я подвергся стольким мытарствам вовсе не ради преуспевания шерифа Милле-
ра и не ради революции в парламенте; поэтому я вмешался в разговор, ста-
раясь держаться непринужденно.
- Премного благодарен вам, джентльмены, за ваши советы, - сказал я. -
А теперь, с вашего позволения, я осмелюсь предложить вам несколько воп-
росов. Есть одно обстоятельство, которое мы почему-то упускаем из виду:
я хотел бы знать, принесет ли это дело какуюнибудь пользу нашему другу
Джемсу из клана Гленов?
Все они несколько смутились и отвечали по-разному, но, по сути, сош-
лись на том, что Джемсу не на что надеяться, кроме королевского помило-
вания.
- Далее, - сказал я, - принесет ли это пользу Шотландии? Есть посло-
вица: плоха та птица, которая гадит в своем гнезде. Помнится, я слышал
еще ребенком, что в Эдинбурге был мятеж, который дал повод покойной ко-
ролеве назвать нашу страну дикой, и я давно понял, что этим мы ничего не
достигли, а только потеряли. А потом наступил сорок пятый год, и все за-
говорили о Шотландии, но я ни от кого не слышал мнения, что в сорок пя-
том году мы что-нибудь выиграли. И теперь вот мы затеваем дело мистера
Бэлфура, как вы это называете. Шериф Миллер сказал, что историки будут
считать его первой вехой, - в этом я не сомневаюсь. Боюсь только, как бы
они не сочли его первой вехой на пути к бедствиям и всеобщему позору.
Миллер, отличавшийся сообразительностью, уже почуял, к чему я клоню,
и поспешил меня поддержать.
- Сильно сказано, мистер Бэлфур, - заметил он. - Поразительно глубо-
кая мысль.
- Кроме того, следует подумать, принесет ли это пользу королю Георгу,
- продолжал я. - Шериф Миллер, видимо, не придает этому большого значе-
ния. Но я сомневаюсь, чтобы можно было нанести ущерб его величеству и не
навлечь на себя удара, который может оказаться роковым.
Я выждал, не возразит ли мне кто-нибудь, но все промолчали.
- Шериф Миллер назвал имена тех, кому это дело сулит выгоду, - про-
должал я, - и среди прочих любезно упомянул меня. Прошу у него прощения,
но я не могу с этим согласиться. Смею вас заверить, я не отступал в этом
деле ни на шаг, пока речь шла о спасении человеческой жизни, но не
скрою, я понимал, что подвергаюсь смертельному риску, как не скрою и то-
го, что, по моему мнению, молодому человеку, которому нет еще и двадцати
и который мечтает стать слугой закона, едва ли пойдет на пользу слава
мятежника и отщепенца. Что же касается Джемса, то теперь, когда приго-
вор, можно сказать, уже вынесен, у него остается одна надежда - на поми-
лование. Нельзя ли в таком случае обратиться прямо к его величеству, не
предавая огласке неблаговидные поступки высокопоставленных людей и не
толкая меня на путь, который, по сути, ведет к гибели?
Все сидели молча, уставясь на свои бокалы, и я понимал, что мое пред-
ложение им не по душе. Но Миллер, как всегда, не растерялся.
- Да будет мне позволено выразить точку зрения нашего юного друга на
деловом языке, - сказал он. - Насколько я понимаю, он предлагает изло-
жить обстоятельства его похищения, а равно и некоторые его свидетельства
в прошении на имя короля. У этого плана есть надежда на успех. Он не ху-
же, а, пожалуй, лучше всякого другого может помочь нашему подзащитному.
Как знать, возможно, его величество милостиво отнесется ко всем, кого
касается прошение, которое необходимо составить искусно, в верноподдан-
ническом духе. Я полагаю, что, составляя упомянутую бумагу, это следует
учесть.
Все кивнули и переглянулись со вздохом, потому что первый путь явно
устраивал их куда более.
- В таком случае, мистер Стюарт, прошу вас, дайте нам бумаги, и наде-
юсь, все пятеро, здесь присутствующие, готовы подписать прошение в ка-
честве поверенных осужденного.
- По крайней мере повредить это никому из нас не может, - сказал
Колстоун и снова вздохнул, потому что десять минут назад уже видел себя
в кресле Генерального прокурора.
И они принялись составлять бумагу, сначала без особого воодушевления,
но вскоре страсти разгорелись; я же сидел без дела, поглядывая на них, и
только иногда отвечал на вопросы. Бумага была составлена великолепно;
сначала излагались обстоятельства, касавшиеся меня: как за мою поимку
была назначена награда, как я добровольно отдал себя в руки властей, как
меня принуждали поступить наперекор моей совести, как меня похитили и я
с запозданием появился в Инверэри; далее говорилось, что в интересах ко-
роны и общества решено отказаться от всяких действий, на которые есть
законное право, после чего следовала убедительная просьба к королю поми-
ловать Джемса.
Мне показалось, что меня принесли в жертву, выставив в самом невыгод-
ном свете, как смутьяна, которого этой плеяде служителей закона не без
труда удалось удержать от крайностей. Но я махнул на это рукой и предло-
жил только добавить, что я готов сам дать показания и привести свиде-
тельства других перед любой следственной комиссией, а также потребовал,
чтобы мне тотчас дали копию прошения.
Колстоун замялся и что-то пробормотал.
- Эта бумага не подлежит огласке, - сказал он.
- Но я в особом положении перед Престонгрэнджем, - возразил я. - Спо-
ру нет, при первой нашей встрече он отнесся ко мне доброжелательно и с
тех пор неизменно был мне другом. Если бы не он, джентльмены, я был бы
уже мертв либо дожидался бы сейчас приговора вместе с беднягой Джемсом.
Поэтому я намерен вручить ему копию прошения, как только оно будет пере-
писано. Кроме того, не забудьте, что это нужно и для моей безопасности.
У меня тут есть враги, которые умеют расправляться со своими жертвами:
герцог Аргайлский здесь в своих собственных владениях и весь Ловэт за
него; так что если в наших действиях будет допущен какой-либо промах,
боюсь, как бы завтра утром мне не проснуться в тюрьме.
Не найдя возражений на эти доводы, мои советчики наконец должны были
согласиться, но с тем лишь условием, что я, передавая бумагу Престонг-
рэнджу, отзовусь наилучшим образом обо всех присутствующих.
Генеральный прокурор обедал в замке у герцога. Я послал ему через од-
ного из слуг Колстоуна записку с просьбой принять меня, и он назначил
мне немедленно явиться к нему в чей-то частный дом. Он был один; лицо
его хранило непроницаемое выражение; однако я сразу заметил в прихожей
несколько алебард, и у меня хватило ума понять, что он готов арестовать
меня на месте, если сочтет нужным.
- Так это вы, мистер Дэвид? - сказал он.
- Боюсь, что я для вас не слишком желанный гость, милорд, - сказал я.
- И прежде всего я хочу выразить вашей светлости свою благодарность за
милостивое ко мне отношение, даже если впредь оно переменится.
- Я уже слышал о вашей благодарности, - сухо отвечал он, - и думаю,
вы вряд ли оторвали меня от бокала с вином только для того, чтобы ска-
зать о ней. Кроме того, на вашем месте я не стал бы забывать, что почва
у вас под ногами все еще весьма зыбкая.
- Мне кажется, милорд, это уже позади, - сказал я. - И, быть может,
вашей светлости достаточно будет лишь взглянуть вот на эту бумагу, чтобы
со мной согласиться.
Он внимательно прочитал бумагу, хмуря брови; потом снова перечитал
некоторые места, как бы взвешивая и сравнивая их между собой. Лицо его
несколько просветлело.
- Это не так уж плохо, могло быть и хуже, - сказал он. - И все же,
кажется, мне еще дорого придется Заплатить за знакомство с Дэвидом Бэл-
фуром.
- Вернее, за вашу снисходительность к этому несчастному молодому че-
ловеку, милорд, - заметил я.
Глаза его все еще бегали по бумаге, а настроение, как видно, улучша-
лось с каждой минутой.
- Кому же я этим обязан? - спросил он первым делом. - Ведь, по всей
вероятности, обсуждались и другие пути? Кто же предложил именно этот?
Наверное, Миллер?
- Милорд, его предложил я. Эти джентльмены не были ко мне настолько
внимательны, чтобы ради них я отказался от той чести, на которую вправе
притязать, и избавил их от ответственности. Уверяю вас, все они жаждали
начать судебный процесс, который вызвал бы серьезные последствия в пар-
ламенте и был бы для них (как выразился один из их числа) жирным куском.
Перед моим вмешательством они, думается мне, собирались приступить к
распределению злачных мест в правосудии. Предполагалось заключить некое
соглашение с нашим другом мистером Саймоном.
Престонгрэндж улыбнулся.
- Вот они, друзья! - сказал он. - Но что же заставило вас так реши-
тельно порвать с ними, мистер Дэвид?
Я рассказал все без утайки, однако особенно подробно изложил причины,
которые касались самого Престонгрэнджа.
- Что ж, по отношению ко мне это только справедливо, - сказал он. -
Ведь я действовал в ваших интересах столько же, сколько вы против моих.
Но как вы попали сюда сегодня? - спросил он. - Когда суд затянулся, я
начал беспокоиться, что назначил такой короткий срок, и даже ожидал вас
завтра. Но сегодня... это мне и в голову прийти не могло.
Я, разумеется, не выдал Энди.
- Боюсь, что я загнал по дороге не одну лошадь.
- Если б я знал, что вы такой отчаянный, вам пришлось бы подольше по-
быть на Бассе, - сказал он.
- Раз уж об этом зашла речь, милорд, возвращаю вам ваше письмо. - И я
отдал ему записку, написанную поддельным почерком.
- Но ведь был еще лист с печатью, - заметил он,
- Его у меня нет, - сказал я. - Но на листе стоял только адрес, а это
не могло бы бросить тень и на кошку. Вторая записка при мне, и, с вашего
разрешения, я оставлю ее у себя.
Он, как мне показалось, слегка поморщился, но промолчал.
- Завтра, - продолжал он, - все наши дела здесь будут закончены, и я
отправлюсь в Глазго. Я буду очень рад, если вы составите мне компанию,
мистер Дэвид.
- Милорд... - начал было я.
- Не скрою, этим вы окажете мне услугу, - перебил он меня. - Я даже
хочу, чтобы по прибытии в Эдинбург вы жили в моем доме. У вас там есть
добрые друзья в лице трех мисс Грант, которые будут счастливы принять
вас. Если вы считаете, что я был вам полезен, то таким образом легко мне
отплатите и, ничего не потеряв, можете, между прочим, кое-что выиграть.
Королевский прокурор далеко не всегда допускает в свое общество безвест-
ных молодых людей.
За короткое время нашего знакомства этот человек уже не впервые при-
водил меня в замешательство; так было и на этот раз. Мог ли я поверить,
будто пользуюсь особым расположением его дочерей, из которых одна собла-
говолила надо мной посмеяться, а две другие вообще едва соизволили меня
заметить. И теперь я должен был сопровождать милорда в Глазго, жить в
его доме в Эдинбурге, появиться в обществе под его покровительством!
Удивительно было уже то, что у него хватило доброты простить меня, но
его желание взять меня под свою опеку и оказать мне содействие было уму
непостижимо, и я начал искать во всем этом скрытый смысл. Одно было яс-
но. Если я стану его гостем, путь назад отрезан; я уже не смогу переме-
нить теперешний свой план и предпринять какие бы то ни было действия. И,
кроме того, не лишится ли прошение о помиловании всякой силы из-за моего
присутствия в его доме? Нельзя же рассматривать всерьез жалобу, если сам
пострадавший живет в гостях у высокопоставленного лица, против которого
выдвигаются наиболее серьезные обвинения. При этой мысли я не мог скрыть
улыбку.
- Вы хотите ослабить действие той бумаги? - сказал я.
- Вы проницательны, мистер Дэвид, - отвечал он, - и недалеки от исти-
ны: это будет мне полезно, чтобы оправдаться. И все же, думается мне, вы
недооцениваете мои дружеские чувства к вам, которые совершенно искренни.
Я вас уважаю, мистер Дэвид, даже несколько побаиваюсь, - сказал он с
улыбкой.
- Больше всего на свете я хочу пойти навстречу вашим желаниям, - ска-
зал я. - Я намерен служить закону, и в этом деле поддержка вашей свет-
