квартиру, где за предыдущий месяц провел очень мало времени, собрал
свои заметки и пошел с ними в библиотеку.
Там я в первый раз после лекции увидел Хелен Кайон. Она не видела
меня, поглощенная разговором с моим коллегой Рексом Лесли. Заметив меня,
она положила руку ему на плечо. Я улыбнулся и мысленно пожелал им
счастья.
Этот вечер и следующий я работал над лекцией, но я не мог ничего
сказать о Стивене Крэйне, он не интересовал меня; поверх страниц я видел
лицо Альмы с блестящими глазами и маняще приоткрытым ртом.
На второй вечер я вышел из дома перекусить и увидел ее возле бара под
названием "Последний риф", куда я не заходил, - он был известен, как
оплот местных "голубых" и наркоманов. Я замер: почему-то меня сразу
охватил страх. Она была не одна, и хотя мужчина рядом с ней, очевидно,
вышел из бара (он держал в руке стакан пива), он не был похож на
"голубого". Он был высоким, бритоголовым, в темных очках, очень бледный.
Хотя он был одет по-человечески (в кожаную куртку на голое тело), он
напоминал зверя, голодного волка в человеческой шкуре. На тротуаре у его
ног сидел мальчик лет восьми, босой, изможденного вида. Они трое
выглядели очень странно, беседуя в полутьме возле бара. Альма, казалось,
была среди них своей, и это впечатление не нарушала даже ее природная
грация. Они были похожи на какую-то жуткую семью. Я отошел, подумав, что
если этот тип заметит меня, мне несдобровать.
Этот человек-волк мне о чем-то напомнил. Скоро я понял: Х.Х.Х.
Скоро он рывком поднял мальчика с тротуара, кивнул Альме и сел в
машину, стоявшую рядом, так и держа свой стакан с пивом. Мальчик залез
на заднее сиденье. Машина тронулась.
Тем же вечером я позвонил ей. Она оказалась дома.
- Я видел тебя пару часов назад. Я думал, ты еще в Сан-Франциско.
- Мне стало скучно, и я вернулась раньше. Не звонила тебе, чтобы не
отрывать от работы. Дон, бедный! Ты, наверное, вообразил невесть что!
- Кто был этот человек, с которым ты говорила? Бритый, в темных очках
и с мальчиком?
- А, этот. Так это его ты видел? Его зовут Грег. Мы знакомы по Новому
Орлеану. Он приехал сюда учиться, потом его выгнали. А мальчик - его
брат. Их родители умерли, и Грег о нем заботится, хотя я должна сказать,
не очень хорошо.
- Он из Нового Орлеана?
- Конечно.
- А как его фамилия?
- О, какой ты подозрительный! Его фамилия Бентон. Они жили на
соседней улице.
Все это звучало убедительно, но я не мог забыть внешность этого Грега
Бентона.
- Он из Х.Х.Х.?
Она засмеялась.
- Мой бедный дорогой Дон все прикинул! Нет, конечно. Не думай о нем.
Не знаю, зачем я вообще тебе сказала.
- Так ты правда знаешь людей из Х.Х.Х.?
- Но немного...
Я с облегчением вздохнул. Конечно, она напускала на себя
таинственность, а "человек-волк" - ее старый знакомый из Нового Орлеана,
который в полутьме произвел на меня странное впечатление, как.., как
сама Альма тогда, на лестнице.
- А что этот... Бентон делает?
- Я думаю, он торгует лекарствами.., не совсем легальными.
Это объясняло его странный вид и его присутствие в баре "Последний
риф". Но Альма почему-то выглядела раздраженной.
- Если ты закончил дело, пожалуйста, подойди и поцелуй свою невесту,
- сказала она. Я оказался у двери через несколько секунд.
Той ночью случились два происшествия. Мы лежали в постели Альмы,
окруженные обстановкой, которую я уже описал. Большую часть ночи я
скорее думал, чем спал, и один раз легко коснулся голой руки Альмы. Меня
будто ударило током - не электрическим, а током концентрированной
энергии, будто я коснулся огромного слизняка. Я отдернул руку, она
пошевелилась и пробормотала: "В чем дело, дорогой?" - и я тоже что-то
пробормотал в ответ. Потом я уснул, и мне приснилось ее лицо, но не
знакомое, а какое-то чужое и такое страшное, что я со стоном проснулся и
уже не мог уснуть.
Глава 4
Может быть, с этого и начались перемены, но внешне наши отношения не
менялись, по крайней мере до уик-энда в Стилл-Бэлли. Мы занимались
любовью часто и охотно, Альма продолжала говорить о нашей жизни после
женитьбы. И я продолжал любить ее, хотя и сомневался порой в правдивости
ее слов. В конце концов разве я не был писателем и тоже своего рода
лжецом? Моя профессия состояла в том, чтобы придумывать события и людей,
окружая их более или менее правдоподобными деталями, и выдумки других не
должны были меня смущать. Мы решили пожениться в Беркли в конце весны и
закрепить таким образом наше счастье. Но, по-моему, перемены уже
начались с того момента, как я дотронулся до нее ночью, хотя я их еще не
заметил.
Конечно, переменам способствовало мое "принятие". Накануне лекции о
Крэйне я не выдержал и прямо спросил ее об этом; у меня было плохое
настроение, поскольку я знал, что не готов.
- Слушай, если я "принят" не тобой и не миссис де Пейсер, то кем? Мне
интересно. Может, это твой приятель из бара? Или его идиот-братец?
Она улыбнулась немного нервно:
- Придется тебе сказать. Мы уже достаточно близки.
- Да, уж скажи.
- Я знаю, что это прозвучит странно.
- Ничего. Мне надоело неведение.
- Тот, кто тебя принял - мой старый любовник. Подожди, Дон, это не
то, что ты думаешь. Он умер.
- Умер? - Я так и сел. Конечно, я был удивлен, но теперь мне кажется,
что я и ожидал чего-то подобного.
Она кивнула со своим обычным иронически-серьезным выражением.
- Да. Его зовут Тэкер Мартин. Я связана с ним.
- Связана?
- Постоянно. Я говорю с ним. Ты ему нравишься, Дон. Очень нравишься.
- Польщен.
- Да. Я ему все рассказываю. И он мне все время говорит, что мы
должны пожениться. Ты действительно нравишься ему. Если бы он был жив,
вы бы подружились.
Я молча смотрел на нее.
- Я же говорила, что это прозвучит странно.
- В самом деле. А как давно он умер?
- Пять или шесть лет назад.
- Еще один старый друг из Нового Орлеана?
- Именно.
- И вы были близки?
- Мы были любовниками. Он был старше, намного. Он умер от сердечного
приступа. Через два дня после этого он начал говорить со мной. Он два
дня не мог найти телефон, - она замолчала.
- А сейчас он говорит с тобой?
- Он слушает. Он рад, что ты узнал о нем.
