правую руку от своего отца Джемса Мора и от самого Гленгайла. Никогда не
забуду, как Гленгайл поцеловал меня в щеку и сказал: "Моя родственница,
вы единственная женщина из всего клана, которая отправилась с нами", - а
мне всего-то было двенадцать лет. Видела я и принца Чарли, ах, до чего ж
он был красив, глаза голубые-голубые! Он пожаловал меня к руке перед
всей армией. Да, это были прекрасные дни, но все походило на сон, а по-
том я вдруг проснулась. И вы сами знаете, что было дальше; пришли ужас-
ные времена, нагрянули красные мундиры, и мой отец с дядьями засел в го-
рах, а я носила им еду поздней ночью или на рассвете, с первыми петуха-
ми. Да, я много раз ходила ночью, и в темноте сердце у меня так сильно
стучало от страха. Просто чудо, как это я ни разу не встретилась с при-
видением; но, говорят, девушке их нечего бояться. Потом мой дядя женил-
ся, и это было совсем ужасно. Ту женщину звали Джин Кэй, и я все время
была с ней в ту ночь в Инверснейде, когда мы похитили ее у подруг по
старинному обычаю. Она сама не знала, чего хотела: то она была готова
выйти за Роба, то через минуту и слышать о нем не желала. В жизни не ви-
дала такой полоумной, не может же человек говорить то да, то нет. Что ж,
она была вдова, а вдовы все плохие.
- Катриона! - сказал я. - С чего вы это взяли?
- Сама не знаю, - ответила она. - Так мне подсказывает сердце. Выйти
замуж во второй раз! Фу! Но такая уж она была - вышла вторым браком за
моего дядю Робина, некоторое время ходила с ним в церковь и на рынок, а
потом ей это надоело или подруги отговорили ее, а может, ей стало стыд-
но. Ну и она сбежала обратно к своим, сказала, будто мы держали ее си-
лой, и еще много всего, я вам и повторить не решусь. С тех пор я стала
плохо думать о женщинах. Ну, а потом моего отца Джемса Мора посадили в
тюрьму, и остальное вы знаете не хуже меня.
- И у вас никогда не было друзей? - спросил я.
- Нет, - ответила она. - В горах я водила компанию с несколькими де-
вушками, но дружбой это не назовешь.
- Ну, а мне и вовсе рассказывать не о чем, - сказал я. - У меня ни-
когда не было друга, пока я не встретил вас.
- А как же храбрый мистер Стюарт? - спросила она.
- Ах да, я о нем позабыл, - сказал я. - Но ведь он мужчина, а это -
совсем другое дело.
- Да, пожалуй, - согласилась она. - Ну конечно же, это - совсем дру-
гое дело.
- И был еще один человек, - сказал я. - Сперва я считал его своим
другом, но потом разочаровался.
Катриона спросила, кто же она такая.
- Это он, а не она, - ответил я. - Мы с ним были лучшими учениками в
школе у моего отца и думали, что горячо любим друг друга. А потом он уе-
хал в Глазго, поступил служить в торговый дом, который принадлежал сыну
его троюродного брата, и прислал мне оттуда с оказией несколько писем,
но скоро нашел себе новых друзей, и, сколько я ему ни писал, он и не ду-
мал отвечать. Ох, Катриона, я долго сердился на весь род людской. Нет
ничего горше, чем потерять мнимого друга.
Она принялась подробно расспрашивать меня о его наружности и характе-
ре, потому что каждого из нас очень интересовало все, что касалось дру-
гого; наконец в недобрый час я вспомнил, что у меня хранятся его письма,
и принес всю пачку из каюты.
- Вот его письма, - сказал я, - и вообще все письма, какие я получал
в жизни. Это - последнее, что я могу открыть вам о себе. Остальное вы
знаете не хуже меня.
- Значит, мне можно их прочесть? - спросила она.
Я ответил, что, конечно, можно, если только ей не лень; тогда она
отослала меня и сказала, что прочтет их от первого до последнего. А в
пачке, которую я ей дал, были не только письма от моего неверного друга,
но и несколько писем от мистера Кемпбелла, когда он ездил в город по де-
лам, и, поскольку я держал всю свою корреспонденцию в одном месте, коро-
тенькая записка Катрионы, а также две записки от мисс Грант: одна, прис-
ланная на скалу Басе, а другая - сюда, на борт судна. Но об этих двух
записках я в ту минуту и не вспомнил.
Я мог думать только о Катрионе и сам не знал, что делаю; мне было да-
же все равно, рядом она или нет; я заболел ею, и какой-то чудесный жар
пылал в моей груди днем и ночью, во сне и наяву. Поэтому я ушел на тупой
нос корабля, пенивший волны, и не так уж спешил вернуться к ней, как
могло бы показаться, - я словно бы растягивал удовольствие. По натуре
своей я, пожалуй, не эпикуреец, но до тех пор на мою долю выпало так ма-
ло радостей в жизни, что, надеюсь, вы мне простите, если я рассказываю
об этом слишком подробно.
Когда я снова подошел к ней, она вернула мне письма с такой холод-
ностью, что сердце у меня сжалось, - мне почудилось, что внезапно порва-
лась связующая нас нить.
- Ну как, прочли? - спросил я, и мне показалось, что голос мой проз-
вучал неестественно, потому что я пытался понять, что ее огорчило.
- Вы хотели, чтобы я прочла все? - спросила Катриона.
- Да, - ответил я упавшим голосом.
- И последнее письмо тоже? - допытывалась она.
Теперь я понял, в чем дело; но все равно я не мог ей лгать.
- Я дал их вам все, не раздумывая, для того, чтобы вы их прочли, -
сказал я. - Мне кажется, там нигде нет ничего плохого.
- А я иного мнения, - сказала она. - Слава богу, я не такая, как вы.
Это письмо незачем было мне показывать. Его не следовало и писать.
- Кажется, вы говорите о вашем же друге Барбаре Грант? - спросил я.
- Нет ничего горше, чем потерять мнимого друга, - сказала она, повто-
ряя мои слова.
- По-моему, иногда и сама дружба бывает мнимой! - воскликнул я. -
Разве это справедливо, что вы вините меня в словах, которые капризная и
взбалмошная девушка написала на клочке бумаги? Вы сами знаете, с каким
уважением я к вам относился и буду относиться всегда.
- И все же вы показали мне это письмо! - сказала Катриона. - Мне не
нужны такие друзья. Я вполне могу, мистер Бэлфур, обойтись без нее... и
без вас!
- Так вот она, ваша благодарность! - воскликнул я.
- Я вам очень обязана, - сказала она. - Но прошу вас, возьмите ва-
ши... письма.
Она чуть не задохнулась, произнося последнее слово, и оно прозвучало,
как бранное.
- Что ж, вам не придется меня упрашивать, - сказал я, взял пачку,
отошел на несколько шагов и швырнул ее далеко в море. Я готов был и сам
броситься следом.
До самого вечера я вне себя расхаживал взад-вперед по палубе. Какими
только обидными прозвищами не наградил я ее в своих мыслях, прежде чем
село солнце. Все, что я слышал о высокомерии жителей гор, бледнело перед
ее поведением: чтобы молодую девушку, почти еще ребенка, рассердил такой
пустячный намек, да еще сделанный ее ближайшей подругой, которую она так
расхваливала передо мной! Меня одолевали горькие, злые, жестокие мысли,
какие могут прийти в голову раздосадованному мальчишке. Если бы я
действительно поцеловал ее, думал я, она, пожалуй, приняла бы это вполне
благосклонно; и лишь потому, что это написано на бумаге, да еще шутливо,
она так нелепо вспылила. Мне казалось, что прекрасному полу не хватает
проницательности, а достается из-за этого бедным мужчинам.
За ужином мы, как всегда, сидели рядом, но как все сразу перемени-
лось! Она стала холодна, даже не смотрела в мою сторону, лицо у нее было
каменное; я готов был избить ее и в то же время ползать у ее ног, но она
не подала мне ни малейшего повода ни для того, ни для другого. Встав
из-за стола, она тотчас окружила самыми нежными заботами миссис Джебби,
о которой до сего дня почти не вспоминала. Теперь она, видно, решила на-
верстать упущенное и до конца плавания необычайно заботилась об этой
старухе, а выходя на палубу, уделяла капитану Сэнгу гораздо больше вни-
мания, чем мне казалось приличным. Конечно, капитан был вполне достойный
человек и относился к ней, как к дочери, но я не мог вытерпеть, когда
она бывала ласкова с кем-нибудь, кроме меня.
В общем, она ловко избегала меня и всегда была окружена людьми, так
что мне долго пришлось ждать случая поговорить с ней; а когда случай на-
конец представился, я немногого достиг, в чем вы сейчас убедитесь сами.
- Не могу понять, чем я вас обидел, - сказал я. - Неужто это так
серьезно, что вы не можете меня простить? Простите, умоляю вас!
- Мне не за что вас прощать, - сказала Катриона, роняя слова, как хо-
лодные мраморные шарики. - Я вам очень признательна за вашу дружбу.
И она чуть заметно присела.
Но я высказал не все, что приготовил, и не хотел отказываться от сво-
его намерения.
- В таком случае вот что, - продолжал я. - Если я оскорбил вашу
скромность тем, что показал вам письмо, это не может касаться мисс
Грант. Ведь она написала его не вам, а бедному, простому, скромному юно-
ше, у которого могло бы хватить ума его не показывать. И если вы вините
меня...
- Прошу вас больше не упоминать при мне об этой девушке, - сказала
Катриона. - Я никогда не протяну ей руку, пускай хоть умрет. - Она от-
вернулась, потом снова посмотрела на меня. - Клянетесь вы навсегда пор-
вать с ней? - воскликнула она.
- Уверяю вас, я никогда не смогу быть так несправедлив, - сказал я. -
И так неблагодарен.
Теперь уже я сам отвернулся от нее.
ГЛАВА XXII
ГЕЛВОЭТ
К концу плавания погода испортилась; ветер свистел в снастях, волны
вздымались все выше, и корабль, борясь с ними, жалобно скрипел. Протяж-
ные крики матроса, измерявшего лотом глубину, теперь почти не смолкали,
потому что мы все время лавировали среди мелей. Часов в девять утра,
когда в промежутке между двумя шквалами с градом проглянуло зимнее солн-
це, я впервые увидел Голландию - крылья мельниц, цепочкой вытянувшихся
вдоль берега, быстро вертелись под ветром. Я впервые видел эти нелепые
махины и вдруг почувствовал, что я в чужом краю, где совсем иной мир и
иная жизнь. Около половины двенадцатого мы бросили якорь на рейде Гелво-
этской гавани, куда порой прорывались волны, высоко вздымая корабль. Ра-
зумеется, все мы, кроме миссис Джебби, вышли на палубу, некоторые в пла-
щах, другие - закутавшись в корабельную парусину, и держались за канаты,
отпуская шуточки в подражание морским волкам.
Вскоре к борту, пятясь, как краб, осторожно причалила лодка, и ее хо-
зяин что-то прокричал нашему капитану по-голландски. Капитан Сэнг с
встревоженным видом повернулся к Катрионе; пассажиры столпились вокруг,
и он объяснил нам, в чем дело. "Розе" предстояло идти в Роттердамский
порт, куда остальные пассажиры очень торопились попасть, поскольку отту-
да в тот же вечер отходила почтовая карета в Верхнюю Германию. Капитан
сказал, что шторм пока еще не разыгрался вовсю и, если не терять време-
ни, до порта можно добраться. Но Джемс Мор должен был встретиться с до-
черью в Гелвоэте, и капитану пришлось зайти сюда, чтобы высадить девуш-
ку, как это принято, в лодку. Лодка подошла, и Катриона была готова, но
наш капитан и хозяин лодки оба боялись риска, и в то же время капитан не
желал мешкать.
- Ваш отец едва ли будет доволен, если по нашей вине вы сломаете но-
гу, мисс Драммонд, - сказал он, - а тем более, если утонете. Послушай-
тесь меня и плывите вместе с нами в Роттердам. Вы сможете спуститься на
паруснике по реке Маас до самого Брилле, а оттуда почтовой каретой вер-
нетесь в Гелвоэт.
Но Катриона об этом и слышать не хотела. Она бледнела, стоило ей
взглянуть на разлетавшиеся во все стороны брызги, на зеленые - волны,
которые то и дело перехлестывали через полубак и на подпрыгивающую лод-
чонку; но она твердо решила исполнить то, что велел ей отец. "Так сказал
мой отец, Джемс Мор" - вот было ее первое и последнее слово. Мне показа-
лось пустой прихотью, что девушка хочет так буквально исполнить его при-
каз и не слушает добрых советов; однако в действительности у нее была на
это очень веская причина, о которой она умолчала. Путешествовать на па-
