- Вы не любите свою подружку, - сказала она. - Если бы вы хоть мне
позволили вас любить, я была бы так счастлива! - И прибавила: - Ах, за
что вы меня так ненавидите!
- Ненавижу вас! - повторил я. - Да разве вы слепы, что не можете ни-
чего прочесть в моем несчастном сердце? Неужели вы думаете, что, сидя
над этой дурацкой книжкой, которую я только что сжег, будь она трижды
проклята, я думал хоть о чем-нибудь, кроме вас? Сколько вечеров я чуть
не плакал, видя, как вы сидите в одиночестве! Но что мне было делать? Вы
здесь под охраной моей чести. Неужели в этом моя вина перед вами? Неуже-
ли вы оттолкнете своего любящего и преданного слугу?
При этих словах она быстрым, едва уловимым движением прильнула ко
мне. Я заставил ее поднять лицо и поцеловал, а она, крепко обнимая меня,
склонила голову ко мне на грудь. Все закружилось у меня перед глазами,
как у пьяного. И тут я услышал ее голос, очень тихий, приглушенный моей
одеждой.
- А вы правда поцеловали ее? - спросила она.
Я до того изумился, что даже вздрогнул.
- Кого? Мисс Грант? - воскликнул я в сильнейшем замешательстве. - Да,
я попросил ее поцеловать меня на прощание, и она согласилась.
- Ну и пусть! - сказала она. - Что ни говорите, вы и меня поцеловали
тоже.
Услышав это непривычное, нежное слово, я понял, как глубоко мы пали;
я поднялся и заставил встать Катриону.
- Нет, это невозможно, - сказал я. - Это никак невозможно! Ах, Кэт-
рин, Кэтрин! - Я замолчал, не в силах произнести ни слова. - Идите
спать, - вымолвил я наконец. - Оставьте меня одного.
Она повиновалась мне, как ребенок, но вдруг остановилась в дверях.
- Спокойной ночи, Дэви! - сказала она.
- Да, да, спокойной ночи, любовь моя! - воскликнул я и в бурном поры-
ве снова схватил ее, едва не задушив в объятиях. Но уже через мгновение
я втолкнул Катриону в ее комнату, резко захлопнул дверь и остался один.
Теперь поздно было жалеть о сделанном; я сказал заветное слово, и она
знала все. Как последний негодяй, я бесчестным путем привязал к себе эту
бедняжку; она была совершенно в моих руках, такая хрупкая, беспомощная,
и от меня зависело сберечь ее или погубить; но какое оружие оставалось у
меня для самообороны; Гейнекциус, испытанный мой защитник, сгорел в ка-
мине, и это было знаменательно. Меня мучило раскаяние, но все же, положа
руку на сердце, я не мог обвинить себя ни в чем. Просто немыслимо было
воспротивиться ее наивной смелости или устоять перед ее слезами. Все,
что я мог бы привести в свое оправдание, только отягчало мою вину, - так
беззащитна она была и столько преимуществ давало мне мое положение.
Что же с нами теперь будет? По-видимому, нам нельзя больше жить под
одной крышей. Но куда же мне деваться? А ей? Коварная судьба привела нас
в эту квартирку, не оставив нам выбора, хотя мы ни в чем не были повин-
ны. Мне вдруг пришла в голову безумная мысль жениться на ней теперь же,
но в следующий же миг я с отвращением ее отбросил. Ведь Катриона - еще
ребенок, она сама не понимает своих чувств; я захватил ее врасплох, в
минуту слабости, но не вправе этим воспользоваться; я обязан не только
сберечь ее доброе имя, но и оставить ей прежнюю свободу.
Я в задумчивости сидел у камина, терзаемый раскаянием, и напрасно ло-
мал себе голову в поисках хоть какого-нибудь выхода. К исходу второго
часа ночи в камине осталось всего три тлеющих угля, наш дом спал, как и
весь город, и вдруг я услышал в соседней комнате тихий плач. Бедняжка,
она думала, что я сплю; она сожалела о своей слабости, быть может, упре-
кала себя в нескромности (о господи!) и пыталась глухой ночью утешиться
слезами. Нежность, ожесточение, любовь, раскаяние и жалость боролись в
моей душе; я решил, что обязан ее утешить.
- Ах, постарайтесь простить меня! - воскликнул я. - Молю вас, поста-
райтесь! Забудем это, постараемся все, все забыть!
Ответа не было, но рыдания смолкли. Я долго еще стоял, стиснув руки;
наконец от ночного холода меня пробрала дрожь, и я словно бы опомнился.
"Ты не можешь этим воспользоваться, Дэви, - сказал я себе. - Ло-
жись-ка спать, будь разумен и постарайся уснуть. Завтра ты что-нибудь
придумаешь".
ГЛАВА XXV
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДЖЕМСА МОРА
Поздно утром меня пробудил от беспокойного сна стук в дверь; я вско-
чил и, открыв ее, чуть не упал в обморок от нахлынувших на меня противо-
речивых и мучительных чувств: на пороге в грубом дорожном плаще и нево-
образимо большой шляпе с позументом стоял Джемс Мор.
Казалось, мне бы только радоваться, потому что этот человек явился
как бы в ответ на мою молитву. Ведь я до изнеможения твердил себе, что
нам с Катрионой необходимо расстаться, ломал себе голову, изыскивая к
этому средство. И вот оно явилось само, но я ничуть не обрадовался.
Нельзя не принять во внимание, что, хотя приход этого человека снимал с
меня бремя заботы о будущем, настоящее показалось мне тем более мрачным
и зловещим; и в первый миг я, очутившись перед ним в одном белье, отско-
чил, словно в меня выстрелили.
- Ну вот, - сказал он. - Я нашел вас, мистер Бэлфур. - И он протянул
мне большую, красивую руку, а я снова подошел к двери, словно решился
преградить ему путь, и не без колебания ответил на его рукопожатие. -
Просто удивительно, как наши пути сходятся, - продолжал он. - Я должен
извиниться перед вами за бесцеремонное вторжение, так уж все получилось,
потому что я положился на этого лицемера Престонгрэнджа. Мне стыдно
признаться вам, что я поверил крючкотвору. - Он легкомысленно пожал пле-
чами, будто заправский француз. - Но право же, этот человек умеет к себе
расположить, - сказал он. - Итак, оказывается, вы благородно помогли мо-
ей дочери. Меня послали к вам, когда я стал ее разыскивать.
- Мне кажется, сэр, - с трудом выдавил я из себя, - нам необходимо
объясниться.
- Что-нибудь неладно? - спросил он. - Мой доверенный мистер Спротт...
- Ради бога, говорите потише! - перебил я. - Она не должна ничего
слышать, пока мы с вами не объяснимся.
- Разве она здесь? - вскричал Джемс.
- Вот за этой дверью, в соседней комнате, - ответил я.
- И вы живете с ней вдвоем? - спросил он.
- А кто еще стал бы жить с нами? - воскликнул я.
Справедливость требует признать, что он все-таки побледнел.
- Это довольно странно... - пробормотал Джемс, - довольно странное
обстоятельство. Вы правы, нам надо объясниться.
С этими словами он прошел мимо меня, и надо сказать, в этот миг ста-
рый бродяга был исполнен достоинства. Только теперь он окинул взглядом
мою комнату, и сам я увидел ее, так сказать, его глазами. Утреннее солн-
це освещало ее сквозь оконное стекло; здесь были только кровать, сундук,
тазик для умывания, разбросанная в беспорядке одежда и холодный камин;
без сомнения, комната выглядела неприютной и пустой, это было нищенское
жилье, меньше всего подходившее для молодой леди. В тот же миг я вспом-
нил о нарядах, которые накупил для Катрионы, и подумал, что это со-
седство бедности и расточительства должно выглядеть прескверно.
Он поискал глазами, где бы сесть, и, не найдя ничего более подходяще-
го, присел на край моей кровати, я закрыл дверь и поневоле вынужден был
сесть рядом с ним. Чем бы ни кончился этот необычайный разговор, мы
должны были постараться не разбудить Катриону; а для этого приходилось
сидеть рядом и говорить вполголоса. Невозможно описать, какое зрелище мы
с ним представляли: он был в плаще, далеко не лишнем в моей холодной
комнате, я же дрожал в одном белье; он держался как судья, а я (не знаю
уж, какой у меня был при этом вид) чувствовал себя словно перед Страшным
судом.
- Ну? - сказал он.
- Ну... - начал я и запнулся, не зная, что еще сказать.
- Так вы говорите, она здесь? - спросил он с заметным нетерпением, и
это меня ободрило.
- Да, она в этом доме, - сказал я, - и я знал, что это всякому пока-
жется необычным. Но не забудьте, как необычна вся эта история с самого
начала. Молодая леди очутилась на побережье Европы с двумя шиллингами и
тремя полпенни. У нее был адрес этого Спротта в Гелвоэте. Вот вы назвали
его своим доверенным. А я могу сказать только одно: он ничем ей не по-
мог, а едва я упомянул ваше имя, начал браниться, и мне пришлось упла-
тить ему из своего кармана, чтобы он хотя бы взял на хранение ее вещи.
Вы говорите о странных обстоятельствах, мистер Драммонд, если вам угод-
но, чтобы вас называли именно так. Вот обстоятельства, в которых очути-
лась ваша дочь, и я считаю, что подвергнуть ее такому испытанию было
жестоко.
- Этого-то я как раз и не пойму, - сказал Джемс. - Моя дочь была вве-
рена попечению почтенных людей, только я позабыл их фамилию.
- Джебби, - подсказал я. - Без сомнения, мистер Джебби должен был вы-
садиться вместе с ней в Гелвоэне. Но он не сделал этого, мистер Драм-
монд, и мне кажется, вы должны благодарить бога, что я оказался там мог
его заменить.
- С мистером Джебби я вскоре потолкую самым серьезным образом, - ска-
зал он. - Что же касается вас, то, сдается мне, вы слишком молоды, чтобы
занять его место.
- Но ведь никого другого не было, приходилось выбирать: или я, или
никто! - воскликнул я. - Никто, кроме меня, не предложил свои услуги, и,
кстати сказать, вы не слишком мне за это благодарны.
- Я воздержусь от благодарности, пока не узнаю несколько подробнее,
чем именно я вам обязан, - сказал он.
- Ну, это, мне кажется, понятно с первого взгляда, - сказал я. - Вашу
дочь покинули, попросту бросили в Европе на произвол судьбы всего с дву-
мя шиллингами, причем она не знала ни слова на тех языках, на которых
здесь можно объясниться. Забавно, нечего сказать! Я привез ее сюда. Я
назвал ее своей сестрой и относился к ней с братской любовью. Все это
стоило мне недешево, но не будем говорить о деньгах. Я глубоко уважаю
эту молодую леди и старался охранить ее доброе имя, однако, право же,
было бы смешно, если бы мне пришлось расхваливать ее перед ее же отцом.
- Вы еще молоды... - начал Джемс.
- Это я уже слышал, - с досадой перебил я.
- Вы еще очень молоды, - повторил он, - иначе вы поняли бы, насколько
серьезным был такой шаг.
- Вам легко это говорить! - воскликнул я. - А что мне было делать?
Конечно, я мог бы нанять какую-нибудь почтенную бедную женщину, чтобы
она поселилась с нами, но, поверьте, эта мысль только сейчас пришла мне
в голову. Да и где мне было найти такую женщину, если сам я здесь чужой?
Кроме того, позвольте вам заметить, мистер Драммонд, что это стоило бы
денег. А мне и без того пришлось дорого заплатить за ваше пренебрежение
к дочери, и объяснить его можно только одним - вы не любите ее, вы рав-
нодушны к ней, иначе вы не потеряли бы ее.
- Тот, кто сам не безгрешен, не должен осуждать других, - сказал он.
- Прежде всего мы разберем поведение мисс Драммонд, а потом уж будем су-
дить ее отца.
- В эту ловушку вам меня не заманить, - сказал я. - Честь мисс Драм-
монд безупречна, и ее отцу следовало бы это знать. И моя честь, смею вас
заверить, тоже. У вас есть только два пути. Либо вы поблагодарите меня,
как принято между порядочными людьми, и мы прекратим этот разговор. Ли-
бо, если вы все еще не удовлетворены, возместите мне все мои расходы - и
делу конец.
Он успокоительно помахал рукой.
- Ну, ну! - сказал он. - Вы слишком торопитесь, мистер Бэлфур. Хоро-
шо, что я давно уже научился терпению. И, кроме того, вы, кажется, забы-
ваете, что мне еще нужно повидаться с дочерью.
Услышав эти слова и видя, как он весь переменился, едва я упомянул о
деньгах, я почувствовал облегчение.
- Если вы позволите мне одеться в вашем присутствии, я думаю, мне
уместнее всего будет уйти и тогда вы сможете поговорить с ней наедине, -
сказал я.
- Буду вам весьма признателен, - сказал он. Сомнений быть не могло:
